Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир. Тяжелый рок --------------------------------- выпуск 4 Перевод на русский язык М. Жученкова Издательский центр "Гермес" 1994 OCR Сергей Васильченко -------------------------------- ГЛАВА ПЕРВАЯ Накануне того дня, когда его тело, пролетев с ускорением тридцать два фута в секунду в квадрате, врезалось в денверский тротуар, Уильям Блэйк вспылил. Случилось это в управлении ФБР в Лос-Анджелесе. Дело было не в том, что окружной инспектор снова дал ему задание, из-за которого, вероятно, неделями не придется бывать дома. И не в том, что специальному агенту Блэйку второй год подряд не удастся провести отпуск вместе с семьей. А в том, что инспектор был слишком каким-то... ну, чересчур назидательным, что ли. - И какого черта Вашингтон поднял такой переполох? - спросил Блэйк, имея в виду место, где принимаются решения. - Я уже семь раз успешно справлялся с подобными заданиями. В этом я, пожалуй, превзошел всех в Бюро. - Поэтому вас и назначили старшим, - заметил инспектор Уоткинс. - Да, а вы мне разжевываете, где ее содержать, кого поставить ночью дежурить, чем ее кормить и кто будет готовить. - Я просто оговариваю с вами детали. Одна голова хорошо, а две - лучше. - Только не в том случае, если вторая - ваша. - Я пропущу это мимо ушей, Блэйк. - Нет, я хочу, чтобы вы это запомнили! Я хочу, чтобы вы написали об этом в своем рапорте. Я хочу, чтобы вы отметили, что даете советы тому, к кому Вашингтон неизменно обращается, когда нужно взять кого-то под опеку. Я хочу, чтобы они знали об этом. Блэйк поправил галстук. Он почувствовал, как запылала его шея. Может, это сказывается накопившаяся к лету усталость, которую он рассчитывал развеять, уехав на две недельки на природу? Возможно. Однако почему Вашингтон поднимает такой шум вокруг банальной охраны свидетеля? Какая-то девятнадцатилетняя девчонка, дочь состоятельного дельца, вдруг возненавидела папашу и решила дать показания по поводу его крупных махинаций с поставками зерна русским. Ну и что? Самое худшее - она передумает, не более того. И уж никто не собирается ее убивать. - Я обязан вас предупредить, Билл: на жизнь этой девушки открыт самый крупный в истории контракт, - понизив голос, сказал Уоткинс. - Что? - переспросил Блэйк, нахмурив брови и широко раскрыв ясные голубые глаза. - Похоже, что она стала объектом самого крупного в истории открытого контракта. - Значит, я не ослышался, - сказал Блэйк. - Открытый контракт, говорите? - Крупнейший открытый... - Да слышал я. Слышал. Слышал! На гладком лице сорокалетнего Блэйка неожиданно обозначились морщинки, и он, не выдержав, рассмеялся. - Открытый контракт! - повторил он, тряся головой, и снова захохотал. - Со времен Д. Эдгара все идет кувырком. Да вы что? Уж кому, как не вам, знать в этом толк. - Это не шутка, Билл. - Шутка - не шутка, тысяча долларов - сто тысяч долларов. Открытый контракт. Да купите ей билет на самолет, дайте другое имя, назовите день, когда она должна давать показания, и отпустите меня в отпуск! - У нас есть основания полагать, что это открытый контракт на сумму миллион долларов. Один миллион долларов. - А почему не десять миллионов? Не сто миллионов? - Перестаньте валять дурака, Блэйк. - А я и не валяю. Открытый контракт не опаснее насморка. Это миф, придуманный газетчиками. Вы когда-нибудь слышали, чтобы открытый контракт был осуществлен? Кто будет его выполнять? - Высшее руководство официально сообщило мне, что такой контракт существует, и кое-кто уже собирается за него взяться. - Минер Уоткинс, сэр. Насколько мне известно, открытый контракт отличается от обычного тем, что выполнить его и получить за это деньги может любой желающий. Однако есть маленькое "но": никто не пойдет на убийство лишь в надежде на то, что неизвестный заказчик сдержит слово и расплатится. Пока убийца, по крайней мере, не встретится с тем, кто заинтересован в его услугах, он не станет просто так, походя, кончать людей. Что, интересно, он будет делать, если ему не заплатят? Воскресит свою жертву? Короче говоря - и поставим на этом точку - открытый контракт, сэр, есть нечто несуществующее. - Но ведь Вилли Моретти был убит в Нью-Джерси именно по открытому контракту. - Нет, сэр. Если вы хорошенько вспомните, то его убили по приказу, исходившему от всех пяти "семей" мафии Нью-Йорка. Дальше. Джо Валачи тоже был, говорят, объектом открытого контракта. Однако он пережил Дженовезе, который якобы и обещал исполнителю сто тысяч долларов, если мне не изменяет память. Дженовезе надо было пообещать миллион. Хотя это ничего бы не изменило. Инспектор Уоткинс посмотрел на агента Блэйка и вновь опустил глаза на лежавшую перед ним папку. В ней находился приказ. И был ли Уоткинс согласен с Блэйком или нет, это роли не играло. Блэйк назначался ответственным за операцию, а Уоткинс должен был обеспечить максимальную штатную поддержку и любое другое содействие. Некая Викки Стоунер, девятнадцати лет, белая, должна выступить на слушаниях в сенате по поводу махинаций с контрактами на поставку зерна. Процесс состоится через две недели, и ее следует доставить туда живой и невредимой. - А вам было бы легче, Блэйк, если бы я сказал, что это закрытый контракт? - Да. Тогда я знал бы, что защищаю кого-то от реального противника. - Вот и отнеситесь к вашей подопечной именно так. - Иными словами - сделайте вид? - Если это будет способствовать более эффективному выполнению задания - да. - Такого никогда не случилось бы при Д. Эдгаре, - сказал Блэйк. - Охранять того, кого должны убить в кредит! Инспектор Уоткинс пропустил это мимо ушей. Пропустил он мимо ушей и доводы Блэйка по поводу дополнительного пятого ночного дежурного - вдобавок к тем, что должны расположиться у двери в ее комнату, на лестнице, на крыше и в вестибюле гостиницы, еще одного следует поставить в аэропорту. - При чем здесь аэропорт? - спросил Уоткинс. - Чтобы уберечь ее от летающих низко над землей ночных эльфов, сэр, - ответил Блэйк, сдерживая улыбку. - Четыре человека, - сказал Уоткинс. - Отлично, сэр, - откликнулся Блэйк. Пропустил Уоткинс мимо ушей и замечание относительно пищи. - Мы позаботимся о том, чтобы она не пила лимонад. - А это почему? - чувствуя подвох, с подозрением поинтересовался Уоткинс. - Цикламаты, сэр. Такие химические соединения. Наукой доказано, что, если человек выпьет пятьдесят пять галлонов цикламатов в час, у него может начаться рак. - Будем менять рестораны, как обычно, - сказал Уоткинс. - Так точно, сэр, - отозвался Блэйк. Мисс Стоунер в данный момент находится здесь, в лос-анджелесском управлении ФБР. Не хочет ли Блэйк с ней встретиться? - Сперва я должен сообщить своему сыну, дочери и жене, что ни в какой Вашингтонский национальный парк мы не поедем. А потом уж, с вашего позволения, я приступлю к заданию. Уоткинс не возражал; впоследствии это оказалось первой ошибкой Блэйка. Пообещав вернуться через пару часов, тот выкинул из головы мысли о работе. Он подъехал к своему небольшому ранчо с аккуратным газоном и валявшимся посереди дорожки велосипедом. Блэйк решил не ругать сына за это и позвал его к себе в кабинет. - Пап, сейчас я все объясню насчет велосипеда. Я играл на лужайке с Джимми Толливером, а фургон с мороженым... - Ладно, это неважно, - сказал Блэйк сыну. - Что-нибудь случилось, пап? - Да, в некотором смысле. Помнишь, мы собирались отправиться в поход на природу? Придется с этим повременить. Блэйк с удивлением увидел, что сын лишь пожал плечами. - Извини, - сказал Блэйк. - Ничего, пап. Меня вообще не особо привлекала эта затея из-за комаров и мошкары. Может, лучше как-нибудь съездим в Диснейлэнд, а? - Но мы и так всегда ездим в Диснейлэнд. В этом году мы уже были там дважды. - Да, но мне Диснейлэнд нравится. - Я думал, ты уже настроился на Вашингтонский национальный парк. - Это ты перепутал меня с собой, пап. Я туда особо не стремился. И его дочь, как выяснилось, тоже. Блэйку стало как-то легче рассказать обо всем жене. - И что же на этот раз, Билл? - спросила она, накрывая на стол и избегая его взгляда. - Не имею права рассказывать. Меня некоторое время не будет в городе. Недельки две. - Понятно, - холодно отозвалась она. - Прости. - Ты просил прощения в прошлом году и будешь просить в будущем. Что, так принято у вас в Бюро, а? Все время просить прощения? Сегодня у нас на ужин твои любимые кабачки. - Ты же знаешь, если бы у меня была возможность выбора, я бы не стал тебя опять расстраивать. - Да какая разница? Иди умойся. Через минуту садимся за стол. - Я не буду ужинать. Спешу. Миссис Блэйк сгребла его столовый прибор и выскочила на кухню. Блэйк последовал за ней. Она плакала. - Уходи! Просто уходи, и все, - всхлипывала она. - Тебе надо идти, вот и иди. - Я люблю тебя, - сказал он. - Ну и что? Уходи, убирайся! Он попытался поцеловать ее, но она увернулась. Всю жизнь она будет вспоминать, как не разрешила ему поцеловать себя в последний раз. Когда Блэйк вернулся в управление, он понял свою первую ошибку. В смежном со спальней кабинете сидели и разговаривали два агента. - Она там, внутри, - бросил один из них и добавил, закатывая к потолку глаза: - На этот раз нам досталось нечто неповторимое. - Сколько времени она уже там? Ужинала? - Она говорит, что есть необязательно. Еда - это эгоизм. - Вы проверяли, как она там? - Час назад. Она говорит, что не понимает, почему ее держат под стражей, раз она ничего не совершила. Лично я предпочел бы вообще не иметь дела с современной молодежью. - Вы должны были быть с ней рядом, - сказал Блэйк и угрюмо прошел в комнату. Там было темно. Блэйк включил свет. - Черт! - вырвалось у него. С подлокотника кресла свисали длинные рыжие волосы. Со спинки свешивались юные белые ножки. Грудь казалась неподвижной. Никаких признаков дыхания. Свободная пятнистая майка не двигалась. Блэйк бросился к бездыханному телу и припал ухом к груди. Бьется ли сердце? Да. Сердцебиение отчетливое. - Потрахаемся? - послышался слабый голос. Блэйк ощутил его щекой. Он поднялся с колен. Зрачки ее светло-голубых глаз были размером с булавочную головку. Бледно-розовые губы растянулись в едва заметной глуповатой улыбке. - Трахнемся? - повторила она. - Мисс Стоунер, что с вами? - Улет. Я уехала в горы. Я - в горах. На горе. Я лечу. Улетаю. - У мисс Стоунер была какая-нибудь сумка? - спросил Билл агентов. - Да, Билл. Нечто вроде сумочки. - Поройтесь там и найдите таблетки. Билл наблюдал, как девушка пыталась сфокусировать взгляд. - Никаких таблеток, - откликнулся один из агентов. - Я обыщу ее сам. Заходите сюда, - сказал Блэйк, которому нужен был свидетель на случай, если девчонка заявит впоследствии, что с ней обошлись неподобающим образом. На ней были потертые джинсы в обтяжку. Блэйк похлопал по карманам и нащупал маленький пузырек. Когда он сунул за ним руку, она пробормотала: - Ага, хочешь погладить? Это хорошо. Я люблю сначала поиграть. В пузырьке оказалось нечто похожее на маленькие желтые таблетки аспирина. - Мескалин? - спросил Блэйк. - Нет, спасибо, я и так балдею, - отозвалась Викки Стоунер. - Она ваша, - сказал один из агентов. - Она наша, - поправил Блэйк. - Я хочу, чтобы с ней рядом всегда были двое. Неотлучно. Блэйк посмотрел на часы. Сегодня вечером в Вашингтон они не полетят. Он не собирался тащить ее на самолет в таком состоянии. Блэйк и двое агентов просидели с ней всю ночь. Незадолго до рассвета она расплакалась, а затем, снова закрыв глаза, погрузилась в сон. Проснувшись, она оказалась страшно голодной и потребовала три "супербургера", двойную порцию жареной картошки, "Кока-колу" и молочный коктейль. После остановки в "Макдональдсе" она попросила, чтобы ее отвезли в табачно-кондитерский магазинчик. Она сказала, что ей хочется шоколадный батончик и что без него она просто умрет. Блэйку показалось, что она слишком долго задержалась в магазине, и он было направился внутрь, но столкнулся с ней в дверях. - Мне кое-что надо было, - пояснила она, так и не сказав, что же именно. Блэйк обратил внимание, что никакого шоколадного батончика у нее в руках не было. Они уже подъезжали к аэропорту, когда