онечно, не особенно удивится, но великий гипнотизер, увидев перед собой возможного агента, наверняка отреагирует немедленно, а это никоим образом не входило в планы Смита, который собирался обмануть его относительно своих намерений. Смиту предстояло сбить с толку и Чиуна: обычный человек не в состоянии уследить за движением рук Мастера Синанджу, не говоря уже о том, чтобы их остановить. - Скажите, - обратился Смит к сержанту, - вы не могли бы достать для меня камуфляжную форму? С этим пистолетом я смахиваю на какого-то агента. Совсем ни к чему, чтобы сотрудника министерства обороны принимали за агента ЦРУ, вы так не считаете? - Так точно, сэр, - ответил сержант. Он был из старослужащих, и Смит понимал, что если кто-то и может ему помочь, то лишь этот тертый калач. Сержант вернулся только к вечеру и беспомощно развел руками: - Извините, сэр. Форму для вас найти не удалось. - Вы хотите сказать, что интенданты не располагают лишней одеждой? - Так точно, сэр. Операция четко спланирована. У Железного Генерала каждая пуля на счету. - Что вы говорите?! - воскликнул Смит. Он не рассчитывал услышать столь приятную новость. Рабинович где-то совсем рядом. - Наш командир держит все под личным контролем. А теперь нам пора двигаться дальше, сэр, если вы хотите попасть на передовую и увидеть его. Мы и так уже потеряли много времени, разыскивая для вас камуфляж. - Полагаю, догнать Рабиновича не составит особого труда. Я лучше подожду его здесь. - Но он сказал, что не остановится, пока не захватит столицу Сорники. - Не думаю, чтобы в настоящий момент это было возможно. - Наш генерал полностью сломил сопротивление неприятеля. Он уничтожил все его боевые вертолеты. - Вы не раздобудете для меня какую-нибудь палатку, в которой я мог бы устроиться на ночь? - попросил Смит. - Если, конечно, таковые имеются. - Не знаю, сэр. У нас здесь все на строгом учете. - Ясно, - вздохнул Смит. - По-видимому, мне предстоит закоченеть нынешней ночью. Разбудите меня, если к утру здесь появится Рабинович, или Железный Генерал, как вы его называете. Ван покатывался со смеху. - Напрасно вы обвиняете меня в излишней серьезности, - проворчал Римо. - Я только и знаю, что шутить, черт возьми. Мир устроен весьма забавно, и я не боюсь об этом говорить. Римо чувствовал, как в нем вскипает злоба. Он понял это по своему дыханию. Давать волю злобе не менее губительно, чем страху. Эти чувства подчиняют себе все остальные. - Послушайте! - взорвался он. - Я ждал двадцать лет, чтобы увидеть Великого Вана, боялся, что не удостоюсь такой благодати. И вот наконец моя мечта сбылась - и что же? Вы пилите меня похлеще Чиуна! Чиун - тот действительно все принимает всерьез. Он считает, что если не сделает того-то и того-то, Дом Синанджу рухнет к чертовой матери. Он носится с идеей женить меня на корейской девушке ради продолжения нашего славного рода. Честное слово! Чем не сводня? - Почему ты злишься? - Потому что вы меня разочаровали, - огрызнулся Римо. - Не оправдали моих надежд. Честно говоря, Чиун дал мне намного больше, чем вы. - Весь мир для тебя ничто в сравнении с Чиуном. Если бы ты не любил его, то никогда не научился бы такой прекрасной технике удара. Только от любви рождается что-то хорошее. - Да, я уважаю Чиуна и люблю его. Ну что, вы довольны? Смотрите, не лопните от смеха, - проговорил Римо, глядя прямо в лицо хихикающему толстяку. - Но я не считаю его совершенством. В нашем языке есть слово "псих". Я считаю, что оно как нельзя лучше подходит нашему дорогому Мастеру Чиуну. - А как насчет человека, одержимого желанием спасти мир? - Извините, я меньше всего думал о спасении мира. Я всего лишь пытался спасти свою страну. - Сколько людей ее населяет? Двести двадцать миллионов? - Около того. Римо осточертела эта квартира с ее великолепно оборудованной кухней, роскошной гостиной, ванной и телевизорами в каждой комнате. Но больше всего ему осточертел толстый жизнерадостный Ван с пузом, в котором сосредоточился весь холод Вселенной. Между тем Ван остался доволен. Все, что ему было нужно, - это увидеть удар Римо. Любой Мастер Синанджу по одному удару мог судить о силе человека. Римо вышел за дверь. Ван последовал за ним. - Знаешь, в мое время население всего мира насчитывало порядка двухсот миллионов человек. Америка и есть для тебя весь мир. - Уже нет, - сказал Римо. Служители, подметающие двор, с интересом поглядывали на его спутника. Значит, они тоже видят Великого Вана, подумал он. - Тогда скажи мне: кто в большей степени псих - тот, кто пытается спасти от исчезновения род великих убийц, или тот, кто пытается спасти страну? - Мне кажется, ваш визит несколько затянулся. Спасибо за все и прощайте. - Но ты еще не задал мне своего вопроса, - напомнил Ван. - Ладно, когда вы уберетесь отсюда восвояси? - А когда ты задашь мне нужный, вопрос? - На это может уйти целая вечность. - Ну, такого срока в твоем распоряжении, положим, нет. Но на это может уйти вся твоя жизнь. - Вы это серьезно? - Неужели ты думаешь, что мне приятно торчать здесь с тобой еще пятьдесят или сотню лет? - усмехнулся Ван. - Уж на что был задирист Чиун, но ты и его обскакал. Каждый раз, когда ты открываешь рот, я слышу голос Чиуна. - Ничего подобного. Чиун - настоящий расист, который презирает всех, кто не имел счастья родиться корейцем. А я не расист. Я кто угодно, но только не расист. Ван расхохотался так, что чуть не повалился на тротуар, позабавив играющих на лужайке ребятишек. - Что вас так рассмешило? - спросил Римо. - Ты рассуждаешь в точности как Чиун. Он обозвал бы всех белых расистами, заметив при этом, что считает их низшей расой. - Я не говорил ничего подобного о корейцах! Я отдаю должное мастерству Чиуна, хотя вы и подвергаете его несправедливым нападкам. И это при том, что вы сами признали: он обладает самым лучшим ударом из всех Мастеров Синанджу. - Я сказал не "самым лучшим", а "самым чистым". Это не одно и то же, Римо. Но он бы воспринял мои слова точно так же, как и ты. А я вовсе не считаю вас лучшими из лучших. - Мне не о чем вас спрашивать, - сквозь зубы процедил Римо. - Тема закрыта. - Ты обожаешь говорить: "Тема закрыта". Наверное, потому, что боишься оказаться неправым. Значит, тема закрыта? Римо резко повернулся на сто восемьдесят градусов и зашагал обратно к дому. - Точно так же поступал и Чиун. Однажды я заметил ему, что он - вылитая копия своего отца. И знаешь, что он ответил? Он сказал мне: ничего подобного. Он ничуть не похож на своего отца, потому что тот капризен, эгоистичен и боится признаваться в любви к кому-либо. По правде, я не ожидал от него столь бурной реакции. Ты думаешь, я обманываю тебя, Римо? - Мне все равно! - прорычал Римо и так хлопнул дверью, что она слетела с петель. К счастью, Ван успел подхватить ее кончиками пальцев и водворить на место с такой легкостью, словно она была перышком. - Я вижу, - невозмутимо заметил Ван. - Иначе ты не стал бы вышибать дверь. - Можно задать вам один вопрос? Я никогда не видел своих родителей. Я вырос в приюте, меня воспитали монахини. А потом меня взяли на работу в КЮРЕ, потому что понимали, что я круглый сирота и свободен от каких-либо обязательств перед семьей. Кто мои родители? - Это глупый вопрос. - Вы знаете ответ на него? - Конечно, но он не должен тебя интересовать. Важно не кто произвел тебя на свет, а кто заменил тебе родителей. Так вот, этот человек находится в опасности и нуждается в твоей помощи. - Вы обманываете меня? - Если я в чем-то и слукавил, то лишь назвав это опасностью. На самом деле ничего страшного не произошло словом "опасность" я обозначил ситуацию, когда человек не знает, с кем имеет дело. Об успешном наступлении трех американских танковых колонн Анна Чутесова узнала из разговоров и намеков в советском посольстве. Центр разведывательной деятельности СССР в этом регионе находился на Кубе, тем не менее Вашингтон попрежнему считался важнейшим дипломатическим форпостом, подобно тому, как Куба и Сорника считались важными военными плацдармами. Анна попыталась объяснить сотрудникам посольства, что потеря Сорники не нанесет Советскому Союзу особого ущерба, ведь у него останется Куба. Зачем им вообще какая-то Сорника? - Из Сорники мы можем оказывать поддержку народам Гондураса, Коста-Рики, Панамы и Мексики в их освободительной борьбе, - возразили ей. - И что вы будете делать потом в Мексике? Закроете границы, чтобы никто не убегал из страны? Америка уже десять лет безуспешно пытается остановить поток иммигрантов оттуда. Вы сделаете это за них. Но американцы не настолько умны, чтобы это оценить. В результате вы получите полномасштабную войну. - Нам не нужна полномасштабная война. Это не входит в наши планы. - Но вы все равно подойдете к ней, как слепой, гуляющий над пропастью. Не волнуйтесь, Рабинович избавит вас от лишних хлопот. И когда вы приползете к нему сдаваться, он, возможно, утратит бдительность, и тогда мы наконец сможем его убить, чтобы не дать ни одному идиоту возможности снова использовать его в своих целях. Когда поступили известия о разгроме хваленых советских боевых вертолетов в небе Сорники, посольство погрузилось в тягостное молчание. И только один женский голос выводил задорную мелодию русской песни, которой когда-то научила певунью мать. Министр культуры Сорники полковник Падриль Остонсо находился в Вашингтоне на писательской конференции. В самый разгар дискуссии его срочно позвали к телефону. Он вышел из зала под гром аплодисментов своих коллег. - Мы не можем избавиться от чувства стыда за Америку, - сказал один из писателей, автор нашумевшего романа о похищении американских атомных секретов. - Нам стыдно за свое оружие, за свои танки, а главное - нам стыдно за людей, которые из них стреляют. Не знаю, удастся ли нам когда-нибудь избавиться от этого чувства стыда перед человечеством за то, что происходит сегодня. Единственное, что нам остается, это молиться за нашего брата Падриля Остонсо и выразить ему свою поддержку аплодисментами. Полковник Остонсо поблагодарил коллегу от лица всех борющихся писателей Сорники и подошел к телефону. В качестве министра культуры он курировал писателей и две тюрьмы строгого режима, в которых содержались несогласные с политикой Народного Совета. Писатели, разделявшие чаяния народа, пользовались народной поддержкой и поэтому получали от государства квартиры. Те же, кто выступал против народа, такой поддержкой, естественно, не пользовались и были вынуждены сами заботиться о себе. Если им это удавалось, министерство культуры выясняло, кто оказывает им помощь. А поскольку ни один из писателей не имел права заботиться о себе без разрешения государства, они объявлялись тунеядцами и попадали в тюрьму. В тот самый момент, когда полковник Остонсо направлялся к телефону, одна из американских танковых колонн приближалась к тюрьме, угрожая освободить опасных преступников: поэтов, прозаиков, а также фотографа, имевшего наглость сфотографировать сорниканца, скрывающегося от призыва в народную армию: всякому было ясно, что увековечивать на пленке следует патриотов, добровольно идущих защищать родину, а не жалких отщепенцев. - Что делать с заключенными, товарищ полковник? - услышал Остонсо взволнованный голос в трубке. - Мы не можем их никуда перевести. - У вас есть динамит? Взорвите их. - У нас нет динамита, он идет исключительно на строительные нужды. Мы не видели динамита со времен начала социалистического переустройства нашей родины. - Тогда расстреляйте их. - Все патроны отправляются на фронт. - Что у вас есть? - Тюрьма помещается в старом деревянном бараке, а у моей матери осталась одна спичка из старых запасов, сделанных еще во времена проклятой диктатуры. - Вот и хорошо. Подожгите здание тюрьмы. - А нас не обвинят в чрезмерной жестокости? - Послушайте, кто из нас министр культуры - вы или я? Я отвечаю за писателей. Делайте, что вам говорят! Полковник Остонсо повесил трубку и вернулся в зал заседаний, где его приветствовали аплодисментами. Правда, один из участников писательского форума заявил, что полковник Остонсо не должен участвовать в дискуссии, поскольку он не