ернулся от него к Роберту Ли. -- Боб, ты внес этот фаллос в каталог? -- Да. А следующий объект у нас... -- у него перехватило дыхание. Взгляд его остановился на маленькой нефритовой фигурке. -- Господи, -- поперхнулась Марго. -- Это же Кали-Ma, танцующая на умирающем Шиве! Но... но это же индийские божества. Каким образом эта статуэтка оказалась в Риме? Не отломав при этом ни одну из маленьких деталей? -- Руки, ноги, корона были столь хрупки и изящны, что свет проходил через камень почти как сквозь стекло. -- Римляне несколько раз пытались безуспешно напасть на Индию, -- медленно произнес Кит. -- Какой-нибудь офицер мог украсть это там, тщательно завернуть, нести на теле. И потом во времена Клавдия уже существовали кое-какие торговые контакты с Востоком. Или какой-нибудь мастер-раб мог вырезать это по памяти. Скорее всего правды мы так и не узнаем. Роберт Ли почтительно взял со стола маленькую многорукую, многоногую танцовщицу. -- Превосходно, -- шептал он. -- Абсолютно превосходно! -- Восторженный стон вырвался из его груди, когда он повернул статуэтку, чуть поглаживая дрожащими пальцами. -- Но скажите на милость, зачем человеку, собирающему вот это, -- он махнул рукой в сторону сексуальных игрушек и приспособлений, -- нужно такое? Марго вежливо кашлянула. -- Ну, танец Кали-Ma и Шивы сексуален по своей природе. Это танец жизни, символизирующий ежегодное возрождение вселенной. Шива обязан умереть, чтобы его кровь могла оплодотворить Кали-Ма, которая от этого семени родит его заново, а также урожай, плоды земные, птиц и дичь, смертоносных змей, способных чуть не мгновенно убить человека... -- Она осеклась под пристальным взглядом троих мужчин, каждый из которых знал раз в пять больше, чем она сама. Первым заговорил Кит. -- Да, Марго, я вижу, что ты как следует налегала на книги. -- Он покачал головой и игриво взъерошил ей волосы. -- Отлично, детка. Правда, отлично. От довольной улыбки Марго в комнате сделалось, казалось, еще светлее. Роберт Ли тоже улыбнулся, потом занес Кали-Ма и Шиву в свой компьютерный каталог и со вздохом взялся за следующий образец. Глава 20 Рассвет того дня, когда должны были отвориться Римские Врата, застал Маркуса и Скитера в довольно напряженном состоянии. Они намеревались прятаться по меньшей мере до пол-одиннадцатого -- на этот раз Врата открывались в дневное время. Игр в этот день не было, значит, Люпус Мортиферус -- человек куда более умный, чем могло бы показаться на первый взгляд, -- наверняка будет ждать в толпе на Аппиевой дороге. -- Придется держать ухо востро, -- вздохнул Скитер. -- Ему сохранили жизнь, но я сделал его посмешищем всего Рима. Он наверняка горит жаждой мести -- и чем кровавее, тем лучше это поможет подлатать его репутацию. Если до этого дойдет, смешайся с туристами, предлагай нести багаж -- что угодно, только прорвись через Врата! -- Без тебя? -- вполголоса возразил Маркус. -- Без того, благодаря кому я дожил до сегодняшнего дня? Нет, Скитер, я не могу вот так бросить тебя на верную смерть. -- Ты хоть раз видел, как играет Люпус со своими жертвами? Вместо ответа Маркус только пожал плечами. -- Если ты вмешаешься и попробуешь остановить его, он просто растерзает тебя на куски. -- Значит, надо сделать так, чтобы он нас не заметил. Будем идти осторожно, возможно, в гриме... Скитер подумал немного. -- Неплохая мысль. Надо сделать вылазку, раздобыть тебе подходящий наряд. На рынке, -- добавил он, заметив озабоченное выражение лица Маркуса. -- Ладно... придется мне выдумать что-нибудь, ведь у меня нет с собой моего гримировального набора. -- Ну, мы всегда можем попросить хозяина прислать к нам цирюльника. Побрившись как следует и изменив кое-что в костюме, ты вполне сошел бы за египетского купца. -- Побрившись? Бороду или как? Лицо Маркуса порозовело. -- Ну, Скитер, тебе в таком случае нужно купить себе, гм... египетское платье и ожерелье -- ни один египтянин не покажется на людях без такого, -- а потом... гм... -- Ну? -- Идея стрижки и бритья понравилась Скитеру, но он хотел оговорить ее до конца, чтобы исключить какие-то досадные упущения, способные испортить все. Маркус неуверенно посмотрел в глаза Скитеру. -- Тебе нужно будет обрить голову наголо. -- Наголо, -- эхом повторил за ним Скитер. "Бедняга Маркус. Он боится шокировать меня. Видал бы он меня в Монголии!" -- Очень хорошо. Пойду достану все, что нам нужно, и когда я вернусь, ты можешь попросить хозяина, чтобы он прислал нам цирюльника. Маркус все колебался. -- Но мы можем себе позволить это? -- Мы не можем позволить себе обойтись без этого, -- фыркнул Скитер. -- И потом я думал, ты знаешь. Среди тех денег, что я подобрал во время своего круга почета, было несколько золотых аурий, да и динариев с сестерциями попалось не так уж и мало. Мы не можем позволить себе транжирить их, но эти покупки просто необходимы. Маркус кивнул. Скитер поднялся и сжал его плечо. -- Запри дверь. Если она не запирается, придвинь к ней что-нибудь из мебели и молись, чтобы Люпус не выследил нас здесь. Если, когда я вернусь, я скажу: "Погода меняется", это будет означать, что меня схватили. Выбирайся на улицу через окошко. Сможешь пролезть? Маркус посмотрел на маленькое окошко в задней стене и кивнул. Пожалуй, он пролезет. Конечно, он был уже не так худ, как в дни рабства, но пара недель, проведенных им в доме распорядителя арены, избавили его от нескольких фунтов веса. Во рту его до сих пор стоял вкус той размазни, которая большую часть жизни была его единственной пищей. -- А если ты будешь один? -- Я просто не скажу этих слов, -- ответил Скитер и вышел, оставив Маркуса двигать мебель. * * * Если Скитер и ощущал себя где-нибудь в Риме как рыба в воде, так это на рынке -- в чудовищно длинном здании с колоннадами, разместившемся за причалами и складами у реки, ломящемся от добра с кораблей, приплывших из одни боги знают каких уголков Империи только для того, чтобы в глубоководном порту Остии перегрузить свою поклажу на речные баржи. Скитер хорошо запомнил это место еще со времен его поездки с несчастной Агнес. Перекрытый портик оглушал эхом множества голосов, а в самом здании шум стоял совсем нестерпимый. Рабы спешили по поручениям своих господ, купцы приглядывали себе товар для выгодной перепродажи, и повсюду говорили, кричали, спорили, торговались, сбивая или набавляя цену. Скитер игнорировал всю эту какофонию. В конце концов он несколько лет прожил в Нью-Йорке, можно сказать, на улице. По сравнению с этим римский рынок казался почти тихим: ни далеких полицейских сирен, ни клаксонов дальнобойных трейлеров, распугивающих с дороги зазевавшиеся легковушки, ни даже скрежета тормозов такси, петляющих в плотном транспортном потоке с ловкостью газели, за которой гонится изголодавшийся леопард. Взгляд его натыкался на дорогие ткани, привозные вина, мешки с мукой для выпечки хлеба -- основной еды бедняков, изящные стеклянные вазы, корзинки, кубки, даже стеклянные амфоры на кованых треножниках. Скитер отвернулся от всего этого, заставив себя сосредоточиться на деле. По его расчетам, Люпус должен был сейчас сшиваться где-то около винной лавки на Аппиевой дороге, поэтому здесь, в одежде богатого гражданина, ему ничего не грозило, но он не хотел рисковать. Ему потребовалось некоторое время на то, чтобы найти то, что он искал, -- не только для себя, но и для Маркуса. Он надеялся, что Маркус тоже не будет возражать против того, чтобы расстаться со своей шевелюрой. Размышляя об этом, он попутно стянул у особо неосторожных римлян пару кошельков потяжелее, но продолжал искать по прилавкам, предлагавшим товары, привезенные в метрополию из всех покоренных провинций. Некоторые особенно примитивные изделия напомнили ему о годах, прожитых в юрте. Он не прочь был бы купить пару таких на память. К черту, он пришел сюда вовсе не за сувенирами. В конце концов он нашел то, что искал: целый прилавок египетских товаров, как на подбор безумно дорогих. "Как кстати я стянул эти кошельки, однако". Он поторговался с продавцом из-за двух дорогих льняных халатов, изрядно сбив цену; торговец причитал при этом: "Ты грабишь меня, римлянин", -- и изображал на лице вселенскую скорбь, в которую не верили ни на секунду ни Скитер, ни он сам. -- Заверни, -- коротко сказал Скитер. Торговец поклонился и послушно завернул покупку. -- Что еще могу я предложить вашей милости? Ожерелья? Кольца? Серьги? Скитер не протыкал себе ушей, но если бы и проткнул, размера отверстий вряд ли хватило бы на серьги такого размера. Поэтому он с брезгливым видом отказался от них, выбрав ожерелья и кольца. -- Сколько? -- ткнул он пальцем в пару ожерелий и несколько колец. -- О, да у вас превосходный вкус. Только для вас... всего десять тысяч сестерциев. -- Так кто кого грабит? -- поинтересовался Скитер, тщательно выбирая слова из своего скудного запаса латыни. Торг начался заново. Для Скитера это было истинной забавой -- в конце концов кто, как не он, целых пять лет наблюдал (а иногда и участвовал сам) в ожесточенных спорах из-за цены на лошадь, безделушку для жены Есугэя или новый тугой лук. Он сбавил цену до семи тысяч -- так, развлечения ради. Скрыв распиравшую его изнутри гордость, Скитер вежливо улыбнулся купцу, повторив все то же магическое: "Заверни!" Торговец, на вид готовый расплакаться, завернул и эти покупки, положил их в свертки с халатами и добавил бесплатно небольшую корзинку, чтобы Скитеру было удобнее нести все это. "Мог бы сбить цену и сильнее", -- догадался Скитер при виде этой злосчастной корзинки. Да и на лице торговца при всем его почти траурном выражении Скитер заметил проблески удовлетворения. Скитер сделал знак рукой, и его покупки аккуратно уложили в корзинку. Обратно к выходу с рынка Скитер нес ее со всеми предосторожностями, чтобы не стать жертвой какого-нибудь местного воришки. С еще большими предосторожностями вернулся он в маленькую комнатушку под самой крышей гостиницы, еще раз удостоверился, что за ним никто не идет, и только после этого постучал в дверь. -- Маркус, это я. С покупками все в порядке. За дверью Маркус все ждал условной фразы. Когда ее так и не последовало, Скитер услышал шум отодвигаемой мебели. Потом дверь приоткрылась, ровно настолько, чтобы Скитер со своей корзинкой смог протиснуться внутрь. Он закрыл дверь за собой и победно улыбнулся: -- Все в порядке. И никакого даже намека на хвост. Маркус придвигал шкаф обратно к двери. -- Пока тебя не было, я спускался вниз и сообщил хозяину, что моему господину необходима стрижка и бритье и чтобы он прислал цирюльника. Тот должен быть здесь с минуты на минуту. -- Если это так, -- задумчиво заметил Скитер, -- комнату нужно привести в нормальный вид. Он принялся двигать мебель от двери на прежнее место. Маркус посмотрел на него, потом -- с глазами, потемневшими от ужаса, -- бросился помогать ему. Не прошло и пяти минут, как в дверь постучали, отчего Маркус подпрыгнул как ужаленный. -- Спокойно. Это должен быть цирюльник. Маркус поперхнулся, кивнул и подошел к двери с видом человека, поднимающегося на эшафот. Разумеется, это был цирюльник. Маркус привалился к дверному косяку, чтобы скрыть дрожь в коленях. -- Мне сказали подняться сюда, -- неуверенно произнес цирюльник. -- Да, -- сказал Маркус на удивление ровным голосом. -- Мой господин хочет постричься. -- Он махнул рукой в сторону Скитера, царственно восседавшего на одном из стульев что получше. -- Господин, да? -- переспросил цирюльник, переведя взгляд с надетой на Маркуса остроконечной шапки вольноотпущенника на Скитера. -- Видать, вы не совсем привыкли еще к этой шапке. Лицо Маркуса вспыхнуло от оскорбления, но цирюльник уже шел к Скитеру. Маркусу удалось закрыть дверь. -- Нам нужен солнечный свет, -- воспротивился этому цирюльник. -- Хватит и лампы, -- отрезал Скитер. -- Маркус объяснит, что мне нужно. -- Мой хозяин хочет, чтобы ты обрил ему голову. Цирюльник удивленно округлил глаза. -- Обрить? Всю? Скитер