Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир. Доктор Куэйк --------------------------------- выпуск 2 перевод: издательский центр "Гермес" Издательский центр "Гермес" 1994 OCR Сергей Васильченко -------------------------------- ГЛАВА ПЕРВАЯ  Каждый человек обязан жизнью Господу Богу. Калифорния обязана Ему еще и бедствием, которое она переживает примерно дважды в столетие. Для тех, кто не проваливался на сотни футов в содрогающиеся недра земли, кто не был заживо похоронен в собственном доме потому, что парализованное смертельным страхом тело отказалось повиноваться, кто не оказался погребенным глубже самых глубоких могил, когда-либо вырытых могильщиками, - катастрофы эти являются всего лишь обыкновенными подвижками геологических пластов, снимающими напряжение в земной коре. Они - результат раны на теле Земли, раны, названной разломом Святого Андреаса, одного из многих существующих здесь разломов, которые и превращают Калифорнию в геологическую бомбу замедленного действия со множеством запалов. Тлеющих запалов. Разлом Святого Андреаса тянется на шестьсот миль от Баджа на юге до Мендочино на севере. Возник он на земной поверхности в результате движения - со скоростью несколько дюймов в год - Тихоокеанской плиты на северо-запад и Североамериканской континентальной плиты на юго-восток. Тектонический шов между ними тянется через всю Калифорнию, и, когда эти плиты сталкиваются, происходит землетрясение. В небольшом районе, расположенном к востоку от Лос-Анджелеса, а именно в округе Сан-Эквино, они сходятся очень часто, создавая высокое давление. Когда же они расходятся - примерно два раза каждые сто лет, - природа расплачивается за то, что тектонические плиты в очередной раз сводят между собой счеты. Когда земля вдоль всего разлома встает на дыбы, человеческим существам, оказавшимся в пределах нескольких сотен миль, кажется, что наступил конец света. Для некоторых он действительно наступает. Многие геологи считают, что все созданное до сих пор ядерное оружие по сравнению с грядущим высвобождением энергии Земли - не более чем дубинка и камень - орудия каменного века. Калифорния обречена на кровопускание, не имеющее себе равного в истории человечества. Так говорят геологи. Произойти это может и через пять минут, и через тридцать лет, но произойдет обязательно. Земля только и ждет часа, когда жертвы, беспечно наслаждающиеся калифорнийским солнцем, окажутся в западне. Часа, известного только Богу. Вот почему когда некто предложил властям в Вашингтоне план, как обуздать этот кошмар, над ним посмеялись. А несколько позже власти точно также сочли немыслимым, что кто-то может вызвать такое бедствие преднамеренно. И продолжали считать это невероятным до тех пор, пока специалист по геологии федерального правительства в Вашингтоне, округ Колумбия, не услышал подробный рассказ о событиях, в которые трудно было поверить. - Но это же невозможно, - сказал он. - Это так же невозможно, как... как если бы... - Да, как если бы заживо бросать людей в печи, - прервал его взволнованный посетитель, прибывший из округа Сан-Эквино, штат Калифорния. ГЛАВА ВТОРАЯ  Это казалось невозможным. И тем не менее, произошло точно в назначенное время. Птицы взлетели в воздух. Кролики, как сумасшедшие, забегали по виноградникам. Три белки, забыв об осторожности, выскочили на грунтовую дорогу. Деревья закачались, теряя листья, закружившиеся как зеленые конфетти. Мелкая красноватая пыль взметнулась над полями Сан-Эквино, будто кто-то взорвал недра Калифорнии. Четверо самых уважаемых граждан Сан-Эквино и шериф округа посмотрели на часы и почти в унисон вскрикнули. Они стояли возле блестящего лимузина "линкольн" у дороги, ведущей к виноградникам Громуччи, откуда, как заверил их шериф Вейд Уайт, они лучше всего смогут увидеть то, что произойдет, хотя им вовсе и не хотелось этого видеть. - Понимаете, мы не должны показать им, что испугались, - произнес шериф. Теперь солнце стало жгучим, пыльный воздух затруднял дыхание, а то, что было обещано, случилось! - Просто не верится, - сказал Харрис Файнштейн, владелец универсального магазина. - Не верю собственным глазам. На ваших, Лес, три часа пятьдесят пять минут? - Да, - ответил Лестер Карпвелл Четвертый, президент Первой компании развития Эквино. - Три пятьдесят пять. С точностью до секунды. Карпвеллу было далеко за сорок, он казался дюйма на полтора выше Файнштейна, его гладкое волевое лицо могло выражать озабоченность, но не тревогу. Это было лицо человека, который генерирует идеи, не опускаясь до мелких деталей. На нем был темный костюм в узкую полоску, белая рубашка и "принстонский" галстук. В одежде Файнштейна больше чувствовался голливудский стиль; его покрытое сильным загаром лицо свидетельствовало о чувствительности и склонности к размышлениям. На нем был синий блайзер и белые широкие брюки. Карпвелл носил блестящие черные ботинки из жесткой испанской кожи, а Файнштейн - мягкие итальянские. - Значит, они действительно могут это делать, - произнес Файнштейн. - Теперь мы, по крайней мере, знаем, это точно, - заметил Карпвелл. - Вероятнее всего, на этом они не остановятся, - сказал Файнштейн. - Верно, - вмешался в разговор шериф Вейд Уайт. - Они грозились, что могут сделать все. Если захотят - любое землетрясение. Маленькую встряску, как сегодня. Или хорошую трепку. Или настоящее светопреставление. - Он широко развел руки, показывая размеры возможного бедствия. - Я просто отказываюсь в это верить, - сказал Файнштейн. - Так бывает после заградительного огня, - произнес Дорн Ракер, президент промышленной компании. - Понимаете, пыль и все такое. Как после заградительного огня... - Однако есть в этом и положительные моменты. Мы должны обдумать дело со всех сторон, - вмешался Сонни Бойденхаузен, президент Компании недвижимости и одновременно президент Торговой палаты Сан-Эквино. Как и Ракер, он был более шести футов ростом. У обоих были славные, приветливые лица, животы слегка выдавались вперед. Когда они были в одинаковой одежде, некоторые принимали их за близнецов. Сегодня на них были серые костюмы с розовыми рубашками. - Возможно, это даже к лучшему, - настойчиво повторил Бойденхаузен. - Смотрите, они показали нам, что могут вызвать землетрясение. Но ведь они говорят, что могут и предотвратить его! Если это действительно так, то все просто великолепно! Можно было бы здорово повысить цены на недвижимость. Как вы думаете, Вейд, можно на них положиться? - Не знаю, - ответил шериф. - Знаю только - они сделали то, что обещали. Шериф был толстяк с красным лицом. На его голове ловко сидела широкополая шляпа, а на воротнике рубашки красовалась булавка в виде американского флага с бриллиантом и рубином. На поясе болтался пистолет 44-го калибра с пятью зарубками на рукоятке. Эти зарубки он сделал собственноручно и весьма старательно. По его словам, они означали пятерых застреленных им преступников. На самом деле эти зарубки напоминали лишь о том, что, вырезая их, он здорово поранил себе палец. - Восемь тысяч долларов в месяц - это нормальные деньги. Я бы даже сказал, цена весьма разумная, - произнес Бойденхаузен. - Как после заградительного огня... - повторил Ракер, все еще глядевший на поле, окутанное облаком пыли. - Это невозможно, - сказал Файнштейн. - Что, две тысячи долларов слишком дорого для вас? - спросил его Уайт с оттенком презрения, избегая сердитого взгляда Карпвелла. Шерифу не хотелось выслушивать очередной упрек в антисемитизме. - Дело не в деньгах. Я дал бы в десять раз больше на образование. Я уже дал в пятьдесят раз больше на больницу. Но это шантаж. Вымогательство. Вы понимаете это, Вейд? Знаете ли вы, в какой стране мы живем? - В Амер-рике, мистер Файнштейн, в благословенной Богом Америке, - протянул Уайт. Говоря это, он выпятил грудь, но вынужден был схватиться за пояс с пистолетом, чтобы тот ни свалился с внезапно подтянувшегося живота. У него всегда были недоразумения с Файнштейном, чье жалостливое сердце, как казалось шерифу, обливалось кровью от сочувствия ко всяким смутьянам, бродягам и подонкам. А не к бизнесменам, шерифам и другим порядочным людям, которые сделали Сан-Эквино одним из самых приятных уголков в округе. Ведь было же им сказано, что они могут и дальше процветать, если проявят благоразумие и никто не потеряет головы. В конце концов, это весьма разумное предложение. Кто-то позвонил шерифу Уайту и сказал, что может вызывать землетрясение. Когда шериф понял, о чем речь, он послал их к черту. Но ему заявили, что на следующий день, в полдень, будет землетрясение. И оно действительно произошло! Самое слабое из всех возможных. Просто небольшие колебания почвы. Потом они вновь позвонили и сказали, что преподнесут Сан-Эквино еще один небольшой подарок - землетрясение силой в два балла по шкале Меркалли. Такое землетрясение ощущают птицы и небольшие животные, а люди заметят колебания почвы под ногами, если окажутся в открытом поле. Это произойдет в 15.55. Они пригрозили Уайту, что могут вызвать землетрясение, которое похоронит город и уничтожит человеческую цивилизацию. Но они не сумасшедшие. Они могут гарантировать, что землетрясений вообще не будет. И всего за восемь тысяч долларов в месяц - по две тысячи долларов с каждого из четырех самых уважаемых граждан округа. Цена очень разумная. Сейчас уже больше 15.55, и эти люди доказали: они в состоянии сделать то, что обещали. Но некоторые, по мнению шерифа, повели себя неразумно. - Шантаж, - снова повторил Файнштейн. - Вы правы, Вейд. Это Америка, а американцы не платят вымогателям. - Я хорошо понимаю ваши чувства, Харрис, - вмешался Карпвелл. - И Сонни, и Дорн тоже понимают. Но я считаю, вы несколько упрощаете проблему, как и шериф. Можно взглянуть на это как на страховку, а не как на вымогательство. Как вы думаете, сколько согласились бы дать жители Сан-Франциско, чтобы избежать страшного землетрясения 1906 года? - Он не дал Файнштейну ответить. - Во всяком случае, подумайте над этим. Соберемся сегодня вечером в восемь часов в моем офисе. Тогда все и решим. Они возвращались в город почти в полном молчании, не отвечая на попытки Уайта, сидевшего за рулем своего черного лимузина, завязать разговор. В тот вечер Файнштейн прибыл в офис Лестера Карпвелла последним. Все повернулись к нему, когда он вошел в богато отделанный деревянными панелями кабинет и аккуратно закрыл за собой дверь. Достав конверт из заднего кармана брюк, он бросил его на стол. В нем было две тысячи долларов пяти-, десяти- и двадцатидолларовыми купюрами, бывшими в употреблении. - Вот, - произнес он, - здесь две тысячи. Это мой первый и последний взнос в пользу этих наглецов. Мы купим у них один месяц. Сегодня ночью я еду в Вашингтон, чтобы доложить обо всем правительству. - Вы помните, о чем нас предупреждали? - спросил Ракер. - Если мы заговорим, будет землетрясение. Страшное землетрясение. Могут погибнуть все жители Сан-Эквино. - Не думаю, - ответил Файнштейн. - Ведь они получат свои восемь тысяч. Но никто не должен знать, что я собираюсь в Вашингтон. - Не думаете? - громко переспросил Бойденхаузен - Вы так не думаете? Но я не могу жить, полагаясь на то, что вы думаете или не думаете. Послушайте, - продолжал он, - мы открыли двери нашей общины вам, Файнштейнам, еще в те далекие двадцатые годы, когда жители многих городов отнюдь не горели желанием видеть у себя подобных граждан. Мы вас радушно приняли. Я не говорю, что вы не давали денег на больницу и на все остальное. Я говорю, что вы, черт возьми, член нашей общины и не имеете права подвергать нас опасности. Вот о чем речь. - А я вам скажу, Сонни Бойденхаузен, не так уж радушно вы нас приняли, хотя мы и нашли здесь несколько хороших друзей, среди которых, однако, никогда не было Бойденхаузенов, хотя, в общем-то, это небольшая потеря. Но я считаю себя членом более широкой общины. К ней относятся и все бедные города нашего округа, одному из которых, весьма вероятно, придется однажды откапывать своих детей из-под обломков скал только потому, что он не сможет заплатить вымогателям. Вот о чем я думаю. - А я думаю, - взорвался Сонни