писатель, а полицейский, но выступавшего тотчас же заклеймили как фашиста. На трибуну поднялся полковник Остонсо и внес предложение не давать слова эмиссарам американского правительства. Это предложение было встречено аплодисментами. Не аплодировали только женщины-писательницы, обиженные тем, что недостаточно широко представлены на этом форуме. В целом дискуссия шла не совсем гладко, ведь писатели есть писатели. Один из ораторов высказался в том плане, что поскольку темой конференции служит свобода писателей, нужно обсуждать именно эту проблему, а не то, сколько женщин-писательниц присутствует на форуме. Другой выступавший договорился до того, что в странах коммунистической ориентации свобода слова преследуется больше, чем где бы то ни было, и призвал отразить этот факт в резолюции съезда. В результате в итоговом документе было указано, что съезд осудил массовое преследование писателей в Соединенных Штатах Америки и других странах. А поскольку слово "другие" можно было отнести и к странам социалистического лагеря, участники писательского форума сочли этот документ продуманным и взвешенным. За последний час войска Рабиновича продвинулись вперед не более чем на сто ярдов. Железный Генерал помчался к головной колонне. - Что происходит? А ну-ка, вылезай отсюда, ленивая желтая собака! - заорал он на сидящего в танке командира. До столицы Сорники оставалось всего три мили. По какому праву ему отравляют минуту торжества? Распаленный одержанной победой, Рабинович был готов на все, даже на смерть. Разумеется, подобный печальный исход был маловероятен, поскольку рядом с ним находился его телохранитель в черном кимоно. Чиун с легкостью отразил бы даже зенитный огонь и при этом благодарил Рабиновича за такую возможность. - Я счастлив, что вы, не желая уклоняться от смертоносных пуль, удостоили меня чести защищать вас, о Великий Ван. - Только не загораживайте мне обзор, - сказал в ответ Рабинович, захлопывая крышку люка на головном танке. Чиун недоумевал, почему Великий Ван решил прибегнуть к такому ненадежному орудию, как танковая пушка. Наверное, ему просто интересно узнать, как устроена эта игрушка. Как можно усомниться в мудрости Великого Вана? Рабинович нажал на педаль, но ничего не произошло. Гусеницы не пришли в движение. Мотор не заработал. Только послышался лязг несмазанного металла. - Что случилось с этим чертовым танком? - Кончилось горючее, сэр, - ответил голос снаружи. - С остальными танками та же история. Это война, сэр, а на войне случается уйма непредвиденного. - Но это не входило в мои планы! - завопил Рабинович. - Без горючего мы не в состоянии двигаться вперед. И назад отступить тоже не можем. Вспомнив рассказы о тиранах прошлого, Чиун спросил Великого Вана, кого он желает казнить за измену. Поскольку успех наступления оказался под угрозой, Рабинович отдал команду немедленно заправить танки, но сразу же понял, что это невозможно. К утру большая часть отступившей было сорниканской армии сумела продвинуться на пятнадцать миль в сторону неприятеля. Время от времени до Рабиновича даже доносились голоса русских солдат. В какой-то момент он решил прибегнуть к помощи своих сверхъестественных способностей, но это означало бы бросить армию на произвол судьбы. А он любил свою армию. Он дорожил ею больше, чем в детстве дорожил велосипедом, на котором почему-то все время хотели покататься другие мальчишки. Сержант разбудил спящего под деревом пожилого человека. - Проснитесь, сэр. Он здесь. Харолд Смит открыл глаза и моргнул. У него так затекло тело, что было трудно подняться. В темноте он едва рассмотрел Чиуна. - Чиун! - закричал он. - Это я, ваш прежний император. Я пришел к вам с миром. - А-а, приветствую вас. Мудрейший Император Харолд Смит. Мне пришлось внести некоторые коррективы в полученное от вас задание. - Какие же? Мне казалось, что если Великий Чиун получил задание уничтожить кого бы то ни было, этот человек уже давно должен быть мертв. - Да, конечно. Но зато вы не можете обвинить меня в том, что я нарушил ваши распоряжения и нажал на кнопку прежде, чем убить этого человека. - По-моему, я давал вам несколько иные указания, Чиун. Но это не имеет значения, потому что я хочу исправить свою ошибку и помириться с господином Рабиновичем. Я понял, какой это достойный человек. Я хочу предложить господину Рабиновичу свою помощь и поддержку. Мне жаль, что я заблуждался на его счет, Чиун. Чиун ответил что-то на незнакомом Рабиновичу языке, и поэтому Василий не знал, что его только что представили человеку, по приказу которого Чиун давно уже должен был его убить. - Моя фамилия Смит, - обратился к Василию незнакомец. - Позвольте поздравить вас с успешным наступлением, господин Рабинович. Насколько я понимаю, у вас возникли проблемы с горючим и боеприпасами. Я готов нам помочь. - У нас множество проблем! - взвизгнул Рабинович и. повернувшись к одному из полковников, приказал как-нибудь продержаться, иначе все кончится сокрушительным поражением. - Понятно, но вы напрасно пытаетесь раздобыть все, что вам необходимо, через армейское руководство, - заметил Смит. - А где еще я могу получить снаряды для гаубиц?! - заорал Рабинович, глядя на очередной танковый взвод, оставшийся без горючего. - Вон там, за холмом, - ответил Смит. - Пойдемте со мной. А Чиун пусть отправится вперед и проверит, не перерезаны ли телефонные провода. Когда Чиун удалился на достаточное расстояние, откуда даже при его проворстве было невозможно немедленно прийти на помощь "учителю", Смит привлек внимание Рабиновича к движущемуся по дороге танку, в котором, как оказалось, было достаточно горючего. Василий повернул голову, и в этот миг Смит выхватил из кобуры пистолет. Закрыв глаза, чтобы ненароком не встретиться с Рабиновичем взглядом. Смит выстрелил ему в голову. К счастью, пуля не попала в цель - в противном случае он убил бы свою первую учительницу, мисс Эшфорд, которая практически заменила ему умершую мать. - Простите, мисс Эшфорд, я не видел вас. Мне необходимо убить очень опасного человека. Будьте любезны, отойдите чуточку в сторону. - Харолд, он вовсе не опасен, - сказала мисс Эшфорд с до боли знакомой милой интонацией уроженки Новой Англии. - Тебя ввели в заблуждение. - Нет, я точно знаю. Он опасен. Он способен загипнотизировать кого угодно. - Единственное, что ему нужно, Харолд, это чтобы его оставили в покое. Кроме того, ему нужны боеприпасы для тяжелого оружия, чтобы их хватило недели этак на две. Боеприпасов для стрелкового оружия у него достаточно, но ему позарез необходимо горючее. Понимаешь - позарез! - Мисс Эшфорд, прежде вы никогда не употребляли таких выражений. - Времена изменились. Харолд. Мы должны помогать друг другу. Я прошу тебя помочь милому и доброму господину Рабиновичу. Смит пытался рассказать ей, чем занимался после окончания школы в Путни, как оказался во главе организации под названием КЮРЕ и что сейчас он пытается спасти страну. Однако в глубине души он чувствовал, что его занесло куда-то не туда. Мисс Эшфорд, которой он верил более, чем кому бы то ни было, удалось убедить его в том, что если он действительно печется о благе Америки, то должен всеми силами способствовать успеху наступления армии Рабиновича, должен действовать заодно с Чиуном, уважать старших, быть честным, почитать Бога и никогда не лгать, если, конечно, этого не требуют интересы победы. Харолд Смит взялся за работу с радостью и энтузиазмом, которых не испытывал со времен своего ученичества. Он чувствовал, что поступает правильно. Никогда в жизни он еще не ощущал такой уверенности в себе, и это радовало его после стольких лет однообразного изнурительного труда во имя спасения Америки. Первым делом Смит позаботился о том, чтобы компьютерная сеть КЮРЕ не была уничтожена. Он добрался до линии международной связи на побережье и передал зашифрованную инструкцию: сохранить все обличающие свидетельства двадцатилетней деятельности КЮРЕ. Теперь доступ к этой богатейшей информации получил человек, которому Смит верил больше, чем самому себе, - мисс Эшфорд. Та самая мисс Эшфорд, которая служила воплощением самых лучших человеческих качеств. В ней была безукоризненная честность, которой Смит всегда старался подражать. В ней были цельность и прямота, которые Смит навсегда запечатлел в своем сердце. И поэтому ему вовсе не казалось странным, что он видит свою учительницу такой, какой она была шестьдесят лет назад в Путни. Смиту и в голову не приходило, что сейчас мисс Эшфорд было бы не менее ста лег. Он забыл, что ее давно уже нет на свете. Та, чьим нравственным принципам он следовал всю жизнь, была для него такой же живой и реальной на забитых танками дорогах Сорники, как и в классной комнате в Путни шестьдесят лет назад. Благодаря ей он сбросил с себя всяческие оковы. Они подолгу беседовали, и всякий раз, когда Смит объяснял ей, как с помощью созданной им компьютерной сети проникнуть в секреты того или иного правительственного учреждения, мисс Эшфорд одобрительно кивала и говорила: - Так. Так. Прекрасно. Вот так, шаг за шагом, громада информации, собранной КЮРЕ, перешла в руки заклятого врага России. - Значит, ты хочешь сказать, что можешь залезть в компьютерные файлы любой правительственной организации в Америке, а они ничего не заметят? - спросила мисс Эшфорд. - Я делаю это уже много лет! - с гордостью произнес Харолд. - Ну что ж, может быть, мы этим еще займемся. Когда выиграем войну. А пока мне нужно горючее. Горючее, полцарства за горючее! - воскликнула мисс Эшфорд. ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ Ван протянул Римо телефонную трубку: - Спрашивают тебя. Римо махнул рукой, показывая, что не собирается подходить к телефону: - Я уезжаю. - Ты не можешь уехать. Для этого человеку нужно точно знать, откуда и куда он направляется. А ты сейчас переживаешь переходный момент, последний переходный момент в твоей жизни. Подойди к телефону Это твой руководитель Харолд Смит. - Передай, что я больше не работаю на него. Я уже выполнил его последнее бессмысленное задание. - А, ты считаешь, что в каждом убийстве должен быть заключен некий особый смысл? Знакомая песня! Чиун спасает от гибели Дом Синанджу, а ты спасаешь от гибели человечество. Вы оба - неисправимые тупицы! Ван швырнул ему телефонный аппарат, и Римо подхватил его с такой грацией, словно этот смеющийся толстяк и рассерженный молодой человек были слаженным дуэтом, исполняющим какой-то неведомый танец. - Мы же уже попрощались, Смитти, - сказал Римо в трубку. - Вы были совершенно правы, покинув нашу организацию, - откликнулся Смит. На том конце провода слышались звуки артиллерийской стрельбы. У Смита был радостный голос. Это показалось Римо странным: прежде голос Смита никогда не бывал радостным. - Послушайте, Римо, - продолжал Смит, - все эти годы мы боролись с гнилью, разъедавшей нашу страну. В результате сами мы становились лучше и сильнее, а страна - все слабее и хуже. Но я наконец нашел средство, способное возродить Америку. Тот самый дух, благодаря которому наша страна вернет себе былое величие. - Рад за вас, - сказал Римо и повесил трубку. - Разве можно так разговаривать с императором? - покачал головой Ван, пряча лукавую усмешку. - Я не намерен лгать ему, как Чиун. Он вешает Смиту лапшу на уши, а потом поступает по-своему. Вот в чем разница между нами. Я всегда прямо говорю то, что думаю, а не пою оды в честь "великого императора". - Ну и ну! - воскликнул Ван. - Меня поражает, как серьезно вы относитесь к своему работодателю. Просто чудеса. Чиун курит ему фимиам, а ты беспощадно рубишь правду. До чего же вы похожи! - Если правда и ложь - одно и то же, то вы правы. Но в таком случае все в мире похоже друг на друга. Наконец-то я вас подловил. Впрочем, наверное, вы, как и Чиун, не захотите признавать свое поражение. Возможно, такова традиция Синанджу. Что ж, играйте в свои игры, а для меня тема закрыта. - Ну, раз уж тема закрыта, я позволю себе одно последнее замечание. Тот, кто считает необходимым выкладывать своему работодателю чистую правду, и тот, кто предпочитает услаждать его лживыми