Пол Андерсон. Операция "Хаос" ПРИВЕТ! Если вы существуете - привет! Скорее всего, мы вас никогда не обнаружим. Этот странный эксперимент - проверка дикой гипотезы. Но, помимо всего этого, это - наш долг. Я лежу, скованный сном. Лишь наполовину сознаю существование моего мира. Меня подготовили, чтобы послать призыв сквозь потоки времени, потому что то, что случилось со мной много лет назад, оставило следы на моей заурядной натуре. Они верят, что содержащая послание мысль имеет большие шансы войти в резонанс с вашей, если будет послана мною. Возможность удачи невелика. Моя заурядность полностью взяла верх над крошечным остатком манны, курящейся во мне, как крошечный дымок. И в любом случае весьма неприятно, что я излучаю мысль в пустоту. Вероятно, это так. Это скорее всего философская идея, что время имеет больше одного измерения. Что могут одновременно существовать различные Вселенные, некоторые из которых совершенно чужды нам, а некоторые такие, что и отличить невозможно. (...почему во сне я разговариваю на этом языке? Это не моя обычная речь. Препараты вызвали странное состояние. Проклятье, когда я завтра проснусь, я буду собой и не только собой. Но сейчас и всю ночь я - это я...) Земля, где битва под Геттинсбергом выиграна Ли, а битва при Ватерлоо - Наполеоном. Или Земля, где религия Митры одержала верх над христианством. Или Земля, где вообще никогда не было Рима. Или Земля, где другие животные,а не люди, разминувшись, стали обладать разумом. Или Земля, на которой вообще не развилась разумная жизнь. Земля, принадлежащая к таким областям космоса, где иные законы природы. Для их обитателей возможно то, Чего мы никогда не сможем. Но они никогда не достигнут того, Что мы сделаем без затруднений... Но должен сказать, что у гипотезы есть кое что побольше, чем просто философские основания. Имеется подтверждение в новейшей, слишком абстрактной для меня, физической теории. И есть анекдотические случаи появлений и исчезновений, наводящие на мысль, что возможны телесные перемещения от одного временного потока к другому. Бенджамин Батуст, Каспар Хаузер... То, что случилось со мной - хотя это не то же самое. Однако, мы обязаны выполнить наш долг. Видите ли, если параллельные миры существуют, они должны быть тесно взаимосвязаны. В противном случае гипотезу невозможно проверить и она не имеет смысла. Имея одно и то же происхождение, воплотившись в одних и тех же формах, эти миры должны иметь одну и ту же судьбу. Борьба Закона и Хаоса, какие бы разнообразные формы она не принимала, наверняка идет во всех мирах. Кое - чему мы научились. Мы обязаны послать вам сообщение. Научить и предупредить. Вам это может показаться всего лишь сном. То же ощущаю и я. Но все, что мне помнится, произошло на самом деле. Сомнительно, чтобы вы те, кто окажутся в пределах нашей досягаемости, смогли ответить нам. Даже если захотите. Ведь в противном случае мы бы уже получили сообщение откуда-нибудь. Но надеемся, что наше сообщение вы воспримете. Спросите себя, как простой сон может быть таким, как то, что вам сейчас снится? У нас нет пока определенной идеи на что вы походите. Но предполагаем, что вы - нечто большее, чем нмчто. Вы, вероятно, живете в мирах, не слишком отличающихся от нашего. В противном случае связь была бы невозможной. Как бы ни был я прост, я не смог бы найти сочувствие у вполне чуждых мне существ. Нет, вы тоже должны быть людьми, обладающими технологической культурой. Вы должны, как и мы, помнить Галилея, Ньютона, Лавуазье, Ватта. Вероятно, вы тоже американцы. Но в какой-то точке мы разошлись. Был ли у вас Эйнштейн? И если был, то над чем он работал после своих ранних публикаций, касающихся броуновского движения и специальной теории относительности? Такие вопросы можно задавать бесконечно. Разумеется, и у вас такие же , касающиеся нас вопросы. Поэтому я хоть как-то расскажу свою историю. (этого все равно не избежать, сумрак окутывает меня) Несомненно, я часто буду рассказывать о том, что вам известно. Если вы уже знаете, как работают электрические генераторы, или как закончилась Первая Мировая война, или еще что-нибудь - терпите. Лучше получить слишком много сведений, чем слишком мало. Для вас это более, чем жизненно важно. Если вы существуете. С чего начать? Полагаю, что для меня это дело началось во время Второй Мировой войны. Хотя, разумеется, история прослеживается и гораздо раньше. Творению предшествовала борьба... 1. То ли очень не повезло, то ли их разведка оказалась лучше, чем мы ожидали, но последний налет, сломив нашу воздушную оборону, снес к дьяволу палатку корпуса погоды. Проблемы снабжения - это проблемы снабжения. Мы не могли пополнить запасы неделями, а тем временем враг захватил контроль над погодой. Наш единственный уцелевший погодник, майор Джексон, должен был использовать то, что осталось от его стихии, чтобы защитить нас от молний. Так что приходилось принимать все, что им хотелось наслать на нас. Сейчас шел дождь. Ничто так не обескураживает, как неизменно идущий уже неделю, холодный дождь. Земля раскисла. Грязь лезла в сапоги. Они сделались такими тяжелыми, что их трудно было оторвать от земли. Униформа превратилась в вымокшую насквозь тряпку, липнувшую к твоей трясущейся шкуре. Продовольственные пайки отсырели, винтовки требовали сверх заботы. И все время дождь барабанит по шлему так, что это начинает сниться. Никогда уже не удастся забыть эту серую, без конца бьющую по телу воду. И через десять лет ветер, сулящий дождь, будет вызывать чувство подавленности. Одно утешение, подумал я. Пока идет дождь, с воздуха на нас хорошую атаку не проведешь. Несомненно, когда они будут готовы атаковать с бреющего полета, облачный покров уберут к черту. Но наши метлы появятся также быстро, как и их ковры. Медленно, с натугой, мы шли вперед. Вся наша дивизия - вместе с приданными частями - Сорок пятая Молниеносная, краса и гордость армии Соединенных Штатов, превратилась в жалкое промокшее скопище людей и драконов, рыщущих по холмам Орегона в поисках оккупантов. Я медленно шел по лагерю. Вода сбегала с краев палаток, и, булькая, стекала в окопы. Наши часовые, разумеется, надели шапки-невидимки, но я видел, как на грязи появляются отпечатки, слышал хлюпанье сапог и надоедливые однообразные проклятия. Я миновал взлетно-посадочную полосу. Военно-воздушные силы располагались рядом с нами, чтобы сразу оказать поддержку в случае необходимости. Двое, не утруждая себя невидимостью, стояли на страже возле опрокинутого ангара. Их голубые мундиры были также замызганы, как и мой защитный, но они были чисто выбриты, и знаки различия - крылатая метла, четки от дурного глаза - были начищены. Они отдали мне честь, и я лениво ответил им тем же. "Честь мундира". Извольте, голубомундирники, болваны. Сзади лежали броневые листы. Ребята соорудили из них переносное укрытие для зверюг. И я мог видеть только пробивающий сквозь стены пар и ощутил пакостную вонь рептилий. Драконам дождь ненавистен, и водителям приходилось тратить чертовски много времени, чтобы не выпустить их из под контроля. Поблизости расположилось отделение Петрологической войны, закрытый сверху затон, в котором извивались, шипели и отворачивали увенчанные гребнями головы, от тех, кто кормил их, василиски. Лично я сомневался в практической ценности этого корпуса. Нужно подвести василиска вплотную к человеку и заставить змея смотреть прямо, пока человек не окаменеет. А отражательные алюминиевые костюмы и шлем, которые следует носить, чтобы защититься от излучения своих же питомцев - это прямое приглашение вражеским снайперам. Кроме того, углерод человеческого тела, превращаясь в кремний, дает радиоактивные изотопы. Так что, вы получаете, может быть, такую дозу радиации, что врачам придется уступить вас святому Джону Уорту. Тому, кто до полуночи не вылезает из своего склепа. Кстати, если вы знаете, кремация не просто отмерла, как обычай. Закон о национальной обороне объявил ее незаконной. Нам пришлось заниматься многими, по-старинному устроенными, кладбищами. Так что, с прогрессом науки, свобод у нас стало поменьше. Я прошел мимо инженеров, командовавших бандой зомби (мертвецы, исполняющие приказания колдуна). Те рыли очередную осушительную канаву. Я вышел к огромной палатке Ванбруха. Часовой, увидев мою эмблему - тетрограмму Разведовательного корпуса и знаки различия на погонах, отдал честь и впустил меня внутрь. Я вошел, остановился возле стола и поднял в приветствии руку. - Капитан Матучек, сэр,- сказал я. Ванбрух взглянул на меня из-под лохматых седых бровей. Это был высокий мужчина, с лицом похожим на выветрившийся камень. Кадровый вояка на все сто три процента. Но мы относились к нему точно так же, как вы - к полководцам, чьи портреты оттиснуты на банкнотах. - Вольно,- сказал он.- Садитесь. Это займет некоторое время. Я нашел себе складной стул. Два других стула были уже заняты. Сидевшихе на них я не знал. Один - толстяк с круглой красной физиономией и белой пушистой бородкой. Майор с эмблемой круглых кристаллов Корпуса Связи. А другой - юная девушка. Несмотря на усталость, я, замигав снова, посмотрел на нее. Она того заслуживала: высокая, зеленоглазая, рыжеволосая. Лицо с высокими скулами. А фигура... Слишком хороша для униформы женской вспомогательной службы США. И для любого другого - тоже. Знаки различия капитана. Паук кавалерийского корпуса... Хотите официальное название - пожалуйста, не паук, а Слейпнир. - Майор Дарринган,- хрюкнул генерал.- Капитан Грейлок. Капитан Матучек. А теперь давайте займемься делом. Он растелил перед ними карту. Я наклонился и посмотрел на нее. На ней были обозначены наши и вражеские позиции. Враг все еще удерживал в своих руках половину побережья Тихого океана, от Аляски до Оригона, хотя положение значительно улучшилось, когда в битве при Миссисипи - год назад - удалось повернуть вспять нашествие. - И так,- сказал Ванбрух,- я опишу вам ситуацию в целом. Задание вам предстоит опасное и, хотя вы вызывались на него добровольцами, хочу чтобы вы знали, насколько оно важное... Все, что я тогда знал - что именно я вызвался идти добровольцем. Вызвался так или иначе. Это была армия, да еще участвующая в такой войне, как эта. Так что, я не мог бы отказаться от принципа. Когда Сарацинский Халифат напал на нас я был, невызывающий особый нариканий актером в Голливуде. Мне бы очень хотелось вернуться к этому своему занятию, но сперва надо было покончить с войной. - Как видите, мы потеснили их,- сказал генерал,- и все оккупированные страны стрепенулись и закудахтали, готовясь поднять восстание, как только получат шанс выиграть битву. Британия помогает в организации и вооружения подполья, а сама тем временем готовиться форсировать Ла-Манш. Русские готовят наступление с севера. Но мы... Мы должны нанести врагу решительный удар. Взломать линию фронта и погнать их. Это послужит сигналом. Если мы добьемся успеха, с войной будет покончено уже в этом году. В противном случае она может растянуться еще года на три. Я знал это. Вся армия знала это. Официально еще ни слова не сообщалось, но люди каким-то образом чувствуют, когда предстоит большое наступление. Генерал неуклюже прочертил пальцем по карте: - Девятый броневой дивизион здесь, Двенадцатый Метательный - здесь. Саламандры - тут, где , как мы знаем, они сконцентрировали своих огнедышащих. Моряки готовы высадиться на побережье и вновь захватить достаточно кракенов. Один удар - и мы их погоним. Майор засопел в бороду и мрачно уставился в круглый кристалл. Шар был мутный и темный. Враг создавал такие помехи для наших кристаллов, что их невозможно было использовать. Мы, естественно, отвечали тем же. капитан Грейлок нетерпеливо застучала по столу безукоризненно наманикуренным ногтем. Она была такая чистенькая и красивая, что я решил, что в конце концов я ей не нравлюсь. Во всяком случае сейчас, когда мой подбородок покрыт трехдневной щетиной. - Но, по-видимому, что-то идет не так, сэр,-= отважился сказать я. - Правильно, будь оно проклято,- сказал Ванбрух.