Это зачем? - Мы получаем все последние новинки в области фотографии. И можем извещать вас о них по почте. Харли подумал секунду. - Нет. Мое имя вам ни к чему. - Как пожелаете. Насвистывая, Харли вышел из магазина с двумя объемистыми сумками. Приказчик следил за ним до самой двери, машинально отметив кривые худосочные ноги, потрепанные сандалии и, решив проверить свою наблюдательность, припомнил надписи на значках, которые нацепил Осгуд Харли на свою майку. Ну и молодчина я, растроганно думал Харли, сколько сэкономил только на такси. Погоди-ка, вроде поблизости есть оптовый центр "Кодак" - там он наверняка сможет купить оставшиеся 174 камеры. Да еще с бесплатной доставкой. В конце концов, кто узнает об этом? Они что, станут проверять? Сильвестр Монтрофорт сидел, запершись в своем кабинете, и негромким голосом говорил в микрофон миниатюрного магнитофона, который держал в руке. - Разумеется, сейчас этот кретин уже скупает аппараты партиями. Он ведь из того поколения, которое неспособно ни понять инструкции, ни в точности исполнить их. А из-за того, что он скупает их кучами, конечно, его быстрее запомнят, и в нужное время возьмут за хвост. Жалкий придурок... Монтрофорт хотел рассмеяться - но смех умер в горле. Чтобы оживить его, он пытался представить себе физиономию Осгуда Харли, но вместо этого перед его мысленным взором вставали лишь умопомрачительные прелести мисс Виолы Пумбс - которая согласилась сегодня вечером отужинать с мистером Монтрофортом у него дома. ГЛАВА ДЕСЯТАЯ - Приветствую, мой юный друг! - Как поживаете, мистер президент? Спикер Палаты представителей был лет на двадцать старше президента и стяжал лавры в политических баталиях, когда президент еще учился на старших курсах университета. Однако это несколько своеобразное приветствие он воспринимал с неизбывным оптимизмом профессионального политика, каждый раз убеждая себя, что со стороны президента это не обычная вежливость, а признак некоего более глубокого чувства - возможно, привязанности или доверия. Убедить себя в этом было не так-то легко - ибо он понимал в глубине души, что нынешний президент, как и все остальные, не моргнув глазом отдаст приказ содрать с него живьем кожу и бросить псам - если того потребуют интересы национальной безопасности или просто каприз хозяина Белого дома. - Как насчет обеда? - осведомился президент. - У вас или у нас? - Я здесь, несомненно, человек новый - но тем не менее в прошлый раз я впервые ошибся в выборе места, - президент шутливо покачал головой. - Потому что тогда я обедал как раз в Капитолии - и там, представьте, полным-полно тараканов. А я их не выношу. Так что лучше отправимся ко мне, если не возражаете. - О, разумеется... Но, честное слово, у нас в здании уже давно нет тараканов, мистер президент! - Охотно верю вам на слово, мой юный друг - но обедать предлагаю в Белом доме. - Время, сэр? - Мм... ну, скажем, в час. - Президент на секунду задумался. - И пожалуйста, не тащите за собой этих кошмарных ирландцев из Бостона. Нам с вами предстоит очень серьезный разговор. Рассказу президента спикер послушно внимал над тарелкой супа, не проронил ни слова, ковыряя вилкой салат, но когда подошла очередь жареной печенки с луком, наконец не выдержал: - Это невозможно. Вы ни под каким видом не пойдете на эту чертову демонстрацию! Президент упреждающе приложил палец к губам, и двое мужчин в неловком молчании наблюдали, как официант убирает со стола суповые миски и ставит перед ними тарелки с дымящимся жарким. Наконец, убедившись, что в зале малой столовой не никого, кроме них, президент ответил: - Я уже думал над этим. И пришел к выводу, что я не могу туда не идти. - Но вы же президент, черт вас возьми! И права не имеете добровольно подвергать опасности свою жизнь! - Может быть. Но подумайте - если президента может загнать в угол сумасшедшая выходка какого-то шизофреника, его избиратели должны немедленно об этом узнать - потому что он больше не может управлять ими, как вы считаете? И я не собираюсь четыре года прятаться по углам и гнуться в три погибели всякий раз, когда придется идти мимо окон! - Ваш взгляд на все это, сэр, несколько ограничен, - спикер обеспокоено покачал головой. - На моей памяти одного президента застрелили прямо у меня из-за спины - а еще один вылетел из кабинета по собственной глупости. И я предпочел бы, чтобы президент прятался, как вы выразились, по углам и спокойно дожил до конца срока, а не бросался на опасность грудью, дабы получить в нее кусочек свинца. И где к тому же - на ступенях Капитолия! Нет, сэр, вы не можете этого позволить. Считаю тему закрытой. - Я с самого начала знал, что вы, чертов янки, повернете дело каким-нибудь эдаким образом, - губы президента дрогнули, он силился улыбнуться. - Но подумайте сами. Если даже я и буду прятаться, - что же, мне это поможет высидеть срок до конца? Жизнь любого президента висит на волоске с девятьсот шестьдесят третьего года. Одного из моих предшественников убили, другой все четыре года не высовывал из Белого дома нос, а третий и вовсе изображал из себя Людовика Четырнадцатого. К чему мы пришли? Президентские апартаменты - это тюрьма, и президент в них - всего лишь узник! Четыре года прятаться за этими стенами - и президентство вообще изживет себя! Править этой чертовой страной станет уличная толпа, и вы сами это прекрасно знаете! В общем, как бы то ни было, я иду. - Спикер не успел ответить ему - после секундной паузы президент заговорил снова. - А позвал я вас на самом деле сюда вот зачем. Я должен быть уверен, что всю первую половину дня в субботу вице-президент проведет за своим столом и ни на минуту не покинет здание! И вас рядом со мной у Капитолия тоже не должно быть. И вообще никого - по возможности! Так что урезоньте, пожалуйста, ваших коллег. - Они же сразу завопят, что вы лишаете их возможности попасть в телепередачу, и что, мол, это все заговор. - И пусть вопят! Пусть хоть воют, как стая гончих. Но если нам повезет - то к концу дня мы сможем им объяснить, чем все это было вызвано. - А если нам не... мы не... - слова застряли у спикера в горле. - Если нет - вы по крайней мере будете твердо звать, что мы старались все сделать правильно. А мы все делаем правильно. Поверьте. После долгого молчания, мрачно кивнув, спикер склонился над тарелкой. Да, возможно, они все делают правильно. Все равно у него нет другого выхода, кроме как верить в это - да и потом, ведь не скажешь, что президент строит из себя этакого супермена, символ удали и бесстрашия. Нет, рассуждает, как обычно - трезво, взвешенно. Однако мысль о том, что в субботу президент окажется лицом к лицу с предполагаемым убийцей без какой-либо серьезной защиты, тревожила спикера. Подняв голову, он взглянул на сидевшего напротив человека - хозяина самого главного кабинета страны. Лицо президента уже тронули морщины - неизбежный след каждодневных обязанностей и бессонных ночей, кожа приобрела темный оттенок - наследие предков, с боем отбиравших кусок хлеба у неприветливой каменистой земли в те легендарные дни, когда бороться значило жить и жить - бороться, потому что земля сдавалась с трудом, и выживали сильнейшие. Он, не отрываясь, смотрел на президента. И верил ему. Римо Уильямс не верил. Словно струйка сигаретного дыма по узкому отверстию мундштука, он скользил по коридорам погруженного в ночную тьму Белого дома. Охранники стояли на каждой площадке, прятались за каждым углом, скрывались в нишах у дверей президентских апартаментов на третьем этаже здания. Дворцовая стража - первая в истории, подумал Римо, которой по инструкции полагается сначала задавать вопросы и лишь потом стрелять на поражение. Хотя почему нет? Америка ведь тоже первая в истории. Здание, в котором находился Римо, было некогда построено в стиле английской архитектуры архитектором-ирландцем для главы американского правительства. Именно так и были созданы сами Соединенные штаты. Брали у остального мира все лучшее - потому и было здесь все чуточку лучше, чем в остальном мире. Не потому, что это государство было как-то лучше устроено - просто в нем жили лучшие люди на всей земле. Именно поэтому, как ни пытались политики, они не могли привить американскую демократию в других странах. Эта система была создана лучшими для лучших - и требовать ее понимания от всех прочих было бы явной переоценкой их умственных способностей. Еще Римо подумал, что ведь и отношения Америки с остальным миром строились на новой основе - весьма, надо сказать, простой и действенной. Держи поводок коротким, а порох - сухим, припомнил он главный принцип. И понял, что говорил вслух - ибо откуда-то из темноты вдруг раздался голос: - А я и держу сухим. Есть потребность проверить? Медленно повернувшись, Римо увидел перед собой массивную фигуру охранника. Серый костюм, рубашка с расстегнутым воротом, автоматический кольт, направленный прямо в живот Римо - в руке, у бедра. Надежное положение - самый быстрый и неожиданный удар достигнет цели уже после того, как раздастся выстрел. - Ты кто такой? И какого черта тут делаешь? Римо понял, что парень - в Белом доме новичок, иначе не стал бы задавать вопросы прямо на месте. По инструкции требовалось отвести нарушителя за пределы зоны охранения и там уже подвергнуть допросу. - Ищу Розовые апартаменты, - признался Римо. - Это еще зачем? - Да я остановился здесь переночевать, ночью вот пошел в ванную - и заблудился на обратном пути. А вообще меня зовут Далай-лама. Охранник колебался всего секунду, всего на мгновение тень сомнения пробежала по его лицу - но для Римо этого оказалось достаточно, чтобы приблизиться к нему с правой стороны, а затем резко метнуться влево. Пистолет вылетел из руки охранника, а большой и указательный пальцы руки Римо оказались у его шеи - и надавили на артерию как раз достаточно для того, чтобы страж потерял сознание, что позволило Римо усадить его на стул, стоявший под большим зеркалом в позолоченной раме. Подобрав с пола пистолет охранника, Римо сунул его обратно в кобуру под пиджаком владельца. Следовало поторопиться - времени у него оставалось не больше пяти минут. Найдя, наконец, нужную ему комнату, Римо быстро произвел необходимые действия - и спустя несколько минут вновь двинулся по темному коридору. Его гибкое тело бесшумно появлялось в полосах света и исчезало в тени, ритм его движения не имел ничего общего с бегом или ходьбой - это было плавное скольжение, подобное дуновению ветра и так же, как ночной ветер, не слышное и не видное. Наконец Римо оказался в спальне президента. На широкой кровати, повернувшись на правый бок, почивала Первая леди, сунув под подушку сложенные руки и тихонько всхрапывая. На глаза был надвинут сбившийся козырек - свет ночника на тумбочке мужа, который читал в кровати допоздна, мешал ее отдыху. Сам президент, укрытый лишь легкой простыней, лежал на спине, сложив на груди руки. Руки вздрогнули - президент почувствовал, как что-то мягко упало на его грудь Армейская служба приучила президента спать чутко - вмиг проснувшись, он нащупал загадочный предмет и, пытаясь разглядеть его, потянулся к выключателю В этот момент на запястье его легли чьи-то крепкие пальцы. - Это пустышка изо рта вашей дочери, - произнес над ним голос Римо. - Принести ее сюда было нелегко - но вам выйти отсюда в субботу будет еще труднее. Спокойствие, которое президенту удалось придать своему голосу, произвело впечатление даже на Римо. - Вы ведь тот самый Римо, да? Президент говорил тихо, вполголоса. - Верно. Тот самый и единственный. Пришел, дабы известить вас о том, что в субботу вы останетесь дома. - Вы что-нибудь узнали? - быстро спросил президент. - Вполне достаточно для того, чтобы доказать вам - вы будете последним дураком, если потащитесь выступать перед этими молокососами в то время, когда вам грозит нешуточная опасность. - В этом и есть разница между нами, Римо. Я пойду. - И будете самым храбрым трупом во всем западном полушарии, - кивнул Римо. - Вы, можно сказать, уже труп. Я ведь предупреждал вас об этом. - Такова ваша точка зрения, - возразил президент. Он замолчал, услышав, как замер на секунду мерный храп его супруги, затем продолжал. - Я не собираюсь все четыре года прятаться в этом здании. - Речь идет только о ближайшей субботе. - Конечно. Только о ближайшей субботе. Потом о ближайшей неделе, ближайшем месяце, годе, двух... Завтра я выступаю. Голос президента был по-прежнему мягким, но в нем зазвучали упрямые нотки. Услышав их, Римо подавил вздох. - Я ведь могу удержать вас здесь, - напомнил он. - Каким образом? - Например, сломать ногу. - Я выйду на костылях. - Или могу вам устроить фокус с голосовыми связками - и в ближайшие девяносто шесть часов вы не сможете произнести ни слова. - Я все равно выйду - а мою речь зачитает кто-нибудь другой. - Вы, черт возьми, самый упрямый тип, которого я когда-либо встречал, - с досадой произнес Римо. - Запугивать меня вы закончили? - Видимо, да. Если только не придумаю что-нибудь посерьезней. - Ну и прелестно. Так вот, я пойду. Это решено. Если вы не можете сделать совсем ничего - не отчаивайтесь. Мне случалось полагаться на судьбу. - Бог мой, как я устал от политиков. Римо медленно пошел по темной комнате к двери. Сзади раздался голос хозяина комнаты. - Я ведь вовсе не боюсь, Римо. - И это доказывает, что либо вы безрассудно смелы - либо глупы, как пробка. - Нет. Я просто уверен в себе. - У вас есть основания для подобной уверенности? - кисть Римо замерла на дверной ручке. - Вы, - просто ответил президент. - Я доверяю вам. Вы что-нибудь придумаете. - Нет уж, - Римо мотнул головой. - Не потеряйте пустышку. С детей-сирот дантисты берут недешево. ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ Вообще-то увечные и разного рода калеки не особенно возбуждали мисс Виолу Пумбс. Но в этот день она преисполнилась решимости принести себя в жертву. Для этой цели она облачилась в светло-голубой шерстяной свитер, который приобрела исключительно из-за его способности усаживаться, подчеркивая таким образом ее формы, и льняную белую юбку, туго обтягивавшую ее ягодицы. Правда, снимать все это она не собиралась. Они с мистером Монтрофортом будут играть в гляделки, а не в трогалки. Ну, может, в касалки - но лапать себя она не даст. У входа в пентхауз мистера Монтрофорта ее ожидал дворецкий во фраке с раздвоенными фалдами; дворецкий безмолвно принял у Виолы ее легкую белую шаль, ухитрившись при этом выразить неодобрение ее вкуса в выборе туалета лишь тем, что поднял правую бровь на четверть дюйма. Когда дворецкий провел ее в столовую, Монтрофорт уже сидел в своем кресле на колесах за дальним коном громадного дубового стола, уставленного сияющим серебром, хрусталем и фарфором. - Мисс Пумбс, сэр, - возвестил дворецкий, вводя ее в огромную, с высоченным потолком залу, которую освещали лишь расставленные повсюду настоящие свечи в настоящих серебряных подсвечниках. Когда Монтрофорт наконец увидел ее, глаза его непроизвольно расширились. Выкатив кресло из-за стола, он, словно потерявший голову краб, начал рывками двигаться в ее сторону. Дворецкий уже отодвигал стул для Виолы. Монтрофорт легонько шлепнул его по руке. - Я сам, - сказал он. Отойдя чуть в сторону. Виола следила, как Монтрофорт тянет стул на себя. Обогнув его, она уже приготовилась сесть - но в этот момент правая задняя ножка стула зацепилась за обод правого колеса кресла мистера Монтрофорта. Наконец, Виола опустилась на стул - но обнаружила, что сидит на самом краешке. Взявшись за подлокотники, потянула его на себя. Стул остался на месте. Она потянула посильнее - стул сдвинулся, увлекая за собой кресло мистера Мотрофорта. Хорошо смазанные колеса с отпущенными тормозами пришли в движение, и передок кресла с треском врезался сзади в сиденье стула, которое в свою очередь с силой поддало Виолу под коленочки. Мисс Пумбс с размаху плюхнулась на сиденье, поразив головой стоявший передней прибор. Задребезжали тарелки, два хрустальных бокала упали, громко зазвенев. Падая, мисс Виола с такой энергией приложилась к краю столешницы основанием своего роскошного бюста, что невольно выдохнула - и теперь, прижавшись щекой к тарелке, судорожно ловила воздух ртом, словно выброшенная на лед рыба. - Как я рад видеть вас, моя дорогая, - промурлыкал мистер Монтрофорт, все еще пытаясь отцепить кресло от взбунтовавшегося предмета мебели. Наконец, невероятным усилием приподняв стул, он высвободил обод. Как раз в этот момент Виола, отдышавшись, откинулась назад - и верхний край спинки приподнявшегося стула основательно врезал ей по темечку. Вскочив, Виола с негодованием воззрилась на мистера Монтрофорта, который, глупо улыбаясь, держал стул навесу в вытянутых руках. - Д-дьявол, - опомнившись, прошипел он сквозь зубы. - Попробуем еще раз! - обратился он к Виоле, перейдя на прежний елейный тон. Откатившись на фут назад, он поставил стул на пол, проследив, чтобы ножки на сей раз находились подальше от колеса, и галантным жестом указал Виоле на сиденье. Она села - и оказалась на расстоянии двух футов от стола. - Вам удобно, дитя мое? - пропел Монтрофорт. - Очень, - кивнула Виола. Встав и опершись о стол, она налила из графина в стакан воды, затем снова села. На протяжении всей этой процедуры взор мистера Монтрофорта ощупывал ее ягодицы. В отдалении маячил дворецкий, видимо, так и не решив, уйти ли ему или спешить на выручку к хозяину. В конце концов он степенно подошел к столу, чтобы поставить на место два упавших хрустальных фужера. - Не сейчас, - махнул рукой Монтрофорт. - Лучше принеси вино, Раймонд. Умильно улыбнувшись Виоле, по-прежнему сидевшей на стуле в двух футах от стола, мистер Монтрофорт двинулся в кресле на противоположную сторону. Там он занял место прямо напротив Виолы. Их разделяла только поверхность стола - плюс, разумеется, еще два фута. Ради сегодняшнего ужина мистер Монтрофорт приоделся - на нем был темно-синий смокинг, а шею украшал голубой, порохового оттенка фуляр. Дотронувшись до него, мистер Монтрофорт снова улыбнулся. - У нас даже цвета одинаковые, - расплылся он. Виола недоуменно взглянула на него. - Ваш свитер и мой шарф, - улыбка мистера Монтрофорта стала еще шире. - Они одного и того же цвета, видите? - Говорите, пожалуйста громче, - попросила Виола. - А то я сижу так далеко, что вовсе не слышу вас. Монтрофорт издал утробный звук, напоминавший рычание. Просунув под стол обе руки, он приподнял его на шесть дюймов над полом, затем мощным движением таза двинул кресло вперед. Край стола замер в четырех дюймах от груди мисс Виолы, и Монтрофорт, удовлетворенно хмыкнув, вновь опустил его. При этом ножка стола опустилась прямо на правую ступню мисс Виолы, которую она, взвизгнув, тут же выдернула. - Все в порядке? - участливо спросил мистер Монтрофорт. - Да, да, - изобразив улыбку, закивала Виола. - Такой, знаете, замечательный стол. И сидеть за ним очень-очень удобно. Монтрофорт подъехал поближе к своему краю стола и, водрузив на него локти, подпер ладонями физиономию, в десятый раз улыбнувшись сидевшей напротив него Виоле. - Мне так приятно, что вы смогли прийти... Не договорив, он вперился в бюст Виолы. Поймав его взгляд, она убрала со стола руки - и ее округлости открылись мистеру Монтрофорту во всем великолепии. Чуть откинувшись, Виола повела плечами назад и сдвинула за спиной лопатки. Глаза мистера Монтрофорта чуть не вылезли из орбит. - Ну где, наконец, этот олух с вином! - взревел он. Виола, изобразив зевок, медленно потянулась, подняв руки над головой. Не стесненные бюстгальтером груди поднялись над краем стола; тонкая шерсть свитера приятно щекотала соски мисс Виолы. Взгляд Монтрофорта словно прилип к ее телу. Нервно пожевав губами, он выдавил. - Вы... вы сегодня прекрасно выглядите, моя дорогая. Я бы сказал особенно. - Скажите, вы что-нибудь знаете об отчислениях за телеверсию? - начала атаку мисс Виола. Вошел Раймонд, неся на подносе бутылку дорогого вина. Это была первая часть хитроумного плана совращения, придуманного мистером Монтрофортом. Пункт номер один - лить в Виолу Пумбс это самое вино, пока она не отключится, а уж там мистер Монтрофорт знал, что делать. - Если вы снова понадобитесь мне, Раймонд, я позвоню, - мистер Монтрофорт отпустил дворецкого. Подняв бокал, наполненный искристым вином, он на секунду задержал его перед зажженной свечой в канделябре. - Настоящее "Вуврэ", - удовлетворенно причмокнул он, покосившись на мисс Виолу. - Вино очень изысканное и редкое. В точности, как и вы. Вы позволите мне произнести тост, дорогая? Виола передернула плечами. Она уже успела выпить половину своего бокала; видно, все-таки придется поставить его. - Я сама скажу, если позволите. Добрая часть содержимого бутылки - тридцать один доллар за кварту - перекочевала в ее бокал. Не обращая внимания на красные пятна на скатерти. Виола подняла высоко над головой руку. - 3... за деньги! - выдохнула она. - За нас, - обиженно поправил ее Монтрофорт. - За нас... и за деньги, - упрямо качнула головой Виола, поднеся к губам бокал и одним молодецким глотком осушив содержимое. - Налейте еще, если нетрудно! - О, конечно, конечно, милочка. Я, видите ли, позволил себе... э-э... дополнить ваш тост о деньгах, поскольку сам я уже давно имею все необходимые средства в своем полном распоряжении. Медленно подняв глаза от стола. Виола в упор уставилась на Монтрофорта. Как, как он сказал? Все средства - в полном распоряжении? - Все необходимые средства? - переспросила она. - И даже больше, - осклабился мистер Монтрофорт, протягивая ей бокал, который он только что наполнил. А улыбается он ничего, подумала Виола. Зубы хорошие. Наверное, дорогой дантист. Да какое там - над его зубами, небось, трудится целая команда. Если у него и правда есть все необходимые ему деньги - уж он наверняка может делать зубы по своему желанию. К тому же противным гномикам, вроде него идут хорошие зубы. А есть женщины, которым такие зубы нравятся. Виола вроде и сама чувствует к ним слабость, хотя раньше с ней ничего подобного не было.... - У вас такие красивые зубы, - она улыбнулась ему через стол. - Спасибо, милочка. Заметьте, ни одного вставного! Все собственные! В жизни не было ни одного дупла! Дешевка, пронеслось в голове Виолы. Если бы и вправду были деньги - тратил бы их на зубы как миленький. - Вам жалко? - вслух спросила она. - Что - жалко? - не понял Монтрофорт. - Жалко тратиться на зубных врачей, да? После неуклюжей попытки изобразить беспечный смешок Монтрофорт поспешил переменить тему. - Ваша работа в Конгрессе вам, наверное, нравится? - наполнив бокал, он вновь протянул его Виоле. - А во сколько вам встало это вино? - осведомилась она после секундной паузы. - Ах, - улыбнулся мистер Монтрофорт, - сколько бы ни стоило, неужели доставленное вам удовольствие не превосходит этой цены? Да и вообще, - он помолчал, - кому нужны эти деньги? - Тем, кому не хватает на зубных врачей! - подивившись смелости собственного высказывания. Виола для вящей убедительности хватила бокалом о стол. Получилось восхитительно - в руке осталась почти одна ножка. Запрокинув голову, она залпом выпила плескавшееся в останках бокала вино. Затем, прицелившись, швырнула осколок в камин. Промахнулась. - Мы говорили о вашей работе в Конгрессе, - напомнил Монтрофорт. Окинув взглядом стол в поисках бокала для Виолы, он обнаружил, что три других тоже разбиты вдребезги. Последний целый бокал он держал в руке - и потому, не раздумывая, наполнил его и протянул Виоле. - Конгресс - это так, туфта, - разоткровенничалась Виола. - Я вот работала в массажном кабинете - там была работенка клевая! - Вы работали в массажном кабинете? Просто замечательно! - Ну, - кивнула Виола, досасывая из стоявшего перед ней бокала остатки вина. - Три года работала. Там и познакомилась... стоп, никаких имен! - О, я понимаю вас, милочка. Вполне, вполне понимаю. Из массажного кабинета - в Конгресс! Потрясающе! - Точно. Хотя деньжат в массажном было побольше. Ничего, я теперь тоже огребу будь здоров. Вот напишу свою книгу... Еще плесните, пожалуйста! - Ваша книга, без сомнения, будет необычайно интересной. Монтрофорт опорожнил бутылку в бокал Виолы; вина оставалось ровно на полглотка. - Ну