ма в открытое окно на втором этаже. Комната, в которую они попали, была пуста. Они вышли в широкий, слабо освещенный коридор, откуда была видна входная дверь главного подъезда. У входа находилось полдюжины солдат в белой форме армии Бусати, вооруженных американскими автоматическими винтовками. Один из них имел нашивки сержанта. Он взглянул на часы. - Теперь уже скоро, - заверил сержант. - Скоро у нас появится компания, и мы уложим их спать. - Хорошо бы, - сказал один из рядовых. - Надеюсь, они не слишком задержатся, и мы успеем еще попробовать товар. - Без проблем, - успокоил его сержант. - Этот товар нужно пробовать как можно чаще и как можно активнее. Ми каса эст су каса. - Что это значит? - спросил первый солдат. - А это значит: поменьше думай, побольше пользуйся белой задницей, - ответил второй. - Мне уже не терпится, - сказал первый солдат. - Где же эти мерзавцы? - Мы здесь, - откликнулся Римо. Он стоял на балконе, глядя на толпившихся внизу солдат. Рядом с ним стоял маленький Чиун, одетый на этот раз не в свой обычный халат, а в черный костюм ниндзя, который он надевал только ночью. - Я же сказал, мы здесь, ты, безмозглая горилла! - произнес, на этот раз громче, Римо. Чиун осуждающе покачал головой. - Всегда красуется, - огорченно заметил он. - Неужели ты никогда ничему не научишься? - Не знаю, Чиун. Что-то в нем есть такое, что пронимает меня до пяток. - Эй, вы там! - подал голос сержант. - А ну, давайте сюда! - А ты попробуй, сними нас, - предложил Римо. - Поднимайся по лестнице, только не забудь - у нее два конца. - А ну спускайтесь оттуда, не то, клянусь Богом, мы нашпигуем вас свинцом! - Вы все арестованы, - сказал Римо, представляя себя Кери Грантом в логове разбойников. Чиун облокотился о перила и с отвращением затряс головой. Сержант в сопровождении пяти солдат пошел по ступеням вверх. Двигались они медленно, и сначала Римо не мог понять почему. - Ах, вон оно что! - сказал он наконец. - Они бояться, что те парни снаружи услышат стрельбу и побегут сюда, в дом. Я так думаю. - Очень сомневаюсь, чтобы ты думал, - ответил Чиун, - поскольку ты, кажется, вообще не способен думать. Но если это тебя беспокоит, сделай так, чтобы они не стреляли. - Ну конечно, - обрадовался Римо. - И почему я сам до этого не додумался? Сделать так, чтобы эти шестеро не стреляли! - Не шестеро. Десять, - произнес голос позади Римо. Он обернулся. В открытой двери стоял еще один солдат с автоматическим пистолетом. Позади него в полумраке, Римо разглядел еще троих. Теперь он понял, почему сержант так медлил, ведя по лестнице вверх своих солдат; он просто ждал, когда закроется вторая половина западни. - Сдаюсь, - сказал Римо и поднял руки. - Мудрое решение, приятель, - заметил солдат с пистолетом. Он кивнул троим за его спиной, которые вышли из комнаты и присоединились к шестерым, поднимающимся вверх по лестнице. Закинув винтовки за спину, они окружили Римо и маленького корейца. В конце концов, десятерым против двоих не требуется оружия, не так ли? Конечно, нет. Не успел сержант, выполнявший в доме роль привратника, подумать об этом, как маленький азиат оторвал его от пола и, раскрутив, как увесистую дубину, начал сшибать стоявших вокруг солдат, которые, словно кегли, покатились по полу. Стоявший в дверях солдат потянулся было к кобуре. Но кобура оказалась в руках молодого американца. - Не твоя? - спросил он. Солдат тупо кивнул. Римо отдал ему кобуру. Вместе с пистолетом и патронами, которые, не задерживаясь в зубах, проскочили в горло. Глубоко в горло. За своей спиной Римо слышал механически размеренные глухие звуки ударов: что-то вроде "твак, твак, твак". Это работал Чиун. - Оставь одного в живых! - прокричал он Чиуну, и тут же на него кинулись двое. Он нарушил установленное им же ограничение, швырнув этих двоих на того, изо рта которого торчала кобура с пистолетом. В доме снова стало тихо. Римо повернулся к Чиуну, который выпустил наконец ноги сержанта, которого использовал как дубинку. Бесформенной массой сержант плюхнулся на кучу тел. - Чиун, черт тебя возьми, я же просил... Чиун поднял руку. - Вот этот дышит, - сказал он. - Почитай свои лекции тому, кто в них нуждается. Может быть, самому себе. Сержант застонал, Римо нагнулся и резко поставил его на ноги. - Девушки, - спросил Римо, - где они? Пытаясь собраться с мыслями, сержант потряс головой. - И все это из-за женщин? - спросил он. - Где они? - В комнате в конце коридора. - Веди нас. Римо подхватил сержанта, который шатаясь из стороны в сторону, повел их в конец отделанного дубом широкого коридора. Из раны на голове на его белую форму капала кровь. Правая рука висела плетью - перелом плеча, понял Римо. Он схватил сержанта за правую руку и дернул ее вниз. Заглушая вопль, Римо закрыл ему рот рукой. - Чтобы напомнить - мы не из группы ваших друзей-советников и Организации Объединенных Наций, - заметил Римо. - Так что без шуток. Сержант с широко раскрытыми от боли и ужаса глазами энергично, почти исступленно, закивал головой. Он пошел быстрее, и вскоре они остановились у большой дубовой двери в конце коридора. - Здесь, - сказал сержант. - Входи первым. Сержант снял с металлического кольца на портупее ключ, открыл замок, широко распахнул дверь и вошел в комнату. Усилием воли Римо расширил зрачки и в ранних предутренних сумерках увидел четыре койки. Все они были заняты. На койках лежали четыре обнаженные женщины, привязанные веревками. Руки были привязаны к стойкам у изголовья, ноги широко раздвинуты и привязаны за щиколотки к стойкам противоположной спинки. У каждой изо рта торчал кляп. Все они уставились на Римо. В бледном свете, падавшем из окна и коридора, их глаза блестели каким-то странным блеском. "Словно глаза животных, глядящих из темноты на яркое пламя костра", - подумал Римо. В комнате стоял запах пота и экскрементов. Протиснувшись мимо сержанта, Римо вошел. Сержант оглянулся, но, отрезая путь к побегу, в дверях стоял Чиун. Римо вытащил кляп изо рта девушки на ближней к нему койке и нагнулся, чтобы разглядеть ее лицо. Оно было разбито и покрыто шрамами. Один глаз деформирован - он был разбит и не залечен. Зубов во рту не было. От шеи до лодыжек все тело было покрыто шрамами от ударов кнутом. В тех местах, где его использовали вместо пепельницы, чернели язвы. Римо вытащил кляп и сказал: - Не бойся. Мы - ваши друзья. Теперь все будет хорошо. - Все хорошо, - безжизненно повторила девушка. Внезапно на ее лице появилась улыбка, напоминавшая скорее гримасу старой беззубой карги. Глаза ее сверкнули. - Вам будет со мной хорошо, господин. Хотите выпороть меня? Если вы меня выпорете, я буду делать все, что пожелаете. Бить надо сильно. Сильно. Вам нравится сильно бить? Я люблю, когда бьют сильно. Нужно, чтобы текла кровь, и вам будет хорошо, господин. Хотите поцеловать меня? - Она округлила губы, посылая Римо воображаемый поцелуй. Римо тряхнул головой и отшатнулся. - Хи, хи, хи... - захихикала она. - У меня есть деньги. Если вы будете меня бить, вам будет со мной хорошо. Моя семья богата. Я заплачу. Ударь меня, солдатик! Римо отвернулся. Он подошел к другой девушке, потом к третьей. Они были в таком же состоянии. Скрюченные, изувеченные, с померкшим разумом существа, бывшие некогда людьми. Им было немногим больше двадцати, но все они разговаривали с хмурой печалью тех дряхлых старух, которые сидят по углам и чьи глаза неожиданно вспыхивают, когда они вспоминают вдруг что-то хорошее, что когда-то с ними случилось. Но приятное для этих девушек - кнут, цепи и гасимые о них сигареты. Когда Римо вынул кляп изо рта четвертой девушки, она начала рыдать. - Благодарю Тебя, Господи, благодарю Тебя! - говорила она сквозь слезы. - Кто вы? - спросил Римо. Дрожа, как в ознобе, и всхлипывая, она сказала: - Я - Хилари Батлер. Они похитили меня. Я здесь уже два дня. - Здорово досталось, малышка, а? - Пожалуйста, - попросила она, показав глазами на веревки. Развязывая, Римо услышал, как сержант начал было говорить: - Я к этому не имею никакого отношения, браток... - но охнул и сразу замолк, почувствовав на спине тяжелую руку Чиуна. - А кто эти другие? - спросил, освобождая девушку от веревок, Римо. - Я их не знаю, - сказала она. - Сержант сказал, тоже американки. Но от них ничего не осталось. Они на героине. - А вы? - Пока только два раза: первый раз вчера ночью и сегодня утром. - Тогда вы, наверное, сможете открутиться, - сказал Римо. - Так быстро это обычно не срабатывает. - Я знаю. - Девушка поднялась на ноги, неожиданно обвила шею Римо руками и снова неудержимо разрыдалась. - Я знаю, - всхлипывала она. - Я знаю. Я все время молилась. Я знала: если я перестану молиться, все будет кончено. Я стану такой же, как они. - Ну, теперь все о'кей, - успокоил ее Римо. - Мы явились вовремя. По крайней мере, для вас. - Он подвел ее к гардеробу, где висела одежда, и протянул ей какое-то платье. - Вы можете ходить? - На ногах синяки, но они не сломаны. - Чиун, - сказал Римо, - отведи мисс Батлер вниз и ждите меня там. А ты, - он повернулся к сержанту, его голос стал жестким и напряженным, - иди сюда! Сержант неохотно двинулся к нему. Проводив взглядом удаляющихся Чиуна и Хилари, Римо закрыл дверь комнаты. - Сколько времени находятся здесь эти девушки? - спросил он. - По-разному - три месяца, семь месяцев. - Это ты давал им наркотики? Сержант посмотрел на закрытую дверь, потом на окно, в котором виднелось светлеющее небо. - Отвечай! - потребовал Римо. - Да, босс. Теперь без героина они умрут. - Здесь