и, переставлять ноги в кошках как можно
точнее, потому что вправо уходит крутой склон без каких-либо выступов и при
срыве мы можем улететь на 2 км вниз по стене "на ледник Ронгбук, в Китай.
Начало светать. Облачности почти нет, и отсюда, с высоты примерно 8750,
очень далеко видно. Солнце еще не встало, но видимость отличная. Далеко на
северо-западе поднимается мощный горный массив с сильным оледенением. Он
стоит одиноко среди невысоких, почти без снега гор. Ближе сюда к Эвересту
молчаливая громада Чо-Ойю, но эта вершина значительно ниже нас. На север
далеко внизу плавные языки ледников массива Эверест, а за ними горные долины
Тибета до самого горизонта.
Прямо по направлению нашего спуска за ледяной стеной Нупцзе море
снежных вершин, где-то слева должны быть массивы Макалу и Канченджанги, но
они закрыты от нас скалами Западного гребня Эвереста.
Идем по скальным плитам, осторожно спускаемся с крутых скальных
ступеней. Все ниже и ниже. Встает солнце. Просыпающиеся Гималаи с этой
высоты--зрелище потрясающее. Я невольно останавливаюсь и, завороженный,
смотрю, как меняется окраска ледяных гигантов. Сначала они были какими-то
полупрозрачными, призрачными в предрассветных сумерках,
потом--нежно-голубыми. И вот первые лучи солнца коснулись их вершин, и они
окрасились в светло-розовый цвет. Но это было недолго. Во время следующей
остановки я вновь огляделся. Вершины уже были светло-желтые. Я обернулся и
крикнул Валере, чтобы он тоже посмотрел, какая везде красотища.
-- Я уже давно наблюдаю,--ответил он.
И снова спуск. В кошках по плитам вниз идти очень опасно, иногда
приходится буквально сползать с них. Я делаю 10--15 шагов, останавливаюсь,
отдышавшись, снова делаю десяток шагов и опять отдыхаю. Чувствую, что меня
качает от усталости, но стараюсь держать себя в руках. Мы уже очень долго
идем,--по-видимому, уже около 6 часов утра, поэтому даже глубокие ущелья
освещены солнцем. Вдруг из-под ног срывается крупный камень и улетает вниз
по стене. Я инстинктивно присел, ухватившись за скалу. Опять приступ кашля.
После него долго не могу отдышаться. Надо посмотреть, что там с кислородом.
Валера сверху кричит, чтобы я не задерживался. Но я сижу на скале и не могу
отдышаться. Снимаю рюкзак, на манометре редуктора "О". А я-то думал: что же
со мной творится последнее время--прохожу метров 10 и сажусь, да и приступы
кашля участились? Теперь мне все ясно. Срываю маску, теперь уже
бесполезную,--она только мешает мне дышать, отсоединяю баллон, и он,
соскользнув со скалы, улетает вниз по стене. Прячу маску и редуктор в
рюкзак,--по-моему, стало легче дышать. Бреду влево, траверсирую скальные
плиты. Уже близко Западный гребень, до него не более 60 м, но как я долго
иду! Делаю рывок, почти не дыша прохожу 8--10 м, потом останавливаюсь,
хватая ртом сухой, разреженный воздух, кашляю, пытаюсь побыстрее отдышаться
и снова заставляю себя пройти этот десяток шагов. И так бесчисленное
количество раз. У Валеры чуть позже тоже кончается кислород, и теперь мы
вдвоем медленно бредем по этому гигантскому склону. У меня мелькает мысль,
что вот-вот за очередным поворотом скал мы встретим идущую на штурм двойку
наших друзей Ильинского и Чепчева, но их нет.
Я чувствую, что мы уже очень долго ходим, солнце освещает Западный
гребень, значит, уже 7--8 часов утра, а второй нашей связки не видно.
Вылезаю на гребень. Здесь очень сильный ветер. Конечности уже давно
сильно замерзли. Валера, наверное, промерз насквозь. Стараюсь идти как можно
дольше между отдыхами. Я вдруг обнаружил, что если что-нибудь говорить
вслух, громко, то период отдыха проходит не так болезненно, меньше кашляю.
Тогда я начал громко разговаривать сам с собой во время отдыха, петь песни
Высоцкого, ругать себя последними словами, чтобы долго не сидел, гнал себя
вперед по гребню. Во время очередного отдыха сижу на снегу и, пока глубоко
дышу, думаю, в чем же дело, почему нет ребят? Погода отличная, ветер
сильный, но вполне терпимый.
Несмотря на то что иду тяжело, настроение отличное, в душе полное
удовлетворение, покой. Мы победили. Победа далась нелегко, но от этого она
дороже.
Несколько раз останавливался, пока прошел последнюю сотню метров
гребня. Мы уже в 15--20 м от палатки, немного выше ее, на гребне, я ее уже
вижу. Сейчас должна быть утренняя радиосвязь, и поэтому я кричу:
319
-- Эй, вы, в палатке! Кто там есть живой?
Палатка затряслась,, из нее вылез Сережа Чепчев. Я
уже скатился к концу перил, возле самой палатки мы встретились.
-- Ну, как вы?--спросил Серега.
-- Все в порядке. Отстегни от меня веревку. Валеру
принимай,--задыхаясь от длинной речи, попросил я.
Серега стянул с меня всю беседку с карабинами. Валера кричит сверху,
чтобы мы поторопились. Я подхожу к палатке, снимаю рюкзак, кладу рядом. В
палатке тихо.
В палатку-то можно?--спрашиваю.
Эрик:
Давай лезь!
Я, не снимая кошек, нырнул в палатку и растянулся на полу.
Эрик сидел в углу полностью одетый, в кошках. Я опять закашлялся,
согнувшись от боли в боку. Он без слов прижал мне к лицу свою маску и
включил подачу кислорода из одного из своих баллонов. Минуты 2--3 я молча
дышал, приходя в себя. Через пару минут мы были уже вчетвером.
Валера промерз насквозь и очень беспокоился за пальцы ног и рук. А
обморожения у него проходят очень болезненно.
В 9.00 Эрик Ильинский связался по рации с базовым лагерем. Там ждали.
Эрик передал вниз, что мы были на вершине, выглядим довольно уставшими. База
запросила, есть ли у нас обморожения.
-- Возможно, будут волдыри на пальцах--вторая сте
пень обморожения,--ответил Ильинский.
Тогда Тамм предложил связке Ильинский--Чепчев сопровождать нас на
спуске. Этот приказ был как гром среди ясного неба. Оно и вправду было
ясное, ветер не сильный. Погода идеальная для штурма, видимо, полоса
непогоды уже миновала. И время еще не упущено, всего 9 часов утра. Ребята
уже полностью готовы к штурму, одеты, поели, чувствуют себя отлично. У них 5
полных баллонов кислорода. Конечно, мы отдали почти все силы для успешного
штурма, но ведь дальше спуск по перилам, то есть надежная страховка, и мы
считаем, что это нам вполне по силам.
Видимо, такое решение Евгений Игоревич принял под впечатлением
обморожений Эдика Мысловского. Накануне он благополучно спустился в базовый
лагерь, и там увидели его черные, обмороженные пальцы рук. С такими руками,
конечно, ему было трудно и небезопасно спускаться 2 дня по веревочным
перилам, перестегивая карабины на многочисленных крючьях. Там им кажется по
коротким фразам отсюда, что мы в таком же состоянии. Поэтому, наверное,
Евгений Игоревич решил, что в целях безопасности нам необходима помощь Эрика
и Сергея. Но ведь нам здесь виднее. У меня руки и ноги целы. На пальцах рук
нет даже никаких следов обморожений. Сережа снял с меня внутренние ботинки и
носки, осмотрел ноги. Все в порядке. Только вот кашель жестокий. Я лежу,
отдыхаю и стараюсь много не говорить, так как сразу возникает этот кашель, а
за ним резкая боль в боку. У Валеры хуже. Кончики пальцев на руках и ногах
явно прихвачены морозом. Но он уже пьет таблетки. Собираемся сделать ему
уколы--ведь у нас по одной ампуле компламина и трентала.
Физически он чувствует себя лучше меня. Только очень расстраивается за
свои конечности. Мы считаем, что помогать на спуске нам не надо. Но Тамм
неумолим. Переносим связь на 11 часов, пока внизу заседает тренерский совет.
У нас здесь, на 8500 м, тоже совещание. Мы пытаемся уговорить Эрика и Сергея
выходить на штурм • немедленно, не ожидая решения снизу, не теряя
времени. Эрик колеблется. Слишком большая ответственность легла на его
плечи. Если бы они вышли раньше и мы встретились не здесь, а на гребне! Все
было бы по-другому. Мы
320
отогрелись бы в палатке и продолжали спуск. Эрик Ильинский--парторг
экспедиции. Нет, ему нельзя нарушать приказ. Поэтому мы ждем решения
тренерского совета.
В 11 часов нам передали решение начальника экспедиции, тренерский совет
его утвердил, и мы должны спускаться вниз вчетвером. Я беру рацию и в
перерывах между приступами кашля пытаюсь объяснить, что нам помощь не нужна,
мы не нуждаемся в сопровождении. Меня с Валерой никогда никто не
сопровождал, до сих пор мы были только в роли спасателей. Но решение
принято, и меня не слушают. Да и мы связываемся с базой через группу
Хомутова, прямой связи нет.
Эрик предлагает такой вариант: он сопровождает нас, а Сергей останется
здесь ждать группу Хомутова и с ними будет штурмовать вершину. База отдает
решение этого вопроса группе Хомутова. Валера предлагает связаться через
час, пока он посовещается с ребятами--они все трое сегодня переходят в
лагерь IV.
Я спросил Эрика:
Почему не пойдешь на штурм ты сам, не использу
ешь этот шанс? Почему пойдет Сергей?
Сережа в лучшей форме, чем я, он моложе, это у
него лучше получится,--ответил на мой вопрос Эрик.
Через час группа Хомутова отказалась от компании Чепчева. Они объясняют
это тем, что пока они дойдут в лагерь V, Сергей уже пробудет двое суток на
такой высоте, потеряет силы и может подвести их на штурме, они не хотят
рисковать. Мы возмущены. Сергей схватил рацию и -попытался доказать
Хомутову, что он в отличной форме, что у него куча кислорода, что он не
подведет. Он может даже спуститься в IV лагерь, чтобы не сидеть здесь, а
потом вместе с ними снова подняться сюда. Но они не согласны...
Мы считаем, что решение начальства--это перестраховка. Конечно, уже 8
человек поднялись на вершину. Начальство не хочет рисковать успехом
экспедиции.
Что же, будем спускаться вчетвером...
Эрик сделал Валере 2 укола. Больше ампул не было, остальные Валера
отдал Мысловскому. Мы не торопясь собрались и начали спускаться. Один полный
баллон кислорода мы оставили в палатке, к другим подключили редукторы и
спускались с применением кислорода. Это дело нетрудное. Я чувствовал себя
неплохо и спускался первым, за мной на расстоянии 40--50 м Чепчев, потом
Валера. Последним шел Эрик Ильинский.
К нашей большой радости примешалось горькое чувство того, что Эрик и
Сергей спускаются вместе с .нами, отказавшись от штурма в какой-то мере
из-за нас. Я очень был зол на наше руководство за то, что оно не поверило
нам. Потом, внизу, когда они долго жали нам руки, поздравляли, кто-то вдруг
вспомнил, что у нас же руки поморожены! Все стали осматривать пальцы рук и
убедились, что они у нас абсолютно целы, и всем стало ясно, что мы там,
наверху, были правы и руководство перестраховывалось, заставив Эрика и
Сергея сопровождать нас, лишив возможности штурма.
А пока мы не торопясь спускались и около 17 часов уже были в лагере IV.
Валерий Хрищатый Фотографии памяти
...Получил Ваше письмо, но, к сожалению, слишком мало времени для
написания. Поэтому прошу прощения за эмоциональную сухость текста. О том,
что все приглашены участвовать в этой книге, я узнал впервые из Вашего
письма. Ведь я, если, Вы помните, уехал из Катманду, где Вы вели эти
переговоры, раньше, поэтому захвачен несколько врасплох, и, возможно, моя
писанина идет не совсем по теме, но что-либо переделывать у меня нет
времени. Если она ни в какие ворота не лезет, то просто ее не включайте в
общий текст. Это мои впечатления о Горе, возможно еще не совсем до конца
осмысленные, можно сказать'--лишь только скелет. Всего Вам хорошего.
В. Хрищатый
Из письма к редактору книги
Предстоит наш 2-й выход--обработка маршрута к лагерю III, лагерь II уже
установлен. Вечером накануне выхода мы сидели в Большой палатке. Евгений
Игоревич давал задание по работе в направлении лагеря III. Предполагалось, и
не без основания, что это наиболее сложный и ответственный участок пути к
вершине. Вошли Бершов и Туркевич. Согласно плану, им предстояла работа по
переноске грузов из лагеря I в лагерь II. Они выразили свое недовольство и
сказали, что их, одних из лучших скалолазов Союза, использукэт не по
назначению, что задание, которое выдают, алмаатинцам, должны выполнять они.
Меня такая постановка вопроса задела за живое, и я ответил:
-- Ребята, если мы не сможем где-нибудь пролезть, то вызовем вас по
радиосвязи.
