ооружения, готового выплюнуть запертых в его брюхе людей в тесное чрево самолетов, ждущих снаружи, чтобы проглотить их. Но для всех этих людей аэропорт был краткой остановкой на пути домой - а для Римо он и был самым его домом, краткой остановкой на извилистом пути бытия, согревавшим душу Римо так же, как асфальт внизу ласкает взор человека, собирающегося броситься с четырехэтажного здания... Римо вспомнил свой прыжок по окончании утренней тренировки. Вот он, его дом - несколько кратких мгновений между началом прыжка и мягким приземлением на асфальте. Что ж, значит, так и надо, решил Римо. И кричать тут нечего. Утро следующего дня застало их у развалин, еще так недавно бывших комфортабельным зимним домиком, где провел свои последние дни, пытаясь спастись от неминуемой смерти, Эрнест Уолгрин. У разрушенной стены дремал пригревшийся на солнышке полицейский. В земле среди обломков фундамента зияла глубокая воронка. Заглянув внутрь воронки, Чиун, удовлетворенно улыбнувшись, подозвал Римо. Римо тоже заглянул вниз. Все было понятно без слов - так разворотить фундамент могла только взрывчата, в этом же самом фундаменте и запрятанная. - Ну? - спросил Чиун. Полицейский, разбуженный звуком его голоса, открыл один глаз. Встав на ноги, объяснил невесть откуда взявшемуся азиату и его белому напарнику, что здесь обоим им делать нечего. Получил вежливый ответ, из которого явствовало, что, если он будет им мешать, они просунут его карабин между его ребер и он выйдет с другой стороны. Непривычная легкость движений странной пары смутила полицейского. Профессиональное чутье подсказало ему, что с ними лучше не связываться, - и потому со спокойной душой он снова задремал на солнцепеке. В конце концов, до пенсии ему оставалось добрых пятнадцать лет, а ускорять получение ее по инвалидности у него не было никакого желания. - Ну? - повторил Чиун. - Дело считаю закрытым, - объявил Римо. - Ну почему в мире не происходит ничего нового? - простонал Чиун. - Все, все уже было когда-то! - Да, один из первых твоих уроков, - кивнул Римо. - Притча о яме. Смешно - тут даже и яма есть. Кстати, в твоей истории, насколько я помню, если все сделать правильно, яма в конце концов исчезала. Эту историю, которую каждый Мастер Синанджу в положенный срок рассказывал своему преемнику, Римо помнил прекрасно. Урок, который должен был извлечь из нее ученик, сводился к тому, чтобы не бояться заданий, кажущихся поначалу невозможными. А сама история была вот какая; В давние времена, когда Дом Синанджу еще не достиг своего могущества, и Мастера часто погибали, пытаясь достичь поставленной цели, в Японии в родовом замке жил великий сегун. И один из его приближенных возжаждал его смерти, чтобы самому стать сегуном и властвовать над Японией. В то время еще не было ни самураев, ни кодекса бусидо. По японским меркам - очень давно; для Синанджу - не очень. Охраняли сегуна храбрые воины. Они всегда были при нем, и всегда строились по трое - трое, потом еще трое, потом еще и так далее. Строй был похож на улей - и сегун занимал место пчелиной матки. Власть его была безгранична. Замок его был самым большим в Японии. А Мастер Синанджу, о котором пойдет речь, был отнюдь не самым сильным - искусство же управлять дыханием в те времена еще не было открыто. Прозвали этого мастера "Мухой" - за манеру двигаться быстро, с короткими остановками. Мастер "Муха" понимал, что убить сегуна в его замке никак не удастся. Конечно, зная секреты Синанджу, он владел боевым искусством во много раз лучше самого опытного японского воина. Но - одного воина, а не многих, собранных вместе. В те времена в Японии еще не появились ниндзя - ночные убийцы, создавшие свою школу в попытках подражания Мастерам Синанджу, но подражание всегда останется подражанием - и не более того. Но для Синанджу те времена были трудными, и в деревне царил голод. Люди с надеждой взирали на Мастера, а он не мог сказать им - "я слаб пред сегуном, люди, он слишком силен". Плачущему от голода ребенку не рассказывают о силе и слабости. Перед ним ставят наполненный рисом горшок и с улыбкой говорят: "Поешь, милый". Эти самые слова люди и услышали от Мастера Мухи - а перед тем он взял у вельможи, желавшего смерти сегуна, часть денег, предназначенных Мастеру в обмен на жизнь сюзерена, и купил на них риса для всей деревни. Остальную же часть вельможа пообещал отдать после выполнения задания. В Японию Мастер Муха отправился морем, чтобы прибыть незамеченным. Но власть сегуна была так велика, что он уже знал - в его землю прибыл человек из Синанджу. Но если Дом Синанджу и не обладал еще в те времена могуществом - мудрость его уже была с ним. И уже тогда Мастерам было известно, что в любой силе скрывается слабость - и любая слабость может обернуться силою. Панцирь, защищающий от стрел, станет гибелью для воина, если тот упадет в воду. Не боящееся воды дерево легко разломать рукой. Нож, брошенный во врага, не всегда достигает цели и оставляет безоружным метнувшего. Жизнь, священная для каждого, неминуемо ведет к смерти. Смерть, заканчивая одну жизнь, порождает новую. Все это Мастер Муха очень хорошо знал - и еще знал, что с той минуты, как он ступил на землю Японии, за ним наблюдают десятки соглядатаев великого сегуна. Везде: в лесу, у реки, в заброшенной деревне и священном городе. И тогда Мастер Муха притворился, что невоздержан в вине. И пил его, и каждый раз поблизости оказывался кто-нибудь из людей сегуна. И, прикидываясь пьяным, Муха выбалтывал ему секреты своего мастерства - о том, как слабость точит изнутри силу и сила скрывается в слабости. В самое короткое время слова Мастера достигли ушей сегуна. А он требовал от своих шпионов, чтобы те выведали у Мастера, какие же слабые места усмотрел он в его несокрушимой мощи. И Мастер говорил - стены замка такие толстые, что воины не услышат поданной им команды; охранников вокруг сегуна так много, что среди них вполне могут оказаться предатели. Чем больше колосьев на поле, тем легче укрыться сорняку. Сегун, который собрал в своем замке лучших воинов и лучшее оружие со всей страны, в конце концов рассмеялся и в последний раз послал к Мастеру шпиона - узнать, что же может защитить лучше, чем его замок и его охрана? Именно это желает знать великий сегун, прежде чем расправиться с Мухой. И Мастер Муха ответил ему - в глубокой яме недалеко отсюда прячется самый свирепый разбойник во всей Японии, и схватить его никому не удастся. Известно, что разбойники были во всех землях и во все времена. Где больше, где меньше. Больше, конечно, в тех землях, которые страдали от бедности. Но и в богатых странах их было немало. И Муха знал, что должны они быть и в Японии. И не ошибся. Лазутчик сегуна спросил Мастера, о каком именно разбойнике идет речь. И Мастер ответил: - Человек этот столь велик, что ваш сегун не знает даже его имени. И никогда не сможет найти его. Это самый ловкий разбойник во всей Японии. И прячется в таком месте, до которого никто не сможет добраться. Это самое надежное место во всей Вселенной, друг мой. И когда лазутчик спросил его, где же находится это место. Мастер Муха ответил, что об этом знает лишь великий разбойник - и он сам, но он не может раскрыть секрет, не нарушив обещания, данного у смертного одра. Потому он - и Мастер усмехнулся - разбойник этот дожил до преклонных лет и умер в покое и радости, и теперь лишь Мастер Синанджу знает, где находится это место - и унесет с собой в могилу этот секрет. Ведь такое сокровище не для смертных. День спустя лазутчик появился снова с пригоршней драгоценных камней - и стал уговаривать Мастера взять их в обмен на тайну чудесного места. Но Мастер отказался, сказав, что если он просто-напросто выдаст секрет за деньги, то чудесные свойства места сразу будут утрачены. Ибо совершенная надежность его зависела именно от сохранения тайны - знать о ней могли лишь Мастер Синанджу и тот, кто будет владеть этим местом после великого разбойника. Если же тайна станет достоянием многих - чудесное место исчезнет, как исчезает дом из бамбука и рисовой бумаги, охваченный пламенем. Тайну можно раскрыть лишь тому, кто сумеет воспользоваться свойствами этого места. И тогда сегун, как это заведено у японцев, решил любыми средствами выпытать у Мастера, где оно находится. И Мастера схватили, и пытали всю ночь - а наутро его повели к сегуну, и там Мастер сделал то, на что не отважился бы ни один японец. Он назвал великого сегуна глупцом. - Ты, чья мощь превышает власть императора, ты, по чьему велению гибнут тысячи - ты самый большой глупец в этом мире, сегун! Можешь и дальше продолжать свои глупые пытки - но, если я вдруг все же скажу, где находится чудесное место, разве достанется оно тебе? Нет, оно достанется первым, кто услышит о ней - палачам из твоих подвалов. Ты отдал в руки им мою жизнь - но сможешь ли ты им доверить свою, сегун? Но и теперь я не могу ничего тебе рассказать - ты ведь все еще не один, владыка. Взгляни, сколько стражей вокруг тебя. Ты недостоин чудесного места. Я унесу тайну с собой в могилу, сегун. И тогда по приказу сегуна Мастера Синанджу перевели из сырого подвала в маленький домик на морском берегу, где ему давали еду и ухаживали за его ранами. И когда он поправился, в домик к нему пришел гость - совсем один, ночью, перед самым рассветом. Это был великий сегун. - Теперь ты можешь сказать мне все. Я пришел один - никто не узнает об этом. Мастер запросил за тайну баснословные деньги, сказав, что если просто выдать ее - место таким образом обесценится, но взяв за нее столько, сколько просил. Мастер тем самым дает ему новую цену, во много раз превышающую старую. Деньги принесли сразу - но Мастер Муха знал, что на счет великого сегуна не стоит обманываться. Как только он укажет ему чудесное место - то немедленно будет убит, деньги возвратятся в казну, а сегуну не придется опасаться предательства со стороны Мастера. И тогда Мастер велел сегуну двигаться в окрестности города Осака, что в трех днях пути. Там они встретятся - и всего одна ночь будет отделять сегуна от тайны. Мастер назначил место встречи и предупредил, что сегун должен непременно прийти один. Разумеется, смешно было ожидать этого от сегуна. За собой, на небольшом расстоянии, он послал трех верных вельмож с лошадьми и оружием. При этом ни один из троих не обладал правом наследования трона после смерти сегуна. Это, считал сегун, позволяло верить им. Они встретились, и Мастер отвел сегуна на вершину небольшого холма и сказал ему: - Вот то место, о котором я говорил, сегун. И сегун ответил: - Но я ничего здесь не вижу. - Конечно. Ведь если бы видел ты, значит, увидели бы и другие. Разве можно было бы тогда назвать это место самым надежным в мире? Вот мой меч. Копай. - Сегуны не копают землю, крестьянин. - Без этого ты не увидишь его. О, это место весьма просторно. Но вход в него узок, и заперт - понял теперь? А я не помощник тебе - я еще слишком слаб после твоих пыток. И сегун принялся копать, и копал почти до рассвета - до тех пор, пока в земле не получилась яма глубиной в его рост. И когда сегун почти скрылся в ней. Мастер Муха - который был вовсе не так слаб, а лишь искусно притворялся перед палачами - поднял с земли огромный валун и занес его над головой сегуна. И сказал шопотом: - Теперь ты будешь жить в самом надежном месте, какое только есть в мире - в могиле, сегун. И, сказав так, бросил камень вниз - и разбил великому сегуну череп. Потом он вызвал на бой троих вельмож, что скрывались неподалеку, и в честной схватке убил всех, одного за другим, отрезал им головы, насадил их на пики - и бежал из этой страны. А тот вельможа, который стараниями Мастера получил трон сегуна, до конца дней не забыл услуги Дома Синанджу - слал в деревню рис, сушеную рыбу, оружие, алмазы и золото. За время своего правления он не раз еще обращался к Мухе - и прослыл сильнейшим из государей, правивших когда-либо Японией. Вот такую историю услышал некогда от Чиуна Римо. Когда ему пришло в голову прочесть в энциклопедии про славного владыку - покровителя Мухи, оказалось, что это был один из самых кровавых тиранов в японской истории. Для тех, кто