она широко улыбнулась, а Римо отвернулся - ему было скучно. Он знал, что так действует на многих женщин. Поначалу это возбуждало, но теперь он знал, что это - лишь то, что есть на самом деле: проявление того, что женщины находят его вполне пригодным и поддаются врожденному инстинкту - желать продолжения рода от наиболее пригодного для этой цели представителя своего биологического вида. Именно в этом всегда и заключалась суть красоты и привлекательности - проявление столь же глубинной функции живого организма, как дыхание, еда или сон. Именно это всегда позволяло человеческому роду продолжать свое существование, а продолжение рода человеческого больше не входило в число вопросов, интересующих Римо. - Продайте мне компьютер. Вот и все. - Ну, компьютер должен быть для чего-нибудь нужен, - ответила она. - Ладно, - уступил Римо. - Дайте подумать. Он нужен мне затем, чтобы начать Третью мировую войну. Я хочу проникнуть в компьютерную систему, обслуживающую правительство, с тем, чтобы подорвать валютную систему иностранного государства. Я хочу, чтобы банки раздали деньги нищим и разорились. Я хочу вызвать взрыв ядерных боеголовок. - И все? - поинтересовалась Памела. - Ну, и он, конечно, должен играть "Янки Дудл", - добавил Римо. - Посмотрим, что мы можем сделать, - сказала Памела и отвела Римо в уголок, где находился целый каталог компьютерных программ, умевших делать все что угодно - они могли рассчитать конструкцию здания, а могли и сыграть в игру "Меткий стрелок". Исполняя свои служебные обязанности, Памела принялась объяснять, принципы работы компьютера. Она начала с простого образа: калитка, реагирующая на элементарную команду "да - нет". По команде "нет" - калитка закрывается, по команде "да" - открывается. Потом, она увлеклась и принялась взахлеб рассказывать, как эти "данет" приводят компьютер в действие, и, разъясняя всю эту неудобоваримую дребедень, она приветливо улыбалась Римо - так, будто кто-то вообще смог бы проследить за ходом ее мысли. Римо позволил ей нести эту чушь, пока не начал засыпать, и тогда он сказал. - Вы знаете, мне вовсе не требуется подсчитать, на какую сумму я еще могу выписывать чеки. У меня вообще нет чековой книжки. Я просто хочу развязав Третью мировую войну. Помогите мне в этом. Что у вас есть из оружия массового поражения? Прежде чем она успела ответить, кто-то подозвал ее к телефону. Она сняла трубку на соседнем столе и начала густо краснеть Римо заметил телекамеры, установленные на потолке. До того они вращались из стороны в сторону, держа в поле зрения все помещение компьютерного центра, но теперь они замерли и все дружно уставились на Памелу Трашвелл. Он посмотрел на Памелу и увидел, как выражение смущения на ее покрасневшем лице сменилось выражением гнева, она выпалила: - Пошел ты, ублюдок поганый! - и швырнула трубку. Пока трубка летела от руки Памелы до аппарата, Римо уловил ультразвуковые колебания, исходящие из трубки. Если бы Памела не отняла ее от уха, то ее перепонки лопнули бы. Она этого не заметила. Она разгладила юбку, подождала, пока румянец немного отхлынет, и вернулась к Римо - само воплощение идеальной британской продавщицы. - Как я понимаю, это не был друг, - заметил Римо. - Это человек, который меня достает вот уже несколько месяцев. - А кто это? Почему вы не сообщили в полицию? - Я не знаю, кто это, - сказала Памела. - А кто управляет этими камерами? - спросил Римо, показав на потолок. - Никто. Они автоматические, - ответила Памела. - Ничего подобного. - Извините, сэр, но они автоматические. - Нет, - твердо сказал Римо. - Это наше оборудование, и мы знаем, как оно работает, так что если вы будете так добры и сосредоточите свое внимание, я объясню вам принципы работы простейшего компьютера, - сказала Памела. - Этими камерами кто-то управляет, - упрямо твердил Римо. - Вот сейчас они за вами следят. - Это невозможно, - возразила Памела и подняла взор вверх. Когда, несколько мгновений спустя, она опять взглянула на камеры, они по-прежнему были направлены на нее. - Это место определенно спроектировано с какой-то особой целью, - заметил Римо. - Вы можете проследить, откуда к этим камерам поступают команды? - Я боюсь, - призналась Памела. - На прошлой неделе мне удалось засечь номер этого телефонного хулигана. Наш менеджер взял трубку, и у него лопнули барабанные перепонки. Я не знаю, что делать. Я подала заявление в полицию, а они сказали, забудьте об этом. Но как можно об этом забыть, если кто-то заставляет людей врываться в офис, хватать вас, трогать, дергать и все такое прочее? Я знаю, что этот ненормальный, который звонит, - именно он стоит за всем этим. - И вы не знаете, кто он? - уточнил Римо. - Нет, а вы? Римо покачал головой. - А почему бы нам вместе это не выяснить? - предложил он. - Извините, но я вас не знаю, и я вам не доверяю, - сказала Памела. - А кому вы хотите доверять? - Я не доверяю полиции. - Ведь именно я показал вам, что за вами следят, - напомнил Римо. - Я не знаю, кому теперь можно доверять. Мне звонят в любое время. Звонящий, похоже, знает, чем я занята. Странные люди подходят ко мне среди бела дня и делают очень странные вещи. Звонящий это знает. Он всегда все знает. Я вам не доверяю. Извините. Римо наклонился к ней поближе и дал ей почувствовать его присутствие. Ее голубые глаза заморгали. - Мне в настоящий момент вовсе не требуется романтическое увлечение, - произнесла она. - Я-то подумывал о грубом сексе. - Животное, - заявила Памела Трашвелл, но глаза ее при этом ярко вспыхнули, а ямочки на щеках обозначились четко-пречетко. - Хотите, я покажу вам, как начать ядерную войну? - Конечно, - с готовностью согласился Римо. - А я вам покажу, как мы оба взлетим в сиянии славы. Она отвела его в заднюю комнату компьютерного центра. Там был огромный экран, а прыщавый молодой человек с сильно расширенными зрачками висел над клавиатурой, как окорок в коптильне - так же неподвижно. Только, в отличие от окорока, у него шевелились пальцы. Памела велела ему подвинуться. Он подвинулся, но пальцы его остались все в том же положении. Ему потребовались добрых две минуты, чтобы осознать, что он больше не сидит за машиной. Когда это до него, наконец, дошло, и он ошарашенно огляделся по сторонам, Памела велела ему сходить пообедать. - Покурить, покурить, - отозвался он. - Мне надо перекурить. - Хорошо, - одобрила она. - Пойди покури. Когда он ушел, она объяснила Римо, что этот юноша - программист-самоучка, специализирующийся на проникновении в различные засекреченные компьютерные системы. - Он даже отыскал способ проникнуть в компьютерную систему Министерства обороны, - добавила она. Римо кивнул, а она продолжала: - Видите эти цифры? Мы можем вызвать их на экран в любое время, когда только захотим. Первая цифра означает Министерство обороны, вторая показывает, что это Военно-воздушные силы, третья - Командование стратегической авиации, а четвертая - ракетная база. Пятая сообщает уровень активности русских, шестая говорит, где мы сейчас находимся, то есть в Нью-Йорке, а седьмая - что происходит в Нью-Йорке. Римо ничего не понял, но посмотрел на цифры. Пятая и седьмая цифры были нули, что означало, что русские не делают ничего, догадался он, и что Нью-Йорк по-прежнему стоит на месте. - Ну и какая от всего этого польза? - спросил Римо. - Ну, вообще-то мы получили контроль пока еще не над всеми данными. Понимаете, мы этим занимаемся в чисто исследовательских целях - чтобы выяснить, как далеко простираются возможности компьютеров. Но Харолд - это тот парень, который только что вышел, - он полагает, что сможет глубоко внедриться в систему компьютеров Военно-воздушных Сил и заставить их нанести ракетный удар, если он этого захочет. - Будем надеяться, что никто его не сведет с ума, - заметил Римо. - Надеюсь, он найдет что покурить на улице. На экране вдруг бешено и беспорядочно замелькали буквы и цифры. - Что происходит? - удивился Римо. Он заметил, что пятая цифра - активность русских - подскочила до девяти. - О Боже! - ахнула Памела. - Что происходит? - повторил Римо. - По-моему, русские нанесли по нам ядерный удар, - сообщила Памела. Седьмая цифра - состояние города Нью-Йорка тоже перескочила с нуля на девять. Римо ткнул в эту цифру. - А это что значит? - Это значит, что мы только что были уничтожены в результате ядерного удара, - поведала Памела. - А это не так плохо, как я раньше думал, - сказал Римо. - Я ничего не чувствую. - Наверное, в систему закралась ошибка. Цифра девять означает полное уничтожение, - сообщила Памела. - Значит, компьютер ошибся, - сказал Римо. - Ну что ж, на то он и глупая машина. Третья и четвертая цифры на экране сменились. - А это что означает? - спросил Римо. - Это означает, что Командование стратегической авиации получило сообщение об этом мнимом нападении и теперь занимается проверкой. Третья цифра снова вернулась к нулю. Римо сказал: - Это означает, что они все проверили и беспокоиться не о чем. Памела кивнула. - Но посмотрите на четвертую цифру, - сказала она. Это была цифра девять. - А это что означает? - спросил Римо. - Это означает, что где-то в Соединенных Штатах есть ракетная база, и ее командование полагает, что все мы уничтожены. И, вероятно, они собираются нанести по русским ответный ракетный удар. - Она отвернулась от экрана и посмотрела на Римо. - По-моему, началась Третья мировая война. - Вот приключение на мою задницу, - заметил Римо. Но Памела Трашвелл его не слышала. Она подумала о Ливерпуле, своем родном Ливерпуле, о том, что ее родная Англия взлетела на воздух в огне ядерной войны. Она подумала о десятках миллионов гибнущих людей, и тогда - вероятно, это была типично британская инстинктивная реакция на мировую войну - она потянулась к молнии на брюках Римо. Подполковник Армбрюстер Нейсмит заступил на дежурство в своем бункере ровно в восемь часов утра, за несколько секунд до этого припарковав один из двух своих "мерседесов" перед зданием штаба базы. Было около полудня, когда ему приказали уничтожить все в России к востоку от Москвы и к западу от Владивостока. Чтобы сделать это, ему достаточно было повернуть ключ. Он повернет один ключ, его первый заместитель повернет другой, совершенно независимый, потом он подождет окончательного подтверждения, а потом нажмет на кнопку. - Тревога вполне похожа на настоящую, - заметил Нейсмит. - Это не тревога, - возразил его первый зам. - Нью-Йорк уничтожен. Полное разрушение. - Надеюсь, это несерьезно, - сказал Нейсмит. - Сэр? - Ну, мы ведь не знаем точно, начало ли это войны. Этого мы не знаем. - Это сигнал "Браво Красные", - заявил первый зам. - Мы должны повернуть наши ключи. - Не надо спешить, - ответил Нейсмит. - Ситуация требует немедленных действий, - настаивал первый. - Мы должны привести в действие все средства. - Да знаю я, черт побери! Я ведь командир. - Так чего же мы ждем? - Я ничего не жду. Я хочу убедиться, что мы поступаем правильно. Ладно. Нью-Йорка больше нет. Это, конечно, трагедия. Но начало ли это военных действий? Может быть, нашим ответом будет эмбарго на поставки зерна. Может быть, наша команда не поедет на Олимпиаду. Мы не знаем. Мы же не принимаем решения. Итак, мы потеряли Нью-Йорк. Многие страны в истории теряли свои города. Нам не следует поступать опрометчиво. Мы всегда можем направить жесткую ноту по этому поводу. - Я думаю, дело зашло намного дальше, сэр, - сказал первый заместитель. - У меня есть мой ключ. Я вижу приказ. Я вижу ваш ключ. Свой ключ я вставил, но не могу повернуть его до тех пор, пока вы не повернете свой, сэр. - Я здесь не для того, чтобы совершать полоумные поступки, - твердо заявил Нейсмит. - Я занимаю ответственный пост, и я намерен исполнить свой долг. - Приказ - вставить ключ, - твердил свое первый. - Я вижу. - Ну, и? - Я это сделаю. Вот, я делаю это. Подполковник Нейсмит снял ключ с цепочки, висевшей у него на шее, и вставил его в специальное гнездо. Потом посмотрел на зеленый экран. В бункере было жарко, в нем набралось довольно много народа. Нью-Йорк разрушен. Бостон взлетел на воздух. Атланта охвачена пламенем. На экране снова вспыхнула