. И тут же ссыпался под экскаватор, тесно прижимаясь к гусенице. Из кустов раздались голоса. В подэкскаваторную прохладу всунулась морда овчарки. "Хоть штаны не порвет", - хозяйственно подумал Семен Петрович и тут же пожалел себя за бесштанность. Рядом с оскаленной мордой появилось миловидное личико. Везло сегодня на прекрасный пол. Прямо как мухи на мед. - Вы живы? - спросило личико. Семен Петрович даже не пытался прикрыть свои нижеспинные телеса. - Живой, - ответил он обречено. Морда с личиком исчезли. - Нудист какой-то, - пояснило кому-то личико. Оскорбленный Семен Петрович подождал ухода не прошенных гостей, затем выбрался на свет и начал битву с экскаватором за робу. Она была в полуметре, но не наденешь, дверца крепко-накрепко закрыта. Наш взломщик орудовал палкой, потом приволок с берега корягу... Оторвал ручку... Тем не менее, операция "отвори мне калитку" успеха не имела. Наконец, высмотрел каменюку килограммов на пять и вышиб ею стекло. С какой радостью истосковавшееся по одежде тело погрузилось в вонючие от мазута и солярки огромные жесткие штаны, приняло на саднящие плечи грязную куртку. Теперь можно искать людей. Они не заставили себя долго ждать. - Стой! - услышал за спиной Семен Петрович, отойдя шагов двадцать от экскаватора. - Стой! К нему бежал здоровенный экскаваторщик с той самой каменюкой-отмычкой в руке. "Мне роба нужнее!" - пустился наутек Семен Петрович. - Убью! - разорялся экскаваторщик скряга. Над ухом просвистел каменюка. Прорезая просеку в зарослях, он снарядом ушел в сторону Иртыша. Семен Петрович сбросил куртку в надежде, это остановит погоню. Штаны решил не отдавать до последнего. Они слетели сами. Тесемка, игравшая роль ремешка, порвалась, и штаны остались на тропе. Налегке Семен Петрович быстро оторвался от погони. Опять он нудил всеми частями истомленного солнцем тела. В то время как часы показывали десять минут второго. Семен Петрович устало сел в чаще на корягу. Расслабиться не давали комары. Они старались куснуть в самые нежные места, которые у жертвы были как на ладони. Выбираясь от кусучих злыдней к воде на ветерок, Семен Петрович обнаружил, что он в данном месте не одинок в нудизме. На берегу страстно обнималась парочка. Ей был до фонаря окружающий солнечный мир. Семен Петрович пристально наблюдал из кустов. Но без сладострастного интереса. В происходящем средь бела дня интиме его интересовала только яркая малиновая юбка на песке. Казалось бы, джинсы парня больше подходили для Семена Петровича... И размер почти тот же... Вот только, если бы парень поступил логичнее. Юбку-то он снял с дамы, а джинсы, несмотря на жару, оставил на себе. Даже юбку Семену Петровичу не так просто было незаметно стащить, а уж джинсы - тем более. Он пополз к юбке. Сцена для кинооператора была объеденье. Особенно - вид сверху. Речная волнишка. Дышащий зноем песок. Упоенная счастьем парочка. И голый деловой мужчина, разведчиком в тылу врага ползущий к юбке. Вот он уже рядом, да истрепанные нудизмом нервы сдали в шаге от юбки. Мужчина вскакивает на ноги, хватает трофей и вихрем летит в кусты. - Ой! - говорит девушка. - Плевать, - говорит парень. - Новую куплю... Потом... После долгого нудизма Семен Петрович чувствовал себя в юбке прекрасно. "Пусть думают: я шотландец", - вышагивал он босыми ногами по горячему асфальту дороги, ведущей в город. Голову покрывала пилотка из вчерашней газеты, опаленные загаром плечи - пончо из сегодняшних лопухов. Времени дойти в срок к вахтовому автобусу хватало. Но это, если ориентироваться на часы Семена Петровича. На самом деле, ночной заплыв стоил получасовым отставанием. Об этом Семен Петрович с ужасом узнал, войдя в город. В данной ситуации про дом с переодеванием думать не приходилось. И опять бы доброго кинооператора... Полуголый, красный, как рак из кипятка, мужчина в юбке бежал по утомленному солнцем городу. Юбка языками малинового пламени моталась вокруг волосатых жилистых ног. Лопуховое пончо обтрепалось. Газетная пилотка расползалась от пота. Прохожие весело тыкали пальцем в маскарадного Семена Петровича. Последнему было не до вопроса "как я выгляжу?" Он побеждал быстротекущее время. Но и время не хотело сдаваться. Ровно в пять Семен Петрович был на финише. Где зашатался от известия о финансовом крахе "Монолита". Домой вернулся убитый горем. На что жена упала в обморок от радости. Пикниковые друзья принесли ей похоронную весть: от мужа одни плавки остались. А он хоть и в юбке, но живехонький. - Черт с ней, с работой! - вытирала жена обильные слезы счастья. - Хорошо, что не утонул!" "А хорошо ли? - философски засомневался Семен Петрович и тут же, меняя чужую юбку на родные штаны, участливо подумал. - А вот девушке на берегу без юбки точно плохо... Хорошо, если ей сегодня не на работу". Он поделился с женою терзаниями совести. - Так она, поди, на берегу и работает, - сказала супруга. Чем и успокоила совесть Семена Петровича. ГОРЕ ГОРЬКОЕ Когда-то они вместе бегали на лыжах и по девушкам, теперь были разной степени бизнесменами. В результате Костя Сутункин раскатывал на "БМВ", Толик Синявин ездил на "Ауди", Гена Журавкин мотался на "шиньоне", то бишь двухместном "Москвиче"-фургончике. Их бизнесменства никаким боком не пересекались, как раз поэтому друзья изредка собирались семьями. На этот раз к себе пригласили Сутункины. Костя снимал застолье на видеокамеру. Он недавно приобрел данный аппарат, еще не наигрался досыта. - Высший класс! - возбужденно отрывался от объектива перехватить рюмашку и грибок. - Прикиньте, лет через пятнадцать какой будет исторический документ! Вика со Светкой уже невестами станут. - А мы старыми бабками, - весело продолжила взгляд в будущее раз-наряженная в платье с обширным декольте супруга Синявина, которая ничуть не верила, что когда-нибудь на нее наедет старость. - Мне сейчас предложи кто купить фильм, где я на горшке, - сказал Костя, - "БМВ" отдал бы не задумываясь. - Я раз летом на горшке напрягаюсь, - вспомнил Толик, - вдруг петух, скотина, подлетает и бац под глаз клювом! - Представляешь, сейчас бы у тебя эти кадры? Обхохочешься смотреть, р как ты верхом на горшке глазенки Е выпучил, тужишься, и вдруг петух! - Стул после петушиного терроризма, наверняка, жидкой консистенции стал? - предположил Гена. - Отец этой скотине тут же голову топором секернул! А у меня на всю жизнь шрам остался. Сидела компания друзей, выпивала-беседовала, в один момент надумала позабавить себя демонстрацией интеллектуальных достижений наследников. Костя документировал достижения на видео. Пигалица Вика Сутункина ходила в дорогой детский сад с сильно иностранным уклоном. От горшка два вершка соплюшка, половину русских букв не могла толком выпустить изо рта, но пропищала на чистейшем языке Шекспира песню "Битлз". Потом прогундосила стихотворение на французском. - Еще на фортепиано отдадим, - с гордостью сказала Сутункина. "Е-мое, - подумал Журавкин, - моя-то Светка что умеет?" И испепеляюще посмотрел на жену, которая никакой инициативы в развитии дочки не проявляла. "Тут с утра до вечера задница в мыле, мотаешься побольше заработать, а ей, кроме сериалов дебильских да "тетриса" идиотского, ни хрена не надо". Шкет Синявиных вышел со скрипкой. Казалось, его пальчонками только фигушки воробьям крутить да в носу ковыряться. Он же ловко заперебирал ими по струнам, задвигал взад-вперед смычком, извлекая музыку. - Профессор из консерватории учит, - шепнула Гене Синявина, - домой к нам приходит. Сначала возили к нему, потом надоело. "Опозоримся со Светкой, - опять занегодовал мысленно в адрес жены Гена. - На кой ее сюда взяли, к бабке надо было забросить. Не читать же после скрипки "Муху-цекотуху". И ту до конца не выучила". Светка в пять лет ни одной буквы не знала. Любимое занятие было залазить куда повыше - на шкаф, вешалку - и прыгать зверем на спину зазевавшимся домочадцам. Тещу до истерики доводит. Или на двери катается, пока под задницу не получит. У Сутункиных в детской был спортивный уголок с канатом, по нему Светка то и дело обезьяной взмывала под потолок. Слезет, банан с тарелки цапанет и с фруктом в зубах наверх. Костя визжал от восторга, снимая эти джунгли на видео. Светка ошкуривала банан прямо на верхотуре. Канат ногами обхватит, одной рукой в него вцепится, а другой и зубами банан в секунду, только шкурки в камеру летят, распотрошит. Маугли, а из умственных достижений показать нечего. - У нас Вика такая впечатлительная, - сказала после скрипичного концерта мама-Сутункина. - Как-то смотрю, она плачет перед телевизором, там собаку машиной раздавило. - Ха! - подскочил Гена и позвал дочь на сцену. Раздался грохот, Светка спрыгнула с каната и с довольной рожицей нарисовалась у стола - зачем звали? ? Все примолкли в ожидании следующего номера. Папа-Гена засосал пол, набрал полную грудь воздуха и забасил народную трагедию: Средь высоких хлебов затерялося Небогатое наше село. Горе-горькое по свету шлялося, И на нас невзначай набрело. Светкина мордашка, на которой до сей поры было написано блаженство от каната и бананов, начала плаксиво сжиматься. Папа-Гена, для усиления эффекта, повернулся к дочери спиной, продолжая живописать в стену жуткую картину: Ой, беда приключилася страшная. Мы такой не знавали вовек. Как у нас, голова бесшабашная, Застрелился чужой человек! На "застрелился" из Светкиных глаз фонтаном брызнули слезы. Она, загипнотизированная ужасом песни, вкопано стояла перед столом, по щечкам бежали горькие ручьи. А Гена ревел, описывая "горе-горькое": Суд приехал, допросы да обыски. Догадались деньжонок собрать. Осмотрел его лекарь скорехонько. Да велел где-нибудь закопать. На "закопать" Светка заревела в голос. Она стояла как старушка, сгорбившись, ручонки висели плетьми, и навзрыд оплакивала кончину "буйного стрелка". Зрители покатывались от смеха. Толик, размахивая руками "ой! не могу!", зачерпнул рукавом полтарелки холодца и плеснул на декольтированную часть супруги. Сутункина то и дело пищала: "Ай! девочки! обмочусь! Ай! обмочусь!" Костя рыготал, распахнув рот на полстола, забыв про видеосъемки. Довела Светка взрослых до смехоэкстаза. Но как только папа-Гена перестал петь, слезы мигом высохли, Светка пошмыгала носом и, получив кусок ананаса, как ни в чем ни бывало убежала. - Вот это номер! - вскочил Костя. - А если я? Он ринулся в детскую, рявкнул во все горло: Горе-горькое по свету шлялося... И по новой: Горе-горькое... После чего вернулся, руки трясутся в нетерпении: - Слова напишите, не знаю. Накатали слова. Костя с ними скрылся в детской, душераздирающе заревел по бумажке. Зрители сидели с напряженными ушами: заплачет - не заплачет? Почти как на стадионе: забьют или нет? Забили. Светкин пронзительный рев раздался под потолком. - Во шапито! - влетел восхищенный Костя. - Блеск Светка! - А як же! - гордо сказал папа-Гена. - Надо заснять! - схватил Костя камеру. На съемки пошли все. Светке дали банан. Она трескала, ничего не подозревая. Папа-Гена с удовольствием завыл: Средь высоких хлебов затерялося... Первый "блин" не удался - кассета закончилась на самом интересном, когда Светка заплакала, месте. ? Второй дубль оператор, просмотрев, забраковал, решил: в кадре должны быть вместе и поющий, и ревущий. А то непонятно, что к чему. - Все, снято! - наконец крикнул он. Одним словом, весело гульнули. Костя позвонил Гене через пару дней: - Я сейчас показал цирк со Светкой корешам, они не верят: не косячь, говорят, ее за кадром щипали. У меня в некоторых местах коряво снято, до пояса брал. Так что хватай Светку и приезжай. - Поздно, - сказал Гена, - Светку спать укладываем. - Плачу сто баксов! - горячо убеждал Костя. - Сразу! Гена поколебался немного и схватил Светку в охапку. Такие деньги на дороге не валяются. У Кости тоже. Он поспорил с дружками на 200 долларов, что Светка завоет от "горя-горького". И Светка дядю Костю не подвела. На первых словах песни заревела в три ручья!.. ЗАНАКА Никола Наумов успел бы к выносу тела, кабы не заминка в Тюмени. Вышел на перрон размять засидевшиеся ноги, навстречу наряд милиции. Никола в носках совершал променад. Обувь, стоит заметить, и летом не сезонная, тем более - в октябре. И одет Никола был непрезентабельно: брюки на заду лоснящиеся, на коленях пузырящиеся, обремканные по низу. Рубашка как из мусорного ведра. Да и то сказать, не с тещиных блинов возвращался мужик - с северной нефтевахты. Четырехдневная щетина на скулах, столько же дневный перегар изо рта. Скажи кому, что слесарь шестого разряда - ни за что не поверят. Бомж и бомж. За бомжа и приняли. Поезд тем временем ту-ту. Только на следующий день упросил Никола милицию позвонить в свою контору. Особых примет у Николы на банду уголовников хватит: рыжий, косоватый, передних зубов нет, лысина... Одним словом, портрет по факсу можно не посылать. Сличили Николу по телефону с оригиналом и отпустили. Не извинились, но стоптанные тапочки дали... Счастливый приезжает Никола домой, а ему обухом по голове - Петруха-сосед, дружок первейший, помер. Вчера последний путь совершил. - В чем похоронили? - ошарашенно сел Никола на порог. - В чем? - В гробу, - ответила жена Николы. - Понятно, не в колоде. В костюме каком? - В каком! У Тамарки, сам знаешь, деньги куда идут! Один приличный костюм всю жизнь у Петрухи, в нем и схоронили. Это был еще один удар, причем ниже пояса. Его, Николы, тысяча долларов накрылись медным тазиком, точнее - крышкой гроба. Удружил Петруха. Его жена Томка была профессиональной больной. За год всаживала себе уколов больше, чем нормальный человек за всю жизнь. Без горсти таблеток за стол не садилась. В поликлиниках врачам всех кабинетов дурно становилось, когда Томка переступала порог учреждения. Она любому доктору на раз могла высыпать кучу симптомов болезней, гнездящихся в ее членах. Богатырский был у Томки организм. Хилый давно бы окочурился от такой прорвы химии, что прогоняла через внутренности Томка. А ей хоть бы хны. Два раза даже заставляла врачей оперировать себя. Раньше-то, при бесплатной медицине, было проще, сейчас профессионально болеть в копеечку влетало. Но Томка уже не могла остановиться. Большая часть заработков Петрухи уходило на лекарства. Петруха не жаловался. Чем бы дите ни тешилось, лишь бы не вешалось. На "КамАЗе" дальнобойщиком Петруха неплохо зарабатывал. На лекарства хватало. И все же мечтал Петруха о катере. Имел он слабость к водным просторам. Любил, когда ветер в лицо, брызги за шиворот, а днище волну мнет, как хочет. Не зря служил когда-то в морфлоте на эсминце "Стремительный", именем которого хотел назвать катер. Кабы не Томкины хвори... Но если у тебя машина под задницей и голова на плечах, а не то место, для которого сиденья в кабине ставят, всегда можно подкалымить. Что Петруха и делал, заначивая на катер. Прятал занаку от Томки в костюм, под подкладку. В кармане делал прореху, в нее - ни за что Томка не догадается - доллары просовывал и зашивал клад. Катер он уже подсмотрел. Классный катерок. За две с половиной тысячи баксов. Тысяча была, а тысячу занял от всех втайне Никола. Свои доллары Никола тоже заначивал от супруги (ей только покажи - враз на тряпки растренькает), копил на подарок сыну - компьютер. До дня рождения было три месяца и компьютеры дешевели. И вот баксы в могиле. Жалко Петруху. На рыбалку ездили, в бане парились... До слез жалко. Но и деньги Николе не жар-птица в клювике принесла. Как-то надо вызволять горбом заработанный компьютер. Но как? Обнародуй, что в могиле его тысяча долларов, кто поверит? "Больную женщину оббирать?!" - как резаная закричит Томка. Она больная-больная, а если что - из глотки вырвет. Посему действовать нужно было по-партизански. На следующий день вечером Никола, сказав дома, что поедет к брату в район, отправился на мотоцикле на кладбище. Сторожу наплел, дескать, брата похоронили в его костюме, а в кармане он забыл права и документы на машину. И пообещал 50 долларов. - Сто, - запросил сторож, дедок с прохиндейской физиономией. "Заплачу из Петрухиных, - подумал Никола, - по его вине вляпался в катавасию". - И давай на берегу договоримся, - сказал сторож, - я тебе в копательном деле не товарищ! И если что: ты меня не знаешь, я тебя - первый раз вижу! Гроб поднять помогу, есть приспособа, милиция как-то пользовалась и забыла. К Петрухе они пошли, когда кромешная тьма пала на кладбище. Сторож выдернул крест, обезглавил могилу и ушел вместе с фонариком: "Тебе здесь светиться не след!" Оставил Николу один на один с бугорком. Из темноты грозными рядами надвинулись кресты и памятники. Где-то за кладбищем завыла собака. Ветер недовольно зашелестел сухими венками. Луна трусливо нырнула глубоко в тучи. Когда-то они с Петрухой, шишкуя в тайге, переходили топкое болото. "Не ссы в штаны, я рядом!" - подбадривал Петруха вибрирующего в коленках друга. Сегодня поддержать Николу в трудную минуту уже не мог. "Прости, Петруха!" - вонзил лопату в бугорок Никола. Ветер могильным холодом ударил в лицо, еще громче взвыла собака. Запахло погребом. Но отступать от долларов было некуда. "Прости, дружище!" - откинул в сторону землю Никола... Приближаясь к Петрухе, не переставал беседовать с ним, - за разговором было веселей: "Тебе-то деньги на кой? Твою долю Томке отдам..." "Она все на лекарства спустит, - вдруг застыл с лопатой. - На что доброе бы... Опять же привяжется: откуда взял? Если сказать - из могилы, по судам затаскает... С нее станет придумать, что долларов лежало в десять раз больше... Плюс моральный ущерб за осквернение памяти". "Не беспокойся, Петруха, отдам, - отбросил сомнения вместе с очередной порцией могильной земли, - навру что-нибудь... А может, катер купить? И назвать, как ты мечтал - "Стремительный"?.. В процессе колебаний достиг искомой глубины... Сторож помог поднять гроб, открыл крышку и ушел. - Ты тут сам, - бросил Николе, - не люблю покойников. "Прости, Петруха", - сказал Никола и осторожно, чтобы не оголить лица усопшего - видеться с Петрухой не тянуло - полез под покрывало. Подпорол бритвочкой подкладку пиджака, проник в тайник... Действовал Никола, как минер, доверяясь чутким пальцам, которые страсть как жаждали прикоснуться к долларам, но избегали Петруху. Покрывало резко белое, ночь жутко темная - луна стойко отказывалась быть свидетелем финансовой эксгумации. Зато кресты назойливо лезли в глаза, которые Никола трусливо отводил от домовины. Где-то за спиной ветер, выдерживая издевательские паузы, клацал металлическим венком по памятнику. На каждый стук сердце Николы трусливо екало, срывалось на свинячий галоп. Однако вскоре он забыл все страхи. Принялся обшаривать Петруху, как хулиганы пьяного. Все подкладочное пространство до самых плеч прошуровал. Долларов не было. Зачем-то полез в брючные карманы. И там был голый нуль. Сердце заныло-заломило по всей площади груди... "Куда девал?" - в отчаянии откинул Никола покрывало с Петрухи. Откинул... и сам чуть не откинулся. В призрачном свете - луна во всю любопытную рожу вылезла поглядеть на Петруху - в домовине лежал усатый... Петруха отродясь эту растительность не носил. "Подменили!" - нокаутом шарахнуло Николе в голову. Хотелось завыть вместе с собакой. "Что у них там под землей делается?" - возмутился. И тут взгляд упал на лежавший рядом с могилой крест. На табличке было написано: "Бургасов". Петруха по жизни был Васков. Никола подбежал к соседней могиле. Вот же зараза без глаза - промазал с эксгумацией клада! Друг лежал рядом. Никола даже ударил кулаком по Петрухиному кресту. Баран! Поверил сторожу!.. Но вдруг настроение подскочило вверх. Че горевать?! Главное - доллары целы. За такую сумму можно еще на кладбище попотеть. Теперь уж точно Томке всю ее тысячу не отдаст. - Готова дочь Петрова? - вдруг раздалось за спиной. Ноги у Николы подкосились: усатый заговорил! Никола рухнул без чувств на Петрухин бугорок, в самую гущу венков. - Э-э! - подбежал сторож. - Смотри, не окочурься! Давай возвертай могилу в исходную позицию. - Ты где копать показал? - отойдя от удара, спросил Никола, держась за сердце. - Значит, вчера на этой аллее еще одного жмура положили, - почесал нос сторож и не очень расстроился. - Ты это, - сказал, - не бери в бестолковку, сегодня не успеем, а завтра приходи, помогу за те же деньги. В две лопаты вернули усатого на место последнего приюта, остаток ночи Никола прокоротал в сторожке. - Вечером опять поеду к брату, - объявил дома жене, укладываясь спать. - Че эт зачастил? - Копать еще... то есть - сарайку строить помогаю. - Коль, слышь, я че думаю: че Петруха-то помер? - Ну? - укрываясь одеялом, недовольно спросил Никола. - Тамарка сегодня проболталась: она в день смерти нашла у Петрухи заначку: две тысячи долларов. Сердце у бедняги и схватило... - Как нашла?! - вылетел из-под одеяла Никола. - В пиджаке. Он из рейса ночью вернулся, а доллары у Тамарки. "Молодец, - говорит ему, - мне на операцию накопил!" Самое главное - у нее аптека, не дом, а нитроглицерину для Петрухи не оказалось. - Дай мне тринитроглицерину! - зашатался Никола. - Накрылся компьютер вместе с катером... ЯРМАРКА ЧУДЕС Когда-то машина Юрия Власовича Александрова была ослепительно вишневой и безремонтно молодой. Песня о четырех колесах. Бывало вырвутся вдвоем на загородную трассу, пламенный мотор и ликующее сердце сольются в восторженной мелодии скорости и летят вдоль полей, лесов и перелесков. В долгих командировках на космодроме, запустив очередную ракету и приняв хорошую порцию спирта, сладко мечтал Юрий Власович на гостиничных простынях, во-первых, о жене, во-вторых - о машине. Всеми фибрами ступней чувствовал за три тысячи километров упругость педалей, всеми фибрами ладоней - нежную ребристость руля. Возвращаясь из командировки в объятия жены, после оных вприпрыжку торопился в гараж. Пусть даже просто посидеть внутри возлюбленной, подышать ее волнующими запахами. И всегда что-нибудь привозил ей из дальних поездок: новую свечу, резину, хотя бы безделицу для украшения салона. Пролетели, просвистели годы. Юрий Власович уже не тот молодец с лихими усами, хотя сорок пять для мужчины отличный возраст. Тогда как для машины двадцать годков - глубокая старость. Ей бы гараж потеплее, бензин почище да скорость потише. Однако старость получилась не радость, беспокойнее беззаботной молодости. Жизнь взяла хозяина-инженера за горло, пришлось ему выйти на большую дорогу таксования. Старушка о четырех колесах в сравнении с "Мереседесами", "Вольво", "Фордами", конечно, проигрывала в скорости и комфорте, да ведь на "Мерседесах" никто и не таксует. Поэтому клиентура есть. Выходит Юрий Власович на большую дорогу после работы и в выходные. - Ну что, подружка, - говорит Юрий Власович, отворяя ворота гаража, - крутанем? ...