мрачно кивнул. -- И Маркуса тоже. -- Но... но зачем? -- не понимал цирюльник. -- Случайно подцепили вшей. -- Кажется, мы нашли их почти всех, а также их противных гнид, но для надежности мой хозяин хочет, чтобы ты обрил нам головы. Цирюльник кивнул сначала неуверенно, потом поняв. -- Дайте мне разложить инструменты. Очень скоро ни тот, ни другой уже не могли узнать себя в полированном бронзовом зеркале, которое держал перед ними цирюльник. Когда тот старательно соскреб с их черепов остатки щетины, Скитер кивнул и расплатился. Цирюльник поклонился, пробормотал: "Благодарю покорно", собрал свои инструменты и исчез. -- Если я не ошибаюсь, -- заметил Скитер, непроизвольно водя рукой по гладкому затылку, -- у нас еще примерно полчаса на то, чтобы добраться к Вратам. Держи! -- Он бросил Маркусу пару свертков. Тот поймал их, думая о чем-то другом. Скитер разорвал свой пакет и поднял на него глаза. -- Пошли. У нас мало времени. Маркус медленно развернул пакеты и задохнулся. -- Скитер! Это... это, должно быть, обошлось тебе в несколько тысяч. Как смог ты заплатить за эти вещи? -- Он скинул свои грубую тунику и шапку вольноотпущенного и надел дорогой халат. -- Свистнул пару пухлых кошельков. И не смотри на меня так На карту поставлены наши чертовы жизни Маркус только с сожалением покачал головой. Он надел ожерелье и блестящие кольца, усыпанные драгоценными камнями. Когда он покончил с этим, Скитер уже ждал его одетый. -- Готов? -- спросил Скитер, не в силах удержаться от улыбки при виде их новой внешности. Маркус сумел выдавить из себя ответный смех. -- Нет. Но готов или нет, я иду с тобой. Мне не терпится навсегда проститься с Римом. Скитер кивнул и открыл дверь. На этот раз выходить было тяжелее -- с лысой, словно беззащитной башкой и в драгоценностях, словно какая-нибудь из нью-йоркских королев наркобизнеса. Маркус тихо прикрыл за собой дверь и догнал Скитера у лестницы. -- Идем, -- хрипло произнес он. Скитер кивнул и повел его на Аппиеву дорогу. Весь путь он озирался по сторонам, ища глазами Люпуса Мортиферуса повсюду: в темных боковых улочках, за дверями винных лавок, в толпе, кишевшей у длинного фасада Большого Цирка. Мужчины, женщины и стайка детей уже тянулись в винную лавку "Путешествий во времени". По обе стороны улицы сидели чумазые уличные попрошайки с горящими от голода глазами, выпрашивая медяки у римлян, богатых греков, египтян и других, происхождения которых Скитер не знал. Со стороны Цирка приближался богатый паланкин, который несли на плечах блестящие от пота рабы. Скитер прищурился, потом улыбнулся ледяной, дикарской улыбкой, от которой у Маркуса, мужественно стоявшего наготове рядом с ним, по коже побежали мурашки. -- В чем дело? -- спросил он на латыни. Скитер покачал головой; движение это показалось ему странно непривычным без касающихся ушей волос. -- Ждем. Почти время. Уличные попрошайки продолжали клянчить милостыню своими жалобными голосами. У некоторых не хватало рук или ног, тут многие были -- или притворялись -- калеками, возбуждая жалость в тех, кто мог бы кинуть им монету. Скитер отвернулся, рассчитывая момент, когда паланкин поравняется с ним. Когда тот находился почти напротив входа в винную лавку, в его бритом черепе родился знакомый звук-который-не-был-звуком. Три... четыре... ну! Скитер швырнул прямо на середину улицы целую пригоршню блестящих золотых монет. Попрошайки бросились к ним, мгновенно образовав непроходимую кучу-малу. Рабы, тащившие паланкин, оказались в самом центре этого безобразия. Носилки угрожающе накренились. Один из рабов оступился, и носилки полетели на землю, сопровождаемые женским визгом. -- Давай! -- рявкнул Скитер и рванул с места, огибая смятение. Сопровождаемый по пятам Маркусом, ворвался он в винную лавку "Путешествий во времени". Он отшвырнул в сторону охранника у звуконепроницаемой двери, распахнул ее и внесся внутрь дьяволом, которого ничто уже не могло остановить. Маркус не отставал. Поток вновь прибывших как раз начал выплескиваться в лавку из Врат, но Скитер продрался и через них, не обращая внимания на возмущенные возгласы (в том числе и со стороны гидов "Путешествий"). Он оглянулся, убедился, что Маркус все еще рядом, схватил его на всякий случай за руку и рыбкой бросился в проем. Ощущение падения было не сравнимо ни с чем: едва его тело миновало отверстие Врат, он рухнул на стальную решетку платформы и покатился по ней, пока не остановился, врезавшись в парапет. Прямо в него врезался, остановившись, Маркус. Почти сразу же взвыли сирены. Скитеру было наплевать. Сделано! Только тут он едва не задохнулся от разом свалившихся на него новых напастей. Ему придется заплатить жуткий штраф -- ведь он прорвался через дорогие платные Врата дважды, плюс штраф Маркуса, ибо Скитер, не колеблясь, намеревался взять ответственность на себя -- в конце концов не по его ли вине Маркусу так не повезло? -- Пошли, -- произнес он почти спокойным голосом. -- Пожалуй, нам лучше пойти и покаяться Майку Бенсону сразу же, пока на нас не надели наручники. Глаза Маркуса вспыхнули на мгновение испугом -- странное дело, Скитер понял, что тот боится за него, а не за себя, -- потом он кивнул и, болезненно морщась, поднялся с решетчатого настила. Скитер тоже встал, вцепившись в перила. В толпе под ними разгневанной горой возвышался Майк Бенсон. Со всех сторон к пандусам уже спешили парни из службы безопасности. Скитер вздохнул, потом начал спускаться прямо к Бенсону. Маркус молча шел следом. * * * Возвращение Маркуса и Скитера стало настоящей сенсацией даже на ВВ-86, где всегда находилось что-нибудь достаточно экзотическое, чтобы судачить об этом. Но их возвращение, да вдобавок совместное -- ни о чем подобном на Вокзале еще не слыхали. Чтобы парень из Верхнего прорвался сквозь Врата, пропадал целый месяц, а потом прорвался обратно, таща с собой пропавшего Нижнего? Это стоило того, чтобы обсасывать так и этак, без конца, поздним вечером или ранним утром -- что, впрочем, мало отличалось друг от друга в ровном, никогда не гаснущем свете фонарей Общего зала. Все гадали -- и, само собой, заключали пари, -- как долго Маркуса со Скитером продержат в одной из не слишком комфортабельных камер Майка Бенсона. Еще больше пари заключалось по поводу даты, когда Майк Бенсон даст Скитеру пинка под зад, отправляя его через Главные Врата в руки тюремщиков Верхнего Времени. Обитатели Восемьдесят Шестого ждали, делали ставки и спорили до хрипоты (нет, можно сказать, до смерти), пытаясь понять необъяснимое: зачем? А у двери кабинета Майка Бенсона сидела, не пропуская никого ни внутрь, ни наружу, небольшая толпа молчаливых людей из Нижнего, включая Йаниру Кассондру и ее хорошеньких дочурок. Зачем они там сидели, в ожидании ли новостей или в знак протеста, -- этого никто не знал. Достаточно было уже того, что, к удивлению местных жителей, выходцы из Нижнего Времени, считавшиеся всегда бессловесными чуть ли не дикарями, смогли организоваться настолько, что устроили тихую, но эффективную сидячую забастовку, которой гордился бы сам Ганди. Разумеется, на этот счет тоже было заключено не одно пари. В помещении для допросов изможденный, почти теряющий сознание от боли в раненом боку и бесчисленных ушибов, даже от мелких порезов на бритой голове (бронзовые бритвы не самым дружественным образом относятся к не привыкшей к ним коже), Скитер снова и снова повторял всю историю с начала до конца. Скитер так устал, что уже сбился со счета, сколько раз Бенсон заставил его пересказать свои приключения. Много. Много, много часов подряд. Все тело его молило о сне. Целительном, божественном сне. Он не знал, как долго он находится здесь, но, судя по покрасневшим глазам самого Бенсона, достаточно долго. Тот тоже с трудом боролся со сном. Маркус, державшийся до последнего, был, невзирая на протесты, подвергнут допросу с применением психотропных средств, который Бенсон счел необходимым, дабы докопаться до истины. Как гражданин Верхнего Времени, Скитер находился в неприкосновенности для таких приемов, но на Маркуса эти законы не распространялись. Поэтому он тоже снова и снова повторял всю историю: свое повторное рабство, встречу с запертым в клетку Скитером и так далее. Все это настолько точно соответствовало рассказу Скитера, что, несмотря на усталость, тот твердо знал: Бенсон так и не поймал их даже на малейшем несовпадении. Повторив свой рассказ в последний раз, измученный усталостью и наркотиком Маркус просто выключился и мешком рухнул на стол. Одним словом, хорошенький прием устроил им Бенсон -- пытку вместо радостной встречи с родными и близкими, которой оба так ждали. -- Ну, что дальше? -- сумел выговорить Скитер распухшим, едва поворачивающимся в пересохшем рту языком. -- Как насчет кипящего масла, черт подрал? Он бы с радостью придушил Бенсона на месте голыми руками -- если бы только мог пошевелиться. Но он знал, что, если попробует встать, просто брякнется на пол. -- Посмотри на него. -- Скитер как мог кивнул на продолжавшего безжизненно лежать на столе Маркуса. -- Готов укокошить нас обоих, да, Бенсон, только бы добиться своей чертовой правды? Тебе хочется убить меня, так ведь? Так ведь, Бенсон? Странный огонек загорелся в изможденных глазах Майка Бенсона. -- Раньше -- да, хотел. До этого вот. -- Он тоже с усилием кивнул в сторону неподвижной, равнодушной ко всему (и к продолжающимся мучениям Скитера в том числе) фигуры Маркуса. -- Я... так, ничего. Когда я носил еще значок в Сити, я таких крыс, как ты, за решетку охапками сажал. Вроде как мусор с земли сметал. -- Он сел и не мигая уставился на Скитера. -- Но это... -- он снова кивнул на Маркуса, -- это меняет все, так? -- Меняет, говоришь? -- окрысился Скитер; голос его от усталости дрожал. -- Разве я все еще не вор, Бенсон? Не крыса, как ты говоришь? Тут уж, Бенсон, что-нибудь одно. Или я вор чертов, или мне наконец удалось сделать хоть что-то достойное -- что ты, будь ты проклят, ухитрился изговнять к чертовой матери. Майк Бенсон устало потер руками лицо и глаза. -- Что-то мне плохо думается, -- пробормотал он, к чему Скитер тут же добавил про себя: "Аминь, боров ты вонючий!" -- Ага, -- продолжал Бенсон сквозь ладони. -- Это меняет дело, Джексон. Для меня по крайней мере. Уж не знаю, зачем ты сделал это, что тебе с этого, но твоя история убедительна и подтверждена вот им. -- Он еще раз кивнул головой в сторону Маркуса. Бенсон откинулся на спинку кресла, уронив обе руки на колени. -- Ладно, Скитер. Можешь идти. И твой приятель тоже. Я... гм... переговорю с ребятами из "Путешествий" насчет штрафов. Это у тебя была как бы спасательная миссия. Скитер молча посмотрел на него. Бенсон залился краской и опустил глаза. -- Сам понимаешь, обещать тебе я ничего не могу; это их Врата, а Грэнвилл Бакстер... ну, Бакс находится в трудном положении -- самый туристский сезон, а "Путешествия" как раз ввели новые правила, и он вынужден ужесточить контроль, который и так жестче некуда. -- Он вздохнул, по виду Скитера заключив, что тому глубоко наплевать на служебные проблемы Бакса. -- Так или иначе, Скитер, я могу быть настойчивым иногда. И Булл тоже -- а я полагаю, что он проявит всю настойчивость, когда получит мой рапорт. И снова Скитер промолчал, продолжая глядеть на него в упор. "Неужели он серьезно думает, что все это дерьмо искупает эти последние черт-знает-сколько часов?" -- Угу, -- только и смог произнести он наконец. Коротко и ясно. Бенсон снова покраснел. Проняло мерзавца. -- Домой сам доберешься или помочь? -- спросил он отвернувшись. Скитеру отчаянно хотелось взять Бенсона за грудки и рявкнуть ему в лицо: "Обойдусь, дрянь вонючая!" Гордость его требовала этого. Но сил у него не осталось вовсе, и он понимал это. И потом он не должен забывать про Маркуса. -- Ага, -- с трудом пробормотал он, -- ага, помощь мне не помешает. Или ты думаешь, что я благодаря твоему гостеприимству хоть три шага пройду? Бенсон покраснел еще