, а элерона вовсе нет, надо выходить из боя! Черт возьми, закрылок держался на одном штифте! Ты и сел-то просто чудом. Я думал, выпрыгнешь с парашютом, - он обошел грузовик, медленно ползший по правой полосе. - Да уж, машину будто якорем держало. Но дело не в этом. - А в чем же? - А в том, что Таку уверен, будто я специально бросил его в беде. - Да что за чепуха! Он был ранен, в жару, себя не помнил... Ну, и потом... он тебя терпеть не может. У вас с ним, кажется, давние нелады. - Давние. С тридцать девятого года. Я его не переношу, как и он меня, но не в воздухе же, когда от тебя зависят жизнь и смерть человека, сводить с ним счеты?! Честь дороже. - Он откинулся на сиденье и задумчиво сказал: - Подполковник Окума, однако, был не в жару и не в бреду. - Ну, этот просто метит на твое место, все это знают. Мацухара тихо, словно размышляя вслух, сказал: - Он залез в мою машину и считал оставшийся боезапас. Сорвал пломбы и... В голове не укладывается... Ну ничего, придет день, когда мы с ним разочтемся сполна. - И когда же это будет? - Когда я собью "клетчатого". - Полковника Фрисснера? Вряд ли это получится. Его эскадрилья эвакуируется из Маньчжурии, ты же знаешь. - Я знаю, что этот мясник расстрелял моих ведомых, когда они беспомощно болтались на стропах между небом и землей. Я знаю, что ненавижу его и убью. Вот и все. Они замолчали. Брент повернул налево и въехал на Гайен-Хигаси-Дори, деловой центр Токио, застроенный стеклянно-стальными башнями небоскребов, очертания которых угадывались в тумане. По крышам самых высоких зданий бежали, сверкали и переливались ослепительные неоновые огни реклам - "Хитачи", "Кока-Кола", "Санио", "Мазда", "Хонда", "Кенвуд-Стерео". - Продажные твари, - пробормотал Мацухара. Потом он перевел взгляд на запад, и лицо его омрачилось. - Симбаси, - низким рокочущим голосом произнес он. - В этом квартале жила моя семья. Здесь она и погибла при авианалете в сорок пятом. Жена и двое сыновей. Брент закусил губу. - Йоси-сан, поверь, мне очень... Мацухара выпрямился, взглянул на него. - Нет, это ты меня извини, зря я затронул эту тему при тебе. Ты рисковал жизнью ради меня и сражался в лучших традициях бусидо. - Он хлопнул по колену, словно подводя черту под неприятным разговором, и с вымученной непринужденностью сказал, показывая на северо-запад: - Кимио живет в квартале Сибуя на Сакурада-Дори, чуть южнее парка Йойоги. - Знаю. Я как-то раз подвозил тебя туда, - Брент свернул с магистрали и был вынужден сейчас же остановиться - вся улица была перекрыта шествием. Йоси усмехнулся, когда Брент с досадой выключил зажигание и машина замерла в длинной веренице других. - Все-таки кое-где еще можно встретить прежнюю Японию, - снова оживляясь, сказал летчик. Они смотрели, как мимо под барабанный бой и пение флейт, перезвон колокольчиков, звуки сямисэнов и цимбал движется пестрая и красочная толпа. Не меньше двадцати групп, состоящих из юношей в струящихся желтых одеждах и с белыми повязками на лбу, несли огромные деревянные модели пагод, освещенных изнутри электрическими лампочками и украшенных бумажными и матерчатыми цветами. Другие юноши несли длинные шесты, увенчанные тяжелыми гирляндами цветов и длинными свисающими кисточками. - Это шествие в честь Святого Нитирена - называется "Оесики", - пояснил оживившийся Мацухара. - Он был мятежным буддистским монахом и жил в тринадцатом веке. Видишь, на стенках пагод изображены сцены из его жизни? По преданию, он умер зимой, но в час его смерти зацвели покрытые снегом вишневые деревья. - Он показал на покачивающиеся фонарики и бумажные цветы на шестах, которые расширялись вверху как купола зонтиков. - Они называются "мандо" и должны напоминать об этом великом чуде. Мимо прошли новые группы женщин и детей с горящими ароматическими палочками. Участники шествия постепенно впадали в экстаз и хором выкрикивали что-то, но Брент не разбирал слов. - Они славят Книгу Лотоса Чудесного Закона, - пояснил Йоси. - По-моему, там есть пьяные, - заметив, как несколько человек шли шатаясь, а один упал, - сказал Брент. - Что ты, Брент?! Кто же пьет на буддистской церемонии, это они от воодушевления. - Наверно, ты доволен, Йоси? - повернулся к нему Брент. - Живы традиции старины, жива прежняя Япония. - Вздор! - ответил летчик. - Почему вздор? - Потому что все эти почитатели культа Нитирена ненавидят дзэн-буддистов, самураев, а все их ритуалы и кодексы находят отвратительными. - То есть у вас тоже есть свои католики и протестанты, консерваторы и либералы? - Удачное сравнение. В старину такие вот шествия часто приводили к кровопролитию. - Значит, и у вас были Варфоломеевские ночи? Оба с облегчением вздохнули, когда последний участник парада - мускулистый парень в набедренной повязке фундоси, - как опытный цирковой эквилибрист удерживая на голове длинный шест-мандо, прошел мимо. Путь был свободен. Брент завел мотор, включил первую передачу и влился в оживленный поток машин. - Опаздываем, - заметил он. - Ничего, друг мой, Кимио нас извинит. 4 Для Брента этот квартал и дом Кимио были чудом сохранившимися островками старины, осколками далекого прошлого. Войдя, офицеры прошли через террасу, тянувшуюся по всей ширине дома, и оказались в окруженном низкой бамбуковой изгородью маленьком саду, где росли карликовые японские сосны, папоротник и клены. По традиции, дом, выстроенный из сосновых досок и покрытый серой черепицей, стоял на трехфутовых сваях. Заслышав их тяжелые шаги по дощатому полу, в дверях появилась хозяйка, показавшаяся Бренту еще красивей, чем при первой встрече. Несмотря на то, что у нее было двое взрослых детей - сын, учившийся в университете Фукуоко, и замужняя дочь, недавно подарившая ей внука, - Кимио сохранила свежесть и очарование юности. Брент знал, что она стала часто носить традиционную японскую одежду, чтобы сделать приятное Мацухаре, и на этот раз ее черные блестящие волосы, собранные с помощью серебряных булавок и украшенных драгоценными камнями гребней в сложную и замысловатую прическу, красиво оттеняли затканное золотыми ирисами пурпурное кимоно из тонкого шелка, перехваченное в тонкой талии, плавно расширявшейся к бедрам, красно-серебряным поясом - оби. Черты живого и умного лица были удивительно тонки и правильны. - Добро пожаловать, Йоси-сан, - сказала она, протягивая руку летчику. - Вы сегодня прекрасней, чем когда-либо, Кимио-сан, это кимоно вам очень к лицу. - Благодарю вас, Йоси-сан, вы очень любезны. - Затем она подала руку лейтенанту, и тому показалось, что он прикоснулся к теплому бархату. - Здравствуйте, Брент-сан, рада вас видеть в своем скромном жилище. - Спасибо, Кимио-сан. Офицеры, сняв башмаки, надели домашние туфли и вошли в гостиную или, как называли ее японцы, "комнату на пятнадцать циновок", отделанную панелями из кипариса и кедра, пригнанными без единого гвоздя и блестевших от многолетней усердной полировки. Там стоял низкий стол, четыре табурета - забутона, а пол был устлан татами, сплетенными из светлой отборной соломы. В нише помещался маленький столик вишневого дерева, а на нем в старинной вазе стояли искусно подобранные жасмины и хризантемы. На стене висели рисунок тушью - пейзаж работы старого мастера Сессю - и свиток с иероглифами. Брент огляделся по сторонам в поисках четвертого сотрапезника. - Маюми в саду, срезает цветы, - улыбнувшись нетерпению американца, сказала хозяйка и повела их к двери в задней части комнаты. Отодвинув бумажную дверь-перегородку, она втроем вышли в сад. Брент не видел его в прошлый раз и теперь был поражен его сказочной красотой. Стояло полное безветрие, уже опускался вечер, и свет лился в сад, не давая теней и подчеркивая яркость цвета. Бренту казалось, что он оказался на прелестной опушке дремучего леса, где деревья и камни колдовским образом соединены и одухотворены. Изящный каменный мостик с каменными светильниками был перекинут через гладь маленького пруда, искусно вписанного в гряду поросших кустарником валунов. За мостом мелькнуло какое-то яркое пятно, и Брент увидел девушку. У него перехватило дыхание, когда Маюми, держа в руках полдюжины золотых хризантем, стала приближаться к ним. Она ослепила его. На девушке было нарядное голубое кимоно с вышитыми на нем птицами. Ее спускавшиеся на плечи волосы казались шапочкой из блестящего черного шелка, сверкавшего как отполированный агат, и отражали зажегшиеся на небе звезды. Восточная кровь придавала нежно золотящейся коже оттенок старинной слоновой кости, и окраска хризантем казалась рядом с ним банальной и грубой. Голова венчала длинную стройную шею, а густые брови над широко раскрытыми глазами пленительно противоречили изящным чертам чуть кукольного личика, свидетельствуя о сильном характере. А таких губ, как у нее, Бренту еще не доводилось видеть - они напомнили ему лепестки орхидеи перед первым весенним дождем. Он понял, что это существо в своей девической невинности пока даже не подозревает, какая сокрушительная сила таится в ее красоте. Ласточка, подумал он, ласточка, готовящаяся вспорхнуть. - Познакомьтесь, Брент-сан: моя племянница Маюми, она из Каназавы, - сказала Кимио. - Учится в Токийском университете. Эти обыденные слова обрели для Брента совсем особый смысл, когда он увидел, как, подобно черным бриллиантам, сверкнули глаза Маюми. Она склонилась перед ним в традиционном поклоне, в котором, однако, кроме приветливости и уважения, не чувствовалось столь обычного для японок выражения смиренной покорности. Когда же она выпрямилась, протянула ему руку и сказала: "Очень рада видеть вас, лейтенант", в мягком голосе ее прозвучала затаенная и готовая пробиться на поверхность жизнерадостность. И глаза глядели на него в упор, а не опускались долу, как требовали того неписаные правила японского этикета. Она застенчива и ранима, но с характером, подумал Брент, на лишнюю долю секунды задерживая в своей ладони ее мягкую и теплую ручку. Совсем не пугливая голубка. Кимио предложила чаю, и Мацухара с Брентом сели к низкому столу: подполковник, как самый старший по возрасту гость, - на почетном месте, спиной к нише, где стояла ваза с хризантемами. Пока женщины на кухне готовили все необходимое для чаепития, Йоси сказал: - Знаешь, Брент, для нас чайная церемония - почти священнодействие, один из буддийских ритуалов. - Вот как? - Да. А для самурая... - он с улыбкой поправился: - Для самураев она особо важна. - Почитатели Нитирена, наверно, не одобрили бы ее. - Да уж! - рассмеялся Йоси. - Последователи дзэн ищут просветления - мы называем его словом "сатори", - пытаясь постичь свою собственную природу, ухватить самую ее суть, а для этого тело и дух должны быть едины. - Хочешь сказать, что чай способствует этому единению? Йоси снова расхохотался: - Боюсь, что нет. Ни чай и ничто иное, кроме медитации. Но еще в древности буддийские монахи обнаружили, что чай проясняет разум, помогает сосредоточиться и обостряет ощущения. Послышались легкие шаги по дубовому полу, и Кимио сказала: - Не забудьте, Брент-сан, что учение Будды гласит: путь к просветлению состоит из бесконечной череды "теперь", и каждое "теперь" не менее важно, чем конечная цель пути. - А теперь настало время для чайного "теперь"! - воскликнул Йоси, и хозяйки учтиво улыбнулись его шутке. - "Хага-куре" тоже учит этому, - глубокомысленно заметил Брент, пока Кимио и Маюми ставили ярко расписанные керамические чашки и черную лакированную коробку. - Вы мудры не по годам, - заметила хозяйка. - Школа адмирала Фудзиты, - со смехом объяснил ей Йоси. Медленными плавными движениями Кимио открыла лакированную коробочку и маленькой бамбуковой ложечкой насыпала в каждую чашку зеленый чай. Затем Маюми наполнила их кипятком и размешала. - Жидкий янтарь, - сказала она вполголоса, подавая Бренту его чашку. Брент кивнул и, как требуют правила японского хорошего тона, повернул чашку рисунком к ней. - Вы слышали, - взволнованно сказала Кимио, - два сбитых самолета упали прямо на жилые дома в квартале Гинзы... Множество жертв. - Слышали, - ответил Йоси. - Еще бы мне не слышать, если одного я сам и сбил. - И по этому поводу были демонстрации протеста. - И это мы знаем, - летчик показал на Брента. - Одному из демонстрантов наш лейтенант сломал челюсть. - Какой ужас... - проговорила