так. Знаете про что? Про асиси... асасину, которые за деньги стреляют, режут и прочее. - А-а, да-да! Ассасины! - А вы-то мне будете помогать? - оценивающе прищурилась Виола. - О-о, днем и ночью! В будни и в праздники! Мы с вами можем посетить все места, которые так или иначе связаны с деяниями ассасинов. Вдвоем. Я и вы. Восхитительно! - Лучше возьмем с собой еще кого-нибудь. Чтобы он вас возил. А то, хрен, я с вашим креслом управлюсь. Виола подняла бокал и, хихикнув, выпила. - Разумеется, моя милая, - кивнул Монтрофорт. - Мне вот так нужно, чтобы вы помогли - я пишу-то вообще неважно; а вы так говорите - сразу видно, что можете писать, и про всякое такое тоже знаете. - Я не только помогу вам с книгой, милочка, но когда вы заработаете миллион, то научу вас, как распорядиться этим богатством! - Ну, это лажа, - Виола махнула рукой. - Я ведь в Конгрессе работаю и знаю все-все про эти счета в швец... швиц... как их... швейцарских банках. - Разумеется, но это только начало. Для того, чтобы за вашими финансами действительно не могли проследить, вам придется сначала перевести их в Швейцарию, а потом - на разные счета в другие дружественные страны. Особенно рекомендую вам страны Африки - их банковское законодательство с легкостью меняется сообразно нуждам клиента, и за пять долларов вы можете купить министра финансов любой страны! - Класс! Я все поняла. Мы еще поговорим об этом, - кивнула Виола. - О, ну конечно! Сначала - книга, деньги - потом! - подмигнув Виоле, Монтрофорт заметил, что веки мисс Пумбс слипаются. Она уже два раза роняла подбородок на грудь. Пора было приступать к делу. - Почему бы нам не продолжить обсуждение вашей книги в моей студии, милочка? - тон мистера Монтрофорта стал на редкость елейным. - Мы могли бы решить, чем конкретно каждый из нас будет заниматься. - Угу, - кивнула Виола - П... показывайте. - Зевнув, она кавалерийским жестом воздела над головой руку. - Вперед! Все за мной! Я говорю, все за мной, слыхали? - Пойдемте, милочка. Я провожу вас. Выкатившись из-за стола, Монтрофорт направил кресло к боковой двери. Открыв ее, он обернулся, чтобы пропустить Виолу вперед. Но Виолы рядом с ним не было. Сидя за столом и уронив голову на тарелку, она крепко спала, приоткрыв рот и тихонько всхрапывая. Оставив дверь открытой, Монтрофорт подъехал к ней. Дыхание Виолы было глубоким и ровным. Протянув руку, Монтрофорт осторожно дотронулся пальцем до ее правой груди, угрожающе нависшей над подлокотником. - М-м, - не открывая глаз, отрицательно замычала Виола. - Играем в гляделки... не в трогалки... - О, прошу вас! - мистер Монтрофорт умоляюще смотрел на нее. - Ну в касалки... лапать не дам... б-буите приставать - задвину в камин, так и знайте... - О, конечно, дорогая, - сдавленно прошептал Монтрофорт. Направившись к передней двери столовой, он открыл ее и царственным движением указательного пальца подозвал Раймонда. - Уберите ее отсюда, - Монтрофорт кивнул на спящую за столом женщину. - Вызвать леди такси? - Нет, просто выведите на улицу, - Монтрофорт устало смежил веки. - А я отправлюсь спать... Выходит, эта сучка просто посмеялась над ним. Ничего, посмотрим, кто будет смеяться в субботу. Ответ на этот вопрос мистер Монтрофорт знал заранее. ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ Когда Римо вернулся в отель, черное небо на востоке уже стало серым. Чиун сидел на соломенной циновке в углу комнаты, уставясь на дверь. - Сработал ли твой замечательный план? - поднял он глаза на Римо. - Не будем об этом говорить, папочка. - Этот человек глуп, Римо. - Кого ты имеешь в виду? - Того, с кем ты говорил. Вашего императора со смешными зубами. - А откуда ты знаешь, что я говорил с ним? - Откуда я знаю? Я знаю тебя! После стольких лет бесплодных попыток сделать из тебя человека. - Неужели я не знаю, что одно лишь безрассудство движет твоими поступками? - Он не согласится со мной. И собирается выступать в субботу. - Вот почему я и говорю, что он глуп. Лишь совершенный глупец ищет встречи с опасностью, размеров которой не представляет. Нет, я до сих пор не пойму, как смогла эта страна дожить до своего столетия. - Двухсотлетия, - поправил Римо. - Неважно. Все равно все это время ею правили глупцы, вроде нынешнего. А вы, американцы, ведете себя так, будто вас и вправду оберегают свыше. Давите друг друга вашими жуткими смрадными автомобилями. Травитесь тем, что именуете пищей. В деревне Синанджу есть коптильня для рыбы - но и внутри нее воздух лучше, чем в ваших городах. И, несмотря на это, вы дотянули до двухсотлетия! Впрочем, Бог всегда печется о недоумках. - Тогда, может, он и о президенте позаботится. - Надеюсь. Хотя как ему удастся отличить одного недоумка от сотен других - нет, это выше моего понимания. Вы же все на одно лицо. - Кстати, президент заверил меня, что безгранично верит в искусство Мастера. И доподлинно знает, что препоручил свою жизнь в самые сильные и ловкие в мире руки. - Даже самым сильным и ловким рукам нужно, чтобы было за что схватиться. - И он надеется, что ты защитишь его. - Напрасно надеется. - И уверен, что ты не остановишься ни перед какой опасностью. - Кроме той, о которой ничего не знаю. - И еще сказал, что если ему будет суждено остаться в живых - он устроит по телевидению специальную передачу, в которой расскажет всем-всем, что выжил только благодаря искусству Дома Синанджу. Чиун вынул руки из рукавов и уронил на колени. - Он так сказал? - Именно так, папочка. Я даже запомнил все - слово в слово. Президент сказал: "Если я выживу, то выступлю по телевидению и расскажу, что обязан всем лишь единственному в мире, храбрейшему, внушающему страх врагам, необыкновенному..." - Достаточно. И так понятно, что он говорил обо мне. - Разумеется, - кивнул Римо. - Наконец-то твои заслуги будут признаны. - Да, я беру свои слова назад. Этот человек не глуп. Он коварен и низок. - Он же надеется на тебя. Римо в недоумении пожал плечами. - Я должен был понять это, еще когда беседовал с ним. Горе тому, кто окажет ему доверие! - Да с чего вдруг ты это взял? Он ведь наговорил тебе таких комплиментов! - Да потому что, если ваш зубастый император расскажет по телевидению, что его охраняем мы... - "Мы" - это уже кое-что, заметил Римо. - ...Расскажет, что мы охраняем его, а потом с ним вдруг что-нибудь случится - что, по-твоему, будет тогда с добрым именем Дома Синанджу? О, низкое вероломство коварного императора! - Боюсь, нам все-таки придется его спасти, - вздохнул Римо. Чиун удрученно кивнул. - Ты говорил, он из Джорджии? - Да, а что? - Сталин был тоже из Джорджии. Это другая Джорджия, Чиун. Та - в России, они называют ее Грузия, - ответил Римо. - Это совершенно неважно. Все, кто родился там, одинаковы. Сталин был также вероломен и низок. Истребил миллионы, не обратившись ни разу к нам. Я никогда не был счастлив так, как в тот день, когда он погиб от рук собственной тайной полиции. - Ничего не поделаешь. Придется на сей раз поработать на уроженца этой страны - и поработать как следует, папочка. И ты мне в этом поможешь. Чиун снова кивнул. В комнату через тонкие розовые занавеси проникали уже первые лучи солнца, разрисовывая угловатое желтое лицо Чиуна светлыми полосками. Чиун зажмурился от света и, повернувшись к Римо спиной, тихо произнес: - Яма. - Что, что? - Ты не помнишь уже совсем ничего? Я говорю о яме. Они хотят заманить президента в яму - и там напасть на него. И нам придется отыскать эту яму. - А почему ты думаешь, что они собираются именно так поступить? - Убийцы были во все века - но весь их опыт, ошибки, удачи и поражения становились достоянием Дома Синанджу. Я знаю, что они поступят именно так, потому что эти убийцы кажутся мне чуть менее бестолковыми, чем все остальные в вашей стране. А значит, они станут подражать Синанджу - а мы бы прежде всего вспомнили притчу о яме, конечно же. - Ну ладно, - Римо обреченно вздохнул, - значит, будем искать эту яму. На другом конце города Сильвестр Монтрофорт подъезжал в своем кресле к двери своего кабинета в здании компании "Палдор Сервисез". Нажав кнопку на правом подлокотнике, он въехал в распахнувшуюся перед ним раздвижную дверь. В кабинете мистер Монтрофорт увидел посетителя. Тот стоял у огромного, от потолка до пола, окна, глядя сквозь тонированное стекло на простиравшиеся внизу кварталы Вашингтона. Посетитель был высоким мужчиной с густыми черными волосами - такими черными, что они, казалось, отливают синевой. Ростом примерно шести с половиной футов; пиджак, широкий в плечах и сильно зауженный в талии, сидел на нем, как влитой, - очевидно, портной, изготовивший его, понимал, что в данном случае ему нужно лишь упаковать во что-нибудь соответствующее добротную работу матушки-природы. Этого человека мистер Монтрофорт не любил. И сейчас, когда тот обернулся на звук открывшейся двери и одарил его улыбкой, открывшей два ряда таких же, как у Монтрофорта, превосходных белых зубов, он не любил его еще больше. Кожу мужчины покрывал здоровый загар - из-за него лицо его выглядело мужественным, но не грубым. В глазах светился огонек, говоривший, что обладатель их умеет ценить юмор и находить его там, где не замечают другие. Руки, протянутые к мистеру Монтрофорту в знак приветствия, были тонкими, изящными, с округлыми холеными ногтями. Мистер Монтрофорт вспомнил, как однажды эти тонкие руки пробили череп одному джентльмену шилом. По профессии Бенсон Дилкс был наемным убийцей - и именно его немалому опыту было обязано агентство "Палдор" своими успехами на избранном поприще. Никто из сотрудников "Палдора" не знал, что причиной, побуждавшей обращаться в их агентство лидеров новообразованных стран - разного рода пожизненных президентов, вечных генералиссимусов и всенародно избранных императоров - были наносимые в эти страны визиты Бенсона Дилкса, в ходе которых он обычно устраивал на главу правительства весьма убедительное покушение, но промахивался - немного, на волосок. Дилкс готовил обширное поле, на котором брошенные им семена давали агентам "Палдора" тучные плоды в виде богатых контрактов. В тех же редких случаях, когда после попытки покушения иностранный владыка решил, что может обойтись без защиты, Дилкс в самый короткий срок доказывал ему пагубность его заблуждения. Приемник лидера оказывался, как правило, более дальновидным и немедленно заключал контракт с "Палдором". - Как дела, Сильвестр? - улыбаясь произнес Дилкс. Шагнув вперед, он взял кисти рук Монтрофорта в свои тонкие пальцы. Голос мистера Дилкса имел гнусавый южный акцент. Не глядя в его сторону, Монтрофорт двинулся к своему столу. - Так же, как и два дня назад, когда я в последний раз видел твое рыло. На бронзовом лице Дилкса снова блеснула полоска белых зубов. - Два дня, проведенных без тебя, показались мне целой вечностью. - Кончай гнать туфту! Ты знаешь, что Пруэл вчера провалился? - Да, читал об этом в утренних газетах. Не повезло. А я, помнится, добровольно предлагал тебе в этом деле свои услуги. - А я, помнится, ответил тебе, что желаю провести это дело так, чтобы комар не подточил носа! Без всяких там случайных следов. Твоя работа - этот долбаный революционер, Харли. Кстати, что он там делает? Подойдя к столу, Дилкс развалился в одном из стоявших перед ним глубоких кожаных кресел. - То, что мы и предполагали - ему быстро надоело покупать аппараты по одному, и он скупает их партиями, размахивая пачкой денег. По каковой причине его еще лучше запомнят продавцы - и сообщат об этом, когда начнется расследование. Монтрофорт кивнул, не отрывая взгляда от лица Дилкса и проклиная в душе холеные стати этого красавчика. - На самом деле, Сильвестр, я все же так и не понял, на кой черт тебе это все. Они же согласились продолжить выплаты. - Для того, чтобы меня перестали пинать ногами! Я не резиновая кукла и не футбольный мяч. - Кто это, интересно, тебя пинает? Уж не они ли - исправно платя тебе денежки? - удивился Дилкс. - Исправно? Они попробовали приостановить уплату! И если я спущу им это с рук, они когда-нибудь снова попробуют! А я желаю дать им понять, что мы не бросаем слов на ветер! Понял