одиктую, если позволите. Готовы? "Дорогой сэр, я считаю целесообразным осушить ров вокруг усадьбы в надежде, что мы можем найти там..." -- Напрасный труд, -- заметил инспектор, -- я исследовал его, -- Я это знаю. И тем не менее продолжайте, пожалуйста, писать. -- Хорошо. -- "... в надежде, что мы можем найти там что-нибудь важное для нашего расследования. Я распорядился, чтобы рабочие явились на работу завтра рано утром..." -- Не может быть! -- "... о чем и счел своим долгом сообщить вам заранее". Теперь подпишите и пошлите своего человека вручить это послание ему лично около четырех часов. В четыре мы снова соберемся здесь, а до того времени каждый может делать все, что ему угодно. Мы собрались, когда уже надвигался вечер. Холмс был серьезен, меня пожирало любопытство, сыщики, очевидно, чувствовали себя уязвленными и были склонны отнестись критически ко всем выводам моего друга. -- Теперь, джентльмены, -- сказал он, -- я попрошу вас одеться потеплее. На улице холодно, а я не знаю, сколько времени займет наша экспедиция. Нам надо оказаться на месте, прежде чем совсем стемнеет. Закутавшись по совету Холмса во что могли, мы пошли вдоль наружной стороны ограды парка. Через первый же пролом в ней пробрались под сень вековых деревьев, окружавших старинный дом, и под защитой сгущавшихся сумерек стали бесшумно красться вслед за моим знаменитым другом. Так мы достигли густых кустов, которые росли напротив подъемного моста. Мост был опущен. Холмс засел за стеной из веток, мы, естественно, тоже. -- Что будет теперь? -- спросил Макдоналд. -- Вооружимся терпением и не будем говорить громко, -- ответил Холмс. -- Зачем вообще мы пришли сюда? Право, я нахожу, вы могли бы быть с нами откровеннее. Шерлок Холмс усмехнулся. -- Уотсон уверяет, что я в своем роде художник. Во мне живут инстинкты, которые требуют добротной режиссерской постановки сцен. Уверяю вас, мистер Мак, наша профессия стала бы совсем скучной, если бы иногда мы не обогащали ее драматическими действиями, которые придавали бы блеск добытым с трудом результатам. В данную минуту положение вещей заставляет вас волноваться, испытывать напряжение спрятавшегося в засаде охотника. Ничего этого не было бы, заговори я с определенностью расписания поездов... Так что немного терпения, мистер Мак, и все станет для вас ясно. Призыв к терпению был оправданным, ибо ожидание оказалось продолжительным. На фасаде старого дома медленно густели тени. Холодный сырой туман, поднимавшийся со стороны рва, пронизывал нас до костей. В роковой комнате старого дома горел свет. Весь остальной дом был погружен в темноту. -- Долго ли еще ждать? -- спросил наконец инспектор. -- И чего мы ждем? -- Я сам не знаю, сколько времени нам придется караулить, -- строгим тоном ответил Холмс. -- Конечно, было бы удобнее, если бы преступники всегда действовали по нашему желанию. Что же касается... Но смотрите! Вот тот, кого мы ждали! Скрывавшие нас кусты находились напротив освещенного окна и отстояли от него всего футов на сто. Петли скрипнули, огромная рама открылась. Мы различили неясный контур головы и плеч человека, который, как видно, пристально всматривался в темноту. Наконец он нагнулся, и среди глубокой тишины мы услыхали легкий плеск. Казалось, что человек в окне что-то спустил в воду, наполняющую ров, и вдруг вытащил какой-то предмет из глубины, как рыбак рыбу. Этот предмет скрылся в пролете окна. -- Пора! -- крикнул Холмс. -- К действию, друзья! Мы мгновенно вскочили и бросились за ним, хотя и с трудом из-за окоченевших ног. А Холмс, охваченный одним из тех внезапных приливов энергии, которые превращали его в самого деятельного человека в мире, быстро перебежал мост и резко позвонил у входа в старый дом. Заскрипели засовы, на пороге открывшейся двери появился изумленный Эмс. Не обращая на него внимания, Холмс бросился к той комнате, в окне которой мы видели человеческий силуэт. Мы вбежали следом за ним. Перед нами стоял оторопевший Сесил Бэркер. -- Что все это значит, черт возьми? -- гневно спросил он. -- Что вам нужно? Холмс быстро оглянулся и тотчас же кинулся к скрученному веревкой и брошенному под стол мокрому свертку. -- Мы пришли за ним, мистер Бэркер. Нам нужен сверток, затопленный с помощью гимнастической гири и вытащенный вами из рва. Бэркер с изумлением посмотрел на Шерлока. -- Откуда вам о нем известно? -- Немудрено, я сам его там утопил. -- Вы?! -- Точнее следовало сказать "снова утопил", -- поправился Холмс. -- Я думаю, вы помните, Макдоналд, до чего меня удивляло отсутствие одной гири. Я обращал на это ваше внимание, но вам было некогда заниматься всякими пустяками, как вы считали. В противном случае вы, конечно, сделали бы некоторые ценные выводы. Когда вблизи есть вода и недостает одной из парных тяжелых гирь, то нетрудно догадаться, как ею воспользовались. Во всяком случае, стоило проверить эту догадку. Итак, благодаря Эмсу, который впустил меня в комнату, и рукоятке зонта доктора Уотсона я в прошедшую ночь выудил этот сверток и осмотрел его. Оставалось узнать, кто бросил его в воду. Этого мы достигли, сообщив вам, что ров будет осушен. Мы, четверо свидетелей, видели, кто воспользовался темнотой, а потому, мистер Бэркер, мне кажется, настала ваша очередь говорить. Холмс положил мокрый сверток на стол, развязал опутывавшую его веревку, достал изнутри гимнастическую гирю, а следом -- пару ботинок. Указав на них и пробормотав: "Как видите, американские", -- он опустил их на пол. Затем выложил на стол нож в ножнах, набор белья, пару носков, серый твидовый костюм и короткое коричневое пальто. -- Обратите особое внимание на пальто, -- заметил Холмс. -- Как видите, у него есть внутренний карман, который уходит под подкладку: в нем вполне может поместиться спиленное ружье. На воротнике ярлык портного: "Полл, пошив верхнего платья. Вермисса, США". Я провел небесполезные часы в местной библиотеке и пополнил свое образование, узнав, что Вермисса -- процветающий городок в Соединенных Штатах, в долине, известной угольными и железорудными копями. Помнится, мистер Бэркер, вы говорили, что первая жена Дугласа -- уроженка одной из угольных областей? Нетрудно предположить также, что буквы "Д. В." на карточке, брошенной подле трупа, означали "Долина Вермиссы" и что эта долина, посылающая убийц, может статься, и есть Долина ужаса, о которой нередко упоминалось. Все теперь нам ясно, и очередь мистера Бэркера дать необходимые объяснения. Гнев, изумление, страх, нерешительность поочередно сменялись на лице Бэркера. Наконец он попытался укрыться за едкой иронией. -- Вы уже знаете столько, мистер Холмс, -- с усмешкой бросил он, -- что, может быть, вам лучше самому сделать это. -- Без сомнения, я мог бы еще кое-что прибавить, мистер Бэркер, но нам интереснее послушать вас. -- Вы так думаете? Но я вправе сказать лишь одно: если здесь и кроется тайна, то она не мне принадлежит и не в моих привычках выдавать чужие секреты. В этот момент в комнату вошла миссис Дуглас, стоявшая, оказывается, около полуоткрытой двери. -- Довольно, Сесил, -- сказала она, -- вы сделали для нас достаточно. -- Более чем достаточно, -- уважительно заметил Холмс. -- Я глубоко сочувствую вам, миссис Дуглас, и прошу положиться на наш здравый смысл и нашу порядочность. Весьма возможно, что я поступил ошибочно, не исполнив вашего желания, которое передал мне доктор Уотсон. Однако в то время у меня еще были причины предполагать, что вы замешаны в преступлении. Теперь я убежден в обратном. Тем не менее еще осталось много невыясненного, и я посоветовал бы вам упросить непреклонного мистера Бэркера поведать всю историю. Тут миссис Дуглас вскрикнула, а все мы были поражены, увидев человека, который как бы выступил из стены и теперь шел к нам из темного угла. Миссис Дуглас повернулась и обняла его; Бэркер сжал его протянутую руку. -- Так лучше, Джон, -- сказала миссис Дуглас, -- я уверена, так лучше. -- Да, мистер Дуглас, -- подтвердил Холмс, -- гораздо лучше. Человек стоял, изучая нас. Он щурился, видимо, от света. Лицо у него было примечательное: смелые серые глаза, густые подстриженные седеющие усы, выступающий вперед волевой подбородок, резко очерченный рот. Дуглас обвел всех нас взглядом и, к моему вящему удивлению, подошел ко мне, протягивая связку бумаг. -- Я слыхал о вас, -- сказал он. Произношение у него было не вполне английское, но и не чисто американское, в общем мягкое и приятное. -- Вы писатель, -- продолжал он. -- Но ручаюсь, доктор Уотсон, что еще никогда через ваши руки не проходило таких историй. Изложите их, как хотите. Я только вручаю вам факты. Два дня я провел взаперти и, пользуясь слабым дневным светом, который проникал в убежище, набрасывал свои воспоминания. Это история Долины ужаса. -- Долина ужаса -- это прошлое, мистер Дуглас, -- спокойно сказал Шерлок, -- а нам теперь хочется услышать о настоящем. -- Услышите, сэр, -- ответил Дуглас. -- Вы позволите мне закурить? Холмс протянул сигару. -- Благодарю вас, мистер Холмс. Насколько мне известно, вы сами курильщик и поймете, что значило для меня не курить два дня, имея под рукой все необходимое, но опасаясь, как бы запах дыма не выдал тайник. -- Он прислонился к камину и втянул в себя аромат сигары. -- Я много слышал о вас, мистер Холмс, не подозревая, что мне придется встретиться с вами. Обещаю, раньше, чем вы ознакомитесь вот с этим, -- он кивнул головой в сторону бумаг, -- вы скажете, что я сообщил вам кое-что новое. Макдоналд хмуро смотрел на пришельца. -- Я в недоумении, -- произнес он наконец. -- Если вы мистер Дуглас из Бирлстоунской усадьбы, то причины чьей же смерти разыскивали мы эти два дня? И откуда вы теперь выскочили, точно чертик из табакерки? -- Ах, мистер Мак, -- заметил с укоризной Холмс. -- Вы не захотели перечитать описание приюта короля Карла! В те дни люди нередко прятались в отличные тайники, а они, послужив однажды, могут пригодиться и в другой раз. Я был убежден, что мы разыщем мистера Дугласа под этой крышей. -- Сколько же времени вы морочили нам голову таким образом, мистер Холмс? -- сердито спросил инспектор. -- Долго ли вы предоставляли нам возможность тратить силы и время на совершенно нелепые, как вам было известно, розыски? -- Ни одного лишнего часа, дорогой мистер Мак. Только в прошлую ночь у меня возникли новые соображения, и, так как их можно было доказать лишь сегодня вечером, я предложил вам и вашему коллеге днем отдохнуть. Скажите, пожалуйста, что мог я сделать еще? Увидав платье, вынутое изо рва, я сразу понял, что убитый -- не мистер Дуглас и мы, вероятнее всего, нашли тело велосипедиста из Тенбриджа. Другого заключения вывести было нельзя. Поэтому мне следовало выяснить, где мог скрываться мистер Дуглас, и я нашел, что, вероятнее всего, он при содействии жены и друга спрятался в доме, представлявшем такие удобства, а позднее собирался бежать. -- Вы оказались правы, -- с одобрением сказал Дуглас. -- Мне хотелось ускользнуть от вашего британского правосудия, поскольку я не знал, какое наказание оно наложит на меня. Вместе с тем мне казалось, что таким образом и заставлю преследующих меня злобных псов потерять след. Знайте, я не сделал ничего, что заставило бы меня стыдиться, ничего, что я не готов был бы повторить снова. Впрочем, вы сами убедитесь в этом, когда я закончу мой рассказ. Я начну не с самого начала. Оно изложено здесь, -- Дуглас указал на тетрадь, -- и вы найдете его очень странным. В общих чертах дело сводится к следующему. На земле живут люди, имеющие основательные причины меня ненавидеть. Они отдали бы свой последний доллар за то, чтобы я оказался в их руках. Пока жив я и живы они, на этом свете для меня нет безопасного угла. Они вытеснили меня из Чикаго в Калифорнию. Потом фактически изгнали из Америки. Лишь когда я после свадьбы поселился в английском тихом графстве, мне стало казаться, что последние годы моей жизни протекут спокойно. Я не объяснял моей жене положения вещей. Зачем было вмешивать ее во все