Гога махнул с обочины рукой, Юрий Власович остановился. Гога был с орлиным носом и бегающими глазками. В горах Кавказа взор его был тверже дамасской стали, туда-сюда забегал от плоских западносибирских пейзажей. - На ярмарка, - заказал Гога. "Тридцать тысяч как минимум", - прикинул счетчик, который включался в голове Юрия Власовича на тропе таксования. - Зачем такой барахло ездишь? - спросил Гога. - "БМВ" на покраске, - сказал Юрий Власович и попросил пристегнуть ремни. - Чихать, - беспечно махнул рукой Гога, - ГАИ заплачу. У ярмарки он пригласил Юрия Власовича помочь выбрать платье жене. "Тысяч пятнадцать, как пить дать, за советчика должен отслюнить, - мгновенно отреагировал чувствительный счетчик. - А то и больше..." Ярмарка за обе щеки наяривала жвачку, источала запахи галантереи с потом, шуршала ногами и денежной макулатурой. Гога бегал глазками по товарам. - Во! - ткнул пальцем в платье Юрий Власович. - Пойдет? - Мой свокэр! - представил Гога продавщице своего спутника. - Я-я! - по-немецки согласился Юрий Власович. - Интэрэсная невестка! - продавщица окинула ироничным взглядом усатого Гогу. - Нэвэста пэрсик! - зацокал языком Гога. - Блэск. Платье было тоже "блэск" с шиком и стоило три месячных оклада Юрия Власовича. - Налезет на невестку? - спросила смешливая продавщица. - Натянем, - заверил Юрий Власович. После платья Гога выбрал туфли жене. Белый "блэск" на платформе в два оклада Юрия Власовича. Покрутив драгоценный башмак "свокэр" высказал сомнения: - Барахло, развалятся. - Туда-сюда сезон носить хватит! - отсчитал Гога два оклада. Они ходили по этажам ярмарки, Гога покупал кроссовки, брюки, куртку, футболки... Полиэтиленовые пакеты-кули, которые верно таскал за Гогой Юрий Власович, становились толще и толще. "Плюс за носильщика тысяч пятнадцать", - потирал руками неугомонный счетчик. Наконец, они вернулись к машине. Когда Юрий Власович укладывал кули на заднее сиденье, Гога спросил: - Ты зачем затылок лысый? У Юрия Власовича на затылке была широкая безволосая полоса, похожая на пергаментную заплатку. - Ракета на старте взорвалась, я в магазин мимо шел, - доходчиво объяснил Юрий Власович. - Вай-вай! - сказал Гога и назвал свой адрес. "Дорога туда-обратно шестьдесят, - сладко планировал доходы счетчик, - плюс тысяч пятнадцать за советчика, да столько же за носильщика. Итого девяносто, как минимум, а то и все сто..." - Надо жене к лету тоже платье справить, - размечтался вслух Юрий Власович. - У меня "Мерседес" в Гантиади, - хвастанул в ответ Гога. Они подъехали к пятиэтажке. Гога отсчитал пять "десяток". - Малова-то, - разочаровался Юрий Власович. - Дарагой, - глазки у Гоги забегали, - сам смотрел сколько я тратил! На хлэб самый чуть-чуть остался, крэдит лэзть будем... "Ну что, моя радость, - обратился к машине Юрий Власович по уходу по-кавказски щедрого Гоги, - развели нас. Хотя пятьдесят тысяч тоже на дороге не валяются. Два кило колбасы мне или полбака бензина тебе. Что будем брать?" Съезжая под уклон на нейтралке, машина старчески прошелестела колесами: "Колбасу!" САЛОННЫЕ СТРАСТИ Костя Окладников такой журналист, что телезрителя не в бровь, а в глаз норовит задеть за живое. В каждом материале достает любезного так, что тот лишь головой мотает у "ящика", во, дескать, дает Костя стране телеугля. Как-то в КПЗ остриженный наголо, в замызганной майке блатнечком пел в телекамеру: "Сижу на нарах как король на именинах". Делал передачу об этом заведении. Другой раз по шею вылез посреди дороги из канализационного колодца и давай костерить в хвост и в гриву ремонтников: не закрывают люки, создают аварийные ситуации. Так вошел в обличительный образ, что, забывшись, топнул ногой: хватит! натерпелись! пора прекращать безобразие! Нога сорвалась со скобы и Костя улетел в канализационную преисподнею вместе с образом. Но и перебинтованный закончил репортаж. И тоже с прибамбасом - атлантом держал крышку люка над головой. Нина Рябушина была не хуже Кости молодой журналист, а работала по-старинке, без наворотов. - Придумай что-нибудь интересненькое? - ворчал главный редактор. - Телезрителя надо каждый день по мозгам долбать! Тогда и рейтинг повысится, от рекламы отбоя не будет. Нина пораскинула умишком и придумала сделать репортаж с кондукторской сумкой на шее. На конечной остановке вошла с оператором в пустой автобус, предъявила документы и получила шум и гам. В ответ на просьбу дать на три минутки сумку с билетами, тетя кондуктор раскричалась как резанная: - Делать вам в телевизоре нечего! А вдруг выручка пропадет?! С кровью ее по крупицам вырываешь! Не дам сумку! Нина начала разряжать накал ситуации, мол, если на то пошло, она может и с пустой сумкой поработать, а за билеты дать расписку. И пусть водитель двери плотнее захлопнет. Кондуктор зло выгребла деньги, забрала рулон с билетами и ушла на переднюю площадку с видом: нате! подавитесь! Нина с сумкой на шее и оператором перед глазами разместились на задней площадке. - Лет двадцать назад, - начала она, - еще при социализме, кондуктора вымерли из автобусов, как доисторические мамонты. На их смену в салонах появились кассы. Бросил пятачок, крутнул ручку, оторвал билетик. Однако и кассы со временем уступили место более экономичным компостерам. Жизнь шла вперед и вдруг армия сборщиков транспортной дани, армия бойцов с рулонами билетов вновь решительно заняла движущиеся плацдармы автобусов, троллейбусов и трамваев. Требовательно полетело в уши пассажиров: покупайте билеты! покупайте билеты! А никто не хочет. Мало того, что племя зайцев расплодилось, как саранча, новые зайцы такие волки - горло кондуктору перегрызут, только бы не платить. Какие помои злобы, угроз обрушиваются ежедневно на голову кондуктора. Будто он виноват в задержках зарплаты, безработице и высоких ценах. А ведь кондуктор, господа, тоже человек. Он тоже существует по принципу: хочешь жить - умей вертеться. На этом Нина Рябушина закончила монолог. - Готова дочь попова! - опустил камеру оператор. Но вдруг глаза его полезли на лоб в испуганном темпе, он ломанулся в закрытые двери. За спиной у Нины раздался угрожающий топот. Нина обернулась - свят! свят! свят! - вся в слезах, с разматывающимся рулоном билетов летела на нее кондуктор. "Сумасшедшая!" - остолбенела Нина вместо того, чтобы следом за оператором рваться наружу. - Доченька! - упала ей на грудь кондуктор. - Отдам! Сейчас отдам! - хотела сорвать с себя сумку Нина. Ку да там! В кондукторских объятиях пальцем не могла шевельнуть. - Прости меня, доченька! - облила Нину слезами кондуктор. - Прости дуру! Как ты сердечно сказала! Это каторга, а не работа. Я ведь раньше радиомонтажницей была. Первая передовица в цехе. Медаленоска. Уважаемый на всех собраниях человек. А сейчас как собака цепная с утра до вечера гавкаю: приобретайте билеты! предъявите проездные! За что каждый на тебя как на врага народа смотрит! еще и в душу норовит плюнуть. Где с этим зверьем план сделаешь? А ведь дома безработные дети и муж. - Успокойтесь! - пыталась сдержать водопад слез Нина. - На днях наркоман с ножом пристал отобрать выручку. Еле скрутила его! Оператор не успел сломать двери и убежать, посему записал сцену объятий. Обалденный материал получился. Кондукторское лицо в горьких слезах... Нина, насмерть стиснутая благодарными объятиями... Главный редактор кондукторские слезы зарубил. - Переиграли вы, ребятки! - сказал по-отечески. - Зачем нам этот цыганский пережим. Берите пример с Кости Окладникова. В это время Костя, вцепившись в балконные перила, висел на руках над бездной загаженного двора и вещал в объектив об обострении проблемы самоубийств. Обалденно получалось. Балкон на 14 этаже... Когда камера брала Костю, одетого в желтые плавки, с земли, сердце у зрителя екало - это ведь телекостей не собрать, если сорвется. А внизу пожарники растягивали цирковую сетку, предстояло еще заснять свободный полет репортера. ЛИФЕРЕНДУМ В воскресенье главврача принесло. Сроду по выходным не было, тут приволокся с красным ящиком на замке, дырка в крышке. - Сейчас, - говорит, - проголосуем лиферендум за резидента-президента. - Кто, - спрашивает, - первый "за" будет? Барамыкин? Барамыкину, дураку лежачему, один хрен, что первым, что на будущий год. Он ведь ни бэ, ни мэ, ни на горшок сам сходить. Ему бы только пожрать с ложечки литровой да еще храпит, как старый дизель. Сколько раз говорил главврачу: зачем это жвачно-жрачное держать, когда другие голодные? Оказывается - для лиферендума. - По глазам вижу, - главврач диагноз ставит, - ты, Барамыкин, "за" резидента. И бросает бумажку в красный ящик. Тут в палату Александ Македонский заскакивает. Сабля наголо. - Иго-го! - заржал. Вчера у него швабру отобрали, он сегодня черенок от лопаты скомуниздил, на нем воюет. Главврач не стал Македонского ругать, что его Бурцилез опять пола копытьями бьет, спрашивает: - Ты, Македонский, "за" резидента? - Ага, - Македонский отвечает, - "за" коня! Главврач чиркнул бумажку, бросил "за" в красный ящик. - Кто следующий? - зовет. Все наши дебилы кувырком в очередь на лиферендум бросились. Первым Вовочка встал. Главврач гонит Вовочку: - Ты голосовать не имеешь права! Главврач Вовочку не любит. Мы как-то знакомиться начали, со всех углов представляются: Я - Наполеон! Я - Троцкий! Я - Чапай! А Вовочка как закричит: - Встать! Я самый главный! Я - Ленин! Все руки по швам вскочили, Троцкий честь отдал. И теперь на любую полундру: "Атас! Главврач идет!" - Вовочка плюет. Он все равно главнее. За конкуренцию главврач его не переваривает. - Отойди! - отгоняет Вовочку от лиферендума, - ты свою фамилию не знаешь! Тебя в списке нет! - Знаю! - Вовочка грязным пальцем в список тычет. - Смотри лучше! Я - Ленин! Главврач смотреть не стал. Обидел дурака. Я в отместку воздержался. - Так и запишем, - бросил главврач бумажку в ящик. А как с ним ушел, Вовочка перестал плакать, сказал, что сам проведет лиферендум против главврача. Хотел с улицы красную урну принести, но она приваренная оказалась. Тогда Вовочка красную утку нашел. - В утку, - говорит, - проголосуем. Сидит, рвет газету на бумажки для лиферендума, а я лежу и думаю: против голосовать или опять воздержаться? Я ведь все-таки не псих в отличии от этих дебилов. Знаю - не взаправдешний лиферендум, а так - дурдомовский. ДИВО ДИВНОЕ По улице шла беременная Женщина. Не с театральных подмостков с подушкой в подоле. Настоящая. Живот до подбородка, лицо в пятнах. Махонькая, в сандалевидных туфлях, и походка утиная. Но на лице гордо написано "а вот я какая!" Подслеповатая бабулька, молодость которой прошумела в царскорежимные времена, со скамейки уставилась на беременную. - Эт че эт с бабочкой сделалось? - спросила у своей молодой (лет семьдесят) подруги. - Болесть кака? - Ага! Болесть! - засмеялась подруга. - Передается постельным путем. Смотри ночью со своим старичком не заразись! - Че буровишь-то, анделы тебе в сердце! - Че-че, ниче! Тяжелая бабочка. - А че еще рожают? - сказала бабулька и перекрестилась. А потом перекрестила Женщину: - Спаси тебя Господь. В магазине, куда зашла Женщина, кассир от удивления впервые за двадцать лет безукоризненного стажа передала сдачу. Сильно передала. А покупатель, увидев Женщину, вернул излишек... Дома бил кулаками по голове, а головой об стену... Видная мадам, завершающая период жизни, который называют средним возрастом, столкнувшись с беременной, крупно заволновалась и, забыв про солидность, забегала от одного телефонного автомата к другому, найдя исправный, зазаикалась в трубку: - Антон, тут, Петрович, такое, понимаешь... это... в