Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир. Черная кровь У==========================================ё | Уоррен МЕРФИ, Ричард СЭПИР | | "ЧЕРHАЯ КРОВЬ" | | Перевод Б. Волхонского | | Цикл "Дестроер" | +------------------------------------------+ | Warren Murphy, Richard Sapir | | "Muggep blood" (1977) ("Destroyer") | +------------------------------------------+ | Бандиты несут ужас и смерть нью-йоркской| |бедноте. Бессильна полиция, не срабатывают| |социальные программы, власти смотрят на| |горе и беды людей сквозь пальцы. Последняя| |надежда горожан - Римо Уильямс и его учи-| |тель Чиун. | +------------------------------------------+ | by Fantasy OCR Lab | Т==========================================? Этот файл из коллекции художественной литературы Андрея Федоренко (2:4641/127) Sysop: Andrey Fedorenko Fido: 2:4641/127 Modem: USRoboticks Sportster 33600, V34+ Data: (0612) 64-20-97 Voice: (0612) 64-16-43 Work time: 00.00 -- 23.59 --------------------------------------------------------------- ГЛАВА ПЕРВАЯ Сначала ей казалось, что она снова очутилась в нацистской Германии. Черная звезда боли звенела в ее левой глазнице - там, куда бандит вот- кнул шило. И теперь она больше ничего не видела левым глазом. Она вспом- нила гестапо. Но это не гестаповцы: у тех были чистые ногти, они задава- ли ясные вопросы, и вы знали, что если они получат от вас нужные им све- дения, то боли больше не будет. Гестаповцы хотели знать, где Герд, а она не знала, где Герд. И так им и отвечала. А ее нынешние мучители твердят ей: "Шпарь по-мурикански". Наверное, они имеют в виду "по-американски". И пахнут они по-другому, эти мальчишки. У них особый запах. Она так и сказала миссис Розенблум однажды утром в школе, где Управление полиции Нью-Йорка проводило занятия с местными жителями. По утрам ходить по ули- цам иногда бывает безопасно. Полиция, которая старалась выкачать из находящегося на грани бан- кротства города побольше денег, организовала для пожилых жителей курсы на тему "Как вести себя при ограблении". Не надо сопротивляться, говори- ли им. Отдайте кошелек. Лейтенант полиции показывал, как надо держать кошелек, чтобы грабитель, не дай Бог, не подумал, будто вы не желаете с ним расставаться. - Я тоже чую их запах,- сказала тогда миссис Розенблум. Но тут же по- советовала миссис Мюллер никому об этом не говорить.- Вам скажут, что это расизм, а это плохо. В этой стране быть расистом запрещено. Миссис Мюллер кивнула. Она не хотела быть расисткой - ведь это так ужасно. Нацисты - те же расисты, а они были отвратительны. Она видела, что они творили, и, как добрая христианка, не могла их одобрить. И ее муж Герд тоже. Им был нужен Герд. Но Герд мертв. Он мертв уже давно. Тут миссис Мюл- лер снова почувствовала, как ее ударили ногой в грудь. Нацистов больше нет. Это чернокожие. Она хотела попросить черных ребят не бить ее больше ногами. Хотя бы в грудь. Как там учили на курсах, организованных полицией? Она попыталась вспомнить. Ее руки были связаны за спиной электрическим проводом. Нет, в полиции не говорили, как себя вести, когда руки у вас связаны, а глаз выколот шилом. Полиция Нью-Йорка объясняла, как вести себя, когда вас грабят. Они не проводили лекций для пожилых людей о том, как вести себя, когда вас уби- вают. Может быть, если бы полицейским больше заплатили, они научили бы стариков не только тому, как быть правильно ограбленными, но и как быть убитыми. Эти мысли проносились в затуманенном болью мозгу миссис Мюллер, в котором смешалось все: и нацистская Германия, и нынешняя ее убогая квартирка. Она хотела сказать хохочущим черным парням, чтобы они били ее куда-ни- будь в другое место. Только не в грудь - это так больно. Будет ли расиз- мом попросить чернокожих бить вас ногами не в грудь? Она не хотела быть расисткой. Она видела, что совершили расисты. Но евреи никогда ее не били. Когда они жили среди евреев, им никогда не приходилось бояться за свою жизнь. А этот район был еврейским, когда они с Гердом сюда переехали. Сами они были немцы и потому опасались неп- риятностей из-за того, что совершили нацисты. Но никаких неприятностей не возникало и с ирландцами, жившими в двух кварталах отсюда. И с поля- ками. И с итальянцами - их квартал располагался по другую сторону от Гранд-конкорс. А потом был издан закон. И закон гласил, что нехорошо мешать людям се- литься там, где они хотят. Чернокожим людям. И всех следовало научить поступать правильно. Это - Америка. Здесь каждый должен поступать правильно. Сначала появилась какая-то женщина. Она преподавала в университете. Она выступила на собрании жителей района и рассказала о замечательном чернокожем Джордже Вашингтоне Карвере, и о многих других замечательных чернокожих, и о том, какие они замечательные, и какие плохие те, кто их ненавидит, и о том, что ненавидеть чернокожих вообще дурно. Герд, кото- рый был тогда еще жив, переводил ее выступление для миссис Мюллер. Он был такой умный! Он так много знал и так легко все схватывал. Он раньше работал инженером. Если бы он был жив, может, он сумел бы уговорить этих ребят бить ее ногами не в грудь, а куда-нибудь еще. Им ведь все равно куда. Они просто забавляются ее старым телом, как игрушкой. Женщина, объяснявшая, как замечательны чернокожие, преподавала в уни- верситете. Переселение негров в этот район она назвала очень прогрессив- ным и хорошим делом. И белые, и черные, все тогда культурно взаимообога- тятся - так, кажется, она сказала. Но когда здесь начали селиться черно- кожие и по ночам уже стало невозможно выйти на улицу, тогда люди из уни- верситетов - те, которые объясняли всем, как чудесно жить рядом с черны- ми,- перестали туг появляться. Сначала они перестали появляться по вече- рам. Потом, когда сюда переехало еще больше чернокожих, они перестали появляться и днем. Они отправились в другое место, сказал Герд, чтобы объяснять другим людям, как чудесно жить рядом с чернокожими. Ученые перестали появляться на Уолтон-авеню и объяснять жителям, как обогатит их соседство с чернокожими, потому что жители теперь были почти сплошь чернокожими. Те, кто имел деньги, смогли переехать. Но у Герда уже было не так мно- го денег, и он не хотел беспокоить дочь - позднюю отраду их жизни. Она родилась в Америке. И она такая красивая. А как хорошо она говорит по- английски! Может быть, она смогла бы уговорить этих ребят не бить ее ма- му ногами в грудь - ведь это так больно. А это не расизм? Она не хотела быть расисткой. Расизм - это плохо. Но она не хотела также, чтобы ее би- ли ногами в грудь. Как жаль, что тут нет чернокожего полисмена. Он бы остановил их. Среди чернокожих есть очень милые люди. Но говорить, что среди чернокожих есть хорошие, не разрешается, так как это будет означать, что есть и плохие. А это расизм. А какой это был прекрасный район раньше - тут даже можно было гулять по улицам. А теперь умираешь со страху, когда надо пройти мимо окна, ес- ли только оно не забито досками. Она почувствовала, как теплая кровь из ран на груди стекает по животу, в ощутила вкус крови во рту, и застонала, и услышала, как они хохочут над ее жалкими попытками остаться в живых. Ей казалось, что вся ее спина утыкана гвоздями. Прошло время. Ее больше никто не пинал, ничего в нее не втыкал, и это означало, что они, вероятно, ушли. Но что им было нужно? Видимо, они нашли то, что хотели. Но в квартире уже нечего было красть. Даже телевизора у них теперь не было. Иметь те- левизор - опасно, потому что об этом обязательно станет известно и его украдут. Во всем районе никто из белых - а их осталось трое - не имел телевизора. Может, они украли эту дурацкую штуковину, которую Герд привез с собой из Германии? Может, они искали именно ее? Зачем еще они могли прийти? Они постоянно повторяли "Хайль Гитлер!", эти черные ребята. Наверное, они решили, что она еврейка. Негры любят говорить евреям такие вещи. Ми- ссис Розенблум однажды рассказала ей, что они приходят на еврейские по- хороны, говорят "Хайль Гитлер!" и смеются. Они не знают, какой был Гитлер. Гитлер считал негров обезьянами. Разве они об этом не читали? Он даже не считал их опасными - просто смешными обезьянами. В молодости ее обязанностью было учить детей читать. Теперь, когда она стала старухой, умные люди из университета, которые больше тут не появ- ляются, объяснили ей, что она по-прежнему в ответе за тех, кто не научи- лся читать. В чем-то она, видимо, очень крупно провинилась, раз не все научились читать и писать. Но это она могла понять. У нее у самой были трудности с английским, и Герду постоянно приходилось все ей переводить. Может быть, эти черные ребята хорошо говорят на каком-то другом языке, как и она, и у них тоже трудности с английским? Может, они говорят по-африкански? Она уже не чувствовала рук, а левая половина головы онемела от боли, возникшей где-то в глубине мозга, и она знала, что умирает, лежа здесь на кровати, связанная по рукам и ногам. Она не видела уцелевшим правым глазом, рассвело ли уже, потому что окна были забиты досками. А иначе нельзя было бы переходить из комнаты в комнату - разве что ползком по полу, чтобы с улицы вас никто не увидел. А миссис Розенблум помнила те времена, когда пожилые люди могли погреться на солнышке в парке, а моло- дые даже помогали им перейти улицу. Но миссис Розенблум ушла весной. ОНА Сказала, что хочет погреться на солнышке и понюхать цветы, она еще помнила, что, до того как здесь нача- ли селиться негры, в Сент-Джеймс парке весной цвели нарциссы, и она хо- тела снова вдохнуть их чудесный аромат. Они как раз, наверное, распусти- лись. Она позвонила и на всякий случай попрощалась. Герд пытался отгово- рить ее, но она сказала, что устала жить без солнечного света и что, хоть ей выпало несчастье жить в таком теперь опасном месте, она все рав- но хочет пройтись по залитой солнцем улице. Она не виновата, что кожа у нее белая, и что она слишком бедна, чтобы переехать туда, где нет нег- ров, и что она слишком стара, чтобы убежать или драться с ними. Быть мо- жет, если она просто пройдется по улице, как будто у нее есть на это право, то сможет добраться до парка и вернуться обратно. И вот в полдень миссис Розенблум направилась в парк, а на следующий день Герд позвонил одному из белых соседей, который не смог переехать в другое место, и узнал, что ему миссис Розенблум тоже не звонила. И ее телефон не отвечал. Герд рассудил так: раз по радио ничего не сообщили (у него был ма- ленький приемник с наушниками - только такое радио можно было держать дома, не опасаясь, что его украдут), то, значит, миссис Розенблум погиб- ла тихо. По радио и в газетах сообщали только о таких убийствах, когда людей обливали керосином и сжигали заживо, как в Бостоне, да еще о са- моубийствах белых, которые они совершали из страха перед чернокожими, как в Манхэтгене. Обычные повседневные убийства в сводку новостей не по- падали, так что, вероятно, миссис Розенблум умерла быстро и легко. А позднее они встретили кого-то, кто знал кого-то, кто видел, как ее тело увозили в морг, и, значит, не осталось никаких сомнений, что ее больше нет. Не очень-то благоразумно было с ее стороны идти в парк. Ей следовало бы дождаться, пока полиция Нью-Йорка организует специальные занятия на тему, как вести себя при нападении в парке или пойти в парк рано утром, когда на улице только те чернокожие, которые спешат на рабо- ту,- эти не тронут. Но ей захотелось вдохнуть аромат цветов под полуден- ным солнцем. Что ж, людям случалось умирать за вещи похуже, чем запах нарциссов в полдень. Должно быть, миссис Розенблум умерла легко, а в та- ком районе и это большая удача. Сколько времени прошло с тех пор? Месяц? Два месяца? Нет, это было в прошлом году. А когда умер Герд? А когда они уехали из Германии? Это не Германия. Нет, это Америка. И она умирает. И вроде бы так и должно быть. Она хотела умереть и оказаться во тьме той ночи, где ее ждет муж. Она знала, что снова встретится с ним, и она была рада, что его больше нет в живых и он не видит, как ужасно она умирает, потому что она никогда не сумела бы ему объяснить, что все это нормально. И выглядит гораздо хуже, чем есть на самом деле, и вот, Герд, милый, я уже чувствую, как телесные ощущения покидают меня, потому что когда тело умирает, то исчезает боль. И она вознесла последнюю хвалу Господу и с легким сердцем рассталась со своим телом. Когда жизнь ушла из слабой, старой и иссохшей оболочки, и она остыла и кровь в сосудах остановилась, с девяноста двумя фунтами человеческой плоти - всем, что было раньше миссис Мюллер,- произошло то, что происхо- дит всегда с