это? Ведь она не имела бы ни минуты покоя! Тем не менее она, кажется, кое-что подозревала. Вероятно, я время от времени проговаривался, но до вчерашнего дня ей не были известны обстоятельства дела. Она узнала их после того, как вы, джентльмены, говорили с нею. Она сказала вам все, что знала, и Бэркер тоже. Ведь в ночь памятных событий у нас оставалось мало времени для объяснений. Теперь жена знает мою историю, и, право же, я поступил бы умнее, раньше сказав ей об опасности. Мне, дорогая, -- он взял ее за руку, -- было тяжело коснуться прошлого, я хотел сделать как лучше. Господа, накануне роковых событий я был в Тенбридже и случайно увидел на улице одного человека. Только мельком, но не мог не узнать моего смертельного врага, который преследовал меня, словно голодный волк дикую козу. Мне стало ясно, что беда близка. Я вернулся домой и приготовился встретить ее, зная, что мне придется защищаться собственными силами. В былое время о моих удачах ходила слава по всем Соединенным Штатам, и я был уверен, что счастье по-прежнему улыбнется мне. Целый день я был настороже, не выходил в парк и поступал правильно: он пустил бы в меня заряд картечи раньше, чем я успел бы заметить его. Когда мост подняли, я прогнал мысль о беде, не допуская, что он мог пробраться в дом и спрятаться, выжидая меня. Но когда я делал обычный вечерний обход дома, как всегда в халате, то, войдя в свою комнату, почувствовал опасность. Наверное, человек, многократно подвергавший угрозам свою жизнь, обретает нечто вроде шестого чувства, которое и подает ему сигналы. Почему я остро осознавал приближение несчастья, точно не могу сказать. Но в следующее мгновение я заметил под оконной драпировкой носки ботинок. Увидев источник своих инстинктивных опасений, я кинулся за молотком, припасенным мной ранее на камине. В ту же минуту враг прыгнул на меня. Блеснул нож, но я ударил по лезвию молотком. Оружие выпало из рук противника. Тогда нападающий вытащил из-под пальто, ружье. Щелкнул курок, но я успел схватить ствол руками и поднять его кверху. Мы отчаянно боролись. Мой противник ни на секунду не ослаблял усилий, однако в какое-то мгновение приклад оказался ближе ко мне. Не знаю, может быть, я дернул курок, может быть, мы оба потянули за собачку. Так или иначе два заряда попали ему в лицо, и, взглянув вниз, я увидел то, что осталось от Теда Болдуина. Я узнал этого человека в городе, узнал его также, когда он накинулся на меня, но, увидев столь обезображенный труп, даже его собственная мать не сказала бы, кто перед ней. Я привык к страшным зрелищам, но и мне стало не по себе. Прибежал Бэркер. Я услышал шаги жены, но вовремя остановил ее. Тут было зрелище не для женщин. Обещав ей скоро прийти в ее комнату, я начал давать Бэркеру объяснения, но он сам все понял с первого взгляда. Нам оставалось только ждать прислугу. Никто не явился, и мы сообразили, что никто не услышал выстрела, что все случившееся известно только нам. Тогда-то у меня зародилась идея, которая показалась нам обоим блестящей. Рукав Теда приподнялся, обнаружив знак ложи. Смотрите! Дуглас завернул свой собственный рукав и показал коричневый треугольник в круге, то есть в точности такой же знак, какой мы видели на руке убитого. -- Именно клеймо навело меня на мысль выдать убитого за себя. Мы были приблизительно одного роста и сложения, его волосы походили на мои, а от лица ничего не осталось. Мы с Бэркером сняли с Теда вот этот костюм, накинули на него мой халат и положили труп в той позе, в которой вы его нашли. Связав вещи Болдуина в узел, я уложил туда же единственную тяжесть, которая оказалась под рукой. Все было выброшено из окна. Карточку, которую он намеревался положить на мой труп, я оставил возле него. Мы надели мои кольца на его пальцы, но когда дело дошло до обручального... Он вытянул свою мускулистую руку. -- Вы сами видите, что я ничего не мог сделать. Со дня свадьбы это кольцо не покидало своего места, и снять его было невозможно. Мне и не хотелось расставаться с ним. Мы решили предоставить эту подробность судьбе. Зато я принес кусочек пластыря и наклеил его на уцелевшую часть лица убитого, в том самом месте, где, как вы видите, он наклеен у меня. Только в этом случае, мистер Холмс, вы допустили оплошность: сняв пластырь, вы не увидали бы пореза. Вот каково было положение вещей. Если бы я притаился на некоторое время, а затем уехал в какое-нибудь место, где позднее ко мне присоединилась бы жена, остаток дней наших, вероятно, протек бы спокойно. Увидев в газетах, что Болдуин убил меня, эти дьяволы прекратили бы преследование. Я спрятался, Бэркер сделал все остальное. Вы сами можете догадаться, о чем именно он позаботился в первую очередь. Мой друг открыл окно и сделал кровавый отпечаток на подоконнике с целью показать, каким путем убежал убийца. Это была смелая мысль. Потом Сесил позвонил. Дальнейшее вы знаете. Теперь, джентльмены, делайте, что вам угодно, однако верьте, что я сказал всю правду. Позвольте только задать вам один вопрос: как поступит со мной английское правосудие? Наступило молчание. Его прервал Шерлок Холмс. -- В основе своей английские законы справедливы, и наказание будет не тяжелее вашего проступка. Но, скажите, откуда Болдуин узнал, что вы живете здесь, а также как пробраться в дом и где удобнее спрятаться? -- Мне самому это непонятно. Лицо Холмса было серьезно и бледно. -- Боюсь, что дело еще далеко не окончено, -- заявил он. -- На вашем пути могут встретиться опасности похуже английского закона или даже ваших американских врагов. Я предугадываю для вас несчастья, мистер Дуглас, и советую вам остерегаться.  * ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Чистильщики *  А теперь я должен попросить читателя на время покинуть Сассекс и перенестись лет на двадцать назад и на несколько тысяч миль к западу. Перед ним развернется настолько необыкновенная история, что, быть может, трудно будет даже поверить в ее достоверность. Причем это не начало какого-нибудь нового повествования. После описания происшедших в то время и в тех местах событии, разрешив тайну прошлого, мы снова встретимся в квартире на Бейкер-стрит, где завершатся эти, как и многие другие знаменательные события. 1. ГЛАВНОЕ ДЕЙСТВУЮЩЕЕ ЛИЦО Дело происходило 4 февраля 1875 года. Стояла суровая зима, густой снег покрывал ущелья гор Джилмертон. Вечерний поезд медленно полз по железнодорожному пути, соединяющему множество шахтерских и заводских поселков. Он поднимался по крутому откосу, который ведет от Стегвилля, расположенного на низменности, к городу Вермисса, стоящему в верхнем конце долины. Дорога была одноколейной, на каждой запасной ветке стояли вереницы платформ с углем и железной рудой. Стояли, словно немые доказательства скрытого под землей несметного богатства долины, привлекшего в нее множество людей разной национальности и сильно оживившего этот унылый край Соединенных Штатов. Вряд ли первопроходцы, пересекшие его, представляли себе, что самые прекрасные прерии и роскошные пастбища ничего не стоят по сравнению с этой мрачной областью, покрытой черными утесами и чащей леса. Над почти непроходимым бором, покрывавшим склоны гор, поднимались покрытые вечными снегами вершины. По долине, извивавшейся между зубчатых скал, полз маленький поезд. В вагонах, вмещавших всего по двадцать или тридцать человек, только что зажгли лампы. Они горели тускло и слабо освещали пассажиров, в основном рабочих, возвращавшихся домой после трудового дня. Судя по их закоптелым лицам, это были большей частью шахтеры. Почти все они курили и иногда переговаривались. В одном из вагонов сидели двое в полицейских мундирах, привлекавших к себе настороженное внимание не только рудокопов, но и едущих женщин-работниц и двоих-троих стариков, в которых нетрудно было узнать местных мелких лавочников. В углу, поодаль от всех, расположился молодой человек. На вид ему не менее тридцати лет, он среднего роста, у него свежий цвет лица. Проницательные серые глаза поблескивали сквозь очки и доброжелательно посматривали на соседей. Эти взгляды позволяли сделать вывод об общительном характере; поверхностный наблюдатель предположил бы даже, что это недалекий простак. Однако более пристальное внимание позволяло угадать в очертании его подбородка и суровой складке губ, что под наружным добродушием темноволосого молодого мужчины крылась незаурядная сила. Раза два он пробовал заговорить с ближайшим соседом-шахтером, но, получив краткие неприветливые ответы, замолк и стал хмуро смотреть в окно на открывавшийся пейзаж. Груды шлака громоздились по обеим сторонам железнодорожной линии; за ними поднимались вышки угольных шахт. Группы жалких деревянных домишек с плохо освещенными окнами жались друг к другу. На частых полустанках толпились закоптелые жители: долина Вермиссы не привлекала к себе праздных людей, здесь велась жестокая борьба за существование. На лице молодого пассажира, который смотрел из окна вагона на безрадостную местность, выражалось смешанное чувство брезгливости и любопытства. Не раз, достав длинное письмо, он снова и снова пробегал его глазами и что-то писал сбоку. В конце концов он вытащил из сумки револьвер и переложил его в потайной карман. Как ни быстро это было сделано, человек, сидевший на соседней скамье, успел все заметить. -- Вот как, приятель, вы, видно, готовы ко всему? Молодой незнакомец улыбнулся с некоторым замешательством. -- Да, там, откуда я еду, иногда оружие необходимо. -- А откуда вы едете? -- Из Чикаго. -- Здесь вы впервые? -- Да. -- Оружие наверняка вам и здесь пригодится. -- Почему вы в этом так уверены? -- живо спросил молодой человек, явно заинтересованный. -- Разве вы не слышали о том, что у нас тут происходит? -- Нет, ничего. -- А я был уверен, что о нас говорят повсюду. Не огорчайтесь, скоро услышите. Но что заставило вас сюда приехать? -- Я слышал, что здесь можно легко найти работу. -- Вы член Рабочего союза? -- Естественно. -- Тогда, пожалуй, работу получите. У вас есть тут друзья? -- Нет, но я их приобрету. -- Каким образом? -- Я принадлежу к ордену масонов. Почти в каждом городе есть ложа, а где есть ложа, там у меня окажутся друзья. Слова собеседника сразу произвели сильное впечатление на рабочего. Он с подозрением оглянулся на сидящих вблизи пассажиров. После этого он поднялся, сел рядом и протянул руку. Они обменялись рукопожатием. -- Я верю, но никогда нелишне удостовериться. Правой рукой он дотронулся до своей правой брови. Незнакомец тотчас же поднес левую руку к левой брови. -- Темные ночи неприятны, -- произнес сосед. -- Да, для странствующих иностранцев, -- ответил молодой человек. -- Этого достаточно. Я брат Сканлейн, триста сорок первая ложа, долина Вермиссы. Я рад видеть вас у нас. -- Спасибо. Я брат Джон Макмэрдо, двадцать девятая, Чикаго. И я рад встрече с братом. -- В округе наших много. Нигде в стране орден так не процветает, как в долине Вермиссы. Но молодцы вроде вас нам очень нужны. Одного не понимаю: почему здоровый человек из Рабочего союза не нашел себе места в Чикаго? -- У меня было много случаев хорошо заработать, -- ответил Макмэрдо. -- Тогда почему уехали из Чикаго? Макмэрдо указал в сторону полицейских и слегка улыбнулся. -- Эти двое джентльменов, вероятно, с удовольствием приняли бы эстафету в отношении меня от своих чикагских коллег. Сканлейн сочувственно кивнул, искоса взглянув на полицейских. -- У вас были большие неприятности? -- Да. -- Тюрьма? -- Еще не время толковать о таких вещах, -- ответил Макмэрдо, как бы сожалея, что уже сказал больше, чем хотел. -- Имелись веские причины для моего отъезда из Чикаго, удовольствуйтесь этим. Кроме того, кто вы такой, чтобы задавать вопросы? Серые глаза Макмэрдо блеснули раздраженно за стеклами очков. -- Не сердитесь, я не собирался вас обидеть. И уверен -- наши ребята отнесутся к вам хорошо, что бы вы там ни сделали. Куда вы сейчас направляетесь? -- В Вермиссу. -- Это третья остановка отсюда. Где намереваетесь поселиться? Макмэрдо