и замигала команда "Браво Красные". Потом на экране появилось новое сообщение. Оно гласило, что если Нейсмит немедленно не повернет ключ, то он будет объявлен нарушившим приказ. И тут подлинный ужас военной службы дохнул Армбрюстеру Нейсмиту прямо в лицо: если Америка переживет ядерную войну, ему предстоит лишиться пенсии. А может быть, что-то и похуже. Нейсмиту хотелось выбежать из бункера, забраться в свой "мерседес" и уехать куда-нибудь, лучше всего в аэропорт, а потом - в свой особняк на одном из Карибских островов. Предупреждение о санкциях за нарушение приказа снова замигало на экране. Первый заместитель уже собрался вынуть свой ключ и сообщить в штаб командования, что бункер бездействует из-за того, что столкнулся с кадровыми проблемами. Но тут вдруг Нейсмит вставил свой ключ в гнездо и повернул его. Ракеты были готовы взлететь. Нейсмит вымученно улыбнулся. Его подчиненные посмотрели на него, каждый со своего поста. Во взгляде первого зама сквозило подозрение. - Вы ужасно долго медлили, сэр. - Мне не хотелось торопить события. - Да, сэр, - сказал первый. Но в своем блокноте сделал пометку, что подполковник должен пройти "Психо-семь", недельное психотерапевтическое обследование для персонала ракетных баз с целью удалить все, кроме базовой ванили. "Базовая ваниль" - так на армейском жаргоне именовался идеальный тип офицера, служащего на ракетной базе. Во-первых, он никогда не должен паниковать. Во-вторых, он никогда не должен паниковать. В-третьих, он никогда не должен паниковать. Прочие семь требований были идентичны. Идеальный офицер-ракетчик - это такой человек, который при наступлении конца света не забудет проверить, заперта ли входная дверь. Они все были счастливо женаты, у них неплохие счета в банке, уютные дома, относительно новые - два года - машины американского производства, которые они чинят сами, один-два ребенка, пьют они в меру, никаких проблем с пищеварением, и большинство из них бросает курить, получив заключение своего лечащего врача. Об Армбрюстере Нейсмите всегда говорили, что он не только запрет дверь при наступлении конца света, но и аккуратно сохранит ключ на тот случай, если род человеческий снова возродится. Краткий вывод - это был не такой человек, который станет медлить, если надо нанести ракетный удар. Это не такой человек, который будет дрожать, ожидая приказа "Огонь". Он видел, что его подчиненные смотрят на него. - В конце концов, это всего лишь Нью-Йорк, - произнес он. - А также Бостон и Атланта, - добавил первый заместитель. - Ну, если вам нравится придираться по мелочам... Крестьяне, подумал про себя Нейсмит. Еще несколько месяцев тому назад он вел бы себя точно так же, как и они, с их уставным бельем, уставными ботинками, простенькими автомобилями, женами в ситцевых платьях и бифштексами с кукурузой на обед. Наслаждался ли кто-либо из них когда-нибудь великолепным суфле, вином с настоящим букетом, утром на Карибском побережье тогда, когда в Дейтоне штат Огайо, идет снег? Когда-то он был таким же, как они. Базовая ваниль. Он думал, что живет, думал, что живет хорошо и достойно, но каким же он был идиотом! Вэлери открыла ему на это глаза. Вэлери с ее смехом и шампанским, и любовью к жизни. Он теперь знал, как наслаждаться жизнью и ловить ее бесценные мгновения. Что такое все остальные? Маленькие дышащие механизмы, которые по приказу нажмут на кнопку. Или не нажмут - какой будет приказ. Они сами были похожи на беспилотные самолеты. Он смотрел на экран, не обращая внимания на подчиненных. Теперь, что бы ни случилось, он знал, что насладился жизнью сполна. Он воспользовался этим великолепным несчастным случаем, который произошел с его банковским счетом, и теперь, что бы ни случилось, он был рад этому. Он вспомнил, как впервые на его счету оказалась куда более значительная сумма, чем должна бы быть. Он вспомнил, как оставил это без внимания, уверенный, что ошибку скоро обнаружат. Когда в следующем месяце ошибка не была обнаружена, он позвонил в банк и сообщил, что они ошиблись - и не один раз, а два. Они не сумели обнаружить ошибку. Сумма все росла. Это стало семейной шуткой - как он скоро станет миллионером, пока где-то какая-то маленькая деталь компьютера не станет работать должным образом. А потом он повстречал Вэлери, смеющуюся Вэлери, темноволосую Вэлери, любившую шампанское и хорошие автомобили, и Карибское море, Вэлери, у которой случайно спустила шина и которая не хотела принимать помощь от какого-то там офицера ВВС. - Послушайте, я не хочу, чтобы вы меня подвозили. У меня спустила шина. - Я не отношусь к числу людей, которые подвозят незнакомых женщин, - ответил подполковник Армбрюстер Нейсмит. - Я хочу помочь, но я не сажаю к себе незнакомых женщин. - Как хорошо вы это сказали, - восхитилась она. У нее был сочный калифорнийский акцент - слова словно бы случайно слетали с ее губ вместе с нежной мелодией голоса - как бы оседлав музыку ее индивидуальности. - Не люблю шины, - заявила она. - Не люблю ничего грязного и механического. - А зачем тогда вы наклоняетесь так близко? - спросил он. Духи у нее были такие, что вы вдыхали их аромат не носом, а всей кожей. - Потому что я люблю мужчин, которые разбираются в механике, - ответила она. Нейсмит потянулся за гаечным ключом. Рука его наткнулась на что-то мягкое. Что-то слишком мягкое, чтобы быть ключом. Это было бедро. Ее звали Вэлери, и бедро она не убрала. Она не убрала его ни после первой его просьбы, ни после второй. Он не стал просить в третий раз. Они встретились в мотеле за пределами штата - там, где его подчиненные не могли его увидеть. Чтобы остаться вне всяких подозрений, Нейсмит воспользовался частью своих, как он это называл, компьютерных денег - денег, которые поступили на его банковский счет в результате сбоя в работе компьютера. Все это должно было стать мимолетным страстным увлечением, сиять внезапно возникшее неконтролируемое всеподавляющее влечение, а потом он вернулся бы домой, к жене. Если и было что мимолетное, так только сам процесс. Он начал было извиняться за то, что оказался таким незрелым, но Вэлери ни словом его не попрекнула. Уж такая она была, Вэлери Красивая и юная, и все понимающая - так, как жена подполковника никогда его не могла понять. Его жену раздражал его храп, и она на ночь вставляла в уши затычки. Вэлери называла это сном мужчины. Ей надоели мальчишки, она хотела настоящего мужчину. Но ей не нравились мотели. Ей хотелось романтического уикенда в Чикаго. Ей хотелось номеров люкс в лучших отелях. К концу месяца подполковник истратил почти все свои добавочные фонды и уже подумывал о том, чтобы продать ценные бумаги, когда его банковский счет сотворил чудо. На нем появилось столько дополнительных денег, что эта сумма покрыла все его расходы. Это был первый маленький шаг к паре одинаковых "мерседесов", к недвижимости на Карибских островах, к Вэлери и к жизни. К жизни превыше всего. Он хотел уйти в отставку, но Вэлери настояла на том, чтобы он остался на службе. Посещения бункера превратились в пытку. Скучные люди в скучной униформе, со скучным кругозором. Он хотел купаться и парить в солнечных лучах, а все, чего хотели они, - это чтобы все системы функционировали нормально. Он хотел вдыхать запах свежей травы. Вэлери научила его этому. Вдыхать запах свежей травы. Всем прочим нос нужен только для того, чтобы уловить запах горелой проводки. Они пьют пиво и едят бифштексы, а кукуруза с маслом для них настоящее лакомство. Зачем они живут? Подполковник Нейсмит много раз задавал себе этот вопрос, но больше чем когда-либо он спрашивал себя об этом в тот момент, когда ракетная база была поднята по тревоге, а от него требовалось повернуть ключ и ввести в действие всю систему. И если бы не пенсия как источник дополнительных поступлений в будущем, он никогда не стал бы поворачивать ключ. И когда он его наконец повернул, - экран вспыхнул и беззвучно закричал: "ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ ПОДТВЕРЖДЕНИЕ. ОГОНЬ. ОГОНЬ. ОГОНЬ. ПОДТВЕРЖДАЮ. ОГОНЬ. ОГОНЬ. ОГОНЬ". Война началась. Нейсмиту оставалось только набрать кодовую команду, приводившую в действие кнопку "Огонь". Шифр был трехзначный, и он не сразу нажал первую цифру. Война началась. От большей части Америки ничего не останется. А сама база - она уцелеет? Он давал присягу. Он нажал первую цифру, потом вторую, а над третьей его рука дрогнула. Он почувствовал, как у него свело в желудке, а рукам стало жарко. Он и не знал, что кончики пальцев могут потеть. Он вытер руки о брюки. Эта задержка аннулировала команду, и ему пришлось начинать все сначала. Он нажал первые две цифры. Во рту он ощущал вкус соли. Он подумал о жизни и о Вэлери, и представил себе, как стартуют ракеты. На экране появилось смеющееся лицо Вэлери. Он видел ее прекрасное тело. Он видел так много всего. Когда его забрали из бункера, рука его все еще была занесена над последней цифрой шифра. Кнопка так и не была нажата. Подполковника доставили в госпиталь при базе. Там его навестили жена и дети, и психиатр сообщил им, что, может статься, их муж и отец никогда не выйдет из транса. Как полагал психиатр, подполковник испытал шок, вызванный ситуацией труднейшего выбора. Им с такой жестокостью манипулировали, что его сознание стало просто-напросто полем боя двух могучих противоположно направленных сил. И единственной реакцией большинства людей на такую ситуацию бывает жуткий шок. И лишь немногие выздоравливают. В штабе Командования стратегической авиации в недрах Скалистых гор были очень благодарны офицеру за то, что он испытал такой сильный психологический удар. Благодаря тому, что ужас парализовал Нейсмита во время его дежурства, едва-едва удалось избежать начала Третьей мировой войны. Каким-то образом система оповещения вышла из строя, и на базу поступала совершенно неправильная информация и ложные приказы. Нью-Йорк вовсе не был разрушен. Русские не наносили никаких ракетных ударов, и лишь благодаря счастливой случайности, Америка не стерла с лица земли большую часть Советского Союза. Командование стратегической авиации назначило комиссию для расследования причин случившегося. А в Малибу, на Калифорнийском побережье, Абнер Бьюэлл дал себе десять тысяч очков за Нейсмита и пятнадцать тысяч за то, что ему удалось так близко подойти к началу ядерной войны. Он был раздосадован тем, что война не началась, но не стал снимать очки за это. Он сказал себе, что его целью было развернуть людей на сто восемьдесят градусов и проверить работу систем, а в следующий раз он испытает русских, а потом начнет Третью мировую войну, когда настанет его собственное доброе новое время. Он решил сделать это ночью, когда вспышки от ядерных взрывов будут видны лучше. Он вышел из игры "Ядерная война", а компьютер сообщил ему, что он стал объектом преследования. Оно исходило от Памелы Трашвелл. Преследователь обратил внимание на телекамеры в компьютерном центре в Нью-Йорке и, похоже, он сумел зафиксировать каждое их движение. Компьютер выдал видеозапись того, как Памела Трашвелл бросает свое обильное тело к ногам преследователя. Тот оказался молодым человеком, белым, с темными волосами и глазами, и с очень широкими запястьями. Абнер Бьюэлл, вся скука которого на время улетучилась, принялся наводить справки о человеке, оказавшемся рядом с Памелой Трашвелл. Это оказалось даже более захватывающим делом, чем он думал. С крышки стола мисс Трашвелл были сняты отпечатки пальцев, но не было никаких признаков того, что эти отпечатки хоть где-нибудь зарегистрированы. Меня преследует секретный агент, решил Бьюэлл. Настолько секретный, что даже его отпечатки пальцев нигде не зарегистрированы. Может быть, они работают вместе. Если так, то он сможет до него добраться через Памелу Трашвелл. Это может быть забавно, подумал Бьюэлл. Так мало случалось в эти дни. В эти последние несколько дней, оставшихся миру. ГЛАВА ПЯТАЯ - Ты что, совсем ничего не ешь? - спросила Памела, надев халат и направляясь на кухню перекусить. - Ага, - ответил Римо. - Расскажи мне еще раз, почему вам не удалось выяснить, чей это номер, по которому