Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир. Божество смерти --------------------------------- выпуск 18 Перевод с английского М. Громова Издательский дом "Букмэн" 1997 OCR Сергей Васильченко --------------------------------- ГЛАВА ПЕРВАЯ Он точно знал, что умрет. Если останется еще хотя бы на один день в Чикаго, то залезет на крышу одного из этих дьявольской высоты зданий и кинется вниз или ткнет себе в глаз дуло "пушки", что братец приволок из Вьетнама, и проверит его огневую мощь на собственном черепе. А то можно под поезд - но тут есть опасность лишь покалечиться. Ненадежная вещь. Переменчива, как перст судьбы - а о судьбе Буйвол Билл знал немало. В том числе и стихов. Судьба - для одних личина или дух, для других - божество или муза, странная сила, одушевленная в строчках, звучавших по-английски так же странно, как звучали бы они на оджупа, его родном языке - языке, объявленном мертвым, отданном на съедение белым историкам. Но еще не мертв он сам - воин народа оджупа. Рожденный для охоты, для бега, для ночных плясок вокруг костров, для мига познания, когда в глазах умирающего животного видишь вдруг собственную душу. Единственными животными, делившими с Буйволом его квартирку в многоэтажке, были мыши, толстые крысы и, разумеется, тараканы. А единственным танцем, который он умел и хотел плясать, был танец конца, пляска его собственной смерти. Медленным рассчитанным движением он вдвинул обойму в рукоять и заглянул в зияющее чернотой дуло. Дьявольское орудие белых - последнее, что увидит он в этом мире. - Позвольте узнать, чем вы там занимаетесь? Черт, опять квартирная хозяйка. Вечно начинает свои завывания, едва он закроет дверь. - Собираюсь выбить себе мозги! - проорал Билл что было мочи. - Прелестно, но прошу не портить обои, - послышалось из-за дверей. - Вот этого обещания я не могу дать вам, миссис. - Это почему же? Холеная длань хозяйки распахнула дверь. - А потому что к тому времени я буду мертв, как утонувшая крыса. А покойники не имеют привычки убирать за собой. Буйвол Билл широко осклабился. - О Бог мой! - выдохнула хозяйка, узрев подающего надежды молодого студента сидевшим на краю новенькой кровати с громадным пистолетом в руке. Ствол упирался Биллу в лоб, палец лежал на спуске. Почтенная дама мгновенно оценила ситуацию. Если он промахнется, пуля как пить дать изуродует только что поклеенные обои, голубые в розочку. Купила она их на распродаже, и достать новый кусок таких же не удастся ни за что. Если же в обоях будет дыра, ее придется либо закрывать какой-то картиной, либо, если закрыть не получится, купить другие обои для этой стены - а стало быть, и всей комнаты. - Не стреляйте! - взвизгнула она. - У вас все впереди, вы так молоды! - Что впереди? - мрачно вопросил Билл. - Куча всяких вещей, - поспешила заверить она. Звали квартирную хозяйку миссис Тракто. По причине ее габаритов жильцы дружно именовали хозяйку Трактором, о чем она не подозревала. - Например? - Я. Она попыталась изобразить завлекательную улыбку. Весь первый месяц, что этот странный парень квартировал у нее, хозяйку неотступно преследовал страх насилия. Когда он, поигрывая мускулами великолепного тела, прикрытого лишь видавшими виды шортами, спускался по утрам с лестницы, миссис Тракто спешила защелкнуть замок, дабы опасный жилец не смог внезапно овладеть ею. Через месяц она перестала запирать дверь, а еще неделю спустя взяла привычку оставлять ее распахнутой и разгуливать полуголой по коридору. Но страхи ее оставались, увы, напрасными. И теперь, решила она, настал тот самый миг, когда ее щедрое тело может в буквальном смысле спасти этого симпатичного индейского юношу. Если таким образом она спасет ему жизнь, грехом это, естественно, считаться не может. - Что "я"? - не понял Буйвол. - Отдаю вам свое тело, чтобы спасти вашу жизнь. Ноздри Анджелы Тракто расширились. - Мне и в своем неплохо. И вообще не нужно мне никакого тела. Я хочу умереть. - Я... Я имела в виду в сексуальном смысле. Анджела Тракто застенчиво опустила глаза. Вновь подняв их, она увидела, что палец молодого человека напрягся на изгибе спускового крючка, зрачки, смотревшие в дуло, расширились. - Но есть еще много всякого! - в отчаянии закричала она. - Чего? - Ну... разве вы не хотите попрощаться со своими друзьями в стране оджупа? - Нет никакой страны оджупа. Одна резервация. - Но друзья-то у вас есть! - Друзья есть, - грустно кивнул Буйвол Билл. - И белые. И индейцы. И... и нет у меня никаких друзей. Знаете, что получает тот, кто три года подряд долбил древнегреческую литературу? - Д-диплом. - Дырку в голове - вот что он получает. Я уже не знаю, кто я теперь - индеец или белый. Или долбаный древний грек. По крайней мере, им я себя ощущаю больше, чем оджупа, или американцем, или кем там еще. Я - ничтожество, миссис Тракто, а ничтожеству места на этом свете нет. - У вас наверняка что-то произошло, - мудро заключила Анджела Тракто. Если бы только заставить его чуть-чуть повернуться... Тогда пуля только разобьет стекло. Принципы образцовой хозяйки она усвоила из присланного по почте руководства, и поэтому оконные стекла в доме были застрахованы, обои - нет. Застраховала она и двери, и светильники, и даже канавы вокруг дома, - их в случае возможной осады миссис Тракто собиралась заполнять водой. Но вот обои и полы в страховке не были предусмотрены. Ну и правильно. Что вы хотите - плату-то она берет грошовую, смех просто. Если бы на западную часть Чикаго совершили набег, скажем, воинственные фригийцы, Анджела Тракто разбогатела бы в одну ночь. - Мой брат погиб. Въехал пьяный в канаву. На тракторе. Трактор перевернулся. Прямо на него. А я даже не поехал на похороны. - Ну, для мертвых все равно уже ничего не сделаешь. Вы... вы не повернетесь немножко? - Дело даже не в его смерти. И не в том, что я не приехал на его похороны. Я понял, что я сам давно умер - когда отец пел мне по телефону нашу песнь смерти, а я... Знаете, что я сказал в ответ? - Спросили, оплачен ли звонок? - Я не знаю нашего языка. Я знаю латынь, греческий, но не язык оджупа. Я не знаю, как будет "мать", "отец", "земля" или "до свидания". Я забыл все это, давно забыл. И ответил отцу цитатой из Софокла! Глубоко вздохнув, Буйвол Билл зажмурил глаза, - он решил, что зрелище летящей в мозг пули вряд ли будет для него вдохновляющим. - Но вы можете снова стать индейцем. Не нажимайте, пожалуйста! Вы все вспомните! - Слишком поздно. - Но ведь когда-то вы знали все это? - Тогда в моей башке не плескались, как в свином корыте, все эти живые и мертвые языки. Тогда... да, тогда мне не снились сны на латыни и греческом. Единственным языком, который я знал, был оджупа. - Но вы сможете его вспомнить. Так было со многими. У меня здесь перебывало очень много молодых людей - они тоже учились в университете и чувствовали себя в точности как вы сейчас, но потом вернулись домой, в свои страны, - и все пошло на лад, уверяю вас! Их мучило только то, что они здесь, вдали от дома. Нужно просто встать и оглянуться вокруг - и вам сразу станет лучше! Попробуйте! Буйвол Билл не мигая смотрел в черную дырку дула. Он был уверен, что ничего не почувствует - собственно, именно этого он и добивался. С другой стороны, почему бы не попробовать встать - может, из этого действительно что-нибудь выйдет? Он опустил пистолет. Миссис Тракто не смогла сдержать широкой счастливой ухмылки. Это удивило Билла - он и не знал, что эту бабу может волновать что-нибудь, кроме платы за его койку или поползновений затащить его в свою собственную. Именно поэтому, надо думать, она распахивала настежь дверь спальни каждую ночь. - Ну вот. Разве вам не полегчало? - Вроде все по-прежнему, - пожал плечами Билл. - Это потому, что вы далеко от родины. Возвращайтесь домой! К себе в резервацию. Вы увидите, все будет в порядке. - Там больше не моя родина. - Это вы так думаете сейчас. А когда вернетесь туда - все будет совсем по-иному. Я знаю. Поверьте мне. Это, конечно, была ложь, но ложь во спасение - во спасение голубых в розочку обоев. Откуда было знать квартирной хозяйке Анджеле Тракто, что с ее легкой руки на земли оджупа, штат Оклахома, отправится тот, о чьем появлении на свет будет скорбеть позже все человечество, тот, кто поставит мир на грань последнего испытания - конца света! И если бы ей сказали, что кара, не сотрясавшая землю с тех времен, когда ближний впервые поднял руку на ближнего, вновь нависнет над миром, ответ у миссис Тракто был бы готов - до тех пор, пока она не нависнет над ее голубыми обоями, ей плевать на все кары, взятые вместе. Она ведь не знала, что именно изучал в университете этот крепкий молодой человек. Она не читала древних текстов, и ей было невдомек, что они встретятся - два древних языка, греческий и оджупа, в колеблющемся свете костра в ту ночь, когда эта ходячая водородная бомба - этот юноша ступит, вернувшись домой, на тропу своего народа. Миссис Тракто не знала всего этого. Впрочем, одно она знала точно - ее голубые в розочку обои спасены. - Я и не подозревал, что вы так много знаете о людях, - удивленно покачал головой Буйвол Билл, кладя пистолет на тумбочку. - Честное слово, даже представить не мог. На следующее утро ноги Буйвола Билла уже ступили на землю оджупа, штат Оклахома, - края нескончаемой жары, пыли, трущоб с косо торчавшими телевизионными антеннами и сточными канавами, в которых валялись пустые бутылки из-под виски. Здесь в первые же секунды ему стало ясно, почему он уехал отсюда три года назад: никакого будущего. И никакого прошлого - для него, по крайней мере. - Эй, Билли-парень, рад видеть ты есть обратно, чувак! - подобное приветствие могло исходить только от Бегущего Оленя. Имя свое, впрочем, он получил в честь марки трактора - ведь каждый знает, что трактор во сто крат надежнее любого зверя. К тому же настоящие олени уже Бог знает сколько времени не появлялись на землях оджупа, а тракторы с оленьей головой на капоте пахали эти земли не одно десятилетие. - Я вернулся домой, - поднял голову Буйвол Билл. - Ну, как жизнь в большой город? - спросил Бегущий Олень, заправляя оранжевую пластиковую ветровку в "Леви Страусе". - Я бежал оттуда. Я хочу забыть все, чему научился там. Я больше не знаю, кто я такой. Хочу пойти на могилу брата. Спеть там нашу песнь смерти. Ты пойдешь со мной, Бегущий Олень? И приведешь с собой тех, кто еще помнит язык оджупа? И шамана - он знает наши обычаи! - Ты точно не хотеть пивка вначале, да? - Не хочу я никакого пива. И никакого виски. И трактора видеть тоже не хочу. Я хочу снова быть оджупа. Даже эта одежда белого человека тоже мне не нужна. - Эй, если ты не хотеть эти класс штаны, я брать себе, о'кей? Бегущий Олень весело подмигнул Биллу. - Можешь взять себе все. Только помоги мне спеть на могиле брата, и пусть с тобой придут шаман, и Маленький Лось, и мой отец тоже. И не называй меня Биллом, Бегущий Олень. Мое имя - Большой Буйвол. В эту ночь тело его наконец прикрыла одежда, в которой он чувствовал себя, как должно, - руки и ноги открыты, свободны; и он шел вместе с товарищами детских игр к могиле брата, и под взошедшей над степями Оклахомы полной луной воссоединился наконец с теми, кто был с ним одной крови, в молчаливом поминовении соплеменника, ушедшего от них к тем, кого нет более в этом мире. От ночного холода кожа его стала похожа на гусиную, но он не замечал этого - старые полузабытые песни возвращались к нему: теплые, как молоко матери, родные, как отеческое объятие, слова возникали откуда-то из глубины горла, танцевали на языке, целовали в губы, словно всегда жили где-то в его памяти. Меблирашки в Чикаго, долгие часы бдений в библиотеке - все исчезло в один короткий миг. Ноги его стояли на родной земле, и он был оджупа. Миссис Тракто, квартирная хозяйка, оказалась права. Это - его дом, и он больше никогда его не покинет. Сами собой на его губах возникли слова - песнь о потере, песнь о возвращении, и он, словно растворившись в музыке родного языка, медленно вымолвил: - Atque in perpetuum frater, ave atque valle. Улыбаясь, он повернулся к стоявшим рядом друзьям и увидел их окаменевшие лица и лицо шамана, обычно