плотью, если ее не заморозить или не высушить. Она начала разлагаться. И запах был столь ужасен, что полиция Нью-Йорка в конце ко- нцов приехала забрать тело. Двое здоровенных мужчин с пистолетами наго- тове обеспечивали безопасность бригады коронера, проводившего предвари- тельное следствие. Они обменялись парой нелестных замечаний по поводу окрестных жителей, и когда тело выносили на носилках, толпа чернокожих юнцов попыталась прижать одного из полисменов к стенке, тот выстрелил и зацепил одному из парней предплечье. Толпа разбежалась, и тело миссис Мюллер было доставлено в морг без приключений, а детективы написали ра- порты и разъехались по домам, в пригороды, где семьи их существовали ти- хо-мирно, в относительной безопасности. Старый испитой репортер, поработавший на своем веку во многих редак- циях нью-йоркских газет, а теперь подвизавшийся на телевидении, просмот- рел последние сообщения об убийствах. Еще одна белая женщина - жертва черных убийц. Он положил листок обратно в стопку таких же репортажей. Его оскорбляло, что человеческая жизнь стала теперь значить так мало, как будто в городе шла война. И он вспомнил другое время, тридцать лет назад, когда человеческая жизнь тоже ничего не значила и сообщения о том, что один черный застрелил другого, вовсе не считались заслуживающи- ми внимания. Он отложил стопку репортажей, и тут ему позвонили из отдела новостей. Полицейский в Бронксе, окруженный толпой чернокожих юнцов, выстрелил и ранил одного из нападавших. Совет чернокожих священников Большого Нью- Йорка назвал случившееся актом варварства. Возле дома адвоката полицей- ского были выставлены пикеты, требовавшие положить конец практике защиты полицейских, обвиняемых в насилии в отношении чернокожих. Выпускающий редактор велел репортеру отправиться туда с телекамерой и взять у кого-нибудь интервью перед домом адвоката, Когда репортер подъехал к месту действия, пикетчики спокойно сидели в припаркованных поблизости автомобилях. Ему пришлось подождать - оператор немного запаздывал. Но как только появился оператор с телекамерой, всем вокруг словно бы впрыснули адреналин. Из машин набежали десятки черноко- жих, сомкнули ряды, и оператору не составило труда выбрать для съемки такую точку, чтобы казалось, будто вся округа марширует перед домом ад- воката. Они маршировали и что-то скандировали. Репортер поднес микрофон очень черному человеку с очень белым воротничком, покрытым складками лицом. Священник принялся говорить о маньяках-полицейских, стреляющих в неви- нных чернокожих юношей, ставших жертвами "самого страшного расизма в ис- тории человечества". Чернокожий назвался преподобным Джосайей Уодсоном, председателем Сове- та чернокожих священников, сопредседателем Фракции церквей мира, испол- нительным директором программы "Жилье для всех - 1", за которой должна вскоре последовать программа "Жилье для всех - 2". Голос его напоминал раскаты грома в горах Теннесси. Он призывал праведный гнев Всевышнего. Он оплакивал жертв белого варварства. Репортер страстно желал, чтобы преподобный Уодсон - мужчина весьма крупный - обращался к небесам, а не вниз, к нему, репортеру, и, если во- зможно, немного сдерживал дыхание. Концентрация паров джина в выдыхаемом преподобным Уодсоном воздухе бы- ла столь высока, что могла бы повредить защитное покрытие орудийной баш- ни боевого корабля. Репортер старался не показывать, как тяжело стоять в зоне дыхания преподобного Уодсона. Уодсон потребовал положить конец жестокостям полиции в отношении чер- нокожих. Он рассуждал о многовековом угнетении. Репорту попытался задер- жать дыхание, чтобы не вдыхать окружающие преподобного пары. Ему также надо было скрыть от телекамеры, что черная мохеровая куртка преподобного отца оттопыриваются под мышкой. Там у него был револьвер с перламутровой рукояткой, и редактор никогда бы не выпустил на экран пле- нку, на которой чернокожий священник ходит по улицам вооруженный. Выпус- кающий редактор не хотел выглядеть расистом. А значит, все чернокожие должны были выглядеть добропорядочными. И разумеется, безоружными. Когда смонтированный материал был показан в программе новостей, все это выглядело следующим образом. Хорошо поставленным, со слезой, голосом преподобный Уодсон рассказывал об ужасной судьбе негритянской молодежи, и за спиной его маршировало разгневанные протестующие граждане, а рядом с ним согбенный репортер закрывал своим телом пистолет под мышкой препо- добного и очень часто отворачивался, а когда его лицо оказывалось побли- зости от лица преподобного Уодсона, то в глазах репортера стояли слезы. И создавалось впечатление, будто рассказ преподобного отца столь печа- лен, что пожилой репортер не может сдержать рыданий перед телекамерой. Именно так прокомментировал сюжет диктор одной из иностранных телеком- паний. Насилие полиции в отношении негритянской молодежи столь ужасно, сказал он, что даже видавший виды белый журналист не смог не просле- зиться. В считанные дни этот маленький сюжет прогремел по всему миру. И университетские профессора за круглыми столами обсуждали жестокость полиции, которая вскоре стала именоваться угнетением и эксплуатацией, а затем - вполне естественно - "геноцидом, спланированным и осуществленным полицией Нью-Йорка". Когда кто-то попытался было заикнуться о невероятно высоком уровне преступности среди чернокожих, ученые мужи откликнулись вопросом: а чего еще можно ожидать после такого полицейского геноцида? Вопрос этот был включен в программу экзаменов во всех университетах. И кто не знал пра- вильного ответа, проваливался. Тем временем миссис Мюллер похоронили в запаянном гробу. Похоронное бюро попыталось было восстановить левую половину ее лица, где раньше был глаз, но воск не слишком удачно гармонировал со сморщенной старческой плотью. Залитый изнутри воск расправил морщины левой щеки, и она выгля- дела слишком юной для женщины, иммигрировавшей в Америку из Германии по- сле войны. Так что было решено скрыть от всех плоды бандитских трудов; когда гроб был доставлен из церкви на кладбище Пресвятой Девы Марии и Ангелов, за ним шла довольно солидная процессия. И это крайне изумило дочь миссис Мюллер: она и не подозревала, что у ее родителей было так много знако- мых, особенно среди тридцати-сорокалетних мужчин. Очень любопытных, кстати. Нет-нет, после родителей ничего не осталось. Да, у них был свой сейф в банке, но в нем оказалось всего несколько ценных бумаг. Безделушки? Один из мужчин в черном сказал, что его интересуют именно безделушки. Старин- ные немецкие безделушки. Дочь посчитала это потрясающе возмутительным. Но что может по-нас- тоящему потрясти человека в наши дни? Итак, это - покупатель, занимающи- йся бизнесом прямо у свежевырытой могилы. Или для него это обычное дело? И она с тоской пожалела о тех временах, когда некоторые вещи еще счита- лись возмутительными, и ощутила острую боль в сердце, и подумала, как ужасно было ее старой матери умирать в одиночестве, и как страшно стало навещать родителей после того, как в их квартале произошли такие переме- ны. - Никаких безделушек, черт вас раздери!- крикнула она. И в тот же день у бывшего дома Мюллеров появилась бригада рабочих и принялась разрушать его до основания. Они приехали в сопровождении вооруженных полицейских, каждый из кото- рых был выше шести футов ростом и владел приемами каратэ. Дом отгородили от улицы стеной из бронированных щитов. В руках у полицейских были дуби- нки. Старую развалюху методично разобрали по кирпичику, и останки дома покинули квартал не навалом в грузовиках, а в огромных белых ящиках. На- дежно запертых. ГЛАВА ВТОРАЯ Его звали Римо, и он ехал вверх ~ не в лифте, а под лифтом. Он вдыхал запах работающего мотора и спекшейся смазки, ощущал легкую вибрацию дли- нных тросов, когда кабина останавливалась, и чувствовал, как эта вибра- ция волной бежит от кабины - сначала вниз, к фундаменту, а потом к пят- надцатому этажу, выше которого шли еще пять этажей пентхауса - роскошно- го особняка на самом верху здания. Правая рука Римо надежно охватывала болт в днище кабины. Люди, цеп- ляющиеся за разные предметы, ради сохранения жизни, обычно быстро выби- ваются из сил именно потому, что боятся за свою жизнь. Страх увеличивает силу и скорость сокращения мышц, но отнюдь не выносливость. Если вы вынуждены за что-то держаться, надо стать органичным продолже- нием этого предмета, самому стать частью выступающего из днища болта, и рука должна не сжимать, а как бы удлинять его собой. Как Римо и учили, он легко соединил пальцы с болтом и напрочь забыл об этом. Так что, ког- да лифт снова пришел в движение, Римо плавно качнулся и поплыл вверх. Держался он правой рукой и потому слышал шаги людей у себя над правым ухом. Он находился здесь с раннего утра, и теперь, когда лифт остановился на уровне пентхауса, Римо понял, что ему осталось висеть под лифтом совсем немного. На этот раз все было не так, как раньше. Римо услышал, как за- щелкиваются замки - двадцать, по числу этажей под ним. Это запирались двери шахты лифта. Его об этом предупреждали. Потом он услышал напряжен- ное дыхание сильных мужчин. Они проверили кабину лифта сверху. Об этом его тоже предупреждали. Телохранители всегда проверяли крышу лифта, по- тому что там кто-то мог прятаться. Потолок кабины был закрыт бронированным стальным листом, пол - тоже. Таким образом, никто не мог проникнуть в кабину ни сверху, ни снизу. Лифт - единственное уязвимое место в офисе южнокорейского консула в Лос-Анжелесе. Все остальное, весь пентхаус - самая настоящая крепость. Римо предупреждали об этом. Когда его спросили, как он собирается проникнуть туда, он ответил, что ему платят за дела, а не за рассуждения. И это было правдой. Но еще большей правдой было то, что Римо тогда действительно не знал, как соби- рается проникнуть в офис, более того - он даже и думать об этом не хотел и, самое главное, не желал вести никаких разговоров на эту тему. И пото- му он отделался каким-то многозначительным замечанием, подобным тем, ка- кие ему самому приходилось выслушивать вот уже более десяти лет, а утром того дня, на который руководство назначило исполнение задания, он просто неторопливо подошел к зданию с роскошной крепостью на крыше и начал действовать, без заранее обдуманного плана. В последнее время ему и не приходилось почти ничего обдумывать. На пе- рвых порах различные защитные ухищрения - запертые двери, труднодоступ- ные места, десятки телохранителей - создавали для него проблемы. И ре- шать эти проблемы вначале было увлекательно. А этим утром, непонятно почему, он думал о нарциссах. Была весна, и он видел их не так давно, а сегодня утром размышлял об этих желтых цветах и о том, что теперь, нюхая их, он ощущает совсем не то, что прежде, до то- го как стал тем новым человеком, которым был теперь. В прежние времена он вдыхал нежный аромат цветов. А теперь, когда он нюхал цветок, он вды- хал в себя все его движения. Это была симфония пыльцы, достигавшая апо- феоза в его ноздрях. Это был хор и крик самой жизни. Принадлежать к Дому Синанджу, понимать и постоянно продолжать постигать вершины знания, хра- нящегося в небольшом северокорейском селении на западном побережье Ко- рейского полуострова, означало знать жизнь во всей ее полноте. Теперь одна секунда заключала в себе больше жизни, чем целый час в былые време- на. Разумеется, иногда Римо уставал от такого количества жизни. Он предпо- чел бы, чтобы ее было поменьше. И вот, думая о желтых цветочках, он вошел в белое здание из кирпича и алюминия, с окнами от пола до потолка, с великолепным мраморным порта- лом, с фонтаном, омывающим пластиковые цветы в вестибюле. Вошел и подня- лся на лифте до десятого этажа. Там он немного поиграл кнопками "Стоп" и "Ход", пока десятый этаж не оказался у него на уровне пояса, скользнул вниз, нашел в днище кабины выступающий болт и обхватил его правой рукой; потом, после короткой суматохи на разных этажах, кто-то снова привел лифт в движение. А Римо висел под днищем и ждал, пока наконец лифт не поднялся на самый верх здания, в пентхаус. О чем тут думать? Еще много лет назад его наставник Чиун, нынешний Ма- стер Синанджу, сказал ему, что люди сами всегда покажут, с какой стороны на них легче всего напасть. Зная свое слабое место, они именно его защищают рвами, бронированными щитами или телохранителями. И вот Римо, получив задание и узнав о всех мерах безопасности, направился прямиком к лифту, думая о нарциссах, по- тому что больше ему особо не о чем было думать. А теперь нужный ему человек вошел в лифт, задавая вопросы по-корейски. Заперты ли замки на всех дверях шахты, чтобы никто не помешал поездке вниз? Конечно, полковник. Проверили ли верхний люк? Да, полковник. Вход с крыши? Да, полковник. Выход на первом этаже? Да, полковник. И - о, по- лковник, как великолепно вы смотритесь в этом сером костюме! Не отличить от американца, да? Да-да, вылитый бизнесмен. Наше дело - это и есть бизнес. Да, полковник! И все двадцать этажей тросов пришли в движение. И лифт пошел вниз. Римо начал раскачиваться из стороны в сторону. В такт его движениям медленно опускающийся лифт в двадцатиэтажной шахте тоже начал раскачи- ваться, как колокол с живым языком. Механизм совершенных человеческих мускулов раскачал лифт до такой степени, что на уровне двенадцатого эта- жа кабина стала ударяться о стойки и стены шахты, высекая искры и содро- гаясь при каждом ударе. Пассажиры лифта нажали кнопку экстренной остановки. Тросы вздрогнули и замерли. Римо медленно качнулся три раза, на третьем махе подтянулся на руке в щель между полом лифта и полом этажа, потом, просунув левую руку сквозь резину створок кабины, ударил по раздвижной двери и энергично толкнул ее левым плечом. Дверь разъехалась, хлопнув, как вылетающая из бутылки шампанского про- бка. И Римо оказался в кабине. - Привет!