ойдет. Никогда не будет по-моему! Если наши встречи все-таки продолжатся, страдающей стороной всегда буду я. Я постоянно стану уступать этой дрянной женщине, всегда буду идти у нее на поводу, потому что она равнодушна ко мне, потому что ей наплевать на меня. Вот и теперь, проявляя бесхарактерность, я звонил Еве непрерывно через каждые десять минут. Я твердо решил поговорить с ней, даже если мне придется звонить всю ночь напролет. В 11.30 мне ответили. - Кто говорит? - Ева... - Я замолчал. Ярость и усталость лишили меня дара речи. Только спокойствие и безразличие, прозвучавшие в голосе женщины, заставили меня собраться с мыслями. - Я все время ждал твоего звонка. Ты же сказала, что позвонишь в 9.30. Посмотри на часы. Я все ждал и ждал... - Да? - произнесла с недоверием Ева и добавила: - Господи! Я совершенно пьяная! - Ты пьяная? - закричал я. - Ты даже не вспомнила обо мне? - Хватит, Клив. Я устала и не хочу разговаривать с тобой. Сейчас не время! - Но мы же должны были встретиться. Почему ты так поступила? - А почему я не должна поступать так, как мне нравится? - огрызнулась она. - Ты слишком много позволяешь себе. Говорю тебе, я устала... Я знал, что сейчас разговор прервется: Ева просто-напросто повесит трубку. Я занервничал и запаниковал. Меня продолжала мучить бессильная злоба. Но сказанные мной слова были полны унизительной мольбы: - Подожди, Ева, не бросай трубку. Выходит, встреча не состоится и я не увижу тебя сегодня. Очень жаль, я понимаю, что ты устала, но ты могла бы позвонить мне. Ты же знала, что я жду твоего звонка. Неужели после всего того, что произошло в уик-энд, я не заслужил, чтобы ты относилась ко мне хоть немного лучше? - Хватит! - воскликнула она. - Если тебе уж так хочется, то приезжай сейчас. Только прекрати эту пустую болтовню. Еще ведь не слишком поздно? Приезжай, и хватит ныть. Прежде чем я успел что-либо ответить, прозвучали гудки. Я не колебался и, схватив шляпу, побежал к лифту. Через несколько минут я уже сидел за рулем и мчался на Лаурел-Каньон-Драйв. Ночь была тихая и лунная. Несмотря на оживленное движение, я через 13 минут подъехал к Евиному дому. Я постучал, и она тут же открыла дверь. - Ты невыносим, Клив, - сказала моя мучительница, входя в спальню. - Что с тобой происходит? Мы же недавно виделись. Я смотрел на Еву, стараясь побороть раздражение. На ней был голубой халат, и от нее ужасно пахло виски. Она посмотрела на меня и скорчила гримасу. - Господи! - произнесла Ева и зевнула. - Как же я устала! Она растянулась на кровати и смотрела на меня, как на что-то неодушевленное. Я заметил, что глаза женщины слипаются. Я склонился над ней, и внезапно меня охватило отвращение. - Ты совсем пьяная, - недовольно проговорил я. Ева приложила руку к голове. - Да, - подтвердила она, снова зевнула и добавила, закрыв глаза: - Я много выпила. - Как ты могла так поступить со мной? - закричал я, испытывая огромное желание схватить ее за плечи и хорошенько встряхнуть. - Я так долго ждал. Неужели в тебе совсем нет человечности? Ева с трудом приподнялась на локте. Лицо ее застыло в гримасе, а глаза были похожи на мокрые камешки. - Человечности? - повторила пьяная женщина. - К тебе? С чего бы я стала по-человечески относиться к тебе? Да кто ты такой есть? Я предупреждала тебя, Клив. Для меня существует только один человек на свете - Джек. - Замолчи, я не хочу слушать о твоем проклятом Джеке! - взорвался я. Ева разразилась смехом. - Если бы ты только посмотрел на себя со стороны! Как же глупо ты выглядишь! - еле смогла выговорить она сквозь свой идиотский хохот. - Сядь и не стой надо мной как вкопанный! Внезапно я возненавидел ее. - Где ты шлялась все это время? - Нигде. Я работала. А тебе нет до этого никакого дела. - Ты хочешь сказать, что забыла обо мне? - Нет, не забыла. - Ева снова захихикала. - Я помнила, но я подумала, что ожидание пойдет тебе на пользу. Именно поэтому я заставила тебя ждать. Теперь ты, может быть, уже не станешь смотреть на меня, как на свою собственность. Я готов был ударить Еву за ее безжалостные слова. - Хорошо! - сказал я. - Если ты так со мной поступаешь, то мне лучше уйти. Женщина с трудом встала с кровати и обвила руками мою шею. - Не глупи, Клив, оставайся... Я хочу, чтобы ты остался. "Ты хочешь сказать, что тебе нужно вытянуть из меня деньги, грязная шлюха", - подумал я и, разняв руки Евы, толкнул ее на кровать. - Ты, Ева, безобразно пьяна, - сказал я и отошел от кровати. - Мне и в голову не приходило, что после нашего уик-энда ты можешь так относиться ко мне. Ева закинула руки за голову и захихикала. - Хватит тебе жалеть себя. Я, помнишь, предупреждала, что получится, если ты влюбишься в меня! Ведь предупреждала же? Будь пай-мальчиком и ложись в кроватку! Я присел на кровать. - Неужели ты, Ева, или как там тебя зовут еще, действительно думаешь, что я влюблен в тебя? А ты ко мне безразлична, совершенно безразлична, да? Женщина облизала губы и отвернулась. - Мне надоели мужчины, которые влюбляются в меня. Они мне не нужны. Почему они не могут оставить меня в покое? - Не волнуйся, скоро твое желание исполнится. Если ты обращаешься с ними так же, как со мной, все они оставят тебя рано или поздно. Ты заслуживаешь этого. Она передернула плечами. - Все они возвращаются. Они все равно хотят добиться меня независимо от того, как я с ними обхожусь. А если бы и не возвращались, плевать мне на это. Я ни от кого не завишу, Клив. На мой век мужчин хватит. - Ты чувствуешь себя независимой только потому, что у тебя есть Джек, - сказал я, борясь с желанием ударить женщину. - А что если с ним что-нибудь случится? Что ты тогда будешь делать? Ее лицо омрачилось. - Тогда я покончу с собой, - ответила Ева. - Почему ты спросил меня об этом? - Это только легко сказать. Но когда настанет такая минута, ты не сможешь пойти на это. - Оставь свое мнение при себе, - огрызнулась Ева и задумалась. - Однажды я уже пыталась покончить с собой. Я выпила целую бутылку лизола. Ты знаешь, что это означает? Я в течение нескольких месяцев выплевывала кусочки внутренностей. - Почему ты это сделала? - спросил я, и моя злоба на нее тут же испарилась. - Не скажу. Послушай, Клив, мне надоели твои расспросы. Ложись в кровать. Я устала. Ева дохнула на меня перегаром, и я снова почувствовал отвращение. - Хорошо, - сказал я, желая под любым предлогом вырваться из этой отвратительной комнатушки. - Я останусь. Только на минутку схожу в ванную. Я пошел к двери. А Ева сняла халат и скользнула под одеяло. - Приходи скорее, - прошептала она, закрыв глаза. Дыхание с шумом вырывалось из полуоткрытого рта женщины. Я глянул на то место на кровати, что предназначалось мне. Вид подушки меня ужаснул. Она была далеко не свежей и с какими-то сальными пятнами. Ева предлагала мне лечь на эту грязную подушку и на такую же простыню, на которых недавно спал какой-то другой мужчина. И тут во мне созрело окончательное и бесповоротное решение о разрыве с этой женщиной. Даже не посмотрев на нее, я поднялся в ванную комнату и, сев на край ванны, закурил сигарету. Я знал, что между мной и этой женщиной, продающей себя мужчинам, все кончено. Первой моей реакцией было огромное облегчение. Я знал, что надо принимать Еву такой, какова она есть, что никакая сила не заставит ее перемениться, что бы я ни делал для нее, что бы я ни говорил ей, потому что ей все было безразлично. Я был для нее просто средством зарабатывать деньги. Я мог бы примириться с ее бессердечностью, с тем, что она пьет, но грязное постельное белье убило мою страсть к ней раз и навсегда. Странно и необъяснимо, но интимные отношения между женщиной и мужчиной сбалансированы настолько тонко, что достаточно малейшего пустяка, о котором ты даже не подозреваешь, чтобы нарушить их. Один неосторожный поступок: неосторожное слово, некрасивый жест, превратившийся в привычку, могут привести к тому, что страсть угаснет. Тот, кто допустит эту досадную оплошность, будь то мужчина или женщина, даже не поймет, что произошло, в то время как другой воспримет внезапное охлаждение как неизбежность. Какое-то время внешне жизнь будет течь точно так же, как и раньше. Не будет сказано ни единого лишнего слова, все останется по-прежнему, и все же из их отношений уйдет что-то бесконечно дорогое им обоим. Так и мои отношения с Евой внезапно нарушились. Моя страсть к ней прошла, и Ева стала мне безразлична. Я немного еще посидел в ванной, потом спустился вниз и тихо вошел в спальню. Ева, раскинув руки, лежала на кровати, рот ее был открыт, щеки раскраснелись. Когда я посмотрел на женщину, она стала храпеть. Я испытывал к ней только отвращение. Вынув из бумажника сорок долларов, я просунул их между стеклянными фигурками животных. Потом на цыпочках подкрался к двери и отправился восвояси. 14 Сквозь неплотно задернутые шторы в комнату проникли первые лучи солнца. Я лежал в кровати и размышлял о своих отношениях с Евой. Просто удивительно, что они длились так долго. Она сделала все, чтобы убить мое влечение к ней. Она вела себя в высшей степени эгоистично и выказывала грубое безразличие ко мне, и если бы не моя всепоглощающая страсть к ней, наши встречи давным-давно прекратились бы. Во мне были живы еще подавленность, досада и угрызения совести, что я связался с продажной женщиной, что позволил ей всецело завладеть мной. А от чувств ревности и страстного желания быть рядом с ней, от тех чувств, что переполняли меня с первой встречи с Евой, не осталось следа. Вспоминая о прошлом, я понял, как прав был Рассел. Все проститутки одинаковы. Все они вылеплены из одного теста. Каким идиотом я был, считая, что Ева не похожа на проститутку. Ну и что из того, что внешне она ничем не напоминает уличную женщину, но по своему мировоззрению она недалеко ушла от них. И, тем не менее, я готов был признать, что, если забыть о том домике, который Ева снимала, чтобы принимать своих любовников, она весьма выгодно отличалась от большинства голливудских потаскушек. Многие из последних безвольно плывут по воле волн, а Ева - женщина с характером. С ней можно появиться где угодно, и никому не придет в голову, что эта женщина торгует своим телом. Именно поэтому я и увлекся Евой. Но в своем дурацком голубом халате, в тесной и дешево обставленной спальне, с кроватью с несвежим и смятым постельным бельем и сальными пятнами пота на подушке, где лежали головы ее многочисленных любовников, Ева была ничем не лучше любой из женщин, занимающихся ее профессией. Мне повезло, что в последний раз я увидел Еву в истинном свете: без прикрас и вдребезги пьяной. Она спала сном измученной дегенератки. То, что я собственными глазами увидел ее в таком жутком виде, подействовало на меня гораздо сильнее всех предупреждений о том, что лучше не связываться с такой, как она, и что встречи с ней плохо кончатся. Это зрелище было самым убедительным доказательством того, что я и Ева живем в разных мирах, что у нас нет ничего общего. Какое счастье, что с Евой покончено! Я с ужасом подумал о том, что могло бы произойти, если бы я продолжал встречаться с ней. Я снова вспомнил недавнее прошлое и осознал, каким идиотом и подлецом я был. Я подумал о Джоне Коулсоне, Кэрол, об Ингреме. Я вспомнил, сколько за это время совершил низких и жестоких поступков, и меня охватила паника. Я лихорадочно стал искать, совершено ли мной в последнее время хоть что-то благородное, и не находил. И этому не могло быть никаких оправданий. Мне уже почти сорок лет, а гордиться в своей жизни нечем, за исключением, может быть, одного единственного поступка: я ушел из Евиной жизни, преодолев ценой невероятных мучений тягу к шлюхе. А если я сумел побороть себя и порвать с проституткой, значит, смогу еще вернуть потерянное уважение к самому себе и стать хорошим писателем. Но я сознавал, что эта задача слишком трудна, чтобы решать ее в одиночку. Только один человек может помочь мне. Я должен увидеться с Кэрол. Внезапно на меня нахлынуло чувство любви и нежности к ней. Я безобразно относился к ней. Меня мучило раскаяние. Я преисполнился благих