Мы высказали сомнение в правильности этого решения и сказали,
что после отдыха со спуском в лесную зону готовы выполнить любое задание.
Как сообщили позже Овчинников и Тамм корреспондентам, все группы, кроме
двойки Мысловский--Балыбердин, отказались от выхода и установки шагеря V, но
это не соответствовало истинному положению дел на тот момент.
Мысловский--Балыбердин вышли из базового лагеря, когда мы вернулись с отдыха
под Тхъянгбоче. И я думаю, не стоило посылать на обработку выше лагеря IV
двойку, в которой мог только один работать впереди. Любая четверка
справилась бы с этой задачей без надрыва и приключений. Но это было
окончательное решение тренерского совета.
30.04.82.
В лагере II были в 14 часов. В палатках предыдущая группа оставила
помойку. В палатке I лагеря было так же, и это раздражает.
Наша задача на этот выход--перенести из лагеря II в лагерь III
кислород. Поднести в лагерь IV для Мысловского и Балыбердина кислород,
снаряжение и рационы питания; занести два спальных мешка в лагерь IV и два
спальных мешка в лагерь V. Еще--подстраховка первой двойки. Затем после
восхождения Мысловского и Балыбердина на гору идем мы.
• За нами через 2 дня идет группа Ильинского. Для того чтобы нам
не зависеть от них, мы должны занести в лагерь III по 4 баллона кислорода.
1.05.82.
Сегодня весенний праздник, а у нас за палаткой снег и ветер. Впервые
провожу 1 Мая на высоте выше 7300. Последние 17 лет я в это время участвовал
в соревнованиях по скалолазанию в .Крыму. Занятия альпинизмом у меня
начались со скалолазания, которое дает отличную подготовку альпинисту, и
прежде всего скорость, надежность и экономичность передвижения по скалам.
Недаром более половины спортивного состава нашей экспедиции-- скалолазы.
Скалолазание--наш, советский, вид спорта, основанный Иваном Иосифовичем
Антоновичем, мы его называем "отцом русского скалолазания". Между прочим, в
последнее время этот вид спорта приобретает все больше поклонников и за
рубежом.
До лагеря III я решил идти с кислородом. Вес рюкзаков больше 20 кг--с
таким весом мы здесь еще не ходили. Надо экономить силы для восхождения. Я
очень хочу взойти на Эверест, а из II лагеря или из III я буду пользоваться
кислородом--для меня это значения не имеет. К 4 баллонам, которые каждый из
нас должен вынести в лагерь III, я взял 5-й, который буду расходовать до
лагеря III.
На утренней связи Балыбердин рассказал, что они пришли вчера в лагерь
IV в 23 часа. Между III и IV лагерями они облегчились, оставив часть
баллонов и рационов, которые несли в лагерь IV. Этот путь занял у них около
12 часов. Мы с Мишей Туркевичем затратили на него 3--4 часа. Мысловский шел
с кислородом, а Балыбердин--
без. Сегодня Мысловский идет вниз за своим рюкзаком.
Я мыл посуду и убирал палатку, поэтому вышел на час позже ребят. На 6-й
веревке я догнал их и вышел вперед. Расход кислорода у меня чуть больше 1
литра в минуту. Миша Туркевич, видя, что я ухожу от всех очень бодро, решил
тоже пользоваться кислородом. Он подключился к баллону, оставленному
шерпами. Я считаю, что чем так ходить, как Мысловский с Балыбердиным, лучше
идти с кислородом, как все, по камешкам.
В III лагерь я пришел после 15 часов и начал готовить обед. Затем
пришел Миша. Ребята--Валентин и Сережа-- пришли часа на 2 позже. Они шли без
кислорода, и это себя не оправдало. Они намучались с тяжелыми рюкзаками. На
вечерней связи Балыбердин сообщил, что он один обрабатывал маршрут от лагеря
IV и навесил 4 веревки. Работал без кислорода. Молодец, Бэл! Он нас
порадовал--не сидел сложа руки. Еще он нам сообщил пренеприятнейшую историю.
Эдик на последней веревке перед лагерем IV надел на ноги стремена и сумел
перевернуться вниз головой. Стенка там в некоторых местах имеет
отрицательный угол наклона. В нормальное положение он выбраться не смог. Ему
ничего не оставалось, как выбросить рюкзак, а в нем было 2 веревки, 2
баллона кислорода, кошки, приспособление для спуска по веревке и личные
вещи. С кислородной маски оторвался шланг, и улетели очки. Вот так неудачно
окончился этот день.
Расход кислорода ночью у нас 0,5 литра в минуту. Этого достаточно,
чтобы спать не просыпаясь всю ночь и восстановить силы. Мне на всю ночь
хватило кислородного баллона, с которым я шел от лагеря II сегодня.
2.05.82.
По плану у нас сегодня грузовая ходка в лагерь IV. Мы должны отнести
рационы питания, бензин, 2 веревки, кислород и маску для Мысловского. Ее
взяли у Валеры Хрищатого. Надели маски и вышли из палатки. Кислород
подключили снаружи.
Справа от нашего маршрута виден кулуар Бонингтона. Он открывается после
III лагеря. Эдик и Володя разбросали снаряжение от 7-й до 9-й веревки. Ниже
IV лагеря в кулуаре видна веревка, которая выпала из рюкзака Мысловского. С
нашего контрфорса до нее около 100 м. Но лезть за ней нет смысла, так как
веревок у нас хватает. До лагеря IV мы шли около 3 часов и пришли в 12.30.
Я предложил Мише отнести выше IV лагеря снаряжение, но он пошел вниз.
Взяв 3 кислородных баллона и ледоруб, я вышел из лагеря IV вверх. Здесь
маршрут идет по гребню. В некоторых местах гребень фирновый, острый. В этих
местах веревка закреплена только на концах, а посредине закреплений нет. И
если кто соскользнет с этого гребня, то ему мало не будет. Балыбердин нашел
интересное решение для закрепления веревок. Он привязывал их к фирновому
гребню, вырубив для этого углубление. Тем более что фирновые крючья в IV
лагерь не были принесены. Погода испортилась, пошел снег, и на скальных
участках без кошек стало очень скользко идти.
К Мысловскому и Балыбердину я подошел через час. Эдик в кислородной
маске страховал Балыбердина. Володя работал без кислорода. Он в это время
обходил жандарм, очень сложный скальный участок около 15 м. Балыбердин
удивился моему приходу. Мне кажется, что это от разного восприятия
трудностей восхождения. Он работает без кислорода, а я и остальные ходим в
масках с кислородом. Я вынес выше этой стенки кислород и ледоруб. Когда я
шел траверсом на этом участке, Мысловский неожиданно выдал мне метров 5
веревки, и я пролетел по скале. Хорошо, что вовремя выставил ноги и
самортизировал удар о скалу. Ощущение не из приятных. На мой упрек
Мысловский ответил, что случайно начал страховать не за ту веревку.
Вернулся я в лагерь IV в 16 часов. Сережа Ефимов уже спускался вниз, а
Валя Иванов был в одной веревке от
305
лагеря, шел вверх. В лагерь III я спустился около 18 часов.
На вечерней связи Балыбердин сообщил, что он навесил еще 4 веревки. До
выхода на Западный гребень, по его мнению, осталось около 80 м. В IV лагерь
они вернулись очень поздно. Это у них становится уже традицией и
настораживает. Возвращаясь поздно в палатку, они на другой день выходят
поздно на маршрут.
3.05.82.
По плану мы должны провести в III лагере дневку, но, посоветовавшись,
решили идти в IV лагерь. Иванов вначале был против, но потом согласился.
Расчет таков: Мыслов-ский и Балыбердин идут на вершину завтра. Мы в тот день
подходим к лагерю V. Если они не успевают в этот день спуститься в IV
лагерь, мы с Мишей спускаемся в лагерь IV. А утром 5 мая идем на вершину из
лагеря IV налегке, так как снаряжение и питание выносим в V лагерь 4 мая.
Руководство одобрило наши планы.
Мысловский и Балыбердин опять вышли в 13 часов. На вечерней связи в 18
часов они сообщили, что прошли свои навешенные веревки. Похоже, что палатку
они опять будут ставить ночью.
Валиев и Хрищатый находятся в лагере II. Ильинский и Чепчев--в лагере
I.
К 21 часу Балыбердин и Мысловский установили палатку V лагеря в конце
10-й веревки, на гребне. Сказали, что площадка на 3 человека, но ее можно
расширить. Когда устанавливали палатку, Мысловский уронил кислородный
баллон, и он улетел вниз. А кислорода у них было 4 баллона. На вопрос Тамма,
что они собираются делать завтра, Балыбердин ответил очень уставшим голосом:
-- Нет никаких сил, ни физических, ни моральных. Пора кончать. Завтра
мы попытаемся взойти на вершину.
Тамм пожелал им удачи.
Мы расположились ночевать в лагере IV. Здесь одна палатка. Немного
тесновато, но жить можно. На ужин традиционная ветчина с луком и рисом,
кисель, компот. Аппетит великолепный. Пришли сегодня в лагерь IV. Сняли с
себя кислородные маски,; и занялись хозяйством. Когда я сказал мечтательно,
Что все, мужики, через день будем на горе, на меня накинулся с упреками
Иванов. Он верит в примету: до выхода на вершину--о ней ни слова. Приходится
уважать милые привычки друзей, и я больше об этом не напоминаю. Похоже, что
у всех легкая горняшка, потому что все раздражаются по разным поводам. Когда
кто-то начинает брюзжать очень нудно, ему предлагают надеть кислородную
маску.
4.05.82.
Утро великолепное! Облачности нет, и мы из палатки любуемся панорамой
Гималайских гор. Серега Ефимов готовит завтрак. Он приготовил оригинальное
блюдо-красную икру с рисом. Кроме этого," мы с ним еще заправились мясом, а
Миша с Валентином отказались от него. На утренней связи Балыбердин сказал,
что они вышли из лагеря V в 6 часов утра. В 8 они находятся на рыжем поясе.
Эдик идет с кислородом, а Бэл--без и говорит, что чувствует себя как в
базовом лагере. Жалуется, что очень холодно.
В V лагерь мы с Мишей пришли в 14 часов. Вес рюкзаков у всех в нашей
группе по 18 кг. В лагере V мы начали строительные работы по расширению
площадки под палаткой.
Из базового лагеря нам сообщили, что Балыбердин был на вершине в 14.30,
через 20 минут к нему подошел Эдик. Похоже, что он за 20 минут прошел 30 м,
так как связаны они 30-метровой веревкой*. Мы были рады, что Эверест после
многих дней осады наконец-то взят!
Расширив площадку, мы влезли в палатку и начали готовить обед. Пока
варился обед, мы перекусили салом, которое здесь, на высоте, хорошо идет
вопреки советам ученых, которые не рекомендовали нам его брать на
306
восхождение. Рация была включена на постоянный прием. Обсудив
сложившуюся ситуацию, мы все четверо решили остаться в V лагере.
В 16.45 включился Балыбердин и передал в базовый лагерь, что им грозит
холодная ночевка, так как до этого времени они спустились только до 8800. У
Эдика заканчивается кислород, скалы заснежены, а они идут вниз без кошек.
Просит, чтобы кто-либо из нашей группы вышел к ним навстречу и принес
кислород и питье. Мы сказали Тамму, что все слышали и сообщим через полчаса,
кто выйдет наверх. Что такое холодная ночевка да еще выше 8000, мы прекрасно
понимали. Это ночевка без палатки, спального мешка и горячего питания. На
такой высоте в этой ситуации мало шансов выжить. В истории покорения
восьмитысячников было лишь несколько случаев, когда люди в подобных
ситуациях выживали и отделывались серьезными обморожениями. Выходить или не
выходить-- вопроса не было. В горах при получении сигнала бедствия все
занимаются оказанием помощи.
Мы с Мишей стали одеваться. Было похоже, что для нашей группы
восхождение заканчивается. Собираясь на выход, всей группой стали перебирать
различные варианты. Остановились на том, что берем кислород для Мысловского
и Балыбердина и по 2 баллона для себя. В случае, если ребята смогут идти
сами вниз, мы попытаемся взойти на вершину. Сейчас полнолуние, и, если не
будет облачности, вполне можно идти на гору. К ночи обычно ветер стихает.
Опыт ночных выходов у нас есть. Альпинисты часто выходят на восхождения
ночью, чтобы пройти по снегу, пока он замерзший, или чтобы проскочить
опасное место.
Однажды в Альпах мы совершали сложное восхождение на вершину Пти-Дрю по
маршруту Хардинга. В группе были Слава Онищенко, Миша Туркевич, Гена
Василенко и я. В верхней части стены мы догнали двойку молодых англичан,
которые застряли во внутреннем углу и двигались очень медленно. Затем мы
вышли вперед, но День уже заканчивался и начало темнеть. В полной темноте
мне пришлось пройти 2 веревки по скалам. На удивление, я на ощупь нашел даже
несколько крючьев, забитых в скалы для страховки. Англичане тоже прошли по
нашим веревкам. Они шли очень медленно, так что на ночевку мы устроились в
полночь на полочках, кто сидя, кто полулежа. В нашем варианте сегодня
намечается подсветка маршрута луной.