- как можно вежливее произнес он по-корейски, зная, что, нес- мотря на американский акцент, приветствие его прозвучало так, как звучит оно в северокорейском городке Синанджу: другими диалектами корейского Римо не владел. Низкорослый кореец с суровым худым лицом выхватил из-под синего пиджа- ка полицейский кольт 38-го калибра. Неплохая реакция, отметил про себя Римо. Одновременно он понял, что человек в сером и есть полковник, тот который ему нужен. Корейцы, имеющие телохранителей, полагают ниже своего достоинства драться самим. И это странно, ибо полковник считался одним из самых великолепных бойцов на Юге страны, одинаково хорошо владеющим приемами рукопашного боя с ножом и без ножа, а если надо - то и неплохо стреляющим. - Как вы полагаете, это не составит для вас слишком сложной проблемы?- был задан вопрос, когда Римо получил задание вместе с информацией о фе- номенальном мастерстве полковника. - Не-а,- ответил Римо. - У него черный пояс,- напомнили ему. - А? Ну да,- ответил Римо. Его это мало интересовало. - Не хотите ли посмотреть кинопленку, показывающую его в действии? - Не-а,- ответил Римо. - Он, наверное, один из самых опасных людей в Азии. Он близкий друг южнокорейского президента. Он нужен нам живым. Он фанатик, так что это будет нелегко. Так инструктировал Римо доктор Харолд В. Смит, директор санатория Фол- крофт, служившего крышей для особой организации, не соблюдавшей законы страны во имя того, чтобы вся страна их соблюдала. Римо был безымянным исполнителем на службе этой организации, а Чиун - наставником, который дал Римо куда больше, чем можно было купить за все золото Америки. Ибо наемные убийцы-ассасины из Синанджу продавали свои услуги импера- торам, королям и фасонам задолго до того, как западный мир начал вести счет времени, но никогда не продавали секреты своего искусства. Поэтому, когда Чиун за деньги обучил Римо искусству убивать, секретная организация получила то, за что заплатила. Но когда Чиун научил Римо ды- шать, и жить, и думать, и постигать внутреннюю вселенную своего тела, создав новое существо, способное использовать свой мозг и тело с эффек- тивностью, превосходящей возможности обыкновенного человека по меньшей мере в восемь раз, Чиун дал организации куда больше того, на что она рассчитывала. Нового человека, не имеющего ничего общего с тем, который был послан к нему на обучение. И объяснить это Римо не мог. Он не мог рассказать Смиту, что дало ему учение Синанджу. Это было все равно что объяснять разницу между мягким и твердым человеку, лишенному чувства осязания, или разницу между белым и красным человеку, слепому от рождения. Объяснять Синанджу и знание и опыт его мастеров человеку, который может вдруг спросить, будет ли вам трудно справиться со знатоком каратэ,- дело совершенно безнадежное. Ме- шает ли зиме снег? Человек, воображающий, будто Римо нужно смотреть фильм про какого-то каратиста в действии, не сможет понять Синанджу. Ни- когда. Но Смит все-таки настоял на том, чтобы показать Римо фильм, демонстри- рующий полковника в действии. Фильм был снят ЦРУ, одно время очень плот- но работавшим с полковником. А теперь в отношениях между Южной Кореей и США возникла напряженность, и полковник играл не последнюю роль в ее во- зникновении. Добраться до него не удавалось, потому что он очень хорошо узнал все приемы, которые против него могли применить. Так старый учи- тель тщетно пытается обмануть ученика, который его превзошел. Именно с таким делом, рассудил Смит, и может справиться его организация. - Чудесно,- сказал Римо и принялся что-то фальшиво насвистывать. Дело происходило в гостиничном номере в Денвере, где Римо получил за- дание, касающееся корейского полковника. Смит, на которого безразличие Римо, переросшее в обильно приправленную зевотой скуку, не произвело ни малейшего впечатления, прокрутил пленку с полковником-каратистом. Полко- вник проломил несколько досок, дал ногой в челюсть нескольким крепким молодым людям и немного попрыгал на татами. Фильм был черно-белый. - Фью,- произнес Смит и поднял бровь, что для этого человека с вечно замороженным лицом было выражением крайнего эмоционального возбуждения. - А? Что?- спросил Римо. - Его рук совсем не видно,- сказал Смит. - Да неужели?- удивился Римо. Время от времени ему приходилось присматриваться и прислушиваться к людям, чтобы уяснить для себя пределы их возможностей, так как порой че- ловек невероятно закрыт для всей полноты жизни. Римо понял, что Смит и вправду полагает, будто полковник очень опасен и двигается чрезвычайно стремительно. - Его руки просто размазались на пленке,- сказал Смит. - Не-а,- сказал Римо.- Остановите кадр там, где он молотит руками. Фо- кус очень четкий. - Вы хотите сказать, что можете видеть каждый отдельный кадр в фильме?- спросил Смит.- Это невозможно. - По правде говоря, если только я не заставляю себя расслабиться, то только это и вижу. Просто набор неподвижных картинок. - Вы и на отдельных кадрах его рук не сможете рассмотреть,- стоял на своем Смит. - Пусть так,- согласился Римо. Если Смит хочет так думать, прекрасно. Чего еще угодно мистеру Смиту? Смит приглушил свет и прокрутил пленку назад. Маленький проектор зас- трекотал, и изображение на какое-то время смазалось, потом пленка оста- новилась. На экране был кадр, и в кадре - полковник, наносящий удар ру- кой. Очертания руки были четкими и ясными. Смит стал кадр за кадром пе- рематывать пленку. Новый кадр, еще один. И на всех кадрах рука полковни- ка имела четкие и ясные очертания - камера вполне успевала зафиксировать руку. - Но его движения казались такими быстрыми,- сказал Смит. Столь часто приходилось ему отмечать происшедшие в Римо перемены, что он не отдавал себе отчета в том, насколько велики эти перемены, нас- колько Римо действительно не похож на себя прежнего. А Римо сообщил ему, что еще, по его мнению, переменилось: - Когда я только начал на вас работать, я с уважением относился к то- му, что мы делаем. А теперь - нет,- сказал Римо и покинул гостиничный номер, получив указания насчет того, чего Америка хочет от корейского полковника. Он мог бы прослушать многочасовой рассказ о том, как и поче- му ЦРУ и ФБР не удалось добраться до этого человека, какова у него сис- тема безопасности, но ему надо было только общее описание здания, чтобы не слишком долго его искать. И конечно, Смит упомянул об особых мерах защиты лифта. И вот Римо в лифте, и человек в синем целится в него из кольта 38-го калибра, а человек в сером делает шаг назад, чтобы дать слуге выполнить работу, и этим они как бы показывают Римо удостоверения личности. Римо перехватил запястье с револьвером, указательным пальцем раздробив кость. Движения Римо так органично гармонировали с движениями телохрани- теля, что казалось, будто тот достал револьвер из кобуры только затем, чтобы его выбросить. Рука продолжала свое движение вперед, и револьвер полетел в щель между полом лифта и полом этажа и дальше вниз - в тишину. А Римо положил руку на затылок телохранителю и слегка пошевелил пальца- ми. Этому приему его не учили - он просто хотел стереть с руки грязь, накопившуюся за время долгого пребывания под лифтом. Одновременно он на- клонил голову телохранителя к своему поднимающемуся колену. Раз - Римо аккуратно подтолкнул голову, и она с легким щелчком стукнулась о стену шахты; два - Римо перехватил обратное движение тела; и три - уложил его навзничь отдыхать на пол кабины. Навеки. - Привет, дорогуша,- сказал Римо полковнику по-английски.- Мне нужна ваша помощь. Полковник швырнул Римо в голову свой "дипломат". Он стукнулся о стену и раскрылся, рассыпав пачки зеленых банкнот. Очевидно, полковник направ- лялся в Вашингтон, чтобы то ли купить, то ли взять напрокат очередного американского конгрессмена. Полковник встал в стойку "дракон", выдвинув вперед локти и растопырив руки, как клешни. Полковник зашипел. Интересно, думал Римо, нельзя ли купить американского конгрессмена на дешевой распродаже, как любой дру- гой товар? И не бывает ли скидок для оптовых покупателей: может, дюжина голосов конгрессменов оптом обойдутся дешевле, чем если покупать каждого по отдельности? А если еще поторговаться? И сколько стоит член Верховно- го Суда? А член кабинета министров? Удачная это покупка или нет - эле- гантно упакованный министр торговли? Полковник нанес удар ногой. А может, лучше взять напрокат директора ФБР? А на вице-президента США покупатель найдется? Они ведь недорого стоят. Последний продался за пач- ку наличности в конверте, покрыв позором Белый дом, и без того погрязший в нем по уши. Представьте себе вице-президента, купленного за пятьдесят тысяч долларов наличными! Какой стыд для аппарата и всей страны! За пятьдесят тысяч должен продаваться, скажем, вице-президент Греции. Но вице-президент Америки за такую ничтожную сумму - это позор! Римо отразил удар полковника. Но что еще можно ожидать от человека, написавшего книгу ради гонорара? Полковник нанес удар другой ногой. Римо поймал ногу и поставил ее на место, на пол. Полковник, целясь в голову Римо, выбросил вперед руку с такой силой, что мог бы расколоть кирпич. Римо отразил удар и вернул ру- ку на место. Потом вперед вылетела другая рука и тоже вернулась на мес- то. А что, если сделать так, думал Римо: пусть "Америкой Экспресс", или "Мастер Кард", или какая-то другая кредитно-финансовая компания откроет специальный счет. И пусть каждый новоизбранный конгрессмен налепит на двери своего офиса эмблему этой компании; тогда тому, кто желает дать взятку, не нужно будет таскать чемоданы с наличностью по полным опаснос- тей вашингтонским улицам. Он просто предъявил бы свою кредитную карточ- ку, а конгрессмен достанет специальную машинку, которую ему выдают после того, как он вступил в должность и принес присягу на верность конститу- ции, и вставит в нее кредитную карточку взяткодателя, а в конце месяца получит взятку в своем банке. Просто давать взятки наличными - значит унижать достоинство законодателей. Полковник оскалил зубы и прыгнул, пытаясь укусить Римо за горло. А может, организовать особую политическую биржу в Вашингтоне, думал Римо, и по утрам объявлять стартовые цены? "Сенаторы поднялись на три пункта, конгрессмены опустились на восемь, курс президента остается ус- тойчивым". И хотя Римо пытался сохранить ироничный тон размышлений, на самом деле ему было очень грустно. Он не хотел, чтобы руководство страны было таким, не хотел, чтобы коррупция пронизала собой все эшелоны влас- ти, он хотел не только верить в свою страну и ее руководство, но и иметь реальные основания для такой веры. Ему недостаточно было и того, что честных людей больше, нет, он хотел, чтобы все были такими. И, сжимая за горло корейского полковника, он всей душой ненавидел деньги, рассыпав- шиеся по полу лифта. Ибо деньги предназначались американским политикам, а это означало, что кое-кто из них стоит с протянутой рукой и ждет этих денег. Поэтому маленькое приключение с полковником доставило Римо некоторое удовольствие. Он перевел противника в горизонтальное положение, уложил на пол лифта лицом вверх и очень медленно - так, чтобы собеседник понял, что это не пустая угроза,- сказал: - Полковник, я могу сделать пюре из вашего лица. Вы можете спасти ли- цо, и легкие, которые нетрудно вырвать из вашей груди, и ваши яички, и прочие части тела, которых вам будет очень и очень не хватать. Вы можете все это сохранить, полковник, если согласитесь со мной сотрудничать. По- лковник, я человек занятой. - Кто вы?