вздохом он опустился на скамью напротив Брента. - Душу бы заложил за автоматику. Хорошо хоть, полуденные замеры удалось сделать. - Он усмехнулся. - Ориентируемся не хуже Христофора Колумба. Всего на четыре мили к востоку от счисления пути. - Парень забарабанил пальцами по столу и уставился в окаменевшее, ничего не выражающее лицо Брента. Потом снова попробовал завязать разговор: - Отлично вы стреляли, лейтенант. Как говорится, задницу нашу спасли. Неужто три "Штуки" сбили? Невероятно! Так, наверно, никто еще не стрелял. Брент кивнул, пробормотав что-то в знак благодарности. Дверь в задней переборке раздвинулась, и с камбуза вошел буфетчик Пабло Фортуно с кофейником и подносом, на котором лежали два толстых сандвича. Низкорослый, с вывороченными губами и широким сплющенным носом, типичным для племени канака с островов южной части Тихого океана, угольно-черными волосами и рябоватым лицом - свидетельством множества инфекционных заболеваний, перенесенных его народом до пришествия белых людей. Брент не чувствовал голода и есть не просил. Но услужливый Пабло знал больше о своих офицерах, чем они сами. Он подал Каденбаху дымящийся кофе и вновь наполнил кружку Брента. Затем поставил на столик поднос и удалился. У Брента вдруг потекли слюнки. Он взял сандвич, и в ноздри шибанул запах ветчины и майонеза. Латук, помидоры, другие свежие овощи уже несколько недель, как исчезли из рациона. Теперь они питаются исключительно консервами. После первого же укуса он почувствовал прилив бодрости, и настроение сразу поднялось. - Что-то английского пилота нигде не видно. Каденбах кивнул, довольный, что старший по званию соизволил наконец подать голос. - Командир предоставил ему каюту адмирала Аллена. Проглотил бифштекс, хлобыстнул стакан из личных запасов командира - и на боковую. Впервые за все время губы Брента тронула улыбка. - Вот кто спас всю команду. Немецкий боров приложил бы нас, как пить дать, если б Уиллард-Смит не повис у него на Arschloch [заднице (нем.)]. Чарли хохотнул. - Что да, то да. - Он отхлебнул кофе и вдруг посерьезнел. - Мистер Росс, мы проходили инструктаж насчет противника, но никто не упоминал о том, что они пользуются немецкими названиями подразделений и чинами. Ведь своим судам они присваивают арабские имена, не так ли? Зачем же эскадрильи называть по-немецки? Даже арабский бортстрелок отрекомендовался "Feldwebel", а не "сержант". Не так уж много немцев служат у Каддафи. Шахтер утверждает, что он единственный немец в эскадрильи "Юнкерсов". Брент прожевал кусок, запил его кофе, только потом ответил: - Поначалу в наемники шли только немцы. Вот и ввели собственную номенклатуру. К тому же и боевые машины у них в основном немецкие. - Да, но теперь Каддафи создал настоящие "интербригады". Берет наемников со всего мира. - Верно, Чарли. Штурман погладил пальцами короткую щетину на подбородке, радуясь возможности перемолвиться словом с молчаливым американцем. Человеку редко на подводной лодке выпадает такой случай. Здесь каждый держится замкнуто, кроме, пожалуй, Пабло Фортуно, которому только бы языком почесать. А Брент ветеран этой войны, он уже шесть лет воюет с арабами и знает их лучше, чем кто бы то ни было из команды. - Что у них, своих пилотов нет? - расспрашивал Каденбах, боясь оборвать нить разговора. Глаза Брента заблестели, он почуял возможность сесть на своего конька. К тому же беседа со штурманом хоть немного разогнала черную тоску, рассеяла череду горьких мыслей, теснящихся в голове, будто у турникета метро в час пик. Слова так и посыпались изо рта, каждое - маленький кирпичик, воздвигающий преграду его депрессии. - А ты как думаешь, почему столько лет двести миллионов арабов не могут справиться с четырьмя миллионами израильтян? - Он не стал дожидаться ответа. - Пойми, этот народ органически не приемлет никакой дисциплины, никаких доводов здравого смысла. Взять хотя бы последнюю атаку. Чрезвычайно медлительна, организована из рук вон плохо. Спустились низко, дали нам в руки козырь, которого не должны были давать. Вполне типично для них. В арабской армии полностью отсутствует согласованность действий. Иначе Израиль давно бы уже перестал существовать. Штурман несколько секунд подумал и вдруг поразил Брента своей проницательностью. - Вы знаете об арабах больше, чем человек, просто воюющий с ними. Вы и раньше бывали на Ближнем Востоке, да? Выпрямившись, Брент крепко сцепил пальцы. - Догадливый! - удивился он. - Когда мне было четырнадцать, отец служил военным атташе нашего посольства в Каире. Два года мы за ним мотались по всему Ближнему Востоку, от Ирана до Марокко. - Он вздохнул. - Это, доложу тебе, была школа, какую не получишь в классе или на инструктаже. Каденбах кивнул и поспешно продолжал: - Так вы говорите, они - настоящий сброд? - Да! Точней не скажешь. - А как же Арабский легион в Иордании? Ведь Глаб-паша в сорок восьмом - сорок девятом загнал израильтян обратно в Иерусалим. Брент одобрительно кивнул в ответ на осведомленность Каденбаха. - Вижу, штурман, с историей ты в ладах. Но Арабский легион другое дело. Там все прошли английскую выучку, и командовал ими англичанин. Ведь Глаб-паша - не кто иной, как англичанин по имени Джон Бэгот Глаб. Когда он со старшими офицерами уехал из Иордании, легион развалился. - Брент помолчал, давая выход застарелой ярости. - Я с ними воюю с восемьдесят третьего. А известно тебе, с чего началась вся заварушка? - Один из истребителей "Йонаги" подбил ливийский DC-3. - Над Токийским заливом. Я это видел собственными глазами. Двухмоторный транспортный самолет вторгся в воздушное пространство "Йонаги", несмотря на многократные предупреждения. И подполковник Мацухара "отрубил" один из двигателей. - Но самолет не разрушил? - Нет. И жертв не было. - Неужто дело только в этом пустячном инциденте? - С него все началось. Арабы не простили оскорбления. - Брент помассировал пальцами шею и почувствовал мгновенное облегчение. - А уж потом пошли борьба за мировое господство, эмбарго на нефть, истребление заложников. - Рука опустилась на стол и пальцы начали выбивать барабанную дробь по столешнице. - Но вся каша заварилась именно с того пустячного инцидента шестилетней давности. С тех пор они не упускают случая нас укусить. - То есть? - Ты слыхал о некоем Гасане ибн-аль-Саббахе? - Старец с горы. Около тысячи лет назад основал террористическую организацию в Персии. Да, я знаю, мистер Росс, они до сих пор действуют. - И до сих пор называют себя "саббах". Фанатично преданы Каддафи. Главное их оружие - нож, но и другим не гнушаются - от АК-47 до пластиковых бомб. Любят застигать жертву врасплох и наносить удары в спину. Я с ними где и чем только не дрался! Кулаками, досками, ножами, пистолетами, один раз даже гаечным ключом... В тупиках, на автостоянках, в ресторане отеля "Империал", в ООН. - Он наставил палец на Каденбаха, и ноготь его оказался в дюйме от заостренного носа штурмана. - Запомни, тебе этого тоже не избежать. Каденбах вглядывался в черты внезапно вспыхнувшего лица, словно бы впервые видел своего старшего помощника. - Н-да, - наконец пробормотал он, - я слышал, они на все способны. Брент, перенесясь за много миль, смотрел в переборку поверх головы штурмана. - Они убили невесту Йоси Мацухары. - Как ни странно, в голосе прозвучала ядовитая насмешка. - Разумеется, из засады. Из АК-47 всадили ей шесть пуль в грудь. - Он с такой силой шарахнул кулаком по столу, что кружки жалобно зазвенели. Подхватив свою, чтоб не опрокинулась, молодой штурман с беспокойством глянул на Брента, но того было уже не остановить. - Чего еще ждать от арабов? Они в своей жизни ничего не видели, кроме тирании и убийств! Все они в каком-то смысле саббах. Веками правители безжалостно их угнетали, заставляли делать самую черную работу, а сами купались в роскоши. А ислам укрепляет решетки на их темницах. Это сухая, бесплодная религия, как та земля, на которой они рождаются. Ислам роковым образом лишает их даже тех крупиц надежды и самолюбия, которыми они наделены от веку. Ненависть и месть - вот все, ради чего они живут, что придает их убогой жизни какой-то смысл, потому они при случае никого не пощадят. Вечный рай уготован душе убийцы! Во всяком случае, так сулит им вера. Каденбах неловко поерзал на скамье, и несколько секунд оба молчали, слушая привычные шумы вентиляторов и двигателей. - Все это понятно, мистер Росс. Но хоть какая-то брезгливость, какое-то понятие о чести... Брент засмеялся глухо и невесело. - О да, у араба есть понятие о чести и достоинстве! Ему порой бывает стыдно... Он утомит тебя до смерти рассказами о своих подвигах. А его достоинство более чем поверхностно. Вместе с честью он носит его в рукаве и не задумываясь продаст мать за кучу сухого верблюжьего навоза, чтобы поддержать огонь в очаге. - Но вы сказали, ему бывает стыдно... - Стыдно, когда он не смог кого-то объегорить. Стыдно, когда не удалось убедительно солгать, чтоб обвести вокруг пальца лучшего друга, брата, отца. Порой ему стыдно выполнять унизительную работу за кусок хлеба. Но никогда, запомни, Чарли, - Брент назидательно поднял вверх палец, - никогда ему не бывает стыдно за совершенные преступления. Вот если он нарушил их извращенный кодекс чести, тогда на него падет позор, а то и нож в спину получит в глухом тупике. - Но ведь среди них есть выдающиеся писатели, математики, врачи... - То было тысячу лет назад. А нынче они настолько одержимы завистью и ненавистью, что и литература пропитана ими насквозь. - И ничто их уже не исправит? - Ничто на свете! Каденбах смущенно откашлялся. - Значит, они никогда не примирятся с поражением. - Ты прав. Потому они с сорок восьмого года воюют против Израиля. Поражение для них позор, бесчестье, и они убьют любого, кто готов пойти на компромисс. Помнишь, какая участь постигла Анвара Садата? - Стало быть, и для нас этому не будет конца. - В голосе штурмана слышалась обреченность. Брент угрюмо кивнул. Оба замолчали. На смену мыслям об арабах Каденбаху пришла другая, не менее тревожная. И он тут же высказал ее, озадачив собеседника: - А как же переговоры между США и Россией в Женеве? - Не понял. - По-вашему, на русских можно полагаться? Можно верить, что они не снабдят арабов новейшим оружием? Брент уставился в кружку. - Соглашение достигнуто. Но лишь потому что они нас боятся. К тому же технология - это единственное, чем Соединенные Штаты и Россия удерживают свое владычество над миром. Каденбах старательно избегал взгляда старшего помощника, словно опасался, что Брент прочтет в его глазах то, чего ему не хотелось выдавать. - Думаете, они не поставят арабам самонаводящиеся торпеды и новые реактивные бомбометы? Оснащенная активными и пассивными системами самонаведения русская торпеда 533 может выследить и уничтожить самую маневренную подлодку, а мощный бомбомет RBU-6000 с автоматической перезарядкой выпускает 300-миллиметровые бомбы весом в 400 фунтов каждая на шесть тысяч метров от атакующего судна. Это страшная угроза для подводных лодок, особенно для дизель-электрических. Брент наконец понял нервозность молодого штурмана. Вся команда встревожена слухами о новом оружии, несмотря на поступающие из Женевы, Москвы и Вашингтона заверения относительно того, что оно ни в коем случае не попадет к арабам. - Да нет, они просто не решатся. Ведь тогда все последние американские достижения в области морского оружия будут переданы Японии и ее союзникам. Мы пошли на уступки, они тоже. Здесь действует точно такое же равновесие страха и недоверия, как в ядерном противоборстве. Оно приводит всех в ужас, но никто не рискнет его нарушить. Имей в виду, Чарли, русские ведь тоже не доверяют арабам. Во время Шестидневной войны египтяне обратились в такое бегство, что даже бросили свои зенитные комплексы, и сотни русских танков, и артиллерию. Русские им этого не простили. Каденбах снова кивнул, но головы так и не поднял. - Да-да, сэр, знаю... Он не успел ничего добавить, поскольку разговор прервал внезапно оживший репродуктор на потолке. - Мистер Росс, - раздался металлический голос, - главный механик Данлэп просит вас пройти в кормовой торпедный отсек. Брент шепотом выругался. Беседа так увлекла его. Робкому, но смышленому Каденбаху