ало самому таскать свой багаж. Он заставил бы Смита сделать это, но, как и все представители белой расы, тот с возрастом стал совсем хилым. Как бы то ни было, Мастеру Синанджу, достойно завершившему службу у очередного императора, не подобало заниматься своими пожитками. - Особенно таких брюзгливых, как некоторые, - парировал Римо. Но Чиун был настолько счастлив расстаться с Безумным Императором Смитом, что решил пропустить это дерзкое замечание мимо ушей. - Римо, надеюсь, вы понимаете, почему необходимо задержать Василия Рабиновича и сделать с ним то, что не удалось сделать русским? - Я не только не хочу ничего понимать, но и не желаю вообще думать об этом. Пойдем, папочка. Я отнесу твои сундуки в машину. - Сделай одолжение, - сказал Чиун. Жизнь снова была прекрасна. Ему даже не пришлось умолять непутевого ученика о том, что он должен был сделать из любви к своему наставнику. Просить всегда унизительно. Эта формула, пусть и не абсолютно справедливая, показалась Чиуну удачной, и он решил использовать ее, когда подвернется случай. - Чиун, скажите же ему, что работа еще не закончена, - взмолился Смит. - Что я могу сказать человеку, который всегда служил вам верой и правдой? Только ваш приказ, о, великий император, подлежит беспрекословному исполнению. Вы приказали ему уничтожить злодея по имени Матесев. Он уничтожен? - Да, но... - Вы приказали ему выяснить, кто такой Рабинович. И Римо не только разыскал этого человека, но и подружился с ним. Или я ошибаюсь? - Нет, но... - В таком случае мы можем с чистой совестью покинуть вас, уверенные, что все ваши мудрые указания выполнены до последней буквы. - Назовите свою цену. - Позволю себе напомнить мудрейшему императору, что мы все еще не получили обещанного вознаграждения, - вкрадчиво произнес Чиун. - Не думайте, что мы рабы презренного металла. Однако мы знаем, что высшей ценностью в Америке считается доброе имя. И мы уверены, что вы более других заботитесь о своей безупречной репутации. Как только сокровища Дома Синанджу будут найдены и возвращены нам, мы с радостью и удовольствием возобновим службу у вас. - Но для того, чтобы разыскать все, что перечислено в вашем списке, потребуются годы! Среди этих вещей есть памятники культуры, исчезнувшие много веков назад. - Великой державе любые задачи по плечу, - сказал Чиун. Римо добавил по-корейски: - Чистая работа, папочка. Я бы не сумел так ловко выкрутиться. - Ничего, со временем научишься. Когда станешь работать не ради дурацкого патриотизма, а для того, чтобы продолжить дело великих предков. Поверь, в этом нет ничего мудреного. Все императоры - глупцы и с легкостью поддаются на лесть, ибо считают себя лучше других на том простом основании, что родились императорами. - О чем это вы беседуете? - поинтересовался Смит. - Прощайте, - в который уж раз повторил Римо. - Чиун, я готов предложить вам столько же, сколько любая другая страна, тиран или император. - Поставь сундук на место, - быстро скомандовал Чиун по-корейски. - Разве мы не уезжаем? - недоуменно спросил Римо. - Как можно уехать, когда нам светит выгодная сделка? Запомни: нельзя отказываться от щедрого предложения, иначе потом пожалеешь. - Не знаю, как ты, папочка, но я сыт по горло и Смитом, и КЮРЕ. Так что таскай свои сундуки сам. На глазах у Смита голубой сундук с грохотом полетел на пол. Чиун выпучил глаза от подобной неучтивости. - Пока, ребята, - сказал им обоим Римо. - Я сыт по горло вашей компанией. Мне больше по душе общество Микки Мауса. Когда за Римо закрылась дверь, Смит спросил Чиуна, что ему известно о гипнозе. - Все, - ответил Чиун. - В свое время у меня на службе состояло целых пять гипнотизеров. Если бы Смит знал, чем в этот самый момент занимается Рабинович, он на карачках пополз бы за Римо, умоляя его стать другом печального выходца из России. ГЛАВА ВОСЬМАЯ Чтобы запустить американскую ядерную ракету, требуются два человека и две разных кнопки-ключа. Каждая ракета уже нацелена на определенную мишень. Те, кто запускает ракету, не знают, где она приземлится. Они лишь выполняют команду. При этом соблюдается строгая последовательность. Во-первых, прежде всего авиаинженеры обязаны следить, чтобы не произошло самопроизвольного запуска в результате какой-нибудь неполадки, и, во-вторых, запуск производится лишь после получения соответствующего приказа Стратегического авиационного командования. - А кто отдает приказ Стратегическому командованию? - Президент, мама. Почему ты задаешь мне такие вопросы? Капитан Уилфред Боггс нес службу в штабе Стратегического авиационного командования - САК - в Омахе. Он терпеть не мог маленьких забегаловок и уж тем более встречаться в них с матерью. Он был ужасно недоволен тем, что его мать ходила по городку, расспрашивая всех и каждого, где размещаются большие ракеты, нацеленные на Россию. В тот день капитан Боггс находился на дежурстве и должен был допросить одного человека. Когда ему сказали, что это иммигрант из России, он попросту расхохотался. - Значит, какой-то русский сшивается здесь и интересуется нашими ракетами? - По его словам, ему объяснили, что здесь находятся наши ракетные базы, - ответил офицер местной полиции. - Только уж вы с ним обойдитесь помягче. Он неплохой малый. Сказал, что хочет встретиться с кем-нибудь из САК. А я ему говорю: раз такое дело, я позабочусь о том, чтобы это произошло как можно скорее. Однако местная полиция совершила нелепейшую ошибку: вместо этого человека она почему-то арестовала мать Уилфреда. - Мама, нам есть о чем поговорить. Позвони мне по телефону. - Зачем? Ведь я уже здесь. Скажи, как запустить ракету, чтобы она полетела на Россию? За этим последовали вопросы о том, кто за что отвечает в штабе Стратегического авиационного командования. Разумеется, он немедленно вытащил ее из тюрьмы и предложил побеседовать в более подходящем месте. Она настояла, чтобы они зашли в кафе, потому что ей хотелось съесть булочку. Уилфред не ожидал, что ему так просто удастся освободить мать из-под ареста, однако охранники проявили невиданную готовность нарушить кое-какие правила ради особы, которая всех их буквально очаровала. Больше всего старушку интересовало, сможет ли Уилфред запустить ракету, если об этом его попросит мамочка. - Для того, чтобы запустить ракету, мама, требуются двое. - Я могу поговорить с этим вторым. - Я все равно не имею доступа к ключу. Я сейчас нахожусь в охранении и не связан с запуском. - Что такое? Почему вдруг ты не можешь запустить одну маленькую ракету? Так вот как ты отвечаешь на просьбу матери? - Пойми, даже если бы у меня был доступ к ключу, я все равно не смог бы запустить ракету. Во-первых, как я уже сказал, для этого требуются два человека, а во-вторых, этого нельзя сделать без соответствующего приказа, пока на установку не поступит серия электронных команд. - Погоди минуту. Зачем так тараторить? Я не подозревала, что все это настолько сложно, - сказала мать Уилфреда, доставая из кармана записную книжку и карандаш. - Ну ладно, продиктуй мне все с самого начала. - Мама, спрячь скорее записную книжку и карандаш. Что, если кто-нибудь увидит, как я рассказываю тебе о структуре САК, а ты делаешь записи? Кстати, зачем тебе все это? - Затем, что я не могу понять, почему вполне здравомыслящий американский мальчик, запускающий ракеты по приказу какой-то машины, не может сделать это ради родной матери. Вот зачем. Можно подумать, что я прошу тебя о чем-то особенном. Речь идет всего лишь об одной крохотной ракете. Сколько их тут у вас? Наверное, сотни? - Мама, пойми наконец, из-за этого может начаться война. - Ничего подобного, не морочь мне голову, - сказала мать с несвойственной ей интонацией и печально покачала головой. - В России уважают силу. Надо отбить у них охоту оскорблять ни в чем не повинных людей. - Я не уверен, что наши ракеты нацелены на Россию. Они с таким же успехом могут быть нацелены на Восточную Европу или на Азию. - Ты хочешь сказать, что, запуская ракету, вы даже не знаете, куда она полетит? - И слава Богу! Лучше не знать, кого убиваешь. Ведь кто-то из нас может прочитать книги о какой-то стране, проникнуться к ней симпатией и в последний момент отказаться выполнить приказ. - Значит, я зря приехала в эту вашу Омаху? - Ну что ты, мамочка! Я ужасно рад, что ты приехала. Ведь мы не виделись с Рождества. Рассказывай скорее, как там Кэти, Билл и Джо? - Нормально. У них все хорошо. Они передавали тебе привет. Ну, пока. Почему ты не доел свою булочку? - Я не люблю сладкого, мама. Так же, как и ты. И мать Уилфреда вышла из кафе, даже не поцеловав сына на прощание. Разумеется, он признался местной полиции в том, что выпустил на свободу человека, который расспрашивал о ракетах, то есть свою мать. Как ни странно, полицейские отреагировали на это так: - Спасибо. Мы перед вами в долгу и никогда не забудем, что вы для нас сделали. Весна в Омахе была такой же безликой, как и сибирская весна. Просто холод сменился теплом, вот и все. Василий Рабинович стоял на углу, держа в руке сладкую булочку, - совсем один перед лицом грозного врага, каковым была его бывшая родина. Итак, ядерный удар исключался. Вообще говоря, он ничего не имел против России. Ему всего лишь хотелось, чтобы его оставили в покое. Чтобы никто к нему не цеплялся, не задавал лишних вопросов. Он думал, что найдет все это в Америке. Здесь действительно никто к нему не цеплялся, но лишь до поры до времени. Пока на него не напали хулиганы. И тогда он окружил себя уголовниками и даже, если верить газетам, стал во главе целого мафиозного клана. Он стал крупной фигурой криминального мира. Однако небольшой отряд русских диверсантов наглядно показал, чего стоят его крутые ребята. На поверку они оказались не круче киселя. Они позорно разбежались кто куда, а Василия, связанного, растерянного и испуганного, долго тащили куда-то, пока его не спас единственный добрый человек, которого он встретил в этой стране. Он был явно расположен к Василию, причем без всяких усилий с его стороны, но куда-то исчез. Василием овладел страх. Он знал людей, стоящих у кормила власти в Советском Союзе. По-хорошему с ними невозможно договориться. Они воспринимают миролюбие как слабость. Сколько раз он слышал, как в ответ на какую-нибудь мирную инициативу генералы презрительно фыркали, считая это проявлением слабости. Впрочем, если какая-нибудь страна начинала вооружаться, она сразу же попадала в разряд агрессивных. - Почему, - спросил однажды Василий маршала, приехавшего в городок парапсихологов для лечения мигрени, - выступая с мирной инициативой, мы не становимся слабыми? Я никогда не мог этого понять. - Потому что, выступая с мирной инициативой, мы хотим, чтобы разоружались другие. Это сделает нас более сильными. Иначе нас уничтожат. - А если мы будем сильнее? - Тогда мы уничтожим их, - радостно ответил маршал. - Если мы их уничтожим, то откуда будем получать добротные заграничные товары? - Я военный, а не политик, - заявил маршал. - Вы в самом деле хотите поджаривать хлеб в тостере, сделанном в СССР? - Не приставайте ко мне с вопросами, касающимися политики. - Вы когда-нибудь слышали о русском сорте виски? - Вы ведете себя как провокационный элемент! - одернул Рабиновича маршал. Этот случай лишь в очередной раз подтвердил то, что Рабинович и без того уже знал. Русские понимают только один язык - язык силы. Убивайте, и они будут поступать с вами как честные, порядочные люди. Но стоит вам дать слабину, как они тут же перестанут с вами даже разговаривать. Василий Рабинович понял, что если ему удастся нанести ракетный удар по России, он сможет обрести союзников в лице своих новых американских товарищей еще до того, как осядет радиоактивный пепел. Лишь тогда, когда он докажет всем, какую колоссальную угрозу собой представляет, у него появится слабая надежда, что его наконец оставят в покое. Такова уж сущность коммунистической России. Именно она, а не страны Запада, подписала договор о ненападении с нацистской Германией. Именно она, а не страны Запада, договорилась с нацистами о разделе Польши. Именно она, а не страны Запада, спокойно дожидалась, пока нацисты разрушат