- задыхаясь, спросил полковник по-корейски. - Вас устроит, к примеру, врач-психоаналитик?- спросил Римо, воткнул большой палец правой руки глубоко-глубоко под скулу полковнику и нажал на окончание глазного нерва. - А-а-и-и-и!- завопил полковник. - Ну так вот, давайте, по методу Зигмунда Фрейда, заглянем глубоко в ваше подсознание и выудим оттуда список американских политиков, которые состоят у вас на содержании. Годится, дорогуша?- сказал Римо. - А-а-и-и-и!!- продолжал визжать полковник, чувствуя, что глаз его го- тов выскочить из орбиты. - Прекрасно,- сказал Римо и ослабил давление. Глаз вернулся на место и внезапно покрылся красной сеткой полопавшихся сосудов. Краснота в левом глазу пройдет дня через два. К тому времени полковник станет перебежчиком под опекой ФБР. Его объявят важнейшим сви- детелем, и газетчики будут твердить, что он дезертировал, так как боится возвращаться в Южную Корею, что, конечно, очень глупо, ибо он - один из ближайших друзей южнокорейского президента. А полковник будет называть все новые и новые имена и суммы, полученные каждым. И все они, как надеялся Римо, окажутся за решеткой. Его злило, что на- помаженная вечно ухмыляющаяся рожа бывшего вице-президента мотается по всему миру, хотя этому человеку давно место в каталажке с такими же обы- кновенными ворами, как он сам. И Римо очень медленно и очень четко растолковал полковнику по-англий- ски и по-корейски, что ему придется назвать все имена и никакая сила его от этого не избавит. - Потому что, полковник, я лучше вас владею вашими нервами и вашими болевыми ощущениями,- сказал Римо. Тем временем двери лифта закрылись, и он возобновил свой путь вниз. - Кто вы?- спросил полковник, у которого порой бывали сложности с ан- глийскими глаголами, но который любую цифру выше десяти тысяч долларов произносил безупречно. - Вы работай для меня! Пятьдесят тысяч долларов. - Вы ошиблись адресом. Я не вице-президент Соединенных Штатов,- сказал Римо со злостью. - Сто тысяч. - Приятель, за меня никто не голосовал,- сказал Римо. - Двести тысяч! Я сделай вас богатый. Вы работай для меня. - Вы ничего не поняли. Я не директор ФБР. Я никогда не давал клятву на верность конституции и не обещал работать на благо американского народа. А посему я не продаюсь,- сказал Римо, поднял с пола пачку новеньких сто- долларовых бумажек и сунул полковнику в рот.- Съешьте. Это пойдет вам на пользу. Поешьте, прошу вас. Ну, хоть маленький кусочек. Попробуйте, вам понравится. Полковник принялся жевать бумажки, а Римо тем временем объяснил, кто он такой: - Я - дух Америки, полковник. Тот человек, который первым высадился на Луну, который изобрел электрическую лампочку. Который на своей земле вы- ращивает больше всех продовольствия, потому что обильно поливает землю собственным потом. Если у меня и есть недостаток, так только один - я слишком часто и слишком ко многим бывал слишком добр. Ешьте. Когда лифт достиг первого этажа и двери открылись, охранники, поджида- вшие полковника, увидели только своего шефа, отупело привалившегося к задней стенке лифта и полумертвого телохранителя, правая рука которого превратилась в желе, хотя кожа не была повреждена. По всему лифту валя- лись деньги, а полковник по какой-то непонятной причине жевал пачку бан- кнот. - Доставьте меня в ФБР, немедленно,- распорядился полковник как бы в полусне. Когда они ушли, Римо выскользнул из-под кабины лифта и протиснулся сквозь узкую щель в гараж. Он услышал, как на всех двадцати этажах поднялся крик возле запертых дверей лифта. Римо улыбнулся изумленному сотруднику охраны и пошел своей дорогой. К полудню Римо уже вернулся на стоявшую в бухте Сан-Франциско изящную белую яхту, которую покинул рано утром. Он шел по палубе бесшумно, пото- му что не хотел беспокоить обитателя каюты. Из каюты доносились странные звуки - было похоже, будто кто-то чугунной сковородкой колотит по клас- сной доске. Римо остановился снаружи и подождал. Звуки не прекращались. Это Чиун декламировал свои собственные стихи. Обычно декламация сопрово- ждалась рецензиями, тоже собственного сочинения. Стиль рецензий Чиун по- заимствовал из американских газет. Обычно рецензии звучали так: "Изумительно! Ощущается мощь гения... Блистательное великолепие в передаче сути образа". Образом, суть которо- го Чиун передавал на этот раз, был образ страдающего цветка из чиунов- ской поэмы на трех тысячах восьми страницах, уже отвергнутой двадцатью двумя американскими издательствами. Поэма была написана на древнекорейском языке-диалекте, не испытавшем на себе влияния японцев. Римо заглянул в каюту и увидел малиновое с зо- лотом кимоно, которое Чиун надевал в минуты поэтического вдохновения. Он увидел, как длинные пальцы грациозно сложились в цветок, потом затрепе- тали, передавая движения крыльев пчелы. Он увидел реденькие пряди белых волос, изящную узкую и длинную бороду и понял, что самый опасный в мире убийца принимает гостя. Он повнимательнее вгляделся внутрь каюты сквозь маленький иллюминатор в двери и увидел на ковре до блеска начищенные черные ботинки. Гостем был доктор Харолд В. Смит. Римо позволил директору посидеть и насладиться классической корейской поэзией еще в течение получаса. Смит корейского не знал, поэтому при воем желании не мог бы ничего понять. Но долгое общение с первыми лицами в руководстве страны научило его умению часами слушать любой бред и при этом выглядеть заинтересованным. С такой же пользой по части получения информации он мог бы слушать перечень тарелок, чашек, ложек и прочей по- суды, которую надо перемыть. Однако вот он здесь, сидит, изогнув брови, поджав тонкие губы, слегка наклонив голову, как будто ведет конспект ле- кции университетского профессора. Дождавшись паузы в чтении, Римо вошел - под аплодисменты Смита. - Вы прониклись значимостью того, что вам прочитали, Смитти?- поинте- ресовался Римо. - Я не знаком с этой поэтической формой,- сказал Смит.- Но то, что я понял, мне понравилось. - И много вы поняли?- спросил Римо. - Движения рук. Как я понял, это был цветок,- ответил Смит. Чиун кивнул: - Да. Не все люди столь невосприимчивы к культуре, как ты, Римо. Есть и такие, которые обладают чувством прекрасного. Видно, такова моя тяжкая доля, что я приговорен обучать тех, кто меньше всего это ценит. Что я, добывая пропитание для моей родной деревни, как и многие предки до меня, вынужден расточать мудрость Синанджу перед этим неблагодарным, который только что сюда явился. Бросать бриллианты в грязь. Ради этого бледного куска свиного уха, который стоит перед вами. - Б-р-р-р,- отреагировал Римо, как типичный американец. - Ну вот, взгляните, такова его благодарность,- удовлетворенно кивнув, сказал Чиун Смиту. Смит наклонился вперед. Его лимонно-желтое лицо было еще кислее, чем обычно. - Я думаю, вы удивлены, что я появился тут, неподалеку от того места, где, как я полагаю, вы только что исполнили очередное задание. Как вы оба знаете, никогда раньше я так не поступал. Мы тратим много усилий на то, чтобы скрыть наши действия от глаз общественности. Если обществен- ность узнает о нас, всему конец. Это будет означать, что правительство неспособно действовать, оставаясь в рамках закона. - О, император Смит,- пропел Чиун.- Тот, чей меч острее, может придать силу закона малейшему своему капризу! Смит кивнул, всем видом выказывая Чиуну свое уважение. Римо всегда по- тешался над попытками Смита объяснить Чиуну, что такое демократия. Ибо раньше Дом Синанджу всегда служил только королям и деспотам, так как лишь они могли заплатить ассасинам из Синанджу достаточно денег, чтобы прокормить жителей деревни на скалистом берегу Корейского полуострова. Римо не подозревал в этот момент, что Смит собирается перекупить Чиуна и разлучить его с Римо, предложив такие деньги, какие и не снились жалким королям и фараонам. - Итак, я прямо перехожу к делу,- заявил Смит.- В последнее время, Ри- мо, с вами стало трудно работать. Невероятно трудно. Чиун улыбнулся, его старое, морщинистое лицо медленно поднялось и опу- стилось - он кивнул. Увы, отметил он, все эти долгие годы он сносил не- почтительность Римо молча и терпеливо, не давая никому в мире заподоз- рить, каково это - расточать великое наследие мудрости Синанджу перед столь недостойным существом. Своим высоким скрипучим голосом Чиун срав- нил себя с прекрасным цветком, которому посвящена его поэма,- на него наступают, но он, не ропща, опять выпрямляется, чтобы вновь явить миру свою красоту. - Прекрасно,- сказал Смит.- Я надеялся найти у вас понимание. Действи- тельно надеялся. - А мне на это плевать - и тоже действительно,- сказал Римо. - В присутствии императора Смита ты смеешь говорить такие слова Масте- ру Синанджу!- сказал Чиун. Пергаментное лицо затуманилось глубокой печалью, и Мастер Синанджу опустился на пол каюты. Голова его торчала из малинового с золотом кимо- но, как из гигантской шляпки гриба. Римо знал, что под кимоно тонкие пальцы с длинными ногтями тесно сплетены, а ноги скрещены. - Хорошо,- сказал Смит.- Великолепный Мастер Синанджу, вы сотворили чудо из Римо. Вы, как и я, находите, что с ним трудно иметь дело. Я го- тов предложить вам вознаграждение, в десять раз превосходящее то, что мы переправляем к вам на родину сейчас, если вы согласитесь обучить вашему искусству других. Чиун кивнул и улыбнулся. Так улыбается согретое полуденным солнцем озеро, ожидая, пока ночная прохлада остудит его воды. Именно столько и причитается Дому Синанджу! И даже много больше. - Я готов увеличить плату,- сказал Смит.- В двадцать раз больше, чем мы платим сейчас. - Послушай, что я тебе скажу, папочка,- сказал Римо Чиуну.- Подводная лодка, которая доставляет золото в твою деревню, стоит больше самого зо- лота. Так что он не так уж много тебе предлагает. - В пятьдесят раз больше,- набавил Смит. - Ты видишь. Видишь, чего я стою,- обратился Чиун к Римо.- Сколько платят тебе, белое существо? Твои же собственные белые предлагают увели- чить мое вознаграждение в десять раз. В двадцать раз. В сто раз. А ты? Кто тебе что-нибудь предлагает? - Ладно,- согласился Смит. Ему-то казалось, что он предлагал увеличить вознаграждение всего в пятьдесят раз.- Пусть будет в сто раз. Восемнад- цатикаратное золото. Это такое золото, которое... - Да знает он, знает,- сказал Римо.- Дайте ему бриллиант, и он на ощупь определит все его изъяны. Это же ходячая ювелирная лавка. Он знает наперечет половину самых крупных камней в мире. Рассказывать Чиуну про золото все равно что просвещать папу римского насчет мессы. - Чтобы позаботиться о своей бедной деревне, мне пришлось кое-что уз- нать о реальной стоимости некоторых вещей,- скромно заметил Чиун. - Спросите его, сколько стоит голубоватый бриллиант чистой воды в два карата на рынке в Антверпене,- сказал Римо Смиту.- Ну, давайте. Спросите его. - От имени нашей организации и от имени американского народа, которому она служит, я выражаю вам благодарность, о Чиун, Мастер Синанджу. А вы, Римо, будете получать хорошее ежегодное пособие до конца вашей жизни. Вы уйдете в отставку. Вы сможете дожить до преклонных лет и умереть в своей постели, зная, что хорошо потрудились на благо нашей страны. - Я вам не верю,- сказал Римо.- Я получу один чек, может быть - вто- рой, а потом однажды открою дверь, и порог взорвется у меня под ногами. Вот в это я верю. Римо навис над Смитом и провел левой рукой у него под подбородком, да- вая понять, что может прямо сейчас голыми руками его убить. Римо хотел подавить Смита телесной силой. Но этот железный человек не испугался. Недрогнувшим голосом он повторил свое предложение тому, кто составлял самое важное звено всей организации. Римо был ее главным разящим ору- жием, человеческим существом, у которого все резервы организма использо- вались на сто процентов. Как Чиун сумел этого добиться от Римо, Смит не знал. Но раз он проделал это с одним человеком, он сможет проделать то же самое и с другими. - Теперь послушайте, что предлагаю вам я, Смитти,- сказал Римо.