что я сделала? - Нет, не догадываюсь. - Я вцепилась в скатерть, которой был накрыт наш столик, и сбросила все на пол. - Ева поставила чашку и засмеялась. - Как жалко, Клив, что ты не видел этого. Заварилась такая каша, все стали кричать... А какое было лицо у Джека, не передать словами. Ну просто умора! Потом я встала из-за стола и ушла, оставив мужа одного. Гнев переполнял меня. Дома, продолжая бесноваться, я разбила в гостиной все, что попало под руку. Это было потрясающе. Я смахнула с камина на пол часы и стеклянные фигурки животных, которые собирал Джек. - Ева показала пальцем на комод. - Уцелели только вот эти. Я привезла их сюда. Пусть муж думает, что разбиты все до единой. На камине стояли еще фотографии. Они тоже полетели на пол. - Ева прикурила сигарету и глубоко затянулась. - Когда Джек вернулся и увидел весь этот разгром, его охватила ярость. Я заперлась в спальне, но муж вышиб дверь. Я думала, что он убьет меня, но он просто запаковал свои вещи и ушел, даже не взглянув на меня. - И ты с тех самых пор не видела его? - Он великолепно знает меня. - Ева, постучав пальцем по сигарете, стряхнула пепел в пустую чашку. - Он знает мой бешеный характер. Джек тоже буйный, за это я и люблю его. Я терпеть не могу, когда жизнь становится похожей на стоячее болото, когда нет ни тревог, ни ревности, ни ссор. А ты? - Я предпочитаю мир и покой. Она покачала головой. - Когда Джек бесится... - Женщина всплеснула руками и засмеялась. Я заметил, что она с удовольствием рассказывает о своем муже. Она даже радуется тому, что у нее есть слушатель. Задав ей несколько наводящих вопросов и заставив ответить на них, я путем сопоставления услышанного создал полную картину ее жизни. Я понял, что Ева отчаянная лгунья, но среди всей этой лжи была, как я чувствовал, и частица правды. Достоверным было то, что Ева замужем уже десять лет, что до замужества она вела веселую жизнь. Многое из слов женщины я принял на веру, о большем же догадался. Ева познакомилась с Джеком на вечеринке. Стоило им увидеть друг друга, как все было решено. Это был редчайший случай взаимного и непреодолимого физического влечения. Они были предназначены друг для друга. Через несколько дней после знакомства они поженились. В то время у Евы были собственные средства. Она не сказала, сколько у нее было денег, но, вероятно, их было вполне достаточно. Джек был горным инженером и постоянно уезжал в отдаленные от материка страны, в места, куда Ева не могла ехать с ним. Первые четыре года супружеской жизни, по-видимому, показались женщине такого темперамента, как Ева, унылыми и одинокими. Она была легко возбудимой и нервной. У нее был экстравагантный вкус, а Джек зарабатывал мало. Какое-то время это особой роли не играло, потому что Ева была женщиной независимой и отказывалась от денег мужа. Его такое положение вполне устраивало. Но у Евы был темперамент игрока. Она вообще считала себя и Джека игроками по натуре. Она играла на скачках, а он увлекался игрой в покер, делая крупные ставки. Будучи опытным игроком, он выигрывал немногим больше, чем проигрывал. Пока Джек находился в Восточной Африке (по-видимому, это произошло лет шесть назад), Ева связалась с азартными игроками и прожигателями жизни, стала много проигрывать на скачках и пить. Несмотря на постоянное невезение, она продолжала играть. Она верила, что рано или поздно отыграет свои проигрыши. Потом в одно прекрасное утро она обнаружила, что осталась без гроша. Капитала ее как не бывало. Она знала, что Джек будет в ярости, и скрыла от него свое банкротство. Ева всегда пользовалась успехом у мужчин, поэтому не хватало только финансовых затруднений, что сделаться тем, чем она была сейчас. Последние шесть лет она жила за счет мужчин. Ничего не подозревающий Джек все еще считал, что жена богата, так как она всячески поддерживала в нем эту иллюзию. - Конечно, когда-нибудь он обо всем узнает... не представляю, что тогда будет, - закончив свой рассказ, Ева пожала плечами. - Почему ты не бросишь все это? - спросил я, закуривая очередную сигарету. - Я должна отыграть свои деньги... и, кроме того, чем мне занять свой день? Я совсем одинока. - Одинока? Ты одинока? - У меня никого нет... только Марти. В семь она уходит, и я остаюсь одна-одинешенька, пока на следующее утро она не появится снова. - Но у тебя же есть друзья, правда? - Никого у меня нет, - спокойно произнесла Ева, - и никто мне не нужен. - Даже теперь, когда ты со мной? Она перевернулась на кровати, чтобы взглянуть на меня. - Интересно, что за игру ты затеял? - спросила женщина. - Какова твоя цель? Если ты не влюблен в меня... тогда зачем все это? - Я уже ответил на твой вопрос. Ты мне нравишься. Интригуешь меня. Я хочу быть твоим другом. - Ни один мужчина не может быть мне другом. Я потушил сигарету, обнял Еву и притянул к себе. - Не будь такой подозрительной, - сказал я. - Настанет время, и тебе, как и любому из нас, потребуется друг. И, может, я смогу чем-нибудь помочь тебе? Она прижалась ко мне. - Каким образом? Я не нуждаюсь в помощи. Все мои неприятности связаны только с полицией. Но у меня есть знакомый судья. Он не даст меня в обиду. Ева была безусловно права: я ничем не мог ей помочь, кроме денег. - Ты можешь заболеть... - начал я, но она рассмеялась. - Я никогда не болею, а если заболею, то никто не побеспокоится обо мне. В такое время мужчины всегда бросают женщин. Стоит нам заболеть, и мы уже вам не нужны. - Какая же ты циничная! - На моем месте ты тоже был бы таким. Я прижался лицом к ее волосам. - Я тебе нравлюсь, Ева? - Ты интересный, - безразлично ответила она, - и не напрашивайся на комплименты, Клив. Я рассмеялся. - Где мы будем завтракать? - Где хочешь. Мне все равно. - Может быть, поедем вечером куда-нибудь? - Хорошо. - Значит, договорились. - Я посмотрел на стоящие на камине часы. Было двенадцать с небольшим. - Я не против того, чтобы выпить. - А я приму ванну. - Ева выскользнула из моих рук и встала с кровати. - Приведи в порядок постель, Клив. Я никогда не умела этого делать. - Хорошо, - ответил я, наблюдая за тем, как женщина прихорашивается перед зеркалом. Пока она находилась наверху, я лежал, курил и думал. Ева уже откровенна со мной. Она доверяет мне. Она рассказала мне о своем прошлом, тем самым позволила сделать вывод о сложности и противоречивости ее характера. Следовало ожидать, что женщина, подобная ей, не может не быть циничной. Справиться с ней будет очень трудно. Судя по тому, как меняется ее голос и выражение ее лица, вне всякого сомнения, Ева обожает своего мужа. Это осложняет мою задачу. Если бы его не было, у меня имелся бы шанс на успех, но существующее между ними огромное физическое влечение сводило мои шансы к нулю. Я внезапно осознал, что, несмотря на то, что узнал ее ближе, я ни на шаг не приблизился к моей цели - заставить Еву полюбить меня. В этом отношении сегодняшний день не дал никаких результатов так же, как и вчерашний. Я встал и застелил кровать. Потом из соседней комнаты позвонил в ресторан и заказал барбекью и столик у стены. Вошла Ева. - Ванна наполняется водой, - известила она громко. - Что мне одеть? - По-моему, платье. Хотя мне очень понравился твой вчерашний костюм. - Костюмы идут мне гораздо больше, чем платья. Они лучше подходят к моей фигуре, - сказала женщина довольным тоном и то ли непроизвольно, то ли намеренно провела руками по груди и бедрам. Остаток дня пролетел очень быстро. Казалось, Ева полностью доверяет мне. Она рассказывала мне о своих взаимоотношениях с мужчинами и очень много говорила о муже. Настроение у нас было превосходное и ничто, хотелось верить, не могло омрачить его. Но у меня было такое чувство, что ее доверие - это единственное, чего я смог добиться. Между нами находилась какая-то невидимая стена, на которую я время от времени натыкался. Женщина ни словом не обмолвилась о том, сколько она зарабатывает. Когда я спросил ее, имеет ли она счет в банке, она ответила: - Каждый понедельник я хожу в банк и кладу на свой счет половину своего заработка, я никогда не снимаю деньги с книжки. Ева дала ответ на мой вопрос так бойко, что он прозвучал как заученная фраза, и я не поверил сказанному Евой. Я знал, что подобные женщины беспечны, не умеют вести хозяйство дома и обычно расточительны не в меру. Я мог бы побиться об заклад, что Ева тратит все до последней копейки, хотя, конечно, воздержался от упреков во лжи. Я пытался убедить Еву, что надо обязательно откладывать деньги в банк. - Они наверняка понадобятся тебе, когда ты станешь старой. Тогда ты будешь довольна, что у тебя есть сбережения. Ее собственные денежные дела, казалось, ничуть не занимали Еву. Возможно, женщина даже не слушала меня. - Меня это не беспокоит, - сказала она, - я откладываю деньги... к тому же, какое тебе дело до этого? Другие же ее слова очень обрадовали меня. Это было после того, как мы посмотрели последний фильм Богарта и возвращались на Лаурел-Каньон-Драйв. Мы оба изрядно выпили. Моя спутница призналась мне: - Марта сказала, что ты надоешь мне. Она говорила, что я, наверное, сошла с ума, что согласилась провести с тобой субботу и воскресенье. И, конечно, будет очень удивлена, когда узнает, что я не вышвырнула тебя. Я с благодарностью сжал Евину руку и спросил: - Ты действительно выгнала бы меня вон? - Да, если бы ты надоел мне. - Значит, тебе понравилось, как мы провели время? - Очень. Это было уже кое-что! Мы лежали в темноте и долго разговаривали. Мне казалось, что так свободно Ева уже давно ни с кем не беседовала. Это было похоже на прорвавшуюся плотину: слова женщины набегали одни на другие и лились непрерывным потоком. Я не помню всего, что услышал, но больше всего она говорила о Джеке. Их жизнь, казалось, состояла из бесконечных ссор и пылких примирений. В его любви не было нежности, муж грубо обращался с ней, но Евина странная, противоречивая натура требовала именно такого отношения. Муж бил ее, но она прощала ему побои и требовала только одного - верности. Ева не сомневалась, что Джек ей не изменял. Один рассказанный Евой эпизод характеризовал ее мужа как человека бессердечного и жесткого. Случилось так, что, возвращаясь из гостей, Ева подвернула ногу, идти самостоятельно не могла. Но муж не помог ей ничем, а заторопился домой один, бросив Еву в беспомощном состоянии на улице. Женщина с трудом дошла домой. Муж, не дождавшись возвращения Евы, спокойно спал. А утром еще заставил подать ему в постель кофе, несмотря на то, что Ева не могла наступать на распухшую ногу. И говоря о таком хамском отношении к ней, Ева восхищалась Джеком. Я же был поражен. Такое обхождение было настолько не похоже на мои взаимоотношения с женщинами, что просто не укладывалось у меня в голове. - Уж не хочешь ли ты сказать, что не любишь, когда к тебе проявляют внимание? - Я ненавижу слабохарактерность, Клив. Джек - человек с сильным характером. Он знает, чего хочет, и ничто не в состоянии остановить его или заставить свернуть с пути. - Ну, если тебе нравится такое отношение... - Я замолчал. Рассказывая о мужчинах, которые навещали ее, Ева не упоминала имен. Я восхищался ее осторожностью. Это означало, что и мое имя останется в тайне. Мы говорили до тех пор, пока сквозь занавески в комнату не проник слабый рассвет. Тогда, обессиленный, я уснул. Ева свернулась в клубочек рядом, прислонив ко мне голову. Засыпая, я слышал, что она еще продолжала что-то рассказывать мне. Последние ее слова, которые я расслышал перед тем, как погрузиться в сон, были о том, что скоро Джек должен вернуться домой. Я так хотел спать, что не прореагировал на это сообщение. 