сторону института идет, забыла как... беременная! Давай аврал по институту, студентов-гинекологов и всех на улицу, пусть посмотрят. Медицинский взорвался вулканом. Студенты сыпанули на крыльцо, гроздьями высунулись из окон. Живых беременных многие в глаза не видели, а кто и видел - забыл как выглядело. Выглядело впечатляюще. Студенты раскрыли рты на такое чудо природы, а чудо шло гордо выпятив живот. "Эт че такая пузатая? - удивился первокурсник. - Тройня что ли трехклеточная у нее, то есть - трехъяйцовая?" "Все, не дамся ему, - твердо решила первокурсница, - с сегодняшнего дня никаких рук ниже пояса и поцелуев взасос!" "Ой, предохраняться надо! - зашептала про себя пятикурсница. - Не залететь бы под аборт после вчерашнего". А преподавательница смахнула сладкую слезу о беременной молодости... Водитель "КамАЗа" затормозил, поравнявшись с Женщиной, аж задок взбрыкнул. - Слушай, - высунулся из кабины, - поехали моей тебя покажу. Она как спать так заливает: отменили беременных. Предохранитель спиральный поставила и таблетки для подстраховки пьет. Поехали, а? На отказ Женщины тяжко вздохнул: - Эх, времена! - и газанул, дым от колес заклубился. Да уж, времена! Город, который еще недавно даже не умилялся на мамашу с двумя карапузами, с уважением смотрел, когда вела трох, с восхищением, когда их было пятеро, - теперь на беременную разинул рот как на чудо-невидаль. А Женщина шла... Ух, как она шла!.. Эх, как она шла!.. Спаси тебя Бог, Женщина! ЗАЩИТА РЕАКТОРА В студенчестве у Жени Прыткова был бзик - кровь из носа платить за проезд в общественном транспорте. Друзья-товарищи не особо считали копейки, когда касалось пива попить или вина в ресторане, зато в автобусе было делом чести сберечь студенческий пятачок. Женя принципиально брал билет всегда. Ну ладно бы, когда с девушкой едет, вроде как неудобно скупердяйничать. Джентльмен, в конце концов, не должен быть скрягой. Хотя даже в подобной ситуации имелись ухари экономии: на девушку билет берет, а сам зайчишкой... Давненько это было. Восемнадцать лет назад закончил Женя мехфак университета. После чего кандидатскую защитил. Не задницей, надо сказать, вымучивал ее, головой написал. Светлую Жене Бог дал голову. И с годами не темнела она. Однако солидности это не прибавляло. Лоску и презентабельности Женя не имел ни без степени, ни остепенившись. Он был по жизни всегда гонкий, звонкий, пацанистый. И спортивный, в любой момент оторви от стула, дай кроссовки, километров десять пробежит, не запыхается. Особенно в последние годы в форме был. Летом с метлой каждое утро разминался в соседнем дворе. Зимой в этом же дворе с лопатой и снегом регулярно тренировался. И не потому, что на олимпиаду метил попасть - с деньгами туго стало. И опять бзик, теперь относительно работы в НИИ. Не брошу, говорит, ее ради коммерции. Я, дескать, ученый, пусть не семи пядей во лбу, но тоже делами государственной важности занимаюсь. Даже, если государству сегодня наплевать с горки на эту важность. Через это бзик юношеский в отношении платы за проезд пришлось урезать. На работу Женя добирался с пересадкой. В день на транспортные расходы уходило в пересчете на харч больше двух буханок хлеба, или 200 граммов хорошего мяса, или два литра молока. Молоко Женя не пил, а мясо ел, когда были деньги. В НИИ их по полгода не давали. Женя перебивался за счет метлы и лопаты. За метлу платили не больше, чем в НИИ, зато аккуратно. Тем не менее, ездить полным зайцем Женя все равно не мог - покупал студенческий проездной. Женя подрабатывал дворником, Коля Селезнев - контролером. Был он, вообще-то, студентом. Учился неважненько, приходилось часто перед преподавателями дурочку гнать, юлить и лебезить. Зато в автобусах он был кум королю, зайцев не щадил. Физиономия "восемь на семь" и рост 188 позволяли многих брать за "шкварник", вытряхивая штраф. Обычно быстро делал дневной план, и навар оставался пиво попить. - Предъяви студенческий билет! - потребовал Коля, когда Женя показал свой проездной. Прищучил Коля Прыткова на конечной остановке, в опустевшем салоне. - У меня нет студенческого, - по-заячьи заколотилось Женино сердце. - Тогда давай сюда проездной! - строго сказал Женя. - Приедешь за ним со студенческим. - У меня нет студенческого. - Что значит нет? - сурово свел брови Коля. - Откуда быть в моем возрасте. Коля внимательно посмотрел на Женю и согласился: староват пассажир для сессий и зачетов. - Почему тогда по студенческому ездишь? - Потому, что он в два раза дешевле. - У тебя че, ку-ку замкнуло? - вышел из себя Коля, ему порядком надоела эта волынка. - Тогда тебе в дурдом надо на излечение. Но сначала штраф заплати! - Какой дурдом? - петушком прокричал Женя. Он страшно обиделся на "дурдом". - Я, если хотите знать, рассчитываю надежность автомата защиты ядерного реактора! - Кого ты можешь рассчитывать? - презрительно бросил Коля. - Ты на себя посмотри, тебе только по теплотрассам бомжевать. Академик нашелся! Плати штраф, а то в мильтонку отвезем. Хочешь не хочешь, а контролеры тоже встречают по одежке. На Жене были старенькие брючишки, рубашка пятилетней выдержки, кроссовки, оттоптавшие не одну сотню пыльных километров. Оно вроде как и не бич, но и на ученого слабо смахивает. - Реактор он рассчитывает. Это когда бутылки по помойкам собираешь? В этот момент открылась задняя дверь автобуса, водитель решил проветрить салон. Женя не хотел в милицию. Он отбросил контролера и ломанулся на свежий воздух. Все было против него в тот день, - двери захлопнулись перед носом. Женя ухватился двумя руками за створку и рванул что было мочи. Дверь подалась, приоткрывая путь к свободе от контролеров, милиционеров, позора. А уж на свободе попробуй его догони! Не пьет, не курит, с метлой тренируется. Шаг осталось шагнуть до воли вольной, когда последовал страшный удар в поясницу. В глазах потемнело, на сознание тоже пало затмение. И что обидно - ладно бы послал в нокаут контролер. Нет. Родной радикулит отключил от внешней действительности. Капризный и своенравный, он требовал уважительного отношения к себе в любой ситуации. Не переваривал резких телодвижений. И вдруг такое пренебрежение к его персоне - скачки, рывки, напряжения... Пришел Женя в себя от чужих рук, проворно обшаривающих его карманы. Коля-контролер надеялся найти штраф. - Уйди! - грозно сжал кулаки Женя. Однако махать ими радикулит не позволял. Не то, что махать - пошевелиться было невмоготу. Коля-контролер беспрепятственно нашарил удостоверение кандидата наук. - Ты че, кандидат? - Коля сверил фотографию с оригиналом, скривившимся от боли. И пожалел оригинал. - Ладно, Евгений Михайлович, в милицию вас не поведу. "Бомжуйте дальше", - хотел сказать, но сдержался из уважения к ученым. А вдруг Прытков знаком с его преподавателями?.. Неся, как хрустальную вазу, свой радикулит, Женя вышел из автобуса, доковылял до ближайшей стенки, притулился к ней с невеселой думой: "Надежность автомата защиты реактора я и в ракообразном состоянии рассчитаю, - прикрыл глаза от боли, - а вот метлой на пару с радиком много не наработаешь..." А без метлы только бомжевать оставалось в этой жизни... ВЫБИРАЙ, НЕ ТО ПРОЛЕТИШЬ Ситуация была "прощайте, красотки, прощай небосвод". Дуло пистолета холодно уперлось в грудь Владимира Арсентьевича Горячего. "От сессии до сессии живут студенты весело". Остальным россиянам тоже скучать не приходится. Выборы не реже, чем у студентов сессия. Только успевай лапшу агитационную с ушей стряхивать. Владимир Арсентьевич не стряхивал, сам развешивал направо-налево. Как-никак глава администрации сельского района, а губернатор Хазаров всей душой болел за победу демократии на местах. Но как ни бился Владимир Арсентьевич, его район в последнее время подкачивал. Сам Горячий голосовал за коммунистов. "Да ну?" - скажите вы. "Загну!" - ответил бы Владимир Арсентьевич, коснись вслух этого вопроса. Но вслух даже родимой жене не говорил правды, в чью копилку бросал свой голос. Данное явление можно расценить, как тщательно скрываемый политический мазохизм. Иначе как объяснить вопиющий парадокс? Да, при коммунистах Горячий, будучи директором совхоза, конечно, с хлеба на воду не перебивался, но слаще Болгарии с Венгрией ничего не видел. И то за свой счет. А тут на дармовщинку поглазел как в Пекине китайцы живут, в Нидерландах голландцы поживают. Коттедж двухэтажный дала новая власть, дочь любимица училась в коммерческом вузе с международным уклоном. И этот же самый папа, заходя в кабинку, голосовал за вчерашний день. Но агитировал за демократию и лично президента Ельцина. В день его выборов, 16 июня, Владимир Арсеньтьевич взошел на сцену клуба, в зале вместо кресел стояли кабинки для голосования, толпился народ. Взошел и произнес яркую речь. Дескать - выбирай, а то пролетишь мимо кассы. Решается судьба страны. Куда ей, болезной, оглобли направить - взад к застойному социализму или вперед - от него. И призвал голосовать за "вперед" и лично... Не дожидаясь рукоплесканий, Владимир Арсентьевич ушел за кулисы, где вместо аплодисментов уперся ему в грудь пистолет. - За что? - оборвалось сердце. Оборвется - пистолет находился в руках сержанта милиции. - Предъявите ордер на арест! - возмутился Горячий. - Вот тебе ордер! - сунул под нос "макарова" сержант. - Ты за кого агитируешь, гад? Вы мне 4 месяца зарплату не платите! Жена вообще разучилась, что такое деньги получать. Детские и то зажали... - Переходный период, - начал объяснять Горячий, - надо затянуть пояса. - А ты че его распустил в два обхвата? Я бы так всю жизнь в вашем переходе жировал! А нам заработанное не даете! - Пойдемте я из своих заплачу, - пытаясь разрядить обстановку, предложил Владимир Арсентьевич, - за все 4 месяца... - Хватит подачек. Нужно менять курс реформ. Сейчас ты у меня будешь за коммунистов агитировать. Милиционер снял пистолет с предохранителя, приставил к спине Горячего и повел главу администрации на сцену. - Принародно застрелю, если что не так, - грозно прошептал в ухо. - Давай за Зюганова! И Владимир Арсентьевич дал! Ух, как дал! - Какая это к чертям собачьим демократия? - кричал он. - Зарплату задерживают по 4 месяца. Детские не платят. Когда я был директором "Октября", у нас в молочном стаде насчитывалось 500 голов, а сейчас одни рожки да ножки остались. Срамота - доярки в безработных ходят? Наркомания на селе появилась... Народ ушам своим не верил, про урны с бюллетенями забыл. Такое несет глава-голова! А он нес, пока не зашел начальник милиции. Горячий вниз головой прыгнул в толпу. - Вяжите его! - кричал на лету. - Он хочет меня застрелить! Клуб грохнул от смеха так, что пару листов шифера сорвало с крыши, унесло за реку. Сержант в момент, когда Горячий сиганул со сцены, упирался ему в спину уже не вороненым дулом, а прокуренным пальцем. Горячий не видел этого позора. Уходя от пуль, он зайцем петлял между сельчанами к выходу. Вынырнув за порог, резво заперебирал ногами вдоль села, невзирая на возраст, шестипудовый вес и весомую должность. Вырвавшийся из-под пиджака галстук, красным языком бил по животу, чуб лез в глаза. В голове кипели слезы: "За что судьба собачья? Сверху губернатор Хазаров, снизу пистолет Макаров". Заскочив домой, закрылся на все запоры и бросился к телефону. - Ты в своем уме? - с полоборота заискрил Хазаров. - Демократ лучше умрет стоя, чем на коленях перед коммуняками! Ты и под пулями должен был кричать: ГОЛОСУЙТЕ ЗА ЕЛЬЦИНА! Иди агитируй снова! - Сегодня нельзя! - Если хочешь жить хорошо, то можно! Владимир Арсентьевич поправил галстук и побрел в клуб. Тихохонько проголосовал за Зюганова, потом решительно поднялся на сцену агитировать за демократию... У ДЕДУШКИ МОРОЗА СНЕГУРОЧКА ЖИВЁТ Перед Новым годом директор фирмы "Фарт" постановил: поздравить "фартовых" деток Дедом Морозом. Не лицемерно-заказным - со стихами и бородой по прейскуранту, а чтоб от души и с экономией. - Дед Мороз, Дед Мороз, борода из ваты! - продекламировал маркетолог Александр Блохин. - Ты подарки нам принес, баламут лохматый! - Дед Мороз есть, - сделал первое праздничное назначение начальник. - С хорошенькой Снегурочкой и Кощеем могу выступить! -- Снегурочкой назначили спеца по рекламе Светку Горохову. Мужчины позавидовали Блохину. Только не Новоселов, он однажды получил от Светкиных ворот резкий поворот. И наступил день поздравления. Новоселова Валюша, шести лет от роду, с утра прилипла к окну в ожидании Деда Мороза. Но на маршруте гостей из леса их дом стоял последним. Первая остановка - внук начальника "Фарта". Дед Мороз со Снегурочкой вывернулись наизнанку под елкой главного внука фирмы: в песнях, плясках и хороводах. После чего довольный начальник изрек: - У Деда Мороза в лесу руки-ноги озябли, чайком их надо погреть. И пригласил на кухню. На месте самовара стояли коньяк и шампанское. Впереди Деда Мороза понеслась весть: ручки-ножки у путников зябнут, начальник обогревал конечности изнутри. К средине праздничного маршрута Дед Мороз уже не смущался при появлении на кухне ребенка. - О, летит! - тыкал в окно посохом. И пока ребенок таращил глазенки в поисках летательного аппарата, Дед Мороз лихо вздергивал бороду на лоб, вбрасывал в освободившийся от маскарадной волосни рот отогревающую "ручки-ножки" жидкость и возвращал декорацию на место. Грех дите обманывать, да и разбивать сказочные иллюзии о бутылку не меньший. Вскоре в "жигулевской" повозке Дед Мороз горланил: "В лесу родилась телочка!" - и декламировал: "Ручки-ножки не озябнут, если будем мы дерябнуть!" Заходя в дом, вместо: "Где тут елка?" - бухал: "Где тут дерябнуть?" А когда Снегурочка все же заворачивала его к зеленой красавице, падал в кресло и сидел красноносым истуканом пока внучка, злясь на немычачего деда, развлекала "фартовых" детей. Разнаряженная в пух и прах Валюшка Новоселова томилась у окна. - Наверное, Дед Мороз растаял, - успокаивали ее. - Нет! - кричала Валюша. - Не растаял. Уже в сумерках радостно посыпалась со стула: - Приехал! Приехал! Поднимаясь к Валюшке в искушающе-тесном пространстве лифта, Дед Мороз решил: Снегурочка за время поздравительного круга удалилась от кровосмесительных границ на безопасное расстояние, превратилась из девоньки-внучки в девицу-штучку. Отбросив посох и мешок, навалился на белоснежную красавицу, запустил руки под серебристую шубку. А вытянутые губешки нацелил в сахарные уста. Прицел был сбит ударом по ребрам. - Ну, че ты? - продолжал рваться сквозь шубу к плоти Снегурочки Дед Мороз. - Че как неродная! Они вывалились из лифта. Дед Мороз на Снегурочку. Поверженная на лопатки та и не думала сдаваться. Аэробически гибкая, всадила колено в живот пожираемого страстью Деда. Тот ухватил ее за прицепную косу... Выбежавшая встречать дорогих гостей Валюшка приняла возню перед лифтом за начало новогоднего действа, начала декламировать: У дедушки Мороза Снегурочка живет, Ее он гладит косы, И умницей зовет. Под стихи Дед Мороз оторвал косу и пропустил еще одну болезненную оплеуху. - Бл... - открыл ругательно рот. Гадость не успела вылететь, Снегурочка заклепала оскорбление бородой до самых гланд. Валюшина мама прыгнула в жар схватки разнимать новогодний турнир и словила под глаз удар, предназначавшийся Деду Морозу. С воплем: - Как я с синяком на праздник?! - побежала к зеркалу. А Дед Мороз, законопаченный до гланд бородой, синел, пучил глаза, задыхался. По щекам текли слезы. - Дед Мороз тает! - закричала Валюшка. - Кобелина он сивый! - возразила Снегурочка и закрепила сказанное коленом в дедушкин живот. Борода от удара вылетела, как пробка из бутылки, прямо внучке в глаз. Брызнули слезы. - И Снегурочка тает! - запаниковала Валюшка. - Не растает, - сказал Валюшкин папа, он с наслаждением наблюдал сцену борьбы. Деда Мороза-Блохина не переваривал - выскочка, а Снегурочка-Светка - ломака. За спиной дерущихся тупо открывался и закрывался лифт, заклиненный валенком Деда. Сам Дед хотел одного - вырваться живым из этой переделки. Верткая и цепкая внучка руками-ногами молотила его по всему лежачему фронту. Французская тушь, американские тени, итальянская помада не выдерживали жаркого русского боя - стекали, сползали, размазывались, превращая щекастое чалдонское лицо Снегурочки в жуткую индейскую харю. - Тает! Тает! - побежала домой Валюшка. - Надо заморозить, как горку. И приволокла кастрюлю с холодной водой. Снегурочке вода для заморозки попала в горло. Она закашлялась... Дед Мороз воспользовался паузой в избивании, в одном валенке поскакал вниз по ступенькам. Снегурочка вскочила в лифт, но помня "фартовые" обязанности, выбросила мешок с подарком Валюшке. Та, отрабатывая полученное, затараторила во след убегающему и догоняющей: У дедушки Мороза Снегурочка живет, Ее он гладит косы, Красавицей зовет. А папа-Новоселов, довольно потирая руки, пошел к телефону докладывать начальнику "Фарта" результаты поздравления. НЛА ИЛИ ПОСЛАННИКИ КОЗЕРАКА веселое повествование в десяти главах с прологом, эпилогом и реальной фантастикой ПРОЛОГ Теоретики утверждают, что в начале было слово, а уж потом каша заварилась. Мы люди практические, однако и в нашей истории вначале слово прозвучало. И не одно - целый рассказ. Глава первая РАССКАЗ ПЕЧЁНКИНА Мяч круглый - поле ровное. - Под воздействием УФО жизнь героя дает трещину. - Беспощадно встает вопрос: быть или не быть? В тот вечер футбол был. Если бы вечером, а то ночью. В час ноль-ноль. Я, собственно, и в три часа смотрел бы. Не каждую неделю наши с французами играют. Да хотя бы и каждую. Мяч круглый - поле ровное. Мы тоже не лаптем щи хлебаем, при случае можем любой команде наказаловку устроить. Можем и без случая причесать. В десять вечера сел я перед телевизором. А матч в час. И уснул. А там сон - наши с французами играют. В одни ворота, как с детьми. Смотрю и радуюсь. Все получается: дриблинг, пас, удар через себя под штангу, вратарь в правый угол, мяч в левый. Блеск! Просыпаться не хочется. Вдруг звонок. Глаза продрал. Ба, по телевизору вовсю футбол идет. Пас, удар! Наш вратарь в правый угол, их мяч тоже в правый, но встреча не состоялась - 2:0 в пользу французов. Ах, ты едрит твою в ангидрит марганца! И звонок в прихожей надрывается. Кого, думаю, черт среди ночи принес? Может, у соседа телевизор сломался? Тоже болельщик, медом не корми. Открываю - жена на пороге стоит. В ночной рубахе, в бигудях, в перчатках белых хлопчатобумажных. Здрасьте, давно не виделись. А виделись мы перед тем, как я перед телевизором уселся. Жена в спальне в тех же бигудях и в той же рубахе кремом руки мазала, готовилась ко сну. Так мы с ней в тот вечер расстались. И так среди ночи встретились. Я в трусах и в майке стою в своем коридоре, она - в ночной рубашке и в бигудях, - в общественном. Незавидное положение. У обоих. И хочу я вас спросить, други мои, протестировать: ваша реакция на такую вот пикантную ситуацию. Темнота за окном. Лифт давно не работает. Ваша жена в ночной рубашке домой просится. Пускать или не пускать? Одна ночнушка чего стоит! Понизу вышивка, поверуху выбивка, на плечах бантики... А если по честному, что есть она, что нет ее - просвечивает. И жена моя из такого рода-племни - там походячий на походячем. У них у всех в крови налево сходить. Что братовья ее, что дядья. И саму давно к соседу - дверь напротив - подозреваю. Чувствую, что нечисто, а улик нет. Как бы поступили на моем месте? А? Решил я для начала из соседа душу вытрясти. Жену в сторону, на звонок соседский навалился - открывай не то дверь разнесу. Выскочил он в трусах. Правильно, думаю, еще не успел одеться. Схватил соседа за грудки, точнее - за шею. - Ты что, - говорю, - чужих жен?.. Он вырывается. - Сумасшедший! - хрипит. - У меня вон своя... Только он это сказал, "своя" вылетает... - Милиция! - кричит и меня как шандарахнет об стену. Я растерялся. Не ожидал, что соседка дома. Хоть и подозревал жену, но не до такого разврата, чтобы и соседка при этом находилась. Пока я пребывал в растерянности, они убежали. Дверь на все засовы закрыли. Дураком меня обозвали: - Дурак, - говорят, - и не лечишься! Я домой. - Где была? - жену спрашиваю. - НЛО, - говорит, - смотрела. Шар светящийся над городом пролетел. Будто она вначале за ним из окна спальни наблюдала, но потом шар за дом зарулил, жена побежала на крышу. Крыша у нас как стадион. На велосипеде кататься можно. Мы с нее салюты наблюдаем. И все равно меня смех взял, остановиться не могу - пот прошибает. - Тебе, - говорю, - сорок лет, а ты бред собачий гонишь, от ушей отскакивает... Она в слезы. На следующий день на развод подала. - Хватит! - говорит. - Надоели твои подозрения! К каждом столбу ревнуешь! И зачесал я репу... Глава вторая ЮНЫЙ УФОЛОГ Страдания Отелло. - Век живи - век учись. - Поле чудес. - Решение принято. Разводиться Евгений Петрович Печенкин не хотел. Черте где жить потом, черте что есть. Невеселая, согласитесь, перспектива. С другой стороны, просто так проглотить - жена твоя ночами полураздетая по подъезду бегает, - тоже не выход для уважающего себя мужчины. Оставалось одно - провести частное расследование. Основательный по натуре Печенкин начал с самого трудного - с НЛО. Как вы поняли выше, Евгений Петрович относил загадку НЛО к категории "бред собачий". Однако жизнь приставила нож к горлу. Печенкин смело прыгнул в незнакомую реку под названием УФОЛОГИЯ. Как с обрыва обрушился на проблему. Пошел по библиотекам, засел за газеты-журналы. И был страшно удивлен. Оказалось, околоземное пространство кишмя кишит "тарелками", "гантелями", "лампочками", "бананами", "апельсинами" и другими плодово-выгодными товарами. Кишит как капля из лужи микробами. С НЛО сталкивались пилоты, капитаны, пионеры. Лица сугубо военные и вполне гражданские. НЛО делают систематические облеты городов, сел, деревень и отдельно стоящих строений. Садятся в безводной пустыне и цветущей степи, в чахлом парке и на лесной лужайке. Оставляют следы в Москве на перекрестке и в медвежьей тайге на пне. Многие ученые во всех частях света ломают головы, что за существа буровят нашу и без того истерзанную атмосферу, мутят наши и без того взбудораженные мозги. Установил Печенкин: в ту памятную футбольную ночь, когда взял старт бракоразводный процесс, НЛО действительно в виде шара пролетал над несколькими населенными пунктами близлежащих областей. Но в их городе - Евгений Петрович произвел массовый опрос знакомых - никто не наблюдал загадочное явление. То ли все неотлипно смотрели футбол, то ли НЛО вообще к ним не заглядывало. Последней версии Евгений Петрович больше всего опасался. И еще одну вещь прочитал Печенкин в центральных газетах. Оказывается, в соседней области есть поле чудес. Поле не поле, но площадь этак шесть на шесть км. Там лес, поляна, луг на берегу реки Улуйки... И все это с дурной в народе славой. НЛО туда как к себе домой летают. И всегда что-нибудь памятное о себе оставят. Сосну как бритвой