Мы с Мишей надели все теплые вещи, которые у нас были. Взяли с собой
карманное питание, а горячий компот налили во фляги и спрятали под пуховые
куртки. Для Мысловского взяли кошки. Он сегодня утром ушел из V лагеря без
них, а во второй половине дня скалы присыпало снегом. На базу мы о наших
ночных планах ничего не сообщили. Сказали только, что выходят Бершов и
Туркевич. Мы уходим наверх, а наши друзья Валя и Сережа остаются в V лагере
проводить кошмарную ночь без кислорода. У них осталось только по 2 баллона
для восхождения. Рацию мы берем с собой, и они остаются без связи, в полном
неведении.
Кошки мы надели в палатке и, связавшись 30-метровой веревкой, вышли
вверх в 18 часов. Пройдя около 100 м, вышли на Западный гребень. Рация была
у нас на приеме, и мы связались с Балыбердиным. Он сказал, что видит нас на
гребне внизу, но мы их не видели. Он посоветовал нам идти правее гребня, но
путь все время проходит левее. Он просто перепутал. Гребень представляет
собой сланцевые плиты, покрытые снегом. Местами попадаются стеночки. Тогда
мы идем попеременно. Миша идет впереди, рация у
* По уточненным данным, В. Балыбердин был на вершине в 14.35, точное
время прихода Э. Мысловского на вершину не засекалось. В личном разговоре 3.
Мысловский предположил, что он пришел минут на 8--10 позже. В. Балыбердин
подтвердил это.--Рад.
Него на приеме, но вскоре от мороза сел аккумулятор, и связь
прекратилась.
Мы идем довольно быстро, чтобы по светлому времени успеть пройти
побольше. Расход кислорода поставили по 2 литра, в минуту. Мы еще с таким
расходом не ходили. Темп у нас высокий, и временами становится жарко. Я
расстегнул змейку ветрозащитной куртки. Но конденсат, который капает с
маски, подмерзает на змейке--пришлось застегнуться. И вовремя, так как
больше нам жарко не было. Ветра почти нет, но из Тибета и с юга тянет
облачность, и это нас беспокоит больше всего. К 20 часам мы прошли рыжий
пояс и подошли к скальному взлету гребня. Обходить его начали слева. Миша
идет первым. Здесь уже видны следы предыдущих экспедиций. Под взлетом видны
остатки палатки. На скалах висит 8-милли-метровый красный репшнур, который
оказался очень кстати. Идем с попеременной страховкой. Миша идет впереди с
айсбайлем и подбивает старые крючья для страховки. Скалы заснежены. Лезем в
двойных шерстяных варежках, в темноте. Луна уже взошла, но мы находимся на
теневой стороне, и нам от нее пока не легче. Чтобы не разминуться с
ребятами, временами кричим им, сняв маски.
Необычно восхождение ночью. В лунном свете рельеф приобретает
совершенно иной вид. Труднее определять расстояние и ориентироваться.
Вокруг, как в сказке, в серебристом сиянии вырисовываются вершины Лхоцзе и
Нупцзе. Остальное пространство забито облачностью, временами накрывающей нас
и посыпающей снежной крупой. Наши ветрозащитные костюмы покрылись коркой
льда, которая переливается в лунном свете, а при движениях трещит, как
скорлупа. Конденсат, который выбрасывается из центрального клапана маски,
замерзает на одежде, и на груди образуется ледяной панцирь.
Через 3 часа хода, перевалив через гребень и крикнув, я услышал ответ.
Мы были рады, что встретили ребят. Больше всего мы боялись разминуться с
ними. Ребята стояли и ждали нас. Эдик был без кислорода--он у него
закончился 1,5 часа назад. На вопрос, как он себя чувствует, Мысловский
сказал:
*- Нормально.
А Володя сказал:
-- Все, приехали.
Миша занялся Мысловским, а я Балыбердиным. Прежде всего надели маски и
подключили кислород. У Балыбер-дина не было рюкзака, и я ему привязал баллон
на петлю-оттяжку и повесил на плечо. Затем они попили компот, который был
еще немного теплый, так как фляги были под пуховками; дали карманное питание
и таблетки для бодрости, которые предусмотрительный доктор Орловский
посоветовал нам взять из аптечки V лагеря.
Балыбердин оставил рюкзак выше по склону и спускался без него. Нести
рюкзак, сказал он, нет никаких сил, а завтра утром он из лагеря V вернется
за ним. Мы сказали, что все будет хорошо. Ледоруб он при подъеме уронил и
спускался с трофейным молотком. Скалы были заснежен-ны, и спускаться без
кошек было медленно и опасно. Мысловский оставил свои кошки в V лагере еще
утром, а Балыбердин при восхождении оставил их под скальной стенкой и при
спуске прошел мимо, не взяв их. Все это говорит о том, что без кислорода они
плохо соображали. Какой альпинист на заснеженных скалах в ботинках на
резиновой подошве вибрам пойдет без кошек!
Перекусив и подышав кислородом, ребята приободрились. Тогда мы им
задали вопрос, смогут ли они сами идти вниз. Они согласились, но очень
удивились, что мы хотим ночью идти на вершину. Мы сказали, что другого шанса
у нашей группы не будет. На вопрос, сколько времени от этого места до
вершины, Бэл сказал, что 3--4 часа. Встретили мы их на высоте примерно 8750,
и вершина была где-то рядом. Но мне кажется, что в своем бескислородном
состоянии у него были свои представления о времени и пространстве.
Связавшись с базовым лагерем, мы рассказали, в каком состоянии ребята, и
попросили разрешения идти на вершину. Вначале Тамм категорически сказал:
-- Нет!
На этом наша рация опять отключилась. Тогда Володя достал из-под
пуховки свою и подтвердил, что они сами пойдут вниз. Я взял у него рацию и
закричал:
-- Почему нет?!
Тогда Тамм задал вопрос, сколько у нас кислорода и сколько времени идти
до вершины. Я ответил, что кислорода у нас еще по 300 атмосфер, а до вершины
1,5--2 часа. И он нам разрешил идти на восхождение.
Уже получив согласие на выход, мы засомневались насчет состояния ребят.
Но они сказали, что чувствуют себя в порядке и пойдут сами.
Когда мы подошли к ребятам, был 21 час. Провели мы с ними 40 минут и
вышли в 21.40. Когда стояли, мороз прихватил пальцы рук и ног. Так что тепло
нам было только при ходьбе. На ходу откачиваем пальцы, и они с болью
отходят. Метров через 100 увидели кошки и личные вещи, оставленные
Балыбердиным.
Подошли к предвершинной стенке. Под ней в снегу лежит кислородный
баллон какой-то из предыдущих экспедиций. Миша на ощупь полез по заснеженным
скалам. Лазание примерно 4-й категории трудности. Мы опять находимся на
теневой стороне. Пока я стоял на страховке, у меня опять прихватило пальцы.
Когда прошли стенку, увидели рюкзак Балыбердина, который лежал на полке.
Оглядываясь вниз, мы увидели, что ребята идут очень медленно. Вниз они
еще шли, а когда надо было перевалить гребешок и подняться на несколько
метров вверх, они пошли совсем еле-еле. Нам стало ясно, что на спуске им
нужно помогать.
После стенки был острый скальный гребень. Справа была видна зазубрина
Южной вершины Эвереста. Когда мы прошли скальный гребень и прошли еще по
скалам, перед нами возник снежный гребень, который выводил на вершину. Я
сказал:
-- Миша! Да ведь это уже Эверест!
Так как кислород у Миша заканчивался, я поставил ему максимальный
расход--4 литра в минуту, и он мне поставил 4 литра в минуту. На вершину мы
взошли в хорошем темпе. На часах было 22.30. От места, где расстались с
ребятами, мы шли 50 минут. Попытались связаться с базовым лагерем, но у нас
ничего не получилось, так как замерз аккумулятор рации.
Вершина представляет собой снежный гребень длиной 6--7 м и шириной
около метра. Из снега торчит часть треноги. Эту треногу из легкого сплава
сюда занесли и укрепили альпинисты КНР в 1975 г. Высота ее около 3 м. Сейчас
она вся в снегу, и видна только верхняя часть, так что из-за снега Эверест
немного вырос. На этой трубке намотан чей-то флаг. Мы вышли на вершину, сняв
варежки, пожали друг другу руки. Восторгов не было. Нас беспокоит сложный и
опасный путь вниз с истощенными товарищами. У Миши кислород закончился, и он
заменил баллон. Мы поставили опять по 2 литра в минуту. Пустой кислородный
баллон мы привязали к треноге. Сюда же привязали и пустой баллон
Мысловского. На треноге мы еще оставили вымпел нашего спортивного общества
"Авангард" и вымпел альпклуба "Донбасс". К вымпелу я еще приколол
значок-герб города Харькова. Я попытался сделать снимок фотоаппаратом
"Роллей", но он замерз. Сделали несколько снимков Мишиной "Сменой" с
выдержкой от руки на фоне вершины Лхоцзе. "Смена" безотказно работает в
любых условиях.
Над головой висит большой фонарь--полная луна, слабый ветер. Но мороз
большой. Когда Миша стал открывать свою "Смену", то футляр фотоаппарата
рассыпался
307
у него в руках. На китайскую сторону с гребня свисают большие снежные
карнизы.
Через 30 минут мы начали спуск. Чуть ниже вершины набрали камешков на
сувениры. На спуске взяли с собой кошки Балыбердина. Минут через 40 внизу на
плитах увидели ребят: один из них сидел, а второй двигался не в ту сторону.
Мы крикнули, чтобы они подождали нас. Подошли к ним в полночь. За то время,
пока мы ходили на вершину и вниз, они прошли очень малое расстояние. Дальше
мы пошли вместе. На сложных местах мы закрепляли веревку, и они по ней
спускались. Движение очень медленное, ребята сильно истощены, особенно
Мысловский.
Примерно в 1.30 ночи мы спустились по скальной стене, где висели старые
веревки, и стали искать место поровнее, чтобы надеть ребятам кошки.
Мысловский вдруг пошел очень медленно, а затем сел и сказал, что никуда не
пойдет, что ему хорошо здесь. Взглянув на манометр, я увидел, что у него
кончился кислород. Он шел с максимальной подачей, поэтому кислород так
быстро кончился. Я отдал ему свой баллон. Когда навинчивал редуктор и
подключал шланг, пришлось снять рукавицы. Прикасаюсь к металлическим частям
голыми руками--пальцы словно обжигает. Миша в это время надевал ребятам
кошки на ботинки. Расход кислорода Мысловскому я поставил 3 литра в минуту.
Дальше путь был проще, и мы двигались одновременно. Когда попадались
снежные участки, мы закрепляли веревку, и ребята по ней спускались. Эдик
часто останавливается, и приходится стоять и ждать, уговаривать его
двигаться. Здесь я прочувствовал все "прелести" мороза. Начали подмерзать
руки, ноги, лицо и глаза. Кислородную маску я снял за ненадобностью, и тогда
начал мерзнуть нос, смерзаться ресницы. Приходилось все время шевелить
пальцами рук и ног, чтобы не отморозить их.
Я без кислорода тоже пошел не так резво, как раньше, о чем предупредил
Мишу. В голове появилась тяжесть. Резких движений делать нельзя, так как
нарушается координация. Чувствуется заторможенность реакций.
Эдика приходится все время уговаривать не стоять, а идти вниз к лагерю,
где теплая палатка и чай. Но он отвечает, что стоит потому, что его
задерживает Балыбердин, хотя тот идет за ним и страхует его веревкой. У
Эдика горная болезнь от недостатка кислорода и истощения. И хотя он дышит
кислородом, организм не может восстановиться на такой высоте. Поэтому он
ведет себя неестественно. В таких случаях бывают симптомы и похуже.
В 4 часа утра луна зашла, и стало очень темно. Миша включил фонарь,
который взял у Иванова в V лагере. Мы двигались за ним, когда он нам
подсвечивал путь.
Через полчаса так же быстро, как стемнело, начало светать. Горы
приобретают причудливую окраску, которая постепенно меняется. С рассветом и
на душе стало спокойнее, так как мы благополучно подходили к V лагерю, где
можно было немного расслабиться и передохнуть. В 5 часов утра мы подошли к V
лагерю.
Первый вопрос, который задал мне Ефимов, был:
-- Как ребята?
Я сказал, что они возле палатки. Второй вопрос:
-- Были на Горе или нет?
И когда я сказал, что были, Серега за голову втащил меня в палатку и
стал на радостях мять, как медведь. Они с Валентином сразу начали готовиться
к выходу. Им пришлось провести тяжелую ночь без кислорода на высоте 8500. Но
они были полны сил и решимости идти на вершину.
Мы разули Мысловского. и Балыбердина. У Мысловского посинели и
почернели первые фаланги пальцев на обеих руках. На ногах тоже прихватило
пальцы. У Балыбердина в меньшей степени подморожены пальцы рук и ног. Мы
согрели чай, попили и до утренней связи час подремали. На связи я сказал
Тамму, что ребята в тяжелом состоянии, на
308
что Балыбердин очень обиделся. Доктор из базового лагеря дал советы и
рекомендации по оказанию первой помощи и лечению. Обоим дали компламин и
трентал в таблетках. Мысловскому Миша сделал укол гидрокортизона. Наш милый
доктор Свет Петрович предусмотрел все, и каждый высотный лагерь был
укомплектован аптечками, в которых были сосудорасширяющие средства.
После связки начали готовиться к спуску вниз. Сегодня мы должны
спуститься в лагерь III. Надели Мысловскому и Балыбердину ботинки, так как
пальцы у них подморожены и они не могут их надеть сами. По словам
Балыбердина, если бы мы не подошли с кислородом, они сами не спустились бы.
