друг ко мне заявляется Шалго, который известен мне как французский агент. Я встречаю его с опаской: предателей никто не любит. Шалго сообщает мне, что майор Рельнат собирается перебросить через границу курьера X. У этого курьера находится шифровка, которую он должен передать агенту по кличке "Доктор". Что делаю я в этой ситуации? - Ну, что же ты делаешь? - Я задерживаю этого курьера. Разгадываю шифр, перевербовываю агента и - теперь слушай особенно внимательно - перебрасываю его через границу с фальшивым заданием, ложными инструкциями и бессмысленным текстом на микропленке. - Но зачем? - удивился Кара. - Затем, что я не позволю, чтобы ценный материал угодил в руки моих соперников. Предполагаю, что Шалго и его подручные надеются заполучить этот материал с моей, Шавоша, помощью. Где же гарантия, что Пете отдаст чертежи именно мне? - Очень смелое предположение! - заметил Кара. - Но в нем есть своя логика. - Даю голову на отсечение, что из шифровки вы так и не узнаете фамилию инженера, согласившегося продать материал. Я не хочу сказать, что в этом сообщении нет никакого имени, но если оно и есть, то только для того, чтобы направить вас по ложному пути. - Это понятно, - сказал Кара, облокотись на стол. - Ты думаешь, что англичане, зная имя инженера, теперь пошлют своего собственного агента добывать документацию? - Или уже послали. - Интересно. Может, ты и прав, - согласился Кара. - Тогда получается, что мы стоим на берегу широкой реки и у нас нет лодки. Выходит, все нужно начинать сначала? - Да, конечно, - подтвердил Кальман, - но теперь вам гораздо легче, потому что вы уже знаете, на что идет игра. Кальман рассуждал правильно: Кара и его сотрудники зашли в тупик. Правда, Даницкого они разоблачили. Поймали они и Пете. Но все это было весьма и весьма слабым утешением. Необходимо было воспрепятствовать вывозу на Запад документации ВН-00-7. А это было делом нелегким. Группа Кары приступила к секретной проверке всех работавших в лаборатории, и это было, пожалуй, самым трудным и хлопотливым делом. Кальман, понятно, ничего не знал, он был поглощен своими заботами. Прежде всего он перебрал в памяти все свое прошлое. Валялся на тахте и глядел в потолок. Он старался припомнить все, до самой незначительной мелочи. И Кальман ругал себя сейчас, что не расспросил об этом Шалго: старший инспектор наверняка мог бы сообщить ему кое-какие интересные сведения. Стоило Кальману смежить веки, как перед ним вставал хромой здоровяк. Человек этот сказал ему тогда, что его зовут Фекете и что он слесарь. Неожиданно Кальмана охватило волнение: ему припомнилась одна фраза, которую Фекете обронил, когда мимо их камеры проводили Шалго: "Хорошо, что только один день довелось мне пробыть с ним вместе, - невыносимый тип". Кальман вскочил и, возбужденный, принялся бегать по комнате. Когда пришла Юдит, он, все еще взволнованный, привлек ее к себе, поцеловал и тут же сбивчиво, торопясь, рассказал о своем открытии. - Так почему же ты не спросил Шалго, кто был тот человек? - удивилась девушка. - Я должен его найти! - воскликнул Кальман и посмотрел на Юдит. - Но как? Ведь в Венгрии каждый пятый носит фамилию Фекете. - Но не у каждого шрам на верхней губе и не каждый Фекете хромает на левую ногу. - А что, если он только прикидывался хромым? - Тогда у меня еще больше причин разыскивать его: уже одно это доказывает, что он был провокатором! Юдит сидела подавленная, бессильно уронив руки на колени. - Ну что ж, попробуем разыскать его. - Она печально посмотрела на Кальмана. - Хотя Домбаи и его людям сделать это было бы куда легче. - Ты уже отчаялась? - Я не отчаялась, но и твоего недоверия к Шандору не понимаю. - Потому что ты не слышала той магнитофонной записи, - возразил Кальман. Он обеспокоенно посмотрел на девушку. - Получается, будто Виолу предал я! Из-за меня он погиб. Так что невиновность свою я смогу доказать только одним способом - если найду этого самого хромого Фекете. Работы профессора Калди в течение многих лет регулярно публиковались и в странах Запада. Год назад лондонское издательство "Пегас" заключило со старым профессором договор на издание английского перевода его "Избранных сочинений по эстетике". Профессор согласился подписать договор при условии, что корректуру пришлют ему в Будапешт. Издательство приняло условие старого ученого. Но вот несколько недель назад Калди получил приглашение поехать - разумеется, за счет издательства - в Лондон и там прочесть верстку и подписать книгу в печать. Вначале идея поездки понравилась профессору. Однако Кальман не посоветовал ему ехать, и Калди отказался от предложения издателя и настоял на выполнении условий договора. А четыре дня назад из Лондона приехал главный редактор издательства, мистер Томас Шаломон, высокий полнеющий мужчина лет пятидесяти пяти. Гость остановился в "Грандотеле" на острове Маргит. В тот же вечер он дал в честь старого ученого ужин. На ужине присутствовала и Юдит. Это был приятный вечер. К удивлению Юдит, Шаломон хорошо и глубоко знал венгерскую литературу. А в это время полковник Кара беседовал в своем кабинете с подполковником Тимаром. Тимар рассказал Каре, что ему как следователю удалось до сих пор выявить. Кара, правда, не был его начальником, но Тимару просто хотелось знать его мнение о деле Виолы, поскольку в свое время Кара и сам являлся членом этой подпольной группы. - Видите ли, товарищ подполковник, - объяснял ему Кара, - Марианна Калди обязательно должна была знать подпольную кличку Татара, пароль и запасную явку. - Тогда, значит, и доктор Агаи знает их, товарищ полковник. - Но почему же? Марианне Калди положено было знать все это потому, что она была связной Татара. Ведь она, возвратившись из какой-нибудь очередной поездки, могла не застать Татара на старой квартире; Татару приходилось в то время часто менять адреса. А ведь связь не должна была прерваться. Когда был схвачен Татар? Вам удалось установить точную дату? - Показания сильно расходятся. Но можно совершенно точно сказать, что это произошло между двадцатым апреля и десятым мая, - ответил Тимар, перелистав документы. - Первого мая Татар уже был в застенке, - вставил Кара. - Я должен был встретиться с ним первого числа, но он не вышел на встречу. Итак, Калди не могла быть предательницей, потому что она погибла между двадцать пятым и тридцатым марта. Если бы Татара выдала она, Шликкен не стал бы тянуть с его арестом до конца апреля. - Это верно, товарищ полковник, - согласился Тимар. - Но факт остается фактом, что ни один из членов мишкольцевской ячейки не знал Татара не только в лицо, но даже никогда не слышал его настоящей фамилии. Я допросил всех, кто остался в живых. Бушу, сапожника, знал один только Клич, покончивший жизнь самоубийством. Сам Буша погиб в начале апреля, а вот знал ли он запасные явки Татара - это вопрос. - Маловероятно, - заметил Кара. - Теперь я понимаю, почему вы подозреваете Борши. Вы думаете, что Марианна, когда ее посадили в одну камеру с Кальманом, назвала ему и пароль и содержание сообщения, которое она должна была передать Татару? Тимар кивнул. - Товарищ полковник, взгляните вот на эту схему. - Тимар расстелил на столе лист ватмана и принялся объяснять значение различных нанесенных на нем линий и кружков. - Это Татар, - показал он на красный кружок. - А вот ваша группа, товарищ полковник; синий кружок - это ячейка города Мишкольца. Вот здесь уйпештские ячейки, здесь звено Буши, тут вот связная Марианна Калди. - Он на мгновение задумался. - Давайте посмотрим, где произошел провал. Вечером семнадцатого были схвачены подпольщики в Мишкольце. Нам известно, что их выдал один инженер, по кличке "Ворчун". К сожалению, ему удалось сбежать на Запад. Понятно также, как и почему провалился Буша. Поскольку, однако, из его звена больше не был арестован ни один человек, можно сделать вывод, что Буша никого не выдал. На следующий день схватили Белочку, то есть Марианну Калди. Кто выдал ее - нам неизвестно. Из мишкольцевской ячейки ее никто не знал. О том, что Марианна Калди и Белочка - одно и то же лицо, известно было только Буше, Татару и доктору Агаи. - И Домбаи, - добавил Кара. - Итак, четверо. Из этих четверых ни один не мог предать Марианну, иначе этот человек выдал бы и свою ячейку. Между прочим, трудно представить, чтобы Марианна не рассказала о своих подозрениях жениху. На мой взгляд, Борши знает очень много об этом деле. И я могу объяснить, почему он молчит. - Почему? - Взгляните вот на эту таблицу, товарищ полковник. Кара стал внимательно рассматривать аккуратно вычерченную хронологическую таблицу, где значилось следующее: "18 марта 1944 года, до полудня: перестрелка на квартире доктора Агаи. Побег. 18 марта 1944 года, после полудня: доктор Агаи у Марианны Калди. Татар в Ракошхеди. 18 марта 1944 года, вечер: Марианна Калди арестована. 18 марта 1944 года, ночь: Борши приезжает из Сегеда, его также арестовывают. 25-30 марта 1944 года: допросы, смерть Марианны Калди и Буши. 30 марта - 14 апреля 1944 года: Борши находится на излечении в госпитале. 15-26 апреля 1944 года: Борши снова переводят на виллу гестапо, берут на работу садовником. 26 апреля 1944 года: Борши опять арестовывают. 29 апреля 1944 года: арестовывают профессора Калди. 28 апреля - 1 мая 1944 года: провал Татара. 30 апреля 1944 года: Борши вместе с Шалго совершают побег". Кара задумчиво курил и, глядя на хронологическую таблицу, пытался угадать, к каким же выводам пришел подполковник Тимар. - Если я правильно вас понял, - тихо сказал он, - вы, товарищ Тимар, полагаете, что во время своего второго ареста Борши, узнав от Марианны пароль и явку, где скрывался Виола, из страха перед пытками выдал немцам сообщенные ему секретные сведения. - Совершенно верно, товарищ полковник, но с одним дополнением: позднее, желая, по-видимому, загладить свою вину, он присоединился к вашей группе. - Очень смелое предположение. - Знаю, но - обоснованное. Я иду еще дальше. Он же выдал и... адрес квартиры, где скрывался профессор Калди. - Ну что вы! Почему же он тогда не выдал Домбаи? - Потому что не знал, где Домбаи находился. Но дядю своего он успел выдать, потому что в тот же день немцы пытались арестовать и Игнаца Шавоша. Таковы факты, товарищ полковник. - Факты, не спорю, упрямая штука, но ваши выводы ошибочны. Профессора Калди выдал доктор Игнац Шавош. - А где доказательства? - воскликнул подполковник. - Только показания Борши и Домбаи. Но они оба сами ссылаются при этом на немецкого врача, от которого якобы это слышали. - И что же вы собираетесь предпринять? - Кара, явно недовольный, поднялся. - Внесу предложение на арест Кальмана Борши. - Но улики, собранные вами, неубедительны. Погодите немного. - Не могу поступить иначе, товарищ полковник. Знаю, что Борши ваш приятель, но иногда люди ошибаются и в друзьях. - Вы уже доложили о своем предложении? - Да, доложил. Кара поднялся, подошел к телефону и набрал номер заместителя министра. - Эрне Кара. Привет. Мне нужно немедленно поговорить с тобой. Час спустя начальник следственного управления сообщил подполковнику Тимару, что заместитель министра не дал разрешения на арест Кальмана Борши. 