, будете лежать в постели, во-вторых, я вам порошки дам. - Стоит ли, доктор, - молвил Пузырев, - не тратьте ваших уважаемых лекарств на умирающего слесаря, они пригодятся живым... Плюньте на Пузырева, он уже наполовину в гробу... "Вот убивается парень!" - подумал жалостливый Порошков и накапал Пузыреву валерианки. x x x На круглой язве желудка Пузырев заработал 18 р. 79 к., освобождение от занятий и порошки. Порошки Пузырев выбросил в клозет, а 18 р. 79 к. использовал таким образом: 79 копеек дал Марье на хозяйство, а 18 рублей пропил... - Денег нету опять, дорогая Марья, - говорил Пузырев, - накапай-ка ты мне зубровки в глаза.!.. В тот же день на приеме у доктора Каплина появился Пузырев с завязанными глазами. Двое санитаров вели его под руки, как архиерея. Пузырев рыдал и говорил: - Прощай, прощай, белый свет! Пропали мои глазыньки от занятий у станка... - Черт вас знает! - говорил доктор Каплин, - я такого злого воспаления в жизнь свою не видал. Отчего это у вас? - Это у меня, вероятно, наследственное, дорогой доктор, - заметил рыдающий Пузырев. На воспалении глаз Пузырев сделал чистых 22 рубля и очки в черепаховой оправе. Черепаховую оправу Пузырез продал на толкучке, а 22 рубля распределил таким образом: 2 рубля дал Марье, потом полтора рубля взял обратно, сказавши, что отдаст их вечером, и эти полтора и остальные двадцать пропил. Неизвестно где гениальный Пузырев спер пять порошков кофеину и все эти пять порошков слопал сразу, отчего сердце у него стало прыгать, как лягушка. На носилках Пузырева привезли в амбулаторию к докторше Микстуриной, и докторша ахнула. - У вас такой порок сердца, - говорила Микстурина, только что кончившая университет, - что вас бы в Москву в клинику следовало свезти, там бы вас студенты на части разорвали. Прямо даже обидно, что такой порок даром пропадает! x x x Порочный Пузырев получил 48 р. и ездил на две недели в Кисловодск. 48 рублей он распределил таким образом: 8 рублей дал Марье, а остальные сорок истратил на знакомство с какой-то неизвестной блондинкой, которая попалась ему в поезде возле Минеральных Вод. "...Чем мне теперь заболеть, уж я и ума не приложу, - говорит сам себе Пузырев, - не иначе как придется мне захворать громаднейшим нарывом на ноге". Нарывом Пузырев заболел за 30 копеек. Он пошел и купил на эти 30 копеек скипидару в аптеке. Затем у знакомого бухгалтера он взял напрокат шприц, которым впрыскивают мышьяк, и при помощи этого шприца впрыснул себе скипидар в ногу. Получилась такая штука, что Пузырев даже сам взвыл. "Ну, теперича мы на этом нарыве рублей 50 возьмем у этих оболтусов докторов", - думал Пузырев, ковыляя в больницу. Но произошло несчастье. В больнице сидела комиссия, и во главе нее сидел какой-то мрачный и несимпатичный в золотых очках. - Гм, - сказал несимпатичный и просверлил Пуэырева взглядом сквозь золотые обручи, - нарыв, говоришь? Так... Снимай штаны! Пузырев снял штаны, и не успел оглянуться, как ему вскрыли нарыв. - Гм! - сказал несимпатичный, - так это скипидар у тебя, стало быть, в нарыве? Как же он туда попал, объясни мне, любезный слесарь?.. - Не могу знать, - ответил Пузырев, чувствуя, что под ним разверзается бездна. - А я могу! - сказали несимпатичные золотые очки. - Не погубите, гражданин доктор, - сказал Пузырев и зарыдал неподдельными слезами без всякого воспаления. x x x Но его все-таки погубили. И так ему и надо.  * Михаил Булгаков. Как школа провалилась в преисподнюю Транспортный рассказ Макара Девушкина ---------------------------------------------------------------------------- Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992. OCR Гуцев В.Н. ---------------------------------------------------------------------------- - Это что! - воскликнул известный московско-белорусско-балтийский железнодорожник Девушкин, сидя в пивной в кругу своих друзей, - а вот у нас на Немчиновском посту было происшествие, так это действительно номер! Девушкин постучал серебряным двугривенным по мраморному столику, и на стук прикатил член профессионального союза работников народного питания в белом фартуке. Добродушная профессиональная улыбка играла на его лице. - Дай нам, милый человек, еще две парочки, - попросил его Макар Девушкин. - Больше чем по парочке не полагается, - ответил нарпитовец с сожалением. - Друг! - прочувственно воскликнул Макар, - мало ли что не полагается, а ты как-нибудь сооруди, - и при этом Макар еще раз постучал двугривенным. Нарпитовец вздохнул, искоса глянул на надпись на стене: "Берущий на чай не достоин быть членом профессионального союза". Еще раз вздохнул, порхнул куда-то и представил две парочки. - Молодец! - воскликнул Макар, приложился к кружке и начал: - Дачу бывшего гражданина Сенет знаете? - Не слыхали, - ответили друзья. - Замечательная дачка. Со всеми неудобствами. Ну-с, забрали, стало быть, эту дачку под школу первой ступени. Главное - местоположение приятное: лесочек, то да се... нужник, понятное дело, имеется. Одним словом, совершенно пригодная дача на 90 персон школьников. Но вот водопровода нету! Вот оказия... - Колодец можно устроить. - Именно - пустое дело. Вот из-за колодца-то все и произошло, и пропала дачка, к свиньям собачьим. Был этот колодец под самым крыльцом, и вот о прошлом годе произошло печальное событие - обвалился сруб... Нуте-с, заведующий школой бьет тревогу по всем инстанциям нашего аппарата. Туда-сюда... Пишет ПЧ-первому: так, мол, и так, - чинить надо. ПЧ посылает материал, рабочих. Специальных колодезников пригнали. Ну, те, разумеется, в два момента срубили новый сруб, положили его на венец, и оставалось им, братцы, доделать чистые пустяки - раз плюнуть. Ан не тут-то было: вместо того чтобы тут же взять и работу закончить, а ее взяли да и оставили до весны. Отлично-с. Весной, как начала земля таять, поползло все в колодец, а колодец 18 саж. глубины! Поехала в колодец земля и весь новый деревянный сруб. И в общем и целом провалилось все это... Получилась, друзья мои, глубокая яма более чем в 3 сажени шириной, и под самой стеной школы. Школьный фундамент подумал-подумал, треснул и полез вслед за срубом в колодец. Дальше - больше: р-раз! - треснула стена. Из школы все, понятное дело, куда глаза глядят. Прошло еще два дня - и до свидания: въехала вся школа в колодец. Приходят добрые люди и видят: стоит в стороне нужник на 90 персон и на воротах вывеска: "Школа первой ступени", и больше ничего - лысое место! Так и прекратилось у нас просвещение на Немчиновском посту Московско-Белорусско-Балтийской железной дороги... За ваше здоровье, товарищи!  * Михаил Булгаков. Путевые заметки. Скорый э 7 Москва-Одесса ---------------------------------------------------------------------------- Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992. OCR Гуцев В.Н. ---------------------------------------------------------------------------- Отъезд Новый Брянский вокзал грандиозен и чист. Человеку, не ездившему никуда в течение двух лет, все в нем кажется сверхъестественным. Уйма свободного места, блестящие полы, носильщики, кассы, возле которых нет остервеневших, измученных людей, рвущихся куда-то со стоном и руганью. Нет проклятий, липкой и тяжкой ругани, серых страшных мешков, раздавленных ребят, нет шмыгающих таинственных людей, живших похищением чемоданов и узлов в адской сумятице. Словом, совершенно какой-то неописуемый вокзал. Карманников мало, и одеты они все по-европейски. Носильщики, правда, еще хранят загадочный вид, но уже с некоторым оттенком меланхолии. Ведь билет можно купить за день в "Метрополе" (очередь 5 - 6 человек!), а можно и по телефону его заказать. И вам его на дом пришлют. Единственный раз защемило сердце, это когда у дверей, ведущих на перрон, я заметил штук тридцать женщин и мужчин с чайниками, сидевших на чемоданах. Чемоданы, чайники и ребята загибались хвостом в общий зал. Увидев этот хвост, увидев, с каким напряжением и хмурой сосредоточенностью люди на чемоданах глядят на двери и друг на друга, я застыл и побледнел. Боже мой! Неужели же вся эта чистота, простор и спокойствие - обман? Боже мой! Распахнутся двери, взвоют дети, посыпятся стекла, "свистнут" бумажник... Кошмар! Посадка! Кошмар. Проходивший мимо некто в железнодорожной фуражке успокоил меня: - Не сомневайтесь, гражданин. Это они по глупости. Ничего не будет. Места нумерованы. Идите гулять, а за пять минут придите и сядьте в вагон. Сердце мое тотчас наполнилось радостью, и я ушел осматривать вокзал. Минута в минуту - 10 ч. 20 м. мимо состава мелькнула красная фуражка, впереди хрипло свистнул паровоз, исчез застекленный гигантский купол и мимо окон побежали, трубы, вагоны, поздний апрельский снег. В пути Это черт знает что такое! Хуже вокзала. Купе на два места. На диванах явно новые чехлы, на окнах занавески. Проводник пришел, отобрал билет и плацкарту и выдал квитанцию. В дверь постучали. Вежливости неописуемой человек в кожаной тужурке спросил: - Завтракать будете? - О да! Я буду завтракать! А вот гармоник предохранительных между вагонами нет. Из вагона в вагон, через метающиеся в беге площадки, в предпоследний вагон-ресторан. Огромные стекла, пол сплошь закрыт ковром, белые скатерти. Паровое отопление работает, и при входе сразу охватывает истома. Стелется синеватый, слоистый дым над столами, а мимо в широких стеклах бегут перелески, поля с белыми пятнами снега, обнаженные ветви, рощи, опять поля. И опять домой, к себе в вагон, через "жесткие", бывшие третьеклассные вагоны. В купе та же истома, от трубы под окном веет теплом - проводник затопил. Вечером, после второго путешествия в ресторан и возвращений, начинает темнеть. Как будто меньше снегу на полях. Как будто здесь уже теплее. В лампах в купе накаливаются нити, звучат голоса в коридоре. Слышны слова "банкнот", "безбожник". Мелькают пестрые листы журналов, и часто проходит проводник с метелкой, выбрасывает окурки. В ресторан уходят джентльмены в изящных пальто, в остроносых башмаках, в перчатках. Станции пробегают в сумерках. Поезд стоит недолго, несколько минут. И опять, и опять мотает вагоны, сильнее идет тепло от труб. Ночью стихает мягкий вагон, в купе раздеваются, не слышно сонного бормотания о банкноте, валюте, калькуляции, и в тепле и сне уходят сотни верст, Брянск, Конотоп, Бахмач. Утром становится ясно: снегу здесь нет и здесь тепло. В Нежине, вынырнув из-под колес вагона, с таинственным и взбудораженным лицом выскакивает мальчишка. Под мышками у него два бочоночка с солеными огурцами. - Пятнадцать лимонов! - пищит мальчишка. - Давай их сюда! - радостно кричат пассажиры, размахивая деньгами. Но с мальчишкой делается что-то страшное. Лицо его искажается, он проваливается сквозь землю. - Сумасшедший! - недоумевают москвичи. Вслед за мальчишкой выскакивает баба и также в корчах исчезает. Загадка объясняется тотчас же. Мимо вагонов идет непреклонный страж в кавалерийской шинели до пят и раздраженно бормочет: - Вот чертовы бабы! Потом обращается к пассажирам: - Граждане! Не нарушайте правил. Не покупайте у вагона. Вон - лавка! Пассажиры устремляются в погоню за нежинскими огурцами и покупают их без нарушения правил и с нарушением таковых. Около часу дня, с опозданием часа на два, показывается из-за дарницких лесов Днепр, поезд входит на заштопанный после взрывов железнодорожный мост, тянется высоко над мутными волнами, и на том берегу разворачивается в зелени на горах самый красивый город в России - Киев. Под обрывами разбегаются заржавевшие пути. Начинают тянуться бесконечные и побитые в трепке, в войне составы, классные и товарные. Мелькает смутная стертая надпись на паровозе - "Пролетар..."