Бойденхаузен, - что чертовски благодарен судьбе за то, что могу чувствовать себя в безопасности и ни о чем не беспокоиться! Как я счастлив, что мои дети избавлены от опасности! Вы хотите убить моих детей, Харрис? Этого вы хотите? Харрис Файнштейн опустил глаза на сверкающую, полированную поверхность дубового стола корпорации Карпвеллов - настоящий шедевр столярного искусства, стол передавался от одного Карпвелла к другому на протяжении многих поколений этой семьи патрициев Сан-Эквино. Это были порядочные люди. Как и его отец, Файнштейн хорошо знал эту семью. Именно эта мысль была одной из самых неприятных и тяжелых, когда он раздумывал, как ему поступить. С минуту он колебался, глядя на лица окружавших его людей. Друг... враг... Ему не хотелось подвергать опасности ничью жизнь. Эти люди были частью его собственной жизни. Они действительно значили для него гораздо больше, чем любые другие, живущие в Лос-Анджелесе, в Сан-Франциско или в ином городе Калифорнии, которые тоже могут оказаться жертвами шантажистов. Действительно, Харрис, сказал он себе, не слишком ли ты возгордился? Ты забыл, как в 1936 году вместе с Сонни играл в защите футбольной команды Сан-Эквино и вы побили тогда "Лос-Анджелес готик"? А как ликовала вся команда, когда тебя объявили самым "грязным" футболистом штата, получившим наибольшее количество штрафных? Они утащили по такому случаю целый бочонок пива и здорово напились! А Уайт! Уайт никогда не играл в футбол под тем предлогом, что ему нужно охотиться, чтобы добыть что-нибудь для семейного стола. Но все знали истинную причину, по которой Вейд отправлялся осенью на охоту: он просто старался избежать обвинений в том, что боится играть в американский футбол. О еде всегда заботился отец Вейда, а сам он проводил время в кинематографе, восхищаясь молодым героем, осваивающим американский Запад и не посещающим школу из-за того, что вынужден добывать семье ужин охотой. А любвеобильный Дорн! Дорн, от которого в предпоследнем классе средней школы забеременела Перл Фансуорт, после чего ей пришлось уехать из города? Или как забеременела от него сестра Сонни, когда он еще только заканчивал школу, и как ему пришлось на ней жениться? И, конечно, Лес Карпвелл. Просто прекрасный человек. Харрис Файнштейн вновь опустил глаза и подумал, почему сейчас все не так просто и ясно; как раньше, когда он учился в школе и изучал с отцом Талмуд. Тогда все было понятно. Теперь ясно только одно: он просто дурак, и ему очень хочется, чтобы кто-нибудь подсказал, что хорошо, что плохо и что сейчас следует делать. Но этого не будет. Господь наградил его разумом, чтобы пользоваться им. Харрис Файнштейн обвел взглядом своих друзей и, взглянув на украшенную драгоценными камнями булавку на воротнике шерифа Уайта, сказал очень медленно и очень печально: - Я должен сделать то, что должен, а это нелегко. К мне очень жаль, что вы не вместе со мной. Брошенный им конверт лежал на столе. Сонни Бойденхаузен вытащил из своего атташе-кейса такой же конверт и положил рядом. Карпвелл добавил свой, то же сделал Дорн Ракер. Шериф Уайт собрал все конверты в небольшой пластиковый мешок для мусора. Четверо остальных молча следили за тем, как он завязал мешок красным телефонным кабелем, сделав напоследок небольшой бант. - Чтобы не было утечки, - сказал он. Но никто не улыбнулся. Харрис Файнштейн избегал взглядов остальных мужчин. - Ну что ж, до свидания, - сказал он. - Собираетесь в Вашингтон? - спросил Дорн Ракер. - Да, сегодня вечером, - ответил Файнштейн. - Послушайте, - произнес Сонни Бойденхаузен. - То, что я сказал о вашей семье, как ее приняли здесь, в Сан-Эквино, ну как будто вам сделали одолжение... Вы понимаете, что я имел в виду... - Понимаю, - ответил Файнштейн. - Я думаю, вам это удастся, - сказал Карпвелл. - Спасибо. - Мне бы очень хотелось, чтобы я мог сказать, что вы поступаете правильно, и что я не прочь сделать это вместе с вами, - заметил Сонни Бойденхаузен. - Но я все-таки думаю, что вы поступаете опрометчиво. - Возможно, но... - Харрис Файнштейн не закончил фразы. Когда за ним закрылась огромная, с медной инкрустацией дверь кабинета Карпвелла, самого уважаемого святилища власти в Сан-Эквино, шериф Уайт выдвинул предложение. Сделал он это, показав пальцем на зарубки на рукоятке своего пистолета. Лес Карпвелл даже не захотел заметить этот жест, а Дорн Ракер сказал шерифу, что Файнштейн сам может легко стереть его в порошок, поэтому лучше бы Вейду забыть о пистолете. Карпвелл заметил, что Файнштейн, может быть, и прав. С ним согласился и Ракер. И Бойденхаузен. Но все они были единодушны в том, что у них семьи, и, черт возьми, разве они и так уже не сделали достаточно, заплатив за каждого, кто живет в городе и округе Сан-Эквино? - Я считаю, что мы поступаем как самые дурацкие филантропы. По две тысячи долларов с каждого из нас за каждый проклятый месяц. И ни с кого больше не просим, даже с шерифа, потому что денег у него нет, - сказал Ракер. - Поэтому никто, черт возьми, не имеет права тыкать в нас пальцем. Никто. - Я знаю только одно, - заметил Бойденхаузен, - у нас есть шанс избежать землетрясений. А теперь эта поездка в Вашингтон может испортить все дело. Это неправильно. Нужно платить и сохранять спокойствие. - Господа, вы правы, а Харрис ошибается, - заключил Лес Карпвелл. - Только я все же не знаю, насколько мы более правы, чем он. Затем шериф Уайт предложил свой план действий. - Вот, слушайте. Мне велено завтра утром принести деньги. Пока не известно - куда. Предположим, я иду на место, где бы они ни было, и прячусь там. Понимаете, маскируюсь как настоящий рейнджер, как нас учили на летних сборах Национальной гвардии. Затем, когда кто-то придет за деньгами, прослежу за ним. Порядок! А когда доберусь до них, у меня есть приемы, тогда - трах! Пущу в ход карабин. Ба-бах! Потом ручные гранаты. Ба-бам! Или я их всех поубиваю, или сам буду убит... Даю вам слово капитана Национальной гвардии штата Калифорния... Трое уважаемых граждан Сан-Эквино были единодушны: - Просто оставьте деньги там, где скажут. После того как все ушли. Лес Карпвелл еще долго сидел в кабинете. Потом подошел к столу и набрал номер телефона своего близкого друга, помощника президента. - Если то, что ты говоришь, Лес, правда, они способны разрушить всю Калифорнию. - Похоже на то, - ответил Карпвелл. - Ну и ну... Это все, что я могу тебе сказать. С такой информацией я пойду прямо наверх. Немедленно свяжусь с президентом. Помощник был просто шокирован реакцией президента, Он изложил полученную информацию четко и профессионально, так, как сделал это Лес Карпвелл. Лес Карпвелл Четвертый, в прошлом агент Бюро стратегических исследований, абсолютно надежный Лестер Карпвелл. Время. Угрозы. Землетрясение. Никаких домыслов. Только факты. Однако, когда помощник закончил, президент сказал; - 0'кей. А теперь забудьте об этом. И никому ни слова. - Однако, сэр... Вы мне не верите? - Я вам верю. - Но здесь есть чем заняться людям из ФБР. Я могу сообщить им все детали. - Вы никому ничего не скажете. Вы будете хранить абсолютное молчание. Абсолютное. Это все. Спокойной ночи. Помощник поднялся, чтобы выйти, но президент остановил его: - Оставьте, пожалуйста, свои бумаги здесь. И не о чем не беспокойтесь. Мы не так уж беззащитны. - Да, сэр, - сказал помощник и положил записи на стол. Когда он вышел, президент бросил их в стоявшую рядом с его столом электрическую машинку для уничтожения бумаг, надежное устройство, гарантирующее, что никакая информация не выйдет из этого помещения вместе с какой-нибудь выброшенной бумажкой. Машина с жужжанием проглотила свою добычу. Затем президент перешел из кабинета в спальню, достал из верхнего ящика комода телефонный аппарат красного цвета и снял трубку. Еще не отзвучал первый гудок, а на другом конце провода уже взяли трубку. - Мы следим за этим делом, - услышал президент. - В Калифорнии? - Да. - Вы оперативны. - Приходится. - Эти люди, кто бы они ни были, могут вызвать бедствие, - сказал президент. - Могут. - Вы собираетесь использовать этого вашего специального агента? - Что-нибудь еще, господин президент? - Ну, я хотел бы все-таки знать, собираетесь ли вы задействовать его? - Эта информация не принесла бы вам никакой пользы, сэр. Вдруг вам захочется найти его в толпе на снимке, если газетчики сумеют что-нибудь там сфотографировать? - Допустим, вы пошлете этого человека и потеряете его, что тогда? - спросил президент. - Тогда мы потеряем его. - Понимаю. - Если это может вас несколько успокоить, сэр, скажу, что мы держим ситуацию под контролем. Преступникам от нас не уйти. - Значит, вы все-таки его используете? - Спокойной ночи, господин президент. - Зазвучал сигнал отбоя, и президент убрал аппарат в ящик комода. Пряча его под одной из своих рубашек, он задумался: интересно, а как зовут этого специального агента? ГЛАВА ТРЕТЬЯ  Его звали Римо, и он прочитал всего одну книгу по геологии из тех, что были посланы ему в отель "Святой Томас". Не больше пяти минут он рассматривал схемы геологических пластов в районе Калифорнии и не обратил вообще никакого внимания на преподавателя, который толковал что-то насчет разломов и землетрясений, полагая, что имеет дело с торговым агентом, недавно взятым на службу в компанию, занимающуюся геологическим оборудованием. Не то чтобы Римо не старался. Нет, учебник колледжа по основам геологии он прочел от корки до корки. Голова его была буквально набита изображениями скал, рек и суровых людей. Он понял все, что прочел, но это оставило его совершенно равнодушным. На следующий день он забыл восемьдесят пять процентов прочитанного, а еще через день - четырнадцать. Единственное, что он запомнил, - это "модифицированная шкала силы землетрясений Меркалли". Он не понял, что это такое, но в памяти все же осталось, что есть такая штука, которую геологи называют модифицированной шкалой силы землетрясений Меркалли. Он думал об этом, стоя на крутом утесе и разглядывая торчащие здесь и там вершины, покрытые зеленым мхом. Возможно, он стоит как раз на этой самой модифицированной шкале Меркалли. Но так это или не так, теперь это неважно. Важно другое. В ста ярдах от него начиналась небольшая, поросшая травой взлетно-посадочная полоса, проходящая прямо по краю утеса и обрывающаяся на его плоской вершине, где предстоит умереть, по крайней мере, пятерым. Они будут убиты тихо и очень профессионально; в конечном счете никто и не подумает, что произошло нечто большее, чем просто несчастный случай. А убивать Римо умел. Он оперся на причудливо изогнутое дерево, всей кожей ощущая, как свежий соленый ветер с Карибского моря овевает теплом его тело и ласкает душу. Лицо Римо с жесткими чертами было опалено солнцем. Он закрыл глубоко посаженные глаза, скрестил руки на груди, прикрытой полосатой рубашкой, и уселся поудобнее. До него доносился разговор трех мужчин, сидевших около небольшого фермерского грузовичка. Они совершенно уверены в том, что ни один белый не сможет близко подобраться к ним сквозь здешние заросли. Ну никак не сможет. Они уверены также, что груз скоро придет. А на случай каких-либо неожиданностей у них наготове карабины, и с расстояния в двести ярдов они могут продырявить любого, кто захочет им помешать. Д-да, с-сэр, продырявить самым наилучшим образом. Сделать дырку в брюхе или чуть пониже, а, Руфес? Он повернул голову, чтобы солнце светило справа. Лицо его уже заживало после очередной пластической операции, и он дал себе слово, что это в последний раз. Больше он не позволит им изменять его внешность. Сейчас он выглядел почти так же, как в те времена, когда жил как всякий нормальный человек, состоящий на военном учете, с хранящимися в Вашингтоне отпечатками пальцев, с кредитной карточкой, различными счетами и удостоверением личности на имя полицейского Римо Уильямса. Ему нравилось его тогдашнее лицо. Это было самое человеческое лицо из всех, которые он когда-либо имел. Его настоящее лицо. И, если кто-нибудь из тех, кто знал его раньше, встретит его теперь и подумает, что этот человек ему кого-то напоминает, то не сможет даже предположить, что