инанджу после медового месяца было поистине триумфальным. Пу взахлеб рассказывала подругам и родственникам об отелях и магазинах Иерусалима - большого, как казалось ей, западного города, - о странном экзотическом кушанье хлебе, сделанном из пшеницы, с твердой коричневой корочкой и снежно-белым нутром; напитке под названием "кока-кола"; салатах из сырой зелени, которую тоже едят. О том, что кровати там застилают полотном, называемым простыни, о звонке, в который стоит лишь позвонить - и в любое время дня можешь съесть все, что захочешь. О том, что в магазинах продают разные украшения. И есть специальные комнаты для еды, куда приезжают есть люди со всего света. Дороги там не такие хорошие, как те, что ведут из Синанджу в Пхеньян, но машин там гораздо больше. Когда же ее спросили об их первой брачной ночи, она лишь загадочно улыбнулась и не сказала ничего, предоставив подробности воображению слушателей. Однако матери ей пришлось рассказать все как есть. А рассказывать было нечего. Потомства пока не будет. - Он даже до меня не дотронулся, - лила слезы Пу. - Не дотронулся, не поцеловал... ничего такого. - Совсем ничего? - встревоженно переспросила ее мать. - Я же сказала - ничего такого. - Но не забыла ли ты те средства, о которых я говорила тебе? - Я все попробовала, кроме стальных наконечников. - Так попробуй и их. - Он же Мастер Синанджу. К нему и близко не подойдешь, если он не захочет этого. А он не хочет. Слышишь, мама, он не хочет меня! - Но ему придется тебя захотеть. Он твой муж! И взволнованная жена пекаря передала мужу рассказ безутешной дочери. Пекарь, в ушах которого еще звенел гневный голос супруги, подробнейшим образом объяснившей ему, что он, отец, должен делать, в великом страхе побрел к деревянному дому на склоне большого холма - тысячелетней обители Мастеров Синанджу. - И запомни, - послышалось сзади, - не давай ему увильнуть! Увильнуть? Пекарь совсем растерялся. Мастер Чиун, способный расколоть вражий череп, как ребенок - сухой земляной орех. За такие слова он убьет меня не задумываясь. По крайней мере, одно хорошо - я умру от руки Мастера Синанджу. Он это сделает быстро и наверняка не мучительно. Смяв в руках соломенную шляпу и беспрестанно кланяясь, пекарь взошел на стертые от времени камни лестницы, ведущей в пристанище Мастеров. Посланцы каких только владык не поднимались по этим ступеням... Жители деревни были здесь нечастыми гостями, разве что приходили, оказавшись в крайней нужде, с просьбой о деньгах или восстановлении справедливости. У двери, согласно обычаю, пекарь снял деревянные сандалии, нагнувшись, поцеловал пороги, плотно прижав губы к дверной щели, возопил показавшимся странным ему самому голосом: - О великий Мастер Синанджу, я, Байя Каянг, отец Пу, смиренно прошу приблизить ко мне твое сияющее могущество! - Входи, Байя Каянг, отец Пу, жены моего сына Римо, - послышался голос Чиуна из-за дощатой двери. - Входи и возрадуйся, ибо скоро дочь твоя подарит тебе внука! Деревня между тем переживала потрясающие новости. Жена пекаря со всей серьезностью заявила односельчанам, что Римо не выполнил свои супружеские обязанности. Они и согласились взять этого белого в мужья Пу лишь потому, что были уверены - всякий, носящий звание Мастера, в какой бы цвет ни была окрашена его кожа, на славу справится с этим делом. Короче, семью пекаря обманули и Чиуну следует заявить об этом во всеуслышание. Либо этот его сын исполнит свой долг супруга, либо Пу вернется в отцовский дом. Выкуп, само собой, остается за ними. Правда, на улицах Синанджу это звучало куда убедительнее, чем в деревянном доме на холме. Ну как сказать Мастеру, что тот белый, которого он любил больше, чем родное дитя, в разговоре о котором не позволял собеседнику и тени неуважения, - не мужчина? Если сказавший такое сразу умрет - можно считать, он легко отделался. Но пекарь Байя Каянг знал, что и дома его ожидает не лучший прием: ревущая Пу и жена, страшная в своем гневе. Так что выбор был небольшой - ужасный конец или бесконечный ужас. И Байя Каянг, отведав риса, предложенного Мастером, и поговорив с ним о видах на урожай, наконец с мужеством отчаяния приступил к делу. - Для нас большая честь быть родителями Пу, той, которую выбрал Мастер. - Это мы удостоились оказанной вами чести. Для убедительности Чиун слегка потряс бородой. Семья Каянг не особенно ему нравилась - ленивые и к тому же жадюги. Но, по крайней мере, они уроженцы Синанджу, а при одной мысли о белых ведьмах, за которыми волочился в разное время его сын, Пу казалась Чиуну сущим ангелом. - Как и вы, мы с нетерпением ожидаем внука, - осторожно продолжал Каянг. Он даже отважился пододвинуть Мастеру свою чашку. Чиун налил Каянгу еще вина - гостям он в этом напитке никогда не отказывал, но считал всех, кто употребляет его, потерянными для мира. Сам он, как и Римо, не терпел алкоголя. Под его влиянием их нервная система приходила в расстройство, а постоянные тренировки требовали как раз обратного. - Никто не ожидает рождения внука с большим нетерпением, чем я. Чиун высокомерно поджал губы. Чего этот тупоумный Каянг хочет от него? Золота у них уже и так достаточно, чтобы до конца жизни объедаться свининой. Они даже пекарню могли бы закрыть, если бы Чиун не требовал по утрам свежей порции рисовых лепешек. - Есть обычай... который нужно соблюсти, чтобы Пу наконец забеременела. - А, вот в чем дело, - поморщился Чиун. - Для этого ей всего-навсего нужно лечь на спину. Но ты не можешь и вообразить, Байя, мою радость при мысли о том, что Римо перестал увиваться за белыми. - А я слышал, что белые женщины сходят с ума по корейским мужчинам. Говорят, те проделывают с их телами разные странности. Уж это точно, подумал Чиун, вспоминая о годах своего супружества. Дело женщины - рожать детей, готовить еду и держать рот закрытым. А Римо эти белые вертихвостки совсем замутили голову. - Красота твоей драгоценной дочери убережет Римо от козней белых дьяволиц. Еще раз благодарю тебя, Байя. - Я слышал, они носят особую одежду и издают особые запахи, - поделился своей осведомленностью пекарь. - Но оставим пороки белых, восславим лучше добродетели твоей дочери. - О великий Чиун! - без перехода срывающимся голосом завыл Байя. - Дочь моя осталась по сию пору нетронутой - такой же нетронутой, как в тот день, когда они начинали свой медовый месяц! - Не понимаю тебя! - Говорю тебе, о великий Чиун, ни один из нас не дождется внука! - Что же случилось с твоей дочерью Пу? - С ней - ничего. Но Римо не выполнил своих обязанностей. В ожидании гибели Байя крепко зажмурил глаза. Затем медленно открыл их. Может быть, с закрытыми глазами Чиун не хочет его убивать. Но увидел он лишь вздрагивающие седые пряди Мастера Синанджу, энергично кивавшего в знак признания правоты Байи Каянга, деревенского пекаря, сообразившего, что он, похоже, доживет до следующего утра. Повисла томительная пауза. - Римо! - позвал Чиун. - Ну чего? Голос шел из самой глубины дома, отдаваясь эхом в углах комнаты - совершенно пустой, ибо великие сокровища, которые еще недавно хранила она, исчезли. - Я хочу, чтобы ты подошел ко мне. - Голос Чиуна звучал сурово. - Я занят. - У него до сих пор дурные манеры американца, - пожаловался Чиун. - Но пусть это остается тайной нашей семьи. - И позвал чуть громче: - Только на минуточку! - Как будто от него убудет - уделить нам минуту. - Чиун, взглянув на Каянга, обиженно сморщился. - Прямо не знаю, что делать с ним. Отдал этому мальчишке лучшие годы жизни... Но ничего, мы разрешим все трудности, как и подобает корейцам. И увидишь - не пройдет и недели, как малыш уже будет в животе Пу! Римо появился на пороге, держа в руках развернутый свиток пергамента. Байя узнал строчки корейских иероглифов, но на свитке были и другие буквы, странные, похожие на язык западных людей. Таких он раньше никогда не видел, а он держал в руках даже американские газеты, которые время от времени присылал в Синанджу Чиун для пополнения архива ассасинов. - Слушай, папочка, - с порога начал Римо, - я перечитал этот свиток десять раз и не нашел ни слова о мистере Эрисоне. Греки дерутся с персами, греки дерутся друг с другом, священные обряды, Олимпийские игры, стихи, трагедии, описание попойки в честь божества по имени Дионис, ну и, конечно, списки гонораров ассасинам. Для чего ты мне дал его, скажи пожалуйста? - Ты не видишь дальше своего носа, Римо, - даже такого белого и длинного, как твой. - О'кей, у меня длинный белый нос. Теперь давай выкладывай, что случилось. - Не случилось - это ты хотел сказать. Римо наконец заметил отца супруги. Тот кивнул здороваясь. - Отец Пу утверждает, что она осталась нетронутой, - напирал Чиун. Байя кивал с нарастающим энтузиазмом. Римо пожал плечами. - И он утверждает, что сын еще не зачат. Римо снова пожал плечами. - Отец Пу по доброте сердца согласился скрыть этот позор от нашей деревни. Но правды не скроешь - ты, Римо, обманул нас. Римо зашуршал свитком, вновь его разворачивая. - Так что мне здесь искать? - спросил он. - Моего внука. - Нет, папочка, я ищу мистера Эрисона. Потому что при следующей встрече я намерен взять над ним верх. Или таким примитивным способом ты хотел просто заставить меня еще раз прочесть свитки? - Все, что тебе нужно, здесь, в них. А найдешь сокровища Синанджу - и недалек будет день, когда мы расправимся с твоим Эрисоном. - Понятно, значит, ты решил меня охмурить. Ты же эти сокровища уже не первый год ищешь! - Без них нам никогда не разгадать твоего врага, Римо. - Мне не нужно его разгадывать - я желаю убить его. - Увидеть его мертвым не удавалось еще никому, - покачал головой Чиун. - То есть как это? Что это значит? - Почему ты не сделал с Пу то, что положено? - Да сделаю, сделаю. Не волнуйся. Но к чему мне вся эта греческая ахинея про службу тирану Фив и так далее? - Прочти еще раз, - посоветовал Чиун. - Да я читал, говорю тебе, уже раз десять. Там одно перечисление гонорара занимает половину написанного. - Ну и?.. - Ну и я не понимаю. - Тогда взгляни на эти пустые комнаты. Если бы они не были пусты, ты наверняка бы все понял. - Если бы они не были пусты, в них бы накопилось до черта разного хлама, папочка. - Именно этот хлам нам сейчас и нужен. - Мне, например, ничуточки. - Я знаю, что тебе нужно. - Чиун нахмурился. - Прелестный цветок только и ждет, чтобы его сорвали, теряя свое благоухание, в то время как ты пренебрегаешь своим долгом перед семьей и перед людьми и позоришь меня в глазах моего доброго друга Байи, человека великой доброты и честности, согласившегося отдать нам самое большое сокровище в его жизни! - Да выполню я этот долг, чтоб его волки съели! Мне что, приступить к этому прямо сейчас? Может, ты все же поможешь мне, а не будешь заставлять в сотый раз мусолить эти свитки? - Все ответы на твои вопросы содержатся именно в них. Но гордыня застилает твой взор и ты их не видишь. Мы ничего не можем сделать с Эрисоном, пока у нас нет сокровищ. А потому обратись к наслаждениям супружеской жизни. - Ну уж нет. Римо, резко повернувшись, вышел из комнаты. Каморка, которую отдал ему Чиун, раньше была не жилая, а предназначалась, как и почти весь дом, для хранения сокровищ. Свитки, которые изучал Римо, были разложены на квадратном пятачке у стены. Что-то стояло здесь раньше, причем не одно столетие, даже пол в этом месте был светлее, хотя сделан он был из африканского черного дерева, одного из самых твердых, известных человеку. То, что свитки лежали именно на этом месте, несомненно, что-то да значило. Но вот что? Римо провел рукой по светлому квадрату на половицах. Он чувствовал, как дерево медленно оживает под его пальцами... и что-то еще на них остается. Пыль Весь этот квадрат на полу был покрыт ровным слоем белой пыли. Он потер пальцы друг о друга - пылинки были твердыми. Римо поднес руку к свету. Мрамор. Что-то, сделанное из мрамора, стояло на том месте, где ожидали его разложенные свитки Синанджу, когда он впервые вошел в сокровищницу. Римо снова углубился в чтение. Ситуация, довольно типичная для Синанджу. Великий и уважаемый всеми философ объединился с покрытым славой героем битв, чтобы