... Пробегает здание и на нем надпись - "Киiв-II".  * Михаил Булгаков. Торговый дом на колесах ---------------------------------------------------------------------------- Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992. OCR Гуцев В.Н. ---------------------------------------------------------------------------- Молчаливая обычно станция "Мелкие дребезги" Энской советской дороги загудела, как муравейник, в который мальчишка воткнул палку. Железнодорожники кучками собирались у громадного знака вопроса на белой афише. Под вопросом было напечатано: ОНА ЕДЕТ!!! - Кто едет?! - изнывали железнодорожники, громоздясь друг на друга. Кооперативная лавка-вагон!! - отвечала афиша. - Го-го, здорово! - шумели железнодорожники. И на следующий день она приехала. Она оказалась длинным товарным вагоном, испещренным лозунгами, надписями и изречениями: Нигде, кроме как в нашем торговом доме! Сони, Маши и Наташи, летите в лавку нашу! Железнодорожник! Зачем тебе высасываться в лавке частного паука. Когда ты можешь попасть к нам?! - Ги-ги, здорово! - восхищались транспортники. - Паук - это наш Митрофан Иванович. Станционный паук Митрофан Иванович мрачно глядел из своей лавчонки. Транспортная кооперация, путем нормализации, стандартизации и инвентаризации спасет мелиорацию, электрификацию и механизацию. Этот лозунг больше всего понравился стрелочникам. - Понять ни черта нельзя, - говорил рыжебородый Гусев, - но видно, что умная штука. "Каждый, кто докажет документом, что он член, получает скидку в 83 1/2%, - гласил плакат, - все не члены получают такую же!!" В кассе взаимопомощи наступило столпотворение. Транспортники стояли в хвосте и брали заимообразно совзнаками и червонцами. А в полдень облепленная народом кооплавка начала торговать. Три приказчика извивались, кассирша кричала: "Сдачи нет!", и пер станционный народ штурмом. - Три фунтика колбаски позвольте, стосковались по колбаске. У паука Митрофана Ивановича гнилая. - Колбаски-с нет. Вся вышла-с. Могу предложить вместо колбаски омары в маринаде. - Амары? А почем? - Три пятьдесят-с. - Чего три?! - Известно-с - рубля. - Банка?! - Банка-с. - А как же скидка? Я член... - Вижу-с. Со скидкой три пятьдесят, а так они шесть двадцать. - А почему они воняют? - Заграничные-с. - Прошу не напирать! - Ремней в данный момент не имеется, могу предложить взамен патентованные брюкодержатели "Дуплекс" - лондонские с автоматическими пуговицами "Пли". 7 руб. 25 коп. Купившим сразу дюжину дополнительная скидка - 15%. Виноват, гражданин. Он на талию надевается. - Батюшки, лопнул!! - Уплатите в кассу 7р. 25 к. - Ситцу нет, мадемуазель. Есть портьерная ткань лионская, крупными букетами. Незаменима для обивки мебели. - Хи-хи. У нас и небели-то нету. - Жаль-с. Могу предложить стулья "комфорт" складные для пикников... - А вам что, мадам? - Я не мадам, - ошеломленно ответил Гусев, поглаживая бороду. - Пардон, чем могу? - Мне бы ситцу бабе в подарок. - Миль пардон, ситец вышел. Для подарка вашей почтенной супруге могу предложить парижский корсет на шелку с китовым усом. - А где ж у него рукава? - Извиняюсь, рукава не полагаются. Ежели с рукавами, возьмите пижаму. Незаменимая вещь в морских путешествиях. - Нам по морям не путешествовать. Нет уж, позвольте корсетик. Вешица прочная. - Будьте покойны, пулей не прострелишь. Номер размера вашей супруги? - У нас по простоте, не нумерованная, - ответил стыдливо Гусев, - известно, серость... - Пардон, тогда мы на глаз. Рукой обхватить можно? Гусев подумал: - Никак нет. Двумя, ежели у кого руки длинные... - Гм. Это порядочный размер. Супруге вашей диета необходима. Так мы предложим вам э 130, для тучных специально. - Хорошо, - согласился покладистый Гусев. - 11 р. 27 коп... Что кроме? Кроме Гусев купил бритвенное зеркало "жокей-клуб", показывающее с одной стороны человека увеличенным, а с другой стороны уменьшенным. Просил мыла, а предложили русско-швейцарский сыр. Гусев отказался за неимением средств и, подкрепившись у Митрофан Ивановича самогоном, явился к супруге. - Показывай, что купил, пьяница? - спросила Гусева супруга. - Вишь, Маша, выбор в лавке у них заграничный, ни черта нету, - пояснил Гусев, вскрывая сверток, - говорят, тучная ты э 130... - Ах они, охальники! (Супруга всплеснула руками.) Что они, мерили меня, что ли? И ты хорош: про жену такие слова! Она глянула в зеркало и ахнула. Из круглого стекла выглянула великанская физия с обвисшими щеками и волосами толстыми, как нитки. Супруга повернула зеркало другой стороной и увидала самое себя с головой маленькой, как чернильница. - Это я такая? э 130?! - спросила супруга, багровея. - Тучная ты, Ma... - пискнул Гусев, присел, но не успел закрыться. Супруга махнула корсетом и съездила его по уху так, что шелк лопнул и китовый ус вонзился ему в глаз. Через две минуты Гусев, растопырив ноги, сидел у входа в свое жилище и глядел заплывшим глазом в хвост поезду, увозившему кооперативную лавку. Гусев погрозил ей кулаком. Встал и направился к Митрофан Ивановичу.  * Михаил Булгаков. Лестница в рай (С натуры) ---------------------------------------------------------------------------- Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992. OCR Гуцев В.Н. ---------------------------------------------------------------------------- Лестница, ведущая в библиотеку ст. Москва-Белорусская (1-я Мещанская улица), совершенно обледенела. Тьма полная, рабочие падают и убиваются. Рабкор Рабочий Косин упал удачно. С громом приехал со второго этажа в первый, там повернулся на площадке головой вниз и выехал на улицу. Следом за ним приехала шапка, за шапкой - книжка "Война и мир", сочинение Л. Толстого. Книжка выехала горбом, переплет дыбом, и остановилась рядом с Косиным. - Ну как? - спросили ожидавшие внизу своей очереди. - Штаны порвал, - ответил глухо Косин, - хорошие штаны, жена набрала на Сухаревке, - и ощупал великолепный звездный разрыв на бедре. Затем он поднял произведение Толстого, накрылся шапкой и, прихрамывая, ушел домой. Вторым рискнул Балчугов. - Я тебя осилю, я тебя одолею, - бормотал он, прижимая к груди собрание сочинений Гоголя в одном томе, - я, может, на Карпаты в 15-м году лазил, и то ни слова не сказал. Ранен два раза... За спиной мешок, в руках винтовка, на ногах сапоги, а тут с Гоголем, - с Гоголем да не осилить... Я "Азбуку коммунизма" желаю взять, я... чтоб тебя разорвало!.. я (он терялся в кромешной тьме)... чтоб вам с вашей библиотекой ни дна ни покрышки!.. Он сделал попытку ухватиться за невидимые перила, но те мгновенно ускользнули из рук. Затем ускользнул Гоголь и через мгновение был на улице. - Ох! - пискнул Балчугов, чувствуя, что нечистая сила отрывает его от обледеневших ступенек и тащит куда-то в бездну. - Спа... - начал он и не кончил. Ледяной горб под ногами коварно спихнул Балчугова куда-то, где его встретил железный болт. Балчугов был неудачник, и болт пришелся ему прямо в зубы. - ...Сп... - ахнул Балчугов, падая головой вниз. - ...те!!. - кончил он, уже сидя на снегу. - Ты снегом... - посоветовали ожидающие, глядя, как Балчугов плюет красивой красной кровью. - Не шнегом, - ответил Балчугов шепеляво (щеку его раздувало на глазах), - а колом по голове этого шамого библиотекаря и правление клуба тоже... мордой бы... по этой лешниче... Он пошарил руками по снегу и собрал разлетевшиеся листки "Тараса Бульбы". Затем поднялся, наплевал на снегу красным и ушел домой. - Обменял книжку, - бубнил он, держась за щеку, - вот так обменял, шатается... Тьма поглотила его. - Полезем, что ль, Митя? - робко спросил ожидающий. - Газетку охота почитать. - Ну их к свиньям собачьим, - ответил Митя, - живота решишься, а я женился недавно. У меня жена. Вдова останется. Идем домой! Тьма съела и их.  * Михаил Булгаков. Игра природы ---------------------------------------------------------------------------- Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992. OCR Гуцев В.