удалось вырвать его из джунглей, в которых он заплутался по своей собственной воле. Наверняка штурман сделал это не без умысла, может, даже сговорился с Пабло Фортуно. Добрые они все-таки ребята. Он взглянул на медные часы над дверью: двадцать минут второго. - Ну, мне пора. Надо посмотреть, что там случилось у Данлэпа, а в четырнадцать ноль-ноль заступаю на дежурство. - Он залпом осушил кружку и поднялся. - До встречи, сэр, - улыбнулся Каденбах. - Увидимся, штурман. Мир подлодки тесен. Младший лейтенант принялся насвистывать мотивчик из диснеевского мультфильма. Брент, улыбаясь, вышел в коридор. Миновал старшинскую кают-компанию, где за маленьким столиком сидел в одиночестве главный старшина-электрик Момо Кенкюся, запивая чаем сандвич, - запас суси давно вышел. Как все прочие японцы в команде (тридцать один человек из шестидесяти семи офицеров и матросов), Кенкюся - ветеран Сил береговой самообороны и опытный подводник. Невысокий, коренастый очкарик средних лет, круглое лицо изрезано морщинами многолетней усталости. На борту всего четверо старшин, каждый - мастер своего дела; после страшной глубинной бомбежки им больше других выпало потрудиться над израненной лодкой. Старшина вскочил было, но Брент махнул ему рукой: сиди, мол. Ему вдруг стало неловко и стыдно за свой менторский тон в разговоре со штурманом. - Хорошо стреляли, сэр! - на безупречном английском, каким владели все японцы, окликнул его Кенкюся. - Так им и надо, этим якудзам! Брент благодарно улыбнулся и переступил через высокий порог. В отличие от старшинской кают-компании, центральный пост был переполнен; здесь висел тяжелый запах дизельного топлива и мужского пота, сопутствующий всем старым подлодкам. К счастью, хлорный запах уже испарился. Брент прошел мимо "рождественской елки", установленной в центре поста погружения. Так называется огромный контрольный щит, утыканный красными и зелеными лампочками, показывающими, открыты или закрыты различные клинкеты и клапана прочного корпуса. В настоящий момент "елка" сияла поровну красными и зелеными огнями. Открыты главный впускной клапан РДП [устройство для работы дизеля под водой], выхлопные патрубки, люк рулевой рубки и вентиляционные люки - как и полагается при движении на поверхности. Но красная лампочка клапана приема забортной воды в цистерне главного балласта горела зловещим светом. Здесь должен быть зеленый, и это каждому известно. Люди сидели или стояли перед приборами, манометрами давления топлива, рядами вольтметров, амперметров, счетчиками оборотов вала. Медные части блестели даже в приглушенном красном свете аварийных лампочек. В отличие от компьютеризованного центрального поста атомной подводной лодки "Джордж К.Полк", где Брент служил, выйдя из стен академии, здесь ему открылся совершенно иной мир. Он прошел мимо двух огромных горизонтальных рулей, возле которых, несмотря на неспособность лодки к погружению, тоже толпились люди. Двое сидели перед штурвалами, а командир поста погружения и всплытия, молодой энсин по имени Герберт Бэттл, прислонился к переборке возле указателя глубины со шкалой от нуля до шестисот футов. Иной калибровки не требовалось: на глубине, превышающей шестьсот футов, море раздавит корпус, точно крекер, зажатый в сильном мужском кулаке. Бэттл выпрямился и карими глазами уставился на Брента. - Отменно стреляли, сэр! Остальные подводники, набившиеся в тесный отсек, тоже повернули к нему головы, выражая восхищение. Брент почувствовал прилив тепла. - Спасибо, спасибо, - смущенно пробормотал он и быстро прошел в радиорубку, служившую одновременно шифровальным отсеком. Как офицер связи за нее отвечал непосредственно он. Чуть помедлив, заглянул внутрь. Два связиста размонтировали обе рации и выложили части на маленькую скамейку. Один - связист второго класса Тони Ромеро по прозвищу Кром - еще недавно стрелял из пулемета пятидесятого калибра. А сейчас длинной тонкой отверткой и заостренными плоскогубцами он разбирал блок питания. Смуглый, приземистый, грудь колесом, руки сильные, мускулистые и длинные, как у орангутанга. Меж гривой черных взъерошенных волос и сросшимися на переносице бровями примостился довольно узкий лоб - за что его, собственно, и прозвали Кром - сокращенно от "кроманьонец". Насколько устрашающая у него внешность, настолько же кроткий нрав, к своей кличке он относится с добродушным юмором. Вся команда уважает молодого связиста не только за доброту, но и за профессионализм. Пожалуй, никто лучше него не разбирается в оборудовании. Второй - шифровальщик второго класса Дон Симпсон. Словно по контрасту со своим соседом, это высокий стройный блондин. Он тоже умен и хороший специалист, но кажется, страшные поломки аппаратуры несколько выбили его из колеи. - Пока не работает, мистер Росс, - удрученно сказал он Бренту, возникшему в дверном проеме. - Только РТР. - Ладно, не отвлекайтесь, - ответил Брент, торопившийся на корму. - Я еще зайду. - Есть не отвлекаться! - Симпсон улыбнулся. - Отлично стреляли, сэр! - Спасибо. - Брент прошел в следующую дверь. Ну что они все твердят одно и то же? Как будто другие плохо стреляли. Впрочем, таких успехов никто не достиг, и ему приятно, что люди это признают. В три шага миновав крохотную - шесть на одиннадцать футов - камбузную рубку, он вступил в столовую - самое просторное помещение на борту. Она располагается над кормовым аккумуляторным отсеком и обставлена четырьмя столами и восемью скамьями. Он насчитал в столовой одиннадцать членов команды: четверо американцев играли в покер, четверо японцев склонились над го, трое читали. Никто не курил. С момента глубинной атаки лампочка, разрешающая курить, не загоралась ни разу. Брента удивило такое многолюдье. Он-то думал, сменившиеся с вахты немедленно завалятся спать. Но, очевидно, глубинная атака, налет пикирующих бомбардировщиков, жуткая смерть троих товарищей, а потом их похороны взвинтили нервы до предела. Матросы точно так же не могут спать, как старший помощник. - Всем оставаться на местах! - крикнул Брент, прежде чем кто-либо успел вскочить. И в ответ услышал дружное: - Хорошо стреляли, сэр! - Задницу нашу прикрыли, мистер Росс! И снова Брент пробормотал что-то в знак благодарности и юркнул в кубрик, где висящие на цепях койки сейчас подняты, чтобы не мешать проходу. Переступив через еще один высокий порог, оказался в первом машинном отсеке. Держась за стальной поручень, двинулся по узкому коридору меж двух мощнейших дизельных моторов. Шум адский. То, что на мостик и в другие отсеки доносится приглушенными выхлопами и рокочущей вибрацией, здесь буквально раздирает барабанные перепонки. Два укрепленных сверху генератора "Эллиот 1100" добавляют свои визгливые стоны к общей какофонии. При необходимости они могут вырабатывать мощность на 252 элемента батареи. Но теперь передняя и задняя аккумуляторные батареи уже полностью заряжены, и оба генератора обеспечивают только два главных дизеля, вращающих валы, а те в свою очередь отдают силу бронзовым винтам. В машинном отсеке он застал троих. Главный старшина машинист Хисао Фукимото стоял слева, изучая приборный щиток; два моториста третьего класса проверяли уровень масла и обследовали манометры над шестнадцатицилиндровыми двигателями. У всех из карманов торчат тряпки, а помещение сверкает, как операционная: ни грязи, ни копоти, ни смазки - с полу есть можно. При виде его все встрепенулись, но Брент замахал рукой и гаркнул: - Вольно! Всем оставаться на местах! Слов они, конечно, не расслышали, но поняли его жест. Старшина вновь повернулся к щиту, а рядовые посторонились, давая проход офицеру. Брент, шагнув через порог, проник в кормовой машинный отсек. Точная копия первого. Трое несут вахту, шум такой, что собственного голоса не услышишь. Но отличия все же есть. Острый слух Брента сразу уловил посторонние звуки. За грохотом дизелей слышится гул вспомогательного генератора, установленного под переходом. Поскольку первый и второй насосы выкачивают воду из балластной цистерны, генератор работает на полную мощность, обслуживая вспомогательные насосы и компрессоры, удерживающие плавучесть. Брент быстро прошел и через это помещение, улыбнувшись механикам и захлопнув за собой дверь. Слава Богу, уши малость отдохнут! Брент очутился в помещении центрального поста управления энергетической установкой, что находится прямо над главными двигателями. Перед большим пультом с множеством индикаторов, кнопок, рычагов стоял рядовой. Отсюда распределяется питание между генераторами, батареями, двигателями. Под панелью есть два датчика дистанционного управления двигателями на случай, если три других получат повреждения. Последняя надежда! Рядовой вытянулся по стойке "смирно"; Брент кивнул ему и открыл дверь в кормовой торпедный отсек. Он настолько загроможден, что по сравнению с ним все остальные помещения выглядят просторными. Расположенный над валами и винтами, он более всех подвержен вибрации. К тому же контуры отсека не отличаются приятной округлостью других помещений, повторяющих скругление корпуса. Напротив, он резко сужается к корме и четырем новым торпедным аппаратам типа "68". Внушительные (21 дюйм в диаметре) медные крышки сгруппированных попарно аппаратов задраены. Они сверкают чистотой в окружении массивных труб, пружин, рычагов и прочей арматуры. Между двух параллельных труб светится четырьмя витринами красного стекла пусковая панель. По обеим сторонам установки попарно, одна над другой, укреплены четыре торпеды типа "48" длиной девятнадцать футов каждая. Лишенный радиоуправления и самонаводящихся систем тип "48" может доставлять свои 600 фунтов взрывчатки только устаревшим способом времен Второй мировой войны. Однако при максимальной скорости 55 узлов и дальности 28 миль все равно они превосходят любую торпеду в мире, включая русские "53". Подводники вечно ругают их, но арабские торпеды и весь их арсенал противолодочного оружия так же управляемы, как брошенные камни, иначе "Блэкфин" был бы уничтожен еще во время первой встречи с эсминцами противника. Над хищной "рыбиной" подвешены койки. Неплохая идея, переспать с торпедой! - подумал Брент. Восемь человек сгрудились возле самого нижнего аппарата по левому борту - все торпедисты, за исключением главного механика, тридцатилетнего Брукса Данлэпа, чьи соломенно-желтые волосы уже подернуты платиновым налетом. У лейтенанта Данлэпа очень выразительные голубые глаза с зелеными искорками; в красноватом сиянии аварийных ламп они приобрели странный оттенок пурпурного мрамора с серебряными прожилками. Брукс обернулся и вытянулся по струнке. Остальным Брент не дал пошевелиться, сказав: - Оставайтесь на местах. Следы грязи и машинного масла, забившиеся в морщинки вокруг глаз и рта, подчеркивают усталость главного механика. Ботинки в грязи, руки с закатанными по локоть рукавами тоже все в саже и масле. - Внешняя крышка открылась и ее заклинило. Брент кивнул. Это не очень серьезное повреждение, пока внутренняя на месте. А она, кажется, на месте. Но на досках настила вода, и откуда-то явственно доносится журчанье. Данлэп указал ему на струю воды, льющуюся из клапана под торпедным аппаратом. - Мало нам клапана для впуска забортной воды! - Ничего, с ним трюмные насосы справятся. Брент ощутил внутри глухое раздражение, оттого что его сорвали с места ради такого пустяка - разумеется, это пустяк в сравнении с повреждением цистерны главного балласта. Данлэп мог бы проинформировать его по судовой системе оповещения. Он ткнул пальцем в сплетение труб наверху. - Там же есть перекрывающий клапан. Данлэп устало вздохнул и закусил нижнюю губу. - Перекроем... как только проверим, нет ли еще течи. - Это все? - нетерпеливо спросил Брент. - Нет, сэр, - отозвался Данлэп, ясно читая недовольство в глазах старшего помощника. И кивнул в сторону поста управления энергетической установкой. - Настоящие беды там. - Он провел Брента в соседнее помещение и остановился перед пультом. Рядовые расступились. - Где-то обрыв, а где - не можем найти. - То есть... я не понял. - Мы не можем переключить на электропривод. Даже если починим балластную цистерну, лодка не будет обеспечена питанием в подводном положении. Брент понимающе кивнул. Теперь, больше чем