ерх для них
возбуждающее--центедрин, чтобы ночью шли. Правильно мы делаем? Прием.
После подробной консультации связка Бершов -- Туркевич вышла вверх. В
18.00, во время штатной связи групп, они информировали нас о своем движении
уже с маршрута.
Темнело. Вскоре базу вызвал Балыбердин и узнал, что двойка движется к
ним с кислородом, питанием и медикаментами. Володя беспокоился, что они
могут разминуться в темноте, идя по разные стороны гребня. Из-за ветра они
не услышат друг друга. Удалось связать их с Бершовым, и все затихло.
С тех пор почти 2 часа --ни звука. Я мотаюсь по лагерю и не могу
отвести глаз от далекого предвершинного гребня. Как и луна, он время от
времени пропадает в жутком вихре несущихся там облаков. Очередной раз дойдя
до "Кхумбулатории", собрался развернуться, когда наконец-то шипение
прекратилось. Раздался голос Балыбердина. Он заметно торопился. Сразу же
попросил отвечать без задержек, так как "питание сейчас сядет и связи не
будет". Сообщил, что они встретились, получили горячее и кислород. Теперь
могут идти вниз сами. Потом неожиданно передал, что Бершов просит разрешить
их двойке подняться на вершину:
-- Она здесь рядом.
Промелькнуло в мыслях что-то вроде: "Тоже мне, придумали! До лагеря V
уставшей двойке еще идти да идти.
Нельзя считать, что критическое положение миновало, впереди ночь. А они
вверх!"
Пока все это прокручивалось сознанием, ответил:
-- Нет!
И тут раздался голос Сережи Бершова:
-- Евгений Игоревич, почему нет? Сейчас луна светит
и ветер стих. Мы быстро и догоним ребят...
Действительно, почему нет? Надо подумать, но все время мешает, просто
давит мысль, что связь сейчас может прекратиться... Чувствую, что кто-то,
услыхав, наконец, разговор, подошел и стоит рядом. Кажется, это Кононов. Так
почему же все-таки нельзя?
Допустим, они спускаются в V лагерь, а там еще двое. 6 человек в
маленькой палатке. Двое из них предельно уставшие и беспомощные. Это не
отдых перед тем, как одним продолжить долгий спуск, а другим идти на штурм.
А кислород! Хватит ли его? Если первая двойка, как они говорят, спустится
сама, то можно успеть отдохнуть, пока вернутся с вершины Бершов и Туркевич.
А там уже будет время выходить вверх Иванову и Ефимову. В палатке вновь
останутся четверо. Это только варилось в голове и окончательно не созрело,
когда задавал Бершову вопрос:
А сколько у вас кислорода?
Он ответил сразу:
По триста атмосфер на каждого.
Все стало на свои места--имеет смысл идти к вершине. Они получили
"добро" раньше, чем прервалась связь...
Итак, первая группа еще не вернулась в лагерь V, а вторая уже идет к
вершине. Я не думал об ответственности за столь спорное решение. Анатолий
Георгиевич, когда я рассказал ему о переговорах, как всегда в таких случаях,
поддержал меня. Подобное единство взглядов было очень существенно для работы
всей экспедиции.
Когда двойки встретились, Эдик и Володя были предельно измученными и
замерзшими. Их продвижение замедлялось не только отсутствием сил. Выходя
утром на штурм, они взяли лишь самое необходимое, а поскольку погода была
хорошей, оставили кошки. К вечеру пошла снежная крупа, и сухие днем скальные
плиты превратились для них в ловушку--приходилось идти только с попеременной
страховкой. От этого оба еще больше промерзали. И все же встреча с друзьями,
кончившееся одиночество, горячее питье, которое под пуховками принесли
Сережа Бершов и Михаил Туркевич, и, конечно, кислород, как посчитали все
четверо, достаточно восстановили силы первой двойки. Безусловно, Сережа с
Мишей казались по сравнению с ними свежими и энергичными. Разгоряченные
подъемом, воодушевленные своей миссией, они стремились вверх при условии,
что их помощь сейчас больше не нужна. Со своей стороны, Балыбердин и
Мысловский тоже очень хотели, чтобы ребята попытались выйти на вершину. Это
снимало с них (не существующий на самом деле) груз моральной
ответственности: они прекрасно понимали, что для этих двоих повторный подъем
сюда для выхода на вершину исключен. У Бершова и Туркевича было
предусмотрено все необходимое. Покидая лагерь V, они знали, что в этом их
единственный шанс выйти на вершину, хотя не исключали ситуации, при которой
и мысли такой не возникает -- если нужна будет постоянная помощь и опека
первой двойке. Поэтому и не просили раньше времени разрешения у Тамма.
Теперь, получив разрешение и уточнив у Володи детали дальнейшего
подъема, они устремились вверх.
Наши первые переговоры с ними состоялись в 21.30. Примерно в 22.30
дежурные у рации и я в своей палатке слышали вызов:
-- База, база!
Потом еще раз. И все кончилось до утра, до плановой
261
связи в 8.00. Казалось, мы начали привыкать ко сну и прослушиванию
рации одновременно. То, что при этом можно было назвать сном, обретало
привычное содержание в те короткие периоды, когда побеждала мысль: все
хорошо, просто у них питание рации село.
Как мы узнали потом, вызов "база, база!", который мы слышали примерно в
половине одиннадцатого, был безуспешной попыткой сообщить радостную весть о
победе. Счастливые, стояли они на вершине. Поняв, что рация на таком морозе
работать не будет, прекратили вызывать базу и попытались сфотографироваться.
Пробыв на вершине 25 минут, Бершов и Туркевич начали спускаться. Очень скоро
они неожиданно для себя догнали Володю и Эдика. Те практически не сдвинулись
с места. Надо было организовать их спуск. В таком состоянии да еще без кошек
они не могли сделать этого самостоятельно. Помощь, оказанная им двумя часами
ранее, не дала желаемого результата.
Началось медленное, изнурительное движение. По маршруту спуска между
Мишей и Сережей растягивалась перильная веревка--45 м. Пристегнувшись к
веревке и придерживаясь за нее, вниз уходили Эдик и Володя. Потом опять
работала вторая двойка, опять на очередном участке спуска натягивались
перила, и все повторялось вновь. И так много часов кряду.
Истекали сутки с тех пор, как первая двойка покинула лагерь V. Оба были
уже почти в невменяемом состоянии.
Около 6 часов утра 5 мая они наконец добрались до палатки. Позже
Балыбердин записал в своем дневнике, что так близко к концу он еще никогда
не был. Друзья помогли ему влезть в палатку, когда силы, казалось, покинули
его.
И вновь возникает вопрос: где же предел человеческих возможностей?
Всего через несколько часов все четверо продолжили спуск, и еще 2 дня
двигались они до лагеря I на отметке 6500 м. Очень скоро Володя
восстановился настолько, что никакая помощь ему уже не требовалась. Для
Эдика же эти 2 длинных дня продолжали быть днями испытания духа и воли. Руки
были поморожены. Кончики пальцев почернели, местами лопнула кожа. Они болели
сами по себе, не говоря о мучениях, вызываемых рукавицами. А надо было
спускаться по сложным и крутым скалам, пользуясь непрерывной цепочкой
веревочных перил. 4 км веревок, на каждые 50 м минимум по 3 крюка, то есть
минимум 3 раза надо этими руками отстегнуть и вновь пристегнуть страховочный
карабин. Все 4 км надо крепко держаться этими руками за веревку и жумар. Все
4 км--2 дня--надо терпеть и терпеть. Никто не мог ему в этом помочь, никто
не мог за него (этого он не хотел допустить) перестегиваться и держаться.
Только эти его пальцы. Только эта его воля.
Во всем же остальном ему непрерывно помогали два
ангела-хранителя--Сережа Бершов и Михаил Туркевич. И, конечно, Володя
Балыбердин.
Когда Эдик спускался в очередной лагерь, он не мог уже ничего делать
сам. Ни разуться, ни переодеться, ни поесть, ни залезть в спальный мешок. Он
становился капризным, как ребенок. Но это никого не выводило из
равновесия--дневной работой он заслуживал большего снисхождения.
Теперь об ангелах-хранителях или, точнее, спасителях. Оба достойны
высшей похвалы. Их выдающиеся способности скалолазов были хорошо известны и
раньше. Здесь же, действуя все эти дни просто замечательно, они
продемонстрировали, что являются и исключительно сильными альпинистами. В
Сереже, спокойном, мягком и в то же время решительном человеке, никогда не
теряющем чувство собственного достоинства, можно было заранее увидеть все те
качества большого человека и альпиниста, которые так ярко проявились на
Эвересте.
А вот Миша приятно удивил. Я не относил его к числу сильных
альпинистов. Компанейский, веселый парень--это
262
да. Но бывает несдержан, не всегда контролирует себя. Таким он мне
представлялся. И это подтверждалось вначале, когда ему тяжелее многих
давалось врабатывание. Уставая, он готов был раздувать, и казалось с
удовольствием, досадные для нас неурядицы, встречавшиеся на начальном этапе.
Вместо спокойного анализа и поиска путей исправления ошибок готов был винить
всех и каждого. А тут, в решительный период, когда надо было зажать себя и
действовать, действовать и действовать несмотря ни на что, он сработал
отлично во всех отношениях. Молодец!
Но вернемся в базовый лагерь. Мы покинули его в ночь на 5 мая. Когда
сон отступал под напором тревожных мыслей, вспоминались события этого дня.
Начался он со скоротечного, но тревожного происшествия.
Рано утром мы проводили на восхождение Лешу Моо кальцова и Юру
Голодова. Это первая связка последней группы восходителей. Назавтра должны
были уйти их напарники Валерий Хомутов и Владимир Пучков. Остальные двойки
уже в пути. Завтра весь спортивный состав образует непрерывную цепочку
групп, движущихся к вершине и подстраховывающих друг друга...
Незадолго до утренней связи, во время которой проводился опрос групп,
меня вызвал Голодов. Прошло менее 2 часов после расставания. Такие группы
обычно не включались в опрос до 14-часовой связи. Мы решили, что он хочет
дать информацию о состоянии дороги через ледопад. Наверное, нужны ремонтные
работы.
Вот что последовало за этим:
Голодов: Евгений Игоревич, значит, здесь, при выходе на плато пять
пятьсот метров, там, где был завал, были большие трещины и вновь была
поставлена лестница, Леша упал с лестницы в трещину. Подвернул ногу. Я
сейчас его вытащил, он наверху. В общем, все нормально. Он не так сильно
подвернул ногу. Вероятнее всего, мне сейчас надо с ним спускаться. Как
поняли меня? (А ты волнуешься, сильно волнуешься: выход на плато-- это 5700,
а не 5500!)
Тамм: Понял тебя. Навстречу выслать людей? Людей выслать?
Голодов просил прислать Трощиненко и врача Орловского; сказал, что Леша
Москальцов из трещины вылез практически сам--"я его только подтягивал". Упал
Леша потому, что вырвались перила--перемерз и сломался фирновый крюк.
Условились о дальнейшей связи. Юра стремился говорить один на один, когда
общий опрос групп закончится. Это настораживало. Наверх вышли Трощиненко и
Пучков. Готовились Орловский и Хомутов.
После того как окончился опрос и мы узнали, что Мысловский и Балыбердин
идут к вершине, состоялся второй разговор:
Голодов: Ну, ситуация, значит, несколько хуже, чем я ожидал. У него
сильное кровотечение из носа. Я ему поставил холод на нос. Просто все время
капает. Ну, и с ногой, значит, сложнее. Вероятнее всего, подвернул в
лодыжке. Там, где ровно,--наступает, а где какие-то градусы--уклоны, там
хуже.
Тамм: Хорошо, сейчас к вам выйдут, выходят. Как ты думаешь, нужно
что-нибудь, чтобы нести его или нет?
Договорились, что наверх поднимутся 4 человека и там, где необходимо,
будут транспортировать Лешу на спинах. Чтобы Орловский--наш врач--точнее
представлял ситуацию, я попросил Юру описать состояние пострадавшего.
Голодов: Свет Петрович, общая картина, значит, такова. Вообще-то я не
прощупывал, мне это и не надо делать, но у него, наверное, подвернута
лодыжка. Это раз. И второе, он очень здорово ударился переносицей. Вероятнее
всего, разбита переносица. Идет сильное кровотечение. Я сделал два тампона,
но это не помогло. Сейчас сделал холод. Думаю минут десять подержать холод.
Как меня понял?
Свет Петрович дал необходимые указания, велел уложить Лешу поудобнее,
укрыть, не двигаться до его прихода. И ушел в ледопад.