Европу, поставляя им всевозможное сырье, в том числе и для сооружения газовых печей. В конечном итоге Гитлер напал на Россию, и тогда была запущена пропагандистская машина. Теперь уже Россия объединилась с Западом против фашизма, а после окончания войны, когда Запад распустил свои армии, Россия сохранила весь свой военный потенциал и отгородилась от бывших союзников железным занавесом. Если бы Запад не начал перевооружаться, сейчас над Вашингтоном, наверное, реял бы красный флаг. Таков несомненный урок истории, и Василий Рабинович понимал, что, хочет он того или нет, ему придется заняться военными вопросами. После убийства в Нью-Йорке он переборол в себе отвращение к пролитой крови. Первоначальное чувство стыда сменилось гордостью. Если он смог расправиться с главарями банд, он сможет без труда расправиться и с русскими. Возможно, ему удастся их перехитрить, хотя Запад всегда их недооценивал, не зная, насколько они изворотливы и коварны. Для него это будет настоящим испытанием на прочность. Правда, стоя на улице и дожевывая сладкую булочку, Рабинович вспомнил, что пока еще не имеет в своем распоряжении ни одной ракеты. Сложность состояла в том, что придется начинать с нуля. Свет погас, и началась стрельба. Стрелявшие видели лишь вспышки палящего оружия и метили в них. Но их выстрелы тоже давали вспышки и служили мишенями для противника. Помещение наполнилось стонами и проклятиями умирающих, а когда свет вспыхнул снова, пол был скользким от крови - настолько скользким, что Анна Чутесова предпочла направить в помещение, где только что стреляли, молоденького лейтенанта, который должен был выяснить, все ли стрелявшие мертвы. Тот вернулся, весь испачканный кровью: он трижды поскальзывался. - Кровь хуже масла, - проворчал он. - Ноги так и разъезжаются. - Они мертвы? - спросила Анна. - Не все. Кое-кто еще умирает. - Отлично, - сказала Анна солдату. Все произошло так, как она и предполагала. Однако она не стала говорить об этом лейтенанту. По коридорам и лестницам бежали военные, пытаясь понять, откуда только что доносились звуки перестрелки. "Мужчины! - с презрением подумала Анна Чутесова. - До чего же они глупы! Ну что они носятся как угорелые? Словно так они быстрее поймут, что к чему. Большинство из них ведать не ведают, где шла стрельба. Но все равно бегут. Они бегут, потому что однажды какой-то дурак внушил им, что чем быстрее бежишь, тем дальше будешь". Анна Чутесова никогда не спешила и тем не менее за свою недолгую жизнь успела гораздо больше, чем любой мужчина ее возраста. Ей было двадцать шесть лет, но, несмотря на свою молодость, она имела куда большее влияние, чем кто-либо еще, на всем пространстве от Берлинской стены до Владивостока. И добилась она этого не только благодаря своей привлекательной внешности. Мягкие золотистые волосы обрамляли прелестный овал лица, а от ее белозубой улыбки многие мужчины просто-таки разевали рот. Разумеется, мужчины всегда разевают рот при виде хорошенькой женщины, однако истинная красота Анны заключалась в ее обаянии - она была сдержанной, дружелюбной и не выставляла напоказ свою сексуальность. Анна знала, что мужчина в момент полового возбуждения становится совершенно неуправляемым и бесполезным, вроде телефонного столба на колесах. Она спокойно шла мимо бегущих мужчин, и, пока спустилась до штаба верховного командования, расположенного в самом низу, на пятнадцатом этаже, где ему была не страшна никакая атака американцев, ее не менее десяти раз спросили, что произошло на первом этаже между командирами отрядов особого назначения. Этот великолепный бункер был плодом типично мужского мышления. Именно отсюда предполагалось командовать остатками русской армии после посягательства американцев на священные рубежи родины. При этом никто не задавался вопросом: зачем Америке нападать на Россию? Подобное могло произойти лишь в том случае, если бы началась война, в которой Америке пришлось бы сражаться за свое существование. Если бы обе противоборствующие державы сохраняли статус-кво, они чувствовали бы себя в полной безопасности. Но Америка воспринимает каждое восстание в какой-нибудь захудалой стране третьего мира как угрозу для себя, Россия же, считая, что это ослабляет Америку, поддерживает все эти помойные ямы, именуемые государствами. И Америка, и Россия в равной степени понимали, что страны третьего мира не стоят и выеденного яйца, и тем не менее обе стороны наращивали вооружения и запугивали себя. Руководство страны, в которой жила Анна, строило нелепые оборонительные сооружения вроде этого бункера, находящегося на глубине пятнадцати этажей под землей. Всякому было ясно, что после атомной войны вряд ли придется кем-либо командовать, но, как видно, этим людям хотелось играть в свои игры. Спустившись на пятнадцатый этаж, Анна вошла в помещение с длинным белым столом, отражавшим резкий свет флюоресцентных ламп. Стены были выложены цементными плитами. С таким же успехом их можно было сделать из фарфора - на такой глубине им не требовалось особой прочности. - Анна, насколько нам известно, на первом этаже произошла ужасная трагедия. В помещение проник посторонний и расстрелял всех находящихся там командиров отрядов особого назначения. - Нет, - ответила Анна, - никого из посторонних там не было. - Так что же произошло? Вы всегда все знаете, - сказал дородный человек в расшитых золотом погонах. Он обладал столь внушительной фигурой, что мог вполне сойти за авианосец, на котором спокойно уместится несколько небольших самолетов. - Ну что вы! Я только делаю вид, что все знаю. Каждый мало-мальски сообразительный человек уловил бы в этой фразе определенный подтекст: дескать, в отличие от нее никто даже не пытается сделать вид, что хоть что-нибудь знает. Сидящие в кабинете военные, однако, не уловили этого обидного намека и одобрительно усмехнулись. Среди высоких военных чинов была одна женщина с густой щетиной над верхней губой. Распознать в ней женщину можно было лишь по юбке. Даже китель был не в состоянии скрыть ее массивных бицепсов. - Так что все-таки произошло? - Произошло то, после чего вам придется поручить захват Василия Рабиновича мне. Кроме меня, никого не осталось. Все остальные убиты или ранены. - Это ужасно! Вам известно, что генерал Матесев был убит при попытке вернуть Рабиновича на родину? - Да, - ответила Анна. - Мне это известно. Равно как и то, что мы лишились возглавляемого им диверсионного отряда и возможности внедрения в Америку новых сил испытанными средствами. Я знаю, что Рабинович был доставлен связанным к генералу Матесеву, но кто-то освободил его. - Мы обречены. Если американцы заполучили его, мы обречены! - Естественно, ведь он уверен, что окружающий мир враждебен ему. Я пролистала его досье. Все годы, что Рабинович находился в городке парапсихологов, он мечтал лишь об одном - чтобы его оставили в покое. А что сделали мы? Мы направили к нему людей, которые должны были нести возле него круглосуточную вахту, пытаясь выяснить, почему он хочет, чтобы его оставили в покое. В результате он сбежал. Сейчас он в Америке, и мы не знаем, что у него на уме. Если он испуган, а это наверняка так и есть, ему может взбрести в голову запустить ракету, нацеленную на Россию. Вполне возможно, что в эту самую минуту к нашей стране приближается ядерная ракета. Знаете, для чего ему это нужно? Чтобы не чувствовать себя беззащитным. И знаете, против кого он действует? Против тех, кто послал за ним Матесева. Стреляй, убивай, хватай, беги! - это просто идиотизм. - Это было правильное решение, - возразил генерал КГБ. Эта фраза не убедила Анну, зато она поняла, что "правильное решение" исходило от КГБ. - Решение-то, может, и правильное, только результаты оказались плачевными, верно? - Да, - был вынужден признать представитель КГБ. - Что ж, - продолжала Анна, - все мы порой не знаем, к каким последствиям приведет то или иное решение. Но я готова взять на себя это тяжкое бремя. Если вы доверите эту миссию мне, я гарантирую положительный результат и беру на себя всю полноту ответственности. - Как вы можете гарантировать положительный результат? - спросил генерал КГБ. Он не доверял ей. Он не доверял ни одной женщине, готовой возглавить какое-нибудь важное дело. Женщина может занимать видный пост, красоваться на этом посту, но за ней должен непременно стоять мужчина. - Потому что я знаю, как его добиться. - Если даже такие испытанные кадры, как генерал Матесев, не смогли ничего сделать, как вы можете давать какие-либо гарантии? - Точно так же, как я гарантирую, что мне поручат эту миссию, - улыбнулась Анна. - Ведь ни одного из командиров отрядов особого назначения нет в живых. - Вы просили об этой встрече еще вчера, а они перестреляли друг друга только что. - Вернее, десять минут назад. Я сказала каждому из них, что некто собирается их убить, а спустя пять минут потушила свет и бросила в помещение, где они находились, шутиху. Они поступили так, как я и предполагала. - Так это вы их убили?! Неужели вы думаете, что мы доверим вам столь ответственную миссию после того, как именно вы погубили наших лучших командиров? - Конечно. У вас просто не будет иного выхода, и в конце концов, дорогие товарищи, вы примете единственное разумное решение, - ответила Анна Чутесова. - То есть используете меня. Более подходящей кандидатуры у вас нет. Поднялся генерал, представляющий Восточную группу войск, и, ударив кулаком по столу, прорычал: - Ваш предательский поступок вызывает омерзение! Как вы можете надеяться, что после этого мы дадим вам одно из самых ответственных заданий в истории Советского Союза? - А почему бы и нет? То, что произошло наверху, служит моим мандатом. До сих пор никто не знал, что я способна убивать. А теперь залитая кровью комната на первом этаже служит доказательством, что я не просто способна убивать, но и делаю это великолепно. Все в комнате укоризненно покачали головами, и только один пожилой товарищ, участвовавший в революции 1917 года и работавший со Сталиным, медленно кивнул и произнес: - Она права. Наша очаровательная Анна Чутесова наглядно доказала, что является не только лучшей, но, пожалуй, и единственной кандидатурой для выполнения этой миссии. Вы молодец, Анна! - А что, если она решит использовать Рабиновича в собственных целях? - спросила дама с бицепсами. - Неужели вы думаете, что я настолько глупа, чтобы пытаться управлять человеком, которому ничего не стоит убедить меня в том, что вместо него я вижу свою мать или своего отца? Может быть, вы лишились рассудка или говорите так, потому что попали в мужское окружение? - возмутилась Анна. - Я ничем не уступаю мужчинам, - откликнулась та. - Разумеется! - заметила Анна без тени сарказма. - У вас типично мужская логика. Неужели кто-либо из присутствующих допускает мысль о том, что я намерена оставить человека вроде Василия Рабиновича в живых? Ответа не последовало. - Главная моя цель, - продолжала Анна, - не допустить, чтобы он добрался до ядерной кнопки или заполучил в подчинение целую армию. Возможно, мне не удастся это сделать. Но вы должны иметь в виду, что запуск ракеты, нацеленной на нашу страну, может и не означать начала атомной войны. Это может быть жестом отчаяния перепуганного человека, пытающегося нам доказать, что он не такой беспомощный, каким кажется. Вы улавливаете мою мысль? - Уж не хотите ли вы сказать, что мы должны после атомного взрыва сидеть сложа руки? - спросил командующий Западной станцией запуска ракет. - Нет, куда лучше уничтожить весь мир в ядерной катастрофе, лишь бы проучить одного и без того перепуганного человека. Прощайте, товарищи, у меня больше нет времени на подобные разговоры. - Чем мы можем вам помочь, Анна? - спросил старый революционер. - Если вы верите в Бога, молитесь, чтобы Василий Рабинович не взял в свои руки командование армией. Я читала характеристику его личностных и профессиональных способностей и могу сказать, что если бы кто-то из присутствующих наложил в штаны от страха, это было бы вполне адекватной реакцией на данную ситуацию. Василий Рабинович был в восторге от танков. Ему нравилось, как, выстроившись в