речами, на самом деле поступают сходно. Казалось бы, и тот, и другой делают это из уважения к своему начальнику, а в действительности выходит, что они не особенно его уважают, не так ли? - Вы можете сколько угодно заниматься софистикой, - сказал Римо. - Я пошел. - Нет, ты останешься, - молвил Ван. - Знаешь, от чего ты пытаешься убежать? От правды. А это невозможно, даже если будешь бегать от нее целую вечность! - Разве в моем распоряжении есть целая вечность? Кстати, я хотел спросить, сколько живут Мастера Синанджу? Сейчас мне на двадцать лет больше, чем тогда, когда я приступил к тренировкам, но внешне я даже помолодел года на два. Не знаю, сколько лет Чиуну, но его движения совершенны. - Неужто ты и впрямь так считаешь? Неужто тебе кажется, что Чиун в совершенстве владеет всеми приемами? Разве ты не слышал моих слов о Мастерах Синанджу? - Вы сказали, что у нас с Чиуном самый чистый удар из всех Мастеров Синанджу. Кстати, с чего вы взяли, что мы оба относимся к своему работодателю с чрезвычайной серьезностью? - Я знаю только одну страну, которая существовала в мое время и дожила до сегодняшнего дня. Это Египет. Но поверь мне, теперь это совершенно другая страна. Я не могу назвать ни одной древней династии, которая бы сохранилась поныне. Где те границы, ради которых люди умирали и убивали себе подобных? Все исчезает, Римо. Со временем исчезнет и Америка, как и все остальное. - Только Синанджу будет жить вечно. Так утверждает Чиун. - Он имеет в виду мастерство Синанджу. Почему оно уцелело в веках? Потому что остались люди, им владеющие. Мастерство Синанджу не просто выжило, но стало более совершенным... Телефон зазвонил снова. - Римо, выслушайте меня, - взмолился Смит на том конце провода. - Выслушайте ради всего, что нас связывало все эти двадцать лет. - Ну что вы ко мне пристали, черт побери?! - Ах, какая беспощадная прямота! - хихикнул Ван. - Чиун завел бы медоточивые речи, но ты не такой. Ты рубишь правду. Римо прикрыл трубку ладонью: - Дайте мне разобраться со Смитом. - Ах, как вы близко принимаете все к сердцу - ты и Чиун! - Слушаю вас, Смитти, - сказал Римо в трубку. - Должно быть, вы слышали о войне, которая идет в Сорнике? - спросил Смит. - Нет, - ответил Римо. Он жестом попросил Вана бросить ему апельсин. Пухлая ладонь Вана опустилась на розовое блюдо с апельсинами. Вонзив ноготь большого пальца в один из них, Ван крученым ударом послал его Римо. Пока апельсин летел к нему, шкурка аккуратной волнистой ленточкой отделялась от мякоти, точно под ножом искусного повара. Очищенный плод приземлился на ладони у Римо, а шкурка упала ему под ноги. - Как вам это удалось? - удивился Римо. - Разве Чиун не научил тебя этому фокусу? - Нет, он ничего подобного не умеет. - Вероятно, этот простенький прием был утрачен в средние века. Прежде апельсины были другими - с более тонкой шкуркой и более крепкой мякотью. Ах, какие апельсины выращивали в мое время в Паку! Будь у меня сейчас такой апельсин, шкурка не упала бы на пол, а легла бы рядышком с очищенным плодом. - Первый раз слышу название Паку. - Вот именно, - подмигнул Ван. - В свое время это был крупнейший торговый центр. Единственное, чем он прославился, так это крепкими и маленькими апельсинами, с которых было удобнее снимать шкурку. Так-то вот. А теперь вернись к разговору со своим работодателем. Римо убрал ладонь с трубки: - Да, Смитти. - Вы не один? - Точно. - Я по-прежнему хочу, чтобы наша беседа осталась сугубо конфиденциальной. Римо, сегодня в Сорнике идет сражение, которое определит будущее человечества. Мы объявили войну против зла, с которым должно быть покончено. Впервые за много лет я вижу, как свет забрезжил в конце туннеля. Я вижу реальную возможность спасти Америку раз и навсегда. - Паку, - задумчиво произнес Римо. - Что вы имеете в виду? - Еще один центр Вселенной. - Не понимаю. Послушайте, Римо. Рядом со мной находится Чиун. Он сам объяснит вам, насколько все это важно. Римо насвистывал, ожидая, пока трубку возьмет Чиун. - Я вижу, ты чем-то расстроен, - заметил Ван. - Отстаньте от меня, - огрызнулся Римо. Наконец в трубке послышался писклявый голос Чиуна: - Римо, у меня для тебя прекрасные новости. Я наконец нашел замечательного императора, служить которому одно удовольствие. Угадай, кто еще поступил к нему на службу? - Никогда не думал, папочка, что ты способен до такой степени радоваться жизни. Что все-таки произошло? - Вот видишь! - снова встрял в разговор Ван - Вы оба постоянно чем-нибудь недовольны. Два сапога пара. - Идите в задницу! - выругался Римо, но Ван лишь рассмеялся в ответ. - Представляешь, Римо, - восторженно продолжал между тем Чиун, - сам Великий Ван поступил на службу к Василию Рабиновичу. Это чудесный парень. Кстати. Безумный Харолд оказался гораздо умнее, чем я думал. Он тоже работает на Рабиновича! Мы все здесь, Римо. Вместо того, чтобы прикрыть трубку ладонью, Римо надавил на нее, вызывая вибрацию на молекулярном уровне. Ладонь - не помеха для человека с таким острым слухом, как у Мастера Синанджу. - Скажите, может ли Великий Ван одновременно явиться двум людям, находящимся в разных местах? - спросил Римо улыбающегося толстяка. - Нет, - ответил тот. - А как узнать, кто из них настоящий? - Ты счастлив? - Не совсем, - признался Римо. - Значит, ты тот, за кого себя выдаешь. А Чиун счастлив? - Да. - Сколько раз ты видел его счастливым? - Ну, иногда он выглядел вполне счастливым. Правда, это продолжалось недолго. Чаще он ворчит. - Теперь я убедился в том, что ты способен отличить настоящего Вана от самозванца. - А Чиун? - Попытайся это выяснить. Задай ему какой-нибудь вопрос. Чиун болезненно реагирует на обиды, не забывает их, а ты предпочитаешь не обращать на это внимания. Вы чудесная парочка. Римо перестал создавать помехи на линии. - Значит, у тебя все хорошо, папочка? - Не просто хорошо, а замечательно! Наконец-то для нас отыскался по-настоящему достойный Император. Смит полностью согласен со мной. Уверяю тебя, Римо, здесь все до одного замечательные люди! - Отлично, Чиун. Я еду к вам, - сказал Римо и выслушал, где следует искать Чиуна, Смита и Рабиновича после завтрашнего наступления. - Не беспокойтесь, я вас разыщу, - заверил Римо Чиуна и повесил трубку. - Чиун попал в беду, - сказал он Вану, - и я не знаю, смогу ли ему помочь. Этому Рабиновичу удалось загипнотизировать и Смита. А ведь он считал, что не поддается гипнозу. Когда-то он пытался лечиться от нервного перенапряжения с помощью гипноза, но из этого ничего не вышло. Он начисто лишен воображения. Он смотрел на чернильные пятна теста Роршаха и не видел ничего, кроме пятен. Честное слово. - Что такое тест Роршаха? - Это новомодное изобретение. Люди смотрят на карточки с кляксами и рассказывают врачу, с чем эти кляксы у них ассоциируются. Это помогает врачу понять, что творится в голове пациента. Если клякса ассоциируется у него с насилием, значит, он склонен к насилию. Если с каким-нибудь счастливым видением, значит, он склонен к эйфории. - А, это очень похоже на старинный китайский метод. Только там это проделывали с глиной на белой тарелке. Но как ты можешь спасти Чиуна, если человек, затуманивший ему мозги, способен сделать с тобой то же самое? - Не знаю, - ответил Римо. - Я хотел задать этот вопрос вам. Как мне спасти Чиуна? Как спасти Смита? - Должен признать, это действительно труднейшая задача из всех, с которыми приходилось сталкиваться Дому Синанджу. Что ты собираешься предпринять, Римо? - Не знаю. - Ты боишься? - Немного. Мне горько думать, что Чиун свихнулся. - А что, если он примет тебя за врага, которого следует уничтожить? Как ты поступишь, если тебе придется его убить? Ты подумал об этом? - Послушайте, вопросы должен задавать я. А ваше дело - отвечать на них. - Ну что ж, вот тебе мой ответ. Коль скоро ты не в силах придумать, как спасти Чиуна и твоего работодателя, к которому ты испытываешь привязанность, хоть и пытаешься уверить меня в обратном, тебе придется положиться на кого-то еще, кто умеет думать. Кто может выдвинуть по-настоящему блестящую идею. - Я не нуждаюсь ни в чьей помощи. - Но ты только что признался в своей беспомощности! - рассмеялся Ван, подумав о том, насколько Римо и Чиун похожи друг на друга. - Ответьте на мой главный вопрос и выметайтесь отсюда! - Так задай мне этот свой вопрос. - Черт с ним, с вопросом. Дайте мне ответ и перестаньте играть в эти идиотские игры. Дайте мне наконец ответ! - Да, - сказал Ван и исчез. Великий Ван явился Римо Уильямсу, претерпевавшему переход в новое качество, чтобы ответить на самый важный для него вопрос. И он ответил "да". К сожалению, Римо не знал, к какому вопросу относится этот ответ. Римо наскоро собрал вещи, не думая, что покидает Америку навсегда, и вышел из дома на освещенную солнцем улицу. Он направлялся в Сорнику, где полным ходом шла война. Анна Чутесова испытала прилив радости от известий о поражении российских войск, дислоцированных в Сорнике. Радость сменилась отчаянием, когда она узнала, что танковые колонны Рабиновича были вынуждены отступить. А потом отчаяние снова сменилось радостью, потому что, согласно поступившим сообщениям. Рабиновичу удалось получить необходимые запасы оружия и боеприпасов. - Отлично, - сказала она. - Теперь нужно направить к Василию Рабиновичу кого-то из наших представителей и заявить о капитуляции, пока не наступил полный хаос. - Мы не можем отдать Сорнику американцам. Они посылают туда все новые подкрепления. - А вы заметили, как это происходит? Вы когда-нибудь видели, чтобы военные грузы поступали с такой быстротой и оперативностью? - спросила Анна. - Вы бы лучше почитали сводки вместо того, чтобы разглядывать цветные стрелки на карте, которые теряют всякий смысл еще до того, как чернила успевают просохнуть. - Американцы все активнее включаются в эту войну. Мы обязаны поддержать наших сорниканских братьев! - отрезал посол Номович. Тяжело вздохнув, Анна подвела посла к висящей на стене карте мира. Осознание, что высшее российское командование рассуждает точно так же, как Номович, повергало ее в отчаяние. Да и как может быть иначе? У всех у них в крови одинаковый уровень тестостерона. Неужели среди них нет ни одной женщины? Анна поняла, что должна сама ехать в Сорнику. Иного выхода не было. И все же, ухватившись за слабую надежду, что у мужчин все-таки есть какие-то извилины, она провела линию от Америки до Сорники и попросила Номовича измерить линейкой ее длину. Уж что-что, а считать мужчины умеют, особенно с помощью линейки, вероятно, потому, что привыкли оценивать свои достоинства в сантиметрах. Затем она отметила точку на карте России, где находились заводы оборонного комплекса - а они находились далеко от центра, чтобы не оказаться выведенными из строя в случае иноземного вторжения, - и провела оттуда линию до Мурманска. Далее линия тянулась по водному пространству, пересекала такие страны враждебного окружения, как Норвегия, Голландия, Франция, Англия, доходила до Атлантического океана, где патрулировали суда самого мощного в мире флота США, и наконец заканчивалась в Сорнике. Чтобы измерить расстояние, Номовичу пришлось переставлять линейку много раз. - Вот какую дистанцию придется проделать каждому нашему патрону, каждому снаряду, каждой ракете, чтобы попасть в Сорнику, - подытожила Анна. - Поддерживая наших братьев, мы будем вынуждены посылать туда не только оружие, боеприпасы и горючее, но и провизию, снаряжение, сигареты, туалетную бумагу и так далее, и тому подобное. Задумайтесь, каким непосильным бременем это ляжет на нашу экономику. Кому будет проще выиграть эту войну - нам или американцам? Вы же видите, что от Америки до Сорники рукой подать. - Где наша не пропадала! - молодецки воскликнул Номович. - Вы - настоящий мужчина, - сказала Анна. - Благодарю вас, - ответил посол, не уловив сарказма. Прямо из посольства Анна направилась в аэропорт, чтобы вылететь в Сорнику. Она попробует что-нибудь придумать на месте. Рассчитывать на помощь родины не приходится. Молодецкая фраза Номовича была бы куда уместнее в устах тренера, готового все поставить на карту