физической науки. Как раз сейчас в Калифорнийском установлен философский камень на биллион вольт. А здесь... - Грисволд пожал плечами.- Извините меня. Я сам не люблю жаловаться. Мы вышли к стадиону. Я отдал ему свой билет, но отказался от очков ночного видения. У меня сохранилось колдовское зрение, полученное во время базисного обучения. мое место оказалось на тринадцатом ряду между студенточкой с мордочкой первокурсницы и старшекурсником. Мимо проплыл одушевленный лоток и я купил горячих сосисок, и взял напрокат хрустальный шар. Но шар мне нужен был не для того, чтобы в деталях видеть игру. Я пробормотал над ним, заглянул и увидел Джинни. Она сидела напротив меня, на пятидесятом ряду. На коленях у нее покоился черный Свертальф. Вызывающие красные волосы Вирджинии выделялись ярким пятном на бесцветном фоне окружающей толпы. Это колдовство, это ее особая черная магия была чем-то более древним и более сильным, чем Искусство, но и в нем была искушена Джинна. Ее отделяло от меня поле, в руках у меня был всего лишь дешевый стеклянный прибор, и все же сердце мое екнуло. Сегодня вечером с ней был доктор Алам Аберкромби, ассистент-профессор сравнительной магии: гладкий, блондин, светский лев. Он крутился вокруг Джинны изо всех сил. А я исходил дымом в одиночестве. Думая, что Свертальф ставил мои моральные качества не выше, чем моральные качества Аберкромби. У меня были все намерения хранить Джинни верность, но... Узкая улочка, ты ставишь на стоянку метлу, и к тебе прижимается хорошенькая девушка. В этом случае желтые круглые глаза, сверкающие с ближайшего дерева, как-то связывают и окончательно отрезвляют. Я скоро сдался, и посвящал вечера учебе или пил пиво. О-хо-хо. Я плотнее запахнул плащ, под свежим ветром меня пробрала дрожь. В воздухе пахло какой-то бедой. "Вероятно,- подумал я,- во всем виновато мое скверное настроение..." И все же я чуял - в недалеком будущем быть беде. От воплей старшекурсников чуть не лопнули барабанные перепонки. В лунном свете показались команды - "Трисмегистские грифоны" и "Чародеи Альберта Великого". Глубокие старики недовольны тем, что в командах так много измученных образованием очкастых коротышек. Такие игроки кажутся им бесполезными. Вероятно, до эпохи магии команды комплектовались из динозавров. Но, разумеется, неотъемная часть и основная составляющая искусства, интелект, и он придает спорту характерную окраску. В этой игре были интересные моменты. "Чародеи" взлетали над землей, и их крошка защитник превратился в пеликана. Душанович, в образе кондора, закогтил его на нашей двадцатке. Анреевский был лучшим в линии оленей-оборотней (он входил в большую десятку). Он держал их так, что мяч дважды оказывался вне игры. На третий раз мячом завладел Плисудский,. тут же превратившись в кенгуру. Его игра была изумительной. Как он увернулся от игрока, пытавшегося отобрать мяч! (малый был в шапке-невидимке, но можно было наблюдать за ним по отпечаткам его ног, как он несся вперед). И отпарировал мяч Мстиславу. "Чародеи" опустились пониже, они ожидали, что Мстислав превратится в ворона, чтобы забить мяч с поля. Но это было, как гром среди ясного неба, когда он превратился в... свинью. В жирного борова. (Естественно, это были мелкие превращения, быстрый жест и игрок превращался в заранее намеченное животное. Не использовались те великие и страшные слова, которые мне, бывало, приходилось слышать в предрассветной мгле). Чуть позднее явная грубость с нашей стороны стоили нам пятьдесят ярдов. Доминго случайно наступил на афишу, которую ветер занес на поле, и проехался по именам "Чародеев". Но большего ущерба наши не потерпели, а "Чародеи" получили точно такой же пенальти, когда Троссона в азарте вынесли с поля, да еще метнули вслед молнию. К концу первого периода счет был 13 : 6 в пользу "Трисмегистских грифонов", и толпа чуть не разнесла от восторга скамейки. Я надвинул шляпу на лоб, бросил на старшекурсника нелюбезный взгляд и уставился в кристалл. Джинни проявляла больше энтузиазма, чем я. Она подпрыгивала и вопила, и, казалось, не замечала, что Аберкромби своей лапой обнимал ее. Или, может это у нее не вызывало протеста?.. Я обиделся и надолго приложился к фляге. На поле высыпали ликующие люди, им понадобилось устроить парад. Дудя и барабаня, совершая в воздухе сложные, тщательно продуманные эволюции своими инструментами, они двинулись традиционным маршем туда, где ждала их Королева Красоты студенческого городка. Мне было известно, что по традиции она встречала их верхом на единороге. Но, по некоторым причинам, данный номер был в этом году опущен. Волосы поднялись у меня на затылке дыбом. Я ощутил слепой инстинктивный позыв поменять кожу на шкуру. Едва успев вовремя, я заставил себя остаться человеком и упал на сидение, обливаясь холодным потом. В воздухе вдруг отчетливо завоняло опасностью. Неужели никто больше не ощущал этого? В поисках источника опасности я сфокусировал кристалл на команде. Краем сознания я смутно услышал приветственные выкрики: АЛЕФ, БАТ, ЖИМЕЛЬ, ДАЛЕТ, ХИ, ВА! КОМИНИ, ДОМИНИ, УРА, УРА, УРА! ПРОТЫКАЙ ИХ, ЖАРНЬ В ОГНЕ, СЛАВНАЯ ЕДА! ТРИСМЕГИСТОВ ЖДЕТ ПОБЕДА НЫНЧЕ И ВСЕГДА! МАКИЛРАЙТ!.. - Что это такое с вами, мистер? - студентка отпрянула от меня, и я понял, что рычу. - Ох... ничего... я надеюсь ничего,- я старался овладеть своим лицом, не дать ему превратиться в волчью морду. Толстоватый, белокурый мальчишка, среди тех, внизу, не казался страшным, но я чувствовал, что его будущее окутано крутящейся грозовой тьмой, пронизанной ударами молнии и раскатов грома. Мне уже приходилось сталкиваться с ним. Хотя я не донес на него в свое время, это именно он чуть не уничтожил химическую лабораторию Грисволда. Зеленый первокурсник, забавник, не злой по натуре, он представлял собой несчастливую комбинацию природной способности к Искусству и крайней безответственности. Студенты-медики славятся веселыми выходками (такими, как оживший скелет, врывающийся, приплясывая, в женскую спальню), и Макилрайту хотелось приобщиться к этим проделкам как можно раньше. Грисволд показывал студентам, как обращаться с катализаторами, и Макилрайт тут же забормотал заклинание. он хотел сыграть на каламбуре и провести в пробирке катализ. Но ошибся в расчетах и получил саблезубого тигра. Дитя каламбура, тигр был совершенно безмозглым, и все же это была злобная, вызывающая ужас, тварь. Я тут же оказался в клозете, и там, с помощью фонарика, совершил превращение. Став волком, я рыбкой вылетел в окно и шмыгнул под деревья, чтобы дождаться, пока кто-нибудь вызовет людей из департамента Изгнания бесов. Поняв, что все это сотворил Макилрайт, я как-то, улучив момент, отведя его в сторону, предупредил, что, если ему вздумается снова показать класс, то я сожру его. Сожру в самом буквальном смысле этого слова. Шутка есть шутка, но не следует шутить за счет студентов, которые действительно желают учиться. Как и за счет тех милых, почтенных окаменелостей, которые пытаются учить студентов. "НАША КОМАНДА!" Предводитель парада взмахнул рукой, и из него выскочил столб многоцветного пламени. Столб поднялся на высоту человеческого роста, еще выше. Скачущее сияние, блеск красного, голубого, желтого, и его окружал крутящийся, состоящий из искр вихрь. Я сощурился и сумел разглядеть в пламени гибкое, размалеванное тело. оно походило на тело ящерицы. Студентка взвигнула. - Трижды благословенный Гермес,- закудахтал старшекурсник.- Что это, демон? - Нет, Дух Огня,- тихо ответил я.- Саламандра. Чертовски опасная тварь, если учесть, сколько дураков ее окружает... Мой взгляд неотрывно следил за полем. Огненная тварь начала свои штучки. Прыгала, кувыркалась, что-то бормотала, выбрасывала длинные языки пламени. Да, рядом с ней находился пожарный - в полном церковном облачении. Он совершал свои пассы, не давая саламандре причинить вреда. Все должно быть о'кей. Вроде бы... Я зажег сигарету. Меня трясло. Скверно это - следовать примеру Локи (Лок - восставший на других богов, бог Огня). Вонь опасности била мне в ноздри. Ядовитый кислый запах опасности... Со стороны все это выглядело красиво, однако... В кристалле вновь появился Аберкромби. Он хлопал в ладоши. Но Джинни сидела нахмурясь, с озабоченным видом. Между длинными зелеными глазами залегла морщинка. Ей все это нравилось никак не больше, чем мне. Я переключил шар обратно на Макилрайта. Любящего пошутить Макилрайта. Я был, вероятно,: единственным из присутствующих, кто заметил, что произошло. Макилрайт взмахнул своим жезлом, у саламандры выросли крылья. Толстяк-пожарник, жестикулируя, раскачивающийся взад и вперед, оказался, естественно, на пути взмаха ее крыльев. Это было подобно столкновению с паровым котлом. - А-а-а! Пожарный пулей взмыл в небо. Саламандра заколыхалась. Мгновенным прыжком, утоньшаясь, вытянулась вверх. Выросла, сделавшись выше стен. Мы увидели мельком нечто вращающееся, ослепительно блестящее, с расплывшимися очертаниями - и тварь исчезла. Моя сигарета вспыхнула, превратилась в пламя. Я отшвырнул ее. Почти ничего не соображая, догадался выкинуть заодно и фляжку. В мгновение ока она раскалилась добела, водка вспыхнула голубым пламенем. Толпа завыла. Все отбрасывали прочь сигареты, хлопали по карманам, где воспламенялись спички, отшвыривали бутылки. Королева городка пронзительно визжала, ее тонкое одеяние охватило пламя. Скинув платье (как раз вовремя, чтобы избежать ожогов) и причитая, помчалась по полю голая. При иных обстоятельствах это зрелище меня бы заинтересовало. Саламандра прекратила свои беспорядочные метания и материализовалась в воротах. Столбы начали дымиться. Невыносимое сияние, рев и пылающая трава. Выкрикивание заклинаний тушения огня, было невыносимо. Пожарник бросился к саламандре. Из ее пасти выскочил язык пламени. Я отчетливо услышал ее дикий хохот, и тварь снова исчезла. диктор, которому следовало бы успокоить зрителей, истошно визжал, когда огонь вспыхнул перед его будкой. Во мгновение ока пять тысяч народу, царапаясь и кусаясь, топча друг друга, кинулись к выходу. Началась давка, люди были охвачены слепым желанием вырваться отсюда. Прыгая по скамейкам и головам, я скатился на поле. Эта, бушующая на ярусах давка,означала смерть. - Джинни! Сюда, Джинни, здесь безопасно! Она не могла расслышать меня в этом грохоте, но сама догадалась. За руку она тащила очумевшего от ужаса Аберкромби. Мы взглянули в лицо друг другу. Вокруг - огонь и разрушение. Джинни вытащила из сумочки палочку. В своем запертом помещении кипятились грифоны. Кипятились в прямом смысле этого слова. Саламандра, материализовавшись, игриво обернулась вокруг водопроводных труб. Загудели сирены, и, освещенные луной, над ними засновали полицейские метлы. Полиция пыталась обуздать панику. Одну метлу тут же подожгла саламандра. Наездник снизился, соскочил. Пылающая палка с грохотом рухнула в траву. - Боже! - закричал Аберкромби.- Саламандра вырвалась на свободу! - Да что вы говорите? - фыркнул я.- Джинни, ты же ведьма. Ты можешь что-нибудь сделать? - Я могла бы погасить эту скотину. Но для этого нужно, чтобы она была рядом, пока я читаю заклинание,- сказала она. Распущенные рыжие волосы обрамляли бледное, с высокими скулами лицо, и в беспорядке падали на плечи.- Это наш единственный шанс уничтожить породившие ее чары... И она знает это! Смятение захлестнуло меня. Но, вспомнив о дружище Макилрайте, я обернулся и сграбастал его за шиворот. - Совсем свихнулся? - заорал я. Он, задыхаясь, разинул рот: - Я ничего не делал!.. Я тряс его так, что зубы его лязгали: - Не болтай попусту! Я все видел! Он рухнул на землю. _это было всего лишь шутка,- хмыкнул он.