- Что вы хотите знать? - Расскажите о том, что помните из того времени.. - Во время суда, апелляции и их освобождения я был в Европе. Помню само убийство предыдущим летом - в 42-м, кажется. Помню расследование, которое вела полиция, арест ребят и то, как Клэр де Хейвен была возмущена и как она собирала в фонд средства. Помнится, у меня сложилось впечатление, что она старалась ради своих поклонников-латиносов. Это было одной из причин ее горячей заинтересованности в том деле. Мал насторожился, пытаясь вычленить факты из дурацких, на его взгляд, расспросов Дадли. К чему он клонит? - На этих кампаниях по сбору средств присутствовали шишки компартии? -Да. - Мы скоро получим фотографии, сделанные во время собраний Комитета защиты Сонной Лагуны. Вы понадобитесь для опознания людей, которые в них участвовали. - Значит, на этом мы не заканчиваем? Дадли закурил сигарету и сделал знак Малу приостановить запись. - Это предварительная беседа. Через несколько дней вас навестят судебный исполнитель и стенографист. Вам будет передан длинный список вопросов, касающийся отдельных людей. Эти вопросы подготовим мы с лейтенантом Консидайном, и, если ваши ответы нас удовлетворят, вы по почте получите официальный отказ от предъявления иска. - Значит, теперь все? - Не совсем. Вернемся еще раз к Сонной Лагуне. - Я же сказал, что был тогда в Нью-Йорке. - Но вы знали многих из ключевых фигур Комитета защиты. Например, Бенавидеса, Дуарте и Лопеса. - И что же с того? - Это ведь они громче всех возмущались, что бедных мексиканских мальчиков осудили и засадили в каталажку. - Да. После Сонной Лагуны вспыхнуло восстание зутеров, ваше управление полиции тогда просто озверело. Несколько мексиканцев были забиты до полусмерти, и Сэмми, Хуан и Мондо через свой комитет выражали возмущение этими действиями. Мал повернулся на своем стуле и наблюдает. Дадли затеял большую рыбалку, прибегнув к необычной для себя риторике, дабы выудить нужные факты. А Рольфф говорит: - Возможно, это звучит для вас доктринерством. Но это правда. Дадли надул щеки и выпустил воздух. - Мне всегда кажется странным, что комми и ваши так называемые обеспокоенные граждане даже мысли не допускают, что убийцей или убийцами Хосе Диаса мог быть кто-то из своих. Вы мастера находить козла отпущения. Лопес, Дуарте и Бенавидес были бандитами и, наверное, знали многих белых подонков, на кого можно было свалить эту вину. Об этом когда-нибудь шли разговоры? - Нет. Я ничего не понял из того, что вы сказали. Дадли незаметно подмигнул Малу: - А вот мы с коллегой думаем иначе. Давайте вопрос поставим так: эти три мекса или кто-то другой из Комитета Сонной Лагуны выдвигали обоснованную версию того, кто же убил Хосе Диаса? - Нет, - сказал Рольфф сквозь зубы. - А что сама компартия? Она никого не предлагала на роль козла отпущения? - Я же сказал вам: нет. Повторяю: все это время я был в Нью-Йорке! Дадли поправил галстук и указал одним пальцем на улицу. - Малкольм, какие-нибудь еще вопросы напоследок к мистеру Рольффу. -Нет. - Вот как? А о нашей славной Клэр? Рольфф встал и сунул руку за ворот рубашки, будто ему не терпелось отделаться от этих инквизиторов и принять скорее ванну. Мал вскочил на ноги, опрокинув стул. Он попытался вставить какую-нибудь шутку, но выговорил одно сухое "нет". Дадли по-прежнему сидел и улыбался. - Мистер Рольфф, мне нужны имена пяти "попутчиков", хорошо знакомых с мозговым трестом УАЕС. - Нет. Абсолютно исключено. - Я бы хотел услышать эти имена прямо сейчас. Нерез несколько дней, когда наш коллега проведет Проверку данных лиц, вы сможете поделиться с нами более подробными воспоминаниями о них. Прошу Назвать имена. Всем своим видом Рольфф выражал неуступчивость, руки сжались в кулаки. - Можете рассказать Джудит о Саре и обо мне, она вам не поверит. Дадли извлек из внутреннего кармана листок бумаги: 11 мая 1948 года. Дорогой Ленни. Мне не хватает тебя, и я хочу тебя несмотря на все то, что мы перенесли. Я знаю, что ты, конечно, не знал, что болен, и познакомился с той проституткой до того, как мы стали встречаться. Лечение болезненно, но все равно не перестаю думать о тебе, и если бы не страх, что Джудит узнает о нас, я бы только и говорила о тебе с утра до вечера. - "Армбастер 304" - самый дешевый в мире стенной сейф, товарищ. Человек в вашем положении не должен скупиться. Ленни рухнул в траву на колени. Дадли пригнулся к нему и выпытал у него несколько фамилий, произнесенных едва слышно. Последним сквозь всхлипы был назван Нат Айслер. Мал бегом направился к машине, только раз обернувшись. Дадли смотрел на своего свидетеля: тот как безумный швырял в воздух машинку, рукопись, стол и стулья. Дадли отвез Мала обратно в мотель. По дороге оба не проронили ни слова. Мал настроил радио на волну станции, передававшей классическую музыку, и в машине гремела торжественная мелодия. Прощаясь, Дадли сказал: - Вы больше приспособлены к такой работе, чем я думал. Мал вошел в свой номер и целый час стоял под душем, пока в дверь не постучал администратор с жалобой, что во всем заведении кончилась горячая вода. Мал успокоил его, показав свой полицейский жетон и сунув десятку. Надел последний чистый костюм и поехал в центр к своему адвокату. Офис Джейка Келлермана находился в здании "Овиатт Тауэр" на углу Шестой и Олив. Мал приехал на пять минут раньше назначенного и, сидя в приемной, думал, что Джейк пожертвовал секретарем, чтобы только устроиться в самом фешенебельном здании Лос-Анджелеса за безумную арендную плату. Их первый разговор имел общий характер, в этот раз следовало обсудить главные моменты дела. Келлерман открыл дверь в свой кабинет точно в три часа. Мал вошел и сел в простое коричневое кожаное кресло. Келлерман пожал ему руку и встал возле простого деревянного стола, тоже коричневого цвета. - Предварительное слушание послезавтра в зале 32 Гражданского суда, - сказал Джейк. - Гринберг в отпуске, и мы получили одного гойского болвана по фамилии Хардести. Очень сожалею, Мал. Я хотел, чтобы дело слушал судья-еврей, на которого ваша работа в военной полиции во время войны произвела бы впечатление. Мал пожал плечами, думая об Айслере и Рольффе. Келлерман улыбнулся: - Не просветите меня по поводу одного слуха? - Конечно. - Слышал, что вы пришибли какого-то нациста ,в Польше. - Было дело. - Вы его убили? В скудно обставленном кабинете стало душно. -Да - Мазл тов! - восхитился Келлерман, сверился с расписанием работы суда и просмотрел несколько бумаг, лежавших на столе. - На предвариловке я буду добиваться, чтобы судья отложил слушание дела, и постараюсь повернуть так, чтобы приурочить его к выходу Гринберга. Вы ему страшно понравитесь. Как идет эта волынка с большим жюри? - Нормально идет. - А почему же у вас такой унылый вид? Скажите, а может случиться так, что вас повысят еще до начала работы большого жюри? - Нет. Джейк, как вы планируете добиться отсрочки суда? Келлерман сунул большие пальцы в кармашки жилетки. - Выставлю Селесту в невыгодном свете, Мал. Она бросила сына... - Она его не бросила, это сволочи нацисты схватили ее вместе с мужем и отправили в Бухенвальд. - Ш-ш-ш-ш. Тихо, тихо, дружище. Вы сами мне говорили, что мальчик подвергался сексуальному растлению в результате того, что мать его оставила. А в лагере она неплохо устроилась, почему и выжила. В архиве есть ее карточки сразу после освобождения, там она выглядит как Бетти Грэйбл в сравнении с другими заключенными женщинами. Я просто уничтожу ее в суде, неважно, попадет дело Гринбергу или нет. Мал снял пиджак и распустил галстук. - Джек, я не хочу, чтобы Стефан все это слышал. Мне надо, чтобы суд вынес постановление о недопущении его на слушание свидетельских показаний. Нужно распоряжение об удалении его из зала суда. Можете это сделать? Келлерман рассмеялся: - Сразу видно, что вы не успели завершить юридическое образование. Постановление об удалении из зала суда ребенка при слушании дела об опеке по закону допускается только с согласия обеих сторон, а на это адвокат Селесты ни за что не пойдет. Если мне удастся прижать ее к стенке, а это я сделаю, ее адвокат будет настаивать, чтобы Стефан оставался там. Неизвестно, к кому перебежит сам Стефан - к маме или папе. Тут мы не властны. Перед глазами Мала всплыл Стефан Гейштке в Праге в 45-м, после трех лет издевательств и голода. - Добивайтесь этого или ищите инкриминирующих свидетельств против нее в послевоенный период. - Например, то, что она прилежно учит Стефана чешскому языка? Мал, она не пьет, не валяется под забором и не бьет мальчика. Биологическую мать нельзя лишить права на опеку только потому, что она живет прошлым. Мал встал, голова у него раскалывалась. - Тогда выставьте меня величайшим героем со времен Одиссея. Выставьте меня таким чудом доброты, что чудо материнства рядом с этим померкнет. Джейк сделал прощальный жест: - Добудете мне коммунистов, и я постараюсь. Мал поехал в ресторан "Тихий океан". Он собирался хорошо пообедать, чтобы на время забыть об Айслере, Рольффе и Дадли Смите, что у него не получилось даже после часа обливания горячей водой. Но как только еда появилась на столе, у него пропал всякий аппетит и он взялся листать дневник Айслера. Мал остановился на 1928--1939 годах, когда писатель был близок с Клэр де Хейвен. Никаких сочных подобностей, только аналитика. Женщина не любила своего отца, путалась с мексиканцами, чтобы только досадить ему, была зациклена на отце: заставляла своих белых приятелей-леваков надевать крахмальные рубашки, какие носил он, потом их срывала с суррогатов отца и таким образом играла в его унижение. Она презирала состояние отца и его политические связи, опустошала его банковские счета, чтобы одаривать людей, политические взгляды которых ее отцу не нравились. В пьянстве, наркомании и разврате она доходила до крайних пределов, потом бралась за дело, в котором искупала свои прегрешения и представала этакой радикальной Жанной д'Арк: занималась организацией разных мероприятий, планированием, вербовкой новых членов, финансированием их из собственных средств и с помощью пожертвований, которые часто добывала своим телом. На политической арене она выступала с таким эффектом, что воспринимать ее как рядового активиста или дилетанта никак не приходилось; в худшем случае ее душевные порывы или мотивацию расценивали как не совсем искренние. Айслер не переставал восхищаться этой женщиной и после того, как их связь окончилась. Он оставался ее другом, когда она вступала в сношения с бандитами-пачукос, во время лечения в клинике Терри Лакса и во времена Сонной Лагуны. Тогда, во время восстания зутеров, был избит ее мексиканский возлюбленный. Она вылечилась у доктора Терри, и после этого наступил долгий период бурной деятельности в Комитете защиты Сонной Лагуны. В этот период она полностью воздерживалась от спиртного. Впечатляюще. Если не принимать во внимание маниакальный задвиг Дадли Смита, семнадцать мальчишек, обвиненных в убийстве Хосе Диаса, судя по всему, были невиновны. И Клэр де Хейвен, богатая, неуправляемая комми, была главной силой, добившейся их оправдания. Мал продолжает листать дневник. В записях 44- 45-х годов имя де Хейвен упоминается все реже. Мал принялся за еду, перебирая в памяти прочитанные страницы, из которых вырисовывался образ Айслера - образованного, мыслящего, наивного благодетеля