означало убивать, да будет так. Подозвав наблюдавшего, чтобы тот присоединился к ним, Муллин попробовал рукой лезвие ножа и шепотом проговорил: - Ладно, ребята. Вперед! Услышав звук открывающейся двери и увидев выражение лица Соркофского, Бехенбауэр вскочил со стула и повернулся к двери. Времени сосчитать ворвавшихся в комнату у него не было. Схватив стул, он швырнул его в одного из нападавших. Тот увернулся, но все же получил удар по руке выше локтя и вскрикнул не то от боли, не то от ярости. Немец лихорадочно схватился за револьвер, но тут же получил удар ножом: как раз под ремень, точно в пупок. Когда лезвие, вспарывая живот, пошло влево, второй нож вонзился ему в горло, оборвав не успевший вырваться крик боли. По всему его телу разлилась вялость и оцепенение. Ноги вдруг стали будто чужими. "Сейчас я упаду", - подумал он, - но вместо этого почувствовал, что словно погружается в какой-то густой туман. "Скоро, - мелькнула мысль, - теперь уже скоро... я... буду... дома ...". Бехенбауэр стоял спиной к Соркофскому, и тот не мог видеть, что с ним случилось, но когда немец мешком свалился на пол, Соркофский мгновенно распознал то, с чем сталкивался множество раз: это была смерть. Подавшись назад вместе со стулом, он уперся ногами в край стола и своей мощью толкнул его от себя. Легкий письменный стол скользнул по комнате, ударив в спину уже мертвого Бехенбауэра, но вместе с тем сбил с ног и одного из террористов. Оставалось разобраться с четырьмя. Не защищенный больше столом, Соркофский вскочил со стула и схватился за висевшую на боку кобуру. При этом он даже удивился, насколько четкими и выверенными были все его движения. Он точно знал, что именно нужно делать, и понимал, что, если сумеет выполнить все, как надо, у него есть шанс спастись. Он уже поднимал руку с пистолетом, когда его настиг удар ножа. Один из чернокожих полоснул его по руке чуть ниже локтя. Пальцы его разжались, и пистолет упал на пол. Но в тот же момент Соркофский левой рукой схватил террориста за горло и, подняв как игрушку, швырнул в другой конец комнаты, где тот врезался в другого негра, и они оба грохнулись на пол. Соркофский метнул взгляд на свой пистолет, но перед глазами его мелькнула обутая в солдатский ботинок нога, отбросившая оружие в сторону. Он вскинул глаза и увидел стоявшего перед ним невысокого белого. - Здоровый ты малый, - проговорил Муллин. Соркофский не понял его слов, но, увидев усмешку на лице этого человека и бросив взгляд на лежавшего на полу истекающего кровью Бехенбауэра, вдруг взревел каким-то утробным голосом, слив в этом звуке всю свою ярость и боль, и, повинуясь идущему из самой глубины сознания сигналу, выбросил вперед левую руку и схватил англичанина за подбородок. Силой, умноженной болью и отчаянием, Соркофский оторвал коротышку от пола и двинулся к стене с намерением размозжить о нее голову этого человека. "Пусть я умру, - подумал он, - но и этого мерзавца прикончу". Муллин заорал, и раньше, чем Соркофский дошел до стены, его настигли двое чернокожих. Падая, он выпустил Муллина, а когда, потряся головой, пришел в себя, увидел, что тот опять стоит перед ним. - Вставай, бык, - проговорил Муллин, - Мне для тебя даже нож не понадобится. Соркофский, с безжизненно повисшей рукой, поднялся на ноги. И в этот момент Муллин твердым, острым носком ботинка нанес ему удар в солнечное сплетение. Однако русский, вместо того чтобы свалиться, взревел и бросился на Муллина, но не успел он дотянуться до англичанина, как тот резким движением всадил нож в живот, и Дмитрий Соркофский, с остекленевшими глазами, повалился на пол. В комнате воцарилась мертвая тишина. - Все в порядке, ребята, - сказал Муллин, хотя дело было сделано не с такой легкостью, как он рассчитывал и как бы ему хотелось. Этот чертов русский буйвол доставил им гораздо больше хлопот, чем они ожидали. Тем не менее террористы своего добились. Офицеры, ответственные за безопасность Олимпийских игр, были убиты. Теперь весь мир узнает, что террористы не шутят. Зазвонил телефон на маленькой полочке возле того места, где раньше стоял стол Соркофского. Муллин быстро проговорил: - Ладно, ребята, пошли отсюда. - А когда все вышли наружу, добавил: - Следующий - американец. Этот Римо Блэк. ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ Джози Литтлфизер подошла к бревну для выполнения третьей попытки, и толпа присутствующих на предварительных состязаниях по гимнастике замерла. Джози уже сделала то, чего еще никогда не удавалось ни одной американской гимнастке: в двух попытках на предварительных состязаниях получила оценки десять баллов. Римо удовлетворенно кивнул, увидев, как она уверенно запрыгнула на снаряд, и, переполненный чувством небывалой радости, едва не переходящей в физическое наслаждение, стал наблюдать за тем, как она проделывала все эти повороты, прыжки и сальто, а завершила выступление пируэтом в полтора оборота, после чего зрители, вскочив на ноги, заревет в знак одобрения малоизвестной американской гимнастки. Джози подбежала к Римо и стиснула его в объятиях. - Ты была великолепна, - сказал он. - Благодаря тебе, - ответила она. Римо посмотрел через ее плечо в дальний конец зала, где появились флажки с оценками ее выступления. Толпа разразилась еще более громкими криками и аплодисментами. - Опять десятка? - спросила она. - Иначе и быть не могло, - ответил Римо. - А теперь выйди и поклонись публике. Тебя вызывают. Джози выбежала в центр устланной матами площадки, медленно поворачиваясь, помахала зрителям, одарила их радостной сияющей улыбкой и, бегом вернувшись назад, села рядом с Римо на скамейку возле трибуны. - А ты когда выступаешь? - спросила она. Римо об этом даже думать забыл. А ведь его первый забег тоже должен был состояться сегодня. Возможно даже, что его уже ищут. Пропустить это соревнование и огорчить Чиуна означало бы потом бесконечно выслушивать его сетования по этому поводу. Римо поднял глаза и увидел Чиуна, который направлялся к ним с суровым выражением на морщинистой физиономии. - Сегодня, - сказал Римо. - Но ты не приходи. А то я стану нервничать. Она снова заключила его в объятия. - Желаю удачи, хотя ты в ней не нуждаешься. А мне еще надо кое с кем поговорить. Как только она отошла, Римо поднялся навстречу Чиуну. - Все в порядке, Чиун. Все в порядке. Я успею к старту. - Ты нашел, кто подложил бомбу? - спросил Чиун. - Ага. Они из команды Барубы, - ответил Римо. - И ты сообщил начальнику службы безопасности? - Не совсем. - Как это - не совсем? - спросил Чиун. - Я сказал тому парню, что за нами следил. И попросил его доложить своему боссу. - И после этого ты пришел сюда смотреть выступление этой женщины? - Ты знал про нее? - спросил Римо. - Как же я мог о ней не знать? - воскликнул Чиун. - Беспорядок в твоей голове и твоем сердце производил такой шум, что я глаз не смыкал с тех пор, как ты встретил эту женщину. Но дело сейчас не в ней. - А в чем? - Убит начальник службы безопасности. Я только что слышал, - сказал Чиун. - Очевидно, твое сообщение о террористах до него не дошло. - Проклятье! - вырвалось у Римо. Ответственность за это ложилась на него, и почувствовал он себя мерзко. Вообще-то на нем лежала ответственность за смерть многих людей, но то все делалось по плану, а это произошло из-за его небрежности. Он взглянул на Чиуна. - Пойдем к этим чертовым террористам и покончим с ними раз и навсегда. Чиун поднял руку. - Нет. Я сам пойду и разыщу их. А ты будешь делать то, для чего сюда приехал. Ступай на стадион и