Маюми. Тщетно стараясь сдержать вскипевшее негодование, Брент сказал ей: - У меня не было ни выбора, ни выхода. Он первым полез ко мне. Прошу вас не думать, будто я только и делаю, что крушу челюсти направо и налево. - Поверьте, лейтенант, я вовсе не хотела вас задеть... - вспыхнула Маюми: она и вправду оказалась очень ранима. Брент попытался заглянуть ей в глаза, но она закрыла лицо руками. В эту минуту она показалась ему птицей-подранком. Он едва сумел подавить в себе внезапное желание отвести ее ладони от горящих щек, обнять ее и утешить. Но он сказал всего лишь: - Не сомневаюсь, Маюми. - Говорят, эти пикеты организовала "Японская Красная Армия", - пояснил Мацухара. - Смутьяны, - гневно произнесла Кимио. - Сегодня они устраивают беспорядки, а завтра пойдут убивать. - Но ведь конституция дает право на митинги и шествия, - с еще неостывшей обидой сказала Маюми. - Мирные. Мирные шествия, - подчеркнул Брент. - Япония с вами, император с вами, не обращайте внимания на этих гороцуки... - Спохватившись, Кимио повернулась к американцу: - Простите, Брент, я хотела сказать: не судите о нас по выходкам этого сброда. Он крайне немногочислен. Йоси и Брент наклонили головы в знак согласия. - Много говорят об этом немце... - Да. Оберет Иоганн Фрисснер, - сказал Брент. - Вот-вот! В последнее время его имя у всех на устах, а до этого я о нем ничего не слышала. - Зато мы наслышаны, - с горечью сказал Мацухара. - Он один из главных головорезов Каддафи. Два дня назад прибыл к нам, а раньше летал на Ближнем Востоке. На его счету двенадцать израильских самолетов. - Он стиснул зубы. - И восемь моих людей. Двоих он расстрелял, когда они спускались на парашютах. Маюми негромко вскрикнула, а Кимио прошептала только: - Ужас... Ужас... Йоси, упершись взглядом в бумажную стену, повторял, точно в забытьи: - Я убью, убью его... - Прошу вас, Йоси-сан, успокойтесь, - воскликнула Кимио, явно огорченная тем, какой оборот приняла их беседа. - Это я виновата, я плохая хозяйка, если начала расспрашивать вас об этих ужасах. - Она подала знак племяннице: - Мы с Маюми так старались угостить вас повкуснее, и все вышло на славу... Давайте забудем обо всем страшном и горестном хотя бы ненадолго. - Я согласен, - ответил Брент. Йоси медленно раздвинул губы в улыбке и кивнул. Маюми, поднимаясь, тепло улыбнулась Бренту, и он улыбнулся в ответ, на мгновение встретившись с ней глазами. Потом обе женщины скрылись на кухне. Поданное на стол угощение в самом деле не оставило бы равнодушной ни саму богиню солнца Аматэрасу, ни ее взыскательного брата, бога бурь Сусано. - Хорошая еда должна радовать не только своим видом, но и вкусом, - говорила Кимио, с помощью племянницы ставя перед гостями на стол лакированные деревянные подносики с артистически разделанной и нарезанной сырой рыбой с водорослями и вареной фасолью. Резные стаканчики сакэдзуки были наполнены подогретым и настоянным на травах сакэ, и хозяйка следила, чтобы они не пустовали. За этим последовал вкуснейший суп из рыбы и грибов, необыкновенный салат из тыквы, рыбы, соцветий огурца и маринованных вишневых листьев. По мнению Брента, красота поданных кушаний отвлекала от самой еды. Однако это не помешало ему с большим аппетитом отдать им должное. Яростно работая палочками, он уплетал за обе щеки так, что хозяйки скрывали улыбки. - Брент, это только начало, - сказал Мацухара, покосившись на бледного американца, увлеченно разделывающегося с вареным угрем. - Не увлекайся так. В ответ Брент только промычал что-то восторженное. Впрочем, он уже почувствовал изжогу и горечь во рту. Но Кимио внесла зажаренного с луком морского окуня, грецкие и земляные орехи в сплетенной из водорослей корзине с маленькими крабами, похожими на больших пауков. Йоси с большим аппетитом ел все подряд и угощал лейтенанта. Призвав на помощь всю свою самурайскую решимость и расчистив путь большим глотком сакэ, Брент отважился последовать его примеру, и, к его безмерному удивлению, новорожденные паукообразные крабы оказались замечательными, тем более что их можно было глотать не разжевывая. Сладковатый вкус морской травы гасил их пряную остроту. Затем на столе появились маринованная морковь, репа в сладком соусе, соленый арбуз, сваренный на меду рис. Венцом десерта стал огромный и сочный арбуз из Сикоку. Наконец Йоси, в изнеможении отдуваясь, отодвинулся от стола и выпил еще сакэ. - Таким обедом не стыдно и самого микадо угостить, - с полной искренностью заявил он. - Спасибо, Йоси-сан, что угодила, - ответила Кимио и, разрумянившись, поднялась из-за стола. Она повернулась к племяннице. - Мы решили развлечь дорогих гостей. Девушка засмеялась и смущенно отвела глаза. В одно мгновение со стола было убрано все, кроме бутылки сакэ и четырех стаканчиков, и женщины исчезли за раздвижной перегородкой. Оттуда слышался шепот и смешки. Потом появилась Маюми с сямисэном в руках. Она присела в углу и принялась настраивать этот трехструнный инструмент. Потом с густо набеленным лицом, на котором пылали кармином губы и горели темные, как ночь, глаза, скользящими мелкими шажками вышла Кимио. - Я гейша, а Маюми - моя "татиката" [девушка, прошедшая обучение и ожидающая посвящения в гейши]. Плавно взмахивая гибкими, словно змеи, руками и в медленном завораживающем ритме раскачивая великолепные бедра, она поплыла по комнате. И так же медленно глаза ее скользили по лицам гостей, пока не остановились на Йоси, а он невольно подался назад, как бы испугавшись той чувственной энергии, токи которой пронизывали воздух и почти физически ощущались всеми, кто находился в комнате. Он не сводил глаз с Кимио, и во все время танца стаканчик с сакэ находился не дальше нескольких дюймов от его губ. Брент взглянул на Маюми, и она встретила его взгляд своим - гипнотически притягивающим, открытым и властным, проникавшим прямо в душу, обжигавшим и пьянившим не хуже сакэ. Во взгляде этом было обещание и, быть может, предостережение. В голове Брента билась одна мысль: этот только что распустившийся бутон не должен выскользнуть у него из пальцев. Он должен снова увидеть эту девушку. Низко склонившись, Кимио окончила свой танец. Йоси и Брент в восторге наградили ее рукоплесканиями, а женщины, скрывшись на миг за перегородкой, вернулись и снова сели к столу. - Спасибо, Кимио-сан, - сказал Йоси. - Это было чудесно. - Рада, что вы оценили мои старания, - в обычной для японок подчеркнуто-скромной манере ответила она. - Потрясающи, - сказал Брент, - обе. - И, набравшись отваги, спросил: - Маюми, мне бы хотелось увидеться с вами. Можем пойти пообедать или в музей, или в театр Кабуки... - Это честь для меня, лейтенант Росс, - глаза и щеки ее горели. - Я живу в Токио: у меня квартирка недалеко от университета. - Могу я позвонить вам? - Разумеется. Улыбающаяся Кимио протянула ему через стол карандаш и листок бумаги. На обратном пути Йоси Мацухара, немного осоловев от такого изысканного и обильного угощения, откинулся на сиденье, склонил голову, и вскоре Брент услышал его глубокое ровное дыхание. Сам он внимательно смотрел на дорогу, но мысли его были далеко: он припоминал ту цепь обстоятельств, благодаря которым он оказался в Японии и на "Йонаге". Брент происходил, что называется, из морской семьи и даже появился на свет в военно-морском госпитале Сан-Диего. Отец его, Тед-Порох Росс, служил в то время старшим офицером на авианосце "Филиппинское море". Потом его назначили военно-морским атташе в Германии. Потом были Испания, Турция, Япония, Бахрейн. Переезжая вместе с мужем из страны в страну, мать Брента неизменно отправляла сына учиться в самую обычную местную школу, чтобы он мог узнать быт и нравы и в совершенстве овладеть языком. Помимо этого, кочевая жизнь научила Брента и драться: очень рано обнаружилось, что он унаследовал от отца его взрывной темперамент, которому тот был обязан своим прозвищем. Так, например, в Германии, когда один из одноклассников обозвал его "вонючим янки", Брент, почувствовав, как огненный туман застилает глаза, не помня себя, зверем бросился на обидчика. Троим учителям удалось оторвать его от одноклассника лишь после того, как Брент подбил ему оба глаза и сломал нос. Вопрос "кем быть?" никогда не стоял перед ним. Разумеется, моряком! Других профессий и видов деятельности в семье Россов не признавали. Брент неизменно был первым учеником и разносторонним спортсменом, отдавая предпочтение футболу и регби. Уже к шестнадцати годам он был шести футов ростом и весил почти двести фунтов, что не мешало ему, к восторгу тренеров, пробегать сорок ярдов за 4,65 секунды. Мать заболела, у нее обнаружили рак и положили в военно-морской госпиталь в Норфолке, куда был вынужден перевестись Тед Росс. Она таяла на глазах, отец переходил от угрюмого отчаяния к вспышкам бешеной ярости, кляня на чем свет стоит судьбу и врачей. Когда Брент уже кончал школу, Тед вышел в запас и, перевезя жену домой, самоотверженно ухаживал за ней. Военно-морских врачей сменили гражданские: больная получала облучение радиевой пушкой, химиотерапию и лошадиные дозы витаминов. Ничто не помогало. Тед, обозвав всех врачей "бандой неучей и шарлатанов", отказался от их услуг. А Брент, окончив школу первым, получил приглашения из десяти лучших университетов и всех трех военных академий. В марте 1978 года он послал документы и рапорт о зачислении в Военно-морскую академию. Спустя месяц скончалась его мать. Тед, который не смог ни пересилить, ни хотя бы отсрочить смерть жены, замкнулся в мрачном одиночестве, месяцами не выходил из дому и пил, кляня неумолимую судьбу. Брент не мог оставить его и, отложив отъезд в академию, день и ночь слушал, как отец кроет последними словами все медицинское сословие. Наконец, когда со дня смерти жены минуло полгода, Тед вышел из своего столбняка, немножко ожил и даже стал поговаривать о возвращении на флот. Сын горячо поддержал эту идею, и Тед пошел старшим помощником на пароход. А к тому времени, когда Брент третьим окончил академию в Аннаполисе, стяжав себе лавры и в американском футболе - его дважды признавали лучшим игроком задней линии, - Тед уже получил капитанский патент и встал на мостике дряхлой "Спарты", курсировавшей между Сиэтлом, Фербенксом и Теллером. Брента, проявившего блестящие способности к математике, зачислили в Управление военно-морской разведки, но перед этим с десятью другими новоиспеченными офицерами отправили на базу ВМФ в Кэмп-Пендлтоне, где они прошли совершенно секретный курс специальной боевой подготовки по программе "рейнджеров". Их учили боевым действиям на суше, выживанию в любых, самых экстремальных природно-климатических условиях, а особое внимание уделяли владению средствами связи и оружием - автоматической винтовкой, пулеметом, минометом, ПТУРСом. Первым местом службы стал для Брента Сиэтл, где он попал под начало коммандера Крейга Белла и лейтенанта Памелы Уорд. Белл знакомил его с тонкостями компьютерной шифровки и расшифровки, а Памела, привлекательная в свои "чуть за тридцать", в уютной квартире посвящала новичка в таинства любовной игры и техники полноценных отношений между мужчиной и женщиной. Шел четвертый месяц его службы в РУ ВМС, когда стало известно, что "Спарта" пропала где-то в Беринговом море. Затем один за другим бесследно исчезли два вертолета Береговой охраны "Сикорский НН-52", русский Ту-16 сгинул с экранов НОРАД [North American Air Defence Command - Объединенное командование ПВО североамериканского континента], а русский китобой погиб при загадочных обстоятельствах. Все эти катастрофы происходили примерно в одном районе мореплавания, по прямой линии сдвигаясь к югу - к Гавайским островам. Брент перебирал варианты - не сложившие оружия японцы, подводные лодки, тайная морская база на Алеутских островах, - но у него не возникало и мысли о появлении там авианосца: это было бы настоящим бредом. Правда, это абсурдное предположение закрадывалось в его голову, но он со смехом отгонял его. Затем последовал сокрушительный рейд авианосца "Йонага" на Перл-Харбор, и нелепое допущение подтвердилось. Еще через три недели он следом за коммандером Беллом поднялся по трапу этого отбившегося от стада мастодонта, ставшего на якорь в Токийском заливе, и увидел невозмутимого