дра только что подписала целая армия французских поваров, а для транспортировки мяса на немецких грузовиках имелись итальянские шоферы и механики, обеспеченность великого праздника была почти стопроцентной. В далекие и славные годы женщины страны Идра могли заткнуть за пояс любую армию французских поваров, причем для этого им понадобились бы лишь те скудные продукты, что давала пустыня. Но умение это было утеряно с той поры, как женщины Идры вдруг начали работать на компьютерах, учить математику, - короче, осваивать все то, что мужчины этой благословенной земли освоить были не в состоянии и потому оставили эти презренные изобретения неверных "другому полу". А поскольку на земле Идры существовал только один "другой пол", который и занимался на протяжении веков всей черной работой, изобретения неверных предоставили его представительницам неплохой шанс попытать счастья в Париже и Лондоне, где многим из них улыбалась работа получше, чем позирование перед камерами заезжих информационных агентств для программы "Утро свободы над Идрой". И теперь, когда воздух ночной пустыни наполнял будоражащий запах жареной баранины, шипевшей на сотнях закупленных в Швеции стальных вертелов, генерал Мумас предстал перед своими собратьями, чтобы дать полный отчет о том, куда подевались нефтяные миллиарды. - Я помню, что обещал вам лучшую систему защиты с воздуха, которую только можно купить за деньги. И вот, глядите - американские стервятники прорвали ее. Но я спрашиваю: кто мог подумать, что русские подло предадут нас, оставив свои посты в час великой опасности? - Я мог, - подал голос один полковник. - Но тогда, брат, может, ты смог бы нацелить и наши ракеты? Над пустыней повисла тяжкая тишина. Было слышно лишь приглушенное щебетание французов-поваров, колдовавших над вертелами с мясом. Мясо, конечно, будет далеко не таким, как готовили некогда жены и матери мужчин Идры, но французы старались и могли имитировать идрийскую кухню не хуже, чем соседи из Марокко и Сирии. В задних рядах собравшихся встал с места еще один полковник. В руке у него был автомат, и он не повел даже бровью в сторону президентских охранников, мгновенно вскинувших карабины и державших его на мушке. - Я мусульманин, - сказал полковник. - Я чту Коран и свято верую, что нет бога, кроме Аллаха, и Мохаммед - пророк его. Но я не чту - и не могу почитать - тех, кто убивает невинных. Я не верю в борьбу со злом и не считаю, что бомба, заложенная в автомобиль и убившая случайного прохожего - поступок, достойный наших далеких предков. И думаю, что сбросить человека в инвалидной коляске с парохода, дело рук труса и подлеца. И если это помогает палестинцам в их борьбе - пусть провалится в ад и борьба, и палестинцы! Возмущенный ропот, заклокотавший среди собравшихся, был подобен отдаленному ворчанию вулкана. Пальцы легли на спусковые крючки, и неминуемая смерть грозила бы полковнику, если бы не вмешался генерал Мумас. - Что же дурного в том, чтобы убить безногого еврея - проклятого сиониста, который хотел уплыть в Израиль, к нашим врагам? Разве уничтожать сионистов - это преступление? - Преступление - убивать беззащитных, - ответил полковник. Генерал лишь рассмеялся в ответ. Он приказал ординарцам подать ему американские газеты из Вашингтона, Нью-Йорка, Бостона и прочел полковнику слова журналистов, которые каждый раз, когда бомба, подложенная под беременную женщину, разрывала на части авиалайнер, когда с палубы океанского корабля сбрасывали стариков вместе с инвалидными креслами, когда во имя дела освобождения Палестины взлетали на воздух дискотека, ресторан или госпиталь, разражались обвинениями в адрес международного сионизма и агрессивной политики Израиля. - И терроризм, - заключил генерал, - исчезнет лишь тогда, когда устранят его причину, а причина - страдания палестинцев, лишенных своей земли. Ночная тьма взорвалась бурей аплодисментов, но когда они утихли, вновь раздался голос полковника: - Но невинных начали убивать, похищать и мучить задолго до того, как заговорили о палестинской земле. Неужели кто-то здесь всерьез думает, что можно достичь желаемого, убивая детей, стариков и женщин? Я тоже за то, чтобы дать урок Израилю, но не ради палестинцев - ради нас самих. Они унизили нас поражением в бою, и мы должны унизить их точно так же. А не убивать стариков в колясках и женщин на сносях. - Но даже в престижных университетах на Западе студентам внушают, что наше дело правое, что Европа сгнила и ей нужна революция, - возразил полковнику генерал Мумас. - Главная война сейчас - война пропаганды, и эту войну мы выиграем. - И что тогда? Что будут думать о нас другие? - Тогда Америка прекратит помогать Израилю, а без их оружия он станет совсем слабым - и с проклятым гнездом сионизма будет покончено. - Лишь только родившись, они сумели победить все наши армии. Разве не были они тогда слабы, как новорожденный? - Ведь и мы были не сильнее их. Но не за горами час их гибели, и мы войдем в Иерусалим в блеске нашей славы. - Да кто всерьез верит в это?! - выкрикнул полковник в сердцах. - Кто верит до сих пор, что это у нас получится? Кто верит даже в то, что мы осмелимся снова воевать с ними? Мне нет дела до Израиля - пусть он горит в аду! И до палестинских бандитов мне дела нет, да и никому из вас, братья. Я переживаю за нас, некогда славный и гордый народ. Наши армии в былые времена не знали поражения. И мы были великодушны, ибо были сильны. Все народы находили пристанище здесь, ибо мы принимали поклонявшихся любому Писанию. В кого превратились мы - в убийц стариков и женщин? И думаем, что так и должно быть, потому что кучка американцев, ненавидящих собственную страну, считает, что любая мерзость дозволена. Наше величие затмевало звезды еще до того, как первые европейцы пришли в Америку. Наша наука цвела тогда, когда европейцы убивали и жгли друг друга в каменных замках. Арабский мир был домом великого знания, военной доблести, чести и добродетели, и свет его был виден по всей земле. Мы - народ, которому есть чем гордиться. Почему же сейчас мы заработали себе славу банды разбойников? - Газеты, радио, телевидение - все в руках сионистов. Они льют на нас потоки лжи, брат мой. - Дело не в сионистах, генерал, дело в правде. А правда в том, что мы покупаем оружие, потом покупаем тех, кто умеет обращаться с ним, а когда приходит беда, все эти иностранцы бросают нас, как сейчас, гибнуть под бомбами. Вот об этом я и хотел сказать вам. - И вы, полковник, можете предложить выход? - Могу, разумеется. Первое, что нужно сделать, - самим научиться воевать. Если мы сами не освоим оружие, никакие китайцы, корейцы или русские нам в этом не помогут. Мы должны сражаться собственным умением, и только им. Мы продадим роскошные машины, оплатим невообразимые счета в европейских гостиницах, вернемся в пустыню и снова станем непобедимой армией. И тогда выступим против нашего врага в честной битве. И снова даруем милосердие побежденным, прощение - тем, на ком нет вины, и вновь покроем наше оружие неувядаемой славой. - А если мы проиграем? - глядя на него в упор, спросил Мумас. - Неужели так страшна гибель тела, что вы боитесь ее больше, чем смерти души, генерал? И кажется ли вам поражение в честном бою более позорным, чем превращение и живую бомбу носилок с беременной женщиной при полном одобрении наших стратегов? И неужели слова этих писак с Запада так сладки для ваших ушей, что заставляют нас забыть о наследии наших предков - мужестве и терпимости? Где теперь те арабы, которые разбили рыцарей Карла Великого? Которые повергли в прах армии Индийского царства? Которые помешали христианам обратить в свою веру правоверных в Египте? Благодаря которым расцвели королевства Испании? Где они, где, генерал? Генерал Мумас видел, что слова полковника проникают глубоко в души и сердца - оттуда, пожалуй, их не вытравить даже запаху импортного жаркого... а сам он, похоже, в споре проигрывает. А проиграть спор значило в Идре расстаться с жизнью, и это генерал тоже знал. Знал он и почти всех своих полковников, но этого вроде бы никогда раньше не видел. Высокий, с черной бородой и крепкой шеей. Смотрит прямо в глаза. Генерал и сам был бы не прочь последовать за ним после этой пламенной речи, и поэтому жить полковнику осталось недолго. - Вы прекрасно говорили, полковник. Я бы сказал, с воодушевлением. Что ж, жалую вам чин генерала и отдаю под ваше командование любое подразделение, с которым вы сможете предпринять атаку на Израиль. Вы должны поразить сионистскую змею прямо в брюхо... Нет, в голову! Берите всех, кого сможете, - добровольцев, резервистов. Все, кто захочет присоединиться к новой победоносной армии, вольны сделать это! От имени правительства обещаю вознаграждение. После этих исторических слов генерал Мумас проследовал в свою палатку. Под ее покровом между ним и его первым советником состоялось краткое совещание, итог которого генерал подвел в следующей тираде: - Последователей ему не найти - это ясно. Ни одному из этих баранов не взбредет в голову подыхать в пустыне, добровольно бросив свой "мерседес". Лимузины они не согласятся обменять даже на "тойоты", а уж на израильские пули - тем более. Так вот, когда они откажутся идти за ним, иди к нему сам и скажи, что последуешь за ним хоть в пекло. И добавь, что ради общего дела ты готов уступить ему свой особняк. Поверить он тебе, может, и не поверит, но от особняка не откажется, это понятно. Ну а отравить его за обедом - дело, сам понимаешь, несложное. - А он ничего не заподозрит? - Заподозрит, разумеется. Но вся прелесть нашего плана состоит в том, что уж хотя бы взглянуть на твой дом он точно не сможет отказаться. А сам будет при этом думать, что дурачит нас: якобы согласится на наши предложения, а потом сможет нас с легкостью уничтожить. Улавливаешь ли ты, в чем хитрость, брат мой? - Нет никого мудрее тебя, о брат и вождь нашего народа! - Нет, я не могу быть вождем, мой глупый лоб весь зарос колючкой. И генерал Мумас улыбнулся советнику. И тут снаружи послышались радостные многоголосые крики. Затарахтели выстрелы. А потом все звуки перекрыл грохот военной песни и стук сапог - колонна мужчин шла через идрийскую пустыню. И к великому облегчению генерала - не в его сторону. Они шли к морю. Побросав свои "мерседесы", оставив блюда с жареной бараниной, они плотным строем шагали навстречу солнцу, и крик тысяч ртов разносился над песчаной бесконечностью: - Победим или умрем у врат Иерусалима! С подобными вспышками патриотизма генералу уже не раз приходилось сталкиваться. Справится он и с этой и наконец отбудет в столицу, в свой роскошный дворец с кондиционерами, а орущая толпа, опомнившись, разъедется по домам, и с завтрашнего дня все потечет как обычно. Но домой никто из них, похоже, не собирался. И "мерседесы" стояли брошенными на краю лагеря. - Через полмили они устанут и вернутся к своим машинам. Я выйду и назову их героями революции, а заодно скажу, что все те, кто пойдет к Иерусалиму под началом этого новоявленного пророка, найдут там не славу и прозрение, а лишь свою смерть. Только я могу возглавить поход на Израиль. Но никто не вернулся в лагерь - ни в этот вечер, ни во все последующие. А генералу сообщили, что полковники разбились на взводы, роты и батальоны и неделями, позабыв об отдыхе и комфорте, проводили в пустыне учения. Они маршировали, бегали, ползали под палящим солнцем, устраивали стрельбы, изучали технику, а если не знали, как ею пользоваться, то оставляли ее. И в конце концов бросили в пустыне немногие не поддавшиеся им механизмы, остальными же овладели со всей возможной дотошностью. Теперь идрийская армия не боялась даже танковых сражений. Революционные фразы были им ни к чему, но они умели обращаться с оружием, знали в лицо командиров и были готовы победить в битве или умереть в ней. Не знали они только одного - имени их нового лидера. Того самого полковника, дерзко говорившего с генералом. Но одному из его соратников, более смелому, чем остальные, удалось-таки вытянуть новоиспеченного генерала на разговор об имени. Да и понятно - если он собирался