- В Тролльбурге. Я кивнул. Сарацины пока удерживали этот город. Город - ключ к позиции. Оседлавший шоссе N 20 и охраняющий подступы к Салему и Портланду. - Мне кажется, мы предлагали захватить Тролльбург, сэр,- пробормотал я. Ванбрух нахмурился: - Это должна сделать Сорок пятая,- проворчал он.- Если мы опростоволосимся, приятель, они сделают вылазку, отрежут девятый и сорвут всю операцию. Кроме того, майор Хариган и капитан Грейлок из Четырнадцатого, доложили мне, что у гарнизона Тролльбурга есть ифрит. Я присвистнул. Озноб пополз вдоль позвоночника. Халифат, не задумываясь, прибегал к использованию Сверхъестественных сил (в частности поэтому остальной мусульманский мир относился к сарацинам, как к еретикам, и ненавидел их не меньше, чем мы). Я бы никогда не подумал, что они зайдут так далеко, что сломают печать Соломона. Вышедший из повиновения ифрит, может причинить невообразимые разрушения. - Надеюсь, у них от только один...- прошептал я. - Один,- сказала Грейлок. У нее был низкий голос, он мог бы казаться приятным, если бы она не говорила так отрывисто.- Они прочесали все Красное море, надеясь найти еще одну бутыль Соломона. Но, кажется, это - последняя. - Все равно плохо,- сказал я. Усилие, которое потребовалось, чтобы голос звучал ровно, помогло мне успокоиться.- Как вы это узнали? - Мы из Четырнадцатого,- зачем-то сказала Грейлок. Как бы то ни было, ее кавалерийский значок вызвал у меня удивление. как правило, из всех новобранцев, только кислолицые школьные учительницы (и им подобные), годятся на то, чтобы раскатывать на единорогах. - Я просто офицер связи,- торопливо сказал майор Харриган.- Лично я не езжу на метле... Я усмехнулся. Ни одному американскому мужику (если только он не член какого-нибудь Святого ордена) не захотелось бы сознавать, что его посчитали пригодным справиться с единорогом. Майор свирепо посмотрел на меня и залился краской. Грейлок продолжала будто диктуя. Она говорила по-прежнему резко, хотя тон ее голоса несколько изменился. - Нам повезло, взяли в плен бимбаши штурмового отряда. Я допросила его. - Они держат рот на хорошем замке, эти знатные сыны пустыни,- сказал я. Время от времени я сомневался про себя в Женевской конвенции, но мне бы не понравилась идея нарушить ее окончательно. Даже если неприятель подобных угрызнений совести не испытывает. - О, мы прибегаем к жестоким мерам,- сказала Грейлок.- Мы поселили его в очень хороших условиях, и очень хорошо кормили. но, в то мгновение, когда кусок оказывался в глотке, я превращала его в свинину. Он сломался очень быстро и подробно рассказал, все что знал. Я громко расхохотался. Ванбрух захихикал. Но она продолжала сидеть с невозмутимым видом. трансформация органики - это всего лишь перетасовка молекул. Атомы не изменяются, так что риска получить дозу облучения нет. Но, конечно, трансформация требует хороших знаний и в области химии. Здесь и кроется подлинная причина, почему обычно пехотинец относится к Техническому корпусу с завистью. Неприкрытая ненависть к тем, кто может превратить НЗ в отбивную или в жаркое по-французски. У квартирмейстеров хватает затруднений с заклинанием обычных пайков, чтобы отвлекаться на создание изысканных блюд. - О'кей, вы узнали, что у них в Тролльбурге есть ифрит,- сказал генерал.- Каким еще они располагают силами? - малый дивизион, сэр. вы бы взяли город голыми руками, если бы можно было обезвредить этого демона,- сказала Грейлок. - Да. Я знаю,- Ванбрух покосился в мою сторону.- Ну, капитан, рискнете? Если вам удастся справиться с ним, это означает по меньшей мере Серебрянную Звезду... Простите, Бронзовую. - А...- я сделал паузу, подыскивая слова. меня больше интересовало продвижение по службе, либо полное увольнение в запас. Но, возможно, последует и такое, тем не менее... речь идет не о моей голове, это возражение стратегического порядка.- Сэр, в этой области мои знания чертовски малы. В колледже я чуть не завалил демонологию. - Эту часть работы выполняю я,- сказала Грейлок. - Вы?!- я вернул на место отвисшую до самого пола челюсть, но что еще сказать, я не знал. - до войны я была Главной ведьмой Колдовского агенства в Нью-Йорке. Теперь я понял, откуда у нее такие повадки. Типичная девица, сделавшая карьеру в большом городе. Не в моих силах остановить ее и генерала. - Я знаю, как справляться с демонами лучше, чем кто-либо на побережье. Ваша задача - в сохранности доставить меня на место и обратно. - Да,- сказал я.- Да, не о чем говорить. Ванбрух прочистил горло. Ему не нравилось посылать на такое дело женщин. Но, времени было слишком мало, слишком мало, чтобы искать другую возможность. - Честно говоря, капитан Матучек - один из лучших наших оборотней,- польстил он. "АВЕ, ЦЕЗАРЬ, МОРИТУРИ САЛЮТАНТ",- подумал я. ("Здравствуй, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя"- обращение римских гладиаторов перед боем) Нет, подразумевал я иное, но не беда. Померев, смогу неспеша придумать что-нибудь получше. Я не был испуган, точно. Помимо того, что я был заколдован от страха, были веские причины полагать, что мои шансы не хуже, чем у идущего в огонь пехотинца. Ванбрух не стал бы приносить в жертву своих подчиненных, посчитай он задание безнадежным. Но, насчет перспективы я был менее оптимистичен, чем он. - Думаю, что два ловких человека, проберутся незамеченными их стражей,- продолжал генерал.- Затем вам придется симпровизировать. Если вам удастся нейтрализировать чудовище, мы атакуем завтра в полдень.- Затем мрачно добавил.- Если до рассвета я не получу известия, что это удалось, нам придется перегруппироваться и начать отступление. Спасать, что сможем. О'кей. Вот полученная путем геодезической съемки карта города и его окрестностей. Он не стал тратить понапрасну времени, выясняя, действительно ли я согласился идти добровольно... 2 Я вел капитана Грейлок к палатке, которую делил с двумя братьями-офицерами Падающего дождя. По долгому склону падающего дождя, ползла темнота. Мы тащились по мерзости грязи. И пока не оказались под брезентовым покрытием - молчали. Мои товарищи по палатке были в патруле, так что места для нас хватало. Я зажег огонь Святого Эльма и сел прямо на промокшие, положенные на пол, доски. - Садитесь,- пригласил я, указывая на единственный, имевшийся в нашей палатке табурет. Он был одушевленный, а купили мы его в Сан-Франциско. Не особенно проворный, он все же мог тащить на себе наше снаряжение и подходить, когда его звали. Почувствовав на себе незнакомый вес, он беспокойно заерзал, а потом снова уснул. Грейлок вытащила пачку "Крыльев" и подняла брови. Я кивнул в знак благодарности и во рту у меня оказалась сигарета. Лично я в походе курю "Счастливые", самовоспламеняющиеся - удобно, если спички окажутся отсыревшими. когда я был на гражданке и мог себе это позволить, моей маркой был "Филипп Моррис", потому что возникающий вместе с дымком сигареты, маленький, одетый в красное эльф, может заодно приготовить порцию виски. Некоторое время мы молча попыхивали дымом и слушали дождь. - Ну,- сказал я наконец,- полагаю, у вас есть какие-то средства транспорта? - Моя личная метла,- сказала она.- Эти армейские Виллисы мне не нравятся. Мне нравится "кадиллак". Я выжму из него больше, чем это возможно. - У вас есть грим, пудра, безделушки? - Только немного мела. Любое материальное средство не слишком полезно, когда его используешь против могущественного демона. - Да? А как насчет воска, которым была запечатана бутылка Соломона? - Не воск удерживал ифрита в бутылке, а печать. Чары создаются символом. В сущности, надо полагать, что их воздействие чисто психосоматическое,- она достала сигарету, и на ее щеках образовались впадины. И я понял, что капитан Грейлок, что называется, сахарная косточка... - У нас будет возможность проверить эту теорию сегодня ночью,- сказала она. - Ну, ладно. Надеюсь, вам захочется прихватить с собой световой пистолет, заряженный серебрянными пулями. У них, как вы знаете, тоже есть оборотни. Я возьму пистолет-пулемет сорок пятого калибра и несколько гранат. - Как насчет спринцовки? Я нахмурился. Мысль об использовании святой воды в качестве оружия, всегда казалась мне богохульством (хотя капитан утверждал, что ее применение против порождений Нижнего мира, допустимо). - Бессмысленно,- сказал я._ У мусульман нет такого ритуала, и они, разумеется, не используется, не используют существ, которые ему подчиняются. С собой я возьму свою камеру "Поляроид". Айк Абрамс просунул свой огромный нос в разрез палатки. - Не хочется ли вам и леди капитану немного покушать, сэр? - спросил он. - Что ж, конечно, хотим,- сказал я. А сам подумал: "Скверно, что свою последнюю ночь в Мидгарде я проведу, как жвачное..." Он исчез и я объявил: - Айк всего лишь рядовой, но в Голливуде мы были друзьями, он был реквизитором, я играл в "Зове дебрей" и "Серебрянной амиане". А здесь он с радостью назначил сам себя моим ординарцем. Он принес нам поесть. - Знаете,- заметила она,-хорошенькое, конечно, дело, в нашу технологическую эру: нам известно, что в этой стане был хорошо распространен антисемитизм. не только среди немногих свихнувшихся простолюдинов. Нет - среди обычных респектабельных граждан. - Действительно? - Действительно. Особенно верили в чушь, что все евреи - трусы, и на фронте их днем с огнем не сыщешь. Теперь, когда для большинства из них колдовство под запретом - по религиозным причинам (ортодоксы волшебством не занимаются) - евреев в пехоте и в рейнджерах столько, что не заметить этого просто невозможно. Я-то поустал от того, что герои комиксов и рассказов в дешевых журналах носят еврейские имена. разве англосаксы не принадлежат, как и евреи, к нашей культуре. Но то, что она сказала - правильно. И что показывает, что она была чуточку больше, чем обычная машина для делания денег. Самую крошечную чуточку. - Кем вы были на гражданке? - спросил я, главным образом потому, чтобы заглушить непрекращающийся шум дождя. - Я уже говорила вам,- огрызнулась она, вновь свирепея.- Служила в Колдовском агенстве. Реклама, объявления и так далее. - О, а Голливуд весь фальшивый настолько, что и насмешки не заслуживает,- сказал я. Помочь этому я, однако, не мог. Эти деятели с Мэдисон-авеню, от них в конечном итоге одна головная боль. Искусство (подлинное!) используется для того, чтобы как пузыри выскакивали самодовольные ничтожества. Или чтобы продавать вещи, главное достоинство которых в том, что они точно такие же, как и все остальные того же сорта. "Общество защиты животных от жестокого обращения" борется против того, чтобы русалок дрессировали для создания волшебных фонтанов с помощью заклинаний. Как борется и против запихивания молодых саламандр в стеклянные трубки для освещения Бродвея Я же по-прежнему полагаю, что есть лучшее применение для популярных изданий, чем трубные вопли о духах "Маашер", которые на самом деле ни что иное, как приворотное зелье. - Вы не понимаете,- сказала она.