Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир. Ужас в белом доме --------------------------------- выпуск 14 Перевод С. Володиной Издательский центр "Гермес" 1995 OCR Сергей Васильченко -------------------------------- ГЛАВА ПЕРВАЯ Над угрозой стоило задуматься. Было в ней что-то такое, что превращало ее не просто в угрозу - а скорее в данное наверняка обещание. Голос в трубке ввел в заблуждение даже секретаршу - ни дать, ни взять обычный деловой звонок, и владычица приемной Эрнеста Уолгрина без колебаний соединила звонившего с патроном. - Вас спрашивает некий мистер Джонс. - И что же он хочет от меня? Чутью своей секретарши президент компании "Дейта Компьютроникс" из Миннеаполиса, штат Миннесота, доверял настолько, что при очередном деловом знакомстве он инстинктивно принимался разыскивать ее взглядом, дабы она намекнула, с кем из присутствующих надлежит поздороваться приветливо, с кем - не очень. Не то, чтобы его не устраивало собственное мнение - просто секретарша за много лет съела на этом, фигурально говоря, не одну собаку. - Не знаю точно, мистер Уолгрин. Я... я поняла так, что вы ждали этого звонка, он еще сказал, что дело сугубо личное. - Соединяйте. Уолгрин взял трубку. Телефонные разговоры ни на секунду не отвлекали его от дел, прижимая трубку к уху, он просматривал предложения, проверял контракты, подписывал договоры. Так уж был устроен его мозг - мозг бизнесмена, привыкшего делать сразу два дела, находится в двух местах одновременно. Это качество передал Уолгрину отец, отпрыск Эрнеста не смог его унаследовать. Дед Уолгрина в свое время фермерствовал, отец его был владельцем аптеки. Эрнесту всегда виделась в этом какая-то естественная последовательность - от распаханного поля к аптекарскому прилавку, оттуда - к серой "тройке" чиновника и дальше - к университетской скамье или, может быть, сутане священника. Так нет же - его собственный и единственный сын купил полуразвалившуюся ферму в захолустье и вернулся в прадедовский мир обмолота, видов на урожай и треволнений по поводу возможной засухи. До этого Эрнесту Уолгрину всегда казалось, что фамильная карьера - уж никак не круг, а скорее лестница. Есть, конечно, в мире работенка и похуже фермерской, но тяжелее уж точно нет. Но он слишком хорошо знал - спорить с чадом абсолютно бесполезно. Фамильное свойство Уолгринов - упираться и стоять на своем - его сын унаследовал в полной мере. Как изрек в свое время Эрнестов дед: "Пробуй лишь ради пробы. И не так важно, где ты после этого окажешься. Важно, что ты не свернул с дороги, черт ее подери". На вопрос сына, что это может, собственно, означать, отец Эрнеста ответил: "Па имеет в виду - не так важно, как ты наполняешь пузырек; все дело в том, что именно ты туда наливаешь". Лишь много лет спустя Эрнест Уолгрин смог осознать истинный смысл слов деда - в тот же момент у него не было времени особенно над ними задуматься. Парнем он был работящим, и дед перед тем как приказал долго жить, посоветовал Эрнесту "стать самым богатым засранцем во всей этой долбаной стране... хотя мозгов у тебя, пожалуй, для этого маловато". Иным языком глава семейства Уолгринов изъясняться не умел - и домысливать остальное Эрнесту пришлось уже самостоятельно. - Мистер Уолгрин, мы собираемся убить вас. Голос в трубке принадлежал мужчине. Спокойный голос. Уверенный. Совсем не так ведут себя обычные шантажисты. Их повадки Уолгрин знал хорошо. Окончив университет, он десять лет прослужил в секретной охране Трумэна - и в один прекрасный день оставил службу, которая, несмотря на обещанные блага, не могла помочь ему достигнуть той ступеньки, ниже которой он не собирался задерживаться. Но угроз он за это время слышал немало - и по опыту знал, что произносившие их неспособны по большей части причинить намеченной жертве ни малейшего ущерба. Сама по себе угроза была для них уже нападением. Реальную же опасность, как правило, представляли те люди, которые не опускались до каких-либо угроз. Служба безопасности брала, конечно, шантажистов под наблюдение, вела их некоторое время - но делалось это не столько ради безопасности президента, сколько для сохранения собственной репутации - вдруг какому-нибудь кретину взбредет в голову перейти от собственных бредней к делу, что было маловероятно. Восемьдесят семь процентов угроз, регистрируемых в течение года полицией Соединенных Штатов, исходят от лиц в состоянии более или менее тяжелого опьянения; способными перейти к действиям оказываются, как правило, менее трех сотых процента грозивших. - То есть, насколько я понимаю, вы мне угрожаете? - спросил Уолгрин. Отодвинув в сторону стопку контрактов, он записал на листке бумаги время звонка и по селектору вызвал секретаршу, чтобы та подключилась к линии. - Именно угрожаю. - Но зачем, позвольте спросить? - Спросите лучше - когда, - посоветовал голос. Выговор гнусавый, но явно не Среднего Запада. Больше похоже на Юг или, к примеру, восток Огайо. Или, может, западная Вирджиния. По голосу лет сорок-сорок пять. Тембр довольно резкий. Подвинув к себе стопку маленьких белых листков, Уолгрин вывел на верхнем: "Звонок в 11:03, гнус. голос, юж. акцент - Вирджиния? Муж. Гол. резк. - курит. 40-45 лет". - Безусловно, мне желательно знать - когда, но более всего я хотел бы узнать причину. - Этого вам все равно не понять. - Я по крайней мере могу попробовать. - Ладно, всему свое время. Так что вы собираетесь предпринять? - Прежде всего позвонить в полицию. - О'кей. А еще что? - И сделаю все, что они посоветуют мне. - Этого недостаточно, мистер Уолгрин. Вы же небедный человек. И у вас должно хватить ума сделать еще кое-что, чем просто якшаться с полицией. - Вам нужны деньги? - Я ведь понимаю, что вам нужно подольше поговорить со мной, мистер Уолгрин, чтобы засечь, откуда я звоню, - но даже если бы фараоны сидели под вашим столом, им потребовалось бы для этого не меньше трех минут, а поскольку они, как видно, под ним не сидят, то понадобится не меньше восемнадцати. - Мне, знаете ли, каждый день угрожают. - Ну, раньше-то с вами это случалось частенько. И опыт у вас неплохой. Вам ведь за это и деньги платили, верно? - О чем вы? - переспросил Уолгрин, прекрасно понимая, что именно звонивший имеет в виду. Каким-то образом он разнюхал, что Уолгрин был агентом Службы безопасности, а главное - он знает, в чем заключались его обязанности. Даже жена Уолгрина не знала об этом. - Да вы же отлично знаете, о чем, мистер Уолгрин. - Уверяю вас, нет. - Я о вашей прежней работе. Вы же ведь можете попытаться обеспечить себе защиту понадежнее - и друзей в Службе у вас полно, и денег достаточно? - Что ж, хорошо. Если вы настаиваете, я постараюсь от вас защититься. Что еще? - А еще ты в любом случае получишь кусок свинца в задницу, Эрни. Ха-ха. На том конце линии повесили трубку. Эрнест машинально отметил на бумажке время окончания разговора - 11:07. Они беседовали ровно четыре минуты. - Ну и ну! - в распахнувшейся двери глазам Уолгрина предстало взволнованное лицо секретарши. - Я записала каждое слово! Вы думаете, он это всерьез? - Вполне, - кивнул Уолгрин. Эрнесту Уолгрину было пятьдесят четыре года, и физическое его самочувствие на остаток этого безумного дня пришло в расстройство, подобного которому доселе он не испытывал. Весь его организм словно бунтовал против того, чтобы подобные вещи случались в столь неподходящее время - можно подумать, что для угрозы выбить из него дух может найтись и подходящее... нет, но не сейчас же - у сына вот-вот должна родить жена, сам Эрнест только что купил зимний домик в Солнечной долине, штат Юта, для его компании этот год обещал быть самым успешным, и у его жены наконец появилось новое хобби - Милдред занялась гончарным ремеслом и вроде бы совсем повеселела... Нечего скрывать - эти годы лучшие в его жизни. Он поймал себя на мысли о том, что с угрозой легче было бы смириться, будь он молодым и нищим, как церковная мышь. А сейчас... он, дьявол его побери, слишком богат, чтобы вот так взять и сдохнуть. Почему эти ублюдки выбрали именно этот момент - как раз когда я вот-вот должен выплатить всю рассрочку? - Какие будут указания, мистер Уолгрин? - голос секретарши вернул его к действительности. - Прежде всего временно переведем ваше рабочее место вниз, в холл - кто знает, что могут устроить здесь эти маньяки, и не дай Бог, пострадает кто-то из тех, кого все это абсолютно не касается. - Вы считаете, вам звонил маньяк? - Нет, - ответил Уолгрин. - И именно поэтому я и собираюсь удалить вас отсюда. К его огорчению, полиция ухватилась как раз за версию о маньяке. Капитан из управления прочел ему лекцию, в которой Уолгрин без труда узнал их служебную инструкцию о терроризме. Хуже того - инструкция была старая. Капитана из управления звали Лапонт. Возраста он был примерно того же, что и Уолгрин, но на том сходство и заканчивалось: рядом с худощавой, подтянутой фигурой Уолгрина волнующуюся плоть полицейского чина удерживал, казалось, только темно-синий мундир. До Уолгрина капитан снизошел лишь по той причине, что тот был важной шишкой в деловых кругах. Говорил он с ним так, будто произносил речь о психологии преступного мира на обеде в дамском благотворительном обществе. - Итак, мы имеем дело с террористом-маньяком, которого не пугает даже смерть, - глубокомысленно заключил страж порядка. - Не совсем так, - возразил Уолгрин. - То есть все террористы утверждают, что их не пугает смерть, но в действительности это редко бывает. - Инструкция указывает на это как на типичное обстоятельство. - Вы говорите об инструкции Службы безопасности по борьбе с терроризмом, - устало ответил Уолгрин. - Которую признали устаревшей сразу после ее принятия. - Да по телевизору только и говорят о том, что террористы не боятся умирать! Вчера, например, в программе новостей - я сам слышал. - Тем не менее это не так. И в любом случае я не думаю, что мы имеем дело с террористом. - Да их сразу можно узнать! - Капитан Лапонт, все, что я хочу узнать у вас - что конкретно намерены вы предпринять для спасения моей жизни? - Мы обеспечим вам надежную охрану... Организуем, с одной стороны, систему защитных мероприятий, с другой - постараемся пресечь действия террориста в зародыше... - Что именно вы намерены делать? - Я же только что сказал нам, - капитан тяжело дышал от возмущения. - Если можно, прошу подробней. - Вам будет сложно понять. - Ничего, попытаюсь. - Там много... специальной терминологии. - Можете начинать. - Ну, прежде всего мы поднимем папки с ОД... - То есть с оперативным досье, отыщете имена и адреса всех в близлежащих районах, кто когда-либо и почему-либо угрожал своему ближнему, и будете расспрашивать их, что они делали такого-то числа в три минуты двенадцатого, и если чей-то ответ покажется вам странным или не заслуживающим доверия, вы будете доставать его до тех пор, пока он не скажет вам что-нибудь, что, по вашему мнению, сможет заинтересовать прокурора. А тем временем те, кто угрожал мне, преспокойно меня угрохают. - Это типичный случай негативного мышления, мистер Уолгрин. - Капитан, поймите - я уверен, что ни одного из этих людей вы не сможете найти в ваших папках. Я бы лично обратился к вам с просьбой о постоянном наблюдении и сборе оперативных данных на тех, кто имеет кое-какой опыт в обращении с огнестрельным оружием. И если повезет - мы сможем предотвратить первую попытку покушения на мою жизнь, а заодно выяснить имена возможных убийц. Я думаю, что они повторят попытку - именно возможность повторной атаки делает их шансы серьезнее, но одновременно они становятся более уязвимыми - им неизбежно придется выдать себя, в крайнем случае свои связи... - Во-вторых, - гнул свое капитан, - мы разошлем всем постам БВО - бюллетень всеобщего оповещения... Не дождавшись окончания фразы, Уолгрин покинул здание управления. Толку от них, что и говорить... Дома он сообщил жене, что должен будет на несколько дней уехать. В Вашингтон. Милдред слушала его, восседая за щербатым жерновом гончарного круга и меланхолически разминая пальцами красноватый глиняный ком. Под нежарким весенним солнцем кожа ее порозовела, и выглядела