вести их против Израиля, неплохо хотя бы знать, как к нему обращаться. - Эрисон, - сказал наконец тот, помявшись. - Зовите меня просто Эрисон. - Это не арабское имя, - удивились собравшиеся. - Самое что ни на есть арабское, - заверил новый начальник. - Имя моих предков, величие которых в прошлые века заставило бы устыдится неблагодарное человечество. Имя нового начальника стало вскоре известно всей армии, а храбрый полковник, первым его узнавший, продал его репортеру одной из немецких газет. Вскоре окольными путями оно дошло до расположенного под Тель-Авивом штаба израильской контрразведки. А вместе с ним и информация о том, что арабы тренируют в пустыне армию, подобной которой Ближний Восток не видел с восьмого века, когда арабские племена в считанные дни захватили одну из крупнейших империй древности. - А сколько их там? - поинтересовался представитель "Моссада". - Около пятнадцати тысяч. - Но это же совсем ничего. - А вы бы их видели... Крепкие ребята. - Идрийцы - и вдруг крепкие? - Мы бы на вашем месте не стали проверять. Тем не менее доклад лег в долгий ящик. Последний раз идрийскую армию видели в деле лет семь назад. Выступив против каких-то беззащитных африканских племен, они даже сумели сделать несколько выстрелов. И теперь, когда стало известно о готовящемся нападении, единственной реакцией израильских чинов был мощный взрыв смеха. План идрийцев, как удалось выяснить, состоял в том, чтобы напасть на базу, защищающую пустыню Негев, разгромить израильскую армию малыми силами и, захватив пленных, отступать к египетской границе, как и поступали до этого все арабские армии. И никто из тех, кто сидел в конференц-зале израильского генштаба, не знал, что всего через пару недель они будут спешно стягивать резервы из окрестностей Иерусалима в отчаянной надежде спасти танковые подразделения, запертые в песчаной ловушке Негева. Деревня Синанджу, родина великого учения, и пахла, и выглядела точно так же, как в последний приезд Римо. Попрежнему зловонные ручейки стекали из хлевов и стойл на главную улицу. Подарок третьего поколения Мастеров - римская канализационная система давно заросла травой. Сделана она была из каррарского мрамора, с трубами, стоками и отстойниками добротной ручной работы. К сожалению, для ее установки требовался опыт римских инженеров, а безопасность путешествий в трехсотом году до нашей эры оставляла желать лучшего. Поэтому купленная в Риме система прибыла в Синанджу в срок, а специалисты-наладчики так и не появились. Римо не удержался от язвительного комментария на эту тему. Долгая дорога из Пхеньяна порядком ему наскучила. - Странно, что, похитив сокровища, воры не взяли с собой и это чудо, - Чиун обвел рукой мраморные плиты, поросшие репейником. - Но зачем я тебе это говорю? Ведь ты приехал сюда не из любви к Синанджу, а чтобы узнать, как убить того, кого тебе не удастся убить вовеки. - То есть ты хочешь, чтобы я признавался в любви к хлевам? - едко вопросил Римо. - Разве Нью-Джерси - хлев? - поднял брови Чиун. - Да уж воняет там не так, как в Синанджу. - И Мастеров Синанджу там тоже не делают. У въезда в деревню замерли шеренгой старейшины, дабы почтить возвращение великого Мастера. Старейшины были счастливы, что на этот раз им не придется огорчать его известием о пропаже сокровищ Синанджу. Это было вполне объяснимо: сокровища украли еще перед прошлым приездом Чиуна с благословения шефа северокорейской разведки, пытавшегося заставить Дом Синанджу работать на Ким Ир Сена и его правительство. План, разумеется, не удался. Шеф разведки покончил жизнь самоубийством, что было весьма мудро с его стороны, но, к сожалению, унес с собой в могилу секрет местонахождения похищенных сокровищ. А поскольку секрет этот он при жизни отказался открыть даже самому Ким Ир Сену, сокровища можно было считать безвозвратно утерянными. Конечно, теперь Ким Ир Сену никаким способом не удалось бы возместить Дому Синанджу утрату. Вопрос был в другом: должен ли он понести наказание за действия своего подчиненного? В этом, конечно, тоже не было сомнений, но пока Чиун раздумывал, какого именно наказания заслуживает столь вопиющий поступок, Ким Ир Сен изо всех сил старался загладить свою вину. С этой целью по приказу Отца народа к Синанджу были проложены три новые шоссейные дороги, а во всех учебниках истории появилась целая глава, восхваляющая древний род ассасинов и его заслуги перед корейской нацией. Северокорейские студенты и школьники, изучая марксизм-ленинизм и постигая преимущества рабочих комитетов, на следующей лекции вдруг неожиданно получали обширную информацию о фамильном древе Синанджу и заучивали похвалы в адрес фараонов и королей, исправно вносивших за услуги ассасинов установленную плату. Подобное противоречие, однако, ничуть не волновало многомудрых школяров. Все равно о марксизме они знали только одно - надо побыстрее сдать по нему экзамен. А потому, ничуть не смущаясь, они аккуратно записывали, как фараон Эхнатон пожаловал сорок нубийских статеров мастеру Ги, как лидийский царь Крез заплатил четыреста талантов золотом, а Дарий Персидский пожертвовал бриллиант в сто каратов, - и это на следующей странице после учения о роли масс и о признаках революционной ситуации. Со своей стороны Чиун, убедившись, что Ким Ир Сен сделал все возможное, решил оставить его в покое. Особенно повлияла на его решение церемония встречи - три тысячи школьников, выстроившись на поле в пхеньянском аэропорту, размахивали флагами с эмблемой Дома Синанджу и хором скандировали: - Слава тебе, доблестный род ассасинов, да будут праведность твоя и твое величие править в мире, навеки вознагражденном твоим присутствием... - Они же не понимают, что говорят, - нетерпеливо шепнул на ухо Чиуну Римо, уже потерявший надежду, что церемония когда-либо закончится. - Почести нельзя презирать. Кстати, вашим студентам и Америке не мешало бы поучиться манерам у этих детей. - Наши студенты эту абракадабру ни за что не выучат, - хмыкнул Римо. И тут же поплатился за это - всю дорогу от Пхеньяна до деревни Чиун без устали перечислял все малые и большие несправедливости, которые претерпел он от своего нерадивого ученика, добавив в конце проявленное презрение к почестям и пообещав при этом, что терпение Мастера не безгранично и подобное отношение в скором времени даст плоды. - И, наверное, ты считаешь, что старейшины Синанджу - тоже глупцы, раз они пришли сюда, чтобы воздать почести прибывающим? - Да нет, - пожал плечами Римо. - Почему бы им не воздать нам почести? Мы их кормим уже несколько тысяч лет. - Мы - плоть от плоти их, - с упреком сказал Чиун. - Ну уж не я, папочка. - Конечно, не ты. Но твой сын - будет. - Да ведь у меня нет детей. - Это оттого, что ты все время волочишься за этими белыми вертихвостками. Но если ты женишься на здоровой корейской девушке, то родишь мне наследника и я воспитаю его. Потом он тоже женится на кореянке, и вскоре все забудут, что на славном знамени Дома Синанджу было когда-то позорное белое пятно. - Кстати, папочка, - прищурился Римо, - может, и у тебя затесался где-нибудь белый предок. Тебе это не приходило в голову? - Только в ночных кошмарах. Чиун вышел из машины и величественно поклонился в ответ на поклоны шеренги стариков в развевающихся белых одеяниях. Римо взглянул поверх голов встречающих. До самого горизонта уходила за холмы лента абсолютно девственной шоссейной дороги. Единственным транспортом, когда-либо ходившим по ней, были случайно забредавшие сюда из соседних деревень яки, то и дело оставлявшие на нетронутом колесами асфальте свои визитные карточки. После чего из Пхеньяна неизменно вылетал специальный вертолет, в обязанности экипажа которого входило следить за тем, чтобы автострады Синанджу-Один, Два и Три (поскольку с другой стороны к деревне вели еще две шоссейные дороги) всегда оставались безупречно чистыми. В этом, согласно заявлению корейского правительства, оно видело малую частичку своего долга по отношению к деревне и ее обитателям. - Счастлив видеть вас! - обратился между тем Чиун к старейшинам. - Вы видите, на родину я вернулся не один - я приехал вместе с Римо, моим сыном. Я больше не держу на него зла за то, что он не бросился на поиски наших сокровищ, как только они исчезли. Многие ведь поступили еще хуже, не удосужившись даже предложить в жертву свои жизни, лишь бы бесценные сокровища были найдены. Шеренга в белом, выстроившаяся вдоль обочины автострады Синанджу-Один, согласно закивала. - Но вас, возможно, все же удивит, почему я не держу зла на Римо, - ораторствовал Чиун. - Я думаю, это их нисколько не удивит, папочка. Терпение Римо было на пределе. Старейшины, нарушив неподвижность строя, беспокойно вскинули головы. Два великих Мастера явно в чем-то не соглашались. Обычно результаты подобного несогласия впрямую сказывались на старейшинах - те это помнили и очень боялись. Чтобы успокоить стариков, Чиун умиротворяюще поднял руку: - Мой сын разгорячен после долгой дороги и не вполне владеет собой. Так почему же, спросите вы, я больше не держу зла на Римо? Во-первых, он приехал сюда учиться. Он снова прочтет все свитки Синанджу, и знаете для чего? - Да знают они, знают, папочка... - Не мешай. Ничего они еще не знают. Он прочтет наши свитки для того, чтобы выступить против силы, которой он пока не может нанести поражение. А почему? Слушатели скромно молчали. - Он не может победить ее, потому что не знает, что это за сила. - Скажешь, - пожал плечами Римо, - так буду знать. - Отстань. Все равно это тебе не поможет. Ты не сможешь совладать с этим злом, пока не отыщешь сокровища Синанджу! - с триумфом заключил Чиун. - Ах вот, значит, в чем твоя игра, папочка, - с укором протянул Римо. Ему до колик надоели разглагольствования старика. Понятно, что Чиун знает, против чего им придется выступить, как понятно и то, что сразу он все равно не скажет об этом. Но рано или поздно он все равно расколется, а поэтому не стоит и торопиться. Однако к следующей тираде своего наставника Римо явно не был готов. Вернее, к той жертве, которую Чиун предложил деревне от его, Римо, имени. - Но, снедаемый скорбью и невыносимыми муками совести, мой сын Римо, дабы искупить небрежение к утерянному сокровищу, решил подарить Синанджу другое - взамен. Радуйтесь, братья, ибо он решил подарить нам сына! Вздернув, как по команде, длинные бороды, старейшины разразились бурей аплодисментов. - Сына от одной из первых красавиц Синанджу! - продолжал Чиун. - Ну, тут ты перегнул, папочка... Бездетным я не помогаю. - Не можешь же ты оставаться бездетным всю жизнь. А если родишь сына от белой женщины, она вскоре сбежит от тебя, как делают эти белые вертихвостки, и о нем некому будет заботиться. Но если матерью твоего ребенка станет корейская девушка, он будет расти в неге и величии, как и подобает сыну Мастера Синанджу. - Не желаю я никаких детей, папочка. - Стоит только попробовать - и тебе понравится, я уверен. - Нет уж, лучше ты пусти меня к свиткам. Я сразу понял: если ты этого парня узнал, значит, там об этом что-то написано. Так что читать их я готов днем и ночью, пожалуйста. Но жениться - уволь. - Твоя женитьба продлится всего одну ночь. Или нет - даже несколько мгновений. Пожизненной верности от тебя не требует никто. Дай лишь своему семени упасть на благодатную почву и предоставь наследника Синанджу попечению любящей матери. - Так где лежат наши свитки? - Не будет женитьбы - не будет свитков. Решай. - Неделю назад ты просто умолял меня прочесть их. - Потому что именно тогда тебе не хотелось делать этого. Римо вздохнул. Ладно, чем скорее он до них доберется, тем быстрее поймет, что именно узнал Чиун тогда у Литл Биг Хорн. К тому же одна только ночь - дело не слишком хлопотное. Растить собственный приплод ему не придется. И будет кому передать потом звание Мастера. Взгляд Римо рассеянно скользил по холмам, покрытым чахлым лесом и пересеченным узенькими тропинками. Меж холмов убегали вдаль три пустынные автострады. А если вообще не учить его Синанджу?.. Улыбнувшись, Римо покачал головой. Эту мысль он мог допустить только как