регулярно пользовался услугами Дома Синанджу, это было обычным явлением. Мораль же этой притчи была в том, что если не можешь убить птицу в гнезде - вымани ее на открытое место. Римо вновь окинул взглядом руины здания. - Взрывчатка в фундаменте, Чиун, это ясно. Спрыгнув в яму, он поднял несколько бетонных осколков и растер в руке пыль. - Похоже, что тот, кто выкурил парня из его логова, действовал прямо как Муха... только интересно, зачем им вообще понадобилось его убивать? - Кто может понять мысли белых? - пожал плечами Чиун. - Да, на сей раз понять трудно, - хмуро кивнул Римо. Неизвестно почему, но он беспокоился. И беспокойство его усилилось, когда уже в Миннеаполисе он обнаружил, кто посоветовал Эрнесту Уолгрину скрыться в Солнечную долину. "Палдор" - агентство по обеспечению безопасности. - Получается какая-то чепуха, Чиун. Уолгрина убили именно те, кто посоветовал ему уехать туда - это ясно. Но чтобы это было охранное агентство, которое он сам нанял защищать его... - Ты, как всегда, торопишься с выводами, - заметил Чиун - Может, это самое охранное агентство хитростью заставили заманить в Солнечную долину этого, как его... Уолгрина. Разве иной конец был бы у истории с Мухой, если бы он не сам отвел сегуна на холм, а заставил бы кого-нибудь еще привести его туда хитростью? конец был бы тем же, и тем же - смысл всей истории. Сегун бы все равно умер. - Похоже, ты прав, - признал Римо, рассматривая стриженные лужайки богатого пригорода Миннеаполиса, где раньше жил Уолгрин. - Но я тревожусь за президента, Чиун. Его они тоже думают заманить в яму? И кто вообще эти самые "они"? Смит больше ничего не говорил тебе тогда, в Лос-Анджелесе? - К чему запоминать слова лжеца? Чиун сумрачно взглянул на Римо. - Смитти не лжец. Что-что, а уж этого о нем никак нельзя сказать, папочка. - Не только лжец, но еще и лжец глупый - обещал, что я буду руководить делом, а потом перед лицом президента, вашего императора, сам нарушил свое обещание и унизил меня. - Чиун, что он еще сказал? Вспомни! Есть какая-то связь между смертью Уолгрина и предполагаемым покушением на жизнь президента? - Эта связь совершенно очевидна, - ядовито улыбнулся Чиун. - У обоих есть одна общая черта, которая не может не бросаться в глаза. - Какая же? - Они оба белые. - Благодарю за помощь! Римо пытался заставить себя думать, в то время как взгляд его следовал за поворотом дороги, изящно огибавшей дом Уолгрина с обеих сторон, делая его прекрасным объектом для нападения. Мебель внутри, в комнатах была покрыта чехлами, на газоне уже четыре дня стояла табличка, возвещавшая о продаже. Еще совсем недавно этот дом видел жизнь, которая ему может только присниться, подумал Римо. Он может потрогать руками в этом доме каждую вещь - но его собственным он никогда не будет. Он завидовал Уолгрину - вернее, тому, как он жил, пока жил, разумеется. Для самого Римо подобный конец исключен - но возможность пожить вот так хотя бы пару дней исключена тоже. На противоположной стороне улицы в машине сидела женщина с ярко-желтыми волосами. И смотрела на Римо и Чиуна - смотрела слишком пристально, чтобы взгляд этот мог быть случайным. Хлопнула дверь - из машины женщина вылезла. Римо смотрел, как она шла к ним - мягкой, грациозной походкой, способной заставить лопнуть от избытка впечатлений самый похотливый мужской глаз. Светло-голубое шелковое платье не скрывало, а скорее подчеркивало ее обширную грудь. На полных алых губах играла улыбка, способная сразить наповал целую футбольную команду из высшей лиги. - Это дом Эрнеста Уолгрина, - объявила она. - Простите, но мне показалось, что вы проявляете к нему повышенное внимание. Я - инспектор Комиссии по заговорам при Белом доме. Вот, если угодно, мое удостоверение. И не будете ли вы любезны сказать мне, что, собственно, вы здесь делаете, джентльмены? В руке ее оказался квадратик тисненной кожи, внутри которого обнаружилась карточка с фотографией - на ней она выглядела угрюмой и отнюдь не такой соблазнительной. На карточке красовалась печать Конгресса, из-под карточки высовывался край сложенного листка бумаги, который Римо немедленно выдернул. - Подобные действия запрещены! - накинулась на него обладательница бумаги. - Это важная государственная корреспонденция! Секретная корреспонденция! корреспонденция, принадлежащая Конгрессу! Развернув бумагу, Римо увидел на ней гриф некоего доктора Орвела Крила, занимающего, как явствовало из надписи, пост председателя президентской Комиссии по заговорам (КОЗА). Ниже косым почерком было начертано: "У тебя или у меня?" И подпись: "Пупси". - А что именно вы... мм... инспектируете? - спросил Римо. - Вопросы задаю я! - отчеканила девица, выхватив у Римо листок. Римо запомнил имя, обозначенное в удостоверении - мисс Виола Пумбс. - Так что вы здесь делаете? - повторила она, заглянув в карточку с перечнем вопросов. - Планируем убить Верховного судью, членов Конгресса и всех сотрудников Исполнительного комитета, чей доход превышает тридцать пять тысяч в год, - чистосердечно признался Римо. - У вас нет карандаша? - спросила мисс Пумбс. - А вам зачем? - удивился Римо. - Записать ваши ответы. Кстати, как пишется "планируем"? - Простите, а чем вы занимались до того, как стали инспектором? - полюбопытствовал Римо. - Я работала в массажном салоне, - сверкнула очами мисс Пумбс, гордо воздев с трудом сдерживаемые корсажем розовые полушария. - Но потом доктор Крил взял меня на должность инспектора. Но, честно говоря, я никак не могу уяснить разницу между покушением и обыкновенным убийством, и... - Живя в этой отсталой стране, дитя мое, очень трудно понять такие вещи, - поспешил согласиться Чиун. - Но у вас есть редкая возможность. Я сам займусь вашим обучением. Из миллионов юных дев Америки вы будете лучше всех разбираться в этих вещах. И ваша комиссия признает вас мудрейшей в своем роде! - В моем роде? А какой это... мой род? - мисс Пумбс удивленно захлопала ресницами. - Род грудастых белых малюток, - было похоже, что Чиун припоминает название певчей птицы, случайно увиденной в заснеженном зимнем саду. - Пошли, Чиун, нам надо работать, - дернул его за рукав Римо. - Никого ничему учить ты не будешь - уж поверь мне. - Вы гадкий! - резко обернулась к нему мисс Виола. - Грубый! Я... я всегда хотела, чтобы меня уважали за... за мой мозг, если хотите знать! Римо скосил глаза на ее бюст. - За правое или левое полушарие? ГЛАВА ПЯТАЯ Мисс Виола Пумбс пребывала в радостном волнении. Разумеется, именно она найдет таинственного убийцу! И этот симпатичный маленький азиат - ой, он столько рассказал ей про... про покушения. Пупси и его комиссия будут просто в восторге! Может быть, его даже сделают сенатором или губернатором, а она... она тогда тоже должна получить хорошую должность, не какого-то там инспектора, а вице-губернатора... в общем, как там у них называется второе лицо после шефа? Но сначала ей нужно еще кое-что сделать... - Не снимая лифчика? - разумеется, такие вопросы может задавать только этот противный Римо. - Лифчика? Я никогда не снимаю его при людях, мистер Уильямс! Я не эксгибиционистка. Я - сотрудник аппарата федерального правительства Соединенных Штатов Америки, и сниму лифчик только по прямому распоряжению избранного законным путем представителя американского народа! Выпад мисс Пумбс, как ни странно, убедил Римо. Ладно - может, он и больше нее знает об убийствах и всяких таких вещах, но в конце концов, свои права есть и у нее тоже. И помогала она, надо отдать ей должное, как могла - связалась со Службой безопасности, договорилась с заместителем ее начальника о приеме, и они все втроем прибыли в Вашингтон, и сейчас собираются встретиться с этим самым заместителем и задать ему пару вопросов. Важных вопросов. Виола Пумбс уже знала, что они важные - ей заранее объяснили, что она все равно в них ничего не поймет. Это могло означать лишь две вещи: либо они не хотят говорить ей, в чем дело - либо она действительно ничего не сможет понять. Она вообще мало что понимала, но твердо знала, одно: если попросить мужчину о чем-нибудь, пока он весь дрожит от желания - он ни за что и ни в чем не откажет; зато потом, когда он удовлетворен и чувствует себя прекрасно, просить у него что-нибудь - дело гиблое. Подобная душевная простота принесла Виоле Пумбс в ее двадцать четыре года семьдесят восемь тысяч в будущем пенсионном фонде, три тысячи в акциях "Филипс Додж", восемь с лишним тысяч на текущем счету и по меньшей мере четырнадцать тысяч в год от американских налогоплательщиков. Ей удалось совершенно правильно рассчитать, что ее лучшие годы приходятся на промежуток между нынешним возрастом и цифрой "тридцать" - и именно в этот промежуток придется как-то научиться обращаться с данным ей от природы серым веществом. Если, конечно, она не выйдет успешно замуж. Но в наши дни это, увы, отнюдь не легко - особенно если учесть, что предпочтителен жених, зарабатывающий несколько больше, чем сама мисс Виола. И сейчас, пока ни один из ее новоявленных друзей не переступил еще порога заместителя начальника Службы, она собиралась позвонить своему шефу - председателю президентской комиссии. - Привет, Пупси! - взвизгнула она, когда секретарша наконец соединила ее с кабинетом. Секретарша шефа уже несколько месяцев пыталась освоить навыки управления телефоном, но каждый раз, когда она уже была близка к заветной цели, приходило время брать отпуск для подготовки к очередному конкурсу - на будущий год секретарша надеялась получить титул Мисс Индианы. - Я в Вашингтоне, милый, - прощебетала Виола. - Черт, ты не должна здесь быть! Мы ведь договорились встретиться в этот уик-энд в Миннеаполисе. Ты хоть помнишь, в чем дело? Ну, насчет того, что убийство этого Уолгрина как-то связано с угрозами в адрес президента? Я ведь за этим тебя и послал туда! - О, да, да, милый, я все расследую. И благодаря мне ты скоро прославишься! Ты будешь знать все-все, что только есть об убийствах! - Я хочу знать только одно - как бы выбить побольше деньжат для нашей комиссии. - А на убийствах можно заработать? - спросила Виола. - Целое состояние. Ты что, не читаешь книжек и не смотришь детективов по телевизору? - А сколько именно? - пожелала уточнить мисс Виола. - Ах, оставь, - досадливо поморщился на том конце провода конгрессмен Крил. - Возвращайся обратно в Миннеаполис и следи за домом. Или не следи. Но сиди там, пока я сам не приеду. - Ну так сколько все-таки? С подобной темы Виолу было нелегко сбить. - Понятия не имею. Я слышал, что один парень только что получил триста тысяч от издателя за свою книжку - "Вопль о пощаде", кажется. Это про то, как продажные американские чиновники инспирируют убийства, моя дорогая. - Ты сказал - триста тысяч долларов? - медленно повторила Виола. - Ну да. Давай, детка, возвращайся в Миннеаполис. - А в мягкой или твердой обложке? - вопросы посыпались из Виолы, как из мешка. - У кого осталось право на перевод? И на экранизацию? Плата за телеверсию была тоже оговорена в контракте? И... и гонорары от читательских клубов - был там этот пункт или нет? - Да не знаю я! Когда речь заходит о его величестве долларе, ты словно с цепи срываешься, детка! Ты просто маленькая жадина. Виола. Виола! Виола!! Где ты? Под звуки своего имени, рвущегося из трубки с разными интонациями, Виола Пумбс медленно нажала на рычаг. Выйдя из телефонной будки в здании Министерства финансов, она направилась прямо к ожидавшему в вестибюле маленькому милому азиату и наградила его звонкими поцелуями в обе морщинистые щеки. - Не следует до меня дотрагиваться, - поморщился Чиун. - Если уж тебе непременно хочется трогать, трогай вот этого. - Он указал на Римо. - Он это любит. - Вы уже готовы, мисс Пумбс? - тяжко вздохнув, спросил Римо. - Готова, - кивнула Виола. - Первое, что ты должна запомнить, дитя мое, - вещал Чиун, пока они шли к лифту, - что само по себе убийство пользуется дурной славой в этой стране, потому что здесь всем заправляют любители. Именно они, с их жаждой убивать без разбора и четких условий, представляют позор любой нации. Я говорю это тебе для того, чтобы ты рассказала все слово в слово своей Комиссии