Они почувствовали, что немного перегнули, и, чтобы как-то смягчить
ситуацию, сказали, что мы их не совсем правильно поняли--они и в мыслях не
держали, что мы где-то можем не пройти, просто на скале они будут работать
значительно быстрее. Это было уже не так обидно, и мы смолчали. Просто
ребята не учли, что высота, на которой предстоит работать на скале, почти
уравнивает наши возможности. Тамм остался непоколебим, и наутро мы
отправились выполнять свое задание.
Навесили мы 17 веревок (700--750 м). Было видно, что до гребня совсем
близко, веревки 2--3 (90--130 м). Но, к сожалению, снаряжение мы больше не
имели и, завесив грузы на конце 17-й веревки, вынуждены были спуститься
вниз. Встретили по пути группу Славы Онищенко, пожелали успешной работы.
Чувствуем удовлетворение от выполненной работы, но в то же время
немного досадно, что не хватило веревок до гребня. Украинцы завидуют нам и
жалуются на "деспотизм" и несговорчивость начальства. Последняя ходка у них
была почти холостой. Вещей для заброски в лагерь II было мало, шерпы еще не
успели акклиматизироваться, и грузов в лагерь I было поднесено недостаточно.
В основном они пока работали на дооборудовании лагеря I.
На другой день мы спустились в базовый лагерь. Вечером пришло
сообщение, что Слава Онищенко плохо себя чувствует и завтра утром ребята
начнут его спускать. Из лагеря II вышли они около обеда. Слава идет с
кислородом.
Еще одна ночь в лагере I, и опять почему-то поздний выход. Врач Свет
Петрович Орловский уже подготовился к встрече больного. Часть ребят вышла
навстречу и помогла спустить Славу по ледопаду.
С. Орловскому пришлось серьезно поработать, чтобы в конце концов
поставить его на ноги. Иногда он говорил Е. И. Тамму и А. Г. Овчинникову,
что с Мысловским в любой момент может произойти нечто подобное и что они
возлагают на себя слишком большую ответственность, выпуская его на большие
высоты.
В конечном итоге двойка из группы Онищенко сумела сделать один выход,
дошла до конца навешенных нами перил, провесив еще одну веревку в
сторону^уже очень близкого гребня, закрепила грузы на конце и спустилась
вниз.
Разбор выхода этой группы прошел весьма сдержанно. Присутствие
множества разных школ альпинизма на этом разборе не позволило до конца не
только вскрыть ошибки ребят, но даже указать явные. С этого момента стали
появляться между группами, а часто и внутри четверок недовысказанные мнения,
недовыясненные ошибки. Ребята стали замыкаться в себе. Ходили ощетинившиеся,
надутые. В работе некоторых групп стали проявляться, на мой взгляд, более
открыто хитрости, что еще больше разделяло разных, 'собранных со всего Союза
вместе людей.
Предстоял третий, последний, акклиматизационно-забросочный выход перед
штурмом вершины. Необходимо организовать еще 3 высотных лагеря. Для
установки лагеря III нужно провесить не более 4 веревок. Работу начинает
группа Мысловского. От конца перил провешивается 2,5 веревки и
устанавливается лагерь III. Впереди все время работает Володя Балыбердин,
парень скромный, несколько замкнутый, но чувствуется в нем одержимость.
Хорошо подготовлен физически. Первую ночь провели они вчетвером во вновь
организованном лагере.
Наутро Мысловский и Балыбердин вышли на обработку, а Коля Черный и
Володя Шопин должны были спуститься в лагерь II. Но Мысловский случайно
надел ботинки Шопина, и двойке пришлось дожидаться своих товарищей, после
чего скатились все вместе. На другой день около обеда тройка собирается
вверх, а Коля Черный отправляется вниз: застудил горло, совсем потерял
голос. Наша группа как раз заняла лагерь I, и вечером он был у нас.
Пройдя 3--4 веревки с грузом в направлении III лагеря, Шопин оставил
свой груз и тоже отправился вниз. Балыбердин и Мысловский, оставшись вдвоем,
вытащили что смогли из снаряжения для дальнейшей обработки. После ночевки в
лагере III они навесили еще 6--8 веревок и, закончив свой срок пребывания,
спустились вниз. Мы их встретили, когда поднимались в лагерь II.
Эрик еще не успел акклиматизироваться и ходил в составе других групп.
Вместо Наванга к нам в группу включили Акакия Хергиани. До этого момента он
имел ночевку на высоте 7300 в лагере II. Нам предстояло перебросить около
150 кг груза из II в III лагерь. В физическом отношении работа довольно
сложная. Между лагерями нужно сделать по 3 ходки. Можно сказать, что это
было закреплением акклиматизации, полученной в прошлый выход.
Группе Иванова, вышедшей следом за нами, дали задание провешивать
перила к IV лагерю, то есть им предстояла работа с 8000 м и выше. До этого
момента они имели ночевку только на высоте 6500 (лагерь I). Ввиду того что
мы имели более высокую акклиматизацию, чем иванов-цы, в базовом лагере при
получении задания мы просили
321
руководство поменяться с ними ролями, но получили отрицательный ответ,
и каждый занялся исполнением порученного ему.
После первой ходки мы заночевали в лагере III. На спуске за следующим
грузом встретились с Валей Ивановым и его ребятами. Они поднимались в лагерь
III, а мы уходили во II лагерь, чтобы завтра повторить ходку, но уже сразу
со спуском, без ночевки. После 1-й ходки Хергиани отказался от следующих и
наутро ушел в лагерь I. Никакие наши уговоры и разговоры о Мише, его
легендарном двоюродном брате, не смогли его остановить. Да, он чувствовал
себя не совсем хорошо. Нас осталось трое.
С горечью вспомнили, как уговаривали Е. И. Тамма оставить в группе
Наванга. Сейчас, после того как в "простреле" оказалась группа Онищенко,
каждые рабочие руки на высоте были на вес золота. Нам предстоят еще 2 ходки,
а нас уже только трое. 2-я ходка уже далась тяжело, на 3-ю вышли через "не
могу", на злости и понимании-- надо. "Надо" стало у нас девизом на Эвересте.
Надо вынести, надо выдержать, надо сделать, надо выйти и все--надо, надо,
надо... Как бы тяжело ни было--надо.
На следующий день после 3-й ходки мы позволили себе подольше поспать.
Около обеда вышли из лагеря II и часа в 4 были в I. В базовый лагерь идти
уже поздно.
Группа Иванова за 2 дня протянула наверх 7--8 веревок перил, начиная
оттуда, где закончили Балыбердин и Мысловский. Причем в последний день Миша
Туркевич и Сережа Бершов провешивали перила, а Иванов и Ефимов дополнительно
"отреставрировали" лагерь. После этого в палатках--а их было 2--можно было
неплохо отдыхать. Все четверо имеют возможность спать лежа. Туркевич--
Бершов, работая в кислородных масках, провесили перила до выполаживания
гребня. Завесили там все поднятое снаряжение, оставили свернутую палатку и
на следующий день вечером были уже в лагере I. Ночь мы провели вместе, а на
следующий день после обеда прибыли в базовый лагерь.
Четверка Мысловского спустилась к монастырю Тхъян-гбоче и там отдыхала.
Группу вспомогателей, хотя она уже так не называлась по желанию руководства,
возглавил Валерий Хомутов. Место четвертого в их группе занял Владимир
Пучков. Они вышли на последнюю свою отработку. Перед ними ставили следующие
задачи: обработка нашего гребня до Западного, основного, ведущего уже к
самой вершине; установка лагеря V на высоте порядка 8500 м.
Задача очень ответственная. До Западного гребня оставалось, по мнению
Бершова и Туркевича, веревок 10--12. Как оказалось впоследствии, они не
ошиблись. В лагере III находилось 6--8 баллонов с кислородом, поднятых
другими группами. Хомутовцы дополнительно взяли с собой из лагеря II по 2--3
баллона. Использовали кислород и днем, во время движения, и ночью, во время
сна, начиная с лагеря II.
Поднялись к лагерю IV. Оставили грузы. Хомутов и Пучков спустились в
лагерь III, с тем чтобы на следующий день вернуться с грузом. Москальцов и
Голодов установили палатку, поднятую группой Иванова, заночевали.
На следующий день попробовали обрабатывать маршрут дальше. Во время
хождения по перилам крюк где-то не выдержал, и Голодов сорвался, но все
обошлось благополучно. Полверевки им удалось обработать и затем вместе с
подошедшими с грузами Хомутовым и Пучковым ушли в лагерь III. На следующий
день Москальцов и Голодов оставили свой груз 1--2 веревками ниже. Затем все
укатились вниз, опустошив за время пребывания наверху 14 баллонов с
кислородом. Если сказать, что такая цена их выхода дороговата для всех
участников экспедиции, то, пожалуй, сказать слишком мягко. Наша группа в это
время находилась внизу, у монастыря Тхъянгбоче на отдыхе и на
322
разборе выхода группы Хомутова не присутствовала, если таковой вообще
проводился.
По графику первой на штурм должна выйти группа Мысловского, затем мы,
алмаатинцы, потом группа Иванова и замыкающей--Хомутова. Но мы, совершая
•грузовые ходки между II и III лагерями, отработали 4 дня вместо 3 и
оказались за группой Иванова. Эрик еще не вернулся с акклиматизации, мы
ждали его, нам хотелось выйти всем вместе, полным составом. И в то же время
нам на отдых оставалось всего 3 дня. Даже если Эрик вернется сейчас, он не
успеет восстановиться. По этой причине мы отказались от возможности выхода
на штурм первыми, хотя руководством он нам был предложен. Группа Вали
Иванова к штурму пока не была готова, ребятам необходимо было восстановить
силы.
Выйдя из базового лагеря 2 мая, .мы с Казбеком уже так и не
"стыковались" с двойкой Ильинский--Чепчев, вышедшей 3 мая. Разрыв был создан
искусственно. Спасая положение, руководство приняло следующую тактику: ввиду
того что рюкзаки у первой двойки Мысловский-- Балыбердин перегружены,
дополнительный кислород им должна поднести группа Иванова. Ребятам
предстояла ходка с грузом из III в IV лагерь и обратно в 111. И только после
этого--движение* вверх. На другой день, по замыслу, они займут лагерь IV, а
наша группа--лагерь 111. Затем нам необходимо будет вытащить часть кислорода
для группы Иванова в лагерь IV и снова спуститься в лагерь III. Кислород для
верхней группы а состоянии вытащить одна двойка. Чтобы вторая наша двойка не
имела дня отсидки на высоте 7800 (лагерь III), и был создан этот разрыв в
сутки между связками.
Отработав, мы с Казбеком должны были спуститься в лагерь III, куда к
этому времени поднимутся из лагеря II к нам Ильинский и Чепчев. Таким
образом, предполагалось соединиться нам в лагере III, с тем чтобы уже всем
вместе двигаться вверх. Но во время движения нашей с Казбеком связки к
лагерю II по связи от группы Иванова лришло уведомление, что кислорода им
хватит и дополнительных ходок нам делать не нужно. На другой день мы вышли
из лагеря II в направлении лагеря ill, взяв с собой ло 4 наиболее полных
баллона с кислородом. На обеденной связи Ильинский высказал пожелание, что
хорошо бы всем четверым собраться в лагере III и дальше двигаться вместе. В
лагере III нас с Казбеком и застало известие о покорении вершины связкой
Балыбердин--Мысловский. Иванов с группой, минуя лагерь IV (8250 м), -сразу
вышел и занял лагерь V. Чтобы не делать слишком большого разрыва между
группами, мы с Казбеком на вечерней связи сообщили Ильинскому о своем
намерении занять завтра лагерь IV.
Сообщение о победе лришло в базовый лагерь 4 мая. Связка
Балыбердин--Мысловский достигла вершины. Тяжело им досталась победа. Цену ей
знают все участники, но до конца ее почувствовали только они сами.
Из лагеря III они вышли втроем--с Навангом. Рюкзаки перегружены. Наванг
перед этим сжег на ярком солнце глаза и после 3-й веревки извинился перед
ребятами, сказав, что дальше идти не может ввиду сильной рези в глазах.
Двойке пришлось догрузить и без того тяжелые рюкзаки. Это привело к тому,
что Балыбердин вышел к лагерю V ночью около 23 часов, а Мысловский, оставив
рюкзак в 2 веревках ниже лагеря, вошел в палатку уже за полночь.
На следующий день вышли они поздно. Балыбердин в одиночку обрабатывал
гребень в том месте, где забуксовала связка Москальцов--Голодов, и к вечеру
навесил 4 веревки перил*
Мысловский вернулся за своим рюкзаком, чтобы его вытащить к палатке, но
во время движения по перилам вверх сорвался и, спасая свою жизнь, вынужден
был
освободиться от рюкзака. Рюкзак со всем содержимым улетел в пропасть.
Кислорода на двоих остался самый минимум. Ребята пользовались им по очереди:
Балыбер-дин--ночью, во время сна, а Мысловский--днем, при движении. Они
вдвоем провесили перила до лагеря V и установили палатку.