- Я не знал! "Что ж,- подумал я мрачно,- вот тебе, без сомнения, и правда. Ведь вот в чем беда с Искусством, беда с любой неразумной силой природы, которой овладевает человек - будь то огонь или динамит, атомная энергия или магия. Любой остолоп, нахватавшись знаний, пытается что-нибудь сделать. Начать-то он может... Сегодня остолопов ужасно потянуло на колдовство. Но не всегда это "что-нибудь" удается столь же легко прекратить". Как и в любом другом учебном заведении в "Трисмагисте", постоянную проблему представляли студенческие шалости. Обычно они были безобидными. Например, одев шапку-невидимку, пробраться ночью в женские спальни. Или вставить в окнах украденные у девушек принадлежности нижнего белья. Иногда шутки бывали, пожалуй, и забавными. Например, как-то раз оживили статую прежнего президента (это был достойный и заслуженный человек), и она промаршировала по городу, распевая непристойные песни. Часто шутки были совершенно неостроумными. Так, например, когда Дин Уорсби был превращен друзьями в камень, и на протяжении трех дней этого никто не замечал. Но Э Т О - уже ни в какие рамки не лезло. Саламандра могла спалить весь город. Я обернулся к пожарнику. Тот весь изнервничался, напрасно пытаясь остановить какое-нибудь полицейское помело. Вокруг прыгали тусклые огни, полицейские не замечали его. - Что вы полагаете предпринять? - спросил я. - Необходимо послать служебный рапорт,- отрывисто сказал он.- И считаю, нам понадобится Дух Воды. - У меня есть опыт работы с гидрами,- предложила свои услуги Вирджиния,- так что, я с вами. - Я тоже,- сказал я немедленно. Аберкромби уставился на меня: - Вы-то что сможете сделать? - Я оборотень! - рявкнул я.- Когда я волк, огонь мне не страшен. Полезная штука, не правда ли? - Прекрасно, Стив! - Джинни улыбнулась. Старая, такая знакомая нам обоим улыбка. Не долго думая, я сграбастал ее, привлек к себе и поцеловал. Она решила не размениваться на пощечину. Я получил боксерский удар снизу, который вернул меня на путь истинный. - Нельзя! - коротко сообщали Джинни.- Это, черт бы их побрал - проклятые чары. Я видел, страдание заключенное в ее глазах. Как зверь в клетке. Но ее разум был вынужден повиноваться придуманным Мальзусом правилам. - Это... э-э... здесь не место для женщины,- забормотал Аберкромби.- Для такой очаровательной женщины, как ты... Разреши я провожу тебя домой, дорогая. - Я должна это сделать,- сказала она нетерпеливо.- Что, черт возьми, твориться с этими легавыми? Нам нужно убираться отсюда! - Тогда я тоже иду с вами,- заявил Аберкромби.- Я немножко знаком с проклятиями, и с благословениями. Хоть боюсь, что в этом отношении то, чем я владею, не бог весть что. Во всяком случае, департамент Сокровищ поглядывает на мои сокровища без одобрения. Даже в это мгновение, когда ад разверзся на земле, оглушенный буйствующими раскатами грома, мне было радостно видеть, что Джинни не обратила ни малейшего внимания на его пресловутое остроумие. Она отрешенно нахмурилась. На рядом стоявшей скамье скорчилась Королева городка, на ней был чей-то плащ. Джинни, усмехнулась, махнула рукой. Королева сбросила плащ и помчалась к нам. Секунд через тридцать рядом приземлились три полицейские метлы. Пожарный скомандовал им, и вся наша группа тут же поднялась по спирали над стадионом и влетела в путаницу улиц. Взлет был быстрым, но и за это короткое время я увидел три, охваченные пламенем, дома. Саламандра разгулялась... 10. Изможденные и вымазанные сажей, с отчаявшимися взглядами, вся наша компания оказалась в управлении полиции округа. Здесь уже находились шефы полиции и пожарных. Возле коммутатора бесился какой-то младший офицер. Джинни завернула по дороге к себе, захватить свою метлу. Теперь она появилась - на плече ехал Свертальф, под мышкой зажат том "Руководства по алхимии и метафизике". Аберкромби стращал и без того перепуганного Макилрайта. Под конец я сказал Аберкромби, чтобы он это прекратил. - Мой долг,- завелся он.- Я, как вы знаете, исполняя обязанности воспитателя... Я думаю, что Университет не смог бы обойтись без того, чтобы следить за студентами, чтобы те не пили ликер в общежитии и не приводили нимф контрабандой. Каждый год кто-нибудь пытается сдать экзамен, спрятав под пиджаком приятеля со шпаргалкой. Тем не менее мне не нравятся профессиональные доносчики. - Разберетесь с ним попозднее,- сказал я, и пинком выставил парня за дверь.- Возможно скоро появится саламандра. Весьма раздраженный, в комнате возник президент Мальзус и тут же требовательно проорал: - Что все это означает? Над его толстыми щеками подпрыгивал пенсне. - Как вам было известно, сэр, я был занят подготовкой к очень важному мероприятию. На завтра намечен официальный завтрак членов "Клуба Львов", и... - Возможно, не будет никакого завтрака,- хрюкнул, обрывая его, лягаш,- пока у нас вырвавшаяся на свободу саламандра... - Сала... Нет! Это полностью противоречит установкам! Это положительно запрещено, чтобы... Офицер у коммутатора оглянулся на нас: - Она сейчас подожгла католическую церковь на углу Четырнадцатой и Эльма. И, боже мой, все наше оборудование уже задействовано! - Невозможно! - завопил Мальзус.- Демон не может приблизиться к церкви! - Насколько глупым делается человек на нашей работе,- не скрывая злости прошипела Джинни.- Это не демон. Это Дух стихии! Когда ей удалось вновь овладеть своей яростью, она медленно продолжила: - Не стоит слишком надеяться, что гидра сможет победить саламандру. Но мы можем вызвать ее, чтобы она помогла бороться с пожарами. Саламандра все время будет опережать нас, но по крайней мере, не весь город окажется уничтоженным. - Если только саламандра не окажется слишком сильной,- влез Аберкромби. Его лицо побледнело, губы еле двигались.- Достаточно сильной, чтобы испарить гидру. - Вызовите двух,- заикаясь приказал Мальзус,- вызовите сотню. Я не буду требовать поданного по всем правилам официального заявления на разрешение использо... - Эта возможность ограничена, сэр,-= сказал Аберкромби.- Есть условие , в зависимости от общей воплощенной массы, сдерживающие силы должны возрастать по экспоненте. В этом городе, вероятно, не найдется достаточно подготовленных специалистов, чтобы держать под контролем более двух Духов одновременно. Если пробудить к жизни четыре... городу грозит затопление, а саламандра просто перенесется куда-нибудь в другое место. - Алан...- Джинни положила "Руководство" на стол, веером перелистнула страницы. Аберкромби склонился поверх ее плеча. При этом не забыл заботливо положить ладонь на ее бедро, и я проглотил, что хотел высказать. - Алан, можешь ты вызвать гидру? Для началу - одну. И заставить ее бороться с огнем? - Разумеется, моя прелесть,- заулыбался он.- Это элементарная задача. Она обеспокоено взглянула на него и предупредила: - С гидрами бывает так же трудно справиться, как и с Духами огня и воздуха. Одного знания теории мало. - У меня есть некоторый опыт,- он излучал самодовольство.- Во время войны... Когда все это кончится, давай зайдем ко мне, чуть выпьем, и я тебе расскажу,- его губы легко коснулись ее щеки. - Мистер Матучек! - завизжал Мальзус.- Прекратите, пожалуйста, отращивать клыки! Я взял себя в руки, совладав с яростью, действующей на меня так же, как и лунный свет. - Послушайте,- сказал начальник полиции,- мне нужно знать, что будет дальше. Все эти неприятности из-за ваших длинноволосых, и я не желаю, чтобы ваши действия еще больше затруднили обстановку. Я вздохнул, понимая, что Джинни и ее раскрасавец в конце концов действительно заняты, и, вытащив сигарету, предложил: - Разрешите, я объясню. Во время войны мне пришлось немного узнать о таких делах. Дух стихии - это не то же самое, что демон. Любой демон - это самостоятельное существо, такое же индивидуальное как мы с вами. Дух стихии часть первичной сложной силы, в нашем случае огня, точнее энергии. Он возникает из первичной энергии, временно получив индивидуальность, и возвращается к прежнему состоянию, если искусному специалисту удается с ним справиться. - Гм? - Как пламя. Пока кто-нибудь не разведет костер, пламя существует лишь потенциально. Когда вы гасите огонь оно возвращается к своему первоначальному состоянию. Новый огонь, который вы разведете на прежнем месте, не будет уже тем же самым огнем. Поэтому дух стихии не боится исчезнуть. Но однажды возникнув, он делает все, чтобы остаться здесь в мире и увеличить свою мощь. - Но как саламандра могла поджечь церковь? - Потому, что у нее нет души. Она просто физическая сила. Всякое, обладающее подлинной индивидуальностью существо, будь то человек, или еще кто-либо, находится под сдерживающим влиянием... э-э... определенных моральных законов природы. Так Демон не выносит вида святых символов. Поступающий неправильно человек, живя на этом свете, испытывает угрызнения совести. И предстает перед Судом на том свете. Но о чем заботиться пламени? А саламандра и есть ни что иное, как громадный язык пламени. Она всего лишь флюктуация физических законов нашего, то есть нормального и паранормального мира. - Так как же ее... э-э... погасить? - Это могла бы сделать соответствующая по массе гидра. Произошла бы взаимная аннигиляция. Или саламандру могла бы погрести под собой Земля. Или мог бы сдуть оказавшийся поблизости Воздух. Трудность в том, что Огонь, самая быстрая стихия. Он перескочит в другое место до того, как ему успеет повредить какой-нибудь иной Дух. Так что, у нас остается лишь одна возможность - заклинание, возвращающее саламандру к первоначальному состоянию. Но оно должно быть произнесено в ее присутствии. И занимает около двух минут. - А когда она услышит, что начали произносить заклинание, то испепелит заклинателя или удерет. Очень мило. Что же нам делать? - не знаю, шеф,- сказал я.- Одно знаю - это все равно. что попытаться поцеловать в морду кобру,- я вздохнул, чмокнул губами.- Действительно действовать надо быстро. Каждый пожар, зажженный тварью, служит ей пищей и добавляет новый запас энергии. Она делается все сильнее. Существуют определенные ограничения квадратно-кубический экран, но пока это произойдет, она может стать слишком сильной, чтобы человечеству удалось с ней справиться... - иИ что же тогда произойдет? - Всеобщая гибель... Нет, я подразумевал не совсем это. Люди, естественно, призовут на помощь достаточно сильных противодействующих Духов. Но только представьте с какими трудностями будет сопряжен контроль над ними. Подумайте о случайных, которые невозможно предвидеть опасностях. Халифат по сравнению с ними - пустяк! Джинни, разогнувшись, отошла от стола. Аберкромби начертил мелом на полу пентаграмму. Исходящему слюной Мальзусу было поручено простерилизовать на спичке карманный нож. (Вся идея состояла в том, чтобы взять у кого-нибудь немного крови. Кровь могла бы заменить обычно используемые снадобья, поскольку она содержит точно такие же белки). Девушка положила ладонь на мою руку: - Стив, мы потратим слишком много времени, если попытаемся собрать всех местных экспертов. Боюсь, что то же самое справедливо и по отношению к полиции штата или Национальной Гвардии. Бог знает, что натворит саламандра, пока чиновники, которых ты здесь видишь, будут взывать о помощи. Но мы-то - ты и я - сможем по крайней мере проследить за ней. Подвергаясь при этом меньшей опасности, чем остальные. Рискнешь? Я был согласен: - Конечно. Саламандра не может повредить мне, если я буду волком. особо повредить... Не сможет, если я буду осторожен. Но ты будешь держаться на заднем плане. - Ты когда-нибудь слышал о клятве, приносимой членами моего ордена? Пойдем. Выходя в дверь, я бросил на Аберкромби самодовольный взгляд. Он надрезал свое запястье, начертил кровью магические знаки. Как раз сейчас он начал творить заклинание. Я ощутил, как по комнате пронесся влажный холодный вихрь. Снаружи была осення пора, высоко в небе стояла луна. Сразу в дюжине мест металось багровое ослепительное сияние. Зубчатыми силуэтами на его фоне виднелись крыши, и в ушах выли сирены. В вышине, освещенные мерцанием маленьких, безразличных ко всему звезд, носилось что-то, напоминающее ворох сухих листьев. Это, оседлав метлы, бегством спасались люди. Свертальф прыгнул на переднее сидение "кадиллака" Джинни. Я поместился сзади. И мы со свистом взмыли в небо. Внизу под нами зашипело, плюясь, голубое пламя. Городские фонари погасли. По улицам хлынула вода. Она неумолимо ревела, и в ее потоке подскакивал, смахивающий на поплавок, президент Мальзус. - Несчастный Сатана! - я чуть не подавился.