положить конец террору и угнетению в древнегреческом городе Фивы. Народ их поддерживал, поскольку тиран, как и все слабые и трусливые люди, запретил своим подданным даже выражать свое мнение. А люди хотели свободной жизни, как, например, в Афинах, где местные жители придумали власть под названием "демократия". Жители Фив даже посылали в Афины гонца, чтобы узнать, что же это такое. А тирана в Фивах не поддерживал никто. Ведь он был слаб, туп, косноязычен и трусил в бою, что, безусловно, оскорбляло древнегреческие понятия о героизме. Но у тирана было одно преимущество: он знал о существовании Дома Синанджу и был готов платить золотом. И поэтому, конечно, он выиграл, а философ и воин были найдены мертвыми хмурым утром в овраге на окраине города. Говорили, что они поссорились и устроили поединок. Герой, убив философа, изуродовал его тело и уже собирался вернуться в Фивы, но, споткнувшись, ударился о камень виском. Разъяренный народ вышел на улицы города и проклял обоих, ведь и они на поверку оказались просто убийцами. Понятно, что над кончиной народных лидеров потрудились ассасины Синанджу - именно потому она и выглядела так, как было угодно правителю. Римо еще раз перечитал свиток. За описанием событий следовал обычный перечень ценностей, переданных в уплату, в форме, обычной и для остальных свитков сокровищницы. Была в этой истории одна странность - в ней не сообщалось о какой-либо новой технике. Метод, примененный Мастерами в данном конкретном случае, был, так сказать, запатентован ими за тысячу лет до этого в одной из восточных стран. И главное - ни слова о мистере Эрисоне. Итого в его распоряжении - свиток с описанием эпизода, даже для пятисотого года до нашей эры уже далеко не нового, и посыпанный мраморной крошкой квадрат на полу бывшей сокровищницы Синанджу. То есть? То есть он до сих пор не имеет понятия о том, кто его противник, и еще меньше - о том, как ему с ним справиться. - Мастер Римо! О, Мастер Римо! Покорнейше просят вас... - Стоявший на пороге подросток тяжело дышал, видно, прибежал сюда из самой деревни. - Там, в доме пекаря... телефон... вас просят спуститься... Мастер Чиун велел мне позвать вас... и дал золотую монету, да будет благословенно его великодушие! - Он уже там? - удивленно спросил Римо. - О да, он оставил сокровищницу Синанджу и вместе с пекарем отправился навестить драгоценную Пу... вашу любимую жену. Мастер Римо! Они все сейчас там - Мастер Чиун, и она, и ее родители. И все ждут вас... Лицо мальчишки сияло от счастья. - Так у нас же и здесь есть телефон. - Со дня вашей свадьбы Мастер Чиун велел принимать все звонки только в доме пекаря, чтобы вас не беспокоили в брачную ночь. Приказа великого Чиуна никто, никто не смеет ослушаться! - Ладно, - вздохнул Римо. - Пошли, делать нечего. Звонил, разумеется, доктор Харолд У. Смит. И по его словам, некий мистер Эрисон снова принялся за работу, на этот раз в Северной Ирландии. - У вас, Римо, имеются какие-либо соображения на предмет нейтрализации этого субъекта? - Нет, - хмуро отрезал Римо, глядя на залитую слезами круглую физиономию любимой супруги Пу, перекошенный от гнева лик ее матушки и непроницаемое лицо Байи. Чиун, как видно, решил держать до конца их сторону. - Вы что, сейчас не можете говорить? - Нет, - с той же интонацией повторил Римо. - Я думаю, что именно этот тип, называющий себя Эрисоном, организовал похищение британского премьер-министра. - Похищение премьера? Что, прямо там, в Англии? - Около Бата, я думаю, - встрял в разговор Чиун. - Спросите его, откуда он знает об этом? В обычно бесцветном голосе Смита послышались нотки удивления. - Если бы вы соизволили внимательно прочесть свитки - года Дракона, Свиньи, Обезьяны и Лошади, то есть по-вашему примерно 112-й год прежней эры, - то смогли бы предвидеть не только то, что Эрисон совершит очередное злодейство в окрестностях Бата, но и знали бы точно, где именно. - Представь себе, папочка, он похитил премьер-министра. - И они, конечно, не могут найти его? - Ее, - поправил Римо. - Да, не могут. - Они не могут ее найти, потому что ищут не там, где нужно. - На лице Чиуна засветилось удовлетворение. - Непременно возьми свитки с собой. Ты ее отыщешь. Но этого Эрисона тебе не удастся остановить, не стоит и пробовать. А стоит попробовать то, к чему взывают твои супружеские обязанности и то милое невинное существо, почти забытое тобою, неблагодарным! - Я вылетаю в Англию, Смитти. Римо опустил трубку на рычаг. Перед самым уходом Пу порадовала Римо новым словом, освоенным ею из великого и богатого английского языка. Слово было - "Харродс".* * Дорогой универсальный магазин в Лондоне. ГЛАВА ВОСЬМАЯ Драгоценную Пу Римо разместил в отеле "Британия" в пятикомнатном номере с видом на маленький парк, каковыми изобилует славный город Лондон. Однако Пу мало интересовала садовая архитектура. Римо уже собрался уходить, и вопрос настиг его у самой двери номера: - Сегодня ночью ты сорвешь мой цветок? - Если у тебя есть, к примеру, петуния, я даже с удовольствием поставлю ее в вазу. Если же ты говоришь о совокуплении - извини. Обещаю тебе все в свое время, но не сегодня, милая. - Опять "не сегодня"? В медовый месяц я снова остаюсь одна! - Сегодняшняя ночь... не очень подходит для этого. - У тебя никогда не будет подходящей ночи. Надувшись, Пу отвернулась к стене. Утешение она собиралась обрести в телефонной книге. Хотя Пу не знала английского языка, но по прошлому опыту догадывалась, что, позвонив по одному номеру, можно заказать любую одежду, по другому - даже золотые украшения. По третьему номеру доставляли какую хочешь еду. Наконец-то она сможет попробовать прославленный английский деликатес - жареную рыбу с картошкой. Но если она останется одна и в эту ночь, то снова ничего не сможет объяснить матери. - Пять тысяч фунтов, - немедленно среагировал Римо. - Пять тысяч фунтов за то, чтобы я сказала ей... - Нет, как раз за то, чтобы ты ничего ей не говорила. - За первую ночь - это еще куда ни шло. Некоторые пары действительно начинают не сразу - такое случается. Но у нас впереди еще много ночей, Римо. И если так будет продолжаться дальше, меня ждет вечный позор! Лунообразное лицо драгоценной Пу покривилось. Из левого глаза скатилась слеза. Всхлипнув, Пу закрыла лицо руками. - Ну и сколько? Руки опустились. - Десять тысяч фунтов - самое меньшее. И... сколько ты должен получить за эту работу? - Я не получаю ничего. Все идет Синанджу. - Все идет Чиуну, - снова надулась Пу. - Повторяю тебе - все идет Дому Синанджу. А я - Мастер этого Дома. Значит, все достанется Чиуну и мне. - Я вышла замуж за Мастера Синанджу, который даже не знает, получит он деньги за работу или нет. О, как я несчастна! - Можно развестись. По-моему, это прекрасный выход из положения. Римо даже повеселел немного. - Такой вещи, как развод, в Синанджу не существует. Ни один из Мастеров никогда и не помышлял о нем. Это, - Пу набрала воздуха и выдохнула священное для жителей Синанджу слово, - это традиция! - По крайней мере, один из них наверняка разводился. Я в этом уверен. Римо чувствовал, как его начинает охватывать легкая паника. - Не разводился, и ты должен это знать, - упорствовала дорогая супруга. - А раз не знаешь - читай свитки внимательнее. И если найдешь там что-нибудь про развод, скажи мне. А до тех пор подумай, как спасти твои деньги от Чиуна. Мне кажется, что почти всю работу делаешь ты. - С чего ты взяла? - Все в Синанджу знают, чем заняты Мастера. На рынке люди говорят в основном об этом. Ну так я права? Ты делаешь все, ведь верно? - Мы никогда не выясняем, кто и что сделал, Пу. Просто работаем. И это - самый лучший способ. Прощай, любимая. - Для кого самый лучший? - недоуменно спросила Пу, но дверь за Римо уже захлопнулась. В коридоре Римо вспомнил, что его дражайшей жене всего двадцать лет от роду. Бог мой, что же будет, когда ей исполнится двадцать один? А сорок? Если она, конечно, доживет до этого времени. И никакого развода. Раз я Мастер Синанджу - значит, навсегда прикован к этой женщине. Но где-то в глубине памяти теплилась надежда, что в свитках Синанджу попадалось упоминание о разводе какого-то Мастера. Просто про это, наверное, все забыли. Вот таким образом и создается традиция. Хотя эти свитки в последние несколько недель он читал внимательнее, чем когда-либо, и женитьба каждого Мастера Синанджу отмечалась в них должным образом. Так же, как, например, и смерть Мастера. Про развод не говорилось нигде. Жены всех Мастеров в положенный срок умирали - от Великого Вана до Ги Младшего. Умерла даже жена Чиуна. Стало быть, Пу навечно принадлежит Римо. Ну и наоборот, разумеется. Прибыв в Бат, расположенный в юго-западной части Англии, Римо подумал, что попал на бракосочетание члена королевской семьи. Все обочины шоссе были заняты приткнувшимися друг к дружке автомобилями. Улицы наводняли мрачные типы в штатском и с рациями. Момент появления Римо в округе Эйвон был зафиксирован незамедлительно. Информацию о некой посторонней личности тут же передали всем постам. Особых подозрений Римо не вызвал - при нем был лишь бамбуковый футляр, внутри которого лежал свиток пергамента. Тем не менее первый же полицейский остановил странного прохожего и вежливо поинтересовался, что привело его в эти края и - тысяча извинений - что у него в футляре? - Так, кое-что почитать, - ответил Римо, следя, как внимательный взгляд полицейского изучает его американский паспорт. - Так вы говорите, что хотите посетить местные серные источники? - Так точно. - А для чего, позвольте спросить? - Омолаживает, - пожал плечами Римо. - Но вам ведь примерно лет двадцать восемь, я угадал? - Ошиблись. Лет так на двадцать. - В самом деле? - Именно. Мне всего восемь. Римо недооценил полицейского чувства юмора: последнего не оказалось. По знаку бобби к ним медленно приближалась группа лиц в штатском. Они уже поравнялись с водителем такси, на котором приехал Римо. Таксист с жаром доказывал, что видит этого человека в первый раз, никогда с ним раньше не ездил, да к тому же он еще не заплатил за проезд. - То, что произошло здесь у нас, не повод для шуток, мистер Уильямс. Похищен наш премьер-министр в окрестностях этого самого города, и мы вынуждены принять кое-какие меры. Сожалею, но они могут коснуться свободы вашего передвижения. - Нет проблем, только скажите, куда ходить воспрещается; я туда и близко не подойду. - Боюсь, мистер Уильямс, что мы вообще не можем пропустить вас в этот район. - В таком случае боюсь, что мне придется самому туда проникнуть. - Тогда мне придется отобрать ваш паспорт. - Можете вставить его в рамочку. - Мы будем вынуждены физически задержать вас. - Боюсь, что у вас это не получится. Римо спокойно зашагал прочь. Однако дорогу ему тут же преградили несколько человек в штатском. С извинениями они сообщили мистеру Уильямсу, что вынуждены задержать его. С извинениями мистер Уильямс ответил, что не может позволить им сделать этого. После чего извлек из футляра свиток и попытался вникнуть в его содержание. В принципе он знал, куда двигаться, - вначале путь его лежал в центр. Оттуда уже нетрудно добраться до самих серных бань. Несколько рук протянулось к нему, и Римо позволил своему телу откликнуться на произведенное ими колебание воздуха. Мозг его в это время напряженно работал, и физическое движение было скорее следствием рефлекса, нежели обдуманным маневром, дабы одурачить противника. Глаза же его бежали по строчкам свитка Мастера Ва, работавшего на римского императора Клавдия как раз в ту эпоху, когда римские легионы оккупировали юг Британии. В древнем Риме, как явствовало из свитка, постоянно существовала угроза, что какой-нибудь претор отведет свои легионы от границ империи и повернет их на Рим. Первым подобный пример подал Юлий Цезарь. Другие тоже не раз пытались устроить нечто подобное. Именно это время, когда западный мир сотрясали восстания, войны и заговоры, центром которых был погрязший в золоте и пороках город, называлось в свитке старого пергамента "золотой эпохой Синанджу". Мастер Ва сообщал: "Ни один из императоров не мог спать спокойно, ни один сенатор не