11 Я приехал к себе в полдень. Когда я вошел в лифт, мальчик-лифтер, улыбнувшись мне заученной улыбкой, сказал: - Добрый день, мистер Фарстон. - Добрый день, - ответил я и почувствовал, как при подъеме лифта у меня екнуло сердце. - Вы прочли в газете о двух парнях, которых сбила машина? - спросил мальчик, когда я выходил из лифта. - Нет. - Они подрались из-за какой-то красотки, свалились на мостовую - и их раздавило автобусом. У одного из парней содрана вся кожа с лица. - Теперь никто не узнает его, - сказал я и открыл свою дверь. В прихожей стоял Рассел. - Здравствуйте, мистер Клив, - хмуро сказал он, и я почувствовал, что он произносит эти слова только по обязанности, а не от искреннего желания приветствовать мое появление дома. - Привет! - Я готов был уже пройти в спальню, но, посмотрев на слугу, остановился. - Что произошло? - В лонжевой вас ожидает мисс Кэрол, - с упреком проговорил он. Упрек был в его позе, лице и даже в бровях. - Мисс Кэрол? - уставился я на Рассела. - Что ей нужно? Почему она не на киностудии? - Не знаю, сэр. Она ожидает уже более получаса. - Положи это в спальню, - распорядился я, отдавая слуге рюкзак, и прошел в лонжевую комнату. Кэрол стояла у окна. По-видимому, она слышала, как я открыл дверь, но не обернулась. Я с восхищением посмотрел на ее стройную фигурку в элегантном костюме, в ткани которого удачно сочетались белые и красные тона. - Привет, - сказал я и закрыл дверь. Мисс загасила сигарету о край пепельницы, повернулась на мой голос и испытующе посмотрела на меня. Не выдержав взгляда, я опустил глаза. - Разве ты не работаешь сегодня утром? - Я подошел и остановился рядом с Кэрол. - Мне необходимо было увидеть тебя. - Садись, - пригласил я и указал на кушетку. - Надеюсь, у тебя все в порядке. Кэрол села, некоторое время молчала, словно не зная, что ответить и с чего вообще начать разговор. - Пока не знаю, - прозвучало весьма неопределенно. Она взяла вторую сигарету, вставила ее в мундштук и прикурила. Внезапно я почувствовал растущее во мне раздражение: сейчас мисс Рай начнет читать мне нотацию. Я встал и наклонился к гостье. - Послушай, Кэрол... - начал я, но она перебила меня. - Мне не нравится такой тон, Клив. Я знаю: ты опять хочешь уйти от разговора, но нам надо серьезно поговорить с тобой, - резко сказала она. - Очень сожалею, Кэрол, но сегодня мои нервы на взводе. - Я не хотел ссориться с ней. - Если что-то не так, скажи мне об этом сразу. - Утром я встретила Мерль Венсингер. Она тревожится за тебя. - Если мисс Венсингер обсуждает с тобой мои дела, - холодно сказал я, - то она забывает, что я плачу ей за молчание. - Мерль любит тебя, Клив. А со мной заговорила о тебе потому, что считала нас помолвленными. Я уселся в противоположном от Кэрол углу кушетки. - Даже если бы мы были мужем и женой, Мерль не имеет права обсуждать мои дела, - сказал я, охваченный холодной яростью. - Она не обсуждала твои дела, - спокойно ответила Кэрол. - Она просила уговорить тебя начать работать. Я закурил и бросил спичку в пустой камин. - Но я и так работаю, - сказал я. - Если мисс поверенную беспокоят отчисления от моих гонораров, почему она не скажет об этом напрямик? - Странно, что ты воспринимаешь ее слова подобным образом. - Да, я воспринимаю их именно так. Ради бога, Кэрол, не говори мне, что автора можно заставить писать. Ты же знаешь, что это не так. Мерль хотела, чтобы я написал какую-то идиотскую статью для журнала, но у меня не было настроения. Именно поэтому мисс Венсингер и сердится. - Она ни словом не обмолвилась о журнале, но не будем больше говорить о Мерль. Поговорим о Бернштейне, Клив. - А зачем нам разговаривать о нем? - Ты же знаешь, что в субботу он приезжал ко мне? - Да, ты говорила мне. - Я сделала все, что могла. Я прочитала ему отрывки из твоей пьесы. Я даже уговорила его взять ее с собой и просмотреть. Я уставился на Кэрол. - Ты дала ему копию моей пьесы? - спросил я. - Где же ты достала ее? - Мне удалось раздобыть, - немного нетерпеливо сказала Кэрол, - а где, это не важно. Я так надеялась... - вырвалось у нее. Она безнадежно махнула рукой и добавила: - Если бы ты приехал ко мне, все было бы иначе. Боюсь, что ты пропустил весьма удобный случай, Клив. - Я этому не верю. Если бы Бернштейн хотел поставить мою пьесу, он бы поставил ее. Но когда человека надо уговаривать купить пьесу, значит, это не то, что ему нужно. Такой человек наобещает все, что угодно, и тут же забудет. Не пытайся убедить меня, что к такому же методу прибег Ингрем и уговаривал Голда купить у него его детище. - Между твоей пьесой "Остановка во время дождя" и пьесой Ингрема "Земля бесплодна" существует огромная разница, - резко возразила Кэрол. Увидев, что ее слова больно ударили меня и что я не смог этого скрыть, она попыталась смягчить удар, продолжив в ином ключе: - Но его пьесу и твою просто нельзя сравнивать... Я хочу сказать... - Хорошо, хорошо, - сердито оборвал я. - Мне ни к чему, чтобы в разговоре со мной ты прибегала к ретушевке. Ты хочешь сказать, что моя пьеса недостаточно хороша и что для того, чтобы ее просмотрел Бернштейн, все мы втроем - ты, Джерри Хайамс и я - должны пресмыкаться перед ним и умолять его. Кэрол нервно закусила губу, но промолчала. - Нет, так я не намерен продавать свою пьесу. Когда я продам свою "Остановку во время дождя", ее купят потому, что она этого стоит. Я не собираюсь навязывать ее кому-либо, как уличная девка это делает с собой. Пусть Бернштейн идет ко всем чертям. - Хорошо, Клив, пусть Бернштейн идет ко всем чертям. Но ведь тебе от этого не станет легче, ведь не станет же? - У меня все в порядке. Неужели ты не можешь отказаться от опеки надо мной? Послушай, Кэрол, когда мне потребуется твоя помощь, я дам тебе знать. Слишком многие интересуются мной. Это выводит меня из себя. - И, чтобы не разобидеть мою гостью вконец, я добавил: - Конечно, я очень благодарен тебе, но пойми, это касается только меня. Мои дела идут прекрасно. Она снова внимательно посмотрела на меня. - Да? - удивилась Кэрол. - За два года ты не написал ни одной строчки. Ты живешь своими прошлыми заслугами, Клив. В Голливуде это не пройдет. Тут об авторах и режиссерах судят только по тому, насколько удачны их новая книга или фильм. - Мой следующий фильм будет просто великолепен, - попытался отшутиться я. - Не нервничай, Кэрол. Ведь мне же сделал предложение Голд. Это должно убедить тебя, что я все еще в цене. - Перестань паясничать, Клив, - сказала гостья, и лицо ее порозовело от волнения. - Дело не в том, можешь ли ты писать или нет. Вопрос стоит иначе: когда ты возьмешься за работу? - Пусть эта сторона моей жизни тебя не беспокоит, - сказал я. - Почему ты не поехала на киностудию? Я думал, что ты занята с Ингремом. - Да, работы у меня много. Но я должна была повидаться с тобой, Клив. О нас все сплетничают. - Кэрол встала и подошла к окну. - Все думают, что мы помолвлены. А мне как поступать? Доказывать обратное? Именно на этот вопрос у меня не было ни малейшего желания отвечать. - Что ты хочешь этим сказать... как это - сплетничают? - Все говорят о субботе и воскресенье. - Кэрол повернулась и посмотрела на меня. - Как ты мог, Клив? Как ты мог пойти на такое? Ты сошел с ума! "Ну, начинается!.." - подумал я. - Что ты имеешь в виду? - Зачем ты лжешь? Я знаю, с кем ты провел уик-энд. Я думала, что ты давно пришел в себя. Почему ты ведешь себя как мальчишка? Я уставился на нее. - Что ты хочешь сказать? Я должен прийти в себя. Кэрол отошла от окна и снова села на прежнее место на кушетке. - Каким ты иногда бываешь глупым и упрямым, - устало сказала женщина. В голосе у нее не было ни злобы, ни презрения, а только горечь и сожаление, за которыми, я понимал, скрывалось и страдание. - Ты хочешь, чтобы тебя считали неотразимым, да? Ты желаешь очаровать всех женщин подряд, испытываешь необходимость, чтобы они падали при виде тебя? Почему ты выбрал такую женщину? К чему все это приведет? Я нетерпеливо схватил сигарету. Закуривая, я выигрывал время, чтобы привести себя в равновесие от охватившей меня злости. - Как неприятно слышать от тебя подобные вещи, Кэрол, - начал я, все еще с трудом сдерживаясь, чтобы не сорваться и не наговорить ей грубостей, и закончил: - У меня нет настроения продолжать этот разговор. Тебе, наверное, лучше вернуться на киностудию, пока мы не наговорили друг другу таких слов, о которых потом пожалеем. Несколько минут мисс Рай сидела неподвижно, крепко сжав лежащие на коленях руки. Вся она была нервно напряжена: беседа и ей чего-то стоила. Затем Кэрол глубоко вздохнула, расслабилась, словно сбросила с себя оцепенение. - Очень жаль, Клив, но я думаю иначе. Неужели ты не можешь прекратить все это? Забыть свое приключение с той женщиной во Фри-Пойнте? Ведь еще не поздно, Клив. Я уже был сыт по горло разговором, выматывающим мне нервы, и сердит, и мне с трудом удавалось скрывать такое состояние от своей собеседницы. - Ты нервничаешь без всякой на то причины, - сказал я. - Ради бога, Кэрол, будь разумной. - Разве ты не провел с той особой субботу и воскресенье? - резко спросила гостья. - Ты уже очаровал ее? Я вскочил на ноги. - Послушай, Кэрол, хватит! Лучше уходи. Еще минута - и мы поссоримся. - Рекс Голд сделал мне предложение, - произнесла тихо мисс Рай. Слова Кэрол, минуя сознание, попали мне прямо в сердце. Много лет назад меня лягнула лошадь. По моей собственной вине. Меня предупреждали о ее норове, но я думал, что смогу обуздать ее. Когда она внезапно ударила меня, я упал в липкую грязь. Скорчившись от боли, я смотрел на животное, не в силах поверить, что это оно - причина моей ужасной муки. Такую же душераздирающую боль я почувствовал и теперь от убийственной новости. - Голд? - переспросил я, чтоб только нарушить тягостное молчание. - Я не должна была сообщать тебе этого, - сказала Кэрол, - потому что такое известие похоже на шантаж, не так ли, Клив? Именно сейчас мне не следовало даже упоминать о подобном событии. - Я не знал, что Голд... - начал было я, но замолчал, думая про себя: "А почему бы и нет? Кэрол умна, очаровательна. Талантлива. Она могла бы быть прекрасной женой Голду". - И как же ты намерена поступить? - спросил я после долгой паузы. - Не знаю, - ответила мисс. - Твой уик-энд все спутал, и я действительно теперь не знаю, как мне быть. - А какое отношение к этому имеет уик-энд? - спросил я. - По-моему, самое главное, любишь ли ты Голда или нет. - В Голливуде важно лишь то, что поможет сделать карьеру, и ты это отлично знаешь, - сказала Кэрол. - Если бы я была уверена, что мы... ты и я... - Она замолчала, словно собираясь с духом, потом продолжила: - Я не могу решить свое будущее из-за тебя. Понимаешь, я люблю тебя, Клив. Я ни словом не отозвался на признание Кэрол, только взял ее за руку, которую она поспешно выдернула. - Не трогай меня. Выслушай терпеливо. Мы знакомы уже два года. Глупо жить прошлым, но я никак не могу забыть тебя таким, каким увидела впервые, когда ты пришел к Роберту Ровену. Мы оба тогда были ничем. Ты произвел впечатление на меня с самой первой минуты. Очень понравилась и твоя пьеса. Я подумала, что человек, написавший такую пьесу, должен быть хорошим, добрым и скромным. Мне импонировал твой испуганный и смущенный вид, который не покидал тебя, пока ты говорил с Ровеном. Ты был простым, милым и совсем не похожим на тех самоуверенных людей, которые обычно посещали моего шефа. Я решила, что тебя ждет блестящее будущее, поэтому и посоветовала переехать из Нью-Йорка в Голливуд. Бывало, до того, конечно, как у тебя появились новые друзья, ты с радостью встречался со мной и с удовольствием посвящал мне свое время. Мы везде бывали вместе, нас объединяли общие интересы и дела. Однажды ты предложил мне выйти за тебя замуж, и я ответила согласием. Но на следующее утро ты уже забыл об этом. Ты даже не позвонил мне в тот день. Я до сих пор не знаю, как ты относишься ко мне. Я знаю только одно: я люблю тебя. Но это не означает, что я стараюсь удержать тебя или, поймав когда-то на сорвавшемся слове, заполучить в мужья. Нет, такой ценой я тебя ни у кого отвоевывать не стану. Как бы я хотел, чтобы не было этого разговора! Я понимал, что надо срочно принимать какое-то решение, на обдумывание которого времени не оставалось. До субботней ночи я знал, что люблю Кэрол, а теперь я уже не был уверен в этом. Надо заставить ее замолчать и не позволять ей обнажать передо мной свою