Викки включила радио и накручивала ручку настройки до тех пор, пока из динамиков не донесся тяжелый ритм и какие-то странные звуки, напоминающие радиопомехи. В тексте "песни" содержалась, судя по всему, сильная неудовлетворенность действительностью и потребность в ком-то, как понял Блэйк - в сексуальном партнере. Викки Стоунер кивала головой в такт музыке, а когда начались новости, закрыла глаза. В новостях главным образом говорилось о том, что прошлой ночью произошла авиакатастрофа. Самолет, совершавший рейс Лос-Анджелес - Вашингтон, разбился в Скалистых горах. По сообщениям очевидцев, это случилось из-за взрыва в хвостовом отсеке. Погибло около сотни человек. Блэйк подал знак, и идущая впереди машина остановилась. Автомобиль, ехавший сзади, тоже свернул на обочину. Десять человек в костюмах, галстуках и начищенных до блеска ботинках собрались у дороги. На всех были одинаковые фетровые шляпы с загнутыми - спереди вниз, а сзади вверх - полями. - Вот что. Ты, ты, ты и ты, - сказал Блэйк. - Переоденьтесь-ка во что-нибудь другое. Я не хочу, чтобы у всех была одинаковая одежда. Ты и ты, некоторое время не брейтесь. Ты и ты, уберите свои проборы. С твоим "ежиком" ничего не поделаешь, так что будешь ходить в шляпе. - В чем дело, Билл? - Самолет, на котором мы вчера должны были лететь в Вашингтон, взорвался. Я не знаю, имеет ли это отношение к нам, но самолет разбился в Скалистых горах. Меня предупредили, что жизнь мисс Стоунер в опасности. И мне кажется, нам следует действовать соответствующим образом. Сделаем так. В Вашингтон не полетим. Предположим, что за мисс Стоунер действительно охотятся убийцы. Значит, нападения можно ждать откуда угодно. Стало быть, следует проявлять осторожность. Мы поедем в Денвер, но не на трех одинаковых явно государственных автомобилях. Ты и ты, возьмите напрокат самую что ни на есть крутую машину. Ты и ты, поедете на грузовике. Ты и ты, раздобудьте четырехдверный лимузин - "кадиллак" или "линкольн". - Взять напрокат? - У тебя что, есть собственный? - Понятно, возьмем напрокат. - Хорошо. Ты возвращаешься назад, к Уоткинсу. Скажешь ему, что мы поехали в Денвер. Поселимся в номерах, выходящих окнами на Скалистые горы, чтобы не дергаться по поводу того, что в нас кто-то целится из окон напротив. Когда мы туда доберемся, созвонимся с инспектором Уоткинсом. - Если мы возьмем машину напрокат, то лишимся радиосвязи, - заметил один из агентов. - Я предпочитаю пожертвовать связью, лишь бы не привлекать к себе внимания, - ответил Блэйк. - Сэр, вы действительно думаете, что на жизнь мисс Стоунер заключен открытый контракт? И что кто-то взялся его выполнить? - Нам повезло, что мы вчера не сели на самолет, вот что я думаю. Надеюсь, теперь нам будет сопутствовать удача. Неподалеку от Уоттса есть закусочная - "Брубоз". Все ее знают? Кто-то кивнул, кто-то отрицательно покачал головой Блэйк перегруппировал своих людей, чтобы в каждом звене был человек, кому она знакома, и вернулся к своей служебной машине. - Оки-доки, - улыбнувшись сказал Блэйк. - Что это такое? - удивилась Викки Стоунер. - Оки-доки? - Это значит все в порядке, мисс Стоунер. - Обалденно, старик, - оценила Викки. В гостинице в Денвере Блэйк расставил своих людей по принципу ромба, которым, как он недавно узнал, пользовались вьетконговцы, разбивая лагерь для ночлега. Об этом ему сообщил один бывалый тип, которого в свою очередь научил отец, а тому рассказал техасский рейнджер. Один человек дежурил на улице к северу от гостиницы, другой - к югу. Двое находились в непосредственной близости, прямо под окнами гостиницы с восточной и западной стороны. Комнаты по бокам и над номером мисс Стоунер были также заняты агентами Блэйка. И еще один человек незаметно курсировал внутри ромба, осуществляя контроль за постами. Блэйк и еще два агента сидели в номере люкс вместе с Викки Стоунер, которой быстро наскучил телевизор и захотелось послушать группу "Мэггот энд зэ Дэд Мит Лайс" - "Опарыш и Трупные вши". - Когда-нибудь я трахну этого Опарыша-Мэггота, - заявила Викки, показывая грампластинку, на обложке которой, как показалось Блэйку, был изображен покойник с синей краской под глазами, в белом атласном трико и с висящими на груди кусками мяса. - Это - лом, - добавила она. - Лом - это плохо? - спросил Блэйк. - Лом - это хорошо, - пояснила Викки. - Хочешь взглянуть на кое-что совершенно "ломовое"? - спросил Блэйк. - Конечно, - ответила Викки, улыбнувшись знакомому слову. Блэйк не потрудился пристегнуть кобуру, потому что тогда, дабы не привлекать к себе излишнего внимания, ему пришлось бы надеть пиджак. Зачем? Они всего лишь собирались выйти на балкон. Он распахнул стеклянные двери, и перед ними открылась картина заходящего за Скалистые горы солнца во всей своей красе. - Да, это балдеж, - воскликнула Викки. - Улет. - Скалистые горы - самые красивые горы в мире, но они еще и одни из самых коварных. - Как и жизнь, - вставила Викки. - То - не в кайф, то - лом. Понимаешь, о чем я? - Да, - ответил Блэйк. - Здесь и дышится лучше. Воздух чистый. - Пройдет пара лет, старик, и здесь тоже будет нечем дышать. - А ты пессимистка, да? - с улыбкой спросил Блэйк. - Просто говорю, что думаю. - Поэтому ты и решила дать показания? - И поэтому тоже. Несправедливо, что у этих скотов все всегда так, как им хочется. У моего отца и так хватает "зеленых". И это свинство - разбазаривать пшеницу, а потом беднякам придется дороже платить за хлеб. - Я, по-своему, тоже скот? - спросил Блэйк. - Нет. Ты - лом, - хихикнула Викки. - Простой, но улет. Как "колеса". Таблетки. - Ты тоже лом, - сказал Блэйк, и она засмеялась, закрыв лицо руками. Совсем как девочки в Канзас-Сити, когда он был еще студентом, когда вино считалось запретным плодом, а девушки ничего не позволяли до свадьбы. Страна менялась, но к чему это приведет, как далеко может зайти эта контркультура? Так ли это страшно, если такая девушка, как Викки, решила давать показания против собственного отца потому, что считала его неправым? Не этому ли и нас учили? - Они что, никогда не прекращают работать? - спросила Викки, показывая на крышу справа. Блэйк посмотрел наверх. С крыши к ним спускалась малярная люлька. Между белыми досками ее дна Блэйк видел, как на фоне сумеречного неба темнели чьи-то ботинки и виднелись силуэты. Люлька опускалась бесшумно, и это яснее ясного сказало Блэйку, что на них собираются напасть. Люльки и строительные леса, даже только что установленные, неизменно скрипят. От скрипа лебедку может избавить только обильная смазка, но ни один маляр, строитель или пескоструйщик не станет ради тишины заниматься смазкой, рискуя на ней же и поскользнуться. Это могли быть только убийцы. - Викки, иди, пожалуйста, в номер и скажи кому-нибудь из агентов, чтобы он принес мою кобуру, хорошо? - как бы невзначай попросил Блэйк. - Хочешь потренироваться в стрельбе с двенадцатого этажа? - Нет. Будь добра, сделай так, как я прошу, а? - Оки-доки, - ответила Викки, употребив новое для себя словечко. Люлька спускалась справа от балкона. Если бы у Блэйка была рация, он мог бы, связавшись со своими агентами в номере этажом выше, отдать им команду действовать. Но рация вместе со служебными машинами остались в Лос-Анджелесе. В этом и заключался недостаток ромбовидной обороны: между постами отсутствовала связь. Блэйк услышал, как в дверь номера постучали. - Не открывайте! - заорал Блэйк, и в тот же момент люлька резко скользнула вниз, дверь номера распахнулась и раздался визг Викки. Один из агентов был тут же сражен выстрелом в живот, но другой начал отстреливаться. Распахнулись две боковые двери номера, и пальба усилилась. Прямо над головой Блэйка из люльки высунулась винтовка. Схватившись за ствол, он резко дернул и вместе с винтовкой вытащил к себе на балкон молодого блондина. Коротким ударом локтя в челюсть он пригвоздил блондина к парапету. Винтовка улетела за перила. В люльке спускались еще трое, а Блэйк был безоружен. Схватившись за трос, он уперся ногами в перила балкона и что есть силы оттолкнулся. От толчка один упал, двое других были лишены возможности стрелять, стараясь удержаться на ногах. Подобно маньяку, раскачивающему качели, Блэйк вновь оттолкнулся изо всех сил. Люлька откачнулась далеко от стены гостиницы. Он почувствовал удар в спину, но, вновь приблизившись к стене, опять оттолкнулся ногами. Потом трос скользнул по густо смазанному шкиву, и один край люльки дернулся вниз. Возможно, Блэйк смог бы удержаться, если бы на него не рухнули те двое, что были в люльке. Его пальцы разжались, подобно двум хилым английским булавкам, не выдержавшим нагрузки. Блэйк летел навстречу денверскому тротуару с таким же ускорением, как и любой другой свободно падающий предмет, - тридцать два фута в секунду в квадрате. Тротуар оставался неподвижным. Они встретились. Блэйк почувствовал хруст и... больше ничего. Последний вывалившийся из люльки бандит упал на своего компаньона, и это самортизировало удар ровно настолько, чтобы он прожил еще один день. Прежде чем умереть от многочисленных травм, он рассказал сотрудникам ФБР, что пытался выполнить открытый контракт. Это была компания пляжных оболтусов, решивших, что им восьмерым такое по плечу. Они рассчитывали поразвлечься, а если бы дело выгорело, денег хватило бы до конца жизни. Все кончилось настоящей бойней. Погибли четыре агента. Застрелено восемь бандитов. Впервые в столетии в перестрелке с властями оказалось столько убитых. Однако по некоторым признакам теперь следовало ожидать кое-чего похуже. На похоронах каждому из восьмерых погибших кем-то неизвестным был прислан большой венок. К венкам были прикреплены ярко-золотистые конверты с серебряным тиснением, обвязанные лентами. Ленточки были завязаны бантиком. Когда бантики развязали, из конвертов высыпалось по двенадцать с половиной тысяч долларов двадцатидолларовыми купюрами и записки, составленные из вырезанных из журналов букв, наподобие тех, что присылают похитители, требуя выкуп. В записках говорилось: "За ПОЧТИ оказанную услугу". Кто-то не поскупился заплатить сто тысяч долларов за неудачную попытку. Открытый контракт оказался реальностью. Венки и конверты конфисковали как вещественные доказательства. Когда члены семей двоих из убитых поинтересовались, почему, им объяснили, что венки могут вывести на след тех, кто нанял покойных. Устроителей похорон предупредили о грозящих неприятностях, если они проболтаются о содержимом конвертов. В прессу запустили слух о том, что перестрелка произошла между двумя бандами из-за партии наркотиков. Главное - сохранить в тайне факт денежного вознаграждения. Неприятностей хватало и без дополнительной рекламы открытого контракта. Во время перестрелки в денверской гостинице Викки Стоунер исчезла. Возможно, она была еще жива. Инспектор Уоткинс доверительно поведал одному специальному агенту, что, на его взгляд, ситуация безнадежна, что "девчонка не жилец". Позже, когда он попытался вновь связаться с тем же специальным агентом, чтобы сообщить еще дополнительные сведения, ему ответили, что впервые о таком агенте слышат. - Но вы же сами подтвердили его личность! - возмутился Уоткинс. - Мы - нет, - ответил помощник начальника управления. А в Вашингтоне, округ Колумбия, человек, выдававший себя за специального агента, заканчивал рапорт, который, как он считал, будет направлен в Агентство национальной безопасности. Ему уже не раз приходилось писать подобные отчеты: после убийства обоих Кеннеди, Мартина Лютера Кинга и многих других, о которых молчали газеты. Официально он был экспертом по действиям в особых ситуациях, под чем подразумевалось убийство по контракту. Он судил об уровне профессионализма и определял вероятных организаторов. Убийство как отпечаток пальца. По нему можно узнать, какое государство или какая группировка причастны. Такие специалисты есть в каждой стране. В отчете говорилось, что покушение на Викки Стоунер было спланировано, очевидно, кем-то весьма осведомленным, но недостаточно опытным, что исключало вариант вмешательства иностранной силы. По мнению эксперта, убийство, скорее всего, планировалось