Утром выпал снег, и все ступени на гребнях замело. Скалы тоже сильно
заснежены. Я иду впереди, разгребая снег на ступенях. Миша сопровождает
Мысловского. Гребень острый, и проходить по веревкам надо по одному. Я
представляю, как тяжело Эдику на каждом закреплении веревок перещелкивать
карабины обмороженными пальцами.
В лагере IV после чая мы все подремали до дневной связи в 14 часов.
После связи начали собираться вниз, но Мысловский не хочет вставать, просит
еще поспать. Ни уговоры, ни расталкивание не помогают. Тогда мы сказали ему,
что если он не пойдет вниз, то останется в IV лагере один. Его надо было
напугать, так как вытащить его из палатки не были никакой возможности. Мы с
Мишей вылезли из палатки, когда Балыбердин и Мысловский одевались. Сказали
Володе, чтобы он не уходил, пока Эдик не выйдет из палатки. Спустившись на
несколько веревок вниз, мы увидели, что начал спуск и Балыбердин, а за ним
появился на спуске Мысловский.
В лагерь III пришли в 17 часов: Миша начал готовить обед, Балыбердин
лег спать. На вечерней связи, узнав, что Эдик еще не пришел, Тамм начал нас
упрекать за то, что мы оставили его одного на веревках. Я оделся и вышел его
встречать. Пройдя вверх 4 веревки, я увидел его. Он шел до III лагеря 5,5
часа. В палатке он завалился без движений. Да это и понятно. Мы все
путешествовали без сна 36 часов выше 8000.
Накормив Эдика, раздели и уложили его в спальный мешок. Я сделал ему
укол раствора гепарина и гидрокортизона. Дал обоим компламин и трентал в
таблетках. Когда все это сделал, было 22.30.
6.05.82.
Мысловскому с утра я сделал укол гидрокортизона и гепарина. Таблетки
выдал обоим. Я начал исполнять обязанности лечащего врача. Свет Петрович
вчера вечером опять дал мне подробные консультации по лечению пострадавших.
Обул и одел Мысловского. Володя все делает сам и чувствует себя хорошо. Он
по мере спуска вниз быстро восстанавливается. Из лагеря III мы вышли в
10.30. Мы планируем сегодня спуститься в лагерь I. Я думаю, что чем быстрее
мы спустимся вниз, тем больше останется у Мысловского пальцев.
В 16 часов в лагерь II спустились Мысловский и Балыбердин. Мысловского
усадили возле палатки и дали обед. В палатку его запускать нельзя, так как
выходить из нее у него нет желания Эдик ушел вниз в 17 часов, за ним
Балыбердин.
Я остался до вечерней связи во II лагере. Из палатки видно, что
Мысловский идет медленно, и я его быстро догоню. Выдал советы группе
Хомутова по восхождению. Посоветовал пользоваться кислородом из II лагеря.
Это здорово экономит силы.
Я начал спускаться после связи, в 18.30. Эдика догнал через полчаса на
середине пути. Идет он очень медленно, поэтому последние веревки проходим в
темноте. Спустились вниз около 21 часа. Эдик начал философствовать, что-была
у него мечта и нет ее теперь. У меня на душе тоже опустошенность.
В I лагере уютно и просторно. После ночевок в тесных палатках в "Зиме"
можно ходить не сгибаясь. Миша сварил вкусный рыбный суп из лосося и
капусты. Провел с Эдиком процедуру раздевания и разувания. Сделал укол. На
ночь для тепла перебинтовал ему пальцы. Он теперь у нас как Эрцог с
культями.
7.05.82.
Мы начали спуск в базовый лагерь в 10.30. Мысловский по совету доктора
идет с кислородом. Внизу ему стало легче, и он пошел хорошо. Небо
безоблачное, но сильный ветер. В промежуточном лагере на 6100 передохнули.
Привязав кошки, начали спуск. Балыбердин без кошек идет в связке с Мишей. Мы
связались с Мысловским.
В нижней части ледопада нас встретили киношники, Романов, Овчинников,
Онищенко, Трощиненко. Поздравляли нас с восхождением и сфотографировали.
В базовом лагере бурная встреча, радостные лица друзей. Не меньше, чем
мы, рады за нас и шерпы. Много говорят о ночном восхождении.
Тамм за обедом сказал нам с Мишей:
-- Ребята, вы не представляете, что вы сделали!
На вечерней связи Валиев сообщил, что они с Валерой вышли на
восхождение. Ветер утих, и они решили выйти на ночь. До полуночи ждали от
них сообщений, но, так и не дождавшись, разошлись спать обеспокоенные.
8.05.82
Валиев и Хрищатый вернулись в лагерь V в 9 утра. Подъем и спуск занял у
них 16 часов. В лагере V их встретили Ильинский и Чепчев. Ребята истощены,
немного подморожены пальцы. Тамм приказал Ильинскому и Чепче-ву сопровождать
ребят вниз. Эрик предлагал несколько вариантов, но Тамм все отклонил, и
начали спуск четверо.
Мы с Мишей согрели в бане воду, но, пока снимались у Сенкевича, один из
шерпов вылил всю воду на себя. Пришлось греть опять. Когда мылись в бане,
пришел Онищенко и поздравил нас с Мишей с присвоением звания заслуженных
мастеров. Из Катманду по связи Калимулин сообщил, что всем штурмовавшим
Эверест присвоено это высокое звание. И еще, что все выходы запрещены, все
должны спускаться вниз.
Получив это сообщение, Хомутов, естественно, стал возражать. Ведь они
были на подходе к лагерю V, кислорода у них было много, погода хорошая. И
здесь Евгений Игоревич показал себя не администратором, а альпинистом. Он
передал Хомутову о запрете, но сказал:
-- Смотрите сами.
9.05.82
Прекрасное утро. День Победы! У всех праздничное настроение. На
утренней связи в 8.00 Хомутов сообщил, что они в пути к вершине с 6 часов. В
11.30 они сообщили, что находятся на вершине Эвереста. Хомутов по поводу
праздника сказал с вершины речь для печати. Они сделали снимки и оставили на
вершине флаги СССР, Непала и ООН.
Калимулин поздравил всех нас с праздником и сказал, что хватит уже
лезть на вершину, а то у нас скоро вся кухонная команда начнет покорять
Эверест.
Вечером торжественный ужин.
Но восхождение для нас закончилось, лишь когда 12 мая в базовый лагерь
вернулись последние покорители Эвереста--Хомутов, Пучков, Голодов.
Михаил Туркевич
Четверо на ночном Эвересте
22.03.82. Базовый лагерь.
Сегодня мне стукнуло 29. Подъем в лагере назначили на 8.00, но
подниматься неохота, валяемся, не вылезая из мешков, до 8.30, пока в лагере
не появляется солнце, освещая наш "Кемпинг". На затылке лежит железная рука
горняшки, головой ворочать не хочется. Пульс при полном покое 86 ударов в
минуту. Дежурный по лагерю сегодня Сережа Бершов. Заглянул и бросил на
спальник две шоколадки--"от зайчика". Ребята помнят о дне рождения и все
поздравляют, дарят Эверест, а там--как сумею. Доктор Свет Петрович во время
утреннего моциона дарит крем для бритья, зная, что мы уже давно не бреемся и
не скоро будем это делать. Но дает ценный совет: пользоваться им как мылом.
Вечером официальный ужин. Начальник экспедиции от имени тренерского
совета дарит горнолыжные очки. Володя Шопин преподносит веревку и карабин,
найденные ихней группой в ледопаде. Они к нашему приходу в базовый лагерь
успели обработать ледопад.
3.05.82. Лагерь III, 7800 м.
Мы решаем, что будет лучше перейти сегодня в лагерь IV. Есть несколько
соображений на этот счет: даже если завтра штурмовая двойка не выходит на
вершину, то наша двойка Иванов--Ефимов ночуют в лагере V, а мы, сделав
переход с грузом в лагерь V, возвращаемся в лагерь IV, а на второй день
налегке догоняем своих и вместе идем на восхождение.
Две ночи мы уже провели в лагере III, спим с подачей кислорода 0,5
литра в минуту. В первую ночь у меня кислород кончился в 5.00, в баллоне
было всего 70 атмосфер.
Сегодня хватило на всю ночь и еще осталось 20 атмосфер. Этого хватит,
чтобы дойти до 3-й веревки с нормальной подачей, не жалея кислорода, там
выбросить уже пустой баллон и взять полные, которые бросил Наванг, когда не
смог дальше подняться.
Вчера, когда мы делали вспомогательную грузовую ходку в лагерь IV для
штурмовой двойки, видели в кулуаре Бонингтона на уровне 8200 и выше старые
перильные веревки экспедиции 1975 г.
3.05.82. Лагерь IV, 8250 м.
В лагерь IV поднялся в 15.30, вышел из лагеря III в 11.45. Следом вышел
Бершов. Погода с утра была плохая, после начала улучшаться. На 3-й веревке
выбросил пустой баллон и взял 3 полных. С расходом 1,3 литра дошел до 7-й
веревки, где догрузился рационами и газовым баллончиком, после чего увеличил
расход до 1,5 литра до лагеря IV. В лагере снял аппарат, занялся уборкой,
приготовлением питья и еды. Бершов принес автоклав, дела пошли быстрей. На
газовой горелке сперва приготовил кисель, после компот. Потом начали
готовить рис с мясом--основную нашу еду на этом выходе. Вчетвером в палатке
тесновато, но терпеть можно. Балыбердин и Мысловский сегодня опять вышли
вверх только в 13.00, покинули лагерь IV перед
309
самым нашим приходом, потому что вчера с обработки вернулись очень
поздно--в 22.00. Неизвестно, с чем связана такая тактика: или лень
подыматься утром, или ... Хотя, думаю, этого всего легко можно было бы
избежать.
Мы заняты тем, что, не переставая, подсчитываем, сколько литров
кислорода у нас в наличии; похоже, что его нам может не хватить даже в
случае малейшей заминки.
Никак окончательно не можем решить, сколько и какого груза нести в
лагерь V.
На вечерней связи, когда выходил из палатки, видел вверху Балыбердина,
в том месте, где они устроили V лагерь. Завтра они собираются идти на
вершину.
Казбек Валиев и Валера Хрищатый сегодня в лагере II, Ерванд Ильинский и
Сережа Чепчев подошли к лагерю I.
4.05.82. Лагерь IV.
Проснулись рано, настроение у всех хорошее, не то что вчера вечером.
Ближе к отбою, когда остаток дня в лагере IV провели для экономии без
кислорода, все стали раздраженными, начали друг другу делать замечания по
делу, а чаще не по делу. Самым ценным советом для предотвращения конфликтных
ситуаций у нас было--подыши кислородом. В этих случаях мы кислород не
экономили, полагаясь на сознательность.
Штурмовая двойка вышла на штурм из лагеря V в 6.10, сейчас находятся на
рыжем поясе. На Западный гребень вышли через 30--40 минут после начала
движения. Это они сообщили по рации.
У нас Бэл просит извинения за беспорядок, оставленный в лагере
V,--убирать не было ни сил, ни времени.
Солнце в лагерь IV приходит рано, в 8.00. Палатка, на потолке которой
слой конденсата, начинает оттаивать и быстро высыхает. Намокшие спальные
мешки тоже к нашему выходу высыхают, хотя насквозь они не промокают.
Протираем маски спиртом, чтобы немного их высушить и
продезинфицировать. Специальными увлажненными тампонами протираем и очки,
чтобы они не запотевали. Это мало помогает, но раз их сюда принесли,
используем, чтобы не выбрасывать. От них исходит приятный запах, а пыль,
которая в палатке садится на стекла, действительно снимается отлично. Из
спальных мешков никто пока не вылезает. Все ждут завтрака.
Погода отличная. Над всеми Гималаями--ни облачка. До лагеря V всего 12
веревок, рюкзак будет килограммов 16--18.
Ефимов сварил рис на молоке, но потом оказалось, что на завтрак по меню
должна быть рисовая каша с красной икрой вперемешку. Банку икры Бершов всю
ночь продержал на животе, чтобы не замерзла. Он большой любитель этого
дефицитного продукта, и, чтобы не ломать меню, пришлось процедить молоко
через марлевую салфетку, которых у нас предостаточно. Молоко выпили
отдельно.
Я вылез из палатки первым, начал надевать на улице кислородный аппарат
и кошки и через полчаса ушел по перилам в сторону лагеря V. Маршрут на этом
отрезке очень коварный. Особенно досталось, видимо, Балыберди-ну. Закрепить
и навесить веревки, не имея снежных крючьев (они улетели с рюкзаком
Мысловскрго), было очень непросто и опасно.
2,5 часа занял переход в лагерь V. Сегодня шлось легко.
4.05.82. Лагерь V, 8500 м.
Сегодня свершилось то, во что мало кто из нас в данной ситуации верил.
Около 3 часов, точнее в 14.35 по непальскому времени Балыбердин, а спустя
полчаса* и Мысловский совершили восхождение на Эверест! Столько у
* По уточненным данным, 3. Мысловский достиг вершины минут на 10 позже
В. Балыбердина.--Ред.
них было разных загвоздок, что, я думаю, только благодаря настойчивости
Володи это свершилось, и именно сегодня.
Дневные переходы между лагерями Володя делал не пользуясь кислородом. И
вот они на высшей точке планеты, первые советские альпинисты, осуществившие
мечту многих поколений.