человечества, которого радикально настроенные профессора колледжей и нависшая над Германией тень Гитлера повели путем благих пожеланий. В итоге - никаких явных улик. Предъявить этот дневник большому жюри фактически означало представить Айслера достойным гражданином. Вспомнив, что он друг Рейнольдса Лофтиса и соавтор Чаза Майнира, Мал стал листать дневник в поисках этих имен. Записи за 42-й и 43-й годы посвящены совместной работе Чаза и Айслера над сценариями фильмов "Восточный фронт" и "Буря над Ленинградом". Майнир обрисован слабым, законченным педерастом, прилипалой. Айслера злит его неряшливость в работе, злят его вздыхания по Лофтису; злит собственное презрение к другу-гомосексуалисту. Однако к Рейнольдсу он относится более снисходительно: тот не так женоподобен. Бессильная ярость Майнира, разрывавшая его в дни Сонной Лагуны, - вот он рыдает на плече Айслера из-за какой-то интрижки Лофтиса: "Боже мой, Нат, он ведь совсем мальчик, и как же он себя обезображивает!" А что и почему - об этом ни слова. В 47-м Чаз Майнир отплатил неверному любовнику - донес Комиссии Конгресса на Рейнольдса Лофтиса, и тот был занесен в черный список. Мал взял на заметку: если Дэнни Апшо не удастся внедриться в мозговой трест УАЕС, тогда Чаз Майнир, этот трусливый пидор, благодаря все тому же доносу может пригодиться для перевербовки. Дальше все было скучно: собрания, комитеты, сходки и имена для проверки, выполняемой Баззом Миксом, наряду с именами, которые Дадли вытянул из Рольффа. Когда Мал отложил дневник, его стейк совсем остыл, а салат заветрился, и он осознал, что Натан Айслер ему симпатичен. Теперь, когда дневник был прочитан, а обед не съеден, ему ничего не оставалось, кроме как возвращаться в свой мотель. Ему хотелось одного - поговорить сейчас со Стефаном, но Джейк Келлерман строго-настрого запретил ему делать это. А все, что мог ему дать мотель, - это женское имя, выведенное на двери ванной. Если он позвонит Стефану, то, по всей вероятности, столкнется с Селестой и состоится первый обмен любезностями, после того, как он изуродовал ей лицо. Мучаясь сомнениями, он расплатился с официантом, отправился в горы Пасадены и заехал в совершенно темный тупиковый каньон. "Пороховая аллея" называли это место в его молодые годы новички полицейские. Здесь они распивали полученное как взятку виски, валяли дурака, стреляли по высоким зарослям полыни, служившим воображаемыми бандитами. Земля была густо усыпана стреляными гильзами. В свете фар Мал увидел, что новые поколения копов начисто выбили всю полынь и перешли на сосны: деревья стояли с ободранной корой и дырками в голых стволах. Мал вышел из машины, вынул револьвер и выстрелил шесть раз в темноту. Эхо выстрелов ударило по ушам и приятно запахло порохом. Он перезарядил свою тридцатьвосьмерку. За горой южные склоны Пасадены откликнулись гулкими выстрелами - так собаки лают на луну, подхватывая лай друг друга. Мал опять стал стрелять, снова перезарядил, снова стрелял и стрелял, пока полностью не опустошил коробку патронов. Услышал аплодисменты, крики, визг и вой - а потом ничего. В каньоне шелестел теплый ветер. Мал облокотился на машину и думал об отделе нравов и проводившихся им операциях, вспомнил свой отказ перейти в убойный отряд, где в дом входят с пушкой наготове и где тебя уважают такие копы, как Дадли Смит. Работая в отделе нравов, он прикрыл сеть бардаков в Чайнатауне, которые считались "неоперабельными": первыми он туда заслал новобранцев-"клиентов", - дескать, слыхали, что тут сосут лучше всех, через пять минут за ними последовали двероломы-битюги в бронежилетах и лаборанты с фотокамерами. Все девки были новоприбывшие из Китая и жили со своими папами-сан и мамами-сан, считавшими, что дочки работают в две смены на швейной фабрике Сунь Вонга. Сам Мал в сопровождении крепких копов явился в шикарный офис дядюшки Аши Квана, главного в Лос-Анджелесе босса китайских сутенеров. Он сказал дядюшке Аши, что если тот не вывезет своих шлюх за пределы города, то он покажет фотоснимки папам-сан - а многие их них связаны с тайным обществом Тань - и проинформирует их, что Кван-сан бессовестно жиреет на "диете" дочерей-сан, кормившихся членом белого человека. Дядюшка Аши поклонился, сказал, да, все сделал, как было сказано, и на каждое Рождество присылал ему утку по-пекински с поздравительной открыткой. Мал все время думал, не переслать ли эти подношения своему братцу, пока они еще поддерживали связь. Ему. Дезмонду. Большому Дезу. Дезмонду Конфри Консидайну, который заставлял его лазить в чужие дома и сделал копом, опером. На три года старше. На три дюйма выше. Атлетического сложения, умело изображал на лице благочестие, чтобы произвести на его преподобие хорошее впечатление. А его преподобие поймал его при попытке слямзить пачку жевательной резинки в местном магазине "Пиг энд Уисл" и надрал ему задницу. Большой Дез, пытаясь вырваться из державших его пут, порвал себе сухожилие и, будучи полузащитником основного состава и обладая мозгами третьего сорта, до конца футбольного сезона наблюдал за матчами с боковой линии, не решаясь больше предаваться клептомании. Так благодаря кальвинисту Лиаму Консидайну он временно лишился ног и любимой забавы. С тех пор Дезмонд заставлял своего долговязого младшего братца проникать туда, куда сам забираться он уже опасался, и красть для него желанные вещицы: теннисную ракетку у Джо Стинсона, детекторный приемник у Джимми Харриса, зуб лося у Дана Клейна и многое-многое другое, что, к лютой зависти Дезмонда, имелось у других ребят. Маленький Малкольм не перестал богохульствовать, даже когда его преподобие заявил, что, поскольку ему исполнилось четырнадцать, наказанием ему теперь будет уже не дегтярное мыло и касторка вместо обеда, а настоящая порка. Маленький Малли стал воровать под угрозой того, что Дез сообщит его преподобию о его богохульствах, вроде того что Мария Магдалина вешалась на Вилли, старого негра, привозившего им на вислозадой кляче лед для ледника в подвале, - а его преподобие знал, что лишенный воображения Дез такие вещи сам придумать не способен. Он продолжал воровать, опасаясь, страшась его преподобия, боясь рассказать матери, потому что она передаст это мужу, убьет Деза, за что сама пойдет на виселицу, а их оставит на милость прижимистого благотворительного совета Пресвитерианской церкви. Высокий и худой, он стал настоящим героем комиксов, Фантомом Сан-Франциско: ловко карабкался по водосточным трубам, выдергивал оконные шпингалеты и воровал без конца - спортивное снаряжение, которым Дезмонд боялся пользоваться, книги, которые по своей глупости не читал, одежду, которая ему была мала. Малли знал, что пока краденое у Деза, оно в безопасности, и эта игра ему даже нравилась. На то были свои причины: у Джо Стинсона была хорошенькая сестрица по имени Югорис, и Малли было приятно побыть одному в ее комнате. У Дана Клейна был попугай, который брал крекеры у тебя изо рта. Распутная сестра Джимми Харриса перехватила его на выходе после рейда в их кладовку, обкатала ему цилиндр и сказала, что писька у него большая. А когда он забрался к Биффу Раису, чтобы украсть журналы "Нэшнл джиографик", Малли обнаружил, что маленький братишка Биффа выпал из кроватки и жует электрический провод. Он уложил его обратно в кроватку, накормил сгущенным молоком и, возможно, спас ему жизнь. Для Малли он стал как бы младшим братиком, которого он и дальше будет спасать от Деза и его преподобия. Становясь Фантомом Сан-Франциско, он переставал чувствовать себя тонким как палка, трусишкой, школьным зубрилой с психом-отцом, безропотно покорной матерью и идиотом братцем. Так было до 1 октября 1924 года. Дезмонд во второй раз послал его в дом Джимми Харриса; он пробрался туда через открытый дровяной люк, хорошо зная, что Энни, хвалившая его письку, была дома. Она действительно была дома, но не одна: коп со спущенными до колен синими саржевыми штанами накачивал ее на ковре гостиной. Мал ахнул, споткнулся и упал. Коп его измочалил, исполосовал все лицо кольцом с печаткой. Малли самостоятельно продезинфицировал свои раны, потом долго собирался с духом, чтобы еще раз забраться в дом Бифа Раиса и посмотреть, как поживает его маленький братец, но так и не решился. Вместо этого пошел домой, перепрятал награбленное добро Дез-монда и твердо сказал ему, что теперь они меняются ролями. Вожак семейной шайки должен сам добыть что-то для вора, иначе его преподобие обо всем узнает. Мал добавил, что ему нужна всего одна вещь - неглиже Энни Харрис - и они будут квиты. Кроме того, Мал сам скажет старшему брату, когда приступить к делу. Он проследил за домом Харриса и узнал, что Энни обслуживает своего полицейского Джона Роккаса днем по вторникам, когда вся семья работает в своем продуктовом ларьке в Окланде. И вот холодным ноябрьским вторником он открыл замок дома Харрисов для Деза. Тот вошел в дом и вышел через двадцать минут с расквашенной мордой. Он же тем временем украл все награбленное добро Деза и спрятал в сейфе, чтобы в любой момент представить его преподобию. Между братьями Консидайн установился паритет страха. Дезмонд провалился на экзаменах в богословской семинарии, но преуспел в торговле подержанными автомобилями. Мал отправился в Стэнфорд, окончил его, после год пробездельничал в юридической школе, мечтая об опасных приключениях, рыская в поисках доступных женщин, но так и не поймал птицу счастья. Когда учеба наскучила до зубной боли, пошел служить в полицию Лос-Анджелеса, не представляя, сколько он протянет или, точнее, сколько пожелает тянуть эту лямку. На Рождество он приехал домой. Ему исполнилось двадцать три года. Он, новобранец-полицейский, с опаской входивший в негритянские кварталы Лос-Анджелеса, за праздничным столом сидел в полицейской форме и портупее, с серебристым свистком и револьвером - тридцать-восьмеркой. Короля подержанных автомобилей, со шрамами на лице от побоев Джона Роккаса, такой вид брата напугал. И он решил, что останется полицейским до скончания своих дней... От брата мысли Мала перешли к Дэнни Апшо. Вокруг - темные стены каньона и скользкие стреляные гильзы под ногами. Чего он добился в жизни? Что ждет его впереди? Окажется ли все им сегодня увиденное и пятидесятикратно умноженное стоящим того, чтобы Эллис Лоу смог продефилировать под сенью американского флага через зал заседания большого жюри? "Вы больше приспособлены к такой работе, чем я думал". Дадли был прав. Мал набрал пригоршню стреляных гильз, забросил подальше и поехал домой, в мотель "Шангри Лодж". ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ Укрытием Микки Коэна служила комната в дешевом отеле. Ирландец Мик и Дэви Голдман трудились над новой программой для ночного клуба, микрофон им временно заменяло помповое ружье 12-го калибра. Джонни Стомпанато с Морисом Ягелкой играли в карты и между делом обсуждали планы встречи Коэна и Драг-ны по наркотикам. А Базз расспрашивал громил Микки из пикета тимстеров и записывал, о чем толкуют пикетчики, - последняя мера предосторожности перед засылкой туда агента Мала Консидайна. Пока пересказывалась обычная болтовня комми. Шлюшка де Хейвен и Морт Зифкин выступали с надоевшими до боли в зубах призывами скинуть "студийную автократию". Фритци "Ледокол" Купферман выяснил, что секретарь у тимстеров внедрен УА.