ради победы своей команды в футбольном матче, от исхода которого, к счастью, не зависят человеческие жизни. В реальной жизни в таких случаях полагалось бы остановиться и хорошенько подумать, оправдывает ли цель необходимые для ее достижения затраты. В таких делах полагаться на авось опасно и преступно. Мысль о том, что ядерная кнопка в обеих странах может оказаться в руках таких молодцов, как Номович. совсем не внушала Анне оптимизма. Она была уверена, что если Рабиновичу не удастся выиграть эту кампанию, он ни перед чем не остановится и доберется до американского ядерного арсенала. Из донесений советской разведки она знала об инциденте на базе в Омахе, в котором отчетливо прослеживался почерк Рабиновича. Тогда из его затеи ничего не получилось, но кто может поручиться, что на сей раз он не попытается склонить на свою сторону американского президента? Тогда Америка не станет ограничиваться одними враждебными высказываниями в адрес СССР и осуществит свою угрозу на деле. А советское руководство, состоящее сплошь из "настоящих мужчин", достойно ответит на происки противника. Расположившись в салоне для курящих на борту самолета, взявшего курс на Сорнику, Анна достала сигарету и чиркнула спичкой. Сера ярко вспыхнула, и Анна невольно подумала, что то же самое произойдет с земным шаром. Мужчины - не трусы, их не запугать. Самолет был забит американскими журналистами, собиравшимися писать о войне. Среди них был только один, который все еще не решил для себя, какая из воюющих сторон права, а какая - нет. Коллеги не слишком уважали его. Они говорили, что с его умишком лучше заниматься криминальной хроникой. Это были журналисты новой, аналитической, закваски, свободные от всяческих предрассудков и поэтому весьма критически относящиеся к собственной стране. Они заранее настроились не верить ни одному слову ни одного американского офицера. Командировка в Сорнику давала возможность сделать блестящую карьеру. Репортажи, выдержанные в правильном политическом ключе, удостаивались престижных премий и обеспечивали их авторам право публиковать свои статьи на первых полосах за собственной подписью. Неудивительно, что не так давно высшая премия была присуждена статье, которая оказалась сфабрикованной от начала до конца. Удивительно другое: газета в конце концов признала это и аннулировала премию. Разумеется, статья была на актуальную тему - в ней рассказывалось о том, как тяжело живется в Америке неграм и как мало это заботит белых. В отличие от журналистов, Анна Чутесова знала, что по части фабрикации разведывательные службы не уступают так называемой "свободной" прессе. Мужские мозги опутаны всяческими предрассудками. Печально, что американские женщины борются за то, чтобы походить на мужчин, и - увы - не без успеха. Когда самолет произвел промежуточную посадку в Тампе, в салон вошел новый пассажир - худощавый широкоскулый мужчина с темными глазами - и сел в единственное свободное кресло рядом с Анной. До него на это кресло претендовало несколько представителей пишущей братии, но она быстро их отшила. Отвергнутые ухажеры до сих пор отпускали в ее адрес грязные шуточки, теша уязвленное самолюбие. Худощавый брюнет пробрался мимо Анны в кресло у окна. Он не стал застегивать пристяжной ремень в момент взлета. Это означало, что от сильного толчка он может выпасть из своего кресла и чего доброго повалиться на нее. - Зажглась надпись на табло: "Пристегните ремни", - сказала Анна своему соседу. Она знала, что при всех своих недостатках мужчины, как правило, умеют читать. Это-то их и дезориентирует. - Мне не нужно пристегиваться. - Надеетесь, что вас удержит на месте ваше роскошное мужское достоинство? - Нет. Я намного устойчивее самолета. Пристегивайтесь сами, если хотите, - ответил брюнет. - Я уже пристегнулась. Теперь ваша очередь. - Послушайте, у меня и без вас хватает забот. Позвольте дать вам один добрый совет: оставьте меня в покое. Сосед хотел отвернуться к окну, но Анна одарила его улыбкой, от которой растаяло бы сердце любого мужчины. - Ну, будьте паинькой и пристегнитесь. Ради меня. Улыбка Анны сулила так много, что за нее любой мужчина сделал бы все, что угодно. - У вас что, плохо со слухом? - Я лишь пытаюсь избавить нас обоих от неприятностей, - проворковала Анна. Глаза ее призывно заблестели. - Послушайте, я не собираюсь застегивать ремень из-за вашего лживого кокетства. Стройте глазки репортерам. У меня уйма проблем, и тут вы мне не поможете. - Почему вы решили, что я притворяюсь? - Не знаю. Я чувствую это. Точно так же, как чувствую свое тело. А теперь довольно разговоров. Тема закрыта. Он снова отвернулся от нее. Над Мексиканским заливом самолет так тряхнуло, что одна из стюардесс не удержалась на ногах. Пассажиры, надежно пристегнутые ремнями, закричали, чуть не вылетев из своих кресел. Анна изо всех сил вцепилась в подлокотники кресла. Взглянув на соседа, она заметила, что тот преспокойно сидит на месте. Его не бросало из стороны в сторону, казалось, он вообще не чувствует никакой тряски. Когда болтанка прекратилась, Анна присмотрелась к нему внимательнее. Грудь соседа не вздымалась. Он практически не дышал. Может быть, он умер? Она дотронулась до его плеча. - Что такое? - спросил он. - Слава Богу, вы живы! - А что в этом удивительного? - Простите, мне показалось, что вы не дышите. - Так оно и есть. Я не хочу, чтобы никотин засорял мне легкие. - Но мы уже находимся в воздухе не меньше получаса. - Самое трудное - сделать так, чтобы не дышать через кожу. - Значит, вам мешает дым моих сигарет? - Не только ваших. Любых сигарет. - Да-да, именно это я имела в виду. - Перестаньте курить, и я снова буду дышать. - Но как вам удается вообще не дышать? - Дайте мне лет двадцать, и я вас научу. А пока оставьте меня в покое, мне нужно сосредоточиться, - сказал Римо. - Если вы решаете какую-то трудную задачу, я могла бы вам помочь, - предложила Анна. - Я обожаю трудные задачи. Интересно, кто этот человек? При таких сверхъестественных способностях его, наверное, можно было бы использовать против Рабиновича, подумала она о странном соседе, на которого совсем не действовали женские чары. - Ну хорошо, - ответил Римо. - Представьте себе некий совершенный механизм, который вышел из строя и потерял ориентировку. А вы должны его спасти, понимая, что он может убить вас. - Вы едете воевать? - Вроде того. - А тот, о ком вы говорите, случайно не подвергся воздействию гипноза? - Я не сказал, что это человек. - Механизмы не теряют ориентиров. Это делают люди, подвергшиеся воздействию гипноза. И это очень опасно. - Кто вы? - спросил Римо. - Меня зовут Анна Чутесова, и я известна в российских коридорах власти. Однако принадлежность к противоположному лагерю не делает меня врагом вашей страны. Я знаю, что не Америка затеяла эту войну. Знаю и то, что вы столкнулись с человеком, от которого исходит невиданная доселе опасность. Я думаю, вы должны быть во мне заинтересованы. - Для меня было бы достаточно, если бы вы представились просто как Анна, - заметил Римо и опять отвернулся к окну. Но он не мог выбросить из головы образ этой необыкновенно красивой, хотя и холодноватой женщины. А главное - не мог избавиться от изумления перед ее проницательностью. - Позвольте задать вам один вопрос, - продолжала между тем Анна. - Когда мы поняли, насколько опасен Василий Рабинович, нас охватила паника и мы попытались захватить его с помощью отряда особого назначения. Вам известно имя генерала Бориса Матесева? - Первый раз слышу, - ответил Римо. Он прекрасно помнил, как убил генерала Матесева и спас Василия Рабиновича, в чем теперь раскаивался. Но откуда ему было знать, что Рабинович так опасен? - Понятно, - сказала Анна. - Однако Россия, сознавая, что Василий опасен, попыталась вернуть его на родину. Если ты знаешь, что данный человек опасен, здравый смысл подсказывает: не трогай его. И если бы бедного Василия не тронули, он никому не причинил бы неприятностей. Но мы запаниковали. Мы решили его уничтожить. Типично мужская логика! Если кто-то внушает тебе страх, его нужно уничтожить. Или попытаться уничтожить. Вместо того, чтобы сесть и хорошенько подумать. - Да, но как обуздать Рабиновича теперь? - спросил Римо, повернувшись к ней. - Он уже не тот, что прежде, когда я его спасал. - Совершенно верно. Вот теперь я вижу, что вы умеете думать. - Ну и что толку от этого? Я не знаю, что делать, черт возьми! - Отлично. По крайней мере, вы отдаете себе отчет в том, что не знаете, как поступить. А это уже немало. Если бы вы отбросили ложное впечатление, что все можно знать заранее, то не чувствовали бы себя таким подавленным. - Вы находитесь по другую сторону баррикад. - Каких? - Тех, что сейчас разделяют две противоборствующие стороны. Через тысячу лет это покажется смешным. - Замечательная мысль. Как вас зовут? - Римо. Вы первая, кто сделал комплимент моим умственным способностям. Я никогда не считал себя умником, а просто старался поступать по справедливости. Вот и все. Тема закрыта. - Похоже, я ошиблась. Если вы считаете, что достаточно сказать "тема закрыта", - и все в порядке, то это глупо. У нас с вами общие задачи. Позвольте мне высказать одну догадку. Вы принадлежите к той самой группе, которая уничтожила Матесева и пресекла смехотворную попытку убрать Рабиновича с помощью снайпера? - Вас действительно это интересует? - спросил Римо. - Конечно. Иначе я не стала бы спрашивать. К сожалению, вы оказались настоящим мужчиной, - покачала головой Анна. - Я надеялась, вы намного разумнее. - Ну хорошо. Я действительно уничтожил Матесева Со снайпером скорее всего разделался Чиун. Сейчас он работает на Рабиновича. И Смит тоже. - Как и вся ваша организация. Теперь понятно, почему военные грузы поступают в Сорнику мгновенно и бесперебойно. Прежде в вашей армии такого не бывало. - Значит, у Рабиновича есть все, что ему нужно? - Если не считать нас с вами. И мы должны позаботиться о том, чтобы не попасться на его крючок. - Но я не могу убить его заочно! - Мы что-нибудь придумаем. Сориентируемся на месте. Пока мы не знаем, что делать, но это не означает, что со временем мы не найдем нужного решения. - Но я понятия не имею, какое решение тут можно принять. - Я тоже. Но в отличие от вас, Римо, я не в первый раз сталкиваюсь с подобной ситуацией. Все будет в порядке. - А вы ничего, довольно-таки симпатичная леди, - заметил Римо. - Ну что вы! Симпатичным можно назвать вас. А я блистательная! Римо вспомнил слова Великого Вана о том, что ему придется положиться на того, кто умеет думать. Может быть, это простое совпадение? А что, если Ван снова явился ему в женском обличье? Маловероятно, но как знать... Римо взял ладонь Анны и нашел нервные окончания, воздействуя на которые, можно возбудить женщину. Медленными движениями он стал массировать ей ладонь, пока в ее глазах не вспыхнул огонь желания. Это был явно не Ван. - Что вы делаете? - спросила Анна. - Пытаюсь выяснить, кто вы. - И вы оставите меня в таком состоянии? - Вам хочется заняться любовью? - спросил Римо. - Не обязательно, - ответила Анна. - Мне будет довольно оргазма. Доведите начатое до конца или оставьте в покое мою ладонь. Когда Римо довел начатое до конца, Анна улыбнулась ему и сказала: - Это было чудесно! - Я знаю, - ответил Римо. - Но это еще что! Если бы я не ограничился ладонью, вы испытали бы нечто совершенно особенное. - Мне показалось чудесным другое - что я испытала оргазм, не вступая в интимные отношения с вами. Мне даже не пришлось раздеваться. - А-а, - протянул Римо. Ему-то как раз нравилось в подобных случаях раздеваться Это помогало создавать нужное настроение. И ему нравилось снимать одежду с женщин. - Я чувствую, из нас выйдет отличная любовная пара, пропагандирующая бесконтактный секс. - Только если вы по-прежнему будете держать руки на моей ладони. А как вы поняли, что именно на ладони располагается эрогенная зона? - Человеческое тело - сплошная эрогенная зона. Нужно лишь знать, как на него воздействовать. - Вы могли бы научить меня этому фокусу с ладонью? - Для этого нужно научиться в совершенстве владеть своим телом. - Вы когда-нибудь испытываете потребность в женщинах? - Я испытываю не потребность в женщинах, а страсть к ним или симпатию. Скажите, что именно вы надеетесь обнаружить в Сорнике? Достаточно один раз встретиться глазами с этим парнем - и все кончено. Я уверен, что Смит не хуже меня понимал это. - Очень верное замечание. Теперь мы знаем, что Василий может подчинить себе разум человека, который в эту минуту даже не смотрит на него. Нам придется отыскать какое-то противоядие. Может быть, стоит притвориться зомби и спокойно делать свое дело. В принципе, это неплохая идея, - сказала Анна. К тому времени, как самолет приземлился в Сорнике, из всех пассажиров только эти двое не знали, что их ждет впереди. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Небольшая территория была окружена оборонительными сооружениями. Сорниканцы соорудили целую систему бетонных окопов и подземных туннелей. За холмами лежало огромное открытое пространство, где обороняющиеся могли поразить любую мишень. В скрытых от глаза бункерах, которых здесь было больше, чем где бы то ни было за пределами России, хранилось самое современное оружие, каким располагал Восточный блок. В первые дни армия Рабиновича намеренно обходила эту территорию стороной: сначала нужно было разгромить главные силы сорниканцев. Кроме того, материалы радиоперехватов свидетельствовали о том, что бойцы, засевшие здесь, разговаривали по-русски. Рабинович решил оставить их напоследок. И этот день наступил. Сорниканская армия, вооруженная и обученная с помощью России и состоящая из местных жителей, которые шли воевать из-под палки, благополучно разбрелась по родным деревням. Одни лишь представители высшего офицерского состава по-прежнему не сдавались. Им было что терять. Расхаживая в мокасинах от Гуччи и очках от не менее известных дизайнеров, они наперебой рассказывали журналистам о бесчинствах американских угнетателей, агрессоров и расистов. Отрицать, что Америка направила в свободолюбивую Сорнику три танковых колонны, было действительно невозможно. - Почему Америка ненавидит нас? Потому что мы накормили голодных и сбросили с себя оковы рабства. За это нас нужно уничтожить. Америка - враг всего прогрессивного человечества! - заявил председатель революционного совета Умберто Омерта. На принадлежащую ему виллу в горах прибыл помощник и сообщил ужасную новость: в распоряжении народно-демократического революционного совета Сорники остался только один ящик шампанского "Дон Периньон". Запасы белужьей икры, к счастью, уцелели, но зато несколько пар темных очков от лучших дизайнеров и все прочее имущество товарища Омерты стоимостью в пятнадцать тысяч долларов, хранившееся в пяти принадлежавших ему поместьях, пропало. Бойцы революции не сумели ничего спасти, потому что в это время охраняли свои собственные проигрыватели компакт-дисков и стереофонические приемники фирмы "Зенит". Потерь среди них не было, но они предавали казни сорниканских крестьян, отказывавшихся умирать за революцию, чтобы можно было продемонстрировать западным журналистам зверства американской военщины. Для этого подходило любое мертвое тело. Чем больше оно было изуродовано, тем лучше. Современные журналисты обладали отличным воображением и были на редкость понятливы. Лишь немногие из них интересовались, почему тот или иной труп оказался на обочине дороги и откуда известно, от чьих рук он пострадал. Таких журналистов бойцы революции обзывали агентами американского империализма, фашистами и евреями. Последнее прозвище звучало особенно эффектно в присутствии арабских боевых товарищей. Да и вообще антисемитизм, который прежде не пользовался особой популярностью у левых, с некоторых пор оказался в почете и служил признаком особой прогрессивности. Когда-то бывший знаменем правых радикалов, антисемитизм стремительно овладел революционными массами Сорники. Это и понятно, ведь во главе вражеских войск стоял маньяк, зверь, фашист и сионист по фамилии Рабинович. - Только выродок по фамилии Рабинович способен пить кровь бедняков, стремящихся к свободной и счастливой жизни, - вещал президент Омерта. - Кто, как не вампир-кровопийца, способен напасть на мирный свободолюбивый народ? В прежние времена подобное заявление было бы оценено как расистское, но теперь газетчики самозабвенно строчили в своих блокнотах: "не боится смелых высказываний", "имеет твердые убеждения". Омерта приказал откупорить оставшиеся бутылки шампанского. Как-никак, ситуация обязывала. Это была борьба не на жизнь, а на смерть. Вдруг послышался крик: - Американцы окружили нашу крепость в горах! - Извините, - сказал Омерта журналистам, - боевая обстановка требует моего немедленного вмешательства. Он бросился к военному, который только что громогласно объявил о нависшей над страной угрозе, и вцепился ему в горло с такой силой, что его очки, творение одного из лучших модельеров мира, чуть не свалились на пол - и это при том, что шла война и президент Омерта не знал, когда еще сможет выбраться в Америку или в Европу за покупками! - Слушай, идиот! Если ты еще хоть раз упомянешь о крепости в горах в присутствии американцев, я прикажу тебя расстрелять! Они уже взяли крепость? - Нет, но она окружена. - Что делают русские? - Ведут огонь, защищая ее. - Отлично. Теперь из России наверняка прибудет подкрепление. Они ни за что не отдадут крепость. Мы спасены. Возможно, начнется мировая война. - А что, если мы ее проиграем? - Если она затянется, мы не проиграем. У нас есть друзья в Америке. Пойди распорядись, чтобы их накормили по высшему разряду. И смотри, чтобы все было в полном ажуре. Помни: то, что происходит сегодня, будут проходить в американских школах. Президент Омерта вылетел со своей виллы и велел подать ему машину. - В советское посольство? - спросил шофер. Он уже знал, что неприступная крепость в горах окружена. - Нет. Мне совсем ни к чему встречаться с советским послом. Он считает, что мы должны защищать крепость собственной грудью. - А мы этого не делаем? - Если бы тебе предложили на выбор несколько чемоданов от Луи Виттона и пятьсот вонючих русских солдат, что бы ты предпочел? - спросил генерал Омерта. Рабинович подошел к карте. За спиной у него стоял Чиун. Лица всех присутствующих были покрыты горячей пылью Сорники, смешанной с потом. Всех, но только не Чиуна. Он умудрялся купаться по два раза на день, держал при себе свои сундуки и выглядел бодрым и свеженьким. Рабинович не один раз слышал от него: - Все это слишком напоминает войну. Мы должны положить конец войнам, потому что в них делается ставка на непрофессиональных убийц. - Почему непрофессиональных? - удивлялся Рабинович. - Это великая армия. Когда воюют американцы, их никто не способен победить. Никто. - Это всего лишь армия, - стоял на своем Чиун. - Давайте смотреть правде в глаза, Великий Ван. Ну на что годятся эти сотни тысяч неумех? Они - обыкновенные солдаты. - Правильно, но командую ими я. Оставьте меня в покое. Рабинович посмотрел на карту. Ситуация не внушала особого оптимизма. Судя по всему, русские располагали неистощимыми запасами оружия и боеприпасов, что делало задачу взятия крепости трудной и рискованной. - Мы могли бы продолжить осаду и взять их измором, - предложил полковник, уверенный, что разговаривает с инструктором, под чьим руководством осваивал военное дело в Вест-Пойнте. Он всегда жалел, что этому умнице, к которому он испытывал глубочайшее уважение, не дают проявить себя в боевой обстановке, и теперь радовался, глядя на бравого полевого генерала. - Беда в том, - возразил умница-инструктор, - что они могут быть к этому готовы. - Не понимаю, сэр. - Мы имеем дело не с безусыми юнцами, а с хорошо обученными бойцами, и если они палят как сумасшедшие, значит, у них неограниченное количество боеприпасов. Отсюда я делаю вывод, что у них такие же запасы провизии и питья, которых может хватить на полгода. Но меня больше беспокоит другое. Рабинович обвел глазами толпящихся вокруг него командиров. Ну и попал же он в переплет! От него зависела жизнь тысячи людей, каждый его шаг мог отразиться на их судьбе. Их проблемы стали его проблемами. Ради того, чтобы его оставили в покое, он стал во главе восьмидесяти тысяч солдат, но теперь они не оставляли его в покое, поскольку целиком зависели от него. Это сторонники. Но кроме них существовали еще и враги, которые, естественно, стремились его уничтожить. И этот кореец, спасший его от пули снайпера. И Харолд Смит, глава какой-то тайной организации, благодаря которому беспрепятственно поступали боеприпасы. Именно Смит с его блестящими аналитическими способностями понял, что в вопросах военных поставок не имеет принципиальной важности, заручился ты поддержкой бюрократов из министерства обороны или нет. - В этих горах спрятано нечто особенное. Ни один другой объект в Сорнике не оборонялся с таким остервенением, - сказал Рабинович. Сейчас он не мог позволить себе думать о том, чтобы его оставили в покое. Война есть война. Но почему он оказался на войне? У него не было времени задумываться над этим вопросом. Перед ним стояла конкретная проблема. Там, за линией обороны, находилось что-то такое, от чего могла исходить невероятная опасность. Как захватить этот объект, избежав огромных потерь, способных поставить под угрозу успех всей кампании? Он мог бы обратиться к наступающим войскам, воздействовать на разум бойцов, внушив им, что они неуязвимы для пуль. Тогда горстка уцелевших воинов сможет захватить крепость. Тут не было ничего мудреного. Рабинович решил выслушать мнение своих офицеров. Все высказываемые ими предложения сводились к необходимости использовать бомбардировщики дальнего радиуса действия. Однако для того, чтобы их заполучить, потребуется не меньше суток, да и то если Смиту удастся их достать. Ему было трудно связаться с командованием военно-воздушных сил, так как оно работало на особых частотах, недоступных для остальных войск. Это, по словам Смита, делалось для того, чтобы предотвратить случайный ядерный удар. Когда очередь дошла до Смита, он сказал: - Я знаю двоих, которые сумели бы добраться до крепости под перекрестным огнем. Один из них здесь, с нами. - Что значит один человек против целой дивизии! - воскликнул Рабинович. - Даже если у него семь пядей во лбу. - Против каждой слабости, о Великий Ван, существует сила. И против каждой силы существует слабость, - заметил чудаковатый кореец. Со стороны гор по-прежнему доносился оглушительный грохот орудийной канонады. И тут Рабинович понял, что имел в виду Чиун под словом "слабость". - Боеприпасы! Ну конечно, все дело в боеприпасах. Если они стреляют без остановки, у них там наверняка находится огромный склад боеприпасов. Нужно взорвать его, и все взлетит на воздух к чертовой матери. И тогда мы начнем атаку. Конечно, тут важна точная координация, но чело вполне может выгореть. - Да, но как добраться до этого склада в одиночку, да еще под огнем? - спросил полковник. И тогда Великий Ван отдал Чиуну довольно странный приказ: - Надо пробраться к бункерам в горах и заложить туда взрывное устройство. С вашими штучками-дрючками вы сумеете это сделать. Обо мне не волнуйтесь. Я буду цел и невредим. - Как я могу волноваться о вас, Великий Ван? Вы - основоположник школы Синанджу, и я не посмел бы нанести вам подобное оскорбление. Но разве достойно Мастера Синанджу закладывать взрывное устройство? Кого мы намереваемся убить? Какого великого человека? - Что значит "кого"? Ай, перестаньте морочить мне голову, делайте, что вам говорят! Мы и так слишком долго бездействуем вместо того, чтобы развивать наступление. - Взрыв уничтожает всех без разбора. Закладывать взрывное устройство - дело солдата, которому безразлично, кого убивать. Он лишен эстетического чувства. Неужели вы хотите, чтобы я стал обыкновенным солдатом, Великий Ван? - Конечно! Уверяю, вам это ужасно понравится. Вы увидите, как приятно взрывать людей вместо того, чтобы сносить им головы голыми руками. И не беда, если ваше эстетическое чувство от этого немного пострадает. Ясно? Идите и выполняйте. Чиуну, ни разу в жизни не