- Я вы- хожу из игры. И если вы не будете пытаться убить меня, я не стану уби- вать вас. Но если вдруг случайно в радиусе пяти футов от меня кто-то бу- дет отравлен, или вдруг такси потеряет управление на улице, по которой я иду, или неподалеку от меня случится ограбление и кто-то выстрелит в мою сторону, то я расскажу всему миру про секретную организацию под назва- нием КЮРЕ, которая действовала вопреки конституции с согласия прави- тельства, потому что правительство ничего не могло добиться, оставаясь в рамках закона. И как ничто не улучшилось, а все стало хуже и хуже, только то там, то здесь стали исчезать трупы. А потом я ввинчу ваши кис- лые губы в ваше кислое сердце, и мы будем квиты. А пока - прощайте! - Сожалею, что вы недовольны результатами нашей деятельности, Римо. Правда, я заметил ваше недовольство уже некоторое время назад. Когда это началось? Если я имею право спросить. - Началось, когда людям стало небезопасно ходить по улицам, а я продо- лжал мотаться повсюду по вашим секретным заданиям. Страна катится ко всем чертям. Человек вкалывает по сорок часов в неделю, а потом появ- ляется какой-нибудь сукин сын и говорит ему, что он не имеет право есть мясо и что он должен делиться едой со своего стола с толпой бездельни- ков, которые ни черта не делают, да еще всячески его поносят. Хватит с меня этого. А тот сукин сын, который это говорит, чего доброго, получает тысячу долларов в неделю в каком-нибудь государственном учреждении только за то, что повсюду твердит, какая ужасная у нас страна. Хватит, я сыт по горло! - Ладно,- печально сказал Смит.- Во всяком случае, спасибо за все, что вы сделали. - Всегда рад вам услужить,- сказал Римо без всякой радости в голосе. Он отодвинулся от Смита, а когда обернулся, то увидел, что на бледном лбу Смита в свете полуденного солнца поблескивают капельки пота. Хорошо, подумал Римо. Смит все-таки испугался. Он просто слишком горд, чтобы по- казать это. - Ну, а теперь вернемся к вам. Мастер Синанджу,- сказал Смит. Чиун кивнул и заговорил: - Что касается увеличения оплаты, мы с благодарностью принимаем ваше милостивое предложение; с остальным же возникает некоторая экономическая неувязка, и это, поверьте, очень нас огорчает. Мы бы рады обучать сотни, тысячи новых учеников, но не можем себе этого позволить. Мы вложили мно- го лет в это.- Чиун кивнул в сторону Римо.- И теперь приходится защищать свое капиталовложение, каким бы ничтожным оно всем ни казалось. - В пятьсот раз больше того, что получает ваша деревня сейчас,- сказал Смит. - Вы можете увеличить плату в миллион раз,- подал голос Римо.- Он не станет учить ваших людей. Может, он научит их плясать на татами, но ни- когда не передаст им учение Синанджу. - Верно,- радостно подтвердил Чиун.- Я никогда не стану учить больше ни одного белого из-за возмутительной неблагодарности вот этого. И сле- довательно, мой ответ - нет. Я остаюсь с этим неблагодарным. - Но вы можете избавиться от него и стать богаче,- сказал Смит.- Я изучил историю Дома Синанджу. Вы занимаетесь этим бизнесом столетия. - Многие и многие столетия,- поправил Чиун. - А я даю вам больше денег,- сказал Смит. - Он не бросит меня,- сказал Римо.- Я лучший из всех его учеников. Лу- чше даже, чем ученики-корейцы. Если бы ему удалось найти приличного ко- рейца, который смог бы когда-нибудь занять его место, он никогда бы не стал работать на вас. - Это правда?- спросил Смит. - Ничто из сказанного белым человеком никогда не являлось правдой - за исключением ваших слов, о славный император. - Это правда,- сказал Римо.- Он вообще никогда не бросит меня. Он меня любит. - Ха!- с негодованием произнес Чиун.- Я остаюсь, чтобы защитить свой капитал, вложенный в это недостойное белокожее существо. Вот почему ос- тается Мастер Синанджу. Смит уставился на свой "дипломат". Римо никогда еще не видел этот жи- вой компьютер таким задумчивым. Наконец он поднял глаза и чуть улыбнул- ся, почти не разжимая тонких губ. - Похоже, Римо, нам не отделаться друг от друга,- сказал он. - Возможно,- сказал Римо. - Вы - единственный, кто может сделать то, что нам нужно. - Слушаю, но ничего не обещаю,- сказал Римо. - Дело довольно неприятное. Мы сами точно не знаем, что мы ищем. - Ну, и что в этом нового?- сказал Римо. Смит мрачно кивнул. - Около недели назад в бедном квартале была замучена до смерти одна старая женщина. Это произошло в Бронксе, и теперь агенты многих иностра- нных разведок разыскивают какой-то предмет, может быть, техническое ус- тройство, которое, по всей видимости, хранилось в доме этой женщины. Ус- тройство привез из Германии ее муж, умерший незадолго до того. Багряное солнце склонялось к горизонту над Тихим океаном, а Смит все продолжал свой рассказ. Когда он закончил, на небе высыпали звезды. И Римо сказал, что возьмется за эту работу, если к утру не передумает. Смит еще раз кивнул и поднялся. - До свидания, Римо. Удачи вам,- сказал он. - Удачи! Вы не понимаете, что такое удача,- презрительно отозвался Ри- мо. - Америка благоговейно выражает свое восхищение и почтение непобедимо- му Мастеру Синанджу,- сказал Смит Чиуну. - Это естественно,- сказал Чиун. ГЛАВА ТРЕТЬЯ Полковник Спасский полагал, что нет на свете таких проблем, которые не имели бы разумного решения. Он считал, что войны начинаются только из-за недостатка достоверной информации у тех, кто их начинает. Если информа- ции достаточно, а анализ ее верен, то любой дурак может понять, кто в какой войне победит и когда. Полковнику Спасскому было двадцать четыре года - совершенно исключи- тельный случай в истории КГБ, чтобы человек в столь раннем возрасте воз- несся на такие высоты. Причиной этого были феноменальные способности Спасского, позволявшие ему с блеском выполнять любое задание. Он лучше, чем кто-либо, понимал основное различие между КГБ и амери- канским ЦРУ. У ЦРУ больше денег, оно шмякается мордой об стол на глазах всего общества. У КГБ денег меньше, но эта фирма садится в лужу без ог- ласки. Спасский знал, что если дела в конторе организованы надлежащим обра- зом, то двадцатичетырехлетних полковников в мирное время быть не должно. Даже в КГБ, для которого мирного времени не существовало никогда. И еще он знал, что скоро станет генералом. Однако в Америке дураков тоже хва- тает, поэтому, когда его вызвали в отдел США, он не испытал особого бес- покойства. Судя по всему, возникла какая-то проблема, за которую никто не хотел браться. Когда он увидел у проводящего инструктаж маршальские погоны, то понял, что проблема действительно серьезная. Через десять минут он ее практически разрешил. - Проблема в следующем: вы чувствуете, что в Америке происходит нечто серьезное, но не знаете точно, что именно. Вы не хотите всерьез ввязы- ваться, пока не выясните все до конца, так? Вы в замешательстве, поскольку мы включаемся в игру с большим опозданием. Поэтому придется поехать туда и разобраться, что же произошло с миссис Герд Мюллер в Бронксе, черном ра- йоне Нью-Йорка, и выяснить, почему разведслужбы всего мира снуют по ок- руге и почему ЦРУ понадобилось срыть до основания дом миссис Мюллер и вывезти его в небольших контейнерах. Разумеется, я поеду туда,- заявил полковник Спасский. Голубоглазый блондин, с тонкими правильными чертами лица, Спасский, по всей видимости, происходил из немцев Поволжья. Он был достаточно хорошо сложен и, как считали некоторые из его женщин, "технически - великолеп- ный любовник, но чего-то в нем не хватает. С ним получаешь удовольствие - как будто сыр в магазине покупаешь". Полковник Владимир Спасский въехал в США через Канаду под именем Энто- ни Спеска. Дело было в середине весны. Его сопровождал телохранитель по имени Натан. Натан понимал по-английски, но говорить не мог. Рост его был сто пятьдесят пять сантиметров, а вес - пятьдесят килограммов. Недостатки роста и веса Натан компенсировал постоянной готовностью стрелять в любое теплокровное существо. Ему ничего не стоило влепить де- вять граммов свинца в рот новорожденному младенцу. Натану нравился вид крови. Он ненавидел стрельбу в тире - из мишеней кровь не течет. Однажды Натан признался тренеру по стрельбе, что когда попадаешь чело- веку прямо в сердце, то кровь течет очень некрасиво: "Лучше всего, когда задеваешь аорту. Вот тогда это смотрится здорово." Кагэбэшное начальство долго не могло решить, отправить ли его в больницу для душевнобольных преступников или продвинуть по службе. Спас- ский взял его к себе в телохранители, но разрешал брать оружие в руки только в исключительных случаях. Натан попросил иметь при себе хотя бы пули. Спасский разрешил при условии, что Натан не станет вынимать и по- лировать их прилюдно. Когда Натан надевал форму, к которой полагалась кобура, Спасский позволял ему носить игрушечный пистолет. Но он никогда не разрешал своему телохранителю разгуливать по улицам Москвы с заряжен- ным оружием. Волосы у Натана были темные, а зубы выдавались вперед. Он казался представителем какой-то новой породы людей, питающейся корой деревьев. Когда полковник Спасский, он же Энтони Спеск, доехал до города Сенека Фолз, штат Нью-Йорк, он достал из чемодана новенький пистолет 38-го ка- либра - на границе между Канадой и США багаж не досматривался - и протя- нул его Натану. - Натан, вот твой пистолет. Я даю его тебе, потому что доверяю. Я ве- рю, что ты понимаешь, как надеется на тебя Родина-мать. Ты пустишь в ход оружие только тогда, когда я скажу. Понял? - Клянусь,- ответил Натан.- Клянусь всеми святыми и именем Генерально- го секретаря, клянусь русской кровью, текущей у меня в жилах, клянусь памятью героев Сталинграда! Клянусь исполнить ваш приказ, товарищ полко- вник. Я клянусь, что буду бережно и экономно относиться к данному мне оружию и не пущу его в ход, если только вы мне не прикажете. - Молодец, Натан,- похвалил его Энтони Спеск. Натан поцеловал командиру руку. Когда машина остановилась на красный свет светофора перед выездом на скоростное шоссе - главную автомагистраль штата Нью-Йорк, Спеск услышал, как что-то громыхнуло у него над правым ухом. Он увидел, как девушка, "голосовавшая" на обочине, вдруг подпрыгнула и опрокинулась навзничь. Из груди ее бил фонтан крови. Пуля попала в аорту. - Простите,- пробормотал Натан. - Отдай пистолет!- потребовал Спеск. - Я по-настоящему клянусь на этот раз,- сказал Натан. - Если ты будешь продолжать убивать людей, то в конце концов американ- ская полиция нас сцапает. У нас важное дело. Отдай мне пистолет. - Простите,- повторил Натан.- Я же попросил прощения! Мне правда жаль, что так вышло. На этот раз я клянусь. В тот раз я просто обещал. - Натан, у меня нет времени с тобой спорить. Надо убираться отсюда как можно скорее. И это все из-за тебя. Смотри, больше чтоб это не повтори- лось. Спеск не стал отбирать пистолет у Натана. - Спасибо, спасибо!- воскликнул Натан.- Вы - самый лучший полковник на свете. И всю дорогу до местечка под названием Нью-Палц Натан вел себя хорошо. Там Спеск решил остановиться в мотеле и съехал с трассы. Натан разрядил пистолет в лицо администратору. Спеск выхватил у Натана пистолет и уехал. Вместе с рыдающим Натаном. На самом деле все было не так страшно, как могло показаться. Человек, изучивший Америку так хорошо, как полковник Спасский, не мог не знать, что убийства в США редко раскрываются, если только убийца сам того не хочет. В стране отсутствовал механизм защиты жизни граждан. Если бы это была Германия или Голландия, Спеск вряд ли взял бы с собой телохраните- ля. Но Америка стала диким местом, где было опасно появляться без охраны. - Пистолет останется у меня,- сердито бросил Спеск и, усталый, повел машину сквозь мрак ночи по направлению к Нью-Йорку. - Фашист,- пробормотал Натан. - Что-что?- переспросил Спеск. - Ничего, товарищ полковник,- огрызнулся Натан. Заря уже окрасила небо в багряные тона, когда полковник Спасский въе- хал в город. Он приказал Натану прекратить указывать пальцем на редких прохожих и выкрикивать при этом "пиф-паф". Натан вдруг пожаловался, что ему страшно. - С чего бы это?- спросил Спеск, изучая карту. - Мы умрем с голоду. Или нас убьют толпы в драке за еду. - В Америке с голоду не умрешь. Посмотри на эти магазины. Здесь можно купить все что угодно. - Это генеральские магазины,- заявил Натан. - Нет, не генеральские. Это для всех. - Неправда. - Почему?- удивился Спеск. - В "Правде" было написано, что в Америке голодные бунты и людям не хватает пищи. - "Правда" отсюда далеко. Иногда на таком большом расстоянии сообщения несколько искажают действительность. - Но это напечатано! Я сам читал. - Ну, а как же американские газеты? В них нет сообщений о голодных бу- нтах,- сказал Спеск. - Американские газеты - это буржуазная пропаганда. - Но они тоже напечатаны,- сказал Спеск. Натан немного смутился. Он нахмурился. Смуглое лицо его затуманилось. Он принялся думать - шаг за шагом, мысль за мыслью, натужно и сосредото- ченно. Наконец, человек-пистолет улыбнулся: - Правильно только то, что напечатано по-русски, потому что это можно прочитать. То, что напечатано по-американски,- ложь, потому мы этого прочитать не можем. Этими их закорючками можно напечатать любое вранье. - Молодец, Натан,- похвалил его Спеск, но тут, к его неудовольствию, телохранитель задал еще какой-то вопрос, и тогда Спеск сказал, что сей- час объяснит ему все: в чем заключается задание, почему он приехал в Америку лично и почему он взял с собой Натана, хотя тот и не знает язы- ка. - Зато я хороший коммунист и хороший стрелок,- с гордостью заявил На- тан. - Правильно,- подтвердил Спеск. - Так, может, вы вернете мне пистолет? - Нет,- сказал Спеск.