теми же, кто и пытался его совершить. Ничто не указывало на то, что покушение было не по силам оболтусам-"бичам". В отчете подчеркивалось, что это действительно был открытый контракт, нечто такое, о чем автор отчета читал, но во что не верил по причинам, известным всем, кто сведущ в этой области. Но данный открытый контракт был реален, исполнителям платили, и конверты с деньгами в похоронных венках являлись тому доказательством. Теперь неизбежно в игру вступят профессионалы, дабы получить обещанный миллион, если, конечно, Викки Стоунер еще жива, что представлялось сомнительным. Инспектор Уоткинс расценивал дело как "безнадежное". Однако к Агентству национальной безопасности это теперь не имело отношения, поскольку вмешательство иностранной силы исключалось. Таковы были выводы отчета, и руководство агентства даже не удосужилось прочесть его полностью "Без иностранного вмешательства" означало, что дело вне их компетенции. Фактически они и не заказывали этот отчет. Он был составлен по инициативе кого-то из чиновников. Тот послал ксерокопию своему начальнику, который, по его предположениям, был связан с какой-то службой безопасности. С того момента, как инспектор Уоткинс заключил, что дело безнадежно, до того, как ксерокопия отчета легла на стол в одном из кабинетов санатория Фолкрофт в местечке Рай, неподалеку от Нью-Йорка, прошло двенадцать часов. В Фолкрофте отчет прочли внимательно: отсюда он и был заказан. Человек с лимонно-желтым лицом пробежал глазами текст, сделал одному ему понятные пометки и сунул ксерокопию в какой-то цилиндр, где она тут же превратилась в конфетти. Он откинулся в кресте и посмотрел в окно, сквозь стекло, непроницаемое для взгляда снаружи, на залив Лонг-Айленд. Близился рассвет, но было еще темно. Безнадежно? Может быть, и нет. Складывалась любопытная ситуация. Если мисс Стоунер жива, за нее примутся более опытные убийцы. Если их нейтрализуют, на смену придут еще более компетентные. И так далее, и так далее. Лучшее всегда проистекает из хорошего, и совершенствованию нет предела, оно ведет к самому лучшему, что бы это ни было и где бы это ни было. Доктор Харолд Смит смотрел в темноту. Где бы то ни было? Он знал, где. Он пошлет туда телеграмму. Викки Стоунер может быть спокойна. На ее стороне будут самые лучшие, и тогда просто лучшие не смогут доставить ей неприятности. Доктор Смит сам набрал номер телеграфной компании "Уэстерн юнион". Его секретарша давно уже была дома. Он назвал имя, адрес и продиктовал текст: "Завтра приезжает тетя Милдред. Приготовьте зеленую комнату" ГЛАВА ВТОРАЯ Его звали Римо, и его не интересовало, ни когда приезжает тетушка Милдред, ни какую комнату она предпочитает. Вместо того, чтобы положить телефонную трубку на место, он зажал телефонный шнур между большим и указательным пальцами и легким рывком выдернул из стены. Было полпятого утра. Воздух в номере отеля "Хайэт ридженси" в Атланте был охлажден кондиционером до такой степени, что казался лишь немногим приятнее угнетающей жары, которую обещал начинающийся день. Во рту ощущался привкус соли, но Чиун предупреждал, что так и будет. Римо пошел в ванную и открыл кран. Когда вода стала достаточно холодной, он набрал полный рот. Полоща рот водой, он прошел в темную гостиную. Там, на расстеленной на свободном участке пола циновке, возлежала тщедушная фигурка, облаченная в черное кимоно с головы до пят, с седыми прядями волос Чиун, последний Мастер Синанджу. Никому не пристало будить Мастера, тем более его ученику, хотя Римо никогда не удавалось точно определить: спал Чиун или находился в одной из пятидесяти пяти стадий расслабления, из которых сон был пятьдесят второй. Когда-нибудь, говорил Чиун, Римо тоже овладеет этими стадиями, несмотря на то, что просвещение для него началось довольно поздно и что он всего лишь белый человек. Чем же он заслужил счастье узнать все эти стадии, поинтересовался Римо. Тем, что Мастер Синанджу мог из ничего творить чудеса. Под "ничего" подразумевался Римо. - Спасибо за доверие, палочка, - ответил Римо, и тогда Чиун предупредил его о грядущей "соленой ночи". В эту ночь Римо усомнится в себе и своих способностях и совершит какую-нибудь глупость, чтобы доказать себе, что все приобретенные им навыки и умение чего-то стоят. - Однако возникнет одна проблема. - Что за проблема, папочка? - Как ты сможешь понять, что совершаешь какую-то глупость, если почти только этим и занимаешься? - ответил Чиун и решил, что это очень смешно и забавно, настолько забавно, что он еще долго повторял эту фразу. Неспособность Римо понять всю тонкость его высказывания Чиун отнес насчет типичного для белых людей отсутствия чувства юмора. Синанджу была деревенькой в Северной Корее, чье население от мала до велика жило заботами Мастера Синанджу, занимавшегося ремеслом профессионального убийцы-ассасина. Чиун, несмотря на свои восемьдесят лет, был правящим Мастером Синанджу. Он пережил свою "соленую ночь" в двенадцать лет, что было ознаменованием зрелости. Это просто очередной признак превращения тела, объяснял он. - Превращения во что? - поинтересовался Римо. Но Чиун не удостоил своего ученика ответом, потому что считал, что человек, не имеющий чувства юмора, никак не способен оценить мудрость. - Однако сам ты не считаешь смешным, когда тебя принимают за китайца или корейца. - Тот, кто не может отличить оскорбление от невинной шутки, никогда не поймет глубинного смысла Синанджу. - Почему, когда ты меня оскорбляешь, это считается юмором, а когда кто-нибудь отпускает в твой адрес безобидное замечание, это - оскорбление? - спросил Римо. - Похоже, тебе никогда не видать "соленой ночи", - сказал Чиун. Но такая ночь для Римо все-таки настала, и хотя его рот был еще полон воды, в нем все равно чувствовалась соль, словно кто-то высыпал ему в рот полную солонку. Римо вернулся в ванную и выплюнул воду. Ему было за тридцать, и на протяжении вот уже целого десятка лет он менялся: сначала изменилось мышление, а потом нервная система. И вот он стал тем, чем, как предрекал Чиун, он станет. Убийца-ассасин - это не ремесло, а состояние души. Естественно, предупреждал Чиун, неправильное воспитание Римо в прошлом время от времени будет давать о себе знать, как яд, попавший в кровь и вызывающий на коже фурункулы. Но с каждым лопнувшим нарывом организм очищается. - От таких вещей, как, например, порядочность? - поинтересовался Римо. А впрочем, какое ему, Римо, до этого дело? Он же был мертвецом, отпечатки его пальцев были уничтожены в ту ночь, когда его казнили на электрическом стуле за убийство, которого он не совершал. Электрический стул сработал не до конца, и Римо оказался на службе в качестве суперсекретного агента-убийцы суперсекретного агентства, подчинявшегося президенту, созданного в свое время для борьбы с преступностью вне рамок законности. Речь сперва шла лишь о паре лет, но вот Римо уже за тридцать, у него нет ни дома, ни семьи, ни даже фамилии, а во рту чувствуется вкус соли. Первый белый человек, достигший этой стадии. Римо вновь набрал воды из-под крана и прополоскал рот. К черту все. Не пойти ли прогуляться? Он выплюнул воду на выключатель в ванной, надеясь вызвать короткое замыкание, чтобы посмотреть, способен ли он создать ртом необходимое для этого давление. Но в результате Римо получил лишь мокрый выключатель. Он не стал закрывать дверь: если шайка грабителей вздумает вломиться в номер и напасть на спящего восьмидесятилетнего Чиуна, это будет целиком и полностью их беда, и они получат по заслугам. Реконструированная часть центра Атланты была поразительно похожа на старую, еще не подвергшуюся реконструкции: удручающая духота и ощущение общего дискомфорта. Римо отправился на автовокзал. По всей Америке автовокзалы всегда открыты. И почему в людях, ожидающих автобуса в такое время суток, чувствуется какая-то безнадежность? Римо купил газету. Клуб "Атланта Иглз" начал свои летние тренировки и набирал новичков. По словам тренера клуба, в этом году с новичками им повезло, и появились хорошие шансы на победу в Национальной футбольной лиге, даже несмотря на несколько неудачный график игр и на то, что известные игроки набирали спортивную форму чуть медленнее, чем хотелось бы. Внимание Римо привлекло одно из мест статьи, где автор поносил устраиваемый "Иглз" ежегодный открытый отборочный просмотр, обзывая его рекламным фарсом. "Иглз" устраивают показуху ради прессы, рекламной шумихи и своих поклонников, но не для того, чтобы отобрать футболистов. Они спекулируют на тайных мечтах многих американцев, воображающих себя рвущимися к воротам соперника на глазах у многотысячной ревущей толпы болельщиков. На самом же деле будущие профессиональные футболисты отбираются еще в средней школе, чтобы сделать из юношей могучих атлетов со стремительной скоростью. Вряд ли во всей стране найдется хоть один человек, который по физическим данным мог бы сравниться с профессионалами из "Иглз". Сегодняшние так называемые "открытые" пробы просто откровенный фарс, и автор статьи не будет их освещать. Если и телевидение, и пресса последуют его примеру, то мы положим конец надувательству. "Открытые" пробы - это игра на нашей доверчивости. И пока в этом "Иглз" преуспевают. Римо окинул взглядом полупустой автовокзал. Как и на всех других автовокзалах в эти часы, здесь воняло дезинфекцией. Он запихнул газету в урну. Было бы глупо ехать в тренировочный центр "Иглз", в Пелл-колледж, находящийся за городом. Во-первых, следовало держаться подальше от всякой рекламной шумихи, а во-вторых, что и кому он этим докажет? Его "бизнес" не имел ничего общего с профессиональным спортом. В-третьих, Смит будет утром звонить ему, чтобы договориться о встрече в Атланте. Именно об этом свидетельствовала телеграмма по поводу приезда тети Милдред. И, наконец, в-четвертых, Чиун всегда выражал недовольство показухой. Это были четыре убедительнейшие причины отказаться от поездки в тренировочный центр "Иглз". Кроме всего прочего, он еще в школе перестал увлекаться футболом: полузащитники не могли весить меньше двухсот фунтов. Подойдя к автомату-охладителю, Римо вновь набрал в рот воды. Четыре убедительнейшие причины не ехать... Проезд до Пелл-колледжа стоил семь долларов тридцать пять центов. Римо дал таксисту десятку. Было полседьмого утра, а на поле уже выстраивалась очередь. Менее шести футов ростом, Римо был ниже всех собравшихся мужчин. И одним из самых легких. Римо стоял позади какого-то автомеханика, который играл в любительской команде, знал, что у него нет никаких шансов, но просто хотел померяться силами с настоящими "профи". Он как-то играл против защитника из третьего состава "Иглз", и ему так здорово досталось, что он потом четыре-пять раз в игре не попал по мячу. Позади Римо стоял исключенный из колледжа парень ростом шесть футов семь дюймов, весивший двести восемьдесят фунтов, никогда не игравший в футбол, но считавший, что ему есть что показать, принимая во внимание его габариты. Мужчин становилось все больше. Очередь росла. Все они, кроме одного, лелеяли мечты, одолевавшие большинство из них в детстве. А у этого одного во рту был привкус соли, а в его теле и рассудке происходили перемены, зародившиеся сотни лет назад, перемены, не испытанные доселе еще никем за пределами маленькой корейской деревушки Синанджу. Помощники тренера, избегая взглядов пришедших на пробы, разбивали их на группы. Единственное, что, похоже, их волновало, - это правильное заполнение бланков-расписок, освобождавших "Иглз" от ответственности в случае возможных травм. Подающих надежды отвели к боковой линии игрового поля и велели ждать. У "Иглз" шла утренняя тренировка. Никто не заговаривал с любителями. Когда подъехала одна из телевизионных съемочных бригад, из собравшихся у боковой линии отобрали пятерых. Римо не взяли. Как сказал помощник тренера, он "ростом не вышел". - Их поставят с основным составом, - сказал сидевший возле Римо мужчина. - Я здесь был в прошлом году. - А почему бы для начала не дать им шанс в игре с новобранцами? - поинтересовался Римо. - Те их угробят. Новички бьют по всему, что