- Это часть нашей экономики. Часть всей нашей общественной жизни. Думаете наш средний отечественный чародей способен починить, ну, скажем, машину для поливки газонов? Нет, черт возьми! Он скорее всего выпустит на волю духов воды. И, если не будет противодействующих чар, затопит половину города. И тогда нам, ведьмам, приходится убеждать гидр, что они обязаны подчиниться нашему волхованию. Я ведь уже говорила вам, что когда имеешь дело с этими существами, эффект чисто психологический. Чтобы добиться этого, я ныряла к ним с аквалангом. Я покосился на нее с большим уважением. С тех пор, как человечество осознало, насколько незначительно действие холодного оружия, и началось развитие магии, мир нуждается в отчаянно смелых людях. Повидимому, она относится именно к такой категории. Абрамс притащил две тарелки с пищевыми пайками. Вид у него был тоскливый, и я бы охотно пригласил бы его присоединиться к нам. Но наше задание было секретным, а еще следовало обговорить детали. Капитан Грейлок превратила кофе в мартини (недостаточно сухое), а годную лишь для собак и пехоты жратву в мясо, приготовленное почти хорошо. Но не следует ожидать от женщины слишком большой душевной тонкости, а еда была, если честно - лучшая, чем водилась у меня за весь месяц. После коньяка она невольно расслабилась, и я понял, что ее отталкивающая холодность - просто защита от скользких типов, с которыми мне приходилось иметь дело. И мы выяснили, что зовут нас Стив и Вирджиния. Но затем снаружи сумерки сменились тьмой, и нам нужно было идти... 3. Возможно, вы думаете, что это чистейшей воды безумие - послать двух людей (из них одна женщина) в расположение вражеских войск для выполнения такой задачи, как эта. Должно казаться, что по меньшей мере нужно было выслать бригаду рейнджеров. но современная наука изменила войну в той же мере, как индустрию, медицину обычную жизнь, наконец. Данное нам задание было безрассудно-отчаянным в любом случае, и мы бы особо ничего не выиграли, будь нас намного больше. Видите ли, хота практически каждый может научиться некоторым простейшим видам и приемам колдовства - таким, как искусство управлять метлой, химчисткой, токарным станком и так далее, лишь незначительное меньшинство представителей человечества можно считать подлинными знатоками. на это требуются годы и годы учения и практики. А помимо того, необходимы врожденные способности. Это вроде превращения человека в животное Если человек относится к тем немногим, у кого есть нужные хромосомы, превращение в присущего ему зверя осуществляется почти инстинктивно. В противном случае необходимо воздействие внешней силы. Ученые поведали мне, что искусство заключает в себе понимание Вселенной, как набора канторовский бесконечностей. Внутри каждого данного класса часть равна целому и так далее. Одна, хорошо подготовленная ведьма, сможет сделать все, что окажется необходимым. Большой отряд было бы просто-напросто легче засечь, а это значит - рисковать представляющими ценность кадрами. Так что, Ванбрух был прав, посылая нас лишь двоих. Плохо, что иногда на собственной шкуре приходится удостовериться, насколько здравы принципы военных действий... Мы с Вирджинией повернулись спинами друг к другу - чтобы переодеться. Она облачилась в брюки и куртку, я - в эластичную вязанную одежду, годящуюся мне и в волчьей ипостаси. Мы надели шлемы, нацепили свое снаряжение и обернулись. Она прекрасно смотрелась даже в таком одеянии - зеленом и мешковатом. - Что ж,- сказал я тихо,- пойдем? Разумеется, страха я не испытывал. Каждый новобранец, вступая в армию, получает прививку от страха. Но то, что нам ожидало, мне не нравилось. - Думаю, что чем раньше мы выйдем, тем лучше,- ответила она, и, шагнув к выходу свистнула. Помело спикировало, приземлилось точно рядом с нами. Метла была раскрашена полосами - в самые фантастические цвета. Но и сама по себе она была хороша. Пенопластовые сидения хорошо гасили ускорение, а прекрасно спроектированные откидные спинки не походили на те, что использовались на армейских машинах. Управлял помелом приятель Вирджинии - громадный кот. Черный, как непроглядная ночь, и с недоброжелательно поблескивающими глазами. Он изогнулся дугой, с негодованием зафыркал. Погоднопредохранительные чары не давали дождю коснуться его, но пропитанный влагой воздух ему не нравился. Вирджиния пощекотала его под подбородком. - О,Свертальф,- прошептала она.- Хорошая крыса, эльф мой драгоценный, принц тьмы... Если мы переживем эту ночь, ты будешь спать на воздушных, как облако, подушках, ты будешь пить сливки из золотой чаши... Кот навострил уши и дал полный газ двигателю. Я взобрался на заднее сидение, удобно устроил ноги на стременах и откинулся на спинку. Девушка сидела передо мной, склонившись к метле. Помело резко рванулось вверх, земля провалилась, лагерь скрылся во мгле. Мы с Вирджинией обладали колдовским зрением (если точнее, видели в инфракрасном спектре), так что в освещении не нуждались. Помело поднялось над облаками. Вверху был виден гигантский звездный свод, внизу - белесый крутящийся сумрак. Мельком я заметил пару описывающих круги "П-56". Патруль. Каждый "П-56" состоит из шести крепко связанных между собой метел - чтобы поднять груз брони и пулеметов. Мы оставили их позади и устремились к северу. Держа на коленях автомат, я сидел, слушая визг проносившегося мимо воздуха. Внизу смутно виднелись очертания холмов. Я заметил редкие вспышки. Артиллерия вела дуэль. На таком расстоянии невозможно с помощью колдовства сбить снаряд с курса или взорвать броню. Ходили слухи, что "Дженерал Электрик" работает над прибором, способным произвести заклинание в течение нескольких микросекунд, но пока большие пушки продолжали свою беседу. Тролльбург лежал в каких-то нескольких милях от наших позиций. Я видел его. Город расстилался внизу, затемненный от наших пушек и бомбардировок. Как было бы славно, если бы у нас оказалось атомное оружие. Но, пока тибетцы вращали свои колеса, молясь о предотвращении атомной войны, такого рода идеи останутся ненаучной фантастикой. Я почувствовал, как напряглись мышцы живота. Кот вытянул трубой хвост и мяукнул. Вирджиния наискось направила метлу вниз. Мы приземлились в гуще деревьев, и она обернулась ко мне: - Их дозоры, должно быть, поблизости,- прошептала она.- Я не решилась приземлиться на крышу. Нас было бы слишком легко заметить. Пусть путь в город начнется отсюда. Я кивнул: - Годится. Подождите минутку. Я осветил себя фонариком. Как трудно было всего десять лет назад поверить, что трансформация зависит от того, как ярко светит луна! Затем Вирнер доказал, что этот процесс - просто один из тех, где поляризованный свет, с правильно подобранной длиной волны, воздействует на щитовидную железу. И... корпорация "Поляроид" сделал очередной миллион долларов на линзах превращения. Нелегко идти в ногу с нашим ужасным и удивительным временем., но я бы не сменил его ни на какое другое. Обычно испытываемое ощущение - будто весь покрываешься рябью, трясешься. Меня пронзила смешанная с восторгом боль. Короткое похмельное головокружение. Атомы перегруппировались, образуя новые молекулы. Некоторые нервные окончания удлинились, другие наоборот, исчезли. Кости на мгновение сделались текучими, мышцы растягивались словно резиновые. Затем тело стабилизировалось. Я встряхнулся, просунул хвост через клапан облегающих брюк и ткнул носом в ладонь Вирджинии. Она потрепала меня по шее, позади шлема. - Молодец,- шепнула она.- В путь... Я повернулся и нырнул в кустарник. Многие писатели пытались описать возникающие при превращении ощущения, но все они потерпели неудачу. Ибо нет в человеческом языке подходящих слов. Зрение сделалось менее острым. Очертания звезд над головой расплылись, мир сделался плоским и бесцветным. Зато я ясно слышал все звуки ночи. Эти звуки превратились в рев, это были сверхзвуки. Целая Вселенная запахов била в ноздри. Запах мокрой травы и почвы, где кишели спешно спасающиеся бегством полевые мыши. От мышей исходил горячий запах, чуть сладковатый. Отчетливый резкий запах оружия, масла, нефти. Неясная вонь дыма... Бедное, с притупленными чувствами, человечество, полуглухое к этому изобилию! Труднее всего передать, что представляла собой моя психика. Я был волком. Волком, у которого и нервы, и жилы, и инстинкты - волчьи. И волчий же, острый, хотя и ограниченный разум. Я сохранил человеческую память, и цели мои были целями ЧЕЛОВЕКА. Но все это давалось каким-то нереальным, грезоподобным. Мне приходилось напрягать всю свою волю, чтобы не растерять их. Чтобы не пуститься в погоню за первым же попавшимся зайцем. Неудивительно, что в былые времена оборотни заслужили дурную славу. Это было еще до того,. как они поняли, что превращения включают и изменение психики. до того, как оборотням начали с детства давать надлежащее воспитание. Мой вес - 180 футов, а закон сохранения материи соблюдается при превращениях столь же строго, как и остальные законы природы. так что, я был весьма крупным волком. Но я с легкостью скользил сквозь кусты, мчался вдоль лугов и оврагов, тень среди прочих движущихся теней. Я уже почти проник в город, когда уловил запах человека. Я приник к земле. Серый мех дыбом встал на загривке. Я ждал. Мимо прошел часовой. Это был высокий бородатый мужчина. Его золотые серьги слабо поблескивали в свете звезд. Обернутый вокруг шлема тюрбан казался огромным на фоне Млечного Пути. Я дал ему пройти и двинулся следом, пока не увидел следующего караульного. Часовые были расставлены вокруг всего Тролльбурга. Каждый расхаживал по дуге в сто ярдов, встречаясь на ее концах с напарником. Нам будет непросто... Какой-то неясный шум отозвался в ушах. Я пригнулся, стараясь слиться с землей. Вверху, словно привидение, проплыл один из их самолетов. Я увидел два пулемета, мужчин, сидящих на корточках за ними. Ковер неспешно летел на малой высоте, описывая круг над кольцом караульных. Тролльбург хорошо охранялся. Как бы то ни было, Вирджинии и мне необходимо было пробраться сквозь эти дозоры. Мне нужно было совершить обратное превращение, чтобы использовать всю мощь человеческого разума. Инстинкт волка повелевал мне просто наброситься на ближайшего человека, но тогда бы в мои, покрытые шерстью уши, вцепился бы весь гарнизон. Выждать... Может быть, это действительно необходимо. Сделав путлю, я вернулся обратно в чащу. Свартальф цапнул меня ногтями и пулей взлетел на дерево. Вирджиния Грейлок испуганно вскочила, в руке ее поблескивал пистолет. Затем она расслабилась и несколько нервно засмеялась. Я мог бы сам, в моем теперешнем облике, использовать фонарик, висящий на шее, но ее пальцы справились с этим быстрее. - Итак? - спросила она, когда я снова стал человеком.- Что вы выяснили? Я описал положение дел. Она нахмурилась и закусила губу. Гуда, правда, была слишком хороша, чтобы с ней обращались подобным образом. - Скверно,- сказала Вирджиния.- Я боялась чего-нибудь подобного... - Послушайте. Вы сможете быстро обнаружить этого ифрита? - О, да. Я училась в Конголеском университете, и в совершенстве обладаю колдовским чутьем. И что из этого? - Я отвлеку внимание, нападу на кого-нибудь из часовых, и устрою шумиху. У вас появится возможность незаметно пролезть через линию караула. Оказавшись в городе, вы одев шапку-невидимку... - Нет. Их системы обнаружения не хуже наших. Невидимость давно устарела. - М-м... думаю, вы правы. Ну, как бы то ни было, в темноте будет легче добраться туда, где хранится ифрит. Ну, а там уж как повезет, заранее не угадаешь. - Я подозревала, что нам предстоит что-то вроде этого,- ответила она, и вдруг сказала с поразившей меня нежностью.- Но, Стив, у нас будут некоторые шансы спастись... - Только не в том случае, если они поразят меня серебром. Правда, их пули, в основном - обычный свинец. Расчет они ведут на той же основе, что и мы. В среднем каждая десятая пуля должна быть серебрянной. У меня, вероятно, шансов девяносто из ста - вернуться обратно целым и невредимым. - Лжец,- сказала она.- Но храбрый лжец. - Я вообще не храбрый. Подмывает иногда помечтать о Кузнечной долине, об Аламо, о холме Сан-Хуан. Или о Касабланке, под которой наша, численно превосходящая армия, остановила три Панцирные дивизии Африканского корпуса фон Огерхауза. Подмывает - но только, если ты сам уютно расположился где-нибудь в безопасности,- предохраняющие от страха чары сползли с меня, в животе заворочался тяжелый ком. Однако, я не видел мной возможности сделать то, что мы обязаны сделать. Потерпи наша попытка неудачу, это означало бы военно-полевой суд.