Мы начали расширять площадку под палатку. Была перспектива ночевать в
ней вшестером. С этим мы смирились. Ребята, наверное, засветло не успеют
спуститься к нам и уйти в лагерь IV. Готовим им питье. Да и для себя мы не
приготовили еще ни грамма Жидкости. У Эдика наверху для спуска с вершины
кислорода осталось всего на 2 часа при минимальном расходе.
Включив портативный приемник, мы удивились, услышав по "Маяку"
сообщение о покорении Эвереста. Оперативность была неслыханной!
Мы сидели в палатке, отрезали по куску сала, без хлеба отправляли его в
рот, спасая себя хоть на время от всем надоевшего кашля и утоляя жажду и
голод. После разорвали пакет с таранькой, и тоже никто не отказался.
Чувствовали, что предстоит тяжелая работа и нужно хоть чем-то восстановить
силы.
Наша радиостанция все время работает на прием. В автоклаве дозревает
компот. Никто не снимает с себя одежду, не разувается. В палатке только шум
примуса и треск радиостанции. Ждем сообщения сверху. За это время нас
несколько раз вызывала база. Но вот наконец мы услышали переговоры штурмовой
двойки с базой. Ребятам грозит холодная ночевка, кислорода у них почти не
осталось, хочется сильно пить. Это сообщает изменившимся до неузнаваемости
голосом Володя. Он просит, чтобы, если это возможно, кто-нибудь из нас вышел
им навстречу. Выхода нашей группы на помощь ребятам требует база. Мы тоже
уже не сомневаемся--необходимо срочно выйти наверх.
Пойдет двойка--в этом не было сомнений: кто-то должен оставаться на
подстраховке в лагере V. Кто будет в двойке--решалось недолго. С того
времени, как мы получили сигнал тревоги, прошло меньше получаса. Мы с
Бершовым выходим наверх. Мы вдвоем--это скорость подъема, а она сейчас
значит многое. Правда, Сережа Ефимов пытался сдвинуть мою кандидатуру.
Нам сварили тарелку супа харчо, наполнили все имеющиеся фляги (а их
было три) горячим компотом (нам остались одни фрукты), спрятали их под
пуховки. Одну флягу мы сразу решили оставить для себя на случай, если пойдем
на вершину после благополучной встречи с ребятами.
В рюкзаке у меня 3 баллона кислорода: два по 200 атмосфер и один на
100. Подключились к 200-атмосферным баллонам. Это шанс восхождения нашей
двойки и при его успехе--восхождения двойки Иванов--Ефимов. Бапыбер-дину и
Мысловскому мы несем один на 120 атмосфер и один на 100. Третий •
баллон у каждого из нас на случай дальнейшего продолжения подъема. А если
нам придется спускаться со штурмовой двойкой, то оставим полные баллоны в
том месте, куда поднимемся, и тем самым облегчим работу следующим за нами,
сделав заброску почти под вершину. На базу об этом не сообщаем--у них и без
нас сейчас хватает забот.
Вся наша одежда на нас, мы готовы переночевать или проработать всю ночь
наверху даже без палатки и спальных мешков. Я взял запасные меховые
рукавицы, пару шерстяных носков. В рюкзаке у меня фотоаппарат, вымпелы,
значки, кошки Ефимова, которые не взял наверх Эдик. В наружный карман
ветрозащитной куртки, высунув антенну, положил рацию и держу ее на приеме.
Возле палатки минут 5 жду Бершова, который возится с кошками. Увидев,
что Серега закончил, я пошел по перилам наверх в направлении Западного
гребня. Рюкзака
310
за спиной почти не чувствую. Перильная веревка штурмовой двойки быстро
кончилась. Пришлось разматывать нашу связочную веревку длиной 30 м,, которую
мы вырубили в ледопаде. С нею мы проходили вею экспедицию, связываясь, где
было нужно, между собой, от базового лагеря до лагеря I. Она сплетена из
лески, поэтому почти ничего не ' весит.
Впереди 40-метровый крутой осыпной склон, выводящий на снежный Западный
гребень. Мы пошли одновременно. Подача кислорода из баллонов была на 2 литра
в минуту, но, видимо, мы шли слишком быстро, потому что дыхание начало
сбиваться. Метров через 30 пришлось остановиться и отдышаться. Необходимо
контролировать свое состояние. Лучше сбавить темп, чтобы все время идти не
останавливаясь. Светлого времени у нас часа 1,5--2, не больше, и за это
время нужно подняться как можно выше.
Через несколько, веревок я уже был мокрый, а это чревато обморожениями.
Рюкзак врезался в плечи.
На пути встречаются крутые скальные стенки метров по 5--8. На первой из
них я сломал антенну, которая все время торчала у меня перед глазами и
мешала лезть.
Первая связь с базой и с группой наверху состоялась через час после
нашего выхода. Мы были е это время на гребне, и Бапыбердин сказал, что они
нас видят, хотя мы их только слышали. Связь я вел на ходу, она заняла всего
несколько минут: через маску говорить плохо, а снимать ее нет времени. Да и
говорить не о чем, нужно только действовать.
Минут 15 назад я слышал звук падающего баллона. Это последний баллон,
которым пользовался Мысловский. Кислорода у них больше нет, а это означает,
что темп спуска совсем замедлится, если не упадет до нуля. На связи просили
ребят двигаться хоть как-нибудь. Да они и сами хорошо понимают: движение для
них сейчас--это жизнь.
Наступают сумерки. Мы уткнулись в отвесную стену прямо на гребне. В
консультации о пути подъема, которую успел дать Балыбердин на очередной
связи, об этом жандарме не упоминалось. Было сказано--держаться все время
правой стороны гребня. Начинаем обходить скалу по полке справа. Но метров
через 30 поняли, что идем не туда, нужно возвращаться. Путь идет слева в
обход этой серой стены. Направление теперь видно по красным тонким веревкам,
повешенным какой-то из предыдущих экспедиций. Ребята тоже шли здесь, это
видно по следам, оставленным кое-где на заснеженных плитах.
Погода портится, усиливается снегопад, стемнело, хотя где-то сквозь
редкие тучи пробивается лунный свет. Мы идем с теневой стороны гребня, что
ухудшает видимость. Около часа заняло лазание в темноте по заснеженным,
крутым, порой отвесным скалам. До гребня меньше 100 м. Я остановился у
старого крюка, наполовину уже вылезшего из скалы под действием мороза и
солнца. Веревка, которая привела нас к этому месту, уходит горизонтально
влево, а нам нужно идти вверх, на гребень.
Серега подходит ко мне. Мы снимаем маски и зовем ребят: в этом месте мы
можем разминуться с ними. Но из темноты никто не отзывается. Серега ушел
вперед, я выдаю веревку через старый крюк, добитый мной по самую проушину.
Вершина уже совсем близко. Неужто ребята за 6 часов так мало прошли на
спуске?
Теперь мы идем одновременно, скалы выполаживают-ся, страховка
осуществляется через порой попадающиеся выступы скал. Кучу чужих лежащих на
скальном выступе скальных крючьев мы не трогаем--у нас есть еще свои, хотя
место это запоминаем на случай, если они понадобятся на спуске. Серега вышел
на гребень, остановился и опять начал кричать. Тут же ему ответили с той
стороны гребня. Ребята потеряли путь спуска, уклонились от мар-.шрута. Мне
не терпится увидеть их своими глазами,
убедиться, что все в порядке. Та сторона освещается луной, и хоть
что-то видно.
С гребня внизу, в камнях, метрах в 30 ниже, я увидел три силуэта.
Первый сидит под огромной скальной глыбой, второй суетится между первым и
третьим, а третий стоит, опершись о камень двумя руками. Вниз--не вверх.
Через минуту я уже возле них.
Первый был Мысловский. Он поднялся, мы обнялись, он опять сел. Я
потрепал Балыбердина, поздравляя и приветствуя одновременно. Отвечать на
наши приветствия у ребят не было сил. И Эдик и Володя еле выговаривали
слова, после каждого делая длинную паузу, чтобы, собравшись с силами,
выговорить второе слово. Мы говорили сняв маски.
Я достал из внутреннего кармана пуховки флягу с теплым компотом, отдал
Володе. Отпив половину, он передал ее Эдику. Серега вытащил карманное
питание-- инжир и орешки. Сразу же начали подсоединять кислородные аппараты.
Сперва Мысловскому, у которого чехол из-под палатки--вместо рюкзака--до
половины был набит камнями. Даже в такой ситуации он не бросил их, в то
время как Володя оставил даже свои кошки под вершиной, столь необходимые
сейчас, когда скалы присыпаны свежевыпавшим снегом. Расход кислорода мы
поставили пока 2 литра в минуту, и Эдик начал оживать. Я достал вторую флягу
компота и отдал ему. Потом мы начали прилаживать кислородный баллон Володе.
Свой рюкзак, набитый камнями и разными другими трофеями с маршрута, он тоже
бросил под вершиной, надеясь вернуться завтра, чтобы подобрать все. Мы
сказали, что не будем возражать, если он завтра из лагеря V пойдет Наверх за
разбросанными вещами, а сегодня нужно торопиться вниз--впереди ночь. Ему мы
сделали шлейку через плечо и за редуктор подвязали баллон, поставив расход
кислорода на 1 литр. Для него этого было достаточно.
Кошки Ефимова, которые я принес из лагеря V, они надевать отказались,
ссылаясь на отсутствие второй пары. Пришлось спрятать их под камнем. Когда
ребята, попив компота и надышавшись кислородом, стали нормально
разговаривать, мы начали расспрашивать их о пути вверх. Поняв, на что мы
намекаем, они не стали возражать против нашего восхождения. До вершины, по
их рассказам, было не больше 3 часов.
Теперь нужно было сообщить о нашем намерении в базовый лагерь, где
должны были понять нас. Я доложил о состоянии нашей четверки и о дальнейших
планах начальнику экспедиции, но окончательно договориться не смог: рация
перестала принимать--на морозе сели батарейки. Володя вытащил из-под пуховки
свою рацию и попросил дать четкий ответ. База ответила: нет. Гора уходила от
нас по воле сидящих внизу, но мы не сдавались. Серега забрал у Володи рацию,
по которой тоже уже еле было слышно, и закричал:
-- Почему нет?! У нас по два баллона кислорода, на каждого по 300
атмосфер.
Через полминуты молчания база ответила: да! Видимо, нас нельзя было
удержать никому, кроме нас самих.
Ребята отправились вниз. Первым пошел Эдик. Ему предстояло пройти
немного вверх, чтобы вернуться на маршрут, на Западный гребень,--подъем,
который час назад они не смогли бы осилить. Я выдавал Эдику веревку, страхуя
через скальный выступ. Влево прямо у наших ног была километровая отвесная
стена, обрывавшаяся в кулуар Бонингтона. Сейчас мы видели там только черную
бездну, начинавшуюся 10-метровым освещенным луной скальным юго-западным
склоном.
Эдик медленно уходил на северный склон Эвереста, более пологий на этом
участке маршрута,--склон, по которому только что шли мы. Когда он скрылся за
гребнем, следом пошел Володя.
311
Мы спешили вверх. Пройдя метров 30, я остановился, принял Серегу и
высказал ему свои сомнения по поводу правильности нашего решения. Состояние
ребят, в котором мы их оставили, тревожило. Если с ними что-нибудь случится,
когда мы будем делать восхождение, то вся вина ляжет на нас--ведь только мы
сейчас могли им помочь. Сорвется вся экспедиция, которую мы только что
вывели из пике. Но нас тянула Вершина, мы не могли идти вниз, не ступив на
высшую точку планеты. Подарок, который мне ребята сделали в честь моего дня
рождения, был совсем близко, я не мог от него отказаться. Сереге он тоже был
подарен здесь же, в базовом лагере, в день его рождения. Мы были уверены в
успехе и заспешили.
Сначала нам встретились крючья и карабины, оставленные Володей, потом
анорак, дальше кошки и рюкзак. Значит, идем по правильному пути. Последняя
крутая 40-метровая стенка позади. Под ней обнаруживаем кислородный баллон
размером вдвое больше нашего, оставленный чьей-то экспедицией. Не
переставая, сыплет на скалы снег. Без кошек мы не смогли бы пройти те
участки скал, которые теперь уже позади.
Простой путь начался на снежном гребне, ведущем к вершине. Опять идем
одновременно по самому лезвию гребня, одна нога на южном, а другая на
северном склоне горы. Временами останавливаемся, чтобы передохнуть от
взятого нами бешеного темпа. Выйдя на простой и сравнительно безопасный
путь, оглядываемся, ориентируясь на Южную вершину Эвереста, которая справа
от нас.
Вершину я почувствовал метров за 40. Хотя до этого думал, что идти нам
еще около часа. Южная вершина лишь немного ниже главной.
На вершину выводит снежный склон. На самой верхней точке обнаруживаю
наш кислородный баллон, он наполовину утоплен в снегу. Сажусь около него,
оседлав узкий снежный гребень, вгоняю айсбайль и подбираю веревку, которая
свободно идет от Сереги. Он выходит и останавливается возле меня. Я улыбаюсь
под маской. Потом говорю:
- Все!
Мы жмем друг другу руки. Но поверить в то, что стоим на вершине
Эвереста, трудно--нет полного ощущения свершившегося, все получилось
неожиданно легко и быстро.
На вершине из снега торчит дюралевый штырь, обмотанный, видимо,
выгоревшим на солнце флагом. У меня кончился кислород, нужно сменить баллон.