она здоровой и абсолютно очаровательной. - Ты сногсшибательно выглядишь, дорогая! - Ах, перестань, пожалуйста! Я похожа черт знает на что! - но в глазах Милдред дрожали искорки смеха. - Ты знаешь, с каждым днем я все отчетливей убеждаюсь, что, женившись на тебе, сделал самый верный шаг в своей жизни! Точнее - мне просто незаслуженно повезло! И она опять улыбнулась... и в этой улыбке жены было столько жизни, что смерть, которая - он знал - уже стоит у порога, и старая формула "все там будем" не делала мысль о смерти привычнее - казалась рядом с этой улыбкой только старым, беззубым призраком. - Ну, Эрни, я тоже удачно вышла замуж. - Но не так удачно, как я! - Нет, думаю, почти так же, милый! - Знаешь, - произнес он как можно более буднично - но не слишком, чтобы Милдред не уловила в его тоне наигранности и, не дай Бог, не заподозрила что-то, - я бы, пожалуй, управился с вашингтонским проектом недели за три ... если... если бы... - Если бы я поехала куда-нибудь отдохнуть? - Да, - кивнул он. - Может, к твоему брату в Нью-Гемпшир... - Тогда уж лучше в Японию. - Туда можем поехать вдвоем - но сначала навести брата. Оставив глину на круге, она вышла из комнаты. Только через два дня он - случайно - узнал, что она говорила с его секретаршей, и та рассказала, как растревожил мистера Уолгрина неожиданный телефонный звонок. Чуть позже он понял, что Милдред уехала лишь по одной причине - чтобы не заставлять его тревожиться еще и за ее жизнь; но когда он понял это, было уже поздно за что-либо тревожиться. Она улетала в Нью-Гемпшир дневным рейсом, и Эрнест Уолгрин навсегда запомнил жену такой - нервно рывшейся в сумочке в поисках билета, как рылась она в ней в тот день, когда он впервые встретил ее - давным-давно, и оба они был молоды, и остались такими до этого прощания в аэропорту, вместе, рядом - навеки... В Вашингтоне, в штаб-квартире Службы безопасности, Уолгрина, пробившегося наконец через бесконечную череду кабинетов к резиденции начальника регионального управления, встретил на пороге знакомый рокочущий бас: - А-а, нас приветствуют магнаты большого бизнеса! Ну, как, Эрни? Поди, жалко, что ушел тогда от нас, а? - Когда покупаю новый "мерседес" - то не очень, - отшутился Уолгрин и чуть тише добавил: - У меня неприятности. - Да. Знаем. - Откуда же? - Да мы ведь приглядываем за нашими ребятами. Сам знаешь, стережем президента - вот потому и нелишне узнать, чем там занимаются наши старые кореша - на всякий пожарный. - Не думал, что до такой степени... - После случая с Кеннеди - именно до такой. - Но его же пришили из окна, - вспомнил Уолгрин. - От такого сам черт не убережет. - Тебе, конечно, лучше знать. Только беда в том, что президентскую охрану ценят не за количество неудавшихся покушений. - И обо мне вы тоже, выходит, все знаете? - Знаем, что ты, как считаешь сам, влип в историю. Знаем еще, что если остался бы с нами - сейчас был бы на самом верху. Знаем, что тамошние фараоны чего-то там завозились - как бы ради тебя, но тебе о том ни полслова. Они могут что-нибудь, твои местные? - Местные, - вздохнул Уолгрин. - Ага, - начальник управления понимающе кивнул. Опустившись в кресло, Уолгрин окинул взглядом небольшой, обставленный выдержанной в серых тонах мебелью кабинет - типичное помещение, в котором работают люди, по роду занятий не принимающие большого числа посетителей. Стаканчик виски старым друзьям в таких кабинетах, как правило, тоже не предлагают. Вообще все помещение более напоминало сейф, чем нечто пригодное для работы - и Уолгрин искренне порадовался в душе, что нашел в свое время силы оставить Службу ради толстых ковров, приемов, ежегодных банкетов и прочих симпатичных атрибутов большого бизнеса. - Я определенно влип в историю, но затрудняюсь даже объяснить, в чем дело... В принципе - всего-навсего телефонный звонок, но вот голос... пожалуй, он встревожил меня. Я знаю, в бизнесе ты не силен, но можешь поверить мне на слово - бывает, встретишься с кем-то и сразу чувствуешь - этот не бросает слов на ветер. И чувствуешь именно по голосу - есть в нем какая-то точность, определенность, что ли. Не знаю. Но тот голос был именно такой. - Эрни, ты знаешь, как я тебя уважаю. - Ты это к чему? - Один телефонный звонок - это еще не основание. - То есть для того, чтобы ты пустил своих ребят по следу, мне нужно как минимум умереть? - Ну ладно, кончай. А почему, ты думаешь, этот тип собирается покушаться на твою жизнь? - Не имею понятия. Он только посоветовал мне принять к защите все возможные меры. - А в тот день с утра ты не пил? - Нет, не пил. Я работал. - Так вот, Эрни, это - обычный звонок съехавшего с ума выпивохи. Самый что ни на есть. И все эти бредни о том, что тебе, мол, нужно купить пистолет, обзавестись охраной и все такое, "потому что я, приятель, собираюсь выбить тебе мозги" - дело совершенно типичное. Да ведь ты же сам знаешь, Эрни. - Нет. Он говорил всерьез. Те звонки, о которых ты говоришь, я и правда знаю. С нашей компьютерной системой засечь такой звонок ничего не стоило. Я знаю эти звонки. И я знаю разницу. Это был не сбрендивший пьяница. Не знаю, почему я это чувствую, но можешь верить мне - он говорил серьезно. - Эрни... боюсь, мне нечем тебе помочь. - То есть? - А что мне писать начальству? Что пришел Эрни Уолгрин, посмотрел мне в глаза - что ты сейчас как раз и делаешь - и я, неизвестно почему, вдруг понял, что положение и впрямь аховое? Так сказать, почуял нутром? - Можешь что-нибудь посоветовать? Денег у меня не так мало. - Так действуй. - И каким образом? - После того, как у нас из-за спины подстрелили Кеннеди, нас основательно перетряхнули, Эрни. Шума особого не было - но трясли будь здоров. - Я знаю. Имел к этому некоторое отношение. Брови хозяина кабинета удивленно метнулись вверх. - Да? Ну, как бы то ни было, толку от этого оказалось немного - что там голове у парня вроде Освальда, заранее ведь не узнаешь; цель была только одна - показать Джонсону, что Служба, которая его охраняет - уже вовсе не та, что проворонила убийцу его предшественника. Однако после чистки многие толковые ребята - действительно толковые - ушли, Эрни. Видно, здорово обиделись. И не нам их винить. Так вот у них теперь собственное агентство... - Предлагаешь мне отставных полицейских в мундирах без погон? Благодарю покорно. - Не думай, это не обычное охранное заведение. Они пашут на больших шишек - стерегут заезжих глав правительств, послов, охраняют их резиденции и все такое. Работают даже лучше, чем мы - и то сказать, их клиенты не имеют привычки, сойдя с трапа, ручкаться с каждой шантрапой. Я от этого просто с ума схожу. Слушай, какого черта президентом обязательно становится политик? Выбрали бы кого-нибудь... Говарда Хьюза, не знаю... Нет - все политики. - Он помолчал. - А что ты говорил, будто имеешь какое-то отношение к чистке? Уолгрин пожал плечами. - Я делал для президента кое-какую работу, - произнес он. - По охранному ведомству. - А для какого именно президента? - Для всех. Вплоть до нынешнего. Охранное агентство бывших сотрудников Службы безопасности называлось "Палдор". Отрекомендовавшись также бывшим сотрудником Службы, Уолгрин был препровожден на сей раз в кабинет того типа, к которому он привык - хороший вкус в сочетании с элегантной строгостью. Цветущие вишни и блестящая лента Потомака за окнами. Скотч со льдом. Внимательный взгляд, полный сочувствия. Собеседника Уолгрина звали Лестер Пруэл, и о нем Уолгрин кое-что знал. Внешне мистер Пруэл являл собой тип загорелого блондина шести футов ростом, с внимательным, острым взором голубых глаз. В облике его ощущалась некая вежливая непринужденность, которую никогда не увидишь у сотрудников правительственного аппарата - безошибочный признак того, что этот человек сам принимает решения. Решением, которое он принял в отношении Эрнеста Уолгрина, было категорическое "нет". - Я бы рад помочь, - Пруэл покачал головой, и в солнечном луче вспыхнули его тщательно зачесанные назад светлые с сединой волосы, - но, приятель, это же всего-навсего телефонный звонок. - Я хорошо заплачу. - Мы берем не меньше ста тысяч - и это так, приехать посмотреть. А представь, во сколько встанет настоящая работа. Имей в виду - мы ведь посылаем не компанию отставных сержантов в синих пижамах, которым осталась пара шагов до биржи труда. Наша охрана - с гарантией. - Да, выйдет немало. - Милый мой, да мы бы сделали все за так - если бы были уверены, что на то действительно есть причина. Связи со своими мы стараемся поддерживать. И уж если на то пошло, с удовольствием предложили бы тебе, Уолгрин, место в нашей конторе. Только, похоже, для старой служебной собаки ты и так весьма недурно устроился. - Мне угрожает смерть, - ответил Уолгрин. - Слушай, ты в последнее время не слишком налегал на секс? В нашем возрасте такое случается - теряешь вдруг чувство меры. Мы-то с тобой ведь хорошо знаем, что один телефонный звонок... Вечером следующего дня Эрнест Уолгрин из Миннеаполиса, штат Миннесота, вылетел в Манчестер в Нью-Гемпшире для опознания трупа своей жены. Шприц вонзили в затылок - словно желая ввести что-то прямо ей в мозг. Но шприц был ветеринарным - и в мозг не было введено ничего, кроме длинной толстой иглы. Иглы и струи воздуха. Струя воздуха, попавшая в сосуд - смерть наступила почти мгновенно. Тело обнаружили на заднем сиденье машины, принадлежавшей брату Милдред. Никаких отпечатков ни в машине, ни на самом шприце найдено не было. Как будто кто-то - или что-то - незамеченным появился в этом безмятежном северном краю лишь для того, чтобы сделать свое дело - и затем исчез также незамеченным. Мотивы были тоже неизвестны. К прилету Уолгрина гроб с телом Милдред был уже в аэропорту. Рядом с носилками, глядя в пол, стоял Лестер Пруэл. - Прости, старик. Мы правда не знали. Можешь на нас полностью рассчитывать. Прости, прошу еще раз... правда, прости. Сам понимаешь, мы подумали - мало ли, телефонный звонок... Слушай, мы не можем вернуть ее тебе - но защитить тебя в наших силах, если ты, конечно захочешь этого. - Да, - коротко ответил Уолгрин. Милдред, подумал он, хотела бы этого. Жизнь... Милдред так любила ее - и не простила бы живым пренебрежения к ней из-за одной лишь ее смерти. Похоронили ее на кладбище в Аркадии, в окрестностях городка Оливия, округ Ренвилл, в краю зеленых полей, где родился отец Эрнеста, в земле, на которой колеса трактора его сына оставили след там, где некогда шел за плугом дед Уолгрина. Никогда еще тихий городок Оливия, штат Миннесота, не видел таких странных похорон. Мужчины в дорогих костюмах останавливали идущих к могиле участников траурной процессии, чтобы проверить содержимое их карманов. Бизнесмен из Оливии, старый друг Эрнеста и его семьи, даже предположил, что под пижамами у этих парней спрятаны устройства наподобие миноискателей, реагирующие на малейший признак металла. С утра прочесали лесок на ближнем холме, выгнав оттуда рассерженного охотника. Когда он отказался покинуть рощу, у него забрали ружье, а в ответ на угрозу пойти в полицию невозмутимо ответили: "О'кей - но не раньше чем кончатся похороны, приятель". Странной была и машина, в которой Эрнест Уолгрин приехал на похороны. Ребристая резина ее протекторов оставляла в мягкой весенней земле колею глубиной в добрых четыре дюйма; автомобиль даже на вид имел необычный вес, и когда некий юный горожанин как-то просочился сквозь кордон молчаливых парней, все время окружавших автомобиль, то с удивлением рассказывал, что металл кузова "не гудел, если по нему стукнуть". Какая там машина - настоящий танк, замаскированный под автомобиль; и уж наверняка не один ствол скрывался в кейсах, под сложенными газетами и пиджаками молчаливых спутников Эрнста. Местные жители наперебой убеждали друг друга, что Уолгрин, как видно, связался с мафией. - Бросьте, - возражали другие. - Эти парни ничуть не походят на мафиози, вы же сами видите. - Ну да, - не соглашались третьи. - Они за это время уже так обамериканились, что ничем не отличаются от нас с вами. - Кто-то вспомнил, что Эрнест Уолгрин когда-то работал на правительство - по крайней мере, так говорили. - А, тогда