тебе звонил твой телефонный ухажер. - Мы попытались позвонить один раз, и у нашего менеджера лопнули перепонки. Потом мы позвонили еще раз, и телефонная компания сообщила нам, что такого номера не существует. И никогда не существовало. А почему тебя это так волнует? - Потому что я работаю в телефонной компании, и мы пытаемся выяснить, что происходит. - А у вас в телефонной компании, все так же хороши, как ты? - спросила она. Хороши? Римо попытался сообразить, о чем это она. Хороши? Ах, секс. Римо даже почти и не заметил, как они сошлись в задней комнате компьютерного центра. Он разрешил ей воспользоваться его телом для ее собственных нужд, и ей пришлось окликнуть его, когда она кончила. Он был слишком занят - он думал. Ее половая жизнь, наверное, ужасна, если она считает, что то что было - это хорошо. Он спросил: - А эти камеры у вас в центре - они всегда следят за тобой, когда тебе звонят? Ты не знаешь, кто ими управляет? - Я при тебе проверила схему сегодня днем. Они движутся автоматически. Наверное, это было простое совпадение, что все они оказались нацеленными на меня, - сказала Памела. - Это исключено, - заявил Римо. - И это последнее слово телефонной компании по данному вопросу. Разве мы станем лгать? - Хочешь чаю? Печенье? Сосиски? - Я не стал бы это предлагать и таракану, - вежливо отказался Римо. - Ты что-то малость нахален. Ты ведь все-таки у меня дома. - А желудок у меня - мой собственный, - возразил Римо. Квартира произвела на него впечатление - новые модные ковры и прекрасный вид на Ист-ривер. Он и не знал, что продавцы компьютеров так хорошо зарабатывают. На туалетном столике Памелы стояли три фотографии: мама, папа и молодой человек в военной форме. А еще в альбоме с фотографиями дома в Ливерпуле лежала изящная "Беретта" 25-го калибра. - Ах, это, - произнесла Памела, когда Римо показал на пистолет. - Я просто держу его в целях самообороны. Америка - это, понимаешь ли, очень опасное место. Или ты считаешь, что у меня мания преследования? - Нет, вовсе нет. Особенно если принять во внимание, что у тебя на подоконнике сидят четверо очень крупных мужчин - здоровенные, с волосами очень странного цвета, - успокоил ее Римо. Окно вылетело, как под действием взрывной волны. Четверо ввалились в комнату, один бросился на Памелу, трое других - на Римо. Он отбросил пистолет подальше, чтобы не путался под ногами. Трое парней, набросившихся на него, пахли одеколоном, а волосы их излучали неоновое мерцание. Лица их были размалеваны, на парнях были черные кожаные куртки, а у одного через ухо была пропущена цепь. У другого цепь была вместо пояса. Третий размахивал топором. Первое, что Римо попытался сделать, - это не подцепить микробов. Второе - не допустить до своего тела ту краску, которой были размалеваны парни. Этого он добился тем, что завернул их всех троих в стеганое постельное покрывало и затянул потуже. Тот, который умер последним, перед смертью сообщил ему, откуда он получал приказы. Римо затянул свой узелок еще потуже и услышал, как звякнули цепи. И тут его поразила ужасная мысль. Он развернул покрывало, тела выкатились на пол, но было уже поздно. Их волосы оставили на покрывале грязные пятна. - Извини, - обратился он к Памеле. Она работала не покладая рук, осыпая градом ударов последнего оставшегося в живых мускулистого парня. Часть черепа у него была выбрита, отчего он был похож на большую стрелку, указывающую в потолок. Конец стрелы был окрашен в лиловый цвет и заткан зеленым бисером. - Не прикасайся к волосам, - предупредил Римо Памелу. - Краска очень непрочная. - А почему бы тебе не помочь мне? - отозвалась она и со всего размаху заехала металлической рамкой для фотографии по бритой части черепа. Рамка оставила на черепе вмятину. - Да ты вроде и без меня неплохо справляешься, - отклонил ее предложение Римо. Памела нанесла парню в горло удар каратэ и тем на какое-то время вывела его из строя. Потом она схватила его за руку, перекинула через плечо и начала бить ногами в лицо. - Что ты делаешь? - воскликнул Римо. - Я хочу его прикончить, мать его. - Ты измажешь свои домашние тапочки. Я же тебе сказал, что краска непрочная. - Если бы ты был джентльмен, ты бы мне помог. - Я никогда тебе не говорил, что я джентльмен. Держись подальше от его волос. Бей его в грудь. - У него там цепи. - Тогда бей в пах. - У него там шипы или еще что-то, - поделилась открытием Памела. - Ну, тогда сломай ему лодыжки. Или не знаю что. - А ты-то что сделал? - Я их завернул, прежде чем убить, - сообщил ей Римо. - Во что ты их завернул? - В покрывало. - В мое чудесное новое покрывало? - В то, которое было на кровати, - пояснил Римо. - Если оно испачкалось, я тебя убью, Римо. - Я ничего не мог поделать, - отозвался Римо и, дабы искупить свою вину, прикончил многокрасочное чудище тем, что отправил ребро прочно и навеки в бьющееся сердце, которое с той поры биться перестало. - Почти вовремя, - сказала Памела. - Мог бы помочь мне и пораньше. А с теми тремя ты неплохо справился. - Она вздохнула. - Теперь, как я полагаю, настало время разбирательства с полицией. Бумажная волокита и прочие прелести. Твою мать! - Ну, пока, - сказал Римо. - Ты что, уходишь и оставляешь меня со всем этим? - Кто-то всегда забирает трупы, - ответил Римо. - Раньше меня это немного беспокоило. Но мне еще ни разу не доводилось видеть, чтобы тело лежало неубранным слишком долго и отравляло бы атмосферу. Не знаю, впрочем, как будет с этими ребятами. Возможно, это будет первый случай. - Это панки. Они думают, что это красиво, так я полагаю, - заметила Памела. - Пошли. Оставим их тут. - Я иду один, - сообщил ей Римо. - Ты меня не оставишь. Я не несу ответственности за твои трупы, - заявила она. - Я тебя спас, - напомнил ей Римо. - Я бы сама их сделала, - возразила она. - А кроме того, ты нуждаешься во мне. Я разбираюсь в компьютерах. А ты даже не знаешь, что такое режим. - Мне плевать на режим. - Так вот, тебе надо знать это, если ты собираешься выследить тех, кто за этим скрывается. Тебе надо знать очень много таких вещей, которых ты не знаешь. Или тебе нужно, чтобы рядом с тобой был кто-то, кто в этом разбирается. Я и есть этот кто-то, - сказала Памела и ткнула себя большим пальцем правом руки в большую левую грудь. - А тебе-то что до этого? - удивился Римо. - Извините, сэр. Четверо психов врываются в мою квартиру и пытаются меня убить. На моих глазах у нашего менеджера лопаются барабанные перепонки. Ко мне пристают, меня преследуют, голос по телефону надо мной издевается. Мне нужен этот человек, кто бы он ни был. Я его безумно хочу. Она уже выскользнула из халата и через голову натянула платье. Подобрав с полу пистолет, она так мастерски спрятала его под платьем, что со стороны совсем ничего заметно не было. - А это тебе зачем? - спросил Римо, указывая на пистолет. - Когда мы их найдем, я собираюсь отстрелить им гениталии. Теперь ты знаешь все. Ты счастлив? - А если это окажутся женщины? - допытывался Римо. - Им тоже есть куда стрельнуть, - ответила Памела Трашвелл. Но когда они пришли по адресу, который назвал им умирающий панк, Памела слабо застонала. - Я так и думала. Они опять нас надули. - Это то самое место, - сказал Римо. - Он не врал. Римо огляделся по сторонам. На углу никого не было. Два часа ночи, а улочка столь гнусная и столь пустынная, что даже местные хулиганы не осмеливались сюда заглядывать. Полицейские разъезжали в машинах по двое, держа на коленях пушки со взведенными курками. За спиной у Римо и Памелы было крохотное отделение какого-то банка. Банк был закрыт на ночь, и единственный звук, который раздавался в этом пустынном районе, - это был топот лапок крыс, покинувших свои дома в канализационных трубах и теперь перебегавших от одного мусорного контейнера к другому. - Он говорил, что всегда мог выйти на связь. Всегда. Я заключил, что это означает - двадцать четыре часа в сутки, - сказал Римо. - Он опять надул нас, - повторила Памела. - Откуда ты знаешь, что это он? У меня есть только номер. Двести сорок два. Откуда ты знаешь, что двести сорок два - это он? - Пока я не увижу ее, это будет он, - заявила Памела. Она хотела было сказать что-то еще, но осеклась и в волнении посмотрела на Римо. - Он здесь, - сказала она, кивком головы указав на банк. Римо заглянул внутрь, но не уловил ни малейшего признака жизни. Впрочем, в этом не было ничего необычного - порой случалось так, что он испытывал аналогичное чувство, когда в банке было полно служащих. - Где? - спросил он. Памела опять кивнула. На этот раз она указала на автомат, обналичивающий кредитные карточки, - серый металлический ящик, накрепко вмонтированный в фасад здания. - Набери номер, - велела она. - Ну, давай! Римо набрал 2-4-2. Экран зажегся. На сером фоне возникли яркие зеленые цифры. Цифры помигали, помигали, и их место заняли буквы. Послание гласило: "ПОЗДРАВЛЯЮ С УСПЕШНЫМ ВЫПОЛНЕНИЕМ ЗАДАНИЯ. ПОЖАЛУЙСТА, СООБЩИТЕ, КАК ВСЕ БЫЛО". - Ну, вперед, - Памела подтолкнула Римо локтем. - Мы убили мужчину и женщину, - сообщил Римо. На экране вспыхнула новая надпись: "ВЫ УВЕРЕНЫ?" - Уверены. Он умер хорошо, - ответил Римо. - А женщина наделала много шума. "ЧТО ЗА ШУМ?" - спросил экран. - Хороший шум, - ответил Римо, посмотрел на Памелу и пожал плечами. Что тут еще можно сказать? "ТЫ ЛЖЕШЬ", - заявил экран. - Откуда ты знаешь? "ПОТОМУ ЧТО Я ВИЖУ ТЕБЯ. Я ВИЖУ ТЕБЯ И ЭТУ НАДОЕДЛИВУЮ БРИТАНКУ С БОЛЬШИМИ СИСЬКАМИ. СКАЖИ ЕЙ, ЧТО Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ОНА ОБЛИЗАЛА ПОЖАРНЫЙ ГИДРАНТ". - Сходи прогуляйся, - посоветовал Римо. "КТО ТЫ? МНЕ НЕ УДАЛОСЬ ВЫЯСНИТЬ, КТО ТЫ ТАКОЙ". - Тебе и не полагается это знать, - ответил Римо. Автомат выдвинул из себя маленький ящичек. В нем лежала пачка стодолларовых банкнот толщиной в дюйм. - Это зачем? - удивился Римо. "ЭТО ТЕБЕ. КТО ТЫ?" Римо достал деньги, потом снова впихнул их в ящичек и захлопнул его. "ЧЕГО ТЫ ХОЧЕШЬ?" - возникла надпись на экране. - Уничтожить тебя, - сообщил Римо. - Я приду к тебе и убью. Автомат снова замигал, словно бы выражая полнейший восторг, и на экране появилась невообразимая мешанина бука и цифр. Потом он успокоился, и буквы сложились в связное сообщение: "ПОЗДРАВЛЯЮ КТО БЫ ТЫ НИ БЫЛ, ТЫ СТОИШЬ 50000 ОЧКОВ". Экран погас и своей чернотой слился с мраком ночи. - Ушел. Мать его, он ушел! - воскликнула Памела. - Может, нам удастся его засечь, - сказал Римо. - Надеюсь. Я хочу отстрелить ему яйца, - заявила Памела. - Ты злобная маленькая девочка, да? - Это не я обработала тех троих придурков в моей квартире, знаешь ли. Да к тому же еще - использовав для этого мое новое покрывало. Это ты злобный и агрессивный. Потому что ты - американец. А я британка. Я делаю только то, что необходимо для поддержания хоть какого-то порядка в этом мире. - Ну так вот что сделай для поддержания порядка, - попросил Римо. - Сообрази, как можно выяснить, кто контролирует компьютерную систему этого банка. - Это невозможно, - сказала Памела. - Почему? - Потому что компьютеры стоят в головном отделении банка на Уолл-стрит. А базы данных хранятся за стальными дверями, которые не откроет никто посторонний и сквозь которые не проникнет никакой чужой компьютер. - Но люди туда входят, - возразил Римо. - Там часовые с пушками, и стены с маленькими дверцами, и все такое прочее. Правда-правда - это невозможно. - Ага, ага, - кивнул Римо. - Ну что, ты идешь со мной? - Ах, так значит, я стала тебе нужна? - спросила Памела. - Мне нужен кто-то, кто объяснит мне, что мы нашли. Если мы влезем во всю эту компьютерную китайскую грамоту, сможем ли мы, в конце концов, добраться до того, кто стоит за всем этим? - Шанс есть, - сказала Памела. - Тогда пошли. Они без особых хлопот сумели пробраться мимо стражей, а также собрать компанию людей, знавших нужные комбинации кодов и имевших необходимые ключи к засекреченным базам данных. Все, что пришлось сделать Римо. - это разбудить их и сообщить, что в них есть нужда. Он делал это очень просто, держа за щиколотки и высунув из окон их собственных квартир. Все они, разумеется, оказались вице-президентами банка. - Послушайте, - внушал