ЕС и вот уже несколько недель ему по чайной ложке дают дозированную и бесполезную информацию и разрешили поставить напротив пикетчиков у "Вэрайэти интернэшнл" грузовик-закусочную. Мо Ягелка поделился своим подозрением: когда уаесовцев толкают или оскорбляют словесно, они никак на это не отвечают - наоборот, выглядят уверенными, будто ждут удобного момента, и даже главные заводилы, любящие махать кулаками, ведут себя спокойно. Ягелка считал, что уаесовцы прячут камень за пазухой. Отчет об этих разговорах Базз приукрасил, чтобы показать Эллису Лоу, что он трудится в поте лица. Базз ощущал себя добрым и вкусным христианином в львином логове, ожидающим, что лев вот-вот проголодается и заметит его. Лев Джонни Стомп. Лев Микки. Джонни с подозрением поглядывает на него с тех пор, когда Микки появился у них десять дней назад, когда вырубил вымогателя Люси Уайтхолл и подмазал этого хитрована пятью бумажками, что получил от Микки. - Здорово, Базз. - Здорово, Джонни. И все. С Одри у него было уже три свидания: один раз она у него оставалась на ночь, два раза они накоротке встречались в бардачке Говарда на Голливуд-хиллз. Если Микки ведет наблюдение за Одри, то делает это Джонни; если он пронюхает, то его жизнь будет в руках Стомпанато или придется его прикончить - другого не дано. Если узнает Микки, - это конец: когда его предают, еврейчик становится зверем. Он нашел убийцу Хуки Ротмана: ему прострелили колени, и после нескольких часов агонии Фритци Купферман прикончил его своим фирменным оружием - шильцем для колки льда в ухо. Фритци, прежде чем проткнуть несчастному мозги, действовал как Тосканини, дирижирующий Бетховена: легкие взмахи, витки стилетом, как дирижерской палочкой. Микки - лев, а его бамбуковое бунгало - его логово. Базз отложил блокнот, последний раз взглянул на четыре имени, полученные от Дадли Смита: нужно покопаться в прошлом этих красных, еще возня, еще, наверное, придется наплести от себя. Лев Микки и лев Джонни теперь сидят и болтают у камина, над ними на стене портрет львицы Одри с декоративными наклейками на сосках и в трусиках. Микки поманил пальцем Базза. Комик Микки приготовил какую-то хохму: - Подходит ко мне парень и спрашивает: "Микки, как идет бизнес?" Приятель, говорю, это как шоу-бизнес, там бизнеса нет. Я подкатываюсь к его бабе, а она говорит: "Я не ложусь с всякими Абрамами, не помнящими родства". Я спрашиваю: "Но меня-то Микки зовут!!!" Базз рассмеялся и указал на Одри, не спуская глаз со Стомпа: - Тебе с ней надо сделать номер. Красавица и Чудовище. Будет полный аншлаг. Джонни - ноль эмоций; Микки скорчил мину, будто серьезно обдумывая предложение. Базз попробовал продолжить: - Найди большого негритоса, сделай номер с ним и Одри. С неграми на сцене публика всегда животики надрывает. Снова никакой реакции. - Не нужны мне шваруес, я им не доверяю. Ну-ка скажи, что получится, если скрестить негра с евреем? Базз притворился, что не понимает: - Что? Не знаю... Микки от души расхохотался: - Владелец дома, который у себя работает дворником! Джонни хохотнул и вышел. База глянул на фото "Заводной девчонки" в двадцатилетнем возрасте и быстро прикинул: сто против одного - он ничего-шеньки про них не знает. А Микки сказал: - Тебе надо больше смеяться. Я не доверяю парням, у которых нет чувства юмора. - А ты вообще никому, Микки, не доверяешь. - Да? А как тебе такое доверие: восьмого февраля у меня в магазине заключаем сделку с Джеком Д. Двадцать пять фунтов мексиканского коричневого, делим наличные, едим и выпиваем. Все мои люди и все люди Джека. Все без оружия. Вот что значит доверять. - Не верю, - сказал Базз. - В сделку? - Что без оружия. Ты что, в своем уме? Микки обнял Базза за плечи. - Джек предлагает четырех нейтральных стрелков. У него два городских копа, у меня есть один детектив шерифа, завоевал в прошлом году "Золотые перчатки", и нужен еще один. Хочешь эту работу? Пять сотен в день. Базз изрядно потратился на Одри: купил облегающие кашемировые свитера - красный, розовый, зеленый и белый, но на размер меньше, чтобы подчеркивало грудь. - Конечно, Микки. Он еще крепче обнял Базза. - На Саутсайде у меня есть заведение - там ребята из округа. Ссуды, тотализатор - все по мелочи. Пяток посыльных. Одри ведет бухгалтерию и говорит, что меня там обдирают как липку. - Посыльные? - Все цифры сходятся, но дневная выручка падает. Я плачу зарплату, ребята сами еще выколачивают. Ребят надо потрясти, не знаю, как это сделать. Базз выбрался из объятия Микки и подумал: львица ворует. У Одри ловкий карандаш, да мозгов не хватает. - Хочешь, чтобы выяснил по-тихому? Скажи начальнику Файрстоуна - пусть опросит местных, узнает, кто какие ставки делал. - Вот тебе я верю, Баззик. Найди, кто меня делает, а я подкину тебе "зеленых". Базз взял пальто. - Спешишь на свиданку? - спросил Микки. - Еще какую. - Я ее знаю? - Рита Хейворт. - Да-а? - Да, можешь мне поверить. - Она внизу рыжая? - У корней черная, Микки. Нет другого такого бизнеса, как шоу-бизнес. Свидание у него было назначено на 10:00 на одной из квартир Говарда вблизи "Голливудской чаши". То, что у Микки и Джонни нет никаких подозрений, и эта история с утаиванием денег насторожили его. Он знал расписание Одри - нет смысла еще целый час где-то околачиваться. Базз поехал прямо к ней домой, поставил машину позади ее "паккарда" и позвонил. Одри открыла дверь в брюках, свитере и безо всякого макияжа. - Ты говорил, что даже знать не хочешь, где я живу. Базз переминался с ноги на ногу - как дурачок на деревенской свадьбе. - Я заглянул в твои права, пока ты спала. - Микс, с теми, с кем спят, так не поступают. - Ты ведь спишь с Микки, спишь? - Сплю, но какое... Базз проскользнул мимо Одри в комнату, обставленную мебелью из магазина уцененных товаров. - Экономишь на обстановке, чтобы скопить деньги на торговый центр? - Да. Экономлю, если хочешь знать. - Золотце, ты знаешь, что Микки сделал с итальяшкой, который убил Хуки Ротмана? Одри захлопнула дверь и встала, обхватив себя руками. - Он избил его до бесчувствия, потом Фритци, или как там его зовут, перевез его через границу штата и велел никогда сюда не возвращаться. Микс, в чем дело? Я ненавижу, когда ты вот так себя ведешь. Базз толкнул ее к двери, прижал, обхватил руками лицо и крепко держал, но, увидев, что она не сопротивляется, ослабил хватку. - Ты обкрадываешь Микки, потому что думаешь, что он не заметит, а если заметит, то тебя не тронет, а ты учти, что теперь только я один, понимаешь, один защищаю тебя, потому что ты, дуреха, ни черта не понимаешь в тех, с кем трахаешься, а я уже по уши в тебя, так что включи мозги, пока не поздно, потому что если Микки пальцем тебя тронет, я и его пришибу, и все его жидовско-итальянское кодло... Он остановился, только когда Одри заплакала и стала давиться словами. Он гладил ее волосы и наклонил голову, чтобы лучше ее слышать, и растаял от счастья, услышав: - Я тоже тебя люблю. Они занимались любовью на полу передней, обставленной уцененной мебелью, в спальне, и в ванной, и в душе. Одри призналась, что на фурнитуре ванной она тоже пожмотничала. Базз сказал, что переговорит с бывшим бухгалтером Драгны, который покажет, как переделать записи в бумагах Микки, или повернуть дело так, чтобы вину за растраты возложить на неизвестного мошенника. Она же пообещала, что кончит мухлевать, поведет отчетность правильно и будет играть на бирже, как честная женщина, никогда не имевшая связей с гангстерами и рэкетирами. - Люблю тебя, - сказал он раз пятьдесят, чтобы как-то сквитаться за то, что она первой произнесла эти слова. Базз подробно выяснил размеры ее одежды, чтобы все свои побочные доходы пустить на ее туалет. Они заключили пакт: никто из них больше не говорит о Микки, если только это не совершенно необходимо. Никаких разговоров о будущем. Они встречаются максимум два раза в неделю, чередуя Говардовы квартирки для свиданий; ее и его дома используются от случая к случаю. Свои машины паркуют в укромных местах - чтобы не заметили шпионы Микки. Никаких встреч на людях, никаких совместных поездок, никому из друзей ни слова о том, что у них происходит. Базз попросил показать ему ее трюк с титьками, и она показала. Продемонстрировала свой наряд для стриптиза и содержимое своего платяного шкафа. Базз прикинул, что если все свои выигрыши в тотализаторе он потратит на тряпки, в которых хотел бы ее видеть, ему никогда не будет с ней скучно: он может ее раздевать, заниматься с ней любовью и одевать снова. Он подумал, что, если они навсегда останутся вместе, он расскажет ей о себе все, без утайки, но не сразу, а постепенно, чтобы она его получше узнала, не испугалась и не исчезла. Он говорил как заведенный, она тоже. Он решился рассказать, как убил доберман-пинчера, когда грабил в 21-м году лесной склад в Тулсе, и она и глазом не моргнула. На рассвете Одри стала засыпать, а он вспомнил о Микки и испугался. Подумал было переставить машину, но не захотел тревожить ее: она так уютно спала, положив головку ему на грудь. Но тревога в нем росла. Тогда Базз протянул руку, взял с пола револьвер и сунул его под подушку. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ Приемная психбольницы - столы и пластиковые кушетки мягких тонов: нежно-зеленый, бледно-голубой, светло-желтый. На стенах - образцы художественного творчества больных: картины, нарисованные пальцем и соединенные по точкам, изображающие Иисуса Христа, Джо Ди Маджио и Франклина Д. Рузвельта . Дэнни, одетый как Тед Кругман в рабочие брюки, футболку, ботинки мотоциклиста со стальными носками и авиационную кожаную куртку, ждал Сирила "Сая" Вандриха. Почти всю ночь напролет он штудировал сценарий Мала Консидайна, а накануне целый день выяснял обстоятельства жизни Дуэйна Линденора и Джорджа Уилтси, обшарив все места их пребывания в Долине и не получив никакого результата, кроме тошнотворного чувства от парочки мерзких гомиков. Его немного отвлекло от этого вхождение в роль Теда, а когда он подъехал к воротам лечебницы Камарилло, охранник внимательно оглядел его и нью-йоркские номера машины, поначалу не признав в нем копа, проверил его удостоверение и жетон, позвонил для уточнения в участок Западного Голливуда. Пока перевоплощение Апшо в Кругмана происходило успешно. Последнее, решающее испытание его ожидает сегодня днем у пикетчиков. Санитар ввел в комнату человека лет тридцати в пижаме цвета хаки. Небольшого роста, худой, широкий в бедрах; серые, глубоко посаженные глаза и щегольская прическа: лоб изящно закрывала челка грязных каштановых волос. Санитар сказал: "Вот он" - и вышел. Вандрих вздохнул. - Чепуха какая-то. У меня связи на коммутаторе, так вот, девушка там мне сказала, что это по поводу убийств, а я не убийца. Джазисты для вас все Джеки-потрошители. То годами донимали Птаху, - а теперь за меня взялись. Дэнни дал ему выговориться, разглядывал Вандриха, а тот разглядывал его. - Ошибаетесь. Речь идет о Феликсе Гордине, Дуэйне Линденоре и Джордже Уилтси. Я знаю, что вы не убийца. Вандрих плюхнулся в кресло. - Феликс - тот еще тип, о Дуэйне и слыхом не слыхивал, а Джордж Уилтси ходил с набивкой в штанах, чтобы поразить богатых голубарей Феликса. А что это вы вырядились как голубой? Думаете разговорить меня таким образом? Это у меня было с голодухи, а потом я уже все это давно перерос. "Умен, понимает, что к