намерений, которые звучали как клятва: теперь я уже никогда не причиню Кэрол боли и ничем не огорчу ее. С ее же стороны очень неразумно выходить замуж за Голда. Я должен сегодня же повидаться с ней! Я позвонил Расселу. Через несколько минут он вошел в комнату с кофе, который поставил на столик у кровати. - Рассел, - сказал я, приподнимаясь на локте. - Я был идиотом. Ты прав. Все, что ты сказал мне вчера, очень мне помогло и сослужило большую службу. Полночи я не спал, думая об этом, и теперь я намерен взять себя в руки. Сегодня утром я увижусь с мисс Рай. Слуга испытующе посмотрел на меня, не скрыв удовлетворения. Подойдя к окну, он отдернул шторы, сказал покровительственно: - Значит, мисс Марлоу была не очень сговорчива вчера, мистер Клив? Это меня рассмешило и одновременно несколько смутило. - С чего ты взял? - спросил я и закурил сигарету. - Я действительно встречался с нею вчера. И я увидел ее такой, какова она на самом деле, а не такой, какой я старался представить ее в своем воображении. Я ошибся в ней. Она была пьяна и... но к черту детали. Представь, Рассел, я убежал от нее. С ней покончено, и сегодня я намерен снова взяться за работу. Но прежде всего я повидаюсь с Кэрол. - Я посмотрел на слугу. Глаза его светились, я знал, что он радуется за меня и что у него отлегло от сердца. - Как ты думаешь, она не прогонит меня? - Надеюсь, что нет, сэр, - серьезно ответил Рассел. - Все зависит от того, как вы будете вести себя. - Конечно, - согласился я. - После всего того, что произошло между нами, помириться с мисс Рай будет нелегко. Я очень обидел ее. Но если она выслушает меня, она поймет и простит. Слуга налил мне кофе. Несмотря на то, что внешне он казался спокойным, я заметил, что у него дрожат руки. - Ты был мне верным другом, Рассел, - сказал я, погладив его по руке. - Может быть, ты этого не знаешь, но я очень благодарен тебе за все. К моему крайнему изумлению, он вытащил носовой платок и начал шумно сморкаться. - Вы всегда были добры ко мне, мистер Клив, - заикаясь, проговорил слуга. - Я всегда огорчался, когда видел, что вы несчастны и что вам не везет. - Приготовь мне ванну, - заторопился я, - а то еще немного - и расплачемся в объятиях друг друга. Ровно в 9.30 я вошел в гостиную Кэрол. Через несколько минут появилась хозяйка дома. Она была бледна. Под глазами у нее были синие круги. - Спасибо, что навестил меня, Клив, - сказала она и села, сложив руки на коленях. - Я не мог не придти, - начал я, стоя у окна и следя за Кэрол. Я опять чувствовал, как она мне дорога и как мне страшно ее потерять. Не скрывая тревоги, я продолжил: - Я вел себя как последний дурак, Кэрол. Можно ли мне поговорить с тобой обо всем, что меня мучит? - Полагаю, что да, - равнодушно проговорила она. - Садись, Клив, тебе незачем переживать за меня. Голос ее был ровным и безразличным, и это расстроило меня. Я видел, что Кэрол совершенно все равно, о чем я хочу рассказать, и что этот разговор ее нисколько не интересует. Я сел рядом с ней. - Ты можешь не верить, но я раскаиваюсь в том, что нагрубил тебе. Я просто сошел с ума. Я сам не знал, что говорил. Она протянула мне руку. - Незачем вспоминать об этом. У тебя неприятности, Клив, да? - Неприятности? Ты имеешь в виду Голда? Нет, это меня не беспокоит. Мои взаимоотношения с Голдом меня меньше всего волнуют. Я все обдумал, и поэтому я здесь. Кэрол внимательно и недоверчиво посмотрела на меня. - Я думала... - Она замолчала и, опустив голову, уставилась на свои руки. - Ты думала, что я пришел попросить тебя уладить мои отношения с Голдом, да? Мерль уже советовала мне обратиться к тебе за помощью, но я отказался. Я пришел по другой причине. Мне безразлично, как поступит со мной Голд. Мне все равно, купит он мой сценарий или нет. Теперь я вообще решил бросить эту писанину. С этим покончено. Я пришел, чтобы извиниться перед тобой за свою грубость и сказать тебе, что через день или два снова начну работать. Кэрол вздохнула и провела рукой по волосам. - Мне очень бы хотелось поверить тебе, Клив. Но ты уже сколько раз говорил это! - Я заслужил этот упрек. Я был негодяем, причиняя тебе страдания. Не знаю, что на меня нашло, но теперь это не повторится. Я сожалею, что встречался с этой женщиной, Кэрол. Она сводила меня с ума. Я ничего не мог поделать с собой. Пока ее образ жизни был непонятен, Ева меня интриговала. Но теперь я знаю одно: я не мог бы жить так, как живет она. С нею все кончено, Кэрол. Вчера... Она перебила меня: - Не надо, Клив, я не хочу слышать этого. Я представляю, что произошло с тобой. - Она встала и подошла к окну. - Ты сказал, что все позади, и я верю тебе. Я подошел к Кэрол и, повернув лицом к себе, обнял, не обращая внимания на ее попытку вырваться. - Прости меня, Кэрол, - умолял я. - Я ужасно вел себя по отношению к тебе, я был самым последним мерзавцем. Ты так нужна мне. Только ты и есть у меня на всем белом свете. Сможешь ли ты забыть причиненную тебе боль? Кэрол слегка оттолкнула меня. - Ты попал в тупик, Клив, я тоже. Понимаешь, Р.Г. знает, что я люблю тебя. Он хочет, чтобы я вышла за него замуж, и уверен, что если ты уйдешь с его дороги, у него появится шанс на успех. Голд сделает все, что в его силах, чтобы убрать тебя со своего пути. Я боюсь его. Он готов идти напролом, и в этом он всесилен, так как обладает огромной властью. Я уставился на Кэрол. - Ты боишься, что Голд расправится со мной? Значит, ты действительно любишь меня? Будь великодушна, Кэрол, скажи, что это правда. Внезапно все время грустившая хозяйка дома улыбнулась. - Я очень давно люблю тебя, Клив, - сказала она. - Если ты порвал с этой женщиной, тогда... - Она замолчала, опять улыбнулась и продолжала: - Я рада за тебя. Я никогда бы не поверила, что эта женщина может надолго удержать тебя. Я взял ее за руки. - Я не могу жить без тебя, Кэрол, - признался я. - Я так одинок и так не уверен в себе. Только прости меня, это главное, больше меня ничто не тревожит. Кэрол погладила меня по волосам. - Глупышка! - нежно проговорила она. - Я всегда любила тебя. Мне приятно было держать в объятиях ее стройное, молодое, упругое тело. Это ощущение было новым и волнующим. Но, пересилив себя, я отодвинулся от нее и посмотрел ей в глаза. - Я вел беспутную жизнь, Кэрол, из-за этого все мои неприятности, из-за этого я попал теперь в переплет, но если ты действительно меня любишь, я исправлюсь, я стану другим человеком. - Я люблю тебя. Все улаживалось. Она простила меня. Это можно было прочесть на ее лице. Я обнял ее и поцеловал. - Значит, все в порядке, - сказал я. - Все решено. Кэрол смотрела на меня, глаза ее сияли. - Что решено? - Наша свадьба. - Но, Клив... Я снова поцеловал ее. - Ты бросишь свою киностудию, и мы великолепно проведем эту неделю, мы все время будем вместе, только ты и я. Потом ты вернешься обратно, чтоб выдержать разгоревшийся сыр-бор из-за твоего внезапного исчезновения. Но на студии ты появишься не иначе как миссис Клив Фарстон. И если Голд решится уволить тебя, он лишится самой лучшей сценаристки в Голливуде, а любой другой режиссер тут же возьмет тебя. Кэрол покачала головой. - Я не могу поступить так, - сказала она твердо. Я еще никогда никого не подводила, и не смогу поступить так и на этот раз. Я скажу ему. Я попрошу Голда дать мне неделю отпуска и объясню, по какой причине. И только тогда, когда были произнесены эти слова, я понял, что получил положительный ответ на свое предложение. - Кэрол! - воскликнул я, обнимая и целуя ее. Минуту помолчав, я сказал: - Ты не увидишь Голда, пока мы не обвенчаемся. Я не хочу, чтобы он отобрал тебя у меня. Мы поженимся сейчас же, немедленно, а потом ты поедешь на киностудию и скажешь ему об этом. Я все приготовлю. Мы возьмем Рассела. Ты и я, а Рассел будет ухаживать за нами. Давай поедем во Фри-Пойнт. Там еще никто не поселился, и я могу спокойно работать. До студии оттуда ехать недалеко, природа там отличная, а самое главное то, что мы будем там в полном одиночестве. Мой энтузиазм и волнение вызвали на ее губах улыбку. - Будь разумен. У нас же нет разрешения. - А мы поедем в Тиа-Джуану, там не нужно разрешения на брак. Там нужны только пять долларов и такая очаровательная невеста, как ты, Кэрол. Мы станем мужем и женой, а потом обвенчаемся еще раз здесь, в зале бракосочетаний, на следующей неделе, и тогда я буду вдвойне уверен, что ты - моя жена. Внезапно она рассмеялась. - Ты сумасшедший, Клив, но я обожаю тебя. - Она прильнула ко мне. - Я люблю тебя с тех пор, как впервые увидела тебя у Ровена. Ты был таким нерешительным и милым. Это было два года назад. Ты негодник, Клив, что заставил меня так долго ждать. - Я был набитым дураком, - сказал я и поцеловал свою будущую жену в шею. - Но я теперь намерен наверстать упущенное. Пойди, дорогая, надень шляпу, мы немедленно едем в Тиа-Джуану. Мой напор и мое волнение передались ей как инфекция, и Кэрол почти бегом бросилась из комнаты. Оставшись один, я позвонил домой. - Тебе предстоит хлопотливый день, Рассел, - заявил я без лишних объяснений и не пытаясь скрыть волнения. - Накупи еды на неделю для нас троих. Открой дверь во Фри-Пойнте. Договорись об этом с агентом по телефону. Дом, я знаю, еще не сдан. А Джонни Ньюман давно хотел поселиться в моей квартире. Очень желал. Пусть берет эти престижные апартаменты. Отныне, Рассел, нашим домом будет Фри-Пойнт, и ночная жизнь большого города не будет отныне искушать меня. Я буду много работать. Когда соберешь все необходимое, возьми такси, поезжай во Фри-Пойнт, приведи там все в порядок. Мы приедем днем. Ты можешь все это сделать? - Конечно, сэр, - ответил слуга, и в голосе его прозвучал триумф: наконец-то его мечты сбылись. - Я уже упаковал ваш чемодан, сэр. Я предвидел, что вы захотите поскорее уехать отсюда. Не беспокойтесь, все будет в полном порядке к приезду миссис Фарстон. - Рассел громко закашлялся и добавил: - Мне очень повезло, мистер Клив. Я поздравляю вас первый. От всего сердца желаю вам обоим счастья. - И он повесил трубку. Я посмотрел на телефон. - Будь я проклят, если мой прозорливый слуга давным-давно не запланировал этого! Я выбежал из комнаты и крикнул Кэрол, чтобы она поторопилась. Я сидел в "крайслере" у главного входа в киностудию "Интернэшнл Пикчез". Мимо меня то и дело проходили люди: известные киноактеры, статисты, декораторы, режиссеры. Одни с любопытством смотрели на меня, другие были слишком заняты разговорами и не обращали на меня внимания, третьи с восхищением и завистью разглядывали "крайслер". Я нетерпеливо ждал, барабанил пальцами по рулю. Все было готово. Вещи лежат в багажнике машины, мы были уже на пути к Тиа-Джуану, но Кэрол настояла на своем и пошла к Голду до того, как мы оформили брак. - Все будет хорошо, - серьезно сказала она. - Он поймет. Он был очень добр ко мне, Клив, и я ничего не хочу делать тайком от него. Ради бога, перестань расстраиваться. Р.Г. не может помешать нам вступить в брак. Единственное, о чем он может попросить меня, это побыстрее вернуться на студию. Я не поверил Кэрол, так как я не верил Голду. - Он уволит тебя. Когда у человека такая власть и деньги, а ты этого могущественного старика бросаешь ради молодого мужчины, он не простит тебе такого подвоха. Я уверен, что он сделает какую-нибудь пакость. Кэрол рассмеялась в ответ на мои опасения. С тех пор как она ушла, прошло уже двадцать минут. Я начал нервничать. Виной тому были нахлынувшие раздумья над тем, что будет с нами, если Кэрол потеряет работу, а я не смогу продать сценарий. Мысль о том, что тогда мне придется вернуться к давно забытой рутине: ежедневно вставать спозаранку и работать, экономить на еде и рассчитывать, могу ли я позволить себе купить ту или иную вещь, - пугала меня. Я загасил сигарету, постарался приободриться и убедить себя в том, что до этого не дойдет. Я был уверен, что если Кэрол будет рядом, я смогу написать стоящий роман. Она будет помогать мне, а я - ей. Вдвоем мы будем на высоте, и неудачи не сломят нас. - Ты все еще волнуешься? - прозвучал рядом со мной голос, и чья-то рука легла на мою руку. Я вздрогнул: я так глубоко задумался, что даже не слышал, как Кэрол подошла к машине. Я с тревогой посмотрел на свою спутницу. Она была серьезна, но спокойна. - Все улажено, - улыбаясь, сказала она. - Конечно, для него мое сообщение было ударом, но Голд даже виду не подал. Как бы мне хотелось, чтобы он любил меня немного меньше. - Женщина вздохнула. - Я очень переживаю, Клив, когда причиняю людям боль. - Что он сказал? - стал выяснять я, открывая для Кэрол дверцу машины. - Он дал тебе неделю отпуска? - Да. Хотя с фильмом и не ладится. Джерри Хайамс болен. Ничего серьезного, но, тем не менее, работа приостановлена... Френк тоже еще не вышел на работу. - Упомянув имя Ингрема, Кэрол смутилась и замолчала. - Клив... - обратилась как-то робко и снова умолкла. - Да? - Р.