все понятно, Эрни, значит, шпионит для ЦРУ. Им и приходится его охранять - видно, в свое время поубивали чертову уйму русских. Уолгрин, не отрываясь, следил, как белый гроб с телом Милдред опускали в узкую щель могилы, и в который раз подумал, как же мало последнее пристанище. И при мысли о том, что Милдред навсегда останется в этой узкой дыре, он наконец не выдержал. Плакать было можно - все равно не осталось ничего, кроме слез. И убеждать себя, что здесь вовсе не Милдред опускали сейчас в вечную тьму, а лишь ее тело - сама Милдред исчезла, как только жизнь покинула ее. И, вспомнив ее, в толчее аэропорта нервно рывшуюся в сумочке, он устало подумал: кем бы он ни был, прошу его лишь об одном - пусть быстрее кончает со мной, и баста. Не осталось ни ненависти, ни жажды мести - только скорбь и желание, чтобы все поскорее кончилось. Осмотрев дом Уолгрина, ребята из "Палдора" единодушно решили, что оставаться там более чем рискованно - слишком много входных дверей и слуховых окон. - Просто рай для убийцы, - констатировал Пруэл, лично вызвавшийся руководить охраной Уолгрина. Предложение оставить дом Уолгрин принял с радостью - Милдред все еще была здесь, в каждой комнате, в каждом предмете - от гончарного круга на полу до треснутого зеркала в ее спальне. - У меня есть зимний домик в Солнечной долине, - ответил он Пруэлу. - Но, понимаешь... мне нужно будет чем-то заняться. Чтобы думать поменьше. А то, боюсь, я сойду с ума. Пруэл ободряюще похлопал его по плечу. - Работой мы тебя обеспечим. Домик в Солнечной долине Пруэл назвал идеальным убежищем, заметив, что нужно будет лишь "кое-что обновить". Деньги у Уолгрина отказались брать наотрез, а чтобы отвлечь его от мрачных мыслей. Лес Пруэл посвящал его в тайны последних достижений охранной техники. - До сих пор - и на протяжении всей истории - традиционными средствами защиты были стены, башни, вооруженные охранники и тому подобные дела. Пока не разработали этот вот новый принцип. Кто на него первым наткнулся - не знаю, но изменил он все на корню. Теперь тебя охраняют фокусы! - Что - колдовство?! - Нет, нет! Именно фокусы, вроде Гудини. Трюки. Иллюзия. Наша задача - просто-напросто одурачить противника, показать ему то, чего нет. Звучит, может, и не очень убедительно - но на самом деле это самая надежная штуковина, которую когда-либо рожали человеческие мозги. Если бы так охраняли Кеннеди, он бы точно остался жив - Освальд попросту бы не знал, куда целиться. Уолгрин следовал за ним по пятам и, слушая объяснения Пруэла насчет очередного хитрого устройства, мало-помалу осознавал всю гениальную простоту идеи. Иллюзия. Не предотвратить действия убийцы, а побудить его к их совершению - и заманить его таким образом в собственную ловушку. Первыми заменяли стекла во всех окнах дома; новые имели вполне заурядный вид, но то, что смотревшему через них снаружи могло показаться внутренностью комнаты, было на самом деле лишь видимостью предметов в поляризованном стекле. К дому вели две асфальтированные дороги, абсолютно открытые - ни шлагбаумов, ни ворот; но если вдруг водитель, ехавший по любой из них, получал от высокого человека в егерской куртке - агента "Палдора" - приказ остановиться и отказывался почему-либо его выполнить, в асфальте спереди и сзади машины нарушителя в долю секунды появлялись два черных провала. Травянистый склон холма скрыл испытанную еще во Вьетнаме электронную систему распознавания - она узнавала находившихся поблизости людей по составу пота. А на окрестных пригорках, в уютных коттеджиках расположились приехавшие на отдых холостяки - которые в действительности все до одного были людьми из "Палдора". Внешне же дом Эрнеста Уолгрина все так же походил на милое сельское обиталище. И убийца, наблюдавший с ближайшего холма за хозяином, мирно копавшимся в саду, наверняка остался бы в полной уверенности, что сможет расправиться с ним когда пожелает - но лучше, конечно, сделать это немедленно, пока проникнуть в дом не составляет никакого труда. Если же убийца вдруг вознамерился бы осуществить свой замысел на расстоянии при помощи снайперской винтовки, главный пульт охраны тотчас получил бы сигнал от уютно расположившейся в садике своего дома пожилой дачницы - и владельца винтовки ожидали неминуемый промах и как следствие - пуля в собственном черепе. Поняв, что ни одна живая душа не сможет застать его врасплох в этой невидимой крепости, Уолгрин жалел лишь об одном - Милдред могла бы остаться в живых, позаботься он обо всем этом раньше. Ничто не могло подобраться к сосновой хижине незамеченным - кроме летней жары, пришедшей в начале августа с великих американских равнин и окутавшей знойным маревом всю длину. И когда температура достигла 32 градусов, летучее вещество, с весны ждавшее своего часа в фундаменте, в мгновение ока распространилось по всему дому - и взрыв, эхо которого услышали все обитатели Солнечной долины, в мгновение ока стер хижину с лица земли. Вместе с ее единственным обитателем - Эрнестом Уолгрином. В Вашингтоне рапорт о случившемся лег на стол президента Соединенных Штатов. Физик по образованию, выпускник Аннаполиса, президент в жизни подчинялся непреложному правилу - не паниковать. - Мотивы убийства установлены? - спросил он. - Сэр, это не просто убийство. У помощника был такой мощный южный акцент, что если его собеседником оказывался северянин, он мог вволю побарабанить пальцами по столу, пока его визави медленно разбавлял густой сироп из "а", "о" и "э" редкими согласными звуками. - А что же тогда? - Мы считаем, что это террористический акт, задуманный как предупреждение - предупреждение нам всем, сэр. - Тогда отправьте дело в Службу безопасности. В конце концов, они отвечают за мою охрану. Я уверен, что охрана этого... пострадавшего несколько уступала моей; к тому же, насколько я знаю, террористические акты совершаются в основном против членов правительства - например, президента. - Этот случай непохож на другие, сэр. Видите ли, сэр, люди из Службы утверждают, что охрана потерпевшего не уступала вашей - она превосходила ее. Но люди, которым удалось его убить... известили, что вы, сэр - следующий в их списке. ГЛАВА ВТОРАЯ Его звали Римо, и тренировка подходила к концу. Слово, пожалуй, не совсем подходящее - то, что делал он, мало походило на еженедельные упражнения команды, какого-нибудь провинциального колледжа. Он не качал мускулов, не напрягал связки, не загонял до предела дыхание - ибо знал, что в этом случае в следующий раз предел наступит гораздо раньше. Все эти упражнения были для Римо лишь огорчительными свидетельствами того, что большинство двуногих до сих пор так и не научились пользоваться своим телом. Борьба с самим собой - ничто не может дать результатов, более противоположных ожидаемым. А вот развитие изначально данных тебе возможностей - совсем другое дело. Стебелек травы, пробивающийся на солнечный свет, ломает в конце концов бетонную плиту. Мать, в стремлении спасти своего ребенка забывшая о том, что она всего лишь слабая женщина, может оторвать от земли задние колоса автомобиля. А капля, падающая с высоты, как известно, точит и камень. Но люди, для того чтобы чувствовать себя венцом природы, жертвовали тем ее даром, который, собственно, и делал их людьми - чистой энергией мозга. Римо же в свое время удержался от этого - и потому сейчас его тело, подброшенное в воздух легким движением пальцев ног, плавно миновало сорок пять футов высоты, отделявших балкон, где стоял Римо, от тротуара под окнами здания. Силы, управляющие телом в свободном падении, таковы, что стоит только позволить одержать верх подхлестнутому страхом адреналину - твоя плоть и кости будут расплющены прямо в миг соприкосновения с мостовой. А значит, к этому мигу следует быть готовым... И у самой мостовой замедлить падение. Само падение от этого не станет медленнее - ведь и мячи, которые пасовали великому бейсболисту Теду Уильямсу, не летели медленнее, чем обычно. Но Уильямс, говорят, был способен различать швы на летящем к нему мяче - и тот словно сам ложился на его биту. Так и Римо - много лет назад тоже носивший фамилию Уильямс, не будучи, правда, при этом родственником великого игрока - обладал способностью опережать скорость физических тел быстротой мозга - самого мощного, но наименее используемого из человеческих органов. Восемь процентов - выше этого показателя редко кто из представителей "гомо сапиенс" утруждал свой мозг, постепенно превращавшийся в некий рудиментарный придаток. Если бы в один прекрасный момент люди поняли, какими свойствами обладает их мозг, весь мир стал бы для них подобием этого тротуара, на который мягко, на полусогнутых ногах спрыгнул Римо, вытянув перед собой руки. Беззвучно, не ощутив даже прикосновения - одно лишь скользящее движение, и... и все. В следующий миг Римо уже выпрямился, и, шагнув влево, бросил по сторонам быстрый взгляд. Саламандер-стрит, Лос-Анджелес. На улице пусто - раннее утро. Подобрав два выпавших из кармана двадцатипятицентовика, Римо снова огляделся. Бесполезно - в такое время на улицах черных кварталов нет ни души; можешь сколько угодно планировать с балконов на мостовую - никто не выскочит на улицу и не примется орать: "Глядите, глядите все, что этот малый там делает!" Для своих шести футов роста Римо, смуглый брюнет с высокими скулами и холодновато-внимательным взглядом темных глаз, был даже чересчур худощав - и только широкие запястья указывали на то, что тело его отнюдь не было комом вянущей плоти, что в среде его собратьев по полу стало, увы, обычным явлением. Правда, некоторые из этих его собратьев тоже пробовали себя в прыжках с высоты - с помощью тросов, пенопластовых блоков и громадных надувных матрасов, благодаря которым их хрупкие тела не разбивались вдребезги при падении; не будучи способным спасли себя сам, человек поручил это материалу. Пользоваться внутренними органами они тоже не умели - у большинства из них кишечник и печень работали независимо друг от друга, находясь словно в разных мирах. А уж что они ели для восстановления энергии и как дышали - слава Богу, что хотя бы навыки работы клеточной системы ими еще не были утрачены. Иначе вряд ли кто-либо из них дожил бы до двадцати. Обернувшись и задрав голову, Римо снова оглядел здание. Тренировка... Для него это было не тренировкой, а способом почувствовать свое тело, управляющее в свою очередь, его мыслями, поступками - всей его жизнью. Неподалеку, примерно в двух кварталах, чуткое ухо Римо уловило шорох шин - и спустя пару минут на улицу лениво въехал автомобиль с желтой лампой на крыше, означавшей, что данный экипаж предоставляет услуги внаем. Римо помахал шоферу - нужно было двигаться обратно в гостиницу. Можно, конечно, было и пробежаться - но зарядка была так или иначе закончена, и уж если ему посчастливилось в такой ранний час отловить такси, к чему пропускать удачу? Римо подождал, пока такси подъедет поближе. В это утро ему предстояло много дел. Последняя беседа с руководством порядком отразилась на его нервах. Шифр, которым они пользовались для кодировки информации, всегда выводил Римо из себя, и обычно кончалось тем, что собеседник Римо, достопочтенный доктор Харольд В. Смит, получал с того конца провода гневные тирады: - Если можете сказать прямо - скажите, а нет - так молчите, пожалуйста! Но без этой белиберды из цифр, имен и букв. Если вам нравится играть в игрушки - валяйте, но я вам скажу: вся эта затея с шифром - чистой воды бредятина! Поэтому Смиту, коий был известен миру как директор санатория Фолкрофт на Лонг-Айленд-саунде, каждый раз приходилось являться самому, дабы лично передать конфиденциальную информацию Римо. Из телефонного разговора Римо смог понять, что на сей раз она касается нового президента и каких-то мер безопасности. Смит будет ждать его в отеле через десять минут - и ровно столько же продлится их разговор, после чего шеф снова исчезнет. Среди многочисленных теорий Смита самой действенной была та, что наиболее опасные задания следует выполнять молниеносно. Чтобы на провал просто не осталось времени. Встреча же с Римо для Смита даже сама по себе