душу, если я не намерен уступить и не собираюсь жениться на ней. Но если я не пойду на компромисс, между нами все будет кончено. Терять же Кэрол я не хотел. Она была нужна мне. Последние два года, самые лучшие годы моей жизни, были связаны с ней. Она была для меня олицетворением разума и добра. Мне было страшно подумать, как я буду жить без Кэрол. - Я поверила тебе, когда ты сказал, что любишь меня, - продолжала она. - Может быть, не усомнилась потому, что ты очень многое значил для меня. Ты действительно был очень хорошим, Клив, пока был беден. Некоторых людей успех портит. Ты один из них. Понимаешь, я тревожусь за тебя. С тех пор, как ты начал писать, ты не узнал ничего нового. Ты думаешь, что наделен талантом и этого достаточно. Далеко нет. Даже если человек одарен от природы, он обязан все время работать над собой и совершенствоваться. Чувства успокоенности и удовлетворения должны быть неведомы ему. Темы его произведений должны становиться все более глубокими и сложными. Святая обязанность писателя - сказать какое-то новое слово своим читателям. Слово достаточно значительное, чтобы его стоило выслушать. - Это целая проповедь. Не хватает только амвона, - нетерпеливо проговорил я. - Но это ясно и без слов. Что ты решила? Ты выйдешь за Голда? Кэрол закрыла глаза. - Не знаю. Я не хочу выходить за него. Но если я стану его женой, передо мной откроются большие возможности. - Ты уверена? - Голд - натура творческая... у него власть... деньги. Он даст мне право свободного выбора сценариев для постановки фильмов. Можно будет снять великолепные ленты. Может быть, тебе это непонятно, Клив. Я тщеславна не ради себя. Я хочу, чтобы создавались первоклассные фильмы. Я смогу влиять на Голда. Он будет прислушиваться к моему мнению. - Зачем нам думать о других: о воспитании прекрасного в ком-то. Поговорим лучше о себе. Уж не решила ли ты выйти замуж за Голда только для того, чтобы создавать совместные фильмы, которые бы образовывали людей и приобщали их к культуре? - Ты считаешь, что это невозможно? Ты против того, чтобы я выходила замуж ради осуществления творческих замыслов? Я пустил в ход все свое красноречие, чтобы удержать Кэрол от опрометчивого шага, а тем самым спасти для себя, не потерять теперь, когда я еще не знаю, любит ли меня Ева. - Да, ты не должна выходить замуж за Голда по такой идиотской причине. Я хочу, чтобы ты поняла и меня. Я люблю тебя, Кэрол. Давно люблю, но сейчас я в затруднительном положении. Со мной что-то произошло: я не могу больше писать. Если в ближайшее время ничего не изменится, я окажусь в глубоком нокауте. У меня и раньше бывали такие периоды, но я один и преодолевал их. Если нас будет двое, вряд ли мне станет от этого легче: ведь я не позволю себе переложить груз своих проблем и неурядиц и на твои плечи. По этой причине в моем нынешнем состоянии я не берусь так смело, как тебе, Кэрол, хотелось бы, решать нашу судьбу. Надо подождать. Когда все образуется, мы вернемся к разговору о наших отношениях и к планам о нашем будущем. Кэрол рассматривала свои изящные, загорелые руки. - Все это потому, что ты не хочешь работать серьезно. У тебя слишком много свободного времени. - Она замолчала, потом вдруг спросила: - Зачем ты пошел с этой женщиной туда, где тебя могли встретить? Меня охватила ярость. - Значит, этот проклятый автор-счастливчик наплел тебе на меня? Да? - крикнул я. - Я так и думал. Он только и делает, что сплетничает и сеет раздоры. - Джерри Хайамс тоже видел тебя, - устало уточнила Кэрол. - Ну и что из этого? Хайамсу известно, зачем я встречаюсь с такой женщиной. У нас с ней только деловые отношения, Кэрол. Я не лгу тебе. Я должен написать о ней сценарий. Вот и все. Кэрол встала. - Я должна вернуться на студию, - сказала она. - Очень жаль, Клив. Мы ничего не сможем изменить, не так ли? - Ты не веришь мне? - спросил я, подходя к ней, - этот сценарий меня попросил написать Голд. Как же я смогу написать его, если не буду иметь какого-то контакта с этой женщиной? Кэрол покачала головой. - Не знаю, Клив, и мне теперь все равно. Я устала расстраиваться из-за твоих приятельниц. Слишком со многими из них мне приходится делить тебя. У меня нет желания соревноваться с профессионалами. Пока ты не оставишь ту особу, нам лучше не беспокоить друг друга. - Зачем ты говоришь так, Кэрол? - встревожился я. - Ты хочешь, чтобы я расторг договор? Голд предложил мне 50 тысяч долларов. Я не могу написать сценарий, если перестану видеться с этой профессионалкой. - Мисс Рай отвернулась. Я взял ее за руку. - Поверь же мне, я встречаюсь с ней только для того, чтобы выполнить заказ Голда. Неужели ты не веришь мне? Кэрол вырвала руку. - Нет... но все равно помни, ты должен быть осторожен, Клив. Она может причинить тебе боль. Ей не в новинку морочить голову таким, как ты. Слова Кэрол взбесили меня. - Хорошо! - крикнул я. - Ты добрая, хорошая девушка. Благодарю тебя за предупреждение! Я буду осторожен. Обещаю, что при каждой встрече с ней я буду вспоминать тебя и твое напутствие и буду очень, очень осторожен! Кэрол гневно отпарировала: - Можешь оставить свой дешевый сарказм при себе. Ты сам нарываешься на неприятности, и я очень боюсь, что ты и вправду заработаешь их. - Тебе бояться нечего! Пока ты испытываешь ко мне жалость, мне опасаться нечего, я спокоен, - сказал я. - Неужели мы должны ссориться из-за таких пустяков? Не лучше ли быть добрыми друзьями и беречь нервы? Если ты решила выйти за Голда, не забудь пригласить меня на свадьбу. Я, конечно, не приду, но ты все же позови меня, потому что для меня это единственная возможность в жизни досадить Голду. Но от его 50 тысяч я не откажусь. Кэрол с презрением посмотрела на меня, и мне захотелось сделать ей больно. - Представляешь, какую шикарную свадьбу отгрохает Голд! - усмехнулся я. - Все формальности будут соблюдены. В газетах будет отмечено, что невеста выглядела великолепно. Талантливая Кэрол Рай согласилась стать женой Голда, чтобы нести культуру в массы путем создания идейных кинофильмов! Вот смех-то будет! - Я вынул портсигар и выбрал сигарету. - Значит, ты не хочешь соревноваться с профессиональными проститутками? Я правильно понял тебя, дорогая? - Надеюсь, она обойдется с тобой, как ты того заслуживаешь. Это пойдет тебе на пользу. Тебе нужна именно такая, как она. Она докажет тебе, Клив, какое ты ничтожество, какой ты низкий и эгоистичный человек. Надеюсь, ей удастся причинить тебе боль. Очень надеюсь. - Какое счастье, что ты женщина, что ты находишься в моем доме, под моей защитой, потому что только это заставляет меня сдерживаться и... - И не ударить меня кулаком по лицу? - Да. Именно так бы я хотел поступить, миленькая! - Прощай, Клив! - Ах, как страшно! Кажется, именно это называют "скрытая драма"? Она уходит, занавес закрывается. Ничего вульгарного... Финал-то уж по крайней мере не назовешь вульгарным. Ты великолепно пишешь сценарии и прекрасно изучила сценические эффекты. Сыграй же свою роль и в брачную ночь так же удачно, как ты сыграла ее сейчас, дорогая! Кэрол подбежала к двери и, не оглянувшись, бросилась вперед. Когда дверь за ней закрылась, мне показалось, что комната опустела. Я подошел к буфету и налил себе виски. Выпив один стакан, я налил еще и тут же проглотил содержимое второго стакана. Затем поставил бутылку в буфет и вышел в коридор. Я почувствовал, что нервы мои сдают, что я пьян и мне хочется плакать. Когда я надел шляпу, по лестнице спустился Рассел. Он мрачно посмотрел на меня, но не сказал ни слова. - Мисс Кэрол выходит замуж за Рекса Голда, - сообщил я, отчеканивая каждое слово. - Я же знаю, что ты любитель посплетничать, Рассел. Ты, наверное, слышал о мистере Голде, не так ли? Ну так вот, она выходит за него замуж, чтобы писать умные сценарии, ставить идейные фильмы и нести культуру и образование низшим классам. - Я оперся о перила лестницы. - Как ты считаешь, низшие классы хотят быть образованными? Ты думаешь, что правильно она поступила, принеся себя в жертву? Мне кажется, что она делает это зря. Низшим классам наплевать на то, что мисс Рай выходит замуж за Голда только потому, чтобы повысить качество фильмов. Плебеям наплевать на проблему классности продукции Голливуда. Но с женщинами не спорят! Рассел посмотрел на меня так, словно я ударил его по лицу. Слуга попытался вымолвить что-то, но не смог. Я вышел из комнаты, спустился на лифте вниз и выбрался на улицу. Сев в машину, я сказал себе: "Бедняга, мне жаль тебя!" - и поехал в клуб писателей. В этот день здесь было удивительно много народу. Я поздоровался со швейцаром и вошел в бар. - Двойное шотландское виски, - заказал я, садясь за стойку. - Хорошо, мистер Фарстон, - отозвался бармен и уточнил: - Положить лед? - Слушай, - процедил я, подавшись вперед, - если бы мне был нужен лед, я сам не забыл бы напомнить тебе о нем. У меня нет желания разговаривать с тобой или с кем-то еще. - Да, мистер Фарстон, - сказал парень и покраснел. Я выпил виски до капли и подал стакан бармену. - Дай еще виски безо льда и без разговоров. Можешь даже не упоминать о погоде. - Да, мистер Фарстон. Если мне не удастся продать свой сценарий Голду, я скоро окажусь в таком же положении, как этот парень. Деньги на исходе. Придется браться за любую работу, которую только предложат мне. "Нет, - сказал я себе, - я как-нибудь выкручусь. Или пущу себе пулю в лоб". Да, если дело обернется к худшему, я всегда успею распрощаться с жизнью. Если бы у меня в эту минуту был пистолет, я застрелился бы, не раздумывая. Мое ужасное настроение этому способствовало. Я вложил бы дуло пистолета в рот - и оборвалась бы мгновенно тоненькая нить, связывающая меня с этим миром. Я даже не успел бы почувствовать боли. Было бы забавно размозжить себе голову в баре клуба писателей. Вот было бы разговоров! Для таких, как Ингрем, это явилось бы новой темой для сплетен, он сразу же перестал бы трепаться о том, что встретил меня с Евой в театре, и стал бы распространяться насчет того, как я покончил с собой прямо в баре клуба. Я отпил полстакана виски. "Все дело в том, - сказал я себе, что ты пьян, парень. Тебе жаль себя потому, что от тебя ушла Кэрол. Но у тебя же есть Ева! Да, Кэрол права: я не просто встречаюсь с проституткой, я без нее уже не могу жить. Кэрол - прекрасная девушка. Умница. Красивая и добрая, нежная и откровенная. Все это так, но она выходит за Рекса Голда. А у тебя есть Ева". Я замурлыкал эти слова, как какую-то песенку, но мелодия прозвучала как-то фальшиво. Мелодия не та. Ева не годится Кэрол и в подметки, но все же у меня эта женщина есть. Она не собирается выходить замуж за Голда. Не собирается... Ева замужем за Джеком. Черт возьми! Я хмуро уставился на бар, я забыл про Джека. Всегда мне кто-то мешает. К черту Джека! Ведь он сейчас в Бразилии. Чудное название для песенки. Я сделал знак бармену. - Как ты считаешь, "Джек в Бразилии" - хорошее название для песни? Правда, оно великолепно? Парень посмотрел на меня. - Хорошее, сэр, - согласился он и, взяв со стола стакан, стал протирать его. - Вполне приемлемое для смешной песенки. - Нет, это название подходит не к смешной, а к грустной и трогательной песне, от которой можно заплакать. Ты не угадал. Я знал, что ты ошибешься. У тебя ведь нет своего мнения, правда? - Вам это лучше знать, мистер Фарстон. Я плохо разбираюсь в песнях, но... - Хорошо, хватит... - прервал я, - помолчи. Скажи свое мнение тому, кто считается с ним. А для меня ты не фигура, и я не стану считаться с домыслами бармена. - Я допил виски. - Налей еще. В это время в бар вошли Питер и Френк Ингрем. Ужасно, что они явились именно теперь, когда я был зол и пьян. Я встал со стула. Питер улыбнулся мне. - Привет, Клив, - сказал он. - Выпьем по стаканчику? Ты ведь знаком с Френком Ингремом, не так ли? Я слишком хорошо знал его. - Конечно, - ответил я и сделал шаг назад, чтобы занять выгодную позицию. - Он - автор голливудских сплетен, не так ли? Я размахнулся и изо всех сил ударил Ингрема в челюсть. Он упал на спину, послышалось