Альфред Бестер. Обманщики --------------------------------------------------------------- Пер. - М.Пчелинцев. Alfred Bester. The Deceivers (1981). --------------------------------------------------------------- ОТКРЫТИЕ Не знаю, каким воспринимает меня мир, но для самого себя я - просто мальчик, играющий на берегу океана и получающий удовольствие, находя иногда камешек более гладкий или раковину, более красивую, чем обычно, в то время, как передо мной расстилается огромный океан неоткрытых еще истин. Исаак Ньютон Слыхали, конечно, историю насчет "И тут на арену выхожу я, в белом фраке с блестками"? Вот-вот, именно так все и выглядело. По залитой слепящим светом прожекторов бетонной равнине шел - величественно шествовал! - человек, затянутый в белый (знак высокого административного ранга) радиационный скафандр, в белом же шлеме с опущенным визором. Впереди, на усыпанном звездами фоне ночного неба, прорисовывались контуры огромного куполообразного строения. Власть человека в белом не вызывала сомнений. Рядом со входным люком ангара вповалку спали одетые в черную броню люди - взвод охраны. Администратор ударил сержанта ногой - жестоко, но совершенно равнодушно. Командир взвода завопил от боли и вскочил на ноги, за ним и его солдаты. Они открыли люк, и человек в белом прошел внутрь, в непроглядную тьму. Затем, словно вспомнив о какой-то мелочи, он повернулся назад, к свету, задумчиво посмотрел на дрожащий от страха, вытянувшийся по стойке смирно взвод и с прежним безразличием застрелил сержанта. Внутри ангара не было ни проблеска света. - Как ваше имя? - негромко кинул администратор в окружавшую его тьму. Ответом была последовательность высоких и низких звуков: - - ''' - '' - ' - - Перейдите из бинарной формы в фонетическую. RW Как ваше имя? RR Отвечайте. - Наше имя Р-ОГ-ОР-1001, - откликнулся целый хор говоривших в унисон голосов. Звучали они так же негромко, как и голос спрашивающего. - В чем состоит ваше задание, Рогор? - Выполнять. - Что выполнять? - Программу. - Вы были запрограммированы? - Да. - В чем состоит ваша программа? - Доставить пассажиров и груз на Марс, в купол Окс-Кембриджского Университета. - Будете вы выполнять приказания? - Только приказания уполномоченных операторов. - Я имею полномочия? - Отпечаток вашего голоса занесен в командный файл. Да. - Идентифицируйте меня. - Мы идентифицируем вас как Администратора Первого Ранга. - Мое имя? Снова последовала серия высоких и низких звуков. - Это - мой статистический номер. Назовите мое социальное имя. - Ваше имя не было введено. - Сейчас введу, свяжите его с отпечатком голоса. - Цепи готовы к приему. - Я - доктор Дамон Крупп. - Принято. Связано. - Вы запрограммированы на обследование? - Да, доктор Крупп. - Откройтесь для обследования. В куполе ангара появилась щель, его половины медленно ушли вниз. Мягкий звездный свет вырисовывал очертания двухместного корабля, с которым беседовал Крупп. Над глубокой шахтой пламегасителя высился объект, до удивления напоминавший старинный русский самовар - маленькая головка, широкое цилиндрическое тело, из которого кое-где торчало нечто вроде ручек; внизу это тело сужалось и переходило в квадратное основание с четырьмя ножками - дюзами двигателей. Открывшийся люк внезапно - этот корабль не нуждался в иллюминаторах - залил ангар светом; Крупп поднялся по двум металлическим ступенькам, приваренным к корпусу, и начал свое обследование. Внутри Р-ОГ-ОРа тысяча первого было на удивление жарко; скинув всю одежду, Крупп начал карабкаться вверх, к рубке управления, расположенной в той самой головке самовара (невесомость неизмеримо облегчит эту операцию). В салоне, посреди брюха корабля, выяснилась причина тропической духоты - прозрачный инкубатор, окруженный уймой вспомогательного оборудования. Всем этим хозяйством занималась, чертыхаясь и обливаясь потом, совершенно голая женщина. Ползая на манер осьминога поди над вызывающей сомнение аппаратурой, она что-то подкручивала, довинчивала, исправляла. Доктор Крупп никогда прежде не видел свою помощницу, доктора Клуни Декко, в подобном виде; ему потребовалось некоторое усилие, чтобы не выказать веселого удивления. - Клуни? - Привет, Дамон. Слышала, как ты с кораблем обменивались любезностями... Тьфу! Чтоб его все черти! - Барахлит? - Эта сучья подача кислорода - она, видите ли, с характером! То она есть, то ее нету. Вот так однажды и угробит ребенка. - Не позволим. - Рисковать нельзя, ни на вот столько. После семи месяцев возни, выхаживания и выкармливания нашего эмбриона я не собираюсь допустить, чтобы какая-то железяка ржавая взяла и все испоганила. - Дело не в оборудовании. Клуни, просто внешнее давление сбивает отсчеты датчиков и перекрывает подачу. Конструкция разрабатывалась для свободного пространства, так что в полете все само наладится. - А если нет? - Расколем эту люльку и устроим парнишке искусственное дыхание рот в рот. - Расколем? Господь с тобой, Дамон, эту штуку не вскрыть без зубила и кувалды. - Не надо так уж буквально. Клуни. Расколем ее - в смысле вскроем. - Ну если. - Обозленная - и обнаженная - Клуни выпуталась из хитросплетений своей аппаратуры, Круппу хотелось ее как никогда прежде. - Извини. У меня никогда не было чувства. В смысле юмора. - В ее глазах мелькнуло странное выражение. - А что, насчет рот в рот - это тоже шутка? - Теперь уже не шутка. - Руки Крупна крепко схватили Клуни. - Я обещал себе это - как только наш мальчик будет извлечен из колбы. Он уже родился, поэтому... Вот так и вышло, что Р-ОГ-ОР-1001 врезался в Ганимед. Редчайшее событие - в систему управления попала космическая частица с энергией в миллионы БЭВ - сбило корабль с курса. В таких случаях - они все-таки бывают - вводится ручная коррекция, но Крупп и Декко слепо верили в компьютеры и слишком были заняты проверкой своей страсти. Поэтому все трое - мужчина, женщина и ребенок в инкубаторе - упали на Ганимед. Началась эта история на острове Джекилл (в родстве с мистером Хайдом не состоит). Каковой факт преисполняет меня гордости - не так-то часто удается обнаружить первое звено цепи событий. А вот безукоризненное понимание всех прошлых событий никакой гордости у меня не вызывает, скорее наоборот - мне, при моем роде занятий, больше подошло бы понимание событий будущих. Почему? Потом узнаете. Звать меня Одесса Партридж [partridge (англ.) - куропатка], и я занимала уникальное положение, позволявшее мне получать максимум информации и воссоздавать обстоятельства, как последовавшие за точно известными событиями, так и им предшествовавшие. А затем излагать их в том самом повествовании, которое вы читаете. Exempli gratia [например (лат)]: в начале моего рассказа описана встреча на Р-ОГ-ОРе тысяча первом, о каковой встрече я узнала лишь много времени спустя, по большей части из слухов, и по ею еще пору циркулирующих в Космотрон-Гезельшафт. Этот факт разрешил уйму вопросов, однако, увы, слишком поздно. Ну да ладно, искала я все равно нечто совершенно иное. А вам не кажется, кстати, что я слишком легкомысленно отношусь к обещанному рассказу? Кажется? Дело в том, что работа у меня буквально собачья, всю душу выматывает. В такой ситуации юмор - лучшее лекарство. И всегда под рукой. Господь свидетель, моего богатого запаса юмора едва хватило на жуткие сплетения событий, которые начались с острова Джекилл, а потом превратили в пытку жизни Синэргиста с Ганимеда, феи с Титании, да и мою, собственно, заодно. Теперь взглянем на события, окружавшие вышеупомянутое первое звено вышеупоминавшейся цепи. Когда было принято решение о строительстве метастазисной энергостанции, Космотрону потребовалась целая серия угроз, шантажа и взяток, чтобы получить разрешение на покупку острова Джекилл, расположенного, как вы, скорее всего, и сами знаете, неподалеку от побережья Джорджии. Затем потребовался год, чтобы выкурить - при необходимости даже перебить - самовольных поселенцев, а также упорных экологов, насмерть окопавшихся в этом бывшем заповеднике. За тот же самый год удалось очистить остров от хлама, мусора и трупов временных его обитателей. После чего оставалось только возвести по периметру охранную систему - с напряжением в полторы тысячи мегавольт - и начать строительство станции. Для производства энергии потребовалась техника данным давно заброшенная и позабытая. Еще год ушел на поиски этих древностей по музеям - с последующим изъятием, чаще насильственным, чем законным. Тут внезапно обнаружилось, что блестящие молодые ученые не имеют ни малейшего представления, с какой стороны подойти к с таким трудом приобретенным раритетам. Тогда компания наняла высококлассного эксперта по подбору кадров, который повытаскивал откуда-то давно ушедших на пенсию профессоров и, в свою очередь, нанял их на работу со всей этой одним им и понятной техникой. Эксперт получил весьма высокий ранг супервизора. Звали этого эксперта доктор Дамон Крупп, а доктором он стал за работы в области личностного анализа. Докторская диссертация Круппа была посвящена хорее Хантингтона (сиречь пляске Святого Витта). Блестящее и остроумное исследование, доказывавшее, что упомянутая болезнь увеличивает интеллектуальный и творческий потенциал несчастных своих жертв, навело уйму шороха; у неизбежных завистников появилась даже шуточка: "Крупп исследовал хорею Хантингтона, а Хантингтон - хорею Круппа". Наш уважаемый доктор так и остался зацикленным на увеличении интеллектуального потенциала, а работа на объекте Космотрона предоставила ему возможность провести довольно-таки рискованный эксперимент. Космотрон синтезировал все элементы периодической системы, начиная от атомного веса 1,008 (водород) и вплоть до 259,59 (азимовий). Делалось это посредством метастатического процесса, повторявшего в миниатюре внутризвездные термоядерные заморочки. Постоянной головной болью было неизбежные утечки радиации - именно поэтому весь персонал буквально не вылезал из защитных костюмов - но именно эта же радиация и вдохновила Круппа на многообещающий эксперимент - Мазерную Генерацию Парадоксально Акцентированной Пренатальной Акселерации. Его помощница, доктор медицины Клуни Декко, отнеслась к идее с полным восторгом - в основном из-за того, что влюбилась в Круппа, как кошка, но отчасти и по причине второй своей любви - к разным хитрым механизмам. Работая на пару, они сконструировали и установили комплект оборудования для - как они это называли - эксперимента Магпапа, что, вы, наверное, понимаете, было аббревиатурой для Мазерной Генерации Парадоксально и т.