у. Она... Ричард вдруг печально умолк, встал и потерянно заходил по комнате. Наконец он остановился перед почти погасшим камином, поворошил угли и подбросил пару поленьев, потому что в комнате заметно похолодало. - Она - сестра Гордона Уэя, - наконец сказал он. - Но они с братом очень разные. Боюсь, она терпеть не может компьютеры и не одобряет отношение своего брата к деньгам. Я не осуждаю ее за это, хотя она и доброй половины всего не знает. - Какой именно половины? Ричард вздохнул: - Речь идет о проекте программы, который помог компании ее брата встать на ноги. Назывался он "Разум" и по-своему стал сенсацией. - А что же это за проект? - В некотором роде что-то похожее на программу "задом наперед". Странно, что самые блестящие идеи - это, в сущности, старые идеи, перевернутые задом наперед. Видите ли, уже было написано несколько программ, помогающих находить решение путем упорядочения и анализа всех имеющихся данных таким образом, что потом они сами приводят к правильному решению. Правда, у такого метода был один недостаток: должным образом упорядоченные данные и проанализированные факты не всегда приводили к решению, которое вам хотелось получить. - Да-а-а... - задумчиво протянул из кухни профессор. - Великой задумкой Гордона было создать программу, которая сначала бы определяла, какое решение вы хотите получить, а уж потом вводила данные для такого решения. Задачей программы, которая решалась довольно просто, было создать схему для логически вероятных шагов, способных связать посылки с выводами. Должен сказать, что все прошло отлично. Гордон смог купить "порше", хотя практически был банкротом и не умел как следует водить машину. При оформлении кредита даже его банкир не смог ни к чему придраться. Он не заподозрил ничего даже тогда, когда через три недели Гордон сам аннулировал соглашение о кредите. - Ну и дела. Программа, конечно, имела огромный коммерческий успех? - Нет. Нам не удалось продать ни единого экземпляра. - Вы удивляете меня, мой друг. Ведь это настоящее золотое дно? - Да, было, - нерешительно произнес Ричард. - Но весь проект целиком, со всеми потрохами, был куплен Пентагоном. Эта сделка заложила прочную финансовую основу корпорации "Передовые технологии Уэя". Моральные же ее стороны оставляют желать лучшего. Недавно я проанализировал немало аргументов, выдвинутых в пользу проекта звездных войн, и если знать, что тебе нужно, алгоритм абсолютно ясен. Настолько, что, наблюдая политику Пентагона в последние два года; мне кажется, я могу с уверенностью утверждать, что американский военный флот использует версию 2.00 этой программы, в то время как воздушные силы по каким-то своим причинам воспользовались версией 1.5, испытанной в производственных условиях. Странно, не так ли? - У вас есть хотя бы копия? - Конечно, нет, я не имею к этому никакого отношения. Когда Пентагон что-то покупает, он подбирает все подчистую. Каждый код, каждую дискету, каждую записную книжку. Я был рад, что мы избавились от нее, если это действительно так. Я занят собственными проектами. Ричард снова поворошил угли в камине и вдруг подумал, что он здесь делает. Ведь его ждут неотложные дела. Гордон наседает на него с подготовкой новой суперверсии "Гимна", способной превзойти Макинтош-2, а он практически забросил эту работу, так же как и проект превращения биржевой информации в цифровую музыкальную. Сначала Ричард решил, что Гордон просто шутит, но того так увлекла эта идея, что он настаивал на ее воплощении. Эта работа тоже должна была быть закончена, но, увы, до этого еще далеко. Тут вдруг Ричард сообразил, зачем он здесь. Что же, это был приятный вечер, хотя Ричард не понял, почему профессор так стремился его увидеть. Он взял со стола пару книг. Письменный стол, без сомнения, служил профессору также и обеденным, потому что на книгах не было пыли, из чего следовало, что их часто перекладывали с места на место. Видимо, думал Ричард, живущие в замкнутом мирке Кембриджа временами остро нуждаются в наши дни в дружеском общении с кем-нибудь из внешнего мира. Его хозяин симпатичный старикан, но на обеде в колледже он заметил, что многие из коллег профессора с трудом воспринимают его эксцентричные выходки, ибо сыты по горло своими собственными. Мысли о Сьюзан беспокоили его, но он уже привык к ним. Ричард полистал книги. В одной, старинной на вид, рассказывалось об аббатстве в Борли, самом таинственном месте в Англии, известном своими привидениями. Корешок книги изрядно потерся, фотографии были такими блеклыми и стертыми, что почти ничего нельзя было на них разглядеть. Наиболее удачная из них, изображавшая привидение, оказалась фотографией автора, как гласила подпись. Вторая, поновее, оказалась путеводителем по островам Греции. Он рассеянно полистал ее, и вдруг из нее выпал клочок бумаги. - Вам какой чай, "Эрл Грей" или китайский? - крикнул из кухни профессор. - Или хотите "Дарджилинг", "Пи-Джи Типс"? Чай в пакетиках и не очень свежий. - "Дарджилинг", если можно, - ответил Ричард и поднял с пола бумажку. - Молоко? - спросил профессор. - Э-э... Пожалуйста. - Один кусок сахара или два? - Один, пожалуйста. Ричард снова вложил бумажку в книгу, но вдруг заметил, что на ней что-то написано. С удивлением он прочел небрежно сделанную запись: "Посмотрите на эту обыкновенную серебряную солонку, посмотрите на эту шапочку". - Сахар? - Что? - вздрогнул и переспросил Ричард и быстро положил книгу на стол. - А это я проверяю, слушаете вы меня или нет, - озорно крикнул из кухни профессор. Он появился, сияющий радушием, с небольшим подносом в руках, на котором стояли две чашки с чаем. Но внезапно он выронил поднос. Чай пролился на ковер, одна из чашек разбилась, а другая закатилась под стол. Профессор, побледнев, с застывшим взглядом прислонился к дверному косяку. В полном молчании шли минуты. Ричард был настолько обескуражен случившимся, что на мгновение растерялся, но наконец неуклюже бросился помогать. Старик извинился за свою неловкость, но Ричард поторопился усадить его на кушетку. - С вами все в порядке? - растерянно спрашивал он. - Вызвать врача? Профессор махнул рукой. - Все в порядке, - наконец решительно заявил он. - Я чувствую себя отлично. Хотя мне показалось, что я слышал шум. Это он так напугал меня. Пустяки, просто, должно быть, я угорел от ароматов чая. Дайте мне отдышаться. Я думаю, глоток э-э-э... вина взбодрил бы меня. Извините, я не хотел вас напугать. Он указал рукой на графин с вином. Ричард поспешил налить немного вина в стакан и поднес ему. - Что за шум? - спросил он, удивляясь, что же могло так напугать старика. Вдруг над головой действительно послышались шум и странные звуки, похожие на тяжелое дыхание. - Это... - пролепетал профессор. На ковре было пятно от пролитого вина и осколки разбитого стакана. - Вы слышали? - испуганно прошептал он. - Да, слышал. Казалось, ответ Ричарда успокоил беднягу. Ричард же с опаской смотрел на потолок. - Там кто-то есть? - спросил он, понимая, насколько нелепо звучит вопрос, но он не мог не задать его. - Нет, - ответил профессор таким тихим и полным ужаса голосом, что Ричард не на шутку испугался. - Никого. Там никого не должно быть. - Но тогда?.. Профессор с трудом поднялся с кушетки. В нем снова появились былая бодрость и решимость. - Я должен подняться наверх, - тихо сказал он. - Должен. Пожалуйста, оставайтесь здесь и ждите меня. - Послушайте, что все это значит? - заволновался Ричард, решительно встав между профессором и дверью. - Это воры? Я пойду с вами. Я уверен, что это просто ветер или еще что-нибудь. Ричард сам не понимал, почему он говорит такое. Было совершенно ясно, что ветер здесь ни при чем, да и вообще что-либо похожее на ветер тоже. Разве мог бы ветер топать или тяжело дышать? - Нет, - вежливо, но твердо промолвил профессор, стараясь обойти его. - Я сам должен это сделать. Ричарду ничего не оставалось, как в полной растерянности последовать за ним в небольшой коридорчик, за которым находилась кухня. Из нее наверх вела лестница темного дерева, ступени которой были изрядно повреждены и поцарапаны. Профессор включил свет. Голая, без абажура лампочка на верхней площадке светила слабо. Старик, мучимый мрачными предчувствиями, укоризненно посмотрел на нее. - Ждите меня здесь, - сказал он Ричарду и стал подниматься по лестнице, но на первых двух ступеньках остановился, обернулся и снова посмотрел на гостя. Лицо профессора стало необыкновенно серьезным. - Мне очень жаль... - промолвил он. - Вы невольно соприкоснулись с одной из самых тяжелых сторон моей жизни. Но теперь ничего уже не поделаешь, вы втянуты, к великому моему сожалению, и поэтому я должен кое о чем попросить вас. Я не знаю, что меня ждет, вернее точно не знаю. Не знаю, по собственной ли глупости я навлек это на себя из-за... как бы это сказать... моих увлечений, или просто стану невинной жертвой. Если первое, то я буду подобен врачу, который не хочет бросить курить, или же экологу, не желающему отказаться от автомобиля. Однако надеюсь, все это не затронет вас. Я хочу попросить вас о следующем. Когда я вновь спущусь сюда, если, конечно, это произойдет, и что-то в моем поведении покажется вам странным, вы должны немедленно броситься на меня, скрутить мне руки и прижать меня к полу. Вы поняли? Вы должны помешать мне сделать то, что я попытаюсь сделать. - А как я узнаю?.. - встревожился Ричард. - Простите, я не хотел, чтобы это звучало так глупо, но как я узнаю?.. - Вы узнаете, - успокоил его профессор. - А теперь ждите меня, в гостиной. Старайтесь держаться поближе к двери. Обескураженный Ричард покачал головой и отступил, пропуская профессора. Затем он сделал так, как тот его просил. Из глубины большой неубранной гостиной он прислушивался к тому, как медленно, ступенька за ступенькой, поднимался по лестнице профессор. Его шаги были тяжелыми и размеренными, как ход больших старых часов. Ричард слышал, как он поднялся на площадку. Здесь шаги затихли, он остановился. В наступившей тишине текли секунды - пять, может, десять или двадцать. Затем послышалось тяжелое движение и снова чье-то дыхание, так перепугавшее профессора. Ричард быстро подошел к двери, но не открыл ее. Холод в гостиной подавлял и пугал его. Он тряхнул головой, стараясь прогнать неприятное чувство подавленности, но вдруг, затаив дыхание, услышал, как профессор так же медленно и осторожно, дюйм за дюймом, пересекает небольшую площадку, чтобы снова остановиться. Спустя несколько секунд послышался скрип медленно отворяемой двери. Она, кажется, открылась настежь. Потом очень долго было так тихо, будто наверху ничего не происходило. Наконец дверь тихонько закрылась. Шаги снова пересекли площадку и замерли. Ричард, немного отступив от двери, не отрывал от нее глаз. Шаги слышались уже на лестнице, такие же осторожные и тихие. Наконец внизу они смолкли. Через несколько секунд повернулась ручка двери и в гостиную вошел профессор. Он был спокоен. - Все в порядке, - сказал он тихо. - Это всего лишь лошадь. Она в ванной. Ричард, не раздумывая, набросился на профессора и повалил его на пол. - Нет, нет! - задыхаясь, взмолился профессор. - Отпустите, слышите, со мной все в порядке, черт побери! Это всего лишь самая обыкновенная лошадь, вот и все. Он довольно легко высвободился из рук вконец растерявшегося Ричарда и сел, отдуваясь и приглаживая свои жидкие волосы. Ричард продолжал настороженно стоять над ним, чувствуя себя все глупее и глупее. Наконец он отступил назад и позволил профессору подняться. Тот встал и сел на стул. - Всего лишь лошадь, - повторил профессор, - но все же благодарю вас, что поймали меня на слове. - Он отряхнул одежду. - Лошадь? - машинально повторил Ричард. - Да, - подтвердил профессор. Ричард вышел в коридор и снова вернулся. - Лошадь? - недоуменно переспросил он. - Да, лошадь, - опять пояснил профессор. - Подождите... - остановил он Ричарда, увидев, что тот направился к двери, видимо, желая сам все проверить и убедиться. - Оставьте ее в покое. Это ненадолго. Ричард с недоумением посмотрел на профессора: - Вы утверждаете, что у вас в ванной комнате лошадь, и спокойно, как в песенке Биттлзов, повторяете: "Это ненадолго". Как вас понимать, профессор? Профессор смущенно глядел на него. - Послушайте, мне