чему, возможно, ловко играет", - думал Дэнни. Слова Вандриха, что он одет как гомик, его ошарашили: он погладил рукава куртки, прикосновение к коже было приятно. - Вы тут всех озадачили, Сай. Они так и не знают, псих вы или нет. Вандрих улыбнулся, удобнее устроился в кресле и хитро посмотрел на Дэнни. - Думаете, я симулирую? - Уверен. Знаю также, что судьям надоело посылать сюда за всякую мелочевку на девяносто дней одних и тех же типов, тогда как мелким ворам-рецидивистам можно было бы по уголовному кодексу давать нормальный тюремный срок. В Квентине. А в тюрьме не расспрашивают что да как, а просто сажают за решетку. - А я уверен, что в такой коже и при всем этом вы еще много другого знаете. Дэнни заложил руки за голову, меховой воротник куртки приятно щекотал шею. - Мне нужно, чтобы вы рассказали все, что знаете о Джордж Уилтси, Феликсе Гордине и, может быть, о том, что знает и чего не знает Гордин о некоторых вещах. Если расскажете, останетесь при своих девяноста днях. Будете водить меня за нос, судья пришлет сюда бумагу, что вы отказываетесь давать показания о тройном убийстве. - Что, Феликса убили? - хихикнул Вандрих. - Нет. Уилтси, Линденора и тромбониста по имени Марти Гойнз, который называл себя "Рог изобилия". Не слышали о нем? - Нет, но я сам был трубачом, и меня звали "Губы восторга". Тут есть двусмысленность, если вы заметили. Наглое кокетство рассмешило Дэнни. - Еще пять секунд на размышление, и я ухожу и подключаю к делу судью. - Я не отказываюсь, мистер полицейский, - улыбнулся Вандрих. - Устрою вам даже, так сказать, бесплатный вводный курс. Но сначала ответьте мне на вопрос. Вам Феликс рассказал обо мне? -Да. Вандрих устроил маленькое представление: положил ногу на ногу, стал жеманничать. Дэнни понял, что этот проклятый педераст не просто выпендривается, а лебезит перед ним, хочет подмазаться и готов стать на четвереньки перед властью; он почувствовал, что начинает потеть, в левацком наряде ему стало жарко и неудобно. - Послушайте, расскажите, что знаете, - и все. Вандрих перестал кривляться. - Мы познакомились с Феликсом во время войны, когда я косил под психа, чтоб не попасть в армию. Косил я под психа везде. Я протранжирил тогда наследство, прокутил его. Стал ходить на вечера Феликса, однажды трахался с Джорджем, а Феликс решил, что у меня не все дома, так что если он послал вас ко мне, значит, он ловчит. Вот мой бесплатный вводный курс. Он тоже инстинктивно почувствовал это в Гордине: тот шага не делает без того, чтобы не словчить. Значит, что-то утаивает. - Хорошо, - сказал Дэнни, вынул записную книжку и открыл страницу с подготовленными вопросами. - Грабежи, Вандрих. Занимался ли этим Уилтси и были ли у Гордина такие знакомые? - Нет, - покачал головой Вандрих. - Как я сказал, с Джорджем Уилтси я был только раз, разгово- ры не были его сильной стороной, так что мы занимались только делом. Он никогда не упоминал этого Линденора, - жаль, что его убили. А я в магазинах крал только красивые вещицы, с грабителями дела не имел. Дэнни записал "нет". - Тот же вопрос относительно дантистов и протезистов. Изготовление вставных зубов. Уилтси, Гордин... - Нет, - сверкнул Вандрих безупречной улыбкой. - Я и сам не был у зубного врача, как закончил школу. - Молодой человек, юноша со шрамами от ожогов на лице. Он занимался грабежами, и было это во время войны. - Нет. Фу, ужасно. Еще два "нет". - Палка зутера, - сказал Дэнни. - Это деревяшка с закрепленным на конце одним или несколькими лезвиями. Это оружие времен войны, использовалось тогда, чтобы резать костюмы зутеров, которые носили мексиканцы. - Двойное фу и еще одно фу на пачукос в их костюмах. "Нет", "нет", "нет", подчеркнул Дэнни и задал свой козырный вопрос: - Высокий мужчина средних лет, с красивой седой шевелюрой, знаком с парнями, увлекающимися джазом, знает, где можно раздобыть героин; гомосексуалист, посещал приемы Гордина. Вы такого там не встречали? Вандрих сказал "нет", Дэнни перевернул страницу: - А теперь, Сирил, то, чем вы можете блеснуть. Информация о Феликсе Гордине: все, что вы о нем знаете, все, что слышали, все, что вы о нем думаете. - Феликс Гордин... это... это... что-то, - начал Вандрих и заговорил шепотом. - Он не трахает ни мужчин, ни женщин, ни животных, и его единственный конек - это выворачивать людей наизнанку и заставлять их признаться себе в том, что они собой представляют... А потом заниматься сводничеством. У него официальное агентство знакомств, он знает массу молодых людей, людей тонких, незаурядных... и... как это сказать... со склонностями к... Дэнни захотелось крикнуть: мужеложник, голубарь, гамак, пидор, двустволка - и вбить ему в глотку всю мерзость грязных дел голливудского участка по сексуальным преступлениям, чтобы сблевал всем этим, и самому сблевать на эту блевотину. Он размял рукава своей кожанки и сказал: - Он заставляет людей признаться себе в том, что они гомосексуалисты, и это его заводит, так? - М-м, да. - Вы же можете произнести эти слова, Вандрих. Пять минут назад вы даже пытались заигрывать со мной. - Это... словами не выскажешь. Это все так гадко, сделано с таким холодным расчетом. - Значит, Гордин выискивает этих гомосексуалистов. И что потом? - Потом ему доставляет наслаждение приглашать их на свои вечеринки, соединять в пары, заставлять их влюбляться и вступать в связь, а потом получать с них плату за услуги знакомства. Иногда он устраивает такие вечеринки у себя на вилле на океане и наблюдает за всем сквозь такие специальные зеркала. Он все видит, а те, кто в спальне, нет. Дэнни вспомнил свой визит в "Мармон": вспомнил свое волнение, когда он стоял, прижавшись к окну. - Значит, Гордин - гомосексуалист-вуайер. Любит подглядывать за другими гомиками. Теперь такой вопрос: он ведет записи организованных им знакомств? Вандрих отодвинулся с креслом к стене. - Нет. По крайней мере, тогда он ничего не записывал. Говорили, у него отличная память и он боится вести какие-либо записи... опасаясь полиции. Но... - Но что? - Н-но я с-слышал, он все, все помнит. Однажды он сказал, что больше всего на свете хочет получить на каждого своего клиента нечто, что можно с выгодой использовать. -Для шантажа? - Д-да, видимо, так. - Думаете, Гордин способен пойти на это? -Да. Сказано твердо, без заиканий и колебаний. Мягкий меховой воротник куртки Дэнни стал липким от пота: - Свободен. Гордин что-то скрывает. Его агентство знакомств - инструмент реализации своих извращений. Шантаж. На информацию о том, что Дуэйн Линденор был шантажистом, никакой особой реакции не выдал; Чарлз Хартшорн - "коротышка и плешив, как луковица" - исключен из подозреваемых по внешним данным. Этот факт подтвержден описанием сержанта Фрэнка Скейкела его характера и высокого положения: пока адвокат неприступен. Если Гордин сам шантажист, то совпадение с Линденором - случайное: оба вращаются в среде, где шантаж обычная вещь. Надо было начинать с агентства знакомств. Дэнни отправился обратно в Лос-Анджелес, все стекла в машине опустил, чтобы не снимать и не расстегивать куртку. По инструкции Консидайна свою машину он оставил за три квартала от голливудского участка полиции и к назначенной им на полдень встрече с помощниками пришел минута в минуту. Его люди уже были в сборе. В первом ряду сидели Майк Брюнинг и Джек Шортелл, они болтали и курили. Джин Найлз сидел в четвертом ряду, роясь в пачке бумаг у себя на коленях. Дэнни взял стул и сел лицом к ним. - Вы все еще выглядите как коп, - сказал Шортелл. - Ага, - подтвердил Брюнинг, - но комми все равно этого не поймут. Если бы они были умными, то не были бы комми, верно? Дэнни рассмеялся. Найлз сказал: - Давайте поскорее с этим заканчивать, Апшо! У меня полно работы. Дэнни достал блокнот и ручку. - У меня тоже. Сержант Шортелл, начинайте. - Коротко. Обзвонил девяносто один зубопротезный кабинет, проверил по описанию обвиняемых перечни клиентов, обнаружил всего шестнадцать подозрительных: психи, все состоят на учете в полиции. По типу крови исключил девять, из оставшихся четверо - в заключении, с тремя разговаривал лично. Никаких зацепок, плюс к тому у всех алиби на дни убийств. Продолжаю поиск, сразу позвоню, если что обнаружу. Дэнни повернулся к Брюнингу: - Что у вас и сержанта Найлза? Брюнинг посмотрел в свой большой, на спиральке блокнот. - Ничего. По укусам мы просмотрели дела по городу, округу и муниципалитетам. Подпадают под описание следующие лица: негритос-педик - откусил член у своего дружка, толстый блондин, сидел за растление малолетних - кусает маленьких девочек, плюс еще два парня - оба мотают срок в Атаскадеро за нападение при отягчающих обстоятельствах. По слухам о происшествиях в барах для голубых - тоже ничего. Психи с такими задвигами не болтаются в коктейль-барах для гомиков и не пристают к ним с предложениями типа "Я кусаюсь. Хочешь, укушу?". Копы из нравов меня на смех подняли. Ничего по архивам отдела нравов, ничего - по делам о преступлениях на сексуальной почве. По грабежам - тоже. Провел перекрестную проверку. О малом со шрамами от ожогов - ничего. Шесть мужчин средних лет и седых, но все они были в заключении в ночи убийств или имеют достоверные алиби. Повторный опрос свидетелей - ничего, слишком много времени прошло. Черный город, Гриффит-парк, район, где был обнаружен труп Гойнза, - пусто. Никто ничего не видел, всем наплевать. Трясти осведомителей бесполезно. Этот тип - одиночка. Ни с каким криминалом не общался - пенсию ставлю. Лично усматриваю трех вероятных преступников, взятых из досрочно освобожденных в городе и округе, - два педика и один красавчик, высокий, седой, похожий на проповедника, дрючил трех морпехов, смазывая свой болт зубной пастой. В ночь все трое пережидали комендантский час в "Полуночной миссии" - алиби не от кого-нибудь, а от самой сестры Мэри Экерт. Брюнинг замолчал, чтобы перевести дух, и закурил. - Мы с Джином, - продолжил он, - перетрясли всех торговцев героином в южной части города, их не так много, надо сказать, - и все впустую. Прошел слух, что Джек Д. и Микки К. собираются запустить в продажу партию наркотика по низкой цене. Проработали версию с джаз-музыкантом - ничего подходящего под описание того человека. То же самое по наркошам. Ноль. А работали мы вовсю. Найлз хмыкнул. Дэнни посмотрел на свои машинально выводимые каракули: вся страница заполнена концентрическими окружностями. Ноли. - Майк, а что насчет палок зутеров? Упоминания в делах о нападениях, сообщениях информаторов? Брюнинг прищурился. - Тоже ноль. К тому же этими штуками уже давно никто не пользуется. Я знаю, док Лейман считает, что раны на спине остались от палки зутера. Может, он ошибается? По-моему, это притянуто за уши. "Шестерка" Дадли Смита свысока смотрит на Леймана, доктора медицины и доктора философии. Дэнни холодно говорит: - Нет. Лейман - великолепный специалист, и он прав. - Все равно это не дает реальной зацепки. Я думаю, убийца читал об этих палках или был свидетелем восстания зутеров и на этом зациклился. Он - псих, логику в его действиях искать не стоит. Что-то настораживало в том, как рьяно Брюнинг отметает версию о палках зутеров, но Дэнни отогнал эту мысль: - Думается, вы не правы. На мой взгляд, убийца умышленно использовал палку зутера. Инстинкт мне подсказывает, что он мстит за причиненное зло; и изощренные увечья, которые он