была нежелательной. Если бы Смита заметили в обществе "карающей десницы" КЮРЕ, ему было бы труднее скрыть само существование этой организации, действующей за рамками Конституции и основанной некогда в отчаянной надежде удержать на плаву правительство, неспособное долее выносить бремя собственных законов, но пытавшееся тем не менее обязать к их выполнению народ огромной страны. Римо следил, как машина, замедлив ход, приблизилась к нему - и в ту же секунду резко сорвалась с места. Таксист видел его - в этом Римо не сомневался. Увидел его, подъехал - и тут же с силой нажал на газ. Вздохнув, Римо сбросил со ступней мокасины - босые подошвы при скоростном беге всегда казались ему надежнее. Его черная в обтяжку майка стала еще темнее от пота, а свободные серые брюки на бегу словно прилипли к худым мускулистым ногам. Римо, казалось, летел над влажно блестевшим асфальтом улицы, нагнав такси, он почувствовал удушливый запах бензина. Сильный удар в багажник - и Римо услышал, как щелкнули замки всех четырех дверей. Американские такси в наши дни превратились в маленькие передвижные крепости - из-за того, что некоторые стали находить дуло пистолета, приставленное к затылку водителя, весьма удобным способом для добычи карманных денег. Поэтому улицы крупных городов и заполнили этакие бункеры на колесах - водитель отгорожен от салона пуленепробиваемым стеклом, двери запираются одновременно поворотом рукоятки у рулевой кнопки, внизу - кнопка звукового сигнала диспетчеру, возвещающего о непрошенном госте... Но водитель желтой колымаги не успел им воспользоваться. Римо сразу оценил слабое место передвижной крепости - крышу. Вернее, почувствовал - как только оказался на ней. Проткнув пальцами тонкий стальной лист, он прижал снизу указательным виниловую обшивку салона, сверху надавил большим на выкрашенный желтой краской металл - и часть крыши осталась у него в руке, словно ломтик сыра. Еще рывок, еще, еще - и наконец Римо опустился на переднее сиденье рядом с водителем, который, уже потеряв голову, судорожно жал на газ, на тормоза, снова на газ, услаждая слух диспетчера потоками невообразимой словесной мешанины. - Ничего, если я поеду впереди? - спросил Римо. - Нет проблем. Сиди, где захочется. Сигарету? Водитель железного коня наконец опомнился. Даже смог рассмеяться. Ну надо же, напустил в штаны! Теплая струйка стекала по его бедру, и под педалью газа образовалась лужица. Одним глазом доблестный ездок то и дело посматривал на рваную дыру в крыше, постепенно укрепляясь в мысли о том, что на него напал динозавр, питающийся стальными покрытиями. Сидевший справа тощий малый с жилистыми запястьями наконец назвал ему адрес. Оказалось - в гостиницу. - У тебя, приятель, талант подзывать такси. - Ты же сам не захотел останавливаться, - напомнил Римо. - В следующий раз учту. Вообще-то за мной такого не водится, но остановиться в квартале цветных - все равно что пустить себе в башку пулю. - Каких именно цветных? - поинтересовался Римо. - Что значит "Каких цветных"? Черных, разумеется. А ты думал, каких? Ярко-оранжевых, что ли? - Ну, есть еще желтые, красные, коричневые, белые. Есть альбиносы, есть почти розовые. Иногда, - подытожил Римо, - попадаются даже типы цвета жженного янтаря - правда, не очень часто. - Да брось ты, - водитель мотнул головой. Но перед мысленным взором Римо уже вставали люди всех возможных оттенков и цветов радуги. И ведь главное в том, что никаких цветов нет, что все это черное, белое, красное или желтое - всего лишь знак принадлежности к расе. Но и между расами по сути нет разницы. А разница в том, как используют люди свои возможности, насколько далеко отстоят от того совершенного образа, по которому создала их природа. Есть, конечно, между отдельными группами людей кое-какие различия - но они ничтожны по сравнению с главным: тем, каковы сейчас люди - и какими могли бы быть, если бы... В принципе - это как с машиной. Есть же машины восьми-, шести-, четырехцилиндровые. Но если в моторе каждой работает не более чем по одному цилиндру - большая ли между ними будет разница? так и с людьми. Любой из них, сподобившийся привести лишний цилиндр в действие, сразу попадал в ранг героев-атлетов. Правда, был, конечно, один или два, которые пользовались всеми шестью - или даже восемью цилиндрами... - "Зебра 42" - вы говорили, вроде вас кто-то ест? - Нет, нет! Все в порядке, - таксист подмигнул зеркалу. - Это, значит, и есть ваш аварийный позывной? - повернулся к нему Римо. - "Все в порядке"? - Да... нет... - Полный идиотизм, - Римо удрученно покачал головой. - Вот я сижу здесь, на переднем сиденье, полицейская машина - в двух кварталах от нас; сейчас она за нами погонится, и если завяжется драка - представь, кому будет хуже всего. - Какая... полицейская? - Вон, сзади. - О, Бог мой! - пробормотал таксист, заметив в конце улицы блеск полицейской мигалки. Впереди из-за поворота вынырнул еще один приземистый силуэт. - По-моему, самое время прижаться к обочине и сдаваться. - Причем немедленно, - подтвердил Римо. Он подмигнул водителю - ив следующую секунду тот почувствовал, как руль вырвался из его рук; а потом этот шизик, этот обалдуй, который выломал крышу, этот псих, который не имеет понятия, как порядочные люди садятся в автомобиль, всем своим жилистым скелетом навалился на него - он правил. Колымага словно сошла с ума - дико визжа тормозами, она ныряла, ерзала, прыгала, чуть не врезавшись в полицейский автомобиль, выехавший из-за поворота. В следующую секунду он был уже позади - и после хилых попыток преследования широким разворотом въехал на тротуар, разметав в стороны, словно шары в боулинге, разноцветную гирлянду мусорных баков. Римо мельком глянул в зеркало заднего вида. Так и есть - ни один из почтенных мусоросборников не удержался на прежней позиции. Визг тормозов и завывание сирен переплетались со стенаниями таксиста, все еще безуспешно пытавшегося вырвать руль у этого лунатика. Ничего, сейчас он ему покажет. В конце концов, он был чемпионом колледжа в среднем весе - сейчас этот кретин у него допляшется. Два превосходных апперкота - справа и слева - но псих все так же сидел, навалившись на него и вцепившись в руль. Оба роскошных апперкота прошли мимо цели. Нет, он явно сходит с ума - иначе получается что этот полоумный может двигать своим костистым туловищем быстрее, чем он, бывший чемпион колледжа, наносит свой коронный удар! Он, не знавший себе равных в среднем весе во всем Хай Пасифика! Да, парень явно не из простых. Если уж он разломал пальцами крышу... хотя крыша, что и говорить, была хлипкая. Но на скорости восемьдесят миль в час уйти от его ударов... восемьдесят миль в час?! Случайный взгляд через ветровое стекло заставил таксиста втянуть голову в плечи. Им осталось жить не больше пары секунд. На скорости восемьдесят миль в час в Лос-Анджелесе можно ехать только навстречу собственной смерти - упокой наши души. Господи... Последним усилием он попытался спихнуть ступню шизика с педали газа. Но ступня обладала, похоже, большим запасом устойчивости, чем весь его экипаж. Таксисту показалось, что он стукнул ногой по чугунной тумбе. - Расслабься и получи удовольствие, - буркнул себе под нос водитель, откидываясь в кресле. Еще в детстве он слышал, что все психи здоровы как дьяволы... - Ты машину застраховал? - Как же, хватит этой страховки... - Бывает, что и хватает, - ответил Римо, - даже с лихвой. Могу познакомить тебя с одним адвокатом... - Слушай, хочешь по-настоящему меня осчастливить? Смойся отсюда, а? - Ладно. Пока. Распахнув двери, Римо одним прыжком оказался на тротуаре, коснувшись асфальта, ноги, не сбавляя скорости - в чем, собственно и был секрет - понесли Римо через улицу к аллее, в конце которой виднелось здание гостиницы. Войти внутрь Римо предпочел любимым способом - через кухню. Для этого лишь понадобилось спросить, кто заказывал для ресторана свежую говядину - разного рода агентов по продаже кухонный персонал обычно не замечал. В кухне витал запах яичницы и прогорклого жира. У двери в номер Римо ожидал бледный и хмурый Смит - пальцы шефа нервно постукивали по крышке кейса. Вся его одутловатая фигура прямо-таки сочилась негодованием. - Что, ради всего святого, произошло там, внизу? - Внизу? - Полицейские. Эта гонка... и это такси, из которого вы, пардон... выпорхнули. - Вы же сами приказывали мне явиться точно к назначенному часу. Предупредили даже, что важность дела заставляет вас лично прибыть сюда. И не больше чем на десять минут - нас не должны видеть вместе. И намекнули, что дело крайне деликатное. Это так? - Покушение на президента, - делая шаг к двери, будничным тоном промолвил Смит. Римо удержал его за локоть. - Ну и?.. - Поэтому нас и не должны видеть вместе. Даже в одной гостинице. Все эти комиссии с их теориями о маньяке-убийце могут добиться одного - случайно узнать о нашем существовании; и этого я более всего опасаюсь. - Я полагаю, однако, что потеря вами, Смит, здравого смысла - не главное, из-за чего вы сюда прибыли? - Главное - в том, что на жизнь президента Соединенных Штатов готовиться покушение. У меня нет времени объяснять вам, почему я говорю об этом с такой уверенностью, но вы, полагаю, знаете - у нас свои источники информации и свои методы ее обработки. Это Римо знал хорошо. Знал он также, что их организация, дабы заставить работать как следует официальные органы охраны порядка, время от времени во время крупных скандалов подбрасывала прессе конфиденциальные сведения; в кризисных ситуациях, в качестве крайней меры, в дело включался сам Римо. Знал он также, что со времени появления организации хаос, охвативший страну, не уменьшился. Улицы не стали безопаснее; полиция - надежней. Главный полицейский комиссар в выступлении по национальному телевидению, разводя руками, признался в том, что полиция превратилась "лишь в средство обеспечения занятости". Полицейский комиссар ошибался в одном - приписывая какую бы то ни было "эффективность" вверенной ему организации. В городах продолжали находить в мусорных контейнерах трупы беременных женщин. Среди самих полицейских вспыхивали волнения. Никогда еще американским налогоплательщикам не приходилось раскошеливаться до такой степени на столь никчемную защиту. Шкуру за прошедшие годы Римо, как ему казалось, отрастил толстую - но терпеть происходившее становилось все труднее. Хаосу и преступности была объявлена война, и первую победу в ней надлежало одержать над самими силами правопорядка - той армией, которая не только позволила противнику войти в город, но требовала с его жителей все большую плату за оправдание своей бесполезности. С другой стороны, сами жители недолюбливали чересчур честных полицейских. Так ли, иначе - но выбор оставался один: спасение цивилизации или полный и окончательный хаос. И потому угроза покушения на очередного политика не вселила в душу Римо особого беспокойства - хотя на доктора Харолда В. Смита она, судя по всему, оказала прямо обратное воздействие. - Ясно - на президента Соединенных Штатов готовится покушение. Ну и?.. - повторил свой вопрос Римо. - Вы знакомы с вице-президентом? - спросил вместо ответа Смит. - Нам же надо спасать самого? - Да нет, я спрашиваю не поэтому. Римо, власть ослаблена настолько, что потеря еще одного президента может повлечь за собой полный крах. Мы пытались убедить его, что его жизнь в опасности и необходимо принять дополнительные меры к защите. Но у него один ответ - все в руках Божиих. Римо, Римо, еще одно убийство - и конец всему, вы понимаете? - О, Бог мой, мое время истекло. Вы притащили за собой полицию. Когда я увидел их, то счел за лучшее посвятить в детали Чиуна. Не знаю, оба вы умудряетесь выскальзывать из ловушек без единой царапины, но для меня дальнейшее пребывание здесь становится опасным. Ситуацию вы знаете. Ваша задача - убедить президента, что он в опасности. Используйте все каналы. Прощайте. Римо следил, как он идет к выходу, оставляя за собой терпкий запах тела, давно привыкшего к мясной пище. Вся манера уважаемого шефа КЮРЕ оставляла ощущение разжеванной дольки кислого лимона. Однако доктор Харолд