сильнее и уперся взглядом в свои стиснутые на краю стола кулаки. -- Маркусу тоже надо помочь. -- Скитер ткнул пальцем в своего друга, потом уронил руку, дрожа всем телом. -- Я с радостью убил бы тебя, Бенсон, за то, что ты сделал с ним. Уж он-то никак не заслужил ни твоих уколов, ни многочасового допроса. Бенсон странно посмотрел на него, словно не веря своим глазам, потом кивнул: -- Ладно, Джексон. Мои ребята подбросят вас обоих. Если только, -- добавил он мрачно, -- им удастся пробиться через эту шайку демонстрантов под дверью. Скитер нашел в себе силы удивиться: -- Демонстрантов? -- Все из Нижнего Времени, -- устало ответил Бенсон. -- Устроили, видите ли, сидячую демонстрацию. Часов уже двенадцать никого не пускают. Скитер не знал, что и думать, но все объяснил сам Бенсон. -- Его... гм... жена и дети тоже здесь, в самой гуще. И если бы взглядом можно было убить, я бы давно уже стал каменной статуей. Скитер вдруг ощутил в желудке леденящую пустоту. "Добро пожаловать домой -- Маркусу. Но не мне, не вонючему воришке". Он попытался стряхнуть эти мысли, понимая, что они должны думать о нем после того, как Маркус из-за него отправился через Врата с Чаком Фарли. Интересно, вяло подумал он, что сталось с этим говнюком? "Скорее всего я так и не узнаю". С неожиданной осторожностью -- учитывая его методы ведения допроса -- Майк Бенсон потряс Маркуса за плечо. Медленно-медленно сознание Маркуса пробилось на поверхность, и он открыл глаза. При виде склонившегося над ним Бенсона он болезненно вздрогнул. -- Все в порядке, Маркус, -- тихо произнес Бенсон на безукоризненной латыни. -- Я верю тебе. Вам обоим. Можешь идти домой. Я вызвал сюда машину с водителем, чтобы отвезти тебя домой. Но мне стоит предупредить тебя, чтобы ты не умер от удивления, -- тут под дверями сидят ваши, Найденные. Ждут новостей, а может, и еще чего, не знаю. Твоя семья тоже здесь, у самой двери. Маркус попытался выпрямиться. -- Йанира? -- прохрипел он. -- Мои дочки? Бенсон кивнул. Маркус встал на ноги, тяжело пошатнулся, оттолкнул руку, услужливо протянутую ему Бенсоном, и все-таки с трудом выпрямился. -- Пойду к своим. Спасибо за свободу. -- В голосе его зазвучал металл. Скитер и Бенсон оба понимали, кому он обязан этим. Он доковылял до двери и скрылся в коридоре -- спина гордо выпрямлена, колени предательски подгибаются. "Ну, черт возьми. Если он смог, я тоже". Выпрямить спину оказалось делом непростым и болезненным, но он сумел скрыть это от Бенсона, бросив ему беззаботно: "Спасибо и за мою свободу". Вид у Бенсона был не блестящий. А потом это было уже позади, и ему удалось встать совсем прямо. Боль в теле была более-менее терпимой. Ну, пусть даже менее. Бенсон так и не сказал ничего, пока Скитер ковылял к двери, сжав зубы от боли в затекших ногах. Казалось, вся его левая нога горит огнем. Но он все же добрался до двери, потом -- задыхаясь, глотая воздух -- к выходу. Зрение его то затуманивалось, то снова прояснялось, подсказывая ему, куда делать следующий шаг, потом в глазах снова темнело. Когда он открыл дверь, он увидел обнявшихся Йаниру и Маркуса. Девочки цеплялись за его ноги. Никто даже не заметил Скитера. Внутри его не осталось ничего, кроме пустоты. Все, что у него осталось, -- это несколько монет, подобранных с песка арены. Бенсон не обыскивал их -- сквозь полупрозрачную египетскую ткань и так было видно, что они не несут ничего такого. Так что, можно сказать, в этом не было особой вины Бенсона -- ведь он не знал о его травмах. Когда он слепо столкнулся с кем-то из расходившихся обратно по домам или делам Найденных, это оказалось последней каплей. Скитер попытался удержать равновесие, но его изможденные, избитые, израненные мускулы окончательно отказались ему повиноваться. Он тяжело упал на мостовую. Прежде чем чернота окончательно захлестнула его с головой, он понял, что Найденные просто бросят его здесь -- после всего того, что он сделал с Маркусом, можно сказать, отдав его на растерзание этому треклятому ублюдку Фарли. Он успел еще пообещать себе, что найдет Фарли и убьет его, а потом лицо его соприкоснулось с холодной, твердой, шершавой бетонной мостовой. Сгущавшаяся чернота сомкнулась окончательно, и он уже ничего больше не помнил. * * * Скитер приходил в себя медленно, по мере того как различные части его тела напоминали о себе болью. Голова гудела, как песчаная буря в Гоби. Он лежал неподвижно, пытаясь вздохнуть и надеясь, что это будет не слишком больно, если только он постарается не шевелиться при этом. Это ему не удалось. Постепенно до Скитера дошло, что он больше не лежит ничком на бетонной мостовой Общего зала. Кто-то -- возможно, ублюдки Бенсона -- перенесли его. "Возможно, чтобы туристов не пугало бесчувственное тело, -- с горечью подумал он. -- Мешает бизнесу". С минуту он гадал, не поместил ли его Бенсон в одну из камер-одиночек маленькой кутузки Ла-ла-ландии. Потом, удивив его сверх всякой степени, слуха его коснулся детский голос. "Майк Бенсон не сажает под замок детей. Во всяком случае, не таких маленьких". Он с трудом повернул голову на подушке, чтобы слышать лучше, и чуть не задохнулся от боли в шее и непривычного ощущения наволочки на бритой голове. Он справился с этими помехами по одной, понемногу вспомнив их происхождение. Детский голос снова произнес что-то. Он не понял слов, но они звучали певуче, как мелодия. Женский голос ответил что-то на том же текучем языке. Скитер зажмурился. Он знал этот голос. Глубокий, гортанный, красотой не уступающий своей обладательнице. "Что я делаю в квартире Йаниры Кассондры?" Не то чтобы это его слишком тревожило, если Маркус не... Где Маркус? Он напряг слух, но не услышал голоса Маркуса. Он попытался припомнить, как попал сюда, но все, что вертелось у него в голове, -- это бесконечный поток утомительных, бессонных, болезненных вопросов Майка Бенсона. Он смутно припомнил, что ему разрешили уйти, что он упал перед входом в кабинет Бенсона... но он никак не мог вспомнить, что же случилось с Маркусом. Этого вынести он уже не мог. Он попытался спустить ноги с кровати, откинуть одеяла и встать. Он честно попытался сделать это. Все, чего он добился, -- это того, что, не успев переместиться из горизонтального положения в вертикальное, потерял на мгновение сознание и рухнул обратно с криком боли -- та взорвалась в нем электрическим разрядом, словно внутрь его сунули провода и открутили регулятор на всю катушку. Следующее, что он ощутил, -- это мягкое прикосновение теплого полотенца ко лбу. Это было истинное наслаждение: прикосновение уняло боль в глазах, а тот голос, который он слышал последним, зазвучал тревожнее: -- Скитер? Не бойся, Скитер, ты в безопасности. Маркус пошел позвать к тебе доктора Айзенштайн. Скитер снова порадовался тому, что теплое полотенце на его лбу было пропитано водой, стекавшей по его лицу, -- на этот раз потому, что глаза его непроизвольно наполнились слезами. Никто, кроме Есугэя, никогда не обращался с ним с такой нежностью. Так, словно она обнаружила источник его боли -- а может, она и впрямь нашла его; недаром же ее звали Заклинательницей, -- она начала легко касаться его лица кончиками пальцев, осушая слезы, чуть надавливая на точки, которые он никогда не считал особенными... так тепло, так уютно... -- Ничего стыдного нет в слезах от боли, Скитер. Мужчина не может жить один, без чьего-то прикосновения, без любви. Ты скучаешь по своему свирепому хану, я знаю, но ты не можешь вернуться, Скитер. -- Слова ее тронули что-то глубоко затаенное в его душе, что-то, о чем он знал, но не хотел думать долго-долго. -- Отсюда, -- тихо говорила она, продолжая мягко касаться его лица, -- для тебя открыты только два пути, Скитер Джексон. Или ты останешься на том пути, по которому следовал всю свою жизнь, и тогда твое одиночество разрушит тебя, или ты выберешь другой путь, к свету. Этот выбор за тебя не сделаем ни я, ни Маркус. Только ты можешь решить это для себя. Но мы пойдем рядом с тобой, готовые помочь и поддержать тебя, насколько сможем, какой бы путь ты ни избрал. Он ощутил растущий в горле ком. -- О, Скитер, бесценный друг, ты рисковал всем, даже кровью и жизнью своей на арене богов, ради спасения Маркуса. Когда эмоции от этих слов окончательно разбили его на части, она помассировала ему виски и завела песню, возможно, древнее заклинание, в то время как он, отвернувшись от нее, рыдал в подушку, как не рыдал с восьмилетнего возраста. Слова, которые она прошептала, продолжали сотрясать все его тело: "Бесценный друг..." А потом послышался голос Маркуса, а еще минуту спустя над ним склонилась Рэчел Айзенштайн. Она не обращала внимания на его слезы, а может, считала их реакцией на боль. Уверенно, опытными руками поворачивала она его так и этак, оценивая травмы -- шрамы на спине и ребрах, сведенные мышцы, порез на боку. Потом его осторожно уложили обратно и накрыли теплым одеялом. -- Скитер? Ты меня слышишь? Это я, Рэчел. Не рискнув кивать, он сумел выдавить из себя хриплое "да". Звук вышел жалкий, и даже он знал это. Он надеялся, что Йанира с Маркусом поймут. Он просто слишком устал, слишком измучился от боли, чтобы бороться дальше. -- Скитер, мне нужно отвезти тебя в лазарет Ничего такого, что бы не зажило, но слишком много для одного пациента разом. Ты понимаешь, Скитер? Снова это жалкое, хриплое "да". Он зажмурился, молясь, чтобы Йанира поняла, насколько нужно ему сбежать ненадолго от эмоций, пробужденных в нем всего несколькими ее словами. Эта часть его существа тоже нуждалась в исцелении. Может, он все-таки повидается с доктором Мунди, расскажет ему все в конце концов, снимет с сердца все тайны, боль и воспоминания о добрых и ужасных временах. Кто-то снял с его лба полотенце-компресс. -- Помни, -- услышал он тихий, бархатный голос Йаниры, -- мы всегда будем рядом, готовые помочь. Потом слуха его коснулся металлический лязг носилок, двое санитаров с профессиональной ловкостью подняли его и переложили на них. За все время он только раз закусил губу. Потом каталка двинулась из комнаты, и ему показалось, будто он слышит женский плач, но в его нынешнем состоянии он не мог утверждать этого наверняка. Они сунули носилки в маленький электромобиль -- "скорую помощь" и повезли, сияя мигалками, судя по всему, по задним коридорам, поскольку продвижение их не тормозилось толпами заполнивших вокзал отпускников. В маленьком лазарете Рэчел Айзенштайн деловито установила его каталку в гнезда у стены, потом, прежде чем он успел понять что-то, воткнула ему в руку иглу для внутривенного вливания. -- Сильное обезвоживание организма, -- пояснила она, -- плюс легкое болеутоляющее. Тебе это не помешает. "Вот правильно, черт возьми". Впрочем, сил произнести это вслух у него не осталось. -- Я говорила сегодня утром с Майком Бенсоном, -- как бы невзначай сказала она. Скитер собрался с силами и навострил уши. -- Я все выложила прямо ему в лицо. -- Она хихикнула. -- Жаль, что ты не видел выражения его лица. Когда я все сказала, надеюсь, даже он усек, что, когда через Врата вваливаются раненые люди -- вне зависимости от того, кто они такие, -- их надлежит доставлять прямо ко мне, а не терзать весь день бессмысленными допросами. -- Она потрогала его лоб. -- Ты имеешь полное право вытереть им пол сразу же, как только встанешь на ноги, а мускулы твои будут действовать как надо. Скитер сделал попытку улыбнуться, благодарный ей за то, что она понимает. -- Правда? -- прохрипел он. -- Истинная правда. Возможно, он попадет за решетку, но, во имя всех богов, он просто обязан свести счеты с мистером Майклом Бенсоном. -- А теперь спокойно. Мы уже почти закончили. Держись, Скитер. Скоро ты снова уснешь и выздоровеешь быстрее, чем тебе кажется. -- Он тревожно нахмурился, но она сразу же поняла причину его беспокойства. -- И не думай о деньгах, Скитер. Кое-кто уже согласился оплатить все лечение. -- Кто? -- все так же сдавленно прохрипел он. Рэчел хихикнула