Н. ---------------------------------------------------------------------------- А у нас есть железнодорожник с фамилией Врангель. Из письма рабкора Дверь, ведущую в местком станции М., отворил рослый человек с усами, завинченными в штопор. Военная выправка выпирала из человека. Предместком, сидящий за столом, окинул вошедшего взором и подумал: "Экий бравый..." - А вам чего, товарищ? - спросил он. - В союз желаю записаться, - ответил визитер. - Тэк-с... А вы где же работаете? - Да я только что приехал, - пояснил гость, - весовщиком сюды назначили... - Тэк-с. Ваша как фамилия, товарищ? Лицо гостя немного потемнело. - Да, фамилия, конечно... - заговорил он, - фамилия у меня... Врангель. Наступило молчание. Предместком уставился на посетителя, о чем-то подумал и вдруг машинально ощупал документы в левом кармане пиджака. - А имя и, извините, отчество? - спросил он странным голосом. Вошедший горько и глубоко вздохнул и вымолвил: - Да, имя... ну, что имя, ну, Петр Николаевич. Предместком привстал с кресла, потом сел, потом опять привстал, глянул в окно, с окна на портрет Троцкого, с Троцкого на Врангеля, с Врангеля на дверной ключ, с ключа косо на телефон. Потом вытер пот и спросил сипло: - А скудова же вы приехали? Пришелец вздохнул так густо, что у предместкома шевельнулись волосы, и молвил: - Да вы не думайте... Ну, из Крыма... Словно пружина развернулась в предместкома. Он вскочил из-за стола и мгновенно исчез. - Так я и знал! - кисло сказал гость и тяжко сел на стул. Со звоном хлопнул ключ в дверях. Предместком, с глазами, сияющими как звезды, летел через зал III класса, потом через I класс и прямо к заветной двери. На лице у предместкома играли краски. По дороге он вертел руками и глазами, наткнулся на кого-то в форменной куртке и ему взвыл шепотом: - Беги, беги в месткоме дверь покарауль! Чтоб не убег!.. - Кто?! - Врангель! - Сдурел!! Предместком ухватил носильщика за фартук и прошипел: - Беги скорей дверь покарауль!.. - Которую?! - Дурында... Награду получишь!.. Носильщик выпучил глаза и стрельнул куда-то вбок... За ним - второй. Через три минуты у двери месткома бушевала густая толпа. В толпу клином врезался предместкома, потный и бледный, а за ним двое в фуражках с красным верхом и синеватыми околышами. Они бодро пробирались в толпе, и первый звонко покрикивал: - Ничего интересного, граждане! Прошу вас очистить помещение!.. Вам куда? В Киев? Второй звонок был. Попрошу очистить! - Кого поймали, родные? - Кого надо, того и поймали, попрошу пропустить... - Деникина словил месткомщик!.. - Дурында, это Савинков убег... А его залопали у нас! - Я обнаружил по усам, - бормотал Предместком человеку в фуражке, - глянул... Думаю, батюшки, - он! Двери открылись, толпа полезла друг на друга, и в щели мелькнул пришелец... Глянув на входящих, он горько вздохнул, кисло ухмыльнулся и уронил шапку. - Двери закрыть!.. Ваша фамилия? - Да Врангель же... да я ж говорю... - Ага! Форменные фуражки мгновенно овладели телефоном. Через пять минут перед дверьми было чисто от публики, и по очистившемуся пространству проследовал кортеж из семи фуражек. В середине шел, возведя глаза к небу, пришелец и бормотал: - Вот, твоя воля... замучился... В Херсоне водили... В Киеве водили... Вот горе-то... В Совнарком подам, пусть хоть какое хочут название дадут... - Я обнаружил, - бормотал предместком в хвосте, - батюшки, думаю, усы! Ну, у нас это, разумеется, быстро, по-военному: р-раз - на ключ. Усы - самое главное... x x x Ровно через три дня дверь в тот же местком открылась, и вошел тот же бравый. Физиономия у него была мрачная. Предместком встал и вытаращил глаза. - Э... Вы? - Я, - мрачно ответил вошедший и затем молча ткнул бумагу. Предместком прочитал ее, покраснел и заявил. - Кто ж его знал... - забормотал он... - Гм... да, игра природы... Главное, усы у вас, и Петр Николаевич... Вошедший мрачно молчал... - Ну что ж... Стало быть, препятствий не встречается... Да.... Зачислим... Да вот усы сбили меня... Вошедший злобно молчал. x x x Еще через неделю подвыпивший весовщик Карасев подошел к мрачному Врангелю с целью пошутить. - Здравия желаю, ваше превосходительство, - заговорил он, взяв под козырек и подмигнув окружающим. - Ну как изволите поживать? Каково показалось вам при власти Советов и вообще у нас в Ре-Се-Фе-Се-Ре? - Отойди от меня, - мрачно сказал Врангель. - Сердитый вы, господин генерал, - продолжал Карасев, - у-у, сердитый! Боюсь, как бы ты меня не расстрелял. У него это просто, взял пролетария... Врангель размахнулся и ударил Карасева в зубы так, что с того соскочила фуражка. Кругом засмеялись, - Что ж ты бьешься, гадюка перекопская? - сказал дрожащим голосом Карасев. - Я шутю, а ты... Врангель вытащил из кармана бумагу и ткнул ее в нос Карасеву. Бумагу облепили и начали читать: "...Ввиду того, что никакого мне проходу нету в жизни, просю мою роковую фамилию сменить на многоуважаемую фамилию по матери - Иванов..." Сбоку было написано химическим карандашом: "Удовлетворить". - Свинья ты... - заныл Карасев. - Что ж ты мне ударил? - А ты не дражни, - неожиданно сказали в толпе. - Иванов, с тебя магарыч.  * Михаил Булгаков. Горемыка Всеволод История одного безобразия ---------------------------------------------------------------------------- Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992. OCR Гуцев В.Н. ---------------------------------------------------------------------------- I БИОГРАФИЯ ВСЕВОЛОДА Отчим Всеволода - красноармеец командного состава. Поэтому ездил пять с половиной лет Всеволод из одного города Союза в другой вслед за отчимом, в зависимости от того, куда отчима посылали. Однако Всеволод был хитрый, как муха, и во время путешествий цеплялся то за одно, то за другое учебное заведение. Таким образом, сумел Всеволод выучиться в одесской школе судовых машинистов, затем в школе морского транспорта в г. Баку и даже в образцовой профтехнической школе в г. Киеве. Помимо этого, не последний человек был Всеволод и в слесарно-механическом ремесле (вследствие трехлетнего стажа в школьных мастерских). Всеволод был любознателен, как Ломоносов, и смел, как Колумб. Поэтому Всеволод явился к отчиму и заявил: - Дорогой отчим командного состава, я поступаю в политехникум путей сообщения в городе Ростове-на-Дону. - Шпарь! - ответил отчим. II ЧТО ПРОИЗОШЛО Местком отчима написал учку про Всеволода: "Так и так. Всеволод учиться желает". Учк написал дорпрофсожу "Желаем, чтобы Всеволод учился". Дорпрофсож написал политехникуму: "Будьте любезны Всеволода принять". Политехникум принял документы Всеволода и все их потерял. Всеволод в этот год в политехникум не попал. III НА СЛЕДУЮЩИЙ ГОД Умудренный опытом, Всеволод заранее послал все документы в копиях в учк. В этих копиях между прочим находилась рекомендация Всеволода. "Всеволод хороший парень, а отчим его ведет полезную работу". Все это под расписку было сдано ответственному работнику учка. И ответственный работник учка все документы Всеволода потерял. IV ВСЕВОЛОД УПОРСТВУЕТ Всеволод стал избегать ответственных работников учков и прятался от них в подворотни. Ответственный поехал в отпуск, и Всеволод нырнул к его заместителю, но и заместитель уехал в отпуск, а у заместителя был помощник, коему Всеволод вновь вручил свои документы. Помощник рассмотрел документы Всеволода и по неизвестной причине вернул их через местком Всеволоду. Так что кандидатура Всеволода рухнула. V ШИШ Всеволод получил из учка обратно документы, а вместе с ними шиш с маслом. VI УЧК СОЧУВСТВУЕТ Всеволод кинулся в учк с воем. - Бедный Всеволод, - говорили учкисты, рыдая Всеволоду в жилет, - мы тебя понимаем и тебе сочувствуем, юный красавец. И в знак сочувствия написали Всеволоду записку в политехникум: "Так и так, примите Всеволода". VII АРИФМЕТИЧЕСКАЯ ЗАДАЧКА Всеволод бросился в политехникум с запиской. - Арифметику проходили, молодой человек? - спросили Всеволода в политехникуме. - Проходил, - ответил почтительно Всеволод. - Так вот, решите задачку: в политехникуме свободных мест N А записок на эти свободные места написано Nx3 плюс еще одна записка, ваша. Спрашивается, попадете ли вы в политехникум? - Нет, не попаду, - сказал Всеволод, который был очень способен в математике. - Удалитесь, молодой человек, - сказали ему в политехникуме. И Всеволод удалился. VIII ВЫВОД Безобразия творятся у нас на белом свете.  * Михаил Булгаков. Они хочуть свою образованность показать... ---------------------------------------------------------------------------- Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992. OCR Гуцев В.Н. ---------------------------------------------------------------------------- ...и всегда говорят о непонятном! А. П. Чехов Какие-то чудаки наши докладчики! Выражается во время речи иностранными словами, а когда рабочие попросили объяснить - он, оказывается, сам не понимает!! Рабкор Н. Чуфыркин В зале над тысячью человек на три сажени стоял пар. И пар поднимался от докладчика. Он подъезжал на курьерских к концу международного положения. - Итак, дорогие товарищи, я резюмирую! Интернациональный капитализм в конце концов и в общем и целом довел свои страны до полной прострации. У акул мирового капитализма одно соображение, как бы изолировать Советскую страну и обрушиться на нее с интервенцией! Они использовывают все возможности, вплоть до того, что прибегают к диффамации, то есть сочиняют письма, якобы написанные тов. Зиновьевым! Это, товарищи, с точки зрения пролетариата, - моральное разложение буржуазии и ее паразитов и камер-лакеев из Второго Интернационала! Оратор выпил полстакана воды и загремел, как труба: - Удастся ли это им, товарищи? Совершенно наоборот! Это им не удастся! Капиталистическая вандея, окруженная со всех сторон волнами пока еще аморфного пролетариата, задыхается в собственном соку, и перед капиталистами нет другого исхода, как признать Советский Союз, аккредитовав при кем своих полномочных послов!! И моментально оратор нырнул вниз, словно провалился. Затем выскочила из кресла его голова и предложила: - Если кто имеет вопросы, прошу задавать. В зале наступила тишина. Затем в отдалении зашевелилась в самой гуще и вышла голова Чуфыркина. - Вы имеете, товарищ? - ласково обратился к нему с эстрады совершенно осипший оратор. - Имею, - ответил Чуфыркин и облокотился на спинку переднего стула. Вид у Чуфыркина был отчаянный. - Ты из меня всю кровь выпил! Зал охнул, и все головы устремились на смельчака Чуфыркина. - Сижу - и не понимаю, жив я или уже помер, - объяснил Чуфыркин. В зале настала могильная тишина. - Виноват. Я вас не понимаю, товарищ? - оратор обидчиво скривил рот и побледнел. - В голове пузыри буль-буль, как под водой сидишь, - обьяснил Чуфыркин. - Я не понимаю, - заволновался оратор. Председатель стал подниматься с кресла. - Вы, товарищ, вопрос имеете? Ну? - Имею, - подтвердил Чуфыркин, - объясни - "резюмирую". - То есть как это, товарищ? Я не понимаю, что объяснить?.. - Что означает, объясни! - Виноват, ах, да .. Вам не совсем понятно, что значит "резюмирую"? - Совершенно непонятно, - вдруг крикнул чей-то измученный