нанес жертвам, - часть этой мести. А потому нужно, чтобы вы с Найлзом прочесали дела в участках в мексиканских районах, подняли рапорты о происшествиях 42--43-го годов - время восстания зутеров, Сонной Лагуны - словом, когда мексы не сходили со страниц уголовной хроники. Брюнинг пристально смотрел на Дэнни, Найлз застонал и пробормотал: "Инстинкт мне подсказывает!" Дэнни сказал: - Сержант, если у вас есть замечания, прошу высказывать их мне вслух. Найлз ухмыльнулся: - Ладно. Во-первых, мне не нравится Управление шерифа Лос-Анджелеса и их дружок Микки Жид. Кстати, у меня есть приятель в управлении округа, и он мне сказал, что ты вовсе не воплощение добродетели, какое из себя корчишь. Во-вторых, я провел кое-какое самостоятельное расследование и поговорил с двумя условно освобожденными из Квентина. Они сказали мне, что Марти Гойнз никаким гомиком не был, и я им верю. И в-третьих, ты меня лично обломал, скрыв, что был в доме на Тамаринд-стрит, и это мне не нравится. "Только бы не Бордони. Только бы не Бордони. Только бы не эта сука Бордони". Дэнни спокойно сказал: - Мне безразлично, что тебе нравится и что ты думаешь. А кто те двое условно освобожденных1? Два тяжелых взгляда - глаза в глаза. Найлз посмотрел в свой блокнот: - Пол Артур Кониг и Лестер Джордж Мазманиан. И в-четвертых, ты мне не нравишься. Карты раскрыты. Глядя в глаза Найлза, Дэнни обратился к сержанту управления шерифа Шортеллу: - Джек, на доске объявлений плакат, пачкающий наше управление. Уберите его. Восхищенный голос Шортелла: - С удовольствием, капитан. Тед Кругман. Тед Кругман. Теодор Майкл Кругман. Тедди Кругман, красный комми, радикал, подрывной элемент, рабочий сцены. Дружит с Джуки Розенцвейгом из движения "Молодые артисты против фашизма" и Биллом Уил-хайтом, руководителем бруклинской ячейки КП; бывший возлюбленный (ок. 1943 года) Донны Патриции Кэнтрелл, радикальной активистки из Колумбийского университета. Покончила с собой в 47-м, бросившись в реку с моста Вашингтона, когда узнала, что ее отец-социалист предпринял попытку самоубийства после вызова в Комиссию Конгресса по расследованию антиамериканской деятельности. Сам мистер Кэнтрелл стал слабоумным, приняв коктейль из чистящих средств. Бывший член АФТ-КПП5а, член первичной организации КП Северного побережья Лонг-Айленда, Комитета в защиту рабочих Германии, "Обеспокоенные американцы против нетерпимости", "Друзья бригады им. Авраама Линкольна" и Лиги за справедливость в отношении Поля Робсона. Ребенком ездил в летние лагеря социалистов, исключен из городского колледжа Нью-Йорка, из-за политических убеждений в армию не призывался, с удовольствием трудился в театре рабочим сцены, куда его влекли политически просвещенные люди и красивые девочки. Работал на многих бродвейских шоу, участвовал в съемках фильмов категории "В" на Манхэттене. Любил ходить на митинги и демонстрации, подписывать петиции и рассуждать о коммунизме. Активно участвовал в левом движении в Нью-Йорке до 48-го года, с тех пор сведений о нем не имеется. Фотографии. Донна Патриция Кэнтрелл - миловидная, но строгая, смягченная копия папы, обожравшегося "Аякса". Джуки Розенцвейг - высокий жирный парень с глазами навыкате за толстыми стеклами очков. Билл Уилхайт - типичный представитель среднего класса. Круг знакомых ему людей, тайно снятых фэбээровцами на пленку. Люди, несущие транспаранты. На обороте фотографий - имена, даты и факты, раскрывающие суть событий. Запарковавшись на Гоуэр-стрит к северу от Сансет, Дэнни пробежал свой сценарий и перебрал фотографии. Надо хорошо запомнить лица тех, с кем ему придется вести игру: руководителя пикета тимстеров, к которому ему нужно было подойти; громил, в паре с которыми он должен идти в пикете и затеять спор; здоровяка из полицейской академии, с которым предстояло подраться, наконец - если замысел Консидайна осуществится полностью, - Нормана Костенца, руководителя пикетчиков УАЕС, который должен будет познакомить его с Клэр де Хейвен. Сделав несколько глубоких вздохов, он запер в бардачке пушку, жетон, наручники и удостоверение Дэниела Томаса Апшо, засунул в кармашек бумажника копию водительских прав Теодора Майкла Кругмана. Апшо превратился в Кругмана, и Дэнни зашагал к месту действия. Там - столпотворение. Две извивающиеся змеи человеческих фигур двигаются параллельно, но в противоположных направлениях: уаесовцы, тимстеры, плакаты на палках, выкрики и свист. Линии пикетчиков тянутся на четверть мили вдоль длинного ряда студий и заваленной мусором канавы. Разделяет их расстояние в три фута шириной. На другой стороне Гоуэр-стрит возле своих машин стоят репортеры; работают передвижные буфеты с кофе и пончиками. Пожилые копы жуют пончики и наблюдают за газетчиками - те играют в кости на куске картона, пристроенном на капоте полицейской машины. На всю улицу, пытаясь переорать друг друга, вопят мегафоны, методично повторяющие каждый свое: "КРАСНЫХ-ВОН!" и "ДОСТОЙНУЮ ЗАРПЛАТУ!" Дэнни отыскал руководителя пикета тимстеров - он полностью соответствовал своему фото. Тот незаметно подмигнул ему и сунул в руки толстую палку с наклеенной на фанеру картонкой с надписью "УАЕС - УКРЫВШИЕСЯ ОТ РАЗОБЛАЧЕНИЯ ВРАГИ АМЕРИКИ". Прошел канитель инструкции по соблюдению закона и расписался в табеле. Дэнни заметил, что за этим наблюдает человек, работающий раздатчиком в передвижном буфете тимстеров, - очевидно, подсадная утка УАЕС, о чем имелось предупреждение в информационном пакете Консидайна. Крики становятся все громче. Распорядитель ставит Дэнни в цепь с его компаньонами, Алом и Джерри, правдоподобно выглядевшими в грязной и поношенной рабочей одежде. Рукопожатие трех крепких парней, которые не станут валять дурака в серьезном деле, - все точно по сценарию. И вот он, теперь Тед Кругман, играет свою голливудскую драму в окружении статистов. Группа хороших людей и группа негодяев, движущихся встречным курсом. Он идет в ряду с Алом и Джерри - три профи, знающих свое дело. Навстречу несут плакаты: "ТРЕБУЕМ СПРАВЕДЛИВОГО РАСПРЕДЕЛЕННИЯ ДОХОДОВ!", "ПОЛОЖИТЬ КОНЕЦ САМОУПРАВСТВУ СТУДИЙ!", "ДАЕШЬ ДОСТОЙНУЮ ЗАРПЛАТУ!". Тимстеры бьют локтями в ребра уаесовцев, те морщатся, но сдачи не дают, продолжают маршировать и выкрикивать свои лозунги. Это - мысленное кино, только со звуком. Воображение Дэнни сразу рисует вертолеты, электрические мясорубки, циркулярные пилы, моторы, без остановки изрыгающие шум, не дающие возможности подумать или сосредоточиться на определенном образе. Сейчас они с Джерри начнут диалог, точно воспроизводя первые реплики сценария Консидайна. - Да это московская пропаганда, мать твою. Ты вообще на чьей стороне, приятель? Дэнни парирует: - На той, друг, которая платит мне доллар за час в пикетной линии! Джерри хватает его за руку: - А тебе, значит, мало... Уаесовцы останавливаются и смотрят на них. Дэнни вырывает у него руку и выкрикивает положенные по сценарию слова. Своим порядком к нему подходит руководитель пикета, отводит в сторону и делает внушение: дескать, надо поддерживать командный дух. Он подзывает Ала и Джерри, заставляет всех троих пожать друг другу руки, как подравшихся школьников, и за всем этим наблюдает группа худосочных радикалов. Трое угрюмо встают в строй, а руководитель торопливо направляется к буфету. Дэнни видит, как он разговаривал с человеком, раздающим кофе и пончики, - агентом, внедренным в УАЕС, --указывая назад большим пальцем на место небольшого скандала. Ал говорит: - Ты, Кругман, не отлынивай. Джерри сопровождает это соответствующими эпитетами. Дэнни с жаром начинает убеждать его, что он такой же честный работяга и т. д. - очень в духе настоящего Кругмана, на тот случай если к их разговору будут прислушиваться. Эти речи Консидайн позаимствовал из рапортов нью-йоркской полиции о стычке бастующих профсоюзов рабочих швейной фабрики, когда начался отчаянный мордобой; "боссы" обеих сторон обвели вокруг пальца рядовых членов. Он старается втолковывать ограниченным Алу и Джерри смысл своих слов, а те качают головами и сторонятся его, не желая быть рядом с этой крысой, гнусным предателем-комми. Дэнни продолжает маршировать, высоко держа плакат, выкрикивая лозунг "Красных - вон!", но вкладывая в него особый смысл. Включилась его мысленная кинокамера, все, как ему кажется, идет как задумано, будто он принял свои четыре рюмки, а пятой уже не хотелось, и будто он рожден для этого, а все это гомосексуальное дерьмо в бунгало Гордина его уже не касается. Все выглядит каким-то хаосом в пустоте, будто тебя сунули в мясорубку и делают из тебя фарш, а ты смеешься. Время идет. Ал и Джерри то и дело подходят к нему, цедя сквозь зубы ругательства. Наконец подошли с громилой-полицейским. Амбал заступил ему дорогу и ткнул пальцами в грудь, импровизируя по сценарию Консидайна: - Это и есть крутой комми? А по мне, похож на слабака! И тихо, шепотом: - Ну, давай, действуй, шерифский мудила. И Дэнни начал импровизировать: резко отрывает от себя пальцы амбала. Тот вопит и изображает удар левым хуком. Дэнни уворачивается и с ближней дистанции контратакует с левой и с правой в солнечное сплетение. Полицейский складывается пополам, Дэнни бьет его кованым ботинком по яйцам, тот валится в гущу столпившихся пикетчиков УАЕС. Кругом крики, свистки. Дэнни хватает свою палку с оторвавшимся плакатом и бешено озирается: сейчас он врежет своему коллеге по актерскому цеху. Его окружают полицейские, ударами дубинок валят его на землю, поднимают за шиворот, бьют, снова поднимают, швыряют на землю и бьют ногами... Дэнни очнулся... Ощутил во рту привкус крови, понял, что лежит на тротуаре... Чьи-то руки его поднимают, поддерживают, и он оказывается лицом к лицу с приветливо улыбающимся Норманом Костенцем, знакомым ему по фотографии из пакета Мала Консидайна: - Тед Кругман, да? Кажется, я слышал о тебе. Следующий час промелькнул быстро, как на перематывающейся пленке. Дружелюбный Норман помог ему отряхнуться и повел в бар на Бульваре. Дэнни быстро пришел в себя; боль в спине, шатающийся зуб и ноющие бока особенно не беспокоили. Полицейским по сценарию Консидайна отводилась пассивная роль; Дэнни должен был брать инициативу на себя, иначе ему могли запросто раскроить голову. По замыслу Мала полицейские должны были прекратить потасовку, разнять драчунов и слегка помять, а потом отпустить. Копы явно переборщили в своей реакции на его импровизацию, и эти пинки, забросившие Дэнни в канаву, следует отнести на счет грубого нападения на своего. Теперь вопрос состоял в том, как Мал отнесется к ситуации, ведь Консидайн сам раньше был полицейским. В баре он должен был убедительно сыграть роль Теда Кругмана, и думать о том, как все это отзовется, было некогда. Норман Костенц сфотографировал его для регистрации нападения полиции и рассыпался в похвалах его мужеству. Дэнни перевоплотился в Теда, потягивает пиво и двойное виски, что он обычно никогда не делал, но теперь это облегчало боль в помятых фашиствующими копами костях. Выпивка и в самом деле помогла - острота боли притупилась, он принялся разминать плечи, зная, что скоро боль вернется - с удвоенной силой. Захмелев, он почувствовал себя много лучше. А что, играет он совсем неплохо. Костенц заводит разговор о том, что Джуки Розенцвейг ему рассказывал про него и Донну Кэнтрелл. Дэнни выдал сценку печали по Донне, объяснив этим, почему не