Позже уже он сам сообщил, что у Леши, по-видимому, сотрясение мозга и
его надо нести на носилках. На ледопад ушли все, кроме кухонных работников,
офицеров связи и радиста. Я тоже был прикован к радиостанции: все на
маршруте и на транспортировке пострадавшего, и в любой момент могла
возникнуть необходимость скорректировать действия групп.
В районе полудня Лешу принесли и уложили в палатке'.
Вид у него был страшный. Переносица, весь левый глаз и часть
лба--сплошная фиолетово-черная гематома. В единственном открытом
глазу--неимоверная тоска. Встречаться с ним взглядом--мучительно.
Страдал он не от боли. Так нелепо, по какой-то оплошности рухнула
великая мечта. Рухнула, когда кончились изнурительные выходы на обработку
маршрута и когда было столько сил и уверенности в себе... С каким
воодушевлением и задором выходил он утром из лагеря! И вот все. И ничего уже
невозможно изменить.
Время от времени слезы текли у него из правого глаза. Какими же они
должны быть горькими!
Утешение, что главное--это жизнь, которую он сегодня по счастливой
случайности сохранил, пролетев 15 метров, было для него непонятным. Кто
думает об этом, когда жизнь уже сохранена? А Вершины, Вершины-то не будет!
Начальный диагноз подтвердился: сотрясение мозга, все
остальное--пустяки. Транспортировки в Катманду не требовалось. В таком
состоянии главное--длительный покой. Хомутов получил команду готовиться, как
и предусматривалось, утром выходить на восхождение, но уже в тройке он,
Пучков и Голодов. Цепь атакующих должна сомкнуть
ряды...
С того момента, как Свет разрешил общаться с Лешей, и до последнего дня
существования лагеря его палатка стала наиболее посещаемой. Лешу не
оставляли одного. К нему сразу же приходили все спускавшиеся сверху. К нему
несли все новости. Это было самостийно и естественно: Леша, наш Леша
оказался в такой беде. Всем хотелось отдать ему часть своей Вершины, своей
радости, которая была бы невозможной без его труда и лишений.
Вот таким необычным и тревожным было начало первого из шести дней. А
конца у него не было, он слился для нас с началом следующего.
Утром Бершов вышел на связь, но слышимость была отвратительной.
Пришлось Эрику Ильинскому из лагеря II вести ретрансляцию.
Ильинский: База! Значит, Туркевич и Бершов вчера совершили восхождение.
Балыбердин и Мысловский в тяжелом состоянии спускаются вниз. Надо, чтобы
третий лагерь был свободен.
Таим: Второй, второй (имеется в виду 2-й лагерь), спроси, пожалуйста,
нужно выслать отсюда врача или достаточно, что там будете вы?
Ильинский: Нужна консультация врача.
Около часа длилась консультация, и все это время переговоры велись
через Эрика. Стоило ему во время длительного диалога упустить какую-нибудь
деталь, тут же вклинивался кто-то из участников других групп и вносил
уточнения.
Свет Петрович преобразился. Куда делась его внешняя беспечность!
Скрупулезно и спокойно требовал он повторять указания, а они были четкими и
конкретными. Растолковывались детали, но ничего лишнего.
1 По уточненным данным, Москальцов был доставлен в лагерь
около 16 часов,-Ред.
Мы привыкли к Свету--балагуру и острослову. Он неистощим на шутки.
Одного из наших шерпов, работника кухни, мучил больной зуб. Свет его удалил
(для пациента это было первое в жизни знакомство с врачом) и сказал, чтобы
отныне тот за столом подавал блюда сначала ему, Свет Петровичу, а уже
потом--начальнику, иначе больной зуб будет вставлен обратно. Это привело
беднягу в страшное смятение: богатый опыт предыдущих экспедиций приучил его
к строгой субординации.
Многие участники просили помочь избавиться от кашля. Сильный и сухой до
крови, он мучал почти всех. Свет понимал, что ничего кардинального сделать
невозможно-- наверху морозный воздух и глубокое учащенное дыхание ртом.
Когда просьбы становились настойчивыми, он предлагал принять
слабительное--"будете бояться кашлять".
Но как только дело принимало серьезный оборот, Свет Петрович проявлял
твердость. Чувствовалось, что дело берет в руки человек, обладающий большим
профессиональным опытом и мастерством.
Ильинский уже заканчивал ретрансляцию, когда выяснилось, что связь с
лагерем V прекратилась, и мы не знали, слышал ли Бершов последние указания
Орловского. Попросили Валиева вызвать лагерь V. Молчание. Даже Иванов с
Западного гребня пытался помочь, но V молчал. Тогда Валиеву и Хрищатому было
дано указание взять необходимые медикаменты, кислород и подыматься двойкой в
лагерь IV, не дожидаясь Ильинского и Чепчева.
Валера Хрищатый считался у нас опытным лекарем (он выполнял эту
обязанность в своей постоянной группе алмаатинцев), хотелось, чтобы он
оценил состояние ребят. При этом, правда, сохранялся дневной разрыв между
двойками группы Ильинского.
Теперь, чтобы соединиться с товарищами, Хрищатый и Валиев должны будут
ждать их в верхних лагерях и тратить драгоценный кислород.
Закончив переговоры с Валиевым, вызвал Иванова. Валя сообщил, что они
вышли из лагеря V между 5 и 6 часами утра. Движутся уже по Западному гребню.
Продолжая связь, вновь прошу ответить лагерь II. Тамм: Эрик, как у тебя твои
подопечные (шерпы)? Идут наверх?
Ильинский: Ну, мы сейчас позавтракали. Собираемся идти. Но я теперь не
знаю, как быть нам-то? В свете освобождения третьего лагеря.
Тамм: Вам подниматься в третий как предполагали. С полной загрузкой.
Обязательно возьми запасное питание к рации. Вопрос, как быть с третьим
лагерем, решим, когда будет ясно, как вы поднимаетесь и как будут
развиваться события. Как понял?
Ильинский: Понял Вас, понял. А как это предположительно? То есть, что
мы поднимемся и назад вернемся?
Тамм: Может быть и так, но, вероятнее, вы двое останетесь. В третьем
лагере можно и вшестером расположиться. Шерпы уйдут (если вообще дойдут), вы
двое останетесь и еще четверо спустятся. Вшестером третий лагерь примет
людей.
Ильинский: А Казбек как?
Эрик хотел понять: соединится их группа сегодня или нет?
Тамм: Казбек останется в четвертом. Важно было сохранить между двойками
наверху минимальный интервал, чтобы подстраховка была действенной. Теперь
оставалось ждать сведений от двойки Иванова. Эта двойка не вызывала сейчас
опасений. Валя и Сергей Ефимов--надежные, опытные альпинисты, побывавшие в
горах во многих переделках. Правда, здесь во время первых выходов я ожидал
от них большего. Сережа задержался с караваном, пришел в базовый лагерь
позже других (вместе с Е. Ильинским), немного переболел, и его трудности
были понятны. А почему медленнее, чем хотелось, входил во
вкус Валя -- не ясно. Ему бы чуть побольше физической силы, чуть
побольше азарта!
Но теперь оба после хорошего отдыха внизу работают нормально, как и
подобает корифеям.
Валя человек обстоятельный и колючий. Ко всему подходит серьезно, его
действия обдуманны и выверенны. Вероятность сбоя в его работе мала. Сережа
не менее обстоятелен. Привык готовить восхождения своими руками, каких бы
мелочей это ни касалось. В его внешности--худой и рыжеволосый -- несмотря на
несомненную привлекательность, нет ничего говорящего о мужестве, силе и воле
этого человека.
Но без этих качеств невозможно быть руководителем на таких маршрутах,
которые пройдены им в наших горах. Наиболее характерная его
черта--изобретательность, стремление к созиданию нового.
В 13 часов 20 минут они были на вершине и вызвали базу.
Тамм: Валя, Валя, как слышишь?
Иванов: Отлично.
Тамм: Поздравляю вас, поздравляю. Сколько у тебя кислорода осталось?
Иванов: По целому баллону.
Тамм: Когда думаете начать спуск?
Иванов: Отснимем панораму и пойдем. Мы вышли на вершину минут
пять-десять назад, в тринадцать двадцать. Из лагеря вышли поздно. Шли
медленно, медленно шли. У нас, у обоих, все время развязывались кошки,
поэтому шли медленно. Как поняли?
Тамм: Понял тебя, понял, Валя. Больше не задерживаю. Жду вас коротко на
связи в два и обязательно в восемнадцать ноль-ноль...
День кончался. Все группы заняли свои места: Иванов-- Ефимов в лагере
V; Валиев -- Хрищатый -- в IV; Мыс-ловский -- Балыбердин, Бершов -- Туркевич
и Ильинский -- Чепчев -- в III; тройка Хоиутова--в I. Завтра рано утром все
снова должно прийти в движение.
...6 мая выдалось спокойным (это не относится к погоде). Первая
четверка восходителей и Валя Иванов спустились ночевать на ледник, в лагерь
I. Сережа Ефимов остался во II с поднявшейся сюда группой Хомутова. Сережа
не хотел быстро терять высоту--привыкал к большим давлениям (это на семи-то
тысячах!). Казбек и Валера Хрищатый вышли на старт -- в лагерь V. Ждать свою
вторую двойку им теперь не имело смысла: ни в IV, ни в V лагерях тратить для
этого кислород нельзя. Назавтра они готовились к штурму.
Немного настораживала только двойка Ерванд Ильинский-- Сережа Чепчев.
Сегодня они поздно ушли наверх из лагеря III. Очень поздно.
Некоторую задержку можно объяснить большой толчеей в 2-х не очень
удобно поставленных палатках, там ночевало сразу 6 человек. Высота 7850 м, а
надо и завтрак приготовить, и надеть все доспехи, и сложиться. Да к тому же
ты все время привязан коротким репшнуром к общей страховочной веревке.
Из этой двойки первым вверх ушел Эрик Ильинский. В 14 часов он сообщил,
что остановился и ждет Чепчева:
-- Я где-то на шестой веревке, но меня беспокоит, что
я не вижу Сережи сзади меня. Мы договорились, что он
выйдет попозже--на полчаса, на час. Я иду уже два с
половиной часа, и разрыв уже большой.
Потом Эрик сказал, что чуть раньше разминулся с Ивановым и Ефимовым,
которые ушли вниз, в лагерь III. Я сразу же начал их вызывать.
Иванов ответил:
-- Мы находимся уже в третьем лагере. Чепчев очень
долго выходил. Такое впечатление даже было, что у него
горняшка. Он вышел примерно полчаса назад, может быть,
меньше.
Ильинский (он слышал Иванова) прокомментировал это так:
-- Меня это волнует. Я сам доберусь до лагеря уже не
засветло, а он и не знаю когда.
Через некоторое время он добавил:
-- Я его дождусь, увижу внизу. Если он плохо себя
чувствует, то пойдет вниз. А мне как быть в этой ситуации?
Мы условились о дополнительной связи в 16 часов.
Странно, Сережа до сих пор очень хорошо переносил высоту и отлично
работал. Эрик ждал долго, пока внизу на перилах не появился Сережа. Тот
постепенно разошелся, и в лагерь IV они поднялись уже вместе. Но добрались
до него поздно, после 21 часа, заставив сильно поволноваться всех ожидавших
с ними связи.
Рано утром 7 мая Валиев и Хрищатый вышли на штурм. Когда добрались до
Западного гребня и стена Эвереста перестала защищать их, ветер чуть не сдул
обоих со скал.
У них хватило мудрости и мужества повернуть обратно. В 8 часов они
сообщили на базу, что вернулись в палатку. Мы договорились, что двойка
повторит попытку штурма в любое время суток, как только уляжется ветер.
Надеялись, что к вечеру он стихнет и будет луна--полнолуние продолжалось.
Сидеть же долго в лагере V нельзя -- не хватит ни запаса кислорода, ни сил:
на такой высоте они быстро тают даже в покое. Началось ожидание.
А базовый лагерь ждал первых победителей...
Для встречи мы не смогли придумать ничего кроме обычного ритуала. Но
зато наши объятия, рукопожатия и взгляды должны были говорить (и говорили!)
о многом.
Потом они, измученные, сидели за столом. Потрепанные рюкзаки
загромождали вход в кают-компанию. Внутри толпились все, кто был в лагере,--
и наши, и непальцы. Все!
Они рассказывали скупо. И пили, пили, пили. Их высушенные тела
требовали влаги. Чуть опухшее, даже одутловатое лицо Сережи Бершова--на нем
выделяются и притягивают к себе смеющиеся, радостные глаза. Мишине лицо
черно, как его шевелюра и борода,-- он еще больше стал походить на цыгана.