это - полицейский по имени Римо Уильямс. Потому что полицейский Римо Уильямс несколько лет назад был казнен на электрическом стуле в штате Нью-Джерси за убийство в темном переулке какого-то торговца наркотиками. Торговец наркотиками был действительно убит, но убил его вовсе не Римо Уильямс. Справедливо поэтому, что он и не умер на электрическом стуле. Весь этот трюк понадобился правительству для того, чтобы убрать отпечатки пальцев и другие данные из всех картотек и досье, превратив Римо в человека, которого якобы не существует. Приятно чувствовать близость Карибского моря, оно как будто вливает новые жизненные силы. Римо изнывал от желания сомкнуть веки и задремать. Но тут один из мужчин, сидевших у грузовичка, сказал другим, что боится. - Если что-то пойдет не так, слышь-ка, я убью тех белых парней, что прилетят. Сегодня должна прибыть самая большая партия, какую мы когда-либо получали. И всех "фараонов" я тоже перестреляю. Так и сделаю. Д-да, с-сэр. Полицейский, что встанет на пути старины Руфеса, - мертвец. Ладно, Руфес, хочешь застрелить белых парней, твое дело. Это избавит меня от лишних хлопот, подумал Римо. Он прислушался, не раздается ли сквозь ласковый плеск волн под утесом шум мотора. Руфес подготовил для своих компаньонов еще и полезный совет. Он сказал им, чтобы они не беспокоились. - А чего беспокоиться, Руфес? - Насчет того, что говорит старуха с холма. - А я и не знал, что она опять что-то сказала, парень. Отрывистые английские фразы звучали с мелодичной напевностью. Такая манера речи, свойственная уроженцам стран Карибского бассейна, кажется, последнее, что осталось у них от не таких уж хороших, но и не совсем плохих колониальных времен. Теперь, похоже, они окончательно утратили всякие нравственные принципы. - Насчет нашего сегодняшнего дельца. - Ты, Руфес, не рассказывал нам, что старуха с холма что-то говорила об этом. - А... не имеет значения. Римо был уверен: Руфес уже жалеет, что заговорил на эту тему. Ну, да это неважно. Скоро все его сожаления кончатся. Остров благоухал густым целебным ароматом цветущих растений. Казалось, выделяемый ими кислород ощущался на вкус. Но не самолет ли это? Римо не хотелось провести в ожидании целую ночь. - Ну и что сказала старуха о сегодняшнем деле, Руфес? - Да не забивайте себе этим мозга, парни. Все будет в порядке. - Или ты, Руфес, сейчас же расскажешь мне все, или я беру грузовик - мой грузовик - и возвращаюсь домой. Я оставлю тебя и весь твой груз здесь, на утесе, а отсюда до города почти сутки ходьбы. - Она сказала, что все будет в полном порядке, друг. - Врешь ты все. - Ну ладно, ребята. Сейчас я скажу вам правду, и вы сразу же удерете, как девчонки. - Я не трус какой-нибудь. Говори. Молодец, Руфес, подумал Римо, которому не улыбалось гоняться за каждым в отдельности. Удобнее, когда все держатся вместе. Сыграй на их мужской гордости, крошка Руфес. Как это делают с морскими пехотинцами. - Так вот, друзья, старуха сказала, что если мы сегодня пойдем на дело, то столкнемся с силой с востока, с кем-то, кого она называет восточным богом. Против него не может выстоять ни один человек. Вот и все. Возле грузовика раздался смех. Римо почувствовал облегчение. - Ну, Руфес, ну и шутник же ты! Ха-ха-ха... - Я тоже в это не верю. Она сказала, что мы встретимся с чем-то страшным. С таким быстрым человеком, что никто даже не сможет его увидеть. Теперь рассмеялся и другой компаньон Руфеса. - Я рад, что моя команда не клюнула на эту ерунду, - вновь раздался голос Руфеса. - Старуха заявила, что черный камень смерти выиграет у зеленых камней жизни. Смех стих. Послышался шум мотора. Одномоторный самолетик марки "Бичкрафт" заканчивал свой опасный рейс из Мексики и скоро должен был приземлиться. Пилот самолета и его пассажир допустили небольшую промашку. Они сделали ошибку, какую никак нельзя совершать, если хочешь успешно возить героин. Они сказали лишнее. Нет, ничего конкретного - всего лишь осторожное предложение кое-что продать. Однако из осторожного предложения кое-что продать определили место. Затем кто-то вычислил время и проследил, когда маленький самолет поднялся в воздух. Все это было сведено вместе и завершилось телефонным звонком, после чего здесь и появился Римо Уильямс, который грелся сейчас на солнышке и прислушивался к мягкому певучему говору уроженцев островов Карибского моря. Да, здесь находился Римо Уильямс, которого вот уже около десяти лет готовили так, как не готовили никого на Западе, готовили делать то, что он делал теперь лучше любого белого. Его готовили убивать. Убивать руками. Своим умом. Своим телом. Он был натренирован так, что стал уже в чем-то совершенно иным существом. Сюда приближался самолет с грузом героина и людьми, полагавшими, что за это им грозит самое большее тюремное заключение сроком от пяти до десяти лет, если попадется неважный адвокат или не удастся купить благосклонность судьи. Да и то, если они будут схвачены с поличным. Но, помимо судов, были и другие организации, которые боролись с преступниками. Эти организации считали, что, наверняка, было бы лучше, чтобы те, кто ввозит героин, перестали этим заниматься. И наверняка будет лучше, если умирать от него будут не дети, а те, кто ввозит эту отраву. Все, что творилось в верхних эшелонах власти, подсказывало Римо, что верхи не против укольчика. Укольчика тем, кто ввозит героин. Вот уже почти год Римо делал уколы импортерам наркотиков. В промежутках между настоящими заданиями. Такими, например, как чтение этих дурацких книг по геологии. Ему сказали, что это задание особой важности. Римо следил за тем, как вырастали размеры "Бичкрафта" - от маленькой точки до крылатого аппарата. Чтобы не быть обнаруженным, самолет шел очень низко, над самой водой. Должно быть, вел его хороший пилот: никаких кругов, приближается строго по прямой. Римо смотрел на него, стараясь определить, что там за люди и как с ними поступить. Увидев, как порывы ветра кидают белый самолетик из стороны в сторону, он сообразил, что можно сделать. В первый момент он немного засомневался, но все же решил попробовать. С безмолвием змеи и быстротой кошки он кинулся в низкие заросли на краю небольшой поляны. Там он сжался в тугой комок. Небольшая жаба прошмыгнула перед самым его носом, затем прильнула к земле, пытаясь отгадать, какое отношение к природе имеет это странное существо. Самолетик еще раз кинуло в сторону, затем он коснулся колесами земли, подпрыгнул и, наконец, побежал по траве. Римо сорвался с места. Центр тяжести его тела устремился вперед со скоростью теннисного мяча, посланного мощным ударом в центр площадки. Он мчался, едва касаясь ногами выгоревшей на солнце травы, как бы скользя над ней, пока ни ухватился за хвостовое оперение самолетика и ни побежал вместе с ним, крепко держась за хвост и скользя ногами но земле. Выхлопы мотора били ему прямо в лицо. Римо постарался опустить пониже хвост прыгающего по неровностям самолета. Впереди, у дальнего конца площадки, всего лишь примерно в сорока ярдах, стоял грузовичок и около него трое мужчин. Пилот выключил мотор и начал тормозить. В этот момент Римо сильно надавил на хвост самолета, отчего нос его резко пошел вверх, колеса оторвались от земли, сделав тормоза бесполезными. Затем нос самолета снова опустился, Римо опять нажал на хвост и, слегка подтолкнув его влево, заставил самолет двигаться правее. Сделать это было совсем нетрудно, и он направил самолет прямо на грузовичок, сбив одного из мужчин еще вращавшимся пропеллером. Двое других только теперь схватились за оружие. Римо слышал, как в пилотской кабине что-то кричали по-французски. Он мог только представить, какие ругательства обрушиваются сейчас на голову пилота. Теми, кто находился в самолете, он решил заняться потом. Римо перепрыгнул через хвостовое оперение к правому крылу самолета и заглянул под него. Молодой мужчина в белых штанах и рубашке лежал на земле и целился из карабина ему в пах. Одним быстрым движением Римо перебросил свое тело через крыло и, прыгнув на этого человека сзади, вонзил большой палец ему в глаз и затем прямо в мозг. Другой человек, тоже в белом, выронил ружье и стоял не веря своим глазам. На это ему была отпущена всего лишь доля секунды, потому что в следующее мгновение он подвергся лоботомии. Череп его был проломлен коротким, неуловимым для глаза ударом костяшек пальцев, сжатых в кулак. Пропеллер самолета и то нанес бы меньше повреждений. После этого Римо откинул дверцу пилотской кабины и вскочил туда. Один из сидевших в самолете все еще орал что-то по-французски пилоту. У обоих между колен были зажаты легкие автоматы. Голова пассажира, как оказалось, держалась на плечах не столь надежно, как автомат на коленях. - Приветствую вас, французские друзья, доставляющие радость через иглы, - произнес Римо. У пассажира, находившегося ближе к нему, была отличная прическа в стиле Ван Дейка. Прекрасно уложенные седые волосы вдруг залились кровью, кровь растеклась и по лицу. Римо заметил, как округлились глаза пилота, когда тот увидел, во что превратили лицо его пассажира разящие руки. - Груз находится прямо за этим креслом, месье. Можете взять его целиком. Я доставлю вас, месье, в любое место. Куда угодно. - Ты говоришь это, конечно, от большой любви ко мне, - ответил Римо и отвесил пилоту короткий, но сильный удар в голову. Так, с самолетом покончено. Теперь наружу - к человеку, которого ударил пропеллер. У того были седеющие волосы, и Римо заметил, что в глаза смерти он смотрит с несомненным благородством, что говорило о силе духа, которая одна только может заставить человека думать в такой момент о достоинстве. Мужчина едва мог говорить. Но все же он выдохнул: - Ты тот, о ком предупреждала старуха, да? Римо пожал плечами: - Может, в следующий раз, будешь прислушиваться к советам. - Да, тот самый... - еще тише произнес мужчина. - А ты, должно быть, Руфес. Я слышал ваш разговор. - Нет, я не Руфес. Руфес мертв. - Ах, вот как, извини, приятель. Не хочу, чтобы ты думал, будто все вы для меня на одно лицо. Не такой уж я безразличный. - Мне теперь все равно. - О'кей, пока, - весело сказал Римо и прикончил его одним ударом в висок. Ему не хотелось искать в самолете героин. Может, его просто сжечь? Он поджег самолет, и его едва не сбило с ног взрывной волной. И все же он был недоволен собой. Затея с самолетом была просто дурацкой. Он не нашел простейшего способа атаковать их. Чиун, его учитель и тренер, много раз говорил ему: "Ты всегда останешься белым человеком, Римо. Вам, белым, только бы в игрушки играть". Римо подумал об этом, когда бежал обратно к себе в гостиницу. Он нуждался в хорошей пробежке. Уже целую неделю у него не было настоящей работы. ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ  Две девушки следили за тем, как толстяк шериф с пластиковым мешком в руках, спотыкаясь, поднимался на небольшой холм. Прохладный бриз превращал далекий восход солнца в мелодию, окрашенную в красные тона, вызывая ощущение истинного покоя. Было смешно наблюдать за Уайтом, ковыляющим по каменистой тропе. - Дать бы ему хоть разок, - произнесла одна из девушек, - он бы тут же и подох. - Тогда я бы непрочь. Они сидели под тополем, вытянув ноги. Тяжело отдуваясь, Уайт добрался до вершины холма. - Здесь все, - сказал он. - Но Файнштейн создает нам проблемы. - Никто не создает нам никаких проблем, - проговорила одна. - Это тебе он создает проблемы, а не нам. Уайт положил пакет на землю и перевел дыхание. - Файнштейн создает ему проблемы, - сказала одна, обращаясь к другой. - У свиньи всегда проблемы с либералами, - ответила вторая. - Не смейтесь, девушки... То есть, женщины. Он собирается сообщить обо всем федеральным властям в Вашингтоне. - Так застрели его. - Добавь еще одну зарубку на свой пистолет, - сказала вторая. - Не могу же я просто взять и застрелить его. - Ну, а как еще можно убить кого-то, свинья? - Поросенок, чушка, свинья и хрюшка! Поросенок просто боится стрелять из своего большого дурацкого пистолета. - Здесь все деньги? - спросила первая девушка. - Да. Но Файнштейн отправился в Вашингтон доносить. - Ну, останови его как-нибудь. Ты же заработал эти зарубки на пистолете. - Я не могу убить его, - повторил Уайт. - Тогда придется нам, - сказала одна из девиц. - Но убийство... - проговорил шериф. - Как во Вьетнаме... - За убийство нас могут отправить в газовую камеру, - пробормотал Уайт. - Ты можешь погибнуть, переходя улицу, поросенок. - Это землетрясение... оно, что, действительно может охватить весь разлом и сбросить Калифорнию в Тихий океан? - спросил Уайт. - Нельзя изжарить яичницу, не разбив яиц, поросенок. - А можете вы удержать это под контролем? - спросил Уайт. - Поволнуйся, свинячий выродок. Помучайся. - Я и так опасаюсь. - Вот и прекрасно. Ты и должен опасаться, - сказали девицы в один голос. Затем они объяснили, что ему надо сделать в связи с поездкой Файнштейна. И сказали, что сделают сами, когда тот вернется. - Без этого не обойтись? - спросил Уайт. - А ты что, хочешь отправиться в тюрьму? - Может быть, вы отравите его или зарежете, или еще что-нибудь придумаете? - спросил Уайт. Девицы отрицательно покачали головами. - На самом-то деле он не такой уж плохой парень, - сказал Уайт. - Я хочу сказать, не настолько плохой. Потом они поделили деньги. Уайт получил десятую часть. Но его заверили: когда дела действительно пойдут, он получит в сто раз больше. - Я делаю это не только из-за денег, - заверил их Уайт. - Тогда отдавай их обратно, поросенок, - сказала одна из девиц. Уайт не отдал. ГЛАВА ПЯТАЯ  В тот же день, только позднее, Харрису Файнштейну с огромным трудом удалось добиться приема у помощника министра внутренних дел. Придя в министерство, он узнал, что помощник министра ознакомилась с его информацией и передала ее в соответствующее ведомство. - В какое? - В Федеральное бюро расследований, - ответила ему секретарь. После этого Файнштейн снял номер в гостинице, хотя раньше не собирался этого делать. На следующий день утром он отправился в штаб-квартиру ФБР. Да, там действительно получили запрос из министерства внутренних дел, но не поняли, что к чему. Какое-нибудь мошенничество со страховкой? - Нет, - ответил Файнштейн. Тогда его вдруг спросили о его прошлом и о проблемах с женой. - Какие еще проблемы? - удивился Файнштейн. - Шериф Уайт из Сан-Эквино сообщил, что у вас в последнее время возникли сложности в семье. Он сказал, что был бы весьма признателен, как и весь ваш город, если бы мы, в Вашингтоне, не принимали всерьез ваши странные речи. Мы связались с некоторыми уважаемыми гражданами вашего города, и все они заверили нас, что вы никакой опасности не представляете. Ваши друзья, господин Файнштейн, очень обеспокоены состоянием вашего здоровья. Здесь, в Вашингтоне, есть отличные врачи. Вы могли бы сходить к одному из них, если вам неудобно сделать это в Сан-Эквино. Харрис Файнштейн не стал рассказывать, что Калифорния, да и другие штаты, скоро могут оказаться в руках шантажистов, способных вызывать землетрясение, когда они того пожелают. Вместо этого он вернулся в министерство внутренних дел и накричал там на чиновника, который, не ознакомившись с делом, отфутболил его в ФБР. Он кричал, понимая, что его поведение только подтверждает слухи о его психическом расстройстве. Он кричал, заранее зная, что ничего не добьется. Он кричал, потому что, черт побери, он хотел кричать, и потому что в министерстве внутренних дел полно идиотов. Если бы они не были прежде всего идиотами, то, конечно, не служили бы здесь. - Если вы выслушаете меня спокойно, - сказал ему чей-то помощник (Файнштейн уже не был уверен, помощник это или нет), - то поймете, что у нас все-таки есть человек, занимающийся тем, о чем вы говорите. Его зовут Сайлас Мак-Эндрю. Он работает на первом этаже. Вот номер его кабинета. Чей-то помощник вручил Харрису Файнштейну полоску бумаги. Он вышел и направился по невероятно длинным коридорам министерства, таким длинным, будто кто-то специально проектировал здание с целью запутать попавшего сюда посетителя. Однако Харрис Файнштейн был настойчив. Ему потребовалось двадцать пять минут, чтобы походить мимо комнат, которые, как он убедился, не имели строгой порядковой нумерации, и отыскать кабинет с номером, указанным на бумажке. Он постучал. - Войдите, - раздался несколько гундосый голос. Файнштейн вошел. Это была маленькая комната с голой электрической лампочкой под потолком, бросавшей вокруг яркий желтый свет. Он увидел груды бумаг и картонных коробок, наваленных друг на друга и возвышающихся кое-где почти на двенадцать футов. Но человека, пригласившего его войти, он не увидел. - Я здесь, - донесся голос из-за огромной картонной коробки, которая, казалось, вот-вот развалится под напором больших конвертов из оберточной бумаги. - Я Сайлас Мак-Эндрю. Файнштейн заглянул за коробку. Там, согнувшийся над пишущей машинкой, сидел человек. Его пиджак был брошен на стол, узел галстука ослаблен, рукава рубашки закатаны. Он был в очках с толстыми линзами. Человек улыбнулся. - Мне не положен секретарь, - сказал он и протянул руку. У него было хорошее рукопожатие - не слишком сильное, но и не слишком слабое. Уверенное рукопожатие, сопровождавшееся приятной улыбкой. - Я Харрис Файнштейн. Полагаю, вы уже слышали обо мне от помощника, не знаю, правда, чьего. - О, - ответил молодой человек с честным открытым лицом, - нет не слышал. - А почему вы тогда сказали "О"? - Потому что я знаю, почему вы здесь. Садитесь. - Слава Богу, - сказал Файнштейн, оглядываясь в поисках стула и устроившись, в конце концов, на каком-то большом валуне. По крайней мере, это выглядело как валун. Или отколотый от него кусок. Но он не был грязным. - О'кей, - произнес Файнштейн. - И что мы будем делать? - Ну, прежде всего скажите мне, почему вы здесь? - Вы же сказали, что знаете - почему. Сайлас Мак-Эндрю опустил глаза на пишущую машинку. - Позвольте мне пояснить вам, мистер Файнштейн. Я работаю в управлении, которое занимается необычными делами. Говоря, что знаю, почему вы пришли сюда, я имел в виду, что там наверху, не стали разбираться в вашем деле, не так ли? - О, - только и сказал Файнштейн. - Давайте этим делом и займемся. Расскажите мне вашу историю. Я весь внимание. Может быть, я сумею помочь вам. - Очень надеюсь, хотя и сомневаюсь в этом, - ответил Файнштейн. Он мельком взглянул на покрытое слоем пыли окно, которое располагалось прямо над жужжащим кондиционером, и начал говорить, время от времени опуская глаза на свои ботинки или глядя в пыльное окно на изнемогавший от жары Вашингтон, а иногда просто отводя глаза в сторону, потому что был уверен, что и здесь его ждет очередная неудача. Он говорил о том, что появилась реальная угроза для Америки. Рассказ его не занял много времени. - Вот и все. Теперь вы можете занести меня в реестр полудурков и психов. Спасибо за внимание. И Файнштейн стал подниматься с места, но почувствовал ладонь на своей руке. Сайлас Мак-Эндрю смотрел на него напряженным, испытующим взглядом. Теперь он выглядел совсем иначе, чем когда Файнштейн вошел в его кабинет. Его загорелое лицо побледнело и выражало неприкрытый испуг. - Не уходите, мистер Файнштейн. Продолжайте. - Но это все. - Не совсем, мистер Файнштейн, - сказал Мак-Эндрю. - Вы знаете, я геолог. Ко мне отсылают помешанных на геологии и проблемах окружающей среды. Хотел бы, чтобы и вы оказались одним из них. Очень хотел бы. Но не думаю, чтоб это было так. И все-таки я вам верю. - Но почему? До вас мне никто не верил! - Потому что я геолог, - ответил Мак-Эндрю. - Мне не нужно говорить вам о том, что Калифорния - область, опасная в сейсмическом отношении. Каждый год здесь фиксируются тысячи землетрясений. Конечно, большинство из них очень слабые и не вызывают разрушений, но все-таки они регистрируются. А мы здесь занимаемся, в частности, тем, что составляем карты мест, где эти землетрясения происходят. Вот посмотрите. Эти места отмечены на картах булавками. Но в последний год или около того частота землетрясений вроде бы изменилась. Я еще удивлялся, что такое происходит, особенно в последние полгода. Теперь понятно. Кто-то вмешивается в природные процессы. Экспериментирует. Зазвонил телефон. Мак-Эндрю протянул руку в направлении звонка, раздавшегося из-под груды журналов. - Алло, - произнес он. Затем слегка отстранил трубку от уха, так, чтобы Файнштейн мог слышать разговор. - Да, шериф Уайт. Да. Был ли он у меня? Был. А почему вы спрашиваете? Голос Уайта звучал из телефонной трубки ровно и очень спокойно. Харрис Файнштейн был поражен, насколько умным казался Вейд Уайт при разговоре на большом расстоянии. - Ну, если говорить откровенно, мистер Мак-Эндрю, мы здесь, в Сан-Эквино, очень беспокоимся о мистере Файнштейне. Это один из самых видных и уважаемых граждан нашего города. Он очень отзывчивый человек и принимает активное участие в деятельности многих благотворительных организаций. Надеюсь, это останется между нами, мистер Мак-Эндрю, но Файнштейн очень обеспокоен землетрясениями. Чрезвычайно обеспокоен. Он стал думать, что землетрясения являются частью заговора и что кто-то их контролирует. Теперь он пытается убедить в этом и других. Не знаю, что он вам наговорил, и сказал ли, что разговаривает с Господом Богом? Говорил он это? - Нет. - Короче, он чувствует себя обязанным спасти мир от землетрясений. Говорит, что это предназначение, данное ему Богом. Я разговаривал о нем с ФБР мистер Мак-Эндрю. Сказал, что он не представляет опасности. Я и многие другие в Сан-Эквино были бы вам весьма признательны, если бы вы успокоили его, пообещали бы, например, что изучите это дело. Я знаю, это помогло бы ему, и, возможно, он вернулся бы к жене. У него неприятности дома. - Понимаю, - сказал Сайлас Мак-Эндрю, глядя поверх своих очков без оправы на джентльмена из Калифорнии. - Может быть, вы посоветуете нам провести собственное параллельное исследование того, о чем он говорит? Мы могли бы послать несколько человек в Сан-Эквино, чтобы изучить все на месте. Им не обязательно знать, что они занимаются не настоящим делом, пусть бы работали так, будто выполняют ответственное задание. - О, нет, - ответил Уайт. - В этом нет необходимости. Вам не стоит заходить так далеко. - А почему нет? - спросил Мак-Эндрю. Его лицо, лицо уроженца Огайо, оставалось спокойным, как тихие воды реки Майами в жаркий июльский полдень. - Просто в этом нет необходимости, вот и все. - Нам нужно кое-что проверить. Мы изучим то, что он говорит о землетрясениях. - Мак-Эндрю увидел, что на лице Файнштейна появилась улыбка. В разговоре возникла пауза, как если бы трубку на том конце провода прикрыли рукой. Затем прозвучало: - Конечно, превосходно, просто великолепно. Мы думаем, это будет чудесно. То есть, я в самом деле считаю, что это превосходно, если для того, чтобы успокоить больного человека, вы готовы пойти так далеко. Огромное вам спасибо. Пока. - До свидания. Обращаясь к Файнштейну, Мак-Эндрю сказал: - Кто-то там здорово хитрит. - Вы, как и все уроженцы северо-восточных штатов, весьма проницательны, - заметил Файнштейн. - Я знаю Уайта всю жизнь и только сейчас, когда закончился ваш разговор, понял, что он всегда представлялся не таким, каков есть на самом деле. - Да, в том, что он говорил, было немало разумного. Если бы этот телефонный разговор состоялся до вашего прихода, я отнесся бы к вашим словам так же, как к ним отнеслись в других местах в Вашингтоне. Но я из Огайо, между прочим... - Это как раз то, что я имел в виду, - откликнулся Файнштейн. - Человек из северо-восточных штатов... Прежде чем они покинули кабинет, Сайлас Мак-Эндрю отпечатал на машинке стандартную записку, которая оказалась последним подарком, сделанным им и Харрисом Файнштейном Соединенным Штатам. Ничего другого им уже не дано было совершить, потому что, прилетев в Калифорнию, они сделали непоправимую ошибку, начав обсуждать проблемы этого штата с одним чудаковатым ученым и его двумя необычными ассистентками. ГЛАВА ШЕСТАЯ  Когда шериф Вейд Уайт увидел два тела в мотеле "Ковбой", расположенном на горном шоссе прямо на выезде из Сан-Эквино, он только и мог сказать: "О сладчайший Иисус, Боже милостивый, нет, нет..." Пошатываясь, он выкатился из