- А теперь слушай внимательно, потому что я сей- час окажу тебе большую честь,- наставительно произнес самый молодой пол- ковник КГБ.- Сейчас ты узнаешь, зачем мы здесь. Этого не знают даже ге- нералы. Натан сказал, что знает, зачем они здесь. Они борются против импе- риализма. Бороться везде - от границ Германии, где стоят советские вой- ска, и до Кубы, и борьба будет идти, пока империализм не будет побежден во всем мире и над всей землей не будет развеваться никаких других фла- гов, кроме красного знамени с серпом и молотом. - Все так,- согласился Спеск и продолжал: - Дней десять тому назад, когда тебя вызвали из Владивостока, в Америке произошло нечто очень странное. ЦРУ, наш главный враг, по кирпичику разобрало один старый дом. Это привлекло внимание нескольких разведок. Заинтересовалась западногер- манская разведка. И аргентинская разведка тоже. Плотность разведчиков на квадратный километр необычайно возросла, и мы узнали об этом потому, что засекли перемещение больших групп людей - восемь и десять человек, а это в разведке много. Всех их сняли с рутинной работы и направили следить за тем, как сносится один старый дом. И еще, чтобы поговорить с дочерью же- нщины, которая была там убита. - Кто ее убил? - Сначала мы думали, что просто налетчики. - А что такое налетчик? - Налетчик - это такой человек, который набрасывается на другого, из- бивает его и отбирает деньги. Таких в Нью-Йорке огромное количество. - Капиталистическая эксплуатация приводит к тому, что в стране появ- ляются налетчики, верно?- спросил Натан. - Нет, нет,- сказал Спеск с досадой.- Я хотел бы, чтобы ты себе четко уяснил одно. Забудь все, что ты читал. В этой стране во многих штатах отменена смертная казнь. Почему-то здесь решили, что если убить человека за совершенное им преступление, то число преступлений не уменьшится. И вот они отменили высшую меру наказания и теперь больше не могут спокойно выйти на улицу. Вот поэтому я и взял тебя с собой. Поскольку в этой стране отменена смертная казнь, то развелось много убийц, и ты нужен мне для защиты от них. Еще хуже здесь законы о людях, не достигших восемнад- цати лет. Эти могут убивать совершенно безнаказанно - их даже в тюрьму не посадят. А в Америке тюрьмы теплые и удобные, и в них кормят три раза в день и даже дают мясо. - У них, наверное, миллионы совершают преступления, чтобы попасть в тюрьму,- сказал пораженный Натан. Сам он стал регулярно есть мясо только после того, как попал на службу в КГБ. Мясо - еда для правящей коммунистической верхушки, а не для масс. - Да, здесь миллионы преступников,- подтвердил Спеск.- Но я бы хотел предостеречь тебя: не вздумай совершить преступление, чтобы попасть в одну из их тюрем. Мы можем обменяться заключенными с американцами, и то- гда ты попадешь в обычную советскую тюрьму. И еще - тебя может ждать смерть. Причем, как предателя - совсем не легкая и не быстрая. Натан заверил Спеска, что вовсе не собирается стать предателем. - И вот, Натан, мы подходим к вопросу, почему я лично оказался здесь. Ты, наверное, думаешь: какие дураки эти американцы. Так оно и есть. Они ужасные дураки. Если убедить американцев, будто что-то является высоко нравственным, они за это готовы перерезать себе глотку. Ну, конечно, ес- ли их кто-то не остановит. - Кто?- вопросил Натан. Он сидел на заднем сиденье машины, припаркованной под метромостом. Вы- соко над головами проносились поезда. В некоторых американских городах поезда метро ходят не под землей, а над землей. И каждый раз, когда над головой грохотал поезд, Натан вздрагивал, потому что боялся, как бы мост не упал вместе с поездом. В Москве часто рушатся целые здания, так поче- му бы не свалиться этому поезду, который грохочет и трясется? - Мы,- ответил Спеск.- Мы их остановим. Видишь ли, наши генералы не хотят, чтобы капиталисты сами перерезали себе глотку, потому что тогда в наших генералах не будет никакого проку. Они бы хотели, чтобы все выгля- дело так, будто их руки лежат на бритве. И для этого им постоянно нужно что-то делать, но всякий раз, как они что-то сделают, капиталисты кажут- ся умнее их. Потому-то мы и приехали в Америку и оказались в Бронксе, в этой трущобе. - По мне, это вполне нормальное место,- заявил Натан. Магазины работали, витрины ломились от товаров, по улице шли очень приличные люди - в одежде без заплаток и в обуви, не подвязанной верев- ками. - По американским стандартам - это трущобы. Есть, правда, места и по- хуже, но это неважно. Я приехал сюда лично по одной простой причине. Ес- ли бы я отдал все на откуп нашим генералам, то они бы написали отчеты, где было бы много слов и мало смысла, а потом - независимо от того, что бы на самом деле произошло,- получилось бы так, что они все предвидели заранее. Наши генералы такие же дураки, как и американские. По правде говоря, их просто не отличить друг от друга. Генерал - он и в Африке ге- нерал, и поэтому, когда генерал сдается в плен, победитель приглашает его на ужин. Все они одного поля ягоды. И вот мы с тобой приехали сюда, чтобы выяснить, из-за чего же поднялась вся эта суматоха, а когда во всем разберемся и решим, что надо делать, то вернемся на родину и оба станем героями Советского Союза. Понял? - Да,- обрадовался Натан.- Героями. Он думал, как было бы здорово выстрелить вверх, в проходящий поезд, и попасть кому-нибудь в колено или в пах. Попасть в пах - великолепно, только вот люди после этого редко умирают. А пистолет по-прежнему у пол- ковника. Но он вернет его, как только они встретят налетчиков. - Налетчик!- радостно заорал Натан, указывая пальцем на человека в си- ней униформе, в белых перчатках и со свистком во рту. Он стоял на середине очень широкой улицы, по обеим сторонам которой возвышались огромные здания. Великолепная мишень. У него даже была на груди блестящая звездочка. Натан вполне мог бы с такого расстояния вса- дить пулю прямо в эту звездочку. - Нет, это не налетчик, а ниггер-регулировщик,- возразил Спеск.- Но чернокожие американцы не любят, когда их называют ниггерами. - А как бы они хотели, чтобы их называли?- спросил Натан. - Как когда. Зависит от времени. Сначала слово "негр" считалось хоро- шим, а "чернокожий" - плохим. Потом, наоборот, "чернокожий" стало хоро- шим словом, а "негр" - плохим. Потом хорошим стало "афро-американец". Слово "ниггер" негры никогда не любили. Однако очень многие налетчики - черные. Я бы сказал - большинство. - А что, разве расистская полиция не стреляет в черных афро-американ- ских ниггеров? То есть в негров. - Очевидно, нет,- ответил Спеск.- А то бы не было проблемы преступнос- ти. - Ненавижу расистов,- заявил Натан. - Это хорошо,- одобрил Спеск. По его расчетам, здание, которое они искали, должно было находиться чуть ближе к Манхэттену, центральному району Нью-Йорка, но все же не в центре, а в этом окраинном районе под названием Бронкс. - А еще я ненавижу африканцев. Они черные и мерзкие. Мне блевать хоче- тся, когда я вижу что-то такое гадкое и черное,- сказал Натан и сплюнул в окно.- Со временем социализм покончит с расизмом и с черными. Когда Спеск увидел щит с желтыми полосами, перегораживающий дорогу, он понял, что находится недалеко от цели. Он не стал подъезжать ближе, а развернул машину и, съехав с магистрали, направился окольным путем. Если информация полковника была верна, то каждый, кто проезжал мимо таких преград, попадал в поле зрения ничем не примечательного, но вооруженного до зубов человека, лениво слонявшегося поблизости. Кроме того, всех проезжающих фотографировали, а кое-кого даже останавливали и допрашива- ли. В Америке есть и другие способы проникнуть туда, куда вам надо. Вовсе не обязательно держать высокооплачиваемых агентов, которые будут с рис- ком для жизни просачиваться сквозь все защитные сооружения. Все можно сделать дешевле и проще. В Америке вовсе не обязательно все время играть в шпионов. И вот, когда Спеск увидел на обочине аккуратные контейнеры с мусором, он понял, что нашел достаточно безопасное место для парковки. Он отыскал поблизости бар и велел Натану не открывать рта. Сам Спеск одинаково хорошо владел и русским, и английским. Сразу после второй мировой войны КГБ организовал специальные детские сады, в которых дети практически одновременно учились говорить по-русски и по-английски или по-китайски. Таким образом, они учились не только говорить без акце- нта, но и думать на двух языках. Как оказалось, дети могут научиться то- чно воспроизводить любые звуки, тогда как взрослые - только те, что ус- воили в детстве. Все это означало, что Спеск вполне мог войти в "Бар Ви- нарского", что на Гранд-конкорс в Бронксе, и по его произношению никто бы не заподозрил, что он родом не из Чикаго. И вот он заказал пива и поинтересовался, как дела, приятель, и ух ты, приятель, какой шикарный у тебя бар, и, кстати, что это за баррикады в желтую полоску в противоположном конце улицы? - Здания. Сносят. Там ниггеры,- ответил бармен, говоривший по-англий- ски далеко не столь чисто, как Спеск. - А с какой это стати они сносят здание, дружище, а? С чего бы это?- спросил Спеск - ни дать ни взять выпускник колледжа Дугласа Макартура, зарабатывавший себе на учебу продажей "Чикаго трибюн". - Сносят. Политики. Сносят - потом строят. - Ну, и что дальше? - А ничего. Люди с "пушками". Думаю, наркотики. Ищут. Наверное, ге- роин,- сказал бармен. - И много их там? - Оцепили три квартала. И телекамеры. В окнах. Не ходи туда. Одни ниг- геры кругом. Оставайся здесь,- посоветовал бармен. - Еще бы,- отозвался Спеск.- Слушай, а в газетах что-нибудь было? Я хочу сказать, чудно как-то - сносят здание, а вокруг оцепление, и все с оружием. - Наркотики, я думаю. Героин. Он хочет выпить?- спросил бармен, указы- вая на Натана. Натан уставился куда-то за стойку бара. У него текли слюни. - У тебя там пистолет,- сказал Спеск.- Будь добр, убери его подальше. Он хлопнул Натана по плечу и знаком показал, чтоб Натан не издавал ни звука. Спеск провел весь день в баре. Время от времени он заказывал выпивку, сыграл партию в дартс, а в основном просто трепался со всеми чудесными парнями, которые заходили и уходили - рад тебя видеть, приятель, заходи еще. Один из посетителей сообщил Спеску, что какого-то черного парня ранили и чернокожий священник поднял шум. Священника звали Уодсон, преподобный Джосайя. В послужном списке Уодсона числились разные славные деяния: грабеж, нарушение прав частной собственности, сводничество, вооруженное нападение, изнасилование, покушение на убийство,- но всякий раз полиция получала из муниципалитета указание замять дело. - Готов поспорить, что ты полицейский, верно?- спросил Тони Спеск, он же полковник Спасский. - Ага. Сержант,- ответил его собеседник. Тони Спеск заказал пива для своего нового друга и сказал ему, что гла- вная проблема Нью-Йорка в том, что руки у полиции связаны. И платят им гроши. Сержант считал, что это истинная правда. Ей-богу - истинная правда. Полковник Спасский, правда, не сказал сержанту, что точно такие же чувства испытывает и московский милиционер, и лондонский бобби, и страж порядка где-нибудь в Танзании. - Слушай, а из-за чего такая суета? Где это - на Уолтон-авеню, что ли? - А, это,- отозвался сержант.- Т-с-с. Они задействовали ЦРУ. Дней во- семь назад. Но они обделались. - Да ну?- удивился Тони Спеск. Натан тем временем углядел маленький револьвер у сержанта на поясе. Рука его потянулась к оружию. Спеск шлепнул по руке, оттащил Натана к двери и подтолкнул в направлении машины. Ему не хотелось отдавать Натану приказ по-русски. Спеск вернулся к столу, и сержант поведал ему про своего друга, кото- рый знаком с одним из цэрэушников. Тот рассказал, что дело кончилось провалом. Полным. Они опоздали. - Опоздали куда?