Только теперь не на молодого и задорного, а на сильно уставшего и
повзрослевшего. Эдик осунулся больше других или это так кажется -- он был
объемнее остальных до выхода. В сухом, заостренном лице Володи Балыбердина
что-то от чертика, которого мы привыкли видеть на старых пепельницах. Но
сколько в нем счастья! Оно просто струится, стекает, как заряд, с бороды, с
носа, бровей над запавшими от усталости глазами. И заряжает нас.
Дело еще не завершено, многие наверху, но, стоя рядом с ними, мы
ощущали только счастье победы.
Мы радовались, ждали новых успехов и не придали большого значения
разговору, состоявшемуся 7 мая с Катманду.
Калимулин: Очень хорошо отозвались о вашем восхождении президент
федерации Франции -- господин Боссю, англичанин Джон Хант, организатор
многих экспедиций в Гималаях, и другие. То есть идут широкие отклики на ваше
восхождение. Учитывая, что ожидается дальнейшее ухудшение погоды, будьте
очень внимательны, надо все очень хорошо закончить, хорошо закончить.
Поэтому той телеграммой, которую я Вам передал вчера, надо
руководствоваться. Принять более решительные меры, чтобы исключить всякую
опасность.
Тамм: Что касается выхода новых групп--это ясно. Мы его отменили, тем
более, что речь шла только о двойке, которая должна была идти без хорошей
подстраховки (имелась в виду двойка Черный--Шопин). Что же касается
продолжения восхождения, то мы его будем продолжать. Продолжать будем.
Группы на маршруте, и они завершат начатое дело. Завершат.
264
Калимулин: Понял, но запишите сводку погоды на завтра... (Она была
тревожной. Предсказывалось ухудшение обстановки. Потом Калимулин продолжил.)
Улучшения погоды ждать нельзя. По-видимому, ребятам придется тяжело. Поэтому
подумайте еще раз, как быть с ними.
Тамм: Ясно, ясно. Придется тяжело, ничего не сделаешь--это альпинизм.
Я еще не знал, что это только первая ласточка.
В 18 часов Казбек сообщил, что прошел час, как они вторично покинули
палатку лагеря V. Погода немного успокоилась. Они уже на Западном гребне.
Здесь, внизу, мы не сразу заметили, что Эверест скинул белые флаги. Да
и гул наверху затих, хотя недовольное ворчание еще продолжалось. Зная время,
затраченное другими двойками на участке от лагеря V до вершины, мы ожидали,
что не раньше 22 часов и не позже полуночи ребята будут на вершине. Рации
вновь были на приеме.
В этот вечер группа Хомутова поднялась в лагерь III, a двойка
Ильинского--в V. На мой вопрос, как чувствует себя и как шел Сережа Чепчев,
Эрик ответил, что у них все нормально. Возможно, вчерашний эпизод лишь
случайность. Правда, рассказы Вали Иванова и особенно Ефимова, который видел
Сережу последним, настораживали. Но, так или иначе, Эрик с Сережей поднялись
в лагерь V. Учитывая тревожный прогноз, они даже запросили разрешение
продолжить подъем к вершине. Разговор, состоявшийся уже после 18 часов,
ретранслировался через Валеру Хомутова...
Тамм: ...Завтра ожидается усиление ветра, чрезвычайно сильное. Это
подчеркивалось несколько раз. Несколько раз. Учитывая их состояние,
вызывающее у меня опасение, не рекомендую им выходить даже завтра утром. Не
рекомендую. Вам предлагаю завтра подняться в четвертый лагерь, в четвертый.
Хомутов: Понял, понял. Нам выходить в четвертый лагерь. Эрик, Эрик!
Учитывая ваше состояние и резкое ухудшение погоды--усиление ветра, не
рекомендует Евгений Игоревич вам утром выходить.
Продолжая переговоры, мы условились с Ильинским, что до тех пор, пока
утром мы не обсудим с ним ситуацию, они останутся в лагере V.
К 22 часам опять (в который раз!) в голове не остается места ничему,
кроме мыслей о ребятах, пробивающихся сейчас к вершине. Рация молчит, а вот
Эверест не хочет ей подражать. Временами кажется, что наверху ветер стихает,
но потом опять гул усиливается. Гребень все чаще и чаще закрывается
облаками.
Странно: все это видишь и слышишь, фиксируешь сознанием, но большой
тревоги не возникает. Быть может, потому, что двойка Валиев--Хрищатый всегда
вызывала у меня чувство большого уважения и доверия.
Широкий в кости и лицом Казбек не производит впечатления могучего, хотя
в своей команде получил прозвище "толстый", в отличие от постоянного
напарника по связке Валерия Хрищатого--"худого". Казбек, как правило,
спокойный, немногословный и упрямый. Его неброская манера поведения такова,
что сразу заставляет верить ему. Поэтому он может быть лидером, тем более в
альпинизме, где знает и умеет практически все. Качество лидера сочетается у
него с умением воспринимать указания тех, кто в данный момент им руководит.
Эта черта особенно ценна в сборных командах типа нашей экспедиции. Судьба
удачно распорядилась, соединив вместе Казбека и Валеру Хрищатого. Внешне
совершенно разные, они удивительно подходят друг к другу и, по-видимому,
испытывают большое удовлетворение, работая в одной связке. Вместе в горах
они давно и стали родными.
Валера действительно худой, даже тощий и на первый взгляд застенчивый
слабак. Однако скоро становится ясно,
какой это волевой, сильный и интересный человек. Он очень наблюдателен,
умеет обобщать наблюдения и делает нетривиальные выводы. С ним полезно
спорить и обсуждать возникающие проблемы. Я не раз пользовался этим, пытаясь
опровергнуть или подтвердить свою точку зрения. И всегда получал большое
удовлетворение от такого общения.
Такая пара, казалось мне, справится с серьезной и тяжелой задачей,
которую сейчас они решали.
Время шло, а известий сверху не поступало. Уже минуло 23 часа. Потом
полночь. И какие бы надежды на них ни возлагались, тревога появилась.
Появилась у всех. Уже не только моя и рация радиста включены на прием. Во
всех палатках, где есть "воки-токи", слушали их.
В час ночи я не выдержал: назначил ночное дежурство, просил разбудить
меня, когда будут новости, и ушел спать. И действительно уснул. Правда,
сразу же услыхал, что кто-то идет в мою сторону. Было начало 6-го. Окликнул.
Оказалось, это Дима Коваленко (он дежурил с Шопиным). Только что Ильинский
из лагеря V сообщил, что ребята не вернулись, и спрашивал, что делать. Пока
мы с дежурными ждали повторной связи, я узнал, что около 2-х часов ночи
кто-то вызывал базу, но слышимости не было. Когда начался разговор с
Ильинским, спросил -- не он ли это был. Оказалось--не он. Значит, Валиев и
Хрищатый. Но что они хотели передать?
С Ильинским условились, что их двойка немедленно собирается и выходит
наверх. Назначили следующую связь через час в надежде, что она будет уже с
маршрута.
Меня удивило, что Эрик с Сережей еще не собирались-- ведь другой
команды от нас нельзя было ожидать. Примерно в половине 7-го связались
опять. Они еще в палатке! Этому могло быть только одно объяснение-высота.
Наверное, они сами не замечали своей медлительности.
В половине 8-го все то же; правда, на этот раз Эрик сказал, что они уже
готовы выходить. Наконец в 8 с небольшим мы услыхали:
Ильинский: Ну вот, ребята где-то здесь. Мы сейчас на голосовую связь
вышли.
И потом:
-- Да вот они, уже около палатки. Сейчас с ними чаю попьем, ды мы,
наверное, наверх пойдем. Прием.
Тамм: Нет. Это вы подождите. Через полчаса, когда разберетесь, давайте
связь. Или давайте так: как только поймете, в каком они состоянии. Не
поморозились ли? Возможно, им нужна будет ваша помощь.
Ильинский: Ну конечно, если им надо помогать, то вопрос будет
однозначно решен.
Позже Эрик сообщил, что ребята шли так долго из-за тяжелых условий
наверху: вскоре после выхода на гребень ветер вновь усилился и уже не
прекращался; в сумерках темп движения упал и сразу стал ощутим мороз (он был
-37°).
В 1 час 50 минут 8 мая Валиев и Хрищатый достигли, наконец, вершины...
И вот теперь Эрик передавал, что кислород кончился у них часа 2--3
назад.
Тамм: А обморожения есть?
Ильинский: Есть. Незначительные.
Тамм: Понял. Вот Свет Петрович спрашивает: обморожение чего? Пальцы,
руки, ноги -- что?
Ильинский: Ну, пальцы на руках. Незначительные. Ну, волдыри в общем.
Изменения цвета нет.
Тамм: Понял, понял. Значит, так, Эрик! Задерживаться там не нужно -- в
пятом лагере, в лагере пятом. Спускайтесь все вместе. Вам двоим сопровождать
ребят вниз, вниз сопровождать. Как понял?
Ильинский: Я-то думаю, что, в общем, большой необходимости нет
сопровождать ребят.
265
Тамм: Ну а я думаю есть, Эрик. Давай так. Сейчас, после шестнадцати
часов такой работы или пятнадцати, надо сразу сваливать их вниз. Если даже у
них есть там волдыри и так далее, они сгоряча работать смогут, а потом? По
веревкам там перецепляться надо, это начнется без никого длинная история.
Так что давайте сваливайте вниз вместе. Вы их сопровождаете.
Ильинский: Понял Вас. Но я так смотрю по состоянию, что вообще
надобности нету.
Тамм: Что ж, тем лучше. Значит, будете просто сопровождать, а не
спускать. Но одних их отпускать сейчас вниз не стоит.
Ильинский: Ну понял Вас, понял. Одним словом, мы больше уже не лезем на
Гору? Так? Прием.
Тамм: Да, да! Да, вы сопровождаете ребят вниз -- это распоряжение.
Ильинский: Ну понял.
Мы договорились связаться еще раз через полчаса, когда должен был
включиться Хомутов. Надо, чтобы группы обсудили вопросы, связанные с
состоянием и обеспечением лагерей. Во время этой связи Эрик еще раз поднял
вопрос об их возвращении.
Тамм: Эрик! Это я все понимаю. Понимаю, что вы стремитесь наверх. Но
ребят сейчас одних отпускать нельзя. Вы должны сопровождать их вниз. Обидно,
жалко, но ничего не поделаешь. Решение принято--давайте исполнять. Как
понял?
Я очень хорошо понимал Эрика и Сережу. Но никаких колебаний в принятии
решения не было. Их желание еще и еще раз обсудить этот вопрос не вызывало
раздражения. Им, здоровым и сильным, надо было уходить, когда вершина была
рядом, а основные трудности позади. Им надо вот так, за 10 минут, навсегда
распрощаться с мечтой, к которой стремились всю сознательную жизнь.
Расстаться, когда нет внутренней убежденности, что это необходимо. Эрик не
отказывался выполнить указание, но уходить было тяжело. Он спросил:
-- Шеф, это только Ваше решение или тренерского совета?
Он был членом тренерского совета и мог задать такой вопрос. Я ответил,
что только мое, и предложил через 20 минут дополнительную связь, чтобы
передать ему мнение совета.
Через 20 минут связь состоялась, и они начали спускаться все вместе,
вчетвером. Так вчетвером они и вернулись в базовый лагерь.
Эрик с Сережей тяжело переживали вынужденное отступление. Ни у них, ни
у меня нет и не было абсолютной уверенности, что оно было неизбежным. Но
проверить это невозможно. Целый комплекс обстоятельств влиял на мое решение.
Повторись все заново--я поступил бы так же. Главным было то, что после
стольких часов пребывания выше 8500, в условиях, которые выпали на долю этой
двойки, риск оставить их одних был бы неоправдан.
В глубине души это понимали, конечно, и Эрик с Сережей. Но им было
тяжелее: уходить должны были они, а не я. Сами они оставили бы ребят и пошли
наверх только в случае жесткого указания на этот счет. В этом не может быть
сомнений.
Казбек избежал осложнений, а Валера после возвращения в Москву долго
пролежал в больнице и все же лишился нескольких фаланг на пальцах ног.
Добавлю только, что обсуждался план, по которому сопровождать Валиева и
Хрищатого вниз должен был один из двойки Ильинского, а второй ее участник
подключился бы к тройке Хомутова. Но от этого отказались, считая, что
просидеть до штурма почти трое суток в лагере V на высоте 8500 м слишком
рискованно.
Итак, 8 мая четверка Ерванда Ильинского спускалась в лагерь III, а
тройка Валерия Хомутова поднималась в IV.
Тройка двигалась по маршруту в хорошем темпе, без сбоев, несмотря на
большую загрузку--кислорода в верхних лагерях не оставалось, и они выносили
туда все необходимые им баллоны. По плану хомутовцы должны были достичь
вершины 10 мая, но, выходя из базового лагеря, поделились мечтой--победить
Эверест в День Победы. Зная это, во время утренней связи я попросил их не
форсировать событий и работать спокойно. Я не мог себе представить, что к
вечеру эта просьба будет мной же перечеркнута.