- Что еще случилось? Свертальф резко повел помело вниз. - Этот идиот,- простонала Джинни,- он дал гидре размыться. Короткое замыкание...- она сделала несколько быстрых пассов своей палочкой. Поток успокоился, вошел берега. Образовалась круглая заводь. Ее десятифутовая толщина мерцала в лунном свете. Из воды выскочил Аберкромби. Потащился, хлюпая, к ближайшему очагу пожара. Я расхохотался: - Сходи к нему на квартиру, послушай, что он тебе расскажет о своем огромном опыте... - Не бей лежачего,- мгновенно огрызнулась Джинни.- Ошибка сделана не без твоего участия, Стив Матучек. Свертальф вновь повернул метлу вверх. Мы неслись над дымовыми трубами. Неужели она действительно влюбилась в этого дьявола? Правильный профиль, вкрадчивый голос, ловко подвешенный язык. Все время находится рядом... Я подавил приступ боли, искоса глянул вперед, пытаясь определить, где находится саламандра. - Туда! - перекрывая свист воздуха, пронзительно закричала Джинни. Свертальф задергал хвостом и зашипел. Район университета старательно пытался скрыть свою бедность. Старые, псевдоготического стиля, отделанные деревом пещеры. Нечто среднее между особняками и меблированными комнатами. Район уже начал гореть. В темноте между уличных фонарей вспыхивали многочисленные красные звезды. Приближаясь, мы заметили, как одна звезда взорвалась, обратилась в клуб белого пара. Гидра, должно, быть ударила в патрубок пожарного крана и смылась. У меня мелькнула еретическая мысль, что саламандра окажет обществу услугу, уничтожив этот архитектурный нонсенс. Но ведь речь идет также и о жизни людей и их имущества. Громадный, ужасный Дух раскачивался над пожираемым домом. Саламандра уже вдвое увеличилась в размерах, и на раскаленную добела серцевину ее, невозможно было смотреть. Вокруг узкой головы взметнулись искры пламени. свертальф затормозил. Мы отлетели на несколько ярдов и теперь парили на высоте двадцати футов на одном уровне с жаждущей пастью. Дико было видеть выгравированное на фоне ночи, освещенное неярким сиянием лицо Джинни. Она плотнее вдвинула ступни в стремена и начала читать заклинание: - О, Индра, Абадонна, Люцифер, Молох, Гефест, Дони...- ее голос был почти не слышен в грохоте обрывающейся крыши. Саламандра услышала. Огненные глаза обратились на нас. Взглянув, она прыгнула. Свертальф взвигнул, когда от жара скрутило его усы (возможно, ущерб был причинен лишь его тщеславию), и развернуло помело. Мы помчались прочь. Саламандра зарычала. Ее голос был похож на треск сотни одновременно горящих лесов. Внезапно, опаляющий наши спины жар, прекратился. Тварь материализовалась перед нами. Закрыв лицо Джинни, я свое собственное спрятал за ее спиной. И мы пролетели сквозь стеклянную стену сооруженного перед ней "Пивного парка". Вслед нам метнулся огненный язык. Метнулся и свернулся кольцом. оставшая снаружи саламандра бушевала. Мы скатились с метлы, оглядываясь. Пивная была пуста. Темно, повсюду следы огня. Никого не было. Я увидел стоящий на прилавке, доверху налитый стакан пива, и выпил его залпом. - Мог бы предложить и мне выпить,- сказала Джинни.- Ален бы предложил... И прежде, чем я опомнился достаточно, чтобы решить, язвит ли она или просто шутит, Джинни продолжала быстрым шепотом: - Она пытается удрать. Собирается с силами. Она уверена в себе. Она надумала убить нас! Даже в эту минуту мне хотелось сказать, что рыжие и спутанные волосы и пятна сажи на аристократическом ее носу, выглядят, как ни странно, даже очаровательно. Но случай не казался подходящим. - Она вернется сюда,- выпалил я.- Все, что она может сделать - это с помощью теплового излучения подпалить здание, а на это ей понадобится время. пока что мы в безопасности. - Но... а, ну да, конечно, пни горят плохо. Мне говорили, что все пивные бары университета построенны из пней, армированных железом. - Да. Я выглянул в разбитое окно. Саламандра сунулась мне навстречу, и цветные пятная заплясали у меня перед глазами. - Наша гостья показывает характер,- сказал я.- Ну, говори быстро свое заклинание. Джинни покачала головой: - Она просто отлетит за пределы слышимости. Но, может быть, удастся поговорить с ней. Понять, как... Она подошла к окну. Корчащаяся вдоль улицы тварь вытянула шею и зашипела. Я стоял за спиной своей девочки и чувствовал себя беспомощным и бесполезным. Свертальф, облизывающийся с прилавка пролитое пиво, поглядел на нас и насмешливо фыркнул. - Эй, Дочь Огня! - крикнула девушка. Рябь прошла сверху вниз по спине саламандры. Ее хвост безостановочно хлестал из стороны в сторону, поджигая растущие вдоль дороги деревья. Я не в силах описать ответивший Джинни голос. В нем было и треск, и рев, и свистящее шипение. Голос, порожденный огненным мозгом и глоткой. - Дочь Евы, что ты можешь сказать такой, как я? - Именем Высочайшего, я приказываю тебе смириться, вернуться к своему подлинному состоянию и перестать вредить этому миру! - Хо!.. О-хо-хо-хо! - тварь уселась на свой зад (асфальт пошел пузырями) и прерывисто захохотала прямо в небо.- Ты, созданная из горючего материала, приказываешь мне?! - Я располагаю силами такими могущественными, что они затушат тебя, маленькая искра. Эти силы вернут тебя в ничто, из которого ты пришла. Смирись и повинуйся, так будет лучше для тебя же. Мне подумалось, что саламандра на мгновение действительно была поражена. - Сильнее, чем я? - Заревела так, что пивная затряслась.- Ты смеешь утверждать, что существуют силы могущественнее Огня?! Чем я, которая явилась пожрать всю Землю! - Более могущественные и более прекрасные. сама подумай, о Мать Пепла. Ты не можешь даже войти в этот дом. Вода гасит тебя. Земля уничтожает тебя. И лишь воздух способен поддерживать твое существование. Лучше сдайся, не медли... Я вспомнил ночь охоты на ифрита. Джинни, наверняка, пытается выкинуть тот же фокус - разобраться в психологии бушующей и ярящейся за стенами твари. Но на что она может надеяться? - Более прекрасные? - хвост саламандры забился, оставляя на мостовой глубокие борозды. Из тела саламандры вылетали огненные шары, посыпая дождь красных, голубых и желтых искр. Прямо, как Четвертого Июля. мелькнула сумасшедшая мысль: так бьется об пол ребенок в припадке истерики. - Более прекрасные! Более могущественные! Ты посмела сказать это... А-а-! - в метнувшемся языке пламени сверкнули раскаленные добела зубы.- Посмотрим, какой ты станешь, когда я сожгу тебя! Ты умрешь от удушья! Голова саламандры метнулась к разбитому окну фасада. Она не смогла проникнуть сквозь железную преграду, но начала высасывать воздух. Вдыхать его и выдыхать. Волна пышущего, как из топки, жара, отбросила меня назад. Я задыхался. - боже мой... Она хочет сожрать кислород! Оставайся здесь! Я прыгнул к двери. Джинни пронзительно закричала. Выскочив наружу, я услышал ее слабое: - Нет!.. На меня лился слабый свет. Прохладный, от которого я затрепетал. Вокруг беспокойно плескались огни пожаров. Я припал к горячей обочине, и содрогнулся, когда мое тело начало изменяться. Я был волком. Волком, которого не сможет убить враг. По крайней мере, я на это надеялся. Укороченный хвост ткнулся изнутри в брюки, и я вспомнил, что некоторые раны не поддаются излечению, даже когда я принимал звериный облик. Брюки! ЧЯерт, будь они прокляты! В горячке я забыл о них. А вы когда-нибудь пробовали стать волком, если на вас напялена рубашка, штаны, нижнее белье - и все рассчитано на человека? Я изо всех сил заработал своим влажным носом. Подтяжки соскользнули и обмотались вокруг задних лап. Передние лапы запутались в галстуке, а пиджак радостно превратился во что-то напоминающее узел. Обезумев, я катался и рвал одежду клыками. Осознав, что передо мной выросла саламандра, ее хвост хлестнул меня по спине. Мгновенная опаляющая боль, и вместе с одеждой вспыхнули шерсть и кожа. Но тряпье сгорело, и я оказался свободен. Лабильные молекулы моего тела самовосстановились в считанные секунды. Полагая, что я выведен из строя, саламандра уже не обращала на меня внимания. Едва понимая, что я делаю, я подхватил зубами свалившийся с уменьшенной ступни туфлю, приставил к ближайшему, раскаленному добела, пальцу ноги саламандры, и обеими лапами стал изо всех сил натягивать. Она взревела. развернулась кругом, готовая снова напасть на меня. Разинула пасть. Она могла перекусить меня пополам. Я быстро отскочил в сторону. Чудовище остановилось, оценило разделяющее нас расстояние. Вспыхнуло и исчезло. Материализовавшись прямо передо мной. Теперь мне бежать было некуда. я вдыхал огонь, сжигающий мое отяжелевшее тело. И корчился в агонии. Я весь превратился в пламя... 11. Одиночество. Его никак не нарушало глядящее на меня лицо. У меня нет слов, чтобы описать его. Только одно - лицо было огромным, и его глаза были глазами трупа. Но тогда я не видел его. Как и не чувствовал холода, более сильного и более мучительного, чем все, что я чувствовал прежде. Жестокий холод... Я не знал его до сих пор, пока он не настиг меня, прошедший вне времени и пространства голос. И не потряс до основания мои чувства и разум, которых у меня не было. И меня покинула всякая надежда и всякая вера. - Гордись, Стивен. Я лично потрудился, чтобы тебя и твоих спутников настигла смерть. Для этого я сам возбудил в голове дурака мысль о шутке. Зная, что лишь такой путь обеспечит благополучное завершение проводимой мной в мире работы. Задача имела свои тонкости, и я не мог доверить ее никому. И хотя всеобщее уничтожение - это приятно, но подлинная цель - вовсе не применять материальных бед для человечества. На самом деле мои действия, по направлению гибели на вас двоих, могут дорого обойтись, если вызовут ответную реакцию с Другой стороны. Но опасность, которую вы представляете, станет ясной для всех, лишь когда настанет для этого время. Я не знаю, когда это произойдет, не знаю, как можно будет определить это время. Но я знаю, что ты для нас опасен уже не будешь... То, чем был я, съежилось от ужаса. оно было ничтожнее, чем самая мельчайшая часть ничего. - И все же,- мерно гремел во мне голос,- тебе не обязательно умирать, Стивен. Я предчувствую, что эта женщина, Вирджиния, может оказаться худшим врагом, нежели ты. Да, я предвижу, что лишившись ее, ты - не угроза Плану. Но она без тебя будет представлять не меньшую опасность, если не большую. прими во внимание ее ловкость и сноровку, ее таланты. Прими во внимание, что в отличие от тебя, дважды попавшего в ловушку, она не попалась ни разу. Прими во внимание силу е духа. Желание отомстить за тебя может победить ее к выяснению истинной подоплеки случившегося. Или, может быть, она предпримет еще что-нибудь. Не могу сказать, что именно. Но я вижу, что хотя ты и горишь, она в ловушке еще не полностью. Хочешь ли ты жить? Хорошо жить, Стивен?.. Что-то более слабое, чем свет, дошедший от самой дальней звезды, вспыхнул во мне. - Что я должен для этого сделать? - Служить мне. Подчиняться моим чарам. Саламандра выпустит тебя, не причинив непоправимого вреда. После того, как раны заживут, тебя ждет одно: долгая счастливая жизнь. Это гарантируют мои чары. Показав, что ты свободен, вызови ее из дома. Будешь усыплять ее бдительность - до тех пор, пока над нею, как над тобой раньше, не материализуется Саламандра. Если ты не согласишься, то возвращайся обратно и сгори заживо... Больше, чем неизмеримая бесконечность, отделяла меня от Вирджинии. У меня не было тела, которое могло бы чувствовать "да" или "нет". Но точка, которой я сделался, представила, что Вирджиния испытывает ту же, познанную мною, муку. И от этой мысли, откуда-то из иного безвременья, вырвалась неимоверная ярость, сплавленная с неимоверной ненавистью, и все, что происходило (или этого не было?), взорвавшись, кануло в породившую его пустоту... 