когда-либо, они привязаны к поверхности и полностью зависят от дизелей. - Я доложу командиру. - Он провел ладонью по лицу. - Электрики работают? - Шестеро, мистер Росс. Но обрыв где-то под кормовой батареей, в трюме, возможно, в месте повреждения корпуса между сорок шестым и сорок седьмым элементами. Там до сих пор газ, и аварийная партия вынуждена работать в респираторах. Дело дрянь, сэр. Я думаю, взрывы повредили изоляцию, а теперь, когда вода в трюме прибывает, всю систему закоротило. Наконец весь ужас ситуации дошел до Брента, и он почувствовал, как знакомые ледяные букашки поползли по спине. - Черт! Хорошо еще, что ее не закоротило на четырехстах футах, а то бы там и остались. - Он ободряюще похлопал главного механика по плечу. - В любом случае мы привязаны к поверхности, лейтенант. Пока что на нашу плавучесть это не влияет. - Да, сэр. Потому я и не стал беспокоить командира. У него и так хлопот по горло. - Сейчас я сменю его на мостике и доложу обо всем. - Благодарю, мистер Росс. Брент повернулся и пошел к выходу, но уже у двери его настиг голос Данлэпа: - Блестяще стреляли, мистер Росс. Вы с ребятами спасли нам жизнь. Опять смущенно пробормотав что-то, Брент перешагнул через порог и быстро миновал все помещения в обратном порядке. На центральном посту его остановил техник по ремонту электронного оборудования Мэтью Данте, молодой черноволосый старшина первой статьи с большими карими глазами и приятным доброжелательным лицом. Он сидел перед машиной с клеймом американского флота WRL-8. В комплексе с мощным компьютером WRL-8 может автоматически распознавать и изолировать сигналы, определяя направление, частоту модуляции и длительность импульсов. Все эти данные проверяются по библиотеке потенциальных врагов для последующей идентификации. Словно бы на каждом выслеживающем тебя корабле имеешь своего шпиона. Данте показал на пульт локатора. - Вот, выловил только что большую рыбу. - В зоне досягаемости? - Пока нет, мистер Росс. Но скоро будет. Согласно моим данным, это эсминец номер первый. Наш друг кэптен Файт. Истинный пеленг ноль-три-семь. При нашей низкой посадке и покрытии, поглощающем лучи радара, ему трудно будет нас заприметить. - Справится. А если это араб, нас можно считать покойниками. В голосе Данте зазвучали металлические ноты, словно он сделался частью своего оборудования. - Поиск осуществляется узконаправленным лучом с разбросом по азимуту не более одной целой пяти десятых градуса и частотой десять гигагерц. Его антенна на высоте сто восемь футов над ватерлинией, скорость вращения шестнадцать оборотов в минуту... - Хорошо, хорошо, - прервал его Брент. - Так ты уверен, что это эсминец Файта? - Абсолютно, сэр. Его почерк. - Он похлопал по компьютеру. - Эта машинка никогда не лжет. Брент не мог не улыбнуться, глядя на открытое лицо техника. - Ладно. Я немедленно доложу командиру, - повторил он и жестом усадил Данте. Затем быстрым шагом миновал центральный пост и вышел в коридор, тянущийся вдоль всех офицерских кают. Уныние мгновенно рассеялось, как будто с него сняли оковы. На смену им приходили приятные воспоминания. Кэптен Джон Файт по прозвищу Тяжеловес как живой возник перед ним. Широкое волевое лицо под шапкой белоснежных волос, медвежья походка. Таких смельчаков не часто встретишь. Уже дважды - один раз в Средиземном море, а другой здесь, на Тихом океане, - Файт самоубийственными торпедными атаками своих "Флетчеров" спасал авианосец. Он потерял пять кораблей, не один раз побывал в таком пекле, из какого живыми не возвращаются, а его ничто не берет. Как будто ненависть даже смерть не в силах утолить. Единственный сын Файта служил переводчиком при американском посольстве в Дамаске. В 1981 году его похитили террористы и потребовали выкуп. Когда деньги были уплачены, тело юноши нашли в мусорной свалке на окраине города. С него заживо содрали кожу, а член по арабскому "обычаю" отрезали и засунули в рот. За это Файт никогда не устанет мстить. Брент Росс вошел в свою тесную каюту, натянул вязаный свитер с высоким воротом, нахлобучил шлем, на ходу застегивая молнию на подбитой мехом куртке. Через секунду он уже поднимался по лестнице в рулевую рубку. Помещение - шестнадцать футов высотой и восемь в диаметре - представляет собой как бы поставленный "на попа" корпус в миниатюре. Рулевая рубка в полном смысле нервный центр лодки; здесь находятся оба перископа (широкоугольный поисковый и командирский шестикратного увеличения), аксиометр, манометр, аппарат связи с машинным отделением, индикатор скорости, счетчики оборотов, панель телефонной связи, радар, сонар, компьютер управления торпедами (КУТ). Отсюда вахтенные операторы выводят лодку на позицию торпедной атаки. А сейчас в рубку набилась вся ударная группа. Сельди в бочке, подумал Брент. Все, как по команде, повернулись, чтобы поприветствовать старшего помощника. Он подошел к энсину Роберту Оуэну, помощнику дежурного по судну, который стоял перед компьютером. Коренастый, с брюшком, несмотря на скудную кормежку, и неизменно разлитой по круглому лицу спокойно-приветливой улыбкой, энсин кивнул на КУТ. - Зверь, а не машина, сэр! Я проверил - работает как хронометр. Брент окинул взглядом сердце и мозг всей командной системы. Посмотрел на часы: заступать на дежурство еще рано. Тронул рычаг, и рубка сразу наполнилась гулом. Установка состоит из двух контрольных щитов. На верхнем светятся белой калибровкой двенадцать циферблатов, каждый из которых выдает информацию, необходимую для поражения цели: скорость, дальность, относительный пеленг, время, курс и прочее. В правом верхнем углу расположен замыкатель цепи стрельбы. На нем, когда машина переварит все данные, загорится красный разрешающий сигнал, и заданные глубина, скорость, угол пуска торпед будут автоматически сообщены торпедным аппаратам. Брент повертел рукоятки на нижнем щите, поставив задачу компьютеру, и стал наблюдать за показаниями индикаторов. Наконец одобрительно кивнул. - Техника, прямо скажем, допотопная, - заметил Оуэн. - Это вам не атомные подлодки. А все ж таки работает. - Да уж, - откликнулся Брент, - спроси хоть у "Гефары". В рубке засмеялись. Брент выключил устройство и повернулся к связисту второго класса Гороку Кумано, тщедушному человечку лет сорока с черными редеющими волосами. Кумано прежде служил на торговом флоте и на судах "самооборонщиков". Умный, образованный, он проглатывает выпущенные в США инструкции по компьютерной технике, как будто английский его родной язык. Перед ним на маленьком приставном столике рядом с гидролокатором лежит разобранный блок радара надводного и воздушного поиска SPS-10. Брент склонился над ним. - Ну что, Гороку? Неужто жесткий диск поврежден? Японец ткнул острым, как скальпель, инструментом в блок питания. - Да нет, лейтенант, диск в порядке, но во время глубинной атаки параллельные порты закоротило. - А как насчет последовательных портов и программного обеспечения? Может быть, здесь есть какой-то выход? Кумано поднял на него глаза, слегка удивленный осведомленностью старшего помощника, и покачал головой. - Наше программное обеспечение не отличается большой гибкостью. На этот прибор нам нужны два последовательных порта. - Острием скальпеля он коснулся керамической дощечки. - Я пытаюсь переконфигурировать их с помощью этих переключателей. - Ну и как? Будет работать? Что в руководстве сказано? Японец повел плечами. - Да чушь собачья. - То есть? Гороку поставил толстенную книгу на стеллаж, прибитый к переборке. - Эта плата сингапурского производства... а вы же знаете, какие они остолопы. Написали руководство на смеси японского с китайским. Эти иероглифы никто не сможет понять, кроме автора. - Он обреченно вздохнул. - Нужна новая плата, вот что я вам скажу. - А есть у нас запасная? - Нет, сэр, нету. - Черт! В следующий раз лично прослежу, чтобы брали дубликаты. - Вот это разумно. Надо брать весь запасной комплект. - Он замолчал, и медленная улыбка, точно разлитое масло, расползлась по плоскому лицу. - Классно стреляли, мистер Брент. Присутствующие поддержали его одобрительными возгласами. Забормотав "спасибо, спасибо", Брент взлетел по трапу на мостик. Там вместо обычных шести вахтенных он увидел десять человек. Командир, несший дежурство по судну, рулевой, впередсмотрящие по левому и правому борту у ограждения, еще двое у перископов и четверо у 20-миллиметровых "Эрликонов" в кормовой части мостика. Уильямс глянул на часы и улыбнулся. - Рановато, старпом. - (Из всего экипажа только он пользовался таким фамильярным сокращением.) - Не спится, что ли? Уильямс, кажется, хочет наладить отношения. Подавив свои истинные чувства, Брент ответил с напускной веселостью: - Да скучно там, командир. А здесь такое общество. Оба засмеялись. Брент поставил его в известность о заклиненной крышке торпедного аппарата, о протекающем клапане и обрыве силовых кабелей, о потере электрической тяги и о том, что Данте опознал радар Тяжеловеса. Негр слушал и угрюмо кивал. - Н-да, конечно, в настоящий момент обрыв привода ничего не меняет. А все же хотелось бы, чтоб электродвигатели работали исправно. До Токийского залива еще далеко, всякое может случиться. - Он потянул носом. - А "кто он такой, ваш Тяжеловес? Командир эскорта? - Да, сэр. - Какова экономическая скорость хода у "Флетчеров"? - Зная Файта, скажу почти наверняка: он гонит свою посудину на двадцати четырех узлах. Его второе прозвище Полный Вперед. - Сколько ж у этого парня кличек? - Он человек многогранный. Уильямс прищурился. - Если не свернет с курса и не сбросит скорость, то мы его увидим часа через четыре - к концу вашего дежурства. - Да, скорей всего. - РТР вызывает мостик! - донеслось из репродуктора. Уильямс включил микрофон. - Здесь мостик. - Цель на ноль-три-семь движется к нам. Дальность девяносто семь миль. Сигналы идентифицированы: это первый эсминец из сопровождения "Йонаги". Командир - кэптен Джон Файт. - Скорость? - Двадцать четыре узла. - Понял. - Уильямс оглянулся на Брента, и в глазах его мелькнуло что-то похожее на уважение. - Вы и впрямь хорошо его знаете. - Я шесть лет плавал с кэптеном Файтом, сэр. Взгляд Уильямса был прикован к скоплению туч у северо-западного горизонта - только они омрачали чистоту небесного купола. День выдался на диво; переменчивый бриз лишь изредка прочерчивал полоски ряби на водном зеркале. - Бывает же такое, Брент, - задумчиво проговорил он. - Вы о чем? - Об этом самом. Подводная лодка времен Второй мировой с американо-японским экипажем, под командованием... чернокожего. - Держимся однако. Брент готов был поклясться, что Уильямс хотел сказать "черномазого" и в последний момент передумал. Обычно он не выбирает выражений. Брент унесся воспоминаниями в те времена, когда они жили в одной клетушке нью-йоркской казармы. Негр довольно много пил, а как выпьет, становился агрессивным и начинал по поводу и без повода изводить Брента своими придирками. В футбольных спорах дело едва до драки не доходило. Уильямс, подогретый виски, распалялся и орал: "Да я б тебя на поле дерьмом накормил!" А Брент в долгу не оставался: "Да я б об твою задницу и ноги бы не стал марать!" Подобный обмен любезностями вырос в прочную взаимную ненависть, которую оба старательно сдерживали. - По-моему, люди притерлись друг к другу, - добавил Брент. Уильямс с улыбкой кивнул. - Чтоб я сдох, у меня лучшая команда на свете! Враждебность вмиг растаяла в душе Брента. - Не могу не согласиться, капитан. Ели б не команда, давно бы нам лежать на дне. Резко сменив тон с романтического на деловой, Уильямс завел привычный монолог, произносимый при смене дежурства. Все это Брент и без него знал, но, согласно уставу, необходимо официально передать заступающему информацию. - Идем на шестнадцати, курс ноль-три-ноль. Четыре главных дизеля работают на трехстах двадцати оборотах. Ветер северо-западный, два балла. Умеренная зыбь. Рации, передатчик системы "свой-чужой" и радар вышли из строя. Сонар действует. Опознавательные огни включены. - Он вытянул руку по направлению к сигнальному прожектору в кормовой части мостика. - FM-10 до сих пор не наладили, так что Файту придется обойтись световыми сигналами. Его позывные "Альфа, Альфа", наш отзыв "Зулу, Оскар". - "Зулу, Оскар", - повторил