Г. хочет поговорить с тобой. У меня екнуло сердце. - Хочет поговорить со мной? - переспросил я, уставившись на нее. - О чем? Кэрол села в машину и разгладила платье на коленях. - Он спросил, приехал ли ты со мной сюда, и, узнав, что ты здесь, передал, что хочет поговорить с тобой. Он не сказал о чем. - Он, вероятно, хочет разорвать контракт, - высказал я предположение. - Он решил рассчитаться со мной. - Нет, Клив, - перебила меня Кэрол. - Р.Г. не такой. Я уверена, что он... - Зачем же он тогда хочет говорить со мной?! Господи! Не думаешь же ты, что он хочет прочесть мне лекцию о том, как я должен обращаться с тобой? Будь я проклят, если позволю ему обсуждать подобную тему. Кэрол расстроилась. - Мне кажется, что ты все же должен пойти к нему, Клив. Он влиятельный и... - Она замолчала и, немного поколебавшись, продолжала: - Но решай сам. Если ты не хочешь разговаривать с ним, я настаивать не буду. Поступай, как сочтешь нужным. Я вышел из машины и с силой хлопнул дверцей. - Хорошо, я иду к нему. Я не задержусь, - сказал я и взбежал по ступенькам студии. Мне все это не нравилось. Не то чтобы я боялся Голда, нет. Но когда предстоит неприятный разговор с таким могущественным и надменным человеком, как Голд, само собой разумеется, что господином положения будет он, а не я. Я прошел по длинному коридору. Сердце шумно ударялось в ребра. Подойдя к кабинету, я постучал в дверь и вошел. Высокая, очаровательная девушка с прической под Веронику Лэйк, одетая в прекрасно сшитое черное платье, услышав, что открылась дверь, подняла голову и посмотрела на меня. Она сидела за столом, на стеклянной поверхности которого было разбросано множество бумаг. Взгляд девушки был проницательным, но мимолетным. Улыбнувшись, она сказала: - Доброе утро, мистер Фарстон, проходите, пожалуйста. Мистер Голд ожидает вас. Я поблагодарил ее и прошел в соседнюю комнату. Кабинет Голда был обставлен как гостиная. Письменного стола не было, но зато в дальнем конце комнаты стоял огромный стол, за которым могло бы уместиться человек двадцать. У большого старинного камина стояли кресла и широкий диван. Над камином висела картина Ван-Гога, которая была единственным ярким пятном в кабинете. Голд сидел в кресле и смотрел на дверь. Рядом с креслом стоял журнальный столик, на котором были бумага, телефон и большая агатовая коробка для сигар. Когда я вошел, массивная голова Голда ушла в плечи и он исподлобья посмотрел на меня. - Садитесь, мистер Фарстон, - сказал он, махнув рукой в сторону стоящего напротив кресла. Я почувствовал, как у меня забилось сердце и пересохло во рту от волнения. Это разозлило меня, но я безуспешно пытался взять себя в руки. Я сел, положил нога на ногу и, стараясь казаться спокойным, посмотрел на хозяина кабинета. Какое-то время Голд смотрел в пространство и молча курил сигарету, выпуская в потолок тонкие струйки дыма. Потом Голд поднял голову - и его сонные табачного цвета глаза встретились с моими. - Я извещен, мистер Фарстон, - начал он, и в его низком голосе прозвучала ледяная вежливость, - что Кэрол и вы сегодня днем намерены обвенчаться. Я вытащил портсигар, выбрал сигарету, постучал по ней большим пальцем, закурил и только потом ответил: - Именно так. - И положил портсигар в карман. - Вы считаете это разумным? - Голд вопросительно поднял брови. - Позвольте нам самим разобраться в этом, мистер Голд. - Разбирайтесь, - сказал он, - но я давно знаю Кэрол и не хочу, чтобы она была несчастлива. - Мне понятны ваши переживания, - сказал я, испытывая одновременно страх и злобу. - Могу уверить вас, что Кэрол будет очень счастлива. - Я набрал в легкие воздух и продолжал слишком торопливо, чтобы слова мои звучали убедительно: - Уверяю вас, что со мной она будет гораздо счастливее, чем с человеком, который вдвое старше ее, пожелай она выйти за него. Он посмотрел на меня. - Интересно, - сказал он, щелчком сбросив пепел с сигареты в пепельницу, стоящую рядом с коробкой для сигар. - К сожалению, я очень занят, мистер Фарстон, поэтому простите меня за непродолжительность нашей встречи, давайте перейдем сразу к делу. Я посмотрел на Голда. Он был похож на огромного старого льва, морщинистое лицо старика было холодным и непроницаемым. Да, Кэрол не зря боится его. Он так уверен в своей власти, что может позволить себе быть вежливым и спокойным. - Время и мне очень дорого, мистер Голд, - огрызнулся я. - Меня ждет Кэрол. Он сложил кончики пальцев и с сонным безразличием посмотрел на меня. - Мне совершенно непонятно, как Кэрол могла полюбить такое ничтожество, как вы, - сказал он с обезоруживающей откровенностью. - Вы решили свести со мной свои личные счеты? - Я почувствовал, как кровь бросилась мне в лицо. - Думаю, что да. Может быть, вам угодно знать, почему я считаю вас ничтожеством? Сейчас объясню. У вас нет будущего. Вам повезло только благодаря какой-то нелепой случайности и удачному стечению обстоятельств. Вы стали известны и стали зарабатывать гораздо больше, чем когда-либо считали возможным. Этим вы удовлетворились и успокоились, решив, что всего уже достигли. Как писатель вы закончились очень скоро. Больше вы ничего не создадите. Будущего вы боитесь. В прошлом же только первая пьеса - самая большая ваша удача, а романы - это уже дань сенсации: пьеса сделала вас известным и, естественно, что когда ваши романы вышли в свет, их стали раскупать. Я часто задумывался над тем, как вам удалось написать такую пьесу. Понимаете, мистер Фарстон, когда я узнал, что Кэрол любит вас, я счел своим долгом навести о вас справки. - Я не намерен выслушивать ваши рассуждения, - прошипел я сквозь зубы. - Моя личная жизнь касается только меня одного, мистер Голд. - Это было бы так, если бы вы не пытались связать ее с жизнью Кэрол, - спокойно возразил он. - Если же вы настолько глупы, что пошли на это, то запомните - личной жизни для вас больше не существует. - Он долго рассматривал свою сигару, а потом перевел глаза на меня. - Вы не только бездарный писатель без будущего, мистер Фарстон, но, и к тому же, вы чрезвычайно неприятный человек. Я не могу, конечно, помешать вам жениться на Кэрол, но предупреждаю: я буду следить за соблюдением ее интересов. Я вскочил. - Это уже слишком! - возмущенно воскликнул я. - Вы хотите, чтобы Кэрол досталась вам, и ведете себя подобным образом только потому, что я отбил ее у вас. Я обойдусь и без вас, мистер Голд. Мне не нужны ваши 50 тысяч долларов. Идите к черту вместе с вашей киностудией. Старик равнодушно посмотрел на меня. - Держитесь подальше от этой Марлоу, мистер Фарстон, иначе нам придется продолжить этот разговор. Я уставился на Голда. - О чем это вы? - Не будем терять времени. Мне известно, что вы вели себя как последний дурак в отношении этой женщины. Вначале я решил, что такое могло придти в голову тому, кому наскучили приличные женщины или кто страдает каким-то физическим недостатком, в результате чего обыкновенные женщины не могут удовлетворять его. Но вы не относитесь ни к первой, ни ко второй категориям. Вы настолько глупы и слабохарактерны, что позволили этой женщине увлечь вас. Неужели вам не ясно, что это самый яркий пример того, что вы - безвольный дегенерат? Когда мне рассказали о вашем пристрастии к проститутке, мистер Фарстон, для меня это не было новостью. Я и раньше считал вас способным именно к таким поступкам. - Прекрасно, - сказал я, взбешенный тем, что он разнюхал обо мне так много, - я выслушал вас. Надеюсь, вы получили удовольствие и вдоволь насладились вашей лекцией. Теперь я ухожу. Я женюсь на Кэрол. Вспоминайте обо мне сегодняшней ночью, мистер Рекс Голд и твердите одно и то же, как попугай: "На его месте мог бы быть я". - Да, я буду вспоминать вас. Без всякого сомнения, буду, - ответил Голд. Его толстые губы сжали сигару. - Я буду думать о вас обоих. Мне этого не избежать. И обещаю вам только одно: если Кэрол будет несчастна по вашей вине, вы пожалеете об этом, мистер Фарстон. Мы уставились друг на друга, но я не выдержал его взгляда и отвернулся. Когда я выходил из кабинета, колени у меня дрожали, меня подташнивало, и я испытывал какой-то непонятный страх. Мне казалось, что я никогда не выберусь из этого бесконечно длинного коридора на залитую солнцем улицу, где меня ждала Кэрол. Я печатаю эти строки, склонившись над пишущей машинкой, стоящей на покрытом густым слоем пыли столе в маленькой комнатушке, в которой так сыро, что отстают от стен обои. Вспоминая прошлое, я прихожу к выводу, что первые четыре дня, проведенные с Кэрол после бракосочетания, были самыми счастливыми в моей жизни. Моя жена была мне не только добрым другом, не только вселяла в меня веру в будущее, она была не только умным и интересным собеседником, в обществе которого я не знал, что такое скука, но она была женщиной, которая полностью удовлетворяла меня и духовно, и физически. Мы вставали около десяти утра и завтракали на веранде, наслаждаясь зрелищем долины, простирающейся под нами, насколько хватало глаз, и похожей на естественный ковер. Справа сверкала спокойная поверхность озера Биг-Биэ-Лейк, в которой отражались лениво передвигающиеся по ясному голубому небу белые тучки, похожие на шарики взбитых сливок. После завтрака мы переодевались и ехали на озеро, где Кэрол плавала в белом простеньком купальнике, а я загорал, растянувшись в лодке с удочкой в руках, и наблюдал за Кэрол. Когда солнце начинало припекать, я нырял с лодки, подплывал к Кэрол, и мы резвились в воде, плавали наперегонки и вели себя, как дети, которых первый раз в жизни отпустили на каникулы. Потом мы садились в машину и возвращались домой завтракать. Рассел приносил нам завтрак на веранду. Мы ели, говорили, смотрели на прекрасный вид и снова говорили. Потом уходили далеко в лес, мягко ступая по усыпанной хвойными иглами земле, словно по мягкому, пушистому ковру. Сквозь густые кроны деревьев над нашими головами пробивались солнечные блики, образуя диковинные узоры на траве. По вечерам мы слушали граммофон. Я ощущал огромную радость оттого, что Кэрол рядом, что мы одни. Она любила лежать на широкой кушетке, которую мы поставили на веранде, и наблюдать за движущейся в небе луной и похожими на бриллиантовую россыпь звездами. Из гостиной доносились тихие звуки музыки. Я рассказывал Кэрол о своей жизни, естественно, ни словом не обмолвившись ни о Джоне Коулсоне, ни о Еве. Я рассказал о перенаселенном доме в Лонг-Биче, о том, что я всегда мечтал стать писателем, и о борьбе за существование, которую я вел, работая незаметным клерком на заводе. Я должен был кое-что привирать, чтобы мой рассказ звучал правдоподобно, но так как я давным-давно привык к мысли о том, что пьеса Коулсона написана мной, мне не трудно было убедить Кэрол, что именно я ее написал. В нашей большой, просторной спальне мы всегда держали окна открытыми с раздвинутыми шторами. Лунный свет оставлял на белом ковре серебристую дорожку, а я лежал в кровати, обнимая Кэрол. Потом она засыпала, положив голову мне на плечо. Рука ее лежала на моей груди. Моя жена всегда спала спокойно, как ребенок, и не шевелилась до самого утра, пока ее не будило солнце. Держа ее в объятиях, прислушиваясь к ее мирному дыханию и вспоминая о том, как мы провели день, я чувствовал себя вполне