одержи победу. И пока не победишь, все остальное выброси из головы. - Чиун... - Ш-ш! Это очень важно. Ты должен победить. Это пока еще не золотая медаль. Это всего лишь предварительные состязания. Но ты выиграешь. И установишь мировой рекорд. Не надо очень высокого рекорда, достаточно самого маленького. Побереги силы на дальнейшее. Но помни: не выступай перед телевизионщиками, пока я не вернусь. Это очень важно, потому что ты, скорее всего, наговоришь всяких глупостей. Делай, что тебе говорят. - Хорошо, Чиун, - ответил Римо, и они двинулись в разные стороны: Чиун - на поиски террористов, Римо - устанавливать рекорд. Бежать предстояло на 800 метров. Римо успел в самый последний момент - его уже чуть было не сняли с соревнований - и встретил враждебные взгляды других американцев, участвующих в забеге. Первой его мыслью было помахать рукой доктору Харолду В. Смиту, который, должно быть, в этот момент сидел дома у телевизора, но потом он передумал. Смита уже и без того, наверное, хватил удар, когда он увидел, как Джози Литтлфизер бросилась обнимать Римо после своего выступления на бревне. На Римо были все те же брюки из грубой хлопчатобумажной ткани и кожаные туфли. Один из судей обратился к нему: - Где ваша спортивная форма? - На мне, - ответил Римо. - Я представляю клуб завода "Резец и плашка" из Сикокуса, Нью-Джерси. Судья недоверчиво крутнул головой и отошел в сторону. Римо стоял на четвертой дорожке, рядом с бегуном из Восточной Германии Гансом Шлихтером, тем самым, который видел Римо в гимнастическом зале, когда он показывал Джози Литтлфизер, как выполнять упражнения на бревне. Немец слегка подался к нему и сказал: - Мы ведь ничего не имеем друг против друга, правда? - Конечно, - ответил Римо. - В духе олимпийских традиций. - Правильно, - сказал Шлихтер. Спортсмены заняли исходную позицию, все, кроме Римо, который предпочел просто стоять у стартовой линии. Когда прозвучал сигнальный выстрел, Шлихтер, вместо того, чтобы рвануть вперед, метнулся вправо. Это дало возможность другому немцу из Восточной Германии выбежать на его дорожку и таким образом зажать Римо между собой и третьим восточным немцем, бежавшим слева от Римо. Римо начал бег не спеша, в то время как двое немцев все время виляли туда-сюда, толкая его и зажимая между собой. Один из них, резко выбросив вперед ногу, попытался достать шиповкой правую икру Римо, но тот увернулся. Впереди с большим отрывом лидировал Ганс Шлихтер, и, когда он, срезая на повороте угол, оглянулся, на его физиономии совершенно ясно можно было прочесть: "Извини, приятель, но такова спортивная жизнь". И Римо разозлился. Заработав руками, он поддал ходу и сначала левым локтем ткнул одного немца под ребро, чем тотчас же сбил ему дыхание, а правым кулаком нанес удар вниз, в левое бедро того, который бежал справа. Немец, вскрикнув, замедлил бег, однако потом, преодолевая боль, стал увеличивать скорость. Но было уже поздно. Римо бежал впереди, настигая Шлихтера и трех американцев, которые шли за лидером из Восточной Германии вторым, третьим и четвертым номером. "Что ж это такое творится в спорте?" - сам себе задал вопрос Римо, на бегу покачав головой, и, отбросив мысль о том, что обязательно должен выиграть, поставил перед собой единственную цель: вывести из строя этого немецкого сосунка. Теперь, когда ему никто не мешал, Римо легко нагнал троих американцев на середине второго, последнего круга. Когда он обошел их, толпа на трибунах заревела. Шлихтер решил, что это поддерживают его, пока не увидел поравнявшегося с ним Римо. Выкатив глаза, он напряг все силы и попытался оторваться от Римо, но тот без всяких усилий продолжал идти наравне с ним. - Все коммунисты - дерьмо, - бросил Римо. Шлихтер не обращал внимания. - Ты похож на Гитлера. Вы не родственники? - продолжал Римо. Шлихтер метнул на него горящий ненавистью взгляд. Они были уже у самой финишной прямой, и тут плавный размеренный шаг Шлихтера стал сбиваться. Римо почувствовал, что их догоняют американцы. - Твоя мама по-прежнему крутится у Берлинской стены? - бросил Римо, подстраивая свой легкий шаг к шагу изнемогающего Шлихтера. Шлихтер повернул голову и прошипел: - Американский ублюдок! Шлихтер попытался сосредоточиться на беге, но трое американцев были уже рядом. - Гончий пес мясников-коммунистов, - сказал Римо. - Вспомни Венгрию, Чехословакию. Свободу Польше! И тут случилось невероятное: Шлихтер остановился и бросился на Римо с кулаками. Римо увернулся и сойдя с дорожки, отбежал от немца, глядя, как в этот момент трое американских бегунов почти одновременно пересекли финишную черту. И только когда рев толпы оповестил о том, что состязание завершилось, Римо понял, что выбывает из дальнейших соревнований и теперь будет вынужден объясняться с Чиуном. Оставшийся позади Шлихтер даже не пытался добежать до финиша. Перейдя на шаг, он сошел с дистанции и присоединился к товарищам по команде, которые тоже проиграли забег. Увидев, что они смотрят на него, Римо сделал им приветственный жест. Затем он поздравил пришедших первыми американцев, и один из них обнял его. - Здорово ты его уделал, парень. А ведь мог выиграть, как пить дать. Скажи, в чем дело? - А, ребята, вы это заслужили, - ответил Римо. - К тому же вы стареете. Это ваш последний шанс. А я через четыре годика снова буду участвовать. Может быть, даже куплю спортивные тапочки, и тогда мне не будет равных. Все трое, лет на пятнадцать моложе Римо, захохотали. - Да, но мы в этот раз получим медали. А что получишь ты? - Удовлетворение, - ответил Римо. - Это все, что мне нужно. Затем обернулся и увидел Джози Литтлфизер, которая стояла в толпе, стекавшей на беговую дорожку. В ее взгляде он прочел боль и огорчение, что разочаровал своим поражением, - но даже это не могло заставить его пожалеть о случившемся. Он пошел к ней и окликнул ее: - Джози! Но она отвернулась и, ринувшись напролом сквозь толпу, стала быстро удаляться. - Джози! - крикнул он еще раз, но она не остановилась. Первой его мыслью было, что через некоторое время она успокоится, но тут же пришла другая: "Ну, а если нет, пусть катится ко всем чертям". И вдруг вспомнил, что, пока он тут стоит, размышляя о превратностях своей спортивной карьеры, Чиун охотится за убийцами. "И черт побери его тоже, - сказал про себя Римо, - если он не оставит кого-нибудь на мою долю". ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ Народ стекался в центр Олимпийской деревни, туристы и спортсмены переходили с одной спортплощадки на другую, из одного спортзала в другой, но Джек Муллин их не замечал. Все его внимание было обращено на милицию и солдат, которые во множестве мелькали среди толпы, вглядываясь в лица, будто ища кого-то. Муллин начинал нервничать. Подозвав своих помощников поближе, он сказал: - Кажется, ребята, пора нам разложить по местам наши пакетики и сматываться. Согласны? Он пробежал взглядом по равнодушным лицам. Ни у кого не дрогнул ни один мускул. - Слишком много милиции, придется поторопиться. Разложите свои подарочки, как договорились, а я буду искать американца. Когда управитесь, встретимся на большой арене, там, где проводятся состязания штангистов. А теперь расходимся. И четверо его сообщников поспешили прочь, а он двинулся в другую сторону - на поиски Римо. Выходило так, что события развивались несколько быстрее, чем предполагалось, но это не беда. Муллин знал, что хороший командир - это тот, кто умеет перестраивать планы в зависимости от создавшейся ситуации. План - вещь хорошая, но