и они узнали наконец правду - ибо я опасаюсь, что если что-то не сладится, обвинение падет на меня. А не сладится ничего - потому что мне так и не дали руководить этим делом. - Чиун, - попросил Римо, - заканчивай, а? Заместитель директора Службы безопасности отвечал непосредственно за охрану президента. Он никогда никого не принимал в своем кабинете - потому что там хранились списки тех, кто отвечал за охрану Белого дома, охрану президента в официальных поездках, на отдыхе и, что хуже всего - во время публичных выступлений. Заместителю директора было сорок два года; выглядел он на шестьдесят с хвостиком. Седые волосы, глубокие морщины на щеках и вокруг рта, темные набрякшие мешки под глазами, в которых застыло выражение затаенного ужаса. Разговаривая, он то и дело подносил к губам стакан с разведенным "Алка-зельцером", которым запивал желудочные таблетки. Они единственные могли справиться с тем количеством сока, которое вырабатывал его давно расстроившийся пищеварительный тракт. Борьба с этой жидкостью давно превратилась в навязчивую идею; и если другие мужчины его возраста просыпались среди ночи, разбуженные желанием бежать в туалет - он в этих случаях тянулся к столику с таблетками. Вообще спал урывками, редко. Когда он только получил должность ответственного за охрану президента, то впервые обратился к ведомственному врачу с жалобой на нервное расстройство. На что доктор ответил, что состояние его куда лучше, чем у его предшественников, и что ему повезло - с этого года вводится новый стандарт на нервные расстройства. - Новый стандарт? - переспросил заместитель начальника. - И какой же? - Признаки нервного расстройства считаются несомненными, если вы начнете кромсать себе щеки ножом для бумаг. Притом если пострадает не только верхний слой кожи, но и мягкие ткани и кость. А парень, что сидел тут до вас, сжевал свои зубы до десен. Так что, когда в его кабинете появились фигуристая блондинка, пожилой азиат и невысокий парень в черной майке и серых слаксах, который тут же развалился в кресле самым непринужденным образом, весь стол уже был завален пустыми пакетиками от желудочного зелья. - Мне кажется, - начал Римо, - что существует связь между смертью бизнесмена из Миннеаполиса в результате взрыва в Солнечной долине и угрозами в адрес президента Соединенных Штатов Америки. Заместитель начальника Службы кивнул, вытирая носовым платком губы - горький вкус желчи уже начал ощущаться во рту. Сделав большой глоток "Алка-зельца", он проглотил целиком облатку желудочных пилюль. Появилось ощущение, что его кишки жарят на сильном огне в подсолнечном масле. Кажется, полегчало, удовлетворенно подумал он. - Притом прямая связь. Поэтому мы и волнуемся. Способ, которым был убит Уолгрин, заставляет нас предположить, что мы имеем дело с профессионалом - возможно лучшим в своей области. - Вовсе нет. Лучшие на вашей стороне, - заверил Чиун. - Простите?.. - Нет, нет, ничего, - поспешил Римо. - Не обращайте внимания. - А вы действительно... из президентской КОЗы? Виола Пумбс продемонстрировала ему свое удостоверение. Заместитель начальника Службы вновь закивал головой в такт пищеварительным процессам. - Ну, хорошо. Значит, прямая связь. Абсолютно прямая. И если бы не президент Соединенных Штатов, Уолгрин и его супруга были бы живы сейчас. Я правильно понял вас, джентльмены? - Боюсь, - признался Римо, - что не совсем понял я. - Объясните, - попросила Виола. - Нечего тут объяснять, - встрял Чиун. - И так все понятно. - Вам понятно? А как же вы догадались? - изумился заместитель начальника. - Нечто подобное происходит каждые сто лет, - с презрением отмахнулся Чиун. И по-корейски объяснил Римо, что это - вариант все той же истории. Притчи о яме. Если кто-то хотел не убивать, а лишь устрашить императора, то выбирал себе хорошо защищенную жертву - и лишал ее жизни. Мастера Синанджу не занимались этим - убивать посторонних не входило в их правила, а получать деньги задаром вообще считалось постыдным - это расхолаживало, в членах появлялась слабость, а от слабости до смерти, как известно, один шаг. Римо кивнул. По-корейски он понимал неплохо - правда, только северный диалект Синанджу, дальше дело пока не шло. - Простите, что он... что он сказал? - заморгал глазами заместитель начальника. - Он сказал, что кому-то, видимо, нужны деньги. - Абсолютно верно - но как, ради Бога, как он узнал?! - Старый трюк, - отмахнулся Римо. - А сколько и кому именно, если не секрет? - Это-то как раз и секрет... Выплаты производились обычно с ведома президента - а наш новый хозяин просто не понял, в чем дело, и велел остановить платежи. Подобное случалось и раньше, при других президентах, но тех мы хотя бы могли убедить нас выслушать. А нынешний не слушает никого и ничего; у меня, говорит, есть заботы поважнее - судьбы страны и все такое прочее. - Вы сказали, что такое случалось и раньше. Когда именно? - спросил Римо. - Они угрожали президенту. Бывшему, я имею в виду. Тогда они дали той сумасшедшей бабе пушку сорок пятого калибра и научили ее, как подобраться поближе к трибуне. Это не сработало, тогда они подослали еще одну и передали, что если и эта провалится, они подготовят третью - и мы, вы понимаете, сочли за лучшее заплатить. - И как долго все это продолжается? - С того года, как убили Кеннеди. Когда кончились старые добрые времена... - Заместитель начальника поднес трясущимися руками к губам стакан и залпом выпил остаток жидкости. Он специально заказывал себе серые рубашки с разводами - чтобы пятна от "Зельцера" и просыпавшегося желудочного порошка были не так заметны. - Стеречь президента - все равно что спать на мине замедленного действия, - опустив глаза выдавил он. - Ну ладно, - Римо кивнул. - Допустим, президент велел остановить выплаты. Что же из этого получилось? - Нас предупредили, что жизнь президента в опасности. - Каким же образом вас предупредили? - Телефонный звонок. Мужской голос. Резкий. По-моему, южный акцент. Лет сорока-пятидесяти, кто такой - понятия не имею. - Начните выплачивать снова. Это должно остановить его. - Об этом мы уже думали. Но как выйти с ним на связь - вот в чем загвоздка. А может, он уже принял решение, и президенту осталось жить полчаса? Что у него в голове - кто знает? Решил выпустить джинна, так сказать. - У вас есть какие-нибудь причины так думать? - Только одна. Когда он звонил, то сказал, что перед тем, как убить президента, убьет еще кого-нибудь - в качестве демонстрации. - И выбрал Уолгрина, - задумчиво кивнул Римо. - Ну да, - обреченно кивнул хозяин кабинета. - А кем раньше был Уолгрин - вы знаете? - Бизнесменом. - И бывшим сотрудником Службы безопасности. И уже после ухода в отставку ему снова пришлось поработать на нее - выполнить спецзадание. - Какое именно? - Доставить по адресу деньги - чтобы предотвратить покушение... покушение на президента, - хозяин кабинета как-то обмяк. - И его смерть - это не просто демонстрация убийцей своей силы. Ведь он убрал как раз того, кто привозил ему деньги - вот что пугает меня. Словно он пытается показать нам, что денег у него уже достаточно - и они ему больше не нужны, а нужна ему жизнь президента. Заместитель начальника снова по привычке потянулся к стакану с "Алка-зельцером". Чиун быстрым движением выхватил стакан из его руки. - Остановись, о глупец! Взгляни, что ты с собой делаешь! Губы сидевшего за столом затряслись. - Это не я. Это моя работа. - Нет, ты сам! И я сейчас докажу это, - Чиун сердито втянул голову в плечи. - Если умрет кто-то из твоих домашних, будешь ты вот так трястись? - За жизнь своей семьи я не отвечаю. - Отвечаешь - только не знаешь этого! А про работу свою ты знаешь, что она мало того что важная, но и трудная сверх всякой меры - оттого-то и изводишь себя! Слышишь? Ты, именно ты сам себя изводишь! - И как мне избавиться от этого? - Пойми наконец, что нельзя предусмотреть все, а главное - думай о президенте, как... как о яйце в курятнике! Ты ведь тоже стерег бы яйца, чтобы их не стащила кошка, но вряд ли сходил бы из-за них с ума - не правда ли? Неожиданно заместитель начальника Службы почувствовал, что его организм справился с химической атакой на желудок. А может, и в самом деле, президент - это не более чем яйцо... и тут он ощутил такое невероятное облегчение, какого давно уже не в силах были дать ему никакие таблетки. Ни с чем не сравнимое чувство полного покоя - а ведь всего-то надо было заставить себя перестать беспокоиться. Виола Пумбс давно уже потеряла нить разговора Римо с хозяином кабинета, и бросила делать пометки в заигранном у кого-то блокноте одолженным еще у кого-то карандашом. - Что, президент может умереть? Интересно, не успеет ли она написать книгу, предсказывающую это событие. Может, ей даже удалось бы описать в точности, как все это произойдет. Еще пару эротических эпизодов... Ой, она и сама может сфотографироваться голой на разворот! Или на суперобложку. Только как увязать ее голое изображение с президентом, человеком скромным и набожным? А, но она же сама и напишет книжку. Вот она и связь. Издатели ведь очень часто украшают обложку портретом автора. И потом, мужчинам вообще редко требуется какой-то особый повод для того, чтобы пялиться на обнаженную женскую задницу. А у нее - Виола Пумбс знала - было что обнажать. Вопрос мисс Виолы немедленно вызвал в мозгу у заместителя видение усопшего президента, и он снова потянулся за бутылью с "зельцером". Привычное движение руки остановил, однако, длинный лакированный ноготь. - Всего лишь яйцо. И беспокойство ничуть не поможет. Может лишь повредить. Яйцо в курятнике, - вещал скрипучий голос Чиуна. Перед глазами заместителя встало яйцо, вдребезги разбитое пулей снайпера, размазанное по стенке из сорок пятого калибра... Горящее яйцо... Яйцо взорванное... Ну да - яичница! Или сырники с яйцом. И кому вообще нужны эти яйца? Заместитель почувствовал себя лучше. Да какое там - просто здорово! - Простите, мистер, как мне благодарить вас?! - Остановить глупую ложь, распространяемую о Доме Синанджу! - О Доме Синанджу? Но я, по-моему, ничего об этом не говорил. И потом, это, кажется, какая-то легенда... - Никакая не легенда. Это союз самых мудрых, ловких и благородных ассасинов на этой грешной земле. Поэтому, называя каких-то проходимцев "лучшими в этой области", вы оскорбляете тех, кто действительно заслуживает этого звания. Знаешь ли ты, о трясущийся белый человек, что Дом Синанджу может с легкостью поставить на Колени этих "лучших"? Возможно ли, спрашиваю я тебя, сравнивать сточную канаву с океаном? И как можно сравнить этих безумных молокососов со средоточием величайшей мудрости? - Скажите, кто вы, сэр? - глаза хозяина все еще застилали слезы благодарности. - Беспристрастный свидетель, - угрюмо сообщил Чиун. - Скромный защитник правды и справедливости. От своего угрюмого вида Чиун не пожелал избавиться и за стенами кабинета. Отстав от мисс Виолы Пумбс на некоторое расстояние, чтобы она не могла услышать его, Чиун, повернувшись к Римо, сказал вполголоса: - Тучи сгущаются. Нам нужно уходить. Беда уже на пороге. Оглянувшись по сторонам и не заметив ничего подозрительного, Римо удивленно посмотрел на него. - Римо, мы не можем допустить, чтобы Дом Синанджу покрыл себя пятном неминуемого позора. Что подумает мир, если ваш президент будет в один прекрасный день разрезан на кусочки, или взорван вместе с домом, или убит выстрелом в голову - и окажется, что Дом Синанджу не только не участвовал в этом, но наоборот, обязался оберегать его?! Это невозможно, Римо. Государства возникают и разрушаются, но от этого не должна страдать слава Дома Синанджу. - Чиун, во всем мире едва ли наберется пятьдесят человек, когда-либо слышавших о Доме Синанджу, и сорок семь из них живут в этой стране. Ваш президент собирается умереть и покрыть наше имя позором. Вот что уготовил он нам вместо благодарности. Если бы это не оскорбляло моего достоинства, я убил бы его сам, ибо гнев мой ужасен. Неужели он осмелится бездумно пасть жертвой убийцы и обесчестить славнейшее из имен, какое когда-либо знал этот мир? Очевидно, правы те, кто утверждает, что в новых странах люди