Я снимаю рюкзак, отсоединяю редуктор и подключаю полный. Стрелка показывает
180 атмосфер, этого вполне достаточно для спуска, даже при расходе 2 литра в
минуту. Потом достаю из клапана рюкзака "Смену", Серега в это время
настраивает "Роллей". Но аппарат замерз, и объектив не выдвигается. Мы
начали фотографировать друг друга "Сменой". Чехол--из кожзаменителя, он
разлетается на куски от холода. Серега сделал три щелчка с выдержкой 5, 7 и
9 секунд, когда я стоял неподвижно с поднятым в руке айсбайлем и вымпелом на
фоне пика Лхоцзе, который при своей высоте в 8501 м казался совсем внизу,
вырисовываясь острым вершинным гребнем в серебристо-матовом лунном свете.
Потом мы поменялись ролями: он позировал, а я снимал с такой же выдержкой.
Наш опыт ночного фотографирования оказался недостаточным. Если наши глаза
уже привыкли к темноте и лунному свету, то пленку, оказалось, к этому
приучить трудно, несмотря на то, что ее занесли (ей сильно повезло) на самую
вершину Эвереста. Когда в Москве тщательно проявили пленку в специальной
лаборатории, на отснятых нами на вершине 7 кадрах кроме темной ночи ничего
не удалось рассмотреть.
Уже около 23 часов. Нужно спешить вниз. Мы выпили немного компоту и,
сняв маски, несколько минут подышали атмосферой Эвереста. Я отрезал от
фотоаппарата страховочную, веревку и привязал свой пустой баллон и баллон
312
первой двойки к верхушке треноги, торчавшей из снега. Булавками мы
прикололи к остаткам укрепленного на треноге флага вымпел и значок альпклуба
"Донбасс", вымпел ДСО "Авангард" и значок--герб Харькова.
Полчаса пролетели незаметно. Мы пошли вниз. Дойдя до скал,
остановились, чтобы взять на память несколько камней. На самой вершине их
нет. Сейчас вершина снежная, установленная там в 1975 г. дюралевая тренога
(2,5 м) занесена снегом и подняла высоту Эвереста до 8850 м.
Вниз мы шли по уже знакомому пути. Ветрозащитные костюмы покрылись
ледовым панцирем. А на груди от вытекающего из маски конденсата образовался
даже щит из льда. Веки все время смерзались, склеивались инеем, приходилось
каждый раз открывать их рукой.
Светозащитными очками сейчас положение спасти было невозможно и без
того ничего не видно.
Внизу в лунном свете увидели первую двойку. Ребята двигались в
противоположном направлении от пути спуска. Один, задний, сидел на снегу, а
передний просто шевелился, иногда переставляя ноги.
Путь спуска на этом участке уже был обозначен перильной веревкой, по
которой мы ориентировались на подъеме. Но, видимо, условия и обстановка, в
которых они совершали подъем, сейчас изменились. Обратная дорога стала для
них неузнаваемой. Снег, ночь, усталость делали свое дело.
Мы начали кричать, чтобы они не двигались, а ждали нас. По дороге я
подобрал кошки, крючья с карабинами и анорак Володи: на спуске они были
необходимы. Дойдя до места, где мы на подъеме встретили ребят, я подобрал
вторую пару кошек, оставленную нами. Серега привязал их к моему рюкзаку,
чтобы не развязывать его. Рюкзак Балыбердина решили не брать.
Мы спешим, но на сложных участках не забываем о страховке, и не
напрасно. Снег и темень сглаживают рельеф, скрывают мелкие уступы. Я иду
вторым, местами закрепляя веревку для Сереги, по которой он быстро скользит
вниз и, организовав в удобном месте страховку, принимает меня. Внизу подо
мной метра на полтора снежная полка 2-метровой ширины. Я прыгаю, кошки
скрежещут на гладкой наклонной заснеженной каменной плите. Упав на спину, я
съезжаю, упираясь руками в скользкую основу. Веревка натянулась на самом
краю обрыва. Опоры под ногами уже нет. Нет и страха: почему-то уверен, что
не улечу, что есть страховка. Так и случилось. Серега стоял, заложив веревку
за небольшой выступ. Выступ, в который, как он потом признался, сам не
верил. Теперь я вспомнил эту плиту, которую проходил на подъеме, и как на
ней скользили острые зубья стальных кошек, не находя даже малейшей
шероховатости.
Подходит момент "стыковки". Ребята уже совсем близко. Северный склон
уходит на несколько километров в Тибет, где работает сейчас американская
экспедиция, которая в случае нашего срыва сможет найти что-нибудь от нас
возле своих палаток в начале маршрута.
Но мы уже около знакомого, добитого мной на подъеме скального крюка и
уходящей от него в темноту тонкой нити веревочных перил. Ребята прошли выше
этого места и теперь медленно подходят к нам. Без кошек им нужно быть
предельно осторожными, хотя крутизна здесь и небольшая. Когда они подошли,
появились спокойствие, уверенность в благополучном исходе штурма.
Я закрепляю нашу веревку, по ней спускается на всю длину Серега, за ним
Мысловский и Балыбердин. Потом они принимают с нижней страховкой. Местами
приходится использовать старую, очень тонкую чужую веревку. Хорошо, что на
подъеме мы добили все старые крючья и связали перебитые и протертые места.
Был риск, и немалый, но иначе не спустишься, а ждать и медлить нельзя. Мороз
усиливается, поднимается ветер, луна уходит за горизонт,
за облака, а мы никак не можем обойти этот бесконечный жандарм, выйти
на сравнительно простой гребень, передохнуть. Мысловский все время скользит,
повисает на веревке. Кошки надевать негде, да и некогда. Я упираюсь изо всех
сил, чтобы меня не сдернули.
И вот мы на сравнительно ровном участке. Теперь до лагеря V путь только
по гребню, никуда не сворачивая, но Эдик идти отказывается. Сел, свесил ноги
в сторону Непала, говорит, что ему и здесь хорошо. Оказывается, у него
кончился кислород, и Серега отдает ему свой последний баллон с остатками
кислорода. Я в это время надеваю на ребят кошки. Через каждую пару минут
приходится отогревать руки, кожа пристает к металлу, и вся процедура
занимает у нас около получаса.
Теперь нужно как можно быстрее спуститься в лагерь V, потому что Серега
остался без кислорода и может поморозиться, если мы задержимся.
Сейчас я иду впереди, выбираю путь. Серега несколько раз просит не
спешить; я забываю, что темп у него теперь не тот. Двойка следует за нами в
связке: Мысловский-- впритык к Сереге, а Володя замыкает. Иногда на крутых
стенках мы организуем для них перила, чтобы им легче было спускаться.
Луна прячется, настает полная темень. Лезу в пуховку за фонариком,
который дал мне Ефимов перед выходом наверх. Прохожу участки метров по 10 и
потом подсвечиваю ребятам. Собираемся вместе и опять начинаем все сначала.
Каждый ожидает своей очереди идти, терпеливо замерзая,--других вариантов
нет. Хорошо, что гребень сравнительно простой. Всех колотит от холода. Так
движемся около часа. Эдик жалуется на холод, у него прихватило руки, а о
своих запасных рукавицах я забыл, да и доставание их из рюкзака отнимет
много дефицитных минут. Скоро должен быть лагерь.
Даже небольшие участки Эдик проходит с трудом, медленно, жалуется, что
Володя его держит, не выдает веревку. Начинаем ругать Володю, но тот
говорит, что веревка свободна. Оказывается, для Эдика это просто возможность
для передышки, которые каждый раз затягиваются. Серега уговорами, силой и
матом с трудом ликвидирует подобные задержки.
Сейчас главное--не проскочить, найти место, где нужно свернуть с гребня
влево. Уже несколько предложений уйти с гребня было на похожих участках, а
сверни мы не там--исход один: в такой ситуации уже не выпутаться никому.
Я хорошо помню то место. Вправо, на север, уходит пологий снежный
склон, на -котором при подъеме была видна чья-то старая, но еще хорошо
сохранившаяся палатка. А влево спускается ссыпной скальный склон, по
которому лежал наш путь наверх. Не обращая внимания на предложения ребят, не
споря, высвечивая фонариком путь, иду вниз. Местами в снегу встречаю наши
следы и радуюсь такой встрече, как маяку, который указывает путь к теплу, к
дому. Для идущих сзади остаются мои следы и свет фонаря, повернутого в их
сторону при очередной моей остановке. Тогда идти начинают они. Серега верит,
что я не заблужусь, а остальные полагаются на нас.
Рассвет наступает мгновенно. На востоке из облаков в зелено-голубом
свете высвечиваются гиганты Гималаев.
Наш путь к лагерю V заканчивается. Я последним покидаю Западный
гребень, закрепив на айсбайле веревку для ребят, по которой они проходят
оставшиеся метры до начала перильной веревки, ведущей к палатке, а из
палатки уже доносятся крики ребят.
Радости не было конца. Нас втянули в палатку, где тепло и есть питье,
можно посидеть и отдохнуть несколько минут не двигаясь. Теперь Иванов и
Ефимов засобирались на гору. У них тоже появился шанс. В 2-местном
пространстве палатки поместилось 6 человек. Хорошо, что мы
накануне расширили площадку под палаткой. Но долго так продолжаться не
могло. Мы вытесняли потихоньку готовую к штурму двойку на улицу.
Связались с базой. Двойке дают "добро" на выход. В это время разуваем
ребят, растираем им руки и ноги, даем таблетки, поим чаем. Эдику, видимо, не
избежать ампутации пальцев на руках--они почернели и не гнутся. Непривычно
держать такую руку--не верится, что эта рука живого человека. После порции
таблеток и выпитого чая ребята засыпают. Эдику предварительно делаю укол в
ягодицу.
Через пару часов расталкиваем ребят. Здесь кислороду только для них, и
нам нет смысла сидеть, нужно терять высоту. Расшевелить их удается с большим
трудом. Надеваем на них ботинки, кошки, опять поим чаем.
Бершов уходит вниз первым топтать дорогу, откапывать перила. Все
занесено снегом. Следом отправляю Эдика, отдав ему свой лепесток для спуска
по веревке. Как он будет своими пальцами заправлять в него веревку-- пока
загадка.
Когда мы спустились сюда, Балыбердин все рвался пойти снова
вверх--забрать оставленные вещи. Мы напрасно уговаривали его, он был
неумолим. Теперь же, после двухчасового сна, даже не вспомнил о них.
Заклеив перцовым пластырем палатку, которую мы прожгли только что, тоже
ухожу вниз. Замыкает Володя.
Острые, как ножи, гималайские снежные гребни, по которым нам нужно
идти, тянутся до самого лагеря IV. Серега виден далеко внизу. Выходя из
кулуара на гребень, он соскальзывает по заснеженному склону, но повисает на
перилах. Теперь нужно быть еще более осторожным и аккуратным, чтобы не
наломать дров.
5.05.82. Лагерь IV.
Погода сегодня весь день плохая--сыплет снег, задувает ветер. Снизу к
нашей двойке интерес минимальный, даже не спросили, когда точно мы взошли на
вершину. Сейчас все озабочены состоянием Мысловского и Балыбер-дина. Бэл
начал отходить, бодрится.
Мы опять кипятим чай, уже в который раз за этот выход. Обговариваем
тактику спуска в лагерь-III; это нужно осуществить загодя, потому что сюда
поднимается двойка Валиев--Хрищатый и мы им не должны мешать. Они
поднимаются, чтобы осуществить свою мечту.
313
Казбек Валиев
Страницы погибшего дневника
Высылаю Вам несколько кадров панорамы Гималаев на запад от Эвереста.
Снимки сделаны с высоты 8300 м... Поэтому, может быть, мои снимки имеют для
вас какую-то ценность. Но качество неважное. В тексте за точность дат не
ручаюсь, т. к. мой дневник лежит где-то в трещине под Эверестом. С уважением
Казбек
Из письма к редактору книги
2.05.82 проснулись с Валерой рано, еще не было 4 часов. Медленно
одеваюсь. Валера спал одетым. Около 5 часов уже довольно светло. Собрали
рюкзаки, вытащили их на улицу. Идем завтракать.
За столом уже приготовили свои микрофоны, фото- и кинокамеры Валя
Венделовский ("Леннаучфильм") и Юра Родионов (корреспондент ТАСС), здесь же
кинооператор Дима Коваленко. Подошли Овчинников, Тамм. Слава Они-щенко
принес нам в дорогу кусок сала. Нашей группе (Ильинский, Чепчев, Хрищатый и
Валиев) первой записано в задании: "Совершить восхождение на Эверест".
Группам Мысловского и Иванова давалось смешанное задание: завершить
обработку маршрута, установить лагерь V на высоте 8500 м и, если останутся
силы, совершить восхождение.
Родионову кажется, что мы скажем сегодня утром что-нибудь особенное, и
он не отходит от нас с микрофоном. Мы же несем всякую чепуху, а о Горе,
конечно, ни слова. Тем более что очень плохой прогноз.
Завтра следом за нами выходит вторая наша двойка-Ильинский--Чепчев. С
ними шерпы сделают вторую ходку с кислородом в лагерь III. Из лагеря III мы
с Валерой должны сделать заброску в лагерь IV и спуститься в тот же день в
лагерь III, куда в это время подойдут Эрик с Сергеем. Так должна произойти
"стыковка", и на следующий день мы пойдем уже одной группой выше. Таков
план, а как там будет наверху?..