подавал о себе вестей: профессор Кэнтрелл - инвалид, Донны нет в живых, а виноваты во всем фашисты. Он же просто онемел от горя, совсем не мог активно работать в организации, протестовать или хотя бы отомстить им за все. Костенц настойчиво расспрашивает, что он делал после самоубийства Донны, и Дэнни преподнес ему блюдо-ассорти: реальные истории из своей жизни с кражей автомобилей - только их похитителем выступал Тед и на Восточном побережье. Добродушный Норман все это скушал, искренне сочувствуя чужим переживаниям, организовал выпивку по второму кругу и стал расспрашивать про войну на швейном фронте, про лигу Робсона, о чем ему было известно от Джуки. Дэнни справился с этим играючи: имена и фото - из пакета Консидайна, а долгий треп с восхвалением леваков - из встреч с разными деятелями, депутатами и из воспоминаний о жителях Сан-Берду. Костенц вылизал и это блюдо, попросил еще. Дэнни на седьмом небе: боль в теле утихла, он поглаживает рукава куртки, будто это его собственная кожа, и плетет байки, высасывая их из пальца и пакета фактов Консидайна. Поведал длинную историю о том, как утратил свое политическое кредо, как ненасытно распутничал со студенткой-коммунисткой (фото героини также было из пакета Мала), про свою долгую одиссею по стране и как ненависть к себе и желание разобраться в себе и происходящем привели его в линию пикета тимстеров. Но теперь он понял, что к чему, ему не место среди фашистских сволочей - ему хочется работать, бороться, вступить в профсоюз и помочь УАЕС покончить с тиранией студийных боссов. Норман Костенц все выслушал это, почти не дыша, поднялся и сказал: - Вы не смогли бы встретиться со мной и нашим товарищем завтра? "Эль Койот" на Беверли в полдень? Дэнни встал, пошатываясь не столько от выпитого и перенесенных побоев, сколько от отлично сыгранной роли. Впору получать "Оскара". - Приду, - сказал он и вскинул руку в приветственном салюте, как дядюшка Джо Сталин в кинохронике. Дэнни поехал домой, проверил, целы ли спрятанные папки с бумагами и фотографиями, принял горячий душ и смазал синяки на спине, которые начали уже припухать. Стоя голым в ванной перед зеркалом, он прорепетировал подходы к Клэр де Хейвен, затем достал вещи из своего "левого" гардероба: шерстяные брюки, пояс, футболку, рабочие ботинки и кожаную куртку. Тед Кругман, но уже полицейский - полюбовался собой в зеркале и поехал на Стрип. На улице темнело, низкие дождевые облака сгустили сумерки. Дэнни остановился на Сансет напротив агентства Феликса Гордина, уселся поглубже, взял бинокль и стал наблюдать за домом. Это было одноэтажное здание во французском провинциальном стиле, с жалюзи на окнах и арочным входом; ящик для почты был декорирован бронзовым литьем. К дому примыкала освещенная стоянка для машин. Там стояло три автомобиля. Прищурившись, Дэнни рассмотрел и записал три калифорнийских номера серии Cal'49: DB 6841, GX 1167, QS 3334. Стало совсем темно. Дэнни не спускал глаз с дверей дома. В 17:33 из дома вышел молодой человек лет двадцати пяти, сел в "форд"-купе GX 1167 и уехал. Дэнни записал данные по молодому человеку и машине и продолжил наблюдение. В 17:47 подъехал "Ла \ Салль" предвоенного выпуска - СаГ49 TR 4191; из машины вышел молодой красавчик латинос в пиджаке и зауженных брюках, позвонил и вошел в агентство. Дэнни снова сделал запись. Дальнейшее наблюдение выявило двух пожилых темноволосых мужчин в пиджачной паре. Они сели в DB 6841 и QS 3334 и разъехались по Сансет в разные стороны. Через десять минут вышел молодой латинос. Никто из троих на подозреваемого похож не был. Время тянется медленно; Дэнни неподвижно сидит, принюхивается к запаху мази и чувствует, как возвращается боль в мышцах. В 18:14 на стоянку въехал "роллс-ройс"; из машины вышел человек, одетый в шоферскую форму, позвонил в дверь, что-то сказал в переговорное устройство, пересек улицу и скрылся из виду. Огни в доме погасли, освещенным осталось одно окно. Шофер Гордина оставил машину, видимо, "клиентов" сегодня больше не ожидается. Дэнни заметил на углу телефонную будку и пошел к ней. Он позвонил в отдел транспортных средств. - Да? Кто запрашивает? Дэнни видит, что одно окно продолжало светиться. - Помшерифа Апшо, участок Западного Голливуда. Прошу ответить побыстрее. Оператор сказал: - Мы сейчас перегружены запросами по регистрации, но... - Я звоню по полицейской линии, а не общей. Я расследую убийство, так что сделайте для меня исключение. В голосе оператора послышались виноватые нотки: - Извините, помшерифа... Давайте ваши имена. - У меня номера и описание машин, это вы мне дайте имена владельцев. Четыре калифорнийских номера, серия 49 года: DB 6841, GX 1167, QS 3334 и TR 4191. И поторопитесь. - Да, сэр, - сказал оператор, и линия отключилась. Дэнни следит за агентством Феликса Гордина. Через несколько секунд оператор был снова на линии. - Готово, помшерифа. Дэнни приложил блокнот к стенке телефонной будки: - Пишу. - DB 6841 - Доналд Уиллис Уотчел, Франклин-стрит, 1638, Санта-Моника; GX 1167 - Тимоти Джеймс Костиган, Сатикой-стрит, 11692, Ван Найз; QS 3334 - Алан Брайан Маркс, Четвертая авеню, 209, Венис и TR 4191 - Оджи Люис Дуарте, Норт-Вендом, 1890, Лос-Анджелес. Все. Имена ничего не говорят, только Дуарте вроде знакомо. Дэнни повесил трубку, и в тот же момент погас свет в окне. Он побежал к своей машине, сел за руль и стал ждать. Скоро из дома вышел Феликс Гордин. Он проверил, заперта ли дверь, и щелкнул выключателем у гаража. Вывел "роллс-ройс" задним ходом, развернулся и поехал по Сансет. Дэнни досчитал до пяти и тронулся за ним. Преследовать его было нетрудно: Гордин ехал осторожно и держался в среднем ряду. Дэнни пропустил вперед себя машину и следил за Гордином, ориентируясь по длинной антенне с декоративным английским флажком на конце; в свете фар встречных машин флажок служил хорошим ориентиром. Гордин ехал в западном направлении. Выехав со Стрипа, он взял курс на Беверли-Хиллз. Так, они едут к океану, сворачивают со Стрипа на Беверли-Хиллз. У Линден машина, разделявшая их, свернула направо, Дэнни сократил интервал с машиной Гордина, осветив бампер "роллса" светом своих фар, а потом немного отстал. Миновали Беверли-Хиллз, Холмби-Хиллз и Вествуд. Движение становилось реже, и скоро машин совсем не стало. Брентвуд, Пасифик Пали-сейдс. Сплошная зелень с вкраплениями домов и пустырей. Сансет-бульвар извилисто уходит в темноту. Дэнни заметил позади себя огни фар какой-то машины. Он отпустил педаль акселератора, огни стали быстро приближаться, потом вдруг исчезли. Он посмотрел в зеркало заднего вида и увидел очертания машины на близком расстоянии. На дороге больше никого не было. Он газанул вперед, пока машина Гордина не оказалась на расстоянии броска камня от капота его "шевроле". Посмотрел назад, неизвестная машина висела у него на хвосте. За ним наблюдали. Двойная слежка. Дэнни сглотнул, высмотрел справа пустырь, сбросил скорость и резко свернул в грязь, царапая днище о камни. Его преследователь с потушенными огнями проскочил по Сансет и стал набирать скорость. Дэнни резко крутанул руль налево и на первой передаче выбрался на асфальт. Включил дальний свет, вторая, третья передача, педаль газа уперлась в пол. Он стал настигать коричневый седан, сел ему на хвост. Номер седана забрызган грязью, и водитель, очевидно, ослеплен его фарами. Седан круто свернул направо в слабо освещенный проулок. Дэнни сбросил скорость, резко затормозил и юзом развернул машину против встречного движения. Огни следовавших за ним машин теперь летели прямо на него. Он включил зажигание, отпустил педаль сцепления, нажал на газ и рванул через бордюрный камень на тротуар и вверх по переулку. По всему Сансет заревели гудки. По обе стороны стояли бунгало; на углу одного дома он прочел: Ла Палома-драйв,1900 Н. Дэнни прибавил газу, дорога шла в гору, никаких машин не видно. Свет из окон позволял рассмотреть немного. Когда Ла Палома-драйв из вертикали превратилась в горизонталь, Дэнни увидел на обочине коричневый седан. Дверь со стороны водителя была открыта. Дэнни подъехал к седану, остановился, расстегнул кобуру револьвера. Вышел из машины и двинулся к седану, держа револьвер наготове. Заглянул в машину - на переднем сиденье никого, только чистые вельветовые чехлы. Отошел на шаг и увидел, что это "Понтиак Супер Чиф" 48 года выпуска. Брошен на недостроенной дороге посреди темных холмов. Сердце в груди Дэнни колотилось, в горле пересохло, ноги стали ватными, рука с оружием дрожала. Он прислушался, но слышал лишь стук собственного сердца. Куда мог уйти его преследователь? С того места, где стоял Дэнни, ему были видны многочисленные дорожки, уходившие в темноту, и склон горы Санта-Моника. Нужно продумать свои действия, не спешить, ты полицейский межведомственной следственной группы. Слово "полицейский" его успокоило. Он сунул револьвер за пояс и осмотрел переднее сиденье. На нем - ничего; регистрационный талон там, где его место, - на рулевой колонке. Дэнни расстегнул пластиковый хомутик талона, не прикасаясь к его плоской поверхности, поднес к фарам своей машины и прочитал: Уорделл Джон Хаскомб, 9816 J Саут-Ай-ола, Лос-Анджелес. Регистрационный номер Cal 416893-Н; номер прав Cal JQ 1338. Юг Сентрал-авеню, негритянский район, тот, откуда убийца угнал машину, на которой перевозил тело Марти Гойнза. ОН. Дэнни снова бьет дрожь. Он едет назад по Сансет до первой заправочной с телефоном-автоматом. Трясущейся рукой опускает в аппарат монету и набирает номер полицейской линии управления транспорта. - П-помшерифа Апшо, участок Западного Голливуда. - Вы звонили полчаса назад? - Ну да, черт возьми, сейчас срочно просмотрите в списке угонов: "Понтиак Супер Чиф" 1948 года выпуска, CalJQ 1338. Если он угнан, мне срочно нужно узнать откуда. - Принято. - И молчание. Стоять в будке Дэнни сначала было жарко, потом стало зябко. Он вынул блокнот и ручку, чтобы записать данные, которые даст ему оператор. Его взгляд упал на запись: "Оджи Люис Дуарте", и он сразу вспомнил, что в досье УАЕС ему попадался какой-то Хуан Дуарте, но это ровным счетом ничего не значило. Дуарте - распространенная мексиканская фамилия, как Гарсия или Эрнандес. Голос оператора: - Машина в розыске, угнана днем от дома 9945 по Саут Норманди, владелец Уорделл Дж. Хаскомб, мужчина, негр, 9816, Саут... - Понял. - Знаете, помшерифа, ваш коллега был более вежлив. - Что? Оператор говорил усталым голосом, будто имел дело со слабоумным: - Звонил помшерифа Джонс из вашего отряда. Просил, чтобы я повторил данные на те четыре машины, сказал, что вы потеряли свой блокнот. В будке, казалось, повеяло морозом. Такого помощника шерифа в управлении не было. Кто-то, наверно ОН, следил за ним, как он вел наблюдение за офисом Гордина, был близко, слышал его разговор с оператором и уловил самое главное - Дэнни выяснял, на кого зарегистрированы машины. Его била нервная дрожь. - Опишите мне его голос. - Вашего партнера? Голос образованного человека. Никогда бы не сказал, что звонит окружной детектив... Дэнни брякнул трубкой по рычагу, достал из кармана последнюю монетку и набрал номер дежурки голливудского участка. - Сыскной отдел, Голливуд, - ответил голос - Сержанта Шортелла. Скажите ему, это срочно. - Ладно. Слабый щелчок, и скучный голос старослужащего копа: - Да. Кто говорит? - Апшо. Джек, только что