ряд, они дают залп по горному хребту, и тот обваливается под ударами снарядов. Ему нравилось, как дрожит земля под гусеницами танков. Ему нравилось, как разбегалась пехота, когда на ее позиции наступали танки. Ему нравились танки. И гаубицы тоже. - Здесь все, как на настоящей войне, сэр, - сказал Василию полковник. Василий попытался стряхнуть со своего костюма пыль Форта Пикенс, военной базы в Арканзасе. Это было бесполезно. Пыль не только не стряхивалась, но еще сильнее въедалась в ткань. Здесь, в Форте Пикенс, было столько пыли, что ее хватило бы на все костюмы, сшитые за всю историю человечества. - Отлично, полковник! - закричал Василий, перекрывая грохот гаубиц. - Отлично! - Лучше, чем во Вьетнаме, сэр. Здесь мы, по крайней мере, видим, куда стреляем. - Да, горный хребет - великолепная мишень. Вы когда-нибудь думали о войне с русскими? - Сэр, я постоянно думаю об этом. Дня не проходит, чтобы я не подумал о войне с русскими. Они - наши первейшие враги. - Так, может быть, завтра утром и начнем? - Для этого нам нужна небольшая разминка. - Что значит разминка? - воскликнул Василий. - Вам платят деньги, чтобы вы постоянно находились в состоянии боевой готовности, вы получаете колоссальные бюджетные ассигнования, полковник. Как вы можете говорить о какой-то там разминке? - Для того, чтобы подготовиться к большой войне, необходимо сначала провести небольшую кампанию. Репетицию. Это надежнее всяких учений. - Я всегда думал, что следует готовиться к войне для того, чтобы сохранить мир, а не воевать ради того, чтобы воевать, - сказал Василий. - Надо иметь в виду и то, и другое, - ответил полковник. На нем был полевой шлем, на боку висел пистолет. - Если бы вы не были моим командиром во Вьетнаме, я не стал бы даже говорить с вами об этих вещах. - Просто я хочу продемонстрировать русским, что мы имеем боеспособную армию. Мне не нужна полномасштабная война с ними. У меня нет желания убивать. - Ни одна война не обходится без жертв, сэр. - Мне достаточно всего лишь нескольких сражений. Даже, может быть, одного-единственного сражения. - Как и всем нам, сэр. Только любое сражение уже означает войну. - Именно этого я и опасался, - вздохнул Василий. - Кстати, вам не кажется, что танки должны стрелять прямо с ходу? Если это невозможно, лучше использовать гаубицы. - Это не соответствует нашим методам ведения боя. - Делайте, как я вам сказал, - осадил полковника Василий. - Но, сэр... - Делайте, как я сказал! - повторил Василий. Чутье подсказывало ему, что раз этим воякам необходимо готовиться даже к самой пустяковой войне, ими нужно соответствующим образом руководить. Ведь самое страшное, что может произойти, - это начать войну и проиграть ее. Тогда ему не удастся произвести на русских должного впечатления. Америка должна во чтобы то ни стало выиграть войну. Василий записал в блокнот: "Один полк, с полным вооружением". Этого было мало. Ему необходимы были дивизии, причем боеспособные дивизии. Он не оказался бы здесь, не занялся бы самоличной проверкой и выяснением, стреляют ли орудия и есть ли кому стрелять из них, если бы не столкнулся вновь с американской военной машиной. После того, как ему не удалось запустить ядерную ракету и тем самым предупредить русских, что его лучше оставить в покое, Рабинович решил добраться до верхушки американского военного руководства, которое, как известно, сидит в Пентагоне в огромном пятиугольном здании. Здесь американский генералитет составляет планы производства новой военной техники, разрабатывает военную стратегию и решает вопросы, связанные с поддержанием самой сложной и современной системы вооружений в мире. Очень скоро Василию захотелось бежать оттуда: он понял, что ему следует обзавестись собственными танками, оружием и людьми, умеющими из него стрелять, - в противном случае он не сможет защитить себя от русских. Рассчитывать на защиту со стороны Пентагона явно не приходилось. Василий без труда миновал все посты охраны - для этого ему требовалось всего лишь посмотреть постовому в глаза, и тот сразу же видел у него в руках несуществующий пропуск, а на плечах - несуществующие погоны с множеством звездочек. Он приметил импозантного вида мужчину с настоящими звездочками на погонах и тут же сделался его ближайшим советником. - Я ищу человека, - сказал Василий, - который смог бы собрать армию в единый кулак. Чтобы она могла наверняка выиграть пару сражений. Короче говоря, я ищу человека, который знает, как вести войну. Мужчина с генеральскими звездочками задумался. - Не могли бы вы выразиться более определенно? - спросил он наконец. - Я имею в виду солдат, оружие, танки, самолеты. Все, что необходимо для войны. - Гм, это сложный вопрос, - промычал генерал. - Я бы посоветовал вам обратиться в Отдел разработки военной доктрины. Там наверняка смогут вам помочь. Видите ли, сам я далек от конкретных вопросов, связанных с оружием и военным контингентом Последние десять лет я занимаюсь канцелярскими вопросами. - Вы производите впечатление военного человека. Что входит в ваши обязанности? - Я действительно самый что ни на есть военный человек. В мои обязанности входят анализ и прогноз военных расходов. Я составляю всевозможные расчеты и сметы. На лице Василия отразилось такое недоумение, что генерал, не дожидаясь вопросов, решил пояснить: - Я занимаюсь оценкой тон или иной ситуации с точки зрения необходимых для нее затрат. Прикидываю потери в живой силе, военной технике, прогнозирую, во что это обойдется государству, и так далее. Вспомните, как вы мне однажды помогли. Мы тогда работали в Массачусетском технологическом институте и пришли к выводу, что стремление Америки выжить обходится чересчур дорого. Мы заявили, что необходимо перестать вколачивать в это дело столько денег, поскольку такие траты не по карману нашей стране. Вы помогли мне получить мою первую звезду. Мы разнесли в пух и прах пресловутую концепцию выживания, с математической точностью доказав всю ее абсурдность. Отдел разработки военной доктрины помещался в небольшой комнате с пятью столами, на каждом из которых стояло по компьютеру. Среди сотрудников отдела не было ни одного в звании ниже полковника. Здесь располагался мозговой центр, определявший, как, когда и при каких обстоятельствах Америке следует вступать в войну. Василий решил, что здесь он получит всю необходимую информацию. Однако через час он вышел из отдела с многообещающим названием, чувствуя, что ни слова не понимает по-английски. И это при том, что в России он закончил одну из лучших английских школ и до сих пор не испытывал особых трудностей в общении с американцами. Более того, он настолько поднаторел в языке, что даже снискал репутацию "хитрого главаря мафии" - именно так писали о нем журналисты нью-йоркских газет, настоящие знатоки криминального мира. Здесь же, в отделе разработки военной доктрины, на Василия сыпались выражения типа: "концептуализация рефракций", "синергетическая координация", "модели координирования реакции", "критерии инсургентных манифестаций". За все время пребывания в отделе он не услышал ни одного простого и понятного слова вроде "атака" или "отступление". Хотя Василию и удалось внушить сотрудникам отдела, что он является председателем Объединенного комитета начальников штабов вооруженных сил, это оказалось совершенно бесполезным, так как один из офицеров сказал: - Нет необходимости объяснять вам, что это такое. Вы и так все знаете. А главное, сэр, вы прекрасно понимаете, что бессмысленно искать в Пентагоне человека, который бы смыслил что-либо в вопросах ведения войны. Василий побывал еще в двух отделах, после чего просто-напросто спросил, где находятся американские танки и оружие. Он понял, что ему придется все делать самому. Так он оказался в Форте Пикенс, штат Арканзас, поразив тамошнее командование своим умением управлять техникой и личным составом на боевых маневрах. - Ни дать ни взять - генерал Паттон, - сказал о нем один из офицеров, который участвовал во второй мировой войне в составе Третьей армии генерала Паттона. - Да, настоящий Железный Генерал, - согласился другой. - Так и рвется в бой, совсем как старина Паттон. Черт побери, приятно, что в армии наконец появился такой человек! Однако в одном новоявленный "генерал Паттон" существенно отличался от своего предшественника. Тот умел поднять в атаку солдат. Этот был способен даже повару внушить желание убивать. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Столь блистательное деяние заслуживало того, чтобы быть немедленно увековеченным в анналах Дома Синанджу. Харолд У. Смит, усталый и озабоченный более, чем когда-либо, не мог скрыть удивления при виде Чиуна, который, получив заверения, что его условия приняты, поспешил выскользнуть из гостиной, даже не удосужившись выяснить, в чем состоит задание. - Быстренько достань свитки! - скомандовал Чиун, указывая на зеленый сундук. Римо, словно не слыша, продолжал смотреть в окно. Он уже двадцать минут глядел на фонтан, лениво размышляя о том, что через некоторое время уставится в небо. Никаких иных планов на нынешний день у него не было. - Достань свитки, - повторил Чиун. - Сегодня - знаменательный день в истории Дома Синанджу. А стало быть, и в твоей жизни, сынок. - Сундук на кровати, - сказал Римо. - Ты тоже должен поставить свое имя. Я не намерен приписывать славу только себе. Если бы не ты с твоим блистательным чувством долга, я никогда не достиг бы подобных высот. Я уверен, что отныне ты будешь называть меня Великим Чиуном, точно так же, как последователи Вана называли его Великим Ваном. Видя, что Римо продолжает невозмутимо взирать на воды фонтана, Чиун открыл сундук и сам вытащил оттуда свиток и бутылочку черной туши, изготовленной из моллюсков, которые водятся у берегов Кореи. Свиток был сделан из особого пергамента, использовавшегося в Древнем Китае задолго до Танской и Миньской династий. Этот пергамент, изготовленный из кожи яка, не поддавался воздействию влаги, холода, жары и мог храниться веками. Чиун развернул свиток и поставил на нем пять крохотных звездочек. - Помнишь, в каком месте летописи Синанджу стоят такие же пять звездочек, Римо? - спросил Чиун. - Да. В том месте, где говорится о Великом Толстом Ване, - ответил Римо. Может быть, к ночи ему надоест смотреть на небо. Тогда он станет смотреть на свои руки. Его тело словно налилось свинцом, а кровь, казалось, лишь по инерции циркулирует по сосудам. Организм Римо не только вышел из-под его контроля, но, казалось, вовсе не желал функционировать. - В наших летописях сплошь и рядом встречаются две звездочки, иногда - три. Четыре звездочки можно увидеть лишь дважды. И только Великий Ван поставил против своего имени пять звездочек. Знаешь, почему? - Наверное, потому, что он изобрел технику правильного дыхания, - предположил Римо. - Он открыл всего лишь закон Вселенной! Ну иди же сюда, ты должен разделить со мной славу. - Папочка, моя подпись нужна тебе лишь для того, чтобы я не отнял у тебя эти звездочки после твоей смерти. Ты хочешь, чтобы таким образом я подтвердил, что ты достоин этих пяти звездочек, и тогда будущие поколения станут именовать тебя Великим Чиуном. Я же вижу тебя насквозь. И вот что я тебе скажу. Твои звездочки в полной безопасности, потому что я никогда не загляну в эти летописи. Я не намерен воспитать очередного Мастера Синанджу. Так что можешь поставить здесь хоть сто звездочек. Мне нет до этого дела. И никогда не было. - Ты все еще смотришь на небо? - поинтересовался Чиун. - Нет, я смотрю на воду. На небо я буду смотреть завтра. Или послезавтра. А потом, наверное, стану рассматривать свои ногти. - Что, плохо тебе, сынок? - усмехнулся Чиун. - Как сказал Ги-младший, человек не видит себя, особенно в процессе достижения величия. Со мной такое тоже бывало - меня мучили сомнения, мысли о том, что я чересчур эгоистичен, сосредоточен на себе, ребячлив. Смешно, не правда ли? Римо смотрел на потемневшие струи фонтана и пытался угадать, за что Чиун присвоил себе пять звездочек. За всю историю Дома Синанджу лишь три Мастера удостоили себя подобной чести. Да и то впоследствии заслуги двух из них