Не знаю, удалось ли им поспать, но рано утром они вышли на штурм. В 14
часов 30 минут поступило сообщение о победе. Группа Вали Иванова находилась
в лагере IV. Лагерь V должен был оставаться свободным, так как туда вернутся
восходители. Но опыт высотных восхождений подсказал Иванову, что лучше, если
они будут находиться поближе к Мысловскому и Балыбердину. Он принимает
решение о занятии лагеря V. Это сделано было очень вовремя.
В это время наверху, под вершиной, разыгрались события, едва не
кончившиеся трагедией. Не успели ребята в лагере V попить горячего компота,
как сверху от Балыбердина поступил сигнал с просьбой о помощи. Балы-бердин и
Мысловский отдали все для покорения вершины, для победы, но на спуск у них
сил уже не осталось. За несколько часов они спустились с вершины всего на
100--150 м. Кислород в аппарате у Эдика кончился, Володя вообще шел без
кислорода. Темп резко упал. Наступающие сумерки грозили им холодной смертью.
Бер-шов и Туркевич немедленно вышли навстречу двойке, захватив с собой
кислород и теплый компот.
Встретились они где-то около 9 часов вечера, солнце уже давно село, и
лишь бледный свет луны выхватывал из кромешной тьмы очертания гребня и скал.
При встрече покорителям дали кислород и напоили компотом. Ребята
почувствовали себя лучше. По связи руководство дало разрешение на ночной
штурм связке Бершов--Туркевич, а Мысловский--Балыбердин продолжили спуск
самостоятельно.
Когда Бершов и Туркевич, побывав на вершине, возвра
щались назад, то нашли Балыбердина с Мысловским чуть
ниже того места, где их оставили, а прошло уже 2--3 часа.
Дальнейший спуск связки продолжали вместе. Эдика все
время приходилось подгонять. *\
Я видел их на спуске от лагеря IV. Когда Эдик снял рукавицы, то у
несведущего, не знающего, что такое горы и холод, могло создаться
впечатление, что человек макнул концы пальцев в черную тушь; некоторые были
темно-серого цвета с сизоватым оттенком. Чувствительность, по его словам,
отсутствовала.
В лагерь V мы поднялись 6 мая. На последних 2 веревках перед палаткой
стал дуть сильный, холодный ветер. Отдельные порывы его достигали
значительной силы. Пришлось надеть пуховку.
Всю ночь дул мощный ветер. Оборвал оттяжку у центрального конька
палатки, и она завалилась на нас. С намеченных 4 часов утра выход перенесли
на 7. Вышли на штурм, хотя перемены в погоде не было; похоже, что сила ветра
удвоилась.
Я вылез без кислорода, хотя за плечами на всякий случай нес 2 полных
баллона. Кислородную маску надел в палатке, но к баллонам пока не
подсоединял. В маске лицу было теплее, она спасала от мороза и ветра.
Казбек--с кислородом, но из-за меня темп невысокий.
Вышли на Западный гребень. Ветер очень сильный. Под его напором веревка
между нами все время натянута дугой в воздухе, не касается поверхности.
Когда с Западного гребня я взглянул в сторону вершины, то понял, что там, в
той обстановке, не выжить. Было впечатление, что на склон, ведущий из
Тибета, бросили кудри покрытых инеем волос, и ветер, играя ими, перекидывал
по склону куда ему вздумается.
Я повернулся к Казбеку. Он еще не вышел на гребень и находился метрах в
15--20 ниже. Скрестив перед собой
руки, я пытался жестами объяснить, что дальше идти бесполезно. Но на
протяжении нескольких последних дней в нем жила'какая-то одержимость, он все
время был на взводе. Ругаясь непонятно на кого (при таком ветре трудно
разобрать), он пошел на гребень, а я направился в сторону палатки. Скоро мы
снова забрались в нее.
Я чувствовал, как во мне растет злость. Первая попытка штурма нам не
удалась, но уходить мы не собирались. Нужно было, чтобы ветер чуть-чуть
утих. Я забрался в спальный мешок и пару часов поспал. Просыпаясь,
прислушивался. Но за рвущейся стенкой палатки все тот же вой ветра.
Послабления его стали ощущаться часа в 4 дня. Начали собираться. В 17.00
вышли на повторный штурм. Отдавали себе полностью отчет, что заведомо себя
обрекли на ночное восхождение. Ветер унялся, но все равно еще был довольно
сильный. Видимость ограниченная, периодически ветер на некоторое время
разрывает облака, но все равно верх горы скрыт в несущемся их потоке. Казбек
настроил свой кислородный аппарат и предложил мне сделать то же самое.
Подумав, я подсоединил маску к редуктору на кислородном баллоне. Надев ее, я
включил подачу 2 литра в минуту, и мы с Казбеком отправились в ночь судьбе
навстречу.
По прогнозу с завтрашнего дня ожидался максимум непогоды. После
утреннего ветра трудно представить себе этот максимум.
Мне очень хотелось совершить бескислородное восхождение на Эверест, я
был уверен, что это возможно. До высоты 8500 дошел не пользуясь им ни днем,
ни ночью. Вот уже сутки мы находимся на 8500, и я ни на мгновение не испытал
желания прибегнуть к нему. Утром на выходе было сначала тяжеловато, но я
чувствовал, что это временно, нужно немного разойтись. Вечером, на повторном
выходе, встал перед проблемой--или гора с кислородом, или, может, вообще
ничего, хотя по этике альпинизма и то и другое тождественно. Взойти на
Эверест с кислородом для меня было все равно что не всходить, но я был не
один. И, надев кислородный аппарат с подачей 2 литра в минуту, с высоты 8500
я фактически уже пошел не на Эверест, а на другую, более низкую гору.
В 1 час 50 минут 8 мая мы достигли отметки 8848, только в это время она
была чуть выше. От треноги высотой более 2 м, установленной китайскими
восходителями, над фирновым гребнем выступал кончик в 15--20 см. Находясь
ночью на вершине, мы попытались уведомить руководство и ребят о своей
победе, успокоить их, снять с них напряжение и волнение, тревогу за наше
состояние, но внизу услышали только наш вызов: "База, база..."--и питание
село.
Минут 10 мы находились на вершине и пошли вниз. На спуске, уже когда
рассвело, стал ощущать сильный холод в конечностях. Я не взял из базового
лагеря пуховые штаны, надеясь, что мы с Казбеком быстро "сделаем" Гору. Но я
не рассчитывал на ночное восхождение. Казбек застудил мышцу в левом боку, в
области пятого ребра.
. Кислород кончился, без того невысокий темп движения вовсе упал.
Казбек останавливался буквально через каждые 10--15 шагов и задыхался от
кашля. Как он потом говорил, у него было впечатление, что сломанное ребро
острым своим сколом упирается прямо в сердце. При кашле это ощущение еще
более усиливалось. Во время этих остановок я как мог отмахивал руки и ноги.
Особенно беспокоили ноги. После моей просьбы увеличить темп Казбек,
превозмогая боль, стал проходить немного больше.
К палатке лагеря V мы пришли в 8.30 утра. Нас встретил Сергей Чепчев.
Помог мне смотать веревку и снять кошки. Казбек прямо завалился в палатку в
объятия Эрика. Связь с базовым лагерем состоялась в 9.00.
Эрик доложил о нашем самочувствии, сказал, что у меня имеются легкие
обморожения, возможно, будут вол-
323
дыри. Сообщил о намерении выйти на штурм. С базы поступило распоряжение
Тамма:
-- Приказываю! Связке Ильинский--Чепчев сопровож
дать вниз Валиева и Хрищатого!
Уговоры и споры с базой не дали положительных результатов. Тогда Эрик
попытался хотя бы Чепчеву оставить Гору и попросил базу включить его в
подходящую к лагерю IV группу Валерия Хомутова. Их было трое, и Чепчев
лишним бы там не был. Кислорода в лагере V у нас было в избытке. База
запросила Хомутова, но тот ответил, что сам такие вопросы решать не может,
необходимо мнение группы. Договорились о связи через 30 минут. Через
указанное время от Хомутова поступил отрицательный ответ. Сославшись на
предполагаемое неважное самочувствие Чепчева, они отказались взять его в
группу.
Когда мы пришли в лагерь IV, Серега подошел к Хомутову:
Валера, ну посмотри, разве у меня есть какие-
нибудь признаки недомогания или видна во мне вялость?
Серега, ты извини, но я не могу идти против
решения группы.
Разговор на этом кончился.
Потом, когда я находился в Москве, в больнице, меня пришли навестить
Хомутов, Пучков и Иванов. Я спросил у Хомутова:
Валера, положа руку на сердце, почему не взяли с
собой Серегу? Ведь он отлично себя чувствовал!
Ты знаешь что, мне лично было все равно, пойдет
Чепчев или нет. Мы в связке с Володей Пучковым.
Безлошадным у нас был Юра. Мне даже было бы выгоднее,
если бы нас шло две связки, так как в случае недомогания
кого-нибудь возвращается связка, а не вся группа.
Так получилось, что на вершине побывали 3 алмаатинца. Могло быть
больше, но мы сами не использовали свои возможности.
Из лагеря V мы уходили расстроенные и разобиженные на руководство
экспедиции, особенно на Е. И. Тамма, не разрешившего выход Ильинскому и
Чепчеву. Вся радость нашей с Казбеком победы была жестоко подавлена. Если
она иногда и появлялась где-то в глубине, то мы ее еще глубже прятали. Ведь
получалось, что вроде есть и наша с Казбеком вина в том, что двойка
Ильинский--Чепчев осталась без Горы. Мы видели подавленность наших
товарищей. Радость не находила места ни в наших душах, ни на наших лицах.
У меня имеются записи по всем серьезным восхождениям, совершенным мною
за мою альпинистскую жизнь. Их всегда я делал сразу за событиями, пока они
свежи в памяти. После Эвереста мне ничего не хотелось записывать, в то же
время гималайские события не отпускали меня, держали в высоком напряжении.
Нужно было осмотреться, оценить все правильно--на это нужно время.
Сейчас, оглядываясь назад, снова проигрываю мысленно все ситуации и
ставя себя поочередно на место каждого, понимаешь позицию руководства в той
или иной обстановке. Понятно, что не мы с Казбеком были основной причиной
возвращения связки Ильинский--Чепчев, мы явились лишь дополнительной
причиной. И приходится только удивляться смелости и душевной отваге Е. И.
Тамма. В его душе поистине живет великолепный спортсмен. В течение почти
недели связка за связкой, невзирая на время суток, на метеорологические
условия, поднимались на вершину третьего полюса нашей планеты. Были,
конечно, промахи, были ошибки, но не ошибается тот, кто вообще ничего не
делает. Сейчас я заново переживаю все увиденное, с грустью, что это уже
позади, и с благодарностью, что это было, перебираю черно-белые и цветные
"фотографии" памяти. Повторись это вновь, был бы безмерно счастлив окунуться
снова во все это.
324
Вячеслав Онищенко
Что со мной случилось?
По тропе, ведущей к подножию Эвереста, я прошел с караваном носильщиков
15 дней. Это был тяжелый путь-каждый день движение с 6 до 17--18 часов. Да и
к тому же 'не по ровной тропе, а по перевалам, хотя и не очень высоким (до
3--4 км), но достаточно крутым. Я сам нес свой рюкзак (15--20 кг) и к концу
пути, при подходе к базовому лагерю, чувствовал усталость--ведь мы шли без
единого дня отдыха. К тому же и погода нас отнюдь не баловала: только в
первые дни тепло и солнечно, а затем--дождь, сильный ветер, холод и даже
снег в последние дни похода.
В середине дня 21 марта мы достигли базового лагеря. Конечно, если бы
это была обычная экспедиция, то нужно было бы отдохнуть от похода. Но
интересы команды требовали работы, тем более что наша группа собралась в
полном составе.
Сейчас мне хочется коротко рассказать о каждом дне после прихода в
базовый лагерь, чтобы было ясно, какая работа была проделана в этот период
времени.
22.03.82--расчистка от камней места для палаток, установка палаток,
сортировка грузов.
23.03.82--утром: дальнейшее благоустройство лагеря; вечером: подготовка
к выходу.
24.03.82--выход наверх с прохождением ледопада Кхумбу до высоты 6100 с
грузом 12 кг и возвращение в лагерь.
25.03.82--отдых. -
26.03.82--подготовка к выходу.
27.03.82--выход на 6100 с рюкзаками 15 кг и кочевка.
28.03.82--переход на 6500, спуск на 6100 и снова ' подъем на 6500 с
грузом 15 кг и ночевка.
29.03.82--подъем до высоты 7100 м с рюкзаками 15 кг для обработки
маршрута--было повешено 6,5 веревки. Ночевка на 6500.
30.03.82--спуск в базовый лагерь.
31.03.82, 1 и 2.04.82--отдых.
3.04.83--подготовка к выходу.
4.04.82--подъем на 6500 и ночевка. Вес рюкзаков ; 22 кг.
5.04.82--подъем на 7350 м с грузом 20 кг. ;
Уже на подъеме чувствовалось, как трудно нам дается '•
этот переход--тяжелое, поверхностное дыхание, частый >
пульс. _. • \
Конечно, времени было еще маловато для хорошей "' акклиматизации (2
недели), сейчас наш организм отчаянно • боролся с недостаточностью
кислорода, стремясь адаптироваться к высоте более 7000 м.