адмирала Фудзиту и его замерший в строю экипаж. В конце концов представителям японского правительства удалось убедить всех, что война кончилась сорок два года назад - и не в пользу Японии. Только тогда Брент узнал о том, что его отец попал в плен на "Йонагу" и, не в силах перенести учиненные им расправы, покончил с собой. В тот самый день, когда авианосец стал на Токийском рейде, китайцы вывели на орбиту свою лазерную систему, уничтожившую все реактивные самолеты, ракеты и спутники связи. Затем случилось так, что Йоси Мацухара, заметив вторгшийся в воздушное пространство над "Йонагой" ливийский DC-3, дал предупредительную очередь, повредившую "Дугласу" двигатель, и это довольно заурядное происшествие взбесило полоумного полковника Каддафи и привело к войне с арабским" миром. Брента, умевшего обращаться с шифрами и знавшего языки, прикомандировали к штабу адмирала Фудзиты для координации действий. Боевые столкновения начались после того, как Каддафи захватил в заложники лайнер "Маеда Мару" с тысячью человек на борту и потребовал выкуп. За этим последовали бои в Средиземном море, поход на Ливию, высадка десанта на берега Южно-Китайского моря и Малаккского пролива, бурные романы с Кэтрин Судзуки и Сарой Арансон. Одну он застрелил собственноручно, с другой расстался потому, что был слишком предан адмиралу Фудзите, а она этого вынести не могла. И теперь молодой офицер готовился к новым сражениям, одно из которых вполне могло стать для него последним. Адмирал готовил перехват. Два ливийских сухогруза "Мабрук" и "Эль-Хамра" и два эсминца сопровождения будут легкой добычей для "Йонаги", и все же Брент испытывал смутное беспокойство. Слишком легкая добыча. Слишком просто и гладко все получается. Не таков Каддафи, чтобы, разрабатывая операцию, обойтись без арабского изворотливого коварства, не подстроить искусную ловушку. Что-то здесь не то. Но что именно - что? - в тысячный раз спрашивал себя Брент, свернув между тем с магистрали и подруливая к стоянке возле дока. - Эй, Йоси, подъем! - крикнул он, останавливаясь. - Дело не ждет! - и слегка потряс друга за плечо. Летчик помотал головой и открыл глаза: - Заседание штаба? Брент засмеялся. - Не хочу тебя огорчать, Йоси, но заседание штаба будет завтра. Ты еще успеешь увидеть Кимио во сне. Они со смехом вылезли из маленького седана. 5 Заседание штаба началось рано утром в адмиральском салоне, и на этот раз в число присутствующих входил представитель ЦРУ Джейсон Кинг, занявший место в конце дубового стола напротив Брента и Мацухары, - коренастый, средних лет, болезненно бледный мужчина с пухлыми и ноздреватыми как два ванильных пудинга щеками, с широким лбом, морщины на котором были словно проведены кончиком ножа, с редеющими темными волосами, кое-где тронутыми сединой. Брент никак не мог отвести глаз от его крупного, но приплюснутого, словно вмятого в лицо бесчисленными кулачными ударами носа, придававшего облику Кинга что-то восточное. Сощуренные голубые глаза беспокойно, точно спасающиеся от преследователей зверьки, шныряли по салону. Рядом с Кингом сидел пожилой офицер в форме сил самообороны - капитан третьего ранга Ютака Накано, согнутый как ива под ветром, с опущенными, словно от неизбывной печали, углами рта. Он не поднимал слезящихся черных глаз от бумаг, которые то и дело перебирал подагрическими пальцами. Адмирал Фудзита, представив присутствующим новых участников совещания, дал слово Джейсону Кингу. Тот поднялся, достал из кожаной папки несколько документов и хрипловатым, чуть подрагивающим от волнения голосом произнес: - Господа, я прислан на место Фрэнка Демпстера, павшего смертью храбрых на борту авианосца "Йонага" в бою за свободу. Несмотря на то, что страшная картина гибели Демпстера - осколок с хирургической точностью срезал ему макушку, обдав весь ходовой мостик кровью и мозгом, - до сих пор стояла у Брента перед глазами, он не мог при этих словах удержаться от усмешки. Фрэнк напился в тот день до полной потери соображения и вместо того, чтобы спрятаться за бронещит, когда тысячефунтовая бомба разорвалась точно посреди полетной палубы, продолжал тупо глядеть вниз. Бессмысленная и никчемная смерть, никакого отношения не имеющая ни к храбрости, ни к свободе. - Я располагаю некоторыми данными относительно последних действий Каддафи против Японии, - продолжал Кинг, взглянув на адмирала. - Во-первых, он убедил Индонезию присоединиться к нефтяному эмбарго, то есть прекратить вам поставки. - Мерзкие мокрицы! - гневно вскричал адмирал. - Мы потеряли сотни самураев и американцев, защищая их, раз уж сами себя они защищать не желали. - И сейчас не желают, - сказал Кинг. - Не забудьте, господин адмирал, Индонезия - член ОПЕК, а потому сегодня с ноля часов в Японию не поступит больше ни капли нефти. - А страны Персидского залива? - воскликнул Окума. - Да что с них взять?! - пожал плечами Кинг. - Теперь, когда мы - я имею в виду США - из-за этих китайских лазеров ушли оттуда, Иран и Ирак за милую душу топят друг у друга танкеры, а Кувейт, Бахрейн, Оман и Эмираты волей-неволей присоединились к джихаду. Конечно, они не будут вести священную войну с Израилем и Японией - это же не Ливия и не Сирия, - но и нефть продавать не будут. - Он снова пожал плечами и, перекрывая сердитый гул голосов, пояснил: - А и захотели бы - не смогут вывезти: Иран и Ирак не дадут. - Ну, а Египет, Саудовская Аравия? - выкрикнул Сайки. - Тоже на рожон не полезут - они со всех сторон окружены союзниками Каддафи. И правительства в обеих странах шатаются: фундаменталисты набирают силу и требуют тесного сотрудничества с Каддафи. - Он оглядел угрюмые лица офицеров. - И по мнению моего ведомства, они этого добьются. - Мистер Кинг, - сказал адмирал. - Вам, наверно, известно, что Япония располагает всего ста двадцатью двумя разведанными месторождениями в Ниигате и Эннаи. Производство может составить тридцать пять тысяч баррелей в день. Наши потребности - три с половиной миллиона баррелей. Дефицит, таким образом, составит девяносто девять процентов. Представитель ЦРУ шумно вздохнул. - Известно, сэр, известно. - Он побарабанил по столу белыми костяшками пальцев и мельком проглядел другой листок бумаги. - Но и вы, должно быть, знаете, что в Америке введены строжайшие ограничения. Но мы ведем разведку, бурим новые скважины и, идя на жертвы, будем поставлять вам два с половиной миллиона баррелей в день... Чего бы нам это ни стоило. - Понимаю, понимаю, - полным яда голосом сказал адмирал. - Огромные жертвы! Я склоняю перед ними голову! Средиземноморская операция стоила - мне стоила! - трех эсминцев, пятидесяти трех самолетов и трехсот десяти человек! - Кинг покраснел и шире раскрыл глаза. - Еще двести пятнадцать моряков пожертвовали жизнями в Южно-Китайском море! - Он кивнул в сторону Джона Файта. - Половины кораблей сопровождения и чуть ли всей моей авиации как ни бывало! Кинг в растерянности ущипнул себя за переносицу. - Я знаю, адмирал, и в данный момент гордости за свою страну не испытываю. Но, поймите, большая часть нашего вооружения - бесполезный лом. - Нам нужно больше кораблей и вообще всего! - Фудзита показал на Ютаку Накано. - Сторожевики и миноносцы сил самообороны не могут использовать свои ракеты, а значит - никуда не годны. - Господин адмирал! - воскликнул, словно очнувшись от нанесенной обиды, капитан третьего ранга. - Если надо, мы будем служить отчизне луками и стрелами. - Не отчизне стрелами, а арабам - мишенью! - быстрая улыбка вспыхнула на морщинистом лице адмирала. - Мистер Кинг, нам необходимы огневые средства - пулеметы и скорострельные орудия. Миноносцы типа "Флетчер", которыми командует кэптен Файт, с пятидюймовками главного калибра и вспомогательной артиллерией тридцати восьми миллиметров... - лучшие в мире. - Я это понял еще на Соломоновых островах, - неожиданно высказался Митаке Араи, переглянувшись с адмиралом Алленом. Джейсон Кинг открыл новую папку и достал из нее еще один листок. - Мы купили еще три "Флетчера" в Чили и на Филиппинах. Оборудовали их РЛС [радиолокационная станция] обнаружения надводных целей типа SPS-10, РЛС обнаружения воздушных целей типа SPS-40 и гидролокатором типа SQS-23. - И это все? - возмущенно спросил Фудзита. - Нам нужны тяжелые орудия! Авианосцы! Кэптен Файт дважды производил самоубийственные торпедные атаки на крейсера! Кинг склонился над своими записями. - Простите, сэр. Мы... - он вдруг замолчал, словно человек, который подошел к оврагу и увидел перед собой бездонную пропасть. - У нас есть данные о том, что... Что Каддафи лихорадочно скупает корабли надводного флота. - Как? И авианосцы? - И авианосцы тоже - два. И еще два крейсера, не меньше десяти эсминцев и сколько-то транспортов. Имейте в виду, в мировом океане еще больше двухсот судов времен второй мировой войны. По нашим сведениям, он купил у Индии авианосец "Вигрант" - это бывший "Геркулес" британского флота. - ТТД! [тактико-технические данные] - отрывисто бросил адмирал. - Есть, сэр! Водоизмещение - двадцать одна тысяча тонн, длина - семь тысяч футов, ширина - сто двадцать восемь, сорок четыре палубных самолета. - Кинг взглянул Фудзите прямо в глаза. - Данные о ходовых качествах ориентировочные. На него поставлены новые турбины производства "Дженерал Электрик" мощностью приблизительно семьдесят тысяч лошадиных сил, из чего мы делаем вывод, что максимальная скорость с полной загрузкой трюмов составит узлов тридцать. Дальность при скорости в шестнадцать узлов - десять тысяч миль. - Великий Будда! Вооружение? Радары?! - По оперативным данным, большое количество зенитных пулеметов - калибр не установлен - и многоцелевых орудий калибра семьдесят шесть миллиметров. В 82-м его оборудовали РЛС "Сигнал" LW-05, ZW-06 и системой управления непосредственной авиаподдержкой. - Он поднял глаза. - Не корабль, а конфетка, сэр. Фудзита скорбно поджал губы: - Да. Спасибо нашим британским друзьям - у нас будет достойный противник. Мистер Кинг, вы сказали: два авианосца. - Совершенно верно. - Мелькнул еще один листок и еще один быстрый взгляд. - Это новый корабль современной постройки. Год как сошел со стапелей. Испанский. "Принсипе де Астуриас". Предназначался сначала для СВВП и СУВП... - Кинг заметил недоуменные лица офицеров, - простите, господа, как крейсер, предназначенный для самолетов вертикальных и укороченных взлета и посадки, но потом функции расширились - палубу удлинили до семисот футов. По нашим прикидкам, может нести до пятидесяти машин. Водоизмещение - двадцать одна тысяча тонн, скорость - тридцать два узла, дальность при двадцати узлах - семь с половиной тысяч миль. РЛС надводного поиска - SPS-55. Система поиска воздушных целей и управления огнем - SPY-1A. Разумеется, система управления полетами - SPN-35 "Такан". Фудзита обвел взглядом всех присутствующих. - Все это американское оборудование. Кинг так проворно склонился над своими записями, словно его ткнули в солнечное сплетение. - Да, - пробормотал он. - Концепция, проектирование и разработка - наши. Программа наших ВМС "Господство в море". - Он снова заглянул в листок. - Мы заплатили испанцам сто пятьдесят миллионов долларов за его постройку. - Вы заплатили, а нам его придется топить, - брюзгливо произнес Фудзита, барабаня пальцами по столу. В салоне повисла гнетущая тишина. - Ну, мистер Кинг, теперь о крейсерах. - По нашим сведениям, Каддафи купил два крейсера: один у Бангладеш, другой у Пакистана. - Как? Опять Пакистан? Мы же в Южно-Китайском море пустили на дно пакистанский "Дидо", проданный арабам?! - Видите ли, адмирал, тому, кто контролирует всю мировую нефть, трудно отказать в такой пустячной просьбе как продажа крейсера. Фудзита нетерпеливо взмахнул ручкой. - Давайте спецификации! - "Бабур". Прежнее название - "Лондон", входил в состав ВМС Великобритании, спущен на воду в 63-м, на девятнадцать лет раньше уничтоженного вами "Дидо". Семь тысяч четыреста сорок тонн, длина - пять семьсот, вооружение - шесть скорострельных орудий "Армстронг-Виккерс" калибра пять-двадцать пять. Данные по вспомогательной артиллерии - приблизительные: примерно 18 двадцатимиллиметровых "Эрликонов" и 16 шестнадцатимиллиметровых "Бофорсов", смонтированных по два и по четыре ствола. - Так. А второй крейсер? - "Умар