выполнение его от "А" до "Я" возможно только в неком герметическом и замкнутом пространстве, а ему приходилось действовать в совершенно иных условиях. Муллин терялся в догадках, где искать Римо. На стадионе он его упустил. Но он найдет его и убьет - и этим поставит точку. И тогда он со своими людьми отправится домой, и, если дальше все пойдет как надо, мятежный Джимбобву Мкомбу будет иметь хорошие шансы свалить правительства Родезии и ЮАР. А потом Джек Муллин свалит Мкомбу. "Теперь уже скоро, - подумал он. - Но сперва этот Римо Блэк и старый азиат". Четверо мнимых спортсменов из Барубы, с набитыми взрывчаткой спортивными сумками, пробивались сквозь толпу, заполнившую Олимпийскую деревню. И вдруг они остались втроем. Один из них, тот, который выдавал себя за Самми Уоненко, вдруг почувствовал, как чья-то рука схватила его сзади за шею. Он хотел было крикнуть, чтобы позвать товарищей, но не смог издать ни звука. Когда рука его отпустила, он обернулся и увидел стоящего перед ним низкорослого пожилого азиата. - Где ваш главарь? - спросил Чиун. - А кто ты такой, чтобы это знать? Чиун объяснил, кто он такой, шлепнув африканца правой рукой по щеке. Ничего подобного негру не довелось испытать даже во время его сегодняшнего короткого поединка на ринге, который закончился для него нокаутом в первом раунде. Лицо его точно вспыхнуло огнем, ему даже показалось, будто кожа на правой щеке вздулась волдырем и лопнула. Затем Чиун приблизился к нему вплотную, погрузил левую руку ему в живот, и африканец мгновенно назвал лейтенанта Муллина, описал, как тот выглядит, рассказал, куда и зачем тот пошел, а также и о том, что его сообщники вот-вот подложат бомбы в общежитие, где разместилась американская команда, после чего повалился бесформенной грудой на тротуар и умер. Чиун двинулся прочь. Куда идти? За теми тремя американцами с бомбами или за Джеком Муллином? Чиун остановился на Муллине. В общежитии в этот момент было пусто, и в ближайшее время опасность никому не грозила. А для Римо Муллин мог представлять опасность, особенно если молодой ученик Чиуна все еще бродит где-то с головой, затуманенной мечтами об индеанке. Муллина Чиун увидал у входа в один из спортзалов, пробравшись сквозь толпу, обогнал его и, не оглядываясь, пошел впереди, чтобы англичанин подумал, будто сам обнаружил Чиуна. И Муллин увидел и узнал азиата по его парчовому одеянию. - Эй, старина! - окликнул он Чиуна. Чиун обернулся и посмотрел на Муллина. Лицо его оставалось бесстрастным. Муллин выхватил из кармана нож и, приставив его к животу Чиуна, приказал; - Топай вдоль здания. Они оказались у прохода, заставленного большими мусорными контейнерами. Муллин подтолкнул Чиуна вперед, и тот повиновался все с тем же бесстрастным взглядом. "Не удивительно, что азиатов называют загадочными", - подумал Муллин. Когда они вышли из поля зрения толпы, он спросил: - Где американец? Чиун не отвечал. - Ну, ты, косоглазый придурок, где он?! Опять молчание. Муллин втянул в себя воздух и полоснул Чиуна ножом по горлу. Мимо. Это было невероятно. Муллин полоснул еще раз. Опять мимо. Совершенно невероятно! Старый дурак стоял на том же месте. Он даже не шевельнулся. Как же Муллин мог промахнуться? Или он все же шевельнулся? Муллин снова полоснул ножом, на этот раз пристально следя за азиатом. Теперь ему удалось уловить едва заметное движение: словно старик в какую-то долю секунды сместился с траектории удара ножа, а затем вернулся в прежнее положение. Муллин сунул нож в карман и выхватил пистолет 45-го калибра. С шутками пора было кончать. - Ладно, старик. В последний раз спрашиваю: где американец? Молчание. Муллин нажал курок. Выстрел гулко отозвался в пустом проулке. Мимо. - Черт! - вырвалось у Муллина. Как он мог промахнуться?! Не мог же этот старик увернуться от пули! Или мог? Он выстрелил еще раз. Старик продолжал стоять, целый и невредимый. Муллин посмотрел на пистолет, словно тот был виноват в том, что происходит, потом снова на старика. Загадочные? - Нет. Они просто сверхчеловеки. И тут Муллин почувствовал совершенно непривычное для него ощущение: страх. Потеряв над собой контроль, он повернулся и пошел назад, сначала медленно, потом быстрее и быстрее и почти побежал, проклиная в душе себя за то, что пустился наутек от какого-то хилого старика. Но это был непростой старик. Улыбнувшись, Чиун двинулся следом. Он заставил Муллина забыть о поисках Римо и поспешить к своим сообщникам. Теперь Чиун возьмет их всех сразу и подержит до возвращения Римо, которому, конечно, понадобится задать им какие-то вопросы и сделать массу других глупостей. Но сегодня Чиун все это перетерпит, потому что скоро Римо выиграет для него золотую медаль. Чиун надеялся, что Римо победил в этом предварительном забеге, не пуская в ход все свои возможности. Ему хотелось, чтобы Римо подходил к мировому рекорду постепенно и побил бы его в финальном забеге, завоевав олимпийское золото. Муллин несся на предельной скорости. Но вместе с тем не оставлял попытки найти хоть какое-то разумное объяснение случившемуся. И вместе с тем обрести контроль над своим телом, которое продолжало мчаться вперед, несмотря на посылаемую мозгом команду остановиться. Ощущение панического страха, заставившего его мчаться прочь от старого китайца, было совершенно чуждо Муллину. Постепенно одолевая чувство страха, он приходил в себя. "Как только найду ребят, - сказал себе Муллин, - сразу же займемся этим китаезой и американцем", затем посмотрел на часы. Взрывчатка к этому времени уже должна была быть заложена, и люди должны были ждать его на главной спортивной арене, где проводились состязания тяжелоатлетов. Он уже не бежал, а шел шагом, чувствуя, что вновь обретает контроль над своим телом... за исключением шеи. Ему почему-то никак не удавалось повернуть голову, чтобы посмотреть назад. Римо пробирался сквозь толпу, разыскивая Чиуна, хотя, думалось ему, лучше бы им больше вовсе не встречаться, чтобы не пришлось рассказывать Чиуну о сегодняшнем забеге, в результате которого Римо выбыл из борьбы за олимпийскую медаль. Подойдя к главной спортивной арене, Римо краем глаза заметил, как у входа в здание мелькнуло и исчезло что-то синее. Узнав парчовое одеяние Чиуна, он двинулся туда. Натирая свои мощные бедра с внутренней стороны магнезией, Алексей Васильев услыхал голос тренера: - У тебя самые большие шансы на победу, Алексей. Больше, чем когда бы то ни было. Васильев хмыкнул. Одного этого звука было достаточно, чтобы свалить с ног кого угодно. В нем было метр девяносто росту и сто пятьдесят пять килограммов весу, и на двух последних Олимпиадах он был чемпионом среди штангистов супертяжелой категории. Но сегодня он нервничал. Ему было тридцать восемь лет, и мышцы, сухожилия и связки уже не восстанавливались после растяжений так быстро, как прежде, кроме того, он чувствовал, что в затылок ему дышит новое поколение штангистов, которые наконец поняли, что Васильев всего лишь обыкновенный человек, которого тоже можно победить. Раньше он презирал борьбу за мировые рекорды. Он никогда не стремился установить мировой рекорд. Он всегда стремился просто победить. Тем не менее все рекорды принадлежали ему. Но сейчас, в тридцать восемь лет, когда он утратил былое хладнокровие, ему требовался мировой рекорд. Ему нужно оставить после себя такой результат, который оказался бы недостижим для нескольких поколений тяжелоатлетов, давая ему гарантию, что даже после того, как одряхлевшее тело откажется повиноваться ему и он проиграет