очень жаль, что... э-э-э... я напугал вас, но это все пустяки. Такое случается, мой дорогой друг, поэтому не стоит расстраиваться. Со мной бывало и не такое, и неоднократно. Случалось и похуже. Я скоро ее выпущу. Не стоит думать об этом. Давайте лучше выпьем для поднятия духа. - Но... как она попала туда? - Видите ли, в ванной было открыто окно. Должно быть, она попала туда таким образом. Ричард, подозрительно прищурившись, смотрел на профессора, что он делал и, видимо, будет делать еще не раз. - Вы все это нарочно придумали, не так ли? - мрачно произнес он. - Что именно, друг мой? - Я не верю, что в вашей ванной лошадь, - неожиданно для самого себя выпалил Ричард. - Я не знаю, что там, чем вы занимаетесь и что означает весь этот вечер, но, черт побери, я не верю, что в вашу ванную комнату через окно забралась лошадь. И, не обращая внимания на протесты профессора, он решительно покинул гостиную. Ванная комната была относительно небольшой. Стены, отделанные панелями из темного дуба, были бесценными и соответствовали общему стилю старой архитектуры университетского здания, а в остальном все, как в любой ванной комнате у человека среднего достатка. Старый линолеум в черно-белую шашечку, но с трещинами, пятнами и щербинками, фаянсовая раковина с полочкой для зубных щеток и пасты, а над нею варварски привинченный к древним панелям шкафчик с зеркалом в металлической оправе. Похоже, шкафчик периодически красили в белый цвет, ибо оправа зеркала была местами замазана белой краской. В одном углу находился старомодный унитаз с чугунным бачком и цепочкой, в стене - старый кремового цвета встроенный шкафчик, а рядом такой же старый венский стул, на котором лежала аккуратная стопка довольно ветхих махровых полотенец. В ванной комнате, почти полностью занимая ее, стояла большая лошадь. Ричард уставился на лошадь, а она - на него. Взгляд ее был оценивающим. Ричард слегка покачнулся, лошадь осталась неподвижной. Вскоре она, однако, перевела взгляд с Ричарда на кремовый шкаф. Казалось, она если и не была вполне довольна обстановкой, в которой очутилась, то по крайней мере уже смирилась с ней. Во всяком случае, здесь ее пока никто особенно не тревожил. Еще Ричарду показалось, что она... впрочем, что показалось?.. Бледный свет луны, лившийся в окно, хорошо освещал лошадь. Окно ванной действительно было открыто, но оно было слишком мало, да к тому же на втором этаже. То, что лошадь таким образом проникла в дом, казалось просто невероятным. Было в этой лошади что-то странное, но что именно, Ричард так и не смог определить. В сущности, самым странным в ней было прежде всего то, что она находилась в ванной профессорской квартиры. Вот, наверное, и все. Ричард осторожно протянул руку и попробовал потрепать лошадь по холке. Шерсть была лоснящейся, упругой - видимо, за животным хорошо ухаживали. Блики лунного света странно преобразили ее. Лунный свет всегда коварен. Почувствовав прикосновение руки человека, лошадь тряхнула гривой, но, кажется, не возражала, чтобы ее погладили. После первого успеха Ричард отважился потрепать ее по холке еще раз и даже почесал за ушами и под мордой. И тут он вдруг разглядел, что в ванной комнате есть еще одна дверь. Она была в дальнем углу. Осторожно обойдя лошадь, он подошел к двери и легонько нажал на нее плечом. Дверь отворилась, и Ричард очутился в спальне профессора. Небольшая комната была загромождена книгами и старой обувью. У стены стояла узкая кровать. Еще одна дверь из спальни выходила на лестничную клетку. Ричард заметил, что дощатый пол площадки тоже сильно поцарапан и местами просто поврежден. Царапины и повреждения были такого же характера, что и на лестнице. Это наводило на мысль, что лошадь насильно втаскивали по ступеням. Ричард не хотел бы оказаться на месте чудака, который проделал это, да и на месте лошади тоже, но вероятность того, что все было именно так, он не исключал. Но зачем? Ричард еще раз посмотрел на лошадь. Она ответила ему взглядом. После этого Ричард наконец спустился вниз. - Признаюсь, вы были правы, - сказал он профессору. - В вашей ванной действительно находится лошадь, а посему я согласен выпить немного вина. Он налил себе, а потом профессору, который, задумчиво глядя на пламя в камине, ждал, когда ему снова наполнят стакан. - Я выпил уже три порции, - пояснил профессор, став разговорчивее. - Я не знал почему, а теперь вспомнил. Вы спросили меня, можно ли вам прийти с подругой, но пришли один. Наверное, все из-за этой кушетки. Что ж, такое бывает. О, не так много, а то прольется через край!.. Все вопросы, связанные с лошадью, мигом вылетели у Ричарда из головы. - Неужели я просил вас об этом? - воскликнул он. - Да. Я теперь вспомнил. Вы перезвонили мне и спросили, не возражаю ли я. Я хорошо это помню. Я сказал, что буду очень рад, и говорил правду. На вашем месте я бы повидался с девушкой. Не следует рисковать счастьем из-за кушетки. Или, может быть, она посчитала, что вечер в обществе старого профессора рулит лишь чертовскую скуку, и предпочла что-нибудь более приятное, например помыть голову? Дорогой мой, я знаю, как бы я поступил на ее месте. Лишь отсутствие волос на голове заставляет меня посещать подобные дурацкие сборища. Настала очередь Ричарда застыть с побледневшим лицом. Да, он действительно решил, что Сьюзан не захочет с ним пойти. Да, он сам сказал ей, что там будет чертовски скучно. Но она настаивала, что хочет пойти, ибо это единственная возможность увидеть его лицо не в свете компьютера, и он согласился и даже договорился, что заедет за ней. Только он все забыл. Он не заехал за ней. - Могу я воспользоваться вашим телефоном? - быстро спросил он у профессора. 9 Гордон Уэй лежал на земле, смутно осознавая, что следует делать. Его убили наповал, в этом не было сомнения. В его груди зияла страшная дыра, бившая фонтаном кровь сейчас уже едва сочилась. Грудь не дышала, тело было неподвижно. Он смотрел вверх, по сторонам и вдруг понял, что то, что смотрело и двигалось, не было частью его тела. Над ним клубился туман, но это ничего не объясняло. У его раскинутых ног валялось охотничье ружье, дуло все еще дымилось. Он лежал, словно человек, внезапно чем-то разбуженный в четыре утра, который уже не может вновь забыться, а вынужден чем-то занимать свой бодрствующий мозг. Он понимал, что перенес шок и поэтому не способен рассуждать здраво, но это совсем не означало, что он лишился разума. В извечном споре о том, что ждет человека после смерти - рай, ад или чистилище, по крайней мере одно было ясно: после смерти каждый получит ответ. Мертвый Гордон Уэй, однако, не имел ни малейшего представления, что ему делать дальше. В таком положении он оказался впервые. Наконец он поднялся и сел. Его сидящее тело было для него таким же реальным, как лежавшее и уже остывшее тело у обочины, успевшее отдать свое тепло туману и ночному холоду. Для проверки он попытался встать и сделал это медленно, какими-то судорожными рывками, по-прежнему удивляясь всему, что с ним происходит. Земля помогала ему, поддерживая его тело, которому следовало бы быть невесомым. Когда он попытался дотронуться рукой до земли, он почувствовал упругое, как резина, сопротивление воздуха. Ощущение было таким, будто он пытался взять что-то онемевшей рукой. Рука затекла и потеряла чувствительность, и не только одна рука, но и ноги, и вторая рука, и все тело, даже голова. Если тело его мертво, почему не умер мозг? Он стоял в каком-то оцепенении, как в ночном кошмаре, и сквозь него медленно плыл туман. Он повернулся и посмотрел на свое распростертое, изувеченное тело и вдруг почувствовал, как ему хочется, чтобы по его коже пробежали мурашки. Он хотел чувствовать свою кожу, свое тело. Но теперь ничего этого у него не было. Крик ужаса сорвался с его уст, но не прозвучал и не был услышан. Он дрожал, но дрожи не было. Из машины доносилась музыка, лился свет. Он направился к ней, стараясь ступать уверенно и твердо, но походка была неверной, земля колебалась и ускользала из-под ног. Выходя из машины, он оставил дверцу открытой, ведь закрыть багажник - секундное дело. Еще две минуты назад он был жив, был человеком, личностью и знал, что, закрыв багажник, вернется, сядет в машину и продолжит свой путь. Это было всего две минуты назад, две минуты - и целая жизнь. "Разве это не безумие?" - внезапно подумал он. Обойдя открытую дверцу, он посмотрел на себя в зеркало заднего обзора. Он был похож на себя, но только страшно напуганного, что было вполне объяснимо и нормально. Видимо, ему все привиделось, это был кошмар наяву. В голове вдруг мелькнула мысль: надо подышать на зеркало. Ничего. Ни единой капельки влаги на стекле. Этого было бы достаточно для любого врача. Если зеркало не запотело, значит, человек не дышит, он мертв. Но, возможно, все дело в зеркале, оно может быть с подогревом. Какое зеркало в его машине? Разве ее не расхваливал на все лады продавец, говоря об электронагреве и многом другом? Возможно, у его "мерседеса" подогреваемые, самоочищающиеся стекла, контролируемые компьютером и не потеющие от дыхания зеркала... Он понимал, что ему в голову лезет всякая чушь. Он снова посмотрел на лежащее с развороченной грудью тело. Зрелище показалось бы ему еще ужасней, если бы это не было его собственное тело... Он мертв, мертв, мертв... Слово должно было звучать как колокол, но ничего не получилось. Он не смог стать звуковой дорожкой к фильму о собственной смерти. Как зачарованный, он глядел на тело и вдруг пришел в отчаяние от выражения мертвого лица. Оно показалось ему глупым. В сущности, какое может быть выражение у человека, в которого неожиданно стреляют в упор из его собственной охотничьей двустволки, взятой из багажника его же машины. Но Гордону Уэю не понравилась мысль, что кто-то может увидеть его таким. Встав на колени рядом с мертвецом, он решил придать застывшему лицу иное выражение - благородства, например, или на худой конец интеллектуальности. Но это оказалось трудной задачей. Он попытался смять до боли знакомую кожу, но руки не могли за нее ухватиться. Это было похоже на попытку вылепить что-либо из пластилина онемевшей рукой, с той лишь разницей, что он не чувствовал под рукой пластилин, даже если бы онемевшие пальцы беспомощно скользили по нему, а не проваливались в ничто. От собственного бессилия его охватили отвращение к самому себе, ужас и гнев. Сам испугавшись той ярости, с которой он начал душить собственное мертвое тело, он отшатнулся. Его усилия закончились тем, что искривленный в гримасе рот и зловещий прищур еще больше исказили облик мертвого; на шее у него остались сине-багровые подтеки от совершенного над ним насилия. Гордон Уэй в отчаянии заплакал, и на этот раз плач его был слышен, но более походил на пугающий вой, идущий из глубин того, что в нем теперь было. Закрыв лицо руками, призрак Гордона попятился к машине и бессильно рухнул на сиденье. Оно приняло его отчужденно и уклончиво, как тетушка племянника, о котором последние пятнадцать лет вспоминала лишь с осуждением и хотя угостила его рюмкой коньяка, но в глаза, как прежде, не заглядывала. Не следует ли ему обратиться к врачу? От абсурдности этой мысли Уэй в отчаянии ухватился за руль, но руки прошли сквозь него, как сквозь пустоту. Он попробовал справиться с автоматическим переключением, но все закончилось неудачей и новой вспышкой гнева. Ему не удалось на что-либо нажать, за что-то ухватиться или что-то повернуть. Стереосистема по-прежнему передавала легкую музыку, которая доносилась из телефонной трубки, лежавшей на сиденье. Уставившись на нее, Гордон Уэй вдруг понял, что его телефон соединен с автоответчиком Сьюзан. У него все еще связь с миром. Попытавшись взять трубку, но безуспешно - руки его уходили в пустоту - он наклонился над микрофоном. - Сьюзан! - кричал он хриплым, похожим на вой ветра голосом. - Помоги мне! Помоги, ради Бога, я мертв... я мертв... Я не знаю, что мне делать... - И тут он снова расплакался в полном отчаянии, прижавшись к трубке, как дитя к теплому одеялу. - Помоги мне, Сьюзан... - молил ее Гордон. "Бил" - раздалось в телефонной трубке. Он посмотрел на нее с испугом и недоумением. Видимо, он что-то сдвинул, что-то все-таки нажал, и связь прервалась. Лихорадочными движениями несчастный попытался снова взять трубку, но пальцы как бы проходили сквозь нее, трубка продолжала лежать на сиденье. Уэй не мог нажать на кнопки, набрать номер. В ярости он швырнул трубку в ветровое стекло. Ударившись, она бумерангом вернулась и, пролетев сквозь него, свалилась под сиденье, равнодушная ко всем его попыткам. Несколько минут он сидел неподвижно, обреченно качая головой и чувствуя, как ужас переходит в безысходное отчаяние. Мимо проехали одна за другой две машины, но никто из сидевших в них не увидел ничего странного в том, что у обочины кто-то припарковался. Свет фар быстро мчавшихся автомобилей не успел высветить за длинным серебристым кузовом "мерседеса" тело, лежавшее у обочины. И, разумеется, никто не заметил в машине горько рыдающее привидение. Уэй не помнит, как долго он так просидел. Он не вел счет времени, хотя ему казалось, что оно не торопится. У него не было никаких внешних причин следить за ходом времени. Холода он также не чувствовал и почти забыл, что это такое, однако понимал, что в данный момент ему должно быть холодно. Наконец он пошевелился и переменил позу. Надо что-то делать, но что, Уэй не знал. Возможно, надо попытаться доехать до коттеджа, хотя он не был уверен, зачем и что он там будет делать. Просто нужно на что-то решиться. И именно сейчас, в эту ночь. Собравшись с силами, Уэй вылез из машины. Нога свободно прошла сквозь закрытую дверцу. Он снова решил посмотреть на тело. Но оно исчезло. Мало ему было ударов в этот вечер, вот еще один. Уэй тупо глядел на примятую, покрытую росой траву. Его тело исчезло. 