срежут, дырку в земле неземного происхождения пробуравят, траву ромбом примнут... И вообще, там птицы не поют, трактора глохнут. Исследователи со всех краев съехались, зону вдоль и поперек с лупой и без оной изучают. Печенкин прочитал и понял: именно там он может узнать всю правду - есть НЛО или брехня это на постном масле? Потому что ряд академических ученых говорят в газетах: НЛО - сказки запечной бабушки. Так кому верить: жене или ученым?.. "Только своим глазам!" - решил Печенкин. Глава третья ЭКСПЕДИЦИЯ ЗА НЛО Ходили мы походами. - Инженер по специальности, урист-водник по призванию. - Натурные испытания. - Виновник экспедиции остается на берегу. На речке Улуйке Печенкин бывал. Вполне возможно - по зоне, этому самому полю чудес, ничего не подозревая, топтался. В молодости ходили мы походами, и как-то сплавлялся Евгений Петрович, тогда еще желторотый Женька, по Улуйке на резиновых лодках. В те давние времена как-то проще жили, без НЛО и гуманоидов. Ничего сверхестественного их тургруппа не заметила. Руководил тем походом Скляр - друг Печенкина. К нему Евгений Петрович направился со своей бедой. Скляр был туристом-водником высочайшего класса. На карту в те времена еще существующего Советского Союза смотрел так: - Алтай! У-у-у! Природа обалденная! Не передать! Катунь! Пятая категория сложности... Сплавляемся... Порог Шабаш... Влетаем. Шум, треск, рев, гребь напополам, удар, удар, еще удар! Лечу, плыву в бессознанке, ребята подобрали, сплавляемся дальше. Саяны! О-о-о! Природа-а-а! Не передать! Кантегир. Пятая категория... Сплавляемся... Скала... Прижим... Мама родная - как из пушки тащит! Шарахнуло. Оверкиль, бульк, вода ледяная, выныриваю, все живы-здоровы, фотоаппарат на дне, сплавляемся дальше. Памир! Е-е-е мое! Красотища-а-а! Не передать! Сурхоб. Пятерка. Слив два метра, плот на попа, гребь в воздухе, я за бортом, держи-лови, рюкзак утопили, сплавляемся дальше... Вот такой был Скляр. Инженер по специальности, водник по призванию. - Сплавимся, - сказал он в ответ на предложение Печенкина. - Вспомним детство. Узнаем по чем они неопознанные бананы и апельсины. Не разводиться же в самом деле. Экипировку Скляр взял на себя. Из водоогнеупорного, цвета молодого самолета, капрона собственными руками при помощи ножной швейной машинки сшил герметичные, с ног до головы уфологически-водные, костюмы. Вызванный на примерку Печенки пришел при полном параде. Будучи в бракоразводном конфликте с женой, Евгений Петрович ходил подчеркнуто наглаженный и при галстуке. Светлый костюм-тройка, щиблеты в дырочку, гладко выбрит, кругло подстрижен, одеколонисто пахучий. Жених да и только! - Не снимай! - остановил его Скляр, когда Евгений Петрович начал расстегивать пиджак. - Надевай сверху. Евгений Петрович послушно натянул умопомрачительнейший, неземного блеска, с лампасами костюм. Покрутился перед зеркалом. Фасонисто оглядел себя со всех сторон. - Шарман такой, что не передать! - оценил туркостюм Евгений Петрович. - В нем только по Венеции в обниму с итальянками сплавляться. - Венеция - для нас детский сад! - возразил Скляр. - Ни порогов, ни НЛО. Венецию брать не будем! И голосом, каким отдают рапоряжения "ключ на старт" скомандовал: - Надеть капюшон! - Есть! - Печенкин завязал тесемки под горлом. - Чудненько! - сказал Скляр и снова скомандовал строевым голосом: - За мной шагом марш! Они вышли на крыльцо. Скляр жил в своем доме, у крыльца коего стояла осень, а на крыльце - резиновые голубые сапоги и ведро с водой. - Примеривай! - показал Скляр на сапоги. - Зачем? - попытался обрести свое мнение Печенкин. - У меня дома получше этих есть. - Надевай! - командирствовал Сляр. - И пройдись! Евгений Петрович по настоянию друга опустил штаны поверх сапог и начал сходить с высокого крыльца. Вода обрушилась на Евгения Петровича, когда он был на последней ступеньке. Поток ударил по спине, плечам, голове. - Ты че? - отскочил Евгений Петрович, как ошпаренный, хотя вода была холодной. - Натурные испытания! - поставил пустое ведро Скляр. - Да ну тебя, - обиженно срывал с себя уфологическую обнову Печенин. Он уже сожалел, что связался со Скляром, который похоже совсем свихнулся на почве туризма. Шутки на уровне пятой точки. Взять и облить из ведра. Это уже ни в какие ворота... Как теперь домой мокрым идти? Опасения оказались напрасными. Жениховсий костюм нисколько не пострадал. Ни единого мокрого пятнышка. Хоть сейчас заводи мендельсоновский марш и айда под венец. - Модель "как с гуся вода"! - с гордостью сказал Скляр. - В огне не горит, в воде не мокнет! - Где у тебя костер? - спросил Печенкин. - Какой костер? - не понял юмора Скляр. - Куда меня совать собрался. - Огневые испытания не предусмотрены программой,- расхохотался Скляр. - А плавсредство стоит попробовать на зуб! Вещь, я тебе скажу, не передать! Посреди уже убранного огорода стояла крутобокая резиновая лодка с гордым названием на борту "Амазонка". - НЛА, - взойдя на корабль, представил его Скляр, - что в переводе с сокращенного языка означает: надувная лодка "Амазонка". Сплавимся на ней, как на крыльях. Скляр взмахнул короткими веслами и опустил их в воображаемую волну. - Хочешь попробовать? - спросил у Печенкина. - Напробуюсь на Улуйке, - ответствовал водник поневоле. Зря он отказался. Окунуть весла "Амазонки" в Улуйку ему не пришлось - не отпустили в отгулы на работе. - Ничего, я на них еще отосплюсь! - ругался последними словами Печенкин. - Они ко мне обратятся, они меня попросят... Скляра, зараженного водоносной идеей, останавливать было бесполезно. Пусть Улуйка "детский сад", а не река, не ревут в ней грозные пороги, не шумят коварные шиверы, не встают неприступные скалы каньонов, все равно вода есть... - Не журись! - успокаивал друга Скляр, - я сам про НЛО все узнаю и доложу. Не разводиться же в самом деле. На освободившееся место в "Амазонке" Скляр посадил Валеру Синяка. По размерам он один к одному подходил под уфологически-водный, "как с гуся вода" костюм. Валера после института не знал, куда податься, тынялся без дела... - Поедем, развеемся? - предложил Скляр. За развеяться Валера был руками-ногами. Глава четвертая ПОД ГУМАНИСТАМИ "Амазока" спущена на воду. - Встреча с аборигеном. - Вынужденная остановка. Добираться до Улуйки было делом плевым. Ночь на поезде, пять километров подхода и вот она Улуйка, редкая муха не долетит до ее середины. Поезд на три часа опоздал, но Улуйуа была на месте. Правда, обмелела за пятнадцать лет разлуки со Скляром. Хотя глубина осадки "Амазонки" позволила начать сплав. Помянув грозного, не следящего за состоянием своих стихий Нептуна крепким словом, уфологи взмахнули веслами и отвалили от берега. Вперед! и смотри в оба, как бы зону с аномалиями не проскочить в порыве научного энтузиазма. Хорошо, если НЛО там круглые сутки вьются, а если нет? Язык до Киева - это верно, когда есть к кому приложить орган членораздельной речи, а когда берега пустынны, дело с навигацией значительно сложнее. Рыбаки улуйские закончили путину, смотали летние удочки и еще не размотали зимние. Мертвое межсезонье, и ни одной деревни по курсу. Зато красота вокруг, не передать. Песчаные косы, тальник, черемуха, сосны зеленые, березы желтые. Вода прозрачная, и пескарики на перекатах. - Хорошо, - сказал Скляр. - Ничего, - сказал Валера, хотя он уже успел набить мозоли веслами. - Нам бы мимо аномалии не проскочить. - Туда, наверное, как магнитом затягивает? - предположил Валера. До обеда их никуда не затянуло. А после... Вертлявая Улуйка, с высоты НЛО-шного полета похожая на всяко-разно изогнутую синусоиду, сделала очередной поворот, а там... живописная картина. Перенеси ее на холст - цены бы холсту не было. На песчанной косе в позе дозорного замер наездник. Привстав в стременах, он в бинокль внимательно разглядывал заречные дали. Бинокль в левой руке, правая поднята как для команды. Казалось, брось ее вниз - и сразу все вокруг оживет, задвигается. Лес за спиной взорвется конским топотом. С гиканьем, ржаньем, сверкая саблями, выскочит неукротимая конница. Небо наполнится устрашающим гулом и солнце затмят армады бомбардировщиков. Крутая волна пойдет по Улуйке, из темных глубин поднимутся подводные ракетоносцы. Одним словом, сарынь на кичку! свистать всех наверх! Наши уфологи решили не испытывать судьбу - не дожидаясь начала наступления, повернули резиновое судно к берегу. - Кто в деревне, - ступил на песок Скляр, - красные или белые? Наездник тоже спешился, говоря тем самым, что хотя он одет отчасти по-военному - в армейский бушлат и кепку "афганку", - хотя и без хлеб-соли, но гостям рад. - Под гуманистами с лета ходим, - за руку поздоровался со Скляром лесник. Да, это был хозяин местного леса. С колоритным лицом, основная достопримечательность которого - брови. Широченные, в добрую половину лба. И не брови, а бровь. Одна на оба глаза, без просвета над переносицей. - Гуманисты, говорите, - сказал, вытаскивая "Амазонку" из воды, Валера. - Это что за звери? С чем их едят? - Они сами кого хошь замолотят. Два раза у меня картошку подкапывали. Тоже губа не дура, язык не лопата, хошь и на тарелках с шарами летают. Картошка у меня знатная, крупная да рассыпчаиая. Без гербариев этих самых выращиваю. - Гербицидов? - Во-во! На колхозное поле не идут, заразы. - А что, - спросил Скляр, - гуманисты, как вы говорите, прилетают к вам? - А то как же, - гордо поднял спаренную бровь лесник. - Мы не хуже других! - Вы сами видели? - исследовательским огнем запылали глаза у Валеры. - Зачем сам? В газетах об нас пишут. Кстати, ребята, у вас центральных газет про нас нету? Газет у ребят не было. - Жалко, - сказал лесник. - Вы хоть расскажите тогда, что там про нас пишут. А то живем в лесу, молимся колесу. Скляр рассказал, что слышал от уфологического бедолаги Печенкина. - Во страсти-напасти! - легко вскочил на коня лесник. - Жене рассказывать не буду. Она и так вечером с ружьем к корове ходит. Боится этих гуманистов. Ей натрекали, что баб воруют. Я пытался втолковать - молодых, поди, на развод берут. Она ругается и носит в кармане фуфайки заряды на медведя. Лесник сориентировал экспедицию на зону, она располагалась перед четвертым перекатом, и ускакал. Наши уфологи тоже заспешили на стрежень. "Амазонка", поддавшись общему нетерпению, ринулась безоглядно вперед и наскочила на гвоздь. На элементарный ржавый гвоздь. Таких сюрпризов, как огня, - пронеси всевышний - боятся автолюбители, когда на скорости кровожадно впивается в скат изогнутое коварное жало. И тогда, дай Бог счастья, не улететь вверх колесами в кювет. На Улуйке кюветов не было, а гвоздь попался. В ожидании упруго-гладкого бока "Амазонки" он торчал из топляка. От этой встречи под резиновым бортом зашипело, забулькало. Что называется, приехали, здравствуйте, братья по вселенной! Хорошо, что рана оказалась не смертельная, тем более, когда оперирует такой спец, как Скляр. Но время не подвластно даже ему. День ушел, как воздух из пробоины. Третий перекат на залатанной "Амазонке" экспедиция миновала уже затемно. Глава пятая ТЫНДЫРЫНДЫТЫН На пороге зоны. - Первая аномалия. - Странная парочка. - Общий психоз. - Геолог Санчоус. - Костер! - воскликнул Валера и ткнул пальцем в темноту. - Костер в лесу - НЛО на носу, - изрек Скляр. Впереди забормотал перекат, уфологи, помня наставления лесника, повернули направо, и вскоре "Амазонка" ткнулась носом в галечник. Поляна, которую облюбовали внеземные