вынул письмо и прочел адрес. -- Джейкоб Шефтер, улица Шеридана... Мне рекомендовал его знакомый в Чикаго. -- Я сам живу в Хобсоне, так что этого адреса не знаю. Кстати, мы подъезжаем к Хобсону, и на прощание я хочу дать вам один совет. Если вы столкнетесь с трудностями в Вермиссе, идите прямо в Дом профсоюза и спросите Макгинти. Он мастер вермисской ложи, и в Вермиссе все делается, как того хочет Черный Джек Макгинти. Может, мы встретимся в ложе. Прощайте. Сканлейн направился к выходу, и Макмэрдо снова остался наедине со своими мыслями. Уже стемнело, и красные отсветы горнов мелькали во мраке. -- По-моему, ад должен выглядеть именно так, -- произнес чей-то голос. Макмэрдо оглянулся и увидел, что один из полицейских встал и всматривается в окно. -- Наверняка, -- поддакнул второй констебль. -- И вряд ли в преисподней обитают дьяволы хуже местных... Полагаю, вы новоприезжий, молодой человек? -- Что вам-то до этого? -- мрачно ответил Макмэрдо. -- Да ничего. Просто я посоветовал бы вам осторожнее выбирать себе здесь друзей. И уж никак я не поспешил бы подружиться со Сканлейном или с кем-нибудь из этой шайки, ничего не зная о них. -- Что вам за дело, кто мои друзья? -- прогремел Джон так громко, что все пассажиры повернулись к нему. -- Разве я спрашивал у вас совета? Нагрубив, он широко осклабился, точно оскалившая зубы собака. Добродушных полицейских ошеломила подобная враждебность. -- Не обижайтесь на нас, -- примирительно произнес один из них. -- Мы хотим вам добра, поскольку вы новичок в долине Вермиссы. -- Да, этой долины я не знаю, но мне хорошо знакомы вы и вам подобные, -- с холодным бешенством выпалил Макмэрдо. Полицейский улыбнулся. -- Может статься, что и лично с нами вам придется познакомиться поближе. Вы кажетесь отменной сорвиголовой. -- Я вас не боюсь. Меня зовут Джон Макмэрдо. А если я вам понадоблюсь, то ищите меня в Вермиссе, на улице Шеридана у Шефтера. Видите, я не собираюсь скрываться от вас. Такое бесстрашное заявление вызвало явное сочувствие у пассажиров. Полицейские, пожав плечами, вступили в разговор между собой. Через несколько минут поезд подошел к скверно освещенному вокзалу, и пассажиры поспешили покинуть вагоны. Вермисса была главной станцией на всей линии. Макмэрдо поднял свою сумку и уже двинулся в темноту, когда один из шахтеров подошел к нему. -- Браво, товарищ, вы умеете разговаривать с этими типами, -- с уважением сказал он. -- Было приятно вас слушать. Дайте вашу сумку и пойдем вместе. Мне как раз идти мимо дома Шефтера. Они вместе спустились с платформы. -- Спокойной ночи, друг, -- раздались пожелания из толпы шахтеров. Буйный Макмэрдо завоевал здесь симпатии, даже не ступив еще на землю Вермиссы. Какое бы безрадостное впечатление ни производили окрестности города, сама Вермисса оказалась еще более удручающей. Долина обладала хотя бы каким-то мрачным величием: по соседству с горами, этими могучими созданиями природы, находились результаты гигантской деятельности человека -- глубокие шахты на фоне огромных горнов и клубов дыма. Город же воплощал в себе отвратительную нищету. Снег на улице, который непрестанно месили башмаками и колесами повозок, превратился в грязную полужидкую кашу. Газовые фонари едва освещали невзрачные ряды деревянных строений с полуразрушенными верандами. Лишь в центре города эта картина слегка скрашивалась ярко освещенными витринами магазинов и пивных, окнами игорных домов и притонов. -- Вот этот дом вам придется часто посещать, -- сказал проводник Джона, указывая на один из баров, по внешнему виду напоминающий отель. -- Здесь хозяин Джек Макгинти. -- Что это за человек? -- спросил Макмэрдо. -- Неужели вы о нем не слыхали? -- Я же никогда не бывал в вашем городе. -- Ну, я думал, что его имя известно всюду. Оно часто появляется и в газетах. -- В связи с чем? -- В связи с разными громкими делами, -- неопределенно ответил шахтер, понизив голос. -- Какими именно? -- Ну и чудак вы, мистер! Ведь только об одних определенного рода делах и можно услышать у нас -- о делах Чистильщиков. -- Помнится, я что-то читал о них. Это шайка убийц, не так ли? -- Тише, если вам дорога жизнь, -- испуганно прошептал шахтер, оглянувшись вокруг. Затем он остановился и с удивлением воззрился на своего спутника. -- Если вы будете на улице открыто высказываться в таком духе, то вам недолго останется жить. Иные отправлялись на тот свет из-за меньшего... -- Я только повторяю то, что читал о них в газетах. -- Но могу заверить вас, что вы читали неправду. Убийств здесь происходит немало. Только никогда не произносите имени Макгинти в связи с преступлениями -- расплата будет скорой и жестокой... А вот и дом, который вам нужен. Его хозяин, старый Джейкоб Шефтер, у нас самый честный и уважаемый человек. -- Спасибо, -- сказал Макмэрдо на прощание. Он подошел к дому и сильно постучал в дверь. Когда она открылась, то перед ним оказалась молодая и очень красивая девушка, по виду шведка: белокурая, с огромными темными глазами, резко контрастировавшими с цветом ее волос. Она посмотрела на незнакомца с удивлением и любопытством. Макмэрдо подумал, что никогда не видел девушки прекраснее. Она казалась особенно поразительной в окружавшей ее печальной и безобразной действительности, словно прелестный цветок, выросший на черных грудах шлака. Он молча стоял и только смотрел на нее. Молчание прервала девушка. -- Я решила, что это пришел отец, -- произнесла она с приятным легким акцентом. -- Вы хотите его видеть? Он в городе и должен вернуться с минуты на минуту. Макмэрдо продолжал зачарованно смотреть на нее, не скрывая своего восхищения. Под его взглядом она опустила веки. -- Ничего, мисс, -- наконец сказал Джон. -- Я никуда не спешу. Мне рекомендовали ваш дом, и теперь я уверен, что он мне подойдет. -- Вы быстро приходите к заключениям, -- с улыбкой сказала она. -- Ну, только слепой ответил бы иначе. Девушка засмеялась. -- Входите, мистер, -- пригласила она. -- Меня зовут Этти, я дочь мистера Шефтера. Моей матери нет в живых, и хозяйством занимаюсь я. Погрейтесь у печки и подождите отца... Да вот и он сам. По дорожке приближался коренастый старик. После знакомства Макмэрдо кратко рассказал о своем деле. Имя знакомого Джона, давшего ему адрес Шефтера, было тому известно. Старый швед тут же согласился принять нового жильца. Макмэрдо не торговался и охотно принял все условия. За двенадцать долларов в неделю хозяин предоставлял ему комнату и полное содержание. Таким образом Макмэрдо, бежавший из Чикаго, поселился под крышей Шефтеров. Это стало первым шагом в длинной череде темных событий, происшедших в далеком крае. 2. ГЛАВА ЛОЖИ ВЕРМИССЫ Через неделю Макмэрдо уже сделался приметным лицом в доме Шефтеров. В меблированных комнатах у них жили еще десять жильцов -- пожилые работники с шахт и приказчики из лавок. Когда все собирались по вечерам, Джон первым отпускал удачную шутку. Он оказался также превосходным рассказчиком, отлично пел и вообще, казалось, был прямо создан для общества -- от него как бы веяло магической силой, способной вызывать оживление и даже веселость окружающих. Но иногда он впадал, как и тогда в железнодорожном вагоне, в неудержимый гнев, что заставляло всех в доме относиться к нему еще более уважительно и даже с опаской. Он не скрывал своего презрения к закону и к его служителям. Макмэрдо открыто восхищался прелестной мисс Этти и говорил, что она покорила его сердце с первого взгляда. Чуть ли не на второй день Джон признался ей в любви и потом постоянно твердил о своем чувстве, не обращая внимания на ее ответы, которыми она старалась лишить его надежды. -- У вас уже кто-то есть? -- говорил он. -- Что ж, тем хуже для него. Пусть остерегается, я не собираюсь из-за кого бы то ни было упускать свое счастье. Говорите "нет" сколько угодно, Этти, но наступит день, когда вы скажете "да". Я достаточно молод, чтобы подождать. Для Этти он был воистину опасным человеком. Рассказы его увлекали, а умение подойти к людям очаровывало. Он был окружен ореолом таинственности, что обычно сначала возбуждает у женщины любопытство, а затем любовь. Особенно захватывающими были описания Мичигана, далекого красивого острова с его низкими холмами и зелеными лугами. Отсюда, из этой мрачной, занесенной снегом долины, он казался особенно прекрасным. Рассказывал Макмэрдо и о проливе и мичиганских лесных лагерях; о Буффало и Чикаго, где он работал на заводе. При этом слышался намек на нечто романтическое, на события столь странные, что и говорить о них открыто было нельзя. С сожалением Джон упомянул, что ему пришлось отказаться от прежних знакомств, покинуть все привычное и закончить свои скитания в этой безрадостной долине. Этти неизменно слушала его, затаив дыхание, и в ее огромных глазах читались сострадание и сочувствие. Будучи человеком образованным, Макмэрдо быстро получил временное место в одной конторе, где ему поручили ведение записей. В конторе он был занят большую часть дня и потому не нашел случая представиться главе местной масонской ложи. Но ему вскоре напомнили об этом упущении. Как-то вечером в комнате Джона появился его железнодорожный знакомый Мик Сканлейн. Казалось, он был рад встретиться с Макмэрдо. Выпив виски, Мик объяснил цель своего посещения. -- Я запомнил ваш адрес, Макмэрдо, -- сказал он, -- и решился навестить вас. Знаете, меня удивляет, что вы до сих пор не представились мастеру. Что помешало вам зайти к нему? -- Я искал работу и был крайне занят. -- Все равно надо было отыскать время, чтобы нанести ему визит. Бог мой, да вы поступили прямо безумно, не побывав в Доме союза в первое же утро после приезда! Если вы обидите его... Макмэрдо удивился. -- Я уже более двух лет принадлежу к ордену, Сканлейн, но никогда не слышал о подобных строгостях. -- В Чикаго, может быть, их нет. -- Да ведь здесь то же самое общество? -- Вы полагаете? -- Сканлейн долгим пристальным взглядом посмотрел на Джона. -- Разве я ошибаюсь? -- Через месяц вы мне сами об этом скажете. Кстати, я слышал, что после того, как я вышел из вагона, вы побеседовали с полицейскими? -- Господи, да как вы об этом узнали? -- У нас все быстро становится известно, как плохое, так и хорошее. -- Да, я выложил этим собакам, что о них думаю. -- Я уверен, приятель, вы придетесь по сердцу нашему Макгинти. -- А что, он тоже не жалует полицию? Сканлейн захохотал. -- Обожает! Но берегитесь, как бы заодно с полицией он не возненавидел и вас, если вы не удостоите его посещением. Так что немедленно отправляйтесь к нему в бар, -- сказал он на прощание и ушел. Возможно, Макмэрдо и не придал бы особого значения этому совету, но другая встреча в тот же вечер вынудила его все же отправиться к Макгинти. Заметил ли старый Шефтер с самого начала то внимание, которое оказывал Этти его новый жилец, или ухаживание Джона стало в последние дни слишком настойчивым, но, как бы то ни было, вскоре после ухода Сканлейна он позвал молодого человека в свою комнату. -- Мне кажется, -- сказал он без предисловий, -- что вам приглянулась моя Этти. Это верно, или я ошибаюсь? -- Не ошибаетесь, -- ответил Джон. -- Ну так я должен сказать вам, что вы опоздали. -- Она мне говорила. -- А фамилия другого вам известна? -- Я спрашивал, но она отказалась ее назвать. -- Потому что не хотела вас напугать. -- Напугать? -- Макмэрдо так весь и вскипел. -- Да, дружище. И вовсе не зазорно бояться Теда Болдуина. -- Да кто он такой, черт возьми? -- Он начальник Чистильщиков. -- Опять Чистильщики! О них только и говорят здесь, причем всегда шепотом. Чего вы все боитесь? Кто эти Чистильщики? Шефтер понизил голос, как и все здесь, кто вынужденно затрагивал эту тему: -- Чистильщики -- старинный масонский орден. -- Но ведь я и сам масон! -- Вы? Зная это, я ни за что не пустил бы вас к себе в дом. -- Почему вы недолюбливаете орден? Он ставит перед собой цели милосердия и добра. --Возможно, где-нибудь и так, но не у нас. -- А здесь? -- Это общество убийц. Макмэрдо недоверчиво засмеялся. -- Где