9 В библиотеке своей лондонской квартиры доктор Шавош беседовал с Шалго. - Знаете, Шалго, - говорил он, вглядываясь в лицо бывшего старшего инспектора, - если бы нам с вами милостью божьей объединить наши усилия, мы добились бы фантастических успехов! - Ну что ж, полковник, давайте объединимся! - весело согласился толстяк. Шавош, немного помолчав, заметил: - К сожалению, это невозможно. - Почему же? - спросил Шалго, хотя уже заранее знал, каков будет ответ. Шавош был крепким орешком и ловко умел скрывать свои мысли. - Скажите, вы доверяете мне? Вопрос был поставлен в лоб, но Шалго понимал, что если он собирается добиться чего-нибудь от Шавоша, то должен быть хотя бы в известных пределах откровенным. Пососав толстую сигару и опустив тяжелые веки, он сказал: - Нет. Так же, впрочем, как и вы мне. - С его лица сбежала добродушная усмешка, он пощипал свой подбородок и с некоторой грустью продолжал: - А поэтому, дорогой полковник, обстановка вынуждает меня к самозащите. - Что вы имеете в виду? - полюбопытствовал Шавош, прищурив один глаз. Шалго подался корпусом вперед. - Что случится, если однажды кто-нибудь возьмет да и шепнет французам, что я одновременно работаю и на вас? - Не говорите глупостей, Шалго! - возмутился Шавош. Он хотел еще что-то добавить, но толстяк, подняв руку, остановил его: - Только не клянитесь, полковник! Я ведь тоже немного знаю нашу профессию, и правила игры мне достаточно известны! - Он положил сигару, достал из кармана платок, откашлялся. - Оберегать меня вы будете только до той поры, пока я не перестану представлять интерес для вашей службы. Шавош рассмеялся и покачал головой. - И как вы этого собираетесь достигнуть? - спросил он. - Очень просто. - Шалго в упор посмотрел на Шавоша. - Я опорожняю для вас свой сейф не сразу, лишь небольшими порциями. И удерживаю в своей памяти не все, а только то, - он сделал паузу, - что кажется мне наиболее целесообразным. Шавош внимательно слушал рассуждения толстяка и чувствовал, что наступил подходящий психологический момент, когда он может спросить, каковы же отношения между Кальманом и Шалго. В Вене он уже однажды спрашивал его об этом, но тогда Шалго уклонился от ответа. Сейчас толстяк, кажется, разоткровенничался. - Шалго, вы завербовали моего племянника? Шалго, удивленный, но и довольный, взглянул на полковника, потому что ему тоже хотелось знать, встречался ли Шавош с Кальманом в Вене. - Интересно, почему вы думаете, что я завербовал его? Шавош пожал плечами. Отвечая, он взвешивал каждое слово. - Просто думаю, что и французам не помешал бы свой агент в Дубне. Вы же, дорогой Шалго, имеете полную возможность скомпрометировать Борши, а значит, и заставить его работать на себя. - Как будто вы не можете заставить его работать на себя! - парировал Шалго. - Сейчас речь не о нас. Я хотел бы слышать ваш ответ. Шалго потер подбородок и усмехнулся. - Я понимаю вас, полковник. Вас смущает то обстоятельство, почему я, когда работал секретным сотрудником в новой венгерской контрразведке, не выдал, не разоблачил Кальмана? И вы тут же делаете вывод, что я завербовал его. Должен согласиться, что умозаключение вполне логичное. Шавош утвердительно кивнул. - Совершенно верно. Из донесения барона Жиграи я знал, что венгерская контрразведка занимается Кальманом и что его уже несколько раз допрашивали. Пытались доказать, что он английский агент. Но им не удалось этого сделать в основном потому, что вы, Шалго, отказались тогда дать против него показания. Отсюда логичный вопрос: почему? Улыбка Шалго стала еще мягче. Он хихикнул себе под нос и сказал: - Действительно, логичный вопрос. В особенности если принять во внимание, что Кальмана подозревали не только в том, что он сотрудничал с англичанами, но и в том, что он был агентом гестапо и выдал немцам и Марианну Калди и всю подпольную группу Татара. Чтобы успокоить вас, скажу, что я тоже знал об этом идиотском подозрении. Кальман обратился ко мне за советом: что ему делать. А я посоветовал ему молчать. И тем не менее я не завербовал его. - А позднее? - настаивал Шавош. - И позднее нет. Хотя и получил приказ на его вербовку. Полковник поиграл галстуком и задумчиво проговорил: - Почему же вы не выполнили приказ? - А вот это как раз то, чего вы, дорогой полковник, не в состоянии понять! - бросил Шалго. - Не хитрите, Шалго! - воскликнул полковник. - И тем не менее это так! Оскар Шалго способен в определенные моменты жизни быть сентиментальным. Представьте себе, я чувствовал самые настоящие угрызения совести. А позднее, когда я действительно получил приказ завербовать его, я понял, что это мне уже не удастся сделать. Борши за это время успел перемениться. Поймите, полковник: как это ни парадоксально, я люблю этого человека и хочу, чтобы он был счастлив!.. Шавоша привели в замешательство слова Шалго. Интуитивно он почувствовал, что толстяк совершенно искренен. Каким сделалось добрым, мягким его лицо, когда он говорил о Кальмане! Интересно, знает ли Шалго, что ему, Шавошу, все же удалось заставить Кальмана вновь сотрудничать с английской разведкой. - Я хотел объяснить вам, для чего я, собственно, пригласил вас в Лондон. - Слушаю вас, полковник, - сказал толстяк, откинулся в кресле и полуприкрыл свои тяжелые веки. - Я хотел бы, чтобы вы поехали в Будапешт. Погодите, Шалго, не перебивайте. Выслушайте до конца. Вы знаете, что Кальман Борши секретный сотрудник "Интеллидженс сервис". Много лет мы держали его в резерве. За это время он вырос в физика-атомщика, стал ученым, работает в атомном центре в Дубне, Теперь и я постараюсь быть совершенно откровенным с вами. Известная вам документация нас не очень интересует. Достанем - хорошо, но важнее всего для нас Борши! Мы просто не можем отказаться от него. Вот я и хочу попросить вас: поезжайте в Будапешт и восстановите нам связь с Борши. - Это была бы напрасная трата сил, - отказался Шалго, дивясь про себя столь странному предложению Шавоша: ведь он только что сказал ему, что не выполнил аналогичного приказа французов. Чего хочет, собственно, этот Шавош? И вслух он добавил: - Нет в наших руках ничего такого, чем можно было бы "прижать" Борши. Шавош усмехнулся, и морщинки на его лице снова бросились врассыпную по всему лицу. - А если есть? Если у нас есть материал, с помощью которого мы сможем без всякого риска для себя заставить его работать на нас? Шалго становилось все больше не по себе. Он скрестил свои пухлые руки на груди и ничего не отвечал, делая вид, что вся эта история совершенно не интересует его. Зато полковник все так же с жаром продолжал: - Ну, а если мы все же располагаем убедительными доказательствами, что Кальман в самом деле был агентом фон Шликкена? И документально сможем подтвердить, что это он был виновником провала группы Татара? Шалго был поражен; Он не хотел верить тому, что услышал, и наугад бросил: - Это же чушь! Вы и сами хорошо знаете, что Кальман никогда не был предателем! - Конечно, знаю! И тем не менее мы можем доказать это. В нашем распоряжении имеются такие документики, что нет в мире суда, который решился бы снять с него обвинение в предательстве. - Интересно, - сказал Шалго и тут же стал прикидывать, какие же "документики" могли находиться в руках Шавоша. И он быстро разгадал замысел Шавоша: ведь он-то точно знал, что Кальман не предатель, поскольку ему была известна и вся история предательства группы Татара и сам предатель; правда, он, Шалго, никогда не говорил об этом Кальману, надеясь, что Кальман никогда не узнает этого. Шалго поднял глаза на Шавоша и с отвращением посмотрел ему в лицо. - Какой же вы жестокий человек, полковник. Неужели вы способны погубить собственного племянника? Лицо Шавоша передернулось - замечание Шалго больно задело его. - Вполне возможно, что мои действия кажутся вам жестокими, - возразил он осторожно. - Но это совсем не так. Это просто моя принципиальность... Толстяк нетерпеливо отмахнулся: - Принципиальность? Давайте не будем обманывать друг друга, полковник. Мы оба с вами - игрушки в чужих руках. Э, да все равно, продолжайте. Извините, что я вас перебил. Но меня всегда злит, когда вполне понятные вещи замаскировываются высокопарными словами. - Вы что же, считаете меня негодяем? - Ничего подобного, полковник. Я считаю вас просто жестоким человеком, который способен погубить даже собственного племянника, если интересы "Интеллидженс сервис" требуют этого. А вы боитесь, не смеете возразить. - Так вот слушайте, - слегка повышая голос и чуточку торжественно начал Шавош. - Я приемлю ваш эпитет "жестокий" и подтверждаю, что, если Кальман Борши стал предателем, перебежав на сторону коммунистов, я без колебания убью его, хотя потом и буду горевать по нем, потому что люблю его! Вы, Шалго, не способны этого понять, потому что вы жалкий обыватель, у вас действительно нет никаких принципов. Вы лишь ради собственной корысти любите свою профессию и занимаетесь ею со страстью картежника. Шалго с усмешкой выслушал выпад разгневанного Шавоша. Нет, он не оскорбился, напротив, даже был рад, что ему удалось вывести Шавоша из себя. - Браво, полковник! Я жалкий обыватель! Но и у меня тоже есть кое-какие принципы. Если вас интересует, я могу их вам перечислить. Он поудобнее уселся в кресле, закурил сигару и сквозь облако табачного дыма посмотрел на морщинистое лицо Шавоша, который, чтобы дать улечься своему гневу, снова сидел строгий и подтянутый. - Мой первый принцип: я не поеду в Будапешт и не стану вербовать вашего племянника. Если же я узнаю, что вы пытаетесь это сделать сами, я помешаю вам. Шавош уже полностью обрел спокойствие и, пожалуй, несколько высокомерно, заметил: - А вы не считаете, что сами находитесь у нас в руках? - О да! Только ведь и я не дурак, мой дорогой. Это вы можете видеть хотя бы из того материала, что я передал вам. Вы, полковник, не захотите разделаться со мной до тех пор, пока я располагаю известной вам информацией. Думаю, что вас все же интересует, кто из сотрудников ваших резидентур в Европе работает и на нас. А вот Оскар Шалго знает этих людей. - Говорите яснее! - нетерпеливо перебил его Шавош. Он почувствовал, что намеки Шалго небеспредметны. - Я говорю совершенно ясно, вы уже знаете, кто из людей в вашей венской миссии находится у меня на службе? - Не болтайте ерунды. - Не верите? - И Шалго продолжал с легким оттенком гордости: - А если я скажу, например, что вы принесли в жертву Пете и послали его к несуществующему агенту, вручив ему не шифровку, а бессмысленный набор цифр? Как Шавош ни старался сохранить спокойствие, он побледнел. - Откуда вам это известно? - Уж не думаете ли вы, что я задаром открою вам этот секрет? - удивился Шалго. - Я готов сотрудничать с вами, но запомните - как равный с равным. Как компаньон! И если вы умный человек, вы с моей помощью сможете горы своротить. В моем портфеле хранится много интересных материалов. В том числе найдется в нем и кое-какая занятная информация на самого Игнаца Шавоша. Но только не вздумайте ставить мне ловушки или подсылать наемного убийцу, потому что я имею обыкновение работать с пятикратной подстраховкой. Шавош был поражен, слушая темпераментное словоизвержение толстяка. Перед ним сидел совершенно иной, доселе незнакомый ему Шалго, и Шавош подсознательно чувствовал, что каждое его слово сказано всерьез. А Шалго продолжал: - Я предлагаю вам один бизнес - величайшее дело вашей жизни, рядом с которым возня вокруг Кальмана Борши покажется вам просто жалкой суетой. Шавош облизнул нижнюю губу и глубоко вздохнул. - А именно? - Выдайте мне Генриха фон Шликкена. В обмен я предлагаю вам список английской агентуры, работающей на французов. Неожиданный оборот ошарашил Шавоша. - Шликкена? Но как вы это себе представляете? - Вы скажете мне, где и под каким именем он живет. Остальное - мое дело. - И что вы собираетесь с ним сделать? - Ничего особенного. Я просто убью его. Это единственная цель моей жизни. - В глазах Шалго засверкали грозные огоньки. - После того как я убью его, вы можете преспокойно покончить со мной. - Шалго неожиданно встал, взволнованный, прошел к окну и выглянул на улицу. - Знаете, полковник, - глуховатым голосом проговорил он, - у вас нет никаких гарантий, что Шликкен работает только на вас. К тому же это "засвеченный" разведчик. А у меня еще не тронутая сеть в Венгрии, и не какие-нибудь там ничтожные людишки, агенты первый сорт. - Я дам вам ответ через неделю. - Нет, немедленно! - возразил Шалго и отошел от окна. В голосе его звучала настоящая мольба, когда он продолжал: - Полковник, за Шликкена я готов отдать все!.. Шавош встал, схватил Шалго за руку и, заглянув ему в глаза, воскликнул: - За Кальмана Борши я могу отдать вам Шликкена! Дубна стоит многого! Шалго выдержал пронзительный взгляд полковника. Тихо и очень серьезно он возразил: - За Шликкена я отдам вам полковника Эрне Кару. Шавош почувствовал странное головокружение. И даже позднее, вечером, беседуя с одним из шефов "Интеллидженс сервис", Шавош все еще не мог освободиться от овладевшего им волнения. Он просто не мог прийти в себя. Шеф, худощавый старик лет шестидесяти, сидел за столом и играл обыкновенной деревянной линейкой. О, шеф отлично понимал, какую ценность представляло предложение Шалго! Если бы они получили в свои руки одного из руководителей венгерской контрразведки, это