12. Думаю, что бешенство настолько пересилило муку, что я вновь стал сражаться. Я так и думал. Мне рассказали, что я сцепил клыки на некотором месте, которым уселась на меня бестия. Говорили, что я кусался и пытался удержать ее на месте. Но боль была слишком сильной, чтобы я мог помнить что-нибудь, кроме самой боли. Потом саламандра исчезла. Улица была пустой и темной. Лишь луна, и вдали - уцелевший уличный фонарь. И неровный красный отблеск горящих зданий. тихо, если не считать хруста и блеска пожаров. Когда я очнулся настолько, что вернулось обоняние, первое, что я уловил, был кислый запах дыма. Это продолжалось несколько минут. Несожженной ткани едва хватило, чтобы восстановить остальное. Когда здоровье вернулось, моя лохматая голова оказывается лежала на коленях Джинни. Похожим на пересохший ремень языка, я слабо лизнул ее руку. Будь я человеком, я бы предпочел бы сохранить позу, приданную мне Вирджинией. Но я был, обладающим волчьим инстинктом волком, и потому, приложив максимум усилий, приподнялся и издал слабый хериплый вой. - Стив... Боже Всемогущий, Стив ты спас нас! - шептала Джинни.- Еще несколько минут, и мы задохнулись. У меня и сейчас словно песок в горле... Спрыгнув с прилавка, к нам подрысил Свертальф. Он выглядел так самодовольно, как только может выглядеть кот с подпаленными усами и бакенбардами. Мяукнул. Вирджиния прерывисто рассмеялась и объявила: - Но ты должен этому деятелю пинту сливок или еще что-нибудь в этом роде. Как ты склонил чашу весов в нашу сторону, так и он сделал для тебя то же самое. По крайней мере, подсказал, как помочь тебе. Я навострил уши. - Он открыл пивные краны,- сказала она,- а я начала наполнять кувшины и бросать их через дверь в саламандру. Это стало беспокоить ее, она уворачивалась. Видимо, ее ослабило действие пара и давление, когда ты пустил в ход свои челюсти,- Джинни ухватила меня за шею.- Эти секунды, пока ты удерживал ее... это же настоящий подвиг! Пиво! Качаясь, я поднялся на ноги, и потащился в глубь пивной. Ничего не понимающие Свертальф и Джинни следовали сзади. Я закусил губу и показал мордой на ближайшие стаканы. - О, понимаю,- Джинни щелкнула пальцами.- Ты хочешь пить... Ты же обезвожен. Она налила литровую кружку. Захлебываясь, я вылакал ее и показал, что хочу еще. Джинни покачала головой: - Ты заставил саламандру убраться, но нам еще предстоит иметь с ней дело. Далее будет простая вода. Метаболизм звериного тела перераспределил влагу. Я почувствовал, что окончательно выздоровел. И первая моя ясная мысль была - надо надеяться, что в дальнейшем пиво не будет тратиться на борьбу со Стихией. Второй моей мыслью было то, что каковы бы ни были средства, чем скорее мы их будем применять, тем лучше. За все приходится платить. Беда оборотней в том, что приняв иной облик, они, естественно, обладают звериными мозгами. Лишь поверху неглубокий поверхностных слой человеческой личности. Или, говоря проще, будучи волком, я по-человеческим меркам, отличался редкостной тупостью. Я был способен понять лишь одно: будет лучше, если я снова превращусь в человека. Поэтому я вышел через открытую дверь, в лунный свет, и приступил к превращению. Вы сталкивались когда-нибудь с разъяренной пантерой? Отборнейший мат. Я визгливо завыл и начал превращаться обратно. - Подожди-ка,- решительно сказала Джинни.- Если тебе хоть сколько-то заботит моя девичья стыдливость...- она бросила с себя обгоревшее, хотя еще вполне пригодное к носке, отделанное мехом пальто. Сомневаюсь, чтобы когда-нибудь кого-либо одевали быстрее. Пальто очень жало в плечах, но было достаточно длинным - если я вел себя осторожно. Ночной ветер холодил мои голые колени, зато лицо будто по-прежнему жгла саламандра. Это одна из причин, по которым среди моих тревог отсутствовала мысль о встреченном мною видении. Другая причина - непосредственно угрожающая нам опасность. Опасность сиюминутная, реальная. Кроме того, уж очень неправдоподобно было пережитое мною. Сознательная реконструкция расплывшегося воспоминания о случившемся, причиняло физическую боль. Даже более сильную, чем когда я вспомнил о предыдущем случае. И, наконец, не уверен, чтобы мне вообще хотелось думать об этом. В голове мелькнуло: дважды, когда я умирал, терял сознание, у меня были схожие видения. Может, следует обратиться к психиатру? Нет, это было бы глупо. Увиденное - не более, чем идиосинкратическая реакция на травму. Скорее всего, подобного рода травма в моей жизни больше не будет. И я забыл обо всем этом. Вместо этого я торопливо сказал: - Теперь куда? Проклятая тварь может быть где угодно. - Думаю, она околачивается возле студенческого городка. Там ей достаточно места, где разгуляться, а она не слишком торопится. В путь. Пивной зал тлел. Джинни принесла метлу, и мы взмыли в небо. - Итак,- сказал я.- Мы ничего не добились, лишь потеряли время. - Нет, не совсем так. Я немного разобралась в ее психологии. Под нами проносились крыши. Джинни обернулась ко мне: - Саламандру породили заклинания, и я не знала точно, что она собой представляет. При создании стихийного Духа можно получить практически все, что угодно. Но, очевидно, руководитель парада был убежден, что саламандра должна знать английский. У нее есть даже рудиментный интеллект. Учти при этом изменчивую природу огня. И что мы в результате получаем? Ребенка! - Ничего себе ребенок! - проворчал я, поплотнее запахиваясь в пальто. - Нет, нет, Стив, это не важно. Ей присущи две характерные черты, отличающие ребенка. Ограничивающие его черты. Непредусмотрительность, беззаботность, бездумность... Умная саламандра не бушевала бы. Она втихомолку и постепенно накапливала бы силы. А эта даже не понимает, что ей не следует сжигать всю планету. Либо просто не задумывается с такого рода вещах. Потому что, откуда она возьмет после всего этого кислород? Вспомни так же ее фантастическое тщеславие. Она пришло в неописуемую ярость, когда я сказала, что существуют силы, более могущественные и прекрасные, чем она. Причем, замечания, касающиеся могущества и красоты, разозлили ее одинаково сильно. Неспособность надолго задерживать на чем-либо свое внимание. До того, как беспокоиться причинением, сравнительно незначительных неприятностей, она могла сперва убить тебя, либо Свартальфа, либо меня. Вместо этого она начала разбрасываться. И она могла бы, когда ты вцепился в нее, скрежеща зубами, выдержать боль на короткое время, не слезать с тебя, пока ты... пока ты не погибнешь... Ее голос дрогнул и она торопливо продолжила: - В то же время, пока ее внимание не рассеивалось, пока ничто не отвлекало ее, она концентрировалась только на одном исходе. Она забыла, что он лишь часть большого целого, и исключала все возможные результаты,- Джинни задумчиво кивнула.- Должен существовать какой-то путь воздействия на ее психику. Мое собственное тщеславие не такое уж маленькое. - Я не был сравнительно незначительной неприятностью...- проворчал я. Джинни улыбнулась и, дотянувшись, погладила меня по щеке: - Все хорошо, Стив, все прекрасно. Я рада, что ты такой же. Я убедилась, что ты будешь хорошим мужем. Эта фраза здорово ободрила меня, но хотелось бы знать точно, что она подразумевала под этим. Мы обнаружили саламандру. Там, внизу, она подожгла театр. но пока я смотрел на нее, она, полыхнув, исчезла и вновь появилась на расстоянии мили, возле медицинского исследовательского центра. Не выдержав жара, кирпич начал покрываться стекловидной пленкой. Мы приблизились, а саламандра тем временем с раздражением ударилась о стенку. Потом она вновь исчезла. Невежественная, импульсивная... ребенок, адское отродье! Развернувшись над студенческим городком, мы увидели свет в окнах академического корпуса. - Вероятно, здесь устроили штаб,- сказала Джинни.- Узнаем новости. Свертальф приземлился на бульвар перед зданием. Мы, спотыкаясь, побрели вверх по ступеням. Дверь охраняли вооруженный противопожарным снаряжением легавые. - Эй, вы! - один из них загородил нам дорогу.- Куда вы направляетесь? - на совещание,- Джинни пригладила волосы. - Вот как? - полицейский взглянул на меня.- Одет и взаправду для совещания... Все, что творилось этой ночью... Хохот полицейского переполнил чашу терпения. Я превратился в волка и тряхнул легавого за штаны. Он замахнулся дубинкой, но Джинни превратила его в маленького удава. Я снова превратился в человека и представил банде полицейских решать возникшие у них проблемы самим. Мы прошли в зал. Зал совещания преподавательского состава был набит битком. Мальзус собрал всех своих профессоров. Мы вошли и я сразу же услышал его звучный голос: -...постыдно. Власти не захотели прислушаться к моему мнению. Джентельмены! Город выступил против носящего мантию ученого. Мы обязаны защитить честь... Мальзус замигал, увидев меня и Джинни с Свертальфом входящими. Его лицо приобрело цвет тирского пурпура, когда он заметил торчащие голые колени. В самом деле, я был в блеске своей славы, отделанное норкой пальто и щетинистой подбородок. - МИСТЕР МАТУЧЕК!!! - Он со мной,- отрывисто сказала Джинни.- Пока вы тут заседаете, мы сражались с саламандрой. - Возможно, чтобы победить ее, требуется нечто больше, чем мускулы,- улыбнулся доктор наук Алан Аберкромби.- Больше даже, чем мускулы волка. Как я вижу, мистер Матучек остался без штанов в самом прямом смысле этого слова... Джинни холодно глянула на него: - Я полагала, что ты руководишь гидрой... - О, у нас уже достаточно специалистов, чтобы использовать одновременно трех водяных Духов,- сказал Аберкромби.- Рутинная работа. Я понял, что мое место здесь. Скоро мы без труда справимся с пожарами. - А саламандра тем временем зажжет новые,- отрезала Джинни.- И с каждым пожаром она делается все сильнее и сильнее... Пока вы здесь сидите и благодушенствуете. - Ну, моя дорогая, спасибо,- он рассмеялся. Я так сжал челюсти, что сделалось больно. Джинни, в ответ на смех, улыбнулась. Улыбнулась на самом деле. - К порядку! К порядку! - гудел президент Мальзус.- Мисс Грейлок, садитесь, пожалуйста. Хотите ли вы что-нибудь добавить к дискуссии? - Да. Теперь я понимаю, что представляет собой саламандра,- она заняла место за дальним концом стола. Это был последний, оставшийся незанятым стул. Так что мне пришлось с несчастным видом болтаться на заднем плане. Ах, если бы на ее пальто было больше пуговиц! - Так хорошо вы понимаете, что можете уничтожить ее? - спросил профессор алхимии Линден. - Нет, но я поняла ее образ мышления. - Нас больше интересует, как ею управлять,- сказал Линден.- Как мы можем, наконец, от нее избавиться? - он прочистил глотку.- Очевидно, прежде всего, нам нужно понять, какой процесс позволяет ей так быстро передвигаться. - Это-то просто,- пыхнул трубкой Грисволд. Его голос был заглушен басом Линдена: - Процесс, в основе которого лежит, конечно, общеизвестное средство огня с ртутью. Поскольку, в сущности, в наши дни в каждом доме есть, по меньшей мере, один термометр... - При всем моем уважении, дорогой сэр,- прервал его астролог Витторио, должен сказать, что вы говорите сущий вздор. Дело просто в том, что Меркурий и Нептун, совпав с созвездием Скорпиона... - Вы не правы, сэр,- возразил Линден.- Крайне не правы! Давайте справимся в "Арс тауматургика"...- он посмотрел в поисках своего экземпляра, тот куда-то задевался. Алхимику пришлось, чтобы найти книгу, пропеть адаптированный вариант заклинания, используемого племенем Добу при поисках бататов. А Витторио тем временем вопил: - Нет, нет и нет! Совпадение со Скорпионом, если учесть, что им противостоит Уран в своей восхождении, как я легко могу доказать...- он подскочил к доске и принялся чертить на ней диаграмму. - О, поехали! - фыркнул Джаспер.