д. Затем встала проблема лабораторного материала. Решением этой проблемы разродилась Клуни. Она разместила во всех средствах массовой информации штата Джорджия осторожные объявления, понятные лишь для тех, кого они касались. В объявлениях предлагали бесплатный аборт. Крупп и Декко обследовали - физически и психологически - одну посетительницу за другой, пока не нашли, как им показалось, идеальный вариант. Высокая, темноволосая девушка из горцев, красивая и с острым - при почти полной неграмотности - умом, находилась на втором месяце беременности. После изнасилования. На этот раз доктор Декко приложила особые старания, чтобы сохранить эмбрион; вместе с околоплодным пузырем он был помещен в бутыль с амниотической жидкостью. К этому времени микрохирургическое присоединение пуповины к источнику сбалансированного питания давно перестало быть редкостью и превратилось в почти рутинную операцию, так что здесь у Клуни трудностей не возникло, хотя хитроумная мазерная акселерация прецедентов не имела. Как она осуществлялась, не узнает уже никто и никогда - знали это только Крупп да Декко, и секрет погиб вместе с ними. Однако у Клуни была непродолжительная связь с неким служащим Космотрона, не желающим, чтобы его имя упоминалось. Он пересказал следующую беседу, происходившую в постели. - Слушай, Клуни, говорят, вы с доктором Круппом все время перешептываетесь и все про одно и то же. "Магпапа". Что это такое? - Аббревиатура. - Аббревиатура чего? - Ты был со мной очень мил. - Ты тоже, это уж точно. - Могу я говорить с тобой так, будто ты имеешь административный ранг? - А я и так имею. - Никому не скажешь? - Ни хоть самому президенту компании. - Мазерная генерация парадоксально акцентированной пренатальной акселерации. - Что-что? - Правда. Мы пользуемся попутной радиацией станции. - Для чего? - Чтобы ускорить пренатальное развитие эмбриона. - Эмбрион! Ты что, в положении? - Совсем сдурел, конечно нет. Это будет искусственно выращенный ребенок, сейчас он плавает в мазерной матке. Ему уже почти девять месяцев, так что скоро и рожаться пора. - А где вы его взяли? - Даже и знай я ее фамилию, все равно никому не сказала бы. - Куда же вы его ускоряете? - Тут-то и есть главная заморочка: мы не знаем. Раньше Дамон думал, что получится общее ускорение, усиление, ну вроде как если положить ребенка под микроскоп... - Это что, в смысле размеров? - В смысле мозгов! Но вот мы регистрируем структуру его снов - ты же знаешь, что эмбрион видит сны, сосет свой палец и все такое, - и сны эти самые что ни на есть средние. Теперь появилось подозрение, что мы усиливаем какую-то одну его способность, но зато ее уж усиливаем - будь здоров. Не просто умножаем на десять там или сто, а возводим в квадрат. Такое вот икс-квадрат. - Свихнулись вы с профессором. - Что же это за икс, что это за неизвестная величина, которая умножается сейчас потихоньку сама на себя? Тут я знаю не больше тебя. - А как ты думаешь, узнаете вы в конце концов? - Дамон решил, что нам стоит обратиться за помощью к умным людям. Он ведь мужик совершенно блестящий, я таких раньше не встречала, но окончательно великолепна эта его скромность. Он готов признать, что не может справиться с задачей. - И где же вы найдете таких умных людей? - Мы берем отпуск и свезем младенца на Марс, в купол Окс-Кембриджского университета. Они там все сплошь двинутые, лучшие эксперты в чем угодно, а у Дамона достаточно влияния, чтобы получить нужную консультацию и прогноз. - И вся эта суета из-за очередного ребенка из пробирки? - Ты что, это же не просто какой-то там очередной эксперимент. После семи месяцев синтетического насыщения этот ребенок не может быть обыкновенным, тут уж и к бабке не ходить. У него должна иметься какая-то особенность, только вот какая? Для тех, кто не понял, повторяю: я знаю не больше тебя. Она так и не узнала. Несколько лет назад я смотрела очаровательный мюзикл, в котором compere (в программке ее назвали "рассказчица") не только излагала сюжет и описывала действия, разворачивающиеся за пределами сцены, но еще и принимала самое активное участие в представлении, играла и пела чуть не дюжину различных ролей. Сейчас я ощущаю некоторое с ней родство, так как прежде чем сыграть роль Купидона в романе Феи с Титании и Синэргиста с Ганимеда, мне придется выступить в качестве историка (исторички?) всей нашей Солнечной системы. Историю мы, конечно же, позабыли. Известный и очень глубокий философ Сантаяна (1863-1952) однажды сказал: "Не помнящие прошлого обречены на его повторение". И подумать только - мы повторяем это самое прошлое с тупостью, заставляющей задуматься - а не желает ли человечество своей смерти? Позвольте мне пересказать вам вкратце Сагу Солнечной системы - на случай, если вы прогуляли соответствующую лекцию из курса космографии либо вообще бросили его после первой же лекции, с удивлением обнаружив, что это - не косметология, с которой вы ее перепутали. КОСМЕТОЛОГИЯ - РАЗДЕЛ НАУКИ, ИССЛЕДУЮЩИЙ ОБЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ СОХРАНЕНИЯ И УЛУЧШЕНИЯ КОЖИ, ЕЕ ЦВЕТА И Т.Д. Опять тот же самый "Новый Свет". Англичане, испанцы, португальцы, французы и голландцы колонизовали в семнадцатом веке обе Америки (или три, считая центральную?) и передрались за них; ровно так же земляне колонизовали планеты Солнечной системы и цапаются из-за них теперь, в веке двадцать седьмом. За десять веков природа человеческая изменилась не слишком-то сильно; считай, вообще не изменилась. Справьтесь у какого-нибудь соседа-антрополога. Вопы [воп - презрительная кличка итальянцев] (как называют их васпы) [васп (WASP) буквально - аббревиатура от Белый, Англо-Саксонец, Протестант; употребляется чаще всего пренебрежительно, по отношению к расово озабоченным американским белым] прихватили себе Венеру. Планета стала итальянской, и ее именуют теперь "Венуччи" в честь Америго Веспуччи, чье другое имя досталось когда-то некоему другому месту. Спутница Земли, Луна, стала чуть не насквозь калифорнийской ("Тут у нас солнце - чистый отпад! Ты, брат, ваапче забалдеешь!"), и любой из тамошних самых затрюханных куполов обязательно - можете смело спорить на что угодно - носит название вроде Маскл-Бич. Ну а сама Земля досталась в наследство старомодным васпам - когда все остальные убрались с нее к чертовой бабушке. Англичане сочли Марс наилучшим приближением к их родному отвратительному климату; под куполами Соединенного Королевства менялись, в соответствии с программой, "Ясные периоды" и "Ливни", а после каждого ливня следовало, само собой, чарльздиккенсовское "Белое Рождество". Забавное обстоятельство: марсианский "год" чуть не вдвое длиннее года нормального, земного, так что им пришлось выбирать: либо двадцать четыре месяца в году, либо шестьдесят дней в месяце. Никто не согласился ни на то, ни на другое, можете себе представить, как они потом разбирались, когда у них Рождество, когда Пасха, а когда - Йом Кипур. Ну, вы понимаете, конечно, что я малость упрощаю. Кроме английского большинства на Марсе жили также валлийцы, шотландцы, ирландцы, индусы, уроженцы Новой Шотландии (новые шотландцы?) и даже горцы с Аппалачей, прямые потомки английских поселенцев семнадцатого века. Некоторые общины потихоньку перемешивались, другие предпочитали изоляционизм. Ровно так же, называя Луну "насквозь калифорнийской", я имею в виду лишь дикое очарование того ее сегмента, которое покорило буквально все остальные купола - мексиканские, японо-американские, канзасские и даже Вегас и Монте-Карло, игорные, как вы понимаете, центры. Благодаря калифорнийцам все они задвинулись на купальниках-бикини, луно-дюно-ходах, сыроедении, рефлексологии и трепе - серьезном, чуть не с пеной у рта - насчет "внутренних возможностей человека", "всеобщей взаимосвязи" и "пространства, в котором мы". Так что не забывайте этого, читая мое описание Солнечной системы. Я только высвечиваю основные, самые заметные черты всей этой дикой путаницы. Спутник Нептуна Тритон, самый большой и самый удаленный от Солнца из обитаемых спутников системы, принадлежал японцам и китайцам, хотя жили там и другие азиаты. Хозяева Тритона - для краткости их называли "джап-чинками" или даже просто "джинками", полностью сохранили обычное свое высокомерие и глубоко презирали "внутренних варваров", как они именовали всех, кроме себя: высокомерие это выросло стократ после изобретения джинками метастазиса (сокращенно "мета") - совершенно поразительного источника энергии. Подобно громовому раскату, это открытие отозвалось во всех уголках Солнечной и породило больше конфликтов, чем золото за всю историю этого металла. Столетие за столетием мы растрачивали энергоресурсы с безрассудностью пьяного матроса, в результате чего остались от них только жалкие - и крайне дорогие - ошметки: низкосортные виды ископаемого топлива вроде торфа и нефтесодержащих сланцев; энергия солнца, ветра и приливов. (Установки для их использования слишком сложны и дороги, по карману разве что очень богатым); недогоревшие углеродные остатки - сажа, налет в печных трубах и т.д.; калории, которые можно получить из выхлопных газов различной техники; тепло, выделяемое при трении в промышленности, производящей резину, фанеру и пластики; быстрорастущие деревья (на дрова, значит) - тополь, ива и ватное дерево. (К сожалению, рост населения сильно ограничил площадь лесов); геотермальное тепло. Половина населения - та половина, которой больше нравилось замерзнуть, чем сгореть - продолжала бороться против атомных электростанций типа той, что на Три-Майл Айленде: и вот тут появляется Мета, совершенно неожиданный энергетический катализатор, открытый на Тритоне. Впечатление было такое, словно сама Мать Природа провозгласила: "Усвоили урок насчет мотовства? Вот вам способ спастись - если вы используете его мудро". Мудро его использует Солнечная или не очень - это мы еще будем посмотреть. Главный спутник Юпитера, Ганимед, был в основе своей негритянским - с примесью разнообразных мулатов. Командовали там черные из Франции и ее колоний, уставшие от безнадежной войны с беложопыми и отдыхавшие теперь, воюя между собой (они совсем не дикари, просто много выпендриваются). Прочие черные и коричневые тоже вносили свой посильный вклад в общее веселье - Конго против Танзании, Маори против Гавайев, Кения против Эфиопии, Алабама против чистокровных африканцев und so weiter [и так далее (нем.)]. Так что у САСПЦН - Солнечной Ассоциации Содействия Прогрессу Цветных Народов - причин для головной боли хватало. К вящей радости туристов, негритянские купола весьма колоритны, там устраивают самые настоящие родовые селения из самых настоящих хижин, крытых пальмовыми листьями (и снабженных вполне современной канализацией). По крошечным дворикам бродят - в качестве домашних животных - самые разнообразные представители африканской фауны: антилопы нильгау, гну (антилопы же), слонята, носоро-(жата, что ли?), разнообразные, все как одна экзотические змеи и даже крокодилы - если есть деньги на бассейн. Последние являются источником постоянных волнений, а зачастую и горя. Некоторые гурманы всей остальной пищи превыше чтят мясо юных крокодилов: по этой причине на Ганимеде получило распространение преступное крококрадство. Голландцы, вкупе с кучей прочих, заняли другую луну Юпитера - Каллисто. Хоть и поменьше Ганимеда, она все равно превосходит размерами Меркурий. Здешние купола напоминают средневековые бурги - булыжные мостовые, верхние этажи домов нависают над улицами. (Не понравится это Каллистианской торговой палате, но истина мне дороже: подобно своим амстердамским предшественницам, местные проститутки все еще вывешивают с каждой стороны своего окна по маленькому зеркальцу, чтобы иметь полный обзор улицы; завидев приближение подходящего клиента, дама начинает постукивать по стеклу монеткой.) Каллисто весьма серьезно занимается золотом, серебром, драгоценными камнями вообще и их огранкой в частности; поэтому мало удивительного, что здесь собралось довольно большая еврейская колония. Евреи - традиционные специалисты по драгоценным камням, столь же традиционна и их дружба с голландцами. Имеются тут и - традиционные же - колонии художников, приводящие остальную Солнечную в крайнее изумление - каким образом живописцы с именами типа Рембрандт - двадцать девятый - ван Рейн либо Ян - тридцать первый Вермеер обеспечивают себе спрос и гребут такие башли за авангардную - употребим мягкое выражение - мазню, которую ни один человек с остатками здравого смысла не повесит дома на стенку. Титан (это спутник Сатурна, не путайте, пожалуйста, с Титанией, которая рядом с Ураном и о которой я расскажу много - но попозже) начал примерно так же, как в древности колонизованная Англией Австралия. Туда скидывали самых безнадежных рецидивистов, пока Солнечная не решила, что стрелять их дешевле, чем возить в такую даль, а все эти противники смертной казни и прочие