отваживался на откровенную речь из страха ночью быть убитым ассасинами. Услуги Синанджу ценились высоко - и золото текло к нам рекою". Римо почувствовал, как его плечо сдавили, словно тиски, чьи-то сильные пальцы. Полицейский офицер сумел приблизиться к нему почти незаметно и сдавил его плечо так, что Римо почувствовал боль. Стряхнув руку, Римо продолжал движение. Чиун велел взять с собой именно этот свиток. Но почему? И откуда он знает, что мистер Эрисон должен быть именно в Бате? Мистер Эрисон, похоже, тоже ищет Римо? А для чего? Явно пути Синанджу и мистера Эрисона когда-то пересекались. Но когда, где и каким образом? И при помощи какой таинственной техники мистер Эрисон избегал даже самых точных ударов? Еще двое полицейских возникли перед Римо словно из воздуха. Может быть, Эрисон владеет той же техникой, что и Римо, только боец он более опытный? Да нет. Иначе он, как и Римо, использовал бы созданные противником колебания воздуха. И эти доспехи, про которые израильский профессор сказал, что они совсем новые, только сделаны по технологии, забытой тысячи лет назад? Сам Римо эти доспехи как следует и не рассмотрел. Но именно они оказались у него в руках после освобождения "Джеймса К. Поука". - Остановите! Остановите его! - послышалось за спиной Римо. - Мы пытаемся, но он словно из воздуха сделан! - Тогда следуйте за ним по пятам! Римо кивнул. Все складывалось как нельзя лучше. Они могут преследовать его до тех пор, пока не начнут ему мешать. И Римо зашагал по древнему, заложенному еще римлянами Бату, изредка заглядывая в свиток и всем телом чувствуя, что Эрисон где-то неподалеку. Он будто пытался что-то сказать ему, вызвав его в этот город, где Мастера Синанджу уже побывали несколько столетий назад. Не сам ли он прислал ему то письмо, где прямо сказал, что ждет его? Бат - Римо сразу это отметил - был симпатичным курортным городком, где ухоженные здания эпохи Тюдоров соседствовали с новыми многоэтажками. Остатки римских серных бань были переделаны во вполне современный лечебный комплекс. Исцеляющие бактерии размножались в нижней части здания, в старом римском бассейне, при реконструкции которого нашли множество старинных монет и других предметов римской эпохи. Сами бани размещались в отдельном здании; именно туда и направился Римо. Заперевшись в предоставленной ему кабинке, он сел на скамью, развернул на коленях свиток и погрузился в чтение. Претор Максимус Граник сделал этот город своим форпостом по вполне понятной причине - он страдал ломотой в костях. Поэтому он старался как можно больше времени провести у серных источников, пока ему и его легионам не пришлось покинуть берега Британии и отправиться в Галлию и в Рим. Граник, как и многие честолюбивые натуры, обожал роскошь, и поэтому в стороне от военной дороги, в двух стадиях к северу, отстроил себе роскошный дворец, вход в который был заказан всякому, кроме его ближайших друзей. "Дворец претора Граника имел множество хитростей, в том числе проваливающиеся стены, многие дверные проемы были на деле ловушками, потайные ходы под дворцом оканчивались тупиками. Совершенство всей этой защиты было таково, что войти во дворец мог лишь знавший его расположение. Я же с гордостью могу записать в сей свиток, что вся эта защита была разгадана мною, Мастером Ва, и притом безо всяких трудностей, о чем я искренне сожалею, хотя впоследствии я и живописал Божественному Клавдию все опасности, якобы связанные со множеством хитроумных ловушек. Разумеется, я следовал величайшему из правил Великого Вана, которое гласит, что ни одно порученное ассасину задание не должно по завершении выглядеть легким. Ибо тогда наниматель неизбежно сочтет, что следует снизить цену. Хитроумная же защита Граника на деле была лишь неумелой копией защиты дворца фараона Ка, коя в свою очередь повторяла - но уже с блеском - ловушки императорских дворцов династии Су. Слабость же ее состояла в том, что при защищенности потайных входов проникнуть через главный для опытного человека не составляло труда. Однако смерть он заслужил легкую - умер во сне, не поднимая голову от подушки. Легионы же его были переданы более верному слуге Клавдия, и пожар междоусобной войны потух, не успев разгореться. Получено: жемчужины, в три салиции весом каждая, общим числом восемнадцать; на сорок два гибернийских фаронга золота; двенадцать рубинов, каждый по восемь оболов, и пространная благодарственная грамота Клавдия с предложением ежегодных игр в честь Синанджу. Предложение отклонено". Римо свернул пергамент. Поскольку в свитке, который дал ему Чиун, место упоминалось одно-единственное, и поскольку Чиун еще до звонка Смита знал, что премьер-министр исчез в окрестностях Бата, Римо рассудил, что нужным ему адресом мог быть только дворец претора Максимуса Граника, в двух стадиях в сторону от военной дороги. А поскольку Граник, даже не оставь он безвременно с помощью Мастера Синанджу сей мир, все равно перестал бы числиться среди живых уже почти два тысячелетия, и все, кто когда-либо знал его, покинули эту землю примерно в одно время с усопшим, и их даже самые отдаленные потомки отправились на тот свет как минимум несколько веков назад, Римо Уильямс не стал дожидаться путника, у которого можно было бы узнать направление, а просто двинул прямо на север. На блокпосту британских войск сразу заметили незнакомца в серых слаксах и черной майке; его появление было немедленно занесено в оперативную сводку дня. В ней значилось, что объект посетил серные бани, в которых читал документ неизвестного содержания, а затем расспрашивал случайного прохожего - которым, естественно, оказался одетый в штатское полицейский, - где проходит старая военная дорога, построенная еще римлянами. Прохожий - а вернее, констебль Ее Величества Блейк, - охотно ответил на вопросы пришельца. - Здесь имеется одна старая дорога, она использовалась в День "Д" при высадке союзников. Вы ее имеете в виду, сэр? Незнакомец - согласно данным в паспорте, мистер Римо Уильямс - отрицательно покачал головой: - Нет, не эта. Еще старше, совсем древняя. Имеется еще дорога времен нормандского завоевания. Констебль уже с подозрением глядел на пришельца. - А еще старше? Сколько у вас тут дорог? - Да вообще-то порядочно. - А какая самая старая? - Извините, не могу сказать вам точно, сэр. После чего объект, он же Римо Уильямс, продолжал движение в северном направлении, обследуя по пути все попадавшиеся дороги. У нескольких прохожих он также интересовался, какой длины может быть стадия, пока не получил от девятилетней школьницы искомый ответ. Эта же школьница, как оказалось, знала и местонахождение старой римской дороги. Она указала Римо на каменные столбики у обочины - около фута высотой - и пояснила: - Это древнеримские верстовые столбы. Они расставляли их по всем дорогам империи. Это должен знать каждый школьник, сэр! - Я американец, - виновато пожал плечами Римо. В это время притаившиеся за кустами агенты Скотланд-Ярда приготовились спасать невинное дитя от опасности, хотя сделать это было бы нелегко, учитывая странные способности незнакомца. - Ой, простите. Тогда просто идите по этим столбикам. Считать-то вы умеете? - Считать умею. Я просто не знал, где проходит эта римская дорога. Премного благодарен вам, мисс. - Что вы, не за что. Конечно, откуда бы вам знать все эти вещи. В общем, идите по этим столбикам. - Ни за что бы не догадался, что это древнеримские верстовые столбы. - Многие бы не догадались. Если снова потеряетесь, спросите дорогу у полисмена. - Не потеряюсь, - успокоил девочку Римо, который уже давно пересчитал по головам засевших в кустах скотланд-ярдовцев и даже чувствовал радиоволны их "уокитоки", посылавшие в штаб операции данные о передвижениях загадочного лица. - Я тоже так думаю. - Маленькая англичанка показала в улыбке белые зубки и поудобнее подхватила портфель, набитый книжками, лентами, тетрадками, конфетами и прочими необходимыми атрибутами милой британской школьницы девяти с половиной лет. - Только не идите посередине дороги Эти машины такие страшные! - Машины не страшные. - Римо, приосанившись, откашлялся, дабы придать надлежащую твердость голосу - Это я страшный. - О, вы, разумеется, страшный. Вы просто ужасный человек! - в карих глазах девочки прыгали искорки смеха. - Но все же прошу вас, не ходите по середине проезжей части. Заскрипев тормозами, рядом с ними остановился полицейский фургон. На крыше фургона была установлена телекамера. Сделав два шага, Римо подошел к фургону и, протянув руку к передней фаре, выдрал ее. Снял колеса, извлек шофера, вырвал рулевую консоль, со скрежетом отодрал крышу вместе с камерой. - Я опасен, - подмигнул он школьнице. - Вы просто-таки Разрушитель, - покачала она головой. Из лишенного крыши фургона гурьбой высыпали скотланд-ярдовские молодчики. - Стойте где стоите, - предупредил их Римо. - Самое большее через час я достану вам вашего премьера. Только не ходите за мной. - Вы лучше делайте, как он говорит. - Маленькая собеседница безоговорочно его поддержала. - Он, конечно, иногда может переборщить, но вообще он довольно симпатичный, вы не находите? - Я не симпатичный. - Римо нахмурился. - Я опасный убийца. И убил уже очень много людей. - В таком случае, должно быть, эти люди были не очень хорошие, но тем не менее прошу вас, идите только по обочине и не садитесь в случайные автомобили. Всего вам доброго, сэр! Римо угрожающе посмотрел на замерших на обочине полицейских. Он слышал, как один из них сказал в рацию: - Объект определил себя как опасного убийцу. Сорвав в малиннике две ягоды, Римо бросил одну из них в полицейских, другую кинул девочке и зашагал по дороге вдоль каменных верстовых столбов. Он чувствовал, что древняя мостовая лежит под его ногами глубоко в земле. Так было всегда - поверх старых дорог строили новые, а потом и их заново заливали асфальтом. Или забывали о них, и они зарастали травой. То же происходило и с городами: строили новый город на развалинах старого. Дойдя до нужного, по его расчетам, камня, Римо остановился и огляделся вокруг. Справа простиралось ржаное поле. Слева блеяли овечьи стада. Дорогу окружали руины каменных стен, и где-то неподалеку курился дым над крышей крестьянского дома. Никаких развалин дворца видно не было. Ни следа - ни камешка, ни колонны. Попросту совсем ничего. Юг Англии. - Он остановился именно там, где они оставили после похищения автомобиль премьера, - сопровождал Римо неугомонный голос по рации. - Осматривается. - Говоривший явно рассчитывал, что Римо его не слышит. - Теперь повернулся, смотрит назад... приложил к губам палец. Господи Иисусе... этот парень явно слышит меня, хотя я от него в полумиле, не меньше! Если Римо не мог создать вокруг себя тишину, то, по крайней мере, он способен был сам стать ею. Где-то вдалеке взревел автомобильный мотор, над полем пронесся порыв ветра, зашелестела рожь, крикнула птица в небесах. Римо растворился в звуках и запахах, слушая, вбирая в себя аромат земли, кислый запах влаги, вонь бензина, и вскоре ничто: ни единое движение, ни один звук - не выдавали его присутствия. Он слился со звуками, шорохами, ароматом полей, стал частью этого огромного и странного мира. Подошвы его ног чувствовали жесткий щебень дорожного покрытия, а глубоко под землей - гладкий и твердый камень. А неподалеку виднелся покрытый травою холмик. Римо вспомнил, как однажды в Иудее Чиун показал ему очень древнее здание. И объяснил, что в старину дома строили на отшибе, как этот, а когда они становились не нужны, их бросали. Брошенное здание постепенно зарастало травой, ветер приносил к стенам семена и землю. И если оно стояло вот так, заброшенным, несколько веков, мертвая трава, земля и ветер сооружали холм вокруг здания. Археологи только недавно начали раскапывать эти холмы, под многими из которых скрывались древние дворцы, города. Римо направился вдоль каменной стены по краю золотого ржаного поля к зеленому холмику. Он уже знал, что внутри скрывается каменное здание. Обойдя холм его по периметру, он увидел в одном месте на земле свежие слезы. Обычно когда снимают дерн, так или иначе повреждают