был человек по фамилии Липпинкотт. Где он сейчас? - Мертв. Он убил одну из девушек. Она, наверное, узнала его. Так что его тоже убили. - Почему здесь сегодня так много солдат? - Генерал Ободе приказал выставить охрану. Он ждал, что сегодня кто-то сюда проникнет. Должно быть он имел в виду вас. Послушайте, у меня имеются кой-какие сбережения. Отпустите меня - и они ваши. Римо отрицательно тряхнул головой. Глаза сержанта оживились. - Вам нравятся девочки, господин? Они будут очень стараться. Я их хорошо дрессирую. Сделают все, что вы хотите. Он говорил все быстрее. Пока это еще не была откровенная мольба о пощаде, но он уже умолял. Римо отрицательно покачал головой. - Хочешь убить меня, парень? - Да. И в этот момент сержант бросился на Римо. Римо ждал. Он позволил сержанту схватить его за руку, нанести ему резкий и мощный удар кулаком. Он хотел вложить определенный смысл в то, что собирался сделать, а для этого он должен был напомнить себе, что перед ним - мужчина. Он хотел, чтобы сержант дотронулся до него, почувствовал его и понял, что с ним будет. Римо выждал, а потом внезапно вонзил кончики пальцев своей левой руки сержанту в правое плечо. Сержант замер, как будто оцепенев. Римо снова нанес ему несколько ударов кончиками пальцев левой руки, потом правой, потом снова левой, барабаня в одно и то же место. Сержант потерял сознание и рухнул на пол. Римо нагнулся и с силой ущипнул его за шею. Сержант пришел в себя и в ужасе уставился на Римо ярко блестевшими глазами. Такие же глаза, осознал вдруг Римо, следили за этой неожиданной сценой с кроватей. - Проснулся? - спросил Римо. - Вот и хорошо. Он вновь вонзил пальцы в разбитое плечо. Он чувствовал, как когда-то крепкие жилистые мускулы и волокна тканей под его пальцами превращаются в кашу. И все-таки его пальцы продолжали бить. И чем мягче становилось под ними кровавое месиво, тем ожесточеннее становились удары. Сержант был без сознания, в том состоянии, из которого нет пути назад. Но Римо досадовал, что не мог придумать что-нибудь еще более болезненное. Сержантская форма превратилась в клочья и обрывки ниток. Римо продолжал бить. Под его пальцами были теперь только осколки раздробленных костей, кровь и какая-то липкая жидкая масса. Кожи уже давно не было. Римо откинулся назад и потом снова, в последний раз, нагнулся. Пальцы правой руки прошли насквозь сквозь то, что было раньше тканью, кожей, мускулами, мясом и костями, и уткнулись в деревянный пол. Гнев утих. Римо встал. Пинком отбросил прочь правую руку сержанта. Она покатилась неуклюже, как кривое полено, и осталось лежать под пустующей теперь койкой Хилари Батлер. Потом Римо подпрыгнул и обеими ногами обрушился на лицо сержанта, чувствуя, как с хрустом ломаются кости. Он постоял, глядя вниз на сержанта, понимая: то, что он сделал с ним, было платой за то, что Римо еще предстояло сделать. Три женщины, все еще привязанные к койкам, безмолвно смотрели на него. Переходя от одной к другой и присаживаясь на уголок кровати, Римо тихо шептал каждой: - Счастливых тебе снов! - и потом как можно мягче и безболезненее делал то, что должен был сделать. Наконец все было кончено. Он развязал руки и ноги мертвых девушек и накрыл каждую взятым из шкафа платьем. Потом вышел в коридор и плотно закрыл за собой дверь. Согласно инструкции Смита, Ободе должен был остаться живым. Ну, так пусть это Смит возьмет свои инструкции и засунет их... Если Ободе попадется Римо где-нибудь на дороге, если он просто окажется в пределах досягаемости, то познает такую боль, о существовании которой он даже не догадывается. По сравнению с тем, что он сделает с Ободе, сержанту, можно сказать, просто посчастливилось. Чиун ожидал его, стоя у подножия лестницы с Хилари Батлер. Она взглянула на Римо. - А остальные? - спросила она. Римо решительно покачал головой. - Пошли! Конечно, Смит теперь раскипятится, почему Римо не освободил остальных трех девушек. Побывал бы он там и посмотрел бы на них! Неправда, Римо освободил их, но освободил единственным возможным для них путем. Он должен был принять такое решение, и он его принял. И нечего Смиту рассуждать об этом, так же как и о том, что Римо сделает с Ободе, если ему подвернется такая возможность. Тыльную сторону здания, откуда выходили Римо и Чиун, охраняли лишь два солдата. - Беру их на себя, - шепнул Римо. - Нет, сын мой, - ответил Чиун. - Твой гнев опасен для тебя самого. Охраняй девушку. Солнце уже почти встало. Чиун, который только что стоял рядом, вдруг исчез из виду. Одетый в черный костюм ночных дьяволов ниндзя, Чиун скользнул прочь и нырнул в то, что еще оставалось от ночной темноты. Со своего места в темном коридоре перед задней дверью дома Римо было хорошо видно солдат, стоящих поддеревом примерно в двадцати пяти футах от дома. Но Чиуна он не видел. Потом заметил, как фигуры солдат скрючились и осели на землю. Два трупа. Римо напряг глаза. Никаких признаков Чиуна. И вдруг он снова оказался рядом. - Пошли! В двух кварталах от дома у тротуара стоял армейский джип с солдатом за рулем. Римо подошел сзади. - Такси! - сказал он. - Какое это тебе такси! - рявкнул солдат, сердито глядя на Римо. - Плохи твои дела, Чарли, - произнес Римо, протягивая к нему свои окровавленные руки. - Ты сам отказался от своего единственного шанса... Вытащив тело солдата на дорогу, Римо помог Хилари Батлер забраться на заднее сиденье машины, где уже устроился Чиун. Потом он завел мотор, и, взвизгнув покрышками, джип стремительно понесся по грязным в колдобинах улицам к виднеющимся вдали горам, над которыми, исполняя свой ежедневный ритуал утверждения жизни, уже вставало солнце. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ  - Сколько убитых? - вопрос Ободе прозвучал как рев слона. - Тринадцать, - ответил Уйльям Форсайт Батлер. - Но ты же сказал, что тех было только двое! - Да, только двое. - Должно быть, это какие-то особенные люди? - Да, господин президент... Один с Востока, другой - американец. Лони поговаривают, что легенда начинает сбываться. Ободе тяжело опустился в обитое бархатом кресло большого президентского кабинета. - Значит, эти двое явились сюда чтобы вернуть власть лони и стереть в порошок злодея? - ухмыльнулся он. - Так говорится в легенде, - подтвердил Батлер. - Я слишком долго терпел лони и их легенды. Я ошибался, Батлер, когда послушал тебя и ввел лони в правительство. Теперь Дада намерен сделать то, что ему давно нужно было сделать. Я сотру с лица земли это проклятое племя. Батлер опустил глаза, чтобы Ободе не заметил вспыхнувшего в них торжества. Пусть он думает, что Батлер отвернулся, чтобы скрыть свое несогласие. Но теперь, когда этот чертов желтый и этот проклятый американец избежали ловушки, такое решение его вполне устраивало. Пусть Ободе погоняется за ними; пусть Ободе убьет их; вот тогда-то Батлер и займется им самим. Его люди уже занимали многие влиятельные посты в правительстве; они окажут ему полную поддержку. Лони восславят его как человека, который воплотил легенду в жизнь, и, опираясь на всенародное единство, Батлер вернет Бусати ее былые мощь и величие. - Мобилизовать армию? - спросил Батлер. - Армию? Против лони? И еще двоих? - Эти двое только что убили тринадцать человек, - напомнил Батлер. - Да, но им еще не приходилось иметь дело с Большим Папочкой. И с тобой, Батлер. Так что мы вдвоем и взвод солдат. Этого будет вполне достаточно, чтобы раз и навсегда разделаться и с лони, и с их легендой. - Вы же и раньше пытались уничтожить лони. - Да. До того, как ты сюда приехал. Они разбегались и прятались от нас, как жуки перед жарой. Потом я перестал их преследовать, потому что послушался тебя. Но на этот раз я не остановлюсь. Хотя не думаю, что лони теперь побегут: разве спасители из легенды не с ними? - И Ободе, довольный собой, широко осклабился. - Да, они в это верят, - подтвердил Батлер. - Ладно, Батлер, там будет видно. Батлер отдал честь, повернулся и направился к двери. Он уже коснулся ручки двери, когда его остановил голос Ободе. - Генерал, в твоем докладе отсутствует одна деталь. Батлер повернулся. - Да? - Твои женщины. Что случилось с ними? - Они мертвы, - сказал Батлер. - Все до одной. - Это хорошо, - сказал Ободе. - Потому что если бы они были живы, они могли бы говорить. Ну, а если бы они заговорили, мне пришлось бы преподать тебе хороший урок. Пока что мы не можем не считаться с американским правительством. Батлер знал это, и прежде всего поэтому-то и солгал. Скоро сам Ободе будет мертв, и тогда все можно будет свалить на него. - Мертвы, - повторил Батлер. - Все мертвы. - Не переживай так, - сказал Ободе. - Когда мы покончим с этими проклятыми лони, я куплю тебе новый бордель. Ободе засмеялся, затем его мысли снова вернулись к тринадцати солдатам, погибшим от рук американца и азиата, и он сказал: - Да, Батлер, вот еще что: пусть будет не один, а два взвода. Вытирая руки маленьким носовым платком, из хижины вышла принцесса Саффа. - Она заснула, - сообщила она Римо. - Очень хорошо. - С ней плохо обращались. На ее теле много синяков. - Я знаю. - Кто? - Генерал Ободе. Саффа в сердцах плюнула на землю. - Хаусская свинья. Я счастлива, что ты и Старейший с нами, и мы скоро освободимся от тяжкого ярма. - Каким это образом? - спросил Римо. - Мы сидим здесь в горах. Он сидит там, в столице. Когда же две половинки сойдутся вместе? - Спроси лучше Старейшего. Он знает все. - Услышав за своей спиной донесшийся из хижины легкий стон, она молча повернулась и ушла, чтобы