Впереди двигался Леша Москальцов, за ним Юра
Голодов, далее мы с Валерой Хомутовым. Подъем мы
совершали вместе с группой Валентина Иванова. Ребята
несли свой груз до лагеря II и сегодня же спускались в
лагерь I. И где-то в середине маршрута вдруг слышу -•
разговор--о" передается по цепочке. В. Иванов спрашива- 1
ет: ;
-- А взяли вы два спальных мешка? Ведь во втором лагере всего два
мешка...
Я, как руководитель группы, этого не знал--мне никто ничего не сказал в
лагере I. Конечно, без двух мешков плохо, но не идти же за мешками вниз,
когда пройдено уже полпути!
Наконец-то добрались до 2-х палаток, прилепившихся к скалам. Эти
палатки поставлены на маленьких и неровных площадках.
Как ни странно, но до сих пор не было даже таких площадок.
Одна палатка полностью забита грузами. Здесь кислородные баллоны,
веревки, крючья, продукты и другое снаряжение. Решаем спать в одной палатке.
Так как Алексей и Валера сильно кашляли, то мы отдали им мешки и положили по
краям палатки, а мы с Юрой легли в середину палатки, накрывшись пуховками.
На ноги надели меховые чуни.
Ночь прошла не очень хорошо--было тесно и достаточно прохладно. К тому
же у меня ночью с левой ноги сползла обувь. К утру я обнаружил, что пальцы
левой стопы немного потеряли чувствительность. Пришлось спиртом растирать
окоченевшие пальцы.
6 апреля пошел снег, палатку трепал сильный ветер, и мы не смогли выйти
наверх, чтобы отнести свой груз к лагерю III. Забегая вперед, скажу, что это
было, очевидно, нашей ошибкой. Нужно было попытаться пройти насколько это
возможно.
Так как четверым было тесно ночевать в одной палатке, мы решили
расчистить от груза вторую палатку, тем более что все равно нужно было
произвести ревизию всего груза, который находится в лагере II. Этим мы и
занимались.
В этот день я почувствовал слабость, апатию, сонливость--все время
хотелось спать.
На следующий день, 7 апреля, наверх с грузом вышли Леша и Юра. Правда,
прошли они веревок 7--8 и, оставив свой груз, вернулись в лагерь.
Валера тоже попытался пройти наверх, но ему удалось выйти только на 2
веревки и он также спустился.
Меня же сковала слабость, не позволявшая двигаться. Стало ясно, что я
заболел. Когда пришел Валера, мы обсудили с ним мое состояние, и он
приступил к лечению-- подключил кислород с режимом 1--1,5 литра в минуту.
Когда же подошел Юра, то я попросил его сделать инъекцию сердечных
средств--он у нас в группе был за второго врача.
Валера сообщил по рации в лагерь, что я заболел и мы собираемся утром
спускаться.
Утром 8 апреля я все так же чувствовал большую слабость, апатию. Но
сознание подсказывало, что нужно двигаться вниз. Ведь спуск--лучшее
лекарство. Да и ребята все отлично понимали. Спуск происходил следующим
образом: Леша закреплял веревку и страховал меня, а Юра или Валера были
рядом со мной и помогали, поддерживали меня. На сложных скальных местах
ребята просто туго выдавали мне веревку, а я медленно спускался по скалам.
4 Когда мы прошли скальный участок маршрута, спустились на
ледовый склон, нас встретили Володя Балыбердин, Эдик Мысловский, Володя
Шопин и Коля Черный. В их глазах я прочитал беспокойство и в то же время
некоторую успокоенность: я все же шел сам, меня не надо было нести. Ведь в
случае транспортировочных работ эта группа вместо подъема наверх должна была
спускаться вниз, порядком измотавшись. И кто знает, сколько времени нужно
еще, чтобы восстановиться. Да и наши ребята на пределе.
Я прекрасно понимал все это и изо всех сил старался держаться на ногах,
хотя они были как ватные. Мне все время хотелось сесть и не двигаться.
Володя Шопин и
Володя Балыбердин предложили по очереди нести меня, даже сделали
несколько шагов, но это было очень тяжело на такой высоте. И я сказал, что
буду идти, медленно, но сам.
К вечеру мы все же спустились к лагерю I. Я с большим удовольствием
залез в шатровую палатку и лег в спальный мешок. Теперь нужно спать и
набираться сил для следующего перехода--от 6500 до 5300. Ребята напоили
горячим чаем, накормили. Юра сделал мне очередной укол и опять подключил
кислород. Я уснул.
На следующий день, 9 апреля, мы попрощались с ребятами из группы Э.
Мысловского и пошли вниз-- сначала по снежному плато, затем по ледовым
сбросам ледника Кхумбу. Мое состояние несколько улучшилось, но ноги были все
такие же ватные, и я долго сидел на снегу, восстанавливая силы. Юра все
время был рядом со мной и уговаривал не засиживаться и двигаться дальше. Мне
не хотелось идти, но я знал, что это необходимо.
Базовый лагерь знал, что мы спускаемся, и вскоре на леднике нас
встретили Сергей Бершов, Михаил Туркевич, Борис Романов, врач Свет Петрович,
а также Леонид Трощиненко. Все они шли навстречу, чтобы помочь мне
спуститься. Я был благодарен им, хотя в то время у меня не было сил
поблагодарить ребят там, на леднике,--я делаю это сейчас: большое спасибо
вам всем, ребята, и низкий поклон!
Ледник понемногу выполаживапся, идти становилось все легче. Мои друзья
шли с двух сторон и поддерживали меня. Так мы и вошли в лагерь, где нас
встретили руководитель экспедиции Евгений Игоревич Тамм, Анатолий Георгиевич
Овчинников, участливые шерпы. Конечно, нас отвели прямо в столовую--ведь я
потерял 6 кг веса! Здесь я сразу же попал в заботливые руки нашего
шеф-повара-Володи Воскобойникова.
После сытного обеда власть надо мной взял всегда остроумный и знающий
свое дело наш доктор--Свет Петрович. Это он своими великолепными руками как
бы завершил усилия всех моих товарищей и в конце концов поставил меня на
ноги. Впоследствии, после спуска вниз и отдыха, я снова поднялся до высоты
6500 для эвакуации груза в базовый лагерь. На этот раз вершина оказалась
сильнее меня.
325
Валерий Хомутов Гора как гора
Фотографии, слайды, картины не дают о горах такого представления, какое
мы получаем, глядя на них своими глазами.
Первое наше знакомство с Эверестом состоялось вблизи монастыря
Тхъянгбоче, вечером, когда садилось солнце, и в разрывах облаков мы увидели
его. Вернее, увидели только вершину, так как остальной массив был закрыт
длинным занавесом гребня Мупцзе. И кванты света, посланные нам самим
Эверестом, создали непередаваемые ощущения, Гора манила и влекла к себе.
После этого мы увидели Эверест еще через неделю, когда сделали первую
заброску грузов в промежуточный лагерь, впервые пройдя ледопад Кхумбу.
Стена Эвереста, увиденная нами из Долины Безмолвия, не произвела на нас
впечатления, выходящего за пределы виденного нами в горах.
Гора как гора,--сказали ребята, а Эрик Ильинский
так оценил маршрут:
'Призовое место в высотном классе чемпионата
страны.
Гора как гора, но до того, как пойти на штурм этой горы, требовалось
совершить 3 восхождения на ее склоны: дважды за пределы 7000 м и один раз за
8000. Нужно было не только взойти на эти высоты и занести туда грузы, а
также и работать на этих высотах: навешивать веревки, устанавливать палатки
в лагерях, переносить грузы из лагеря в лагерь.
В четвертый раз мы выходим на склоны Эвереста, на этот раз на штурм
вершины. Мы знаем маршрут до высоты 8250 м--там мы в последний выход
установили лагерь IV, сделали по две ходки с грузами из III лагеря в IV.
Тогда нам хотелось перевыполнить план и навесить несколько веревок в сторону
V лагеря, но срыв Юры Голодова в районе лагеря IV помешал этому. К счастью,
Юра отделался легкими ушибами, и все обошлось..
По графику восхождения, который выдал нам Евгений Игоревич, день штурма
вершины планировался на 10 мая. Возникла дерзкая мысль: а нельзя ли
сократить один день пути и взойти на вершину 9 мая?
Но мы пока еще на леднике, карабкаемся в лабиринтах ледопада.
Подошли к месту падения Леши. Бурые пятна крови на снегу и на ледовой
стенке трещины напомнили о вчерашних событиях. Как велика цена каждого
движения в этом последнем, решающем выходе к Эвересту! Мы знаем, что это у
нас первая и последняя попытка восхождения. Осторожность и еще раз
осторожность--к этой мысли я не раз буду возвращаться и на подъеме и при
спуске, до тех пор, пока нас не встретят 12 мая наши товарищи в базовом
лагере в торжественном строю.
В промежуточный лагерь мы пришли в 11--ледопад преодолели за 5 ходовых
часов. Это средний результат и показатель хорошей спортивной формы. После
короткого отдыха и чая мы двинулись в I лагерь.
326
В 14.10 мы из Долины Безмолвия поздравили с победой Валентина Иванова и
Сергея Ефимова, которые совершили первое "нормальное", как они потом скажут,
восхождение. Ребята были на вершине около часа, сфотографировали и сделали
киносъемку. '
В лагере I нас никто не встречал. Обычно в предыдущие выходы здесь было
многолюдно: участники, шерпы. 2 шатровые палатки типа "Зима" и 1 высотная
палатка могли вместить до 16 человек.
Вспоминаем общий ужин с шерпами в лагере I. Они готовили национальное
блюдо, похожее на украинские галушки, и дополнили его нашими
продуктами--сливочным маслом и сосисками.
Ужин готовили на примусе. К нашему приходу газ в лагере I кончился,
пустой красный баллон бесполезно лежал в сторонке и наводил на мысль, что
экспедиция заканчивается...
На вечерней связи мы выяснили, что в высотных лагерях для нашей группы
остались только кислородные баллоны с давлением 230 атмосфер. Мы решили
взять завтра с собой по одному баллону с давлением 280 атмосфер для штурма
вершины. Лишние 50 атмосфер в баллоне--это 1,5 часа работы или 5 часов сна.
Уснули не сразу--сказывалось напряжение прошедшего дня.
"Тринадцатая веревка"... Вспоминаю наш трудный второй выход в лагерь
7350. Я иду последним в группе. Задача нашего выхода--сделать 2 ходки с
грузами из II лагеря в III. Мы идем во II лагерь, основная работа начнется
завтра. Утренний холодный воздух вызывает мучительный кашель. Частые
остановки выбивают из привычного темпа движения. Слава Онищенко на 14-й
веревке закрепляет свой рюкзак и спускается ко мне. Таков он, Слава.
Взваливает на себя мой рюкзак и идет наверх. Я едва поспеваю за ним.
Короткий отдых и поддержка друга прибавляют силы.
Я пришел в лагерь II спустя полчаса после прихода туда ребят.
На подъеме встретили спускающуюся на отдых группу Валиева. Ребята
хорошо отработали--навесили веревки до лагеря III на высоте 7800, решили
одну из проблем маршрута--прошли первый скальный бастион.
Вечером усилился ветер, пошел снег. Ночью сильные порывы ветра пытались
сорвать палатку. Весь следующий день пришлось отсидеть в палатках, о выходе
на маршрут не могло быть и речи.
В условиях высоты, непогоды и бездействия коварная болезнь
подкрадывалась к Славе. Он боролся с ней в одиночку, как мы в таких случаях
делаем в горах. И бьем тревогу только в крайнем случае.
На 2-й день нашего пребывания в лагере II погода улучшилась, ветер сдул
снег со скал, и можно было подниматься выше.
Ушли с грузами Леша и Юра. Слава медленно собирается, долго и с
большими усилиями зашнуровывает ботинки.
Я прошел 3 веревки от лагеря II и принял решение спускаться вниз. Слава
не вышел из палатки. Уложив на полочке груз, я быстро спустился. На мое
предложение сразу идти в лагерь I Слава категорически ответил:
-- Вниз пойдем все вместе.
На следующий день мы повели Славу вниз.
С этими грустными воспоминаниями мы подходим к лагерю II и замечаем,
что у палаток маячит Миша Туркевич.
Миша нас встречает, Сережа Бершов стряпает--жарит сало с луком.
Поздравляем ребят с восхождением, располагаемся в палатках и готовимся
встречать Эдика, Володю, Валентина и Сережу. Миша убегает вниз готовить
встречу ребят в лагере I.
Подходят к палаткам Эдик и Володя. Обнимаем уставших ребят, поздравляем
с большой победой. У Эдика за спиной потрепанная котомка, в ней камни с
Эвереста Володя показал мне, как специалисту, свой сувенир--на
подступах к вершине он подобрал японский радиопередатчик.
Ребята долго не задерживаются--им надо засветло спуститься в лагерь I.
Я консультируюсь с Сережей Бершовым по участку от IV к V лагерю, у нас
уже родилось решение пройти путь от III' до V лагеря' за один день.
Вскоре к нам приходит Валентин Иванов, который сегодня спускается из V
лагеря в I. После объятий Валентин рассказывает, что в лагере V он вспоминал
барокамерные тесты в Москве, когда при "подъеме" на больших высотах у него
подергивались мышцы на ноге перед, "отключением", то есть потерей сознания.