забыли всякие приличия. - А почему ты так уверен, что президент непременно умрет, а, папочка? - Разве то, что говорит трясущийся человек, не проникло в твои ослиные уши? Уже многие года люди твоей страны платят за свой страх золотом. Платят какому-то мерзавцу, в то время как последний из Мастеров Синанджу находится среди них! Но, очевидно, есть причина, чтобы платить - за пустой звук ведь никто не платит... - Платят, и еще как, - возразил Римо. - Спроси у любого брокера на бирже недвижимости, чем они торгуют - на четверть дом, на три четверти - байки о нем... - Однако станет ли делать это правительство, у которого сотни солдат, агентов и полицейских? Нет, если только те, кто защищает президента, не сознают в глубине души, что они не в состоянии уберечь его от опасности. И каждый доллар из этой унизительной выплаты жжет их души позором, Римо. Но они продолжают платить ему - ибо знают, что он-то как раз может выполнить свои обещания. И платят ему уже много лет. А он вдруг взял и убил того, кто доставлял ему деньги. Этого самого Балдаруна. - Уолгрина, - поправил его Римо. - Ну, или как там его. Он лишил его жизни. И уж наверное не потому, что желал увеличить сумму выплаты. Нет, он сделал это оттого, что собирается убить президента, и хотел показать тем, кто охраняет его, что их труд напрасен - вот как! Через вестибюль к ним стремительно направлялась Виола Пумбс - бюст плыл перед ней, словно паруса фрегата в тумане. - Все в порядке? - осведомилась она. Римо молчал. Чиун сладко улыбнулся. - Когда ты будешь рассказывать Комиссии, как умер ваш президент, не забудь сказать, что он по невежеству отказался от услуг Дома Синанджу. - Не слушайте его, - посоветовал Римо. - На самом деле Дом Синанджу работает именно на президента. И - будьте уверены - спасет его. Я это вам гарантирую. Да, да, можете так и записать в свой блокнот: Мастер Синанджу обещает, что не даст упасть с головы президента ни единому волосу. И пишите, пожалуйста, поразборчивей. Это важно. - До этого времени, Римо, я не подозревал, как жестока твоя душа, - произнес Чиун, опустив очи долу. - Мне просто показалось, папочка, что ты заслуживаешь поощрения за самоотверженное намерение спасти жизнь президента. - Ты - орудие мирового зла, - объявил Чиун. - Наверняка, - согласился Римо. - Виола, надеюсь, вы поняли, что я сказал? - Почти. Кстати, как пишется "самоотверженное"? И... нет ли у вас случайно карандаша? ГЛАВА ШЕСТАЯ Лес Пруэл из охранного агентства "Палдор" молча смотрел, как блестящее лезвие поднималось над мокрой от пота шеей подростка. Подросток, на вид лет двенадцати, с изуродованной ступней, стоял на коленях перед двумя солдатами в ярких мундирах, в то время как Пожизненный президент Народно-демократической республики Умбасса расспрашивал Пруэла о безопасности и о том, какие гарантии он, Лес Пруэл, может предоставить его превосходительству, дабы незавидная участь многих других африканских лидеров не коснулась его. - Никаких, ваше превосходительство. И никто не смог бы. Но к вашим услугам наш опыт и все новейшие достижения техники. Агентство "Палдор" хорошо понимает ваши проблемы, и мы еще ни разу не теряли клиентов, смею заверить вас. - Ни разу? - сдвинул брови Пожизненный президент. Лезвие со свистом опустилось; раздался чавкающий звук, словно разрубили пополам дыню. Вначале лопнули позвонки, затем - хрящи горла; именно поэтому палачи ставят свои жертвы на колени, лицом вниз - чтобы самый сильный удар пришелся на кости шеи. Голова подростка отделилась от туловища. По крайней мере он больше не будет мучиться, - подумал Лес. - Долгая жизнь в такой стране - не подарок. Да и вообще долгая жизнь - дело не стоящее. А он сам, похоже, зажился на этом свете. И так до сих пор и не оправился от потери Эрни Уолгрина. Его он помнил еще по Службе... Нет, его дом в Солнечной долине был абсолютно надежным. Пруэл уверен в этом до сих пор. И все равно не мог избавиться от саднящей мысли, что он сам, своими руками привел бывшего коллегу навстречу гибели. Это ведь он посоветовал ему переехать в этот дом... С таким же успехом можно было предложить ему положить бомбу под подушку. Да, дурака он свалял порядочного. Его работа - прятать людей за крепкими стенами и надежными дверьми, а не в клетке с бомбой. С этой мыслью он и отсиживал свои дни в офисе, пока председатель правления "Палдора", - единственный из всех, кто никогда не был связан со Службой - не вызвал его к себе. - Пруэл, как вам известно, у нас имеются две разновидности сотрудников. Те, кто способствует успеху нашего агентства, и те, кто у нас больше не работает. Бездельников у себя я не потреплю - да и ни одно дело их не потерпит. Нам нужно продавать наши услуги, Пруэл. А когда я говорю "продавать", я имею в виду П-Р-0-Д-А-В-А-Т-Ь, и ни что иное, вы поняли? Именно так мистер Сильвестр Монтрофорт говорил с подчиненными - и его слушали, когда он говорил. Ведь это он после смерти Кеннеди принял уволенных сотрудников Службы под свое крыло, назначил им жалованье, которое выплачивал сам, и всячески опекал их, пока из безработных охранников они не превратились в преуспевающих бизнесменов. Он вернул им уважение к себе. Цель в жизни. Чувство собственного достоинства. Убедил их э том, что их товар - отнюдь не лежалый, и им осталось только получить настоящую цену за него, И они это сделали. Лес Пруэл уже забыл, когда, беря в руки ресторанное меню, он смотрел на цены. Теперь он обращал внимание лишь на те вещи, которые могли доставить ему удовольствие. - Разница между богатым и бедным, Пруэл, не в количестве серого вещества, - сказал однажды Лесу мистер Монтрофорт. - А в количестве хрустящих зеленых долларов. И только в этом. Не позволяй никому утверждать, что ты беден, ибо мысли твои убогие. Ты, беден, если у тебя нет двух никелей, чтобы потереть их друг о друга - вот когда. Богатый вынимает пачку кредиток и покупает все, что ему захочется. Бедный того, что ему хочется, купить не может. В этом - различие. А вся эта брехня насчет силы интеллекта не стоит бейсбольного мяча десятилетней давности. Если бы за счет этого интеллекта кто-нибудь мог бы разбогатеть, самыми первыми пролезли бы в миллионеры разного рода гипнотизеры и телепаторы. Так нет же - никого из этой шараги там нет. И не спорьте со мной, Пруэл. Я знаю, о чем говорю. Собственно, с мистером Сильвестром Монтрофортом никто и никогда и не спорил. Мистер Монтрофорт был инвалидом - без обеих ног и с сильно деформированным позвоночником, но обладал даром убеждать собеседника в чем угодно - даже в том, что они вдвоем могут составить на ближайшей Олимпиаде неплохую команду по теннису. И поэтому мистер Монтрофорт не только не разделял апатии, охватившей всех после гибели Эрни Уолгрина, но высказывал убеждение, что именно в такие дни хорошая компания должна показать товар лицом. Каждый может продать нефтяную скважину бензиновому концерну, говорил он. А вы попробуйте продать им пустую скважину. Если удастся - значит, деньги на ваше обучение шли не зря. И поскольку Лес Пруэл тоже не решился спорить с мистером Монтрофортом, то вскоре уже летел в столицу Республики Умбасса. - Продай им побольше разных приборов. Они любят приборы. Они блестящие, - напутствовал его мистер Монтрофорт. - Они же не смогут ими пользоваться. - Какая нам разница? Если хотят - пусть получат! А пользоваться они не умеют даже большими пальцами. Так что побольше железяк. Например, радары. - У них же нет самолетов. - Неважно! Напугай их - якобы их собирается бомбить соседнее государство. А я как раз продам этим соседям пару списанных бомбардировщиков. Ну, вперед! И он прилетел в Умбассу. И выяснилось, что Пожизнедному президенту Народно-демократической республики очень нужен радар. И даже не один, а много радаров. Лучше всего с блестящими кнопками. Ими он будет сбивать самолеты в небесах - над всем миром. Лес Пруэл терпеливо разъяснил президенту, что радаром самолеты сбивать нельзя. Но при помощи его можно увидеть, где находятся самолеты, и тогда они не смогут прилететь под покровом ночи и сбросить бомбы на дворец, где президент мирно спит в окружении верных маршалов, генералов, генералиссимусов и главнокомандующих. Для этого - и только для этого - изобретены радары. Но президенту был нужен радар, который может сбивать самолеты в небесах - над всем миром. - Такого не существует, - развел руками Лес. - Тогда его продадут мне русские. В голосе президента слышалась угроза. - А-а, - закивал Лес. - Вы имеете в виду дестабилизатор. Да, если он у вас есть, вас не достанет ни одна бомба. Но он имеет одно свойство, которое... - Какое свойство? И Лес объяснил. - Дело в том, что вся сеть уловителей, обслуживающая этот агрегат, может оберегать жизнь только одного человека. Есть у вас в стране такой человек, жизнь которого следовало бы спасти, даже если при этом погибло бы все население? Такой человек в стране был, разумеется. Им оказался сам Пожизненный президент. И Лес расположил на аэродроме рядом с самолетами, которые уже давно не могли летать, сложную электронную систему. Система эта целиком состояла из начищенных до блеска старых телевизоров, приемников и магнитофонов и стоила никак не меньше четырехсот долларов. Старому корпусу от рации "Зенит" умельцы из "Палдора" придали форму авиабомбы. В корпус была вставлена батарейка, а над ней - лампочка. Лампочка была красной. Она мигала. Пожизненному президенту предлагалось все время носить этот хитроумный прибор в правом кармане кителя - и на его превосходительство никогда не упадет ни одна вражеская бомба. Стоило же спасительное устройство всего лишь два миллиона триста тысяч долларов - меньше, чем самый дешевый русский истребитель. Пожизненный президент с гордостью рассказал в интервью американскому репортеру, как он, с помощью технического прогресса, получил абсолютно надежную систему противовоздушной обороны, которая стоит меньше, чем самый дешевый самолет. О самой системе он, конечно, не станет рассказывать - это военная тайна, но ни одна вражеская бомба отныне не достанет его. На протяжении всего интервью президент не вынимал руку из правого кармана. В благодарность президент Республики Умбасса решил подарить Лесу Пруэлу меч. Но, разумеется, нельзя было дарить меч, не обагренный кровью - это было бы оскорблением чести воина. И поэтому его превосходительство велел принести меч в резиденцию, охрана притащила с улицы мальчишку с искалеченной ногой - и Лес Пруэл, глядя, как кровь подростка заливает бетонный пол, понял, что больше он не будет работать на "Палдор". Он превратился в одного из коммивояжеров мистера Монтрофорта - а это занятие не очень-то нравилось ему. Ему не нравился товар. Не нравились покупатели, и чрезвычайно не нравился в этой роли он сам. - У вас невеселый вид, - заметил Пожизненный президент. - Что, не нравится подарок? О, это очень, очень хороший меч - ну нас очень, очень много мальчишек, и не хромых, а совсем здоровых, мой друг! Мы идем семимильными шагами по пути прогресса - и на этом пути нам они не понадобятся. - Кто "они"? - спросил Пруэл. Он думал об Эрни Уолгрине. - Те, кого без устали плодят наши женщины! От них и так один толк - работа в трудовых бригадах. Ах, мы бы продавали их, если бы вы хотели купить - но ваши гнусные капиталистические законы не позволяют вам этого! Лесу Пруэлу удалось выдавить улыбку и поблагодарить Пожизненного президента за оказанное внимание - а заодно отказаться от предложения самому опробовать меч. Лес следил, как проворные черные руки заворачивали меч в потертый бархат. Он не отрываясь смотрел на эти руки - ему не хотелось смотреть в глаза. - Фирма "Палдор" желает его превосходительству Пожизненному президенту долгой жизни и процветания. - Да, это лучше, чем русский радар! - президент похлопал по правому карману. - О, теперь нам не нужно сбивать самолеты в небесах - эти самолеты нам ничего не сделают! Пускай капиталисты бросают свои атомные бомбы - все напрасно! Мы защищены от всего мира, от гнусных грязных сионистских орд, которые хотят обратить в рабство страны народной демократии! - И с этого момента вы - почетный клиент "Палдора", - вставил