ель.  - Другие
страны   готовятся.   Посмотрите,   как   бешено   растут   цены  на   акции
золотодобывающих компаний.
     Джоунс был уверен, что его собеседник прекрасно информирован о "золотой
лихорадке"  на  фондовой  бирже  Германии. Германия  накапливает  золото для
участия в аукционе.
     - Ладно, посмотрим, - сказал Джоунс  без  энтузиазма и, щелкнув  замком
наручников, положил кейс на стол перед Рентцелем. - Будете считать?
     -  Нет!  Не  вижу необходимости, -  заверил Рентцель.  -  В таких делах
накладок не бывает.
     Он встал и попрощался за руку с мистером Джоунсом, который быстро вышел
из кабинета. Рентцель  открыл  оставленный гостем  кейс и с профессиональным
равнодушием осмотрел аккуратные пачки тысячедолларовых купюр. Два миллиарда.
Даже  не потрудившись  закрыть  кейс и убрать его со  стола, банкир  вышел в
приемную. Джоунса уже не было, а секретарь красила лаком ногти.
     Она подняла глаза и с разочарованием выслушала слова банкира:
     - Обратите внимание на цены  акций золотодобывающих компаний в Париже и
Лондоне, - а потом, усмехнувшись, добавил: - И закажите билеты на воскресный
вечерний рейс до Нью-Йорка.
     К сожалению, он слишком быстро исчез за дверью кабинета, а то увидел бы
сияющую улыбку на лице Эйлин Хамблин. Нью-Йорк! Вот здорово! - ликовала она.
- Банковское дело имеет и приятные стороны!
     Рентцель  тоже  улыбался  в  эту минуту. Инцидент с  ЦРУ принесет  свои
плоды, - радостно потирал  он руки. -  После него  все  страны выстроятся  в
очередь на аукцион.

        ГЛАВА ДЕВЯТАЯ 

     - Добрый вечер, Бертон! - пропела доктор Лития Форрестер.
     В  дверях  стоял атлетически  сложенный,  сильно загоревший  мужчина  в
сандалиях на босу  ногу, домашних  брюках и рубашке  с  распахнутым воротом,
открывавшим густо заросшую грудь. Глядя на него, не  сразу скажешь, что этот
человек лечится от нервного потрясения.
     Брови Бертона  Баррета медленно сошлись  на  переносице, а  два  темных
мешка   под  водянисто-голубыми  глазами  красноречиво  свидетельствовали  о
жертвах, приносимых на алтарь душевных мук.
     - О-о! Да-да! Добрый вечер! - дотронулся он до виска.
     - Может, войдете, Бертон?
     - Конечно,  для этого, собственно, я  и пришел, доктор Форрестер. Иначе
зачем?
     Доктор  Форрестер  приветливо  улыбнулась  и  плотно закрыла  дверь  за
Бертоном Барретом,  начальником одного  из  оперативных отделов Центрального
разведывательного управления.  Баррет восстанавливал силы в ее клинике после
сильного нервного срыва, который он объяснял просиживанием штанов впустую.
     Пятнадцать лет одно и то же:  бесконечная  череда докладов и  сообщений
непонятно о чем, неизвестно  кому, от кого и зачем... Было отчего загрустить
и  сломаться! Теперь вот его ремонтировали.  Очень нужный  человек,  поэтому
пациент "номер один".
     - Не хотите присесть, Бертон?
     - Нет, доктор Форрестер, спасибо! Мне больше нравится стоять на голове.
     Лития Форрестер  сидела  за  столом, скрестив ноги.  Бертон Баррет,  не
глядя на доктора Форрестер,  плюхнулся на  кожаный диван и уставился в небо.
Он смотрел  и ничего  не видел: ни звезд, ни  бликов на пластиковом потолке.
Это называлось "сосредоточенным невидением"  объекта. Но больше всего Бертон
Баррет не хотел видеть Литию Форрестер.
     - Да, именно  на голове! - повторил  он капризно.  - Вам ведь абсолютно
все равно, не так ли?
     - Сегодня, Бертон, вы ведете себя особенно враждебно. Есть причины?
     - Нет, все как обычно.
     - Может быть, вы чем-то озабочены?
     -  Озабочен? - удивился  Бертон.  -  Конечно,  нет. Я - Бертон Баррет с
Главной улицы, истинный американец. - Я богат и красив, у меня не может быть
никаких забот. Я никому не симпатизирую,  никого не люблю. Мои особенности -
сила, алчность и,  конечно, самоконтроль. - Бертон Баррет нервно забарабанил
пальцами по  коже дивана  и  что-то  тихо  запел.  -  Заботы? - повторил  он
тоскливо.  - Нет у меня никаких забот. У Бертона Баррета нет друзей, ему  не
нужны  друзья.  Озабоченный  Бертон  Баррет  работает  в  ЦРУ.   Здесь  есть
сексуальный оттенок, правда?
     - Ничего тут нет сексуального, Бертон, и мы это знаем: вы и я.
     - Такая  уж у меня  сексуальная  работа, что  потребовались недели  для
ухода  со  службы и  уговоров,  чтобы  получить отпуск  для  лечения в  этой
клинике.
     - Что тут странного? В вашей организации особые порядки.
     - Вы когда-нибудь обсуждали с агентом ФБР ваши личные проблемы? Точнее,
с одним  из агентов по имени Беннон, причем несколько часов подряд? А каково
ждать,  пока  он оформит  все  документы  и порекомендует психолога?! Должен
заметить, - продолжал Бертон Баррет, - что агент Беннон - явление особенное.
А  может, я  отношусь к  этому  ирландцу  предвзято? Я стал  забывать,  кого
дозволено осуждать, а кого - нет. Все так быстро меняется.
     - Но вы не говорите главного, Бертон. Что вас беспокоит?
     - Я ведь сегодня последний день, как вы знаете.
     - Да, знаю, - кивнула доктор Форрестер.
     - Меня не вылечили.
     - Смотря  что  понимать  под  словом  "вылечить".  Это слишком  широкое
понятие.
     - Спасибо, утешили.
     - У вас будет возможность регулярно  возвращаться сюда. Раз в  неделю -
обязательно.
     - Одного раза мало, доктор.
     - Это лучше, чем ничего. Мы обязаны исходить из реальных возможностей.
     -  О, Лития! - не выдержал Бертон Баррет. - Вы  мне нужны, черт побери!
Этим все сказано. Не пытайтесь меня  убедить, что мне  больше нужен терапевт
Фильбенштейн.
     - Давайте обсудим ваши пристрастия.  Доктор Фильбенштейн - мужчина, я -
женщина, а вы, как известно, человек гетеросексуальной ориентации.
     - Да вы не просто женщина, а  умопомрачительная женщина. Лития, я думаю
о вас, я мечтаю обладать вами. Вы знаете об этом?
     -  Сначала  поговорим  о другом.  Когда  впервые  вы  испытали  чувство
страдания от того, что ваши желания не удовлетворены?
     Бертон Баррет лег на спину, вытянувшись вдоль дивана,  и закрыл  глаза.
Он  вспомнил  няню,  мать,  отца...  свою красную  коляску.  Ему  она  очень
нравилась.
     Отличная была коляска. Ее  можно было сильно разогнать,  толкнув ногой,
или загнать в толстые, как тумбы, ноги служанки. Ее звали Фло. Она при  этом
визжала и кричала.
     Бертону строго-настрого запретили въезжать  коляской в служанку,  но он
повторил шутку вновь. Тогда его строго  предупредили  и  пообещали, если это
еще раз повторится, отобрать коляску. Повторилось, и коляску отобрали.
     Бертон плакал,  отказывался  есть  обед и  снова  обещал,  умолял,  что
никогда-никогда  не будет  пускать  коляску в ноги служанки.  Ему поверили и
вернули  коляску,  но  ненадолго: не прошло  и  часа, как он  вновь  таранил
служанку. Она испугалась, заорала, стукнула его и была уволена.  Он страдал,
но коляску больше не просил: знал, что не отдадут.
     - Почему  вы  повторяли со служанкой эту  в общем-то  жестокую шутку? -
спросила Лития Форрестер.
     - Не знаю, доктор. А почему люди поднимаются в горы? Служанка все время
была рядом. Впрочем, какое  отношение имеет коляска из моего детства к тому,
что происходит сегодня? Завтра  я возвращаюсь в свой поганый  город, поганый
кабинет, чтобы продолжать делать поганую работу,  черт побери! Вы нужны мне,
Лития! Без ума от вас - вот в чем проблема.
     - По какой причине, вы можете объяснить? - спросила Лития Форрестер.
     - Вы, Лития, самая красивая женщина на свете.
     - А ваша мать? Разве она не была красивой?
     - Нет. Это была просто моя мать.
     - Одно другому не мешает. Она могла быть красивой.
     -  В  нашей  семье, так  уж сложилось, мужчины  женятся  на  некрасивых
женщинах. И я  не исключение. Если  бы не роман с художницей из Нью-Йорка, я
бы, наверное, просто свихнулся.
     - Скажите, Бертон,  если бы вы оказались в постели со мной, это помогло
бы вам разрешить ваши проблемы?
     -  Вы  это всерьез?!  - вскричал Бертон,  вскакивая  с дивана будто его
кнутом огрели.
     Лития Форрестер загадочно улыбнулась, губы ее увлажнились.
     -  А  вам как кажется? - спросила она с легкой хрипотцой. - Шучу я  или
нет?
     - Не знаю... - смешался Бертон. - Вы же сами сказали...
     - Но я ведь только спросила, поможет ли вам это.
     - Да, конечно!  -  обрадовался  он и,  как  ей  показалось,  достаточно
искренне. - Значит, мы сможем заняться...
     - Я не говорила этого, - прервала его буйные фантазии Лития Форрестер.
     - Проклятие!  Ну  почему, почему, Лития, вы  всегда даете эти  дурацкие
уклончивые  ответы?  -  начал  терять  терпение Бертон  Баррет.  -  Если  бы
кто-нибудь  другой и  в другом месте  попытался  разыграть меня,  ему  бы не
поздоровилось.  Я бы дал по  роже! Серьезно говорю! Прямо  по  роже!  А  что
касается  моих  агрессивных  поступков,  то  в  гробу  я  их   видел!  Лучше
разберитесь вот  с этим! - И глава оперативного отдела одной из самых мощных
разведок мира расстегнул молнию на брюках.
     -  Я собираюсь, но не сейчас.  - Поведение  Бертона  Баррета, казалось,
ничуть не смутило Литию Форрестер. - Я вам это твердо обещаю! Но сначала вам
тоже придется кое-что сделать.
     Бертон  Баррет  смущенно замигал, заискивающе улыбнулся и,  волнуясь  и
стыдясь, застегнул ширинку.
     - Можно было оставить так,  Бертон, - заметила Лития Форрестер без тени
иронии. -  Но мы  займемся этим  позже.  А теперь давайте немножко  выпьем и
вместе напоем одну нехитрую мелодию. Я начну, а вы мне поможете.
     - Все это как-то глупо выглядит, - растерялся Бертон.
     -  Таковы  мои  условия, дорогой.  Если  вы  действительно  собираетесь
переспать со мной, вам придется их выполнить.
     -  Что это  за мелодия? - спросил Бертон  Баррет, беря, как  говорится,
быка за рога.
     -           Очень           простая.          Вот           послушайте:
та-та-та-та-там-та-там-там-та-та-та-та-там-там...
     - Э-э, постойте. Кажется я знаю. Это из фильма...
     -  Абсолютно верно!  А теперь  давайте споем  вместе. - Лития Форрестер
встала из-за стола и направилась к дивану,  на котором во всю длину разлегся
Бертон Баррет.

     Он все  еще напевал этот незатейливый мотив,  когда во второй  половине
следующего  дня входил  в  вашингтонское  здание  национального пресс-клуба.
Вспрыгнув  на сцену,  он предупредил  собравшихся  журналистов, что  намерен
сделать важное заявление.
     После этого сообщил, что  в Южной Америке на правительство  Соединенных
Штатов Америки  работают семь бывших  нацистов, оплачиваемых  ЦРУ. Назвал их
нынешние имена  и точные домашние  адреса с телефонами, а  также их истинные
имена, по которым этих нацистов  вот уже  много лет разыскивают израильтяне.
Он пообещал в самое ближайшее время предоставить прессе фотодокументы.
     Бертон Баррет назвал также имена четырех тайных агентов на Кубе. И дабы
убедить газетчиков, что он из тех,  кто  располагает подлинной  информацией,
бросил служебный значок репортеру  из "Вашингтон  Пост", сидевшему в  первом
ряду.
     - Почему вы все это рассказываете? - спросил его один из журналистов. -
Вам приказали?
     - А почему человек вообще что-то делает? - ответил Бертон Баррет. - Мне
просто захотелось. Вот и  все! Кстати, все сказанное  мной, вы можете  легко
проверить.  Ручаюсь, это правда! Действуйте, господа! А  мне нужно побыстрее
исчезнуть - с минуты на минуту за мной придут.
     Он  спрыгнул со сцены  и не спеша  прошагал  через весь  зал, игнорируя
вопросы журналистов и не переставая что-то напевать.
     Бертон Баррет не ошибался. Люди из ЦРУ сразу же кинулись по его следам.
Однако не нашли его ни в рабочем кабинете в Лэнгли, ни в маленькой квартирке
в Вашингтоне, ни в Центре по изучению подсознания.
     Когда стемнело,  Бертон  Баррет  появился  в  одном  из читальных залов
главного  здания  вашингтонской  публичной библиотеки. Перед  этим  он купил
несколько кожаных  шнурков для обуви  и связал  их  в длинный  прочный жгут.
Затем  в туалетной комнате он размочил его в горячей  воде  и плотно намотал
вокруг  шеи.  Через  несколько  минут  размякшая   кожа  начала  высыхать  и
сжиматься, все глубже и глубже врезаясь в горло.
     Свидетели рассказывали  позже, что он не выглядел обеспокоенным и, чуть
слышно  напевая, листал большую  иллюстрированную книжку про Мэри Поппинс. А
потом, ближе к пяти вечера, повалился головой на стол, захрипел и умер.
     Самоудушение   Бертона   Баррета   приобрело   широкую   огласку.   Его
прокомментировали   на  первых   полосах  все   газеты  мира.  Правительство
Соединенных  Штатов получило жесткие ноты протеста как от Израиля, так и  от
латиноамериканской   страны,  которая  приютила  бывших  нацистов.  Четверых
американских агентов на Кубе на следующий день нашли убитыми.
     В Цюрихе швейцарский банкир из Дома Рапфенбергов получил сообщение, что
Франция проявляет серьезный интерес к торгам на аукционе.
     Данные о Бертоне  Баррете были заложены в компьютеры штаб-квартиры КЮРЕ
в Фолкрофте для  анализа  и сопоставления с информацией о  Кловисе Портере и
генерале   Дорфуилле.  Заключение  гласило:  "Проверить  Центр  по  изучению
подсознания как возможное связующее звено".
     Люди, которые  хотели бы разрушить Америку, приоткрыли дверь. Значит, в
нее войдет Дестроер-Разрушитель.