сострадатели - шли бы они к хренам. Населяющие Титан потомки бандитов все еще разговаривают на анахроничном, абсолютно непонятном блатном жаргоне, горят древней, перепревшей, какой-то извращенной ненавистью к остальной Системе и не играют в этом правдивом повествовании ровно никакой роли - разве что дают материалы для классической шутки: "Первая премия - день на Титане. Вторая премия - неделя на Титане". На некоторых мелких спутниках вроде Фобоса, Мимаса, Юпитера-шестого и седьмого выросли микроскопические поселения психов: религиозные сектанты, театральные труппы, ярые сторонники каких-то странных диет и полового воздержания. За одним очаровательным и совершенно необыкновенным исключением, ни на каких планетах и спутниках Солнечной системы не оказалось местного населения, так что голландцам не пришлось выкладывать за Каллисто двадцать четыре доллара и никакие индейцы не воевали с англичанами на Марсе. Некий придурок, именовавший себя "Звезднорожденный Джонс" организовал секту из тысячи себе подобных придурков, веривших - так же, как он, - что всех их в нежном младенческом возрасте похитили с каких-то там далеких звезд и втихую доставили в нашу систему. Они построили свой Купол Джонса, в Море Жары, на Меркурии, который все равно никому и на фиг был не нужен. Меркурианский "день" длится восемьдесят восемь земных дней, а температура там разгоняется такая, что свинец плавится. Пришельцам (похищенцам?) с далеких звезд не пришлось совершать самоубийство, просто однажды отказала теплоизоляция купола, и все они поджарились. Садисты - ну той разновидности, которая оттягивается на гран-гиньолях - любят посещать Купол Джонса, чтобы поглазеть на прожаренные, а затем промороженные мумии. Какой-то гад с извращенным чувством юмора запихнул в рот Звезднорожденного Джонса яблоко. Так оно там и торчит. А теперь - про то самое необыкновенное исключение, про Титанию, фею неожиданностей, дочь Урана, правителя неба. Вот уж здесь аборигены нашлись, это точно! Великий Уильям Гершель, профессиональный музыкант и астроном-любитель, вроде как наткнулся на Уран в 1781 году и обнаружил его спутник, Титанию, шестью годами позднее. Вопросы есть? - Вопрос: Не могли бы вы дать описание? - Ответ: Ну, Уран испещрен очень яркими облачными полосами - оранжевыми, красными... - В: Мы не про Уран, а про Титанию. - О: Ах да, конечно, волшебная луна. Знаете, у Природы скорее всего есть чувство юмора; почти в каждую систему или комбинацию она добавляет хоть чуть-чуть чего-то такого психованного, с задвигом, видимо чтобы показать нос гармонии и порядку. Сразу приходит на ум знаменитое изречение Роджера Бэкона: "Не бывает совершенной красоты без некоторой странности пропорций". - В: Френсиса. - О: Простите? - В: Не Роджера, а Френсиса Бэкона. - О: Ну конечно же, Френсиса. Спасибо. Так вот, в Солнечной системе роль этой странности играет Титания, предмет всеобщего восхищения и причина всеобщего же раздражения. Восхищения - ибо немногие имеющиеся у нас ключи и намеки вызывают восторженное предвкушение, а раздражение - ибо мы их не понимаем. - В: На что они похожи? - О: Если вы знакомы с кристаллами, то, несомненно, знаете, что почти в любом кристалле могут содержаться жидкие включения размером от долей микрона до нескольких сантиметров. Включения диаметром больше миллиметра встречаются весьма не часто, а уж сантиметровые - это музейные рариреты. - В: Мне казалось, такие включения обесценивают драгоценные камни. - О: Совершенно верно, но сейчас нас интересует не стоимость кристаллов, а их геология. В большинстве случаев пустоты кристаллов заполнены раствором самых разнообразных солей в концентрации от почти чистой воды до насыщенного рассола. Чаще всего включение содержит в себе газовый пузырек. Если такой пузырек достаточно мал, чтобы реагировать на флюктуации количества молекул, сталкивающихся с ним, он постоянно дергается из стороны в сторону, совершает броуновское движение. n^1 | mg (p - p') No (h1 - h2) | --- = exp | ------------------------ | n^2 | pRT | - В: Мы перестали что-либо понимать, вы заметили? - О: Пардон. Я просто решил щегольнуть красивой эйнштейновской формулой. Как бы там ни было, это очень впечатляет - смотреть на пузырек в микроскоп и думать, что такое вот нервное расхаживание по клетке продолжается уже миллиард лет. - В: Когда же вы дойдете до Титании, этой волшебной луны? - О: Не торопитесь. Некоторые включения содержат в себе кристаллик, иногда даже не один, некоторые состоят из несмешивающихся жидкостей, некоторые - из одного только газа. Иногда кристаллики, находящиеся во включении, сами содержат жидкостные включения с пузырьками в них, и так - ad infinitum [до бесконечности (лат.)]. Теперь увеличьте это до размера в тысячу миль - а это и есть ее диаметр - и вы получите Титанию, самую психованную особу во всей нашей Солнечной системе. - В: Чего? - О: Вот именно. Под поверхностной коркой из всякого метеоритного мусора, накопившегося за бессчетные эпохи, спутник представляет собой скопление кристаллов, рознящихся по размерам от фута до мили. - В: И вы хотите, чтобы мы поверили? - О: А в чем, собственно, дело? Модели внутренней структуры планет и спутников все время пересматриваются. Выказывалось даже предположение, что сама Земля является живым существом, мы просто не можем копнуть достаточно глубоко, чтобы это выяснить. Известно, что образование Солнечной системы было процессом неизмеримо более сложным, чем какая-то там конденсация газов в твердые тела. - В: Так что же насчет кристаллов Титании? - О: В них уйма включений и включений внутри включений, ad infinitum. - В: Они что, тоже живые? - О: Этого мы не знаем, зато мы знаем, что в них есть живые существа, эволюционировавшие в процессе собственного броуновского движения. Они удивительны, загадочны и доводят до отчаяния тем, что не позволяют людям посетить себя и исследовать. Их лозунг - "Титания для титанианцев". - В: На что они похожи? - О: Включения? Нечто вроде протовселенной. Они самосветящиеся; подлетев достаточно близко, чтобы рассмотреть их через наносную корку, можно иногда видеть, что они вспыхивают в такт, либо в противофазе. Очень вероятно, что между ними существует некая осмотическая или молекулярная связь, которая... - В: Нет, нет. Аборигены. Жители Титании. На что похожи они? - О: О, титанианцы... На что похожи? На итальянцев, англичан, французов, китайцев, немцев, на вашу жену, на вашего мужа, на трех любовников, двух дантистов и куропатку на ветке. [Один из наиболее известных образцов английской детской поэзии - рождественская песенка (одновременно - игровое стихотворение) "Двенадцать дней Рождества". В первый день Рождества мне любимый прислал Одну куропатку на ветке. На второй день Рождества мне любимый прислал Двух серых горлиц И одну куропатку на ветке. Итак далее, по нарастающей, вплоть до последней строфы: На двенадцатый день Рождества мне любимый прислал Двенадцать барабанщиков, барабанщики барабанили Одиннадцать лордов, лорды скакали Десять флейтистов, флейтисты свистели Девять жонглеров, жонглеры жонглировали Восемь молочниц, молочницы доили Семь лебедей, лебеди плыли Шесть гусей, гуси лежали Пять золотых колец, Четырех черных Дроздов. Трех французских куриц, Двух серых горлиц И куропатку на ветке. Здесь Одесса Партридж обыгрывает свою фамилию, но это - не последнее употребление "Двенадцати дней Рождества" в данном романе.] - В: Не надо шутить. На что они похожи? - О: А кто тут шутит? Они похожи на любое живое существо. Титанианцы - полиморфы, то есть, в переводе на нормальный язык, они могут принять любую форму, какую им только заблагорассудится. - В: И любой пол? - О: Нет. Мальчики есть мальчики, а девочки есть девочки, и размножаются они не почкованием. - В: Это - чуждая цивилизация? - О: Чуждая, но не в смысле, что с какой-то там далекой звезды. Они - продукт сугубо домашнего, внутри-солнечносистемного производства, хотя отличаются от нашей расы буквально во всем. - В: Это древняя цивилизация? - О: Возникла она не позже земного третичного периода, миллионов эдак пятьдесят лет тому назад. - В: Примитивная? - О: Нет, они ушли так далеко вперед, что нам и спины их не видно. - В: Почему же тогда титанианцы никогда не посещали Землю? - О: А с чего вы решили, что не посещали? Не исключено, что фараон Тутанхамон был титанианцем. Или Покахонтас. Или Эйнштейн. Или Рин-тин-тин. Или Гигантский Моллюск сумасшедшего ученого, тот, который расколошматил Кубу... или это был Сумасшедший Моллюск гигантского ученого? - В: Как? Они что, опасны? - О: Ни в коем случае, они полны забав и проказ. Никогда не знаешь, что они придумают через секунду. Эльфы и феи неожиданностей. И одна из этих фей влюбилась в Синэргиста. Сам Синэргист об этом и не подозревал, но мы следили за ним и пользовались им вроде как охотничьей собакой многие уже годы: он проходил у нас под кодовым именем "Пойнтер". Вам, конечно, интересно, как это мы его использовали. Поясню на примере. Солнечную завалили поддельными монетами и жетонами, безукоризненно изготовленными из мельхиора - вместо полагающегося серебра. Мы сПЛАНировали операцию (ПЛАН - это аббревиатура Программы Логического Анализа Направлений) - то есть изучили схемы перемещения подделок с Марса во все уголки Солнечной системы, однако никакого планирования в прямом смысле этого слова не получилось. Нам не удавалось обнаружить Критический Путь, по которому следует нанести удар. Иными словами, мы хотели, но не могли найти одну ниточку, оборвав которую разом можно было бы покончить со всей паутиной. Так вот, "Пойнтер" находился в Лондонском Куполе, работая над крупным материалом по кокни для агентства "Солар Медиа". В процессе он изучил все относящиеся к делу структуры, включая традиционный рифмованный сленг кокни. Ну, знаете - "кружка" вместо "документ" - кружка пива - ксива: "прыгда" вместо "тюремное заключение" - прыг да скок - срок; "шик" вместо "треск" (а "треск", надо вам сказать, это и есть фальшивые деньги) - шик и блеск - треск. Вот тут мы и нашли вожделенный наш Критический Путь. Дело в том, что на Новом Стрэнде располагался антикварный магазин "Шик и блеск", специализировавшийся на старинных кубках, наградных, изукрашенных чеканкой мечах и шпагах, каких-то там необыкновенных жезлах, булавах, председательских молотках - в общем, на всякой такой хурде-мурде. Магазин весьма шикарный, весьма дорогой. Мы-то, высунув языки, прочесывали все плавильные мастерские - искали, откуда берутся липовые монеты, а вот он, источник этот, прямо у нас под носом, да еще с бессознательной подсказкой на вывеске. В этих старинных кубках не было ни грамма серебра, чистейший мельхиор. Мы располагали уймой информации про "Пойнтера", служба обязывала, но происхождение этого чуда природы оставалось для нас загадкой - он и сам его не знал. Для объяснения странной этой ситуации я, пожалуй, опишу вам первую свою с ним встречу - вскоре после того, как мы догадались, что можем использовать его уникальные способности в своих целях. Произошло это в доме Джея Йейла, на очередном замечательном сборище. Джей - профессиональный искусствовед и коллекционирует людей ровно так же, как и картины. Среди дюжины гостей был и главный протеже Йейла, Синэргист. Этот высокий, угловатый парень, лет примерно тридцати, производил странноватое впечатление: все время казалось, что без одежды ему было бы удобнее. Так вести себя умеют очень немногие знаменитости, только самые из них лучшие - а ведь Синэргист действительно был в некотором роде знаменит. Веселый, уравновешенный, он вроде как не принимал себя всерьез; все время ощущалось - он искренне считает, что мало заслужил свою славу, что главное тут - слепая удача. Человек, добившийся