10 Ричард, как только позволили правила вежливости, поспешил распрощаться. Он поблагодарил профессора за прекрасный вечер, попросил обязательно известить его, когда тот будет в Лондоне, и справился, не может ли он чем-нибудь помочь ему с лошадью. Нет? Ну что ж, если профессор уверен, что ему не понадобится помощь, он еще раз благодарит его за гостеприимство. После того как за ним закрылась дверь профессорской квартиры, Ричард постоял еще несколько минут в раздумье. В то короткое мгновение, когда свет гостиной осветил лестничную площадку, он успел заметить, что на ней нет никаких царапин и иных повреждений. Странно, что от лошадиных копыт пострадала только лестница в квартире профессора. Действительно, все казалось очень странным, к тому же к этим странностям вскоре прибавилась еще одна. Этот вечер наконец стал вечером полного отдыха от работы. Поддавшись непонятному порыву, он вдруг постучал в дверь напротив. Время шло, но никто не отвечал на стук, и Ричард, повернувшись, готов был уже уйти, как услышал скрип отворяемой двери. Он испытал легкий шок, увидев, что на него с подозрением, словно осторожная птица, смотрит декан с длинным, как киль яхты, носом. - Э-э-э... прошу прощения, - пролепетал Ричард. - Не видели ли вы сегодня на лестнице лошадь? Или, возможно, слышали ее? Человек перестал тянуть себя за пальцы, склонил голову набок, долго молчал, словно никак не мог обрести голос, видимо, слишком далеко упрятанный в нем, и наконец заговорил. Голос его был слаб и удивительно тонок: - Это первые слова, сказанные мне за семнадцать лет три месяца два дня пять часов девятнадцать минут и двадцать секунд. Я подсчитал. Сказав это, он тихо закрыл дверь. Весь путь через Второй дворик Ричард проделал почти бегом. Достигнув Первого дворика, он наконец перешел на шаг. От холодного ветра дыхание его было затрудненным и хриплым. К счастью, можно было уже не торопиться. Ему так и не удалось позвонить Сьюзан, потому что телефон в квартире профессора не работал. Это тоже наводило на размышления, но этому хотя бы можно было найти разумное объяснение. Профессор просто мог забыть оплатить счета за пользование телефоном. Ричард уже покидал университетский дворик, как вдруг, передумав, решил нанести короткий визит привратнику, сторожка которого находилась в одной из главных арок, ведущих в здание университета. Это была небольшая каморка, увешанная ключами, загроможденная пакетами и корреспонденцией. Обогревалась она электрокамином. Где-то негромко бормотало радио. - Извините, - обратился Ричард к крупному человеку, который, скрестив руки на груди, монументально высился за конторкой. - Да, мистер Мак-Дафф, чем могу быть полезен? То, что привратник до сих пор не забыл его имя, буквально потрясло Ричарда, который, находясь в состоянии сильного нервного возбуждения, кажется, сам уже забыл, как его зовут. О феноменальной памяти университетских привратников ходили легенды, да и о том, как они любят продемонстрировать это при первом удобном случае. - Скажите, есть ли в колледже где-нибудь... э-э-э... лошадь? Привратник, даже не моргнув глазом, со всей серьезностью ответил: - Нет, сэр, хотя да, сэр. Могу чем-либо помочь вам, мистер Мак-Дафф? - Нет, нет, ничего не надо, - торопливо ответил Ричард, барабаня пальцами по конторке. - Благодарю вас за внимание. Рад был повидать вас, э-э-э... Боб, - наугад сказал он и, пожелав спокойной ночи, поспешно вышел. Привратник, не меняя позы, лишь медленно покачал головой. - А вот и твой кофе, Билл, - промолвил маленький юркий человечек, появившийся из задней комнаты с чашкой дымящегося кофе. - Кажется, к ночи похолодает, ты как считаешь? - Похоже, что так, Фред. Спасибо за кофе. - Взяв чашку, Билл отпил глоток. - Что бы там ни говорили, но чудаков не убывает. Только что был здесь парень и спрашивал, есть ли в колледже лошадь? - Неужели? - Фред отхлебнул кофе, щурясь от ароматных паров. - Чуть пораньше тоже заходил один, похоже, иностранец, священник. Поначалу я не разобрал, о чем он там бормотал, но он, как увидел огонь в камине, так уставился на него и ни с места. Стоял, смотрел на огонь и слушал радио, словно ему больше ничего и не нужно было. - Иностранец, говоришь? - Я ждал, ждал, а потом предложил ему лучше отправиться восвояси, чем торчать тут у моего очага. И тут он мне говорит: "Неужели я должен отсюда уйти?" А я ему: "Да, и чем скорее, тем лучше" голосом Хэмфри Богарта. Прислушайтесь, мол, к дельному совету и все такое прочее. - Вот как? Что-то больше смахивает на Джимми Кэши. - Нет, тот бы сказал коротко и ясно: "Проваливай, парень". Билл, наморщив лоб, посмотрел на своего коллегу. - Ты уверен, что это голос Кэгни? А не Кеннета Мак-Келлера? [известные американские киноактеры 40-60-х гг.] - Ты туговат на ухо, Билл. У тебя просто нет слуха. Кеннет сказал бы так: "Нам не по пути, мне верхом, тебе низом, так что гуд бай..." - Понятно. Я, видимо, имел в виду Кеннета-шотландца. А что тебе ответил священник? - Он вытаращился на меня и сказал нечто чертовски странное... - Да брось ты говорить чужими голосами, Фред, и расскажи все своим, если есть что сказать. - Он сказал, что не верит мне. - И только? Твои россказни и впрямь не стоят того, чтобы их слушать, Фред. - Может, и не стоят. Но я рассказываю все, как было, потому что под конец он сказал, что оставил свою лошадь в ванной и попросил присмотреть за ней. 11 Гордон Уэй понуро брел вдоль плохо освещенного шоссе, или, лучше будет сказать, пытался брести. Он считал, что призракам следовало бы парить в воздухе. Он мало что знал о призраках и привидениях, однако был убежден, что, если уж пришлось стать таковым, потерять материальный облик и возможность самому передвигать собственное тело, должна же быть хоть какая-то компенсация. Таковой он считал свободное парение в воздухе. Но даже этого, кажется, ему не полагалось. Придется самому шаг за шагом преодолевать неблизкое расстояние. Уэй хотел во что бы то ни стало добраться до своего загородного дома, хотя не знал, что будет делать там. Но даже призракам надо где-то ночевать, и к тому же родные стены помогут. Как помогут, он не знал, но не это главное. Во всяком случае, у него была цель, а что делать дальше, он решит, когда окажется дома. Так он перебирался короткими перебежками от фонаря к фонарю и у каждого останавливался и осматривал себя. Он действительно постепенно становился призраком. Иногда контуры телесной оболочки совсем расплывались и он превращался в тень, колеблемую ветром, в сновидение, которое быстро исчезало. Но временами он все еще был самим собой, реальным и во плоти. Пару раз он пытался, чтобы передохнуть, прислониться к фонарному столбу, но не прояви он вовремя осторожности, прошел бы сквозь столб и упал на землю. С превеликой неохотой он попытался восстановить в памяти, что с ним произошло. Однако почему-то ему не хотелось вспоминать об этом. Психоаналитики, наверное, назвали бы это защитной реакцией. Мозг человека старается блокировать память о событиях, способных травмировать его. Не это ли с ним происходит? Неожиданное нападение неизвестного, спрятавшегося в багажнике, выстрел в упор. Это каждого может травмировать. Да еще как. Уэй продолжал устало брести вдоль шоссе, пытаясь вспомнить облик нападавшего и испытывал от этого страдания, будто тревожил больной зуб. Он попытался думать о чем-то другом. Например, о своем завещании, том, последнем, которое он подготовил. Но так ничего и не мог вспомнить. Мысленно он взял на заметку непременно связаться завтра же с адвокатом, а затем тут же обругал себя. Разве так решают важные вопросы? Как скажется его смерть на делах фирмы? Ни один ответ его не устраивал. А некролог? От этой мысли его пробрала холодная дрожь. Сможет ли он увидеть хотя бы копию? Что-то они там напишут, эти ублюдки? Пусть только попробуют. Сколько он сделал за это время! Собственными руками, в одиночку создал индустрию программного обеспечения для компьютеров в Англии. А рост экспорта, благотворительная деятельность, стипендии молодым ученым, проект пересечения Атлантики на подводной лодке, питаемой солнечной энергией (несостоявшаяся, но великая идея!), и масса других начинаний! Лишь бы они не совали нос в сделку с Пентагоном, иначе он напустит на них своих адвокатов. Мысленно он снова сделал заметку завтра же позвонить адвокату... Нет. Кстати, может ли покойник подать в суд за клевету? Это знает лишь его адвокат, а он не сможет позвонить ему завтра утром. Уэй с ужасом вдруг понял, что из всего, что он оставляет, уходя из этого мира, ему больше всего будет не хватать телефона. Он снова заставил себя вернуться к тому, о чем хотел бы забыть. Фигура человека из багажника... Она напомнила саму Смерть или у него разыгралось воображение? Не примерещился ли ему череп под капюшоном монаха? Но черт с ним, с капюшоном, не важно, во что был одет этот тип, главное - что он делал в его багажнике? В это время мимо промчалась машина и скрылась в темноте ночи, унеся с собой оазис света. Гордон Уэй с тоской подумал о тепле, мягких кожаных сиденьях и кондиционере "мерседеса", брошенного на обочине, и вдруг блестящая идея осенила его. А что, если ему "проголосовать" и попросить кого-нибудь подвезти? Заметят ли его на шоссе? Что они подумают о нем, как он поведет себя? Есть лишь единственный способ проверить это. Он услышал шум приближающегося автомобиля и повернулся ему навстречу. Два шара света в тумане были совсем близко, и Гордон Уэй, сжав невидимые зубы, поднял большой палец. Машина проехала мимо, не заметив его. Рассердившись, он поднял два пальца, указательный и средний, в виде буквы "V", провожая взглядом красные точки задних фар. Посмотрев на свою поднятую руку, он понял, что окончательно превратился в невидимку. Возможно, внутренне собравшись, он сможет, когда пожелает, "материализоваться" и принять нормальный облик? Нахмурившись, он попытался сосредоточиться и тут же подумал, что надо все время держать глаза широко открытыми, чтобы не упустить нужный момент. Он сделал усилие, стараясь сосредоточиться, но безрезультатно. Наконец еле заметные признаки его усилий все же появились - какое-то свечение воздуха вокруг него. Это вселило надежду, однако удержать этот момент подольше не удалось, и все снова исчезло, несмотря на напряжение воли. Впредь надо более точно рассчитать все, если он хочет, чтобы его присутствие стало очевидным. Сзади послышался шум машины. Она быстро приближалась. Гордон повернулся ей навстречу, поднял палец и отчаянно напряг силу воли и воображение. Машина, приблизившись, вдруг слегка вильнула в сторону и проехала мимо, однако чуть убавила скорость. Что еще надо сделать? Может, встать под фонарем, чтобы свет падал прямо на него? Следующая машина должна его заметить. 