были уценены соответственно до четырех и трех звездочек. Например, со временем обнаружилось, что знаменитый силовой удар, некогда считавшийся одним из основополагающих элементов Синанджу, является всего лишь производным от разработанной Великим Ваном техники дыхания. Поэтому у Мастера, придумавшего этот удар, отняли одну звездочку, хотя способ его нанесения до сих пор считается совершенно уникальным. С точки зрения Синанджу, удар является не следствием приложенной силы, а сам порождает силу. Рука Мастера свободно проходит сквозь стену, но не так, как у человека, овладевшего примитивной техникой каратэ, который разбивает кирпичи. Сила движет рукою Мастера и пробивает стену. Это - важнейший принцип науки Синанджу, и все же на первом месте стоит система дыхания, настраивающая Мастера на ритмы Вселенной. Не случайно, что новорожденный после того, как перерезают пуповину, первым делом начинает дышать. Потребность дышать пересиливает в младенце и чувство голода, и даже стремление согреться, если он оказался на морозе. Собственно говоря, жизнь - это и есть путь от первого вздоха до последнего. Вздох - это то, с чем человек приходит в мир, и то, с чем он уходит, - учил Чиун в те далекие времена, когда Римо еще считал, что в этой жизни есть чему учиться... "Да послужит сия запись, сделанная рукою Мастера Чиуна, первооткрывателя Америки, в присутствии своего преданного ученика Римо, к вящей славе Дома Синанджу, - писал между тем Чиун. - Сегодня мною были проведены переговоры с Безумным Императором, представляющим богатую страну Америку (смотри главу "Чиун открывает счастливую страну"), которые достойны занять место в истории Синанджу. Во время аудиенции с упомянутым Императором, который счел нашу безупречную службу недостаточной, Чиун заявил о своем намерении покинуть его вместе со своим учеником Римо, удостоенным титула Мастера, однако еще не достигшим высших ступеней мастерства. Это был важный и верный шаг, ибо с него начались в высшей степени плодотворные переговоры, которые блестяще провел сам Чиун. Узнав о достойном завершении нашей службы и намерении навсегда покинуть пределы Америки, Император Смит, который, как оказалось, не вполне заслуживает репутации безумца, проявил истинную мудрость, подобающую императору, и сделал нам весьма выгодное предложение, посулив вознаграждение, достойное Мастеров Синанджу. Однако Чиун, сознавая, что преимущество на его стороне, повел себя с присущей ему дальновидностью и не остановился на достигнутом. Америка - богатейшая страна мира. Ранее Чиун договорился с упомянутым Императором о том, что тот полностью возместит утраченные сокровища Синанджу. Иными словами, при Мастере Чиуне будет восстановлено то, что было накоплено при всех предшествующих Мастерах. (О похищенных сокровищах читать в главе "Чиун не виноват".) На сей раз Чиун предпочел не устанавливать определенной суммы вознаграждения. Было условлено, что впредь Император Смит будет платить Чиуну за услуги на десять процентов больше, чем способен предложить любой другой император, тиран или король. Таким образом, впервые в истории Мастер Синанджу будет иметь неограниченный доход". Чиун прочел написанное вслух и, отступив на шаг, любовным взглядом окинул свиток. - Так что от тебя нужно Смиту? - спросил Чиун. - Наверное, ему нужен этот гипнотизер. - Очередная дурь. Недаром же мы прозвали его безумным Харолдом, - фыркнул Чиун. Он взглянул на пять звездочек, которые поставил себе, и улыбнулся. Эти звездочки так и останутся при нем. Будущие Мастера Синанджу наверняка оценят величие его подвига. Чиун аккуратно свернул свиток и, завязав тесемку, положил его в зеленый сундук. Римо даже не взглянул на своего учителя. - Передай ему привет, - сказал Чиун. - Кому? - не понял Римо. - Великому Вану. Скоро ты увидишь его. И к этому подвел тебя не кто иной, как я, Чиун. - Что я должен ему сказать? - Расскажи ему о том, что тебя тревожит. Для этого он и существует. - Но ведь он давным-давно умер. Я должен беседовать с призраком? - Ну что ты! Его, конечно, уже нет в живых, но он вовсе не призрак. Ты увидишь улыбку Великого Вана и изящную округлость его толстенького брюшка. Ты почувствуешь силу его взгляда и могущество его личности. - Не забудь закрыть за собой дверь, - сказал Римо. - Счастливо оставаться, сынок. Когда мы увидимся снова, ты достигнешь таких вершин, о каких и не подозреваешь. Чиун вспомнил радость, которую испытал во время встречи с Великим Ваном. Но пора приниматься за дело, подумал он. Пора выполнять очередную прихоть безумного Харолда. Наверняка он даст Чиуну какое-нибудь нелепое и бессмысленное задание, не преследующее мало-мальски ясно очерченной цели. Установив Чиуну совершенно невероятное вознаграждение, Безумный Харолд не помышлял о том, чтобы захватить американский трон, именуемый президентским креслом. Он не собирался с помощью Чиуна уничтожить какого-нибудь могущественного врага или завоевать какую-нибудь страну. Как всегда, ни одного разумного притязания у Смита не было. Речь шла о человеке, сбежавшем из России. - Ну да, я понимаю, это, должно быть, их царь. Считаю своим долгом предупредить вас, мудрейший Харолд, что русские цари славятся своим коварством. Мастера Синанджу служили им, и потому я не смею говорить о них дурно, хотя и уважаю ваше стремление защитить от них то, что по праву принадлежит вам. - Дело не в имуществе. Этот человек исключительно опасен. Он обладает невероятной силой гипноза. - Ах, так он колдун? Как правило, колдуны достаточно безобидны, но этот, конечно, опасен. Очень опасен, - сказал Чиун. Он вспомнил, как в древние времена один из Мастеров Синанджу служил в Римской империи и в награду получил пятерых греческих рабов, владевших искусством колдовства. Лучше бы ему дали одного нормального крестьянина - тот, по крайней мере, мог бы нести за ним его пожитки. Одним словом, это было самое настоящее надувательство. Человека, который нанял того Мастера, звали Луцием Корнелием Спеной. Он был богатым горожанином, пожелавшим освободить для себя место в Сенате. Нельзя сказать, чтобы это было задание, достойное Мастера Синанджу, однако он надеялся, что ему, по крайней мере, хорошо заплатят. Надежда, естественно, не оправдалась. На родине Чиуна не использовали и не одобряли рабского труда. Согласно учению Синанджу, человек должен быть свободен, чтобы творить всякие глупости, тем самым открывая широкий простор для деятельности убийц. Обо всем этот Чиун думал, пока Смит разглагольствовал о человеке по имени Василий Рабинович, очередном иммигранте, прибывшем в эту страну иммигрантов. Смит обещал навести Чиуна на его след, и тот должен был осуществить операцию по его устранению. - Я понимаю, что этот человек опасен. Чрезвычайно опасен, - сказал Чиун. - Но позвольте полюбопытствовать, каким образом он сможет вас забавлять, если я его убью? - Он нужен нам не для забавы. Он опасен. Пожалуй, это самый опасный человек из всех, когда-либо попадавших в нашу страну. Чиун пропустил это оскорбление мимо ушей, вспомнив об обещанном ему неслыханно щедром вознаграждении. Да и что взять с сумасшедшего, который считает какого-то заурядного гипнотизера более опасным, нежели профессиональный убийца из Дома Синанджу? Любой император в здравом рассудке, даже оценивая ситуацию подобным же образом, держал бы язык за зубами хотя бы для того, чтобы ни у кого не возникло соблазна переметнуться на сторону противника, которого Смит только что охарактеризовал как самого опасного человека в мире. - Нам придется попотеть, но ваше задание, как всегда, будет выполнено, - сказал Чиун, с одной стороны, подчеркивая, что справиться со столь грозным противником будет непросто, а с другой, давая понять, что услуги Дома Синанджу стоят затраченных средств. В данном случае Чиун просто-напросто прибег к обычной американской тактике. Какой бы товар вы здесь ни купили, к нему непременно будет приложена бумажка, сообщающая покупателю, что он сделал самое лучшее приобретение в мире, с чем его можно только поздравить. Чиуну даже пришло в голову, что целесообразно заготовить для каждого очередного работодателя, будь то тиран, деспот или король, по отдельному свитку, в котором будет сказано, как мудро тот поступил, прибегнув к услугам самых прославленных убийц в мире. Начать можно было бы так: "Поздравляем, вы наняли лучших в своем роде..." и так далее. Чиун кивнул, выслушав из уст безумного Харолда очередную порцию вздора, и стиснул в ладони маленькую коробочку, которую тот ему протянул. - Не сейчас, Чиун. Когда вам удастся устранить Василия Рабиновича, нажмите на эту кнопку, и я буду знать, что он мертв. - Считайте, что он уже мертв, поскольку только что, о великий и мудрый Харолд, вы объявили ему смертный приговор. - И тем не менее я прошу вас воспользоваться этим приборчиком. Как-никак, за это вам обещано дополнительное вознаграждение, размеров которого я пока даже не знаю. Я хотел бы, чтобы вы тщательно выполнили все мои инструкции. - Ну разумеется! Как же можно обойтись без ваших ценных инструкций в деле, которым мои предки стали заниматься всего лишь несколько тысячелетий назад, когда Америки еще не было и в помине? - не удержался от сарказма Чиун. Смит, однако, оставил эту реплику без ответа. - Смерть злодею-гипнотизеру! - воскликнул Чиун. Смит вскоре отбыл, а спустя короткое время позвонил и сообщил предполагаемое местонахождение Василия Рабиновича - несчастного гипнотизеришки, за чью голову было обещано вознаграждение, о котором не мог мечтать ни один Мастер Синанджу. - О мудрейший, что значит "предполагаемое местонахождение"? Человек либо находится в данном конкретном месте, либо нет. Сказав эту фразу, Чиун пожалел об этом, ибо последовавшие разъяснения Смита были смехотворны до абсурда. Оказывается, Смит отслеживал все происшествия, которые могли иметь отношение к Рабиновичу и о которых поступали сообщения в полицию и разведывательные службы. У Смита был какой-то особый аппарат, умеющий собирать и анализировать все эти данные. Таким образом, он пришел к выводу, что Василий Рабинович в настоящий момент скорее всего находится в Форте Пикенс, штат Арканзас. Когда Смит наконец перестал нести околесицу, Чиун задал ему действительно важный вопрос: - Должен ли я доставить вам его голову? Я знаю, что в Америке не принято украшать дворцы головами поверженных врагов, но в данном случае я считаю это уместным, ведь речь идет о крупном убийстве. Все это можно оформить со вкусом. - Нет, достаточно того, что вы просто убьете его. Имейте в виду, это может быть непросто. Был случай, когда специальные подразделения войск КГБ перестреляли друг друга, будучи уверенными, что стреляют в него. - И насколько я понимаю, необходимо сохранить все в тайне? Соблюсти обычную секретность? - Да, разумеется. Это сугубо секретное задание. Никто не должен знать о существовании нашей организации. - Понятно. Великое убийство должно выглядеть как обыкновенный насморк. Никто ни о чем не догадается, о мудрейший. - Нет, в данном случае смерть Василия Рабиновича можно не выдавать за несчастный случай. Главное, чтобы он был мертв. Никаких сомнений в этом быть не должно. Воспользуйтесь коробочкой, которую я вам дал. Скорее всего он уже успел проникнуть в наши вооруженные силы. Мы были на волосок от атомной войны. Рабинович чуть не запустил ядерную ракету в Омахе. Он должен умереть. - Конечно, о мудрейший. Лечу, как ветер, бушующий на просторах Калахари. Тем не менее Чиун не пожалел времени, чтобы одеться подобающе случаю. Ничего кричащего, - сказал он себе, хотя Америка - довольно крикливая страна. Для предстоящей миссии лучше всего подходило обычное розовое кимоно: чистый цвет, простой удар, быстрая смерть. Чиун подумал, что подождет недельку, прежде чем нажать на заветную кнопку. Ведь если выполнить задание слишком быстро, Безумный Харолд, чего доброго, скостит гонорар. Правда, с другой стороны, мгновенный результат послужит доказательством величия Синанджу, к тому же Безумный Харолд непредсказуем и порой платит деньги за совершенно непостижимые вещи. К тому времени, как Чиун добрался до Форта Пикенса, он принял