Фаруз" военно-морских сил Бангладеш, в прошлом - флота ее величества крейсер "Лландафф". Маленькая посудина, господин адмирал: всего тридцать восемь тысяч тонн, длина - триста шестьдесят. Похож на современные сторожевики. На воду спущен в 55-м. Дизеля. Но в 76-м переоборудован под турбины "Парсонс" мощностью сорок пять тысяч лошадиных сил. На максимуме дает 35 узлов. - Вооружение? - Две башни по два орудия калибром 4,5 дюйма, 24 зенитных пушки калибром 20 и 24 миллиметра. Дальность - десять тысяч миль при скорости 16 узлов. Замечательные радары, лучшее из того, что могли сделать англичане: комбинированная система обнаружения и оповещения типа "993", поиск воздушных целей типа "965", система управления огнем - "Марк 6M1". - Он снова испустил тяжкий вздох. - Лучшее в мире оборудование, сэр, лучшее в мире. - Ну, а миноносцы? - подал голос Файт. - Семь "Флетчеров" и семь "Джирингов". Вы ведь знаете, на плаву - больше сотни кораблей этих типов. "Джиринги" модернизированы и частично перестроены, оборудованы противолодочными ракетами-торпедами "Асрок", торпедами "Марк-46", системами поиска воздушных и надводных целей, гидролокаторами - соответственно SPS-10, SPS-40 и SQS-23. Йоси Мацухара встрепенулся и задал вопрос, которого давно ждал Брет: - Какие у них машины? Какие летчики? Представитель ЦРУ перевел взгляд на него: - Ни в технике, ни в людях Каддафи недостатка не испытывает. По нашим последним данным, у него сто пятнадцать Ju-87, восемьдесят два He-111, сто семьдесят два Ме-109. Кроме того, имеется еще всего понемножку - больше сотни "Харрикейнов", "Спитфайров", "Дугласов", "Сессн", АТ-шестых, Р-пятьдесят первых и сорок седьмых. Транспорты и пассажирские - в ассортименте. "Даймлер-Бенц" выпускает для них новые моторы: V-образный двенадцатицилиндровый двигатель с жидкостным охлаждением. Их ставят на "Мессершмитты". Немцы извлекают из заброшенных соляных копей старые корпуса и начинку и собирают новые самолеты. Происходит это в ГДР, в Мейнингене, в Бланкенбурге и Балленштедте. Деньги дают русские. Сами понимаете, за миллион в год плюс премии желающие полетать найдутся. - Про эти премии мы знаем, - сказал Мацухара. - Пятьдесят тысяч долларов за каждую воздушную победу. - Верно, - сказал Кинг. - Именно столько отваливает им Каддафи за каждого из вас. - Но ведь и мы сложа руки не сидели, - улыбнулся Мацухара. - За счет кого он пополняет убыль? Немцы? - Да, немцев много, и они носят звания, принятые в германской армии. Но есть и русские, и поляки, и англичане, и мои сограждане, и даже... - он замолчал, словно не решаясь договорить. - И даже наши, - сказал Фудзита. - Так, мистер Кинг? - Так, адмирал. Это работа "Японской Красной Армии". - Безжалостная банда марксистских убийц! - воскликнул Марк Аллен. - Наша служба глаз с них не сводит. Это они устроили бойню в аэропорту Лода. Мацухара, главный механик Тацуя Йосида и командир БЧ оружия капитан третьего ранга Нобомицу Ацуми глядели на американца в недоумении. Адмирал Фудзита негромко постукивал по столу пальцами. Аллен поспешил пояснить: - В израильском городе Лод в 72-м трое членов этой организации открыли огонь из автоматов по пассажирам, а потом забросали их гранатами. Двадцать шесть человек погибло, семьдесят два ранено. Большинство оказалось христианами-паломниками, пришедшими поклониться Гробу Господню. - Но это же совершенно бессмысленная акция, - сказал Фудзита. - Им смысл не нужен, - ответил Ирвинг Бернштейн. - Один из террористов уцелел, и мы его взяли. Я его допрашивал. Он заявил, что им неважно, кого они убили, - важно скольких. - Мамуси, - по-японски буркнул себе под нос адмирал и перевел для Бернштейна и американцев: - "Ползучие гады". - Не только ползучие, но и ядовитые, - добавил Аллен. Закинув голову и поблескивая пенсне, чудом державшимся на приплюснутом носу, заговорил лейтенант Даизо Сайки. - Помню я, помню эту самую "Красную Армию". В конце шестидесятых и в начале семидесятых они бегали по улицам, врывались в дома. На их совести и бойня в отеле "Каруизава". - Да! - подхватил Тасиро Окума. - Я видел это по телевизору. Они держались чуть ли не целую неделю: у них были пулеметы. Полиция проломила крышу, забросала их гранатами со слезоточивым газом, поливала из брандспойтов ледяной водой. И тогда террористы в исступлении стали убивать друг друга. Кого за что - за то, что серьги носили, что детей рожали и спали с мужчинами. Четырнадцать погибших - замученных, изрезанных, удавленных, обугленных, заживо похороненных, выкинутых голыми на снег. - Он взглянул на адмирала. - Наша чудесная молодежь, будущее японской нации. - Никто не засмеялся, и подполковник устремил злобный взгляд на Брента Росса, словно тот был виноват в этом. - Они так же фанатично преданы Каддафи, как члены "Саббах", - сказал Бернштейн. - Все прошли подготовку в лагерях ФОП - Фронта Освобождения Палестины, - организованных на деньги русских в Адене, Ливане и, разумеется, в Ливии. Подполковник Окума заговорил, обращаясь к Кингу, но при этом не сводя глаз с Брента: - Но ведь на карту поставлены и интересы США! Ведь у вас есть авианосцы! Тринадцать - в строю и еще шесть первоклассных авианосцев класса "Эссекс" законсервированы! У вас есть линкоры и тяжелые крейсера! Русские помогают своим союзникам. Почему же вы не помогаете - своим?! - Раскаленный чистейшей ненавистью взгляд сверлил Брента. - Боитесь? Так и скажите! Боитесь! Брент вскочил с места, сжал кулаки. - Я не позволю! - крикнул он. Адмирал Аллен, тоже успевший подняться, положил ему руку на плечо. - Перестань, Брент, не надо... Сядь! - И повернулся к рослому летчику: - Это уж слишком, подполковник Окума! - Да! Верно! - раскатился по салону надтреснутый голосок Фудзиты. - Это - слишком! Всем сесть! Брент медленно опустился в кресло. - Господин адмирал, вы позволите - два слова по поводу обвинения, брошенного нам подполковником Окумой? Фудзита в знак согласия щелкнул пальцами по дубовой столешнице, обвел офицеров водянистыми черными глазами, вдруг ставшими печальными: - Да, пожалуйста. У нас, самураев, в ходу такая поговорка: "Не знаешь, как победить врага, - окажешься побежденным". - Он поглядел на Брента, потом задержался взглядом на Окуме. - Наши распри льют воду на мельницу Каддафи. Прошу вас, адмирал Аллен. Басовитый голос Марка Аллена был, как никогда, звучен и тверд: - Те, кто служит на "Йонаге" недавно, должны иметь в виду: мы действуем и исполняем свои обязанности в мире, где больше не существует ядерной гегемонии двух сверхдержав. До того как китайцы запустили свою лазерную систему, мы жили в условиях неустойчивого равновесия, под постоянной угрозой, но, по крайней мере, не опасались стран третьего мира. - Знаем, - ответил Митаке Араи. - Разумеется, знаете, но, по-видимому, кое-кто из вас забыл это. - Упершись ладонями в стол, он подался вперед. - И еще следует иметь в виду, что Америка еле-еле удовлетворяет свои потребности и потребности своих союзников в нефти. После всего того, что стряслось в Персидском заливе, после войны на Средиземном море положение русских немногим лучше. - Но ведь Россия - крупнейший в мире производитель нефти, - снова подал реплику Араи. - Да. Но у России, как и у США, есть свои союзники - страны Варшавского Договора, - которых надо снабжать горючим. Допустим, мы подключаем наши тринадцать авианосцев к боевым действиям, допустим, "Грумман" создает новый истребитель FX-100, оснащенный новым райтовским двигателем "Турбо-Компаунд" мощностью в три с половиной тысячи лошадиных сил. И мы в ту же минуту оказываемся абсолютно неготовыми к военному столкновению с Россией, у которой, прошу не забывать, пятьдесят тысяч танков. Они пройдут сквозь Европу как нож сквозь масло, и остановит их только Ла-Манш. И потому нам не остается ничего другого, как продолжать с ними в Женеве переговоры о разоружении. Пусть даже кому-то из вас эти переговоры кажутся бессмыслицей, - он взглянул на Араи. Тот проговорил, обращаясь к американцу, словно никого, кроме них, в салоне не было: - Я, господин адмирал, больше двадцати лет прослужил в силах самообороны. - Мне это известно. - В соответствии с Конституцией - с ее девятой статьей - они не имеют права на наступательные действия, даже если обладают необходимыми техническими средствами. Они могут только отвечать на удар, но не упреждать его. Адмирал Аллен улыбнулся: - Я знаком с девятой статьей - я ее и писал. Все головы повернулись к нему, и по салону лесным пожаром прокатился общий недоверчиво-возмущенный ропот. Даже адмирал Фудзита выпрямился в кресле и шире раскрыл глаза. Аллен чуть откинул голову и, сощурясь, как будто читал бегущую перед ним строку "телесуфлера", произнес: - "Являясь безусловным приверженцем всеобщего мира, основанного на справедливости и порядке, японский народ навсегда отказывается от своего суверенного права объявлять войну, а равно и от применения или угрозы применения силы в качестве решения международных споров". Как видите, помню слово в слово. - И превратились японцы в трусливых женщин, и правит ими овца по кличке "Диета", - мрачно пробурчал себе под нос старик Кацубе. Лицо адмирала Фудзиты расплылось в улыбке, что бывало нечасто, и, обращаясь к согбенному начальнику штаба, он сказал: - К счастью, это не совсем так. Наше судно находится в ведении департамента парков, и девятая статья - она же "Диета" - нас не касается. А самое главное, - тут он вскинул голову, возвысил голос, - то, что командует нами сам император, и древний дух самураев не угас! - Банзай! - разнеслось по салону. - И мы продолжаем получать приказы от него одного и плюем на все демонстрации, на вопли пацифистов в газетах и в этом изобретенном для идиотов электронном ящике. - Вы позволите мне продолжить, сэр? - осведомился Аллен и, получив утвердительный кивок, повернулся к подполковнику Окуме, лицо которого было неумолимо и непроницаемо, как у каменного Будды. - Вы все знаете, что США передает вам деньги, корабли, информацию через свое ЦРУ. То и другое, и третье - в немалых размерах, да и потери наши, - тут он глянул на Джона Файта, - весьма и весьма ощутимы. Брент слышал, как Окума что-то неразборчиво проворчал. - Благодарю вас, адмирал, - сказал Фудзита, нетерпеливо давая понять, что эта тема исчерпана и надо переходить к следующему вопросу. Он еще раз поразил всех цепкостью своей памяти, напомнив Кингу: - Вы упомянули два транспорта. Расскажите поподробней. - Что? - поднял брови тот, но понял и улыбнулся. - Да-да. Транспорты. Каддафи закупает десантные корабли-амфибии малой грузоподъемности - каждый может вместить от силы восемьсот - тысячу человек. Более подробных сведений у нас нет. - Очевидно, предполагается высадка на побережье Израиля? - спросил адмирал. - Это сомнительно, сэр, - улыбаясь сказал Бернштейн. - Они дважды предпринимали такие попытки - в Ашоде и в Кесарии. Оба раза более чем неудачно. Нет, у Каддафи что-то другое на уме. Кинг извлек из своей папки очередной лист бумаги: - В том, что он затевает что-то, сомнений нет. По нашим данным, Пятый специальный саперный батальон и Седьмая парашютно-десантная бригада приведены в повышенную боевую готовность. - Вы сказали "парашютная бригада"? - адмирал не мог скрыть изумления. - У него что - и "коммандос" есть? Бернштейн опередил Кинга: - Есть. Элитные части, подготовлены для ведения боевых действий в любых условиях - джунгли, пустыня, высадка с моря и с воздуха. - Для авиадесантов у Каддафи самолетов нет. - Совершенно верно, сэр, - поспешил сказать Кинг. - Так что вероятней всего высадка будет где-нибудь на побережье. - "Где-нибудь", - передразнил Фудзита. - "Где-нибудь на побережье". Бы не находите, что это звучит несколько расплывчато? - Более подробными сведениями не располагаю. Покачал головой и Бернштейн: - Я тоже. Вот разве что насчет подводных лодок... - Кинг метнул на своего израильского коллегу удивленно-ревнивый взгляд. Брент перехватил его и усмехнулся про себя: всем было известно, что "Моссад", весь бюджет которого был меньше сумм, выделяемых в ЦРУ на выборку газетных материалов, умудрялся очень часто обставлять могучего партнера. Теперь в очередной раз появился повод к ревности и недоверию. - Подводных лодок? - удивился адмирал. - Да откуда ж у них