12 "...оставьте ваше сообщение на автоответчике и я перезвоню вам. Возможно". - Черт, проклятие! Подожди, одну минуту... Черт! Послушайте... Щелчок отключения. Ричард положил трубку телефона на место, дал задний ход и проехал ярдов двадцать, чтобы еще раз взглянуть на указатель на перекрестке, который проскочил, не заметив в тумане. Выбравшись привычным путем из системы однополосных шоссейных дорог вокруг Кембриджа, петляя и прибавляя скорость, он наконец вырвался на автостраду. К этому времени он порядком потерял представление о том, где находится, и должен был сверить свою карту с указателем на перекрестке. Попытка оказалась безрезультатной. На карте этот участок дороги исчез в сгибе между двумя страницами, а указатель так трепало ветром, что он больше походил на флюгер. Интуиция, однако, подсказывала Ричарду, что он едет не в ту сторону, но возвращаться не хотелось, чтобы снова не попасть в круговерть кембриджских дорог. Свернув налево в надежде, что дорожные знаки все же помогут ему правильно сориентироваться, он, потеряв выдержку и терпение, свернул направо, а потом снова налево и вскоре совсем заблудился. Чертыхнувшись, Ричард включил нагреватель. Если бы он вел машину и следил за дорогой, а не пытался одновременно дозвониться Сьюзан, он бы знал, где сейчас находится. Телефон в машине всегда казался ему ненужной обузой. Но Гордон настоял и сам оплатил расходы по его установке. Ричард вздохнул с досадой и, дав задний ход, повернул свой черный "сааб" обратно. В эту минуту он чуть не сбил человека" который стаскивал с обочины что-то похожее на тело. Так почему-то показалось возбужденному неудачами Ричарду, хотя это мог быть всего-навсего фермер, тащивший на поле мешок с удобрениями. Но что фермеру делать здесь в такое время, один Бог знает. Фары, однако, на мгновение осветили фигуру человека, с мешком на спине бредущего по полю. "Не хотел бы оказаться на его месте", - подумал Ричард и дал газ. Через несколько минут он уже был у перекрестка дороги, похожей на главное шоссе, выехал на него, свернул было направо, потом передумал и свернул налево. Никаких указателей нигде не было. Он снова нажал кнопки на телефоне. "...я перезвоню вам. Возможно". Бил. - Сьюзан, это Ричард. С чего мне начать? Господи, какая нелепость. Послушай, прости меня, прости, прости!.. Я чертовски плохо поступил, я виноват. Я готов исправить все любой ценой, обещаю тебе... Он почувствовал, что взял не тот тон, разговаривая с автоответчиком, но уже не мог остановиться. - Честное слово, обещаю тебе, мы уедем на целую неделю или, если хочешь, на весь конец этой недели. Да, да, этой недели. Уедем туда, где тепло и светит солнце. Даже если Гордон попробует нажать на меня, а ты знаешь, он это умеет, ведь он твой брат... Я... э-э-э... смогу все закончить в конце той недели. Черт, черт, черт! Я действительно обещал ему, но это ничего не значит. Мы все равно уедем. Ничего не случится, если "Гимн" не будет закончен... Ведь это не конец света, черт побери! Мы обязательно уедем. Гордону придется подождать... Гр-р-р-р... Ричард резко крутанул руль, чтобы не сбить Гордона Уэя, который внезапно попал в лучи фар и буквально бросился на машину. Ричард нажал на тормоза, машина забуксовала, и он стал лихорадочно вспоминать, что надо делать в таких случаях. В голове мелькали обрывки советов по телевизору, услышанных Бог знает когда и по какой программе. Да, да там советовали не тормозить. Но дело было сделано. Все вдруг завертелось, сначала медленно, потом быстрее, машину занесло, она очутилась на середине шоссе, описала круг, ударилась о поросший травой бордюр дороги, заскользила и остановилась задом наперед. Ричард, чертыхаясь, упал грудью на рулевое колесо. Наконец он поднял телефонную трубку, выпавшую из его рук. - Сьюзан, - задыхаясь, произнес он, - я тебе перезвоню, - и положил трубку на рычаг. Затем он поднял глаза. Освещенный фарами, перед ним был призрак Гордона Уэя, глядевший на него сквозь ветровое стекло. Глаза его были полны ужаса. Медленно подняв руку, он пальцем указывал на Ричарда. Ричард не помнил, как долго он сидел неподвижно. Призрак растаял в первые же несколько секунд, но Ричарду, дрожащему всем телом, еще долго казалось, что у него не хватит сил сдвинуться с места. Прошла минута, другая, и он услышал скрежет тормозов, в глаза ударил слепящий свет фар. Ричард тряхнул головой, словно приходя в себя, и увидел, что его "сааб" стоит на встречной полосе, а остановившаяся бампер в бампер машина, чьи тормоза так громко нарушили тишину, - это дорожный патруль. Сделав два или три глубоких вдоха, неверными движениями Ричард выбрался из машины. Он стоял и ждал, когда к нему подойдет полицейский офицер. Полицейский окинул его с ног до головы суровым взглядом. - Я сожалею, офицер. - Ричард старался изо всех сил казаться спокойным. - Машина забуксовала. Дорога скользкая, и я... не удержал руль. Поэтому она и повернулась, как вы видите. - Он указал рукой на свой автомобиль. - Не потрудитесь ли объяснить, почему ее занесло, сэр? - Полицейский, глядя ему в глаза, полез в карман за блокнотом. - Я уже сказал вам, - объяснил Ричард, - скользкая дорога, туман, но если быть совершенно откровенным, - он почувствовал, что против воли вдруг говорит то, что совсем не собирался говорить, но уже не мог остановиться, - мне вдруг показалось, что я увидел моего хозяина. Будто он бросился прямо на мою машину. Полицейский смотрел на него оценивающим взглядом. - Комплекс вины, - добавил Ричард, пытаясь улыбнуться, - знаете, как это бывает. Я подумывал взять отпуск в конце недели. Полицейский, казалось, заколебался между подозрением и сочувствием. Глаза его сузились. - Выпили, сэр? - Да, - признался Ричард, обреченно вздохнув. - Но очень немного. Две рюмки вина, очень маленькие рюмки. Просто я не был достаточно внимательным на дороге. Но сейчас все в порядке. - Ваше имя, сэр? Ричард сообщил имя и адрес. Полицейский аккуратно все записал в свой блокнот. Затем, взглянув на номер машины, записал и его тоже. - Кто ваш хозяин, сэр? - Уэй. Гордон Уэй. - О! - Полицейский поднял брови. - Компьютерщик? - Да, это он. Я готовлю программы для его фирмы "Передовые технологии Уэя-2". - У нас в управлении стоит один из ваших компьютеров, - сообщил офицер. - Но я никак не могу с ним сладить. - О, - настороженно произнес Ричард. - Какая у вас модель? - Кажется, "Кварк-2". - Тогда все понятно, - с облегчением произнес Ричард. - Эта модель не работает. Никогда не работала. Это просто груда дряни. - Странно, сэр, я тоже сразу это сказал, - заметил полицейский. - Но многие со мной не согласны. - Вы абсолютно правы, офицер. Эта модель безнадежна. Именно поэтому обанкротилась первая фирма моего хозяина. Советую использовать его в качестве пресса для бумаг. - Я, пожалуй, придумаю что-нибудь получше, сэр, - сказал полицейский. - Иначе как быть с дверью. - При чем здесь дверь? - удивился Ричард. - Она все время открывается, сквозняки донимают в это время года. Компьютер помогает держать ее закрытой. А летом пригодится бить по голове подозреваемых, - невозмутимо ответил офицер, пряча в карман блокнот. - Мой вам совет, сэр, ехать не спеша. А приедете домой, поставьте машину на прикол и отдохните как следует. Это вам сейчас необходимо. И будьте внимательны за рулем. С этими словами полицейский вернулся к своей машине, опустил стекло и внимательно следил за действиями Ричарда, пока тот не развернул свой "сааб" и не скрылся в темноте. Только тогда патрульная машина тронулась с места. Сделав глубокий вдох, Ричард вполне овладел собой и уже спокойно возвращался в Лондон. Он так же спокойно вошел в квартиру, добрался до дивана, сел, налил себе коньяку - и тут его начала бить дрожь. Причин этому было по крайней мере три. Первая - простая физическая усталость и потрясение. Ведь он чудом остался жив после случая на шоссе. Такие вещи действуют на тебя больше, чем ты ожидаешь. Происходит мощный выброс адреналина, который, попадая в кровь, превращает ее в сыворотку. Вторая причина - неожиданное появление Гордона Уэя, бросившегося на его машину. Это привело к тому, что она опасно забуксовала и ее вынесло на середину шоссе. Ричард, отпив глоток коньяка, шумно прополоскал им горло и лишь потом проглотил его, а затем поставил стакан на стол. Всем было известно, как Гордон умел добиваться своего, как доставал любого и как отказавшего ему могла замучить совесть. Однако с Ричардом он зашел чересчур далеко. Взяв стакан, Ричард поднялся в свой рабочий кабинет. Дверь с трудом поддалась из-за свалившихся на пол журналов "Байт". Отодвинув их ногой, он проследовал в дальний конец большой комнаты и остановился у широкого, во всю стену окна. Отсюда открывался отличный вид на северную часть Лондона. Туман рассеялся, и собор Святого Павла ярким пятном светился на фоне ночного города. Ричард смотрел на него, безуспешно пытаясь успокоиться. И все же после всего, что с ним произошло, вид ночного города был приятным отвлечением. В другом конце комнаты на двух длинных столах стояли компьютеры Макинтош. Центральное место занимал Мак-2. На дисплее светилась красная модель кушетки, неторопливо вращающейся в голубой рамке из узкой лестницы с перилами, радиатора водяного отопления и щитка предохранителя на стене. Кушетка поворачивалась сначала в одну сторону, натыкалась на препятствие и тут же поворачивалась в другую, чтобы снова удариться о новое препятствие и, повернувшись вокруг своей оси в третий раз, все начать сначала. Достаточно было только глянуть на дисплей, как все становилось предельно ясным: кушетка безнадежно застряла на лестничной клетке. Три остальные Мака спутанными проводами подключались к синтезаторам и системе кодировки и передачи цифровой музыкальной информации, да еще к старому барабану, пылящемуся в углу. Был здесь еще небольшой кассетный магнитофон, судя по его пыльному виду, тоже мало используемый, ибо все музыкальные записи хранились на диске в файлах последовательного доступа. Ричард опустился в кресло перед компьютером, чтобы проверить, как идут дела. На дисплее светилась электронная таблица "Эксел". Ричарда это удивило. Оставив ее на дисплее, он справился со своими записями, и выяснилось, что это данные о ласточках. Он сам ввел их в память компьютера после того, как проглядел журналы "Всемирный вестник" и "Знание". Перед ним были сведения о миграции этих птиц, форме их крыльев, аэродинамических и турбулентных свойствах и прочих характеристиках, а также о том, как они сбиваются в стаи. Все хорошо, но у него пока не было четкого представления, как все это синтезировать. Он слишком устал, чтобы продуктивно мыслить, поэтому стал наугад выбирать цифровую информацию из таблицы и вводить ее в программу, которая сама обрабатывала данные. Затем преобразованные данные вводились в мощную программу перекодировки и выводились на интерфейс музыкальных инструментов. Результатом оказалась какофония. Ричард быстро выключил систему. Потом он еще раз попытался прослушать программу, транспонировав мелодию в соль-минор. Все равно он уничтожит эту сервисную программу как неудачный эксперимент, ибо считает все это надувательством. Если он действительно верит в возможность синтезирования в ритмы и мелодии любых естественных явлений, то их модальность и интонация должны быть тоже естественными. Программа, которую он только что получил, таковой не была. Опус соль-минор как был, так и остался какофонией. Первая задача была относительно простой - воспроизвести схему звуковых волн, создаваемых крыльями ласточки в полете, а затем синтезировать ее. На это могли бы уйти два дня, суббота и воскресенье, если, конечно, ему удастся выкроить их, ибо следует еще закончить "Гимн-2". Вспомнив это, Ричард тут же подумал о третьей причине своего удрученного состояния и вдруг понял, что ни в этот уик-энд, ни в следующий он не сможет сделать того, что наобещал по автоответчику Сьюзан. А это означало полный разрыв, конец, если это уже не случилось из-за его сегодняшних злоключений. Да, должно быть, это уже произошло, и он ничего не сможет исправить. Запись на автоответчике существует, и события теперь будут развиваться своим ходом, и бесповоротно. Но внезапная мысль осенила его, буквально застав врасплох. И показалась не такой уж неразумной. 