теперь? - Вроде бы. - Дилкс пожал плечами. Понял он только одно - к подлинной причине все это не имеет никакого отношения. Подлинная причина была иной - Монтрофорт желая доказать, что его внешность безобразного гнома вовсе не дает повода не считаться с ним. И любые аргументы имели столько же шансов остановить его, сколько проповедь - повернуть вспять воды прилива. Достав из кармана твердый пластиковый жетон из казино, Дилкс принялся вертеть его между пальцев. - Скорее всего, - подумал он вслух, - президент прикажет всем членам Конгресса остаться в здании. - Похоже на то. Если эта орава все же ему подчинится, то на ступенях останутся только самые главные. Монтрофорт улыбнулся - впервые за сегодняшний день, помахал в воздухе сомкнутыми ладонями, изображая улетающую в дальние края птицу. - Самая надежная ловушка - та, которую ставишь на пути человека, пытающегося избежать ее, - заметил Дилкс. - Все твоя восточная мудрость? - Монтрофорт глянул на него с неодобрением. - Тебе бы, Сильвестр, тоже не вредно ознакомиться с ней. В библиотеках ты, конечно, этого не отыщешь, - но если знать, где смотреть, можно найти такие книги, в которых о нашем деле сказано все - абсолютно все, что нужно о нем знать, Сильвестр. - Я, милый мой, верю в технологию. В нее и ни во что больше, - ответил Монтрофорт. Настроение его улучшилось, он даже поднял кресло на шесть дюймов над полом - и теперь победоносно поглядывал на Дилкса сверху вниз. - А я, - заявил Дилкс, - верю в Синанджу. - Что это еще за Синанджу? - Древний орден наемных убийц. Создатели боевых искусств Востока. Победители невидимых битв. На протяжении тысячелетий они успели послужить всем государствам мира. Существует древняя поговорка: "Если Дом Синанджу в бездействии - значит, остановился мир. Но если Дом снова в пути - мир опять начал вертеться". - Они вроде корейцы, да? - спросил Монтрофорт. Он слегка улыбнулся, глядя, как неуловимый, неподражаемый, непогрешимый Дилкс продолжает с задумчивым выражением вертеть в пальцах пластиковую фишку. - Корейцы, да - то есть были ими. Говорят, что последний Мастер Синанджу сейчас где-то доживает свой век. Древний старик - наверняка давно отошел от дел, если еще не умер. Никто ничего не слышал о нем. Что это с тобой, Силли? У тебя такой вид, будто ты жабу съел. - Никто ничего не слышал о нем - это, конечно, верно, - ухмыльнулся Сильвестр. - То есть было верным - до сегодняшнего дня. А точней сказать, до вчерашнего. Зовут этого Мастера Чиун, лет ему эдак за восемьдесят, и вчера он сидел тут на том самом стуле, на котором сейчас восседаешь ты. Пластиковый кругляш упал с легким стуком на пол. Дилкс так резво вскочил на ноги, будто стул под ним оказался подсоединенным к генератору электростанции в Смоук-Райз. - Он был здесь!? - На этом самом месте. - А что он здесь делал? О чем он с тобой говорил? - Он сказал, что Америка - упадочная страна, поскольку здесь не питают должного почтения к ассасинам. И что в Америке упадочное телевидение, поскольку не способно более к настоящему искусству. И упадочное население - и белые, и черные, и большинство желтых, ибо они представители неполноценных рас. И что он искренне сожалеет о том, что не смог познакомиться со мной в годы моей молодости - с его помощью я не стал бы таким, какой я сейчас, но теперь уже слишком поздно. Вот так мы и побеседовали. - Но зачем он приходил к тебе Силли? - Да все очень просто. Он нанялся охранять президента Соединенных Штатов - от своих собратьев или их коллег. Монтрофорт довольно осклабился. Губы Дилкса были плотно сжаты. - Я тебе и еще одну вещь скажу, Дилки. Он был одним из тех двоих, кого вчера нужно было ухлопать Пруэлу. - Ты пытался убить Мастера Синанджу? - тихим голосом спросил Дилкс. - Ага. И еще раз попробую. - Теперь понятно, почему твоему Пруэлу так не повезло, - Дилкс нервно оглянулся назад, словно опасаясь чего-то. - Сильвестр, мы с тобой партнеры уже не первый год, так? - Так. И что дальше? - Так вот, партнерство наше подошло к концу, - Дилкс выпрямился. - Можешь вычеркнуть меня из своего списка. - Чего? Из-за этого восьмидесятилетнего корейца? - Я могу быть самым лучшим убийцей в западном полушарии... - Ты и есть, - кивнул Монтрофорт. - ...Но в сравнении с этим восьмидесятилетним Мастером я просто сапожник, Силли. - Да он же дряхлый старик, - возразил Монтрофорт. Его искренне позабавил подобный поворот дела. Приятно было видеть, как этот непроницаемый чистоплюй Дилкс вдруг впал в панику. На его загорелом лбу даже выступили капельки пота. - Старость - не радость, - добавил он. - Тем не менее, я все же хочу дожить до нее. И возвращаюсь в Африку. - Да? И когда же? - Немедленно. Можешь играть дальше в свои игрушки - один. Желаю удачи, Силли. Не дожидаясь ответа, Дилкс ступил на плитку пола, отпиравшую дверь, створки раздвинулись и едва успели сомкнуться за его спиной, как о них грохотом разлетелась чернильница, пущенная вдогонку обезумевшим от ярости Монтрофортом. - Трус! Баба! Кисейная барышня! - Монтрофорт орал, что есть мочи, зная, что даже у самого лифта Дилкс услышит его. - Трус! Вонючка! Мозгляк! Желтобрюхий засранец! В кабинете воцарилась тишина. На губах мистера Монтрофорта играла блаженная улыбка. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ - Вон, видал? Римо указал на стальные конструкции купола, вздымавшиеся над их головами. Они с Чиуном стояли в здании Капитолия, неподалеку от главного входа. - Это тот самый дом, где живет Конституция? - спросил Чиун. - Не знаю. Наверное. - Я хочу посмотреть на нее. - Это еще зачем? - Пожалуйста, не спорь со мной, Римо, - Чиун поморщился. - Столько лет я слышал, что мы нарушаем Конституцию, чтобы все остальные могли ее соблюдать. Теперь я хочу сам увидеть эту Конституцию, чтобы понять, стоит ли то, что мы для нее делаем потраченных нами усилий. - Именно она, к твоему сведению, посылает в твою деревню золото, папочка. - Моя честь и уверенность в себе дороже всякого золота, Римо. Ты этого никогда не поймешь - потому что ты и американец, и белый одновременно. Но люди, призванные беречь свою честь, до сих пор есть в мире. Я, Римо, один их них. И мы ценим ее дороже любого богатства. - Это с каких же пор? - прищурился Римо. - За хорошую плату ты стал бы работать даже в китайской прачечной! Взгляд его проник за спину Чиуна и остановился на группе мужчин, стоявшей в углу окружавшего его огромного зала. - Нет, - твердо сказал Чиун. - Там - ни за что на свете. А для чего ты смотришь на этих разжиревших пожирателей мяса и вина? - По-моему, - ответил Римо, - я их узнал. Смотри, Чиун, это политики. Может быть, даже члены Конгресса. - Тогда я буду с ними говорить. Чиун двинулся по направлению к группе. Первым заметил стремительно приближавшегося к ним маленького желтолицего человечка спикер палаты представителей. - Минуту, господа, - извинился он и, улыбаясь, повернулся к Чиуну, который подошел к нему с каменным лицом, словно учитель, встречающийся под конец семестра с родителям второгодников. - Вы - член Конгресса? - Точно так, сэр. Чем могу помочь вам? - Еще недавно я пылал по отношению к вам праведным гневом - ибо для того, чтобы показывать по телевизору ваши толстые физиономии, отменили мои чудесные, дневные драмы. Но теперь это благородное искусство пришло в упадок - и мне все равно, показывают их или нет. Где Конституция? - Конституция? - Да, да. Не притворяйтесь. Это документ, для защиты которого я работаю столько лет - чтобы вы все были счастливы, словно несмышленые дети; мне же достается лишь упорный, каторжный труд. Так где Конституция? Спикер палаты представителей пожал плечами. - Будь я проклят, если я знаю... Нейл! Том! Вы не в курсе случайно, где находится Конституция? - Думаю, в библиотеке Конгресса, - растеряно откликнулся Нейл, седеющий мужчина с длинным лошадиным лицом, покрытым нездоровыми красноватыми пятнами. - Или в национальном архиве, - предположил один из его коллег, к которому спикер обращался как к Тому. У этого физиономия была простая, открытая - так и хотелось довериться ему, как родному. Крупные, рельефные черты словно вырезали из большой, сочной, спелой картофелины. - Вы работаете здесь, джентльмены? - сумрачным тоном спросил Чиун. - Да, сэр, мы члены Конгресса... Очень рад познакомиться. Нейл смущенно протянул руку. Чиун не обратил на нее ни малейшего внимания. - Значит, вы работаете на Конституцию, но где находится она - никто из вас не знает? - Я лично работаю на своих избирателей, - Нейл пожал плечами. - А я - на свою семью, - хмыкнул Том. - А я - для своей страны, - улыбнулся спикер. - Хотя раньше, - успел ввернуть Нейл, - я работал на "Колгейт". - Подумаешь, - пожал плечами Том. - Мне приходилось разносить газеты - зимой, в мороз .. - Сумасшедшие, - закивал Чиун. - Это собрание сумасшедших. - Втянув в плечи голову, он зашагал к Римо. - Зачем ты привел меня в сумасшедший дом? - Ты же сказал, что нам нужно найти ту самую яму, в которую пытаются заманить президента. Так вот, он будет выступать вон на тех ступенях. Где же здесь яма, Чиун? Чиун не слушал его. - Это очень странное здание. - Почему? - Здесь очень, очень чисто. - Его каждый день убирают. И это стоит недешево, - ответил Римо. - Нет, это не такая чистота. В мире не существует дворцов, где бы не было хотя бы каких-нибудь насекомых. А здесь нет ни одного. - Почем ты знаешь? Может, тут в щелях стен живут такие маленькие клопики. А ночью выползают и танцуют при луне. - Пусть лучше танцуют на твоей физиономии, - посоветовал Чиун. - Здесь нет ни одного - и очень, очень необычно для замка. - Да ведь это не замок, Чиун. И не дворец вовсе. Это дом, где живет демократия. А тараканы и клопы, наверное, сплошь монархисты. - Но этой страной управляет один человек? - спросил Чиун. - Ну... можно сказать и так, папочка. - И у него есть секретная служба, к которой принадлежим и мы - верно? - Верно. - И мы убиваем его врагов, где бы и кто они ни были. Римо обреченно пожал плечами. Неизбежность вывода угнетала его. - Значит, эта страна ничем не отличается от прочих, - заключил Чиун радостно. - Только делают здесь все медленнее. Вся разница между вашей страной и абсолютной монархией - в том, что в абсолютной монархии все гораздо быстрей и проще. - Если там все так просто, почему они не могут выгнать тараканов из дворцов? - поинтересовался Римо. - Римо, временами ты становишься невыносимо глуп. - Гм... и почему это? - Послушай только, какие звуки ты издаешь носом - "гм". Можно подумать, я никогда не учил тебя разговаривать. - Нечего придираться ко всяким звукам. Ты лучше про тараканов ответь. - Тараканы - неотъемлемая часть нашей жизни. Они вечны, как вселенная. Они жили везде: - В египетских пирамидах, во дворце царя Соломона, в замках французских королей. Они вечны. - А здесь, значит, их нет? - Разумеется, нет ни одного. Скажи, разве ты их слышишь? - Не слышу, - признался Римо. - Ну вот. - А ты хочешь сказать, что способен слышать возню тараканов? - Римо недоверчиво прищурился. - Я раньше и подумать не мог, что Мастер Синанджу способен опуститься до такого, - Чиун скорбно покачал головой. - Стоять среди безжизненных стен этого здания, как вы там называете его... - Здание Конгресса. Капитолий. - Да. Именно. Стоять среди этих безжизненных стен и разговаривать о тараканах с тем, кто вряд ли сам чем-нибудь от их отличается. Мои предки осудили бы меня со всей суровостью - я втоптал имя Синанджу в такую грязь... - Если я таракан, а партнерство у нас с тобой равное, кто тогда ты? - Тараканий учитель. О, Дом Синанджу, что стало с тобой!.. Осгуд Харли яростно чесался со сна, вонзаясь в свою бледную плоть грязными обкусанными ногтями. От джинсов, которые он не удосужился снять на ночь, на животе осталась красная полоса. Да, придется поплатиться за то, что вчера он выпил две бутылки вина и заснул одетым - от этого чресла его яростно потели, и начинался невыносимый зуд в паху. Осгуд Харли считал эту неизлечимую болезнь истинным проклятием человечества. В старые добрые времена такого с ним не случалось. И не было привычки пить в одиночку в обшарпанной