голос из задних рядов. - Вандея какая-то. Кто она такая? Оратор стал покрываться клюквенной краской. - Сию минуту. М-м-м... Так вы про "резюмирую". Это, видите ли, товарищ, слово иностранное... - Оно и видно, - ответил чей-то женский голос сбоку. - Что обозначает? - повторил Чуфыркин. - Видите ли, резю-зю-ми-ми... - забормотал оратор. - Понимаете ли, ну вот, например, я, скажем, излагаю речь. И вот выводы, так сказать. Одним словом, понимаете?.. - Черти серые, - сказал Чуфыркин злобно. Зал опять стих. - Кто серые? - растерянно спросил оратор. - Мы, - ответил Чуфыркин, - не понимаем, что вы говорите. - У него образование высшее, он высшую начальную школу кончил, - сказал чей-то ядовитый голос, и председатель позвонил. Где-то засмеялись. - "Интервенцию" объясните, - продолжал Чуфыркин настойчиво. - И "диффамацию", - добавил чей-то острый пронзительный голос сверху и сбоку. - И кто такой камер-лакей? В какой камере?! - Про Вандею расскажите!! Председатель взвился, начал звонить. - Не сразу, товарищи, прошу по очереди! - "Аккредитовать" не понимаю?! - Ну, что значит аккредитовать? - растерялся оратор. - Ну, значит, послать к нам послов... - Так и говори!! - раздраженно забасил кто-то на галерее. - "Интервенцию даешь!! - отозвались задние ряды. Какая-то лохматая учительская голова поднялась и, покрывая нарастающий гул, заявила: - И, кроме того, имейте в виду, товарищ оратор, что такого слова - "использовывать" - в русском языке нет! Можно сказать - использовать! - Здорово! - отозвался зал. - Вот так припаял! Шкраб, он умеет! В зале начался бунт. - Говори, говори! Пока у меня мозги винтом не завинтило! - страдальчески кричал Чуфыркин. - Ведь это же немыслимое дело!! Оратор, как затравленный волк, озираясь на председателя, вдруг куда-то провалился. Багровый председатель оглушительно позвонил и выкрикнул: - Тише! Предлагается перерыв на десять минут. Кто за? Зал ответил бурным хохотом, и целый лес рук поднялся кверху.  * Михаил Булгаков. Мертвые ходят ---------------------------------------------------------------------------- Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992. OCR Гуцев В.Н. ---------------------------------------------------------------------------- У котельщика 2 уч. сл. тяги Северных умер младенец. Фельдшер потребовал принести ребенка к себе, чтобы констатировать смерть. Рабкор э 2121 I Приемный покой. Клиентов принимает фельдшер. Входит котельщик 2-го участка службы тяги. Печален. - Драсьте, Федор Наумыч, - говорит котельщик траурным голосом. - А. Драссьте. Скидайте тужурку. - Слушаю, - отвечает котельщик изумленно и начинает расстегивать пуговицы, - у меня, видите ли... - После поговорите. Рубашку скидайте. - Брюки снимать, Федор Наумыч? - Брюки не надо. На что жалуетесь? - Дочка у меня померла. - Гм. Надевайте тужурку. Чем же я могу быть полезен? Царство ей небесное. Воскресить я ее не в состоянии. Медицина еще не дошла. - Удостоверение требуется. Хоронить надо. - А... констатировать, стало быть. Что ж, давай ее сюда. - Помилуйте, Федор Наумыч. Мертвенькая. Лежит. А вы живой. - Я живой, да один. А вас, мертвых, - бугры. Ежели я за каждым буду бегать, сам ноги протяну. А у меня дело - видишь, порошки кручу. Адье. - Слушаюсь. II Котельщик нес гробик с девочкой. За котельщиком шли две голосящие бабы. - К попу, милые, несете? - К фельдшеру, товарищи. Пропустите! III У ворот приемного покоя стоял катафалк с гробом. Возле него личность в белом цилиндре и с сизым носом и с фонарем в руках. - Чтой-то, товарищи? Аль фельдшер помер? - Зачем фельдшер? Весовщикова мамаша богу душу отдала. - Так чего ж ее сюда привезли? - Констатировать будет. - А-а... Ишь ты. IV - Тебе что? - Я, изволите ли видеть, Федор Наумыч, помер. - Когда? - Завтра к обеду. - Чудак! Чего ж ты заранее притащился? Завтра б после обеда и привезли тебя. - Я, видите ли, Федор Наумыч, одинокий. Привозить-то меня некому. Соседи говорят, сходи, говорят, заранее, Пафнутьич, к Федору Наумычу, запишись, а то завтра возиться с тобой некогда. А больше дня ты все равно не протянешь. - Гм. Ну, ладно. Я тебя завтрашним числом запишу. - Каким хотите, вам виднее. Лишь бы в страхкассе выдали. Делов-то еще много. К попу надо завернуть, брюки опять же я хочу себе купить, а то в этих брюках помирать неприлично. - Ну, дуй, дуй! Расторопный ты, старичок. - Холостой я, главная причина. Обдумать-то меня некому. - Ну, валяй, валяй. Кланяйся, там, на том свете. - Передам-с.  * Михаил Булгаков. Стенка на стенку ---------------------------------------------------------------------------- Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992. OCR Гуцев В.Н. ---------------------------------------------------------------------------- В день престольного праздника в селе Поплевине, в районе станции Ряжск, происходил традиционный кулачный бой крестьян. В этом бою принял участие фельдшер ряжского приемного покоя, подавший заявление о вступлении в партию. Рабкор  * ЧАСТЬ I. НА ВЫГОНЕ *  В день престольного праздника преподобного Сергия в некоем селе загремел боевой клич. - Братцы! Собирайся! Братцы, не выдавай! Известный всему населению дядя по прозванию Козий Зоб, инициатор и болван, вскричал командным голосом: - Стой, братцы! Не все собрамши. Некоторые у обедни. - Правильно! - согласилось боевое население. В церкви торопливо звякали колокола, и отец настоятель на скорую руку бормотал слова отпуска. Засим как вздох донесся заключительный аккорд хора, и мужское население хлынуло на выгон. - Ура, ура!.. Голова дяди Зоба мелькала в каше, и донеслись его слова: - Стой! Отставить... Стихло. И Зоб произнес вступительное слово: - Медных пятаков чеканки 1924 года в кулаки не зажимать. Под вздох не бить дорогих противников, чтобы не уничтожить население. Лежачего ногами не топтать: он не просо! С богом! - Урра! - разнесся богатырский клич. И тотчас мужское население разломилось на две шеренги. Они разошлись в разные стороны и с криком "ура" двинулись друг на друга. - Не выдавай, Прокудин! - выла левая шеренга. - Бей их, сукиных сынов, в нашу голову!!! - Бей! Эй, эй! - разнесли перелески. Шеренги сошлись, и первой жертвой силача Прокудина стал тот же бедный Зоб. Как ни били со всех сторон Прокудина, он дорвался до Зобовой скулы и так тяжко съездил его, поддав еще в то место, на котором Козий Зоб заседал обыкновенно на общих собраниях сельсовета, что Зоб моментально вылетел из строя. Его бросило головой вперед, а ногами по воздуху, причем из кармана Зоба выскочило шесть двугривенных, изо рта два коренных зуба, из глаз искры, а из носа - темная кровь. - Братья! - завыла первая шеренга. - Неужто поддадимся? Кровь Зоба возопияла к небу, и тотчас получилось возмездие. Стены сошлись вплотную, и кулаки забарабанили, как цепы на гумне. Вторым высадило из строя Васю Клюкина, и Вася физиономией проехался по земле, ободрав как первую, так и вторую. Он лег рядом с Зобом и сказал только два слова: - Сапоги вдове... Без рукавов и с рваным в клочья задом вылетел Птахин, повернулся по оси, ударил кого-то по затылку, но мгновенно его самого залепило плюхою в два аршина, после чего он рявкнул: - Сдаюсь! Света божьего не вижу... И перешел в лежачее положение. За околицей тревожно взвыли собаки, легонько начали повизгивать бабы-зрительницы. И вот, в манишке, при галстуке и калошах, показался, сияя празднично, местный фельдшер Василий Иваныч Талалыкин. Он приблизился к кипящему бою, и глазки его сузились. Он потоптался на месте, потом нерешительной рукою дернул себя за галстук, затем более решительно прошелся по пуговицам пиджака, разом скинул его и, издав победоносный клич, врезался в битву. Правая шеренга получила подкрепление, и как орел бросился служитель медицины увечить своих пациентов. Но те не остались в долгу. Что-то крякнуло, и выкатился вон, как пустая банка из-под цинковой мази, универсальный врач, усеивая пятнами крови зеленую траву.  * ЧАСТЬ II. ВЫГНАЛИ *  Через два дня в укоме города Р. появился фельдшер Василий Иваныч Талалыкин. Он был в кожаной куртке, при портрете вождя, и сознательности до того много было на его лице, что становилось даже немножко тошно. Поверх сознательности помещался разноцветный фонарь под правым оком фельдшера, а левая скула была несколько толще правой. Сияя глазами, ясно говорящими, что фельдшер постиг до дна всю политграмоту, он приветствовал всех словами, полными достоинства: - Здравствуйте, товарищи. На что ему ответили гробовым молчанием. А секретарь укома, помолчав, сказал фельдшеру такие слова: - Пройдемте, гражданин, на минутку ко мне. При слове "гражданин" Талалыкина несколько передернуло. Дверь прикрыли, и секретарь, заложив руки в карманы штанов, молвил такое: - Тут ваше заявление есть о вступлении в партию. - Как же, как же, - ответил Талалыкин, предчувствуя недоброе и прикрывая ладошкою фонарь. - Вы ушиблись? - подозрительно ласково спросил секретарь. - М... м... ушибси, - ответил Талалыкин, - Как же... на притолоку налетел. М-да... заявленьице. Вот уже год стучусь в двери нашей дорогой партии, под знамена которой, - запел вдруг Талалыкин тонким голосом, - я рвусь всеми фибрами моей души. Вспоминая великие заветы наших вож... - Довольно, - неприятным голосом прервал секретарь, - достаточно. Вы не попадаете под знамена! - Но почему же? - мертвея, спросил Талалыкин. Вместо ответа секретарь указал пальцем на цветной фонарь. Талалыкин ничего не сказал. Он повесил голову и удалился из укома. Раз и навсегда.  * Михаил Булгаков. Война воды с железом ---------------------------------------------------------------------------- Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992. OCR Гуцев В.