13 Окуляры бинокля шарили по ночной панораме города неторопливо, с любопытством, приглядываясь. Немножко здесь, немножко там, то за тем, то за этим, выискивая. Авось что-либо попадется в поле зрения забавное, а может быть, и полезное. Бинокль остановился на заднем фасаде одного из домов, заметив там какое-то движение. Это была большая вилла в поздневикторианском стиле, с множеством водосточных труб и зелеными контейнерами для мусора. Сейчас это, должно быть, доходный дом, где сдаются внаем квартиры. Окна дома были темны. Нет, ничего, все только привиделось. Стекла бинокля, однако, были все еще направлены на виллу. Вот снова что-то блеснуло при свете луны. В фокусе была еле заметная деталь, чуть темнее общего фона. Туман немного рассеялся, видимость улучшилась. Вот он. Бесспорно, там кто-то есть. Теперь несколько выше по фасаду, на фут или на ярд. Бинокль отслеживал, меняя фокусировку, пытаясь точнее определить передвижение объекта. Вот он между оконным карнизом и водосточной трубой. Темная фигура, распластавшись по стене, с опаской смотрела вниз в поисках новой опоры для ноги. Бинокль неотрывно следил за своей жертвой. Это высокий, худой человек, одет как обычный служащий: темные брюки, темный свитер. Движения угловаты, неуклюжи. Он нервничает. Это интересно. Бинокль остановился, выжидая, обдумывая и решая. Человек явно не был профессионалом-домушником. Движения непродуманные, нерешительные, неловкие. Ноги скользят по водосточной трубе, рука не может дотянуться до края оконного карниза. Он едва не сорвался, затих, перевел дыхание. Начинает спуск, но, кажется, это ему трудно. Он ищет ногой карниз, и это ему удается, но он едва не отпустил трубу и чуть не сорвался! Тогда все кончилось бы плохо, очень плохо. Но теперь он был уверен в себе. Все идет хорошо. Он уже достиг другой водосточной трубы и оконного карниза на третьем этаже. Он играет со смертью, неуклюже продвигаясь к окну, и совершает ошибку - смотрит вниз. Покачнулся и, тяжело обмякнув, садится на карниз. Приложив ко лбу ладонь козырьком, он вглядывается в темноту комнаты и пытается открыть окно. Еще одна деталь отличает любителя от профессионала - любитель непременно пожалеет, что при нем не оказалось чего-либо подходящего, чтобы открыть окно. К счастью для любителя, владелец дома тоже не профессионал, и раму окна, хотя и с известными усилиями, все же удается поднять. Наш верхолаз, с облегчением вздохнув, наконец влезает в окно. Ему не мешало бы снова опустить раму, чтобы открытое окно не вызывало подозрений, думает наблюдатель с биноклем, и его рука тянется к телефону. На лицо человека, появившегося у окна и глянувшего вниз, упал луч лунного света. Но он отпрянул в глубь комнаты и больше не появлялся. Видимо, занялся тем, ради чего влез в окно. Рука, протянувшаяся к телефону, замерла, пока бинокль выжидал, размышлял и решал. Вместо телефонной трубки она взяла со стола карту Лондона. После внимательного изучения и новых наблюдений в бинокль рука наконец подняла телефонную трубку и набрала номер. 14 Небольшая квартирка Сьюзан казалась просторной. Это всегда удивляло Ричарда. Включив свет, он в который раз подумал, что только женщина способна творить такие чудеса. Но привычное впечатление простора было на сей раз особенно сильным, возможно, потому, что он только что покинул свою основательно загроможденную всякой всячиной квартиру, которая была в четыре раза больше этой. Или же потому, что он проник в дом Сьюзан таким необычным и опасным способом. Испытанный страх, должно быть, обострил его ощущения. Несмотря на холод, он был весь в поту. Бросив взгляд на окно, он на цыпочках пересек комнату и приблизился к телефону, который вместе с автоответчиком стоял на небольшом столике. Зачем на цыпочках, сам удивился он. Ведь Сьюзан нет дома. Интересно, где она сейчас? Наверное, тоже гадает, где он провел весь вечер. По-прежнему двигаясь на цыпочках, он с досадой ударил себя по ноге, но не помогло. Наверное, во всем виноваты страх и напряжение, которые он испытал, карабкаясь по стене. Ричард вытер потный лоб рукавом старого, замызганного свитера. Он вспомнил, как в самый страшный момент вся его жизнь встала перед глазами, но страх свалиться вниз не дал ему возможности вспомнить лучшие ее моменты. А все они были связаны с Сьюзан. Это он хорошо понял. Сьюзан и компьютеры, но никогда Сьюзан или компьютеры, ибо тогда это были уже не лучшие мгновения. Вот почему он здесь, в квартире Сьюзан, успокоил он себя. Он посмотрел на часы. Без четверти двенадцать. Ричард подумал, что следует пойти в ванную и вымыть мокрые и грязные руки, прежде чем прикасаться к автоответчику. Не то чтобы он боялся оставить отпечатки или опасался полиции, но он знал, какая чистюля Сьюзан. Она сразу все заметит. Он вошел в ванную, повернул выключатель, вытер его и, увидев в зеркале свою перепуганную физиономию, открыл кран и подставил руки под струю воды. Почему-то вдруг вспомнился кольриджский обед, теплое мигание свечей и все то, что произошло ранее в этот вечер. Тогда жизнь, казалось, текла без забот и осложнений. Вино, беседы за столом, бесхитростные фокусы профессора и круглое личико маленькой Сары с широко открытыми от удивления глазами. Ричард ополоснул лицо и вспомнил строки: Сюда, скорей сюда, глядите, О как горят его глаза! Он причесал щеткой волосы. Вспомнились портреты, висевшие в темноте зала над головами обедающих. Заодно Ричард решил почистить зубы. Гудение люминесцентной лампы напомнило ему, где он находится, и вдруг он с ужасом осознал, что он - просто вор, забравшийся в чужой дом. Он невольно снова посмотрел в зеркало и энергично тряхнул головой, словно хотел вернуть себе способность разумно мыслить. Интересно, когда вернется Сьюзан? Правда, все зависит от того, где она и что делает. Он быстро вытер руки и вернулся в комнату. Лента автоответчика перематывалась бесконечно долго: Гордон Уэй был в ударе и наговорил Бог знает сколько. Ричард не учел, что на ленте могут быть и другие записи, кроме его, и ему пришлось слушать чужие голоса и чужие послания, а это уже было похоже на чтение чужих писем. Он утешал себя, что вынужден делать это, ибо должен, пока не поздно, уничтожить то, что наобещал Сьюзан. Надо быстро прослушивать только начало и перематывать дальше, не прослушивая все. Он сжал зубы и с такой силой нажал на кнопку, что кассета выскочила и чуть не упала на пол. Он снова вложил ее и уже более осторожно нажал кнопку. Бил... - "Сьюзан, привет, это я, Гордон", - услышал он голос шефа. - "...Еду в коттедж. Сейчас, э-э-э..." Ричард перематывал пленку несколько секунд, не включая звук. - "...Я хочу знать, работает ли Ричард, очень хочу..." - Сжав губы, Ричард снова нажал кнопку быстрой перемотки. Его всегда выводили из себя попытки Гордона оказать на него давление через Сьюзан, хотя Гордон решительно это отрицал. Неудивительно, что Сьюзан всегда так нервничает, когда он запаздывает с работой. Он не винил ее, зная Гордона. Щелк. - "...Диктую. Пожалуйста, запиши для Сьюзан, пусть раздобудет знак "Вооруженная охрана" на остром костыле такой высоты, чтобы зайцам было видно, понимаешь?" - А это еще что? - пробормотал удивленный Ричард и помедлил было нажимать кнопку перемотки. Не иначе как Гордон хотел чувствовать себя таким же могущественным, как Говард Хьюз, но, не в силах тягаться с магнатом в богатстве, решил превзойти его в чудачествах. Пижонство, сплошное пижонство. - "Я имею в виду Сьюзан, мою секретаршу, а не тебя, конечно, - продолжал звучать голос Гордона. - Так о чем я говорил? Да, о Ричарде и программе "Гимн-2". Сьюзан, она должна быть готова к опытным испытаниям через две..." - Ричард нажал кнопку быстрой перемотки. - "...понимаешь, ты единственный человек, кто может узнать, работает он над проектом или мечтает, пока кто-нибудь другой..." Ричард не выдержал и снова включил перемотку. Он был по-настоящему зол и готов был пустить все на перемотку, но передумал и решил включить еще раз. Но на сей раз играла музыка. Странно. Он включил обратную перемотку. Опять музыка. Звонить, чтобы записать музыку на автоответчике? Довольно странно. И в эту минуту зазвонил телефон. Ричард, остановив перемотку, поднял трубку и тут же сообразил, что этого не следует делать, но было уже поздно. Он молчал, тяжело дыша в трубку. - Правило Один для воров-домушников: никогда не отвечать на телефонные звонки во время работы. Кто вы, черт побери? Ричард замер. Прошло несколько секунд, пока он обрел совсем покинувший его от страха голос. - А кто вы? - спросил он трагическим шепотом. - Правило Два, - продолжал голос. - К работе надо готовиться заранее: нужны инструменты, перчатки и хотя бы элементарное представление о том, что надо делать, прежде чем пускаться в путь среди ночи по карнизам. Правило Три: никогда не забывать правило Два. - Кто вы? - снова спросил Ричард. Невозмутимый голос ответил: - Ночной дозор. Выгляните в окно и увидите... Волоча за собой телефонный шнур, Ричард подошел к окну и выглянул в него. Далекая вспышка испугала его. - Правило Четыре. Никогда не стойте там, где вас могут сфотографировать. Правило Пять... Вы меня слушаете, мистер Мак-Дафф? - Что? Да, да... - озадаченно ответил Ричард. - Откуда вы меня знаете? - Правило Пять: никогда не называйте своего имени. Ричард молча дышал в трубку. - Я читаю небольшой курс лекций, - сказал голос в трубке, - если вас это интересует... Ричард ничего не ответил. - Вы усваиваете медленно, - продолжал голос, - но все же усваиваете. Если бы вы соображали быстрее, вы давно бы уже бросили трубку. Но вы любопытны и неопытны и поэтому не сделаете этого. Я не читаю лекций начинающим квартирным взломщикам, хотя идея мне нравится. Я думаю, вознаграждение было бы приличным. Если нам нужны воры, то почему бы их не готовить. Однако, если бы я вздумал учредить подобные курсы, я обучал бы вас бесплатно, потому что от природы я человек любопытный. Мне хочется узнать, почему мистер Ричард Мак-Дафф, который, как мне известно, довольно обеспеченный молодой человек, работающий, насколько я знаю, в компьютерной индустрии, неожиданно залезает в чужую квартиру. - Кто?.. - Поэтому я провел некоторое расследование, позвонил в справочную и узнал, что квартира принадлежит некой мисс С.Уэй. Мне также известно, что мистер Мак-Дафф работает у знаменитого мистера Г.