Кеннет оглушительно захохотал. - Менять наследника престола на этого ублюдка?! - с горечью воскликнул Брент. - Террористы в качестве непременного условия потребовали, чтобы к месту обмена - к седьмому терминалу Токийского аэропорта, где стоит захваченный ими "Дуглас", - Розенкранца в зеленом "Мицубиси-галлант" доставили вы, лейтенант Росс, - сказал адмирал. - В машине вы будете вдвоем. Никого больше рядом, и ни одного японского самолета в небе. При малейшем поползновении нарушить условия обмена принц Акихито, Брент Росс и двадцать восемь заложников будут немедленно расстреляны. - Розенкранц рассмеялся, а адмирал продолжал: - Если будет предпринята попытка перехватить DC-6 в воздухе, он будет взорван. Летчик царапнул зелеными глазами-льдышками по лицу Брента: - Отлично, о лучшем попутчике и мечтать нельзя. Ух, и полетаем же мы с тобой! - Этот вариант был предложен первоначально, - сказал Фудзита. - Я его отверг. - Ого! Рискуете, адмирал. На кону стоит голова вашего драгоценного принца. Адмирал перевел черные, влажно блестящие глаза на Брента. - Кое-что на свете вообще не имеет цены. - Ну, и когда же начнутся все эти игры и забавы? - Завтра. В 8:00 по местному времени. - Дождусь ли часа я заветного? - пропел Розенкранц, устремив взгляд на лейтенанта. Бренту не пришлось ставить машину на стоянку - по знаку офицера, командовавшего полицейским оцеплением, зеленый "Мицубиси-галлант" пропустили к самому зданию аэропорта. Пассажиров не было видно, зато повсюду стояли полицейские с автоматическими винтовками М-16. - Лейтенант Ямагута Аритомо, - представился подскочивший к машине тучный, средних лет полицейский офицер. Голос у него от волнения срывался на фальцет. - Прошу за мной, господа, - он открыл заднюю дверцу и стал помогать скованному наручниками Розенкранцу выбраться из машины. - Прими руки, макака! - рявкнул тот. Лейтенант отпрянул, словно от удара током. Брент резким движением выволок летчика наружу и, встряхнув, поставил на обочину. - Будь повежливей! - Большой вырос, да? - зарычал Кеннет. Он выпрямился во весь рост и взмахнул скованными руками. - Если б не эти браслетики, я б тебя укоротил. - Ты уж однажды попытался, и сам без носа остался. - Я был ранен, понимаешь ты это, сволочь, маменькин сынок, чистюля?! Брент почувствовал, как зарождается где-то в самом нутре знакомое бешенство, но огромным усилием воли сумел подавить его. И вовремя - зеленый "Мицубиси-галлант", точно такой же, как тот, на котором он привез Рози, подрулил к обочине. Двое мужчин - гороподобный как борец сумо японец и смуглый небритый араб с телосложением гориллы - вытащили из автомобиля третьего - маленького, средних лет человека в скромном сером костюме. Руки у него были скручены за спиной. - Вот оно, ваше божество! - крикнул японец. - Получайте его императорское высочество! - гориллообразный араб пихнул принца в спину так, что тот с трудом удержался на ногах. Брент, моментально развернувшись, открытой ладонью ударил Розенкранца между лопаток, и летчик захлебнулся воздухом, едва не стукнувшись о бетонную опору терминала. - Эй, вы! - крикнул Брент. - Поаккуратней с принцем, а то получите своего Рози в сильно помятом виде. Побелевшие от ненависти глаза Кеннета обожгли его. - Погоди, сука, я еще до тебя доберусь. Брент ухватив его за шиворот, вздернул кверху. - Когда доберешься, на своих ногах уже не уйдешь. И странная процессия двинулась через залы аэропорта: впереди и сзади - по десятку полицейских с М-16 наизготовку, посередине - принц с двумя своими конвоирами, а за ними Брент с Кеннетом. У стойки билетного контроля, за которой виднелись стеклянные двери и надписью "Выход N_7", шествие остановилось. В сотне футов от них Брент увидел окруженный полицейскими "Дуглас". Лейтенант Ямагата Аритомо срывающимся голосом объявил: - Обмен произойдет здесь! Кеннет обернулся к Бренту: - Как я разлуку с тобой переживу - не знаю. Одно утешает - расстаемся ненадолго. Скоро встретимся. Брент, снова погасив вспышку ярости, ровным голосом ответил: - Буду ждать с нетерпением. Розенкранц, смеясь, прошел в раздвинувшиеся стеклянные двери. Вернувшись на "Йонагу", лейтенант обо всем доложил Фудзите, а тот по корабельной трансляции объявил об освобождении наследного принца команде, встретившей это известие ликующим "банзай!". Поздравив и поблагодарив Брента, адмирал отпустил его. Боясь очередного разговора с Алленом, Брент поспешил убраться с "адмиральского верха": по короткому трапу он спустился вниз на одну палубу, прошел на корму и через радиорубку - в БИЦ. Там, перед дисплеями компьютеров и планшетами локаторных экранов сидели несколько человек, приветливо заулыбавшихся при виде лейтенанта. Шифровальщик Алан Пирсон помахал ему рукой. Брент поздоровался со всеми и подошел к земляку. - Ну, поздравляю, ты молодец, Брент, - сказал Пирсон. - Наследный принц много значит для них, - он показал на своих японских коллег, - да и для всех нас. - Да, но нам пришлось отдать Розенкранца. - Как ни жаль расставаться с таким говном, а ничего не поделаешь... Брент рассмеялся и спросил, кивнув на дисплей: - Что там есть интересного? - Мало, - позевывая, ответил Пирсон, - рутинные сообщения из штаба флота, проверка исправности. В эту минуту раздался звонок, и включенный лазерный принтер ожил. Пока он печатал сообщение, Пирсон смотрел на дисплей, по которому побежали столбики зеленых цифр. - О-о, - сказал шифровальщик. - Пометка "Z". Совершенно секретно. Наша лодка засекла два боевых корабля: прошли курсом на север Корейского пролива. Брент, оторвав от рулона донесение, кинулся к трапу. Только через два часа удалось собрать всех, включая кэптена Файта и Джейсона Кинга. Когда они расселись по местам, Фудзита поднялся и стал медленно читать донесение: "Z". 15:30 21.07. СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО ОТ: КОМ. ПЛ. СИЛАМИ ТО КОМУ: КОМ. АВ. "ЙОНАГА" ПЛ ВМФ США "Трепанг" SSN-6747, находящаяся на боевом дежурстве Восточно-Китайском море, сообщает о обнаружении двух арабских миноносцев класса "Джиринг", идущих большой скоростью через Корейский пролив, координаты 128 градусов 10 минут восточной долготы 33 градуса 40 минут северной широты. Курс 035, скорость тридцать. Усиленная работа РЛС, РЭБ, РЭП диапазонах "J" - "S" и РЛС управления огнем. Лодка замечена, обстреляна, принуждена срочному погружению. Повреждений нет. - Ничего себе, - сказал адмирал Аллен. - Открыли огонь по американской лодке! - Да-а, - ехидно заметил, надевая пенсне, лейтенант Даизо Сайки. - Теперь, наверно, перестанете продавать Каддафи "Кадиллаки"? Чем еще можно ответить на такое? - А почему бы не заявить протест в ООН? - со смехом подхватил Окума. - Подать на него в Международный суд? Аллен вскочил: - Экипаж "Трепанга" рисковал жизнью ради вас. Вы знаете, что такое смерть подводника? Если нельзя подвсплыть, воздух сжимается и раскаляется так, что сжигает им легкие! - Мы глубоко ценим мужество наших друзей, - сказал Фудзита и, повернувшись к летчикам, добавил: - Если позволите себе подобные выходки, будете списаны на берег. Ясно? Окума и Сайки пробормотали: "Ясно", но и не подумали извиниться. Фудзита подошел к карте восточной части Тихого океана, воткнул в полоску Корейского пролива ножку циркуля и начертил дугу, а потом измерил расстояние. - Шестьсот сорок миль до Владивостока, - произнес он, ни к кому не обращаясь. - Сутки хода... Правда, нагрузка на котлы приличная... Так... Принять топливо, пополнить запасы, то да се - еще сутки. - Он обернулся к офицерам. - Если мы идем на перехват, с якоря надо сниматься немедленно. Старший механик! Все котлы в рабочем состоянии? Вы снимали накипь с третьего и шестого? - Все шестнадцать котлов могут дать по шестьсот пятьдесят фунтов давления. Топливные цистерны - под завязку, господин адмирал, - ответил Тацуя Йосида. - БЧ оружия? - Нет кормового ПУАЗО, господин адмирал, - поднялся Нобомицу Ацуми. - Артиллерийские погреба полны, орудия и зенитные установки исправны. Вставая один за другим, командиры служб и боевых частей докладывали о готовности. Очередь дошла до летчиков. Йоси Мацухара проговорил безжизненным глухим и ровным голосом, не поднимая погасших глаз: - Все истребители палубной авиации оборудованы новыми 1700-сильными двигателями "Накадзима". Часть экипажей укомплектована летчиками, не имеющими боевого опыта, но все прошли подготовку в Токийском международном аэропорту и в учебном центре Цутиуры. Подробней об истребительной авиации доложит капитан Исикава. Тот медленно поднялся - все еще давала себя знать обожженная нога - и произнес: - Командирам звеньев для нужной слетанности троек требуется еще время, господин адмирал. - Время - это роскошь, которую мы себе позволить не можем, - отрезал Фудзита. - Есть, ясно, господин адмирал, - он прикусил губу. - Прошу разрешения, господин адмирал, заявить следующее... - Фудзита коротко кивнул, и Таку, сдвинув брови, играя желваками на скулах, повернулся к Мацухаре. - Я позволил себе резкие высказывания относительно поведения подполковника Мацухары в бою против Фрисснера и Розенкранца. - Он сглотнул, и на лбу у него выступила испарина. Брент знал, что самурай никогда не извиняется и не оправдывается, и все же Исикаве, очевидно, придется сейчас признать свою неправоту. - Капитан Розенкранц сообщил мне, что машина подполковника Мацухары получила серию снарядов в крыло и была практически выведена из строя. - Он громко вздохнул. - Признаю, что был несправедлив к Мацухаре, чему виной - моя рана и возможность лично проверить повреждения, причиненные 20-миллиметровыми снарядами "Мессершмитта". - Он поднял руки ладонями кверху, повернулся к адмиралу и сел на место. Все растерянно молчали. Каждый знал, что для самурая оскорбление срока давности не имеет, а нанесенная ему обида смывается только кровью. Никаких чувств не отражалось на неподвижном, как маска, лице Йоси. Никак не отреагировав на слова Исикавы и будто вообще не слыша их, он кивнул командиру группы бомбардировщиков. Лейтенант Даизо Сайки поднялся - Брент с облегчением заметил, что непонятно на чем державшееся пенсне он перед этим снял - и самоуверенным до надменности тоном сказал: - Господин адмирал, мои орлы-мстители рвутся в бой! Пятьдесят семь экипажей, сто четырнадцать неустрашимых самураев готовы умереть за своего императора! - озираясь по сторонам с победоносной улыбкой, он сел, очень довольный собой. Бренту стало тошно. - Пятьдесят четыре B5N готовы, господин адмирал, - доложил подполковник Окума. - Но на всех стоят старые 950-сильные двигатели "Сакаэ-11". Все новые моторы достались истребителям. - Вы что, подполковник, намерены обсуждать отданный мною приказ? - отрывисто осведомился адмирал. - Никак нет. Но считаю своим долгом заявить, что на более мощных моторах мы бы причинили противнику и больший ущерб. - Разумеется, причинили бы. Получите новые "Накадзимы", как только их нам доставят. Подполковник выпрямился и расправил плечи. Когда он заговорил вновь, Брент услышал знакомые слова из "Хага-куре": - Все мои люди считают смерть за императора высочайшей честью и актом священного очищения, и все готовы пасть в бою за правое дело... - Он покосился на безучастного Мацухару и договорил: - Все воспримут смерть как награду, ниспосланную свыше. Раздались крики "банзай!". Сайки вскочил с места, а дряхлый Хакусеки Кацубе в порыве восторга едва не вывалился из кресла. Фудзита снова подошел к карте. - Транспорты и два эсминца сопровождении через два дня могут выйти из Владивостока. - Резиновый наконечник указки пополз вниз и замер в какой-то точке Восточно-Китайского моря южнее Кореи и западнее острова Кюсю. - Здесь мы будем "прогуливаться", здесь мы их перехватим. - Ткнув указкой в Корейский пролив, он облизал тонкие губы. - Здесь придет к ним час расплаты. Снова раздались крики "банзай!", к которым присоединился и Брент. Адмирал Аллен хранил молчание. Когда взрыв воодушевления улегся, Фудзита повернулся к Файту. - Семь эскадренных миноносцев класса "Флетчер" готовы к выходу в море, господин адмирал, - сказал седоголовый командир конвоя, грузно выбираясь из своего кресла. - Беда в том, что у нас есть системы поиска воздушных и надводных целей, но по женевским договоренностям