счастливым и удовлетворенным. И все же, несмотря на то, что я испытывал блаженное состояние радости и покоя, что-то тревожило меня. Откуда-то из глубины моего подсознания временами всплывали какие-то воспоминания. Все чаще у меня стало появляться чувство физической неудовлетворенности. Вначале оно было смутным и неопределенным, потом стало становиться все сильнее, и я понял, что моя близость с Евой не прошла бесследно, более того, она оставила неизгладимый след. Когда Кэрол была рядом, желание поехать к Еве не особенно тревожило меня. Любовь Кэрол, ее доброта и незаурядность были достаточно сильным противоядием против Евы, тем более что Ева была далеко и влияние ее на мое сознание было пассивным. Но стоило Кэрол задержаться в саду и на какое-то время оставить меня в одиночестве, как у меня появлялось желание позвонить Еве, снова услышать ее голос, и я боролся с собой, пытаясь прогнать искушение. Вам, наверное, непонятно, почему я не мог выбросить Еву из головы. Я уже говорил, что большинство мужчин ведет двойную жизнь - нормальную и тайную, - приспосабливает свое мышление и к одному, и к другому образу жизни. Если быть честным до конца, очень скоро я пришел к выводу, что Кэрол удовлетворяет только мои духовные запросы. Для того чтобы чувствовать себя полностью удовлетворенным физически, мне было необходимо испытывать развращающее влияние Евы. Не думайте, что я не пытался бороться с этим наваждением. Первые четыре дня и четыре ночи я даже не вспоминал о Еве, но потом понял, что не могу забыть ее. Становилось очевидным, что моя возвышенная любовь к Кэрол продлится недолго: мне не устоять против искуса, которым была Ева. Четвертый день нашей жизни с Кэрол совершенно неожиданно все в корне изменил. Ночь была великолепна. Огромная луна сияла над горами, освещая их и серебря поверхность озера, делая его похожим на отполированное зеркало. День был очень жарким, и спать даже на веранде было очень душно. Кэрол предложила выкупаться ночью, и мы поехали на озеро. Мы провели в теплой воде больше часа, и когда мы вернулись во Фри-Пойнт, часы показывали 1.15 ночи. Когда мы раздевались в спальне, зазвонил телефон. Я и жена замерли и с удивлением посмотрели друг на друга. Тишина ночи была нарушена нетерпеливым, пронзительным звонком. Внезапно у меня перехватило горло от волнения. Я стал задыхаться. - Кто может звонить в такое время? - спросила Кэрол. Я вижу и теперь перед собой ее так же ясно, как тогда. Она только что сняла белое с красной отделкой спортивное платье и сидела на краю постели в бюстгальтере и трусиках. Она была просто очаровательна: кожа гладкая и загорелая, блестящие глаза. - Наверное, кто-то перепутал номер, - сказал я и накинул халат. - Никто не знает, что мы здесь. Кэрол улыбнулась и продолжала раздеваться, а я прошел в холл и снял трубку. - Да. Кто это? - Привет, - сказала Ева. Сжав телефонную трубку, я словно прирос к полу. - Привет, Ева, - прошептал я и бросил взгляд через холл в спальню. - Почему ты так подло сбежал от меня? - спросила Ева тем же ровным и безразличным голосом, которым всегда говорила со мной. До меня не доходил смысл услышанных слов. Волнение и желание охватили меня с такой силой, что в ушах у меня запульсировала кровь. - Что? - спросил я, стараясь побороть волнение. Что ты сказала? - Когда я проснулась и увидела, что тебя нет, я ужасно удивилась. Я понять не могла, куда ты подевался. И только тогда я осознал, что произошло невероятное. Ева сама звонит мне! Она предприняла какие-то усилия, чтобы отыскать меня. Значит, я что-то значу для нее и она думала обо мне, несмотря на свое кажущееся безразличие. Я почувствовал настоящий триумф. Я забыл о том, как она безобразно относилась ко мне. Меня переполняло только одно: я достиг ощутимого прогресса в деле, которое я считал абсолютно безнадежным. Я сидел и слушал ее голос, сознавая, что она так же важна для меня, как и Кэрол. Я знал, что все мои попытки не думать о Еве были просто лицемерным вздором. Я всегда буду думать о ней. Я этим занимаюсь с той самой минуты, как ушел от нее, когда она, раскинув руки и ноги, лежала на кровати, забывшись в пьяном сне. - Значит, мое исчезновение удивило тебя, да? - спросил я и рассмеялся. - У меня тоже не раз была возможность удивляться твоим поступкам. Теперь мы квиты. Наступило молчание, потом Ева сердито спросила: - Значит, мы квиты? Я хочу кое-что сказать тебе, Клив. Я вернула твои проклятые деньги. Мне подачек не нужно. Мне кажется, что ты обошелся со мной самым мерзким образом: сказал, что останешься, а сам тайком улизнул. - Ты вернула деньги? - переспросил я, не поверив ей. - Но почему? - Мне не нужно от тебя денег. Я не нуждаюсь в них. Момент моего триумфа прошел. Я не расстроился бы, если бы она стала кричать на меня, изливая свою ярость, обзывать меня всячески или даже бросила бы трубку, но то, что она отказалась принять от меня деньги, показалось мне чудовищным оскорблением. - Значит, для этого ты и звонишь? - спросил я, сам не зная, для чего задаю ей этот вопрос. - Я уже сказала тебе. Мне не нужны твои проклятые деньги. Обойдусь и без них. Спасибо. Я не позволю тебе так обращаться со мной. Я отослала их обратно. Меня охватило отчаяние. Если она отослала мои деньги, я ничем уже не смогу удержать ее. Я глубоко вздохнул и, стараясь побороть досаду и разочарование, сказал: - Я не верю тебе, Ева. Я не получал никаких денег. Ты лжешь и прекрасно знаешь, что лжешь. - Говорю тебе, я отослала их обратно. - Куда же ты их отослала? - Я положила их в конверт и послала в клуб писателей. Ведь ты член этого клуба, не так ли? Я откинулся на спинку кресла, почувствовав неимоверную тяжесть на душе. - Но зачем ты это сделала? Я думал, что они тебе пригодятся. - Повторяю тебе, мне не нужны деньги, - огрызнулась Ева. - Слушай, Клив, я не хочу больше видеть тебя. Не звони мне и не приходи. Я сказала Марта, чтобы она не пускала тебя на порог. Я приказала ей бросать трубку, если будешь звонить ты. Барьеры, которые я так неохотно пытался воздвигнуть против Евиного влияния на меня, уже разрушились. А красота последних четырех дней потеряла для меня всякий смысл и была сметена потоком нахлынувшего на меня горького отчаянья, которое я почувствовал, услышав последние слова. - Не сердись, Ева, - сказал я и до боли сжал телефонную трубку. - Я снова хочу видеть тебя. - Нет, Клив, не будь идиотом. Я предупреждала тебя, но ты не слушал меня. Нам незачем больше встречаться. Я забыл, где нахожусь. Забыл о Голде, об охватившем отвращении при виде пьяной Евы, которая лежала поперек кровати и храпела во сне. Я забыл даже о Кэрол. Мысль о том, что Ева бросает меня, была невыносима. Не она, а я сам должен решать, когда она надоест мне, когда пора бросить ее. Ведь я же плачу ей за ее услуги. Ева должна считаться со мной и исполнять мои желания. - Мы не станем сейчас принимать окончательного решения, Ева, - стараясь унять дрожь в голосе и не показать своего отчаянья, сказал я. - Давай встретимся завтра? Я хотел бы поговорить с тобой. - Нет, Клив, нам больше не о чем разговаривать. Не звони мне. Если ты позвонишь, я повешу трубку. Пора прекратить всю эту чехарду. Ты слишком уверен в себе. Ты считаешь, что у меня нет права голоса. Ты отнимаешь у меня слишком много времени, а мне это ни к чему. - Послушай, Ева, я прошу извинить меня за то, что я ушел. Я все объясню тебе, если только ты дашь мне эту возможность. Я не имел в виду ничего плохого. Я просто не мог заснуть, все время ворочался и не хотел беспокоить тебя. Мы не можем перестать встречаться... Это слишком важно. Прошу тебя, Ева, не расстраивай меня. - Я устала, и мне надоело говорить с тобой. Я не хочу больше видеть тебя. Прощай. - Наступила пауза. Потом Ева повторила: - Прощай, Клив, - и повесила трубку. - Ева... - начал я и замер, уставившись в телефон. Все кончено. Я не мог примириться с этим. "Господи, - подумал я, - что же я за ничтожество, если даже проститутка возвращает мне деньги и отказывается встретиться со мной". Я никогда в жизни не чувствовал себя таким униженным. Я положил трубку на рычаг. Рука дрожала. Я должен увидеться с этой уличной девкой. Меня охватило отчаянье: Ева в самом деле может не впустить меня в дом и может не отвечать на звонки. Тогда я совсем пропал. - Кто тебе звонил, Клив? - крикнула Кэрол из спальни. - Да так, один знакомый, - ответил я как можно увереннее. - Что ему нужно? - Миссис Фарстон подошла к двери, бегом пересекла холл. В прозрачной ночной сорочке моя жена стояла рядом и спрашивала: - Кто все-таки это был? Я подошел к бару и налил виски. Я не осмеливался показать жене свое лицо. - Да так, один знакомый. По-моему, он был пьян. - А... - Воцарилась пауза. Я, по-прежнему боясь глянуть на Кэрол, залпом выпил виски. - Хочешь выпить? - спросил я, ища сигареты. - Нет, спасибо. Я закурил и только тогда повернулся к жене. Мы посмотрели друг на друга. Взгляд Кэрол вопрошал. - Послушай, - сказал я, пытаясь улыбнуться. - Пойдем спать. Я устал. Мы вошли в спальню, и Кэрол улеглась на большую кровать. Подняв волосы, скользнула вниз так, что простыня очутилась на уровне подбородка. Глаза Кэрол были широко открыты и встревожены. Пока я ходил по комнате, докуривая сигарету, жена не сводила с меня глаз. - Что ему было нужно? - внезапно спросила она. Занятый своими мыслями, я не успел придумать объяснения ночному звонку, поэтому, застигнутый врасплох вопросом, вынужден был на ходу искать правдоподобный ответ. - Кому? - Твоему приятелю... тому, кто тебе звонил. - Он был пьян. Бог знает, что ему было нужно. Я сказал, чтобы он повесил трубку. - Жаль. Я резко поднял голову, посмотрел на Кэрол, потушил сигарету и подошел к постели. - Сожалею, что поступил так, но меня рассердило, что какой-то пьяница врывается в нашу жизнь. Кэрол испытующе посмотрела на меня, но я отвернулся, чтоб снять халат. Потом улегся рядом с женой и выключил свет. Она прижалась ко мне, положив голову на мое плечо. Я обнял Кэрол. Мы долго молча лежали в темноте. И я все время повторял про себя: "Дурак, ты, дурак. Ты не ценишь своего счастья. Ты разрушаешь его. Ты просто сумасшедший. Еще не прошло пяти дней, как ты женат, а ты уже обманываешь жену. Женщина, которую ты обнимаешь, любит тебя. Она ради тебя готова на все. Чего ты ждешь от Евы? Она и пальцем не пошевелит для тебя. Ты же прекрасно это знаешь!" - Что-нибудь случилось, Клив? - Конечно, нет. - Правда? - Да. - Тебя ничто не беспокоит? Скажи мне, Клив, правду. Я хочу все делить с тобой. - Правда, ничего не произошло, дорогая. Я устал, и этот парень разозлил меня... Спи. Завтра я буду в полном порядке. - Хорошо. - В голосе Кэрол слышались сомнение и тревога. - Ты ведь скажешь мне, если у тебя будут какие-то неприятности? - Скажу. - Обещаешь? - Да. Кэрол вздохнула и на минуту прильнула ко мне. - Я так люблю тебя, Клив. Все у нас будет хорошо. Ты не допустишь, чтобы с нами случилось что-то плохое, да? - Конечно, - сказал я, заведомо зная, что слова мои - обман. Успокаивая жену, я лгал, потому что уже допустил такое, что сделает ее несчастной. Я понимал, что поступлю с Кэрол по-свински: я променяю ее на Еву. Если бы можно было иметь Еву, не теряя Кэрол. Ведь они мне нужны обе. Но если такое положение может устроить Еву, то Кэрол - никогда. Вот и получалось, что я предпочту проститутку, а свою жену предам, своей женой пожертвую ради продажной женщины. Несмотря на эти мысли, я уверял Кэрол в обратном: - Перестань болтать и спи. Я люблю тебя, все прекрасно, и тебе незачем беспокоиться. Она поцеловала меня. И больше ни о чем не спрашивала. По ее ровному дыханию я понял, что Кэрол спит. "Будь ты проклята, Ева, - злобно думал я. - Зачем ты позвонила мне и смешала карты? Я уверен, что со временем мог бы забыть тебя. Зачем тебе понадобилось говорить мне, что ты не хочешь больше видеть меня?" Я не могу позволить ей так поступать со мной. Я увижусь с ней снова. Кэрол в понедельник поедет на студию. Подождав, я позвоню и удостоверюсь, что Кэрол на работе, потом поеду к Еве и все выясню с ней. Я заберу