лавучим  ракетоносцам, а Мошкин, стараясь  идти  ровно, направился за
билетом в Кзыл-Орду.  Природа  обделила  его ростом  и весом,  зато наделила
редким автопилотом. На заветное окошечко вышел точнее точного.
     - В Кзыл-Орду, - попросил билет.
     Дикция  у   Мошкина  не   театральная.  Начало  слова   съедает,  конец
проглатывает,  а середину  жует. Было  бы еще  название  типа Иваново.  А то
тюркское - трудное для русского языка. Особенно, когда язык выпивши.
     - Кызыл? - переспросила кассирша.
     - Орда! - мотнул тяжелой головой Мошкин.
     Но у него получилось ближе к "ага".
     На что кассирша выдала билет до Кызыла и поторопила:
     - Регистрация уже началась.
     - Кзыл-Орда? - с остекленевшим взором Мошкин подрулил к стойке.
     - Ага-ага, - ответили ему.
     В  самолете  Мошкин безмятежно спал,  а когда  вышел на вольный воздух,
увидел, что пейзажик вокруг него  не тот.  Вместо плоских казахских степей -
непонятная гористость.
     - Мы где? - тупо спросил Мошкин проходящую мимо женщину.
     - В Кызыле, - шарахнулась та в сторону от странного любопытства.
     - А-а-а, - протянул озадаченно Мошкин.
     Через десять часов, среди кромешной ночи,  у Коки  раздался  вкрадчивый
телефонный звонок.
     - Это я, - таинственно раздалось в трубке, - Мошкин.
     - Ты че, саксаулов объелся? - возмутился Кока. - У нас два часа ночи!
     И положил трубку.
     - Кока,  - взмолилась трубка  во  второй раз, - выручай,  стою у твоего
подъезда.
     До Омска у  Мошкина  хватило денег  долететь, а дальше  он надеялся  на
друга. Кока  дал денег и страшную клятву не выдавать  сослуживца даже  своей
жене. Этой же ночью Мошкин,  конспиративно  натягивая шапку на глаза, а шарф
на нос, отбыл в Кзыл с Ордой.
     Кока много лет свято хранил эту тайну...
     ...-  Пришлось нам  на  ближайшем  полустанке выйти, -  продолжал  Кока
рассказ о том, как его подвело под монастырь пиво.
     - Погоди, - удивился Мошкин, - душанбинский до Капъяра без остановок...
     - Остановился.
     Кока   опустил  интересный   эпизод,  когда,  невзирая  на  уважение  к
полковничьим  погонам   и  внушительную  комплекцию  обоих   пассажиров,  их
вышвырнули среди степей.  Саранчой налетела бригада проводников,  остановила
поезд и  выкинула за шиворот - в отместку за  своего  собрата,  оставленного
полковником в Волгограде на  просмотр мемориала. Три часа бедолаги автопехом
шли в город-герой.  И  горло  промочить от  дорожной  усталости было  нечем.
Портфель  с пивом,  арбузом и лещом  поехал в  Душанбе.  Кстати, проводника,
отправленного  полковником  на  экскурсию, они встретили  на вокзале и  даже
предложили  отметить  событие.  Проводник бежал от них, как черт от  свечки,
обзываясь: "Русский шайтан! Русский шайтан!"
     - Надо, Кока, меньше пить в командировках, - сказал Мошкин.
     - Да-да-да!  - поддакнул Кока, - а  то  некоторые  вместо Орды в  Кызыл
улетают.
     - Это кто улетает? - заинтересовалась шибко любопытная Лариса Федоровна
Лукьянчикова.
     - Проехали, - выдал себя Мошкин.
     Кока молчанием выразил солидарность с "проехали".

        ПРЫЖОК СО СТАРТА
     Кока прочитал в книжке, как  средней ноги  прыгун в высоту  в  немецком
концлагере  превзошел  личный  рекорд  -  перепрыгнул  двухметровый забор из
"колючки", чтобы доставить информацию о восстании в соседнюю  зону. Прочитал
и долго  чесал  затылок от невероятных тайн, заложенных в  человеке и в  нем
самом,  в Николае Патифонове. Он перемахнул два  метра  "колючки"  вообще не
представляя, как, прыгая в высоту, спортсмены ходят и сдают.  За  всю  жизнь
выше  оградки  палисадников не скакал. Да и  то во времена,  когда  школьная
молодость в  штанах бурлила  -  девчонкам цветы воровал.  А прыгал в высоту,
если хозяин  цветов  с колом в руках выскакивал на крыльцо. И вот уже далеко
не  парубок,  под  тридцать  катило,  а два  метра с гаком  взял  без всякой
разминки. И не на стадионе с матами, а в полевых условиях с вытаращенными на
лоб глазами. Конечно, не от скуки и не ради рекордов...
     Накануне уникального  результата, за ужином в кафе,  Мошкин под "Варну"
поведал занятную историю, приключившуюся с ним в предыдущей командировке.
     - Я думал, все - тапочки! - сделал зверскую мину Мошкин.
     "Тапочки" -  термин, означавший отнюдь не безобидную  обувь  у кровати,
недавно попал на балаболистый  язык  Мошкина  и прижился на нем за лаконизм,
цинизм и натурализм.
     -  Спустились  мы  в  шахту  регламентные  проверки  гнать.  Стоит  эта
тридцатиметровая дура, опоры потрескивают...
     "Дурой" Мошкин, любя,  обозвал ракету, что на боевом дежурстве. То есть
-  все в ней чин по чину: боеголовка к бою готова, баки  заправлены, десятки
тонн  компонентов  -   окислителя  и  горючего  -  ждут  команды  на  запуск
двигателя...  Но  не   допусти,   Господь,  состояться   нештатной   встрече
компонентов...     Стоит    ракета    на     опорах,     кои     под    этой
взрыво-пожаро-ядовитоопасной тяжестью потрескивают.
     -  Среди  нас  был, -  хлопнул одним глотком  полстакана вина Мошкин, -
пермяк,  соленые уши.  Здоровенный!.. Шайба  семь на восемь, восемь на семь,
голос как  из  бочки.  И вдруг  ни с  того ни с сего он своим, как из бочки,
орет: "Все! Тапочки! Изделие складывается!.."
     Этот пермяк,  уши у которого соленые, потрескивание металла опор принял
за "складывание" ракеты под собственной  гремучей тяжестью. Запаниковал, что
грядут неприятности: огромная бочка окислителя рушится на еще большую  бочку
горючего, а значит, сейчас состоится их пламенная встреча...
     -  Откуда  я  знал,  -  проводил  Мошкин  взглядом симпатичную  фигурку
официантки, -  что  пермяк хуже бабы заполошный. Метнулся за  ним к лифту. С
переляку пермяк у меня противогаз зацапал...
     Короче,  пока  Мошкин  соображал,  надевать  противогаз  или  погодить,
пермяк, несмотря на то что собственный висел  на  боку, выхватил у Мошкина и
натянул на свою шайбу, а она на три размера больше, чем противогаз Мошкина.
     Ругаться   некогда,  за  спиной   "тапочки"  назревают,   поднялись  на
поверхность  и рванули,  пока  не  рвануло.  Пермяк,  с ушами  солеными  под
противогазом, впереди темп задает,  Мошкин следом бешеную скорость набирает.
Солдатик  на  посту,  глядя  на  зверский  бег  гражданских,  решил:  шпиона
американского  ловят  -  пермяк  был  в  фирменных  джинсах, в те  годы  они
ассоциировались с вражеским Западом, - и дал длинную  очередь над "шпионом".
Тот и не подумал сдаваться...
     -  Догнали нас на  машине!  - закончил свой рассказ Мошкин. -  Пермяк в
мирных условиях начал кончаться в моем противогазе,  а снять  со своей шайбы
не может. Я давай помогать, рву противогаз с задыхающейся шайбы, она хрипит:
больно! Пришлось разрезать! По сей день мышцы ног болят, так чесали!..
     Забавный  случай.  В  день  Кокиного  невероятного  прыжка  было  хуже.
Народная  пословица  гласит: пока  ракета  не грянет - русский  ракетчик  не
перекрестится.  Техника безопасности на старте в  тот день была шаляй-валяй.
Не совсем, конечно, и все же... Идет заправка носителя компонентами, встреча
которых прохладной не бывает, а народ, надо и не  надо, шляется по стартовой
площадке. На этот раз дело было  не в шахте - на вольном воздухе... И ракета
грянула! Вначале пожар вспыхнул...
     Кока,  вместо  того  чтобы  сидеть  в  бункере,  нежился  под  весенним
солнышком. Опротивело  за зиму  четырехстенное  пространство, а  тут майский
денек,  листочки  вылупились  на  деревьях, облачка  по  небу тыняются...  В
перископ из бункера  такой поэзии не  узреешь.  И воздух -  петь хочется, не
чета бункерному! И вдруг полыхнуло...
     "Все!  Тапочки!"  -  по-мошкински  подумал Кока, но не стал  ждать этой
обуви. Стартанул к забору. Ничего потом вспомнить не  мог  толком. Во всяком
случае - предыдущая жизнь перед глазами не мелькала.  Перескочил  через один
забор, потом  - другой... Да-да,  там  две "колючих"  высоты было. Кока, как
бегун барьерный - только что барьеры по два метра, - перемахнул один, другой
и помчался под защиту майского леса.
     Кстати, Мошкин в  это самое  время тоже не  стоял на  месте  -  догонял
"газик-бобик". Он, завидев огонь, побежал  в  сторону контрольно-пропускного
пункта. Чешет, а его обгоняет "бобик".  Мошкин  разумно решил, что на машине
быстрее  выйдет покинуть взрывоопасную зону, и поднажал. Не удалось "бобику"
уйти далеко. Сказалось участие Мошкина в гонках за лидером-пермяком.
     Коку нашли в лесу на следующий день.  Он питался клюквой и, считая, что
идет  на  юг, к Плесецку, двигался в противоположную сторону -  к Ледовитому
океану. Подсознание не хотело больше ракет и космодромов.
     -  Это ж  надо так  трухануть! - подзуживал потом Мошкин. -  Два забора
перескочил, будто это бордюры придорожные.
     - Сам, поди, все четыре перемахнул бы с такой стартовой прытью. "Бобик"
от него оторваться не смог.
     - Так ведь рано тапочки надевать в таком цветущем возрасте.
     -  Это уж  точно,  -  согласился  Кока,  -  с  тапочками  мы,  пожалуй,
повременим...

        КАТАНКИ С ШАМПАНСКИМ
     Зима в тот год от звонка до звонка лютовала. Не то что птицы - мысли на
лету  замерзали.  В  ожидании  автобуса,  до  последних  костей  продрогнув,
подумаешь мечтательно:  "Эх,  сейчас  бы..."  А  дальше  ни  бэ, ни  мэ,  ни
кукареку.  Смазку в  голове прихватывает, мыслительный  процесс  нараскоряку
встает, впору паяльной лампой отогревать.
     Посреди  климатического катаклизма  жена Тамара  спрашивает у Владимира
Петровича Мошкина:
     - Катанки  маме  подошьешь? Прохудились на  пяточках,  жалуется -  ноги
больно зябнут.
     - Надо подумать, - стал набивать цену мастер.
     - Она за работу бутылочку шампанского обещала.
     Мошкин  быстро подсчитал:  размеры его дневного заработка тянут меньше,
чем жидкий гонорар, и взял отгул.
     Первым этапом  ремонта был поиск подшивочного материала. В подвале дома
имелись  кладовки. В мошкинской  от прежнего  хозяина всякий хлам валялся. В
наследственных  закромах  Владимир  Петрович  откопал  пару  поношенных,  но
добротно катанных валенок. Экстерьер находки  отличался  жуткой  расцветкой.
Будто в зоопарке шерсть с кого ни попадя чесали.  С верблюда  клок, с  козла
куделю, с  собаки жмень и еще  черт знает  с какого страшного зверя...  Одно
пятно рыжее, другое пегое,  третье вообще серо-буро-коричневое... Кошмар! По
всему видать, обувь производства военной поры. Когда не до эстетики в  тылу,
если пули на фронте туда-сюда свистят...
     Мошкина данное обстоятельство не огорчило. Кто там будет тещины подошвы
на предмет красоты разглядывать? С тестем давно разошлась...
     Натирая  шелковые нитки варом,  Владимир  Петрович  приготовил дратву и
"включил" шило.
     Крепко припек  мороз  старушку,  над любой  копейкой от  макушки до пят
трясется,  а  тут   шампанское  посулила  выкатить.   Обещанное  грело  душу
сапожника. Любил  напиток аристократов.  Через это работал  качественно. Над
каждой стежкой старался. Не гнал "быстрей-быстрей", абы как.
     К приходу жены заканчивал ремонт первого валенка.
     Тамара с  40-градусного  мороза влетела раскрасневшаяся,  счастливая  -
наконец-то попала в тепло. С легонькой ехидцей спросила, снимая пальто:
     - Что, Данила-мастер, получается чаша?
     -  Полбутылки   шампанского  теща  может   выставлять!  -   с  чувством
сапожнической гордости подал "Данила" готовый валенок.
     - О! - схватила супруга предмет ремонта. - Шик-моде...
     И  запнулась. Будто с  разбегу в  стену  лбом врезалась.  Во  все  щеки
морозный румянец на  раз схлынул с лица.  В  глазах, глядящих мимо  Мошкина,
вспыхнул ужас.
     Мошкин  повернулся  за взглядом  жены и  забыл про шампанское.  Матерки
зароились на кончике языка.
     "Данила"-сапожник свершил роковую  оплошку. До того  увлекся процессом,
что, как закодированный, подошву для первого ремонтируемого валенка вырезал,
распластав  голенище  второго  тещиного.  А пара  пегих,  военно-катанных из
козла, собаки и других верблюдов, стоит в сторонке целехонькая.
     За все время работы шилом ни полмысли не пролетело о неправильном цвете
подшивки.   Наоборот,   Владимир   Петрович   пел   над   радикально  черной
дополнительной  подошвой,   ни   грамма  не   подозревая  о  собственноручно
сотворенной  катастрофе.  У тещи  без  того  со  здоровьишком завал,  покажи
раскромсанный  валенок  - враз дуба врежет. А новые купить в ту  сумасшедшую
зиму было бесполезно.
     - Вечно ты сломя голову,  как голый в баню! - кричала жена. - Как можно
не отличить эту страхолюдину от маминого?! Как?!
     Мошкин тупо смотрел на жену.
     - Урод - в жопе ноги! - клеймила благоверная.
     Приходилось безропотно соглашаться...
     -  Подшивай мои!  - приказала.  - Они,  конечно, тоньше.  Но нога у нас
одна, авось мама не заметит подмены.