- Когда они пустятся на охоту за мной, я собью их со следа. Собью и постараюсь вновь встретиться с вами. - О'кей,- она вдруг встала на цыпочки и поцеловала меня. Впечатление было ошеломляющим. Я замер на мгновение, глядя на нее: - Что вы делаете в субботу вечером? - меня чуть-чуть трясло. Она рассмеялась: - Не забивайте голову, Стив. Я из кавалерии... - Да, но война не может продолжаться до бесконечности,- я улыбнулся. Улыбнулся беспечный, насильственной улыбкой, и глаза ее внимательно остановились на мне. Зачастую полезно использовать накопившийся опыт. Мы обсуждали все детали так тщательно, как только возможно. Вирджиния особых иллюзий не питала. Ифрита, наверняка, хорошо охраняли, да и он сам по себе представлял большую опасность. Рассчитывать, что нам обоим удастся увидеть восход солнца, означало не что иное, как благодушие. Я снова принял волчий облик и ткнулся ей в руку. Она взъерошила мне мех, и я скользнул в темноту. Я избрал часового, удалившегося на некоторое расстояние от дороги (дорогу, разумеется, перегораживала застава). По сторонам намеченной жертвы виднелись еще люди, медленно расхаживающие вперед и назад. Я скользнул за пень, находившийся почти точно на пути часового. Ждал. Он приблизился, и я прыгнул. Успел увидеть глаза и зубы, блестевшие на бородатом лице, услышал его вскрик, уловил исходившую от него струю страха... а затем мы столкнулись. Он опрокинулся, отбиваясь. Я щелкнул зубами, целясь в глотку. Челюсти сомкнулись на его руке, и я почувствовал горячий соленый вкус крови. Он завизжал. Я понял, что крик слышен на линии охраны. Два ближайших сарацина мчались на помощь. Я разорвал первому глотку и сжался в ком, чтобы пригнуть на второго. Он выстрелил. Пуля пронзила тело, оставив зазубрину острой боли. Я зашатался. Но он не знал, как ему следует обращаться с оборотнем. Ему бы упасть на колено и стрелять безостановочно, пока не настанет черед серебрянной пули. В случае необходимости ему следовало отбиваться от меня - пусть даже штыком - продолжать стрелять. А этот... Он бежал ко мне, взывая к Аллаху своей еретической секты. Мои мышцы сжались, и я рывком бросился на него. Проскользнув под штыком, под дулом, и ударил сарацина так, чтобы свалить его. Он устоял, вцепился в мое тело, и повис. Я полукругом занес левую заднюю лапу за его щиколотку и толкнул. он упал. Я оказался сверху. Позиция, к которой всегда должен стремиться ввязавшийся в рукопашную оборотень. Я мотнул головой и, оставив на его руке глубокую рану, вырвался из захвата. Но прежде, чем я успел расставить все точки над "i", навалились еще трое. Их саперные лопатки заходили взад-вперед, вонзались мен в ребра снова и снова. Обучали их вшиво. Я прогрыз себе дорогу из этой "кучи малы" (к тому времени их накопилось уже с полдюжины) и вырвался на свободу. Сквозь запах пота и крови я уловил еле слышное дуновение духов "Шанель N5". Про себя я рассмеялся. Вирджиния, оседлав метлу, в футе над землей, на скорости, обогнула свалку и была уже в Тролльбурге. Теперь моя задача - унести ноги и увести погоню. И при этом не словить серебрянную пулю... Я завыл, чтобы поиздеваться над теми, кто высыпал из стоявших зданий. И прежде, чем припустить через поле, дал хорошенько рассмотреть себя. Я бежал неспеша, так, чтобы они не потеряли меня, делая зигзаги, чтобы в меня не попали. спотыкаясь и вопя, они мчались следом. Все, что они могли знать - совершен налет десантников. Их патрули перегруппировались, весь гарнизон поднят по тревоге Но наверняка никто, за исключением нескольких избранных офицеров, не знает об ифрите. И никто из этих офицеров не осведомлен, что мы получили о нем сведения. Так что, догадаться, что мы задумали, невозможно. может быть, нам удастся осуществить эту труднейшую операцию... Что-то внезапно устремилось на меня сверху. Один из проклятых ковров. Он пикировал, словно ястреб, винтовки, выплевывали огонь. Я кинулся по ближайшей, ведущей к лесу тропинке. Под деревья! Дайте мне хотя бы пол-елочки, тогда я... Не дали. Я услышал звук прыжков за спиной, учуял едкий запах... и захотелось скулить. Тигр-оборотень способен мчаться так же быстро, как и я. На мгновение вспомнился старик-проводник, который был у меня на Аляске. Если бы в мгновение ока он оказался здесь! Он был оборотень-медведь кодьяк... Затем я развернулся и встретил тигра раньше, чем он успел наброситься на меня. Это был огромный тигр, футов 500, не меньше. В глазах его тлел огонь, и громадные клыки. он занес когтистую лапу, способную переломить мой хребет. Я кинулся вперед, укусил его и отскочил, прежде чем он успел ударить. Частью своего сознания я слышал, как враги ломились через подлесок, пытаясь отыскать меня. Тигр прыгнул. Я уклонился и бросился к ближайшим зарослям. Возможно, я сумею пробраться там, где он не сумеет... Он несся между деревьями за мной, бушевал и ревел. Я увидел узкую щель между двумя гигантскими дубами. Слишком маленькую для него щель, и кинулся туда. За те полсекунды, что протискивался он догнал меня. В голове взорвались и потухли огни... 4. Я находился вне времени пространства. само мое тело отделилось от меня, а может, это я отделился от тела... Как мог я осознать бесконечную вечность темноты и холода этой пустоты, коль скоро у меня не было соответствующих понятий? Как я мог испытать отчаяние, коль скоро был ни что иное, как точка, затерявшаяся в пространстве или во времени? Нет, даже не так. Ибо здесь не было ничего. Ничего, что можно было бы осознать. Ничего, что можно было бы любить, ненавидеть или бояться. Ничего, о чем можно было бы хоть как-то поведать словами. Мертвец ощущал бы себя менее одиноким, ибо единственное, что существовало во всей Вселенной - был я. Отчаяние. Но в то же время, а может, на квадриллион лет позже, или и то и другое вместе, ко мне пришло сознание чего-то еще. На меня глядел Солипсист. Беспомощный, практически ничего не осознающий, я мог лишь прикоснуться к его самомнению. Такому бесконечному, что не оставалось места даже надежде. я вращался в бурных течениях его мыслей, слишком чужих, слишком огромных и непонятных, чтобы надеяться на спасение. Будто слышал урывками рев Ледовитого океана. В котором тонул... Опасность. Этот и те живое. Определенно, они могут быть ужасно опасными. Не в данный момент, когда они всего лишь способствуют уничтожению плана, и без того обреченного на уничтожение. Нет, позднее, когда созреет следующий план. великий план, в котором эта война - всего лишь первая страница... что-то в них предостерегает, путь слабо, об опасности... Если бы только я мог более ясно видеть во времени!.. Их нужно устранить, уничтожить. Что-то нужно сделать до того, как возникнет и возрастет их потенциальная возможность. Но сейчас я еще не могу ничего. Может быть, как это случается на войне, их убьет. Если нет, мне следует запомнить их, и попробовать сделать что-то позднее. Сейчас у меня слишком много иных дел, я должен сохранить семена, насаженные мною в этом мире. Вражеские птицы летят во множестве на мои поля... голодные стаи. И орлы, охраняющие их... (Со все возрастающей дикой яростью). Вы попадетесь еще, птицы, в мои ловушки... и тот, кто выпустил вас! Так велика была под конец сила его ярости, что я оказался выброшенным на свободу... 5. Я открыл глаза. И какое-то время чувствовал лишь ужас. Меня спасла физическая боль, прогнав мысли об уже полузабытый кошмарах. Прогнав их туда, где обитают эти кошмары. Их сменяла мысль, что после удара я какое-то время пробыл в бреду. Человекозверь в своей зверинной ипостаси, не настолько неуязвим, как полагает большинство. Кроме таких штучек, как серебро, которое является биохимическим ядом для процессов метаболизма, осуществляющегося в измененном, так сказать, полутекучем теле, кроме этого - повреждение жизненно важного органа может повлечь за собой смерть. Это - как непрерывная ампутация, если только поблизости не окажется хирурга, который вам пришьет ампутированное обратно - до того, как отомрут клетки. мы, однако, крепкая порода. Я, вероятно, получил удар, который сломал мне шею. Мой спинной мозг не был безвозвратно поврежден, все заживало с обычной для зверя скоростью. Беда была в том, что они взяли, и тут же превратили меня в человека - до того, как зажили соответствующие повреждения. Моя голова упала, меня вырвало. - Вставай! - чей-то сапог воткнулся мне в ребра. Шатаясь, я поднялся. все мое снаряжение тут же убрали подальше. В том числе и фонарик. Несколько человек держали меня под прицелом своих ружей. рядом стоял человек-тигр. В своем человеческом обличии он достигал почти семи футов роста и был чудовищно толст. Косоглазя от головной боли, я разглядел на нем знаки различия эмира. В те времена это было скорее воинское звание, чем титул, но, как бы то ни было, он был весьма важной персоной. - Пойдемте,- сказал он и пошел впереди, а я, подталкиваемый, следом. Я увидел ковры в небе, услышал вой их оборотней, рыщущих в поисках других американцев. но меня слишком шатало, чтобы заботиться еще и об этом. Мы вошли в город. Его тротуары глухо звучали под нашими сапогами. Мы шли к центру. Тролльбург не был большим городом. Возможно, некогда в нем насчитывалось тысяч пять населения. Улицы в большинстве были пусты. Я увидел несколько отрядов сарацин, палящих в небо из противовоздушных орудий. Мимо тяжело и неуклюже прополз дракон. Повсюду располагались бронебойные пушки. Ни следа гражданского населения, но я знал, что с ним случилось. Привлекательные молодые женщины угодили в офицерские гаремы. остальные мертвы, либо сидят под землей, ожидая отправления на невольничьи рынки. Когда мы добрались до отеля, где располагался вражеский штаб, головная боль утихла. мозг снова стал ясным. при данных обстоятельствах это было сомнительным везением. меня провели по лестнице в номер-люкс, и приказали встать перед столом. Эмир сел за стол, рядом расположился юнец-паша из разведки. С полдюжины выстроились вдоль стен. Эмир провернул свое огромное лицо к паше, сказав ему что-то. (Как я предположил, следующее: "Вести допрос буду я, вы наблюдайте"). - Итак,- сказал он на хорошем английском языке,- у нас есть несколько вопросов. Пожалуйста назовите себя. Я механически заявил ему, что меня зовут Шерринфорд Майкрофт, капитан армии США, и назвал свой номер. - Это не настоящее имя, не так ли? - спросил он. - разумеется, нет,- ответил я._ Мне известна Женевская конвенция. Вам не удастся околдовать меня с помощью моего же имени. "Ширинфорд Майкрофт" - это мое "Джон Смит". - Халифат не подписывал ЖДеневскую конвенцию,- спокойно сказал эмир,- и когда джихад требует использования крайних мер... В чем состояла цель вашей вылазки? - не стоит требовать моего ответа,- сказал я. Можно было бы помолчать, все равно это давало выиграш времени Вирджинии. но все же, молчать было хуже. - возможно, вас удастся уговорить,- заявил он. Происходило дело в кино, я бы ответил, что вышел на луг собирать маргаритки. И безостановочно острил бы, пока они плющили в тисках мои пальцы. Но в реальной действительности - их методы более реальны. - Ладно,- сказал я,- меня послали в разведку. - В одиночку? - Нет. Нас было несколько. Надеюсь, что они удрали. Возможно, это займет его ребятишек на какое-то время, пусть порыщут. - Лжете,- бесстрастно сказал он. - Коль вы мне не верите, ничем не могу помочь,- пожал я плечами. Его глаза сузились: - Скоро я выясню, говорите ли вы правду. Если нет, то пусть тогда вас милует Иблис. Я не мог с собой справиться, вздрогнул, жемчужины пота выступили на моей коже. Эмир рассмеялся. Это был неприятный смех - какой-то рык с завыванием, ворочащийся в его жирной глотке. как у тигра, забавляющегося с добычей. - Обдумайте свое решение,- посоветовал он и углубился в изучение разложенных на столе бумаг. В комнате сделалось совсем тихо. Стражники замерли, словно отлитые из бронзы. Сонная физиономия юнца в тюрбане. За спиной эмира в окно глядела тьма ночи. только и слышно было, громко тикающие часы и шорох бумаг. И, казалось, это только усугубляло тишину. Я вымотался, голова болела, в пересохшем рту - мерзостный привкус. Я не имел права упасть, и от усилия моя крайняя физическая измотанность усугубилась еще больше. Мне пришло на ум, что эмир, должно быть, боится нас, если прилагает столько усилий, чтобы захватить