движется, лишь бы показать, что они умеют бить. С новичками опасно. Основные игроки поспокойнее. Для очередной телевизионной бригады приглашалась новая группа желающих показать себя. Римо прождал всю утреннюю тренировку, но его так и не пригласили. Обедали они вместе с "Иглз", но за разными столиками. То и дело кого-то просили сесть возле игроков "Иглз" Какой-то фотограф решил сделать снимок, на котором один из "Иглз" кормит подсевшего к нему любителя, поднеся к его рту вилку и улыбаясь в камеру. Не успел фотограф сказать: "Снято", как полузащитник бросил вилку с капустой на колени любителю. Тот обратил все в шутку. Один из репортеров попытался уговорить Лерони Мэриона Бетти, по кличке "Зверь", сфотографироваться, зажав руками голову кого-нибудь из любителей. Бетти отказался, заявив, что без туалетной бумаги он за такую пакость не возьмется. Римо про себя отметил, что люди вроде Бетти не знают толком, что делать со своими руками, и поэтому они им ни к чему. Средний защитник "Иглз", известный своей жесткой игрой и высказыванием "Тот, кто не любит бить и не хочет быть битым, не имеет права быть профессиональным футболистом", подошел к столику любителей и поинтересовался, понравился ли им обед. Затем он решил поделиться с ними мыслью о том, что труд профессиональных футболистов нелегок и он иногда жалеет, что не зарабатывает себе на жизнь чем-то другим. После этого натянутость исчезла, подошли поболтать и другие игроки, но тут вмешался старший тренер, сказав, что игроки пришли сюда работать, а не общаться. Лерони Мэрион Бетти, шесть футов шесть дюймов ростом, весивший двести шестьдесят семь фунтов и внешне похожий на шкаф, вслух выразил недовольство по поводу того, что игроки разговаривают с любителями, которым вообще место на трибуне, а не на поле и тем более не в столовой команды. Было уже за полдень, когда все журналисты разошлись, но Римо и еще один кандидат так и не поиграли. Кто-то из помощников тренера велел им приходить через год, а сейчас в качестве сувенира им дадут вымпел "Иглз". - Я приехал поиграть и поиграю, - заявил Римо. - Отборочный просмотр закончен. - Наплевать, - ответил Римо. - Я не уйду, пока мне не дадут возможность попробовать. - На сегодня - все. - Не для меня. Помощник подбежал к старшему тренеру. Тот пожал плечами, что-то пробурчал в ответ и отослал его назад к Римо. - Ладно. Иди становись угловым в защиту. Мы сейчас разыграем блокировку, и у тебя будет возможность побыть на поле. Только не мешайся, если будет атаковать Бетти, а то костей не соберешь. - Я сыграю за центрального защитника, - сказал Римо. - Я играл на этом месте в школьной команде. - Тебе что, жить надоело? Хочешь, чтобы тебя по кусочкам собирали? - Я хочу сыграть за центрального защитника, - повторил Римо. - Послушай. Пока у нас еще никого сильно не калечили. Не порть нам репутацию. - Я буду играть за центрального защитника, - повторил Римо и потрусил на поле. Впервые за всю историю американского футбола на поле появился настоящий убийца. Если бы тренер знал, кто направляется к центру площадки, он бы спрятал свою команду в Форт-Ноксе. Но он видел лишь назойливого чудака и поэтому жестом показал центральному нападающему и правому защитнику взять "в коробочку" непрошеного гостя, чтобы все могли заняться делом. Римо принял стойку, выученную еще в школе, но чувствовал себя как-то неестественно. Центр тяжести тела был не на месте, и поэтому он выпрямился. Его плечи едва возвышались над пригнувшимися к земле центральным нападающим и защитником. На упругой густой траве обувь причиняла лишь неудобство, и Римо скинул ботинки. Он чувствовал резкий запах пота, исходивший от тел впереди него, и доносившийся с их дыханием запах съеденного мяса. Защитник, казавшийся по телевизору таким маленьким, был на целых четыре дюйма выше Римо. Центральный ударил по мячу, защитник передал его Бобби Джо Хукеру, чья туша развернулась в сторону правого полузащитника. Центральный нападающий Рэймонд Вольжак с защитником Эрманом Доффманом попытались аккуратно зажать маленького человечка в носках, чтобы он ненароком не попал между Хукером и защитником Бетти и не очутился в больнице. Или в морге. Но едва они успели сдвинуться с места, как маленький человечек исчез. Доффман, как и полузащитник, лишь ощутил, как что-то прошелестело мимо. Хукер почувствовал, как мяч после передачи защитника попал ему в живот, а затем, как он описывал позже, нечто вроде удара кувалдой. Незнакомец же как ни в чем не бывало трусил к зачетной линии с мячом в руках, отбиваясь от воображаемых соперников. Римо Уильямс, центральный защитник школьной команды "Уикуэик хай скул", который не попал даже в сборную Ньюарка! - Он мне врезал, - еле выдохнул Хукер, стоя на коленях и показывая на защитника. - Это он врезал мне. - Ну ладно. Эй ты, с мячом, - крикнул старший тренер, - вернись и возьми свой сувенирный вымпел! - Это же отборочные пробы, - возвращаясь, сказал Римо. - Я никуда не уйду, пока вы не докажете мне, что я не гожусь. Докажите, что я не подхожу команде, и все, - повторил бывший посредственный игрок "Уикуэик". - Хорошо, - ответил старший тренер, высокий и пузатый, в белой фуфайке. - Вольжак и Доффман, займитесь малышом. Та же комбинация. Хукер, да вставай же ты, черт возьми! - Не могу, - отозвался Хукер. - Тогда уматывай с поля! - завопил тренер. Помощники тренера помогли Хукеру покинуть поле. - А ты, Бетти, что ты там торчишь за защитником? Становись на левый край, болван. С ворчанием и зловещей ухмылкой Лерони Мэрион Бетти отошел налево, не спуская глаз со щуплой фигурки босого центрального защитника. - Не тронь его, - шепнул Бетти один из защитников. Когда мяч оказался в игре, он блокировал Бетти, своего товарища по команде, чтобы тот не превратил босоного малыша в порошок. Предосторожность оказалась излишней. Любитель вновь трусцой петлял по полю, а позади, в трех ярдах от разметочной линии, лицом вниз лежал защитник из второго состава команды Бул Трок. Доффман, морщась от боли, держался за плечо, а центральному нападающему так и не удалось никого "отсечь". - Да что с вами? - заорал старший тренер. На этот раз он велел разыграть комбинацию на правом фланге. Лерони Мэрион Бетти не мог дождаться того момента, когда босой человечек окажется у него на пути. Но он увидел лишь, как мелькнули белые носки, а заходивший справа от линии Уилли Джитер рухнул ровно в двух ярдах от разметки. У Джитера получилось лучше, чем у предыдущих защитников. Он сумел удержать мяч в руках. После розыгрыша четвертой комбинации пятеро игроков были травмированы, а малыш в белых носках четырежды подряд успешно прошел защиту соперника и дважды отобрал мяч. Старший тренер, известный своими способностями отыскивать таланты, начал подозревать, что что-то наклевывается. Он рявкнул на одного из своих помощников за то, что тот не заметил парня раньше. - Эй, ты! - крикнул он Римо - Как тебя зовут? - Не важно, - отозвался Римо, у которого изо рта наконец исчез опостылевший вкус соли. - Давайте вымпел, и я пошел. Римо направился к боковой линии. - Остановите его! - заорал тренер. Услышанного было вполне достаточно для Лерони Мэриона Бетти. С невероятной для своей громадной фигуры скоростью Бетти устремился через поле, чтобы сбить "малыша" сзади. Бетти не учел того, что любой человек, и тем более человек его габаритов, на бегу образует перед собой волну воздуха, которую большинство людей, особенно зрячих, не ощущает, но тщедушный защитник чувствовал ее всем телом. Бросившись на него, Бетти закончил свой полет на земле. Человечек спокойно шел дальше. Правая рука Бетти, грозное орудие Национальной футбольной лиги, вдруг потеряла чувствительность. Ей было суждено оставаться в таком состоянии еще восемнадцать месяцев. Бетти словно парализованный лежал на земле. Через неделю он сможет пошевелить головой, а через месяц вновь обретет способность ходить. - Эй, Бетти, - крикнул тренер, - хватит притворяться! - Он повернулся к одному из своих помощников. - У нас с ним контракт подписан? - Нет, только расписка, освобождающая нас от ответственности. Вы сами говорили, что на любителей не стоит тратить другие бланки. - Ты уволен, - заявил тренер. Он побежал через поле за Римо. Он говорил, что из молодого человека выйдет толк, он понравился тренеру, он впишется в команду, а у команды в этом сезоне были хорошие перспективы, и поэтому он дает Римо возможность разделить будущий успех. Контракт на минимальную сумму и рост зарплаты в дальнейшем. Римо отрицательно покачал головой. Одеваясь, он отказался еще от трех "последних" предложений, два из которых, по заверениям тренера, содержали условия, прежде неслыханные в Национальной футбольной лиге. - Все равно мы вас заполучим, никуда не денетесь. - Отстаньте, - ответил Римо. - Вы даже не знаете, как меня зовут. - Нет, знаю, - сказал тренер, глядя в бланк. - У нас есть ваша подпись, Авраам, так что вы - наш. Вот так. И не глупите, мистер Линкольн. Вы у нас поели, испачкали нашу форму, и вы теперь наш должник. Ожидавший в гостинице Смит был вне себя. Когда Римо вошел, он сидел с каменным лицом. Чиун смотрел свой дневной телесериал. Римо со Смитом удалились в спальню, чтобы не мешать Мастеру Синанджу. - Чиун считает, что ваше исчезновение из гостиницы в то время, когда вы должны были быть здесь, в некоторой степени закономерно, - сказал Смит. - На мой взгляд, это нарушение дисциплины. - Зато теперь у меня есть вымпел "Иглз", - сказал Римо. - Надеюсь, вы довольны, - продолжал Сэди. - Вам придется взять под опеку одного человека. Мы не знаем, жива ли она; не знаем, где она находится; не знаем, кто ее потенциальные убийцы. - Ваша несравненная разведслужба вновь на уровне, - заметил Римо. - Есть одна версия, - сказал Смит. - Одна вероятность. Что вам известно о тяжелом роке? - Это нечто громкое, - ответил Римо. ГЛАВА ТРЕТЬЯ - Не люблю я такую музыку, - сказал Уилли Бомбелла по кличке "Бомба". Моррис Эдельстайн убедился, что селектор, соединявший его с секретаршей, отключен. На всякий случай он еще раз прошелся металлическим детектором по стенам своего офиса, запер телефонный аппарат в освинцованном изнутри верхнем ящике письменного стола, потому что, как всем известно, даже в положенной на рычаги трубке может работать подслушивающее устройство. - Что ты делаешь? - поинтересовался Уилли-Бомба. - Помолчи, - отозвался Моррис Эдельстайн. - Везде тебе мерещатся "жучки". Скоро тебе покажется, что они стоят и в сортире, чтобы подслушивать, как ты ходишь по нужде, Мо, - сказал Уилли-Бомба. - Между прочим, в прошлом году я нашел подслушивающее устройство у себя в шкафу, - ответил Эдельстайн. - Федеральные агенты? - Нет. Моя бывшая жена. Но мог быть кто угодно. - Ты много суетишься, Мо, - заметил Уилли-Бомба, положив свои ручищи на мощный распиравший шелковую сорочку живот. Маленькая серая шляпа возвышалась над рубленым лицом, которое казалось еще более рубленым из-за проходившего по носу шрама, полученного при выяснении отношений с помощью бейсбольной биты. В схватке с физиономией Уилли-Бомбы бита проиграла. Она сломалась. Так же как рука и позвоночник того, кто ею орудовал. А когда "бейсболиста" выписали из больницы, с замком его входной двери произошла странная вещь: стоило повернуть ключ, как замок повел себя весьма забавно - он вдребезги разнес фасад дома. Решив, что тут не обошлось без бомбы, полиция долго допрашивала Уилли-Бомбу. Но Уилли молчал, следуя наставлениям своего адвоката, Мо Эдельстайна, который вновь блестяще отразил несправедливые нападки полиции на своего клиента во имя торжества конституционных концепций таких людей, как Джефферсон, Фрэнклин и Гамильтон. Благодаря усилиям Эдельстайна ежегодно как минимум трое жителей Сент-Луиса сталкивались с сюрпризами, заводя свою машину, открывая входную дверь или разворачивая полученные посылки. - Я хочу встретиться со своим адвокатом, Мо Эдельстайном, - повторял всякий раз Уилли-Бомба, и все шло замечательно, пока он не получил очередное задание, то самое, в связи с которым его в то утро вызвал к себе в офис Эдельстайн. Эдельстайн убрал