шутку. Чтобы его сын не изучал Синанджу, не был одним из них - такое нельзя даже представить. Это было бы нарушением естественного порядка вещей. Правда, при этом вовсе не обязательно, чтобы его матерью была женщина именно из этой деревни... Нет, американец сидит в нем крепко - до женитьбы и рождения сына пусть хоть немножко, но влюбиться все-таки хочется. - Ладно, - наконец кивнул он. - Эх, была не была... В конце концов, одна ночь - не вся жизнь. - А наутро я вновь вручу тебе свитки и ты опять прочтешь о правилах восхваления фараонов Верхнего и Нижнего Нила, узнаешь, как соблазнить куртизанку при дворе миньского императора... Все, чему я пытался учить тебя некогда, ты сможешь теперь познать сам. А твоей женой будет первая красавица. Я выберу ее лично. - Нет, так мы не договаривались! - запротестовал Римо. - Выбирать буду я. - Ладно, как хочешь. Выбери самую привлекательную. Самую сметливую. Самую работящую. И да поможет тебе твой разум. Чиун сиял, как начищенный медный таз. Но когда Римо встретился наконец с девушкой, предназначенной ему в невесты, то сразу понял - не только первые красавицы, но и все, кто мог претендовать на какой-нибудь номер в этом ряду, давно покинули Синанджу по трем неезженым автострадам. Остались лишь те, кто не надеялся найти себе партию даже в Пхеньяне, бесплодки, вечные девственницы. И Пу Каянг. Пу Каянг имела метра полтора роста, весила килограммов сто и знала по-английски два слова. Не "да" и "нет", не "здравствуйте" и "до свидания". Это были слова "брачный договор". Во всех остальных случаях Пу Каянг изъяснялась исключительно по-корейски, причем на диалекте Синанджу, который Римо тоже неплохо знал. Однако на смотринах от имени Пу выступала ее матушка. Сама Пу не думала о себе как о толстушке, ей больше нравились слова "в полной зрелости". Единственной же причиной затянувшегося девичества она искренне полагала отсутствие в Синанджу достойной пары. В Пхеньяне, по ее разумению, смотреть тоже было особенно не на что Ведь она была дочерью самого пекаря и ей принадлежало право первой пробы с каждой партии лепешек из отцовской печи. И это право она собиралась оставить за собой даже когда станет женой белого Мастера Синанджу. И самое главное: она ни за что не покинет Синанджу и не станет селиться более чем в часе ходьбы от дома дражайшей матушки. - И останешься здесь, даже если я уеду? - Римо решил все выяснить до конца. - Да, - кивнула невеста. - Тогда прошу тебя стать моей женой. - Мы еще не выяснили, чей будет дом. - Он твой. - А посуда? Обеденный сервиз, чайный, праздничный и... - Все тебе, любимая! ГЛАВА ПЯТАЯ Это был великолепный план. Даже израильтянам впоследствии пришлось признать это. Под покровом ночи тысячи доу - утлых арабских рыбацких суденышек - отплыли из главного порта Идры, держа курс к берегам Израиля. Если бы идрийская армия воспользовалась недавно купленными советскими эсминцами, французскими канонерками или устроила бы конвой из нескольких имевшихся истребителей, Шестой флот США, безраздельный хозяин средиземноморской акватории, уничтожил бы цели еще до того, как они появились на экранах радаров израильских станций. Но рыбацкие доу были сделаны из дерева. Правили ими иракские рыбаки, как свои пять пальцев знавшие русло Евфрата. Своих соседей - Сирию и Идру - иракцы в общем-то не очень жаловали и терпеть не могли иранцев, которые даже не принадлежали к потомкам пророка, а были всего-навсего презренными персами. Однако встреча с мистером Эрисоном заставила и их уверовать в то, что война с Израилем, безусловно, стоящее дело. - Мы горды тем, что мы - арабы. Об этом отрадном факте иракцы не замедлили известить своих пассажиров в мундирах идрийской армии. - Мы - арабы, - кивали идрийцы, и острые носы деревянных корабликов резали волны, одолевая мили долгого пути к берегам Аравии. Странному мистеру Эрисону подчинялась даже погода: днем, когда американские самолеты неминуемо должны были обнаружить флотилию, над морем повис туман. Ночью на горизонте показалась армада Шестого флота. Море, насколько хватало глаз, было покрыто черными громадами кораблей, мигали огни, лучи прожекторов вспахивали волны. Было достаточно одной команды, чтобы обрушить всю эту устрашающую мощь на утлые посудины потомков Синдбада. И многие из людей, сгрудившихся на деревянных палубах рыбацких судов, в отчаянии начали было взывать к Всемогущему, умоляя его увести железных монстров за горизонт и оградить от опасности детей пророка. Но, к ужасу возносивших молитвы, мистер Эрисон отдал своему деревянному флоту приказ подойти вплотную к стальным чудовищам. Суденышки даже не пытались спрятаться. Они нападали. - Ради Аллаха, что вы задумали, генерал? - обратился к нему полковник Хайди. которого мистер Эрисон назначил начальником штаба идрийской армии. Полковник происходил из небольшого горного племени, обитавшего на краю великой пустыни. Он ненавидел море и боялся воды, однако первым шагнул на зыбкую палубу рыбацкой лодки, дабы подать пример своим соплеменникам. Но при виде деревянных суденышек, сомкнутым строем шедших против самого мощного в мире флота, в душе полковника начало постепенно расти смятение. - Что вы задумали? - переспросил он, потянув мистера Эрисона за рукав мундира. Пальцы полковника словно наткнулись на камень, прикрытый тонким сукном. - Таких трофеев наша армия еще не видела. - Трофеев?! Полковнику Хамиду Хайди показалось, что он ослышался. За два года, проведенных в русском военном училище, он усвоил, что Шестой флот США - один из трех крупнейших в мире. Данные о двух других русские оберегали особенно тщательно. - Подумайте, полковник, какую славу принесет нашей армии победа над американским флотом. Над лучшими из лучших моряками, офицерами, летчиками и самым мощным вооружением в мире. Это ли не достойная задача, черт возьми? - Но, генерал, разве цель войны - не победа? И не лучше ли начинать атаку, выяснив сначала слабые места неприятеля? - Кому нужна такая победа, полковник? Тогда начинать следует с военных госпиталей, притом с тех, где лежат получившие смертельные ранения. - Но я никогда не слышал и о тактике, когда блоха стремится победить верблюда. Темные глаза полковника Хайди сузились на бронзовом, с резкими чертами лице потомка многих поколений воинов пустыни. - Не беспокоитесь, полковник, вы ее оцените. Улыбнувшись, мистер Эрисон начал вполголоса напевать старинную песню, в которой говорилось о великих битвах прошлого - битвах, в которых арабы не знали поражений. Они победили крестоносцев, индусов, персов и франкских рыцарей. Так же победят они и этот американский флот, растянувшийся до самого горизонта и способный в мгновение ока уничтожить любой город на берегах Серединного моря - того самого моря, где родилась западная цивилизация, которую стерег сейчас этот многоголовый дракон из огня и стали. - Вспомните, - прервал песню мистер Эрисон, - и передайте другим. Слово "адмирал" - арабское слово, полковник. Когда-то вы выигрывали великие морские сражения. И снова будете выигрывать их. - Нет, - покачал головой Хайди. - Мы все умрем в этой водяной пустыне. - Умрем мы так или иначе, так лучше умереть, как подобает воинам. И Эрисон отдал деревянным корабликам команду рассредоточиться. Словно деревянные жуки, расползлись они по угольно-черному морю, окружая замершие в чутком сне стальные громадины. От радаров станций слежения Шестого американского флота не ускользало ничего. На экраны бесстрастных приборов попадала и муха, севшая на хвостовое оперение установленного на палубе "томагавка", и импульсы динамитных шашек, которыми глушили рыбу с лодок в полумиле от берега, и взрыв русской атомной боеголовки на другой стороне Земли. Не говоря уже о ракетах, самолетах, даже артиллерийских снарядах, случись одному из них разорваться на суше, в небесах или на море. Акустики флота могли слушать все телефонные переговоры от Рима до Тель-Авива и от Каира до Триполи. На экранах радаров оказывался и самолет, взлетавший в афинском аэропорту, и воздушный шар с туристами, поднявшийся с побережья Кипра. Отмечали они и подводные лодки, бороздившие глубину у самого дна, и раненого ската-манту, спасавшегося от стаи голодных акул в двух милях под килем крейсера. Торпеда, выпущенная в двадцати милях от стоянки судов, попадала в поле их зрения, едва вылетев из аппарата. Лишь одного не улавливали хитроумные приборы - плывущий по соленым волнам обыкновеннейший кусок дерева. Да эго и понятно - ведь военные корабли перестали строить из дерева лет сто назад, а может, и больше. И поэтому идрийский флот из тысяч деревянных лодчонок подобрался к самым бортам огромных сильных кораблей, и когда они подошли вплотную, страх сковал сердца доблестных идрийских воинов. Казалось, сама цивилизация Запада возвышалась над ними, грозя отправить на дно мощью своих орудий, жалами смертоносных ракет и ревом железных ястребов. - Что нам теперь делать? - шепотом спросил полковник Хайди. Еще минута - и их просто затянет под гребные винты и от всей идрийской флотилии останутся лишь щепки, плавающие на поверхности океанских вод. - Нападать - во славу вашего племени, вашего народа и вашей веры! - в полный голос ответил мистер Эрисон, и полковник Хайди забормотал молитву. Но мистер Эрисон предусмотрел все - и с лодки на лодку полетел шепот: - Снять веревки на зеленых тюках! Полковник вспомнил, что еще при погрузке эти тюки показались ему слишком тяжелыми для еды и слишком легкими для какой-либо амуниции. И некоторое время пытался догадаться, для чего мистер Эрисон приказал погрузить их по два на каждую лодку поверх ящиков с боеприпасами. Но когда солдаты на палубе сняли веревки с одного из тюков, стоявшая у борта винтовка словно прыгнула в его сторону. Ага, магниты - магниты, привязанные к веревочным лестницам. Хайди, не имевший оснований жаловаться на сообразительность, мгновенно догадался, каким образом собиралась идрийская армия штурмовать американские корабли. А почему нет? У борта стальных гигантов доу находились в абсолютной безопасности - вне зоны досягаемости орудий, самолетов и ракет. Мистер Эрисон разработал совершенный план быстрой и полной победы над самым большим и современным флотом в истории человечества. По веревочным лестницам идрийские воины - ножи в зубах и жажда победы в сердце - вскарабкались на борт авианосца "Джеймс К. Поук" и с военным кличем сынов пустыни хлынули на спящие палубы. Капитан авианосца, изучавший в каюте сообщения о военных полетах русских над Крымом, услышав крики, доносившиеся с палубы, лишь с улыбкой покачал головой, уверенный, что экипаж устроил вечеринку Морские пехотинцы, стоявшие в карауле, дрались как львы, но нападавших было гораздо больше. Летчики, не имевшие опыта рукопашного боя, и вовсе не могли долго сопротивляться врагу. Матросы сражались даже топорами и швабрами, но все было напрасно. Зеленое знамя ислама взвилось над капитанской рубкой "Джеймса К. Поука", и в первый раз со времен битвы при Лепанто средиземноморские берега стали свидетелями победы арабского военного флота. Пленных не убивали. Новый дух наполнил отныне сердца идрийских воинов, и частью его было уважение к тем, кто достойно сражался. - Ну а теперь скажите правду, полковник, - обратился мистер Эрисон к Хамиду Хайди. - Получали ли вы хоть раз в жизни подобное удовольствие? - Это больше, чем удовольствие, - покачал головой Хайди. - Это и есть сама жизнь. - Я знал, что вы это скажете. И как вы теперь насчет атаки на израильские базы в Негеве? - Только с одним условием - я не намерен драться с резервистами. Нашим противником должна быть регулярная армия, - вскинул голову полковник. Его уже мало заботило то, каким образом собирается мистер Эрисон победить страну с самым большим в мире количеством вооружения на квадратный дюйм. В Вашингтоне сообщение о нападении грянуло как удар грома. Ядерный авианосец оказался в руках одной из самых слаборазвитых стран, до сей поры сосредоточивавшей свои военные усилия на взрывах кошерных ресторанов в Париже, похищениях американских священников и безуспешных попытках купить атомную бомбу, дабы