какое-то бульканье, потом я увидел, как Френк зажал пальцами рот, чтобы оттуда не вывалился протез. Может быть, Ингрем - талант, написал же он роман "Земля бесплодна", но гордиться ему было нечем: во рту у него не зубы, а протез. Один ноль в мою пользу: я прожевываю пищу своими собственными зубами. Не интересуясь дальнейшими событиями, я вышел из бара. Медленно прошел коридор и очутился на улице. Уже сидя в машине, я никак не мог подавить непреодолимого желания вернуться назад и снова ударить такую ненавистную мне физиономию. Это искушение было настолько сильным, что я почувствовал боль в глазах, переносице и затылке. Я соображал туго, но понимал, что Мерль Венсингер, Кэрол, нежная Кэрол и теперь Френк Ингрем... а возможно, и Питер Теннет для меня потеряны надолго, а может, и навсегда. Все они теперь ненавидели меня. Я действительно заварил кашу. Если и дальше будет продолжаться в таком же роде, я приобрету репутацию негодяя и скандалиста. Я быстро проехал на Сансет-стрит. Через несколько дней все мои знакомые перестанут разговаривать со мной. Очевидно, мне придется выйти из членов клуба. "Ну и пусть, - подумалось безразлично. - Самое главное то, что у меня есть Ева". Я снизил скорость, внезапно почувствовав, что должен сейчас же услышать голос той, к которой меня влекло неодолимо. Ничего не поделаешь! Я не властен над собой. Может быть, Питеру или кому-нибудь другому удалось бы убедить меня не бить Ингрема, но никто на свете не смог бы уговорить меня не звонить Еве. Я остановился у аптеки, вышел из машины и направился к телефонной будке. Диск телефона был слишком тугим и трижды срывался, прежде чем удалось набрать номер. Я нервничал, злился, лицо мне заливал пот. К телефону подошла Марта. - Попросите мисс Марлоу, - сказал я. - Кто говорит? Какого черта эта Марта вмешивается? Какое ей дело? Почему Ева сама не подходит к телефону? Если она думает, что мне доставляет удовольствие разговаривать с ее прислугой каждый раз, как я звоню, если воображает, что я испытываю радость, называя свое имя прислуге, которая потом за рюмкой вина будет сплетничать обо мне с молочницей или такими же ничтожествами, как она сама, то Ева глубоко ошибается. - Говорит человек с Луны! - выпалил я. - Вот кто говорит. Наступила пауза. Я ждал, что за ответ прозвучит на мою выходку. Марта произнесла словно с неохотой: - Мне очень жаль, но мисс Марлоу нет дома. - Нет, она дома! - злобно крикнул я. - В такое время она должна быть дома. Скажите, что я хочу поговорить с ней. - Кто звонит? Я должна знать, кто просит мисс. - Слава богу. Мистер Клив... Теперь вы довольны. - Очень жаль, но мисс Марлоу занята. - Занята? - тупо повторил я. - Но ведь еще нет и двух часов. Как она может быть занята? - Сожалею, - без всякого сочувствия прозвучал ответ служанки. - Я передам, что вы звонили. - Одну минутку, - взмолился я, внезапно почувствовав себя больным и опустошенным. - Вы хотите сказать, что у нее какой-то посетитель? - Я передам, что вы звонили, - как автомат отчеканила Марти и повесила трубку. Я же бросил трубку, и она повисла на шнуре. Настроение у меня было отвратительное. Сейчас я вполне мог бы пустить себе пулю в лоб. Если бы у меня был пистолет, я именно так бы и поступил. Застрелился бы прямо здесь, не медля ни минуты. Это самоубийство стало бы сенсацией. Известный писатель покончил с собой, выстрелив себе в голову в телефонной будке. Великолепный заголовок. Но у меня нет пистолета. Плохо мое дело. Если бы я застрелился, Мерль Венсингер решила бы, что я покончил с собой из-за нее. А Кэрол, нежная Кэрол считала бы, что она - причина моего трагического конца. А Френк - известный писатель и сплетник - подумал бы, что я лишил себя жизни из-за случая с ним. И все бы они ошибались. Если бы я размозжил себе голову, единственной виновницей этого была бы Ева. И я готов поспорить на что угодно, что она отнеслась бы к моему самоубийству с полнейшим безразличием, и ей даже в голову бы не пришло, что я застрелился из-за нее. "О'кей, - подумал я. - У меня нет пистолета. Но я могу пойти куда-нибудь и напиться. А это уже выход. Надо напиться вдрызг. Только я со страхом чувствовал, что во всем мире не хватит коньяка, которым я мог бы залить свое горе". Я вышел из автомата на улицу и сел в машину. "Бедняга! - еще раз сказал я себе. - Мне очень жаль тебя". Эти слова я говорил себе уже утром. Оно было ужасным. И я все еще был пьян. Сидел я в машине, закрыв лицо руками, опершись на руль, и плакал. Вот до чего я дошел. Если бы Ева увидела меня вчера, она стала бы презирать меня. Ее муж никогда бы не поступил так. Джек поехал бы к ней, вышиб бы дверь и вышвырнул из дома того, с кем Ева проводила время. Потом Джек схватил бы свою жену за плечи и стал бы бить ее головой об стену. "Я ненавижу бесхарактерных людей, - говорила Ева в ту первую ночь, когда мы лежали на кровати. - У Джека сильный характер. Он знает, чего он хочет, и ничто не в состоянии заставить его свернуть с намеченного пути". Я тоже знал, чего я хочу, но я не поехал к ней и не бил ее голову об стену. Я сидел, закрыв лицо руками, прислонившись к рулю, и плакал. 12 Я пробудился от тяжелого сна и увидел, что Рассел раздвигает шторы. Я со стоном сел. Голова раскалывалась от боли, язык был похож на кусочек дубленой кожи. - Вас хочет видеть мистер Теннет, сэр, - доложил Рассел. Я тут же вспомнил об Ингреме. - Черт возьми! - воскликнул я и откинулся на подушки. - Сколько времени? - Ровно десять тридцать, - ответил слуга, посмотрев укоризненно на меня. - Полегче, Рассел! - крикнул я. - Тебе, наверное, уже известно, что произошло в клубе писателей? - Да, сэр, - сказал слуга, сжав губы. - Очень сожалею, сэр, что так все вышло. - Я не сомневался в твоем сочувствии, - съязвил я, хотя мне было не до игры слов: я жаждал только одного, чтобы перестала так отчаянно болеть голова. Я был жив, значит, не застрелился. Зато осуществил свой второй план: напился до беспамятства. Как я добрался домой, неизвестно. Я ничего не помнил, даже того, как лег в кровать. - Эта вошь сама напросилась на побои и получила по заслугам. Рассел закашлялся. Я застонал. - Прекрасно. Пусть мистер Теннет подождет. Понятия не имею, что ему нужно от меня. Теперь все равно ничего не исправить. Когда слуга вышел, я встал и поплелся в ванную. Холодный душ освежил меня всего, и головная боль почти прошла. Я побрился, смешал виски с содовой, выпил его и оделся, чувствуя, что начинаю приходить в себя. Питер ждал в гостиной. - Привет, - сказал я и, подойдя к буфету, снова приготовил себе стакан виски с содовой. - Я спал. Извини, что заставил тебя ждать. - Это не имеет значения, - сказал Теннет. - Выпьешь? Он покачал головой. Я подошел к кушетке и уселся рядом с гостем. Наступила неловкая пауза. Мы посмотрели друг на друга и отвернулись. - Ты пришел из-за Ингрема, да? - спросил я. - Да. Других причин нет. Ты был пьян? - Я должен оправдываться? - уточнил я, пытаясь сдерживаться, но чувствуя, что начинаю злиться. - Я пришел сюда не за тем, чтобы критиковать твои поступки, - быстро проговорил Питер. - Хотя, должен признаться, меня удивило твое поведение. Я должен известить тебя, что Голд намерен подать на тебя в суд. Я уставился на режиссера. - Голд намерен подать на меня в суд? - повторил я. - Вот это да! Этого я никак не ожидал. Питер кивнул. - Боюсь, что это так. Ингрем получил травму. В течение нескольких дней он не в состоянии работать. Этот простой обойдется студии в копеечку. И Голд бесится. Внезапно я почувствовал себя удовлетворенным: по крайней мере вошь получила как следует. - Понятно, - сказал я. - Я решил прийти к тебе и поговорить, - продолжал Питер. Он чувствовал себя как-то неуверенно и неловко, и по выражению его лица я видел, что ему неприятен этот разговор. - Р.Г. сказал, что потеряет от этого сто тысяч долларов. - Вполне приличная сумма. Так вот во что обошелся один мой удар! - выпалил я и внезапно ощутил страх, по коже у меня побежали мурашки. - И Голд намерен судом взыскать с меня эту сумму? - Юридически он не правомочен подать на тебя в суд и потребовать выплаты этих денег, - объяснил Питер. - В суд может обратиться только Ингрем. - Питер посмотрел на свои начищенные до блеска ботинки и добавил: - Р.Г. встретился с Ингремом. - Вот как. Он встретился с Ингремом? - Я отпил половину стакана спиртного, как пьют воду. Виски с содовой показалось мне безвкусным. - И Ингрем воспользуется своим правом, чтобы через суд взыскать сто тысяч долларов? Боюсь, что ему не удастся получить эти денежки. Питер осторожно стряхнул мизинцем пепел с сигареты. - Ингрем не подаст на тебя в суд. Он сказал Голду, что не сделает этого. Я поставил стакан на столик. - Почему же? - Не знаю, - откровенно признался Питер. - Я на его месте не пощадил бы тебя. Ты мерзко поступил с ним, так ведь, Клив? Я отмахнулся. - Ты хочешь сказать, что он играет в благородство и подставляет мне вторую щеку? Питер подтвердил мое предположение: - Что-то в этом роде. Я вскочил. Моему возмущению не было предела. - Проклятое животное! Я не позволю ему так обращаться со мной! Пусть подает на меня в суд! Это не имеет для меня никакого значения! Ты думаешь, меня беспокоит, как он поступит? - Послушай, Клив, ты лучше сядь, не горячись. Ты уже и так достаточно наделал глупостей, приди в себя. Что с тобой произошло? Тебе известно, что Кэрол на грани нервного расстройства? Я наклонился к гостю. - Вот что, Питер. Мне ни к чему, чтобы ты меня опекал. Я абсолютно уверен в этом. Не вмешивайся в мои дела. Не вмешивайся, говорю я тебе. - Я и сам не хотел ввязываться, - сказал Питер, сделав какой-то отчаянный жест. - Ты вообразил, мне это доставляет удовольствие? Кажется, ты не понимаешь, насколько все серьезно. Ты вступаешь в борьбу с Голдом. Все, что причиняет вред Голду, причиняет вред студии. Избиение Ингрема вызвало массу толков. Зачем тебе понадобилось избивать его, мне это абсолютно неинтересно. Допустим, у тебя были на это свои причины. Я их не знаю и не хочу знать. Но дело сделано, и план работы киностудии сорван. Положение обострилось еще и тем, что Кэрол в ужасном состоянии. Она не может работать, не может сосредоточиться, и, насколько я понимаю, все это из-за тебя. Немного успокоившись, я снова сел. - Ты во всем готов обвинить меня, - с горечью проговорил я. - Какого черта! Что вы все от меня хотите? - Тебе следовало бы на несколько дней покинуть Голливуд, - сказал Питер. - Ты можешь уехать во Фри-Пойнт? Я хочу только одного: ты не должен связываться с Р.Г., особенно теперь, когда ты в таком ужасном состоянии. Ингрем не станет подавать на тебя в суд, и мы с Френком уговорим Р.Г. оставить тебя в покое. В настоящее время Р.Г. жаждет твоей крови, Клив! "Если Голд бесится из-за меня, - подумал я, - значит, мой сценарий летит ко всем чертям". - Я не могу сейчас уехать из города, - задумавшись на мгновение, сказал я. - У меня много дел, но я постараюсь держаться подальше от Голда. Питер встревожился, но потом, подумав, согласился: - Может быть, все еще уладится. - И встал. - Я должен вернуться на студию. У нас там переполох, и Голд похож на медведя, который ревет от головной боли. Будь разумен и в течение ближайших дней не попадайся ему на глаза, Клив. - Хорошо, - пообещал я. - Между прочим, тебе известно, Питер, что я пишу сценарий для Голда? Как ты думаешь, останется в силе наш договор с ним? Питер пожал плечами. - Может быть, и останется. Все зависит от того, как удастся уладить ваши отношения. Если получится замять эту неприятную историю и твой сценарий будет хорошим, возможно, договор останется в силе: Р.