доказательства? -- Доказательства? А разве вам мало пятидесяти убийств? Судя по всему, вы даже не слышали о Милмэне, Ван-Шорсте, о семье Пиклсон, о старом мистере Эйме, о маленьком Билли Джеймсе и множестве других. Доказательства! В долине не найдется никого, будь то мужчина или женщина, кто не имел бы доказательств! -- Это простые сплетни, -- возразил Макмэрдо. -- Прожив в нашем городе подольше, вы измените свое мнение. Впрочем, я забыл, что вы тоже один из них. Поэтому прошу вас подыскать себе другое помещение, мистер. С нас хватит ухажера Этти, которого мы не смеем выгнать. А уж среди своих жильцов я их терпеть не желаю. Следующую ночь вы должны провести уже под другой крышей. Макмэрдо не только лишали комнаты, но и отдаляли от девушки, которую он искренне полюбил. Выйдя от старика, он застал Этти в гостиной и рассказал ей обо всем. -- Я не так уж огорчился бы, будь дело только в комнате, -- сказал он, -- но, право, Этти, хотя я и знаю вас всего неделю, но жить без вас не могу! -- Замолчите, мистер Макмэрдо, -- прервала его Этти. -- Ведь я говорила вам, что вы опоздали. У вас на дороге стоит другой; правда, я не обещала ему выйти за него, но и сделаться невестой кого-либо еще я теперь уже не могу. -- А если бы я оказался здесь раньше? Мог бы тогда надеяться? Этти закрыла лицо руками. -- Бог видит, что я хотела бы этого... -- прошептала она, заливаясь слезами. Макмэрдо опустился перед ней на колени. -- Неужели из-за полуобещания вы погубите свое и мое счастье? Слушайтесь своего сердца: оно правдивее слов, сказанных в минуту, когда вы сами не знали, что говорите. Скажите, что вы согласны стать моей женой, и мы вместе пойдем навстречу судьбе. -- Но мы уедем отсюда? -- Нет, мы здесь останемся, дорогая, -- и его руки на миг обняли ее. -- Но, Джон, тут оставаться нам нельзя. Увезите меня, пожалуйста. На мгновение лицо Макмзрдо выразило колебание, но почти сразу оно стало жестким, словно гранит. -- Нет, я не трус и стану бороться за вас против всех на свете. -- Но почему бы нам не уехать? -- Я не могу сделать этого, Этти. -- Почему же? -- Я никогда не смогу смотреть людям в глаза, если буду знать, что меня выгнали откуда бы то ни было. Кроме того, чего нам бояться? Разве мы не свободные люди в свободной стране? Если мы любим друг друга, кто осмелится стать между нами? -- Вы не знаете, Джон... Вы пробыли здесь слишком короткое время, вы не знаете этого Болдуина, этого Макгинти и Чистильщиков вообще. -- Не знаю и не боюсь их, -- ответил Макмэрдо. -- Мне приходилось встречаться с самыми разными людьми, и я никогда никого не боялся, напротив, кончалось тем, что окружающие начинали опасаться меня. Но скажите, Этти, если Чистильщики, как говорит ваш отец, совершали в долине Вермиссы одно убийство за другим и если все знают их имена, то почему не предали преступников суду? -- Никто не решится выступить против них свидетелями. Любой из них не прожил бы и месяца. Кроме того, всегда найдется кто-нибудь из шайки, кто под присягой покажет, будто во время совершения преступления обвиняемый был в противоположной части долины. -- Я, правда, слышал кое-что и раньше о Чистильщиках, но считал все это выдумками. Может быть, Этти, у них есть оправдательные причины так поступать. Их что, преследуют и они не могут защититься другим путем? -- О Джон, замолчите! Именно такие слова я слышу от другого... -- От Болдуина? -- Да, и потому я презираю его. Джон, теперь я могу сказать вам правду: я всем сердцем ненавижу его и в то же время смертельно боюсь. Боюсь за себя и особенно за отца. Если бы я сказала Болдуину правду, на нас неминуемо обрушилась бы страшная беда. Поэтому мне пришлось отделаться от него хотя бы полуобещанием. Иного выхода не было. Если бы вы только согласились бежать со мной, Джон! Мы взяли бы с собой отца и где-нибудь вдали зажили бы спокойно. Лицо Макмэрдо снова отразило внутреннюю борьбу, и снова оно окаменело. -- Ничего дурного не случится ни с Вами, Этти, ни с вашим отцом. Что же до этих страшных людей... Наступит время, и вы поймете, что я не лучше самого дурного из них. -- Нет, Джон, я не верю в это и всегда буду доверять вам. Макмэрдо с горечью рассмеялся. -- Как же мало вы обо мне знаете! Вы, с вашей невинной душой, не подозреваете, что во мне происходит... В эту минуту дверь резко распахнулась, и в комнату развязно, с видом хозяина, вошел красивый молодой человек, приблизительно одних лет с Макмэрдо, схожий с ним ростом и фигурой. Из-под широкополой шляпы, которую он не потрудился снять, виднелось лицо со свирепыми, властными глазами и орлиным носом. Смущенная и испуганная Этти тут же поднялась со стула. -- Я рада видеть вас, мистер Болдуин, -- сказала она. -- Пожалуйста, садитесь. Упершись руками в бока, Болдуин остался стоять, неотрывно глядя на Джона. -- Кто это? -- коротко бросил он. -- Мой друг, наш новый жилец. Мистер Макмэрдо, разрешите представить вам мистера Болдуина. Молодые люди мрачно поклонились друг другу. -- Полагаю, мисс Этти сообщила вам о наших планах? -- спросил Болдуин. -- Насколько я понял, вас с нею ничто не связывает. -- Да? Ну, теперь вы можете узнать другое. Я говорю вам, что эта девушка является моей невестой. Так что вам следует сейчас отправиться прогуляться и не путаться здесь под ногами... Тем более что вечер хорош, -- добавил Болдуин с насмешкой в голосе. -- Благодарю, но я не расположен гулять. -- Нет? -- Глаза Болдуина загорелись гневом. -- Может, вам хочется подраться, мистер жилец? -- Очень, -- откликнулся Макмэрдо, поднимаясь. -- Вы не могли сказать мне ничего более приятного. -- Ради Бога, Джон, ради Бога, -- задыхаясь, произнесла растерявшаяся Этти. -- О Джон, он сделает что-нибудь ужасное! -- Ага, так он для вас уже "Джон"? -- зарычал Болдуин. -- Дело дошло до имен? -- Ах, Тед, будьте благоразумны! Если вы когда-нибудь меня любили, будьте великодушны! -- Мне кажется, Этти, если вы оставите нас вдвоем, мы быстро со всем покончим, -- спокойно произнес Макмэрдо. -- Или, может, вам, мистер Болдуин, угодно прогуляться со мной по улице? Отличная погода, и за первым поворотом есть удобный пустырь. -- Я расправлюсь с вами, не пачкая рук, -- бросил Джону его враг. -- В скором времени вы пожалеете, что вошли в этот дом. -- По-моему, сейчас самое подходящее время, -- сказал Макмэрдо. -- Я сам выберу время. Смотрите, -- он засучил рукав и показал на руке странный знак: выжженный круг с треугольником внутри. -- Вы знаете, что это значит? -- Не знаю и знать не хочу. -- Так обещаю вам, что вы узнаете, не успев постареть. Может быть, мисс Этти скажет вам что-нибудь об этом клейме. А вы, Этти, вернетесь ко мне на коленях. Слышите? На коленях! И тогда я скажу вам, в чем будет заключаться ваша кара. Вы посеяли, и я позабочусь, чтобы вы сняли урожай. Он с ненавистью посмотрел на них обоих, внезапно повернулся на каблуках, и в следующую секунду наружная дверь с шумом за ним захлопнулась. Несколько мгновений Джон и Этти стояли молча, потом она обняла его. -- О Джон, как вы были смелы! Но все равно, вам надо бежать отсюда. И сегодня же! Вы ничего не можете поделать против людей, за которыми стоит Макгинти и все могущество ложи. Джон высвободился из объятий Этти, поцеловав ее, и усадил на стул. -- Полно, не беспокойтесь так обо мне. Я ведь тоже масон. Наверное, я не лучше остальных, а потому не принимайте меня за святого. Быть может, узнав правду, вы возненавидите меня тоже. -- Возненавидеть вас, Джон! Что вы! Почему я должна думать о вас плохо только из-за того, что вы принадлежите к ложе? Но если вы масон, Джон, почему вы не постарались заслужить расположение этого Макгинти? Поторопитесь сделать это! Поговорите с ним прежде Болдуина. -- Я сам подумал о том же, -- сказал Макмэрдо, -- и отправлюсь сейчас же. Скажите вашему отцу, что сегодня мне еще придется переночевать у вас в доме, но что завтра я найду себе новое жилье. Бар Макгинти, как всегда, был переполнен. Хозяин пользовался популярностью, и прежде всего потому, что неизменно носил маску весельчака. Кроме того, многих приводил сюда страх -- никто не рискнул бы пренебречь его расположением. Причем не только в городе, но и во всей долине. Помимо тайной силы, которой обладал Макгинти как глава ложи, он имел и власть официальную в качестве муниципального советника и инспектора дорог. Всем было ясно, какими путями он получил эти должности. Общественные работы в городе были запущены, зато налоги взимались самым тщательным образом. Благодаря же частым неточностям в отчетах, на которые все опасались обращать внимание, бриллианты в булавках хозяина бара год от года становились крупнее, а золотые цепочки на жилете -- более тяжелыми. Макмэрдо вошел в зал и оказался в густой толпе, насыщавшей воздух табачным дымом и спиртными ароматами. Помещение освещалось множеством ламп, отражавшихся в расставленных вдоль стен огромных зеркалах в тяжелых золоченых рамах. За прилавками усиленно трудились официанты в жилетах и без галстуков. В глубине, опершись на стойку, стоял высокий и полный человек, во рту которого торчала неизменная сигара. Голову исполина украшала густая грива волос, спускавшаяся до воротника, а лицо до скул заросло бородой. Оно было смуглое, словно у южанина. Однако самым примечательным его отличием являлись странные немигающие черные глаза; отсутствие в них естественного блеска придавало всему лицу затаенно-зловещее выражение. Между тем все остальное у этого человека вполне соответствовало маске веселого задушевного малого. В первый момент каждый сказал бы, что Макгинти удачливый, честный делец с открытым сердцем. Только когда его темные безжизненные глаза впивались в человека, тот внутренне содрогался, почувствовав, что за ними скрыта целая бездна зла, соединенного с силой и хитростью. Джон издали разглядел хозяина бара, а затем со свойственной ему смелостью принялся локтями пробивать себе дорогу к нему. Протолкавшись сквозь группу льстецов, теснившихся около стойки, он остановился перед ним, не опустив глаза под пристальным взглядом. -- Черт меня побери, если я встречал вас прежде, -- недружелюбно произнес глава ложи Вермиссы. -- Я здесь недавно, мистер Макгинти. -- Не настолько недавно, чтобы не знать, как следует меня именовать. -- Это советник Макгинти, -- сказал кто-то из окружения. -- Извините, советник. Я незнаком с местными обычаями, но мне посоветовали повидать вас. -- Ну что ж, вы видите меня. И что вы думаете обо мне? -- Трудно так сразу ответить. Скажу лишь, что если ваше сердце так же велико и прекрасно, как лицо, то ничего другого и желать нельзя. -- У вас хорошо подвешен язык! Значит, вы одобряете мою наружность? -- Конечно, сэр, -- сказал Макмэрдо. -- И вам посоветовали прийти ко мне? -- Да. -- Кто же это сделал? -- Брат Сканлейн... А теперь я хочу выпить за ваше здоровье, советник, и за наше дальнейшее знакомство. -- Джон поднес к губам поданный ему стакан и, осушая его, подчеркнуто отставил мизинец. Следивший за ним Макгинти приподнял густые черные брови. -- Ах, вот как? -- сказал он. -- Видно, мне придется поближе познакомиться с вами, мистер... -- Макмэрдо. -- Мы здесь не доверяем словам, мистер Макмэрдо. Извольте следовать за мной. Они прошли в маленькую комнатку. Макгинти запер за собою дверь, уселся на одну из бочек, заполнявших комнату, молча поглядывая на Джона. Макмэрдо, не смущаясь, вынес осмотр. Одну руку он опустил в карман пиджака, другой покручивал свой каштановый ус. Неожиданно Макгинти вытащил из-за пояса револьвер. -- Вот что я должен вам сказать. Если я увижу, что вы затеваете с нами какую-нибудь игру, то вам недолго придется ее вести. -- Странный прием вы мне оказываете, -- ответил Макмэрдо с вызовом. -- Особенно для мастера ложи по отношению к новоприезжему брату. -- Вот как раз этот факт и нужно доказать, -- ответил Макгинти. -- А если не докажете, то вам не поможет сам сатана. Где вы были посвящены? -- В двадцать девятой ложе в Чикаго. -- Когда? -- Двадцать четвертого июня тысяча восемьсот