траву, но здесь в земле была прорезана едва заметная щель чем-то узким и острым, наподобие лезвия. Щель образовывала прямоугольник размером со средний гроб Дерн снят совсем недавно - трава только-только расправилась. Сунув в щель кисти обеих рук, Римо поднял ровный пласт дерна. Он слышал, как констебль по рации докладывал начальнику, что странный пришелец явно что-то нашел. Внизу была черная земля, в тонких обрывках корней, примятая. Кто-то рыл здесь совсем недавно - и пройти по его следу не составляло большого труда. Римо понадобилось всего несколько минут, чтобы дорыть до каменной кладки внешней стены некогда великолепного дворца Максимуса Граника, оставившего сей бренный мир по воле Дома Синанджу. Хейзл Терстон устала угрожать своим похитителям - мол, это никак не сойдет им с рук. Кроме того, она и сама больше в это не верила. По всему было видно, что выигрыш на их стороне Похитив ее в центре самого британского из всех округа Эйвон, близ курортного городка Бат, они сделали это так, что комар не подточил носа. Им даже не понадобилось вывозить ее из страны - она была надежно упрятана в этой странной комнате под землей. В заключении они провели уже три дня. Их поили тухлой водой, кормили жестким хлебом. Воздух в помещении становился все более спертым. - Как вы думаете, мы можем здесь задохнуться? - спросила она советника. - Помещение, видно, немаленькое, раз мы живы до сих пор. - Похоже, мы проиграли, а? - Боюсь, что вы правы. - А вы говорили, что можно нейтрализовать охрану. - Можно, разумеется. А потом? Куда бежать? Где мы - и то не знаем. - А если прорыть подкоп? - Откуда нам знать, сколько земли они навалили сверху? - Я ведь треп-то ваш слышу, - заметил охранник, поудобнее устраивая на коленях ручной пулемет. - Тогда должны уж понять, что ничего от меня не добьетесь. - Мне от тебя, Хейзл Терстон, ничего не надо, - ответил охранник. - Ты старая грязная британская сука - так вот и знай. - В поражении или в победе - вы во всех случаях так же гнусны, как и в тот день, когда ваши матери ощенились вами, - заметила премьер-министр Великобритании. Советник бросил на нее предупреждающий взгляд. - А чего вы боитесь? Что мы вдруг ему не понравимся? - кивнула Хейзл Терстон на часового. - Если ты мне не понравишься, сучья дочь, я вышибу тебе зенки! - Уверена, что такие, как он, и составят то самое правительство, которое эти ослы хотят привести к власти. А сами потом удивляются, почему, мол, новое правительство вместо хлеба с маслом натравливает на них полицию. Сами хотели того, засранцы. Грудь храброй женщины тяжело вздымалась. В комнате становилось трудно дышать. Из кармана у охранника торчала пластиковая трубка, к которой он каждые десять минут прикладывался. Ясно - кислород. - Если мне суждено здесь сдохнуть, - Хейзл Терстон повернулась к охраннику, - хочу кое-что сказать вам. Пригласите сюда своего главаря, мне нужно побеседовать с ним напоследок. - Можешь сказать это все и мне. - Тебе я бы и свои грязные трусы стирать не позволила. Зови, остолоп! В кармане у мистера Эрисона, появившегося через две минуты после того, как охранник отправился за ним, трубки с кислородом не было. Казалось, он вообще не нуждался в воздухе и был свеж, как сорванный с грядки огурец. - Вы хотели видеть меня? Произнести, так сказать, последнее слово? - Именно. Видно, умереть мне придется все-таки здесь, и притом очень скоро. Так вот, я желаю, чтобы вы знали, о чем я в последнюю минуту думала. - Обожаю последние слова, - заметил мистер Эрисон. - Люблю, когда их выбивают на памятниках, вышивают на знаменах, а уж статуя с героическим последним словом на пьедестале способна заставить меня всхлипнуть от умиления. - Боже, храни Англию, народ английский и королеву, - медленно произнесла Хейзл Терстон - и тьма, подступившая к глазам, обрушилась на нее. Открыв глаза, она обнаружила, что обрушилась не тьма. С грохотом, напоминавшим пушечный выстрел, осыпалась одна из стен комнаты, и в пролом вместе с потоком свежего воздуха влетела солидных размеров каменная глыба. А потом в проломе стены возник человек - высокий, худой, с широкими запястьями. Габаритов он был явно меньших, чем охранник с ручным пулеметом, уже вскочивший к тому времени на ноги и готовый к активным действиям. Действовать, однако, ему не пришлось. Пришелец сделал едва заметное движение - и ручной пулемет с лязгом полетел на пол, а в черепе часового образовалось отверстие величиною с кулак. Советник заикал. - Клянусь, я никогда такого не видел. Это... уверяю вас, это не человек. Я знаю, что говорю. Я знаю. - О, это мой друг... наследник очень, очень старинного Дома, - промолвил мистер Эрисон, все это время неподвижно стоявший на месте. - И я пришел за тобой, - Римо кивнул в его сторону. - К вашим услугам, - раскланялся мистер Эрисон. - Я, собственно, тоже тебя давно дожидаюсь. И вот - дождался-таки. Ты, конечно, получил послание? - Но не понял сути. - Она проста: не стой у меня на пути. - Ты же сам притащил меня сюда, а теперь я у тебя на пути? - Вы всегда у меня на пути - вы, ты, другие двуногие. Я всего-то хочу слегка поразвлечься, а вы мешаете мне. И больше всех всегда мне мешал Дом Синанджу. Вот, гляди - это остатки дворца старины Граника; он всегда относился ко мне с уважением, чего о вас, мерзавцах, не скажешь Так ваши зарезали его прежде, чем он успел начать славную гражданскую войну. Ну куда это годится, я тебя спрашиваю? - Кто вы? - спросила Хейзл Терстон. - Я тот, кто не любит, чтобы у него под ногами путались, - мистер Эрисон галантно улыбнулся даме. - Я - ваш спаситель, - почти одновременно с Эрисоном ответил Римо, затем спросил: - А вы кого, собственно, спрашиваете - его или меня? - Обоих. Оба - выйдите отсюда, пожалуйста. - Минуточку, - извинился Римо. - Сначала я попытаюсь покончить с этим молодчиком. - Извольте. В таком случае первой выйду я. Шагнув в пролом, она увидела наверху по краям дыры встревоженные лица сотрудников Скотланд-Ярда. И кивнула им, чтобы не беспокоились. Римо поднял с каменного пола солидную известняковую глыбу - весом в тонну, а может быть, чуть поболее. Вернее, он лишь слегка тронул ее рукою, и через миг она уже плавно летела прямо в голову мистера Эрисона. Римо не отставал от нее - он боялся, что Эрисон сумеет увернуться. Но тот и не собирался уворачиваться. Пройдя сквозь летящий каменный снаряд, он - плечом вперед - вошел в стену. Осколки глыбы разлетелись в стороны, разбившись о стену. Один из них слегка поцарапал запястье премьер-министра. Но она успела заметить, что худощавый незнакомец обставил свое исчезновение чуть менее таинственным образом. Если мистер Эрисон ушел сквозь стену, то неизвестный спаситель просочился сквозь плотный строй скотланд-ярдовцев и полиции. Дорожные патрули потеряли его из вида еще на дороге в Бат, но чуть позже премьер-министру передали секретную телефонограмму президента Соединенных Штатов Америки, из которой она узнала, что незнакомец был американцем и президент послал его специально для ее, мисс Терстон, спасения. - Он как-то странно двигается, - заметила премьерминистр в разговоре с президентом Соединенных Штатов Америки. - Но кто этот Эрисон и какую террористическую организацию он представляет? - Этого мы не знаем, - вздохнул президент. - Как бы то ни было, действует он более эффективно, чем все эти дилетанты вместе взятые. - Это-то нас и беспокоит, - снова вздохнул президент. Он не стал говорить даже своей давней союзнице, что доктору Харолду У. Смиту пришлось использовать для обработки сведений о таинственном противнике целый вычислительный центр. Было выяснено, что противник использует самые современные методы и под его руководством даже самые неорганизованные группы террористов обретают эффективность и способность к мгновенным действиям. И главное - желание сражаться, подобного которому еще не было, пожалуй, зафиксировано во всей истории этой безумной планеты. Римо же вернулся обратно в Синанджу вместе с Пу - и нерешенной проблемой, тяготившей его с каждым днем все более. Утешался он тем, что, хотя ничего пока не смог сделать с Эрисоном, относительно Пу у него родились кое-какие планы. Для начала он забрал ее жить в большой дом на холме, как и подобало жене Мастера. После чего вызвал Чиуна на серьезный разговор. - Как американец, я требую участия моей жены в нашем деле. - Что так же глупо, как и все, придуманное американцами. - У Пу есть кое-какие идеи насчет финансовой части, папочка. - Вот как? - ядовито поинтересовался Чиун. Сунув пальцы рук в рукава, он вопросительно уставился на Римо. - В частности, она предлагает впредь записывать: кто что сделал при выполнении текущего задания. И что кому за это полагается, соответственно. Мы ведь таких записей не вели. Потому и получали все скопом. По-моему, тебе стоит поговорить с ней на этот предмет. Всю эту тираду Римо выдал единым духом, не мигая глядя в глаза наставнику. Чиун, так же внимательно глядя Римо в глаза, ответил, что будет рад побеседовать с Пу. Когда вошла Пу, он пригласил ее сесть перед ним на циновку. Пу, как и подобает воспитанной невестке, вначале подала чай - причем Чиуну досталась чашка с неким подобием чуть теплой воды, ей - с черным, словно смола, отваром. Римо, невинно улыбаясь, устроился между ними. Вроде все развивалось в соответствии с задуманным. Пу выдала положенную порцию славословий в адрес Мастеров Синанджу, после чего перешла к восхвалению достоинств их жен. Попутно она пересказывала их биографии. Римо заинтересованно внимал: таких подробностей он раньше не слышал. Пу знала мельчайшие детали жизнеописания супруги каждого из Мастеров - в особенности размеры полученных ею подарков. Чиун лишь кивал, подтверждая сказанное. Закончила она уже заполночь. Волны Корейского залива за окном стали черными, как траурная одежда. - Свои требования ты тоже изложила? - поинтересовался Чиун. - О да, возлюбленный отец моего дражайшего супруга! - Тогда советую тебе серьезно поговорить с Римо, поскольку именно он должен удовлетворить их. Ведь тебе, как его жене, причитается часть его доли, но не моей, разумеется. Между собой, спешу сообщить тебе, мы уже давно все решили. - А какую долю получает Римо? - Какую бы я ни назвал - он получает ее немедленно. Таков обычай Синанджу. Римо наблюдал, как обычно румяные щеки Пу стремительно теряют окраску. - Видишь ли, милая, - начал он мягко, - если ты начинаешь чувствовать, что этот брак невыгоден для тебя, самое время покончить с этим. - Не-ет, - захныкала Пу. - Никто из Мастеров Синанджу не требовал развода! Чиун, улыбаясь, встал с циновки, дабы оставить Римо наедине с Пу, полной решимости вытащить из супруга подробный отчет о собственности. Но, уже перешагнув порог, обернулся к Римо: - Если мистер Эрисон объявится снова - а он непременно объявится, - я поеду с тобой, сын мой. И уж тогда я, Мастер Синанджу, покажу тебе, как с ним совладать. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ - Стало быть, Чиун знает его? - Думаю, да, - сказал в трубку Римо. Он в очередной раз беседовал со Смитом по телефону, установленному в доме пекаря. Супруга пекаря, мать драгоценной Пу, только что получила по почте заказанное ей платье от "Харродс". В данный момент дражайшая теща занималась приготовлением ужина и, снуя между кухней и жилой комнатой и проходя мимо Римо, не упускала случая в сопровождении насмешливой улыбки произвести рукой жест, означающий оценку его мужских способностей, - согнутый палец, стыдливо направленный в пол. Иногда палец указывал сначала на миску только что промытой лапши, а затем, поднявшись вверх, - на Римо, нетрудно было догадаться, что и этот жест имел то же значение. Иногда же она указывала на приходящего за окном старика, намекая, что и от Римо можно ожидать примерно такого же отношения к священным обязанностям супруга. Римо всеми силами старался не обращать на нее внимания. Нигде, ни в одной части света с ним, Мастером Синанджу, не обращались с таким вопиющим неуважением как в этой забытой Богом деревне. В принципе, конечно, это отношение можно было изменить, но это значило бы капитуляцию перед женушкой. А заняться любовью с Пу - такого Римо не мог себе даже и представить. Лучше уж нырнуть с головой в котел с теплым отваром печенки с луком. Или сидеть в голом виде в кадке с заливной рыбой. Или забраться на гору мороженого мармелада - и уже оттуда не слезать. О драгоценной Пу Римо думал неоднократно, и чем чаще он думал о ней, тем несостоятельнее казалась ему идея соития. Может, когда-нибудь, но не сейчас, увольте. А лучше... лучше вообще никогда. И дело не в том, что Пу, например, была толстухой. Часто полнота делает женщину лишь привлекательней. Но до самой глубины души - если кто-нибудь когда-нибудь мог до нее добраться - Пу Каянг являла собой средоточие всех неприятных черт, которыми только может обладать женщина, а это куда хуже физических недостатков. В первые же три минуты, проведенные в отеле "Царь Давид", Пу умудрилась усвоить замашки и интонации обвешанных бриллиантами морщинистых матрон с Лонг-Айленда или с нефтяных скважин Техаса. Из Лондона Пу вернулась, переняв худшие черты британской аристократии, - высокомерие, снобизм и стремление к всеобщему обожанию. А теперь она еще набивалась к нему в партнеры. А ее матушка? Пу пользовалась ею, как собственным и весьма тяжелым мини-тараном. Римо все чаще становилось жаль забитого и вымотанного пекаря. В доме, где правят женщины, ему оставалось положение раба - и не больше. Вообще Римо давно заметил, даже самые обаятельные дамы в Синанджу относились к мужчине как к некоему орудию, которому природа дала функции производителя и кормильца. Например, от Чиуна он ни разу не слышал доброго слова в адрес его покойной жены, хотя вместе они прожили без малого лет сорок. Правда, Мастеров обычно мало интересовали женщины - у них было искусство Синанджу. Это было их единственной и главной привязанностью - большей, чем невеста, любовница или жена. Дом Синанджу да пребудет в веках! Все остальное неважно. И поэтому Римо, американского гражданина и уроженца города Ньюарка, объединяло с наследниками древнего корейского рода чувство, далеко превосходившее все известные виды человеческих взаимоотношений. Это было совместное знание, совместная принадлежность к Синанджу. И даже когда они с Чиуном полностью расходились во взглядах, привычках, они оставались ближе друг другу, чем однояйцевые близнецы. И потому в данный момент Римо пытался объяснить ситуацию Смиту - и не мог сделать этого. - Он сразу узнал Эрисона. В самом начале. Еще у Литл Биг Хорн, в Дакоте - помните? - Помню. И кто же он? - Этого-то он мне сказать пока и не может. - Это почему? Послушайте, вы, по-моему, до сих пор не поняли, с чем имеете дело. Этот человек - вещь, субстанция, не знаю что, - остановить которого нет возможности. - Я же остановил его. - Нет, не остановили, Римо, - ответил Смит. И снова начал задавать бесконечные вопросы, выспрашивая мельчайшие детали всех трех столкновений с Эрисоном. И чем больше подробностей припоминал Римо, тем мрачнее делался доктор Смит. - Повторяю вам, Римо, - и теперь я уяснил это четко - перед нами человек, или робот, или что-то еще, чему нет возможности противодействовать. Все детали ваших с ним встреч показывают, что он оставлял начатое исключительно по собственной воле, а не по причине принятых вами мер. - Физически - да, я еще не могу с ним справиться. Но в свитках Синанджу наверняка есть ответ и на это. - Не знаю, какой ответ вы надеетесь найти. Знаете, что по-настоящему беспокоит меня и, соответственно, президента? Отвернувшись от жены пекаря, Римо вперил взгляд в мутное слюдяное окно. Стоял полдень, жаркое солнце словно пыталось высушить холодные свинцовые волны залива. В небе носились и кричали чайки, словно хлопья снега, падая на воду, на камни, на рыбацкие суда. - Понимаете, за всеми его действиями нет видимой мотивации. Он - как ракета, выпущенная наобум. Своими акциями он не преследует никакой цели. Вначале он помогает индейцам встать на тропу войны, затем собирает идрийцев для захвата американского авианосца, а вслед за тем организует банду ирландских уголовников и превращает их в одно из лучших боевых подразделений во всей Европе! А потом исчезает, все им созданное разваливается, но он появляется и начинает все снова. Для чего ему это? Где логика? - У него вроде бы какие-то старые счеты с Домом Синанджу. Недаром Чиун сразу узнал его. - Ну хорошо. Вы знаете Синанджу, Римо. Много ли у Дома Синанджу врагов? - Да нету их! В этом-то и загвоздка. Нигде в свитках ни о каких врагах ни слова не сказано. Но... не волнуйтесь, Смитти. - Вы серьезно мне это предлагаете? - Вполне серьезно. Потому что Чиун обещал научить меня, как с ним справиться. - Надеюсь только на это. Потому что сегодня утром кто-то выкрал в Ватикане папу римского. Итальянская полиция, которой доступа в Ватикан нет, сообщает, что впервые за многие столетия папская гвардия приведена в боевую готовность. - Отлично. Явно работа Эрисона. Вот теперь Чиун пускай мне все и покажет. Для поездки в Рим Чиун выбрал черное кимоно с серебряной вышивкой - дар, полученный Домом Синанджу несколько столетий назад от одного знатного итальянского рода. На угольно-черных складках среди прихотливого орнамента была вышита надпись: "Дому, снискавшему наше безграничное уважение, дар рода Борджиа, отныне и впредь верных и преданнейших друзей". - Это кимоно ни разу не надевали с тех пор, как получивший его Мастер вернулся из Италии, - объяснял Чиун, пока узенькая долбленка везла их к стоявшему в двух милях от берега авианосцу, с которого военный самолет Тихоокеанской флотилии должен был доставить их в Рим. - Симпатичная была семья - эти Борджиа. Только слишком любили все делать сами. А умели делать не все. Лукреция Борджиа, например, пользовалась ядами, но поскольку считала, что главное в работе ассасина - акт умерщвления врага, вся семья до сих пор пользуется дурной славой. Как часто благополучное царствование рушится из-за излишней самонадеянности владык! Они думают, что сумеют все сделать сами - ведь в наших руках все так просто выглядит. - Так что ты собираешься делать с Эрисоном? - прервал рефлексии наставника Римо. - Увидишь. - Я бы предпочел знать заранее. - Я тоже предпочел бы, чтобы ты знал, но ты не знаешь. Перед визитом в Ватикан Чиун потащил Римо на прогулку по римским улицам. Многие из древних мраморных зданий до сих пор сохранились Форум напоминал распавшийся мраморный скелет. Они прошли мимо древнего храма весталок - языческих жриц, по образцу которых были организованы монастыри первых католиков. Повсюду возвышались бренные останки разрушенных храмов давно позабытых богов. До возникновения христианства этим богам поклонялись те, кого сейчас зовут цивилизованным миром. Для всего в этом мире - любви, вина, войны или моря - имелся специальный отдельный бог. От Венеры до Нептуна, эти коварные и своенравные боги правили жизнью простых людей и принимали от них жертвоприношения. Но с пришествием христианства и обещанием вечной жизни, с явлением Бога, умершего за людские грехи, храмы прежних богов опустели, и последние жрецы доживали свой век в одиночестве у брошенных идолов без последователей, без жертвоприношений, без надежд. А когда и они умерли, когда навеки потухли факелы на алтарях и огни на жертвенниках, в старых храмах христиане устроили свои первые церкви, другие же храмы попросту разрушились от времени. Стоя на месте некогда величественного храма Юпитера, куда стекались на жертвенные пиры тысячные толпы, Римо подивился: неужели эта треснувшая мраморная плита и бронзовая дощечка с надписью - действительно все, что осталось от грандиозного сооружения? - Это были хорошие боги, - заметил Чиун, подойдя сзади к Римо. - По крайней мере, было понятно, чего от них добиваются. И как - тоже понятно. Принес богу жертву - вправе ожидать от него чего-то взамен. Никаких проповедей о всеобщей любви и о страдании как награде. Мы вообще сомневались, что христианство приживется хоть где-нибудь. Однако и времени не так много прошло, а вот - прижилось, гляди-ка. - А меня вырастили в приюте для сирот монахини-католички. В Ватикане, наверное, я себя буду странно чувствовать. - Не думаю. Вспомни, папский престол некогда занимали Борджиа, да и мы поработали здесь на славу. Рим... Кто бы мог подумать, что он продержится так долго, - промолвил Чиун, оглядывая панораму города над Тибром - города, которому некогда принадлежал весь мир, а теперь остались лишь пробки на перекрестках да величавые мраморные развалины. И Ватикан - великий Ватикан с папским дворцом, построенным на месте гладиаторской арены. По периметру внушительной колоннады, окружавшей государство католиков посреди страны бывших римлян, замерли цепочкой итальянские солдаты и полицейские. От собора святого Петра, где стояли Римо и Чиун, на площади перед дворцом папы были видны маленькие группки людей, между которыми, судя по всему, произошел конфликт, перешедший в схватку. Римо узнал форму папской гвардии - панталоны на помочах и бархатные шляпы. И вспомнил, что некогда этот маленький отряд действительно предназначался для охраны папы, но уже много веков участвовал только в церемониях... До позавчерашнего утра, сообщил ему один из стоявших неподалеку карабинеров. Поскольку именно в это утро им пришлось расчехлить алебарды, чтобы вступить в рукопашную с невесть откуда взявшейся группой турок, которых возглавлял странного вида человек с мощной шеей и глазами, как сказал карабинер, неестественно блестевшими. Карабинер также предупредил, чтобы Римо и Чиун не пытались проникнуть внутрь. - Это ужасно, ужасно, в священном месте - и вдруг такое, - карабинер едва не рыдал. - Но мы не можем вмешаться, понимаете? - А почему? - Ватикан - суверенное государство. Для того, чтобы войти на его территорию, нужно... например, приглашение. А у нас его нет. И не будет, потому что все государство останется парализованным до тех пор, пока не отпустят папу. - А вы думаете, его держат в плену? - Все так думают. По площади перед дворцом, отсеченная турецким ятаганом, покатилась человеческая голова. - Ничего себе, - ошеломленно вымолвил Римо. - Ужасно! - Карабинер прикрыл рукой глаза. - Да, - закивал Чиун, - когда за дело берутся любители, они всегда все портят. Что ж, сами виноваты. Пошли, Римо. Так нам в Ватикан не войти. А Эрисон наверняка внутри - погляди, с каким удовольствием лезут они в эту безобразную драку. Войти в Ватикан оказалось возможным через тот самый проход, которым император Август пользовался для выхода на трибуны. Цепь длинных туннелей, хорошо защищенных, - римский плебс мог взбунтоваться в любой момент. А позже эти туннели стали просто частью катакомб Вечного города. Туннель, которым воспользовались Римо и Чиун, проходил под вегетарианским рестораном. Вспомнив рассказы предшественников, Чиун довольно быстро вычислил, где находится вход, - не упустив возможности попенять Римо, что он даже в детстве изучал свитки куда прилежнее, - и вонзил длинный ноготь в заложенную кирпичом арку. Приведя вибрацию пальца в соответствие с движением молекул твердого вещества, он без труда обрушил всю кладку, не обращая внимания на отчаянные вопли ресторатора, который хранил в обвалившемся подвале свежие оливки, помидоры и чеснок. - Служба безопасности папы, - помахал разгневанному владельцу Чиун. - Пошлите счет в Ватикан, там оплатят. Перед ними в древней, из тесаных каменных блоков стене зияло продолговатое отверстие. На стенах коридора Римо различил фрески с изображением каких-то богов и богинь - те плясали, занимались любовью, пили. Экипировка представителей сверхъестественных сил явно оставляла желать лучшего. На одной из фресок - хорошо сохранившейся, с прекрасными тонами, хотя и несколько грубоватой манерой письма, - Римо вдруг увидел изображение комнаты, живо напомнившей ему сокровищницу Синанджу. Ему показалось, что в свой первый приезд в Синанджу он даже посетил ее. Тогда в комнате повсюду стояли статуи, сундуки с драгоценностями, золотые сосуды... И тут Римо вспомнил - он же был в той самой комнате со светлым квадратом у стены. Римо попытался припомнить, что стояло на этом месте, но тщетно. Когда попадаешь туда, где