и легонько щелкнула его по носу. -- Кит Карсон. Скитер даже выпучил глаза. -- Кит??? Но... но почему? На этот раз Рэчел рассмеялась мягче. -- Разве кто-нибудь может знать, почему Кит вообще поступает так, а не иначе? Он у нас большой оригинал. Вроде тебя. Потом дверь отворилась, его каталку освободили из гнезд, толкнули куда-то назад и опустили ролики. Скитер зажмурился, чтобы от движения не кружилась голова, и обдумал откровения Рэчел. С чего это Кит Карсон согласился оплатить медицинские счета Скитера? Этого он понять никак не мог. Однако, похоже, они вкатили ему в вену что-то здорово сильное -- секунду или две комната медленно кружилась вокруг него, потом на него вновь опустилась темнота. Глава 21 Когда Скитер с сознанием новой внутренней силы хладнокровно врезал Майку Бенсону и буквально вытер им пол -- как и предлагала Рэчел -- толстый коп даже не стал выдвигать против него никаких обвинений. -- Ублюдок тухлый! -- прорычал Скитер. -- Мало того, что ты мариновал часами меня -- может, я и заслужил этого, -- новый удар впечатал Бенсона в стену, и он, как вырезанный из кадра персонаж мультфильма, сполз по ней на землю, -- но нет, ты проделал то же самое с Маркусом, который за всю свою жизнь чертовой мухи не обидел. Вот тебе за Маркуса, гад! -- Он врезал основанием ладони по носу Бенсона с силой, достаточной, чтобы сломать его, но недостаточной для того, чтобы повредить мозг хрящом. Кровь, само собой, полилась ручьем. Глаза смотрели в разные стороны. Он так и остался сидеть, не в силах пошевелить пальцем, когда Скитер свирепо протолкался через толпу пораженных зрителей. Разговор с главой службы безопасности имел место у Главных Врат, готовых вот-вот открыться. Монтгомери Уилкс в черной форме, с рыжей шевелюрой и холодно-стальными глазами, деловито прогуливался по зоне ожидания. -- Ты арестован, крысеныш грязный, -- буркнул Уилкс, заступая ему дорогу, и по залу пронесся зачарованный вздох множества зрителей. -- Не получится, герр Гитлер, -- угрожающе произнес Скитер. -- Это вне твоей юрисдикции. -- Нет ничего такого, что бы было не в моей юрисдикции. А люди вроде тебя -- угроза обществу. И мой долг -- изолировать тебя к чертовой матери. -- Уилкс схватил Скитера за руку, и тот немедленно заехал вторым кулаком тому под солнечное сплетение. С выражением неподдельного изумления на лице Монти сложился пополам, отпустив при этом руку Скитера, чтобы подержаться немного за свой живот. Скитер хладнокровно воспользовался согбенной позой Уилкса и добавил ему хороший удар по загривку, от которого тот рухнул на пол. Это было славно. Уилкс долгие годы напрашивался на это. -- А теперь слушай, -- произнес Скитер достаточно громко, чтобы Уилкс, как бы худо ему ни было, услышал его. -- Я не нарушил ни одного твоего закона. А ты просто напал на меня. Запомни, фашист, со мной лучше не связываться, и я не подпадаю под твою юрисдикцию. Или ты хочешь провести еще пару недель в кутузке у Майка Бенсона? Уилкс, не в состоянии произнести ни слова, только пронзал его яростным взглядом, словно обещающим ужасную месть. Скитер разразился смехом, от которого глаза Уилкса удивленно расширились. -- Забудь об этом, Монти. Только попробуй, и я выдвину против тебя такие обвинения, от которых тебе придется гнить за решеткой весь остаток жизни. Я вырос живым богом в юрте Чингисхана. Я могу убить тебя столькими способами, что даже твое больное воображение не надумает. Так что вот тебе мой совет: ступай себе и дери налоги с честных туристов, которые не могут или не хотят связываться с таким говном, как ты. Он сплюнул, метко угодив тому прямо в подбородок. Глава ДВВ даже не моргнул. -- Подумай хорошенько, Уилкс. Ты не лучше, чем я. Просто у тебя есть возможность прятаться за казенным значком, обдирая людей как липку и присваивая себе все лучшее, прежде чем занести все это в официальные ведомости. Так что укороти руки, мистер Столп Законности. Я не куплюсь на это, и я не боюсь ни тебя, ни твоих грязных штучек. Понял, Монти? Монти холодно покосился на него с пола и мрачно кивнул. Скитер взял его за живое, и они оба понимали это. -- Отлично. Ты оставляешь в покое меня, а я, так уж и быть, оставляю в покое тебя. Бог мой, вот это здорово! Когда он отвернулся и зашагал прочь, злость, судя по всему, просто исходила от него как жар, поскольку все шарахались с его пути. Даже агенты ДВВ. Это напоминало Скитеру ту древнюю киношку Чарльтона Хестона, где море расступалось перед Детьми Израиля, бегущими от фараонова гнева. Что ж, пока что все неплохо. Двое засранцев свое получили. Один опасный поединок впереди. Следующая остановка: кабинет Кита Карсона. Он равнодушно прошел мимо стойки администратора "Замка Эдо", вступил в лифт, нажал на кнопку без номера и был поднят прямиком в личные владения Кита Когда он ворвался в кабинет, даже не позаботившись снять ботинки, брови Карсона недовольно сдвинулись. Скитеру было плевать. Он понимал, что, начни он махать руками, Кит сделает его в два счета, поэтому расслабился и уперся руками в край необъятного стола. -- Так, Карсон Давайте разберемся. Почему? Кит не пошевелился. Молчание слегка смутило Скитера, как бы ни распалял он себя к этому разговору. -- Сядь, Скитер! -- Это было не приглашение. Это был приказ, и не из тех, что можно ослушаться. Скитер сел. Кит наконец чуть пошевелился в своем кресле, и несколько секунд пристально смотрел на Скитера. Одежда его была еще несколько растрепана после общения с Бенсоном, а костяшки пальцев ныли, поцарапанные о физиономию Монти Монстра. В конце концов Кит махнул рукой на занимавшую целую стену батарею мониторов справа от Скитера. Тот осторожно повернулся, не понимая, что хочет показать ему Кит. Потом вдруг до него дошло. Один из экранов давал прямую картинку того, что происходило сейчас у Главных Врат, -- наверное, подключенный к камере службы безопасности. Он увидел Майка Бенсона, неуверенно поднимающегося на ноги. Кровь до сих пор сочилась из его расквашенного носа; двое его сотрудников помогали ему встать. Вид подкашивающихся ног приятно грел Скитеру сердце. Есугэй одобрил бы это. -- Вот это, Скитер, было представление. -- Голос Карсона был сух, как песчаная буря. -- Я ничего не изображал, -- буркнул Скитер. -- И вы мне еще не ответили. -- Он отвернулся от мониторов и посмотрел на Кита, чей смех настолько поразил его, что он чуть не забыл, зачем пришел сюда. -- Ты хоть можешь себе представить, -- Кит аж прослезился, -- сколько я ждал, пока кто-нибудь хлопнет этого самонадеянного говнюка по мозгам? И конечно, это положит начало новому витку войны между ДВВ и администрацией Вокзала. Ох, да не пугайся ты так, парень. Я как раз только что говорил по телефону с Буллом Морганом, так тот так ржал, что и говорить-то не мог толком. -- На мгновение лицо его осветилось знаменитой улыбкой. -- И не бери в голову все эти угрозы отдать тебя под суд или выставить с вокзала. Оба эти идиота получили то, что давно уже заслужили. Ну да, слухи в Ла-ла-ландии только что не опережают события. Скитер вздохнул: -- О'кей. Значит, все рады тому, как я защищал свою честь. Отлично. Но вы все еще не ответили на мой вопрос. Кит посмотрел на него еще некоторое время. Потом встал из-за стола и босиком -- если не считать черных чулков-таби -- подошел к роскошному бару. Он снял с полки бутылку старинной формы, почтительно повертел в руках, потом нашел две стеклянные стопки. Он наливал очень осторожно, не пролив ни капли, потом так же осторожно вернул бутылку на место. Скитер понял, что удостаивается редкой чести, но не знал, за что. Кит вернулся к столу, поставил одну из стопок перед ним и сел на место. Взгляд его карих глаз был тверд и спокоен. -- Маркус -- мой друг, -- негромко сказал он. -- Я не мог отправиться за ним, и у меня сердце, черт возьми, рвалось на части от этого. На моих глазах этот парень превратился из забитого раба в сильного, уверенного в себе человека. Я десятки раз предлагал ему работу, но он всегда вежливо отказывался: говорил, что ценит дружбу больше благотворительности. Кит помолчал немного, держа стопку в руке. -- Мы с тобой не слишком-то любили друг друга все эти годы, Скитер. То, чем ты жил, что хотел сделать с моей внучкой... -- он тряхнул головой. -- Уж поверь мне, я слишком хорошо понимаю тот страх, который ты так хочешь скрыть. Но четыре недели назад ты сделал что-то, чего я никак не ожидал от тебя. Это потрясло меня. Ты пытался спасти Маркуса от этого ублюдка Фарли или как там зовут его по-настоящему. Говорят, тебе довелось многое пережить там, в Нижнем Времени, прежде чем вам удалось бежать. Скитер почувствовал, как пылают его щеки Он пожал плечами. -- Собственно, школа гладиаторов не так уж и страшна, если только не бесить надсмотрщика настолько, чтобы он портил тебе шкуру бичом. И я ведь побил-таки Люпуса на арене, вчистую. Ничего особенного. -- Нет, очень даже особенно, -- тихо возразил Кит. -- Не забывай, я тоже дрался за свою жизнь на этой же арене. -- Об этом Скитер сгоряча забыл. -- И насколько мне известно, этот бой был первым серьезным боем в твоей жизни. И это первый случай, когда ты поставил чью-то жизнь превыше своей. Скитеру снова стало не по себе. Кит поднял стакан. Скитер неуклюже взял свой. -- За честь, -- тихо произнес Кит. У Скитера перехватило горло. Хоть кто-то из жителей Восемьдесят Шестого наконец понял. Он залпом проглотил бурбон -- ну и букет! Где это Кит раздобыл такой? И почему поделился им со Скитером? Кит поставил пустую стопку на стол дном вверх. Скитер повторил его движение. -- Я предложил оплатить больничный счет, -- сказал наконец Кит, -- потому что ты заработал свои раны в отчаянной борьбе за то, чтобы вернуть Маркуса туда, где он должен быть, -- к жене и детям. И я очень хорошо знаю, сколько у тебя сейчас денег. -- Ну да, ведь все мои деньги в счет пари до сих пор у Брайана... Да, кстати, что там с этим пари? Вам известно что-нибудь? Улыбка снова вспыхнула и погасла. -- Голди целую неделю визжала и брыкалась после того, как Брайан приостановил пари до твоего возвращения. Собственно, оно до сих пор приостановлено -- до первого твоего визита в библиотеку. Скитер обдумал эти новости. Пари казалось ему теперь чем-то совершенно неуместным. Но он мог использовать те деньги, что лежали у Брайана. Он представил себе побагровевшее от ярости лицо Голди и улыбнулся. Потом вздохнул. -- Жаль, что я вообще заключил это проклятое пари, -- признался он, удивившись сам себе. Кит медленно кивнул: -- Хорошо. Это еще один повод для бурбона. -- Он усмехнулся. -- Знаешь, а он контрабандный. Захватил как-то давно с собой несколько бутылок из Нижнего Времени. Скитер не верил своим ушам. Кит не только разговаривал с ним как с равным, но и признавался ему в том, что и на его безукоризненной репутации имеются, оказывается, кое-какие пятнышки. Ведь не может же он не понимать, что делает себя уязвимее? Он медленно поднялся из-за стола. -- Спасибо, Кит. Я обязан вам больше, чем вы думаете. И за "водку" тоже спасибо. Она здорово укрепляет дух, а мне как раз это сейчас кстати. -- Скитер не знал другого способа сказать Киту, что он будет держать язык на привязи насчет этого восхитительного, но незаконного бурбона. Кит чуть изогнул рот, и в глазах его мелькнул ехидный огонек, но вслух он сказал только: -- Не за что. И я думаю, Брайан уже ждет тебя. Скитер кивнул, подошел к двери, но обернулся. -- Извините за ботинки. Больше не повторится. -- В смысле, если его хоть раз еще пригласят в святая святых Кита Карсона, что представлялось ему по меньшей мере невероятным. Он закрыл за собой дверь, постоял немного в коридоре, пытаясь понять, что он чувствует, потом вздохнул, нашел лифт и, покинув "Замок Эдо", направил стопы в библиотеку. Несколько монет, сохранившихся с его круга почета, бренчали у него в кармане. Если пари еще действительно, дело пахнет для него керосином. Любая мелочь, которую он сумеет наскрести, может