лодки? Мы потопили двенадцать штук класса "Виски", еще полдюжины - англичане, а остальные сами затонули по глупости командиров и экипажей. - Чистая правда, адмирал, - согласился Бернштейн, с которого Кинг по-прежнему не спускал немигающих глаз. - Мы подняли одну неподалеку от Ашода: главный клапан подачи воздуха так и остался у нее открытым! Но восточные немцы и русские интенсивно готовят новые экипажи, а от Советов Каддафи получит и новые, более совершенные лодки. - Он глянул на Кинга. - По нашим данным, десять современных лодок класса "Зулус". - "Зулус"? - почти ахнул представитель ЦРУ. - Нам об этом ничего не известно. - Потом выясните отношения, - нетерпеливо прервал его Фудзита. - Полковник, доложите ТТД! - По нашим сведениям, - Бернштейн вновь послал Кингу насмешливый взгляд, - по нашим сведениям, полученным из надежного источника, у Каддафи - десять субмарин. "Зулус" крупнее "Виски", водоизмещение - две тысячи тонн. Но в конструкции обеих за основу взята германская лодка времен второй мировой войны. Двести девяносто пять футов... то есть девяносто метров длины, дизель-электрическая гребная установка, восемь торпедных аппаратов. Все лодки этого класса были построены в 42-45-м годах. Хорошие, надежные посудины с дальностью шестнадцать тысяч миль. Сейчас все они переоборудуются на военно-морской верфи в Триполи. - Он поднял глаза. - И переоборудование это весьма странное: на них ставят палубную артиллерию и подвешивают койки. Мое ведомство считает, что лодки будут использоваться как транспорты. - И сколько же они могут взять на борт? - Если сократить экипаж до минимума, - человек пятьдесят. - Пятьдесят! Да ведь такой скученности и скотина не выдержит! - Эти люди могут и не такое выдержать. Пальцы адмирала нащупали и дернули длинный белый волос на подбородке. - Десять лодок по пятьдесят человек в каждой... Пятьсот. Это батальон! Два транспорта и эти лодки могут доставить куда угодно полнокровный полк с тяжелым вооружением. - Он поочередно взглянул на обоих разведчиков. - Хотя бы примерный курс? - Данных нет, - сказал Кинг, а Бернштейн покачал головой. - Сэр, - сказал Аллен. - Восемь наших субмарин класса "Огайо" постоянно несут боевое дежурство на основных морских путях. - Вы сами, адмирал, понимаете, что арабы как раз постараются держаться от этих путей подальше. - Да-а, - протянул тот. - Спутниковая разведка нужна, а спутников нет, все уничтожены. Фудзита медленно поднялся и подошел к карте Тихого океана, висевшей на переборке под портретом микадо. - Тысяча двести миль, - проговорил он задумчиво. - Сотни островов, и каждый может стать авиабазой. - Указкой он очертил широкую дугу вокруг Японии, охватив южную оконечность Сахалина, Боненг, Марианские острова, север Филиппин, Тайвань, Рюкю, западное побережье Китая, Корейский полуостров, восточную часть Манчьжурии. - Да, господин адмирал, - следя за указкой, заметил Тасиро Окума. - Вы, наверно, не ждали такой безрассудно дерзкой, такой сумасшедшей выходки от Каддафи? - А чего же еще мне было ждать от маньяка? - адмирал опустил указку. - Он скрыл свои намерения в иглах сосны, и пока не подует муссон, ветвь не будет видна. - Костлявый кулачок стукнул по карте. - Он направляется сюда, в южную часть Тихого океана, и мы должны быть готовы к встрече. А прежде всего - решить вопрос с "Мабруком" и "Эль-Хамрой", - указка ткнула во Владивосток. - Когда они выйдут из гавани, мы их примем. - Банзай! - привстав, дружно выкрикнули Окума и Сайки. Кацубе хотел последовать их примеру, но не удержался на ногах и осел на стул. - Господин адмирал! - громко сказал Брент. - Разрешите доложить соображения? - Прошу вас, лейтенант Росс. - Слишком все просто. - Просто? - фыркнул Окума. - Еще бы не просто! Я разнесу их в клочья, прежде чем они выйдут из гавани! - А я уничтожу их еще до того, как подполковник успеет пустить торпеду! - вскричал лейтенант Сайки, стукнув пенсне о стол. Однако Брент не смутился. - Позвольте указку, господин адмирал. - Фудзита кивнул, отдал ему указку и вернулся на свое место. Брент прочертил линию от Корейского пролива к Японскому морю. - Пролив в самой своей широкой части имеет всего около двухсот миль, Японское море - семьсот. Весь этот район вполне досягаем для самолетов, базирующихся предположительно где-то в Манчьжурии, Китае или Северной Корее. Помните, господин адмирал, перед началом средиземноморской операции вы нам говорили, что судно с габаритами "Йонаги" должно избегать попадания в такую акваторию, и приводили в пример гибель "Бархэма" и "Арк Ройял" во время второй мировой войны. - Верно! - сказал Фудзита. - Обоих потопили подлодки. И еще я вспомнил, как наша авиация пустила ко дну "Рипалс" и "Принца Уэльского" на траверзе Малайского архипелага. Заметьте, лейтенант, я бы и сейчас никогда не сунулся в Средиземное море если бы не приказ императора Хирохито. Подполковник Окума улыбнулся так, что лицо его стало похоже на нелепую карнавальную маску: - Господин адмирал, если лейтенант Росс опасается за свою жизнь, его можно списать на берег, а мы отомстим за подлый позавчерашний налет как подобает мужчинам. Брент вспыхнул от этого оскорбления, но прежде чем он успел открыть рот для ответа, адмирал Фудзита вмешался и не допустил нового столкновения: - Прекратить "это подкусывание и подкалывание! - он стукнул кулачком по столу. - Сколько раз вам повторять: нельзя сражаться одновременно и со своими, и с врагами! Лейтенант прав! Это действительно слишком просто. А у нас есть поговорка: "Бесплатный сыр бывает только в мышеловке". Вот как бы и нам туда не попасть. - Он повернулся к Мацухаре: - Двенадцать наших B5N оборудовать дополнительными емкостями для горючего. Когда мы выйдем, проводить по крайней мере тысячемильный поиск в режиме кругового обзора, не заботясь при этом, в чье воздушное пространство вы вторгнетесь. - Он взглянул на адмирала Аллена, а потом на Кинга: - Мы получим бортовые радары? - Видите ли, сэр, - начал разведчик, не поднимая на него глаз. - Бортовые радары - это... - А-а, понимаю, можете не продолжать. Они входят в перечень, о котором вы договорились с русскими! - Совершенно верно. Мы можем поставлять только бортовые системы опознавания "свой - чужой". - Но хоть судовой электроники это не касается? - Нет, не касается. И с вашего позволения, мы смонтируем на "Йонаге" кое-что из новейших систем РЭЗ, РЭКП и РЭР... - Скажите по-человечески! - воздел руки к небу Фудзита. - Простите, сэр. Я имел в виду радиоэлектронную защиту, радиоэлектронное контрпротиводействие и радиоэлектронную разведку, мы еще называем ее ЭЛИНТ. - А это что такое? Ваши мудреные компьютеры? - В некотором роде, - улыбнулся Кинг. - ЭЛИНТ способен анализировать излучения судов противника, определяя основные параметры - используемую частоту, периодичность импульсов, типы частотных модуляторов и умножителей частоты, а также безошибочно идентифицировать... - Довольно, довольно! - умоляюще простер руки Фудзита. - На авианосце за связь и всю электронику отвечают адмирал Аллен, полковник Бернштейн и лейтенант Росс. Обсудите все с ними и завтра к шестнадцати подайте подробный рапорт и наставления по эксплуатации всего нового оборудования. - Есть, сэр. Капитан третьего ранга Ютака Накано, робко откашлявшись, решил напомнить о себе, и Брент сообразил, что совсем забыл о присутствии маленького офицера сил самообороны. - Господин адмирал, - сказал он тихим, нерешительным голосом. - Мы располагаем шестью сторожевыми фрегатами, двумя транспортами и большим количеством мелких вспомогательных судов. Если арабы высадятся, - он показал на карту за спиной Фудзиты, - у нас есть конституционное право дать им отпор. - Разумеется. - И девятая статья вам в этом случае ее указ, - добавил Марк Аллен. - Тем более что наши силы и средства даже не диетический рацион, а подкормка для новорожденных котят. Фудзита оглядел присутствующих: - У кого есть вопросы"? - Все молчали, и тогда он обратился к Йоси Мацухаре: - Подполковник, вы поэт. Пожалуйста, прочтите одну из своих хайку. Йоси медленно поднялся и негромко сказал: - Господин адмирал, многие из наших самураев уже вошли в храм Ясукуни, многим еще предстоит путь туда. И вместо моих топорных стихов я позволю себе прочесть строки монаха Риокана. Адмирал, кивнув в знак согласия, откинулся в кресле и скрестил руки на своей впалой груди. Мацухара, вскинув голову, отчего в глазах его отразился свет ламп, торжественно произнес: - Риокан оставил этот мир с такими словами: "Что оставлю в наследство? Цветение вишни весною, Кукование кукушки в предгорье, Осенние листья". Он сел на место, а адмирал подался вперед и сказал: - Благодарю, подполковник. Будем надеяться, что те, кому придется отправиться в последний путь, сохранят мужество и твердость, достойные самураев. В ответ грянули крики: "Банзай!" и "Да здравствует император!" Окума и Сайки размахивали над головой кулаками, а престарелый Кацубе, держась одной рукой за стол, вскинул другую в воздух. - Все свободны, - сказал Фудзита, а потом, когда восторженные крики сменились грохотом отодвигаемых стульев и офицеры стали выходить из салона, добавил: - Лейтенант Росс, задержитесь на минуту. Марк Аллен остановился в дверях и сказал: - Брент, когда освободишься, зайди ко мне. - Есть, сэр, - ответил тот, и Аллен скрылся в коридоре. Фудзита указал лейтенанту на ближайшее кресло и через стол подтолкнул к нему книгу. - Это "Хага-куре", - с почтением в голосе сказал он. - Вы должны прочесть ее и не просто прочесть, а изучить досконально. Лейтенант взвесил на ладони тяжелый том. - Это ваша Библия, господин адмирал? - Да, но читаю я эту книгу не так, как вы - Священное Писание. Здесь совсем нет теологических рассуждений, а философия обращена скорее к чувству, нежели к разуму, и бесконечно далека от западного прагматизма, гуманизма и материализма, - он погладил кожаный переплет своего экземпляра. - Она научит вас постижению мира через медитацию. А интуиция, которая зиждется на истине и незыблемых моральных ценностях, может стать краеугольным камнем человечества. - И все это здесь, в одном томе? Адмирал усмехнулся: - Каждый берет из "Хага-куре" столько, сколько может унести. Лично вам, лейтенант, она поможет лучше понять самураев и побудительные причины их поступков. Вы, Брент-сан, уже успели проявить лучшие качества приверженца бусидо - вы от природы наделены отвагой и преданностью. - Спасибо, сэр... Вы слишком добры... - Доброта ту не при чем. Вы заслужили себе место за этим столом своим поведением в бою. У вас орлиный глаз, и вы не теряете мужества даже перед лицом смертельной опасности. - Временами мне бывало очень страшно. - Нам всем временами бывает очень страшно, Брент-сан. Но я уже говорил вам: "Храбрец - это трус, который умеет обуздывать свою трусость". Лейтенант задумчиво провел ладонью по щеке: - Господин адмирал, вы часто мне говорили, что у меня - самые зоркие глаза из всей команды. - Фудзита наклонил голову, подтверждая это. - Раз нам не дают бортовых радаров, заставляя полагаться тем самым на остроту нашего зрения, я прошу разрешения летать наблюдателем на одном из патрульных самолетов. - Что ж, этим можно послужить "Йонаге", - адмирал дернул свой одинокий волосок. - Разрешаю. - И снова дернул. - Вы умеете, обращаться с авиационным пулеметом? - Ну, разумеется! Когда мы с Йосиро Такии и Морисадой Мотицурой летали на B5N в Тель-Авив, я над Средиземным морем сбил из этой штуки DC-3. На лице старого адмирала появилось смущенное выражение - все-таки ему было сто лет, и безупречная память, способная до мельчайших подробностей воспроизвести события далекого прошлого, иногда давала сбои на совсем недавних эпизодах. - Мы должны были забрать израильский шифратор, - подсказал Брент. - А-а, да-да! Конечно! Над Средиземным морем. Вы были ранены, кажется? - Царапина, - ответил Брент. - Если вы согласны, сэр, прошу направить меня в экипаж лейтенанта Йосиро Такии. - Не возражаю. Да, вот еще что. Брент-сан, вы заметили, наверно, что я стараюсь не вмешиваться в конфликты моих подчиненных, даже самые острые, - если, разумеется, это не грозит безопасности "Йонаги" - пусть разбираются сами. Брент понял, куда клонит Фудзита. - Заметил. Это мудрая политика. Но подполковник