сокровища накапливались веками, все сливается перед глазами в один большой кусок золота. И к тому же тогда все эти ценности его не очень интересовали. По туннелям они прошли мили три, и наконец Чиун остановился перед низенькими каменными ступенями, которые вели к окованной железом двери. Из-за двери слышались крики, стоны и лязганье скрещиваемых мечей. - Какой позор, - покачал головой Чиун. - Эти современные нравы... Толкнув дверь, они оказались на верхней площадке широкой лестницы, спускавшейся в обширный зал со старинными гобеленами. Инкрустированная перламутром мебель была в беспорядке отодвинута к стенам, чтобы освободить самый центр комнаты, где пол с мозаикой из розового и золотистого мрамора был обильно полит свежей кровью. Папские гвардейцы яростно размахивали алебардами, отбиваясь от наседавших на них вооруженных ятаганами турок. Иногда удар алебарды достигал цели - и тогда по полу катилась отсеченная голова или отрубленная кисть руки взлетала в воздух. Но чаще тяжелые алебарды промахивались - ятаганы оказывались куда эффективней в ближнем бою. Из распоротых бархатных камзолов гвардейцев вываливались дымящиеся внутренности. Посреди побоища в кресле с высокой спинкой восседал, улыбаясь и потирая руки, сам мистер Эрисон. - Вот это мне нравится! - Он одобрительно кивал головой. И, заметив Римо и Чиуна, добавил: - Но зато это не нравится самым отъявленным эгоистам всех времен - Дому Синанджу. Вы что, не видите, какого удовольствия хотите лишить своих ближних? Я вас, мерзавцев, всегда за это терпеть не мог! - Ну, поговори с ним, папочка, - шепнул Римо. - Не сейчас. Нужно спасти людей. - Ты что, решил стать католиком? - Мы связаны священным и благородным обетом, данным братству собора святого Петра. - Чиун вскинул подбородок. - И обещанием, данным некогда семье Борджиа. - Борджиа? - расплылся в улыбке мистер Эрисон - Отличные были ребята! - Не всегда, - не согласился Чиун. - И уж явно не в те времена, когда они тебе нравились. - Ткнув пальцем в сторону Эрисона, он обратился к Римо: - Перед тобой убийца. Я много раз пытался объяснить тебе разницу между подлинным ассасином и грязным убийцей - теперь ты сам видишь ее, сын мой. Римо уже примеривался, чтобы нанести Эрисону последний - и сокрушительный - удар в почки, но Чиун остановил его. - А он что, тоже из какого-нибудь рода ассасинов, а, папочка? - Он? Из рода ассасинов? Он даже слова этого не может переносить! - Так, может, тогда ты наконец соизволишь сказать мне, кто он, или так и будешь ходить вокруг да около? - Нет. Это знание не заслужено тобою. - Ладно, мне в принципе наплевать. Просто покажи, как с ним покончить, и будем считать дело завершенным. Его Святейшество находился в соседней комнате под присмотром группы смуглых молодых людей в фесках, на которых сияли яркие полумесяцы. В руках у них были ятаганы, и они именовали себя Новыми янычарами Османской империи. Было их примерно человек двадцать, и они без устали прохаживались перед папой, дабы устрашить его своей силою. Однако Его Святейшество ни на секунду не уронил достоинства, что было нелегко, учитывая доносившийся снаружи шум битвы и угрозы в адрес пленника. - Мы - потомки славных янычаров, и мы здесь для того, чтобы отомстить за позор, постигший в прошлом наших великих воителей. Смыть кровью пятно с памяти Мехмета Ал и Аги, что сражался за свой народ и за нас - его будущее. Слушай, понтифик, победа на сей раз за нами, пришла пора платить по счетам! Главарь янычаров как раз заканчивал тираду, когда Римо и Чиун незамеченными проникли в небольшую каморку, где на простом деревянном стуле сидел, прикованный к нему, Его Святейшество. - От янычаров всегда было мало толку, - скривился Чиун. - Ваше Святейшество, мы прибыли спасти вас. Вечная слава дому Борджиа, папской власти и католичеству - Дом Синанджу смиренно припадает к вашим стопам! Перед взором папы, еще не оправившегося от шока при виде собственных гвардейцев, с яростью буйных маньяков дравшихся с осатаневшими от вида крови турками, возникло новое кошмарное видение - дряхлый старик азиатского вида в развевающемся черном кимоно и щуплый парень в черной майке, с неподдельным интересом взиравшие на странную компанию Его Святейшества. Дальнейшее больше напомнило бы стороннему зрителю бальные танцы. Турки по очереди, размахивая ятаганами, бросались на старика в кимоно, а тот без видимых усилий направлял острия сабель в деревянные стены. Потомки янычаров с треском исчезали в проломах вслед за своим оружием. Молодой напарник старика деловито насаживал оставшихся на их собственные мечи, аккуратным штабелем складывая тела в угол. Вообще оба больше напоминали не воинов, а уборщиков, приводивших в порядок изрядно замусоренную площадь. Причем основная часть работы явно доставалась молодому, который, растаскивая за ноги трупы, сквозь зубы жаловался по-английски на то, что ему, мол, всегда приходится делать за папочку всю грязную работу. Пожилой азиат, приблизившись к папе, одним движением разорвал приковывавшую его к стулу цепь, словно она была скручена из туалетной бумаги, и низко склонился перед Его Святейшеством. Его компаньон с недоумением наблюдал за этим. Когда же Чиун, подавшись вперед, поцеловал золотое кольцо на пальце папы, глаза у Римо и вовсе полезли на лоб. - Ваше Святейшество, мы - ваши смиренные слуги. Чиун склонился так низко, что его седые космы подметали пол; затем, взмахнув, словно крыльями, рукавами кимоно, в одно мгновение резко выпрямился. - Кто вы, друзья мои? - спросил Его Святейшество по-английски. - Исполнители наимудрейшего из соглашений, когда-либо заключенных престолом святого Петра, - Чиун горделиво поднял голову. - Может быть, вы напомните мне, о каком именно соглашении вы говорите? Сегодня, знаете ли, был очень трудный день. Папа заметил, что молодой человек все еще стоит с раскрытым ртом, не отрывая взгляда от кольца на его пальце. Римо, воспитанника сестер-монахинь из Ньюарка, ни разу не слышавшего от наставника доброго слова в адрес христианства, его превращение в почитателя католичества ошеломило во сто крат больше, чем, скажем, явление говорящего чайника. Он просто не в силах был этому поверить. Но одно он точно знал - сестрам из приюта святой Моники в Ньюарке было чему поучиться у Чиуна. Церемонию приветствия папы он, похоже, репетировал не один год. Римо поразил не поцелуй, которым Чиун наградил кольцо папы, а то, с каким жаром Мастер Синанджу выполнял всю церемонию приветствия. - О Ваше Святейшество, соглашение между Ватиканом и Домом Синанджу было подписано во времена славнейшего правления рода Борджиа. Папа в некотором смущении потер виски. - Сэр, - наконец произнес он. - Одним из доказательств Божьей опеки над римской церковью является то, что мы смогли извлечь уроки из беззаконного и разбойного правления этой семьи и преодолеть царившие тогда произвол и насилие. И рука Господа отпустила наши грехи, да восславится имя Его вовеки! - У нас, однако, сохранились об этой семье самые благие воспоминания. - Я до сих пор так и не понял, кто вы такой. - Мастер Дома Синанджу - услуги ассасинов для сильнейших в этом мире правителей. Папа покачал головой: - Насколько я помню, подобное имя ни в одном из наших соглашений не фигурировало. - И пожелал узнать дату подписания упомянутого документа. Чиун назвал дату, и папа послал советника за старшим советником, которому велено было вызвать старшего советника первого ранга, а тот в свою очередь вызвал монахиню, через некоторое время отыскавшую в архиве пожелтевший пергамент, скрепленный печатью с тремя коронами престола святого Петра. Великий понтифик погрузился в чтение документа, и глаза его расширились от изумления. Семейство Борджиа - этот вечный позор католической церкви - подписало с упомянутым странным азиатским синдикатом убийц бессрочный контракт, согласно которому за фиксированную плату Дом Синанджу обязался никогда не наниматься на службу к врагам римской церкви. - Нет, - изрек после некоторого раздумья Его Святейшество, - мы не можем этого допустить. - И, подняв глаза на Чиуна, кивнул ему: - Вы свободны от своих обязательств. - Ваше Святейшество, в знак признания вашей святости мы переняли и кое-какие обычаи у христиан. Например, брак по-католически. - Чиун явно ухватился за эту идею. - Мы, Мастера Синанджу, не верим в развод. Брак - это связь, которую не разорвет даже время. И мой сын Римо, католик по воспитанию, вполне поддерживает меня. Папа обвел взглядом сложенные у стены тела своих недавних тюремщиков. Собственно, эти двое спасли ему жизнь. Он поинтересовался у молодого человека, возникают ли в его браке какие-либо сложности. - Супружеский долг, - кивнул Римо. Целовать кольцо понтифика он не стал - пересказывай это все потом Смиту... - Но у супругов должны быть друг перед другом обязанности. - Да я понимаю. Но, во-первых, жениться на ней я вовсе не хотел. И сделал это только для того, чтобы мой отец - его зовут Чиун, вот он перед вами - согласился помочь мне справиться с этим маньяком Эрисоном. - Значит, сын мой, вы вступили в брачный союз не по собственной воле? - Нет, святой отец. - Римо потупился. - А обычаи Дома Синанджу, касающиеся брака и семьи, такие же, как обычаи римской церкви? - Да, святой отец. - В голосе Римо зазвучала надежда. - В таком случае ваш брак недействителен. Его просто не было - никогда. Лишь когда сердца соединяются по доброй воле, римская церковь считает таинство брака свершившимся. - К тому же... супружеских отношений у нас тоже не было, - ввернул Римо. - Значит, уже по двум причинам ваш брак следует считать несостоявшимся. Римо подпрыгнул так, что чуть не пробил головой потолок, а приземлившись, пал на колени и с благоговением прижал губы к кольцу на пальце Его Святейшества. Наконец он избавится от драгоценной Пу! Их брак не имеет силы! - Я свободен, ты слышал, папочка?! Чиун, с тем же выражением глубочайшего почтения еще раз целуя кольцо, отвернулся в сторону и по-корейски пробормотал что-то о коварном Риме. Эрисон все сидел в большом зале, явно дожидаясь своих противников. - Я слышал, ты освободил своего клиента, Чиун, - сказал он вместо приветствия. - И пришел поговорить с тобой, Эрисон, - ответил Чиун, скрестив на груди руки и выставив ногу вперед, каковая поза должна была выражать крайнее высокомерие. - Разумеется. О чем будет беседа? - весело спросил Эрисон, откидываясь в кресле и барабаня пальцами по подлокотникам. - Мы уйдем из Западной Европы, если ты обещаешь оставить в покое Азию. - Нет, из Китая и Японии я никуда не уйду. Мне там очень нравится, - капризно заявил Эрисон. - Китай - понятно, но при чем здесь Япония? Они же теперь делают только игрушки. На что они тебе, спрашивается? - Игрушки они делают лишь последние полвека. Думаешь, сами японцы изменились за этот срок? Нет, Японию я вам не отдам, не просите. - Но зачем она тебе? - Чиун тоже не желал уступать. - Взгляни, какие замечательные рынки мы тебе оставляем. Северная Америка. Вот где ты сможешь по-настоящему развернуться. Южная - вот-вот вполне созреет для тебя. Вся Европа, Ближний Восток. Решай - все равно мы ставим условия. - Никакие условия вы мне не можете диктовать. Все, что я захочу, я и сам себе обеспечу. Вы, конечно, можете причинить мне мелкие неприятности, но не больше. А твой Римо - просто неумелый диверсант. Ладно, отдаю вам Японию. - И Индокитай. - Ну нет. Слишком много! - Да у тебя же и так весь Китай. И еще Россия в придачу. Мы торгуемся - или ты вознамерился диктовать? Чиун был явно недоволен поведением Эрисона. - Ладно, - кивнул тот, - договорились. Он протянул руку, но Чиун нарочито не обратил на нее внимания. - Договорились, - кивнул он в ответ. Эрисон протянул руку Римо. - У меня с тобой никаких договоров не может быть. - Римо смерил Эрисона хмурым взглядом. - А ты, папочка, обещал показать мне, как справиться с ним, а не торговаться. - Я и показал. Ты все видел. Тебе просто не нравится этот способ, но это уже твое дело, ведь так? - Отдать ему на откуп полмира - не выход из положения, папочка. - Это все, что я могу сделать - до тех пор, пока сокровища Синанджу не будут