им Римо. - И у вас, и у меня возникли проблемы. Вам не хочется увидеть, как мостовая вдруг рванется вам навстречу, а мне не хочется ждать всю ночь возле вашего главного хранилища данных. Не могли бы мы прийти к какому-нибудь взаимопониманию? Да, согласились все пятеро вице-президентов - они, конечно, могли бы. Путь переговоров всегда предпочтительнее, чем путь конфронтации. Тот, который не хотел участвовать в переговорах, жил на первом этаже. Но когда ему втолковали, что он может врезаться по пояс в мостовую головой вперед с такой же силой, как если бы упал с двадцатого этажа, он тоже решил присоединиться к команде управляющих, которой предстояло открыть компьютерное отделение в головном отделении банка. Все пятеро прибыли к головному отделению, облаченные в нижнее белье, в пять часов десять минут утра и велели сторожу открыть дверь. - Что-то случилось? - удивился сторож. - Нет, - успокоил его Римо. - Просто у нас званый ужин. Форма одежды - пижама. ГЛАВА ШЕСТАЯ Источники в разведслужбах Запада утверждали, что в Советском Союзе есть пять основных ракетных соединений, держащих под прицелом Соединенные Штаты. Так было потому, что Центральное разведывательное управление больше верило в технологические способности русских, чем Кремль. На самом деле, у Кремля было двадцать основных ракетных соединений и три дюжины вспомогательных. Так много нужно было потому, что, в отличие от активистов-пацифистов, кремлевские стратеги вовсе не рассчитывали, что их ракеты приземлятся точно в центре того города, где выступал тот или иной пацифист-активист. Кремль знал, что война - это система превратностей судьбы и всевозможных неполадок. Кремль знал, что войны выигрываются остатками армий, а не теми армиями, с которыми страна начинает войну. Коммунизм - куда более передовой строй, чем на Западе: благодаря коммунизму, русские уже знали, что ничто в этом мире не работает как должно. Запад еще только постигал это. На этих двадцати главных базах ракеты были оснащены самыми мощными боеголовками, какие только есть на этом свете, - каждая из них была способна разнести пол-Америки. Суммарной ядерной мощи, направленной на Соединенные Штаты, было достаточно, чтобы уничтожить Америку двести семьдесят девять раз. Кремль надеялся, что сначала одна-две ракеты все-таки достигнут цели, а потом надо просто продолжать и продолжать. У Кремля не было проблем с людьми, марширующими по улицам и требующими от властей уничтожить свои вооружения. Впрочем, люди по улицам маршировали. Они маршировали стройными шеренгами, неся в руках знамена и транспаранты. На транспарантах были призывы к руководству страны крепить мир, наращивая военную мощь Советского Союза. Любой репортаж с любого парада показывал эти транспаранты - обычно их несли прямо перед или прямо за самоходными ракетными установками. Не было дураков протестовать против советских ракет, где бы они ни базировались. Протесты против ядерного оружия начинались по другую сторону Берлинской стены, а если бы Советам удалось передвинуть ее немного к западу - может быть, во Францию, - тогда, наверное, всякие протесты против присутствия ядерного оружия в Западной Германии прекратились бы. А прекратились бы они потому, что протестующие осознали бы, что лучше жить по соседству с ракетами и даже иметь пусковую установку у себя во дворе, чем быть расстрелянным, повешенным или посаженным в тюрьму. А те, кто когда-то протестовал против западного ядерного оружия, органично вольются в подлинное движение за мир в странах Восточного блока. Они мирно выстроятся в шеренги там, где им прикажут, мирно промаршируют туда, куда им прикажут, мирно остановятся тогда, когда им прикажут и мирно разойдутся по домам, когда им прикажут, - главным образом для того, чтобы напиться до помрачения и помочиться в собственной спальне. Таков был типичный маршрут типичного советского борца за мир. Иногда американские священники и активисты пацифистского движения стояли вдоль маршрута и махали ручкой. Один из активистов очень доставая участников марша, все время заявляя, что хочет "познакомиться с настоящим русским, лучше узнать своих русских братьев". Но он допустил маленькую оплошность. Тот настоящий русский, которого он хотел получше узнать, вовремя не появился, а другого настоящего русского, которого ему предстояло получше узнать, пришлось искать очень срочно, и у него почти не было времени запомнить все правильные ответы на все трудные вопросы. Этим ответам настоящих русских обучали в КГБ, а потом выпускали в объятия американских священников, которые возвращались домой и писали газетные статьи о "Настоящей советской России" и в этих статьях с возмущением опровергали все лживые измышления о советской жизни, которыми были полны все средства массовой информации. Это была одна из самых привлекательных должностей в Советском Союзе. Быть "настоящим русским" для американского священника или - если таково будет решение - для среднего английского журналиста. Впрочем, с английскими журналистами было еще проще: им не нужны были "настоящие русские" для того, чтобы написать статью о "Настоящей советской России". Все что надо они узнали еще к Великобритании от своих профессоров-марксистов. Для англичан настоящим русским даже не надо было скрывать факт мочеиспускания в спальне. Ибо если английский журналист вознамерился дать реалистическую картину, его пыл ничто не охладит. Даже мокрые ноги. Средних русских - тех, которые маршировали по улицам, - никогда не допускали в окрестности ракетных баз. Советскому руководству не только не приходилось сталкиваться с протестами против размещения ракет в том или ином месте, но и более того - если им не нравились города, в которых; было предназначено разместиться ракетам, они их переносили в другое место. Города, а не ракеты. На каждой ракетной базе был запас продовольствия, рассчитанный на полгода, свои склады, школы, госпитали. Каждая база была словно бы небольшим городом, во главе которого стоял маршал. У каждого маршала были наивысшие привилегии, доступные русским коммунистам. Каждый маршал жил как маленький капиталист, и его нельзя было прельстить никакими материальными благами, потому что уровень его жизни мало чем отличался от уровня жизни представителей высшего слоя среднего класса Америки. Только рядовые на этих базах ели русскую пищу или пользовались русскими товарами - да и то лишь в порядке наказания. И это было единственное возможное наказание, ибо их нельзя было сослать в Сибирь, потому что они и так уже находились в Сибири. А в силу этих причин дисциплина там была очень высока - они были последним бастионом того мира, в котором американский автомобиль или любой американский механизм считается превосходным. У них даже были американские видеоигры. И именно таким путем Абнер Бьюэлл, решив, что он уже порядком устал и пора покончить с этим миром, вознамерился проникнуть в компьютерную систему, обслуживающую ракетные войска Советского Союза, и подвести их вплотную к началу Третьей мировой войны. Маршал Иван Мищенко считал себя дамским угодником и непревзойденным шахматистом. К жизни он относился как к игре, а свое восхождение к чину маршала ракетных войск считал выигрышем в этой игре. И мало было в этом мире чего-то такого, чего он не достиг, пока не сыграл в "Зорка-мстителя", быстро став лучшим игроком на базе, несмотря на то, что его подчиненные просто из кожи вон лезли, а у него был литр водки в желудке и женщина на коленях. Мищенко запросил таблицу лучших результатов среди игроков Советского Союза в "Зорка-мстителя", "Людоеда" и "Ракетную войну". Во всех этих играх результат маршала Мищенко неизменно оказывался вторым в мире. Он был вторым в "Зорке-мстителе", вторым в "Людоеде", а когда дело дошло до "Ракетной войны", то, к своему крайнему изумлению и стыду, он обнаружил, что и в этой игре он занял второе место. Он занимал второе место во всех этих играх, а первым везде был игрок, обозначенный просто инициалами АБ. Мищенко был уверен, что либо АБ жульничает, либо его вовсе не существует, и что создатели игры просто заявили столь невероятно высокий счет, чтобы русские не могли выиграть. Он поделился своими подозрениями с КГБ. Он довел до их сведения информацию о том, что советский маршал проиграл "Ракетную войну". - К чему вы клоните, товарищ Мищенко? - спросил его офицер КГБ, с которым он поделился своим беспокойством. - В этом мире опаснее всего казаться слабым. Занять второе место в "Ракетной войне" - пусть даже все признают, что это только игра, - недостойно, второе место есть второе место. И кому проиграть! Американцу. - Это же всего-навсего игра, товарищ маршал. - Я это знаю, и вы это знаете. Но кто знает, что могут сказать всякие болваны? - Кого волнует, что могут сказать болваны? - удивился офицер КГБ. - В таком случае, выходит, что нас не волнует мнение девяноста девяти процентов населения земли, - заявил Мищенко. В течение суток маршал Мищенко уже располагал всей информацией, какую хотел знать. АБ и в самом деле существовал, но никто не мог сказать, кто он и где обитает. Тем не менее, было известно, что АБ предложил пятьдесят тысяч долларов тому, кто победит его в "Ракетной войне". Ему уже поступило примерно столько же заявок, сколько он предложил долларов, но АБ отклонил все эти предложения, заявив, что претенденты недостойны его внимания. Мищенко послал вызов, но ответа не получил. Дело так и повисло, и маршал пребывал в неведении несколько месяцев, пока наконец ему не пришло сообщение, что АБ будет играть с ним. На некий адрес в Швейцарии АБ прислал джойстик, специально сконструированный для парной игры КГБ забрало его и переслало маршалу. Первую игру они сыграли через спутник, сигналы от которого поступали на ретранслятор в Цюрихе. Мищенко, великолепно сохранив свою ударную ядерную мощь и точно нанося удары на поражение, выиграл эту грандиозную схватку. Едва-едва. Вторую игру АБ выиграл так, словно против него играл ребенок. А затем настало время третьей игры, и вскоре после ее начала Мищенко уже проигрывал 220000 очков, время и огневая мощь у него были на исходе и ему оставалось только одно. Он запряг лучшие умы Советского Союза. Он воспользовался американскими компьютерами, которые обслуживали его ракеты. Он ввел их в игру и выиграл. Он не знал, что далеко за океаном некий американец с инициалами АБ, - Абнер Бьюэлл - только что дал себе пять тысяч призовых очков. Они сыграли еще семь раз, иногда посылая через спутник вызовы друг другу, иногда по ходу игры обмениваясь разными пустяковыми вопросами. Однажды во время такого непринужденного разговора, когда речь зашла о лучших марках коньяка, маршалу Мищенко из Москвы поступил приказ: "Огонь". Началась Третья мировая война. Мищенко посмотрел на приказ, чувствуя, что желудок хочет выйти наружу через прямую кишку. Отмены приказа не поступало, и лишь его американский соперник АБ задавал очередной дружеский вопрос. Мищенко решил окончательно удостовериться. Он позвонил в Москву. Телефон не ответил. Москва, решил маршал Мищенко, лежит в руинах. Он передал американскому партнеру свои извинения и попрощался с ним. Он не мог знать, что Абнер Бьюэлл отчаянно пытается предотвратить русский ракетный удар. Бьюэлл воспользовался игрой для того, чтобы проникнуть в компьютерную систему маршала Мищенко, и это он отдал ему приказ нанести ракетный удар. Ему нужно было только сделать первый шаг, проверить, как функционирует система, а потом Москва должна была отменить приказ. Но теперь он обнаружил, что компьютеры русских больше не воспринимают его команды. Было только краткое "прощайте" маршала Мищенко. Абнер Бьюэлл ошибся в своих расчетах. Мир был обречен - и к тому же, раньше намеченного срока. - Ну, поехали, - сказал Абнер. - Куда поехали? - переспросила его партнерша на нынешний вечер - восхитительная рыжая фотомодель из Европы, учившаяся тому, как выглядеть дурочкой, когда рекламируешь губную помаду. - Увидишь, - уклончиво ответил Бьюэлл. На лице ею играла вялая улыбка. - Что я увижу? - не отступалась девица. - Ты любишь грибы? - Жевать, но не есть, - ответила