помочь своей пациентке, а Римо отправился на поиски Чиуна. Хижина Чиуна, сооруженная под защитой огромной каменной глыбы, была пуста. Римо нашел его на центральной площади. На Чиуне было голубое кимоно, которое, как было известно Римо, он надевал лишь по случаю ритуальных церемоний. Старик наблюдал, как мужчины складывали дрова и сучья в яму, вырытую сегодня утром. Она была двадцати футов в длину и пяти футов в ширину. На всю свою футовую глубину яма была до краев наполнена дровами, но, внимательно приглядевшись, Римо увидел, что дно ее покрыто слоем округлых белых камней величиной с гусиное яйцо. Пока он это рассматривал, один из лони поджег дрова, пламя ярко вспыхнуло, и вскоре вся яма была охвачена огнем. Несколько мгновений Чиун смотрел на костер, потом сказал: - Хорошо. Но не забывайте подкармливать огонь. Следите, чтобы пламя не ослабевало. После этого он повернулся к Римо и вопросительно посмотрел на него. - Чиун, нам надо поговорить. - Я что - пишу мемуары? Или смотрю свои чудесные истории? Говори. - Эта легенда, - сказал Римо. - Может, в ней все-таки говорится, что я должен прикончить эту сволочь? - В легенде говорится, что человек с Запада, который однажды умер, сотрет в пыль человека, который поработит лони. Разве по-английски это звучит неточно? - Хорошо, - сказал Римо. - Я просто хотел внести ясность - прикончить Ободе должен я. - А почему тебя это так волнует? - спросил Чиун. - В конце концов, это долг Дома Синанджу, а не твой. - Для меня очень важно, Чиун, чтобы Ободе достался мне. Ты не видел, что он сделал с теми девушками. Я убью его. - А почему ты думаешь, что твой генерал Ободе имеет отношение к легенде? - сказал Чиун и медленно пошел от костра. Римо знал: догонять его и спрашивать, что он имея в виду, бесполезно - Чиун разговаривал только тогда, когда у него появлялась настоятельная потребность что-нибудь сказать. Римо оглянулся на пылающую яму. Пик горения уже прошел, и огненная шапка костра стала ниже. Лони суетились вокруг костра, подбрасывая в него дрова, и сквозь шум, который они производили, Римо слышал, как от страшного жара трескались и рассыпались камни в яме. Случайное дуновение ветерка в сторону - и раскаленный воздух обжег его легкие. Его наблюдения прервал крик с вершины холма, разнесшийся по всей деревне. Римо повернулся и посмотрел вниз. - Тембо! Тембо! Тембо! Тембо! - кричал часовой. Его вытянутая рука указывала на покрытую редкими деревьями равнину, простирающуюся в направлении к столице Бусати. Римо подошел к краю плато, взобрался на камень повыше и взглянул туда, куда указывал часовой. По равнине, примерно милях в десяти от деревни, медленно перемещался в сторону гор пыльный хвост внушительных размеров. Заставив глаза работать усерднее, Римо смог различить отдельные предметы. Это были джипы, набитые солдатами, а вдоль дороги, не отставая от медленно катящихся машин, важно шествовали три слона с солдатами на спинах. Римо почувствовал, как кто-то подошел к нему. Взглянув вниз, он увидел принцессу Саффу. Протянув руку, он помог ей забраться на камень. Часовой все продолжал кричать: - Тембо! Тембо! - Чего он так всех переполошил? - спросил Римо. - "Тембо" означает "слон". В религии лони слоны считаются творением дьявола. - Эка невидаль! - сказал Римо. - Пара орешков - и они твои; пара мышат - и их как ветром сдуло. - Много-много лет назад лони задумались, что такое добро, и что такое зло, - начала свой рассказ Саффа. - Это было очень давно, тогда еще не было науки, они считали: каждое животное олицетворяет добро или зло. А так как зла было очень много, они решили, что только тембо, слон, может вместить в себя все зло на земле. Поэтому лони очень боятся слонов. Не верю, что Ободе сам догадался захватить слонов. - Ты думаешь, там сам Ободе? - вдруг заинтересовался Римо. - Это не может быть никто другой. Его время подходит. Старейший уже разжег очистительный огонь. - Ну, не слишком-то рассчитывай на Старейшего. Ободе принадлежит мне. - Будет так, как скажет Старейший, - ответила Саффа. Она соскочила с камня и ушла, а Римо, глядя ей вслед, продолжал ворчать: - "Как скажет Старейший", "Да, Старейший. Нет Старейший". Ободе - мой. "После этого, - подумал он, - его задание будет выполнено. Останется только доставить девушку в Америку, доложить Смиту, что случилось, сообщить, что пропавший Липпинкотт мертв, и забыть об этой забытой Богом стране." ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ  Ободе и его солдаты расположились лагерем у подножия гор, на которых обосновались лони, и весь день среди обитателей деревушки чувствовалось нервное напряжение. Римо сидел с Чиуном в его хижине и всячески старался завязать разговор. - Эти люди бесхребетны, как черви, - сказал он. Чиун хмыкнул и продолжал взирать на огненную яму, источавшую жар и дым на другом конце деревенской площади. - У мужиков полные штаны только от того, что Ободе привел с собой парочку слонов. Они готовы разбежаться. Чиун продолжал смотреть на огонь, что-то бормоча про себя, и отмалчивался. - Не понимаю, как это Дом Синанджу вляпался в такую кашу - защищать этих лони. Они того не стоят. Чиун продолжал молчать, и Римо уже с раздражением сказал: - И вот еще что: мне не нравится эта затея с ритуальным костром. И я не намерен позволить тебе так глупо рисковать. Чиун медленно повернулся и посмотрел Римо прямо в лицо. - У лони, - сказал он, - есть пословица: "Джогу ликивика лисивике кутакуча". - Что означает... - Что означает: "Прокричит петух или не прокричит, а утро все равно настанет". - Другими словами, нравится это мне или не нравится, ты все равно поступишь по-своему? - Какой ты сообразительный, - улыбнулся Чиун и снова уставился на огонь. Римо вышел из дома и пошел побродить по деревне. Везде, куда бы он ни пошел, слышалось одно и то же: "Тембо, тембо, тембо". Всего-то пара слонов - и такая паника. Хотя, казалось бы, уж если что и должно было их беспокоить, так это солдаты Ободе и их винтовки. Тьфу! Нет, лони не стоят того, чтобы их спасали. Римо был раздражен и только сейчас понял, что переносит на лони свой гнев на генерала Ободе. Чем больше он думал, тем больше утверждался в этой мысли. И поздно ночью, раздевшись донага, он проскользнул мимо часовых и растворился в темноте. Он вернулся далеко за полночь. Безмолвным невидимкой проскользнул он между постов лони, выставленных на скалах вокруг деревни, вошел в свою хижину и сразу же почувствовал, что там кто-то есть. Его глаза обежали пустое помещение и остановились на травяной циновке, служившей ему постелью. На ней кто-то лежал. Он подошел ближе, и этот кто-то повернулся к нему. В слабых отблесках ритуального огня он разглядел принцессу Саффу. - Ты куда-то уходил, - сказала она. - Мне надоело слышать, как все без конца вопят "тембо, тембо..." Я решил кое-что предпринять. - Очень хорошо, - сказала она. - Ты смелый человек. Она протянула к нему руки, и он ощутил тепло ее улыбки. - Иди ко мне, Римо, - позвала она. Римо лег рядом на циновку, она обвила его руками. - Завтра, когда поднимется солнце, - сказала она, - ты бросишь вызов судьбе. Поэтому я хочу, чтобы сейчас ты был моим. - Но почему сейчас, а не потом? - Потому что, Римо, мы можем не дождаться этого "потом". - Думаешь, проиграю? - спросил Римо. Своим разгоряченным телом он почувствовал прохладу ее гладкой эбонитовой кожи. - Любой может проиграть, - ответила Саффа. - Поэтому надо пользоваться теми победами, которые выпадают на нашу долю сегодня. Сейчас это будет наша победа, а затем, что бы ни случилось, мы всегда будем помнить о ней. - За победу! - сказал Римо. - За нас! - откликнулась Саффа и неожиданно сильными руками притянула Римо к себе. - Я была зачата как лони и рождена как принцесса. А теперь сделай меня женщиной. Она положила его руку себе на грудь. - Женщиной тебя уже сделал Бог, - сказал Римо. - Нет. Бог сделал меня человеком женского пола. Только мужчина может сделать меня женщиной. Только ты, Римо. Только так. И Римо вошел в нее, и познал се, и только теперь можно было сказать, что она стала настоящей женщиной. Когда оба они устали, и первые лучи восходящего солнца позолотили край неба, они заснули рядом, мужчина и женщина, Божья пара, созданная по замыслу Божьему. А пока они спали, генерал Ободе проснулся. Было еще совсем рано, когда он откинул полог своей палатки, вышел, почесывая живот, в утренний туман, и то, что он увидел ему совсем не понравилось. Генерал огляделся по сторонам. Костер погас. Часовых, расставленных накануне по краям лагеря, на постах не было. В лагере было слишком тихо. Такая тишина опасна. Сон на посту - один из видов тишины, но это была тишина иного рода. Это было безмолвие, безмолвие смерти, оно висело в воздухе вместе с туманом. Ободе подошел к костру и носком ботинка ткнул в угли. Ни огонька, ни искорки. Он снова оглядел лагерь. Ближайшей к нему была палатка генерала Батлера, ее полог был еще закрыт. Повсюду на траве лежали спальные мешки солдат, но солдат в них не было. Он услышал какой-то звук и поднял голову. Кусты скрывали от него слонов, прикованных цепями к деревьям. Несмотря на овладевшее им дурное предчувствие. Ободе улыбнулся, подумав о слонах. Хорошая это была идея - взять с собой слонов. Они издавна внушали лони священный ужас. Лони наверняка заметили вчера этих слонов, вышагивавших вместе с солдатами, и, должно быть, это нагнало на них страху. Сегодня Ободе с солдатами возьмут штурмом главный лагерь лони, и лони будут взирать на резню, которая за