Днем, как обычно, мы разговаривали по радио с Министерством туризма
Непала. Присутствовавший там И. А. Калимулин сообщил, что Спорткомитет СССР
присвоил звания заслуженных мастеров спорта всем, кто участвовал в обработке
маршрута на Эверест и в самом восхождении. Это было так неожиданно и
приятно, что, прервав передачу, я позвал всех к рации и попросил Ильдара
Азисовича повторить сообщение. Обитатели лагеря толпились около радиопалатки
и шумно обсуждали эту новость, когда Калимулин передал телеграмму
персонально для меня.
Калимулин: Телеграмма руководства. От руководства телеграмма. "В связи
с ухудшением погоды в районе Эвереста и полным выполнением задания
экспедицией считаем необходимым исключить всякий риск, исключить всякий риск
и прекратить штурм вершины остальными спортсменами..."
Попытка обсуждать целесообразность такого шага решительно пресекалась
Калимулиным ссылками на то, что решение принято руководством и его надо
исполнять. На прямой вопрос, что же все-таки это за инстанция, он не
ответил.
Дальше спорить не имело смысла, тем более что кругом собрался весь
лагерь.
Я был в полном недоумении: приятно, что так высоко оценили усилия
ребят, но страшно обидно обрывать, не доведя дело до конца. Почему? В
Москве, еще задолго до нашего отъезда, знали, что штурм будет осуществляться
последовательно четырьмя группами. Так в чем же дело? Хотелось спокойно
разобраться в ситуации, обдумать свои действия. Как обычно в таких случаях,
пошел побродить по леднику.
Пытаюсь разобраться, чем может быть вызвано такое решение. Пожалуй,
только излишними опасениями, связанными с плохим прогнозом погоды, боязнью
потерять достигнутое. Но как можно из Москвы оценить складывающуюся у нас
обстановку? За эти месяцы мы уже привыкли к здешним условиям, и ничего,
работаем. Погода все время преподносит сюрпризы, и если ее бояться, то не
надо было и начинать штурм.
Так надо ли возвращать тройку Хомутова? Несколько часов назад, когда я
считал, что Эрику и Сереже необходимо сопровождать двойку вниз, не нужны
были ничьи указания. Сейчас же я не вижу никаких оснований для крайних мер.
Тройка работает спокойно, уверенно и надежно.
Еще раз восстанавливаю в памяти график движения группы. Никаких
опасений за них не возникает. Пожалуй, все ясно.
На обратном пути испытываю даже удовлетворение: в этой ситуации победил
спортсмен, а не администратор.
Подходя к палаткам, встретил Ю. А. Сенкевича. Несколько дней назад он
добрался наконец до базового лагеря и догнал съемочную группу телевидения.
Послезавтра собирается возвращаться вниз. Что же, здесь, конечно,
тяжело--такие условия только для альпинистов. На его вопрос ответил, что
группу возвращать с маршрута не буду.
В лагере зашел к А. Г. Овчинникову и Б. Т. Романову-- они живут вместе.
Анатолий Георгиевич согласился с моим решением и сказал, что тройке имеет
смысл сегодня подняться в лагерь V. Как обычно, наши точки зрения
266
совпали. Борис Тимофеевич был против. Он твердо считал, что надо
выполнять указания, даже если с ними не согласен.
С самого начала работы экспедиции мы понимали, что окончательные
решения здесь может принимать только один из нас. И никаких сложностей не
возникало. Лишь однажды, когда я не отстранил Мысловского от работы на
высоте, Борис Тимофеевич был не согласен и высказал особое мнение. Ему
свойственна исключительная предусмотрительность. И вот теперь вторично
принято такое решение.
Приближалось время вечерней связи, и я пошел в радиопалатку. Как
всегда, Валера Хомутов был точен. Слышимость--отличная. Вся тройка уже
собралась в лагере IV.
Свою информацию я невольно построил так же, как Ильдар Азисович:
сначала поздравил ребят с присвоением званий заслуженных мастеров спорта.
Они не поверили -- .мы же еще не были на вершине". Когда передал вторую,
негативную, часть сообщения, они не сразу поняли, о чем идет речь, и поэтому
не уловили смысла моей заключительной фразы:
-- Но я не возражаю против того, чтобы ваша группа продолжала
восхождение.
Наконец происходящее дошло до их сознания. Хомутов передал, что ему все
ясно--они сегодня же могут попытаться выйти в лагерь V. Договорились, что
группа спокойно все обсудит, взвесит и мы вторично свяжемся через полтора
часа, в 20.00.
Закончив переговоры, увидел, что А. Г. Овчинников и В. Т. Романов тоже
здесь. Борис в связи с моим решением не возвращать тройку Хомутова попросил
обсудить это более широким составом. Чтобы закончить обсуждение до 20.00,
начали немедля сходиться в палатку к Эдику Мысловскому.
Смеркалось, в палатке было мрачновато. Во внутренней ее части (спальне)
нас было не много, в центре Ю В. Кононов, за ним поверх спального мешка
лежал Эдик. Он большую часть времени проводил теперь в палатке-руки не
давали покоя. По другую сторону устро-тея полулежа Володя Шопин, а рядом
сгорбившись сидел А Г. Овчинников. Я и Слава Онищенко забились в передние
углы по обе стороны от входа в спальное помещение. Чтобы поместиться, мы
сложились как перочинные ножи -- подбородки вплотную к коленям. Я все время
пытался подсунуть пухашку между холодной стеной палатки и спиной. Она
подмерзала и создавала дополнительное неудобство. В передней части
палатки--предбаннике--на бочонке сидел Б. Т. Романов, остальные стояли.
Здесь были' М. Туркевич, В. Воскобойников и наши гости-- Ю Родионов, Ю.
Сенкевич, В. Венделовский, кто-то еще. По крайней мере, половина из
присутствующих не была альпинистами, представляли здесь печать, кино и
телевидение. Мне было неясно, как они могут всерьез обсуждать нашу проблему.
Но я не протестовал.
Излишне сухим и напряженным голосом (сразу вспомнилось заседание
президиума Федерации альпинизма в период подготовки экспедиции) я сказал:
_ Как вы все слышали сегодня утром, я получил указание прекратить
восхождение спортсменов на вершину и вернуть группы. Это может относиться
только к группе Хомутова. Какая инстанция подразумевается под
руковод-ством-я не знаю. Группу с маршрута я не вернул, и они продолжают
восхождение.
Все напряжены и еще не определили своего отношения к необычному,
несвойственному нашей жизни здесь событию Потом Романов излагает свою точку
зрения. Ее суть: мы не можем не исполнить указание. Сначала воцарилась
тишина.
Потом начался небольшой гвалт.
Что же мы должны решать?
Зачем?
Руководитель решение принял, мы не можем обязать его изменить решение.
И правильно ли это будет?
Шумели долго.
Наконец договорились: дело руководителя принимать решение, но свое
мнение собрание сформулирует.
Все гости (им-то что!) -- за возвращение. Так спокойнее, тем более
здесь--"заграница". Вдруг потом скажут, что не были принципиальными? Нет,
лучше уж так.
От Миши Туркевича я не ждал и не дождался ничего хорошего. Не понимаю я
его. Володя Шопин говорил длинно и сбивчиво. Смысл такой: надо возвращаться,
хотя и жалко, но "если я был бы там, наверху, то не вернулся бы".
Эдик! Я был готов к тому, что он скажет, а бедняга Анатолий Георгиевич
даже почернел. Ну как можно тебе, Эдя, спортсмену, отдавшему так много
Эвересту, не понимать ребят, не болеть за общий успех.
Последним говорил Анатолий Георгиевич. Он -- боец, принципиальный боец.
Вот такими должны быть настоящие руководители! Нам поручено ответственное
дело, мы должны его делать наилучшим образом и отстаивать его интересы.
Нельзя браться за дело, боясь за него отвечать.
Потом голосовали. Восемь за возвращение (в том числе все гости),
четверо за продолжение подъема. Все молчат, смотрят на меня. Ждут. А мне
кажется, что главное для них (большинства) уже сделано--все зафиксировано в
протоколе. Становится обидно за них. Хорошие люди, зачем же они так? Я ведь
знаю, что любой из них, альпинистов,-- остальные здесь не в счет--не раз
рисковали жизнью ради товарищей и своего дела. И здесь они поступят так же,
случись что наверху.
Чтобы завершить паузу, благодарю за высказывания, обещаю довести до
сведения группы их точку зрения и подтверждаю свое прежнее решение. В 20.00
узнаем, что ребята уже в пути к лагерю V.
Вечером связаться с Катманду не удалось, а утром 9 мая о телеграмме
разговора не было, просто я сказал, что в районе 12 часов дня мы ждем вызова
с вершины.
Утром настроение приподнятое, все рады происходящему и чувствуют, что
последний аккорд прозвучит мажорно. Второй раз за время экспедиции перед
завтраком общее построение. У многих в руках красные маркировочные флажки.
Кругом удивленные шерпы. Стрекочут кинокамеры...
В 11 часов 30 минут Хомутов вызвал базу.
Хомутов: База, база! Как слышите меня?
Тамм: Отлично слышим, Валера! Вы на вершине?
Хомутов: На вершине мы, Евгений Игоревич, на вершине!
Тамм: Поздравляю вас, ребята, дорогие, поздравляем! Я передал уже
Калимулину, а он в Москву, что вы будете на вершине. Поздравляю.
Все. Порядок. Они добились своего. Победа!
Слышимость отличная, молодец, Валера,--даже на вершине его рация в
хорошем состоянии!..
Днем, когда я передал в Катманду сообщение об успехе последней группы,
Ильдар Азисович, измученный нервотрепкой этих дней, воскликнул:
-- Ну, Тамм, погоди! Мы еще встретимся. Мы еще встретимся! Поздравляю.
Поздравляю, Евгений Игоревич, от всей души. Я думаю, на этом конец? Повара
не пойдут на вершину?
Вечером был большой праздник. Не понимаю, как Владимир Александрович
Воскобойников (разработчик и изготовитель нашего питания, консультант по
питанию) смог так прекрасно сервировать стол. По-моему, для этого под руками
должна быть кухня лучших столичных ресторанов.
267
Закончу рассказ тостом, который был произнесен (точнее, зачитан) за
праздничным столом. Я боялся, что из-за волнения упущу что-нибудь из того,
что обязательно хотел сказать, и записал его:
"Сегодня замечательный день! Мало есть таких праздников, как праздник
Победы -- Виктории! А у нас с вами сегодняшний день--это и праздник победы
нашей экспедиции, который так приятно посвятить Великой Победе, и так
приятно сознавать, что он совпал с этим замечательным днем. Я не умею
выступать за столом, но сегодня мне хочется говорить, и очень прошу извинить
меня за многословие. Мне особенно приятно, что у нашей экспедиции в целом
хватило мужества и стойкости довести дело до конца, до полной победы. Не
остановиться на полпути, на кусочке достигнутого. Настоящим альпинистам
должно быть ясно, как важно иметь твердость для того, чтобы дотянуть трудный
маршрут до конца, чтобы не повернуть перед очередным жандармом, не
смалодушничать, а препятствий так много расставляют на нашем пути и природа,
и люди.
Накануне и сегодня, в День Победы, мы убедились в том, что в экспедиции
хватает настоящих альпинистов, которые могут победить каждый свой Эверест, и
даже по трудному пути. Победа в Великой Отечественной войне многому нас
научила, это была целая Эпоха (несмотря на всего четырехлетнюю
протяженность). Мне хочется, чтобы наша экспедиция для вас была эпохой в
жизни -- оставила глубокий след. Война научила нас дорожить миром и бороться
за него не щадя сил. Мне хочется, чтобы экспедиция научила вас бороться за
чистоту отношений в альпинизме и к альпинизму.
Наибольшие трудности в этой экспедиции, наибольшие испытания легли на
ваши плечи. Ни у меня, ни у Анатолия Георгиевича никогда не было сомнений в
том, что вы выдержите эти испытания, сколько бы нас ни пытались убедить в
обратном. Только эта уверенность позволила пробить всю эту
махину--экспедицию. Еще три года назад, когда решалась судьба экспедиции,
меня спросили: а вы гарантируете успех?
И вот теперь вы доказали, что я умею отвечать за свои слова. Большое
вам за это спасибо!