стоило бы и десятка фон Шликкенов! - Вы считаете реальной такую возможность? - спросил он Шавоша, поглаживая свои густые усы. - О да, сэр, безусловно! Разрешите мне напомнить вам некоторые пункты донесения. - Знаю, читал донесение, полковник. Но я хотел бы задать несколько вопросов самому господину Шалго. - Сейчас позову его. Шавош поднялся, прошел через огромный, как танцевальный зал, кабинет и позвал Шалго. Шалго приближался к большому письменному столу неторопливыми шагами. Церемония знакомства была короткой, но торжественной, хотя Шалго держался совершенно спокойно: на него не произвело ни малейшего впечатления, что он находится на приеме у одного из руководителей всемогущей "Интеллидженс сервис". Шеф показал на кресло. Дождавшись, когда Шалго усядется, он предложил гостю сигару. - Ваше предложение, господин Шалго, очень интересно, - проговорил он, снова беря в руки линейку. - Не сочтите за недоверие, но прежде я задам вам несколько вопросов. Шалго посмотрел на часы. - Охотно отвечу на них, сэр, но должен предупредить вас, что через два часа отправляется мой самолет. А я при любых обстоятельствах должен возвратиться в Вену сегодня. - Я буду краток, господин Шалго. Когда вы завербовали Эрне Кару? - В сорок втором году, - ответил Шалго несколько приглушенным голосом. - Он был арестован в связи с так называемым делом Харасти. Его могли бы и повесить, но я дал ему возможность бежать. С тех пор я поддерживаю с ним связь. Шеф удовлетворенно кивнул. - Позднее вы вместе с ним сражались против фашистов? - Да, сэр. Но что в этом удивительного? - Вы ошибаетесь, господин Шалго, я не удивляюсь. Напротив, я считаю это вполне естественным. Кара не числился в картотеке старого отдела контрразведки? - Нет, сэр. Ценных агентов я никогда не ставил на учет, потому что все мои начальники были дилетантами и тупицами. - Снова посмотрев на часы, Шалго продолжал, еще сильнее приглушив голос: - Я хотел бы, сэр, упомянуть и о том, что Кара пять лет отсидел в тюрьме. Родители его все эти годы терпели нужду, и Кара никогда не простит этого. Больше я ничего вам не скажу. Я свое предложение сделал, решайте... Шеф, как видно, придерживался своего, заранее продуманного плана беседы, потому что он сказал: - Еще один вопрос, господин Шалго. - Он провел рукой вдоль линейки. - Почему вы до сих пор не передали Кару французам? Шалго скривил рот, иронически усмехнувшись. - Что ж, вполне логичный вопрос, сэр! Но те, кто знаком со мной ближе, знают, что я не гонюсь ни за богатством, ни за наградами или снисходительными похвалами. Шеф вежливо кашлянул. - Завтра до полуночи вы получите ответ. На этом аудиенция была окончена. После ухода Шалго шеф задумался. Шавош с нетерпением ожидал его ответа. - Вот уж не подумал бы, что в этом сонном толстяке столько самолюбия, - сказал шеф и, помедлив, добавил: - И гордости! - Когда Шликкен наконец решит свою задачу? - спросил он. - Дня через три-четыре. Шеф кивнул и холодно сказал: - И все же что-то не нравится мне в этом деле, полковник. Шавош всем телом подался вперед. - А именно, сэр? - Не нравится, что добывание документации вы связали с делом Борши. Очень не нравится. Шавошу показалось, будто его ударили чем-то тяжелым по голове. - Сэр! - сказал он вслух слегка раздраженно. - Я специалист. План этот я разработал со всей тщательностью. И уверяю вас: Кальман Борши не ускользнет от нас. - Да, конечно. И все же я был бы куда более спокоен, если бы вы лично руководили этим делом. - Вы хотите, чтобы я поехал в Будапешт? - Да, я был бы рад. Вы знаете, полковник, этот Шалго действительно гениальный малый, и он заставил меня кое над чем задуматься... - Понимаю вас, сэр. Насчет поездки я сейчас распоряжусь. А как быть с предложением Шалго? - Я предоставляю вам полную свободу действий, полковник. Но смотрите, промах исключается! Шавош самоуверенно улыбнулся. - Вы преуменьшаете мои возможности, сэр. Мы следим за каждым шагом Шалго, в частности, подключились к звукозаписывающей системе французов, установленной в его квартире. - Хорошо, полковник. Желаю успеха. Они не подумали только об одном, а именно, что и Оскару Шалго все это было хорошо известно. Распоряжения полковника Кары начинали казаться Шандору Домбаи все более странными; ему было непонятно, почему все еще не арестован Даницкий, мало того, этому шпиону позволяют встречаться с Пете; почему до сих пор не схватили французских агентов, которых перечислил на допросе арестованный курьер. В то же время Домбаи заметил, что Кара стал раздражителен и словно был чем-то озабочен. Странно, что по его указаниям за Кальманом ведется слежка, причем на него тратится куда больше сил и времени, чем на Даницкого. В общем, Домбаи задело за живое, что Кара не доверяет ему, и он не мог скрыть этой своей обиды. Как-то вечером он пришел к полковнику и заявил ему напрямик: - Я, товарищ полковник, хочу подать в отставку. Кару удивил и официальный тон Домбаи и обращение на "вы": ведь с глазу на глаз они, как и подобает старым друзьям, были по-прежнему на "ты". Кара устало провел ладонью по лбу, не улыбнулся, как всегда, и не сказал майору "садись", а, приняв предложенный Домбаи тон, спросил: - Почему же вы решили подать в отставку? Домбаи, в свою очередь, тоже был удивлен этим холодным, официальным тоном, так как в душе ожидал, что Кара подойдет к нему, похлопает его по плечу, скажет: "Не дури, старик" - и объяснит смысл своих последних распоряжений. Однако ничего подобного не произошло. Обескураженный Домбаи плотно стиснул зубы и после недолгого раздумья выпалил: - Не согласен я, товарищ полковник, с вашими методами руководства, с вашими указаниями по делу Даницкого и со многим другим... Кара закурил, глубоко затянулся. - Ну что ж, подайте рапорт, как положено, - сказал он. - Я поддержу вашу просьбу. Домбаи сжал кулаки. Он не знал, что и сказать в ответ. Больше всего ему хотелось грохнуть кулаком по столу. Он уже повернулся, чтобы уйти, когда глухой, но твердый голос Кары словно ударил его по спине: - Товарищ майор! Домбаи повернулся и устремил негодующий взгляд на друга. - Кто вам разрешил идти? Домбаи от ярости даже задохнулся. - Вернитесь! - Кара поднялся, вышел из-за стола. Дождавшись, пока Домбаи подойдет, показал на стул. Домбаи сел. - Послушай, Шандор, - строго сказал Кара. - Я не люблю подобных глупых выходок, достойных разве что школяра. Что, черт возьми, с тобой? - Ты мне не доверяешь, а я в таких условиях не могу да и не хочу работать! - Откуда ты взял, что я не доверяю тебе? - Почему ты приказал установить слежку за Кальманом? - Потому что я подозреваю его в шпионаже, - не сразу ответил Кара. Домбаи удивленно посмотрел на Кару. - Кальмана? - переспросил он хриплым голосом. - Знаешь, Шандор, подполковник Тимар внес предложение об аресте Кальмана, высказав предположение, что группу Татара выдал Борши. Он построил целую гипотезу, поражающую убийственной логикой. На основании этой гипотезы Кальмана можно преспокойненько посадить. Я, правда, воспрепятствовал взятию Борши под стражу, потому что у меня тоже есть своя гипотеза. И скоро мы будем знать об этом деле гораздо больше. Тем не менее пока совершенно ясно одно: Кальман влип в какое-то очень опасное дело, нам не доверяет и теперь по всем признакам пытается своими силами выпутаться из этой истории. - А почему ты сам не поговоришь с ним? - Уже пытался. Он не отрицает, что с ним что-то произошло, но просил верить ему и не удивляться, если в последующие дни он будет вести себя странно. Ну, удивляться я не удивляюсь, а вот за него страшусь. Группу же Даницкого мы пока трогать не будем, потому что, по моему предположению, и похищение документации с завода тоже как-то связано с Кальманом. Представляешь: все события в конце концов развернулись точно так, как предсказал Кальман. Наши дешифровальщики пришли к выводу, что найденная у Пете шифровка - абсолютная чушь. Иными словами, Пете был послан только для того, чтобы ввести нас в заблуждение. Выполнять же настоящее задание английской разведки в Будапешт прибудет кто-то другой. Я получил сообщение из Вены, что и доктор Шавош и Шликкен живы. - И Шликкен тоже? - удивленно переспросил Домбаи. - Вот этого я не знал. Из показаний Пете мне только удалось выяснить, что Шавош не кто иной, как полковник Олдиес. Услышав это, Кара, словно мгновенно стряхнув с себя усталость, оживился: - А скажи, если мы поверим, что Игнац Шавош и полковник Олдиес одно и то же лицо, можно ли представить себе, что он до сих пор не встретился с Кальманом? - С трудом, - признался Домбаи. - Но почему же тогда Кальман отрицает это? - поставил вопрос Кара и сам же ответил на него: - Значит, у него есть на то причины. - Между прочим, о встрече с Шалго он рассказал... Домбаи задумчиво устремил взгляд перед собой; ему стало не по себе. - Эрне, я поговорю с Кальманом! - Пока не нужно, - остановил его Кара. - Придет время, мы с тобой вместе поговорим с ним. Кальман очень скоро заметил, что за ним следят. И это омрачило его. Надо поговорить с Калди, решил он, рассказать ему все и попросить у него совета. Вдруг Кальман замер, осененный внезапно пришедшей ему в голову догадкой. В том, что Илонка в ту пору являлась агентом гестапо, у Кальмана не было никакого сомнения, равно как и в том, что ее могли посадить в камеру к Марианне только по указанию Шликкена. Но действительно ли Марианна говорила ему об Илонке или он сам это придумал? Кальман воскресил в памяти их последнюю встречу с Марианной, подробности их разговора и убедился в том, что он не ошибся. Ему стало не по себе от охватившего его волнения. Если все действительно так, то он разгадал загадку и теперь для него все становилось ясным. Борши торопливо сбежал вниз, на площадь Кальмана Селля. На его счастье, на стоянке оказалось свободное такси. Он был настолько убежден в правильности своего предположения, что уж больше не думал о слежке. Теперь следите, ходите за мной, думал он, а я уже напал на след и могу доказать свою невиновность! Да, Марианна точно так же, как и я в свое время, могла довериться Илонке и рассказать ей о донесении в надежде, что Илонка выйдет на свободу и передаст его Татару. А та тут же рассказала обо всем Шликкену. Ну, а майор свое дело знал. Только так все и могло произойти! Неподалеку от многоквартирного дома, в котором жила теперь Илона Хорват, Кальман попросил водителя остановиться, заплатил и стремглав бросился в подъезд, думая об одном: только бы застать ее дома. На счастье, Илона оказалась дома. Илона с искренней радостью встретила Кальмана и не скрыла от него, что эта встреча взволновала ее. Кальман со смущенной улыбкой оглядел комнату, обставленную с большим вкусом. Илона, видимо, ожидала кого-то: на низеньком столике стояли бутылки с напитками, печенье и кофейные чашки. Сама хозяйка была в черных узких брюках и мохнатом мохеровом пуловере. Неожиданный приход Кальмана явно смутил ее. Кальман присел к столику на край тахты. Странно, он не испытывал ни малейшей неприязни к этой женщине. - Ты красивая, - искренне признал он. - Пожалуй, даже красивее, чем тогда... Кальман закурил и угостил Илону. - Спасибо. Выпьешь что-нибудь? - Нет, пока нет. Может быть, позднее. Как жизнь? Завели детишек? - Увы, нет. Поэтому и в театре я не очень-то охотно играю роли матерей. - Хорошо зарабатываешь? Илона смущенно засмеялась. - Ты что, фининспектор? Много работаю, - уклончиво добавила она. - Какую роль разыгрываешь ты сейчас? - спросил он с издевкой и протянул руку за коньячной бутылкой. Улыбка на лице Илоны застыла, ее красивое лицо помрачнело. Она с упреком посмотрела на Кальмана, наполнявшего коньяком граненые хрустальные рюмки. - Ты не веришь мне, Кальман? - спросила она, тоже протягивая руку за рюмкой. Кальман посмотрел на отливающий золотом напиток и, может быть, для того, чтобы не отступить ни шагу назад, нагловато проговорил: - За твой переход в другую веру, Илонка! Но Илона поставила рюмку на стол, не приняв столь странный тост. Кальман, холодно посмотрев на нее, негромко пояснил: - Вот Марианна поверила тебе, а ты ее предала. И ее убили. Я доверился тебе, ты и меня предала. И в том, что я уцелел, не твоя заслуга. Ты сделала все, чтобы мне не жить. Так почему же я должен верить