письмо из клуба и заставлю ее взять деньги обратно. А потом пошлю эту потаскушку ко всем чертям. Пошлю ли? Нет, я не уверен в этом. Когда над вершинами гор забрезжил рассвет, я заснул. Ночь показалась мне бесконечной, и адская мука оттого, что мои надежды рухнули, терзала меня, как зубная боль. Завтрак был по обыкновению на веранде. Солнце было жарким, и по-прежнему перед глазами был очаровательный ландшафт, но ощущение счастья куда-то ушло. Все казалось каким-то будничным. Я был раздражен и молчалив, хоть и пытался казаться таким, как всегда. Медленно прошли еще два дня. Я и Кэрол продолжали ездить на озеро. Плавали, говорили, слушали граммофон, читали книги. Однако теперь мы оба знали, что в наших отношениях что-то не так, но молчали. Я-то, конечно, знал, в чем дело, а Кэрол, как мне казалось, ни о чем не догадывалась. Я даже не сомневался, что она ничего не заподозрила, она просто тревожилась за меня, поэтому время от времени я ловил на себе ее удивленный взгляд, в котором была боль. А я после ночного звонка все время думал о Еве. Когда я читал, ее лицо смотрело на меня со страниц книги. Если я слушал граммофон, я слышал не музыку, а ее голос: "Мне не нужны твои проклятые деньги". Эти слова постоянно звучали у меня в ушах. Я просыпался по ночам с бешено бьющимся сердцем и с ощущением, что я держу в своих объятиях Еву. И только придя в себя, я понимал, что это бред, что на самом деле я сплю у себя дома и обнимаю Кэрол. Как наркоман ждет очередного укола, так я жаждал Еву. Я начал считать часы, оставшиеся до той минуты, когда Кэрол сядет в машину и наконец уедет на студию. При всем том я по-прежнему любил Кэрол. Было похоже на то, что в моей телесной оболочке умещались два человека: один страдал из-за холодного безразличия Евы, а другой с удовлетворением принимал любовь Кэрол. И с этими двумя разными людьми я не мог справиться. Было воскресное утро. Мы сидели с Кэрол в лодке. На моей жене был красный купальник, красиво оттеняющий ее золотистую кожу и черные волосы. - Как было бы чудесно, если бы мы всегда были так счастливы, правда, Клив? Я сделал несколько гребков и только тогда ответил: - Мы и будем счастливы, дорогая. - Не знаю. Иногда мне кажется, что все изменится. - Вздор. - Я прижал весла к бортам и уставился на ровную поверхность озера. - Почему? Что может произойти? Немного помолчав, Кэрол сказала: - Давай никогда не будем такими, как многие супружеские пары, которые обманывают друг друга и лгут. - Не думай об этом, - сказал я, спрашивая себя, догадывается ли жена о том, что у меня на уме. - С нами такого никогда не случится. Минуту или две она оставалась спокойной и, опустив руку за борт лодки, разбрызгивала воду. - Если я надоем тебе, Клив, и ты захочешь уйти к другой, скажи мне об этом. Обещаешь? Если я услышу сама правду от тебя, я легче перенесу это испытание, чем если бы ты скрывался и обманывал меня. - Что это на тебя нашло? - Я прижался к Кэрол и заглянул ей в глаза. - Зачем ты говоришь об этом? Она ответила мне с улыбкой: - Просто я хочу, чтобы ты знал это. Я думаю, что если бы мне стало известно, что ты обманываешь меня, то я ушла бы и ты никогда больше не увидел бы меня. Я попробовал все обратить в шутку: - Прекрасно, теперь мне ясно, как избавиться от тебя. Кэрол кивнула: - Да, я сама подсказала, как избавиться от меня. Когда мы вернулись во Фри-Пойнт, на дорожке стоял большой черный "паккард". Появление чужой машины было неожиданностью и для меня, и для Кэрол. - Кто бы это мог быть? - спросил я у своей спутницы. - Давай посмотрим. Как жаль, что кто-то навестил нас, когда нам осталось один-единственный день побыть вместе. Я подъехал к дому. На веранде сидел какой-то маленький черноволосый толстяк. На столике перед ним стоял высокий стакан виски с содовой. Непрошеный визитер махнул Кэрол рукой и встал. - Какого черта он явился сюда? - шепотом спросил я Кэрол. Она сжала мне руку и тихо сообщила: - Бернштейн. Сам Бернштейн из "Интернэшнл Пикчез". Интересно, зачем он прибыл? Мы поднялись на веранду. Бернштейн ласково похлопал Кэрол по руке, потом повернулся ко мне. - Значит, вы и есть Фарстон? - спросил он, протягивая мне вялую пухлую руку. - Счастлив познакомиться с вами, мистер Фарстон. Рад и счастлив, а я нечасто говорю такие слова авторам, не правда ли, малышка? Кэрол заблестевшими глазами посмотрела на гостя. - Да, Сэм. Мне ты по крайней мере никогда не говорил таких слов. - Итак, у вас медовый месяц. Разве это не романтично? Вы на седьмом небе? Оба? Прекрасно. Я и сам вижу, что счастливы. Господи, как хорошо ты, крошка, выглядишь: замужество пошло тебе на пользу. Знаете, Фарстон, я следил за этой особой с тех самых пор, как она приехала в Голливуд. Ее сценарии великолепны. Просто потрясающие, но крайне сдержанны. Словно в сердце Кэрол лед. Кэрол, малышка, часто говорил я ей, тебе нужен мужчина, крупный, сильный мужчина, и тогда ты напишешь шедевр. Но она не обращала на мои слова ни малейшего внимания. - Гость потянул меня за рукав и прошептал: - Вся жалость в том, что я не тот мужчина, которого искала эта девочка. - Он рассмеялся, похлопал Кэрол по плечу и обнял ее. - Теперь она наверняка будет писать сенсационные сценарии. Комплименты ласкали слух, но я все время задавал себе вопрос, что этому Сэму здесь нужно. Ведь не приехал же он из Голливуда, чтобы сказать мне, что рад и счастлив познакомиться со мной и что Кэрол недоставало большого, сильного мужчины. - Давайте присядем, - сказал толстяк, подходя к столу. - И выпьем за ваше счастье. Я приехал сюда, чтобы побеседовать с вашим умным мужем, Кэрол. Мне нужно поговорить с ним об очень важных делах, иначе я не стал бы портить вам медовый месяц. Ты ведь хорошо знаешь меня, не так ли, малышка? В душе я романтик... романтический любовник, и я не стал бы портить ваш праздник, но дело срочное и не терпит отлагательств. - Послушай, Сэм, - обратилась Кэрол к гостю, устремив на него горящие от волнения глаза. - О чем ты хочешь поговорить? Бернштейн провел рукой по своему толстому лицу - и его маленький, крючковатый нос стал почти прямым. - Я прочел вашу пьесу, мистер Фарстон, и нашел ее очень хорошей. У меня по спине пробежал холодок. - Вы имеете в виду "Остановку во время дождя"? - спросил я, уставившись на Сэма. - Так ведь? Да, конечно, это неплохая пьеса. Лицо гостя-романтика расплылось в улыбке. - На основе этой пьесы можно сделать великолепный фильм. Именно об этом я и хотел поговорить с вами. Давайте вместе превратим вашу пьесу в киноленту. Я мельком бросил взгляд на Кэрол. Она положила свою руку на мою и пожала ее. - Я же говорила тебе, Клив. Я была уверена, что Сэму понравится твоя пьеса, - задыхаясь от волнения, проговорила моя жена. Я посмотрел на Бернштейна. - Вы серьезно делаете мне заявку на киносценарий? Сэм развел руками: - Серьезно ли мое предложение? Ну зачем бы я стал тащиться в такую даль, если бы у меня не было веских к тому причин? Правда, есть один нюанс, который надо обговорить. Он имеет для меня значение. "Выходит, не все так гладко, как кажется", - подумал я, и мое радостное волнение сразу исчезло. - Что вы имеете в виду? - Скажите, что имеет против вас Голд? - Сэм наклонился вперед. - Не скрывая ничего, изложите действительную подоплеку конфликта, и тогда мы это дело уладим и начнем делать картину. Наша фирма составит с вами контракт. Все будет в порядке. Но вначале я должен примирить вас с Голдом. - Из этого ничего не получится, - с горечью проговорил я. - Он ненавидит меня. Он любит Кэрол. Теперь вам ясно, почему он настроен против меня. Бернштейн посмотрел на меня, потом на Кэрол и разразился хохотом. - Смешно, - сказал он, когда отдышался. - Я понятия не имел об этом. На его месте я бы тоже возненавидел вас. - Сэм опустошил половину стакана и поднял короткий толстый палец. - Выход есть. Правда, не совсем удачный, но в конце концов, - он пожал плечами, - все уладится. Поступим следующим образом: вы напишете сценарий, я отнесу его Голду и сообщу, что снимаю фильм. Голд всегда поступает, как я хочу, но прежде всего вам надо написать сценарий. - Прежде всего я хочу, чтобы был составлен контракт. Бернштейн нахмурился. - Нет. Контракты заключает Голд. Но я обещаю, что договор будет подписан к тому времени, как вы закончите сценарий. Даю слово. - Гость протянул мне руку. Я посмотрел на Кэрол. - Все в порядке, Клив. Сэм всегда добивается своего. Если он сказал, что за контрактом дело не станет, значит, так оно и будет. Мы с Бернштейном пожали друг другу руки. - О'кей, - согласился я. - Я напишу сценарий, а вы продадите его Голду. Так? - Так, - ответил Сэм. - Я уезжаю. Я и так украл у вас слишком много минут вашего медового месяца. Но и напоследок скажу, что такая драма не может не волновать. Мы будем работать вместе, чтоб и фильм был не хуже пьесы. За контракт не переживайте: он будет составлен на очень выгодных для вас условиях. Приезжайте в понедельник ко мне на студию в десять утра. Кэрол покажет вам, где находится мой кабинет. И мы примемся за работу. Когда гость ушел, Кэрол бросилась в мои объятия. - Господи, как я рада, - воскликнула она. - Бернштейн сделает прекрасный фильм. Если вы будете работать вместе, результат получится отличным. Ну, разве это не чудесно? Ты доволен? Я был испуган и встревожен. В моих ушах звенел голос Бернштейна: "Мне нравится ваша точка зрения. И нравится манера ее изложения. Ваша драма волнует, трогает сердце. Контракт будет составлен на очень выгодных для вас условиях". Все сказанное Сэмом относилось не ко мне. Он говорил о Джоне Коулсоне. Я же знал то, что не смогу написать сценарий. Кэрол высвободилась из моих объятий и посмотрела на меня, в глазах ее была тревога: - Что случилось, дорогой? - спросила жена и легонько встряхнула меня. - Почему у тебя такой унылый вид? Разве ты не рад? - Нет слов, очень рад, - сказал я и, присев на кушетку, закурил сигарету. - Но, Кэрол, надо хорошенько все обдумать. Я никогда не писал киносценариев. Я с большим удовольствием продал бы право на экранизацию пьесы, и пусть бы Бернштейн сам искал человека, который написал бы ему сценарий. Я не уверен... - Вздор, - сказала жена, садясь рядом со мной и взяв меня за руку. - Ты сможешь написать сценарий. Я помогу тебе. Давай начнем сейчас же. Сию минуту. Кэрол поднялась и ушла в библиотеку быстрее, чем я успел остановить ее, и я услышал, как миссис просит Рассела приготовить на завтрак сэндвичи. - Мистер Клив будет перерабатывать свою пьесу на киносценарий, - донеслось до меня. - Правда, Рассел, чудесно? Мы начнем работать немедленно. Жена вернулась с копией пьесы, села за стол и начала обработку. За час с небольшим Кэрол набросала черновой вариант сценария. Мне оставалось только соглашаться с ней, потому что, набив себе руку и имея опыт в написании сценариев, Кэрол, почти не задумываясь, излагала концепцию пьесы. Я знал, что любое вмешательство с моей стороны не было бы полезным. Когда мы сделали перерыв, чтобы позавтракать сэндвичами и цыплятами и выпить фруктовый сок со льдом, жена сказала: - Клив, ты обязательно должен сам написать этот сценарий. Если он будет удачным, твое будущее обеспечено. У тебя настоящий дар создания диалогов... ты напишешь прекрасный сценарий. - Нет, - запротестовал я и, вскочив, стал расхаживать по комнате. - Я не смогу написать его. Я не умею писать сценарии... это же абсурд. - Успокойся. - Кэрол протянула ко мне руку. - Ты сможешь написать его. Прослушай этот диалог... - И она начала читать отрывок из пьесы. Я остановился, пораженный значением и силой слов. Таких слов я ни за что бы не смог написать. В них была красота, ритм и накал. И когда я слышал их, эти слова жгли мой мозг. Я чувствовал, что не выдержу этой пытки. Наступил критический момент, когда я готов был выхватить пьесу из рук Кэрол. Я сознавал, что если буду продолжать слушать чтение, то сойду с ума. Я отвлекся своими мыслями, хотя и они были все о том же, о пьесе. Каким же идиотом я был, воображая, что смогу писать, как Коулсон. Я вспомнил слова Голда: "Я часто думал над