Окума, по всей видимости, ненавидит меня. Он относится ко мне с откровенной враждебностью... - Знаю. Не в моих правилах требовать, чтобы человек молча сносил оскорбления и обиды, затрагивающие его офицерскую честь. Но в ближайшие несколько месяцев мы столкнемся с очень серьезными испытаниями. И потому я прошу вас сдерживаться и потребовать удовлетворения - если до этого дойдет - по окончании нашего рейда. С этой же просьбой я обращусь и к подполковнику Окуме. - По моему мнению, о моей дуэли речь пока не идет, но за подполковника Мацухару ручаться не могу. Окума довел его до предела... Господин адмирал, могу я задать вам один вопрос не по службе? Адмирал рассмеялся: - Можете, лейтенант. А я в свою очередь - могу на него и не ответить. - Ходит слух, что император лично приказал вам зачислить на "Йонагу" лейтенанта Даизо Сайки? - Кто ходит? - Слух. Молва, сплетни. - А-а, теперь понимаю. Да это же всем известно. Лейтенант открыто говорит об этом. У вас, американцев, есть выражение "не для протокола". Эта часть нашей беседы, Брент-сан, тоже будет "не для протокола". - Брент энергично кивнул. Фудзита сложил руки на столе и переплел пальцы. - Да, это так. Император изъявил желание, чтобы я записал в судовую роль "Йонаги" и подполковника Окуму, и лейтенанта Сайки. - А желание императора - закон, не так ли? - Как же можно ослушаться микадо, Брет-сан? Вы меня удивляете? Он священен. Он бог, сто двадцать четвертый прямой потомок богини Аматэрасу-О-Ми-Ками. Если я не выполню волю императора, моя жизнь - да нет, жизни всех нас! - и само существование "Йонаги" утратит всякий смысл. - Он показал на книгу. - Вот прочтете "Хага-куре" - кое-что вам станет понятней. - Разумеется, - пробормотал Брент: логика этого нелепого утверждения была безупречна. Раздался стук в дверь, и вошел матрос корабельной полиции Катай. Вытянувшись, он вручил адмиралу пакет. Фудзита надел очки, прочел содержимое конверта и после этого взглянул на лейтенанта. - Маленькая ранка на заду у нашего американского гостя Кеннета Розенкранца воспалилась и нарывает. Мой главный хирург, начальник корабельной медчасти Хорикоси требует его госпитализации. - Я и не знал, что он ранен. Может быть, это с позволения сказать, - членовредительство. Самострел? И он надеется, что из госпиталя ему легче будет бежать? Фудзита снова заглянул в рапорт: - Доктор опасается заражения крови - газовой гангрены. Он может умереть. - Невелика потеря. По лицу адмирала скользнула одна из его нечастых улыбок. - Перевести его в госпиталь. Приставить караул. Камаи поклонился, ловко повернулся и вышел из салона. Адмирал показал на груду карт, лежавших на столе. - Мне надо поработать - приготовить нашим арабам достойную встречу. Я учту ваши соображения, лейтенант. Действительно, все выглядит слишком просто и легко - как бы нам не попасть в хитроумную западню. И потом, лейтенант, не стоит заставлять ждать адмирала Аллена. - Не стоит, сэр. - Пожалуйста, постарайтесь убедить его, что вы вовсе не смотрите мне в рот и не ловите каждое мое слово. Брент был поражен: неужели от внимания этого старика ничего не может укрыться?! - Вы по-прежнему принадлежите только самому себе и в любую минуту вольны переменить место службы. - Да, сэр, конечно... - выдавил из себя Брент. - Но я хочу служить здесь... на "Йонаге"... с вами... Когда он вышел, старый адмирал улыбнулся вновь. - Я тебе подыскал в Пентагоне великолепную должность - заместителя начальника шифровального отдела. Через полгода будешь носить две "сосиски" [жаргонное наименование нарукавных нашивок, соответствующих званию капитан-лейтенанта]. Надо быть полным идиотом, Брент, чтобы упустить такую возможность, - сказал адмирал Аллен, откидываясь на спинку кресла. Брент через стол пристально взглянул в его серо-зеленые глаза. - Я вам очень благодарен, сэр, за все, что вы для меня делаете, но... - Что "но"? - прервал его Аллен. - Но "предпочитаю остаться на "Йонаге". Так? - Угадали, сэр. - Решается твоя судьба, Брент. - Решается судьба этой планеты, и во многом она зависит сейчас от авианосца "Йонага". Адмирал откинул со лба длинные пряди седых волос. - Ладно, Брент, не буду больше пришпоривать дохлую лошадь. Ты просто не хочешь расставаться с Фудзитой. Верно? - Но ведь мы уже столько раз говорили об этом... - И ни до чего не договаривались. - Он показал на "Хага-куре". - Это он тебе дал? - Да. По его словам, это учебник бусидо. - Так оно и есть: перед войной и во время войны книгу изучали в школах. Только японец мог написать такое. А звали его Ценутомо Ямамото - он был вассалом крупного феодала Мицусиге Набесимы, скончавшегося в тысяча семисотом году. Ямамото, убитый горем, стал буддийским священником и через семь лет написал эту книгу. "Хага-куре" значит "Под листьями". Это свод коротких историй о его сюзерене и других японских аристократах, афоризмов, правил хорошего тона и воинских ритуалов, и в каждой строчке указывается, как важно хранить верность своему повелителю и уметь правильно умереть. - Да, я знаю, я ее просматривал. - Но там есть очень забавные штучки. - Аллен, перегнувшись через стол, взял книгу и принялся перелистывать ее. - Ага! Вот! Слушай, Брент! "Если ты поранил себе лицо, помочись на него, потом наступи на него соломенными сандалиями: говорят, что кожа тогда слезет". - Засмеявшись, адмирал отшвырнул книгу. Брент открыл ее наугад: - Послушайте-ка вот это: "Отними чужую жизнь во имя микадо, и ты очистишься". - Смерть и умение умереть достойно и правильно - главные темы. Подобные сентенции в этой книге - на каждой странице. Брент захлопнул книгу и вернулся к прежней теме: - Так вот, сэр, я очень благодарен вам за хлопоты по устройству моей карьеры, но чувствую, что нужен здесь, на судне. "Йонага" - единственное, что может остановить Каддафи. Мы здесь - в самом центре событий, а не где-нибудь на обочине. Вы ведь тоже хотите остаться здесь. - Пожалуй, да, - вздохнул адмирал. - Это война. И хотя, как говорится, очко играет, когда тебя берут в "вилку", но мысль о том, что ты не пойдешь в бой, - непереносима. - Да-да, вот именно это я и чувствую. - Все мы это чувствуем. Ты знаешь, Брент, как называли сражения во время первой мировой? - Я немного не застал ее. Адмирал рассмеялся: - "Большое шоу". И люди шли, и шли, и шли прямо в пасть дракона, сожравшего десять миллионов человек. - Думаю, все мужчины смотрят на это как на представление. - В известном смысле это так, - произнес Аллен с поразившей Брента серьезностью. - Но когда убитых становятся горы, все меняется. Ты начинаешь мучиться виной, и с каждым из твоих убитых братьев умирает и частица тебя. Серо-зеленые глаза адмирала пристально глядели на Брента, но не видели его. Аллен смотрел в прошлое. Брент, до глубины души тронутый тем, как созвучны оказались ему мысли этого человека, представшего перед ним совсем в ином свете, сказал: - У нас есть какой-то встроенный механизм, обуздывающий страх, - он уничтожает его, оставляя только восторг, который ни с чем не сравним... Разве только с любовью. - И каждый раз нам приходится преодолевать его, этот страх? - Да. И в бою мы познаем себя по-настоящему. - Ты прав. Бой сдирает с тебя всю мишуру, и каждый видит, чего ты стоишь на самом деле. - Он вздохнул, откинулся на спинку кресла, а потом неожиданно улыбнулся: - Ты становишься философом, Брент. - То же самое сказал мне вчера Мацухара, - расхохотался тот. - И еще: ты собираешься влюбиться. - Как вы догадались? - Когда вчера ты пришел с берега, щеки у тебя горели, а глаза плясали. Ты не забывай, Брент, я знаю тебя с колыбели. - Она необыкновенно красива. И умна. И завтра мы с ней встретимся. Она мне покажет достопримечательности Токио. - Вот как? - Храм Ясукуни, например. Ну, а теперь я должен осмотреть другую достопримечательность - задницу Кеннета Розенкранца. Он - в лазарете, рана у него нагноилась. Подозрительно мне что-то все это. Пойду проведаю. - Розенкранц - воплощение зла. Редкий негодяй. 6 Когда старший фельдшер Эйити Хорикоси - маленький, хрупкий и сгорбленный старичок с венчиком пушистых седых волос над бледным лицом, на котором восемь прожитых десятилетий прочертили вдоль и поперек глубокие пересекающиеся морщины, - расхаживал на подгибающихся ревматических ногах по госпиталю и трубка фонендоскопа свисала с его тоненькой птичьей шейки, всегда казалось, что он вот-вот запутается в полах накрахмаленного белого халата, упадет и уже не сможет из-под него выбраться. Однако живые, быстрые, не по-японски широко прорезанные глаза, противореча его дряхлому виду, посверкивали бодро и энергично. Он был призван на "Йонагу" в 1940 году и начинал службу простым матросом, добровольно вызвавшись быть в судовом лазарете санитаром. Через два года он уже ассистировал на операциях главному врачу майору Ретецу Хосино, учившему его хирургии и тайнам диагностики. Во время ледового заточения в бухте Сано, когда Хосино и пять других врачей умерли, Хорикоси возглавил МСЧ [медико-санитарная часть] авианосца. По возвращении в Японии адмирал Фудзита, считавший все медицинское сословие "бандой коновалов и шарлатанов", наотрез отказался от предложения командования сил самообороны укомплектовать судно дипломированными судовыми врачами, и бразды правления по-прежнему оставались в маленьких, со вздутыми синими венами ручках Хорикоси, державших их так же крепко, как скальпель и пинцет. Под его началом было шестеро санитаров столь же преклонного возраста. Сверкающий чистотой лазарет находился в кормовой части надстройки, и сейчас из его тридцати коек двадцать две были заняты пострадавшими при авианалете японскими моряками, а на двадцать третьей лежал на животе американский летчик Кеннет Розенкранц с загноившейся раной правой ягодицы. Рядом стояла кровать Таку Исикавы. Из всех видов повреждений Хорикоси больше всего не любил ожоги. Обгоревшие люди испытывают мучительные и - что еще хуже - постоянные страдания: они совершенно беспомощны и могут только стонать и плакать от не отпускающих ни на миг болей, которые причиняют им страшные, незаживающие ожоги третьей степени, и от всепроникающего тошнотворного запаха гниющей плоти начинает першить в горле. Хорикоси перерыл горы книг по лечению ожогов, выписывал самые последние новинки фармацевтики, искал наиболее эффективные сочетания болеутоляющих и барбитуратов. Его помощники лили прямо на раневую поверхность раствор сернокислого серебра, потом накладывали на омертвевшие участки тела пропитанные особым составом бинты, чтобы через несколько часов снять их вместе с отслоившейся кожей. Потом вся процедура повторялась. Раненым, у которых замечалась сердечно-легочная недостаточность, ставили капельницы и катетеры для внутривенных вливаний. Чудовищное обезвоживание организма требовало огромных доз физиологического раствора. Раненые, сохранившие губы и слизистую рта, получали - иногда до тридцати раз в день - питательные смеси. И тем не менее, несмотря на все старания Хорикоси и его помощников, многие умрут. А те, кто благодаря новейшим лекарствам выживет, вряд ли поблагодарит за это судьбу. Первыми сгорают эпидермис, мышечная масса, хрящи, потом - кости, и старый фельдшер проходил между рядами коек, на которых лежали люди без носов, без ушей, с лицами, сплошь покрытыми уродливыми струнами. Один матрос лишился половых органов, двоим ампутировали руки и ноги. Хорикоси не любил злоупотреблять болеутоляющими, но тем, кому оставалось жить недолго, безотказно назначал большие дозы морфина, чтобы они, по крайней мере без мучений, вошли в храм Ясукуни, нечувствительно оказавшись в стране лотоса. Какая жестокая ирония: мало того что пламя пожрало их тела при жизни, и трупы их тоже будут преданы огню, мрачно размышлял он. - Эй ты! Болит! - услышал он внезапно голос пленного американца. - Ничего страшного, - ответил Хорикоси, - представь, что у тебя еще одна дырка в заднице. Их голоса разбудили Таку Исикаву. Он повернул голову и встретил взгляд зеленых глаз Кеннета Розенкранца. - Ты кто? - спросил лейтенант. - Тебе, косоглазая макака, не все равно? - вызывающе ответил американец, которому терять было нечего. Таку потряс головой и с усилием приподнялся на локте. - Ты Рози, я видел, как тебя вели к адмиралу. - Я тебе, Исикава, не "Рози"! - Откуда ты знаешь мое имя? - Вон, на табличке написано, - американец, перекатившись на бок, ткнул пальцем в изножье койки, где висела дощечка со списком назначений и температурной кривой. - Протри свои щелочки, косой! - Не смей называть меня косым. - Но ты же косой?! - Прекратить! - лаконично приказал фельдшер. - Чтоб поубивать друг друга, силенок еще маловато. - Он очертил в воздухе дугу. - Вы и так меня работой завалили. Лежащий на соседней койке юноша, забинтованный с ног до головы и весь утыканный резиновыми трубками, выходящими из всех отверстий его тела, внезапно дернулся и издал тонкий пронзительный вопль - так стонет под слишком высоким давлением предохранительный клапан парового котла. - Да заткните ж вы глотку этой суке! - крикнул Розенкранц. - Такеда, введи ему четверть грана морфина, - распорядился Хорикоси, и старый санитар, взяв гиподермический шприц, впрыснул его содержимое в одну из трубок. Запеленутый в бинты кокон почти мгновенно затих. - Долго не протянет, - вполголоса сказал санитар. - Вот и хорошо, - заржал Кеннет. - Одной макакой меньше. Хорикоси выпрямился и взглянул на американца: - Капитан, предупреждаю: не укоротите язык - я вам сделаю колостомию [операция по созданию искусственного наружного свища ободочной кишки] и отправлю обратно на гауптвахту. - Он кивнул в сторону вооруженного матроса-часового, стоявшего у единственной двери в палату, и только собирался еще что-то добавить, как послышались крики: - Доктор! Доктор! ЧП! Авария на полетной палубе! Вас срочно требуют к кормовому подъемнику! Хорикоси двинулся по проходу между койками, потом на минуту остановился: - Не забудьте о том, что я сказал. Колостомия, - с угрозой бросил он через плечо, взял маленький черный саквояж и мимо часового вышел из палаты. - Что это еще за кол... кост... костоломия такая? Кости, что ли, мне ломать будет? - осведомился Кеннет. - Нет. Тебе ушьют задний проход, а прямую кишку выведут наружу, и какать будешь в мешочек, - усмехнувшись, объяснил Исикава. - И этот старый пердун решится на такое? - голос Кеннета дрогнул. - Будь уверен. Розенкранц некоторое время смотрел на него сквозь полуопущенные веки. - Слушай, - сказал он. - А ведь это с тобой мы третьего дня схлестнулись над Токио? - Как ты узнал? - Разговоров было много. Ты молодец. - Какой же молодец, когда валяюсь здесь?! Хотелось бы еще полетать. - Мне бы тоже хотелось - и побольше, чем тебе. Ты оставил меня с носом, но без пятидесяти штук. - Ты что, только ради денег воюешь? - Да как тебе сказать... Я, конечно, не люблю жидов и кое-что насчет этого наболтал адмиралу. Но в конечном счете все решают деньги. - Он задумался на мгновение. - А для тебя? Неужели есть что-нибудь важнее? - Честь. Гордость. Император. Кодекс бусидо. - Кодексом сыт не будешь. И пьян, кстати, тоже. И бабу не подцепишь. - Ты, я вижу, альтруист и бессребреник, - с сарказмом сказал Таку. - Высота твоих устремлений просто ошеломляет. Кеннет побарабанил пальцами по тюфяку. - А этот пижон... ну, с красным колпаком и зеленым обтекателем на машине - как его?.. - Подполковник Мацухара. - Тоже летун - будь здоров. Мы с ним сцепились. Он сжег моего ведомого: отличный был пилот, хоть и поляк. Но и Мацухаре твоему от меня досталось. Я как врезал серию - крыло всмятку! Таку окинул взглядом четкие очертания его тяжелого лица и вспомнил, как на совещании накинулся на Йоси, обвиняя того в трусости. От этого воспоминания на лбу выступила испарина, в горле застрял комок. - Ты подбил Мацухару? - Ну, я же говорю: крыло чуть не напрочь оттяпал. - И он не мог продолжать бой? - Какой там еще, к черту, бой?! Он лететь не мог! Спрыгнул, наверно, с парашютом? - Нет, дотянул и сел на палубу. - Ну ничего, следующий раз я его сделаю. - Ты думаешь, у тебя будет "следующий раз"? - Конечно! Иначе меня прикончили бы вместе с Харимой и Салимом. - Мысль адмирала Фудзиты ходит никому не ведомыми тропами. Думаю, он припас для тебе что-то поинтереснее, чем просто смертная казнь. Американец в явном волнении заерзал по кровати, не спуская глаз с лица Таку. Тот же взглянул Кеннету в глаза: это были глаза тигра, попавшегося в ловушку, сбитого влет ястреба, изготовившейся к броску кобры. Но страха в них не было - были смерть и ад. И низкий голос вдруг стал царапать, как наждак: - Ты женат? Таку насторожился было, но вопрос показался ему вполне невинным. - Был женат. Жена умерла. - Несчастные вы, в сущности, люди - японцы. Жалко мне вас. - Это еще почему? - Да потому, - через все его жестокое лицо поползла глумливая усмешка. - Что у вас за бабы? Это ж вообще не бабы - японки ваши! Титек нет, подержаться не за что... И еще, говорят, в этом месте у них - не вдоль, как у нормальных, а поперек и сикось-накось. Как вы их пилите - не представляю... - Он захохотал. Исикава почувствовал, как всю кожу на нем вдруг туго стянули покалывающие мурашки. Внутри стало горячо, кровь забурлила. Исковерканное бешенством лицо, на котором резче и глубже проступили все морщины и складки, сделалось похожим на уродливую маску гнева. Рана давала себе знать, тело плохо слушалось его, но он встал, выдернув иглу капельницы из левой руки. Боли он не ощутил - только что-то теплое полилось от предплечья к ладони. Розенкранц тоже уже был на ногах и, продолжая посмеиваться, принял стойку. Войдя в лазарет, Брент Росс услышал доносящийся из дальнего угла рев и мимо часового с "Оцу" в кобуре устремился туда. Мертвенно-бледный Таку Исикава и ухмыляющийся Кеннет Розенкранц стояли лицом к лицу. На обоих были только короткие больничные рубахи. Левая нога Таку была забинтована от лодыжки до бедра, из левой руки текла кровь. Он явно оберегал обожженную ногу и к тому же был еще слаб. Рубашка Кеннета была выпачкана сзади кровью и лимонно-желтыми подтеками гноя. Закачались капельницы, зазвенев о штативы, - раненые повернулись к противникам. Брент, торопливо направляясь к ним, услышал за спиной шаги и голос Такеды. - Прекратить! Дурачье! Сейчас же по койкам! - кричал он. За ним бухал тяжелыми ботинками по блестящему линолеуму часовой. Но Исикава и Розенкранц уже ничего не слышали и ни на что не обращали внимания, готовясь к схватке. - Розенкранц, не трогай его! - крикнул, переходя на бег, Брент. Таку ударил первым, целясь американцу в горло. Если бы он сохранил свою прежнюю силу, удар мог быть сокрушительным, а то и смертельным. Но Рози успел закрыться, и ладонь японского летчика вместо того, чтобы разрубить гортань, ткнулась в бугор могучего плеча и уже на излете задела левое ухо. Американец не замедлил с ответом. От удара его огромного кулака, попавшего в ухо и щеку, Таку подкинуло вверх и отбросило спиной на металлическую прикроватную тумбочку. На пол со звоном и грохотом полетели лампа, графин с водой, стаканы, пузырьки с лекарствами. Отлетев к стене, Таку сполз вниз и присел на корточки, остекленевшими глазами следя за противником. Потом, ухватясь за спинку кровати, он сделал попытку подняться. Кеннет быстро оглянулся через плечо и увидел Брента - тот, согнув руки в локтях, медленно и осторожно приближался к нему. - А-а, - протянул Кеннет. - Кто к нам пришел! Старый знакомый, стопроцентный американец! Санитар Такеда сделал новую попытку восстановить порядок: - Я кому сказал - по местам! Прекратить безобразие! Оба - в постель! - Он двинулся мимо Брента к месту схватки, но лейтенант одной рукой легко придержал его. - Пошел-ка ты... - отозвался Кеннет, сделав похабный жест. - Розенкранц, ты просто сволочь, - придвигаясь к нему и сжимая кулаки, сказал Брент. Он чувствовал, как все туже натягиваются в нем нервы, как поднимается волна ярости. Мышцы плеч и рук напряглись, от шеи к квадратному подбородку толстыми веревками вздулись жилы. - Капитан Розенкранц, мне приказано вас охранять. Если вы не будете слушаться старшего санитара Такеду, я отведу вас в карцер, - заговорил часовой, тоже пытаясь подойти поближе. Брент задержал и его. - Господин лейтенант, вы препятствуете исполнению моих обязанностей. - Вы кто такой? - Матрос Шосецу Юи, господин лейтенант. - Как старший по званию, приказываю вернуться на ваш пост! - Господин лейтенант... - Исполнять! - Слушайся, - захохотал Кеннет, - слушайся старших - особенно по званию, - и тебя не отшлепают. - Мистер Росс, - вмешался Такеда. - В настоящий момент в судовом госпитале старший по должности - я. В отсутствие начальника МСЧ его заменяю я. А вы - строевой офицер, ваши приказы на госпиталь не распространяются. - А ваши - не выполняются! - сердито отмахнулся Брент. - И потому по корабельному уставу любого флота я беру командование на себя. - Я заявляю протест! - Очень хорошо, Такеда. Подайте рапорт. - Понял, старикан? - явно наслаждаясь происходящим, сказал Розенкранц. - Иди строчи. - Я буду с ним драться, - медленно распрямляясь, сказал Исикава. Брент, не обращая на него внимания, повернулся к Розенкранцу, и его синие глаза потемнели, сделавшись похожими на вороненую оружейную сталь. - Нам с вами, капитан, надо бы разобраться что к чему. Но вы ранены. Кеннет прищурился: - Это ничего. Не беспокойся, мне это не помешает. - Его лицо озарилось чарующей улыбкой. - Надо успеть выбить из тебя дурь, пока ваш адмирал не... - Он выразительно полоснул себя пальцем по шее, и в ту же минуту его тяжелая широкая ладонь наотмашь хлестнула Брента по щеке с такой силой, что у лейтенанта лязгнули зубы, во рту появился солоноватый привкус, а из глаз посыпались искры. - Ну как? Вкусно? Еще хочешь? - Не вмешивайтесь, лейтенант, - вскричал Таку Исикава. - Уже вмешался, - процедил сквозь зубы Брент, чувствуя, как захлестывает его жаркая волна, заставляя сердце биться чаще. Он показал в угол палаты, где стояло семь пустых коек. - Прошу, капитан, добро пожаловать. - С удовольствием. Не обращая внимания на Такеду, оба американца под прицелом двадцати пар любопытных, предвкушающих зрелище глаз двинулись к месту своего поединка. Таку Исикава тяжело осел на койку. Старший санитар засеменил к телефону. Часовой стоически застыл у двери. Противники оказались в относительно просторном пространстве, как бы отгороженном пустыми койками. Розенкранц сделал нырок и ударил первым, но Брент откачнулся всем своим хорошо тренированным телом назад, и кулак задел его подбородок по касательной. Бренту часто приходилось драться. Сначала это были быстрые и неизменно победоносные потасовки с одноклассниками на спортивных площадках и в школьных коридорах. Потом пришел черед арабов. В день первой встречи с Сарой Арансон, в одном из токийских переулков, на него напали двое. Там, в темноте, удивление и страх почти мгновенно уступили место первобытной ярости и животной страсти крови. Какая там цивилизация, какая культура - он стал зверем, защищающим свою жизнь. Он помнил, как искалечил одного из нападавших и бутылкой с отбитым дном превратил лицо другого в сплошное кровавое месиво без глаз и без носа. С той же нерассуждающей, звериной яростью он трехфунтовым обрезком трубы изувечил убийцу в Оаху, не оставив на нем живого места. Теперь он смотрел в льдисто-зеленые глаза Розенкранца, и адреналин разгонял по крови неистовое желание уничтожить врага. Но Кеннет был крепок и уступать не собирался, и рана не лишила его сил. Он был чуть ниже Брента ростом, но зато шире его в плечах и весь точно скручен из стальных канатов. Кроме того, ему, смертнику, терять было нечего. Так почему же сначала не отправить на тот свет американского лейтенанта? Пока противники кружили по пятачку импровизированного ринга, Брент услышал шаги и краем глаза заметил, что Исикава, двое других раненых, пятеро санитаров и часовой подошли ближе и жадно наблюдают за боем. Оба американца стояли в левосторонней стойке, защищая правой рукой челюсть и водя из стороны в сторону выставленной вперед левой, напоминавшей голову кобры перед броском. Однако всем было ясно, что это - всего лишь для затравки: слишком мало здесь места для финтов классического мордобоя, и два огромных американца сейчас начнут драку без правил. - Сейчас я тебе шерстку-то расчешу, - пригнув голову, бормотал летчик. - Хоть ты большой друг жидовского народа и вымахал на шесть футов четыре дюйма, а все равно - япошка, только побелей. - Он сделал выпад, но Брент парировал левой. Они снова