семьдесят второго года. -- Кто был мастер? -- Джеймс Скотт. -- Кто управляет вашей областью? -- Бартоломью Уилсон. -- Гм, вы отвечаете довольно уверенно. Что вы здесь делаете? -- Работаю, как вы, но пока поменьше вас. -- Вы так же скоры на руку, как на ответы? -- Знавшие меня люди утверждали именно так. -- Ну что ж, может, мы испытаем вас скорее, чем вы думаете. Вы слыхали что-нибудь о нашей ложе? -- Я слышал, что в ваше братство может вступить только мужественный человек. -- Правильно, мистер Макмэрдо. Почему вы уехали из Чикаго? -- Повесьте меня раньше, чем я вам это скажу. Глаза Макгинти широко открылись. Он не привык к таким ответам, и слова Джона несказанно удивили его. -- Почему вы не хотите довериться мне? -- Потому что брат не может лгать брату. -- Значит, правда такого рода, что о ней даже не стоит говорить? -- Вот именно. -- Тогда не ждите, чтобы я как мастер ввел в ложу человека, за прошлое которого не могу отвечать. На лице Макмэрдо отразилось раздумье. Потом он вынул из кармана измятую газетную вырезку. -- Вы правы, советник, -- мягко заметил Макмэрдо. -- Я знаю, что без опасения могу отдать себя в ваши руки. Прочтите эту заметку в газете. То было сообщение об убийстве в ресторане "Озеро" на рыночной улице Чикаго в первый день нового 1874 года. Там был застрелен какой-то Джонас Пинт. Макгинти быстро пробежал вырезку глазами. -- Ваша работа? -- спросил он, возвращая ее Макмэрдо. Тот кивнул головой. -- Почему вы застрелили его? -- Я, видите ли, помогал дяде Сэму делать доллары. Может, мои монетки и не были такой чистой пробы, как его, но вполне походили на них и обходились дешевле. Этот Пинт катал их... -- Что он делал? -- Пускал в обращение, Но как-то он решил меня шантажировать и стал грозить доносом. Я не поддался на угрозы, убил его и отправился сюда. -- Почему сюда? -- В газетах писали, что люди здесь не особенно разборчивы. Макгинти засмеялся. -- Сначала вы были фальшивомонетчиком, затем убийцей и решили, что здесь вас охотно примут? -- Приблизительно так. -- Наверное, вы далеко пойдете. Скажите, а вы еще не разучились выделывать доллары? Макмэрдо вынул из кармана несколько монет. -- Они вышли не из государственного монетного двора, -- бросил он небрежно. -- Неужели? -- огромной волосатой рукой Макгинти поднес фальшивые доллары к свету. -- Не вижу никакой разницы. Думается, вы сможете стать полезным братом. Смелости у вас, кажется, хватает -- вы даже не сморгнули, когда я навел на вас дуло револьвера. -- Да ведь не я был в опасности. -- А кто же? -- Вы, советник. -- Из кармана своего пиджака Макмэрдо вытащил револьвер с взведенным курком. -- Я все время целился в вас, и, думаю, мой выстрел предупредил бы ваш. Краска гнева залила лицо главы ложи, но затем он разразился хохотом: -- Давно мне не приходилось встречать такого молодца! Уверен, ложа будет гордиться вами. Черт возьми! -- внезапно закричал он в ответ на стук в дверь. -- Что вам нужно? Неужели я не могу поговорить наедине с джентльменом, чтобы кто-нибудь не помешал? Вошедший приказчик смущенно пробормотал: -- Извините, советник, но мистер Тед Болдуин хочет немедленно поговорить с вами. Извинение его было напрасным -- лицо Болдуина выглядывало из-за его плеча. Он вытолкал приказчика за порог, вошел в комнатку и запер за собою дверь. -- Итак, -- произнес Болдуин, бросая свирепый взгляд на Макмэрдо, -- вы пришли сюда раньше меня. Советник, мне надо сказать вам пару слов об этом человеке. -- Что ж, вы можете сказать их при мне, -- сказал Макмэрдо. -- Скажу, когда и как захочу! -- Потише, -- остановил его Макгинти, поднимаясь с бочки. -- Это никуда не годится, Болдуин, мы не должны так недружелюбно встречать нового брата. Протяните ему руку -- и конец всему. -- Никогда! -- злобно закричал Болдуин. -- Рассудите нас, советник, -- произнес Макмэрдо. -- В чем причина ссоры? -- с недовольством спросил Макгинти. -- Молодая девушка. -- Она имеет право выбора. -- Неужели? -- закричал Болдуин. -- Между двумя братьями ложи -- да, -- сказал Макгинти. -- Это ваше решение? -- Да, Тед Болдуин, -- сказал Макгинти и посмотрел на него недобрым взглядом. -- Вы собираетесь его оспаривать? -- Конечно. Вы отталкиваете человека, который помогал вам целых пять лет, ради парня, который только что появился у нас. Так не пойдет. Джек Макгинти, вы не пожизненный мастер, и на будущих выборах... Советник прыгнул на него, словно тигр. Сильные руки сжали шею Болдуина и повалили его на одну из бочек. Дело кончилось бы плохо, не вмешайся Макмэрдо. -- Осторожней, советник, пожалуйста, осторожней, -- сказал он, оттаскивая хозяина бара от его жертвы. Пальцы мастера разжались. Укрощенный Болдуин, хватая ртом воздух, сел на бочку. -- Вы давно напрашивались на это, Тед Болдуин. Вам, должно быть, снится, как меня забаллотируют и вы займете мое место? Но пока что я стою во главе ложи, ясно? И никому не позволю распоряжаться вместо меня и перечить мне! -- Я против вас ничего не имею, -- пробормотал Болдуин, растирая шею. -- В таком случае, -- сказал Макгинти, стараясь казаться добродушным и веселым, -- мы все друзья, и дело с концом. Он взял с полки бутылку шампанского и откупорил ее. -- Выпьем примирительный тост ложи. После него, как вы знаете, не может остаться затаенной вражды. Ну, теперь левую руку на мою правую. Спрашиваю вас, Тед Болдуин: в чем обида, сэр? -- Тучи тяжелые нависли, -- ответил тот. -- Но они рассеются навеки. -- Клянусь! Они выпили вино, та же церемония повторилась с Джоном. -- Ну вот, со всем покончено, -- произнес Макгинти, потирая руки. -- Если вражда не утихнет, ложа расстанется с вами. Брату Болдуину это известно, и вы, Макмэрдо, тоже узнаете, что я слов на ветер не бросаю. Так что не вздумайте мутить здесь воду. -- Клянусь, я не ищу ссоры, -- ответил Макмэрдо, протягивая руку Болдуину. Болдуину пришлось пожать протянутую руку: взгляд главы ложи был устремлен на него. Однако его мрачное лицо свидетельствовало, что слова Джона не произвели на него никакого впечатления. Макгинти ударил обоих по плечу. -- Уж мне эти девушки! -- сказал он. -- Только подумать, что одна и та же красотка замешалась между двумя моими молодцами. Это штучки дьявола. Ну, пусть красавица сама решит вопрос. Такие вещи, слава Богу, не входят в круг обязанностей мастера. У нас и без женщин достаточно хлопот. Брат Макмэрдо, вы будете введены в ложу. Здесь у нас свои обычаи, непохожие на чикагские. Собрание братства состоится вечером в субботу. 3. ЛОЖА 341 На следующий день Макмэрдо переселился из дома старого Джейкоба Шефтера в меблированные комнаты вдовы Макнамара, находившиеся на краю города. Его знакомый Сканлейн вскоре переехал в Вермиссу и поместился там же. У старухи не было других жильцов. Она предоставляла двоих друзей самим себе, и они могли распоряжаться в доме как им было угодно. Шефтер немного смягчился и позволил Джону приходить к нему обедать, так что свидания с Этти не прекратились. Со временем они все больше сближались. На новой квартире Макмэрдо чувствовал себя в полной безопасности. Он вытащил свои инструменты для выделывания фальшивых монет и, взяв слово не разглашать тайну, даже показывал их некоторым братьям из ложи. При этом каждый Чистильщик уносил с собою по нескольку монет его чеканки. Они были сделаны так искусно, что пускать их в обращение можно было безо всякого опасения. Товарищи Джона удивлялись, чего ради он снисходил до какой-либо работы, но Макмэрдо объяснял всем, что, живя не трудясь, он снова привлек бы к себе внимание полиции. Вскоре у него и в самом деле вышло столкновение с одним полицейским, но оно принесло ему больше добра, чем зла. После первого знакомства с главой ложи Макмэрдо почти каждый вечер заходил в Дом союза. Смелые речи и здесь завоевали ему общие симпатии. Происшедший случай еще больше укрепил их. Как-то вечером, в час, когда в баре обычно особенно много народу, в открывшуюся дверь вошел человек в синем полицейском мундире. Все замолчали, и на вошедшего устремилось множество любопытных взглядов. Только Макгинти сохранял полное спокойствие и не выразил никакого удивления, когда инспектор подошел к его прилавку. -- Дайте чистого виски. Холодная ночь, -- сказал полицейский. -- Кажется, мы еще не знакомы с вами, советник? -- Вы новый инспектор? -- вопросом ответил ему Макгинти. -- Да. Мы надеемся, что вы, советник, и другие выдающиеся граждане помогут нам поддерживать закон и порядок в городе. Я капитан Мервин. -- Нам и без вас было неплохо, капитан, -- холодно заметил Макгинти. -- У нас вполне хватало и своих полицейских. -- Ну, не будем ссориться, -- добродушно заметил инспектор. -- Все мы исполняем свои обязанности, как их понимаем... Только у нас различные взгляды. -- Он допил виски, повернулся, чтобы уйти, и в эту минуту увидел хмурое лицо Макмэрдо, который стоял невдалеке. -- Ого! -- произнес Мервин, оглядывая того с ног до головы. -- Старый знакомый! Макмэрдо выразил заметное недовольство. -- Вот уж никогда не дружил ни с кем из фараонов! -- Знакомый -- не всегда друг, -- с широкой улыбкой ответил полицейский. -- Вы Джон Макмэрдо из Чикаго, не так ли? Отрицать этого вы не станете? Джон пожал плечами. -- И не подумаю. Уж не полагаете ли вы, что я стыжусь своего имени? -- Могли бы постыдиться. -- Черт возьми, что вы хотите сказать? -- повысил голос Макмэрдо, сжав кулаки. -- Только то, что до приезда в эту угольную яму я служил в Чикаго. Тамошних молодчиков знаю всех наперечет. -- Неужели вы тот самый Мервин из чикагского центрального управления? -- Тот самый, и мы там не забыли застреленного Джонса Пинто. -- Я его не убивал!.. -- Вот как! Во всяком случае, его смерть оказалась вам необыкновенно на руку, не то вам плохо пришлось бы за кругляшки. А теперь прямых свидетелей против вас не существует. Так можете возвращаться в Чикаго. -- Мне и здесь хорошо. -- Все же, молодой человек, я бы на вашем месте поблагодарил за такое сообщение. -- Спасибо, -- буркнул Макмэрдо. -- Смотрите, только не вздумайте опять приняться за старое. Предупреждаю вас. А теперь желаю всем спокойной ночи. Он ушел из бара, сотворив нового героя. О подвигах Макмэрдо в Чикаго давно уже шептались, но при расспросах он отделывался лишь неопределенной улыбкой. Теперь слухи получили официальное подтверждение. Посетители бара окружили Джона и горячо жали ему руку, наперебой угощая виски. Джон мог не пьянея выпить очень много, но в этот вечер, не будь с ним Сканлейна, он вряд ли благополучно добрался бы до постели. В субботу вечером Макмэрдо был введен в ложу. Ему казалось, что он, уже посвященный в члены братства, войдет в ложу Вермиссы без дополнительных церемоний, но в долине существовали свои собственные обряды. В самой Вермиссе насчитывалось около шестидесяти членов братства, однако это была лишь часть организации: в других городках долины существовало еще несколько лож. В случае необходимости они обращались друг к другу за помощью. Ложа собралась в большой комнате дома Макгинти, отведенной специально для таких заседаний. В комнате стояло два продолговатых стола. Чистильщики собрались около одного из них, другой был заставлен бутылками и стаканами, и многие на него вожделенно поглядывали. На председательском месте восседал Макгинти, плоская черная бархатная шапочка прикрывала ему спутанную черную гриву, на груди висел кусок малиновой материи. Справа и слева от него помещались украшенные шарфами или перевязями братья высших степеней. Между ними находился и Тед Болдуин. На его красивом, но жестоком лице читалось сосредоточенное внимание. Остальные были почти все людьми зрелого возраста. К рядовым же членам ложи принадлежали большей частью парни лет восемнадцати -- двадцати. Смотря на них, трудно было поверить, что это члены опасной шайки убийц, искренне гордящиеся своими кровавыми репутациями. Жертвами Чистильщиков один за другим падали люди, неугодные ложе или опасные для нее. В это число попадали все, кто отказывался делать "добровольные" взносы в кассу ложи, или те, кто