она. - Хорошо. Скоро ты увидишь, как со всех сторон вырастет огромное количество грибов. Очень эффектное зрелище. Облака, расцвеченные всеми красками радуги. Восходы тысяч солнц. Рыжая девица втянула носом щепотку белого порошка. У Абнера Бьюэлла был лучший кокаин на всем побережье. Сам он никогда им не пользовался - скучно. - Попробуй, - предложила фотомодель. - Это славная мама Кока. - На это не будет времени, - отказался Бьюэлл. Он был уверен, что им удастся увидеть, как военно-морская база в Сан-Диего взлетит на воздух, обратившись в ярко-оранжевый огненный шар. На ракетной базе, которой командовал маршал Мищенко, Третья мировая война шла своим чередом. Все нужные кнопки были нажаты одна за другой, приводя в действие все системы, сжимая их в единый могучий русский ракетно-ядерный кулак. Пусковые установки первой и второй очереди сработали автоматически, их смертоносный груз был готов к отправке. Мищенко велел налить каждому из своих подчиненных по чарке водки и наконец нажал кнопку, дающую окончательную команду. Он поднял тост за Родину-мать. Он выпил за народ великой страны. Он выпил за коммунистическую партию. Он выпил даже за былых царей. Потом вдруг заговорил сержант. - А разве мы не должны были почувствовать, как затрясется земля, когда стартуют ракеты? - Я ничего не чувствую, - ответил лейтенант. - Я перестал что-либо чувствовать после первого тоста. - Но, товарищ лейтенант, я помню, как это было, когда мы направляли учебную ракету в район Тихого океана. - Это та, которая приземлилась в Антарктиде? - Да, товарищ лейтенант. Та, которую мы целили в район Тихого океана. - Да, помню. - Ну, тогда земля затряслась, - напомнил сержант. - Да, земля тряслась. Наши ракеты-носители очень мощные. Советский Союз - могучая страна. - Но мы только что выпустили все наши ракеты, а земля не затряслась ни капельки, - испуганно пролепетал сержант. Лейтенант отвесил ему оплеуху. - Ты что, хочешь сказать, что мы не исполнили свой долг? Что мы предали Родину-мать? - Нет, товарищ лейтенант. Мы не предали Родину-мать. Жиды предали нас, немцы предали нас. Так ответил сержант, вспомнив, что говорилось на уроках партполитпросвета по поводу любого русского, у которого есть примесь еврейской или немецкой крови. Считалось, что такие люди недостойны оберегать Родину-мать. Только чистокровные русские могли служить в ракетных войсках. - Это возможно, - согласился лейтенант. - Ракеты не взлетели, - прорычал маршал Мищенко. - Они не взлетели. Он снова попытался связаться с Москвой. На этот раз ему ответили. Нет, по Москве не было нанесено никакого удара, и нет, никакого приказа "Огонь" не отдавалось. А что? Какие-нибудь ракеты ушли на цель? Мищенко послал офицеров к шахтам пусковых установок. Они заглянули в каждую. - Нет, ни одна ракета не ушла на цель, - сумел наконец отрапортовать Мищенко. И ни с одной из остальных девятнадцати баз ни одна ракета не поднялась в воздух. Ужас всего случившегося наконец дошел до руководства. Система стратегических ракетных вооружений Советского Союза не сработала. И теперь перед стратегами в Кремле встал вопрос принципиальной важности. В свое время, прежде чем сбить корейский пассажирский самолет на Дальнем Востоке, ему четырежды посылали сигналы предупреждения. Четыре разные радиолокационные станции приказывали самолету покинуть воздушное пространство СССР. К сожалению, на всех четырех станциях стояло оборудование советского производства, и только после того, как самолет был сбит, советское руководство осознало, что корейцы вовсе не ослушались приказа они его просто-напросто не получили. И тогда перед Советским Союзом встала дилемма: либо признать собственную технологическую отсталость, либо вызвать гнев и осуждение мирового сообщества. Вопрос был прост, и Кремль без долгих размышлений решил: пусть весь мир полагает, что мы хладнокровно и без всякого повода скинули с небес на землю три сотни гражданских лиц. Но на этот раз вопрос был потруднее. Можно было так и оставить ракеты - пусть себе сидят в своих шахтах и пусть весь мир продолжает верить, что СССР в любой момент может ими воспользоваться. Или же их можно наладить. Если начать их налаживать, то американцы могут догадаться, что тут что-то не так. Но если их не налаживать, то американцы опять-таки могут обо всем догадаться, и тогда прощай, внешняя политика. Было решено ракеты наладить. И в этот кризисный момент понадобились люди, прекрасно разбирающиеся в краденой американской технологии. Таких людей можно было найти только в одной стране. Уже к полуночи триста японских специалистов были в Москве. Они не только могли гарантировать, что ракеты сработают как надо, но даже вызвались реконструировать пусковые установки так, чтобы они стали дешевле, и к тому же обогатить ядерные заряды так, чтобы при выпадении радиоактивных осадков на Америку обрушились такие смертоносные яды, что там бы на целых двести лет не осталось никакой, даже растительной, жизни. Они настаивали на том, чтобы русские дата незамедлительный ответ, потому что руководителям делегации надо было срочно возвращаться в Японию для участия в подготовке Дня памяти жертв Хиросимы, чтобы выразить протест против использования американцами ядерного оружия, которое те применили, чтобы кончить войну, развязанную Японией. И прежде чем американская разведка пронюхала о неполадках с ракетами, японцы уже починили их так, что они стали работать лучше, чем когда-либо, и плюс к этому открыли на ракетной базе маршала Мищенко пункт по продаже своих автомобилей, причем значительная часть прибыли шла маршалу. Как-то так получилось, что это были единственные машины, способные нормально функционировать в условиях сибирских морозов. Когда никаких облаков в форме грибов не появилось, а город Сан-Диего - где-то там, дальше по побережью - так и не осветился ярким пламенем, Абнер Бьюэлл понял, что что-то не заладилось. Он решил перепроверить все программы и обнаружил неполадки в русских ракетах раньше самих русских. Конструкции ракет и пусковых установок были в порядке, но за ракетами плохо ухаживали, и в условиях суровой сибирской зимы все металлические части оказались подверженными коррозии. Русские ракетные генералы жали на бесполезные кнопки. Рыжеволосая фотомодель - ее звали Марсия - все еще была в его доме. Когда он занимался своим компьютером, она низко склонилась над ним, прижавшись к его плечу, а когда он сказал ей, что мир не будет разрушен так скоро, она показалась ему расстроенной, и Абнер Бьюэлл подумал, что он, возможно, влюбился. - Что тебя так разочаровало? - спросил он. - То, что я не увижу взрывы и много-много трупов. - А зачем тебе это? - Затем, что все остальное мне надоело. - Ты бы тоже погибла. - Дело того стоит. - Раздевайся, - велел он. Потом он долго пытался решить, кого он хотел бы заставить нанести первый удар - русских или американцев. Он никак не мог прийти к окончательному решению, и просто для того, чтобы скоротать время, решил покончить с нью-йоркской проблемой. Ему ужасно надоела Памела Трашвелл и этот ее новый телохранитель - тот, чьи отпечатки пальцев не были нигде зарегистрированы, тот, который отказался принять деньги от банковского автомата. Может быть, сгодится что-нибудь элементарное, подумал Бьюэлл. Может быть, драка со смертельным исходом. Он обернулся к Марсии. Ее одежда лежала на полу - там, где она се бросила. - Хочешь посмотреть, как я жутким образом прикончу эту парочку? - спросил Бьюэлл. - Больше всего прочего в этом мире, - ответила Марсия. - Хорошо. В компьютерном отделении банка на Уолл-стрит Памела Трашвелл взвизгнула дважды. Один раз от восторга, что им удалось добраться до баз данных; второй - от ужаса, когда она увидела, как все записи исчезают у них прямо на глазах. Пока она занималась поиском источника команд, управляющих базами данных и денежными расчетами, все записи начали буквально испаряться. Источник защищал себя и уносил с собой всю память банковских компьютеров. С двоими из вице-президентов случились сердечные приступы. Трое оставшихся пытались вскарабкаться на Памелу и хоть как-то добраться до клавиатуры, чтобы постараться сохранить хоть часть записей. - У вас что, нет дубликатов? - разгневанно спросила Памела. - Вот он, дубликат. Исчезает у нас на глазах, - ответил бледный, дрожащий вице-президент. - Боже мой, нам снова придется вести учет на бумаге - простонал другой. - А что это такое - бумага? - спросил третий. - Это что-то вроде того, на чем напечатаны наличные доллары, только она не зеленая и на ней делают пометки. - Чем? - Не знаю. Чем-то Ручками, карандашами. Палочками. - А как мы узнаем, что кому принадлежит? - спросил один из вице-президентов, и все они с осуждением уставились на Римо и Памелу. Памела сидела перед огромным экраном, а вереница имен и чисел мелькала перед ней со скоростью молнии, направляясь в вечное компьютерное небытие. Потом появилась последняя запись. Она на какое-то мгновение задержалась на экране: "ВСЕ ЗАПИСИ ЧИСТЫ. ДОБРОЙ НОЧИ, МАЛИБУ". А потом машина отключилась. Те из вице-президентов, которые еще стояли на ногах, застонали. - Похоже, это мы натворили, - произнесла Памела. - Будет достаточно просто извиниться? - спросил Римо. Трое банкиров, избежавших инфаркта миокарда при виде исчезновения всех банковских записей в череде маленьких зеленоватых вспышек, тупо покачали головами. - Мы разорены, - пробормотал один. - Полностью разорены. Тысячи людей лишились работы. Тысячи людей - банкроты. Разорены, все разорены. - Я же сказал, извините, - буркнул Римо. - Что вам еще от меня надо? В штабе Командования стратегической авиации, располагавшемся глубоко в толще Скалистых гор, во всех отчетах службы безопасности содержался один зловещий вывод: ядерная война неизбежна, потому что что-то или кто-то проник в систему управления как русскими, так и американскими ракетами и - другого слова не было - играет. Президент выслушал дискуссию членов кабинета по поводу возникшего кризиса и не произнес ни слова. Потом по красному телефону, стоящему у него в спальне, он связался с доктором Харолдом В. Смитом. - Как наши дела с этим... этой штукой, связанной с атомными бомбами? - спросил он. - Мы занимаемся этой проблемой, - ответил Смит и посмотрел на свою левую руку. Рука онемела и плохо его слушалась. Он все еще пребывал в состоянии шока, потому что всего несколько минут назад ему позвонили из одного нью-йоркского издательства и попросили подтвердить сведения о том, что санаторий Фолкрофт является местом подготовки тайных убийц-ассассинов. Смит заставил себя рассмеяться. - Это приют для душевнобольных, - ответил он. - Судя по вашему вопросу, вы недавно беседовали с одним из наших пациентов. - Да, все это похоже на бред. Люди, чьим основным занятием в течение тысяч лет было только убийство, приезжают в Америку, и им поручают подготовить тайного ассассина. Впрочем, это был очень милый пожилой джентльмен. Так, значит, он ваш пациент? - Вполне возможно, - ответил Смит. - А он не говорил, что он Наполеон? - Нет. Просто Мастер. - У нас таких - девять, - сообщил Смит. - А еще четырнадцать Наполеонов, если это вам чем-нибудь поможет. Хотите, чтобы я поговорил с ним? - Он ушел. Впрочем, он оставил свою рукопись. Совершенно потрясающая штука. - Вы собираетесь ее издать? - спросил Смит. - Пока не знаем, - ответил редактор. - Мне бы хотелось ее прочитать, - сказал Смит, мобилизовав все силы, чтобы казаться спокойным. - Разумеется, вы понимаете, что нам придется подать на вас в суд, если вы упомянете название нашего заведения. - Мы думали об этом. Поэтому-то мы вам и позвонили. Именно тогда у Смита отказала левая рука. Мир собирался взлететь на воздух в облаке атомной пыли, а он не мог установить контакт с Римо, который, возможно, вообще не понял, в чем заключается задание, а теперь он не мог установить контакт и с Чиуном, который смог бы понять, в чем заключается задание, но который не собирался беспокоить себя этим, потому что в данный момент он пытался опубликовать историю своей жизни. Автобиография Чиуна. А всего несколько месяцев назад именно Чиун пытался