соревнования, его правительство не поступит так, как поступило со многими проигравшими спортсменами в прошлом, лишая их квартир, машин и отправляя на жительство в такие места, где человек не мог существовать. Они будут и впредь чтить его рекорды. Среди спортсменов ходила такая поговорка: "Тренировки - занятие тяжелое, но долбить лед в Сибири еще тяжелее". А тренер продолжал бубнить: - У тебя самые большие шансы, Алексей. Самые большие. Его главным соперником сегодня был американский штангист, одержавший победу в телевизионное конкурсе "Мистер Богатырь", завоевавший этот титул, втащив на гору холодильник. Тот факт, что десятки грузчиков Сан-Франциско каждый день проделывают подобные вещи, жюри, по-видимому, не учло. Однако, несмотря на свое неоправданное звание, американец был сильным соперником, и Васильев это понимал. - Я должен победить, - пробормотал он. - Конечно, ты победишь, - подхватил тренер. - Это моя последняя Олимпиада, - сказал Васильев. - Я выиграю у этого американца. Я не уроню честь советского спортсмена. При этом он внимательно посмотрел на тренера, дабы убедиться, что тот верно воспринял его слова, которые потом должен будет передать секретным службам, неусыпно следившим за каждым шагом и словом спортсменов. - Ты победишь во имя нашей великой Родины, - сказал тренер. "И во имя своего благополучия", - мысленно добавил Васильев. Пора было выходить. Васильев под гром аплодисментов ступил на помост. Лицо его оставалось каменно-неподвижным, он привычно не обращал внимания на зрителей, сосредоточившись исключительно на лежавшей перед ним штанге. Ее вес равнялся двумстам семидесяти килограммам, и публика взволнованно загудела. Васильеву предстояло взять этот вес в толчке, что превысило бы все чьи-либо прежние достижения. Это было все равно что пробежать 1800 метров за три минуты. Сделав несколько равномерных глубоких вздохов, Васильев наклонился, опустил ладони на холодный гриф, привычно перебрал пальцами для более удобного охвата и стиснул его. Затем на одном мощном выдохе вскинул штангу на грудь. Снова сделал глубокий вдох и почувствовал, как взмокли ладони, - штангу нужно было тотчас же вытолкнуть вверх, пока она не выскользнула из рук. Резко выдохнув, он толкнул штангу, но, прежде чем успел зафиксировать локти, штанга выскользнула и с грохотом упала на деревянный помост перед ним. Васильев про себя выругался. Первая из трех попыток не удалась. Чувство облегчения, которое Муллин ощутил, подходя к главной спортивной арене, вызвало в нем досаду. Это позор, думал он, что офицер, имевший награды за службу в военно-воздушных силах ее величества, спасается бегством от какого-то старика, надеясь на помощь четверых черномазых солдат опереточной армии, и, оказавшись вблизи от них, чувствует облегчение. Ему стало стыдно. А всему виной был этот китаец. Муллин остановился перед входом в здание и громко выругался, пытаясь таким образом обрести решимость для того, чтобы повернуть назад и, снова встретившись с китайцем один на один, разорвать его на части. Но внутренний голос подсказывал ему, что этого делать не стоит, и Муллин, открыв дверь, вошел в огромный зал и огляделся в поисках сообщников. Но их нигде не было. На помосте он увидел спортсмена, в котором сразу узнал Алексея Васильева, самого сильного человека в мире. Этот Алексей Васильев - с огромным животом, в котором сосредоточивался центр тяжести спортсмена, что являлось очень ценным качеством для тяжелоатлета, поднимал вес, не доступный ни одному человеку. "Однако, - подумал Муллин, - я бы спокойно уложил его один на один. А вот с этим... старым тощим китайцем..." Муллин двинулся вдоль стены за спинами зрителей. И вдруг услышал громкий выдох и удар штанги о помост. Взглянув на спортсмена, он увидел на его лице выражение горькой досады из-за неудавшейся попытки взять вес. "Ничего, Алексей, - мысленно проговорил он. - У всех нас бывают неудачные дни. Мы с тобой лучше всех, просто у нас сегодня неудачный день". И вдруг у него словно камень с души упал. Просто неудачный день - вот и все. Может, даже просто неудачная минута. Да, именно так. При этой мысли он вновь обрел способность управлять своей шеей и обернулся назад. То, что он увидел, заставило кровь похолодеть в его жилах. Опять этот проклятый китаец! Он стоял возле самой двери и смотрел на Муллина своими холодными светло-карими глазами. - Будь ты проклят! - воскликнул Муллин, но его никто не услышал, поскольку Васильев снова подошел к штанге. Муллин побежал. Васильев готовился к новой попытке взять вес. Это была третья попытка - его последний шанс. Тренер хотел, чтобы он отдохнул перед последней попыткой, но Васильев только отмахнулся от наставника и, обойдя вокруг штанги, замер, уставившись вперед, в пространство поверх голов зрителей. "Надо ее взять, - сказал он себе. - Вперед. Теперь или никогда". Ладони его взмокли, а когда он наклонился и положил их на холодную рифленую сталь, то впервые за долгие годы ощутил неприятный холодок под ложечкой. Муллин бежал вдоль стены, приближаясь к помосту с левой стороны, туда, где находился боковой выход. Народу было много, и Чиун не мог проскочить через густую толпу, не причинив при этом никому вреда. Тогда он бросился вдоль правой стены. Он увидел, как Муллин выскользнул в боковую дверь. Последовать за ним можно было только одним путем: через помост. Римо вошел в зал в тот момент, когда Чиун вспрыгнул на помост. Римо увидал, как он застыл перед преградившим ему толстым телевизионным кабелем, затем схватил его своими маленькими ручками и спокойно разорвал дюймовой толщины жилу надвое. Полетели искры. Закричали телеоператоры. Не обращая ни на кого внимания, Чиун бросился дальше, - и в этот самый миг Васильев поднял двухсотсемидесятикилограммовую штангу на грудь. Сделав глубокий вдох, Васильев ощутил внезапный прилив энергии, взрывом выдохнул и, толкнув штангу, зафиксировал ее над головой. Как глупо было нервничать! Кто еще, кроме него, мог поднять этот вес и с такой легкостью его удержать! Публика разразилась приветственными криками, и Васильев, что случалось с ним редко, в ответ на это слегка улыбнулся, продолжая держать штангу над головой в ожидании сигнала, который должны были подать судьи по истечении времени, необходимого для того, чтобы вес был засчитан. И тут он увидел, что зрители смотрят куда-то вправо. Васильев глянул туда, куда были устремлены взгляды людей, и увидел бегущего по помосту азиата в синем одеянии. Пошатываясь под тяжестью штанги, Васильев сделал два шага наперерез бегущему. Как посмел этот маленький человечек испортить величайший момент в его, Васильева, жизни?! И Васильев встал, загородив азиату дорогу. - Как ты смеешь?! - заревел он. То, что случилось дальше, было невероятно, и назавтра, в больнице, Васильев этого никак не мог объяснить. Он услыхал, как азиат на безукоризненном русском языке сказал ему: "Прочь с дороги, невежественный пожиратель мяса!" - после чего Васильев оказался в воздухе - и он сам, и двухсотсемидесятикилограммовая штанга, которую он держал: тщедушный азиат без видимых усилий поднял все это и, отшвырнув в сторону, бросился дальше, при гробовом молчании оторопевшей публики. Римо от души веселился, наблюдая, как Чиун, приподняв над мостом многопудового Васильева вместе со всем железом, отшвырнул его с дороги, будто тот весил не больше детской туфельки. Штанга, выскользнув из рук спортсмена, упала рядом, так что приземлились они порознь. Трудно было сказать, кто из них взлетел выше: Васильев, оставшийся