нет РЛС управления огнем. - Он устремил пристальный взгляд голубых глаз на зажатый в руке Фудзиты лист с распечаткой донесения. - А если верить "Трепангу", арабы его засекли именно этой штукой. - Он повел глазами по лицам настороженно примолкших офицеров. - Если мои ребята начнут торпедную атаку против корабля, оснащенного таким радаром, их можно считать покойниками. И не помогут ни дымовая завеса, ни маневр, ни скорость. - Ошибка исключена? - озабоченно спросил у Аллена адмирал. Тот кивнул Бренту, и лейтенант встал из-за стола: - Все возможно, сэр, но грамотный оператор легко распознает работу радара управления огнем. Частота выше, а фокус луча уже. Мне кажется, подводники не ошиблись и засекла их именно эта РЛС. - Значит, в Женеве нас водят за нос, - жестко сказал Файт. - Я немедленно пошлю запрос! - воскликнул Аллен. Окума и Сайки, переглянувшись, усмехнулись. - Это еще не все, - продолжал кэптен. - У нас стоят старые торпеды "Марк-46" с контактными взрывателями. Нам нужны новые - NT-37C, это лучшие торпеды в мире. У них есть все, что нужно, - активное и пассивное самонаведение и управление по проводам, а в борьбе со скоростными, почти бесшумными лодками они просто незаменимы. А дальность - вдвое больше против "сорок шестых". Адмирал Аллен с глубоким вздохом откинулся на спинку кресла. - Да я знаю, Джон, - произнес он почти с отчаянием. - Но ведь я же вам объяснял... Русские обязались не поставлять самонаводящиеся торпеды своим союзникам, мы - своим. Таковы условия, что мне вам это рассказывать?! - Из-за этих условий я потерял Огрена, Уорнера, Фортино, Джексона, Филбина, Джиллилэнда... - зарычал Файт. От этого скорбного перечня погибших лицо Аллена страдальчески сморщилось. - Это нехорошо с вашей стороны, Джон. Запрещенный прием. Мы все несем потери. - Свяжитесь с вашим министерством, с Главным штабом ВМС, - вмешался Фудзита. - Пошлите запрос. Попытка не пытка. - Сколько таких запросов я уже посылал... - Делать нечего. Будем воевать тем, что есть, Марк, - сказал Файт. - Командиры всех моих миноносцев - американцы, все по многу лет плавают, все участвовали во второй мировой. - Он перевел взгляд на Фудзиту. - Надеюсь, сэр, вы будете применять торпедные атаки как крайнее и последнее средство. - Не сомневайтесь, кэптэн. Да! - обратился Фудзита к Аллену. - Что там ваша лодка у Владивостока? Сообщений не было? - Не было, сэр. Они выходят на связь только в случае активных действий объекта наблюдений. - "Активных действий"... - насмешливо повторил Окума. - Может быть, они просто-напросто спят? Послышались смешки. Фудзита оглядывал своими узкими глазками сидящих за столом, и Брент понимал, что на этот раз адмирал не вмешается. - Нет, они не спят, - ответил Аллен. - Мне странно это вам объяснять, подполковник, но вы, наверно, забыли: приемники РЛС на берегу и на патрульных судах, перехватив сигнал, могут установить местонахождение лодки в считанные секунды. Прежде, чем Окума успел ответить, адмирал спросил: - Хороший у нее радар? - Самый лучший, сэр. Это "Огайо", ею командует коммандер Норман Вил, мой друг. - На него можно положиться? - Всецело. Плавает лет двадцать и, пожалуй, один из лучших подводников в мире. - Добро. Завтра в 8:00 "Йонага" снимается с якоря. - Фудзита ткнул указкой в точку на карте в ста милях к востоку от Токийского залива. - Подполковник Мацухара, сообщите вашим командирам звеньев, что самолеты мы примем здесь. Старший офицер подготовит письменный приказ с указанием координат точки рандеву. - Он повернулся к Аллену. - Будем уповать на то, что ваш друг сообщит нам точное время выхода "Эль-Хамры" и "Мабрука". Так мы сбережем время и топливо. - Будьте покойны, сэр, - уверенно улыбнулся адмирал. - Норман Вил не подведет. 10 Поставленная задача не нравилась коммандеру Норману Билу. Патрулируя в разведывательном дозоре в сорока милях юго-восточнее Владивостока, лодка имела под килем всего тридцать восемь фатомов [фатом (морская сажень) - мера длины, равна 1,829 м], а Вил, как и все командиры подводных атомных ракетоносцев, хотел действовать на глубине хотя бы в сотню. Его лодка была создана для океанских бездн, а не для мелководья: глубина дает пространство для маневра, возможность уйти от борзой своры кораблей ПЛО [противолодочной обороны], которые сначала почуют зверя гидролокаторами, а потом стиснут у него на горле клыки глубинных бомб и торпед. И это адское патрулирование шло уже два месяца. Шестьдесят один день лодка дрейфовала или со скоростью трех узлов ползала на глубине сорока - шестидесяти футов на траверзе бухты Петра Великого, наблюдая за входившими и выходившими судами. Сторожевики, миноносцы, танкеры, сухогрузы... Но ливийцев "Мабрука" и "Эль-Хамры" не было. У "Огайо", самого крупного и самого лучшего подводного ракетоносца американского флота, были и свои недостатки: при водоизмещении в 16600 тонн в надводном положении и 18700 тонн - в подводном этот кашалот медленно всплывал и еще медленнее погружался. Ему, способному держать под контролем немыслимое морское пространство - четырнадцать миллионов квадратных миль, - нужен был и соответствующий оперативный простор. Атомный реактор с водяным охлаждением S8G мчал "Огайо" со скоростью сорок узлов, но китайская орбитальная станция лишила лодку ее могучих челюстей - двадцать четыре ракеты "Трайдент-1 С-4 MIRV" были демонтированы, пусковые шахты пусты, а единственным оружием остались четыре торпедных аппарата и торпеды "Марк-48". Вил, подводник с двадцатилетним стажем, так до конца и не сумел побороть страх замкнутого пространства, охватывавший его с особенной силой на центральном командном посту, где в красноватом свете его со всех сторон тесно обступали люди и приборы - бесчисленные электронные планшеты, мерцающие зеленым экраны систем обнаружения, дисплеи компьютеров, где стоял особый запах, присущий всем подводным лодкам, - смесь дизельного масла, сигаретного дыма и давно не мытых мужских тел, покрывающихся потом в минуты опасности. Минуты такие случались часто, и никакие, даже самые усовершенствованные кондиционеры не могли справиться с этим едким букетом. Перед Норманом на отдельных консолях стояли два командирских и поисковый перископы и пульт управления устройствами, выдвигавшими штыри радиоантенны, РЛС обнаружения и навигационного радара. Рядом в лениво-скучающих позах томились старший помощник лейтенант Джек Барр и трое его людей, раньше, когда ракеты еще были оружием, отвечавших за компьютеризованную систему наведения ракет "Марк-98", а теперь обслуживавших компьютеры управления торпедным огнем "Марк-118", РЛС обнаружения надводных целей ВPS-15А и систему РЭБ WLR-8. За спиной командира находился гидроакустический комплекс BQQ-6, перед которым сидели два оператора и лейтенант Лоуренс Мартин или просто Ларри. По левую руку - приборы инерциальной навигационной системы, гироскопы и акселерометры, фиксировавшие ход "Огайо" во всех направлениях и скорость лодки в надводном и в погруженном положении. Оператор давал штурману показания оптики и электроники и мог определить местоположение лодки с точностью до двухсот ярдов в любой точке земного шара. Норман Вил барабанил пальцами по колену. Через тридцать секунд предстояло подвсплыть на перископную глубину и оглядеть бухту. Командир вздохнул. "Мичиган" сменит их только через четыре дня, и они пойдут на Перл-Харбор, там проведут текущее переоборудование, а он сможет вырваться в Сан-Диего повидать жену Рэйчел и дочек - Сильвию и Бернис. Рэйчел, хоть и родила ему двух девочек, осталась такой же свежей и стройной, как и двадцать лет назад, когда они познакомились. Как у всех, кто по многу месяцев не видит ни одного нового лица и занимается утомительным и нудным делом наблюдения и поиска, фантазии Нормана Вила всегда были мучительно предметными и яркими до галлюцинаций. Рэйчел являлась ему не только в те долгие ночные часы, когда он в лютой мужской тоске ворочался на своей узкой койке, физически ощущая рядом с собой ее нагое тело, но и когда он прокладывал курс, вертел ручки перископа или просто сидел, слушая "травлю" своих офицеров. Он вдыхал аромат ее кожи. Он чувствовал ее присутствие. Покашливание старшего помощника отвлекло его от этих мыслей. Он взглянул на часы и отрывисто скомандовал: - Перископ поднять! Вахтенный старшина, повернув кольцо гидравлического фиксатора, высвободил перископ, скользнувший вверх из своей шахты. - Стоп! - сказал Вил, когда линзы оказались над поверхностью воды. Согнувшись чуть ли не вдвое и расщелкнув сложенные рукоятки перископа, он взялся за них и описал полную окружность. Вмонтированная в перископ камера посылала на монитор сероватые "картинки". - Пусто, командир, - сказал Джек, глянув на монитор. - Пусто так пусто, - пробурчал Вил и подумал про себя: "Ничего. Арабами и не пахнет". - Акустик! - Есть акустик! - Ну, что там? - Ничего, сэр, - раздалось у него за спиной. - Отлично. Еще три фута вверх. Перископ плавно ушел у него из рук, и Вил наконец-то смог распрямиться, приникнув к резиновому наглазнику. Взвившись над перископом, антенная решетка стала принимать высокочастотные сигналы, передавая их в приемник, и на индикаторе РЛС замигали два огонька. - Сэр, - сказал оператор. - Два поисковых радара. По характеристикам импульсов - береговые. Это не самолет и не корабль. - Откуда? С мыса Гамова? - Так точно. - Отлично, - повторил командир. Он и в самом деле был доволен. Кораблей нет, самолетов тоже, а береговые локаторы на таком расстоянии их перископ не засекут. Хотя лодка не подходила ближе двадцати четырех миль и формально находилась в нейтральных водах, русские считали стомильную зону вокруг Владивостока своими территориальными водами. И несколько раз за эти два месяца Норман видел, как по акватории порта кружили крейсер "Кара" и эсминец "Современный". У обоих на борту были самые совершенные ГАСы [гидроакустические системы], самонаводящиеся торпеды и вертолеты К-27, оборудованные акустическими радарами и способные сбрасывать РГАБ [радиогидроакустические буи] и глубинные бомбы. Русские ясно давали понять, что не потерпят вторжения в свои воды. Норман почувствовал, как палубу качнуло вниз и вправо. - Внимательней на рулях, мистер Т! - крикнул он стоявшему возле рулевых-горизонтальщиков высокому тонкому лейтенанту с непроизносимым польским именем Матеуш Тышкевич. Никто из экипажа такого не мог выговорить, и потому все называли этого благодушного, неизменно улыбчивого уроженца Южного Бронкса "мистер Т" или "мистер Мэт". Однако сейчас улыбка сбежала с его лица. Лейтенант повторил команду рулевым, и те, поглядывая на экран, спустя несколько секунд выровняли киль. Вил продолжал вращать перископ. Здесь, севернее сорок второй параллели, линзы перископа часто утыкались в густой туман. Сейчас ветер раздергал его в клочья, и в прогалинах по правому борту виднелись сопки Поворотного, по левому всего в восьми милях выступал из воды остров Русский, но мыс Гамова был скрыт плотной темно-серой пеленой, похожей на свинцовую пыль. Сделав оборот на 360 градусов, Норман сказал Барру: - Ничего. Ни кораблей, ни самолетов. Ветер - норд, десять узлов, высота волны - два фута, видимость отличная. - Со щелчком сложив рукоятки перископа, он отступил от него, скомандовав: - Перископ убрать! - Зажужжал электромотор, и хорошо смазанная труба бесшумно втянулась в свою шахту. Норман глянул на часы: перископ оставался на поверхности 8,2 секунды. - Отлично. В самом деле, отлично, - сказал он сам себе. Показав на монитор, укрепленный наверху, Барр спросил: - Будете смотреть запись? - Чего на нее смотреть?! Поставил бы лучше порнушку какую-нибудь, а то скоро забуду, как это вообще делается. - По ЦКП порхнул негромкий смешок. - Ладно, прокрути. Через несколько секунд на мониторе возникло изображение, снятое укрепленной чуть ниже перископа камерой, но оно ничем не отличалось от того, что видели минуту назад его глаза. Он зевнул. - Старший помощник, принимайте вахту, - и с нескрываемой тоской добавил: - Курс прежний. - Есть курс прежний, - отозвался Джек Барр. Но прежде чем командир успел повернуться и шагнуть к переборке, отделявшей ЦКП от жилых отсеков и его каюты, раздался голос Ларри Мартина: - Сэр, у Пейна кое-что