тем, как вам удалось написать такую пьесу". Было слишком опасно и рискованно приниматься за киносценарий. Если я не смогу написать его удачным, все выйдет наружу. Голд уже и так подозревает меня. Иначе зачем бы он стал говорить мне подобные слова? Если созданный мной сценарий будет слаб, всем станет ясно, что пьеса написана не мной, а кем-то другим. Бог знает, что произойдет со мной, если об этом догадаются. - Ты слушаешь меня, дорогой? - спросила Кэрол, оторвавшись от чтения. - Давай не будем больше сегодня работать, - сказал я, снова наливая себе сок. - На сегодня сделали достаточно. Я поговорю с Бернштейном в понедельник. Может быть, у него есть на примете кто-нибудь, кому он поручит сценарий. Кэрол с удивлением посмотрела на меня. - Но, дорогой... Я взял у нее пьесу. - Мы не будем больше работать сегодня, - твердо заявил я и вышел на веранду, не смея встретиться со взглядом Кэрол. Высоко в небе сияла луна, освещая озеро, долину и горы. Но в этот момент красоты природы не коснулись моей души с той силой, с которой обычно действовали на меня. Все мое внимание было сконцентрировано на человеке, сидящем на деревянной скамье в дальнем углу сада. Лица его я разглядеть не мог: он был слишком далеко от меня. Но было что-то удивительно знакомое в его фигуре и позе. Он сидел, опустив плечи и сложив руки на коленях. Ко мне подошла Кэрол. - Удивительно красиво, правда? - спросила она, взяв меня под руку. - Ты видишь? - указал я на мужчину, сидящего на скамейке. - Кто этот человек? Что ему здесь нужно? - Какой человек, Клив? - изумилась жена. По спине у меня пробежал холодок. - А разве вон там на скамейке не сидит кто-то? Луна так хорошо освещает его. Кэрол резко повернулась ко мне. - Но там никого нет, дорогой. Я посмотрел снова. Она была права. Скамейка пустовала. - Странно, - сказал я и от промелькнувшей догадки внезапно вздрогнул. - Наверное, это была тень, а мне показалось, что это человек. - Ты вообразил то, чего нет на самом деле, - встревоженно произнесла Кэрол. - Уверяю тебя, там никого не было. Я прижал ее к себе. - Пойдем в гостиную. На террасе очень холодно. Когда мы легли спать, я долго не мог заснуть и лежал с открытыми глазами, глядя в темноту. 15 Сэм Бернштейн снял очки в роговой оправе и широко улыбнулся мне. - Да, - сказал он, похлопывая маленькой пухлой рукой по написанному мной и Кэрол черновику сценария. - Это как раз то, что мне нужно. Тут не все мне нравится, но можно будет чуточку подработать - и все сойдет. Для начала и это хорошо. Сидя в низком комфортабельном кресле, я внимательно смотрел на Сэма. - Я согласен с вами. У двух людей не может быть совершенно одинаковых мнений, поэтому я написал сценарий так, как представил его себе в качестве первого и пробного варианта с тем расчетом, что будет и второй, дополнительный и уточненный. Бернштейн пододвинул к себе коробку с сигарами, выбрал одну, протянул коробку мне, но я покачал головой. А Сэм закурил и потер руку об руку. - Я не ожидал, что вы так быстро сделаете любой вариант. Давайте посмотрим его внимательнее. Когда мы обо всем договоримся, вы возьмете сценарий на переделку, а потом снова дадите мне просмотреть его. А уж затем я переговорю с Р.Г. - Едва ли вам это удастся, - уныло заметил я. Бернштейн рассмеялся. - Это будет на моей совести. За последние пять лет у нас с Р.Г. было много случаев, когда мы расходились во взглядах. И каждый раз, в конце концов, он поступал так, как я хочу. Предоставьте это мне. - Пожалуйста, - ответил я, чувствуя, что Сэм не убедил меня. - Я предоставляю это вам, но предупреждаю, что Голд ненавидит меня до глубины души. Снова я своими опасениями рассмешил Сэма. - Я не виню Р.Г. Кэрол очаровательна. Вам крупно повезло, что вы женились на ней. Но даже если Голд ненавидит вас всеми фибрами души, он все равно оценит хороший сценарий. - Сэм снова похлопал по принесенным мной для прочтения листам. - А это как раз то, что надо! Эти слова немного успокоили меня. - Ну что ж, давайте просмотрим сценарий детальнее. Следующий час был для меня часом, в течение которого я получил очень ценную информацию. Я узнал за 60 минут столько нового о технике написания киносценариев, сколько не узнал за все время, проведенное в Голливуде. - Основное достоинство вашей пьесы в том, - отметил Бернштейн, закуривая вторую сигару, - что в ней достаточно исходных данных для создания первоклассного фильма без добавления новых материалов. Это очень редкий случай, мистер Фарстон. - Сэм бросил спичку. - Далее. Многие авторы возражают против того, чтобы я переделывал написанные ими сценарии. Они не понимают, что в мои обязанности входит придание их материалам нового звучания. Для того, чтобы создать хороший фильм, требуются искусство и интуиция не только автора, но и режиссера. Именно поэтому мы и должны работать сообща, если намерены преуспеть. - Сэм начал собирать листы бумаги, на которых сделал свои пометки. - Вам ясно, что мне нужно? Я не слишком много требую от вас? Я покачал головой. - Все прекрасно, - ответил я, вполне удовлетворенный нашей совместной работой. - Да, все прекрасно. - Бернштейн радостно улыбнулся мне. - Возьмите все это с собой и напишите второй вариант сценария. Мне кажется, что, когда вы это сделаете, нам можно будет со спокойной душой пойти к Р.Г. Я встал. - Очень благодарен вам, мистер Бернштейн. Я в восторге от работы с вами и надеюсь в самое ближайшее время принести второй вариант. - Не торопитесь особенно. - Сэм проводил меня до двери. - Кэрол, наверное, будет занята сегодня весь день? - спросил я, когда мы пожимали друг другу руки. - Не уточнял. Вы можете это узнать у нее самой. Она в кабинете Джерри Хайамса. Вы найдете, где это? - Конечно, - ответил я. - До свидания, мистер Бернштейн. Надеюсь, что мы скоро встретимся. Я быстро прошел по коридору и даже не замедлил шага у кабинета Хайамса. Мне не хотелось снова встречаться с Френком Ингремом. Не стоило рисковать и входить в кабинет Хайамса: Ингрем, узнав о возвращении Кэрол, мог наверняка быть там. Я увидел, в конце концов, телефонную будку и остановился рядом с ней, чтобы взглянуть на часы. Было без пяти двенадцать. Если мне повезет, к телефону подойдет Ева: Марта, наверное, еще не появилась. Я вошел в будку и закрыл за собой дверь. Когда я набирал номер, сердце мое бешено билось в груди от волнения. Через некоторое время мне ответили. - Хэлло. Я сразу узнал ее голос. - Ева? Как ты поживаешь? - Доброе утро, Клив. А как ты? Что это так рано позвонил мне? - Я разбудил тебя? - спросил я, удивляясь тому, что голос ее был таким дружелюбным. - Нет. Я уже встала. Я пила кофе. - Когда я увижу тебя? - А когда ты сможешь приехать? - Одну минутку, Ева. - Я был так поражен, что забыл об осторожности. - Ты же сказала, что не хочешь больше видеть меня. - Тогда я, действительно, не хотела тебя больше видеть, - ответила Ева с характерным ей смешком. - Я приеду сейчас же, - заявил я. - Ты просто дьявол. Я так переживал эти два дня. Я думал, ты говорила серьезно. Она снова захихикала. - Вот теперь ты ручной, Клив, и разговариваешь как положено. А два дня назад я, действительно, не хотела тебя видеть: я рассердилась. Ты ужасно обошелся со мной. - Я согласен с тобой. Но ты хорошо проучила меня, и отныне это не повторится. - В следующий раз я уже не прощу тебя. - Давай встретимся и позавтракаем вместе. - Нет. - В голосе женщины послышались резкие нотки. - Я не собираюсь покидать дом, Клив. Можешь приехать, если хочешь, и повидать меня, как и принято по моей профессии, но завтракать я с тобой не поеду. - Нет. Ты поедешь со мной и позавтракаешь без всяких споров и лишних слов, - настаивал я. - Клив! - В голосе Евы появилось знакомое раздражение. - Говорю тебе, я обойдусь без твоего завтрака. - Мы поговорим об этом, когда встретимся. Через полчаса я буду у тебя. - Нет, это слишком рано, Клив. Я не успею привести себя в порядок. Я буду готова к часу. - Хорошо. И надень платье покрасивее. - Я никуда не поеду с тобой. - На этот раз в виде исключения приказывать буду я, а не ты, - рассмеялся я. - Оденься пошикарнее... - Ответа не было: Ева бросила трубку. Я посмотрел на телефон и ухмыльнулся. Прекрасно, милая, мы еще увидим, кто будет хозяином положения - ты или я. Я подошел к стоянке, сел в машину, медленно проехал на "крайслере" по дорожке и выехал из ворот студии. Настроение у меня было прекрасное. Я был уверен, что мне удастся справиться с Евой. Она может обрывать разговор и бросать трубку, сколько ее душе угодно, чтобы удовлетворить свое тщеславие, но она поедет со мной завтракать, даже если мне придется затащить ее в ресторан в ночной сорочке. Удачное сотрудничество с Бернштейном вселило в меня огромную веру в собственные силы. "Если я не смогу обуздать строптивую Еву, - сказал я себе, - значит, я не заслуживаю того, чтобы преуспеть в работе". Я подъехал к клубу писателей и спросил у Стиварда, есть ли для меня какая-нибудь почта. Он дал мне несколько писем, и я, подойдя к бару, заказал виски с содовой. Я сразу увидел, что письма от Евы нет. Оставив стакан на столе, я снова подошел с Стиварду и спросил, нет ли для меня еще писем. - Нет, сэр, - сказал он. Я был несколько обескуражен услышанным. Ведь Ева уверяла меня, что возвратила мне сорок долларов, которые я оставил ей в тот последний вечер, когда, казалось, распрощался с ней навсегда. Я подошел к телефону и позвонил ей. - Да, - сразу ответила моя строптивица. - Надеюсь, что я не вытащил тебя из ванной, Ева, - сказал я. - Помнишь, ты говорила, будто возвратила мне деньги? - Я их возвратила, - резко ответила Ева. - В клуб писателей? - Да. - Но их здесь нет. - Я здесь ни при чем, - очень категорично бросила она. - Если я говорю, что отправила деньги, значит, так оно и было. - Но, Ева, я хочу, чтобы ты оставила эти деньги себе. Я приехал в клуб забрать их и вернуть тебе. Ты уверена, что отослала их? - Абсолютно уверена, к тому же, я не возьму их обратно. Мне они не нужны. Я рассердилась на тебя и возвратила деньги. Даже если ты снова привезешь их, я не приму эти доллары от тебя. Я задумчиво уставился на неразборчивые каракули на стене телефонной будки. С отправкой денег явно было что-то не так. - Ты вложила какую-нибудь записку в конверт? - Для чего? - Голос Евы был злым. - Я вложила в конверт деньги и надписала адрес клуба. Она лгала. Теперь я понял, что у нее никогда и не было намерений отсылать мне эти, не заработанные ею, деньги: ведь я ушел в тот вечер, бросив ее. Ева хотела отомстить мне за уход и продемонстрировать свою власть надо мной. Ева знала, что мне будет неприятно, если она отошлет деньги, но расстаться с ними из-за алчности не могла. Поэтому расчетливая проститутка пошла на уловку, понадеявшись на то, что я поверю, что деньги мне возвращены. Это давало двойной выигрыш: деньги оставались на месте, а я был наказан. Таким образом, по Евиным расчетам, должно было получиться, что и овцы целы, и волки сыты. Поначалу так и вышло. Я из-за этих якобы отправленных мне денег мучился целых два дня. Но теперь я понял, что Ева не такая уж умная и ловкая, чтобы одурачить меня. Мое презрение к ней было равносильно победе над ней. - Возможно, они затерялись среди почты, - насмешливо проговорил я. - Не обращай на это внимания. Я возмещу их тебе. - Мне не нужны эти деньги, Клив, - огрызнулась женщина. - Я не могу больше говорить. Переполнится ванна. - Поговорим и о деньгах, и о многом другом при встрече, - сказал я и поторопился бросить трубку первым, но все равно опоздал. Я вышел из телефонной будки и вернулся в бар. Очень хорошо, что я уличил Еву во лжи. Если бы женщина действительно возвратила мне деньги, она так высоко поднялась бы в моих глазах, что я не смог бы больше покровительственно относиться к ней. Теперь все было иначе. "Идиотка, - думал я, - неужели она считает меня простачком?" Я просидел довольно долго в баре, думая о Еве. Я решил сказать ей, что разгадал ее обман, и нетерпеливо поглядывал на часы, удивляясь тому, что время тянется так медленно. Впервые со дня нашей встречи я