Когда организовывалась наша экспедиция, было много упреков, нападок,
противодействий со стороны некоторых альпинистских руководителей. Только
любовь к альпинизму и постоянная поддержка руководителей Спорткомитета
позволили терпеть этот обстрел из-за укрытия. И сейчас, в День Победы, мне
хочется вспомнить о ветеране Великой Отечественной войны и стойком бойце за
экспедицию, перенесшем массу тяжелых минут ради вашей сегодняшней победы,--
о Михаиле Ивановиче Ануфрикове. Не случайно, что вчера, в канун Дня Победы и
нашей победы, именно он рассказывал миллионам советских телезрителей о вашем
восхождении.
За вас, за ваши будущие успехи, но ради бога не зазнавайтесь!"
Вот и все. Потом были еще ожидание хомутовцев, сборы в обратный путь,
долгая дорога домой и телеграммы. Мы не успевали получать их. Из всех стран,
со всех концов Земли, но больше всего--из дома, от всех вас. Но об этом--в
другой раз.
А сейчас обещанные заглавием 6 дней истекли...
Анатолий Овчинников
Воплощение мечты
Мечта об Эвересте -- высочайшей вершине мира-- передана нам
альпинистами старшего поколения. Еще в 1958 г. участники объединенной
советско-китайской экспедиции под руководством К. Кузьмина и В. Абалакова
совершили массовое восхождение на пик Ленина, которое было генеральной
репетицией планировавшегося в мае 1959 г. восхождения на Эверест с севера по
маршруту Мэллори и Ирвина.
Однако обстановка в Тибете в марте 1959 г. не была благоприятной и не
позволила приступить к проведению экспедиции, подготовка к которой была
полностью завершена. В мае 1960 г. 3 китайских альпиниста--бывшие участники
объединенной советско-китайской экспедиции-- совершили успешное восхождение
на Эверест.
После этой несостоявшейся экспедиции мечты об организации восхождения
на Эверест длительное время казались несбыточными.
Возможность организации и проведения гималайских экспедиций появилась
после создания в 1974 г. по инициативе А. М. Боровикова Международного
альпинистского лагеря на Памире. Деятельность этого и других международных
лагерей, созданных позднее и возглавляемых М. В. Монастырским, позволила
подготовить финансово-материальную основу, необходимую для организации и
проведения гималайских экспедиций.
В последующие годы В. М. Абалакову и К. К. Кузьмину удалось поколебать
отрицательное отношение руководства Спорткомитета к организации и проведению
гималайских экспедиций, а М. И. Ануфрикову и Е. И. Тамму удалось добиться
положительного решения о подготовке и проведении первой экспедиции.
Мы считали, что восхождение на Эверест может быть признано спортивным,
если его результат будет оценен как вклад в развитие мирового высотного
альпинизма, а не восхождение по простому или ранее пройденному маршруту.
Для достижения такой цели на Эвересте необходимо было решить ряд задач:
выбрать маршрут восхождения, который ранее не
был пройден и техническая сложность которого превосхо
дила бы другие пройденные на Эверест маршруты;
подготовить спортивный состав экспедиции, обще
физическая, техническая и морально-волевая подготовка
которого соответствовала бы требованиям, необходимым
для прохождения выбранного маршрута;
разработать тактический план восхождения, кото
рый с учетом сложности маршрута и подготовленности
участников позволил бы добиться успеха;
обеспечить участников восхождения необходимым
снаряжением, обмундированием, кислородом, радиосвязью,
питанием для достижения поставленной цели в экстремаль
ных условиях, определяемых кислородной недостаточно
стью (давление воздуха на высоте свыше 8000 м менее
268
270 мм рт. ст.), низкими температурами и сильными штормовыми ветрами;
- разработать календарный план проведения экспеди
ции, обеспечивающий в имеющихся временных рамках необ
ходимую акклиматизацию участников, обработку маршрута
восхождения и организацию промежуточных лагерей, до
ставку необходимых для жизнедеятельности участников
оборудования, снаряжения, кислорода, питания и других
средств;
- осуществить восхождение на вершину Эвереста в
соответствии с календарным планом.
При выборе вариантов восхождения тренерским советом экспедиции в
декабре 1979 г. были установлены два ограничения: маршрут должен быть более
сложным по сравнению с пройденными и соответствовать уровню развития
советского высотного альпинизма, то есть возможность его прохождения должна
быть очевидной.
Этим условиям удовлетворяли два варианта восхождения:
по контрфорсу южного склона с выходом на юго-
восточный гребень;
по контрфорсу юго-западного склона с выходом на
западный гребень.
Техническая сложность второго варианта была очевидной даже для
неспециалиста; средняя крутизна, крутизна отдельных взлетов и протяженность
сложного скального рельефа (от 6500 до 8500 м) здесь значительно больше.
Проведенная в апреле 1980 г. разведка Эвереста позволила визуально
ознакомиться с предполагаемыми маршрутами восхождений и убедиться, что
маршрут по контрфорсу юго-западного склона проходим при соответствующей
подготовке и будет высоко оценен международной альпинистской
общественностью.
Подготовка команды восходителей состояла из двух этапов. Первый
--проведение конкурса для участия в экспедиции и отбор двойного спортивного
состава. Второй -- отработка технических решений восхождения,
совершенствование общефизических качеств, опробование обмундирования,
некоторых видов альпинистского снаряжения, кислородного оборудования,
средств радиосвязи, продуктов литания и др.
В конкурсе на первом этапе из 10 республиканских и городских федераций
альпинизма приняло участие около 150 альпинистов-высотников. После
проведения отборочного сбора в январе 1980 г. состав кандидатов был уменьшен
на три четверти.
В летнем отборочном сборе, проведенном в августе 1980 г. на базе
Международного альпинистского лагеря "Памир-80", участвовало 39 альпинистов,
в том числе одна женщина--Э. Насонова.
В состав экспедиции вне конкурса были включены В Иванов, Е. Ильинский и
Э. Мысловский, которые были назначены руководителями спортивных групп.
Тренерским советом были разработаны критерии, которые позволили оценить
личные качества альпинистов.
Альпинистский высотный опыт оценивали:
участием в чемпионатах СССР в высотном и высот-
но-техническом классах и занятыми местами;
количеством совершенных высотных и высотно-
технических восхождений высшей категории трудности в
период с 1978 по 1980 г.
Техническую подготовленность оценивали:
- результатами участия в соревнованиях среди канди
датов в экспедицию на скальном и ледовом участках
горного рельефа.
Общефизическое развитие оценивали:
количеством подъемов на высоту свыше 7000 м,
совершенных в 1980 г. (минимум 3);
результатами прохождения травянистого склона со
средней крутизной около 35° и перепадом высот от 3600 до
4000 м;
количеством подтягиваний.
Кроме этих показателей, при отборе участников экспедиции учитывали
результаты "гамбургского счета", возрастной ценз и тренерские баллы, а также
представительство федераций.
В результате было отобрано 26 кандидатов.
На втором этапе подготовки (зимний и летний сборы 1981 г.) было уделено
внимание гималайской тактике восхождения, которая отличается тем, что
маршрут к вершине обрабатывают--навешивают веревочные перила, которые в
дальнейшем используют при движении, и организуют промежуточные лагеря на
таком расстоянии друг от друга, чтобы за световой день можно было, выйдя из
одного лагеря по обработанному пути, подняться в следующий и при
необходимости спуститься обратно. Пришлось также отказаться от некоторых
правил горовосхождений, привычных для нас, но создающих организационные
трудности восходителям. Так, мы считали возможным одиночное хождение в
исключительных случаях или по обработанному маршруту. Безусловно, отход от
наших правил горовосхож-дения не должен влиять на обеспечение безопасности.
На первый взгляд гималайская тактика не должна усложнить проведение
восхождения. В действительности это не так: если команда восходителей, как
это обычно принято у нас на Памире, Тянь-Шане, имеет при себе все
необходимое для жизни и преодоления сложного рельефа, то у нее есть
определенная уверенность в надежности жизнеобеспечения и работы на маршруте,
и многие вопросы существенно упрощаются. Совсем другая ситуация возникает,
если команда рассчитывает на наличие каких-то видов снаряжения, продуктов
питания, горючего на заранее обусловленном участке и чего-либо не находит.
Естественно, что уставшие люди, находясь в экстремальных условиях, могут
раздражаться. Такие ситуации могут возникнуть из-за множества самых
разнообразных причин. Например, оставленное вне палатки снаряжение и другие
предметы может занести снегом, а восходители ищут их внутри палатки. По
каким-либо причинам предыдущая группа оставила в промежуточном лагере
неприбранными палатки, грязную посуду и т. д. Такие, казалось бы, мелочи
могут приводить к противоречиям между группами. И, безусловно, надо иметь в
виду, что восходители часто поднимаются в промежуточные лагеря физически и
морально уставшими, и, естественно, необходимость выполнения дополнительной
непредусмотренной работы вызывает раздражение.
По этой причине применение гималайской тактики восхождения, с одной
стороны, обеспечивает более высокую надежность и гарантию восхождения, а с
другой -- при недостаточно четкой организации может привести к отчуждению и
разладу коллектива, что неоднократно происходило в гималайских экспедициях.
Эти особенности применения гималайской тактики проявились при проведении
восхождения на пик Комсомола во время зимнего сбора 1981 г., когда у нас не
было радиосвязи между группами и базовым лагерем. На летнем сборе радиосвязи
было уделено особое внимание, благодаря чему в экспедиции организационные
вопросы учета наличия и расхода различного рода снаряжения, питания в
промежуточных лагерях, своевременной его доставки были решены вполне
удовлетворительно.
Важным вопросом подготовки являлась оценка индивидуальной
работоспособности участников на высотах свыше 8000 м в условиях низких
температур при различном расходе кислорода для дыхания и без использования
кислорода. Были проведены обследования участников в Институте
медико-биологических проблем. В результате
269
получены важные рекомендации по наиболее эффективному использованию
кислорода на разных высотах. Так, наиболее эффективный расход кислорода был
признан
2 литра в минуту вместо обычно распространенного 4 литра
в минуту. Эти рекомендации были подтверждены при
проведении экспедиции.
К сожалению, не по всем вопросам удалось получить научно обоснованные
рекомендации. И это произошло, на наш взгляд, из-за отсутствия
взаимопонимания между научными сотрудниками, с одной стороны, и испытуемыми
и тренерами, с другой, хотя данные об индивидуальной работоспособности
альпинистов на разных высотах при различной степени акклиматизации просто
необходимы для научно обоснованной деятельности тренера при постановке задач
перед выходом групп на большие высоты. Важны также вопросы целесообразной
индивидуальной и средней продолжительности пребывания на высоте и
последующего спуска для отдыха на средние высоты -- в зону леса.
Эти вопросы приходилось планировать и решать на основе опыта,
накопленного тренерами во время проведения альпинистских экспедиций на
Памире и Тянь-Шане, где высоты значительно уступают гималайским. Нам
представляется, что в дальнейшем необходимо продолжить исследования для
оценки индивидуальной работоспособности альпиниста на разных высотах и в
экстремальных условиях. Только по мере накопления статистических данных
тренеры будут иметь научно обоснованную методику планирования акклиматизации
тренировок и восхождений, а также будут раскрыты физиологические возможности
человека. Это, по нашему мнению, представит интерес не только для
альпинизма, но и для медико-биологической науки. К сожалению, после
окончания гималайской экспедиции проведение медико-биологических
исследований альпинистов приостановлено.
В период между сборами кандидаты в гималайскую экспедицию тренировались
по индивидуальным планам, разработанным тренерским советом экспедиции, в
составе клубных команд и под руководством клубных тренеров. Ежемесячно
результаты выполнения индивидуального плана сообщались тренерскому совету. В
результате проведенных перечисленных выше спортивно-тренировочных
мероприятий были отобраны основной и вспомогательный спортивные составы
экспедиции.
Знакомство с шерпами во время разведки Эвереста в 1980 г. убедило нас в
том, что обычно привлекаемые для переноски грузов экспедиции в промежуточные
лагеря высотные носильщики не владеют достаточно высокой техникой
передвижения даже на обработанном скальном маршруте. Это означает, что грузы
в верхние промежуточные лагеря должны быть доставлены самими участниками
экспедиции. Опыт гималайских экспедиций показывает, что для обеспечения
возможности восхождения (обработка маршрута, организация промежуточных
лагерей, доставка грузов, необходимых для жизнедеятельности на высотах свыше
8000 м) на каждого восходителя необходимо по крайней мере 6 участников
вспомогательного состава, в том числе--высотных носильщиков. В нашей
экспедиции количество вспомогательного состава значительно меньше
общепринятого. Предполагалось на 12 восходителей 5 советских участников
вспомогательного спортивного состава и 10 высотных носильщиков. Последние,
по нашему предположению, могут подняться только в лагерь II (7350 м).