     - А ты как? - сердобольно вякнул Мошкин. - Вся зима впереди, сплошняком
морозы трещат!
     - У тебя умнее есть варианты?
     Таковых не имелось.
     И спарить отремонтированный  тещин  с валенком жены  бесполезно.  Сразу
видно - один толще.
     Подшивая  Тамарины тещиными,  Мошкин о  деликатесном вознаграждении  не
думал. Какое тут к лешему шампанское?
     Хотя  супруга  больше не ругалась. Но  потому,  как  гремела  на  кухне
тазами,  как швыряла в них  мокрое белье, было  ясно: внутри клокочет вулкан
злости. Дабы не сгореть заживо, затеяла отвлекающим маневром стирку.
     Покончив с  валенками для мамы жены (Тамара на этот раз  не восхищалась
"шик-модерн"), Мошкин  забеспокоился, душа прямо заныла: в чем супруга будет
противостоять  жутким морозам?  Из  зимней обуви  остались  одни  сапожки на
рыбьем  меху. И тот искусственный. В  таком обмундировании хоть запляшись на
остановке: смерть ногам обеспечена. А они не только стройные, родные. Жалко.
Любящее сердце подсказало: остатками тещиных валенок подшить козлино-собачью
пару.
     - Том, давай тебе эти отремонтирую?
     - Делай что хочешь! - обречено прозвучало в ответ.
     Дескать,  если  на  роду написано  нести тяжкий крест,  выше судьбы  не
прыгнешь.
     Подшив  три валенка, Мошкин набил руку до виртуозности. Шило замелькало
над  военно-пегими,  вскоре  те  обрели   дополнительные  подошвы.  Владимир
Петрович  поставил отреставрированную пару на табуретку, полюбоваться итогом
работы. Нет, руки у него  из нужного места растут. Покрасить бы еще. Молодая
женщина и будто со свалки... А завтра на работу. Да не на стройку штукатуром
-  в  технологический  отдел...  Каким-то  образом надо подводить  пятнистую
козлино-верблюжью поверхность под общий цветовой знаменатель.
     На новую проблему заряженная голова  -  на то и существует у  инженера,
чтобы  мыслить,  -  вспомнила  про  индийский  сапожный  крем,  имеющийся  в
хозяйстве. Если им покрыть разномастную поверхность? "Разогретая до  жидкого
состояния  вакса  ровнее ляжет", - решил Мошкин.  В плошке  на газе растопил
крем,  тампоном нанес на рыжее  пятно. Ура! Его как ни бывало.  Рыжее  стало
черным.
     Вдохновленный  блестящим  результатом эксперимента, Мошкин  приступил к
промышленным  площадям  покраски.  Решительно поставил на газ  металлическую
банку с  кремом.  Под  воздействием высокой  температуры  тот  начал  быстро
переходить в жидкообразную фазу...  Но  не остановился в этом состоянии, как
требовалось   сапожнику,  неуправляемо  двинул  дальше...   Вспыхнул   ярким
пламенем...
     Сажа, как из пушки, вырвалась  из  банки и заполнила хлопьями  кухонное
пространство. Перед глазами у Мошкина пала  шевелящаяся темнота. Она затмила
лампочку, шкафчики, весь белый  свет. Каких-то 200 граммов в баночке, а сажи
налетело   хоть   лопатой   греби...   Белоснежные   паруса    простыней   и
пододеяльников, развешанных  для  просушки,  в  мгновение приняли  пиратский
окрас. Малюй череп и кости и бери океаны на абордаж.
     "Ё-мое! - подумал во мраке Мошкин. - Коряво получилось".
     На  взрыв прилетела жена. Увидела постельное белье,  покрытое  лопухами
жирной сажи, с нарастающим воем выскочила обратно.
     Мошкин   услышал,  как  она  плашмя  упала  на  диван,  сквозь  рыдания
простонала:
     -  Боже, чем я перед тобой так провинилась?!  За  что ты надел на  меня
этот камень? За что?!
     "Так уж и камень!" - проворчал Владимир Петрович. Тем не менее, во весь
голос не решился  опровергать  скоропалительный  вывод  жены. Обстоятельства
требовали срочного спасения семейных ценностей. Вооружившись  зубной щеткой,
принялся снимать черные хлопья  с постельных  полотнищ. Технология оказалась
верной. В первом приближении удалось счистить траурный налет.
     Жену  на экспертизу  приглашать  не  стал. И  так было  яснее  ясного -
требуется перестирка.
     Помыв пол в кухне, вернулся к основному занятию того, памятного на  всю
оставшуюся  жизнь  дня  -  валенкам.  К  счастью,   крем  не  весь   сгорел.
"Данила-мастер" вовремя  успел  накрыть баночку тряпкой. Осторожно расплавил
остатки и, щедро замазывая пятна, сделал пестрые валенки, катанные в суровые
военные годы на основе зоопарка, черными.
     И все-таки не в тот момент была поставлена точка в этой истории.
     -  Ну что? - спросил  жену Мошкин-сапожник,  когда  на  следующий вечер
вернулась домой. Отреставрированная  обувь на  ней была по-прежнему идеально
черной.
     - Что-что? Сорвал рабочий день нашему отделу.
     С мороза Тамара примчалась в верблюжье-собачьих, цвета индийской  ваксы
валенках на работу, разместилась в своем углу, и через десять минут сапожная
вонь  густо ударила в  сотрудников. Даже те,  у  кого  обоняние было  забито
насморком, начали задыхаться от газовой атаки.
     Коллеги  закрутили  носами  -  откуда  амбра  прет?  И как  по  команде
бросились искать источник отравления атмосферы труда. Как-никак не казарма -
кирзой благоухать.
     Все углы обшарили, мебель перетрясли - нет причины отвратного запаха.
     В сторону  Мошкиной посмотрят,  вроде оттуда тянет.  И  только  плечами
пожмут. На молодой женщине  валенки. Не  та обувь, чтобы  солдатский  вонизм
испускать.  И  окно не  откроешь,  без  того  в  помещении тепла каких-то 12
градусов. В пальто сидеть приходится. Только что без варежек.
     Целый  день  сотрудники  поминутно  выскакивали  в  коридор  за  свежим
кислородом. Какая уж тут производительность...
     Но  и это  еще  не  точка  в  случае с  "Данилой"-сапожником.  Ее  теща
поставила, принеся обещанное шампанское.
     - Совсем  никудышняя стала, - пожаловалась, вручая презент зятю. - Хоть
ты что делай -  ноги день  ото дня  мерзлячее. В неподшитых  катанках меньше
зябли. Помру, видать, скоро.
     Тамара вонзила в мужа испепеляющий  взор, но удержалась  пояснять маме:
не здоровье изменилось в смертельную сторону, а толщина обуви.
     Зверский взгляд не испоганил Мошкину аппетит.
     "Больше бы таких "камней на шее",  - самокритично подумал,  - из всякой
безнадеги выход найду".
     И выпил по данному поводу три фужера подряд. Не стал ждать Нового года.
Шампанское шло как по маслу...

        КЛЮЧИК НА СТАРТ
     На пороге  восьмидесятых затеял  Мошкин приобрести  автомобиль в личное
пользование.  За  грибками  съездить  или  на Иртыш  подальше  от  городской
коптильни.   Планку   на  "Волгу"   задирать   не   стал.   "Запорожец"   бы
какой-никакой... Тем паче, денег на счету и в кубышке - кот наплакал.
     - На обновах будем экономить, - сказал жене.
     - Какие обновы?  - вскинулась благоверная.  - Забыла,  когда  себе  что
покупала!
     Мошкин  не  стал  напоминать.  А сам решил затянуть  пояс  на  обедах в
столовой.  Что  же  касается обнов,  наметил  на  носках  экономить.  В  его
гардеробе имелась пара уникальных. Другие уже поменял на десять рядов, а эти
за  восемь  лет  только  цветом  поблекли.  Были нестерпимо  красные,  стали
терпимо. А ведь носил и в хвост и в гриву. Уже надоели до чертиков, но  жене
не разрешал выбрасывать.
     В  этих  сверхпрочных,  без  запасных,   поехал   Мошкин  в  длительную
командировку в Капустин Яр, запускать с французами их спутник.
     Соблюдая режим  экономии,  Мошкин  утром ограничивался  демократическим
чайком,  обедал вторым  без гарнира. Брать  один гарнир,  к  бабке  не ходи,
прибыльнее, но на подвиг такого масштаба организм Мошкина был не способен. В
часы вечернего и воскресного досуга Мошкин на корню душил предательские думы
об ужине в ресторане.
     В номере  жил с Кокой Патифоновым. И достал  последнего  несносными,  в
смысле - неизносимыми, носками. Была у Мошкина неистребимая привычка бросать
носки где попало. Экономя на мыле, стирал их не каждый  день, в то время как
жара  ниже  40  градусов   имени  Цельсия  не  опускалась,  посему  носки  в
определенной степени озонировали окружающее пространство.
     - Соседку в  гости пригласить нельзя! - возмущался  Кока. - Дождешься -
сделают они чижика в окно!
     И, вернувшись однажды от соседки  не в духе,  выкинул безальтернативную
пару.
     Утром  Мошкин  проснулся.  Погладил  брюки,  рубаху, оделся  франтом  -
сегодня  предстояло  работать  бок о бок с  французскими  специалистами, - а
носков, хоть застрелись, нет  нигде. Растолкал  спящего  Коку. Тот указал на
окно. Мошкин выглянул наружу - пропажа висела на вершине тополя.
     - Чудило ты! - обматерил Коку.
     Тополь  снизу  был голый, как телеграфный  столб.  Мошкин обхватил  его
руками-ногами и полез, как обезьяна на пальму за кокосом...
     -  Владимир Петрович, что  с  вами? - донесся  снизу официальный  голос
заместителя главного конструктора.
     - Зарядку делаю, - спрыгнул Мошкин под строгие очи начальника.
     - Регламент вчера провели? - спросил тот.
     - Без замечаний, - доложил Мошкин.
     - Продолжайте, - разрешил замглавного.
     Продолжать  сил не было. "Шест бы какой..." - тоскливо подумал Мошкин и
вспомнил про Кокино бамбуковое удилище.
     -  У  тебя  что, ку-ку замкнуло? -  поднял голову от подушки Кока. - Из
окна рыбачить.
     - Молчал бы...
     Мошкин  не  стал  разматывать леску, подцепил носок  концом  удилища  и
осторожно попятился в комнату. Нога зачесалась  в  предвкушении долгожданной
одежды. Но зуд  быстро исчез. С неба камнем упал на дерево стервятник. То ли
оголодал,  а может,  от рожденья  придурок. Схватил  носок,  будто это кусок
мяса, а не тряпка, кровожадно сверкнул в Мошкина очами.
     - Скотина!  -  ткнул Мошкин удилищем жулика из поднебесья. - Все  равно
ведь, гад летучий, жрать не будешь!
     Крылатый  ворюга  каркнул  от  боли,  выронил  добычу.  Носок,  нет  бы
опуститься из когтей на землю, зацепился за ветку.  Разгневанный  стервятник
взмыл куда подальше и снова из космоса бросился вниз. Чем уж понравились ему
эти  носки? Позже Мошкин анализировал: возможно, на стартовой площадке носки
чуть  хватанули  ракетного  топлива  -  гептила.  Самую  малость   пропахли,
человеческое  обоняние  не  чует, а звериное ловит. Тогда  как  гептил имеет
отвратный запах падали,  не  зря воронье  обожает заправку ракеты.  Может, и
орел до падали опустился?  Второй  раз Мошкин встретил истребителя носков на
подлете к охраняемому объекту. И от души шарахнул пернатого  агрессора, тот,
как заполошная курица, зачастил крыльями и полетел наутек.
     Не  дожидаясь новой атаки, Мошкин быстро доставил в комнату один носок,
надел  и,  окрыленный  удачей,  потянулся  удилищем  за вторым.  Но  тут  же
испуганно вбросил удилище  в комнату, отпрянул от окна. На крыльце гостиницы
французы щебетали на  своем  беззаботном языке.  Мошкина в  жар кинуло: чуть
было  не   открыл   европейскому   взору  психушную  картинку  -  в  русском
секретно-космическом городке  ракетный специалист на утренней  зорьке, перед
тем как "ключик на старт" сделать, рыбалит носки из окна гостиницы.
     Полубосый Мошкин кругами заметался по комнате.  До  стартовой  площадки
час езды, автобус будет через три минуты, и смерти подобно опоздать.
     - Ты! - сорвал простыню с Коки.  - Мне сегодня с французами работать! А
я - советский инженер! как пугало!
     - Это твоя личная сексуальная драма! - Кока отвернулся к стене.
     - Тогда я твой чемодан выкину! - выхватил Мошкин из-под кровати чемодан
и потащил к окну. - Сейчас он чижика сделает!!!
     Нешуточная угроза  подействовала мгновенно. Кока вскочил как ошпаренный
и только на подоконнике ему удалось спасти свои пожитки от полета.
     - На,  возьми! - достал из чемодана в качестве  откупного  новенькие, с
бирочкой, носки.
     В  них  Мошкин  предстал перед  иностранными  коллегами. Но весь день в
голове  сидела заноза - как там на  дереве? Возвращаясь в  гостиницу, первым
делом посмотрел вверх. Носок не просматривался ни на ветке, ни на земле.
     - Белла  Яковлевна,  - побежал  к администратору  гостиницы, - носок  с
дерева никто не передавал?
     - Вова,  ты не перегрелся? - внушительная Белла Яковлевна подозрительно
посмотрела на Мошкина. - Может, врача вызвать?
     - Наверное, орел унес... - сказал Мошкин.
     Он  поднялся   в   свои   апартаменты.  Постоял  в  раздумье.  И  вдруг
категорически пнул сиротливо валявшийся на полу носок. Потом громко бросил в
номерное пространство:
     - Не жили богато - не хрен начинать!
     И пошел в кафе "Уют". Заказал борща и сто пятьдесят коньяка.
     - Что, Таня, - выпив, остановил официантку, - не жили богато  - не хрен
начинать!
     - Ежу понятно! - согласилась Таня. - Что-то вы к нам, Вова, не заходите
в этот раз.
     - Буду! - сказал Мошкин и заказал еще сто пятьдесят и лангет.
     На автозатею махнул рукой с высокой горы.

        ОЛИМПИЙСКИЙ СЕРВИС
     В июне  80-го Кока  с  Мошкиным  приехали  в  столицу в командировку  и
оторопели.  Москва  надраена, как  пятак. Блестит, как  пасхальное  яичечко.