металлический детектор в другой ящик стола и опустил жалюзи, закрывая вид на то, что можно было с натяжкой назвать панорамой Сент-Луиса, но фактически являлось трущобами, тянувшимися от окраин до окраин с тонкой прослойкой цивилизации. - Во-первых, Уилли, я начинаю разговор на эту тему вовсе не потому, что отношу тебя к любителям тяжелого рока. - На дух его не переношу, - ответил Уилли, - хоть я один из совладельцев граммофонной компании "Вампир". - Доход небольшой, да? - Конечно, акций у меня немного, - сказал Уилли. - Я понимаю, - согласился Мо Эдельстайн. - Ты хороший клиент, Уилли. - Спасибо, Мо. - И лишь один пустячок мешает тебе стать отличным клиентом. Один маленький пустячок, Уилли. - Какой, Мо? - Не обижайся, но иногда, Уилли, ты не полностью оплачиваешь счета. - Я часто плачу, - отозвался Уилли, подавшись вперед. - Да, Уилли, конечно, конечно, ты платишь весьма часто. Ты один из моих клиентов, которые платят очень и очень часто. Правда, есть и такие, которые платят постоянно. - У каждого свои недостатки, - заметил Уилли. - Разумеется, - согласился Эдельстайн. - Даже у тех, кто платит тебе. Я вовсе не хочу инсинуировать в отношении твоих работодателей. - Что такое инсинуировать? - Ну... Это не очень хорошо, Уилли. Но ты должен разбогатеть. - Я верен тем, на кого работаю, - сказал Уилли, и его темно-карие глаза сузились. - Я и не предлагаю тебе предать кого-то из своих хозяев, Уилли, - ответил Эдельстайн, улыбаясь как можно шире. Он вытер пот со лба. - Я предлагаю тебе возможность заработать много денег. Кучу денег. Больше, чем ты заработал за всю свою жизнь. - Я никогда не предавал тех, на кого работаю. - Я знаю, ты не такой, Уилли. Поэтому я и предлагаю тебе великолепную возможность. Что ты скажешь насчет почти миллиона долларов? Ты представляешь, сколько это, Уилли? Уилли-Бомба Бомбелла поднял взгляд к потолку. Он крепко задумался. Мыслью его было: "Этот человек мне лжет". - Это много, - ответил Уилли. - Я говорю правду, Уилли. Почти миллион долларов. Лежит и ждет тебя. А ты немножко поделишься со мной. Отдашь мне то, что я заслужил. Сто двенадцать тысяч долларов. Глаза Уилли приоткрылись. Он кивнул. Раз Эдельстайн рассчитывает на сто двенадцать тысяч долларов, может, он и не врет. Когда Эдельстайну светило столько денег, было возможно что угодно. - Я припоминаю теперь, что мои хозяева порой обходились со мной не совсем справедливо, - сказал Уилли. - Нет, нет. К ним это не имеет никакого отношения. Мой двоюродный брат живет на Западном побережье... - Нет ничего хуже кровного предательства, - перебил его Уилли. - Нет-нет, Уилли. Слушай дальше. Он - владелец похоронного бюро. Недавно он кое-кого хоронил, и произошла любопытная вещь. В похоронном венке оказались деньги. Он не взял их, потому что это были не его деньги. Глаза Уилли сузились. "Этот человек мне лжет", - вновь подумал он. - Он не взял их себе, потому что испугался. Уилли кивнул. "Возможно, - подумал он, - Эдельстайн говорит правду". - Но случилось нечто необычное. Ему позвонили по телефону и спросили, получила ли эти деньги семья покойного. Уилли кивнул, и Эдельстайн продолжал: - Мой брат - не дурак. Он выяснил, что это за деньги. Это - открытый контракт. Глаза Уилли сузились. - Открытый контракт. Ты слышал о контракте на чью-то жизнь? - Сделав паузу, Эдельстайн нервно рассмеялся. - Конечно, да. Так вот, это такой контракт, который может выполнить любой и получить за работу деньги. Понял? "Или этот человек мне лжет, или он хочет меня подставить, или он дурак, - думал Уилли. - Нет, - решил он, - Эдельстайн - не дурак". - Ты хочешь сказать, что платят после? - Правильно. - А что, если они не захотят платить? - Такого, думаю, не случится. На неудачные попытки уже выброшено более ста тысяч долларов. Это приличная сумма. И мой брат - не единственный, с кем произошло такое. Владелец другого похоронного бюро рассказывал то же самое. Но не все такие умные, как мой брат. Он узнал номер телефона. Уилли наблюдал, как Эдельстайн достал из центрального ящика стола клочок бумаги. - Все финансовые подробности можно узнать по этому номеру, - сказал Эдельстайн. - А ты сам звонил по этому номеру, Мо? - Это не для меня, Уилли. Я должен сидеть здесь и защитить тебя, случись какая-нибудь неприятность. Я даже не обязан сообщать тебе, что имя девчонки - Викки Стоунер, что ей - девятнадцать и что она - если она еще жива - будет на рок-концерте, который состоится через два дня в Массачусетсе. Уилли моргнул. - Давай говорить начистоту. От меня требуется убрать кого-то, кто, неизвестно, жив или нет; для кого-то, кого я никогда в жизни не видел; за деньги, которые я не получу, пока дело не сделано. Я правильно тебя понял, Мо? - Миллион долларов, Уилли. Речь идет о миллионе долларов. Ты можешь себе представить миллион долларов? Уилли попытался. Он попытался представить миллион в виде автомобилей, наличными, в акциях, но у него не получилось. Напрашивалась другая мысль: "Этот человек сумасшедший". - Я - не сумасшедший, Уилли, - сказал Эдельстайн. - Если бы все не было так необычно, неужели столько бы предлагалось? Миллион долларов, Уилли. Уилли взглянул на клочок бумаги в руке Эдельстайна. - А почему в номере десять цифр? - Междугородный код. - Я не знаю такого кода. - Чикаго. - Откуда тебе известно имя девчонки? - От брата. - Где здесь телефон? - спросил Уилли, протягивая руку за клочком бумажки. - Нет, Уилли. Отсюда не звони. Нам с тобой это ни к чему. Мы же не хотим, чтобы адвокат оказался впутанным в историю клиента, потому что он должен быть чистым, случись что не так. Нам нужно, чтобы мы всегда могли сказать: "Я хочу встретиться со своим адвокатом, Мо Эдельстайном", а не "Господин надзиратель, у меня есть записка для заключенного 79312". Вот что нам нужно, Уилли. - Я хочу, чтобы ты отправился со мной, - сказал Уилли. - Нет, нет. Это нам ни к чему, - возразил Эдельстайн. - К чему, - отрезал Уилли. Перед тем как они вышли из офиса, чтобы позвонить из телефона-автомата, Мо Эдельстайн принял две таблетки маалокса и одну секонала. После телефонного разговора он проглотил нембутал. Но, не успокоившись, выпил еще и либриум. - Знаешь, если бы в таблетках содержалось спиртное, ты уже стал бы алкоголиком, Мо, - сказал Уилли-Бомба. Эдельстайну несколько полегчало, когда он смотрел, как Уилли Бомба загружал свой "линкольн континентал". Эдельстайн не переставал удивляться: перед ним был человек, который по интеллекту вряд ли выделялся бы среди умственно отсталых, однако, что касалось конструкций бомб, учитывая, как и для чего они делались, Бомбелла был в своем роде Микеланджело. Бомбелла чувствовал уважительное отношение, и, хотя никогда никому ничего не объяснял, для Эдельстайна он сделал исключение. Он знал, что Эдельстайн никогда не воспользуется его профессиональными секретами. Своим "дипломатом" Эдельстайн мог сделать больше, чем Аль Капоне термоядерной боеголовкой. Направляясь на северо-восток от Сент-Луиса, Уилли объяснял, что в машине у него нет ничего противозаконного, пока все лежит отдельно в разобранном виде. - Бомбу можно сделать почти из всего, что горит, - говорил Уилли. - Что такое бомба? Это быстрый огонь, которому из-за быстроты некуда деваться. - Это самое талантливое объяснение принципа бомбы, которое я когда-либо слышал, - сказал Эдельстайн. - Гениальное в своей простоте. - Есть два основных способа применения бомб, - продолжал Уилли. - Один - заставить что-то полететь в цель, другой - уничтожить цель, сделав ее частью взрыва. Возьмем, к примеру, машину. Чаще всего бомбы кладут в двигатель. Знаешь, почему? - Нет, - ответил Эдельстайн. - Потому что они знают только, как подключить их к зажиганию, и хотят, чтобы не было видно проводов. Кладут прямо в мотор; иногда получается, иногда - нет. Знаешь, почему нет? Потому что между водителем и мотором находится чертова огнеупорная перегородка, и порой все кончается тем, что бедному парню просто отрывает ноги. - Некомпетентность, - заметил Эдельстайн, втайне презиравший прокуроров, которые не оказывали ему достойного профессионального сопротивления. - Да-да, точно, - обрадовался Бомбелла, почувствовав по тону Эдельстайна, что "некомпетентность" - нечто нехорошее. - Бомбу нужно класть под сиденье. Взять приспособление, которое срабатывает при давлении фунтов восемьдесят, не больше... - Кто же так мало весит? - Некоторые садятся в машину, стоя ногами на мостовой, или сползают вниз, так что на сиденье оказывается только торс. - Но торс, особенно женский, может весить и меньше, - возразил Эдельстайн. - Тогда помогают тормоза. При нажатии на тормоз тело вдавливается в сиденье, так что при первой же остановке взрыв гарантирован. - Гениально, - сказал Эдельстайн. - Но почему же тогда в прошлом году, в мае, ты все-таки использовал зажигание? - В прошлом мае была не моя работа, - сказал Бомбелла. - Забавно, - сказал Эдельстайн. - Тогда ты мне говорил то же самое. - Так вот, для автомобилей я не люблю использовать всякие там железки, гвозди или что-то вроде ручных гранат. Мне нравятся чистые взрывы. Особенно летом, когда в машине работает кондиционер и окна закрыты. Машина становится как бы гильзой. - Блестяще, - сказал Эдельстайн. - Внутри создается прекрасное давление. Никаких там переломов костей. Клиент гибнет от удара взрывной волны. - Блестяще, - сказал Эдельстайн. - Я мог бы сделать бомбу из колоды карт, - сказал Бомбелла. - Видишь то дерево? Я могу переломить его в любом месте и сделать так, чтобы оно упало именно туда, куда нужно. Укажи любое место возле этого дерева, и я уложу его именно туда. - А по кривой можешь? - улыбнулся Эдельстайн. - Не-а. Пока что нет, - ответил Уилли, немного подумав. - Но в дождливый день, когда воздух влажный и тяжелый, при хорошем ветре - восемнадцать - двадцать три мили в час, при помощи подходящего дерева, например молодого тополька, и если бы я сам отметил место, наверное, попал бы и по кривой. - Ты просто прелесть, Уилли. Они ехали не спеша, и на второй день впереди покажись пригороды Питсфилда, штат Массачусетс, - место рок-фестиваля, где должна была появиться Викки Стоунер. - А мы правильно едем? спросил Эдельстайн. - Когда я звонил, мне велели сначала кое-куда заехать, - ответил Бомбелла. Не доезжая до Питсфилда, Уилли остановил свой "континентал" возле большого указателя, на котором значилось "Уайтвуд коттаджез", подошел к почтовому ящику и вытащил из него что-то похожее на свернутый в трубку журнал. На нем было напечатано имя: "Эдельстайн". - Я не планировал до такой степени впутываться в это дело, - заявил Эдельстайн, когда Уилли вернулся к машине. - Что в свертке? - Здесь должны быть деньги и записка. - Дай я прочту тебе записку, - предложил Эдельстайн. - Я умею читать, - ответил Уилли. Уилли не соврал. Эдельстайн наблюдал, как шевелятся его губы, складывая из букв слова. Эдельстайн попробовал заглянуть в записку, составленную из вырезанных букв, наклеенных на бумагу, но Уилли ревниво прикрыл ее рукой. - Пересчитай деньги, - сказал Уилли, кинув сверточек Эдельстайну и пряча записку в карман. - Пятьдесят тысяч, - ответил Эдельстайн. - Хорошие деньги, - заметил Уилли. - Давай сюда. - Здесь половина того, что ты мне должен, - сказал Эдельстайн. - Я отдам тебе все на концерте. - А потом мне лучше исчезнуть, Уилли. Я тебе не понадоблюсь, а буду только мешать, правда? - Ага, - угрюмо отозвался Уилли. - Хочешь, я покажу тебе классный взрыв? - Какой взрыв? - подозрительно спросил Эдельстайн. Проезжая мимо магазинчика, Уилли предложил Эдельстайну купить банку "пикулей по-домашнему", и, как того и следовало ожидать, Эдельстайн не смог ее открыть. Они проехали весь Питсфилд. Уилли не захотел останавливаться, чтобы пообедать. Эдельстайн не спускал глаз со стоявшей между ними на сиденье банки. - Я могу открыть ее взрывом, - похвастался Уилли, когда они ехали по магистрали номер восемь в сторону Норт-Адамса. - Правда? - Запросто. И ни одной трещины не появится. - Тогда давай, Уилли. Я умираю с голоду. Свернув на обочину и остановив машину, Уилли потянулся к заднему сиденью и извлек из-под журнала