применить ее в священной войне с неверными. Теперь у них было более чем достаточно этих бомб, а также ракет и разного другого оружия. Они находились в самом центре Шестого флота и могли - если бы только знали, как пользоваться захваченным оборудованием, - уничтожить Вашингтон. Нью-Йорк или любой другой город мира. Но генерал Мумас не собирался уничтожать города, он требовал передачи их в его собственность. И не только городов - всех частей и стран света, где урожай не зависел от засухи и не было мухи цеце. Иными словами, он требовал то, что обычно называли первым и вторым миром. Решение проблемы было непростым и требовало немалого мужества: решатся ли Соединенные Штаты потопить собственный боевой корабль? Сложность усугублялась тем, что мужество это требовалось от одного человека - президента Соединенных Штатов Америки. - Я не собираюсь платить за это жизнями американских парней. - Таковы были первые слова президента. - Есть другие варианты решения. В санатории "Фолкрофт", в кабинете доктора Харолда У. Смита зазвонил телефон. - Если мы нуждались в вас раньше, то это не идет ни в какое сравнение с нынешней ситуацией, - раздался в трубке голос президента. - Пошлите ваших людей на захваченное судно и верните флагмана Шестого флота Америке. - Видите ли... В данный момент я лишен возможности сделать это. - Как это понимать? - Дело в том, что оба моих подчиненных вернулись и Корею, в ту самую деревню... Ну, вы сами знаете. - Вызовите их немедленно! Объясните им, что это самое важное из всех заданий. - Я постараюсь. Но боюсь, что они больше у меня не работают. - Не работают? Они не могут так просто оставить службу. Это невозможно, и вы это знаете. Обычно спокойный и хорошо поставленный голос президента предательски задрожал. - Кто сможет помешать им сделать это, господин президент? - В таком случае умоляйте их, стойте на коленях, предложите им все, что они захотят - хоть всю Калифорнию, если им придет такая мысль. И помните, что в ином случае нам придется отдать ее этому маньяку Мохаммеду Мумасу. - Попытаюсь, сэр, - ответил Харолд У. Смит. А цивилизованный мир готовился к закланию. Церемонию бракосочетания Пу Каянг и белого Мастера Синанджу, разумеется, не могла прервать такая мелочь, как срочный звонок из Америки. Для любого Мастера брак - священное действо, объяснил на ломаном английском деревенский пекарь, отец брачующейся. Именно ему пришлось поднять трубку, потому что Чиун, почитавший, как известно, белого своим сыном, занимал в свадебной процессии почетное место и не мог пренебречь своими обязанностями. По обычаю, по полу хижины пекаря разбросали четыре мешка ячменных зерен. В воздухе, дразня обоняние гостей - в том числе и великих Мастеров Синанджу, - плавал запах жареных свиных ребрышек. Тем не менее все знали, что Мастера Синанджу не едят свинину, а довольствуются рисом. На протяжении веков эта деревня была родиной великих Мастеров Синанджу, и теперь, когда сын Чиуна брал в жены красавицу Пу Каянг, жители могли быть уверены и том, что род Мастеров продолжится. А раз так, то у жителей Синанджу была надежная гарантия благосостояния, причем не требовавшего с их стороны особых усилий. Мастера обеспечивали деревню всем необходимым не одно тысячелетие, и было похоже на то, что и впредь все будет точно так же. А белая кровь рассосется за одно-два поколения, да и вообще это не особенно важно. За ее долгую историю Корею завоевывали не раз - сначала монголы, потом китайцы, японцы. Маленьком стране нечасто выпадала возможность распорядиться своей судьбой. Исключение составляла лишь деревня Синанджу - слава Мастеров хранила ее от захватчиков. И когда на смену власти азиатских императоров пришло европейское изобретение - коммунизм, все знали, что со временем и это пройдет. Все пройдет, и останется лишь Синанджу. Пу Каянг несли по улицам под восторженные крики односельчан, выстроившихся от главной площади до самого ее дома. В доме новобрачную смиренно ожидал Римо, облаченный в европейский костюм, наскоро сшитый по такому поводу местным умельцем. Не забыли даже о белом галстуке. Чиун предпочел ограничиться белым кимоно и островерхой соломенной шляпой, сильно смахивавшем на дымовую трубу - неотъемлемой частью местного гардероба для торжественных случаев. Римо с каменным лицом выслушал традиционные заверения родителей Пу в непогрешимой девственности его нареченной невесты. - Нисколько в этом не сомневаюсь, - заверил он родственников. - Ибо кто же отважится сделать это с ней по собственной воле? Чиуну ответ новобрачного не понравился. - Ты непочтительно отзываешься о женщине, которая станет твоей женой и матерью твоего ребенка. - Хотя бы сейчас не напоминай мне об этом, папочка. Наконец в хижину вошла сама Пу. Половицы скрипели и гнулись под ее шагами. Мать невесты улыбнулась жениху. Отец невесты тоже улыбнулся Римо. Шире всех улыбался Чиун. Новобрачный хранил молчание. Перед молодыми возник священник, специально для такой оказии привезенный из города. После произнесения им положенной речи Пу в ответ долго заверяла всех в своей преданности и любви, не забыв упомянуть о размерах полученного выкупа. Римо свел свое выступление к краткому "да". Поскольку Римо, по общему убеждению, был западным человеком, все настаивали, чтобы он поцеловал невесту, как это принято там, на Западе. Замирая от восторга, Пу подняла широкое лицо к мужу и закрыла глаза. Римо быстро чмокнул ее в щеку. - Так на Западе не целуют, - разочарованно протянула она. - А ты откуда знаешь? - удивился Римо. - Ты же никуда не ездила! - Я сейчас покажу тебе, как целуют на Западе. С этими словами Пу, встав на цыпочки, яростно присосалась к губам Римо, одновременно пропихивая между ними свой язык в деятельных поисках языка супруга. В первую секунду Римо показалось, что какой-то вампир с нечеловеческой силой пытается вырвать у него челюсти. В конце концов ему удалось вырваться из объятий Пу. Сплюнуть ему помешало лишь уважение к брачному ритуалу. - Ты где... научилась этому? - с трудом выговорил он. - Я много читаю! - ответствовала Пу с гордостью. - А, ясно... Ладно, вечером тебе придется потренироваться одной. У меня, знаешь ли, очень много работы... А что, свадьба еще не кончилась? - Есть еще много вещей, которые ты должен выполнить, Римо, - недовольно поморщилась Пу. - Наши совместные супружеские обязанности... - Все наши супружеские обязанности оговорены и этом... в брачном контракте. - Я говорю о других вещах... ну, ты сам понимаешь. О том, о чем обычно не говорят вслух. - Вслух говорят обо всем, - наставительно заметил Римо. - Брачные контракты для того и придуманы. Кстати, две сотни шелковых коконов должны доставить со дня на день. - Она права, Римо, - вмешался Чиун. - Кое-какие обязанности ты должен выполнить. - А ты, папочка, вмешиваешься в мою личную жизнь. - А ты как думал? - поднял брови Чиун. Замечание воспитанника немало его изумило. Римо знает его больше двадцати лет - и не глупо ли с его стороны говорить подобное? Он не только собирался вмешиваться в так называемую личную жизнь Римо, но и проследить за тем, чтобы плод этой личной жизни получил надлежащее воспитание. И Римо сам мог бы догадаться об этом. - Ну, если моя личная жизнь так тебя занимает, предоставляю тебе и эти самые обязанности, - прервал мысли наставника Римо. - Свои обязанности перед Синанджу я уже выполнил. Теперь очередь за тобой. - И, повернувшись к гостям, Чиун дал Римо понять, что разговор окончен. - За свою жизнь Римо успел узнать только белых женщин, - извинялся перед гостями Чиун. - А это - настоящие дьяволицы. Они замутили его разум. Но я уверен, что очень скоро он осознает, какое сокровище наша бесценная Пу, и нужным образом на это откликнется. - Он должен выполнить все это именно сегодня, - надулась Пу. - В контракте ничего об этом не сказано. - Это подразумевается! - упорствовала Пу. - Теперь ты сама видишь, моя милая, - обратился Чиун к невесте, - в каком обществе я вынужден был провести два десятка лет! Среди гостей возникло некоторое волнение, чему в немалой степени способствовали тяжелые удары по полу, сопровождавшиеся треском. Пу имела привычку топать ногами от ярости. - Но - нет-нет, я не жалуюсь, - быстро добавил Чиун. - Конечно, не жалуется, - поддержал его пекарь, отец невесты. - Мастер Синанджу не имеет права жаловаться. Все собравшиеся горячо с ним согласились. - Многие скажут, что у меня есть все причины для этого, и будут правы. Но я предпочел воздержаться. Разве достигнешь чего-нибудь жалобами? - развивал свою мысль Чиун. Все снова дружно поддержали его. Все, кроме Римо. - Жалобы - это вся твоя жизнь, папочка. День, прошедший без них, ты считаешь пропащим, - проворчал он. И все снова согласились с тем, что Римо неблагодарный. В особенности оценила эту мысль Пу. - Верите вы или нет - ныть он умеет здорово, - защищался Римо. - Придет день, и я останусь единственным Мастером в Синанджу, вот тогда, даю слово, вы все меня узнаете. Я помню все! Чиун, продолжатель дела Дома Синанджу, даже задохнулся от этих слов. Какая неблагодарность! Но что удивительно: как сумел этот паршивец уразуметь, что единственный путь к сердцам его смиренных односельчан - это хорошо сформулированная угроза? Шум в комнате смолк. Пу принялась было всхлипывать, но Римо, распахнув дверь, решительно шагнул во двор, блестевший под луной свежей грязью, и вскоре его высокая фигура уже поднималась по склону холма. Внутри сокровищницы Синанджу было пусто. Римо помнил те времена, когда все пространство между деревянными стенами было занято сундуками, нитками жемчуга, прекрасными статуями, россыпями золотых монет, отчеканенных при забытых дворах давно умерших правителей. Он, помнится, еще удивился, когда впервые увидел их - многие монеты выглядели совсем новыми. А какими прекрасными были статуи из слоновой кости! В этих сокровищах была сама история - нетронутая, живая. Дом Синанджу потерял не просто монеты и слитки золота, а память о том, сколь древен славный род ассасинов. Конечно, если бы Римо мог, то обязательно вернул бы сокровища, но это было не в его силах. А потому оставалось лишь служить верой и правдой Дому Синанджу, частью которого был он сам. Этого требовала память великих Мастеров Синанджу. Она и была подлинным сокровищем. То, что знал теперь он, его чувства, его разум, его тело. Чиун сдержал слово - свитки в ожидании Римо лежали на деревянном полу. Римо был уверен, что найдет упоминание о мистере Эрисоне в тех частях, где рассказывалось об услугах ассасинов Синанджу владыкам викингов, - фамилия была явно шведской или норвежской. Но, к его удивлению, именно этих свитков среди разложенных у стены пергаментов не было. Вместо них Римо нашел те, в которых рассказывалось о Риме и Греции - с двухтысячного года до Рождества до двухсотого года нашей эры. Римо принялся искать и в них имя Эрисона. Перед глазами его мелькали перечни даров, пожалованных ассасинам римскими императорами, списки услуг, оказанных им, замечания о новой странной религии, возникшей в далекой Иудее, о которой тогдашний Мастер писал, что она не имеет будущего, ибо любезна только рабам и бедным. Несмотря на это, мудрый Мастер посоветовал своим последователям изменить кое-что в новой вере, после чего она, несомненно, станет пользоваться большей популярностью. Надо лишь сделать так, чтобы она приглянулась и людям более состоятельным. А если просто повторять на всех углах "блаженны нищие" - вряд ли этим чего-нибудь добьешься. За сим следовал пространный комментарий, вызвавший некогда не менее пространные восторги Чиуна, - заметки о жизнеспособных и нежизнеспособных религиях. В нем говорилось, в частности, что за Иисусом люди не пойдут, поскольку его вера не защищает интересы богатых и могущественных, ее последователям не обещают при жизни власти и земных благ, и вследствие вышесказанного в ней нет места для ассасинов. Да и кто всерьез может увлечься сектой, учение которой предписывает прощать врагов своих? Однако время многое изменило, и христиане превратились в таких же надежных работодателей для ассасинов, как и последователи любого другого вероучения. Но вначале, особенно во втором веке, когда народы один за другим принимали новую веру, она доставила Мастерам Синанджу немало хлопот. Правда, были еще и уходящие в темную глубь веков культы Дионисия, Изиды, Митры и Молоха, к которым в Синанджу тоже всегда относились с опаской, но в этой части свитков Римо не обнаружил ни слова о мистере Эрисоне. Ни упоминания о нем, ни похожего описания. Но ведь он был. Римо сам видел его у Литл Биг Хорн. Подняв голову от свитков, Римо понял, что снаружи к сокровищнице Синанджу неспешной поступью приближается Чиун. Римо чувствовал движения его тела, слышал беззвучные шаги учителя, видел, как его маленькая фигурка появилась на пороге пустой деревянной хижины, еще недавно хранившей богатства тысячелетий. - Сокровища Синанджу, - вымолвил Чиун тихо. - Я знаю, - кивнул Римо. - Их больше нет. - Только когда мы снова их обретем, сможем справиться с этим мистером Эрисоном. А до тех пор пусть мир пребывает в безумии, Римо. - С каких это пор ты стал вспоминать о мире, папочка? - Стал. Потому что если бы его не было, нам было бы негде работать. - Ну, для ассасина есть работа всегда и везде. - Не всегда и не везде. Чиун сурово взглянул на Римо и в последовавшие пять минут угрюмо молчал, а затем с неохотой сообщил, что их вызвал доктор Смит из "Фолкрофта", но Чиун ответил ему, что ни он, ни Римо больше не покинут Синанджу. - Боюсь, - покачал головой Римо, - в отношении меня это обещание было опрометчивым. - Не было, потому что на тебе лежит ответственность перед Пу, нашей драгоценной Пу Каянг Уильямс. Надо же, какая смешная фамилия! Кстати, она интересовалась, обязательно ли ей сохранять ее. - Передай ей, что у нее передо мной вообще нет никаких обязательств. Телефонная линия была специально проведена в дом пекаря перед самой свадьбой. Римо подошел к аппарату, провожаемый враждебными взглядами новоиспеченных родственников. Подмигнув, он улыбнулся родителям Пу - те с негодованием отвернулись. Он улыбнулся Пу - та разразилась рыданиями. Телефонная трубка все еще лежала на столе. - Привет, Смитти. Если вы серьезно насчет ситуации, то, пожалуй, я выезжаю. - Хвала Провидению... Если не секрет, что заставило вас изменить ваши планы, Римо? - Какие там планы. Долг - прежде всего, сами знаете. - Да, верно... Дело в том, что у нас опять проблема Авианосец "Джеймс К. Поук", вместе с экипажем и вооружением, захвачен людьми этого шизофреника - Мохаммеда Мумаса, президента Идры. Как ему это удалось - не имею понятия, но сейчас все имеющееся на борту ядерное оружие находится в полном распоряжении этого психа. Пентагон уже переехал в подземные бункеры, вокруг захваченного авианосца дежурит весь Шестой флот, под его килем ждут приказа с десяток наших подлодок, но все дело в том, Римо, что мы не хотим расплачиваться жизнями этих ребят. Сможете проникнуть на корабль и спасти их? - Мне кажется, начинать нужно не с этого, а, так сказать, с головы. - Вы имеете в виду Мумаса? - Именно его, Смитти. - А если этот маньяк не боится смерти? - Ну, я уж что-нибудь придумаю. - А почему вы так взволнованы, Римо? - Не взволнован - просто я тяжел на подъем, и если бы не жизни десятков ни в чем не повинных парней, я, может, и не уехал бы отсюда. - Если бы я вас не знал, я бы подумал, что вас женили. В ответ Римо повесил трубку, после чего с миной глубокой печали известил Пу, что только зов его любимой родины смог бы вынудить его покинуть благословенные пределы Синанджу в первую брачную ночь - но, увы, сейчас именно тот случай. И еще не закончив фразы, понял, почему Чиун умеет так здорово врать - он лет сорок состоял в браке. Пу, просияв, ответила, что это не страшно, разумеется, она отправится с ним. - Я не могу взять тебя с собой, - запротестовал Римо, - это очень опасно. - Рядом с Мастером Синанджу никакая опасность не страшна! Лицо Пу лучилось радостью. Родители Пу, стоя в отдалении, согласно кивали. По мере того как родня паковала вещи, собирая молодых в свадебное путешествие, улыбка на лице невесты становилась все шире, и когда американский вертолет приземлился прямо перед домом пекаря, у крыльца уже ожидал багаж из пятнадцати сундуков самых разнообразных форм и размеров. - А это зачем? - сумрачно спросил Римо, указывая на ящик размером с малолитражный автомобиль. - Это наша супружеская постель. - Пу удивленно захлопала ресницами. - Мы же не можем начать медовый месяц без нее, правда, милый? К тому времени, как Римо наконец прибыл в Идру, он был готов убить кого бы то ни было без особых на то причин. По случаю хмурого утра, жары или дурного настроения. Подошел бы любой повод. Пу он оставил в дружественном Иерусалиме, пообещав на обратном пути из Идры забрать ее. Та скрепя сердце смирилась с необходимостью, взяв с него слово, что он вернется. Пу Каянг, дочь пекаря из корейской рыбацкой деревни, получила номер в отеле "Царь Давид". Когда-то в нем останавливались Анвар Садат, Генри Киссинджер и президент Никсон. Номер вполне удовлетворил Пу - при условии, что ей предоставят еще один для багажа и туалетов. А поскольку платил за все Госдепартамент США - Смиту удалось устроить это, - Римо велел администрации удовлетворять все просьбы жены. Старший портье нервно проглотил слюну. Вечером Римо был уже в Каире, где пересел на лайнер, вылетавший в Рабат, а оттуда рейсом марокканской компании вылетел в Идру. Республика Идра уже трижды подписывала с Марокко договор о политическом объединении и раза три объявляла Марокко войну как предателю интересов арабского мира. Остальные страны, от Йемена до Ирака, генерал Мумас почитал лояльными. Это распространялось и на Палестину - точнее, за отсутствием оной, на Организацию ее освобождения. В данный момент Марокко считалась союзником Идры в рамках пан-арабского договора, и потому марокканские самолеты могли беспрепятственно садиться в столице республики. Однако еще в Израиле Римо предупредили, что в Идре его могут ждать неприятности, причиной которых станет его американский паспорт. На что Римо ответил: - Посмотрим. И когда таможенник в идрийском аэропорту, хмуро глянув на Римо, потребовал паспорт, Римо убил таможенника. Даже самых хладнокровных людей брак способен довести до белого каления. Отфутболив голову таможенника к дверям, Римо вышел из здания аэропорта в толчею столицы республики Идра - маяка революции, стража ислама и неутомимого борца с сионистской экспансией. Паспорт Римо почему-то никого больше не заинтересовал. Большая часть великой идрийской армии отбыла в победоносный поход на Израиль, и поэтому резиденцию генерала Мумаса охраняли всего несколько человек. Сидя в караульном помещении, стражи в сотый раз слушали по радио репортаж о захвате идрийской армией авианосца "Джеймс К. Поук". Сообщение это каждый час передавалось по радиостанциям всего арабского мира. Великая победа - мужество и хитрость против превосходящих сил неприятеля. Идрийские солдаты проявили такое дерзновение и храбрость, что теперь их уважали даже враги. И хвалебные эпитеты в их адрес можно было увидеть уже не только в левых изданиях и листовках неонацистов. А люди... На улицах не было возбужденных толп, никто не стрелял в воздух в порыве радости. Новое чувство захлестнуло сердца людей - уверенность, подобной которой арабский мир не помнил с древних времен. Чтобы не устраивать шума, Римо просто прошел вслед за охранником, направлявшимся к дворцу, и вскоре уже входил в массивные двери отделанного мрамором помещения, известного под названием "Ставка командования революционного народа". Генерал Мумас, в белом кителе с таким количеством медалей, что их хватило бы на все войны за последние полтораста лет, сидел у радиоприемника, слегка кивая в такт заявлениям комментаторов, называвших его "солнцем исламского мира" и "величайшим арабским лидером всех времен". Римо вцепился в копну курчавых черных волос генерала и энергично встряхнул его. Несколько медалей со звоном упали на пол. - Ты - один из его людей? - спросил генерал. - Вы пришли все-таки за моей жизнью... - Я пришел за нашим кораблем. - У меня его нет, - развел руками генерал. Большим и указательным пальцем свободной руки Римо сдавил на генеральской шее тонкую жилку нерва. Генерал закричал. - Я... я больше не властен над ними! Клянусь... они не подчиняются мне! - А ты постарайся. Уж связаться-то с ними ты можешь, я думаю. - Я... я связывался... но они не желают слушать меня. - Так попробуй еще, - предложил Римо. Пока слуги тянули из соседней комнаты отделанный золотом телефонный аппарат, Римо задумчиво полировал физиономией генерала мраморную столешницу. Не будь этот тип в данный момент так ему нужен, Римо не задумываясь покончил бы с ним. Он чувствовал, что ненавидит даже эти мраморные стены. Но если бы его разум целиком захватила эта жаркая волна ненависти, действия Мастера Синанджу стали бы опасны прежде всего для него самого, а допускать подобное Римо не собирался. Именно холодный разум давал силу Мастеру. Наконец телефон подтянули к мраморному столу, и генерал, всхлипывая от боли, вышел на связь с бортом "Джеймса К. Поука". Он сразу узнал голос в трубке - это был полковник Хамид Хайди. - О брат мой, мы повелеваем тебе побеседовать с нашим гостем... - Я занят, - последовал резкий ответ. - Чем же можешь ты быть... - Приведением боеголовок в полную готовность. Мы на траверсе Иерусалима и накроем их систему ПВО первым залпом. Генерал, покрывшись испариной, накрыл рукой трубку: - Может... попытаться остановить их? - Погоди. - Римо нахмурился. - Это дело нужно хорошенько обдумать... ГЛАВА ШЕСТАЯ - Их нужно остановить, - кивнул Римо после секундной паузы. Мысль об Иерусалиме, исчезающем в ядерном вихре... Священный город трех мировых религий, родной дом для одной из них. И потом, за драгоценную Пу он тоже несет ответственность: в деревне Синанджу все знают, что ей нечего бояться, раз она под защитой Мастера. И если с ней что-нибудь случится, Чиун никогда не простит его. Что же, спасать священный город, столицу давнего союзника Америки, только из-за того, что он боится гнева Чиуна? Неужели Синанджу настолько вытеснила из его памяти уроки сестер-монахинь из приюта для сирот в Ньюарке, что он не подумал даже о том, что этот город - родина христианства? Неужели он дошел до этого? Дошел, хмыкнул про себя Римо, и довольно давно. - Скажи ему, что высылаешь им на помощь своего эмиссара. - Вы действительно поможете им? - По-моему, в этом они меньше всего нуждаются. - Но что вы сможете сделать в одиночку? - Пробрался же я сюда, - кивнул Римо на тело охранника, лежавшее у раскрытых дверей. - Может быть, нам удастся договориться? - Никоим образом. - Вы могли бы устроить так, чтобы ни один из моих людей на этом корабле не сошел бы на берег? Если да, то сколько вы просите? Римо давно разгадал ход мыслей генерала, но решил на всякий случай прикрыться маской непонимания. - Вы хотите уничтожить их? - спросил он, изобразив изумление. - Видите ли, у меня возникли трудности, суть которых, возможно, вам непонятна. Разумеется, я был и остаюсь борцом против империализма, сионизма, капитализма и угнетения. Я - за исламский образ жизни. - Генерал задумчиво отхлебнул из бокала виски с содовой - продукт столь же запретный для мусульманина, как свинина. - Но чтобы остаться во главе этой борьбы, нельзя мириться с существованием конкурентов. Или позволить, чтобы кто-то обошел меня в этом поединке со злом. Вы понимаете? - Не очень. - Предположим, они уничтожат гнездо сионистов, оккупирующих палестинские территории. - То-то вы будете рады. - Конечно. Это будет великая победа над нашим общим врагом, но победа не моя, а этого выскочки. Сначала он и его приспешники возьмут Иерусалим, а потом... кто знает? Дамаск? Эр-Рияд? Каир? Кто остановит их? - К чему ты клонишь, приятель? - От имени борцов с сионизмом, независимых арабских и исламских государств, мечтающих восстановить нашу законную власть над Иерусалимом и борющихся за это во имя Аллаха и нашего будущего, я предлагаю любую цену за то, чтобы ни один из находящихся на борту "Джеймса К. Поука" героических борцов за дело