- Не понимаю, как вы оба можете так ошибаться. Как было доказано мной в докладе, прочитанном на последней конференции "Тройственных англосаксонцев", внутренняя природа матрицы... - Это было опровергнуто еще десять лет назад,- загремел Линден.- Средство... - Ding an sich... - Уран... Я украдкой подобрался к Грисволду и дернул его за рукав. Он вслед за мной, с легким топотом, последовал в угол зала. - Ладно, как же действует эта окаянная тварь? - спросил я. - О, в основном ответ дает квантовая механика,- прошептал он.- Согласно принципу неопределенности Гейзенберга, существует определенная вероятность нахождения фотона в какой-либо точке пространства. Чтобы изменить свои пространственные координаты обычного дифракционного процесса. Наблюдается пси-переход. В результате она переходит от точки к точке, не пересекая разделяющее пространство. Не появляясь в нем. Это очень напоминает скачок электрона, хотя, если быть точным, аналогия не совсем корректна, ибо меняется влияние... - Ладно, это не важно,- вздохнул я.- Наш разговор делается чуточку беспорядочным. Не лучше ли нам... - Заняться первоначально поставленной целью,- согласился подошедший к нам Аберкромби. За ним к нам присоединилась Джинни. Тем временем Линден успел подбить глаз Витторио, а Джаспер забрасывал их обоих кусками мела. Наша, оставшаяся вне схватки группа, отошла поближе к двери. - Я уже нашел ответ на нашу проблему,- сказал Аберкромби.- Но мне нужна помощь. Волшебство трансформации. Мы превратим саламандру во что-то иное, с чем сможем легко справиться. - Это опасно, сказала Джинни.- Тебе понадобятся действительно сильные заклинания, а это такая вещь, что результаты могут оказаться обратными. Что тогда случится, предсказать невозможно. Аберкромби выпрямился и уставился на нее с благородной болью: - Ради тебя, моя дорогая, я готов встретить любую опасность... Она посмотрела на него с восхищением. Меня всего скрутило. - Пойдем, сказала она,- я тебе помогу. Грисволд схватил меня за руку: - Не нравится мне это, мистер Матучек,- поведал он.- Искусство слишком ненадежно. Должен, наверное, существовать какой-то иной метод, основанный на законах природы. На законах, которые можно было бы выразить качественно. - Да, печально сказал я.- Но что это за метод? Я пошлепал к сблизившимся над книгами головами Джинни и Аберкромби. Рядом вышагивал Грисволд и Свертальф, дергающий хвостом в сторону Трисмегистерского факультета. Профессора ничего не замечали, они были слишком заняты собой. Мы вышли. Проследовали мимо, бесившихся втихомолку, (мы их хорошо запугали) банды полицейских. В его химическом отделе были необходимые нам вещества. Мы вошли в отозвавшуюся эхом темноту. Вот и наша цель. Лаборатория первого курса. Длинная комната, в которой рабочие столы со скамьями, полки и тишина. Грисволд включил свет. Аберкромби осмотрелся: - Так, нам придется затащить сюда саламандру. Она обязательно должна быть здесь, иначе мы ничего не сможем сделать. - Действуй, и будь наготове,- сказала Аберкромби Джинни. Я знаю, как заманить сюда эту бестию. Небольшая трансформация. Она подготовила пробирки, заполнила их различными порошками и бегло начертила на полу символы. Уже подготовлены были к работе, увенчанные шарами, волшебные палочки. - Что вы надумали? - спросил я. - Ох, не путайся под ногами! - вскрикнула Джинни. Я сказал себе, что это вызвано всего лишь слабостью и отчаянием. Но все равно было больно. - Мы, разумеется, используем ее тщеславие. Я приготовлю римские свечи, ракеты, заряды. Выпустим в воздух все это, и, естественно, она явится продемонстрировать, что она способная еще более эффектные штучки сотворить. Грисволд и я забились в угол. Начиналась большая игра. Если честно, я был напуган. Костлявые колени крошки-ученого стучали друг о друга, выбивая дрожь маршевого ритма. Даже Джинни... Да, на ее гладком лбу выступили бусины пота. Если задуманное им удастся, мы, вероятно, приговорены. С нами покончит либо саламандра, либо непредвиденная отдача заклинания. И мы понятия не имели, не сделалась ли тварь слишком большой, чтобы ее удалось трансформировать. Подготовив свои огненные изделия, ведьма подошла к открытому настежь окну, и высунулась. голубые и красные шары, рассыпая потоки золотых искр, с шипением унеслись в небо, и там взорвались. Аберкромби закончил чертить свои диаграммы. Улыбаясь, обернулся к нам: - Прекрасно! Все под контролем. Я обращу энергию саламандры в материю. Как вам известно, Е равняется МС в квадрате. Матучек, зажгите бунзоновскую горелку и поставьте на нее мензурку с водой. Грисволд, выключите свет и включите поляроидные лампы. Нам понадобится поляризованное излучение. Мы повиновались, хотя меня корежило при виде старого, заслуженного человека, действующего в качестве лаборанта согласно снисходительным указаниям этого карточного паяца. Тоже мне, ловкач, мечта рекламного агенства... - Вы полностью убеждены, что это сработает? - спросил я. - Разумеется,- он улыбнулся.- У меня есть опыт. Во время войны я был в интенданском корпусе. - Так,- сказал я,- но превращать грязь в солдатские пайки - это не то же самое, что трансформация этого чудовища. Мне вдруг сделалось тошно. Я вспомнил, как он напортачил с гидрой. Я понял правду. Аберкромби был уверен, он не боялся - потому что он знал слишком мало! С минуту я не мог пошевелить ни одним мускулом. Грисволд несчастным видом нес в руках какие-то металлические предметы. В былые дни, он, кажется, использовал их, когда проводил с первокурсниками эксперименты. Он пытался научить их обращаться с химическим оборудованием. Боже, это было так давно, кажется миллионы лет назад... - Джинни! - я, спотыкаясь, кинулся к окну, возле которого стояла Вирджиния За окном в воздухе зависла радуга.- Господи, дорогая остановись... Гром. В комнате появилась саламандра. Полуослепший, я отшатнулся назад. Ужасающе выросшая саламандра заполняла всю противоположную часть лаборатории. Поверхности столов и скамеек начали дымиться. - Ах, так! - от рева огня чуть не лопнули барабанные перепонки. Свертальф взвился на верхнюю полку и опрокинул на паразитку бутылку с кислотой. Она этого не заметила. - Та-ак! Маленькие влажные букашки, вы пытались превзойти меня! Аберкромби иДжинни подняли свои волшебные палочки и выкрикнули несколько коротких слов. Заклинание трансформации. Припав к полу в моем углу, я пытался хоть что-нибудь разглядеть сквозь клубы вонючего кислотного пара. И увидел: Джинни пошатнулась, а затем, спасаясь, отпрыгнула в сторону. Она явно поняла, что результат оказался отличимый от ожидаемого. Дробящий все взрыв, в воздух полетели осколки стекла... Меня прикрывало тело Грисволда, и волшебство всего лишь превратило меня в волка. Джинни стояла позади скамейки на четвереньках. Она была почти без сознания. Но невредимая. Благодарение, вечное благодарение охраняющим нас Силам! Невредимая... Свертальф... на полке тявкала пекинская болонка. Аберкромби исчез. Зато к двери мчался, стеная, шимпанзе, в твидовом костюме. На пути обезьяны грохнул взрывом огненный шар. Она завертелась, завизжала и отскочила от поднявшихся клубов пара. Саламандра изогнула спину и заревела. Это она смеялась: - Так вы хотели испробовать свои штучки на мне.* Всемогущей мне, Ужасной мне, Прекрасной мне? Ну, вы попрыгаете... как вода на раскаленной сковородке! И я, я - та сковородка, на которой вы будете поджариваться! Почему-то отдающая низкопробной мелодрамой речь саламандры не казалась нелепой, поскольку это была обладающая детским разумом, хвастливая, бесчувственная, пожирающая все тварь, которую выпустили на Землю, чтобы она обратила в пепел и дома человека, и самого человека. Оказавшись под поляризованным светом, я вновь превратился в человека и вскочил на ноги. Грисволд открыл водопроводный кран и, зажав пальцем, направил на саламандру струю воды. Саламандра раздраженно зашипела. Что ж, вода по-прежнему вредила ей, но потушить саламандру мы не могли, у нас было слишком мало жидкости. Теперь для этого понадобилось бы целое озеро. Голова саламандры качнулась. Она разинула пасть, целясь в Грисволда, и длинным толчком выдохнула: - Все суета и тщеславие... Я перекатился к бунзеновской горелке, на которой кипела никому не нужная мензурка. Взгляд Джинни, сквозь свесившуюся на глаза обгоревшую челку. От жара комната пошла кругом, с меня потоками лил пот. Нет, не было у меня никакого озарения, мною руководил голый инстинкт и беспорядочно кувыркающиеся воспоминания. - Убей нас! - крикнул я.- Убей, если смеешь. Наш слуга более могуществен, чем ты. Он разыщет тебя на краю света! - Ваш слуга? - словно свивались языки пламени. - Да... Я всерьез говорю! Да, наш слуга: огонь, который не боится воды! Зарычав, саламандра немного отступила. Она еще не настолько окрепла, чтобы страшное имя Воды не заставило ее заколебаться. - Покажи мне его,- она дрожала.- Покажи... Я посмею... - Наш слуга... маленький, но очень могущественный,- скрежетал я.- Он ярче и прекраснее тебя. И ему не страшна стихия Воды! - я, шатаясь, добрался до банки, где лежали обломки металла. ЩЗипцами вытащил пару кусков.- Осмелишься ли ты посмотреть на него? Саламандра рассвирепела: - Осмелюсь ли Я? Спроси лучше, посмеет ли он сравниться со Мной? Я глянул искоса. Джинни поднялась на ноги. Она уже схватила свою палочку. Она едва дышала, глаза ее сузились. Тишина повисла в этой комнате, словно в ней сконцентрировалась тяжесть всего мира. И в ней пропали, сгладились все, еще оставшиеся на свете звуки и треск огня, и невнятное обезьянье бормотание Аберкромби, и негодующее тявканье Свертальфа. Щипцами я взял узкий и длинный кусок магнезии и поднес его к пламени горелки. Металл вспыхнул голубовато-белым пламенем. Я отвернулся. Глаза не выдерживали ослепительного фиолетового сияния. Даже саламандра засверкала менее ярко. Зверюга было попыталась сравниться с ним, но этот подвиг был ей не под силу... Она отпрянула. - Смотри! - я еще выше поднял пылающий кусок. Из-за спины донеслось бормотание Джинни: - О, Индра, Абадонна, Люцифер... Детский разум, не способный охватить более одного объекта в один промежуток времени... но как долго протянет этот промежуток? Я должен полностью владеть вниманием, нам нужно 120 секунд. - Огонь,- саламандра была явно обеспокоена.- Всего лишь еще один огонь. Крохотная часть породившей меня силы. - Способная ли ты на подобное чудо? Я сунул кусок в мензурку. Из воды вырвался клуб пара. Вода зашипела,. пошла пузырями. Но металл продолжал гореть. -...абире экс орбис террестрия...- благословенно шептал Грисволд. - Это какой-то фокус! - завизжала саламандра.- Это невозможно! Коли не могу даже Я! Нет! - Оставайся там, где стоишь! - гаркнул я в лучших армейских традициях.- Ты все еще сомневаешься, что мой слуга настигнет тебя всюду, где бы ты не скрылась! - Я убью это маленькое чудовище! - Приступай немедля, дружище! - согласился.- Не хочешь лит ты устроить дуэль на дне океана? В поднятый нами шум вплелись пронзительные свистки. В окнах появились полицейские. - Я покажу вам! - рев едва не перешел в рыдание. Толкнув сперва Грисволда, я нырнул под лавку. На то место, где я только что стоял, обрушился фонтан пламени. - Цып, цып, цып,- звал я.- Все равно не сможешь поймать меня! Ты же боишься, кошка дурная! Свертальф кинул на меня негодующий взгляд. Пол затрясся, когда Дух кинулся на меня. Саламандра не огибала столы и скамейки, а просто прожигала себе сквозь них дорогу. Раскаленный жар вцепился в меня, вцепился когтями в глотку. Извиваясь, я катился во тьму. И все кончилось. Джинни вскрикнула с триумфом: - Амен! И в опустевшем воздухе грохнул разряд грома. Кренясь и шатаясь, я встал на ноги. Джинни упала мне на руки. В лабораторию полезла полиция. Грисволд проверещал, что нужно позвонить в Департамент Огня и Пожаров, пока еще не все здание обратилось в дым. Свертальф соскочил с полки. Он забыл, что пекинской болонке не присуща кошачья ловкость. В итоге, в его выпученных глазах кипело глубокое и праведное негодование... 