бесстрастное, а теперь перекошенное от гнева. Остальные соплеменники взирали друг на друга в полном недоумении. - В чем... в чем дело? - На каком языке ты говорил сейчас, о брат наш Большой Буйвол? - На оджупа. Он так прекрасен. Я сказал брату: "Покойся в вечности, брат мой; здравствуй и прощай". - Это не оджупа, никогда такой не был, - озабоченно изрек Бегущий Олень. Над раскрашенным в священные цвета лицом шамана колыхнулись перья, он медленно качнул головой. - Но... эти слова я услышал в своей душе! - запротестовал Большой Буйвол. - Именно так говорят в таких случаях оджупа. "Здравствуй и прощай". Это из поэмы о юноше, который возвращается из дальних земель и узнает, что брат его умер. И он говорит: "Покойся в вечности, брат мой; здравствуй и прощай". Ave atque valle. Ударив себя по лбу, Большой Буйвол в изнеможении застонал. Он только что процитировал латинскую поэму Катулла! И "дальние земли", о которых он говорил, - глубинка давно канувшей в вечность Римской империи. Повернувшись, он упал на колени перед шаманом: - Спаси меня! Прошу, спаси меня. Убей во мне чужеземных духов. Избавь меня от проклятия белого человека, о великий шаман! Мне не нужны его знания. Не нужны его языки. Я хочу видеть сны на языке моего народа! - Я не могу сделать этого, - печально ответил шаман. - Есть лишь один путь избавить тебя от заклятия - но это самый древний и самый страшный из наших обрядов, сын мой. - Смерти я не боюсь. Я и так давно уже умер. - Не твоя смерть страшит меня, - ответил шаман. - Эй, сделай этот парень чего он хочет! - подал голос Бегущий Олень. Большой Буйвол всегда ему нравился, и он подозревал, что шаман слишком уж держится за старые обычаи. Да их и не осталось почти: нынешние обычаи народа оджупа - алкоголь, телевизор и грузовики с прицепами. Но шаман снова покачал головой. Вокруг них простиралась священная земля - холмы, на которых захоронены останки тех, кто ушел в другой мир. Много веков люди этой земли несли сюда священные вещи - бизоньи рога, связки высушенных грибов, сухую траву с дальних равнин, шаманы племени созывали сюда добрых духов. Несли сюда и кресты - некоторые из людей оджупа стали христианами. Но все равно земля эта оставалась священной землей оджупа, ибо такой ее сделал в незапамятные времена первый шаман племени. И здесь среди прочих лежали останки тех, кто сложил свои головы в войнах, тех, кто сражался против кавалерии белых людей, и тех, кто позже дрался на стороне одних белых людей против других белых. Морские пехотинцы, артиллеристы, десантники. - Эй, шаман, ты что все время трясешь головой? - спросил Маленький Лось. Он работал на стройке в близлежащем городке Энид и вопреки своему имени обладал таким ростом, что вполне мог засунуть старика под мышку и нести его на манер свертка с бельем из прачечной. - Беда Большого Буйвола - большая беда. Наши легенды говорят о человеке, потерявшем душу своего племени. Такое уже случалось. Но теперь нужно созвать все племя, чтобы оно просило духов прийти сюда, - если они захотят спасти потерявшего душу. - Ну и давай. Твое же дело - всякие такие заморочки с этими духами. - Есть одни духи и есть другие. Знаю духов ярости, крови, гордыни и злейшего из них - великого духа заблуждения. - Заблуждения? Маленький Лось рассмеялся. Про такого духа он никогда не слыхал, и имя его звучало не слишком устрашающе. К тому же у них явно подходил к концу запас пива, а зрелище ночного кладбища не придавало Маленькому Лосю бодрости. Он вообще терпеть не мог кладбища, особенно ночью. Большой Буйвол - самый, как он помнил, башковитый парень в резервации - ревет, упав на колени, машет руками в воздухе и что-то воет на чужом языке. А Бегущий Олень смотрит на часы - ну да, скоро ведь в Эниде закроется винная лавка. А остальные знай шлепают себя по всем местам - ночь-то холодная. В холодную ночь, подумал Маленький Лось, звезды кажутся больше. Звезды он тоже не любил. Он вообще не любил выходить из дому. Особенно не любил Маленький Лось разный шум. Ему нравились компьютеры, комнаты с кондиционерами и люди, которые не повышают голоса, что бы ни случилось. А тут Бегущий Олень орет на шамана, Большой Буйвол все ревет. Маленький Лось наконец решился: - Читай свои молитвы, шаман. И пой песни. Поздно уже и холодно. Большой Буйвол - хороший парень, и всегда таким был. Из лучших. Дай ему передохнуть. Да и мне заодно. И остальным - тоже. - Во-во, - поддакнул Бегущий Олень. Остальные дружно присоединились, и шаман в конце концов устало покачал головой. - Я стар. И мне уже не пережить того, что случится, но вам придется увидеть все это самим. - Да ничего, старик, ничего и никогда не случается. Если твое колдовство так сильно, то что мы до сих пор делаем в этой вонючей дыре, куда засунули нас белые люди? Давай, делай что полагается, пусть успокоится Большой Буйвол, а потом пойдем домой и выпьем как следует. Произнес эти слова все тот же Маленький Лось, но чувствовалось, что присутствующие вполне с ним согласны. Опустившись на колени, старик простер руки - ладонями вверх - и запел; голос, ритм самой земли слышались в этой песне, голос неба и ритм Вселенной, сверкающей мириадами огней над холмами кладбища народа оджупа. И Большой Буйвол вдруг запел на своем смешном языке ту же песню. Бегущему Оленю словно кто-то шепнул на ухо, что нужно разжечь огонь, но Маленький Лось уже собирал ветки. Шаман наклонился к самой земле - и выпрямился, держа в ладонях горсть священных грибов. Он бросил их в огонь. Взвился сизый дым, и все сгрудились вокруг, вдыхая его, и выдыхали вместе со словами священной песни - шаман и молодые воины на языке оджупа, Большой Буйвол - на своем сумасшедшем языке. Столб дыма ширился, танцевал, обвивался вокруг собравшихся - и послышался низкий протяжный вой, ниже, чем рычание медведя, пронзительней, чем голос койота. Сталь звенела о сталь, крики раненых неслись в воздухе, хотя собравшиеся вокруг костра знали, что каждый из них жив и невредим и не собирается ни с кем сражаться. Большой Буйвол теперь смеялся, а Маленький Лось заходился в крике - и тут слуха их достигли слова. Позже они никак не могли сойтись во мнениях, на каком языке прозвучали эти слова - на оджупа или английском. И каждый спрашивал себя: интересно, на каком языке услышал их Большой Буйвол, но спросить его они не решались. - Похоже, вы парни что надо! Голос шел прямо из пламени. В пламени стоял человек. И он смеялся. Человек был одет в костюм, но было видно, что сбит он крепко. Ничего не скажешь, настоящий мужик - белозубая улыбка, мощная челюсть и глаза, которые, казалось, блестят в темноте. В руке он держал небольшой чемоданчик. Человек не горел в огне. Чемоданчик тоже не горел - и вдруг пламя исчезло, словно его сдул внезапно налетевший вихрь. Но вихря не было. - Ну, выпьем, ребята? - подмигнул незнакомец. - Пошли, повеселимся! - Магазин закрыт, - хмуро промолвил Маленький Лось. - Так я и знал, что все-таки опоздаем. - Закрыт! И пятерым классным парням, выходит, нечего выпить? Кто же, интересно, закрыл его? - Закрыл его штат. Он его и держит. Этот винный магазин - собственность штата. Торгует в разлив и в бутылках. А сейчас он закрыт, - объяснил незнакомцу Маленький Лось. - Какой штат? - Оклахома. Вы сейчас есть в Оклахома, мистер. А как вас звать? - спросил Бегущий Олень. - Зови, друг, как тебе нравится. И вообще, проси чего хочешь. Я, ребята, прибыл, чтобы сделать вас богатыми, сильными, знаменитыми. Чтобы вас все кругом уважали. Я сделаю из вас настоящих мужиков, черт возьми! Таких, что здешние и через тысячу лет будут вспоминать, как вы пели у костров свои военные песни, - и вспоминать со страхом и благоговением! Вот зачем я пришел сюда. - А зовут вас?.. - Итак, магазин. Вы что же, так и позволите этому самому штату указывать вам, когда и где выпить? Так живут только рабы. Вы что, рабы, ребята? - Он закрыт, мистер, - мотнул головой Маленький Лось. - Мы опоздали. - И кто же его закрыл? Кто позволил себе распоряжаться на земле, которая всегда была вашей? У свободных, сильных, настоящих мужчин должна быть своя земля! А где ваша? - Вы кто есть? - спросил Бегущий Олень. - Я тот, кто готов обеспечить вас классной выпивкой - такой, какую вы любите, - когда бы вам ни захотелось. И уж точно без указки этой Оклахомы, или как ее там... - Ну, не знаю, - пробурчал Бегущий Олень. - Вот ты, друг, сильный, большой! Скажи, чего ты боишься? Имени его они так до сих пор и не знали, но говорил он дело, это было ясно всем. У этого жилистого чужака, появившегося невесть откуда - прямо из пламени, были ответы на все вопросы. И когда гуськом вслед за ним они сходили с холма, никто не заметил, что шамана рядом с ними не было. Он остался там, на священном холме, и, вжавшись в землю лицом, плакал, плакал, словно малый ребенок - ибо совсем не этого духа хотел он вызвать своим колдовством. Не заметили они и Большого Буйвола, бредущего позади словно в трансе и бормочущего что-то на чудном языке, которому научил его белый человек в Чикаго. У края кладбища незнакомец остановился и, обернувшись, отсалютовал священным холмам. - Все, кто умер в войнах, - герои! - Он повернулся к обступившим его индейцам. - Вспоминая их, понимаешь, что здесь жили большие люди. Настоящие. Оджупа - величайший среди народов, и никому не позволяйте говорить, что это не так. Вы меня поняли? Двадцать минут спустя они уже въезжали в Энид на сером пикапе. На улицах никого не было, на двери винного магазина - решетка и тяжелый замок. - Ну вот, - вздохнул Маленький Лось, - приехали. - Я, конечно, могу подсказать вам, как попасть внутрь, но думаю, такой башковитый парень, как ты, сообразит сам. - Незнакомец хитро подмигнул Лосю. - Это же приключение, братва! Раз - и дело в шляпе! За все это время на сером костюме незнакомца, казалось, не появилось ни одной складочки. Он выглядел таким же отутюженным, как и в тот момент, когда ступил из огня на землю кладбища народа оджупа. Глядя на него, ребята испытывали странный восторг - даже больший, чем на финальном матче в бейсбол в Оклахома-Сити. - Вам есть что терять? - Незнакомец оглядел пятерку. - Хотите, чтобы я провернул эту работенку? Ну что ж - заметано. Он спрыгнул с грузовика, но его опередил Бегущий Олень и первым оказался у дверей магазина. Маленький Лось со свойственной ему прагматичностью решил испытать на прочность заднюю дверь и при помощи монтировки довольно быстро взломал решетку. Взвыла сирена, но Бегущий Олень и незнакомец быстро сориентировались - и задолго до того, как в конце улицы показался свет полицейских фар, они уже мчались в пикапе из Энида с двумя коробками виски, распевая древние военные песни славного племени. Похмелье - у всех, кроме таинственного чужака, - было убийственным, к тому же оказалось, что резервацию уже прочесывают полицейские - явно по их душу. - Откуда они уз-знали, что это мы? - язык у Маленького Лося еле ворочался. - Да я сам им сказал, - с беззаботной улыбкой известил незнакомец. После безумной ночи лоск не сошел с него, а стал будто еще заметнее. Глаза блестели по-прежнему, и безграничная уверенность словно наполняла его крепкие мышцы. Бегущему Оленю показалось, что самое время снять с незнакомца скальп, однако Большой Буйвол, который уже опомнился и перешел со своего безумного языка на нормальный английский, предупредил их, чтобы они не дергались, - ничего хорошего из этого не выйдет. - Выйдет очень хорошо, когда мы все отправят в кутузка, - Бегущий Олень досадливо сморщился. - Всех, всех отправят, - поддакнул Маленький Лось. Услышав их, незнакомец, однако, лишь ухмыльнулся. - Ну, давай. Пристрели меня, если хочешь. Валяй, - он насмешливо взглянул на них. - Если в мире есть кто-то, кто любит народ оджупа больше, чем я, можете смело выбить мне мозги, парни. Действуйте. - Выходит, это ты от большой любви заложил нас шерифу? - И даже если бы захотел, не смог бы придумать для вас лучшего подарка, ребята. Потому что с сегодняшнего дня здесь больше не будет никакого шерифа. У вас перестанут трястись поджилки, едва только вы завидите его голубой драндулет или услышите, как воет эта чертова сирена. И будете ходить по этой земле - вашей земле, земле оджупа - как ее хозяева, а не как ребятишки с мокрыми от страха штанами. Вы мужики или желтобрюхие засранцы? Что до меня - свобода или смерть, так-то вот! Неуловимым движением незнакомец раскрыл чемоданчик. Внутри поблескивали смазкой пять новеньких автоматов - чуть меньше, чем израильский "узи", чуть больше, чем автоматический пистолет. - Весь вопрос в том, собираетесь ли вы до старости жить, как мокрицы? Или сможете хотя бы один раз постоять за себя? Достойны вы памяти похороненных на вашем кладбище - или так и останетесь ни рыбой, ни мясом? Я вот лично смерти нисколечко не боюсь, а боюсь рабства, того, как будут смотреть на меня мои женщины, боюсь прожить хотя бы один день как вшивый сурок, который не смеет высунуть из норы носа! Дураком бы я был, если пообещал бы вам, воины оджупа, немедленную победу, но взамен я обещаю вам вернуть утерянное достоинство. А что - единственное, что остается после смерти. Ни одна из пяти рук, протянувшихся за оружием, не выдала страх предательской дрожью. А на другой день вся резервация, все окрестные земли, вся страна узнала, что произошло в пыльной оклахомской степи. Горстка храбрецов из народа оджупа сравняла с землей пост шерифа, та же участь постигла и посланный отряд национальной гвардии. Над чадящими развалинами взвилось знамя народа оджупа, и каждый думал о том, о чем сказал вслух воин, получивший при рождении имя Бегущий Олень: - Может, нам до вечер не жить и не удержать победа, но мы тут был, черт их брал, и теперь они знать об этом. У подразделения федеральных войск, что прибыло к вечеру, тоже было автоматическое оружие и даже бронетранспортер. Их было гораздо больше, чем краснокожих мстителей, и подобные задания были им не в новинку. Но в воинах жил теперь новый дух - дух народа оджупа. Маленького Лося не раздражал больше шум, а неуклюжесть Бегущего Оленя словно сдуло ветром. Они держались все утро и весь день и только смеялись в ответ на призывы сдаться, громко ругались, когда в мегафон им пытались растолковать безнадежность их положения, а ночью, под покровом темноты, молодые воины соседних племен группками потянулись к развалинам. В результате блистательной ночной вылазки под началом Бегущего Оленя порядком выросший отряд окружил и взял в плен растерявшихся солдат. Индейцы забрали у них все оружие. - Мы оставить вас жить, чтобы вы сказать всем, что видеть настоящий оджупа, - сказал Бегущий Олень. Потертые джинсы и майку с любовными излияниями в адрес Энида он сменил на куртку и штаны из настоящей оленьей кожи; за расшитый бисером пояс был заткнут широкий нож. - Когда мы вернемся сюда, наши вертолеты закроют даже это чертово солнце! Сержант федеральных войск был вне себя от ярости: кучка уголовников взяла в плен его лучших солдат. - Тогда мы драться в тени, - ответил Бегущий Олень сержанту. Его слова и весть о храбрости воинов оджупа быстро распространились по резервациям. И когда в степи Оклахомы прибыли усиленные подразделения войск, их встретила до зубов вооруженная армия индейцев, доведенных до отчаяния и решивших стоять до конца. И индейцев на сей раз было больше. Солдаты проявили чудеса храбрости - но люди оджупа превзошли их. Многие из них погибли в этом бою, но не зря сказал незнакомец: "Дерево свободы полито кровью лучших из вас". Убитых похоронили на священных холмах - всех до одного, несмотря на тревожные вести о том, что новые отряды национальной гвардии уже близко. В числе погибших оказался и Большой Буйвол - или Буйвол Билл, как звали его белые. Его тоже похоронили с надлежащими почестями, хотя многие усомнились в том, что Большой Буйвол пал в битве. Его нашли с пистолетом, зажатым в правой руке; на правом виске были пятна пороховой гари. Один из воинов припомнил даже последние слова Буйвола. Большой Буйвол Билл повторял: "Tu cogno, tu cogno". Никто не знал, что означали эти слова, и лишь позже, когда все уже кончилось, из Чикаго и Оклахому приехал университетский преподаватель. Покойный юноша был одним из его лучших студентов, и старику хотелось отдать ему дань поминовения. - Кому же он говорил эти слова? - спросил старый учитель у воина, видевшего последние минуты Буйвола Билла. - Да никому. А смотрел на нашего друга, который пришел из костра, смотрел и все твердил эти чудные слова, будто сумасшедший. Твердил, твердил, а потом берет пистолет, приставляет его к голове - и бах, выстрел. - Он говорил по-латыни. Это значит: "Я знаю тебя. Я тебя знаю". - Ну и ладно, - кивнул другой воин, слушавший их разговор. - И хорошо. Потому что никто другой здесь так и не знает этого парня. Ведомые незнакомцем и собственным боевым духом и возросшим военным опытом, люди оджупа одержали в тот день первую победу над войсками правительства со времен битвы при Литл Биг Хорн. Но теперь и другие племена хотели присоединиться к ним, ибо в головах у краснокожих людей бродила одна мысль: "В этот раз мы победим. Мы готовы к этому". В Белом доме царило беспокойство. Орда индейцев одержала в Оклахоме верх над одним из лучших подразделений. И эта орда росла с каждым днем и двигалась к северу. Ее нужно было остановить во что бы то ни стало. Проблема была лишь в том, что дело пахло гражданской войной - американцы будут стрелять друг в друга. - Любая победа неизбежно обернется поражением, - сказал президент, не спавший несколько ночей. - Следовательно, нужно искать пути мирного разрешения, - заметил министр внутренних дел. - А для этого нужно увеличить наш бюджет, - добавил министр обороны. - Не хватает на булавки? - огрызнулся президент. Он до сих пор не мог понять, куда тратят деньги военные, - их месячный бюджет был примерно равен валовому национальному продукту половины стран третьего мира. - Мы могли бы создать экспериментальную комиссию... Для разработки новых технологий, - откашлялся министр. - Технологии у нас уже девать некуда. Нам нужна тихая бескровная победа. - Это невозможно, - пожал плечами министр. - Чистая утопия. - Утопию можно купить, - заметил его коллега. - И у кого же? - поинтересовался президент. Члены кабинета знали, что за тщательно создаваемым образом рубахи-парня, которого мало заботят мелочи, глава государства прячет бульдожью хватку и дотошное внимание даже к самым незначительным фактам. И хотя перед телекамерами с его лица не сходила белозубая улыбка, силу президентского гнева люди из Белого дома знали на собственном опыте. В кабинете воцарилось напряженное молчание. - Благодарю вас, джентльмены. Это все, что я хотел знать. Президент сухо кивнул, давая понять, что совещание окончено. А через несколько минут он уже стоял у комода в одной из спален своего просторного обиталища, держа в руке красную телефонную трубку. Он не набирал номера, зная, что стоит лишь поднять эту трубку, как на том конце провода раздастся телефонный звонок... Но на этот раз ему было не суждено услышать знакомый бесцветный голос, заверявший его, что ситуация под контролем и все необходимые меры приняты. Вызывая в очередной раз самую мощную из тайных организаций Америки, президент допустил непростительную оплошность. Он ошибся номером. ГЛАВА ВТОРАЯ Его звали Римо, и он нисколько не сомневался в том, что уж с обычным-то телефоном сумеет справиться. Воткнуть вилку в специально для нее предназначенное гнездо - что может быть проще. Для этого, правда, нужно было прежде обезвредить сторожевых собак и нейтрализовать одну из самых современных систем защиты, но это как-то не волновало его. Провод - он и есть провод. - Не забудьте - вилку красного цвета в красное же гнездо. Мы специально покрасили их, чтобы вы не перепутали, - эти слова доктор Харолд У.Смит повторил по меньшей мере раз двести. Источником беспокойства на сей раз послужила линия прямой связи с Белым домом. Доктор Смит не без оснований побаивался, что главе правительства всерьез угрожает опасность быть подслушанным, причем сделать это мог тобой досужий журналист. Разные электронные игрушки для этой цели давным-давно продавались по доступной цене, и тайные разговоры организации все труднее становилось сохранять в тайне. Утечка же информации о том, что в экстремальных обстоятельствах президент прибегает к помощи некой группы людей, защищающих закон не совсем законными методами, всерьез угрожала бы самому институту президентства. Поэтому никто, кроме самих членов этой группы, не должен был даже подозревать о ее существовании. А для этого требовалось прежде всего обеспечить секретность телефонной связи. С лица доктора Харолда У. Смита, главы организации, не сходило обычное кислое выражение, пока он объяснял Римо, что земной шар, словно в два огромных одеяла, укутан в две системы подслушивания. Одна из них - русская. Другая принадлежит Соединенным Штатам. И там, где эти системы встречаются, образуется зона "полного молчания". Если бы организации, которой руководил доктор Харолд У. Смит, удалось расположить свой пункт связи в пределах этой зоны - а для этого нужно было просто подключиться к пульту находящейся там мониторной станции, - то президент смог бы совершенно спокойно пользоваться красным телефоном в ящике, абсолютно не опасаясь того, что кто-то сможет его подслушать. Трудность же состояла в том, что эта самая мониторная станция находилась на Кубе, и проникнуть туда было делом далеко не простым. Располагалась она в непосредственной близости от военной базы США в Гуантанамо, и именно на этой территории кубинские силы специального назначения проводили регулярные учения с целью отработки захвата наземных объектов "вероятного противника". Попытка пробраться в эту зону была вполне сравнима с намерением плыть от берега в прилив - причем прилив этот состоял из самых натасканных спецназовцев Кастро. - Значит, еще раз... - Римо взглянул на шефа. - Красную вилку - в красное гнездо... Они стояли на палубе небольшого патрульного катера, державшего курс вдоль побережья Флориды. Следующая их встреча будет в Пуэрто-Рико - при благоприятном исходе операции... Несмотря на ужасающую жару, доктор Смит был в своем неизменном сером костюме. ... - и синюю - в синее гнездо соответственно. Как вам известно, синий провод ведет к русской системе подслушивания. Синий он из-за защитного слоя - русские всегда покрывают им контакты, и весьма разумно, надо сказать, - металлы в карибском климате ржавеют мгновенно. Свою станцию русские установили на месте старой американской. Насчет электроники не беспокойтесь - она сработает. Ваша задача - лишь проникнуть туда и установить на станции необходимое оборудование. А самое главное - незамеченным выбраться оттуда. В этом-то, собственно, и суть операции. Если им станет известно, что вы побывали там, все пойдет насмарку. Вы меня поняли? - Красную - в красное... - кивнул Римо. - То есть вам нужно будет пробраться на станцию незамеченным. Учтите, она охраняется усиленными нарядами войск специального назначения. - ...а синюю - в синее. Римо взглянул на синий провод. Ничего особенного примерно девять дюймов, в оболочке - тонкий электрод. А красная вилка - самая обычная вилка, не более. И места они занимают немного - умещаются на ладони. - ...охраняется усиленными нарядами - но никто, слышите, никто не должен знать о вашем визите. Красную - в красное. Синюю - в синее. Нет ничего проще. Римо пожал плечами. - ...