Уэя. Нет ли между однофамильцами родственных связей? - Кто вы? - Вы говорите со Свладом, известным вам как Дирк Чьелли, но в настоящее время носящего фамилию Джентли по причинам, которые было бы излишним сейчас называть. Я хочу пожелать вам доброй ночи. Если вам захочется побеседовать со мной, я буду в пиццерии на Верхней улице минут через десять. Захватите с собой деньги. - Дирк! - воскликнул Ричард, выйдя наконец из оцепенения. - Ты... Ты собираешься шантажировать меня? - Нет, глупец, ты всего лишь заплатишь за пиццу. - Щелчок в трубке, Дирк Джентли отключился. Остолбеневший Ричард какое-то время стоял, не двигаясь, держа в руках трубку. Затем он вытер пот со лба и с превеликой осторожностью, словно больного хомячка, положил трубку на рычаг. Мозг его медленно включался и пока еще был столь же пуст, как у младенца, сосущего палец, но вот на уровне хромосом началось движение в подкорковой части мозга, и он услышал колыбельную. Тряхнув головой, он попытался освободиться от наваждения и побыстрее снова сел перед автоответчиком. Он не знал, что делать. Нажать или не нажать кнопку прослушивания, но сам не заметил, как уже нажал ее. Не прошло и четырех минут оркестровой музыки, медленно наполнившей комнату своими успокаивающими звуками, как в прихожей послышался шум открываемого дверного замка. В панике Ричард выключил автоответчик, вытащил кассету и поспешно сунул ее в карман, а на ее место вставил новую, лежавшую рядом. У него дома тоже лежала вот такая же стопка кассет. Сьюзан, секретарь Уэя, аккуратно снабжала его ими. Бедная многострадальная Сьюзан. Он должен завтра утром выразить ей свое соболезнование, если у него будет время и он не забудет. Неожиданно для себя он вдруг передумал и тут же вынул новую кассету и заменил ее старой, которую вытащил из кармана. Включив перемотку, он сел на диван и постарался в считанные секунды принять самую непринужденную, интригующе расслабленную позу, многозначительно спрятав руку за спиной. Лицу своему он придал выражение искреннего раскаяния, задумчивости и томности влюбленного. Гуща успел он это проделать, как в комнату вошел не кто иной, как Майкл Вентон-Уикс. Все вдруг замерло и остановилось. За окном утих ветер. Остановились в своем полете ночные совы - а может, это было не так, и они продолжали летать. Но это уже было не важно. Выключились батареи отопления, подававшие тепло, и в комнате повеяло холодом. - Что ты делаешь здесь, Среда? - потребовал ответа Ричард, вставая с дивана и чувствуя, как его переполняет гнев. Майкл Вентон-Уикс был крупный мужчина, с вечно печальным лицом. Многие звали его еще Средой, ибо именно в этот день он обычно почему-то щедро раздавал всяческие обещания. Он был одет в отлично сшитый костюм своего отца, покойного лорда Магна, заказанный тем у портного лет сорок назад. Имя Майкла Вентон-Уикса стояло в первых строках чрезвычайно ограниченного списка избранных, которых Ричард откровенно презирал. Ричард не любил Майкла еще и потому, что ему противна была сама мысль о существовании таких субъектов, которые не только считают себя высшей кастой, но еще и обижаются на всех за то, что тем, мол, невдомек, как нелегко нести бремя собственной элитарности. Причина неприязни Майкла к Ричарду была совсем простой: Ричард не только не любил Майкла, но еще и не скрывал этого. Майкл бросил долгий и печальный взгляд в сторону передней, откуда наконец появилась Сьюзан. Увидев Ричарда, она остановилась, положила сумочку и принялась разматывать шарф. Затем, расстегнув и сняв пальто, она передала его в руки Майклу и, приблизившись к Ричарду, влепила ему звонкую пощечину. - О Боже, как я мечтала об этом весь вечер! - буквально в ярости воскликнула она. - И перестань делать вид, что у тебя за спиной букет, который ты забыл принести. Хватит, ты это уже проделал в прошлый раз. Вскинув голову, она демонстративно повернулась к нему спиной. - На этот раз я забыл коробку шоколадных конфет, - печально произнес Ричард, показывая удаляющейся спине Сьюзан свои пустые ладони. - Мне нужны были свободные руки, чтобы по стене забраться в твою квартиру. Не представляешь, каким дураком я себя почувствовал, когда влез сюда. - Не смешно, - оборвала его Сьюзан и ушла в кухню. По звукам, которые вскоре донеслись оттуда, было похоже, что она принялась молоть кофе голыми руками. Для столь милой и деликатной девушки, у Сьюзан было слишком много темперамента. - Это правда, - взмолился Ричард, полностью игнорируя присутствие Майкла. - Я чуть не разбился. - Не жди, что я поверю твоему вранью, - крикнула из кухни Сьюзан. - Если ты намерен продолжать шутить в таком роде, я с удовольствием запущу в тебя чем-нибудь острым и тяжелым, только появись. - Как я понимаю, бесполезно объяснять тебе что-либо и просить прощения, - обреченно произнес Ричард. - Еще бы! - Сьюзан появилась на пороге кухни, глаза ее метали молнии, нога угрожающе постукивала по полу. - Сколько можно, Ричард! - воскликнула она. - Ты опять скажешь, что забыл. Как у тебя хватает наглости после всего считать себя человеком, даже если у тебя две ноги, две руки и как будто голова на плечах? Ты ведешь себя, как презренный микроб, дизентерийная амеба! Но даже самое ничтожное одноклеточное не подводит так свою подружку. - Согласен, я подвел тебя, - отрывисто и быстро произнес Ричард! - Но знала бы ты, что произошло. Тебя бы тоже обескуражила лошадь в ванной. При твоей любви к аккуратности и порядку... - О Майкл, - нетерпеливо прервала Ричарда Сьюзан, обращаясь к своему гостю. - Да не стой же ты с таким видом, будто ты шар, из которого выпускают воздух. Благодарю тебя за ужин и концерт, все было очень мило, и я получила удовольствие от всех твоих неприятностей, которыми ты со мной так щедро поделился. Было приятно отвлечься на время от своих. Но теперь будет лучше, если я поскорее найду твою книгу и выпровожу тебя домой. У меня масса дел, я буду очень занята и не смогу уделить тебе внимания, а я знаю, как это обижает тебя... Она взяла из рук Майкла свое пальто и повесила его на вешалку. Держа пальто Сьюзан в руках, Майкл настолько проникся важностью этого действия, что почти не замечал того, что происходило вокруг. Поэтому, когда Сьюзан взяла у него пальто, он как бы растерялся и с трудом вернулся к действительности. Словно проснувшись, он удивленно перевел на Ричарда свои большие коровьи глаза. - Ричард, я... э-э-э... я прочитал твою статью... в журнале "Постижение". Музыка и... э... - "Фрактальные пейзажи" [рекурсивная геометрия учитывает, что при увеличении масштаба изображения увеличивается число видимых деталей], - быстро помог ему Ричард. Он менее всего собирался обсуждать с ним его идиотский журнал. Вернее, его бывший журнал. Но, кажется, именно это ему теперь грозило. - Э... да, очень интересная статья... - продолжал Майкл своим бархатным, приятным, обволакивающим голосом. - Абрисы гор, деревьев и все такое прочее. Рециркулирование водорослей. - Рекурсивные алгоритмы. - Да. Конечно. Очень интересно. Но как неправильно, как ужасно несправедливо. Я хочу сказать, неправильно для журнала. Ведь это журнал, посвященный искусствам. Я никогда не позволил бы печатать такое в моем журнале. Ни за что! Росс окончательно погубил его. Окончательно. Он должен уйти. Должен. Ему чужды какие-либо высокие чувства, и к тому же он вор. - Нет, он не вор, Среда, это явный абсурд, - огрызнулся Ричард, не заметив, что уже был втянут в спор, несмотря на то, что зарекся этого не делать. - Он не виноват в том, что ты потерял журнал. Во всем виноват ты сам... Майкл со свистом втянул в себя воздух, столь велико было его негодование. - Ричард, - сказал он своим самым вежливым и мягким голосом. Говорить с ним, подумал Ричард, все равно что запутаться в парашютном шелке. - ...Ты не понимаешь, как важно... - Майкл, - тихо, но решительно не дала ему закончить Сьюзан и открыла дверь. Майкл Вентон-Уикс покорно кивнул и сник еще больше. - Вот твоя книга. - Сьюзан протянула ему небольшой потрепанный томик о церковной архитектуре графства Кент. Майкл взял его, пробормотал слова благодарности, растерянно оглянулся, словно удивился чему-то, но тут же овладел собой и молча, уже на прощанье, кивнув, ушел. Ричарду совсем не понравилось, что в обществе Майкла он все время испытывал странное напряжение и тревогу и, когда тот ушел, почувствовал, как словно гора свалилась с плеч. Он никогда не одобрял странной симпатии Сьюзан к Майклу, хотя она и пыталась скрыть ее намеренной грубостью. Значит, именно поэтому она и грубит ему... - Сьюзан, что мне сказать тебе? - виновато начал Ричард. - Скажи хотя бы для начала: "Ох!" Ты не доставил мне этого удовольствия, когда я влепила тебе пощечину, и, кажется, основательную. Господи, почему так холодно? Зачем открыто окно? Она подошла к окну и опустила поднятую раму. - Я же тебе говорил. Я влез через окно, - объяснил Ричард. Что-то в его голосе заставило ее вдруг посмотреть на него в испуге и удивлении. - Это правда, - подтвердил он. - Все как на рекламе шоколадной фабрики, только в руках кавалера, когда он взбирался по водосточной трубе, была коробка конфет. - Он виновато улыбнулся. Сьюзан застыла в удивлении. - Господи, что заставило тебя сделать это? - спросила она наконец и посмотрела из окна вниз. - Ты мог убиться! - Она перевела на него испуганные глаза. - Да, конечно, но... - промямлил Ричард. - Мне ничего другого не оставалось. Сам не знаю, как я решился, - неловко пошутил он. - Но ты же отобрала у меня ключи, помнишь? - Мне надоело, что ты приходишь, когда вздумается, и опустошаешь мой холодильник, вместо того чтобы самому сходить в лавку. Ричард, неужели ты взобрался по этой стене? - Я во что бы то ни стало хотел быть здесь, когда ты вернешься. Сьюзан, все еще не веря, с сомнением покачала головой: - Было бы лучше, если бы ты находился здесь, когда я уходила. Значит, ты поэтому вырядился в эту старую и грязную одежду? - Да. Неужели ты думаешь, что я в таком виде явился на званый обед в колледже св.Седда? - Если на то пошло, я уже не знаю, что в твоем понимании считается разумным поведением. - Она вздохнула и порылась в ящике столика. - Вот, это в следующий раз спасет тебе жизнь. - Сьюзан вручила ему ключи. - Я слишком устала, чтобы сердиться, Ричард. На вечер с Майклом ушли последние остатки моих сил. - Никак не могу понять, что ты в нем нашла, - промолвил Ричард, отправляясь в кухню за кофе. - Я знаю, тебе он не нравится, но он очень милый и, может быть, по-своему меланхолично обаятелен. В его обществе невольно отдыхаешь, потому что он настолько поглощен собой, что ничего не требует от другого. Он вбил себе в голову, что я могу помочь ему с журналом. Разумеется, это заблуждение. Я ничего не смогу для него сделать. В жизни, увы, чудес не бывает. Мне действительно его жаль. - А мне нисколько. У него в жизни все шло как по маслу. А теперь вот отняли любимую игрушку. Подумаешь, что в этом несправедливого? - Дело не в справедливости. Мне просто жаль его, потому что он несчастен. - Конечно, несчастен. Росс превратил его журнал в острое, поистине умное издание, которое теперь читают все. А что было прежде? Журнал еле дышал. Все, что Майкл делал, - это угощал кого-нибудь завтраком и просил что-нибудь написать для своего журнала. Кое-как вышла пара номеров. Все это была пустая затея. Он просто тешил свое тщеславие. Не нахожу в этом ничего интересного и тем более обаятельного. Прости, что заговорил об этом. Сьюзан смущенно повела плечами. - Ты, мне кажется, преувеличиваешь. Хотя, возможно, следует держаться от него подальше, если он намерен заставить меня сделать то, что я просто не могу сделать. Это слишком большая нагрузка для меня. Ладно, теперь о другом. Я рада, что у тебя был чертовски плохой вечер. Я намерена серьезно поговорить с тобой относительно конца недели. Что ты предлагаешь? - А-а, я... - начал Ричард, - понимаешь... - Ладно, мне прежде надо проверить, что записано на автоответчике. Сьюзан, обойдя Ричарда, подошла к столику с телефоном. Прослушав несколько секунд послание Гордона Уэя, она неожиданно выключила автоответчик и вынула кассету. - Я не буду этим заниматься, - решительно заявила она, отдавая кассету Ричарду. - Можешь все это передать завтра утром Сьюзан, когда будешь в офисе. Ты освободишь ее от необходимости приезжать сюда. Если там есть что-то важное, она сообщит мне. Ричард, беспомощно моргая, промямлил: - Э-э-э, хорошо. - И сунул кассету в карман, испытывая нешуточные угрызения совести. - Итак, конец недели... - продолжила прерванный разговор Сьюзан, садясь на диван. Ричард провел вспотевшей от волнения ладонью по лбу. - Сьюзан... я... - Боюсь, что я буду занята. Никола заболела, и мне придется подменить ее на концерте в пятницу. Что-то из Моцарта и Вивальди, что я не очень хорошо знаю, поэтому, боюсь, мне придется много работать. Мне очень жаль... - Дело в том, что у меня тоже много работы, - поспешил сказать Ричард и сел рядом. - Я знаю. Гордон требует от меня, чтобы я все время напоминала тебе о работе. Мне это совсем не нравится. Это не мое дело и это ставит меня в двусмысленное, даже унизительное положение. Я устала от того, что все время кто-то оказывает на меня давление, Ричард. Слава Богу, хоть ты этого не делаешь. Обними меня. Он сжал ее в объятиях, чувствуя себя незаслуженно счастливым. Час спустя он ушел, но пиццерия была уже закрыта. А тем временем Майкл Вентон-Уикс добирался к себе в Челси. Невидящим взором глядел он в окно такси, и его пальцы отбивали по стеклу медленный ритм. Тук-тук-тук, тук-тук-тук, тук-тук-тук. Ом относился к тому опасному типу людей, которые мягки, податливы и добродушны, как жующие коровы, если у них есть все, что им хочется. А поскольку он всегда имел то, что ему хочется, и был вполне доволен этим, то все считали, что он такой, каким кажется, - мягкий, податливый и добродушный. Но тот, кто захотел бы прощупать эту мягкость и податливость, был бы немало удивлен, наткнувшись на нечто твердое и не поддающееся