- спросил Спеск, Тони Спеск из Карбондейла, штат Илли- нойс, агент по продаже электробытовых товаров. Как обычно бывает со всеми пьяницами, сержант полиции после полутора часов, проведенных вместе в баре, стал считать Спеска ближайшим прияте- лем. Поэтому Спеск уже был "мой дружище Тони", когда в бар заглянул еще один полицейский, и они решили прошвырнуться вечерком по городу, потому что Тони получал щедрые командировочные, и мог себя ни в чем не ограни- чивать. И они взяли с собой Джо. - Джо - только обещай, что никому ни слова,- работал в ЦРУ. - У-у, мешок дерьма,- сказал Тони Спеск. - Это точно,- подтвердил сержант и подмигнул. Они пошли в гавайский ресторан. Джо заказал себе "Сингапурскую пращу". В стаканы с этим коктейлем для красоты, а также затем, чтобы за него мо- жно было содрать три доллара двадцать пять центов, вставляли симпатичные лиловые бумажные зонтики. Когда у Джо накопилось уже пять таких зонти- ков, причем платил Тони, Джо рассказал совершенно невероятную историю. Там был инженер из Германии. Фриц, в общем. Да, из Германии, разве я не сказал? Ага. О'кей. Ну и вот, он изобрел эту штуковину. Что значит, к-какую штуковину? Эт-то секрет. Ну, вроде как секретное оружие. Изобрел ее в своем фрицевском подвале или на чердаке, или еще где. Давно - еще во время войны. И н-никому н-ни слова, п-потому что это секрет... Да, так о чем это я? - Что за оружие?- спросил Тони Спеск. Джо поднес стакан с "Сингапурской пращой" к носу и вдохнул винные па- ры. - Никто не знает. Потому это и секрет. Мне надо в уборную. - Валяй в штаны,- не допускающим возражений тоном велел Спеск. Сержант уже вырубился, и некому было заметить, что сам Спеск совсем не пьет. - Ладно, одну минутку...- сказал Джо.- Ну вот. О'кей. Теперь - поря- док. Может, эта штука читает мысли. Никто не знает. - И вы нашли ее?- продолжал допытываться Спеск. - У-ух, мокро,- поежился человек, которому Америка платила тридцать две тысячи долларов в год за то, чтобы он защищал ее интересы в любой точке мира, с помощью своего высокого интеллекта, хитрости и самодисцип- лины. - Высохнет,- успокоил его Спеск.- Так ты нашел ее? - Слишком поздно,- ответил Джо. - Почему? - Потому что я обошелся штанами,- сказал агент самой привилегированной из всех спецслужб со времен Преторианской гвардии императора Нерона. - Да нет. Это я про секретную штуковину - почему слишком поздно? - Она исчезла. Мы ее не нашли. И вообще мы про нее узнали только пото- му, что ее стали искать немцы из Восточной Германии. - Так, а мы ничего не знали,- пробормотал Спеск. Что ж, они заплатят за это предательство по отношению к России. Очевидно, кто-то из бывших гестаповцев, работающих ныне на восточногерманскую разведку, вспомнил, что покойничек изобрел какое-то устройство, и восточные немцы отправи- лись на его поиски, ничего не сообщив об этом КГБ, а американцы их засе- кли и сами принялись искать, а потом уже и все остальные подключились. Разумеется, существовала возможность, что американцы просто подбросили какую-то пустышку, чтобы заставить агентов из разных стран раскрыть се- бя. Но Спеск отмел это. Если иностранный агент попадается, его держат обычно, чтобы поторговаться. Иллюзии времен холодной войны давно канули в прошлое, и никто уже не надеется полностью перекрыть каналы проникно- вения в страну иностранных разведчиков. Слишком уж много мер предосторожности было принято. Движение тут очень напряженное. Зачем его перекрывать? Можно было бы просто установить наб- людение. Нет-нет, вся эта история с изобретением смахивает на правду. Во всяком случае, сами американцы в нее верят. Но к чему такая суета? Изоб- ретение, сделанное тридцать лет тому назад, не может иметь большой прак- тической значимости. Тридцать лет назад не было детекторов лжи, не было машин, устанавливающих обратную связь на биологическом уровне, не было пентотала натрия. И вся эта затея с проникновением в Америку оказалась пустой поездкой за устаревшим изобретением. Спеск чуть было не расхохо- тался. Чего он искал? Возможности заглянуть в мозг человеку и посмот- реть, что там происходит? Обычно там происходит нечто бессвязное и бес- смысленное. А снаружи Натан спал на заднем сиденье автомобиля. Движение машин воз- ле ресторана было необычайно оживленным. Впрочем, нет. Самым обычным. Спеск судил по меркам Москвы, где машин гораздо меньше. Спеск чувствовал себя неуютно. Этот цээрушник Джо был отпущен с дежурства. А операция началась всего десять дней назад. Значит, это не отпуск. Минимальный срок, на который ЦРУ задействует своих людей,- двадцать дней. Или - что чаще всего - до завершения операции. Итак, Джо получил отпуск, потому что операция закончена. Американцы не нашли того, что искали, и просто отзывали отсюда сотрудников ЦРУ. Значит, Спеску придется самому взглянуть на место действия. Спеск редко терял спокойствие, но в этот вечер он был по-настоящему встревожен. Он разбудил Натана и отдал ему пистолет. - Натан, я возвращаю тебе пистолет. Пока ни в кого не стреляй. Я обе- щаю тебе, что очень скоро ты пустишь его в ход. Мне бы не хотелось пря- тать пистолет из-за того, что ты выстрелишь в кого попало. Пистолет дол- жен быть у тебя под рукой, чтобы ты мог защитить нас обоих. - Ну хоть один разочек,- взмолился Натан. - Сейчас - нет!- отрезал Спеск. Напряженно размышляя, Спеск повел свой лимузин туда, где раньше дорога была перегорожена полосатыми щитами. Щиты исчезли. Был час ночи. Черные подростки наводняли улицы. Кое-кто из них пытался открыть двери медленно двигающегося автомобиля, но рядом со Спеском си- дел Натан. И он держал пистолет. Этого было достаточно, чтобы отпугнуть мальчишек. Спеск замедлил ход там, где раньше стоял дом. В земле была огромная яма. Он вышел из машины, Натан с пистолетом в руке последовал за ним. Эти американцы выкопали весь фундамент. Выкопали, но так ничего и не на- шли. Спеск внимательно осмотрел края ямы и заметил следы, оставленные зуби- лами. Копали вручную. Значит, устройство должно быть маленьким. Если оно существует. Если оно чего-то стоит. И тут он услышал выстрел у себя за спиной. Натан все-таки не удержался. И выстрелил он не потому, что их жизни угрожала опасность. Он выстрелил в старика-азиата в ярко-желтом кимоно, стоявшего на противоположной стороне улицы, и белый спутник старика уже шел по направлению к ним. У Спеска не было времени раздумывать, что делает в этом районе еще один белый человек,- тот двигался слишком быстро. Натан выстрелил еще раз - прямо в надвигающуюся на него фигуру. Натан не мог промахнуться. И тем не менее парень оказался возле Натана и буквально прошел сквозь него еще до того, как эхо выстрела отзвенело в ушах Спеска. Движение рук человека было почти незаметным, но они метнулись вперед и назад, и пок- рытый темными волосами череп Натана лопнул под кончиками пальцев незна- комца, а мозги вылетели через затылок, словно начинка из трубочки с кре- мом. - Спасибо,- сказал Спеск.- Этот человек едва меня не убил! ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ - Всегда рад помочь чем могу,- сказал Римо блондину, державшемуся по- разительно спокойно для человека, которому насколько секунд назад грози- ла смертельная опасность. Темноволосый коротышка с пистолетом удобно и навсегда устроился на тротуаре, и никакие мысли его больше не беспокоили, поскольку его мысли- тельный аппарат веером раскинулся по асфальту вокруг головы. На улице стоял неистребимый запах молотого кофе, по наблюдениям Римо свойственный всем трущобам. Они пахнут кофе, прогорклым кофе, даже если его в районе никто не пьет. Ночная прохлада на Уолтон-авеню уже несла в себе влажную духоту - предвестник летней жары. Римо, как обычно, был одет в легкие брюки-слаксы, мокасины и футболку. - Как вас зовут?- спросил Римо. - Спеск. Тони Спеск. Я продаю электробытовые приборы. - А что вы делаете тут? - Да ехал себе по городу, и тут этот тип вломился ко мне в машину, ткнул в затылок пистолет и велел ехать сюда. А когда увидел вас, то по- чему-то открыл пальбу. Так что спасибо тебе еще раз, дружище. - Не стоит благодарности,- сказал Римо. Блондин был слишком разодет. Да еще в розовом галстуке.- Машина твоя? - Да,- ответил Спеск.- А ты кто? Из полиции? - Нет. - А вопросы задаешь, как полицейский. - Я еще и не такие вопросы могу задать. Вообще-то я продаю желатин и клубнику в шоколаде и крем шоколадно-миндальный. - Ого?- выразил вежливое удивление Спеск.- Звучит заманчиво. - Но не так заманчиво, как тапиока,- сказал Римо.- Тапиока - просто сказка. Парень, разумеется, врет. Не затем он приехал в Штаты из Канады - но- мер у машины канадский,- чтобы торговать электроприборами. И тот, вто- рой, вышел из машины не сразу после старины Тони Спеска, а чуть позже, явно обеспечивая ему прикрытие. Это было очевидно, потому что крыши и окна окрестных домов интересовали его куда больше, чем человек, который сейчас изображал из себя его жертву. А потом он увидел Чиуна, резко развернулся и выстрелил. Выстрелил без всякой причины. Он не знал, ни кто такой Чиун, ни кто такой Римо. Просто выстрелил. И это очень странно. Ясно одно: убитый был телохранителем светловолосого Тони Спеска. В этом не могло быть никаких сомнении. - Помощь нужна?- спросил Римо. - Нет-нет. А тебе? Слушай, приятель, мне понравилось, как ты двигался. Ты профессиональный спортсмен? - Вроде того,- сказал Римо. - Я могу предложить тебе вдвое против того, что тебе платят сейчас. Ты уже не молод. Твоя карьера заканчивается. - В моем виде спорта,- сказал Римо,- начало карьеры - полсотни лет. Зачем я тебе? - Да я просто подумал, что человек с твоими способностями может сде- лать хорошие деньги. Только и всего. - Слушай,- сказал Римо.- Я, конечно, не верю ни единому твоему слову. Но я слишком занят, чтобы долго разбираться с тобой, а потому - просто затем, чтобы узнать тебя издалека при следующей встрече и, может, чуть поубавить тебе прыти...- Римо очень нежно хлопнул правой ладонью Спеска по колену. И Спеск вдруг припомнил, как однажды у него на глазах лопнула гусеница танка и отскочившим звеном перебило колено стоявшему рядом солдату. И голень оказалась соединенной с бедром одной узкой полоской кожи. Тогда кусок железа летел с такой скоростью, что его почти не было видно. Рука этого парня двигалась еще быстрее, и Спеск почувствовал резкую, опусто- шающую боль в левом колене, но, даже падая на мостовую и задыхаясь от боли, он уже понимал, что должен заполучить этого парня для матери-Роди- ны. Такой человек стоит куда больше, чем любая идиотская игрушка, изоб- ретенная тридцать лет назад. Спеску никогда не доводилось видеть, чтобы человек двигался так, как этот парень. Он двигался не лучше, чем другие; он двигался совершенно иначе. И этот двадцатичетырехлетний офицер КГБ, самый молодой полковник в Ро- ссии, оставшись практически без ноги, падая на тротуар, принял решение, какое не осмелился бы принять никакой другой полковник. Он решил заполу- чить на службу Советской Родине этого парня. Может, тупицы чином повыше, сразу этого не оценят, но рано или поздно даже они поймут, что этот че- ловек ценнее любых машин и приборов. Спеск пополз к машине, обливаясь слезами, и с трудом отъехал. Он най- дет в Нью-Йорке соотечественников, которые обеспечат ему врачебную по- мощь. Оставаться здесь без Натана, со сломанной ногой было небезопасно. Римо вернулся к машине. Черный подросток скакал рядом, схватившись за запястье. Судя по всему, он попробовал дернуть Чиуна за бороду и, к своему разочарованию, тут же понял, что перед ним вовсе не немощный ста- рый раввин. - До каких глубин пала твоя страна! Какая неописуемо ужасная низость!- сказал Чиун. - Что случилось? - Это существо осмелилось прикоснуться к Мастеру Синанджу. Их что, ни- когда не учили уважать старших? - Меня удивляет, что он до сих пор жив,- заметил Римо. - Мне не платят за уборку ваших улиц. Неужели тебя еще что-то удержи- вает в этой стране - стране, где дети смеют дотрагиваться до Мастера Си- нанджу? - Папочка, меня действительно кое-что беспокоит в моей стране. Но от- нюдь не страх за твою жизнь. Есть другие люди, не обладающие твоим мас- терством, а потому - беззащитные. Смита заботит какая-то машинка, кото- рую кто-то там изобрел. А меня заботит нечто иное. Старая женщина была убита, а никому до этого нет дела. Никому никакого дела,- повторил Римо и почувствовал, как горячая волна прилила к голове и руки задрожали, словно его никто никогда не учил правильно дышать.