Эти симптомы1 согнали его сегодня с высоты 8500, и ночевать он
намерен1 в. лагере 6500. Валентин не задерживается ни на минуту.
Сережа Ефимов приходит последним и располагается на ночлег вместе с
Юрой Голодовым во 2-й палатке. Ребята возятся, Юра- долго не может найти
оставленный им в прошлом' походе пузырек с коньяком. Поиски завершились
успехом, и- после тоста за победителей мы крепко заснули.
Сегодня, 8 мая, мы должны выполнить свой план-- подняться за один день
из III в V лагерь, минуя IV. Это позволит нам завтра, 9 мая, штурмовать
вершину Эвереста. Вчера, мы в хорошем темпе и с "хорошими" рюкзаками (по 5
баллонов, кислорода, не считая личных вещей) поднялись в лагерь III.
7 мая Валиев и Хрищатый отказались от попытки штурма, вершины
утром--исключительной силы ветер сду-вал их с гребня. Только к вечеру ветер
поутих, и ребята ушли наверх использовать свой последний шанс. Они
использовали его, и рано утром 8 мая их встретили в лагере V Эрик и Сережа.
Утро 8 мая началось с радиопереговоров. Эрик Ильинский пытался
уговорить базу предоставить им возможность штурма вершины. Но Евгений
Игоревич был неумолим. Слова Валеры Хрищатого о "небольших волдыриках" на
его ногах, видно, запали ему в душу. Ребята вчетвером должны спускаться
вниз--таково последнее слово руководителя экспедиции. На дневной связи Эрик
подбрасывает нам информацию к размышлению--он предлагает нам в группу Сережу
Чепчева, который согласен ждать нас в лагере V. Евгений Игоревич держит
нейтралитет:
-- Валера, решайте сами.
Мне понятно желание ребят использовать любой, в этом случае тоже
последний для Сережи, шанс, но на меня, как руководителя, возложена
ответственность за успех и здоровье ребят, за наш общий успех.
Сережа уже провел на высоте 8500 одну ночь, в случае нашего согласия
ему еще предстоит провести там 2--3 ночи.
Имею ли я право рисковать его здоровьем?
Я решаю все-таки дождаться Юру Голодова (Володя Пучков еще далеко
внизу): он ходил с Сережей в горах и знает его возможности больше, чем я.
Юра не доходит до меня метров 10, я прошу его остановиться и выслушать
меня. Рация включена, и время не ждет--надо давать ответ.
Юра выслушивает меня внимательно, задумывается и беззвучно поворачивает
головой в стороны.
С тяжелым сердцем я отказываю ребятам в согласии на их предложение.
К вечерней связи, в 18.00, у палатки лагеря IV собрались и те, кто
спускался из лагеря V, и мы, поднимающиеся туда.
Я включил рацию и тут же принял вызов базы на связь. Евгений Игоревич
сообщил, что для нас есть 2 телеграммы.
Из первой телеграммы мы узнали, что всем нам, работавшим на маршруте--и
взошедшим на вершину Эве-
реста и не сделавшим этого,--присвоено звание заслуженного мастера
спорта СССР.
Я передаю вниз слова о том, что мы постараемся оправдать оказанное нам
доверие, на что Евгений Игоревич отвечает, что я поторопился и не выслушал
вторую телеграмму.
Вторая телеграмма предписывает нашей группе спускаться вниз "в связи с
резким ухудшением погоды и во исключение дальнейшего риска".
Я прошу у базы тайм-аут до 20.00: слишком много информации мы получили
сразу, необходимо все обдумать, взвесить и только потом сообщить о своих
действиях. Ребята .долго не задерживаются в лагере IV, по одному
пристегиваются к веревке и уходят вниз.
Мы остаемся одни, времени на раздумья мало, скоро стемнеет. Принимаем
решение: не менять план, идти сегодня наверх, в лагерь V. У нас еще
достаточно сил, хороший запас кислорода. Я пришел к мысли, что наше
восхождение принадлежит не только нам. Мы должны подняться на вершину 9 Мая,
в святой для нашего народа день, и в этот день должен прозвучать
заключительный аккорд нашей экспедиции.
У нас в рюкзаках флаги: флаг СССР, флаг Непала и флаг ООН. Мы должны
оставить их на вершине. Мы должны донести до вершины пионерский флаг,
портрет Николая Рериха--великого художника, певца Гималайских гор.
В 20.00 мы вышли на связь, когда были уже на 4-й веревке от лагеря
8250. Сообщили базе, что ночевать будем в лагере V. В это время уже светила
луна, и подниматься стало легче. Значительно похолодало, но ветра нет.
Володя Пучков идет впереди, я последним. Около 24 часов Володя криками
возвестил нас о приходе в лагерь. Вскоре и мы подошли к нему. Угомонились к
2 часам ночи, уснули в кислородных масках с минимальной подачей кислорода.
Можно было и не экономить, но мы к этой норме привыкли.
В 5 часов утра просыпаемся, я развязываю вход в палатку и высовываю
голову наружу. На небе звезды, слабый ветер и 40-градусный мороз, обжигающий
лицо. Начинаем готовиться к выходу на штурм.
В палатке все покрыто инеем: спальные мешки, пуховые куртки,
кислородные баллоны. Такое впечатление, что мы находимся в глубокой
ледниковой трещине, градусник-брелок показывает минус 10. Мне удается за
несколько минут разжечь примус--в палатке потеплело и сразу стало веселей.
2 часа ушло на сборы. Укладываем в рюкзак по 2 целых баллона, а третий,
ночной, подключаем к маске. Я выхожу первым, за мной Юра и Володя.
Связываемся одной веревкой, и с этого момента к вершине идут не 3
альпиниста, а одна связка. Маршрут наш проходит по ажурному гребню, с
множеством скальных боков, чередующихся со снежными гребешками и карнизами.
Мы растянулись на всю длину 40-метровой веревки.
К 8 часам утра из-за вершины Эвереста выглянуло долгожданное
солнце--сразу потеплело, стали отходить замерзшие ноги.
В половине 9-го включаю радио и слышу беспокойный голос Евгения
Игоревича:
Где вы?
Мы прошли рыжие скалы, все в порядке.
Молодцы, черти! Когда следующая связь?
Мы решили не беспокоить базу до 11 часов и попросили выключить дежурную
рацию.
-- Раньше этого часа у нас ничего не произойдет,--
передал я базе.
Мне очень хотелось включить рацию на вершине в условленный час. В
отдельные моменты ловил себя на том, что излишне сильно натягиваю веревку,
когда иду первым.
327
Сознание того, что наша связка одно целое, сдерживало и заставляло
выдерживать нужный темп подъема. После рыжих скал освободились от пустых
баллонов--сбросили балласт по 3,5 кг и установили подачу кислорода 2 литра в
минуту. Темп движения увеличился. Все чаще попадаются признаки присутствия
здесь людей. Проходим мимо развешенных на скалах красных веревок предыдущих
экспедиций, в одном месте на полке я увидел связку скальных крючьев.
При подходе к вершине я натолкнулся на брошенный кислородный баллон с
потрескавшейся резиновой маской темно-зеленого цвета.
Слева от вершины на скальной осыпи заметил блестящую трубку метровой
длины--по-видимому, это деталь от описанного в литературе сооружения в виде
треноги с флагштоком, установленной китайскими альпинистами в 1975 г.
Последние десятки метров к вершине проходят по плотному .снежному склону. Я
замедляю движение, подходят ребята, и мы вместе выходим на вершину--
продолговатый снежный гребень с крутыми склонами во все стороны. У треноги,
выступающей из снега верхушкой в 30 см, лежат оранжевые баллоны, оставленные
предыдущими восходителями. К треноге прикреплены различные вымпелы, мешок с
кинокамерой.
В 11 часов 30 минут я включаю рацию.
-- База, база, вас вызывает вершина. Группа номер четыре достигла
вершины Эвереста!
- В ответ мы принимаем поздравления, слышим беспорядочный шум и
оживление в базовом лагере.
Офицеры связи просят нас перечислить все предметы, которые мы
обнаружили на вершине,--таким образом они устанавливают факт совершения
восхождения. Юра Кононов включил магнитофон и спрашивает нас о том, что мы
хотим передать с вершины на Родину. Мы передаем поздравление советским людям
с Днем Победы и посвящаем наше восхождение этому празднику.
Фотографирую Юру Голодова с флагом СССР, флагами Непала и ООН. Юра
стоит на вершине в позе Тенцинга Норгея, правая нога его на вершине, под
левой рукой видна стена пика Лхоцзе. Юра разворачивает трепещущий на ветру
пионерский флажок--мы выполнили поручение пионеров Белоруссии. Флаги СССР,
Непала и ООН прикрепляем к баллонам на вершине, портрет Николая Рериха
устанавливаем рядом, значок ТАСС прикрепляем к одному из вымпелов.
Фотографируем каждый друг друга, снимаем круговую панораму. Почти час
провели мы на вершине Эвереста, время пролетело незаметно. Напоследок сняли
кислородные маски и подышали воздухом Эвереста.
Вот и все! Цель достигнута, поручения выполнены. Теперь--быстрее вниз!
Юрий Голодов
Победа в День Победы
Все позади--жесточайший отбор кандидатов в Гималайскую экспедицию,
усиленные тренировки, строгий режим, углубленные медицинские обследования. В
подготовительном периоде было затрачено много физических сил и эмоциональной
энергии. Тяжело было не в самой экспедиции, не во время изнурительных,
многократных выходов вверх-вниз. В горах, которым отдано 20 лет жизни, для
меня все просто и ясно. Горы все ставят на свои места, они выявляют "кто
есть кто". Трудность подготовительного периода для меня заключалась в том,
что отстаивать свои права пришлось среди своих же ребят, алмаатинцев.
Я еду в экспедицию как оператор высотных съемок, но уже в базовом
лагере Евгений Игоревич Тамм говорит мне:
-- Ты мне нужен здесь как спортсмен. ^ И это еще больше вдохновляет
меня, вселяет уверенность в собственные силы. Эверест должен быть покорен во
что бы то ни стало. Без этого я не смогу покинуть Гималаи, вернуться домой.
Здесь я должен доказать всем и самому себе, на что способен!
И началась работа, тяжелейшая работа по установке и оборудованию
промежуточных лагерей, переноске в них грузов.
Я работаю в четверке, возглавляемой В. Онищенко. Кроме меня в группе В.
Хомутов и А. Москальцов. На первый взгляд состав нашей группы
разномастный--в ней представители двух альпинистских поколений, трех
альпинистских школ, трех городов.
Вячеслав Онищенко--москвич, "трудовец", замечательный альпинист и
скалолаз, много ходил с Б. Т. Романовым, имеет богатейший опыт прохождения
скальных и технических маршрутов, представитель старшего поколения
альпинистов. Валерий Хомутов--тоже москвич, но представитель школы
высотников из "Буревестника". Алексей Москальцов--харьковчанин,
потомственный альпинист, в 20 лет стал мастером спорта СССР по скалолазанию,
тяготеет к маршрутам технически сложным и только за 2 года до экспедиции в
Гималаи сделал свои первые восхождения на высокие горы,
С первых дней работы в экспедиции в группе налаживается дружеская,
доброжелательная атмосфера. И когда в самом начале работы экспедиции
заболевает Е. Ильинский, Слава Онищенко выражает опасение, что меня могут
перекинуть в группу алмаатинцев. Я его успокаиваю, Слава доволен, довольны
все ребята. Ведь мы успели сработаться, подружиться.
Я работаю в связке с Лешей Москальцовым. Считаю, мне здорово повезло.
Леша великолепный парень и сильный спортсмен. Вместо 12--15 кг, переносимых
участниками экспедиции, мы с ним во время второго выхода в конце марта несем
на высоте 7100 по 22 кг.
А темп работы всей группы задает Слава Онищенко. Он немногословен-, и
это прекрасное качество руководителя. Порой он только своими действиями дает
знать, как надо поступать в данной ситуации, что делать. И мы понимаем
Славу, он понимает нас.
328
Мы работали как вспомогатели, не имея разрешения на штурм вершины. Наша
задача состояла в участии в обработке маршрута, установке лагеря V, а
далее--вниз... Тем, кто был в первых 3 группах, естественно, было морально
легче. Они обрабатывают маршрут, участвуют в забросках и идут на
восхождение. Они знают свои возможности, они могут распределить свои силы на
длительный этап подготовительных работ на пути к вершине. Нам же было не до
-чактических выкладок. Необходимо было показать себя, дать понять
руководству, что и мы можем после обработки маршрута идти на вершину.
Однако не все складывается так удачно, как хотелось бы. Надо мной как
будто бы все время висел злой рок.
В начале апреля в лагере II внезапно заболевает руководитель нашей
четверки Слава Онищенко. Самоотверженная работа, вынужденное переохлаждение
дают о себе знать. Для спасения его жизни необходим немедленный спуск, что
мы и делаем. Руководство четверкой возлагается на В. Хомутова, и к нам в
группу добавляют москвича •В. Пучкова. И вновь работа продолжается.