создать организацию общенациональных масштабов под лозунгом "Долой ассассинов-любителей". Так или иначе, но во всех случаях КЮРЕ оказывалась скомпрометирована. Единственная утешительная мысль состояла в том, что, вероятно, скоро не останется никого, кого может взволновать вопрос о том, существовала ли на свете маленькая команда, пытавшаяся спасти Америку от падения во мрак пропасти, где цивилизацию ждет конец. Нельзя быть скомпрометированным, если нет никого, кто об этом может узнать. Смит взглянул на залив за окнами кабинета. Несмотря на то, что окна были из темного стекла, мир казался невероятно солнечным - таким живым, таким ярким. С какой стати мир должен быть таким прекрасным именно в этот момент? С какой стати он, Смит, должен это замечать? А больше ему ничего и не оставалось - только замечать. Как и во всем остальном. Он сидел во главе самого мощного, самого осведомленного агентства в истории человечества, и на службе у него были два ассассина, превосходящие любое изобретение Запада, и тем не менее - он был беспомощен. На какое-то мгновение ему пришла в голову мысль о цветах, запах которых ты ощущаешь, когда проходишь мимо. Такой совет дал ему однажды партнер по гольфу, нюхайте цветы, когда проходите мимо. Он редко следовал этому совету. Вместо этого он посвятил свою жизнь обеспечению безопасности цветов для других проходящих мимо. Смит помассировал онемевшую руку. У него есть таблетка. У него есть таблетки от всех болезней. Тело его увядает, и миру тоже предстоит увянуть. Смит еще раз попытался разыскать Римо или Чиуна по всем возможным контактным телефонам. Единственное место, куда ему удалось дозвониться, - это отель в Нью-Йорке, но и там ему ответили лишь гудки в так и не снятой трубке телефона в пустой комнате. Нюхайте цветы. Ему никогда не нравилось нюхать цветы. Ему нравилось добиваться успеха. Ему нравилось, что его страна в безопасности. Ему нравилась его работа. Он даже не допускал никаких цветов у себя в кабинете. Пустая трата денег. Цветам место где-нибудь в поле. Или в вазе. - Где вы, Чиун? - пробормотал он. - Где вы, Римо? И тут, словно его молитва дошла до неба, зазвонил телефон. - Смитти, - раздался голос Римо. - Я не могу ничего понять - концы с концами не сходятся. - Концы чего? Где вы? Где Чиун? Что происходит? Римо свистнул, как судья на поле. - Попридержите, попридержите. Время вышло. Я первый. - Ладно, - вздохнул Смит. - Что у вас? - Этой ночью мы начали было приближаться к тому, кто забавляется этими компьютерами и все такое прочее, а он взял да и стер у меня на глазах все банковские записи. А напоследок оставил послание "Доброй ночи, Малибу". Как вы думаете, что бы это значило? - Малибу - как в Калифорнии? - уточнил Смит. - Точно. Просто: "Доброй ночи, Малибу". Есть какие-нибудь идеи? - Вы полагаете, что человек, который стоит за всем этим, находится в Малибу? - спросил Смит. - Это возможно, - ответил Римо. - Я не знаю. - В какое время это было? В какое время это случилось? - спросил Смит - Постарайтесь припомнить поточнее. - Ровно в пять часов пятьдесят две минуты утра, - отрапортовал Римо. - Думаете, что-то можно сделать? - Я хочу попытаться. - Хорошо, - сказав Римо и оставил Смиту свой нью-йоркский номер телефона, по которому до него можно дозвониться. - Постарайтесь дать мне какую-нибудь зацепку. - Ладно, - согласился Смит. - Я попытаюсь с этим что-нибудь сделать. А вы не знаете, где Чиун? - Вероятно, вернулся в гостиницу. А может быть, в Центральном парке - убирает обертки от конфет. О нем никогда ничего нельзя сказать заранее. А что? - А то, Римо... что... в общем, черт побери, он пытается опубликовать свою автобиографию, - сказал Смит срывающимся от напряжения голосом. - Будем надеяться, что все мы останемся живы и сможем ее прочитать, - отреагировал Римо и повесил трубку. ГЛАВА СЕДЬМАЯ Правящий Мастер, Слава Дома Синанджу, Защитник Деревни, Носитель Мудрости, Вместилище Величия, Чиун, собственной персоной вошел в кабинет старшего редактора издательства "Бингем паблишинг", а затем потребовал, чтобы его проводили отсюда. - Я сказал "старший редактор", - заявил Чиун, с презрением оглядывая тесное пространство, где на всех стульях лежали стопки рукописей, а в углу была одна-единственная пластмассовая скамейка. Тут и стоять-то было трудно, а не то что передвигаться. Во времена первого великого Мастера Синанджу, Ванга Доброго, служившего одной из величайших династий в Китае, провинившихся чиновников в порядке наказания переводили из их кабинетов в тесные каморки, где стоит сделать шаг в любую сторону, как тут же упрешься носом в стену. Некоторые из последователей Конфуция предпочитали лишить себя жизни, чем подвергнуться такому унижению. - Мистер Чиун, - вежливо обратилась к нему приятная женщина с таким тягучим южным выговором, что его можно было намазывать на хлеб. - Это и есть кабинет старшего редактора. Чиун осмотрелся по сторонам еще раз - очень медленно, с очень нескрываемым презрением. - Если это - кабинет старшего редактора, то где работают рабы? - Боже, да мы все тут рабы и есть, - расхохоталась женщина и позвала еще несколько своих коллег, чтобы послушали, что говорит этот, совершенно замечательный, пожилой джентльмен. Все нашли это забавным. Все нашли этого, совершенно замечательного пожилого джентльмена, забавным. Все находили книгу совершенно замечательной. Особенно - старший редактор. У нее было несколько замечательных предложений, касающихся этой замечательной рукописи. Просто замечательной. Она говорила так, как говорят все эти юные женщины с помпонами, которых Чиун перевидал немало. Масса энтузиазма. Вероятно, столько энтузиазма не было в этом мире с той самой поры, как Чингиз-Хан впервые в жизни встретился с войском Запада, одолел его за час и решил, что вся Европа - у его ног. Среди редакторов была даже одна, которая разрыдалась, когда прочитала о том, каким неблагодарным оказался первый белый, обучившийся искусству Синанджу, и как Чиун его простил, и как много Чиуну пришлось пережить. - Я мало кому рассказывал, - произнес Чиун в спокойствии собственной правоты, довольный тем, что вот, наконец-то, спустя столько лет, полный отчет обо всех несправедливостях, причиной которых был Римо, будет явлен миру, и весь мир увидит, как великодушно Чиун простил своего ученика. В прошлом основная сложность в деле прощения Римо заключалась в том, что Римо очень часто просто не мог или не хотел понять, что поступил не так, как должно. Теперь ему придется это понять. История Синанджу и правления Чиуна будет напечатана. Старший редактор, колотя кулаками воздух, все никак не могла прервать свои излияния по поводу того, как ей понравилась эта замечательная книга. Она ей так понравилась, что она даже и заснуть не могла. Книга была замечательная, и у нее было лишь несколько замечательных предложений. - У Саба Райтса есть замечательное предложение, как нам повысить спрос, - сказала старший редактор. - А не превратить ли нам ассассинов в убийц-маньяков, свалившихся в этот мир неизвестно откуда и убивающих всех подряд? Это будет еще более замечательно. Очень неторопливо Чиун объяснил, что Дом Синанджу сумел сохранить себя на протяжении многих веков именно потому, что Мастера Синанджу - не маньяки-убийцы. - Боже мой! - воскликнула старший редактор, нанеся по воздуху такой удар, словно она была руководителем группы поддержки баскетбольной команды. - У вас больше пятидесяти ассассинов, и все они ужасно милые. Надо, чтобы было несколько плохих ассассинов. Несколько настоящих негодяев. Кто-то, кого читатель мог бы ненавидеть. Понимаете? - Зачем это? - не понял Чиун. - Потому что у вас слишком много хороших парней. Слишком много. Нам не нужны все ассассины. Пусть будет один. Сфокусируем на нем все наше внимание. Один ассассин, и он маньяк. Пусть он будет нацистом. Красный карандаш порхал над рукописью. - Теперь у нас есть убийца-нацист, и надо, чтобы какой-нибудь хороший парень преследовал его. Пусть он будет английским сыщиком. Давайте также сфокусируем наше внимание и на одном каком-нибудь месте. Что вы скажете насчет Великобритании? Пусть все будет сбалансировано. Вторая мировая воина. Если у нас есть нацист, то должна быть и Вторая мировая война. - Красный карандаш снова запорхал. - Бог ты мой, это великолепно. - Но Великобритания - это не Синанджу, - резонно заметил Чиун. - А мы назовем ее Синанджу. Маленькая сонная английская деревушка под названием Синанджу. Мы просто делаем это для того, чтобы книга лучше разошлась. Нельзя, чтобы было больше пятидесяти поколений ассассинов. Дайте нам немного передохнуть, мистер Чиун. Я не хочу навязывать вам свои взгляды. Можете делать все, что хотите. Это ваша книга. И она совершенно замечательная. - А останется тут та часть, в которой рассказывается о неблагодарности белого человека? - спросил Чиун. - Конечно. Я была в восторге от этой части. Мы все просто влюбились в эту часть. Кстати, а не внести ли нам в книгу какие-нибудь любовные мотивы? У Бипси Бупенберга из отдела переплетов возникли кое-какие сомнения, потому что в книге нет сильного женского персонажа. Итак, у нас есть нацист для Саба Райтса и женщина для отдела переплетов. Сильная женщина. Пусть она живет на острове. Вместе со своим мужем-инвалидом. И она с ним плохо уживается. А убийца-нацист влюбляется в нее, и она понимает, что должна остановить его, пока он не передал информацию, скажем, Гитлеру. А почему бы и не Гитлеру? У нас ведь Вторая мировая война, так? Бог ты мой, это замечательно! - А вы оставите ту часть, где говорится о черной неблагодарности и белых? - Безусловно. А вот у Дадли Стардли из бухгалтерии возникли кое-какие сомнения. Ему книга ужасно понравилась, но ему не понравилось начало - про корейскую рыбацкую деревушку, жители которой не могли себя обеспечить, отчего самые сильные, самые лучшие мужчины начали наниматься на службу в качестве ассассинов, и это стало традицией, идущей еще от зари человеческой истории. Давайте идти в ногу с требованиями современности. Пусть у нас будет нацист, его разоблачает английская домохозяйка, он ее убивает, и с этого начинается вся книга. - А мне нравится заря человеческой истории, - заметил Чиун. - Мне тоже. Все это чертовски поэтично. - Воздух получил новый удар кулака. - Но бухгалтерия говорит, что это не привлечет читателя. У вас же не книга стихов. Это история Дома ассассинов. - А вы оставите ту часть, где говорится о неблагодарности белых? - Без сомнения, - сказала старший редактор. - Мы от нее в восторге. - Ладно, - со вздохом согласился Чиун. - И давайте придумаем новое название. "История Синанджу" - это что-то не слишком броское. А что если нам в названии как-то обыграть слово "смерть"? - Никогда. Мы не убийцы. Мы ассассины. - Понимаете, у вас Синанджу проходит через всю книгу. Так ли уж обязательно оставлять это название и на обложке? Вы хотите, чтобы вашу книгу покупали? Чиун на мгновение задумался. - Ладно, - уступил он. - Вы можете предложить какое-нибудь хорошее название? - спросила редактор. - Если там не будет упоминаться Синанджу, то мне все равно, - ответил Чиун. - Мне хотелось бы что-то мистическое, - мечтательно произнесла старший редактор. - Как вам понравится такое. "Ни острие иглы"? - А разве нет уже книги белого автора с похожим названием? - Что-то такое есть, - ответила его собеседница - И разошлась книга великолепно. Нельзя идти наперекор успеху. Вот уже много лет мы чутко следим за тем, какие книги пользуются успехом. Она умолчала о том, что когда у ее издательства была возможность купить права на издание книги "Игольное ушко", издательство отвергло ее на том основании, что это - не "Унесенные ветром". "Унесенных ветром" они отвергли на том основании, что это не "Гекльберри Финн". А "Гекльберри Финна" - на том основании, что это - не "Бен Гур". Ни одной из этих книг издательство не опубликовало, но сразу же после их выхода в свет опубликовало подражания. Издательство "Бингем паблишинг" каждым год выпускало больше книг, не пользующихся спросом и не приносящих прибыли, чем любое другое издательство. Когда по итогам финансового