13. Снаружи, на бульваре, было прохладно. Мы сидели в покрытой росой траве. Я смотрел на луну, и думал, как это много и удивительно - жить. Нас разделяли чары постановления, но лицо Джинни светилось нежностью. Мы едва ли обращали внимания на тех, кто бежал мимо, крича, что саламандра исчезла. Мы почти не слышали звуки трезвона церковных колоколов, возвещающих новость людям и небу. Пробудил нас своим лаем Свертальф. Джинни тихо рассмеялась: - Бедняга! Как только смогу, сразу же превращу его обратно. Но сейчас у меня есть более неотложные дела. Идем, Стив. Грисволд, убедившийся, что его бесценная лаборатория уже в безопасности, следовал за нами, тактично сохраняя дистанцию. Свертальф остался на месте. Полагаю, что он просто не мог двигаться, слишком потрясла его мысль, что могут быть дела, более важные, чем превращение его обратно в кота. Доктор Мальзус встретил нас полдороге. Как раз под одним из фонарей Святого Эльма. Лунный свет неровно высвечивал его лицо. пенсне блестело. - Моя дорогая, мисс Грейлок! - начал он.- Это действительно, что вы отвели от общества нависшую над нами угрозу? Ваши действия в высшей степени заслуживают внимания. В славные анналы этого славного заведения, в котором я имею честь быть президентом... Подбоченясь, Джинни повернулась к нему и пригвоздила на месте ледяным взглядом, с каким он наверняка никогда не сталкивался. - Похвалы следует адресовать мистеру Матучеку и доктору Грисволду. Так я и информирую прессу. Не сомневаюсь, что у вас появится желание рекомендовать увеличение ассигнований на имеющие громадное значение, исследования доктора Грисволда. - Ох, он право...- заикаясь, начал ученый,- я не... - Замолчите, вы, простофиля,- шепнула Джинни. И громко.- Лишь благодаря проявленной смелости и дальновидности, лишь благодаря его приверженности основополагающим современным теориям, глубокому знанию законов природы... Мальзус, остальное вы сможете добавить сами. Не думаю, чтобы вы стали особенно популярны, если и далее будете держать, возглавляемый доктором Грисволдом отдел, на голодном пайке. - О... действительно... в конце концов...- президент распростер плечи.- Я уже собирался внимательнейшим образом обсудить высказанную идею. Точнее, она будет рекомендована к утверждению на ближайшем заседании правления. - Я поддержу вас в этом, сказала Джинни.- Далее: это дурацкое правило, ограничивающее отношения преподавателей и студентов. Мистер Матучек в недалеком будущем станет моим мужем... Бац! Я попытался вновь обрести дыхание. - Дорогая мисс Грейлок,- забрызгал слюной Мальзус.- Правила приличия, пристойности... у него неприличен даже внешний вид. Я с ужасом понял, что в суматохе каким-то образом даже потерял пальто Джинни.* Появилось двое легавых, они тащили какого-то волосатого, бьющегося в их руках... Третий нес свалившуюся с шимпанзе одежду. - Простите, мисс Грейлок,- это было сказано чрезвычайно почтительным тоном.- Мы нашли эту потерявшуюся обезьяну. - Ах, да,- Джинни рассмеялась.- Нам придется вернуть ей прежний облик. Но не прямо сейчас. Стив больше нуждается в этих брюках. Я нырнул в штаны, словно змея в нору. Джинни обернулась с ангельской сладкой улыбкой к Мальзусу: - Бедный доктор Аберкромби,- вздохнула она.- Вот что случается, когда имеешь дело со сверхъестественными силами. Полагаю, сэр, что у вас нет правил, запрещающих представителям профессорско-преподавательского состава проводить исследования? - О, нет,- сказал президент дрожащим голосом.- Разумеется, нет. Наоборот, мы надеемся, что наши сотрудники в своих публикациях... - Ну, конечно, полагаю, что наиболее интересные исследовательские проекты предусматривают изучение трансформации. Допускаю, что это чуть-чуть опасно. Волшебство трансформации может привести к нежелательным результатам. Как это случилось с доктором Аберкромби. Джинни оперлась на свою волшебную палочку, задумчиво скользнула по дерну: - Может случиться, да, есть маленькая вероятность, что в обезьяну превратитесь вы, дорогой доктор Мальзус. Или, например, в червя. В длинной скользкого червя. Но мы не позволим, чтобы эти обстоятельства препятствовали развитию науки. Не так ли? - Что?! Но... - Естественно,- мурлыкала ведьма,- если бы мне предоставили возможность общаться с моим женихом, так как мне хочеться, у меня не было бы времени на подобного рода исследования. Чтобы признать поражение, Мальзусу пришлось потратить лишних пятьдесят слов. Покосившееся величие - он не сдавался до тех пор, пока над студенческим городком не погас последний отблеск фонаря. Джинни неторопливо скользнула по мне взглядом: - Правило не может быть официально отменено вплоть до завтрашнего утра,- шепнула она.- А тогда... ты сможешь пропустить несколько лекций? - Ка... ак,- сказал доктор Алан Аберкромби. Затем появился, полный негодования, Свертальф и загнал его на дерево... 14. Сейчас - короткая интерлюдия. Первый учебный год закончился для нас. Джинни гордилась моими сплошными пятерками по шаманистике и математическому анализу. Она помогала мне в критические моменты по колдовским языкам (Грисволд оказал мне такую же услугу по электронике). Поскольку мы решили сыграть нашу свадьбу в июне, Джинни пришлось кое-что изменить в своих учебных планах. Думайте о бывшей, высокооплачиваемой Нью-Йоркской ведьме, все, что угодно, но несчитайте ее наивной. Конечно, у Джинни был характер. Приобрела она и своего рода опыт. Однако, специализировалась она в тех областях Искусства, где помимо управляемой верности и чистоты характера, требуется также и невинность. Такого рода специалистки оплачиваются соответственно. Теперь моей девочке, которая соединила лед и пламень, придется сделаться всего лишь еще одной новобрачной. Ну и что из этого? В следующем году она приобретет необходимые знания и компенсирует свое замужество. Мы не смогли полностью скрыть от средств массовой информации нашу роль в тушении саламандры. Но, оглушительно трубящий, что университет спас этот прекрасный городок от гибели, мАльзус - страстно желал нашей дружбы. И с его помощью мы ухитрились сбить газетчиков с толку. Так что, скоро общественность перестала нами интересоваться. Грисволд чуть не тронулся, получив ассигнования больше, чем он, по его мнению заслуживал. Заодно его возмущало, что мы получили меньше, чем заслуживали. Это продолжалось до тех пор, пока мы не указали, что данные ему деньги необходимы на модернизацию отделов, а данные нам всего лишь, чтобы гарантировать наше уединение, кроме того, нам хотелось быть уверенными, что правило, касающееся свиданий, так и останется аннулированным. И что в прочих аспектах наша жизнь в Трисмагическом - окажется выносимой. Так что пришлось заключить с Мальзусом молчаливое соглашение о сотрудничестве. Не дать прилипнуть к нему клейму труса, а, напротив, способствовать восстановлению его чувства собственного достоинства. Вот так, вкратце, и протекли эти зима и весна. Все было чудесно и изумительно. Я мог бы пропустить весь этот период, но не могу удержаться от того, чтобы не остановиться на... на, по крайней мере, таком моменте. - Нет, сказал я партнеру и другу моей невесты.- Медовый месяц мы проведем без тебя. Он прижал уши и возмущенно сказал: - Фрр-мяу! - Ты прекрасно проведешь весь этот месяц в этой квартире. Управляющий обещал кормить тебя каждый вечер. В то же время, когда он ставит молоко для домового. И не забывай, что, если приходит домовой, ты не должен за ним охотиться. Ты дела это уже три раза подряд, когда мы с Джинни уходили обедать. После последнего случая, добрый народец превратил наше мартини в сладкую воду. Свертальф сверкнул желтыми глазами и забил по бокам хвостом. Я вообразил, что такое для кота те, кто черт возьми, величиной с мышь, кто спасается бегством, словно мышь... Что ж, они должны рассчитывать, что с ними будут обходиться, словно с мышами. - Он будет приходить сюда, чтобы стирать пыль и менять твой песок,- напомнил я самым непреклонным голосом.- Ты можешь покидать квартиру. Если тебе захочется свежего воздуха. В любую минуту бери метлу и лети в дымовую трубу. Но домовой неприкосновенен, запомни это, хвастун. И если, я, вернувшись, узнаю, что ты гонялся за ним, то превращу в волка, и ты будешь отсиживаться на дереве, понял? Свертальф дернул хвостом в мою сторону, а затем поставил его вертикально. В комнату вошла Вирджиния Грейлок, которая несколько часов назад (не могу повторить) стала миссис Матучек. я увидел ее: высокую, изящную, тонкую, в белом платье, увидел прекрасное ее лицо и облако рыжих волос, падающих на плечи. Я был так ошелемлен, что голос ее воспринял, как симфонический аккомпонемент. Ей пришлось повторить: - Дорогой, ты абсолютно уверен, что мы не можем взять его с собой? Это такое испытание для его нервов! Я очухался достаточно, чтобы ответить: - Его нервы сделаны из оружейной стали. Это прекрасно, что он хочет спать с нами в одной постели... Когда мы вернемся, допуская, что это разумно... но, неразумно, если весь мой медовый месяц на моем животе будет находиться пятнадцать фунтов черного колдовского кота. Кроме того, что еще хуже, он предпочитает твой живот... Джинни залилась румянцем: - Будет непривычно и странно, если, я, после стольких лет, останусь без него. Он мой близкий друг. Если он обещает вести себя хорошо... Свертальф, успевший забраться на стул, терся об ее бедро и мурлыкал. Мне в голову пришла неплохая мысль. И все же я опустил поднятую было ногу. - Он не способен вести себя хорошо. И он не нужен тебе. Мы же собираемся забыть обо всем на свете, забыть о делах, так ведь? Я не буду штудировать никаких текстов, не стану навещать моих товарищей оборотней. Мы даже не посетим семейство койотов-оборотней из Акапулько, тех, которые приглашали нас. Ты не собираешься ни заниматься колдовством, ни посещать шабаши. Мы с тобой будем вдвоем, и я не хочу, чтобы твоя мохнатая штучка...- я моментально осекся. Но Джинни ничего не заметила. Она лишь вздохнула, и, кивнула, начала гладить спину коту. - Хорошо, дорогой,- сказала она, и будто в ней щелчком возродилось былое.- Решил напялить семейные кальсоны? Наслаждайся, покуда сможешь. - Намерен это делать всегда,- похвастался я. Она вздернула голову: - Всегда? - потом поспешно добавила.- Нам пора отправляться. Все упаковано. - Давай, супруга,- согласилась я. Она показала мне язык. Я погладил Свертальфа: - До свидания, дурачок. Надеюсь, ты не в обиде? Он легонько куснул мою руку и заявил, что не согласен. Джинни крепко обняла его, затем схватила меня за руку и торопливо повлекла к двери. Дом, в который нам предстояло потом вернуться, находился вблизи университета Трисмегиста. Наша квартира была на третьем этаже. Наша, состоявшаяся утром, свадьба, была тихой и скромной. Несколько друзей в церкви, потом завтрак у кого-то из них дома. А затем мы сказали им: "До свидания". Нью-йорские родственники Джинни и мои - в Голливуде, были богаты. Они скинулись и подарили нам персидский ковер. Подарок нас несколько потряс, но покажите нам новобрачных, которым бы не хотелось чуть роскоши. Ковер лежал на лестничной площадке, под лучами солнца его краски пылали. На заднем конце громоздился багаж. Мы уютно уселись бок о бок на подушках из полимеризованной морской пены. Джинни прошептала слова команды. Ковер двинулся так плавно, что я не заметил, как мы поднялись в небо. Ковер не обладал той скоростью, что спортивная модель помела, но триста драконьих сил, вынесли нас из города за считанные минуты. Под нами развертывались громадные районы Среднего Запада. Здесь и там, словно серебрянные ленты, блестели реки. Мы неслись, и ни ветерка не проникло сквозь защитный экран. Джинни выскользнула из платья. Она была одета только солнцем. И теперь я понял теорию транзитного переноса. Отсутствие чего-то имеет столь же реальное значение, как и наличие. Мы летели на юг и купались в солнечном свете. Когда наступили сумерки, мы остановились и поужинали в очаровательном ресторанчике. Это было в Озарке. Но мы решили не останавливаться в помело-отеле. Мы полетели дальше. Ковер был мягкий, толстый, покойный. Я хотел было поднять откидной верх, но Джинни сказала, что, если мы спустимся пониже, то будет там теплее. И она была права. Небо было усеяно звездами. А потом поднялась большая желтая луна, и в ее свете половина звезд исчезла. И воздух был наполнен шепотом, и внизу была темная земля, и мы слышали, как поет слитный хор кузнечиков. И все, что случилось дальше, нас не касается... 