Навела  перед олимпиадой лоск,  какого отродясь не  было. Кока с  Мошкиным в
аэропорту рты разинули,  и  дня  три  промеж  зубов  ветер гулял. Это как, к
примеру,  ты сотню  лет  знал  бабенку. Пусть  ладненькая,  симпатичная,  но
светской дамой не  назовешь. Ведь на шее  хомут из мужа и детей,  его наспех
наведенным  макияжем  не  скроешь.  И   вдруг  среднестатистическая  бабенка
отставляет  хомут в  сторону,  делает что-то решительное с лицом, обалденную
прическу, наряжается в шикарное платье. Эффект сногсшибательный. Вчера ты ее
дальше  "здрасьте" не  замечал,  а  сегодня  увидел  и...  со страшной силой
захотелось в Париж.
     Предолимпийская Москва подействовала на Коку аналогично. Нафуфыренная в
центре, причипуренная в остальных местах. До стартов за золотые медали целый
месяц,  а на всех  улицах праздник и нерабочая  обстановка.  Что называется,
"народ к разврату готов". Коке  тоже  захотелось шапку  оземь:  "Эх!  едрена
Матрена, однова живем!"
     -  Неужели мы, советские  инженеры-ракетчики, не можем  себе  позволить
фешенебельно  пообедать?!  -  сказал Мошкину. -  В  каком-нибудь "Славянском
базаре"  или   "Метрополе".  Чем  мы  хуже  негров  из  джунглей?  Пока  они
наперегонки с антилопами нарезают тренировки, проверим на собственном опыте,
как их здесь от имени нашего народа, а значит, и нас, встречать собираются.
     Мошкин   удивился  размаху   друга,   всегда   отличающегося   железной
расчетливостью. Самый захудалый пятак был у него на жестоком  учете. И вдруг
разморило отмочить обед по высшему разряду.
     Отутюжили друзья костюмы, галстуки...
     Зал  ресторана  поразил  роскошью. В  стиле эпохи  возрождения  стулья,
голубые водопады оконных штор, арктической белизны скатерти  - все испускало
флюиды высшего класса. Коку сразу разморило заказать  сигару.  Хотя сроду не
знал, с какого боку к ним подступать.
     И метрдотель респектабельно выглядел. "Как маршал", - подумал Мошкин. И
рост, и осанка, и неимоверной  наглаженности брюки. Очки в золоченой оправе.
Черной блестящей бабочкой галстук намертво прилип к горлу.
     - Что желаете, ребята? - спросил он.
     - Пообедать! - с достоинством ответил Кока.
     - Пройдите туда, пожалуйста, - кивнул распорядитель на дверь в  боковой
стене.
     За дверью открылся другой зал. Попроще, чем предыдущий. Но зайди друзья
сначала  в  него, глаз бы,  как в первом, выпал. Тоже был неслабо обставлен,
нехило отделан. Самая распоследняя салфетка  задирала нос. Коке  тоже первым
делом захотелось заказать сигару.
     Метрдотель  пусть  был  не  маршальского  покроя, но  генеральского, не
меньше. Если и  пониже ростом, то самую  чуть,  если и пожиже  статью, то на
мизинчик. До блеска выбрит, по нивелиру пробор, волосок к волоску прическа.
     - Что желаете, ребята? - спросил.
     - Пообедать, - сказал Кока.
     Хотел добавить, что их послали из первого зала.
     -  Пройдите туда, пожалуйста, - опередил "добавку" метрдотель и показал
на широкую дверь.
     Друзья  безропотно  последовали  в указанном  направлении.  И попали  в
третий  зал. Поскромнее второго, тем  более - первого. Но столовкой язык  не
повернулся бы  назвать.  Мошкин с Кокой  за  свою жизнь  не в одном  десятке
ресторанов  отметились. Таким  залом любой бы  гордился. Во  всяком  случае,
"Приму" в нем курить рука не поднимется.
     Метрдотель - не маршал  от  ресторации  и не генерал, но полковник, это
как пить  дать.  Матерый полковник. Пусть  не такая шикарная  бабочка, как у
первого метрдотеля, и  идеальная  прическа,  как  у второго, но тоже  не  из
магазина   "Промтовары"   одет,  не   сосед-сапожник  портняжными  ножницами
постригал.
     - Что желаете, ребята? - традиционно спросил.
     - Пообедать, - традиционно ответил Кока.
     - Не торопясь, - нетрадиционно добавил Мошкин.
     Однако  ресторанную  традицию  этим  не  испортил.  Прозвучало  не  раз
слышанное за последние пять минут:
     - Пройдите туда, пожалуйста, - метрдотель указал на дверь.
     За нею был коридор с поворотом, который упирался в еще одну дверь.
     Со словами:
     -  У них  залов, как у Бобки блох! -  Мошкин толкнул дверь, и... друзья
вывалились на улицу,  где  светило предвечернее солнышко,  гулял под  окнами
свежеокрашенных зданий беспечный московский ветерок.
     -  Вот это сервис! - восхищенно  захохотал Мошкин. -  Почти  как негров
обслужили! Не сказали, что рылом не вышли, не послали с ходу в  энное место,
а культурно...
     - Да уж! - мотал головой Кока. - Сервис олимпийский! - Пойдем-ка  лучше
пивка попьем.
     И они,  ослабив узлы строго завязанных галстуков, пошли  по  привычному
маршруту от одного зала пивных автоматов к другому, забегая по пути в  тогда
еще неплатные туалеты.

     <i>ВОДКА С СОДОВОЙ</i>
     В  то  распрекрасное  время  Владимир  Петрович Мошкин  был  желторотым
молодым специалистом. Поехал  с зубрами ракетного  дела на  полигон Капустин
Яр. В пятницу вечером двинул с ними в кафе "Уют".
     Где познакомился с рецептом водки с содовой. Технология имела следующее
содержание. Наливается  полфужера  водки. В тот вечер  заказали "Пшеничную".
Открывается бутылка минералки и четырьмя пальцам берется под горлышко. Пятый
-  большой - плотно закрывает отверстие.  Закупоренный таким  образом  сосуд
пару-тройку  раз   энергично  встряхивается.  Отчего  газированная  жидкость
начинает  бешено  искать  в бутылке  пятый  угол.  В  этот  взрывной  момент
палец-клапан  чуть  приоткрывается, сама себя распирающая  минералка,  почуя
слабину, устремляется на  выход,  который уже нацелен в  бокал. Мощная струя
воды и газа с шипением вырывается на волю и динамическим ударом вбрасывает в
веселые градусы минеральную добавку.
     Не хуже сифона агрегат получается. И всегда под рукой.
     Хотя не так элементарно, как у сифона: нажимай  да пей. Сноровка нужна.
Поначалу   у  Мошкина  выходило   "обливай  кого  попало".   Доведенная   до
взрывоопасного состояния "содовая" била в брюки,  в декольте  дамам, техруку
Шухову в глаз. С головы до пят  мокрый Мошкин - благо на улице плюс тридцать
и  в кафе не меньше - упрямо продолжал укрощать струю, он должен был напоить
товарищей модным напитком собственного исполнения.
     Наконец,  набил руку  на  оптимальное взбалтывание,  четкое  управление
клапаном и  струей,  которая  стала  бить  точно  в  центр  фужера,  а не  в
физиономии соседей.
     Отмечая  обретение  полезного рукомесла, Мошкин,  на  радость компании,
заказал от себя лично бутылку "Пшеничной".
     Не подумайте - ракетчики все внимание сосредоточили на водке с содовой.
Они танцевали,  наперебой вспоминали рыбалки, которые в  этой местности были
не описать пером.
     Черную  икру здесь  измеряли  литрами, ели ложками,  покупали  за спирт
тазами. В  своей жизни Мошкин всего один раз употреблял данный  деликатес. В
бутербродном исполнении. Тот  по плотности  расположения  икринок походил на
доминошный "камень"  два-два.  Посему наш герой не мог уразуметь фантастику,
как    в    наше    время    можно   икру    есть    ложками    из    тазов.
Купчина-золотопромышленник  мог наворачивать  ее  так  в  прошлом веке.  Или
какой-нибудь князь...
     - Мы раз поехали на рыбалку на  моторке, - еще больше ошарашил Шухов, -
причалили к  берегу, бутылку  достали. Перед  рыбалкой  перекусить  не грех.
Вдруг  видим: на  другом берегу  мужик из штанов выпрыгивает в нашу сторону.
Кричать через реку не докричишься. Он семафорит  что-то руками-ногами. Стали
приглядываться.  Дурдом  какой-то. То  ли  от  рожденья клоун, то ли  жизнью
пришибленный. Лет сорок мужику, он оскалился,  уши двумя руками оттопырил  и
теребит. "Надрать нам  что  ли грозится?" - гадаем на его ужимки. Потом язык
начал  показывать.  Вывалил его до основания, как  собака загнанная, и машет
головой. Мы даже в бинокль посмотрели на эту канитель. "Не в себе человек, -
думаем. - Явно мозги набекрень". Он язык убрал, начал по горлу себя колотить
ладонью со зверской  физиономией. "Че это,  -  говорим,  -  он нас пьяницами
обзывает? Всего-то две бутылки на  пятерых выпили".  И только  когда он  два
сазана,  килограммов на  пять каждый, притащил  к воде и замахал рыбинами  в
нашу  сторону,  Большаков  все  понял:  "Не  обзывается  вовсе.  Показывает,
сердешный, что горло пересохло, уши опухли, так выпить хочется".
     Оказывается,  дружки-приятели утром  оставили  мужика  за сторожа, сами
уплыли на лодке за опохмелкой и пропали. А он один-одинешенек на острове без
плавсредств. И голова  раскалывается.  За бутылку спирта тазик икры навалил.
"Ой,  спасибо, мужики,  - забегал  вокруг нас, - не дали  умереть". И что вы
думаете  мы сделали с икрой?  Если  и  съели, то процентов десять. Остальные
девяносто в воду на обратной дороге...
     - Как! - чуть не упал со стула Мошкин. - Протухла?!
     - Зачем. От греха подальше. Попадись рыбнадзору  - он  за  икру  все бы
конфисковал: снасти, ружья, моторку - да еще в КБ телегу накатал.
     - Надо было слопать! -  не мог прийти в себя от  такого расточительства
Мошкин.
     - Не дай Бог, икрой объесться!
     - Я бы съел!
     - Завтра предоставим такую возможность.
     - Не может быть?
     - А то.
     ...Мошкин,  дело  молодое,  перед  сном обычно  предавался  эротическим
фантазиям. После  кафе  мечты  носили более дефицитный  характер. Засыпал  в
сладком предвкушении поглощения икры ложками.
     И первое, что  пришло утром в  голову под звон  будильника, -  мысль  о
предстоящей  царской закуске.  Только  после  этого вспомнил  про задание  -
купить хлеба на всю компанию.
     - Чтобы икру заедать, - говорил Шухов.
     - Лично я не буду вкус хлебом портить? - сказал Мошкин.
     Голова  у него, несмотря на выкушанные накануне объемы водки с содовой,
не  болела.   Владимир  Петрович  пока  находился  во   младенческой  стадии
потребления алкоголя,  когда  нет похмельной  отдачи. Наивный  организм  еще
пребывал  в  надежде  на благоразумие  хозяина,  не махнул на  него  рукой и
тщательно   перерабатывал  сивушные   масла.  Голова   не  трещала,  как   у
мужика-робинзона  с  икрой  и  сазанами.  Хотя послересторанная  легкость  и
некоторая заторможенность имели место.
     Мошкин сунул руку  под  подушку и  обомлел. Схватил  брюки со  стула  и
заскрипел зубами.
     "Свистнули!" - панически вспыхнуло в голове.
     И тут же погасло.
     Голова  с  облегчением  вспомнила,  что  кошелек  был предусмотрительно
спрятан вечером в чемодан и сдан под надзор в камеру хранения.
     От сердца паника отлегла.
     Чтобы через пятнадцать минут налечь пуще прежнего.
     Мошкин до последних носков перерыл чемодан. Кошелек отсутствовал.
     А в нем  ни  больше, ни  меньше  164  рубля  командировочных  -  сумма,
соизмеримая  с   месячным   заработком,  -  и  билет  на  обратную   дорогу.
Экономический удар,  равнозначный катастрофе.  И впереди месяц командировки.
Мошкин побежал к администратору, та позвонила в милицию.
     Милиционер был дюжий, ражий, с полковничьей статью, но капитан.
     Цепким взглядом окинул место преступления и начал расследование кражи.
     - Сколько пропало денег? - спросил с полковничьей строгостью.
     Мошкин назвал размеры финансовой трагедии.
     - Спиртные напитки употребляли накануне?
     - Три рюмки, - изрядно покривил душой потерпевший.
     - Какой алкоголь принимали? - продолжал опрос капитан.
     - Водку с содовой?
     - Это что за отрава?
     Мошкин рассказал рецепт. Милиционер хмыкнул.
     - Кого подозреваете в содеянном?
     Мошкин  никого в нем  не подозревал, хотя вспомнил, что вечером,  когда
упаковывал  кошельком чемодан,  в  номере присутствовал один  жилец.  Будучи
простым инженером, Мошкин  попал  в номер массового поселения, где стояло  6
кроватей. Сожители  незнакомые,  посему  Мошкин  и прибегал к услугам камеры
хранения. Но,  изрядно нагазированный водкой  с содовой,  упрятав  кошелек в
чемодан,  сразу  не  закрыл и  не  сдал  его  под  охрану.  Ходил умываться,
заглядывал  в  номер  к Шухову. У подозреваемого  было  время на  совершение
грабежа.
     И как только он появился на месте  преступления, капитан взял в оборот.
Записав фамилию, другие данные, приступил к допросу:
     - Вы видели, как гражданин прятал кошелек в чемодан?
     - Нет, - ответил подозреваемый, еще не понимая к чему клонит милиция.
     - Гражданин был пьяный? - указал на Мошкина капитан.
     - Не сказать чтобы,  - с улыбкой уклончиво ответил подозреваемый, - все
хотел научить меня делать водку с содовой.
     - Сколько было денег в кошельке? - будничным тоном спросил капитан.
     - Откуда мне знать? - растерялся подозреваемый.
     -  Зачем  открывали  чемодан  в отсутствии  владельца?  - на  этот  раз
капитан, отбросив сантименты, спрашивал, как в тюремной камере.
     -  Ничего я  не  открывал,  - начал  понимать суть  происходящего сосед
Мошкина и побледнел.
     -  Потерпевший утверждает:  за время  его  отсутствия  чемодан  изменил
местоположение.
     - Он загораживал проход, я убрал в сторону.
     - В каких купюрах были деньги в кошельке? - капитан, коварно расставляя
мины, вдруг снова заговорил простецким тоном.
     - Наверное, бумажными, - ответил подозреваемый.
     -  Пожалуйста,  не  умничайте,  -  предупредил  капитан.   -  Разрешите
посмотреть ваш кошелек?
     В этот момент в номер заглянул Шухов.