этим последует, как на неизбежность, с которой нельзя не смириться. Да, это была очень неплохая идея. Великие полководцы прошлого, такие, как Ганнибал и... "Во всяком случае, Ганнибал, - подумал Ободе. - Ганнибал и Ободе - неплохо звучит!" Непобедимый слон - подходящая эмблема для полководца. Он хотел было разбудить Батлера, но потом передумал и решил дать тому возможность получше выспаться. Для военного - как бы он ни был предан или храбр - сон перед сражением еще важнее, чем для футболиста. Ободе начал продираться сквозь кусты. Впереди, ярдах в сорока, он увидел неясные серые очертания слонов, но с ними тоже было что-то не то. Издали их тела казались какими-то безжизненными, странными. А что это там перед ними на земле? Медленно, с опаской Ободе приближался к слонам через редеющий с каждым шагом кустарник. Тридцать шагов, двадцать... И тут он увидел совершенно отчетливого, отчего его пальцы невольно поднялись к губам, как у мусульманина, молящего о пощаде. Очертания слонов казались странными потому, что у них не было бивней. Как мошка, которую вопреки ее желанию притягивает огонь, Ободе подошел поближе. Бивни у всех слонов были обломаны у самого основания. Остались только жалкие, с рваными, зазубренными краями пеньки, напоминающие больные зубы, требующие врачебной помощи. И бугры на земле. Это были солдаты, и ему не надо было вглядываться, чтобы увидеть, что они мертвы. Тела скрючены, конечности неестественно вывернуты, а у шестерых из грудных клеток торчали слоновьи бивни, пригвоздившие их к земле. Движимый инстинктом долга, всплывшим в памяти правилом, согласно которому старшина должен быть абсолютно уверен в фактах прежде чем докладывать о них своему командиру, Ободе, потрясенный, охваченный ужасом, все же подошел ближе. На земле, возле ноги мертвого солдата, он увидел клочок бумаги. Ободе нагнулся и поднял его. Это была записка, написанная карандашом на обороте военного приказа, взятого, видимо, у одного из солдат. В записке говорилось: "Ободе. Жду тебя в деревне лони". И все. Ни фамилии. Ни подписи. Ободе оглянулся вокруг. С ним прибыло два взвода солдат. Кто-то из них должен быть где-то здесь, поскольку общее количество трупов никак на два взвода не тянуло. - Сержант! - рявкнул Ободе. Звук его голоса пронесся по равнине, оставляя позади себя мили предгорий, и постепенно ослабевая, безответный, умер где-то вдали. - Лейтенант! - заорал он. Было похоже, что он кричал в бездонный колодец, в котором звук голоса замирал, не вызывая ответного эха. Никаких признаков его солдат. Целых два взвода! Ободе еще раз посмотрел на записку, которую продолжал держать в руке, целых десять секунд сосредоточенно думал, потом бросил бумажку, повернулся и побежал. - Батлер! - закричал он, подбежав к его палатке. - Батлер! Генерал Уильям Форсайт Батлер появился из своей палатки заспанный, продирая глаза. - Да, господин президент? - Давай, давай быстро! Сматываемся отсюда! Батлер потряс головой, пытаясь сообразить, что, собственно, произошло. Ободе пулей пролетел мимо него в свою палатку. Батлер посмотрел на лагерь. Вроде, ничего необыкновенного. За исключением... за исключением того, что нигде не было видно ни одного солдата. Он последовал за Ободе в его палатку. Ободе с ожесточением натягивал белую гимнастерку. - Что случилось, господин президент? - спросил Батлер. - Потом расскажу. А сейчас уходим отсюда! - А где часовые? - Часовые убиты или сбежали. Все до одного. И слоны. У них вырваны бивни. Уходим. Уходим, потому что я не хочу иметь никакого дела с тем, кто способен без единого звука и без всякого следа, за одну ночь перебить солдат и искалечить слонов. Сматываемся отсюда, приятель. Прежде чем Батлер успел что-либо сказать, Ободе выбежал из палатки. Когда Батлер выскочил вслед за ним, он увидел в первых лучах занимающейся утренней зари генерала Ободе за рулем одного из джипов. Генерал повернул ключ в положение "зажигание", но ничего не произошло. Он попробовал еще раз, потом, выругавшись, тяжело спрыгнул на землю и подбежал к другой машине. Она тоже не заводилась. Батлер подошел к джипу и открыл капот. Под ним было месиво: выдернутые и оборванные провода, разбитая аккумуляторная батарея, превращенный в черный порошок трамблер. Батлер осмотрел остальные четыре джипа, стоявшие на поляне. Они были в таком же состоянии. Он вскинул голову к Ободе, продолжающему горестно возвышаться за рулем первого джипа. - К сожалению, генерал, - доложил Батлер, хотя он вовсе не был уверен, что сожалеет об этом, - если мы куда-нибудь и двинемся, то только пешком. Ободе взглянул на Батлера. - Отсюда нам не выбраться. Здесь даже лони смогут перебить нас как мух. - Так что же нам делать, господин президент? Ободе обрушил свою огромную, как окорок, лапищу на рулевое колесо и погнул его, заставив машину закачаться на рессорах. - Проклятье, - заорал он. - Тогда будем делать то, что всегда должна делать армия. Мы наступаем! ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ  Пока Римо спал, принцесса Саффа выскользнула из его хижины и вернулась в ту, где спала Хиллари Батлер. Смутное беспокойство преследовало Саффу весь этот день. Всю жизнь она ждала, когда же, наконец, сбудется легенда; теперь люди из легенды были здесь; скоро лони снова обретут власть; и все-таки чувство тревоги не проходило. С легендами никогда не бывает просто. Существует много путей их осуществления. Разве они не приняли вначале Батлера за Мастера из легенды? Он отказался от своей прежней жизни в Америке ради того, чтобы стать другом лони, так что его можно назвать умершим. А его возвращение к лони? Разве оно не соответствует утверждению легенды о том, что дети лони вернутся домой? Именно так думала Саффа, но оказалось, что она ошиблась. А разве не может быть других ошибок? Ты глупышка, дитя. А как насчет Ободе? Ты уверена, что это он - злой человек из легенды? И что Римо предстоит встретиться с ним сегодня лицом к лицу? Да, да! Ну, а Старейший? Ты сомневаешься, что он вернет лони их былую храбрость, мудрость и благородство? Нет, нет! Саффа скользнула в хижину, в которой спала молодая американка. Она мягко опустилась на корточки возле ее изголовья. Девушка дышала размеренно и легко, в углах губ играла слабая улыбка. "Она выздоровеет, - подумала Саффа, - потому что тот, кто видит сны, будет жить". Она положила руку на бледную руку Хиллари и задумалась, глядя на контраст. К чему все эти беспокойства насчет цвета кожи? Кожа есть кожа - черная она или белая, или желтая, как у Чиуна. Важно то, что у человека под кожей; его мысли, сердце, душа. Она смотрела на Хиллари Батлер: разве между различными племенами не может быть так, как между ней и Хиллари? Может быть, вражда между лони и хауса прекратится, если только они будут считать друг друга людьми, хорошими ли, плохими, пусть совсем другими, но людьми. Она нежно погладила руку Хиллари Батлер. Чиун поднялся очень рано, и Римо нашел его возле огненной ямы. На ночь костер переворошили и оставили тлеть до утра, когда в него опять набросали сухих веток и сучьев. Теперь по указанию Чиуна четверо лони начали забрасывать костер свежими ветками, с которых капала вода, - она шипела и потрескивала на раскаленных белых камнях. Поднялись клубы пара, из-под веток поползли ленивые кольца дыма, похожие на опьяневших от сытости змей. - Намечается пикничок? - спросил Римо. - Не нужна ли утка? Если хочешь, я сбегаю в магазин за гамбургерами. - Тебе обязательно надо выглядеть дураком, чтобы казаться умником? - в свою очередь спросил Чиун. - В таком деле помощник тебе не требуется: у тебя это получается так же легко, как у утки кряканье. Их беседа была прервана раздавшимся позади них ревом. По дорожке, огибая хижины, шли к деревенской площади Ободе и Батлер. Процессию возглавлял Ободе, ревевший как матерый лось, которого заела мошкара. - Эй вы, трусы и грязнухи племени лони! - орал он. - К вам пришел генерал Ободе. А ну, выходите, жалкие сокрушители мух и москитов! Деревенская площадь опустела - несколько лони, находившихся на ней, мгновенно исчезли. На одной стороне площади, у костра, стояли Римо и Чиун; на другой, в семидесяти футах от них, - Батлер и Ободе. Все четверо молчали, глядя друг на друга. Из хижины, на полпути между двумя парами, вышла принцесса Саффа. Высокая, темнокожая, в своем похожем на греческую тогу белом одеянии, она стояла молча, величественно взирая на Ободе, который снова принялся вызывать на поединок лони - по одному или всех вместе. - Закрой рот, взбесившийся осел, - сказала, наконец, Саффа. - Кто ты такая? - вскричал Ободе после секундного замешательства, вызванного, как заметил Римо, красотой Саффы. - Я - Саффа, первая принцесса Империи Лони, и я приказываю тебе замолчать. - Ты приказываешь? Это ты приказываешь? Я - генерал Дада Ободе, президент Бусати, повелитель этой страны - как раз тот, кто отдает приказания. - Может быть - в своих борделях и в нашей загаженной столице, а здесь тебе лучше помолчать. Мы рады, что ты пришел, генерал. - Когда я уйду отсюда, возможно, вы уже не будете так радоваться. Саффа три раза громко хлопнула в ладоши. Медленно, с явной неохотой лони начали выходить из своих хижин - сначала женщины и дети, потом мужчины. - И все-таки мы действительно рады, что ты пришел, - сказала она, усмехнувшись, пока мужчины лони, подходили ближе к Ободе и Батлеру. - А ты, Батлер, - добавила она, - правильно сделал, что затащил этого зверюгу в наш лагерь. Батлер слегка поклонился, и голова Ободе тут же