бомбу, сделанную из колоды карт. В бок колоды он вставил что-то похожее на авторучку и очень осторожно накрутил разогнутую скрепку для бумаги. - Вылезай, - сказал Уилли и, когда Эдельстайн вышел из машины, протянул ему банку. - Держи ее в левой руке. Эдельстайн взял ее обеими руками. - В левой, - повторил Уилли, и Эдельстайн взял банку в левую руку. На секунду задумавшись, Уилли сказал: - Поставь вон туда, на камень. Когда Эдельстайн вернулся к машине, Уилли протянул ему бомбу. - А теперь делай так, как я скажу, - велел Уилли. - Поставь бомбу на крышку банки той частью, где скрепка для бумаги, и - сюда. Не задерживайся. Она рванет, когда я заведу машину. - Блестяще. А как это получается? - Давай, давай, - сказал Уилли, и Эдельстайн поспешил к камню, хрустя ботинками по гравию. Он опасливо установил бомбу на банку и подбежал к машине. - Все. Давай, гений. Я проголодался. - Ты не так поставил - скрепка не на крышке банки. - Как ты это отсюда разглядел? - Вот так. Смотри, сейчас я заведу машину и ничего не произойдет. - С этими словами Уилли повернул ключ зажигания, и точно: банка с бомбой благополучно остались на месте. - Ну и ну. Ты - гений. Эдельстайн вернулся, взял бомбу и, хотя и понимал, что в таком положении бомба стаять не будет и упадет, прижал скрепку к металлической крышке банки. В ту же секунду его живот оказался нашпигован пикулями вперемешку с осколками стекла и кусочками металлической крышки. То же случилось и с его лицом. Вернее, с тем, что от лица осталось. Осколки долетели и до машины, простучав по дверце. На стекле появилась щербинка. Такого не должно было произойти. - Черт побери, - произнес Уилли-Бомба Бомбелла. - Опять фирма экономит на банках, покупает всякую дешевку. И он поехал дальше, туда, где состоится рок-концерт и где он рассчитывал, выполнив контракт, разбогатеть на миллион долларов. Лежавшие у него в кармане пятьдесят тысяч были платой за дополнительное поручение. В записке говорилось: "Убей Эдельстайна. Он слишком много болтает". ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Викки Стоунер была жива. Она стояла на обочине магистрали номер восемь неподалеку от Питсфилда и болтала, когда где-то неподалеку раздался грохот, очень похожий на взрыв. - Началась революция, - сказал один из парней, долговязый блондин с волосами до плеч, стянутыми тугой повязкой в индейском стиле, на которой странным образом соседствовали символы племен мохауков и арапахо. Такой союз был неизвестен истории в отличие от фирмы "Дибл" в Бойсе, штат Айдахо. - Еще рано. Мэггот - в Норт-Адамсе, - сказала Викки. - Я когда-нибудь трахну этого Мэггота. - Мэггот - кайф, - откликнулась молоденькая девчонка, сидевшая верхом на рюкзаке. Уже несколько часов они торчали под утренним солнцем Беркшира. Мимо проезжали велосипеды, разрисованные автобусы "Фольксваген" и легковые машины. Кто-то из девушек предположил: никто не хочет их подвозить, потому что парни не в той карме. Те, в свою очередь, считали, что причина в том, что девчонки не хотят выйти на дорогу и поработать. - Как, например? - поинтересовалась Викки. - Например, покажи сиську, - предложил один из парней. - Сам показывай. - А у меня нет. - Покажи, что есть. - Меня могут отоварить. - А я не собираюсь торчать там как приманка. Так они стояли в ожидании попутчика, который подвез бы их оставшиеся двенадцать миль до конечного пункта их путешествия - рок-фестиваля под названием "Норт-Адамс экспириенс". Город мог считать фестиваль своим. Устроители могли претендовать на прибыль. Но само событие принадлежало его участникам. Это не то, что пришел в кинотеатр, сел, и тебе покажут всякую белиберду. Здесь ты являешься частью события, а оно - часть тебя, и ты сам делаешь его таким, какое оно есть, вместе с "Дэд Мит Лайс", и "Хэмилтон Локомоутивз", и "Перлойнд Летгэрэ". Оно начнется не в восемь вечера, как было объявлено. Оно уже началось. Дорога сюда - тоже часть этого события. "Тачки" были его частью. Сидение на обочине в ожидании, когда тебя подбросят, тоже было его частью. "Травка", "колеса-таблетки", порошки тоже были его частью. Ты был его частью. Это - твое, и никто не объяснит, что это такое, как ни старайся. Викки не стала спорить вместе со всеми, что это был за громкий шум: революция, мировая война или просто звук выхлопа машины. Хватит с нее. Она сыта вот до сих пор и даже выше. Какой-то сплошной мрак - сначала проблемы с отцом, потом нескончаемая чертовщина последних дней. Все началось очень просто. С простого, разумного, незатейливого желания. Она хотела Мэггота. Она уже поимела Неллза Борсона из "Кокамеймиз", всю "Гинденбургскую семерку", и теперь ей был нужен, ей был очень нужен один лишь Мэггот. Но когда она известила об этом отца, он запер ее в их доме в Палм-Бич. В этом гробу среди газонов. В этой каталажке с прислугой. Она дала оттуда деру, но ее поймали. Она вновь удрала, но ее опять водворили на место. Папочка, заключим соглашение. Она готова обсудить условия. У нее были кое-какие его бумаги и магнитофонные записи его телефонных разговоров. Викки сказала: - Что ты мне дашь за бумаги и пленки с записями разговоров о махинациях с зерном? Какую цену ты предлагаешь? Ну? Давай, давай. Что, ты говоришь "отстань"? Я не ослышалась? Так что предложишь за это? - Отправляйся к себе в комнату, Виктория, - последовало предложение, и тогда Викки Стоунер притворилась, что пошла к себе наверх, и ... сбежала. Вместе с пленками и документами, которые она передала в прокуратуру Соединенных Штатов в Майами. И что тут началось! Все папочкины дружки с их адвокатами, нервными расстройствами, неожиданными кругосветными путешествиями вдруг подняли такой шум! "Как можно было так поступить!" Тогда был улет, но потом все пошло не так. И этот Блэйк был вроде неплохим парнем, хотя и скучным. Потом - Денвер, эта хреновина со стрельбой и прочая пакость. Она опять сбежала и ждет здесь, на обочине магистрали номер восемь, чтобы кто-нибудь ее подбросил всего на несколько миль до "Норт-Адамс экспириенс" И вдруг этот грохот... Неужели опять неприятности? - Это революция, - повторил парень с индейской повязкой на голове. Но он говорил то же самое накануне вечером, когда упала и разбилась бутылка с газированной водой, а когда в небе появилось звено реактивных самолетов, он сказал, что это фашистские свиньи полетели на бомбежку. - Ты лучше лови машину, - сказала Викки и опустила голову на свой рюкзак. Она надеялась, что папа не слишком тревожится. По крайней мере, судя по их последнему телефонному разговору, он стал посговорчивее. Мимо прошелестел серый "линкольн континентал" с "динозавром" за рулем, и Викки закрыла глаза. Вдруг раздался визг шин. После короткой паузы машина подъехала к ним задним ходом. Викки открыла глаза. За рулем сидел очень несимпатичный тип со шрамом на носу. Он посмотрел на что-то у себя в руке, потом взглянул на Викки, потом опять себе в ладонь и спрятал это что-то в карман. - Подвезти? - крикнул он в открытое окно машины. Забавный автомобиль - весь в отметинах с одной стороны, будто кто-то истыкал его гвоздем или чем-то в этом роде. - Точно, - отозвался парень с индейской повязкой на голове, и вся компания вместе с Викки набилась в роскошный лимузин. - Ты - мафиози, ага? - спросил парень с повязкой. - Ну зачем ты так? - ответил водитель, глядя на Викки в зеркало заднего вида. - Это невежливо. - Я обеими руками за мафию. Мафия борется против господствующей верхушки. Это - кульминация многолетней борьбы против правящих кругов. - Я - не мафиози. Ни в коем случае, - ответил Уилли-Бомба, по-прежнему глядя на Викки, убедившись наконец в том, что это та самая девчонка. - А где же вы, ребята, собираетесь ночевать? - А мы не собираемся ночевать, мы собираемся быть! Быть на "Норт-Адамс экспириенс". - А спать будете на свежем воздухе? - Под звездами, пока правительство не добралось и до них своими погаными руками. - Вот такие ребята мне нравятся. Знаете, где лучше всего спать? - На сеновале? - Нет, - ответил Уилли-Бомба Бомбелла. - Под кленом. Под красивым стройным кленом. Он поглощает из воздуха всю гадость. Правда. Поспите под кленом - никогда не забудете. Я серьезно. Клянусь Богом. ГЛАВА ПЯТАЯ - Эй, он что, кто-то такой? - крикнула прыщавая девица с задорно прыгавшей под пятнистой майкой грудью. - Да нет, никто, - отозвался Римо, роясь в кармане в поисках ключа от номера мотеля. Чиун сидел возле своих четырнадцати лакированных сундуков. Его золотистое утреннее кимоно слегка колыхалось от ветерка, обдувавшего с запада "Норт-Адамс экспириенс" - то, что раньше было полями фермерского хозяйства Тайруса, пока хозяин не понял, что землю можно использовать с большей выгодой, чем просто выращивать на ней кукурузу. - Он похож на кого-то. - Нет, это не он. - А можно мне кусочек его кайфовой рубахи? - Я бы на твоем месте к ней не прикасался, - посоветовал Римо. - Он не станет возражать, если я позаимствую кусочек его дашики. Нет, он определенно - кто-то. Он - некто. Я знаю. Эй, там! Здесь кое-кто. Кто-то приехал! И из машин, и из грузовичков, и из-за скал, и из-за деревьев - они появились отовсюду. Поначалу их было не так много, но когда остальные заметили движение на поле Тайруса, всколыхнулась вся толпа. "Кто-то приехал!" Самое главное на любом рок-фестивале - кого-то встретить. Римо вошел в номер. У этого неожиданного ажиотажа могли быть самые разные последствия. Один из вариантов предполагал необходимость избавления от мертвых тел. Ну и что? Если все началось не слава Богу, то не исключено, что так и пойдет. Сперва - абсурдная беседа со Смитом. Потом - эта девица, Викки Стоунер. Ее фотографии в колыбели, снимки раннего детства, сделанные где-то в толпе и фото Викки с остекленевшими глазами. В задачу Римо входило охранять ее от неизвестных убийц. Если она еще жива. А она могла быть или на дне озера, или похороненной в пещере, или в подвале какого-нибудь дома, или растворенной в кислоте, или еще в чем-нибудь. Но если она жива, то где ее искать? Об этом не знал никто, включая ее отца, но существовало весьма вероятное предположение о том, что она может оказаться на каком-нибудь рок-фестивале, так как принадлежала к разряду рок-фанаток - девочек-"группи". На каком рок-фестивале? Если она жива, то не пропустит "Норт-Адамс экспириенс". В конце концов туда ведь должны приехать "Мэггот энд зэ Дэд Мит Лайс". Сколько же там будет народу? От четырехсот до ста тысяч человек. Благодарствуйте. Тут Римо задал Смиту вопрос: поскольку инициатор открытого контракта - скорее всего, один из тех, кто занят соглашением по зерну для русских, возможно даже и отец Викки, почему бы Римо не заняться тем, что он делает лучше всего? Пройтись по списку всех подозреваемых, найти того, кто готов оплатить убийство, и разобраться с ним. Не годится, объяснил Смит. Это займет слишком много времени, и риск чересчур велик. Вдруг Римо нападет на ложный след. Тогда убийца доберется до Викки Стоунер. Нет. Необходимо ее защитить. Решено. И вот он здесь. Возле их номера послышалась какая-то возня, дверь распахнулась, и в комнату начали поступать сундуки Чиуна с тянувшими их за ручки фанатами тяжелого рока, стонавшими и изнывавшими, словно они были закованы в цепи. Римо услышал крики и подошел к окну. Какой-то юный толстяк с животом, не умещавшимся в джинсах, и в майке с пацифистской символикой пытался стукнуть девицу, надпись на майке которой предлагала "любить, а не воевать". Барышня вцепилась толстяку в пах. - Я понесу сундук. Он разрешил мне! - кричала девица. - Нет, он сказал мне! - Нет, мне, жирная свинья! То же самое творилось и вокруг, и Римо заметил, что Чиун заволновался за сохранность сундуков. Чиун забрался на один из сундуков и простер руки с длинными ногтями к небу. И он обратился к ним, к этим детям. И он сказал им, что сила их сердец должна быть воедино со вселенскими силами и что все они должны слиться с тем, что едино. Они должны стать одним целым с тем, что является одним целым. Они должны стать одной рукой, одной спиной, одним телом. И сундуки должны плыть словно лебеди по золотистой глади озера. И первым - вон