15. Я точно знал, куда мы направляемся. Мой фронтовой друг, Хуан Фернандец, нашел хорошее применение приобретенным в армии знаниям. Он служил в секции пропаганды и создал там немало превосходных сценариев. Теперь он готовил уже не посылаемые на врага кошмары, а сонные серии. Передачи пользовались популярностью, и заказчики платили Хуану соответственно. По сути, все любили Хуана, если не считать псианалитиков. Теперь, когда научные исследования привели к созданию эффективной противомагнитной техники, псианализ устарел. Хуан в прошлом году соорудил в стране своих предков дачный домик. Домик был выстроен почти на самом побережье Соноры - это одно из наиболее красивых мест Мидгарда. Фернандец пригласил меня сюда на медовый месяц, и мы с Джинни подгадали соответственно под этот срок нашу свадьбу. В полдень следующего дня мы пошли на посадку. К западу, голубым и белым огнем, играл калифорнийский залив. Продолженная прибоем широкая полоса песчаного пляжа, и громоздящийся ярус за ярусом утесы, и, наконец, вся развертывающаяся к востоку страна - сухая, внушающая страх и застывшая. А вознесенный над берегом домик, был окружен зеленью. Джинни захлопала в ладоши: - О, я бы никогда не поверила, что такое возможно. - Вы, жители восточных штатов, не знаете, как велика страна,- я был полон самодовольства. Она заслонилась от слепящего света солнца, указала: - А что там такое? Мой взгляд не мог оторваться от ее рук, я просто вспомнил. Над утесами, примерно в миле к северу от нашего домика и на несколько футов выше, громоздились полуосыпавшиеся стены, окруженные грудами камней. В северном углу, хмуро встречала ветер, торчащая обломанным зубом, башня. - Ла Форталеза,- сказал я.- Построенная испанцами в Семнадцатом веке. Какого-то дона осенила идея разбогатеть, разрабатывая этот край. Он воздвиг замок в качестве опорного пункта и резиденции. Привез жену из Испании. Но все пошло плохо, и замок вскоре оказался покинутым. - Давай мы его обследуем? - Хорошо, если тебе хочеться. Джинни положила руку мне на плечо: - Стив, почему у них все пошло плохо? Что им противодействовало? - О... ничего. Я не особенно интересовался Форталезой. Даже будучи человеком, даже днем я ощущаю там что-то враждебное. Однажды, приняв волчий облик, я отправился туда после наступления темноты и... это было омерзительно. Это ощущалось не столько физически, сколько... А, будет об этом. - Испанцы в те времена обращали туземцев в рабство,- сказала она задумчиво,- не так ли? Вообрази, сколько человеческих смертей повидал этот замок. И эти смерти оставили на нем свой след. Да, вероятно. Но, черт возьми, это было давным-давно. Мы осмотрим его. Руины очень живописны, и выглядят они отсюда потрясающе. - Если тебя действительно беспокоят приведения... - Дорогая, забудем об этом! Я не подвержен суевериям! И мы поселились в этом домике и действительно забыли об этом. Дом был построен под монастырь. Белые стены и красная черепичная крыша, и был окружен двором, где весело играл фонтан. Кроме того, вокруг располагался также сад. Зелень травы и листьев, красный, белый, пурпурный, золотой узор цветочных клумб, завершал красоту дома. Мы были совершенно одни. Почва была насыщена и Землей и Водой, следовательно в уходе не нуждалась. Две другие стихийные силы кондиционировали в доме воздух. Кроме того, чистота там тоже поддерживалась волшебными силами (дорогостоящее это удовольствие - заклинание чистоты). Поскольку Джинна временно выбыла из магической деятельности, она приготовила завтрак по-мексикански из привезенных нам припасов. Она была так же прелестна в шортах, лифчике и переднике с оборочками, что у меня не хватило духу вылезти с предложениями поучить ее готовить. Джинни громко крикнула от восторга, когда грязная посуда сама полетела на кухню. Она даже пошла за ней следом, если какая-нибудь из тарелок вдруг захочет упасть вместо воды на пол. - Это самая современная посудомойка, о которой я когда-либо слышала,- воскликнула Джинни. Во второй половине дня у нас было много свободного времени, и мы отправились купаться в прибое. Когда солнце село, мы вскарабкались по желтой скале обратно. Мы проголодались, и я поджарил на углях бифштексы. Мы молчали. Потом мы ушли в патио, и оттуда любовались на море. И следили на сбитых из досок стульях, и держались за руки, и звезды высыпали на небе, чтобы приветствовать нас. - Давай, когда взойдет луна, сменим кожу на шкуру и чуть порезвимся,- предложил я.- Из тебя выйдет очаровательная волчица. Я бы, гм... ну, неважно! Она покачала головой: - Я не смогу, Стив, дорогой. - Ты наверняка сможешь. Конечно, понадобиться пустить в ход волшебство, но... - В том-то и дело. У тебя человеко-волчьи гены. Все, что тебе нужно для изменения - это поляризованный свет. Но для меня изменение означает большую трансформацию, и... Не знаю. Я чувствую, что не смогу этого сделать. Даже не смогу вспомнить формулы. Вообще ничего не смогу вспомнить. Все, что я знала, смешалось и улетучилось даже в большей степени, чем я ожидала. Мне придется заново пройти курс обучения по самым элементарным вещам. А сейчас... меня может изменить только профессионал. Я вздохнул. Ведь я надеялся, что мы превратимся в волков. Нельзя по-настоящему узнать мир, если пользуешься только человеческим чувствами и разумом. Если не используешь ощущения, присущие зверям. А ведь Джинни, разумеется, часть этого мира... - О'кей,- сказала я.- Тогда позднее, когда ты снова станешь специалистом. - Конечно. Мне очень жаль, дорогой. Но, если ты хочешь пробежаться в волчьем облике сам - беги. - Без тебя, нет. Она тихо рассмеялась: - А вдруг у тебя появятся блохи? Она наклонилась, чтобы укусить меня за ухо. И тут мы услышали шаги. Я вскочил на ноги. То, что я бормотал при этом, особым гостеприимством не отличалось. Под бархатным небом, по змеей уходящей вглубь страны тропинке, к нам приближалась какая-то тень. "Что за черт,- подумал я.- Кто-то из расположенной отсюда в десяти милях деревни? Но..." Когда я человек, мой нос очень нечуток, по моим же волчьим стандартам, по запах, который я вдруг уловил, мне не понравился. Не то, чтобы это был неприятный запах. Наоборот, от острого аромата, полускрытое сумерками лицо Джинни сделалось еще прекрасное. И все же что-то во мне противилось. Я шагнул навстречу входившему в наше патио незнакомцу. Он был среднего для мексиканца роста, то есть ниже меня. Он двигался так грациозно, производя шума меньше, чем струйка дыма, что я подумал, не кугуар-оборотень ли он. Его гибкое тело было облачено в безукоризненно белый костюм. Сверху - темная накидка. Лицо затемнено широкополой шляпой. Затем пришелец снял шляпу и поклонился, лицо его оказалось в луче падающего из окна света. Я никогда еще не встречал такого красивого мужчину. Высокие скулы, греческий нос, заостренный подбородок, широко расставленные с зеленоватым оттенком глаза, в которых прыгали золотые искры. Кожа белее кожи моей жены, и гладкие, светлые, пепельного оттенка волосы. Я усомнился в том, мексиканец ли он. Скорее последний представитель некогда существовавшей, а теперь начисто забытой расы. - Буэнос ночес, сеньор,- грубовато сказал я.- Пардон, перо но хабламос эспаньол.- это было не совсем правда, но мне не хотелось разводить вежливую болтовню. Я не мог сказать, был ли ответивший мне голос тенором или контральто, но, в любом случае, в нем звучала музыка: - Поверьте мне, добрый сэр, я владею всеми, которые мне могут понадобиться, языками. Молю простить меня, но увидев издали, что дом освещен, я взял на себя смелость предположить, что вернулся его хозяин. И я решил навестить его, дабы по-соседски поприветствовать. Выговор был столь же архаичен, как и построение фраз. Гласные, например, звучали по-шведски, хотя в предложениях отсутствовал присущий шведскому ритм. Сейчас, однако, я был удивлен самими сказанными словами: - По-соседски? - Обстоятельства сложились так, что мы - я и моя сестра - живем в том древнем замке. - Что? Но...- я остановился. Фернандец не упоминал ни о чем подобном, но с другой стороны, он и сам не был здесь уже много месяцев. Он купил несколько акров у мексиканского правительства, которому принадлежали и Форталезе и окружающие земли. - Вы приобрели этот замок? - Несколько комнат замка обеспечили нам вполне комфортабельное существование, сэр,- уклонился он.- Мое скромное имя - Амарис Маледикто. Рот, так четко очерченный, что было трудно заметить, как полные губы искривились в улыбке. Если бы не запах, бьющий мне в ноздри, я был бы окончательно покорен. - Вы и ваша леди являетесь гостями синьора Фернандеца? Добро пожаловать. - Мы временно поселились в этом доме,- Джинни говорила как-то по-детски, заикаясь. Я бросил на нее украдкой взгляд и в желтом, падающем из окна свете, увидел, что глаза ее блестят, и что она пристально смотрит ему в глаза: - Нас... Нас зовут Вирджиния... Стивен и Вирджиния... Матучек. С каким-то холодным недоумением, я подумал, что новобрачным почему-то кажется, что, если они теперь именуются "миссис", то это должно производить впечатление. "Миссис такая-то...", и с этой уверенности их не сдвинешь. - Это очень мило с вашей стороны, что вы навестили нас... Пешком в такую даль. Ваша... ваша сестра, она тоже придет? - Нет,- сказал Маледикто.- И, честно говоря, как бы то ни было приятно ваше общество, весьма вероятно, что ее уязвило бы зрелище такой красоты, как ваша. ваша красота породила бы у нее тоску и зависть. Ночь была наполнена ароматами цветов. Над головой, над вершинами острых утесов, сверкали звезды, внизу шумело, окутанное туманом, громадное море. И как ни странно, речь Меледикто не казалась ни дерзкой, ни надуманной. В его словах не было ничего, кроме абсолютной правды. В полусумраке, сгустившемся над патио, я увидел, что Джинни залилась румянцем. Она отвела глаза от Мелидикто. Ее ресницы затрепетали, словно птичьи крылья, и она смущенно ответила: - Вы так добры... Да... Не присядите ли? Он снова поклонился и мягко опустился на стул. Словно вода перелилась. Я дернул Джинни за рукав, подтолкнул ее к дому. Зашипел с яростью: - Чем, черт побери, ты думаешь? Теперь мы не избавимся от этого типа на протяжении часа! Она стряхнула мою руку с гневным жестом, которого я не помнил со времен нашей последней ссоры. - Не хотите ли чуть коньяку, синьор Маледикто? - сказала она. Джинни улыбнулась ему своей лучезарной улыбкой: медленно и доверительно.- Я принесу. И, может быть, сигару? У Стива - "Префектос". Я сидел, пока она суетилась внутри дома. Какое-то мгновение я был слишком разъярен, чтобы выговорить хоть слово. Заговорил Маледикто: - Очаровательная девушка, сэр. В высшей степени восхитительное создание. - Она моя жена,- загремел я.- Мы приехали сюда, чтобы в одиночестве провести наш медовый месяц... - О, не подозревайте меня,- его довольный смех смешался, казалось, с бормотанием моря. Он сидел в тени, и я мог разглядеть только неясные, расплывчатые очертания - черное и белое. - Я все понимаю, и не осмеливаюсь испытывать ваше терпение. Не исключено, что позже, когда вы познакомитесь с моей сестрой, вам доставит удовольствие... - Я не играю в бридж. - Бридж? А, верно, вспомнил. Это новая карточная игра, - он изобразил рукой гипнотический знак отрицания.