Надеваем рюкзаки. Все по очереди жмут нам руки, желают погоды, шутят.
Ильинский с Чепчевым тоже встали проводить нас. Вслед нам машут руками,
кричат напутствия, снимают. Мы идем медленно в сторону ледопада,
оборачиваемся, на прощание размахиваем ледорубами. Шерпы выходят на 10 минут
позже. Рюкзаки у нас не тяжелые, килограммов по 10.
В 14.00 остановились на радиосвязь, шерпы идут дальше.
После радиосвязи пытаюсь надеть рюкзак, но вдруг резкая боль в левом
плече меня остановила. Я согнулся влево-вниз, а разогнуться не могу. В
согнутом положении ничего не болит, но не пойду же я так дальше... Дело в
том, что после выхода из промежуточного лагеря надорвалась левая лямка
рюкзака, и я тащил его немного перекосившись. Наверное, потянул какую-то
жилку.
314
Вспоминаем с Валерой старый анекдот про бабусю с радикулитом и хохочем,
потому что я стою почти на четвереньках и не могу выпрямиться. Меняемся с
ним рюкзаками. Он надевает на меня свой, я с воплями разгибаюсь и, охая,
бреду за Валерой, подвесив левую руку на лямку рюкзака. Так и дошли до I
лагеря, боль к этому времени немного утихла.
3.05.82 проснулись рано, в 7.30 плотно позавтракали. Около 9 часов не
спеша собрались, вышли. Участок известный, погода пока неплохая, яркое
солнце чуть подернуто тонкими перистыми облаками--предвестниками непогоды.
Оправдается прогноз или нет?
Идем не торопясь. Поднялись до 18-й веревки. Здесь остановились
перекусить, сидим на узкой скальной полочке. Фотографируем. Где-то Далеко
внизу по леднику должны идти Эрик с Сережей. По утренней связи нам передали,
что они вышли из базового лагеря. С ними радиосвязи не получилось. В 14.00
мы уже в лагере II. Видим, как высоко над нами на скалах выше лагеря III
кто-то идет по перилам в красном анораке. Это группа Вали Иванова переходит
в лагерь IV.
На вечерней связи слушали разговоры верхних лагерей с базой. Володя с
Эдиком еще не дошли до конца перил из-за позднего выхода из лагеря IV.
Последние 3 дня они постоянно заканчивают работу в темноте. А ведь завтра
они хотели выйти на штурм, надо им еще дойти до места ночевки, установить
палатку и успеть отдохнуть до утра... Опять за них беспокоимся, так же как
последние 3 ночи.
4.05.82 вышли из лагеря II, как это делали во время грузовых ходок, в
8.45, сразу после радиосвязи. Шерпам надо успеть вернуться из лагеря III
обратно. Из утренней сводки узнали, что Володя с Эдиком установили вчера
поздно вечером лагерь V и сегодня рано утром вышли на штурм. Откровенно
говоря, я считал, что после их поздних возвращений с обработки и подъема в
лагерь IV у них может не остаться сил на штурм. Видимо, Балыбердин
двужильный. Ведь он и сейчас пошел на штурм без применения кислорода.
Эдик--с кислородом. У него 2 баллона. Да еще надо учитывать психологический
фактор: они уже рядом с вершиной, и даже вконец обессилевший человек в
полдня пути от вершины мира попытается завершить дело.
Прошел 16 веревок. Чувствую себя неплохо. Снимаю рюкзак, достаю
закутанную в пуховку рацию, вызываю базу. Тамм передает, что верхняя двойка
еще идет, они уже близко к вершине. Первая связка группы Иванова уже в V
лагере. У нас снег уже плотно засыпал скалы, выпало сантиметра 4 снега, и
это буквально за час. С трудом в вибраме пролезаю последнюю, 18-ю, крутую
веревку. Валера немного выше меня. Я решил надеть кошки, так как в вибраме
по скалам, засыпанным снегом, лезть очень трудно.
Пока с ними вожусь, сверху спускаются Темба и Сун Бадур. Они уже были в
палатках III лагеря, оставили там 8 баллонов с кислородом и быстро
спускаются. Темба пообещал завтра сделать еще одну ходку с кислородом.
Прощаемся, он пожелал нам удачи и скрылся внизу в снегопаде.
Через 40 минут я влез в палатку лагеря III. В 18.00 на вечерней
радиосвязи узнали, что Володя Балыбердин и Эдик Мысловский достигли вершины!
Мы с Валерой в восторге от работы, проделанной ими. В базовом лагере у нас
были подозрения, что эта двойка может даже не поставить лагерь V. А они
дошли до вершины. Молодцы! Но' до 18 часов они еще не спустились в лагерь V,
говорят, что они до темноты спуститься не успеют. Это они сообщили в 17
часов. Бершов и Туркевич вышли им навстречу.
Начинается что-то вроде спасательных работ. Тамм] передал нам, чтобы мы
обязательно завтра подняли лагерь IV как можно больше кислорода, часть может
понадобиться тем, кто находится выше нас. По г
мы с Валерой должны были завтра сделать то же самое, но с возвращением
в III лагерь, куда к этому времени поднимутся Ильинский и Чепчев. Теперь
этот план может поломаться. Все теперь зависит от того, как сложатся дела у
первых двух связок.
Валера хочет дойти до IV лагеря не пользуясь кислородом, я думаю идти
по самочувствию, хотелось бы пересечь 8-тысячную отметку не пользуясь
кислородом. Одно обстоятельство сильно меня беспокоит--очень много снега
выпало на скалы. Они буквально засыпаны снегом. По кулуарам и крутым
участкам сходят лавинки.
По радиосвязи Тамм добавил, что наша связка не должна спускаться завтра
обратно в лагерь III, так как сюда должны завтра спуститься Володя с Эдиком
и двойка сопровождения. Ill лагерь более 6 человек вместить не может. Сюда
же поднимутся Эрик с Сережей, получится как раз 6 человек. Так что
соединиться нашей четверке не удастся.
5.05.82 из утренней радиосвязи узнали, что обе верхние связки
благополучно спустились в лагерь V, причем Турке-вич и Бершов успели даже
ночью побывать на вершине и помогли первой двойке добраться до лагеря V.
Сегодня все четверо должны спуститься в лагерь III. У Мысловского и
Балыбердина серьезное обморожение конечностей.
Выхожу из лагеря III около 10 часов. Валера обещает выйти через
полчаса. Кругом холодное царство снега. Чистых скал почти не видно, только
под нависшими скальными карнизами нет снега, остальное все им завалено. Утро
довольно ясное, но вот омрачает количество выпавшего снега. Сажусь на рюкзак
около палаток, стряхивая с подвешенных на перилах кошек снег и не торопясь
надеваю их на ботинки. Поверх ботинок надеты утеплительные чехлы, специально
изготовленные в Москве.
Снизу ветер гонит облака, и туман часто сокращает видимость. Иногда
между точками закрепления веревок 40--50 м, перила вытягиваются, зацепов и
уступов, чтобы поставить ногу в кошке, под снегом не видно. Приходится идти
не очень технично, часто подтягиваюсь на руках. Чтобы поставить ногу,
расчищаю снег со скалы рукавицами, нахожу подходящий выступ, ищу наиболее
экономичный способ подъема, и так почти на каждом шагу.
Прошел 200 м перил, теперь пошли крутые стенки по 10--15 м с небольшими
зацепками. В кошках их надо проходить не останавливаясь, так как негде
поставить обе ноги или хоть одну так, чтобы отдохнуть, перевести дыхание.
Так постепенно преодолел 10 перильных веревок, думаю, что пересек 8-тысячную
отметку.
Остановился на радиосвязь уже около 14.00. Тамм передает обстановку
наверху, сообщает, что Иванов и Ефимов сегодня благополучно достигли вершины
и начали спуск. Скоро я должен встретить спускающихся Туркевича,
Балыбердина, Мысловского и Бершова.
Ко мне сверху по перилам спустился Миша Туркевич. Поздравляю его с
победой. Он рассказывает:
-- Если бы мы не оказали помощь Балыбердину и
Мысловскому, они бы просто там медленно замерзли,
погибли бы. На этом бы все и кончилось.
Подходит Сережа Бершов:
-- Эдик так и не вышел из четвертого лагеря. Говорит,
что, пока не выспится, никуда оттуда не пойдет. Сколько я
его ни уговаривал, он не реагирует.
Видимо, Эдик на пределе или за ним. Зато Володя держится молодцом. Вот
он в 20 м выше нас, спускается по перилам. Расстаюсь со счастливыми
украинцами. Пора включать кислород, 8000 м уже позади; надевая маску,
включаю минимальную подачу--0,5 литра в минуту--и иду дальше. Надо
торопиться. За 4 часа я прошел 10 веревок, впереди еще 6--7, то есть около 3
часов работы. Пока выходил на радиосвязь, за разговорами с ребятами прошло
около часа. В общем, до темноты времени"осталось мало. А
скалы здесь посерьезнее, чем сразу выше лагеря III. Надо постараться до
18 часов подняться в IV лагерь.
Подошел снизу Валера. Я ухожу выше. Поздравил Балыбердина и дальше.
Здесь одна стена круче другой, с кислородом темп увеличился, но
несущественно--все так же трудно работать в кошках на сложных скалах.
Выхожу на очередную стенку--наверху у крюка стоит Эдик Мысловский.
Поздравляю его сквозь частое, срывающееся дыхание. Он просит дать ему
какие-нибудь рукавицы, так как его хорошие запасные улетели. Он стоит в
разорванных голубых шерстяных варежках с обмороженными пальцами. Я предлагаю
ему мои запасные варежки из собачьей шерсти домашней вязки, но он не может
достать сам их из моего рюкзака. Я не могу снять здесь рюкзак, так как сам
буквально вишу на крюке ниже Эдика. Ногу некуда поставить. Прохожу дальше
вправо 'по узкой скальной полочке, подвешиваю на крюке рюкзак, достаю
варежки, несу Эдику. Тот, по-моему, с удовольствием их надевает, и мы
расстаемся. На все это уходит еще полчаса. Тороплюсь, но темп увеличить не
могу: чем дальше идешь, тем тяжелее рюкзак, а высота около 8200. В 18.00
нахожусь на 15-й веревке. Выхожу на радиосвязь. Базу не слышу, Зато на связь
выходит Валера Хомутов. Сообщаю обстановку, прошу перенести радиосвязь на
19.00. Иду дальше. Довольно крутая скала, в нижней части немного нависает
над снежным гребешком, упирающимся в нее. Скалы по-прежнему сильно
заснежены.
В средней части стенки у меня неожиданно слетела кошка с левого
ботинка. Скала здесь крутая, стать обеими ногами негде. Кошка лежит на
маленьком выступе, я ее придерживаю левой ногой, чтобы она не упала вниз
совсем. Зависаю на зажиме и с трудом достаю кошку, держу ее левой рукой, на
правой подтягиваюсь и вылезаю на узкую заснеженную полочку, рюкзак большой и
мешает надеть здесь кошку. Левая нога скользит. Нет, здесь кошку не
надеть--слишком узкая полка. В ушах грохочет сердце, слышу только свое
хриплое, со свистом дыхание. Скала так заснежена, что с одной кошкой еле
выбираюсь на следующий 2-метровый выступ.
С удовольствием обнаружил, что это уже гребень. Надеваю кошку,
выпрямляюсь и вдруг вижу в 15 м от себя палатку лагеря IV.
6.05.82. С выходом не торопимся. Сегодня надо пройти всего 10--12
перильных веревок до лагеря V. Спал неплохо. Но во сне, видимо, пытался
отдышаться от приступа кашля, дважды срывал маску и потом засыпал без нее.
Погружаясь в сон, понимаю, что оставляю включенным баллон, драгоценный
кислород уходит через сброшенную маску. Так хочется спать, что с трудом
заставляю себя найти рукой лежащий рядом баллон и выключить подачу
кислорода. Под утро проснулся, снова надел маску, включил кислород, но
кажется, что в ней труднее дышать.
Начинаем собираться. Я заправляю примус, разжигаю его, начинаю топить
лед. В 8.30 в нашу палатку влез Валентин Иванов. Он уже спускается из лагеря
V, где он с Ефимовым ночевал после штурма. Валя рассказывает, что без
кислорода трудно спать на 8500 и он с Сергеем начали спускаться, как только
рассвело. Поздравляем его с победой, долго разговариваем. Валя оставил мне
фляжку на 300 грамм для воды--она как раз помещается в карман пуховки.
Просил ее сохранить: это подарок его жены.
Выхожу около 10.30. Иду на остатках кислорода во вчерашнем баллоне. В
рюкзаке еще 3 полных. Рельеф выше IV лагеря несложный. Это кружевные
серповидные снежные гребни, но встречаются довольно крутые скальные
жандармы. На 14-часовой радиосвязи сижу в начале 7-й перильной веревки,
отдыхаю после прохождения именно такого жандарма.
Узнаю через базовый лагерь (прямая связь не получилась), что Эрик
Ильинский вышел из лагеря III и находится
315
сейчас на 6-й веревке. Это очень мало для 14 часов. Обычно на той
высоте за час проходишь 2--3 веревки, а ему до темноты надо пройти еще 9--10
веревок. Прошу передать ему, чтобы включил подачу 3 литра в минуту и шел не
экономя кислород, так как у Валеры уже есть один резервный баллон и, может
быть, будет еще один. Чепчева Эрик не видит, а тот обещал выйти за ним через
полчаса. Значит, Серега не прошел и 5 веревок! Ситуация у них сложная. Я
очень волнуюсь за них. Слишком поздно они вышли из III лагеря. Засветло в
лагерь IV они могут не дойти, а хождение по перилам в темноте сил не
прибавляет.