потому что если они узнают, что вы побывали там, - все пропало. - А какую воткнуть первой? Пожалуй, красную. Именно с этой мыслью Римо с наступлением сумерек покинул борт катера, и вскоре ступни его уже коснулись мокрого песка в нескольких метрах от пулеметной вышки внешнего кольца охраны военной базы в Гуантанамо. Он, конечно, мог просто предупредить парней с базы, что он свой, но их содействие в результате вызвало бы лишь ненужное беспокойство в стане противника. Еще не успело стемнеть, но Римо уже продвигался в сторону базы. Его неслышные шаги стали совсем бесшумными - песок словно мягко подавался навстречу подошвам, его тело будто впитывало в себя ритмы этой земли - влажного вечернего воздуха, теплого песка, запахи джунглей, нависших над его головой темной аркой. Ему не пришлось красться мимо стоявших на часах морских пехотинцев - они его попросту не увидели. Он растворился, превратился в часть того, что было вокруг, - ночной сырости, остывающей земли, таинственных звуков леса. И часовые, разумеется, не замечали его. Одному из сержантов показалось, правда, что невдалеке промелькнули какая-то тень, но с наступлением сумерек лес всегда полон ими. Солдаты услышали лишь характерный шорох - очередной батальон кубинского спецназа опять пошел "в наступление". Сейчас они подойдут близко - так, что можно будет видеть лица в луче прожектора, а затем, в последнюю минуту, развернувшись, отступят в джунгли. Джунгли наполнились новыми звуками - хотя кубинцы, окружавшие базу со всех сторон, и старались ступать как можно тише, их было примерно полторы тысячи. Они приближались почти вплотную к постам, вновь отходили, и за ними, словно тень, следовала под сводами ночных джунглей фигура человека, бесшумным движениям которого позавидовало бы любое лесное животное. "Нападавшие" закончили свой маневр, так и не узнав, что таинственный незнакомец, пройдя буквально сквозь строй, давно уже проник в расположение их батальона. Станцию Римо обнаружил именно там, где ей и полагалось быть согласно инструкции. Рассчитать момент появления часовых труда не составляло. На несколько секунд Римо замер, застыв в той неподвижности, которая делает отчетливо слышным любой, даже самый ничтожный звук. По отдаленному шуму он сразу определил местонахождение часовых, прикинул, через сколько секунд они смогут оказаться у станции, и, когда наряд миновал здание, без труда пролез внутрь. Найти нужное помещение и красное гнездо на панели пульта было делом нескольких мгновений. Итак, цель достигнута... Но рядом с гнездом оказался красный провод, о котором Смит его не предупреждал. - Без паники. Эта нехитрая формула, обращенная к самому себе, не раз выручала Римо в затруднительных ситуациях. Сначала красную вилку в красное гнездо... Его худощавое тело словно слилось с темнотой мониторной кабины, были видны лишь мощные запястья, светлыми пятнами выделявшиеся на фоне черной в обтяжку майки и свободных темно-серых брюк. Римо не изменил старой привычке носить мокасины. Тесную обувь, в которой подошвы теряли чувствительность, он не любил. Так, с красной вилкой вроде полный порядок. В коридоре Римо услышал шаги охранника. Идет сюда... Теперь быстрее голубой провод. Вот он - именно там, где и говорил Смит. Голубой провод соединить с голубым... Ага, готово. Все. То, что требовалось, он выполнил. А, ч-черт... почему искрит? И женский голос в трубке - а ему отвечает голос самого президента? По крайней мере, дьявольски похож на него... - Алло? Это вы, Смит? - Смит? Моя фамилия Килстон. Марион Килстон из Омахи. Я сотрудница городского Бюро по добрососедскому общению. Позвольте предложить вам наше новое пособие "Как лучше узнать соседа"... - А... где Смит? - У нас тут нет никакого Смита... Ой, а вы, наверное, думали, что есть, да? Вообще конечно - фамилия такая распространенная... А с кем, простите, я говорю? Ваш голос ужасно похож на голос президента... Разговор прервался. Римо выдернул красную вилку из гнезда - и увидел, что медные усики контактов расплющены и смяты. Похоже, что вилка не подходит сюда. Он взглянул внимательней. Это и гнездом-то назвать нельзя. Красное - это точно, но на гнездо не похоже. Разве что круглое. И какая-то надпись по-русски. Похоже, это что-то не то... Вся штука в том, что человеческий мозг, обретший давно забытую гармонию с ритмами космоса, мог тысячекратно умножать свою энергию, питая ее из неиссякаемых источников Вселенной. Быстрота и сила оставались не просто силой и быстротой - они превращались в знание. Именно на этом и основывалось обучение - мозг и тело должны были знать. Но, к сожалению, эта же энергия, устремляясь, например, на какой-либо электрический прибор - будь то тостер, соковыжималка или вот это устройство с непонятной надписью, - могла превратить контакты в подобие расплющенной медной заклепки. Если бы решение проблемы хоть на шаг приблизило бы смерть того русского, который снабдил пульт этим кретинским механизмом, дело было бы в шляпе, подумал Римо. Еще лучше - двух русских, а то и дюжины. Русских, однако, поблизости не наблюдалось, и вообще насильственные действия вряд ли бы помогли в данном случае. Если бы... В этот момент, подняв глаза, Римо увидел на самом верху колонки с аппаратурой два темных отверстия, которые окаймлял красноватый пластик. Вот оно, гнездо, дьявол его забери! Осторожно взяв двумя пальцами сплющенный листик меди, Римо едва заметными глазу движениями словно втирал его в кожу - до тех пор, пока пальцы не ощутили внутри покореженного металла живое тепло; движения пальцев разгоняли невидимые частицы, металл нагревался, частицы двигались... Медь превратилась под пальцами Римо в мягкую массу, которой Римо неуловимыми движениями вновь придал форму двух усиков и, отдернув руку, дал остыть. Дело сделано. - Ну вот. Коротким толчком Римо воткнул вилку в обнаруженное им отверстие в верхней части колонки. Искры на этот раз не посыпались. Работает. Снаружи по бетонному полу лязгнули армейские сапоги. Часовой, подкравшийся сзади, держал палец на спусковом крючке. Единственным желанием Римо в этот момент было еще раз полюбоваться на собственную работу - он был наконец-то уверен, что обеспечил связь, и чрезвычайно гордился этим, - но если он позволит этому парню выстрелить, пуля может повредить аппаратуру. Тогда работе его - грош цена. К тому же нужно обеспечить полную секретность ночного посещения. Римо не прыгнул, а просто дал своему телу мягко осесть назад, словно он падал навзничь. Падение было обманчивым - часовой успел увидеть лишь спину того, кому он уже собирался скомандовать поднять руки. Спустя мгновение винтовку с силой вырвало из его рук, нестерпимая боль взорвалась в мозгу алой вспышкой, и мир рухнул в черную бездну забвения. Вытащив труп часового и его винтовку из мониторной кабины, Римо доволок его до следующего поста, где, обхватив руками запястья мертвеца, атаковал таким образом находившегося там часового, скрываясь за "ожившим" телом убитого. Способ старый, но вполне себя оправдал. Внезапное нападение со стороны напарника порядком смутило кубинца, но, опомнившись, он перешел к активному сопротивлению. Приподняв труп, Римо швырнул его на часового - грохнул выстрел, оба солдата, живой и мертвый, покатились по влажной земле. Римо следил, как часовой выбирается из-под тела убиенного компаньона. Наутро батальонному начальству уйдет рапорт о внезапном умопомешательстве одного из охранников, напавшего на своего напарника по наряду; обороняясь, тот был вынужден пристрелить сумасшедшего. В ближайшие же полторы минуты на звук выстрела сбежится целая толпа; и разве придет кому-нибудь в голову, что четверть часа назад на станции побывал американец. При любом расследовании люди жаждут получить лишь одно - ответ. Причем ответ этот вовсе не обязательно должен быть правильным. В больших организациях - в армии, например, - ответ должен быть прежде всего приемлемым. Ну кто, в самом деле, поверит в то, что у входа на мониторную станцию некто напал на охранника, пользуясь в качестве орудия свежим трупом, и при этом еще ухитрился исчезнуть, как дым? Сопротивление же исполнительного часового сбрендившему напарнику - куда как более правдоподобный вариант. А то, что у убитого смещен позвоночный диск, - ну скажите на милость, кто это заметит? Подобное обстоятельство вызвало бы вопросы. А военные терпеть не могут отвечать на вопросы и уж тем более задавать их. В памяти Римо, не спеша удалявшегося прочь от мониторной станции, ожили усвоенные им некогда изречения, которые мудрецы Синанджу посвятили армии и военным. Армии, говорили они, во все века одинаковы. Меняются лишь имена полководцев и цвета знамен. Давненько не обращался я к мудрости Синанджу, подумал Римо, когда под мокасинами захрустел песок вертолетной площадки, - отсюда, по словам Смита, его должны доставить на место встречи. Много лет прошло с тех пор, как фамилия Римо Уильямса пополнила списки мертвых, - для того, чтобы в новой жизни он мог стать карающим мечом их организации, профессионалом, на которого не было данных ни в одном досье, у которого не было ни одного родственника, которого вообще не было на свете - но он был, и он единственный мог карать от имени организации, само существование которой казалось невероятным. И поскольку он был единственным, знание, которым он обладал, также должно было быть единственным в своем роде, далеко превосходившим всю боевую науку, которую усваивал когда-либо белый человек. Овладевая этим знанием, он приобрел и новую душу. Он стал одним из Синанджу, солнечного источника познания человеческого естества - Дома великих Мастеров Синанджу. Теперь в душе его обитали двое - житель небольшой рыбацкой деревни на берегу Корейского залива и Римо Уильямс, бывший полицейский, уроженец Соединенных Штатов Америки. Обо всем этом думал Римо, глядя на опускавшийся на площадку черный вертолет специальных войск, почти незаметный на фоне ночного мрака. За шумом мотора слышен был голос пилота - тот кричал, что его прислали доставить кого-то на материк; офицер в летной форме пытался перекричать его, доказывая, что ничего подобного он лично не слышал. - Это Куба, пойми, приятель! Сюда без пропуска гадюка не проползет! - А мне сказали - он должен меня ждать! - Кто сказал? - Кто надо. - Можешь взять свои бумажки из ЦРУ, или контрразведки, или откуда ты там, и запихнуть их себе поглубже. Это место стережет морская пехота - и никто не просочится сюда, уж поверь. - Простите. - Появившись из-за спины офицера, Римо вскочил в кабину вертолета. - Это вы - "блик-ангел-зебра"? - спросил пилот. - М-м... что-то вроде этого. Я не помню. - Значит, все правильно. Они предупредили меня, что свой код вы черта с два вспомните. - Кто "они"?! - в отчаянии завопил опомнившийся офицер. - Вот у них и спроси. Вертолет, рванувшись, исчез в черном небе. Наверху перемигивались со звездами опознавательные огни истребителей, несших вахту над военными кораблями, внизу тускло блестели огоньки базы. Откинувшись на спинку сиденья, Римо сложил руки на коленях, расслабил мышцы - и шагнул в тихое убежище сна. Он по-прежнему чувствовал запах топлива и даже видел блестевшие новенькие заклепки на вертолетной обшивке. Но мозг его заполнили подмигивавшие точки звезд и теплые толчки собственной крови в сосудах. Они нравились Римо - и звезды, и толчки, они успокаивали. Когда внизу показался наконец контур берега, небо над Карибами уже пылало кроваво-красным рассветом, окрашивавшим белые виллы пуэрториканского курорта Флора-дель-Мар в ярко-розовый цвет. Римо различил квадратики теннисных кортов, очертания полей для гольфа и бассейнов с ярко-синей водой. Наклонившись к пилоту, он указал ему на небольшую виллу, стоявшую на берегу канала. На воде, словно толстые чайки, качались рыбацкие суда с высокими белыми рубками. Не дожидаясь, пока шасси вертолета коснется земли, Римо выпрыгнул из машины. Он уже различил в воздухе высокий надтреснутый звук, похожий на крик раненой морской птицы, - до того надсадный, что местные дворняги, больше похожие на здоровенных шакалов, чем на обычных собак, беспокойно рыскали в поисках источника загадочного звука. Римо знал, что это был за звук. И даже знал слова этой необычной песни. Это был всего-навсего приветственный гимн солнцу. Когда он переступил порог небольшой белой виллы, звук усилился, но через секунду стих. - Ты привез рис? - послышался из глубин дома дребезжащий старческий голос. - Забыл, папочка, - ответил Римо. - Эти электронные дела совсем забили мне голову. - Лучше бы ты изучал Синанджу, чем все эти провода и лампочки. Оставь это японцам и белым. - Я, между прочим, тоже белый, - заметил Римо. - Кроме того, корейцы и сами всерьез взялись за электронику. В гостиной на соломенной циновке, подставив солнцу сморщенное желтое лицо, восседал в позе лотоса маленький человечек. Седые космы, заложенные за уши, касались роскошного расшитого золотом кимоно, на котором прихотливый узор золотистых нитей изображал сияющие рассветы на склонах