повернулась к генералу, как будто притянутая к нему резиновым жгутом. Внезапно для него многое стало ясно. Батлер - предатель. Ободе взревел и бросился на Батлера, протянув обе руки к его горлу. Не ожидавший нападения Батлер грохнулся под тяжелой массой Ободе на землю и лежал до тех пор, пока шестеро лони, по сигналу Саффы, не оттащили Ободе. Чиун и Римо медленно приближались к Ободе, который продолжал гневно коситься на Батлера. - Трус, предатель, лонийская собака, - сплюнул Ободе. - Это мой народ, - сказал Батлер. - Добро пожаловать к нам, жирная свинья. - У тебя даже не хватило духу самому убить меня, - откликнулся Ободе. - Ты мог это сделать много раз, потому что я доверял тебе. Вместо этого ты дожидался случая, чтобы выдать меня этому стаду овец. - Это благоразумие, генерал, обычное благоразумие. - Нет, трусость, - прорычал Ободе. - В войсках, в которых я служил, тебя бы просто пристрелили как собаку. Да ты и есть собака. Перекрывая шум толпы и отдельные голоса, вдруг прозвучала команда Чиуна: - Тихо! Мастер Синанджу говорит вам: прекратите эту бабью склоку. Ободе повернулся к Чиуну, который стоял уже прямо перед ним, и оглядел его с головы до пят, как будто впервые увидел. Президент Бусати возвышался над престарелым корейцем больше чем на полтора фута. Весил он в три раза больше. - А ты тот самый Мастер из легенды лони? Чиун кивнул. Ободе захохотал, запрокинув голову назад, и как бы адресуя свой смех небесам. - Ну ты, москит, прочь с дороги, пока Дада тебя не прихлопнул! Чиун сложил руки на груди и уставился на Ободе. Площадь позади него была теперь полна людей, которые, притихнув, следили за происходящим - словно большая семья, прислушивающаяся к тому, как ссорятся за тонкой стеной их соседи. Римо стоял рядом с Чиуном, холодно взирая на Ободе. Наконец их взгляды встретились. - Ну, а ты кто? Еще один персонаж из сказки? - презрительно спросил он. - Да нет, - сказал Римо, - я главный дрессировщик слонов и механик по ремонту джипов. Приятно прогулялись? Ободе начал было говорить, но вдруг остановился, видимо впервые осознав, что он окружен врагами, причем во много раз превосходящими его численностью. Не тогда, когда он был простым солдатом, не тогда, когда носил нашивки старшины британских войск, и, разумеется, не тогда, когда он стал верховным главнокомандующим армии Бусати, а только сейчас, впервые за свою долгую службу, он понял, что смерть может стать реальностью. - Убейте его, - сказал Батлер. - Давайте убьем его, и покончим раз и навсегда с вековым проклятием лони. - Послушай, старый муравей, - сказал Ободе, поворачиваясь к Чиуну, - поскольку сегодня на твоей улице праздник, я обращаюсь к тебе с просьбой: пусть я умру, но умру как мужчина. - Разве ты заслуживаешь этого? - Да, - ответил Ободе, - потому что я всегда старался быть справедливым и давал мужчине возможность умереть как мужчина. В свое время я боролся с целыми полками, и никто не боялся побить меня из-за моего звания или должности. - Что ж, борьба - очень хорошее средство, чтобы научить человека скромности, - согласился Чиун. - Слабость хауса в том, что наиболее развитым мускулом в вашем теле является язык. Пойдем. Я научу тебя скромности. Он повернулся, отошел к центру площади и снова повернулся к Ободе. Откуда-то сбоку послышался голос Римо: - Чиун, не забудь, что он мой. Мы же договорились! - Помолчи, - приказал Чиун. - Неужели ты думаешь, что я лишу тебя твоего удовольствия? В легенде сказано, что ты должен сделать. Вот это ты и сделаешь, но не больше того. Обратившись к лони, которые держали Ободе, он сказал: - Отпустите его. На Чиуне были белые штаны и белая рубаха - типичный американский костюм для каратэ. Он был подпоясан белым поясом, что было расценено Римо как проявление излишней скромности со стороны Чиуна. В западном варианте восточных боевых искусств белый пояс означал самый низший разряд. Самый высокий разряд обозначался поясом черного цвета, причем разряд черного пояса имел несколько ступеней. И, наконец, особые знания и мастерство, выходящие за пределы знаний простых экспертов, отмечались красным поясом. Такой пояс присуждался лишь небольшому числу людей, обладающих огромным мужеством, мудростью и благородством. И Мастер Синанджу как выдающийся в этом смысле человек имел право носить такой пояс. Однако Чиун предпочел надеть пояс начинающего и как начинающий, крепко обернул его вокруг талии. Сейчас он встал перед огненной ямой, в которой шипели, испускали пар и дымились, непрерывно добавляемые свежие ветки и листья, и поманил Ободе рукой: - Иди сюда, ты, у которого такая широкая глотка. Почувствовав, что его руки свободны, Ободе, ринулся было вперед, но потом замедлил шаг и остановился совсем. - Так несправедливо, - сказал он Чиуну. - Я для тебя слишком велик. Как насчет твоего дружка? Я буду бороться с ним. - У него скромности не больше, чем у тебя, - важно сказал Чиун. - Тебя должен научить Мастер. Подойди. Если посмеешь. ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ  Ободе двигался вперед медленно, будто с неохотой. С каждым шагом из-под его тяжелых ботинок вылетали облачка коричневой пыли. Он поднял перед собой ладонь, предлагая этим жестом Чиуну мировую. Чиун отрицательно покачал головой. - А говорят, что хауса смелы и отважны. Ты что - исключение из этого правила? Подходи. Пожалуй я еще более уравняю условия нашего поединка. Чиун вынул из-за пояса белый шелковый платок, размером не больше восемнадцати дюймов на восемнадцать. Он аккуратно положил его перед собой на землю и встал на платок. Его тело было таким легким, что босые ноги, казалось, даже не примяли шелк. - Подходи, Большой Рот! - позвал он. Ободе пожал плечами - это было тяжелое движение широких массивных плеч, - расстегнул пуговицы и снял белую армейскую гимнастерку. Вид его черных бугристых плечевых мышц, лоснящихся под жарким африканским солнцем, вызвал громкое перешептывание в толпе. А перед ним стоял жалкий тщедушный восьмидесятилетний старик Чиун, никогда не достигавший в весе и сотни фунтов. Он стоял бесстрастно, сложив руки на груди, глядя в лицо великана глазами, похожими на раскаленные угли ритуального костра. Ободе бросил гимнастерку на землю. Римо поднял ее и прошел в тот конец площади, где стоял генерал Уильям Форсайт Батлер. Скинув ботинки, Ободе встал в пыль голыми ногами - носков он не носил. Римо повернулся к Батлеру: - Ставлю два доллара на того малыша, Вилли. Батлер промолчал. - Я постараюсь действовать полегче, старик! - буркнул Ободе и рванулся к Чиуну, широко раскинув свои мощные ручищи. Чиун стоял недвижимо на своем шелковом платочке. Он позволил Ободе обвить тело черными кольцами мускулов. Сцепив за спиной Чиуна пальцы рук. Ободе откинулся назад, чтобы поднять Чиуна в воздух, ухватив его так, будто это был тяжелый пластиковый мешок с мусором. Ноги Чиуна остались стоять на месте. Ободе откинулся снова и поднатужился, но Чиун будто врос в землю. Потом Чиун медленно, с величавой торжественностью развел свои руки. Протянув их к Ободе, он дотронулся пальцами до каких-то точек у того подмышками. Дернувшись, как от удара электрическим током, Ободе отпустил Чиуна. Он потряс головой, как бы стряхивая пронзившую его боль, и снова двинулся к Чиуну, вытянув вперед левую руку и перебирая пальцами - как бы готовя классический плечевой захват. Чиун позволил руке Ободе коснуться его плеча, и через секунду президент уже летел по воздуху. Казалось, Чиун не шелохнулся, даже не дотронулся до Ободе, но тот перелетел через Чиуна и, взметнув облако пыли, с глухим ударом упал на спину. - У-у-у-ф! - выдохнул он. Чиун не спеша поворачивался на шелковом квадрате, пока не оказался лицом к лежавшему Ободе. Ободе встал на колени; по толпе прокатились волны смеха. - Тихо! Тихо! - потребовал Чиун. - Или кто-нибудь из вас хочет занять его место? Шум стих. Римо шепнул Батлеру: - Вилли, ты сэкономил два доллара. - Вообще-то, честно говоря, Римо был несколько удивлен той легкостью, с которой Чиун расправлялся с Ободе. Не то, чтобы Ободе представлял для него реальную опасность. Конечно, нет. Но Чиун был убийцей-профессионалом и не раз говорил Римо, что убийца, вступая в схватку с противником, которого по тем или иным причинам не может убить, становится даже более беззащитным, чем обычный человек, поскольку в этом случае фокус его энергии сбивается, она рассеивается, и часть ее может сработать против него самого. И хотя было очевидно, что Чиун намеренно не лишает Ободе жизни, он, тем не менее, не представлял для Чиуна никакой особой опасности. "Вот что значит быть Мастером Синанджу", - подумал Римо. Ободе снова был на ногах. На лице его застыло вопросительное выражение. Он повернулся к Чиуну и ринулся к нему. Старик оставался на месте, но когда Ободе приблизился, Чиун молча стремительно выбросил вперед руку. Пальцы ее вонзились рядом с ключицей Ободе, и тот упал, как падает мячик с края стола. Но мяч при этом подпрыгивает. Президент Бусати остался лежать на земле пыльной бесформенной кучей. Чиун отступил на шаг, поднял свой шелковый платок, отряхнул его, аккуратно сложил и заложил обратно за пояс. - Уберите его, - сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь, - и привяжите вон к тому столбу. Четверо мужчин положили на землю свои копья и подошли к тому месту, которое только что было ареной поединка. Схватив Ободе за руки и за ноги, они потащили его по пыльной площади мимо ритуального костра, все еще испускавшего пар и дым, к восьмифутовому столбу