чувствовал уверенность, что могу делать с этой женщиной все, что мне заблагорассудится, и что теперь она у меня в руках. До сих пор я не мог справиться с ней. Настало время показать ей, у кого из нас сильнее воля. Я докажу ей, что моя воля крепче, заставив Еву поехать позавтракать со мной. И после того, как она уступит мне, порву с ней навсегда. В 12.55 я подъехал к Лаурел-Каньон-Драйв, затормозил у Евиного дома и загудел, давая знать, что я прибыл. Потом я вышел из машины, спустился по дорожке к дому, постучал в дверь, вынул сигарету и закурил. Я немного подождал и вдруг понял, что в доме царит полная тишина. Обычно, стоило мне постучать, как тут же слышались шаги Марта. Начиная нервничать, я постучал снова. Никакого отклика. Я ждал, испытывая неприятный холодок в груди. Я постучал еще несколько раз. Все напрасно. Ничего не оставалось, как сесть в "крайслер". Я медленно поехал по улице. Отъехав подальше от дома, я вынул из пачки еще одну сигарету. Когда я прикурил ее, то заметил, что моя рука дрожит. Внезапно я вспомнил Херви Бероу, вернее, произнесенные им о Еве слова: "Я сказал, что увезу ее, и она согласилась. Я заезжал за ней четыре раза, и каждый раз ее проклятая служанка говорила, что хозяйки нет дома. Но я знал, что она дома и что просто играет со мной в кошки-мышки". Я вцепился в руль: Ева опять издевалась надо мной. Она даже не сочла нужным прислать для объяснения со мной Марта и придумать в свое оправдание какую-нибудь ложь. Я представил, как Ева, наклонив голову, стоит в своей крошечной спальне и слушает, как я барабаню в дверь. Марта тоже участвует в этом заговоре против меня. Обе женщины обмениваются взглядами и улыбаются. "Пусть стучит, сколько ему вздумается, - шепчет Ева. - Когда-нибудь это ему надоест, и он уйдет". Я медленно поехал по Сансет-стрит. Голова моя была пустой. Я не мог сообразить, что мне такое предпринять, чтоб заставить лживую потаскушку испытать не злость и ярость, а боль и муку. Мне очень хотелось этого. Но я ничего не придумал, потому что для Евы была бы малой самая страшная из мук. Я только решил позвонить и таким способом проверить, дома ли эта лгунья. Остановившись у бакалейного магазина, я подошел к телефону и набрал ее номер. Ответа не было. Я представил себе, как она, услышав звонок, уже почти касается телефонной трубки, но отдергивает руку, предположив, что это звоню именно я. Я прислонился к стенке телефонной будки и стал ждать. Рвущий барабанные перепонки и душу беспрерывный гудок затмил мой разум. В нем родилась мысль об убийстве Евы. Эта мысль захватила меня целиком и доставила мне несказанное удовольствие. Потом, ужаснувшись и не понимая, как вообще могло придти мне такое в голову, я бросил трубку и выбежал на освещенную солнцем улицу. "Неужели я сошел с ума?" - спрашивал я себя по дороге во Фри-Пойнт. Одно дело беситься от ярости из-за вероломства проститутки, другое дело - убить ее... Как я хоть на минуту мог допустить возможность такого безумного, глупого и опасного поступка! И вместе с тем я знал, что получил бы огромное удовольствие, прикончив Еву. Таким путем, казалось мне, легче разрубить гордиев узел наших отношений, чем заставить Еву полюбить меня, подчинить ее волю моей. Все равно Ева не будет никогда принадлежать мне иначе как проститутка. Я гнал от себя страшную мысль, ужасаясь ее навязчивости. Но избавиться от нее было не в моих силах. Я уже с удовольствием обдумывал детали убийства. Как-нибудь вечером, когда Евы не будет дома, я тайком проберусь в ее маленький домик и стану ждать ее возвращения. Я спрячусь в одной из комнатушек наверху и буду находиться там до тех пор, пока не услышу, что отпирается входная дверь. Я выйду из своего укрытия и посмотрю с лестничной площадки вниз, чтобы убедиться, что Ева пришла одна. Может, перед сном она захочет принять ванну. Я проскользну снова в одну из пустых комнат и стану ждать, пока Ева не возвратится в спальню. Я уже получал огромное удовольствие от мысли, что женщина будет бродить по пустым комнатам домика, полагая, что находится в полном одиночестве, в то время как я буду прятаться наверху, ожидая подходящего момента, чтобы убить ее. Может быть, Ева придет домой такая же пьяная, как прошлый раз, когда я ушел от нее. Если она вернется пьяная, мне будет еще проще убить ее. У меня не возникнет к ней ни желания, ни жалости, особенно, если я услышу, что женщина храпит во сне, и почувствую, что от нее несет виски. Вернувшись пьяной, Ева сразу пойдет в спальню. Мне будет слышно все, что станет делать хозяйка дома. Я уже достаточно хорошо изучил ее, чтобы совершенно точно предугадать каждое ее движение. Вначале она снимет юбку. Она всегда снимает ее, как только входит в дом, потому что юбка сшита в обтяжку, и когда Ева садится, корсаж впивается в тело. Потом она подойдет к гардеробу, возьмет вешалку и аккуратно повесит пальто и юбку. Затем начнет снимать прозрачное нейлоновое белье. Возможно, в это время женщина закурит. Потом она наденет ночную сорочку и ляжет в кровать. Внимательно прислушиваясь, я точно буду знать, что делается в спальне в любую из минут по тому характерному шуму, которым сопровождается каждое человеческое движение. Последним звуком, который я услышу, будет легкий скрип кровати от веса Евиного тела. Возможно, женщина почитает перед сном, а возможно, выключит свет и станет курить в темноте. Что бы она ни делала, я буду ждать, пока моя жертва уснет. Я готов просидеть несколько часов в маленькой, душной комнатушке, только бы разделаться с Евой. Когда она уснет, я осторожно и бесшумно, словно тень, спущусь вниз и проникну в спальню. Я разбужу Еву только тогда, когда она уже не сможет вырваться из моих рук, чтобы спастись. Я не скрипну дверью и не споткнусь: каждый мой шаг в темноте будет точным. Не потревожив сна женщины, я сяду на кровать. Если я даже не разгляжу, я по дыханию абсолютно верно определю, где лежит голова Евы. И на этом моменте закончатся все мои приготовления к убийству. Останется одно: убить. И вот тогда одной рукой я сдавлю горло спящей, а другой включу настольную лампу. А после придет минута, которая излечит все причиненные мне Евой раны. Но перед победным концом будет одно короткое мгновение, когда женщина, очнувшись ото сна, узнает меня. Мы посмотрим в глаза друг другу, и она поймет, зачем я здесь, поймет, что я пришел убить ее. Она будет смотреть на меня с беспомощным ужасом, и впервые мне удастся увидеть лицо, искаженное какими-то человеческими эмоциями, а не деревянную маску. Передо мной будет человек, а не проститутка с обычными уловками, присущими ее профессии. Это продлится несколько секунд. Но мне и этого будет достаточно для моего торжества. Я убью Еву быстро. Чтобы она не вырвалась, я, нажав коленом на грудь, вдавлю ее тело всей своей массой в кровать. А руками я задушу Еву, сжав ее горло мертвой хваткой. Жертва не успеет ни шелохнуться, ни пикнуть: с ней будет покончено в два счета. И никто не узнает, что убийца я: Еву может убить любой из ее клиентов. К действительности меня вернул продолжительный автомобильный сигнал. Я был так погружен в свои мысли, что не заметил, как мой "крайслер" выехал на левую сторону дороги. Только благодаря тому, что водитель встречного "кадиллака" быстро и умело совершил объездной маневр, удалось избежать столкновения машин. Когда опасность миновала, я продолжил движение по правой стороне шоссе. После этой встряски я вел машину осторожнее и доехал до Фри-Пойнта благополучно, все еще с удовольствием обдумывая, как я расправлюсь с Евой. Было около трех часов, и я попросил Рассела принести мне на террасу сэндвичи и виски. Ожидая, пока Рассел подаст еду, я ходил взад и вперед по террасе, с бешенством вспоминая, как со мной обошлась Ева, и удивляясь тому, что она полностью завладела мной, несмотря на ее полное безразличие ко мне. То, что я в деталях разработал план убийства Евы и что испытал радость от такой расплаты, приводило меня в ужас. Несколько недель тому назад подобная мысль никогда бы не пришла мне в голову. А сегодня, когда я был так унижен, мысль об отмщении через убийство показалась мне спасительной. Я видел в этом единственную возможность восторжествовать над Евой. Нужно выбросить из головы не только планы о мести, но и причину этих страшных планов - Еву. Она ужасно относится ко мне и никогда ее поведение не будет другим. Остается только одно: примириться со своим поражением и забыть ее. Я не смогу написать ни одной стоящей книги, пока проститутка будет оказывать на меня свое тлетворное влияние, целиком занимать мои мысли и портить мне нервы, как, например, сегодня. Надо с этим покончить. Слуга принес и поставил на стол поднос. - Доставь мне пишущую машинку, Рассел, - повернувшись к нему, попросил я. - Мне нужно работать. Он расплылся в улыбке. - Надеюсь, что дела на студни идут хорошо, сэр? - Все в порядке, - не проявляя никакой радости, ответил я. - Будь другом, дай мне работать. Слуга мельком посмотрел на меня. И улыбка на его лице исчезла. Он тут же отправился в библиотеку за машинкой. Я сел и начал изучать заметки Бернштейна, но не в силах был сосредоточиться: из головы не выходила Ева. Я не мог примириться с унижением, которому она меня подвергла. Именно я, а не кто-то другой, стоял перед ее запертой дверью, как какой-то уличный торговец. Чем больше я об этом думал, тем взвинчивал себя все сильнее. Когда Рассел поставил рядом со мной машинку и ушел, я не смог заставить себя работать и, доев сэндвичи, начал пить виски. Ева заплатит за все, думал я, наливая виски трясущейся рукой. Я найду способ рассчитаться с мерзавкой. Я залпом выпил виски и налил снова. Я повторил процедуру с наполнением стакана несколько раз, пока не почувствовал тяжести в ногах. Я понял, что опьянел. Оттолкнув стакан, я придвинул к себе машинку. "К черту Еву, - громко проговорил я. - Она не остановит меня. Никто не остановит меня". Я попытался написать для заказанного сюжета первую сцену с учетом замечаний Бернштейна, но после часа мучительного и напряженного труда выхватил лист из машинки и разорвал его на куски. У меня не было творческого настроения. Я ушел с террасы и стал бродить по пустым комнатам дома. Рассела в доме не было. Наверное, спрятался где-то в лесу, чтобы спокойно подремать. В доме было невыносимо одиноко, и я подумал, что совершил ужасную глупость, поселившись в таком уединенном месте. Пока Кэрол была рядом, все было прекрасно, но теперь, когда она станет работать на студии, здесь будет ужасно скучно. Как я ни старался думать о чем-либо другом, я все равно возвращался в мыслях к Еве. Я взял испытанное средство забыться - книгу, стал читать, но, пробежав глазами страниц шесть, убедился, что не имею ни малейшего представления о том, что я прочитал, и через всю комнату швырнул книгу на пол. Виски наконец-то подействовало: голова моя стала тяжелой, настроение бесшабашным. Я решительно подошел к телефону. Сейчас я выскажу этой бездушной стерве все, что думаю о ней. Если она считает, что имеет право по-свински обращаться со мной и что это сойдет ей с рук безнаказанно, она очень даже ошибается. Я поставлю ее на место. Набрав номер, я сохранял твердость духа, данное себе слово намерен был сдержать. - Кто говорит? - спрашивал меня голос Марти. И как только я услышал голос служанки, а не самой Евы, я отказался от попытки какого-либо разговора. Я просто молча положил трубку. Я не захотел объясняться с Евой через Марти. Я закурил сигарету и неуверенной походкой снова поплелся на веранду. "Так больше продолжаться не может, - сказал я себе в десятый, может, раз, - надо попытаться работать". Я снова уселся за стол и принялся читать заметки Бернштейна, но, чувствуя, что не воспринимаю написанного, в отчаяньи отшвырнул сценарий в сторону. В ожидании жены все остальное время я бродил по саду, курил сигарету за сигаретой и злился по той причине, что я одинок и покинут. Кэрол вернулась к обеду. Она вылезла из своей маленькой двухцветной - кремовой с голубым - машины, бегом пересекла лужайку и бросилась ко мне. При виде жены я почувствовал облегчение. Я крепко прижал ее к себе и долго не отпускал. - Как дела, дорогая? - улыбаясь, спросил я. - Как ты себя чувствуешь? Она вздохнула. - Я очень устала, Клив. Мы работали без передышки. Пойдем в дом, и налей мне что-нибудь выпить. Ну, рассказывай свои новости. Мы пошли к дому, и по дороге жена рассказала мне, как прошло совещание. - Пока Р.