пытался разоблачить ее деятельность. Чистильщики начинали с шантажа, а если он не приносил успеха, то без малейших колебаний кончали поджогами и убийствами. Некогда они действовали осторожно, стараясь соблюдать тайну, но, очевидно, бессилие полиции вскоре развязало им руки. К тому же они быстро запугали всю долину. Никто не решался давать против них показания, а если дело все же доходило до суда, у них всегда оказывалось достаточно свидетелей защиты. Полная касса позволяла в этих случаях не стесняться в расходах. Десять лет продолжалась деятельность ложи, и за эти десять лет ни один член ее не был осужден. Единственная опасность для Чистильщиков могла исходить только от самой жертвы. Как бы скрыто они ни готовились к "операции" и как бы неожиданно ни нападали, защищающийся мог в отчаянии нанести им урон, хотя бы кого-нибудь ранить. Что порой и происходило. Придя в ложу, Макмэрдо уже знал, что ему предстоит какое-то испытание, но никто не сообщил ему, в чем оно состоит. Двое братьев торжественно отвели Джона в соседнюю комнату. Из-за дощатой перегородки до него доносился гул голосов. Он несколько раз слышал свое имя и понял, что обсуждается его кандидатура. Наконец дверь отворилась, и к Макмэрдо подошел незнакомец с зеленым, затканным золотом шарфом через плечо. -- Мастер приказал засучить вам рукав, завязать глаза и ввести в залу собрания, -- сказал он и вместе с другими двумя братьями снял с Макмэрдо пиджак, завернул до локтя правый рукав рубашки, повыше локтей стянул веревкой руки и наконец надел на голову черный капюшон. Затем его повели. Джону казалось, что он двигается в полной темноте, ему было душно, и голос заговорившего с ним Макгинти прозвучал глухо. -- Джон Макмэрдо, -- произнес этот голос, -- вы уже принадлежите к старинному ордену масонов? В знак утверждения Макмэрдо поклонился. -- Ваша ложа в Чикаго номер двадцать девять? Новый поклон. -- Темные ночи неприятны. -- Да, для странствующих иностранцев. -- Тучи тяжелы. -- Да, подходит буря. -- Довольны ли вы, братья? -- спросил мастер. Ему ответил утвердительно гул голосов. -- По вашим ответам, брат, мы видим, что вы действительно принадлежите к братству. Однако в нашей ложе принят особый ритуал. Готовы ли вы подвергнуться испытанию? -- Готов. -- Твердое ли у вас сердце? -- Твердое. -- В доказательство сделайте шаг вперед. В то же мгновение Макмэрдо ощутил давление на глаза и понял, что их касаются два острия. Казалось, ступи он вперед -- и с глазами распростится. Однако он заставил себя двинуться -- и мгновенно перестал ощущать давление. Снова послышался гул одобрения. -- У него твердое сердце, -- произнес голос. -- Способны ли вы переносить боль? -- Не хуже других. -- Испытайте его. Макмэрдо едва удержался от крика: жгучая, мучительная боль пронзила его руку. Он чуть не потерял сознание, но крепко сжал кулаки и закусил губу, чтобы сдержать даже самый легкий стон. -- Я мог бы стерпеть и большее, -- сказал он. Послышались восхищенные голоса, чьи-то руки похлопывали его по спине. Потом с него сняли капюшон. Некоторое время Джон стоял без движения, щурясь на свет и стараясь улыбаться. -- Последнее слово, Макмэрдо, -- сказал Макгинти. -- Вы уже принесли клятву хранить тайну и не нарушать верности. Знаете ли вы также, что кара за нарушение клятвы -- немедленная смерть? -- Да. -- И вы подчинитесь власти мастера при всяких обстоятельствах? -- Подчинюсь. -- Итак, от имени триста сорок первой ложи Вермиссы я даю вам все права и привилегии братства. Поставьте вино на стол, брат Сканлейн, и мы выпьем за здоровье нашего достойного брата. Макмэрдо принесли его пиджак, но, прежде чем надеть его, он посмотрел на свою правую руку. На предплечье краснело глубокое, выжженное железом клеймо: круг и в нем треугольник. Двое-трое его соседей показали ему такие же знаки. -- Нас всех клеймили, -- сказал один, -- но не все мы так храбро вынесли это, как вы. -- О, пустяки, -- ответил Макмэрдо. Он пренебрежительно улыбнулся, хотя рука его горела. Когда выпили за нового члена ложи, началось обсуждение очередных дел. Макмэрдо слушал во все уши. -- Первым пунктом в моей записной книжке, -- сказал Макгинти, -- значится чтение письма мастера Уиндла из Джилмертонской ложи номер двести сорок девять. Вот что он пишет: "Дорогой сэр, необходимо закончить одно дело с Эндрю Рэ из фирмы "Рэ и Стермиш", которой принадлежат угольные копи неподалеку. Ваша ложа обязана нам помочь: вы пользовались услугами двоих наших братьев прошлой осенью, во время дела с полицейским. Если вы пришлете двух способных людей, они поступят в ведение казначея Хиггинса, адрес которого вам известен. Он им сообщит, где и когда действовать. Ваш Д. В. Уиндл". Уиндл никогда не отказывался нам прислать одного-двух молодцов, -- добавил Макгинти, -- и мы тоже не можем отказать ему. -- Он обвел комнату своими тусклыми глазами. -- Кто вызовется добровольно на дело? Многие молодые люди подняли руки. Мастер посмотрел на них и одобрительно улыбнулся. -- Вы годитесь, Тигр Кормак. Если вы будете действовать так же хорошо, как в прошлый раз, вы окажетесь нелишним. Вы тоже, Уилсон? -- Только у меня нет револьвера, -- сказал Уилсон, совсем еще юноша. -- Ваше первое дело, не так ли? Что ж, надо вам когда-нибудь получить крещение кровью. Отличное начало для вас. А револьвер, конечно, вы получите, когда придете сюда в понедельник. -- А награду мы получим? -- спросил Кормак, коренастый смуглый молодой человек с грубым лицом. Тигр -- это была, очевидно, его кличка, свидетельствовавшая об особой кровожадности. -- Не беспокойтесь об этом. В шкатулке наверняка найдется для вас несколько долларов. -- А что сделал этот человек? -- спросил Уилсон. -- Вам не следует задавать подобные вопросы. Его осудили там, на месте. За что -- это не наше дело, мы должны только помочь им, как они помогли бы нам. На будущей неделе к нам приедут два брата из Джилмертонской ложи, чтобы поработать в наших местах. -- Кто именно? -- Лучше не задавать таких вопросов. Ничего не зная, вы ничего не сможете показать, если дойдет до допроса в полицейском участке. Следовательно, не причините вреда ни другим, ни себе. Я знаю одно: эти братья чисто выполняют задания. -- Давно пора заняться делом, -- произнес Тед Болдуин. -- А то здесь люди совсем осмелели. Дошло до того, что на прошлой неделе десятник Блейкер даже выгнал из своего дома троих наших ребят. Его пора учить, и он сполна получит заслуженное. -- Что он получит? -- шепотом спросил Макмэрдо своего соседа. -- Заряд свинца, -- со смехом ответил тот. -- Что вы скажете о наших порядках, брат? -- Они мне по душе, -- ответил Макмэрдо. -- Тут у вас самое место для смельчака. Несколько Чистильщиков, сидевших рядом, услышали его слова и зааплодировали. -- Что происходит? -- крикнул мастер с противоположного конца стола. -- Новый брат, сэр, находит наши обычаи по своему вкусу. Макмэрдо поднялся с места. -- Почтенный мастер, я хотел бы сказать, что, когда вам понадобится человек, я почту за честь помочь ложе. Ему снова зааплодировали. Некоторые из старших сочли, что новая звезда поднимается на горизонте слишком уж быстро. -- Я хотел бы заметить, -- сказал сидевший рядом с председателем секретарь Гарвей, седой человек с лицом коршуна, -- что брату Макмэрдо следовало бы подождать, пока сам мастер найдет нужным послать его на работу. -- Не беспокойтесь, ваша очередь наступит, брат, и очень скоро, -- сказал председатель. -- Во всяком случае, мы отметили вашу готовность. Если хотите, можете принять участие в маленьком деле даже сегодня ночью. -- Я с радостью. -- Тогда можете сегодня поработать. Макгинти снова заглянул в список. -- Теперь переходим к следующему пункту. Выслушаем отчет казначея. Что у нас в кассе? Необходимо оказать помощь вдове Джима Карнавэ. Он погиб, работая для ложи, и мы обязаны позаботиться о его семье. -- Джима застрелили в прошлом месяце, когда братья собирались убить Честера Уилкса, -- сообщил Макмэрдо его сосед. -- С кассой все обстоит хорошо, -- сказал казначей, держа перед собой отчетную книгу. -- Последнее время все фирмы не скупились. "Макминдер и К°" заплатили пятьсот; братья Уокер прислали сотенную бумажку, но я самолично вернул ее и потребовал пятисотенную. Если я не получу денег к среде, их мельничный привод непременно испортится. Нам пришлось сжечь их плотину в прошлом году, чтобы заставить их образумиться. Затем Западная угольная компания прислала свой ежегодный взнос. В кассе достаточно денег, и мы можем выполнить все наши обязанности. -- А как обстоит дело с Арчи Свиндоном? -- спросил кто-то. -- Он продал все и уехал. Старый дьявол оставил нам записку, в которой говорит, что охотнее станет подметать улицы в Нью-Йорке, чем останется крупным владельцем копей под властью шантажистов. Он умно сделал, что улизнул раньше, чем записка попала к нам в руки. Я думаю, он в долине больше не покажется. Старый человек с бритым лицом и большим чистым лбом поднялся с противоположного председательскому месту конца стола. -- Казначей, -- начал он, -- позвольте спросить, кто купил собственность человека, которого мы вытеснили из этой области? -- Брат Моррис, ее, разумеется, купила Джилмертонская железнодорожная компания. -- А кто купил копи "Тодмэна и Ли", которые продавались в прошлом году? -- Та же компания, брат Моррис. -- Кто купил прокатный завод Манса и Шумана, а также компанию "Ван Дегер и Этвуд"? -- Все они приобретены Джилмертонской фирмой. -- Я не думаю, брат Моррис, -- сказал Макгинти, -- чтобы нам было важно знать, кто купил эти участки и заводы, раз новые владельцы не могут увезти их из округа. -- Достопочтенный мастер, боюсь, что это имеет для нас немалое значение. Вот уже десять лет мы вытесняем отсюда мелких предпринимателей. А на их месте появляются крупные компании. Директора их живут в Нью-Йорке или в Филадельфии и нисколько не боятся наших угроз. Мы можем, конечно, тянуть деньги с их местных представителей и даже изгонять неподатливых. Но на места последних не преминут приехать новые. При этом будет вызвано недовольство хозяев крупных компаний. Боюсь, они не пожелают делиться с нами своими прибылями и решат объединиться против нас. Тут уж они не пожалеют издержек, лишь бы отправить неугодных им людей на виселицу. Моррис сел. Собрание затихло. Поднялся Макгинти. -- Вы вечно каркаете, брат Моррис. Пока участники ложи сплочены, им не страшен никто в Штатах. Разве мы не доказывали этого в судах? А что до крупных компаний, мне кажется, они должны быть нам благодарны. Полагаю, что они найдут более удобным платить нам, нежели с нами бороться. Однако, братья, -- Макгинти снял с себя бархатную шапочку и лоскут, -- ложа закончила рассмотрение очередных дел. Правда, у нас остается еще одно маленькое дело: теперь наступило время для братской закуски и пения. Удивительна человеческая природа! Зал наполняли люди, привыкшие к убийству, не испытывавшие сострадания ни к рыдающей вдове, ни к беспомощным детям. Но мелодии зазвучавших знакомых песен заставили некоторых даже прослезиться. У Макмэрдо был прекрасный тенор, и он принял участие в импровизированном концерте, исполнив "Я сижу на изгороди, Мэри" и "На мелях алландских вод". В первый же вечер новый брат сделался одним из самых популярных Чистильщиков. Бутылки с виски несколько раз обходили вокруг стола, лица собравшихся раскраснелись. В это время глава ложи снова обратился к ним: -- Ребята, в городе живет человек, которого пора укротить. Я имею в виду Джеймса Стейнджера, редактора "Гералда". Читали вы, что он снова написал о нас? -- Макгинти вьшул из кармана газету. -- Статья называется "Закон и порядок". Слушайте: "В долине царствует кровавый террор. Со времени первых убийств прошло двенадцать лет, и с тех пор преступления не прекращаются. То, до чего мы теперь дошли, вызывает ужас во всем цивилизованном мире. Разве ради этого наша родина принимает к себе иммигрантов? Террор и беззаконие свили себе гнездо в тени священного звездного флага свободы. Имена