пригодиться. Когда он вошел в библиотеку, Брайан Хендриксон оторвался от своего компьютера. -- Ага, -- произнес тот со своим неповторимым акцентом. -- Мне уже говорили, что ты выздоровел и готов продолжать. Хоть раз приятно увидеть, что слухи не врут. Видишь ли, я тебя тут целый месяц ждал. Скитер, который уже немного поостыл в кабинете Кита Карсона, выудил монеты из кармана и выложил их на стойку. -- М-м-м... мило, очень мило. И даже золотые аурии, да? -- Брайан поднял взгляд. -- Ну и каким образом ты вступил в обладание ими? Скитеру хотелось сказать, что это из тех двух кошельков, что он украл на рынке, но это было бы неправдой. Те деньги он потратил до последней унции, прорываясь с Маркусом через Врата. Все, что у него оставалось, -- это несколько монет с арены. -- Я подобрал их с песка, когда публика в Большом Цирке кидала ими в меня во время моего круга почета. Видите ли, я... гм... побил их любимого чемпиона, и они там... на некоторое время с ума посходили. -- Ты его убил? -- с любопытством спросил Брайан. -- Нет, -- вздохнул Скитер. -- Но я выбил, к черту, из него дух, и Клавдий пощадил его. Некоторое время Брайан Хендриксон слепо смотрел перед собой. -- Это, -- произнес он наконец, -- стоило посмотреть своими глазами. Клавдий дарил жизнь очень немногим. -- Потом он встряхнулся, и на лице его появилось скорбное выражение. -- Боюсь, это не может пойти в счет твоего пари, Скитер. Ты заработал их честным путем. Скитер почти ждал такого ответа, поэтому только кивнул и собрал деньги обратно в карман. -- Будешь менять их где-нибудь? -- Нет. Монеты напоминали ему об одном из высших моментов его жизни, когда -- пусть всего на несколько минут -- толпа действительно превозносила его как бога, каким назвал его как-то Есугэй Доблестный Он ссыпал монеты обратно в карман. "Хоть какой-то, но бог". Все те годы, когда он убеждал себя в том, что поступает правильно, оказались пустой тратой времени, пустыми фантазиями, с помощью которых он позволял себе не видеть того, кем он был на самом деле и куда катится. Спасибо Маркусу Без него Скитер, возможно, так никогда и не проснулся бы -- Спасибо, Брайан. Он вышел из библиотеки, не зная, куда теперь идти и что делать. Странное дело, он оказался в конце концов у дверей доктора Мунди Еще через несколько минут он был усажен в удобное кресло и обставлен микрофонами. Скитер выложил все как на духу -- все, что знал про Есугэя, Темучина, ту юрту, в которой жил как богда, а потом как дядя ханского первенца. Потом, почти без понуканий со стороны доктора Мунди, выложил и все остальное Когда он наконец закончил, он знал, что страх и боль покинули его, поселившись теперь на магнитной ленте и лазерных дисках, -- вот их пусть теперь и мучают кошмары Он отказался от положенной платы, поразив бедного Мунди до глубины души, потом тихо вышел, навсегда закрыв за собой эту часть своей жизни. * * * Письмо через Главные Врата пришло к Марго и Малькольму примерно тогда же, когда Скитер Джексон молотил Майка Бенсона по разным частям его толстого тела. Запечатанное письмо со всеми положенными печатями и штампами. -- Открывай же! -- потребовала Марго. -- Спокойствие! -- рассмеялся Малькольм -- Ты же знаешь, что у меня его не было никогда! -- Ага, вот тебе еще одно домашнее задание! По крайней мере взгляд уличной ирландской кошки не изменился ни капельки с тех пор, как она пошла в колледж. Малькольм осторожно вскрыл конверт перочинным ножом, сложил лезвие, убрал нож в карман и только после этого достал лист с сухим, официальным ответом. -- По делу Уильяма Хантера, известного также как Чарльз Фарли. Упомянутый Хантер задержан при раскопках нелегального захоронения объектов древнего искусства в г. Денвере. Ваши записи весьма помогли добиться его сотрудничества со следствием и послужат доказательством на суде. Понимая, что это интересует вас, и несмотря на обычную практику воздерживаться от каких-либо выводов до суда, я все же доверяю вам эту информацию как находящимся на ВВ-86 в далеком прошлом. Он действительно был агентом, собиравшим в прошлом необычные произведения искусства и пересылавшим их своему заказчику -- Глаза Малькольма округлились, когда он прочитал всемирно известную фамилию этого заказчика. -- Разумеется, по делу последнего также предстоит отдельный судебный процесс. Судя по всему, он и еще один богатый джентльмен, насчет которого у нас нет никаких свидетельств, кроме устных показаний мистера Хантера, заключили несколько лет назад пари, кто из них сможет набрать в свои частные коллекции больше вышеупомянутых произведений искусства Мы уже арестовали одно собрание и незамедлительно по окончании судебных процессов передадим его представителям МФВУОИ. Судя по всему, судебные процессы не займут много времени Мне казалось, что это будет интересно знать вам, ибо вы наряду с законом приложили максимум усилий к тому, чтобы предать этого преступника во времени правосудию Позвольте пожелать вам счастья, а также искренне поблагодарить вас за неоценимую помощь в изобличении этого преступного пари. При виде подписи глаза округлились уже у Марго. -- Уау! Самый настоящий министр юстиции, а не кто-то из его подручных! Малькольм фыркнул, аккуратно сложил листок бумаги и убрал его обратно в конверт. -- Хотелось бы мне посмотреть на лицо нашего приятеля Фарли, когда они взяли его с поличным. Он получит пожизненный срок за одну только контрабанду во времени, а возможно, и смертный приговор за всех тех, кого он убил при этом. -- Он вздохнул. -- Всегда предпочитаю хэппи-энды, -- признался он Марго с улыбкой. Она потянулась и поцеловала его, нимало не заботясь о том, видит ли их кто-нибудь или нет. -- Пошли сделаем несколько копий, а? Отдадим одну тому, что осталось от Бенсона, другую -- Буллу Моргану, может, даже еще одну этому мерзкому Монтгомери Уилксу. В конце концов неуплата пошлин находится в его ведении. Малькольм хохотал так, что на них начали оглядываться, потом запечатлел на ее губах еще один поцелуй. -- Я согласен, чертовка ты этакая. -- Чертовка? Ха! Подожди только, пока я не заполучу тебя наедине, англичашка ты чопорный! И улыбаясь, как пара Чеширских котов, они отправились прямиком к Буллу Моргану. * * * Бесцельно слоняясь по вокзалу, Скитер очутился в конце концов в гриль-баре "Нижнее Время", где как раз дежурил за стойкой Маркус. Он покраснел и чуть было не вышел обратно, но Маркус нацедил ему его любимого пива, окликнув: "Эй, Скитер, выпьешь со мной?" Он замер и медленно обернулся. -- Нет денег, Маркус. -- Ну и что? -- совершенно серьезно спросил Маркус. Он обогнул стойку, протянул Скитеру пенящуюся кружку и присел за столик со своей. Несколько минут они пили молча, кидая в рот соленые орешки. -- Я хотел поблагодарить тебя, -- тихо сказал Маркус. -- Угу. А я -- тебя. Последовала новая пауза, заполненная орешками и пивом. -- Возвращаю тебе долг, -- произнес наконец Маркус. -- Я понимаю, что этого мало, но для начала так. -- Послушай Маркус При всем уважении к твоему чувству чести, я не собираюсь тянуть из тебя никаких говенных дол... В дверях появилась Голди Морран. Маркус подмигнул Скитеру и вернулся за стойку. Голди подошла и, к большому неудовольствию Скитера, опустилась на стул за его столиком. -- Рада снова видеть тебя, Маркус, -- сказала она, всем своим видом выказывая искренность. Тот молча кивнул в знак признательности. -- Будь так добр, смешай мне высокий бурбон с капелькой содовой, ладно? Вернувшийся к своим обязанностям бармена Маркус приготовил питье для Голди и подал его на подносе вместе с еще одной кружкой пива для Скитера. -- Ну, -- сказала Голди, -- вы все-таки выбрались из всего этого, да? Я не надеялась уже увидеть вас живыми. Скитер недобро прищурился. -- Живыми? -- угрожающе переспросил он. -- Пять лет в юрте отца Чингисхана, и ты сомневалась, что я смогу выжить? Голди невинно округлила глаза, и вдруг маска ее делась куда-то, оставив ее старой, усталой и до странного беззащитной. Она вцепилась в свой стакан так, как Скитер цеплялся за ту охотничью пику на арене. Интересно, подумал он, кто из нас скажет это первым? Прежде чем кто-то из них смог собраться с духом, Майк Бенсон -- оба глаза подбиты, чуть прихрамывает -- вошел в бар и очень осторожно присел к ним за столик. Он перевел взгляд с одного на другую. -- Я получил сегодня извещение Министерства юстиции. -- У Скитера похолодело в желудке. -- Я... гм... хотел спросить, не может ли кто-нибудь из вас дать мне показания в случае, если встречался за последние несколько недель с профессиональным похитителем древних ценностей по имени Уильям Хантер? Он один из лучших в мире. Крадет античную порнографию для одного коллекционера из Верхнего Времени, поспорившего с другим коллекционером. Да, кстати, одним из его псевдонимов был Фарли. Чак Фарли. Скитер с Голди переглянулись. Оба молчали. -- Ладно, тогда дайте мне знать, если кто-нибудь из вас видел этого ублюдка. Им требуются свидетели для суда -- он состоится в будущем месяце. С этими словами Бенсон ушел. Голди покосилась на свое питье, потом на Скитера. -- Профессионал? Похоже, по сравнению с ним мы были парой чертовых дилетантов. -- Ага. -- Скитер пригубил пива из кружки, пока Голди судорожно глотала свой бурбон. -- Смешно, правда? Мы тут корячились, пытаясь выиграть это дурацкое маленькое пари, а он походя обчистил нас обоих, чтобы выиграть пари своему боссу. Я чувствую себя дурак дураком, понимаешь? -- Да, понимаю, -- произнесла Голди очень тихо. Несколько секунд она не отрывала взгляд от своего стакана, потом подняла его, встретившись с ним глазами. -- Я... гм... мне показалось, что я должна извиниться. Это я сказала тому гладиатору, где найти тебя. -- Спасибо, Голди, -- фыркнул Скитер. -- Но я уже знаю. Глаза Голди расширились. -- Маркус сказал мне это перед тем, как я вышел на арену биться с Люпусом Мортиферусом. Голди побледнела. -- Я не думала, что все зайдет так далеко. -- Я тоже, -- пробормотал Скитер. -- Тебе бы почувствовать то, что чувствую я каждый раз, когда шевелю спиной и плечами. Я уже выпил вот такой, -- он изобразил руками диаметр и высоту, -- флакон болеутоляющих таблеток. Это не говоря об антибиотиках, расслабителях мускулатуры и прочей дряни, что Рэчел колет мне каждые несколько часов. Прямо как в подушечку для булавок, будь она неладна. Да еще такую, по которой проехалось двенадцать гоночных колесниц. Голди прокашлялась. -- Я не думала... -- она замолчала, подбирая нужные слова и собираясь с духом произнести их. -- Это наше дурацкое пари... -- она отхлебнула бурбона для храбрости. -- Мне кажется, нам нужно прекратить это, потому что из него не вышло ничего хорошего, только вред для кучи людей. -- Ее взгляд скользнул на Маркуса, потом обратно. -- Хороших людей. Скитер кивнул: -- Принимается, Голди. Они пожали друг другу руки, а Маркус стоял над ними молчаливым свидетелем. -- Мне кажется, нам нужно пойти и сказать Брайану, -- пробормотал Скитер. -- Да. Пошли, пока у меня остатки пьяной храбрости не выветрились. Скитер встал и помог встать Голди. Она удивленно посмотрела на него, потом полезла за деньгами. -- Голди, -- окликнул ее Маркус из-за стойки. -- Твоих денег за это не надо. Она бросила на бывшего раба долгий, внимательный взгляд. Потом резко повернулась и пошла к выходу. -- Спасибо, Маркус, -- сказал Скитер. -- Не за что, друг. Следом за Голди Скитер вышел в Римский город, где рабочие споро чинили поврежденные мозаики. Они шагали по плиткам по возможности осторожнее, потом направились в библиотеку. * * * Слух опередил их. Как это получается, никто не знал, но, как бы это ни было, волшебство снова проявило себя, ибо, когда они подошли к дверям библиотеки, там уже собралась огромная толпа местных и репортеров с видеокамерами наготове, причем каждый старался подобраться ближе. Голди пошатнулась. -- Эй, это же всего только наши плюс несколько жалких газетчиков. По сравнению с гладиатором-чемпионом или чем-то