- Нет, сэр, мы ни других, ни себя не должны заставлять делать то, чего они не хотят. Например, мы не можем прийти с визитом туда, где существует некто, желающий, пусть даже и невысказанно, нашего появления. Кроме того... как смог бы человек, поселившийся в таком жилище, как наше, узнать что- либо, кроме того, что у него появились соседи? И теперь я не в силах ответить на вежливое приглашение вашей леди неблагодарным отказом. Нет, сэр, это продлится всего лишь очень немного. Что ж, как всегда, вежливость смягчает гнев. Маледикто мне по-прежнему не нравился, но теперь я мог анализировать свои мотивы, и моя враждебность по отношению к нему, уменьшилась. Ярость превратилась в какое-то громадное неприятное, этого третьего лишнего. Что-то, исходящее от него, возможно, его духи, заставили меня желать Джинни более, чем когда-либо прежде. Но ярость вновь вспыхнула, когда принесшая коньяке Джинни начала вертеться вокруг него. Она щебетала слишком громко и слишком много смеялась, и, наконец, принялась настойчиво зазывать его к нам завтра обедать. Я угрюмо прислушивался к их беседе. Он говорил гладко, вкрадчиво, остроумно, но ни разу не ответил прямо на касающиеся лично вопросы. Я сидел и репетировал, что я выскажу, когда он уберется. Наконец он поднялся: - Не смею больше задерживать вас. Кроме того, дорога на Форталезу проходит по скалам, а я знаком с ней недостаточно хорошо. Так, чтобы не сбиться с пути, придется идти немедленно. - О, но это может быть опасно,- Джинни повернулась ко мне.- Ты должен проводить его. Проводи его до дому. - Не осмелюсь позволить себе доставить вам подобное затруднение,- возразил Маледикто. - Это минимум того, что мы можем для вас сделать. Я настаиваю, Амарис. Это не займет у тебя много времени, Стив. Ты говорил, что тебе хочеться пробежаться в лунном свете, и, глянь - луна почти поднялась. - О'кей, o'кей! - гавкнул я так нелюбезно, как только возможно. Действительно, на обратном пути я смогу превратиться в волка и несколько сбить свою злость. Если же я попытаюсь с нею спорить сейчас, выскажу все, что чувствую, наша вторая часть ночи будет... Это будет не ссора, а Армагеддон. - Пойдемте. Он поцеловал ей руку. Она попрощалась таким нежным, таким дрожащим голосом, словно влюбленная первый раз школьница. У него был фонарик. Он бросал маленькую прыгающую лужицу света, выхватывая из сгущающейся перед нами темноты то камни, то кучно растущие побеги полыни. Лунное зарево над восточным кряжем разгоралось все ярче. Я почувствовал, как зазвенели мои нервы. Какое-то время мы наискось поднимались по склону. Тишину нарушало лишь посрипывание наших туфель. - Вы не побеспокоились взять с собой светильник, сэр, - сказал наконец Маледикто. Я хмыкнул. С какой стати говорить ему о колдовском зрении. Я так же ничего не сказал ему о том, что я волк-оборотень, которому, чтобы переменить обличие, не нужно иметь фонарик. - Итак, вам придется взять мой,- продолжал он,- в противном случае путь может оказаться чреватым опасностями. Это-то я знал. Обычный человек был бы как слепой на этой тропе - даже при ярком лунном свете. Тропа почти стерлась, разглядеть ее было трудно, и все вокруг сделалось искривленным и заполненным тенями. Если человек потеряет голову, он будет плутать, сбившись с пути, до самого рассвета. Или, скорее всего, свалится в пропасть и разобьет череп. - Я зайду за вами завтра вечером,- Маледикто удовлетворенно вздохнул.- Ах, сэр, ваше прибытие сюда - это такое редкое счастье. Новобрачные так же переполнены любовью, а Сибелита томилась, пылая, столь же долго, как и Амарис. - Ваша сестра? - спросил я. - Да. Не хотите ли, если вас не затруднит, встретиться с нею этой ночной порой? - Нет. Снова воцарилась тишина. Мы спустились, в окруженное утесом ущелье. Там было темно, как в желудке. Я уже не видел ничего, кроме тусклого отблеска воды, и вверху, лунного сияния. В свете холодных и очень далеких звезд, я рассмотрел утесы, что возвышаются надо мной. Утесы походили на клыки. Казалось, что мы с Маледикто - последние, оставшиеся в живых. Он остановился. Свет фонарика - как отрезало. - Доброй ночи, синьор Матучек,- крикнул он. Его смех звенел, и в нем звучали одновременно зло и красота. - Что? - сбитый с толку, я заморгал, всматриваясь в мрак. Тьма сомкнулась вокруг меня.- Что вы имеете в виду, черт побери?? Мы еще не дошли до замка! - Нет. Отправляйтесь туда, если вы того хотите... и если сможете. Я услышал, как он отправился по тропинке обратно. Камешки под его ногами уже не хрустели. Шаги были мягкие, быстрые, словно прыжки зверя. Он направлялся обратно к нашему дому. Мгновение я стоял, словно вылитая из свинца статуя. Я слышал малейшие движения воздуха, шорох полыни. Слышал океан. Затем грохот сердца заглушил все другие звуки. - Д Ж И Н Н И ! - завизжал я. Я в смятении завертелся. Кинулся вслед за ним. Ноги соскользнули со скалы, я грохнулся, разбив при падении до крови руки. Шатаясь, поднялся. ОРтвесные утесы и обрывы швырнули обратно мои проклятья. Спотыкаясь, я спустился вниз по откосу, продираясь сквозь кустарник и кактусы. Я споткнулся обо что-то, снова упал. На этот раз я треснулся головой о булыжник. Удар не был серьезным, но боль пронзила тело, в глазах взорвались огни, и минуты две-три я лежал без сознания. И тогда я почувствовал в ночи чье-то присутствие. И сквозь безнадежность одиночества, что струилось отовсюду и захлестывало мою душу я почувствовал напряженное ожидание. ...УСПЕХ В МОИХ РУКАХ С ТРЕТЬЕЙ ПОПЫТКИ... ОБА, ОН МЕРТВ, А ОНА СОВРАЩЕНА. РАСКАЯНИЕ СЛОМИТ ЕЕ... УГРОЗА, КОТОРУЮ МОЖНО БЫЛО ПРЕДВИДЕТЬ В НИХ, КАК В ПРИБЛИЖАЮЩЕМСЯ ГРОЗОВОМ ОБЛАКЕ, ОТВЕДЕНА... НАКОНЕЦ-ТО БЕЗОПАСНОСТЬ... И пронзительная мысль, более ужасная и острая, чем любая боль. Маледикто не смог бы так воздействовать на нее сам, во всяком случае, не так сильно... Не смог бы сломить ее любовь, гордость, порядочность... Нет, мою девочку вынудил так действовать сам Искуситель... Я не знал, какое задумано зло. Но, как вспышка, мгновенно, я увидел ее наедине с Маледикто, и это спалило все остальное: боль, слабость, здравый смысл, даже на какое-то время, память о глумящемся наблюдателе... Я заревел от ярости и отчаяния, вскочил и побежал. Мной овладело безумие берсерка. Я не сознавал, что делаю. Несомненно, и это было предусмотрено. Я должен был упасть со скалы и разбиться насмерть. Но, полузвериные инстинкты и рефлексы охраняли меня. Думаю, было именно так. Внезапно я ощутил, что вымотался. Мне пришлось остановиться. Эта вынужденная пауза дала возможность рассудку возобладать. Я огляделся... и не обнаружил ни замка, ни нашего дома. Я заблудился... Мой пристальный взгляд скользнул по переходящему в пропасть откосу. За пропастью тускло мерцало море. Рассудок мой (большей частью) вернулся. Маледикто искусно убрал меня со сцены. Вероятно, и убил бы, не будь моей тренировки, не принадлежи я к особому виду Гомо Сапиенс. Этого он не предполагал. У меня было в запасе чуть больше, чем он догадывался. например, колдовское зрение. Я пробормотал формулу и почувствовал, как сетчатка глаза изменилась. теперь я мог видеть на мили. разумеется, то что я видел, было нечетким, расплывшимся. Человеческий глаз не может должным образом сфокусировать в лучах инфракрасного света. Но я начал узнавать местность. Я приблизительно определил путь и помчался к дому. Было жутко. Я бежал слишком медленно, а Маледикто продвигался с недоступной для человека скоростью. Над холмами поднималась луна. Было почти полнолуние. Изменение произошло раньше, чем я осознал, что хочу этого. Я не стал останавливаться, чтобы раздеться, на ходу собрал одежду и понес ее в пасти. Побывавшая в волчьих челюстях, она тут же превратилась в лохмотья. На мне остались лишь шорты. Если вам покажется смешным огромный волк в шортах - вы, конечно, правы. Но тогда мне такое не приходило в голову. Глаза волка не позволяли мне видеть так далеко. Но обоняние вело меня по утоптанной траве, по утоптанному следу... 16. Я нашел тропу и впитал еще один запах. Теперь я знал, что скрывается за непонятным благоуханием Маледикто. Демон. Мне не встречался прежде точно такой запах, но моему волчьему мозгу было интересно, к какому роду принадлежит демон. В узком черепе оставалось пространство лишь для ненависти... и для спешки. В поле зрения появился наш домик. Я прыгнул к патио. Никого не было. Выходящее на море окно спальни было открыто навстречу лунному свету... Он держал ее в своих объятиях. Она, еще сопротивлялась, отталкивала его. Но глаза ее были закрыты. Она слабела. - Нет... - шептала Джинни.- Нет... Помогите, не надо... Амарис, Амарис...- ее руки качнулись к его горлу и соскользнули на шею. Она притянула его лицо. Обнявшись, они качнулись вниз. Мрак окутывал спальню. Я коротко завыл и вонзил в него зубы. На вкус его кровь не была похожа на человечью. Она была, как вино, и теперь она горела и пела во мне. Я не посмел укусить его снова. Еще один такой глоток, и я, наверное, лягу, как собака у его ног и буду просить приласкать меня. Я пожелал превратиться в человека. Трансформация заняла не больше времени, чем понадобилось ему, чтобы отпустить Джинни и повернуться ко мне. Хоть он и был удивлен, но рычать мне в ответ не стал. В зыбком лунном свете вырисовывалось его волшебное лицо, в в глазах горели золотые искры. Он смеялся. Добавив вес своего тела, я направил кулак в его лицо. Гладкая, медленная плоть человека! Ей ли вступать в битву с быстрой, как ртуть, жизнью, порожденной воздухом и Тьмой? Резким, точно вспышка, движением Маледикто отскочил. Его просто не было на прежнем месте. Я врезался в стену и упал. Надо мной звучал его смех. - Разве сия хныкающая тварь достойна обладать такой милой девицей, как ты? Молви хоть слово, Вирджиния, и я пинками загоню его в собачью конуру. - Стив...- она съежилась, вжалась в угол. Она не кинулась ко мне. Я перекатился, вскочил на ноги. Маледикто ухмыльнулся. Обхватив Джинни за талию, привлек к себе. Она задрожала, пытаясь оттолкнуть его. Он поцеловал ее, она прерывисто вскрикнула. И снова жест сопротивления превратился в жест любви. Маледикто толкнул меня свободной рукой, и я тяжело упал. Он поставил ногу мне на голову, надавил. - У меня нет больше желания ломать тебе кости,- сказал он.- Но, если ты будешь настолько вежлив, чтобы уступить желанию леди... - Желанию?! - Джинни вырвалась из его рук.- Силы небесные! - вопила она.- Изыди! Маледикто рассмеялся: - Если моя жертва призывает святое имя вполне искренне, я должен исчезнуть,- его голос походил на журчание.- Тем не менее, я, как видишь, остался здесь. то, что сокрыто глубоко внутри тебя, томится желанием ко мне, Вирджиния! Она схватила вазу и запустила в него., Он ловко поймал ее, грохнул об меня, и направился к окну. - Айе,- сказал он.- Сейчас чары рассеялись. Но не бойся. Когда наступит более благоприятный час, я вернусь... Мгновение, и он перепрыгнул через подоконник. Я пополз следом. белое пятно было залито лунным светом. пусто. Я сел, поднял голову. рядом опустилась на пол Джинни. Медленно текли минуты. Наконец я встал, включил свет. Нашел себе сигареты и тяжело село на кровать. Возле моих колен распростерлась ничком Джинни. Я не стал даже касаться ее. - Кто это был? - спросил я. - Инкуб (Инкубы, Сукубы - демоны разврата - соответственно мужского и женского пола) Ее голова была опущена, я видел лишь рассыпавшиеся по ее спине рыжие волосы. Пока нас не было, она надела самую нарядную свою ночную рубашку. Для кого? Ее голос был тихим и слабым: - Он, должно быть обитает в развалинах. Поселился в замке вместе с испанцами. Возможно, он - виновник постигшей их неудачи. Я втянул дым в легкие. - Почему он не появился раньше? - спросил я громко и глупо.- Ах, да, конечно, у него ограниченные возможности действий. Фамильное проклятье. Он не мог выйти за пределы владения того старого дома. А с тех пор, после наступления темноты, здесь никто не появлялся. - До тех пор, пока мы...- продолжала она шепотом. - А Хуан со своей женой бывали здесь лишь оказиями,- я неистово дымил.- Ты же ведьма. У тебя есть информация. Все, что я зн