преступников известны, их организация действует открыто. Долго ли мы будем еще терпеть? Неужели нам вечно предстоит жить..." Ну, я прочитал достаточно этой дряни, -- завершил Макгинти, отшвырнув газету. -- Я спрашиваю вас, как мы должны поступить с этим мерзавцем? -- Уничтожить его! -- воскликнуло несколько голосов. -- Я против, -- поднялся со стула Моррис. -- Повторяю, братья, наша рука слишком сильно давит долину, и наступит время, когда люди против нас объединятся. Джеймс Стейнджер -- старик. Его уважают в городе и во всей округе. Если он будет убит, вся долина взволнуется, и нас самих могут уничтожить. -- А скажите, пожалуйста, как это они смогут сделать? -- возразил Макгинти. -- Руками полиции? Так одна половина полицейских -- у нас на жалованье, а другая -- нас боится. Или, может, с помощью судов и судей? А? -- Существует и закон Линча... -- произнес Моррис. В зале зашумели. -- Стоит мне захотеть, -- сказал Макгинти, -- и я соберу двести человек, которые очистят весь город. -- И вдруг, усилив голос и грозно сдвинув черные густые брови, он произнес: -- Смотрите, брат Моррис, я слежу за вами уже не первый день. В вас нет смелости, и вы стараетесь лишить мужества других. Плохо придется вам, когда ваше собственное имя появится в моих списках. Моррис побледнел и опустился на стул. Дрожащей рукой он поднял стакан, но прежде чем заговорить, сделал несколько глотков. -- Прошу извинения у вас, достопочтенный мастер, и у всех братьев, если я сказал что-нибудь не так. Вы все знаете, что я боюсь только, как бы с ложей не случилось чего плохого. Именно этот страх заставил меня произнести неосторожные слова. Но ведь я больше доверяю вашим суждениям, достопочтенный мастер, нежели своим собственным! И обещаю... обещаю больше никогда... -- Он смешался. Услышав эти смиренные слова, Макгинти, видимо, удовлетворился, во всяком случае перестал хмуриться. -- Отлично, брат Моррис. Мне самому было бы грустно, если бы нам пришлось преподать вам урок. Но пока я занимаю свое место, мы должны хранить единство как в словах, так и в делах. А теперь, ребята, -- продолжал он, -- вот что я скажу вам; если мы накажем Стейнджера по всей строгости, то, возможно, и в самом деле навлечем на себя неприятности. Газетчики держатся друг за друга, и все газеты в штате подняли бы крик, взывая к полиции и к войскам. Но проучить его как следует необходимо. Возьмете это на себя, брат Болдуин? -- С радостью, -- ответил тот. -- Скольких братьев вы возьмете с собой? -- Шестерых. Двое останутся сторожить у дверей. Пойдете вы, Гойер, вы, Менсел, вы, Сканлейн, оба брата Уилбей... -- Я обещал новому брату, что он тоже пойдет, -- заметил председатель. Тед Болдуин посмотрел на Макмэрдо, и его взгляд показывал, что он ничего не забыл и не простил. -- Пусть идет, если хочет, -- мрачно ответил Болдуин. -- И чем скорее мы займемся делом, тем лучше. Ложа стала расходиться -- с шумом, с полупьяными выкриками. В баре было еще много посетителей, и некоторые братья к ним присоединились. Маленький отряд, получивший задание, разделился и двинулся самыми глухими улицами, чтобы не привлечь к себе внимания. Стоял сильный мороз, в ясном небе висела молодая луна. Чистильщики собрались у ярко освещенного здания с золотой вывеской над парадным подъездом: "Гералд Вермиссы". Из здания слышался шум работающей печатной машины. -- Эй, вы, -- сказал Болдуин Макмэрдо, -- стойте внизу у дверей и следите, чтобы путь для отступления был свободен. С вами может остаться Артур Уилбэй. Остальные -- за мной. Не бойтесь никого: дюжина свидетелей подтвердит, что в эту минуту мы находились в Доме союза. Приближалась полночь, прошли последние редкие прохожие. Открыв дверь редакции, Болдуин и его спутники взбежали по лестнице. Макмэрдо и Уилбэй остались внизу. Полминуты спустя сверху послышались крики, призыв на помощь, топот, стук падающей мебели. Затем на площадку лестницы выбежал седой человек. Но его догнали, очки несчастного полетели и со звоном разбились у ног Джона. Старик упал, и тут же шесть палок застучали по его спине. Он корчился, стонал, его длинные худые ноги и руки вздрагивали под ударами. Наконец он затих. Все, кроме Болдуина, отошли, но тот, с лицом, искаженным злобой, все продолжал бить старика по голове. Макмэрдо взбежал по лестнице и схватил Болдуина за руку. -- Вы убьете его, -- сказал он. -- Хватит! Болдуин с бешенством взглянул на него и выдернул руку. -- Кто вы такой, чтобы вмешиваться? Прочь! -- Он опять поднял палку, но Макмэрдо выхватил револьвер. -- А ну поосторожней, -- сказал он. -- Не советую поднимать на меня руку, не то дело кончится плохо. А что до него, то разве мастер не запретил убивать этого человека? -- Он дело говорит, -- сказал один из шайки. -- Бегите! -- закричал снизу Уилбэй. В первом этаже, в типографии, услышали крики. Несколько наборщиков и метранпаж выскочили на нижнюю площадку. Чистильщики оставили неподвижного старика и бросились вниз. Кое-кто побежал обратно в бар, остальные, в том числе и Макмэрдо, снова рассыпались по темным улицам и кружными путями отправились домой. 4. ДОЛИНА УЖАСА На следующее утро Макмэрдо прежде всего вспомнил о своем вступлении в ложу. И неудивительно: рука у него распухла и воспалилась, сильно болела голова. Поздно позавтракав, он сел за письмо одному приятелю. Принесли свежий "Гералд". Внизу была напечатана заметка под названием "Преступление в редакции "Гералда". Она вкратце сообщала о вечернем нападении и кончалась словами: "Дело передано полиции, однако вряд ли можно надеяться, что расследование приведет к каким-либо результатам. Многочисленным друзьям Стейнджера мы сообщаем, что, хотя он был жестоко избит и получил несколько повреждений головы, жизнь его вне опасности". Макмэрдо положил газету, его рука слегка дрожала, наверное, потому, что слишком много выпил вчера. Он стал закуривать трубку, когда в дверь комнаты постучалась и вошла хозяйка. Она передала ему записку, только что принесенную мальчиком-рассыльным. Макмэрдо сразу взглянул на подпись, но ее не было. Текст гласил: "Мне нужно поговорить с вами, но не у вас в доме. Мы можем встретиться у флагштока на Мельничном холме. Если вы придете туда сейчас, я сообщу кое-что важное и для вас и для меня". Макмэрдо дважды перечитал эти строки, но они ничего не сказали ему о возможном их авторе. Поразмыслив, он все же решил пойти на встречу. Мельничным холмом назывался небольшой запущенный парк в центре города. Летом его наполняли гуляющие, зимой же он был пуст и представлял собою унылое место. С вершины холма, на котором был разбит парк, открывался вид не только на город, но и на уходящую вниз извилистую долину, покрытую черным от копоти и угольной пыли снегом, и на лесистые горы. Макмэрдо пошел вверх по дорожке, обсаженной с обеих сторон елками, и наконец добрался до закрытого ресторана в середине парка. Рядом с рестораном виднелся пустой флагшток, а под ним стоял человек в пальто с поднятым воротником и в низко опущенной шляпе. Он повернулся на звук шагов, и Макмэрдо с удивлением узнал Морриса. В виде приветствия они обменялись сигналами ложи. -- Мне хотелось поговорить с вами, мистер Макмэрдо, -- сказал Моррис с неуверенностью. -- Спасибо, что вы приняли мое приглашение. -- Почему вы не подписались? -- Необходима осторожность; в наше время не знаешь, кому можно доверять, а кому нет. -- Братьям по ложе следует доверять. -- Ну, не всегда, -- с горячностью возразил Моррис. -- Все, что мы говорим, и даже все, что думаем, передают мистеру Макгинти. -- Послушайте, -- с недовольством сказал Макмэрдо, -- вам известно, что я только вчера клялся в верности мастеру. Вы хотите, чтобы я нарушил свою клятву? -- Плохи же у нас дела, если свободные граждане не смеют высказывать свои мысли, разговаривая с глазу на глаз. Макмэрдо, пристально наблюдавший за собеседником, казалось, смягчился. -- Как вам известно, я здесь недавно и плохо знаю ваши обычаи. Не мне начинать говорить, мистер Моррис... Если вам нужно что-нибудь сказать, я вас слушаю. -- Чтобы передать все мистеру Макгинти? -- Успокойтесь. Лично я останусь верен ложе, говорю вам это прямо. Но я не выдаю то, что мне сказали по секрету. Но учтите, ни в чем, что противоречит интересам ложи, не ждите от меня помощи. -- Быть может, я отдам в ваши руки свою жизнь, говоря откровенно. Но вы все же новичок. Значит, совесть у вас еще не так заскорузла, как у других. Вот почему мне хотелось поговорить с вами. -- Что же вы хотите сообщить мне? -- Если вы меня выдадите, пусть ляжет на вас мое проклятие. -- Я сказал, что не выдам! -- Тогда ответьте: когда вы сделались членом ложи в Чикаго и произнесли обеты верности и милосердия, приходила вам на ум мысль, что это поведет вас к преступлениям? -- Смотря что называть преступлением. -- Смотря что! -- воскликнул Моррис гневно. -- Мало вы видели наших дел, если можете назвать их как-нибудь иначе. Ну а прошлой ночью, когда старого человека, который мог быть вашим отцом, избили до полусмерти, -- что это было, по-вашему? -- Некоторые сказали бы, что это война, -- спокойно ответил Макмэрдо, -- а на войне -- как на войне: все сводят счеты как могут. -- Вы все-таки ответьте на мой вопрос: думали вы о чем-либо подобном, когда вступали в чикагскую ложу? -- Должен признаться, нет. -- Так было и со мной, когда я вступил в орден в Филадельфии. К сожалению, дела мои там расстроились, и в один проклятый Богом час я услышал о Вермиссе. Я приехал сюда для поправки своих дел. Боже, подумать только... Со мной приехали жена и трое детей. На рыночной площади я открыл магазин, и дела пошли отлично. Потом я вступил в местную ложу -- так же, как вы вчера. Я сразу очутился во власти злодея и запутался в сети преступлений. Что мне оставалось делать? Я не могу отсюда уехать, так как все состояние мое вложено в магазин. Если я откажусь от братства, то буду тут же убит, и один Бог ведает, как поступят с моей женой и детьми. О, это ужасно! -- Моррис закрыл лицо руками. Макмэрдо пожал плечами. -- Вы слишком сердобольны для всех этих дел. -- Во мне не умерла совесть, но они превратили меня в преступника. Особенно запомнился один случай. Однажды мне дали поручение. Если бы я отказался, меня постигла бы смерть... Воспоминание о случившемся будет вечно преследовать меня. Милях в двадцати от города стоял уединенный дом, вон там, у гор... Мне приказали караулить двери, поручить мне самое дело они не решились. Остальные вошли в комнату, и, когда снова появились из дверей, их руки были в крови... Мы собирались уйти, когда позади нас в доме закричал ребенок. Я чуть не потерял сознание от ужаса, но мне надо было улыбаться, иначе в следующий раз они вышли бы с окровавленными руками из моего дома и мой маленький Фрэд кричал бы так же... По приказу я сделался палачом... Я верующий католик, но патер не захотел и говорить со мной, узнав, что я Чистильщик... Меня отлучили от церкви... Мне ясно, что вы идете по той же дороге, и я спрашиваю вас: готовы ли вы сделаться хладнокровным убийцей?.. Или мы все же можем каким-нибудь способом остановить все это? -- Что вы хотите делать? -- резко спросил Макмэрдо. -- Ведь не донести же? -- Боже сохрани, -- ответил Моррис. -- Одна мысль об этом стоила бы мне жизни. -- Ну что ж, -- сказал Макмэрдо, -- лично мне вы кажетесь просто слабохарактерным человеком. К тому же вы придаете всему этому слишком много значения. -- Слишком много! Поживите здесь дольше, тогда узнаете! Посмотрите в долину, какую тень бросают на нее клубы дыма? Поверьте, тень преступлений куда мрачнее. Мы живем в Долине ужаса. С заката до утренней зари сердца мирных жителей трепещут от страха. Скоро, молодой человек, вы сами убедитесь в этом. -- Поживем -- увидим, -- беспечно сказал Макмэрдо. -- Придет время, и я скажу вам, что думаю по этому поводу. А теперь мне ясно только одно: вы не годитесь для жизни в долине и чем скорее продадите свою лавочку за любую цену и уедете отсюда, тем лучше. Я не забуду, что вы сказали. Надеюсь, вы