года издательство выясняло, что понесло убытки, тогда принималось решение покрыть эти убытки за счет увеличения тиражей. От этого убытки росли еще больше. Кто-то предложил выпускать поменьше книг. Его сразу же уволили за тупость. Все знали, что издательство может добиться успеха только одним способом - издавая все больше и больше книг, даже если все они - убыточные. Однажды издательство "Бингем" опубликовало справочник городской телефонной сети Нью-Йорка пятнадцатилетней давности, поточу что телефонная компания заявила, что это самая покупаемая книга всех времен. Издательство "Бингем" выпустило книгу со свастикой на обложке под названием "Гнездо похоти незнакомца" - секс хорошо идет - разослало четыре миллиона экземпляров по книготорговой сети и искренне удивилось, когда 3999999 экземпляров были возвращены непроданными. - Я хорошо разбираюсь в этом бизнесе, - сказала старший редактор Чиуну. - Перед нами - замечательная книга. Все, что нам надо сделать, - это внести в нее несколько замечательных изменений. - А вы оставите неблагодарность белого человека по отношению к учителю из Синанджу? - спросил Чиун. - Конечно. Если это подойдет. - Если? - переспросил Чиун. - Ну, понимаете, нельзя просто так взять и ввести азиата в книгу про нацистов. - А вы уже добивались успеха с книгами про нацистов? - спросил Чиун. - Вообще-то нет. Мы - нет. Но другие добивались. Огромного успеха. Замечательного успеха. - Если вы не добивались успеха с книгами про нацистов, почему бы вам не опубликовать что-то совсем иное? - спросил Чиун. - И пойти наперекор читательскому спросу? Редактор покачала головой в полном изумлении. Красный карандаш застыл над бумагой. Тонкая рука с длинными ногтями протянулась через стол и изящным движением забрала рукопись. - Дом Синанджу не продается, - заявил Чиун. А затем его ногти, ритмично подрагивая, счистили все красные пометки, сделанные белой женщиной. - Подождите, подождите. Мы могли бы оставить некоторые из ваших мыслей, если они вам так дороги. Но Чиун уже поднялся. Он знал, что и так уже недопустимо далеко зашел по пути компромиссов. Самая большая его уступка заключалась в том, что произведение было написано не на ханмуне - языке классической корейской поэзии. Больше компромиссов не будет. Он сунул рукопись под мышку. К выходу его проводила женщина помоложе, по пути поделившаяся с Чиуном своей мечтой тоже стать старшим редактором. Но ей еще предстояло преодолеть одно препятствие на этом пути. Она все время высказывалась в том смысле, что издательству "Бингем" следовало бы покупать книги, от чтения которых получаешь наслаждение. - Ну, и? - спросил Чиун. - Ну, и мне было сказано, чтобы я не давала волю своим эмоциям. Если книга до смерти утомит высыхающую краску, если в содержание книги не поверит ни один человек старше четырех лет, и если в книге каждый половой акт будет рассматриваться как поворотный момент человеческой истории, тогда мы ее купим. А во всех прочих случаях - нет. - А вы читали "Историю Синанджу"? - поинтересовался Чиун. Девушка кивнула. - Я в восторге от этой книги. Я начала что-то понимать про историю, и про то, как человеческое тело может служить своему хозяину, и как люди могут возвыситься над собой, если захотят научиться. Я не могла оторваться. - Так вы посоветовали им купить книгу? - спросил Чиун. - Нет, я проголосовала против. Я хочу получить повышение. - Вы сама себе противоречите, - заметил Чиун. - Авторы всегда ведут себя неразумно, - раздраженно сказала девушка. - Вы все забываете, что книгопечатание - это бизнес. - Из вас получится замечательный старший редактор, - заявил Чиун. - Вы получите кабинет размером с телефонную будку. - Вы правда так думаете? - засмущалась девушка. - Вне всякого сомнения. - Откуда вы знаете? Почему вы так думаете? - Потому что на вашем фоне они будут казаться умными, - изрек Чиун. Римо оставил в отеле записку для Чиуна: "Вернусь через несколько дней, если мир еще будет стоять на месте". Чиун повертел записку в руках. Какое грубое послание. Как это похоже на Римо. Он подошел к одному из своих сундуков и достал, оттуда несколько длинных листов рисовой бумаги, старинную перьевую ручку и чернильницу. И садясь на пол, чтобы записать этот последний случай неблагодарности по отношению к Мастеру Синанджу, он подумал: а может, телесериал? Если кому-то пришло в голову показать представление, в котором кто-то, изображающий мастера-ниндзя, среди бела дня разгуливает по улицам в смехотворном черном костюме, думая, что от этого он делается невидимым, то значит, на телевидении могут снять все что угодно. У того фильма было очень хорошее название. Интересно, подумал Чиун, а продюсеры обо мне слышали? Он был уверен, что слышали. - Они идут, - сказал Абнер Бьюэлл. Марсия улыбнулась. На рыжеволосой красавице была прозрачная кружевная пелерина. - Хорошо, - сказала она. - Я хочу увидеть, как они умрут. - Увидишь, - пообещал Бьюэлл. Эта женщина ему определенно нравилась. - А потом - весь мир? - уточнила она. - Да. Ах, как она ему нравится! Они были очень похожи друг на друга, хотя и очень разные. Бьюэлл, став взрослым, стал вместе с тем и создателем игр, и игроком. Марсия - тоже, но для своих игр она пользовалась собственным телом и одеждой, и из всех женщин, которых Бьюэлл когда-либо встречал на своей веку, она одна возбуждала его. Это само по себе делало торт превосходным, а еще добавьте к этому глазурь - то, что она была так же жестока, ей было так же наплевать на других людей, как и самому Бьюэллу. - На сегодняшний вечер у меня есть игра, - сообщила Марси. - Что за игра? - поинтересовался Бьюэлл. - Увидишь, - пообещала Марси. Она оделась, и они вдвоем отправились на одном из спортивных "мерседесов" Бьюэлла в Лос-Анджелес. Там они припарковали машину на боковой улочке, выходящей на бульвар Сансет недалеко от стриптиз-клуба "Сансет". Они вышли на бульвар, остановились на углу, и Марсия принялась бросать взоры направо и налево, внимательно разглядывая поток опухшего человечества, прокладывающий себе путь, огибая парочку. - Чего мы ждем? - спросил Бьюэлл. - Подходящего человека в подходящее время, - ответила Марсия. Прошло полчаса, и она взволнованно прошептала: - Вон он идет. Бьюэлл взглянул туда, куда она указывала, и увидел парня лет двадцати с небольшим, бредшего, шатаясь, по улице. В обоих ушах у него болтались металлические серьги, а на голой груди был кожаный жилет. Ремень был утыкан хромированными ромбами. При ходьбе он шатался, а глаза его были полуприкрыты опухшими веками - то ли пьяный, то ли наколотый. - Свинья, - произнес Бьюэлл. - А зачем он нам? - Дай ему денег. Сто долларов, - велела Марсия. Когда парень с ними поравнялся, Бьюэлл остановил его и сказал: - Возьми, - и всунул ему в ладонь стодолларовую бумажку. - Что ж, давно пора было Америке дать мне хоть что-нибудь, - процедил парень и зашагал прочь, не удосужившись даже сказать "спасибо". Бьюэлл обернулся к Марсии, чтобы спросить ее, каков следующий ход в игре, но Марсии рядом не было. Потом, в полуквартале от себя, он ее увидел. Она разговаривала с полицейским. Бьюэлл видел, как Марсия показывает в направлении того места, где стоит он, и вдруг полицейский покинул Марсию и побежал в сторону Бьюэлла. Марсия засеменила вслед за ним. Но полицейский, не останавливаясь, пробежал мимо Бьюэлла. Догоняя парня в кожаном жилете, он вытащил из кобуры пистолет. Марсия подбежала к Бьюэллу. - О'кей, пошли, - и потащила его прочь с бульвара туда, где стояла их машина. - Что ты сделала? - спросил Бьюэлл. - Я сказала легавому, что нас с тобой только что, угрожая оружием, ограбил этот дегенерат. Что у него заряженный пистолет и что он грозился убить нас или любого, кто попробует его остановить. Что он взял у нас сто долларов. Она захихикала. Они как раз открывали двери машины, когда раздались выстрелы. Один. Второй. Третий. Марсия снова хихикнула. - По-моему, он оказал сопротивление при задержании. Они сели в машину и выехали на бульвар Сансет. Проезжая мимо места действия, они увидели полицейского, который стоял, все еще с пистолетом в руках, склонившись над трупом парня, которому Бьюэлл дал сто долларов. - Великолепно, - сказал Бьюэлл. Марсия улыбнулась, млея от его похвалы. - Чудесная игра, - продолжал восхищаться Бьюэлл. - Я ее обожаю, - сказала Марсия. - Сыграем еще? - Завтра, - отказался он. - А сейчас поехали домой и займемся любовью. - О'кей, - с готовностью согласилась она. - Ты можешь одеться ковбоем, - предложил он. - Оседлай меня, ковбой, - пропела она. И снова захихикала. Он любил ее. ГЛАВА ВОСЬМАЯ Его звали Хамута, и он продавал оружие, но не каждому первому встречному. У него был небольшой магазин в Паддингтоне, районе Лондона, где перед кирпичными домами были разбиты аккуратные садики. Это было очень тихое местечко, и никто из жителей района не задавал себе лишних вопросов касательно личностей посетителей мистера Хамуты, хотя порой соседи бывали уверены, что некоторых из них они узнали. У генералов и герцогов, графов и членов королевской фамилии лица обычно вполне узнаваемы, но хотя многих интересовало, в самом ли деле Такой-то и Такой-то выходят из магазина мистера Хамуты, никто не задавал никаких вопросов. У мистера Хамуты нельзя было просто взять и заказать себе винтовку или пистолет. Сначала надо было попить чаю с мистером Хамутой, если, конечно, вам удастся раздобыть приглашение. Человек, чье происхождение и связи для этого годились, сначала как бы невзначай говорил нескольким отставным офицерам, что он не имеет ничего против того, чтобы попасть на чай к мистеру Хамуте. Потом его подвергали проверке - более тщательной, чем та, которую проходят кандидаты на работу в британской Секретной службе. Конечно, это мало о чем говорит. К кандидатам на получение кредита в компании по продаже бензина предъявляются куда более суровые требования, чем к кандидатам на должность агента британской разведки. Что же до мистера Хамуты, то тут кандидаты должны быть безусловно способными держать язык за зубами, что бы им ни довелось увидеть. Какое бы отвращение все увиденное ни вызвало. Как бы ни хотелось им закричать: "Сжальтесь! Осталось ли еще милосердие в этом мире?" И если человека сочтут подходящим, то ему назовут дату и время, и тогда ему нужно быть в нужном месте с точностью до секунды. В предписанный час дверь магазина мистера Хамуты откроется ровно на пятнадцать секунд. Опоздал на секунду - найдешь дверь запертой, и ни на звонки, ни на стук никто не отзовется. В витрине магазина мистера Хамуты на фоне черного бархата стояла белая ваза, и каждый день в ней была свежая белая хризантема. Вывески у магазина не было, и порой сюда пытались зайти люди, желающие купить цветы. Но и им приходилось убедиться, что дверь заперта. Однажды какие-то взломщики, уверенные, что в магазине хранятся драгоценности, проникли в дом. Их полуразложившиеся тела были найдены месяц спустя на городской свалке. Первой мыслью Скотланд-Ярда было, что это продукт очередной разборки между бандами, но так было только до тех пор, пока судебный эксперт не осмотрел их черепа. Черепа были покрыты сетью маленьких отверстий - словно изъедены червяки. - Слушай, Ральф, - обратился эксперт к своему коллеге, тоже работавшему в морге. - Как тебе кажется, это ходы, прогрызенные червями? Второй патологоанатом взял увеличительное стекло и внимательно осмотрел затылок черепа. Нос и рот эксперта были закрыты маской, поскольку запах разлагающейся человеческой плоти - это, пожалуй, самый въедливый запах, который может достичь ноздрей человека живого. Если просто подойти близко к гниющему трупу, то вонь пропитает одежду. Вот почему патологоанатомы надевают легко стирающиеся синтетические халаты. Из шерсти запах смерти не вымоешь ничем. - Слишком они прямые, - произнес наконец Ральф. - Червь вгрызается в череп, словно роет норку. Он извивается и движется туда-сюда. - Дай-ка мне взглянуть, Ральф. Ральф передал ему увеличительное стекло, его коллега посмотрел и кивнул: - Похоже на какую-то машину, - сказал он. - Точно. Только эти дырочки разбросаны по черепу без какой-либо