за мной гнался убийца на угнанной машине. - Что за... - Ты слушай. Я его засек, но он бросил машину и удрал. Запиши: "Понтиак Супер Чиф" 48 года, Ла Палома-драйв, направо от Сансет в Палисейдс, там, где дорога идет ровнее. Нужен криминалист, тебе - обойти дома в окрестности, опросить возможных свидетелей. Ушел он пешком, там кругом холмы, и он наверняка скрылся, но опрос все равно проведи, и быстро. Я здесь не задержусь. - Вот черт! - А то! Еще мне нужна информация по следующим лицам: Дональд Уотчел, Франклин, 1638, Санта-Моника. Тимоти Костиган, Сатикой, 11692, Ван Найз. Алан Маркс, Четвертая авеню, 209, Венис и Оджи Дуарте, Вендом, 1890, Лос-Анджелес. Записал? - Готово, - ответил Шортелл, и Дэнни повесил трубку. Он поехал обратно на Ла Палома и нашел машину на том же месте. Осветил фонариком дома, тропинки, задние дворы и подножье холма. Жители окрестных домов выносили мусор; собаки, кошки и вспугнутый койот застывали на месте в луче света. Никаких следов высокого человека средних лет с роскошной седой шевелюрой, безнаказанно угнавшего машину и вышедшего сухим из воды. Дэнни вернулся на Сансет и медленно поехал, внимательно глядя по сторонам дороги. Выехав на прибрежное шоссе, он напряг память и вспомнил адрес Феликса Гордина - 16 822 РСН - и поехал к нему. Дом стоял на стороне, обращенной к океану, - деревянный, в колониальном стиле, на врытых в песок сваях. Над почтовым ящиком - резная надпись: Феликс Гордин, эсквайр. Дэнни остановился прямо у дома и позвонил, послышался мелодичный перезвон, как в "Мармоне". Дверь открыл красивый мальчик в кимоно. Дэнни показал ему жетон: - Управление шерифа. Мне нужно видеть Феликса Гордина. Мальчик не двинулся с места. - Феликс неважно себя чувствует. Дэнни оглядел паренька: его волосы были вытравлены перекисью водорода, и Дэнни почувствовал тошноту. Гостиная за спиной мальчика была ультрамодерновой, с тонированным зеркалом во всю стену, как односторонние зеркала в комнатах допроса. Вандрих говорил о Гордине, что тот любит подглядывать. - Скажите ему, что пришел помшерифа Апшо. - Все в порядке, Кристофер. Я поговорю с этим офицером. Услышав Гордина, мальчик отскочил в сторону. Дэнни вошел и увидел стоящего перед зеркалом Гордина в элегантном шелковом халате. Он не повернул головы, и Дэнни спросил: - Может, взглянете на меня? Гордин медленно повернулся: - Здравствуйте, помшерифа. Вы что-то забыли у меня в тот вечер? Кристофер подошел и встал рядом с Гордином, поглядывая в зеркало и посмеиваясь. Дэнни сказал: - Мне нужно знать, кто такие Дональд Уотчел, Алан Маркс, Оджи Дуарте и Тимоти Костиган. - Это мои друзья и клиенты, они сегодня были у меня в офисе. Вы что, шпионите за мной? Дэнни подошел ближе, став к зеркалу боком. - Подробнее, пожалуйста. Кто они? Гордин пожал плечами и положил руки на бедра. - Как я сказал, друзья и клиенты. - Как я сказал, подробнее. - Хорошо. Дон Уотчел и Ал Маркс - артисты на радио, Тим Костиган был популярным эстрадным певцом, а Оджи Дуарте - подающий надежды актер, для которого я нашел работу в рекламе. Вы могли видеть его по телевизору. Он играл роль сборщика фруктов в ролике Ассоциации цитрусоводов Калифорнии. Мальчик-красавчик разглядывал себя в зеркале, очарованный собственным отражением. Дэнни почувствовал, что Гордин чего-то боится. - Помните, как описывал я подозреваемого? Высокий, седой, средних лет. - Да. И что? - Возле вашего офиса не было никого, кто соответствовал этому описанию? Гордин сохранял все тот же невозмутимый вид. Кристофер обернулся и уже было хотел что-то сказать, но Гордин положил руку ему на плечо и легонько сжал его. Лицо красавчика стало бесстрастным. Дэнни улыбнулся: - Вопросов больше нет. Извините за беспокойство. В гостиную вошли двое мужчин. На них был красные шелковые трусы; один из них снимал маску цвета золота. Оба были молоды, с перекачанными телами; ноги их были обриты, а тело смазано каким-то маслом. Тот, что повыше, состроил Дэнни глазки и послал воздушный поцелуй. Его партнер бросил сердитый взгляд, заложил большие пальцы рук за пояс, потянул высокого в коридор, и они скрылись. Оттуда раздался их смешок. Дэнни почувствовал, что его может стошнить, и он направился к двери. Вдогонку раздался голос Гордина: - По этому поводу будут вопросы, помшерифа? Дэнни обернулся: -Нет. - Хотите сказать, что это не согласуется с вашими понятиями о жизни? У вас наверняка хорошая семья. Жена или девушка, семья, для которой это все было бы шокирующим. Не желаете поговорить о них за бокалом доброго "Наполеона", который вам так понравился? На какое-то мгновение Дэнни охватывает пугающее чувство: Гордин и красавчик мальчик видятся ему мишенями-силуэтами, злодеями, в которых он готов разрядить револьвер. Он молча отворачивается и выходит, громко хлопнув дверью. На улице его вырвало. Дэнни увидел на соседнем доме шланг с краном, выпил воды, ополоснул рот. Оправившись, он отъехал на своем "шевроле" на другую сторону улицы, встал и принялся ждать. Через двадцать минут вышел красавчик и направился к берегу. Дэнни дал ему немного отойти и начать спускаться по лестнице, а потом быстро пошел за ним. Услышав за спиной шаги, мальчик обернулся. Дэнни замедлил шаг, подошел. - Привет, - сказал Кристофер. - Хотите полюбоваться видом... Дэнни ударил его в живот, схватил за волосы и стал бить в лицо, пока не почувствовал на кулаках кровь. Луна осветила его лицо: никаких слез, никакой попытки сопротивления, глаза широко открыты. Кристофер стал коленями на цемент и поплотнее запахнул кимоно. - Ты видел человека, о котором я говорил, около офиса Гордина. Почему ты не стал говорить? Кристофер вытер под носом кровь. - Феликс не хотел, чтобы я разговаривал с вами об этом. В голосе ни жалобы, ни упрямства - ровным счетом ничего. - Ты делаешь все, что тебе говорит Феликс? -Да. - Значит, ты видел там этого человека. Кристофер поднялся с колен и облокотился на перила, опустив голову. - У этого человека действительно прекрасные волосы, голова кинозвезды. Я оформляю в офисе разные бумаги и в последние дни часто видел его на автобусной остановке. Дэнни помассировал свои кулаки и отер их о рукава куртки: - Кто он такой? - Не знаю. - Видел его с машиной? - Нет. - Видел, чтобы с ним кто-то разговаривал? -Нет. - Но ты говорил про него Феликсу? -Д-да. - И как он отреагировал? - Не знаю, - пожал плечами Кристофер. - Он вообще мало на что реагирует. Дэнни сжал кулаки и оперся ими о перила: - Нет, он реагировал, и ты, черт возьми, расскажешь мне об этом. - Феликс будет недоволен. - Может быть, но, если ты мне не расскажешь все, тебе будет плохо. Мальчик отшатнулся, мотнул головой и быстро заговорил - как новоявленный доносчик: - Сначала он был как-то испуган, потом задумался и попросил показать этого человека в окно, как только он появится. - Ты видел его еще? - Нет. Правда не видел. Дэнни подумал: "И никогда больше не увидишь, раз он понял, что я за ним слежу", а вслух сказал: - Гордин ведет записи знакомств? - Нет. Нет, он боится это делать. Дэнни ткнул Кристофера локтем. - Вы тут все мастера в игры играть. Ну так вот тебе еще одна. Я кое-что тебе сейчас скажу, ты послушай, подумай о Гордине - а ты ведь его отлично знаешь... Теперь смотри мне в глаза и - не лгать! Мальчик, стоявший к Дэнни в профиль, повернулся к нему. На красивом лице - кровь. Дэнни, который сверлил его злым взглядом, увидев его трясущиеся губы, отвернулся и стал смотреть на океан. - Гордин знает кого-нибудь, кто любит джаз и проводит время в негритянских джаз-клубах? Может быть, каких-то музыкантов? - Не думаю, это на Феликса не похоже. - Отвечай быстро. Палка зутера. Это палка с вставленным в нее лезвием бритвы, такое оружие. - Не пойму, о чем вы. - Человек, похожий на того, что ты видел на остановке автобуса, пользовался услугами Гордина. - Нет. Я больше не видел того человека возле остановки и не знаю никого... - Зубной врач, протезист, человек, который делает зубные коронки. - Нет. С такой публикой Феликс не общается. Господи, как все это странно! - Героин. Люди, которые им торгуют или могут достать. - Нет, нет, нет. Феликс не любит наркоманов, считает их вульгарными. Давайте поторопимся, а? Я никогда так долго не гуляю. Феликс может забеспокоиться. Дэнни охватила ярость, ему захотелось снова взгреть парня. Чтобы остыть, он посмотрел на океан, представил рассекающие волны плавники акул. - Тихо! Просто отвечай. Теперь о службе Гордина: он ловит кайф, сводя мужчин друг с другом? - О господи,да. - Были среди них кто-то из тех четверых, что я называл? - Не... этого я не знаю. - А вообще, они были голубые? - Дональд и Оджи - да. Тим Костиган и Ал Маркс - просто клиенты. - Оджи и Дон работали на службу Гордина? - Оджи работал, больше я ничего не знаю. - Кристофер! Ты что там, утонул?! Дэнни оторвал взгляд от пенящихся волн и оглянулся на голос: Феликс Гордин стоит на заднем крыльце, маленькая фигурка в свете гирлянды бумажных фонариков. Стеклянная дверь за ним полуоткрыта: внутри виднеются две сплетенные мужские фигуры на полу. - Пожалуйста, можно мне теперь уйти? Дэнни снова посмотрел на воображаемых акул. - Гордину про наш разговор не говорить. - А что я скажу ему про свой нос? - Скажешь, что покусала акула. - Кристофер! Ты идешь или нет? Дэнни снова поехал на Ла Палома. Над брошенным "понтиаком" горела яркая лампа; на капоте полицейской машины в тени сидел Брюнинг, наблюдая за лаборантом, обрабатывающим салон на предмет отпечатков пальцев. Дэнни выключил двигатель и дал гудок. Подошел Брюнинг и облокотился на открытое окно. - Никаких отпечатков, кроме пальцев черномазого, которому принадлежит машина; его определили по материалам регистрации оружия в нашем участке. По тем именам, что дали Шортеллу, ничего не числится, а он отошел опросить местных. Что случилось? Джек сказал, что за вами гнался убийца? Дэнни вышел из машины, недовольный, что Брюнинг бездельничает. - Стоял на Стрипе у агентства знакомств, которое принадлежит тому своднику. Записал несколько номеров и звонил в транспортное управление, и кто-то следом позвонил представился копом и получил ту же информацию. Оттуда стал меня преследовать, а когда я его засек, он сбежал. Машина угнана из негритянского квартала, как раз откуда была угнана машина, на которой возили Марти Гойнза. Нашел свидетеля, который видел человека, по описанию похожего на убийцу, - он крутился возле агентства сводника. Это значит, что та четверка теперь тоже под его наблюдением. Вот так. Брюнинг свистнул; лаборант подал голос из машины: - Ничего, кроме пальцев владельца. Дэнни сказал: - Вы с Джеком продолжайте трясти местных. Дело долгое, но все равно это надо сделать. Когда кончите, проверьте в компании такси журнал поездок: кого возили из Палисейдс и Санта-Моника-каньон. Еще потрясите водителей автобусов на маршрутах по Сансет. Он как-то должен был отсюда выбраться. Мог угнать машину - проверьте регистрацию угонов в участках Западного района, в самом управлении шерифа Малибу. Я заскочу ненадолго домой и поеду в Саутсайд посмотрю, откуда был угнан "понтиак". Брюнинг вынул блокнот: - Хорошо, сделаю, только где взять еще людей, чтобы установить наблюдение за той четверкой? У Джина, Джека и у меня уже работы по горло, а Дадли мне сказал, что направил вас на работу с комми. Дэнни подумал о Мале Консидайне. - Люди будут, не беспокойтесь. Лампу