Брент. - Понял, сэр. - Так или иначе, когда он появится, я буду на мостике. Но на всякий случай подготовьте сигнальщика. Не хотелось бы, чтоб командир родного эсминца сдул нас с воды. Брента опять кольнула обида: в тоне он уловил некое назидание, однако выдавил из себя почтительное: - Слушаюсь, сэр. - Мы тащим семьдесят тонн воды в балластной цистерне, - продолжал Уильямс, - но насосы пока справляются. Я не стал затоплять вторую цистерну - и так уж зарываемся носом. Крен выравниваем за счет второй и четвертой дифферентных цистерн. Ваш помощник - энсин Бэттл отвечает за пост погружения. Двадцатиммилиметровки в боевой готовности, пятидесятый калибр заряжен и поставлен на предохранитель. В случае тревоги до прибытия расчетов к пулеметам станут впередсмотрящие. Вопросы есть? - Солнце? Смена курса? - Я поговорю с Каденбахом и по системе оповещения передам вам точное время заката. Смены курса за время вашего дежурства не предвижу, но после вечерних астрономических наблюдений штурман даст вам знать. - Он кивнул на микрофон, подвешенный к ветрозащитному экрану. - Его уже починили - большое удобство для голосовых связок. При сильном волнении закрыть и задраить люк. Брент уже с трудом обуздывал раздражение. Есть же постоянно действующая инструкция: люки задраиваются только по особому приказу командира. К чему повторять прописные истины. И все-таки Брент по форме отрапортовал: - Есть задраить люк при сильном волнении моря или поступлении особого приказа. - Хорошо! Пост сдал. - Пост принял, командир. - Мостик! - послышался в репродукторе голос Крома. - Здесь мостик! - Уильямс нагнулся над микрофоном. - "Свой-чужой" работает, сэр. - Слава Богу! - облегченно вздохнул Уильямс. - Уже легче, старпом. Хотя бы от наших можно не ждать сюрприза. - Хорошая новость, сэр. По стальным ступеням загрохотали ботинки; из рулевой рубки поднималась смена. Через минуту Уильямса не было на мостике. Брент подошел к ограждению и стал смотреть на нос лодки. Тем временем к штурвалу встал старший матрос Джей Оверстрит. Двое впередсмотрящих заняли позиции по обеим сторонам мостика; еще двое матросов поднялись к перископам; четверо прошли к "Эрликонам". Все в теплых куртках и шлемах, на шее бинокли. Впередсмотрящие уже начали обследовать свои сектора. Брент предупредил смену о приближающемся эсминце, хотя знал, что это уже ни для кого не тайна: подпольный судовой "телеграф" - самая быстрая и надежная система оповещения. Он сообщил старшине-сигнальщику второго класса Тодду Дорану пароль и отзыв. Маленький белокурый юнец, утопающий в теплом обмундировании, повторил позывные и снова приставил к глазам бинокль. Брент и сам умел обращаться со световой сигнализацией, однако дежурный офицер не имеет права отвлекаться на такие пустяки, ведь на нем вся ответственность за происходящее на судне. Брент тоже поднес к глазам бинокль. Лодка уверенно режет форштевнем невысокую волну, обдавая борта зеленоватыми брызгами. Вода вливается в незакрытые сейчас шпигаты [отверстия в балластной цистерне подводной лодки] по всей длине корпуса, что позволяет осуществлять и быстрый дренаж и не менее быстрое затопление при погружении. Уходя под воду, выхлопные трубы с бульканьем выпускают отработанный газ, а противоположные номера, еще незахлестнутые водой резким стаккато изрыгают синий дым и белые фонтаны. В кильватере остается длинный веерообразный шрам. Откуда ни возьмись накатил огромный вал, достигнув площадки перископа. Из сходного люка послышались панические крики. Брент захлопнул тяжелую бронзовую крышку и включил микрофон. - Командир! - Слушаю! - без промедления откликнулся голос. - Волнение усиливается. Только что окатило мостик. Разрешите "поработать" горизонтальными носовыми рулями. - Потеряем скорость, мистер Росс. - А если нас утянет под воду, останемся без питания. Перспектива не слишком заманчивая. Все молчали, глядя на старшего помощника. Напряжение сделалось почти осязаемым. - Хорошо, старпом. Сейчас распоряжусь. Угол определите сами. Через несколько секунд лодка с шумом выпустила горизонтальные рули, похожие на слоновьи уши. Брент поглядел на нос и проговорил в микрофон: - Пост погружения! - Здесь пост погружения! - отозвался энсин Герберт Бэттл. - Угол дифферента на нос четыре градуса! - Есть угол дифферента на нос четыре градуса! Брент вздохнул свободнее, хотя слышал, как ритм дизелей замедлился от добавочной нагрузки. Осадка все равно велика, иначе и быть не может с поврежденной балластной цистерной, но по крайней мере палуба теперь в относительной безопасности. Он отодвинул предохранительную защелку на люке и отступил на шаг, когда тугие пружины со звоном откинули крышку. Обеими руками ухватился за экран. Облако на горизонте клубилось зловещим грибом. В этих широтах грозы возникают мгновенно. Он уже видел свинцовую завесу дождя, пронзенную стрелами молний. Как ни странно, косые солнечные лучи играли со струями ливня, расцвечивая их радужными бликами. Штормовой фронт проходит пока вне их курса. Но угроза очевидна. Если они попадут в шторм, поврежденная цистерна быстро заполнится, и лодку не удержать на поверхности. А под водой без электроэнергии им каюк. Смерть будет медленной и ужасной. Брент пристально вглядывался в границу моря и неба. Невзирая на близкий шторм, повреждения судна и нелады с командиром, у него вдруг потеплело на сердце. Там, за горизонтом Тяжеловес Файт, а дальше "Йонага". Скоро он увидит боевых товарищей и живой анахронизм - адмирала Фудзиту. По крайней мере есть надежда. Ничто так не дает почувствовать реальные грани жизни и смерти, как море. Именно в море человек вступает в извечное единоборство с чуждой, враждебной стихией, даже когда на первый взгляд она тиха и покорна. Человека здесь постоянно подстерегает самая мучительная гибель, однако море тысячелетиями влечет его к себе. Почти два часа вахта шла спокойно. На мостике царила тишина; время от времени рулевой снимал показания барометра, термометра и заносил их в судовой журнал. К счастью, шторм не набрал нужной силы и теперь обрывки его смещались к западу, поливая море жемчужным дождем и отступая перед лучами солнца. Опасность миновала; Брент расслабил напряженные мышцы и позволил ветру развеять остатки недавнего уныния. С потрясающей отчетливостью перед глазами возникла Дэйл Макинтайр. Вот ведь взяла моду приходить и мучить его! Хотя бы прикрылась чем-нибудь, а то вечно является в костюме Евы. Роскошно вылепленное тело так близко, что стоит протянуть руку - и коснешься его. Округлые груди с бутонами сосков, осиная талия, бедра и ягодицы, достойные кисти Гойи. Пылающая кожа струится как шелк под его руками, голову кружит слабый аромат духов. Он закрыл глаза и будто наяву почувствовал сладкую тяжесть воспаленного страстью женского тела. - Расстояние до эсминца тридцать семь миль, истинный пеленг тот же - ноль-три-семь, - сообщили из репродуктора. Дэйл скрылась. - Хорошо, - буркнул он и затряс головой, разгоняя мечты, словно туман. Файт уже близко, на курсе перехвата. Впервые за много месяцев он заметил ни с чем не сравнимую красоту открытого моря. Взгляд полетел вдаль по курсу Файта. Темно-синяя, как отшлифованный аквамарин, линия горизонта, воду морщит легкая зыбь, ослепительно сверкая на солнце. Красиво, но никогда нельзя доверять этой коварной красоте. Волны катятся мимо, обдавая лицо солеными брызгами. Он впустил в легкие чистый воздух, облизнул губы. Ветер холодит щеки и нос. После пережитого ужаса, когда жуткая смерть на дне была близка, дыхание ветра казалось манной небесной и постепенно вытравило смешанный запах блевотины, экскрементов, горелой нефти, который осквернил внутренности лодки. Как друг и утешитель, бриз что-то тихонько шептал на ухо. Брент внезапно ощутил себя в раю и застыл на палубе, наслаждаясь гармонией вне времени и пространства. Я жив, молод, силен! - хотелось крикнуть всему миру. После битвы начинаешь больше ценить жизнь. Гибель врагов и друзей как бы подчеркивает дарованное тебе счастье остаться в живых. Как только стихает канонада, в голове настойчиво звучит рефрен: "Все кончено, я жив!" И как долго ему еще будет везти?.. Последний час вахты пролетел быстрее трех предыдущих. От шторма не осталось и следа, волнение улеглось. Солнце скатилось к горизонту, синева неба стала еще насыщенней. Данте время от времени докладывал о приближающемся эсминце. Когда "первый" был уже в двадцати милях, на мостике появился Реджинальд Уильямс. - Истинный ноль-три-семь, относительный ноль-один-ноль, дальность девятнадцать, - сообщил он Бренту. - Да, командир. Скоро увидим грот-мачту. - Брент поднял глаза к перископу. - Эй, ребята, глядите в оба! - Есть, сэр! - хором отозвались впередсмотрящие. Уильямс проговорил в микрофон: - РТР, доложить обстановку! - Пальцы, точно гребешок, зарылись в многодневную щетину на подбородке. В голосе Данте Брент уловил озадаченные ноты. - Цель на ноль-три-семь прибавила до тридцати двух узлов! - А курс? - Прежний, сэр. - Хорошо. Это его предельная скорость, старпом? - Так точно. - Странно. Действительно, странно. Брента охватило недоброе предчувствие, какое возникает у людей, прошедших огонь, воду и медные трубы, задолго до появления опасности. - Я бы объявил плюс один, - тихо проговорил он. Уильямс тут же прокричал в люк: - К бою готовсь! Немедленно раздался топот по трапам и стальному настилу. В течение минуты артиллеристы заняли боевую позицию, водонепроницаемые люки корпуса были плотно задраены. Брент одел каску, снял с предохранителя "Браунинг" и поводил стволом из стороны в сторону. Боумен вскрыл новый ящик боеприпасов. Кром возился с пулеметом пятидесятого калибра по правому борту мостика. Расчет пятидюймовки загонял снаряд в казенную часть. Уильямс перешел к дальномеру, а самый опытный рулевой Гарольд Сторджис встал к штурвалу и сигнализатору. Аварийную группу, по приказу командира, возглавил матрос первого класса Тацунори Хара. На площадке перископа появились новые впередсмотрящие. Из репродуктора монотонно звучало тысячу раз слышанное: - Носовой торпедный отсек к бою готов! Пост управления энергетической установкой к бою готов! Центральный пост к бою готов! Носовой дизельный отсек к бою готов!.. После рапорта энсина Роберта Оуэна из рулевой рубки главный механик Данлэп доложил о том, что несмотря на все усилия электриков обрыв все еще не найден. Уильямс выругался сквозь зубы. Из люка донесся новый голос: - Эй, наверху! Прошу разрешения подняться на мостик. - Это был капитан авиации Колин Уиллард-Смит. - Хочу заметить, командир, что здесь я свою задачу выполнил на славу. Не могу ли быть чем-нибудь полезен? Лицо Уильямса скривилось в подобии улыбки. - Разрешаю! Уиллард-Смит, одетый в теплое обмундирование адмирала Аллена, выбрался из люка. - Чертовски любезно с вашей стороны, сэр, - сказал он, выпрямляясь. Уильямс указал на горизонт. - На нас оттуда чешет консервная банка, точно бродвейская бикса за хмырем в субботний вечерок. - Бикса за хмырем? - переспросил англичанин. - Вы имеете в виду: проститутка за возможным клиентом? Уильямс и Брент хмыкнули; рядовые лишь поджали губы. - Точно бес, изгнанный из Вестминстерского аббатства, капитан, - пояснил Брент. - А-а, понятно. - Уиллард-Смит поднес к глазам бинокль и небрежно махнул в сторону правого борта. - Это что же, вон та, на красной шестидесятке? - Что-что? - не понял Уильямс. Брент слишком резко повернул голову и опять почувствовал боль в шее. - Примерно триста градусов, капитан. - В самую точку. Сигнальщик прокричал: - Эсминец, пеленг три-ноль-ноль, дальность одиннадцать! Бинокли взметнулись вверх; Брент тут же отыскал его: корпус пока не виден из-за земной кривизны, а надстройка уже показалась. Наверняка эсминец использовал в качестве прикрытия шторм. Брент привстал на мыски. Леденящий страх снова пополз вдоль позвоночника. - Араб, капитан. - Откуда такая уверенность? - Модернизированный "Джиринг". На носу одно пятидюймовое орудие, по миделю нарастили четырнадцать футов для бункеровки. У нас таких нет. В нашем сопровождении одни "Флетчеры". - Расчеты! Вести цель по пеленгу три-ноль-ноль. Орудия к бою! - Уильямс обратился к Бренту: - Видать, выключил всю электронику и втихую выслеживал