номера-люкс в мужской туалет в вестибюле, где его вырвало в писсуар и продолжало выворачивать снова и снова. Содержимое его ланча в виде красных и белых комков свидетельствовало о том, что он до сих пор так и не научился правильно пережевывать пищу. - Нет, - говорил он, держась за рычаг для спуска воды, - нет, он же еще вчера был в Вашингтоне. Нет... - Да, - сказал его молодой заместитель. - Я вызову окружного следователя? - Да-а... Следователя. Конечно. - И городскую полицию? Мотель всегда относился и к округу, и к городу. - Нет, - ответил Уайт. - Никакой городской полиции. Мы сами займемся этим. - А фотографа вызывать? - Да-а... Хорошая мысль. Фотографа. - Они оба, конечно, выглядят неважно. Не правда ли, шериф? - Да-а... Неважно. - Что, как вы думаете, их убило? Шериф Уайт не ответил. Он знал, кто и что убило их, и был до смерти напуган. Голова его оставалась опущенной вниз, к писсуару. Он вдыхал свежесть холодной, струящейся возле самого лица воды, пахнувшей почти чистой хлоркой. - Вы вернетесь в номер, шериф? У шерифа перехватило дыхание. Но он сказал: - Да-а... Придется. - Они, конечно, выглядят ужасно, как будто их схватили две огромных ручищи и выдавили, как виноградины. Фу. Шериф Уайт подошел к раковине и привел себя в порядок. Глаза его были налиты кровью. Руки дрожали. Ополоснув лицо холодной водой, он осушил его бумажным полотенцем. Это был единственный в округе Сан-Эквино мотель, который предоставлял своим гостям кровати с массажерами и электрическими розетками на передних спинках, куда подключались любые устройства, какие только может пожелать клиент. Электрические батарейки к ним продавались у стойки в вестибюле мотеля. Шериф взглянул на своего юного заместителя в зеркало. Тот что-то жевал. - Ты что, ешь что-нибудь? - удивился Уайт. - Нет. Просто сосу леденец. - Убирайся отсюда, парень, пока я тебя не вышвырнул. Уходи. Приглаживая руками свои коротко остриженные волосы, шериф Уайт услышал, как хлопнула дверь. Он надел шляпу, которую перед тем повесил на рычаг писсуара, и опять вышел в вестибюль. Там он приказал собравшимся постояльцам разойтись по своим комнатам, говоря, что ситуация находится под контролем. Хозяин мотеля стоял возле "люкса", Уайт подошел к нему. - Не уходи далеко. Мой заместитель задаст тебе несколько вопросов. - Шериф, не знаю, как сказать... но... понимаете, я узнал одного из этих несчастных. Они не заплатили за номер. У Них были кредитные карточки "Америкэн экспресс", я теперь некому подписать их счета... - А что та, хочешь от меня? Один из них ведь из ваших... - Нет, а армянин, - ответил хозяин мотеля. - Это значит еврей, не так ли? - Да нет. Видите ли... - Ты выглядишь как настоящий еврей. - Но я не еврей... - Что ты мелешь, бэби, ты же совсем как они. А теперь держись подальше от этого номера. Я иду туда. Ты видел их? - Да. - Ужасно, а? - Когда некому подписать счета, это ужасно... Понимаете, мотель "Ковбой" - рискованный бизнес... Шериф Уайт захлопнул за собой дверь. Они все еще лежали на кровати с жужжавшим электрическим массажером. Оба были совершенно голые, как два младенца. Кто бы мог подумать такое о Файнштейне? Конечно, шериф Уайт называл его гомиком, но не таким же, как сейчас - голым, в постели с молодым парнем, который, судя по удостоверению личности, был Сайласом Мак-Эндрю, геологом министерства внутренних дел. Тем самым, с которым Уайт еще вчера говорил по телефону. Шериф Уайт не отводил глаз от их колен и животов, чтобы не глядеть на их рты. Он не мог смотреть ни на их рты, ни на их головы. Он взглянул на воду, пропитавшую всю кровать возле животов этих несчастных, затем его взгляд невольно скользнул к их головам, и он опять выскочил из номера. Потому что он снова увидел двух мужчин с выдавленными через рот внутренностями, как будто они захлебнулись собственными кишками. Темно-красные органы были выдавлены из их тел, как зубная паста из тюбика. Его предупреждали, что он может столкнуться с подобными случаями. Такая же смерть может поджидать и его самого. Но он в это не верил. До этого момента. Уайт, шатаясь, направился в мужской туалет, где позывы на рвоту снова толкнули его к писсуару, но желудок был уже пуст, и он просто стоял, склонившись к струе стекавшей воды. Естественно, прежде чем покориться этим ужасным позывам, он снова пристроил шляпу на тот же рычаг. Дверь туалетной комнаты распахнулась, и вошел его молодой заместитель, бормоча, что ищет шерифа, потому что фотограф уже здесь. - Давай. Пусть делает, - промямлил Уайт. - Нужно мне допросить хозяина мотеля? Для протокола? - Да-а... - А тела потом отправить, шериф? - Да-а... Тела. - Шериф дышал с трудом. - Еще вопрос, шеф. - Да-а?.. - Ребята только что получили корзинку от Бинки Бергера, там отличный гуляш с соусом и сандвичи с говядиной. Если вы хотите... - Отправь тела из мотеля! - рявкнул шериф. Он не застрелил своего заместителя прямо на месте только потому, что чувствовал себя слишком слабым. Выбравшись из туалета на свет божий, Уайт поглядел с холма вниз. Там росла ель, дальше виднелась долина, а еще дальше - горы с пятнами разбросанных по склонам домиков, чистеньких, ярких, не стиснутых, как в других местах, тесным пространством. Шериф Уайт перевел, наконец, дыхание, к нему вновь вернулось самообладание. Мелко семеня, он прошел по посыпанной гравием обочине дороги к своему автомобилю, припаркованному в стороне. Даже приехав на официальное расследование, он не оставил машину перед мотелем - дабы показать, что здесь нечего расследовать, и чтобы позже кто-нибудь не вспомнил, что видел там черно-белый "плимут" с красной мигалкой на крыше и золотыми звездами на дверцах - служебную машину шерифа. А то пойдут всякие слухи... А слухи могут погубить любое выборное должностное лицо. Шериф Уайт плюхнулся на переднее сиденье, еще раз перевел дыхание и поехал к офису Первой компании развития Сан-Эквино, президентом которой был Лестер Карпвелл Четвертый. Прошел по скромному серому ковру мимо двух секретарш, сидевших за полированными столами, вошел в кабинет, отделанный деревянными панелями, и стал дожидаться Лестера Карпвелла. Тот появился через пять минут. - Харрис Файнштейн мертв, - выпалил Уайт, как только Карпвелл вошел в комнату. Карпвелл, не глядя на него, сел в коричневое кожаное кресло за широким столом и уставился отсутствующим взглядом на его поверхность. Он сидел прямо под портретом Карпвелла Первого, размером более человеческого роста, и так же, как портрет, молчал. Уайт еще немного потеребил шляпу и грузно поднялся. - О, нет, останьтесь, - бесцветным голосом проговорил Карпвелл. - Что же все-таки случилось? - Черт меня побери, если я знаю. Харрис и этот парень из министерства внутренних дел двадцать пять минут назад были найдены мертвыми в "Ковбое". - Шерифу Уайту не нужно было говорить: "В мотеле "Ковбой", - каждый знал, что "Ковбой" - это "мотель "Ковбой". - Голые, как новорожденные младенцы. Я разговаривал с этим Мак-Эндрю только вчера. Он беседовал с Файнштейном и, мне кажется, прибыл с ним, чтобы на месте посмотреть, что к чему. Убей меня, не понимаю, зачем они выбрали "Ковбоя" для своих гомосексуальных забав. - Ни слова об этом не должно попасть в газеты, - проговорил Карпвелл. - Вы поставили в известность миссис Файнштейн? - Хм... нет еще, мистер Карпвелл. Я отправился сюда, как только... - Хорошо, я сам это сделаю. - Не знаю, как быть с газетами. Будет много разговоров, в мотеле было немало народу и... - Вам не надо сообщать о том, что он был найден нагим и с мужчиной. - Да, сэр. У них были выдавлены все внутренности. - Значит, вот как они погибли? - Должно быть, так. Это было ужасно. - В протоколе нужно записать, что... - мистер Лестер Карпвелл задумался. - Что их нашли в постели с женщинами? - Нет. Нужно написать, что они умерли от отравления. Возможно, отравились несвежей пищей еще в Вашингтоне. - Убейте меня, но так нельзя. Я понимаю, вы - Карпвелл и вообще... Но я не собираюсь ради вас идти на уголовное преступление. - Вы сделаете так, как я сказал, Вейд Уайт, а теперь - вон отсюда. Какой-то момент шериф Уайт стоял неподвижно, как бы выражая молчаливый протест, затем повернулся и вышел из кабинета. ГЛАВА СЕДЬМАЯ  Сайлас Мак-Эндрю и Харрис Файнштейн оставили Америке подарок. Эта была обычная служебная записка Мак-Эндрю своему начальнику в управлении внутренних дел, которого всегда интересовали всякие необычные дела и случаи коррупции. Именно он собирал информацию обо всех странных событиях в Калифорнии, связанных с тектонической деятельностью в этом районе. В своей записке Мак-Эндрю писал, что получил от Харриса Файнштейна подтверждение того факта, что кто-то нашел способ вмешиваться в природные процессы - вызывать или предотвращать землетрясения. И это не мистификация, подчеркивал Мак-Эндрю. Существует угроза страшной катастрофы в штате Калифорния. Вот почему он отправляется туда, чтобы обсудить проблему с известным профессором, работающим в этой области. Такова была записка. Начальник, интересовавшийся всем, что происходило в Калифорнии, отослал ее тем людям, которые ориентировали его, за чем именно нужно следить, а в последнее время проявляли особый интерес к тектоническим проблемам Калифорнии. Он ни секунды не колебался, отсылая этот материал интересующимся лицам. Они выплачивали ему за услуги ежемесячно четыреста долларов, необлагаемых налогом, и устраивали внеочередное повышение по службе. Он считал, что это люди из ФБР, ЦРУ или какой-нибудь подобной организации. Начальник Мак-Эндрю не знал, к кому в конечном счете попадает его информация, а если бы узнал, деятельность этой организации была бы под угрозой провала. Вновь избранный президент США поручил руководить ею одному из оперативных работников ЦРУ, который, получив задание, сразу же был включен в список сотрудников, отправленных на пенсию. Потому что деятельность эта была не совсем законной. Она несколько противоречила конституционным нормам Соединенных Штатов. Однако строгое выполнение этих норм могло в будущем ввергнуть страну в хаос. С другой стороны, отказ от них означал бы превращение страны в полицейское государство. Преступность наступала, и молодой президент создал новую организацию под кодовым названием КЮРЕ. Это название никогда не писалось на бумаге, а о деятельности организации знали только три американца: сам президент, шеф КЮРЕ и исполнитель, молодой полицейский по имени Римо Уильямс, который по легенде получил восточное имя "Шива" - "Дестроер", "Разрушитель". То, что нельзя было делать, не нарушая конституционных норм, делала КЮРЕ. Тихо. Подкупленные свидетели внезапно и самым таинственным образом меняли свои показания. Судья, который должен был выплатить прежний должок коррумпированным элементам, вдруг обнаруживал, что он гораздо больше задолжал своей любовнице, которая вдруг требовала от него вынести справедливый приговор. Информация о коррупции в среде правительственных чиновников вроде бы совершенно случайно просачивалась в прессу с помощью человека, который получал за это второе жалованье. Крестный отец мафиозной группировки, обладавший колоссальными деньгами и влиянием, услышав однажды шорох занавески в своей комнате, так и не увидел, что за рука нанесла удар, раздробивший ему череп. Бесследно исчезали исполнители приказов - палачи преступного синдиката. Волна преступности, коррупции и хаоса, которая, казалось, была готова поглотить молодую великую демократию, стала наталкиваться на препятствия и отступать. Конституция выжила. В местечке Рай, штат Нью-Йорк, в кабинете на третьем этаже санатория Фолкрофт, выходящего окнами на залив Лонг-Айленд, худощавый человек с кислым выражением лица прочитал последнюю записку Мак-Эндрю. Затем набрал номер телефона. Для соединения с абонентом, находившимся на побережье Карибского моря, ему потребовалось целых четыре минуты. Если бы кто-нибудь захотел установить, откуда звонили, оказалось бы, что звонили вовсе не из санатория Фолкрофт, а из булочной в Дулуте. Когда его соединили, доктор Харолд Смит, директор санатория Фолкрофт и шеф КЮРЕ, услышал в трубке гудки. Затем там взяли трубку. - Алло, - произнес