корейских гор, окружавших прославленную деревню Синанджу. - Если человек делает что-то очень хорошо - его называют гением. Если он делает что-то лучше всех на этой земле - его называют Синанджу. Но быть Синанджу - значит пребывать в неустанном самосовершенствовании, ибо кто не движется к цели, удаляется от нее. Так сказал Чиун, великий Мастер Синанджу, своему бывшему ученику, а ныне - равному с ним великому Мастеру. - Если ты думаешь, что я вновь собираюсь учить историю Синанджу, то ошибаешься. - А почему, могу я спросить? - Потому что я вызубрил ее от корки до корки. Я стал Мастером. И я от всей души люблю тебя, папочка, ты величайший учитель в мире, но более не собираюсь погружаться во всю эту брехню о том, как Синанджу в очередной раз спасли мир, прислав очередному правителю очередного наемного убийцу. - Не убийцу, а ассасина. Убийцы - это, например, болезнетворные вирусы. Пьяные за рулем. Солдаты, стреляющие из дурацких ружей. Но ассасин всегда был для своего императора олицетворением справедливости и мира. - Это мы-то - олицетворение справедливости? Каким же образом, хотел бы я знать? - Все наши деньги мы отдаем жителям Синанджу - неблагодарным недоумкам, надо сказать, но это наш народ, Римо. - Ну и что же тут справедливого? Кусок-то стремимся урвать побольше. - По-твоему, справедливее стремиться урвать поменьше? - едко хихикнул Чиун. - Ну вот, я и говорю: наемные убийцы. - Это грязная ложь. Если бы ты учил историю Синанджу как следует, то сам понял бы это. Но нет - ты не способен постигнуть причину, а только лишь следствие. - Значит, по-твоему выходит, что русский царь Иван Грозный тоже был справедлив? Он казнил своих подданных за то, что они одевались не так, как ему хотелось. - Хулители и завистники на вашем прогнившем Западе сделали все, чтобы опорочить его светлое имя. Он был великодушный и милосерднейший государь. - Да неужто? - Он платил всегда вовремя - и золотом высшей пробы. Никто в Синанджу не голодал в те времена, ибо не было случая, чтобы Иван Справедливейший задерживал выплаты ассасинам. - В Синанджу вообще никто никогда не голодал. И золотом этим вы никогда не пользовались. А сваливали его в несуразном сарае на холме. И все это - только предлог, чтобы эта свалка увеличивалась. - И это ты говоришь о сокровищах Синанджу?! Чиун издал приглушенный горестный вопль, который по идее должен был расколоть небо над миром греха. Белый Мастер Синанджу, его ученик, называет священные сокровища, которые четыре тысячелетия собирали мастера, не иначе как свалкой! - А потом, - изрек Чиун, несколько успокоившись, - сокровища все равно украли. - Да брось ты. С тех пор Америка утроила ежегодный гонорар, только бы вам восстановить эти ваши запасы. - Сокровища дома Синанджу не могут быть восстановлены. Между прочим, пока ты шляешься неизвестно где, спасая, по твоему выражению, мир - мир, который для тебя ничего до сих пор не сделал, - я вынужден в одиночку радеть о пополнении наших запасов. - Где бы был сейчас Дом Синанджу, если бы я не спас мир, папочка? - Мир сам спасает себя. Каждый раз он подходит на волосок к краю гибели, но как-то умудряется избежать ее, - вздохнул Чиун. - И Синанджу так же? - Да, ибо мы мудро следуем естественному порядку. И почитаем наши сокровища. А их украли. Золотые монеты и алмазы, подаренные Александром, - хоть и белым, но, без сомнения, одним из величайших людей. Статуи из прекрасного фарфора, такой тонкой работы, что миньские императоры дарили их только своим сыновьям, ну и, разумеется, нам, Синанджу, их ассасинам. Жемчужины от великих фараонов, каждая стоимостью в целый континент... Сокровища тысячелетий. Все, все украли. - А как же американское золото, которым платят, между прочим, и за мои услуги? - Вот! Золото. Вот все, что Америка может предложить нам. Все больше золота, но "больше" вовсе не означает "лучше", Римо. Масса золота, но ни капли вкуса, того, что делает неповторимой любую цивилизацию! - Благодаря Америке я стал Синанджу, - пожал плечами Римо. - Это благодаря мне ты стал Синанджу. И здесь Чиун был в принципе прав. Вернее, благодаря им обоим Римо стал Синанджу, но доказать это старому корейцу не представлялось никакой возможности. Поэтому Римо, пропустив мимо ушей последнее замечание, отправился вниз за рисом, а вернувшись, обнаружил, что Чиун ожидает его уже в компании доктора Харолда У Смита. Римо обеспокоенно взглянул на него: - Я готов поклясться, что там, на Кубе, сделал все правильно... - Да, там все в порядке, - кивнул Смит. Пока Римо готовил в маленькой открытой кухне рис, Смит неподвижно сидел на низеньком диване в гостиной. Входная дверь в дом была закрыта, но Римо знал, что в портфеле у Смита вполне достаточно всякой новомодной электроники, чтобы не сходя с места определить, не подслушивает ли кто-нибудь снаружи. Римо был уверен, что Смит засек бы и того, кто еще только собирался подслушивать. Чиун все так же восседал на циновке в позе лотоса выпрямившись, настолько погруженный в себя, что казался в этой светлой, хорошо проветренной комнате не более живым, чем находившаяся в ней мебель. - Корейцы, - изрек он, не открывая глаз, - большие мастера в электронике. Я лично тренировал его. На эту реплику Римо тоже решил не реагировать. - Проблема в том, что в Оклахоме происходит нечто странное, - раздался позади Римо бесцветный голос Смита. - Банда индейцев оджупа встала на тропу войны. - Их же небось раз-два и обчелся, - удивился Римо. - А у вас армия. - Армия! - фыркнул Чиун. - Армия - это человеческая глупость, возведенная в абсолют и многократно умноженная. - Армия в такой ситуации бесполезна, - пояснил Смит. - Вот-вот, - закивал Чиун. - Если бы часть вашей мудрости вложить в глупую голову Римо... - Президент не хочет, чтобы американцы стреляли в американцев. - Нью-Йорк он, как видно, давно не посещал. Чиун по-корейски выразил одобрение замечанию своего питомца, одновременно напомнив Римо, чтобы он не откровенничал с Императором - каковым титулом он упорно продолжал именовать Смита, несмотря на периодические возражения со стороны последнего. Ибо в восемнадцатом свитке Свода правил Мастера, записанных Старшим Мастером Ги (с комментариями Мастера Ги Младшего), говорилось: "Доверие ассасина императору подобно мечу, который держишь не за рукоять, а за лезвие. Оно способно лишь повредить самому ассасину". Римо ответил по-корейски, что отлично помнит этот пассаж, а доверие Смиту лишь облегчает им обоим работу, а вовсе не осложняет ее. На что Чиун, опять же по-корейски, философски заметил, что кажущееся облегчением в начале может обернуться препятствием в самом конце. Смит по-прежнему сидел на низеньком диване, положив на колени свой "дипломат", и с интересом прислушивался к странному бормотанию, которым обменивались Чиун и Римо. Когда собеседники перешли на повышенные тона, Смит понял, что они о чем-то заспорили. Попытка Смита вмешаться натолкнулась на единодушную просьбу извинить их еще на пару минут. Когда наконец Римо и Чиун с видимым отвращением отвернулись друг от друга, Смит не выдержал: - Так я повторяю - у нас проблема. Эта самая горстка индейцев сначала рассеяла людей шерифа, затем роту местной полиции, а сейчас одержала победу над национальной гвардией Оклахомы! - Национальная гвардия Оклахомы - это часть федеральной армии, папочка, - объяснил Римо Чиуну. - Что можно ожидать от армии, кроме поражений в боях? - вопросил Чиун. - И я думал, что машины из железа не терпят поражений. - Если только они не корейского производства, - огрызнулся Римо. - Римо, не спорь с Императором, - снова перешел на корейский Чиун. - Я и не спорю, - ответил Римо по-английски. - По-моему, вы как раз этим и занимаетесь, - удивленно заметил Смит. - Если мне понадобится ваше мнение, Смитти, я обращусь за ним к вам. Извините, это у нас с Чиуном личное. - Как ты можешь беседовать с этим безнадежно глупым Императором? - спросил Чиун по-корейски. - А сам ты - еще больший глупец. Что на уме, то и на языке - и с этим ничего уже не поделаешь. - Мы называем это честностью, папочка, - произнес Римо по-английски. - Возможность слышать реплики только одной стороны, - сухо заметил Смит, - несколько затрудняет дело. - И затрудняет нашу недостойную жизнь, ибо мы причиняем неудобство вам, о всемилостивейший из императоров! - Да-да... благодарю вас. Безусловно, я не имею ни малейшего желания вмешиваться в ваши личные споры, но, повторяю еще раз, существует проблема, нуждающаяся в решении. Дело в том, что эта банда индейцев превратилась в хорошо вооруженную часть. Эта часть преодолела маршем все расстояние до Дакоты и сейчас встала лагерем у Литл Биг Хорн, где индейцы некогда одержали победу над армией Джорджа Армстронга Кастера. - А, вы о той резне. - Армия и резня - вещи неразделимые. У них ведь нет ассасинов, - заметил Чиун, кутаясь в кимоно. - Именно, - кивнул Смит. - Поэтому наш план состоит в том, чтобы лишить индейскую армию боевой мощи путем устранения их лидера, который, как видно, эту самую мощь и олицетворяет. Говорю вам - это самая настоящая армия, возникшая неизвестно откуда, прекрасно организованная и с таким боевым пылом, какой редко увидишь где-либо в наши дни. - Ваше решение, как всегда, исполнено мудрости, о Император. Ибо государь, имеющий на службе ассасина, нуждается лишь в очень небольшой армии, но государь, которому служит Мастер, не нуждается в ней совсем! После чего Чиун перешел непосредственно к предложениям, суть которых состояла в том, что новый способ оплаты услуг Синанджу должен быть основан на процентных отчислениях из оборонного бюджета США. Он вот слышал, что это примерно триллион в год - в то время как за какие-нибудь четыре миллиарда Смит может поставить на поистине широкую ногу подготовку ассасинов в этой стране, хотя, безусловно, ему все равно не найти таких гениальных Мастеров, которые состоят на службе у Императора в настоящее время. - Боюсь, Император не согласится выцарапать для нас четыре миллиарда, папочка. И кроме того, что ты собираешься с ними делать? - Вновь наполнить опустевшую сокровищницу Синанджу, источник вечного позора для меня, последнего Мастера. Ибо ни один из Мастеров никогда не терял ничего дороже медной монеты - я же, воспитавший нерадивого ученика, позволивший белому войти в Дом Синанджу, брошен нищим на произвол судьбы, и горе мое не поддается утешению. - При чем тут белые, папочка? Сокровища-то сперла северокорейская разведка, которая сначала хотела заставить тебя работать на них, а когда не вышло, опустошила вашу сокровищницу, пытаясь представить дело так, будто они ищут вора. Я ведь в курсе. Украли их вовсе не какие-то белые, а корейцы. - О, только один из них... Глупец, поддавшийся улещениям. Гнилой плод не портит всю ветвь... - Ага, и еще припомни, что, припрятав украденное, он покончил с собой, так что теперь найти ваше барахло вряд ли кто сподобится. А гнилой он плод или не гнилой - тебе виднее. Разговор шел по-прежнему на корейском, и Смит, окончательно потеряв терпение, едко осведомился, не мешает ли он. После чего слуха его достигли несколько английских фраз, из которых явствовало, что Чиун обещает разметать индейскую армию по равнинам Дакоты, дабы восславить доблестное имя Императора, а Римо клянется убрать их лидера в самый кратчайший срок. Именно это доктор Смит и желал услышать. Шеренги грузовиков и самоходных орудий, протянувшиеся на многие мили вокруг Литл Биг Хорн, ждали сигнала к атаке. Только на этот раз американская армия окружила индейцев - а не наоборот, как было столетие назад, - и генерал Уильям Текумсе Бьюэл с нетерпением ждал приказа из Вашингтона. Ирония судьбы, подумал генерал, в этот раз в битве у Литл Биг Хорн не будет ни одной лошади. Его отец тоже был кавалеристом - правда, тогда слово "кавалерия" уже служило названием для танковых частей: и дед, и даже прадед. А первый из Бьюэлов, надевший голубую форму кавалерии Соединенных Штатов, был убит как раз здесь, у Литл Биг Хорн. И когда на пресс-конференции генерал Бьюэл заявлял, что не допустит кровопролития, в висок стучала предательская мысль - "теперь мы расквитаемся". Батареи тяжелой артиллерии расположились