квартирке чердачного этажа. Тогда Осгуд Харли был символом действия - комитеты, коалиции, акции протеста, телевизионные передачи, журнальные интервью, деньги, травка и девочки. Каждую ночь Осгуд Харли спал в новой постели - от Лос-Анджелеса до Нью-Йорка и от Селмы до Бостона. Но вскоре вся суматоха постепенно сошла на нет. Вьетнамская война принесла американской экономике миллионы долларов. Те, кто имел работу - а имели ее тогда почти все - получали такие деньги, что позволяли себе тратить немалую их часть на своих длинноволосых отпрысков, дабы те могли вволю протестовать - в том числе и против войны, обеспечивающей их беззаботное существование. Но война кончилась, вливания в экономику иссякли, и юные революционеры обнаружили, что жизнь без папочкиного чека в почтовом ящике отнюдь не так приятна. Поэтому они обрезали волосы, сменили деревянные сандалии на лакированные туфли и отправились в колледжи - изучать бухгалтерский учет или право, чтобы впоследствии получить работу на Уолл-стрит и счет в "Бэнк оф Америка". Наиболее яростные революционеры пошли по иному пути. Когда родительские дотации на блаженное ничегонеделание подошли к концу, одни стали промышлять торговлей наркотиками, другие - ушли в религиозные секты, а третьи мотались по всей стране в поисках случайного заработка, перебиваясь где и чем могли. Ни один из этих способов не устраивал, однако, Осгуда Харли. В отличие от большинства его сверстников он был и остался настоящим революционером и свято верил в необходимость разрушения капиталистического общества. И когда высокий джентльмен с ухоженными ногтями и белозубой улыбкой предложил ему пять тысяч за то, чтобы Харли помог ему и его друзьям "подкузмить президента", Осгуд Харли согласился с радостью. Конечно, роль его была не Бог весть какой. От Харли наверняка было бы больше толку, если бы ему предложили, как в старые добрые времена, распространять пресс-релизы, организовывать пикеты, собирать подписи, однако, новые хозяева сразу предупредили его: одно лишнее слово - и он может забыть о своих пяти тысячах. Но поскольку в тот момент в кармане у Харли было сорок девять центов, а на задней части последней пары джинсов протерлась основательная дыра, он счел это условие не слишком обременительным. Конечно, он будет молчать, как рыба. Тем более про их дурацкие задания. Додумались же - купить двести фотоаппаратов! Харли уже собирался перестать чесаться, как вдруг позвонили в дверь. На пороге взору Харли предстали молодой человек в бейсбольной кепке с надписью "Служба доставки" и большой картонный ящик, стоящий у его ног. - Мистер Харли? - Он, и никто иной. - Я привез ваш заказ. Фотоаппараты. - Общим числом тридцать шесть штук! Входите. Харли распахнул дверь, и молодой человек, подняв ящик, вошел в комнату. - Куда прикажете поставить? - Вон туда. Рядом со шкафом. Там у меня и остальные лежат. - Остальные? У вас, кроме этих, есть и еще? - Разумеется. Харли с будничным видом пожал плечами. - Вы, должно быть, магазин открываете, - предположил молодой человек, осторожно опуская коробку на пол. - Да нет, просто я - тайный агент ЦРУ, и это - часть моего нового задания, - изрек Харли с широкой улыбкой, долженствующей означать, что доля правды в его шутке мала до невероятия. Однако, молоденький рассыльный, вежливо улыбнувшись в ответ, задержал взгляд на лице Харли - словно стараясь запомнить его на случай, если потом его о нем станут расспрашивать. - Распишитесь в квитанции, мистер Харли. - Да, да. Спасибо. Вы сэкономили мне уйму времени. Достав из кармана толстую пачку денег, Харли отыскал среди пятидесяти долларовых банкнот потрепанную бумажку в десять долларов, которую вручил молодому человеку. - Вот. Это вам. И еще раз спасибо. - О, и вам спасибо, мистер Харли! Спасибо огромное! Закрыв за молодым человеком дверь, Харли подошел к коробке с фотоаппаратами, купленными по оптовой цене в большом магазине в самом центре города, от души пнул ее ногой. Задание казалось ему все более детским. Ну вот, у него есть эти чертовы двести аппаратов, и что теперь? Подумав еще пару минут, Харли снова врезал ногой по коробке. И словно отзываясь на звук удара, в прихожей задребезжал звонок. Чертыхнувшись, Харли подошел к двери и отпер ее. На пороге снова стоял молодой рассыльный. - Я нашел вот это внизу, на батарее отопления. Здесь стоит ваше имя, - сказал он, протягивая Харли простой белый конверт, на котором печатными буквами было выведено: "Осгуд Харли". - Спасибо, приятель, - Харли подмигнул рассыльному. Захлопнув дверь, Харли вскрыл конверт. Внутри оказался листок с двумя отпечатанными на машинке строчками: "Ровно в два десять у телефонной будки на углу шестнадцатой и Кей-стрит. Захватите карандаш и бумагу". Без подписи. До телефонной будки Харли добрался в два часа двенадцать минут; двухминутная задержка объяснялась желанием выпить по дороге сухой мартини. В два пятнадцать телефон в будке зазвонил. Харли снял трубку. - Алло! Осгуд Харли слушает. - Прекрасно, - изрек голос в трубке. - Алло! - сердито повторил Харли, заподозривший по насмешливой интонации собеседника, что сделал что-то не так - хотя и не знал, что именно. - Карандаш и бумага у вас с собой? - Прямо под рукой, - пробурчал в трубку Харли. - Поскольку, купив фотоаппараты, вы выполнили первую часть задания, пора переходить ко второй. Вам понадобится дюжина пугачей - знаете, пластмассовых, детских. Запишите: ровно дюжина. Выбирайте, какие получше. Главное - чтобы громко хлопали. Только не вздумайте проверять прямо в магазине. Все поняли? - Понял, - ответил Харли. - Дюжина пугачей. Чтоб погромче хлопали. - Когда вы повторяете вслух инструкции, дверь кабины должна быть закрыта, - недовольно произнес голос. Дотянувшись до ручки, Харли с треском захлопнул дверь. - Прекрасно. Кроме того, вам понадобятся четыре кассетных магнитофона. С питанием от батарей и скоростью движения ленты один и семь восьмых дюйма в секунду. Самого малого размера, какой сможете найти. К каждому из них вы купите комплект батареек. Новых. Не покупайте использованные. Поняли все? - Все, - кивнул Харли. - Повторите. - Четыре кассетных магнитофона... - Причем не обязательно пишущих. Можете купить четыре плэйера. - Ладно, - Харли записал. - Значит, четыре плэйера. Малого размера. С батарейками. Новыми. И чтобы скорость была один и семь восьмых дюйма в секунду. - Отлично. И последнее. В телефонной будке, в которой вы сейчас стоите, вы найдете ключ. Он приклеен снизу к полке пол телефоном. Возьмите - и берегите его. С его помощью вы получите последние инструкции и вторую часть гонорара. Ключ нашли? - Да, нашел. Вот он. - Прекрасно. Теперь главное для вас - запастись терпением. Через несколько дней мы намылим правительству шею. Хорошенько намылим. И ваше участие будет решающим. Будьте здоровы. В трубке раздались гудки. Опустив ее на рычаг и коротко ругнувшись, Харли распахнул дверь будки и вышел на улицу, решив по дороге домой заглянуть в винный магазин. ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ - Еще раз говорю вам: у нас нет ничего нового, - повторил в телефонную трубку Римо. - Это никуда не годится. Недовольный тон придавал кислому голосу шефа оттенок хинной горечи. - Да уж наверное. Но вам, Смитти, придется примириться с тем, что у нас-таки ничего нет - и, уверяю вас, вряд ли будет. - А вам придется примириться с тем, что вы двое - наш единственный шанс, Римо. И у вас осталось совсем мало времени. Кроме того... - Смитти, - перебил Римо, - по какой цене продают сейчас шкурки шиншиллы? - Три тысячи четыреста двенадцать долларов за штуку, - ответил Смит без всякой паузы. - Но... - А каков обменный курс голландского гульдена? - Три и семьдесят два за доллар. Вам не кажется, что пора заканчивать? Может сорваться наше самое крупное задание, а вы тут... - А средняя цена на золото? - Сто тридцать семь долларов двадцать два цента за унцию, - на этот раз Смит сделал паузу. - Полагаю, в этих вопросах заложен какой-то смысл? - Заложен, заложен. - Римо кивнул. - Смысл в том, что на вас работает чертова уйма народу, и вы знаете все - о рынке верблюжьего дерьма в Афганистане, о том, только тонн курных костей в год покупают зулусы, чтобы украсить ими свои носы, можете узнать, где угодно и что угодно, но когда пахнет жареным - начинаете дергать меня. А у меня ведь нет ваших возможностей, Смитти. И вынюхивать я не мастак. И я понятия не имею, кто именно собирается убить президента. И понятия не имею, как именно. А главное - как их остановить. И мне кажется, у них есть все шансы осуществить задуманное. И еще мне кажется, что если ваша чертова уйма агентов не может раздобыть для вас эту информацию, то вы зря платите им деньги - вот что мне кажется. - Понятно, - ровным голосом сказал Смитти. - Все ваши соображения будут рассмотрены в надлежащее время. Вы были в Капитолии? - Был. И не узнал ничего - кроме того, что у Тома жирная физиономия, а Нейл раньше трудился в "Колгейт". - И у вас нет никаких соображений но поводу возможной попытки покушения? - Никаких абсолютно. - А Чиун? Что думает он по этому поводу? - Чиун озабочен отсутствием в Капитолии тараканов. - Прекрасно, - тон Смита можно было бы назвать саркастическим, если бы сарказм не был обычной манерой его речи. - Это все, что вы можете сказать мне? - Да. Если хотите узнать что-то еще - лучше прочитайте отчет Комисии Уоррена. Может, и найдете там что-нибудь, - посоветовал Римо. - Возможно, - сухо ответил Смит. - Но я полагаю, работать вы продолжаете? - Можете полагать, что вам вздумается, - огрызнулся Римо. Повесив трубку, он сердито посмотрел в сторону Чиуна, который восседал в углу в позе лотоса на красной соломенной циновке, укутавшись в свой золотистый халат. Его глаза, были закрыты, а на лице читалась такая отрешенность от происходящего, словно он в любую минуту был готов раствориться в воздухе для слияния с мировым духом. Однако прежде чем Римо успел заговорить, Чиун протестующе поднял руку. - Твои заботы нисколько не интересуют меня. - Ценный же ты партнер, папочка. - Я уже говорил тебе. Ты должен найти яму. Эта попытка убийства... - Покушение. - Ничего подобного, - замотал головой Чиун. - Покушение - задача для ассасина, требующая умения, таланта и опыта. В ином случае - это обычное пошлое убийство. И перестань перебивать меня. Это невежливо. Вообще твои манеры в последнее время стали ужасны. - Ах, извини, пожалуйста, папочка. Мне так неловко! Смит полчаса вправлял мне мозги, что, дескать, вот-вот ухлопают президента, а ты решил заняться моими манерами! - Человек должен оставаться человеком - даже если его жизнь омрачают некоторые досадные мелочи, - наставительно изрек Чиун. - А тебе все равно придется искать яму, Римо. Потому что они попытаются убить вашего императора со смешными зубами именно таким способом. - И где же прикажешь ее искать? Глаза Чиуна радостно заблестели. - Знаю, знаю, - замахал рукой Римо. - В моей голове. В моем толстом брюхе, еще где-нибудь. Брось, Чиун. Кончай язвить. У меня и правда проблемы. - Тогда ищи яму. Чиун снова закрыл глаза. - Может, хоть на этот раз обойдемся без азиатской мудрости? - Мудрость необходима везде. Если бы червь следил за движением солнца, большая болотная птица не сожрала бы его. - А-а-а! - издав вопль отчаяния, Римо прыгнул на стену за спиной Чиуна. Ступни коснулись ее в четырех фугах от пола, и Римо побежал, откинувшись назад и наклонив голову. Когда его ступни уже касались потолка, а голова чуть-чуть не доставала до пола, Римо легким, почти ленивым прыжком вернул себе первоначальное положение. - Углы, - коротко произнес Чиун, снова прикрыв глаза и сомкнув пальцы. С прежним отчаянным "а-а-а" Римо вновь ринулся на стену, но на этот раз добежал до потолка, тем же путем вернулся обратно, после чего проделал эту операцию в каждом из четырех углов комнаты, разделив пол шагами на четыре больших треугольника. За этим занятием его и застал стук в дверь. Римо замер. Чиун, не открывая глаз, восседал в углу. Сколько времени он бегал по стенам - десять минут или час - Римо не представлял, поскольку