интересное. Не больше пяти-шести шагов должен был сделать Норман Вил, чтобы оказаться за спиной главного акустика Боба Пейна. Огромный пятнадцатифутовый сенсорный преобразователь гидролокатора, укрепленного в носовой части лодки, засек шумы какого-то судна, передал их на компьютер, в памяти которого хранились частотные характеристики всех кораблей ВМФ СССР, и на зеленом дисплее перед Пейном замелькали их визуальные символы. - Незарегистрированные характеристики, сэр. Неизвестное судно, - сказал он, прижимая к уху наушник. - Одно или несколько. Дальность шесть-семь миль. - Может, это кит? Или подводная лодка? - Нет, сэр, - Пейн показал на дисплей, на котором плясали ломаные линии, показывавшие источник шумов. - Мощные машины. Высокая истинная скорость - один-восемь-ноль. - Ого-го, командир, - сказал Ларри Мартин. - Если это землетрясение, то не меньше десяти баллов по шкале Рихтера. Вил, ворча что-то, взял наушники и услышал характерный нарастающий шум гребных винтов, рассекающих воду, и постепенно сумел в этой мешанине звуков выделить две различных частоты. Затем в наушники медленно вползло посвистывание. Норман быстро глянул на зеленовато мерцающий дисплей в поисках вспыхивающих точек и, к немалому своему удивлению, ничего не увидел. - Два корабля, сэр, - сказал Пейн. - Но такие признаки попадаются мне впервые, ничего подобного пока не слышал. - Черт, они уже совсем близко, - сказал Вил. - Их экранирует термоклин, - заметил акустик. Вил внятно выругался. Здесь, на севере, звукопроводимость была ужасающая. Море из-за постоянно меняющихся температур представляло собой настоящий слоеный пирог, а там, где отдельные слои теплой воды на поверхности встречались с холодными глубинными течениями, возникал почти непроницаемый барьер, действовавший как экран-отражатель и защищавший от акустических сигналов. Это играло на руку подводникам, а вот сегодня сработало против командира "Огайо". Вил обернулся к старшему помощнику: - Над нами, по всей видимости, полным ходом идут два боевых корабля. Турбины работают с полной нагрузкой. - Он побарабанил пальцами по приборной панели. - Когда "Трепанг" засек два эсминца на входе в Корейский пролив? - Почти тридцать пять часов назад, - ответил, заглянув в вахтенный журнал, Барр. - А ведь это они и есть, - задумчиво сказал командир. - Те самые ливийские эсминцы. - Они в трех милях, сэр, - доложил Пейн, - скорость - тридцать один узел. Через шесть минут десять секунд пройдут в четырех тысячах ярдов у нас по левому борту. - Отлично. - Вил подошел к перископам и, напряженно размышляя о чем-то, стукнул в них костяшками пальцев. - Они ведут гидроакустический поиск? - Нет, сэр. У меня только шумы двигателей и корпуса. - Старший помощник, глубина под килем? - Сорок фатомов, сэр. - Стоп машина! Барр передал команду в центральный пост, и все услышали, как перестал вибрировать единственный бронзовый винт лодки. Безмолвная "Огайо" пошла на глубину, уменьшив издаваемые ею шумы до предела. - Дальность? - Три мили, сэр. - Поднять перископ! Вил держал линзы над самой поверхностью воды и внезапно услышал пугающее гудение радарного датчика. - Что там такое? - вскрикнул он. Оператор глянул на вспыхивающий в углу дисплея огонек - знак опасности. - Два береговых радара, сэр. Проводят поиск с большим радиусом действия: ноль-восемь-пять, два-шесть-ноль, три-пять-пять. - Это лоцманская проводка, командир, - сказал Барр. - С мысов? - Точно, командир. С мыса Поворотного, мыса Гамова и острова Русский. - Добро. Поднять перископ. Вил, то наклоняясь, то выпрямляясь, но не отрывая глаз от окуляров, кружился вместе с перископом, пока не увидел все, что ему было надо увидеть. Он даже удовлетворенно крякнул: два серых эсминца находились именно там, где он и предполагал. Они шли полным ходом, разрезая и вспенивая острыми форштевнями волны и оставляя за кормой белые буруны. По две трубы, по четыре орудийных башни, торпедные аппараты... Глубинные бомбы, разложенные на корме ровными рядами, отсюда казались леденцами в шоколадной глазури, фортопы мачт щетинились антеннами. Пятидюймовые орудия были уставлены жерлами в небо, зенитные установки заполняли палубу и надстройки. Доведя увеличение до четырнадцати единиц, Вил потерял оптическое разрешение, но зато сумел разглядеть теперь все в мельчайших подробностях - он видел даже смуглые лица зенитчиков и впередсмотрящих на мостике и фор-марсе. Кое-кто курил, и у всех был скучающий вид. - Опустить перископ! Снова зажужжал мотор, и стальная труба спряталась. - Акустик! - Обороты гребного вала постоянные, сэр, курс прежний! - доложил Пейн. - Отлично. - Подойдя к пульту ГАСа, Вил прижал к уху наушник и одновременно взглянул на дисплей. Гребные винты, не сбавляя оборотов, мчали миноносцы курсом на Владивосток. Он снова удовлетворенно крякнул и вернулся на свое место у перископов. - Ну-ка, мистер Барр, покажите-ка нам "картинку". На мониторе мгновенно возникли силуэты двух миноносцев. - Класса "Джиринг", командир, - сказал Джек Барр. - Глубинные бомбы времен Нельсона, торпедные аппараты, и идут под ливийским флагом. Похоже, это те, кого засек "Трепанг". - Но мы не знаем, что у них лежит в этих аппаратах, - словно про себя, сказал Норман. - Наверняка какие-нибудь допотопные дуры с контактными взрывателями. - Я вижу, Джек, русские и ливийцы пользуются у тебя безграничным доверием, - ядовито ответил командир. - Я лично им верю, как родной теще, - разрядив напряжение, повисшее в тесном ЦП, сказал Ларри Мартин, и все покатились со смеху. - Командир, доложить на базу? - повернулся от монитора Барр. Вил секунду раздумывал. - Нет, сохраняем радиомолчание. Прибережем-ка наш рапорт на их выход из Владивостока. Полагаю, он состоится завтра в первой половине дня. - Он оглядел всех, кто был в отсеке. - Кто хочет держать пари? Ставлю пять долларов. - Раньше четырнадцати не тронутся, - немедленно принял вызов Мартин. - Тринадцать десять, - сказал Пейн. - Четырнадцать тридцать, - ответил Барр. - Так, - распорядился командир. - Каждый спорящий отдает пять долларов и бумажку с собственноручно записанным временем выхода боцману Эшворту. Время появления за входным буем указывать местное. Радарную мачту я завтра поднимать не буду, поэтому все мы в руках нашего акустика. Пеленг буя - три-пять-восемь, дальность - восемь миль. Итак, должен выйти конвой из четырех судов. Свидетель - старший помощник. Впрочем, мы запишем шумы на кассету, и каждый сможет послушать. Ясны условия пари? В руках у всех появились карандаши и лоскутки бумаги. Барр сосчитал присутствующих: - Двадцать два человека. Сто десять долларов. - Я-то знаю, как ими распорядиться, - сказал Мартин. - Я планирую на ваши денежки, джентльмены, совершить во Владивостоке большой загул. Почувствую себя в Золотой Орде. - В орде ли или в борделе? - осведомился Барр. Снова раздался смех. Вил достал из кармана карандаш и бумагу, в раздумье подергал себя за нос. - Слово командира - тринадцать пятьдесят. - Слово командира - тринадцать пятьдесят, - повторил Ларри, записывая на листке бумаги свой собственный вариант. - Проиграете, сэр! Помните, кто-то из великих сказал: "Все пожирает времени река..." А я добавлю: "...и прежде всего - деньги простака". В отсеке снова невысокой волной переплеснулся смех. - "Огайо" вчера должна была засечь арабские эсминцы, - сказал адмирал Фудзита. - Полагаю, сэр, - ответил Брент, глядя на тонущий в тумане пролив Урага. - По моим расчетам, они к тринадцати выйдут на владивостокский рейд, - адмирал крепко сжал сухонькими пальцами висящий на груди бинокль. - Но лодка молчит? - Молчит, сэр. Коммандер Вил не хочет обнаруживать себя и выйдет на связь не раньше, чем они снимутся с якоря. - Который час, лейтенант? - спросил адмирал, снова поднимая к глазам бинокль. - Тринадцать ноль-ноль. - Им самое время двигаться... - Господин адмирал, впередсмотрящий докладывает: оставили слева по борту Нодзима-Заки, - сказал телефонист Наоюки... - Добро. Брент вскинул к глазам бинокль, всматриваясь в поросший деревьями мыс. - Нодзима-Заки, сэр, пеленг два-семь-три, - сказал Брент. - Есть. Матрос Наоюки, запросить радиопеленг на Нодзима-Заки, О-Симу и Иро-Заки. Телефонист отрепетовал команду РЛС, выслушал ответ и доложил: - Два-шесть-ноль, господин адмирал, ноль-один-ноль и ноль-пять-ноль! - Добро. - Адмирал повернулся к штурману Нобомицу Ацуми, склоненному над покрытому картой столом. - Нанесите линии положения! Послышался свистящий шорох остро отточенного грифеля, скользнувшего вдоль ребра линейки. - Мы на середине фарватера, господин адмирал. Предлагаемый курс - один-шесть-пять, - сказал Ацуми, не отрываясь от карты. - Добро, - в третий раз повторил Фудзима, тоже взглянув на карту. - Поднять сигнал: "Следовать в стандартном ордере охранения, курсом один-шесть-пять, скорость - шестнадцать". Спустя несколько секунд над головой взвились и затрепетали флажки. Брент следил за тем, как миноносцы сопровождения занимают места в ордере: в тысяче ярдов впереди - корабль Файта с жирно намалеванной на носу и корме единицей, "второй", "четвертый" и "шестой" - в шестистах ярдах впереди по правому борту "Йонаги", а "третий", "пятый", "седьмой" - на таком же расстоянии слева. Лейтенант невольно поежился, глядя, как, круто заваливаясь на перехлестывающей через фальшборт волне и иногда совсем скрываясь из виду под синевато-серыми горами, мчатся эти узкие корабли, ощетиненные антеннами и стволами зенитных установок. - Все семеро подняли "Сигнал принят!", сэр. - Отлично, - Фудзита подошел к переговорной трубе. - Курс один-шесть-пять, скорость шестнадцать. - Голос из штурманской рубки повторил приказ. Сигнальные флажки поползли вниз и на "Йонаге", и на эсминцах. Конвой начал поворот "все вдруг", и Брент, ощутив крен, почувствовал, как под стальной кожей чаще забилось сердце авианосца. - Курс один-шесть-пять, скорость шестнадцать, девяносто восемь оборотов, - послышалось из переговорной трубы. - Так держать. Несмотря на промозглый туман и слабую видимость, они отвалили от причальной стенки ровно в восемь и следом за серыми "терьерами" охранения медленно вышли в Токийский залив, полный самых разнообразных судов. Потом два скоростных катера Японской Красной Армии сопровождали их до самого пролива Урага - разгонялись и неслись прямо в лоб, отворачивая лишь в самый последний момент. Разгневанный адмирал приказал рулевым: "Протараньте их!", но верткие катера, забитые орущими и вздымающими плакаты "красноармейцами", всякий раз умудрялись уходить от столкновения с носом левиафана. Наконец, когда вышли в открытое неспокойное море, катера, побесчинствовав на волнах, бивших авианосцу в правый крамбол, отстали и умчались в тихую заводь Токийского залива. Когда от килевой качки палуба "Йонаги" стала медленно, словно грудь глубоко и крепко спящего человека, вздыматься и опадать под ногами Брента, он неожиданно для самого себя испытал приятные ощущения и жадно впитывал холодный, чистый, солоноватый морской воздух. Безбрежная гладь простиралась до самого горизонта, и лейтенант, как всегда, почувствовал себя песчинкой в этой необозримой водной пустыне. Но воспоминание о Маюми заставило его беспокойно затоптаться на месте - черные жгучие глаза впились ему прямо в душу. Он злобно пнул носком башмака ветрозащитный экран. В последнюю неделю увольнения на берег были отменены, и, конечно, надо было позвонить ей, пока "Йонага" стоял в доке и был подключен к городской сети. Но в их последнюю встречу девушка была полна такой скорби, гнева и даже злости, что у Брента рука не поднималась набрать ее номер. Было ясно, что надо дать ей время успокоиться. Но и Маюми не делала никаких попыток связаться с ним. Брент ждал, не будет ли хоть краткой записочки, но до самого выхода в море так ничего и не дождался. Ничего. Ровным счетом ничего. Ему на память пришли слова отца: "Когда не стало Кэтлин, мне словно отрубили руки и ноги". Теперь он понимал его. Море било авианосец в правый крамбол, как пушинку поднимая на волну все его восемьдесят четыре тысячи тонн, и эти тяжкие удары гулким эхом отдавались где-то в самой глубине его стального тела, словно звучал огромный храмовый барабан. Брент вспомнил слова адмирала - "лучшие