успеха, спокойный, уравновешенный и вообще лишенный каких бы то ни было видимых изъянов, легко вызывает враждебное к себе отношение. Изъянов внутренних, личных у Синэргиста хватало, тут уж и к бабке не ходить, но был также и один наружный, любопытный и невольно приковывавший внимание - крайне необычные изображения солнечного диска, даже не вытатуированные, а прямо вырезанные на обеих его щеках. В попытке хоть немного прикрыть неожиданные эти орнаменты Синэргист всегда носил огромные очки в толстой черной оправе; у него образовалась привычка опускать очки вниз, чтобы спрятать шрамы получше, привычка настолько автоматическая, что она почти превратилась в тик. Конечно же, это был Роуг Уинтер; когда во время болтовни возникла небольшая пауза, я спросила его: - "Роуг" [Rogue (англ.) - негодяй, мошенник, злодей, бродяга; в качестве прилагательного употребляется для обозначения особей, резко отличающихся от своего биологического вида: одиноких, злобных и агрессивных животных (вроде медведя-шатуна)] - это что, прозвище? Спросила, как вы понимаете, сугубо для завязки разговора, я знала о нем буквально все. - Нет, - ответствовал он серьезно и даже торжественно. - Это сокращение, а полное имя - Роуг Элефант, то есть Слон-убийца. Доктор Йейл подобрал меня в Африке, застрелив предварительно мою мать. Ее скрестил с гориллой некий скотовод, пришелец с альфы Волопаса. - Он подергал очки. - Нет, зачем же я вру. В действительности это сокращение от Самец-Негодяй, Йейл подобрал меня в борделе, пристрелив предварительно бандершу. Милейшая мадам Брюс, она была мне как мать!.. - Снова очки. - Но если вы хотите знать _и_с_т_и_н_н_у_ю_ правду, - все это убийственно серьезным голосом - то мое полное имя - Уинтер с роуг-галереи, Бандитской Витрины. Застрелив главного инспектора Скотленд-Ярда, доктор Йейл... - Перестань, сынок, перестань, - рассмеялся Йейл. Смеялись и все остальные. - Расскажи хорошей тете, каким образом сделал я величайшее открытие своей жизни. - Ничего не знаю про эту самую величайшесть, сэр, но открытие - ваше, вы о нем и рассказывайте. Кой черт, неужели я способен слямзить у вас такое удовольствие? - Да, - улыбнулся Йейл, - я дал тебе вполне приличное воспитание. Короче, разведчики Маори подобрали на Ганимеде, среди обломков космического корабля, младенца, остальные пассажиры погибли. Нежное создание было доставлено в купол, где его усыновил сам король - или вождь, я в этом плохо разбираюсь - Те Юинта. - У него не было сыновей, - пояснил Уинтер, - одни дочки. Когда Юинта умрет, я сразу стану большой шишкой - как ни говори, все-таки король. - Теперь вам должно быть понятно, откуда взялись на щеках Роуга знаки королевского достоинства, которых он так стесняется - уж не знаю и почему. - Дело в том, что перед ними не может устоять ни одна девушка, - сказал Уинтер, снова подергав очки. - Не может устоять на месте и бежит, бежит, бежит... Зная послужной список Роуга по женской части, я едва не хихикнула - и была почти уверена, что он это заметил. - Маори назвали младенца Роуг, - продолжал Йейл. - Только эти буквы и можно было разобрать из всего идентификационного названия корабля. Р-черточка-О-Г. Р-ОГ Юинта, произносится с долгим "о", как Роуг. Верно, сынок? - По звуку это больше похоже на Р-хрюк-Г, сэр, - сказал Уинтер и произнес свое имя на манер маори. - У некоторых возникает желание ответить: "Gesundheit" [здоровье (нем.), говорится при чихании; букв. "будьте здоровы!"]. - Конец первого акта, - объявил Йейл. - Акт второй. Я прибываю в купол Маори, чтобы посмотреть на их восхитительную резьбу по дереву, и натыкаюсь на десятилетнего мальчишку, гуляющего со своей старшей сестрой. Платье сестры расшито бусами, мальчишка тычет в эти бусы пальцем и пытается объяснить найденную им закономерность их расположения. - И что же это была за закономерность? - спросила я. - Скажи хорошей тете, Р-хрюк-Г. - Там же все было совсем просто. - Уинтер снова подергал очки. - Бусинки и пустые стежки располагались треугольниками: Красный-Красный-Красный-Красный-Красный Стежок-Стежок-Стежок-Стежок Черный-Черный Стежок - Да избавит Господь простых смертных от гениев! - в деланном отчаянии закатил глаза Йейл. - Вы слышали, как этот молодой человек сказал "треугольник"? И он всегда так: и говорит, и живет сплошными структурами. Придется мне перевести. Королевский сын ткнул в группу из восьми красных бусинок и поднял один палец. Затем он ткнул в четыре стежка и сделал жест, обозначающий у маори нуль. Затем - две черные бусинки и опять один палец вверх. Пустой стежок и знак нуля. Затем он провел ладонью по треугольнику и поднял вверх все десять пальцев. Его сестра захихикала, она боится щекотки, и это было мое открытие. - Какое? - спросила я. - Что девочки боятся щекотки? - Конечно же нет. Что ее брат - гений. - В области вышивания бусами? - Покрутите шариками, мадам. Одна группа из восьми бусин, нет четырех; одна из двух, нет одной. Королевское дитятко считало в двоичной системе. Один-нуль-один-нуль равно десяти. - Это же было совсем просто, - повторил Уинтер. - Чего? Просто? - негодующе фыркнул Йейл. - Просто неграмотный голозадый ребенок из племени маори взял себе и открыл двоичную систему счисления. Ну, я, конечно же, договорился с королем Те Юинтой, отвез Р-хрюк-Г на Землю, заменил маловразумительное имя мальчишки на простое английское Роуг Уинтер и взялся за его образование. И тут возникла неожиданная проблема: в какую, спрашивается, дыру надо заткнуть ребенка с гениальными способностями по части структур? - Математика? - неуверенно предположила я. - Это было номер два. Из-за личных моих склонностей номером первым стало искусство. Парень поехал в Париж, начал с блеском, но затем как-то поскучнел и бросил занятия. Потом математика в МТИ - с тем же результатом. Архитектура в Принстоне, бизнес в Гарварде, музыка в Джуллиардской школе, медицина в Корнеллс, конструирование куполов в Тальесине, астрофизика в Паломаре - везде одна история: блестящее начало, потеря интереса, отчисление. - Все эти науки какие-то узкие, раздельные, - пожаловался Уинтер. - Части целого, совершенно друг с другом не связанные. А мне было нужно именно целое. - К моменту, когда у меня окончательно опустились руки, этот красавец достиг уже совершеннолетия, так что подумал я, подумал - и выгнал его. - Сопроводив это поркой, - Уинтер съежился, словно от страха и боли. - Сопроводив это тысячей кредитов на Wanderjahr и строгим указанием: не возвращаться, пока не выяснишь, чего же ты, собственно, хочешь. Честно говоря, я ожидал, что он приползет на брюхе, нищий, оборванный и послушный... - Как холоп и негодяй [Rogue (англ.)]. - А это откуда? - поинтересовалась я. - Гамлет, акт второй, сцена вторая, - прошептал Уинтер. - Потихоньку от Йейла я занимался английской литературой, только об этом - никому, ладно? Ну, знаете, это такой курс - писатели Англии, части первая и вторая. Здесь тоже провалился, - добавил он. - Благодаря излишествам в употреблении миног. - И представьте себе мое удивление, когда вваливается этот молодой человек, целенький и веселенький, с карманами, буквально лопающимися от денег, и пленкой, описывающей самое потрясающее интегрирование, какое в жизни своей видела наша Солнечная система. Вы все, вероятно, помните бестселлер "В ногу". Роуг связал азартные игры на Луне... - Я успел преумножить любезный дар доктора до сотни тысяч, но тут пошли разговоры, и меня перестали пускать в казино, - рассмеялся Уинтер. - А заодно стали обзывать ирландским жуликом [Rogue (англ.)]. - ...с урожаем кукурузы в Канзасе, с Мета на Тритоне, модами на Ганимеде, феминистическим движением на Венуччи, аукционами произведений искусства на Каллисто - связал все это в структуру, охватывающую всю Солнечную систему, структуру, совершенно - после его книги - очевидную, хотя никто ее прежде не замечал. "Слава Тебе, Господи, - вздохнул я, - наконец-то он себя нашел". Он оказался синэргистом. ФЕЯ И СИНЭРГИСТ Синэргия, сущ. Совместное действие или функционирование. Согласованное действие нескольких отдельных сил, происходящее так, что суммарный результат превышает сумму результатов раздельного действия этих сил. Ной Уэбстер, 1758-1843 Не думайте, что синэргическое чувство Роуга Уинтера откликалось на любую структуру и конструкцию, были у него и слепые (глухие) пятна, многие из них - тривиальные, некоторые - серьезные. Наиболее серьезным оказался тот факт, что он реагировал на структуры трех языков, но осознавал это только в отношении двух из них. Вот тут-то и лежит причина, ввергнувшая его в пучину бедствий. Уинтер говорил на солярном-вербальном - ведь он был инквизитором (в двадцатом веке это называлось "расследующий репортер"), и слова, понятные во всей системе, служили ему рабочим инструментом. Он знал и понимал сома-гештальт (в двадцатом веке это называлось "язык тела"); общаясь в ходе своих расследований с превеликим множеством незнакомых людей самого различного положения, он по прямой необходимости научился понимать, что именно они недоговаривают, что кроется за произносимыми ими словами. Все это Уинтер знал, а не знал он того, что откликается на сигналы Anima Mundi, которая, собственно, и порождала его необыкновенное синэргическое ощущение структур. Когда-то я считала причиной такой гиперчувствительности страшное потрясение, полученное им в младенческом возрасте, при крушении корабля. Теперь-то понятно, что все дело в эксперименте Круппа и Декко, а загадочная величина икс, квадратично возросшая у Роуга, - то, что я называю про себя "видение". Именно благодаря этому чувству он видит в разрозненных вроде бы фактах и событиях черты, позволяющие связать их в синэргичное единство. Anima Mundi - это Мировая Душа, лежащая в основе всего бытия. По латыни Anima - дыхание, жизнь, душа, а Mundus - мир, вселенная. Anima Mundi - космический дух, преисполняющий все живые существа и даже - как считают некоторые - все неодушевленные предметы. Я и сама в это верю. У старого дома всегда есть и свой дух, и свой норов. Вы встречали, вероятно, картину, недовольную местом, отведенным ей в дому и прямо-таки бунтующую, наотрез отказываясь висеть прямо? А стулья? Разве они не требуют к себе внимания, толкая проходящих мимо? А хмурые лестничные ступеньки, норовящие подставить нам ножку? Почти все мы откликаемся на голос Души и находимся под ее влиянием. Мы воспринимаем некоторые очевидные вещи - "душу", "вибрации", "экстрасенсорику", по разному чувствуем себя при разной погоде, ночью и днем, но не способны понять, что это - лишь крохотные наружные грани Мировой Души, лежащей в основе всего сущего. Роуг Уинтер чувствовал ее влияние лучше, чем кто-либо другой и в то же время абсолютно об этом не догадывался. Он воспринимал основополагающие структуры, хорошим примером чего может служить случай, рассказанный фламандской девушкой. Выполняя задание на Марсе, Роуг решил устроить себе выходной и отправился в валлийский купол порыбачить в соленом озере - там стараниями местных жителей водились целаканты, четвероногие рыбы, чудом сохранившиеся на Земле с мелового периода. Он забрасывал блесну на восток, навстречу стаям этих диковин, которые имели привычку кормиться, передвигаясь с востока на запад. Неожиданно - сам-то Уинтер считал, что придумал способ перехитрить рыбу, но в действительности неосознаваемое седьмое чувство заставило его подчиниться приказу Anima Mundi - неожиданно он развернулся и начал бросать блесну на запад. Рыба не клевала. Прошло несколько минут, и на пустынном берегу появилась девушка с густой копной темно-золотистых волос; вся ее одежда ограничивалась коротко обрезанными джинсами. Опустив на землю две тяжелые продуктовые сумки, которые она несла без помощи нуль-гравитации, девушка растерла уставшие руки, улыбнулась и сказала: - Привет. Французский акцент мгновенно очаровал Уинтера; к тому же незнакомка не уставилась на маорийские знаки королевского достоинства, и это переполнило его благодарности. - Добрый вечер. Куда вы идете? - Я приехала сюда погостить, живу в соседнем поселке. А сейчас ходила покупать dineur [обед (фр.)]