арабского мира не сошел с корабля на берег - ни сейчас, ни когда-либо впоследствии. - То есть я должен убить их? - Любую цену! И я гарантирую вам поддержку своего и любого другого правительства. Вы, должно быть, знаете - мы не бедняки. - Тогда для начала, генерал, вот что... И Римо перечислил все пришедшие ему на память сокровища, украденные некогда из деревни Синанджу, пока он, ученик Мастера, выполнял очередное задание КЮРЕ. - Даже для начала это многовато. - От вас требуется только сказать, где это находится, а и уж сделаю остальное. Обещание вкупе с заверениями в великой и неувядающей любви было дано немедленно. Возможно, американец и выполнит задуманное, но, безусловно, погибнет при этом и сам. И тогда генералу Мумасу не придется разыскивать весь этот умопомрачительный список. Но янки, однако, не дурак - знает, какой гонорар потребовать... Когда чертов американец уже находился на борту генеральского самолета, вылетевшего в район дислокации "Джеймса К. Поука", ныне переименованного в "Джихад", генерал связался с захваченным кораблем и попросил полковника Хайди к аппарату. Теперь он разыграет другую карту, и тогда выяснится, кто действительно сможет возглавить этот поход. - Дорогой полковник, - генерал постарался придать голосу некоторую задушевность, - мне показалось, что моей армии нужен новый командующий. - Нет, - коротко ответил полковник. - Что "нет"? - Нет никакого повода начинать со мной этот разговор, генерал. Я солдат, а не охотник за званиями. Я - один из победивших в честном бою. И если мне суждено носить генеральское звание, я получу его только на поле боя, поле чести. - Но и я говорю о чести - о чести получить звание фельдмаршала... - Вы хотите, чтобы я предал своего командира, генерал. Но я не стану этого делать. Я встречусь лицом к лицу с любым врагом, а умру я или вернусь с победой - это будет зависеть лишь от моего мужества и военного опыта. Но - больше никаких заговоров. Больше не будет убитых детей, автомобилей, начиненных взрывчаткой. Я собираюсь сражаться и умереть как солдат, как мужчина, как арабский воин. - Твои слова, о брат мой, проливают свет в мою душу. Твои честность и мужество будят во мне чувство стыда. Разреши же поздравить тебя с назначением первым заместителем командующего армией Идры! Генерал подозвал к аппарату другого полковника и, когда тот подошел, зашептал в трубку: - Этот Хайди определенно сошел с ума. Он замышляет убить всех вас, полковник. Приказываю вам немедленно арестовать его и принять у него командование. Вас я назначаю генералом. Действуйте, генерал. - Я не нанесу своему собрату по оружию удар в спину, - последовал ответ. - И если я заслужу генеральское звание, то убивая врагов, а не братьев-арабов. - Как верно! Как это верно, - с придыханием повторил генерал, после чего поинтересовался, есть ли поблизости другие полковники. За двадцать минут он предложил пост главнокомандующего дюжине кандидатов, но все они отвергли его предложение. При этом говорили они не нормальным, обычным, языком, а какими-то странными фразами, изъясняясь весьма напыщенно и цветисто. Последней попыткой генерала был разговор с полковником, из-за которого, собственно, все и началось. Бывшего полковника, а ныне генерала Эрисона очень заинтересовало известие о том, что скуластый американец с темными глазами вылетел на истребителе в сторону "Джеймса К. Поука", рассчитывая приземлиться прямо на палубе авианосца. - Он замышлял убить вас - и я спросил себя, не мой ли долг защитить величайшую из наших побед, предупредив вас о его появлении? Но вы в безопасности, генерал: я дал ему самолет, лишенный оружия. А поскольку за штурвалом не русский, а идрийский пилот, он, возможно, даже не дотянет до авианосца. - А что должен сделать в свою очередь я? - О, ровно ничего, лишь отложить атаку на Иерусалим и встретиться с другими арабскими лидерами. Вы будете назначены командующим победоносной армии всего арабского мира. Вы можете стать его единоличным правителем! На другом конце провода раздался громкий хохот: - Ах, генерал, да вы, верно, не поняли. Я ведь уже получил то, чего добивался. Мне не нужен весь мир - мне нужна война - милая старомодная война, Мумас! - О, конечно, конечно, борьба исцеляет душу. Но... ведь у всякой воины, генерал, должна быть цель... - Война сама по себе и есть цель, приятель! - снова рассмеялся Эрисон, и в трубке раздались гудки. Сев в самолет, Римо сразу понял, почему боевой потенциал идрийских ВВС, оснащенных самыми современными самолетами, какие можно купить за деньги, полностью игнорировался Мумасом, предпочитавшим похищать гражданские авиалайнеры, громить кошерные рестораны и взрывать дискотеки поблизости от американских военных баз. На высоте двух тысяч футов пилот идриец, сидевший за штурвалом самого мощного русского истребителя, повернулся к Римо и спросил его, как дела. Спросил он это по-русски. Римо помнил еще кое-что из русского времен средневековья, усвоенного им при изучении свитков Синанджу, в которых рассказывалось о службе ассасинов русским царям. - Кажется, все путем, - вспомнить странный язык было нелегко, но фраза все-таки получилась. - Хотите взять управление на себя? - спросил пилот. Он был одним из обладателей звания Героя Идры, в кителе, сплошь увешанном медалями за нанесение потерь врагу. В газетах сообщалось, что он успел сбить пятьдесят израильских, десять английских и двадцать американских боевых самолетов. В бытность свою на дипломатической службе он застрелил английского полицейского из окна идрийского посольства в Лондоне, а когда за это был выслан из Англии, то по прибытии на родину получил из рук президента награду за боевые действия против британских вооруженных сил. - Да нет, спасибо, - ответил Римо. - У вас прекрасно все получается. Глядя в бездонное голубое небо над головой, Римо ощущал себя его частью - птицей, облаком... Да, об этих новых истребителях говорили правду. Не машина - висящее за плечом оружие. Сам он оружия не любил, больше доверяя собственному телу, но для обычного двуногого такая машина могла сделать немало: он становился сильнее, быстрее, увертливее. Бам, трах - и ты уже в небе. Здорово! - Вам понравился мой взлет? - спросил летчик. - Замечательно. - Может быть, разбег надо было увеличить? - Может. - Сопротивление было слишком большим. Я потому и спрашиваю. - Я не знаю, - признался Римо. - Вам, значит, разбег не показался коротким? - Какой разбег? - Разве вы не русский инструктор? - Нет. Я пассажир. - Что?! - возопил пилот. - А кто же будет сажать эту штуку?! - А вы что, сами не можете? - Могу. Я делал это уже несколько раз на тренажере, но рядом со мной всегда сидел русский офицер... - Можете - значит, можете, - пожал плечами Римо. - Но на авианосец!.. - И на него сможете. - Для этого нужно специальное обучение! - Я вас научу, - пообещал Римо. - Как же вы меня научите, если не умеете сами? - Я не говорил, что не умею. Я не умею только водить самолет. - Но это же чепуха какая-то! - вскричал насмерть перепуганный идриец. - Не волнуйтесь, - успокоил его Римо. - Все будет хорошо. Давайте, заходите на авианосец. Для этого им пришлось пролететь над всем Шестым флотом. Уже несколько минут их "пасли" американские истребители, пролетая в угрожающей близости. - Вы не думайте о них. Пусть они вам не мешают. - Как же мне о них не думать, спрашивается? - Я вас этому научу. И как сажать самолет - тоже. - Но вы же сами сказали, что не умеете. - Нет, - согласился Римо. - Мне кажется, вы сумасшедший. - Нет - просто еще живой и надеюсь таким же и оставаться. Итак, первое, на что вам нужно обратить внимание, - это небо. - Оно все забито американскими самолетами. И эти пилоты считаются лучшими в мире... хотя нет, лучшие, пожалуй, израильские. Мы, наверное, прокляты, нам все время попадается сильный противник. - Вы не следуете моим указаниям. Всмотритесь в небо. Думайте о нем, слушайте его, чувствуйте. Облака, воздух, влагу, простор... станьте частью всего этого. - Мне кажется, у меня почти получилось... - Теперь дышите. И думайте о своем дыхании. Думайте о вдохе, о выдохе, снова о вдохе... - Думаю... о, мне кажется, я чувствую себя лучше... - Разумеется. А теперь вспомните о самолетах - и забудьте о них. - Я и не вспоминал... - Конечно. - Но как вы это делаете? - Очень просто: если я велю вам не думать о желтом слоне, вы только о нем думать и будете. Но когда вы начинаете думать о дыхании, то автоматически отключаетесь от всего, что вокруг вас. - Да, это верно... - Ваше дыхание - самое важное, - продолжал Римо. - Растворитесь в нем. Он увидел, как опали судорожно поднятые плечи летчика, - тот явно расслабился. Теперь даже имеющийся у него малый опыт должен сработать. Римо помог ему снизиться, пройти сквозь облака, и когда внизу показался крохотный, словно поплавок, силуэт авианосца, всячески - отвлекал пилота от разговоров о посадке, заставляя его в то же время думать о палубе как о ровном, широком поле, а не как об обрыве или крае пропасти. Один из самых сложных маневров в авиации - посадка на зыбкую палубу военного корабля, но прежде чем пилот успел это осознать, истребитель уже заруливал на посадочную площадку. В этом и была хитрость - если бы пилот хоть на секунду вырвался из-под власти уверенного голоса сидевшего рядом с ним человека с широкими запястьями и понял, что все-таки сажает самолет, то неизбежно запаниковал бы. Самолет немедленно окружили идрийские солдаты, сплошь увешанные оружием, но они не держали автоматы наизготовку, как охранники в президентском дворце Эти люди вели себя совсем по-другому. Однако любому, осмелившемуся нарушить их обманчивое спокойствие, явно не поздоровилось бы. Именно так, вспомнилось Римо, вели себя и оджупа у Литл Биг Хорн. Здесь чувствовалась рука Эрисона, Римо не сомневался в этом. Правда, авианосец выгодно отличался от дакотской степи - песчаных бурь здесь не было. А значит, у мистера Эрисона не будет и возможности исчезнуть в песчаном смерче. Римо, выбравшись на палубу, повернулся к солдатам: - Эрисон. Не слыхали про такого? Я ищу его. - Это наш генерал. - И где он? - Везде, где ему заблагорассудится. Он не докладывает нам, - усмехнулся высокий малый с карабином. Поскольку Римо прилетел на идрийском самолете, солдаты приняли его за русского инструктора. Никто из них все равно не поверил бы, что их брат-идриец самостоятельно посадил самолет. Они наперебой рассказывали ему как замечательно генерал Эрисон научил их сражаться. Теперь они могли побеждать без помощи машин, лишь собственной храбростью. В сопровождении идрийского солдата Римо обошел ангары под верхней палубой. В кабине одного из истребителей сидел пленный американский летчик. У морских пехотинцев лишь отобрали оружие, но обращались с ними хорошо и даже кормили. В кают-компании держали под стражей матросов и офицерский состав. Но Эрисона нигде видно не было. В конце концов, тронув своего провожатого за плечо. Римо виновато произнес: - Вообще-то у меня для вас неважные новости. Я, видите ли, американец. - Тогда ты умрешь, - немедленно среагировал араб, вскидывая тупоносый "узи". Ствол смотрел Римо прямо в солнечное сплетение. Араб в долю секунды нажал на спуск - обычный солдат никогда не сумел бы так быстро сделать это. Но он был хоть и необычный, но все же солдат, и Римо размазал его по железной двери. - Корабль надо вернуть, - обратился он к морским пехотинцам, наблюдавшим за динамичной сценой из своего узилища. - Эти ребята задали нам перцу, - заметил один из них. - Теперь наша очередь. - Вот это верно! Подобным же способом Римо освободил запертых внизу моряков, затем - пилотов в ангарах. Там и началось сражение, постепенно приближаясь к капитанской рубке. Внутренние проходы в мгновение ока оказались завалены трупами. От стен и балок, высекая искры и сея смерть, рикошетировали автоматные пули. Бой шел с полудня и до полуночи, когда последний из идрийцев, зажав в руке нож, кинулся на моряка, вооруженного ручной гранатой. Победила, как и ожидалось, техника. И тогда из громкоговорителей раздался голос: - Вот это мне нравится. Таких ребят я