Лес. - А есть у вас такая штука, которая так же защищает от пуль? - радостно вопросил президент Умбассы. - Нет. Лес Пруэл знал, что президент непременно пожелает опробовать "эту штуку" еще на одном мальчике. Вечер этого дня Лес Пруэл встретил уже в салоне самолета компании "Эйр Умбасса". Самолет был построен компанией "Макдонел-Дуглас", в кабине сидели пилоты из ФРГ, на земле его обслуживали французские механики. По салону сновали три выпускницы Женского колледжа Умбассы в форме стюардесс. Они могли читать по радио объявления для пассажиров почти без посторонней помощи. В рамках государственной программы Умбассы по повышению образовательного уровня все три девицы по окончании колледжа получили степень магистра, а переспав по очереди с Пожизненным президентом - доктора философии. Две из них могли считать до десяти без помощи рук, третьей на счете "девять" приходилось помогать себе пальцами. Лес Пруэл отказался от предложенных стюардессами кофе, чая и молока. От спиртного он тоже отказался. - Вы совсем ничего не желаете? - удивленно спросила выпускница Женского колледжа. - Я желаю снова возлюбить себя, - мрачно ответил Лес Пруэл. - Тогда вам нужно перестать любить кого-то еще! Лес Пруэл не ожидал такого простого ответа. - В смекалке ей не откажешь, - усмехнулся он. - Вы очень умная, - громко сказал он девушке. - Это просто потому, что я знаю то, чего вы не знаете. Скажите что-нибудь, чего не знаю я - и вы тоже покажетесь мне очень-очень умным! Лес Пруэл закрыл глаза - но сон, который вскоре пришел, был еще хуже реальности. Во сне он смотрел в театре марионеток Панча и Джуди. Вот Панч взял огромный нож. И прыгнул прямо на Леса - и мимо него, в пылавшую огнем печку, в мгновение ока сгорев дотла. Но он успел увидеть - у Панча было его лицо, лицо Леса Пруэла. Он, Лес Пруэл, был марионеткой, посланной убивать - и убитой. Во время прошлого приступа депрессии он добрался-таки до психоаналитика - и тот рекомендовал ему анализировать сны. Якобы то, что мы пытаемся сказать себе наяву, появляется в них в наглядных и зримых образах. Но что пытался он сказать себе в этом сне? Он - марионетка? Его дергают за веревочки? Лес проснулся от собственного крика. - Мистер Пруэл, мистер Пруэл! - над ним склонилось испуганное лицо стюардессы. Она пыталась успокоить его. На его прерывающиеся извинения, - ему приснился не очень хороший сон, - она, покачав головой, заметила, что на такой высоте к снам следует относиться серьезно. - Вы, белые, не верите в сны, но мы знаем, что они предсказывают будущее. Особенно если уснешь на большой высоте. Это не шутки, мистер! - Разумеется, но я не вижу здесь ничего серьезного, - рассмеялся он. Потом заказал джин - и почувствовал себя много лучше. За время своей работы он успел отложить достаточно, чтобы спокойно уйти - на роскошную жизнь этого бы не хватило, но вполне могло обеспечить его и семью, и какую бы он теперь ни нашел работу, ему не нужно будет по крайней мере смотреть, как падают с плеч головы, и продавать полуграмотным уголовникам бесполезные блестящие железки. "Реактивный синдром" его беспокоил мало - главное, чтобы ясно работала голова. По правде сказать, он и раньше не был подвержен этой странной болезни, от которой после дальних перелетов почему-то страдают многие. Когда шасси самолета коснулось бетона полосы, в Вашингтоне был полдень. Ровно через час Лес Пруэл поднимался по пандусу к дверям здания, в котором помещался офис мистера Монтрофорта. Офис его был знаменит тем, что разные участки пола могли с помощью гидравлической подачи, пульт управления которой находился в столе мистера Монтрофорта, подниматься и опускаться на любую высоту. Делалось это отнюдь не для того, чтобы мистер Монтрофорт мог ощутить власть над посетителем, глядя на него сверху вниз; наоборот, посетитель должен был чувствовать себя во всеоружии, взирая сверху вниз на хозяина кабинета. Мистер Монтрофорт не любил, когда сделка проходила слишком уж гладко. Чем круче - тем лучше, - бывало, наставлял он сотрудников. Если впаришь все покупателю без сучка и задоринки - чувствуешь себя не в своей тарелке, а потому пускай поартачатся. Но когда вместо покупателя перед взором мистера Монтрофорта предстал небритый и хмурый Лес, мистер Монтрофорт страшно удивился. - Я ухожу, шеф, - слова прозвучали как удар грома. Темные пронзительные глаза на красном заостренном лице мистера Монтрофорта вспыхнули вдруг выражением внезапной радости. Одарив Леса самой обворожительной улыбкой, какую только могли гарантировать усилия зубных техников, он нажал кнопку на подлокотнике инвалидного кресла. Лес Пруэл следил, как кресло мистера Монтрофорта начало медленно опускаться, словно уходило в зыбучий песок. Когда безволосая голова мистера Монтрофорта оказалась на уровне колен Пруэла, пол остановился. - Выкладывай, что там у тебя, парень. - Я больше не желаю работать здесь, мистер Монтрофорт. - У моего секретаря в столе лежит бланк контракта на десять лет - и прежде чем ты выйдешь из моего офиса, в нем будет стоять твое имя, Пруэл. Мне нравится твоя хватка, старик. Черт возьми, ты думаешь, я отпущу того, кто способен продать старый металлолом на четыреста долларов за два миллиона? Брось, парень, ты же не уйдешь от меня! Я же ведь люблю тебя. Лес Пруэл, Л-Ю-Б-Л-Ю - вот такими большими буквами! - Такими же большими буквами заявляю - я У-Х-О-Ж-У, мистер Монтрофорт. - Черт возьми, что-то ведь гложет тебя, и совершенно напрасно! У тебя самая клевая работа в самой клевой компании - и самое клевое будущее во всем мире! Тебе же нигде больше не будет так хорошо - а потому давай, парень, как раньше, работать вместе! Ты же ведь не новичок с парой акций и видом на повышение, которое будет Бог знает когда. Ты - кусок жизни нашей команды, и если перестанешь вместе с нею дышать - нам всем будет не хватать воздуха, понял? Так в чем дело, в конце концов? - В Эрни Уолгрине. Мы потеряли его - а мы не должны были этого позволить. Я уже освоился с ролью продавца и почти забыл, что по профессии я - охранник. А ведь в свое время я гордился этим, мистер Монтрофорт! Гордился тем, что я делал. И вот этой-то гордости мне и не хватает сейчас. Лес Пруэл почувствовал, что наконец выговорился. Машинально взглянув на свои руки, он с удивлением почувствовал, как слезы - слезы облегчения - подступают к глазам. - Когда я охранял президента, то получал столько, что мог сосчитать на пальцах одной руки, не мог даже сводить семью в ресторан - и все равно страшно гордился своей работой. Даже когда потеряли Кеннеди... Было ужасно горько, но я все равно гордился, потому что мы сделали все, что могли. А сейчас я не чувствую этой гордости, мистер Монтрофорт. Над краем ямы в полу показалось мощное безволосое темя, затем - горящие темные глаза, нос, напоминавший острый фаянсовый осколок, и щеривший два ряда великолепных зубов рот, словно пересаженный от двадцатилетней старлетки с рекламы зубной пасты. У самых колен Пруэла закачались хилые покатые плечи; затем появились подлокотники, верх колес, и вскоре лицо шефа оказалось на уровне лица Пруэла. Мистер Монтрофорт улыбался. Лес Пруэл вдруг осознал, что никогда не видел шефа без улыбки на красной физиономии - и каждый раз это был верный признак того, что в уме у мистера Мотрофорта созрела какая-то сделка. - Я вообще никогда не чувствовал гордости, Пруэл, - сказал мистер Монтрофорт. На мочке его уха повисла большая капля пота - и, вздрогнув, сорвалась вниз, как будто собравшиеся в ней микробы единогласно проголосовали за невозможность дальнейшего пребывания на лице этого человека. В первый раз Сильвестр Монтрофорт не пытался предложить - пардон - продать что-то Лесу Пруэлу. Вместо этого он открыл нижний ящик стола и извлек оттуда квадратную бутылку с темной жидкостью. Ловким движением левой руки он вынул из ящика два стакана и, поставив на стол, наполнил их доверху. Мистер Монтрофорт не предлагал выпить с ним - он приказывал сделать это. - Ну, хорошо, ты уходишь. На-ка вот, глотни. Пей и слушай. - Я знаю, что у вас некоторые проблемы, мистер Монтрофорт... - Проблемы, Пруэл? Так я тебе скажу - больше это напоминает процедуру распятия. Тебе никогда не приходилось видеть на лице человека, с которым встречаешься в первый раз, широченную улыбку - и знать, что у него внутри уже включился сигнал "пожалей убогого"? Чтобы не скривиться от отвращения, он скалит зубы! А женщины? Представляешь, чего стоит мне наладить хоть какие-то отношения с женщинами? Я ведь не такой, как вы все - и даже не инвалид, Пруэл! Уродливый гном, скрюченный и безногий - вот кто я такой! Мерзкий карлик! И не нужно пудрить мне мозги - я-де просто-напросто "человек с физическими недостатками"! Я вовсе не человек! Мерзкий карлик - и по-другому относиться ко мне вы никогда не сможете! Человек - это ты. И все остальные. А я мутант! И если бы естественный отбор работал нормально - способности оставлять потомство я тоже был бы лишен. Но выживают, как известно, сильнейшие. Остальные уроды вроде меня лишены этой приятной функции, Пруэл. - Простите, но во многом вы даже превосходите обычных людей. Ваш разум, ваша воля... - От волнения Лес Пруэл глотал слюну. Тело мистера Монтрофорта изогнулось, словно у него заболел живот. Кивком он указал Пруэлу на стакан с зельем. Напиток оказался сладким, как кленовый сироп. Однако вкус был вместе с тем резким - как будто кто-то выдавил в него цедру горького цитруса, например, лимона или грейпфрута. По телу Пруэла разлилось приятное тепло. Залпом осушив стакан, он почувствовал, что не прочь отведать еще - и, к своему удивлению, обнаружил у себя в руке стакан мистера Монтрофорта. - Так вот, Пруэл, я уже сказал - я мутант. Мой разум в десять раз сильнее твоего, воля - раз во сто крепче, и вообще из теста нас лепили разного... Может быть, я лучше тебя. Может, хуже. Но главное - я не такой, как ты. А ты - просто бывший полицейский, который начал обрастать жирком. Да и все вы в вашей службе просто-напросто бывшие легавые. - Да. Бывшие, - согласился Лес Пруэл. - Я никогда не говорил тебе, Пруэл, каково это на вкус - наблюдать, как все эти грудастые телки идут мимо, плюнув от отвращения?! У меня нет ни одной ноги - но похоти хватит на двоих, понял? И как ты думаешь, что делает тот, кого эдак вот любят женщины? Как прикажешь ему утолять свою страсть? Лучше всего стать продавцом - не просто продавцом, а лучшим продавцом в мире! - Лучшим в мире, - кивнул Лес. Он допил стакан мистера Монтрофорта, но ему хотелось еще, и, привстав, он взял из рук у шефа бутылку. Отличная бутылка. Прекрасный шеф. И мир стал, как никогда, прекрасен. - А ты любил Эрни Уолгрина, - прищурился мистер Монтрофорт. - Любил. Лес Пруэл припал к горлышку бутылки. Боже, как хорошо. Какая эта бутылка прекрасная. Какая замечательная бутылка... - И ты убьешь тех, кто убил его. - Убью тех, кто убил, - подтвердил Лес. И понял, что немедленно сделает это. - Ты - ангел мщения, Лес. - Ангел. Мщения. - Тебе нужно будет расквитаться с двоими. Один белый, другой - желтый, азиат. Кореец. Тебе расскажут, где их найти. Вот их фотографии. При них - блондинка с потрясающими сиськами... прямо как колокола господни, честное слово! - Убью, - кивнул Лес, и кисло-сладкий лимонный вкус разлился по его жилам. Чувство приятной расслабленности прошло, мозг стал ясным на удивление. Теперь он знал, кто убил Эрни Уолгрина. Доброго старого Эрни. Те два подонка на фотографиях, которые показал ему мистер Монтрофорт. Изнутри медленно поднималась волна беспокойства - ведь он еще не отомстил этим двоим. Но он отомстит - и сразу все снова будет в порядке. Будет, потому что есть верное средство раз и навсегда расставить все по местам. Это средство - убить двух мерзавцев. Все это время он жил ради этого. Вязкая духота Умбассы словно осела на нестерпимо зудевшей коже Леса Пруэла, липкая, много дней не стиранная одежда лишала поры притока воздуха, тело его горело. Но все это было неважно. Важным было одно - неземное, благодатное тепло, наполнившее его после первого глотка из волшебной бутылки. Но вскоре он почувствует себя еще лучше. Когда сделает то, что все эти дни его