В. Смит не знал, в каком тягостном раздумье оставил он Римо. Англосакс до мозга костей, Смит не в состоянии был понять, что могут значить его слова для Мастера Синанджу - тысячелетнего дома, занимавшегося на протяжении всей истории человечества подготовкой наемных убийц. Предчувствие беды появилось у Римо в тот самый момент, когда он увидел на лице Чиуна довольную улыбку - щербатый полумесяц, вписанный в овал из пожелтевшего пергамента, с клочками седой бороды и остатками волос, напоминавших серебряную обертку от конфеты. Чиун стоял в приличествующей положению величественной позе, и старинное пурпурное с золотом кимоно выглядело на его сухонькой фигурке по меньшей мере императорской мантией. - Наконец-то Мастеру Синанджу нашли достойное применение. - Восемь прожитых десятилетий сделали голос Чиуна надтреснутым и скрипучим, словно сухой стручок. - Столько лет мы унижались до борьбы с разбойниками, ворами и разного рода презренными нечестивцами вашей невозможной страны - но наконец в приливе мудрости голос разума проник в сердце императора Смита! - Нет, ради всего святого! - валясь на диван, простонал Римо. - Чиун, не говори больше ничего. Но он уже узрел громоздившиеся в комнате Чиуна лакированные дорожные сундуки с замками, залитыми воском - чтобы кто-нибудь не попытался вскрыть их без ведома хозяина. - Прежде всего голос разума заставил императора на сей раз поставить во главе дела настоящего Мастера, - продолжал Чиун. - Уж не тебя ли, папочка? - язвительно вопросил Римо. - Не дерзи, - поморщился Чиун. - Кроме того, войдя, ты забыл поклониться. - Да ладно, кончай. Ну и что он сказал? - При виде той гнусной, позорной сцены, что ты устроил внизу, император несказанно удивился: как ты, впитывая мудрость Синанджу столько лет, можешь при этом оставаться совершеннейшим недоумком? - А ты что? - А я ответил, что и так сотворил чудеса - учитывая, что мне пришлось иметь дело с толстым белым лентяем. - А он что? - Он ответил, что от всего сердца сочувствует доброте и мудрости учителя, который все эти годы терпит нерадивость того, кто не умеет до сих пор управлять дыханием и кровообращением. - Ну, этого он не говорил. - Твое дыхание расстроилось настолько, что даже белый пожиратель мяса смог услышать это! - вознегодовал Чиун. - С этим я давно справился, а что касается Смитти, про дыхание он знает только одно: когда оно совсем прекращается - это плохо. В остальном он понимает в этом примерно же столько, сколько ты, Чиун, - в компьютерах. - Я, например, знаю, что компьютеры следует включать в розетки, - заявил Чиун. - Я знаю об этом от неблагодарного олуха, порочащего великий Дом Синанджу, который подобрал его в грязи и путем тщания и всемерных ограничений, при помощи великого знания превратил этот кусок мертвечины хотя бы в отдаленное подобие того, чем предназначено было ему стать свыше! - Слушай, папочка, - обратился Римо к человеку, который действительно лепил и переделывал его - хотя нередко весьма занудными способами. - Смит понимает в дыхании и всяких таких вещах не больше того, что ты, например, смыслишь в демократии - вот так! - О, я знаю, что вы постоянно лжете самим себе, что выбираете достойнейших среди равных - хотя в действительности, как и повсюду, вами правят императоры. - Ну так что сказал Смит? - Что твое дыхание позорит Дом Синанджу. - Дословно - что именно? - Он услышал шум, выглянул на улицу и сказал - "какой позор!" - Это потому, что за мной увязалась полиция. А он не хотел лишней огласки. И имел в виду вовсе не мое дыхание. - Не прикидывайся дураком, - возразил Чиун. - Ты вывалился из этого средства передвижения, пыхтя, как раненый бегемот - как будто ноздри твои тебе вовсе не повиновались! Смит все видел - и ты всерьез думаешь, что не это вызвало его праведный гнев, а эти ваши полицейские - которые не могут причинить вреда никому, в особенности тем, кто дает им деньги! - Ну хорошо, хорошо. Мое дыхание ему не понравилось. Что дальше? - Дальше ты поехал наверх. - А куда же еще? - Хотя внизу тебе было бы самое место, - радостно захихикал Чиун. Отсмеявшись, он поведал наконец Римо переданные ему Смитом инструкции. Он и Римо должны проникнуть в президентский дворец. - Белый дом, - поправил Римо. - Верно, - кивнул Чиун. - Император Смит хочет, чтобы мы показали тому, другому, который тоже считает себя императором, в чьих руках подлинная власть. И что тот, кому служит карающий меч Синанджу, останется властелином навсегда - император может быть только один, кто бы там не называл себя этим титулом. Вот чего хочет от нас император Смит. - Н-не понял, - Римо замотал головой. - Ты слышал о "зелени леса"? Очень старый прием, но я позволил мистеру Смиту думать, будто его открыл он - хотя нам он известен с незапамятных времен. Все очень просто. - Что за "зелень леса"? - удивился Римо. - В первый раз слышу. - Когда ты смотришь на лес с некоторого расстояния, то видишь зелень. Значит, лес - это зелень: ведь ты видишь именно так. Но потом, когда ты приблизился, то начал различать листья, из которых состоит зелень, и сказал: значит, лес - это листва. Но когда ты подойдешь еще ближе, то увидишь, что листья - всего лишь крошечные существа, которым дают жизнь деревья, и, стало быть, деревья и есть настоящий лес. Так и власть в стране зачастую принадлежит не тому, кого люди считают императором - но мудрейшему, отдавшему свое сердце знанию Дома Синанджу. И долг мастера, состоящего в услужении истинного императора - показать самозванцу, в чьих руках настоящая власть, дать ему понять, что лист - всего лишь часть огромного дерева. Простой способ. И известный нам с давних времен. "Нам" - то есть дому Синанджу, Мастерам, поступавшим на службу к царям, императорам и фараонам всех эпох с одной-единственной целью - прокормить нищую деревеньку на берегу Корейского залива. Много лег назад Чиун, последний из Мастеров, начал тренировать Римо, благодаря чему благосостояние деревни Синанджу ежегодно увеличивалось. - А нам-то что нужно делать? - Римо попытался вернуть Чиуна к реальности. - Вселить страх в сердце президента! Поведать ему о его бессилии. Заставить его на коленях молить о милосердии императора Смита. Наконец-то Мастеру дано достойное поручение! - Ты, видно, что-нибудь не так понял, папочка, - заметил Римо. - Не думаю, чтобы Смит действительно пожелал проделывать с президентом все эти штуки. - Возможно, - продолжал Чиун, - нам придется ночью выкрасть президента, отнести его к яме с гиенами и держать над ней до тех пор, пока он не поклянется в вечной преданности императору Смиту. - Вот уж этого, я уверен, Смит тебе точно не говорил. Пойми, он служит нашей стране - а вовсе не правит ею. - Так говорят все - но в действительности все хотят царствовать. Или, вместо гиен, можно изуродовать лучшего президентского военачальника - кто в Америке самый знаменитый генерал, Римо? - У нас больше нет знаменитых генералов, папочка. Самые знаменитые в Америке люди - просто бухгалтеры, которые знают, как тратить деньги. - А самый неустрашимый боец? - Таких тоже нет. - Ну, не важно. В вашей стране всем заправляют любители - пора показать Америке, чем владеют настоящие ассасины. - Папочка, я уверен, Смитти очень не понравится, если с президентом случится хоть что-нибудь, - сказал Римо. - Замолчи. Я поставлен во главе дела. Я перестал быть старым бедным учителем. А может, нам в назидание отрезать президенту оба уха? - Давай я попробую объяснить тебе, папочка. Надеюсь, ты все поймешь. Хотя на самом деле надежды у него было мало. ГЛАВА ТРЕТЬЯ По мнению старого приятеля президента, рубахи-парня из Джорджии, Белый дом охраняли как "какую-нибудь миллиардершу с золотыми зубами и наскипидаренной задницей". - Мои советники считают, что охрана здесь все же недостаточна, - мягко возражал президент своему бывшему однокашнику, сидевшему перед ним по ту сторону стола, доверху заваленного бумагами. Читать президент мог с потрясающей скоростью - иным людям медленнее удается думать - и любил работать без перерыва по четыре-пять часов. За это время он успевал обработать недельный объем информации - но уже привык к тому, что, как правило, оставалось ее еще больше. Сотрудники канцелярии прибегали к простому способу - в начале каждой недели отбирали то, что необходимо было сделать срочно, прибавляли изрядную часть того, что нужно было сделать безотлагательно, делили все это пополам - ив итоге оставались дела, рассмотрение которых занимало примерно две недели нормального рабочего времени: президент, однако, успевал управляться с ними как раз за неделю. Именно так, за кипами бумаг, текла жизнь обитателей кабинета, и еще никому из них не удавалось покинуть президентское кресло молодым. - Ей-богу, эти парни с их предупреждениями - они только напрасно заставляют вас дергаться, сэр. - Но они утверждают, что, если я не прислушаюсь к их предупреждениям, мне грозит смерть. И что угроза якобы очень серьезная. - Почему зря пудрят вам мозги, сэр! Каждый будет рад защищать вас от чего хотите - ведь денежки за это будут плачены немалые. - Но ты - ты сам не думаешь, что мне действительно может что-то грозить? Они утверждают, что убийство в солнечной долине было своего рода демонстрацией. - Безусловно, может грозить, сэр. Каждому из нас может грозить что угодно. - Как бы то ни было, я заявил людям из Службы, что принятые меры вполне достаточны и я не желаю более возвращаться к этой теме. В конце концов, есть более срочные дела. Но, знаешь, иногда я думаю... Ведь дело не в моей жизни, отнюдь, но еще одно убийство главы правительства может переполнить чашу. По всей стране и так уже бродит невероятное количество слухов о всевозможных заговорах, контрзаговорах, террористических актах... - Не говоря уже о том, что мы не можем потерять первого настоящего президента со времен Джеймса Р. Пока, сэр, впервые за столько лет в этом кресле - снова человек с Юга. Не стоит беспокоиться, сэр. Мы не дадим вас в обиду! Президент одарил собеседника благодарной улыбкой. Слова старинного приятеля, всю жизнь протрубившего в войсках, укрепили его уверенность в том, что парни из Службы безопасности, безусловно правы - резиденция абсолютно неуязвима, и единственным, кто мог проникнуть за ее ограду, был сам президент, возвращавшийся из очередного вояжа. - У вас лучшая в мире охрана, сэр. Лучшая во всем мире, - кивал головой спутник бурной молодости, - уверяю вас, не пролетит ни муха. Тут одни охранники стерегут других, другие - третьих, и все в таком духе, - а радаров и разного прочего здесь просто чертова уйма, сэр. - Ну, не знаю. Президента все еще терзали сомнения. Слишком много "случайных" людей умудрялись за последние несколько лет подобраться слишком близко к хозяевам Овального кабинета. К его предшественнику какой-то кретин с заряженным револьвером сумел во время одного из публичных выступлений приблизиться на расстояние вытянутой руки. А в другой раз в него даже выстрелили. За год до этого в ворота Белого дома, разнеся их вдребезги, врезался грузовик, а в самом здании охрана задержала женщину, у которой под кофточкой оказалась динамитная шашка. Обыкновенные психопаты, - успокаивали президента сотрудники Службы безопасности. Приблизиться к объекту своей мании - максимум, на что они способны. Профессионалы не станут так просто рисковать своей жизнью, в отличие от этих шизиков. Президент же мог ответить на их уверения лишь вялым "возможно, возможно". Но старый приятель из Джорджии сумел заметить кое-что, чего не смогли уловить сотрудники Службы - едва уловимую наигранность в ответном кивке его собеседника. - Но у вас ведь есть кое-что и в запасе, сэр? - прищурился он. - Н-ну, возможно... будем надеяться - скажем так. Большего я не могу сказать, к сожалению. - Ну ясно - стратегические секреты. Прошу прощения, я и так отнимаю у вас слишком много времени, сэр. Как у нас, простите, говорят - девятый сосун при восьмой сиське. - Нет. Я ужасно рад, что ты зашел, правда. Сейчас - особенно... Я ведь всегда говорил: если не хочешь, Бог знает что возомнить о себе - нужно почаще встречаться с теми, кто знал тебя до того, как ты сподобился сесть в