цивилизации, была рядом, за стеной тальника. Там происходила, судя по звукам, вполне земная жизнь. Кто-то в дальнем конце громко звал Гришу. Кто-то в ближнем вкрадчиво говорил мужским голосом: "Наташа, вы чувствуете, какое здесь биополе, как тяжело на ногах стоять? Давайте сядем на соломку". Кто-то возмущался: не оставили чая. Кто-то стучал ложкой по миске, сзывая всех к костру. Наши уфологи разгрузили "Амазонку" и начали стравливать из корабля воздух, когда поляна дала понять, что здесь не все чисто. Вдруг грянул на всю округу очень и очень странный хор. По команде невидимого дирижера "три-четыре" десятка три голосов рявкнули непотребное: - Тындырындытын! И еще: - Тындырындытын! И еще: - Тындырындытын! Затем короткая пауза, и снова команда "три-четыре" запустила с поляны в космос троекратное "тындырындытын". - Что это? - изумился Валера. - Сумасшедший дом на привале, - ответил Скляр. - Тут, похоже, от НЛО крыша у всех набекрень. - Как бы нам не заразиться! - забеспокоился Валера. - Зараза к заразе не пристает, - сказал Скляр, надел рюкзак и с не зажженным фонариком в руке пошел на поляну. Валера двинулся следом. Надо сказать, это была странная парочка. С головы до ног одинаковые "как с гуся вода" костюмы в лунном свете приобрели призрачно-кладбищенский оттенок. Движение уфологов неестественные - во-первых, целый день в лодке, во-вторых, рюкзаки за спиной: у Скляра тридцать килограммов весом, у Валеры и того тяжелее. На уровне глаз у обоих зловещее поблескивание, природа коего понятна, если рядом стоять - очки, тогда как издалека в лунной темени черт знает что можно подумать. Одним словом, странная парочка. В городе с такой ночью столкнешься и то не бросишься в объятья, а тут перекат бормочет, луна над ним висит, ветер в кустах блукает. А у костра хор надрывается: - Тындырындытын! Тындырындытын! Тындырындытын! На Скляра напало идиотское настроение (таки заразился от зоны), крикнул что было силы в ответ, пронзительно, почти ультразвуком: - Тындырындытын! С поляны навстречу нашим уфологам поползла гнетущая тишина. Вообще все вокруг разом смолкло. Даже перекат затих, словно река испуганно остановилась. Лишь галька густо скрежетала под сапогами уфологов. Они прошли через тальник и замерли как вкопанные. Посредине поляны онемело стояла толпа. От нее несло жутью. "Точно, сумасшедший дом на каникулах", - подумал Валера. За долгую туристскую жизнь Скляр с кем только не встречался в походах, но такой прием оказали впервые. В раздумье Скляр озадаченно пропел: - Тындырындыты-ы-ы-ын! - А-а-а! - выскочила из толпы женщина и пластом упала на землю. - А-а-а! - Мама! - заблажила другая. Не разбирая дороги, она побежала прямо на костер. Искры взметнулись в небо, головешки брызнули по сторонам. Женщина вынырнула из пламени и помчалась дальше. Кто знает, куда бы она ушла за ночь, если бы на ее безумном пути не встала шатровая палатка. Беглянка влетела в нее, сбила лбом центральную стойку, как по команде выскочили из земли колышки и, опаленная костром, была погреблена под рухнувшей брезентовой крышей и стенами. Третья женщина при виде наших уфологов начала испуганно креститься, но почему-то по кругу: лоб, левое плечо, живот, правое плечо. В толпе раздалось вкрадчивое: - Светлана, вы чувствуете, какое от них тяжелое биополе исходит? - Чувствую, - ответила Светлана. - Прилетели-прилетели! - воскликнул восторженный девичий голос. - Сегодня я их вижу! - И я вижу! - И я! - И я! - Мы все видим! - Какие они высокие! - Метра два с половиной. - Гриша, задавайте им вопросы. - Вы откуда? - спросил Гриша. - От верблюда, - недружелюбно ответил Скляр. Он предполагал, что среди охотников на НЛО разный возможен народец, но не до такой же степени с прибабахом. - Какое созвездие? - продолжал вопрошать Гриша. - Козерака, - ответствовал Скляр. - Из туманности Андромахи, - уточнил Валера. - Ваша цель? - Призрак коммунизма, - сказал Скляр, включил фонарик и направил мощный луч на толпу. Случилось непредвиденное. Толпа с криками "пощадите!" отпрянула в разные стороны от луча. Скляр поспешно выключил фонарик. - Что за шум без драки? - из палатки, стоявшей в двух шагах от наших уфологов, вылез парень. Голос у него был заспанный с похмельным выхлопом. - Что стоите как засватанные? - спросил он наших водных уфологов. - Нас, кажись, не за тех приняли, - предположил Скляр. - Не берите в голову, проходите в передний угол, - великодушно пригласил парень с выхлопом. - Че шапку на пороге ломать! Гостям мы завсегда рады. Тем более если спирт у них. - В гости со своей бражкой не ходят, - сказал Скляр. - Вас за язык не словишь, - захохотал парень. - Молодцы-кутузовцы! Это был геолог Саня или - Санчоус. Скляру он понравился больше других из зонной компании. Глава шестая КОНТЕКТЁР ГРИША Избранники гуманоидов. - Фантастическое сновидение. - Тайный знак. - Пришельцы. Через полчаса палатка нашей экспедиции бросила якорь на поляне, таинственно связанной с космосом. А еще через час Скляр и Валера в деталях знали почему их самих приняли за "гуманистов". Неделю назад случился последний контакт с пришельцами. Вступил в него журналист Гриша. Больше с земной стороны никто инопланетян не видел, как ни щурился. Визит пришельцев начался с загадочной истории. Поздно вечером Гриша забрался в свою палатку, закрыл изнутри вход на все застежки, залез в спальник и при свете фонарика решил увековечить в блокнот набежавшие за день мудрые мысли. Только занес авторучку - сон навалился как из пушки. Глаза слипаются, хоть криком кричи. Слабеющей рукой сунул блокнот в изголовье и... провалился в неземной сон. Будто гуманоиды кругом. Одни перед глазами с тремя глазами, другие на летающих тарелках, третьи в колонну строятся... Долго ли коротко спал Гриша, может, час, может, и не час. Вдруг просыпается, а на косом полотне палатки кино. По горам, по долам демонстрация идет. И кого там только нет. И африканцы, и американцы... Посланники севера на оленях, представители джунглей на слонах... А вместе со всеми гуманоиды вышагивают. Мы, мол, тоже за мир и песню эту пронесем по всему свету. Гриша себя за руку щиплет - фильм не реагирует. Гриша показывал левую руку Скляру и Валере - вся по локоть в щипках. Когда фантастическое кино закончилось, Гриша сделал привычное движение рукой - записать фантастическое явление - и... остолбенел. Блокнота на месте не было. Гриша, по его словам, перетряхнул спальник, рюкзак, обшарил карманы брюк, заглядывал под стельки ботинок. Нет. Чудеса. Авторучка на месте, тогда как блокнот бесследно пропал. Вход палатки изнутри закрыт... Никто не входил, не выходил... Гриша пробежал лучом фонарика по брезентовым стенам и снова остолбенел. Блокнот, как примагниченный, висел на месте недавнего фильма. Гриша схватил блокнот, раскрыл - впечатления рвались на бумагу - и... остолбенел в третий раз. Поперек страницы сантиметровыми черными буквами наискось шло: "ТЫНДЫРЫНДЫТЫН". Скляр и Валера видели эту надпись. Выполненная дореволюционным шрифтом, она пропечаталась на четырех страницах. - Они читают наши мысли, - горячо говорил контектер Гриша Скляру. - Я уверен, по надобности руководят нами. Гриша-контактер был окладисто бородат, кучеряво волосат. С огнем в глазах, руках, походке. Не зря именно его выбрали контектером. Обнаружив таинственную надпись, Гриша вслух по слогам прочитал: - Тын-ды-рын-ды-тын. На последнем слоге неведомая сила схватила его за шиворот и потащила из палатки. Не помня как, Гриша выскочил наружу. - Пришельцы! - крикнул он, сам того не желая. А ноги несли к реке. Где в тальнике стояли призрачно-серебристые трехглазые гуманоиды. Гриша смело вступил с ними в контакт, а когда инопланетяне исчезли, при свидетелях обнаружил, что вход его палатки закрыт изнутри. Чудеса... С той ночи посредством "тындырындытын" поляна вызывала на связь космос. Глава седьмая У КОСТРА Скляр и Валера продолжают погружение в уфологию. - Рассказ вольного экстрасенса Миши. - Рассказ спирита Паши. Разный народ собрался в этот вечер у костра. В красном углу сидели контактер Гриша, вольный экстрасенс Миша и спирит Паша. В рот им смотрели шесть девиц лет по 18-19 и три женщины бальзаковского, под сорок, возраста. Женщины, преодолев путь в тысячу километров, прибыли на поляну с одной целью - во что бы то ни стало увидеть гуманоидов. Они по очереди спали ночью, вели постоянное наблюдение днем. Отпуск таял. Удача не шла. Наконец сегодня... Но зря одна из них от избытка раскаленных чувств упала в обморок, другая обгорела в костре, третья крестилась по окружности. Зря. Гуманоиды оказались земного происхождения. Липовые. На Скляра и Валеру женщины бросали негодующие взгляды. На контектера Гришу смотрели обожающе. Гриша рассказывал о встрече с человеком, побывавшем на планете гуманоидов. Там он, кстати, встретил своего давно пропавшего кота. - По возвращении на землю его, хозяина кота, обследовали все врачи, - закончил свой рассказ Гриша, - он оказался без всяких отклонений - хоть в космонавты записывай. Женщины и девицы слушали Гришу, широко распахнув рты. Не закрывая, перевели пламенные взоры на вольного экстрасенса Мишу. - Лет десять назад подрабатывал я грузчиком в "Реанимации", - начал Миша.- гастроном так мужики окрестили. В нем бормотье с восьми утра продавали. Как-то, минут за полчаса до открытия, стою у служебного входа, курю. Подходит мужчина. Глаза красные, как у окуня, руки трясутся. Все ясно, думаю, сейчас будет клянчить: вынести огнетушитель портафейна, шланги горят. Шланги оказались ни при чем. Василий, так бедолагу звали, рассказал: он три дня не спит, гости зеленые к нему без приглашения приходят. Я бы подумал, запился мужик до мультиков, если бы не его биополе. На редкость густое... Вечером пошел я посмотреть зеленых. Василий лег на кровать. Я - на раскладушку. Меня сразу в сон кинуло, будто отродясь не спал. Среди ночи просыпаюсь покурить в туалет - два зеленых урода за окном. Туловище, что куль с картошкой. Вместо головы нахлобучка. Ноги спичками... Стоят, на нас пялятся. Опять же, что значит - стоят, когда восьмой этаж за окном? А биополе от них! Меня к раскладушке приплюснуло - ни сесть, ни встать, ни почесаться. Лежу как блин. Василия спрашиваю: - Видишь? - В-в-вижу, - заикается. Будешь заикаться, если за окном такие страсти творятся. Хотя творилось уже не за окном. Поговорили с Василием, смотрю, гости переместились. Между рамами зеленеют. Стекла пузырями, а они стоят как заспированные... Занавеска ходуном ходит, в жгут сворачивается. И слышу не ушами, а будто в голове моей переговариваются: - Экстрасенс что здесь потерял? - строго спрашивает один. - Сейчас его нейтрализую, - говорит второй. Только он это произнес, раскладушку мою начало подбрасывать, как на ухабах. Я за края обеими руками ухватился, чтобы в кювет не вылететь, а трубки ледяные - пальцы обжигают. Пока раскладушку укрощал, эти мешки зеленые в комнату перебрались. В третий раз увидел их у кровати Василия. С поднятыми лапами над ним стоят, как водоросли раскачиваются. Тут со мной что-то непонятное стало твориться. Захотелось петухом закричать. Вознесся с раскладушки на стол, в струнку вытянулся, руками, что крыльями, по бокам захлопал, глаза зажмурил и закричал во всю мочь: - Ку-ка-ре... Дальше ни тпру ни ну... Шипенье одно... Онемел. Сунулся к выключателю свет зажечь. Меня на полдороги как шандарахнет. Прямо из воздуха в руку разряд долбанул и электричеством запахло. Очнулся