по другую сторону от него. Двое из них поддерживали в вертикальном положении все еще не пришедшего в себя Обеде, а двое других подняли его безвольно болтавшиеся руки и привязали за запястья к укрепленному наверху столба железному кольцу. Ободе повис на руках. Сознание медленно возвращалось к нему. Чиун отвернулся и взглянул на Саффу. Она подняла с земли золоченую жаровню в форме японской хибачи и, держа ее за ручки, понесла к Чиуну. Над чашей дрожал раскаленный воздух, свет горящих углей, отражаясь от золоченых краев чаши, создавал над ней мерцающую ауру. Саффа поставила жаровню у ног Чиуна. Чиун посмотрел вниз, на горящие угли. Висевшая над площадью тишина была нарушена криком часового, выставленного на холме, возвышающемся с северной стороны деревни. - Лони! Лони! Лони! - выкрикивал он в сильном волнении. Римо повернулся и посмотрел на часового. Тот показывал рукой в сторону северного предгорья. Римо добежал до деревенской окраины и совсем близко от себя увидел то, что привело часового в такое волнение. По склонам, направляясь к деревне, шли толпы аборигенов, в которых Римо без труда узнал лони. Мужчины выглядели высокими, гибкими и сильными, женщины - стройными и красивыми. Особенно две из них. Эти две женщины, как генералы на параде, возглавляли длинную процессию мужчин, женщин и детей, которая была теперь в какой-то сотне ярдов от деревни. Женщины были высокие, черные, как ночь, с невозмутимыми, точно выточенными из камня, лицами. Римо сразу понял, что это наследные принцессы Лони - младшие сестры Саффы. Римо оглянулся назад, на Чиуна. Тот сидел в центре маленькой площади в позе лотоса, с руками, сложенными как при молитве. Глаза его были закрыты, лицо наклонено вперед - к находившейся прямо перед ним жаровне с горящими углями. Римо впился глазами в Чиуна, но угадать, о чем думал или что собирался делать Чиун, было абсолютно невозможно. Римо чувствовал себя несколько смущенным. Договорились же, что Римо убьет этого негодяя, так зачем Чиуну понадобилось с ним играть? Почему сразу же не отдать его Римо? И что это за огненный ритуал очищения, который собирается совершить Чиун? А как насчет этой чепухи о том, что Чиун вроде бы пожертвует своей жизнью? Если это будет что-то опасное, Римо не позволит ему сделать это. И нечего валять дурака! Об этом не может быть и речи! А между тем, поток лони вливался в деревню - сотни людей, возглавляемых двумя красивыми черными женщинами. Когда они вступили в лагерь и увидели Саффу, выражение невозмутимости на их лицах растаяло, и они бросились к своей сестре, которая тут же заключила их в свои объятья. Целых пятнадцать минут все новые и новые группы лони заполняли площадь; здесь собрались все три выживших племени. Римо огляделся вокруг. Вот и все, что осталось от величайшей в истории Африки Империи. Наверное, сотен пять мужчин, женщин и детей. Меньше, чем население Ньюарка, и, конечно, гораздо меньше, чем требуется, чтобы создать новую Империю. А Чиун продолжал сидеть. Лони молча смотрели на него, сгрудившись вокруг деревенской площади, где находилась огненная яма, и еще оставался кусок пространства размером не больше арены для бокса. Вид привязанного к столбу с другой стороны ямы генерала Ободе вызывал оживленное перешептывание. Ободе уже пришел в себя и, явно недоумевая, пытался понять, что происходит. Его взгляд бегал по лицам, выискивая хотя бы одно дружеское лицо. Разглядев на другой стороне площади генерала Уильяма Форсайта Батлера, он со злостью плюнул на землю. В хижине, рядом с забитой людьми площадью, шевельнулась после долгого сна Хиллари Батлер. Было очень шумно и жарко. Но это было приятное тепло - такое, в котором крепчают мышцы, и во всем теле чувствуется легкость. Впервые после того, как они прибыли в эту деревню, ей захотелось встать, выйти на улицу и посмотреть, куда занесла ее судьба. Но сначала она, пожалуй, поспит еще немножко. Саффа подошла к Чиуну и встала прямо перед ним, глядя на него сквозь раскаленный воздух, струящийся из жаровни с углем. - Наступил великий момент, Старейший. Легенда начинает осуществляться. Дети лони вернулись домой. Одним легким движением Чиун поднялся на ноги и открыл глаза. Он посмотрел на лони, которые продолжали увлажнять покрывающие яму ветви деревьев, и кивнул им. Они наклонили кувшины с водой, и из ямы повалили густые клубы пара. Чиун повернулся и сложил перед собой руки. - Легенда не лжет, - торжественно произнес он, - дети лони возвращаются домой. Но посмотрите, те ли это лони? Тем ли лони служили мои предки много лет тому назад? Им ли, ненавидящим хауса и боящимся слонов трусам, которые, как дети, пугаются непонятного шума в ночной тишине, и бегут от него, даже не пытаясь узнать, что он означает? Те ли это лони, если их храбрость переселилась в женщин? Те ли, что много лет назад несли свет и справедливость темному миру вокруг них? Чиун замолчал и, словно ожидая ответа, медленно обвел взглядом толпу, останавливаясь, казалось, на каждом лице. Никто не произнес ни слова, и Чиун продолжал: - В легенде говорится, что дети лони вернутся домой. И тогда человек, который уже побывал в одеждах смерти, должен убить человека, который поработит лони. А потом Мастер Синанджу очистит народ лони в ритуальном огне. Но этот Мастер смотрит сейчас на этих лони и думает, а можно ли их спасти? Стоя рядом, Римо и Батлер с одинаковым вниманием следили за Чиуном, думая при этом о совершенно разных вещах. "Кажется, он хочет отступиться", - думал Римо. Интересно, берет ли Дом Синанджу отступные? Батлер же с удовлетворением подводил некоторые итоги последних событий. Правда, все получилось не совсем так, как он планировал, но это неважно. Дело явно шло к тому, что, прежде чем закончится этот день, Ободе будет мертв. Лони, конечно, поддержат Батлера как своего руководителя, поддержат его и многие члены кабинета министров Ободе и руководство армии. Это будет замечательный день в жизни Уильяма Форсайта Батлера - следующего президента Бусати! - Где благородство, которое когда-то наполняло сердца лони? - продолжал Чиун. - Угасло, как угасает этот огонь, - ответил на свой вопрос Чиун, и толпа ахнула, увидев, как он опустил руки в золотистую жаровню и вытащил оттуда две пригоршни горящих углей. Медленно, будто не чувствуя жара, он разбросал угли по земле. - Угли, когда они вместе, это - огонь, но поодиночке они - угольки, которые скоро погаснут. Так же и с людьми: они велики тогда, когда они все вместе и каждый в отдельности поддерживают традиции своего величия. - Он снова присел на корточки и принялся руками выгребать угли из жаровни. За его спиной все еще дымились листья и ветки в яме, из которой поднимались волны раскаленного воздуха - словно пар над решетками нью-йоркского метро в морозный зимний день. Хиллари Батлер больше не хотела спать. Она поднялась на ноги, заметив при этом с радостным удивлением, что на ней был сверкающий чистотой голубой халат. Теперь она окончательно поверила в то, что все будет хорошо. Тот дьявольский дом, человек на корабле - все это уже позади. Скоро она будет дома и, как и предполагалось, выйдет замуж. Почему-то она была уверена, что все будет в порядке. Медленно, на еще дрожащих от слабости ногах, она направилась к выходу. Снаружи, возле ее хижины, стояли Римо и Батлер. - Вилли, - заговорщицким тоном обратился Римо к Батлеру, обняв его за плечи, - ты был действительно хорош. И ты играл за хорошую команду. Скажи мне кое-что - я всегда хотел это знать. Вы что - всегда оговаривали конечную разницу в очках? Помню, по идее вы должны были выиграть с разницей в пять очков, а закончили игру с разницей в три. Вы стоили мне чертовски много баксов, Вилли. Никогда не мог понять, зачем вам это нужно. Я хочу сказать, вы и без того заколачивали хорошую деньгу, зачем вам нужно было рисковать? Вы же не рабы, Вилли, или что-то там в этом роде... Хиллари Батлер вышла из хижины и заморгала в ярком солнечном свете. Прямо перед собой она увидела Римо и улыбнулась. Он такой милый! Римо стоял, обнимая чернокожего человека в белой форме, и они разговаривали. - Слушай, отвяжись же ты от меня Христа ради, - сказал Уильям Форсайт Батлер и поднял правую руку, чтобы оттолкнуть Римо. При этом что-то сверкнуло на его руке. Золотое кольцо. Золотое кольцо в виде цепочки. Хиллари Батлер уже видела раньше это кольцо. Всего лишь раз, когда тяжелая черная рука с хлороформом опустилась на ее лицо. Она закричала. Римо резко обернулся к ней. Над всей деревней нависла тишина. На пороге хижины стояла белая девушка, рот открыт в громком крике, медленно поднимающийся палец на что-то указывает. - О, Римо, вы поймали его? - спросила она дрожащим голосом. - Кого? Ах, да - Ободе. Вон он, привязан к столбу. - Нет, нет, не Ободе! Вот этого, - сказала она, указывая на Батлера. - Это он выкрал меня из дома. Он похитил меня. - Он? - удивился Римо, глядя на Батлера. Хиллари Батлер кивнула, по ее телу пробежала дрожь. - Старина Вилли? - недоумевал Римо. - Да, он - снова подтвердила она. Для Уильяма Форсайта Батлера все как-то сразу осложнилось, но шанс выкрутиться еще был. На ходу выхватывая из кобуры пистолет, он ринулся сквозь толпу к Ободе. Надо убить Ободе, а потом заявить, что он действовал по его приказу. Батлер поднял пистолет, чтобы выстрелить. Но пистолета в его руке не оказалось - описав в воздухе дугу, он с глухим мягким стуком упал на землю, подняв облачко пыли, а рядом с ним стоял Чиун. Батлер замер на месте. - Ты причинил много зла народу лони, - сказал