за армейскими грузовиками, спрятавшимися за танковым кольцом. Танки пойдут первыми, за ними - пехота. Ну а если эти оджупа пожелают сопротивляться - что ж, тут поделать он ничего не мог. Пусть дерутся. И дохнут, как мухи. Он специально оставил в стальном кольце два узких прохода - на случай, если воины окрестных племен, все еще бредившие победой над армией белых, пожелают ночью присоединиться к бунтовщикам. В лагере окруженных всю ночь слышались бой барабанов и пение. Ходили слухи, что на стороне восставших - неизвестные силы, что великие духи вернулись к ним и вместе они сокрушат господство белых людей раз и навсегда. - Стыд и позор, что эти люди, американские граждане; чувствуют себя настолько отторгнутыми нашим обществом, что верят в подобную нелепость, - заявил генерал на пресс-конференции. Лично он считал абсолютно необходимым размазать этих самых "граждан" гусеницами танков по осенней дакотской грязи. Атаку он начнет на рассвете - пятью колоннами, и там, где произойдет встреча сторон, умрет последний на этой земле индеец. Его генерал Бьюэл прикончит сам. Может, выстрелит в брюхо и посмотрит, как тот будет корчиться, - так, наверное, бился в смертных судорогах предок генерала. Затем он составит списки рекомендуемых к награждению и закатит великолепную речь об ужасах этой битвы. В конце можно добавить, что случившееся должно научить человечество жить всегда в согласии и мире. Этой ночью генерал Бьюэл не спал. Перед самым рассветом, когда должен был вот-вот прозвучать сигнал о готовности, на связь с генералом вышел сам президент. - Билл, - сказал президент, - у меня для вас новости. - Какие же? - устало поинтересовался Бьюэл. - Думаю, мы действительно сможем обойтись без кровопролития. - Прекрасно. - Голос генерала дрогнул на миг. - А каким образом? - Прикажите пока не открывать огонь. И ждите распоряжений. Мне кажется, я сам справлюсь с ситуацией. - Могу я поинтересоваться как, сэр? - спросил Бьюэл. - Нет. - Как скажете, сэр. Но должен заметить - эти индейцы настроены крайне воинственно. И мне бы не хотелось оказаться в роли обороняющейся стороны. - Я гарантирую вам, что обо всем позаботятся. - А если нет? - поинтересовался Бьюэл. - Исключено. Подобных случаев еще не было. - Моя помощь не потребуется? - Никакая помощь не потребуется. - Прекрасно, - снова повторил генерал и, повесив трубку, расхохотался. Он-то знал, что последнюю разведгруппу, которая решила проникнуть в индейский бивуак, в полном составе привязали к деревьям и сняли с них скальпы. Этим умникам из Белого дома он даст время до полудня, а затем откроет огонь. Битва в полдень - это красиво. На холмах Дакоты разверзнется подлинный ад. Солнце - прямо над головой, а солдата после битвы больше всего мучит жажда. Но он отгонит этих краснокожих подальше от реки и на несколько часов оставит их на солнцепеке - он слышал, что его пращур много лет назад любил проделывать то же самое. ГЛАВА ТРЕТЬЯ Из степей Оклахомы до дакотских холмов путь неблизкий, однако незнакомец и тут нашел, что сказать своей армии: - Путь от раба до воина совсем нелегок, ребята. У него всегда находились нужные слова - именно в тот момент, когда в очередной раз раздавались призывы повернуть обратно. Да и понятно: разве сможет горстка индейцев одолеть армию правительства, да еще сейчас, когда положение дел во много раз хуже, чем во времена их воинственных предков? Но незнакомец лишь отвечал посмеиваясь, что положение никогда не бывает благоприятным до победы, а только после нее. Студент технического колледжа из Айовы более всех был уверен в полнейшей бессмысленности их намерении. Молоденький индеец с равнин, он готов был пожертвовать своей учебой для того, чтобы сражаться бок о бок с братьями, но не для того, чтобы участвовать в авантюре. - Да вы сами подумайте. Вон там, милях в десяти - самая настоящая армия Соединенных Штатов. У них одних танков пять рядов, а за ними еще пехота, а за ней артиллерия. Это не мы их поймали в ловушку, как сто лет назад. Это они нас окружили - и вряд ли выпустят. - Сто лет назад мы их победили. - Ну да, задавили числом. На каждого солдата Кастера тогда приходилось пятеро наших. А сейчас положение прямо обратное. И у многих молодых воинов, ожидавших впереди путь побед и славы, мысли приняли тогда иное направление. - Мне казалось, что их всегда было больше. А мы побеждали, потому что были хитрее, храбрее... бились на своей земле. Но в конце концов их все-таки стало раз и навсегда больше. - Нет, у Литл Биг Хорн больше было наших. Кастер, говорят, бился с небывалой храбростью - какая бывает у дураков и загнанных в угол. Потому-то он и умер, а мы живем. Тем не менее откровения юного студента грозили посеять панику в рядах индейской армии. Но незнакомец и здесь сумел разогнать тревогу. Он напомнил, что, например, израильтяне неизменно побеждали своих врагов, хотя тех всегда было во много раз больше. Студент, правда, возразил, что израильская армия была хорошо обучена, а какое обучение прошли они, люди оджупа? - Опыт ваших отцов - вот ваше обучение. Праведность вашего дела. Пусть другие теряют время на то, чтобы забавляться на плацу с ружьями - индейский народ и так потерял его уже слишком много. Если бы вы не ждали столько, то не сидели бы сейчас в резервациях. У вас есть что терять? Что - виски, которым вас поят белые и от которого вы теряете разум? Их грузовики, на которых вы ездите и которые давят вас? Ведь у вас ничего нет, парни, - ничего, кроме унижения. Этот малый в костюме говорил дело - даже лучше, чем тогда, в Эниде; с этим согласились и Бегущий Олень, и Маленький Лось. Он мог заставить любого бежать прямо на пулемет - да еще и вопить при этом от счастья. Между собой они давно решили, кто он такой, - один из индейских духов, сошедший к ним, чтобы помочь в правом деле. Ведь он возник прямо из священного огня, который потух, как только он появился. Его вызвало неведомо откуда пение колдуна. В нем жили удивительные, странные силы. Он никогда не уставал и откуда-то знал имена всех до одного воинов... Весь вопрос был в другом - какой это дух? Лучше всею, конечно, было бы спросить об этом шамана. Но незнакомец откуда-то прознал об их сомнениях - и в час, когда солнце поднималось над холмами и день великой битвы с федеральными войсками должен был вот-вот наступить, отвел их обоих в сторону от лагеря. - Ребята. - Он глядел на них, лучезарно улыбаясь. - Ну что вы понапрасну волнуетесь? Какая вам разница, кто я такой? Если вы будете это знать - что, это вам поможет? У меня есть свои заботы, привязанности, как у всех. Я почти такой же, как вы, и с вами я нашел то, что искал многие годы. Что бы там ни было, вы должны знать твердо: мы заодно. - Но имя-то - хоть какое - у тебя есть? - спросил Маленький Лось. В правой руке доблестный воин оджупа держал рацию. В его обязанности входило пропустить первую колонну танков в центр лагеря, чтобы потом, проведя своих людей по близлежащему шоссе, обойти танки сзади. Сам незнакомец признал, что это блестящий план. Да разве не он говорил Маленькому Лосю, что в нем спал до поры до времени гений военачальника? Если бы в войнах не погибало столько людей, Маленький Лось с удовольствием выигрывал бы по одной в неделю. - А какое тебе больше нравится? - Ты иметь не один - много имена? - Бегущий Олень очень удивился. - Конечно. А в последнее время жил и вообще без имени. И думаю, что вам, ребята, нужно придумать какое-нибудь для меня. Хорошее имя. Индейское. - Мы спросили тебя про твое собственное, - посмурнел Маленький Лось. - И не шутим. Всего за несколько недель прежний тихий увалень превратился в вождя восставших индейцев, и этот вождь не желал терять времени. Потеряешь время - потеряешь жизнь. Это особенно верно сейчас, когда решающий бой так близок. - Эрисон, - пожал плечами незнакомец. - Зовите меня мистер Эрисон. А вообще люди знают меня, ведь я - старый друг оджупа. - И людям оджупа ты нужен именно сейчас, - кивнул Маленький Лось, направляясь к своему командному пункту, к недавно назначенным взводным, с нетерпением ожидавшим распоряжений начальника, к воинам, смотревшим только на него в этот час - час, когда решалась судьба оджупа. И Маленькому Лосю все это очень нравилось. С самого утра Чиун вел себя хуже некуда. От слов он перешел к делу. Раньше Римо не приходилось быть свидетелем нападений на мебель и технику, но в этот раз Чиун превзошел самого себя. Укладывая багаж, он вдребезги разнес посудомоечную машину, заявив, что живая посудомойка для него предпочтительнее. С треском расколол о стену кондиционер. Телевизор раз пять летал из угла в угол, пока, удовлетворившись, разрушитель не выкинул обломки в канал, мирно протекавший под окнами. Для транспортировки сундуков Чиуна к такси понадобилось полтора десятка носильщиков. К тому же портье куда-то сунул их счет и попросил Чиуна подождать немного. Чиун вышел, не обратив внимания на его слова. Портье последовал за ним - и был без лишних церемоний приобщен к каравану. - Ты не можешь вот так распоряжаться людьми, - втолковывал по дороге Римо. - Это называется обращением в рабство. Твои сундуки я и сам бы мог понести. - Я не для того учил тебя Синанджу, чтобы и ты становился рабом. - Чиун обиженно фыркнул и отвернулся. - А портье тебе придется отпустить. Он не твой. Это и воровство к тому же. - Он мой Они сами послали его. - Да в чем дело, папочка? - Если бы ты читал историю Синанджу и справился о положении звезд, то узнал бы, в чем дело, и без моей подсказки. - Да, со звездами я оплошал. - Тогда прочти еще раз наши свитки, пока их еще не успели украсть по твоей милости. В аэропорту Южной Дакоты Чиун совсем распоясался. Он отказывался покидать автостоянку, не давал машинам проезжать мимо него и вообще был готов к войне со всем миром. - Вот. Даже в этой, самой отсталой части Америки они оскверняют автостоянки нечестивыми изображениями. Ваша культура умирает. И умрет в самом скором времени. Длинный ноготь Чиуна почти коснулся стены с белым изображением инвалидной коляски - знак предупреждал, что это место для стоянки машин с ручным управлением. - А что, собственно, тебе не нравится? - спросил Римо. При заходе на посадку он видел внизу протянувшуюся на несколько миль змею из танков, орудий и прочей техники, направлявшуюся к Литл Биг Хорн. Эту войну нужно было предотвратить. А поскольку он всерьез собирался выполнить это, времени, чтобы терять его на автостоянках, не было. - Самые лучшие места. Самые близкие, самые удобные. Вы их всегда оставляете для увечных. А они должны быть отданы лучшим из лучших - атлетам, воинам или ассасинам. - Инвалиды - это не худшие люди, папочка. А просто те, кто почему-либо лишен некоторых физических возможностей, и наша страна - в отличие, кстати, от некоторых восточных - всячески заботится о них. Мне, например, это очень нравится. По-моему, это самая разумная вещь из всех, что мы делали когда-либо. - Это распад, - молвил Чиун, глядя в стену. - Почему? - А ты не понимаешь? - Нет. Уж будь добр, объясни. - Ваша страна обречена. Готовьтесь! - Это ты говорил уже два миллиона раз. Ладно, пора двигаться. - Тебя, значит, это не беспокоит? - ядовито улыбаясь, Чиун покачивал головой. - Нет. Я тебе столько же раз отвечал. Поехали. - Хорошо, я объясню тебе. - Чиун явно желал продолжить разговор. - Многие из тех, кто ездит в этих колясках, получили свои травмы лишь потому, что в момент опасности разум их был рассеян. Может, они думали неизвестно о чем, когда вели машину, и поэтому не смогли избежать аварии. А вы поощряете их за это. И ваши люди привыкают к тому, что жизненные блага легче всего получить за невнимательность. - Чиун, сотни людей пострадали в авариях, случившихся не по их вине, а многие уже родились с отклонениями. Так что поехали. - Никаких аварий на самом деле не существует. Есть лишь рассеянность и недостаток самообладания - вот и все. - Чиун, да в чем дело, в конце концов? - Читай свитки. - Когда вернемся - прочту, обещаю. Поехали. - Ты обещаешь, потому что тебе не терпится ввязаться в очередную дурацкую историю. - Что же в ней дурацкого? - Армия. Армии я ненавижу. - Вроде в Коста-Рике