Г. - человек дела и не пропустит выигрышного сюжета. Но твой сценарий, естественно, должен быть на высоте. - Понятно. - Я проводил режиссера до двери, чувствуя, что настроение мое ухудшается и нервы мои изрядно сдали. Я начал осознавать, какую потрясающую глупость я сотворил, избив Ингрема. Это может испортить всю мою карьеру. - А Кэрол ты ничем не можешь помочь? - с надеждой в голосе спросил Питер. - Пожалуй, ничем. Он пристально посмотрел на меня, и мне вдруг стало стыдно. - Она любит тебя, Клив, - тихо проговорил Теннет. - Она - большой ребенок, и не заслуживает такого отношения. Было время, когда я думал, что у вас серьезные намерения относительно друг друга. Я знаю, что это не мое дело, но мне больно смотреть на нее: ее состояние ужасно. Я не проронил ни слова. Питер стоял, не зная, уходить или подождать. Видя, что я молчу, закончил: - Очень жаль. Будем надеяться, что она как-нибудь переживет это. До свидания, Клив. Нигде не показывайся. Я уверен, что если ты будешь достаточно осторожен, все обойдется. - Надеюсь, - сказал я и добавил: - Спасибо, что зашел. Когда гость ушел, я вернулся в гостиную и выпил еще один стакан виски. Я хотел поехать к Кэрол, но не нашел в себе достаточно мужества, чтобы встретиться с ней лицом к лицу. Я причинил ей боль и был уверен, что если поеду к ней сейчас, то только усложню свою задачу примирения. Нет, надо подождать и дать Кэрол время прийти в себя. Мне же следовало подумать, как быть дальше. Ингрем не беспокоил меня. Я волновался из-за Голда. Если он захочет войны, то может оказаться очень опасным противником. Я сел и принялся решать эту задачу. Может, лучше попробовать увидеться с ним и постараться объясниться. Такой вариант показался сначала удачным для выхода из опасной ситуации. Но после долгих раздумий я решил, что вернее всего поступить так, как советует Питер: пока все не успокоится, держаться подальше от Голда. Я прямо-таки с ненавистью оглядел большую гостиную, сознавая, что не смогу день за днем сидеть здесь взаперти, как зверь в клетке. Я сойду с ума, потому что давно разучился уютно устраиваться с книжкой в руках и наслаждаться тишиной и покоем. Голливуд сделал меня беспокойным, и мысль о том, что я вынужден буду находиться в полном одиночестве хотя бы несколько часов, была невыносима. Я посмотрел на часы. Одиннадцать сорок пять. Сделав поворот, мысли мои сами по себе вернулись к Еве. Она, пожалуй, еще в кровати и спит. Теперь я знал, что мне надо делать. Заеду за Евой и приглашу позавтракать со мной. Как только я это решил, мне сразу стало легче. С Евой не только проблема одиночества, но и все другие испарятся, исчезнут. Останемся только мы сами. И главным будет то, что мы вместе. В двенадцать с небольшим я приехал на Лаурел-Каньон-Драйв. Остановив машину рядом со знакомым уже домом, я быстро спустился по тропинке, постучал и стал ждать. Дверь тут же открылась. Ева стояла на пороге и мигала глазами, ослепленная ярким солнечным светом. Она уставилась на меня. - Это ты, Клив! - воскликнула она и захихикала. - А я думала, что это молочник! - Женщина, по-видимому, только что встала с постели. Волосы ее были расчесаны, но лицо не накрашено. - Что это ты делаешь здесь в такое время? Я улыбнулся, довольный уже той удачей, что меня встретила сама хозяйка дома. - Привет, Ева! - поздоровался я. - Мне хотелось сделать тебе сюрприз. Можно войти? Она запахнула халатик и зевнула. - Я как раз собиралась принять ванну. Ты переходишь все границы, Клив. Ты мог бы, по крайней мере, позвонить мне. Я прошел за хозяйкой в спальню. В комнате чувствовался смешанный запах духов и пота. Ева открыла окно. - Фу! Здесь такой тяжелый воздух, правда? - сказала она и присела на кровать, растрепав рукой волосы. - Как же я устала! Я сел на кровать рядом с Евой, тесно прижавшись к ней. - Ты выглядишь так, словно провела кошмарную ночь, - заметил я. - Чем ты занималась? - Я ужасно выгляжу, да? - спросила женщина. Она откинулась на подушки и вытянулась всем телом. - Мне все равно. Сегодня мне все безразлично. - У меня такое же настроение. Поэтому я и пришел к тебе, - сказал я, глядя сверху вниз на ее бледное, измученное лицо. Под глазами у Евы были мешки, и две линии на переносице залегли глубокими морщинками. - Давай поскучаем вместе. Поедем куда-нибудь позавтракать? - Нет. Не надоедай мне, - отозвалась с ленцой Ева. - Не упрямься же, - сказал я. - Мы позавтракаем, и ты тут же вернешься домой, если захочешь. Поедем, не будь такой несговорчивой! Она посмотрела на меня. Я почувствовал, что она уже колеблется. - Не знаю, - медленно проговорила она, словно соглашаясь, и тут же пошла на попятную: - Надо будет одеваться. А мне лень! Нет, Клив, я не поеду! Я взял руки Евы и притянул к себе. Ее тело касалось моего. - Ты поедешь, - твердо сказал я. - Я хочу, чтобы ты одела платье. А что ты выберешь? Ева вырвалась, но к гардеробу все-таки подошла. - Не знаю, - ответила она и зевнула. - Я устала и никуда не хочу уходить из дома. Я открыл платяной шкаф и увидел около полудюжины прекрасно сшитых костюмов разных фасонов. - Может быть, ты наденешь сегодня для разнообразия платье? - спросил я. - Почему ты всегда так строга в выборе одежды? Как бы я хотел увидеть тебя в каком-нибудь прозрачном платье. Ты бы от этого только выиграла. Оно подчеркнуло бы твою женственность. - Хватит, Клив, я сама знаю, что мне больше идет, - сказала Ева, вынув из гардероба и снимая с вешалки серый костюм. - Вот что я выбрала. Нравится? - Конечно. А теперь беги в ванную, - сказал я, садясь на кровать. - Я выкурю сигарету и подожду тебя. - Я мигом, - сказала Ева довольно бодро, закрывая шкаф. Пока она была в ванной, я ходил взад и вперед по комнате. Открывал ящики, заглядывая внутрь, и снова задвигал их. Передвигая стеклянные фигурки животных, я подумал о муже Евы. В комнате царила атмосфера какой-то мрачной таинственности. Сколько постыдных тайн хранят стены этой спальни, сколько здесь побывало мужчин! Мужчин, которые приходили сюда украдкой, которых охватил бы страх, если бы их друзья узнали о посещениях этого дома. Эти мысли расстроили меня. Я злился, чувствуя, что все мои попытки завоевать Еву не дадут никаких результатов. Мне была ненавистна мысль, что я должен делить ее со всеми теми мужчинами, которые являются сюда. В конце концов атмосфера, царящая в спальне, стала настолько невыносимой, что я выскочил в коридор и крикнул Еве, чтобы она поторопилась. - Сейчас иду! - отозвалась она. - Имей терпение! Я услышал, как открылась входная дверь. Вошла Марта. Она бросила на меня быстрый, удивленный взгляд и улыбнулась. - Доброе утро, сэр, - сказала она. - Сегодня чудесное утро, не правда ли? - Да, - ответил я, не глядя на служанку. Мне было противно смотреть на нее. Я терпеть не мог угодливого выражения ее лица, ненавидел ее за то, что она знает, зачем я здесь. Интересно, что рассказала ей обо мне Ева. Обсуждают ли они между собой приходящих сюда мужчин, смеются ли над ними? Я не могу находиться в одной комнате с этой женщиной, подозревая, что в глубине души она смеется надо мной. - Скажите мисс Марлоу, что я жду ее в машине, - резко сказал я и вышел из дома. Минут через двадцать пять появилась Ева. Она была шикарной и нарядной, но ярко освещенная солнцем, она показалась мне постаревшей и усталой. Я открыл дверцу, и женщина, которую я хотел завоевать, села в машину. Мы посмотрели друг на друга. - Я нормально выгляжу? - задала свой обычный вопрос Ева. Я улыбнулся и заверил: - Восхитительно! - Не лги. Я действительно выгляжу нормально? - В таком виде, Ева, ты могла бы пойти куда угодно и с кем угодно, - ответил я, как и в первую нашу встречу. - Ты не шутишь? - Нет, не шучу. Причина всех твоих сомнений в том, что ты стыдишься своих поступков и, стыдясь их, чувствуешь себя неполноценной. Пока у тебя все в порядке. Твои тревоги напрасны. Моя спутница испытующе посмотрела на меня, решила, что я не лгу, и откинулась на сиденье. - Благодарю тебя, - сказала она. - Куда мы направимся? - К Никабобсу, - сообщил я, повернул на Сансет-стрит и выехал на улицу Франклина. - Тебя это устраивает? - Полагаю, что да. - Я попытался позвонить тебе вчера вечером, но Марта сказала, что ты занята. Ева состроила гримасу, но промолчала. - Ты, видно, работаешь целый день и всю ночь напролет? - спросил я, подвергая себя тайной пытке. - Не будем говорить об этом. Интересно, почему мужчины так любят рассуждать на эту тему? - Извини... Я совсем забыл, что это твоя профессия. - Я замолчал. Когда обида немного ослабла, я продолжил: - Ты удивляешь меня, Ева. Ты же не жестокая, не правда ли? Она облизала губы, спросила озадаченно: - Почему ты так думаешь? - Потому, что тебя легко обидеть. - Я никогда не говорила тебе этого. - Ты очень странная. Всегда настороже и боишься, что тебе причинят зло. Ты всех считаешь своими врагами. Я хочу, чтобы ты видела во мне друга. - Я не нуждаюсь в друзьях. Я не верю мужчинам. Я слишком много знаю о них. - Это происходит оттого, что сталкиваешься с самыми отвратительными качествами, какие только есть в них. Так ты не хочешь, чтобы я был твоим другом? Ева безразлично посмотрела на меня. - Нет, и хватит городить всякий вздор. Ты никогда ничем не станешь для меня. Я все время твержу тебе это. Почему ты не прекратишь эти пустые разговоры? Да, все бесполезно. Я снова почувствовал, как во мне растет гнев против этой женщины за то, что она разрушает мои надежды. Если бы я мог хоть чем-нибудь растрогать ее, разбить ее холодность и полнейшее равнодушие, добраться до ее нутра. - Ты достаточно откровенна со мной, - сказал я, - по крайней мере мне известны мои шансы в отношении тебя, вернее, мне ясно, что у меня нет таковых. - Интересно, чего ты добиваешься? - спросила Ева. И не только в словах, но и в глазах ее промелькнуло любопытство. - Что скрывается за твоими гладкими фразами? Чего ты хочешь, Клив? - Тебя, - просто ответил я. - Ты мне нравишься. Ты заинтересовала меня. Я хочу знать, что занимаю какое-то место в твоей жизни. Вот и все. - Ты - сумасшедший! - раздраженно бросила она. - У тебя, наверное, были сотни женщин. Что ты привязался ко мне? Да, зачем я привязался к ней? Зачем она мне, когда у меня есть Кэрол? Для чего напрасно терять время и биться головой о каменную стену, когда при каждой встрече я все отчетливее вижу, что Ева никогда не воспримет меня всерьез? Я понимал: бесполезное занятие уговаривать себя не делать того, что с упорством делаешь, задавать вопросы, на которые есть ответы, но которые не устраивают тебя. На все мои разумные доводы против этой продажной женщины имелся один безрассудный контрдовод: я не могу порвать с ней. И вместе с тем, я сознавал, что если не произойдет чего-то, что всколыхнет и перевернет душу Евы, наши отношения всегда будут такими же безнадежными, как и теперь. - К черту других женщин, - сказал я, останавливаясь у Никабобса. - Они не в счет. Для меня существуешь только ты. Ева нетерпеливо отмахнулась рукой. - По-видимому, ты сумасшедший. Я же сказала тебе, что ты ничего не значишь для меня. Не могу же я все время повторять тебе одно и то же. Ты для меня - пустое место и навсегда останешься им. Я вышел из машины. От долгого сидения затекли ноги. Мне было невыносимо скверно от всего, но я решил все выдержать. Поэтому я любезно открыл для Евы дверцу, заговорил почти спокойно, продолжая наш диалог: - Хорошо. Тебе незачем тревожиться обо мне. Кроме того, если ты уверена, что абсолютно безразлична ко мне, зачем ты согласилась поехать со мной? Она сурово посмотрела на меня. Я даже подумал, что зашел слишком далеко и что она повернется и уйдет, оставив меня одного. Но Ева отпарировала с обычным своим смешком: - Должна же я жить! Не правда ли? Я почувствовал, как кровь отлила от моего лица, но я на свою обидчицу даже не взглянул. Мы вошли к Никабобсу и сели за столик, стоящий напротив входа. Все мои сомнения, которые я пытался от себя гнать прочь, вернулись ко мне с этими проклятыми словами: "Должна же я жить! Не правда ли?" Она сносила мое присутствие только потому, что я платил ей за ее терпение. Это были самые бессердечные, грубые и мерзкие слова, которые приходилось мне когда-либо слышать. Для этой потаскушки я был ничем: не лучше и не хуже любого из украдкой посещающих ее мужчин, готовых оплачивать ее услуги. Я впал в прострацию. Как сквозь сон донесся до меня голос Евы. Он возвращал меня снова к ней. Голос был резким