возвращены. - А их что, еще не нашли? - рассмеялся Эрисон. - А ты откуда знаешь? - сдвинул брови Римо. - Да просто наблюдаю за вами - и, честное слово, живот надорвешь. - Эрисон снова весело улыбнулся. - Давайте я лучше расскажу вам об этом городе. Приятно попасть домой после стольких лет. Британия не особенно мне понравилась, а уж твоя, Римо, родина и подавно. - Какого черта тебе нужно, а? - Римо начинал терять терпение. - Делать то, что я всегда делал. И знайте: все равно я получу то, что мне хочется, если только вы не отдадите мне это сами. - Ты что имеешь в виду, мудрец хренов? - Чиун тебе объяснит. И не волнуйтесь понапрасну, ребята, в последний раз меня видят только мертвые. - Ничего, из живых я буду первым, - ответил Римо. - Опять хочешь подраться, сосунок? - хохотнул Эрисон. На сей раз Римо решил применить иную, совершенно новую технику. Если все хитроумные приемы Синанджу оказались бессильны, то, возможно, простой и честный прямой правой под дых - не быстрее, чем в обычном боксе, - лучше сработает в такой ситуации. Римо попробовал, но лишь сломал деревянное кресло, в котором Эрисон восседал за секунду до этого. В зале стало тихо. Ведь мертвецы обычно не говорят, а двое живых, стоявших среди мертвых тел, молчали. Мистера Эрисона в зале уже не было. - Я могу поверить в то, что какие-то странные способности у этого гамадрила есть. Но никогда не поверю, что тот хлам, который ты, папочка, называешь сокровищами Синанджу, может иметь какое-то отношение к этому. Тебе просто хочется получить их обратно. - Пока мы не вернем сокровища Синанджу, Римо, мы бессильны против мистера Эрисона. Жаль, что ты мне до сих пор не веришь. Но в одно тебе придется поверить наверняка: пока мы не вернем сокровища, твои обязанности перед Пу остаются в силе. - Но ты же слышал, что сказал папа. Я не женат, папочка. И не был никогда! - Папа - католик. А ты - Мастер Синанджу, сын мой. - Ты же сам сказал ему, что вы следуете католическому уставу! - А с каких пор ты всерьез стал принимать то, что я говорю императорам? Ватикан они покинули тем же путем, каким в него проникли. Выбравшись на улицу перед рестораном, владелец которого немедленно побежал за полицией, крича, что двое злоумышленников обчистили его подвал, Чиун остановился и повернулся к Римо: - Золотые века Синанджу уже прошли. Подари нам сына, может быть, хотя бы он сможет увидеть те времена, когда благородное искусство ассасинов не позволит властолюбцам обрекать народы на братоубийственную войну - услуг Мастеров будет вполне достаточно! - А мне наше время нравится, - заявил Римо. - Тебе никогда ничего не нравится, - заметил Чиун. - Чья бы корова мычала... - Ты неправ. - Чиун наставительно поднял палец. - Я всегда говорю, что несчастен, но испытываю от этого наслаждение. Ты говоришь, что тебе все нравится, но наслаждения от этого тебе не видать! - Знаешь, папочка... Я, пожалуй, не вернусь в Синанджу. - А я не двинусь оттуда, пока ты не вернешь сокровища. - Ну тогда прощай. - Прощай. Чиун холодно кивнул и отвернулся. - А если бы ты был на моем месте, ты бы женился на Пу? Но Чиун не ответил. Он медленно удалялся прочь по шумной римской улице. Поймав такси, Римо велел везти его в аэропорт. В Америке доктор Харолд У. Смит позволил Римо приехать в "Фолкрофт" - каковой жест сам по себе был редкостью. Вся территория санатория тщательно укрывалась от посторонних глаз. За годы службы и Римо, и Чиун работали в самых разных точках земного шара, но в святая святых КЮРЕ, расположенном на берегу пролива Лонг-Айленд, не дозволялось бывать никому. Выход отсюда был один - вперед ногами. А Римо не только пропустили, но и проводили в координационный центр - небольшую комнатку, увешанную картами, посреди которой стоял заваленный бумагами стол. Кроме них двоих, в комнате никого не было. Заглянув в бумаги, Римо понял, что мистер Эрисон все это время ни на секунду не выходил у Смита из головы. - До сих пор поведение мистера Эрисона было непредсказуемым. Он с таким же удовольствием затевал мелкие конфликты, с каким и организовывал масштабную войну. Римо кивнул, соглашаясь. - Но теперь, похоже, он затеял самую масштабную. Думаю, что вскоре нам придется воевать с Советской Россией. И по всей вероятности, только вы можете это предотвратить. - Предотвратить? - переспросил Римо. - Я до него не могу даже дотронуться. ГЛАВА ДЕСЯТАЯ Слово "паника" всегда вызывало у Анны Чутесовой четкие зрительные образы. И на сей раз оно возникло в форме маршала, с аляповатыми звездами на погонах и разлапистой золотой кокардой на околыше. Паника сквозила и в каменных лицах собравшихся за столом офицеров, хотя они изо всех сил старались изобразить пренебрежение перед надвигавшейся опасностью. Но для них паника всегда была связана с тремя словами, которые редко кто осмеливался произносить вслух: "Комитет государственной безопасности". Здесь, в России, эти слова значили больше, чем для верующего имя Христа. Они возникали всегда, как только военное руководство в кризисные мгновения в очередной раз теряло присутствие духа и способность к логическому мышлению. - Но вы не смеете вызывать сюда американцев, товарищ Чутесова! Этим вы подрываете государственную безопасность! Маршал, переживший вторую мировую войну и культ Сталина, сурово взглянул на Анну. На груди у маршала было столько наград, что он вполне мог играть бы ими сам с собой в шашки. Но звание Героя Советского Союза он носил не зря - в армии он был известен храбростью и умением сохранять хладнокровие в опасные моменты. Стоявшие вокруг стола синхронно склонили головы в знак согласия. Здесь, в бункере в густых лесах Подмосковья, собрались на тайное совещание полтора десятка человек - члены Политбюро и представители генералитета. Их адъютанты - майоры и полковники - стояли в охранении вокруг бункера, держа наизготовку снятые с предохранителей АК-47 и переминаясь с ноги на ногу, ранняя осень в этом году выдалась холодной. Сменщики сгрудились вокруг костра, над которым висел котелок с дымящимся чаем. Анна холода не боялась. Она всегда ухитрялась получить с Запада новейшее термостойкое белье, которое надевала с наступлением холодов в начале октября и лишь с потеплением в апреле переходила на более легкую одежду. Тонкие черты лица Анны обрамлял серебристый мех пушистой песцовой шапки. Более всего советник премьер-министра по стратегическим вопросам Анна Чутесова походила в эту минуту на нарядную эскимосскую куклу. Говорила она почти шепотом, и высоким мужчинам в военной форме приходилось наклоняться, чтобы как следует расслышать ее. - А вы считаете, что национальная безопасность до сих пор не подорвана? Почему же тогда вы, члены высшего военного командования, собрались в этом бункере, словно трусливые зайцы в норе? - Но сознательный допуск американского агента к внутренним структурам нашего командования... То есть пригласить иностранца, чтобы он работал против русских. По-моему, это предательство, - заключил председатель КГБ, грузный человек в маршальской форме. - Тогда скажите, товарищ маршал, что можете вы предложить взамен? Ведь до сих пор считается, что в ваших руках - самая совершенная система безопасности в мире. Но мы-то знаем, товарищ маршал, что сейчас вы абсолютно беспомощны! - Если бы премьер-министр... - Премьер-министра здесь нет. Многие офицеры из вашего ведомства уже не с нами. Собственно говоря, мы даже не знаем точно, какие сухопутные части Советской Армии еще подчиняются командованию. То же с воздушными силами и флотом. Мы знаем лишь, что важнейшие элементы нашей оборонной системы более не подвластны нашему контролю. Правительство обеспокоено реальной перспективой войны с Соединенными Штатами, причем весьма близкой перспективой. - Ну, это наша проблема, - мотнул головой маршал Невский, глава КГБ - одутловатый увалень с добрым лицом спаниеля. Лишь его ближайшие подчиненные знали, насколько жесток этот человек. Маршал сделал рукой некий жест, означающий, что он считает дело закрытым. - Это наша проблема, - отрезала Анна. - И никто из нас, прибывших на эту встречу, пока ничего не может поделать с ней. И встречаемся мы здесь, в лесу, а не в Кремле или в Горках именно потому, что никто из нас не знает, не похитят ли его по дороге собственные охранники - так, как похитили недавно нашего премьер-министра. Именно поэтому мы и здесь - ситуация нам не подвластна, товарищи! - Но ведь эти солдаты - наши, - вступил в разговор маршал бронетанковых войск. - Они же русские, черт возьми! Им, как и многим, надоела эта бесконечная тайная война, которую ведет КГБ якобы с целью победы над Западом. Они устали получать новые танки и смотреть, как их списывают в утиль, потому что они устаревают, даже ни разу не побывав в деле! Солдаты победоносной Красной Армии - не сторожевые псы ГБ на наших границах! Они - настоящие воины. - Я вижу, что и вас не обошла эта странная болезнь, от которой сейчас страдает почти весь состав наших вооруженных сил. - Честь и мужество - не болезнь, - ответил маршал бронетанковых войск. Фамилия маршала была Рассоков. Говорил он так энергично, что многочисленные медали на его груди тихонько позвякивали. - Если армия сама решает объявить войну Америке и похищает с этой целью премьер-министра, речь действительно идет не о болезни, а об открытом переломе на теле национальной безопасности, - резко сказала Анна. - Тот самый случай, когда руки и ноги забывают про голову. А голова - вот она, полуживая от страха в подмосковных лесах, боится, как бы не вернулось к ней ее тело. - Наша армия может и выиграть войну. Вы ведь не знаете наверняка, что она проиграет, - прищурился маршал Рассоков. Глава КГБ маршал Невский кивнул в знак согласия. Одновременно опустили головы и несколько членов Политбюро. Если даже это и бунт, все равно ведь во главе его стоят коммунисты. И тогда советник премьер-министра Анна Чутесова шагнула вперед. К ней - и только к ней - обратились взгляды собравшихся. Глубоко вздохнув, она оглядела стоявших вокруг военных и политиков и громко, раздельно произнесла: - Какую именно войну может выиграть армия? Мужчины, поеживаясь, опускали головы, не выдерживая горящего взгляда Анны. Наконец маршал Рассоков подал голос: - Войну с Америкой. - А что даст нам эта война? - Разумеется, победу. - Нужна ли нам победа, в результате которой погибнут миллиарды людей и планета станет непригодной для обитания? - В результате этой победы будет уничтожен капитализм. Мы одержим верх над нашим главным противником. И победим самую сильную страну в мире! - На мой вопрос вы так и не ответили. Маршалу Рассокову захотелось врезать этой бабе по красивой физиономии. Разве может она понять войну так, как понимает ее мужчина? - Вы ведь знаете, маршал, что победа над капитализмом ничего нам не даст. - Нет, даст. Это будет величайший триумф коммунизма и конец великого противостояния! В мире больше не будет войн. - Рекомендую вам, маршал, взглянуть в лицо реальности. В течение последних двадцати лет мы находимся в состоянии фактической войны с Китаем - государством, как вы помните, коммунистическим. А вовсе не с Америкой, как вам того бы хотелось. Так что триумф международного коммунизма - в вашем понимании - будет способствовать окончанию войн на Земле не более, чем некогда - распространение христианства. - Значит, по-вашему, триумф коммунизма - ничто? - с нажимом спросил маршал Рассоков. Анна видела, что остальные присутствующие внимательно следят за их спором и явно поддерживают маршала Патриотизм и социалистические идеи, которым их обучали всю жизнь, накрепко засели в их головах. Мужчины, подумала она. Какие они все же кретины Ей хотелось ответить: "Почти ничто", - но разве могут эти столбы понять, что всякое общество функционирует по законам, порожденным им же самим, а не навязанным сверху, как в странах коммунистического лагеря. И Анна лишь снова подчеркнула, что победа над капитализмом не положит конец войнам на Земле, что всегда найдутся враждующие стороны, только воевать им придется на планете, гораздо меньше приспособленной для жизни, чем раньше. - И поскольку эта победа не может дать нам какого-либо