Тактическим планом было предусмотрено совмещение
3 акклиматизационных выходов с обработкой маршрута,
организацией промежуточных лагерей и доставкой в них
необходимых грузов. Согласно накопленному нами опыту на
Памире и Тянь-Шане, акклиматизация предусматривала
чередование последовательных подъемов на высоты 6500,
7500 и 8500 м с 4--6-дневными отдыхами в базовом лагере
после каждого подъема. При этом в каждом выходе
достижение указанных высот производится несколько раз. Это вызвано
необходимостью доставки требуемых видов снаряжения, оборудования, питания,
горючего и др. Каждая спортивная группа, каждая связка и каждый участник
спортивного состава должны были принять участие в обработке маршрута
(навешивании веревочных перил) и в доставке грузов в промежуточные лагеря.
Опыт восхождения наших альпинистов в неблагоприятных погодных условиях
Тянь-Шаня очень пригодился в Гималаях. Оказалось, что неблагоприятные
погодные условия в Гималаях, заставляющие зарубежных альпинистов
отсиживаться в базовом и промежуточных лагерях, для наших альпинистов
оказались ходовыми. Этому искренне удивлялись шерпы, которые особенно в
первые дни работы экспедиции из-за неблагоприятной погоды отказывались от
выхода.
Акклиматизационные выходы, предусмотренные календарным планом, были
закончены группой Мысловского 15 апреля, а группами В. Иванова и Е.
Ильинского (К. Вали-ева)--19 апреля, В. Онищенко (В. Хомутова)--24 апреля.
Медицинские осмотры свидетельствовали о том, что у большинства
участников акклиматизация проходит вполне нормально, хотя иногда
высказывалось неудовольствие, как казалось, непродолжительным отдыхом между
выходами. Однако постепенность набора высот соблюдалась. В отдельных случаях
увеличивалась продолжительность отдыха, как отдельным участникам, так и
группам. Однако в результате недомоганий акклиматизация для восхождения на
Эверест у Н. Черного, В. Шопина и Е. Ильинского, а также у А.
Хергиани--участника киногруппы, восхождение которого считалось возможным при
благоприятном стечении обстоятельств, оказалась, по нашему мнению, еще
недостаточной.
К этому времени не был выполнен объем работ по обработке маршрута и по
транспортировке необходимых видов снаряжения, питания v\ кислорода в верхние
лагеря. Маршрут был обработан до высоты 8250 м, и было организовано только 4
промежуточных лагеря; не все грузы были доставлены в верхние лагеря. В
частности, кислород, необходимый для восхождений, находился еще только в
лагере II (7350). Начинать восхождение не доставив кислород в лагерь III
значило заставить участников идти с чрезмерно тяжелыми рюкзаками и как
следствие подвергать неоправданному риску возможность успешного восхождения
на вершину.
Причины невыполнения плана подготовительного этапа восхождения на
Эверест в общем-то были понятны:
в период акклиматизации участники оказались не
подготовленными для переноски на высотах свыше 6500 м
запланированного веса рюкзаков (16--18 кг); это стало
возможным только после акклиматизации;
погодные условия (сильные ветры и снегопады) были
более неблагоприятны в 1982 г., что потребовало более
длительного времени для прохождения и обработки мар
шрута;
потеря нескольких баулов с необходимым для обра
ботки снаряжением (веревки, карабины, крючья) во время
транспортировки из Катманду в базовый лагерь вынудила
отвлечь высотных носильщиков от транспортировки грузов
выше базового лагеря и посылать их в Намче-Базар, чтобы
купить и принести недостающее;
работоспособность высотных носильщиков оказа
лась ниже предполагаемой;
заболевания участников спортивного состава
С. Ефимова, Е. Ильинского, В. Онищенко, Н. Черного,
В. Шопина в некоторых случаях приводили к преждевре
менному спуску, что также не способствовало выполнению
плановых транспортировок грузов;
надежда была на группу В. Хомутова, которая нака
нуне третьего выхода обещала в порядке перевыполнения
270
задания обработать маршрут до выхода на западный гребень (8500 м) и
поставить палатку на месте лагеря V, но срыв Ю Голодова. по-видимому,
отрицательно повлиял на работоспособность альпинистов, и они возвратились в
базовый лагерь, практически не пытаясь проводить обработку маршрута выше
S250 м.
В сложившейся в III декаде апреля обстановке надо было срочно принимать
решения по дальнейшему проведению экспедиции, которые не были предусмотрены
календарным планом.
Четвертый выход всеми спортивными командами для обработки маршрута,
установки лагеря V и доставки грузов а верхние лагеря требовал еще по
крайней мере 10 дней. Надо было учитывать состояние и мнения участников.
Так, группа Е. Ильинского считала, что после третьего выхода она находится в
наивысшей спортивной форме. Значит, продолжение обработки маршрута и других
работ могло привести к излишнему израсходованию физических и духовных сил,
что ставило под угрозу восхождение. Учитывая сказанное, мы считали такое
продолжение невозможным, и оно было отвергнуто сразу.
Наиболее целесообразным казался вариант, согласие которому Н. Черный,
В. Шопин, А. Хергиани с шерпами -- высотными носильщиками 22 апреля выйдут
из базового лагеря, сделают по 2 ходки из лагеря II в лагерь III и доставят
необходимое количество кислорода на исходную дли восхождения позицию, что
позволит этой тройке участников приобрести необходимую акклиматизацию и в
дальнейшем принять участие в восхождении.
Группе В. Иванова, как наиболее полноценной по количественному составу,
предполагалось после отдыха в Тшнгбоче выйти для обработки маршрута от 8250
м до В500 м для установки лагеря V и восхождения.
Н. Черный и В. Шопин отдыхали и восстанавливали работоспособность в
зоне леса (Тхъянгбоче), но согласились ради общего дела выполнить
поставленную задачу, rie закончив полностью отдых, они 21 апреля
возвратились в базовый лагерь. На следующий день они с А. Хергиани и шерпами
вышли из базового лагеря. В конечном итоге кислород в необходимом количестве
был доставлен в лагерь III. В основном пришлось трудиться советским
альпинистам, только двое шерпов с грузами сумели подняться в лагерь 111.
Что касается группы В. Иванова, то на разборе выхода (20 апреля) С.
Ефимов от своего имени и имени группы сказал, что они не сумеют до 25 апреля
отдохнуть и восстановиться. Следовательно, не представляется возможным
выполнить поставленную задачу. Присутствовавшая на разборе группа К. Валиева
также не взялась за ее выполнение. Возможно, это мнение группы явилось
результатом усталости и предубеждения, что руководство экспедиции
недостаточно высоко оценивает их деятельность во время обработки маршрута,
что в общем-то не соответствовало действительности. На состоявшемся на
следующий день тренерском совете этот вариант продолжения обработки не был
утвержден. Надо было искать новое продолжение.
Надежда была на двойку Э. Мысловский---В. Балы&ердин, которая до
сего дня была безотказной при выполнении особых работ. Но двойке выполнить
то, что не решилась взять четверка, было очень тяжело. Можно было
рассчитывать только на их энтузиазм и добровольное желание взять нэ себя
выполнение этой ответственной задачи.
22 апреля по возвращении из Тхъянгбоче Э. Мысловский и В. Балыбердин
ознакомились со сложившейся трудной обстановкой и после непродолжительного
обсуждения сообщили, что смогут выйти для выполнения оставшихся задач,
обеспечивающих восхождение на Эверест. Поставленная задача была настолько
важной, а взаимопонимание
настолько полным, что деятельность двойки на маршруте не ограничивалась
никакими правилами, кроме полного обеспечения безопасности. Двойка должна
была работать на пределе человеческих возможностей, а в некоторых
случаях--даже чуть выше предела. Руководство экспедиции шло навстречу всем
пожеланиям Э Мысловского и В Балыбердина. Но они попросили только перенести
срок выхода на 1 день. Помочь им перенести грузы вызвался шерпа
Наванг--очень симпатичный и работоспособный высотный носильщик,--с условием,
что ему будет предоставлена возможность совершить восхождение.
У нас была уверенность, что двойка Мысловский -- Балыбердин выполнит
поставленную перед ними задачу, хотя им будет очень и очень трудно.
Мысловский находился далеко не в лучшей спортивной форме. И возраст
есть возраст, но воля, целеустремленность, уверенность, желание достичь
заветной цели являются хорошими союзниками в любом трудном мероприятии. А В.
Балыбердин обладал не только огромной целеустремленностью, волевым настроем,
желанием достичь вершины Эвереста, но и необыкновенной работоспособностью,
как внизу, так и на больших высотах. Это он продемонстрировал на
предгималайских сборах, а в Гималаях с первого дня он выполнял любые
работы--самые тяжелые, самые трудоемкие, но необходимые для успеха
экспедиции.
Мы понимали, что быстрому прохождению ледопада Кхумбу в трудных
условиях этого года экспедиция обязана Балыбердину и Шопину. Они первыми
пришли в лагерь I, переносили грузы в лагерь II и выше. Обработка маршрута
на скалах перед лагерем IV во время акклиматизации также проведена В.
Балыбердиным. Он во время акклиматизации и восхождения не пользовался
кислородом. Только чрезмерно трудные условия, усугубившиеся потерей рюкзака
Э. Мысловским, заставили его использовать кислород во время сна. Не умаляя
достоинств других участников экспедиции, можно ответственно сказать, что он
был лучшим участником экспедиции. И заслуженно достиг вершины Эвереста
первым из советских альпинистов.
Ленинградские тренеры, принимавшие участие в подготовке В. Балыбердина,
могут гордиться его успехами, а тренеры экспедиции удовлетворены тем, что
сумели разглядеть среди большого числа кандидатов талантливого, ранее не
обладавшего широкой известностью альпиниста, оценить и включить в состав
экспедиции.
Обстоятельства для двойки Балыбердин --Мысловский сложились самые
неблагоприятные. Из-за небрежности на маршруте, проявленной, по-видимому,
из-за усталости и переутомления, Э. Мысловскому пришлось расстаться с
рюкзаком, в котором было много необходимого для восхождения. Неутомимый и
благоразумный В Балыбердин частично в одиночку (не в ущерб безопасности)
обработал маршрут, оказал моральную помощь Э. Мысловскому и вложил много
энергии на завершающей стадии восхождения. О тех трудностях, которые
пришлось преодолеть Э. Мысловскому. свидетельствует тот факт, что последние
метры к вершине он шел полчаса, а ему, заторможенному усталостью, казалось,
что он идет всего несколько минут
В этот же день, 4 мая, когда Балыбердин и Мысловский преодолевали
трудные мЪтры вершинного гребня, на ледопаде случилась неприятность: А.
Мсскальцов при переходе через трещину допустил неосторожность. Прежде чем
переходить по лестнице через широкую трещину, надо было проверить, не вытаял
ли фирновый крюк, на котором закреплена перильная веревка. Он не проверил,
качается ли лестница, не пристегнулся карабином (ж ум аром) к перильной
веревке для самостраховки. Наступив на лестницу, которая покачнулась,
потерял равновесие, начал падать и в следующий момент ухватился за перильную
веревку. От рывка вытаявший фирновый крюк выскочил, и, хотя скорость
частично была погашена, удержаться не удалось.
271
Правда, все закончилось более или менее благополучно, поскольку он упал
на наклонную стенку трещины, пролетев 10--12 м, и задержался на одном из
выступов.
Ю. Голодов по рации сообщил об этом в базовый лагерь. Немедленно был
выслан транспортировочный отряд во главе с врачом С. Орловским и Л.
Трощиненко. Хотя Ю. Голодов и А. Москальцов ушли недалеко от базового
лагеря, поднявшись метров на 400 по ледопаду, транспортировка пострадавшего
заняла целый день.
Во время этой транспортировки в 14.35 мы услышали голос В. Балыбердина,
сообщившего, что кажется выше идти уже некуда и, по-видимому, он на вершине.
После этого начались уточнения: видна ли китайская тренога, как
самочувствие, где Э. Мысловский? В 15.05 мы услышали, что Э. Мысловский
также поднялся на высшую точку планеты.
Мы поздравили друг друга с успехом, хотя настроение у всех было
настороженное. День клонился к вечеру. На спуске, как правило, с каждым
шагом появляются новые силы, и представлялось, чтр В. Балыбердин и Э.
Мысловский быстро спустятся в лагерь V, где уже была группа
B. Иванова.
Нам тоже надо было засветло спуститься в базовый лагерь. Мы выключили
рацию и продолжили спуск А. Мос-кальцова. Только прибыв в базовый лагерь, мы
узнали, что по рекомендации Е. И. Тамма В. Иванов в 17.00 направил двойку С.