тебе? Слова глухо падали в тишине. - Собственно говоря, ты убийца! Я говорю это тебе на тот случай, если ты не знаешь этого, - продолжал Кальман без тени сожаления. - И ты пришел наконец, чтобы отомстить? - спросила Илона. - Нет, не за тем. Месть не моя профессия. Взгляд Илоны оживился. Она вновь обрела силу, почувствовала, что может и должна доказать свою искренность. - Кальман, я понимаю тебя, когда ты не веришь мне; ты, собственно говоря, прав. Прошу тебя, выслушай меня, не перебивай!.. - Кальман понимал, что она уже больше не играет, а говорит от души. - Недавно я разговаривала с одним из членов Верховного суда. Я рассказала ему всю свою жизнь, не называя себя. Не приукрашивала ничего. Рассказала обо всем: о Марианне, о тебе, о том, как перешла на сторону борцов Сопротивления, - одним словом, раздела себя перед ним донага. Судья так и не понял, что рассказываю-то я о самой себе. Ну, а потом спросила его: что может ожидать героиню моей истории, если она явится в полицию и сама честно заявит о своем прошлом? Он долго думал, а потом сказал: вероятнее всего, ее простят. Конечно, я своими доносами гестапо ускорила гибель Марианны, но позднее, работая уже на движение Сопротивления, я ведь спасла жизнь многим людям, и это можно подтвердить фактами. Это так. Но, поверь мне, причиной свершившейся трагедии была не я одна. Немножко и ты. - Что ты имеешь в виду? - Лгала не только я тебе, но и ты мне. Но это сейчас уже не важно. Шликкен прокрутил мне тогда одну запись, - пояснила Илона, - ту, где ты обязался служить им. Именно это и сбило меня в то время с толку. Ты понял? Кальман понял и пришел в еще большее замешательство. Приходилось согласиться с Илоной. Выходит, Шликкен обвел вокруг пальца не только его, но к Илону. Теперь ему еще яснее стало, что в то время они все были обречены на провал и каким злым гением на их пути был Шликкен. - Значит, ты поверила в то, что я - агент гестапо? - Да, я же слышала твой голос, Кальман, читала твою подписку о сотрудничестве. И когда Шликкен велел мне сообщить тебе об аресте Домбаи, я подумала, что это он меня проверяет, что ты, вероятно, потом доложишь все ему о нашем с тобой разговоре. Между прочим, когда ты в последний раз был у меня в моей комнате, я знала, что весь наш разговор с тобою подслушивается. - Где сейчас Шликкен? - неожиданно спросил Кальман. - Не знаю. С тех пор я больше его не видела. - И не слышала о нем? - Нет. - Илонка, - задумчиво проговорил Кальман, - а какое задание дал тебе Шликкен, поместив тебя в одну камеру с Марианной? Илона, по-видимому, действительно часто думала о своем прошлом и потому хорошо помнила все подробности. Она ответила на вопрос Кальмана сразу, без раздумья, словно в течение многих лет ожидала его. - Мне было поручено узнать, кто те коммунисты, с которыми она поддерживала связь. - И ты узнала это? - Нет. - Илона потупила голову, по-видимому, придавленная воспоминаниями. Слова тяжело падали с ее губ. - Марианна не назвала мне их, вероятно заподозрив неладное. Кальман по-своему истолковал задумчивость Илоны и строго сказал: - Ты говоришь неправду! - Нет, Кальман, я говорю правду. Да и какой мне смысл сейчас врать? - Тогда, может быть, ты забыла? Вспомни! - Лучше бы мне не помнить! - с болью в голосе воскликнула Илона. - Но, увы, я помню каждое ее слово, каждое движение. Помню так, как будто сейчас вижу ее перед собой. У нее еще хватило сил утешать меня. Илона не удержалась и тихо заплакала. - Илона, - заговорил Кальман тихо, - если для твоего спокойствия нужно, чтобы я не таил зла на тебя, считай, что я забыл обо всем и все простил. Ты же знаешь, как много значила для меня Марианна, но я прощаю тебя и от ее имени тоже. Взамен я прошу тебя только вспомнить имя одного человека. Мне нужно найти его, потому что, пока я не найду его, я не смогу смыть с себя обвинение в предательстве. - Кальман, я готова всем, что в моих силах, помочь тебе. Кальман посмотрел на Илону. - Скажи, ты никогда не встречала в гестапо человека по фамилии Фекете? Рыжего грузного мужчину. В то время ему было лет тридцать пять. У него еще был шрам на верхней губе, а во рту своего рода ювелирный магазин - пять или шесть золотых зубов. Илона, силясь вспомнить, устремила взгляд прямо перед собой. - Может быть, ты его в "Астории" видела или у Шликкена? Илона глубоко вздохнула. - Что-то припоминаю, - сдавленным голосом проговорила она. - В "Астории" была буфетчица Шари Чома. К ней ходил человек с такой внешностью. Фамилии его я уже не помню, но только точно знаю, что не Фекете. Кальман протянул дрожащую от волнения ладонь и дотронулся до руки Илоны. - Где эта Шари Чома сейчас? Как мне ее найти? - Давай я ее сама разыщу! - вызвалась Илона. - Доверь это мне, Кальман. Слышала я, что она заведует каким-то кафе. Разыщу и узнаю от нее фамилию того человека. - Сделаешь? - Завтра же вечером позвоню тебе. Кальман с новой надеждой в сердце и даже с какой-то уверенностью поспешил к профессору Калди. - Послушай, Кальман, - начал старый профессор и взмахнул своей обезьяньей рукой, словно дирижер оркестра. - Мы вот здесь с господином Шаломоном заспорили, в какой степени наука укрепляет дружбу между народами и вообще дело мира... Профессор рассказал, что, по мнению англичанина, приоритет естественных наук - и в особенности тех наук, которые обслуживают военную промышленность, - закономерен, потому что человечество, так же как и вся природа в целом, развивается от кризиса к кризису, от катастрофы к катастрофе, то есть от войны к войне. И он со своей стороны не верит в возможность жизни без войн! - Простите, профессор, - с улыбкой перебил его Шаломон, протестующе подняв правую руку. В этот момент Кальман заметил у него на мизинце перстень с печаткой из оникса. Рассмотреть перстень получше Кальман не успел, потому что англичанин почти тут же вновь опустил руку. - Тогда упомяните, пожалуйста, и о том, что я вам сказал перед этим! - Да, да, конечно. Господин Шаломон - непоколебимый сторонник мира, и тем не менее он не верит, что огонь можно примирить с водой. Кальману было уже ясно, что вся их дискуссия - абсолютная чушь, поэтому вместо того, чтобы вслушиваться в смысл страстной речи старика Калди, он принялся разглядывать перстень на мизинце англичанина. Ему показалось, что однажды он где-то уже видел его. И вдруг ему вспомнились Хельмеци и Шликкен. Не может быть! Он тут же отверг страшную мысль. Шликкен был худощавый, с мертвенно-бледным лицом и светлыми волосами, а этот англичанин тучен и лыс. - Ну, так каково же твое мнение, физик-атомщик? - спросил Калди. Кальман растерянно потер лоб. Он все еще не мог оторвать взгляда от перстня. - Я знал одного немецкого майора. Он носил точно такой же перстень. Можно взглянуть? - сказал он, обратившись к Шаломону. - Пожалуйста! - с готовностью выставив вперед руку, ответил англичанин. - К сожалению, я не смогу снять его с пальца. - На черном камне перстня сверкнула золотая фигурка сирены, держащей в одной руке щит, в другой - меч. - Моника! - проговорил Кальман. Лицо Шаломона осталось спокойным и веселым. - Как ты сказал? - переспросил Калди. Кальман повернулся к профессору. - Шликкен именовал сирену на перстне Моникой, - пояснил он старику. - Прежде чем ударить, он всегда поворачивал перстень камнем внутрь. Позднее он мне объяснил, что у сирены крепче удар и что называет он ее Моникой. - Да-а, Шликкен! - задумчиво протянул старый профессор. Шаломон с интересом посмотрел на Калди. - Он что же, и вас истязал? - Нет, я не встречался с ним, - ответил старик, - я только слышал о нем. - Простите, а кто был этот Шликкен? И где и когда он так издевался над вами? - спросил англичанин Кальмана. Кальман закурил. - Убийца он, - сказал Кальман. - Здесь... в Будапеште... в сорок четвертом... - Он говорил отрывисто, односложно. - Один из главарей гестапо, сухопарый тевтонец, с бледным, как у мертвеца, лицом. - Вижу, вы не очень-то жалуете немцев! - Нацистов, сэр! - Ах да, конечно, вы же сторонник двух Германий! - Нет, дорогой Шаломон, - перебил его Калди. - Мы - по крайней мере я - сторонники одной, единой Германии. Но Германии, свободной от фашистов. Англичанин как-то загадочно ухмыльнулся, неторопливо протянул руку за сигаретой. - Странно, - заметил он. - Живете вы в стране, где официальная идеология определяется марксистской, материалистической философией, и, несмотря на это, вы - идеалисты. Вероятно, потому, что вы в известном смысле живете в изоляции от остального мира и многое для вас поэтому просто непонятно... Кальман стряхнул пепел с сигареты. - А именно? - спросил он. - Видите ли, дела в Европе ныне складываются так, что очень многие из тех, кто не желает, чтобы на Западе был коммунизм, нуждаются в так называемой милитаристской Германии. Для меня было попросту непостижимо, как, например, французы могли терпеть Шпейделя во главе НАТО, поскольку общеизвестно, какую роль Шпейдель играл в "третьем рейхе". Я вам не надоел, господа? - Нет, конечно, продолжайте, - запротестовал Калди. - Потом уже мне эту странную ситуацию объяснил один парижский торговец картинами. Его близкие погибли во время войны, не исключено, что в каком-нибудь из концентрационных лагерей... Так вот этот торговец из Парижа, если можно верить его словам, - член организации ОАС и сотрудничает с определенными реваншистскими западногерманскими кругами, хотя сам он был активным участником Сопротивления. На мой вопрос, почему же он с ними сотрудничает, торговец ответил так: "Близких своих я оплакиваю каждый год, в день поминовения усопших возлагаю на их могилы цветы, но вернуть им жизнь я не в силах. Но зато я могу защитить свое, пусть небольшое, состояние от коммунизма". И так думает и бельгийский король, и голландская королева, и многие сотни тысяч людей. И тогда я понял, почему в Англии, в Бельгии, в Голландии и в других местах размещены подразделения бундесвера. Томас Шаломон закончил. После его слов воцарилось глубокое молчание. Кальман поднялся. - Извините, мне надо идти. - Если позволите, я пойду с вами, - заметил Шаломон. Кальман повернулся к англичанину: - Сэр, откуда у вас этот перстень? Томас Шаломон взглянул на перстень. - От бургомистра Варшавы, - пояснил он. - Это символ их города. Такими перстнями варшавяне награждают людей, сделавших что-нибудь выдающееся для их города. - А что сделали для их города вы? - Я сражался в Варшаве против нацистов в качестве офицера английской армии. 