     - Ты хлеб взял? - спросил Мошкина.
     - У меня деньги сперли, - трагически сказал потерпевший. - Я не поеду.
     -  Жалко, -  посочувствовал Мошкин. - Мы  тебе  привезем банку...  -  и
осекся, посмотрев на капитана, - чего-нибудь.
     Подозреваемый то взволнованно садился на свою койку, то вставал.
     -  Из  номера никуда не выходите, -  взял  с него "подписку" о невыезде
капитан и направился с Мошкиным в камеру хранения.
     Обнаружив  в чемодане пропажу, Мошкин сдал его обратно под  охрану. Раз
пошло такое воровство, могут и без носок оставить.
     Капитан  внимательно  осмотрел   замки  чемодана  на  предмет  вскрытия
отмычкой. Следов взлома не обнаружил.
     - Откройте, - предложил потерпевшему.
     Мошкин открыл.
     - Я на сто рядов перерыл, - заверил он.
     Капитан засунул руку вовнутрь и... вытащил пропажу из-за подкладки.
     - Ваш?
     - Мой, - виновато ответил Мошкин.
     -  Молодой  человек, - по-отечески  посоветовал  капитан, -  никогда не
булыжьте  водку.  Великий  Менделеев  не  зря  учил:  в  ней должно быть  40
градусов. А вы  поганите  продукт всякой  пошлостью?  Фугуете туда пузыри  с
содой!
     - Лучше вообще одну минералку пить, - самокритично заявил Мошкин.
     - Вам виднее, - сказал капитан.
     Но вечером Мошкин опять лихо пускал струю "Боржоми" в "Пшеничную".
     - Пошли ко мне, - позвал его после рыбалки Шухов, - мы  тебе икры целую
банку привезли.
     - Половина,  - собираясь на  икру,  сказал  Мошкин  зря  подозреваемому
соседу, - твоя. В качестве морального ущерба.
     - Да ладно, - ответил тот. - Спасибо.
     Банка оказалась баночкой из-под детского питания, граммов на пятьдесят.
     - Я думал литровая, - разочаровался Мошкин.
     - Больше  не  получилось,  - сказал Шухов, довольный удавшейся шуткой,-
рейд у рыбнадзора, побоялись.
     Мошкин  хотел поначалу всю баночку отдать  мнимо подозреваемому.  После
первой рюмки решил  разделить деликатес по-братски. После  второй сказал: "А
че  там дробить? В следующий раз дам!"- и умял чайной ложкой царскую закуску
один.
     Без хлеба.
     Запивая водкой с содовой.
     И не объелся.

        НЕ ШАНЕЖКИ ХВАТАТЬ
     Рыбу ловить  - не  шанежки  со  стола  хватать!  Так считал  Мошкин.  И
категорически не  разделял пораженческих  настроений:  на рыбалке,  дескать,
главное - не сколько поймаешь, первейшее дело - отдых у воды. Клюет не клюет
- для здоровья все одно полезно.
     - Где здесь польза? - возмущался Мошкин. - Часами дергаться, вперившись
в неподвижный поплавок? Я же не монах-пупосозерцатель!
     Вдобавок всегда, если  у тебя не клюет, рядом находится таскающий  одну
за  одной.  Ладно  бы, мертвый  сезон по всему  водоему:  у  рыбы  пост  или
голодовка  с экологическими  -  очистить  от  загрязнения мокрые  стихии!  -
требованиями. То есть не  только  тебе  тоскливо, у чужих удочек аналогичный
нуль.  В конце концов, и  без ухи  есть, чем закусить. Но если бы так.  Куда
там, обязательно найдется один рыбак, портящий всю коллективную малину.
     В  тот раз  получился именно такая несправедливость. У Мошкина  и  Коки
клевало в  час  по чайной  ложке, ловилось  еще  реже,  а  рядом  в  камышах
щупленький  дедок то  и  дело выдергивал  на  свет  божий  карасей. Кока  не
мельтешил на своей лодке-резинке по акватории,  тупо ждал счастья,  намертво
заякорившись. Мошкин гонялся за удачей с места на место. Забивался в камыши,
выходил на чистую воду, искал глубину,  вставал,  где помельче.  От перемены
мест сумма улова не увеличивалась.
     Вечером на берегу дедок обсмеял наживку наших рыбаков.
     - Ваши  червяки  в  воде шнурками  висят. А тутошний карась  падаль  не
уважает. Мои-то на крючке играют...
     Черви у  дедка были загляденье: свеженькие,  как  огурчик, красненькие,
как роза, аппетитные и веселенькие - на  месте не  усидят. Тогда как у наших
рыбарей они лежали в банке позавчерашней вермишелью.
     По  возвращении  домой Мошкин  облазил в  поисках  стоящей  наживки все
пустыри  и  окраины. И  наткнулся на свалке на такую  породу,  что  запел от
радости, как  геолог, открывший золотую жилу. Это были  янычары.  Тараканами
разбегались  из-под  лопаты.  Такая наживка на  крючке  плясать будет.  Чуть
зазеваешься, гвоздями вонзались в землю, уходили на недосягаемую глубину.
     - Теперь весь карась наш! - доложил Мошкин Коке.
     Кока  заехал за Мошкиным  в  половине пятого  утра. Друга у подъезда не
просматривалось. На призывный  сигнал он возбужденно  высунулся из форточки,
шепотом прокричал  что-то нечленораздельное и скрылся.  Выскочил из подъезда
минут  через пятнадцать.  Как из переделки.  Куртка  в  один  рукав  надета,
взлохмаченный, рубаха полузастегнута.
     - Ты че? - спросил Кока.
     - А, - махнул рукой Мошкин.
     Ночка перед  путиной  выдалась,  как  на передовой.  Подготовил снасти,
собрал рюкзак, наконец, в первом часу лег и только заснул  -  страшный крик.
Ну, убивают как  минимум.  Причем отрывая голову от тела. Орала теща. Мошкин
сунул руку под  кровать:  времена  такие -  того и жди,  вломятся непрошеные
гости с большой дороги. Для встречи с ними держал под рукой топор. Вбегает с
ним на кухню, там теща перед раскрытым холодильником рот еще шире раскрыла -
орет, будто режут. Как увидела  Мошкина в трусищах и  с  занесенным топором,
сразу замолчала и - кувырк в обморок. Подумала: по ее душу зятек.
     Мошкин глядь в холодильник,  и  причина душераздирающего тещиного крика
разом  прояснилась.  По всему  холодильнику ползали черви. Мошкин  их полную
пол-литровую  банку накосил на свалке, в два слоя марлей обвязал  горловину,
пусть  дышат, и  поставил,  чтобы не  раскисли, в холодильник. Эти  сарацины
пробили   марлю,   как  паутинку,   и   расползлись  по   всему  прохладному
пространству. Ладно бы по стенкам.  Они были в супе, масле, каше... Теща  на
ночь вставную челюсть  опускала в чашку  с водой и прятала в холодильник  от
мушек и других перелетных тварей.  Тут поднялась чайку с пряничком попить от
бессонницы, а в чашке с  протезными зубами черви  резвятся.  Возопишь благим
матом...
     На истошный вой и стук  тещи об пол вбежала супруга, Мошкин едва вместе
с  червями,  рыбалкой и "своей дурью"  не полетел  вприпрыжку в темную ночь.
Кое-как  собрал  наживку  под  крики  в  два  горла,  как  ругаться  -  теща
оклемалась, закрыл полиэтиленовой крышкой и поставил в коридоре.
     По звонку  будильника первым делом побежал  посмотреть,  не задохнулись
красавцы?  Банка  была пустой.  Черви нашли щелку в крышке  и разбежались по
коридору.  Половину  Мошкин  собрал, вторая осталась осваивать квартиру.  На
радостную встречу с женой-рыбачкой после путины рассчитывать не приходилось.
     - Хватит и  столько,  - хохотал Кока.  -  Можно разрывать на  несколько
частей.  Эти живчики и в кускообразном  состоянии  будут на крючке  плясать.
Остальные Тамарка на следующую рыбалку соберет.
     - Не надо про Тамарку, - взмолился Мошкин, - настроение и без нее как у
повешенного.
     На  озере оно  в неповешенную  сторону  не  изменилось. Клева  не  было
вообще. Сказать,  черви  притомились  от  ночных  бдений  по  холодильнику и
коридору,  - ничего подобного. Их было не  удержать, насаживая  на крючок. А
рыба  не  брала. И опять не  по причине  всеобщей  сытости или  перехода  на
лечебное  голодание.  Неподалеку  тот  же  дедок   тягал  карасиков  в  свое
удовольствие.
     Вечером сошлись на бережке. Дедок ведро рыбы набузовал, а нашим рыбакам
уху можно было варить только из комаров.
     - Покажите-ка червячков, - попросил дедок и закричал, увидев наживку. -
Да вы что? От  таких терминаторов не то, что  карась, щука пятый угол искать
будет! Зверюги! На них по трезвянке даже человеку смотреть страшно!
     Век живи - век репу чеши на загадки природы.
     Друзья за бутылку водки купили у дедка полведра карасей. Кока свою долю
"улова" великодушно  уступил Мошкину, ведь  тому  предстояло  дома  выстоять
скандал по поводу не поехавших на рыбалку червей.
        СЕКС НА БАРРИКАДАХ
     Чем  заполнить  свободное  время молодому-неженатому  в командировке  -
вопрос риторический. Не совсем молодому и совсем  женатому, - считал Мошкин,
- тем более  только в командировке и можно  расслабиться на  полную катушку.
Раскрутить ее, чтоб чертям тошно стало.  И раскручивали... Пока один хвостик
не  остался... Еще  в  начале восьмидесятых в этом закрытом городке  в любой
магазин  зайдешь:  сухих  вин  -  пальцев  на  всех конечностях  не  хватало
пересчитать! Если  только в два круга загибать. А коньяки!.. Млечный путь на
витрине!.. Про закуску вспоминать  -  слюной захлебнешься!  И  все  доступно
простому  инженеру, тем  паче  -  ведущему...  А  в конце  восьмидесятых как
отрубило изобилие, талоны на все ввели. Мошкин сахар из дома за тысячу верст
тащил, чаю попить.
     Что называется, проскочили коммунизм и не заметили.
     Когда  проскочили, Мошкин без рвения  поехал в командировку.  Разве что
отоспаться от семейной  кутерьмы. Но  неожиданно  открыл для  себя пикантное
развлечение - видео с сексом. Городок военный, мизерный. Центральная улица -
на одном  конце плюнешь, через другой в море Баренцево  летит, зато в каждой
подворотне видеосалон. В выходной  день матросики с утра до вечера из одного
подвала  в другой ходят... Запросы Мошкина были скромнее, но  и  он  фильмов
восемь за неделю просмотрел. Как уж там матросики несли вахту после видео?..
На  Мошкина оно оказывало сильное  влияние.  Хотя был уже не в том возрасте,
когда каждую ночь "горю, как сотня батарей!"
     Нельзя сказать,  что  Мошкин отличался особой  уж удалью в  сексуальном
плане, чтобы  запросто -  "разрешите с вами  познакомиться", а  через  час -
"распрямись ты, рожь высокая, тайну свято  сохрани". Насмотревшись фильмов с
возлежанием, вдруг обрел  отчаянную уверенность в вопросах  противоположного
пола. "А че робеть? - думал, - дело обоюдоприятное, раз-раз и на матрас". На
женщин по-хозяйски орлом начал  глядеть: эта пойдет, эта не очень, хотя тоже
можно... Прежде на трезвую голову симпатичных на улице только глазами любил,
теперь  с разговорами без всяких подходит. Язык и раньше прилипшим к небу не
был, тут  совсем  размагнитился. Игривость откуда-то  взялась,  комплименты,
намеки... Побед пока не было, но и дураком ни одна не обозвала...
     Знакомство с Софой произошло на скоростях видеосценария: парень девушку
раздел,  хочет  познакомиться.  Софа  работала в  Доме  торговли  на  кассе.
Очаровательная, веселая пышечка. Отбивая  чек на  шнурки, Мошкин  сумел и  о
свидании  с  ней договориться. Каких-то  десять  минут  и  адрес  в кармане.
Обратите внимание, не  под романтическими часами ждать у  моря  погоды, нет,
свидание под крышей у дамы на ночь глядя. Чувствуете разницу?
     Софа жила в соседнем поселке, автобус ходит каждые полчаса.
     На следующий день ровно в двадцать тридцать Мошкин взбежал по лестнице,
даванул звонок по указанному в бумажке адресу.
     Софа была в джинсовой юбочке, футболке, надетой на голое тело.
     - Кто стучится в дверь моя? Видишь, дома нет никто! - впустила Мошкина.
     - Вижу  дома  нет  никто, где моя  висеть  пальто?  - пропел счастливый
гость.
     Про себя отметил - на вешалке нет ничего мужского.
     Журнальный столик с угощениями стоял у широкой софы.
     По этому поводу Мошкин сочинил каламбурный тост:
     - Предлагаю поднять бокалы за картину: я и Софа на софе хорошо сидим!
     - И лежим! - залилась смехом Софа и упала на  спину,  ноги до основания
наружу... И хохочет...
     Хохотушка   она   была   редкостная.  И   пылкая,   как   в  постельном
видеофильме...
     Софа плескалась в  ванной, когда Мошкин разведчиком прыгнул к платяному
шкафу. Внутри в поспешном беспорядке были свалены шинель с погонами мичмана,
китель, брюки, черная пилотка.
     Мошкину вспомнилось: "Жди меня и я вернусь..."
     "А ведь может вернуться", - невесело подумал.
     За окном лил в темноту холодный дождь.
     Софа  пришла  завернутая в  простыню,  богато и влажно оттопыренную  на
груди. Упала на софу на спину, руки в стороны, запела довольнешенькая:
     - Играй, музыкант, настежь двери!..
     - А где твой муж? - игриво спросил Мошкин.
     - Назло мужу  -  сяду в  лужу! -  сурово сдвинула  брови  Софа и тут же
расхохоталась.
     - В морях поди болтается? - любопытствовал Мошкин.
     - Не  боись, Вова,  я  рядом!  -  шлепнула  его  по спине Софа. - Лучше
поцелуй меня, а потом я тебя!..
     - Веселая ты! - похвалил Мошкин.
     - Зачем грустить? Муж  сказал: застукаю с любовником - первая пуля тебе
в сердце, вторая - ему в лоб. Лишней секунды мне пожить не дает.
     -  Серьезный  мужчина,  -  согласился  Мошкин.  - Настежь  двери  -  не
заявится? Может, пора мне ноги включать?
     - Колхоз дело добровольное, - отвернулась к стенке Софа, - хочешь лежи,
хочешь домой бежи.
     Легко сказать - "бежи"...