мучило. Неужели он уже попрощался с мистером Монтрофортом? Пруэл обнаружил, что стоит посреди улицы, Вашингтон раскален от солнца, и он сейчас выблюет все грейпфруты и все лимоны, которые когда-либо пробовал. Лимонно-желтый свет застилал глаза. Солнце вонзило свои лучи в его голову, оно пахло грейпфрутом. Что-то сильно ударило его по темени... ... Руки, чьи-то мягкие руки прижимали к его голове что-то мягкое, причиняя нестерпимую боль. Но это было неважно. Внезапно он пожалел, что это ощущение не приходило к нему раньше, давно, когда его готовили к Службе. Тогда он думал, что ни за что не справится... Что-то со звоном выстрелило около его уха. Свет солнца померк. Теперь к его голове прижимали что-то холодное. Он чувствовал жажду. Ему дали воды. Теперь ему хотелось грейпфрута. Грейпфрута поблизости, видно, не было... но после того, как он отомстит за Эрни Уолгрина, ему позволят, конечно же, вновь глотнуть из бутылки. - Ты видишь вон там ребенка? Стреляй, - произнес чей-то голос. - Да, да, - закивал Лес Пруэл. Где его пистолет? Он не может стрелять, раз у него нет пистолета. - Мы дадим тебе такой, из которого нельзя промахнуться, - пообещал голос. Женский крик. Почему кричит эта женщина? - Он убил его! Этот человек застрелил ребенка! Она уже указывает на него... - Убей ее! - приказал тот же голос. Вот так. Больше ей кричать не придется. И правильно - потому что все шло правильно здесь, перед зданием центра Эдгара Гувера, от которого к нему приближались те двое, что убили Эрни Уолгрина. Скуластый парень в черной майке и сморщенный азиат в кимоно. Он снова услышал голос и понял, что он идет не снаружи, а изнутри него, звучит где-то в его мозгу. Он будет слушаться его, и делать все, что он ему скажет - а потом все, совсем, навсегда будет спокойно и хорошо. - Убей корейца! - приказал голос. Азиат упал, взмахнув полами кимоно. - Теперь белого. Скуластый парень упал, беспомощно вцепившись в свою черную майку. - Хорошо, - похвалил голос. - Теперь можно убить себя. И тут Лес Пруэл понял, что у него действительно есть оружие, и увидел в своих руках винтовку; указательный палец правой лежал на спусковом крючке. А как же грейпфрут? И почему визжит вон та грудастая блондинка? И что же будет с милым мистером Монтрофортом и его сексуальными проблемами? И... Эрни Уолгрин? Добрый старый Эрни? Где он, что с ним? - Нажимай, - голос зазвучал вновь. - Ой, да. Простите, - испугался Пруэл. Пуля тридцать пятого калибра вошла в его мозг, как грузовик, врезавшийся в бахчу с дынями. Разлетелась вдребезги пазуха решетчатой кости, разворотив осколками обонятельную луковицу - Лес Пруэл никогда больше не почувствует аромат грейпфрута. Медный нос пули в кашу размолол позвонки, и череп Леса Пруэла развалился на части, словно яичная скорлупа. Мозг Пруэла умер на мысли о том, сумеет ли он увидеть вспышку пороха у дульного среза. Органы его зрения, правда, сумели дать ответ - но послать его в мозг они уже опоздали. Ответ был положительный. Других вопросов у Леса Пруэла не возникло. И обонятельная луковица больше ему не понадобилась. ГЛАВА СЕДЬМАЯ Подушками пальцев Римо нащупал на земле что-то твердое, похожее на осколок черепной кости. Глаза заливала кровь, капавшая со лба, и, вытирая, он ощутил на пальцах знакомое мокрое тепло. Он делал все слишком медленно. Слишком медленно. И вот теперь расплачивается за это. Винтовка валялась на мостовой. Он хотел помешать парню спустить курок - но опоздал, раззява. Он уже разнес свой черепок вдребезги. А этот тип мог бы стать той самой ниточкой, по которой Римо наверняка проник бы в центр лабиринта. Но теперь он мертв - и все надо начинать сызнова. - Потрясающе! - раздался у него за спиной восхищенный визг мисс Виолы. - Быстрота улитки, - мрачно отозвался Чиун. - Почему ты позволил ему застрелиться, я тебя спрашиваю? Ты не должен был этого допустить! Он был нам нужен живым - и мы его упустили! - Но он же стрелял... буквально во всех! - лицо мисс Пумбс побелело от страха. - Не во всех, - уточнил Чиун. - А в меня и Римо. - Но он убил эту бедную, бедную женщину! И этого несчастного ребенка! - Когда получают новую машину, ее сначала обычно испытывают. - Вы хотите сказать, что убил их, только чтобы узнать, стреляет ли его ружье? О, Боже! - ужаснулась Виола. - Нет, - замотал головой Чиун. - Он сам и был той машиной. Когда будешь рассказывать своей Комиссии про ассасинов, непременно скажи, что Мастер Синанджу, славнейший из них, всячески осуждает использование любителей. И как раз этот случай показывает, что я абсолютно прав. Когда оружие попадает к дуракам, страдают невинные. Вообще нельзя было изобретать огнестрельное оружие. Мы это всегда говорили. - То есть как - он и был машиной? - Это было видно по его глазам, - заявил Чиун. - Увидеть это мог почти каждый. - Но как вы могли увидеть его глаза? - мисс Виола отчаянно пыталась понять хоть что-нибудь. - Как, объясните? Ведь все было так ужасно... выстрелы, и погибли люди, а вы... вы смотрели ему в глаза, да? - Когда ты, о прелестная дева, входишь в комнату, где полно других женщин, ты ведь сразу замечаешь, кто как накрасился - хотя у меня, например, глаза просто бы разбежались! Но ты замечаешь - потому что приучила себя к тому, чтобы первым делом смотреть именно на это! Вот так же я и Римо себя приучили кое к каким вещам. И потому зрелище смерти не слишком пугает нас - мы оба к нему привыкли. А в своем отчете ты обязательно должна сказать, что Мастера Синанджу не только самые искусные, но и самые симпатичные из ассасинов всех времен. Если, конечно, не считать Римо. И Чиун, спрятав желтые кисти рук с длинными ногтями в рукава кимоно, застыл в умиротворенной позе на теплом весеннем солнышке перед зданием центра Эдгара Гувера, Вашингтон. Внутри здания агенты федеральной службы названивали своим адвокатам, чтобы узнать, могут ли они произвести арест по подозрению в причастности к только что произошедшим внизу убийствам - поскольку тротуар, где лежали тела, формально считался городской, а не федеральной собственностью, и любой городской судья сам мог привлечь из-за этого федерального агента к ответу. В Америке никогда не привлекают к суду, например, тех, кто позволил уйти преступнику. Их отпускают - ради соблюдения гражданских прав, уважение к которым должно в конце концов превратить наше время в золотой век любви и всеобщего благоденствия. Когда внизу прозвучал первый выстрел, в расположенном напротив здании ФБР все окна были в секунду закрыты плотными шторами. Виола Пумбс в недоумении посмотрела на большие дома - оттуда никто не появлялся. Затем обернулась и волосы встали дыбом на ее голове. Стоя на коленях у трупа, Римо пил кровь. - Что случилось? - поднял брови Чиун. - Он... он пьет кровь. - У Виолы стучали зубы. - Да нет, - снисходительно улыбнулся Чиун. - Он только мажет ее на палец и нюхает. Кровь - кладовая здоровья, и по запаху одной ее капли опытный врач может определить болезнь или причину смерти. Но сейчас, хвала высшей мудрости, в этом нет нужды - ибо любой посвященный Синанджу скажет без труда, что некое зелье подтолкнуло этого безумца на его деяния. И перед тем как покончить с собой, он был уверен, что покончил с нами. - Вы и мысли можете читать? - Нет, - признался Чиун. - Все, что есть у меня - мой опыт. Вот если ты бросишь камень и попадешь в гонг, потом снова бросишь камень и снова попадешь в гонг, а потом бросишь еще раз - и промахнешься... Что ты тогда сделаешь? - Брошу камень еще раз - чтобы попасть, разумеется! - Верно. А когда этот безумец стрелял в меня и промазал, он не стал снова стрелять в меня, а прицелился в Римо; а когда не сумел попасть и в него, то убил себя - чтобы мы не узнали, кто велел ему сделать все это. Но, заметь, по второму разу он в нас не стрелял - потому что был уверен, что попал с первого. Поэтому расскажешь своим: кто прибегает к услугам Синанджу, экономит в главном, не скупясь на мелочи. Ибо нет ничего разорительное неудавшегося покушения - можешь поверить мне. - А ассасины - это тайная организация? - Тайны нужны лишь любителям, прикидывающимся ассасинами - наше доброе имя немало страдает от их самозванства. Взять ваши две западные войны. Первую из них начал некий самозванец в этом самом Сараево, она привела ко второй, а вторая, будь уверена, непременно приведет к третьей. - Вы говорите о мировых войнах, мистер Чиун? - Мировых? Корея в них не участвовала. Чиун отвернулся, всем своим видом давая понять, что поскольку самая главная страна мира не имела к этим войнам никакого отношения, ему решительно все равно, что сделали друг с другом орды обезумевших европейцев, американцев и этих недоумков из Японии. Обыкновенная резня, которую устроили толпы сумасшедших с таким же сумасшедшим оружием - вместо того, чтобы прибегнуть к изящному, хорошо подготовленному и абсолютно незаметному заказному убийству, не оставляющему последствий и дающему возможность решить все спорные вопросы международной политики. Обернувшись в сторону Римо, Виола вновь увидела лежавшие на тротуаре тела и окровавленный трупик ребенка - и почувствовала, что ноги ее подкашиваются, однако длинные ногти Чиуна молниеносно пробежали по ее позвоночнику - и к мисс Пумбс вновь вернулась способность видеть и ощущать. Короткий массаж Чиуна в мгновение ока прогнал дурноту, не отпускавшую ее с момента первого выстрела. - По-моему, - вдруг заметил Чиун, - в этом месте что-то не так - или мои старые глаза меня обманывают? Виола огляделась. На тротуаре постепенно собиралась толпа; то и дело слышались испуганные или гневные вскрики. И среди этого зарождавшегося хаоса на улицу вдруг плавно, словно вся неразбериха ничуть не заботила водителя, выехал автомобиль. - Эта машина... - Неуверенно начала Виола. - Верно, - кивнул Чиун. - Водитель не обращает никакого внимания на то, что здесь происходит. Можешь, кстати, отметить в своем отчете, что любители, как правило, не замечают таких вещей. Я знаю, что ты - смышленое дитя, и не мне учить тебя, как писать отчеты; но если позже ты решишь вдруг приняться за книгу, непременно опиши в ней, как Мастер Синанджу окинул взглядом толпу белых, жалких в своей беспомощности, и воскликнул: "Оставьте ваш страх - ибо с вами мудрость Дома Синанджу!" Можешь, конечно, описать это своими словами, - скромно добавил он. Виола увидела, как следам за автомобилем, который привлек их внимание, двинулся Римо. Он не бежал - было больше похоже, что он плывет по воздуху. Виола не заметила, как он двинулся с места - лишь по тому, как сокращалось расстояние между ним и машиной она поняла, что Римо движется. Она еще успела подумать, что бежит он вроде бы медленно, но движется поразительно быстро - и вдруг поняла, что Римо вообще не бежал. Его плавные, словно замедленные движения нельзя было назвать бегом. Римо поравнялся с машиной, словно притянутый к ней резиновым жгутом. Раздался удар, металлический скрежет, от машины отделилась левая дверь, и на тротуар, стукнувшись о пожарный гидрант, вывалилось чье-то тело. Из глубокой раны на груди, там, где тело соприкоснулось с гидрантом, хлестала кровь. Было похоже, что его буквально выжало из машины под сильным давлением. Гидрант, однако остался цел. - Ох! - выдохнула Виола. Машина остановилась. Из окна высунулась загорелая рука с широким запястьем и помахала им. - Что случилось, дитя мое? - участливо вопросил Чиун. - Чем ты так взволнована? - Его... из этой "электры" им как будто бы выстрелили. - Какой электрик? - не понял Чиун. - Этот автомобиль, из которого ваш друг только что кого-то выкинул, называется "Бьюик электра". - А-а, - протянул Чиун. - Понятно. Ну, пойдем, Римо, кажется, зовет нас. - Но как? - Он высунул из окна руку и машет нам. Это условный знак, и мы им всегда пользуемся. Это несложно. Просто махать - и все, - пояснил Чиун. - Нет... Я спрашиваю, как удалось ему выбросить из машины этого парня? - Взял и выбросил, - пожал плечами Чиун, не понимая, чему она удивляется. Если вовремя и с толком применять то, чему несколько лет учился - можно делать вещи и более сложные. А-а, она, наверное, под впечатлением от того, что Римо не захотел портить городское