затем лежать неподвижно, или штанга, которая со звоном покатилась по помосту. Римо бросился бегом вдоль стены с левой стороны, и они с Чиуном встретились у боковой двери. Выскочив на улицу, Джек Муллин увидел своих людей. Почему-то их было только трое. Эти придурки, как всегда, перепутали его указание. Он велел им ожидать его в заднем конце зала, а они решили, что должны, встретиться с ним позади здания снаружи. Придет время, и он спустит с них за это шкуру. Увидав Муллина, они бросились к нему. Каждый держал в руке пистолет. - Сейчас появится азиат, - сказал Муллин. - Как только высунется в дверь, кончайте. Взрывчатку заложили? - Да, лейтенант. Все четверо направили пистолеты на дверь. Муллин почувствовал, что ладони стали мокрыми и скользкими. Лоб тоже покрылся испариной, и она каплями падала с бровей. - Ну, давай, - бормотал он, не сводя глаз с закрытой двери. - Выходи, и кончим это дело. - Они, наверно, ждут снаружи, - сказал Чиун. - Ну и что? - спросил Римо. - Если они начнут стрелять, пули могут попасть в кого-нибудь из зрителей. Смиту это может не понравиться, - сказал Чиун. Римо, секунду подумав, кивнул. - Ладно. Тогда лезем наверх. Ухватившись за веревку, свисавшую из окна второго этажа, он, точно дрессированная обезьяна, полез вверх, перехватывая одними руками. За ним, не отставая, последовал Чиун. - Ну, где же они, лейтенант? - спросил Муллина один из сообщников. - Он выйдет через эту дверь, - ответил Муллин. - Другого выхода нет. - Неужели? - раздался за спиной Муллина голос Римо, а когда англичанин обернулся, добавил: - Не ждали? Это вам сюрприз. Увидев стоявшего рядом с Римо Чиуна, Муллин в тот же миг лишился самообладания. - Убейте их! Убейте их! - завопил он. Все четверо подняли пистолеты, но, прежде чем кто-либо успел нажать курок, Римо и Чиун оказались между ними, и стрелять, без риска попасть в кого-либо из своих, было невозможно. Тогда все четверо террористов выхватили ножи. Вернее, трое. Потому что один из них уже занес было руку с ножом, но кисть его столкнулась с направленным вниз ребром ладони Чиуна, который ударил негра по запястью классическим сабельным отбивом. Нож со стуком покатился в одну сторону; кисть террориста отлетела в другую; а сам он, уставившись на свою окровавленную культю, шлепнулся задом на жесткий тротуар. - С каким результатом ты выиграл? - через плечо окликнул Римо Чиун. - Что? - спросил Римо. Он скользнул мимо ножа другого террориста, сделал шаг ему за спину и ударом правого локтя назад попал точно в правую почку. И тут же подхватил падающего противника под мышки. - Ты ведь слышал мой вопрос. С каким результатом ты выиграл? - повторил Чиун. Римо приподнял бесчувственное тело террориста и замахнулся им в третьего негра, который отбежал на безопасное расстояние. - Вообще-то, Чиун, я не выиграл, - ответил Римо, двигаясь к третьему негру. Чиун, который был уже рядом с Джеком Муллином, остановился. Повернувшись к Римо, он упер руки в бока и сощурил светло-карие глаза, так что они превратились в узкие щелки на пергаментно-желтом морщинистом лице. - Объясни, что ты имеешь в виду, - потребовал он. - Я все-таки занят, Чиун, - сказал Римо и швырнул труп в третьего негра. Под тяжестью упавшего на него тела тот рухнул на землю. - Подумаешь, занят, - сказал Чиун. - Перестань возиться с этим убогим и ответь мне. Римо повернулся к Чиуну. В это время террорист, сбитый с ног упавшим на него трупом товарища, высвободился и, перевернувшись на живот, нацелил пистолет в живот Римо. - Ты проиграл, - возмущенно проговорил Чиун. - Позволь мне все объяснить, - сказал Римо. - Ты нарочно проиграл. - По уважительной причине, Чиун. - Для Мастера Синанджу, даже такого никудышного, как ты, уважительных причин для поражения не существует. Это просто бесчестье. Лежавший на земле террорист уже давил на курок, но Римо, не оборачиваясь, выбросил левую ногу и погрузил носок туфли ему в череп, сломав переносицу. Мозг бандита перестал спать пальцу сигнал давить на курок, и человек с пистолетом упал на землю. Джек Муллин остался один. - Проиграть сегодня для меня было делом чести, - сказал Римо. Он смотрел на Муллина, который пятился назад, стараясь удалиться настолько, чтобы под прицелом его пистолета оказались оба врага. - Столько моих усилий - и все потрачено зря на этого неблагодарного. На неблагодарный кусок бледного свиного уха, белый, как дохлая рыба. - Прекрати, Чиун, - сказал Римо. - Подходи! - вдруг рявкнул Муллин. Теперь его от них отделяло десять шагов. Дико вращая глазами, он направил пистолет сперва на Чиуна, потом на Римо. - Подходи! - заорал он снова. - Теперь вы мои! Я прикончу обоих! - А ты помолчи, - сказал Чиун. - Мне пока некогда заниматься тобой. Сначала я разберусь с этим неблагодарным. - Чиун, я понимаю, как много для тебя значит эта медаль. Но ты должен поверить, что я проиграл вовсе не по какой-то своей прихоти. Чиун был возмущен до предела. Гневно воздев руки к небесам, он повернулся и двинулся прочь. Англичанин тщательно прицелился ему в спину. На этот раз он не промахнется. Теперь этот старик от него не уйдет. "Посмотрим, будешь ли ты таким же загадочным, когда станешь трупом", - сказал про себя Муллин. Про Римо он забыл, и, когда его палец на спусковом крючке уже начал сгибаться, пистолет вздут вылетел у него из рук и закувыркался по асфальту. - А-а-а-а-а! - завопил Муллин срывающимся от ярости голосом. - Где вы заложили взрывчатку? - спросил Римо. - Сам найди! - огрызнулся Муллин. Римо вложил руку Муллину в бок, и англичанин взвыл от боли. - Где взрывчатка? - повторил Римо. - В общежитии американцев, - ответил Муллин. - Будь здоров, твердолобый, - сказал Римо и медленно вытащил руку из левого бока Муллина. Муллин почувствовал холод в левом боку и понял, что у него вспорот живот и обнажены внутренние органы, но, не успев удивиться, как Римо сделал это, не имея ножа, замертво рухнул на землю. Римо вытер руку о рубашку Муллина. Чиун, решительным шагом уходивший прочь, был от него уже шагах в сорока. - Я спас тебе жизнь! - заорал Римо вдогонку. - Учти это! Он целился в тебя, а я тебя спас! И тут до него донесся голос Чиуна. - Не ори так, глотку надорвешь! - крикнул Мастер Синанджу. ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ Настал предпоследний день соревнований. Найденные в общежитии американских спортсменов бомбы были обезврежены. Служба безопасности русских сообщила, что террористы задержаны, но отказались дать разъяснения по поводу своего заявления о том, что "реакционные силы империализма и расизма в очередной раз не устояли против интеллектуального и морального превосходства социалистической системы". С Джози Литтлфизер Римо не встречался с того дня, когда выбыл из соревнований после неудачного забега. Тем не менее он пришел посмотреть ее выступление в предпоследний день соревнований. Сидя неподалеку от скамейки для отдыха спортсменов, он смотрел, как Джози продолжает потрясать публику упражнениями на бревне, за которые она неизменно получала десять баллов. Вырвавшись по результатам в этом виде далеко вперед, она, не имея до этого почти никаких шансов на серебряную медаль в общем зачете, была теперь к ней очень близка. Римо наблюдал, как она, натерев ладони канифолью, идет к снаряду. Затем последовал четкий заскок и великолепная комбинация, и Римо по ее уверенным движениям догадался, что она в своем воображении видит широкую доску с красной полосой посередине. Соскок был выполнен блестяще. Соответствующими были и оценки. Одни