- Так не должно быть! Это несправедливо. Это отвратительно. Чиун улыбнулся и многозначительно посмотрел на своего ученика. - Ты многому научился, Римо. Ты научился пробуждать свое тело для жиз- ни, хотя большинство человеческих тел в этом мире проходят весь путь от утробы матери до могилы, так ни разу и не вдохнув жизнь полной грудью. Вряд ли найдется в мире человек, который сравнится с тобой. Но в течение всех долгих и долгих веков ни одному Мастеру Синанджу не удавалось сде- лать то, что хочешь сделать ты. - Что именно, папочка? - Положить конец несправедливости. - Я не надеюсь положить ей конец, папочка. Я просто хочу, чтобы ее бы- ло поменьше. - Пусть будет достаточно того, что в твоем собственном сердце и в твоей родной деревне торжествует справедливость. И Римо понял, что сейчас он в очередной раз выслушает историю Синанджу - как эта деревня была столь бедна, что в голодные годы нечем было кор- мить младенцев и их "отправляли спать" в холодные воды Западно-Корейско- го залива. Как много столетий назад первый Мастер Синанджу начал прода- вать свои услуги земным владыкам. И как тем самым было положено начало солнечному источнику всех боевых искусств, Дому Синанджу. И как, верно служа монархам, каждый Мастер Синанджу спасал детей. Вот в чем для Римо должна состоять справедливость. - И каждое задание, которое ты исполняешь в совершенстве, кормит детей Синанджу,- завершил рассказ Чиун. - Твоя деревня - орава неблагодарных бездельников, и ты сам знаешь это,- сказал Римо. - Да, Римо, но это наши неблагодарные,- возразил Чиун и во мраке ночи поднял вверх длинный палец, подчеркивая значимость сказанного. Вокруг было темно потому, что обитатели квартала уничтожили все улич- ные фонари, как только сообразили, что алюминиевые детали можно продать в утиль. По телевидению была показана специальная программа, посвященная темноте в бедных кварталах. Темнота называлась формой проявления геноци- да - репрессивная система лишала негров источников света. Некий социолог провел тщательное исследование и обвинил городские власти в сговоре со скупщиками металлолома. В результате, утверждал он, специально устанав- ливаются такие фонари, которые легко сломать. "И снова негры приносятся в жертву ради сверхприбылей белых". Он не стал распространяться о том, кто именно ломает фонарные столбы и кто платит налоги, на средства от которых эти столбы устанавливаются. Римо огляделся по сторонам. Чиун медленно покачал головой. - Я собираюсь выяснить, кто убил миссис Мюллер,- сказал Римо. - И что потом? - Потом я прослежу за тем, чтобы справедливость восторжествовала,- заявил Римо. - Ай-ай-ай!- запричитал Чиун.- Что за бездарное применение сил для ас- сасина! Моя ювелирная работа, мое драгоценное время - и все это тратится в порыве эмоций. Обычно, столкнувшись со столь ярким проявлением глупости Запада, Чиун отгораживался от Римо завесой молчания. Но на этот раз он не стал мол- чать. Он спросил, какую справедливость ищет Римо. Если старушку убили молодые люди, то они отняли у нее всего несколько лет жизни. И стоит ли за это отнимать многие годы их молодых жизней? Это будет несправедливо. Тело человека, которого убил Римо, лежало на тротуаре. Полиция прибу- дет утром, подумал Римо. Кое-кто из окрестных жителей видел, как я его убил, значит, кто-то мог видеть и то, как убийцы или убийца выходил из дома миссис Мюллер. А если это была целая банда, то кто-то из них навер- няка разболтал об этом. Смит сообщил некоторые подробности о приборе, который они ищут, и о работе Герда Мюллера в Германии. О смерти старушки он сказал лишь одно: ее явно убили случайные люди. - Эй, вы!- окликнул Римо какую-то толстуху, высунувшуюся из окна. Ее огромные шаровидные груди покоились на толстых черных скрещенных руках.- Вы здесь живете? - Не. Я просто прихожу смотреть, как живут цветные. - Я хочу заплатить за информацию. - Брат,- сказала женщина глубоким гортанным голосом.- Такой человек всегда найдет друзей. Римо протянул пятерку, деньги были приняты, и женщина спросила, где остальное. Римо поднес две стодолларовые бумажки к самому ее лицу. Она попыталась схватить деньги, но Римо опустил их и снова поднял, и ей по- казалось, будто деньги уже были у нее в руках, а потом на мгновение рас- таяли в воздухе. Это ее так удивило, что она попыталась еще раз. А потом еще. - Как ты это делаешь?- спросила женщина. - У меня есть чувство ритма,- ответил Римо. - А что хочешь знать? - Здесь жила одна старая женщина, белая женщина. - Ага. Миссис Мюллер. - Точно. - Убили. Я знаю, это она, ты ее ищешь. Все спрашивают. - Знаю, знаю. Но вы не видели никого, кто в тот день входил к ней в дом? Что говорят соседи? - Ну, об этом меня уже спрашивали. Вот. Но я не дура. Ничего не сказа- ла. Смешно - спрашивают, спрашивают, а это - простое убийство. - Вы ее знали? - Не. Белые редко выходят из дому. Только в безбожные часы. - Безбожные часы? Это когда?- удивился Римо. - Девять утра,- пояснила женщина. - А вы не знаете, чей это район? Какой банды? Может, они знают больше. Я хорошо плачу. - Хочешь знать, кто убил, белый мальчик? - Именно этого я и хочу. - "Лорды". - Вы точно знаете? - Все знают. "Лорды", это их улица. Они хозяева. Их участок. И тебя убьют, белый мальчик. Лучше зайди в дом. И твой смешной желтый приятель тоже. Римо снова поднял деньги и на этот раз позволил женщине схватить их. Но свой конец бумажек он не отпускал. - А почему вы можете высовываться из окна, не боясь держать его откры- тым, и все такое?- спросил он. - Я черная. - Нет,- возразил Римо.- Шпану это не остановит. Они убивают любого, кто слабее их, и цвет кожи вас не спасет. - Я черная, и я разнесу башку любому,- заявила женщина и достала из- под подоконника обрез охотничьего ружья.- Вот мой спаситель. Четыре года назад я одному отстрелила яйца. Валялся вон там на тротуаре и выл. А по- том я еще плеснула ему в глаза щелока. - Чего?- Римо не верил своим ушам. - Кипящего. Лучшее средство. У меня все время горшок на плите. А белые - только посмотри на них! Не ведут себя так, как уважаемые люди. Я чер- ная. Я говорю, как говорят на улице. Отстрелила яйца и - щелок в рожу, и с тех пор живу спокойно. А ты и твой смешной дружок - лучше зайдите на ночь. А то будешь сам, как тот белый, которого ты убил. Тут больше белых не осталось, как раньше. Нет, сэр. - Спасибо, бабуля, но я рискну. Итак, "Лорды", вы говорите? - "Саксонские Лорды". - Еще раз спасибо. - Полиция знает. Они знают, кто убил. Те, что забрали тело. Очень ра- но, я еще не встала. Они приехали и совершили варварство. Там, в переул- ке. Там раньше был переулок, а теперь нет. Дом снесли. Но тогда был пе- реулок. А мальчишки - они еще не легли спать. И они ничего плохого не хотели. Они не знали, что полиция, думали - просто белые. А эти соверши- ли жестокость и попали парню в руку. Вот варварство! Римо не интересовали подробности акта варварства полиции по отношению к черному парню, пытавшемуся отнять у полицейского пистолет. - А вы знаете, кто из полицейских знает того, кто убил старушку?- спросил он. - Я не знаю легавых по имени. Не вожусь с ними. У меня нет наркотиков, нет притона. - Спасибо, мэм, и приятного вам вечера. - Ты симпатичный парень. Побереги шкуру, слышь? Этот полицейский участок в Бронксе носил прозвище Форт Могикан. Окна его были забаррикадированы мешками с песком. Когда Римо подошел к зда- нию, из бокового переулка выехала патрульная машина с торчащими из окон "Калашниковыми" и с ручными гранатами на приборной доске. Римо постучал в запертую дверь участка. - Приходите утром,- раздался голос из-за двери. - ФБР,- произнес Римо и перебрал пальцами пачку удостоверений, которую всегда носил с собой. Он нашел удостоверение агента ФБР со своей фотографией и поднес его к глазку двери. - Ну, ФБР, и чего ты хочешь? - Хочу зайти и поговорить,- сказал Римо. Чиун огляделся по сторонам с видимым презрением. - Признаком цивилизованности,- сказал Чиун,- является то, как мало на- до людям знать о средствах самозащиты. - Тс-с-с,- зашипел Римо. - С тобой кто-то есть? - Да,- ответил Римо. - Отойдите на пятьдесят ярдов, или мы откроем огонь. - Я хочу поговорить с вами. - Это полицейский участок города Нью-Йорка. Мы открываемся для посети- телей только в девять утра. - Я из ФБР. - Тогда подключись к нашим телефонам из города. - Я хочу поговорить с вами лично. - Патруль вернулся благополучно? - Патрульная машина, что ли? - Да. - Тогда да. - Как вам удалось добраться сюда среди ночи? - Нормально,- сказал Римо. - У вас что, конвой? - Никакого конвоя. Мы одни. - Оглядитесь по сторонам. Никого вокруг нет? За вами никто не следит? Римо огляделся по сторонам. - Нет. Никого,- сообщил он. - О'кей. Заходите. Только быстро. Дверь приоткрылась, и Римо протиснулся в щель. Чиун - за ним. - Что это за старик? Фокусник? Тогда ясно. Это он вас сюда доставил,- сказал полицейский. Волосы у него были темные, а лицо избороздили морщины, наложенные воз- растом и постоянным напряжением. Рука его лежала на рукоятке пистолета. Его очень заинтересовало, что это за старик в странном одеянии. И не прячет ли он под одеждой оружие. Он решил, что старик - волшебник, иначе этим двоим не удалось бы живым добраться до Форта Могикан. Звали поли- цейского сержант Плескофф. Он получил звание сержанта за то, что за все время службы не выстрелил ни в одного так называемого "представителя Третьего мира". Он многое знал о преступлениях и преступниках. Он видел сотни ограблений и двадцать девять убийств. И был очень близок к тому, чтобы произвести свой первый в жизни арест. Это был американский полисмен новой формации - не громила-расист с бульдожьим лицом и тяжелым подбородком, а человек, способный вести диалог с жителями. Своим подчиненным сержант Плескофф тоже нравился. Он следил за тем, чтобы их ведомости на жалованье всегда были в порядке, и не был одним из тех ограниченных, старомодных зануд-сержантов, которые, посылая вас на дежурство, в самом деле надеются, что вы не покинете пре- делов штата Нью-Йорк. Сержант ждал, не выпуская Римо и Чиуна из поля обстрела двух пулеме- тов, установленных на столах возле двери. Римо показал свое удостоверение. - Вы, вероятно, не знаете, что тем домом на Уолтон-авеню занимается ЦРУ,- сообщил Плескофф. - Я здесь не по поводу дома на Уолтон-авеню. Я здесь по поводу убитой женщины. Старой женщины. Белой женщины. - Ну, это уж слишком!- сердито воскликнул Плескофф.- Приходишь в такой район и ожидаешь, что полицейский участок будет открыт среди ночи, да еще спрашиваешь насчет убийства какой-то старой белой женщины. Какой именно старой белой женщины? - Старой белой женщины, которую привязали к кровати и замучили до сме- рти. - Какой именно старой белой женщины, которую привязали к кровати и за- мучили до смерти? Ты что, думаешь, я гений и должен помнить всех белых, убитых на моем участке? У нас для этого есть компьютеры. Мы тебе не ка- кие-нибудь старомодные полицейские, которые теряли хладнокровие только из-за того, что кого-то замучили до смерти. Плескофф закурил сигарету. Зажигалка у него была золотая. - Можно мне задать вопрос? Я знал на своем веку множество полицей- ских,- сказал Римо,- но ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь из них раз- говаривал так, как вы. Чем вы тут занимаетесь? - Мы пытаемся строить между полицией и местными жителями такие взаимоотношения, чтобы они отвечали чаяниям и стремлениям общины. И я могу гарантировать, что каждый сотрудник моего отделения отдает себе от- чет в том, каковы чаяния представителей Третьего мира и как... Послушай, не стой перед дверью! Иногда они стреляют через глазок. - Снаружи никого нет,- сказал Римо. - Откуда ты знаешь? - Знаю,- сказал Римо. - Удивительно. В мире вообще много удивительного. На днях я видел странные узоры на бумаге. Знаешь, что это было? У человека на подушечках пальцев всегда есть какое-то количество жира, и если ты к чему-нибудь прикоснешься, то оставишь след. Похоже, как если бы Ренуар линейным спо- собом изобразил суданскую скульптуру,- сказал Плескофф. - Это называется отпечатки пальцев,- сообщил ему Римо. - Я не читаю детективных романов,- заявил Плескофф.- Это расистская литература. - Я слышал, вы в участке знаете, кто убил старую белую женщину, миссис Герд Мюллер с Уолтон-авеню. - Уолтон-авеню? Тогда это либо "Саксонские Лорды", либо "Каменные шей- хи Аллаха". У нас прекрасная программа взаимоотношений с людьми из Трет- ьего мира. Мы не только пытаемся угадать их интересы, мы служим вырази- телями их интересов. У нас прекрасная образовательная программа, расска- зывающая о многовековой эксплуатации и угнетении чернокожего населения. Но нам пришлось ее приостановить из-за Управления здравоохранения штата. - А что они натворили?- поинтересовался Римо. - Типичные белые расисты. О чем они думали? Объявили, что покупают че- ловеческие глаза для какого-то банка органов. Разве они понимали, разве их заботило, какое воздействие это окажет на юных непосредственных пред- ставителей Третьего мира? Нет. Просто взяли и объявили, что будут пла- тить за доставленные им человеческие глаза. Даже не потрудились