. - А откуда вы приехали? - С Каллисто. - Я считал, что на Каллисто сплошные голландцы. - Вы никогда не visite Каллисто? - Пока не приходилось. - Там совсем не сплошные Hollandeux [голландцы (фр.)]. Это же Бенилюкс, comprendez? Там и Фламандия, и Бельгия, и Люксембург... Я из фламандского купола. А вы рыбу ловите? - Как видите. Хотите рыбу на dineur? - Уинтер подтянул блесну. - Поплюйте на нее, - предложил он девушке, - тогда точно повезет. Беспардонная, конечно, ложь, но если перед тобой такое личико и такая грудь... Девушка смущенно замялась и плюнула на блесну - очень деликатно - только тогда, когда рыболов отвел глаза в сторону. Уинтер забросил на глубокое место, начал короткими рывками выбирать леску и вдруг почувствовал, что на крючок попалась очень большая рыба. Он громко рассмеялся, сам не веря своей удаче, и начал подтягивать рыбу - действительно тяжеленную: девушка буквально приплясывала от возбуждения. Леска становилась все короче и короче, последний рывок - и на берегу оказалось детское тельце. - Dieu! [Боже! (фр.)] - буквально простонала девушка. - Это же fille [девочка, дочка (фр.)] Меганов. Она утонула, а тело никак не могли найти. - Матерь Божья. - Отцепив от крошечного купальника крючок, Уинтер взял мертвую девочку на руки. - Куда ее отнести? А что причиной всему его седьмое чувство, бессознательно откликнувшееся на призыв Anima - об этом ни малейших подозрений. Несбалансированная смерть должна была найти свое место в общей структуре Мировой Души, вот почему его и потянуло на запад. Обошлось бы, конечно, и без нашего героя. Нашлись бы другие естественные факторы, готовые откликнуться на призыв, но под рукой был Роуг Уинтер со своим видением - он-то и оказался первым. А способность делать неожиданные открытия, случайно находить то, о чем даже не помышлял? Она его забавляла, она его удивляла, но и здесь он не усматривал какого-то там влияния какой-то там Души. Идешь себе потихоньку из пункта А в пункт Б, никого не трогаешь - и вдруг расшибаешь ногу о подвернувшееся на пути Х - ну как Гершель наткнулся на Уран. Именно эта способность и сделала Роуга нашим "Пойнтером". Дальнейшие сведения об Уинтере извлечены из досье по проблеме Мета (сов. СЕКРЕТНО. ТОЛЬКО ДЛЯ АГЕНТОВ КЛАССА АЛЕФ), из раздела "Операция Пойнтер". У него была странная память. Он великолепно, до микроскопических подробностей, помнил формы - но не цвета. Он помнил сюжеты и логику всего, что читал или видел, - но не адреса и телефонные номера. Он помнил в лицо каждого, с кем встречался в течение всей своей жизни, - но не их имена. Он вспоминал свои любовные увлечения в форме структур, совершенно неузнаваемых для дам, бывших предметом оных увлечений. Он подвергнул себя весьма рискованной внутричерепной операции по вживлению искусственных синапсов, в результате чего получил прямую телепатическую связь со своим компьютером. Уинтер думал, а компьютер записывал, печатая и/или графически иллюстрируя его соображения. Использование столь передовой методики доступно очень немногим. Тут необходимо полное сосредоточение - никаких случайных ассоциаций. Чтобы разобраться в структуре, чтобы различить основу ткани событий, для этого он был готов на все - лгать, обманывать, очаровывать, воровать, принуждать, унижаться перед кем угодно и каким угодно образом, нарушать любую из Десяти Заповедей плюс Одиннадцатую (Не Дай Себя Сцапать). Да и нарушал их почти все - в ходе исполнения служебных обязанностей. Возраст - тридцать три года, рост - шесть футов полтора дюйма, вес - сто восемьдесят семь фунтов, физическая форма - отличная. Разведен. Бывшая его жена, прелестная девушка с Луны, из купола Фриско, имела гибкое тело пловчихи, узкий разрез темных глаз, большую грудь и белокурые волосы, собранные обычно в высокую прическу - тип, никогда не оставлявший Уинтера равнодушным. Каждую свою фразу она украшала жаргоном, лунным по происхождению, но распространившимся со скоростью эпидемии: "Я от тебя торчу, сечешь? Только спать хочется - крыша едет, без понта. Надо давануть минут шестьсот". Очаровательная, легкомысленная, неизменно веселая, она - увы! - не страдала избытком интеллекта, так что брак распался. Уинтер любил женщин, но только как равных. Одна из его пассий - из той же самой, естественно, тощей грудастой породы - съехидничала как-то, что он и сам, пожалуй, не устроил бы себя в качестве равного. Титанианская фея с этой задачей справилась. Один день синэргии, а расхлебывай потом всю жизнь. Уинтер только что вернулся с Венуччи, где собирал материал по местному феминистическому движению. Вернулся в шоке, тем более сильном, что кровавая стычка в куполе Болонья казалась совершенно лишенной смысла. Произошла эта стычка вечером предыдущего дня, предыдущего - это значит предшествовавшего Дню, Который Изменил Его Жизнь. Квартира Роуга занимала целый этаж ротонды Beaux Arts [изящные искусства (фр.)], комплекса, выстроенного в старом эдвардианском стиле, с панорамными окнами, каминами, а главное - толстыми стенами, защищавшими творцов друг от друга. В надежной звукоизоляции тонули и жалобные вопли колоратурных сопрано, пытающихся совладать со своими колоратурами, и электронное громыхание "Галактического гавота в соль миноре", и безостановочное бормотание какого-то типа, диктовавшего оксфордский словарь английского языка для перевода его на новояз. Берлога была старомодной и в точности соответствовала вкусам Уинтера - просторная гостиная с георгианской мебелью, маленькая кухня, умывальная комната с огромной шестифутовой ванной, две спальни - одна большая, другая - совсем маленькая. Маленькая спальня аскетичностью своей походила на монашескую келью, а большая - на бардак, такой беспорядок царил в этой комнате, превращенной в студию. Стены ее были увешаны полками с книгами, пленками, кассетами, компьютерными программами: здесь же стоял стол, размерами подходивший для какого-нибудь конференц-зала, но исполнявший роль письменного, а также компьютер, тот самый, с которым Уинтер имел телепатическую связь - прекращая работу с ним, нужно было обязательно проверить, заблокирован ли вход, иначе машина писала без разбора все, о чем думал ее хозяин. Ну и, конечно, кипы бумаги, груды чистых кассет, на полу - вороха старых статей, и, словно змеи, заждавшиеся Лаокоона и его сыночков, извиваются какие-то драные пленки. Ошарашенный и мрачный, Уинтер не стал распаковывать дорожную сумку и даже не переоделся - хотя лайнеры Алиталии не слишком-то знамениты своей чистотой. Вместо этого он вооружился бутылкой виски, уселся в гостиной на диван, закинул ноги на кофейный столик и принялся доводить себя до невменяемости - чтобы хоть немного очухаться. Вчера вечером он убил человека - впервые в жизни. Чаще всего поворотные моменты судьбы - это действительно моменты, события буквально секундные. Схватка, перевернувшая всю жизнь Уинтера, произошла в полумраке Центральных Садов купола Болонья и продолжалась три секунды. Он пришел сюда на свидание, но вместо опаздывавшей девушки из кустов выскочил здоровенный гориллоид со здоровенным же ножом - и вполне очевидными намерениями. Многолетние тренировки с детства отточили реакцию Уинтера. Он не противопоставил силе силу - как, видимо, от него ожидалось - а расслабился, упал навзничь, перекатился под ногами замешкавшегося от неожиданности противника и прыгнул ему на спину. Два удара коленом в пах, захват двумя руками правой - вооруженной - кисти, резко хрустнула ломаемая кисть - и правая сонная артерия гориллоида вспорота его же ножом. Все это - за какие-то три секунды свистящей тишины. Умирал нападавший гораздо дольше. - Ну зачем ты полез, дурак несчастный? Зачем? - Уинтер потряс головой, отгоняя воспоминания. Тремя рюмками позднее его посетило вдохновение. - Девушка, вот что мне сейчас нужно. Забыть все эти заморочки и ждать, пока структура прорисуется сама. - Валяй, - ответил один из многочисленных Роугов, обитавших в его сознании (их там было с дюжину, а то и больше), - только ты ведь оставил свою красную адресную книгу в студии. - Ну какого, спрашивается, хрена не могу я записывать девушек в прославленную изящной литературой черную книжечку? - А какого, спрашивается, хрена не можешь ты запоминать телефонные номера? Ладно, оставим глупые вопросы. Ну что, по бабам?.. Он позвонил по трем телефонам - безо всякого успеха. Он выпил еще три рюмки - с успехом более чем удовлетворительным. А потом разделся, улегся в своей монашеской келье на свою японскую кровать, некоторое время ворочался, бормоча под нос какие-то ругательства, и в конце концов уснул. И снились ему совершенно бредовые структуры труктуры руктуры уктуры ктуры туры уры ры ы Встал Уинтер очень рано и почти сразу вылетел из дома. Сперва - на телестудию, обсудить с продюсером сценарий. Затем - к издателю, скандалить насчет иллюстративного материала. На закуску - в "Солар Медиа". Он проследовал по издательским коридорам, щедро из без каких бы то ни было предубеждений целуя, иногда даже ущипывая всех встречных сотрудниц; этот церемониальный марш завершился в кабинете Аугустуса (Чинга) Штерна. Чинг был главным редактором. - Набрал на статью, Рогелла? - Набрал. - Срок три недели. - Уложусь. Какой-нибудь пустой кабинет на час или около найдется? Нужно позвонить в уйму мест, а тут еще производственный отдел прислал гранки вычитывать. Они просили сделать прямо сегодня. - Что за статья? - "Пространство и дебильность: умственная недостаточность в Е=mc^2. - Ни хрена себе! Она должна была уже вчера лежать в лаборатории. Бери комнату для совещаний, Рогелла, на сегодня никаких мозговых штурмов не намечено. Уинтер устроился в комнате для совещаний, быстро покончил с телефонными разговорами, позвонил в архив, чтобы переписали в свои файлы привезенный с Венуччи материал, пальцами прочитал магнитную пленку гранок - еще одна грань синэргических способностей - впал в дикую ярость, позвонил Чингу Штерну и понес его по кочкам. Дверь приоткрылась, и в комнату осторожно просунулась голова - с узким разрезом темных глаз и белокурыми, неровно выгоревшими на солнце волосами, уложенными в высокую прическу. Деми Жеру из корректорской. Уинтер махнул рукой, приглашая девушку войти, а затем той же рукой послал ей воздушный поцелуй, все это - ни на секунду не прекращая лить в интерком поток ругательств. - Я начал вычитывать гранки этой дебильной статьи, и вдруг оказывается, какой-то сукин сын все переделал! Ну сколько мне раз говорить, чтобы не давали никаким раздолбаям курочить мои тексты? Хотите что-нибудь изменить - чего проще, скажите мне, я сам все сделаю. Мне не нужны в соавторы никакие хитрожопые засранцы! С треском опустив трубку интеркома, Уинтер обернулся к совершенно перепуганной девушке и одарил ее лучезарнейшей из своих улыбок. - Деми, ты - истинная услада глаз моих, с трудом разлипающихся после вчерашней пьянки. Подойди поближе, дяденька тебя обнимет. - Он широко раскинул руки и почувствовал, как дрожит все ее тело. - Несравненный ты мой корректор, весь исходный материал по Венуччи ждет. - А я уже не корректор. - Произношение Деми было по-виргински мягким. - Только не говори мне, что эти ублюдки уволили мое Сокровище Океана. - Меня повысили. Теперь я младший редактор. - Поздравляю! Давно пора, сколько можно закапывать в землю таланты умненькой девочки из... как