никакому нажиму. Мягкость и податливость существовали в нем лишь для того, чтобы охранять это твердое и неуступчивое нечто. Майкл Вентон-Уикс был младшим сыном лорда Маша, издателя, газетного магната и заботливого отца, под чьим крылом Майклу удалось издавать свой журнал с поистине фантастическими затратами и провалами. Лорд Магна правил медленно разоряющейся, но все еще респектабельной семейной издательской империей, созданной еще его отцом, первым лордом Магна. Майкл костяшками пальцев продолжал отбивать дробь по стеклу. Тук-тук, тук-тук. Он вспомнил ужасный, поистине страшный день, когда отец, заменяя перегоревшую лампочку в настольной лампе, был убит электрическим током, и делами издательства стала заниматься мать. Не просто заниматься, а вести их с необыкновенной решительностью и энтузиазмом. Она провела полную проверку дел, и от ее острого глаза не ускользнула ни одна деталь. В конце концов она добралась и до журнала своего сына. Тук-тук-тук. Майкл достаточно понимал, как должны выглядеть финансовые отчеты, свидетельствующие об успехе журнала, и убедил отца, что все обстоит именно так. - Я не хочу, чтобы это было просто синекурой для тебя, старина. Ты должен трудом зарабатывать свой хлеб, иначе как это будет выглядеть? - поучал сына лорд Маша, и Майкл с самым серьезным видом утвердительно кивал, в уме прикидывая, какие цифры он должен представить отцу в следующем месяце, если удастся выпустить очередной номер журнала. Его мать не была столь снисходительной к своему великовозрастному дитяти и не собиралась потакать его капризам. Майкл, говоря о матери, обычно сравнивал ее с боевым оружием, например с прекрасно изготовленной алебардой с инкрустацией и гравировкой на древке и везде, где только возможно, кроме, конечно, блестящего, наводящего ужас лезвия топорика. Один взмах - и ты даже не почувствуешь удара, а посмотрев на часы, вдруг обнаружишь, что руки, на которой они находились, как не бывало. Она терпеливо ждала, во всяком случае, не торопилась, находясь всегда рядом, но чуть в стороне, преданная жена и любящая, но строгая мать. Но вот час настал, и, образно говоря, кто-то вынул алебарду из ножен, и все в испуге бросились наутек. В том числе и Майкл. Глубоким убеждением его матери, которая в душе боготворила сына, было, что он окончательно и бесповоротно избалован в самом худшем смысле этого слова. И, пока еще не поздно, она вознамерилась его перевоспитать. Ей понадобилось буквально не более нескольких минут, чтобы раскрыть тайну мифических цифр прибыли, якобы приносимой журналом, и сообразить, насколько он обескровливает бюджет фирмы, а также и то, что деньги уходят в основном на дорогие завтраки, такси и жалованье персоналу. Счета Майкла незаметно растворялись в огромных и без того расходах издательства Магна. Она наконец вызвала Майкла к себе. Тук-тук-та-та-та-а-а. - Как ты предпочитаешь, чтобы я говорила с тобой - как с сыном или как с редактором одного из моих журналов? Мне все равно, выбирай. - Твоих журналов? Да, я твой сын, но я не понимаю... - Сейчас поймешь, Майкл. Я хочу, чтобы ты посмотрел эти цифры, - резко сказала леди Магна, передавая ему распечатку. - Цифры слева показывают фактические приходы и расходы по журналу "Постижение", те же, что справа, - это твои цифры. Тебе ничего не кажется странным? - Мама, я могу объяснить... - Хорошо, - ласково сказала леди Магна. - Я буду рада, если ты это сделаешь. Она забрала у него распечатку. - А теперь у тебя есть какие-либо планы относительно журнала? Каким ты его видишь в будущем? - Да, бесспорно. И очень большие планы. Я... - Хорошо, - сказала леди Магна и мило улыбнулась. - Тогда все в порядке, я удовлетворена. - А разве ты не хочешь узнать о них? - Нет, дорогой. Я рада, что у тебя есть что сказать по поводу журнала и многое прояснить. Я думаю, новый его владелец будет рад выслушать твои соображения. - Что? - остолбенело спросил Майкл. - Ты собираешься продать журнал "Постижение"? - Нет, не собираюсь. Я уже продала его. Правда, боюсь, что за сущую безделицу. Всего за фунт при условии, что ты останешься редактором еще трех выпусков, а потом - все на усмотрение нового издателя. Майкл обалдело молчал. Глаза у бедняги едва не вылезли из орбит. - Да ну же, пойми, - вполне разумно увещевала его мать, - мы не можем более так работать. Ведь ты всегда соглашался с отцом, что твоя работа не должна быть синекурой. И хотя мне трудно проверить или опровергнуть твои аргументы, я решила предоставить решать эту проблему кому-то другому, с кем тебе будет легче найти общий язык. У меня назначена деловая встреча, Майкл. - Да, но... Кому же ты продала журнал? - захлебываясь от возбуждения, пролепетал Майкл. - Гордону Уэю. - Гордону Уэю? Ради Бога, мама, но он же... - Он жаждет стать меценатом. И мне кажется, он действительно хочет этим заняться. Я уверена, что вы отлично поймете друг друга, дорогой. А теперь извини меня... Но Майкл не собирался сдаваться. - Никогда не слышал ничего более чудовищного! - Ты не представляешь, что сказал мистер Уэй, когда я показала ему эти цифры, а затем потребовала, чтобы он оставил тебя редактором еще трех выпусков журнала. Майкл задыхался от возмущения и был красным как рак, он грозил матери пальцем, но не смог ничего вымолвить. Наконец он снова обрел дар речи. - А если бы ты разговаривала со мной как с редактором, а не как с сыном? - Ну что ж, - сказала леди Магна с милейшей улыбкой. - Я тогда называла бы тебя мистером Вентон-Уиксом, разумеется. И, конечно же, я не сказала бы тебе: "Поправь, пожалуйста, галстук", - добавила она, жестом показывая на его шею. Тук-тук-тук-тук. - Вы сказали, сэр, дом номер семнадцать? - А?.. Что? - тряхнул головой, словно просыпаясь, Майкл. - Вы сказали, дом номер семнадцать? - повторил шофер. - Мы уже приехали. - О... спасибо, большое спасибо! - воскликнул Майкл, вылезая из машины и роясь в кармане в поисках денег. - Тук-тук-тук, а? - Что? - переспросил Майкл, протягивая шоферу деньги. - Тук-тук-тук, - снова повторил шофер. - Всю, черт побери, дорогу. Что-то задумали, сэр? - Не твоего ума дело, - грубо оборвал его Майкл. - Как скажете, сэр. Но мне показалось, что вы... того... немножко не в себе, - заключил шофер и уехал. Майкл отпер дверь ключом и, пройдя через холодный холл, вошел в столовую. Включив люстру, он налил себе из графина коньяку. Снятое пальто он швырнул на крышку большого обеденного стола красного дерева и, придвинув стул поближе к окну, стал медленными глотками потягивать коньяк, утоляя жажду и печаль. Тук-тук-тук. Майкл подошел к окну. Он угрюмо и неохотно отбыл свой срок в качестве редактора обещанных трех номеров навеки потерянного журнала, а затем без всяких церемоний был отпущен на все четыре стороны. Новый редактор, некий А.К.Росс, был молод, беден и тщеславен. В течение короткого времени он превратил журнал в издание, пользующееся огромным успехом. Майкл оказался покинутым, потерянным и оголенным со всех сторон. Ничто теперь ему не светило. Он постучал по оконному стеклу и посмотрел, как всегда в последнее время, на небольшую настольную лампу, стоявшую на подоконнике. Лампа была самой обыкновенной и довольно уродливой, тем не менее она постоянно притягивала к себе взор Майкла, ибо именно она стала причиной смерти его отца, когда он точно так же, как Майкл сейчас, сидел на этом стуле у этого окна. Старик всегда был не в ладах с техникой. В памяти Майкла была жива еще картина - отец, посасывающий ус, сосредоточенно склонившийся над испортившейся розеткой. Кажется, несчастье произошло, когда он включал штепсель в розетку, забыв предварительно закрыть ее крышкой, и тут же попробовал заменить пробку. Шок от электрического удара остановил и без того пошаливавшее сердце. Совсем маленькая ошибка, нелепая случайность, подумал Майкл, какая со всяким может случиться, а к каким катастрофическим последствиям она привела. В полном смысле катастрофическим. Смерть отца, его собственная потеря, успех ненавистного Росса и навсегда утраченного Майклом журнала... Тук-тук-тук. Он посмотрел на темное окно и свое отражение, а за окном - на тени кустов на газоне. Взгляд его снова вернулся к лампе. Перед ним стояла та же лампа и на том же месте. Была допущена досадная ошибка. Предупредить ее было так же легко, как и совершить. И она все изменила. От непредвиденной пустяковой случайности его сейчас отделял невидимый барьер времени, которое минуло с тех пор. Несколько месяцев. Неожиданное спокойствие вдруг снизошло на него, словно внутри был развязан тугой узел. Тук-тук-тук. Журнал "Постижение" принадлежал ему. Майкл не собирался делать его популярным, просто журнал был его жизнью. А теперь эту жизнь у него отняли. Все его существо вопило о возмездии. Тук-тук-тук. Дзинь! Он удивился, когда его кулак вдруг прошел сквозь стекло. Он сильно поранился. 15 Некоторые неприятные стороны своего нынешнего состояния Гордон Уэй ощутил, оказавшись перед дверью коттеджа. В сущности, это был довольно большой загородный дом, но Гордону всегда хотелось иметь коттедж в деревне, и когда представилась возможность купить его, он вдруг обнаружил, что денег у него намного больше, чем он думал, и купил большой старый дом приходского священника. Он стал называть его коттеджем, несмотря на то, что там было семь спален. Вместе с домом он получил четыре акра болотистой земли в Кембриджшире. Это не сделало его особо популярным среди жителей округи, у которых, кроме коттеджей, ничего больше не было. Но если бы Гордон Уэй руководствовался в своих действиях желанием кому-то угодить, он не был бы Гордоном Уэем. В сущности, он уже не Гордон Уэй, а лишь его призрак. В кармане лежали ключи-призраки. Эта мысль внезапно остановила его невидимые шаги к порогу. Мысль о том, что придется пройти сквозь стены, а не в дверь, была отвратительна. Именно этого он избегал весь вечер. Он пытался взять в руки каждый предмет, пощупать и ощутить его, чтобы, доказать себе, что он по-прежнему в своей реальной телесной оболочке, что он существует. Войти в собственный дом не через дверь, а каким-то иным способом ему, его законному владельцу, казалось просто оскорбительным и больно задевало. Как бы ему сейчас хотелось, чтобы дом не был таким ярко выраженным образчиком викторианской готики, чтобы бледный свет луны не освещал столь зловеще эти узкие островерхие окна и мрачноватые башни. Он вспомнил, как, покупая дом, пошутил, что в нем должны водиться привидения. Мог ли он думать, что это случится, и так скоро, и кто станет этим привидением. Леденящий страх пронзил его, когда он ступил на дорожку, ведущую к дому, под сень тисовых деревьев, еще более старых, чем сам дом. Мысль о том, что кто-то другой с таким же страхом будет входить в тисовую аллею, опасаясь встречи с привидением, была чертовски неприятной. За деревьями слева маячили темные очертания церкви, теперь почти заброшенной и разрушающейся. Служба в ней проводилась лишь изредка, и викарий, приезжавший сюда, запыхавшись, на велосипеде из другого прихода, всегда огорчался, когда видел, что прихожан становится все меньше. Над шпилем колокольни холодным всевидящим оком висела луна. Какое-то движение неожиданно привлекло внимание Гордона, словно кто-то прошел в кустах близ дома, но это, должно быть, всего лишь его воображение и общее состояние нервного напряжения после всего, что случилось. Почему он должен здесь чего-то бояться? Ведь он умер. Он прошел вперед, обогнул крыло дома, увидел увитое плющом крыльцо и в его мрачной глубине - дверь. С испугом взглянул он на ярко освещенные окна и заметил мягкие отблески огня в камине, играющие на стенах. Но мгновение спустя подумал: ну, конечно, его ждут, хотя и не в нынешнем его виде. Миссис Беннет, старая экономка, очевидно, зашла, чтобы постелить постель, разжечь огонь в камине и приготовить легкий ужин. Конечно же, будет включен телевизор, и он, войдя, тут же с раздражением выключит его. Под ногами, когда он приближался к крыльцу, не хрустел гравий. Уже зная, что с дверью будут неприятности, он тем не менее не собирался отказываться от попытки войти через нее, предварительно отперев ключом. Лишь снова потерпев неудачу, он, укрывшись в тени крыльца, зажмурив глаза и сгорая от стыда, попробует пройти сквозь