осквернившему учения Синанджу, вручили эти самые взрывные устройства, от которых должны были погибнуть все, кто окажется поблизости в момент взрыва. И, что самое печальное, теперь он был уверен, что ему это понравится. Ему не нужно было дожидаться темноты, чтобы незамеченным пробраться в неприятельскую крепость. Враги и так не видели его - от страха, усталости и от того, что в их глазах преломлялись тепловые лучи. К полудню человеческий зрачок сжимается и поле зрения соответственно сужается. Этим и воспользовался Чиун, двигаясь по направлению к горам с взрывателями в руках. - Невероятно, что они не стреляют, - сказал один из полковников. - Они попросту не видят его, - объяснил Харолд Смит, глядя в бинокль на пересекающую открытое пространство фигурку Чиуна. Смит позаботился о том, чтобы перевести сюда компьютерные терминалы КЮРЕ, так как именно здесь находился Рабинович - лучший друг мисс Эшфорд и спаситель Америки. - Но мы-то его видим, - возразил полковник. - Правильно, потому что смотрим на него под другим углом. Для тех, кто в горах, он невидим. - Из него вышел бы отличный лазутчик. - Не думаю, чтобы он согласился на такую работу, заметил Смит. - Ну ладно, пойду к своим компьютерам. Кстати, поступила очередная партия боеприпасов. Как и всякая крепость, укрепление русских тщательно охранялось, особенно со стороны входа. И как всякий Мастер Синанджу, Чиун не стал ломиться в закрытую дверь. Раздвигая бетонные и проволочные заграждения одной рукой, он крепко сжимал в другой взрывное устройство. Проникнув в подземный тоннель, он увидел оторопелого русского солдата, и хотя тот отнюдь не был важной шишкой, Чиун мгновенно отправил его к праотцам. Сперва солдат увидел, как раздвигается бетонная стена. Потом он увидел азиата в черном кимоно. А потом он уже больше ничего не видел. Беспрепятственно проникнув на укрепленную территорию, Чиун на чистейшем русском языке поинтересовался, где находятся оружейные склады. Поначалу военные не пожелали поделиться подобной информацией с иностранцем, тем более что в руках у него было взрывное устройство с часовым механизмом. Однако под действием невыносимой боли они передумали и стали куда более разговорчивыми. Чиун включил часовой механизм, засунул взрывное устройство между артиллерийскими снарядами, выбрался из крепости сквозь первую попавшуюся стену и, не теряя времени, спустился вниз, потому что в горах он уже не мог оставаться невидимкой. Ему все еще не давал покоя вопрос: почему Великий Ван заставил его делать то, что по силам любому солдату, а главное - почему он, Чиун, безропотно согласился выполнить задание? Это были серьезные вопросы, и даже оглушительный взрыв, грянувший за спиной, не смог отвлечь Чиуна от раздумий. Может быть, все это нехорошо? Почему ему доставило удовольствие убивать людей, которых он не знал и к которым не испытывал даже презрения? А Безумный Смит? Как получилось, что он стал в глазах Чиуна чуть ли не самым мудрым из всех? Ведь он белый до мозга костей. Чиун равнодушно взирал на возбужденных атакой людей. Одни неумехи атакуют других неумех. Среди них нет никого, кто владел бы настоящим, чистым ударом. Наконец американские войска вступили на территорию русских укреплений. Тут головная колонна остановилась, командиру требовалось сообщить что-то очень важное лично генералу. Побежали за Рабиновичем. Теперь было ясно, что именно русские защищали с таким ожесточением и почему не доверяли оборону этого объекта сорниканцам. В глубокой подземной шахте, настолько надежно укрепленной и охраняемой, что заложенное Чиуном взрывное устройство не причинило ей ни малейшего вреда, находились ядерные ракеты средней дальности. Это смертоносное оружие обладало такой точностью попадания, что при желании его можно было направить в окно Овального кабинета Белого дома. Тайком разместив ракеты в горах Сорники, Россия нарушила договор о нераспространении ядерных вооружений. Отсюда по Америке мог быть нанесен внезапный ядерный удар. Сообщение о советских ракетах немедленно полетело в Вашингтон, поставив точку в спорах о правомерности американского вторжения в Сорнику. Стало очевидно, что три танковые колонны спасли страну. Русские ракеты не были выдумкой, их мог увидеть любой телерепортер. Но газетчики продолжали отрицать очевидное и держались прежней линии. - Ну и что? - заявила одна дама-журналистка, умудрившаяся до этого доказывать, что в преступлениях арабских террористов виновен не кто иной, как президент Соединенных Штатов. - Вспомните, что мы писали о Кампучии, где красные кхмеры заставляли детей убивать своих сверстников. Там творились вещи похуже, чем в Сорнике. Там уничтожали миллионы людей, как во времена Гитлера. Целые города превращались в пустыни. - Да, я действительно приветствовал красных кхмеров, - заметил корреспондент нью-йоркской газеты. - Нужно во всем винить американцев, - высказался сотрудник вашингтонской газеты. - Как же так? - возразил их коллега. - Русские ракеты нацелены на наши города. - Когда стало известно о зверствах красных кхмеров, - невозмутимо продолжала дама-журналистка, - я во всем обвинила Америку, потому что она бомбила Камбоджу. Когда на тебя сыплются бомбы, поневоле озвереешь. - Но бомбардировкам подвергались и другие страны. Во время второй мировой войны Англию бомбили намного сильнее, чем Камбоджу. И тем не менее англичане не превратились в дикарей и не начали истреблять друг друга. - К чему эти исторические аналогии? Пиши все, что тебе угодно. Когда мне приходится слегка привирать, я обычно говорю, что такова горькая правда. В Бостоне это проходит на ура. И чем горше правда, тем лучше. - Выходит, на сей раз горькая правда состоит в том, что если русские разместили здесь свои ракеты, то Америка сама в этом виновата, поскольку вторглась на территорию Сорники? - Совершенно верно, - подтвердил журналист из Вашингтона, который написал много горькой правды об Иране до появления аятоллы Хомейни, о Камбодже до прихода красных кхмеров и о Вьетнаме до того, как тысячи местных жителей, рискуя жизнью, на утлых суденышках начали покидать свою "свободную" родину. Между тем в Вашингтоне известие о советских ядерных ракетах вызвало двоякую реакцию: во-первых, облегчение, потому что они были обнаружены, а во-вторых, некоторую растерянность, потому что оставалось совершенно непонятно, по чьей инициативе они были обнаружены, хотя кое-какие следы вели в Форт Пикенс, штат Арканзас. Президент Соединенных Штатов сразу же попытался связаться с Харолдом Смитом - последней надеждой Америки. Уж он-то наверняка располагает всеми необходимыми сведениями! Какое счастье, что ракеты удалось вовремя обнаружить и демонтировать! Но кто знает, что может произойти в следующий раз? Если танковые колонны без всякой санкции правительства и высшего военного командования вторглись в Сорнику, что помешает им завтра войти в Вашингтон? Все гонцы президента, посланные на место событий, дабы выяснить, что там происходит, возвращались назад и, захлебываясь восторгом, рассказывали о гениальном полководце, который неизменно оказывался их ближайшим родственником или другом. Хуже всего было то, что гениальный полководец поддерживал куда более тесный контакт с правительством, нежели сам президент. Прежде это удавалось только Харолду Смиту. Если со Смитом что-нибудь случится, компьютерная сеть автоматически выйдет из строя. И тогда, набрав заветный номер, по которому в критических ситуациях звонили его предшественники, президент услышит короткий и будничный ответ, что номер абонента отключен. Все сработает столь же безупречно, как все эти годы работала организация под названием КЮРЕ. И президент поймет, что этой организации больше не существует. Если же все будет хорошо, Харолд Смит снимет трубку и с помощью своей "палочки-выручалочки", как президент называл его компьютерную сеть, найдет ответ на все вопросы. Президент набрал заветный номер и услышал то, чего никак не ожидал услышать: короткие гудки. - КЮРЕ существовала и работала, но дозвониться до Смита было невозможно. Римо и Анна Чутесова услышали отдаленный взрыв. Они прилетели в Сорнику, когда местный аэропорт еще находился под контролем сорниканской армии. - Первым делом нужно выяснить, где Рабинович, чтобы не попадаться ему на глаза, - сказала Анна. - Если одному из нас вдруг почудится, что он видит перед собой близкого человека, нужно как можно скорее уносить от него ноги. Это будет означать, что Рабинович нас загипнотизировал. - Для меня все это не так просто, - ответил Римо. - Почему? - Потому что здесь действительно находится близкий мне человек. Мой учитель, который заменил мне отца. - Это и впрямь осложняет задачу. Необходимо как можно больше узнать о Рабиновиче, а те, кто может нам в этом помочь, являются вашими товарищами по секретной организации, в которой вы служите. - Я поступил опрометчиво, выболтав русской женщине эту тайну. - У вас не было другого выбора. Без меня вы не сможете их спасти, а я не в силах помочь вам, не зная, кто они. Так что вы приняли правильное решение. - Как знать... - Итак, нам известно, что теперь Рабинович намного более опасен, чем прежде, во-первых, потому, что имеет доступ к источникам секретной информации, и, во-вторых, потому, что на службе у него состоит Мастер Синанджу. Вы сделали именно то, что поможет вашим друзьям. Как вы думаете, почему? - Потому что один мудрый человек в ответ на мой главный вопрос сказал "да". - Я не понимаю вас, Римо, и не хочу понять, поскольку не являюсь специалистом в области психических расстройств. Попробую ответить за вас. Вы решились на откровенность со мной потому, что нам необходимо собрать как можно больше точной информации о Рабиновиче. Как вы думаете, для чего? - Нет, - ни к селу ни к городу ответил Римо. Анна глубоко вздохнула, и ее соблазнительная грудь обозначилась под влажной от пекущего сорниканского солнца тканью блузки. - Нам необходимо знать о Василии Рабиновиче как можно больше для того, чтобы решить, как его уничтожить. - Правильно, именно это я и хотел сказать. Римо умело вел ее сквозь линию фронта. Даже если бойцов не было видно, он каким-то образом догадывался об их присутствии и, не задумываясь, заранее определял, каковы будут их действия. Он объяснил Анне, что вооруженных людей можно узнать по особым повадкам. Все эти премудрости, накопленные Домом Синанджу на протяжении тысячелетий, наряду со всем остальным служили той почвой, из которой вырастало искусство каждого Мастера, вбиравшего в себя опыт предшественников. Название школы Синанджу происходило от корейской деревушки, откуда пошел род великих убийц-ассасинов, хотя сам Римо принадлежал к белой расе. Как выяснилось, технике любовных игр его научил Чиун. - Я вижу, он обучил вас всему, - сказала Анна. - Наверное, только дышать вы научились самостоятельно. - Как раз дыхание - самое главное из всего, чему он меня научил. К тому времени, как в горах прогремел взрыв, Анна Чутесова поняла, что Римо искренне привязан к Чиуну. При этом он то и дело повторял, что они совершенно не схожи характерами, хотя, по словам Римо, один зануда придерживается на этот счет иного мнения. - Кто этот зануда? - Вы не поймете. Этот тот самый человек, который ответ на мой вопрос сказал "да". - Что это был за вопрос? - Самый главный из тех, что я должен был ему задать! - И в чем он состоял? - Понятия не имею. Я так и не задал его. Я не смог его сформулировать. И он дал мне ответ на незаданный вопрос. - Синанджу - это что-то вроде дзэн-буддизма? - спросила Анна. - Нет, - ответил Римо. - Синанджу - это Синанджу. Жестом он приказал ей лечь, и они оба приникли к теплой земле на поросшем деревьями горном склоне. Вскоре показался патруль - группа индейцев в советской военной форме. Девушка, вооруженная автоматом Калашникова, посмотрела на Анну, однако прошла мимо. Их разделяло не более пятнадцати футов. - Почему она нас не заметила? - Люди, как правило, видят только то, что, как им кажется, должны видеть. Следят за тем, не движется ли кто-то в кустах, нет ли у них под ногами мин, не затаился ли где-нибудь снайпер. Все