одного-единственного пленника. Честь и слава американца... но меня это мало утешало. Мои глаза изучали обстановку. Особо смотреть было не на что: обычная г9остинничная обстановка. Эмир загромоздил свой стол множеством всякой всячины: круглый кристалл (бесполезный, потому что мы тоже создавали помехи), прекрасной работы алмазная ваза (выкраденная из чьего-то дома), набор премилых хрустальных рюмок, коробка для сигар из кварцевого стекла, графин, наполненный чем-то, что выглядело хорошим шотландским виски. Я решил, что эмиру просто нравится все хрустальное и прозрачное. Он захотел попотчевать себя сигарой, мановением руки открыл сигарницу, и "гавана" вплыла ему в рот и самовоспламенилась. Одна за другой тащились минуты. Пепельница время от времени воспаряла вверх, чтобы получить очередную порцию пепла. я догадался, что все, что ему сейчас нужно, это вот так медленно и лениво поднимать и опускать пепельницу. Такой толстяк, заплативший за пребывание в шкуре действительно огромного оборотня, нуждался в подобного рода комфортном отдыхе. Было очень тихо. С потолка сиял ослепительный свет. В нем было нечто чудовищное, неправильное. Наши обычные, добрые, производства "Дженерал Электрик" огни Святого Эльма, сверкающие над этими, увенчанными тюрбанами головами. Я уже начал отчаиваться, когда блеснула идея. Как воплотить ее в жизнь, я пока не знал, но хотя бы просто так для того, чтобы быстрее прошло время, начал составлять заклинание. Вероятно прошло с полчаса (хотя мне показалось, что прошло полтысячелетия), когда дверь открылась, и мелкими шажками вошел фенник - маленькая лиса африканской пустыни. Эмир поднял взгляд. Посмотрел так, как будто тот использовал свой фонарик, чтобы подсветить в темном клозете. Вошедший, естественно, оказался карликом, едва ли в фут ростом. Он простерся на полу и быстро заговорил высоким прерывистым фальцетом. Эмир медленно развернул свой подбородок ко мне: - Мне сообщили, что не найдено никаких признаков следов, кроме ваших. Вы лгали. - Разве я не сказал вам? - спросил я. В горле у меня стояло ощущение, как будто провели пиджаком. Чуждое у меня было горло.- Мы применили сов и летучих мышей. Волком был только я. - Замолчите,- сказал он невыразительно.- Я знаю, не хуже вас, что летучие мыши-оборотни могут быть только вампирами, и что во всей вашей армии нет пригодного для военной службы вампира. Это была правда. Все время и без конца некоторые кабинетные генералы вопрошают, почему бы не создать подразделение Дракул. Ответ тривиален. Они слишком уязвимы и легковесны, они не выносят солнечного света, если не получают без перебоев своей порции крови, то способны наброситься на своих же товарищей, и их невозможно использовать там, где есть солдаты-итальянцы. Я проклял себя, но мой разум слишком оцепенел, чтобы придумать выход из этого затруднительного положения. - Полагаю, кое о чем вы умалчиваете,- сказал эмир. Он махнул рукой графину и рюмкам. Графин вылил из себя порцию шотландского, которое эмир и принялся неторопливо потягивать. Правящая Халифатом секта еретична еще и своим отношением к спиртным напиткам. Руководители секты утверждают, что хотя Пророк и запретил вино, он ничего не сказал насчет пива, джина, виски, коньяка и рома. - Придется использовать более действенные меры,- сказал наконец эмир.- Я надеялся избежать этого...- он кивнул охране. Двое держали меня за руки. А обрабатывал паша. У него это хорошо получалось. Фенник-оборотень наблюдал с жадностью. Эмир попыхивал своей сигарой и продолжал заниматься бумагами. Через несколько долгих минут он приказал прекратить. Меня отпустили, даже поставили рядом стул, а он мне действительно был крайне необходим. Я сел, тяжело дыша. Эмир мягко поглядел на меня. - Я сожалею об этом,- сказал он.- Мне это не доставило удовольствия... Странно, но я поверил ему. -...нам бы хотелось надеяться, что вы окажетесь более благоразумным - до того, как мы будем вынуждены повторить то же самое. Кстати, не хотите ли сигару? Все та же процедура третьей степени. Отлупите человека, чтобы на нем живого места не осталось, а потом продемонстрируете ему свою доброту. Вы изумитесь как часто он после этого, разрыдавшись, ломается. - Нам необходимы сведения о вашей армии, и что вы планируете,- сказал эмир.- Если вы согласитесь сотрудничать и примите истинную веру, вы сможете занять среди нас почетное место. Нам, в Халифате, по душе хорошие люди,- он улыбнулся.- Когда война кончится, вы, если того пожелаете, сможете набрать гарем в Голливуде. - А если я не расколюсь? - пробормотал я. Он протер руки: - тогда у вас никогда не появится желания завести гарем. Выбирайте сами. - Дайте подумать. Это все нелегко... - Пожалуйста, думайте,- вежливо ответил он и повернулся к своим бумагам. Я сидел, расслабившись, как только можно, гнал дым сквозь глотку и с силой выдувал его обратно. Их техники . могут снять чары армии только в том случае, если я дам на то добровольное согласие. А мне его давать не хотелось. А предположим, окно за спиной эмира. Это значит упасть с высоты двух этажей на мостовую. Скорее всего я просто разобьюсь на смерть. Но это более предпочтительно по сравнению со всеми другими, предоставленными мне возможностями. Я построил про себя составленное мною заклинание. Настоящий специалист должен знать по крайней мере один вымерший язык - латынь, греческий, классический арабский, санскрит, старонорвежский и так далее. Согласно общепринятым основаниям симпатической науки. Особенно сильно на сверхестественные феномены, с помощью обычных слов, не повлияешь, не считая некоторых обыденных штампов того минимума, который необходим, чтобы управляться с окружающим нас в повседневной жизни механизмом. я в этой области специалистом не был. Тем не менее, я очень неплохо знал один, чуточку экзотический диалект. я не знал, сработает ли он, но мог попытаться. Я решился. Мышцы мои напряглись и дернулись. Столбик пепла моей сигары обломился, и когда я поднял сигару снова, на ней собралось немного пепла от сигары эмира. Я повторил про себя рифмы, поднес сигару ко рту и пробормотал заклинание. ГОЛЫЙ ЧИСТЫЙ ПЕПЕЛ - В ПУТЬ, ВВЕРХ СТРЕМИТСЯ ПЕПЕЛ ВРАЗ, ПЕПЕЛ, ПУТЬ СВОЙ НЕ ЗАБУДЬ, ОТПРАВЛЯЙСЯ ПРЯМО В ГЛАЗ! Я зажмурился правым глазом и поднес пылающий кончик сигары прямо к веку. Эмирская "ЭльСумо" подскочила и воткнулась в его правый глаз., Он завизжал и опрокинулся на спину. Я вскочил. Фенник-оборотень, благодаря тому, что я прыгнул к нему, оказался в зоне моей досягаемости. Тыльной стороной ладони я врезал ему по тощей грязной шее и содрал болтающийся на ней фонарик. Охрана взвыла и скопом пошла на меня. Я перелетел через стол и, прихватив по дороге графин, оказался рядом с эмиром. Обезумев от боли, он вцепился в меня. его глаз превратился в страшную рану, на которую нельзя было взглянуть без ужаса. Замахнувшись графином, я завопил: Я СВОБОДЕН СЛОВНО СВЕТ, ОТПУСТИ ТОТЧАС МЕНЯ, ДЛЯ МЕНЯ ПРЕГРАДЫ НЕТ, И ОПЯТЬ СВОБОДЕН Я! Закончив, я высвободился и запустил графином в охрану. Стишки были вшивые и могли не сработать, если бы эмир осознал, насколько они вшивые. Но я высвободился. А затем и шар, и пепельница, и чаша, и рюмки, и так далее - все отправилось вслед за графином. в воздухе было не продохнуть от битого стекла. Подождать и посмотреть, что получилось, я не собирался. наоборот вылетел из окна, словно дьявол, которому сказали: "Изыди!" Приземлился мячиком на обочину, подскочил - и давай бог ноги!..  6. Солдаты были повсюду. Вслед мне дождем сыпались пули. Я наверняка поставил рекорд, пока мчался до ближайшего переулка. Колдовским зрением усмотрев разбитое окно и, извернувшись, нырнул туда. Скорчившись за подоконником, слушая, как мимо несется погоня. Это была подсобка разграбленной бакалейной лавки. И в ней было достаточно темно для того, что я собирался сделать. Я повесил фонарик на шею, направил его на себя и совершил превращение. преследователи вернулись через минуту, и мне следовало оставаться неуязвимым для свинца. Став волком, я принюхался, в поисках другого выхода. Задняя дверь была наполовину открыта. Я скользнул туда. Двор, забитый старыми упаковками, ящиками, был хорошим убежищем. Я залег там, стараясь совладать со своей волчьей натурой - ужасно подмывало напасть на них, ползающих рядом. Они ушли, и я попытался обдумать создавшееся положение. Велико было искушение, задрав хвост, бежать из этого окаянного места. Вероятно, я смог бы это сделать, и с формальной точки зрения я свою часть, поставленной задачи, выполнил. Но в действительности дело еще не закончено и, Вирджиния один на один с ифритом (если она еще жива) и... Когда я попытался вспомнить, как она выглядит, в памяти всплыл такой образ: волчица с приятно пахнувшем мехом. Я яростно затряс головой. Усталость и отчаяние волнами захлестывал и мой разум - верх брали инстинкты зверя. Если я собирался что-то делать, это надо было делать быстро. Я поразмышлял, принюхался во все стороны. Город был полон наводящих смущение запахов. Но я уловил слабое, отдающее серой, дуновение, и осторожно затрусил в том направлении. Я держался тени, и хотя был замечен дважды, меня не окликнули. Вероятно, они полагали, что я из их шайки. Резкий запах серы делался все сильнее. Они хранили ифритов в здании бывшего городского суда. Хорошее на вид, прочное и солидное строение. Тщательно внюхиваясь в приносимые ветром запахи, я прошел через разбитый перед зданием маленький парк. А затем стремглав пронесся через улицу и вверх по ступенькам. На площадке валялись тела четырех солдат, в глотках - раны. Возле двери припаркована машина-метла. Одна из деталей управления метлой представляет собой острый дведнадцати дюймовый стержень, и Вирджиния использовала его в качестве дротика. Моя человеческая составляющая не избавилась еще от ложных романтических бредней, попятилась в ужасе, но волк, в довольной усмешке, оскалил зубы. Я ударил всем телом в дверь. Замок вылетел, дверь открылась. Я сунул нос в щель и едва успел отпрянуть до того, как неузнавший меня Свартальф вцепился в меня когтями. Узнав меня, он резко дернул хвостом, и я проследовал мимо него в вестибюль. Едкий запах лился с ведущей наверх лестницы. Нащупывая путь в глухой тьме, я взобрался по ней. В помещении на втором этаже горел свет. Я толкнул неплотно закрытую дверь и вошел. Вирджиния была здесь. Задернув занавески, она как раз зажигала огни Святого Эльма. Она была весьма занята своими приготовлениями. Глянула на меня испытующе, но работать не прекратила, при этом она напевала заклинания. Я улегся своим косматым туловищем около двери и принялся наблюдать. Она нарисовала мелом обычную для таких случаев фигуру - вроде Вашингтонского Пентагона. Внутри ее начертила Звезду Давида, и поместила в центр бутыль Соломона. Бутыль выглядела невнушительно - просто старая посудина из необожженной глины. Ее полая ручка загибалась вверх и уходила внутрь бутылки. Всего-навсего "бутылка Клейна", с горлышком, запечатанным красным воском. На воске печать Соломона. Вирджиния распустила волосы, и они летучим рыжеватым облаком окружили ее бледное красивое лицо. Волчья часть моего сознания изумилась, почему мы просто не удираем, прихватив сосуд, содержащий это. Но человек напомнил волку, что эмир, без сомнения, принял меры предосторожности (магические, конечно), чтобы бутылку нельзя было раскупорить за пределами этой комнаты, или вынести из комнаты. Мы обязаны вывести демона из строя. Обязана сделать это как-нибудь. Но никто в нашей стране не имеет больших знаний о демонах этой расы. Вирджиния закончила петь заклинания, вытащила затычку и отпрыгнула от пятиугольника. Из посудины, кипясь, повалил дым. Она едва успела отпрыгнуть, в такой спешке выбрался на волю ифрит. Я зажал хвост между ног и заворчал. Вирджиния тоже была испугана. Она изо всех сил старалась не показать этого, но я уловил запах адреалина. Ифрит, чтобы уместиться под потолком, согнулся почти вдвое. Это было чудовищное создание с кожей серого