тот, зеленый. И в то утро все сундуки, один за другим, проследовали в номер Мастера Синанджу. Зеленый - во главе. Когда все сундуки были аккуратно расставлены в номере, причем зеленый стоял поодаль, возле окна, Мастер Синанджу со всеми попрощался. А когда они не пожелали расставаться с такой выдающейся личностью, настаивая на том, чтобы "некто" рассказал о себе, он замолчал. Но произошла странная вещь. Золотистые полы кимоно слегка шелохнулись, и все до одного поклонники оказались за дверью. У последнего на щеке красовался впечатляющий след от удара. - Он наверняка кто-то! - взвизгнула какая-то девица. - Только кто-то может такое. Я должна поиметь его. Он - мой. Я хочу его! Чиун открыл зеленый сундук. Римо знал, что в нем - специальный телевизор, который не просто показывал один канал, но одновременно записывал два других, потому что, как часто повторял Чиун, "все хорошие передачи почему-то всегда идут одновременно". Под "хорошими передачами" подразумевались "мыльные оперы". Другой отличительной особенностью этого телевизора было то, что все надписи и эмблемы фирмы "Сони" были стерты, оторваны или замазаны краской, и вместо них красовалось "Сделано в Корее". Чиун отказывался от всего японского из-за недавнего, как он объяснял, предательства японцами Дома Синанджу. Сверившись с хронологической таблицей правления японских императоров, Римо пришел к выводу, что этот "недавний" инцидент произошел в 1282 году нашей эры. По словам Чиуна, японский император, прослышав о мудрости и чудесах Синанджу, послал к тогдашнему Мастеру эмиссара с просьбой помочь в одном трудном деле. Мастер не предполагал, с каким коварством и вероломством он имеет дело, пока не заметил, что его обокрали. Шпионы императора следили за его действиями, перенимая его приемы, и похитили у Синанджу искусство ниндзя, или бесшумного ночного нападения. - Значит, они заплатили ему за услуги и переняли какие-то приемы? - уточнил Римо. - Они украли то, что долговечнее рубинов, - отвечал Чиун. - Они похитили мудрость - ту самую, что я пытаюсь передать тебе и к которой ты относишься с пренебрежением. - С чего ты взял, папочка? - Ты не сознаешь степени вероломства японцев. Хорошо, что они не добрались до этого телевизора, а то бы скопировали и его. Японцам доверять нельзя. - Да уж, конечно. Если бы корейцы не проявили бдительность, японцы передрали бы всю великую корейскую электронную технологию. Когда по телевизору начался сериал "Пока Земля вертится", Римо вышел на улицу поискать рыжеволосую девушку, которая могла как оказаться, так и не оказаться среди живых. Пробираясь среди сгрудившейся возле двери толпы, Римо слышал обрывки фраз: "Это - никто, он работает на того... эй, не толкайся... эй, ты, убери руки... это не тот... это никто... тот там, внутри". Он бродил по полю фермера Тайруса, напоенному ароматами марихуаны и гашиша, переступая через лежавших на земле людей и рюкзаки. На краю поля он чуть не наступил на пук проводов, идущих к сцене, сооруженной на том месте, где когда-то росли тыквы. По бокам сцены стояли две высокие металлические башни. Деловито и энергично сновали многочисленные электрики, проверявшие и устанавливавшие аппаратуру. Лишь бороды и одежда несколько не соответствовали их деловитому виду. Возле сцены Римо заметил разметавшиеся по рюкзаку огненно-рыжие волосы. Сверху к ним прижималась голова с каштановыми волосами. Тела были укрыты одеялом и двигались. Он обошел двух девушек, откачивавших третью, которая никак не могла прийти в себя от ЛСД, подошел к двигавшемуся одеялу и стал ждать... И ждать... Под рыжими волосами не было видно лица. Римо решил подождать еще. Когда ему это надоело, он нагнулся и быстро пробежал двумя указательными пальцами по нижней части позвоночника верхнего тела. Он проделал это так быстро, что со стороны могло показаться, будто он поднял с одеяла листик. - У-у-у! - простонало в экстазе верхнее тело, как и ожидал Римо, однако движение под одеялом не прекратилось. Ну все, довольно. Он отпихнул в сторону обладателя коротких каштановых волос, чтобы взглянуть на лицо того, кому принадлежали длинные рыжие волосы. Это оказалась не Викки Стоунер. И вообще никакая не Викки. И не женщина, а мужчина. А женщина - с короткими каштановыми волосами - занимала верхнюю позицию. - Сделай так еще раз, - попросила она. Римо продолжил поиски Викки Стоунер, если она еще была в живых. Он осмотрел поле, проверил стоявшие вдоль дороги размалеванные автобусы. Время от времени он говорил встречным: - Я ищу девушку. Ей девятнадцать лет. Рыжеволосая. Веснушчатая. Зовут Викки. Никакой реакции. Затем мимо него проехал серый "линкольн континентал" За рулем сидел человек со шрамом. На заднем сиденье спала девушка с веснушчатой физиономией. Похожа. Римо заметил, что "континентал" припарковался на дороге в полумиле от него. Из него вышли четверо молодых людей и человек со шрамом и продолжили свой путь к "Норт-Адамс экспириенс" пешком. Крепкий тип со шрамом старался казаться дружелюбным; жестикулируя руками, он показал на башню слева от сцены. Он даже расчистил ребятам место, грубо распихав остальных. Римо последовал туда. - Я слышала, что "кто-то" в мотеле, - взволнованно воскликнула рыжеволосая девица. Это точно была Викки Стоунер. "Как быстро распространяются слухи!" - удивился Римо, хотя и раньше слышал, что в среде поклонников тяжелого рока новости распространяются быстрее скорости света и с удивительной точностью. - Он "кто-то", но мы пока не знаем кто, - добавил молодой блондин с индейской повязкой. По тому, как тот стоял, Римо заметил кое-что, не замеченное окружающими, потому что все замечали оружие лишь по его виду и очертаниям, а не по тому, как реагирует на него тело. Римо понял, что блондин вооружен и что он следит за Викки Стоунер. Крепкий мужчина к серой шляпе разглядывал левую башню. Кажется, он не вооружен. Но Римо почувствовал нечто странное в том, как он смотрел на башню, словно рассматривал ее как орудие разрушения. Римо молча сел возле Викки Стоунер и стал ждать. Поле Тайруса заполнялось. Повсюду раздавались многочисленные крики и приветствия, слышались гитарные аккорды. Над полем разносилась чья-то громкая песня, и, наблюдая за тем, как Викки Стоунер засыпает, Римо попытался разобрать слова: Раскрой глаза и облако всоси, Вихрись мой путь далек, И радостно всплакнем на посошок, Ведь завтра - лишь просроченный билет... Горит живот от химии любви. Тебя подачками стремятся удержать. Раскрой глаза, тебе ведь наплевать... Раскрой глаза и облако всоси. Римо поинтересовался у блондина с повязкой смыслом текста песни. - Понимай, как хочешь, старик. Как есть, так и есть. Не в кайф уточнять, врубаешься, чувак? - Конечно, - отозвался Римо. - Это - протест. - Против чего? - Против всего, старик, врубаешься? Против того, что затрахали окружающую среду. Против лицемерия, мужик. Против угнетения. - Тебе электрогитары нравятся? - спросил Римо. - Я от них тащусь. Гитары - кайф. - А ты знаешь, откуда берется электричество? - Это - карма, старик. - Нет, не из кармы, из генераторов, - сказал Римо. - Из природу загрязняющих, умопомрачающих генераторов. - Никогда такого не слышал, старик! - Какого? - Таких слов. Это - улет, старик! Лом. Генераторы - средозагрязняющие, умопомрачающие - генераторы. Кайф! Будучи не в состоянии использовать далее подобную лексику, Римо умолк. Он наблюдал, как мужчина со шрамом покрутился сначала возле одной опоры башни, затем - возле другой, но так ненавязчиво, что это выглядело, будто он просто болтается без дела. "Дэд Мит Лайс" должны были начать в семь вечера. В половине седьмого с такой громкостью, что можно было бы услышать и на дне болота, из динамиков разнеслось известие о сорокапятиминутной задержке. В семь сообщили, что все начнется не раньше, чем через час. В половине девятого объявили, что все начнется с минуты на минуту. В девять часов несколько ослепительных прожекторов обозначили сцену, отделяя ее от окружавшей темноты, и из динамиков прозвучало: "Вот они!" Раздались визга и стоны, но на сцене так никто и не появился. Потом в луче большого прожектора на сцене выросла виселица. Раскачиваясь на веревке, из темноты показалось тело. Оно дергалось, изображая судороги, причем таз двигался как при половом акте. Затем веревка оборвалась, и тело благополучно приземлилось на ноги, живое и невредимое, в белом трико с вырезом почти до лобка. На атласном комбинезоне висели куски сырого мяса, и сочившаяся кровь впитывалась в блестящую ткань. Микрофон на сцене был поднят до нужного уровня, и Мэггот провозгласил: - Привет, скоты! Вас тут как грязи. Как грязи в поле! Это было воспринято с энтузиазмом. Во время радостного улюлюканья Римо заметил, что блондин с индейской повязкой решил действовать. Оружием у него оказалось шило с маленькой ручкой. Только Римо было заметно его неожиданное движение в сторону Викки Стоунер, потихоньку просыпавшейся рядом. Римо предпринял контрдействия. Левой рукой он раздробил запястье нападавшего и резко развернул парня к себе Глаза блондина округлились от неожиданности сначала по поводу вдруг онемевшей в момент удара кисти руки, а потом по поводу того, что происходило у него в сердце. Хотя в нем уже ничего не происходило. Оно перестало биться. Превратилось в желе. Парень рухнул, изрыгая кровь, а толпа продолжала самозабвенно улюлюкать. Кто ползком, кто кувырком - на сцене появились участники группы "Дэд Мит Лайс". Ударник по совместительству должен был бить в гонг. Справа на обособленном участке сцены стояли рояль, орган и клавикорд, среди которых расположился другой член группы. Лохматый тип с духовыми инструментами тоже выполз на сцену. Толпа радостно приветствовала появление всех трех музыкантов "Дэд Мит Лайс". Мэггот взмахнул рукой, и они запели. Римо расслышал нечто связанное с красной кроватью, ра-ра-ра, чьей-то матерью, ра-ра-ра, черепахой и компанией. - Кайф! - взвизгнула Викки в ухо Римо, и тут возвышавшаяся слева башня задрожала от похожего на взрыв хлопка; затем раздался еще один хлопок, с нее посыпались люди, и башня стала падать, как молот, прямо туда, где вместе со всеми радостно прыгала и визжала Викки Стоунер. Толпа мешала свободному движению, поэтому Римо, схватив Викки, как буханку хлеба, прорвался среди людей, устремляясь туда, где, как он чувствовал, они будут в безопасности. Башня рухнула на землю всеми своими восьмью тоннами, с глухим ударом вбив в землю часть толпы шириной до десяти ярдов. Римо с Викки были целы и невредимы. Они стояли у основания башни, там, где она была перебита взрывом на высоте человеческою роста. Именно там, где приложил руку здоровяк со шрамом на лице. Со сцены по-прежнему неслось что-то про мать, кровать и черепаху. Та-ра-ра-ра! - Они не остановились! - крикнул кто-то. - Они продолжают играть! - Вперед, "Дэд Мит Лайс"! Да здравствует "Дэд Мит Лайс"! - проорал Мэггот, что было встречено радостными воплями, заглушившими стоны попавших под башню. - Царствуй вечно, "Дэд Мит Лайс"! - визжала Викки Стоунер. Римо схватил ее за шиворот и поволок с поля за ворота, где уже никто не собирал деньги за вход. - Убери лапы, свинья! - верещала Викки Стоунер, но Римо не отпускал ее. - Отвяжись от меня! - вопила Викки, пока не увидела, куда ее ведут. Они приближались к мотелю, где находился "кто-то". - Он хочет меня, а? - спросила она, часто дыша. - Это он послал за мной, да? Он послал за мной. Кто он? Не можешь сказать, да? А, у тебя есть ключ. Ключ от его номера. У тебя есть ключ от ЕГО номера! Римо уже не нужно было держать ее за шиворот. Викки Стоунер подпрыгивала от возбуждения. - А я подумала, что ты решил меня прикончить, - сказала она. - Я же не знала. Я поимела Нелза Борсона. Знаешь Нелза Борсона? Так вот, его. Было так клево. А потом всю "Гинденбургскую семерку". Прямо в аэропорту. Они ждали самолет. Я поимела их всех! Римо открыл дверь, и когда Викки Стоунер увидела тщедушного, но величественного корейца в темно-синем кимоно, сидевшего на циновке и медитировавшего, у нее вырвался тихий стон радости. Римо закрыл дверь. - О, какой кайф, какой кайф, слава