Нам предстоит серьезная и ответственная задача по установке и
оборудованию лагеря IV. А сами для себя мы думаем попытаться установить
лагерь V и... штурмовать вершину.
18 апреля мы с Лешей выходим на отметку 8250 м, устанавливаем палатку,
остаемся в ней ночевать. Это первая наша с ним серьезная победа! Мы первые
из советских альпинистов, ночевавших на такой высоте! И у нас еще было
достаточно сил идти выше.
19-го утром проснулись оттого, что мерзнут ноги. В палатке--минус 27°.
Так что же в таком случае на "улице"? Нехотя вылезаем из спальных мешков.
После завтрака проводим ревизию имеющегося в лагере снаряжения, отбираем то,
что нам понадобится для дальнейшей обработки маршрута. Но часть снаряжения
находится вне палатки, в 20 м ниже. Мне предстоит идти за ним, так как я
нахожусь ближе к выходу (площадка под палаткой настолько узка, что лишнее
перемещение недопустимо). Вне палатки настолько холодно, что решил
подключить кислород. Забрав груз, которого набралось почти 20 кг, поднимаюсь
к палатке. Остается 3 м. Очередной раз натягиваю перила и... лечу вниз. Крюк
не выдержал--слишком большая была нагрузка. Пролетел метров 5--6, не более.
Зависаю на предыдущем крюке, упираясь одной ногой в небольшой скальный
выступ. Действую согласно своим установившимся принципам--никогда не
поддаваться панике, сначала подумать, потом лишь что-то предпринимать.
"Стоять" неудобно--мешает рюкзак. Понимаю, что один ничего не сделаю, зову
Алексея. Ничего не подозревающий Леша высунул голову из палатки и
нетерпеливо спросил:
-- Где ты? Ну что там еще?
Но увидев, что конца перильной веревки и крюка на площадке нет, все
понял, засуетился, но при этом не забыл дать мне ценный совет--упереться
рюкзаком в скалу. Действительно, так легче стоять. Через некоторое время
Леше удается забить в разрушенные скалы крюк и организовать страховку, с
помощью которой я вылезаю на площадку. Вроде бы все обошлось благополучно,
за исключением небольших ушибов и ссадин. Вновь проверяем снаряжение.
Оказалось, что веревок достаточно, но очень мало крючьев и всего лишь один
карабин. Для дальнейшего подъема это далеко не достаточно. Где-то произошел
просчет. И все же идем вверх.
Леша уходит навешивать перила, я остаюсь на страховке. После 12 часов к
нам подошли ночевавшие в лагере III Хомутов и Пучков, принесли
дополнительный кислород и питание. Вчетвером расширяем площадку под
палаткой, устанавливаем ее, "создаем в ней уют", после чего уходим в лагерь
III. 20 апреля мы с Алексеем вновь делаем ходку в лагерь IV с кислородом, во
время которой я почувствовал
сильную боль в правом плечевом суставе--результат вчерашнего падения.
Леша работает впереди, я отстаю, сначала ненамного, а потом значительно. Тем
не менее минимальная задача нашей группы выполнена. Мы установили лагерь IV,
каждый сделал по 2 грузовых ходки. А максимальную задачу, которую мы
поставили сами для себя (установить лагерь V и выше), выполнить не удалось.
Теперь мы в общей очереди, но последние...
Наконец-то настало то долгожданное утро 4 мая. Мы с Москальцовым
выходим из базового лагеря на штурм Эвереста. Хомутов и Пучков должны были
выйти на следующий день.
Утром мы встали, как обычно, до 5 часов. Весь лагерь уже на ногах. В
лагере уже выработалась особая церемония проводов уходящих на восхождение.
На улице минус 10°. Все собрались в кают-компании и ожидают нас. Я,
одевшись, захожу в палатку к Леше. Он неторопливо надевает гамаши,
сосредоточен. На мое "надо поторапливаться к столу" ответил односложно:
-- Уже готов.
В кают-компании чувствуется некоторая напряженность, вполне
соответствующая предстоящим волнениям. Мы с Лешей сели за стол и молча стали
есть молочную овсяную кашу. Володя Воскобойников подал поджаренные сосиски.
Все смотрят на нас и лишь изредка приглушенно переговариваются. Заходит Тамм
и, как всегда, тихо усаживается где-то в глубине палатки, не нарушая общей
церемонии поглощения пищи. Мне становится неловко находиться в центре
внимания. Наблюдаю за Лешей. Он суетится, кашу не доел, съел лишь пару
сосисок. Быстро выпиваем кофе и выходим из палатки.
"Киношники" уже наладили свою киноаппаратуру. Снимают. Тамм помогает
мне надеть рюкзак. Тепло прощаемся со всем. На некоторое время наступает
тишина. Задымилась ритуальная печка. Запах горящего можжевельника быстро
распространяется по лагерю. И тут я замечаю, что Алексея нет рядом. Он уже
обошел печку справа, пошел, не оглядываясь, вниз по осыпной морене по
направлению к ледопаду Кхумбу. Прохожу мимо печки, провожу рукой по ее
холодным стенам, вдыхаю терпкий аромат сгораемого можжевельника, спускаюсь
за Алексеем.
Вышли на ледник, идем молча, быстро. За время выходов на работу в
верхние лагеря у нас выработалось правило идти молча, пока не пройдем этот
коварный ледопад.
Идем по пологой части ледопада. Подошли к месту, где обычно после
каждого выхода наверх оставляли кошки и ледорубы, чтобы лишний раз не
таскать на себе все снаряжение. Как правило, кошки надевали здесь же, у
большого камня. Но сегодня я предлагаю взять кошки и, не снижая темпа, идти
до первой веревки без кошек. Через 30--35 минут мы достигли первой веревки,
надели кошки и только начали движение вверх, как услышали мощный гул и
увидели снежно-ледовую лавину, несущуюся с перевала Лхо Ла. Огромный ледовый
блок обрушился на то место, где мы должны были надеть кошки. На некоторое
время за сплошным облаком снежной пыли скрылся от нас базовый лагерь. С
трудом доходит до сознания та вполне реальная возможность, которую нам
только что удалось избежать,-- оказаться под ледяными глыбами. И тут метров
100 выше нас вновь ледовый обвал. Как будто бы два грозных предупреждения о
предстоящих опасностях. Но предаваться суеверию было некогда--надо спешить
наверх.
Идем быстро, Леша впереди, я--в 20--30 метрах позади. Вижу, что он не
просто торопится, а буквально летит наверх.
Впереди глубокая ледовая трещина. Успеваю предупредить Лешу, что надо
быть внимательным1 и осторожным. Прохожу через трещину по
лестнице первым, начинаю разматывать веревку, чтобы на дальнейшем пути
осуще-
329
ствить страховку, и наблюдаю за ним. Вижу, как он довольно резко
начинает движение по лестнице, правая нога его проскользнула по ступеньке,
он теряет равновесие и летит вниз. Вот здесь и пригодились имеющийся резерв
сил и многолетний альпинистский опыт, чтобы одному вытащить Лешу из трещины.
Некоторое время спустя, уже придя в сознание, он спрашивает:
-- А кто же меня вытащил?..
И тут мы оба осознаем, что потеряли ту единственную предоставленную нам
возможность покорения Эвереста. Беру себя в руки--раскисать нельзя, надо
спускать Лешу вниз, ведь у него возможно сотрясение мозга. Быстро связываюсь
с базовым лагерем. Нам на помощь выходит спасательная группа, в составе
которой и наш врач С. Орловский. И вновь мне по рации (в который раз) голос
Тамма вселяет надежду. Я слышу: назавтра нашей группе, несмотря ни на что,
предстоит выход на штурм Эвереста.
И снова спуск в базовый лагерь, но теперь уже с носилками и Лешей на
них.
Я никогда не жаловался на эмоциональную распущенность, слабость нервов,
но ночью не сплю. В который раз спрашиваю себя, в чем причина нашей неудачи,
чуть не обернувшейся трагедией для Алексея, для нас всех. Буду ли я на
вершине, еще неизвестно, а вот он уже не будет. И тогда, в ту ночь, я знал,
что даже в случае моей победы над Эверестом радость не будет полной, не
будет полным удовлетворение от проделанной огромной работы. Вновь
"прокручивая" назад события прошедшего дня, я нашел, в чем заключается мой
просчет, больше того--моя вина. С утра я почувствовал некоторую Лешину
взвинченность. Я его понимал, сам испытывал то же самое, но с годами
научился в нужные моменты сдерживать свои чувства. Сумев погасить свои
излишние эмоции, я не смог помочь ему сделать то же самое. А я ведь старше
его. Алексей заслужил вершину не меньше, а в какой-то мере и больше других
участников экспедиции. И вот срыв на ерунде, нелепый до обидного срыв!
Удалось уснуть лишь после приема по совету Орловского значительной дозы
снотворного.
А утром 5 мая, в день моего рождения, из базового лагеря на штурм
вершины выходим уже втроем: Хомутов, Пучков и.я. Благополучно миновали
злополучный ледопад Кхумбу, I лагерь, II. Погода не балует, небо хмурится с
утра, а во второй половине дня идет снег, с вершины слышится постоянный гул.
Но наше стремление к достижению цели сильнее гималайской непогоды, к тому же
у нас была тайная мысль выйти на вершину 9 Мая--в День Победы.
Встречаем возвращающихся победителей: Балыберди-на и Мысловского,
Туркевича и Бершова, Ефимова и Иванова. Мы их поздравляем, они желают нам
удачи. Сережа Ефимов в ночь с 6 на 7 мая остается с нами ночевать в лагере
II. Для снятия стрессовых нагрузок позволяем себе выпить по ложке коньяка, а
заодно, таким образом, отметить Сережину победу. Да и у меня был далеко не
второстепенный повод для "пьянки"--день рождения жены. Сережа шутит:
-- Мы самые высокогорные алкоголики.
А погода все ухудшается, и одновременно снижаются шансы покорить
вершину. Вечером 7 мая достигаем лагеря III, остаемся ночевать с твердым
намерением завтра дойти до лагеря V, не останавливаясь в IV. Это
единственный шанс достичь вершины 9 Мая.
Непогода усиливается, тучи над Эверестом сгущаются. И новое
препятствие: встретившись в лагере IV с группой Ильинского, узнаем, что всем
участникам экспедиции присвоены звания заслуженных мастеров спорта СССР, а
также дано указание немедленного спуска ввиду резкого ухудшения погоды.
Связываемся по рации с базовым лагерем. Нам подтверждают эту новость. Но нас
уже не остановить. Мы должны покорить вершину, и мы там будем. Слишком,
много
330
пришлось пережить, чтобы в нескольких метрах от нее повернуть назад,
слишком велико было желание. Все предыдущие группы подстраховывали друг
друга, мы же оставались одни. В случае чего нас спасать некому. Но и это нас
не останавливало.
И снова Тамм подает надежду. Нет, он не разрешает штурм вершины, но и
не запрещает его.
-- Решайте сами,--говорит он.
И мы, поздравив с покорением Эвереста Валиева и Хрищатого, не
останавливаясь в лагере IV, двигаемся выше и к 23.30 достигаем лагеря V.
Здесь ночуем, не снимая ботинок.
Рано утром 9 мая выходим из последнего лагеря. Мобилизованы все силы,
сознание работает только на одно: во что бы то ни стало достичь вершины. И
мы продвигаемся вверх, несмотря на сокрушительные порывы ветра.
И вот в 11 часов 30 минут по непальскому времени мы на вершине! Что мы
чувствуем? Радость победы? Удовлетворение от проделанного? Нет, эти чувства
притуплены. Связываемся с базовым лагерем. Тревожный голос Евгения
Игоревича:
Где вы?
Мы на вершине,--передает Хомутов.
Поздравляю,--каким-то странным- голосом, говорит
Тамм и внезапно замолкает.
В эфир врывается радостный голос нашего радиста " переводчика Ю. В.
Кононова. Мы передаем поздравление с Днем Победы советскому народу и народам
всех стран, боровшихся с фашизмом. Затем в соответствии с просьбой
непальского офицера связи описываем вершину, подтверждая тем самым свое
присутствие на ней. Закончив, разговор с базовым лагерем, поздравляем друг
друга, фотографируемся, высоко подняв над Эверестом, флаги1 ООН,
Непала и выше всех--красный флаг нашей Родины!1
Сорок минут пребывания на вершине. Ради' них выдержано столько
испытаний! К ним я шел 20 лет, череэ расположенные вблизи Алма-Аты четырех-
и пятитысячники Заилийского Алатау, через грозный Хан-Тенгри, через
па-мирские семитысячники.
Здесь же на вершине я делаю соответствующую надпись на фотографии
своего первого тренера Сарыма Худе-рина, погибшего в горах Кавказа в 60-х
годах. Забираю ее с собой, чтобы потом в Москве передать сестре Сарыма.
Вторую его фотографию оставляю на вершине.
12 мая нас встретили в базовом лагере.. И только здесь-среди друзей мы
наконец осознали радость победы.. Нашей1 победы в День Победы!
Владимир Пучков
Из дневника восходителя
24.03.82.
У нас первый выход наверх. Выходим из лагеря в 6.30. Погода пасмурная.
Несем с собой лестницы, флажки для разметки маршрута, фирновые страховочные
колья, веревки, ледовые крючья. Путь, по которому мы движемся, уже размечен,
однако он нуждается в дополнительной обработке.