десятки. Для борьбы за золото оставался всего один день. Только она сошла с помоста, как ее тотчас окружили репортеры, желающие взять интервью. Кто-то, оттесняя репортеров, пытался освободить вокруг нее пространство. Увидев этого человека, Римо почувствовал, как у него засосало под ложечкой. Это был Винсент Джозефс, спортивный антрепренер, который предлагал Римо контракт и свои услуги для развития спортивной карьеры. Джозефс направился к выходу из зала, возле которого находилось помещение для представительной прессы. Джози Литтлфизер пошла за ним, не обращая внимания на вопросы толкущихся рядом репортеров. Римо двинулся следом. Ему хотелось услышать, как она будет говорить о том, что золотая медаль, которую она завоюет, станет предметом гордости для ее индейского племени Черная Рука. Войдя в пресс-центр, Римо чуть не натолкнулся на Винсента Джозефса, который оглядывал собравшихся, желая убедиться, все ли представители основных массовых изданий на месте. - Отойди-ка в сторону, парень, и не мешай, - сказал он, обращаясь к Римо. - Сюда приглашают только победителей. - Она пока еще не победила, - заметил Римо. - Пустяки, - сказал Винсент Джозефс. - Завтра все пройдет как по маслу. Джози увидала в дальнем конце помещения Римо и, встретив его взгляд, поспешно отвернулась. Винсент Джозефс стал рядом с ней, и она начала давать ответы на вопросы журналистов хорошо заученными фразами. Ее трико от Леди Баунтифул, оно сидит идеально и совершенно не стесняет движений при выступлении. Спортивную форму ей помогают поддерживать кукурузные хлопья "Крисп-энд-Лайт", которые она каждый день ест с самого детства. Своей устойчивостью на бревне она обязана канифоли "Шур-Файер", без которой не станешь чемпионом, а в часы досуга она любит прохаживаться по своему вигваму в идеально удобных теплых тапочках "Хотси-Тотси", производитель Беннингам Миллз, сделанных из новой чудесной кожи "Мор-он". О Римо она не упомянула ни словом, но это нисколько не задело его чувств. Не упомянула она и о том, что ее золотая медаль нужна индейцам племени Черная Рука, - а вот это его уже задело. Римо стоял у пресс-центра и ждал, когда Джози будет выходить. Репортеры просили ее выйти наружу и сделать пару раз стойку на руках и "колесо", чтобы они могли поместить в газетах фотографии. Ведь она будет первой в истории Америки женщиной, завоевавшей золотую медаль в спортивной гимнастике. Проиграть завтра она могла, разве что только упав со снаряда и потеряв способность продолжать борьбу. Когда Джози приблизилась к выходу, Римо преградил ей путь. - Поздравляю, - сказал он. - Не сомневаюсь, что все твои соплеменники в резервации будут гордиться тобой, хотя ты забыла о них упомянуть. Отбросив назад длинные чернью волосы, Джози уставилась на него, словно он был каким-нибудь охотником за автографами, вломившийся к ней в раздевалку. - Ты был прав, когда говорил, что если я могу вырваться из резервации, то это могут сделать и они, - сказала Джози. - И теперь у меня, с помощью мистера Джозефса, появилась возможность стать известной. - И заработать много денег, - добавил Римо. - Правильно. И заработать много денег, что не запрещается ни одним законом. Может, мы с тобой еще увидимся. А сейчас меня ждут фоторепортеры. Винсент Джозефс вышел вперед, и, когда она двинулась за ним, Римо протянул руку и легонько нажал ей пальцем чуть пониже спины. Джози обернулась. - Это еще что такое? - спросила она и вдруг ощутила какую-то страшную неловкость. Она понимала, что Римо только слегка прикоснулся к ней, однако ощущение неловкости почему-то не исчезало, а, казалось, разливалось по всему телу. - Ты никогда не забудешь этого прикосновения, Джози, - сказал Римо. - Оно особенное. Когда бы и какое бы упражнение ты ни выполняла, ты будешь вспоминать это прикосновение. Ты вспомнишь о нем, когда вспрыгнешь на бревно, а когда вспомнишь, то поймешь, что бревно это вовсе не шириной в два фута, с красной полоской посередине. Ты всегда будешь помнить, что это обыкновенный кусок дерева шириной всего в четыре дюйма. И каждый раз, когда ты попытаешься запрыгнуть на него, ты будешь падать на свою прелестную попку. Джози нахмурилась. - Ты сумасшедший, - сказала она, не желая ему верить. Тут к ней обернулся Винсент Джозефс. - Эй, золотко, иди сюда! Им нужны фотографии. Сделай им стойку, сальто или еще чего-нибудь. Давай, покажи им, чемпионка! Джози замешкалась. - Вперед, Джози, - сказал Римо с холодной усмешкой. - Покажи им сальто, стойку. А заодно и мне, и твоим соплеменникам. Джозефс схватил ее за руку и потащил наружу, а Римо, выйдя следом, развернулся и пошел прочь. Позади раздался смех репортеров. Римо оглянулся. Делая стойку, Джози не удержала равновесие и упала. Фотографы ухмылялись, а Винсент Джозефс попытался обратить все в шутку. - Это все нервы, ребята. Ну-ка, Джози, покажи ребятам! Джози подняла глаза и встретилась взглядом с Римо. В глазах ее была тревога. Она хотела было сделать "колесо" - детское упражнение, которое под силу любому школьнику, - но при этом тяжело грохнулась на землю. Фоторепортеры снова засмеялись, а Римо пошел своей дорогой в общежитие, откуда они с Чиуном вскоре должны были отправиться в аэропорт на самолет до Лондона. ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ Они находились в номере на пятом этаже лондонского отеля "Дорчестерс Армс". Смит пытался завязать разговор, но Чиун безмолвно сидел на полу в центре комнаты, - руки сложены, взор устремлен в вечность, - а Римо не отрываясь смотрел по телевизору соревнования гимнасток. - Итак, кончилось довольно неплохо, - сказал Смит. - Взрывные устройства обезврежены, а русские решили не выражать протест в связи с тем, что на Олимпийские игры без их согласия проникли наши агенты. У него было такое ощущение, будто он обращается к пустой пещере. Чиун не пошевелился, даже глазом не моргнул. Римо продолжал смотреть телевизор. Комментатор, которого, очевидно, выбрали за луженую глотку, орал: "А теперь потрясающая неожиданность Олимпиады - Джози Литтлфизер!' Эта краснокожая девушка продемонстрировала нам исключительное совершенство с самого первого момента, как только ступила здесь на гимнастическое бревно! Высшая оценка!" И, вторя ему, зазвучал голос молоденькой девушки-комментатора, которая сама раньше была спортсменкой, но, похоже, успела забыть об этом, судя по потоку "ого", "ух, ты", "вот те на" и прочего, из чего в основном состоял ее комментаторский лексикон. "Совершенно верно, друзья, - подхватила она. - Вот это да! Ай да Джози! Теперь ей достаточно получить всего восемь баллов, чтобы обеспечить себе первенство в упражнениях на бревне". "А получить "восьмерку" - это ведь совсем нетрудно, не так ли? - спросил комментатор-мужчина. "Достаточно не упасть с бревна - и "восьмерка" обеспечена", - ответила девушка. - Вот как? - усмехнулся Римо, обращаясь к телевизору. - Посмотрим. Смит покачал головой. Со времени возвращения из Москвы и Чиун и Римо вели себя весьма странно. Не поднимаясь с дивана, он подался вперед и через плечо Римо посмотрел на экран. Он увидел, как индейская девушка с волосами, собранными в узел, натерла канифолью ладони, затем подошла к гимнастическому бревну, положила на него руки и подтянулась на узкий деревянный брус. В тот же момент руки ее соскользнули, и она упала на маты, расстеленные вокруг снаряда. - Вот так-то Джози! - воскликнул Римо. Девушка вспрыгнула обратно на бревно, но на этот раз у нее соскользнула нога, и, тяжело плюхнувшись на снаряд задом, она