тебе, вечная слава! - воскликнула она, опускаясь перед Чиуном на колени. Чиун позволил себе величаво заметить чье-то присутствие. Пораженная надменным величием его движений, Викки Стоунер уткнулась лбом в циновку. - Поучиться бы тебе у молодежи твоей страны, - сказал Чиун Римо. - Ты еще не знаешь, чего она хочет. - Ты - просто улет, - выдохнула Викки. - Эта малышка понимает больше тебя, Римо. - Славься вовеки! - не унималась Викки. - И она отдает мне должное. - Кто ты? - промолвила Викки - Мастер Синанджу. - Я балдею, Синанджу! Улет! - Видишь, Римо? - Она понятия не имеет, о чем ты говоришь, папочка. Она и слыхом не слыхивала о Синанджу. Вообще о Синанджу на Земле знает от силы с полдюжины человек, да и те помалкивают. - Бриллианты не менее ценны оттого, что они есть не у каждого, - сказал Чиун. - Спокойной ночи, - сказал Римо и отправился в ванную, чтобы найти вату и заткнуть уши, хотя и знал заранее, что это не поможет: от рева Мэггота и "Дэд Мит Лайс" дрожали стены и пол мотеля. А снаружи, в своем "континентале", сидел Уилли-Бомба Бомбелла - разочарованный гений, чьи надежды рухнули, мастер, чье детище оказалось уничтоженным судьбой-злодейкой. Башня упала как надо. Как замечательно она падала! Как красиво! И вдруг из толпы выныривает эта рыжая большеротая девка с похожим на гомика типом с широкими запястьями. Жива и невредима! У Уилли отняли миллион долларов. Этот тип украл кусок хлеба у детей Уилли, вытащил эти деньги у Уилли из-под подушки, залез к Уилли в дом и опустошил его карманы! Уилли должен расквитаться, несмотря на то, что мотель представлял собой ничтожную постройку, стены которой едва ли можно было назвать стенами, и держится-то все на штукатурке. Просто не с чем работать - это тебе не кирпич и даже не дерево. С деревом работать хорошо. Если все правильно сделать, от него разлетаются щепки, как осколки ручной гранаты. А этот мотель? Пустое место. Все равно что чистое поле взрывать. Эта мысль навела гений Уилли-Бомбы на размышления. Предположим, мотель - это поле, а комнаты - гигантские норки сусликов, до которых ему и надо добраться. Может быть сочетание ударной волны с осколками? Тогда он, возможно, прикончит девчонку. И получит миллион. Уилли открыл багажник своей машины и стал соединять провода, смешивать химикаты, собирая какое-то хитрое устройство. Он насвистывал мелодию "Работай и посвистывай" Краем глаза он заметил, как открылась дверь номера, где остановился вор. Белая полоска света упала на стоянку машин перед мотелем. Он увидел, как из двери вышел сам вор - тот самый парень с широкими запястьями, который спас рыжую. И этот тип имел наглость подойти прямо к Уилли. Уилли выпрямился. Он был выше этого малыша почти на шесть дюймов и весил фунтов на сто больше. - Чего надо? - спросил Уилли тоном, от которого у тех, к кому он обращался, непроизвольно опустошался либо желудок, либо мочевой пузырь. - Хочу тебя помучить, - спокойно ответил Римо. - Чего ты там сказал? - Я буду крошить тебя на мелкие кусочки до тех пор, пока ты не станешь умолять, чтобы я тебя прикончил. Что ты здесь делаешь? Поскольку Уилли не собирался просто так отпускать этого нахального придурка, он решил рассказать о своих планах. - Я хочу превратить в отбросы тебя, эту шлюшку и узкоглазого старикашку. - Правда? - искренне заинтересовался Римо. - И как же это ты собираешься сделать? И Уилли рассказал о своих трудностях из-за конструкции мотеля, о своей идее "чистого поля" и о том, как вслед за ударной волной, по его замыслу, последуют еще три взрыва, которые превратят обломки мотеля в смертоносные снаряды. - Довольно рискованно, - заметил Римо. - Часовые механизмы должны быть отрегулированы с точностью до секунды. - То-то и оно, что их нет. На часовые механизмы нет надежды. Взрывы произойдут от толчков, вызванных другими взрывами, вроде цепной реакции. - Замечательно, - согласился Римо. - Жаль, что ты уже этого не почувствуешь, ворюга, - с этими словами Уилли огрел - точнее, ему казалось, что огрел Римо по голове здоровенным кулачищем правой руки, но с ней вдруг произошла странная вещь. Рука словно угодила в расплавленный свинец, а он сам оказался на асфальтовом покрытии стоянки. Над его головой торчала выхлопная труба "континентала". Грудью он ощущал вибрации "Дэд Мит Лайс". Нос уткнулся в пропахший маслом асфальт стоянки. Расплавленный свинец будто полз вверх по правой руке. Он вскрикнул от боли и услышал, как вор говорит, что жгучая боль может прекратиться, если он заговорит, и Уилли решил все рассказать. - С кем ты работаешь? - Ни с кем. Что-то раздробило его локоть на мелкие кусочки, и Уилли снова вскрикнул, хотя на самом деле с его локтем ничего не случилось. Боль исходила от нервных окончаний. Если ими умело манипулировать, то они почти одинаково реагируют как на умелые пальцы, так и на перелом костей. Или на расплавленный свинец. - Ни с кем, клянусь! - А тот блондин? - Мне приказали прикончить только эту рыжую. - Значит, он не с тобой работал? - Нет, должно быть, он сам по себе. - Кто поручил тебе сделать это? - Просто голос в телефонной трубке. Я звонил в Чикаго. А-а-а! Хватит, не надо! Отпусти локоть. Я же ничего не скрываю! О, Господи, да кто ты - палач-мучитель, что ли? Я же говорю. Голос велел мне найти почтовый ящик. - И все? - Нет, он сказал, то Викки Стоунер должна быть здесь и что миллион долларов - не шутка. - А почтовый ящик? - спросил Римо. - Это было что-то вроде проверки, - сказал Уилли. - Там были пятьдесят тысяч и еще одно задание для меня. Насчет того парня, с которым мы были вместе. Мне заплатили, чтобы я с ним разделался. Наличными. Пятьдесят тысяч. Эй, ну хватит же, отпусти локоть! Уилли-Бомба Бомбелла чувствовал, как боль пронзает его плечо, потом - грудь. Он попытался объяснить устройство бомбы, но его не поняли, совсем не поняли. Чтобы остановить боль, он рассказал этому мерзавцу, как можно собрать простое взрывное устройство из того, что имелось у него в машине; он рассказал все честно, потому что готов был на что угодно, даже умереть, лишь бы прекратилась боль. Смерть и то лучше. Он чувствовал, как его запихивали в багажник, и потом наступила темнота, а машина подпрыгивала и тряслась имеете с бомбами, катающимися вокруг. Одна из бомб оказалась возле его правой ноги, и достаточно было лишь легкого удара, чтобы она взорвалась и покончила с этим подонком-мучителем. И Уилли ударил бомбу ногой. ГЛАВА ШЕСТАЯ Раскрой глаза и облако всоси, Вихрись мой путь далек... Бу-бум" "Да здравствуют "Дэд Мит Лайс"!" Потрясающе, старик! Сначала - эта башня, потом - какой-то взрыв неподалеку. Кайф! "Да здравствуют "Дэд Мит Лайс"!" В результате взрывов тела иногда расплющиваются воздухом. Но если тело движется вместе с ударной волной, оно становится похожим на снаряд, не менее грозный, чем пуля. Главное - ни на что не наткнуться. Когда машина взорвалась, Римо постарался ни за что не зацепиться. Он летел мимо березок, вращаясь как волчок, как пропеллер, понимая, что стоит ему задеть за что-нибудь хоть ладонью, его размажет по магистрали номер восемь, как сыр пармезан. Но ни того, ни другого не случилось. Зато именно во время этого стремительного вращения Римо на мгновение понял, что значит "всасывать облако". Правда, он и забыл об этом сразу же, как только кровь снова прилила к его голове. На следующее утро в офис доктора Харолда Смита поступили два сообщения. В одном, от Римо, говорилось о том, что Викки Стоунер находится под надзором и в нужный момент будет доставлена в сенат. Другое прислал из Люцерна, Швейцария, один клерк, подрабатывавший на сборе информации. Он сообщал, что специальный счет в одном из банков вырос с миллиона до полутора миллиона долларов. Со всех концов света раздавались телефонные звонки по поводу этого счета, все связанное с ним хранилось в глубокой тайне, но его аналитический ум подсказывал, что положенные в банк деньги предназначались для того, кто выполнит особое задание. Да, клерк слышал и о последнем телефонном звонке. Он был из Африки, звонил некто Ласа Нильсон. Клерк надеялся, что предоставленная им информация окажется в некоторой степени полезной. Нильсон. Нильсон... Смит уже слышал это имя, но где? Он справился в гигантском компьютерном комплексе в Фолкрофте, куда информация по крупицам поставлялась сотнями людей, не знавшими толком для чего, и лишь один человек имел к ней доступ - Смит. Ничего. Компьютер молчал. Однако у Смита почему-то появилось еще больше уверенности в том, что это имя ему знакомо. На его памяти было даже два имени. Ласа Нильсон и Гуннар Нильсон. И оба определенно ассоциировались с опасностью. Но почему? Как получилось, что ему они известны, а компьютеру - нет? Смит смотрел, как в лонг-айлендском заливе маневрирует кеч, и, наблюдая за этим старинным парусником, он вдруг вспомнил, где слышал о Нильсоне. Он позвонил по селектору своей секретарше. Мисс Стефани Хэзлит знала, что доктор Смит был необычным человеком, однако все научные работники отличались какими-то причудами. И все же это было чересчур. Раннее утро, а шефу вдруг понадобился какой-то старый приключенческий журнал, который можно найти в некой букинистической лавчонке в Манхэттене! Журнал необходимо достать сегодня же, и, если она не сможет заказать его по телефону, пусть прибегнет к помощи секретаря отдела исследований городской среды. Это было уж слишком даже для доктора Смита. А когда она отыскала по телефону магазин, где продавался этот журнал, доктор Смит велел ей съездить туда и обратно на такси. - В Нью-Йорк и обратно, доктор Смит? - Да. - Это будет стоить шестьдесят, семьдесят, а может, и восемьдесят долларов. - Возможно, - ответил доктор Смит. Когда она приехала в магазин, там запросили сотню долларов за журнал, стоивший два цента в 1932 году. Эти цифра, естественно, требовала некоторой корректировки, но не в пять же тысяч раз... Нет, это явно было чересчур. Как и обратный путь в Фолкрофт. Как и пробка на Уэст-сайдском скоростном шоссе. Чтобы отвлечься, она решила почитать журнал, который обошелся Фолкрофту почти в две сотни долларов, не считая ее дневной зарплаты. Он был ужасным. Отвратительным. Жутким. Первая статья была посвящена удавкам-гарроте. В ней рассказывалось, как и из каких материалов изготавливались наилучшие и о том, что, вопреки распространенному мнению, величайшими мастерами в этом виде убийства были вовсе не индусы - туги-душители, а румыны. В следующей статье американский маг Гудини говорил о том, что в его трюках на самом деле не было ничего нового, что они являлись лишь адаптацией техники японских ниндзя, перенятой у легендарнейших убийц древней истории - Мастеров Синанджу. Ну и что? Кому все это надо? Далее следовала статья об одной шведской семье. Однако вопреки ожиданиям в ней ничего не говорилось ни о сексе, ни даже о кулинарных секретах. Речь шла о графе и полковнике Нильсонах. От одних только рассказов про них могло стошнить. История этой семьи - величайших на земле охотников - уходила в прошлое на шесть столетий, в то время, когда Швеция была мощной военной державой. Представители этого семейства частенько оказывались по разным сторонам фронта, нанимаясь к тем, кто больше платил. Они убили польского принца, буквально превратив его ложе в утыканную шпагами могилу, и не позаботились о том, как разобраться между собой претендентам на престол. Один бургундский герцог нанял их убить младенца, который через два десятилетия мог заявить о своих правах на Бургундию, однако отец ребенка тоже нанял их, чтобы упрочить шансы своего сына. Младенец утонул во время купания. Когда герцог узнал, что такая же цена была назначена за его голову, он попробовал откупиться от семейства Нильсонов. Но отец утонувшего ребенка был настолько взбешен, что поднимал цену до тех пор, пока герцог уже не мог заплатить больше. Зная о славе Нильсонов, герцог благоразумно предпочел повеситься. Разумеется, говорилось в статье, это было давным-давно, и нынче уже ни Швеция, ни Нильсоны никому не угрожают. В это было легко поверить, глядя на умилительную фотографию светловолосых братишек Нильсонов, сидевших верхом на п