     -  Че ты  так  уверена,  что не заявится?  - спросил  через  пару минут
кавалер, но дама уже спала.
     К Мошкину сон не шел. До сна ли, когда того  и гляди уложат, пикнуть не
успеешь. В  обнимку с любовницей оно, может,  и  достойнее  для мужчины, чем
трамвай переедет, а все равно радости мало.
     Мошкин тихонько поднялся, сделал в  коридоре рекогносцировку.  Замок на
соплях. Дверь входная открывается наружу. Дерни посильнее - и ключа не надо.
Одним  днем  вояки  живут. Ну, поставь  ты  пару добрых замков  и душа будет
спокойна. Нет...
     Вдруг муж сегодня в патруле?  Забежит обсохнуть, и начнется стрельба по
лежачим мишеням. Именем закона в  изменников  супружеской  верности ОГОНЬ!..
Кому в сердце, кому в лоб...
     "Ее,  поди, пожалеет,  -  подумал Мошкин, - свое как-никак, а  меня  че
жалеть? Первый раз видит".
     Хоть одевайся да "бежи" от греха подальше.
     "Подальше"  было  двадцать  километров  по дождю  без  зонтика.  Первый
автобус в шесть утра.
     Идти  не  хотелось.  Половину предыдущей  ночи  мечтал  о  сегодняшней,
половину сегодняшней претворял мечты в реальность, а организм не железный.
     "Авось пронесет, - махнул рукой Мошкин. - Но сонным не дамся".
     Подтащил к входной двери стиральную машину, поставил на  нее табуретку,
на  край  табуретки  чугунную  сковороду  полметра  диаметром...  Получилось
баррикада и будильник одновременно. Входящий обязательно врежется впотьмах в
сооружение. Грохоту будет...
     Мошкин прилег рядом с Софой, устало закрыл глаза...
     Грохот  получился  обвальный. На лету  просыпаясь,  Мошкин плюхнулся на
пол, откатился к стене  под обеденный стол. Маневр  совершил подобно  группе
захвата, которая в кино катом перемещалась к самолету с террористами.
     Отсиживаться  под  столом,  поджавши  хвост,  Мошкин  не  собирался.  В
пистолете семь пуль, арифметика простая: хочешь жить  - умей вертеться. Семь
раз  увернуться...  Нет  -  шесть,  первая пуля Софина. Муж,  поди,  стрелок
никакой.   Кого   он  стреляет  на  подводной   лодке  или   корабле?   Плюс
психологический момент.  Это не в тире с холодным сердцем. Значит, шесть раз
увернуться, а в рукопашном бою  Мошкин  руки  вверх не  поднимет. Только  бы
выжить до рукопашной...
     В коридоре опять что-то загремело. Выстрелов не было.
     "Выжидает", - подумал Мошкин и бесшумно двинулся навстречу судьбе. Полз
не под  пули в  лоб.  Полз,  используя  фактор внезапности,  выбить  у  мужа
инициативу вместе с пистолетом...
     Мошкин миновал софу, на которой безмятежно спала Софа,  переместился  в
соседнюю комнату. Противник ни звуком не выдал себя. Мошкин подполз к порогу
в коридор, и тут за спиной раздался характерный сухой щелчок.
     "Началось! -  жаром  ударило  в голову. Ошпаренно замельтешили мысли. -
Осечка? Или с глушителем поливает? В кого метил? Как оказался в тылу?"
     Еще один щелчок прорезал темноту.
     "Ура! - мысленно зааплодировал силе своего ума Мошкин. - Ура!"
     Муж включал свет. Да будет свет, сказал монтер, обрезав провода. Ложась
спать, Мошкин предусмотрительно вывернул пробки.
     Он  вскочил  на  ноги  -  самое  время  уйти  по-английски,  хотя  и  в
отечественных  трусах,  -  низко  пригнувшись,  нырнул  в  темноту в сторону
входной  двери.  Как чудненько,  что  она  вышибается наружу!  Правой  ногой
вышибающе пнул дверь,  но громко попал в чугунную  сковороду,  левым коленом
шарахнулся о табуретку, головой смял угол стиральной машины...
     -  Милка! Гадючка, а не кошка! - раздался  сонный голос Софы.  - Хватит
скакать!
     - Это я, - поднялся с колен Мошкин, в голове стоял шум.
     - Что-то света  нет, -  еще раз щелкнула  выключателем Софа и шаловливо
запела. - Нету света, нету света, нету электричества!..
     - Сейчас пробки посмотрю.
     - Иди ко мне, - нежно позвала из темноты Софа, - потом посмотришь.
     - Спи, я покурю... - отказался Мошкин.
     - Ты говорил, не куришь!
     - Закуришь тут...
     -  Как  знаешь,  -  сказала Софа  и допела частушку. - Нету  качества в
парнях, нету и количества!
     До половины  шестого Мошкин  просидел  на кухне, потом по-английски, но
уже одетый-обутый, не  прощаясь,  ушел. На  выходе  из подъезда нос  к  носу
столкнулся  с мичманом.  На руке у того  была красная  повязка "Патруль", на
боку пистолет в кобуре.
     "Смотри рогами стенки не обдери!" - весело подумал Мошкин, но на всякий
случай шел, оглядываясь, - не гонится ли за ним мичман.
     Первое,  что увидел, въезжая к  себе в городок, - красочную  афишу:  "В
видеосалоне "Феникс" демонстрируется остроэротический фильм "Любовь втроем и
при свидетелях". Дети до 18 лет не допускаются".
     "После 18-ти тоже не надо допускать!" - зло подумал Мошкин.
     Подумал-подумал и вечером решил обязательно посетить "Феникс".

        БАЙБАКИ ПОДЗЕМЕЛЬЯ
     Чертями из подземелья вылезли на  свет  божий  Кока и Мошкин.  Чумазые,
паровозно дыша. По замыслу владельца этого подвального подземелья станет оно
вскорости  евроконфеткой,   в  которой  как  из  ведра  хлынет   шампанское,
душевынимающе грянут гитары и цветастые цыганки мелко завибрируют плечами...
А пока "конфетка" была сокрыта горами грунта и мусора.
     Родное КБ ни мычит ни телится и, в отличие от подземелья, перспектив на
будущее и зарплату за прошлое не дает.  По этой скучной причине Кока, Мошкин
и еще четверо инженеров с  носилками в руках расчищали подвальные объемы под
шампанское  с  виброцыганками,  выводили   на   разудалую  орбиту  подземную
"конфетку".
     - Вот бы в подвале найти кубышку с золотом, - помечтал Мошкин, доставая
обед. И скривил нос от найденного. - Опять яйца сунула! Закукарекаю скоро  и
куриц начну топтать. Моей зарплату яйцами выдали...
     - Хорошо не гранатами... Представляешь: развернул обед, а там - парочка
противотанковых.
     - Лучше бы окорочка куриные, как в прошлый раз...
     - Окорочка сурка вкуснее, - глубокомысленно сказал Кока.
     Мошкин  как  раз затолкал в рот  яйцо, чтобы, минуя осточертевший вкус,
заглотить  целиком,  не  разжевывая,  белок  да желток, и  вдруг  пожеланием
приятного  аппетита  эта   мерзость  -  "сурковые   окорочка".   Яйцо  пулей
просвистело мимо Коки.
     - Фу! - отплевывался Мошкин. - Пожрать не дашь спокойно!
     - Село ты необразованное. Окорочка сурка -  это же как зайчик! Потушить
и  холодными  подавать.  Рука сама стопарь ищет... Но  однажды мы залетели с
сурком...
     Молодого инженера  Коку  после трех лет  работы  в КБ призвали  на пару
годков в  армию.  Офицерствовал он в  оренбургских  степях,  на  технической
ракетной базе (ТРБ). Она обслуживала ракетные точки, каждая из которых могла
поставить жирный восклицательный знак за океаном.
     Чтобы не мозолить глаза за океаном, точки были в шахтах.
     Как-то  в первые  месяцы  службы вместе  с  бывалым прапорщиком Цыбулей
отправился Кока в самый дальний ракетный район, за  сто километров от ТРБ. В
караване  у  них  был  бензовоз   и  машина  с  нейтралкой,  жидкостью   для
нейтрализации ракетного горючего.
     Отъехали километров 40 от ТРБ,  Цыбуля командует: стоп, машина,  слазь,
шофер - отдыхаем. Ракеты  стояли и стоять будут, а насчет пожевать, если сам
не почешешься, никто не встрепенется.
     Вокруг ни души из  начальства. Солнце степное,  оренбургское буйствует,
ветерок  жаркий пролетает, живность  травяная  от полноты  чувств стрекочет.
Одним словом  - природа. И сурки в ней по всей степи стоят. Цыбуля стоять не
хочет,    командует   солдатикам    достать   припасы,   сделать   тенек   и
скатерть-самобранку. Расположились вокруг нее офицеры вдвоем, а посредине  -
лучок зеленый, сало белое с розовыми прожилками...
     - На  месте  обязательно угостят  байбаком,  -  сказал  Цыбуля молодому
лейтенанту. - Ух, мясо вкусное!
     Сидят  они,  закусывают.  Конечно,  не на  сухую. Цыбуля  первым  делом
"ракетного топлива" - спирта - фляжку достал. Приняли по хорошей  порции,  и
без  этого не  грустили,  тут тем более в  праздничную сторону поплыла душа.
Прилегли.  Цыбуля начал  рассказывать,  как ловить сурков, или, по-местному,
байбаков. И вдруг байбак перед самым носом высунул морду  из норы. И тут  же
скрылся.  Потом  снова  нарисовался. Издевается  самым натуральным  образом.
Дескать, че ты, прапор, зайчишься о теории лова, ты меня поймай!
     Цыбуля аж подскочил от такого хамства.
     - Сейчас  я  тебя сделаю!  -  подбежал  к норе  с  наглецом.  - Пробкой
вылетишь!
     И  приказывает подогнать машину  с  нейтралкой. Литров триста байбаку в
жилье ахнул. Байбак не то что "пробкой" - нос не показал.
     Цыбуля   командует:   добавить  еще  с  "полкубика"  для  нейтрализации
наглости.
     Опять, как в трубу, ухнула нейтралка. Никакой реакции из подземелья.
     Зато  у  Цыбули  реакция  матершинная.  На  четвереньки  упал  у  норы.
Охотничьей собакой  засуетился. Только что  не лает. Землю разгребает, нос в
нору сует. Байбак,  надо  сказать, это не суслик, которых  на ведро десяток.
Байбак он  под десять килограммов может  вымахать. Уж  пять-шесть - точно. И
вход в нору у  него не дверной глазок. А Цыбуля туда нос бесстрашно вонзает,
пытается разглядеть, где там байбачина от нейтралки сховался.
     - Смотри - отхватит шнобель! - Кока смеется.
     - Я ему первее голову откручу? - звереет Цыбуля.
     ...- Нам ехать надо, - рассказывает Кока, - а он ни в  какую: "Плевать,
- говорит, -  скажем, что обломались в дороге". Всю службу послал подальше -
один байбак в голове.
     Заклиненный охотой, подгоняет Цибуля машину с бензином.
     - Сейчас мы ему бензинчику под хвост. Сразу выскочит. Ведь не катакомбы
у него там прорыты!
     И добавил к нейтралке литров  пятьсот бензина.  Они тоже,  как в шахту,
ушли. Байбак и на этот маневр на люди не вышел.
     - Да он, поди, сдох, - предположил Мошкин.
     - Ничего подобного, - отмахнулся Кока и продолжил рассказ.
     ...  Цыбуля  с  криком: "Он что  в  штаты  ход прорыл?!"  - фуганул еще
бензина. И, видя, что эффекта нет, приказал бензовозу отъезжать.
     -  Зараз  я  этой заразе  устрою фейерверк... - многообещающе засмеялся
Цыбуля в сторону  сурка. -  Подпорчу  мех на окорочках,  если  человеческого
языка не разумеет.
     Зажег спичку и бросил в нору.
     Огонь не к байбаку  в подземелье пошел, метнулся в обратном направлении
- к бензовозу, который, отъезжая с волочащимся шлангом, чертил пожароопасную
дорожку. По ней пламя весело побежало к емкости...
     -  Я мигом протрезвел, -  рассказывал Кока. - Ну, пусть он вылил литров
восемьсот  или куб,  остальные  -  в бензовозе...  Бомба на колесах.  Водила
вовремя успел выпрыгнуть. Мы, конечно, сыпанули в  разные стороны, на  землю
попадали... Пламя добежало до шланга и остановилось, горит ровным  огоньком,
мы лежим, гадаем:  рванет или...  Жахнуло, как на фронте. От  бензовоза одни
рожки  да  ножки  остались.  Когда  они просвистели над головами, встали  мы
посмотреть место фейерверка, и тут мне в ногу как даст боль! Байбак, зараза,
впился. Осатанел от взрыва.
     - Какая скотина не озвереет, - сказал Мошкин, поднимаясь  от стола.- Ее
химией нейтрализуют, бензином палят, начнешь тут на всех кидаться!
     - Мы-то с тобой не звереем, - резонно перевел в тупик стрелки разговора
Кока. - Денег не платят, под землю с носилками загнали...
     - Человек - такая скотина - ко всему привыкает. Вдобавок - бензин в наш
подвал еще не льют...
     - Дорогой нынче бензин. В байбачью нору мы дармовой фуговали...
     - Для  хороших людей ничего  не жалко... Ладно,  хорош  ночевать, пошли
работать.
     И они направились с носилками за новой порцией грунта.

        АВАРИЯ ЛЮБВИ
     Владимир Петрович Мошкин дефилировал по перрону Курского вокзала, что в
Москве. Без  цели - абы час  времени убить до своего поезда. Настроение имел
праздное, кругом кутерьма с высадкой-посадкой, а ему наплевать.
     Вдруг романтическое состояние разом испарилось от удара в мягкое место.
Мошкин  полетел ровнять носом  перрон. Что-то проехалось по спине, и  даже -
прошлось.
     - Что -  повылазило? - вернул к вокзальной  действительности  визгливый
крик.
     Над  Мошкиным  стояла  упитанная,  лет  под  пятьдесят,  но  еще  очень
недурственная женщина.
     - У меня там хрусталя на тысячу баксов! - кричала она.
     Женщина, торопясь  на  поезд, катила  перед собой что-то среднее  между
тележкой для ручной клади и армейским тягачом. Под этот грузовик ручной тяги
и угодил романтически настроенный Мошкин.
     - Ты у меня платить будешь! - кричала женщина.
     Мошкин, ушиблено  сидя на перроне, вспоминал, где видел это разъяренное
лицо?
     Если вернуться к истокам  и  коснуться истории,  Мошкину была уготована
судьба бродяги. Ложилась  ему прямая  дорога в геологи, кабы  не космические
50-е.  Ночами  не спал  -  высматривал  комариные блесточки первых спутников
земли. Поэтому пошел в авиационный институт.