и недовольным. Моя спутница с удивлением смотрела на меня. - Ты намерен что-нибудь заказать или нет? Я увидел, что у столика стоит официант. Он с любопытством посмотрел на Еву. Дрожащей рукой я взял меню, но мой мозг все еще отказывался повиноваться мне. Кое-как я овладел собой. Мне было совершенно безразлично, что заказывать: теперь еда не доставит мне никакого удовольствия. Я почувствовал себя больным и опустошенным. Оттого, что Ева не проявила ни малейшего интереса к выбору блюд, мне стало еще хуже. Она пожала плечами и сказала: - Выбери сам, что хочешь... Мне все равно. Заказав завтрак, я попросил официанта принести бутылку шотландского виски. Мне ужасно хотелось выпить. Пока официант ходил за виски, я и Ева не проронили ни слова. - Ты ко всему безразлична и очень хладнокровна, малышка, не так ли? - сказал я и налил в стакан изрядное количество виски. - Ты так думаешь? - со скучающим лицом спросила она. Да, завтрак не удался! Чтобы исправить положение и вконец не испортить аппетита, надо что-то предпринимать. От Евы этого не дождешься! Она абсолютно пассивна. - Есть ли какие-нибудь новости о Джеке? - поинтересовался я, внезапно переменив тему. - Раз в неделю я разговариваю с ним. - У него все в порядке? - Да, все прекрасно. - Собирается домой? Ева молча кивнула. - Сколько он пробудет здесь? - Неделю... дней десять... я не знаю. - И я не увижу тебя? Она покачала головой. У нее был какой-то отсутствующий вид, и я почувствовал, что она не слушает меня. Чтоб заставить Еву проявить интерес к разговору, я сказал: - Я хотел бы встретиться с твоим мужем. На этот раз мои слова дошли до слуха моей спутницы. Она резко подняла голову и посмотрела на меня. - Да? - А почему бы и нет? - Тебе он понравится. - Глаза женщины оживились. - Он всем нравится... но только я по-настоящему знаю его. Все считают его прекрасным парнем. - Она попыталась насмешливо улыбнуться, но улыбка не получилась. - Меня бесит, когда я смотрю, как люди толпятся вокруг него... Если бы они только знали, как он обращается со мной! Но я знал, что Еве нравится его обращение с ней. Как бы грубо он ни обходился с ней, она готова все простить ему. Это сквозило в каждой черточке ее лица, в выражении глаз. - Так мы встретимся все вместе? - Я поговорю с ним. Официант принес суп из омаров. Суп был великолепен, но Ева почти не прикоснулась к нему. - Ты почему не ешь? - Я не голодна. Ведь я только что встала. Я резко оттолкнул свою тарелку. - Ты сожалеешь, что поехала? - Нет. Я не отправилась бы с тобой, если бы не хотела этого. - Ты не привыкла говорить людям приятные слова, да? - Мне это ни к чему. Тебе придется принимать меня такой, какая я есть, или перестать встречаться со мной. - Ты всегда так груба со своими знакомыми мужчинами? - А почему бы и нет? - Это, согласись, неразумно в твоем положении. - Почему? Они всегда возвращаются. А если так, то зачем тревожиться на этот счет? Да, ей незачем волноваться. Она говорит правду. Если другие любовники похожи на меня, они, как и я, все равно возвращаются. Я посмотрел на Еву. Я увидел ее холодное, надменное лицо, и у меня появилось желание причинить ей боль. - Тебе лучше знать, - сказал я, - но с годами ты не станешь моложе. Наступит время, и мужчины не только не будут возвращаться, но они перестанут тобой интересоваться. Я, кажется, задел Еву за живое. Ее губы сжались. Она вздрогнула. - Теперь слишком поздно переделывать себя, - сказала она. - Я никогда не бегала за мужчинами и не намерена бегать за ними впредь. - Знаешь, Ева, - продолжал я, - мне кажется, ты несчастлива. У тебя ужасная жизнь, верно? Почему ты не бросишь все это? - Все вы одинаковы. Все мужчины говорят так, но не в состоянии изменить что-либо. Кроме того, что бы я стала делать? Заниматься нудной работой по хозяйству? Нет уж, уволь! Я на это не способна. - Что ж, твой Джек всю жизнь намерен путешествовать? А вдруг он навсегда вернется домой, и ты должна будешь создать ему семейный уют? Избегая моего взгляда, Ева смотрела в зал. Ее глаза потеплели. - Когда-то мы с мужем хотели купить отель... - начала она, но не досказала и безнадежно добавила: - Не знаю, что нас ждет в будущем. Официант принес второе блюдо. Когда он ушел, женщина внезапно призналась: - Ты не поверишь, но вчера вечером я плакала. - Она мельком взглянула на меня, словно желая удостовериться, что я не смеюсь над ней. - Ты не веришь мне, да? - Почему ты плакала? - Я почувствовала себя такой одинокой. У меня был тяжелый день. - Ева нахмурилась. - Ты даже не представляешь, какими мужчины бывают отвратительными. Всем им нужно только одно. Ты не знаешь, как я одинока. Как трудно никому не верить. - Да, у тебя тяжелая жизнь. Ничего отрадного. А ты не можешь зарабатывать деньги как-нибудь иначе? Лицо женщины стало холодным и замкнутым. - Нет, - резко бросила она. - Каким образом? Глупо жаловаться, но сегодня у меня скверное настроение. - Ева глубоко вздохнула и сказала: - Как же я ненавижу мужчин! - Ты расстроена? Почему? - Пустяки. Не обращай внимания, Клив. Все равно я не скажу тебе. - Кто-то вчера плохо обошелся с тобой? - Да. Он пытался... Я не хочу говорить об этом. - Надеюсь, ты вывела его на чистую воду? - спросил я. Мне не терпелось узнать, что же произошло. В глазах Евы были гнев и презрение. - Да, вывела. Ноги его больше не будет в моем доме. - Внезапно Ева оттолкнула тарелку, так и не прикоснувшись ко второму блюду. - Пойдем отсюда. Я жестом подозвал официанта. - Послушай, Ева, давай иногда завтракать или обедать вместе. Это пойдет тебе на пользу. Я хочу, чтобы ты считала меня своим другом. Даже если ты решила, что не нуждаешься в друзьях, наши встречи дадут тебе возможность выговориться. Я отношусь к тебе по-человечески. Другие мужчины ведут себя с тобой иначе, правда? Какое-то мгновение моя спутница с удивлением смотрела на меня, а потом сказала: - Правда. - Так ты согласна? Тебе будет полезно время от времени уходить от всей этой дряни, верно? Женщина, казалось, раздумывала, принимать или нет такое предложение. Выбор был сделан в мою пользу. - Хорошо, - ответила Ева, затем, немного оживившись, добавила: - Спасибо тебе, Клив. Мне бы хотелось этого. У меня было такое чувство, словно я победил в трудном бою. - Прекрасно, - сказал я. - На следующей неделе я заеду за тобой, и мы где-нибудь побываем вместе. Я оплатил счет. С неудачно начатым завтраком было покончено. Финал же меня вполне устроил. Я и Ева покинули ресторан. Когда мы ехали назад и повернули на Лаурел-Каньон-Драйв, моя спутница неожиданно для меня призналась: - Я получила большое удовольствие. Ты странный парень, Клив. Это правда. Я рассмеялся. - Да? Но только по сравнению с твоими другими знакомыми. Я вижу, ты все еще думаешь, что я чего-то хочу от тебя. А мне ничего не надо. Ты интересуешь меня. Мне нравится проводить с тобой время. Мы остановились у ее дома. Я не имел намерения идти в дом, поэтому задержался у машины. - Ты зайдешь? - спросила Ева и улыбнулась. Я покачал головой. - Нет... Сегодня нет. Все будет хорошо, Ева. Я хочу поскорее встретиться с тобой. Она стояла и смотрела на меня. Губы ее улыбались, но глаза стали печальными. - Ты правда не хочешь зайти ко мне? - Я хочу быть твоим другом. Я заеду за тобой на следующей неделе. Ты пойми, я не могу относиться к тебе так, как другие мужчины. Глаза женщины стали холодными, а губы все еще сохраняли улыбку. - Понимаю, - сказала она. - До свидания. Спасибо тебе, Клив, за обед. Для меня наступил критический момент. Я видел, что Ева разочарована и сердится за то, что я отказываюсь побыть с ней. Я видел это по выражению ее глаз. Но я должен придерживаться своей линии поведения, чтоб рано или поздно все-таки завладеть этой женщиной. Несмотря на ее резкие слова, сказанные при входе в ресторан, я твердо решил довести дело до конца. Я не буду, как Херви Бероу, платить ей деньги за удовольствие побыть в ее обществе. Я настроен всячески развлекать эту сумасбродку, выслушивать излияния о Джеке и ее неприятностях, но платить не стану. Отныне Ева не получит от меня ни копейки. - Значит, ты позвонишь мне? - Да, до свидания, Ева, и не вздумай плакать. Она отвернулась и быстрыми шагами направилась к дому. Я сел в машину, закурил сигарету, включил мотор и медленно поехал по улице. Завернув за угол, я увидел мужчину, идущего навстречу машине. Я сразу же узнал его. Да, это был Херви Бероу. Я сначала проехал мимо. Интересно, что понадобилось Херви Бероу в этом районе? Я обманывал себя наивным отрицанием очевидного. Да, мне было ясно, для чего объявился здесь этот тип, но я отказывался верить тому, что он приехал повидать Еву. Подрулив к обочине, я остановился. Я выскочил из машины и побежал за ненавистным мне Херви. Миновав поворот, я увидел, что этот мерзавец направился на Лаурел-Каньон-Драйв. У дома Евы он замедлил шаги и нерешительно остановился у калитки. Я хотел заорать, хотел подбежать и врезать кулаком по безобразному, жесткому лицу Херви. Но вместо этого я стоял и смотрел ему вслед. Он пинком ноги открыл калитку и быстрыми шагами направился к дому. 13 Я успел забыть о своей первой встрече с Херви Бероу. Он казался мне тогда таким незначительным и мелкотравчатым существом, что, выгнав его из Фри-Пойнта, я перестал думать о его существовании. Мне и в голову не приходило, что он попытается снова встретиться с Евой. Она так грубо обращалась с ним, и я так унизил его в ее присутствии, что я считал невероятным, чтобы он снова попытался встретиться с ней. И все-таки он пошел к ней. Он делил ее со мной, тем самым низводил меня до своего собственного уровня. Я возвращался домой, окончательно еще не отделавшись от охватившего меня при виде Бероу чувства стыда и унижения. Войдя в квартиру, я в коридоре встретил слугу. Достаточно было одного взгляда на его лицо, чтобы понять, что меня ждут новые неприятности. - Вас ожидает мисс Венсингер, сэр, - объявил Рассел. Я уставился на него. - Она ждет меня? - переспросил я. - Давно она здесь? - Только что вошла. Она сказала, что пришла по важному делу и хочет минут десять подождать вас. Интересно, зачем Мерль Венсингер приехала ко мне? Если она бросила работу и проделала из-за меня немалый путь, значит, дело действительно важное и срочное. Обычно эта особа редко покидает свою контору. - Хорошо, Рассел, - сказал я, вручив ему шляпу. - Я немедленно переговорю с мисс. Я вошел в гостиную. - Привет, Мерль! - сказал я, подходя к ней. - Ты у меня, какой сюрприз! Мерль Венсингер была высокой, полной, рыжеволосой, приятной женщиной. Она прекрасно выглядела для своих сорока лет и являлась самой шикарной дамой в Голливуде. Стоя перед холодным камином, эта деловая особа с яростью посмотрела на меня. - Если это для тебя сюрприз, то пойди налей себе бренди, - сказала она, сделав вид, что не замечает протянутой мной руки, и усаживаясь на подлокотник кушетки, - оно тебе может здорово пригодиться. - Послушай, Мерль, приношу тебе свои нижайшие извинения за статью в "Дигест"... - сказал я. - К черту статью! - огрызнулась мисс. - У тебя и без этой статьи неприятностей хоть отбавляй. - Мерль порылась в сумке и вытащила оттуда помятую пачку "Кэмел". - У меня мало времени, поэтому перейдем к делу. Скажи мне только одно... ты на самом деле ударил Френка Ингрема? Я провел рукой по волосам. - Ну а что, если ударил? Тебе то какое до этого дело? - И он еще спрашивает, какое мне дело! - Мерль возвела глаза к потолку. - Просто смех. Он избивает человека, от которого зависят колоссальные доходы Голливуда, ломает ему зубной протез и при этом он еще спрашивает, какое мне до этого дело! - Гостья впилась в меня взглядом. Ее зеленые глаза горели злобой. - Ты животное! Презренное животное! Я даже представить не могу, какие родители могли произвести на свет такое чудовище. Ты подвел меня со статьей в журнале, но это пустяки. В дальнейшем я учту, что с тобой нельзя связываться. Но твоя выходка в отношении Ингрема... она же равносильна убийству! - Говори о деле! - прервал я Мерль. - Чем мне это