        ГЛАВА ДЕСЯТАЯ 

     В дверь  постучали, когда  Римо собирался  звонить  Смиту.  Он  положил
трубку  и  хотел  было  крикнуть  "Входите,  открыто!",  как   дверь  широко
распахнулась и  на пороге  появился Чиун. За  ним двое  посыльных тащили три
огромных сундука.
     Чиун  мог путешествовать целый год с одним только конвертом  в кармане,
раз  того  требовали  обстоятельства,  но  если  они  изменялись  к лучшему,
загружал своими вещами два багажных вагона.  Когда Римо позвонил в  Майами и
попросил Чиуна приехать, тот ограничился тремя сундуками. И только-то.
     Чиун  выехал  сразу,  как  только закончилась  мыльная  опера,  не став
просматривать  свои видеозаписи  с  параллельных  телепрограмм.  "Отложу  до
Вашингтона,"  - коротко  сказал  он Римо,  который понимал, какую жертву ему
приносят.
     Из-за американской глупости, как выражался Чиун, все лучшие телешоу шли
по разным программам в одно время,  дабы невозможно было посмотреть  их все.
Чтобы компенсировать такие  потери из-за бестолковости телевизионщиков, Чиун
включал два  видеомагнитофона  и,  когда  смотрел  фильм о докторе  Лоуренсе
Уолтерсе, психиатре, они записывали с других программ "Кромку утренней зари"
и "Пока Земля вертится".
     Чиун разрешил посыльным  первыми войти  в комнаты, где жил  Римо.  Пока
вносили вещи,  Римо засунул руку в  карман и достал  две долларовые бумажки.
Чиун никогда не давал чаевых, считая "перенос тяжестей" гостиничной услугой,
которую   не   следует  выделять   из  числа   прочих.   Вместо  чаевых   он
классифицировал  посыльных  по  итогам  их   работы  словами;  "непригоден",
"пригоден" и  "хорошо". За  свою  жизнь он  выставил  только  однажды оценку
хорошо и  бессчетное количество  "непригоден".  На  этот  раз все  обошлось,
посыльные получили оценку "пригоден" и с удивлением уставились на тщедушного
старика. Но  Римо сунул  им по  доллару,  и  они, кланяясь чуть не до  полу,
удалились.
     -  Бросаешь  деньги  здесь,  бросаешь деньги  там...  тратишь, тратишь,
тратишь,  пока  не  окажешься в нищете. Ты, Римо, - истинный американец. - В
слабом голосе звучало осуждение.
     Слова  "истинный  американец"  да  еще  "белый   человек"  были  самыми
оскорбительными в лексиконе Чиуна.
     Когда Римо только начинал учиться основам боевого  искусства,  которого
не знал до этого никто за пределами корейской  деревни Синанджу, где родился
и  вырос Чиун, ему была доверена тайна о  возникновении и мира, и населяющих
его народов.
     Римо хорошо помнил эту историю.
     - Когда Бог  решил создать человека, -  тихо говорил  Чиун,  - то  взял
кусок глины и положил его в печь. Через какое-то время  вынул и сказал. "Эта
глина никуда не  годится. Я создал  белого человека".  Потом Бог взял другой
кусок  глины  и  вновь положил  в  печь. Но  чтобы  исправить ошибку,  решил
подержать его подольше. Через какое-то время вынул его, рассмотрел и сказал:
"О, я ошибся опять. Я передержал глину в печи. Я  создал черного  человека".
После этого  он  долго выбирал новый кусок, делал это заботливо и с любовью.
Наконец  выбрал самый лучший  и положил в  печь.  Через какое-то время вынул
глину и сказал: "Это именно то, чего я хотел. Я создал желтого человека". От
радости  за успех Бог дал ему разум.  Китайцам он дал похоть и бесчестность.
Японцам  -  высокомерие и  жадность.  А  корейцам  -  храбрость,  честность,
организованность,   великодушие   и  мудрость.   Получилось   слишком  много
добродетелей. И тогда Бог сказал: "Я дам им еще бедность и завоевателей, что
немного уравняет  их с другими народами. Они  воистину  совершенные люди,  я
очень доволен своей работой". Так сказал Господь!
     В то время Римо еще не совсем оправился от казни на электрическом стуле
и слушал вполуха, но суть урока уловил.
     - Ты ведь кореец, правда? - спросил он Чиуна.
     - Да, - улыбнулся Чиун. - Как ты узнал об этом?
     - Догадался.
     Урок  истории повторялся  потом  в самых разных  вариантах  много  раз.
Однажды,   когда   Римо  безукоризненно  выполнил   одно  особенно   трудное
упражнение, Чиун забылся и похвалил его: "Отлично!"
     - Ты сказал "отлично", папочка?! - спросил приятно удивленный Римо.
     - Да, для белого человека, - уточнил Чиун, - а для корейца "хорошо".
     - Дьявол!  -  воскликнул тогда Римо. - Я же знаю,  что смогу  победить,
пожалуй, любого корейца... Любого, кроме тебя, учитель.
     - Сколько же корейцев знаешь ты, о, громко кричащий  американский белый
человек? - спросил Чиун тихо, и его глаза превратились в янтарные щелки.
     - Ну, только тебя.
     - И ты можешь победить меня?
     - Тебя, наверное, нет.
     - Наверное? Почему бы не попробовать?
     - Не хочу.
     - Ты что, боишься сделать мне больно?
     - Высморкайся через уши!
     - Вот вам образчик  чисто американской логики, - произнес тогда Чиун. -
Он, видите ли, уверен, что может победить любого корейца, кроме одного, хотя
в  глаза только  этого  одного и видел. А в благодарность  за усилия сделать
хоть что-то из него, куска недопеченной глины, слышишь разные гадости. Какая
неблагодарность!
     - Прости меня, папочка.
     - Чтобы не  просить  прощения после  - лучше просить  его  до! Тогда ты
будешь человеком, который использует свой разум,  чтобы строить дорогу, а не
ремонтировать ее.
     Римо низко поклонился учителю, а тот сказал:
     - Ты можешь победить любого корейца, кроме, разве, одного.
     - Спасибо, папочка!
     -  За что  ты  благодаришь меня?  Я говорил  о  своем  мастерстве.  Оно
действительно так велико, что я могу поделиться им даже с белым человеком. Я
принимаю твое восхищение, но не твою благодарность.
     - Я всегда восхищался тобой, папочка.
     Чиун тогда впервые поклонился  ему не как учитель ученику, а как равный
равному.
     Римо  никогда не говорил  Чиуну,  что знает об истинном его отношении к
нему, "белому ученику". Однажды Чиун спас его от китайских заговорщиков.  Он
нашел Римо умирающим и,  конечно, не думал, что его гаснущее сознание уловит
крик: "Где мой сын, которого я сотворил своим сердцем, своим разумом и своей
волей? Где он?" Римо не вспоминал об этом, чтобы не ставить Чиуна в неловкое
положение. Учитель проговорился, что думает о нем, как о корейце.
     Римо взял телефонную трубку, когда Чиун начал распаковываться. Он много
раз  наблюдал эту церемонию. Первыми на  свет появились магнитофоны, а потом
из складок  роскошного цвета  золота кимоно  было  извлечено  самое дорогое:
кассеты с "Кромкой  утренней зари"  и серией "Пока Земля вертится". Чиун  не
доверял  видеопленки багажу, который может  пропасть, и  возил  их при себе,
чаще всего в потайных карманах просторного кимоно.
     Включив   видеомагнитофон,   он  устроился   на   одном  из   сундуков,
заблокировавших все  двери  в комнатах, и стал  сосредоточенно смотреть, как
Лаура Уэйд  делилась  с Брентом Уайтом своими опасениями  по поводу здоровья
знаменитого физика-ядерщика Ланса  Рекса, который, по ее мнению, мог сойти с
ума, если  бы узнал, что обожаемая им  Трисия Боннекат действительно  любила
герцога Понсонби, только что унаследовавшего главные фабрики по производству
шелка и переработке лосося в Малвилле.
     - Семьсот сорок четыре, - ответила трубка голосом Смита.
     - Открытая линия, - сказал Римо.
     - Да, конечно. Вы читали в газетах о нашем друге в библиотеке?
     - Да.
     - Он был частью этого, - произнес Смит, понизив голос, и добавил: - Вам
нужен  отдых. Очень хорошее место для этого - Центр по изучению подсознания,
примерно в пятидесяти милях от Балтимора. Поезжайте и отдохните как следует.
Зарегистрируйтесь как  пациент.  Я  думаю, они  будут  рады принять на отдых
господина Дональдсона.
     - На чем нужно сосредоточиться?
     - Направление выбирайте сами.
     Римо недовольно буркнул и положил трубку.
     Самому  выбирать направление - это  означало, что  Римо должен стать на
время мишенью, потом проследить весь путь от момента атаки до ее источника и
уничтожить  источник. При таком  варианте велика опасность оказаться  убитым
раньше, чем убьешь сам. К  тому же  открытая линия связи в Вашингтоне, округ
Колумбия,  не худший  способ  "засветиться"  и  привлечь  внимание  к  своей
персоне. А если вспомнить недавние события в "Сильвер Крик Кантри  Клаб", то
Римо уже стал мишенью для кого-то, кто, вероятно, не спускает с него глаз.
     Римо  начал  раздеваться, готовясь  к  тренировочным занятиям,  которые
начнутся  сразу после  окончания  фильма "Пока  Земля  вертится". Сегодня он
наденет  синюю форму. Цвет  имел  значение  не для  него,  а  для  Чиуна,  у
которого, кажется, улучшалось настроение, когда Римо был в синем.

        ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ 

     Когда  раздался  стук в дверь, Чиун и  бровью не повел, так был увлечен
происходившим на экране. Римо принимал душ.
     -  В  чем  там  дело, Чиун?  - спросил он, выходя  из ванной комнаты  и
торопливо заматывая бедра махровым полотенцем.
     Вода струйками  стекала с мокрого  тела,  образуя лужи. Думать о  своих
удобствах, когда мастер  Синанджу  смотрит  мыльную оперу,  считалось крайне
эгоистичным и неделикатным. Поэтому, перепрыгнув через кровать и диван, Римо
направился к двери, оставляя на ковре темные следы.
     - Кто там? - спросил он недовольно.
     - Федеральное бюро расследований, - раздался мужской голос за дверью.
     - Я принимаю душ.
     - Мы на одну минуту, - настаивал тот же голос.
     Римо  с  обреченным видом обернулся  и с опаской  взглянул на Чиуна. Во
время своих любимых телепередач тот становился неуправляемым  и мог выкинуть
любую штуку. Кто знает, как  мастер Синанджу воспримет появление посторонних
людей  в тот момент, когда миссис Вера Халперс признается Уэйну Уолтону, что
Брюс Бартон и  Ланс Рертон скорее всего провели День Благодарения в мотеле в
обществе  Лизетт  Ханоовер  и  Патрисии  Тюдор?  Такое  вмешательство  могло
закончиться кровавыми метками на стенах.
     Римо приоткрыл дверь.
     -  Смотрите, - прошептал он. - Я  совершенно мокрый. Могли бы вы прийти
через час?
     За  дверью стояли  трое в коричневых  шляпах, блестящих кожаных пальто,
серых летних костюмах, белоснежных сорочках и неизменных галстуках. Их чисто
выбритые  лица  сияли белизной, и ни у одного из них, насколько можно судить
по внешнему виду, не должно было быть никаких скрытых дефектов, даже дупла в
зубе.
     Римо  и  раньше  забавлял  вид  фэбээровцев, носивших  "простую  одежду
переодетого сыщика", которая безо всякой  дополнительной рекламы выделяла их
из толпы. Если  уж им  не  хочется выделяться, не относились  бы к  себе так
серьезно и не напускали строгости.
     Правильно Чиун как-то сказал: "Рыбу, сидящую на дереве, никто не примет
за птицу".
     Тот,  кто  был, судя по всему, старшим протянул  пластиковую карточку с
фотографией,  удостоверяющую личность  сотрудника  ФБР.  На  ней  было  лицо
инспектора   Беннона,   вполне    добропорядочное:   чистое,   округлое,   с
симметричными чертами. Улыбка могла бы придать ему приятность. Но уж чего не
было, того не было.
     - Можно войти?
     - Получите сперва ордер, - предложил Римо.
     - У нас есть! - отрезал инспектор Беннон.
     Римо пожал плечами.
     - Ладно. Только без шума, - сказал он, снимая цепочку с двери.
     Вошли  все  трое.  Двое,  стоявшие  за   Бенноном,  с  трудом  скрывали
напряжение. Римо  понял  это по  их глазам. Фэбээровцы сняли шляпы  и отошли
друг от друга на некоторое расстояние, образуя равнобедренный треугольник.
     Странно, но  они следили за шефом более  внимательно, чем  за Римо. Они
тоже протянули хозяину номера свои удостоверения, из  которых следовало, что
оба  должным   образом  уполномочены  делать  все,  на   что  имели  должные
полномочия.
     Мурашки  не исчезли с кожи  Римо,  продолжавшего  стоять в одном  узком
полотенце на  бедрах.  Ростом он был немного ниже  фэбээровцев, а  сложением
напоминал  теннисиста.  Беннон  по   своей  комплекции  походил  на  бывшего
полузащитника,  игравшего  за  "Баранов".  Других   можно  было  сравнить  с
теннисистами,  правда  вес их  фунтов  на  двадцать превышал  требуемый  для
выигрыша со счетом 6:0.
     Беннон плюхнулся в мягкое кресло, так и не сняв шляпу.
     Винарский  и  Трэйси  разглядывали  Чиуна.  Римо закрыл  дверь.  Беннон
углубился  в изучение впадины  на  животе  в районе собственного пупка. Римо
видел, как Трэйси и Винарский обменялись недоумевающими взглядами.
     - Человек с Востока? - спросил инспектор Беннон, указывая на Чиуна.
     -  Чш-ш-ш! - послышалось со стороны Чиуна, который сидел  выпрямившись,
как  логарифмическая линейка, в отдалении от  Беннона, на  расстоянии  в два
вытянутых человеческих тела, если мерить по ковру.
     Римо попытался знаками показать, что следует говорить потише.
     -   Значит,  восточный  человек...   -  задумчиво  повторил  инспектор,
продолжая изучать район пупка.
     - Вы Римо Дональдсон, так? - спросил Винарский.
     - Да, верно.
     - Римо Дональдсон! - произнес инспектор Беннон, отведя, наконец, взгляд
от живота. - Почему вы убили тех  людей из войск специального назначения  во
Флориде? Почему вы убили генерала Уитерса? Что  вас толкнуло на такие тяжкие
преступления, Римо Дональдсон?
     Римо недоуменно пожал плечами, сделав вид, что не понимает, о чем речь.
Одновременно он краем глаза наблюдал за Винарским и Трэйси.
     -  У  нас есть  основания считать, что убийства во Флориде - тоже ваших
рук дело, - уточнил Винарский. - Мы намерены поговорить с вами об этом.
     -  Мы   хотим  добиться  справедливости,  -  сказал   инспектор  Беннон
размеренно. - В этом вся суть.
     - Конечно, господин Дональдсон,  вершить  правосудие - не наше дело. Мы
только  собираем  информацию.  Мы  даже  не  выдвигаем  обвинений.  -  Голос
Винарского звучал ровно и сдержанно, а взгляд был обращен  прямо на Римо.  -
Вот и сюда  мы пришли, - продолжал  он,  - чтобы получить от вас необходимые
нам  сведения,  которые,  кстати сказать,  могли бы  помочь  и вам,  если вы
невиновны.
     Беннон рассматривал потолок.
     - Справедливость... - произнес он. - Что может быть превыше?
     Трэйси наклонился и что-то зашептал ему на ухо, но инспектор  оттолкнул
его.
     - Я не позволю, чтобы мне мешали! - заорал Беннон. - Когда ты потратишь
на искоренение несправедливости столько  же сил и времени, сколько я,  тогда
получишь право указывать  мне, как допрашивать подозреваемого. Только тогда!
Слышишь?  Только тогда! А до тех пор прошу не  вмешиваться! - Повернувшись к
Римо, он сбавил обороты  и почти спокойно спросил: - Господин Дональдсон, вы
хоть раз  были на исповеди?  Вы  когда-нибудь исповедовались в своих  грехах
перед правительством  Соединенных Штатов Америки? Перед порядочностью? Перед
демократией? Перед государственным флагом?
     - Сэр, не лучше ли  оставить здесь  Трэйси, а нам  с  вами вернуться  в
штаб-квартиру? - попытался успокоить шефа Винарский.
     Однако  Беннон,  не  обратив  на  его  слова  никакого внимания,  начал
напевать  незатейливую мелодию.  Римо безуспешно  пытался вспомнить, когда и
где ее уже слышал.
     - Мы никуда отсюда  не уйдем! - заявил инспектор Беннон. - Мы не бросим
нашу страну, увязшую в трясине несправедливости.
     Складывалось  впечатление,  что  он  был  как  бы  не  в  себе:  долгое
пристальные взгляды  то на  потолок,  то на  Римо...  и это  странное пение.
Неожиданно  ловким жестам он выхватил  из кобуры под мышкой короткоствольный
револьвер 38-го калибра  и  направил  его  на  Трэйси, который  инстинктивно
поднял руки вверх.  Все  это инспектор проделал  намного  лучше,  чем обычно
получается  у сотрудников ФБР. Он действовал  как автомат, его движения были
точны,  решительны  и  пластичны.  Вполне  возможно,  что  за  револьвер  он
схватился, плохо сознавая, какой в этом смысл.
     В  комнате воцарилась  тишина,  только  голос  женщины,  улыбающейся  с
экрана,  восторженно расхваливал  одноразовые пеленки.  По ее словам, каждая
такая пеленка  способна  не только содержась малыша  сухим,  но  и укреплять
семейные узы. Равнодушный  к рекламе, Чиун заинтересовался, что за  оружие и
на кого направлено. Оружие он чувствовал нюхом.
     Когда Чиун увидел,  что развалившийся в  мягком кресле боров держит  на
мушке другого борова, то потерял всякий интерес к  происходящему в комнате и
предпочел   обратить   свой   взор   на   телевизор,   чтобы   убедиться   в
чудодейственности  бесфосфатного  мыла  "Лемон  Смарт",  способного  придать
любому  белью свежесть и даже блеск. Чиун презирал  людей, готовых применять
оружие на близком расстоянии. "Так может убить  и малый ребенок, - сказал он
однажды. - Нажимай только на кнопки!"
     - Сэр, остановитесь! - вскричал Винарский.
     -  Чш-ш-ш! -  Чиун прижал к губам  тонкий указательный палец  с длинным
остро отточенным ногтем.
     - Успокой же, наконец, этого китайца, Трэйси! - Беннон дулом револьвера
указал на Чиуна.
     -  Стойте! - попытался  удержать их  Римо. -  Не  подходите к  старику!
Только не сейчас! Не двигайтесь со своих мест!
     - Чего-то  ждешь, Трэйси? - начал  закипать Беннон. - Или я проделаю  в
тебе  такую же большую дырку,  какую собираюсь  сделать в Римо  Дональдсоне,
поправшем  справедливость.  Я  -  судья  и  палач,  Дональдсон.  И  мой  суд
беспощаден.
     - Сэр, - пролепетал Винарский, - но это... это не по инструкции...
     Винарский, как понял Римо, почувствовал всю  бессмысленность сказанного
сразу, не договорив последнего слова.
     -  Шевелись, Трэйси!  Или  ты покойник!  - Взгляд  Беннона  снова  стал
отсутствующим, как только он замурлыкал приставшую к губам мелодию.
     Что же это за песня? Где я мог ее слышать? - пытался вспомнить Римо.
     Беннон прикрыл  глаза.  Собрался.  Уперся локтем правой руки  в  бедро,
чтобы  нельзя было выбить из нее револьвер.  Короткоствольное оружие - самое
удобное для  стрельбы  в упор. Пули  этой маленькой пушки способны пробить в
животе жертвы отверстие величиной  с  грейпфрут.  Лоб Трэйси покрылся липкой
испариной. Римо видел,  как он судорожно сглотнул слюну. Беннон находился на
расстоянии одного стремительного шага  и одного простого удара, поэтому Римо
мог в любой момент разоружить его.
     В то же  самое  время  Трэйси  начал  медленно передвигаться в  сторону
Чиуна, и Римо переключил все внимание на него.
     - Остановитесь!  -  предупредил  он фэбээровца. -  Не  приближайтесь  к
старику сейчас. Не подходите слишком близко!
     -  Мистер!  -  сказал  агент Трэйси.  - Дуло револьвера  38-го  калибра
направлено  мне в живот, и я уже ощущаю пулю в своем  теле, поэтому с вашего
любезного согласия или без него я прикончу старикашку.
     -  Я видел много людей, оставшихся жить  после  пулевого ранения,  но я
никогда не...
     Римо  не услал договорить.  Все  дальнейшее  произошло в считанные доли
секунды.
     Находясь в жутком нервном  напряжении, Трэйси ухватил  старика за пучок
седых  волос на лысеющей  голове.  Сделал он это  левой рукой, не переставая
наблюдать за Бенноном, так как считал револьвер главной опасностью для своей
жизни. Возможно, Трейси даже не почувствовал, как переломилось его запястье,
а  потом его  тело, подброшенное вверх,  уже летело на пол. Старик, одетый в
кимоно цвета золота, использовал его массу как точку опоры, когда  вскакивал
на ноги.
     Римо  не успел уследить, когда был  нанесен  смертельный удар по черепу
Трэйси,  который  испытывал страх  перед  стрелковым оружием  и  заплатил по
высшей ставке  за  свой просчет.  Он грохнулся на ковер, испустив дух еще до
приземления.
     Доли секунды не  хватило  Беннону, чтобы нажать на курок. Узкая  ступня
Чиуна стрелой пронзила правый глаз инспектора и вонзилась в мозг, который не
успел предупредить об опасности.
     Римо догадался  о  случившемся  только  благодаря складкам  золотистого
кимоно,  огненным вихрем  взметнувшимся вокруг  смертоносной  стопы старика.
Рука  Винарского инстинктивно потянулась к кобуре, висевшей на поясе,  а сам
он  развернулся  в  пол-оборота. И,  будто  следуя  дурной  инструкции, весь
открылся  противнику,  подставив  под удар  грудь,  сердце,  горло,  голову.
Винарский, вероятно, был уверен, что делает все правильно  и готов не только
к защите, но и нападению. Римо  помнил его белую рубашку - большую, открытую
мишень...  Он  запомнил  всю картину  и  в целом,  и отдельные кадры:  белая
рубашка... беспомощная рука у  пояса... золотистый вихрь... красное пятно на
сером  ковре,  куда  опустился большой палец  смертоносной стопы, пронзивший
глазницу Беннона. Сам Чиун, казалось, завис в воздухе, выбирая место на теле
Винарского для очередного удара наповал.
     Он  поразил его ударом правой  распрямленной руки  в  открытый висок со
стороны  руки  фэбээровца,   потянувшейся  за  пистолетом.  Столкнувшись   с
множеством  явных  мишеней   и   судорожных  непродуманных   действий,  Чиун
предпринял молниеносную, но очень четкую атаку.
     Винарский  стоял  на  полусогнутых  ногах,  слегка подавшись  вперед, в
стойке, единственно удобной, согласно  иструкции ФБР, для того, чтобы вынуть
пистолет  из кобуры,  висящей на поясе.  Он  так стоял,  пока  над  ухом  не
образовалось  красное пятно. И некоторое время оставался в  этой позе,  хотя
уже не дышал.
     Не  успел  агент  Винарский  грохнуться  на пол,  как  мастер  Синанджу
полностью погрузился в  нескончаемые проблемы  средних  американцев. Чиун не
раз говорил, что ценит поистине уникальное искусство Америки.
     Перед Римо лежали три мертвеца: два на полу и один в кресле.
     Придется,  кажется,  менять гостиницу...  Хотя,  зная  неповоротливость
некоторых организаций, может быть, и не стоит особенно торопиться, - подумал
Римо, набирая номер  телефона штаб-квартиры ФБР. Назвавшись именем одного из
инспекторов, работавших в Ньюарке, он попросил инспектора Беннона. Секретарь
ответила, что инспектор Беннон ушел обедать.
     - А Винарский и Трэйси на месте? - поинтересовался Римо.
     - Они пошли обедать вместе с ним.
     -  Вы не знаете,  где бы я  мог  их  найти? - настаивал  Римо.  -  Дело
срочное.
     -  Скорее всего, в "Плимут Ланченетт".  Он говорил,  что пойдет обедать
туда.
     - Спасибо, - сказал Римо и положил трубку. Значит,  в штаб-квартире ФБР
их еще не хватились.
     Затем Римо позвонил портье.
     - Меня никто не спрашивал в вестибюле? Я жду гостей.
     - Нет, сэр, - ответил помощник портье.
     Скорее всего Беннон  действовал по собственной инициативе, без  санкции
начальства, - размышлял Римо. - Значит, следов не осталось.
     Римо  перетащил  тела в ванную  комнату, а  потом  надел  летние брюки,
спортивную рубашку и мягкие итальянские туфли. Ему хотелось как можно меньше
привлекать к себе внимание там, куда он собрался.
     -  Никого не  впускай, Чиун!  -  сказал  он  перед уходом  тому, кто  в
роскошном кимоно  цвета золота,  с прядями серебристых  волос важно восседал
перед телевизором.
     -  Чш-ш-ш!  - ответил  мастер Синанджу,  которому  не нравилось,  когда
нарушали красоту.
     - Чиун! - крикнул Римо с порога. - Если бы ты  не был так хорош, ты был
бы просто дерьмом.
     Громко хлопнув дверью, он вышел из номера. Чиун  никогда  не  убирал за
собой тела убитых. Никогда!

     Владелец  магазина  садового  инвентаря заверил  молодого  симпатичного
домовладельца, что  мешки "Супер Гарб" не пропустят влагу, если даже  листья
будут  сильно  мокрыми. Кроме того, заверил  он,  мешки  прошли  специальные
испытания на прочность и выдерживают до двухсот пятидесяти фунтов.
     - Дайте мне три штуки.
     Мягкие пластичные  движения  молодого  домовладельца наводили на мысль,
что он из "голубых".
     - Заверните, - грубо повторил клиент.
     - О-о!  - разочаровано выдохнул владелец  магазина, который растрачивал
силы по мелочам, пытаясь найти общий язык с продавцом, вечно переутомленным,
обиженным и чересчур гетеросексуальным.
     ...  В тот  же  день  Римо  выяснил,  что огромные  чемоданы  "Дюралит"
изготовляются из полихромида.
     - Спасибо, дайте мне три штуки, - сказал он продавцу магазина "Турист".
     -  У  них также специальное покрытие,  защищающее от  царапин.  И,  что
особенно важно, новая удобная застежка.
     - Три! - повторил Римо.
     - Кроме того,  - не мог  остановиться продавец,  -  они с гарантией  на
восемь лет. Восьмилетняя гарантия...
     - Дайте  мне  три, пока  я не сделал из вас  отбивную котлету, - сказал
Римо улыбаясь.
     -  Что вы сказали?! - продавец с трудом  удержался, чтобы не  выбросить
хама за дверь. Но, во-первых, он сбывал залежалый  товар,  а во-вторых,  ему
тогда не найти нового места.
     -  Три,  пожалуйста! - приказал Римо.  - Доставьте их немедленно в  мой
номер. Немедленно!  - снова улыбнулся он. -  Иначе  я  за них не заплачу  ни
цента. У вас в запасе полчаса. Действуйте.
     - Хотелось бы встретиться  с  ним еще раз, - сказал продавец напарнику,
когда покупатель скрылся за дверью. - Желательно в темном углу бара.
     ... Джентльмен желает, чтобы его вещи были застрахованы?
     - Конечно, - сказал  Римо. - Для меня  они очень ценны. Даже  бесценны.
Застрахуйте их на шесть тысяч долларов. Каждый чемодан на две тысячи.
     - Антиквариат?
     - Нет, рукописи. Для меня они не имеют цены.
     - Отлично! Через час наш человек заберет их из вашего отеля.
     -  Это  вам обоим  за труды,  -  сказал Римо,  подавая десятидолларовую
бумажку. -  Чемоданы тяжелые, имейте  в  виду. И прошу  вас, не побеспокойте
старика, который в гостиной смотрит телевизор. Пожалуйста.

        ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ 

     Римо был вынужден взять Чиуна с собой.
     Ничего  другого не оставалось. Чиун опять кое-что натворил. Как обычно,
кто-то его  якобы  оскорбил,  потом  возникло небольшое недоразумение. Вот и
все.
     - Я  не надеюсь, что человек,  позволивший  себе сюсюкать с этими тремя
кретинами, способен это понять, - заключил Чиун.
     - Хорошо, давай  вспомним  все сначала,  - предложил Римо,  укладывая в
свой единственный чемодан две  стопочки нижнего  белья и аккуратно сложенный
костюм. Затем  занялся вещами  Чиуна. - Значит,  ты  мирно  сидел  внизу,  в
ресторане... Правильно?
     - Это так, - кивнул Чиун,  показывая длинным указательным пальцем,  что
белый и синий халаты следует вывернуть наизнанку.
     Чиун  мог упаковаться  и сам, но тогда  они выехали  бы из гостиницы не
раньше, чем через день.
     -  А человек  за  соседним столиком,  -  продолжил Римо,  - рассуждал о
странах третьего мира, верно ведь?
     - Это так.
     - И сам ты не вступал в беседу?
     - Это так.
     - А потом что случилось?
     -  Не надо меня расспрашивать, словно  неразумное дитя.  Положи зеленый
халат сверху.
     - Придется сообщить  о случившемся  Смиту,  -  сказал Римо,  откладывая
зеленый халат в сторону.
     - Ну конечно. Я и забыл, что имею дело  с человеком, который шпионит за
мной, - заметил Чиун. - Я  и  забыл, что все, чему я тебя научил, пустяки. Я
забыл,  что правила,  которые  спасают  тебе  жизнь,  уже  не имеют  ко  мне
отношения,  ибо известны  тебе,  а сам я  не  состою в  твоей  замечательной
организации.  Мне  даже неизвестно,  что это такое, - продолжав  Чиун. - Так
меня  ценят! Кто  я?  Бедный учитель,  ничтожный слуга... Положи  сандалии в
мешок!
     -  Позволь мне напомнить, папочка, что именно ты рассказал Смиту о моей
способности работать, не достигнув пика.
     - Если кто-то чувствует себя лучше, посыпая старые раны солью, пусть не
отказывает себе в этом удовольствии. Я всего лишь ничтожный слуга.
     - Чиун,  черт побери! - вскричал  Римо,  запихивая первую из восьми пар
туфель  в один из восьми  пластиковых мешков. -  Когда главный претендент на
титул чемпиона по  боксу в тяжелом весе оказывается сидящим на полу от удара
восьмидесятилетнего  старца,  нужны  же  хоть  какие-то  объяснения.  Ты  не
считаешь?
     - Никто не видел моего удара, - заметил Чиун.
     - Но зато многие наблюдали, как Али-Баба или как там его, летел на пол.
Надеюсь, этого ты не будешь отрицать?
     -  Они не видели моей руки,  как  не видел  и тот  молодой  джентльмен,
который,  позволю  заметить, стал бы,  вероятно,  лучшим учеником, чем ты, -
заявил Чиун. - Я заглянул ему в глаза. Да и физические данные у него намного
лучше.  Но доктор Смит не привел ко мне для  обучения такого славного парня.
Нет,  он появился с  обломком  кораблекрушения  в руке,  всплывшим из клоаки
Америки, который  насквозь  провонял мясом  и  алкоголем  и  у которого  был
затуманен  разум  и  отсутствовало  чувство  равновесия. Я  сделал  из  него
настоящего мастера... - Однако спохватившись, что сказал лишнее, Чиун быстро
добавил: - По американским стандартам, конечно.
     - И все же, как это произошло? - не сдавался Римо.
     -  Я был занят  своими  личными  делами,  когда он  бросил  мне  в лицо
необоснованные оскорбления.  Я их,  как всегда,  игнорировал,  потому что не
люблю,  ты  знаешь,  лишних  беспорядков.  Кроме  того,  я  помнил  о  твоей
привередливости и ничем не подкрепленных подозрениях.
     - А потом?
     - Меня вновь оскорбили.
     - Что он сказал? - спросил Римо.
     - Мне не хотелось бы тревожить старые раны.
     - Старые? Это случилось полтора часа назад, и теперь несчастный ублюдок
зализывает свои раны в больнице. Что же все-таки произошло?
     В царственном молчании Чиун смотрел в окно.
     - Твоя видеоаппаратура не вечна, папочка, а мне хорошо известно, что на
новую ты из собственных средств не потратишь ни цента.
     - Я пригрел на груди змею, -  вздохнул Чиун. - Что ж, это мне наказание
за  великодушие и  доверчивость.  Человек в  ресторане бросил клеветнические
слова в адрес моей матери. Но я не реагировал до тех пор, пока он не нападал
на меня.
     -  Что он сказал о... Постой-постой, кажется, догадываюсь.  Он  сказал,
что все люди третьего мира - братья. Я прав?
     Чиун кивнул.
     - И обнял тебя за плечи в знак дружбы, да? Вот тогда ты и раздробил ему
запястье? Я прав?
     - Я не убил его только  потому, что  знаю, как ты избегаешь огласки. Но
благодарности никакой! Ни слова признательности за то, что он поверил, будто
сам раздробил кисть руки, ударившись  о  стул. Никакой благодарности  за мою
бескорыстную  заботу  о тебе  и  твоей  расчудесной организации, к  которой,
заметь  это, я сохраняю  лояльность. Ничего такого! Зато добрых  два часа  я
выслушиваю чудовищные угрозы  лишить меня наиболее ценной  части моей личной
собственности.
     - Что ж, ладно, - вздохнул Римо, уложив  зеленый халат поверх остальной
одежды в громадный сундук и с шумом захлопнув крышку. - Ты  поедешь со мной,
Чиун. Я не оставлю тебя здесь одного.
     Римо  отправил  бы  Чиуна в Фолкрофт, но сейчас  там  небезопасно.  Это
первая трудность. Вторая  состояла в том, что  не было никакой ясности,  как
поведет  себя  Чиун в  Центре  по  изучению  подсознания.  Спросить  Римо не
решался. Чиун не любил, когда вмешивались в его личную  жизнь, особенно в ее
эмоциональную сферу.

     Дежурный   администратор  в  приемном   отделении  Центра  по  изучению
подсознания сообщила господину Римо Дональдсону, что, к сожалению, не сможет
принять его вместе с инструктором по физическому воспитанию из-за отсутствия
свободных  мест.  Все  забронировано на ближайшие  три  года.  Однако,  если
господин Дональдсон захочет встретиться с ней  после работы, чтобы  обсудить
возможность устроиться в какой-нибудь другой клинике, она будет рада.
     - Более чем рада, мистер Дональдсон.
     Ей не было  еще  и двадцати. Тонкая белая блузка едва прикрывала хорошо
сформировавшуюся грудь. Девушка  провела языком по розовым свежим губам, как
бы невзначай опустив взгляд пониже брючного ремня Римо
     Он  наклонился  к ней и почувствовал тонкий аромат духов. Ее  тщательно
расчесанные волосы, каштановым  водопадом спадавшие на  плечи, коснулись его
щеки. Он придвинулся еще ближе и низким завораживающим голосом  прошептал ей
на ухо:
     - Послушай! Меня ты должна принять, а то ...обижусь.
     Простые слова,  произнесенные медленно  и  многозначительно,  произвели
нужное впечатление: лицо девушки зарделось, в глазах вспыхнуло желание.
     -  Мне  хотелось бы... - произнесла  она слабеющим голосом, - но доктор
Форрестер  лично регистрирует  всех  новичков.  О-о, если  бы я  сама  могла
сделать это!
     - Соедини меня с доктором Форрестером. Я поговорю с ним.
     - С ней.
     - Тем более.
     - Увидев ее, вы забудете обо мне.
     - Ты всегда будешь самой желанной.
     - Правда?!
     -  Нет!   -   честно  ответил  Римо,   улыбнувшись   сладкому   кусочку
удовольствия.
     - Мерзкий женоненавистник! - пролепетала она, с трудом сдерживая слезы.
     - Что есть, то есть, - спокойно сказал Римо. - Женоненавистник, который
не прочь затащить тебя в темный уголок.
     - Я позвоню, но это бесполезно.
     - Звони! - великодушно разрешил Римо,  разглядывая просторную приемную.
В  Центре  по изучению подсознания чувствовался размах:  обширные помещения,
пышные растения в  горшках до пояса, огромные окна, открывавшие  взору небо,
землю  и  деревья. Девушка, лицо  которой все  еще пылало от  возбуждения  и
неудовлетворенных желаний, нервно  крутила  диск  плоского белого  телефона,
стоявшего на покрытом стеклом рабочем столе.
     Римо  медленно  подошел  к  Чиуну,  который наслаждался  окружавшей его
атмосферой  и  размышлял о  деятельности  Центра  по  изучению  подсознания.
Взглянув на Римо, он заметил:
     - А  ты ведь  и  на  самом деле женоненавистник! С роду не видел такого
циничного обращения с женщиной.
     - Главное - результат!
     - Почему ты не стал угрожать ей оружием? Результат был бы такой же.
     Римо взял брошюру  с журнального столика из хромированной стали, глянул
первую страницу и усмехнулся:
     - Тебе придется раздеваться в присутствии других людей, Чиун. Читай.
     - У  каждой проблемы есть решение, - сказал  Чиун невозмутимо,  даже не
взглянув на брошюру. Он был увлечен созерцанием ландшафта за окном.
     Римо пожал плечами. Ему ни разу  не приходилось видеть Чиуна  раздетым.
Даже мокрой  губкой старик обтирался под прикрытием складок одного  из своих
многочисленных кимоно. Меняя кимоно, он умудрялся делать это так, что снимал
одно и надевал другое почти одновременно. Римо так не мог или, может быть, к
этому не стремился.
     Доктор   Лития  Форрестер   проводила   консультацию,  когда   раздался
телефонный звонок.  Полагая,  что это ошибка коммутатора, где знали, с кем и
когда  ее  соединять,  Лития,  Форрестер  не ответила ни на  первый,  ни  на
второй... ни на пятый звонок. Но в конце концов все же подняла трубку.
     - Я же говорила, что меня нельзя отвлекать во время консультаций! У нас
нет  ни  одного  места на  ближайшие  три...  Дональдсон?  Ты  сказала  Римо
Дональдсон? Ну хорошо. Я побеседую с ним. Попроси его подняться ко мне через
пятнадцать минут.
     Она положила трубку, и рука ее неожиданно дрогнула.
     - Он здесь! Он здесь! Он здесь! - В  голосе  Литии звучало предвкушение
победы.
     - Кто он? - спросил мужчина, с которым она только что беседовала.
     - Тот,  кого я  мечтала заманить  сюда. Этот человек может сорвать наши
планы. Но теперь он здесь. Вот уж подарок судьбы.
     - Но не бывает и добра без худа, - философски заметил мужчина.
     Прежде  чем Римо  Дональдсон  получил  разрешение войти,  доктор  Лития
Форрестер еще раз, без посторонних, ознакомилась с его досье.
     Час  назад,  когда  Беннон  не  позвонил  ей в условленное  время,  она
забеспокоилась.
     Жаль,  если  он  погиб,  -  подумала  Лития  Форрестер.  - Всегда такой
осторожный,  основательный,  исполнительный  и   аккуратный,  инспектор  ФБР
Беннон...  И его  люди тоже... Генерал Ванс Уитерс  отправился на тот  свет.
Полковник  войск  специального   назначения,  профессиональный  убийца  тоже
погиб... и его люди. Что ж, добро пожаловать, Римо Дональдсон!  - подытожила
она  мстительно.  - Добро  пожаловать для участия  в турнире  интеллектов, в
котором и твой мозг, и твои половые инстинкты будут  направлены против тебя.
Мне  известно о тебе  многое. Ты -  оружие  в человеческом  облике, но  тебе
предстоит состязаться с таким противником,  который не только  устоит  перед
тобой, но и уничтожит тебя.
     Страх,  который Лития  Форрестер  испытала, подумав  о  смерти Беннона,
прошел. Она была готова к встрече.
     Однако доктор  Лития Форрестер не могла знать, что восемью этажами ниже
старый человек с Востока, купаясь в лучах  солнца, струившихся через большое
окно, тоже размышлял о Римо.
     Я  подготовил тебя  хорошо, сын мой, Шива, Разрушитель Миров, - шептали
беззвучно губы старика. - Входи без  страха в эту  западню разума. Как бы ни
была велика опасность, она не может противостоять мощи Человека. Наводнение,
буря,  шторм... -  все бессмысленно  перед ним. Все, включая и пространство,
раскинувшееся до  самых  звезд. Теперь иди!  Дух  Разрушителя  воспаряет над
жалкими замыслами других смертных.
     Девушке,  которая  только  что  направила Римо  Дональдсона  к  доктору
Форрестер, не забыв напомнить о встрече вечером, престарелый азиат показался
забавным и совсем беззащитным.
     -  Простите,  сэр,  -  обратилась  она к  нему, - мне  не  хотелось  бы
показаться  излишне любопытной  и  лезть в  чужие дела, но  как  вам удастся
сохранять такими длинными ногти на руках?
     Девушка   так  мило  улыбнулась,  что   отказать  ей  в  чем-либо  было
невозможно. С  помощью подобной  улыбки  она  в день своего шестнадцатилетия
получила от отца в подарок автомобиль.
     - Ты как раз лезешь в чужие дела, - улыбнулся в ответ милый беззащитный
старикан.
     А наверху  Римо Уильямс,  известный  под именем Римо Дональдсон, прошел
через  двойную  дверь и  увидел самую  красивую женщину, из  всех  с  какими
когда-либо стоял рядом. Она была совершенством природы и воплощением мужской
мечты.
     Лития сделала несколько шагов ему навстречу.
     - Хэлоу, Римо Дональдсон. Я ждала вас.

        ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ 

     Учреждение, носящее  длинное название  Центр по  изучению  подсознания,
было "своеобразной  мастерской для выявления в человеке побуждающих мотивов,
углубленного  их  исследования  и  восстановления  механизма  преодоления  с
помощью соответствующих методов".
     Так было написано в брошюре.
     У Чиуна на этот счет было свое мнение, и он сообщил его Римо, когда они
распаковывали чемоданы в отведенной им комнате:
     - Это означает массовое  раздевание при всех,  употребление неприличных
слов и, наконец, ощупывание друг друга.
     -  Ощупывание  предусматривается, - подтвердил Римо.  - Дай  мне знать,
если заметишь что-нибудь подозрительное.
     - А что ты ищешь?
     - Сам не знаю.
     - Должно быть, увлекательное дело мыслить, как белый человек: иди  туда
- не знаю куда, принеси то - не знаю что. Это невозможно, сын мой!
     - Я опять стал твоим сыном?
     - Я не храню ни на кого зла.
     Чиун  был явно в настроении. Скорее всего, его развлекли тесты, которые
им предложили после обеда. Чуть позже Римо встречался и беседовал с доктором
Форрестер (мысленно  он называл ее  просто  Литией). Он был так очарован  ее
красотой, что разоткровенничался и рассказал фальшивую  историю своей жизни.
Она внимательно выслушала  Римо, назначила время для  новых тестов  и тут же
отпустила, говоря с ним тоном учительницы.
     Чиун  не  был  зарегистрирован  в качестве пациента, но  вместе с  Римо
прошел  через  все  психологические тесты.  Ему  они показались  чрезвычайно
забавными, и он развлекался.
     -  Послушай вот  это, - веселился  Чиун.  - "Кем бы вы предпочли стать:
чистильщиком  рыбы,  солдатом, уборщиком  мусора  или  художником?  Отметьте
что-то одно".
     - Итак, выбирай! - предложил Римо.
     - Я не хочу быть ни чистильщиком рыбы, ни солдатом, ни  художником. Мне
нечего выбирать. - Взял ручку и через весь вопросник размашисто начертал: "Я
предпочитаю быть Мастером Синанджу".
     Следующий тест показался  ему еще забавней.  Требовалось  из  маленьких
блоков сложить большой куб. Чиун быстро справился с заданием, но почему-то у
него один блок остался. Краем ладони  Чиун раздробил его в порошок,  а затем
посыпал порошком большой куб.
     - Теперь все! - радостно воскликнул он.
     В таких заботах и протекало время.
     Римо старался как  мог, но пока не знал ни своих результатов, ни  того,
будут ли они вообще.
     Но вот однажды  в их маленькой комнате раздался телефонный звонок. Римо
поднял трубку:
     - Дональдсон слушает.
     -  Доктор  Форрестер  хотела бы  видеть вас,  желательно сейчас  же,  -
холодно произнес женский голос.
     Был  почти  вечер,  когда  Римо вновь вошел  в  кабинет  доктора  Литии
Форрестер. Она стояла у рабочего стола спиной к двери. Взглянув на нее, Римо
понял, что никакой самоконтроль не  сможет заглушить зова  природы. Это было
больше, чем сексуальное влечение. Это было неизведанное желание вместе с ней
воспроизвести себя.
     - Садитесь, мистер Дональдсон, -  предложила она, указав на  диван. - Я
хотела поговорить о результатах ваших тестов.
     Доктор Форрестер взяла со стола заранее  приготовленную стопку бумаг и,
подойдя к дивану, села рядом с Римо.
     За тест  на умение сложить из  блоков куб,  что означало  способность к
самосознанию и самоорганизации, Римо получил высшую оценку. Это его  немного
удивило, потому что когда  он  был еще Римо Уильямс и пробовал поступить  на
работу  в  полицию  Ньюарка  и  Нью-Джерси,  ему  за  то же  самое поставили
"удовлетворительно". Чиун был прав, ум можно развить, как мускулы рук и ног.
     Потом  обсуждалась  возможность  нервных срывов.  Римо показал  высокую
степень подверженности. Это  подтверждали какие-то кляксы или что-то в  этом
роде.
     -  А  вот  у  вашего тренера этот показатель  очень низкий, ниже  я  не
встречала, - сказала Лития Форрестер,  прислоняясь  к  плечу Римо. - Как  вы
думаете, почему?
     Ее тело распространяло аромат редкой утонченности.
     -  Потому  что  ему удается рассеивать свое дурное  настроение за чужой
счет, - ответил Римо, усмехнувшись.
     -  А вот и нечто экстраординарное! У вас  обоих  отсутствуют  составные
агрессивности. Я  хочу сказать, что  вы абсолютно не  агрессивны. Но  так не
бывает! Вы искренно отвечали на этот тест?
     - Это где были линии, стрелы и еще какие-то штуки?
     - Да.
     - Вы меня  удивили,  -  заинтересовался Римо.  Тест  выглядел настолько
безобидно,  что  они  с  Чиуном  ответили  честно.  -  Не  знаю,  как  можно
приукрасить ответы на такой простой тест.
     - Так  он и задуман.  Весь  секрет в простоте. Замечательно!  Абсолютно
никаких признаков  нормальных  агрессивных инстинктов, - Лития  поднялась  с
дивана, поправляя перекрутившееся  платье из тонкого джерси. - Устраивайтесь
поудобнее, мистер Дональдсон. Нам нужно побеседовать.
     Римо откинулся  на мягкую спинку и  посмотрел вверх.  Через пластиковый
прозрачный  купол  проглядывало темнеющее  небо. В  его  вышине плавно парил
ястреб.  Он  казался неподвижным, но вдруг камнем бросился вниз. Римо не мог
видеть его жертву, но не сомневался, что она там была.
     Вот так атакует и Лития Форрестер, - мелькнуло в  уме Римо. -  Почему и
женщины,  и мужчины используют секс как  оружие?  Забавно, что он подумал об
этом только сейчас.
     Лития  села  в кожаное кресло  напротив Римо и начала задавать вопросы,
как умела делать лишь доктор Форрестер:
     - Если бы кто-нибудь, когда вы  стоите в  длинной очереди за билетами в
кино, попытался встать перед вами, что бы вы сделали?
     - Я сказал бы ему, что все стоят в очереди и что он - не исключение.
     - А если он все-таки откажется уйти?
     - Ну и  что? Какое значение может иметь один человек? Честно говоря, я,
наверное, даже не стал бы с ним говорить.
     - Вы когда-нибудь убивали людей, мистер Дональдсон?
     - О да, конечно, доктор. Трудно даже вспомнить сколько.
     - Во Вьетнаме?
     - И во Вьетнаме тоже.
     - А что если я скажу, что мы проверяли ваше досье, мистер Дональдсон, и
не нашли буквально ничего? Вы,  вероятно, знаете, что учреждения нашего типа
большей  частью связаны с  правительственными кругами, поэтому  каждый новый
пациент  тщательно  проверяется.  Похоже,  о  вас  нигде  ничего  нет.  Даже
отпечатки пальцев отсутствуют.
     - Что вы говорите, доктор? Просто удивительно!
     -   Мистер  Дональдсон,  вы  прибыли  сюда  и   зарегистрировались  как
профессиональный игрок в гольф, - продолжала  доктор Форрестер. -  Однако  в
среде профессионалов вас  никто не знает, в списках профессиональных игроков
имя  Римо Дональдсона не значится.  Вы  упомянули о Вьетнаме, но военные  не
располагают  никакими данными  о вас и  вашей деятельности. Согласитесь, что
это,  мягко  говоря,  странно.  Итак,  кто  же  вы  на  самом  деле,  мистер
Дональдсон?
     Вот и настало время  представиться  друг  другу,  - усмехнулся Римо,  а
вслух сказал:
     - Я тот человек, который собирается убить вас, доктор Лития Форрестер.
     Он с интересом наблюдал  за  ее  реакцией, но Лития  Форрестер ничем не
выдала себя.
     - О-о, вот и  агрессия! - только и  сказала она. -  Проявилась впервые.
Хорошо.  Я   думаю,   ваша   проблема   заключается  в   боязни  собственной
агрессивности.  Нежелание признать собственную  враждебность.  Подумайте  об
этом,  мистер  Дональдсон.  Почему вы  хотели  убить  меня? -  спросила  она
спокойно и как бы между прочим.
     - А  кто сказал, что я хотел убить вас? Я только собираюсь,  -  ответил
Римо, поняв, что спокойный вопрос доктора Литии  Форрестер  - лучшее из всех
возможных свидетельств не в ее пользу.
     - Вы хотите сказать, что не станете убивать меня?
     -  Не сейчас. Откровенно говоря, убитая вы напоминали бы  окровавленную
Богоматерь. Но мне придется убить вас.
     - Почему?
     - Потому что вы, вероятно, должны умереть.
     - Но почему?
     - Вы в числе намеченных к уничтожению.
     - Вот оно что! А кто решает, кого убивать, а кого нет?
     - Обычно я сам.
     - Как вы относитесь к тем, кто вами приговорен к смерти?
     - А что чувствуете вы по отношению к своим пациентам, доктор?
     - У меня к ним нет чувства ненависти, мистер Дональдсон.
     - И я редко ненавижу тех, кого решал убить.
     - Сколько человек вы убили, мистер Дональдсон?
     - Сколько мужчин вы завлекли в свою постель, доктор?
     - Значит, вы связываете это с сексом? - подняла брови доктор Форрестер.
     - Нет!
     - Что вы чувствуете в тот момент, когда убиваете человека?
     -  Профессиональный  интерес к  эффективности  приемов.  Потом стараюсь
восстановить  в  деталях,  как,  допустим,  нанесен  удар  левой,  полностью
выпрямленной или нет.
     - И никаких эмоций?
     -  Конечно,  никаких.  Убиваю-то я,  а  не  меня.  Большая  разница,  -
рассмеялся  Римо,  довольный своей шуткой. Но оценить ее  было некому, и его
веселье быстро развеялось.
     - И никаких эмоций... - повторила доктор Форрестер медленно. - А почему
вы убиваете людей?
     - Это моя работа. Точнее, профессия.  Говорят, хорошо получается, Может
быть, в этом мое призвание.
     - А как у вас с сексом? - задала она вопрос на другую тему.
     - Нормально.
     - Как вы относитесь к родителям?
     -  Я не  помню своих родителей. Воспитывали  меня монахини в  сиротском
приюте.  У меня к ним не было  особой привязанности. Монахини как  монахини,
делали что могли.
     - Понимаю. Значит, у вас не  осталось воспоминаний, связанных с мужским
началом.  Расскажите,  каким  вы   представляете  себе  идеального  мужчину?
Ложитесь, если хотите, на спину, закройте глаза и фантазируйте, лепите образ
совершенного мужчины. Создавайте его для меня.
     Римо согласно кивнул головой,  улегся поудобнее на диване и для полного
комфорта сбросил мягкие кожаные туфли.
     - Идеальный мужчина,  - начал он, - это тот, у  которого  внутри мир  и
покой, связанные с высшими силами. Идеальный мужчина не ищет опасности, но и
не  бежит от нее, спокойно идет ей навстречу. Для него смерть - естественное
продолжение  жизни,  он озабочен тем,  как  умереть, а  не когда.  Для  меня
идеальный мужчина -  это тот, кто способен  часами тихо сидеть, положив свои
мирно  отдыхающие   тонкие  длинные  пальцы  поверх  одежд.  Он   должен   в
совершенстве  владеть каким-нибудь  ремеслом  и делать  свое дело  настолько
хорошо,  насколько это в  человеческих силах.  Я  считаю совершенным  такого
мужчину, который становится учителем того, кого он полюбит...
     - Этот человек с Востока - ваш отец? - прервала его доктор Форрестер.
     - Нет.
     - Вероятно, он вас вырастил?
     - Не с детских лет.
     - Вы его любите?
     -  А это не  вашего  ума дело, черт побери!  - Римо  резко  поднялся  с
дивана.
     - Вот и  первая по-настоящему агрессивная эмоция! - обрадовалась доктор
Форрестер. - Когда  вы  рассказывали  байки об уничтожении  людей, эмоций не
было. Никаких!  То,  что мы  должны сделать, -  это уничтожить убийцу внутри
вас,  ваше  второе  "Я",  мужчину и  самца,  которого  вы  придумали,  чтобы
компенсировать его реальное отсутствие в  вашем  детстве. Мы поможем вам,  -
продолжала доктор Форрестер, - сформировать совершенно новое представление о
себе,  как  некой  позитивной  силе.  В  процессе  лечения  мы  разрушим  ту
враждебную  силу,  которая обосновалась  внутри  вас  и  живет своей жизнью,
сделав вас своим рабом. У этой силы есть какое-нибудь имя? Обычно бывает.
     - А как же! Разрушитель. Или Дестроер.
     - Вот и отлично! Нам придется уничтожить этого Разрушителя.  Нам вместе
с вами.  - Она  помолчала, а потом заговорила  вновь: - На сегодня, пожалуй,
хватит. Время уже позднее.
     Римо стоял прямо и неподвижно, не отводя пламенного взгляда от лучистых
голубых  кристаллов  ее  глаз.  Спокойная  и  чуть  ироничная  улыбка  Литии
возбуждала его и злила одновременно.
     - Многие замышляли  убить Дестроера, - усмехнулся Римо,  -  но  погибли
сами в неравной борьбе.
     -  Посмотрим,  что  удастся  сделать  нам, -  улыбнулась  доктор  Лития
Форрестер.
     Именно  тогда Римо почувствовал сильное желание не  только вонзиться  и
проникнуть внутрь, но и воспроизвестись.
     Будь, что будет, - решил Римо, прекрасно понимая,  что может погибнуть.
Он снова пристально  вглядывался через  прозрачный  купол в  вечернее  небо,
пытаясь отыскать того ястреба. Но его нигде не было.

        ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ 

     После ухода Римо Лития Форрестер долго сидела за своим рабочим столом и
обдумывала сложившуюся ситуацию. Затем она на что-то решилась  и набрала три
короткие  цифры,  соединившись   с   одной  из  комнат  Центра  по  изучению
подсознания.
     - Слушаю... - ответил скучный мужской голос.
     - Он только что ушел, - сказала Лития. - Никаких сомнений. Его прислали
сорвать наши планы.
     - Тогда убей его, - посоветовала трубка.
     - Ты прав. Но не здесь. Зачем привлекать лишнее внимание? Это может нам
помешать.
     -  Тогда  в  любом   другом  месте.  Выбор  за  тобой.  Но  сделай  это
обязательно. И не откладывай.
     - Да-да, конечно, - поспешно согласилась Лития Форрестер, а потом тихим
просительным голосом добавила:  - Можно мне прийти сегодня? Мы так давно  не
виделись.
     - Только не сегодня. Я зверски устал.
     - Ну пожалуйста. Пожалуйста.
     На другом конце провода возникла долгая пауза, потом послышался вздох.
     - Хорошо, если тебе так хочется.
     - Спасибо, милый, - сказала она с нежностью.
     - Да-а,  раз  уж  ты собралась зайти,  принеси  картофельных  чипсов  с
соусом. Соус луковый. И большой пакет чипсов.
     - Принесу все, что пожелаешь!
     После  того,  как раздался  щелчок  и  послышались  звуки  отбоя, Лития
Форрестер  еще  долго прижимала к груди телефонную  трубку,  как школьница -
первую любовную записку.

        ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ 

     Было раннее утро. Чиун и Римо готовились участвовать в первом групповом
занятии.
     -  Не  будем волноваться,  Чиун! - говорил Римо.  - Обещай мне,  что не
позволишь словам  затронуть  себя  независимо  от  того,  кто  и  что  будет
говорить. Помни, это всего лишь слова.
     Чиун снисходительно взглянул на Римо, будто привык спокойно реагировать
на слова, и отвернулся к окну, продолжая разглядывать зеленые волны холмов.
     Они  вышли  из  комнаты,  расположенной на  шестом этаже, в центральную
часть  холла, где  было  предусмотрено  влияние  "успокаивающей среды". Холл
именовался  "районом  физического  перемещения".  Подойдя  к  лифтам,   Римо
поинтересовался, как их здесь называют.
     - Лифты, - ответил лифтер.
     -  А  я,  приятель,  думал,  как-нибудь  по-научному,   вроде   "ячейки
двустороннего перемещения".
     Групповые  занятия проходили в просторной комнате на третьем этаже. Пол
и стены были обтянуты ковровыми покрытиями. Потолок был обит серой шерстяной
тканью, которую прорезали длинные узкие  отверстия,  пропускавшие яркий свет
мощных  флюоресцентных ламп. Посередине гигантскими  подушками  был  выложен
круг.  Возле каждой стояла  керамическая  пепельница.  Римо  и Чиун вошли  в
комнату, когда занятия уже начались. Доктор Лития Форрестер сидела  на одной
из подушек и молча наблюдала.
     Шарообразная  женщина  с  лицом,  заставляющим  вспомнить  недоваренную
овсяную  кашу,  и крошечным  младенческим  ротиком, извергающим  потоки яда,
потребовала,  чтобы  ей  объяснили, кто  такие  Римо  и  Чиун и  почему  они
позволяют себе опаздывать на занятия?  Она заявила, что возмущена поведением
обоих, но к Римо это относится в большей степени.
     - Почему поведение мистера Дональдсона вас возмутило больше? - спросила
доктор Форрестер.
     - Потому что он вошел  в комнату так, будто я  хочу его. Он вышагивает,
как король. Но он не король, и  я не позволю ему даже дотронуться до себя, -
громко кричала  женщина  в ответ, хватаясь пухлыми руками за свои тяжеленные
груди.
     Прямые, когда-то белокурые, а сейчас цвета грязней соломы волосы падали
на  рыхлое лицо.  Живот, похожий на раздутую резиновую  камеру,  выпирал над
шортами.  Ее  звали  Флорисса,  и  была  она  специалистом  по компьютерам в
Пентагоне.
     - Как вы  себя чувствуете в  нашем обществе,  Римо?  - спросила  доктор
Форрестер.
     - А я должен что-то чувствовать? - пожал он плечами.
     - Я ненавижу тебя!  -  продолжала надрываться Флорисса.  -  Я  ненавижу
этого самодовольного самца! Ты думаешь, что если уродился таким симпатичным,
каждая женщина только и мечтает завалиться с тобой в постель?
     - Что вы чувствуете, Римо? - вновь спросила доктор Форрестер.
     - По-моему, чушь какая-то! - сказал он усаживаясь.
     Флорисса  в голос зарыдала, будто обилие  краски на ее щеках и ресницах
требовало   полива.   Теперь   ее    лицо   напоминало    плакат   ведомства
здравоохранения, осуждающий тех, кто игнорирует лечение.
     Она  заявила,  что чувствует  себя отверженной.  Другие  участники этой
встречи, кроме доктора Форрестер и еще одного  пациента, придвинулись к ней,
стали легонько  похлопывать ее  по  спине и  лицу.  При  этом  они  нараспев
уверяли, что нуждаются в ее обществе. Они убеждали себя и Флориссу,  что все
ее любят и всем она желанна.
     -  А  он  так не  думает!  -  капризно топнула она  туфелькой  тридцать
девятого размера. - Он считает меня безобразной и не хочет меня!
     Римо  взглянул на пациента, который  не пожелал  участвовать в массовом
утешении Флориссы. Это был громадный мужчина, но  не по росту и ширине плеч,
а по массе  тела,  весившего не менее четырехсот  пятидесяти фунтов.  Он был
черен,  как последняя ночь перед концом света. На лице, совершенно заплывшем
жиром, сохранялось выражение, которое свидетельствовало о твердом характере.
Мужчина напомнил  Римо великого черного  короля.  Вес мешал  ему  двигаться,
дышать,   даже  шевелиться.   Римо  видел,   как   он,  пользуясь  карманным
ингалятором, впрыскивал в рот какое-то лекарство, очевидно от  астмы. Темные
глаза, выглядывая поверх ингалятора, пылали огнем.
     Внушителен, внушителен, - подумал Римо с уважением.
     Не  видя  Чиуна рядом, Римо  обеспокоенно обвел  глазами комнату.  И  с
удивлением  обнаружил, что  Мастер Синанджу присоединился  к массовке вокруг
Флориссы.  Движением  руки он попросил  всех отодвинуться,  а затем, проводя
тонкими, длинными, чувствительными пальцами  по  позвоночнику женщины, начал
нараспев внушать:
     -  Ты  - цветок страстных  желаний  всех мужчин.  Ты -  само  единение,
текущее, словно шепот любви, от мужчины к женщине и от женщины к мужчине. Ты
- совершенство сред, себе  подобных, драгоценный камень редкого благородства
и блеска. Ты - красива. Ты - женщина...
     Римо увидел, как бесформенная квашня заколыхалась, ожила и засветилась.
Она подняла свое испачканное расплывшейся тушью лицо и просветленно сказала:
     - Я чувствую себя любимой.
     - Ты любима,  потому что достойна любви, - продолжал внушать Чиун. - Ты
- драгоценный любимый цветок...
     - Заставь его полюбить меня.
     - Кого?
     - Римо.
     - Я не в состоянии победить его невежество.
     Глянув  на Литию Форрестер,  Римо понял, в чем суть  и секрет групповой
терапии. Те, кто ею руководил,  ни во что не вмешивались.  В этом был смысл.
Но в  ней было  и что-то толковое.  Разве Чиун не заставлял  Римо  во  время
тренировок  анализировать свои эмоции, чтобы потом использовать в работе то,
что могло пригодиться?
     Чиун  мелкими  шлепающими  шажками  вернулся к Римо и с  легкостью пера
вспорхнул на соседнюю подушку. Римо научился этому виртуозному движению лишь
через несколько лет  упорные тренировок. Он оглядел присутствовавших,  желая
убедиться,  какая будет реакция  на поведение Мастера.  И вновь встретился с
пристальным взглядом  чернокожего, внимательно наблюдавшего за Чиуном. Лития
Форрестер ничего не заметила. Она предложила группе представиться друг другу
и высказать  отношение к новичкам. Попробовать определить, чем каждый из них
занимается.
     Первым вызвался мужчина лет сорока пяти,  который заявил, что не  имеет
права рассказывать о своей непосредственной работе, но до  недавнего времени
тоже  чувствовал себя  отверженным. По  его  мнению,  Римо и Чиун работают в
правительственных учреждениях, ибо  только  проверенные люди могут попасть в
Центр по изучению подсознания.
     - Римо скорее всего инструктор по физическому воспитанию в каком-нибудь
заведении военного типа, а Чиун  - переводчик в японском  секторе госдепа, -
заключил он.
     - Вы  думаете, что я японец,  вероятно, потому,  что сами  трудитесь  в
системе ЦРУ, -  оживился Чиун.  - Вы говорите, как белый человек,  который в
течение многих лет пытался освоить язык китайских мандаринов. Вы работаете в
отделе Азии, не так ли?
     - Поразительно! - воскликнул мужчина восхищенно.
     -  Вы  только что доказали и  весьма успешно,  что  коммунизм  потерпел
поражение,  ибо неумение добиться  успеха  против  вас, шмуков,  есть лучшее
доказательство провала коммунизма,  - заявил Чиун.  - Я не японец, хотите вы
этого или нет.
     - Китаец? - спросил цэрэушник с надеждой.
     - Шмук! - сказал Чиун, еще  раз употребив слово,  услышанное  как-то от
еврейки в пуэрториканской гостинице. Чиуну оно очень нравилось.
     Человек  из  ЦРУ сконфуженно опустил голову и  поведал свою историю. Он
работал  экспертом по надзору над зерновой продукцией, был одним из лучших в
своем деле, отлично справлялся, и поэтому его  перевели с повышением в отдел
жаркой Азии,  назначив  заместителем  руководителя  сектора  по  оперативным
вопросам. Однако на этой должности он оказался так слаб, что...
     - Типичный  случай!  -  прервал  рассказчика  черный мужчина.  -  Очень
типичный.
     О себе,  своих  делах и переживаниях  он говорить не  хотел.  Но доктор
Форрестер настаивала.
     Чернокожий рассказал свою  историю, получше  бы этого не  делал: теперь
все сидели, опустив головы, и старались не смотреть друг на друга.
     Ларри  Гарранд родился  в штате Коннектикут и  рос,  как  все дети: был
бойскаутом,  в начальной школе - старостой класса,  капитаном  футбольной  и
бейсбольной  команд.  В те  годы никому  в голову не  могло прийти,  что  он
превратится в  огромную бесформенную тушу.  Ларри  Гарранд хорошо  учился  и
получал  высокие  оценки.  Он   благополучно  избежал  соблазна  попробовать
наркотики,   хотя  этим  баловались   тогда  многие   мальчишки.  Девочки  в
удовольствиях не отставали от ребят:  две его  одноклассницы  забеременели в
одиннадцать лет. Но чего ждать от негров? Семья Ларри стояла ступенькой выше
и считала себя принадлежащей другому  классу. Это не значит, конечно, что их
кожа была намного светлее; просто отец Ларри преподавал  в Букер-колледже  в
Вашингтоне.
     Ларри  не пошел  в этот колледж, а  поступил в другой - Джеймс Медисон,
где  учились в основном белые. Он знал, что и  там есть  расисты,  но  Ларри
объяснял это тем, что  они не  знакомы с настоящими  чернокожими, просто  не
встречались  с ними. Ларри решил доказать собственным примером, что  не  все
негры  плохие. Тем более,  что в колледже считали,  что  из Ларри  получится
классный полузащитник.
     - Полузащитник? - не поверил Римо.
     - Да, полузащитник, - улыбнулся Ларри Гарранд. - Тогда  я был стройным,
как кипарис, и быстроногим, как олень.
     Однако не этим решил он укреплять  свой авторитет.  Ларри  вознамерился
доказать, что негры не  менее способны к наукам, чем белые парни.  Приличные
негры, о них речь!
     Для этого в  Медисон-колледже ему открылись новые возможности. Несмотря
на блистательные  успехи в начальной школе, здесь он  тянул  еле-еле,  заняв
место среди  последней  трети учеников. Посмотрев его табель, отец ничего не
сказал, но, вероятно, подумал: с  белыми тягаться трудно, поэтому лучше и не
пытаться.
     Но  Ларри Гарранд решил не уступать. На  подготовку к  занятиям он стал
тратить времени в два, а то и в три раза больше, но перед белыми  делал вид,
что  дома  почти  не  берется  за  книги.  Десять часов непрерывных  занятий
ежедневно  -  такой он  установил  для себя  режим. Во время  каникул  Ларри
начинал изучать материалы следующего  семестра. Он даже  изобрел собственный
метод скорочтения.
     То было благословенное время Малколма Десятого  и Мартина Лютера Кинга.
Ларри  считал,  что оба они  не правы.  Когда белые увидят, каких выдающихся
успехов  добиваются  негры, они изменят свое отношение  к  нам,  - размышлял
Ларри. - Но ни секундой раньше!
     Труды не  пропали даром.  Ларри  Гарранд стал стипендиатом Гарвардского
университета, который  окончил с отличием, несмотря на дикие  головные боли,
повторявшиеся  каждые  две  недели.  Ларри обращался за  помощью  ко  многим
врачам, но безрезультатно.
     В  то время у него не было  отбоя от белых  женщин, которые готовы были
соединить с  ним свою судьбу,  но он сохранял независимость, желая показать,
что чернокожие мужчины (он перестал употреблять слово  "негры") интересуются
не только развлечениями с беленькими кошечками.
     Однажды вечером полиция проводила облаву в его родном районе  Роксбери,
где живут  в основном  негры.  Был задержан и  Ларри Гарранд, но  его быстро
отпустили: белые начали, наконец, понимать, что не  все  чернокожие ниггеры.
Так ему казалось, по крайней мере.
     Когда впервые объявились прически "афро". Ларри Гарранд упал духом. Они
так глупо, так по-ниггерски выглядят, - думал он с раздражением.
     Ларри  Гарранду сначала присудили ученую  степень  магистра,  а потом -
доктора и не  социологии или  другой модной, но сравнительно  легкой  науки,
привлекающей чернокожих  соискателей, а  доктора физико-математических наук.
Головные боли все усиливались. Но Ларри ожидала блестящая карьера.
     Доктор Лоуренс  Гарранд  был приглашен на работу  в Коммисию по атомной
энергетике при  правительстве  Соединенных Штатов Америки, где все  называли
его  не иначе как "сэр".  Ларри  приглашали на приемы в Белый дом. В связи с
одним открытием толстый  журнал  посвятил  ему большую  статью.  Его мнением
интересовались  сенаторы.  С  ним советовались  специалисты-практики.  В его
офисе  только  и  слышалось:  Доктор  Гарранд  занят...  доктор  Гарранд  на
приеме...  доктор Гарранд будет  позже...  доктор Гарранд  не сможет  с вами
встретиться, конгрессмен. Может быть, на следующей неделе...
     Когда  Гарранд понял, что стал  признанным не только в Америке,  но  во
всем   мире   авторитетом   по   вопросам   захоронения    отходов   атомной
промышленности, он впервые почувствовал удовлетворение от воплощения в жизнь
мечты  детства.  Он купил золотистый  "кадиллак"  с откидывающимся  верхом и
теперь мог изредка слышать восторженный шепот:
     - Вам известно, что этот  выдающийся ученый и  признанный авторитет сам
водит свой золотой "кадиллак"?
     Теперь  Ларри Гарранд мог позволить себе слегка эпатировать публику: он
стал коротко стричься а-ля африканец  и носить дашики. В сочетании с золотым
"кадиллаком" все это выглядело эффектно. Доктор  Гарранд  всегда практически
помогал развитию афро-американских деловых контактов в  отличие от  тех, кто
громко горланил на эту тему.
     Однажды  вечером,  когда он  ехал  в  деловую  часть Нью-Йорка,  машину
остановил   полицейский   патруль.   Выдающегося  авторитета   по   вопросам
захоронения атомных отходов остановили не в Мобиле, Билоксе или Литл-Роке, а
в центре Нью-Йорка, и не за превышение скорости, проезд на  красный свет или
неправильный поворот.
     -  Всего лишь проверка,  дружок!  Выкладывай-ка  водительские  права  и
техпаспорт  да  побыстрее!..  Ну, конечно. Ты  выдающийся авторитет по  всем
вопросам. Тебе все и обо всем известно...
     - Я только пытаюсь объяснить, кто я такой.
     -  Послушай, ты, мистер Великолепие!  Держи  руки на руле,  чтобы  я их
видел.
     - Я запишу ваш личный номер, офицер. Вы получите неприятности.
     - Я получу  то, что  мне  нужно,  - сказал  патрульный,  направляя  луч
ручного фонаря в лицо доктору Гарранду. - Заткнись и открой капот!
     Ларри Гарранд нажал на кнопку для поднятия капота и мысленно представил
себе,  как  этому наглецу  в форме  всыпет  нагоняй его начальник,  которого
приструнят из Вашингтона. Сладость предстоящей мести заглушила обиду и гнев.
     - О'кей, поезжай за мной! - приказал патрульный, возвращая документы.
     - Что-нибудь не так?
     - Следуй за мной! Нас будет сопровождать патрульная машина.
     В  тот  памятный  вечер  всемирно известного  специалиста  по  вопросам
захоронения атомных отходов арестовали в Гринвиллском полицейском участке за
неправильно  оформленные  документы на машину.  В  регистрационной  карточке
оказались другие  номера. Доктору Гарранду разрешили позвонить по  телефону.
Поскольку  из  крупных политиков  он  знал только  президента  и  нескольких
сенаторов,  то  позвонил  руководителю Комиссии  по  атомной  энергетике.  К
телефону подошла его жена.
     - О, прости, Ларри, но его нет дома. За что они тебя задержали?
     - За  неправильную  регистрацию или  что-то  в  этом роде. Я  толком не
понял...
     -  Это невероятно,  Ларри!  Скажи, чтобы  они  прислали  тебе письмо. Я
сообщу мужу сразу, как только он появится.
     Затем  его  отвели  в  тюремную  камеру, где уже  находилось  несколько
человек: сутенер, не заплативший полицейскому, вечно  пьяный мелкий хулиган,
а также домушник. Все чернокожие.
     Ларри Гарранд провел ночь в обществе этих жутких негров. Едва забрезжил
рассвет,  сумрачное холодное небо  подернулось красноватой дымкой,  что было
видно через  небольшое зарешеченное окно.  И тут  до  него вдруг  дошла одна
простая азбучная истина, прогнавшая прочь и головную боль, и гнев, и обиду.
     В тюремной камере находились не  три  негра и доктор Лоуренс Гарранд, а
четыре  негра, один  из которых считал себя ведущим специалистом  в  области
захоронения атомных отходов.
     По какой-то  труднообъяснимой причине он не мог думать больше ни о чем,
кроме тех беленьких кошечек, которых сам когда-то отверг.
     Конечно,  Комиссия по атомной энергетике направила жалобу в полицейское
управление  Нью-Джерси, но  Ларри это  больше не  волновало. Его по-прежнему
почтительно называли "сэр", сенаторы просили у него совета, но Ларри Гарранд
больше не  заблуждался.  Он уяснил, что  в  повседневной жизни, когда  ночью
едешь на автомобиле, ты просто негр. Ниггер.
     Такая вот произошла история. В комнате установилась неловкая тишина.
     Флорисса  заметила,  что  доктор   Гарранд   слишком  доверился  белым.
Цэрэушник предложил эмигрировать в Африку. Кое-кто попытался убедить доктора
Гарранда,  что   переедание  не  может   стать  компенсацией  за  нанесенные
оскорбления -  слишком  дорогая цена. Но  Ларри Гарранд  заявил,  что  нашел
способ свести счеты,  однако распространяться  об этом не собирается. Доктор
Форрестер не настаивала, чтобы он объяснился до конца.
     И тут пожелал сказать свое слово Чиун.
     - В мире сотни растений, которые расцветают каждое по-своему красиво, -
начал он. - И  все же ни одно из них  не  надеется, что другие признают это.
Красота -  это  красота  для  всех, но каждый должен предпочесть ту, которая
принадлежит лично ему и никому другому.
     Все нашли выступление Чиуна весьма изысканным.
     - Почему бы тебе не рассказать  этому толстяку  о  глине,  которую  Бог
слишком долго обжигал в печи? - шепнул Римо Чиуну. - Ему это понравится.
     Многим  захотелось узнать,  о  чем  новички перешептываются, но Римо  в
ответ бросил довольно странную фразу:
     - Сморкайтесь через уши!
     Такой ответ  был  расценен  как  недружелюбный,  а Флорисса  нашла  его
особенно недружелюбным, хотя почти  простила  Римо  за  невнимание  к  своей
персоне.
     Дальше  по программе  присутствующие должны были  касаться  друг друга,
прислоняться друг  к другу и  купаться  в бассейне в чем мать родила. Доктор
Форрестер  при  сем не  присутствовала. Чиун  объявил,  что купание  нагишом
противно его религии, и поэтому одетым сидел у бортика бассейна.
     Римо тоже попытался отговориться, заявив, что  раздевание  на глазах  у
незнакомых людей противоречит традициям американской культуры, но все дружно
закричали, что он сам  создает себе проблемы  и американская культура тут ни
при чем.
     Римо  разделся  и  плюхнулся  в  воду,  проявив чудеса героизма, ибо на
глазах у  потрясенной  публики вытащил  начавшего  тонуть  мужчину,  который
особенно возражал против целомудрия американских традиций. Никто не заметил,
как  рука Римо совершенно случайно  въехала в лицо мужчине,  после чего он и
пошел ко дну. Уже  на поверхности Римо  помог  ему  прийти  в себя, применив
особые приемы искусственного дыхания.
     - Это только со стороны кажется,  что я  бью его  по животу, - объяснил
Римо.

        ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ 

     Первым  сигналом о том, что  Франция намерена  участвовать  в аукционе,
стало просочившееся из коридоров власти  сообщение,  что Париж начал активно
скупать золото.  Только от  Южной Африки Франция получила золота  на сумму в
семьдесят три миллиона долларов.
     Совершив  эту  грандиозную   сделку,  Франция  уведомила   Министерство
финансов  США,  что предпринимает  эти  меры  для  укрепления  покупательной
способности  франка.  Из  Парижа  были  получены  заверения,  что  меры  эти
временные  и  никакого вреда американскому доллару не принесут.  Секретность
продиктована высшими интересами  государственной  политики.  Францию заботит
стабильность франка и  ничего больше. Делая это заявление, глава финансового
ведомства Франции не грешил перед собственной совестью, он знал именно это и
не  больше. Ему поручили увеличить золотой запас  страны, и он  выполнял это
задание со  свойственной ему добросовестностью. Вскоре  еще двести миллионов
долларов золотом поступили в хранилища Французского национального банка.
     Американский   министр   финансов   был   озадачен.   Обычно   действия
правительств,   осуществляющих  подобные   операции,   напоминают   действия
букмекеров на скачках. Игра делается по телефону, с помощью записей и только
в редких случаях - за наличные деньги.
     Франция - наш союзник, и это нельзя забывать, - подумал министр.
     Действия Франции были  понятны  господину  Амадеусу  Рентцелю  из  Дома
Рапфенбергов, и нельзя  сказать,  что они  его  полностью  удовлетворяли. На
международной арене Франция занимала  особое  место, приходилось считаться с
тем,  что  коротко  выразил  Шарль  де  Голль,  где-то обронив:  "Как  можно
управлять страной, которая  производит сто  семнадцать сортов сыра?"  Но еще
более господина Рентцеля беспокоили Великобритания и Россия, которые пока не
определились.
     Нельзя допустить, -  думал он,  -  чтобы  какая-либо  из приглашенных к
участию  в аукционе стран отказалась. В самый последний  момент  эта  страна
может по злому умыслу или случайно насторожить Штаты, и тогда пиши пропало -
катастрофа неизбежна.
     В  тот день  Рентцель начал наводить справки.  Ответы не заставили себя
ждать. Англия и Россия не сказали  твердого  "нет", но и  с "да" не спешили.
Случай с ядерным бомбардировщиком и откровения  сотрудника ЦРУ сыграли  свою
роль,  но  все  это кабинетные штучки, - рассуждал  Рентцель.  -  Необходимо
что-нибудь из  ряда вон выходящее... Ну, а как  насчет господства  на  море?
Нужна  гарантия, что  в  пакет  предложений, выставляемых  на  торги,  будет
включен  и контроль над военно-морскими силами США. Верная традициям морской
державы,  Англия  заглотит эту  приманку.  Россию  тоже  интересуют  морские
просторы, оборудованные порты и контроль над американским флотом.
     Вечером  того  же дня  господин  Амадеус  Рентцель, швейцарский банкир,
связался с Соединенными Штатами и имел непродолжительный телефонный разговор
с частным лицом.
     -  Только  Джон  Буль  и  Иван  продолжают  колебаться,  -  говорил  он
почтительно. - Надо бы показать им что-нибудь, связанное с флотом.
     - Каких  еще демонстраций  они  ожидают  с  нашей  стороны?  -  спросил
скучающий томный  голос. - Мы  прошлись по ВВС  и  ЦРУ.  Какого черта им еще
надо?
     - Вы правы, сэр! Но они хотят дополнительных гарантий.
     - Ну, хорошо, попробуем что-нибудь сотворить, - согласился после долгой
паузы скучающий человек. Он тяжко  вздохнул,  как  это делают люди,  которые
всем верят, а их постоянно обманывают, и спросил: - А как другие страны? Они
согласны?
     - Да, сэр! Буквально рвутся в  бой. Я уверен, вы обратили внимание, что
газеты сообщают о движении огромных денежных масс.
     - Да-да,  конечно.  Мы дадим  им что-нибудь  этакое... Морское... Чтобы
запомнилось...

     Доктор Лития  Форрестер сидела в  своем роскошном кабинете с прозрачным
потолком  на десятом  этаже  и обдумывала трудную задачу:  "Римо  Дональдсон
должен исчезнуть... Но как?.."
     Замигала  лампочка  на телефоне,  разбрасывая тонкие лучи  по  рабочему
столу. Лития Форрестер быстро сняла трубку.
     - Да?
     - Сделай что-нибудь с военно-морским флотом.
     - Что, например?
     - Например все, что только взбредет в твою хорошенькую головку, стерва.
Но чтобы быстро и масштабно. Это важно. Ты поняла?
     - Да, дорогой, - Лития выдержала паузу. - Я тебя увижу вечером?
     - Мне кажется,  мы быстрее  реализовали бы  все наши планы, если бы  ты
меньше думала о сексе и больше - о нашем проекте.
     -  Но это несправедливо,  милый. Я сделала все, что было в  моих силах.
Все, что ты поручал.
     -  Тогда  пусть  понимание  достигнутого  станет  для тебя  сексуальным
удовлетворением. Скорее начинай! Думай о флоте.
     Услышав  короткие  гудки,  Лития  Форрестер  медленно  положила трубку.
Откинувшись на  мягкую,  из тонкой  кожи, спинку  кресла, она  уставилась  в
ночное  небо... в  свободное  небо  Америки,  которое, благодаря ее усилиям,
может навеки потерять свою свободу.
     До  аукциона  осталось  три  дня...  -  отметила она  автоматически.  -
Последние  три  дня... Дело, связанное  с  военным флотом, вероятно, важное,
если  все так спешно. "Что-нибудь сделай,  Масштабно и быстро". Но что?..  А
как   с  другой  неотложной  проблемой?  Римо  Дональдсон...  Может,   стоит
попытаться сбить двух птиц одним камнем?

        ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ 

     Утром следующего дня доктор Лития Форрестер отсутствовала  на групповом
занятии.
     Игнорируя злобные взгляды черного борова, доктора  Лоуренса Гарранда, и
не  вслушиваясь  в любовно-агрессивный бред сексуально озабоченной Флориссы,
Римо все обдумал и принял важное решение.
     Они  с Чиуном находились в Центре  по изучению подсознания уже тридцать
шесть часов, но  пока  ни  до чего  не докопались. Во время первой встречи с
Литией  Форрестер  Римо откровенно  рассказал  о своей цели,  рассчитывая на
ответную  реакцию,  но ее  не последовало. Ждать дольше  он не мог  -  время
работало  против  него.  Сегодня  необходимо добраться  до Литии Форрестер и
сломить ее,  а  если  потребуется,  то и убить.  Убить... Такая  перспектива
взволновала Римо. Сначала узнать о планах, а потом убить... Ситуацию следует
оценивать  только  с профессиональных  позиций.  Из  головы  не  выходил  ее
чарующий  образ. Красивая, высокая, элегантная, светловолосая... Убью!..  Но
сначала пересплю с ней! - решил он.
     С профессиональной  точки  зрения достижения Римо  в Центре по изучению
подсознания  равнялись  нулю:  он  ничего  не  выяснил,  ничего  не  заметил
подозрительного,  не  нашел  ни единой нити,  которая могла  бы  привести  к
Беннону,  к полковнику войск специального  назначения, к пилоту, сбросившему
бомбу на Сан-Луис, или к Баррету.
     Римо  был зол  не столько на  себя, сколько на Смита, который  направил
сюда его, Дестроера, с миссией сыщика. Если ему нужна информация, нужно было
послать  Грэя,  нового  парня из  ФБР, или  Генри  Киссинджера, или  нанять,
наконец,  для  этого дела Джека Андерсена...  но никак не Римо. Почему Римо?
Все остальные  под подозрением? Вполне  возможно... Римо  так  ушел  в  свои
мысли, что упустил  момент конца занятия и понял это, когда все повскакивали
со  своих  подушек и заспешили к  выходу. Чиун  продолжал жестикулировать на
тему, зачем надо  хоронить чью-то агрессивность. По  его  мнению, необходимо
учиться принимать мир таким, каков он есть.
     Вся группа сгрудилась у дверей зала, Римо  пристроился в самом  хвосте,
продолжая  анализировать  ситуацию.  Вдруг  он услышал  знакомую мелодию: ее
напевал перед смертью Беннон,  с нею на губах ушел  из жизни полковник войск
специального назначения, которого Римо  прикончил на поле для игры в  гольф.
Римо не  успел найти ее исполнителя: мелодия  оборвалась так  же неожиданно,
как и возникла, не оставив никакого следа.

     Лития Форрестер  не могла присутствовать на  групповом  занятии, потому
что ее не было в Центре по изучению подсознания. Все это время она провела в
одной  из  фешенебельных  гостиниц Вашингтона в приятном общении с адмиралом
Джеймсом Бентоном Крастом.
     Старый   адмирал   не  забыл  молодую  красавицу,  с  которой  случайно
познакомился у  французского посла.  А  если  быть точным,  то  четыре  дня,
прошедшие с тех пор,  он  думал  только  о ней. Эти воспоминания  будоражили
фантазию, вызывали дрожь и давно забытые шевеления в паху.
     Лития Форрестер позвонила рано утром в его кабинет в Пентагоне. Адмирал
был удивлен и  обрадован, но вел себя суховато,  сдержанно сказав, что часто
вспоминал ее и надеется увидеть.  Лития охотно  предложила  встретиться. Для
особой "природы"  их свидания,  как она  выразилась, более всего подошла  бы
одна из гостиниц подальше от центра. Адмирал выразил свое согласие  довольно
официально, но  положив  трубку,  издал  не характерный  для  этого кабинета
боевой клич.
     По дороге в гостиницу он совершил  еще один странный поступок: попросил
шофера остановиться  у  винного  магазина  и  купил  бутылку  самого лучшего
"бурбона".  Укладывая  ее  в  объемистый   кейс,   адмирал  чувствовал  себя
шаловливым сорванцом.
     Лития ждала  Краста в  номере. Когда адмирал вошел, она стояла у окна и
наблюдала  за  жизнью  оживленных  вашингтонских  улиц.  Платье  из  тонкого
пестрого  шелка,  облегавшее  ее тело,  легко  пропускало  лившийся  из окна
дневной свет, который  как бы раздевал  ее. Краст  отметил,  что под платьем
нижнего белья  не  было. Лития  повернулась, чтобы приветствовать Краста. Ее
упругие с  острыми  налитыми сосками  груди  слегка  подпрыгнули под  тонкой
тканью,  воскрешая  в нем  давно  забытые  ощущения и неясные  предчувствия,
которые он похоронил в себе несколько лет назад.
     В комнате было светло: солнечный свет, соперничая с улыбкой Литии, явно
проигрывал. Улыбаясь ртом, глазами, телом, она шагнула навстречу.
     - Джим, я так рада, что у тебя все в порядке! - воскликнула она.
     Адмирал с ужасом подумал,  что  со  своим "бурбоном" он мог оказаться в
наиглупейшем положении. Стараясь  не вспоминать о грешных мыслях, с которыми
он ехал сюда, и не встречаясь с Литией  глазами, адмирал вернулся в прихожую
и поставил кейс у двери.
     - Как ты поживаешь, дорогая? - спросил он охрипшим вдруг голосом.
     Она  взяла  его под руку, нежно  чмокнула в щеку и  усадила на диван, а
сама села в зачехленное кресло напротив. Их разделял низкий кофейный столик.
     -  Джим,  я  знаю,  что  ты  жутко  занят, и прошу заранее  извинить за
беспокойство, - начала Лития.
     Адмирал слушал вполуха, продолжая наблюдать, как  при малейшем движении
Литии солнечные лучи просвечивают ее платье и как червонным золотом отливают
ее волосы. Он ощущал исходивший от нее аромат жасмина.
     - Мне кажется, Джим, - продолжала Лития, - что твоя жизнь под угрозой.
     - Моя жизнь под угрозой?! - рассмеялся адмирал Краст. - Со стороны кого
или чего?
     -  Со стороны кого, - сказала  она обеспокоенно. - Опасность исходит от
одного из  моих пациентов. Некоего Римо  Дональдсона. Он намерен убить тебя,
Джим.
     - Впервые слышу это имя. Зачем ему убивать меня? - удивился адмирал.
     - Не знаю. Это-то меня и ужасает. - По мере того, как Лития наклонялась
вперед, ее  платье поднималось  все выше,  обнажая  стройные ноги,  покрытые
золотистым пухом, искрящимся в лучах солнца. - Мне кажется, что он на службе
у какой-то враждебной нам державы.
     Краст  улыбнулся, не допуская  даже мысли  об  угрозе  своей персоне со
стороны какого-то Римо Дональдсона, но Лития не успокаивалась:
     - Джим, я  не шучу! Я нарушила  врачебную тайну, потому  что  боюсь  за
тебя.
     Она поднялась с кресла и пересела к нему на диван. Через габардин синих
форменных  брюк Краст почувствовал теплоту ее  бедра, по его  ноге пробежала
легкая дрожь.
     -  Я  ценю твой поступок, Лития, - произнес он сдавленным голосом, - но
не лучше ли рассказать все по порядку.
     - Он появился у нас несколько дней  назад, -  сказала  Лития задумчиво,
вспоминая всю историю  с самого начала. - Заполняя, как мы  требуем, анкеты,
он не  сказал  ни слова  правды. Поначалу  меня это  не удивило,  но немного
насторожило.  Хотя  многие  правительственные  чиновники,  приезжая  к   нам
подлечиться, поступают аналогичным  образом. Никто  не хочет лишней огласки.
Однако  под  воздействием гипноза он раскололся и  рассказал мне...  - Лития
взглянула  на адмирала.  Она  совсем  рядом, на расстоянии одного  поцелуя -
подумал  он. - Джим,  его имя Римо Дональдсон, и он профессиональный убийца,
работающий на  политиков.  Очередная его цель -  ты, адмирал  Джеймс  Бентон
Краст. Он проговорился.
     - А не сказал почему? Почему именно я? - спросил Краст.
     - Нет. Потом он  начал приходить в себя, и я не решилась  акцентировать
внимание на этом факте. Не знаю почему, где и когда это должно случиться. Но
в одном я уверена, Джим. Он собирается убить тебя.
     - Что  ж,  есть только один  верный способ  разрешить все  сомнения,  -
сказал адмирал Краст. -  Я позвоню в ФБР. Пусть его арестуют и потрясут  как
следует, черт возьми! Надо же знать, что у него на уме.
     Адмирал  решил не откладывать дело в дальний ящик, но Лития  остановила
его. Она немного повернулась, чтобы сидеть лицом к  собеседнику, и его левое
колено оказалось как бы случайно в плену ее коленей.
     -  Тебе  не следует так  поступать,  Джим,  -  сказала она тихо.  -  Он
профессионал,  и его арест мало что даст в смысле доказательств. Кроме того,
это скомпрометирует и меня, и мою работу. Я хочу  предложить другой вариант.
- Она придвинулась еще на несколько сантиметров. - Я продолжу работу над ним
и  его сознанием. Одновременно  ты  должен предпринять  все возможное, чтобы
обеспечу свою личную безопасность. Обещай мне!
     - Тебе удастся узнать, чего он добивается? - спросил Краст с сомнением.
     - Сегодня вечером мы проводим  очередное занятие. Если повезет, я смогу
узнать,  что они  замышляют, - улыбнулась  Лития. -  Я умею добывать  нужную
информацию, особенно у мужчин.
     - Не сомневаюсь, - рассмеялся Краст.
     - Особенно у мужчин с проблемами, которые удается решать только мне.
     Лития  улыбнулась  одной  из своих  завораживающих  улыбок, и взгляд ее
мерцающих  голубых  глаз, слился с  его взглядом.  Она  положила руку на его
колено. Теперь  Краст мог  полной  грудью вдыхать аромат ее  духов, густой и
сильный запах жасмина, который расслаблял и будоражил одновременно.
     Они поговорили еще какое-то время, решив, что сегодня же адмирал Джеймс
Бентон Краст добьется приказа о назначении его командиром линкора "Алабама",
стоящего на якоре в Чесапикском заливе. Его знания,  опыт и звание позволяли
это.  Согласно  выработанному ими  плану,  адмирал перебирается на несколько
дней на корабль, который будут  охранять преданные ему  морские  десантники.
Они сумеют помешать Римо Дональдсону пробраться на  судно, если он попробует
это сделать, противопоставив ему свою смертоносную силу.
     Адмирал пошел на все это, потому что ни в чем не мог отказать сказочной
золотистой красавице, которая  сидела рядом с ним на диване, хотя  считал ее
хитроумные предостережения абсолютно надуманными.
     - И все-таки я не понимаю, кому  понадобилась такая  старая калоша, как
я? - улыбнулся адмирал Краст.
     - О-о, Джим!  - воскликнула Лития. - Ты вовсе  не старый и уж, конечно,
не  калоша. Ты полный жизни  и тепла  человек.  Однако  тебя гнетет какая-то
проблема.  Я  это  чувствую,  чувствую  как  профессиональный   психолог.  Я
ошибаюсь?
     - Проблема? - Краст не хотел слышать о проблемах, он  хотел  утонуть  в
голубых озерах  ее  глаз. В то  же время каким-то первобытным чутьем, данным
человеку природой,  он понимал,  что проницательные голубые глаза  знают его
постыдную тайну.
     -  Почему  бы  тебе  не расслабиться на  несколько минут,  Джим,  и  не
рассказать  мне о своей  проблеме, - прошептала  Лития Форрестер.  -  Я умею
слушать и понимать. А еще я умею хранить чужие тайны.
     Она бережно взяла  его  голову и  медленно приклонила к своим  коленям.
Краст вытянулся вдоль  дивана  и уставился, не  мигая, в потолок,  чтобы  не
встречаться взглядом с Литией.
     - Мне так неловко, - сказал он смущенно.
     - Но я ведь врач, Джим, - попыталась успокоить его Лития. - Меня трудно
чем-либо удивить или смутить. Да и есть ли на свете что-нибудь такое, чего я
не слышала или не знаю?
     Лития  положила  правую  ладонь  на  голову  Краста так, что  подушечка
среднего пальца оказалась в центре его уха. Теперь он  чувствовал, как тепло
и энергия ее молодого тела проникают в него, наполняя желанием.
     - Я не был мужчиной последние пять лет, - признался он наконец.
     - Почему?
     - Я импотент.  Когда я  говорил о старой калоше, то  имел в виду именно
это.
     - А ты пробовал?
     - Да, в не раз, но  потом  перестал.  Нет ни  желаний, ни возможностей.
Зачем лишний раз убеждаться в своей несостоятельности?
     - А может, в этом виновата женщина?
     - Женщины, -  поправил ее Краст. - Неважно,  которая из них. Так было с
каждой, со всеми... У меня не было к ним влечения все пять лет... пока...
     - Пока? - переспросила Лития с дразнящим оттенком в голосе.
     - Пока... -  Он немного помолчал, решаясь на очередную откровенность. -
Пока  не  встретил  тебя  на  том  приеме.  - Краст закрыл  глаза, чтобы  не
страдать, видя смеющееся женское личико.  -  Пока не понял, что  люблю тебя.
Лития! - вымучил он наконец главное признание.
     Его глаза все еще оставались закрытыми,  когда Лития прижалась  щекой к
его лицу.
     - Я не слышала, чтобы ты говорил об этом на  приеме у посла. Но уловила
другую  твою фразу. Если мне не  изменяет  память, ты  рассуждал  о  женских
грудях... что-то вроде того, что грудь есть грудь...
     Вдруг  он  услышал   характерный  звук  раскрывающейся   "молнии"  и...
почувствовал над собой ее дыхание.
     - Грудь есть грудь... Это ты произнес тогда? - прошептала Лития.
     Краст был  смущен и  чувствовал  себя  виноватым:  как может  судить  о
женских грудях мужчина, не испытывающий к ним никакого  влечения? Он  открыл
глаза и  хотел  сказать ей об  этом. Но она  уже раскрыла  "молнию", обнажив
дивные плечи и золотистые груди, которые нависли над ним, а их твердые соски
обещали нечто бесподобное.
     - Ты настаиваешь  на своем, Джим? - спросила Лития. - Ты  уверен, что у
всех женщин груди одинаковые?
     Адмирала Джеймса Бентона Краста словно пружиной подбросило с дивана, он
с силой обнял Литию, и их губы слились в долгом, захватывающем дух поцелуе.
     Томительное  ожидание  чего-то   сменилось  бурной,   все   нарастающей
страстью. Она целовала его жарко и нежно.
     -  Свершилось  еще одно  медицинское чудо!  -  выдохнула Лития, проводя
рукой по оттопырившейся брючине адмирала, и улыбнулась.
     Адмирал Джеймс  Бентон  Краст почувствовал  возвращение  молодости.  Он
жаждал  обладать  ею.  Он хотел эту трепетную золотистую женщину, и силы его
неутоленного желания было  достаточно, чтобы  восполнить с лихвой все потери
пяти лет.
     - Ты хочешь меня, Джим? - спросила она с хрипотцой.
     - Ты... ты нужна мне... Я... я хочу тебя!
     -  Так и будет,  милый!  -  улыбнулась Лития и поцеловала  его  долгим,
жарким, мучительным поцелуем.
     Потом она  поднял