глаза на "Йонаге", не человек, а радар", а с ними - и о своих обязанностях. Он поднял бинокль. Ветер свежел, срывал с верхушек волн кружевные оборки пены, разгонял туман, и в прямоугольнике чистого синего неба над головой появилась стая чаек, пронзительными криками выражавших свое разочарование: военные корабли не вываливают за борт мусор и объедки, тем более нечего ждать поживы от вышколенной команды авианосца. Море, на удивление, многолико: оно может быть обиталищем ужаса и смерти, может поразить ни с чем не сравнимой красотой. Брент в прошлом походе видел и то, и другое, и третье, но сегодня боги-живописцы превзошли самих себя: на севере громоздились, уходя в поднебесье тысяч на тридцать футов, отвесные башни и зубчатые крепостные стены грозовых туч, поверху окрашенных полуденным солнцем в ярчайшие малиново-багровые тона, а снизу, у самой воды переливавшихся сине-серым и осыпавших море жемчужной пылью дождя. На востоке и на юге небо было чистым, и лишь кое-где по нему быстро проплывали караваны облаков. Именно туда курсом на юго-восток шел "Йонага", чтобы принять на борт свою палубную авиацию. Значит, скоро Брент увидится с Йоси Мацухарой... Со дня смерти Кимио летчик сам казался живым мертвецом - он был вяло безучастен ко всему, что происходило кругом, отгородившись от окружающих непроницаемой стеной вины и скорби. Он искал смерти, и Брент знал, что предстоящий рейд "Йонаги" откроет перед ним широкие возможности для славной гибели. Самурай пройдет свой путь не сворачивая, даже если в конце ждет смерть, - так велит и предписывает кодекс бусидо - и совсем скоро все они ступят на этот путь. За спиной послышались шаги и знакомый голос адмирала Аллена: - Не слишком ли свежо для посадки? Фудзита кивнул: - Ветер - пять баллов по Бофорту. Отличное испытание для мастерства моих летчиков. - От девятнадцати до двадцати четырех узлов - многовато, сэр. Может быть, отменить рандеву? Ляжем в дрейф и примем авиацию, когда ветер стихнет. Прогноз на завтрашнее утро - безветрие. - Нет, - покачал головой японец. - Нам еще долго болтаться в Южно-Китайском море, прежде чем ливийцы выйдут из Владивостока. - Он подергал свой седой волос на подбородке. - Ну, что там слышно от вашего друга Вила? "Огайо" молчит? - Молчит. - Я вижу, они не злоупотребляют радио... - Это естественно, сэр. Их в два счета запеленгуют и наколют как жука на булавку. - Будем надеяться, арабский конвой не задержится с выходом. Горючего нам только-только хватит, чтобы на шестнадцати узлах доползти до Корейского пролива и там не больше двадцати дней поджидать арабов. - А танкеры, сэр? - недоуменно спросил Брент. - Танкеры? - ядовито переспросил Фудзита. - С тех пор как наши индонезийские друзья переметнулись к мерзавцу Каддафи, они отказываются продавать нам нефть. Я только что получил донесение о том, что оба наши танкера грузятся в Сан-Педро. Дозаправки в море у нас не будет. Брент в сердцах стукнул кулаком по ветрозащитному стеклу рубки, прошептав: "Огайо", черт тебя дери, подашь ты голос или нет?", а потом вновь поднял к глазам бинокль. Теперь прибрежные горы и холмы скрылись за горизонтом, и со всех сторон их окружало только необозримое морское пространство. Грозовые тучи на северо-востоке тоже словно погружались в воду, а то, что оставалось на поверхности, налилось зловещей чернотой, прорезаемой время от времени вспышками зарниц. Оттуда доносилось отдаленное погромыхиванье, словно разгневанные боги метали друг в друга молнии. Но ветер слабел, и чем дальше к юго-востоку шел авианосец, тем спокойней становилось море. Раздавшийся на западе гул заставил Брента повернуть голову. - Господин адмирал! - доложил телефонист. - Радио от командира авиагруппы. Мы в зоне их прямой видимости. Запрашивает разрешение на посадку. Фудзита, окинув взглядом далекий горизонт, где ясную голубизну неба перечеркивали стаи черных крестиков, посмотрел на хлопавший по ветру кормовой флаг на гафеле. - Передать "Эдо Лидеру": даю "добро" на посадку! Мой курс ноль-четыре-ноль, ход - двадцать узлов. Заходить на посадку по вымпелу! Взвились сигнальные флажки, и когда восемь кораблей конвоя одновременно, как единое существо, стали круче к ветру, гул усилился, и авиагруппы закружились против часовой стрелки над "Йонагой". - Черт... - пробормотал Брент. - Больше полутора сотен. Прямо стая саранчи. - Да-а, - сказал Аллен, щитком приставив ладонь к глазам. - Попробуй-ка посадить такую армаду. - На "Йонаге" служат лучшие в мире гаковые. - От аварий это не спасет. - Аварии избавят нас от неумелых пилотов, - как о чем-то само собой разумеющемся ответил Фудзита. - Несомненно, сэр. Все, кто находился на мостике, подняли к небу бинокли. Как всегда, самым нижним коридором шли бомбардировщики, а над ними вились изящные истребители прикрытия. Те и другие двигались традиционным японским строем - по три тройки троек. В память о несуществующем больше Первом воздушном флоте - "Коку Контаи" - сразу за кабиной была выведена зеленая полоса. Ближе к корме другая - синяя - свидетельствовала о принадлежности самолета к палубной авиации "Йонаги", а трехзначный номер на вертикальном стабилизаторе указывал назначение и тип машины. Брент, совсем запрокинувшись назад, разглядел круживший над остальными самолетами приметный истребитель Йоси Мацухары с красным обтекателем и зеленым колпаком. "Рад тебя видеть, старина", - прошептал он. - Господин адмирал, - сказал телефонист, - командно-диспетчерский пункт докладывает о готовности принять самолеты на борт. - Добро, - отозвался Фудзима. - Вымпел! И вслед за этим, выпустив шасси, начал снижение первый торпедоносец-бомбардировщик B5N. Сверкающая алюминием и плексигласом громадина, снизив скорость, пошла на посадку, выбросив хвостовой гак. Офицер-регулировщик в желтом жилете крест-накрест вскинул над головой флажки и резко опустил их вниз. Летчик убрал газ, и машина грузно опустилась на палубу, поймав гаком трос аэрофинишера. С узких мостков вдоль полетной палубы спрыгнули ликующие матросы, отцепили гак и покатили B5N через аварийный барьер к носовому подъемнику. - Шестьдесят пять секунд, - сказал Аллен, взглянув на часы. - Медленно! - крикнул Фудзита телефонисту. - Слишком медленно! Ускорить посадку! Наоюки отрепетовал команду. Следующий бомбардировщик сел за пятьдесят пять секунд. - Уже лучше! - разом сказали адмиралы. Затем один за другим приземлились все оставшиеся пятьдесят два самолета, и последним посадил на палубу свой торпедоносец с ярко-желтым обтекателем командир группы подполковник Окума. Через несколько минут он, как был в летном комбинезоне и шлеме, уже стоял в ходовой рубке между Брентом и адмиралом Фудзитой, наблюдая за посадкой третьего по счету бомбардировщика D3A. - Еще пятьдесят четыре "Айти" и пятьдесят семь "Зеро", - сказал Аллен. Фудзита молча кивнул в ответ, быстро глянув на часы. Окума, еще шире развернув плечи, подал свое массивное тело вперед. - Лучшие летчики в мире, адмирал! Работают как часы. Но Марк Аллен показал ему на бомбардировщик, который заходил на посадку со слишком большой высоты. - У этих часов лопнула пружина... Регулировщик яростно махал флажками, запрещая посадку, и растерявшийся летчик резко сбросил газ, но было уже поздно: из выхлопной трубы вырвались язык пламени и плотное облако черного дыма, моментально подхваченные ветром. Брент в ужасе смотрел, как тяжеловесную машину развернуло левым крылом вперед и грузно ударило о палубу, потом снова подкинуло в воздух. Самолет с покореженной обшивкой, обрывая оба троса аэрофинишера, свистнувшие как гигантские бичи, потеряв оба крыла и часть хвоста, завертелся волчком, скапотировал и наконец замер совсем рядом с артиллерийской платформой, на которой стояли оцепеневшие наводчики. Двое, не удержавшись на ногах, полетели за борт. - О Боже! - выдохнул Аллен. Разлившийся бензин вспыхнул, но авральная команда в асбестовых костюмах уже была на месте и вытаскивала из-под бесформенной груды дымящегося, алюминия почерневшего, обожженного, жалобно стонущего летчика и обезглавленного стрелка. Залив пеной тлеющий комбинезон, летчика бегом отнесли в лазарет, а обугленное тело стрелка положили здесь же на палубе. Через три минуты пламя было сбито, а обломки самолета убраны. - Он упокоился в храме Ясукуни, - скорбно произнес Фудзита. - Передать, - повернулся он к телефонисту. - Пусть его положат в самолет и похоронят вместе с ним в море. Покуда изуродованные останки самолета со стрелком в сплющенной и смятой кабине переваливали за борт, на палубу продолжали один за другим садиться другие машины. Наконец в воздухе остался только истребитель подполковника Мацухары. У Брента засосало под ложечкой, когда изящный "Зеро" с красным обтекателем стал, быстро снижаясь, заходить с кормы. Неужели это произойдет здесь и сейчас? Ведь это так просто: ничтожнейший просчет - и на скорости в сто двадцать узлов самолет в лепешку расплющится о стальную палубу. Но нет: грациозный истребитель плавно, как чайка, скользнул вниз и безупречно приземлился на три точки, поймав первый трос финишера. Брент шумно перевел дыхание. Окума насмешливо фыркнул. - Отбой! - сказал Фудзита. - Руководителю полетов подать рапорт о причинах аварии, потерях среди личного состава и повреждениях матчасти. Штурман! Курс? - Два-три-три, господин адмирал. - Добро! Поднять сигнал: "Курс два-три-три, скорость шестнадцать, следовать в стандартном ордере охранения". - Он произнес эти же слова в переговорную трубу, добавив: - Ходовая вахта, боевая готовность номер два. В считанные минуты авианосец и эскортные эсминцы изменили курс и скорость. Брент прятал бинокль в прикрепленный к ветрозащитному экрану футляр, когда посыльный вручил адмиралу радиограмму. Старик стал читать, хмурясь все сильней. Потом вздрагивающим от сдерживаемой ярости голосом он произнес: - Арабы убили всех, кто был на борту того "Дугласа", который забрал Розенкранца и доставил его в Сергеевку. Облили бензином и подожгли. Тридцать один человек сгорел заживо. Послышались гневные возгласы. - Господин адмирал, - сказал, шагнув вперед, Окума, - вы сказали, что они могут простоять в порту около суток? - Вполне вероятно. - Господин адмирал, когда же мы отомстим? - Если боги будут к нам благосклонны - скоро. Очень скоро, подполковник Окума. Тот вскинул к небу сжатый кулак: - Чтобы обагрить свой меч их кровью, я пробьюсь через железную стену! - и, покосившись на Аллена, добавил: - Если на "Огайо" не спят. - Не спят? - сердито переспросил тот. - Да-да. Я знаю, что такое служба на лодке. Сплошное безделье. Залег на дно - и спи. Истинные мужчины - здесь. Они сражаются! - Вам бы, подполковник, попробовать хоть разок, каково там спится, - едва сдерживаясь, ответил адмирал. - Хоть разок. - Захочу выспаться - переведусь в подводники, - отрезал Окума. ...