Смит. - Отдых закончен. В тысяча пятистах милях от Нью-Йорка на другом конце провода в номере гостиницы на Карибском побережье у Римо Уильямса сделалось хорошее, даже очень хорошее настроение. Отдых его утомлял. Было бы здорово опять поработать. ГЛАВА ВОСЬМАЯ  Харрис Файнштейн был предан земле перед лицом Бога Израилева, Царя Небесного, в присутствии самых уважаемых граждан Сан-Эквино. Большинство из них удивлялось, почему его хоронили в закрытом гробу. Знал это только Царь Небесный. И еще шериф Вейд Уайт. И Лестер Карпвелл Четвертый. Раввин, с тонким выразительным лицом, только недавно вышедший из стен духовной школы, каким-то образом связал кончину Харриса Файнштейна с войной во Вьетнаме. В этом месте проповеди миссис Файнштейн бросила на него недовольный взгляд. Но раввин не обратил на нее внимания. Шериф Уайт сурово разглядывал всех, хотя этого никто не замечал. Лес Карпвелл стоял с низко опущенной головой. Уайт продолжал оглядываться, как бы вопрошая, нет ли здесь кого-либо, кто разыскивался бы по тому или другому поводу. Но никого не находил. Тем временем раввин говорил о том, что такое хороший человек. И что такое праведная жизнь. Он подробно рассказывал о том, что богословы назвали, после тысячелетних размышлений и споров, праведной жизнью и благой смертью. Шериф Уайт подумал, что звучит это, конечно, здорово, но все зависит от того, как интерпретировать изречения раввина. Голос раввина, взывавшего к Творцу всего сущего - что есть, было, и пребудет вечно, - в последний раз вознесся в чистое небо Калифорнии над кладбищем "Бет Шалом". Вибрирующие звуки древней молитвы стали как бы частью того, что люди называют "Небесами". Эта земля, на которой они стояли, могла бы, без всякого сомнения, гордиться собой перед самими создателями Ветхого Завета. И эта же земля, на которой они стояли, была готова - если никто не помешает - исторгнуть из себя уже погребенных и сбросить в пучину Тихого океана великое множество живых, похоронить города вместе с их жителями и обратить в ничто миллионы жизней людей и животных - вот что мог совершить сдвиг земных пластов. Если бы кто-нибудь из создателей Библии, обладавший способностью предвидеть будущее, присутствовал на похоронах Файнштейна, он мог бы написать: "Итак, предан земле Файнштейн старший, пятидесяти четырех лет от роду. И были вокруг него друзья и родные. И не ведали они, что готовила им земля, не знали того, что знали уже птицы на деревьях и кроты в земле, которые чувствовали ее содрогание. Мужчины спали с женщинами, которым не было дано замужества, и молодые женщины отдавались свободно. Обжорство и лень царили на земле, мужчины в праздности своей желали бы не ходить, а только удобно сидеть, ублажая себя покоем. Мужчины соединялись с мужчинами, женщины погрязли в нечистых поступках, и люди этому потворствовали. Брат поднялся на брата, бедный шел против богатого, черный против белого, иудеи и неиудеи равно пестовали ненависть в своих сердцах. И никто не обращал взоров к Всевышнему, чья доброта так щедро одарила людей. Никто не взывал к Господу, хотя даже кладбища вещали им, что этот мир и мир, за ним грядущий, предназначены для их успокоения. Лишь немногие предупреждали: "Покайтесь, покайтесь, покайтесь!" Но были они прокляты за свою правду, изгнаны с хулой и поношением". - Гоните отсюда этих психов! Господи, разве эти недоношенные ублюдки не видят, что здесь идут эти чертовы похороны?! - вдруг вырвалось из уст шерифа. Похоронная церемония застопорилась. Все уставились на Уайта. Его помощники препроводили к выходу пятерых молодых хиппи - Простите, - пробормотал он, глупо ухмыляясь, и снял шляпу. - Кажется, я говорил слишком громко. О, еще раз извините, у вас ведь снимать шляпы не принято... Хе-хе... На похоронах этого еще не знали, но человек по имени Римо каким-то образом уже приобрел через посредника универсальный магазин Файнштейна. Частный дом Файнштейна также был продан ему, но миссис Файнштейн не запомнила имени покупателя. В этот день она навсегда покидала Сан-Эквино, ее дочери были уже замужем и жили отдельно, а теперь, когда не стало и Харриса, здесь было слишком много примет прошлой счастливой жизни, чтобы сердце ее могло выдержать их сладостную горечь. Друзья покойного Файнштейна обнаружили, что его универсальный магазин продан какому-то чужаку, примерно в то же самое время, когда и новый его владелец узнал о своем приобретении. - Универсальный магазин? Вы что, свихнулись? Я ничего не смыслю в универсальных магазинах! Римо постучал пальцами по нагретому солнцем приборному щитку арендованного автомобиля. Он не глядел на доктора Харолда В. Смита, он смотрел вперед, на чистенькую, ухоженную долину, изнывавшую под жарким калифорнийским солнцем. Смит встретил Римо в аэропорту Лос-Анджелеса; единственный свой чемодан Римо положил на заднее сиденье. Чиун ехал за ними в другом, тоже арендованном автомобиле, едва вместившем его сундуки, телевизор и видеомагнитофон. - Вам и не нужно ничего знать об универмагах. Управляющему сказано, чтобы он вел дела в магазине до тех пор, пока вы не будете готовы принять в них участие. Скажем, через два - три месяца. Времени у вас будет достаточно. Больше даже, чем вам может потребоваться, поскольку план наш достаточно прост. - И, как всегда, ставка в нем - моя жизнь! - Как вам уже известно, кто-то потребовал от граждан Сан-Эквино ежемесячно выплачивать восемь тысяч долларов в качестве страховки от землетрясений. Вы наследуете положение Файнштейна в этом городе. Вас попросят участвовать в этом деле. Ведите себя так, будто слышите о нем впервые, но вместе с тем постарайтесь создать какие-нибудь осложнения для тех, кто устраивает землетрясения. Ну, а когда они возьмутся за вас... - Он не закончил фразы. - Вот-вот может разразиться национальная катастрофа. Если эти люди передумают или если их что-то вспугнет, они вызовут сильнейшее землетрясение. Это будет величайшей трагедией в нашей истории. - Второй величайшей трагедией, - заметил Римо. - Какая же была первой? - Когда человек спустился с дерева, - ответил Римо Уильямс. - Будьте посерьезней. Как вы думаете, зачем мы приставили к вам преподавателя геологии? Потому что мы уже пару месяцев следим за всем этим. И никак не можем установить, кто или что это такое. Но теперь, после убийства Файнштейна и Мак-Эндрю, дело приняло другой оборот. Люди, вызывающие землетрясения, готовы убивать. - Почему вы думаете, что за этим действительно стоят какие-то люди? - спросил Римо. - Может быть, это совпадение. - Нет, - сказал Смит. - Подземные толчки, как показывает изучение их частоты, прекратились по всему штату. Эти люди действительно могут вызывать и предотвращать землетрясения. Что и делает их опасными. Слишком опасными для общества. - Не слишком ли вы полагаетесь на меня? - Вы что-нибудь усвоили по геологии? - спросил Смит. - Немного, - ответил Римо. - Ладно, в этом округе есть учреждение, которое называется институтом Рихтера. Его возглавляет человек по имени доктор Сайлас Форбен. Его называют "Доктор Куэйк" - "Доктор Землетрясение". Последние пару лет у него не все в порядке с головой, но все-таки он знает о землетрясениях больше, чем кто-либо другой из ныне живущих. Мак-Эндрю и Файнштейн собирались ехать в его институт. Если вам нужно будет узнать что-нибудь относительно землетрясений, обращайтесь к нему. - А может быть, это он их вызывает? - поинтересовался Римо. - Может быть, - ответил Смит, но в голосе его звучало сомнение. - Держите меня в курсе всего, что вам удастся выяснить. Вероятно, мы направим сюда группу геологов, если появится что-либо по научной части. А когда они закончат работу, вам, возможно, придется позаботиться и о них... - Вы не меняетесь, доктор Смит. - Вы тоже не ангел, Римо. - А я никогда и не напрашивался на эту работу. Помните, как меня ни за что ни про что обвинили в убийстве человека? Чуть ни казнили на электрическом стуле, черт возьми! Помните? И очнулся я уже в вашей тихонькой скромной организации, где подставивший меня сукин сын пудрил мне мозги, убеждая, что ради Америки можно пожертвовать жизнью. Так и вышло. Пожертвовали. Его жизнью. Помните? Знаю я все эти делишки. И знаю, что вы - сукин сын. И я тоже. Вам, конечно, на это наплевать, зато мне - нет. Римо смотрел на цветущий сельский пейзаж Калифорнии, но не видел его. Взгляд его был обращен куда-то внутрь себя, где копилась ненависть. - Предполагается, что Чиун поработает вместе с вами, - сказал Смит. - Он не из тех, кто подчиняется. Тем более, что я американец. - И что? - Американец, но не такой как вы. - Простите, - сказал Смит, - но вы прекрасно справляетесь со всеми поручениями. - Это первая похвала, которую я от вас слышу, и она мне кажется омерзительной. Вскоре они добрались до большого загородного дома с ухоженной лужайкой перед ним, кругообразной подъездной дорожкой и прекрасной керамикой в греческом стиле у входной двери. Подъездная дорожка была заставлена автомобилями. Судя по гостям, стоявшим на лужайке с бокалами в руках, прием был в самом разгаре. - Похороны должны были состояться вчера, - произнес Смит. - Вы что-то упомянули насчет легких, выдавленных через рот? - Да, каким-то образом убийство связано с давлением, - ответил Смит. Римо нашел это очень любопытным. Потом его осенило: - А почему похороны были вчера? Что за спешка? - По еврейским обычаям умерших хоронят в течение двадцати четырех часов. Кроме того, тело было сильно изуродовано. Вероятно, следователю потребовалось бы слишком много времени, чтобы установить причину смерти. Газеты объявили о случайном отравлении, так что делайте вид, что и вы так считаете. Между прочим, вот... - сказал Смит, незаметно передавая Римо бумажник, казавшийся подержанным, хотя Римо знал, что в действительности им еще никто не пользовался, на нем не было ни малейших признаков, которые бы выдавали его происхождение. - Теперь вы - Римо Бломберг. Вы решили заняться бизнесом в сфере универсальной или, как они это называют, розничной торговли. Ваши родители давно умерли, оставив вам кучу денег. Вас вырастила тетя Этель из Майами Бич. Вы немного знаете этот район. Никому не давайте полного имени и адреса тети. Просто упомяните, что у вас есть тетка. Пусть вас не тревожит, что вы не будете ходить в синагогу и употреблять кошерную пищу. Вы - современный еврей. Если вас попросят сделать пожертвование - давайте, и никто не усомнится в том, что вы - еврей. - Когда-то я знал одного израильского агента. Правда, недолго. - Они - люди совершенно иной культуры. Не думайте об этом. Смит свернул на подъездную дорожку, и сразу же, будто это послужило сигналом, гости начали расходиться. - Мне кажется, они задержались здесь, чтобы выпить прощальный бокал, - предположил Смит. - Этот дом теперь ваша собственность, так же, как и универсальный магазин. Все оплачено полностью. Уже поздно, и я должен вас покинуть. А вот и Чиун. Смит остановил машину перед домом. Сзади остановился арендованный лимузин. Водитель выскочил из машины и распахнул заднюю дверцу перед хрупким азиатом, облаченным в длинные зеленые одежды. Он помог старику дойти до входной двери. Чиун вежливо поблагодарил его. Шофер вытащил из багажника автомобиля три громадных сундука и поставил их на тротуар, рядом с уже стоящей там телевизионной аппаратурой. Потом он жестом показал старику, что тот может пока присесть на чемодан, и помог ему опуститься на багаж. Римо покачал головой. Чиун опять разыгрывает из себя немощного старца. Он часто прибегал к этой уловке, чтобы заставить людей поднести его багаж или перетащить с места на место какие-нибудь вещи. Тем, кто на него трудился, он разумеется, не говорил, что мог бы согнуть их в бараний рог, если бы только захотел. Не сообщал он и о том, что является Мастером Синанджу, для которого все люди - не более чем двигающиеся мишени. Однажды, когда женщина, несущая покупки Чиуна, потеряла ключи от своей машины, он так нажал на металлическую ручку дверцы, что она открылась и без ключа. Женщине он сказал, что машина была не заперта. Однако механикам в гараже потребовалась целая неделя, чтобы заменить замок. Наслаждаясь ласковым теплом вечернего калифорнийского солнца, Чиун опять разыгрывал из себя беспомощного старика. Похоже, он даже ожидал, что его внесут в этот дом на руках. Смит снова взглянул на часы. Римо взял с заднего сиденья свой единственный чемодан и вышел из машины. Когда он обернулся, Чиуна на сундуках уже не было. Он стоял на дорожке рядом с одетой во все черное женщиной и поклонами выражал ей свои соболезнования. Римо взглянул на опрятную, ухоженную лужайку перед домом, на расходившихся с траурной церемонии людей, и внезапно подумал: почему люди так скорбят, когда кто-нибудь умирает, будто это случайно свалившееся несчастье? Ведь такова неизбежная доля каждого. А что касается этих людей, подобная участь может постигнуть их очень скоро - все зависит от того, насколько успешно он, Римо, справиться с заданием. Он увидел, как семь темных птиц внезапно поднялись с тополя, будто их спугнула кошка. Но он знал, что причиной тому может быть и небольшое сотрясение почвы. Птицы чувствуют такие вещи лучше всех. Сколько же землетрясений происходит в Калифорнии за год? Пусть даже слабых. Самых слабых смещений земной коры. А что же люди? Люди при этом - будто жучки, посаженные в бутылку, которую ребятишки заткнули пробкой. Может быть, дети вспомнят о них и приоткроют пробку, чтобы им было чем дышать. Может быть. Тогда жучки, возможно, еще поживут. Сейчас все они - как жучки в закрытой бутылке, только проблема не в воздухе. Кто-то собирается раздавить эту бутылку ногой. Вместе с жучками. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ  В ту ночь добротно построенные дома не пострадали. В них только слегка закачались люстры. Ходивший босиком по каменному полу своей комнаты Римо ничего не почувствовал. И Чиун, спавший на циновке на полу в своей спальне, даже не пошевелился. За домом на лужайке встревоженно замяукала кошка. Римо посмотрел из окна на черно-синее безлунное небо и почувствовал себя совершенно беспомощным и очень одиноким. Его охватил вдруг такой страх, какого он не испытывал с тех пор, как начал тренироваться у Чиуна. Закрыв глаза, он на какое-то время полностью отключился от всех мыслей. Когда он опять открыл их, то снова был спокоен. "Слишком возбужденный мозг - это кинжал в собственное сердце" - так в старину говорили в корейской деревне Синанджу, откуда был родом его учитель - Мастер Синанджу. Однако другие дома в ту ночь оказались не столь безопасны для их обитателей. Они не были прочными и надежными и не могли похвастать водопроводом, кондиционерами или центральным отоплением. Это были дома сборщиков винограда, приезжавших в Сан-Эквино весной и летом на заработки и уезжавших после сбора урожая. Здешний виноград был очень сладким и шел на производство самого лучшего в Америке вермута. Вот почему той ночью хозяева виноградников даже не заметили землетрясения, а сборщики винограда ощутили его на собственной шкуре. Подземные толчки, качнув люстры в домах первых, разрушили стены, сколоченные из листов жести, и оторвали сбитые гвоздями брусья и балки, которые поддерживали крыши лачуг. В ту ночь в Сан-Эквино три такие лачуги обрушились, как карточные домики. В оставшихся хибарах заморгали голые электрические лампочки. Люди в нижнем белье и ночных рубашках, некоторые в одних подштанниках, с воплями выбегали из своих жилищ. Удушливая пыль взметнулась над кучами металлических и деревянных обломков. Кто-то кричал по-испански: - Мужчины, скорее! Помогите! Из-под рухнувшей балки из последних сил тянулась полная окровавленная рука, и слабый голос умолял по-испански: "Пожалуйста, пожалуйста, спасите!" - Сюда! Помогите приподнять балку! - кричал босоногий мужчина в одних подштанниках. Было прохладно, но тело его блестело от пота. Напрягая все силы, он пытался приподнять и отодвинуть тяжелую перекладину. Из-под другой груды металлических, деревянных обломков и кусков толя раздавался детский плач. Ребенок кричал, пока мужчины руками растаскивали остатки рухнувшего жилища. Он кричал, когда уже подошли краны и тракторы из Сан-Эквино. Ни один человек из стоявших вокруг не мог остановить этот плач, взять ребенка на руки и успокоить его, и люди, пытавшиеся разобрать завал, чувствуя страх и ощущая свое бессилие, злились на это строение, которое недостаточно быстро поддавалось их усилиям, и на ребенка, которого они никак не могли найти. К середине ночи крик прекратился, и, когда тело мертвого ребенка было освобождено из тесного искусственного чрева, случайно образовавшегося от падения балки на стол, сборщики винограда в гнетущем молчании разошлись по своим лачугам. На следующее утро они не вышли на поля, хотя солнце стояло высоко и была "самая лучшая погода для работы", как говорили целые поколения сборщиков урожая. - Черт! - бормотал себе под нос шериф Вейд Уайт. - Трусливые латиносы, "мокрые спины". Всего боятся! Он прибыл на место несчастья только утром. Ночью, узнав по телефону, что от стихийного бедствия не погиб ни один белый, он спокойно пошел досыпать. - Что, они не хотят идти на поля? - спросил Уайт владельца виноградников Громуччи. - Проклятие, вы думаете, их подстрекают коммунисты? - Нет, - отвечал Роберт Громуччи. Он высунулся из окна своего розового "эльдорадо" с откидывающимся верхом и взглянул на шерифа Уайта, делавшего какие-то пометки. - Прошлой ночью погибло семь человек, - напомнил ему Громуччи. - Все латиносы, не так ли? - Все американцы, приехавшие из Мексики. - Значит семь. А сколько разрушено лачуг? - Все сведения у вашего заместителя. - Да, конечно. Я просто хотел уточнить некоторые детали. - Рабочие сегодня волнуются, - сказал Громуччи. - В добрые старые времена мы знали как управиться с ними, Боб, но сегодня я ничего не могу для вас сделать. У меня связаны руки, понимаете? - Я и не прошу заставлять их работать, Вейд. Но они толкуют, что этот год - год большого проклятия или чего-то там еще. Боги земли схватятся с богами разрушения. Ну что-то в этом роде, не знаю точно... - Я вижу. Боб, вы тоже поверили в эту чепуху. Простите, я не хотел вас обидеть... - Нет, - ответил Роберт Громуччи, владелец виноградников, - я не верю. А вы, Вейд, выглядите сегодня необычно довольным. Это были действительно так. Ведь Вейд Уайт предупреждал граждан Сан-Эквино - этих господ - Карпвелла, Ракера, Бойденхаузена, - что будет землетрясение. Наказание за поездку Файнштейна в Вашингтон и за то, что правительство прислало сюда Мак-Эндрю. Говорили же им: никуда не ездить и не принимать никаких представителей федеральных властей. - Да нет, не больше, чем всегда, Боб, - ответил Уайт. - Просто добрый, старый, необразованный провинциал и деревенщина Вейд Уайт не всегда ошибается и имеет право иногда порадоваться. - Но, Вейд, сегодня же погибли семь человек. - Ну и что, наймите других. Увидимся позже, Боб. Будьте осторожны. Мои приветы хозяйке, - прокричал Уайт, пятясь назад. Он плюхнулся на сиденье своего украшенного шерифскими звездами "плимута" и покатил по пыльной дороге, ведущей от виноградника к шоссе, движение по которому становилось все оживленнее. Уайт что-то удовлетворенно насвистывал, спускаясь по горному шоссе к мотелю "Ковбой", постояльцы которого только еще рассаживались по автомобилям, многие без багажа. Затем он проехал мимо стоянок подержанных автомобилей и автомобильных моек и миновал торговый центр Эквино, где выделялся универсальный магазин Файнштейна. Он подумал, не изменит ли новый хозяин название магазина на "Универмаг Бломберга" или "Римо". Этот парень кажется вполне нормальным, хотя о таких людях никогда нельзя сказать ничего определенного. Взять хотя бы его слугу-азиата. Ведь ясно, что никакой он не слуга. У него даже не хватило сил внести багаж в дом. Шерифу Уайту, подъехавшему туда как раз в это время, пришлось приказать своему заместителю взять это на себя. Нет, если подумать, новый владелец универмага выглядит ненормально, ну, как розовый банан, например. Для чего ему, скажем, этот восточный старик? Он явно не слуга. Уж больно хил. Возможно, и месяца не протянет. Неужели эти мелкие узкоглазики бьют нас во Вьетнаме? Нет. Шериф Уайт знал, кто бьет Америку во Вьетнаме. Сама Америка бьет там Америку. Но шериф Уайт был к тому же неплохим политиком. И когда он подъехал к закусочной рядом с офисом Карпвелла, он решил держать при себе мысли о войне во Вьетнаме, о том, кто на самом деле несет ответственность за все, что там происходит, и насчет Римо Бломберга тоже - держать при себе и крепко, запечатанными. Кофе в "Андрополосе" был сегодня утром отличный. Черный и в меру горький, с сахаром и сливками - совсем не то, что подают обычным посетителям: и вкус, и запах - что надо. - Герти, мне пирог "а ля мод" с вишневой начинкой и ванильное мороженое со сливочными помадками, - сказал шериф Уайт официантке за стойкой. Ей было уже за тридцать. Внешность ее говорила о множестве ночей, проведенных с посетителями, которым на вопрос, чем "она занята сегодня вечером после работы, она слишком часто отвечала: "Ничем особенным". Такой была Герти. Посетители отпускали в ее адрес пошлые шуточки, а она в ответ только смеялась. Они щипали ее, и иногда она даже злилась, но злость эта на самом деле мало что значила. Ведь это же Герти! Герти первой узнавала все последние новости в Сан-Эквино. Из всех официанток она получала самые хорошие чаевые. Герти - шериф Уайт знал это - имела немалый счет в банке. Он водрузил свой толстый зад на красный виниловый стул у стойки, почти полностью закрыв его своей плотью, облаченной в ткань цвета хаки, поставил локти на стойку и рыгнул. Герти принесла пирог "а ля мод". - Слышали, семеро погибли прошлой ночью у Громуччи, - сказала Герти. - И один ребенок. Говорят, дитя кричало всю ночь напролет. А потом замолкло. И когда его откопали, ребенок был мертв. Девочка. Ее мать и отец тоже погибли. И один из ее братьев. Из всей семьи спаслись только трое детей. Лачуги просто настоящий позор для города, не правда ли, Вейд? - Послушай, - начал Уайт, и его мясистое лицо стало краснеть. - Я съем этот пирог. Я съем это мороженое. Но когда в следующий раз я закажу вишневый пирог "а ля мод" и ванильное мороженое со сливочными помадками, я хочу получить именно вишневый пирог и ванильное мороженое со сливочными помадками. Не просто мороженое со взбитыми сливками. Шериф Уайт со злостью ткнул вилкой в бело-коричневое мороженое. Зубцы ее оставили в нем сквозные отверстия. - Ну, уж это слишком, Вейд. Шериф Уайт помахал своей вилкой перед самым носом Герти, но все-таки так, чтобы не задеть макияж на ее лице. Тогда ему пришлось бы просить другую вилку. - Говорю тебе, я уже третий раз в этом году заказываю ванильное мороженое со сливочными помадками, а получаю со взбитыми сливками. - А как же с людьми, которые погибли ночью, Вейд? - Подавая мне не то, что я заказываю, ты их не вернешь. - Вы же не платите. - Я заплачу. Принеси мне сливочные помадки. - Они кончились. Хотите чего-нибудь другого? - Тогда не надо. Сойдет и это. Герти, не обращая внимания на его грубость, продолжала стоять рядом с Уайтом. - Говорят, "мокрые спины" толкуют между собой о смерти. Что им было сделано предупреждение. Думают, что, может, им лучше вернуться домой. Шериф Уайт осушил свою чашку и пробурчал: - Скатертью дорога. Пусть убираются. - А кто же будет собирать виноград? - Сами американцы. - За эту плату? - Тогда надо купить машины. Они не воняют, как эти "мокрые спины". Машину можно поставить в гараж. Она не захочет сидеть с тобой в кино. Машины подчиняются приказам. - Ну, не в наши дни, - засмеялась Герти. Шериф тоже усмехнулся. - А что за парень купил универмаг Файнштейна? - спросила Герти. - Римо Бломберг? - Ну. Я видела его сегодня утром по пути на работу. - В пять утра? - Ага, - подтвердила Герти. - Он был на своей лужайке перед домом, делал какие-то идиотские упражнения, сроду таких не видела. - Правда? - Ага. Что-то ненормальное. Конечно, было еще не очень светло, поэтому я не совсем уверена, но, похоже, он очень быстро бегал. Действительно, очень быстро. Быстрее, чем любой, кого я когда-либо видела. А потом он будто наталкивался