     И стал инженером по эксплуатации ракет. А это  такая география, почище,
чем  у геологов. Мошкин не  понимал  тех, кто  на второй неделе командировки
начинал  нудить:  скорей  бы  домой. В некоторый  год  у  него трех  месяцев
семейной жизни не набиралось. Приехал  домой, отчет написал, жену приголубил
и  опять - "жди  меня, и  я вернусь".  Командировочные чемоданы изнашивались
быстрее   брюк.    Прибалтика,   Украина,   Забайкалье,    военные    части,
фирмы-разработчики, полигоны, общежития, гостиницы,  казармы. Компанейский и
не только  языком  поболтать:  магнитофон починить, часы  отремонтировать. И
боец! - выпить мог при случае не одну бутылку.
     А  уж какие компании собирались  на полигонах  - в  Капустином  Яре или
Плесецке!    Ленинградцы,   москвичи,   днепропетровцы,   пермяки,   миасцы,
харьковчане,  красноярцы,  омичи.  У  одних  записи  - "Битлз", у  других  -
доморощенный частушечник. У третьих - баянист играет так, что в глазах рябит
от переборов.
     Мошкин  играть умел  когда-то  только  на  ударных, но в  гостинице  на
барабане разве  постучишь? Зато каблуками в переплясе - пожалуйста. А Мошкин
такие фигуры Лиссажу ногами выделывал - у профессионалов слюнки текли.
     Как-то  в Москве, в ресторане-"поплавке", чуть  цыганских  мастеров  не
уронил  принародно. Их  солист, с серьгой сверкучей и  смоляными  кудрями, -
развлекал публику, под бешеный огонь гитар и скрипок, пляской. "Ну-ка, Вова,
врежь  ему  по-русски!  -  начали  подзуживать  товарищи  во  главе с  Кокой
Патифоновым.  -  Ты  не  хуже могешь!!" Мошкина  долго  упрашивать  не надо,
выскочил на цыганский круг и давай наезжать  на  профессионального  плясуна.
Сам низенького росточка, белобрысенький, смотреть не на что, а пошел, пошел,
пошел на смуглого красавца. Тот в алой атласной рубахе, Мошкин - в синенькой
бобочке,  у  того  на ногах сапожки плясовые,  у Мошкина - башмаки  в летнюю
дырочку... Но  не успел Мошкин до среднего огня разогнать себя, еще подметки
не заискрили в разные стороны, как музыка оборвалась.
     Главный цыган подозвал к эстраде и, улыбаясь, шепнул на ухо: "Садысь на
мэсто, а то гитара об башка ломаю".
     Однако чуть позже прислал русскому плясуну бутылку  армянского коньяка,
а  после закрытия  - вежливо попросил поделиться коленцами с цыганским асом.
Мошкину не жалко - распространил сибирский опыт на цыганский табор.
     ...В то лето Мошкин  торчал в Капъяре. Пустил две  ракеты, перед пуском
третьей у одной из красноярочек был день рождения. Народу в номере собралось
под завязку. И среди него - харьковчанка Дуня.
     Видная женщина. Бровь соболина, шея лебедина, грудь обильна, в общем, -
кровь с молоком. Глаз Мошкина давно на ней  пролежни пролежал.  Да все никак
не получалось поближе  подъехать.  На дне  рождения  у них  заиграло  друг к
другу. Как он отплясывал в  тот вечер, давно перешедший в ночь! Снизу начали
от зависти стучать в батарею - прекратите.  Тогда разгулявшиеся  -  инженеры
как-никак - взяли табуретку, поставили на  стол, подложили под ножки подушки
против распространения танцевальных волн в  нижние этажи, Мошкин  вскочил на
табуреточную  эстраду  и пошел отбивать  чечетку. Двое мужчин крепко держали
"танцплощадку" за ножки, в то  время как  танцор выкамаривал  на ней чудеса.
Дуня завороженно смотрела на это мастерство под потолком. От ее восхищенного
черноокого взгляда у Мошкина внутри все переворачивалось  и ноги вколачивали
в табуретку  перплясы невероятной частоты. Аж  жарко стало.  Танцор сорвал с
себя рубашку, бросил на головы зрителей. Клешенные от колен брюки, загорелый
торс и бешеная дробь.
     - До утра выдержишь? - крикнула Дуня.
     Выдержу! - еще громче зачечеточил Мошкин.
     Не выдержал каблук - отлетел.
     Мошкин переобулся и игриво предложил Дуне "пройтиться, там где мельница
крутится, электричество  светится  - по  шошше".  Они вышли  в южную ночь. В
обществе Дуни  душа  у  Мошкина пела, ноги плясали. То и  дело  он выкидывал
какой-нибудь номер.
     Вдруг вскочил на лавочку, на которой они напропалую целовались, отбивая
ритм подошвами,  спел:  "Дунечка, Дунечка,  Дуня-тонкопряха".  Повторяя  эту
фразу, начал бешеное пяточное  ускорение. Дойти до  сверхзвукового  темпа не
дали.
     - Сейчас я  тебе, стукачу, ноги повыдергиваю! - угрожающе раздалось  из
окна.
     А   то  вдруг  после  затяжного  поцелуя,  высоко  подпрыгивал  -  ноги
"ножницами" - и в прыжке касался пальцами носков туфель.
     Дуня счастливо смеялась:
     - А танец живота можешь?
     - А як же!
     Мошкин как стоял на тротуаре, так и упал плашмя.
     Дуня вскрикнула: сейчас будет коленце фотографией об тротуар.
     Но перед впечатыванием носа  в  асфальт Мошкин  подставил  руки на упор
лежа. Тут же, оттолкнувшись от земли, хлопнул в ладоши, снова приземлился на
них. И пошел  частить:  хлопок - упор  лежа, хлопок - упор... Потом встал на
руки, прошелся вокруг  Дуни, лихо  вскочил на ноги и тут же упал перед дамой
на коленопреклоненный шпагат.
     - Эх, куда бы уединиться до зореньки утренней? - забросил Мошкин удочку
с намеком на крючке.
     - Соседка по номеру, - заговорщицки ответила Дуня, - завтра  уезжает на
два дня в Волгоград...
     На следующий день  Мошкин  проснулся приплясывая. Счечеточил у  кровати
ритм "Маленьких лебедей". И весь день был в плясовом настрое. Даже в очереди
в столовой перебирал ногами.
     - Тебе че не стоится? - спросил Кока. - Недержание?
     - Не, - счастливо засмеялся Мошкин, - погода хорошая.
     В тот день был пуск ракеты, его две  недели готовили Мошкин, Кока, Дуня
и еще целая компания. Вечером спроворили  по этому  поводу  шикарный стол  в
гостиничном номере.  Но до пуска - это тебе  не чайку попить - ни-ни в плане
торжественных возлияний по случаю. В двадцать  минут двенадцатого полезли на
крышу своими глазами убедиться, что банкет они заслужили - можно наливать.
     В темноте над самой землей вспыхнул яркий шар, разрастаясь,  постоял  в
раздумье, а надумав, - с пламенным хвостом заторопился вверх.
     - Ура! - заорали смотрящие.
     Но  вдруг огонь, стремящийся до  сего  момента  к  звездам, начал круто
менять направление своих устремлений на прямо противоположное.
     - Куда  ты?  -  как  на  шкодного кота, прыгнувшего  на стол,  закричал
Мошкин.
     Огонь, не реагируя на окрик, помчался вертикально вниз.
     - Автомат стабилизации  отказал! - сказал Мошкин, когда в районе старта
финишным взрывом ударил в землю носитель.
     - Ошибка в программе  полета! - категорически  возразила Дуня. - Тангаж
отрабатывался в противоположную сторону.
     Банкет полетел псу под хвост. Вскорости в штабе, на аварийной комиссии,
Мошкин, с  пеной у рта защищая  программу  полета, к которой имела отношение
его фирма, доказывал,  что  причина  аварии - в автомате  стабилизации. Дуня
решительно защищала прибор своей конторы.
     -  Валить на автомат - это полная техническая безграмотность! -  рубила
сплеча Дуня.
     - А на программу - голый дебилизм.  Зачем вас, баб,  вообще на полигоны
посылают?!
     Ясно-понятно: каждый-всякий боролся не за истину, а как бы  свою  фирму
выгородить.
     В этой борьбе любовь, как та ракета, недалече уйдя от старта, потерпела
сокрушительную аварию.
     ...Мошкин сидел на перроне, а женщина чистила его в хвост и в гриву.
     -  Дуня,  - наконец сказал потерпевший, - что ты шумишь на  всю Москву,
это ведь не Капъяр?
     Женщина оторопело уставилась на Мошкина:
     - Вова?
     ...- А ведь тогда  вы  в  программе ошибку нахомутали, - говорила Дуня,
пока Мошкин  затаскивал ее  оккупационные чемоданы в  вагон.  - В Капъяре-то
бываешь?
     - Ага, - соврал Мошкин.
     - Как там?
     - Плохо, - не соврал Мошкин.
     -  А  я  вот  на жизнь челночу,  -  сказала  Дуня и на  прощание крепко
поцеловала Мошкина в губы.
     -  Дуня,  тогда  в  моей  программе  ошибка   была!  -  крикнул  Мошкин
отъезжающей.
     И звонко постучал себя кулаком по голове.
     - В моей тоже! - прозвучало в ответ.
     Но легче от этого обоим не стало.

        БИЛЕТ БУХАЛОВУ
     Толя Шухов соблазнил Коку Патифонова, Мошкина и еще двух коллег по КБ в
поход  на  плоту.  Показал фотографии,  и  даже  от черно-белых  у  мужичков
зачесался дух бродяжий, похватали  рюкзаки и самолетом-вертолетом полетели в
Горную Шорию на реку Мрас-Су.
     Заповедные  места!  Уже  от первой  рыбалки  Кока  остолбенел.  Не ерши
сопливые,  лещи костлявые - царь-рыба, таймень, попалась! И не из присказки:
поймал два  тайменя  - один с нос,  другой  помене!  На  восемь  килограммов
выволокли красавца на удочку в клеточку, то бишь - сеть.
     А природа!  Че  там  сравнивать  с  зацивилизованной  вдоль  и  поперек
Швейцарией! Тайменя  вы в  Швейцарии на 8 килограммов возьмете? "Один с нос,
другой помене" и то не  водится. А тут первозданная  красота. Хоть  на  горы
голову задери, хоть в  речку загляни, хоть в тайгу нос  сунь, если, конечно,
не боишься косолапого встретить.
     А  какую мужички баньку устраивали! Представьте - мощный галечный плес,
сзади тайга, впереди река, вверху небо, а  мы посередине! Представили. И вот
здесь,  посередине,  десяток  жердей   ставятся  чумом,  на  них  полиэтилен
герметично натягивается. Пусть  просвечивает,  да кто там за тысячу верст от
жилья  твои бесштанные  телеса  увидит.  Жар в "чумовой  бане"  обеспечивают
раскаленные   камни,   кои   затаскиваются   из   костра.   Пол   устилается
свежескошенной травой,  обязательно  с  душицей,  а  сверху  слой  пихтового
лапника. Представили? Дальше любая фантазия  бледнеет перед кайфом. На камни
плеснешь взвар  из листьев  смородины,  душицы... Взахлеб  дышал бы,  да уши
трубочкой сворачиваются, посему - падай на лапник и млей в аромате, а  потом
ковш взварчика на камни и  айда истязаться веником,  пока  круги в глазах не
замелькают. А  как замелькали, прыгай в реку, откуда без кругов, но с криком
"едрит твою в  копалку!" пулей  вылетишь на берег. А в  родничке компотик из
ягод малины  и смородины томится... Кружки  две хватанешь и  опять в  банный
чум!..
     И в  том же родничке стоят поллитровочки в ожидании момента, когда весь
пар разберут мужички и усядутся кружочком...
     На следующее  утро  после  такой  баньки  порог грозно зашумел  поперек
маршрута. Да  такой, что, если шарахнет о  камни, костей  не соберешь. "Я бы
его  лучше  заочно прошел", - сказал Мошкин, когда туристы-водники,  стоя на
берегу, кумекали, как лучше миновать препятствие.
     Однако проскочили ревущую преграду без человеческих  жертв. После  чего
речка успокоилась. Левый бережок более каменистый, правый - более кустистый.
Мошкин  стоял  между  ними на  плоту.  И вдруг  раздвинулись  кусты,  из них
высовываются две очень колоритные физиономии. Даже  морды. Недалеко от этого
места находился  лагерь, отнюдь не пионерский, физиономии-морды были оттуда.
Не  сбежавшие  -  нет,  из  разряда  расконвоированных.  То есть  зек, но  с
некоторой свободой от колючей проволоки.
     Свобода не очень отразилась на их угрюмых физиономиях.
     - Мужики, - спросила одна морда, - у вас бухалов есть?
     Не успели  наши мужики  ответить "нет" или "не  пьем", Мошкин торопыжно
высунулся:
     - Среди нас Бухалова нет!
     И  чтобы  ни  в  коем случае не перепутали его  с  этим  неизвестно где
пропавшим Бухаловым - может, подляну какую корешкам  устроил? - громко ткнул
себя в грудь:
     - Лично я - Мошкин.
     Кока и остальная компания едва в реку не попадали.
     - Ой, не могу! - корчился Кока  в судорогах. - Ой, зачальтесь, я сойду!
Он, оказывается, не Бухалов, а Мошкин!
     И до конца похода "Бухалов" намертво приклеился к Мошкину.
     - Бухалов, доставай родственника в стеклянном пиджаке!
     - Бухалову бухаря не наливать! Он и так Бухалов.
     Особенно, конечно, Кока изгалялся.
     - Смеется тот, кто хохочет последним, - отмахивался Мошкин.
     И дождался праздника в своем переулке.
     Окончив маршрут, путешественники приехали в шахтерский город  Осинники,
где  в ресторане, а потом до поздней ночи на квартире у брата Шухова ставили
яркую  точку  походу.  И, конечно, в  очередной  раз  угорали от  истории  с
Бухаловым.
     -  Да  я для  ржачки подыграл  зекам! - в сотый раз пытался открутиться
Мошкин. Но ему не верили.
     Наутро Кока и  Витя Смолин пошли за билетами на самолет. Хотели послать
Бухалова, но Мошкин сказал:
     - Я в Омске торчал в кассе, теперь ваша очередь париться.
     Наши отпускники пришли в кассу в семь утра. А надо было в пять, очередь
выстроилась - смерть мухам... Они в семь-то еле поднялись после "точки".