системы. Они даже накладываются друг на друга. - Как ты думаешь, в них что-то швырнули? - Нет. Очень ровные бороздки, - возразил Ральф. - Пули? - Маловероятно. - И все-таки давай проверим на наличие свинца. Свинец они не нашли, но обнаружили платину. Какой-то круглый в сечении платиновый предмет с невероятной точностью пробил черепа жертв, обнаруженных среди городских отбросов. В конце концов, их опознали по зубам, которые были великолепно вылечены на деньги британских налогоплательщиков в награду за то, что этих ребят арестовали по обвинению в ограблении домов британских налогоплательщиков, а потом благополучно отправили в теплые тюремные камеры. Это были рядовые преступники, никто особо не переживал по их поводу, их похоронили и забыли. Но их не забыли те люди, которые зарабатывают себе на жизнь кражами со взломом. Они поняли предназначавшееся им послание. Не надо входить в неприметный магазин в Паддингтоне - тот, в витрине которого стоит белая хризантема. В дом можно войти только по приглашению и только тем, кому посчастливилось и их признали годными для приобретения оружия, сработанного мистером Хамутой. Таким, как пожилой британский лорд и его друг, которые однажды повернули ручку двери магазина и к своему восторгу обнаружили, что дверь не заперта. - Повезло, да? - сказал лорд. - Возможно, - уклончиво ответил его друг, уже купивший оружие у мистера Хамуты. - Надеюсь, ваш желудок вас не подведет. - Никогда не было никаких проблем с желудком, - безапелляционно заявил лорд. Закрыв за собой дверь, они услышали лязг металла о металл - дверной замок намертво защелкнулся. Пожилой лорд хотел было обернуться и проверить, накрепко ли заперта дверь и смогут ли они с другом выбраться наружу, но друг покачал головой. Посреди зала стоял низенький черный лакированный столик, рядом с ним на полу лежали три маленьких соломенных коврика. Двое вошедших сняли шляпы. Увидев, что его друг опустился на колени на одну из циновок, лорд сделал то же самое. В зале было тихо, неяркий свет лился сверху - через застекленную крышу. Спустя некоторое время у лорда заболели колени. Он взглянул на друга. Ему хотелось встать и выпрямиться, но друг опять покачал головой. И когда лорду стало уже казаться, что его затекшие колени никогда и ничего не будут чувствовать, в зал вошел коренастый человек с глазами, черными, как глубины вселенной, и тоже опустился на колени возле стола. Волосы его были белы, он был стар. Он посмотрел на лорда, желающего приобрести оружие. Казалось, что глаза его способны обнажить душу того человека, на которого он смотрит. - Итак, вы полагаете, что достойны права убивать, - произнес мистер Хамута. - Ну, я собирался купить оружие. Должен признаться, я был в восторге, когда вы согласились меня принять. Так сказать. Вы понимаете? - Итак, вы полагаете, что достойны права убивать? - повторил Хамута. Друг кивнул, чтобы лорд сказал "да", но лорду было нужно только оружие. Он не был уверен, что хочет убивать - даже животных. Он-то подумывал о чем-то, что украсило бы каминную доску. Что-нибудь дорогое, конечно, ведь цена - это составная часть красоты. А может быть, через несколько лет он снял бы оружие со стены и пошел на охоту. На какую-нибудь крупную дичь, наверное. Но он не думал об оружии в таких словах. Скорее он думал об оружии как о детали интерьера. Друг опять кивнул ему, на этот раз лицо его приобрело сердитое и напряженное выражение. - Да, да, - поспешил сказать лорд. Хамута хлопнул в ладоши. В зал, мелко семеня ногами, вошла женщина в черном кимоно, неся в руках резной поднос с чайными чашками. Когда она подала чай, Хамута спросил: - А ее вы бы убили? - Я ее не знаю, - ответил лорд. - У меня нет причин ее убивать. - А если я скажу вам, что она подала вам яд? - Это правда? - Да бросьте, - сказал Хамута с плохо скрываемым презрением. - Я не хочу, чтобы мою жену убили, и я не подаю яд. Я делаю оружие, но такое оружие, которое нужно затем, чтобы убивать, а не затем, чтобы висеть на стене. Достойны ли вы оружия Хамуты? - Я подумывал о крупнокалиберном. - Он достоин права убивать, - оборвал его друг. Хамута улыбнулся и поднялся. Друг подтолкнул лорда локтем: вставайте. Лорд с трудом встал на ноги, его покачивало, кровообращение в затекших ногах восстановилось не сразу. Оба друга, прихрамывая, заковыляли вслед за Хамутой, а он повел их вниз - три пролета по лестнице, и наконец они оказались глубоко под улицами Паддингтона, в самой толще британской земли. Огромное длинное помещение, длиной, наверное, не уступающее главной бальной зале Букингемского дворца. Помещение тускло освещалось мерцающим огнем свечей. Лорд смотрел на поднимающийся от свечей дымок. Дымок слегка отклонялся вправо - там вентиляционные устройства. - Итак, вы полагаете, что достойны права убивать, - повторил Хамута и рассмеялся. - Думаю, да. Да, достоин, - ответил лорд. Конечно же, он достоин. Разве не он свалил лося в Манитобе три года назад и носорога в Уганде за год до того? Хороший был выстрел. Точно в шею. Ведь если попасть носорогу куда-нибудь еще, то хлопот не оберешься, потому что тогда он не рухнет. Итак, да. Он безусловно достоин права убивать. - Хорошо, - произнес Хамута. Он снова хлопнул в ладоши, и тотчас же появилась все та же женщина, держа в руках однозарядное малокалиберное ружье. Он не станет приказывать мне убить эту женщину, подумал лорд. Я не собираюсь этого делать. - Ну, и кого бы вы убили? - спросил Хамута. - Разумеется, не эту женщину. Так? - Разумеется, нет. Женщина недостойна быть убитой оружием Хамуты. Он вложил ружье в руку лорда. Лорду никогда еще не доводилось держать в руках столь великолепно сбалансированное оружие, обладавшее, по-видимому, исключительной точностью боя. - Оно великолепно, - сказал он. Хамута кивнул. - Ваш вкус достоин его. Он еще раз хлопнул в ладоши, и женщина вернулась, неся в руках поднос со свежими листьями азалии. На листьях лежали пять пуль. Хамута взял пули и насухо вытер их. Гильзы были из отполированной латуни, а пули серебристо поблескивали. - Это серебро? - поинтересовался лорд. - Это пули с серебряными наконечниками? - Серебро - слишком мягкий металл. Свинец - тот еще мягче. Медь лучше, но тоже не годится. Только платина достойна совершенного оружия. Достойны ли вы его? - Да, клянусь Юпитером. Я достоин. Хамута кивнул. Лорд опять взглянул на ружье, которое держал в руках. - Это очень простенькое ружье, - сказал он. - Никакой серебряной отделки. Никакой резьбы. - Это оружие, англичанин. А не чайная чашка, - ответил Хамута. Лорд кивнул, сунул руку в жилетный карман, достал бархатный мешочек и протянул Хамуте. Оружейник развязал его и высыпал содержимое себе не ладонь. На ладони у него оказались три крупных рубина и средних размеров бриллиант - все чистейшей воды. Как было известно, Хамута принимал в уплату только драгоценные камни чистой воды. Один из рубинов он вернул лорду. - Это хороший рубин, - сказал лорд. - Да, хороший, - согласился Хамута. - Но это слишком много. - Это безмерно любезно с вашей стороны, - сказал лорд. - Вот ваше ружье, ваши пули. Теперь надо испытать оружие, - заметил Хамута, и лорд кивнул. Хамута опять хлопнул в ладоши, и в противоположном конце длинного зала открылась дверца. За дверью был столб, а к столбу был привязан нищий бродяга. - Убейте, - велел Хамута. - Я не стану убивать человека, привязанного к столбу, - отказался лорд. - Я не палач. - Как пожелаете, - милостиво согласился Хамута. Улыбнувшись, он легким движением руки взял ружье из рук лорда, зарядил его и выстрелил. Ружье было столь великолепно, все детали подогнаны так точно, что даже без глушителя выстрел прозвучал просто как легкий вздох, Узел на одной из веревок, стягивающих бродягу, лопнул. Бродяга встряхнулся, сбрасывая веревки на пол, вскрикнул, а Хамута вернул ружье лорду. - Боже милостивый, - произнес лорд. Тот, который только что получил свободу, был крупным небритым мужчиной, а глаза его были налиты краской безумия. - Он - убийца, - сообщил Хамута. - И я думаю, он хочет отнять у вас ваши драгоценности и вашу жизнь, старина. Так говорят англичане? "Старина"? Хамута рассмеялся. Лорд неловко вставил патрон в ружье и выстрелил. На животе разъяренного убийцы появился маленький след от попадания пули. Но пуля оставила лишь крохотную красную отметинку. По своему охотничьему опыту лорд знал, в чем ошибка. Платиновая пуля была столь тверда, что прошла сквозь тело, как острая тонкая игла. Пуля должна попасть в мозг или задеть какой-то жизненно важный орган, иначе человека не свалить. Но в руках у него больше не было ружья. Это злобное животное, Хамута забрал его. Он смеялся. Зарядил, выстрелил и снова рассмеялся. И в этот момент лорд понял, зачем ему нужно было иметь крепкий желудок. Одним выстрелом Хамута раздробил левую лодыжку бродяги, вторым правую. Бедняга повалился навзничь, он визжал от боли, и тогда Хамута всадил пулю ему в позвоночный столб, и ноги перестали дергаться. И лорд прочитал выражение боли и страха в глазах жертвы. Но пуль больше не было. Лорд отвернулся и сердито воззрился на своего друга. - Как могли вы допустить, чтобы я видел такое? - Вы сказали, что вам нужно оружие Хамуты. - Да, но не такой ценой. - Вы сказали, что у вас нет проблем с желудком. - Да, конечно. Но такого я не ожидал. Стоны жертвы смешивались с хохотом Хамуты. Оружейник смеялся столько же над англичанином, сколько и над истекающей кровью фигурой, распростертой на полу. - Вы никому ничего не расскажете, - предупредил лорда друг. - И как долго все это будет продолжаться? - спросил лорд. - Пока мистер Хамута не насладится сполна. Лорд покачал головой. Они слушали стоны и визги более пятнадцати минут, а потом Хамуте принесли коробку с платиновыми пулями, и выражение презрения на лице лорда сменилось выражением восторга и восхищения. Пули, пущенные рукой Хамуты, попадали в цель с точностью хирургического скальпеля. Сначала Хамута положил конец визгам, слегка зацепив череп жертвы, как раз достаточно, чтобы жертва потеряла сознание. - Я хотел, чтобы вы меня слышали, - пояснил он лорду. - Сначала - в череп. Потом разбить адамово яблоко. Потом - мочку левого уха, потом - правого, а потом - вниз по телу до коленных чашечек. Прощайте, коленные чашечки. Его пули еще дважды скользнули по черепу жертвы, а потом Хамута велел лорду закончить акт убийства. Ружье чуть не выскользнуло из пальцев лорда - так они вспотели. Он слышал, как бешено колотится его сердце. Прости, бродяга, подумал он, и сделал один-единственный выстрел - прямо в сердце, и тем положил конец всему этому жалкому зрелищу, не обращая внимания на то, что Хамута продолжает насмехаться над ним. Хамута счел ниже своего достоинства сообщать лорду, что тот, фактически, заставил его скомкать весь процесс продажи оружия. Ему надо было срочно отправляться в Калифорнию. Там для него была приготовлена совершенно замечательная мишень, и ему было велено поторапливаться. - Это будет для вас настоящее испытание, - сказал поставщик мишени. - Для меня не бывает испытаний, - ответил Хамута. - Только развлечение. - Что ж, тогда мы оба позабавимся, - сказал поставщик мишени, американец Абнер Бьюэлл, человек, который воистину знал, как дать людям то, чего они хотят. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Все они привыкли к роскошному образу жизни, к роскошным автомобилям и роскошным домам, к роскошным женщинам и роскошным курортам, и к самой роскошной штуке в этом мире - к возможности покупать все, что угодно, не озадачивая себя вопросом, сколько это стоит. А потом деньги иссякли, и Берни Бондини, кассиру в супермаркете, купившему собственную бакалейную лавку, и Сташу Франко, банковскому кассиру, ставшему биржевым маклером, и Элтону Хабблу, автомеханику, ныне владевшему двумя магазинами по продаже автомобилей, весь последний месяц пришлось очень и очень напрягаться, чтобы сохранить свой неизмеримо возросший уровень жизни. И поэтому, когда все они получили открытку, на которой был написан вопрос "Что бы вы НЕ стали делать для того, чтобы вернуть деньги?", а также был назван адрес в Мали