Около 15.30 я в лагере V. Вижу внизу на 7-й веревке Валеру. Уже начался
ветер, холодно. Влезаю в палатку, отключаю кислород, начинаю работать с
примусом. Возиться в палатке, что-либо делать без кислорода не тяжело. А
высота около 8500 м. Когда находишься в палатке, то забываешь об этом.
Выходим на связь в 18.00. Ильинский и Чепчев где-то на подходе к лагерю
IV. С ними у нас связь не получается. Новости узнаем через базовый лагерь.
Эрик перенес связь на 20.00 Планируем выйти завтра пораньше, около 4 часов
утра.
Весь вечер дует сильный ветер. Валера из-за этого сильно замерз на
подходе к палатке.
В 20.00 включаем рацию. Слышим, как Эрика вызывает база. Ответа нет.
Тамм просит меня еще несколько раз повызывать лагерь IV. Еще полчаса наша
рация включена на прием. В эфире тихо. Устраиваемся спать. Я с кислородом,
Валера без него. Еще в IV лагере ночью меня беспокоила боль при кашле в
левом боку, в районе сердца. Чувствую я себя хорошо, насколько это возможно
на высоте 8500. Но когда кашляю,--резкая боль в области 3--4-го ребра. Такое
впечатление, что сломано ребро. Щупаю рукой бок--да, что-то с ребром. Не
помню, что я с ним мог сделать? Ночью часто просыпаюсь от боли, если начинаю
ворочаться или повернусь на левый бок. Да и грохот ветра мешал спать
спокойно. Около 3 часов ночи повалило один торец палатки с северо-запада.
Полузаваленная палатка грохочет, как лист железа над головой. Решаем
перенести выход на 7 часов утра. Может, ветер утихнет?
7.05.82 около 5 часов утра начинаем одеваться. Валера подержал ботинки
над горячим примусом, чтобы отогреть их. Свои я держал в спальном мешке, и
они не очень сильно промерзли. Ветер все еще трясет палатку. Решаем выходить
в 7.00. Чай, вскипяченный вчера в автоклаве и лежавший в "шубе", еще теплый.
Подогреваем. Едим немного риса с ветчиной. Около 7 часов вылезаем из
палатки. Облачность в районе 7500 м. Сильнейший ветер. Мороз. У меня в
рюкзаке 2 баллона с кислородом, в каждом около 215 атмосфер. У Валеры тоже.
Он надел маску, а кислород пока не включал. Я включил подачу 1,5 литра в
минуту. Валера идет впереди, проходим последнюю веревку перил. Дальше
веревок нет, свободных тоже. Я спускаюсь обратно, снимаем последние перила,
связываемся и начинаем подъем на Западный гребень, он недалеко, метрах в
60--70. Валера идет медленно, еще не разошелся, да и ему тяжелее--он без
кислорода, а мне не терпится выйти на основной гребень. Ветер завывает в
скалах, порывы его сильно толкают в спину.
Перед выходом на Западный гребень Валера долго стоит, потом очень
медленно вылезает в проем скал и останавливается. Я начинаю беспокоиться,
стою метрах в 15--20 ниже на остром боковом гребне. Жду, что будет делать
Валера; очень медленно он передвигается.
Вдруг он поворачивается ко мне лицом и машет рукой в сторону палатки,
скрещивает руки над головой. Его жесты для меня понятны: надо возвращаться,
наверх нельзя. Я кричу ему в бешенстве:
316
-- На Эвересте повернуть назад?! Ни за что! Может,
потому, что без кислорода? Включи редуктор!
Не помню, как подскочил к нему. Поднимаюсь на гребень и от неожиданного
сильного порыва ветра чуть не падаю на ту сторону. Хватаюсь руками за скалу.
Да, здесь стоять нельзя, валит ветром с ног. На перегибе гребня ветер
достигает максимальной скорости и жутко грохочет в ушах. Такое чувство,
будто стоишь на переезде и мимо мчится скорый поезд. Слов не разобрать. Мы
что-то кричим друг другу, но в двух метрах ничего не слышно. Я пытаюсь
пробраться дальше вверх по гребню. Валера остается, окоченевший от дикого
холода. Я лезу на четвереньках по фирновому гребешку, глубоко вбивая
ледоруб, чтобы не скинуло ветром вниз.
Чувствую, что правая часть лица уже подморожена. Я ведь надел только
кислородную маску. Ветрозащитная--в рюкзаке. Там, в палатке, мы даже не
предполагали, какой здесь мороз и бешеный ветер. Вылезаю на гребень и тут
останавливаюсь. Дальше насколько хватает глаз над Западным гребнем
гигантские клубы сорванного ветром снега, из-за них не видно, что там
дальше.
Это зрелище меня отрезвило. Мне вдруг стало ясно, что если мы продолжим
штурм, то имеем перспективу через час замерзнуть или сорваться с гребня.
Ветер пытается сбросить меня с гребня, но я крепко держусь за вбитый по
самую головку ледоруб. Меня душит бессильная злость. Я вижу, что технически
гребень не сложный, но в эту непогоду--непроходим.'Да, не повезло с погодой!
Прогноз оправдался.
Но, может быть, сила ветра уменьшится через 2--3 часа? Эта мысль сразу
привела меня в чувство.
Еще не все потеряно. Есть надежда. Мы переждем этот жуткий ветер и
выйдем снова на штурм.
А теперь--вниз, скорей в палатку, надо экономить кислород для второй
попытки.
Только сейчас я почувствовал, как сильно замерзли ноги. Надо спешить.
Медленно сползаю вниз, подхожу к Валере. Он уже ниже гребня, страхует
меня. Кричу ему прямо в ухо, что через 2--3 часа повторим попытку, он
отвечает, что тоже так думает, и через 10--15 минут мы влезаем в
полузаваленную палатку.
Смотрю на часы: 8.30. Достаю из пуховки рацию. Выключаю подачу
кислорода.
-- База, база! Я--лагерь V. Попытка штурма не уда
лась из-за ураганного ветра на гребне.
В ответ--тишина. Сигнальная лампочка на рации не горит: село питание.
Видимо, аккумулятор замерз даже под пуховкой! В такой холод мы бы
продержались на гребне не более 2 часов. Что было бы потом? Неизвестно!
Может быть, мы бы уже не увидели этой палатки никогда...
Я боюсь, что этот ветер--тот самый, обещанный прогнозом, и завтра, 8
мая, будет максимум непогоды. До сих пор прогноз часто подтверждался:
снегопад, как по заказу,--4 мая, вчера во второй половине дня начался этот
проклятый ветер. Считаю, что надо идти даже ночью, но хотя бы при меньшем
ветре. Надо использовать любой шанс. Отсиживаться сутки-двое нельзя. Бензина
осталась 1 банка. Эрик с Сергеем не взяли больше бензина из IV лагеря, я не
успел им это сообщить. Да и лишняя ночевка на 8500 перед штурмом--это потеря
сил.
Сидим, отогреваясь, возле горящего примуса. Долго его жечь нельзя:
бензина мало. Палатка грохочет и трясется. Упавший торец палатки надо
поднять, но вылезать не хочется, надо согреться, да и он пока сильно не
мешает.
Валера влезает в спальный мешок, согревается там и, по-моему, засыпает.
Я тоже залез ногами прямо в ботинках в мешок, но бодрствую. Солнце уже
поднялось над Звере-, стом, и в палатке стало намного теплее. Я подогрел
немного чаю, растолкал Валеру, попили. Сразу стало легче,
горло не так сильно сохнет. С благодарностью вспоминаю Валю Иванова,
который дал мне свою маленькую полиэтиленовую фляжку. Вылив туда остатки чая
и подсыпав снега, прячу ее под пуховку на живот. Через полчаса в ней
прохладное питье. Отпив часть, снова досыпаю снега и прячу под одежду. Так
лучше бороться с возникающими приступами высотного кашля. За этим занятием
проходит время.
Ветер все не утихает. Уже 12 часов дня. Вылезаю из палатки. Ярко светит
солнце, но очень холодно и бешеный ветер. У меня на руках шерстяные варежки,
но, пока я перестегивал страховочный карабин, руки окоченели. Осматриваю
конек палатки. Все цело, видимо, развязался на крюке узел оттяжки. Привязать
ее снова не могу: пальцы не гнутся. Засунул их под одежду, в пуховые брюки.
Они чуть отогрелись. Привязав оттяжку, быстро достаю фотоаппарат и делаю
подряд несколько снимков окружающих вершин, через 10 щелчков пленка в
аппарате порвалась, да и замерз я основательно. С удовольствием влезаю в
палатку. Валера не спит. Долго трясусь от холода.
Скоро время дневной радиосвязи, и в 14.00 я включаю отогревшуюся рацию.
Повторяю утренний текст, передаю, что собираемся выйти на штурм, как только
ветер начнет стихать, готовы выйти даже в ночь. Тамм поддержал наше решение,
спрашивает, сколько у нас кислорода. Я передаю, что у нас практически 4
полных баллона и еще 2 в запасе. Снизу сообщают, что утром расслышали
только, как мы вызывали базу. Но Хомутов услышал, что попытка не удалась и
мы находимся в палатке. Сейчас группа Хомутова подходит в III лагерь, но
что-то случилось с Лешей Москальцовым, и они идут втроем. Причину нам не
сказали. Связка Ильинский--Чепчев вышла из лагеря IV к нам в V. У них все в
порядке. Но почему-то опять с ними нет связи.
После радиосвязи немного поели (рис, ветчина, галеты, сухари, чай).
Полотнище палатки по-прежнему лупит нас по головам, на гребне вой и грохот
ветра. Кто-то из наших прожег небольшую дыру в палатке, и через нее и в
мелкие щели наметает снежок. Он везде: на одежде, продуктах, в углах. Все
происходящее воспринимается сознанием спокойно, но мне кажется, чувства
немного притуплены. Все-таки сидим без кислорода, и уже скоро будет сутки,
как мы находимся на. этой громадной высоте. Из наших никто столько не
находился здесь перед штурмом. Как это скажется на темпе восхождения? Тем
более что утром мы полтора часа боролись с ветром на гребне. Скорее бы
выйти!
Чувствую, как хорошо настроились мы с Валерой на штурм, мы обязательно
должны взойти, не может такого быть, чтобы у нас не получилось. Мы знаем,
как болеют за нас там, внизу, в базовом лагере, и на Родине, у нас в
Алма-Ате.
По-моему, ветер начал дуть порывами, значит, силы урагана на исходе,
можно готовиться к выходу. Пьем чай, немного едим, отогреваем над примусом
ботинки, надеваем на себя все, что есть. Ночью будет холодно. На мне
шерстяное тонкое белье, шерстяные гамаши, одна пара шерстяных носков, гетры,
шерстяная олимпийка, толстый свитер, пуховая жилетка, пуховые
брюки-комбинезон, пуховая куртка. На двойные ботинки надеты утепленные
нейлоновые чехлы, поверх них--легкие брезентовые, закрывающие подошву и
нижние швы ботинка, и только потом подвязаны кошки. На руках просторные
толстые рукавицы, вставленные в замшевые верхние. Лоб и уши охватывает
шерстяная вязаная ' полоска, сверху мотошлем, на нем горнолыжные очки. Лицо
закрывает ветрозащитная маска, поверх которой надета кислородная маска.
Поверх одежды--альпинистская беседка со страховочным карабином и с небольшой
длины самостраховкой.
В рюкзаке--2 баллона, к одному из которых подсоединен редуктор. Один
баллон с кислородом под давлением
215 атмосфер, во втором--180 атмосфер, часть его я израсходовал во
время утренней попытки штурма. На всякий случай положил в рюкзак пару
шерстяных варежек и пару легких кожаных, просторный нейлоновый ветрозащитный
костюм (анорак и брюки), пакетик с орехами и конфетами. В общем в рюкзаке
около 10 кг. В кармане жилета маленькая фляжка с теплым питьем, в пуховке
рация и фотоаппарат "Смена-символ".
Все-таки беспокоит меня мое ребро. Я уже привык, что при кашле надо
согнуться пополам, чтобы боль в боку не была такой резкой. Валера собирается
идти без применения кислорода, но на всякий случай возьмет с собой 2 полных
баллона. Я считаю, что теперь, когда мы явно идем на ночное восхождение,
каждый час из оставшихся до 19 часов светлого времени надо использовать с
максимальной пользой, успеть подняться как можно выше. Да и лезть в темноте
по скалам неизвестного нам гребня не просто. Поэтому будет надежнее, если
Валера пойдет с применением кислорода, и риск восхождения мы сведем к
минимальному. Я понимаю, что взойти на Эверест без кислорода-- мечта моего
друга, и уверен, что это наверняка у него получилось бы, если бы нам повезло
с погодой, как предыдущим группам. Но теперь, когда мы поставлены в такие
ненормальные условия, будет лучше, если все-таки Валера пойдет с кислородом.