Телефонный звонок нарушил дремоту Нормана Вила. Сняв трубку, он услышал голос дежурного офицера, Ларри Мартина: - Командир, арабы выкатились из Владивостока проворней, чем Годзилла налетел на Токио. - Поиск локаторами ведут? - Ведут, сэр, но при этом еще играют в гандбол пустыми жестянками из-под горючего. - Боевая тревога! К тому времени, когда он прошел в ЦКП, сто сорок два человека его экипажа, подгоняемые вспыхивающими лампами и почти беззвучной бранью старшин, уже стояли по местам по боевому расписанию. Занял свое место за пультом ГАСа и он. "Машинное отделение к бою готово, торпедные аппараты к бою готовы, РЛС РЭБ к бою готова..." - ввинчивались в ухо доклады старшего помощника. - Есть... Есть... - повторял он. - Барр, глубина погружения? - Тридцать восемь фатомов, сэр. - Курс? Скорость? Место? - Сорок футов, сэр, курс ноль-девять-ноль, скорость - три. Семь миль от выходного буя, пеленг ноль-два-семь. - Лево на борт, держать ноль-два-семь. Рулевой, сидевший за пультом управления, отрепетовал команду и переложил штурвал влево, поглядывая на свой дисплей. - Есть, сэр! - Прямо руль! Стоп машина! Акустик! - Есть акустик! Сэр, слышу шумы тех самых эсминцев. - А транспорты? - Трудно сказать, сэр. Идут в строю кильватера, шумы гребных винтов смешиваются... - Он подался вперед, всматриваясь в дисплей и прижимая к уху наушник. - Есть! Поймал! Тяжелые винты, работают на малых оборотах. - Как только лидер пройдет выходной буй, скажешь. - Так... Так... Так... Он совсем рядом... - Пейн постукивал сжатым кулаком по панели, словно отсчитывал секунды. - Есть! Пеленг взят! - Четырнадцать ноль-ноль, - сказал Вил, вскинув голову к часам на переборке. - Ура! - вскричал Мартин. - Плакали ваши денежки. Другой раз не будете спорить!.. - Достопочтенный лейтенант Мартин, - с преувеличенной учтивостью сказал Вил, - если вы не возражаете, мы, с вашего разрешения, продолжим... - Виноват, сэр! - Перископ поднять! - РЭБ показал, что в широком диапазоне работают четыре радара: два береговых и два судовых. Вил приказал боцману Эшворту: - Поисковый перископ - на ноль-ноль-ноль. Акустик! Доложить, когда замыкающий минует выходной буй! - Прошел, сэр! Они в фарватере! На несколько минут на центральном посту стало тихо. Потом постепенно начали нарастать шум винтов и писк ГАСа. Больше всего Норману Вилу хотелось сейчас положить "Огайо" на дно, отключить все, кроме систем жизнеобеспечения, и затаиться за термоклином. Но выход арабского конвоя надо было увидеть - увидеть своими глазами. Он стиснул зубы. - Последний прошел, сэр! Держат курс один-девять-ноль, скорость четырнадцать. Разминутся с нами в четырех тысячах ярдов по левому борту. - Добро. Перископ поднять! - Шесть секунд наблюдения показали: два эскортных эсминца класса "Джиринг" вели два тихоходных транспорта - "Эль-Хамру" и "Мабрук". - Убрать! Старший помощник! Радио в штаб флота! Доложить состав конвоя, курс, скорость, координаты на время обнаружения. - Есть, сэр! BRT-1 или ТАКАМО? Вил на мгновение задумался. Радиобуй BRT можно было оставить за кормой лодки с тем, чтобы он передал записанную на кассету информацию, дав "Огайо" уйти, хоть и недалеко. Система ТАКАМО позволяет в тысячные доли секунды передать кодированный сигнал на радиосвязной "Локхид-Констеллейшн", барражирующий над западной частью Тихого океана с буксируемой антенной. Норман Вил поднял голову. Пожалуй, это лучше. Шум винтов стихал. Звуки постепенно удалялись, ГАС почти совсем не было слышно. - Акустик! Ну, что там конвой? - Держат курс один-девять-ноль, скорость четырнадцать, дальность последнего - семь, пеленг два-ноль-ноль. - Добро. Старпом, приготовиться к передаче! Только ТАКАМО. - Есть, сэр. - Боцман, по моему сигналу поднять радиоантенну. - Радист готов. - Пошла антенна! - Вил махнул Эшворту, и в ту же минуту зажужжал мотор, выдвигая штырь. На пульте управления вспыхнула зеленая лампочка, и оператор доложил: - Готово, сэр! - Передавать! - крикнул в ответ Вил, и почти мгновенно услышал доклад об окончании передачи. - Убрать! Малый вперед! Право руля! И в эту минуту акустик Пейн выкрикнул слова, которых как огня боятся подводники: - РГАБ! Я взял два пеленга на один-один-ноль и два-два-три, дальность две мили. Похоже на вертолет! Вил поглядел на дисплей: две ломаные линии тянулись через середину экрана, а внизу плясали неровные ряды пятнышек, означая, что за лодкой началась охота, и вселяя леденящий страх в сто сорок два сердца. Вил отогнал его, спокойно спросив: - Сколько до буев? - Три мили, сэр. - Проходим ноль-три-ноль, сэр, - доложил рулевой. - Руль - прямо! Держать на ноль-четыре-ноль. Акустик! Взять истинный пеленг в створ! - Один-четыре-ноль, сэр! Норман сделал шаг назад, за перископы. - Рулевой, право на борт! Держать один-четыре-ноль! Старпом, глубина? - Сорок фатомов, сэр. - Есть держать один-четыре-ноль! Раздавшийся на центральном посту голос акустика Пейна ударил всех как удар тока: - Сэр... По шумам корпуса и машин... Это - лодка! Пеленг ноль-два-ноль, дальность одиннадцать тысяч ярдов. - Пейн, ты уверен? - Сэр, я проверил по каталогу. Это "Виктор-два"! Пеленг постоянный, приближается на большой скорости. - Добро, - сказал командир и сам удивился тому, как спокойно звучит его голос. Дело было скверное. "Виктор-два" водоизмещением пять тысяч тонн была многоцелевой ударной субмариной - лучшей на советском флоте. Оснащенная могучими гидроакустическими радарами последнего поколения, вооруженная самонаводящимися торпедами, она специально предназначалась для уничтожения подводных баллистических ракетоносцев. И - как будто мало было ее одной - над головой еще висел русский вертолет. Было совершенно ясно, что "Виктор" давно выслеживал их, много дней неподвижно лежал на дне, подкарауливая "Огайо", ожидая, когда она шевельнется, выйдет на связь, обнаружит себя. Норман не раз встречался с русскими лодками, выслеживал их и сам становился их дичью: они играли с русскими подводниками в войну, как дети, только игрушки у них были не детские. Но теперь все было иначе: теперь это была не компьютерная игра, которую он однажды проиграл и три раза выиграл, "потопив" три русские лодки. Но никогда еще не была она так близко, никогда не вела себя так агрессивно, да и "Огайо" не забиралась так далеко в русские воды. Лодка представляла несравненно большую опасность, чем вертолет. Что ж, сейчас, по крайней мере, надо сократить до минимума акустический силуэт - стать к русским носом. - Право на борт! Держать один-шесть-ноль! - Есть держать один-шесть-ноль. - Командир, русские постоянно ведут акустический поиск! И продувают цистерны! Ах, даже так? Ну, значит, игры в самом деле кончились. Норман почувствовал в горле комок - ни проглотить, ни выплюнуть, - но все же сумел спокойно сказать: - Отлично. Мощные направленные импульсы искателя пронизывали корпус "Огайо". - Наглая тварь, - пробормотал Норман. - Нащупала, да? Погоди, погоди. - Он повернулся к Барру. - Они, кажется, намерены сыграть всерьез. Пожалуйста! Включить РЛС управления огнем! Первый, второй, третий и четвертый торпедные аппараты - товсь! Барр перекинул тумблер, и смонтированный в носу лодки гидролокатор BQS-14 пронизал воду мощными низкочастотными импульсами, пронесшимися в морской пучине, как грозный сигнал опасности. На пульте мгновенно вспыхнули линии зеленых огоньков. - Есть, сэр! Торпедные аппараты готовы! - Добро. Если "Виктор" даст залп, мы в долгу не останемся. Погружение на двести футов! Помощник, скорость десять узлов. Вода хлынула в цистерны, вытесняя воздух, и субмарина, взяв дифферент на нос, потрескивая и поскрипывая корпусом, скользнула в спасительную глубину. - Прошли сто футов, сэр, - доложил Тышкевич. - Добро. Держаться на двухстах. - Боже мой, - сказал Барр. - От нас шуму больше, чем от французского заведения с девочками в субботу вечером. - Это уже неважно. "Виктор" знает, где мы. Если он желает начать третью мировую, пусть начинает: мы готовы. Голос акустика Пейна грянул на центральном посту разрывом гранаты: - Слышу шум винтов! Высокая частота вращения! Торпеда, сэр! Пеленг ноль-ноль-пять, дальность восемь тысяч! Вторая, сэр! Долгие годы службы выработали в Нормане автоматизм, и слова команд стали срываться с его губ, будто сами собой полились, как точно отмеренная порция воды через открывшийся шлюз: - Пустить четыре заряда шумовых помех, торпедные аппараты один и два - огонь! Самый полный вперед: лево на борт, держать один-ноль-пять. Маневр Нормана был прост: взвихрить воду и бросить в этот водоворот четыре звуколовушки, сделанные из небольших газовых баллонов: крутясь впереди и позади лодки в ее тепловом следе, они со страшным шумом выпускают пузыри, отвлекая на себя торпеды и давая "Огайо" возможность развить скорость и скрыться в приветливой океанской глуби. - Торпеды и помехи пошли, сэр! - Так. Скорость? Глубина? - Тридцать три узла, - доложил рулевой, сверившись с показаниями приборов. - Возрастает. - Глубина - двести футов, - отозвался Тышкевич. Норман видел на своем командирском дисплее тусклую широкую полоску, обозначавшую русскую лодку, и две яркие узкие черточки торпед: они двинулись вправо, потом влево, и по правому борту послышался нарастающий жалобный вой. - Торпеды в пятистах ярдах справа по носу, - доложил Пейн. Все взгляды обратились в ту сторону, словно сквозь стальную двойную обшивку корпуса можно было увидеть обтекаемое хищное тело. - Прошли! - воскликнул Вил. - Командир, вы гений! - закричал Барр. - Помехи сбили их с курса! Две линии на дисплее слились воедино, посередине появилась яркая вспышка, словно сгорел мотылек, и немедленно глухой рокот, подобный извержению вулкана, сотряс корпус "Огайо". Все невольно зажмурились и пригнули головы. - Есть! Накрыли! - закричал акустик. - Слышу шумы разрушающегося корпуса, сэр! - Стоп машина! - Вил схватил наушник. Он слышал треск распоротой стали и ломающегося рангоута, грохот устремившейся в пробоину воды, пронзительный визг. Что это? Лопаются под напором воды переборки? Может быть это кричат люди, гибнущие от того, что воздух от внезапного и резкого изменения давления сжигает им легкие? Чувствуя головокружение и дурноту, он выпустил из пальцев наушник и на подгибающихся ногах побрел к своему креслу. - Занесите в вахтенный журнал, - сжимая мокрыми от пота ладонями лоб, приказал он старпому. - Доложить в штаб флота? Командир, чувствуя на себе взгляды экипажей, потряс головой, словно выходя из своей одури. - Нет. Вполне вероятно, что над нами вьется вертолет, - незачем выходить в эфир. Можно себе представить, что только начнется, когда русские хватятся своей лодки. Мы бросим BRT-1, когда уйдем миль на восемь мористей. Передать через два часа. - Он глянул на циферблат. - То есть в шестнадцать тридцать. - Есть, ясно! - Барр придвинул к себе судовой журнал. Вил медленно повернул голову. До сих пор в ушах у него стоял грохот рушащихся переборок, звонкие хлопки лопающихся пузырей воздуха, слава Богу, смолк хоть этот истошный вопль. За всю свою жизнь он не убил ни одно живое существо - не зарезал цыпленка, не свернул шею кролику, не подстрелил белку. А вот сегодня он - его оружие и боевая выучка, его подчиненные - отправили на тот свет сразу сотню людей. Неужели это он, Норман Вил, начал войну, которой все так боялись? Он обвел тусклым взглядом центральный пост, и подводники подняли на него глаза. Ты только что прикончил сто человек, прочел он в них. - Они хотели убить нас, - вырвалось у него. - Вы что не понимаете? У меня не было выбора. - Мы понимаем, командир, - тихо произнес Барр. Норману вдруг остро захотелось побыть одному. - Старший помощник, берите управление, - сказал он, поворачиваясь, чтобы идти в свою каюту. Все молча проводили его глазами. 11 Радио из штаба командования подводными силами на Тихом океане было получено в 17:10, а в 17:30 адмирал Фудзита собрал военный совет. - Адмирал Аллен, - сказал он, взглянув через стол на американца. - Ваш друг Норман Вил свое дело сделал. В четырнадцать по нулям конвой в составе двух транспортов - "Эль-Хамры" и "Мабрука" - и двух эскортных эсминцев типа "Джиринг" прошел выходной буй владивостокского рейда. - В салоне загремели ликующие возгласы "банзай!", но адмирал, повысив голос, восстановил тишину. - Мы увеличим скорость до двадцати узлов. - Порывисто вскочив на ноги, он быстро засеменил к карте, ухватил указку и ткнул резиновым наконечником в южную часть Корейского пролива. - Они, делая по четырнадцать узлов, будут здесь через сорок семь часов. - Указка поползла еще дальше к югу. - Но мы перехватим их вот тут, южнее Кюсю, куда должны дойти через тридцать часов. Подполковник Мацухара, - обернулся он к Йоси. - Мы будем в непосредственной близости от Китая и Северной Кореи, в пределах досягаемости их авиации, а потому требуется постоянная бдительная разведка! - Слушаю, господин адмирал! В каждом квадранте будут наши самолеты. Как быть с возможными нарушениями воздушного пространства? - Плевать мне на эти нарушения! Вы - наши глаза! - Понял, господин адмирал. С вашего разрешения, мы начнем патрулирование завтра в пять ноль-ноль. - Прекрасно. Какими силами? - Две тройки "Зеро", господин адмирал. - Когда пересечем сто двадцать восьмой меридиан, добавьте еще две. - Есть, господин адмирал! - А что же, представителя ЦРУ, Джейсона Кинга, нет на борту? - обратился Фудзита к Аллену. - Нет. Он так и не вернулся из американского посольства. Есть основания предполагать, что арабы что-то затевают... - Основания? - Да, адмирал, и веские основания. У нас собрался вот такой толщины том радиоперехватов, а за всю последнюю неделю РУ ВМС не