Бершов --М. Туркевич навстречу В. Балыбердину и Э. Мысловскому. Последние
сильно переутомились и спускались чрезвычайно медленно. Что касается двойки
C. Бершов -- М. Туркевич, то она с молодым задором, мож
но сказать, рванулась вверх к уставшим товарищам, захва
тив с собой живительный кислород и горячий компот. И в
21.30 они встретили двойку, передали им кислород.
Удостоверившись, что те могут самостоятельно продолжать спуск,
устремились к вершине, предварительно согласовав это с Е. И. Таммом, который
после связи сообщил мне, что дал разрешение на ночное восхождение. Я
согласился с этим решением, понимая, что на следующее утро С. Бершов и М.
Туркевич будут иметь меньше возможности для восхождения: кислород будет
израсходован и, возможно, потребуется сопровождать вниз Э. Мысловского. В
22.25 С. Бершов и М. Туркевич уже были на вершине. Такой темп набора высоты
при лунном свете могли выдержать только выдающиеся альпинисты. На спуске они
быстро настигли В. Балыбердина и Э. Мысловского. После этого спуск Э.
Мысловского и В. Балыбердина ускорился, но оставался достаточно медленным.
Э. Мысловский и
B. Балыбердин продолжили спуск, используя веревку
C. Бершова и М. Туркевича в качестве перильной. После
этих сообщений все находящиеся в базовом лагере стали
меньше беспокоиться за судьбу наших товарищей.
Иногда задают вопрос: был ли риск при принятии решения о выпуске Э.
Мысловского и В. Балыбердина?
Мне представляется, что риск бывает в том случае, если при принятии
решения нет уверенности в реальности выполнения поставленной задачи. В
данном случае, ставя задачу обработки маршрута, установки лагеря и
восхождения, мы (в частности я) были уверены в ее реальности, в тех
возможностях (физических и моральных), которые раскрываются у сильных людей,
не подверженных панике в минуты труднейших испытаний. Именно такими людьми
являются участники гималайской экспедиции. Такая проверка проведена всем
ходом их занятий альпинизмом. Это проверено и на прошлогоднем сборе под
пиком Коммунизма, когда потребовалось оказать помощь четверке ленинградских
альпинистов. Тогда Л. Трощиненко, В. Онищенко и другие в очень трудных
условиях в самый кратчайший срок сумели подняться на плато пика "Правды" и
оказать заболевшим необходимую помощь.
И в данном случае решение о выпуске В. Балыбердина
и Э. Мысловского на восхождение было продиктовано именно такой
уверенностью.
Что касается восхождений других групп, то все они поднялись в
соответствии с планом, хотя трудности, перенесенные двойкой Балыбердин --
Мысловский, наложили свой отпечаток на деятельность всех восходителей.
Особенно в трудных условиях совершила восхождение двойка К. Валиев--В.
Хрищатый. Погодные условия днем
мая не позволили им подняться на вершину, а в ночь на
мая ветер порою достигал ураганной силы -- порывы до
40 м в секунду, от холода коченели руки. Рация замерзла,
связь с базовым лагерем отсутствовала. В таких невероят
ных условиях двойка К. Валиев -- В. Хрищатый достигла
вершины и самостоятельно спустилась в лагерь V. Это
могли совершить только альпинисты, обладающие помимо
отличных технических и общефизических качеств высокой
морально-волевой устойчивостью.
Решению тренерского совета дать указание Е. Ильинскому и С. Чепчеву
сопровождать К. Валиева и В. Хрищато-го предшествовали два обстоятельства.
Первое. Нам представлялось, что Е. Ильинский и С. Чепчев уже очень
сильно устали. Они, как и Э. Мысловский, поздно приходили в промежуточные
лагеря. А утром
8 мая, не имея сведений о К. Валиеве и В. Хрищатом,
продолжали ожидать их в лагере V до 9 часов. Они не
сделали попытки выйти навстречу, хотя срок возвращения
уже прошел. Можно было предположить, что двойка восхо
дителей нуждается и в кислороде. Со времени выхода
К. Валиева и В. Хрищатого из лагеря V прошло уже более
12 часов.
Второе обстоятельство, которое было, пожалуй, решающим. Это сообщение
Е. Ильинского о том, что К. Валиев и В. Хрищатый имеют обморожения рук и
дальнейший спуск пройдет более успешно, если их будут сопровождать. В это
время перед нами с обмороженными руками стоял Э. Мысловский.
С учетом этих двух обстоятельств тренерский совет не мог принять иного
решения, кроме как дать указание Е. Ильинскому и С. Чепчеву сопровождать
двойку восходителей при дальнейшем спуске.
Казалось, что для восхождения группы В. Хомутова препятствий нет. У них
было все: кислород, питание, хорошее настроение, мощное продвижение к
вершине. По плану они должны были 8 мая подняться в лагерь IV,
9 мая -- в лагерь V, и только 10 мая -- быть на вершине
Эвереста. Однако обстоятельства изменились, появились
трудности другого порядка.
По-видимому, из-за несчастного случая, произошедшего с А. Москальцовым,
и желания исключить в дальнейшем что-либо подобное товарищи из Спорткомитета
прислали указание: "Прекратить восхождения, на каком бы этапе участники ни
находились, и всем спускаться вниз". Это указание получено нами на вечерней
связи 8 мая. Евгений Игоревич спросил, что я думаю по этому поводу.
Выполнить это указание было невозможно, хотя я понимал -- оно
продиктовано желанием успешно закончить первую советскую гималайскую
экспедицию. Одновременно у меня была уверенность в успешном восхождении
тройки альпинистов под руководством В. Хомутова, было известно и их желание
подняться на вершину 9 мая. Если до этого я не был сторонником форсировать
продвижение к вершине, то после получения указания пришлось все делать
наоборот. Я Евгению Игоревичу ответил:
-- Если группа сумеет сегодня, восьмого мая, подняться в лагерь пять, а
завтра до двенадцати быть на вершине Эвереста, то нет смысла чинить
препятствия. Ибо у нас будет только одна утренняя связь по радио с
Калимулиным, находящимся в Катманду, на которой придется выслушать
неудовлетворение нашей деятельностью. На дневной связи будем рапортовать об
успешном завершении восхождений.
272
Я за то, чтобы группа совершала восхождение! Другого
мнения нет!
Евгений Игоревич был такого же мнения, о чем было
сообщено В. Хомутову.
Борис Романов, как наиболее дисциплинированный человек, придерживался
другой точки зрения --выполнять указание товарищей из Спорткомитета и не мог
согласиться с нашим решением. Он предложил полученное указание обсудить на
собрании. Мне казалось, что наше решение соответствует альпинизму, спорту и
все настоящие альпинисты его поддержат.
Оказалось не так. Было длительное обсуждение. Нас решительно поддержали
Ю. Кононов и В. Воскобойников. Особенно огорчило выступление Э. Мысловского,
который высказался за то, чтобы группа В. Хомутова возвращалась без
восхождения. Свое мнение Э. Мысловский мотивировал якобы отсутствием
подстраховки у В. Хомутова. А нужна ли подстраховка-это осталось
недоказанным. Э. Мысловский по-видимому, забыл о том, что мы с Евгением
Игоревичем отстаивали его кандидатуру и включили в спортивный состав,
руководствуясь своим личным убеждением не считаясь с мнением и указаниями
других руководящих товарищей, как и в случае с группой В. Хомутова.
В результате было принято решение запретить восхождение группе В.
Хомутова. Это решение по рации было передано В. Хомутову, но последний понял
истинное настроение руководства экспедиции и продолжил восхождение. Группа
В. Хомутова поднялась на вершину Эвереста Экая в 11 часов 35 минут.
Итак восхождения советских альпинистов на Эверест, начавшиеся 4 мая,
завершились 9 мая-в День Победы, что является весьма знаменательным!
Восхождение советских альпинистов на страницах зарубежной печати
признано выдающимся, отмечена исключительная трудность маршрута восхождения,
отличная техническая и общефизическая подготовка участников.
К числу достижения следует отнести и то, что количество
вспомогательного состава на одного восходителя в нашей экспедиции по
сравнению с другими было наименьшим. Можно сказать, что каждый восходитель
сам обеспечил себе возможность восхождения.
Подтверждена возможность восхождений на Эверест без использования
кислорода--В. Балыбердин использовал кислород только ночью (расход 0,5 литра
в минуту), а В Хрищатый поднялся до высоты 8500 без использования кислорода
(сильный штормовой ветер и ночь заставили его дальше идти с кислородом).
Остальные участники расходовали кислород во время движения не более чем 2
литра в минуту, на отдыхе--0,5 литра в минуту.
Участники экспедиции проявили высокие морально-волевые качества,
взаимопомощь, дружбу, желание помочь товарищу даже в ущерб себе,
целеустремленность в достижении цели.
Эдуард Мысловский Восхождение
Наконец наступило долгожданное утро 27 апреля 1982 г. Настроение
приподнятое, и в то же время есть какое-то внутреннее беспокойство. Сможем
ли вдвоем выполнить поставленную задачу? Последние несколько дней, готовясь
к выходу и пережидая непогоду, мы мысленно проходили маршрут, раскладывали
по дням снаряжение и продукты, продумывали все возможные варианты.
Стопроцентной уверенности, что мы поднимемся на вершину после нелегкой
работы по установке V лагеря, все же не было.
Перебираю в уме события последних дней. Все ли правильно было решено во
время бурных обсуждений на тренерском совете тактики и графика штурма
вершины?
Сейчас наверху вместе с высотными носильщиками шерпами работают
оторванные от нас Володя Шопин, Коля Черный и Хута Хергиани. Да, эту работу
необходимо было кому-то выполнять. Евгений Игоревич, кроме того, решил
проверить ребят: заболевание в прошлый выход-- случайность или Володя и Коля
уже не смогут выйти на восхождение?
Для меня это были тяжелые дни. Может быть, в последний выход на
обработку маршрута и заброску грузов в лагерь III нужно было выбрать более
щадящий режим работы? А может быть, для облегчения нужно было пользоваться
кислородом при подъеме из лагеря II в лагерь III, тем более что в лагере II
осталось много неиспользованного кислорода? В последние дни усталость
накапливалась и простуда выбила из строя ребят...
Догоняет Володя. На рюкзаке у него развешаны на просушку мокрые носки.
Как только мы вышли из лагеря, он почти по колено провалился в небольшое
озерцо-- утренний лед не выдержал. У лагеря переобуваться было неудобно:
пошли на штурм вершины и провалились, не пройдя и сотни метров... Пришлось
Володе терпеть до поворота, а это не очень приятно на морозе около 10° С.
Я предлагаю идти не очень быстро, чтобы не измотать себя в первые дни
работы. Несмотря на то что самочувствие нормальное, на меня продолжает
психологически давить высотное ограничение врачей и ответственность,
которую, сам того не желая, возложил на плечи руководства экспедиции.
Правда, на всякий случай я сделал некоторые письменные заявления, но эта
формальная сторона нисколько не освободила меня от тревожных мыслей.
Не доходя до промежуточного лагеря, встречаем возвращающихся вниз на
отдых Колю Черного, Хуту Хергиани и носильщиков. Поговорили о состоянии
маршрута и о выполненной работе. Оказывается, высотные носильщики смогли
подняться выше II лагеря только на 10 веревок, поэтому нам придется по пути
догружаться кислородом.
В лагере I застаем в бодром настроении и отличном самочувствии Володю
Шопина и носильщиков. Здесь нас
273
дожидается Наванг, который обжег глаза на солнце и не работал последние
2 дня. Посовещавшись с базой, предлагаем ему идти с нами. Обещаем, что если
он будет хорошо себя чувствовать, то пойдет с нами до вершины. Он очень
обрадовался и тут же начал тщательно готовиться к завтрашнему выходу.
Утром уходим втроем наверх. Володя Шопин нас провожает, снимая
кинокамерой прощальные кадры. Он не показывает виду, но я чувствую, как он
переживает, что не идет вверх вместе с нами. Вчерашний вечер и утро он
заботился о нас, создавал нам хорошее настроение и желал нам успеха. Наванг
молится и разбрасывает по ветру листочки с молитвами.
По пути ко II лагерю иду последним, снимая карабины везде, где только
удается развязать затянувшиеся за полтора месяца узлы на веревках: они нам
будут нужны для обработки пути к V лагерю.
Вечером отобрали необходимое снаряжение и продукты. За ужином Наванг
дал нам пожевать какие-то зернышки, повязал на шею красные ниточки. Спим в
разных палатках. Я с Навангом, а Володя один. На ночь мой сосед долго
молится, и я быстро засыпаю под монотонные звуки молитвы.
Утро тихое. Нагрузившись необходимым снаряжением, двинулись вверх.