это кресло. - Ну, береги туза. Лицо приятеля, в первый раз обратившегося к нему на "ты", озарила знакомая широкая улыбка. - В картах я не мастак, - смущенно пожал плечами президент. Они пожали друг другу руки. Он работал еще около двух часов - и когда наконец направился в жилое крыло здания, которое никто почему-то не называл, президентским дворцом, до полуночи оставалась всего четверть часа. Он то и дело с благодарностью вспоминал слова своего друга - ну конечно, тройное кольцо охраны, радары, лазеры... Но в то же время не мог избавиться от гнетущего чувства: он, глава самой могучей в мире страны - самое уязвимое существо на всей планете. Для всех, для каждого. Когда он вошел в спальню, жена уже крепко спала. Осторожно прокравшись мимо кровати, он подошел к двери, ведущей в огромную ванную. Рядом, у стены, стоял огромный комод со множеством ящиков. В правом нижнем ящике комода находился красный телефон без диска. Однажды он им уже пользовался. Пользоваться этим телефоном президент избегал - его все еще тяготило сознание того, что уже более двадцати лет обитатели Овального кабинета пользуются помощью некой нелегальной организации, задача которой - сделать грязную работу и вновь уйти на дно, избавив страну или мир от очередной катастрофы. По замыслу людей, некогда создавших эту организацию, после первого такого случая она должна была исчезнуть - но случаи повторялись, а значит, жила и она. И он сам тоже не стал отдавать приказ о ее роспуске - когда понял, что вал преступности сдерживается не сотнями полицейских, а скромными усилиями небольшой организации под названием КЮРЕ. Которая к тому же еще успела пару раз спасти нацию. Но ее существование противоречило всем законам... Длина телефонного шнура без труда позволяла отнести аппарат в ванную комнату. Плотно прикрыв дверь, президент поднял трубку. - Да? - послышался голос на другом конце линии. Голос принадлежал доктору Харолду В. Смиту. - Так вы все же собираетесь устроить эту... демонстрацию? - Да. - И когда же? - По всей видимости, завтра - послезавтра вечером. Нам потребуется день, чтобы добраться до места вашего пребывания, и десять минут - чтобы нейтрализовать имеющиеся у вас средства защиты. - Десять минут? - не веря своим ушам переспросил президент. - Да, если не слишком торопиться. - А вашим людям не потребуется... ну, скажем провести рекогносцировку... разработать какой-то план? - Нет, сэр. Видите ли, этот джентльмен с Востока - наследник традиций Дома, а его предшественники занимались этим делом не одно столетие. Возможно, ваша Служба безопасности считает, что они изобрели в своей области нечто новое - но уверяю вас, этому джентльмену и его молодому коллеге приходилось сталкиваться со всем этим и раньше, а предки нашего восточного друга занимались разрешением проблем подобного рода в течение примерно полутора тысяч лет. Собственно, память - это и есть их квалификация. - Хорошо... а как насчет электроники? С ней его предки вряд ли могли столкнуться несколько веков назад. - С этим трудностей тоже не возникает. - Значит, они просто пройдут, и все? Без всяких усилий? сквозь охрану? минуя систему слежения? Я вам не верю! Продолжая говорить, президент пристроил телефонную трубку к плечу, прижав ее подбородком и держа перед собой аппарат на манер юной девицы, сжимающей дрожащими руками букет цветов в день первого причастия. У него была странная привычка, говоря по телефону, закатывать глаза, и когда трубка неожиданно мягко, словно больной зуб из онемевшей от новокаина челюсти, выскользнула из-под подбородка, и щека президента коснулась плеча, он, думая, что трубка выпала, машинально протянул руку... Рука наткнулась на живое и упругое тело - настолько упругое, что кисть президента отбросило назад, словно от удара о стену. Перед ним стоял среднего роста человек в черной майке и серых слаксах; на ногах его были мокасины, в руке - красная телефонная трубка, и в эту трубку он говорил вполголоса. - Смитти? у нас тут кое-какая путаница. Да. Все кувырком, как обычно. Прошу извинить меня, господин президент - работа, сами знаете. - Может, мне выйти? - президент кивнул на дверь ванной комнаты. - Нет, нет, вам лучше остаться. Это ведь вас касается... Да, Смитти, он здесь, рядом со мною. Что вам от него нужно, слушайте? С ним все в полном порядке, только немного усталый вид. Да, вот Чиун утверждает, что вам нужна его сушеная голова или что-то в этом... Ага, понял. Понял. Хорошо. Да, он хочет поговорить с вами. Президент взял трубку. - Да... О, нет, нет. Бог мой, я просто не мог себе представить! Я не слышал даже, как он вошел. Он словно возник из небытия, ниоткуда. Боже мой... Я не могу поверить, что существуют люди, способные... да, разумеется, доктор Смит. Огромное вам спасибо. - Прикрыв телефонную трубку рукой, он нерешительно обратился к пришельцу: - А некий мистер Чиун... тоже здесь, с вами? - Эй, папочка! - Римо приоткрыл дверь. - Смит на проводе. Президент в изумлении следил, как в дверь сначала просунулась пергаментно-желтая длань, украшенная неимоверной длины ногтями, а затем появился рукав золотистого кимоно, спадавший с худого запястья, словно струи воды с обрыва. Телефонная трубка исчезла за дверным косяком. - О да, величайший из императоров... Исполнен повиновения воле вашего величества. Навечно и навсегда... Да продлится царствование ваше во славу трона. За скрипучими изъявлениями любезности последовал звук опустившейся на рычаг телефонной трубки и затем - гневное кваканье на каком-то восточном языке. Обладателем желтой длани и кимоно оказался пожилой азиат, появившийся в ванной комнате в обществе знакомого красного телефона. Ростом сей восточный человек казался ниже двенадцатилетней дочери президента и весил гораздо меньше ее. И еще он был здорово рассержен. Клочковатая бородка яростно тряслась, пока он в течение примерно пяти минут что-то скрипуче выговаривал Римо на своем наречии. - Что он сказал? - полюбопытствовал президент. - Кто? Чиун или Смитти? - А, так это, значит, и есть Чиун. Здравствуйте, мистер Чиун. Как поживаете? Великий Мастер Синанджу медленно повернул голову в сторону президента самой могучей в мире страны. Увидел улыбку на его лице, дружески протянутую руку. И - отвернулся, скрыв сплетенные пальцы в рукавах кимоно. - Я сказал что-нибудь не так? - обеспокоенно спросил президент. - Да нет, все нормально. Просто он малость не в себе. - А он вообще знает... что я - президент Соединенных Штатов Америки? - О да, знает, разумеется. Он, видите ли, слегка разочарован. - А что случилось? - Да ничего особенного. Вам будет сложно понять. У него своеобразный стиль мышления, и я не знаю, сможете ли вы уяснить, а чем дело. - А вы попробуйте, - президент скорее приказывал, чем просил. - Да нет, вы не поймете. - Мне уже приходилось общаться с японцами. - Ой, Боже мой... - скривился Римо. - Бога ради, не называйте его японцем. Он ведь кореец. Если бы вас назвали французом, вам бы понравилось? - Смотря где бы я в тот момент находился. - Ну, или там немцем или англичанином... Вы же американец. А он вот кореец - и никто иной. - И при том из лучших, - холодно блеснул глазками Чиун. - Уроженец лучшей части страны - и самой лучшей в этой части деревни Синанджу, средоточия славы этого мира, центра земли, на коий взирают с почтением небесные светила... - Вы сказали - Синанджу? - переспросил президент. В памяти его всплыли вдруг воспоминания молодости, когда он служил в подводном флоте. Тогда все в экипаже почему-то шепотом произносили название захолустной деревеньки на берегу Корейского залива, к которой уже двадцать лет с завидной регулярностью наведывались американские подводные лодки. Ходили самые разные слухи - о золоте, которое доставляют таким образом американским агентам, еще о каких-то столь же невероятных вещах. Но как бы то ни было, каждый матрос, от салаги до старослужащего, знал легенду о том, как каждый год в одно и то же время та или иная субмарина получает секретное задание - проложить курс во вражеские воды, чтобы... - Да восславится имя ее, - закончил Чиун. - Ах, да, да... Восславится, несомненно. Знаете, это название почему-то ассоциируется у меня с подводными лодками... - Это дань Соединенных Штатов деревне Синанджу, - охотно пояснил Римо. - Дань? А за что? - За то, что вот он меня тренирует. - А на предмет чего? - М-м... разного. Римо не успел продолжить, поскольку Чиун вновь перебил его гневной тирадой на корейском. - А сейчас что он вам сказал? - полюбопытствовал президент. - Он утверждает, что его мастерство никогда не использовали в полную силу. Вот они психует по этому поводу. - По какому именно, простите? - Видите ли, Синанджу - это, собственно, Дом наемных убийц. Которые столетиями продавали свои услуги разным там императорам, королям и прочим подобным типам... Закончить ему помешал ввинтившийся в воздух длинный ноготь Чиуна. - Лишь для того, чтобы не бросать голодных детей в студеные волны! Мы спасали детей! - гневно возопил он. Римо с извиняющимся видом пожал плечами. - Он имеет в виду, что веков этак двадцать восемь назад... ну, в общем, еще до рождества Христова... им пришлось топить всех младенцев в заливе, потому что их не на что было кормить. Деревня, понимаете ли, была тогда бедной. - Всему виной засуха! - сердито затряс бородой Чиун. - И безмозглые бестии, захватившие власть в деревне! И козни врагов-соседей! И... - Короче, - продолжал Римо, - пока Мастера Синанджу не начали наниматься по всему свету на такую вот службу, деревня прозябала в крайней бедности. От этого они ее, конечно, избавили - но до сих пор любят утверждать, что, мол, спасают от смерти детей и все прочее. - А этих... Мастеров - их что, много? - спросил президент. - Нет. Вот остался Чиун и... ну и я, наверное. Но такова традиция Синанджу - говорить о Мастерах так, будто все они живы и здравствуют. Вы ведь думаете о времени как о прямой - сзади прошлое, впереди будущее, вы находитесь посредине. А по нашим представлениям это нечто вроде большой тарелки - так что и прошлое, и настоящее, и все, что будет находятся, так сказать в одной плоскости. - Но ученики после мастеров остались? - полуутвердительно спросил президент. - Нет. Чиун первый из них имеет ученика - да еще иностранца к тому же. - Ага. Но чем же именно они занимаются? - Я ведь говорил вам - это Дом наемных убийц, - ответил Римо. - А, и он сердится из-за того, что ему приказали меня не трогать? - Ну... вообще да. Понимаете, он видит живого президента - а он уже столько времени не имел возможности лишить жизни государственного деятеля. И это оскорбляет его... ну, как если бы вы были президентом Соединенных Штатов, а вас возьми и назначь президентом ассоциации аптекарей. Поняли, в чем дело? Да нет, ни черта вы не поняли. - Значит, он собирался убить меня, - медленно произнес президент. Его лицо потемнело. - Говорил же я - не сможете вы ничего понять, - покачал головой Римо. - Я понял только одно - моя жизнь в опасности. Кстати, кто вас впустил? - Впустил? - поднял брови Римо. - Ваша безалаберность, - проскрипел Чиун. - Слушайте, хотите сами убедиться в том, что у вас тут все открыто, как на ладони? Вы, по сути уже мертвы. Вас, фигурально говоря, уже сунули в духовку - осталось вынуть и поперчить - Римо осклабился. - Какая, к черту, охрана? Здесь ничегошеньки нет. Смитти сказал, что мы должны, вроде, спасти ваш зад - так пошли, сейчас все сами увидите. Позже президент обращался за консультациями к видным врачам, специалистам из ЦРУ и разведки, пытаясь выяснить один вопрос - насколько сильным бывает внушение. - Вот, например, - объяснял президент, - если вас заставляют глубоко дышать - может это способствовать... э-э... гипнотическому внушению? И всякий раз после этого он вспоминал то, что произошло после странного разговора в ванной. Ему предложили несколько раз глубоко вдохнуть - объяснив это тем, что в его нервном состоянии это лучший способ взять себя в руки - после чего все трое вышли из ванной и президент почувствовал, как руки корейца сомкнулись вокруг его пояса, пожилой азиат с неожиданной легкостью приподнял его. Он лишь ощутил