решение все-таки рискнуть и информировать Смита немедленно. А потом он вытащит Римо отсюда, и они перейдут на службу к другому, более здравомыслящему императору. Он увидит нового Римо, на которого снизойдет благодать Великого Вана и который получит у него ответы на все важные вопросы. На контрольно-пропускном пункте Чиуну сказали, что женщинам вход на базу воспрещен. Видимо, в розовом одеянии его приняли за женщину. Если следовать логике часовых, то для того, чтобы проникнуть на военную базу, необходимо сделать операцию по перемене пола. Типично американская логика! - подумал Чиун. Неудивительно, что они проиграли последнюю войну и следующую наверняка проиграют. Часовой вытянул руку, преграждая Чиуну путь, после чего вдруг стал совершенно безобидным. Так случалось всегда, когда человеку требовалась экстренная медицинская помощь в связи с множественными переломами конечностей. Чиун величественно ступил в Форт Пикенс и увидел флаги, а также людей в военной форме, которые изображали кипучую деятельность. Он мог бы проникнуть сюда ночью и незаметно сделать то, что от него требовалось. Однако поручение убить какого-то ничтожного гипнотизера за совершенно фантастическое вознаграждение казалось столь эксцентричным, что Чиун решил выполнить его при свете дня, дабы убедиться в реальности происходящего. Чиун огляделся по сторонам и пришел к выводу, что в военном деле мало что изменилось со времен Римской империи. Правда, техника оборонительных сооружений явно пришла в упадок. Римляне строили крепости и окружали их рвами. Американцы же довольствовались обыкновенным забором. Возможно, это объясняется тем, что они лучше вооружены. Вдалеке Чиун увидел клубы пыли - явный признак того, что здесь размещались моторизованные войска. Он остановил какого-то офицера и спросил у него, где можно найти Василия Рабиновича. - Вы имеете в виду Железного Генерала? - уточнил тот. - О, он выделывает смертельные номера. Чиун похолодел от ужаса. Неужели кто-то опередил его и теперь ему не видать обещанного гонорара как своих ушей? - Вы хотите сказать, что он мертв? - спросил Чиун. - С чего вы взяли? Нашему Железному Генералу сам черт не брат. Это самый стойкий и энергичный военный со времен генерала Джорджа Паттона Младшего. - А, стало быть, он выделывает смертельные номера с другими. Это замечательно, - успокоился Чиун. Итак, Рабинович был не просто жив, но и пользовался куда более завидной репутацией, нежели заурядный гипнотизеришка, внушающий людям, что им тепло, когда на самом деле они дрожат от холода, или что им прохладно, когда стоит жара, или что они не люди, а лающие собаки. Порой благодаря гипнозу люди даже не чувствуют боли, хотя Чиун не мог взять в толк, к чему причинять такой вред своему организму. Присутствие Рабиновича, как любого великого завоевателя, ощущалось буквально во всем. Солдаты и офицеры выглядели усталыми и сердитыми. Это означало, что их заставляют выкладываться по-настоящему. Такое под силу лишь великим военачальникам. Хорошие солдаты не противятся таким командирам, а уважают их, даже если и ропщут временами. - Наш Железный Генерал сегодня превзошел самого себя, - заметил один офицер, оказавшийся неподалеку от Чиуна. - Представляю, какой страх он может нагнать на противника, если даже мне становится не по себе. - Да, - согласился другой. - Это первые настоящие маневры в моей жизни. Чиун вышел на широкую поляну, окруженную холмами, и по особому, почтительному, отношению подчиненных понял, кто здесь командир. Танки с удивительной точностью палили по движущимся мишеням. С бронетранспортеров доносился победный клич. Было очевидно, что здесь всерьез готовятся к войне. Чиун подумал, что нынешнее убийство принесет ему не только солидное вознаграждение, но и славу. Рабинович размахивал рукой и выкрикивал команды. Он стоял на возвышении, в другой руке у него была офицерская тросточка - стек, - которой он указывал вдаль. Судя по описаниям, у него должны быть печальные глаза, но глаза Рабиновича сияли радостным возбуждением. Жаль, что Чиуну придется положить конец его карьере именно сейчас, а не потом, когда он прославится подобно Наполеону, Александру или Цезарю. Но задание есть задание. - Рабинович! - крикнул Чиун. - Василий Рабинович! Человек, которого все вокруг называли Железным Генералом, обернулся. И это было лучшим доказательством того, что Чиун не ошибся. Это инстинктивное движение выдавало человека скорее, чем лицо, отпечатки пальцев или голос. Рабинович посмотрел Чиуну в глаза, и тот сразу же почувствовал, что взоры солдат обратились к нему - так прекрасно смотрелось его розовое одеяние в этой скучной обстановке. Ну и что? - подумал Чиун. Безумный Харолд требовал секретности, но не настаивал на том, чтобы я превратился в невидимку. Помост, на котором находился Рабинович, возвышался над головой Чиуна. Пожилой кореец одним легким, грациозным движением вспрыгнул на него и оказался лицом к лицу с человеком, которого ему предстояло убить. Он наметил точку в голове Рабиновича и представил себе, как простым, точным, стремительным и почти незаметным ударом размозжит ему череп. На Рабиновиче был простой боевой шлем и военная форма. На поясе висел небольшой пистолет. В полуденном воздухе стояло марево, пыль глиной запеклась на губах. Доски деревянного помоста скрипнули, когда несколько солдат вскарабкались на него, чтобы встать между Чиуном и Рабиновичем. И тогда рука Чиуна, занесенная для удара, остановилась. Он увидел перед собой человека с высоким смуглым лбом и смеющимися черными глазами. Он был в таком же кимоно, как у Чиуна, примерно одного с ним роста, но значительно полнее. - Что вы здесь делаете? - спросил толстяк. - Как вас зовут? Кто вас сюда пропустил? И почему на вас эта дурацкая розовая распашонка? Вопросы обрушивались на Чиуна с такой быстротой, что он не успевал на них ответить. Но не отвечать он не мог. - Великий Ван, как вы здесь очутились? - Послушайте, я первым задал вам вопрос. Что вы морочите мне голову? Я хочу знать, кто вы такой и что здесь делаете? Великий Ван, конечно же, шутил, но Чиун не посмел оставить его вопрос без ответа. - О великий учитель, это я, Чиун. Я здесь, чтобы совершить убийство, за которое мне посулили небывалое вознаграждение. За то, чтобы убить обыкновенного гипнотизера по имени Рабинович, мне обещали... - Кто велел вам убить Рабиновича? - Безумный Император Харолд. Это ничтожный человек, но я не ожидал увидеть вас, драгоценный учитель, снова. Я думал, что теперь пришла очередь Римо. - Зачем кому-то понадобилось убивать такого прекрасного человека, как Василий Рабинович? - удивился Великий Ван. Между тем солдаты вплотную приблизились к Чиуну. Чтобы не ударить в грязь лицом перед своим учителем. Чиун одним махом снес им головы, продемонстрировав совершенное владение техникой режущего удара. Он мог бы подбросить эти головы вверх, подхватить их на лету и с поклоном поднести учителю, но подобные фокусы больше впечатляют непосвященных. При виде этой жуткой картины остальные солдаты побежали за оружием, а кое-кто предпочел спрятаться. В таких ситуациях люди всегда ищут себе какое-нибудь занятие. Бездействовали только двое - Железный Генерал и странный убийца в розовом халате. Тот нес какую-то несусветную чепуху. Один солдат решил было залезть на помост, но мысль об отрубленной голове остудила его пыл. Орудийная стрельба затихла. Через некоторое время вокруг помоста собралась толпа - люди хотели увидеть, как поступит старик в розовом халате с Железным Генералом. Кто-то поднял валяющуюся в пыли голову и попытался приладить ее к обезглавленному телу, но потом положил ее на место и накрыл своим шлемом, решив, что этим займется похоронная команда. - Безумный Харолд выдумывает самые нелепые задания, о Великий Ван, - объяснял тем временем Чиун. - Но за что я сподобился увидеть вас второй раз в жизни? Может быть, это означает, что я сравнялся с вами в величии? - Хватит болтать о величии. Что, этот Безумный Харолд сочувствует коммунистам? - Простите, Великий Ван, кажется, гордыня затмила мне разум. Извините меня. Безумный Харолд - мой заказчик. - И что он вам заказывает? - поинтересовался Великий Ван. - То же, что когда-то заказывали и вам, драгоценный учитель, и всем другим великим ассасинам Дома Синанджу. - Значит, вы собираетесь прикончить душку Рабиновича? - Вы знаете его, Великий Ван? - Знаю ли я его? Это классный парень. Нужно любой ценой сохранить ему жизнь. Он - наш главный заказчик. - И вы предстали передо мной, о учитель, чтобы сказать мне об этом? - спросил Чиун. - Да, и еще о том, чтобы вы никому не позволяли меня беспокоить. Ясно? Можете остаться здесь. - О, какая радость снова оказаться рядом с вами, великий учитель! - Ну-ка, отойдите немного влево. Вы заслоняете мне обзор. Я хочу видеть свою армию. У нас большие планы. Грандиозные! Вы когда-нибудь воевали? Война - это здорово. Раньше я ненавидел войну. Неудивительно, что все осуждали войну. Чего хорошего можно ожидать от неумех-генералов? Чиуну было странно слышать подобные речи от Великого Вана. Ни один настоящий убийца не может одобрить войну, в которой участвуют тысячи непрофессионалов. Но Чиун ясно видел высокий лоб своего учителя, его лукавую улыбку, плотную фигуру и кимоно, в какие облачаются только выходцы из Синанджу. Почтительно поклонившись Великому Вану, Чиун отошел в сторону и с презрением раздавил в ладони коробочку с кнопкой, на которую Безумный Харолд просил нажать, когда все будет кончено. Всякому, кто постиг мудрость Синанджу, было ясно, что усомниться в Великом Ване может лишь недостойный. Ибо Великий Ван находится в центре Вселенной, а все, что расположено за пределами центра, находится вне гармонии. Так говорили мудрецы Синанджу о Великом Ване, чье посмертное имя было Несущий Радость. Римо прекрасно понимал, что дело не в Чиуне, а в Синанджу. Он уже несколько часов смотрел в небо, чувствуя себя средоточием тьмы и антиподом солнца, ощущая, как жизненные силы постепенно убывают и как его клонит в сон, который может оказаться вечным. Неожиданно ему почудился какой-то шорох. Этот шорох можно было принять за чьи-то шаги, но это были необычные шаги. Большинство людей при ходьбе опирается на пятку или на подушечку ступни. Мастера Синанджу опирались на всю ступню и двигались плавной скользящей походкой. Человеческий слух был не в силах уловить их шаги. Но Римо услышал шорох, а потом в комнате кто-то сказал: - Как долго я ждал встречи с человеком из другого мира, который был рожден не в нашей деревне. Это было сказано по-корейски, на том самом диалекте, который был знаком Римо по речи Чиуна, однако голос говорившего звучал не пронзительно, а тепло и даже немного лукаво. Римо промолчал. - Ты - представитель белой расы, - продолжал все тот же голос. - Я всегда знал, что белый человек способен освоить премудрости Синанджу. Хвалю тебя, Римо Уильямс. Ты молодец. Было странно, что кому-то пришло в голову похвалить Римо. Он по-прежнему не оборачивался, и не потому, что боялся увидеть мираж. Скорее он опасался, что это будет не мираж, а что-то другое. Никогда еще он не испытывал такой хандры и апатии. Он чувствовал себя издерганным, никчемным, ни на что не способным. Ему ничего не хотелось делать. - Ты жалеешь себя? Неужели ты стал таким же, как Чиун? Римо покоробило от этих слов. Сам он мог сколько угодно осуждать Чиуна, но выслушивать подобные речи от постороннего не собирался. - Если вы что-то имеете против Чиуна, скажите об этом ему, - огрызнулся Римо. - Я уже говорил. Указывал ему на то, что он чересчур ребячлив и эгоистичен, а порой смешон в своей заносчивости. - Вероятно, вы существуете только в моем воображении. И я не собираюсь смотреть на вас, - сказал Римо. За спиной послышался смешок. Римо пропустил его мимо ушей. - Конечно, я существую лишь в твоем воображении. Как и все остальное. Как Вселенная, которая всего лишь плод нашего воображения. Ты ученик Чиуна. Знаешь, он любит тебя. Когда-то у него был сын, но он погиб, не выдержав тренировок. Римо обернулся. Небольшого роста полный человек с высоким лбом и ослепительной улыбкой сидел на кровати, сложив