остальное для них несущественно, и они этого не видят. - А вы? - Я вижу все. - Это трудно? - Никто, кроме Мастеров Синанджу, не обладает таким совершенным зрением, - объяснил Римо. - Иногда нас принимают за людей, наделенных какими-то сверхъестественными способностями. Но это не так. Просто все остальные не используют до конца заложенные в них возможности - физические, а главное, умственные. Как ни парадоксально, но это было действительно так. Анна знала, что ресурсы человеческого мозга используются лишь на восемь процентов. Судя по всему, адепты Синанджу распоряжаются своими умственными способностями намного более эффективно. В отличие от чар Рабиновича, искусство Синанджу показалось ей тем самым оружием, которым не зазорно воспользоваться. Оно было надежнее, чем ядерные ракеты, но при этом не уступало им в точности. Если удастся выбраться из этой заварушки, подумала Анна, постараюсь увезти Римо в Россию. А если при этом он еще и проявит ко мне интерес как к женщине, что ж, я не стану возражать. На лице у нее мелькнула мечтательная улыбка. В этот миг раздался оглушительный взрыв, и американские войска начали штурм. Римо остановил первый попавшийся джип и, быстро утихомирив водителя, сел в него вместе с Анной. Поразительно, стоит ему нащупать какое-то нервное окончание - и человек уже полностью в его власти, подумала Анна, имея в виду не столько водителя, сколько себя. И снова губы ее раздвинулись в улыбке. - Римо, - сказала она вслух, внезапно переходя на "ты", - мне хотелось бы увидеть тебя раздетым. - Сейчас не до того. - Эх, Римо, жаль, что ты не хочешь по-настоящему задать мне жару! Тут издалека, с обочины дороги, послышался вой, очень похожий на вой сирены, только намного более пронзительный. Старик-азиат в черном одеянии смотрел на сидящих в джипе Анну и Римо с перекошенным от злобы лицом. Римо велел водителю остановиться. - Не смей так разговаривать с Римо, блудница! - закричал старик. - Римо, почему с тобой эта белая потаскуха? Пойдем, я хочу представить тебя Великому Вану. - Кажется, это Чиун, - шепнул Римо своей спутнице. - Видишь вон того человека с раскосыми глазами? - И клочковатой бородкой? - Именно. Это и есть Чиун. Постарайся не выражаться в его присутствии. Он этого не любит. - Убивать - благородно, а заниматься любовью - низко? - Ты правильно все поняла. - Кто она такая? - сурово спросил Чиун. - Как я могу представить тебя Великому Вану, бесстыдник, если ты явился с этой белой девицей? - Я тоже имею несчастье принадлежать к белой расе. - Великому Вану совсем не обязательно знать об этом. Он мог бы подумать, что кто-то из твоих предков был корейцем. - Он знает правду. Знает, что я белый. И это пришлось ему по вкусу. - Ложь! - отрезал Чиун. - Кто такой Великий Ван? - поинтересовалась Анна. - Кто эта блудница, выражающаяся, как последний матрос? - в свою очередь осведомился Чиун. - Великий Ван - это тот, кто дал мне ответ, не дожидаясь вопроса, - объяснил Римо. - Он тоже принадлежит к Дому Синанджу? - спросила Анна. - С большим правом, чем все остальные. - Почему ты отвечаешь ей прежде, чем своему учителю?! - вскипел Чиун. - Или эта развратница совсем затуманила тебе мозги? - Ее зовут Анна Чутесова. Она хочет помочь мне. - У тебя с ней интрижка? - спросил Чиун. - Не совсем, - ответила за Римо Анна. - Не могли бы вы рассказать мне о Великом Ване, к которому относитесь с таким почтением? Это он дает вам задания? - Великому Вану нет нужды давать кому-либо задания. Мастер Синанджу обязан предупреждать любое его желание. Плавные, грациозные движения пожилого корейца казались Анне странно знакомыми. Точно так же двигался Римо, ведя ее через джунгли. - У Великого Вана такая же походка, как у вас с Римо? - спросила Анна, после чего Чиун тотчас же обратился к Римо по-корейски. Римо что-то ответил на том же языке. - Что он сказал? - спросила Анна. - Он спросил, почему ты задала этот вопрос. - Значит, он чувствует, что что-то не так. Он понимает это. - Папочка, - обратился к Чиуну Римо. - Ты чувствуешь, что что-то не так? - С чего ты взял? - удивился Чиун. - Все замечательно. Даже Император Смит так считает. Эта фамилия опять-таки показалась Анне знакомой. Но она не успела вспомнить почему, так как увидела на дороге нечто такое, что сразу же подсказало ей: ключ к решению головоломки находится вовсе не в Сорнике, а в России. Ей предстояло немедленно вытащить Римо отсюда, в противном случае спасти мир не удастся даже такому человеку, как Мастер Синанджу. ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ - О Господи! - воскликнула Анна. - Идиоты! Огромные грузовики медленно двигались по главной магистрали Сорники, впечатывая колеса в мокрую грязь. В их кузовах лежали заостренные кверху штуковины, напоминающие гигантские канализационные трубы. На каждой из них сбоку красовались большие красные звезды и надписи русскими буквами, которые было невозможно скрыть от телевизионных камер. Это были русские ракеты среднего радиуса действия. Расположенные в непосредственной близости от Америки, они могли поразить любую цель со смертоносной точностью, что было абсурдно с военной точки зрения. При имеющихся запасах ядерных боеголовок точность попадания не имела ровно никакого значения. Или русское командование надеялось, что, уничтожив несколько городов, сможет спокойно сесть с американцами за стол переговоров? Но еще хуже было то, что американцы наверняка сделают из всего этого грандиозное шоу. Потерпев такое сокрушительное поражение, русские генералы почувствуют себя униженными, ведь речь идет не о падении крошечного марионеточного государства, а о разгроме русских войск. И тогда, как после Карибского кризиса, Советский Союз, дабы спасти собственное лицо, начнет новый виток гонки вооружений. В прошлом это едва не привело к краху и без того слабую российскую экономику, теперь подобный эксперимент наверняка приведет к войне. В стране не было средств для разработки новых типов оружия. Именно поэтому в последнее время Россия все настойчивее выступает с мирными инициативами, в ответ на которые Америка все настойчивее продолжала вооружаться. Разумеется, в таких делах любые преимущества оборачиваются иллюзией. Но мужчинам свойственно тешить себя иллюзиями. Они похожи на мальчишек, писающих на стену и соревнующихся, кто достанет выше. Вся разница в том, что в данном случае речь идет не о бессмысленной детской забаве, а о самоубийстве. - Анна - нечто вроде русского агента, - сказал Римо. - Похоже, мы заполучили ваши ракеты. - Какая разница, кто их заполучил? - всплеснула руками Анна. - Типично мужская логика. Ну и что вы будете с ними делать? От того, что теперь они в ваших руках, а не в наших, дело не меняется. Где Рабинович? - В вашем сердце нет ни капли милосердия к нему. Не смейте приближаться к этому человеку, - буркнул Чиун и, повернувшись к Римо, добавил по-корейски: - Рабинович - друг Великого Вана. Если эта блудница подойдет к нему хотя бы на шаг, убей ее. - Конечно, конечно, папочка. - Твои слова звучат как отговорка. - Расскажи мне о Ване. Ты не можешь описать мне его внешность? - Разве ты не видел его? - Видел. И он дал мне ответ. Глаза Чиуна заблестели, а на морщинистом лице появилась улыбка: - Значит, теперь ты все знаешь. - Он сказал мне "да". - То же самое услышал от него и я. Первый раз, когда был в твоем возрасте, а потом снова, когда мы встретились в Форте Пикенс. - А какой вопрос ты ему задал, папочка? - Это был очень личный вопрос. Я не хочу об этом говорить, - уклончиво ответил Чиун. - Скажи лучше, о чем спросил его ты. - Да так, ни о чем особенном. Поскольку разговор шел на корейском языке, Анна спросила, о чем они беседуют. - Ни о чем, - ответили оба в унисон. - Нам необходимо разыскать этого чудесного мистера Рабиновича, - сказала Анна. - У меня такое впечатление, мистер Чиун, что, по вашему мнению, я представляю для него какую-то опасность. - Какую опасность вы можете для него представлять, если его защищаем мы с Великим Ваном? - Тогда давайте найдем его. Клянусь, мы не приблизимся к нему более, чем на пятьсот ярдов. Мы лишь хотим задать ему несколько вопросов. Быть может, даже не сами, а через вас. - Я не мальчик на побегушках, - буркнул Чиун. - Пусть вопросы задает Римо. - Нет, - возразила Анна, - это невозможно. Передайте мистеру Рабиновичу, что мы привезли ему письмо из Дульска, от матери. Скажите ему, что я приехала из Советского Союза для мирных переговоров. Скажите ему, что он победил, что мы уважаем его силу и хотим подписать с ним лично мирный договор. Что Россия гарантирует ему полную безопасность. - Это я гарантирую ему полную безопасность. Кто вы такая, чтобы делать подобные заявления? Вы только и умеете, что приставать к невинным молодым людям. Римо огляделся по сторонам: никаких молодых людей, кроме него, поблизости не было. Анна взяла его за руку. Чиун метнул на нее полный ненависти взгляд. Римо знал, что Чиун не одобряет подобных проявлений чувств на публике. Приличная женщина, считал Чиун, не посмела бы приблизиться к своему избраннику больше, чем на десять шагов, и отвесила бы ему почтительный поклон. Распускать руки на глазах у посторонних неприлично. Когда-то в своих записках Чиун охарактеризовал Америку как страну растленных нравов, жители которой целуются с незнакомцами вместо того, чтобы просто поздороваться. Итальянцы - те вообще распущенный народ. Вот Саудовская Аравия Чиуну нравилась, если не считать, что там чересчур мягкая система наказаний. Преступникам там всего лишь отрубали руку. Чиун никак не мог понять, при чем тут рука, ведь любое действие совершается не столько руками, сколько головой. Во всяком случае, с Чиуном дело обстояло именно так, и он был уверен, что со всеми остальными - тоже. Чиун видел, как эта наглая блондинка с бесстыдной улыбкой на смазливом лице касается руки Римо, а он делает вид, словно ничего не замечает. Будто так и надо. Вот они, белые гены! А ведь Римо предстоит во второй раз явиться пред Великим Ваном. - Я не позволю тебе в таком виде предстать перед Великим Ваном, - заявил Чиун. - Скажи, папочка, - спросил Римо, даже не подумав высвободить руку, - может ли один человек находиться одновременно в двух разных местах? Чиун не ответил, только многозначительно посмотрел на сцепленные пальцы влюбленной парочки. Наконец он произнес: - Ты нарочно позволяешь этой бесстыднице держать тебя за руку, чтобы позлить меня. Анна расцепила пальцы, высвободив руку Римо. - Будем надеяться, что от этого ваш ученик не забеременеет, - сказала она с ехидной улыбкой. - Я никогда не слыхал ничего подобного, - ответил Чиун на вопрос Римо. - Да и зачем кому-либо находиться сразу в двух разных местах? Одного места вполне достаточно. Более чем достаточно. - Странно, что Великий Ван не научил нас этому фокусу. Ведь, находясь с тобой, он одновременно находился и со мной. - Значит, тот, кого ты видел, не был Великим Ваном, - сказал Чиун. - Какая жалость! - Я ткнул его в живот и почувствовал неземной холод. Это был холод Вселенной. Может быть, ты таким же образом испытаешь своего Великого Вана? - Это не "мой" Великий Ван. Это просто Великий Ван, - осадил Чиун ученика. - Ясно, - молвил Римо. Но он почувствовал, что Чиун немного растерялся. Пожилой кореец согласился проводить их к Рабиновичу, лучшему другу Вана, при условии, что "белая блудница" будет вести себя пристойно. - Вы - настоящий мужчина, Чиун, - сказала Анна. - Мужчина до мозга костей. - Благодарю вас, - ответил Чиун. - Я знала, что вы ответите именно так. Около штаба Железного Генерала толпились русские пленные, которых распихивали по грузовикам. У них был испуганный вид, и Анна заверила своих соотечественников, что их не станут расстреливать. Она негодовала на идиотов, направивших их сюда без всякой на то необходимости. Ну ничего, она сумеет укротить этого безумца, пока он не зашел слишком далеко! Хватит с него и этой блестящей победы! - Римо, я передумала, - сказала Анна. - Она легкомысленна, как все женщины, - фыркнул Чиун. - Держи ухо востро, Римо. От таких, как она, ничего хорошего не дождешься. - Настоящий