цвета. Он был более или менее человекоподобен, но имел крылья, рога и длинные уши. У него были громадные клыки и глаза, словно тлеющие угли. Голый. Его боевые качества: сила, быстрота и практическая неуязвимость. Выпущенный на волю, он мог отразить любую атаку Ванбруха. И нанести ужасающие потери, как бы старательно мы не окапывались в обороне. овладеть контролем над ним впоследствии, вот подлинная проблема. Он бы превратил в пустыню всю страну. Нос какой стати это должно заботить сарацин? Он должен сражаться на их стороне - вот и все, что они потребовали бы у него в качестве платы за освобождение. Он проревел что-то на арабском. Из его рта, свиваясь, вылетали клубы дыма. Вирджиния, на фоне полуразвернутых, похожих на те, что у летучих мышей, крыльев, выглядела совсем крохотной. Ее голос звучал не так спокойно, как ей хотелось бы: - Говори по-английски, Марид. Или ты слишком невежествен? Демон вознегодовал и обиделся: - О, отродье тысячи бабуинов! От его громового голоса у меня чуть было не лопнули барабанные перепонки. - О, ты бледная и трусливая, не верившая ни во что, тварь. Тварь, которую я могу убить одним мизинцем! Приблизься ко мне, если смеешь! Я был испуган не только тем, что он начинает крушить все подряд, сколько производимым шумом. Его было слышно, наверное, на четверть мили. - Замолчи, проклятый Богом! - ответила Вирджиния. Это его чуточку потрясло. Как и большинство порождений ада, он не мог перенести упоминание Святого имени. Но чтобы всерьез это подействовало, нужны были условия, которых мы воспроизвести не могли. Вирджиния, подбоченясь, задрала голову навстречу огненному, направленному на нее сверху вниз взгляду: - Вижу, что Сулейман ибн Дауд не напрасно заточил тебя. Возвращайся в свое жилище и никогда не выходи из него снова, иначе гнев Небес поразит тебя! Ифрит презрительно усмехнулся: - Знай, что Сулейман-мудрый уже три тысячи лет, как мертв,- парировал он.- Долгие и долгие годы провел я в тесной темнице. Я, для которого не было никогда преград ни на Земле, ни в небе! И вот сейчас, наконец, я получу свободу, и узнают мощь моей мести хилые потомки Адама! Он указал на невидимую преграду. Невидимая, но в ней несколько миллионов "пси". Она надежно удержит его до тех пор, пока кто-нибудь, сведущий в этих делах, не сотрет линии. - О, ты бестыжая, обнажившая свое лицо проститутка, с волосами, как пламя ада! Знай, что я - Рашид Могучий, победитель Птиц Рух! Приблизься ко мне, и сразись, как мужчина! Я пододвинулся ближе к девушке, шерсть на моем загривке поднялась дыбом. ладонь, коснувшаяся моей головы, была холодной. - Параноидальный тип,- шепнула Вирджиния.- Большинство этих вредоносных порождений Низших Миров - психопаты. А этот еще и глуп. Надо как-нибудь схитрить, это наш единственный шанс. У меня нет никакого волшебства, которое напрямую заставило бы его подчиниться. Но...- уже громко ифриту.- Замолчи, тРашид, и выслушай меня. Я тоже принадлежу к твоей расе и требую соответствующего к себе отношения. - Ты? - он фальшиво и громко расхохотался.- Ты из расы Марида? Ну, ты, обладающая лицом, похожим на рыбью морду, если подойдешь ближе, я докажу, что ты не годишься на... Остальное он изобразил жестом. Но было бы не по-джентельменски воспроизводить здесь это. - Нет, выслушай меня,- сказала девушка.- Хорошо, смотри и внимай мне. Она сделала пассы и произвела формулу. Я узнал заклинание, которое не позволяет произнесшему его солгать во время важного для него разговора, хотя в наших судах не используют этот способ, но я знал, что он применяется во время судебных разбирательств в других странах. Демон тоже понял, что это такое. И я сообразил, что сарацинские эксперты накачали его английским (это повышало его боевую эффективность), добавили отрывки сведений о современном мире. Ифрит угомонился и начал внимательно слушать. Вирджиния сказала подчеркнуто: - Теперь я ничего не могу говорить, кроме правды. Ты согласен, что предмет и его обозначение - есть одно и то же? - Да,- прогрохотал ифрит.- Это общеизвестно. Я почуял облегчение. Первое препятствие взято! Его не обучали принципам научной магии! Хотя, разумеется, имя находится в симпатической связи с предметом (на этом основании заклинания и многие другие методы колдовства), но Кораибский (уже в текущем столетии) доказал, что слово и обозначение им объекта - не индентичны. - Прекрасно,- сказала Вирджиния.- Мое имя Джинни. Он уставился на нее в изумлении: - Это действительно твое имя? - Да. Будешь ли ты теперь меня слушать? Я пришла дать тебе совет. Ты знаешь, я обладаю могуществом, и я отдаю его на милость Аллаху Всемогущему, Всезнающему, Сострадающему. Он сердито сверкнул глазами. Но, согласившись, что она принадлежит к его роду, ему приходилось сдерживать свою грубость. И даже проявлять готовность быть галантным. Она не могла лгать, давая ему совет. Ему ив голову не пришло, что советуя, ей достаточно было кое о чем умолчать. - ладно, продолжай, если хочешь,- прорычал он._ Известно ли тебе, что завтра я отправляюсь в поход, чтобы уничтожить сонмище язычников? - сказанное подстегнуло его мечты о славе.- Я разорву и растопчу их. Я разотру в мелкий порошок и освежую.. Они узнают мощь Рашида яркокрылого, яростного, безжалостного, мудрого... Вирджиния терпеливо ждала, пока он перечислял все эти прилагательные, потом мягко сказала: - Но, Рашид, зачем ты должен убивать, разрушать и вредить? Ты не получишь взамен ничего, кроем ненависти! В его рыке прорезался скулежный визг: - Айе, ты говоришь правду! Весь мир ненавидит меня! Все злоумышляет против меня! Никогда Сулейман не пленил бы меня! Что бы я не пытался сделать, всему препятствовали завистливые злопыхатели. Айе, но завтра придет день расплаты! Вирджиния недрогнувшей рукой зажала сигарету и выпустила дым в ифрита: - Как можешь ты доверять эмиру и его преспешникам? Он тоже твой враг. Все, что он хочет - чтобы ты сделался послушным оружием в его руках! А затем - обратно в бутылку! - Почему... почему? - тело ифрита распухло так, что заскрипел искривляющий пространство барьер. Из ноздрей его с треском вылетели молнии. Сказанное Вирджинией не приходило ему в голову. Особым умом его раса не отличается. Но, разумеется, грамотный психолог способен понять, к чему приведет параноика его логика. - Разве ты не ощущал вокруг себя враждебности на протяжении всей своей долгой жизни? - быстро продолжала Вирджиния.- Вспомни, Рашид, вспомни. Чем встретил тебя этот злобный, завистливый мир - это была жестокость, разве не так? - Айе... Так и было,- похожая на человеческую, голова склонилась, голос упал до еле слышного шепота.- Меня ненавидели с самого детства... Айе, моя собственная мать ударила меня крылом так, что сбила с ног! - Возможно, это получилось нечаянно,- сказала Вирджиния. - Нет. Она всегда предпочитала моего старшего брата... Деревенщину! Вирджиния села, закинув ногу на ногу. - расскажи мне об этом,- попросила она и в ее голосе звучало сочувствие. Я почувствовал, как ослабела страшная сила, изнутри распиравшая барьер. Ифрит опустился на свои окорока, глаза полузакрыты. Он вновь разворачивал в памяти происшедшее за миллионолетие. А вела его туда, направляя, Вирджиния. Я не понимал, что она задумала. Она наверняка не смогла бы провести психоанализ всего лишь за ночь. Но... - Айе... мне было всего лишь три сотни лет, когда я упал в яму... наверное, ее вырыли враги! - Конечно, ты вылетел из нее? - мурлыкала Вирджиния. Ифрит завращал глазами. Физиономия его вздернулась и, покрывшись морщинами, стала уродливой. - Я сказал, что это была яма! - Но, во всяком случае, не озеро? - сочувственно справилась Вирджиния. - Нет! - с его крыльев посыпались молнии, грохнул гром.- Но хоть и не эта распроклятая мерзость..., но, нечто темное, мокрое... нет, даже не мокрое. Это был какой-то обжигающий холод. Я смутно понял, что девушка ухватила путеводную нить. Она опустила длинные ресницы, чтобы скрыть внезапный блеск глаз. Я мог угадать, каким потрясением было случившееся для эфирного демона. Как шипели его огни и превращались в пар, пока он тонул. И как после этого он, должно быть, внушал себе, что ничего подобного не было. Но как сможет это Вирджиния? Молнией влетел Свертальф. И затормозил, упершись всеми четырьмя лапами о пол. Шерсть на нем, до последнего волоска стояла дыбом, мучинические глаза уставились на меня. Он прошипел что-то и снова вылетел из двери. Отмечу, что я там оказался раньше него. Из вестибюля снизу доносились голоса. Я выглянул и увидел, что там носятся солдаты. Вероятно, они пришли выяснить, что за шум, и увидели убитых стражников. Должно быть, поскольку их было немного, они уже послали за подкреплением. Что бы там ни пыталась сделать Джинни, но на это ей нужно было время... Одним прыжком я выскочил и вцепился в сарацинов. Образовалась вопящая и бурно шевелящая масса. Они меня чуть не расплющили своей массой, но челюсти оставались свободными, и я пользовался ими вовсю. А затем с тыла на них набросился, оседлавший метлу, Свертальф. Кое-что из оружия сарацин мы затащили в вестибюль ( челюсти пригодны и на это) и уселись ждать. Я решил, что останусь волком. иметь руки хорошо, но еще лучше быть неуязвимым для большинства тех штучек, которыми располагают сарацины. Свертальф задумчиво обследовал пистолет-пулемет, приладил его его на подпорке возле стены и согнулся над ним. Я не спешил. каждая минута, которую проводили мы с ним вот так, каждая минута, которую мы продержимся, отражая приближающуюся атаку - это минута, выигранная Джинни. Я положил голову на передние лапы и замер. Скоро - слишком скоро я услышал грохот мчащихся по тротуару солдатских сапог. В приближающемся на подмогу отряде насчитывалось, должно быть, целая сотня сарацин. Я увидел, как они колышутся темной массой, уловил отблеск звезд на стволах их оружия. На короткое время они сгрудились вокруг ликвидированных нами охранников. А затем внезапно завопили и кинулись в атаку, атакуя, вверх по лестнице. Свертальф уперся, как мог, и застрочил из автомата. Отдача отбросила его и он с воем прокатился через вестибюль. Но двоих уложить успел. А остальных в дверном проеме встретил я. Ударь клыком, укуси, прыгни туда, обратно... Рви их, полосуй, рычи и рви их рожи! Они уже не спешили, неуклюже сгрудившись у входа. Еще короткий вихрь, устроенный моими зубами, и они отступили, оставив на месте с полдюжины убитых и раненных. Я выглянул в дверное окошко и увидел моего приятеля эмира. Глаз его скрывала повязка, но он тяжеловесно носился вокруг своих людей, побуждая их к действию. такой энергии я от него не ожидал. Небольшие группки откалывались от главного отряда и мчались куда-то в сторону. Не куда-то, к другим входам и окнам. Я взвыл, когда понял, что помело мы оставили снаружи. Теперь никто не сможет спастись, даже Джинни. Негодующий вой превратился в рычание, я услышал звон стекол и грохот сбивающих замки выстрелов. Этот свертальф оказался умной киской. он снова взялся за свой пистолет-пулемет и ухитрился (ведь лапы его были с когтями) открыть огонь по вспышкам. затем мы отступили к лестнице. Они вслепую наступали на нас в темноте. кишели вокруг, нащупывали дорогу. Я не мешал им, но первый, кто нащупал ступени, умер бесшумно и быстро. У второго хватило времени для визга. И вслед за ним поперла вся банда... Они не могли стрелять в такой темноте и давке, без риска уложить кого-нибудь из своих. Обезумев, они атаковали лишь с помощью своих кривых сабель. И этим саблям я ничего противопоставить не мог. Свертальф вел продольную пальбу по ногам, а я рвал их, как мог - вой и крики, укусы, треск, лязГ... Аллах а акбар, так сверкайте зубы в ночи! лестница была узкой, это помогало. да и их раненые мешали им. Но слишком явен был их перевес. На меня одновременно лезло около сотни храбрых мужчин, и мне пришлось отступать на шаг, а потом еще и еще. Не отступи - и они окружили бы меня. Но я успел добавить к тем, что уже полегли, еще более дюжины. И за каждый