водопроводное оборудование. - Если цель движется, нужно следовать за ней - так, чтобы поразить ее одним точным ударом, - объяснил он Виоле. - Нет, но с такой силой... Как у него это получается? - Следуя великой мудрости Дома Синанджу, - машинально ответил Чиун, так и не уразумев в точности, чем так восхищалась Виола. Правда, те, кто не умеет управлять своим телом и регулировать дыхание, часто удивляются самым простым вещам, которые могли бы делать и сами, если бы пользовались своим организмом правильно. Открыв Виоле дверь, Чиун пропустил ее на заднее сиденье. В углу, у окна, молча сидел человек. В руке его был зажат кольт 45-го калибра. На губах мужчины играла слабая улыбка. Очень, очень слабая. Обычно так улыбаются те, кто только что сотворил какую-нибудь ужасную глупость. Так оно и выло - джентльмен с револьвером пытался по глупости выстрелить в другого джентльмена, с жилистыми запястьями, расположившегося на переднем сиденье. На середине этой попытки жизнь его окончилась. Над левым ухом джентльмена виднелась небольшая вмятина - ее хватило как раз для того, чтобы вдвинуть височную долю мозга в мозжечок и зрительный нерв. Последней информацией, которую получили клетки его серого вещества, был краткий призыв "кончай работу". Информация дошла очень быстро - вмятина еще только-только оформилась; еще пару секунд по инерции сокращалось сердце, но, не получая сигналов от мозговых клеток, вскоре замерло. Печень и почки, перестав получать от сердца свежую кровь, также прекратили работу; организм джентльмена объявил всеобщую забастовку под названием "смерть". - Все в порядке, мисс Пумбс, - кивнул Римо. - Он не будет тревожить вас. - Он... он мертв, - едва слышно прошелестела Виола. Замечание Виолы покоробило Римо, который уже принялся было налаживать контакты с водителем. Тот, со своей стороны, прилагал все усилия, чтобы вести себя как можно более дружелюбно с неожиданным гостем, освободившим салон от пассажиров с поистине ошеломляющей стремительностью. - Нет, мисс Пумбс, он вовсе не умер. Он будет вечно жить в сердцах тех, кто постарается больше не делать глупостей. - А что... за что вы его убили? - спросила Виола прерывающимся голосом. - Ведь он мертвый! Совсем, навсегда - и что он вам сделал, он ведь только ехал... - Что сделал? - переспросил Римо. - За то, что он сделал, милая, убивают всегда и везде. Прежде всего - он не взял на себя труд хорошенько подумать. А кроме того - не умеет обращаться с этой своей штуковиной. Медвежья реакция и птичьи мозги - вот два порока, которые трудно оставить безнаказанными. Чиун успокаивающе сжал трясущееся запястье Виолы. - Этот человек поплатился, мисс Пумбс, за оскорбление нашей чести. Виола его не слышала. Она дрожала так, будто к мочкам ее ушей подключили электрический ток. Ни за какие деньги на свете она не согласилась бы повернуть голову в ту сторону, где находилось "это". Смотреть в другую сторону ей тоже не хотелось - там сидел азиат, который, судя по всему, не находил ничего особенного в случившемся. - Он нанес смертельное оскорбление также и вашей чести, мисс Пумбс! И смиренно умер во славу той, чье перо воссоздаст наконец историю Дома Синанджу! - Выпустите меня отсюда! - взвизгнула мисс Виола, находясь на грани истерики. - Я хочу опять к Пупси! И дьявол побери все книжки про убийц, вместе взятые! - Нам пришлось лишить его жизни, ибо мысли его об устройстве мира были исполнены зла. Чиуну показалось, что для белого человека этот довод будет более убедителен. - Виола, - холодно обронил Римо, - теперь заткнитесь и слушайте, что скажу вам я. Он умер, потому что за секунду до этого пытался убить меня. А машина приехала сюда за тем парнем, что убил ребенка и женщину. Именно те, кто сидел в ней, приказали ему сделать это. Они же приказали ему убить нас. Но просчитались - и поэтому сами умерли. Только по этой причине. - М... мне больше нравится политика. Раздеваться перед конгрессменами вовсе не так опасно! - Так или иначе, мисс Виола, - покачал головой Римо, - вы влезли в эту историю. Но как только все кончится - я сам подпишу вам увольнительную, даю слово. Чиун тоже попытался успокоить мисс Пумбс, но в этот момент труп в углу повалился набок. Мисс Пумбс зарылась лицом в колени и тихо всхлипывала. А Римо беседовал с водителем, ровным, дружелюбным тоном задавая вопросы. Человечек за рулем отвечал горячо и искренне - но, увы, знал он очень немного. Вернее сказать, ничего. Он был нанят сегодня утром через компанию "Мегаргел", занимающуюся прокатом автомобилей. Когда начали стрелять, он очень испугался. Сиденье под ним было мокрым - в отличие от его репутации. ГЛАВА ВОСЬМАЯ Три раза подряд субботние телепрограммы, в которых президент Соединенных Штатов отвечал на телефонные звонки зрителей, давали самый высокий рейтинг в сетке передач на уик-энд. Однако четвертая и пятая провалились с треском. В Нью-Йорке их начисто забил старый сериал "Семья Монтефуско", в Лас-Вегасе - фильм с участием Говарда Хьюза, который показывали в девятьсот пятнадцатый раз. По словам представителя телекомпании, имевшего бурное объяснение с советником президента, дело было "в общем-то гиблое. Этими ответами президента телезрители интересуются в той же мере, как, скажем, процессами высыхания краски или роста травы. Или, к примеру, испарения жидкости. Так что тратить на них эфир - дело пустое. Извини, старик, что так получилось. Но ничего не поделаешь." Советник президента, излагая ситуацию патрону, сообщил, что "продолжать публичные выступления по ТВ пока целесообразным не представляется." - Но придется. Президент пожал плечами, не поднимая головы из-за громоздившихся на его столе бумажных кип высотой примерно по футу каждая. Чиновники вечно жалуются на обилие бумажной работы. Но человек за столом понимал, что бумаги - это информация, а именно обладание информацией и давало доступ к президентскому креслу. Распоряжение неверное, даже глупое, сколь бы не было вредно само по себе, все же не имеет таких последствий, как распоряжение, не подкрепленное информацией - ибо последнее слишком часто воспринимается подчиненным как новый стиль работы. Поэтому к бумагам президент относился с уважением, теша себя еще и мыслью о том, что он первый со времен Томаса Джефферсона осознал важность информационных данных и даже применил для их обработки некоторые научные методы. - Но, сэр... Президент осторожно вложил желтый карандаш "2М" в стоявшую перед ним серебряную подставку и поднял наконец глаза на советника. - Прежде всего я отвечаю на эти звонки, чтобы почувствовать пульс народа Америки, а вовсе не из желания появиться лишний раз на экране. Если бы мне действительно хотелось заинтересовать этих телевизионщиков - проще всего было бы послать им кассету, на которой я исполнял бы на лужайке перед Белым домом "Танец маленьких лебедей". Ручаюсь, что они обеспечат такую передачу самым удобным эфирным временем. На лице президента советник увидел знакомое ему выражение, означавшее, что лучшим ответом на эту тираду будет молчаливое согласие собеседника. Поэтому советник лишь кивнул, слегка улыбнувшись. - Верное решение, сэр. Снова взявшись за карандаш, президент принялся заносить цифры в графы лежавшего перед ним отчета об импорте пищевой продукции. - И верные люди, - кивнул он в ответ. Вздохнув про себя, советник медленно пошел к двери. И обернулся, вновь услышав голос хозяина кабинета за спиной. - А верные люди - верные решения. Президент широко, ободряюще улыбнулся. И лишь когда успокоенный советник исчез за дверью, президент тяжело вздохнул. Самое сложное в работе любого руководителя - это, без сомнения, личные отношения с людьми. Даже те, кто вот уже многие годы работает с ним, до сих пор склонны принимать его несогласие за неодобрение, до сих пор склонны думать, что если президент не делает то, что, по их мнению, он должен делать - значит, их работа недостаточно убедительна, а сами они не Бог весть как ценны... Президенту подумалось, что если не бы столько времени уходило на то, чтобы гладить по шерстке членов Конгресса, сотрудников, даже его домашних - сколько еще разных документов смог бы он хотя бы прочесть... Невесело усмехнувшись, он вернулся к прерванному занятию. А четыре дня спустя он вновь сидел в кабинете в южном крыле здания, окруженный нацеленными на него объективами телекамер, нажимал на кнопки стоявшего перед ним телефона и отвечал на вопросы простых американцев, которым удалось пробиться через заслон из трех секретарей, чтобы поговорить наконец с главой нации. - Следующий - мистер Мэнделл, сэр. Линия два. По вопросу энергоснабжения. Президент послушно нажал на корпусе телефона кнопку с цифрой "два". - Добрый день, мистер Мэнделл. С вами говорит президент. Вы хотели узнать что-то насчет энергии? - Нет, известить - о том, что у вас ее уже не осталось. - Ну, видите ли, мистер Мэнделл, наши энергоресурсы, разумеется, не бесконечны, и если мы не... - Да не наши, мистер президент. А ваши. И закончатся они очень скоро. В субботу, через несколько дней. Угроза, - если это была она, - заставила его на секунду задуматься. Что-то в голосе звонившего говорило о том, что это не обычный сумасшедший. Не было в нем той истерической напористости, повизгивающих нот, которыми всегда отличаются голоса подобных типов. Этот словно сообщал о чем-то давно решенном. Президенту пришли на ум интонации оператора телефонной станции или диспетчера узла полицейской связи. Рука машинально потянулась к карандашу; на квадратном листке появилась короткая запись: "Возраст ближе к пятидесяти. Южный акцент. Возможно, уроженец Вирджинии". - Не понимаю, о чем вы, сэр? - Помните тот случай в Солнечной долине? Так вот, в субботу, сэр - ваша очередь. Вам придется умереть - и я даже назову вам место. Прямо на ступенях Капитолия. Я предупреждал - это случится немедленно, если выплаты прекратятся. Президент махнул рукой одному из секретарей, давая знак отключить остальные каналы и засечь разговор по второй линии. Наверняка у охраны достаточно средств, чтобы проследить, откуда звонит этот... - Вы упомянули Солнечную долину? - переспросил президент. - И вы прекрасно знаете, почему. Тот малый тоже думал, что защищен с головы до ног. Пришлось заставить его расстаться с этой уверенностью. Мы думали, это кое-чему вас научит - но вместо этого вы набили весь дом охранниками. Но они вам, увы, не помогут. Вам придется умереть, мистер президент. - Предположим, мы выплатим вам ту сумму, которую вы пожелаете? - Президент поймал взгляд советника, который при помощи внутреннего телефона приводил в движение громоздкий аппарат Федерального бюро - они должны были выяснить, откуда сделан звонок, и арестовать звонившего. - Слишком поздно, мистер президент, - произнес голос в трубке. - Вы умрете, говорю вам. А наш разговор очень скоро закончится - так что ваши люди не успеют засечь меня, не надейтесь. Единственное, что вы можете сделать - оставить записку своему преемнику. Напишите ему, что нам не нравится, когда игнорируют наши просьбы, и когда мы позвоним ему - ровно через неделю после того, как он займет ваше кресло, сэр - лучше ему прислушаться к тому, что мы ему скажем. Всего хорошего, мистер президент. До субботы. Президент услышал легкий щелчок. Беседа была окончена. Опустив трубку на рычаг, президент резко поднялся с места. Для передачи он оделся по-домашнему - в светло-голубой свитер с закатанными рукавами, обнажавшими его крепкие запястья и крупные руки фермера. - Эти звонки нравятся мне все меньше, - заметил он. Окружавшие его люди, как по команде, шагнули к нему, советник, стоя спиной, все еще прижимал к уху телефонную трубку, пытаясь выяснить местонахождение звонившего. Секунду спустя, гневно бросив трубку на рычаг, он выпрямился и обернулся к президенту. Виновато развел руками и покачал головой. - Ладно, оставьте, - махнул рукой президент. Однако прежде чем выйти из комнаты, он, подойдя к советнику, шепнул: - Позаботьтесь, чтобы ничего не попало в прессу. Ни слова, слышите! Ничего - пока я сам не обдумаю как следует это дело! - Разумеется, сэр. С вами... все в порядке? - Абсолютно. Абсолютно все. Извините, мне