нас. - Нет, не думаю, командир. - А что думаете? - Думаю, он охотится за Файтом. Скорее всего, патрулировал поблизости и с одного из самолетов получил сообщение об эсминце. Нас теперь трудно заметить - мы слишком низко сидим. Он хочет захватить Файта врасплох. - Много хочет! Файт как пить дать засек его на радаре. - Совсем недавно, когда он вынырнул из полосы шторма. Потому "первый" и прибавил скорость. - А наш "свой-чужой"? - Арабы вряд ли могут его запеленговать из-за скачков частоты. - Верно, старпом. - Уильямс постучал кулаком по лбу и растерянно проговорил: - Что это со мной? Память стала подводить. - Судно, пеленг ноль-один-ноль, дальность двенадцать! Брент снова вскинул бинокль. - Топ марса. "Флетчер", командир. Это наш, не сомневайтесь. Уильямс прокричал в люк: - Курс ноль-один-ноль! По левой скуле к нам движется вражеское судно на десяти часах. Пеленг буду сообщать по ДПЦ. Мистер Оуэн, переносите мои сведения на КУТ. Обоим торпедным отсекам приготовиться к атаке. - Он рявкнул в микрофон: - Главный механик Данлэп! - Слушаю, сэр! - Сколько мы можем делать в час, чтоб не потонуть. - Узлов двадцать, сэр. - Как подшипники главного гребного вала? - Холодные, капитан. - И на том спасибо. Средний ход! - Есть средний ход! Сторджис переложил руль, дизели заработали в усиленном ритме. Волна ударила в борт и окатила расчет пятидюймовки. - Горизонтальные рули вверх на три градуса! Нос лодки слегка вздернулся. - Капитан, - донеслось из рубки, - идем двадцать узлов, четыреста десять оборотов. - Отлично. - Они открыли огонь! - хором взвыли впередсмотрящие. Араб выпустил два коричневых облака. В воздухе просвистели снаряды весом в пятьдесят пять фунтов. На расстоянии сотни ярдов по носу "Блэкфина" выросли две водяные башни. - Черт, мы уже в створе! Эй, Сторджис, право на борт! Держать равновесие! Ответим залповым. - Он взглянул на ДПЦ. - Курс ноль-девять-восемь. Сторджис повторил команду, глядя на индикатор угла перекладки руля. - Простите, мистер Росс, - сказал Уиллард-Смит, - у нас ведь тоже есть пятидюймовое орудие. Почему мы не открываем огонь? - Отсюда его не достать. Наша пятидюймовка заряжается вручную. Двадцать пятый калибр. А у него четыре орудия тридцать восьмого калибра заряжаются механически. Мы можем делать десять залпов в минуту, а он - больше двадцати на каждое орудие. Следующий залп будет с недолетом. Они попытаются взять нас в вилку, а потом откроют беглый из всех орудий. - То есть больше ста выстрелов в минуту? - Да. - Недурной переплет, да? Вспышка, клубы дыма, короткий свист - и два зеленых столба взмыли вверх в пятидесяти ярдах по левому и правому борту. - Ну вот, мы в вилке, - сказал Брент. - Можно поздравить друг друга? - усмехнулся Уиллард-Смит. - Курс ноль-девять-восемь взят, сэр, - доложил Сторджис. - Что на ДПЦ, командир! - прокричал из люка Оуэн. - Пока ничего. Следите за своими приборами, мистер Оуэн. - На цели! - хором воскликнули горизонтальный и вертикальный наводчики пятидюймовки. - Он в створе, сэр, - сообщил командир орудия. - Беглым - огонь! Хрен с ним - куда попадете! Но я не дам ему потопить нас, как котят. Из короткого ствола вырвалось пламя. Люди на мостике застонали, держась за уши. Ноздри защекотал запах кордита. Новый снаряд со скрежетом ушел в казенную часть. По левому борту "Джиринга" тоже выплеснулась колонна воды. Брент услышал приказ командира орудия: - Вверх на два градуса, восемьдесят ярдов по нормали, поправка тридцать! Пушка дала новый залп. - Берет право на борт, командир! - крикнул Брент. - "Первый" на подходе, сэр! Серый "Флетчер" выплыл из-за горизонта по левому борту лодки. Брент всегда восхищался величавой грацией "Флетчеров". На корпусе четко видна черная единица. Два орудий в носовой части изрыгают огонь. Вокруг арабского судна замелькали короткие вспышки. Но как ни странно, арабы проигнорировали их. Главная батарея "Джиринга" вела беглый огонь по лодке. Бренту показалось, что он заглянул в адову бездну. Орудия палили с такой скоростью, что, казалось, весь эсминец объят пламенем. Вопили, стонали, шипели, визжали снаряды. Море дыбилось невысокими всплесками. Низкий борт лодки - трудная мишень, поэтому арабы пытаются задавить ее огневым напором. - А почему они в нашего не стреляют? - прокричал Уиллард-Смит в ухо Бренту. - Наверно, хотят сперва отомстить за "Гефару". - Вот дураки! - Право на борт! - приказал Уильямс Сторджису. - Курс два-шесть-пять! - А потом наклонился к люку. - Мистер Оуэн, как только выправим курс, я начну давать вам пеленг для торпедной атаки. Мне нужна стопроцентная точность. Брента удивили такие маневры. Уильямс подходит почти вплотную к "Джирингу", хочет ввести в действие все шесть носовых торпедных аппаратов. Но ведь пока они подойдут на идеальное расстояние для торпедной атаки, - эсминец успеет их потопить. Стопроцентное растворение означает, что торпеды пойдут открытым веером: одна по носу, четыре по миделю и одна по корме. Если обеспечить попадание, Файту не составит труда добить араба. Все-таки крепкий мужик этот Уильямс. Другой бы на его месте бросился под прикрытие эсминца. Да, такое решение было бы самым логичным и разумным. Но логика и разум выиграли гораздо меньше сражений, чем смелость и неожиданная тактика. Должно быть, это и имел в виду Уильямс, когда сказал: "Я не дам ему потопить нас, как котят!" - Открыть наружные крышки аппаратов с первого по шестой! - крикнул в люк Уильямс. - Командир... - Брент придвинулся к нему поближе, - по-моему, рано. На двадцати узлах мы затопим торпедный отсек. Уильямс выругался и кивнул. - Отставить, мистер Оуэн! Не открывать. "Блэкфин" еще не успел развернуться, как произошло первое попадание. Брент, будто в замедленной съемке, следил за подлетающим снарядом - тот скользил над водой большой синей бутылкой, потом смерть метнулась к ним, оставляя на воде разбегающуюся рябь и вздымая фонтаны брызг. Снаряд перелетел через правый борт и врезался в станину пушки. Артиллеристы разом отскочили; Боумена от сотрясения сшибло с ног; Брент пошатнулся. В ушах его взвился хор испуганных, гневных, страдальческих воплей. Осколки ударили по ветрозащитному экрану и взмыли к трубам перископа; на палубу посыпались части человеческих тел. Немного придя в себя, Брент увидел Уильямса и Уилларда-Смита, лежащих навзничь на палубе. Он во всю глотку заорал в люк: - Курс два-шесть-пять! Что там с тобой, черт побери?! Санитары - на мостик! - Есть, сэр! - донеслись из рубки испуганные голоса. Уильямс лежал у ног Брента; каска сбилась набок, весь лоб и шея в крови. Пятидюймовка угрожающе свесилась с борта, и покачивалась в такт лодке, удерживаемая одним палубным пиллерсом. Четверых из расчета "смыло" за борт, еще двоих, как букашек, расплющило о кормовую часть мостика. Два "Эрликона" разнесло в щепки вместе с пулеметчиками. Голова одного из впередсмотрящих мелькала в волнах, другой окровавленным тюфяком повис на ограждении. Из разорванной груди хлестала кровь; как поломанные спички, торчали белые ребра, одну ногу оторвало до колена. Кром и его заряжающий, старшина Юйдзи Итиока, стояли рядом с Уиллардом-Смитом, который встал и прислонился к ограждению. Кажется, кроме легкой контузии, у всех троих ничего нет. Впередсмотрящие с мостика и Боумен скрючились в углу и глядели на Брента широко раскрытыми от ужаса глазами. - По местам! - взревел он. Рядовые и старшина-артиллерист на полусогнутых бросились выполнять приказ. - Здесь кровь, сэр! - окликнул из люка Оуэн. Брент понял, что кровь одного из наводчиков орудия сочится сквозь клапан главного индуктора. - Потерпите! - бросил он. - Вся лодка в крови. - Курс менять будем? - спросил Оуэн. Оглядевшись вокруг, Брент ощутил в жилах знакомую раскаленную лаву. Отомстить! Отомстить! Осторожность, страх, здравый смысл - все поглотила первобытная жажда мести. Ну нет, тем, кто сотворил такое с его лодкой, с его товарищами, это даром не пройдет. - Так держать! - глухо прорычал он. - Убью сукина сына! Вести цель! На мостике появился санитар Тисато Ясуда и с ним еще двое молодых матросов. - Займитесь ранеными! - приказал Брент. - А потом промойте клапан главного индуктора. Сторджис без посторонней помощи дотащился до штурвала; его тоже контузило. А Уильямс был без сознания. Брент помог матросам протиснуть грузное тело в люк. Над головами жужжали гигантские насекомые, вода ручьями лилась на мостик, но им стало полегче: Файт отвлек на себя часть арабского огня и отвечал на него пальбой из всех пятидюймовых орудий - их у него на одно больше, чем у "Джиринга". Теперь уже враг попал в крутой переплет: снаряды свалили 40-миллиметровую установку, по миделю вспыхнул пожар, в носовой части пробоина. Брент занял позицию у дальномера. - Ну что, рулевой, все в норме? - Да, сэр, порядок, - ответил Сторджис, крепко вцепившись в штурвал. - Курс два-шесть-пять. Скорость двадцать. Матроса, получившего ранение в грудь, и другого, с оторванной левой рукой, протащили через люк Ясуда, Кром и Уиллард-Смит. - Остальные мертвы, - сообщил санитар. Брент оглянулся на тело, висящее на ограждении перископа. Кровь еще струилась, загустевшая, словно клубничное желе. Ясуда проследил за взглядом командира. - Снять его? Брент мотнул головой. - Нет, опасно. Потом. Сначала раненые. Санитар и двое помощников скрылись. Брент повернулся к летчику. - Вы нам очень нужны, капитан. Рук не хватает. Я не могу оголить боевые участки. - Жду ваших приказаний. - Сможете стрелять из пятидесятого? - Брент кивнул на "Браунинг" по левому борту. - Да. Мы с ним старые приятели. - Тогда становитесь к пулемету. Англичанин побежал выполнять указание, проверил затвор и боеприпасы. Старшина-артиллерист Боумен почтительно сказал ему: - Заряжен, сэр. Сто десять выстрелов. Уиллард-Смит кивнул и взялся за бинокль. Брент еще раз прикинул ситуацию. Араб пересекает путь по носу с правого на левый борт, и скорость приличная. Обе пятидюймовки не прекращают огня; к тому же "Джиринг" выставил оба пятитрубных торпедных аппарата. Файт приближается с правого борта, и если ни тот ни другой не сменят курс, то первый эсминец пройдет у них по корме, а "Джиринг" подсечет нос. То есть "Блэкфин" окажется между двух огней. Он стиснул зубы, набираясь решимости. Ничего, положимся на удачу, теперь шансы повысились! - КУТ! - приказал он в микрофон. - Оценить обстановку! Высота мачты сто двадцать футов. - Брент взглянул в прицел дальномера: корпус эсминца расколот пополам; левая часть выше правой. Вращая маховик настройки, он совместил половинки. - Пеленг! Оуэн снял показания репитера. - Пеленг ноль-два-три. Еще один взгляд на дальномер. - Дальность восемь тысяч восемьсот. Курс цели один-пять-пять, курсовой угол ноль сорок два. Цель движется юго-восточным курсом с уклонением на сорок два градуса от нас. Через несколько секунд Оуэн прокричал: - Взято! Это означало, что информация заложена в компьютер управления торпедами. - Расстояние? - спросил Брент в микрофон, имея в виду расстояние от подлодки до предполагаемого курса цели. - Пять сто, - отозвался Оуэн. - Предлагаю сменить курс на два-четыре-пять. Это даст нам восьмидесятиградусный угол сближения. - Хорошо. Лево на два-четыре-пять! - скомандовал Брент. Сторджис переложил руль. - Скорость не менять! Мы сами хорошая мишень. Да, при таких показаниях поразить врага почти невозможно. Однако в ходе битвы наступил перелом. Возле кормы "Джиринга" грянул взрыв, и араб начал терять скорость. Весь его огонь был направлен на "Флетчер". Сотни снарядов рассекали воздух, и Бренту показалось, что он попал в туннель, неумолимо ведущий к смерти. Но "Блэкфин" упрямо шел к цели, а два великана будто и не замечали его. Расстояние сократилось до четырех тысяч семисот десяти ярдов - все еще очень далеко, особенно при такой скорости "Джиринга". Курс его остался неизменным. Файт дважды ударил с кормы, и одна пятидюймовка "Джиринга" смолкла, лениво покачиваясь вместе с кораблем, сбросившим скорость. Да, араб строго наказан: прямое попадание в переднюю установку, одно орудие слетело за борт, по меньшей мере четыре снаряда поразили надстройку, разрушив ходовую рубку (Брент видел, как одного наводчика сбросило в море), нос опустился слишком низко и зачерпывал воду. Скорость