люблю! Честь и слава вам, доблестные воины! Это был Эрисон. По палубе трудно было ходить - она стала скользкой от пролитой крови. Оставшиеся в живых с трудом держались на ногах. Римо, глубоко дыша, прислонился к залитой кровью лестнице. Иначе не назовешь - мясорубка. Не зря Чиун так часто сравнивал войну с бойней. Сражавшиеся в первые же минуты потеряли контроль над собой и дрались не с врагом, а скорее с собственным страхом. А теперь... Чикагские бойни и то лучше выглядят. Эрисона Римо нашел в рубке штурмана. Тот смеялся: - Да, вот это война! Глядя на него, можно было подумать, что он принимает парад по случаю праздника. - Но для вас она кончена, - заметил Римо. Он не стал применять какой-то особой тактики, ждать, пока Эрисон соберется, - просто с такой силой нанес ему два удара в солнечное сплетение и в голову, что услышал, как что-то лязгнуло о бронированную стену рубки. Оба удара попали в цель - испариться в песчаном столбе у мистера Эрисона просто не было времени. В следующую секунду Римо с изумлением осознал, что на один из его кулаков надет золоченый шлем с перьями, на другой - пробитая в самой середине золотая кираса. В Иерусалиме профессор археологии после недолгого изучения сообщил Римо, что такие доспехи носили арабские воины за много веков до рождества Христова. Профессора крайне изумило то, что выглядели древние трофеи совсем как новые. - То есть совершенно! Смотрите, вот клеймо мастера. И вот, видите - в насечке остался воск. Но уверяю вас, этот способ изготовления воска утерян в третьем столетии! - Да, я заметил. - Это, несомненно, подделка, но... но это невозможно, ибо все приемы, при помощи которых сделаны эти доспехи, забыты века назад! Как вам удалось изготовить их? Умоляю, признайтесь! - Да что вы, я не умею этого. - Где же тогда вы их взяли? - Сувенир на память. Друг подарил. - Чем, вы думаете, могло быть проделано это отверстие? - профессор указал на обширную дыру в золоченой дамасской стали. Подумав, Римо со вздохом произнес: - Кулаком, профессор. В отеле "Царь Давид" его встретила драгоценная Пу, освоившая за это время два новых английских слова. - Кондоминиум! "Блумингдейл"! - с триумфом изрекла она. За время, пока его не было, Пу успела познакомиться с очаровательной леди из Нью-Йорка. Леди очень жалела Пу, потому что та не одевалась по-западному. Вместе с новой знакомой они прошлись по иерусалимским магазинам, чтобы обновить ее гардероб. Там на столике пустяковый счет - каких-то восемнадцать тысяч долларов. - Как ты ухитрилась потратить восемнадцать тысяч в стране, которая производит в основном автоматы? - Но у меня же совсем ничего не было! - Пу надулась. - И даже мужа в первую брачную ночь тоже не было. - Тогда уж лучше трать сколько влезет. - Деньги не могут заменить любовь. - Да? Почему это? - Потому что я хочу кондоминиум и счет в "Блумингдейл". Внизу в вестибюле Римо ждало письмо. На конверте стоял штемпель Белфаста. В письме говорилось: "Я жду тебя". Из американского посольства Римо связался со Смитом, и вскоре подводная лодка уже несла его к берегам Корейского залива - к милым сердцу берегам Синанджу, родины наставника белого Мастера. - Это ты послал мне из Ирландии письмо, папочка? Мне его передали в вестибюле "Царя Давида". - Царь Давид, - Чиун досадливо поморщился, - был ужасным властителем. Евреи правильно сделали, что избавились от него. Он устраивал бесконечные войны. Для того чтобы похитить царицу Савскую, было достаточно нанять ассасина - так нет, он устроил настоящее побоище. В котором, кстати, погиб муж этой девицы. А кем он кончил? Персонажем этой... Библии. Вот что бывает, если вместо честной сделки с ассасином устроить войну. - Иными словами, это было не твое послание. - Каждая секунда, в течение которой ты не занят поисками сокровища, пропадает зря. Почему, скажи, должен я тратить на тебя свое время? - Вопросов больше нет. Благодарю, папочка. - Что, Пу уже понесла? - Нет, если только не совратила там кого-нибудь из местных хасидов. - Свое обещание ты не выполнил, - помрачнел Чиун. - Я сказал, что сделаю это, но не сказал, когда именно В Белфасте, по улицам которого сновали английские броневики, не давая протестантам и католикам возможности окончательно истребить друг друга, а в тюрьмах томились сторонники этого самого истребления, питая тщетную надежду на призрачный уход англичан, который позволит им раз и навсегда разрешить противостояние двух конфессий одной религии, не затихавшее в течение многих столетий, в паб под названием "Боров и арфа" вошел невысокий, крепкого сложения человек в сером пиджаке и поношенной вельветовой кепке. Заказав для всех присутствующих пива, он поднял в воздух свой бокал с "Гиннесом" и с улыбкой произнес: - Поднимаю этот бокал за нашего обожаемого премьера! Да правит всеми нами еще многие годы мисс Хейзл Терстон, премьер-министр Великобритании! За ее здоровье, друзья! За соседними столами раздались громкие ругательства. В воздух полетели пивные кружки. По-прежнему улыбаясь, незнакомец осушил бокал. Громко рыгнув, он поставил его на стол. В руках сидевшего у стойки молодца заблестела сталь револьвера. - Ребята! - Пришелец поднял руку. - Вы тут материте нашу обожаемую премьершу, от которой тянет блевать и протестантов, и католиков вот уже сколько лет! Так, или я ослышался? Раздался выстрел. Пуля прошла над головой незнакомца, отколов длинную щепку от панели потолка. Чужак снова поднял руку: - Но если именно ее вы так ненавидите, какого же хрена стреляете в меня? Пойдите и забейте ей пару пуль в глотку! - Ты козел, приятель. Или не знаешь, что ее охраняют так, как не стерегут даже брильянты их долбаной короны? - Ну а вы-то что собираетесь делать? Так и будете палить в новобранцев из Лондона? - Делаем то, что хотим, парень, - прогудел громила за крайним столиком. - Да ни фига вы не делаете, ребята. - Незнакомец присел на край стола. - Прости, дружок, но вы тут просто просиживаете задницы. И боитесь тронуть даже волосок на этой английской глисте, а ведь пора, давно пора, братцы! - А ты выйди на улицу и скажи им все это, - посоветовали из угла. - А зачем? Я ведь говорю это вам, ребятки. - Тогда, приятель, придется именно нам сделать тебе в башке хорошую вентиляцию. - А почему нет, дружище? Ведь это во сто крат легче, чем прижечь задницу нашей обожаемой премьерше, мисс Хейзл Терстон, дьявол ее забери! Добавишь в Белфасте еще одного жмурика, а сам пойдешь в тюрьму Мейз осваивать тамошнюю тактику голодовки. Диета тебе не повредит. Да смотри, там и сдохнешь. Ничего не скажешь, подходящее занятие для сына Ирландии - голодать во славу английской суки, которая не будет возражать, если все парни в Белфасте отправятся вслед за тобою! Скажешь, не так? - Ты кто такой? - Я тот, кто еще помнит ту Ирландию, за которую дрались топором и мечом ваши предки, настоящие ирландцы Или все забыли битву при Бойне, где и ирландские, и британские воины дрались как львы? А кто вы теперь? Все, на что вы способны, - ворваться к соседу в дом и уложить во время ужина его и его семейство. Что с вами, парни? Вы ирландцы или шведы какие-нибудь? - Да при чем тут шведы? - А притом, что этих уже не заставишь воевать, хоть сядь им на голову. - А мы с ними воевать и не собираемся. У нас и так тут, в Белфасте, войны хватает. - Нет. В том-то все и дело, ребята. Не хватает ее вам - Незнакомец сунул в карман кепку. - Если бы у вас тут и правда была война - настоящая война, я бы сказал, старомодная, - вы бы вышли на улицы под музыку боевых волынок и встретились с врагом лицом к лицу, и все решилось бы в один день, а не растягивалось на сколько их есть в году, включая Рождество и День непорочного зачатия. Все было бы кончено - однажды и навсегда. Победитель получает все, проигравший платит. Чего вам терять, сами подумайте? - Безработицу, - хмыкнули за соседним столом. - Битое стекло на улицах. - Да чего там... от этой войны нам достается одно дерьмо - и ничего стоящего. И тут нас надули. - Именно, - кивнул незнакомец. - А вам всего-то и нужно выкинуть англичан из Северной Ирландии, а потом можете спокойненько резать друг друга. - Да этого никогда не будет. - Мы уж не одну сотню лет пытаемся! - Пытаетесь, да не так, - гнул свое пришелец. - Стреляете невесть в кого, а ведь нужна-то вам одна только баба. - Хейзл Терстон! - раздался над столами общий восторженный вой. - А я что говорю! - Да ведь к ней и близко не подойдешь. - А подойдешь - закаешься. - А вот я не только знаю, как подойти к ней, но и где держать ее до тех пор, пока чертовы британцы не уберут с Изумрудного острова свои задницы. - Чего-то ты много говоришь, парень. А как до дела дойдет?.. - Так давайте со мной - увидите. - А еще по кружке поставишь? - По кружке я вам уже преподнес. А теперь подарю премьершу, если желаете. - Незнакомец снова натянул кепку. - Позвольте представиться, друзья мои. Меня зовут мистер Эрисон. - Что-то на О'Хару или О'Дауда не больно похоже. - Хорошее имя, старинное. - Незнакомец кивнул в подтверждение своих слов. - Не волнуйтесь, парни, меня вы полюбите. Так со всеми случалось - только сейчас они в этом вряд ли признаются. Охраной премьер-министра Великобритании ведал не только Скотланд-Ярд и несколько отделов Интеллидженс сервис, но и группа экспертов по борьбе с терроризмом, создавших вокруг этой леди поистине непроницаемый щит. Именно им принадлежала идея в один из достопамятных дней увести премьера из номера отеля вниз, в обеденный зал, за пять секунд до того, как спальня мисс Терстон взлетела на воздух. Все дело было в том, что у этих серьезных джентльменов имелся в распоряжении простой, но действенный код, благодаря которому в четырех случаях из пяти удавалось вычислить намеченную террористами жертву. Код этот родился в свое время благодаря усилиям тех великих умов, которые в первые дни второй мировой войны запросто раскрывали немецкие шифры. Этот код был совершенным продуктом простой и непогрешимой британской логики, все еще верившей - и не без основания - в здравый смысл. Именно благодаря ему анализ действий террористов, на первый взгляд беспорядочных и несогласованных, приводил к единому направлявшему их источнику - штаб-квартире КГБ в Москве. Несмотря на немалое разнообразие террористических актов в разных концах света, первая же попытка вывести некую общую картину приводила к одному выводу - все международные террористические организации действовали против Запада. И ни одна - против стран коммунистического блока и их союзников. Это была война, направленная против всего западного мира. Всю международную сеть террористов обучал, направлял и финансировал КГБ - именно поэтому многие теракты носили следы их характерного почерка. На первый взгляд случайные, разрозненные действия оборачивались единой разветвленной системой. А если есть система, то должен быть и ключ к ней, и поэтому люди из специального подразделения Бритиш интеллидженс регистрировали все сообщения о терактах, составляли графики, из которых постепенно вырисовывался сложный алгоритм терроризма. Особенно интересовала их деятельность ИРА. Радикальные марксисты, возглавлявшие эту организацию, трубили на всех углах, что они никак не связаны с Россией. Разумеется, они не могли защитить каждую вероятную жертву, но для защиты премьер-министра собственной страны возможностей у них было более чем достаточно. Поэтому вычислив время взрыва в спальне мисс Терстон. они смогли вовремя вывести оттуда ее обитательницу. Поэтому, когда госпожа премьер-министр отправилась в Бат, дабы отдохнуть с недельку на водах, они посоветовали ее шоферу свернуть с шоссе. - Снова будут взрывать? - поинтересовалась мисс Хейзл Терстон, дама с аристократически бледным, надменным лицом, скрывающим ее происхождение из семьи мелкого торговца в шотландской глубинке. Советник премьер-министра посмотрел на часы: - Примерно через две минуты на главном шоссе. - Вы всегда рассчитываете с такой точностью? - Почти, мэм. Через две минуты и пятнадцать секунд, когда кортеж премьер-министра выехал на узкую грунтовую дорогу среди золотых полей, освещенных бледным английским