грозит? Она бросила сигарету и подошла к окну. - Дела хуже некуда, Фарстон. Ты настроил против себя самого могущественного и влиятельного человека в Голливуде... ты... пошел против Голда. Он намерен покончить с тобой, и он это сделает. Между нами говоря, тебе остается только одно: собрать чемоданчик и удрать как можно скорее. Что касается Голливуда... то тут твоя карьера окончена! Я подошел к буфету и налил большой стакан виски. Мне это было необходимо. И моя посетительница это верно предвидела. - Налей и мне! - потребовала Мерль. - Ты думаешь, что только у тебя есть нервы? Я принес ей стакан виски и сел. - А как же мой контракт с Голдом? - спросил я. - Надеюсь, ты поможешь Голду расторгнуть его? Мерль была сражена моими вопросами. Они поставили ее в тупик своей наивностью. - Нет, вы только послушайте, что он говорит! - воскликнула мисс Венсингер, глядя на вазу с цветами. И было такое впечатление, что именно им адресуются слова Мерль. - Контракт! Этот парень воображает, что он заключил контракт с Голдом! - Она резко повернулась и уставилась на меня. - Даже несведущему в деловых вопросах человеку ясно, что такое контракт! Разве это соглашение? В нем же нет ничего определенного. Если Голду не понравится твое сочинение, он вправе отказаться от него, не заплатив тебе ни гроша. - А может быть, оно ему понравится, - неуверенно пробормотал я. - Уж не хочешь ли ты сказать, что Голд способен отказаться от выигрышного сценария только из-за того, чтобы свести со мной счеты? Мерль с жалостью глядела на меня. - Неужели ты не понимаешь, что твоя пьяная выходка обошлась Голду в сто тысяч долларов? Твой сценарий должен быть шедевром, чтобы заставить такого человека, как Голд, простить потерянные по твоей вине сто тысяч. Если ты хочешь знать мое мнение на этот счет, то изволь: во всем Голливуде не отыщется такого писателя, ради которого Голд поступился бы такой огромной суммой. Я допил стакан и закурил сигарету. - Хорошо, - сказал я, стараясь не поддаваться панике. - Что же мне теперь делать? Ты же моя поверенная в делах! Какой выход ты можешь предложить мне? - Выхода нет. Голд занес тебя в черный список, и теперь ничего не поделаешь. Тебе остается писать только романы. С пьесами и киносценариями дело покончено. - Ну нет! - разозлившись, воскликнул я. - Он не смеет так поступать со мной. Это же сумасшествие... - Возможно, что и так, но я-то его приемы хорошо знаю. Голд - единственный человек в Голливуде, на которого я не имею ни малейшего влияния, с которым я не могу управиться. Только известная нам обоим особа может сгладить обстановку и примирить тебя с Голдом. Я уставился на мисс Венсингер. - О ком это ты? Кто это? - Твоя приятельница... Кэрол Рай. Я поднялся. Упоминание имени Кэрол рядом с именем Голда меня покоробило. - Что ты хочешь этим сказать? Гостья жестом указала мне на кресло. - Сейчас я скажу тебе кое-что, только не расстраивайся! Кэрол Рай могла бы помочь тебе, потому что она и Голд - вот так. - Мерль скрестила пальцы. - С каких это пор? - спросил я, стараясь унять дрожь в голосе. На лице Мерль отразилось недоумение. - Разве ты не знаешь, что Голд сделал твоей подружке предложение? - Знаю. Но это еще ничего не значит. - Да что с тобой происходит? Я объясню тебе более доступно, тогда, может быть, ты поймешь... Голд никогда не был женат. Ему около шестидесяти лет. Внезапно он влюбляется в девушку, а ты говоришь, что это ничего не значит. Для Голда - это все. Если человек влюбляется в таком возрасте, то это чувство обрушивается на него с такой силой, которая граничит с крушением, землетрясением, потопом, а может, с еще более грандиозным по масштабности событием. Поверь мне, эта девушка может вить из Голда веревки, он сделает все, что только ей заблагорассудится. Дошло теперь, что только Кэрол может примирить тебя со стариком Голдом. Я глубоко вздохнул и попытался сдержать раздражение, чувствуя, что от напряжения мой лоб покрывается потом. - Спасибо тебе, Мерль. Я подумаю об этом. - Не знаю, каким чудом мне удалось устоять против соблазна избить ее. Наверное, я подумал о том, что и так нажил себе слишком много врагов. - Я позабочусь об этом. Мисс Венсингер встала. - Тебе придется поклониться ей в ножки, Фарстон, - сказала она. - Это единственный выход для тебя. Собственно, поступай, как знаешь. На твоем месте я бы бросила писать этот киносценарий и взялась бы за роман. Ко мне, кстати, уже заглядывали твои кредиторы и расспрашивали о твоих взаимоотношениях с Голдом. Пока мне удалось успокоить этих шакалов, но шила в мешке не утаишь. Скоро им будет известно, что ваш контракт расторгнут. Я был как громом поражен этим сообщением и, не находя слов, уставился на Мерль. - Да, вот еще что! - Гостья уже подошла к двери, но остановилась. - На студии разнесся слух, что тебя часто встречают в обществе какой-то проститутки. Я задрожал от гнева. - Хватит Мерль! Для одного утра ты уже достаточно наговорила мне гадостей. Не суй свой нос в мои личные дела, - огрызнулся я, отвернувшись от осточертевшей мне посетительницы. Она воззрилась на меня, как на редкий экспонат, и всплеснула руками. - Значит, это правда! - сделала вывод Мерль. - Ты что, взбесился? Неужели тебе недостаточно женщин в этой огромной помойной яме, именуемой Голливудом, что ты еще стал волочиться за проститутками? Все судачат о тебе, Фарстон. Учти, ни один писатель не может позволить себе, чтобы о нем злословили. Ради всех святых, возьми себя в руки, иначе нам придется расстаться. Я почувствовал дрожь в каждой клеточке тела, сердце, казалось, рванулось, чтоб потом забиться у самого горла. - Голливуд не имеет права распоряжаться моей личной жизнью, не имеет права приказывать мне! - крикнул я. - И тебе тоже не дано такого права, Мерль! Разреши мне самому выбирать себе приятельниц. - Если же они тебе не по душе, что ж, как говорится, - на вкус и цвет товарища нет. А теперь я больше тебя, мисс Винсингер, не задерживаю. - Ну и идиот же ты! - злобно проговорила она. - А я-то думала, что мы вдвоем сможем зарабатывать большие деньги. Я ошиблась. Ну, поступай, как знаешь. Для меня этот разрыв не имеет ни малейшего значения, тем более что ты катишься по наклонной плоскости. Ты знаешь меня, Фарстон, я всегда была откровенной. Если ты не перестанешь встречаться с этой женщиной, твое имя будет смердеть, как труп месячной давности. Будь же благоразумен. Если ты действительно не можешь обойтись без нее, не появляйся с ней в людных местах. Держи ее ото всех подальше, чтобы ее никто не видел. Меня охватила такая злоба, что опять появилось желание ударить бывшую, как я теперь понимал, поверенную в моих делах. - Уходи, Мерль! - крикнул я, открывая перед ней дверь. - На свете и без тебя достаточно хищниц, которые с радостью согласятся вести мои дела. Насколько я сообразил, наши взаимоотношения кончены. - Прощай, - сказала она. - Считай каждую копейку, Фарстон. Скоро тебе это занятие здорово пригодится. Мерль хлопнула дверью, прежде чем я нашелся что-либо ответить на оскорбление этой мегеры. Я стал бегать взад и вперед по комнате. Мои кредиторы? Но у меня, кажется, нет счетов на крупные суммы. Что она имела в виду? Я позвонил Расселу. - У нас есть неоплаченные счета? - спросил я, когда слуга вошел в комнату. - Всего несколько, сэр, - сказал он, вопросительно подняв брови. - Я думал, что вы следите за их оплатой. Я подошел к столу и, открыв один из ящиков, вытащил счета. - Ты, а не я должен следить за их оплатой, - сердито сказал я слуге. - Я не могу сам заниматься всеми делами. - Но я никогда не видел этих счетов, - запротестовал Рассел. - Если бы я знал, что есть неоплаченные... - Хорошо, хорошо, - раздраженно проговорил я, зная, что он прав. - Я привык класть счета в этот ящик и хотел погасить их в конце месяца. Но мне всегда недоставало времени, чтобы просмотреть их. - Я сел за стол. - Вот тебе, Рассел, карандаш и бумага. Я буду диктовать цифры, а ты их записывай, - сказал я. - Что-нибудь не так, сэр? - с тревогой спросил Рассел. - Делай, что я сказал, и, ради бога, не задавай лишних вопросов. Через полчаса я узнал, что должен различным магазинам и портным 13 тысяч долларов. Я был растерян. Лицо слуги выражало озабоченность. - Плохо дело, - сказал я и скорчил гримасу. - Да, очень плохо. - Но они же могут подождать, сэр, - начал успокаивать меня слуга, нервно потирая подбородок. - Ведь мистер Голд заключил с вами контракт, не правда ли? Я хочу сказать, что скоро вы снова начнете зарабатывать, ведь так больше продолжаться не может. Я думал... - Неважно, что ты думал, - взорвался я. - Я плачу тебе жалованье не за мысли, которые вертятся в твоей голове, а за работу. Ладно, как-нибудь перебьемся, надо браться за дело. Когда слуга ушел, я взял банковскую книжку. На моем текущем счету значилось 15 тысяч долларов. Если то, что сказала Мерль о моих кредиторах, правда, и если они действительно встревожились, то скоро я окажусь без гроша в кармане. Я протянул руку, чтобы положить на стол банковскую книжку, и увидел, что рука моя дрожит. Впервые, с тех пор как я приехал в Голливуд, я усомнился в прочности своего финансового положения. До сих пор "Остановка во время дождя" приносила мне стабильные доходы, книги мои все еще находили спрос, и я был уверен в своем будущем. Но поступления гонорара за пьесу и отчисления от продажи книг резко снизились и не могут длиться бесконечно. Чтобы поправить денежные дела, я должен работать над полученным заказом, к выполнению которого я еще не приступал. Мой сценарий должен удовлетворить Голда. Иного выхода нет. И необходимо уменьшить расходы. Я слишком много трачу. Придется отказаться от Фри-Пойнта. Но до конца месяца я все еще должен оплачивать его. Моя квартира тоже обходится в кругленькую сумму. И все ж теперешние мои апартаменты я вынужден буду сменить в самую последнюю очередь, только в случае крайней необходимости: стоит только снять более дешевую квартиру, как весь Голливуд начнет сплетничать. А если пойдет слух о том, что у тебя туго с деньгами, считай, что с тобой покончено. В Голливуде о людях судят не по их талантам, манерам или умению вести себя в обществе, а только по суммам доходов. Весь следующий и два других дня я потерял на то, чтобы написать черновик сценария. Я работал как проклятый, но в конце третьих суток обнаружил, что не написал ничего ценного. Главной причиной моей неудачи было то, что впервые в жизни я знал, что должен написать хорошо. Охваченный паникой, я не мог трезво и ясно думать над тем, что пишу и, нервничая все больше и больше, исписал страницы словами, не имеющими никакого смысла. В конце концов я отодвинул от себя пишущую машинку, налил в стакан виски с содовой и стал как неприкаянный кружить по комнате. Часы показывали 7.10. Без всяких раздумий я подошел к телефону и позвонил Еве. С моей души словно свалился груз, когда я услышал родной голос. Я понял, что последние два дня изнывал от желания позвонить Еве. Она была мне необходима как воздух. Я был убежден: Ева скрасит одиночество и поможет обрести веру в себя. - Привет, - сказал я. - Как себя чувствуешь? - Хорошо, Клив. А ты? - Прекрасно. Послушай, Ева, давай пообедаем вместе. Можно сейчас заехать за тобой? - Нет... нельзя. Такого ответа я просто не ожидал. Мое настроение сразу испарилось. - Не говори так. Мы же договорились в прошлый раз. - Конкретно о каком-то дне недели разговора не было. - Но я хочу видеть тебя сегодня, - настаивал я, слушая, как кровь больно стучит в висках. - А я не могу сегодня, Клив. Я занята. "Неужели эта бессердечная женщина не может хотя бы сказать, что сожалеет, что мы не сможем увидеться?" - подумал я, охваченный злобой на Еву. - Я должен это понимать так, что тебя уже пригласили обедать? - Да... если тебе уж так надо все знать. - Хорошо, хорошо. И все же я настаиваю на встрече. Ты не могла бы отказаться от сделанного тебе кем-то предложения ради меня? - Нет. Я уже готов был бросить трубку, но меня остановил страх остаться наедине с самим собой, со своими безрадостными