сердце его билось в обычном ритме - пятьдесят два удара в минуту, грудная клетка делала за минуту двенадцать вдохов и выдохов. На лбу не выступило ни капли пота - уже давно Римо вовсе не потел. За дверью стоял рассыльный, держа в руках большой белый конверт с надписью. - Это принесли только что и просили отдать вам, сэр. Взглянув на конверт, Римо увидел на белой бумаге напечатанное на машинке имя "Римо Мак-Аргл", под которым он зарегистрировался в гостинице. Обратного адреса не было. В конверте лежало что-то твердое, на ощупь напоминавшее книгу. Римо протянул конверт рассыльному. - Мне он не нужен. - У нас доставка бесплатная, сэр. - Ты что же, думаешь, что я нищий? - Нет, сэр, не думаю. Нищие в таких номерах не живут. Только если вы его не берете, что же мне-то с ним делать? Обратного адреса на конверте нет. - А, верно. О'кей, я возьму его. - Римо сунул конверт под мышку. - Вот, держи. Это тебе. - Вынув из кармана ворох мятых банкнот, он, не глядя, сунул его рассыльному. - Нет, нет, что вы, сэр! - развернув смятые бумажки, парень обнаружил, что в руках у него десятки, двадцатки и даже купюра в пятьдесят долларов. - Вы, должно быть, ошиблись! - Никоим образом. Забирай. И купи себе собственную гостиницу. Бедняком я уже побывал - и не хочу, чтобы меня теперь за него принимали. Вот, возьми еще мелочь. Вывернув карман, Римо ссыпал в руки рассыльного горсть мелочи - долларов на десять. Обычно, чтобы мелочь не накапливалась, Римо просто вышвыривал ее прямо на улице, но последние раз или два позабыл сделать это. Брови парня поднялись под самую челку. - Вы... вы уверены, сэр? - Абсолютно уверен. И давай-ка, двигай к себе. Мне нужно еще побегать по стенкам и, кроме того, найти яму, которую не может отыскать никто, кроме меня. У тебя крыша бы не съехала от такого? - Непременно съехала бы, сэр. - Ну так до свидания, - сказал Римо. И прежде чем закрыть дверь, крикнул в спину удалявшемуся рассыльному. - Так запомни: я человек не бедный! Когда дверь захлопнулась, из угла послышался скрипучий голос Чиуна: - Ты не бедный. Ты убогий. Убогое подобие мыслящего существа. Если бы развитие вашей расы зависело от таких, как ты, вы бы до сих пор жили на деревьях. - Я не желаю слушать тебя. А лучше займусь моей почтой. Вскрыв ногтем указательного пальца конверт, Римо извлек из него толстую книгу в твердой обложке, на которой значилось: "Отчет о работе Конгресса но расследованию покушения на президента Кеннеди". Больше в конверте не было ничего. - Как раз то, что мне нужно! - Римо с силой швырнул книгу в угол комнаты. - Наверняка Смитти прислал - для чтения на ночь! Сидевший в углу Чиун вздохнул. - Медитировать, находясь в одной комнате с тобой, стало решительно невозможно. Ты кричишь в телефон на сумасшедшего императора, бегаешь по стенам, топая, словно слон, и пыхтя, подобно пароносу... - Паровозу, - поправил Римо автоматически. - ...и разговариваешь в дверях с какими-то мальчишками. Нет, с меня довольно. - Чиун вскочил на ноги, словно язычок огня, вырвавшийся из узкого горла лампы. Книга, брошенная Римо, оказалась у него в руке. - О чем здесь написано? - Это отчет, который сочинило правительство, когда президента Кеннеди убили. - Почему они называют его покушением? - Чиун вперил в обложку недоуменный взгляд. - Обычное пошлое убийство... - Не знаю, - сказал Римо. - Я у них не спрашивал. - А ты эту книгу уже читал? - Нет. Я поклонник легкого чтения. Шопенгауэра. И Ницше. - Кто этот Шопенгауэр и кто именно ниже его? - Что "кто именно"? - Ты только что сказал "Шопенгауэра и ниже". - Не бери в голову, - Римо махнул рукой. - Книги помогают человеку возвысить разум, - заметил Чиун, отвернувшись в сторону. - А в твоем случае, наверное, это единственный оставшийся путь. Открыв книгу на середине, он заглянул в нее. - Это очень хорошая книга, - сказал он после минутной паузы. - Рад, что она тебе понравилась. Бери ее себе. От меня. В подарок. - Это очень мудро с твоей стороны. Ты еще не вполне безнадежен. - Вот и наслаждайся. А я ухожу. - Я попытаюсь пережить это. В вестибюле Римо нашел в телефонной книге номер Службы безопасности. Порылся в карманах, но напрасно - монетки в десять центов у него не было. Заметив неподалеку рассыльного, который принес в номер конверт, Римо поманил его пальцем. Тот подошел нехотя, словно боясь, что Римо опомнился и потребует назад свои щедрые чаевые. - Дашь взаймы десять центов, приятель? - Охотно, сэр. Выудив из кармана монету, парень протянул ее Римо. - Я человек не бедный, - Римо подмигнул ему. - Отдам при первой возможности. По-видимому, в руководстве Службы еще не до конца прониклись идеями новой политики открытых дверей. И когда Римо вознамерился известить руководство Службы о готовящемся покушении на президента страны, вместо нужного ему кабинета он оказался в маленькой комнатке, где четверо мужчин принялись расспрашивать его, кто он, откуда и по какому поводу здесь находится. - Когда у вас возник этот план? - Какой план? - не понял Римо. - Советую не умничать. - Да я и не собираюсь. А то буду уж слишком выделяться среди вас. - Видимо, придется вам здесь задержаться. - Послушайте. Я ищу только одного человека. Я забыл, как его зовут - у него еще привычка беспрерывно глотать таблетки. Нелады с желудком или что-то вроде того. Я как раз вчера с ним беседовал. - Бенсона, что ли? - Наверное. Я приходил к нему вчера по поручению Комиссии конгресса. - Значит, вы работаете в Комиссии? - Да. - В какой именно? - В комиссии Палаты по неотложным делам. Шестой секретарь. - Такой не знаю. - Если не трудно, позвоните Бенсону! Когда спустя десять минут Римо вошел в кабинет Бенсона, хозяин кабинета только что отправил в рот полную горсть таблеток. В последнее время он заглатывал их пригоршнями, словно это был соленый арахис. - Д-доб... - оборвав приветствие на полслове, он икнул и закашлялся. - Выпейте воды, - предложил ему Римо. Бенсон, тяжело дыша, пододвинул к себе стакан. - А я думал, Чиун отучил вас от таблеток. Что, совет насчет яйца не помог? - Помог. Я целый день великолепно себя чувствовал. Но сегодня опять все пошло наперекосяк - и вот, нате... - А вы не сдавайтесь, - посоветовал Римо. - Первые несколько недель самые трудные. - Да, попробую снова. Вот только разберусь со всеми этими бумагами... Римо окинул взглядом пачки бумаг по футу высотой и понял, что Бенсон никогда не слезет с таблеток. Ему вечно будет что-то мешать. Слишком много работы, слишком плохая погода, слишком капризная жена - у него всегда найдется тысяча поводов, чтобы отложить новую жизнь на завтра. Он так и будет принимать эти таблетки, уверенный, что лекарства облегчают его существование. И приближают смерть. - Я могу вам чем-то помочь? Бенсон наконец откашлялся. - Вы, конечно, знаете, что президенту угрожали. И что завтра на него будет совершено покушение. Бенсон на секунду встретился глазами с Римо, затем, отведя взгляд, кивнул. - Знаем, разумеется. И занимаемся только этим. Только... я не совсем понимаю, откуда об этом известно вам? - Конгресс, - Римо пожал плечами. - Если бы в Конгрессе знали об этом хоть что-нибудь, это тут же просочилось бы в газеты. Вообще, простите, кто вы такой? - Да это неважно, - досадливо махнул рукой Римо. - Мы с вами делаем одно дело - и это главное. И поэтому мне хотелось бы побольше узнать о тех деньгах, что вы выплачивали этим мерзавцам. Нервно сглотнув, Бенсон покачал головой. - Не думаю, что имею право выдать вам эту информацию. - Я могу позвонить президенту и попросить его, чтобы он отдал вам такой приказ, если вам так легче. Римо холодно посмотрел на Бенсона. Бенсон поднял на него воспаленные, с покрасневшими белками глаза - глаза человека, который еще в юности усвоил привычку трудиться на износ и только недавно понял, что именно таких людей глубже всего засасывает болото бюрократии, заваливая их бумажной работой до тех пор, пока их не покинут силы. Пачки бумаг на столе Бенсона перестанут расти, когда в управлении кадров случайно обнаружат свидетельство о его смерти трехмесячной давности. - Думаю, не обязательно это делать, - произнес наконец Бенсон. - В конце концов, в том, что я поделюсь с вами этой информацией, наверняка не будет большого греха. Продолжение беседы с Римо означало, что Бенсону удастся избежать по крайней мере двух телефонных звонков, отложить на завтра рассмотрение полудюжины документов и главное - не ломать дома над обсуждаемой проблемой голову. Согласие Бенсона было, безусловно, служебной ошибкой, но люди в его положении хватаются за любой повод, чтобы хотя бы на минуту оторваться от дел. Вот так разрушаются империи, подумал Римо. Рутинная работа убивает бдительность. - Деньги эти мы посылали на банковский счет в Швейцарии, - помолчав, сказал Бенсон, - И занимался этим Эрни Уолгрин - я, по-моему, уже говорил вам. - А что с ними происходило потом, вы не знаете? - Мы проследили, насколько возможно, их дальнейший путь, вернее, пути, поскольку из Швейцарии они расходились по разным счетам в разных странах. В основном - в странах Африки. А кто пользовался ими там - этого мы уже не смогли узнать, к сожалению. - И никаких зацепок? - Совсем никаких. - А что вы думаете по поводу завтрашнего выступления президента? - Что-то, - покачал головой Бенсон, - подсказывает мне, что обивание порогов в Конгрессе - не основное ваше занятие. - Может, и так, - согласился Римо. - Так насчет завтра - вы предприняли что-нибудь? Я имею в виду меры безопасности. - Мы проверили все. Каждый куст. Каждое дерево. Телефонные будки. Крыши домов. Все возможные укрытия. Сделали все, что могли, кажется, заткнули все дыры. И тем не менее, я почему-то уверен, что этого, увы, не достаточно. - Ладно, может, прорвемся. Римо внезапно стало жаль Бенсона, и в то же время он ощутил какую-то зависть к нему - вернее, к его преданности долгу, ради которой он вот так гробил себя. - А ваши ребята, которые занимаются этим, надежные? - спросил Римо, уже приблизившись к двери. Бенсон, сыпавший в стакан порошок "Алка-зельцера", поднял глаза на Римо и печально кивнул. - Занимаюсь этим я. Вплоть до последней детали. - Ну, желаю удачи. Римо открыл дверь. - Благодарю. Боюсь, она всем нам понадобился. - Да, возможно... Четыре кассетных плейера и батарейки к ним Осгуд Харли купил в магазине канцелярских товаров на Кей-стрит, отдав за них четыре новеньких пятидесятидолларовых купюры. После чего, недовольно ворча - бумажный пакет оказался громоздким и неудобным - вышел из магазина и поймал такси. Когда через несколько минут они подъехали к его дому, Харли уже привычным жестом сунул шоферу пятидесятидолларовую. - Нету сдачи, приятель, - таксист покачал головой. - А ты когда-нибудь видел такие? - усмехнулся Харли. - В последнее время - нечасто. А что-нибудь помельче у тебя есть? - Например? - Например, меня бы устроила симпатичная маленькая пятерочка. Таксист взглянул на счетчик, на котором значилось три доллара семьдесят пять центов. - Получи. Протянув шоферу пятерку, Харли дождался, пока тот отсчитает ему доллар двадцать пять мелочи, каковую операцию таксист проделывал медленно и неохотно, предоставив Харли достаточно времени поразмыслить о благотворных свойствах чаевых. Сунув, не глядя, сдачу в карман, Харли принялся выбираться из машины, но его пакет и левая нога еще находились в кабине, когда таксист надавил на газ. - Ты что, козел, делаешь?! Харли едва успел отскочить. - Засунь свои полтинники себе в зад, дешевка вонючая! - проорал шофер, и машина рванулась с места. Бумажный пакет выскользнул из рук Харли, но прежде, чем он шмякнулся на мостовую, тот сумел подхватить его. Прижимая к груди покупку и ругаясь на чем свет стоит, Харли заковылял на четвертый этаж. ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ Римо знал, что среди всех федеральных структур самый высокий процент профессиональных заболеваний - язвы желудка, сердечных приступов и нервных расстройств - и ранних уходов в отставку приходится на сотрудников Службы безопасности. Поскольку именно от этих людей постоянно требовали недостижимого - полной безопасности президента. Хотя достаточно было допустить, что организатор очередного покушения последует примеру японских камикадзе, и становилась очевидной вся бессмысленность этих требований. Сотрудники Службы безопасности в определенной степени могли, конечно, предотвратить подготовленные покушения, разного рода заговоры и заранее разработанные планы, то есть все те попытки устранения президента, в основе которых лежал трезвый расчет, а не слепая, непредсказуемая ненависть. И занимались этим. Крыши всех зданий, находящихся на расстоянии выстрела от Капитолия, Римо проверил сам. До него там уже побывали сотрудники Службы. На гудроне, покрывавшем крыши, отпечатались их следы. Ребята из Службы проверили все деревья, окружавшие здания, мусорные баки, сточные трубы и канализационные люки. Когда Римо вслед за ними осматривал их, то обнаружил, что крышки люков опечатаны бумажными лентами. Утром агенты снова проверят их, чтобы убедиться, не воспользовался ли ими кто за ночь. Сотрудники Службы переписали марки и номера всех машин, запаркованных в непосредственной близости к Капитолию, и провели через федеральную базу данных, обращая особое внимание на списки тех, кто когда-либо подозревался в угрозах в адрес главы правительства. Если бы выяснилось, что хотя бы одна машина принадлежала кому-то из тех, кто значился в этом списке, сотрудники Службы перелопатили бы весь город, чтобы к утру надеть на подозреваемого наручники. Проверка деятельности коллег из Службы заняла у Римо целую ночь. Чиун советовал ему искать яму. Но где ее искать? И какое вообще имела отношение древняя корейская легенда к попытке покушения на президента сейчас, в конце двадцатого столетия? Да, но ведь убийство Уолгрина в Солнечной долине - классический вариант притчи о яме в современном исполнении. Здесь явно сработал профессиональный убийца. И сработал хорошо, надо признать. Если бы в районе Капитолия этим утром имел место любой самый незначительный инцидент, сотрудникам Службы, вероятно, удалось бы все же затолкать президента в машину и увезти его подальше от возможной опасности. В надежности своих машин Служба была уверена - их десятки раз проверяли на предмет наличия взрывчатки или ядовитых веществ. Столь же тщательно проверили и дороги, ведущие к Капитолию, расставив по всей их протяженности полицейские посты. Небо на востоке уже начало розоветь. Остановившись на улице напротив здания Капитолия, Риме разглядывал охранников, стоявших у платформы, с которой утром должен был выступать президент. Может, на этот раз Чиун и ошибся? Может, нападение на президента будет совершено в открытую, например, бросят бомбу? Или... По спине Римо пробежала дрожь - а что, если где-нибудь поблизости у них спрятан, скажем, миномет? При известном опыте из него ничего не стоит попасть в эту платформу. И уж тут даже он, Римо, ничего не сделает. А может, заготовят какой-нибудь сюрприз прямо в этой самой платформе? Разве можно предугадать все? Отойдя от стены, Римо растворился в густой тени стоявшего рядом дерева. Избегая освещенных мест, он перебежками двигался по улице, затем через площадь, направляясь к зданию Капитолия. Двое часовых, стоявших у платформы, напряженно вглядывались во тьму между домами, словно именно она служила логовом неведомой опасности. Римо тем временем оказался у самого основания длинных широких ступеней. Проскользнув под ажурными конструкциями платформы, собранной прямо на каменной лестнице, он начал осматривать сочленения стальных труб. Дюйм за дюймом осмотрев всю нижнюю часть сооружения, ничего подозрительного он, однако, не обнаружил. Не вызвал подозрений и деревянный настил. Римо тщательно ощупал доски в надежде обнаружить скрытые полости, но надежда оказалась напрасной. Кончики пальцев Римо осторожно постукивали по трубам - неожиданно изменившийся звук указал бы, что в трубе что-то спрятано. Но звук не менялся. Сквозь щели деревянного настила над его головой уже проглядывали первые лучи солнца. Римо слышал, как часовые по обеим сторонам его платформы тяжело переминаются с ноги на ногу. В неподвижном рассветном воздухе, который не тревожило даже малейшее дуновение ветерка, чуткий нюх Римо уловил сильный аромат мяса - часовые плотно поужинали. Тот, что стоял справа, пил еще и пиво - по ноздрям резанул запах перебродившего солода. А ведь когда-то Римо и сам любил пиво... - Дерьмо все это, - сплюнул один из солдат. Говорил он с сильным питтсбургским акцентом - гнусавая фермерская скороговорка с жесткими согласными, вбитыми в нее, точно костыли. - Что "это"? - спросил напарник. - Да какого черта мы торчим тут всю ночь? Чего они, спрашивается, боятся? Муравьи, что ли, к утру доски сожрут? - Не знаю, - ответил напарник. Римо узнал протяжный, несколько в нос выговор. Нью-Йорк. И подумал о том, что труднее всего опознать по произношению вашингтонца. У них и произношения-то нет - невообразимая мешанина всех возможных вариантов американского выговора. Да еще появилась мода растягивать гласные - в подражание нынешнему президенту... При мысли о том, что через несколько часов подражать, возможно, будет некому, Римо похолодел. - Может, опасаются какой-нибудь заварушки? - предположил Нью-Йорк. - Если бы так, то к чему весь огород городить, - возразил ему Питтсбург. - Небось Сам сидел бы тогда в Белом доме и носа не высовывал. - Да, так, наверное, все бы и было. Если бы у них хватало мозгов, - Нью-Йорк захихикал. Это точно, согласился про себя Римо. Если бы хотя бы у кого-нибудь хватило мозгов, то президента заперли бы в Белом доме и не выпускали, пока не устранят источник опасности. Да и вообще - его абсолютно не волнует, что там думает хозяин Овального кабинета о своих обязанностях! Он, Римо Уильямс, принял решение - и президент сегодня останется дома. Выбравшись из-под платформы, Римо направился вверх по лестнице к зданию - и увидел, что навстречу ему спускается мисс Виола Пумбс, разглаживая на ходу складки на белой юбке. - Римо! - позвала она, увидев его. Часовые обернулись на звук ее голоса. Исчезать Римо на этот раз не пожелал - просто стоял и смотрел, как сокращается расстояние между ними. - Сверхурочная работа? - прищурился он. - Но вовсе не для того, чтобы выслушивать ваши колкости. К тому же у вас, как я вижу, тоже? - Нет. Я тут просто гулял. Они медленно шли вниз по лестнице. - А ваш восточный друг согласится помочь мне с книгой? - спросила она. - Вне всякого сомнения. Он только об этом и мечтает. Я имею в виду - прославиться. - Вот хорошо! - обрадовалась Виола. - Значит, книга выйдет что надо, и деньги я буду грести просто тоннами! - Вы будете платить налоги тоннами. - Только не я, - отрезала Виола. - Уж я найду способ избежать этого. - А-а, швейцарские банки? Сойдя с лестницы, они вышли на тротуар, уводящий их от Капитолия. Сейчас они скроются из поля зрения часовых, а потом он как-нибудь и от нее отвяжется. - Швейцарские банки? Это только начало, - Виола презрительно вздернула нос "Ой, от кого же я все это слышала?" - Деньги только вначале переводят в Швейцарию, а потом - на разные счета, лучше всего в африканские страны... А уж там за ними никто не сможет проследить, вот! Опередив Виолу на шаг, Римо повернулся к ней лицом и осторожно сжал ее локти. - А откуда вы все это знаете - про Швейцарию и африканские счета? - Не знаю. Сама даже не пойму, с чего вдруг я это все сказала. А почему вы так на меня смотрите? Что я такого... - Вы, должно быть, все же знаете что-нибудь, раз так уверенно говорите об этом, - покачал головой Римо. - Может, от кого-то из конгрессменов? Уж не ваш ли Пупси вам все это рассказал? - Пупси? Нет Только не он, - поджала губки Виола. - А кто тогда? - Я не знаю. Но зачем это вам? - Затем, что парень, которого я ищу, проделывал со своими деньгами точно такие фокусы. А я непременно должен найти его. Римо сжал пальцы так, что локти у Виолы заныли. - Поймите, это очень важно, мисс Пумбс! - Дайте мне подумать И отпустите меня, пожалуйста! Мне же больно! - Это поможет вам вспоминать. Чтобы не отвлекались. От боли Виола закусила губу. - Все, все, отпускайте! Я вспомнила! - Ну, и кто же? - Сначала отпустите! - топнула ножкой Виола. Римо убрал пальцы с ее локтей. - Монтрофорт, - сказала она. - Монтрофорт? А кто это? - Ну, тот карлик с белыми зубами, - Виола сама удивилась собственным словам. - Главный в "Палдоре"? Виола кивнула. - Я была как-то у него - и он рассказал мне про все эти штуки. Про деньги и африканские счета. События того вечера начали потихоньку оживать в ее памяти. - А вы что сказали ему? - поинтересовался Римо. - Сказала, что если он начнет приставать ко мне, я задвину его в камин. - Разумно. Виола, вам придется сделать мне одно одолжение. Сможете передать Чиуну то, что я скажу вам? - А почему просто не позвонить ему? - У него странная манера говорить по телефону - после этого обычно остаются куски пластмассы и вырванные с мясом провода. - А-а... Передам, ладно. - Поезжайте к Чиуну и скажите ему, что теперь мы знаем - это Монтрофорт. Вы запомнили? - Я не дура, к вашему сведению. Так что передать? - Передайте, что мы знаем - это Монтрофорт. Я отправляюсь за ним. А Чиун должен помешать президенту оказаться сегодня у Капитолия. - Да... А как он собирается это сделать? - Первое, что он сделает - известит вас о том, что я идиот. А потом что-нибудь придумает. Поспешите, прошу вас. Это очень важно. Римо назвал Виоле номер и адрес гостиницы, и, махнув на прощанье рукой, исчез в утренней толчее вашингтонских улиц. ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ В квартирке Осгуда Харли они начали собираться с пяти утра. Конечно, прежней оравы друзей и коллег по движению борцов за мир у него уже не было. Осталось человек двадцать, но каждый из этих двадцати отыскал еще столько же. И у тех тоже оказались друзья. Каждому из них Харли выдал фотоаппарат и подробные инструкции, заявив в заключение, что на худой конец они потом продадут эти камеры, а если повезет, то устроят Хозяину хорошую бучу. Еще нескольким он раздал пугачи. Троим самым близким друзьям Харли вручил по фотоаппарату, кассетному плейеру и рулону клейкой ленты и тоже снабдил инструкциями. А чуть позже тем же утром он уже стоял в центре небольшой толпы, которая начала собираться на площади перед Капитолием. Стоявшие тихо переговаривались. Кивнув нескольким знакомым, Харли принялся разглядывать часовых, стоявших у возвышения для оратора. Здание Капитолия словно вымерло. Никто не входил, никто не выходил. Единственными живыми существами, кроме солдат, были стоявшие на ступенях парень с широкими запястьями и странным взглядом и девица с таким умопомрачительным бюстом, что, глядя на нее, Харли пожалел о добрых старых временах, когда занимались любовью, а не войной. Минувшим вечером президент Соединенных Штатов изменил свои планы, однако знали об этом очень немногие. Президент слегка нервничал. Обещанной информации от доктора Харолда Смита, главы КЮРЕ, не было. Ничего нового не было и у сотрудников Службы. До обеда у президента оставалась надежда, что ему нанесет визит кто-то из людей Смита - мистер Римо или мистер Чиун. Но никто из них не появлялся, и поэтому во второй половине дня президент отправился на вертолете в Кэмп-Дэвид. Там он собирался провести ночь, а утром, отдохнув, вылететь в Вашингтон - ею ждало выступление на студенческой демонстрации. - Этот Римо - жалкий идиот, дитя мое. Виола Пумбс без труда отыскала Чиуна по названному ей адресу. На ее стук он не отвечал, но дверь, к ее удивлению, оказалась не заперта. В наше время жить с незапертой дверью? Войдя в комнату, она сразу увидела Чиуна, который восседал на соломенной циновке в углу, держа в руках толстую книгу в твердой обложке. Увидев Виолу, стоявшую в дверях, он улыбнулся и захлопнул книгу. - Я нашел яму, - заявил он. - Это хорошо, наверное. Потому что Римо просил передать - вы должны сделать все, чтобы президент не выступал сегодня. - Этот Римо - жалкий идиот, дитя мое. Где он, скажи мне? Почему он сам не может ничего сделать? Почему все должен опять делать я? Нет, Римо - идиот из идиотов. - Он знал, что вы так и