Подходим к верхнему участку. Перед нами отвесная, высотой 70 м ледовая
стена с поперечной трещиной. Сверху нависают многотонные глыбы льда, готовые
сорваться в любой момент. Передовая группа закрепила здесь две 40-метровые
веревки и перекинула через трещину веревочную лестницу. Этот участок теперь
не представляет особой трудности, но надо учесть, что каждому работающему на
стене придется проходить ледопад по нескольку раз и с тяжелыми грузами.
Поэтому принимаем решение собрать из отдельных 3-метровых секций 2 длинные
лестницы и установить их в нижней и верхней частях -стены. На эту операцию
уходит около 2 часов. Наконец вылезаем наверх и встречаемся с группой Славы
Онищенко, которая делала сегодня заброску грузов на плато--на высоту 6100 м.
Они спускаются вниз.
Узнаем, что Володя Шопин успел побывать в трещине, но все обошлось
благополучно. Погода ухудшается, становится пасмурно и холодно, идет снег.
Спускаемся вниз по обработанному пути. Скорее в базовый лагерь--обедать и
отдыхать.
Через день выходим на более длительный срок--на 3--4 дня. Вчера выпал
свежий снег. Путь угадываем только по маркировочным флажкам. Часа через 3
выходим наверх, приближаемся к промежуточному лагерю (6100). Перед нами
огромное фирновое плато, так называемый Западный цирк, или Долина Безмолвия,
перерезанная широкими поперечными трещинами. Справа под склонами Нупцзе
угадывается возможный путь, по которому можно пройти под юго-западную стену
Эвереста.
Перед нами возникает проблема выбора: идти наверх при сильном встречном
ветре или ночевать в промежуточном лагере без спальных мешков, так как
спальные мешки находятся в I лагере. Овчинников предлагает нам третий
вариант--спускаться вниз вместе со всеми, а завтра снова вверх. Валентин
Иванов принимает решение, и мы остаемся ночевать в промежуточном лагере.
Надеваем на себя все теплые вещи, на дно палатки настилаем толстым слоем
веревки и палатки, принесенные в промежуточный лагерь. Укрываемся сверху
большой палаткой, сложенной в несколько слоев, и стараемся уснуть. Удается
это не сразу, так как ночной холод проникает в палатку и дает себя знать.
Наутро погода улучшилась. Впервые видим на довольно близком расстоянии
юго-западную стену Эвереста и вершину Лхоцзе (8550). Идем под склонами
Нупцзе, обходя стороной края трещин. Тропу занесло снегом. Приходится ее
отыскивать, проверяя плотность снега перед собой лыжными палками. На тропе
нога не проваливается, но
стоит шагнуть в сторону--и ты уже по щиколотку, а то и по колено в
снегу. Заодно втыкаем в снег маркировочные флажки, чтобы после сильных
снегопадов не потерять тропу.
Навстречу нам идут наши ребята-алмаатинцы, руководимые Казбеком
Валиевым. Вместе с ними шерпы-- высотные носильщики. Они ночевали в I лагере
после того, как занесли туда грузы.
Дорога до I лагеря кажется бесконечной. Такой длинный переход на высоте
6400, тем более впервые в этой экспедиции, дается с большим трудом. Наконец
последний подъем--и мы у палаток I лагеря. В глаза бросается огромное
количество мусора, который остался здесь от пребывания нескольких последних
экспедиций. Все, что было оставлено раньше, постепенно засыпается снегом и
стекает вниз вместе с массами фирна. Еще больше мусора в месте расположения
базового лагеря. Загрязнение Эвереста становится угрожающим. Невольно
задаешь себе вопрос, куда приведет это бесконтрольное засорение гор, которое
грозит не только популярным Гималаям, но и не менее популярным у нас в СССР
Кавказу, Памиру, Тянь-Шаню, если своевременно не принять необходимые меры.
Перед нашей группой поставлена важная и ответственная задача: выбрать
оптимальный вариант начала маршрута и приступить к обработке стены. Каждый
раз выход на новую стену переживаешь заново. Под ее пристальным "взглядом"
легко потерять присутствие духа и уверенность в себе. Выбираем вариант
подъема, и вот раздается стук молотка--забит первый крюк в стену Эвереста.
Стена на некоторое время становится нашим домом--не очень-то уютным и
приветливым, но домом...
3.04.82.
Выходим из базового лагеря, на этот раз на 5 дней. Нас пятеро--к нам
присоединился Сережа Ефимов. Он пришел с последним караваном и несколько
выбился из общего графика. Проходим ледопад по уже знакомому пути. Перед
ледовой стеной останавливаемся. Верхние глыбы угрожающе надвинулись и готовы
сорваться вниз. Этот участок можно проскочить один раз, но рисковать каждый
день неразумно. Надо искать путь обхода.
Быстро проскакиваем опасный участок и наверху встречаемся с группой
Мысловского. Обсудив сложившуюся ситуацию, решаем потратить несколько часов
для организации обходного, менее опасного, пути и ликвидировать угрожающее
положение. Выполнить эту работу поручается двум двойкам. Двойке из группы
Иванова--Туркевичу и Ефимову и из группы Мысловского--Шопину и Балыберди-ну.
Путь до I лагеря прошли раза в два быстрее, чем в первый выход,--сказывается
акклиматизация и хороший отдых. В течение 3 дней совершаем однообразную и
тяжелую работу. Утром максимально загружаем рюкзаки снаряжением и
продуктами, заносим их во II лагерь, выгружаем и к вечеру спускаемся в I
лагерь. К нам снизу подошла группа Онищенко. Они забирают грузы, поднимаются
во II лагерь и остаются там, чтобы продолжить дальнейшую обработку маршрута.
Снова идем вниз на отдых.
Настал кульминационный момент в работе экспедиции: преодоление почти
вертикального участка от III до IV лагеря. Дальше будет проще, хотя высота,
на которой придется работать, значительно больше предельных высот,
достигнутых когда-либо советскими альпинистами. Правда, мы "поднимались" на
эти высоты в барокамерах, и все выдержали испытание, однако ставить знак
равенства между пребыванием в барокамере и выполнением тяжелой альпинистской
работы наверху никак нельзя...
С окружающих склонов часто сходят лавины. В один из дней я насчитал их
целый десяток. Базовый лагерь расположен достаточно далеко от опасных
склонов, и ни одна из лавин не дошла до палаток.
331
Нас постоянно беспокоят снегопады: состояние маршрута ухудшается.
И--новое непредвиденное затруднение: наши помощники--шерпы отказываются идти
выше II лагеря. Там постепенно скапливается снаряжение для III, IV, V
лагерей, и II лагерь напоминает сейчас склад под открытым небом. У меня на
глазах, когда мы забрасывали грузы, один шерпа, пройдя несколько веревок по
стене, сбросил свою ношу с плеч, привалил к камню и ушел вниз. Как
выяснилось, шерпы не привыкли работать в плохую погоду, а тем более на таком
сложном маршруте, как наш. Лишь двое из них--Темпо и Самоду--поднялись выше
II лагеря, и только Наванг дошел до высоты 8000.
Место для лагеря IV нашли на ажурном снежном гребне на высоте 8300.
17.04.82
Утром выходим из базового лагеря. Наша задача-окончательно установить
лагерь IV и, если останется время, начать обработку участка выше него.
Весь путь до лагеря I проходим значительно быстрее, нежели в первые 2
выхода. Подходя к палаткам, еще раз бросаем взгляд на стену и оцениваем
путь, который нам предстоит преодолеть. Выше заснеженных скал, над которыми
установлен лагерь II, высится сначала серая, а потом черная стена. Нам надо
подняться выше черной стены на неявно выраженный гребень, выводящий на
Западный гребень.
18.04.82
На следующий день поднимаемся до лагеря II. Здесь находится Эрик
Ильинский, он пойдет вместе с нами в лагерь III. Сюда же спускаются Иванов,
Ефимов, а немного погодя Бершов и Туркевич. Они настроены оптимистично-- им
удалось обработать ключевое место маршрута-- вертикальную стену между III и
IV лагерями.
19.04.82
Утром, захватив по 3 баллона кислорода, выходим наверх. Сразу же
ощущаю, что крутизна стены заметно возросла и идти значительно труднее.
Считаем пройденные веревки--всего их между II и III лагерями более 20. Этот
путь я прохожу впервые. Несмотря на кажущуюся простоту, для его прохождения
мы затратили более 4 часов тяжелой работы.
В лагере III две палатки, установленные под скальной стенкой. Площадки
вырублены в снежном надуве. Одна площадка расположена несколько выше другой.
Мы с Валерой Хомутовым и с Эриком Ильинским разместились в нижней палатке, а
в верхней палатке--Юра Голодов и Леша Москальцов.
20.04.82
Первыми выходят Голодов и Москальцов. Через час выходим мы с Хомутовым.
Ильинский остается в лагере III.
После прохождения этого труднейшего участка добираюсь до лагеря IV.
Москальцов и Голодов остаются здесь ночевать, а мы с Хомутовым спускаемся в
лагерь III, чтобы завтра сделать еще одну заброску. Юра с Лешей должны
начать дальнейшую обработку маршрута--так мы спланировали нашу работу...
4.05.82.
Голодов и Москальцов ушли наверх. Часа через полтора внезапно
заработала рация. Говорит Голодов: "При переходе трещины Леша Москальцов
потерял равновесие и упал вниз. Очень сильно ушиб переносицу, травмировал
ногу. Чувствует себя нормально. Если к нам поднимутся Хомутов и Пучков, то
мы втроем его спустим..."
Быстро снаряжается спасотряд. Я выхожу вместе с Леней Трощиненко, а
Валерий Хомутов поджидает доктора Орловского и будет подниматься вместе с
ним. Часа через полтора подходим к месту происшествия. Москальцов лежит на
снегу. Трогать Лешу не решаемся, надо ждать доктора. Через полчаса подходит
Орловский. Осматривает Москальцова и делает заключение: "Сотрясение мозга,
332
двигаться противопоказано, необходимо транспортировать". По связи
просим прислать на помощь четверых с носилками, а сами спускаем
пострадавшего на станковом рюкзаке. Нести одному тяжело, а вдвоем и тем
более вчетвером нельзя: не позволяет крутой извилистый рельеф. Поэтому через
каждые 20--30 м меняемся. Наконец, пройдя самую изрезанную часть ледопада,
выходим на более ровный участок. Снизу подходит спасотряд. Укладываем Лешу
на носилки и, меняясь четверками, спускаемся.
В 2 часа дня* двойка Мысловский--Балыбердин сообщила по рации, что
достигла вершины Эвереста. В самый торжественный момент жизни нашей
экспедиции мы спускаем пострадавшего. На вершине ему уже не быть. Леша это
понимает, и глаза его полны слез...
5.05.82.
Утром выходим на штурм в тройке: Хомутов, я и Голодов. Провожают нас
так же торжественно, как и всех предыдущих восходителей. В лагерь I пришли в
15.00.
6.05.82.
Выходим в 9.00. На скалах много снега. Иду в кошках.
8 лагерь II приходим в 15.00. Здесь уже находятся победи
тели. Объятия, поздравления с победой. Эдик сильно
поморозил руки, страдает от боли, у него очень усталый
вид. Они уже побывали на вершине, а у нас все еще
впереди.
7.05.82.
Выходим из лагеря II с очень тяжелыми рюкзаками. Несем запас кислорода
на все восхождение, потому что рассчитывать нам не на кого--наверху кислород
в большом дефиците. Пользоваться будем тем, что несем с собой. В лагерь III
пришли в 17 часов. По связи узнали, что двойка Валиев--Хрищатый делала
попытку штурма, но из-за холода и ветра вернулась назад. Вторую попытку они
сделали во второй половине дня и восхождение фактически совершали ночью.
8.05.82.
Вышли в 10.00. Несем по 5 баллонов кислорода, спальный мешок для IV
лагеря, бензин и продукты. Рюкзак весит более 20 кг. Очень тяжело идти на
отвесных И очень крутых участках. По дневной связи услышали, что двойке
Ильинский--Чепчев база предлагает спускаться вместе с двойкой
Валиев--Хрищатый для их подстраховки.
Мы поднялись в лагерь IV к вечерней связи. Нам неожиданно сообщили, что
всем спортсменам, принимавшим участие в обработке маршрута, присвоено звание
заслуженных мастеров спорта СССР. Первая мысль: "Как некстати это
сообщение--ведь нам еще идти на штурм. И только после штурма можно будет по
достоинству оценить наши заслуги. Да и дело не в звании, главное--взойти на
вершину, тем более что до нее рукой подать". Голос в рации продолжает
говорить что-то такое, что не сразу доходит до сознания:
Есть указание прекращать все восхождения.
Как прекращать? Все правильно, мы завтра все
прекратим! Теперь все ясно, надо сейчас же идти наверх.
Сегодня V лагерь, а завтра--завтра покажет день, тем
более такой день--9 Мая!
Мысль о том, что надо взойти на вершину именно
9 Мая, вертелась в голове еще внизу, когда мы преодолева
ли ледопад. Мы, не сговариваясь, почти одновременно
начали разговор о том, что по графику нам не хватает
одного дня, чтобы взойти на вершину именно 9 Мая. Где же
взять этот недостающий день? Единственная возмож
ность--пройти за один день расстояние между двумя
лагерями сразу. Поэтому после вечерней связи мы надели
рюкзаки и в 19.00 вышли из палатки.