закружились, подстерегая друг друга. - Ну что, Рози, небось хочешь и за меня пятьдесят тысяч огрести? - А то нет? - Держи карман шире. Брент никогда не смотрел в глаза противнику, угадывая его намерения по движениям ступней. Вот и сейчас Кеннет стал переносить тяжесть тела на выдвинутую вперед ногу, и правый кулак полетел в лицо Брента, как из катапульты. Брент успел резко отклонить корпус влево, и когда кулак, пройдя у самого виска, обжег ему ухо, успел сместить центр тяжести и ударил летчика в нос. Хрустнули хрящи, словно тяжелая подошва прошлась по яичной скорлупе, полилась кровь и слизь. Брент, не теряя времени, шагнул вперед, другой рукой нанес удар, метя Кеннету в челюсть. Но он имел дело не с новичком: летчик, хоть и был весь залит кровью, нырком успел уйти от свинга, а в следующее мгновение они вошли в клинч, одной рукой держа противника за шею, а другой молотя его по ребрам и по корпусу. У самого уха Брент слышал тяжелое, хлюпающее сопение Кеннета, кровавые сопли забрызгали ему щеку, когда тот выговорил: - Убью тебя, сука. Убью. Разом сообразив, что эта тактика результатов не даст, они, словно по взаимному соглашению, расцепились и отпрянули друг от друга. Теперь уже все изыски бокса были забыты - слишком мало было места и слишком много бешеной злобы. Кеннет, с лица которого при каждом движении разлетались капли крови, ринулся на него, осыпая сериями ударов. Брент, парируя, уходя, ныряя, чувствовал тем не менее, что плечи и руки, которыми он гасил удары Кеннета, уже болят, а в следующее мгновение пропустил прямой боковой в голову, и в глазах у него потемнело. Однако он устоял на ногах, ответив серией ударов по корпусу, и слышал, как трещат под его кулаками ребра. Потом провел удар в лоб и рассек Кеннету левую бровь. Летчик весь был залит кровью и потом, и Брент, молотя его, слышал восторженные крики болельщиков. Победа была уже близка, как вдруг словно стальной шатун двинул его в подбородок. От отлетел назад. Снова черная завеса со вспыхивающими на ней разноцветными огнями задернулась перед глазами. Удар был такой силы, что лязгнувшие зубы прикусили язык, и во рту снова стало солоно. Ноги вдруг сделались ватными, колени подогнулись, и он осел назад, на рухнувшую под его тяжестью кровать. Кеннет с торжествующим рычанием навалился сверху. Но в последний миг Брент почти инстинктивно успел согнуть и с силой распрямить ноги, ударом в солнечное сплетение отбросив летчика. Тот, скривившись от злобы и боли, хрипло вскрикнул, словно напоролся на острие копья. Брент, еще не оправившись от нокдауна, глянул в льдисто-холодные зеленые глаза летчика и увидел в них свою смерть. Потом время словно остановилось, тьма перед глазами рассеялась, голова заработала с удивительной четкостью. Оттолкнувшись от палубы, он обхватил еще не распрямившегося летчика и вместе с ним упал на пол. Нанося друг другу удары, перекатываясь по палубе, оба рычали как дикие звери. Кеннет Розенкранц, и впрямь потеряв человеческий образ, вдруг совершенно по-волчьи ощерился и впился Бренту в напруженную шею. Когда острые клыки прокусили ему кожу, он вскрикнул от боли и, схватив летчика за подбородок, изо всех сил дернул вверх и в сторону, стараясь сломать ему шейные позвонки. Кеннет держал его мертвой хваткой и оторвать его от себя Бренту удалось только вместе с лоскутом собственной кожи. Летчик шумно выдохнул, откатился и стал на колени. Однако Брент, не давая ему опомниться, прямо с полу кинулся на него и ударом кулака вновь пустил ему кровь из поврежденного носа. Кеннет отлетел, ударившись о каталку, с которой посыпались шприцы, иглы, капельницы, бинты. Розенкранц, пошарив под собой, вдруг издал дикий торжествующий вопль, и в руке у него сверкнули хирургические ножницы. Он перехватил их поудобнее и стал медленно, пошатываясь, подниматься на ноги. Бренту под руку попались три откатившихся в сторону шприца, он поспешно содрал с игл пластиковые наконечники и, не сводя глаз с надвигающегося на него Кеннета, стиснул в кулаке свое единственное оружие. - Сейчас я тебя ломтиками настругаю... - заливаясь хлещущей из носа кровью, процедил Розенкранц. Он кинулся на Брента и тот, едва успев увернуться, всадил ему в ягодицу три длинных шприца. Кеннет взвыл от боли, выронил ножницы и, взмахнув рукой, тыльной стороной ладони угодил Бренту в глаз. Оба рухнули на палубу, Брент почувствовал, как отломились пластмассовые конуса шприцев, оставив массивные иглы глубоко в теле летчика. Одной рукой тот попытался вырвать их, растопыренными пальцами другой тянулся к глазам лейтенанта. Ему удалось откинуть от себя летчика и получить пространство для размаха. Два прямых коротких удара в челюсть - и, выбросив фонтан кровавой слюны и желтоватых осколков зубной эмали, летчик рухнул навзничь. Брент кинулся сверху и коленями прижал его руки. - Банзай! - восторженно завопили зрители. Брент, нависая над врагом, не слышал этих криков и ничего не ощущал, кроме неодолимого желания растерзать и прикончить его. Внизу он видел расплющенный, свернутый набок нос, почти не дававший летчику дышать, заплывшие глаза с красными белками - это лопнули кровеносные сосуды, - три выбитых и два сломанных зуба. Разбитые губы вспухли и кровоточили в нескольких местах. Даже мочки ушей налились кровью и стали похожи на исполинские ягоды черно-красного бургундского винограда. - Ты... - с трудом ворочая языком, натыкавшимся на осколки зубов, выговорил Розенкранц. - Чего ждешь? Добивай, не тяни резину. Твоя взяла... Брент, ощущая острую боль в прокушенной шее и содранных до мяса костяшках пальцев, чувствуя, как теплая струйка крови течет на грудь, занес ножницы. - Остановитесь! - гулко раздалось над головой. - Лейтенант Росс, я приказываю остановиться. Брент услышал тяжелый топот и поднял голову: к нему бежали подполковник Окума и четверо матросов корабельной полиции. - Еще чего... - сквозь стиснутые зубы процедил Брент. - Мы с ним оба заслужили это. Однако сильная рука перехватила и вывернула его запястье. Ножницы упали на палубу. Матрос Шосецу Юи, выйдя у него из-за спины, отшвырнул их подальше. Брент в ярости вскочил на ноги. - Как ты смеешь?! - закричал он, но перед глазами опять сгустилась черная пелена, колени подогнулись, и он осел на перевернутую кровать. Окума стоял над ним, оглядывая поле битвы. - Немедленно доложите адмиралу, мистер Росс, - сказал он, и в голосе его звучало непривычное уважение. - Немедленно. Розенкранц, преодолевая боль в трех надломленных ребрах, приподнялся на локте и, несмотря на выбитые зубы, заплывшие кровоподтеками глаза и три колотых раны на ягодице, сумел раздвинуть распухшие губы в улыбке. - Скорей-скорей, мистер Росс, - издевательски засюсюкал он. - Скорей беги к адмиралу, негодный шалунишка! Он тебя в угол поставит. Брент медленно побрел к выходу, слыша за спиной его смех. В каюте он глянул в зеркало и ужаснулся. Правый глаз был почти полностью скрыт под огромной радужной опухолью. Губы слева раздулись, как будто их накачали насосом, и покрылись трещинами. Болел сильно прикушенный кончик языка, болела и на глазах распухала правая рука, болели ссадины на скулах. Хорикоси промыл и перевязал стерильным бинтом укус на шее, сказав при этом: "Грязнее человеческого рта ничего нет". Старый доктор почему-то совсем не огорчился, увидев, во что превращены его владения, а наоборот, проводил довольным взглядом Розенкранца, которого почти волоком тащили на койку. "Кашку будет теперь до-о-олго есть и сидеть не сможет неделю", - засмеялся Хорикоси, окончив перевязку. - Если победитель в таком виде, то как же должен выглядеть побежденный? - вдруг спросил адмирал Аллен, сидевший на стуле в крошечной каюте Брента. От потери крови Брент чувствовал странную лег кость и пустоту во всем теле. Он попытался улыбнуться, но челюсти болели. - Теперь вы видите, что такое пиррова победа, - не разжимая зубов сказал он. - А насчет Розенкранца вы оказались правы: он настоящий негодяй. - А ты должен был убедиться в этом на собственном опыте? - Да нет... Ну, пойду докладывать Фудзите. - Давай я тебе помогу переодеться, - Аллен поднялся и подошел к шкафу. Брент не стал возражать. Он был рад, что застал адмирала одного. Повинуясь безмолвному приказу, он сел напротив стола Фудзиты, который заговорил неторопливо и бесстрастно, словно ожившая статуя Будды. - Говорят, вы разгромили мой госпиталь, лейтенант? - Виноват, господин адмирал, - ответил Брент стараясь как можно меньше двигать челюстью. - Так уж получилось. Узкие темные глаза внимательно изучали кровоподтеки на его лице. - Я вижу, победа далась вам нелегко. На триумфатора вы не очень похожи. Брент хотел улыбнуться, но эта попытка вызвала у него глухой, болезненный стон. - Примерно то же самое сказал мне только что адмирал Аллен. - Следует обуздывать свои порывы, лейтенант. Как сказал один русский поэт: "Учитесь властвовать собой". - Меня спровоцировали, сэр. - Знаю. Я получил рапорты начальника МСЧ Хорикоси, старшего санитара Такеды, матроса Юи и лейтенанта Исикавы. - Адмирал переплел пальцы. - Мне доложили, кроме того, что вы, приняв командование на себя, не дали Такеде выполнить его служебные обязанности и навести порядок. - Это вздор. Розенкранц, потеряв всякий контроль над собой, уже напал на лейтенанта Исикаву. Адмирал свел вместе кончики больших пальцев. - Да. Это отмечено в рапорте лейтенанта Исикавы. Он заявляет, что вы вели себя очень отважно, но что лишь вмешательство дежурного по кораблю подполковника Окумы воспрепятствовало вам прикончить Розенкранца. - Так точно. - И что - вы убили бы его? - Так точно. - Характером вы, очевидно, в отца. - Да, мне уже это говорили. - Брент-сан, мне нужен этот пленный. Он располагает сведениями, от которых зависят сотни жизней и существование "Йонаги". - Понимаю. - А от покойника, согласитесь, сведения получить трудно. - Он спровоцировал на столкновение лейтенанта Исикаву, который еще не оправился от своей раны. У меня были опасения, что он может убить его. Меня он ударил по лицу. Адмирал откинулся на спинку стула, уронил руки на колени: - Вы вели себя как подобает самураю, и не мне с вас за это взыскивать. Однако постарайтесь быть хладнокровней. В один прекрасный день ваша несдержанность будет стоить вам жизни. - "Победа и поражение - преходящи, а избавление от позора найдешь в смерти". Щелочки глаз раскрылись шире, адмирал подался вперед. - Цитируете "Хага-куре"? - спросил он удивленно. - Да, сэр, но я только начал изучать эту книгу. Старик явно был доволен: - Что ж, продолжайте, Брент-сан. Вы когда заступаете на дежурство? - С двадцати четырех, сэр. - А завтра у вас - увольнение на берег? - Так точно, сэр. - Очень хорошо. Вам нужно отдохнуть и развеяться. Надеюсь, вы найдете, с кем приятно провести время. - Уже нашел, сэр... 7 Во второй половине дня Брент оказался в квартале Сибуя, в самом центре которого на пересечении Тамагава-Дори и Аояма-Дори высилась современная двенадцатиэтажная башня из стали и стекла. В качестве ориентира Маюми указала ему огромную статую собаки, бывшую как бы эмблемой квартала, и вскоре Брент, выпутавшись из уличной толчеи, уже стоял перед огромной бронзовой собакой непонятной породы и печального вида, с мраморного пьедестала охранявшей подъезд. Часом раньше он позвонил Маюми, чтобы предупредить, что вчера "слегка повздорил кое с кем", и заранее принести извинения за свой вид. А вид все еще мог напугать кого угодно: хотя отек спал и нижняя губа обрела обычные размеры, но царапины, кровоподтеки, впечатляющий "фонарь" под глазом и забинтованная шея оставались при нем. Пожалуй, с такой физиономией не стоило являться на свидание, но Маюми чуть не заплакала, когда он по телефону намекнул на это. "Вы повздорили? И вас так заботит ваша внешность? Это единственная причина?" - огорченно спросила она. - Да, Маюми, - ответил он. - Не хотелось бы показываться вам на глаза в таком невыигрышном виде. - Ну, Брент, - засмеялась она. - Я думала, мужчины не так трепетно относятся к своей наружности, как мы. Брент представил себе ее лицо и восхитительную фигуру и дрогнул. - Но, к сожалению, мне придется рано уйти. - Конечно, Брент. Скоростной лифт, вознесший его на десятый этаж, напомнил Бренту последний полет на B5N - тот же вакуум