Я пытаюсь убедить его, что лучше взойти на Эверест с кислородом, чем не
взойти вообще. Он долго не соглашается, мы спорим. В конце концов мои доводы
его убедили, и он надевает кислородную маску. Оба включаем подачу 2 литра в
минуту и медленно вылезаем из палатки. Ветер явно стихает. Ближайшие скалы
Эвереста, его желтый пояс эффектно подсвечен заходящим солнцем, вокруг нас и
выше скалы оранжевые, облачность ниже нас. Разглядывать окружающее нас
великолепие некогда, надо спешить. До захода солнца осталось около 2 часов.
Сейчас 17 часов 7 мая 1982 г. Значительно быстрее проходим уже
известный нам участок гребня. Валера идет впереди. Обходим частокол скальных
выступов справа по снежным гребешкам и полкам. Впереди вверху высятся
скальные взлеты Западного гребня. Далеко справа на фоне неба--Южная вершина
Эвереста. Главной вершины пока не видно из-за крутых и высоких жандармов
гребня.
Идти довольно трудно. Чувствуется вялость в ногах, дыхание тяжелое.
Сказывается влияние нашей дневки на 8500. Около часа идем по очень
изрезанному гребню без особого набора высоты. При переходе на левую сторону
гребня останавливаемся на радиосвязь. Евгений Игоревич Тамм одобрил выход,
сказал, чтобы мы шли спокойно и иногда выходили в эфир.
Левая сторона гребня--пологие скользкие плиты с короткими стеночками.
Медленно идем влево-вверх, набирая высоту. Крутизна склона 30--40°, выступов
мало, в основном скальные ступени, неширокие полки, засыпанные снегом.
Иногда встречаются куски перил югославской экспедиции--красный тонкий шнур
диаметром 6 мм. Но за него браться страшновато: он висит здесь уже несколько
лет. Следы прошедших здесь наших ребят почти не встречаются, сдуты утренним
ветром.
Облака стали реже и опустились ниже 7000 м. Отсюда панорама
потрясающая. Видно, как далеко на западе солнце уже коснулось туч на
горизонте и скоро зайдет. Надо торопиться, используя последние светлые
минуты. Но идем осторожно, так как выступов на скалах почти нет, в основном
только свободно лежащие живые камни, и страховаться практически не за что.
Хорошо, что солнце освещает возвышающийся над окружающим рельефом
Эверест дольше, чем любую другую точку планеты. Многие вершины уже утонули в
полупрозрачных синих сумерках, а у нас еще светит заходящее красное солнце!
317
Постепенно и у нас наступают сумерки. Скалы сразу стали мрачными и
неприветливыми. Мы подошли к высокому скальному барьеру шириной метров 50. У
подножия скал следов нет, поэтому долго выбираем вариант подъема. Валера
сходил вправо до гребня--подходящего пути нет, идет влево вдоль скал,
наконец решился и лезет вверх по еле заметному камину. Луна еще не вышла,
уже довольно темно. Я страхую его через небольшой скальный выступ. Часто
Валеру не вижу на черной в темноте скале, только слышно, как скрипят кошки о
скалы. Потом он кричит мне, что страховка готова, выбирает веревку, и так мы
тихо движемся в темноте. Слышу только свист своего дыхания, грохот сердца в
ушах и команды Валеры. Так мы идем довольно долго.
Очередной пояс скальных плит. Вдруг чувствую, что не успеваю за
Валерой; веревка, соединяющая нас все время, натянута. Я пытаюсь идти
быстрее, но сразу же останавливаюсь, задыхаюсь. Стою и никак не могу
успокоить свое дыхание. Может, что-нибудь с кислородом? Смотрю на индикатор
подачи кислорода--его не видно, значит, кислород не поступает в маску!
Снимаю рюкзак, осматриваю редуктор: все в порядке, 120 атмосфер. Трясу
индикатор-- он сразу заработал. Видимо, замерз в трубке, значит, уже
довольно холодно. Стало легче дышать.
Идем дальше, дышу нормально. Снова пояс крутых скал, точная копия
пройденного полчаса назад. Снова поиски пути. Валера обнаружил на скале
кусок тонкого югославского шнура, но пользоваться им не хочет--это слишком
рискованно--и лезет вдоль него. Я его страхую через крюк, предварительно
добив его в скалу камнем.
Дальше чередование скальных поясов, плит, участков жесткого и очень
ломкого фирна, на нем идем тоже с попеременной страховкой через вбитый в
фирн ледоруб. Уже очень холодно. Я нечаянно коснулся сдвинутыми на лоб
пластиковыми горнолыжными очками скалы, и их светофильтр моментально
рассыпался на мелкие кусочки.
Чувствую, что идем уже довольно долго, но на часы смотреть не хочется.
Все равно будем идти, пока не дойдем до вершины. Хоть 10, хоть 20 часов--все
равно дойдем. Я помню, как мы ночью в 1973 г. с Валерой вдвоем заканчивали
траверс Аксайской подковы. А ведь мы тогда были только второразрядниками. Я
уверен, что и мы дойдем до вершины, ведь это--Эверест! Надо просто идти,
идти, работать, терпеть, и будет победа!
Снова задул ветер, метет поперек гребня снег. Нас окутало облако,
видимость есть только на снежных участках, на скалах--полная темнота. Часто
теряем друг друга из виду. Обходим слева по склону гребня. Луна уже
поднялась, но мы в тени заслоняющей свет громадной скальной башни, идем
вдоль ее основания влево-вверх. Мне кажется, что пора подниматься вправо на
гребень, идти дальше в обход башни нельзя. Опять что-то с подачей кислорода.
Тереблю шланг с индикатором. Работает. Тогда разминаю резиновый мешочек. В
нем замерз конденсат и не пускает кислород в маску. Так было уже дважды.
Деталей рельефа скалы практически не видно. Валера пытается подняться
прямо вверх по скалам, но там слишком круто, в кошках по таким скалам не
пролезешь. Идем вправо-вверх по снежным полкам и стенкам. Скала сильно
разрушена, но зато есть выступы для страховки. Вылезаем на гребень. Здесь
очень сильный ветер, облака клубятся вокруг, закрывая от нас луну. Тогда
совсем трудно идти, почти ничего не видно. Проходим крутой снежник. Дальше
опять мощный скальный барьер. Крутая черная скальная стена метров 20
высотой. Валера, к моему удивлению, уверенно начинает подъем. Когда глаза
привыкли к темноте, я разглядел выступы и полочки на стене. У основания в
снегу торчит какой-то баллон не нашего производства. Валера сверху что-то
кричит, из-за воя ветра не разобрать слов.
318
Начинаю подъем по скалам, он меня страхует. Подхожу к нему. Он снова
лезет с моей страховкой и выходит на гребень. Свистит мне, Я уже жду, что
скоро мы увидим вершину, и каждый раз, когда Валера сверху что-то кричит,
мне хочется услышать, что он видит вершину.
Поднимаюсь к нему. Выше опять скалы, но чувствуется, что уже скоро.
Видимость метров 50, и по крутизне левого и правого склонов можно сделать
вывод, что уже скоро где-то над головой они сойдутся, что вершина рядом.
Настроение заметно улучшилось.
В голове крутятся одни и те же строчки: "...ну как тебе рассказать, что
такое гора? Гора--это небо, покрытое камнем и снегом..." Кругом только скалы
и снег, освещенные голубым лунным светом, вокруг клубятся тучи, иногда
закрывая луну. Снег в ее неверном свете кажется серебряным, а скалы не
черные, а темно-синие. Меня не покидает ощущение,, что скоро нас догонит
другая связка. Кто именно--я не пойму, но они где-то рядом. С трудом
удерживаю себя, чтобы не оглянуться, не посмотреть вниз, на гребень. Это
что-то неосязаемое, невидимое. Может, с нами мысли наших друзей, которые
волнуются за нас... Это какое-то не передаваемое словами сложное и тонкое
чувство. Такое со мной впервые. Но я как будто вижу их--не глазами, а
каким-то шестым чувством. Мы были не одни на этой гигантской горе.
Потом, внизу, я Валере рассказывал об этом. Он, оказывается, пережил
что-то в этом роде. Ему казалось, что с нами, третьим, в одной связке идет
кто-то еще. Кто именно--он не знал, но было такое чувство, что кто-то
незримо присутствует с нами, помогает нам.
Валера снова лезет где-то впереди в тени скал. Как только стемнело, он
начал мерзнуть, греется только движением. Я иду в пуховых брюках, мне тепло.
Прошел метров 10, чувствую, что опять нет подачи кислорода. Снимаю рюкзак,
манометр показывает "О". Надо сменить баллон. Валера сверху что-то кричит,
дергает веревку. Я кричу ему, что у меня кончился кислород, но он не слышит.
Дважды я пытался перекричать вой ветра, но бесполезно. Да и дышу как на
финише стометровки. Очень тяжело. Сменив баллон, спешу наверх, к Валере.
Снова идем влево-вверх по снежным полкам и скоро выходим вправо на снежный
гребень. Он плавно поднимается вверх, и уже виден его перегиб. Скоро
вершина! Валера проходит метров 40--50 и останавливается, выбирает идущую от
меня к нему веревку. Я подхожу, дважды останавливаясь на отдых. Метрах в 15
виден перегиб гребня, потом его горизонтальная часть и на ней какие-то
темные предметы. Валера жестом показывает, чтобы я шел первым. Неужели
вершина рядом, вот здесь, в 15 метрах?! Валера кричит мне в ухо:
-- Да, это вершина!
Я пытаюсь его подтолкнуть вперед--ведь он всю ночь шел впереди, так
пусть первым ступит на Вершину Мира Нет. Хрищатый и здесь остается самим
собой. Я знаю, что его бесполезно уговаривать, и иду первым: В 3 шагах от
высшей точки остановился и смотрю вперед. Да, это вершина. За ровной гладью
гребня идет резкое понижение, за ним теряется в облаках уходящий вниз
гребень Эвереста. Подзываю Валеру. Он подходит, и мы вместе делаем последние
несколько шагов. Это не просто, так как гребень не больше полуметра шириной.
Мы стоим обнявшись на Вершине Земли!
Дорогой мой друг, сильный, добрый, великодушный, упрямый и
несговорчивый. После более чем сотни совместных восхождений мы с тобой,
именно с тобой, на вершине Эвереста! Мы почти ничего не говорим, только
дружески похлопываем друг друга по плечу. Не знаю, что переживает Валера, но
у меня в душе очень много теплых слов для него. Но у альпинистов не принято
произносить на вершине речи. Просто стоим и молчим.
Мы сделали трудную, но в принципе привычную для
альпинистов работу, и я чувствую глубокое удовлетворение. Восхождение
еще не кончилось, предстоит трудный спуск в темноте, это опаснее, чем
подъем. Но все равно--здорово, что мы здесь!
Смотрю на часы--1 час 48 минут 8 мая 1982 года. Наша "Электроника-5" не
подвела. Работает как часы. Шерпы говорили, что японские электронные часы
выше 8000 м не работают.
У наших ног закопанный в снег наш, советский, кислородный баллон, он
привязан к верхушке треноги, торчащей из снега. Рядом еще какие-то предметы.
В темноте не разберешь. Достаю из карманов сувениры: кусочек
эклоги-та--древнейшей в Казахстане породы, кладу рядом с баллоном, вешаю на
него кое-что из личных сувениров, вымпел Казахского клуба альпинистов. Потом
забираю его с собой, жалко оставлять его на вершине.
Кругом ночь, ветер, облака то окутывают нас, то открывают окно луне.
Вижу справа и слева от гребня выступы скал. Дальше--облака.
Валера спускается к ближайшему выходу скал, чтобы набрать камней с
вершины, торопит меня. Очень холодно. Пора уходить.
Прощай, Вершина вершин! Наверное, я уже никогда к тебе не приду!
Начинаем спускаться. Страховка попеременная. Я иду первым. Валера сзади
страхует меня. Иногда меняемся. Спустились на несколько веревок, выбрали
выступ скалы, за которым можно спрятаться от ветра. Наша одежда покрыта
тонкой коркой льда. Ветрозащитная маска вся в белом инее, а с кислородной
свисает сосулька. У Валеры под подбородком толстая корка льда покрыла
воротник и верхнюю часть молнии куртки. Он говорит, что у меня то же самое.
Только молния застегнута не до самого верха, и я с трудом достаю рацию.
Вызываю базу, но сигнальная лампочка не горит. Рация опять замерзла. Но я
все равно передаю,--может, кто-нибудь услышит наш голос в эфире:
-- База, база! Мы спускаемся с вершины, у нас все хорошо!
Как потом мне рассказывали, на базе всю ночь у включенной рации
дежурили ребята, и они услышали первые мои 2--3 слова. Это немного их
успокоило, а то они нас уже потеряли и сильно волновались. Валера здесь
сменил свой опустевший баллон на другой, полный, и мы продолжили спуск.
Особенно неприятно было слезать в кошках по крутым скальным стенкам в полной
темноте. Здесь приходилось особенно трудно Валере--ведь он шел с нижней
страховкой. Подниматься по скалам было значительно легче. Иногда нам
удавалось найти хороший выступ, и тогда спускались по сдвоенной веревке.
Наконец мы преодолели спуск с вершины башни. Идем по фирновым участкам,
попеременно страхуя друг друга через ледорубы. Здесь спуск не очень крутой,
идти стало тяжелее. Валера просит меня пореже останавливаться: он сильно
мерзнет. Я и так стараюсь идти как можно быстрее и осторожнее. Но если
посмотреть со стороны, я иду пошатываясь, ноги как будто ватные,
заплетаются, дыхание очень тяжелое. Донимает сухой кашель и при этом резкая
боль в боку. Но я заставляю себя идт