на полу. И снова захотелось кукарекнуть... А че кукарекать? Окно нараспашку. Луна колесом. Ни Василия, ни зеленых... Пусто. Я, не долго думая, ноги в горсть и домой. - А еще: "Мы за мир и песню эту по всему свету", - сказал геолог Санчоус и застучал по спине одной из девиц. Ей в широко раскрытый от удивительных историй рот заскочил шальной комар. Птицы, к счастью для данной девицы, в аномальную зону не залетали. Зато комары размножались как на опаре. Им давно пора было в зимнюю спячку, они резвились, словно июль на дворе. Девица закашлялась морозоустойчивым комаром и разбудила спирита Пашу, который сладко задремал на рассказах Миши и Гриши. Прошлую ночь всю напролет он устраивал сеанс связи с Наполеоном, поэтому не доспал. Паша открыл глаза. На него смотрели три женщины и все девицы. Они ждали чудес спиритизма. Но Паша со сна не въехал в тему разговора. - Я нынче в Коктебеле отдыхал, - начал он. - Там есть нудистский пляж. Интере-е-е-сно-о-о!.. Мужчины, женщины запросто, без всего, загорают. Я со второго захода думаю, была не была, и тоже решился. И целый день пролежал. Только на обед сбегал и обратно плавки снял. Перестарался даже. Сорок лет эти места незагорали, и сразу такая нагрузка. Обгорели-и-и!... Плечи, живот,ноги - хоть бы что, а сидеть не могу. Дня три стоя ел. На этих словах спирит Паша окончательно проснулся и понял, что несет не из той оперы. Девицы хихикали, женщины смущенно закрыли рты. - Сегодня давайте устроим сеанс с Иваном Грозным, - сказал Паша. - Чувствую - получится. - А вы знаете, - обратился он к Скляру и Валере, - что в лес лучше не ходить? Зона выдает ложные ориентиры, можно заблудиться. - Что-то мне в лес захотелось, - тихо сказал Скляр Валере, - ты как? - Пошли, - Валера был "за". Тем более, удивительные истории закончились, заиграла гитара геологов. Вместе с Санчоусом их было четверо. Трезвый, хотя и выпивающий народ. В зоне геологи находились не по своей прихоти, а с командировочными удостоверениями. При помощи приборов исследовали таинственную поляну. Кроме приборов, у геологов был спирт, гитара и они ухаживали за девицами. Последние не возмущались такому легкомысленному поведению товарищей по уфологии. Наоборот, с удовольствием отвечали на ухаживания и не обижались, если дело доходило до приставунчиков. Глава восьмая РЕАЛЬНОСТЬ, ДАННАЯ В ОЩУЩЕНИЕ Наши уфологи, и не только наши, были в двух шагах от уникального события: контакт! - есть контакт! - но... Валера и Скляр, несмотря на предупреждение, смело вошли в лес, который сразу забирал в гору. Гора не гора - метров сто подъема, но вид сверху открывался "не передать". Петля Улуйки в лунном свете. Лес, уходящий во тьму. Ночной простор, пахнущий осенним листом. Нет, губа у "гуманистов" не дура и язык не лопата. Зону выбрали не на свалке или под боком у вонючего завода. В самом заповедном месте участок застолбили. - Птицы здесь и вправду не поют, - сказал Валера. - И трактора, - добавил Скляр. Продолжая ночную беседу, уфологи встали у двух рядом растущих сосен. - Что это? - прервал естественное занятие Валера. Из дальнего угла неба летел в их сторону ярко горящий шарик. Летел дергаясь, как головастик. Дерг-дерг, дерг-дерг... И дергался так быстро, что вскоре стал сверкающим шаром. - Че попало! - сказал Валера, забыв про расстегнутую ширинку. Шар завис над рекой. Из него ударили вниз два луча. Они деловито пошарили по лесу, Улуйке и замерли, разглядывая что-то на перекате. - Че попало, - сказал Скляр. Будто жедая удивить их еще больше, объект начал вытягиваться в гантель, делиться надвое. - Почкуется, - прокомментировал Скляр. У каждого шара теперь был свой прожектор, светящаяся перемычка истончалась и должна была вот-вот порваться. Вдруг поляна рявкнула: - Тындырындытын! Тындырындытын! Тындырындытын! Поляна ревела в исступлении, с каждым "тындырындытыном" все больше входя в раж. Уже не было никаких пауз, сплошным потоком шел в небо пароль: - Тындырындытынтындырындытынтындырынды... Шары замерли, прекратив деление. И вдруг рывком слились в один, прожектора погасли и, с огромной скоростью ввинчиваясь в небо, объект по штоп шарообразной траектории ушел в темноту космоса. - И на Марсе будут яблони в цветах, - сказал Скляр. - Тындырындытын, - согласился Валера. - Утром снимаемся домой, - пошел вниз Скляр. - НЛО видели, есть что рассказать Печенкину. Больше ловить здесь нечего. С точностью до миллиметра наши уфологи вышли к костру. Зона не сбила их ориентировочные мушки. Глава девятая УХОД Пробуждение. - Последний эксперимент на аномальность. - Доброе напутствие. Скляр проснулся на рассвете. Мышцы, вчера порядком потрудившиеся на веслах, ныли и требовали интенсивной зарядки. Скляр решил вначале сыграть подъем для Валеры, а уж потом напару с ним сделать комплекс восстановительных упражнений. Только человек предполагает, обстоятельства располагают. Скляр толкал, сгибал, переворачивал, поднимал, бросал компаньона. Вытащил колышки, обрушил палатку и сделал "броневичок" - потоптался по содержимому палатки. Содержимое - ноль эмоций. Когда оно проснулось, мышцы Скляра уже не требовали интенсивной зарядки, они нуждались в продолжительном отдыхе. Валера вылез на свет божий, огляделся. Вставало солнышко и было тихо. Натырындынтындовавшись за ночь, поляна крепко спала. Только одна женщина молитвенно бодрствовала на коленях перед прибитой к сосне картиной, изображающей летающую тарелку. Да еще Санчоус сидел у догорающего костра и тупо тыкал в красные угли палкой. Санчоус мучился. Вчера он изрядно отметил факт появления НЛО. Пространство вокруг палатки было усыпано крючками из алюминиевой проволки. Это были биолокационные рамки - приборы для замера силы биополя. Валера поднял высоко над головой одну загогулину и пошел по поляне. - Не крутится что-то, - пожаловался Санчоусу. Санчоус поднял глаза от костра, махнул рукой: отвяжись и снова уронил тяжелую голову на страдающую грудь. Проходя мимо одной палатки, Валера услышал шепот экстрасенса Миши: - Зина, вы чувствуете, какое здесь сильное биополе? - шептал Миша. - Я всю ночь не могу уснуть. - А? - раздался в отчет чумной со сна голос. - Что? - Биополе, говорю, сильное. Тяжело! Валере было легко. Биолокационная рамка по-прежнему не шевелилась. Валера сунул ее в палатку. Рамка дернулась так, что Валера еле устоял на ногах. "Вот это поле!" - подумал он и разжал пальцы, не в силах удержать прибор под воздействием загадочной силы. Из палатки показалась рассерженная голова Миши-экстрасенса. - Ты че? - недовольно спросил он. - Биополе замеряю. - Пошел ты со своим полем! - сказал Миша. И Валера пошел. - Гриша-контектер, - пояснил Скляр, - говорил, нужно прожить три дня, тогда зона проявит себя во всей красе. Начнем блукать в лесу, биорамки закрутятся пропеллерами, а часы пойдут в обратную сторону. - Эй! - крикнул Валера Санчоусу. - Сколько на твоих золотых? Бедолага не ответил, на его мученическом лице читалось: шли бы вы подальше... С этим напутствием наши уфологи взвалили на плечи неподъемные рюкзаки и пошли к воде. Прибрежная галька, отдохнувшая за ночь, свежо скрипела под сапогами. Улуйка курилась легким туманом. - С Богом, - столкнул "Амазонку" на воду Скляр. - Доброе дело сделали, разведали, что НЛО - это объективная реальность данная нам в ощущение, а посему Печенкину с чистой совестью можно не разводиться. Экспедиция заторопилась восстанавливать аварийную семью Печенкиных. Глава десятая РАССКАЗ ПЕЧЁНКИНА, ВТОРОЙ И ПОСЛЕДНИЙ Заколдованные ворота. - НЛО над домом. - Схватка с инопланетянином. - Все хорошо, что хорошо... Я это НЛО, что Скляр с Валерой наблюдали, тоже видел. В ту ночь футбол передавали, "Спартак" с немцами играл. НЛО, оказывается, слабоваты насчет поболеть, как добрый футбол, сразу активизируются. А игра была - я те дам... Обе команды насупились... И ни туда ни сюда. Ворота как заколдованные. Мяч ни в одни не лезет, хоть умри. Употел, болея. Всю дорогу без передыха в напряжении. То наши вот-вот забьют, то нашим вот-вот вколотят. То в штангу, то во вратаря, то в миллиметре над перекладиной... Первый тайм отсмотрел - по нолям. Встал с расскладушки - состояние у нас с женой все также предразводное, она в спальне живет, на крючок закрывается, я перед экраном на расскладушке табор разбил. Поднялся с расскладушки, посмотрел в окно, а там светящийся шар дергается и за дом заруливает. Я как был в трусах и в майке, так в нигляже на крыше и оказался. Шар над оборонным заводом завис... Я рот раскрыл, глазею. Шар тем временем фары включил. Два мощных луча ударили. Один на территорию завода уставился, другой по мне прошелся. Я даже глаза закрыл. А носом чувствую - бальзамный запах с лучом распространился. И что-то неземное за моей спиной стоит. Перед самым футболом прочитал, что ряд НЛО издают бальзамный запах и таскают к себе людей для лабораторных исследований. Ах ты, думаю, едрит твою в ангидрит марганца! паразиты такие: с женой поссорили, хотят вдобавок лишить футбола. Сейчас второй тайм начнется, а пока они будут анализы брать, - матч закончится. Но уж нет, думаю, дудки вам, неземные товарищи, телком не сдамся. Тот, что за спиной, зашевелился. И как только он плеча моего коснулся, я, не оборачиваясь, лапу его мертвой хваткой захватил, резко вперед дернул, через себя швырнул. Лети откуда прибыл, мы тебя не звали. Полетел. Весь в белом. Поверху выбивка, понизу вышивка. В бигудях. Еле-еле успел снять с орбиты. Вот до чего эти паразиты довели. Жену свою за гуманоида принял. Чуть с крыши не запустил... Она, конечно, тоже хороша, догадалась новым кремом намазаться - бальзамным. На руках ее крепко держу, она спрашивает: - Ты че в таком виде? Я говорю: - Ты на себя взгляни. Взглянула. - Ой! - по-девчоночьи вскрикнула, ладошками, будто нагишом, прикрывается. Смех. Но смех был впереди. Понес жену домой. По дороге выяснилось, что ни у меня, ни у нее ключа нет. Стоим у двери, хихикаем. Жене с утра к директору идти, мне к окулисту. - Так и пойдем? - спрашивает. - Че такого, - говорю, - глядишь, вместе в психушке пообедаем. Смех смехом, а дверь открыть никак не могу. Кое-как упросил соседа, что напротив, топор дать. Он поначалу наотрез отказался. Увидел в глазок, что я в трусах, и говорит: нет. Думал, опять убивать его пришел. Потом все-таки спустил с балкона на бельевой веревке. Без топорища и тупой. - Твое счастье, - говорит, - настроение у меня хорошее - наши три гола забили. Так мы с женой помирились. И с соседом. А с соседкой нет. Ходит, на "здрасьте" не отвечает. Ну и Бог с ней. ЭПИЛОГ Такие вот НЛО с котятами - их глядят, а они гадят. Печенкина с женой чуть в пух и прах не развели, с соседкой ближайшей поссорили, хорошо хоть "Спартак" наказал соперника по всем статьям, а то бы вообще сплошное тындырындытын в нашей правдивой истории было. СОДЕРЖАНИЕ ЭЛЕКТРОСЕНСЫ рассказы вокруг да около Вася-Кришна Электросенсы Отелло с кочергой Аминь с абзацем Ериховцы Афиноген Игрек на икс ЛИФЕРЕНДУМ рассказы о том о сем Озоновая дыра Откуда руки растут Посиделки Золотые ручки Мозговая грыжа Переподготока в тумбочке Когда борзометр зашкаливает Нудист поневоле приключенческий рассказ Горе горькое Занака Ярмарка чудес Салонные страсти Лиферендум Диво дивное Защита реактора Выбирай, не то пролетишь У Дедушки Мороза снегурочка живет НЛА ИЛИ ПОСЛАННИКИ КОЗЕРАКА веселое повествование с реальной фантастикой в десяти главах с прологом и эпилогом Омск 1998 Издательство ОмГПУ