скажете, - подтвердила Виола. - Неужели? А что я назову его бледным куском свиного уха - это он тебе тоже говорил? Виола покачала головой. - А утиным пометом? Виола снова покачала головой. - А жалкой попыткой добыть алмаз из болотной грязи? - Нет. Этого он мне не говорил, - призналась Виола. - Это хорошо. Значит, когда он появится наконец, я смогу сообщить ему кое-что новое. Так где он? - Он отправился на поиски Сильвестра Монтрофорта. И просил передать вам, что он и есть тот самый. - Да, такому человеку ни за что нельзя доверять, - произнес Чиун задумчиво. - Потому что он калека? - Нет. Потому что он так часто улыбается. - А где вы нашли эту яму? - спросила Виола. - Вот в этой книге, дитя мое, - Чиун указал на лежавший у него на коленях "Отчет комиссии Уоррена". - Если бы Римо умел читать, мне не пришлось бы это за него делать. Можешь сказать ему об этом, когда найдешь. И еще скажи ему, что я в последний раз делаю ему одолжение, кроме того, в контракте это нужно оговорить особо! Что они еще хотят от меня? Неужели им недостаточно, что я убил десять лет своей жизни, пытаясь научить зайца спички зажигать - так говорят, кажется? Нет, им еще, оказывается, нужно, чтобы я уговорил остаться дома вашего зубастого императора! Но разве позволит мне этот Римо сделать все надлежащим образом? Нет, скажет он. Ты не должен трогать и волоска на голове императора. Веди себя прилично, Чиун, скажет он. Но так и быть. Я сделаю ему это последнее одолжение. Я пойду в этот бесконечно безобразный дом на авеню Филадельфии... - Может, Пенсильвания-авеню? - поправила Виола. - Неважно. Они же все одинаковые. - Ну, не все. - Да, я пойду туда и сделаю то, о чем он меня умоляет. Но после этого мои уши будут закрыты для его просьб. Прошу тебя, передай ему это. - Передам. Обязательно. - И не забудь написать об этом в своей книге, - поднял палец Чиун. За считанные минуты толпа на площади перед Капитолием выросла в несколько раз. Прибытия президента, до которого осталось совсем немного времени, ожидали уже пара тысяч человек. Осгуд Харли смотрел поверх голов, ища в толпе знакомые лица. Знакомых было много. Человек десять, а вон еще, еще... Но Харли знал, что тех, кто ранним утром пришли сюда вместе с ним, было гораздо больше. И сейчас он узнавал их по новеньким "кодакам" на шнурах. Улыбнувшись про себя, он легонько похлопал ладонью по плейеру, укрепленному клейкой лентой на правом бедре, под поношенной курткой цвета хаки. Затем посмотрел на часы. Скоро, уже скоро... Дверь в кабинет Сильвестра Монтрофорта оказалась запертой. Римо поставил ступню на плитку пола, от чего дверь обычно широко открывалась, но на этот раз створки остались недвижными. Вонзив фаланги пальцев, словно в масло, в ореховую панель двери, Римо нащупал замок. Согнул пальцы - и с силой дернул створку к стене. Раздался кряхтящий звук, и двери распахнулись. Шагнув в кабинет, Римо быстро огляделся. Мистер Сильвестр Монтрофорт сидел за своим письменным столом, находясь, однако, при этом футах в шести от пола. Он приветливо улыбался Римо. Улыбка его была открытой, радостной, может быть, еще более радостной оттого, что в правой руке он сжимал "магнум" сорок четвертого калибра. Черная дырка ствола смотрела прямо на Римо. За спиной Монтрофорта, на стене, светился экран телевизора. На экране перед Капитолием бушевала толпа. - Зачем вы пришли? - осведомился Монтрофорт. - За вами. - Почему именно за мной? - Потому что не смог найти ни Наф-Нафа, ни Нуф-Нуфа, ни Ниф-Нифа. Так что пришел ваш черед. А почему - вы отлично знаете. - Я очень рад, что вы пришли. Можем вместе посмотреть на выступление президента перед Капитолием. - Президент не будет там выступать. Улыбка на лице мистера Монтрофорта не дрогнула. Как и ствол пистолета, смотревший Римо прямо в живот. - Ты ошибаешься, приятель, - промурлыкал он. - Вон его вертолет - прямехонько из Кэмп-Дэвида. Краем глаза Римо взглянул на экран. Монтрофорт говорил правду. На площадь перед Капитолием садился президентский вертолет. Дверь в борту распахнулась; на площадь по железной лесенке сходил президент. Почти скрытый могучими спинами охранников, президент преодолел сотню ярдов, отделявшую его от платформы, с которой он должен произнести речь. Римо почувствовал, как у него тонко засосало под ложечкой. Все понятно. Отправившись в Белый дом и не обнаружив там президента, Чиун, конечно же, вернулся обратно в отель размышлять о том, как жесток этот мир, если великий мастер Синанджу вынужден расточать свои драгоценные силы, обучая никчемного олуха. А президент - вот он, на площади, не защищенный ничем от дьявольского плана мистера Монтрофорта. Римо снова взглянул на карлика, восседавшего в шести футах над полом в инвалидном кресле, колеса которого покоились на выдвижной платформе, покрытой ярким ковром. - Но объясните, для чего, Монтрофорт? - помолчав, спросил Римо. - Почему бы просто не продолжать вымогательство? - Вымогательство - некрасивое слово, мистер Уильямс. Гонорар - куда как лучше звучит. - Называйте, как хотите. Иудины денежки. Так почему? - Потому что все необходимые средства у меня давным-давно уже есть. А мне хотелось им доказать, что в этой стране существует сила - пальцем левой руки он постучал себя по лбу, - которой не смогут противостоять их смехотворные меры безопасности. Сейчас вы убедитесь сами. Ровно через двенадцать минут президент умрет. Расследование выйдет на жалкого идиота, которого признают виновным в организации заговора. Я же останусь на свободе. И в следующий раз потребую в качестве гонорара не деньги, а, возможно, какую-то часть страны. Может быть, Калифорнию. Кто знает? - Потребовать вы ничего не сможете, - покачал головой Римо. - Насколько мне известно, мертвые не имеют привычки требовать чего бы то ни было. Он взглянул на экран. Президент в окружении телохранителей медленно подходил к платформе. Наверху, среди стоявших на ступенях, Римо заметил обеспокоенное лицо спикера Палаты представителей. Римо отвел глаза - и вновь встретился со взглядом Монтрофорта. - Мертвый - это ты про меня? - пропел он. - Ошибся, милый. Причем ошибся целых два раза. Два. Во-первых, я живу в теле мертвеца всю свою жизнь, и слово "мертвый" давным-давно не пугает меня. Мертвее, так сказать, я уже не буду. - А во-вторых? - спросил Римо. - Пушка-то у меня, - еще шире улыбнулся мистер Монтрофорт. По телевизору показывали ревущую толпу, которая приветствовала взошедшего на деревянный настил президента. Его знаменитая улыбка показалась Римо несколько напряженной, но президент улыбался, и Римо на секунду почувствовал, что храбрость этого человека невольно восхищает его. Храбрость, вздохнул он про себя, которая в действительности была глупостью. - Пушки-то не в моде в этом году, - сообщил он, глядя вверх. - Люди из общества их больше не носят. А ты уж такой светский лев, что не знаю даже, умеешь ли ты обращаться с этой штуковиной. И, кстати, каким образом ты собираешься убить президента? - Я? Я вовсе не собираюсь. Президент убьет себя сам. - Как Уолгрин? Который переехал в охраняемый дом, а взрывчатка оказалась в фундаменте? - Примерно так, - кивнул Монтрофорт. - Кстати, об этом написано в отчете о расследовании смерти Кеннеди. Прямо как в учебнике - иди и делай. "Яма," - подумал Римо, Чиун был, как всегда, прав. - Ну, если умереть суждено все-таки мне, - сказал Римо, - расскажи хоть, что ты там напридумывал. - Смотри - увидишь, - Монтрофорт кивнул на экран. - Простите, мистер Умелые руки. Но у меня слишком мало времени. Президент на экране обратился к собравшимся. Римо облизнул внезапно пересохшие губы. Даже если он узнает план Монтрофорта, времени добраться до Белого дома у него все равно уже нет. Словно прочитав его мысли, Монтрофорт взглянул на стенные часы. - Еще шесть минут, и... - Знаешь что, старик? - спросил Римо. - Что, милый? - Ты ведь все равно не увидишь, как это произойдет. Римо рванулся вперед, намереваясь мощным прыжком оказаться на защитном прозрачном колпаке, висевшем над столом Монтрофорта. И в эту же секунду услышал позади себя женский крик. - Римо! - это был голос Виолы. Прежде чем Римо успел обернуться и крикнуть Виоле, чтобы она не входила в дверь, он был уже у платформы, на которой стояло кресло Монтрофорта. Наверху, на платформе, Монтрофорт как раз разворачивал его к двери, у которой за секунду до этого находился Римо. Раздался выстрел. В огромной и почти пустой комнате он прозвучал как грохот обвала. Пуля попала Виоле в середину груди, отбросив тело фута на три назад, в комнату секретарши. Римо приходилось видеть смертельные раны. И эта рана была как раз из таких. Хрипло взревев - больше от досады, чем от ярости - Римо одним прыжком оказался наверху, позади кресла Монтрофорта. Тот лихорадочно пытался повернуться к Римо - следующая пуля явно предназначалась ему. Римо сзади обхватил пальцами бугристый череп мистера Монтрофорта. - На сей раз проиграл ты, - произнес он. - Ты. Подняв руку с револьвером, Монтрофорт пытался выстрелить через плечо, но едва его палец лег на собачку, слух уловил странный хрустящий звук. Трещал его собственный череп. Пальцы Римо раздавили его, словно грецкий орех. Треск был громким, отчетливым, но Монтрофорт совсем не чувствовал боли. Боль, дикая, ослепляющая, пришла в следующее мгновение, когда обломки костей черепа впились в мозг. А затем - ничего... Римо пнул кресло ногой. Оно свалилось с платформы с железным лязгом, словно мотоцикл незадачливого трюкача, задумавшего перелететь через шесть автобусов. Обломки кресла перемешались внизу с останками того, что еще недавно было мистером Сильвестром Монтрофортом. Этого Римо уже не видел - он склонился над Виолой, лежавшей на полу с той стороны двери. Она еще дышала. Глаза ее были открыты, и она улыбнулась, когда увидела совсем рядом его лицо. - Чиун сказал... - Да, да, не волнуйся, я знаю, - Римо осмотрел рану. По корсажу блузки уже расползлось пятно крови примерно в фут, посреди него зияло дюймовое черное отверстие. Римо знал, что рана там, на спине, раз в шесть больше - ему приходилось видеть раны от пуль "магнума". - Нет... я... волнуюсь... - выдохнула она. - Он сказал, что пойдет в Белый дом... и скажет президенту... - Да, да, все в порядке, - успокаивал ее Римо. Позади себя он слышал голос президента, сопровождаемый неумолчным ревом толпы. - И еще он сказал... - Ну что ты, все в порядке. Виола... - Сказал, что ты... идиот... - Виола тяжело дышала. - Но нет... ты... хороший... - она улыбнулась и закрыла глаза. Римо, поддерживая ее за плечи, чувствовал, как из ее тела уходит жизнь. Он тихонько опустил Виолу на ковер и поднялся. И услышал, как позади, в кабинете Монтрофорта, голос президента, оборвавшись на полуслове, умолк. Спустя миг его сменил голос комментатора: - На площади что-то происходит... Римо посмотрел на экран. Телевизионная камера была, как видно, установлена у самой платформы, и теперь давала панораму площади сверху, выхватывая растерянные лица в напиравшей на ступени толпе. Изображение как-то странно мигало, и Римо вдруг понял, почему - в толпе несколько десятков человек с фотоаппаратами одновременно давили на кнопки вспышек. Откуда-то доносились звуки сирены. Люди испуганно оглядывались. Римо показалось, что звуки исходят от небритого парня в потрепанной куртке цвета хаки. Он стоял с правого края толпы, и было как-то непохоже, что он оказался здесь случайно. И вдруг в этот бурлящий хаос ворвались крики и звуки выстрелов. Откуда-то слева, с другого края толпы. И Римо опять показалось, что они исходят от кого-то одного. Наверное, какие-то воспроизводящие устройства. Теперь Римо понял, что должно там произойти - как и то, что он стоит сейчас в этом кабинете на другом конце города, абсолютно беспомощный, бессильный что-либо предпринять. Мелькнула мысль позвонить Смиту, но даже Смитти вряд ли сможет что-либо сделать сейчас. Слишком поздно. Телохранители и сотрудники Службы сгрудились вокруг президента плотным кольцом. Камера крупным планом показывала их растерянные лица. Римо узнал искаженное лицо Бенсона, заместителя начальника, отвечавшего