сократилась до жалких десяти узлов. Но кормовое орудие продолжало палить, правда, кое-как. Брент сообщил в микрофон новую скорость цели. - Взято, - отозвался Оуэн. - Есть готовность. Брент, не чуя под собой ног от радости, глянул в дальномер. Четыре тысячи триста ярдов, по счислению - три двести. Хотелось бы дотянуть до тысячи двухсот, но араб может на них навести свои спаренные пятидюймовки. С такого расстояния даже ребенок попадет. Пора открывать аппараты. - Вперед помалу! - Есть вперед помалу! Прозвонил колокол, и лодка сбавила ход. - Скорость восемь, сто шестьдесят оборотов, сэр. - Установить глубину всех шести "рыбин" на восемь футов, скорость сорок пять. Огонь с шестисекундным интервалом в обычном порядке. Открыть щиты! Из репродуктора донесся голос матроса Берта Нельсона, телефониста в рулевой рубке: - Кормовой отсек докладывает: крышки всех торпедных аппаратов открыты. Трубы заполнены. Торпеды установлены на восемь футов, скорость сорок пять. - Лейтенант! - крикнул сигнальщик Тодд Доран. - Наш сворачивает! Быстрый взгляд на корму - и Брент похолодел. Файт явно потерял управление. Кажется, повреждено рулевое устройство. Вместо того, чтобы ровно класть снаряды, он начал беспорядочно "пахать" океан вокруг араба. В тот же самый миг стволы артиллерийской установки "Джиринга" опустились, нацелившись на лодку. Сейчас или никогда! Брент отдал приказ торпедистам: - Огонь открытым веером! При малой скорости цели и артиллерии, сосредоточенной по одному борту, открытый веер наиболее эффективен. Уж две-то наверняка попадут. Раненый "Джиринг", видимо, уже не способен увеличить скорость. Трюхает по воде так, будто штурвал заклинило. Но пятидюймовые снаряды уже начали сыпаться вокруг них. Огонь беспорядочный: перелет - недолет, а то вилкой по бортам. Ребята на той артиллерийской установке, видно, уже поняли, что им грозит торпедная атака. Брент посмотрел в дальномер и как следует закрепил маховик настройки. - Пеленг! - Ноль-один-ноль, - ответил Оуэн. - Угол на нос ноль-восемь-ноль, дальность две тысячи семьсот. Он берет прицел на левый борт эсминца, находясь прямо перпендикулярно ему. О такой позиции мечтают все командиры подводных лодок. Голос Оуэна: - Путь торпеды две тысячи сто. Разрешающий сигнал, мистер Росс. Брент весь дрожал от возбуждения. Теперь все решает скорость, цель может уйти с выгодной огневой позиции; к тому же снаряды бороздят воду вокруг. - Первая! - крикнул Брент. Глянул на часы, потом в люк на энсина Фредерика Хассе, командира торпедной боевой части. Молодой офицер не спеша протянул руку к щиту, на котором горели шесть красных лампочек, сдвинул рычажок под первой и ладонью надавил медную пусковую кнопку. Потом пустил секундомер, зажатый в другой руке. После приказа "Пуск!" он обязан хронометрировать и делать пометки карандашом на циферблате после каждого взрыва. По сути, он таймер, и полученные им данные выверят точное расстояние между подлодкой и целью - если, конечно, будет попадание. Так осуществляется план торпедной атаки. Лодка подпрыгнула, будто столкнувшись с китом, и воздух под давлением вытолкнул торпеду из аппарата. Наращивая скорость до сорока пяти узлов, она унеслась в облаке пузырей и под углом двадцать четыре градуса вышла на путь поражения цели. - Первая пошла! - крикнул телефонист Берт Нельсон. - Путь торпеды сорок восемь секунд, - сказал Оуэн, глядя на КУТ. Хассе переключил селектор на второй аппарат и, не сводя глаз с секундомера, выждал шесть секунд. Затем запустил вторую торпеду. Одна за другой пошли еще четыре, и звенящее напряжение нависло над "Блэкфином". Два снаряда разорвались очень близко по правому борту; лодка содрогнулась. Пора наращивать расстояние от противника. - Вперед помалу. Лево на борт, - приказал Брент Гарольду Сторджису. - Курс ноль-три-ноль. - Он прокричал изменение курса вахте на центральном боевом посту, потом обратился к энсину Оуэну: - Приготовиться кормовому торпедному отсеку. - Десятый аппарат вышел из строя. - Черт, и правда! - Брент ударил кулаком о поручень. Взглянул на часы и опять выругался. Первая торпеда не попала. Вторая - тоже мимо. У Брента вдруг застучали зубы. Но тут страшный взрыв по миделю "Джиринга" выбросил его из воды. Прежде чем он успел погрузиться снова, другой колоссальный взрыв почти в том же месте расколол его киль и перевернул судно вверх тормашками. Взорвался погреб боеприпасов и смел кормовую рубку, зенитную установку и трубу. Десятки людей взлетели в небо, оседлав гигантский язык пламени. Брент, разинув рот, смотрел, как стальные листы и обломки весом в десятки и сотни тонн рассыпаются над водой полукругом в радиусе полумили. Вся команда "Блэкфина" - от аккумуляторного отсека до мостика - вопила как безумная. Кром подпрыгивал на полметра и хлопал Брента по спине, пока не опрокинул старшего помощника на ветрозащитный экран. - Вот это шоу! Блеск! - голосил Уиллард-Смит и помог старшине колотить Брента. А тот, хохоча во все горло, не замечая сыплющихся на него ударов, подхватил Сторджиса и хорошенько его встряхнул. Но тут заметил огромную волну. - Всем привязаться! Мимо с диким ревом промчался горячий ветер. Брент, успокоившись, повернулся к Сторджису. - Право руля, вперед помалу, курс на разбитое судно! - Такое же распоряжение он передал боевому посту и отменил приказ о готовности кормового торпедного отсека. Подлодка медленно приблизилась. "Джиринг" тонул двумя отдельными частями: лишь края носа и кормы выступали над водой. Горящее топливо расплывалось по воде, захватывая обычный "мусор": доски, бочки, деревянную мебель, каски, плоты и, конечно, людей, пытающихся отплыть подальше от места кораблекрушения. Некоторые уже ослабели, и Брент видел, как они задыхаются в пламени, хватают ртом воздух, силятся выпрыгнуть из воды. Криков за гулом дизелей не было слышно. Небо начало затягиваться темным плащом маслянистого дыма. У Брента внутри шевельнулось что-то подобное плотскому голоду, точь-в-точь как в спальне Дэйл Макинтайр. Голова шла кругом. Он усмехнулся, облизнул губы и пробормотал себе под нос: - Вот-вот, похлебайте огоньку, сволочи! - Мистер Росс, - окликнул его впередсмотрящий. - Кэптен Файт идет к нам по корме, пеленг два-ноль-ноль. Брент бросил взгляд через плечо и облегченно вздохнул. Первый эсминец восстановил управление и подходит с левого борта. Огонь на корабле уже потушили; одно орудие все еще дымится, но, кроме легкого крена и зачерненного участка по бимсу, Брент не заметил серьезных повреждений. И вновь перевел глаза на останки "Джиринга". Уцелевших довольно много: одни плывут, другие вцепились в обломки, счастливчикам удалось подхватить плоты. Одна такая группа из шести человек лихорадочно гребет по направлению к подводной лодке. - Малый вперед! - приказал он Сторджису. Лодка, плавно покачиваясь, сбросила скорость до четырех узлов. - Ну что, слушается? - Так точно, сэр. Туговато, правда. - Ничего, прорвемся. - Брент повернулся к Уилларду-Смиту и Крому. - Стать к пулеметам. Оба переглянулись, не двигаясь с места. - Зачем?! - вскинулся Уиллард-Смит. Брент нетерпеливо махнул рукой. - Будем расстреливать гадов. Он впервые заметил на бесстрастном лице англичанина проблеск чувств. - Знаете, старина, я думаю, это не здорово. Брент почувствовал, как холодный гнев пружиной скручивается в горле; кровь бешено застучала в висках. И с губ сорвалось яростное: - Мне начхать, что вы думаете! - Он повернулся к рулевому. - Стоп-машина! - Есть, сэр! Уиллард-Смит вытянулся. Лицо его окаменело. - При всем почтении к вам, - произнес он без всякого почтения в голосе, - я отказываюсь быть исполнителем кровавого убийства. Позвольте напомнить, что я не являюсь членом экипажа. Теряя самообладание, Брент указал Крому на плот, болтавшийся в ста ярдах от лодки. - Связист Ромеро, приказываю открыть огонь! - рявкнул он. Тони Ромеро разрывался между уважением к лейтенанту и выполнением приказа, который был ему ненавистен. Массивная челюсть ходила ходуном, губы побелели. - Я протестую, сэр, - с трудом выдавил он. - Протестуй сколько хочешь, мать твою так! Ты слышал приказ или нет?! Уиллард-Смит, Хамфри Боумен и заряжающий Юйдзи Итиока во все глаза уставились на пулеметчика. Сигнальщик Тодд Доран и другой впередсмотрящий, Бен Холлистер, тоже рты поразевали. Кром глубоко вдохнул и выплюнул слова, точно они жгли ему рот: - Я тоже отказываюсь, мистер Росс. Не хочу быть убийцей. Глубокая, ледяная тишина северных широт повисла над мостиком. Из глотки Брента вырвалось рычанье зверя, изготовившегося к прыжку. Его охватило бешенство - ни страха, ни сомнений, ни единой осознанной мысли. Оттолкнув Крома, он направил "Браунинг" на плот. Он видел в прицеле шестерых, с надеждой глядящих на лодку. Приподнявшись на цыпочках, Брент опустил дуло и придержал ствол, чтоб не качался. Впрочем, со ста ярдов он в любом случае не промахнется. Перед тем как нажать на гашетку, почувствовал тяжесть в паху, точно обнаженная женщина открывает ему свое лоно. Машина радостно запрыгала у него в руках; металлическая лента с визгом ушла из коробки в приемник. Очереди ударили по плоту, разметав сидящих на нем людей. Пули превращали в кровавое месиво плоть, крошили кости, отрывали конечности, полосовали обнаженные торсы; одному снесло голову. Люди подпрыгивали, вертелись, падали в волны. Брент стал палить короткими очередями в две головы, что наподобие поплавков покачивались возле разрушенного плота, и не успокоился, пока не взрезал их, как дыни. По воде растекалось огромное красное пятно. - Отличная работа, старина! - презрительно усмехнулся Уиллард-Смит. - За разделку мяса я бы представил вас к кресту Виктории [высший военный орден Великобритании]. Брент круто обернулся и сжал кулаки. Сердце превратилось в кузнечный молот и ухало возле горла. - Сэр!.. - Кром шагнул вперед. Его перебил голос сигнальщика Тодда. - Мистер Росс, вас вызывает Файт. - Он впрыгнул на сигнальную площадку и включил прожектор. - "Кинг". Пусть передает, - процедил Брент, почти не разжимая челюстей и стараясь не смотреть на англичанина. - Записывай, Холлистер, - велел Доран впередсмотрящему. Тот достал из кармана карандаш и блокнот. Доран принялся читать световые сигналы эсминца, короткими вспышками подтверждая прием каждой группы. - "Отлично сработано. Вы спасли мою душу. Я буду сопровождать вас до Токийского залива. Привет лейтенанту Россу. Как его здоровье?" Ярость немного схлынула, как только Брент представил себе огромного медведя Файта, стоящего рядом со своим сигнальщиком и диктующего ему слова. Доран передал "Роджер" и выжидательно повернулся к нему. - Поблагодари, - сказал Брент, - передай, что лейтенант Росс в добром здравии, но адмирал Аллен умер, а еще у нас много потерь и серьезные повреждения судна. Спасибо ему за то, что спас наши души, мы последуем за ним, как только... - он смерил Уилларда-Смита надменным взглядом, - расчистим мусор на воде. Защелкал прожектор, Брент пошел в переднюю часть мостика. Лодку еле заметно сносило к югу. - Малый вперед, курс два-семь-ноль, - произнес он так, чтобы его голос был одновременно слышен Сторджису и в микрофон. Рулевой повторил команду и передал приказ в машинное отделение. Лодка медленно набрала скорость и повернула на запад. Килевая и бортовая качка сразу ослабели. Брент хотел вернуться к пулемету. Доран передал ему новое послание Файта: "Мои соболезнования по поводу кончины адмирала Аллена. Берите курс на Токийский залив. Я сам позабочусь об уцелевших". Брент что-то недовольно проворчал и обжег взглядом Уилларда-Смита и Крома, которые немигающе смотрели на него. - Передай: "Вас понял, конец связи". Пока Доран работал со светом, Брент отдавал команды: - Право руля на курс три-три-ноль. Средний ход. Дизели четко заработали в ответ, и лодка стала широкой дугой разворачиваться к северу, пока Сторджис не объявил: - Держим три-три-ноль, сэр. - Гидравлический лаг показывает шестнадцать узлов, триста двадцать оборотов, - донеслось из рулевой рубки от Нельсона. - Хорошо, - отозвался Брент и наклонился к микрофону. - Штурман, курс на Токийский залив. Сверившись с гирокомпасом, Каденбах откликнулся снизу: - Предлагаю держать три-три-ноль до вечерних наблюдений. Надо обновить счисление