на стену и круто менял направление. И делал это как будто без помощи ног. Как в мультиках или в старых фильмах. Он мелькал то здесь, то там, потом - раз - совсем в другом месте. Самая чудная штука, какую а видела. А потом лег на землю, - продолжала Герти, - и, похоже, начал вибрировать или что-то в этом роде. А затем он опять сделал самую странную вещь, какую я видела. Да, да, за всю свою жизнь. Ведь я много чего повидала в "Ковбое" и в других местах, и нигде ничего подобного не было. Он лежал вниз лицом на газоне и вдруг оказался в воздухе, сделав сальто назад. Как кошка. Честное слово! Рассказывая это, Герти нервно теребила тряпку, которой вытирала стойку, и пристально вглядывалась в глаза шерифа Уайта. Шериф протянул чашку, чтобы она налила ему еще кофе. Герти повернулась к постоянно гревшемуся кофейнику и наполнила чашку. Уайт добавил сахар и натуральные сливки. - Что вы скажете об этом? - спросила Герти. Уайт поманил ее вилкой поближе к себе. У него, кажется, тоже была для нее некоторая информация. - Он гомосексуал. Педик. Возможно, занимается балетными танцами. - А вы не разыгрываете меня? - спросила пораженная его словами Герти. - Никогда в жизни не подумала бы. - Можешь быть уверена. - Значит, не разыгрываете? - повторила Герти, вполне удовлетворенная тем, что услышала. Затем, помолчав, добавила: - Понимаете, я знаю, да и все в городе тоже знают, что случилось на самом деле с Файнштейном и тем другим парнем. Да-да, знаю, отравились и все такое. Но на самом деле их нашли в мотеле голыми. Они не были гомиками, если вы так думаете. Это я точно знаю. Они были там с двумя потаскухами. - Да нет. - Да, - уверенно сказала Герти. - Они занимались там настоящим мужским делом в компании со шлюхами. - В мотеле "Ковбой"? - Ну, вы же знаете... - Нет. - Да-а, - сказала Герти заговорщицким тоном, - с целой компанией шлюх. - О, - тупо произнес Уайт, уронив вилку на тарелку. - Этого я не знал. Шериф Уайт, сидя в закусочной, дождался, пока перед офисом Лестера Карпвелла остановился серебристый "роллс-ройс". Пусть Герти думает, что хочет, думал он, переходя улицу и окликая Карпвелла. Он-то хорошо знает, как погибли эти двое. От чьих рук. И это ему очень не нравится. Он догнал Карпвелла только у самого входа. - Мне нужно немедленно переговорить с вами, - выпалил шериф. - Землетрясение этой ночью - предупреждение. Мне опять звонили. Нам нужно кое-что сделать. - Первое, что нам нужно сделать, - спокойно сказал Карпвелл, - это не кричать об этом на улице. Поговорим сегодня после обеда. Я думаю, мистеру Римо Бломбергу пора узнать, какие расходы ему придется нести в качестве нового хозяина универмага Файнштейна. ГЛАВА ДЕСЯТАЯ  Шериф Уайт сам отправился за новым хозяином универмага Файнштейна. Магазин работал под наблюдением управляющего, а новый владелец там еще не появлялся. Карпвелл лично пригласил Римо по телефону. Уайта предупредили, чтобы он вел себя повежливее, давая тем самым понять новичку, что он находится в Сан-Эквино среди друзей. Ведя машину по извилистому шоссе, шериф Уайт чувствовал себя смертельно уставшим. Смешно, но он все еще думал об этом доме, как о доме Файнштейна. С трудом преодолев несколько ступенек перед парадной дверью, он позвонил. Дверь открыл маленький азиат. - Хозяин дома? - спросил Уайт. - Да, - ответил Чиун, Мастер Синанджу, обладатель высших тайн боевых искусств, наемный убийца-ассасин, своим ремеслом поддерживающий корейскую деревушку Синанджу, так же как поддерживали ее его отец и отец его отца, продавая свои страшные услуги тем, кто имел достаточно денег, чтобы их оплатить. - Могу я поговорить с ним? - Вы с ним и говорите. - Я имею в виду мистера Бломберга. Шериф Уайт смотрел на азиата. Тот слегка улыбнулся и отвесил смешной поклон. Хилый старикашка, подумал Уайт. Смешно, он даже не пригласил его войти. Как только старичок бесшумно заскользил в глубь дома, чтобы привести своего странного хозяина, Уайт решил войти. Но внезапно, к своему удивлению, он почувствовал острую боль в животе, будто рука маленького человечка, идущего впереди, спиной к Уайту, неожиданно всадила в него нож. - Вас не приглашали войти, - услышал шериф Уайт. Маленький азиат даже не замедлил своего скользящего шага, так и оставив нож в животе Уайта. Последний настолько был уверен в этом, что даже боялся взглянуть. Он схватился рукой за то место, где ощущал обжигающую боль и где, он точно это знал, должна течь кровь. - О, милосердный Иисус, не надо! - простонал шериф. Он осторожно ощупал ужасную рану. Крови еще не было. Но рука не решалась двинуться дальше. Чтобы не упасть, ему пришлось прислониться к дверному косяку. Он застонал, моля Бога о том, чтобы тот, другой, белый, пришел к нему на помощь. Затем он услышал, как кто-то, должно быть Римо Бломберг, спросил: - Чиун, слушай, в чем дело? - Ни в чем, - ответил голос азиата. - Но шериф, похоже, думает иначе. - Я знаю, если бы я убил его, ты был бы огорчен. Но разве от тебя дождешься благодарности за то, что я забочусь о твоем спокойствии? Нет, я получаю одни упреки. О чем, черт их побери, они толкуют, подумал Уайт. Эта подлая дрянь воткнула в меня нож! - Откиньтесь назад, - услышал он голос белого человека. - И уберите руки с живота. Вот так. Глаза пока не открывайте. Шериф Уайт почувствовал еще более острую боль, будто по ране хлопнули ладонью, засаживая нож еще глубже. И вдруг боль совершенно исчезла. Это ощущение было так прекрасно, что на глаза его невольно навернулись слезы. Он решил теперь посмотреть на нож, который белый человек только что вытащил из него. Но никакого ножа не было. Не было и раны. На рубашке не оказалось никаких следов. Просто чудеса. Он всегда знал, что евреям известны секреты чудесных исцелений. - Благодарю, благодарю вас, - повторял шериф, приходя в себя. - А что вы сделали с ножом? - С каким ножом? - Которым этот проклятый азиат ударил меня! - Да не было никакого ножа! - Я знаю, как болит ножевая рана, мне это знакомо. Я обвиняю этого маленького мерзавца в попытке покушения на должностное лицо с применением смертельно опасного оружия. - Вы чувствуете какую-нибудь боль? - Не-ет. - У вас есть какая-нибудь рана? - Похоже, нет. - В таком случае, как вы докажете, что он ткнул вас ножом? - У нас есть для этого способы, - ответил шериф Уайт, подтягивая пояс с пистолетом. - Послушайте, он вас не ранил, а лишь воздействовал на нервные окончания под вашей кожей. Это больно. Но безвредно. - О, - только и сказал шериф Уайт, пристально глядя мимо Римо на хрупкое создание, тихо стоявшее в спокойной, непринужденной позе рядом с вазой, будто они были сделаны из одного куска фарфора. Потом, обращаясь к престарелому азиату, шериф загрохотал: - Послушай, приятель, если ты когда-нибудь захочешь повторить эти паршивые штучки с нервами, животом и прочей ерундой, ты за это получишь! Слышишь? И не говори потом, что я тебя не предупреждал! И снова эта проклятая усмешка. Странная усмешка на лице этого Римо Бломберга и его азиата. Точно такие же ухмылки он видел у них днем раньше, когда они только приехали. Заметив зарубки на рукоятке его пистолета, они, словно два педераста, обменялись между собой вот такими дурацкими улыбками. - Это относится и к вам, мистер Бломберг. Конечно, речь не идет о неуважении и все такое. Но до чего можно дойти, если не соблюдать законы? - Зовите меня просто Римо, - миролюбиво сказал молодой человек, новый хозяин универмага Файнштейна. - Хорошо, Римо, - откликнулся шериф Уайт. Когда они сели в автомобиль, шериф, признавшись, что не больно-то хорошо разбирается в еврейских именах, поинтересовался: что означает имя "Римо"? - Это не совсем еврейское имя, - ответил Римо. - Да? А какое же? - Это долгая история, - сказал Римо. На нем была белая спортивная рубашка и синие слаксы, на ногах - мягкие итальянские ботинки. Чувствовал он себя превосходно. - У нас есть время, - заметил Уайт. - Это долгая история, и я не собираюсь ее рассказывать, - ответил Римо и улыбнулся. - Ну, хорошо. Если это личное... Но вы скоро поймете, что здесь у нас, в Сан-Эквино, такие люди, что знают все друг о друге. Понимаете, что я имею в виду? - Нет, - ответил Римо. Дальше они ехали молча. В здание, где размещался офис Карпвелла, их впустил ночной охранник. Пройдя мимо пустых столов на первом этаже, они оказались в приемной, дверь которой была открыта. Уайт остановился перед толстой деревянной полированной дверью, украшенной медной инкрустацией. Дверь открылась, и Лестер Карпвелл Четвертый, одетый в темный деловой костюм, с уверенной и открытой улыбкой, смягчавшей озабоченное выражение его лица, приветствовал Римо крепким рукопожатием. - Рад познакомиться, но огорчен, что приходится встречаться при таких обстоятельствах, - сказал он. Римо сделал удивленный вид, хотя на самом деле ничуть не удивился. Он пожал руку Карпвелла и заметил презрительный взгляд Уайта, брошенный на его вялую кисть. - Да, обстоятельства затруднительные, - пояснил Карпвелл. - Я сейчас вам все объясню, мистер Бломберг. Римо обратил внимание на двух мужчин средних лет, стоявших около длинного темного стола для совещаний. Один из них был одет довольно небрежно, другой - более официально. Кабинет освещался теплым желтоватым светом, придававшим встрече несколько таинственный вид. Он знал, что последует дальше, но отлично помнил, что должен вести себя как человек, чрезвычайно удивленный всем происходящим. - Называйте меня просто Римо, - сказал он. Карпвелл любезно провел его к столу и поочередно представил Дорну Ракеру: "Называйте его просто Дорн" и Митчелу Бойденхаузену: "Зовите его просто Сонни". Здороваясь с ними обоими, Римо заметил, с какой насмешкой они посмотрели на его вялую руку. Поняв, что он уловил их взгляд, они попытались скрыть свое замешательство под маской притворной доброжелательности. Заметил Римо и обращенный к потолку взор шерифа Уайта, явно говоривший: "Боже, еще одно жалостливое сердце!" Ну что ж, прекрасно. Он удобно расположился в одном из коричневых кожаных кресел, стоявших вокруг стола. Кабинет был пропитан устоявшимися за сотню лет запахами старинного дерева отличной полировки и кожи высшего качества. Иногда кое-кто пытается за один день создать подобную атмосферу солидного консерватизма и обнаруживает, что это невозможно. Можно купить столы, лампы и кожаную мебель, можно даже сделать камин и повесить портрет за столом на стене кабинета. Однако очень скоро обнаруживается, что хозяину не хватает безошибочного вкуса многих поколений богачей. Римо положил ногу на ногу несколько более элегантно, чем следовало. Чиун часто предупреждал его, что никогда не надо переигрывать. В ситуациях, подобных сегодняшней, Чиун охотно прибегал к актерским приемам. А ему, Римо, нужно играть сейчас роль простодушного, наивного человека, этакого невинного цветочка. Выпустить когти никогда не поздно. Как учил его Чиун, Римо старался определить сущность этих людей. Уловить особое чувство опасности, исходящее от потенциального убийцы. Иногда Чиуну удавалось почувствовать склонность к насилию в сердце того или иного человека и совершенно точно вычислить, в какой мере эта тяга может быть реализована. Как-то ночью в ресторане в Канзас-сити Чиун предложил Римо мысленно прощупать толпу посетителей и определить, кто из них представляет опасность. Римо отобрал троих мужчин, но так и не смог сузить свой выбор до одного человека. Вечер еще не кончился, когда какая-то старая дама в шляпке, украшенной цветами, попыталась убить Римо булавкой от своей шляпы. Мужчины оказались совершенно безвредными, А Чиун интуитивно выделил эту женщину. Теперь Римо пытался сделать то же самое. Сидя за столом вместе с четырьмя мужчинами, он расставил их в уме по степени опасности. На этот раз он был уверен, что не ошибся. Уайт мог бы случайно кого-нибудь убить. Зарубки на его пистолете означают, каким он хочет казаться, а не каков он на самом деле. Ракер и Бойденхаузен выглядели довольно здравыми субъектами, но могли бы убить, если бы обстоятельства вынудили их к этому. А вот Лестер Карпвелл Четвертый, с красивыми седеющими висками, честными голубыми глазам