говорили с добрыми намерениями. Прощайте. -- Погодите, -- остановил его Моррис. -- Нас могли заметить вместе, и кто знает, не пожелают ли они узнать, о чем мы разговаривали. -- С вашей стороны предусмотрительно подумать об этом. -- Скажем, я предлагал вам место у меня в магазине. -- А я отказался. Ну что ж, договорились. Прощайте, брат Моррис, и желаю, чтобы в будущем вам жилось легче. В тот же вечер Макмэрдо в задумчивости сидел у себя в гостиной возле печки и курил. Неожиданно дверь распахнулась и в комнату ввалился мастер ложи. Он сел против молодого человека и несколько секунд молча смотрел на него. Макмэрдо выдержал этот взгляд совершенно спокойно. Наконец Макгинти сказал: -- Я редко хожу в гости, брат Макмэрдо, так как посетители отнимают у меня слишком много времени. Тем не менее я решил навестить вас. -- Горжусь этим, -- ответил Макмэрдо и поднялся с места, чтобы достать из буфета бутылку виски. -- Не ожидал такой чести. -- Ну как рука? Макмэрдо скривился. -- Дает о себе знать, но ничего: стоит помучиться. -- Да, -- ответил Макгинти, -- стоит для людей, преданных ложе и готовых работать на нее. О чем вы толковали с братом Моррисом на Мельничном холме? Вопрос прозвучал неожиданно, но у Макмэрдо был наготове ответ. -- Моррис добрый парень. Ему показалось, что я нуждаюсь, и, желая мне помочь, он предложил мне место в своем магазине. -- И вы отказались? -- Ну, конечно. Я могу, не выходя из комнаты, заиметь за четыре часа больше, чем он дал бы мне за месяц. -- Верно. Но на вашем месте я не стал бы часто встречаться с Моррисом. -- Почему? -- Потому что я советую вам это. Для всех оказалось бы вполне достаточно моего слова. -- Может быть, но не для меня, -- смело возразил Макмэрдо. Глаза смуглого исполина гневно вспыхнули, однако в следующую секунду выражение его лица изменилось, и он громко засмеялся неискренним смехом. -- Я всегда говорил, что вы странная карта в игре. Ну, если вам нужны объяснения, извольте, я их вам дам. Разве Моррис не отзывался плохо о ложе? -- Нет. -- А обо мне? -- Тоже нет. -- Значит, он просто не доверяет вам. В душе же он неверный брат. Мы это знаем и ждем только случая наказать его. В нашем загоне нет места для паршивой овцы. А если вы будете вести знакомство с неверным человеком, подозрение в неверности падет и на вас. Понятно? -- Я не могу подружиться с ним, потому что этот человек мне не нравится, -- ответил Макмэрдо. -- Что же до моей неверности, так заговори о ней не вы, а кто-нибудь другой, ему бы не пришлось произнести следующую фразу. -- Хорошо, сказано достаточно, -- заметил Макгинти. -- Я пришел, чтобы вовремя предупредить вас, что и сделал. -- Но как вы узнали о моем свидании с Моррисом? Макгинти засмеялся. -- Я должен знать все, что происходит в городе, -- сказал он, -- и советую помнить, что я все знаю. Ну, мне пора, я только добавлю, что... Но он не успел закончить прощальную фразу: дверь распахнулась, и настороженные лица трех полицейских заглянули внутрь. Макмэрдо вскочил и вытащил было револьвер, однако тут же снова спрятал его в карман, увидев наведенные на себя дула винтовок. Четвертый человек, тоже в мундире, вошел в комнату, и Макмэрдо узнал в нем капитана Мервина из Чикаго. Капитан подошел к нему и покачал головой. -- Я так и думал, что нам еще предстоит встретиться. Одевайтесь и пошли. -- Вам придется за это ответить, -- прогремел Макгинти. -- Как вы смеете врываться в частный дом и оскорблять честных людей? -- Это вас не касается, советник, -- ответил Мервин. -- Мы пришли не за вами, а вот за этим молодчиком, и вы обязаны помогать полиции исполнять ее долг. -- Он мой друг, и я отвечаю за него. -- Смотрите, мистер Макгинти, как бы вам не пришлось отвечать за собственные дела. Ну а этот Макмэрдо был негодяем еще до приезда в Вермиссу, негодяем он остался и теперь... А ну-ка давайте сюда револьвер, молодчик. -- Вот он, -- хладнокровно сказал Макмэрдо. -- Будь мы с вами с глазу на глаз, капитан Мервин, вы бы разговаривали иначе. -- Где приказ об аресте? -- спросил Макгинти. -- Ей-богу, пока в полиции служат такие господа, как вы, в Вермиссе будет все хуже. Вы нас оскорбили и ответите за это. -- Исполняйте ваш долг, как вы его понимаете, советник, -- сказал Мервин, -- а мы будем исполнять свой. -- В чем меня обвиняют? -- спросил Макмэрдо. -- В том, что вы участвовали в нападении на редактора Стейнджера в помещении "Гералда". Можете радоваться, что вас не обвиняют в убийстве. Макгинти грубо рассмеялся. -- Если дело в этом, то советую вам бросить его: Макмэрдо был в Доме союза и до полуночи играл в покер. Человек двенадцать свидетелей подтвердят мои слова. -- Все выяснится на суде. А пока пошли, Макмэрдо. Отойдите, мистер Макгинти, в сторону: во время исполнения своих служебных обязанностей я сопротивления не допущу. В голосе капитана прозвучала такая решительность, что Макмэрдо и Макгинти осталось только подчиниться. На прощание мастер успел шепнуть несколько слов арестованному. -- А как же?.. --он указал большим пальцем через плечо, и Макмэрдо понял, что он имеет в виду фальшивые доллары. -- Все в порядке, -- шепотом ответил Макмэрдо: у него был тайник под полом в спальне. -- До свидания, -- громко сказал Макгинти, пожимая ему руку. -- Я поговорю с адвокатом Релаем и все издержки возьму на себя. Можете быть уверены: вас скоро освободят. Капитан подозрительно посмотрел на них. -- Вы двое, -- обратился он к полицейским, -- сторожите арестованного и стреляйте, если он надумает бежать. А я обыщу дом. Но обыск ничего не дал, и Макмэрдо повели в полицию. Стемнело, дул резкий ветер, поэтому людей на улицах было мало. Но встречавшиеся прохожие, ободренные темнотой и присутствием полиции, осыпали арестованного оскорблениями. -- Судите проклятого Чистильщика! -- крикнул кто-то. -- Линчуйте его! После короткого допроса Макмэрдо поместили в общую камеру. Там он увидел Болдуина и других участников нападения. Но длинная рука ложи дотянулась и сюда. Ночью какой-то полицейский вошел в камеру с охапкой соломы и вынул из нее две бутылки виски, еду и колоду карт. Арестованные провели ночь не скучно. Утром стало ясно, что им действительно нечего опасаться. С одной стороны, свидетели нападения -- метранпаж и наборщики -- признали, что освещение было слабое, а они волновались и потому не могут теперь клятвенно удостоверить личности нападавших; к тому же ловкий адвокат, приглашенный Макгинти, совсем их запутал. Пострадавший, который дал показания в больнице, помнил лишь, что первый ударивший его человек был с усами. Стейнджер, правда, добавил, что убежден в причастности к нападению Чистильщиков, потому что из всех окрестных жителей только они одни его ненавидят и он уже не раз получал от них угрожающие письма. Но, с другой стороны, шестеро граждан, в том числе и муниципальный советник Макгинти, заявили, что все обвиняемые в момент нападения играли в карты в Доме союза и ушли очень поздно. В результате обвиняемых отпустили, сказав им несколько слов, похожих на извинение, а капитану Мервину и всей полиции сделали замечание за неуместное усердие. Когда огласили решение, в зале раздались крики одобрения. Макмэрдо глянул и увидел много знакомых лиц. Братья ложи улыбались и махали шляпами. Остальные присутствующие, сжав губы и сдвинув брови, молча смотрели на оправданных, когда те выходили из суда. Только один рабочий с черной бородой крикнул им вслед: -- Проклятые убийцы!.. Мы все же засадим вас! 5. САМЫЙ ТЕМНЫЙ ЧАС Если что-либо и могло еще больше увеличить популярность Макмэрдо среди братьев Чистильщиков, то лишь этот происшедший арест и последовавшее оправдание. Он уже заслужил репутацию веселого гуляки, человека гордого и вспыльчивого, неспособного снести оскорбление ни от кого, даже от самого мастера ложи. Лишь некоторых старших братьев, в том числе и Болдуина, явно раздражало столь быстрое возвышение новичка. Но они держались осторожно, потому что Макмэрдо так же легко вступал в драку, как смеялся и шутил. Зато старик Шефтер теперь вообще не желал иметь с ним никакого дела и категорически запретил появляться у него в доме. Однако любящая Этти не могла отказаться от Джона, хотя здравый смысл и ей подсказывал, к чему повело бы замужество с таким человеком. Как-то утром, проведя бессонную ночь, девушка решила повидаться с Джоном и уговорить его отказаться от всяких темных дел. Она отправилась к нему и незаметно проскользнула в комнату, где, как она знала, жил Макмэрдо. Тот сидел за столом и что-то писал. Шагов Этти он не услышал. Внезапно ее охватил порыв шаловливости. Она на цыпочках подкралась к Джону и неожиданно положила руку ему на плечо. Намерение Этти испугать его более чем удалось. Джон мгновенно вскочил, точно подброшенный пружиной, и резко повернулся. Левая рука его одновременно смяла лежавшую на столе бумагу, а правой он едва не схватил девушку за горло. Секунду он смотрел на нее бешеным непонимающим взглядом, потом на лице изобразились облегчение, удивление и, наконец, радость. -- А, это вы, Этти, -- сказал Джон, вытирая мгновенно вспотевший лоб. -- Подумать только, что вы пришли ко мне, а я вас так встречаю! Ох, Этти, позвольте мне загладить мой поступок! -- И он протянул к ней руки. Но она еще находилась под сильным впечатлением от увиденного выражения смертельного страха, которое в первый миг отразило его лицо. -- Почему вы так сильно испугались меня? О Джон, если бы ваша совесть была чиста, вы не посмотрели бы на меня таким взглядом! -- Я думал о другом, и когда вы бесшумно подкрались... -- Нет, Джон. -- В ней вдруг вспыхнуло подозрение. -- Дайте мне письмо, которое вы писали! -- Этти, я не могу исполнить вашей просьбы. -- Вы писали другой женщине! Иначе вы не стали бы скрывать от меня письмо. Может быть, вы писали своей жене? Я даже не знаю наверняка, что вы холосты. Ведь вас здесь никто не знает! -- Я не женат, Этти. Клянусь, вы для меня единственная женщина в мире! -- Тогда почему вы не хотите показать мне письмо? Он посмотрел на нее с нежностью. -- Дорогая, я дал клятву не показывать его и, как не нарушил бы слова, данного вам, так сдержу и обещание, взятое у меня другими. Дело касается ложи, и это тайна даже от вас. Если я испугался прикосновения вашей руки, неужели вы не понимаете, почему? Ведь это могла быть и рука врага. Он привлек ее к себе, и поцелуи окончательно разогнали ее сомнения и страхи. -- Скажите, теперь вы снова спокойны? Да? -- О каком спокойствии вы говорите, Джон, когда в любой день я могу услышать, что вас судят за убийство? Макмэрдо -- Чистильщик! Эти слова каждый раз болью пронзают мое сердце. -- Мы стараемся своими средствами отстоять принадлежащие нам права. Этти прижалась к нему. -- Оставьте их, Джон! Ради меня! Я пришла просить вас об этом. О Джон, видите, я умоляю вас на коленях! Он поднял девушку и, прижав ее к груди, постарался успокоить. -- Право, Эгги, вы сами не знаете, чего просите. Могу ли я бросить начатое дело? Это было бы нарушением клятвы, изменой! Знай вы обстоятельства, в которых я нахожусь, вы не просили бы об этом. А потом -- разве ложа так просто отпустит человека, посвященного в ее тайны? -- Я уже все обдумала, Джон. У отца есть кое-какие сбережения, и ему тоже надоел этот проклятый город. Мы вместе сбежим в Филадельфию или в Нью-Йорк и спрячемся там. Джон горько рассмеялся: -- У ложи длинная рука! Она легко протянется отсюда и в Филадельфию и в Нью-Йорк. -- Ну так уедем в Англию или в Швецию, на родину моего отца. Уедем куда хотите, только бы очутиться подальше от этой Долины ужаса! Макмэрдо вспомнил о Моррисе. -- Вот уже второй раз при мне так ее называют. Действительно, многие из вас подавлены страхом. -- О Джон, все минуты нашей жизни омрачены. Может, вы думаете, что Болдуин простил? Он только боится вас, иначе -- что было бы уже с нами! Если бы видели, какими глазами он смотрит на меня... -- Поймите, милая, я не могу сейчас уехать. Зато, если вы мне доверитесь, я найду сам хороший, честный выход из положения.