удалось засечь ни одного выхода в эфир с арабских АВ [авианосцев], крейсеров или эсминцев. Ни единого перехвата! - Да? А самолеты? - Ничего, адмирал. Не то что с землей - даже друг с другом хранят полнейшее радиомолчание, хотя обычно арабские летчики болтают в эфире без умолку. - Аллен постучал пальцем по стопке документов, лежавших на столе. - Вот это и дает веские основания предполагать, что оба АВ противника - в море. - Я так и знал. - Фудзита искоса глянул в свою записную книжку в коричневом кожаном переплете. - У Каддафи - АВ класса "Маджестик" и новый испанский авианосец, переделанный для... как его?.. СВВП, не меньше двух крейсеров с орудиями 5,25 и 4,5 дюйма. И, по крайней мере, дюжина миноносцев типа "Джиринг". Аллен сверился со своими собственными записями. - Все верно, сэр. Думаю, все они вышли в море, и боюсь, пока мы будем перехватывать конвой, ударят нам в спину. Поглядите сами: они отрежут нас от наших баз. - И это мне известно, - кратко ответил Фудзита и задумчиво произнес: - А что... этот ваш "Трепанг" все еще в Южно-Китайском море? - Разумеется, сэр. "Трепанг" или однотипная с ним лодка. - Стало быть... - указка Фудзиты, обогнув Индонезию, прочертила линию между Суматрой и Малайзией. - Стало быть, в Малакский пролив незамеченным не проберется никто? - Виноват, господин адмирал, - вмешался подполковник Тасиро Окума. - Они могут двинуться в обход Южной Америки... - Через весь Тихий океан? - спросил Фудзита и наставительно продолжил: - Топливо, подполковник! Такой рейд потребует трех-четырех дозаправок в море. Нет. Если они сунутся - только через Малаккский пролив, благо, Индонезия, - он саркастически фыркнул, - даст им топлива столько, сколько потребуется для последующего броска на север, в Южно-Китайское море. - Господин адмирал, - сказал Брент Росс. - Нас упорно убеждают, что пойдут именно так? - Меня, например, уже убедили, - ко всеобщему удивлению ответил адмирал. - То есть вы понимаете, что вам подстраивают ловушку и все-таки лезете в нее? - недоверчиво спросил Аллен. Фудзита свел выпирающие косточки обоих сухоньких кулачков: - Они могут появиться только с юга, адмирал Аллен. На западе - Азия, на севере и востоке - Япония, на юго-востоке - Тихий океан. Им один путь - на север, через узкий фарватер. Смотрите, - он повел указкой по карте: - Он ограничен Борнео, Малайзией, Филиппинами, Формозой. Так что еще вопрос, кому быть человеком, а кому - форелью. У нас, у японцев, есть поговорка: "Лиса и во сне цыпленка из зубов не выпустит". Мы откроем пасть, но и глаза тоже, и смотреть будем в оба. - Офицеры прервали его одобрительным смехом и криком "банзай!". Адмирал вновь навел черные щелочки глаз на Аллена. - Я понимаю, нет никакой гарантии, что именно "Мабрук" и "Эль-Хамра" повезут арабских летчиков. Они могут быть на их тайных авиабазах здесь, здесь, здесь, - указка ткнула в Китай, Корею, Вьетнам. - Но прошу каждого из вас запомнить - крепко запомнить! - мы больше не будем ждать в Токийском заливе, пока враг нападет! "Йонага" - оружие первого удара, и использовать его мы будем по прямому назначению! - Но не безрассудно, - вдруг сказал адмирал Аллен. Брент ожидал взрыва, но его не последовало. Фудзита, если и был возмущен дерзкой репликой, лишний раз продемонстрировал, как он владеет собой. - К безрассудным поступкам я, адмирал, не склонен, но решения своего не переменю. Итак, господа, помните: они осмелились похитить наследника престола, средь бела дня атаковать стоящий на якоре корабль. Помните и то, что самолет одного из них был сбит в нескольких метрах от императорского дворца. Более терпеть такое мы не можем и не будем. Это прямая угроза самому существованию династии. Мы поступим так, как подобает самураям, - нападем на врага первыми и отомстим. Адмирал Аллен, - сказал он, швырнув указку на стол. - Вы помните, как погиб "Ямато" - корабль одного с нами типа? - Разумеется. Я командовал тогда палубной авиацией "Банкер Хилла", мы атаковали авианосец южнее Кюсю. - И я помню, господин адмирал, - сказал старший офицер Митаке Араи. - Я служил на одном из миноносцев. - Повинуясь знаку Фудзиты, он поднялся и устремил взгляд через головы присутствующих в какую-то дальнюю даль. - "Ямато" погиб славной смертью. Это было начало апреля сорок пятого. Авиация противника бесчинствовала над всей Японией как хотела. Мы не могли допустить, чтобы "Ямато" трусливо прятался в Японском море или был потоплен на якорях без сопротивления. - Влажные черные глаза прошлись по лицам офицеров. Аллен, выпрямившись, откинулся на спинку стула. Брент не знал, куда деваться от неловкости. - Враги высадились на Окинаве. "Ямато" заправили горючим с таким расчетом, чтобы он мог только-только дойти до Окинавы - о возвращении речь не шла. Ему предстояло выброситься на мель и огнем своих орудий главного калибра смести захватчиков с острова. - Ему это не удалось, - сказал Марк Аллен. Глаза Араи гневно вспыхнули. - Нет, не удалось! На нас набросились сотни самолетов. "Ямато" пошел ко дну - и мы вместе с ним. Там погибло три тысячи моряков. - Все они, без сомнения, обрели вечное бессмертие в храме Ясукуни, - прыжком вскочив на ноги и сорвав с носа пенсне, сказал Даизо Сайки. - Банзай! Банзай! - разнеслось по рубке. Подполковник Окума, перегнувшись через стол, размахивал кулаком перед самым носом у Брента, и лейтенант сердито отпихнул его руку: - Нельзя ли поосторожней?! В глазах летчика ярче вспыхнули зловещие огоньки. Он подался вперед еще больше и прошипел вне себя от злобы: - Лейтенант, когда-нибудь мы выясним отношения до конца. - За мной дело не станет, - ответил Брент, не отводя глаз. Бас Марка Аллена заглушил все голоса: - Сэр, правильно ли я понял: вы намерены пожертвовать "Йонагой"? Наступила напряженная тишина. Все взгляды обратились к адмиралу Фудзите, а тот, вскинувшись, издал то, что именуется "криком души". - Нет! Неправильно! Я никогда не пойду на это! - а потом, с заметным усилием взяв себя в руки, произнес: - Но если "Йонаге" суждено погибнуть, он погибнет с честью, в открытом бою, в открытом море, разя врага, а не потонет в гнилой тихой заводи под камуфляжной сетью! - Шагнув к столу, он положил руку на переплет "Хага-куре": - Почуяв близость смерти, не старайся отсрочить ее, а наоборот - ускорь ее приход. Терпеливо переждав восторженные крики своих офицеров, он повернулся к Бернштейну: - Что новенького вы нам расскажете, полковник, об арабских десантных операциях? - Пока ничего, адмирал. "Зулусы" и два транспорта в сопровождении четырех миноносцев охранения тринадцать дней назад вышли из Триполи и Бенгази. Наша агентура уже давно не видит ни одного офицера из Пятого специального саперного батальона и Седьмой парашютно-десантной бригады в их излюбленных борделях. Ливийские газеты твердят о маневрах в Индийском океане. - Лжецы, - промолвил адмирал Фудзита, большим и указательным пальцами дергая себя за седой волос на подбородке. - Арабы, сэр, - просто ответил Бернштейн. - Отрезать нас авианосцами с тыла, а с фронта прижать транспортами и высадить десант где-нибудь на западном побережье Тихого океана - там, откуда их новым дальним бомбардировщикам хватит горючего для налетов на японские города, - задумчиво глядя на карту, проговорил адмирал. - Вот чего они хотят. И это вполне возможно. Чтобы предвидеть, надо представить. Все свободны, господа. Офицеры разом поднялись. Брент в дверях взял Мацухару за локоть: - На два слова, Йоси-сан, - сказал он. Летчик молча кивнул в сторону своей каюты. - Ты все еще ищешь смерти, Йоси? - спросил Брент, взглянув на Мацухару, устроившегося за столом. - Я виноват в смерти Кимио, и бремя вины гнетет меня невыносимо. - Меня тоже. - Ты опять заговорил как истинный самурай, Брент-сан, - мрачно усмехнулся летчик. - Ты должен жить... - Да? А для чего мне жить? - поднял брови Мацухара. - Семья моя погибла, Кимио была для меня всем на свете... Теперь и ее нет. - В засаду мы попали по моей вине. Раскаиваться и искупать вину нужно мне, а не тебе. - Дело тут не в раскаянии... - Но ты сказал, что бремя вины скоро переломит тебе хребет. - Сказал, Брент-сан. Но я прежде всего должен решить для себя самого, в силах ли я вынести свое существование. - Ты служил Сыну Неба как должно. Твоя карма сильна, и вечное блаженство тебе обеспечено. - Отведя подпиравший голову кулак, он беспокойно постучал костяшками пальцев по столу. - Жить - значит страдать. - Знаю. Я помню эти слова Будды. - Но если у воина на одном плече - верность и почитание родителей, а на другом - отвага и сострадание, и он несет эту ношу двадцать четыре часа в сутки, он станет настоящим самураем. - "Хага-куре", - мрачно улыбнулся летчик. - Иногда мне кажется, что японец не я, а ты. - Но ты согласен, что самурай может нести бремя, от которого переломится хребет у всякого другого, и только закаляется от ниспосланных ему страданий? Мацухара вздохнул: - Зря ты пошел служить на флот, Брент. Тебе прямая дорога в адвокаты - в наши японские юристы. - Значит, я тебя убедил? - Каждый из нас следует своим путем. Быть может, мне не удастся умереть, обратясь лицом на север... - Как Будда... - Да. Но я сам выберу время и место своей смерти, и, поверь, это не будет просто одна строчка в "списке потерь личного состава". Нет, Брент! Это будет акт очищения. - Огнем? - Может быть. - Я буду с тобой, Йоси. Летчик безнадежно уронил руки на стол. - Не надо так говорить, Брент-сан. - Что тут такого? Запятнана была и моя честь. Мацухара стиснул челюсти, стянул губы в жесткую прямую линию. - Ты рассуждаешь неправильно... - начал он, глядя в суровые синие глаза. В дверь каюты постучали. Мацухара открыл ее. В коридоре стоял Таку Исикава. Подполковник посторонился, указал на стул. Исикава сел, напряженно выпрямившись, не зная, куда девать руки. Потом заговорил подчеркнуто официальным тоном: - Истребители готовы, подполковник. Однако среди них много необстрелянных новичков, которых нужно еще долго учить и школить. Ясно было, что Исикава пришел вовсе не для того, чтобы еще раз сообщить то, что знала вся "Йонага". Но Мацухара ответил в тон ему: - Да, разумеется. Мы будем использовать любую возможность повысить их летное и огневое мастерство. Боюсь, однако, что в наставники им судьба даст оберста Фрисснера и его людей. Исикава покачал головой: - Это значит обречь их на смерть. - Знаю. У нас нет выбора. Исикава перевел взгляд на Брента. Сейчас он скажет то, зачем пришел, подумал американец и не ошибся. - До сих пор у меня не было случая поговорить с вами о той истории... в лазарете. - Вы имеете в виду Кеннета Розенкранца? - Именно. Вы, наверно, ждете от меня слов благодарности? - Я ничего не жду. - Это я вызвал его на поединок, я должен был с ним драться - победить или проиграть. Я! Я, а не вы! - Не спорю. Я вовсе не хотел как-то затронуть вашу честь. Но вспомните - у меня были с Кеннетом свои счеты и свои причины драться. Исикава повернулся к подполковнику. Глаза его налились кровью, на скулах заходили желваки, и Брент знал, что у слов, готовых сорваться с его губ, будет горький вкус. - Подполковник, когда на совете я признался, что поторопился осудить вас за ваше поведение в бою над Токио, вы ничего мне не ответили. - А что мне было говорить? Слова так дешево стоят. - Я объяснился, но не попросил у вас извинения. - Это я понял. Исикава ударил себя кулаком по колену. - Подполковник Мацухара, я летаю лучше, чем вы. - Это легко оспорить и еще легче проверить. - Когда же наконец мы решим это? - Исикава показал куда-то вверх. - Там, в небе? - Это не вчера началось. - Да, наша рознь тянется с Цутиуры. Что ж, давайте выясним отношения раз и навсегда. Боевыми патронами. - Как ты считаешь, Брент, разумно это? - неожиданно обратился Мацухара к американцу. - Нет, это вздор. - Вздор - устраивать поединки в воздухе? - Вздор - ждать так долго, когда можно взять ножи и выяснить отношения сейчас. Летчики переглянулись. Потом Мацухара ответил за обоих: - Дельное предложение. Но наш путь - в небо. Там все началось, там и должно кончиться. Исикава одобрительно кивнул и улыбнулся - впервые за все то время, что Брент знал его. К восьми утра оперативное соединение находилось в ста милях южнее острова Сикоку. Брент, растревоженный