10 Игнац Шавош сидел взволнованный подле аппарата подслушивания, а Бостон, напряженно вглядываясь в лицо шефа, ждал похвалы. То, что он тоже волновался, можно было заметить по его беспрерывным попыткам поправить очки. В комнате, где была установлена аппаратура подслушивания, были только они двое. - Вы уверены, что Рельнат у него? - шепотом спросил Шавош, повернувшись к майору. - Совершенно, сэр. Пока слышалось только насвистывание. Шавош сразу же узнал мелодию. Ага, закукарекал петушок! Это уже появился Шалго, подумал он. Затем хлопнула дверь, раздались шаги. - Доброе утро, майор, - донесся веселый голос Шалго. - Как почивали? - Отошлите ваших людей, Дюрфильгер, - распорядился Рельнат. - Всех? - Да, всех до единого! В аппарате раздалось слабое гудение. - Анна, вы все втроем отправляйтесь в "Феникс" и ждите меня там. - Снова гудение. - Почему же вы не садитесь, дорогой майор? Несколько минут не было слышно ничего, кроме глухих шагов, затем резкий голос: - Майор Дюрфильгер! Пока вы находились в Лондоне, к вам приезжал курьер из Венгрии. Я принял от него донесение. - Оно было адресовано вам, мосье? - Нет, вам. Но, к счастью, курьер оказался глуп и решил, что я и есть Отто Дюрфильгер. Тем более что я сидел за вашим столом. - Простите, мосье, но если курьер решил, что вы - это я, то он не просто глуп, а совершенный осел. И все же почему вы приняли от него донесение? - Майор Дюрфильгер, бросьте ваши шуточки. Дело серьезное... - Не спорю, но скажите же наконец, чего вы хотите от меня? Насколько я понимаю, один из моих венгерских друзей прислал мне письмо, и оно попало в руки к вам. Так откройте же, пожалуйста, секрет, от кого это письмо?! - От полковника Кары. - О! И где оно? - Я переслал его в Центр. - Такое обращение с адресованной мне корреспонденцией, мягко выражаясь, удивляет меня. Что бы сказали вы, если бы я начал пересылать в Центр ваши личные письма? Не нашли бы вы это странным? Ну и как? В Центре расшифровали текст? - В каких отношениях вы с полковником Карой? - В дружеских. Кара мне многим обязан. Он это не забывает и время от времени информирует меня о событиях в стране. - Будьте добры, расшифруйте донесение. - Вы же сказали, что переслали его в Центр. - Я имел в виду фотокопию. Негромкий смех и вновь голос Шалго: - Прошу несколько минут терпения. Вновь насвистывание знакомой мелодии. Полковнику весь этот разговор показался необыкновенно интересным, и он с большим трудом сдержал себя, чтобы немедленно не доложить в Лондон обо всем услышанном. Он с признательностью посмотрел на Бостона и одобрительно кивнул ему, что могло означать только: "Отлично сработано, майор". Теперь для него было ясно, что Шалго считает дураком майора Рельната, презирает его и, разумеется, не доверяет ему. - Ну что ж, майор, мой венгерский друг сообщает вести не очень-то приятные, - вновь послышался спокойный голос Шалго. - Выследили некоего инженера Даницкого, поддерживавшего радиосвязь с Западом. В течение нескольких дней у него на квартире скрывался молодой человек по имени Балаж Пете, нелегально прибывший с Запада. Мой приятель спрашивает, имею ли я какое-нибудь отношение к этим людям или "сусликов" можно арестовать. Именно так и написано: "сусликов". Послышалось нецензурное ругательство. - Когда вы завербовали Кару? Вы должны... - Оставим это, майор. Что я должен - я сам знаю... Чего вы от меня хотите? И попрошу в мои личные дела впредь не вмешиваться. А здесь, по всей видимости, произошла какая-то ошибка. Никакого инженера я не знаю, и, по мне, пусть они делают с ним что хотят! - Нет, дружочек! Вы немедленно напишете своему приятелю, чтобы он обеспечил этим двоим свободное передвижение. - Боюсь, вы будете разочарованы, майор. Не станете же вы мне предписывать, что я должен отвечать на письма своих личных друзей. Это мое частное дело! - Голос Шалго дрожал от негодования. - Хорошо. Наступило молчание. Затем послышалось хлопанье двери и бормотание Шалго, из которого Шавош разобрал только: "Черт бы побрал всех дилетантов, сколько их ни есть на свете!.." Позднее, уже в кафе, Рельнат сказал Шалго: - Знаете, вы привели меня в замешательство! - Чем же, дорогой майор? - Откуда вам известно имя Даницкого и... - Балажа Пете? - Да. Шалго, наложив целую пенную гору взбитых сливок в свой кофе, заглянул в сухощавое лицо майора. - В Лондоне полковник Олдиес назвал мне имя Даницкого. Разумеется, в форме вопроса: знаю ли я агента французов инженера Даницкого? Я тут же смекнул, что он либо провоцирует меня, либо хочет похвастаться своей хорошей осведомленностью. Между прочим, фамилию Пете он тоже упомянул. - Не шутите! - побледнев, воскликнул майор. Шалго изобразил на лице изумление и озабоченность и отодвинул в сторону тарелочку с куском торта. - А что случилось? Неужели я допустил какую-то ошибку? Рельнат закусил губу. - К сожалению, все это соответствует действительности. Есть и Даницкий и Пете. Шалго присвистнул. - Черт побери, майор! Я предупреждал вас, что англичане имеют свою агентуру в Париже, а также среди вашего личного окружения. Между тем майор совсем загрустил. Он пил коньяк, одну рюмку за другой, но никак не мог согреться. - Скажите, что это за история с Карой? Или я ничего не понимаю, или вы действительно находитесь с ним в дружеских отношениях. Шалго откусил большой кусок торта, запил его кофе и тогда только сказал: - Видите ли, майор, я не только жалею вас, но и люблю. Больше того, я верю вам. Ведь нас с вами связывают некоторые тайны. Вы понимаете, что я имею в виду. - Да, - кивнул майор. - И я искренне, от всей души признателен вам за ваше тактичное поведение. Шалго отер губы и закурил сигару. - Под большим секретом я открою вам кое-что, дорогой друг. - Он выждал немного и продолжал: - Я создал отличнейшую агентурную сеть, но она принадлежала лично мне и только мне. Я не докладывал шефам о своих людях, потому что знал, что они погубят их - выращенных мною, воспитанных мною агентов. Одним из таких людей был Эрне Кара, которому я спас жизнь. - Он помахал рукой, отгоняя от лица дым, и продолжал с грустью в голосе; майор не без сочувствия слушал его. - Когда я с совершенно честными намерениями перешел на вашу сторону, то просил вас только об одном: доверьте мне венгерское направление. Но мною пренебрегли. Когда венгерский отдел возглавили вы, майор, если помните, я попытался сблизиться с вами, но вы очень вежливо отклонили мою попытку. И даже теперь, когда вы в беде, я предлагаю вам свою помощь не ради наград или денег, а просто потому, что я полюбил вас и боюсь за вас. Так что давайте объединим наши усилия. Рельнат все больше подпадал под влияние слов Шалго. Он схватил его за руку и крепко пожал. - Вы правы, господин Дюрфильгер... Простите мое мерзкое поведение. Я с радостью принимаю вашу помощь! - По лицу Шалго промелькнула улыбка. - Давайте работать вместе! Немного позже Рельнат спросил: - А что с вашей сетью? Она по-прежнему существует? - Надо съездить в Венгрию, - сказал Шалго, - и активизировать агентуру. Но, дорогой майор, я думаю, сейчас это не самое главное. Есть у нас с вами дела и поважнее. Сейчас прежде всего нужно предотвратить провал вашей собственной агентурной сети. - Я немедленно подам сигнал тревоги! - Ни в коем случае! - вскричал Шалго. - Это будет самое глупое, что только можно придумать. Начнется паника. - Но что же делать? - Поручите руководство вашей сетью в Венгрии Эрне Каре. Только нужно гарантировать ему полковничий чин в вашей службе и пенсию. Полковник Кара с неудовольствием выслушал сообщение капитана Чете: Кальман Борши заметил за собой слежку и ушел. Пока разведчики наблюдения искали такси, его уже и след простыл. Домбаи вопросительно посмотрел на полковника, потом перевел взгляд на капитана, который в ожидании распоряжений неподвижно стоял рядом. Поскольку оба начальника молчали, Чете счел нужным добавить: - Такие ловкие, как этот Борши, мне еще не попадались. - А может, это твои ребята были не очень расторопны? - Может быть, - согласился капитан. Кара подошел к капитану. - Теперь уже все равно. Смени бригаду и продолжай наблюдение. После ухода Чете Кара сказал Домбаи: - К кому Борши собирался сегодня на проспект Пашарети? Домбаи пожал плечами: - Понятия не имею. Только мне не очень нравится все это. Ведь если Кальман заметил, что за ним ведется слежка, он мог испугаться. Как бы мы с тобой сами не заставили его наделать каких-нибудь непоправимых глупостей. Разреши мне поговорить с ним. Кара кисло улыбнулся: - Думаешь, тебе он больше доверяет? - Не знаю. Но одного я не понимаю: почему нам не поговорить с ним? Вошла секретарша Кары и доложила, что Кальман Борши находится в приемной управления и хочет поговорить с полковником. Кара взглянул на Домбаи. - Ну вот, он здесь. Что ж, пойди поговори с ним. Скажи ему, что меня нет. Домбаи сбежал вниз по лестнице. Он нашел Кальмана нервно расхаживающим по большой приемной в ожидании пропуска. Увидев Домбаи, он удивился. - Эрне вызвали к заместителю министра, - пояснил Домбаи. - Он попросил меня переговорить с тобой. Давай махнем куда-нибудь, а? - Он взял Кальмана под руку, и они направились к стоявшему возле здания автомобилю. Отослав шофера, Домбаи пригласил Кальмана в машину. - Поехали на гору Хармашхатар? - Не возражаю, - согласился Кальман. - Хотя, может быть, это и не имеет смысла, потому что я собирался сказать Эрне всего лишь несколько слов. - Но я и сам все равно хотел поговорить с тобой, - возразил Домбаи. - Мы так давно с тобой не болтали. - Собственно говоря, - сказал Кальман, когда машина тронулась, - я намеревался спросить Эрне: почему он установил за мной слежку? И если уж так надо, то почему они делают это настолько открыто? - Он внимательно посмотрел на Домбаи, ожидая ответа. Но майор молча крутил баранку. - Говори, говори дальше, - только и сказал он. - Тебе-то известно, что я нахожусь под наблюдением? Домбаи, миновав мост, резко свернул в сторону. Бросив короткий взгляд на Кальмана, он ответил: - Знаю, но не спрашивай меня, почему я не предупредил тебя об этом. - Я и не спрашиваю, - возразил Кальман. Закурив, он продолжал: - Хотя очень странно, что не доверяют мне как раз мои друзья. Домбаи долго молчал и только у площади Жигмонда отпарировал: - Вероятно, так же странно, как и то, что ты сам не доверяешь им! Кальман на это ничего не ответил. Говорить неправду, уверять Шандора, что он во всем верит своим друзьям, ему не хотелось, поэтому он предпочел отмолчаться. Так до самого ресторана они больше не сказали друг другу ни слова. Кальман озяб, поэтому, сев за столик, он заказал глинтвейн. Домбаи попросил кофе. - Так почему же вы все-таки следите за мной? - с легким упреком спросил опять Кальман. Домбаи поставил на стол чашку. - Ты ведешь себя очень странно, и люди, не знающие тебя, истолковали это по-своему. - В том числе и ты? - В том числе и мне некоторые вещи показались весьма странными. Но я хотя бы пытаюсь понять их! - Что же ты нашел странного в моем поведении? - спросил Кальман. Домбаи пересел на другой стул, потому что солнце светило ему прямо в глаза. - Во-первых, то, что ты стал болезненно настороженным и недоверчивым; во-вторых, ты отложил поездку в Дубну и взял отпуск. Ехать никуда не едешь, так, болтаешься без дела; в-третьих, ты принялся вести частное расследование, на свой страх и риск. - Откуда вам это известно? - Правда или нет? - Правда. Кальман отпил из бокала несколько глотков вина и, поглядев Домбаи прямо в глаза, спросил: - А ты как думаешь, что со мной? - Думаю, что ты рехнулся, - так же откровенно признался Домбаи. - Ты считаешь меня и Кару своими врагами. Помимо этого, я лично думаю еще следующее: когда ты был в Вене, Шалго чем-то сумел запугать тебя. Вероятно, пытался заставить тебя что-нибудь сделать для него. Он, видимо, что-то такое знает о тебе, о твоем прошлом, о чем ты в свое время умолчал, и теперь шантажирует тебя. - Что же такое он мог знать обо мне? - Это мне неизвестно. Могу только предполагать. Например: Шалго прочел появившийся в газете "Непсабадшаг" очерк... - Какой очерк ты имеешь в виду? - Тот, в котором Мария Агаи требует нового расследования по делу группы Татара. Тебя ведь каким-то образом тоже связывали с провалом группы Татара? - Я даже не знал никого из них. - Не перебивай! Сейчас это не важно. Ты мог узнать что-то от Марианны и, возможно, рассказал об этом Шалго. А по-моему, Шалго был агентом Шликкена, и тот арестовал его тогда только так, для маскировки. Кальман взорвался: - Не городи чепухи! Шалго никогда не был агентом нацистов! Если бы он им был, провалилась бы и вся группа Кары. Но Домбаи только пренебрежительно махнул рукой. - Это, братец, не меньшая чепуха, чем моя версия! Шликкен сам к этому времени уже давно был английским агентом. Он, подлец, понимал, что война для Гитлера уже проиграна, и ему важно было, чтобы его люди внедрялись в ряды коммунистов. Шалго это, в частности, удалось, и с большим успехом. Поэтому, когда он отыскал тебя в Вене, он мог припереть тебя к стенке парочкой хороших фактов и сказать: либо ты будешь работать на меня, либо я выдам тебя с головой за твои старые грешки. После этого ты возвращаешься из Вены и начинаешь частный сыск. Тебе, видишь ли, что-то нужно доказать! - Не отказываюсь, мне действительно нужно кое-что выяснить, но об этом я, между прочим, поставил в известность Эрне. Не прямо, правда, но при желании он мог бы понять. Я просил его верить мне. А веду я частное расследование потому, что по делу Татара в предательстве подозревают меня. И вы все равно не сможете защитить меня. Что же касается Шалго, клянусь, он ничего не хотел от меня и тем более не шантажировал. - Не верю! - возразил Домбаи. - Вот видишь, я говорю тебе правду, а ты не веришь мне! Зачем же ты тогда требуешь, чтобы я был откровенен с тобой? - Ты неискренен, Кальман, - сказал Домбаи. - Кто-кто, а я-то уж тебя знаю! Меня ты не проведешь! Кальман ничего не ответил. "Шани прав", - подумал он. - Если бы ты не служил в органах, Шандор, клянусь, я рассказал бы тебе