Единственной путеводной нитью была перильная веревка. Постепенно глаза
начали привыкать к темноте,
* Сообщение было сделано Балыбердиным в 14.35.--Ред.
стали угадываться очертания ажурного снежного гребня, который нам
предстояло пройти сегодня. Снег матово поблескивал под ногами. На остром как
нож гребне пришлось садиться верхом, чтобы не потерять равновесие. На скалах
угадывал направление движения на неудобном зигзагообразном траверсе.
Провисев несколько минут на веревке, с трудом вскарабкался на узкую полочку
с огромным живым камнем, на ощупь отыскивая мелкие зацепки. Вылез под
нависающую стенку, переходящую в кулуар. Слева снежный гребень и снова
длинный, нескончаемый кулуар.
По сыпучему скальному гребешку осторожно, чтобы не спустить камни на
ребят, идущих следом, вылез на какой-то гребень. Резко дунул в лицо холодный
резкий ветер. Оглядевшись, я понял, что нахожусь на Западном гребне и что
передо мной в темноте простирается Тибет. Следовательно, до палатки V лагеря
несколько десятков метров. На одном дыхании проскочил это расстояние, и вот
впереди что-то полощется--палатка!
Обойдя палатку слева по острому снежному гребешку, опустился перед
входом, аккуратно завязанным капроновым шнурком. Чтобы развязать узел,
пришлось снять рукавицы. Руки мгновенно окоченели, но узел успел развязать.
Залез в палатку прямо в кошках--на улице кошки не снять. Через несколько
минут вваливаются Валера и Юра. С трудом снимаем кошки, ботинки решаем не
снимать-- утром на этом сэкономим целый час. Устраиваемся в спальных мешках
на ночлег. Забываемся в полудреме.
Просыпаемся около 5 утра. Готовим питье, завтракаем, заполняем флягу,
начинаем надевать кошки--это самая мучительная процедура. Руки не слушаются,
дыхание срывается. Наконец все готово, можно выходить. На улице уже светло.
Ветер сильный, но дует в спину. Начинается восход солнца. Гребень местами
освещен солнечными лучами. Там, где их нет, мертвящий холод. Коченеют ноги и
руки. Выходим на освещенное место, и сразу становится теплее. Однако
приходится все время идти по теневой стороне.. Снова замерзают ноги. К 8.00
подходим по черепичному склону под рыжую скалу. Сообщаем на базу, что через
3 часа будем под вершиной. Наше сообщение воспринимается довольно спокойно.
Видимо, внизу в нашей решимости взойти на вершину не сомневались.
Идем все время вместе, собрав веревку в кольца. Поднимаемся все выше.
Гребень где-то справа над нами, слева внизу виден ледник Ронгбук. Оттуда
должны подниматься 2 экспедиции--из Англии и США. Кто-то даже заметил
красную палатку. Значит, мы их опередили. Позднее мы узнали, что обе
экспедиции отступили, потеряв 3 человек. Отыскиваем правильное направление
движения, чтобы кратчайшим путем попасть на вершину. По зализанным серым
камням, посыпанным снегом, по полкам и полочкам все ближе к гребню, на
котором возвышается снежная шапка. Последние усилия. Пройдя скальную осыпь,
попадаем на снежную подушку.
Вот она, вершина! В этом нет никаких сомнений. Дальше идти некуда. В
центре небольшого снежного пологого гребня воткнуты кислородные баллоны, к
ним привязаны вымпелы, оставленные нашими ребятами. Каждая связка оставляла
на вершине свидетельство своего пребывания. Подойдя поближе, вижу в центре
углубления, вырытого в снегу, верхушку пресловутой треноги.
Достаю фотоаппарат, снимаю панораму на цветную пленку, потом
перезаряжаю пленку и фотографирую Юру с вымпелами и затем Валеру. Снова
фотографирую круговую панораму окрестных гор. На несколько минут снимаем
кислородные маски, чтобы подышать воздухом Эвереста. Поздравляем друг друга.
Валера включил рацию и на одном дыхании выдал поздравление: "Всему
советскому народу и всем народам, боровшимся с фашизмом, с Днем Победы, 9
Мая".
Алексей Москальцов Оглядываясь назад
В день первого штурма я с Юрой Голодовым вышел из базового лагеря
вверх... И само ощущение победы дошло ко мне сквозь горечь собственной
неудачи, сильную головную боль, не оставив особых эмоций.
Вспоминается, как кто-то еще в Москве обронил о маршруте, что, мол, "на
Союзе займет не выше третьего". Ой нет! Да и как сравнить с чем-нибудь? Вон
там, где-то под первой крутой ступенью, могла бы находиться вершина пика
Коммунизма, а ведь маршрут оттуда фактически только начинается. Вся работа
выше.
В дальнейшем каждый раз, идя вверх или спускаясь, с этого места я буду
рассматривать Гору--где был вчера, где сейчас работают ребята, куда нужно
подняться. И каждый раз буду испытывать чувство уважения к Горе и
восхищаться ее величием.
Надолго запомнится и один день заброски из II в III лагерь. Это было во
время 2-го выхода нашей группы. Все сильно страдали от кашля, а мы с Валерой
Хомутовым особенно.
Мы поднялись на 7300. Здесь бушевал ветер. Палатка содрогалась под его
ударами. Установленная не неудобной полочке, она была маленькая и
покосившаяся. " Мы с трудом втиснулись внутрь вчетвером и так провели всю
ночь. Ветер не прекращался ни на минуту и все рвал и рвал палатку. Заснуть
было невозможно: грохот ветра, теснота, и, главное, высота--ведь мы впервые
поднялись сюда.
К утру погода улучшилась, и стало ясно, что можно работать. Поев и
собравшись, мы вышли вверх.
Рюкзак получился тяжелым, и с первых шагов я почувствовал, что
вчерашняя отсидка забрала последние силы. Я прохожу 5--6 м и останавливаюсь,
чтобы отдышаться, пульс даже не пытаюсь подсчитать.
Снова шаг за шагом, цепляясь 'за веревку зажимом, поднимаюсь вверх.
Снова, пройдя несколько метров, прислоняюсь к камню и восстанавливаю
дыхание. Ветра, постоянно дующего слева, уже почти не замечаю. Юрка идет
немного впереди, и я пытаюсь его догнать, но расстояние между нами никак не
уменьшается. Но и ему ведь тоже тяжело. Думаю о том, какой жалкой и
маленькой букашкой, ползущей в Гору, выгляжу со стороны. Но через пару часов
все мысли уходят, кроме одной--надо, надо идти, идти вверх. Надо занести
груз.
Постепенно в голове появляется какой-то звон. Иногда, остановившись и
закрыв глаза, я вдруг слышу как бы чей-то бессвязный далекий разговор,
какие-то неразборчивые звуки. Где-то я уже читал о галлюцинациях на высоте и
даже о духах Эвереста. Но нет, это не галлюцинации. Отдышавшись, чувствую,
что я в порядке, что могу идти дальше, но все повторяется снова. Так мы и
шли более 5 часов... Ни до, ни после мне не было так тяжело, как в тот день.
К утру провисшие стенки палатки обросли толстым слоем инея. Казалось,
что все вокруг промерзло насквозь. Хочется куда-нибудь спрятаться от холода,
проникающего
333
повсюду. Отключаю кислород и снимаю маску. От каждого неосторожного
движения на лицо обрушивается ворох снежинок. Сон как рукой снимает. Примус,
лежавший где-то в углу палатки, застыл так, что не возьмешь в руки. Долго
разогреваем его на газовой горелке. Она еле горит на таком морозе.
Долго греем воду, что-то готовим. Ночь прошла нормально, кажется,
отдохнули неплохо. Чувствуем себя даже лучше, чем в прошлый раз во II лагере
на 7300. А ведь здесь на километр выше. Сказывается акклиматизация, но
главное, конечно, кислород. Все движения, правда, какие-то замедленные.
Ботинки, хоть и не замерзшие, натягиваешь и зашнуровываешь в несколько
приемов.
Быстро пролетает время. Пора выходить. Сегодня нужно сделать хорошую
площадку для лагеря и постараться пройти выше. Но площадкой займемся потом,
когда снизу поднимутся ребята с заброской, а сейчас нужно разобраться со
снаряжением. От палатки вверх гребень просматривается достаточно далеко.
Очень изрезанный, с жандармами, как зубья пилы. Без обработки не пройдешь.
Юра берет кислород и уходит вниз к нише за оставшимся снаряжением. Я
разбираю все, что есть в палатке: молоток, крючья, веревки, карабины... А
где же карабины? Вот это просчет. В лагере II кто-то из опускавшихся
говорил, что тут их нет. И в III не было. Надо было поснимать что можно по
пути. Упустили мы это. Теперь много не пройдешь.
Жду Юру. Что-то долго его нет. Вдруг слышу какой-то звон. Выглянуть? Но
уже слышу:
-- Леха.
Вылезаю из палатки, сразу понимаю, что произошло. Юрка висит внизу на
веревке, другая, протянутая через палатку, врезавшись в снег, уходит вниз.
Крюка, на котором крепился конец перил, последнего крюка--нет! Он вылетел.
Как ты?
Нормально.
Он уже стоит на небольшой полочке, закрепившись на забитом вчера крюке.
Нужно быстрее восстановить перила. Крючьев много, но, как назло, выбора
почти нет: либо толстые клинья, либо совсем маленькие. Небольшая скала,
торчащая из снега, очень разрушена. Не удивительно, что крюк вылетел.
Проторчал 3 дня в такой развалюхе--то солнце, то мороз, вот и...
Обшариваю трещины. Все не то, не то... Не так-то просто здесь надежно
закрепить перила. Наконец, забиваю маленький лепесток, нужно еще что-нибудь
покрепче. Чувствуется, что нет кислорода: после нескольких сильных ударов
рука начинает слабеть. Приходится отдыхать. Юрка уже заждался там внизу. Но
вот перила готовы. Нужно помочь ему выбраться на площадку. Сначала рюкзак.
Он цепляет его на конец-скинутой веревки. Метров 6--7, но рюкзак очень
тяжелый. Я побыстрее вытаскиваю его на площадку и в изнеможении падаю
сверху, пытаясь отдышаться. Как рыба, выкинутая на берег.
Минут через 5 прихожу в себя. Да, без кислорода тяжело, хочется
подышать. Юра налегке потихоньку поднимается сам. Все обошлось. Болтнулся
маятником на нижнем крюке, не перевернулся и, главное, не нагрузил зажим.
Только немного ушиб руку, а ведь могло быть...
Забираемся в палатку, я надеваю кислородную маску. Как здорово!
Разбираем принесенное. Времени уже сколько? Скоро должны подойти ребята. Ну
хоть чуть-чуть пройдем вперед. Я смог пройти совсем немного, использовав те
несколько карабинов, которые мы нашли недавно в лагере.
Показались ребята, поднявшиеся снизу с заброской, и мы решили сразу же
заняться площадкой. Палатка одна, и установить ее нужно хорошо, чтобы можно
было ночевать вчетвером. Под карнизом, где мы прилепили палатку, места
334
очень мало, и неприятно, когда висит над головой. Решили просто срыть
часть снежного гребня.
Юра ушел вниз, а мы втроем принялись за работу. По очереди начали
копать. Лопатой долго не помахаешь, хоть и в маске. Фирн очень плотный,
откалывается небольшими кусками.
Прошло уже 2 часа, а площадка только начинает вырисовываться.
Смеркается. Спускаться придется в темноте, но надо закончить. Наконец-то все
готово. Растягиваем палатку. Вчетвером тут будет нормально.
Вниз. Как быстро темнеет!
Валера уходит и сразу исчезает в темноте.
Цепляюсь за веревку и осторожно еду вниз.
Стоп.
Крюк.
Перещелкиваюсь.
Со своей старой, такой привычной восьмеркой я могу работать с закрытыми
глазами. Движения почти автоматические. Вот только аккуратнее с камнями.
Где-то внизу подо мной идут ребята.
Сейчас 21.00. Валера, связавшись с базой, докладывает, что сделано.
Слышу голос Евгения Ивановича. Он мягко и ненавязчиво просит сделать завтра
еще одну ходку вверх--забросить кислород. Юра, это по нашу душу. Мы
прекрасно понимаем, как это нужно. Ну что ж, сходим. А сейчас скорее спать.
Пока мы с Юрой одеваемся, ребята, проснувшись чуть раньше, уже
приготовили еду. Они никуда не идут. Груза как раз на двоих, а они уже
сделали 2 заброски. Теперь наша очередь. У Володи сегодня день рождения,
пусть готовят праздничный ужин. Чувствую себя нормально, хорошо выспался.
Можно работать. 3 баллона в рюкзак--и вперед! Редкие облака почти не
закрывают солнце, тихо. Везет же нам пока на погоду, тьфу-тьфу!
С первых шагов стараюсь идти спокойно, равномерно, не сбивая дыхания, и
пореже останавливаться. Делать маленькие шажки, но все время вверх.
Постепенно втягиваюсь в работ