разговором с Мацухарой и Исикавой, никак не мог заснуть и появился в рубке на рассвете, когда стали меркнуть звезды и вода в кильватерном следе авианосца фосфоресцировала, словно целый сонм морских богов-ками с факелами провожал корабль. Адмирал Фудзита, как всегда, стоял справа. Брент не знал, спит ли этот человек вообще когда-нибудь. Он любил встречать рассвет в море. Но в сегодняшнем утре при всем его великолепии ему почудилось что-то зловещее - восходящее солнце, словно смертельно раненный воин, заливало кровью низкие облака. Небо над головой радовало чистой голубизной, однако на западе и на юге уже копились тяжелые тучи, с театральной яркостью подкрашенные золотом и серебром, а выше, пронизанные ослепительным светом нарождающегося дня, проходили белоснежные перистые облака. И тихое море, отражая ясный цвет небес, было темно-синим. - Лучше Диснейленда, - пробормотал он. - Лучше чего? - переспросил Фудзита. - Нет-нет, сэр, это я так... Сам себе, - ответил Брент, вытягивая из футляра бинокль. В пять утра вылетели первые разведчики на B5N, а сейчас, выбрасывая желто-оранжевое, словно обесцвеченное ярким солнцем, пламя выхлопа, по палубе начинал разбег первый истребитель. Вот белый "Зеро" взмыл в воздух в двухстах футах от авианосца, а через четыре минуты все шесть патрульных машин ушли за горизонт. Затем начались тренировочные полеты. Кормовой самолетоподъемник доставил на палубу десяток истребителей - в кабине каждого уже сидел механик, проверяя исправность приборов и двигателя. В сопровождении своих летчиков появились Мацухара и Исикава. Все они были в коричневых летных комбинезонах, меховых шлемах, с мечами у пояса и с планшетами через плечо. Подполковник, остановившись у своего "Зеро", собрал вокруг истребителей для последнего инструктажа. Он что-то живо объяснял им, показывая то в небо, то на листок полетного задания. Вот его летчики крикнули: "Банзай!" - и разбежались к своим машинам, из тесных кабин которых, освобождая место пилотам, уже выбрались на крылья механики. Брент невольно улыбнулся, глядя, как они, словно заботливые клуши, склонялись над своими питомцами, удостоверяясь, что связь и кислород подключены и все приборы и агрегаты действуют. Наконец, убедившись, что все проверено, все напутствия и советы сказаны, старики спрыгнули на палубу. Каждый прошел к носу своего самолета, остановившись справа от пропеллера. Фудзита отдал приказ телефонисту, и в тот же миг по корабельной трансляции разнеслось: "Ключ на старт!" Немедленно ожили двенадцать новых двигателей, дернулись и светлым серебром засияли на утреннем солнце лопасти пропеллеров, вразнобой застреляли холодные цилиндры, выбрасывая из выхлопных труб синеватый дымок, подхваченный и развеянный ветром, задрожали корпуса принайтовленных к палубе машин, окруженных техниками и гаковыми. Но вот двигатели прогрелись, "Йонага" стал круче к ветру, взвился желтый флаг, и, взревев 1700-сильным двигателем, истребитель Мацухары, узнаваемый по красному обтекателю и зеленому колпаку, начал разбег и легко взмыл в воздух. За ним один за другим взлетели остальные и четырьмя тройками стали ввинчиваться в небо, не приближаясь к грозовому фронту на юге. Авианосец лег на прежний курс. Брент, заслоняясь от солнца, следил, как "Зеро" перестроились в две группы по шесть машин: одну вел Йоси, другую - Исикава. Истребители начали учебный бой, атакуя друг друга, удивляя тем, как согласованно тройки набирали высоту, пикировали, сходились и расходились. Брент совсем запрокинул голову, наблюдая за наскакивавшей на истребитель Исикавы машиной Мацухары, и солнце ослепило его, ударив прямо в глаза. Он зажмурился и вдруг увидел Маюми - ее полуоткрытые жаждущие губы, сияющий теплым светом взгляд, распущенные волосы. Она неотступно стояла перед ним, куда бы он ни поворачивал голову, словно образ ее навеки запечатлелся в его душе и на сетчатке его глаз. Стараясь отделаться от этой галлюцинации, он глубоко вздохнул, потряс головой, как человек, мучимый мигренью, и перевел взгляд на холодную бездонную синеву океана. - Проще измерить глубину Марианской впадины, чем постичь душу женщины, - раздался рядом голос адмирала Фудзиты. Брент вздрогнул и обернулся к нему: - Я никогда не допущу, сэр, чтобы личные дела мешали моим служебным обязанностям. За спиной послышались шаги: - Разрешите, господин адмирал? - хором произнесли два старика. - Разрешаю. Брент невольно улыбнулся при виде этой пары: в рубку входили двое "коренных" членов экипажа "Йонаги" - командир самолета B5N лейтенант Йосиро Такии и его штурман младший лейтенант Морисада Мотицура. Первый, хоть и был сед как лунь и согнут чуть не вдвое, был первоклассным летчиком, за пятьдесят лет службы словно приросшим к своему самолету, как будто конструктор внес в "синьки" своего детища и эту одушевленную деталь. У штурмана были широко раскрытые глаза с немного сумасшедшим выражением, и Брент подозревал, что солнце, выдубившее его кожу, слишком долго пекло и наконец напекло ему голову. Он, захлебываясь и брызгая слюной, чему способствовало и отсутствие передних зубов, выпаливал слова скороговоркой: язык явно не поспевал за мыслью. С негласного одобрения адмирала Брент летал с ними стрелком-наблюдателем и даже сбил из пулемета над Средиземным морем арабский DC-6. Оба старика уверяли, что американец - зорок и меток как орел. - Завтра опять с нами полетишь, Брент-сан! - сказал Такии. - Что? Лейтенант Росс летит в воздушную разведку? С какой стати? - осведомился Фудзита. - Вы сами разрешили, господин адмирал. - Он нам нужен, господин адмирал, без него не обойтись, - подхватил штурман, брызнув на последнем "с" слюной. Фудзита вытер щеку и глубоко вздохнул, явно сетуя про себя на то, что безупречная память опять дала неожиданный сбой. - Добро, - сказал он. - Банзай! - воскликнули летчики. Мотицура вскинул к небу сжатый кулак: - Завтра мы облетим проливы, Японское море, Корею, отыщем конвой и покажем этим арабским козлоедам нашу самурайскую мощь! - Он потащил было из ножен меч, но от слишком резкого движения не устоял на ногах, и его мотнуло в сторону. Брент подхватил его одной рукой и помог выпрямиться. - Младший лейтенант Мотицура, на ходовом мостике мечами не машут, - строго сказал адмирал и перевел влажно блеснувшие глаза на Брента. - А вам, лейтенант, хочу напомнить, что благоразумный стрелок бережет боеприпасы и расходует их экономно. У вас всего восемьсот патронов. Дальше чем за двести метров огонь не открывайте. - Есть, господин адмирал. Понял и запомнил. - Вы свободны, - повернулся Фудзита к старикам. Оба вытянулись, поклонились и вышли. Брент слышал, как за дверью мостика они затянули песню и даже стали приплясывать. На следующий день напряжение на "Йонаге" стало ощущаться почти физически. Группа шла курсом на Корейский пролив, оставив на юге остров Кюсю, и каждый матрос понимал, что в любую минуту можно ждать появления арабских судов, то есть - боя. Все знали и то, что авианосцы Каддафи вышли в море и с большой вероятностью приближаются к "Йонаге" с юга. Тревога чувствовалась в отрывистой речи, бегающих глазах, повышенной раздражительности. В полдень Брент, облачившись в тесноватый ему и неудобный меховой комбинезон, следом за Такии и Мотицурой вышел на полетную палубу. Четыре самолета, оборудованные дополнительными баками для горючего, стояли перед уже убранным аварийным барьером, механики возились в кабинах, а шестеро гаковых готовились убрать колодки из-под колес и отнайтовать машину. Завидев троицу, подходившую к головному самолету, механик выбрался из кабины на крыло, а с крыла спрыгнул на палубу и отдал честь лейтенанту Такии: - "Тигр" к полету готов! Летчик в сопровождении штурмана, стрелка и механика начал осматривать самолет: толкнул одну из трех лопастей пропеллера "Сумитомо", лично проверил балансировку винта, похлопал ладонью капот, скрывавший 958-сильный двигатель "Сакаэ-11", провел под ним рукой, чтобы убедиться, не подтекает ли масло или бензин. Потом откинул лючок и удостоверился, что бензопровод не подтекает и здесь, поднырнул под укрепленные на фюзеляже дополнительный топливный бак и замки для 1764-фунтовой торпеды, проверил щитки-закрылки, покачал из стороны в сторону укрепленные на крыльях баки, пнул носком сапога оба колеса и пробурчал что-то невнятно-одобрительное. Наконец он погладил оскаленного тигра, изображенного на фюзеляже, и повернулся к штурману и Бренту: - Экипаж, по местам! Следом за Такии и Мотицурой американец по короткому трапу, который держал матрос-гаковый, влез на крыло и, взявшись за гребенку кокпита, поставил ногу в паз ступеньки, а потом подтянулся и осторожно перенес тело в кабину стрелка. Проверив, заперт ли фонарь, он пристегнул ремни и несколько раз повернулся вокруг своей оси во вращающемся кресле - оно двигалось на четырех стальных шарнирах легко и плавно. Брент подключил переговорное устройство, убедился, что все три кислородных резервуара полны, сигнальный пистолет-ракетница заряжен и находится на месте. Повернув кресло к корме, Брент потянул на себя двадцатифунтовый 7,7-мм пулемет "Тип-96" на турели, взялся за двойную рукоять и, уперев ноги в специальную приступочку, поводил идеально отцентрованным стволом из стороны в сторону и вверх-вниз. "Натуральный флюгер", - удовлетворенно пробормотал он. В наушниках зазвучал голос командира: - Зарядить, закрыть на предохранитель и постараться не отстрелить мне хвост. Брент повторил приказ, отстегнул привязные ремни, поднялся и, сняв кожух, взглянул на подающий механизм. Оружейники уже протянули ленту в приемник, но для безопасности не дослали патрон в камору. Брент замычал от удовольствия, пройдясь пальцами по снаряженной ленте, в которой бронебойные патроны с синими головками чередовались с красными, а каждый пятый патрон, помеченный желтым, был трассирующим. Со щелчком закрыв ствольную коробку, Брент взялся за рукоятку затвора справа, потянул ее на себя и отпустил. Тугая возвратно-боевая пружина, звонко лязгнув, стала на место, дослав первый патрон в камору. Но Бренту этого показалось мало. Склонив голову, он заглянул в лючок на крышке ствольной коробки, убедившись, что патрон - в каморе. Потом поставил пулемет на предохранитель, вдвинул его в гнездо и закрепил. И наконец прощупал пальцами каждый патрон, проведя рукой по ленте, пока не наткнулся на ее конец, уходящий в прорезь самолетной палубы, под которой находился восьмисотпатронный ящик. - Стрелок готов, - сказал он в микрофон, сел и пристегнул ремни. Он услышал, как доложил о готовности штурман. Командир описал круг над головой, и Брент опустил очки-консервы. Такии запустил двигатель - самолет дернулся и задрожал, застреляли вразнобой все его четырнадцать цилиндров, а потом беспорядочный треск перешел в устойчивый ровный гул: густое масло разошлось по разогретым, расширившимся до нужной степени поверхностям. Брент нетерпеливо взглянул на мостик и увидел адмирала: он догадывался, что Фудзита жалеет о том, что разрешил ему лететь. Но лейтенант, как и все моряки "Йонаги", мучился смутным чувством вины перед летчиками, которых они, используя весь свой опыт и мастерство, всего лишь доставляли в нужную точку. Когда противник оказывался в пределах досягаемости, эскадрильи взлетали и исчезали в воздухе, превращаясь в живые снаряды неслыханной дальнобойности, а морякам оставалось сидеть и гадать - вернутся они или нет. На "Йонаге" воевала по-настоящему одна его палубная авиация - только она и в самом деле превращала корабль в наступательное оружие. Снова взревел на холостых оборотах двигатель - Такии проверял приборы. Машину качнуло - это четверо гаковых отцепили фалы и врассыпную отскочили от самолета. Двое матросов готовились вынуть из-под колес тормозные башмаки, но офицер-регулировщик все еще держал свои желтые флажки над головой, не разрешая выруливание. "Чего они тянут? Чего не дают взлет?" - пробормотал он с досадой и тотчас понял причину: палубу по правому борту заволакивал отработанный пар из носовой вентиляционной трубы. Брент в сердцах стукнул себя по колену. Он почувствовал, как "Йонага" повернулся левей и лента пара протянулась точно посередине полетной палубы. Такии трижды поднял над головой сжатый кулак. Колодки были выдернуты, флажки опустились, матросы отскочили от самолета, и летчик, сняв тормоза, дал полный газ. Брента мотнуло, когда B5N, весивший на 3700 фунтов больше "Зеро", но оборудованный тем же двигателем, рванулся вперед и понесся по палубе с поразительным для такой махины проворством. Брент всегда испытывал восторг, наблюдая за взлетом с мостика, глядя, как машина, тяжелая сама по себе да еще с торпедой под брюхом, отрывалась от палубы и взмывала в воздух. Но сейчас, когда он оказался внутри тесной кабины, ему было не до восторгов - он начал молиться. Когда позади мелькнула островная надстройка, штурман обернулся к нему, показал вверх и расхохотался. И в ту же минуту прекратились тряска и вибрация: колеса "Накадзимы" оторвались от тикового настила - самолет был в воздухе. Убрав шасси, Такии заложил правый вираж. Брент развернулся лицом к хвосту, вытянул из гнезда пулемет. Дальность их машины составляла 1600 миль, и в воздухе они могли находиться часов двенадцать. Полет обещал быть долгим. ...