Чиун. - И ты надеялся стать когда-нибудь королем этой страны? Чтобы поработить не только хауса, но и лони? - теперь Чиун почти кричал. Батлер медленно попятился от него. - Ты опозорил народ лони. Ты не достоин жить! Батлер бросился было бежать, но лони стояли перед ним стеной. Он повернулся к Чиуну, но тот вдруг развернулся к нему спиной и пошел прочь. Его место занял Римо. - Так это был ты, Вилли? - Да, - прошипел Батлер, гортанное шипение выдавало его гнев. - Я должен был отплатить белым за то, что они сделали мне. Что они сделали народу лони. - Извини, Вилли, - сказал Римо, вспоминая девушек, которых ему пришлось умертвить, - может, ты и был когда-то хорошим угловым, но ты знаешь: с легендой не поспоришь. Он направился к Батлеру, который выпрямился во весь рост и стоял, поджидая его. Он был крупнее Римо, тяжелее и, возможно, сильнее. Этот белый сукин сын ни на минуту не мог забыть, что когда-то меня называли Вилли Батлером. Ну хорошо же! Пусть так и будет. Сейчас он покажет ему, на что способен Вилли Батлер, когда он играет в игры белых людей. Он пригнулся, и из глубины его глотки вырвалось рычание: - Тебе подавать, белая гнида! - Я заполню твою зону принимающими игроками, - сказал Римо. - Это всегда сбивало вас, бандюг, с толку. Римо начал маленькими шажками приближаться к Батлеру, который широко расставил ноги и принял положение перехватывающего. Когда Римо был уже достаточно близко, он прыгнул навстречу и, перекатываясь, кинулся ему под ноги. Римо легко перепрыгнул через него, и Батлер тут же вскочил на ноги. - Один к десяти, - отметил Римо. Он снова двинулся к Батлеру, который встал в ту же позицию, но на этот раз, когда Римо приблизился, быстро выпрямился, взлетел в воздух и выбросил вперед ногу, целясь Римо в лицо. Отвернув голову в сторону, Римо обеими руками перехватил ногу Батлера и сильно дернул ее вперед. Запрокинувшись от рывка назад, Батлер резко упал на спину. - Неспортивное поведение, Вилли. Это будет стоить тебе пятнадцатиярдового штрафного. Батлер снова вскочил на ноги и, разъяренный, бросился на Римо, который ловким финтом уклонился от просвистевшего мимо него кулака. - Скажи-ка, Вилли, что ты собирался доказать? Для чего тебе понадобились эти девушки? - Ты разве поймешь? Эти проклятые Батлеры, Форсайты, Липпинкотты... Они купили мою семью. Я собирал долги. - И ты думаешь, что вон та бедняжка имеет к этому какое-нибудь отношение? - Одного поля ягоды, - проворчал Батлер, обхватывая Римо. - Сорняк надо вырывать, неважно, как глубоко он пророс. Римо вывернулся, и Батлер соскользнул с него на землю. - Вот из-за таких, как ты, Вилли, и появилось слово "расизм". Батлер медленно передвигался по кругу, лицом к державшемуся в центре Римо. Постепенно он расширял этот круг, пока не коснулся спиной первого ряда лони, которые, дивясь на невиданное зрелище, молча следили за поединком. Внезапно Батлер вырвал у ближайшего лони копье и одним прыжком снова оказался в центре площади. - Ну вот ты и показал себя, - сказал Римо. - Да ты же просто грязный игрок. Батлер пошел на него с копьем, держа его так, как обычно держат дротик - ровно посередине, в правой полусогнутой руке, вскинутой над плечом. Копье-дротик было готово к броску. - А вот теперь, ты белый человек, объясни мне кое-что, - прошипел Батлер. - В легенде говорится, что с Мастером к лони придет мертвый человек. А ты разве мертвый? - Прости, Вилли, но это правда. Я умер десять лет назад. Так что не беспокойся о легенде. - Не похоже, что ты умер. Думаю, тебе придется испробовать это еще раз. Батлер находился теперь в каких-то шести футах от Римо, и, откинувшись назад, метнул в него копье. Острие копья летело прямо в грудь Римо, тот молниеносно откинулся назад, и вскинутой вверх рукой перерубил пролетавшее над его головой копье. Копье разломилось пополам, и обе его половины отлетели к ногам Чиуна, который стоял и молча смотрел на ристалище. Римо медленно выпрямился. - Жаль, Вилли, но ты проиграл. А это тебе за жульничество, - сказал он и метнулся к Батлеру. Целясь Римо в переносицу, Батлер стремительно выбросил вперед кулак, но встретил на своем пути пустоту. И тут же Вилли Батлер почувствовал острую боль в груди, которая, как занимающийся пожар, быстро разрасталась внутри него, выжигая все вокруг огненными языками. Самый жаркий огонь, который он когда-либо встречал в своей жизни. Яркая вспышка пламени вдруг высветила далекое прошлое, и он мысленно сказал: это я, сестричка, я - Билли; я знаю, что могу бегать очень быстро, и когда-нибудь стану большим человеком, а его сестра сказала, что никакой грязный негр не сможет никогда ничего добиться в жизни; но, сестричка, ты была неправа, и я был неправ: ненависть и насилие не годятся, они просто ничего не решают. Но его сестра ничего ему не ответила, и вдруг Вилли Батлеру стало все равно, потому что он был мертв. Римо встал, толкнул тело Батлера ногой, и оно, перекатившись, застыла недвижимо, лицом в пыли. - Такие вот дела, дорогуша, - сказал он. Лони продолжали молча смотреть. Чиун подошел к Римо, взял его за руку и громко сказал: - Два предсказания легенды уже сбылись. Он обвел медленным взглядом окружавших его людей, все еще смущенных и испуганных, потом посмотрел на Ободе, который окончательно пришел в себя и стоял выпрямившись, подняв голову, готовый с достоинством принять смерть, как и подобает британскому солдату. - Зло - это не всегда злые хауса, - продолжал Чиун. - Проклятие лони - не хауса, а лони, потерявшие свою душу. Мы должны вернуть ее вам. Чиун отпустил руку Римо и повернулся к огненной яме. Словно по сигналу, последние капли воды испарились, ветки в яме разом вспыхнули, и над ней поднялись высокие языки пламени, которое, казалось, поглотило весь кислород на площади. Палящий вздох костра заставил Ободе съежиться и отвернуть лицо. Взяв стоявший рядом с костром кувшин с солью, Чиун, совершенно равнодушный к жару, стал сыпать ее у дальнего конца ямы. Саффа и ее сестры подошли поближе и встали у него за спиной. Похожая на взрыв вспышка огня быстро испепелила пересохшие остатки веток в яме, пламя сникло и скоро сошло на нет. Чиун сделал знак рукой двум лони, стоявшим у дальнего края ямы. Длинными шестами они начали ворошить и разравнивать огненную массу, и теперь сквозь огонь можно было рассмотреть большие, похожие на страусиные яйца, округлые камни, раскаленные добела после двухдневного обжига. Римо подошел к Чиуну. - Какого черта? Что ты собираешься делать? - решительно спросил он. - Не надо беспокоиться за Мастера. Надо только смотреть и учиться. Взглянув на Римо, Чиун понял, что тот серьезно встревожен, и сказал: - Что бы ни случилось, обещай мне не вмешиваться. Несмотря ни на что. - Чиун, я не позволю тебе делать глупости. - Ты сделаешь то, что я сказал. Ты не будешь вмешиваться. Долг нашего Дома - наш семейный позор. Ты осрамишь меня, если помешаешь вернуть его. Римо вгляделся в глаза Чиуна, надеясь найти в них следы неуверенности, хотя бы намек на нее, но ничего не увидел. - Не нравится мне это, - бормотал Римо, отступая назад. - Моим предкам это неинтересно. Им нравится то, что делаю я. К тому времени всю яму уже тщательно разровняли, и теперь по всей ее длине лежал ровный слой раскаленных белых камней вперемежку с раскаленными углями. Чиун посмотрел на сгрудившихся вокруг него лони. - Лони должны заново учиться храбрости, - сказал он. Чиун кивнул Саффе и ее сестрам, и они медленно, одна за другой двинулись к яме. Римо стоял неподалеку, наблюдая эту процессию из трех гордых и красивых женщин. Глядя на них, можно было понять, почему когда-то этой страной правили великие короли и королевы. Саффа и ее сестры выглядели бы по-королевски в любой стране и в любые времена. Обычно королевское достоинство является или фактом рождения, или даром воспитания, но подлинное королевское величие может быть только свойством души. Именно такие души и были у этих сестер. Саффа встала на соль, рассыпанную Чиуном по земле, сложила на груди руки, без колебаний ступила правой ногой на раскаленные угли и пошла по огненному ковру. В толпе лони послышался изумленный шепот. Римо стоял ошеломленный. Ободе, казалось, находился в состоянии шока. Не обращая внимания на охватившее всех волнение, Саффа продолжала спокойно, не торопясь, идти по огнедышащей дорожке. Ее босые ноги поднимали легкие облачка искр, вокруг щиколоток дрожало марево раскаленного воздуха. Когда она прошла половину пути, одна из ее сестер ступила на полосу соли, и сразу же после этого - на угли. Секундами позже за ней последовала и третья сестра. Римо внимательно вглядывался в их лица - на них не было ни следа боли и страха. Какой-то хитроумный трюк, решил он. "Старина Чиун явно что-то смухлевал с огнем. Это недостойно его, - думал Римо. - Недостойно Мастера Синанджу. Придется ему об этом потом сказать." Теперь три сестры стояли на другом конце ямы, недалеко от Ободе. - Ваши принцессы показала вам, что лони могут вновь обрести смелость, - объявил Чиун. - Но этого еще недостаточно, чтобы очистить вас. Чиун погрузил свои сморщенные желтые ноги в соль, затем его тоже окутали жар и пламя. Пока шел, он тихонько бубнил: "Куфа тутакуфа воте". Римо никогда раньше не слышал этих слов, но догадался, что произносились они на языке лони. Осторожно, но без колебаний, Чиун шел по огненному ковру. И вдруг на самой середине он остановился. "Хорош трюк, - подумал Римо. - Это же может быть гвоздем любой программы! " Чиун стоял - недвижим, со сложенными