там назывался этот твой дурацкий колледж? - Мэримонт. - Во-во. А зарплату прибавили? - Увы. - Вот же гады! Ничего, все равно отметим. Идем сейчас куда-нибудь, и я напою тебя в стельку. - Вряд ли захочешь, Роуг. - А чего это? - Ну... мне дали первую работу... это оказалась твоя олигофренная статья. - Ты хочешь сказать, что ты и есть тот самый сукин сын, который?.. И ты слышала, как я орал все это в трубку? - Уинтер громко расхохотался и чмокнул густо покрасневшую девушку. - Вот тебе первый урок, как надо со мной обращаться. А материал по феминисткам - он что, тоже пойдет к тебе? - Меня приставили к тебе постоянно, - смущенно кивнула Деми. - Это поможет мне набраться опыта, полагает мистер Штерн. - Очень интересно, какой именно опыт имеется в виду. Ну что ж! Полюбуйтесь, перед вами - Деми Жеру, дьяволица из Диксиленда, а отныне - мой личный редактор! Глубоко, судорожно вздохнув, девушка опустилась на один из стульев. Сейчас в ней сквозила трогательная смесь решительности и страха. - Мне бы хотелось совсем другого. - Да? - Помнишь, ты рассказывал, как ужинал однажды у каких-то ирландцев? - Чего-то не припомню. - Ну, когда ты водил меня завтракать в Грот Кошерной Морской Пищи "Эй, на встречном космическом!" - Завтрак помню, но что я там рассказывал - хоть убей. - Какой-то... какой-то ребенок ползал у всех под ногами, ты взбесился и пнул его. - Господи ты Боже! - засмеялся Уинтер. - Ну конечно! Это было в куполе Дублин. Никогда не забуду, как все прямо окаменели от ужаса. Поступок жуткий, кто бы спорил, но ты себе не представляешь, какое это было занудное сборище. - А ребенок посмотрел на тебя с обожанием. - Точно. Лайаму уже лет восемь, и он все еще меня обожает. Пишет мне письма на гэльском. Можно подумать, у этого мальчишки врожденная страсть такая - чтобы его пинали. - Роуг, - негромко сказала Деми. - А ведь ты и меня пинал. - Я? Пинал? Уинтер был поражен, его охватила непривычная дрожь, по всей коже пробежали мурашки Откровенные предложения встречались ему и прежде, но не в такой же форме. "Я что, делал ей авансы?" "Неужели она ощутила взаимное между нами притяжение, о котором я сам никогда и не подозревал?" "А может, я вру?" "Может, я все время только этого и хотел?" Все эти противоречивые, взаимоисключающие вопросы метались в голове Уинтера, но искать на них ответы было уже поздно. Он встал, притворил дверь комнаты, поставил стул прямо перед стулом девушки, сел и взял ее за руки. - Что с тобой, Деми? - Сейчас он говорил нежно, без следа прежней иронии. - Безнадежная любовь? Деми кивнула и начала тихо всхлипывать. Роуг осторожно вложил ей в руку носовой платок. - Надо быть очень храброй, чтобы сказать такое. И давно это у тебя? - Я не знаю. Это... это просто как-то вот случилось. - Прямо сейчас? - Нет, не сейчас... как-то само собой случилось. - А сколько тебе, радость моя, лет? - Двадцать три. - И ты любила кого-нибудь раньше? - Это все не то, я никогда не встречала таких, как ты. Уинтер внимательно оглядел безнадежно ревущую девочку с узкой талией и большой грудью. А потом тяжело вздохнул. - Послушай, - начал он, осторожно подбирая слова. - Во-первых, я очень тебе благодарен. Ведь такое вот предложение любви - все равно что сокровище на конце радуги, оно достается совсем немногим. Во-вторых, я тоже могу тебя полюбить, но ты должна понять почему. Когда предлагается любовь, ответом может быть только любовь, тут нечто вроде шантажа, только шантаж этот - прекрасен. И я сейчас развлекаю тебя такими вот до тупости очевидными истинами с единственной целью, чтобы ты не промочила мой носовой платок насквозь. - Я знаю, - кивнула Деми. - Тебе всегда можно верить. - Так что получить меня можно. Я и вообще маньяк по части женщин - единственный, наверное, мой порок, - а сейчас девушка нужна мне, как никогда, только... Посмотри сюда, Деми, и слушай меня внимательно. Тебе достанется только половина мужчины, а может, и меньше. Большая часть меня принадлежит работе. - Потому ты и гений. - Прекрати это слюнявое обожание! Уинтер резко встал, подошел к огромной карте Солнечной системы и начал ее изучать - без особого, правда, интереса. - Боже милосердный, так ты и вправду твердо решила меня заарканить? - Да, Роуг. Мне и самой это не нравится... да. - И что, никакой пощады? Наш покойный друг, великий Роуг Уинтер подшиблен влет мэримонтской тихоней, каковой факт снова и непреложно доказывает, что я - придурок, способный сказать "нет" кому угодно, кроме девушки. - Ты боишься? - Конечно, боюсь, только куда же мне деться? Хорошо, давай начнем. Деми с разбегу бросилась Уинтеру в объятья и поцеловала его плотно сжатые губы. - Мне нравится, какой у тебя рот, - пробормотала она, задыхаясь. - Твердый, крепкий. И руки тоже крепкие. Роуг... Роуг... - Это потому, что я - маори, дикарь. - Таких как ты вообще больше нет. - А нельзя ли приглушить малость это благоговение? У меня и так хватает тщеславия. - Господи, никогда бы не поверила, что получу тебя. - Да? Расскажи кому другому. Прошу вас. Высокочтимые святые предки царственного семейства Юинта, - молитвенно возвел глаза к потолку Роуг, - благородные короли, пятнадцать поколений правившие маори, те, чьи души покоятся в левом глазе Те Юинты... прошу вас, не дайте этой паучихе сожрать меня с потрохами. Деми восторженно присвистнула и захихикала. - Что может поделать благородный дикарь, когда на него нацелилась девица? Он окружен, он обречен, он пропал безвозвратно. - В левом глазе? - уточнила Деми. - Ага. А ты что, не знала, что душа обитает в левом глазе? У маори это каждому ребенку известно. Зажмурив правый глаз, он посмотрел на светившуюся восторгом и предвкушением девушку. - Какого черта, Деми. Пойдем, отметим это дело, только теперь я не тебя буду накачивать, а надерусь сам. Чтобы приглушить свои страдания. Деми снова присвистнула. Сударыня, будь вечны наши жизни, Кто бы стыдливость предал укоризне? [Эндрю Марвелл (1627-1678) "К стыдливой возлюбленной". Перевод Г.М.Кружкова] Сперва ей потребовалось по-кошачьи обследовать всю квартиру, осмотреть, иногда - бегло, иногда - подолгу любуясь, всю мебель, все картины, книги и кассеты, все сувениры, собранные по различным уголкам Солнечной системы. Деми изумленно - и несколько старомодно - приподняла бровь при виде шестифутовой ванной (предмета совсем еще недавно - до наступления эры Мета - незаконного), недоверчиво покосилась на японскую кровать - толстый белый матрас на огромном брусе черного дерева - и слегка застонала при виде кошмарного беспорядка в студии. Вы б жили где-нибудь в долине Ганга Со свитой подобающего ранга, А я бы в бесконечном далеке Мечтал о вас на Хамберском песке. - А чем я тебе понравилась? - Когда? - Когда поступила на работу в "Солар". - С чего это ты решила, что я обратил на тебя внимание? - Ты позвал меня в ресторан. - На меня произвела впечатление твоя непоколебимость. - Какая, конкретно, непоколебимость? - В борьбе за предоставление Вулкану достойного места в братской семье планет. - Никакого Вулкана не существует. - Вот потому-то ты мне и понравилась. - А что это у тебя в шкатулке? - Лицо фарфоровой куклы. Я нашел его на Марсе, в куполе Англия. Подобрал из мусора и без ума влюбился. - А вот это? - Кончай, Деми. Ты что, вознамерилась изучить всю мою прошлую жизнь? - Нет, но ты все равно скажи. Такая странная штука. - Это - слезка из Башни Драгоценностей, которая на Ганимеде, в куполе Бурма. - Башня Драгоценностей? - Они делают синтетические драгоценные камни ровно тем же способом, как столетья назад в дроболитейных башнях делали дробь. В тот раз отливали красные рубины, эта капелька не получилась сферической, вот ее и отдали мне. - Такая интересная, внутри словно цветок. - Да, это и есть изъян. Хочешь, подарю? - Нет, благодарствую. Я намерена получить с тебя нечто большее, чем порченные рубины. - Вот уже и агрессивность появляется, - сообщил Уинтер стенам своей гостиной. - Загнала меня в угол и решила, что теперь можно не скрывать истинное свое лицо. Начав задолго до Потопа вздохи, И вы могли бы целые эпохи То поощрять, то отвергать меня - Как вам угодно будет - вплоть до дня Всеобщего крещенья иудеев! - А чем понравился тебе я, когда ты увидела меня в "Солар"? - Как ты двигаешься. - Это что - язык на плечо и едва волочу ноги? - Господи, да ты что! Твой ритм. - В действительности я - негр, у нас врожденное чувство ритма. - Какой ты там негр, ты даже не настоящий маори. - Деми чуть тронула его щеку кончиками пальцев. - Я знаю, откуда эти шрамы. Роуг чуть опустил свои очки. - Ты все делаешь как-то четко, размеренно. - Она несколько раз качнула рукой. - Словно ритм-секция оркестра. И двигаешься, и говоришь, и шутишь... - А ты что, никак на музыке задвинутая? - Вот я и захотела попасть тебе в такт. Уинтер замер, не донеся рубиновую слезку до шкатулки; лучи вечернего солнца осветили Деми под неожиданным углом, и на мгновение она стала похожей на Рэйчел Штраус из "Солар Медиа", с которой у него были когда-то весьма сложные и запутанные отношения. Любовь свою, как семечко, посеяв, Я терпеливо был бы ждать готов Ростка, ствола, цветенья и плодов. Уинтер начинал чувствовать себя несколько неуютно, с прежними девушками такого не бывало. - Невнятное у нас какое-то начало получается, - пожаловался он. - С чего это ты решил? А по моему - сплошные игры и веселье. - Кто тут веселится? - Я. - А я что должен делать? - Лови мелодию и подыгрывай. - Каким ухом, левым или правым? - Средним. Там, кажется, пребывает твоя душа? - В жизни не встречал таких бредовых и наглых девиц. - Если хотите знать, сэр, мне приходилось выслушивать оскорбления от людей и получше вас. - Это от кого же? - От тех, кому я отказывала. - Оставляешь меня в неведении? - Да, с тобой по-другому нельзя. - Черт побери, меня переиграли, - пробормотал Уинтер. - Силы явно не равны. Столетие ушло б на воспеванье Очей; еще одно - на созерцанье Чела; сто лет - на общий силуэт, На груди - каждую! - по двести лет, И вечность, коль простите святотатца, Чтобы душою вашей любоваться. - Вот уж последнее, чего я от тебя ожидала, - улыбнулась Деми. - Что последнее? - Что ты окажешься таким стеснительным. - Я? - возмутился Роуг. - Стеснительный? - Да, и мне это очень нравится. Глазами уже все ощупал, а в остальном - никаких поползновений. - С негодованием отрицаю. - Скажи мне, что ты видишь? - Калейдоскоп какой-то идиотский. - Ты бы объяснил попонятнее. - Я... - он замялся. - Я не могу. Я... ты все время становишься другой. - Каким образом? - Ну... Волосы, например. Они то прямые, то волнистые, то светлые, то темные... - А, да это новая краска для волос, "Призма". Она реагирует на длину световой волны. Посмотрел бы ты, что делает со мной телепрограмма АРВ, я превращаюсь чуть не в северное сияние. - И глаза - иногда темные и узкие, как у моей бывшей жены, а иногда раскрываются, как огромные опалы... В точности как у одной старой знакомой из Фламандского купола. - Элементарный фокус, - рассмеялась Деми. - Это умеют все девушки. Мужчины падают, как громом пораженные - во всяком случае так считается. Она сняла с Уинтера очки и нацепила их себе на нос. - Ну что, теперь не так страшно? - И... И груди. - Уинтер почти заикался. - Когда ты впервые появилась в агентстве, я еще подумал, что они... ну, такие трогательные крохотные бугорки. А теперь... теперь они... Ты что, наращивала их, пока я бегал по заданиям? - Попробуем выяснить, - сказала Деми и начала расстегивать кофточку. Но за моей спиной, я слышу, мчится Крылатая мгновений колесница; А перед нами - мрак небытия, Пустынные, печальные края. Поверьте, красота не возродится, И стих мой стихнет в каменной гробнице; И девственность, столь дорогая вам, Достанется бесчувственным