задание тебе нравилось... - Мне нравилось все, что могло вырвать нас из той гнусной дыры. - Зря, классный был курорт. Ну, поехали. - Армии, - сердито пожевал губами Чиун, - вырывают у ассасина изо рта хлеб насущный. Армии... - Да я знаю, папочка. Я читал свитки. И чтобы заставить Чиуна наконец замолчать, Римо перечислил все остальное: армии терроризируют население, поощряют некомпетентность, создают нестабильность, лишают страну национальных богатств и - самое главное - могут внушить монарху мысль о том, что услуги ассасинов для него необязательны. И многие из них думают, что, наняв сотню тысяч головорезов за сущие гроши, он вполне обойдется без ассасина, который запрашивает целое состояние. История Синанджу содержит множество примеров того, как ассасину, прежде чем наняться на службу к императору, приходилось доказывать последнему бесполезность его огромного войска. И пока Римо вел взятый напрокат автомобиль к заповеднику Литл Биг Хорн, Чиун без устали перечислял эти примеры - с подробным указанием гонораров - и непременно упоминал о том, что в отсутствие Римо бесценные сокровища были украдены и теперь Чиуну крайне трудно напасть на след вора. - Никогда мы не найдем эти твои сокровища, так что кончай убиваться о том, чего нет, и сосредоточься на задании, папочка. - С заданием я справлюсь, - кивнул Чиун. - Отлично. Свистни, если помощь понадобится. - Твоя помощь не нужна никому. - И что ты собираешься делать? - Напомнить тебе об этом. Чиун затряс подбородком от удовольствия. Вся территория заповедника была оцеплена военной полицией. Полностью исключался вход без пропусков. Гражданских не подпускали и близко к зоне. - Все штатские должны находиться в зоне безопасности, сэр. - Полицейский в начищенных ботинках, убрав правую руку с кобуры, прикоснулся пальцами к блестящей белой каске. - Благодарю, - кивнул Римо, нажимая на газ. Невольно проводив глазами медленно удаляющуюся машину со странной парой - высоким брюнетом в черной майке и темно-серых штанах и неодобрительно взиравшим на блюстителя порядка азиатом в сером кимоно с кистями, - полицейский, опомнившись, выхватил из кобуры пистолет. - Гражданские лица в зону предполагаемых действий не допускаются! Подав назад, Римо сгреб часового за блестящую портупею и без лишних усилий забросил в стоявший поблизости джип. Еще один полицейский ринулся на помощь, но ногти Чиуна, слегка прижав на шее ревностного служаки нервные окончания, немедленно убедили того, что пропустить в зону этих двух странных штатских было его самой заветной мечтой. Они ехали вдоль протянувшихся на много миль боевых порядков - орудий, танков, грузовиков. Чиун по обыкновению недовольно морщился: - Когда я вижу, какие деньги тратит ваша страна - каждый танк стоит миллионы, каждый снаряд - не меньше шести тысяч долларов, - душа моя льет слезы при мысли о том, что мог бы сделать для дома Синанджу скромный подарок миллиардов в пять. - А что он мог бы сделать? Гнить в сарае на холме? - Сокровища - живые существа, Римо. Они живут долгие столетия. - Они гниют долгие столетия. На подобное плоское замечание Чиун не счел нужным ответить. Конечно, он мог бы объяснить, что собирается построить для сокровищ роскошное здание, чтобы весь мир мог увидеть славу Синанджу. Римо, однако, знал, что за последние двадцать веков здание это собирался возвести каждый Мастер, но дальше планов ни один из них не пошел. Предвидя это, Чиун предпочел ограничиться гордым молчанием. Вплотную приблизившись к ограждению боевых порядков, они услышали перебивавшие друг друга сердитые голоса. Утренняя атака, едва начавшись, была свернута, и теперь многие из солдат возмущались тем, что им ни разу не придется спустить курок в этой так называемой битве. - Армия, - скривился Чиун. - Солдаты! - А я, между прочим, в морской пехоте служил. - Именно поэтому мне столько времени пришлось выколачивать из тебя абсолютно чудовищные привычки. Например, ты считал, что небрежение к боли есть признак доблести - хотя только безнадежные глупцы отказываются внимать предупреждениям своего тела. Появившиеся перед машиной двое солдат - темные очки, запыленное хаки, винтовки "М-16", как дубинки, закинуты прикладами на плечо - предупредили их, что дальше ехать опасно. - Там мятежники, - махнул в сторону холмов высокий парень со штык-ножом на поясе. - У меня тут свой есть. - Римо указал на заднее сиденье. - Он что, индеец? Краем глаза Римо увидел, что Чиун обдумывает, стоит ли объяснять зеленому юнцу разницу между отмеченным небом народом и разными красно-, черно- или белокожими недочеловеками, и забеспокоился. В своих этнографических лекциях Чиун нередко прибегал к физическим мерам. - Нет времени, папочка. Чиун, вынужденный проглотить еще одно оскорбление от продукта вырождающегося общества, сердито вжался в сиденье, дав Римо тем самым возможность продолжить путь по широкой лощине перед цепочкой холмов. Впереди должна быть река - Римо чувствовал, как земля отзывается на ее течение. Примерно так же - только гораздо слабее - чувствуют воду обладатели "волшебной лозы". Но Римо и Чиун без всяких прутьев чувствовали мощный пульс течения, в который вплетались слабые частые толчки. У реки стояли лагерем люди. Видимым признаком их присутствия оказался юноша с длинными черными волосами и высокими скулами, возникший перед ними из какого-то укрытия наподобие лисьей норы. В руках у юноши была охотничья винтовка. - Пришел твой час, белый человек! Вскинуть винтовку юноша не успел, поскольку Римо размашистым движением засунул его назад в нору. Далее продвигались пешком. Они оба знали, что их путь лежит к штабу восставших, и знали, как найти его. Ничего сложного. Штабы и командные пункты могут размещаться в каких угодно местах, но всегда примерно в одном порядке вокруг них располагаются подразделения, растет по мере приближения к святая святых ранг снующих вокруг офицеров. Поэтому надо просто поймать одного из них, отдающего приказ младшему по званию, и узнать, от кого он сам получает приказы. Таким путем легко проследить всю цепочку до ее последнего и главного звена. Вот и все. Все армии одинаковы. В этом и была мудрость хроник Синанджу. Разница между враждебными армиями существовала только в воображении их полководцев. Когда Римо впервые услышал этот постулат, то разозлился не на шутку. Пару лет он воевал во Вьетнаме, и мысль о том, что он ничем не отличался от вьетконговцев, не очень льстила ему. - Если обе стороны похожи, почему одна выигрывает, а другая - нет? - Потому что одна из сторон лучше подготовлена. Но готовились они обе - и обе, заметь, совершенно одинаковыми способами. Ни мысли, ни чувства, ни жизни - одно лишь тупое действие, которое кажется им залогом успеха. Толпа, у которой отняли разум, - вот что такое армия. - У толпы нет никакого разума. - Как раз есть, потому она и бьется в истерике, разрушая все на своем пути. Ею нельзя управлять, это верно. Но разум у толпы все же имеется. - Ну ладно, а мне зачем это все? Ты говоришь - пригодится, но я собираюсь ловить преступников, а не играть в войну. - А я собираюсь научить тебя Синанджу. Пусть в ваших глупых судах решают, кто преступник, а кто нет. Я учу тебя жизни, а значит, ты будешь знать и про армии. Таков путь Синанджу - разум учится первым, тело вслед за ним. Так что Римо пришлось учить и про армии, и про династии, и как служить фараонам, хотя про них ничего не было слышно уже примерно три тысячелетия, и не очень верилось, что фараоны когда-нибудь появятся вновь. Он постигал Синанджу - и что-то изучал лучше, что-то с меньшим усердием. Особенно надоедали ему бесконечные предания. Любой сопливый тинэйджер без труда распознал бы в них рекламную туфту для продажи услуг самой древней в мире конторы по наемным убийствам. Чиун же без устали повторял: если не впитаешь учение Синанджу целиком, никогда не станешь одним из Синанджу. А это означало, кроме прочего, и обязательное поклонение замшелым сокровищам, и безоговорочное восхищение рассказами о днях давно минувших. Но все это, к счастью, кануло в прошлое сразу после того, как Римо, сдав последний экзамен, сам удостоился ранга Мастера. Для Чиуна это означало утрату универсального средства воздействия на Римо - "если ты не сделаешь того-то и этого, Мастером тебе никогда не стать". Потому что Римо стал-таки Мастером. По этой же причине они, два Мастера Синанджу, шагали сейчас по высушенной солнцем земле заповедника Литл Биг Хорн, дабы предотвратить вторую в истории страны битву между армией США и индейцами. Наблюдатели индейской армии должны были заметить двух штатских, у которых почему-то не блестели от пота лбы, подошвы не поднимали облака пыли и которые не обращали внимания на окрики солдат и засевших в кустах воинов с винтовками. Но наблюдатели не заметили этого, а потом замечать что-либо стало уже поздно. Целый взвод стрелков полил своей кровью холмы Дакоты, два артрасчета навсегда остались у замков гаубиц. Чиун и Римо практически беспрепятственно проникли в самую глубину расположения армии, созданной военным гением Маленького Лося. Глазам их открылся покрашенный в хаки фургон, во все стороны ощетинившийся антеннами. Под навесом из маскировочной сетки вокруг стола с расстеленными на нем картами сгрудились несколько человек в куртках и штанах из оленьей кожи. Лишь один, стоявший с краю, был одет в темный костюм с иголочки, и именно к нему то и дело обращались с вопросами стоявшие у стола - "мистер Эрисон..." - Он-то нам и нужен, - констатировал Римо. Боковым зрением он успел отметить, что командный пункт под навесом охраняют всего несколько человек. Впрочем, если бы их было и больше, это мало изменило бы ситуацию. Все равно не составило бы никакого труда захватить лидера - им явно был тип в костюме, - с десяток его подчиненных, запереть их до поры в надежное место - скажем, в тот же фургон цвета хаки или в одну из захваченных бронемашин - и дать повстанцам превратиться за какие-нибудь полчаса в неуправляемую, охваченную паникой ораву, оставив черновую работу санитарам и военной полиции. Поэтому Римо решительно зашагал по направлению к навесу, насвистывая на ходу мелодию из диснеевского мультика; слова он не помнил, но было там что-то про счастливое возвращение домой. И вдруг заметил, что рядом нет Чиуна. Ну ясно, старик органически не переносит потасовок с солдатами. Но тут позади раздался тихий голос Чиуна, и таких слов Римо не слышал раньше от своего учителя: - Сейчас мы бессильны, Римо. Вернись. Сейчас не время Синанджу. Пусть мир теряет рассудок - мы должны ждать... - Ты что, папочка? - не понял Римо. - Ты не сможешь сделать то, что задумал, - продолжал вещать Чиун. Римо, досадливо поморщившись, даже не обернулся. - Ладно, закончу - увидимся. - Ты не сможешь, - повторил Чиун тихо. Римо досвистел последнюю фразу песенки - "...