пути. Нас наверняка отнесло на несколько миль. Брент взглянул на низкое солнце, прыгающее над горизонтом, точно красный шар на веревочке. До времени обсервации осталось меньше часа. - Так держать. Раздался грохот башмаков по трапу, из люка высунулся Реджинальд Уильямс. На голове окровавленная повязка, ноги еле держат - хватается за леера. Чернущие глаза смотрят на Брента, будто из могилы. - Я очнулся от запаха крови, - прошипел он. - Вы потопили эсминец? - Так точно, командир. - И ожидаете, что вас за это по головке погладят? - Я ничего не ожидаю. - А за то, что добивали уцелевших на воде? Голос Брента был убийственно спокоен. - Тоже. - И кто вам отдал такой приказ? - Позвольте напомнить: пока вы были без сознания, приказы здесь отдавал я. - Додумались! Стрелять в беззащитных людей! Нутро Брента словно опалило огнем. - Они не люди, а звери, подлежащие истреблению. Уильямс, не слушая, махнул на свисающее с поручней тело впередсмотрящего. - Выбросили вымпел, мистер Росс? - язвительно бросил он. - Вполне в вашем духе. - Этого я обсуждать не стану... - Брент медленно сжал кулаки. - До вашего выздоровления. - Ну, я давно согласен, американский самурай. Обсудим с глазу на глаз. - Он повернулся к Крому и Юйдзи Итиоке. - Снимите его. Он заслуживает лучшей участи. Двое проворно поднялись на площадку. Уильямс вновь перевел взгляд на Брента, но ничего сказать не успел из-за вопля Холлистера: - Файт их расстреливает! Все повернулись на корму. "Первый" на большой скорости шел посреди обломков. С борта палили пулеметы, расстреливая плывущих. Затем грянуло шесть взрывов, все догадались: Файт решил закрепить успех глубинными бомбами. - Семь футов вам, суки! - закричал Брент, потрясая кулаком. Уильямс, казалось, не верит своим ушам. - Бог мой! Позаботился называется! Что же это за война, если на ней уничтожают безоружных глубинными бомбами? Он смотрел на Брента с неприкрытой враждебностью. Взгляды Уилларда-Смита, Боумена, Дорана, Холлистера и Ромеро тоже не отличались большой теплотой. - Единственная война, которую они понимают, - тихо ответил Брент. - Она ведется по их правилам. Никаких конвенций, никакого милосердия, никакого рыцарства - такая вот война. - Он кивнул на обезображенный труп впередсмотрящего. - Иной они не признают. - И мы должны им уподобиться? Не понимаю! - Расспросите кэптена Файта про его сына. Может быть, тогда вам станет яснее. На мостике воцарилось молчание, и "Блэкфин" неторопливо вплыл в сгущающиеся сумерки. 3 Первый этап тысячемильного вояжа прошел при хорошей погоде. Пятидюймовое орудие закрепили тросами по осевой линии лодки. Замыкание в проводах нашли там, где и предсказывал младший лейтенант Брукс Данлэп, и питание было наконец восстановлено. Но течь в цистерне главного балласта устранить не удалось, поэтому насосы работали денно и нощно. При такой ситуации лодка не могла давать больше шестнадцати узлов, к тому же приходилось выискивать сравнительно гладкий путь в фарватере эсминца, идущего на пятьсот ярдов впереди. Командир до середины дня не вставал с койки. На лбу у него была глубокая, до кости, рана, санитары наложили шестьдесят семь швов - неудивительно, что теперь Уильямса изводили дикие головные боли. Тисато Ясуда дал ему сильное успокоительное, и похоронным обрядом на рассвете руководил Брент. Перед ним лежали пять завернутых в брезент тел, но он произносил надгробную речь по девяти (троих из орудийного расчета пятидюймовки и одного впередсмотрящего смыло волной). Среди погибших были японцы, и, к удивлению стоящих на карауле по бокам от него, Брент прочел на память и христианские, и буддистские молитвы. Христианам посвятил псалмы 106, 23, 24 и 25, традиционно читаемые по "отправляющимся на кораблях в море... что видят дела Господа и чудеса Его в пучине". А цитаты из Проповеди Будды о "четырех благородных истинах" стали последним обрядом по буддистам. Для прощальных панегириков времени не было; по прочтении молитв тела быстро предали волнам. После обеда Реджинальд Уильямс немного пришел в себя и принялся, точно призрак, бродить по судну, видно, решил продемонстрировать команде, что все еще способен отдавать приказы. С Брентом он разговаривал только по делу. Лицо его при этом оставалось каменным, но в глазах Брент явственно читал ненависть и презрение. Наверно, никогда не сойтись ему с этим человеком. А Файт, между прочим, добил не всех уцелевших. Четверых подобрал. Зачем, непонятно. Неужели хочет допросить? Но от арабов толку не добьешься. Темные, невежественные, они не разбираются ни в тактике, ни уж тем более - в стратегии. Впрочем, если найти к ним подход, они могут сообщить кое-какие сведения о своих воинских подразделениях и о силах союзников, но на большее неспособны... Кроме того, все они лживы и двуличны - самый гнусный народ на земле. Нет, лучше убивать их на месте. С лодкой дела плохи. Катастрофически не хватает людей. Тринадцать человек личного состава убиты, трое ранены. С управлением поредевшая команда худо-бедно совладает, а если опять надо будет защищаться? Правда, есть у них и небольшое пополнение. Брент своими ушами слышал, как Уиллард-Смит просил Уильямса о назначении пулеметчиком и впередсмотрящим в одну из вахт. Несмотря на размолвку, англичанин ему нравится. И, кажется, его симпатия взаимна. Оба постарались загладить неприятный инцидент и ни разу больше не упоминали о расстреле шестерых на плоту. Зато в свободные от вахты часы вели долгие разговоры в офицерской кают-компании. О чем?.. О чем могут беседовать двое мужчин, сто лет не бывавших дома. О женщинах, друзьях, любимых городах - Лондоне, Ливерпуле, Париже, Саутгемптоне, Нью-Йорке или Лос-Анджелесе, - о ночных клубах, барах, бабах, о хорошей еде и выпивке. До Токийского залива оставалось меньше двух суток ходу, когда с Файтом связался морской комендант района высадки. Вскоре на горизонте появился грациозный моноплан, похожий на чайку, и совершил широкий разведывательный облет обоих судов, не входя в зону досягаемости их зенитных установок. Люди набились на мостик и на корму главной палубы; все вымокли насквозь, но продолжали махать и кричать. Они видели в небе и на море столько врагов, что теперь появление своего стало для всех истинным счастьем. Видя, как его приветствуют, пилот спустился к поверхности воды и оглушил их рокотом двигателей. Впередсмотрящих он чуть не задел по головам; они разом присели, чем вызвали громовой хохот на мостике. Новая радость их посетила, когда связист второго класса Гороку Кумано починил SPS-10 и у лодки словно бы открылись глаза. Брент смотрел на вращающуюся антенну и чувствовал себя увереннее. Невидимый луч прочесывает небо и море в радиусе восьмидесяти миль. Жаль, рация не работает - ее, видно, уже не починишь. За день до Токийского залива лодку в открытом море застиг шторм. И не то чтобы уж очень сильный для этих широт, но при таких повреждениях, при такой низкой осадке любой шторм опасен для "Блэкфина". А разразился он во время дневного дежурства Брента. Сперва темная тень наползла на северный горизонт, - именно там и зарождается большинство штормов в этой части океана. Громады кучевых облаков двинулись к югу, словно вспугнутое стадо антилоп. Снизу облака были темно-серые, сверху, где их подсвечивало солнце, радужно-белые. Очень быстро они заполнили пустое небо над лодкой. Море приобрело свинцовый оттенок и вспенилось; волны бесконечным строем, растянувшимся от горизонта до горизонта, атаковали подлодку. Солнце сначала приобрело сатанински-багровый цвет, потом стало отливать синюшностью разлагающегося трупа, и, наконец, день совсем померк. Тьма наполнила каждый кубический дюйм воздуха. Моряки всех рас и верований боятся этой адовой тьмы. Брент огляделся вокруг и прочел в глазах суеверный ужас. Даже Уиллард-Смит, по привычке бывалого пилота, беспокойно вертел головой. - Еще одна встряска, - заметил он с показной беспечностью и туго затянул шнуровку капюшона. Ветер все отчаяннее оплакивал моряков; затем яростными порывами хлынул ливень. Идущий впереди эсминец скрылся из виду. Направление волн вскоре изменилось: теперь они с тем же упорством осаждали правый борт. Рожденные на семидесятой широте ветра несли с собой полярный холод, не давали дышать, хлестали в лицо дождем, смешанным с ледяной пылью. Нос отяжелел, и лодка уже не справлялась с натиском валов. В корпусе обычных кораблей заложена способность слегка пружинить, а подлодка - жесткая стальная труба, предназначенная для морских глубин, поэтому море, как игрушку, перекатывало ее с боку на бок. Брент отозвал впередсмотрящих с площадки перископа и задраил люк рулевой рубки. Одетый в теплое обмундирование на мостик, шатаясь, вышел Реджинальд Уильямс. Брент сообщил ему курс и скорость. Уильямс кивнул и скривился, схватившись за голову. - Черт, как трещит! - пожаловался он. - Никогда такого со мной не было! Брент понял, что рана гораздо серьезнее, чем казалось; к тому же у командира сильное сотрясение мозга. Брент вытянул руку к северу и наклонился к Уильямсу, стараясь перекричать рев ветра. - Правый борт заливает! Я бы взял ноль-ноль-ноль, сэр. Уильямс лишь прикрыл глаза в знак согласия, и Брент отдал распоряжение стоящему у штурвала Тацунори Харе. Тот переложил руль; качка стала чуть потише. В коротком просвете Брент разглядел, что и Файт сменил курс; видимо, узкий в бимсах эсминец тоже изрядно болтало. Валы с грохотом разбивались о мостик. Вся конструкция трещала и стонала. Перископы гнулись, как деревья на ветру. Встревоженный Брент прокричал в микрофон: - Что на анемометре? - Девять, сэр, - откликнулся голос Каденбаха. Девять по шкале Бофорта означало сильный ветер до пятидесяти четырех миль в час - это превосходит его ожидания. До максимума в двенадцать и скорости более ста тридцати в час ветер не дотянул, но все равно опасность велика. - Командир, боюсь, корпус между сорок шестым и сорок седьмым шпангоутами не выдержит, и клапан цистерны главного балласта может совсем выбить. По-моему, надо сбрасывать скорость до восьми узлов. Если уменьшить давление на корпус, лодка будет лучше слушаться руля. - Это мысль, старпом, - ответил Уильямс и осторожно коснулся виска. - А я и не дотумкал. "Блэкфин" сбросил скорость, об этом сообщили Файту, и он откликнулся уменьшением хода. Ему это, разумеется, создаст проблемы, но для подлодки иное решение могло оказаться гибельным. Обе посудины, каждая на свой лад, продолжали бороться со штормом. Порой настоящие водяные горы нависали над лодкой, и лавиной обрушивались вниз. Но изворотливое суденышко всякий раз умудрялось вскарабкаться на тысячетонный гребень. Бренту было страшно, и вместе с тем он ощущал подспудную гордость, сознавая, что именно от него зависит исход схватки со стихией. Наверно, не легче противостоять глубинным бомбам, самолетам, артиллерии противника. Как все, кому приходилось участвовать в морских боях, Брент жил полной жизнью, лишь, когда глядел в лицо смерти. - Командир, - прокричал он, - предлагаю до отказа поднять носовые рули! В глазах Уильямса он увидел уже не враждебность, а растерянность человека, понимающего, что в одиночку ему не выжить. - Снесет ведь, старпом. - Может, сэр, но я не вижу выхода. - Он указал на волны. - Ладно. Брент отдал приказ. - Мостик! - окликнул из рулевой рубки связист Кумано. - На экране радара сильные электрические помехи. - Черт! - выплюнул Уильямс. - Эсминец-то хоть видишь? - Да, сэр. - И на том спасибо. А то мы потеряли его за шквалом. Из репродуктора послышался голос матроса Берта Нельсона: - Сэр, младший лейтенант Данлэп просит вас спуститься на пост управления энергетической установкой. Уильямс вновь заскрежетал зубами от боли и прохрипел: - Иду. Брент и Уиллард-Смит подскочили с двух сторон и помогли ему пролезть в люк, а оттуда уже тянулись руки, чтобы поддержать его на трапе. Перед тем как закрыть крышку, он в упор взглянул на Брента. - Иногда я ненавижу вас всеми потрохами, старпом, но должен сказать, что вы дьявол, а не моряк. Хотя такого врагу не пожелаешь, я все же прошу вас оставаться на мостике до окончания шторма. - Он захлопнул люк, прежде чем Брент успел ответить. - Да, лейтенанта здорово зацепило, - высказался Уиллард-Смит. - Ему бы лучше не