Н. ---------------------------------------------------------------------------- Часть 1-я КАК ЭТО НАЧАЛОСЬ? Это не водники, а грехо-водники! Честное слово. Замечена была такая история: как только нужно ехать нашему железнодорожнику куда-нибудь по воде, дают ему место или на корме, или в люке, или в трюме, и едет транспортник как поросенок. Долго наше начальство терпело надругательства над личностями железнодорожного транспорта, но наконец его терпение лопнуло. Один начальник вызвал к себе другого начальника рангом поменьше и сказал ему такое: - Что ж они, издеваются, что ли? - Так точно. - Они думают, вероятно, что транспортники какие-нибудь ослы, которые в трюмах будут ездить? - Надо полагать-с. - А вот я им по-по-полагаю! Они у меня поездиют... Напишите-ка, Алексей Алексеевич, бумажку. - Слушаю. И получена была такая бумажка: "Из Саратова. Всем ДС, ДН, ДЧ, СЧ, СМ, КР, С, К, Д. Ввиду того, что управление госпароходством предоставляет проезд железнодорожникам в вышеупомянутых местах, с получением сего предлагается работникам водного транспорта, едущим по разовым билетам, предоставлять место только в поездах с теплушками, отнюдь не допуская их в вагоны 3-го класса". Следуют подписи. Часть 2-я БРАТСКИЙ ПРИЕМ Водник явился в соответствующее железнодорожное место получать билет. - Вам что? - спросило его железнодорожное лицо и хмуро глянуло на якоря на пуговицах. - Мне бы билетик до Тамбова, - ответил мореплаватель. Железнодорожное лицо хищно обрадовалось. - Ах, вам билетик? Очень приятно! Присаживайтесь. Родственников желаете, наверно, навестить? Соскучились... Хе-хе. Кульер, стакан чаю гражданину воднику. Ну, как у вас в Тихих океанах, все ли благополучно? - Покорнейше благодарим, - ответил потомок Христофора Колумба, - мы больше в Самару плаваем. Мне бы в скором поезде, если можно... - Как же, как же, обязательно! У меня, правда, циркулярик есть, чтобы вам, морским волкам, только в теплушках места давать, но для такого симпатичного представителя стихии, как вы, можно сделать исключение. Вы ведь привыкли там, на ваших броненосцах, в кают-компаниях всяких, хи-хи. Кстати, моя теща на днях в Самару ездила, так ее, божью старушку, в трюм засадили на мешки. Так и гнила дама до самой Самары. - Мы этому не причинны. - Ну конечно, конечно. Так вот получите, пожалуйста. Замечательное местечко. Сидеть можете, курящее, просторно и отдельно. Кульер, проводи господина адмирала! Водник прочитал резолюцию, покачнулся, глаза вытаращил и сказал: - Большое мирси! Было написано: "Выдать ему одно место в сартире второго класса до Тамбова". Часть 3-я ДРАМА В ВАГОНЕ В коридоре мягкого вагона скорого поезда стоял хвост с полотенцами и зубными щетками, взъерошенный и злобный. - Ничего не понимаю, - бормотал передовой гражданин, переминаясь с ноги на ногу. - С самого Саратова залез какой-то фрукт и не выходит! - Это наглость! - крикнула какая-то дама в хвосте, - я полчаса жду. - Мы, сударыня, три часа уже ждем, - отозвался печальный голос впереди, - и то молчок. А терпения нету... - Я думаю, что он самоубийством покончил, - встревожился чей-то голос. - Такие вещи бывают; двери надо ломать. - Кондуктор! Кондуктор! - Постойте-ка, постойте, тише... Хвост стих. И сквозь стук колес донеслось глухое пение. По морям, по морям Нынче здесь, завтра там - пел приятный глухой бас. Хвост взвыл сразу: - Это неслыханное нахальство! Он поет, оказывается! - Кондуктор!! Хвост разломился и поднял страшный грохот в лакированную дверь. Та распахнулась, и в накуренном узком пространстве предстал симпатичный человек с якорями и папиросой. - Вам чего? - спросил он сконфуженно. - Как "чего"? Как "чего"?! - Как это так "чего"?! - Вы долго собираетесь сидеть здесь? - ядовито спросил передовой, размахивая полотенцем. - До Тамбова, - смущенно ответил пассажир. - Это сумасшедший! - завизжали сзади женские голоса. - Выплевывайтесь вон!! Пассажир побагровел и растерянно забормотал: - Да нельзя мне выплюнуться, я бы и рад. Обштрахуют, у меня билет сюды. - Кондуктор, кондуктор, кондуктор... ЭПИЛОГ В Аткарске писали протокол, а рабкор "Гудка", иронически усмехаясь, за соседним столом писал корреспонденцию в "Гудок" и закончил ее словами: "Когда же кончится братоубийственная война воды с железом?"  * Михаил Булгаков. Сентиментальный водолей ---------------------------------------------------------------------------- Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992. OCR Гуцев В.Н. ---------------------------------------------------------------------------- В основе фельетона действительная бумага, сочиненная на ст. Воронеж Товарная Юго-Вост и сообщенная нам рабкором 1011. Иван Иваныч, Деес товарной станции, вошел в свой кабинет, аккуратно снял калошки, поставил в уголок и уселся за свой стол. Тут его глаз заметил на столе служебную бумагу. Деес развернул ее, прочитал и немедленно начал рыдать от радости. - Оценили Дееса... Вспомнили... - бормотал он. Он позвонил. - Позвать моего помощника. Сидор Сидорыча, - заявил он курьеру. - Идите, Сидор Сидорыч, к Ивану Иванычу, - сказал курьер помощнику. - А что? - спросил помощник. - Рыдают они, - пояснил курьер. - Какого лешего рыдает? - Не могу знать. - Вот, черт его возьми, - гудел помощник, направляясь в кабинет по коридору, - минутки покою с ним нету. То он смеется, то рыдает, то бумаги пишет. Замучил бумагами, окаянный. - Что прикажете, Иван Иваныч, - сладко спросил он, входя в кабинет. - Голубчик, - сквозь пелену дождя сказал Деес, - радость у меня нежданная, негаданная, - при этом вода из Дееса хлынула в три ручья, - получаю я назначение новое. Недаром, значит, послужил я социалистическому отечеству на пользу... Церкви и отечеству на утеше... Тьфу, что я говорю! Одним словом, назначают меня. Ухожу я от вас... "Слава тебе, господи, царица небесная, угодники святители, услышали вы молитвы мои, - думал помощник, - послал мне господь за мое долготерпение, кончилась каторга моя сибирская", - а вслух заметил: - Да что вы говорите. Ах, горе-то какое! Как же мы без вас-то будем? Ах, ах, ах, ах, ах, ах, аха, ах! - "Зарыдать надо, шут меня возьми, а я не умею. С четырнадцати лет не рыдал, ах, чтоб тебе". - Он вытащил платок, закрыл сухие глаза, и наконец ему удалось взрыдать несколько ненатуральным голосом, напоминающим волчий вой. - Кульеров зовите прощаться, - заметил совершенно промокший именинник. - Вот уходит от нас Иван Иваныч, - искусственно дрожащим голосом заявил помощник и, пырнув курьера пальцем в бок, добавил тихо: "Рыдай!" И курьер из вежливости зарыдал. Из той же вежливости через пять минут рыдала вся контора Дееса. Отрыдав сколько положено, она успокоилась и приступила к своим занятиям. Но дело этим не кончилось. - А знаете что, Сидор Сидорыч, - сказал несколько просохший Деес, - ведь я со всеми не могу попрощаться, ведь мне сегодня ехать надо. Как же я расстанусь с дорогими моими сослуживчиками: конторщичками, телеграфистиками, машинистиками, бухгалтерчиками. "Ой, опять взвоет, это же наказание", - подумал помощник. Но Деес не взвыл, а придумал великолепнейший план. - Я с ними в письменной форме попрощаюсь. Будут они помнить меня, дорогие мои товарищи по тяжкой нашей работе на устроение нашей дорогой республики... И тут он сел за стол и сочинил нижеследующее произведение искусства: "ТОВАРИЩИ! Получив назначение и не имея возможности лично распрощаться со всеми вами, прибегаю к письменному прощальному слову. Товарищи рабочие и служащие, проработав вместе с вами более года в непосредственной, низовой, практической, кропотливой, мелкой, но трудной станционной работе, должен отметить то, что отмечалось и до меня несколько раз в нашей советской печати, а именно: лишь только при совместной дружной работе с широкими рабочими массами каждый руководитель может улучшить свое хозяйство, это - в частности, а в общем рабочий класс обязан все советское хозяйство перестроить на новых, наших, пролетарских, началах, т.е. чем скорее восстановит он свое хозяйство, тем скорее улучшит свое личное благополучие и через посредство этого героического неослабного трудолюбия трудящихся..." и т. д. и т. д. Прошел час, а Деес все еще писал: "...Уезжая от вас (здесь бумага заляпана слезами), разрешите, товарищи, надеяться мне, что и в дальнейшем вы, рабочие и служащие, как один, будете всемерно поддерживать свой авторитет перед администрацией управления, и не только свой, но также администрации станции, через посредство честного отношения к своим порученным обязанностям, помня, что к отысканию единого правильного делового пути в работе станции с целью достижения еще большего улучшения в рабочем аппарате и удешевления себестоимости нашей добываемой продукции, т.е. перевозки пассажира-версты и пудо-грузо-версты, мы должны быть все вместе, как один, и тем самым добиться устранения препятствий в правильном обслуживании широких трудящихся масс, а в том числе, следовательно, и самих себя в отдельности, а также доказать свою незыблемую преданность интересам рабочего класса СССР"... Написав весь пудо-груз этой ерунды, Деес, чувствуя, что у него в голове у самого туман, добавил вслух: - Кажется, здорово завинчено. Что б такое еще им приписать, канальчикам, чтоб они меня помнили? Впрочем, и так хорошо будет. "Пожелаю вам, товарищи, всего хорошего. До свидания. С товарищеским приветом. Иван Иваныч", - приписал Деес, вместо печати накапал слезами и добавил вверху бумаги: "Прошу каждого из адресатов по своим конторам объявить сотрудникам". После этого он надел калоши, шапку, шарф, взял чемодан и уехал на новое место службы. А по всем конторам три дня после этого стоял вой и скрежет зубовный, но уже не поддельный, а настоящий. Начальники контор сгоняли сотрудников и читали им вслух сочинение Дееса. - Чтоб его разорвало, - говорили сотрудники неподдельными голосами, но шепотом. - Ни одного слова нельзя понять, и какого он черта это писал, никому не известно. Ну, слава тебе господи, что он уехал, авось не вернется.  * Михаил Булгаков. "Вода жизни" ---------------------------------------------------------------------------- Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992. OCR Гуцев В.