на груди руками, невозмутимым, как всегда, лицом, продолжая бормотать свое: "Куфа тутакуфа воте". - Что это означает? - спросил Римо у стоявшего рядом лони. - Это означает: "Когда придет смерть, мы все умрем". Лони смотрели на Чиуна, и с каждой секундой шум их голосов становился все слабее и, наконец, прекратился совсем. Чиун продолжал стоять в центре огненной ямы, и от поднимающихся волн раскаленного воздуха его тело казалось мерцало и дрожало, хотя он и не шевелился. Потом легкая струйка дыма поползла по ноге Чиуна. Римо было видно, что нижний край коротких, до колен, штанов Чиуна опален. Появившееся на нем маленькое пятнышко приобрело коричневый, потом черный цвет, затем стало расползаться, и вот уже от него начали подниматься тонкие струйки дыма. На одной из штанин появилось оранжевое пятно, из которого тут же показался тонкий язычок пламени. Лони охнули и испуганно зашептались. Римо шагнул вперед и остановился, не зная, что делать. И тут перекрывая шепот и вздохи, над толпой разнесся оглушительный рев Ободе: - Неужели никто не поможет этому человеку? Это был крик отчаяния. Никто не шевельнулся. - Помогите же ему! - выкрикнул что было силы Ободе. Никто не двинулся с места. Ободе отчаянно рвался у восьмифутового столба, к которому был привязан. Напор его огромного тела вырвал кольцо из столба, и оно повисло на веревках, связывающих его запястья. Языки пламени уже охватили колени и грудь Чиуна. Ободе, не раздумывая, бросился к яме, казалось, запнулся на мгновение у ее края, а потом босой ринулся к тому месту, где стоял Чиун. Каждый его шаг сопровождался громким криком боли. Но он продолжал бежать. Добежав до Чиуна, он сгреб его обеими ручищами, поднял как ребенка и, выбрав более короткий путь, сбоку выбежал с ним из огненной ямы. Осторожно опустив Чиуна на землю, он начал обеими руками сбивать с его одежды огонь. Только после этого он бросился на спину и, поджав ноги, принялся очищать почерневшие от ожогов подошвы от впившихся в них тлеющих кусочков дерева и осколков раскаленных камней. При этом он продолжал вопить от боли. Лони молча смотрели, Чиун сидел с отрешенным видом, а Ободе занимался своими ногами. И вдруг тишина взорвалась мощным воплем восторга всех, кто находился на площади. В особой африканской манере толпа хлопала в ладоши. Женщины одобрительно кричали. Дети свистели. Принцессы подбежали к Чиуну и Ободе. Саффа щелкнула пальцами и что-то прокричала. Несколько женщин тут же бросились прочь и вернулись с листьями и ковшами, наполненными чем-то вроде жидкой грязи, и Саффа начала прикладывать компрессы к ногам Ободе. Подойдя совсем близко к Чиуну, Римо с удивлением увидел, что ни на ногах, ни на руках, ни на подошвах ног у Чиуна не было никаких следов ожогов. Опаленная во многих местах одежда кое-где почернела и прогорела, но сам Чиун нисколько не пострадал. При виде Римо Чиун легко поднялся на ноги и, подойдя к принцессам, стал молча следить за тем, как они ухаживают за генералом Ободе. - Народ лони! - воскликнул он наконец. - Слушайте внимательно, потому что я пришел издалека, чтобы сказать вам эти слова. - Чиун протянул руку, указывая на корчившегося на земле от боли генерала. - Сегодня, благодаря ему, вы узнали, какими смелыми могут быть хауса. Это - шаг к мудрости. Вы аплодировали его мужеству, а это - первый шаг к самоуважению. Лони лишились Империи не из-за хауса. Они лишились ее потому, что не смогли удержать ее. Сегодня к вашему народу вернулось его былое величие. Легенда претворена в жизнь. Дом Синанджу оплатил свой долг. - А наше возвращение к власти? Как с этим? - спросил кто-то из толпы. Его поддержали несколько голосов. Чиун поднял руки, прося тишины. - Ни один человек, даже Мастер Синанджу, не может даровать власть. Власть зарабатывается добрыми делами и заслугами. Президент хауса узнал сегодня что-то новое и важное для него. Он узнал, что лони больше не питают к нему ненависти из-за того, что он - хауса. Они ненавидели его, потому что он был несправедлив. С сегодняшнего дня он станет великим лидером, потому что введет лони в правительственные учреждения, чтобы хауса и лони могли вместе строить великую страну. Впредь лони будут не только слугами и сержантами, они будут советниками и генералами. Чиун взглянул вниз на Ободе, и глаза их встретились. Ободе согласно кивнул. Потом он отвернулся и стал опять смотреть на голову принцессы Саффы - она все еще занималась его обожженными ногами, - чьи черные шелковистые волосы рассыпались по его покрывающимся волдырями лодыжкам. - Лони должны быть достойны занять это новое для них положение, - продолжал Чиун. - И тогда вскоре в этой стране появятся короли, обладающие смелостью хауса и красотой и мудростью лони. Он посмотрел на Саффу. Саффа взглянула на него, потом, с нежностью, на Ободе и согласно кивнула головой. Улыбнувшись, она подняла руку и положила ее на плечо Ободе. - Народ лони, легенда исполнилась, - продолжал Чиун. - Вы можете теперь рассказывать своим детям, что видели Мастера. Вы можете сказать им также, что он вернется, если кто-нибудь вновь поднимет на вас руку, ибо вы под моей защитой. С этими словами Чиун опустил руки, повернулся и пошел к своей хижине. По пути он взял за руку стоявшую в толпе Хиллари Батлер и повел за собой в дом. Римо пошел за ними. Войдя, он увидел Чиуна, сидящего на своем молитвенном коврике. Недалеко от него, не спуская с него глаз, сидела на полу Хиллари Батлер. Чиун поднял глаза, увидел Римо и сказал: - Где ты был, когда я нуждался в тебе? - Но ты же не велел мне вмешиваться! - Да, не велел. Но разве достойный сын стал бы меня слушать? Нет. Он сказал бы себе: "О, это же мой отец, и раз он в опасности, ничто меня не остановит, я должен его спасти". Вот что сказал бы верный сын. Вот в чем разница между хорошо воспитанным сыном и каким-нибудь приблудышем. - Да ладно, это же всего лишь трюк. На раскаленных углях никто не устоит. - Пошли, - предложил Чиун. - Пошли к этим углям, и давай пройдем по ним вместе. Это нередко делают в цивилизованных районах мира, - добавил он, имея в виду при этом, что Римо знает откуда родом он, Чиун. - Это делают японцы. Даже некоторые китайцы. - Но как? Как это у них получается? - Потому что они живут в согласии с собой, - торжественно провозгласил Чиун. - Потому что они думают о своей душе, а не о желудке. Конечно, для этого прежде всего нужно иметь душу. - Все равно ерунда, - сказал Римо. - Это был всего лишь трюк. - Слепой никогда ничего не увидит, а глупый не поймет, - проворчал Чиун и поджал губы. Римо обернулся к Хиллари Батлер: - Сегодня вечером нам предстоит отправиться в дорогу. Пора домой. Она кивнула: - Я хочу... ну, я хотела бы поблагодарить вас. Я, честно говоря, не очень все это понимаю, но, может быть... в общем, спасибо. Римо махнул рукой: - Не за что. Не бери в голову. Чиун разжал губы: - Почему не за что? Мастер сделал то, что он должен был сделать. А этот... Ну, он старался как мог. Позже, когда они собирались уходить из деревни, Римо остановился у подернувшейся пеплом ритуальной ямы и, подняв с земли щепку, бросил ее в потускневшие угли. Щепка упала, разорвав на мгновение колышущуюся воздушную завесу, и ярко вспыхнула. Римо в недоумении тряхнул головой. Повернувшись, он увидел перед собой ухмыляющегося Чиуна. - У тебя есть еще время поучиться ходить по огню, - сказал тот. - Попробуем на следующей неделе, - уклончиво ответил Римо. Вечером Чиун, Римо и Хиллари Батлер покинули лагерь лони в сопровождении почетного эскорта из ста лони, на четырнадцать из них была возложена почетная обязанность нести чиуновский багаж. Саффа и Ободе попрощались с ними. Саффа отозвала Римо в сторонку. - Прощай, Римо, - произнесла она. Потом начала было говорить что-то еще, но запнулась, сказала одно только слово, прозвучавшее для Римо как "нина-упенда", и быстро отошла. По дороге с предгорья вниз, в долину, Чиун сказал, видимо больше для себя, чем для Римо: - Хорошо, что нам не пришлось убивать Ободе. Римо подозрительно взглянул на него: - Почему это? - Гм... - хмыкнул Чиун. - Есть причины. - Что бы ты ни говорил, для всего есть причины, - сказал Римо. - Чего это ты так рад, что нам не пришлось убивать Ободе? - Потому что вождя хауса необходимо защищать. - Кто это сказал? Почему? - потребовал Римо разъяснений. Чиун молчал. - Ах ты, двуличный сукин сын! - взорвался Римо. - Как вернемся домой, попрошу Смита, чтобы он сказал тем, которые занимаются опросами населения, чтобы они снова выкинули из программы телепередач твои мыльные оперы. Это заставило Чиуна задуматься. - Не надо наказывать старого человека, - сказал он. - Тогда говори. Почему это нужно защищать этого Ободе? - Потому что, когда мой предок много лет назад покинул лони, и они были свергнуты... - начал Чиун и запнулся. - Ну давай, договаривай! - Он стал работать на хауса, - сказал Чиун и, глядя на Римо ясными, невинными глазами, добавил: - Они платили ему больше, чем лони. - Значит, я был прав насчет двойной игры, - сказал Римо. - А вообще, какой-нибудь Мастер честно, без выкрутасов, играл когда-нибудь в какую-нибудь игру? - Просто ты неправильно понимаешь значение слов, - буркнул Чиун. - Неправильно! - фыркнул Римо. - Ну, ладно. Скажи лучше, что такое "нина-упенда"? - спросил он, вспомнив слово, которое, расставаясь, сказала ему Саффа. - "Спасибо", - ответил Чиун. - Вот что это значит. Но позднее от одного из сопровождавших их лони Римо узнал, что "нина-упенда" означает "Я тебя люблю". И ему это очень понравилось.