мужчина не станет менять своих планов, даже если откроются новые факты, не так ли? - спросила Анна, одарив Чиуна улыбкой. - Настоящий мужчина знает все факты заранее, - парировал Чиун. - Где ты ее нашел, Римо? - Мы встретились на борту самолета. Она совсем не так плоха, как тебе кажется. - Я намерена поговорить с Рабиновичем, - заявила Анна. - Я заверю его, что теперь ему некого опасаться. Если со мной что-то случится, Римо, постарайся вытащить меня отсюда. Если это не удастся, сразу же убей меня. - Как у вас все просто! - возмутился Чиун. - А кто заплатит ему за ваше убийство? Или, по-вашему, он должен работать бесплатно? Римо, ты только послушай, что она говорит! - Если ты выйдешь из игры, что делать мне? - спросил Римо. - Попытайся прикинуть, какие средства еще не испробованы. Но ничего не делай сгоряча. Сначала хорошенько все обдумай. К сожалению, я не знаю, к какому решению пришли наши умники в Москве. Такого сокрушительного поражения они не перенесут. Я-то надеялась, что Рабинович одержит более скромную победу и после этого успокоится. - Удачи тебе, - сказал Римо и поцеловал ее в губы. - Ты делаешь это, чтобы досадить мне, - проворчал Чиун. - Я делаю это, потому что она красива и отважна. - Так я тебе и поверил! - Я вообще не знаю, кому и чему ты веришь. - Я отдал тебе лучшие годы своей жизни, а ты ничего не знаешь. Я научил тебя мудрости, а ты бросаешь ее коту под хвост ради этой блудницы, с которой целуешься на виду у всех. Анна рассмеялась. - Вы так похожи! - сказала она. На вершине одного из холмов Рабинович проводил совещание со своими командирами. Анна направилась к нему, а Римо с Чиуном остались на месте и смотрели ей вслед. Чиун поинтересовался, какое впечатление произвело на Римо общение с Великим Ваном. - На меня, Римо, первая встреча с ним произвела намного более сильное впечатление, нежели вторая. - Он сказал, что у нас с тобой самый чистый удар из всех, которыми когда-либо владели Мастера Синанджу. - Он прямо так и сказал? - Да. Разве я тебе еще не говорил? Он отметил, что у нас совершенно одинаковая техника удара и что, глядя на меня, он вспоминает твой удар. - Я - хороший учитель. - Но не каждый умеет учиться, - заметил Римо. Он не стал упоминать о том, что Ван рассказал ему о погибшем сыне Чиуна. - И все же главное - это учитель. - Чтобы налить воду в стакан, его необходимо иметь, так же, как и воду. В противном случае вода попросту расплещется, - возразил Римо. - У кого это ты научился таким премудростям? - Как ты думаешь, с кем я больше всего общался на протяжении последних двадцати лет? - Мне это не нравится. - Мне это тоже не особенно нравилось. - Не нужно строить из себя мудреца, - одернул Чиун своего ученика. Он скрестил руки на груди, спрятав их в рукава своего черного кимоно. Римо сунул руки в карманы. - А еще Ван сказал такую чушь, что я не знаю, стоит ли ее повторять. - Ван никогда не говорит чуши. - Он сказал, что мы с тобой похожи как две капли воды. Что различия между нами - только видимость. - Великий Ван никогда не говорил чуши. По крайней мере, до сих пор. - Я тоже подумал, что это полный абсурд. - Очень жаль, что ты оказался первым, кому он продемонстрировал столь серьезный недостаток. - Какой недостаток? - Неумение разбираться в людях. - Тем не менее он знает, когда Мастер Синанджу созрел для того, чтобы подняться на новую ступень, - заметил Римо. - Ведь он появляется перед ним именно в этот момент. - Да, это верно, в уровне мастерства он действительно разбирается. Вполне возможно, что я стану первым Мастером Синанджу, чей ученик удостоился такого же титула. Такое редко случается. Это рекорд. - Но этого еще недостаточно, чтобы именоваться Великим Чиуном. Подобное звание дается лишь последующими поколениями. - Когда ты наконец научишься разговаривать с людьми? Я надеюсь, со временем ты оценишь меня по достоинству. - Ван назвал нас обоих тупицами. Он считает, что мы ко всему относимся слишком серьезно. Я - к Америке, а ты - к Дому Синанджу. - Ван всегда страдал избытком веса, - сказал Чиун. - Мне тоже так показалось. - Он не умел сдерживать аппетит. - У нас с тобой нет ни грамма лишнего жира. - Вот именно. - А он - самый настоящий толстяк. - Мы с тобой ни капельки не похожи, - подытожил Чиун. - Ни капельки, - подтвердил Римо. Ни один из них не мог припомнить случая, чтобы их мнения до такой степени совпадали. Разве это не еще одно свидетельство того, что они абсолютно не похожи друг на друга? В этом вопросе они также пришли к полному единодушию. Анна Чутесова направлялась к Рабиновичу, жалея, что рядом нет Римо. Вот кто умел двигаться незаметно! Она боялась, что ее остановят, но, как ни странно, в штабе главнокомандующего царила куда большая неразбериха, чем на подступах к нему. Вокруг Рабиновича, естественно, крутились помощники. Обратившись к одному из них, Анна совершила роковую ошибку, которой никогда не сделал бы человек, поднаторевший в искусстве осаждать начальственные кабинеты. Но у Анны не было другого выбора и она обратилась к помощнику. Как всегда в подобных случаях, выяснилось, что добиться чего-либо от помощника намного труднее, чем от самого руководителя. - Я пришла, чтобы объявить господину Рабиновичу о капитуляции и согласиться на все его требования, - начала Анна. - Кто вы? - Я представляю Советский Союз. - Почему же тогда вы не среди пленных? - Потому что никто не брал меня в плен. Мне необходимо переговорить с господином Рабиновичем, - сказала Анна, от всей души надеясь, что помощник считает своего начальника именно Рабиновичем, а не каким-то горячо любимым пришельцем из прошлого. - Значит, вы еще не сдались в плен, правильно? - спросил помощник Рабиновича, молоденький капитан. - Правильно. - В таком случае вы арестованы. Проезжая мимо Римо в грузовике, набитом русским техническим персоналом, специалистами по ракетам, Анна помахала ему рукой. Одним прыжком Римо вскочил в кузов и помог Анне спрыгнуть вниз. - На сей раз я пойду вместе с тобой, - сказал он. - Нет. Ты не должен к нему приближаться. Ты - последняя и единственная надежда человечества. Я пойду с Чиуном. - Ты не нравишься ему. - Типично мужская логика! Какое мне дело, нравлюсь я ему или нет, когда мир стоит на грани катастрофы. Единственное, что нужно, это чтобы он отвел меня к Рабиновичу. Ты сможешь его уговорить? Не исключено, что мне откроется нечто такое, чего мы прежде не учитывали. Сейчас самое главное - избавить Василия от чувства тревоги. Чиун согласился отвести Анну к Рабиновичу, лучшему другу Великого Вана, при условии, что она не будет распускать руки, оставит на время свои бесстыдные замашки и откажется от затеи соблазнить Римо. - Согласна, - ответила Анна. - Это самое легкое из обещаний, которые я когда-либо давала. - Не верь ей, Римо, она русская, - предостерег своего ученика Чиун. - Не беспокойся обо мне, папочка. Ну, с Богом, идите. Римо вспомнил давние годы, когда он служил в морской пехоте и искренне полагал, что война - это когда стреляешь в незнакомых людей из винтовки. Теперь, глядя на колонны шагающих по дороге американских солдат, он понимал, что это было глубочайшим заблуждением. Теперь-то он знал: для того, чтобы убить человека, необходимо знать его характер, повадки, всю подноготную. Именно этим Мастера Синанджу отличались от обыкновенных убийц. Что, если Василий Рабинович станет единственным человеком, которого они с Чиуном не сумеют одолеть, поскольку он единственный, кого невозможно узнать до конца? Это был серьезный вопрос, и Римо непременно задаст его Анне, когда она вернется. Направляясь с Чиуном к штабу, Анна Чутесова чувствовала себя столь же уверенно, как и в обществе Римо, если не считать, что пожилой кореец был настроен к ней враждебно. Впрочем, эта враждебность скорее смахивала на раздражение. Наделенные сверхъестественными способностями, Чиун и Римо считали, что все вокруг должны соответствовать их требованиям и подчиняться их принципам. Как правило, им удавалось этого добиться, и все же мир был слишком велик даже для таких, как Чиун. Анна расспрашивала его о Рабиновиче и узнала немало интересного. Оказывается, Чиун намеревался убить Василия Рабиновича, но этому помешал явившийся из прошлого легендарный мудрец, объяснивший, что Василий - замечательный человек. - О чем вы думали перед тем, как увидели этого легендарного мудреца? - Я ни о чем не думал. Я занимался делом. - То есть планировали убийство? - уточнила Анна. - Зачем же выражаться так грубо и примитивно? Впрочем, чего еще можно ожидать от очередной подружки Римо? У него были сотни таких, как вы. Вас он тоже бросит. Так что не тешьте себя иллюзиями. - Я же дала вам слово, - напомнила Анна. - Увы, я знаю Россию и знаю цену вашему слову. Революция ничего не изменила. Конечно, царь Иван был отрадным исключением из правила, но вообще-то я ни за что не согласился бы работать в вашей стране без предварительной оплаты. Вы сами во всем виноваты. Мы могли бы спасти вас от монголов, но ваши цари предпочитали, чтобы мы работали на них за спасибо. - Значит, они обманули вас, не заплатив обещанного вознаграждения? - Почему же? Иван Добрый платил. При нем было много работы, и он исправно выполнял свои обязательства. - У нас он больше известен как Иван Грозный. - Русские всегда отличались склонностью к пропагандистским трюкам. - Скажите, разве Великий Ван мог одновременно явиться вам и Римо? - Я не обсуждаю такие вопросы с женщинами. - Считайте меня абстракцией, представляющей русский народ. - Еще хуже! - Хорошо. Считайте меня женщиной, которая никогда впредь не прикоснется к вашему драгоценному Римо. - Великий Ван способен творить любые чудеса, но я никогда не слышал, чтобы он одновременно появился в двух разных местах. - Насколько я понимаю, Римо увидел Вана, потому что достиг нового уровня мастерства. - Да, - подтвердил Чиун. - Вам не приходило в голову, что тот, кого вы принимаете за Великого Вана, на самом деле таковым не является? - Я предпочитаю оставить свои сомнения при себе. - Если бы вы нанесли Вану свой знаменитый удар, он сразу же умер бы, не правда ли? - Нет. Он умер давным-давно. - В таком случае ваш удар не нанес бы ему вреда. - Совершенно верно. Кстати, у нас с Римо самый чистый удар во всей истории Дома Синанджу. - Это замечательно! - воскликнула Анна. - Вы могли бы продемонстрировать этот удар на Великом Ване? - Нет. Вы все равно ничего не увидели бы. - Даже результата? - Судите сами, - сказал Чиун и сделал какое-то стремительное движение рукой, но Анна не успела как следует его разглядеть, только услышала шуршание его шелкового кимоно. - Я ничего не видела. - Естественно. Мои движения слишком стремительны, чтобы глаз обычного человека сумел их уловить. - У меня есть сестра. Она красивее меня и имеет обыкновение целоваться у всех на виду. Я не стану рассказывать ей о Римо, если вы продемонстрируете этот прием на Великом Ване. - Я не заключаю сделок с блудницами, особенно когда речь идет о традициях нашего рода. - И все же Ван, с которым вы сейчас общаетесь, внушает вам определенные сомнения, не правда ли? - спросила Анна. Но Чиун не сказал больше ни слова. Итак, Анне стало ясно, что Рабинович не просто заставляет окружающих видеть в нем кого-то другого. Рабинович воздействует на человеческий мозг таким образом, что нарушается функция элементарного логического мышления. Она со всей отчетливостью поняла, что как только Рабинович почувствует в ней опасность, рассудок перестанет ей подчиняться. Более того, она даже не успеет этого заметить и будет считать, что все идет как надо. Счастливые лица американских военных, расходящихся с совещания у Рабиновича, лишь укрепили Анну в ее опасениях. Судя по всему, он обращает в свою веру всех, кто только попадается ему на глаза. Прежде, когда он работал в городке пара психологов, такого не случалось. Рабинович не испытывал своих способностей на уборщицах и прочем персонале. Он не трогал людей, если от них не исходила прямая опасность. Судя по досье, время от времени он ублажал начальство невинными фокусами. Если начальник жаловался на погоду, Рабинович немедленно