Опять иду последним. Присматриваю за Навангом и продолжаю начатую вчера
работу по высвобождению карабинов. Узлы сильно затянуты, руки мерзнут, время
уходит. Уже в полной темноте подхожу к III лагерю. Володя начал даже
беспокоиться за меня. Ужинаем. Наванг опять молится долго и монотонно. На
этот раз, наверное от усталости, долго не могу заснуть. Наконец наш друг
угомонился, но до рассвета осталось не так уж много времени.
Утро начиналось тяжело. Ночь не принесла полноценного отдыха. Отобрали
необходимое снаряжение и вышли на маршрут. Прохожу 2 веревки и замечаю, что
разрыв между Володей и Навангом быстро увеличивается.
Подхожу к шерпе. Начинается разговор сначала жестами, а затем, сняв
кислородные маски, объясняемся по-английски. У Наванга на глазах слезы. Он
очень расстроен. Говорит, что не сможет дальше подниматься и помогать нам,
потому что плохо видит. Я предлагаю ему поменяться очками.
Прошли несколько метров. Опять остановка. Наванг извиняется, что не
может нам помочь. Спускаемся на площадку под нависающем камнем и решаем, что
он пойдет вниз, в III лагерь. Продолжая извиняться, он кланяется,
прикладывает руки ко лбу, прощается и уходит. Перебираю принесенный им груз
и добавляю в свой рюкзак веревку и еще 2 баллона кислорода.
Пока я с Навангом выяснял отношения, Володя ушел вверх, и разрыв между
нами увеличился до 1,5--2 часов. Прошли крутой скальный кулуар и небольшую
стенку. Идти становится все труднее. Тяжелый рюкзак отрывает от стены.
Володя остановился и кричит сверху:
-- Давай разгружаться, а то сегодня не дотянем до четвертого лагеря!
Оставляю 2 баллона кислорода, газовую горелку, 2 баллона газа, но
рюкзак не становится легче. Володя тоже оставляет часть кислорода.
Вечереет. Начинает идти пушистый снег. Где-нибудь в Подмосковье
радовался бы такому снегу, а здесь проклинаю. Скалы становятся скользкими.
Уверенность в движениях пропадает. Прежде чем поставить ногу, нужно очистить
зацепку, руки начинают мерзнуть, снег залепляет очки.
Начинает темнеть. Володя ушел за перегиб стены. Давит усталость и
одиночество. Впереди почти вертикаль-
ный участок, по которому вьются веревки. Идти по перилам, конечно,
можно и ночью, но смогу ли я завтра полноценно работать? Решаю оставить
рюкзак и налегке побыстрее подняться в IV лагерь, до вечерней связи, чтобы
внизу не волновались. Уже в полной темноте добираюсь до палатки. Решаем, что
Володя утром пойдет вверх развешивать веревки, а я спущусь за рюкзаком.
От IV лагеря путь становился менее крутым, но требовал другой техники.
Здесь стали появляться крутые снежные взлеты и острые фирновые гребни.
Сегодня 1 Мая. Поздравляем друг друга, принимаем поздравления из
базового лагеря и отправляемся работать.
Захватив рюкзак, я уже почти подходил к лагерю. Оставалось пройти 2,5
веревки. Впереди был трудный вертикальный участок стены с очень маленькими
зацепками. Володя дал мне свой зажим, так как ему он сегодня был не нужен, а
мне мог пригодиться. До этого места я им не пользовался. Здесь решил
использовать, чтобы облегчить прохождение стены, но в спешке не
отрегулировал длину репшнура. Перильная веревка шла слева направо по стене и
имела большую слабину. После второго шага меня маятником отбросило на
гладкий участок стены. Оба зажима вверху у перегиба стены подошли друг к
другу и, пока, раскачиваясь на веревке, я искал зацепки, примерзли к
заиндевевшей веревке. Все это произошло быстро, ноги потеряли опору, и я
повис почти горизонтально, откидываемый рюкзаком. Тяжелый рюкзак оттягивал
плечи, не давал отдышаться и собраться с силами. Дышать становилось все
труднее. Я понял: кончился кислород. Еще немного -- и можно потерять
сознание. И тогда.конец: останусь висеть на перильной веревке, пока не
замерзну, как X. Бахугуна--индийский альпинист из международной экспедиции
1971 г. Это произошло недалеко отсюда, в кулуаре Бонингтона. Во время спуска
он завис на веревке. Помощь не подоспела из-за непогоды, и только через 10
дней альпинистам удалось снять его тело и спустить в базовый лагерь. Такая
перспектива меня совсем не радовала.
Последняя надежда выбраться из создавшегося положения-- это быстро
освободиться от тяжелого рюкзака. Снял рукавицы, с трудом расстегнул ремень
рюкзака. Руки стали коченеть от холода. Единственной мыслью было: "Быстрее!
Могу не успеть!" Звать на помощь Володю бесполезно: на лице маска, да и он
за перегибом стены. Кое-как сбросил рюкзак на согнутую в локте левую руку,
пытаюсь правой пристегнуть его к веревке. Это мне никак не удается.
Задыхаясь под маской и рыча от бессилия, опустил вниз левую руку--и
рюкзак, обрывая кислородный шланг, улетел вниз, унося с собой запасные
рукавицы, фотоаппараты, веревки, карабины, кошки, кислород...
Глянул вниз. На выступе скалы лежало что-то красное,--наверное,
веревка, которая лежала на дне рюкзака.
Снял маску, глубоко вздохнул, выбрался на полку и здесь заметил, что
пальцы на руках побелели. Отогрел руки и, едва держась на ногах от
напряжения и усталости, добрался до палатки IV лагеря.
Володя в этот день хорошо поработал, навешивая перила выше палатки.
Обсудили ситуацию, подсчитали наличное снаряжение и решили завтра продолжить
работу. На пальцах рук образовались белые пузыри, некоторые из них лопнули,
и с помощью Володи я залепил их пластырем. Ночью руки болят, но терпеть
можно.
Утром Володя из чехла палатки соорудил для меня котомку, и, взяв все
необходимое, мы пошли вверх обрабатывать путь дальше. Скальные крутые взлеты
со снежными шапками, острые гребни, обрывающиеся влево и вправо
километровыми стенами, но это все-таки проще, чем участки скал перед IV
лагерем.
Впереди серьезное препятствие--скальная башня, ко-
274
торую решаем обойти слева. Забивая крючья и навешивая петли, Володя
проходит под нависающий участок скалы. Остается уже совсем немного до
верхнего края -- и тут вырывается крюк. Володя соскальзывает вниз метра на
3. Отдышался --и опять вверх, медленно, с удвоенной осторожностью. Наконец
стена пройдена, и веревка надежно закреплена.
К нам подходит Сережа Бершов с кислородом. Мы радуемся встрече,
расспрашиваем о делах внизу. Сережа проходит трудный участок, оставляет 3
кислородных баллона и спешит вниз. Ему нужно спуститься на ночевку в III
лагерь. Отличный парень Сережа! Ведь он мог не подниматься сюда, а оставить
кислород в палатке лагеря IV, как мы договаривались в базовом лагере.
Мы продолжаем медленно двигаться вверх. Западного гребня пока не видно,
но чувствуется, что он где-то близко. Прохожу острый снежный гребень, затем
Володя выходит в крутой ледовый кулуар. Прохожу по льду до ломких, буквально
трухлявых скал. Еще проходим 2 веревки, сыплем друг на друга мелкие камни, к
обоюдному неудовольствию. Видно, сказывается накопленная усталость и высота.
Вот и гребень с подходящим местом для ночевки. Решаем дальше не подниматься.
Оставляем остатки снаряжения и уходим вниз, в IV лагерь, ночевать.
Вечером по рации слушаем милые сердцу голоса родных и близких,
пожелания удачи, музыку Грига-- прокручивают записанные в Москве на пленку
письма с Родины. Это был необыкновенный подарок для нас. У меня слезы
наворачивались на глаза, когда я слушал любимые песни и романсы в исполнении
самых дорогих мне людей -- дочерей и жены.
Утром уходим ставить V лагерь. Прошли без кислорода навешенные вчера
веревки. Проходим по гребню еще 40 м и принимаемся за трудную работу. Нужно
вырубить в фирновом гребне площадку для палатки. Прохожу еще одну веревку
вверх. Отсюда виден путь к вершине по западному гребню. До вершины еще
довольно далеко, хотя по высоте не больше 350 м.
Забираемся в палатку. Поговорили с базовым лагерем. Нам пожелали
счастливого пути и удачи. День был тяжелый. У меня не было сил и желания
снимать ботинки, тем более что утром их нужно надевать, а это здесь не
простая задача. Последняя ночевка перед вершиной. Холодно...
Напряжение последних дней и близость вершины не давали нам возможности
уснуть. В полудреме прошла ночь.
Володя забыл спрятать ботинки в спальный мешок, и к утру они сильно
задубели. Пришлось отогревать на примусе. Попили чаю и вышли вверх. Идем
молча. Володя впереди, я иду вторым. Расход кислорода установили
минимальный, чтобы дольше хватило. Время от времени останавливаемся, выбирая
путь, и выходим наконец на западный гребень, ведущий к вершине Эвереста. То
некрутой скальный взлет, то снежный гребень, то короткая стенка, где нужно
полазить,--так набираем высоту. Внизу, на снежном склоне у камней, видна
оранжевая палатка какой-то из прошлых экспедиций. Этот участок пути уже
проходили раньше альпинисты. Это как-то успокаивает--другие прошли, и мы
пройдем. Выходим в закрытый от ветра карман и останавливаемся для связи с
базовым лагерем. Настроение хорошее, его поднимает еще и вышедшее из-за горы
солнце.
Я стоял перед выбором: увеличить подачу кислорода и облегчить себе
жизнь и пойти быстрее, но тогда кислорода может не хватить на обратный путь
или уменьшить, поэкономить--значит, резко сбросить темп движения. После
стольких дней работы на высоте без отдыха сил с каждым часом и так
становится все меньше и меньше. Увеличиваю подачу до 2 литров в минуту.
Продолжаем медленно двигаться к вершине. Впереди знаменитый пояс рыжих
скал--это предпоследнее серьезное препятствие перед вершиной. Тоненький
репшнур,
обтрепанный ветром, нитью Ариадны вьется по скалам, облегчая нам выбор
пути. Его навесили здесь югославские альпинисты. Взятая нами для облегчения
короткая (20-метровая) веревка усложняет нам передвижение на этом участке
скал. Удобных мест для организации надежной страховки мало. Выше стены идем
как по лестнице. Черепицеобразные скалы гладкими ступенями ведут нас к
следующему препятствию -- 20-метровой стене. Это, пожалуй, последнее
препятствие на пути к вершине. Володя оставляет часть нашего железного
снаряжения -- выше оно нам не понадобится. Теперь путь однозначен, да к тому
же он промаркирован то желтым пустым кислородным баллоном, то потерянным
ледовым молотком, то остатками рации.
Мы шли и шли, а вершины все не было и не было. Снежный склон увалами
поднимался вверх, кое-где перемежаясь разрушенными серыми скалами. Мы уже на
уровне южной предвершины,--значит, вершина уже рядом.
И вот наконец долгожданный миг!
Володя стоит на вершине и достает кинокамеру.
Прохожу мимо него и опускаюсь на снег.
Все! Дальше вверх пути нет!
Потом меня будут часто спрашивать, что я чувствовал в эту минуту.
Счастье?
Вряд ли.
Восторг?
Нет.
Облегчение?
В какой-то мере да.
Усталость?
Может быть. Не помню.
Просто ощущение того, что задача выполнена и советские люди поднялись
наконец и на этот полюс планеты. Это победа нашего спорта. Но, чтобы победа
не была омрачена, нужно еще спуститься.
Оглядываюсь вокруг. Необыкновенный простор! Темно-синий купол неба,
Гималаи со стайками белых кудрявых облаков, зеленовато-рыжая холмистая
страна--Тибетское нагорье. Присматриваюсь к окружающим вершинам. Узнаю
знакомые по фотографиям вершины. Макалу, Чо-Ойю, совсем рядом Лхоцзе...
Мы исполняем неписаный ритуал: фотографируем друг друга, снимаем
панораму, Володя снимает на кинопленку все, что видит и что можно снять.
Оставляем на вершине все, что принесли. Привязываем к торчащей из снега
верхушке дюралевой треноги пустой баллон кислорода. Сообщаем любопытному
офицеру связи все, что мы видим, и он подтверждает, что мы действительно на
вершине.
Теперь надо идти вниз. А вниз, пожалуй, идти будет труднее. Мы это уже
понимаем. Кислород на исходе, силы тоже. Времени 15 часов. Через 2 часа
начнет темнеть. Спуск идет медленно. Уже в темноте, идя первым, я на
скальной стенке теряю правильный спуск, и уже по снегу приходит