легкий приятный аромат, исходивший от кимоно Чиуна - настолько тонкий, что временами и он казался президенту галлюцинацией. Они двигались, не издавая ни единого звука; их поступь была более неслышной, чем сама тишина. Оба словно стали бесплотными - так что когда они приблизились сзади к одному из охранников Службы, он продолжал неподвижно стоять, ни сном, ни духом не подозревая об их присутствии. Странное чувство - находиться в двух шагах от человека, абсолютно уверенного, что позади него никого нет. Движения президент не видел - он заметил лишь, как шевельнулись складки кимоно Чиуна в том месте, где должна быть рука, и в следующую секунду голова охранника бессильно упала на грудь, как будто его ударили по затылку чем-то тяжелым. Подхватив стража под мышки, Римо усадил его на стоявший рядом стул. - Вы ведь не убили его? - с беспокойством спросил президент. - Да нет, - мотнул головой Римо. - Минут через пять он очухается и подумает, что заснул на посту. А теперь - ш-ш! Тихо! В этом зале полным-полно ушей и гляделок - все ваши электронные дела! Президенту все больше казалось, что он видит сон, в котором его влекут по миру тишины две беззвучных, невидимых тени; но в этом мире тишины стали вдруг слышны звуки, недоступные человеческому уху при свете дня, - жужжание, скрежет, попискивание таинственных механизмов. После он спрашивал специалистов, какие именно устройства были установлены в этой части здания. Оказалось - скрытые камеры на шасси, снабженных мотором. Нет, вычислить их по звуку нельзя - на расстоянии двадцати ярдов шум моторчика кажется комариным писком. - Это вот таким - "зз-мм-бип"? - уточнил президент. - Да... Но сэр, для того чтобы это услышать, нужно приложить ухо к самому корпусу, а чтобы приложить ухо к корпусу, придется как минимум взломать стену. Они двигались дальше, все так же ничем не нарушая молчания, иногда замедляя шаг, словно наблюдая за игрой в загадочном представлении, где их - единственных зрителей - не видят актеры. У поворота коридора, отмеченного большой аркой с позолоченным орлом - за пределами Белого дома это сооружение могло бы показаться верхом нелепицы - они остановились. Покрывавшие стену обои с портретом какого-то генерала времен американо-мексиканской войны с треском лопнули, за ними, словно свежая рана, открылась трещина в деревянной панели; с рваных краев сыпались чешуйки отставшего лака - точно таким крыли дерево в старых домах на родине президента, в Джоржии; сейчас их, конечно, давно уже перестроили, но он помнил. Шагнув в открывшийся длинный пролом, президент вдруг почувствовал, что трещина смыкается за его спиной. Он стоял один в душной, кромешной тьме ниши... и тут стена пошла на него, сжимая, сплющивая его тело, грудь сдавило, стало нечем дышать, а ниша становилась все более и более тесной. Он попытался вдохнуть, но воздух не поступал в стиснутые деревянным корсетом легкие, он не мог даже вскрикнуть - и уже не знал, окружает ли его темнота предательской ниши или мрак помутившегося перед смертью сознания... Невозможно было двинуть ни рукой, ни ногой, оскаленный в беззвучном крике рот не закрывался - на нижнюю челюсть давила балка из сухого дерева. Сейчас он умрет. Он доверился этим двоим - и заплатит за это, задохнувшись в темной норе в стене дома, из которого он, как ему казалось, еще долгие годы мог править этой страной. И сам он подписал себе приговор, позвонив по этому чертову телефону, словно воплотившему все, против чего он некогда поклялся бороться всю свою жизнь беззаконие, тайную войну, игру на слабости и пороках ближних. Само существование этой банды под названием КЮРЕ говорило лишь об одном - демократия не работала. И теперь Всемогущий карает его за то, что он обратился к методам, которые - и ведь внутренний голос подсказывал ему - противны человеческим и Божьим законам. Мелькнула мысль - наверное, нечто подобное чувствовали матросы подводных лодок, задыхавшиеся на большой глубине. Странно, но он не ощущал ни страха, ни сожаления... и сквозь невыносимую боль, терзавшую распластанное по стене тело, пробивалась странная мысль: это не конец. Там не бывает так больно. И вдруг - снова свет, и он стоит, пошатываясь и ловя ртом воздух, в большой, хорошо освещенной комнате. Он узнал ее. Это был Овальный кабинет. Позади него раздался легкий щелчок - и дверь потайного хода снова стала деревянной панелью стены. - Бог мой, - произнес президент сдавленным голосом. - Да, - подтвердил Чиун. - Значит, в Белом доме есть целая сеть потайных туннелей... - Нет. - Чиун покачал головой. - В любом из известных мне дворцов их намного, намного больше. Но ни один трон в мире не просуществовал бы без них и дня. Впервые это поняли еще владыки Египта. Именно тогда, как вспоминал позже сам глава государства, он начал осознавать то, о чем многочисленные наследники всевозможных царствующих династий догадались за много столетий до него. Каждый из них - объект охоты, и чем больше сосредоточенная в его руках власть, тем чаще будут совершаться попытки отнять ее. Вместе с жизнью. Еще египетские фараоны поняли, что большие деньги купят любого, а самые большие могут стать ценой головы правителя. И потому, дабы уберечь голову помазанника, всякий раз по завершении строительства дворца очередного владыки слетала с плеч голова главного архитектора - придуманные им секреты царского обиталища он уносил с собой вглубь могилы. Замки августейших особ средневековой Европы имели больше потайных ниш, выходов и лазеек, чем самый современный стадион. Прервав Чиуна, президент осведомился, не желает ли он поделиться информацией о тайнах Белого дома с ЦРУ. Однако великий Мистер Синанджу наотрез отказался. - Дом Синанджу прошел долгий путь. Тот, что лежит перед ним, еще более долог. Мы возвели стены государства задолго до того, как в вашей стране забрезжил первый луч разума. И когда вам суждено будет пасть, подобно династии Минь или империи римлян, мы пребудем - но наши тайны останутся тайнами. Ибо немощь, сохраненная в тайне, по-прежнему остается немощью - но поделившись ею с другими, легко найти способ преодолеть ее. - Мне, по-видимому, предстоит узнать еще очень многое... Скажу честно: отнюдь не в моем вкусе полагаться на людей вроде вас, но выбор у меня, как видно, сейчас весьма ограничен, или вы, или смерть. - Всецело соболезную вашему горю, - церемонно раскланялся Чиун. После чего уже нормальным тоном объяснил, что проблема действительно весьма и весьма серьезная. Существует соглашение между ним и императором Смитом, нарушив которое он обречет несчастных малюток в деревне Синанджу на голодную смерть. Однако если президент - который славой своей далеко превзошел, без сомнения, императора Смита - предложит Чиуну в знак признания его заслуг сумму чуть большую... конечно, Чиун просто не сможет отказаться. Для родной деревни он готов на все. В завершение Мастер Синанджу пожаловался, что устал пахать на неблагодарных негодяев и желает перейти на службу к славнейшему из императоров, чья мудрость известна и почитаема во всем мире. - Благодарю вас, - кивнул в ответ президент, - но, состоя на службе у императора Смита, вы ведь служите также и мне - и всему народу Америки. О, неужели великий президент доверяет Смиту? Неужели не догадывается, о чем думает этот Смит по ночам, когда в голове последнего нищего просыпаются мечту править миром? А вот если Смит вдруг умрет - то есть должен будет умереть - то Чиун станет свободным от всех обязательств и с радостью подпишет с президентом новый контракт. Но весь вопрос в том, доверяет ли президент Смиту? Его, Чиуна прямой долг - предупредить президента, что в голове у Смита уже созрел план захвата власти в его стране. Может ли после этого президент доверять этому человеку? - Безусловно, - кивнул головой президент. Ну, в таком случае, - если президент желает доверить свою жизнь любому честолюбивому проходимцу-северянину, который терпеть не может выходцев с Юга, считает их недоумками и вообще больше всего на свете мечтает обладать женой президента, - тогда ему, Мастеру Синанджу, остается лишь предпринять те шаги, которые только и возможны в столь противоестественной ситуации. - Никогда раньше не замечал, чтобы Смит определял недоумков по региональному признаку, - заметил президент. - С ним никогда и не случалось такого, - заверил Римо. - Итак, я желаю знать, что вы все же собираетесь делать. Я имею в виду - как вы намерены спасать мою жизнь, которая, насколько я мог уяснить, по неизвестной мне причине находится в весьма серьезной опасности. Иными словами, каковы ваши методы, джентльмены? - Простите, сэр, но Дом Синанджу обычно не намеревается, как вы выразились, спасать жизни. А просто спасает их. И не делится своими методами с правителями первой встречной страны, которой только-только исполнилось две сотни лет отроду. Таковы традиции Синанджу. Все остальное не имеет значения. - Он не ведает, что говорит, о благословеннейший из императоров Америки, - встрял в диалог скрипучий голос Чиуна. - Но наша помощь будет еще более ценной, если мы постараемся освободить вас от бремени ненужного знания. Знаете ли вы законы, по которым происходит движение? Нет, вы не знаете этих законов. Потому вам трудно будет понять и наши методы. Позвольте лишь заверить вас в нашей способности в любых условиях сохранить вашу драгоценную жизнь. На том и порешили, но президент за этот вечер постарел на добрый десяток лет. Ему впервые пришлось столкнуться с еще одним неприятным свойством реальности - от его имени могут совершаться такие действия, которые сам бы он никогда и ни за что не одобрил. Оказавшись на улице, Чиун в свойственной ему манере похвалил понятливость Римо - оказывается, он еще способен кое-чему научиться. В особенности была отмечена появившаяся у Римо способность понимать собеседника без помощи слов. - Например? - осведомился Римо. - Например, когда ты пообещал спасти ему жизнь. Мы ведь не можем говорить наверняка, разумеется - обещать спасение не во власти смертных. Только смерть подвластна человеческой воле, но... - Я собираюсь именно спасти президента, папочка. - Это меня больше всего и печалит, - удрученно закивал головой Чиун. - А я думал, ты действительно становишься мудрым. После чего объяснил Римо, что давать императору гарантии полной безопасности - старый и хорошо проверенный обычай, ибо в случае неудачи тот, кому это обещание было дано, вряд ли сможет пожаловаться. Римо это мало в чем убедило. Но Чиун не отставал. - Человек, трон которого менее всех в этом мире подвержен опасности - это наш король, император или как там его... - Да? А мне казалось, его хочет убить чуть не каждый встречный. - Это, конечно, так, - кивнул Чиун. - Но разве со смертью одного императора наступал когда-нибудь конец царству? Непременно найдется кто-нибудь, желающий занять его место. Да и чтобы добиться власти законным путем, не нужно прилагать никаких сил - а просто-напросто появиться на свет из соответствующего чрева. Разве выбирает младенец чрево своей матери, или рожденье требует от него усилий? Однако, именно таким путем обретает он власть над себе подобными. Вот и получается, что трону ничего не грозит - даже со смертью этого вашего императора. Такую вот мудрость пытался вложить в уши своего упрямого питомца Чиун, Мастер Синанджу, душной весенней ночью в Вашингтоне, округ Колумбия. Но питомец отнюдь не горел желанием предаваться философским размышлениям о бренности земных владык. - Чиун, этот президент мне нравится. И я спасу его. Кроме того, я тут видел вице-президента... ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Лезвие ножа двигалось очень медленно. Так же, как и тот, кто его держал. Обладатель ножа выпрыгнул пару секунд назад из блестящего черного "бьюика", и сейчас его солдатские ботинки, тоже блестящие и черные, медленно переступали по замусоренной мостовой. - Белый, ты умирать! - утробно возвестил он. Голова его была повязана грязным белым полотенцем, посреди лба сверкал огромный бриллиант из оранжевого стекла. - Умирать для имя Аллаха! Роста он был немаленького - футов шесть с небольшим и весил добрых двести пятьдесят фунтов; волосатые ноздри грозно раздувались на темной физиономии. - Я занят, - бросил Римо. Что было правдой - они только недавно выехали из парадных ворот Белого дома, немедленно обнаружили за собой хвост, в процессе отрыва от которого Чиуну вздумалось объяснять Римо теоретические аспекты деятельности ассасинов - по его словам, для нее существовало множество вполне обоснованных причин, не имевших ничего общего с безрассудными эмоциями вроде ненависти или жажды мести. Более того - ассасину эти эмоции могли сослужить службу гораздо более худшую, чем прыгуну на длинные дистанции - волдырь на ноге. В лучшем случае они просто отвлекали; в худшем - могли поставить под угрозу выполнение всего замысла. И как раз когда Чиун готовился перейти к выводам, а Римо тщетно пытался нащупать связь между взрывом в Солнечной долине и угрозой покушения на президента страны, напряженную работу мысли обоих прервал какой-то тип с кривым ножиком, выскочивший перед ними на проезжую часть и загородивший дорогу. - То нет налет бандит-ниггер! - прохрипел он, вращая глазами. - То есть святой война ислам для неверные! - Простите, я очень занят, - повторил Римо. - Моя араб! - не слушая его, вопил нападавший. - Моя есть арабски имя! Имя - Хамис аль-Борин, значит "спаситель свой народа"! - Это абсолютно ничего не значит, - проворчал Чиун. Арабский он знал и однажды объяснял Римо, что само слово "ассасин" происходит из этого языка - от слова "гашиш"; говорят, тамошние ассасины курили его для храбрости. А потом арабское "хашишин" превратилось в "ассасин". Арабские ассасины были неплохими специалистами, но так и не смогли достичь вершин мастерства, иногда просто грубо работали - убивали без нужды, а главное - не гнушались ради достижения поставленной цели лишать жизни даже детей, что вызывало яростное неприятие Чиуна. - Никакое это не арабское имя, - вновь сказал он. - Моя Хамис аль-Борин, - насупившись, повторил детина. Подняв руку с кривым ножом, он прицелился концом лезвия прямо в грудь Римо. Одним движением Римо оказался вне пределов его досягаемости - нанесенный с размаху удар лишь заставил громоздкое тело нападавшего пролететь пару метров и оказаться позади Римо и Чиуна. Со стороны могло показаться, что парень просто споткнулся - но как бы то ни было, теперь его отделяло от намеченных жертв солидное расстояние. - Существует два вида физического устранения, - поучительным тоном изрек Чиун. - Один - порочное по своей сути кровавое преступление, совершаемое из мести - дело вполне обычное для вашей страны. Это даже не убийство. Это просто резня. А есть другой - остроумный, совершенный замысел, плод многовекового развития древней культуры, делающий честь его исполнителю. Именно такие убийства, Римо, совершают специалисты. Их оплачивают заранее. - А какого из них следует опасаться президенту? - спросил Римо. - Обоих, - благодушно кивнул Чиун. - Умрет он, конечно, от какого-то одного, но все равно так и не узнает, от какого. Великан в тюрбане из вафельного полотенца и с фальшивым арабским именем поднял свою громоздкую тушу с асфальта, дабы возобновить нападение. На помощь ему пришли еще трое с такими же повязанными на голову белыми полотенцами - на одном из них даже сохранился ярлык дешевой распродажи универмага "Сиэрс". Очевидно, роль первого из нападавших была сугубо отвлекающей - грязную же работу делали эти трое. Все четверо стремительно приближались к Римо и Чиуну, безучастно взиравшим на бегущих. - Им убить - во имя милосерднейшего из всемогущих! - завопил первый. Римо прикинул - боевая эффективность у атакующих была довольно убогая. Самое необходимое при нападении - как ни странно, устойчивость, и хотя существует расхожее мнение, что наилучший способ - поразить жертву на бегу, профессионалы знают, что это не более чем иллюзия. Залог успеха - устойчивость исходной позиции, а в данном случае о ней не могло быть и речи: четверо нападавших, пыхтя, бежали то всех сил. В руках у приятелей борца за веру Римо заметил мачете. - В любом случае, этого вашего императора уже предупредили, - заметил из-за спины Римо Чиун. - А ты откуда знаешь, папочка? - Если пользоваться головой не только для того, чтобы спорить с наставником, но и чтобы побольше слышать и видеть, нетрудно догадаться, что ему угрожали, но он не воспринял это с надлежащей серьезностью. В отличие от императора Смита, который теперь хочет, чтобы президент понял, в чем дело - поэтому он и обратился к нам. И мы, похоже, его убедили, Римо. - Но откуда ты взял, что ему угрожали? И что это была за угроза, в таком случае? - Скорее даже предупреждение - то происшествие в этой вашей Солнечной долине. Глазки Чиуна поблескивали от гордости. - Скажи пожалуйста, папочка! И как это ты догадался? - Кто только вбил им в голову доверить это дело тебе? - вздохнул Чиун. Атака четырех ревнителей веры была встречена простым и действенным маневром - Римо и Чиун просто отступили в сторону, словно пропуская в двери метро озверевшую в час пик толпу пассажиров. Из барахтающейся на мостовой кучи тел временами доносились выкрики о величии Всемогущего и о том, как по улицам потоками побежит кровь неверных. С головы одного из атакующих слетело вафельное полотенце. - Они бесчестить мой тюрбан! Бесчестить мой тюрбан! - завизжал страдалец. Чиун и Римо осторожно переступили через ворох копошащихся тел. - Не знаю кто - но они поставили именно меня, папочка, - напомнил Римо. - Так как ты догадался про Солнечную долину? И почему именно там? - По законам логики, - ответствовал Мастер. - Да ты же раньше никогда и не слышал о ней! - не унимался Римо. - Смит мне все рассказал. - А, там, в Лос-Анджелесе, в гостинице, что же он сказал тебе, если не секрет? - Он сказал, что его крайне беспокоит то убийство. Он считает, что это предупреждение. - И дальше что? - А дальше он предал меня, поставив тебя во главе этого дела. - А что заставляет тебя думать, что опасность исходит от какого-то одного лица... или, скажем, какой-то группы? - Я только знаю, что опасность есть. И пока мы знаем только об одном ее проявлении. Самое же важное - чтобы имя Дома Синанджу никак не было связано с этим вашим императором, потому что если еще один из ваших владык умрет, это опозорит репутацию Дома - и совершенно незаслуженно, ибо в вашей стране полным-полно чокнутых, которые убивают бесплатно. На некотором расстоянии от них Хомис аль-Борин производил перегруппировку сил для повторной атаки. - Не двигать - или вы умирать! - пригрозил он. - Вы нет встречать простой бандит-ниггер. Мы иметь имя ислам. Самый один человек, кто нас остановить - есть иной ислам человек, он только. Это есть писать в святой книга... э, как ее называется?.. - А я, представь себе, не хочу, чтобы этот президент умер, папочка. Чиун улыбнулся. - Все мы, все умрем когда-нибудь, Римо. Ты хочешь сказать - тебе не понравится, если его смерть наступит слишком скоро или будет слишком мучительной. - Именно так. К тому же ты еще не видел нашего вице-президента. - Ты хочешь сказать, что если президент умрет, его супруга не наследует престола? - Нет, папочка. - А его дети? - И дети тоже. - А этот вице-президент - он ему близкий или дальний родственник? - Ни близкий, ни дальний. - Значит, он не его внебрачный сын? - Нет. - Тогда все в порядке - мы доподлинно знаем, кто стоит за всем этим заговором; возможно, кстати, он тоже использует бесплатных убийц - что многократно умножает его бесчестье. Это человек, которому смерть президента выгодна. Мы принесем президенту его голову на золотом блюде - и позор бесплатных убийств в вашей стране навсегда закончится. Четверо снова возобновили атаку, на сей раз решив зайти по двое с каждой стороны. Их возня начала надоедать Римо, по каковой причине он отправил в глубокий нокаут сначала одного - толчком локтя под левое ребро, затем другого - ударом в солнечное сплетение и собирался уже заняться остальными двумя, по его остановил сердитый голос Чиуна: - Я прошу не забирать у меня моих, Римо. Это крайне невежливо. В воздухе, подобно молниеносному языку ящерицы, мелькнул длинный ноготь - и один из нападавших повалился с багровой язвой на лице, в том месте, где только что был глаз. Из раны вытекала серовато-алая масса мозга. Сухая желтая кисть едва коснулась бешено крутящегося в воздухе лезвия - этого оказалось достаточно, чтобы оно завертелось вдвое быстрее и, описав последний круг, вонзилось в живот его обладателя. Полотенце, украшенное стеклянным алмазом, свалилось с головы, глаза борца за веру стекленели. - Господи Иисусе, - прошептал Хамис аль-Борин, несколько дней назад почерпнувший свое звучное имя с пачки мыла, которое он по ошибке приобрел в супермаркете вместо кукурузной патоки. Больше сказать он ничего не смог - по подбородку потекла кровь, и ноги его подогнулись. - Ну, допустим, - кивнул Римо, - Солнечная долина. Кстати, ты знаешь, что это дорогой и модный курорт? - Я смогу увидеть там звезд? - оживился Чиун, ревностно смотревший все дневные телесериалы. В последнее время, однако, он стал изменять привычке, что объяснял "изменой благочестию" со стороны режиссеров телепрограмм. Чиун не одобрял насилие и эротические сцены. Подобрав с мостовой оранжевый бриллиант, Чиун некоторое время изучал его в свете уличного фонаря. - Стекло, - презрительно пробормотал он. - В мире не осталось ничего настоящего. И как грубо сделано. Разве бывают оранжевые бриллианты? Это нельзя назвать даже подделкой, Римо. - Чиун расстроено ткнул носком сандалии лежащий рядом труп. - Всюду насилие. Даже в моих дневных драмах, некогда столь чудесных. Эту страну ни к чему спасать - она не стоит этого. Отбросы вашего общества всплывают на самый верх и оттуда управляют вами. - А ты смотри старые записи, папочка, - посоветовал Римо. Они двигались по направлению к Белому дому, где легче было поймать в это время такси до аэропорта Даллес. - Это не то! Старые я все смотрю. Наизусть. И знаю все про всех звезд, которые там играли. И знаю, что мне они нравились больше нынешних. Потому что теперь в дневных программах звезды занимаются сексом, дерутся и грязно ругаются. Куда девались честность, наивность и чистота? - горестно вопросил Чиун, Мастер Синанджу и преданнейший поклонник "Планеты любви", последнюю серию которой дали в дневной программе несколько месяцев назад после двадцати пяти лет непрерывного показа. - Где теперь чистота и невинность, я тебя спрашиваю? - А где ты видел их в жизни, папочка? Римо показалось, что его вопрос не лишен известной логики. - Они перед тобой. Чиун гордо поднял подбородок. Первый рейс на Солнечную долину оказался лишь в пятом часу утра, и, сидя в полупустом зале ожидания, Римо предавался воспоминаниям о множестве других аэропортов, где случалось ему ждать рейса, и в которых окончательно умерла его надежда на то, что у него когда-нибудь будет свой дом, где можно преклонить голову на знакомую с детства подушку и увидеть, проснувшись поутру, те же лица, которые видел минувшим вечером. Нет, его удел состоял в другом - вместе с одиноким существованием Римо обрел способность столь совершенного владения своим телом, каким что-либо из живущих вряд ли мог похвастаться. Ибо он был посвященным в тайны Синанджу, солнечного источника всех боевых искусств, отраженным лучом древнейшей и могущественнейшей мудрости. Так-то оно так, но аэропортов в мире так много. Вот если бы у него была хотя бы какая-нибудь деревенька, в которую он мог бы время от времени посылать заработанное... Чиун не раз говорил ему, что его дом - Синанджу, но это было в лучшем случае нечто вроде дома духовного. Вообразить же себя корейцем Римо не мог, как ни старался, не мог. Римо был сиротой - собственно, поэтому Смит и выбрал его для роли карающей десницы КЮРЕ и позаботился о том, чтобы он исчез, стал человеком, которого не было, работавшим на организацию, которой тоже не существовало. Римо давно понял, что аэропорты - это такие места, где люди бесконечно жуют шоколад и пьют кофе или поднимаются в бары и напиваются, или сидят в креслах и читают журналы. И ему внезапно захотелось кричать, стоя в центре этого вылизанного до блеска с