вставать... Знаете, он всецело доверяет вам, старина... И я тоже. - Летчик хлопнул Брента по плечу и вернулся к своему "Браунингу". Брент будто хватил хорошую порцию виски - так тепло стало внутри. Несмотря ни на что, его уважают. Блаженство вдруг сменилось нервной дрожью. Уильямс фактически возложил на него ответственность за жизнь команды. Он встал рядом с Харой и уцепился за леер. - Мостик! - протрещал в репродукторе голос Берта Нельсона. - Конраду Шахтеру и этому... как его... эль Сахди зверски плохо. Всю столовую заблевали. Гауптман требует, чтоб его выпустили на мостик воздуху глотнуть. Талдычит что-то насчет Женевской конвенции... Брент в ответ прокричал: - Спроси гауптмана, не желает ли он, согласно конвенции Брента Росса, проветриться верхом на торпеде. Даже сквозь жуткий вой ветра Брент расслышал хохот в рулевой рубке, после того как Нельсон повторил приказание. Больше от пленных жалоб не поступало. Еще около часа они держали избранный курс. Вахтенные сменились; вместо Хары вышел старший матрос Джей Оверстрит. А Уиллард-Смит остался. Ветер не ослабевал, но и не усиливался. Должно быть, на небе уже появились звезды, но их за тучами не видно, и темноту рассеивает лишь красное свечение гирокомпаса. Килевая качка по-прежнему сильна, но рулевой мастерски одолевает ее. Временами ветер утихал, и в душе Брента мелькала надежда, что наконец все кончилось, но ее тут же опрокидывал новый, свирепый порыв, бросая ему в лицо соленые брызги и окатывая мостик. Лодка смело бросалась в борьбу, вода хлестала из стоков и шпигатов, - словом, все повторялось сызнова. Наверно, было часов девять (Брент потерял счет времени), когда шторм устроил им впечатляющее пиротехническое представление. Они проходили в эпицентре, и грозовое облако, поднявшееся на шестьдесят тысяч футов, осыпало их режущими глаз молниями и канонадой грома. Вихревые потоки порождали сотни тысяч вольт электрической энергии. Уиллард-Смит пальцем прочертил круг над головой, потом ткнул вверх. - Гроза! Должно быть, это сердце шторма. Теперь наверняка пойдет на убыль. - Будем надеяться, - уныло откликнулся Брент. Капитан авиации не ошибся. Через тридцать минут ветер понемногу начал стихать, а еще через полчаса на северном горизонте проглянули звезды. Море великодушно сглаживало бортовую и килевую качку. - А ведь вы были правы, черт бы вас побрал! - радостно воскликнул Брент. Уиллард-Смит засмеялся. - Благодарю! - Мостик! - окликнул Уильямс из репродуктора. - Здесь мостик! - Каденбах рекомендует вернуться на основной курс три-три-ноль. Согласны? Брент запрокинул голову к небу. Звезды уже рассыпались по всему северному полушарию. - Неплохо бы, командир. - Запросите Файта световым сигналом. - Есть! Через несколько минут оба судна повернули к Токийскому заливу. 4 На рассвете радар поймал первых ласточек Японии. Острова Микура, Мияке, Ниидзима, Тосима и Осима вытянулись на экране яркой прямой линией, точно стрела, указывающая усталому моряку путь к дому. Чистое утреннее небо словно бы манило сыновей в родные пределы. На борту лодки воцарилась атмосфера счастливого ожидания. Над ними начали барражировать самолеты. Посланца коменданта района сменил еще один разведчик. Затем показалось звено из трех "Зеро". Пилоты махали им, высовываясь из открытых фонарей; вахтенные на мостике отвечали с не меньшим воодушевлением. Брент и Колин были разочарованы, не увидев среди них истребителя Мацухары. К десяти часам первый остров остался по левому борту на расстоянии шести миль. Теперь на радаре появился мыс Ирозаки к востоку и Нодзимазаки к западу от береговой линии, открывающей доступ в огромную гавань. Нос лодки был направлен прямо по центру канала, к еще не видимому Токийскому заливу. В полдень они увидели берег и прошли входной буй. Из пролива Урага уже открывался хороший вид на побережье: полуостров Ханто на западе, Босо - на востоке, весь в зелени лесистых холмов. "Первый" эсминец по-прежнему держал дистанцию в пятьсот ярдов. Уильямс вышел на мостик, но командования не принял. - Вы уж много лет бороздите эти воды, так ведите нас и теперь, старпом. Хотя тон небрежный, а глаза все еще стеклянно поблескивают, однако Брент уловил в холодном тоне оттенок уважения. Командир он хороший, что ни говори. Умный, храбрый, а главное никогда не позволяет личным чувствам влиять на деловые решения. Брент отдавал себе отчет в том, что за эти дни и сам больше зауважал негра. Видно, как он мучается: боль то и дело туманит глаза, но, превозмогая ее, держится на ногах. С эсминца замелькал прожектор, и сигнальщик Доран стал диктовать послание писарю Холлистеру. С первых же слов стало ясно, что кэптен передает им полученную радиограмму: "Ком. "Йонаги" (старший офицер авианосца "Йонага") - "Блэкфину". Следуйте на базу в Йокосуке, четвертый причал, третий пирс. Командиру и старшему помощнику немедленно явиться для доклада. Благодарю за службу". - Передай ему, - сказал Уильямс Дорану, - у нас трое тяжелораненых, серьезные повреждения лодки и двое пленных. К тому же на борту капитан авиации Уиллард-Смит. Правая рука Дорана проворно защелкала шторками прожектора, похожими на жалюзи. Брент улыбнулся. Опытный сигнальщик способен передавать и принимать около пятнадцати слов в минуту. Доран явно перекрывает этот рекорд, а Уильямс все равно выказывает нетерпение. Наконец Доран передал "вас понял" и повернулся к командиру, даже не продиктовав послание писарю. - Белено привезти англичанина и пленных с собой на "Йонагу". "Скорая" будет ждать в доке. Как только освободится первый сухой док, лодку поставят туда. - Как только освободится! Нам он сейчас нужен, немедленно! Передай, нам нужен док с мощным насосом, чтоб выкачать воду из балластной цистерны. Если наши насосы не сдюжат, "Блэкфин" затонет. Снова над морем полетели световые сигналы, затем наступила пауза: видимо, Файт по рации передавал сообщение на "Йонагу". Наконец прожектор эсминца вновь заговорил. - Док будет готов завтра, - сообщил Доран. - В гавани будут ждать два новых насоса. - Хорошо, - кивнул Уильямс. - Передай "слушаюсь". Доран повернулся к прожектору и через секунду объявил: - Он передает "конец связи". - О'кей. - Прошли сотую изобату, командир, - доложил Нельсон из рулевой рубки. - Так. Мы сидим в воде почти на семнадцать футов. Проблемы есть, мистер Росс? - Нет, сэр. - Брент обвел рукой сужающийся пролив. - Вода хорошая на всем пути, так что никаких проблем. - Отлично, старпом... то есть защитник. Можно считать, что матч вами выигран. С эсминца опять донеслись световые сигналы. - "Следуйте своим курсом", - сообщил Доран. - Есть. - Брент глянул в дальномер, потом на репитер и повернулся к рулевому Оверстриту. - Право на угол ноль-два-семь, малый ход. Оверстрит чуть переложил руль, и под колокольный перезвон дизели замедлили работу. - Иди по центру, на пятьдесят ярдов от световых буев. - Вас понял, сэр. - Эхолот! - крикнул Брент в люк. - Десять саженей под килем, - отозвался вахтенный на лоте. - Доложить, если глубина уменьшится до шести футов. - Слушаюсь, сэр! Из рубки подал голос главный старшина-электрик Момо Кенкюся: - Четверо свободных от вахты просят разрешения подняться на палубу, сэр. Уильямс хмыкнул. Понятно, японцам не терпится взглянуть на родной берег. Обхватив голову руками, он наклонился над люком и проговорил: - Все свободные от вахты могут подняться. - Он глянул на низко сидящий в воде нос и добавил: - Если ноги не боитесь промочить. Старшины Кенкюся, Юйдзи Итиока, Масаойри Фудзивара и матрос Тацунори Хара, грохоча ботинками, поднялись по трапу, отвесили поклоны, отдали честь командиру и бегом бросились к борту, не обращая внимания на хлюпающую под ногами воду. Они стояли, сбившись тесной кучкой, смеялись, указывали на берег, хлопали друг друга по спине. Они живы, хотя давно распрощались с надеждой увидеть вновь свои прекрасные острова. Брент полностью разделял их бьющую через край радость. Лодка вползла в самую узкую часть канала, между мысом Урага и полуостровом Босо. Уже показались редкие дома, но в основном земля была покрыта хвойными и лиственными лесами. При виде сухопутной красоты оттаивали сердца моряков. Брент невольно задумался об этой странной земле, ставшей его второй родиной. Здесь человека ценят не за постоянство, а за умение ни под каким видом не отступать от своих противоречий. Молодой американец привык на каждом шагу сталкиваться с парадоксами: гости не снимают шляпы, но снимают ботинки; спиртное подают не охлажденным, а подогретым; рыбу едят сырой, даже фугу, что очень опасно; люди дочиста отскабливают тело прежде чем сесть в ванну; скорбящие одеваются в белое; император, сто двадцать четвертый потомок богини Аматэрасу, подтвердил свое бессмертие тем, что преставился; человек появляется на свет по синтоистскому обряду и во всем повинуется жрецам буддизма; самая образованная нация в мире говорит и читает на странном языке без алфавита, основанном на двух тысячах иероглифах, которые имеют столько же значений, сколько читателей. Мысли, как всегда, переключились на женщин. Здесь он познакомился с капитаном Сарой Арансон, агентом израильской разведки. Оба сгорали от страсти в ее токийской и тель-авивской квартирах. Потом появилась Маюми Хатия, невинная, ангельски красивая, тонкая, как фата невесты, и страстная, как пантера. Здесь же на "Йонаге" он впервые увидел сотрудника ЦРУ Дэйл Макинтайр, которую очень тревожит близкий "сороковник". "Слишком я стара для тебя, Брент", - твердила она, проводя его в свою спальню, где они занимались такой сексуальной акробатикой, какая ему и во сне не снилась. Здесь ему встретилась и предательница, шпионка Кэтрин Судзуки. В памяти она неизменно ассоциируется с "черной вдовой", паучихой. После эротической схватки на Гавайях она дважды пыталась его убить. Сперва привела в засаду, потом сама чуть не подорвала "Йонагу" в доке Йокосуки, сидя за рулем грузовика, полного пластиковых бомб. После того как пулемет остановил грузовик, она лежала навзничь и смотрела на него. Брент никогда не забудет той минуты, когда пистолет дернулся у него в руке и на лбу Кэтрин, прямо в центре, появилось маленькое алое отверстие. Как извивались конечности и все тело, когда пуля, выпущенная из ствола, прошла навылет через череп и выпустила мозги. Как потом Кэтрин затихла. Но странное дело - он до сих пор испытывает к ней влечение, хотя она сто раз заслужила смерть, и товарищи высоко оценили его поступок - в особенности адмирал Фудзита. Едва они миновали мыс Урага, перед ними открылось обширное пространство Токийского залива. Все на мостике разом подняли бинокли. Иокогама - крупнейший морской порт Японии - вытянулась перед ними уродливым коричневым пятном вдоль северо-западного побережья. На севере виднеется Кавасаки, а громада Токио еще скрыта за дальним горизонтом. Зловоние большого города составляет разительный контраст с девственно-чистым небом. Сквозь вонючие коричневые наслоения гордо пробивается вдалеке снежная вершина Фудзиямы. Переводя бинокль на запад, Брент увидел огромную морскую базу Йокосуки всего в пяти милях по левому борту. Глядя на репитер, он приказал Оверстриту: - Лево руля. Курс два-восемь-один. После повтора команды, подлодка не спеша взяла новый курс. Техник по ремонту электронного оборудования Мэтью Данте подал голос от SPS-10. - У меня на радаре столпотворение, сэр. Множество маленьких яхт. Брент как раз углядел вдали массивную надстройку и трубу "Йонаги", а сообщение Данте заставило его опустить взгляд. И впрямь десятки ярко раскрашенных суденышек толпятся на небольшом пространстве между ними и эсминцем. Уильямс, сияя улыбкой, оборотился к Бренту и заметил: - Группа приветствия, старпом. - У него как будто сразу улучшилось самочувствие. - Они нам рады. - Да, сэр, большинство. Как сказал бы адмирал Фудзита: "Они рады всякому, кто не выпускает газы из "Хонды". - А старик, видать, циник. - Мудрец, капитан. Уильямс озадаченно почесал подбородок. - Вы сказали - большинство. Что это значит? - Некоторые могут быть из "Ренго Секигун". Уильямс, Уиллард-Смит и Оверстрит недоуменно посмотрели на старшего помощника. А двое японцев впередсмотрящих, напротив, обменялись понимающими взглядами. - "Японская красная армия", - поясни