схватилась за него руками в отчаянной попытке удержаться. - Отлично, дорогая! - сказал Римо. Наконец ей удалось встать на бревне. Она сделала шаг вперед и поставила перед собой правую ногу, намереваясь сделать пробежку, но тут ее левая нога соскользнула, и она свалилась на маты. "Полный провал, - сказала молоденькая комментаторша. - Вот те на! Медаль была почти что у нее в кармане, и вот - полный провал". "По-моему, это полный провал", - сказал мужчина-комментатор, стараясь не отстать от коллеги в умении анализировать технические ошибки Джози. Вскочив на ноги, Джози Литтлфизер в третий раз попыталась запрыгнуть на бревно, но едва ее ноги оказались на снаряде, как тут же заскользили по нему, и она, снова упав на бревно, перевернулась и грохнулась на маты, затем вскочила и бросилась бегом с помоста, потирая ушибленный зад. - Ура-а! - завопил Римо. Затем, вставая, пнул телевизор ногой и повернулся к Смиту. - Так что вы говорили? - Почему вас так радует неудача бедной девушки? - спросил Смит. - Я просто воздаю ей по заслугам, - ответил Римо. - Так что там у русских? - Они не будут жаловаться на то, что мы послали на игры своих агентов без их разрешения. - Это они молодцы, - сказал Римо. - А взрывчатку они всю нашли? - Да. Бомбы были заложены в вентиляционные шахты по всему зданию. Могли быть большие разрушения. - Прекрасно, - сказал Римо. - А кто же были эти террористы? Порывшись в дипломате, Смит вытащил оттуда фотографию и подал Римо. - По-моему, это его люди. Римо взглянул на снимок. - А я думал, что с Иди Амином уже покончили. - Это не Амин. Это Джимбобву Мкомбу. - А кто он такой? - Лидер повстанческих сил, которые пытаются свергнуть режимы ЮАР и Родезии. Римо кивнул. - Все понятно. Хотели представить дело так, будто белые южно-африканцы пытались убить американских спортсменов и сорвать Олимпийские игры. Хотели натравить на этих белых весь мир, устроить переворот и взять власть в свои руки. - Примерно так, - сказал Смит. - И что теперь с ним будет? - Ничего, - ответил Смит. - Во-первых, мы не можем на сто процентов быть уверенными, что именно он послал лейтенанта Муллина и его группу на Олимпийские игры. - Это он, - сказал Римо. - Я тоже так думаю, поскольку этот Муллин уже три года работал на Мкомбу. Но мы не можем этого доказать. - А русские? - спросил Римо. - Ну, они ведь поддерживают мятежников Мкомбу. Не станут же они объявлять, что их подопечный пытался сорвать им игры. Поэтому даже сделали вид, будто не могут установить личности террористов. - Значит, этот Мкомбу выйдет сухим из воды, - заключил Римо. Смит пожал плечами. - Очевидно. Более того, он может из всего этого даже извлечь пользу. При отсутствии каких-либо опровержений, большинство стран по-прежнему будут склонны считать, что все это рук белых из ЮАР. Это может укрепить позиции Мкомбу. - Это несправедливо, - сказал Римо. - Ха! - подал голос Чиун. - Вполне достойное завершение этой Олимпиады. Никакой справедливости. Он продолжал смотреть прямо перед собой в пустоту, и Смит обратил взгляд к Римо за разъяснением. - Он злится потому, что я остался без медали, - сказал Римо. - Все на этой Олимпиаде делалось не так, как надо, - сказал Чиун. - Все вышло не так, как я планировал. В голосе его звучала обида, и Римо подумал, не рассказать ли Смиту, в чем было дело. Вчера, по дороге из Москвы, Чиун вдруг начал проявлять признаки философского отношения к поражению Римо, и, когда Римо на него нажал, выяснилось, что Чиун нашел иной способ извлечь для себя славу и богатство то Олимпийских игр. Поскольку весь мир видел, как он поднял в воздух Васильева вместе с штангой весом в 270 килограммов, прикинул Чиун, то вслед за этим на него должны посыпаться предложения контрактов на рекламу. И только по прибытии в Лондон обнаружилось, что как раз телетрансляция прервалась в тот момент и что никто не видел, как он отшвырнул Васильева, точно тряпичную куклу. У Римо не хватило духа сказать Чиуну, что произошло это по его же вине: что, разорвав попавшийся ему на пути телевизионный кабель, он тем самым прервал трансляцию соревнований тяжелоатлетов. - Мне очень жаль, Чиун, - сказал Смит. Чиун раздраженно уставился в потолок, и Римо тоже стало его жаль. Ни золотой медали, ни контрактов на рекламу - ничего, кроме досады на Джимбобву Мкомбу. А теперь этот Мкомбу может из всего случившегося даже извлечь для себя немалую выгоду. Это будет несправедливо, решил Римо. - Значит, этот Мкомбу выйдет сухим из воды, - проговорил он. - Вполне возможно, - сказал Смит. - Но необязательно, - сказал Римо. Именно в тот момент он решил, что считать задание Смита выполненным пока рано. ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ Передаваемый сигнальными барабанами и шепотом из уст в уста, по джунглям ЮАР и Родезии распространился слух о том, что сквозь джунгли пробирается какой-то алчущий возмездия белый мститель. Если верить слуху, человек этот обладает способностью невероятно быстро двигаться: что в какое-то мгновение он тут - и вот его уже нет. И что пуля не может причинить ему никакого вреда. И что, убивая, он улыбается - улыбается и говорит о возмездии во имя справедливости. И солдаты Джимбобву Мкомбу забеспокоились, потому что путь мстителя, устланный трупами, вел к ним. И солдаты стали спрашивать себя: "Чего ради мы должны вот так погибать из за Мкомбу? На поле боя - там понятно, поскольку мы солдаты, но от рук какого-то белого призрака-мстителя, который, убивая, улыбается?.. Так умирать солдату не подобает". - Ему нужен генерал, - сказал одни солдат другому. - Почему мы должны умирать вместо него? Другой солдат, услыхав какой-то шум, выстрелил по кустам. Оба прислушались - все было тихо. - Смотри, как бы генерал не услыхал, что ты говоришь, - предостерег второй солдат. - А то он тебя пристрелит или оторвет тебе голову. Он в последнее время очень нервный. - Еще бы. Он ведь знает, что белый мститель идет к нему. - Замолчите вы там, идиоты! - прогремел у них над головой голос Мкомбу. - Как я могу слышать, что делается в джунглях, когда вы тут без конца шепчетесь и бубните?! Стойте тихо, собаки! Первый часовой наклонился ко второму. - Он опять пьяный. Второй кивнул, и оба посмотрели вверх, на окно Мкомбу. Они состояли в личной охране Мкомбу. И оба были его сыновьями. Тем временем находившийся в доме Джимбобву Мкомбу приканчивал вторую бутылку вина. Опустошив, он грохнул ее о стену, как и первую, и откупорил третью. Вот идиоты, думал он. Как можно услышать, что кто-то идет, если они все время, болтают? Наверное, надо будет их утром пристрелить. Поднеся бутылку ко рту, он подумал о том, как неожиданно изменилось все. Хотя его люди погибли, не успев уничтожить американскую команду, ситуация, казалось, оборачивалась в пользу Мкомбу. Мировое сообщество, так и не узнав, кто стоял за подготовкой террористической акции, ополчилось против ЮАР и Родезии, призывая ввести в обе страны международные силы и свергнуть их правительства. И вскоре Мкомбу мог бы стать их единоличным властителем. И вдруг, откуда ни возьмись, появляется этот... этот белый мститель. И вся жизнь Мкомбу переворачивается вверх тормашками. Ни с того ни с сего стали исчезать патрули. Поисковые команды не возвращались. Стерт с лица земли целый лагерь. Тридцать человек убиты. Все до единого. Затем еще один лагерь. Слух о белом мстителе распространился в джунглях со скоростью лесного пожара. Мститель шел к Мкомбу, и Мкомбу охватил страх. Что ему было нужно? Говорят, он жаждет возмездия, но за что? Мкомбу