червям. Там сделается ваша плоть землею, Как и желанье, что владеет мною. - Не надо, - сказал Уинтер. - Пожалуйста, не надо. - Почему не надо? Ты что, все еще стесняешься? - Нет, просто я... я не этого ожидал. - Конечно, не этого. Ты же маори, дикарь, настоящий мужчина. А вот на этот раз я сама буду к тебе приставать. - Кофточка улетела в сторону. - Сколько, по твоему мнению, может ждать девушка? До самой смерти, что ли? - Ни себе хрена! - восхищенно воскликнул Уинтер. - Да тебя хоть на нос парусника приколачивай! - Да, - серьезно согласилась Деми. - У меня даже прозвище такое - Чайный Клиппер. - Ты что, террористка из организации "Свободу девственницам"? - А чего спрашивать, - рассмеялась она. - Лучше взять да выяснить. Давай, Роуг. Деми рывком подняла Уинтера с дивана и потащила в спальню, на ходу сдирая с него одежду. Всю силу, юность, пыл неудержимый Сплетем в один клубок нерасторжимый И продеремся в ярости борьбы Через железные врата судьбы. И пусть мы солнце в небе не стреножим - Зато пустить его галопом сможем! Но ей оказалось под силу и это - остановить солнце над лишенном времени чистилище любви. Она казалась сотней женщин с сотнями рук и ртов. Она была негритянкой с толстыми губами, которые обхватывали, поглощали его, с высокими, крепкими ягодицами, которые сжимали его, как клещи. Она была девственницей из Новой Англии - тоненькой, белокурой и беспомощной, но дрожащей от счастья. Она наполняла его уши жадным, ненасытным воркованием - и в то же время ее рты извлекали арпеджио из его кожи и пили их. Она была дикой, из какого-то иного мира тварью, гортанно вопившей, когда он по-зверски же овладевал ею. В какое-то мгновение она стала надувной пластиковой куклой, то пищавшей, то гудевшей, наподобие игрового автомата. Она была жесткой и нежной, требовательной и бесконечно покорной и всегда - неожиданной. И она вызывала у него странные, чудовищные видения. Его словно стегали кнутом, распинали, рвали на дыбе и четвертовали, клеймили добела раскаленным железом. Ему казалось, что он видит ее и себя - невероятно сплетенных - в увеличивающих зеркалах. Он пришел в ужас, услышав громкий стук в дверь и той же дверью приглушенные голоса, выкрикивавшие непонятные угрозы. Его чресла превратились в бесконечно извергающийся вулкан. И все это время ему казалось, что они ведут с ней легкую, блестящую беседу за икрой и шампанским - в качестве эротической прелюдии, чтобы возлечь потом перед зажженным камином и впервые предаться любви. ЭНЕРГИЯ Я все больше и больше прихожу к убеждению, что человек - существо опасное и что власть болезненно увлекает своих обладателей, без различия - принадлежит она многим или немногим. Эбигайл Адамс Уинтер поднялся с японской кровати, бесшумно прошел в гостиную и уселся на диван, закинув ноги на кофейный столик. Он напряженно думал, стараясь разобраться в структуре событий. Получасом позднее появилась Деми - вновь стройная, белокурая и чуть раскосая. Одернув на себе одну из рубашек хозяина дома, выполнявшую роль кургузого домашнего халата, девушка уселась по другую сторону кофейного столика прямо на пол и посмотрела на Роуга снизу вверх. - Я тебя люблю, - прошептала она. - Я тебя люблю, я тебя люблю, я тебя люблю. Некоторое время Уинтер молчал, затем судорожно вздохнул. - Ты - титанианка. - Он не спрашивал, а констатировал факт. Деми помолчала, примерно столько же, сколько и он, а затем кивнула. - Разве это что-нибудь меняет? - Не знаю. Я... Ты первая титанианка, с которой я встретился. - В постели? - Вообще, где угодно. - Ты уверен? - Н-нет. Пожалуй, я не могу быть уверен. Никто не может. - Не может. - А ты сама способна уверенно распознать своих? - Ты имеешь в виду всякие там таинственные приметы вроде секретных масонских знаков? Нет, но... - Но что? - Но мы можем узнать друг друга, если начнем говорить на своем языке. - А как звучит титанианский? Я его слышал когда-нибудь? - Возможно. Тут не так все просто. Понимаешь, титанианцы общаются совсем иначе, чем остальные. - Иначе? - Не звуками и не жестами. - А как же? Телепатия? - Нет, мы говорим химически. - Что? - У нас химический язык - запахи, вкусовые ощущения, ощущения на поверхности кожи и в глубине тела. - Что-то ты мне плетешь. - Ни в коем случае. Это - очень исхищренный язык, где все выражается вариациями интенсивности и сочетаниями. - Знаешь, я что-то даже не верю. - Тебе это чуждо, вот и не веришь. Сейчас я буду говорить химически. Готов воспринимать? - Давай. - Так что? - спросила Деми после нескольких секунд полного молчания. - Ничего. - Чувствуешь какой-нибудь запах? вкус? Вообще что-нибудь? - Ничего. - Вообще никаких ощущений? - Только растущее убеждение, что все это просто жульническая уловка, смысл которой... Нет. Подожди. Надо по-честному. На какой-то момент мне показалось, что я вижу нечто вроде солнечного диска, вроде этих моих шрамов, - Ну вот! - широко улыбнулась Деми. - Ты все-таки слышал меня, однако все это настолько чуждо тебе и незнакомо, что мозгу приходится переводить принимаемый сигнал на язык привычных символов. - Ты действительно сказала мне нечто, чему соответствует зрительный образ солнечного диска? Деми кивнула. - Так что ты там говорила на своем химическом? - Что ты - психованный, в конец запутавшийся маорийский мужчина, и я люблю тебя, люблю всего, вплоть до этих самых шрамов. - И ты все это сказала? - Не только сказала, но так и думаю, особенно насчет шрамов. А ты, дурачок, чего-то стесняешься... - Кончай сострадание, я ненавижу такие штуки, - прорычал Уинтер. - Так что же, - добавил он, - вы, титанианцы, так вот и вещаете все время на своем химическом языке? - Нет. - А много вас среди людей? - Не знаю, да, собственно, и не очень интересуюсь. Я интересуюсь только тобой... и ты, Роуг, меня пугаешь. - Не понимаю, чем. - Стать таким холодным и аналитичным сразу же после... ну ты понимаешь, после чего. - Прости, пожалуйста, - несколько принужденно улыбнулся Уинтер. - Я пытаюсь во всем этом разобраться. - Зря я тебе сказала. - А не надо было и говорить, ты показала. Необыкновенно и потрясающе, я никогда и подумать бы не мог... А как ты попала сюда, на Землю? - Я и родилась здесь. Я - вроде как подкидыш, а уж если точнее - подменыш. - Как это? - Настоящая моя мать дружила с семейством Жеру, она была их врачом. Не хочется вдаваться в ее историю, проговоришь до вечера. - Ладно. - Мне был всего месяц, когда умер первый ребенок Жеру, примерно такого же возраста, как и я. Мать заменила мертвого младенца мной. - Почему? Зачем? - Ей нравилась эта семья, и она знала, что утрата первого ребенка сломит их. Я не была у нее первой... ведь из нас дети сыплются легко и быстро, как горошины из стручка. - А твой отец - земной человек? - Нет, мы можем рожать только от титанианцев. Нашим яйцеклеткам чем-то не нравятся ваши сперматозоиды, а может - наоборот. Как бы там ни было, мать решила, что мне будет полезно вырасти земной девочкой из хорошей семьи. И ей ничто не мешает за мной приглядывать. Вот, собственно, и все. - Так значит, вы _с_п_о_с_о_б_н_ы_ любить? - Мог бы и сам понять, Роуг. - А вот я не понимаю, - беспомощно развел руками Уинтер. - Например, эти разговорчики насчет краски для волос и стреляния глазками и прочем - ведь все это просто камуфляж, титанианские фокусы, верно? - Да. Я чувствую твои желания и стараюсь к ним приспособиться, но моя любовь - не камуфляж. - И ты можешь изменяться, как хочешь? - Да. - А какая ты в действительности? - Как ты сам думаешь - на что похож титанианец в действительности? - Не знаю, хоть убей. - Он смотрел на Деми озабоченно и даже боязливо. - Ну, какой-нибудь там ослепительный сгусток энергии, или бесформенная амеба, а может, вспышка молнии? - Неудивительно, что ты места себе не находишь, - расхохоталась девушка. - Поцелуй с напряжением в тысячу вольт - кто же не испугается! Но ты скажи, на что похож в действительности ты сам? - Ты же видишь и - в отличие от меня - можешь вполне доверять своим глазам. - Au contraire, m'sier [как раз наоборот, мсье (фр.)]. Я не увижу, каков ты в действительности, до самой твоей смерти. - Но это же чушь, какая-то нелепица. - Да не совсем, - посерьезнела Деми. - Что такое настоящий ты, ты, которого я люблю? Твой гений по части структур? Твои блестящие способности журналиста - синэргика? Твой юмор? Твое обаяние? Твой изощренный, аналитический ум? Нет. Настоящий ты в том, какое ты находишь у_п_о_т_р_е_б_л_е_н_и_е_ всем этим великолепным качествам, что ты создаешь, что оставляешь после себя - а кто же может определить это с уверенностью, пока ты жив? - Пожалуй верно, - неохотно согласился Уинтер. - То же самое относится и к нам. Да, я способна изменяться, приспосабливаться к ситуации или человеку - но совсем не к _л_ю_б_о_й ситуации и не к _л_ю_б_о_м_у_ человеку. Настоящая я - это то, что я делаю по собственной своей воле. А после смерти я приму ту форму, которую всегда предпочитало мое глубинное, внутреннее "я". Вот это и буду настоящая я. - А не заносит ли тебя в мистику? - Ни в коем случае. - Жестом школьной учительницы, привлекающей внимание класса к наглядному пособию, Деми постучала по кофейному столику. Столик у Роуга был редкостный - из поперечного среза тюльпанного дерева с Сатурна-шестого. - Посмотри на эти кольца. Каждое из них свидетельствует об изменении, об адаптации, согласен? Уинтер послушно кивнул. - Однако при всех этих изменениях тюльпанное дерево оставалось тюльпанным деревом? - Да. - Оно начиналось нежным, бессильным бутоном, из которого могло вырасти что угодно, но Космический Дух сказал: "_Т_ы_ - тюльпанное дерево. Расти и меняйся, как тебе вздумается, но и в жизни, и в смерти ты останешься тюльпанным деревом". То же самое и с нами: мы меняемся, мы адаптируемся - в пределах внутреннего своего естества. Уинтер потряс головой, на его лице читалось удивление, смешанное с недоверием. - Да, мы полиморфны, - продолжала девушка, - но мы живем, адаптируемся, боремся за существование, влюбляемся... - И разыгрываете с нами такие вот веселенькие любовные игры, - прервал ее Уинтер. - А что тут такого, - обожгла его взглядом Деми. - Разве любовь - не веселье? Да ты, Уинтер, часом не сдурел? Никак ты считаешь, что любовь должна быть мрачной, глухой, отчаянной, безнадежной, вроде как в старинных русских пьесах? Вот уж не подозревала в тебе такой инфантильности. Несколько секунд Роуг ошарашенно молчал, а потом затрясся от смеха. - Ну, Деми, черти бы тебя драли! Ведь ты снова изменилась, только каким местом сумела ты понять, что мне нужен строгий учитель? - Не знаю, милый. - Теперь она тоже смеялась. - Возможно - левым глазом. Обычно я только смутно ощущаю, что именно сейчас нужно. В конце концов я только наполовину человек, а влюбилась и вообще впервые, так что нельзя с меня много спрашивать. - Никогда, никогда не меняйся, - улыбнулся Роуг. - Только что это за хрень я несу? - Ты хотел сказать, что я должна изменяться только для тебя. - Деми взяла его за руку. - Пошли, суперлюбовник. На этот раз они вернулись из спальни вместе. На этот раз не он, а она уселась на диван, закинув ноги на столик. На этот раз Деми не стала связываться с импровизированным халатиком и походила в результате на школьницу-спортсменку. "Капитан женской сборной по хоккею с мячом", - подумал Уинтер. Он сидел по другую сторону столика в позе лотоса и любовался Деми, не скрывая своего восхищения. - Иди сюда, милый. - Девушка похлопала по соседней подушке дивана. - Пока не буду. Этот диван слишком много треплется. - Т_р_е_п_л_е_т_с_я_? Уинтер кивнул. - Ты же это не серьезно. - Еще как серьезно. Со мною говорят все и вся, а сейчас я хочу слушать только тебя. - Все и вся? - Ага. Мебель, картины, машины, деревья, цветы - да все что угодно. Я слышу их, если хоть немного прислушаюсь. - Ну и на что похож голос дивана? - Похож... Ну, это вроде как если бы говорил замедленно показываемый в кино морж, да еще с пастью, полной ваты. Блу-у-фу-у-ду-у-му-у-ну-у... Нужно иметь терпение и вслушиваться подольше. - А цветы? - На первый взгляд они должны бы боязливо хихикать, словно застенчивые девчонки... Ничего подобного! Они полны знойной зрелости, как рекламные ролики духов, именуемых c'est la Seductrice. - Ты накоротке знаком со всей Вселенной, - рассмеялась Деми. - Вот это, наверное, меня и привлекло. - Она внимательно посмотрела ему в глаза. - А говорит кто-нибудь из них: "Я тебя люблю"? - Такое вне системы их понятий. Они - эгоманьяки, все до единого. - А вот я говорю. Я люблю. Тебя. - Я могу ответить даже большим. - Роуг смотрел на Деми так же внимательно, как и она на него. - Я тебе доверяю. - А почему это больше? - Потому, что теперь я могу облегчить свою душу. Мне хочется обдумать вместе с тобой одну вещь. - Ты всегда что-то обдумываешь. - Единственный мой порок. Слушай, я тут попал в историю... в нехорошую историю. - Сегодня? - На Венуччи. Только ты никому и ни при каких обстоятельствах! Я знаю, что могу тебе верить, но ведь ты - всего лишь малолетняя девчонка из Виргинии, хотя и титанианка, вдруг кто-нибудь вытащит из тебя эти сведения обманом. - Я не выдам ничего и никогда. Неожиданно хоккейная капитанша сделалась очень похожей на фею Моргану. - Изыди, сатана! - отшатнулся Уинтер, скрестив руки перед лицом. - Попалась с поличным. - Колдунья усмехнулась и вдруг стала яростной Сьеррой О'Нолан. - Только не это! - взмолился Уинтер, мгновенно припомнив ссоры и склоки. - Бога ради, Деми... Так значит, и у вас, титанианцев, бывают накладки? - ворчливо добавил он, когда Деми стала прежней Деми. - Конечно, бывают, у кого их нет? - Она хладнокровно пожала плечами. - И перестань, пожалуйста, говорить "вы, титанианцы". Не "вы", а "мы". Все мы - части одной вселенской шутки. - Конечно, лапушка, - кивнул Роуг, - но ты все-таки пойми, насколько это трудно - иметь дело со столь непостоянной возлюбленной. - Ты так думаешь? Слушай, Роуг, доводилось ли тебе в твоей - назовем это помягче - несколько рассеянной личной жизни иметь дело с кем-нибудь из актрис? - Увы, да. - И сколько ролей играла эта актриса, на сцене и вне ее? - Мильен и триста тысяч, а может, и больше. - Ну так с нами все тоже самое. - Однако ты меняешься и физически. - А разве грим - не то же самое? - Ладно, ладно, убедила, - сдался Уинтер. - Никогда мне, наверное, не узнать, кто же такая мне попалась, кого же это я полюбил. Или надо "кто же такой мне попался?" Я ведь, - признался он - завалил грамматику в Hohere Schule [старшие классы школы (нем.)]. По причине излишеств в употреблении прилагательных. - Ты гений, - улыбнулась Деми. - Я буду у тебя учиться. - Боюсь, я превращаюсь для тебя в нечто вроде отца-попечителя. - Тогда мы занимаемся кровосмешением. - Ладно, я нарушал уже почти все Десять Заповедей, так что большая разница - одной больше. Коньяк? - Чуть попозже, если ты не против. Уинтер достал бутылку и два кларетных фужера, поставил фужеры на кофейный столик, затем откупорил бутылку и сделал большой глоток прямо из горлышка. - Вот недавно я и нарушил одну из них. - Какую? - Твой Мэримонт - это ведь католический колледж? - Более-менее. - A les Jeroux [семья Жеру (фр.)], они воспитывали своего кукушонка в католической вере? - Более-менее. - Тогда это может тебя шокировать. Шестую. - Не у... Не может быть! - Может. - Придумал историю и пробуешь ее на доверчивой слушательнице? - Увы, - покачал головой Уинтер. - В куполе Болонья, перед самым возвращением на Землю. - Но... Но... - Деми вскочила на ноги и мгновенно стала похожа на фурию мщения: Уинтеру показалось даже, что он различает вплетенных в ее волосы змей. - Послушай, Роуг Уинтер, если ты вешаешь мне лапшу на уши, я... - Нет, нет, нет, - прервал этот поток Роуг. - Неужели я способен шутить на такую тему? - Еще как способен. Ты прожженный лгун. - Сядь, лапа, успокойся. - Уинтер похлопал по дивану. - Это и вправду целая история, только я ее не придумывал Она произошла, и мне нужно обсудить все с кем-нибудь, кому можно верить. - Да? - Деми недоверчиво присела. - Ну рассказывай. - В Болонье я вышел на след весьма необычной структуры, завязанной на мета-мафию. Как тебе известно, джинки с Тритона - полные монополисты по части мета, и ребята они крутые, как яйцо. Устанавливают цены и квоты по своему разумению и разговаривают с внутренними варварами очень просто: если ты им чем-нибудь вдруг не понравишься - сразу урезают квоту. Мало удивительного, что возникла мета-мафия, занимающаяся контрабандой с Тритона. Цены они ломят зверские, но товар доставляют, совершенно при этом не интересуясь, кто ты такой или что ты такое. Этакие честные жулики. Пока все ясно? - Кроме мета, - призналась, помедлив, Деми. - Я знаю, что это - сокращение от "метастазис" и как-то там связано с получением энергии, но только как? - Тут все довольно сложно. - Постараюсь понять. - Ну хорошо, начнем с атомов и заряженных частиц. Мета может переводить их из основного состояния в возбужденное. При этом они забирают у мета энергию и сваливаются обратно в основное состояние, выделяя эту самую энергию, - вот и весь процесс метастазиса. Сечешь? - Нет. Слишком уж научно, а я совсем не похожа на Мари Кюри. - И слава Богу, она красотой не отличалась. Хорошо. Ты говорила со мной химически - я попробую поговорить с тобой структурально. Представь себе лазерный пучок, способный проделать дырку в стальной плите или передать сигнал на большое расстояние... -------------------------------------------------- - Понимаешь? - Пока тут нет никаких структур. Одна прямая линия. - Да, но откуда взялась эта линия? Подумай об облаке частиц, находящихся в своем основном, спокойном состоянии. Нечто вроде большой толпы нулей... о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о - Теперь приведем эту толпу в возбужденное состояние, накачав в нее энергию. Все нули превратятся, так сказать, в плюс-частицы... + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + - Но мы получили в результате не естественное стабильное состояние, а нечто вроде массовой атомной истерии, так что частицам быстро это надоедает, и они начнут возвращаться в нулевое состояние - ну вроде как в привычное, удобное кресло. Понимаешь схему? - Continuez. Continuez lentement [Продолжайте. Продолжайте медленно (фр.)]. - С другой стороны, они ведь не живоглоты какие, а ребята честные, поэтому частица возвращает полученную ранее энергию, а тем самым заодно подает добрый пример паре своих дружков, и те тоже возвращаются в основное состояние, отдавая свои порции энергии, после чего за ними следуют еще четверо, затем - восемь, шестнадцать, тридцать две, шестьдесят четыре, процесс идет по нарастающей и в результате вся энергия излучается в виде пучка. о + о о + + + + + + + о + + о о + о + + + + + + + + + + + + + + + + + + + о + + + + + + + + + + - И все это - за наносекунды, и все - в фазе, чем и объясняется мощь лазера. Теперь сечешь? - Да, только при чем тут мета? - Плохо одно - чтобы перевести атомы и частицы в возбужденное состояние, нужно затратить огромное количество энергии, большее, чем они потом отдают, так что если подсчитать доходы и расходы, всегда оказываешься в убытке. А вот если использовать для их возбуждения мета, получается доход. Тратишь единицу, а зарабатываешь сотню. - Как? Почему? - Потому, что этот бредовый катализатор - настоящая энергостанция, работающая на запасенной энергии. Запасенная энергия, Деми, имеется буквально во всем, и для ее высвобождения нужна лишь электронная система передачи. Представь спичку. У нее есть головка из серы, фосфора, селитры и всякой прочей химической дряни, головка эта полна энергии, только и ждущей, чтобы ее высвободили - к примеру, трением. Но когда энергия выделяется из мета - это уже не спичка, это скорее ящик динамита. Нечто вроде шахматной легенды, воплощенной в жизнь. - Я не знаю такой легенды. - Рассказывают, что некий философ изобрел шахматы для развлечения индийского раджи. Раджа пришел в полный восторг и обещал ученому любую награду, какую тот только пожелает. Ученый попросил положить одно зернышко риса на первую клетку шахматной доски, два - на вторую, четыре - на третью и так далее до шестьдесят четвертой. - Что-то он поскромничал. - То же самое сказал и раджа, думавший расплатиться золотом или самоцветами - ценными, в общем, вещами. Просьба ученого казалась ему очень скромной - пока не выяснилось, что на последнюю клетку доски не хватит всего риса Индии и Китая. Вот что такое возрастание в геометрической прогрессии, а именно это и происходит с энергией под действием мета. - Как же это получается? - Не знаю. Мне всегда хотелось изучить процесс во всех подробностях, но джинки с Тритона темнят. Обращение энтропии - это единственное, что могут сказать наши, местные физики. Ну и Бог с ними, пускай разбираются дальше. - Энтропия? Никогда не слыхала такого слова. - Не понимаю, в этом вашем богоугодном заведении вообще чему-нибудь учили? - На факультете иностранных языков никаких энтропий не проходят. - Да, это не язык, а стопроцентный упадок. Энтропия - это распад. Если физическую систему не трогать, ее энтропия увеличивается, то есть система дряхлеет, слабеет, энергия, пригодная для выполнения какой-либо работы, иссякает. Мощь, сконцентрированная в мета, разворачивает этот процесс, да еще со страшной силой. - Ты посмотри! _Д_е_й_с_т_в_и_т_е_л_ь_н_о_ хитрые штуки. - Да уж, не простые. - А как выглядит мета? - Я никогда не видел. Инженеры трясутся над своими кристаллами, как евнухи, защищающие гарем. Никаких посетителей. Никаких праздных зевак. Объясняют, что это очень опасно... Прекрати сейчас же, Деми!.. И трудно их в чем-нибудь винить. В прошлом происходило очень много самых дурацких несчастных случаев. - Ну а теперь вернемся к Шестой Заповеди, - сказала Деми, оставив попытку превратиться в обнаженную одалиску. - Что, прямо сейчас? - Пожалуйста. - Но мне хочется поговорить о нас с тобой, это гораздо приятнее. - Потом. - А вдруг потом будет уже поздно? "У любви, как у пташки крылья, - жалостливо запел он. - Ее нельзя никак поймать". - Не голос, а услада уха! Половина нот уходят на полтона вниз; наверное, это можно назвать энтропическим пением. Так что же там насчет Шестой Заповеди? Прошу тебя, Роуг, нельзя, чтобы это нас отдаляло. - А что, отдаляет? - Да, - кивнула Деми. - Я все время чувствую... ну, словно над тобой висит крохотная, но мрачная туча. - Боже ж ты мой, - прошептал Уинтер скорее самому себе. - Чистая фантастика... Ощутить такое... да еще в тот момент, когда ты буквально меня пожирала. - Прошу тебя, Роуг, напрягись и попробуй быть серьезным. - Да я просто пытаюсь переключить скорость, - неуверенно пошутил Уинтер. - Подожди секунду, дай мне собраться. Деми погрузилась в сочувственное молчание. Вглядываясь в прошлое, Роуг негромко барабанил пальцами. "А ты сейчас отстань", - прервал он неслышный монолог какого-то там стола или стула, мешавшего ему думать. И в конце концов поднял на Деми глаза. - Ты же знаешь, что на Венуччи живут не одни итальянцы. Там скорее все Средиземноморье - греки, португальцы, алжирцы, албанцы и так далее. Каждый из этих народцев цепляется за свои традиции, свой стиль жизни, да и итальянские купола придерживаются местных региональных культур - сицилийцы, неаполитанцы, венецианцы, есть даже нью-йоркская Малая Италия. Там говорят на трущобной итало-английской тарабарщине, а посмотрела бы ты, что творится в Тутовом куполе, когда там отмечают дни святых! Деми молча кивну