Такии взял курс на северо-запад. Небо было безоблачным, и с высоты в шесть тысяч футов Брент мог видеть горы на южной оконечности Кюсю. Через час справа в сапфировом море, окаймленном синевато-белым алмазным блеском искрящейся на солнце пены, возник россыпью изумрудов остров Фукусима, а слева - корейский остров Чеджудо. "Курс ноль-один-ноль", - услышал Брент рекомендацию штурмана, и командир взял правее - к северо-востоку, на Корейский пролив. Еще час спустя они были над Цусимой в самом центре пролива, а на северо-востоке появилось пурпурное пятно Хонсю. Брент видел, десятки рыбачьих баркасов, промышлявших на отмелях, видел несколько пароходов между островами Кюсю и Хонсю в проливе Симоносеки, однако арабского конвоя не заметил. Когда на западе показались поросшие соснами и дубами холмы Кореи, темными очертаниями напоминавшие притаившегося в засаде льва, самолет пошел к южной части Японского моря. По-прежнему внизу не было ничего заслуживающего внимания - бесчисленные рыбачьи суденышки да один-два сухогруза. Они добрались уже почти до самой северо-восточной границы своей зоны, и теперь предстояло поворачивать к западу, входя в воздушное пространство Северной Кореи. Мотицура поднялся, держа в руках секстан, взял высоту солнца и вернулся к своим картам. Потом в наушниках гнусаво прозвучал его голос: - Командир, пересекаем тридцать восьмую параллель. Предлагаю курс два-восемь-ноль. Брент знал, что оба старика глубоко презирают "прочесноченных корейцев" и не откажут себе в удовольствии, возвращаясь на "Йонагу", пройти над полуостровом и подразнить Пхеньян. В эту минуту на севере в раздернувшейся туманной дымке он заметил белый кильватерный след. Потом второй. Наведя бинокль на резкость, он поймал в фокус серый зализанный корпус и, не в силах совладать с волнением, возбужденно проговорил в микрофон: - Командир, вижу два военных судна, идут зигзагом! Пеленг ноль-два-ноль, дальность пятьдесят километров. Командир и штурман разом вытянули жилистые старческие шеи, и самолет пошел на сближение. Мотицура прижал ладони к наушникам, склонясь над радиопередатчиком, и Брент услышал его недоуменный голос: - Сплошные помехи. - Ну-ка, дай послушать, - сказал Такии. В наушниках Брента раздался волнообразный вой, сменившийся треском и гулом. - Нас запеленговали, командир. Сейчас определяют дальность. - Радар управления огнем? - Трудно сказать. Через две минуты, когда трескотня стала невыносимой, из тумана на ослепительный солнечный свет вышли те, кого они искали: курсом на юг двигались два арабских транспорта и два эскортных эсминца. Брент слышал, как Такии передает на "Йонагу": - Сугроб, Сугроб, я Дайме Один! Вижу конвой в составе четырех судов: широта тридцать восемь градусов, пятнадцать минут, долгота сто тридцать три градуса, двадцать минут, - и знакомый голос Пирсона, подтвердивший прием. Рванувшись на север, самолет стал стремительно приближаться к шедшему слева миноносцу, и Брент в бинокль видел теперь во всех подробностях его длинную, изящную, гладкую палубу, четыре спаренных пятидюймовки на носу, стволы которых, как ему показалось, медленно вращались в башнях, следуя за "Тигром", низкий обтекаемый ходовой мостик, где толпились, поблескивая стеклами биноклей, люди, фок-мачту, ощетиненную антеннами и радарами, две широкие трубы, десять торпедных аппаратов, кормовую орудийную башню, сдвинутую к левому борту, бесчисленные зенитные установки и резервуары с водой для охлаждения на верхней палубе и марсе, матросов в синих робах и германских глубоких касках. Было ясно, что на миноносцах сыграли боевую тревогу, и Брент, ощущая сосущую пустоту в желудке, понимал, что вся огневая мощь этих стволов вот-вот обрушится на него. Он понимал, впрочем, и то, что лишь искусство Такии позволило им забраться в самую гущу этого дремучего леса, где каждое дерево грозило смертью. Прозвучавшая в этот миг команда так ошеломила его, что он чуть не выронил бинокль: - Атакуем на бреющем! Приготовиться открыть огонь! - Что? - не веря тому, что он услышал, Брент плотнее прижал наушники. - Оглох, Брент-сан?!. Атакую на бреющем! - Банзай! Банзай! - штурман Мотицура, поднявшись в своей кабине, размахивал пистолетом. - Вас понял. Есть приготовиться открыть огонь! Брент тоже встал, поднял очки на лоб, повернулся лицом в хвост, снял пулемет с предохранителя и стиснул двойную рукоять. "Этого не может быть, - мелькнуло у него в голове, - это кошмарный сон". Но прозвучавший в наушниках голос Такии доказал, что все происходит наяву: - Стрелок! Я пройду по левому от нас эсминцу от носа до кормы, на корме возьму вправо, чтоб подставить тебе его левый борт. Бей по мостику, Брент-сан, там у них командный пункт. Еще раз прошу: хвост мне не отстрели. Американец сообразил, что тактику атаки старик выбрал наилучшую, обезопасив себя от огня с обоих бортов, представлявшего наибольшую угрозу. Впрочем, даже так по ним будет лупить неимоверное количество стволов - и пятидюймовки, и малый калибр, и 20-, и 40-мм зенитные установки. Он почувствовал: страх вспорол душу, как вспарывает плавник акулы безмятежную морскую гладь: губы одеревенели, в горле застрял тугой клубок, палец, лежавший на спусковом крючке, задрожал, а в голове пронесся рой бессвязных мыслей. Он много раз оказывался под градом снарядов и бомб, много раз смотрел смерти в глаза, но - стоя на мостике "Йонаги", чувствуя слева, справа, над головой и под ногами могучую сталь, зная, что шестнадцать миллиметров брони защищают ватерлинию. А что такое этот "Накадзима-Тигр"? Тонкая, как бумага, алюминиевая обшивка, дерево, ткань, лабиринт трубопроводов, паутина проводов, малосильный двигатель и двое полоумных стариков японцев. Да еще он сам - перепуганный американский парень. Во рту стало горько, он сплюнул, стиснул челюсти, овладевая собой. Что ж, если суждено погибнуть... Как там сказано в "Хага-куре", на которую любит ссылаться адмирал? "Если суждено погибнуть, погибни лицом к врагу и больше ни о чем не заботься". Мотор работал теперь на максимальных оборотах, и Такии с переворотом через левое крыло вошел в пике. Брента прижало к фонарю, лямки парашюта стальными обручами впились в плечи, кровь горячо прихлынула к щекам, и снова возник во рту неприятный горьковато-кислый вкус. Ревущий "Тигр", в одной из кабин которого размахивал пистолетом и вопил, как демон ада, старый штурман, ринулся на миноносец. Брент выпрямился, насколько позволял низкий купол фонаря, и сдвинул ствол пулемета влево вниз до отказа. Нос атакуемого корабля, казалось, горел - такова была плотность огня его пятидюймовок, каждые три секунды выбрасывавших пламя и клуб бурого дыма, которые длинными полотнищами висели у мостика и сбивались там в облако. Второй миноносец тоже бил по "Тигру" всеми тремя башнями, и слева, справа, сверху и снизу от него молча и зловеще распускались уродливые рыжие цветы разрывов. Брент был достаточно обстрелянным человеком, но ничего подобного этому шквалу огня из пятидюймовок он еще не видывал. Башенные крупнокалиберные орудия выпускали снаряд за снарядом со скоростью автоматических пушек, натянув между кораблем и пикирующим на него самолетом сплошную завесу пламени и едкого коричневого дыма, а Брент знал, что достаточно одного близкого недолета, чтобы скатать "Накадзиму" со всем его содержимым в тугой шарик алюминиевой фольги. Но Такии на скорости триста узлов продолжал сокращать расстояние до цели. Брент глянул вниз и подумал, что именно так, наверно, выглядит преисподняя: это открыли огонь зенитные установки, протянув к нему линии трассирующих очередей, похожих на пылающие нити жемчужных бус. Казалось, что вначале они летят медленно и набирают скорость лишь проходя мимо. Все небо было заполнено сотнями маленьких черных дымков от разрывов 40-мм снарядов. Брент почувствовал, что командир выводит машину из пике и бросает ее в лоб миноносцу. Корпус самолета затрясся, и Брент сначала подумал, что это Такии открыл огонь из 7,7-мм пулеметов, но тут же, к своему ужасу, увидел на плоскости правого крыла круглые, сияющие свежим металлом пробоины. Воздушный поток унес клочья алюминиевой обшивки и кусочки черной, стали. Когда до миноносца оставалось не больше сотни ярдов, "Тигр" вздрогнул и затрясся, и Брент услышал вселяющий надежду стук пулеметов. Мотицура, отстегнув привязные ремни, откинув фонарь, перегнулся через борт, стреляя из своего "Оцу" и вопя "Банзай!". Брент двинул ствол влево, а летчик одновременно сделал вираж вправо, проходя чуть ли по волнам вплотную к кораблю и подставляя его под огонь своего стрелка. Однако тот же самый маневр сыграл на руку и зенитчикам. Брент, едва не переваливаясь вместе с пулеметом через левое крыло, видел ходовой мостик как на ладони. Когда он нажал на спуск, почувствовал его дрожь и увидел, как его трассирующие очереди выбили стекла рубки и стегнули по заметавшимся на мостике людям, страх, владевший им, неожиданно сменился восторгом, который горячей волной омыл его душу, на какое-то мгновение снова вызвав перед глазами образ Маюми. "Тигр", держась так близко к воде, что пропеллер его иногда взбивал белый пенный бурун, на скорости триста узлов пронесся в двадцати ярдах от миноносца. Тот дал "самый полный": гребные винты яростно перемалывали вскипающую за кормой воду, острый форштевень резал и отбрасывал в стороны волны, в дыму, валившем из труб и из стволов орудий, суетились люди в касках. Не снимая палец с гашетки, водя стволом из стороны в сторону, Брент, проносясь мимо, полоснул длинной очередью от носа до кормы. В ответ с марса, оказавшегося намного выше самолета, полетели трассирующие очереди 50-мм и 20-мм установок, и поднимаемые пулями фонтанчики воды забрызгали плексиглас кабины. На фюзеляже и в хвосте появились новые дыры, а осколок снаряда прошил переборку и разбил динамо, прорвав мелкими и острыми стальными осколками летный комбинезон Брента. Почувствовав жгучую, как от жала шершня, боль, он схватился за щеку, а когда отнял от лица ладонь, увидел на перчатке кровь. Как только самолет оказался ярдах в сорока за кормой, из башенных пятидюймовок на юте, словно из пастей рассвирепевшего огнедышащего дракона, разом вырвались в небо десятифутовые языки пламени, и Брент почувствовал, как тяжкий гром ударил его по барабанным перепонкам и раскаленными иглами вонзился в мозг. Но самолет, по счастью, был слишком низко, и снаряды, ревя, как экспресс в тоннеле, с воем и гулом прошли над ним. Воздушная волна сильно тряхнула самолет. На миг Бренту почудилось, что с ним случится "медвежья болезнь". Такии, на вид совершенно спокойный, резко отвалил в сторону от миноносца и шквального огня, не стихающего ни на миг. Мотицура, расстреляв всю обойму, выхватил из ножен меч и взмахнул им над головой с криком "банзай!", чуть не задев вскрикнувшего Брента, который едва успел пригнуться. Штурман спрятал меч и сел на место. Брент ощупал щеку, задетую осколками и острыми щепками от разбитой в куски динамо, - она саднила, и врывавшийся в кабину воздушный поток сдувал с нее капли крови. "Ничего страшного, - подумал он, - вижу и могу стрелять, все прочее значения не имеет". Все кончилось благополучно, они были уже вне дося