фут, что приходилось отдавать им, мы добавляли еще несколько. И выигрывали время. У меня не сохранилось четких воспоминаний об этой битве. О таких вещах редко помнишь. Но, должно быть, минуло около двадцати минут, прежде чем они, разъяренно воя, откатились. У подножья лестницы стоял сам эмир. Он хлестал хвостом по своей ярко раскрашенной шкуре. Я постарался сбросить с себя усталость, вцепился когтями в пол, готовясь к последней схватке. вверх по ступеням медленно надвигался одноглазый тигр. Свертальф зафыркал. Внезапно он прыгнул через перила за спину громадной кошке и исчез во мраке. Что ж, он позаботился о целости своей шкуры. Мы уже почти сошлись нос к носу, когда эмир занес, ощетиненную когтями, лапу и ударил.. Я кое-как увернулся и вцепился ему в глотку. Все, чего я добился - это полная пасть отвисшей от тела шкуры. Но я повис на ней и постарался вгрызться глубже. Он взревел и потряс головой. Я мотался из стороны в сторону, словно маятник. Тогда я зажмурился и сжал челюсти еще крепче. Он полоснул меня длинными когтями мои ребра. я отскочил, но зубы остались на прежнем месте. он сделал выпад и подмял меня под себя. Челюсти его лязгнули. боль пронзила мне хвост. Я взвыл и отпустил его. Одной лапой он пригвоздил меня к месту. занес другую, готовясь переломить мой хребет. каким-то чудом, обезумев от боли, я извернулся и высвободился. И ударил снизу вверх. На меня глядел , ослепительно сверкая, его неповрежденный глаз - я вышиб этот глаз из глазницы. Он визжал! Взмахом лапы отшвырнул меня, как котенка, к перилам. Там я и улегся почти без сознания и уже готовился испустить дух. А ослепший тигр тем временем метался в агонии. Зверь возобладал над человеком, и он скатился по ступеням и учинил страшное побоище своим же собственным солдатам. Над свалкой с сопением пронеслась метла. Добрый старый свертальф! Он удрал только для того, чтобы вернуть нам средство передвижения. Я видел, как он подлетел к двери, за которой находился ифрит, и как он поднялся, покачиваясь, готовый встретить следующую волну сарацин. Но они все еще пытались совладать со своим боссом. Я согнулся, обрел дыхание и встал. Смотрел, обонял, слушал. Мой хвост, казалось, горел в огне. Половины хвоста как ни бывало. Пистолет-пулемет завел свою прерывистую песню. Я услышал, как клокочет кровь в легких эмира. Он был силен и умирал трудно. "Вот тебе и конец, Стив Матучек,- подумал сидевший во мне человек.- Они делают то, с чего должны были начать в первую очередь. Встанут внизу и начнут поливать тебя огнем. А каждая десятая пуля - серебрянная..." Эмир упал, и, разинув пасть, испустил дух. Я ждал, когда его люди очухаются и вспомнят обо мне. Над лестницей, на помеле, появилась Джинни. Ее голос доносился откуда-то очень издалека: - Стив! Сюда! Скорее! Я ошелемленно помотал головой. Попытался понять, что означают эти слова. Я был слишком измотан, был слишком волком. Она сунула пальцы в рот и свистнула. Это до меня дошло. Она, с помощью ремня, втащила меня к себе на колени, обхватила крепко. Пилотировал Свертальф. Мы вылетели в окно на втором этаже и устремились в небо. На нас набросился, оказавшийся поблизости, ковер-самолет. Свертальф добавил мощности и наш "каддилак" оставил врага далеко за кормой, и тут я отключился... 7. Когда я пришел в себя, то лежал ничком на койке в больничной палате. Снаружи был яркий дневной свет. Земля была мокрая и дымилась. Когда я застонал, в палату заглянул медик. - Привет, герой,- сказал он.- Лучше оставайся пока в этом положении. Как ты себя чувствуешь? Я подождал, когда ко мне полностью вернется сознание. Потом принял от него чашку бульона. - Что со мной? - прошептал я. (Меня уже, разумеется, превратили в человека). - Можно считать, что твои дела не так уж плохи. В твоих ранах завелась кое-какая инфекция - стафилококки, та разновидность, что поражает и человека, и собакообразных. Но мы вычистили этих зверушек с помощью антибиотической техники. Помимо этого - потеря крови, шок, и явно застарелое нервное истощение. Через неделю-другую будешь в полном порядке. Я лежал, размышляя. Мысли тянулись медленно и лениво. И в основном касались того, как восхитителен на вкус этот бульон. Полевой госпиталь не может таскать с собой оборудование, от которого дохнут бактерии. Зачастую у госпиталя нет даже добавочных анатомических макетов, на которых хирург мог бы отрабатывать симпатические операции. - Какую технику вы имеете в виду? - спросил я. - У одного из наших парней Злой глаз. Он смотрит на микроб в микроскоп. Далее я не спрашивал. Знал, что через несколько месяцев "Ридер Хайджест" посвятит этому случаю лирическую тянучку. Меня мучило другое. - Атака... началась! - Ата... А, это! Она состоялась два дня назад, уважаемый Рикки-Тикки-Тави. Тебя в это время хранили под одеялами. Мы швабрим их по всему фронту. Последнее, что я слышал, что они уже добрались до линии Васкингтона, и продолжают драпать. Я вздохнул и повалился в сон. Меня не мог разбудить даже шум, с которым врач диктовал своей пишущей машинке... * Джинни пришла на следующий день. Верхом на ее плече ехал Свертальф. В открытую дверь палатки бил свет, и поэтому волосы Вирджинии отливали медью. - Здравствуйте, капитан Матучек,- сказала она.- Как только освободилась, сразу же пришла узнать, как вы себя чувствуете. Я приподнялся на локтях. Свистнула сигарета, которую мне предложила ВАирджиния. Сигарета оказалась в зубах, и я медленно сказал: - Перестань, Джинни. Сейчас еще не окончание той ночи, но, думается, мы с тобой знакомы в достаточной степени. - Да,- она присела на койку и погладила меня по голове. Это было восхитительно. Свертальф замурлыкал, и я ответил ему тем же. - Что я ифритом? - спросил я после паузы. - По-прежнему в бутылке,- она рассмеялась,- сомневаюсь, что удастся когда-нибудь извлечь его оттуда. Если предположить, что кому-то того хочеться. - Но что ты сделала? - Просто применила на практике принцип папы Фрейда. Если когда-то об этом напечатают, на меня ополчатся все приверженцы Юнга, сколько их есть в нашей стране... Но это сработало. Я копалась в его воспоминаниях, разбиралась в иллюзиях, и скоро обнаружила, что у него гидрофобический комплекс. Не водобоязнь, связанная с бешенством, а просто страх воды, мой Пират... - Можешь называть меня Пиратом,- проворчал я,- но если назовешь Фидо, тогда гладь по голове. Она не спросила, с какой стати я настолько самонадеян, что претендую и далее на ее ласку. Это меня воодушевило. Правда, она залилась румянцем, но, тем не менее продолжала: - Получив ключ от его личности, я нашла простой способ сыграть на этой фобии. Я объяснила ему, насколько распространено это вещество - вода. И как вообще трудно от нее избавиться. Он приходил в ужас все больше и больше. Когда я сказала, что тела живых существ, включая и его собственное, содержат около восьмидесяти процентов воды, дело было сделано. Он вполз в бутылку и впал в кататомию...- помолчав минуту, она добавила задумчиво.- Мне хотелось оставить его у себя. Я бы поставила бутыль на каминную полку. Но думаю, все кончиться Сантобниановским институтом. Так что, я попросту напишу небольшую статью об использовании психиатрии в военном деле. - Разве бомб, драконов, использование вервольфов, и прочей придуманной нами дряни, недостаточно уже? - вопросил я с содроганием. Бедные, незатейливые стихийные духи! Они считали себя злодеями, но им следовало бы поучиться у человеческой расы! Что касается меня, я мог представить, с каким неудобствами сопряжена женитьба на ведьме, но... - Поцелуй же меня... Что она и сделала... У меня не очень-то много осталось сувениров от этой войны. Это поганое время, и лучше о нем не вспоминать. Но один подарок на память все-таки со мной. Несмотря на все старания хирургов-косметологов: когда я обращаюсь в волка, хвост у меня обрубленный... А когда я человек, то при сырой погоде стараюсь не садиться За это я получил "Пурпурное Сердце"! Немного, черт возьми... 8. Сейчас мы собрались для одной интермедии. Я проскочу по ней быстро. По остальным (позже) - тоже. Зачастую они были для нас - для Джинни и меня - более интересными и важными, чем те эпизоды, когда на сцену выступает Враг. Подлинное дело человека - не борьба, не опасности, не мелодрамы. подлинное дело - работа, особенно, если человеку так повезло, что то, что он делает, доставляет ему удовольствие. Подлинное дело - это отдых и развлечения, и встречи с любовью, и создание семьи, и неожиданные, но приятные маленькие приключения. Однако, то, что случилось с нами в этой области, вряд ли вас особенно заинтересует. У вас своя жизнь. Кроме того, тут многое касается только нас, и никого более. И еще одно: для передачи сообщения у меня есть только эта ночь. Еще чуть-чуть, и напряжение, возможно, станет слишком сильным. Не знаю. Но без нужды рисковать не буду. Этому я научился там. В конце концов используют интермедии, чтобы вкратце изложить некоторые эпизоды. Ладно? Первый эпизод, о котором я сейчас рассказываю - это, примерно два года назад. Джинни и я оставались еще на службе в течении нескольких месяцев, хотя непосредственного участия в сражении не принимали. Мы с ней не виделись, что было хуже для нас обоих. Все новые командировки и перемещения бросали нас то в одну, то в другую сторону. Война продолжалась не слишком долго. Носящие халаты познали вкус сепаратизма. И Халифат распался, как бьется брошенное на землю стекло. Революции, бунты, расколы, кровная месть, банды и постоянные военные поражения. Америке и ее союзникам не нужны были вооруженные силы, чтобы занять оставшуюся у врага территорию. Враг сам просил, чтобы его оккупировали. Чтобы был восстановлен порядок до того, как наступит мир и голод. Благодаря нашим особым талантам, мы - Джинна и я - пересекли почти пол мира, но... не вместе. Мы потратили уйму времени. Тем не менее, мне понадобилось немало времени, чтобы взаправду решиться сделать ей предложение. И хотя ее ответное письмо было нежным, в нем не было "да". Осиротев очень рано, она, повзрослев, превратилась в женщину, нуждающуюся в любви. В женщину, с нерастраченными запахи любви. Эта, сильная духом и телом девушка, не позволит, чтобы ее будущая любовь кончилась неудачей. Она не выйдет замуж, если не уверена, что это - на всю жизнь. Почему-то меня демобилизовали раньше ее, и вновь я стал восстанавливать связи, прерванные войной. Следов войны было заметно в Соединенных Штатах на удивление мало. Хотя захватчики заняли почти половину территории, они продержались там очень недолго. А потом мы погнали их, и им было не до того, чтобы причинять значительные разрушения. Пострадали только такие, долго удерживаемые завоевателями городишки, как этот несчастный Тролльбург. По пятам за армией следовали гражданские чиновники. И действовали они быстрее и эффективнее, чем я ожидал. А может, просто сама цивилизация оказалась достаточно устойчивой. Точно так же оправляется земля от вызванных технологических разрушений. Так что, я вернулся в мир, который, если не считать нехватки некоторых продуктов (это скоро прекратилось), казался вполне знакомым. Я имею в виду, внешне. Психология сделалась какой -то иной. Люди были до глубины души потрясены тем, что случилось. Потрясены, я полагаю, более глубоко, чем они сознавали сами. И значительная часть населения была выбита из равновесия. от немедленных социальных потрясений нас спасло, несомненно, само обилие появившихся эксцентрических течений. Слишком много оказалось демагогов, самозванных пророков, ложных чародеев. Сумасбродов от религии, политики и науки. Психов с религиозным фанатизмом новые диеты и новый образ жизни. И одни Бог знает, кого еще. Все они старались изничтожить друг друга. Некоторые, например церковь Иоаннитов, большинство приверженцев которой предпочли сохранить анонимность, скоро приобрело зловещий характер. Однако, все это не привело к революционную взрыву. Тех, из нас, кто не заразился фанатизмом (но помню, мы составляли