Г. доволен, - сказала она. - Это будет великолепная картина. Джерри просто бесподобен, и даже Р.Г. внес на этот раз одно ценное предложение. Я налил для Кэрол джин и выжал в стакан лимонный сок, а себе опять взял виски. - Послушай, Клив! - внезапно воскликнула Кэрол. - Неужели ты один выпил почти целый графин виски? Еще утром он был полным. Я протянул ей стакан и рассмеялся. - Конечно, нет, - заверил я. - За кого ты меня принимаешь? За пьяницу? Я опрокинул графин и разлил половину его содержимого. Кэрол внимательно посмотрела на меня, но увидев, что я не отвел глаза, просияла: - Конечно, ты не пьяница, - улыбнулась она. Кэрол показалась мне бледной и измученной. - Сэму понравился сценарий? Я кивнул. - Конечно, понравился. А почему бы и нет? Разве не ты написала его? - Мы написали его вместе, дорогой, - ответила моя добрая Кэрол, и я почувствовал, что она встревожилась. - Надеюсь, что ты не переживаешь из-за этого? Я хочу сказать, что я не стала бы вмешиваться, если бы не... - Не будем говорить об этом, - оборвал я жену, - я и сам знаю, что не мастак писать киносценарии, и не прочь поучиться у тебя. - Я сел рядом с женой и взял ее за руку. - Мне никак не удается переработать его в соответствии с замечаниями Бернштейна. Знаешь, Кэрол, я все же хочу, чтобы Сэм нанял кого-то другого писать киносценарий: я все время топчусь на одном месте. У меня ничего не получится. - Дай мне сигарету и расскажи о требованиях Бернштейна. Я прикурил для Кэрол сигарету, потом передал в подробностях разговор с Бернштейном. Внимательно слушая, по временам одобрительно кивая темноволосой головкой, Кэрол со знанием дела вникала в замысел будущей киноленты. - Сэм просто великолепен, - заявила Кэрол, когда я кончил. - Так будет значительно лучше. Ты обязательно должен переработать сценарий, Клив. Я знаю, что ты сможешь это сделать, да ты и сам понимаешь, насколько это важно для тебя. - Тебе хорошо говорить, Кэрол, - с горечью возразил я, но пойми, я в жизни не написал ни единого киносценария. Я потратил все утро, а результата нет. Кэрол испытующе и удивленно смотрела на меня. - Может быть, завтра все будет иначе, - с надеждой сказала она. - Сэм думает, что тебе не потребуется много времени, чтобы переработать вариант набело. Дело в том, что нужно поскорее приступить к студийному этапу работы над новым киносценарием. Я раздраженно вскочил на ноги. - Не знаю. Нельзя же заставить человека, когда ему не пишется. Кэрол подошла и обняла меня. - Не нервничай, Клив. Все будет хорошо, вот увидишь. - К черту все дела. Сейчас я недену халат и весь вечер буду отдыхать. У тебя есть что читать? - Я должна еще поработать, - ответила жена. - Кое-что исправить, изменить в сюжете. - Не можешь же ты отдавать работе не только день, но и ночь, - возразил я, раздраженный тем, что даже вечером Кэрол была способна трудиться. - Отдохни. Это пойдет тебе на пользу. Жена подтолкнула меня к двери. - Не искушай, Клив, отдыхом. Он мне необходим, но и дело срочное. Посиди пока на террасе один. Посмотри, как здесь красиво. Как только я разберусь со своими бумагами, я сразу приду к тебе. - Ничего не поделаешь, если ты не можешь оставить работу на завтра. - Я пошел в спальню, снял пиджак и надел халат. Потом вернулся на террасу и сел. Солнце садилось, золотя вершины гор, видневшиеся на фоне ярко-голубого неба. На террасе было тихо, тепло и спокойно, но ум мой не знал покоя. Я глядел без прежнего восхищения на горы. Красота их меня не радовала. Я перевел взгляд на сад. И вдруг снова увидел, что на скамейке сидит какой-то человек. Плечи его опущены, руки зажаты между колен. И тут я узнал его - и словно чья-то ледяная рука сжала мое сердце. Джон Коулсон! Но он умер почти три года назад! Я видел его лежащим в гробу и видел, как потом обтянутый черным крепом гроб с мертвым телом драматурга унесли четверо пожилых мужчин в черном. И все же он сидел в саду, повернувшись ко мне спиной, неподвижный, как человек, погруженный в глубокое раздумье. Я вскочил, подбежал к перилам веранды и стал до боли в глазах всматриваться в того, кто показался мне Джоном. Когда я пригляделся более внимательно, фигура человека, сидящего на скамейке, превратилась в тень, отбрасываемую кустом роз, освещенным последним лучом заходящего солнца. Я долго стоял, вцепившись в перила, чувствуя, как мое сердце бешено бьется и как от ужаса я обливаюсь холодным потом. "Неужели я схожу с ума? - спрашивал я себя. - Что это? Обман зрения или Коулсон действительно пришел обратно из царства мертвых на землю?" Наконец я нашел в себе силы и, дотащившись до стула, сел. Наверное, я слишком много выпил, решил я. Никогда за все те годы, что я считался автором пьесы умершего драматурга, я не воскрешал в своем сознании ни единой детали своего прошлого. Но теперешняя моя работа над пьесой Коулсона, попытки имитировать написанные им диалоги, углубить его мысли привели к тому, что моя память, разбуженная этими внешними раздражителями, так живо восстановила образ, что достаточно было игры света и тени, чтобы мне показалось, что я вижу давно перешедшего в мир иной Джона. Я попытался убедить себя, что это - единственная причина моих галлюцинаций, и все же сердце мое трепетало от ужаса. Темнело. Я продолжал сидеть на террасе, думая о Коулсоне. Я знал, что поступаю беспринципно, превращая его пьесу в киносценарий, но я слишком далеко зашел, чтобы остановиться. Я не должен был красть пьесу. Но не случись этого - я не стал бы известным писателем и не сидел бы на террасе шикарной виллы в одном из самых очаровательных уголков Калифорнии. Я никогда бы не встретил Кэрол. Я перевел дыхание - и нечего греха таить - я никогда бы не узнал Евы. - Что ты тут делаешь в темноте? - спросила Кэрол, выходя на террасу. - Видно, не представляешь, сколько часов ты сидишь здесь, дорогой. Уже первый час. Я вздрогнул от голоса, вернувшего меня к настоящему. - Я думал, - ответил я и встал, почувствовав боль в затекших ногах и озноб. - Я даже не представлял, что так много времени. Ты кончила? Жена обняла меня за шею и поцеловала. - Не сердись, дорогой, - прошептала она мне на ухо. - Я набросала для тебя черновик нового сценария. Теперь тебе останется только подправить его и отвезти Бернштейну. Сценарий получился очень удачным. Ты не сердишься? Я посмотрел на нее и позавидовал ей. То, что мне вообще не удалось, дается ей так легко. - Но, Кэрол, ты не должна работать за нас двоих. Это же абсурд. Так дойдет до того, что я буду у тебя на содержании. - Не сердись, - умоляла она, - ведь я только обобщила твои мысли и замечания Сэма. Даже стенографистка с успехом могла бы выполнить эту работу. Завтра ты все отшлифуешь и отдашь Сэму. Потом Р.Г. просмотрит сценарий, уверена, одобрит его, и тогда тебе действительно придется взяться за работу. Поцелуй меня и не хмурься. - Я поцеловал жену. - Пойдем спать, - сказала она. - Завтра я должна встать очень рано. - Я сейчас приду, - ответил я, чувствуя, что меня одолевает хандра. - Иди. Я сейчас. Кэрол пошла в спальню. Я вернулся на террасу и снова посмотрел на освещенную луной скамейку. Она была пуста, я закрыл окна и отправился спать. 16 В последующие четыре дня я окончательно убедился в том, что совершил ужасную ошибку, оставшись жить во Фри-Пойнте. Я отрезал себя от общества и развлечений, меня мучили скука и одиночество. Очарованный тишиной и покоем этого места, я вначале наивно надеялся, что именно этот прекрасный уголок Земли нашей вдохновит меня на создание романа. Но когда пришло время приняться за работу, я обнаружил, что вдохновения как не бывало и что прелестное местечко - просто глухомань. Я с трудом заставил себя написать переработанный второй вариант сценария. Кэрол выполнила всю необходимую работу, и единственное, что мне оставалось сделать, - просто перепечатать сценарий. Мне ничего не надо было переправлять или добавлять, и все же потребовалась вся моя воля, чтобы заставить себя сесть за машинку. Несколько раз я порывался позвонить машинистке, вызвать ее и попросить допечатать сценарий. Но, в конце концов, я все же напечатал его сам и вручил Бернштейну. Я с нетерпением ждал ответа от Голда. Я решил, если он согласится принять сценарий, просить поручить остальную работу над ним кому-нибудь другому. Я никогда не осмелюсь дать дополнительный диалог, необходимый для постановки фильма. У меня не было ни малейшей надежды, что я смогу имитировать блещущие остроумием диалоги Джона Коулсона. Если я представлю написанный мной диалог, такой проницательный человек, как Голд, сразу же поймет, что не я автор пьесы. Мне не хотелось думать о своем финансовом положении, но дела обстояли так, что тревога за завтрашний день возникала сама собой: от моего капитала почти ничего не осталось. Доходов не было, а долги росли, с каждой неделей становилось все больше и больше. Я ни словом не обмолвился об этом с Кэрол, так как знал, что она тут же вмешается и настоит на том, чтобы расплатиться за меня. Она прекрасно зарабатывала на киностудии, мало тратила на домашние расходы и на туалеты и всю основную сумму вносила в банк. И все же, каковы бы ни были мои недостатки, я твердо решил, что не приму от жены ни доллара. Пока Кэрол находилась на киностудии, мой день тянулся бесконечно долго. Несколько часов ежедневно я проводил, запершись в библиотеке, и когда одиночество становилось невыносимым, уходил в лес и бродил там, охваченный тяжелой депрессией. Я постоянно думал о Еве и о Джоне Коулсоне. Каждый раз, когда я пытался ввести в сценарий дополнительные диалоги, у меня появлялось такое чувство, что Джон Коулсон сидит рядом и иронически улыбается, наблюдая за моими безуспешными и неумелыми попытками сделать это. Я понимал, что мои ощущения - чистейшей воды абсурд, что я один в комнате и больше никого, но присутствие умершего драматурга было настолько осязаемо, что я цепенел, оглядывался по сторонам, не мог заставить себя сосредоточиться. И еще я целых три дня боролся с желанием позвонить Еве, но на четвертый день, как только Кэрол уехала на студию, я не устоял, уступил своему непреодолимому искушению. Рассела дома не было: заболел один его дальний родственник, и слуга на несколько дней уехал к нему. Я допил кофе, который сам сварил себе и Кэрол, и сидел, прислушиваясь к отдаленному шуму машины, на которой жена уехала в Голливуд. Внезапно я вскочил, словно кто-то подтолкнул меня, отбросил газету. В эту минуту ничто не могло меня остановить, ничто не могло помешать сделать то, чем я жил все эти дни. Я звонил ей. Ева тут же подошла к телефону. Когда я услышал ее голос, кровь горячей волной разлилась по моим жилам, сердце учащенно забилось. - Как ты поживаешь, Ева? - Привет, незнакомец, - радостно ответила она. - Где это ты пропадал? Я не поверил своим ушам: неужели это в самом деле Ева? У нее был такой счастливый голос, что я почувствовал, что в ее жизни произошло какое-то важное и радостное событие. Но, как ни странно, ее приветливость взволновала меня, и где-то в подсознании застряло промелькнувшее: это неспроста. - Может быть, ты меня с кем-то путаешь? - с издевкой спросил я. - Я - Клив. Тот человек, которого ты не впускаешь в дом, когда он стучит в твою дверь. Ева рассмеялась. Видите ли, ей было весело. Я вцепился в трубку с такой силой, что пальцы мои побелели. - Мне кажется, Ева, что ты сыграла со мной дурную шутку. Я тогда заказал завтрак. Ты, по крайней мере, могла бы впустить меня и извиниться. - А я не хотела завтракать с тобой. Я не позволю ни одному мужчине командовать мной и приказывать мне делать то, что я не хочу. Надеюсь, ты получил хороший урок. Я заскрипел зубами от злости. - Это уже не первый урок, ко