все, все! И не только рассказал, но и попросил бы тебя о помощи. - Кальман подозвал официанта и заказал коньяку. Когда официант принес коньяк, он его тут же выпил. - Попытайся понять меня, - продолжал он. - Забудь на минутку, что ты контрразведчик. Кое-что в твоих предположениях правильно. Действительно, в моем прошлом есть и такое, чего ты еще не знаешь. Но если бы я рассказал тебе или Эрне о своих заботах, которые так сложны, что могут стоить мне жизни, вам так или иначе пришлось бы доложить об этом начальству, после чего дело мое у вас забрали бы и поручили другим людям, которые меня совершенно не знают; они не поверили бы мне, и тогда было бы уже поздно доказывать мою невиновность. - Кальман, - сказал Домбаи, схватив друга за руку. - Очень тяжело преступление, которое могут приписать тебе? - Очень. - Ну ладно. Давай платить и поехали. - Куда? - К Эрне. Я попрошу его дать мне отпуск. Полчаса спустя Домбаи был уже у полковника Кары. - Я не совсем отчетливо понимаю, о чем ты меня просишь, - сказал полковник. - Чтобы ты разрешил мне временно не докладывать тебе о том, что я узнаю от Кальмана. И дай мне полномочия до конца самому разобраться в деле Борши, одновременно позволив в случае необходимости использовать для этого сотрудников моего отдела, - пояснил Домбаи. - Не сердись, Шандор, но ты говоришь чепуху! - Тогда разреши мне взять очередной отпуск. - Да что с вами происходит? Теперь уже и ты не веришь ни мне, ни самому себе! - Ничего подобного, - возразил Домбаи, - просто-напросто я вижу, что это ты не доверяешь мне, и я начинаю понимать Кальмана, почему он не решается открыться нам. Между тем в конечном счете важен ведь результат! Не так ли? - Никакого приватного расследования я не разрешаю! Вскоре после того, как Кальман возвратился домой, к нему заявилась Илона Хорват. Лицо ее буквально сияло. Она тут же сообщила Кальману, что разыскала Шари Чому. Кальман оживился. - И ты узнала, как зовут того рыжего? - Узнала, - улыбаясь во весь рот, подтвердила Илона. - Все есть: и фамилия, и адрес, и даже место, где он сейчас работает. - Как его зовут? - нетерпеливо спросил Кальман. - Рихард Даницкий! Инженер-механик... Кальману показалось, что он однажды уже слышал где-то эту фамилию. - Что ты знаешь о нем? Илона села, закурила и тогда только ответила: - Немного. Только то, что он был агентом Шликкена. А после освобождения Венгрии пролез в коммунистическую партию. В пятьдесят шестом году на чем-то попался и угодил в тюрьму, а в пятьдесят восьмом уже вышел на свободу. Живет хорошо, занимается изобретательством, многие западные страны купили какой-то его патент... Кальман едва сдержал себя, чтобы тотчас не помчаться к Даницкому и любой ценой вырвать у него правду. Ему теперь было совершенно ясно, что ключ к разгадке тайны предательства находится в руках инженера. Илона встала, одернула пальто. - Позвони, если еще что-нибудь будет нужно. А сейчас мне пора: спешу на репетицию! - сказала она и умчалась. Кальман подошел к окну и посмотрел вниз, на улицу: ему хотелось знать, есть ли за Илоной слежка. Но ничего подозрительного он не заметил, отошел от окна и стал обдумывать интересную новость. "Спокойствие! - повторял он про себя. - Только спокойствие! Силой здесь ничего не добьешься. Нужны доказательства, а не признание, вырванное силой. Надо найти умное решение". Его размышления прервал звонок. Приехала Юдит. Они молча обнялись. Кальман рассказал Юдит о разговоре с Домбаи и о решении открыть другу все о своем прошлом. Лицо у Юдит просветлело: перелом в настроении Кальмана ее несказанно обрадовал. - Вот увидишь, - убежденно проговорила она, - Шани поймет тебя! - И все же кое-что мне самому не ясно, - задумчиво проговорил Кальман. - Почему до сих пор ко мне не явился курьер моего дражайшего дядюшки? - Может быть, доктор Шавош махнул на тебя рукой? - предположила Юдит. - Как-никак вы родственники! Кальман горько рассмеялся. - Плохо ты его знаешь! Он никогда не откажется от меня. Дядя - фанатик, прямо-таки больной человек. - Вдруг Кальман замолчал и хлопнул себя по лбу. - Даницкий! Так вот в чем дело! - В чем? - с любопытством спросила Юдит. - Помнишь "Историю народа майя"? - Уж не его ли фамилию ты вычитал в этом альбоме? - Именно! - Не может быть! - сказала Юдит. - Ты наверняка ошибаешься, Кальман. - Нет, я не ошибаюсь. - Кальман забарабанил пальцами по столу, что-то обдумывая, затем сел к столу, достал чистый лист бумаги и принялся лихорадочно писать; Юдит с любопытством поглядывала на него и никак не могла взять в толк, что вдруг привело его в такое волнение. - Пошли! - сказал он решительно немного погодя и снял с вешалки пальто. - Куда? - спросила Юдит. - По дороге расскажу... В парадном он остановился и посмотрел через плечо Юдит. На противоположной стороне улицы топтались два человека. - Знаешь, - сказал он Юдит, - я передумал. Пожалуй, тебе не стоит ходить со мной. Я совсем забыл, что ко мне сегодня должен заехать Шани. - Он приподнял за подбородок лицо Юдит. - Ступай, родная, домой и дождись, пожалуйста, его. - Кальман на мгновение умолк, а затем, словно решившись, добавил: - И все, все ему расскажи! Не утаивай ничего! Он простился с Юдит, чуточку дольше обычного задержав ее руку в своей. Юдит с любовью и тревогой глядела ему вслед и чувствовала себя бесконечно одинокой. Солнце ослепило ее, она зажмурилась и, повернувшись, быстрым шагом направилась к дому. Между тем Кара приказал привести наружное наблюдение в боевую готовность. Затем он распечатал привезенное ему письмо. Оно было зашифровано, но элементарным и к тому же хорошо знакомым Каре ключом, и он довольно быстро его расшифровал. Но по мере того как полковник вчитывался в текст, его все больше охватывало волнение. И когда Домбаи как вихрь ворвался к нему в кабинет, Кара, сам того не желая, не смог сразу подавить волнение: испуганным движением он сунул письмо в ящик письменного стола и, чтобы хоть как-то замаскировать свое замешательство, поднялся. - Ну, что там у вас стряслось? - спросил он. Домбаи, растерянный и подавленный одновременно, едва смог выдавить из себя: - Калди покончил с собой! Кара опустился на стул и, ничего не понимая, уставился на майора. - Что за чепуху ты мелешь? - побледнев, выкрикнул он. - Только сейчас сообщили. - Кто? - Юдит. Секретарша сказала, что меня спрашивала по телефону Юдит... Я тут же позвонил ей... - А где сейчас Юдит? - У Кальмана на квартире, - ответил Домбаи. - Ей самой только десять минут назад позвонили с виллы. Кара взглянул на часы. Было двадцать минут восьмого. Он попробовал вновь обрести равновесие. Вынув из ящика стола письмо, Кара еще раз стал перечитывать его, словно содержание письма находилось в какой-то связи со смертью Калди. Молчание нарушила секретарша Кары; войдя в кабинет, она сказала, что лейтенант Пинтер из оперативно-технической службы просит срочно принять его. - Пусть войдет, - распорядился Кара и, повернувшись к Домбаи, спросил: - Криминалисты уже выехали на место происшествия? - Не знаю, но думаю, что их там еще нет. В кабинет вошел лейтенант Пинтер. Кара жестом попросил его подождать и продолжал: - Поезжай, Шандор, немедленно на виллу и скажи: пусть до моего приезда ничего не трогают. Я скоро буду, а ты пока допроси Форбатов. Домбаи поспешил к выходу; уже в дверях он задержался и сказал: - Между прочим, Юдит хотела о чем-то срочно поговорить со мной. По поручению Кальмана! Ты не знаешь, о чем может идти речь? - Знаю, но это не срочно. Наконец, ты можешь заехать за ней и переговорить по дороге на виллу. - Хорошо, так и сделаю. - Ну, какие новости? - спросил Кара, поворачиваясь к Пинтеру, когда дверь за Домбаи закрылась. Пинтер протянул полковнику конверт. Присев на край стола, Кара вскрыл конверт и, едва начав читать, даже присвистнул от удивления. - Спасибо! - сказал он Пинтеру. - Можете идти. Пройдясь взад-вперед по кабинету, он подошел к телефону и, все еще погруженный в свои мысли, набрал номер. - Алло, говорит Кара. Бан, это ты? Что-то я не узнал тебя! Слушай, старина. Немедленно оповести группу "Сирень-4". Ты слушаешь? Инженер Даницкий, - сказал он, взглянув на донесение, - в двадцать пятнадцать опять встретится с незнакомым человеком возле дома семнадцать по проспекту Аллея. Дождитесь, пока неизвестный сядет к инженеру в машину, и сразу же задержите их обоих. Доставьте в следственный отдел. Я извещу ребят Тимара. - А что делать, если неизвестный не появится? - спросил Бан. - Продолжайте наблюдать за Даницким. Выйдя из телефонной будки, Кальман понял, что совершил глупость. Самому себе свой просчет он объяснил тем, что не продумал как следует свои действия. Раздосадованный, он шел по пустынной набережной Дуная, затем спустился к воде. Он был зол на себя еще и за то, что не удосужился переговорить с Домбаи, хотя прекрасно знал, что с помощью Шани ему было бы куда проще осуществить свою идею. И вот теперь он сам же все испортил. Кальман взглянул на часы. Было около шести. Значит, в его распоряжении еще более двух часов. За это время он должен что-нибудь обязательно придумать. Кальман со всех сторон взвешивал свой замысел. Он понимал, что в общем-то его затея чистейшее безумие, но ясно было и то, что у него не было выбора. Пройдя до проспекта Павших за революцию, он позвонил из телефона-автомата Илоне Хорват. - Ты вечером играешь в театре? - Нет, сегодня я не занята. - Могу я тебя навестить? - Приходи. Что-нибудь случилось? - Ничего. Просто хочу тебя видеть... Четверть часа спустя он был уже у Илоны. - Почему ты сказал, что ничего не случилось, - спросила его Илона, - когда на лице у тебя само отчаяние? - Я просчитался, - с горечью сказал Кальман. - Договорился о встрече с инженером, а сам совершенно забыл, что за этим типом ведется слежка. - Откуда ты это знаешь? - Знаю. И в то же время мне нужно обязательно его увидеть. - Сегодня? - Да, но так, чтобы о нашей встрече никто не узнал. Дай мне чего-нибудь выпить. Илона достала бутылку с коньяком, налила рюмку. Ах как бы ей хотелось узнать мысли Кальмана! - А где живет эта твоя Шари Чома? - спросил Кальман, разглядывая на свет коньяк. - Где-то в Буде. Давай посмотрим в телефонном справочнике! - Ты знаешь ее номер? - Знаю, конечно. - Тогда позвони ей и спроси, можно ли к ней сейчас зайти. - Позвонить-то я ей могу, но чего ты, собственно, от нее хочешь? - нерешительно спросила Илона. - Ведь она до сих пор встречается с инженером? - спросил Кальман, уклоняясь от ответа. - Да, насколько мне известно, Даницкий заходит иногда к ней в кафе. - Одевайся, - сказал Кальман чуть ли не тоном приказа. Дождавшись, пока Илона оделась, он попросил: - Позвони все же Чоме и узнай, можешь ли ты к ней сейчас приехать. - Конечно, дорогая, приезжай, - ответила Шари Чома. - Я сегодня дома, - и она назвала свой адрес. Каково было ее удивление, когда Илона вошла не одна, а с неизвестным мужчиной. Илона представила Кальмана как своего старого друга Белу Цибора. Шари была несколько смущена. В ее черных глазах промелькнула тень беспокойства. Кальман заметил это и поспешил ее успокоить. - Не волнуйтесь, сударыня, я пришел к вам как ваш доброжелатель. К сожалению, я вынужден вас побеспокоить, потому что дело у меня неотложное. - Какое еще дело? - удивленно протянула Шари и перевела вопросительный взгляд с Кальмана на Илону. Илона тотчас же нашлась: - О господи, я совсем забыла тебе сказать, что мой друг Бела работает в министерстве внутренних дел. Но ты не пугайся, дорогая, за тебя я перед ним поручилась. Несмотря на все заверения подруги, Шари побледнела и чуть не лишилась чувств. Илона налила стакан воды, протянула Шари и одновременно стала успокаивать ее, что, мол, Бела Цибор человек порядочный, добрый, его не нужно бояться, что ее, Шари, прошлое вовсе не интересует МВД. - Сударыня, - пояснил Кальман, - мы получили анонимное письмо. Должен вам сказать, что я ненавижу анонимки, но, к сожалению, и анонимное письмо есть документ, который получает свой номер, и им тоже приходится заниматься. - О господи! - В письме сказано, что вы, сударыня, в сорок четвертом году были виновницей провала подпольной группы коммунистов. Анонимщик утверждает, будто бы вы доверительно сообщили имя одного из руководителей этой группы вашему