большинство), происходившее беспокоило мало. Мы полагали, что государство самим ходом событий вынуждено будет пережить этот разброд и пресечь его. А тем временем мы вернулись к повседневной жизни. Снова мечтали об обычном. Мы жили - день за днем. Что касается меня, то я вернулся в Голливуд. Вновь начал играть волка-оборотня для "Метро-Голдвин-Майер". Результат оказался разочаровывающим. Одевать поддельную кисточку поверх обрубленного хвоста - мне казалось отвратительным. Работникам студии это тоже не нравилось. Кроме того, они не были уверены, что я хорошо играю свои роли. И я в этом тоже не был уверен. Например, как ни мучался, но не получил полного удовлетворения от своей игры в "Дракуле", "Франкейнштейне" в "Человеко-волке". И в "С кем встречался Парацельс". Не то, чтобы я свысока стал поглядывать на чисто развлекательные картины, но обнаружил, что у меня появилось стремление сделать что-нибудь более серьезное. Так что, и с той, и с другой стороны появились намеки, что мне пора в отставку. Отсрочку кризису дали, вероятно, мои медали. Но героев войны было хоть пруд пруди. Кроме того, всем известно, что проявленная на войне храбрость - это в значительной мере вопрос подготовки и дисциплины. Немалое значение имело также и заклинание против страха. Но воздействие последних снимается перед уходом в отставку - ибо гражданскому человеку приличествует скромность. Сам я не претендую на нечто большее, чем обычная доля свойственной человеку храбрости. Примерно к этому времени демобилизовалась Джинни. Она сразу же навестила меня. Наш союз был полностью восстановлен. Правда, она не согласилась на мое повторное предложение. - Пока нет. Стив, дорогой, нам обоим сперва нужно увидеть, что мы представляем собой в мирной жизни... Через несколько дней у нас неожиданно состоялся очень серьезный разговор. Джинни вытянула на поверхность мои подлинные мечтания - покорить Огонь и Воздух, создать антигравитационные чары, достаточно сильные, чтобы можно было достичь иных планет. Если честно, мне всегда хотелось стать инженером. Но уже на первом году обучения деньги кончились, и кое-кто, видевший меня в любительских спектаклях, решил, что я талантливый парень, и... В общем, одно цеплялось за другое. Подобно большинству людей, я плыл по течению. Джинни не походила на остальных. Однако и ей пришлось сейчас задуматься. Она получила приглашение вернуться в Колдовское агенство. Но сомнительно, чтобы ей действительно хотелось работать для большой организации. Независимое консультативное агенство, где она сама себе будет хозяйкой - разве оно не даст ей свободу рук и возможность разрабатывать собственные идеи? Ей нужно было расширить свои позиции в чародействе, и очевидный путь к этому - получение степени доктора философии. Деньги, накопившиеся за время нашей армейской службы, позволяли нам вернуться к учебе. Окончательно все решилось, когда (после некоторой переписки) университет Трасмегиста предложил ей должность преподавателя. Ведь у нее уже была получена в Конго степень магистра гуманитарных наук. Одновременно с преподаванием, Джинни могла продолжать учебу. Я бухнул заявление на инженерный факультет Тасмегистовского, и был принят. Несколько недель спустя, Стивен Матучек и "Метро-Голдвин-Майер", вежливо рыдая, распрощались. А затем упомянутый Матучек, вместе с Вирджинией Грейлок, вступили на борт суперковра, отбывающего на Средний Запад. Сперва все шло хорошо, как по маслу. Мы подыскали недорогие, но вполне приличные комнаты, поблизости друг от друга. Занятия были интересными. Свободное время мы проводили вместе. Главным образом мы часами гуляли. Ее нежелание раннего замужества слабело такими темпами, что я видел, что к Рождеству она согласится. Как раз кончится весна, и мы сможем сыграть свадьбу. Но затем мы получили удар. Прямо в солнечное сплетение. Мы знали, что большую часть преподавательского состава подмял под себя президент, Бенгт ММальзус. Это было напыщенное ничтожество, главным достижением которого было то, что Опекуны университета сделались подпевалами. Все, что Мальзус предлагал принималось, не затрагивая работников, находящихся на более низком уровне. по крайней мере, не слишком затрагивая. Но за год до этого Мальзус предписал, чтобы весь академический персонал, без малейшего исключения, принес магическую клятву повиновения правилам университета до тех пор, пока контракт считается в силе. Несколько человек наотрез отказались. Вообще-то говоря,: правила были обычные. Жалование хорошее. Новые обязательства предписания были нацелены на то, чтобы как-то преодолеть мятежные, психопатические и откровенно нигилистические настроения, в последнее время пугающе распространившиеся не только среди студентов, но и среди профессорско-преподавательского состава. Джинни подписала. Прошло что-то около двух недель, когда кто-то заметил, что мы все время гуляем вместе, и насплетничали. Джинни вызвали в кабинет президента. Он продемонстрировал ей правила. напечатанная мелким шрифтом фраза, которую ей и в голову не пришло прочесть. Студентам и работникам университета, включая преподавателей, не разрешалось встречаться во внеучебное время. В этот вечер при встрече настроение у нас было мрачное. Естественно, на следующий день я, разметав клерков и секретарей, прорвался в кабинет Мальзуса. Бесполезно. Он не собирался ради нас менять свои правила. Правило било наповал, поскольку клятва не допускала никаких исключений. Не разрешались встречи и со студентами иных учебных заведений, так что мой перевод в другой университет ничего бы не дал. Единственное решение - пока истечет срок контракта Джинни, я выпадаю из ее поля зрения. А она проявляет железную волю и не интересуется мною. Но потерять целый год? Да кто я - волк или мышь... По этому поводу мы с ней немедленно, прямо на людях, поцапались. А когда можешь встречаться лишь случайно, либо на официальных мероприятиях, выясняется, что не так-то просто примириться на поцелуях. О, конечно, мы по-прежнему оставались добрыми друзьями. Виделись иногда в курилке, на некоторых лекциях... Настоящая "сладкая жизнь". А тем временем, как она отметила с ледяной логикой, мы оставались людьми (я-то знал, что эта логика - способ самозащиты, но ничего поделать не мог). ВАремя от времени она появлялась в обществе с каким-нибудь молодым сослуживцем. И я ухаживал за какой-нибудь случайной девушкой. Вот так у нас к ноябрю и обстояли дела... 9. Небо было заполнено метлами. Полиция теряла голову, пытаясь справиться с движением. Игры выпускников университета всегда вызывали большой наплыв публики и взрывы высоких чувств. Я этих чувств не разделял. Я поставил свой помятый, еще довоенный "шеви" за огромным, в двести драконьих сил, "линкольном", рукоятка небесно-голубого цвета, полиэтиленовые прутья, плюс радио. Радио тут же принялось издеваться надо мной, но я получил свободное место на вешалке первым. Сунув ключ в карман, я слез с метлы и принялся мрачно слоняться в толпе. На все время Игр, Бюро Погоды оказало нам любезность. Воздух был прохладен, свеж и звонок. Над темными зданиями университетского городка, большой желтой тыквой, поднималась полная луна. Мне подумалось, что там, за городом, поля и леса Среднего Запада. Там пахнет мокрой землей и струится туман. И волчья составляющая моей натуры захотела бежать отсюда, и оказаться там, и гоняться за кроликами. Но, по-настоящему тренированный оборотень может контролировать свои рефлексы, и поляризованный свет вызывает у него не более, чем приятную нервную почесуху. Что касается меня, импульс скоро угас в унылых раздумьях. Джинни, любимая! Если бы она оказалась сейчас рядом! Вот она идет, лицо поднято навстречу ветру, на длинных волосах рыжий узор изморози... Да, только единственная моя спутница - нелегальная фляга в заднем кармане. Какого дьявола я вообще явился на эти игры? Миновали Дом союза "Там Каф Самет". Я обнаружил, что нахожусь на территории университетского городка. Трисмагистовский университет был основан, когда уже родилась современная наука, и чей факт был отражен в его планировке. Самые большие здания принадлежали факультету языкознания - потому, что экзотические языки необходимы при создании более мощных, чем обычные, заклинания (вот почему сюда приезжает так много студентов из Африки, Азии - чтобы изучить американский сленг). Но есть здесь и два здания английского языка - искусствоведческий колледж и колледж инженерного стихосложения. Поблизости - здание Торбантропологического факультета, где всегда демонстрируются интересные выставки, посвященные иностранной технике. В этом месяце - техника эскимосов, в честь приезда шамана антекоков, доктора Айингалака. В стороне - заботливо окруженный оградой факультет Зоологии. Забор потому, что там помещены длинноногие и длиннорукие бестии. Они вряд ли могут быть названы приятными соседями. Медицинский факультет обзавелся великолепным новым исследовательским центром - дар Фонда Рокфеллера. Из этого центра уже вышли такие изумительные изобретатели, как поляроидные фильтрующие линзы, которые дают возможность тем, кто поражен дурным глазом, вести нормальный образ жизни. И это только начало! Юридический факультет казался безлюдным. работают юристы всегда в ином мире. Я пересек бульвар, миновал маленькое мрачное здание корпуса физических наук. И подошел как раз вовремя, чтобы меня приветствовал доктор Грисволд. Он медленно спускался вниз по ступенькам - маленький, высохший человечек с козлиной бородкой и веселым голубыми глазами. В блеске этих глаз, в глубине их, таилось смешанное с болью изумление. Он походил на ребенка, который никак не может до конца понять, почему никто, кроме него, не интересуется игрушками. - А,мистер Матучек,- сказал он.- Пришли поприсутствовать при Игре? Я кивнул (не особенно любезно). Но мы шли вместе, и мне пришлось быть вежливым. Не для того, чтобы подлизаться на всякий случай. он вел у меня занятия по физике и химии, но это - как раз пустяки. Мне просто не хотелось обижать этого милого и одинокого старого чудака. - Я тоже,- продолжал он.- Насколько понимаю, организаторы что-то задумали. Впервые будет нечто захватывающее. - Вот как? Он дернул головой и по-птичьи посмотрел на меня: - Если у вас какие-нибудь затруднения, мистер Матучек... Если в моих силах помочь вам... Знайте, что я сделаю все, что в моих силах. - Все прекрасно,- соврал я.- Во всяком случае, благодарю вас, сэр. - Человеку зрелого возраста нелегко вернуться к учебе. Да еще когда его окружают хихикающие юнцы. я не забываю, как вы помогли мне в этом... м-м... нехорошем... э-э инциденте в прошлом месяце. Поверьте, я очень вам благодарен. - О, пустяки, черт возьми. Я здесь, чтобы получить образованиеЪ1. Ъ0И чтобы быть вместе с Вирджинией Грейлок. Но теперь это невозможно. Мне не хотелось перекладывать груз своих забот на его плечи. У него был достаточный запас своих собственных. Грисволд вздохнул. Очевидно, он чувствовал мою отчужденность. - Я часто ощущаю себя таким ненужным,- сказал он. - Что вы, сэр,- ответил я со старательной искренностью.- Как бы стала в Мидгарде (Мидгард - по древнескандинавским сказаниям - земля, отведенная для жизни человека), ну... скажем алхимия практической наукой, не будь она с начала и до конца основана на ядерной физике? Ведь в противном случае алхимик мог бы неожиданно для себя получить смертоносный радиоактивный изотоп. Или вещество, которое уничтожило бы половину округа. - Разумеется, разумеется. Вы прекрасно все понимаете. Вы все знаете о нашем мире. Во всяком случае случае больше, чем я. Но, студенты... ладно, думаю, что это естественно. Им хочеться, что бы - сказал несколько слов, сделал несколько пассов и получил то, чего желаешь. Именно таким образом. Не докучая себе ни изучением санскристской грамматики, ни периодической таблицы. Они не понимают, что никогда нельзя получить чего-то из ничего. - Поймут. Они повзрослеют. - Даже администрация в этом университете просто не понимает потребности