в этом роде это просто ерунда, -- пробормотал Скитер. Краска снова вернулась на ее лицо -- пусть всего двумя яркими пятнами на скулах. Она решительно шагнула в толпу. -- А ну прочь с дороги, дурак! Да шевелись же! Скитер ухмыльнулся про себя и последовал по проложенной дорожке. Потом он увидел в толпе Кита Карсона -- тот улыбнулся ему и подмигнул, отчего Скитер пару раз оступился. Но все же он был рад, что Кит тоже здесь и на его стороне. А потом, слишком быстро, они оказались лицом к лицу с Брайаном Хендриксоном. -- Мы прекращаем пари, Брайан, -- бесцветным голосом сообщила Голди. В библиотеке воцарилась мертвая тишина, только стрекотали чуть слышно камеры, нацеленные объективами на Скитера. Он пожал плечами. -- Да. Глупый вышел спор. Не имеет смысла продолжать. И тут же все зашумело и зашевелилось: кто-то выплачивал проигрыш, репортеры оживленно говорили что-то в свои микрофоны, и все до одного гадали о причинах такого решения. Скитеру было наплевать. Он подписал бумагу, которую сунул ему Брайан, потом проследил за тем, как ее подписывает Голди, забрал свои деньги, распихал их по карманам, одолжил у Брайана конверт для монет с арены, потом на ватных ногах двинулся через толпу к выходу, не обращая внимания на задаваемые ему вопросы. "Пусть уж дальше Голди сама разбирается, -- устало подумал он. -- Я больше не хочу участвовать в этом". Значительная часть толпы потянулась за ним в Общий зал, шепотом заключая пари, что он будет делать дальше. Не обращая внимания ни на кого из них -- включая двух особо надоедливых репортеров, -- брел он через Новый Эдо, Приграничный поселок, Римский город... Единственное, что предупредило его, -- это блик света на остром стальном клинке. А потом Люпус Мортиферус -- "Как, черт возьми, он сумел еще раз просочиться через Врата?" -- бросился в атаку с мечом в одной руке и кинжалом в другой. Скитер сделал единственное, что ему оставалось в его безоружном положении. Он повернулся, нырнул в оцепеневшую от удивления толпу и побежал. Монеты и купюры в карманах мешали ему, но совсем немного. Люпус остался позади -- он тоже бежал изо всех сил, но расстояние пока не сокращалось. По крайней мере пока. Быстрый взгляд через плечо показал, что за ним гонится Люпус Мортиферус, а за тем -- каким бы невероятным это ни показалось -- двое репортеров, на ходу снимающих все подробности этой смертельной погони. Скитер чертыхнулся, перемахнул через парапет и взвыл от боли: все его римские травмы снова дали о себе знать. Он взмыл по пандусу, на ходу крича разинувшим рты туристам, чтобы те убирались с дороги. Перепуганные женщины подхватывали своих детей или ныряли в двери магазинов. Карманы рубахи стали заметно легче -- он рассыпал деньги, прыгая через парапет. Вот черт! Он продолжал бежать, по крикам за спиной зная, что Люпус все еще преследует его. "Неужели этот парень никогда не сдается? Ну-ну, Скитер, ты же сам ограбил его, а потом унизил на глазах у самого императора, не говоря уж о болельщиках. Так что или ты убежишь от него, или он сделает из тебя деликатесную нарезку. И ведь ты ее заслужил". Так и не оторвавшись ни от Люпуса, ни от вспотевших репортеров, Скитер свернул за угол, подпрыгнул, уцепился за стальную трубу перекрытия, раскачался и соскочил на галерею в то самое мгновение, когда из-за угла показались Люпус и совершенно ничего не понимавшие, но продолжающие усердно снимать репортеры. Он бросился назад той же дорогой, что прибежал сюда, слыша далеко за спиной разъяренный рык. Потом рык прозвучал ближе. Скитер знал, что выдыхается, а усталые, сведенные судорогой мускулы замедляли его бег еще сильнее. Он спрыгнул на мостовую Общего зала и устремился в Жилой сектор, надеясь оторваться от погони в лабиринте лифтов и коридоров. Возможно, если повезет, он сможет вскочить в лифт, опускающийся в спортивный зал, и найти там себе какое-нибудь оружие. Лучше что-нибудь из автоматических винтовок, которые Энн хранит в своем кабине-тике, и набитый патронташ в придачу. Люпус устремился к нему по коридору, выкрикивая грязные латинские ругательства и с каждым прыжком сокращая дистанцию. Задыхающийся, одуревший от боли Скитер не сразу заметил это. Как раз тогда, когда он привалился к двери лифта и лихорадочно зашарил рукой по стене в поисках кнопки, в голове у него послышался нестерпимо низкий гул, и прямо между ним и рассвирепевшим гладиатором разверзлись Врата -- судя по пульсации краев, ужасно нестабильные. Они вспухли, потом съежились до размеров игольного ушка, потом разом заглотили коридор. Сквозь невыносимо болезненную вибрацию костей черепа Скитеру послышался испуганный вопль. Он уставился в черное пульсирующее отверстие, гадая, видит ли кто-нибудь, что там, с другой стороны Врат? Прежде чем сам он смог различить что-то, Врата захлопнулись. Исходя потом, Скитер сполз по стене на пол, и только тут до него дошло, что он больше не видит Люпуса -- только двух разинувших рты репортеров. -- Т-ты в-видел т-то, что п-показалось мне? -- пробормотал один заикаясь. -- Кажется, да. Это должно было остаться на пленке. Совершенно потеряв интерес к Скитеру, они переглянулись и устремились по коридору в другую сторону. Скитер устало нашарил в кармане огрызок карандаша, заставил себя встать на подгибающиеся ноги и как мог обрисовал на полу и стенах конфигурацию и местонахождение Врат. Те места на потолке, до которых он не дотянулся, он отметил стрелками. С нестабильными Вратами ему делать нечего. Будет время и возможности, и определением их точного размера и продолжительности займутся профессионалы. Буллу Моргану он может позвонить и из дома. Он устало полез в карман за ключами, которые надсмотрщик в школе гладиаторов отобрал у него по меньшей мере месяц назад, потом вспомнил, что Люпус Мортиферус тогда же разбил его дверь в щепы. Обойдемся и без ключа. Может, у него даже хватит денег на то, чтобы оплатить ремонт двери. Он побрел в сторону своей квартиры и нашел ее точно такой же, как оставил месяц назад, -- будто и не уходил никуда. Пузырьки с водой, которую он собирался продавать за чудодейственное зелье, так и стояли на столе, и он сердито сгреб их в мусорную корзину. Потом пошарил в аптечке в поисках флакона таблеток, так живо описанного им Голди. Он вытряхнул на ладонь две таблетки, подумал и добавил к ним третью. Он проглотил их, не запивая, потом повалился в кровать Странно, в то утро он так и не выключил свой маленький телевизор. И телевизор, и сама квартира вдруг показались ему какими-то чужими. Он собирался уже было вырубить его, когда увидел на экране заставку новостей, а потом самого себя, улепетывающего от Люпуса под бестолковые комментарии задыхающегося репортера, -- что-то там насчет застарелой кровной вражды Скитер недовольно заворчал и снова потянулся к дистанционнику, но застыл. -- Как вы видите, это фрагмент того, что объективы наших камер запечатлели сквозь нестабильные Врата. По некоторым слухам, эти кадры уже возбудили ожесточенные дебаты среди проживающих на Вокзале ученых. Затаив дыхание смотрел Скитер на экран, где Люпус с испуганным воплем летит в темный проем Врат и приземляется на каменную ступень. Одну из множества, ведущих на вершину пирамиды с плоской вершиной. Стискивая свои меч и кинжал, Люпус смотрел вниз, на огромную толпу разряженных в перья индейцев. -- Наверняка, -- продолжал комментатор, в то время как остолбеневший Люпус на экране не трогался с места, -- это может пролить свет на происхождение легендарного богоподобного Виракоши, явившегося в Центральную Америку бледнокожим и обучившего людей множеству новых для них знаний, а потом уплывшего за океан на запад, пообещав вернуться. Различные толкования этой легенды давно уже волновали наших ученых. Как бы то ни было, эта видеозапись представляет собой большую научную ценность, не говоря уже о большой журналистской удаче на пути познания нашего прошлого. Скитер опустил руку на пульт и нажал кнопку. Экран со вздохом погас. Скитеру было почти жалко Люпуса -- вряд ли тот заслужил такую судьбу. Он по себе знал, что должен испытывать человек, случайно провалившийся в нестабильные Врата, без всякой надежды вернуться обратно домой. Нов глубине души он еще больше радовался тому, что до сих пор жив. Ты все такой же эгоист, а, Скитер? Не без огорчения он вынужден был признать, что да и останется таким. Но болеутоляющее уже взялось за работу, так что он даже не смог разжечь в себе достаточно досады. А через минуту он провалился наконец в блаженное небытие. * * * -- Маркус... Голос ее звучал в темноте сонно. Он лежал молча, снова обнимая ее и гадая, не подарят ли боги им на этот раз сына. -- Да, любовь моя? Йанира нежно коснулась его лица рукой -- его бритый подбородок, к которому он пока еще не привык, забавлял и нравился ей. -- О, Маркус, -- прошептала она ему на ухо, -- что бы я делала, если... Он мягко накрыл ее губы пальцами. -- Не будем испытывать Фатум, милая. Этого ведь не случилось. Давай больше не говорить об этом. Ее руки обняли его за плечи, и на мгновение она уткнулась лицом ему в плечо. Что за чудо... но она хотела поговорить с ним о чем-то, поэтому он подавил в себе желание и просто провел рукой по ее шелковистым волосам. -- Ты хотела что-то сказать, милая? Она повернулась, поцеловала его ладонь, потом вздохнула. -- Да. Тот телефонный разговор, из-за которого ты так рассердился сегодня вечером. Маркус почувствовал подступивший к горлу смешок. -- Не сердился. Я просто очень нетерпелив. В награду она еще раз коснулась его губ своими. Потом устроилась уютнее в его руках, обернувшись вокруг него, словно кошка. Совсем маленьким он держал у себя котенка, единственного оставленного от всего помета. Может, им попросить разрешения завести котенка для девочек? То-то сюрприз им будет... -- Маркус, ты же не слышал ни слова из того, что я сказала! -- Прости, милая. Я только думал, не попросить ли нам у администрации разрешения завести котенка. Для девочек. Теперь настала очередь смеяться Йанире. -- Ты все-таки неисправимый фантазер. Будь иначе, ты никогда не был бы моим. -- Так о чем ты говорила, милая? -- Странно, как слова, которые он никогда не мог заставить себя произнести, теперь сами просились на его губы. -- Телефонный разговор. По делам Совета. Они собирали голоса по телефону, чтобы ускорить процесс. Маркус чуть повернул голову. -- Что могло быть таким срочным? -- Скитер, -- очень тихо произнесла она. -- Он больше не Потерянный. Поэтому ему надо дать шанс стать Найденным. Маркус кивнул. -- И что ты ответила? -- Да, конечно. Как ты думаешь, кто вообще затеял все эти звонки? Маркус рассмеялся -- негромко, чтобы не разбудить спящих дочерей, потом повернулся к Йанире и крепко-крепко обнял ее. На этот раз он не удержал любви, что рвалась из него. Йанира тихо вскрикивала, стонала, звала его по имени и жадно искала его губы. Маркус двигался медленно, сонно, думая о котятах, сыновьях и том чуде, которое дарит Фатум им двоим. Эпилог Скитеру снова снился сон. Ему часто снились сны, особенно в последние недели, -- странные и страшные сны. Поэтому поначалу он даже не испытывал тревоги, только короткий приступ страха и удивление оттого, какие кошмары способен еще изобретать его сонный мозг. Сон начался с того, что темные фигуры с закутанными в черное лицами, в черных капюшонах, подняли его с места, начав оборачивать его ноги полосой черной ткани до тех пор, пока он оказался не способен пошевелить ими, даже пальцами. Тут он понял, что все это ему вовсе не снится. Он начал бороться, и его умело удержали на месте. Пот струился по его лицу, спине и груди, по мере того как черная повязка-кокон поднималась все выше, закрыв его бедра, живот, грудь, пеленая его, как огромную черную мумию. Но рук его пока еще не трогали. Он должен освободить руки, чтобы бороться, чтобы ударить хоть кого-то в лицо, прежде чем силы покинут его. Он боролся отчаянно. Ему показалось, будто он слышит сдавленное ругательство