Н. ---------------------------------------------------------------------------- Станция Сухая Канава дремала в сугробах. В депо вяло пересвистывались паровозы. В железнодорожном поселке тек мутный и спокойный зимний денек. Все, что здесь доступно оку (как говорится), Спит, покой ценя... В это-то время к железнодорожной лавке подполз, как тать, плюгавый воз, таинственно закутанный в брезент. На брезенте сидела личность в тулупе, и означенная личность, подъехав к лавке, загадочно подмигнула. Двух скучных людей, торчащих у дверей, вдруг ударило припадком. Первый нырнул в карман, и звон серебра огласил окрестности. Второй заплясал на месте и захрипел: - Ванька, не будь сволочью, дай рупь шестьдесят две!.. - Отпрыгни от меня моментально! - ответил Ванька, с треском отпер дверь лавки и пропал в ней. Личность, доставившая воз, сладострастно засмеялась и молвила: - Соскучились, ребятишки? Из лавки выскочил некий в грязном фартуке и завыл: - Что ты, черт тебя возьми, по главной улице приперся? Огородами не мог объехать? - Агародами... Там сугробы, - начала личность огрызаться и не кончила. Мимо нее проскочил гражданин без шапки и с пустыми бутылками в руке. С победоносным криком: "Номер первый - ура!!!!" - он влип в дверях во второго гражданина в фартуке, каковой гражданин ему отвесил: - Чтоб ты сдох! Ну куда тебя несет? Вторым номером встанешь! Успеешь! Фаддей - первый, он дежурил два дня. Номер третий летел в это время по дороге к лавке и, бухая кулаками во все окошки, кричал: - Братцы, очишшанное привезли!.. Калитки захлопали. Четвертый номер вынырнул из ворот и брызнул к лавке, на ходу застегивая подтяжки. Пятым номером вдавился в лавку мастер Лукьян, опередив на полкорпуса местного дьякона (шестой номер). Седьмым пришла в красивом финише жена Сидорова, восьмым - сам Сидоров, девятым - Пелагеин племянник, бросивший на пять саженей десятого - помощника начальника станции Колочука, показавшего 32 версты в час, одиннадцатым - неизвестный в старой красноармейской шапке, а двенадцатого личность в фартуке высадила за дверь, рявкнув: - Организуй на улице! x x x Поселок оказался и люден, и оживлен. Вокруг лавки было черным-черно. Растерянная старушонка с бутылкой из-под постного масла бросалась с фланга на организованную очередь повторными атаками. - Анафемы! Мне ваша водка не нужна, мяса к обеду дайте взять! - кричала она, как кавалерийская труба. - Какое тут мясо! - отвечала очередь. - Вон старушку с мясом! - Плюнь, Пахомовна, - говорил женский голос из оврага, - теперь ничего не сделаешь! Теперича, пока водку не разберут... - Глаз, глаз выдушите, куда ж ты прешь! - В очередь! - Выкиньте этого, в шапке, он сбоку залез! - Сам ты мерзавец! - Товарищи, будьте сознательны! - Ох, не хватит... - Попрошу не толкаться, я - начальник станции! - Насчет водки - я сам начальник! - Алкоголик ты, а не начальник! x x x Дверь ежесекундно открывалась, из нее выжимался некий с счастливым лицом и с двумя бутылками, а второго снаружи вжимало с бутылками пустыми. Трое в фартуках, вытирая пот, таскали из ящиков с гнездами бутылки с сургучными головками, принимали деньги. - Две бутылочки. - Три двадцать четыре! - вопил фартук, - что кроме? - Сельдей четыре штуки... - Сельдей нету! - Колбасы полтора фунта... - Вася, колбаса осталась? - Вышла! - Колбасы уже нет, вышла! - Так что ж есть? - Сыр русско-швейцарский, сыр голландский... - Давай русско-голландский, полфунта... - Тридцать две копейки! Три пятьдесят шесть! Сдачи сорок четыре копейки! Следующий! - Две бутылочки... - Какую закусочку? - Какую хочешь. Истомилась моя душенька... - Ничего, кроме зубного порошка, не имеется. - Давай зубного порошка две коробки! - Не желаю я вашего ситца! - Без закуски не выдаем. - Ты что ж, очумел, какая же ситец закуска? - Как желаете... - Чтоб ты на том свете ситцем закусывал! - Попрошу не ругаться! - Я не ругаюсь, я только к тому, что свиньи вы! Нельзя же, нельзя ж, в самом деле, народ ситцем кормить! - Товарищ, не задерживайте! Двести пятнадцатый номер получил две бутылки и фунт синьки, двести шестнадцатый - две бутылки и флакон одеколону, двести семнадцатый - две бутылки и пять фунтов черного хлеба, двести восемнадцатый - две бутылки и два куска туалетного мыла "Аромат девы", двести девятнадцатый - две и фунт стеариновых свечей, двести двадцатый - две и носки, да двести двадцать первый - получил шиш. Фартуки вдруг радостно охнули и закричали: - Вся! После этого на окне выскочила надпись "Очищенного вина нет", и толпа на улице ответила тихим стоном... x x x Вечером тихо лежали сугробы, а на станции мигал фонарь. Светились окна домишек, и шла по разъезженной улице какая-то фигура и тихо пела, покачиваясь: Все, что здесь доступно оку, Спи, покой ценя...  * Михаил Булгаков. Неделя просвещения ---------------------------------------------------------------------------- Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992. OCR Гуцев В.Н. ---------------------------------------------------------------------------- Заходит к нам в роту вечером наш военком и говорит мне: - Сидоров! А я ему: - Я! Посмотрел он на меня пронзительно и спрашивает: - Ты, - говорит, - что? - Я, - говорю, - ничего... - Ты, - говорит, - неграмотный? Я ему, конечно: - Так точно, товарищ военком, неграмотный. Тут он на меня посмотрел еще раз и говорит: - Ну, коли ты неграмотный, так я тебя сегодня вечером отправлю на "Травиату"! - Помилуйте, - говорю, - за что же? Что я неграмотный - так мы этому не причинны. Не учили нас при старом режиме... А он отвечает: - Дурак! Чего испугался? Это тебе не в наказание, а пользы. Там тебя просвещать будут, спектакль посмотришь, вот тебе и удовольствие. А мы как раз с Пантелеевым из нашей роты нацелились в этот вечер в цирк пойти. Я и говорю: - А нельзя ли мне, товарищ военком, в цирк увольниться вместо театра? А он прищурил глаз и спрашивает: - В цирк?.. Это зачем же такое? - Да, - говорю, - уж больно занятно... Ученого слона водить будут, и опять же рыжие, французская борьба. Помахал он пальцем. - Я тебе, - говорит, - покажу слона! Несознательный элемент! Рыжие... рыжие! Сам ты рыжая деревенщина! Слоны-то ученые, а вот вы, горе мое, неученые! Какая тебе польза от цирка? А? А в театре тебя просвещать будут... Мило, хорошо... Ну, одним словом, некогда мне с тобой долго разговаривать... Получай билет, и марш! Делать нечего - взял я билетик. Пантелеев, он тоже неграмотный, получил билет, и отправились мы. Купили три стакана семечек и приходим в "Первый советский театр". Видим, у загородки, где впускают народ, - столпотворение вавилонское. Валом лезут в театр. И среди наших неграмотных есть и грамотные, и все больше барышни. Одна было и сунулась к контролеру, показывает билет, а тот ее и спрашивает: - Позвольте, - говорит, - товарищ мадам, вы грамотная? А та сдуру обиделась: - Странный вопрос! Конечно, грамотная. Я в гимназии училась! - А, - говорит контролер, - в гимназии. Очень приятно. В таком случае позвольте вам пожелать до свидания! И забрал у нее билет. - На каком основании, - кричит барышня, - как же так? - А так, - говорит, - очень просто, потому пускаем только неграмотных. - Но я тоже хочу послушать оперу или концерт. - Ну, если вы, - говорит, - хотите, так пожалуйте в Кавсоюз. Туда всех ваших грамотных собрали - доктора там, фершала, профессора. Сидят и чай с патокою пьют, потому им сахару не дают, а товарищ Куликовский им романсы поет. Так и ушла барышня. Ну, а нас с Пантелеевым пропустили беспрепятственно и прямо провели в партер и посадили во второй ряд. Сидим. Представление еще не начиналось, и потому от скуки по стаканчику семечек сжевали. Посидели мы так часика полтора, наконец стемнело в театре. Смотрю, лезет на главное место огороженное какой-то. В шапочке котиковой и в пальто. Усы, бородка с проседью и из себя строгий такой. Влез, сел и первым делом на себя пенсне одел. Я и спрашиваю Пантелеева (он хоть и неграмотный, но все знает): - Это кто же такой будет? А он отвечает: - Это дери, - говорит, - жер. Он тут у них самый главный. Серьезный господин! - Что ж, - спрашиваю, - почему ж это его напоказ сажают за загородку? - А потому, - отвечает, - что он тут у них самый грамотный в опере. Вот его для примеру нам, значит, и выставляют. - Так почему ж его задом к нам посадили? - А, - говорит, - так ему удобнее оркестром хороводить!.. А дирижер этот самый развернул перед собой какую-то книгу, посмотрел в нее и махнул белым прутиком, и сейчас же под полом заиграли на скрипках. Жалобно, тоненько, ну прямо плакать хочется. Ну, а дирижер этот действительно в грамоте оказался не последний человек, потому два дела сразу делает - и книжку читает, и прутом размахивает. А оркестр нажаривает. Дальше - больше! За скрипками на дудках, а за дудками на барабане. Гром пошел по всему театру. А потом как рявкнет с правой стороны... Я глянул в оркестр и кричу: - Пантелеев, а ведь это, побей меня бог, Ломбард, который у нас на пайке в полку! А он тоже заглянул и говорит: - Он самый и есть! Окромя его, некому так здорово врезать на тромбоне! Ну, я обрадовался и кричу: - Браво, бис, Ломбард! Но только, откуда ни возьмись, милиционер, и сейчас ко мне: - Прошу вас, товарищ, тишины не нарушать! Ну, замолчали мы. А тем временем занавеска раздвинулась, и видим мы на сцене - дым коромыслом! Которые в пиджаках кавалеры, а которые дамы в платьях танцуют, поют. Ну, конечно, и выпивка тут же, и в девятку то же самое. Одним словом, старый режим! Ну, тут, значит, среди прочих Альфред. Тоже пьет, закусывает. И оказывается, братец ты мой, влюблен он в эту самую Травиату. Но только на словах этого не объясняет, а все пением, все пением. Ну, и она ему тоже в ответ. И выходит так, что не миновать ему жениться на ней, но только есть, оказывается, у этого самого Альфреда папаша, по фамилии Любченко. И вдруг, откуда ни возьмись, во втором действии он и шасть на сцену. Роста небольшого, но представительный такой, волосы седые, и голос крепкий, густой - беривтон. И сейчас же и запел Альфреду: - Ты что ж, такой-сякой, забыл край милый свой? Ну, пел, пел ему и расстроил всю эту Альфредову махинацию, к черту. Напился с горя Альфред пьяный в третьем действии, и устрой он, братцы вы мои, скандал здоровеннейший - этой Травиате своей. Обругал ее на чем свет стоит, при всех. Поет: - Ты, - говорит, - и такая и этакая, и вообще, - говорит, - не желаю больше с тобой дела иметь. Ну, та, конечно, в слезы, шум, скандал! И заболей она с горя в четвертом действии чахоткой. Послали, конечно, за доктором. Приходит доктор. Ну, вижу я, хоть он и в сюртуке, а по всем признакам наш брат - пролетарий. Волосы длинные, и голос здоровый, как из бочки. Подошел к Травиате и запел: - Будьте, - говорит, - покойны, болезнь ваша опасная, и непременно вы помрете! И даже рецепта