мыслями. Я сделал последнюю попытку уговорить эту несносную женщину. - А не сможем ли мы встретиться после этого обеда? - В ожидании ответа я думал о том, что совершу что-либо ужасное, если прозвучит и на этот раз: нет. - Пожалуй, сможем, - неуверенно отозвалась Ева. - Ты действительно хочешь видеть меня? Опять она мерит меня общим аршином со своими клиентами. Неужели она воображает, что я стал бы унижаться перед ней, если бы у меня не было потребности во встрече. - Да, очень! - ответил я. - Когда тебе удобнее? - В 9.30. - Может быть, ты позвонишь мне, когда будешь свободна и вернешься домой. Я тут же приеду. - Хорошо. Я дал ей свой телефон. - Значит, в 9.30 я жду твоего звонка. - Хорошо, - согласилась Ева и повесила трубку. Этот разговор оставил неприятный осадок, потому что я как холуй просил проститутку о такой малости - о свидании. Утешил лишь результат, хоть добыт был неприятным мне способом. Но когда невыносимо болит зуб, ничего больше не остается, как удалить его. У меня тоже не было другого выбора, как пойти на этот унизительный разговор: я просто не мог провести эту ночь в одиночестве. Я все еще был занят мыслями о Еве, когда в комнату вошел Рассел. Он увидел разбросанные по столу бумаги, но нужного впечатления они на моего слугу не произвели. - Послушай, Рассел, - раздраженно сказал я, - не будь надутым, как епископ. Да, дела у нас неважные. Фактически все летит кувырком. Брови слуги поползли вверх. - Очень жаль, сэр, - сказал он. - Произошло что-то очень неприятное? Внезапно у меня появилось желание поделиться с ним наболевшим. - Присаживайся, Рассел, - предложил я, махнув рукой в сторону кресла. - Я хочу поговорить с тобой. - Я лучше постою, мистер Клив, - ответил слуга, не скрывая удивления по поводу услышанного предложения. - Сядь же, ради бога! - крикнул я и, когда он сел, глядя на меня с испугом и тревогой, добавил: - Извини, Рассел, мои нервы на пределе. И если ты весь вечер намерен держать себя подобным образом, то нет смысла затевать этот разговор. - Вы правы, мистер Клив, - согласился слуга и поудобнее устроился в кресле напротив меня. - Может быть, я могу чем-нибудь помочь вам? Я покачал головой. - Помочь мне никто не сможет, но я должен поговорить с кем-нибудь, - сказал я и, протянув руку, взял сигарету. - Мы уже порядочное время живем вместе, не так ли? Таким образом, твое будущее тесно связано с моим. Если дела мои станут плохи, тебе от этого не станет легче. Готов ли ты делить со мной не только мои успехи, но и неприятности? Рассел, пристально глядя на меня, молчал. - Шансы мои значительно упали, - продолжил я. - Кэрол меня бросила. Мисс Венсингер отказалась вести мои дела, сценарий не продвигается ни на шаг, и я в долгах. Я попал в чертовски трудное положение. Ты мог себе такое представить? Я видел, что озадачил слугу своим признанием. Рассел, собираясь ответить, почесал затылок, зачем-то провел ладонью по лысине. - Я не понимаю, что на вас нашло, мистер Клив, - сказал он. - Было время, когда вы работали с утра до ночи. Потом вы забросили работу. Меня это очень тревожило. Не сердитесь, но с тех пор, как вы послали меня с книгой к этой мисс Марлоу, у вас начались одни неприятности. - Все вы стараетесь свалить всю вину на нее, - возразил я, вскочив с кресла и принимаясь расхаживать по комнате. - И все вы ошибаетесь. Я даже представить себе не могу, что бы я делал без мисс Марлоу. - Мне трудно этому поверить, сэр, - сказал слуга, не мигая уставясь на меня. - Надеюсь, она не влюблена в вас? Меня рассмешило предположение, пришедшее в голову слуге. - Не бойся, Рассел, я не намерен жениться на ней, если тебя это беспокоит. К тому же, должен откровенно сознаться: она совершенно безразлична ко мне. Ты не поверил бы мне, если бы я рассказал тебе, как эта женщина обращается со мной. - Я загасил сигарету и тут же закурил новую. - Ты ведь не знаешь, что я чувствую себя очень одиноким. Наверное, это удивляет тебя, но это именно так. Я ужасно одинок, и не найдется ни одного человека, с которым я мог бы поговорить по душам. Мои голливудские знакомые не годятся для этого. С ними откровенно не поговоришь. Мы все боимся сказать друг другу лишнее слово. Доверься - и тебя поднимут на смех. Если ты не занимаешься саморекламой и не кричишь о своих достижениях и доходах, там тобой никто не интересуется. Рассел сидел, сложа руки на толстых коленях, слушал внимательно. Мои последние слова его особенно поразили. - Мне это непонятно, мистер Клив, - недоуменно произнес слуга. - Ведь у вас же есть друзья. Например, мистер Теннет. Почему вы никогда не пригласите его в дом пообедать с вами? - Питера? Не будь идиотом. У него есть все на свете. Зачем ему скучать в моем обществе? - Я сел. - И Кэрол не до меня. Она - талант. Кроме того, она выходит замуж за Голда. Неплохо, не правда ли? Она станет женой старого негодяя Голда только потому, что он гребет деньги лопатой. - Но ведь вы же сами виноваты в этом, сэр, не так ли? - вежливо уточнил Рассел. - Мне кажется, вы могли бы быть очень счастливы с мисс Кэрол, если бы не ваша новая знакомая. - Хватит говорить о мисс Марлоу, - раздраженно перебил я. - Понимаешь, я не могу бросить ее. - Помолчав немного, я продолжал: - Дело в том, Рассел, что я влип, как кур во щи. Я начал с того, что забавлялся с ней, а теперь - проклятье! - дело обернулось гораздо серьезнее. Она у меня в крови. Лицо Рассела стало мрачным. - Но, сэр... - Брось увещевать меня! - взорвался я. - Я в отчаянном положении. Я ничего не могу поделать с собой. Мне нужна эта женщина, и я не могу расстаться с ней. Слуга немного подумал и заговорил: - В этом нет ничего странного, сэр. Вы не первый и не последний, кто попал в лапы такой женщины, как эта мисс Марлоу. Это и раньше происходило и будет случаться, пока земля вертится. Я уставился на Рассела. - Что ты имеешь в виду? Что ты-то обо всем этом знаешь? Он спокойно посмотрел на меня. - Я значительно старше вас, мистер Клив, у меня больше опыта в житейских делах, и неприглядные стороны жизни мне известны в большей степени. Боюсь, что, если мужчина свяжется с подобной женщиной, он рано или поздно пожалеет об этом. Я провел рукой по волосам. - Знаешь, Рассел, она совсем не похожа на обычную проститутку. Ева - особенная женщина! Господи! Уж не думаешь ли ты, что я мог связаться с обыкновенной уличной потаскушкой? Ведь не думаешь же ты так? Он покачал головой. - Знаете, сэр, что я скажу вам: эта Марлоу ничем не отличается от любой уличной девки. Неужели вам это непонятно? Ева, как вы ее назвали, может иначе выглядеть. У нее могут быть другие методы завлечения мужчин, но по своей сути она такая же, как все продажные женщины. Они - монстры. И с ними могут справиться только такие же выродки, как они сами. Дамочки этого сорта не испытывают к своим клиентам никаких чувств, кроме тайного презрения, и считают мужчин, которые тратят на них свои деньги, рабами своих страстей, полагая, что рассчитываться за свои пагубные наклонности эти сластолюбцы должны кошельком. Иного расчета, кроме как денежного, в той среде не существует. Главное в жизни для проституток - деньги. Большинство из них - пьяницы. Как вы вообще можете сравнивать их с нормальными женщинами? Я облизал губы и уставился на Рассела. - Пожалуй, ты прав, - наконец сказал я. - Но почему же такое произошло со мной? Почему эта проклятая Ева, словно болото, засосала меня? Что она так держит меня? - А вы уверены, что она держит вас, сэр? - спросил он. - Ведь с такими женщинами знаются чаще всего те, кто испытывает комплекс неполноценности. Вы, считая себя неудачником в жизни, решили, что Ева, чье социальное положение ниже вашего, чья жизнь вообще растоптана, укрепит вашу веру в себя. Вы, утверждаясь в глазах существа более несчастного, чем сами, укрепитесь верой в своем превосходстве. Вам жаль в первую очередь себя, поэтому вы прониклись этим чувством и к падшей женщине, видя, что обоих жизнь завела в тупик. Вы уверились, что Еву никто не любит. Она и сама это знает, понимает, что фактически никому не нужна, поэтому она и не верит ни одному из мужчин, которые крутятся вокруг нее. Сегодня, завтра, через неделю, через год она надоест им, и они уйдут к другим. Такие женщины не имеют жизненных корней. Они живут только сегодняшним днем, а завтрашнего они просто боятся. Вы, наверное, считаете, что у вас много общего с мисс Марлоу. У нее нет будущего. Вы склонны думать, что у вас тоже нет его. Она одинока, ее окружают недостойные, грязные люди. И вы считаете себя одиноким среди незаурядных людей и уверены, что они не интересуются вами, ставя вас ниже себя. Если вы допускаете подобного рода мысли в отношении себя, то вполне закономерно они привели вас к убеждению, что вы не можете обойтись без этой женщины. Я бросил сигарету. - Ну и умен же ты, старый дьявол! - произнес я, боясь посмотреть слуге в глаза. - Мне даже и в голову не приходило, что ты так хорошо во всем разбираешься. Он позволил себе вежливо улыбнуться. - Надеюсь, я не обидел вас, мистер Клив, - сказал Рассел и, вынув носовой платок, вытер им вспотевший лоб. Весь следующий час я не находил себе места и, по мере того как минутная стрелка продвигалась к заветной цифре, мое волнение становилось все сильнее. После ужина я включил радио. В 9.25 я выключил его и попробовал читать, но глаза мои то и дело устремлялись к телефону. Еще пять минут - и раздастся звонок. Это будет самым настоящим триумфом для меня: впервые за время нашего знакомства она, а не я предпримет попытку встретиться со мной. Впервые инициатива будет исходить от Евы. Это будет лучшим доказательством тому, что я что-то значу для нее. Я снова посмотрел на часы. Они показывали 9.37. Время, на которое был назначен звонок Евы, прошло. Я успокаивал себя тем, что, хоть эта своенравная женщина и не может быть пунктуальной, но данное слово сдержит. Я убеждал себя, что вот-вот телефон зазвонит. Но лучше от этого не становилось. Я уже не мог концентрировать свое внимание на книге, я сидел и ждал, держа в руках сигарету и ощущая в желудке какую-то странную боль и пустоту. Рассел заглянул в комнату, чтобы узнать, не угодно ли мне что-нибудь. Я нетерпеливо отмахнулся от него. - Поставить машину в гараж, сэр? - Нет. С минуты на минуту я уеду. - У вас больше нет распоряжений, сэр? Я едва сдержался, чтобы не закричать. - Благодарю тебя, Рассел, - сказал я подчеркнуто спокойно. - Доброй ночи, и не ворчи, если я вернусь поздно. Когда он ушел, я тут же хотел посмотреть на часы, но сдержался. "Ты не будешь сверять время, пока она не позвонит, - сказал я себе. - Бесполезно то и дело смотреть на часы. Это тебе не поможет. Ева обещала позвонить - значит, она позвонит. Наберись терпения и жди". Я закрыл глаза и стал ждать, охваченный сомнениями и разочарованием, что надежды мои не оправдались. Потом я начал считать. Досчитав до 800, я открыл глаза и глянул на часы. Было 10.05. Подойдя к телефону, я набрал Евин номер. Телефон звонил, но к нему там, куда рвалась моя душа, никто не подходил. "Будь ты проклята, Ева, - сказал я себе. - Будь ты трижды проклята!" Я налил стакан виски и закурил сигарету. Меня охватила холодная ярость. Я проклинал Еву. Она всегда была такой: лживой, эгоистичной и равнодушной. Она же сама обещала позвонить мне. Для чего? Чтоб тут же забыть об этом. Ей и в голову не приходит, что она испортила мне весь вечер. Ей наплевать на меня. В 10.30 я позвонил снова, но результат был тот же: мне никто не ответил. В ярости я метался по комнате. Я безразличен этой твари. Она ведь свободна в выборе клиентов. Я покажу этой шлюхе! Она поплатится за то, что дурачит меня! Я с отвращением бросил сигарету. Но как я могу отомстить ей, когда не могу даже сделать ей больно? У меня нет возможности разбить ее безразличие. Я бессилен. "Если когда-нибудь ты будешь у меня в руках, Ева, - поклялся я себе, - ты пожалеешь, что была так бессердечна со мной. Ты еще раскаешься в этом". Но, произнося эти слова, я прекрасно знал, что этого никогда не произ