одной из удерживавших его фигур, и удвоил силы. Но другие поединки, не говоря уже о последнем бегстве от Люпуса, отняли у него почти все оставшиеся силы. И в конце концов борьба его начала стихать. А потом, прежде чем он успел сделать что-то, кто-то, кого он не видел, схватил его за бритую голову и откинул ее назад с такой силой, что у него из глаз хлынули слезы, и все, что он мог делать, -- это стряхивать их с ресниц и пытаться вздохнуть. Когда его отпустили, черная повязка стягивала ему уже руки, грудь и шею. Он не мог пошевелиться. Чуть оправившись от шока, Скитер вспомнил про другое оставшееся у него оружие -- язык. -- Эй, -- начал он. -- Послушайте, кто бы вы ни были, что вы делаете? Со мной, я имею в виду. Похищения на Восемьдесят Шестом запрещены. -- По крайней мере ему так казалось. Он так и не заставил себя прочитать брошюрку со сводом правил, которую выдавали всем и каждому при прохождении Главных Врат. -- Послушайте, имейте совесть! Вы же видите, я все равно ничего не могу сделать. Почему бы вам просто не сказать мне? И тут же пришел в ужас: новая полоса ткани накрыла ему лицо и лоб, обернувшись несколькими слоями вокруг глаз. Тут он вспомнил, как с детства учился изобретательно хныкать. -- Пожалуйста! -- взмолился он, поскольку рот его оставался пока свободен. -- Ну что я вам такого сделал? Только скажите, прошу вас, и, клянусь, я сразу все объясню... Свет для него померк окончательно: все новые слои ткани ложились ему на глаза. Он снова попытался бороться, но безрезультатно. Он не мог пошевелить ни одной частью тела больше чем на четверть дюйма. Совершенно уже перепуганный -- после просторов Монголии он вообще был склонен к клаустрофобии, -- он дышал тяжело и прерывисто. Нос ему они оставили на свободе -- спасибо и на том, -- зато рот заткнули толстым кляпом, так что единственным звуком, на который он оставался способен, было приглушенное "Мммм!", которое он сам едва слышал. Да и носом он дышал плохо, возможно, от рвущего его изнутри слепого страха. Когда его подняли и вынесли в разбитую дверь, Скитер лишился чувств. * * * Он пришел в себя от движения -- те, кто нес его, явно устали и перехватывали поудобнее. Света он не видел и не мог уловить никакого запаха, способного подсказать ему, где он находится. Он снова провалился в забытье и снова пришел в сознание, гадая, кто же похитил его. ДВВ? Люди Бенсона, решившие посмотреть, какие "неофициальные" признания удастся из него выколотить? Или наймиты Голди Морран, которым заплатили бог знает за какую грязную работу -- убить его, искалечить или выслать в багаже в Верхнее Время?.. Несмотря на свою капитуляцию, она вполне могла еще ненавидеть его всем своим маленьким, жадным сердцем. Или это просто какой-нибудь турист с жаждой мести, нанявший людей, чтобы те, скажем, бросили его в камеру для сжигания мусора... Холод сковал его, несмотря на спеленавший его кокон. Сжечь заживо, как это делалось со столькими пленниками во все времена! Он слышал все эти дикие истории про внучку Кита и сумасшедшего валлийского лучника, которых чуть было не сожгли на костре. По коже его забегали мурашки в ожидании обжигающего жара и пожирающих его заживо языков пламени, пока он извивается в своем черном коконе и беззвучно кричит... Наконец его положили на какую-то холодную, жесткую поверхность. Он так и не мог пошевелиться. Кто-то снял повязку с его глаз, позволив ему смотреть. Поначалу ему показалось, что за время этого полубессознательного путешествия сюда он ослеп, ибо в какое помещение его ни принесли, в нем царила непроглядная тьма. Потом, по мере того как глаза его привыкали к ней, он начал различать светлые точки. Свечи. Свечи? Он поморгал несколько раз, стараясь стряхнуть с ресниц высохшие слезы, и увидел теперь поблескивающие золотые драпировки, образовывавшие маленькую комнату, освещенную свечами -- сотнями свечей. В комнате было тепло -- свечи не могли давать столько тепла, -- и... он ощущал сам себя дураком, признаваясь в этом... даже уютно. "Ничего себе уют, когда тебя спеленали, как мумию, и ты не можешь даже пошевелиться!" Потом он заметил прямо перед собой невысокий помост -- достаточно широкий для того, чтобы на нем свободно разместились семь человек. В настоящий момент на нем стояли всего шестеро, оставив посередине просвет для кого-то неизвестного. Все шестеро были мужчинами -- разного роста и сложения, в черном -- включая лица, -- но безошибочно мужского пола. "Значит, те, кто принес меня сюда". Шарканье множества ног и дыхание подсказали Скитеру, что посмотреть собралась целая толпа. Посмотреть? На что? Он вздрогнул и выглянул. Ему никогда еще не приходилось спускаться на Вокзале ниже уровня спортзалов и тира -- сказывалось его монгольское предубеждение к замкнутым пространствам. Должно быть, они находились ниже, на техническом уровне, -- ничего, кроме труб, электрических разводок, компьютерных кабелей повсюду. Из-за них потолок над головой казался паутиной, сплетенной гигантским, но -- увы! -- совершенно безумным пауком. Скитер снова вздрогнул. Он никогда не любил пауков. А попадаться к ним в паутину -- еще меньше. В это самое мгновение золотой занавес за помостом раздвинулся, пропуская внутрь черноту... нет, стройную фигуру в черном. Похоже, спектакль начинается. Скитер с трудом сглотнул накопившуюся во рту слюну. Ему сильно мешал этот проклятый кляп. Он посмотрел на семь фигур в черном, постоянно ощущая присутствие в этом маленьком пространстве десятков других людей. "Это суд, -- понял, содрогнувшись, Скитер. -- Это суд, а это судьи. А возможно, и присяжные разом". Вероятность того, что его приговорят без права на защиту, была велика -- но за какое преступление? И каков будет приговор? Скитер столько всякого пережил за несколько последних дней, что уже не доверял своим глазам: безмолвные судьи в черном, груда чего-то, напоминающего пыточные инструменты, в стороне, аккуратно уложенный, зловещий моток каната -- в самый раз для того, чтобы вздернуть на нем человека... Скитер, клаустрофобия которого удвоилась, тщетно барахтался, в то время как подсознание услужливо шептало ему, что любая из труб или бетонных балок над головой может с успехом сойти за виселицу. Да и без кляпа -- кто услышал бы его голос из недр вокзала, там, где бетон опирается на скалы Гималаев, врастая в них? Ну что ж, Скитер сумел выжить в кровавой бойне, сполна потешив зрителей за их деньги; он выиграл эту чертову лавровую корону и солидный приз -- выиграл красиво и чисто. Ему даже удалось освободить Маркуса, живого и невредимого, если не считать застывшего в глазах отчаяния... Скитер не ожидал особенной благодарности от бывшего раба, и он не мог винить Маркуса в стремлении забыть те несколько недель, когда обстоятельства и его дурацкая галльская гордость заставили его снова надеть рабское ярмо. В полном соответствии с этими ожиданиями Маркус и не демонстрировал какой-то особенной, необычайной благодарности. Пара кружек пива, но никакой чрезмерной благодарности. Да, Скитер предвидел это, и так оно и вышло. Не без некоторой горечи Скитер пожалел, что не может унаследовать часть характера своего бывшего друга. Но даже в самых мрачных размышлениях о грядущей реакции Маркуса Скитер не мог предвидеть такого. Даже в самых жутких своих снах. Прежде чем он успел подготовиться, низкий мужской голос заговорил что-то на языке столь древнем, что Скитер не понял из его речи ни единого слова. Когда судья в черном изложил свой вердикт и вернулся на место, вперед выступил другой. Слава Богу, этот хоть как-то говорил по-английски. -- Я повторю для вас по-английски слова нашего ученого коллеги, Чензиры Уми, писца из Египта времен фараонов. Ибо английский стал теперь вынужденно языком нашего общения, необходимым для того, чтобы выжить; позже я изложу собственные соображения. Скитер не узнал ни первый голос, ни второй. В животе у него было противное ощущение, словно он сидел в пикирующем самолете. -- Чензира Уми подал свой голос против этого человека, самого обыкновенного вора и мошенника. Ему надлежало бы отсечь обе руки, дабы он не мог больше красть ими и совершать прочие богохульственные деяния, недостойные почитателя самого Сета, Темного, убийцы даже Господа нашего, мудрого и всеведущего Осириса. Таковы слова Чензиры Уми. Под слоем черных как смоль повязок Скитер побелел как мел. Отсечь руки? Что это за люди? И кто дал им право судить его так? Конечно, он далеко не ангел, он с раннего детства мерзавец каких мало -- но это не оправдывает такой жестокости! "Ладно, ребята из Древнего Египта и с Ближнего Востока всегда отличались странными представлениями о преступлении и наказании. Посмотрим, что скажут остальные шестеро. Уж конечно, разум победит?" Впрочем, уверенность его в этом заметно поколебалась, когда мужчина, переводивший слова египтянина, продолжал рассудительным голосом законника елизаветинской эпохи: -- Если бы выбор предоставили мне, я бы предложил повесить его и выставить тело на заборе, дабы дети видели пример и устрашились подобной участи. Скитер зажмурился, лишившись всякой надежды. Один за другим выступили все шестеро мужчин. Еще один за жестокую кару. Один за помилование -- ведь он никогда не крап у них, кто бы они, черт подрал, такие ни были, хотя Скитер начал уже догадываться. Потом, как ни странно, еще один голос в пользу помилования -- ради всех тех детей, которых Скитер из года в год спасал своими щедрыми пожертвованиями. Скитер прищурился: "Откуда он знает, что я жертвовал деньги, не говоря уже о том как?" Он смутно припомнил голос Маркуса, рассказывающий про то, что Найденным уже давно известно о его денежных взносах. На этот раз Скитеру показалось, что он знает этого человека, хотя голос звучал как-то странно. Может, под масками у них голосовые синтезаторы? Шестой тоже был за помилование, разделив голоса поровну. И тут вперед шагнула седьмая, невысокая, но стройная фигура. Этот голос Скитер узнал сразу же. Он ушам своим не верил -- неужели она возглавляет такую кровожадную организацию? И тем не менее она стояла прямо перед ним, и голос ее был чист, как звон древних храмовых колоколов. -- Голоса Совета Семерых разделились поровну: три "против", три "за". -- Голос Йаниры Кассондры звучал чуть приглушенно под черной маской. -- Если я проголосую так или иначе... что ж, любое решение будет окончательным, не так ли? Я не буду, не могу нарушать это равновесие. Как глава этого Совета, я могу проголосовать за сохранение его, ибо некоторые вещи надлежит обсуждать-с большой осторожностью Но я могу не использовать право решающего голоса. Каждый из нас имел свои основания к тому, чтобы принимать то или иное решение Я обращусь к вам как особый свидетель, потом мы соберем Семерых снова, в расчете на то, что они могут изменить свое решение, выслушав показания других. Скитер ощущал себя как тот парень из Афин, как там его звали, которого отцы города заставили выпить яд. Йанира сама как-то рассказала Скитеру о нем, сидя за десертом на их с Маркусом кухне. "Вот и доверяй судьбе, -- не без горечи подумал Скитер, -- когда семеро волков и овца решают, что у них сегодня на ленч. Абсолютная демократия: все обладают правом голоса. Даже ленч". Если только эта толпа вообще удосужится спросить свой ленч, прежде чем, образно выражаясь, разложить по тарелкам. Голос Йаниры Кассондры, мягкий, словно она убаюкивала дочерей, начал свой рассказ. Несмотря на эту мягкость, Скитер не сомневался в том, что его отчетливо слышат даже в дальнем ряду. Должно быть, она научилась этому фокусу у себя в храме. Он все ждал подвоха. Он его так и не дождался Вместо этого Скитер, не веря своим ушам, услышал долгую историю о зле и опасности, в центре которой оказался он сам, Скитер, который при этом жертвовал им немалые деньги, деньги, спасшие не одну детскую жизнь -- да и не одну взрослую тоже. Чуть позже, когда он начал уже ерзать от смущения, она сменила тему и поведала