никакого не прописал, а прямо попрощался и вышел. Ну, видит Травиата, делать нечего - надо помирать. Ну, тут пришли и Альфред и Любченко, просят ее не помирать. Любченко уж согласие свое на свадьбу дает. Но ничего не выходит! - Извините, - говорит Травиата, - не могу, должна помереть. И действительно, попели они еще втроем, и померла Травиата. А дирижер книгу закрыл, пенсне снял и ушел. И все разошлись. Только и всего. Ну, думаю, слава богу, просветились, и будет с нас! Скучная история! И говорю Пантелееву: - Ну, Пантелеев, айда завтра в цирк! Лег спать, и все мне снится, что Травиата поет и Ломбард на своем тромбоне крякает. Ну-с, прихожу я на другой день к военкому и говорю: - Позвольте мне, товарищ военком, сегодня вечером цирк увольниться... А он как рыкнет: - Все еще, - говорит, - у тебя слоны на уме! Никаких цирков! Нет, брат, пойдешь сегодня в Совпроф на Концерт. Там вам, - говорит, - товарищ Блох со своим оркестром Вторую рапсодию играть будет! Так я и сел, думаю: "Вот тебе и слоны!" - Это что ж, - спрашиваю, - опять Ломбард на тромбоне нажаривать будет? - Обязательно, - говорит. Оказия, прости господи, куда я, туда и он со своим тромбоном! Взглянул я и спрашиваю: - Ну, а завтра можно? - И завтра, - говорит, - нельзя. Завтра я вас всех в драму пошлю. - Ну, а послезавтра? - А послезавтра опять в оперу! И вообще, говорит, довольно вам по циркам шляться. Настала неделя просвещения. Осатанел я от его слов! Думаю: этак пропадешь совсем. И спрашиваю: - Это что ж, всю нашу роту гонять так будут? - Зачем, - говорит, - всех! Грамотных не будут. Грамотный и без Второй рапсодии хорош! Это только вас, чертей неграмотных. А грамотный пусть идет на все четыре стороны! Ушел я от него и задумался. Вижу, дело табак! Раз ты неграмотный, выходит, должен ты лишиться всякого удовольствия... Думал, думал и придумал. Пошел к военкому и говорю: - Позвольте заявить! - Заявляй! - Дозвольте мне, - говорю, - в школу грамоты. Улыбнулся тут военком и говорит: - Молодец! - и записал меня в школу. Ну, походил я в нее, и что вы думаете, выучили-таки! И теперь мне черт не брат, потому я грамотный!  * Михаил Булгаков. Колесо судьбы ---------------------------------------------------------------------------- Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992. OCR Гуцев В.Н. ---------------------------------------------------------------------------- Два друга жили на станции. И до того дружили, что вошли в пословицу. Про них говорили: - Посмотрите, как живут Мервухин с Птолемеевым! Прямо как Полкан с Барбосом. Слезы льются, когда глядишь на их мозолистые лица. Оба были помощниками начальника станции. И вот в один прекрасный день является Мервухин и объявляет Барбосу... то бишь Птолемееву, весть: - Дорогой друг, поздравь! Меня прикрепили! Когда друзья отрыдались, выяснились подробности Мервухина выбрали председателем месткома, а Птолемеева - секретарем. - Оценили Мервухина! - рыдал Мервухин счастливыми слезами. - И 12 целковых положили жалованья. - А мне? - спросил новоиспеченный секретарь Птолемеев, переставая рыдать. - А тебе, Жан, ничего, - пояснил предместкома, - па зэн копек [ни одной копейки (от фр. pas un kopek)], как говорят французы, тебе только почет. - Довольно странно, - отозвался новоиспеченный секретарь, и тень легла на его профсоюзное лицо. Друзья завертели месткомовскую машинку. И вот однажды секретарь заявил председателю: - Вот что, Ерофей. Ты, позволь тебе сказать по-дружески, ты хоть и предместкома, а свинья. - То есть? - Очень просто. Я ведь тоже работаю. - Ну и что? - А то, что ты должен уделить мне некоторую часть из 12 целковых. - Ты находишь? - суховато спросил Мервухин, предместкома. - Ну, ладно, я тебе буду давать 4 рубля или, еще лучше, 3. - А почему не пять? - Ну, ты спроси, почему не десять?! - Ну, черт с тобой, жада-помада. Согласен. Настал момент получения. Мервухин упрятал в бумажник 12 целковых и спросил Птолемеева: - Ты чего стоишь возле меня? - Три рубля, Ероша, хочу получить. - Какие три? Ах, да, да, да... Видишь ли, друг, я тебе их как-нибудь потом дам - 15 числа или же в пятницу.. А то, видишь ли, мне сейчас... самому нужно... - Вот как? - сказал, ошеломленно улыбаясь, Птолемеев. - Так-то вы держите ваше слово, сэр? - Я попрошу вас не учить меня. - Бога ты боишься? - Нет, не боюсь, его нету, - ответил Мервухин. - Ну, это свинство с твоей стороны! - Попрошу не оскорблять. - Я не оскорбляю, а просто говорю, что так поступают только сволочи. - Вот тебе святой крест, - сказал Мервухин, - я общему собранию пожалуюсь, что ты меня при исполнении служебных обязанностей... - Какие же это служебные обязанности! Зажал у товарища три целковых... - Попрошу оставить меня в покое, господин Птолемеев. - Господа все в Париже, господин Мервухин. - Ну и ты туда поезжай! - А ты знаешь куда поезжай?.. - Вот только скажи. Я на тебя протокол составлю, что ты в присутственном месте выражаешься... - Ну, ладно же! - сказал багровый Птолемеев. - Я тебе это попомню! - Попомни. x x x Был солнечный день, когда повернулось колесо судьбы. Вошел Птолемеев, и его фуражка горела, как пламя. - Здравствуйте, дорогой товарищ Мервухин, - сказал зловещим голосом Птолемеев. - Здравствуйте, - иронически сказал Мервухин. - Привстать нужно, гражданин Мервухин, при входе начальника, - сказал Птолемеев. - Хи-хи. Угорел! Какой ты мне начальник? - А вот какой: приказом от сего числа назначен временно исполняющим обязанности начальника станции. - Поздравляю... - растерянно сказал Мервухин и добавил: - да, кстати, Жанчик, я тебе три рубля хотел отдать, да вот забываю. - Нет, мерси, зачем вам беспокоиться, - отозвался Птоломеев. - Кстати, о трех рублях. Потрудитесь сдать ваше дежурство и очистить станцию от своего присутствия: я снимаю вас с должности. - Ты шутишь? - По инструкции шутить не полагается при исполнении служебных обязанностей. Плохо знаете службу, товарищ Мервухин. Попрошу вас встать! - Крест-то на тебе есть? - Нет. Я в Союзе безбожников, - ответил Птоломеев. - Ну, знаешь, видал я подлецов, но таких... - Это вы мне? - Тебе. - Начальнику станции? Го-го! Ты видишь, я в красной фуражке? - В данном случае ты - гнида в красной фуражке. - А если я вам за такие слова дам по морде? - Сдачи получите! - сказал хрипло Мервухин. - С какой дачи? - А вот с какой!.. И тут Мервухин, не выдержав наглого взора Птолемеева, ударил его станционным фонарем по затылку. Странным зрелищем любовались обитатели станции через две минуты. Прикрепленный председатель месткома сидел верхом на временно исполняющем должность начальника станции и клочья разорванной его красной фуражки засовывал ему в рот со словами: - Подавись тремя рублями. Гад! x x x - Помиримся, Жанчик, - сказал Мервухин на другой день, глядя заплывшим глазом, - вышибли меня из месткома. - Помиримся, Ерофей, - отозвался Птолемеев, - и меня выставили из начальников. И друзья обнялись. С тех пор на станции опять настали ясные времена.  * Михаил Булгаков. На каком основании десятник женился?! (Быт) ---------------------------------------------------------------------------- Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992. OCR Гуцев В.Н. ---------------------------------------------------------------------------- ...Вы спрашиваете, чего я тоскую? Как же мне не тосковать, гражданин милый, ежели я несправедливо обижен на служебной основе. Влюбился я, товарищ, и, влюбившись, сделал своему предмету предложение руки и сердца и получил согласие, отчего был на седьмом небе. Закупивши все, как полагается, для свадьбы, я ухитрился жениться на своем предмете, не потратив на свадьбу ни одной секунды служебного времени, и между двумя работами проскользнул прямо в медовый месяц, собираясь упиться чашей жизни. Но не тут-то было! Встречается мне заведующий разработкой ЮЗа Славутского участка гражданин Логинов (я десятником служу) и спрашивает в служебном тоне, побрякивая цепочкой от часов: - Как вы смели, уважаемый, жениться без моего ведома? У меня даже язык отнялся. Помилуйте, что я - крепостной? Какое ему дело! Главное, что если б я истратил на женитьбу свои служебные часы или, скажем, напился с товарищами, опозорив профессиональный наш союз. А то я тихо и мирно вступил в брак, как имеет право всякий индивидуум на земном шаре. И мучает раздумье: а если моей жене придет в голову наделить меня потомством в размере одного ребенка - к Логинову бежать? Разрешите..." А если октябрины? А если теща умрет? Имеет она право без Логинова? Нет, гражданин, затоскуешь с таким заведующим.  * Михаил Булгаков. По поводу битья жен ---------------------------------------------------------------------------- Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992. OCR Гуцев В.Н. ---------------------------------------------------------------------------- Лежит передо мною замечательное письмо. Вот выдержки из него: "Я - семьянин, а потому знаю, что большая часть семейных сцен разыгрывается на почве материальной необеспеченности. Жена пищит: "Вот-де, посмотри на таких-то знакомых, как они живут!"