отхлебнул вина. В голове у него спорили два голоса. "Когда он придет, предложи ему денег", - говорил первый голос. "Призраку не нужны деньги, - говорил второй голос. - Предложи ему власть". "У призрака есть власть. А с богатством и властью можно купить кого угодно". "Только не призрака, только не призрака возмездия, и только не белого". - Проклятье! - выругался Мкомбу и швырнул бутылку с вином в стену. Бутылка разлетелась вдребезги, а он стоял и смотрел, как красное вино стекает по стене, будто кровь из раны. - Вы, там внизу! - заорал он в окно. - Да, генерал! - отозвался голос. - Нужно поставить еще людей вокруг дома. Много людей. Чтобы стояли вокруг всего дома. - Для этого потребуется очень много людей, генерал. - Мне и нужно много людей, идиот! Сорок, пятьдесят, нет - шестьдесят человек вокруг всего дома! И давай быстрей, ты, придурок! Мкомбу прошел в кладовую и взял ремень с кобурой, проверил, заряжен ли пистолет. Затем вытащил пулемет и убедился, что он тоже заряжен. После этого обвешал себя гранатами, чтобы были под рукой. Когда в дверь постучали, он чуть было не выдернул чеку из гранаты, которую держал в руке. - Кто там?! - завопил он. - Дом оцеплен людьми, как было приказано. - Идиот! - заорал Мкомбу. - Убирайся к ним и займи свое место! И смотри, чтобы никто не входил в дом! Никто, слышишь, ты?! Сев на стул, он положил пулемет на колени и направил его на дверь. "Пусть приходит, - мысленно проговорил Мкомбу, - пусть этот белый мститель приходит. Мы готовы его встретить". Ночью до него со всех сторон доносились выстрелы - его люди палили по теням, - и при каждом выстреле он вскакивал. Ему было жарко, он весь вспотел под тяжестью амуниции, но ничего не слышал. Лучше быть мокрым, чем мертвым. И тут он пожалел, что разбил последнюю бутылку вина. Можно было выйти из комнаты и принести еще. Нет. Он будет сидеть здесь до утра. Сидеть и ждать. Через пять минут он заснул. Вокруг дома кольцом стояли шестьдесят человек. Командовавший охраной офицер говорил своему помощнику: - Это для нас единственная возможность спастись. - Пожалуй, что так, - согласился тот. - Пойду, поговорю с остальными. Через десять минут он вернулся и сказал: - Все согласны. - Это наша единственная возможность, - повторил офицер, и оба сына Джимбобву Мкомбу посмотрели друг на друга и кивнули. Единственной возможностью спастись было убить Мкомбу. А потом, когда придет белый мститель, он увидит мертвого Мкомбу, и у него не будет причин убивать всех остальных. - Да, единственная, - подтвердил помощник начальника. Мкомбу несколько раз, вздрагивая, просыпался, в диком ужасе озирался вокруг и палил из пулемета по теням. Стены его спальни были изрешечены пулями. Из комода вываливались вещи, из матраса клочьями торчала набивка. Но Мкомбу был еще жив. На какую-то секунду он сомневался, есть ли ему чего бояться на самом деле? Все эти слухи, должно быть, сильно преувеличены. Как может один человек, один белый человек, представлять собой такую страшную угрозу. "Невозможно", - убеждал он сам себя, приседая и заглядывая под кровать. Проверив запоры на всех окнах и двери, он снова сел, поглаживая гранату, точно женскую грудь. Может, ему нужна женщина, чтобы расслабиться? Может, тогда этот дикий, безумный страх исчезнет? - Пора, - сказал начальник охраны. - Надо кончать это дело. - Кто пойдет? - спросил помощник. - Все, - сказал начальник. - Все шестьдесят не смогут к нему войти. Начальник секунду подумал. - Хорошо. Шестеро войдут к нему, а остальные станут в коридоре. Они тоже должны принимать в этом участие. - Конечно. Я буду стоять в коридоре. - Ты пойдешь со мной, - сказал начальник брату. - Выбери еще четверых. Через секунду шесть человек уже крались по лестнице к спальне Мкомбу. Джимбобву Мкомбу услыхал шум. Он проснулся, но не мог повернуть голову. Он понял, что его парализовал страх. Парализовал страх, несмотря на все навешанное на нем оружие. "Это, наверное, сон, - подумал он. - Страшный сон. Мне снится, что я не могу двигаться. Надо только проснуться, и все будет в порядке. Это просто сон". Когда человеку снится сон, знает ли он, что ему это снится? Этого Мкомбу не знал. Но тут он вспомнил, что с самого детства не видел никаких снов. Значит, это не во сне. Невероятным усилием воли поборов страх, он повернул голову. Там, в тени позади себя, он увидел лицо. Лицо белого человека. В ужасе он открыл рот, чтобы закричать, но не издал ни звука. За дверью спальни Мкомбу шестеро солдат держали совет. Дверь оказалась запертой. Надо было либо вышибить дверь, либо постучать и хитростью заставить Мкомбу отпереть. Мнения разделились поровну. - Если постучу я, он, наверное, не станет стрелять, - сказал начальник охраны. Этот логический ход нарушил равновесие в пользу второго мнения, на котором они в конечном счете и сошлись: стучать. Командир постучал. Молчание. Он постучал еще раз. Молчание. Тогда он постучал и позвал: - Генерал! Подождав немного, позвал снова: - Отец! Снова молчание. - Он понял, зачем мы пришли, - сказал один из солдат. Офицер кивнул, давая понять, что следующая попытка будет последней. - Генерал! - крикнул он и, не дожидаясь ответа, все шестеро дружно навалились на дверь, - непрочное дерево не выдержало, и она распахнулась. Джимбобву Мкомбу сидел на стуле лицом к ним. Глаза его были широко раскрыты. - Извини, отец, но мы не хотим умирать, - сказал офицер. - Извини, отец, я тоже не хочу умирать, - сказал второй сын. Мкомбу не двигался и не отвечал. - Генерал! - крикнул офицер. Солдаты вошли в комнату и сквозь мрак увидели листок бумаги, приколотый на груди Мкомбу. - Мститель, - прошептал кто-то. - Но как же?.. Офицер подошел к Мкомбу и, протянув руку, чтобы взять записку, чуть толкнул при этом тело. Голова Мкомбу упала с плеч на пол, подпрыгнула и покатилась по полу, остановившись возле кипы журналов "Плейбой". Солдаты завизжали. - Он мертв, - сказал начальник охраны и отцепил записку. - Ты умеешь читать по-английски? - спросил он брата. - Ты ведь лейтенант. Мне необязательно читать по-английски. - Я читаю по-английски, - сказал один из солдат, стоявших позади. - Тогда прочти, - приказал командир. Солдат некоторое время разглядывал и вертел в руках записку, стараясь определить, где верх, где низ. - Ну? Что там написано? - нетерпеливо спросил офицер. - Тут написано: "Я отомстил". И подпись... - Солдат присмотрелся поближе, чтобы не ошибиться. - И подпись: "Эвримен". ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ Чиун все еще пребывал в подавленном состоянии, но, похоже, был рад тому, что самолет "Бритиш Эирвейз" уносит его обратно в Соединенные Штаты. - Россия - страна варваров, - проговорил он. - Так же, как и Америка, но в Америке хоть Олимпийских игр не проводят. - Через четыре года будут, - сказал Римо. Чиун посмотрел на него. - В восемьдесят четвертом Олимпийские игры состоятся в Лос-Анджелесе. Чиун кивнул. - В следующий раз мы не позволим этому полоумному Смиту уговорить нас участвовать только в одном виде состязаний. - В следующий раз? - спросил Римо. - Вот именно, - сказал Чиун. - И в следующий раз я не приму от тебя никаких оправданий. - Папочка, - сказал Римо. - Да? - В моем сердце ты всегда будешь обладателем золотой медали. - Это правда? - спросил Чиун. - Правда, - подтвердил Римо горячо, от всей души. - В старости, когда я буду умирать с голоду, мысль об этом, несомненно, станет мне утешением, - сказал Чиун. - Но в следующий раз ты выиграешь мне настоящую золотую медаль. - Как скажешь, папочка.