     При  виде  непробиваемой  очереди  мужичкам  совсем поплохело.  Хорошо,
захватили  для  освежения  бутылку  вермута. Освежились  за углом,  опять  в
очереди  потоптались, которая двигалась  в час по чайной ложке. В те времена
не было автоматизации и  компьютеризации, билеты выписывали  врукопашную,  и
кассирша явно работала не на износ.
     Коке  временами хотелось разнести всю  эту богадельню, до того медленно
шел процесс. Он буквально  сатанел  от глупо проходящей  жизни. И когда руки
уже тянулись к рукоприкладству, Смолин уводил напарника в гастроном, где был
портвейновый сок на разлив.
     После двенадцати  Кока начал  психовать по другому  поводу: успеют  они
отовариться билетами до перерыва, который начинался в 13 ноль-ноль, или нет?
Кока  делал контрольные замеры  времени  обслуживания,  складывал,  умножал,
делил, получалось - успевают.
     И вдруг, когда перед ними осталось три  человека,  к  окошечку прилипла
дамочка в канареечном платье.
     - На группу беру, - сказала она в ответ на Кокины роптания.
     Стрелка  на обед  неумолимо  ползет, окошечко  перед носом,  а  очередь
столбняком - ни тпру, ни ну, ни кукареку...
     Без  пяти  час  групповая  дамочка  отлипла от  кассы, но  та  поспешно
захлопнулась. Кока бросился на закрывшуюся амбразуру с кулаками:
     - Еще  пять  минут! - барабанил он, пытаясь  отвоевать  у вечности  час
жизни.
     - У меня бланки кончились! - прокричало окошечко.
     Смолин потащил разъяренного  Коку от греха подальше -  в гастроном. Там
Кока несколько успокоился. Однако после обеда в кассу две бабенки полезли на
арапа. Одна тощая, как заноза, другая - еще наглее. Буром в два горла:
     - Мы стояли! - доказывают.
     -  С семи  утра вас здесь  в глаза не  видел! - задохнулся от  бабского
хамства Кока.
     - Кого увидишь, когда с шести зеньки залил! - сказала заноза.
     - Ты меня поила? - Кока грудью встал на пути несправедливости.
     - Пять билетов на  рейс 3460! - сказал в билетное отверстие, решительно
оттирая женщин в сторону.
     - На куда? - вылетело в Коку.
     - На рейс 3460.
     - Какой рейс? - возмутилось окошечко.
     -  Самолетный!  -  возмутился  Кока. - На  "попрыгунчик": Новокузнецк -
Новосибирск - Омск - Свердловск.
     - Что вы мне голову дурите! - закричало окошечко. - Это железнодорожная
касса!
     Удар был ниже пояса. Аэрофлотная обилечивала двумя кварталами дальше, в
точно такой  же девятиэтажке. И очередь там  была  дня на два. А вокруг  нее
ходил озабоченный Мошкин в поисках пропавших коллег.
     С ним случился приступ смеха от рассказа о роковой ошибке.
     - Кока, ты бы еще в банной кассе попросил билет на самолет!
     Потрясенный случившимся, Кока молчал.
     - Бухалову не забудьте взять билет! - отхохотался Мошкин.
     - Пошел ты знаешь куда? - сказал Кока.
     - Знаю! - сказал Мошкин. - Пиво пить.
     И пошел, провожаемый тоскливыми взглядами друзей.

        А ТЕБЕ-ТО ЧТО?
     Как-то в отделе зашла речь о терапевтах заводской поликлиники.
     - Лазарева врач как? - спросил Мошкин.
     - Дура! - Кока поднял голову от бумаг.
     - Был я у нее два года назад. Дура!
     Все с интересом повернулись в сторону  Коки.  Кока пошаркал ногами  под
столом и начал:
     -  Чирей у меня вскочил  на...  - Кока  посмотрел  в угол, где  женщины
сидят. По-разному называют этот угол: цветник, малинник, серпентарий... Кока
посмотрел туда и сказал, - в общем, вскочил на самом смешном месте... сзади.
Только  было  в  отпуск пошел,  а тут ни  сесть, ни встать, ни, извините,  в
туалет  по-человечески  сходить.  Свояк посоветовал соленый  раствор горячий
заделать и подержать в нем... - Кока опять посмотрел в женский угол, - чирей
подержать. Как рукой,  говорит,  снимет.  Пачку соли высыпал я  в таз,  воды
горячей  набуровил и целюсь  туда смешным местом... Таз большой, а все равно
не  палец  опустить.  Попробуй, попади.  Корячился, корячился -  на  пол таз
ставил,  на табуретку...  Кое-как  принял  процедуру.  Ночью готов был убить
свояка, еще хуже стало.
     Кока  сделал паузу,  пошаркал  ногами под  столом,  шарканьем он  мысли
подгоняет, и повел рассказ дальше:
     - Еле  утра дождался. Нога правая  прямо отстегивается. Дошкандыбал  до
терапевта...
     - Тебе к хирургу надо было! - вставился Мошкин.
     - А тебе-то что? - ответствовал Кока.
     Мошкин, как всегда, наскакивал на Коку с эффектом Моськи, что вяжется к
Слону.  Они  и  по  объемам  тютелька  в  тютельку  к  басне.  Кока  под  90
килограммов, а  Мошкин всю дорогу по жизни в  наилегчайшей весовой категории
рассекает.
     - Полтора часа я в очереди простоял...
     -  Прихватил  бы  газетку,  сиди  да читай... - во  второй  раз перебил
Мошкин.
     Кока посмотрел на него, как на недоумка:
     - Повторяю, чирей у меня вскочил на... - Кока сделал  паузу и... махнул
рукой.  -  В  общем,  захожу  в  кабинет.  Только  начал  слова   подбирать,
покультурнее  объяснить  местоположение  болезни,  на  меня   кашель  напал.
Лазарева говорит: "Раздевайтесь до пояса, послушать вас надо".
     - До пояса сверху или до пояса снизу? - не унимался Мошкин.
     -  Если ты  для  прослушивания легких оголяешь задницу, то я - грудь, -
пояснил Кока.
     Тоже деталь.  Свою  задницу за  весь рассказ Кока в присутствии  женщин
назвать напрямую постеснялся, а Мошкина - запросто.
     -  Прослушала  меня  Лазарева,  - продолжил  Кока  повествование  своих
злоключений,   -  и  поставила   предварительный  диагноз:   катар   верхних
дыхательных путей. Держите, говорит, направление к отоларингологу.
     - Тебе же к хирургу надо было! - сказал Мошкин.
     -  А   тебе-то  что?  -  отмахнулся   Кока  и  пошаркал  ногами.   -  У
отоларинголога тоже очередь...
     - Все с чирьями? - поинтересовался Мошкин.
     Кока не удосужил вниманием эту шпильку.
     - Час простоял! Оказывается,  отоларинголог - это по уху, горлу с носом
специалист. Как напустилась на меня: "Вам что - делать нечего? Вам к хирургу
надо!.."
     - А там очередь, - забежал вперед паровоза Мошкин.
     - Не было очереди.  И врач мужик. Слов подыскивать не надо. Смело штаны
я  скинул, а тут, как мухи  на мед, профессор со  студентами. Человек десять
студентов,  половина... -  "баб" хотел сказать Кока,  но посмотрел в женский
угол, поправился, - половина девок.  Положили меня на операционный стол  без
штанов.  Обступили  чирий...  Ощущение, как в бане со  стеклянными  стенами.
Профессор на живом примере читает лекцию и вместо кролика  мое смешное место
режет.  Там  оказался  интересный  случай,  не  фурункул,  а  того  хлеще  -
карбункул, сразу несколько голов развивалось...
     - И сколько развитых голов у тебя в смешном месте наковыряли? - спросил
Мошкин.
     - А  тебе-то  что? -  буркнул Кока и,  уткнувшись в  бумаги,  закруглил
рассказ. - Больше я к Лазаревой не ходок.
        ПОЧТИ ПО ТЮТЧЕВУ
     Мошкин  загулял  на Байконуре с  горя. Его коллеги  - Кока  Патифонов и
слесарь Артур Федоров - за компанию. Они, конечно, и без мошкинского горя не
удержались бы. Запуск спутника на три недели отложили,  работы нет. На дворе
казахский март. Ни тебе порыбачить, ни тебе покупаться.
     Опять  же  горе  у  Мошкина  горькое -  три  миллиона  за  десять минут
профукал.  Тогда  в ходу миллионы были. Не потерял, не украли - собственными
руками как псу под хвост. Теми самыми, которые впервые такую сумму держали.
     Дураков не  сеют - сами всходят. А когда рынок со всех сторон объявили,
их на каждом углу проверяют на всхожесть.
     На такой  проверке Мошкин и взошел. На пути из Омска в  Тюратам бригада
делала пересадку  в Самаре.  Пока Артур  с  Кокой стояли за билетами, Мошкин
крутанулся по  вокзалу в поисках приключений на  свой карман. Они стояли тут
же  на вокзале  в  виде  моментальной  лотереи.  Простой,  как три  копейки.
Покупаешь  жетон, крутится стрелка удачи, а как остановилась - получай приз.
Мошкин в  первом раунде получил бутыль  шампуня, а следом на кон ставится...
"Ё-мое!" - ухнуло у Мошкина сердце. Японский магнитофон ставится... А Мошкин
- меломан с огромным  стажем. Не  пассивный, который  уши  развесил и  ловит
дилетанский  кайф, Мошкин сам  когда-то в ансамбле на барабанах играл. Любую
песню на них подберет.
     Годков  за  пятнадцать  до  самарской  лотереи  при помощи  барабанного
искусства  два  месячных  оклада  пропел  на  ресторанной  эстраде. Поехал в
Красноярск  в  командировку,  а  вечерком  в  питейном  заведении   "Такмак"
зачесалось поиграть, попеть на весь зал. "За ради Бога, - сказали музыканты,
- плати бабки за каждую песню и  лабай до посинения, а мы подыграем". Мошкин
разошелся в сценическом кураже  и не остановился, пока суточные, проездные и
квартирные не пролабал.
     Меломан  Мошкин  до мозга костей,  а тут  на  кону "Panasonic" японской
сборки, и стрелка тормозится на мошкинской "десятке". Мошкин  чуть энурезную
неожиданность не произвел в штаны от радости.
     - А у меня тоже "десять", - омрачила проявление  чувств пришибленная на
вид девица.
     - Не может быть?! - не поверил своим глазам и ушам Мошкин.
     - Может,  - знающе ответил ведущий  лотереи, - теперь между собой  приз
разыгрывайте. Кто больше на кон налички поставит, тот и победитель. А мне 10
процентов за арбитраж.
     Мошкину в этот критический момент пораскинуть бы умишком, что ведущий с
девицей одна шайка  с лейкой, невзирая на рядом прохаживающего милиционера с
дубинкой-демократизатором  на боку.  Мошкин наоборот хохотнул про себя: "Эту
деревню я одними суточными задавлю", - и бросил на кон сто тысяч.
     - Отвечаю, - выложила бумажный ответ пришибленная девица.
     - Мошкин бросал  200, 300,  400 тысяч, полмиллиона. Соперница талдычила
свое пришибленное "отвечаю" и отвечала. Даже на отчаянно брошенный миллион.
     - Секундочку, - взмолился азартный Мошкин.
     - Пожалуйста, - вежливо согласилась девица.
     - Займи миллион, - подлетел заведенный Мошкин к Артуру.
     Если  бы Артур знал, что деньги псу под хвост. И если бы Кока рядом был
в тот момент, он как назло отошел по надобности...
     Пришибленная и этот миллион покрыла...
     - Дурак ты! - охарактеризовал друга Кока. - И не лечишься!
     - Ну, ладно бы я, - сокрушался Артур, - дурак-работяга, но ты-то...
     - И на старуху бывает непруха, - слабо  защищался  Мошкин. - Для вас же
старался, думал, будет веселее в командировке.
     И  запил с  горя. А что делать? На Байконуре тогда власть казахи взяли.
Что могли, разграбили до основания, остальное стало разрушаться. В номере ни
радио,  ни  телевизора  и холод собачий. Ракетчики задернули шторы,  заперли
двери  на  случай, вдруг нахалявщики  на чужой  спирт  нагрянут,  и  пошли в
автономное  плавание. "Задраить отсеки! -  кричал Мошкин, в былые времена он
частенько  работал с моряками-подводниками. - Начинаем борьбу  за выживание!
Наливай!"
     И боролись,  не выходя из номера. А  зачем  выходить? Это  в  советском
Байконуре   все   было:  от   цитрусовых  до   тушенки   и  сухого  вина.  В
казахско-демократический на счет пожевать приходилось из дома везти. Дураков
не было вино  с цитрусовыми волочь на  себе,  но картошку мужики приволокли.
Которую  варить можно  было  только  на  костре на задах гостиницы. А зачем?
Когда неработающий холодильник забит омским салом.
     Неуловимо-волшебным  способом не пустовал на столе графин с гидролизным
спиртом.  Рядом  - дежурный шмат сала истощался в  шматок. Иногда ракетчики,
тяжело  выбираясь  из-под одеял,  сходились  у  графина.  Нередко  случались
одиночные подходы. "Задраить отсеки!" - кричал, проснувшись, Мошкин коллегам
по автономке, которые далеко не всегда реагировали на призыв.
     Когда волшебный графин наконец-то опустел, в номер вошла Галя, знакомая
Мошкина с "десятки" - центра  Байконура. Наши  герои  жили на 95-й площадке,
это полтора  часа  на мотовозе от  центра. Галя надумала Мошкина  проведать,
который начал выбираться навстречу гостье из-под одеяла.
     - Подожди! - Галя поспешно отвернулась.
     И    зря.   Мошкин   был   не   в   неглижово-постельном   виде.   Хотя
парадно-официальным  его тоже не назовешь. Брюки и пиджак порядком  помялись
за автономку.
     - Ух ты, наша красавица! - поцеловал Мошкин гостью в щечку.
     - Поешьте сдобненького! - достала Галя из сумки домашнюю выпечку.
     - Ух ты, наша мамка! - Мошкин опять полез целоваться.
     - Я еще и завтра к вам приеду, - сказала Галя.
     На что Мошкин моментом сделал стойку:
     - Привези канистру пивка.
     - Я уже на "гидрашку" смотреть  не могу!  - Артур достал из-под кровати
пустую канистру. - Привези, будь другом!
     - Вы что, мальчики! Такую тяжесть тащить!
     - Моя ты сладкая, - Мошкин два раза чмокнул воздух в сторону Гали, - мы
тебя встретим у мотовоза и на руках в гостинницу принесем.
     - А на "десятке" как я допрусь до мотовоза?
     - На саночки поставь да вези, - весело подсказал Мошкин.
     Галя нехорошо посмотрела  на него и покрутила пальцем у виска, мол, что
- голова бо-бо?
     - Ты че? - сказал Мошкин. - У тебя же есть саночки!