... Подобного рода аргументация доводит до белого каления. Беда, если глава семьи слаб на руку и заедет в затылок!.. Вот в этом случае, по моему мнению, до некоторой степени полезно обратиться в местком, но не с жалобой, а за советом, и не с тем, чтобы проучить драчуна, а с тем, чтобы устранить причину, вызывающую семейные ссоры... Местком - не судья, но, как союзный орган, на обязанности которого лежит, между прочим, забота о благосостоянии членов, может изыскать средства, помочь угнетаемой возбуждением, например, ходатайства о предоставлении угнетателю службы, более обеспечивающей его существование..." x x x Дорогой товарищ семьянин! Позвольте вам нарисовать картину в месткоме после проведения в жизнь вашего проекта. Является некий семьянин в местком. - Вам что? - Жену сегодня изувечил. - Тэк-с, чем же вы ее? - Тарелкой фабрики бывшего Попова. - Э, чудак! Кто ж тарелками дерется? Посуда денег стоит. Взяли бы кочергу. Ведь, чай, расхлопали тарелку? - Понятное дело. Голову тоже. - Ну, голова дело десятое. Голова и заживет, в крайнем случае. Ведь вы, надеюсь, не насмерть уходили вашу супругу? - Ништо ей! - Ну вот, а тарелочка не заживет. Бесхозяйственная вы личность. По какому же поводу у вас с супругой дискуссия вышла? На какую вы тему ее били? - Да... кха... Жалованье нам вчера выдавали. Ну, понятное дело, зашли мы с кумом... - В пивную? - Конечно. Ну, спросили парочку... Затем еще парочку... Потом еще парочку... - Вы дюжинками считайте, скорее будет. - М-да... выпили мы, стало быть... Пошли опять... - Домой? - То-то, что к Сидорову... Мадеру у него пили... - Тэк-с... Дальше... - Дальше я где-то был, только, хоть убейте, не помню - где. Утром сегодня являюсь, а эта змея пристает... - Виноват, это кто ж змея? - Жена моя, понятно. Где, говорит, жалованье, пьяница? Слово за слово... ну, не стерпел я... - Да... Что ж нам с вами делать? Вы по какому разряду? - По 9-му. - Ну, ладно, получайте 10-й! - Покорнейше благодарю!!. x x x Из десятого, после того как он своей змее руку сломал, - в 12-й. Тогда он ей ухо откусил - в 16-й. Тогда он ей глаза выбил сапогом - в 24-й разряд тарифной сетки. Но в сетке выше разряда нету. Спрашивается, ежели он ей кишки выпустит, куда ж его дальше? - Персональную ставку давать? Ну нет, это слишком жирно будет! x x x Был человек начальником станции, сломал три ребра жене, его сделали ревизором движения! Тогда он ее и вовсе насмерть ухлопал. Ан все высшие должности заняты. Спрашивается, как его наградить? Придется деньгами выдать! x x x Нет, семьянин! Ваш проект плохой. Бьют жен вовсе не от необеспеченности. Бьют от темноты, от дикости и от алкоголизма, и никакие разряды тут не помогут. Хоть начальником тяги сделай драчуна, все равно он будет работать кулаками. Иные средства нужны для лечения семейных неурядиц!  * Михаил Булгаков. Залог любви Роман ---------------------------------------------------------------------------- Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992. OCR Гуцев В.Н. ---------------------------------------------------------------------------- I ЛУННЫЕ ТЕНИ Угасли звуки на станции. Даже неугомонный маневровый паровоз перестал выть и заснул на пути. Луна, радостно улыбаясь, показалась над лесом и все залила волшебным зеленоватым светом. А тут еще запахли акации, ударили в голову, и засвистал безработный соловей... И тому подобное. Две тени жались в узорной тени кустов, и в лунном отблеске изредка светились проводницкие пуговицы. - Ведь врешь ты все, подлец, - шепнул женский голос, - поиграешь и бросишь. - Маруся, и тебе не совестно? - дрожа от обиды, шептал сиплый голос. - Я, по-твоему, способен на такую пакость? Да я скорей, Маня, пулю пущу себе в лоб, чем женщину обману! - Пустишь ты пулю, держи карман, - бормотал женский голос, волнуясь. - От тебя жди! Сорвешь цвет удовольствия, а потом сел в скорый поезд, только тебя и видели. Откатись ты лучше от меня! "Целуются, черти, - тоскливо думал холостой начальник станции, сидя на балконе, - луна, положим, такая, что с семафором поцелуешься". - Знаем, - шептала тень, отталкивая другую тень, - видали таких. Поешь, поешь, а потом я рыдать с дитем буду, кулаками ему слезы утирать. - Я тебя не допущу рыдать, Манюша. Сам ему, дитю, если таковое появится, кулаками слезы вытру. Он у нас и не пикнет. Дай в шейку поцелую. Четыре червонца буду младенцу выдавать или три. "Фу-ты, наваждение", - крякнул начальник станции и убрался с балкона. - Одним словом, уходи. - Дай-ка губки. - На... И откатывайся... Прилип, как демон. "Неподатливая баба, - думала тень, поблескивая пуговицами. - Ну, я тебя разгрызу! Ах ты, черт. Мысль у меня мелькнула... Эх, и золотая ж голова у меня..." - Знаешь, Маруся, что я тебе скажу. Уж если ты словам моим не веришь, так я тебе залог оставлю. - Уйди ты с залогом, не мучай! - Нет, Маруся, ты погоди. Ты знаешь, что я тебе оставлю, - тень зашептала, зашептала, стала расстегивать пуговицы. - Уж это такой залог... без этого, брат ты мой, я и существовать не могу. Все равно к тебе вернусь. - Покажи... Долго еще шептались тени, что-то прятали. Потом настала тишина. Луна вдруг выглянула из-за сосен и стыдливо завернулась в облака, как турчанка в чадру. И темно. II В СУНДУКЕ ЗАЛОГ Лил дождь. Маруся сидела у окошка и думала: "Куда ж он, подлец, запропастился? Ох, чуяло мое сердце. Ну, да ладно, попрыгаешь, попрыгаешь да приедешь. Далеко без залога не ускачешь. Мое счастье в сундуке заперто... Но все-таки интересно, где он находится, соблазнитель моей жизни?" III ЗЛОДЕЙСКИЙ ПЛАН Соблазнитель в это время находился в отделении милиции. - Вам что, гражданин? - спросило его милицейское начальство. Соблазнитель кашлянул и заговорил: - Гм... Так что произошло со мной несчастье. - Какое? - Неописуемая вещь. Трудкнижку посеял. - Вещь описуемая. Бывает с неаккуратными людьми. При каких обстоятельствах произошло? - Обстоятельства обыкновенные. Вот извольте видеть, дыра в кармане. Вышел я погулять... Луна светит... Я ей и говорю... - Кому ей? - Тьфу!.. Это я обмолвился. Виноват. Ничего не говорю, а просто смотрю, батюшки - дыра, а трудкнижки нет! - Публикацию поместите в газете, а затем, вырезав ее, явитесь в отделение. Выдадим новую. - Слушаюсь. IV РОКОВОЕ ПИСЬМО Через некоторое время в "Гудке" появилось: "Утеряна трудкнижка за э таким-то, на имя такого-то. Выдана таким-то отд. милиции 8 мая 23 г.". А через некоторое время в "Гудок" пришло письмо, поразившее редакцию, как громом: "Многоуважаемый товарищ редактор! Это все ложь! Книжка не утеряна, и такой-то врет. Он отдал ее мне в залог любви. А теперь опубликовывает в газете!" V ЭПИЛОГ Такой-то рвал на себе волосы и кричал: - Что ж мне теперь делать, после такого сраму?! Стоял перед ним приятель и говорил ему: - Не знаю, что уж тебе и посоветовать. Сделал ты подлость по отношению к женщине. Сам теперь, и казнись!  * Михаил Булгаков. Заседание в присутствии члена ---------------------------------------------------------------------------- Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992. OCR Гуцев В.Н. ---------------------------------------------------------------------------- Новость в два мгновенья облетела всю станцию Ново-Бахмутовка: будет заседание не простое, а в присутствии члена Авдеевского учкпрофсожа. И в назначенный час зал клуба заполнился пролетарскими лицами членов профсоюза. Возбуждая общее внимание и симпатию, за столом президиума красовался член учкпрофсожа. Началось честь честью: избрали председателя, и тот, качнувшись, как былинка, и конфузясь, заявил: - Гм... Таперича, стало быть, секретаря надо... - Верно! - подтвердили мозолистые голоса в зале, - Васю Гузина! - Васю так Васю, - сказал председатель и обратился к члену: - Васю хочут? - Ну и что ж, - ответил член, - пускай. Я против Васи ничего не имею. - Итак, большинством голосов Васю... - начал председатель. - Товарищи, - раздался Васин голос, - я покорнейше прошу отказаться, в силу причины малограмотности, так как я только что кончил ликбез. - Вася, не дрефь! - загремел зал, - неужто, Вася, ты не можешь скребнуть пером раз пять для общего блага? И под гром рукоплесканий Вася занял место за столом. - Первым вопросом у нас стоит, на каком основании поперли со службы дорогих товарищей Дзюбу, Душебу и Самиську без всякого ведома профсоюзов? - заявил председатель, - предлагаю высказывать. Зал немедленно высказал негодование бурным ропотом. - Ша, - молвил председатель, - который-нибудь один. Но встали сразу двое и вперебой высказались: - Это все мастер! - ПД-9, чтоб ему ни дна ни покрышки! - Он говорит, ваш, говорит, профуполномоченный на 6 месяцев, а я мастер навсегда! - Ловко загнул! - грянул зал. - Прочтите акт э 1... - Правильно! - крикнул кто-то. - За э 10 уволили! - Как это так - правильно?! - Тише! - погибая в волне народного гнева, взвыл председатель, - кто за? Я голосую - прошу поднять руки! Вася, пиши. Лес рук поднялся и тотчас же, как подрубленный, опустился. Вася макнул перо и написал: "Прочтите акт э 1 заслушали за э 10 воздержавшие 6 человек неправильное сокращение ПД-9 Федоренко". Потом подумал и приписал: "Разъяснение подтверждено за э 8 Гавриков и Филонов". - За что я голосовал? - Сначала!! - Объясни, председатель, за что руки поднимать?! - Ну, сначала, - бледнея, сказал председатель. - Это что ж такое, - заговорил некто, - разгрузка земли производилась в праздничный день... Сверхурочные, а вместо отдыха шиш с маслом? - Этого мастера в цистерне утопить!! - Не допускается убийство! - надрываясь, крикнул председатель. - Халатный. - Бузотер! - Керосин получен, а мы его и в глаза не видали. - А на перегоне сидели без воды 3 месяца. - А где профуполномоченный? - А мастер говорит - его во взятке уличил: пять пудов картофелю! - Кто кого уличил?! - Тиш-ше! - кричал председатель, утирая пот, - Вася, пиши. Бледный Вася начал строчить: "Слушали: "Получен материал керосин и другие предметы ПД-9 околодка не отказались". "Постановили: "Керосина не получали недопустимо предъявлено ПД-9 ок. Федоренкова". - Его из союза надо вышибить? - Кого?! - Камыш 8 дней на водокачке косили, а он на месте остался... - Исплоатация труда!.. - Горячие у вас парни, - растерявшись, сказал член председателю, - беда! - Что ж таперича делать? - спросил председатель. - Ты голосуй, - посоветовал член, - они, может, заткнутся. - Голосую, товарищи! - заныл председатель. - За кого? - гремело в зале. - Ясное дело. Духу чтоб не было! - Кого?! - Кто за - тот руку! - Наоборот: вон его, к свиньям! - Которого? - Федоренкова мастера! - Ага! - Кто за то, чтобы его исключить?.. Раз, два, три... Вася, пиши... "Исключить за 15 голосов", - написал Вася. - Ура! Выкинули, - ликовал зал. - Потрудились, зато очистили союз! - А теперь что? - спросил председатель у члена. - Закрывай ты заседание, - ответил тот, - ну их к богу. - Объявляю закрытым! - облегченно крикнул председатель. - Правильно, - ответил бахмутовский народ, - ко щам пора. И с грохотом зал разошелся. Вася подумал и написал: "Заседание закрыто 7 часов". - Молодец, Вася, - сказал председатель и спрятал протокол. Примечание "Гудка": В основе фельетона копия протокола заседания членов профсоюза на ст. Н. - Бахмутовка от 19 июня. Протокол этот - верх бестолковщины. Совершенно непонятно, как могло идти таким образом заседание, на котором присутствовал член Авдеевского учкпрофсожа?