пора за работу" - и, схватив за стволы автоматические винтовки, которыми шагнувшие вперед часовые едва не уперлись ему и грудь, поверг в пыль доблестных воинов, попутно превратив оружие в бесполезную груду металлолома. Выдернув из-за пояса у стражей штыки, Римо прибавил шагу. Последние два охранника, стоявшие у самого навеса, успели даже пару раз выстрелить. Римо синхронным движением вырвал винтовки у них из рук, расшвырял близких к обмороку воинов в стороны и, не сбавляя шага, вторгся на командный пункт непобедимой армии бесстрашного народа оджупа. Свалив винтовки кучей прямо на разложенные на столе карты, Римо предоставил павшим на колени стратегам оценивать ситуацию, а сам направился прямиком к жилистому малому в тройке. И тут он заметил, что, несмотря на изнуряющую жару, на лбу странного щеголя не было ни капли пота. Чиун предупредил, что Римо не сможет выполнить задуманное... Может, что-то в облике этого парня сказало ему, что тот знает о Доме Синанджу? Но почему тогда Римо не заметил этого? Римо, как всегда, не стал нападать. Наоборот, он раскрылся, словно подставляя свое тело противнику: ему хотелось, чтобы малый в тройке первым нанес удар, тогда Римо увидит, как он двигается... Но незнакомец не двинулся. Присутствие Римо, казалось, ни в малейшей степени не волновало его. Глаза его блестели, легкие морщинки собрались у висков. Он смеялся. Бегущему Оленю, Маленькому Лосю и другим командирам индейской армии показалось, что какой-то кошмарный призрак возник вдруг из небытия, завалил винтовками стол с оперативной информацией и собирался напасть на мистера Эрисона, но почему-то остановился... Они лишь осмелились поднять глаза, чтобы посмотреть, каким образом этот адский дух прошел через охранение Да, собственно, и где оно само? Быстрый взгляд на распростертые на траве тела дал ответ. Бегущий Олень, не всегда стоявший за решительные действия, но большой охотник пострелять, недолго думая разрядил кольт в голову таинственного пришельца. И промахнулся, поскольку после вспышки и грохота выстрела стало ясно, что пуля миновала мишень. Он выстрелил снова - и снова пулю увело в сторону. Незваный гость странно двигался, словно то в замедленном, то в ускоренном темпе. Вот он откинулся назад и в долю секунды оказался между Бегущим Оленем и мистером Эрисоном. Не сознавая, что делает, Бегущий Олень еще дважды нажал на спуск. Обе пули прошли мимо - ни одна из них не попала ни в пришельца, ни в мистера Эрисона. Римо и мистер Эрисон знали, разумеется, что пули не миновали цели. Римо легко уклонился от своей - его единственным желанием было увидеть реакцию этого странного малого, который не потел, смеялся и не соблазнился предложенным преимуществом. Полицейский кольт - штука серьезная. Мозг Римо отметил вспышку, грохот выстрела, невидимую прямую, прочерченную в воздухе пулей... Римо нырнул, вскинул голову, глядя, как проносится мимо кусок свинца, выпрямился... Обе пули, просвистев в воздухе, расплющились о камень в полумиле от штаба. Но Римо заметил, как прошли они в полудюйме от средней пуговицы жилета мистера Эрисона. Мистер Эрисон даже не увернулся. Бронежилета на нем не было, это Римо мог сказать наверняка. Однако вот он, перед ним - живой и здоровый... Римо помахал над землей руками - медленно, затем все быстрее, чувствуя, как воздух под ладонями становится твердым, разгоняя его, пока над землей со свистящим звуком не взметнулся рыжий смерч, закручивая в смертоносной воронке пыль, камни, ветки, вырванные с корнем растения. Мистер Эрисон даже не двинулся. Опомнившись, Бегущий Олень бросился с кулаками на противника. Пробежав с десяток метров, он наконец упал - кулаки его остались в руках у Римо. - Мне кажется, я знаю, кто вы. - Мистер Эрисон, прищурившись, глядел на него. - Меня поначалу обманул цвет вашей кожи. Я никогда не видел, чтобы белый двигался подобным образом. - А кто вы? - Ваш враг, по всей видимости, - ответил мистер Эрисон. В слабой надежде, что трюк сработает - парень был явно не из простых, - Римо ткнул пальцем в глаз мистера Эрисона. Облако пыли рыжей пеленой окутало фигуру в тройке, взвившись вокруг нее, словно столб дыма со странным сладковатым запахом. И мистер Эрисон исчез. Римо обалдело помотал головой. Сработало. Что именно сработало - он не знал точно. Мистер Эрисон, командир восставших индейцев, растаял в воздухе. Что ж, пора заняться прочим командным составом. - Ну, парни, кто сегодня первым умрет? Маленький Лось потянулся к валявшейся на столе винтовке. Зажав ствол между пальцев, Римо согнул его под острым углом. Трое остальных синхронно дернули застежки кобур на кожаных портупеях, но Маленький Лось, быстрее других ориентировавшийся в ситуации, велел им перестать валять дурака. - Все кончилось, парни, - кивнул он. - Мистера Эрисона больше нет с нами. - Да, - согласился Римо, - вы видели его в последний раз. И тут неизвестно откуда - из воздуха, пыли и рыжей мглы - возник голос мистера Эрисона и произнес со смехом: - В последний раз меня видят только мертвые! В эту ночь Бегущий Олень умер от потери крови Генерал Уильям Текумсе Бьюэл потерял шанс выиграть историческое сражение. А Римо Уильямс передал шефу КЮРЕ, доктору Харолду У. Смиту, уведомление, что покидает организацию, в которой прослужил больше двадцати лет. Доктор Смит не ожидал такого поворота. - Почему? И куда, простите, вы собираетесь? Что вы будете делать? И вообще... случилось что-нибудь? - Случилось, - кивнул Римо. - Нечто очень нехорошее. - Что же? - Я неожиданно осознал свою бесполезность. И мне нужно кое-что предпринять по этому поводу. - А именно? - Еще сам не знаю. Но сегодня я встретился с чем-то, с чем, был уверен, встречусь когда-нибудь. В этой ситуации я беспомощен. И чувствую себя таким в первый раз за все время со дня окончания моих тренировок. - Но с заданием вы все-таки справились. - Я столкнулся с загадкой, Смитти, и пока не разгадаю ее, буду бесполезен и вам, и себе, и кому бы то ни было. - Загадка - это то, что вы тут несете, Римо. - Пусть. Это бесполезно объяснять. - Ну а если попытаться? - Не поймете, вы же не знаете Синанджу и никогда не читали свитков первых Мастеров. - И куда вы теперь? - В Синанджу. - Зачем? - Затем, что Чиун давно уже там. - Он тоже ушел от нас? - Думаю, да. Как и я. Прощайте, Смитти. В телефонной трубке, которую держал в руке доктор Смит, сидя в своем кабинете в санатории "Фолкрофт" на проливе Лонг-Айленд, раздались частые гудки. Значит, подали в отставку, подумал Смит. Вот о чем предупреждал его Чиун в своем послании. Хотя по его словам выходило, что он собирается оказать еще большие услуги Императору, только ему нужно немножко времени на... на переподготовку. Но теперь, после звонка Римо, Смит начал понимать, что цветистые славословия мудрости и великодушию Императора вкупе с обещаниями вернуться ради новых подвигов были всего-навсего своеобразным способом, которым старый кореец прощался со своим шефом. Будущее пугало не перспективой нового индейского бунта, а неизвестностью его причины. Почему вспыхнул он так неожиданно и почему оказались бессильными действенные во всех иных случаях меры? Тревожными были и армейские рапорты. Оджупа, горстка полупьяных индейцев, в мгновение ока превратилась в невиданную доселе армию с военным опытом и боевым духом, которые вряд ли помнит кто-нибудь за последнее столетие. За несколько суток они разработали тактику, сделавшую бы честь Ганнибалу и Наполеону. Показали такую храбрость, которой позавидовали бы любые военные. И армейские аналитики терялись в догадках, как могли они достичь всего этого за ничтожно малый срок. Заключение к их докладу гласило: случись подобное в какой-либо точке мира, ни американская, ни любая другая армия будет не в силах этому противостоять. Доклад, как и положено, попал на стол к президенту, но тот велел министру обороны не беспокоиться. Случись еще раз такое - у него есть один козырь в рукаве, при помощи которого он справится с ситуацией, как справились и с бунтом при Литл Биг Хорн. Президент не знал, что за прошедшие сутки он лишился этого козыря. И что вскоре по всему миру пойдут частые мгновенные вспышки кровавых бунтов. В последний раз мистера Эрисона могли видеть только мертвые. ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Генерал Мохаммед Мумас - первый пожизненный демократический президент, создатель доктрины Народно-Демократической исламской справедливости, при помощи которой республика Идра собиралась обеспечить светлое будущее и крепкую веру не только собственному народу, но и научить жить в мире, справедливости и согласии все остальные народы Земли, - пребывал в беспокойстве. Вернее, в беспокойстве он пребывал постоянно. Его маленькая североафриканская страна - тонкая корочка на поверхности огромного нефтяного месторождения - истратила за последние несколько лет около двух миллиардов долларов на борьбу с империализмом, сионизмом, капиталистическим угнетением, атеизмом и эксплуатацией человека человеком. Результатами этой грандиозной кампании явились полтора десятка убийств, полдюжины угонов авиалайнеров, четыре отравления, семьдесят пять похищений, сотни полторы умерших под пытками - и неизменная поддержка в радикальных американских газетах, в особенности когда сама Америка начинала обращать внимание на деятельность генерала. Генерал же далеко не первый год пользовался репутацией преданного борца за свободу, поддерживая морально и материально любое новообразованное революционное объединение, создаваемое зачастую с единственной целью бросить ручную гранату в родильное отделение местной больницы, а затем заявить об очередной победе социальной справедливости. Конечно, даже среди граждан его страны попадались порой отщепенцы, не желавшие признавать диктатуру демократических свобод, всеобщую власть радости, равенства и прогресса, которую даровала им доктрина Народно-демократической исламской справедливости. И это было понятно. Сатана, сионизм, империализм, капитализм и идеи угнетения нет-нет да и проникали в сердца доверчивых и легковерных жителей республики Идра, и генералу волей-неволей приходилось бороться со злом. Но с помощью таких современных средств, как кнуты, цепи, электрошок, а также старого доброго священного меча, исправно отсекавшего различные части тела у слишком ревностных служителей нечистого, генералу удавалось поддерживать душевное здоровье своих подданных в спокойствии и завидном порядке. Наиболее упорствующих, разумеется, приходилось казнить. Поэтому ни одного несчастливого лица в стране генерала Мохаммеда Мумаса нельзя было увидеть. Все изменилось к худшему, когда из туманной дали средиземноморских вод налетели американские самолеты, посбивали недавно купленные генералом новейшие советские истребители, уничтожили новейшие советские ракеты, а заодно особняк и финиковую плантацию самого генерала Мумаса. В первый раз народу Идры пришлось осознать, как тяжела роль маяка мировой революции. Оказалось, что стрелять могут не только они, но и в них, и притом весьма точно. Позорное поражение играло на руку заговорщикам - несколько полковников замыслили свергнуть генерала. Все равно цены на идрскую нефть стремительно падали, а подобно многим странам третьего мира, ничего другого республика Идра производить не умела. Промышленности в стране не было. Один раз имела место попытка построить металлургический комбинат, правительство генерала Мумаса купило его у чехов. На комбинате должны были производить железные кровати для домов и госпиталей, гаубицы и танки. Но как только чешские специалисты уехали, оборудование остановилось и вскоре заржавело, как происходило и с сотнями единиц закупаемой каждый год в разных странах боевой техники. Поэтому, пока в Европе и Лондоне шли антиамериканские демонстрации, а журналисты радикальных американских газет из кожи лезли вон, придумывая для бомбардировки Идры самые нелестные эпитеты, - разве это может, вопрошали они, способствовать обузданию международного терроризма? - судьба генерала Мумаса буквально висела на волоске. Группа мятежных полковников прибыла на черных "мерседесах" к укрытому в пустыне бункеру генерала Мумаса и ворвалась внутрь. Полковников в армии республики Идра было тысяч около пятнадцати - примерно треть всего личного состава вооруженных сил. Остальные две трети военнослужащих носили чин генерала. Но генералы традиционно пользовались привилегией не покидать свои комфортабельные, построенные еще французами, трехэтажные особняки, поэтому всю грязную работу приходилось делать полковникам. Именно эти нижние чины в сей знаменательный день решили обсудить с главой правительства жизненно важную проблему: какие блага получила страна за миллионы баррелей нефти, кроме сотен фунтов американских бомб? Генерал Мумас, высокий мужчина с черными вьющимися волосами и пронзительным взглядом темных глаз, ни за что не сумел бы стать революционным лидером, если бы не умел управлять толпою. И в этот раз он ловко вышел из положения, пригласив все пятнадцать тысяч полковников на традиционный праздник священного агнца - старинное бедуинское торжество, дабы там самому одарить приглашенных президентской милостью. Генерал Мумас знал, что организовать этот грандиозный праздник он сможет. Всего три недели назад в столичный порт прибыл корабль из Новой Зеландии, доверху нагруженный бараниной. Принимая во внимание тот факт, что в порту исправно трудились две бригады корейских грузчиков, контракт с флотом республики И