     - В окно-то выгляни, - закачала головой Галя.
     Мошкин отдернул штору.
     - Эх, мамочка, на саночках катался  я не с той! - грянул из своего угла
Кока.
     - Откатался! - сказал ему Мошкин.
     - Эт почему? - обиделся Кока и резко глянул  в окно, при этом чуть лбом
стекло не вышиб.
     Вместо ожидаемого снежного пейзажика за окном зеленела трава.
     - Че, снег уже  сошел?! -  ошарашенно посмотрел в ту же сторону Артур и
тут же обрадованно завопил. - Весна! Выставляется новая фляга!
     И достал из-под кровати полную канистру.
     - За зеленую травку  не грех  и  принять! -  согласился  Мошкин и отдал
команду. - Задраить отсеки! Начинаем борьбу за выживание!..

     <i>ПОД СТУК ТРАМВАЙНЫЙ</i>
     По  иронии  судьбы  Кока  Патифонов  дорабатывал  до  пенсии  под  стук
трамвайных колес кондуктором. В период демократических преобразований родное
КБ платить  перестало, Кока  помыкался-помыкался  и  надел  на  шею сумку  с
мелочью и  билетами. Пошел,  как  говорил друг Мошкин,  в "обер-кондукторы".
Работа не располагала к лирике и романтике, но, бывало, пробегающий за окном
пейзаж  воскрешал в  памяти былое.  Однажды  (бросили его  тогда на "второй"
маршрут), проезжая  мимо  дома,  в котором начинал семейную  жизнь,  отыскал
глазами свои окна, и припомнился подзабытый за давностью лет эпизод.
     Начинался он так.
     - Николай, - подозвал начальник Коку, - сгоняй в Капъяр.
     - Я же в отпуск собрался...
     - Успеешь. Там дел-то, туда-сюда съездить. На две недельки всего!
     - Знаю эти две недельки. Жена путевки берет.
     -  Он  у нас еще  молодожен,  -  друг  Мошкин  вставился,  -  не  может
оторваться от меда.
     - Поезжай, некому больше, Мошкин в Плесецк летит.
     - Две с половиной тысячи зарабатывать для семьи, - хохотнул Мошкин.
     Накануне они подписали оптимистичную бумагу, что  в  случае  гибели  на
полигоне  семье  выплачивается  2500  рублей.  Примерно  годовой  заработок.
Месяцев  за  десять до этого взорвалась ракета на  старте,  имелись  жертвы,
начальство высокое отреагировало.
     Мошкин взял открытку, где на лицевой стороне взлетела ракета с надписью
"Май!  Мир!  Труд!", и на развороте буквами, вырезанными из журнала, наклеил
следующий текст: "СТРАХОВОЙ ПОЛИС. В случае чего этакого с гражданином Кокой
подателю сего выплачивается  2500 рублей".  В  соседнем  отделе у  любителей
домино была самодельная печать в виде головы  козла. Ею Мошкин заверил текст
и вручил Патифонову.
     Кока не  собирался  осчастливить молодую  жену Марию такой  суммой,  но
рассказал ей накануне отъезда о  финансовых  правах  "в случае чего" и  ради
хохмы вручил "страховой полис".
     - Ты не лезь куда не надо, - обнимая в аэропорту, попросила Мария.
     Две недели разлуки пролетели, технический руководитель продлевает ее ни
много ни мало еще на пять дней.
     - Что я могу поделать, - заявил Коке, - работа откладывается, значит, и
твой отпуск!
     Патифонов не из тех,  кто личное ставит выше государственного, надо так
надо. Только и всего, что крякнул от досады.
     По  истечении  недели  пришлось еще  раз крякать,  так  как  снова пуск
отложили по техническим причинам.
     Наконец  одноступенчатая баллистическая ракета 8К63 на  пусковом столе.
Кстати, замечательная была  ракета,  которую закончили выпускать  к  средине
60-х, но она и  через двадцать лет  после  этого летала, и  еще бы работала,
кабы Горбачев, прогибаясь перед американцами, не уничтожил весь запас.
     И вот этакий карандашик,  высотой с  пятиэтажный дом, стоит  в ожидании
старта. Пуск,  что  называется,  в народно-хозяйственных  целях  - по заказу
разработчиков боеголовок.  Новую в который  раз испытывали.  Как она и что в
полете.   Для  этого  снимали   радиолокационные   характеристики.  Конечно,
запускался макет. И было два режима - в одном боеголовка, после отделения от
ракеты, нормально следовала по своей траектории, в другом - кувыркалась.
     Дабы заставить ее  лететь кувыркающимся образом, конструкторы придумали
нехитрое,  но верное  приспособление  на основе бельевой веревки, на которых
хозяйки рубашки  и  носки с рейтузами  сушат.  Берется этакая метров  десять
длиной,  по  концам привязываются  карабины,  складывается  гармошкой,  один
карабин  за головную часть цепляется,  второй  - за переходный отсек ракеты.
Когда  полезная нагрузка, то бишь  "голова",  отделяется от  ракеты, веревка
натягивается, рвется и начинается нужное кувыркание.
     Разработчики   боеголовки   перед  пуском,  в   зависимости  от   своих
настроений, делали заказ - крутить голову или нет.
     В  тот  раз  было то  Степа,  то  не  Степа.  Сначала  дали  разнарядку
"крутить",  потом, когда  ракета  уже стояла на стартовой позиции и началась
подготовка к заправке топливом, поступила команда "не крутить".
     Проблем-то,  казалось  бы, -  веревку  перерезать.  Чик-чик  и  готово.
Совершенно  верно, будь она во дворе между столбами, а не в  ракете на самой
верхотуре. Привязывают, когда ракета в горизонтальном положении.
     В арсенале высотных  средств имеется автовышка,  но коротка  для данной
задачи. Вот если  в  приборный  отсек надо, что между  баками  окислителя  и
горючего, то запросто, а тут другой отсек - переходный,  к которому "голова"
крепится  и  веревка.  Можно,  конечно,  с  помощью  автовышки  на  цыпочках
попытаться  проникнуть в  люк, ведущий  к веревке. Но  инструкций  на данную
операцию нет. Что делать?
     Офицерики топчутся, скромно  молчат, хотя вопрос их  зарплаты.  Боятся,
вдруг за это штаны снимут.
     Видя нерешительный настрой, Кока запаниковал. Он с таким трудом, даже с
боем,  как-никак лето отпускное  вовсю полыхает, вырвал вчера билет домой, и
вот запахло новой отсрочкой старта, а значит, и отъезда.
     - Давайте я полезу! - вызвался на амбразуру.
     - А у тебя удостоверение монтажника-высотника есть?
     - Есть, - соврал Кока, - но дома.
     - Без удостоверения, - сказали военные, - не пойдет.
     Короче, и хочется и колется. Но пуск откладывать им тоже не резон.
     - Ладно, - разрешили.
     Дали  Коке  в  помощники  старшего  лейтенанта,  которого  Мошкин  звал
"человек со зверской фамилией".
     Зверь,  легший в основу  фамилии,  был  из  жутко  страшных  -  барсук.
Экипировали Коку  с  Барсуковым,  как  полагается для  работы  на  высоте  -
монтажными поясами, и полезли бедолаги к злополучной веревке.
     По пути Кока вспомнил про две с половиной тысячи, что выдаются родным в
случае гибели. "Но  ведь  я без  удостоверения, -  подумал.  - Могут не дать
Марии". Короче, падать было нельзя.
     А вероятность имела место. Вышка и ракета ходили под дуновениями ветра.
Это на земле он приятно ощущался легким зефиром, наверху сердце екало, когда
вышка  в  одну  сторону,  а ракета  - в  другую... Высота,  напомню, хороших
двадцать метров.
     Закарабинился  Кока, дотянулся  до  люка  отверткой.  Винты  удобные  -
невыпадающие,  люк  тоже  хорошо  снимать  -  на  цепочке, держать  не надо.
Осталось веревку перерезать.  А как? Как проникнуть  в люк, спрашивается? Не
хватает автовышки.
     С добрый метр можно добавить, если  встать на перила площадки. Для чего
надо отцепить страховку, которая, как цепь собачья, не пускала к цели.
     Кока крякнул,  снова вспомнил про две с половиной  тысячи  и  ступил на
перила.  Под  ложечкой похолодело.  Фактически  на жердочке  стоишь, что над
пятиэтажной высотой. "Парашют бы", - тоскливо подумал Кока.
     Бочина серебристой  ракеты перед  носом ходит. И автовышка туда-сюда...
"Человек  со зверской фамилией" за ноги  обхватил.  "А ведь  не  удержит,  -
подумал Кока, - если вдруг полечу".
     Значит, лететь нельзя. Но подошвы отрывать надо, чтобы в люк залезть. И
вот Кока наполовину  в ракете -  голова в районе  головной  части, тогда как
ноги  болтаются в околоземном  пространстве. Перерезал веревку у  карабинов,
чтоб ни клочка не осталось,  сунул в карман на память об уникальной операции
и  в обратную сторону направился. Для  чего  надо на перила попасть. Глаз на
затылке  нет, "человек со зверской фамилией" ловит Коку за  ноги, показывает
башмакам, где перила.
     Все  получилось  удачно,  сэкономил  Кока  государству  две с половиной
тысячи рублей.  И сам доволен - отпустили в  Омск. На крыльях любви зашел во
двор -  балкон  открыт, значит,  Мария дома,  взлетел по лестнице, на звонок
надавил, весь в нетерпении обнять жену.
     Та открывает,  но  не  радость увидел молодой  супруг  на лице не менее
молодой жены - дикий ужас отразился на физиономии.
     Побелела, руками замахала  в  значении "изыди,  сатана". Кока думал: на
грудь бросится, она шарахнулась,  как от покойника. Убежала в спальню  и как
заплачет в голос.
     Ничего себе - встретила мужа после первой разлуки!
     Кока даже обиделся...
     Откуда он знал, что Мария себя во вдовы  записала. Не дождавшись мужа в
обещанный срок, позвонила  знакомой, которая работала  с  Кокой в  КБ, но по
канцелярской части. В те времена все были сдвинуты на секретности, знакомая,
находясь в  декретном  отпуске, вместо того, чтобы дать телефон  приемной КБ
или  Кокиного отдела,  насоветовала  "отбить"  телеграмму  в  Капустин Яр, в
гостиницу "Уют".
     - Больше негде ему остановиться.
     Мария так и сделала.
     Ответ пришел до жути короткий: "ПАТИФОНОВ НЕ ПРОЖИВАЕТ"
     "Погиб!" - остолбенела супруга.
     Откуда ей  знать,  что Кока жил не в самом Капъяре, а на так называемой
"четвертой площадке".
     Мария снова звонит знакомой.
     - Может, он в другой гостинице?
     -  Одна гостиница в  Капъяре,  одна.  И  не  паникуй  раньше времени, -
успокоила знакомая. - Еще телеграмму давай. Не захотели толком искать.
     Второй ответ несколько успокоил: "ПАТИФОНОВ УЕХАЛ В ОТПУСК"
     "К родителям подался? - решила жена. - Мы ведь  вместе  собирались! Что
за  человек?  Значит,   Коленька,  не  хочешь  расставаться  с  холостяцкими
привычками. Ну, задам тебе!.."
     Быстренько  отправляет телеграмму свекрови со свекром: "ЕСЛИ НИКОЛАЙ  У
ВАС ПУСТЬ ПОЗВОНИТ".
     И сердце оборвалось, когда среди ночи  принесли  "срочную": "НИКОЛАЙ  К
НАМ НЕ ПРИЕЗЖАЛ ЧТО СЛУЧИЛОСЬ".
     "Что-что? -  заревела  над  бланком  жена. -  Ракета  взорвалась, и все
сгорели. Поэтому не сообщают".
     Кока   ведь  застращал   супругу   секретностью   и  опасностью   своей
деятельности.  Дескать, ни  в коем случае  нельзя  раскрывать профиль работы
мужа,  географию  командировок.  Даже  намеком. "Иначе  затаскают.  Все  под
контролем спецорганов". И вдруг пропал. Значит...
     Сидела и ждала, когда позовут на похороны.
     ...А он заявляется живее живого.
     Бросился Кока в спальню к супруге.
     - Все, - вскочила та  с кровати зареванная, - завтра  подаешь заявление
об уходе. Не  надо мне  ночей бессонных, две с  половиной тысячи! Хватит! Ты
почему ничего не сообщил?
     - Я думал, в отдел позвонишь.
     - А ты телефон дал?  Чтобы я с тобой еще  в отпуск  когда  собралась, -
бросила в сердцах. - Раздельно будем отдыхать.
     Такой случай  припомнил  Кока в  салоне  "двойки".  А другой,  опять же
касаемый  отпуска  (на  сей  раз  "раздельного"),  всплыл  в  памяти,  когда
обилечивал граждан на "восьмом" маршруте. Проезжал в районе одной интересной
больницы и усмехнулся сам себе.
     В те времена -  семейный стаж исчислялся уже солидной цифрой - отпуск у
Коки выпал на холодную зимнюю пору.
     -  Никак  не  дадут  поваляться  кверху  пузом  на  солнышке, - сказал,
ознакомившись с графиком отпусков.
     - Позагораешь на полигоне, - пообещал Мошкин. - Облезешь даже.
     В  феврале  Кока  взял путевку  в Чернолучье,  в дом отдыха. Получилось
дешево и лучше не надо.  Почти задаром, за 30 процентов  стоимости, и в часе
езды от дома, в чудном месте.
     Кока отсыпался, играл в бильярд, в шахматы, катался на лыжах, пил пиво.
     Дня за три до отъезда желающим предложили русскую баню.
     - Непременно! - разыгрался аппетит на парную у Коки.
     Мышцы сладко заныли в предвкушении горячего веника.
     Но русскую баню в тот раз топил нерусский.  В парной стояла температура
моечного отделения,  в моечной  - предбанника,  в  предбаннике  хоть  волков
морозь.
     А  Кока  уже  растравил душу  на  пар  так,  что  или  пан или  пропал.
Набравшись сил за три недели ничегонеделанья, рвался  в  бой на полок. Перед
этим,  дабы  раззудить  тело, сделал лыжный поход километров на 15. Настроил
организм на массаж банным жаром и березовым ударом. Пива взял три бутылочки.
А в парной ни два ни полтора.
     Кое-что  Кока попытался выжатьз каменки. Прежде  чем  плеснуть, прыскал
изо рта на камни, определял, какие горячее. Все было мертвому припарки.
     Что  там  говорить,  вышел  из бани в настроении  "лучше бы  не ходил".
Словно бежал на день рождения, а угодил на поминки.
     Выпил  Кока  без  вкуса  пива.  И   на  следующий  день  за   завтраком
почувствов