руки на коленях. У него был такой вид, словно мир представлялся ему шуткой. - Великий Ван, - молвил Римо. Толстяк замахал на него рукой. - Зови меня просто братом, Мастер Римо. Ты стал настоящим Мастером Синанджу. - Ну и что? - Почему вы, современные люди, так серьезны? Что ты, что Чиун. Вы возомнили, что спасаете мир. Чиун думает, что спасает славу Дома Синанджу. Скажи мне честно, когда в последний раз ты остановился на секунду, чтобы понюхать цветок или полюбоваться закатом? Зачем вы живете на земле? Чтобы поскорее отправить неугодных вам людей в могилу? - Разве вы не были убийцей? - Конечно, был, но не таким, как вы. Что с вами происходит? Чиун убивает, если кто-то слегка испортит ему настроение, ты убиваешь, надеясь тем самым установить в мире справедливость. Вам обоим необходимо хотя бы раз хорошенько отоспаться, отдохнуть. Когда в последний раз ты любил женщину? - Давно. Но это не принесло мне радости... А я не знал, что у Чиуна был сын. - Был, но Чиун недосмотрел, и мальчик погиб, взбираясь на высокую скалу. Сейчас больше всего на свете он боится потерять тебя. И хотя он себе в этом не признается, он любит тебя больше своего сына. - Он постоянно цепляется ко мне из-за того, что я белый. - Чиун ужасный сноб. И все же надо быть благодарным ему за то, что он сделал тебя членом нашей семьи. Римо, твое место в Синанджу. Тебе грустно, потому что ты впервые в жизни покидаешь родину. - Я поднимаюсь на новый уровень мастерства? - спросил Римо. - Уже поднялся, - ответил Великий Ван. - Именно поэтому ты и испытываешь боль. И теперь твоя жизнь начинает постепенно клониться к закату. - Почему так происходит? - Потому что это естественный путь человека, достигшего вершины, - ответил Великий Ван. И Римо знал, что это правда. ГЛАВА ДЕСЯТАЯ С расстояния в пятьсот ярдов Бальбек Гусев мог попасть человеку в глаз даже при ураганном ветре. С расстояния в тысячу ярдов его пуля вонзалась человеку в грудь. А с расстояния в полторы тысячи ярдов он мог поразить бегущего человека. Это когда Бальбек стрелял из снайперской винтовки. Из пистолета он без труда мог снести клюв летящей птице. Он занимался стрельбой по два часа каждое утро - отчасти ради тренировки, а отчасти для того, чтобы доставить удовольствие комиссарам. Они нередко приходили к нему вместе с генералами и вежливо говорили: - Мы не будем тебе мешать. Мы только посмотрим. И тогда Гусев разыгрывал перед ними целое представление. Почетные гости усаживались на деревянном возвышении, точь-в-точь напоминающем трибуны, сооружаемые для церемонии введения в должность американских президентов. После этого приносили чучело в парадном костюме, которое двигало руками с помощью вмонтированного в него миниатюрного мотора. Бальбек Гусев не спеша отходил на расстояние полутора тысяч ярдов, давая присутствующим возможность убедиться, что это действительно далеко. Все понимали, что, отойдя на это расстояние, он как бы оказывался за пределами кордона, выставленного для охраны главы государства. Здесь служба охраны президента ограничивалась лишь беглым осмотром, следя за тем, чтобы на запретную территорию не просочился какой-нибудь отряд террористов с гаубицей. Отдельный человек вряд ли привлекал к себе внимание. Затем для усиления драматического эффекта на "трибунах" включали запись американского гимна, а из динамиков доносились аплодисменты. В этот момент моторизованное чучело начинало произносить записанную на пленку инаугурационную речь. Когда-то Гусев стрелял во время фразы: "Думай не о том, что может сделать для тебя твоя страна, а о том, что ты можешь сделать для своей страны". Речи последующих президентов были лишены подобных эффектных пассажей. По существу, они вообще никуда не годились. Выбрав подходящий момент, Гусев, почти не видимый на таком расстоянии, нажимал на курок и всегда попадал в чучело. Особое впечатление это производило на военных. Потом Гусев приближался к чучелу на расстояние тысячи ярдов и, маяча вдали, словно крохотная точка, поражал его прямо в сердце. Порой чучело приходилось заменять другим, если оно было изуродовано первым же выстрелом. В третий раз Гусев стрелял с расстояния в пятьсот ярдов. На таком удалении от президента телохранители, как правило, не обращали внимания на обыкновенные пистолеты. Вот тут Гусев и проделывал свой главный номер. К голове чучела прилаживалась фотография нынешнего президента Соединенных Штатов, и Гусев двумя пулями простреливал глаза. Фотографию показывали высоким гостям. Они смотрели на нее и кивали. Некоторые улыбались, а кое-кто говорил: - В случае крайней необходимости об этом стоит подумать. В запасе у Гусева были и другие чудеса. Он показывал, например, как нужно стрелять в переполненном зале, скажем, во время пресс-конференции. И все же его коронным номером была стрельба по пуленепробиваемому стеклу автомобиля, движущегося со скоростью 21 километр в час - именно с такой скоростью двигался президентский лимузин, объезжая американские города. Гусев выпускал в одну точку три пули - первая отскакивала от стекла, вторая пробивала в нем чуть заметное отверстие, а третья со свистом влетала внутрь. Гусев, конечно, знал, что является мастером своего дела, однако не видел в этом ничего особенного. Он был выходцем из захолустной деревушки в Казахстане, где все мужчины были отменными стрелками. В российской глубинке немало людей, обладающих поистине уникальными способностями, однако об их существовании подчас никто не подозревает. Татары славятся своей меткостью и, как правило, владеют огнестрельным оружием столь же виртуозно, как их предки во времена Тамерлана владели луком и стрелами. Нельзя сказать, что Гусев намного превосходил своих односельчан в искусстве стрелять, однако в Москве его воспринимали как настоящего самородка. В периоды обострения разногласий с Америкой сильные мира сего посещали его особенно часто. И он слышал из их уст такие слова: - Если дела станут совсем плохи, придется использовать Гусева. Стрельба была лишь частью его подготовки, и он посвящал ей не более двух часов в день. Остальные десять часов отводились изучению английского языка и американского образа жизни. Это требовало героических усилий от молодого татарина, который до недавнего времени изъяснялся лишь на наречии своих предков, кочевавших по российским степям в XIII - XV веках. Вначале его словарный запас был мизерным, однако после двадцати пяти лет усердных ежедневных занятий под руководством лучших педагогов Бальбек Гусев мог сойти по телефону за чистокровного американца, выходца из любой части страны. К сожалению, при росте в четыре фута и восемь дюймов, с раскосыми глазами и широкоскулым лицом, напоминающим монгольскую юрту, Бальбеку было трудно выдать себя за фермера из Алабамы или бостонского полицейского. Научившись у американцев снисходительному отношению к недостаткам, руководители Бальбека прибегали к испытанному средству - казуистике. - Да, мы признаем, что в этом вопросе существуют определенные сложности, - говорил ответственный за подготовку Гусева. - Для Америки у него слишком необычная внешность, - возражали ему. - Америка - многонациональная страна. Там можно встретить кого угодно. - Но если Гусеву придется выстрелить в президента, как он скроется с места преступления? Человек ростом в четыре фута и восемь дюймов с кожей, как у яка, не может остаться незамеченным. Его схватят. Он будет стрелять, но в конце концов его все равно поймают и поймут, что его след ведет в Россию. Хорошо, что мы в любой момент можем организовать убийство американского президента, но зачем платить за это такую цену? В противном случае мы могли бы хоть сейчас объявить войну Америке. - Значит, нужно приберечь его для критической ситуации, когда у нас не останется другого выхода. И Бальбек Гусев продолжал заниматься, готовясь к критической ситуации, которая могла и не наступить. Но в один прекрасный день ему показали фотографию какого-то человека с большими печальными глазами. - Это Василий Рабинович. Ты должен его убрать. - Но это же не американский президент, - возразил Гусев. - Он еще более опасен. - Я полагал, что мне поручат убить президента, я ждал этого целых двадцать пять лет, по два часа в день практикуясь в стрельбе и по десять часов долбя английский язык. И вот теперь, когда долгие годы ожидания и подготовки остались позади, я получаю задание убрать какого-то Рабиновича. Он что - диссидент? - Ты должен выполнить приказ. Не думай, что выучив английский язык и усвоив заграничные манеры, ты стал американцем. Ты по-прежнему советский человек. - Когда начинаешь думать самостоятельно, это скоро превращается в привычку, - отчеканил Бальбек Гусев, который на практических занятиях, посвященных американской избирательной системе, в качестве тренировки принимал участие в выборах американского президента и благодаря этому заразился некоторым вольнодумством. - Татарин по имени Бальбек Гусев не может позволить себе роскошь мыслить самостоятельно. Будешь стрелять в Василия Рабиновича с расстояния в полторы тысячи ярдов. На таком расстоянии ты не увидишь его глаз. Анна Чутесова была вне себя от ярости. Она чуть не швырнула в лицо послу лежащие на его столе бумаги. Кто принял это решение? Какой кретин мог принять такое решение? - Мы же договорились, - неистовствовала она, - что вы выйдете на достойных доверия американцев, расскажете им все, что нам известно, и после этого мы вместе обсудим, как избавиться от опасности по имени Василий Рабинович. Как вы могли единолично принять решение о его физическом устранении?! Ведь эта операция была поручена мне! - Нельзя допустить, чтобы этот человек достался американцам. Его необходимо уничтожить. - Зачем он нужен американцам? Какая польза была от него нам помимо лечения членов Политбюро от головной боли и импотенции? Щеки у Анны пылали. Она знала, каким образом этот болван получил место посла. Он был единственным высокопоставленным сотрудником министерства иностранных дел, способным удержать в памяти несколько имен, и одним из немногих, кто просыпался по утрам, не испытывая необходимости опохмелиться после вчерашней выпивки. Такие люди были в министерстве на вес золота и получали престижные назначения. Посол Номович просидел в Вашингтоне уже четверть века и был старейшиной дипломатического корпуса. - Товарищ Чутесова, мне известно, каким авторитетом вы пользуетесь здесь, в Америке. Но решение об убийстве Рабиновича, пока его не заграбастали американцы, было принято на самом верху. - Неужели они не понимают, что Рабиновича невозможно заграбастать? В том-то все и дело. Это он может заграбастать кого угодно. Ни одно правительство не способно его приструнить. Зато он способен приструнить любое правительство. Как можно вредить человеку, если ты считаешь его своим близким? Как? Каким образом? - В нашем распоряжении имеется совершенно удивительный стрелок. Я своими глазами видел, на что он способен. Сейчас он на пути в Форт Пикенс, где, по нашим данным, находится Рабинович. Нами разработан блестящий план, который позволит нашему агенту незамеченным проникнуть на территорию военной базы. Скажу вам без ложной скромности - нам есть чем гордиться. - Ну что ж, гордитесь, пока все это не выйдет вам боком. В лучшем случае ваш план не сработает. Это в лучшем случае. - Я не собираюсь спрашивать вас, почему вы так думаете, - проговорил Номович, глядя на пылающую гневом красавицу. Он слышал, что она ненавидит мужчин. Правда, эти слухи исходили от одного завзятого ловеласа, который был уверен, что если женщина отвечает отказом на просьбу переспать с ним в первый же час их знакомства, значит, она мужененавистница. Однако Номович понимал, почему ни один мужчина не мог пройти мимо это прелестной женщины. - Я хотел бы спросить вас о другом: вы действительно не жалуете мужчин, как утверждают некоторые? - А как еще можно относиться к представителям сильного пола, которым безразлично, что завтра земной шар может взлететь на воздух, но зато не безразлично, с кем я делю ложе? - Я вижу, вы в самом деле не жалуете мужчин. - Просто я презираю идиотов. - К счастью, не все мужчины - идиоты, - заметил Номович, недоумевая, почему Анна Чутесова усмехнулась, покидая его кабинет. Секретарше посла Анна сказала, чтобы он позвонил ей, когда план рухнет. Даже дураку ясно, как опасно в такой ситуации действовать в одиночку. Даже если снайперу удастся убить Рабиновича, то, по мнению посла, американцы подумают, что убит еврейский иммигрант из России? Ничего подобного! Россия окажется виновной в убийстве человека, любимого сотнями американцев. Лучшего способа начать бессмысленную войну просто не существует! Единственным разумным решением для обеих сторон было бы выложить карты на стол, осознать, что Рабинович в равной мере опасен и для России, и для Америки, и совместными усилиями избавиться от него, не дав вспыхнуть военному конфликту. При желании можно было бы попытаться использовать энергию и способности этого человека во благо. Впрочем, учитывая интеллектуальный уровень непомерно раздутых правительств обеих стран, это было бы слишком рискованно. Анне Чутесовой оставалось довольствоваться тем, что не она подослала к Рабиновичу убийцу, тем самым подставив под удар свою родину. Бальбек Гусев въехал в Форт Пикенс на носилках. В горизонтальном положении было невозможно определить, что в этом солдате всего 150 сантиметров роста, а поэтому он не соответствует необходимым стандартам для службы и армии. - Я потерял ноги во Вьетнаме, - сказал Бальбек с акцентом выходца из какого-нибудь западного штата. Уроженец американского запада не станет долго распространяться о своем ранении в отличие, например, от жителя Нью-Йорка, который представил бы его как трагедию - не только личную, но и всеобщую. Калифорниец - тот ударился бы в воспоминания, как, выйдя из наркоза, попытался встать и сверзился вниз, потому что вместо ног у него торчали две культи. Ну а типичный выходец из Бостона пустился бы в рассуждения, как трудно жить, когда тебя окружают длинноногие уроды. Уроженец американского запада не таков - он ограничился бы несколькими скупыми словами и замолчал. Бальбек Гусев был поражен тем, насколько глубоко русским удалось внедриться в Америку. Таможенники почти не заглядывали в его фальшивый паспорт. На самолетах его обслуживали по самому высокому разряду. За двадцать пять лет, отданных изучению американского образа жизни, он привык к роскоши. Естественно, он летел в салоне первого класса, и когда ему подали обед, от которого у любого из его соотечественников потекли бы слюнки, он не притронулся к нему, объяснив, что еда показалась ему недостаточно горячей. В Форте Пикенс, на высоком холме, с которого открывался отличный обзор полигона, Бальбека дожидалось его личное оружие. Руководство не позволило ему везти оружие с собой. При том, что советская агентура действовала в Америке весьма успешно, они хотели избежать даже малейшего риска. Во многих штатах были приняты новые законы о хранении оружия, и какой-нибудь ревностный служака-полицейский мог испортить всю обедню. Всю дорогу Бальбек Гусев нервничал и вздохнул с облегчением только тогда, когда увидел сверкающие на арканзасском солнце стволы и знакомые потертые ложи своих верных друзей, из которых он поражал цели, невидимые для большинства людей. Наконец-то он осуществит то, к чему готовился всю свою жизнь. - Видите высокий помост? - спросил сержант, вручивший Бальбеку его оружие. - Рабинович поднимается на него каждый день и оттуда руководит войсками. Около него постоянно вертится старик-азиат в розовом халате. Если он будет загораживать от вас цель, стреляйте сначала в него, а потом уже в Рабиновича. Желаю удачи. - Не беспокойтесь, я умею попасть в нужную цель. - Этот старик какой-то ненормальный. Ходит в женской одежде, но при этом даст сто очков вперед любому из здешних молодцов. - Теперь уже не любому, - отчеканил Бальбек и принялся готовить своих друзей к работе. Когда солнце достигло зенита, он увидел джип, промчавшийся мимо танковых колонн к помосту, расположенному в полутора тысячах ярдов от холма, где Бальбек зарядил свои винтовки. Он увидел старика в колышащемся на ветру одеянии, правда, оно было не розового, а скорее золотистого цвета. Рядом со стариком находился человек с печальными глазами, которого ему предстояло убить. На таком расстоянии Рабинович не видел Бальбека, зато Бальбек с его острым татарским зрением прекрасно видел Рабиновича. Казахские татары обладали невероятной зоркостью и посмеивались над оптометрическими таблицами, разработанными Министерством здравоохранения. "Весь наш рост ушел в зрение", - шутили односельчане Бальбека. Рабинович помахал войскам, и те ответили ему дружным приветствием. Бальбек не мог разобрать слов, с которыми Рабинович обращался к солдатам и офицерам, но он видел, как с каждой минутой их лица становятся все суровее и злее. Было ясно, что генерал поднимает боевой дух своей армии. Бальбек сжал в руке холодный ствол винтовки. Мушка была давно спилена. Подобные приспособления нужны лишь людям, не умеющим целиться. Бальбек еще ни разу не встречал татарина, который без прицела допустил бы промах. Главное - точно рассчитать траекторию полета пули, а для этого одного зрения недостаточно. Нужно учитывать еще и силу ветра, температуру и влажность воздуха, и концентрацию пыли вокруг мишени. Только тогда можно гарантировать, что пуля попадет в цель. Между тем Чиун заметил нечто очень странное. Великий Ван почему-то не обращал ни малейшего внимания на снайпера, притаившегося за одним из холмов. Чем это объяснить? Великий Ван делал вид, будто не видит, как тот прицелился и выстрелил и как пуля устремилась к его голове. Чиун ничего не понимал. Он уже собрался выразить учителю свое недоумение, как вдруг понял, что Великий Ван просто решил испытать его. Но почему он устроил ему такое легкое испытание? Ах, ну да, ясно. Великий Ван хочет проверить, владеет ли Чиун всем многообразием приемов: ударом Лотоса, крученым ураганным ударом, ударом открытой ладонью. Бальбек выпустил из винтовки восемь пуль, и все они пролетели мимо цели. На разном удалении от помоста лежали раненые солдаты, но Рабинович остался цел и невредим, а золотистое кимоно старика как ни в чем не бывало сияло в лучах полуденного солнца. - Великий Ван, - почтительно обратился Чиун к своему учителю, - какие еще приемы я должен вам продемонстрировать? - Кто стреляет в солдат? - спросил Рабинович. - Снайпер, разумеется, - ответил Чиун. - Ну так какого лешего вы ждете? Надо было давно уже его уничтожить, - проговорил Великий Ван, и Чиун понял, что выдержал испытание. Минуя солдат, копающих окопы, Чиун направился к холму, где скрывался человек с татарской внешностью. - Что ты здесь делаешь? - осведомился Чиун. Бальбек с удивлением услышал родной говор, который успел подзабыть за прошедшие двадцать пять лет. - Я приехал сюда, чтобы убить Василия Рабиновича, - ответил он по-татарски. - У тебя ужасный акцент, - сказал старик в золотистом кимоно. - Откуда вы знаете татарский язык? - спросил Бальбек. - Я - Мастер Синанджу. Мне приходилось работать в разных частях света. Но как объяснить тот факт, что достойный татарский лучник вроде тебя палит из винтовки в Америке? - Еще ребенком русские разлучили меня с семьей и заставили делать ужасные вещи. Эти злодеи угрожали, что убьют мою бедную больную мать, изнасилуют сестренку и уничтожат всю нашу деревню, если я не выполню того, что они от меня требовали, - объяснил Бальбек. - Веская причина, чтобы взяться за оружие, - сказал Чиун. - Но, к сожалению, мой дорогой друг, я не могу оставить тебя в живых. Раздался выстрел, но Чиун отразил снайперскую пулю с еще большей легкостью, чем когда она летела с расстояния в полторы тысячи ярдов. Не успев и глазом моргнуть, Бальбек Гусев канул в небытие. Он даже не смог оценить изящества, с которым ему был нанесен смертельный удар. Великий Ван, судя по всему, тоже этого не оценил. Он куда-то исчез. На помосте стоял Василий Рабинович, которого Ван охарактеризовал как отличного парня. Он вопил: - Мы должны покончить с ними прежде, чем они покончат с нами! Откладывать наступление больше нельзя! В конце концов посол Номович сдался и внял голосу разума. Следуя указанию Анны Чутесовой, он договорился о встрече с чиновниками американского военного ведомства. Он видел, как Анна достает из атташе-кейса сверхсекретные документы и вручает их младшему лейтенанту для передачи американским полковникам, генералам и адмиралам. Он слышал, как она сообщает им секретные сведения о городке парапсихологов, о проводимых там исследованиях и даже о том, как организована охрана городка. Вслед за этим она сделала то, что Номович не мог назвать иначе как изменой Родине - рассказала врагу о Матесеве и Бальбеке. - Но ведь это - государственная тайна! - шепнул ей на ухо Номович. - Неужели вы думаете, что они не знают об этом? - холодно ответила Анна. Они сидели в небольшом, напоминающем операционную помещении с рядами кресел, расположенных амфитеатром. - Мы попытались вернуть его назад, - продолжала Анна свои предательские речи, - на том дурацком основании, что он должен принадлежать своей стране, а не вам. Надеюсь, вы понимаете, насколько это нелепо, если учесть, что Рабинович может внушить кому угодно что угодно. - Вы правы. Теперь он принадлежит нам. Спасибо за информацию о его местопребывании в Форте Пикенс и о том, что он выдает себя за бригадного генерала. Черт побери, мы произведем его в генерал-полковники с четырьмя звездами на погонах, - сказал один из американских офицеров. Остальные громко зааплодировали. Когда аплодисменты стихли, Анна спросила: - И что вы будете с ним делать? - Использовать против вас, если возникнет такая необходимость. - Зачем? - Чтобы пудрить вам мозги так же, как вы пудрили бы мозги нам. - Вы когда-нибудь присутствовали на совещании нашего высшего офицерского состава? - поинтересовалась Анна. - Мы знаем, чем занимаются ваши военные, - ответил американский генерал. - Тогда вы должны понимать, что пудрить там особенно нечего. Рабинович с самого начала был совершенно неуправляем, но трагедии могло и не произойти. Он мог бы спокойно жить в России, получая все, что ему нужно. К несчастью, мы совершили ошибку, попытавшись его приручить. Это нам не удалось. - Из того, что это не удалось вам, не следует, что это не удастся нам, - заметил американский генерал. Анна улыбнулась. - Кажется, я сваляла дурака. Я не думала, что вы настолько похожи на нас. Знаете, при желании я могла бы найти сотню специалистов, не уступающих Василию Рабиновичу, но я не стану этого делать. Он - не орудие, он - талантливый организатор, и я надеюсь, что вы не станете плясать под его дудку. Своими неумелыми действиями мы настолько запугали его, что он занялся созданием собственной армии. И, откровенно говоря, я не сомневаюсь, что он создаст действительно боеспособную армию. - Это уже не наша проблема, а ваша... - Неужели вы станете воевать с нами только потому, что какого-то гипнотизера замучили кошмары? - Я воздерживаюсь от комментариев, - заявил американский генерал под одобрительные аплодисменты своих коллег. - Я надеялась, что вы умнее. Ну что ж, желаю удачи. Когда вы сумеете укротить Рабиновича и решите, как его использовать дальше, дайте мне знать. Номович негодовал. - Вы же выдали американским военным секреты государственной важности! - воскликнул он, когда они вернулись в советское посольство. - Я совершила куда более грубую ошибку, - сказала Анна, - сообщив им, где находится Рабинович. Теперь они отправятся в Форт Пикенс и присоединятся к его армии. В результате он станет еще более сильным. - Наш заклятый враг наращивает силу, а вас это нисколько не беспокоит! - Конечно. Я знаю, что делать. Мне ясна психология этого человека. Он поиграет в войну, потешит свое самолюбие, а потом сделает то, чего он хочет. - Что же это? - Оставим его в покое, и пусть манипулирует американской армией так же, как манипулировал бы нашей. Я ведь сказала им правду. Разумеется, это не соответствовало действительности. Просто Анна не хотела, чтобы кто-либо из ее высокопоставленных соотечественников помешал ей осуществить свой план и уничтожить Рабиновича. Она прекрасно