гипнотическим голосом историю приключений Скитера, пережитых им ради спасения Маркуса, -- начиная с бегства от готового убить его человека прямо сквозь Римские Врата, куда только что обманом увели, чтобы продать в рабство, его друга. С трудом повернувшись, он бросил взгляд в другую сторону и увидел массу людей, все как один подавшихся вперед и жадно ловивших каждое ее слово. "Черт, могу себе представить, как потрясающе она смотрелась в этом своем храме. В развевающихся одеждах, с распущенными волосами, и голос.. Не одному мужчине казалось, наверное, что перед ним земное воплощение ангела". Голос Йаниры понизился тем временем, повествуя об ужасной судьбе, выпавшей на долю каждого из двоих: одного, проданного распорядителю Игр, и второго, похищенного и отданного в гладиаторы, едва способного общаться со своими пленителями, побоями и истязаниями обучаемого искусству убивать других, тогда как само его присутствие в Риме говорило о том, что он не убийца, ибо он отправился туда единственно из-за обещания спасти Маркуса, чего бы это ему ни стоило. В попытке сдержать это обещание он сам лишился свободы и был послан погибать на арену от меча признанного чемпиона. К этому времени в задних рядах возник негромкий, но ощутимо сердитый ропот. Скитер не смел надеяться на то, что этот ропот направлен не против него, а против дурного обращения с ним, о котором шел рассказ. -- И тогда, -- вскричала Йанира Кассондра, изящным символическим жестом поднимая обе руки, -- наш Скитер победил чемпиона, но отказался убивать своего соперника! Цезарь, -- в ее произношении это прозвучало почти как "кайзер", -- наградил его по заслугам лавровым венцом и деньгами. Понимая, что, несмотря на победу и приз, впереди его ждет только рабство, помня, что он не освободил еще своего друга, стоявшего рядом со своим злобным господином, Скитер поступил так, как мог поступить единственно человек, одаренный улыбкой богов. Она сознательно тянула паузу. Потом продолжила, но почти шепотом, будто сама страшась того, о чем повествовала: -- Он направил своего коня галопом прямо на стену. Вспрыгнул на всем скаку на спину несущегося галопом коня... -- слушатели потрясенно ахнули, -- потом вонзил острие копья в залитый кровью песок арены и перелетел через балюстраду. И пока все стражники на балюстраде разинули рты, не ожидая увидеть его рядом, он бросил тяжелый кошель с золотом, заработанным честным трудом и кровью, новому хозяину Маркуса в качестве выкупа, за свободу друга. Где-то позади публика одобрительно загудела. У Скитера вновь зародилась слабенькая, но надежда на то, что он, возможно, переживет и это. -- И что потом? Потом наш неистощимый на выдумки Скитер, чтобы сбить со следа охотников за рабами, выдал себя и друга за важных персон. Они скрывались. Они меняли наряды и убежища, снова и снова. И когда настало время открываться Римским Вратам, Скитер организовал на улице большое смятение, чтобы выиграть время, и таким образом вернулся сам и вернул Маркуса домой. А теперь, -- голос Йаниры вдруг сделался крепок как алмаз и сердит, как застигнутая врасплох гремучая змея, -- я спрашиваю вас, Найденных, какова была его награда за все это? Чудовищный штраф со стороны недоброй памяти фирмы, называющей себя "Путешествия во времени", чьи служащие используют нас на самой тяжелой и грязной работе, ни капли не заботясь о нашем здоровье, о судьбе наших близких в случае нашей смерти, о наших жизнях! У них хватило наглости предъявить ему штраф! За проход в обе стороны! А что потом? Заключение для допроса в службе безопасности, где его морили голодом, били, унижали! И я спрашиваю вас! -- вскричала она, срывая свою маску, разметав волосы, осветившись каким-то особым, священным светом, -- Скитеру казалось, что он исходит из глубины ее. -- Я обращаюсь к каждому из вас: справедливо ли обращаться так с человеком, не раз рисковавшим своей жизнью ради одного из нас? Рев, раздавшийся в маленьком помещении, прозвучал громче урагана, бьющегося в узком горном ущелье. Медленно, очень медленно склонила Йанира голову, словно обессилела от скорбной истории, которую ей пришлось открыть. Когда она наконец подняла ее, на лице ее снова была маска. И здесь символизм, догадался Скитер. Но что это значит? -- Он уже прошел испытания, -- продолжала Йанира вновь лишенным эмоций голосом. -- Всем вам известно, как прошло его детство, как он потерялся в чужом для него времени. Он пережил все то, что переживали мы, и хуже. И все же он выжил, вырос, но остался в душе щедр к тем, кто нуждается больше, чем он. И я спрашиваю у Семерых их новое и окончательное решение. Покарать? Или принять? Один за другим слуха Скитера касались ответы. Первым говорил надменный египтянин. Он произнес по-английски, но с сильным акцентом всего лишь одно слово: "Покарать". Последовала пауза. Человек, который в первый раз переводил долгую речь египтянина, произнес очень тихо: "Принять". Следующий отказался внять уговорам, что, если Скитер понял верно, вызвало сильное раздражение у Йаниры Кассондры. Голосование продолжалось, минуя Йаниру: "Покарать", "Принять", "Принять", "Принять". Скитер не был уверен в том, что расслышал или сосчитал верно. Неужели правда четверо против двоих? И что дальше? Вперед шагнула Йанира, последний член Совета, не проголосовавший еще. Скитер ожидал услышать подтверждение того, что услышал только что. -- Четверо проголосовали за то, чтобы принять, и двое -- за наказание. Поскольку угрозы разделения голосов поровну больше нет, я отдаю свой голос без труда. -- Она сверху вниз посмотрела на Скитера, беспомощно лежавшего на бетонном полу у ее ног. -- Я не могу отрицать того, что Скитер Джексон -- мошенник, вор, человек, очаровывающий людей ради их денег и имущества. И все же я должна повторить, что он спас жизни многих сидящих здесь своими пожертвованиями, которые он делал анонимно. И потом, не связанный ничем, кроме обещания, этот вор и мошенник рисковал своей жизнью, спасая одного из Найденных. Я признаю, мне трудно отринуть личные эмоции, ибо Маркус -- отец моих детей, но меня учили этому еще в храме Артемиды: заглядывать сквозь эмоции в самую суть истины. Вот почему, заглянув в самое сердце этого человека, в его душу, рассудив его по деяниям -- всем его деяниям, -- я обязана проголосовать за принятие. Новый громогласный рев потряс помещение, в то время как Скитер смотрел, широко раскрыв глаза, на Йаниру. Он все еще не до конца верил в это. Йанира спустилась с помоста, и в руке ее блеснул нож. Скитер поперхнулся. -- Не бойся, дорогой друг! -- Она разрезала стягивавшие его полосы ткани, отбросила их в сторону, помогла встать. А потом его смел поток -- его хлопали по плечам, по спине, целовали, причем поцелуи не обязательно были женские. В конце концов ему начало казаться, что у него на спине остались синяки размером с суповую тарелку. Он не совсем представлял себе, что же означает это самое "Принять". Судя по всему, Йанира заметила это -- она вообще умела многое замечать по невидимым признакам. Она дала знак прекратить веселье и восстановить порядок. -- Скитер Джексон, пожалуйста, подойди к помосту. Он медленно повиновался, пройдя через две образовавшиеся шеренги улыбающихся Найденных. Любопытство и робость продолжали бороться в нем. Он всегда не выносил неизвестности. И что ему делать, когда он подойдет? "Выказать уважение, -- говорил ему рассудок раздраженно. -- Мог бы догадаться сделать это раньше". Поэтому, приблизившись, он опустился на колено и поцеловал подол ее платья. Когда он осмелился поднять глаза, ее маска снова исчезла, а сама она покраснела -- и еще как! Впрочем, она быстро справилась со смущением. -- Нам надо объяснить тебе кое-что, Скитер Джексон, ибо хотя теперь ты один из нас, это только по случайности. Уроженец Верхнего Времени, ты вырос и сложился в Нижнем, с людьми, горячими, как летнее полуденное солнце на мраморных ступенях Эфеса. Ты страдал, жил и учился на ошибках. Ты мог вырасти тварью вроде торговки драгоценными камнями Голди Морран, вовсе лишенной сердца. Но этого с тобой не случилось. Ты дарил другим -- не раз и не два. Твои... злоключения... за Римскими Вратами только утвердили твое право принять эту честь, Скитер Джексон. С этой минуты и до конца твоих дней ты будешь известен всем как Найденный, ибо, хотя почти всю жизнь свою ты прожил Потерянным и изо всех сил скрывал это, Маркус смог разглядеть истину. Ты один из нас, -- она обвела комнату рукой -- теперь-то Скитер видел, что в нее набилось, должно быть, больше сотни мужчин, женщин, детей всех возрастов из десятков разных стран и эпох; кто-то попал сюда сквозь туристические Врата, большинство -- через нестабильные. -- Ты один из нас, Скитер Джексон, а мы теперь -- твоя Семья. И тогда, когда люди потянулись мимо них к выходу (многие протягивали при этом ему свои подарки -- простые, скромные дары, такие, как цветок, платок с ручной вышивкой, видимо символом Найденных, коробка еды, новая пара джинсов), это и случилось. Скитер Джексон заплакал. Это началось легким покалыванием в горле, а потом у него защипало в глазах. Прежде чем сам он понял это, он плакал навзрыд, задыхаясь и трясясь всем телом. В конце концов он обнаружил, что остался у помоста наедине с Йанирой и Маркусом, не считая целой груды подарков. -- Но почему? -- тихо спросил Маркус. Йанира закатила глаза. -- Ох уж эти мужчины, -- устало вздохнула она. -- Это же так просто, Маркус. У него теперь есть семья. Скитер согласно затряс головой, так и не в силах говорить. У него снова есть свой, настоящий Род! Принявший его на собственных условиях, хорошо знающий его недостатки, но все же принявший, как будто он не потерянный ребенок, дрожащий от холода монгольских ночей, панически боящийся разбудить Есугэя Доблестного или его хорошо известный гнев. -- Клянусь, -- прошептал он все еще дрожащим от слез голосом, -- клянусь вам, Йанира, Маркус. Я никогда не обману вашего доверия. Я снова член Рода. А я никогда не подвожу своих сородичей. Были... бывали времена, когда мне казалось, что я недостоин чьего-то участия, недостоин семьи, разве что тех, которых я принял по необходимости. -- Местных? -- спросил Маркус. Скитер кивнул. -- Не то чтобы я начал теперь красть у них. В конце концов я ведь принял их. И... конечно, это звучит дико, но... я не знаю теперь, что делать. У меня нет навыков, достойных Найденного. Йанира с Маркусом переглянулись с видом двух заговорщиков. Потом Йанира склонилась к нему. -- У нас есть кое-какие мысли, -- прошептала она ему на ухо, -- которые могли бы... скажем, заинтересовать тебя. -- Пару из них она описала ему сразу же, чтобы разжечь его любопытство и воображение. Скитер вздрогнул, потом расплылся в улыбке и начал смеяться как выпущенный на волю проказливый дух. Оказывается, от него может быть не просто польза, это вполне может превратиться в настоящее развлечение! -- Леди, -- он чинно пожал ей руку, -- будем считать, что мы договорились Он все еще с трудом представлял себя честным человеком. Какого черта! Предложения Йаниры были просто потрясающими. Перед ним лежала целая новая жизнь. Все, что от него требовалось -- это держаться за нее. -- Ага, -- повторил он негромко, скорее сам себе. -- Договорились Сказавши так, он вытер лицо рукавом и позволил Йанире с Маркусом подхватить часть своих подарков -- сам он тащил, разумеется, львиную долю. Они проводили его из темной Залы Заседаний Совета (не забыв задуть, выходя, свечи) в залитый огнями и праздничным весельем Общий зал. Скитер Джексон остановился и огляделся по сторонам. Сегодня -- в первый раз за всю свою жизнь -- он не видел ничего, кроме веселых людей, наслаждающихся лучшими днями в году. -- Эй, как насчет того, чтобы забросить все в мою берлогу и отправиться отметить это куда-нибудь? Йанира с Маркусом переглянулись и улыбнулись. Именно так они и сделали. OCR: Sergius -- s_sergius@pisem.net Р.Асприн, Л.Эванс. "Мошенники времени" 3