реального преимущества, а в данный момент мы сами не в состоянии справиться со странной психической болезнью, поразившей советскую армию, я рекомендую, товарищи, обратиться за помощью к иностранным специалистам. Никакой реакции не последовало. Молчание. Собравшиеся были слишком напуганы. Но за годы работы в верхах они выработали невозмутимую осанку людей, не теряющихся в любой ситуации. Хотя, пожалуй, еще больше были виноваты в этом их женщины, всегда желающие верить в то, что в критический момент они окажутся под защитой мужской уверенности и хладнокровного ума. Они не желают понять, что уверенности и хладнокровия в мужчинах примерно столько, сколько во время песчаной бури у тушканчиков. При первых же признаках опасности они полностью теряют разум и начинают нести чепуху о военных победах и национальной безопасности. - В частности, в Америке есть специалист, обладающий уникальными способностями, с которым я имела удовольствие однажды работать. Он принадлежит к особо секретной организации, занимающейся исключительно ситуациями первой степени риска. Я думаю, что мы можем получить его в наше распоряжение, поскольку мир с нами входит и в сферу жизненных интересов США. - Это тот самый, - припомнил глава КГБ маршал Невский, - тот самый высокий парень с темными волосами... его зовут Римо, кажется? - Да, он, - кивнула Анна. - И это с ним вы работали... Не однажды, а уже минимум раза три: один раз во время его засылки в Россию и дважды - когда вы сами отправлялись с секретным заданием в Америку? - Да, с ним. - А не соблазнил ли вас часом ваш американский приятель, товарищ Чутесова? - Нет Это я его соблазнила. - Анне не хотелось давать повода для мужских сплетен, и поэтому она сразу решила расставить точки над i. - Но я отнюдь не влюблена в него. Да, в постели он просто великолепен, однако я не настолько одержима идеей соития с ним, чтобы из-за этого дать погибнуть всему человечеству. Но глава КГБ маршал Невский был в сущности самым обыкновенным мужчиной и потому с подлинно мужским идиотизмом изрек: - А почему, собственно, мы должны вам верить? Остальные в очередной раз закивали. Ну вот, теперь придется соврать. Скажи она правду - ни один из них ее просто не выдержит. - Если бы мне нужен был только секс, то разве русские мужчины уступят кому-нибудь в этом? Кажется, сработало, теперь этот синклит престарелых самцов - среди них ведь ни одного моложе шестидесяти - даст наконец ей возможность спасти от ядерной катастрофы их дурацкие головы. - Приступайте к операции, товарищ Чутесова! - кивнул маршал Невский. - Благодарю вас, товарищ маршал! - Анне удалось сохранить на лице подобающее выражение. С шефом Римо, доктором Харолдом Смитом - обладавшим, кстати, не по-мужски острым умом, - Анна связалась заблаговременно. В разговоре доктор Смит объяснил ей, что этот странный психический феномен - своего рода военная истерия - не специфически русское явление, он уже наблюдался в самых разных точках земного шара, причем за довольно короткий срок. - И должен признаться вам, мисс Чутесова, Римо пока не удалось остановить организатора всех этих беспорядков. Его имя - Эрисон. Вам не приходилось раньше слышать о нем? - Нет, - призналась Анна. - Хотя имя можно взять любое. - Не всегда, - заметил Смит. - Так что не знаю, может ли Римо оказать вам реальную помощь в этой ситуации. - То, что он до сих пор не справился с этим Эрисоном, конечно, очень печально. Но в любом случае способности Римо далеко превосходят возможности наших сотрудников, а главное, ему удается то, чего в этой, как вы сказали, ситуации не смог ни один мужчина. - То есть? - Судя по вашему рассказу, насаждаемый мистером Эрисоном военный психоз на Римо никоим образом не действует. - Это верно. - Поэтому, соединив уникальные возможности Римо с моими аналитическими способностями, мы, я думаю, сможем восстановить контроль над нашей армией в самое ближайшее время. - Может быть, вы и правы. - У нас нет другого выбора, если только его приемный отец, этот странный кореец, не согласится помочь нам. - Нет. Он помогать не станет. У него соглашение с Эрисоном. Это сообщение заинтересовало Анну, но поскольку Римо тоже присутствовал при заключении соглашения, разумнее было сразу по приезде расспросить его самого. Когда проходило совещание в лесном бункере, Римо был уже на пути к Москве. На секретный аэродром, где должен был приземлиться самолет американской компании, Анна приехала сама - доверять подразделениям охраны было опасно. Она увидела, как его стройная фигура словно спорхнула с трапа на бетон полосы. Вот он заметил ее в толпе, улыбнулся. Наверняка за ней сейчас следят кагэбэшники - у них это уже условный рефлекс. Но Анну это мало заботило. Главное, что здесь Римо. - Здравствуй, милый! - Здравствуй, дорогая. И, прежде чем Анна успела это осознать, он уже держал ее в объятиях, согревая долгим страстным поцелуем. - Ну не прямо же здесь, - запротестовала она. - А что? Здесь лучше, чем в постели. - Кто это сказал? - Это я сам только что придумал. - Может, и лучше, только гэбэшники наверняка фотографируют нас. - Вот и прекрасно - хоть чему-то поучатся. - Ну перестань. - Анна высвободилась из его объятий - она слишком хорошо знала, за какой ничтожный миг эти руки могут возбудить в ней неистовое желание. - Мне нужен ты весь, а не только твои пальцы, хотя они и делают со мной Бог знает что. - А я согласен и на это, - подмигнул Римо. - Согласен! Я бы умерла ради этого. - Наконец я к тебе вернулся. Римо посмотрел Анне в глаза. Про Пу он решил пока не рассказывать. - Да, но время снова против нас: то, что происходит в стране, не назовешь иначе как кошмаром. Мы даже не знаем, какие из армейских частей заражены этим психозом, а какие остались верны правительству. А самое неприятное - взбунтовавшиеся военные похитили премьера и готовятся начать войну с Америкой. Причем хотят по всем правилам объявить ее, чтобы противник ввел в дело свои лучшие армии. Даже оставляют за ним право определить место. - Ладно, едем в гостиницу, - решил Римо. За время разлуки он стосковался по чарам Анны, и сейчас они с удвоенной силой манили его. Ее сдержанная, но сияющая улыбка. Ее прекрасные голубые глаза. Ее тело, доставлявшее ему столько незабываемых переживаний. И конечно, ее прямо-таки нечеловеческий ум. - Ты приехал, чтобы спасти наши страны от самой страшной войны или чтобы заниматься со мной любовью? - Я приехал, чтобы трахнуть тебя, - ответил Римо искренне. - Возражений нет, но прежде, сам понимаешь, дело. - Дело, дело... Вы, женщины, только дело и знаете. Бунт военных - Римо сразу понял это - происходил по тому же сценарию, что и захват "Джеймса К. Поука", события у Литл Биг Хорн, захват папы римского и похищение премьер-министра Великобритании. Из умаянных службой русских солдатиков Эрисон в короткий срок сделал ко всему готовых бойцов, единственным желанием которых было сражаться. И, как и в предыдущих случаях, у затеваемой войны не было какой-либо видимой цели - целью была сама война. - Контроль над армией должен быть снова возвращен Коммунистической партии, - продолжала Анна, предъявив часовым у въезда на аэродром служебное удостоверение. За воротами ее ждал черный "ЗИЛ", на котором им предстояло отправиться в столицу. - Погоди минутку. Никакой Коммунистической партии я армию не собираюсь передавать. В Римо заговорил бывший морской пехотинец. - Кому же ты тогда собираешься отдать ее, Римо? - с удивлением взглянула на него Анна. Римо, конечно, душка, счастливое исключение, но временами думает - она вздохнула про себя - совсем как мужчина. - Ну... какому-нибудь демократическому правительству. - Ты собираешься организовать его прямо сегодня, дорогой? Или привезешь его из Америки? - Пускай ваши люди сами проголосуют за то правительство, которое они хотят. - Они и голосуют. За коммунистическое. - Да это же не выборы, а сплошная липа! - Нет, милый, просто у нашей единственной партии конкурентов нет. Коммунисты - единственные, за кого могут голосовать наши люди. У нас нет другого выбора. Либо диктатура коммунистов, либо война. - Но идея отдать им армию мне совсем не по нраву. Коммунисты - вредные типы. Нравится тебе это, Анна, или нет, но они доставляют миру больше всего неприятностей. - Ты говоришь о странах, у которых нет реальной силы на международной арене, дорогой. А у нас в России обычное, большое, насквозь коррумпированное правительство. Последний из революционеров-идеалистов давным-давно убит Сталиным. И сейчас Политбюро - самый надежный гарант мира. Они не хотят терять того, чем сами себя обеспечили. - Все равно мне это не нравится, - заявил Римо. В квартире Анны, расположенной в одном из лучших районов Москвы и обставленной почти как обиталище среднего американского семейства, Римо поведал Анне все, что ему было известно о мистере Эрисоне. Анна, извинившись, задала вопрос: почему этот мистер Эрисон питает такую неприязнь к Синанджу? - Понятия не имею. Вот Чиун знает, кажется. Он даже сумел с ним договориться. Налив себе бренди из хрустального графина, Анна села чуть поодаль от Римо на широкий французской кожи диван. За окном мигала немногочисленными огнями ночная Москва. Римо вспомнил, что раньше в комнате был камин, сделанный, по русскому обычаю, из рук вон плохо, так что во избежание пожара Анна решила от него избавиться. И не без оснований - бетон в России горел, как дрова. Свою страну Анна знала гораздо лучше, чем многие из престарелых кремлевских бонз, и, как никто из них, она любила Россию. Она любила ее даже больше, чем сидевшего перед ней мужчину, один взгляд которого сводил ее с ума, и именно поэтому нашла в себе силы не броситься в первую же минуту ему в объятия. Весь вечер они говорили о деле и только о деле. А Римо, как оказалось, не знал в точности, какая кошка пробежала между Эрисоном и Синанджу. Знал только, что было это очень давно. - Как давно? Десять лет? Двадцать? Семьдесят? И что вообще подразумевается у вас под словом "давно"? - не отставала Анна. - Три-четыре тысячелетия. Я же говорю - не знаю точно. Широко раскрыв глаза, Анна уронила графин с бренди, который держала в руке, на толстый ковер. Поскольку ковер и хрусталь были местного производства, поверхность графина покрылась трещинами. - Н-не понимаю. Как может столько длиться даже смертельная вражда? - Дом Синанджу ведет родословную с тех времен, когда на земле еще не было ни одной из современных цивилизаций, существовала только египетская, да и ее мы, по-моему, старше на несколько веков. Вроде бы Чиун знает этого Эрисона или что-то слышал о нем, в общем, они как-то знакомы. И он с самого начала уверял меня, что с Эрисоном мне самому не справиться. - Но ты справился - только не совсем, Римо. - Конечно, я же его не убил. - Нет. Но и не присоединился к его армии. Римо пожал плечами. Как мог он присоединиться к какой бы то ни было армии, будучи Мастером Синанджу? Сделать это для него было бы так же сложно, как изгнать из своей души, тела, из себя самого постулаты древнего учения. Когда-то он служил в морской пехоте. Сейчас он уже ни за что не согласился бы там служить. Эмоции Римо заинтересовали Анну, и ему пришлось рассказать ей о свитках, об утерянных сокровищах и о светлом, посыпанном мраморной пылью квадрате у стены задней комнаты в сокровищнице Синанджу. Он рассказал ей о фресках в римском подземелье, которые - он чувствовал - связаны с пропавшим богатством. Об их с Чиуном поездке в Рим, о развалинах храмов, о культах давно забытых богов. Анну это, однако, не очень тронуло. - Все боги - и забытые и не забытые - это пустая трата времени, Римо. Что же все-таки произошло между Синанджу и мистером Эрисоном? - Да не знаю я, - в который раз вздохнул Римо. - А Чиун не хочет говорить. Совсем свихнулся на этих сокровищах и твердит, что Эрисона нам нипочем не одолеть, если только мы не вернем их обратно. - Твоего приемного батюшку я тоже помню и скажу тебе: он еще тот мудрец. Наверняка сокровища не имеют к этому отношения, просто ему очень хочется снова получить их. Он сам - величайший в мире анахронизм, потому и привязан к разного рода реликвиям. - Если С