возлюбленному, инженеру Даницкому. - Неправда! Клянусь жизнью своей матери, что это неправда! Спросите хоть самого Рихарда! - Вот это-то как раз я и хочу сделать, - великодушно заметил Кальман. - Вы, сударыня, думаю, сами знаете, каковы люди! - Кальман заставил себя улыбнуться. - Но ваш ангел-хранитель Илона уговорила меня навестить вас на дому. Я последовал ее совету и приехал сюда, чтобы избавить вас от излишних волнений. Шари с благодарностью посмотрела на Илону. - Спасибо тебе, дорогая! Кальман же бросил взгляд на часы и сказал: - Сударыня, позвоните сейчас Даницкому и попросите его немедленно приехать сюда. За полчаса мы покончим с этим делом. Себя, по возможности, по телефону не называйте, о том, зачем он нужен, тоже ни слова. Полчаса спустя приехал инженер. Как и предполагал Кальман, слежка за Даницким велась не "по пятам", и потому наблюдатели не могли установить, в какую из квартир четырехэтажного дома он вошел. Улица была малолюдная, и разведчики Чете, боясь быть замеченными, вели наблюдение издали. Инженер не мог понять, зачем он понадобился Шари так срочно. Увидев Кальмана и Илону, он удивился, но гости не особенно заинтересовали его. Он не раз уже заставал у Шари какое-нибудь общество. А Кальман изучающе посмотрел на Даницкого. Но он так и не смог признать в нем своего бывшего "однокамерника" - возможно, потому, что характерный шрам на верхней губе инженера был теперь скрыт густыми усами. Кальману надо было торопиться, и он сразу же, как только их представили друг другу, перешел к делу. - Пойдите, поболтайте в другой комнате, - обратился он к женщинам. Шари, схватив инженера за руку, чуть ли не умоляюще воскликнула: - Рихард, дорогой, расскажи ему все откровенно! Даницкий удивленно посмотрел на нее, не понимая, о чем он должен говорить "откровенно". Удивил его и гость Шари. Странно, впервые видит его и уже хочет говорить с ним с глазу на глаз! Надо на всякий случай быть начеку, подумал он. После того как женщины удалились, Кальман властным жестом предложил гостю сесть, а сам закурил. - Это я вам звонил, Даницкий, - сразу же переходя к делу, сказал он. - К сожалению, кое-что помешало мне прибыть на условленное место. - Какое еще место? - подозрительно переспросил инженер. - Проспект Аллея, семнадцать, - уточнил Кальман. - Не буду повторять весь наш телефонный разговор, напомню только: 402-913... Но думаю, что и вам лучше не ходить туда. - А что случилось? - спросил испуганный инженер. Из того, что он услышал от Кальмана, ему стало ясно, что перед ним человек Рельната. - Напали на мой след. Хорошо еще, что мне удалось уйти. - Значит, я в опасности? - Даницкий вскочил со стула и уставился на незнакомца. - Не надо нервничать! Сядьте, - успокоил его Кальман. Инженер с опаской огляделся. - Сударь, - почти умоляюще начал он, - прошу вас, оставьте меня в покое. Я уже больше не могу - нервы... Это просто ужасно, я сойду с ума. Ну почему вы решили исковеркать мне жизнь? Ведь вы же обещали еще в прошлом году оставить меня в покое! Кальман безучастно посмотрел на инженера. Ему ни чуточку не было жаль его. - Мы знаем, Даницкий, что нервы у вас сдали, - сказал он. - Для того я и прибыл сюда. Забираю дела от вас в свои руки. - Не зная конкретного задания, полученного инженером, он умышленно подбирал расплывчатые выражения. - В том числе и радиоаппаратуру? - с надеждой подхватил Даницкий. - Нет, пока еще нет. Но можете упаковать ее и спрятать подальше. Как только представится возможность, я заберу у вас и радиопередатчик. А пока введите меня в курс связей. Даницкий облегченно вздохнул, словно сбросив с плеч непосильную ношу. - У меня их две, - сказал он. - Доктор и Балаж Пете. - Пете в безопасности? - Мне кажется - да. - А Доктора где я найду? Даницкий, словно школяр, хорошо вызубривший урок, отбарабанил: - Доктор Чаба Сендре, улица Аттилы, семьдесят четыре. Пароль: "Меня прислал профессор Добош га рентгеновскими снимками". Отзыв: "Я получу их только вечером в семь часов". - "Сколько на ваших часах, господин доктор?" На этот вопрос Доктор должен назвать точное время, а вы - сверить его со своими и сказать: "Не знаю, что произошло с моими часами: отстают за сутки на пять минут". Это все. Кальман записал сообщение Даницкого, затем сказал: - Все в порядке, Даницкий. И еще один вопрос. Скажите, вы не помните некоего Пала Шубу? Даницкий посмотрел в потолок и несколько раз повторил вслух: - Шуба... Шуба... Знакомое имя... - В сорок четвертом по заданию Шликкена вас подсаживали к нему в камеру, - сказал Кальман. - А-а, теперь припоминаю! - оживился Даницкий. - Точно. Шуба. Молодой человек. Тогда ему было лет двадцать пять. Я должен был разыграть перед ним арестованного коммуниста. У Кальмана от волнения даже в животе закололо. Он сел, закурил и сделал несколько частых затяжек. - Дело в том, Даницкий, - начал Кальман, - что Пал Шуба - ныне армейский офицер в высоком ранге, мне предстоит его вербовать. Для этого, разумеется, мне нужно знать о нем все! - Да, но ведь тот тип на самом деле был никакой не Шуба. У него были фальшивые документы. - Знаю, - сказал Кальман. - Но сейчас меня интересует другое: зачем Шликкену понадобилась тогда эта провокация? - Как мне объяснил Шликкен, он просто хотел убедиться в надежности этого самого Шубы. Майор подозревал, что Шуба - английский агент, внедренный в гестапо. - Понимаю, - кивнул Кальман. - Ну, а как же с тем сообщением, которое вы передали Шубе? Кто его придумал: Шликкен или вы? Даницкий закурил и с улыбкой начал свой рассказ. Кальману показалось, будто кто-то, подкравшись сзади, ударил его чем-то тяжелым по голове. Все перед ним закружилось, у него засосало под ложечкой, и он уже пожалел, что не послушался совета Шалго. И зачем ему нужно было затевать этот частный сыск? Вот теперь ему известна вся предыстория предательства, а что он может сделать? - Послушайте, Даницкий, будет лучше, если вы никогда даже не заикнетесь об этой провокации. Поняли меня? Никогда! Даже если случится так, что вы провалитесь. Потому что за одно это вас обязательно повесят. А будете молчать - никому не удастся доказать, что когда-то вы были еще и провокатором. - Кальман задумался, затем убежденно добавил: - Коммунисты, Даницкий, прощают многое. Но предательство - никогда! Кальман знал, что за ним слежки нет, потому что разведчиков наблюдения "увел" с собой Даницкий. Так что они с Илоной могли немного позже преспокойно выйти из квартиры Шари Чомы. Еще издали Кальман заметил, что возле виллы Калди стоит много легковых машин, но не придал этому значения и продолжал свой путь. Правда, на какое-то мгновение у него мелькнула в голове мысль: уж не случилось ли чего? Но он тут же нашел объяснение: наверно, Форбаты снова затеяли какую-нибудь встречу служителей искусства. Подойдя поближе, он заметил у ворот виллы двух незнакомых мужчин. Вероятно, прохожие, случайно встретившиеся и остановившиеся поболтать, отметил он про себя и уже хотел пройти мимо, когда один из них преградил ему путь и спросил: - Вы куда? Кальман остановился, удивленно посмотрел на незнакомца и, в свою очередь, спросил: - А вам что за дело? - Полиция, - пояснил незнакомец и показал удостоверение. - Иду к своей невесте. - Предъявите, пожалуйста, документы. Кальман протянул паспорт. Полицейский офицер взглянул на фотографию, просмотрел все записи и затем сказал: - Товарищ Борши, я должен доставить вас в отделение. Прошу следовать с нами. - Он сделал знак одному из водителей. В первое мгновение Кальман подумал о бегстве, но тут же отбросил эту мысль. Куда бежать, да и зачем? Теперь все это уже не имело никакого смысла. Он стоял молча, не испытывая никакого желания протестовать. Но тут в голове его мелькнула мысль о Юдит. - Вы разрешите мне хотя бы проститься с невестой? - Нет, - сказал коротко полицейский офицер. Он показал на машину. - Пройдемте. Уже на мосту Маргит Кальман неуверенно спросил: - По чьему приказу я арестован? - По приказу полковника Кары, - последовал ответ. 11 Домбаи остановился на пороге профессорского кабинета. Калди сидел в кресле и, казалось, дремал. Голова его была опущена на грудь, лицо исказила гримаса смерти, длинные руки свисали чуть не до самого ковра, а кисти были сжаты в кулаки. Явившийся вслед за Домбаи майор Явор со своей группой криминалистов и фотографом ожидал разрешения приступить к работе. Из соседней комнаты доносились рыдания госпожи Форбат и негромкий голос успокаивавшей ее Юдит. К Домбаи подошел капитан Хорват и тихо сказал, что полковник Кара велел начинать осмотр. Домбаи кивнул майору Явору: - Начинайте! Криминалисты приступили к работе, а Домбаи вышел в соседнюю комнату. Госпожа Форбат была неутешна. Она лишь без конца повторяла: "О боже, боже! Почему я оставила его одного?" Наконец Домбаи удалось немного успокоить ее. Госпожа Форбат рассказала, что профессор хорошо спал ночью, утром проснулся веселый, с аппетитом позавтракал, прочел газеты. Около девяти утра ему позвонил Томас Шаломон и сказал, что сегодня они работать не будут, так как ему нужно ехать в какое-то издательство. Домбаи спросил, кто такой Шаломон. Ему ответила Юдит. Она сообщила все, что ей было известно об англичанине. Домбаи слушал ее и делал заметки в блокноте. Разумеется, он не стал говорить Юдит, что кое-что ему уже было известно об этом Шаломоне. Когда Юдит замолчала, он спросил у госпожи Форбат: - Обедали вы вместе? - Да, вместе, - ответила госпожа Форбат. - Профессор был по-прежнему весел, хорошо, с аппетитом ел и все говорил, что после свадьбы повезет молодых в Италию. Сам, говорит, покажу им Италию. А после обеда сказал, что приляжет на часок отдохнуть. Я ушла из дому около трех; мы с мужем условились, что он заедет за мной в клуб художников "Гнездышко". - Когда вы говорили с вашим мужем? - спросил Домбаи. - Я звонил ей из Вены перед самым выездом, - пояснил Форбат. - Когда мы приехали в Будапешт, я отвез Юдит к ее жениху, товарища Нараи ссадил на улице Аттилы Иожефа, а сам поехал на станцию техобслуживания. Около пяти я встретился с женой, а в семь мы уже были дома. Домбаи поблагодарил Форбата за сообщение, и тот, взяв под руку жену, повел ее в спальню, а Домбаи остался наедине с Юдит. Домбаи не понимал, что с Карой: он уже раза три звонил ему, но секретарша всякий раз отвечала, что полковник уехал на виллу Калди. Между тем капитан Хорват только что сообщил Домбаи, что Кара не приедет. Домбаи взглянул на Юдит. Девушка не плакала и сидела, сжав губы. - Как ты думаешь, почему профессору понадобилось так вот кончать свою жизнь? - Понятия не имею, - тихо ответила девушка. - Все это просто невероятно. Ведь он так любил жизнь. Они долго говорили о профессоре, но объяснения случившемуся так и не нашли. - Странно еще и то, - заметила Юдит, - что он не оставил никакого письма. - Вероятно, он совершил это в состоянии аффекта. А где Кальман? - Не знаю. Он ушел из дому вскоре после моего приезда. А я все тебя ждала, ты же обещал заехать, да так и не появился. - Много других дел вклинилось. Кстати, о чем ты хотела поговорить со мной? - спросил Домбаи, хотя уже догадывался, что собирается сказать ему Юдит. И он не ошибся: неуверенно, запинаясь, Юдит рассказала Домбаи неизвестные ему подробности из жизни Кальмана. Они были настолько неожиданны, что, услышав их, Домбаи долго не мог прийти в себя. - Невероятно! - выдавил он наконец из себя. - Если бы это рассказала не ты, я бы не поверил. Фантастично! Юдит с надеждой схватила Домбаи за руку. - Скажи, ему ничего не будет за это? - спросила она. - Ведь хоть ты-то поймешь его и поможешь ему?! - Я-то пойму, - проговорил Домбаи, - но поймут ли другие - вот в чем вопрос. Не должен был он так долго молчать. А теперь все так осложнилось. Видишь, к чему приводит недоверие! Юдит молчала, уставившись куда-то перед собой. - Не один Кальман виноват в том, что он не верил вам, - тихо обронила она. - Надо найти его. А пока ты садись и напиши все, как если бы Кальман поручил тебе сделать официальное заявление. Юдит заколебалась. - А ему не будет хуже, если я все это напишу? - Не глупи! Слушай, что я тебе говорю! В это время в комнату вошел Явор и попросил Домбаи выйти. - Успокойся, Юдит, и напиши все, о чем я просил тебя, - повторил Домбаи. - Ну, что