солнышком, где-то впереди послышался глухой грохот. - Очевидно, это они, - кивнула премьер. - Должно быть, - согласился советник. - Надеюсь, что никто не пострадал. И премьер-министр снова углубилась в газеты. Земля, по которой они ехали, издавна принадлежала овцеводам, и так же, как века назад, гнали они по узким дорогам свои стада. Машины, естественно, останавливались - по традиции, овцы имели преимущество даже перед "роллс-ройсом" главы правительства. Пастух в выцветшей от солнца и дождя кепке, разглядев, кому именно его отара преградила путь, подбежал к машине мисс Терстон, извиняющимся жестом прижимая руку к груди. Хейзл Терстон улыбнулась. Вот она, соль Британии. Разводят скот, пашут землю, растят детей и по первому зову Ее Величества становятся под знамена британских армий. Она помнила этих людей по своему детству, прошедшему в магазине отца. Помнила и хорошо их знала. Да, свой народ она знала - и люди знали ее. Премьерминистр опустила оконное стекло. Пастух нагнулся к машине. Мисс Терстон обратила внимание, какой странный у него посох - толстый, в верхней части круглое отверстие. Она не успела подумать, зачем оно. Пастух объяснил все сам, известив ровным голосом, что ежели английская сука не сделает все так, как он скажет, то пуля из этой вот штуки - он похлопал по посоху - размажет ее долбаные британские мозги по этой роскошной тачке и по всем ее олухам из охраны. ГЛАВА СЕДЬМАЯ - Но вы же этим только погубите себя! - глаза Хейзл Терстон расширились от удивления. - Неужели вы думаете, что можно похитить и удерживать в плену премьер-министра Англии здесь, на английской земле? Вы просто не сможете меня нигде спрятать! Но если вы сейчас же сдадитесь, жизнь, пожалуй, я вам смогу гарантировать. Не получив ответа, она огляделась. Помещение было вполне просторным - сорок на сорок футов, одна из стен когда-то имела окна, но сейчас они были чем-то заложены. Единственным источником света была худосочная лампочка под потолком - ее, по всей видимости, питал электрический генератор. В комнате было сыро, но сырость в это время года для Англии дело обычное. В принципе она знала, где находится, - совсем рядом должен быть Бат. Это она смогла вычислить. Они ехали не больше пятнадцати минут, а за секунду до того, как этот маньяк завязал ей глаза, она видела, как их машине махали фермеры со старого римского акведука. Так что как бы ни старались они спрятать ее, в пятнадцати минутах от британского города это им никак не удастся. Она и советник по вопросам безопасности знали, что в районе исчезновения премьера уже блокировано все движение. Начат поиск, все транспортные средства досматриваются, всех внушающих подозрение отвозят в полицейские участки для допроса. Люди из разведки обыщут каждую комнату, кладовую, кухню, подвал, чердак в каждом доме в радиусе пятидесяти миль, а если понадобится, и дальше. - Возможно, люди из разведки будут здесь уже через несколько минут, - сухо известила премьер-министр похитителей. - Поэтому я даю вам последний шанс спастись от виселицы, джентльмены. - Заткни пасть - мы своего добьемся, и на этот раз уступить придется тебе! - бросил в ее сторону мужчина в твидовой кепке, тот самый, что был переодет пастухом. Кроме него, в просторной комнате находилось еще четверо. Советник премьер-министра, связанный, лежал в углу. - Вполне понятно, что сейчас вы в упоении от собственного успеха, но оно будет очень недолгим, уверяю вас. Согласитесь, что нет никакой возможности спрятать британского премьер-министра на английской земле, да еще в непосредственной близости от места похищения. Это невозможно, поверьте. - Нам этот твой треп ни к чему. Мы им еще там, в Белфасте, по горло наелись. - Тогда позвольте преподнести мою мысль в манере, без сомнения, более понятной для вас. Итак, если сейчас вы колетесь - гарантирую малую отсидку выйдете через пару лет и приметесь строчить диссертации о том, как нужно перевернуть мир вверх ногами, чтобы вы наконец стали головой, а мы, соответственно, задницей. Если нет - подвесим за яйца, и тогда всерьез пожалеете, что на вас не наехал через час после рождения броневик. Я понятно выразилась, джентльмены? - Заткни фонтан, или я тебе мозги вышибу! - Тогда стреляй быстрей, помойное рыло! - Если вы не изволите замолчать, мы сделаем с вами то же, что с лордом Маунтбаттеном! Этот тип был повежливей и к тому же знал, что произошло с прославленным героем британских ВВС - тому подложили бомбу в прогулочную яхту. - То есть точнее - то, что вы сделали с лордом Маунтбаттеном, сотнями невинных прохожих и солдат британской армии, не позволивших вам перерезать друг друга? - Поцелуй меня в задницу! - В хорошенькой компании придется мне умирать. Премьер-министр передернула плечами. И тут сзади раздался смех - громкий радостный хохот, от которого, казалось, задрожали замшелые стены. Премьер-министр обернулась с удивлением. Позади нее в стене отворилась дверь - светлый прямоугольник на фоне серого камня. За дверью вглубь шел проход - узкий, напоминающий лаз в подвал. Но это был не подвал - в стенах были видны широкие окна. Неважно, что они тоже были чем-то заделаны, все равно подвалы с окнами вряд ли кто-нибудь станет строить. - Сказано воистину по-мужски. Голос принадлежал человеку с густой бородой, блестящими глазами и мощной шеей. На незнакомце был твидовый костюм, в руках - чемоданчик, а смуглое лицо буквально светилось от радости. - А вы кто такой? - смерила его взглядом премьер-министр. - Один из тех, кто восхищался вашей операцией на Фолклендах. Славная была война - и тем радостнее, что вы снова собираетесь ею заняться. Да и времени прошло немало, не правда ли? - Кто вы, черт возьми? Что вам нужно? - Чтобы вы убрались из Северной Ирландии. Пусть каждый будет волен делать то, что ему хочется. - Им хочется перебить друг друга - и вы это знаете. - Можете и так это называть. - А вы как называете? - Я называю это волеизъявлением народа. - Их волеизъявление - перерезать друг другу глотки. - Ну а вам какое дело до этого? - У нас есть обязательства перед этой страной: обеспечить мирное разрешение конфликта. Там живут британские граждане. Столетняя традиция связывает наши страны. И мы не желаем, чтобы эта несчастная земля вконец погрязла во взаимном кровопролитии. - Ах-ах-ах, - покачал головой бородач. - Фолкленды вы себе, однако, позволили. За что же вы лишаете той же радости ваших послушных ирландских сограждан? - Не знаю, кто вы такой, но позволю напомнить вам, что первой начала войну Аргентина. - Кто-то всегда первым начинает войну, и у него находятся для этого вполне веские доводы. Так позвольте же смиренным протестантам и католикам следовать избранному пути и истребить друг друга как добрые христиане! - А вы, значит, мусульманин, или, может быть, иудей? - Могу быть и тем и другим по надобности, хотя они первые при удобном случае от меня отрекутся. Я, знаете ли, нигде не могу снискать причитающегося мне уважения. - Возможно, мы сможем сделать кое-что. Не прикажете ли сначала развязать моего советника? Боюсь, ему там не очень удобно. Человек с мускулистой шеей сделал знак "пастуху". Лежавший в углу советник с удивлением следил, с каким проворством выполняется безмолвный приказ бородатого. Премьер-министр Хейзл Терстон в свою очередь следила за тем, как советник, растирая затекшие запястья, привалился к одной из стен с заделанным окном и уставился в потолок с явно безучастным видом. Но мисс Терстон знала своего советника слишком хорошо. Что-что, а безучастность была не в его характере. - Реальный мир требует разумных компромиссов, - наконец произнесла она. - Итак, что мы для вас можем сделать? - Только убраться из Северной Ирландии. Выведите войска - и пусть люди решают сами. - Боюсь, что этого сделать я не могу. Но можно создать комиссию... - Тогда мы просто-напросто не выпустим вас. А вы прекрасно знаете, что в вашем правительстве только вы обладаете реальной силой, без вашего руководства они люди конченые. И на сделку с нами пойдут мгновенно. Так всегда бывает, когда страна теряет сильного лидера. Ведь он делает слабыми всех, кто окружает его. Это так - и вы это понимаете. - Где это вы набрались таких теорий? - Это такой же факт, как земное притяжение, мэм. Краем глаза премьер-министр увидела, как сидевший в углу советник кивнул. Она понимала, что обратиться к ней он не может, комната элементарно могла прослушиваться. И понимала также, что странный незнакомец, возможно, прав. Перестав чувствовать на себе ее хватку, члены кабинета вполне могут согласиться на вывод всех войск из Северной Ирландии. Единственное обнадеживающее событие произошло, когда премьера и ее советника оставили наконец одних в сыром зале. Не говоря ни слова, советник протянул к ней сжатую в кулак руку и, раскрыв, показал ей лежавший на ладони темный комок. Это была земля, просыпавшаяся через оконные ставни. Значит, дом просто-напросто засыпали. Это сразу заметят местные жители и немедленно узнает Скотланд-Ярд. Каменный дом не может так просто исчезнуть под слоем земли, и уж, конечно, поисковые группы не пройдут мимо свежего холма, невесть откуда появившегося в окрестностях Бата. Поэтому, устроившись поудобнее, пленники принялись ждать помощи - с минуты на минуту она должна быть здесь. Минуты шли, они ждали и ждали... Проблема выглядела до смешного простой. Отыскать одного премьер-министра и одного советника, похищенных в окрестностях Бата нынешним утром. Еще более простым был способ ее решения. Все дороги в районе исчезновения были блокированы за четверть часа. Все дома в близлежащих населенных пунктах перевернуты вверх дном. Каждый амбар, гараж, торфяной сарай, огород и рига отмечены к пяти вечера на огромной карте. Но к десяти часам в распоряжении полиции не было даже намека на то, что же все-таки стряслось с премьер-министром. - Но она же где-то здесь! Инспектор, который по прибытии в Бат умудрился найти время вкусить прелести местных серных источников и римских бань, проявлял теперь необычайное служебное рвение. - Каким образом, дьявол их забери, умудрились они проворонить премьер-министра в двух милях от английского курортного города? Мы же обшарили все - подвалы, сараи, амбары. Она исчезла, клянусь копытом нечистого! - В гневе инспектор выражался весьма цветисто. - Я уверен, они убьют ее. - Почему вы так уверены? - поинтересовался министр обороны. - Потому что требования абсолютно кретинские. Они заявляют, что премьер умрет, если мы не выведем войска из Ирландии. Слыхали? - Не такие уж и кретинские, - заметил министр. - По-моему, здесь происходят странные вещи. Уверен, что похищение было рассчитано именно на то, что кабинет в конце концов согласится с их требованиями. - То есть уступит этим уголовникам? - А вы знаете, что сейчас происходит в Белфасте, инспектор? - Что бы там ни происходило - это не значит, что мы собираемся оттуда уйти. - Очень даже значит, принимая во внимание тот факт, что решительное "нет" не отважится сказать никто, кроме нашей железной леди. В Белфасте закончились уличные стычки, там идет настоящая война. Кто-то собрал все силы ИРА под единым командованием, ведет с британской армией открытый бой, и успех пока на их стороне, инспектор. - ИРА? Это невозможно. Они же полсотни людей не могут собрать без того, чтобы вдрызг не переругаться друг с другом. - Смогли, как видите. И я думаю, что похищение Терстон тоже их рук дело. Они обставили нас здесь, в Бате, и побеждают в Белфасте. - А мы, значит, собираемся уступить? - Может быть, уже уступили, если только не обнаружим все же главу нашего правительства. - Ее нет поблизости. Мы обыскали все, - беспомощно развел руками инспектор. - А я думаю, что кое-где вы все-таки не смотрели. И в любом случае выход только один: обратиться за помощью к американцам, может быть, они что-нибудь придумают. - Уж лучше уступить, - мотнул головой инспектор. - Я тоже такого мнения. Но это, увы, невозможно. - Да? Почему? - Государственная политика. Таков мой ультиматум. Если к полуночи вы не найдете премьера, американская помощь будет здесь к утру. Возвращение Пу и Римо в С