понимала, что если этот человек познает вкус войны, его уже не остановишь. Еще на родине Анна познакомилась с характеристикой Василия. Какому идиоту вообще пришло в голову вытащить Рабиновича из Богом забытого Дульска и дать ему возможность заниматься парапсихологией? Она бы много отдала, чтобы увидеть человека, способного управлять его психикой. Судя по всему, за последние несколько дней Рабинович стал совершенно недосягаемым для убийц. Именно этого Анна и опасалась больше всего. Она была уверена, что помимо убийцы, посланного российским руководством, за ним охотится кто-то еще. Знать бы только, кто именно. Тогда Анна могла бы ему помочь. Но кто в Америке годился на эту роль и знал так же хорошо, как она, что нужно делать? Харолд Смит знал, что прибор, который он дал Чиуну, уничтожен. Случилось худшее. Цепляясь за последнюю слабую надежду, Смит попытался уговорить Римо прийти ему на помощь, но тот реагировал на его слова совершенно непостижимым образом. Ему ни до чего не было дела. Он был занят беседой с каким-то мудрецом, умершим более четырех тысячелетий назад. Смит пошел домой и достал из шкафа старый армейский пистолет 45-го калибра. Смит не стрелял со второй мировой войны. Он понимал, что не сможет убить Чиуна, но знал, что Чиун хоть и принимает его за дурака, но не сомневается в его правдивости. На этот раз Смиту придется солгать - сперва Чиуну, а потом Рабиновичу, после чего он одним выстрелом сделает то, что не удалось сделать величайшему убийце мира. Смит дал команду компьютерам стереть всю информацию, если он не вернется. Информация, хранившаяся в банке данных КЮРЕ, была столь деликатного свойства, что не должна была пережить Смита. Пусть лучше труд его жизни погибнет вместе с ним, чем нанесет вред стране, которую он так любил. Напоследок Смит позвонил президенту США. - Как вам известно, сэр, русские пытались захватить этого человека, и мы направили против них своих агентов. Этот человек обладает невероятными способностями и чрезвычайно опасен. В настоящее время он привлек на свою сторону целую дивизию, если не больше. Судя по всему, он готовится начать войну. Один из наших агентов выведен из строя, хотя я и не знаю, как это произошло, а второй в настоящий момент не может быть задействован. Поэтому беру эту миссию на себя. Если я не вернусь, наша организация прекратит свое существование, но при этом никто не получит доступа к нашему гигантскому банку данных. На этот счет я принял все необходимые меры. - Желаю удачи, Смит, - сказал президент. - Я знаю, вы сделаете все, что от вас зависит. Римо готовил на кухне рис. Великий Ван, сидя возле него на табурете, поинтересовался, с кем он только что разговаривал по телефону - уж не со своим ли американским хозяином? - Да. Он собрался поиграть в кошки-мышки с этим гипнотизером. - И ты считаешь, что он справится с этим в одиночку? - А почему бы и нет? - сказал Римо. - Это его жизнь. Его страна. - Ах, какие вы непреклонные! Что ты, что Чиун. До чего же вы похожи! Вашему умению водить себя за нос можно позавидовать. - Я не вожу себя за нос и я не похож на Чиуна. - Ошибаешься! Именно поэтому вы постоянно ссоритесь и именно поэтому так привязаны друг к другу. - Я надеялся, что, встретившись с Великим Ваном, получу ответы на свои вопросы. По крайней мере, так обещал мне Чиун. Выходит, он меня обманул? - Нет. Просто тебе не нравятся мои ответы. Ты как две капли воды похож на Чиуна, но достаточно хитер, чтобы скрывать это сходство, и поэтому большинство людей считает тебя нормальным. Но я-то вижу, что ты безумец, Римо. Назови хотя бы одну вещь, которая тебе нравится и в которой ты себе не отказываешь. - Мне нравится, когда меня оставляют в покое. - Это - самая чудовищная ложь, которую я до сих пор от тебя слышал! - воскликнул Ван, спрыгнув с табурета на пол. Он принял одну из простейших поз, поджав под себя ноги и вытянув руки вдоль туловища. В этой позе он казался совершенно беззащитным. - Ну хорошо, Римо, ты не похож на Чиуна. Давай-ка посмотрим, на что ты способен. Ну-ка, покажи! - Я не собираюсь с вами бороться, - сказал Римо. - Не бойся, ты не причинишь мне боли. Я умер четыре тысячи лет назад. - Для бесплотного духа вы, пожалуй, обладаете слишком большим весом. Когда вы спрыгнули с табурета, пол чуть не провалился. - Вы с Чиуном придаете слишком большое значение весу. В нашем деле совсем необязательно быть тощим, как скелет. Ну же, бледнолицый, покажи, на что ты способен! Римо вяло ткнул его в живот, опасаясь, как бы этот божий одуванчик не потерял равновесие. Рука его со свистом рассекла воздух. - Ну вот, совсем как Чиун. Ничего не хочешь делать из-под палки. Римо захотелось проверить, насколько крепок Великий Ван. Он понимал, что положить его на лопатки скорее всего не удастся, но он мог, по крайней мере, пощупать его дряблый живот. И Римо предпринял вторую попытку. Ван даже не старался уклониться от его удара. Рука Римо вонзилась в центр Вселенной, где стоял невероятный холод, и он закричал от боли, а Великий Ван с улыбкой поведал ему, что то же самое в свое время испытал Чиун, поднявшись на высшую ступень мастерства. - Вот что я скажу тебе, Римо. Из всех Мастеров Синанджу вы с Чиуном обладаете самым чистым ударом. Как это и пристало отцу и сыну. ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ Утром 11 мая три американские колонны под командованием человека, которого одни считали воскресшим генералом Паттоном, а другие - своим любимым командиром, отцом, матерью или близким родственником, вторглись на территорию Сорники - одного из недавно получивших независимость государств Центральной Америки. Сорника считала себя независимой, потому что сбросила с себя бремя сорокалетнего гнета семейства диктаторов, опиравшихся на армию, численность которой не превосходила полицейского подразделения, и установила власть Народного Совета, создавшего громадную, вооруженную до зубов армию. При старом режиме диктатора можно было критиковать, но не более того. Правда, жители Сорники обладали еще некоторыми незначительными правами: они имели право зарабатывать себе на жизнь, менять работу, жениться и выходить замуж по собственному выбору, а если такая жизнь их не устраивала, они имели право уехать из страны. Главным отличием нового режима было то, что он обязан был всем нравиться. Газеты, оппозиционно настроенные к свергнутым угнетателям, пользовались прежними свободами. Они могли свободно публиковать критические материалы о старом режиме. Если же какая-либо газета позволяла себе критическое высказывание о новой Народно-демократической Социалистической Республике Сорника, ее немедленно закрывали "по требованию разгневанного народа". Символом народа был генерал Умберто Омерта - человек из народа, живший с народом и во имя народа. Всякий, кто выступал против Омерты, автоматически становился врагом народа. Когда Омерта направлял стражей новой, социалистической, законности закрывать оппозиционные газеты и громить их редакции, чего никогда не случалось при прежнем режиме угнетателей, это было ответом народа на происки контрреволюции. Народ в лице Омерты ревностно следил за тем, чтобы все выступающие против режима изменили свою точку зрения. Инакомыслие пресекалось железной рукой, равно как и желание покинуть страну - таковы уж порядки в независимых странах. Никто не смел задаться вопросом: стоит ли народ за арестами, казнями и преследованием реакционных элементов, предателей и американских прихвостней? Никто не спрашивал, являются ли они тоже частью народа. Такой вопрос был бы расценен как предательство дела революции: коль скоро против этих реакционеров выступает народ, значит, они являются чуждыми элементами. В нацистской Германии чуждые элементы считались untermenschen - людьми второго сорта, и для них строились газовые камеры. Однако вооруженное вторжение в Сорнику в это майское утро объяснялось не тем, что там бросали в тюрьмы и расстреливали врагов народа, а детей заставляли доносить на своих родителей. И не тем, что на территории этого государства размещалось несколько учебных лагерей, где проходили подготовку отряды боевиков, жаждущих освободить соседние народы от гнета ненавистных правителей. Дело заключалось в другом. В Сорнике было дислоцировано восемнадцать советских полков вместе с военными специалистами. Именно их и хотел уничтожить Железный Генерал, живое воплощение Джорджа Паттона, любимый командир и отец родной, за которого любой солдат был готов отдать жизнь и который временами искусно скрывался под личиной иммигранта из России. Рабинович исходил из того, что если он сумеет разгромить отборные войска, которые его бывшая родина направила за рубеж, к нему отнесутся с уважением. При этом не имело значения, перебьет ли он всех до одного или возьмет и плен. Русские уважают силу. Если он сумеет доказать, что сила на его стороне, они оставят его в покое. Не случайно, что единственным договором, который советское руководство соблюдало до последней буквы, был договор с фашистской Германией. Этот альянс распался лишь после того, как Гитлер, вопреки надеждам советского руководства, напал вместо Англии на Россию. Вслушиваясь в звуки орудийных залпов, ощущая мощь танков, прокладывающих себе путь по раскисшей грязи, именуемой в Сорнике дорогами, Рабинович испытывал ни с чем не сравнимое чувство. До сих пор он пуще всего на свете боялся оказаться в числе убиваемых и преследуемых, теперь же им владело странное возбуждение. Он бросался на передовую. Он подбадривал лучших командиров. Он находился в самой гуще боя, изрыгая проклятия в адрес бойцов, отставших от своей колонны. К середине дня остатки прославленных бронетанковых войск из России были разбросаны по равнинам и джунглям Сорники. Вслед за знаменитыми русскими боевыми вертолетами "Олень" генерал Омерта поднял в воздух весь спой флот, чтобы поучаствовать в кровавой бойне, и только тогда, дождавшись подходящего момента, Рабинович позволил своим войскам использовать реактивные установки, чего до сих пор всячески избегал, желая усыпить бдительность противника. Самолеты один за другим вспыхивали в небе Сорники, словно шутихи. - Я только одного боюсь, Чиун, - погибнуть от руки какого-нибудь убийцы, - сказал Рабинович, повернувшись к своему телохранителю, облаченному в черное кимоно, как и подобает Мастеру Синанджу, стоящему на поле брани рядом с императором. - Разве Великий Ван может погибнуть от руки убийцы? - удивился Чиун. - Кто знает... Но твой долг позаботиться о том, чтобы этого не произошло. - Разве я не прошел всех испытаний, прежде чем подняться на высшую ступень мастерства? - Считай, что ты должен пройти еще одно. - Какое? - спросил Чиун. - Самое важное. - Но почему? - Потому что я так велю. - Разве Великий Ван, давая своему ученику возможность лицезреть себя, не должен снизойти до ответа на его вопросы? Разве само ваше имя не есть ответ на все вопросы? - Ты опять морочишь мне голову своими штучками? Чиуна насторожили не столько странные речи Вана, сколько то, что учитель упорно избегал говорить с ним по-корейски. Для Чиуна это служило знаком явного неодобрения. Он не понимал, чем заслужил такую немилость, но поклялся себе любой ценой исправить ошибку, в чем бы она ни состояла. Догнать войска Рабиновича не составило труда: ни одна армия в мире не может двигаться незаметно для окружающих. Смит прибыл в Сорнику с документами сотрудника министерства обороны. Воздух здесь был горячим и влажным. Смит задыхался, то и дело ему приходилось останавливаться, чтобы прийти в себя. Какой-то сержант принес ему стакан воды и помог найти некое подобие тени - островок влажного мха под деревом, куда со всех сторон устремлялись комары и огромные летающие жуки, еще не известные науке. И те, и другие жалили немилосердно. Смит вспомнил фронтовые годы. Правда, в то время он был молод и не нуждался в постоянных передышках. Пистолет 45-го калибра казался ему тяжелее, чем когда-либо, а поскольку он висел у него на груди слева, проходящие мимо солдаты принимали Смита за какого-то секретного агента. Ему не хотелось предстать в таком виде перед Рабиновичем и Чиуном. Чиун, к