нее. Подойдя к двери, он остановился. Дверь была открыта. Всего на полдюйма, но открыта. Гордон даже вздрогнул от неожиданности. Почему открыта дверь? Ведь миссис Беннет всегда отличалась добросовестностью в исполнении своих обязанностей. Он стоял перед дверью в нерешительности, а потом, собрав силы, налег на нее плечом. Под его слабым напором дверь хотя и медленно, с неохотой, но все же открылась. Громко, словно протестуя, скрипели проржавевшие петли. Он переступил порог и едва не поскользнулся на каменном полу холла. Наверх вела широкая лестница, теряющаяся в темноте, но все двери в другие комнаты были закрыты. Ближайшей была дверь в гостиную, там горел свет и были слышны за окном приглушенные звуки проезжавших по шоссе машин. Это, видимо, возвращались домой любители ночных киносеансов. Минуту или две он безуспешно пытался совладать с круглой медной дверной ручкой, но вскоре был вынужден признать позорное поражение и с неожиданной яростью нажал на дверь... и прошел сквозь нее. В гостиной его ждали домашнее тепло и уют. Он влетел в нее с таким напором, что не смог сразу остановиться, и поэтому проник сквозь массу предметов; небольшой столик с изобилием толсто нарезанных бутербродов и термосом с горячим кофе, сквозь мягкое кресло, огонь в камине и толстую кирпичную, раскаленную огнем кладку стены, и очутился в холодной темной столовой. Дверь из нее в гостиную тоже была закрыта. Повозившись с ней непослушными пальцами, Гордон вынужден был признать неизбежное. Он должен взять себя в руки и спокойно и осторожно пройти сквозь запертую дверь обратно в гостиную. По пути он с интересом впервые познакомился с внутренним строением дерева. Уют гостиной, казалось, лишь усугубил неспокойное состояние Гордона. Он бродил по ней, боясь сеть, пропуская через себя веселый огонь камина, который все равно не мог согреть его. Что должны делать привидения ночью, гадал он. Наконец он осторожно сел и стал смотреть телевизор. Вскоре машины полуночников разъехались по домам, за окном остались тишина и серый снег. Ему ничего не оставалось, как смириться. Заметив, что он слишком глубоко ушел в кресло и почти стал его составной частью, он неуклюже постарался выкарабкаться из него. Пытаясь развлечься, он влезал на стол и стоял на нем. Но это не улучшило его самочувствия. Оно становилось все хуже и перешло в отчаяние, а затем, очевидно, во что-то еще худшее. Может быть, попробовать уснуть? Возможно. Ни усталости, ни сонливости он не испытывал, а лишь гнетущую тоску и жажду забвения. Он снова вернулся в холл, откуда широкая лестница вела наверх, в большие темные спальни. Туда, безразличный ко всему, он и направился. Он понимал, что все это напрасно. Если привидение не может нормально открыть дверь, то тем более не сможет уснуть на кровати. Пройдя сквозь двери спальни, он лег на кровать, которая, он знал, была холодна, как могила, но он этого не чувствовал. Луна, казалось, вознамерилась не оставлять его в покое и светила ему прямо в лицо. Он лежал с широко открытыми глазами, ничего не чувствуя, даже забыв, что такое сон. Ужас страшной пустоты придавил его - ужас вечной бессонницы и бессмысленного бодрствования в предрассветные четыре часа ночи. Ему некуда спешить и нечего делать. Он не может никого разбудить, не испугав беднягу до смерти. Самым ужасным моментом была встреча на шоссе с Ричардом, его застывшее лицо за стеклом машины. Он вспомнил собственное отражение в ветровом стекле и призрачную тень еще кого-то рядом. Это настолько потрясло его, что в нем угасла последняя живая и теплая искорка надежды, что все это пройдет. В ночные часы все кажется странным, но утром, когда он сможет увидеть людей, предметы и вещи, все будет в порядке. Удерживая изо всех сил в своей памяти эти воспоминания, он боялся дать им уйти. Он видел Ричарда, а Ричард увидел и узнал его. Нет, из попытки уснуть ничего не получается. Обычно, когда не спалось, Гордон спускался в кухню и шарил в холодильнике. Поэтому он встал и спустился вниз. Там куда приятнее, чем в залитой лунным светом спальне. Лучше он проведет ночь в кухне, жуя что-нибудь. Он то ли сошел по ступеням, то ли проплыл над ними и сквозь перила лестницы. Не задумываясь, как легкое дуновение, он проник в кухню, а затем сосредоточил все свое внимание я энергию на выключателе на стене. Он потратил целых пять минут на то, чтобы наконец повернуть его и зажечь свет. Чувство победы настолько взбодрило его, что он решил отпраздновать это, выпив пива. После нескольких минут безрезультатных попыток открыть банку с пивом и многочисленных ее падений на пол Уэй наконец отказался от этой затеи. Он никак не мог изловчиться и дернуть за кольцо на крышке банки, к тому же манипуляции с нею так взболтали пиво, что пить его уже не доставит удовольствия, решил он. Но главное, что будет, если он откроет банку и выпьет пиво? Где оно окажется? У него нет тела, он бесплотен. Гордон в сердцах швырнул банку на пол, и она закатилась далеко под шкаф. Он уже начал замечать, что с ним что-то происходит, иногда отчетливо, иногда еле заметно. Все словно подчинялось какому-то медленному ритму. То же творилось и с его зрением. Его внезапно охватила лихорадка деятельности: захотелось что-то взять в руки, сдвинуть с места, переставить, использовать. Он открывал шкафы, выдвигал ящики, рассыпал столовые приборы. Ему даже удалось запустить мясорубку. Но он уронил на пол кофемолку, так и не сумев заставить ее работать, включил кран газовой плиты, но не смог зажечь спичку, искромсал ножом на мелкие куски хлеб. Как он ни пытался сунуть в рот кусок хлеба, тот словно проваливался в пустоту и в итоге оказывался на полу. Любопытная мышь, почуяв запах хлеба, высунулась из норы, но тут же поспешно скрылась. Гордон успел заметить, что шерсть на ней встала дыбом. В конце концов ему пришлось сдаться. Эмоционально опустошенный, чувствуя, как он физически словно онемел, Гордон устало присел на кончик кухонного стола. Как воспримут его смерть все, кто его знает? Кто больше всего будет сожалеть о его кончине? Сначала это известие вызовет шок, затем скорбь, а потом они станут привыкать, и от него останется лишь слабое воспоминание. Люди будут по-прежнему жить своей жизнью, зная, что он ушел туда, где рано или поздно окажется каждый. При этой мысли его бросало то в жар, то в холод. Он не умер, не ушел. Он все еще здесь. Гордон сидел, глядя на шкаф, который ему так и не удалось открыть, ибо ручка никак не хотела поворачиваться. Это раздражало его, поэтому, умудрившись удержать в руках банку с томатным соусом, он решил с ее помощью снова атаковать непослушную ручку большого кухонного шкафа. Неожиданно она повернулась, дверца распахнулась, и из шкафа на Гордона упало его собственное окровавленное мертвое тело. Гордон до сих пор еще не слышал, чтобы привидения падали в обморок. Теперь он в этом убедился, ибо тут же потерял сознание. Часа два спустя взрыв газовой плиты снова привел его в чувство. 16 В это утро Ричард просыпался дважды. В кухню он спустился в мрачном расположении духа. За завтраком все не ладилось. Поджаривая ломтики хлеба, он сжег их, пролил кофе, принявшись искать джем, вдруг вспомнил, что вчера забыл купить его. Скептически настроенный к самому себе и своим попыткам накормить себя завтраком, Ричард подумал, что, пожалуй, несмотря на полное отсутствие свободного времени, надо в конце концов дать себе передышку и пригласить Сьюзан на роскошный ужин в хорошем ресторане. Этим он искупит свою вину за вчерашнее. Лишь бы удалось уговорить Сьюзан. Ричард вспомнил о ресторане, который так расхваливал и горячо рекомендовал ему Гордон. А тот знал в них толк, ибо был их завсегдатаем. Посидев в раздумье еще какое-то время и рассеянно постучав карандашом по зубам, он наконец принял решение и отправился в кабинет за телефонным справочником. Вытащив его из-под груды компьютерных журналов, он сразу нашел то, что ему было нужно: "L'Esprit d'Escalier" ["Задним умом крепок" (фр.)]. Позвонив в ресторан, Ричард попробовал заказать столик. Но стоило ему сказать, что заказ на сегодня, как это вызвало веселое оживление на другом конце провода. - О нет, месье, - наконец ответил метрдотель, - сожалею, но это невозможно. Мы принимаем заказы за три недели вперед. Прошу прощения, месье. Ричард, немало удивился, что есть люди, которые точно знают, что им захочется делать через три недели, поблагодарил метрдотеля и положил трубку. Что ж, придется ограничиться пиццей. Слово "пицца" тут же напомнило о несостоявшемся вчера свидании. Кончилось тем, что любопытство побудило его заглянуть в телефонную книгу. Джентльмен... Джентл... Джентри... В ней не оказалось ни фамилии "Джентли", ни похожей на нее. Он просмотрел все имеющиеся справочники и даже энциклопедию, кроме тома на буквы "С - Я", поскольку этот том квартирная хозяйка неизвестно по какой причине выбросила. Поиски не увенчались успехом. Он также нигде не встретил фамилии Чьелли, как не было в справочниках таких фамилий, как Джентли, Зентли, Дрентли или похожих на них. Он даже взглянул на букву "Т": Тженти, Тзенти, Тенти. Сколько он ни листал справочники, поиски заканчивались безрезультатно. Он сел и, постукивая кончиком карандаша по зубам (что за дурацкая привычка!), стал рассеянно смотреть, как на дисплее вертится злосчастная кушетка. Почему всего несколько часов назад профессор с явным интересом расспрашивал его о Дирке? Странное совпадение. Что следует предпринять, чтобы найти нужного тебе человека, гадал Ричард. Он попытался позвонить в полицию, но там никто не снимал трубку. Ну что ж, он, кажется, испробовал все, кроме разве что услуг частного детектива. Но Тут он подумал, что существует множество куда более интересных способов тратить время и деньги. Так или иначе, судьба непременно сведет его с Дирком, как уже делала не раз. Как-то не верится, что все еще находятся люди, которых прельщает профессия частного сыщика. Интересно, кто они? Где и как им удается найти себе применение? Какие галстуки они предпочитают? Видимо, такие, чтобы никому и в голову не пришло заподозрить в них детективов. Господи, разве он думал, проснувшись утром, что его будут мучить столь идиотские вопросы. Просто из любопытства он вдруг стал листать желтые страницы вкладыша газетных объявлений. Частные детективы... частные детективы... частные детективы... Объявления в солидном деловом вестнике вызвали у Ричарда некоторое недоумение. Химчистка. Разведение породистых собак. Изготовление зубных протезов. Детективные агентства... Но в эту минуту зазвонил телефон. Недовольный тем, что его отвлекли, Ричард ответил довольно резко. - Что-то случилось, Ричард? - услышал он. - А, привет, Кэйт. Извини, я... тут немного отвлекся... Кэйт Анселм была еще одним классным программистом в фирме "Передовые технологии Уэя". Она занималась долгосрочным проектом "Искусственный интеллект", делом, которое всем казалось почти абсурдным, сказкой для дурачков, пока Кэйт не пускала в ход свое красноречие. Гордон регулярно выслушивал ее, когда его в очередной раз начинали одолевать сомнения, правильно ли он сделал, вложив в этот проект свои капиталы. Хотя, возможно, и без проекта он с удовольствием слушал бы Кэйт. - Я не хотела тебя беспокоить, - пояснила Кэйт, - но я никак не могу связаться с Гордоном. Телефоны его лондонской квартиры и в коттедже не отвечают, радиотелефон и автоответчик в машине тоже. Для Гордона, который не мыслит свою жизнь без активной телефонной связи, это по меньшей мере странно, тебе не кажется? Говорят, он установил телефон даже в бункере. И я охотно этому верю. - Я не связывался с ним со вчерашнего дня, - ответил Ричард и вдруг вспомнил кассету на автоответчике Сьюзан и мысленно понадеялся, что в послании Гордона не содержится ничего более важного, чем сообщение о зайцах. - Я знаю, он собирался отправиться в коттедж. Видишь ли, я действительно не знаю, где он. А ты не пробовала... - Ричард тут же прикусил язык, ибо понял, что не знает, у кого еще можно спросить, где сейчас шеф. Господи!.. - Ричард? - Невероятно!.. - Ричард, что с тобой? - Ничего, Кэйт. Просто я только что прочел одну забавную вещицу. - Неужели? А что ты читаешь? - Телефонный справочник... - Что? Телефонный справочник? Сейчас же бегу поку