нового? - спросил он Явора, когда они вышли в соседнюю комнату. - Это убийство! - коротко сказал тот. - Не может быть! - Домбаи был потрясен. - К сожалению, да, - подтвердил свое заключение Явор и прошел вперед. Он распахнул дверь кабинета. Трое криминалистов миллиметр за миллиметром обследовали паркет и ковер. Высокий худощавый полицейский врач, склонившись над трупом, тщательно в лупу осматривал шею старого профессора. - Убийство, - произнес и он, увидев входящего Домбаи, и выпрямился. - Полагаю, что убит старик каким-то быстродействующим ядом. Явор схватил Домбаи за руку. - Осторожно! Не наступи на ковер! Я представляю себе все это так: жертва и убийца стояли в момент убийства у стола. - Явор прошел немного вперед, к столу, там остановился. - Вот здесь Калди, - показал майор, - здесь убийца. Вероятнее всего, они разговаривали. Здесь же убийца насильно ввел профессору яд. - Как? - удивленно спросил Домбаи. - Я не понимаю, как можно насильно ввести в кого-то яд? - Не знаю. Это, правда, только предположение, хотя и вполне реальное, - сказал майор. - Подойди сюда. Домбаи подошел, а Явор, словно режиссер в театре, стал отдавать распоряжения: - Встань сюда. Ты будешь в данный момент Калди, я - убийца. Конечно, не забывай, что профессор был более стар и менее расторопен. Мы оба стоим, опершись о стол, и разговариваем. В какой момент точно произошло убийство - я пока не могу сказать; возможно, когда они прощались... Домбаи внимательно следил за каждым движением майора. Явор закурил, спрятал в карман портсигар и подошел ближе к Домбаи. И вдруг он выдохнул табачный дым прямо ему в глаза. Домбаи инстинктивно зажмурился, а Явор в этот момент правой рукой схватил его за горло и, выставив вперед колено, попытался повалить хватающего ртом воздух Домбаи на спину, и тот едва успел уцепиться за стол, чтобы удержаться на ногах. - Вот видишь! - воскликнул Явор. - Ты совершенно беззащитен. Ты не можешь ни кричать, ни обороняться, и даже рот у тебя открыт. Так что я могу без труда влить в твой открытый рот моментально действующий яд. Домбаи ощупал шею и выругался. - Ну и дурацкие же у тебя шутки! - проворчал он. - Не сердись, - виновато сказал Явор, - мне не хотелось, чтобы ты испортил эксперимент, поэтому я умышленно не предупредил тебя, что собираюсь делать! По-моему, в сигаретном дыме содержался какой-то препарат, раздражающий слизистую оболочку глаз. А теперь взгляни на шею Калди. На ней же совершенно отчетливо видны следы удушения. Конечно, химический анализ и вскрытие могут как-то изменить некоторые детали моей версии, но в одном я твердо убежден: мы имеем дело с убийством. Между прочим, на ковре остался след от тела, которое убийца волочил к креслу, - ворс ковра примят. Все эти доказательства показались Домбаи вполне убедительными, и он сейчас думал лишь о том, кто же мог убить профессора. После короткого раздумья он подозвал к себе старшего лейтенанта Варгу. - Самым тщательным образом обследуйте архив профессора. Тело убитого отправьте на вскрытие. А завтра утром, Явор, зайди ко мне, обсудим, что делать дальше. Убийство это по своим мотивам, по-видимому, политическое. - И, попрощавшись с Явором и его коллегами, он прошел в комнату Юдит. Девушка сидела у стола и все еще писала. Услышав звук отворяемой двери, она положила авторучку на стол и повернула заплаканное лицо. - Я не могу понять, где Кальман, - сказала она Домбаи. - Не беспокойся, найдется. Тебе еще много писать? - Не знаю, - подавленно ответила Юдит. - Ты уже уходишь? - Мне нужно к себе в отдел. Как напишешь, передай бумагу старшему лейтенанту Варге. Но едва Домбаи ушел, Юдит снова ударилась в слезы. Домбаи же, не найдя нигде Кары, попросил заместителя министра срочно принять его. Сообщение Домбаи озадачило заместителя. - Кто, вы полагаете, мог убить Калди? - спросил он. - Понятия не имею. - Пока в интересах расследования свои предположения держите в секрете. И прошу вас, товарищ Домбаи, впредь до последующих указаний замените товарища Кару в управлении. - Где же товарищ Кара? - Выполняет другое задание. С агентурными делами вы знакомы? - Да. - Ну вот и отлично. Усильте наблюдение за разрабатываемыми объектами, но от арестов пока воздержитесь. - За англичанином тоже вести слежку? - Разумеется, но очень осторожно. Ну, а теперь отправляйтесь домой и поспите. Встретимся утром, и я познакомлю вас с кое-какими деталями, вам еще неизвестными. Шалго проснулся в хорошем настроении. Несколько минут он еще повалялся в постели, потом не спеша выбрался из-под одеяла, сунул ноги в шлепанцы, прошаркал к окну, отдернул в сторону плотную гардину и выглянул на улицу. По голым ветвям деревьев скользили солнечные лучи, безоблачное небо было необыкновенно синим. Расчувствовавшись, он залюбовался даже синим автобусом, который в этот момент сворачивал в переулок. Ну вот, он снова в Будапеште! На острове Маргит! Шалго глубоко вздохнул. Мелькнула было в голове мысль, что он затеял опасную игру, но он тут же пожал плечами: в конце концов, не все ли равно, где тебя похоронят? Приняв ванну и одевшись, он позвонил по телефону. - Как изволили почивать, доктор? - спросил он. Доктор Игнац Шавош ответил, что отлично себя чувствует, его приятно поразили комфорт и культурное обслуживание в отеле. Они говорили по-английски. Шавош приехал в Венгрию туристом под своим именем, как английский гражданин. Собственно, ему нечего было опасаться: едва ли в Венгрии было известно о его двойной жизни. Правда, во время войны он в качестве сотрудника "Интеллидженс сервис" принимал участие в движении Сопротивления, но в этом же не было ничего компрометирующего, и за это его никто не привлечет к ответу. - У вас нет желания прогуляться ко мне на остров? - спросил Шалго. - Позавтракаем вместе, обсудим дальнейшую программу. Жду вас в ресторане! Он положил трубку и спустился в холл. Купив в табачном киоске телефонный жетон, он вошел в будку автомата и долго затем с кем-то разговаривал. Когда приехал Шавош, они плотно позавтракали. Шалго сообщил, что успел связаться с Карой и полковник ждет их к одиннадцати часам. - Где? - спросил Шавош. - В квартире одного своего друга. Шавош поинтересовался подробностями разговора с Карой, но Шалго вместо ответа лишь ухмыльнулся. - Вы напрасно волнуетесь, дорогой. У Кары ведь нет выбора. Да этот вариант едва ли и возникнет. Проблема в большей мере состоит в том, какие вы можете дать ему гарантии и что мы передадим из добытых им материалов французам. - Ну, это вопрос второстепенный! - отмахнулся Шавош. - Что же касается гарантии, предоставьте это мне. Когда вы намереваетесь встретиться со Шликкеном? - Это не к спеху, - заметил Шалго. - Вы с ним уже говорили? - Нет еще. Но через два дня он уезжает. Шалго свернул салфетку и положил ее на стол. - И не говорите с ним, - посоветовал он. - Генриха поручите лучше мне. - Он подозвал официанта и расплатился. Шалго предложил не брать такси, а ехать в автобусе. Теперь они уже говорили по-венгерски, стараясь не привлекать к себе внимания. Шавош сказал, что до своего отъезда хотел бы осмотреть город. Хотя его впечатления пока еще самые поверхностные, но все же ему кажется, что там, на Западе, их суждение о положении в Венгрии в чем-то ошибочное. Шавош возлагал на свою поездку большие надежды. Перед отъездом из Англии он имел продолжительную беседу с профессором Томпсоном, специалистом в области ведения психологической войны. Они подробно обсудили его поездку в Будапешт; профессор нашел план Шавоша вполне реальным и момент выгодным с психологической точки зрения. Из этих размышлений Шавоша вывел голос Шалго: - Ну вот мы и пришли. Они не стали вызывать лифт, а не спеша поднялись по лестнице на третий этаж. Шалго позвонил. Встреча была удивительно сердечной. Несколько долгих минут Кара и Шалго тискали друг друга в объятиях. Шалго даже расчувствовался. Высвободившись наконец из объятий Кары, толстяк представил ему своего спутника, доктора Шавоша. Кара несколько сдержанно подал ему руку и, как видно, все еще был под впечатлением встречи с другом. Кара провел гостей в комнату, усадил их, предложил абрикосовой палинки, поставил на столик коробку с сигаретами. - Ты все еще сигары сосешь? - спросил он Шалго, увидев, что тот закуривает свою неизменную сигару. - К сожалению, хорошей сигарой не могу тебя угостить. - Ничего, по мне хороша и эта дрянная виллемская, - ответил Шалго. - Прошу, доктор! Шавош тоже закурил, а Кара наполнил рюмки. - За наше успешное сотрудничество! - провозгласил он тост. - Хотя ты, Оскар, - сказал с упреком Кара и поставил свою рюмку на столик, - устроил мне веселую жизнь! Почему ты не ответил на мое последнее сообщение? - А что случилось? - спросил Шалго и беспокойно взглянул на Шавоша. - Просто-напросто меня скоро начнут подозревать! Теперь я уж и не знаю, как мотивировать то, что я оставил на свободе группу Даницкого? Почему ты не известил меня, что Балаж Пете - твой курьер? Я бы попросту не разрешил устанавливать за ним наблюдение. - А что случилось с Пете? - с беспокойством спросил Шавош. Кара подозрительно взглянул на него, но Шалго, улыбнувшись, успокоил Кару: - Ничего, ничего, говори! Доктор тоже заинтересован в этом деле. - Мы арестовали Пете. Но когда во время допросов я понял, что это ваш человек, я выпустил его на свободу. - Он во всем признался? - не скрывая больше своего интереса, спросил Шавош. - Во всем. Даже микропленку передал. И дал подробнейшее описание вашей венской миссии. - И, повернувшись к Шалго, добавил: - И о твоем начальнике многое рассказал! Ты не сердись, Оскар, но, как видно, этот Рельнат круглый дурак. И как ты только можешь работать с таким дилетантом? Даницкий у нас целый год под наблюдением, мы уже давно могли бы его посадить. - Ты прав, - согласился Шалго. - Но мы сейчас приехали сюда не за тем, чтобы ты отчитывал меня. Это все пустяки. И ты небезгрешен! - С лица Шалго сошла улыбка, голос его сделался твердым, тон - повелительным. - Что делать дальше с Пете и Даницким - об этом тебе скажет позднее доктор. Налей! Кара с готовностью наполнил рюмки. Шалго посмаковал палинку и стал уговаривать Шавоша тоже выпить. Затем он опять обратился к Каре: - Ты лучше расскажи, каково твое положение, на каком ты счету в партии? Доверяют тебе? - Мне полностью доверяют, - не без хвастовства сообщил Кара. - По твоим указаниям я завалил нескольких американских агентов. Так что тыл у меня в порядке, и я на финишной прямой. Но по совести говоря, я давно уже хотел бы быть там. В прошлом году ты обещал мне, что этим летом я уже смогу наконец вырваться отсюда. Шалго благосклонно кивнул. - Точно. Обещал. Но сделать ты это сможешь не раньше, чем получишь разрешение. Обо всем договоришься с доктором. Начиная с сегодняшнего дня он твой начальник. А я завтра утром уезжаю обратно. - Разве теперь я не с тобой буду держать связь? - Я все сказал тебе, дорогой мой. На лице Кары появилось кислое выражение. Шалго поднялся. - Ты уже уходишь? - Да, у меня есть еще кое-какие дела, - сказал толстяк и, добродушно улыбнувшись, посмотрел на Шавоша. - Вы поговорите с ним, доктор. А я часика через полтора-два вернусь. - Я хотел бы задать тебе еще один вопрос, - неуверенно проговорил Кара. - А именно? - Ты мне дал указание при любых обстоятельствах оберегать Кальмана Борши. - С ним что-нибудь случилось? - Да, к сожалению, - сказал Кара. - Следственный отдел распорядился об его аресте. - Почему? - Его обвиняют в выдаче немцам подпольной группы Татара. Мне удалось уговорить своего шефа, чтобы Кальмана пока не арестовывали, но, кажется, следователи переубедили его, потому что шеф все же отдал приказ о задержании Кальмана Борши. - И его арестовали? - испуганно спросил Шалго. - Нет, потому что я приказал двум своим агентам похитить его. Так что сейчас ни одна живая душа не знает, где он находится. Но что мне делать с ним дальше? Шалго задумался. Ни слова не сказав, он снова уселся в кресло и принялся пускать к потолку облака дыма. Шавош был восхищен спокойствием толстяка. - Борши еще нужен нам, - проговорил наконец Шалго. - Если его арестуют, прахом пойдет упорный труд многих лет. Мы должны спасти Борши и снова послать его в дубненский атомный центр. - Он взглянул на Шавоша. -