нужно подняться наверх. Похоже, настал мой черед звонить... Подавшись вперед на своем инвалидном кресле, мистер Сильвестр Монтрофорт пытался вслушаться в то, что говорил ему сидевший напротив Римо, - однако взгляд его был, словно цепью, прикован к ложбинке, разделявшей симметричные детали анатомии мисс Виолы Пумбс. В самом начале беседы с тремя пришельцами физиономия мистера Монтрофорта располагалась на уровне их глаз; однако такая позиция ограничивала обзор груди и бедер Виолы, по каковой причине мистер Монтрофорт дюйм за дюймом поднимался вверх, пока не оказался на фут над головами гостей, - и впился в Виолу взглядом. Она же, склонив голову над блокнотом, записывала. Занятие это, как у всякого непривычного к нему человека, продвигалось у нее энергичными, но короткими порывами; тело мисс Виолы реагировало на них движениями груди, от которых на лбу у мистера Монтрофорта выступала испарина. - Этот Пруэл - он ведь был из ваших, - заметил между тем Римо. - Что это произошло с ним? - Не имею представления, - взгляд мистера Монтрофорта не сдвинулся ни на дюйм - Он только недавно вернулся с выполнения ответственного задания в Африке. И... был как-то не в себе, знаете. Как крот, который возвращается в свою нору и обнаруживает там клубок змей. Собирался подать в отставку, сказал, что с него-де хватит убийств и всего что с ними связано. - Какое же отношение имел он к убийствам? - Помедленнее, - подала голос Виола, бросив в сторону Римо недовольный взгляд. - Вы говорите слишком быстро. Ее грудь воинственно поднялась, и мистер Монтрофорт поспешил поддержать Виолу: - Да, да. Можно помедленнее. Я, знаете ли, временем не ограничен. Римо пожал плечами. - Пожалуйста. "Какое-же-отношение-имел-он-к-убийствам". Теперь успеваете? - Почти, - кивнула Виола. - Он занимался вопросами безопасности. Это и есть наш бизнес, - ответил мистер Монтрофорт. - Охрана глав правительств, богатых предпринимателей... в общем, тех, кого всегда находятся охотники подоить, как корову-двухлетку. - Теперь вы зачастили, сэр! - поморщилась Виола. - Простите, милочка. - Он сделал галантную паузу, чтобы Виола могла закончить, затем подождал еще пару секунд - пока она не подняла глаза и легким кивком не поблагодарила мистера Монтрофорта. - Так вот. Пруэл много лет работал в Службе безопасности, охранял президента. Как и все наши люди, в общем-то. Им там, разумеется, приходилось нелегко, и думаю, это в конце концов его и доконало. Старые раны... ну, сами знаете. - Знаем, знаем, - закивал Чиун. - Старые раны нас тоже нередко тревожат - особенно вот его. Римо поморщился. - А эти двое в машине? Они ведь тоже на вас работали. - Вернее, числились у нас в штате - работали они на самом деле на Пруэла. Оба - из его личной команды. И вообще я чувствую себя мухой в чужой тарелке. Понятия не имею, с чего вдруг понадобилось ему в вас стрелять? С какой стати? Ума не приложу. А те двое - может быть, они хотели помочь ему. Почему - опять-таки не знаю. Может, вы им просто не понравились. Что-то в вашей внешности, возможно, их испугало. - Маловероятно, - вздохнув, Чиун указал на Римо. - Взгляните - разве этим можно кого-нибудь напугать? - Заткнись, - сквозь зубы проворчал Римо. - Помедленнее, - снова одернула их Виола. - Я дошла только до "маловероятно". - О, у меня есть полный текст, - лучезарно улыбнувшись, мистер Монтрофорт открыл в столе ящик и вынул оттуда миниатюрный магнитофон. - Когда мы закончим, вы, мисс, могли бы остаться здесь и переписать все себе прямо с пленки! - А саму пленку вы мне не можете дать? - спросила Виола. - Тысяча извинений, милочка - но не могу. Таковы правила нашей фирмы. Но с удовольствием помогу вам переписать - если вы, конечно, пожелаете. - Но, возможно... - Разумеется, разумеется, - закивал Римо. - Это будет очень полезно для вас, мисс Пумбс. А Чиуну и мне еще нужно кое-что сделать. - Ну, если вы рекомендуете... - начала она. - От всей души, - заверил ее Римо. У самой двери Римо, остановившись, обернулся к мистеру Монтрофорту, который уже вернул кресло на пол и медленно двигался к Виоле. - Еще один вопрос, мистер Монтрофорт. Вы знали некоего Эрнеста Уолгрина? - Да, он был одним из наших клиентов. Тоже бывший сотрудник Службы. К сожалению, мы потеряли его. Это был первый случай в нашей практике, - с сожалением качая головой, мистер Монтрофорт не отрывал в то же время взгляда от бюста Виолы, продвигаясь все ближе и ближе в его направлении. Внезапно он поднял глаза на Римо. - Его охрана тоже была в ведении Пруэла. Вы думаете, все это как-то связано между собой? - Кто знает, - вздохнул Римо. На улице, выйдя из сорокаэтажного, из бетона и стекла здания, Чиун задумчиво произнес: - Он терзаем похотью... - В принципе его можно пожалеть, - Римо покачал головой. - Да. Но не пришло еще время для этого. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ - Президенту сообщили, что в субботу он будет убит. Голос Смита как две капли воды походил на телефонный прогноз погоды - за исключением тех страстных интонаций, которые обычно сопровождают сообщение о возможных дождях. - И где же? - поинтересовался Римо. - Прямо на ступенях Капитолия. Именно оттуда он собирается обратиться к демонстрации Студенческого союза, выступающей против военной экспансии. - Так выход же простой, - подивился Римо. - Велите ему остаться дома - и дело с концом. - Я уже пытался. Но он отказывается. Говорит, что непременно должен выступить перед ними. - Тогда заставьте его. - Римо нахмурился. - Мозгов у него, видно, меньше, чем показалось вначале. - Я лучше попытаюсь защитить его, - заметил Смит. - У вас ничего нового? - Ничего? У меня уйма всяких новостей, но ни одна из них ни к черту не годна - вот в чем дело. - Ну-ка просветите меня, - велел Смит. - Уверен, что вы что-нибудь да проглядели. - Я, да? Пожалуйста. Во-первых, Уолгрин. Оказывается, после смерти Кеннеди Служба безопасности начала выплачивать деньги какому-то типу, который пригрозил убить преемника Кеннеди. Уолгрин к тому времени из Службы уже ушел - но они обязали его исполнять обязанности связного. Вот... А нынешний президент, стало быть, платить отказался - и наш милый маленький убийца ухлопал Уолгрина. Весьма профессионально. Засунул его, можно сказать, в бронированный сейф - а затем вместе с сейфом разнес на кусочки... Эй, Смитти, вы меня слушаете? - Слушаю, слушаю, - послышался голос Смита. - Тогда слушайте внимательнее. Потому что у меня есть еще пара вопросов к вам. Да, так Уолгрин пытался, разумеется, защитить себя - и обратился в охранное агентство под названием "Палдор". Работают там сплошь люди из Службы безопасности. Но они его уберечь не сумели. А вчера трое парней из "Палдора" пытались меня убить. - И меня! - подал голос Чиун с другого конца комнаты. - Меня что, уже совсем ни во что не ставят? - И Чиуна тоже пытались убить, - поправился Римо. - И я был до сих пор уверен, что именно они и стращали президента угрозами... А когда, вы сказали, ему звонили? - Вчера вечером. - А, ну да. В любом случае, позвонили, когда эти трое были уже мертвы. А стало быть, никакого отношения к звонку они не имеют. А кто имеет - увы, без понятия. А нельзя этим гадам попросту заплатить? - Президент спрашивал об этом у них, - проинформировал Смит. - Но они отказались. - Значит, деньгами они больше не интересуются. На уме у них что-то еще, - подытожил Римо. - Вы поразительно догадливы. - А может, это обыкновенные психи, и у них там что-нибудь стронулось в мозгах. - И это вполне вероятно. - А угрожали каким образом? - спросил Римо. - По телефону. Мужской голос с южным акцентом. Возраст - около пятидесяти. Звонок проследили - до квартиры в восточной части города. Хозяину уплачено за три месяца вперед. Жильца никто не видел и не помнит. Телефон установили два месяца назад - но это был первый и единственный звонок из этой квартиры. Сейчас ищут кого-нибудь - в самом доме или в телефонной компании - кто хотя бы краем глаза видел жильца, но пока безуспешно. Отпечатки тоже искали - но их в квартире не обнаружено. - А сегодня у нас что - среда? - спросил Римо. - Да. В лучшем случае - два дня времени. - Ну что ж, немалый срок. - У вас появилась идея? - Да. Но вам я о ней пока не буду рассказывать. Когда Смит повесил наконец трубку, Римо сказал Чиуну о телефонном звонке. - Тогда, - заявил Чиун, - я знаю, что делать. - И что же именно? - Нужно объяснить этой Виоле Пумбс, что президент пренебрег нашими советами - пусть она напишет это в своей книге. А мы должны уехать из этой страны. Тогда никто не сможет обвинить нас в случившемся - нас ведь здесь не будет, и кроме того, все узнают, что нашим советом он не воспользовался. - Откровенно говоря, Чиун, я не думаю, что сейчас мы должны в первую голову печься о нашей репутации. Лучше попробуем спасти президента. - Если тебе хочется опять все опошлить - пожалуйста. - Чиун обиженно отвернулся. - Но важно лишь то, что действительно важно. И репутация Дома Синанджу должна быть спасена. - Ну ладно, ладно, - примирительно сказал Римо. - Все равно у меня есть план. - Он столь же великолепен, как тот, согласно которому ты предложил как-то искать Смита в Питсбурге, ибо знал, что он находится в... в Цинциннати? - Даже лучше, папочка. - В таком случае я жажду о нем услышать. - Ничего я тебе не скажу. - Это почему? - Потому что ты будешь смеяться. - Ты становишься мудрее с каждым днем, сын мой. Вместе с внушительной суммой денег Осгуду Харли были даны инструкции. Он должен был посетить двести разных магазинов с одной целью - купить двести фотоаппаратов "Кодак-инстаматик" и четыреста кубиков магния. - В каждом магазине - один аппарат и два кубика. Инструкции были подробными, точными, и он был строго предупрежден об ответственности, если попытается их нарушить. Но двести магазинов? Первые четырнадцать аппаратов он купил, как и предписывалось, в четырнадцати разных магазинах - и тщательно спрятал в небольшой квартирке на четвертом этаже старого здания на Норт-Кей-Стрит. Но в магазине Уэллана на углу, неподалеку от его дома, Харли задумался. А кто вообще узнает об этом? Что, они станут проверять? - Я бы хотел купить дюжину аппаратов "Инстаматик", - объявил он приказчику. - Простите?.. - Дюжину аппаратов. Двенадцать штук. Мне нужны двенадцать аппаратов "Инстаматик", - повторил Харли. Приказчик с удивлением посмотрел на маленького блондина - вернее сказать, его растрепанные волосы производили скорее впечатление грязных - в потертых джинсах с небритой челюстью, затем машинально перевел взгляд на украшавшие его майку значки. Их было четыре: один осуждал расизм, три других призывали защищать права индейцев, поддерживать Ирландскую республиканскую армию и возобновить торговые связи с Кубой. - Двенадцать аппаратов... Но это же очень дорого. Хотите открыть собственный магазин? - Приказчик, дородный мужчина средних лет, выжал из себя подобие улыбки. - Деньги у меня есть, не волнуйтесь. Харли извлек из заднего кармана джинсов пачку пятидесятидолларовых банкнот. - О, я не сомневаюсь в этом, сэр, - заверил приказчик. - Какую именно модель вы бы хотели купить? - "Фаррах Фосетт-Мейджорс". - Простите?.. - Я говорю, "Фаррах Фосетт-Мейджорс". Самую дешевую. - Разумеется, сэр. Отперев дверь, клерк исчез в задней комнате, служившей складом, и принялся методично опустошать полку от лежавших на ней новеньких "Кодаков". Не его дело, конечно - но зачем этому парню целая дюжина? Может, правда, он школьный учитель, и собирается читать новый курс по фотографии... Стоимость покупки составила почти двести долларов. Харли принялся неторопливо отсчитывать банкноты. - Тьфу, дьявол! Еще же кубики для вспышки. Мне нужны две дюжины. - Сию минуту, сэр, - приказчик ссыпал кубики в пластиковую сумку. - А как насчет пленки, сэр? - Пленки? - переспросил Харли. - Ну да, пленки для аппаратов, сэр. - Нет. Не нужна мне никакая пленка. Приказчик пожал плечами. Скорее всего, парень не в себе - но пачка пятидесятидолларовых показывала, что у него достаточно мозгов, чтобы иметь с ним дело. Взяв у Харли пять пятидесятидолларовых банкнот, приказчик отсчитал сдачу. - Желаете оставить ваш адрес, сэр? -