выключили, дорога погрузилась в темноту. Брюнинг спросил: - Апшо, как насчет человека, которого зовут Оджи Луис Дуарте? Убийца не мекс, и среди его жертв мексов тоже нет. Зачем вы включили его в список? Дэнни решил рассказать про Гордина: - Этой частью расследования я занимаюсь сам. Тот сутенер, его зовут Феликс Гордин, завел элитную службу знакомств педов. На него работал Джордж Уилтси, убийца вел наблюдение за его офисом, а Дуарте в прошлом обслуживал его клиентов. Удовлетворены? Брюнинг опять присвистнул: - Может, Дадли даст нам людей. Он это может. Дэнни сел в свою машину, усмехнувшись про себя -- этот Дадли Смит целый день его сегодня преследует. А на прощание сказал: - Вы с Джеком - за работу и, если что важное, звоните мне домой. Развернулся, спустился по Ла Палома на Сансет и поехал домой, думая о бутерброде, о виски с содовой и прочесывании негритянского квартала. Движение на Сансет, несмотря на поздний час, было оживленным. Дэнни влился в поток машин с включенными фарами. В голове - пустота, колеса накручивают мили. Когда выехал на Стрип, его внезапно охватил страх, подобный мгновенному испугу в доме на взморье. Сейчас страх вызван проносящимися в мозгу кадрами мысленной кинокамеры: Сай Вандрих его соблазняет... Как странно реагирует Брюнинг на информацию о палке зутера, будто ему самому грозят такой палкой... Найлз и его два свидетеля; а потом его же "У меня есть приятель в управлении округа, и он мне сказал, что ты вовсе не воплощение добродетели, какое из себя корчишь"... "Ну давай, действуй, шерифский мудила" и полицейский в крови у его ног... Погоня за ним, как угон машины наоборот; это должен быть он, и не может быть такого; плохо дело, если был он, и хорошо бы, если не он... Гордин просто читает мысли... Избивает жалкого гомика... Видения вылились в неодолимое желание выпить виски, которое томило его всю дорогу. Дэнни отпер дверь дома и не поверил глазам: в комнате горел свет, на журнальном столике стояла бутылка. Галлюцинации! Он вынул револьвер, но сообразил, что все это глупо, и сунул револьвер в кобуру. Подошел к столику, увидел прислоненную к бутылке записку. Прочитал: Тед, в пикете ты был просто великолепен. Я устроил наблюдательный пункт у Де Лонгпре и все видел. Между прочим, это я подсказал инструктору из академии назвать тебя "шерифский мудила" - посчитал, что это даст тебе дополнительный стимул надрать ему задницу. Твои действия превзошли все мои ожидания, и теперь я этому офицеру должен много больше, чем просто бутылку виски, - ты сломал ему пальцы и значительно увеличил объем яиц. Я добился, чтобы ему объявили благодарность, и он немного успокоился. А вот новость покапитальнее: сегодня утром от сильнейшего удара скончался капитан Уилл Бледсо, и окружной прокурор Макферсон произвел меня в капитаны и назначил главным следователем окружной прокуратуры. Желаю удачи с уаесовцами (я видел, как к тебе подошел Костенц). Надо их прищучить, а после большого жюри я подам ходатайство о присвоении тебе временного звания сержанта и нажму на все рычаги, чтобы перевести тебя к себе в отдел. Мне нужен хороший оперативник, а лейтенантские лычки, которые к этому прилагаются, сделают тебя самым молодым офицером полиции за всю историю города и округа. Приходи завтра в полночь в ресторан "Тихий океан", отметим это как следует. Расскажешь, что успел сделать. Мал Дэнни завыл. Его сотрясали мучительные рыдания, но слез не было. Он плакал, забыв, что ему так хотелось выпить. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ Главный следователь прокуратуры. Две серебряные лычки, прибавка трех с половиной тысяч в год, хорошая позиция в сражении за опекунство. В подчинении - двадцать четыре сыщика из всех полицейских управлений, отобранных по способностям и умению собирать убедительные улики. Значительный вес в принятии судьбоносного решения - по каким статьям возбуждать уголовные дела. Прямой путь к должности начальника сыскной полиции. Власть. Дадли Смит становится только подчиненным, а вечернее разгребание грязи в компании с Баззом Миксом кажется уже более сносным, поскольку "положение обязывает". Мал направился в офис местного отделения Государственного управления иммиграции и натурализации. Рано утром позвонил Эллис Лоу, попросил встретиться там с Миксом и еще сказал: "Попытайтесь забыть старые ссоры, как бы тяжело это ни было". Им нужно разобрать дела лиц, симпатизирующих У\ЕС, из числа иммигрантов, чтобы в случае чего использовать фактор политической неблагонадежности как повод для выдворения из США. Лоу изложил это в форме приказа, и даже капитанское звание ему тут помочь не могло. Окружной прокурор просил также представить подробный отчет о допросе лиц, не состоящих в УАЕС, и об общем ходе расследования. До этого у него руки не дошли - всю вторую половину дня он наблюдал за действиями Дэнни Апшо, поскольку оставался руководителем операции, в то время как Дадли Смит тряс выданных Ленни Рольффом друзей-радикалов. Мал устроился в архиве, где уже лежали подобранные для них папки. Посмотрел на часы, было еще довольно рано: жирдяй Микс появится не раньше девяти, так что у него есть минут сорок. Папки были разложены на длинном металлическом столе. Мал сгреб их в один угол и сел писать. Докладная записка от 10.01.50 Кому: Эллису Лоу От кого: от Мала Консидайна Эллис, свой первый доклад в качестве главного следователя прокуратуры, как полагается, считаю конфиденциальным. Прежде всего сообщаю, что Апшо вчера совершил успешный выход на объект. Я не успел сказать об этом по телефону, но действовал он великолепно. За этим я наблюдал лично и видел, как к нему подошел один из руководителей УАЕС. Я оставил Апшо записку и назначил встречу поздно вечером в "Тихом океане" для доклада. Надеюсь, к тому времени он уже выйдет на Клэр де Хейвен. О его действиях доложу вам завтра утром по телефону. Два дня назад мы с Дадли Смитом общались со сценаристами Натаном Айслером и Леонардом Рольффом, которые не вызывались в Комиссию Конгресса. Оба подтвердили, что члены УАЕС Майнир и Лофтис сознательно насыщали содержание кинофильмов тезисами коммунистической доктрины, и оба согласились дать показания в пользу выставившей стороны. Айслер передал свой дневник, где имеются дополнительные подтверждения сексуальной неразборчивости Клэр де Хейвен, что может сослужить Апшо хорошую службу. Айслер показал, что де Хейвен вербовала первых членов УАЕС с помощью секса, чем можно будет воспользоваться на открытом судебном заседании, если у нее хватит наглости требовать права на дачу показаний. Рольфф дал сведения на четырех радикалов. Дадли допросил двоих и вчера вечером по телефону сообщил мне о результатах: они согласились дать показания в пользу выставившей стороны о времени, датах и месте враждебных высказываний Зифкина, де Хейвен, Лофтиса, Майнира и трех мексиканцев в пользу свержения власти США силами американской компартии и сообщили еще о 19 "попутчиках". Я работаю над составлением подробного опросного листа для всех наших свидетелей, где будут собраны факты, которые вы сможете использовать во вступительном слове. Эти опросники должны быть вручены судебными исполнителями, и ответы получены в корректной форме. Моя просьба вызвана тем, что поведение Дадли излишне пугает людей, что рано или поздно вызовет нежелательную ответную реакцию. Успех работы большого жюри зависит от того, насколько долго УАЕС будет оставаться в неведении относительно наших планов. Мы усыпили их бдительность, так что Дадли следует держать на коротком поводке. Если хоть один из подготовленных нами свидетелей проболтается "мозговому тресту", операция будет провалена. Ниже некоторые соображения: 1. Наше дело набирает обороты, а это означает горы документов, которые придется обрабатывать. Необходимы дополнительные сотрудники. Я буду регулярно представлять должным образом скомпонованные выдержки из опросного листа, протоколов и дневника Айслера. Дадли, Микс и Апшо выйдут со своими донесениями. Предлагаю все эти сведения для ясности привести в соответствие друг с другом. 2. Вас тревожит сохранение в тайне миссии Апшо, Можете быть спокойны. Мы все проверили и перепроверили. Тед Кругман непосредственно членам УАЕС не знаком, о нем в лучшем случае только слышали. Апшо очень способный работник, знает, как "гнать мяч", и у меня создалось впечатление, что он с удовольствием исполняет свою роль. 3. Где доктор Лезник? Мне необходимо поговорить с ним, попросить просмотреть опросный лист и выслушать его мнение по некоторым местам дневника Айслера. Кроме того, все его записи заканчиваются летом 49-го. Почему? Имеется пробел в биографии Лофтиса (42--44 годы), а именно в этот период он наиболее активно пропагандировал коммунистические настроения и выставлял в неприглядном виде полицейских на экране для "подрыва системы американской юриспруденции". Боюсь, как бы он не умер: десять дней назад выглядел очень плохо. Не могли бы вы послать сержанта Боумена разыскать его? 4. Когда мы соберем и зафиксируем показания, нам потребуется немало времени, чтобы решить, кого из свидетелей вызывать в суд. Из-за Дадли и его запугиваний некоторые будут упираться. Как я уже говорил, его методы вызовут обратную реакцию. Поскольку количество найденных свидетелей уже достаточно, я предлагаю с допросами покончить и начать с ними работу индивидуально и очень аккуратно, прежде всего ради сохранения конфиденциальности нашего расследования. 5. У Дадли просто мания в связи с делом Сонной Лагуны, и он продолжает муссировать эту тему в допросах. По всем данным подсудимые по этому делу были оправданы, и я считаю, что все разговоры в суде по этой теме следует пресекать, если только это не будет касаться полезных для нас показаний. Дело Сонной Лагуны способствовало созданию положительного образа лос-анджелесских левых, и мы не можем допустить, чтобы многие члены УАЕС, активно участвовавшие в нем, выглядели на суде мучениками. Теперь я старше Дадли по званию и намерен приструнить его и вообще требовать, чтобы он обходился со свидетелями мягче. В свете вышеизложенного и в связи с моим повышением в звании и должности прошу назначить меня старшим офицером в ведении следствия. Искренне ваш капитан М.-Э. Консидайн, главный следователь прокуратуры Подписываясь своим новым званием, Мал почувствовал под ложечкой приятный холодок. Подумалось, что ради такого события надо купить себе хорошую авторучку. Он потянулся к грудам папок, когда услышал: - Лови! - И увидел, как в него летит маленький голубой предмет. Кинул его Базз Микс. Мал машинально поймал его на лету - бархатную коробочку для ювелирных изделий. - Предлагаю мир, капитан, - сказал Микс. - Гадом буду, если проведу с человеком такой для него день и не подмажусь, хотя он, кажется, и подстрелил меня однажды. Мал открыл коробочку и увидел пару серебряных капитанских лычек. Посмотрел на Микса, тот сказал: - Не прошу пожимать мне руку или говорить "Ого, спасибо, дружище", а вот был бы рад узнать, не ты ли послал тех парней по мою душу. Что-то изменилось в Миксе. Его обычная скользкая манера куда-то подевалась, он просто хотел ясности. Что бы ни было между ними в 46-м, теперь это было в прошлом. Мал закрыл коробку и бросил ее обратно. - Спасибо, но делать это не стоило. Микс поймал свой подарок. - Последняя попытка примирения, капитан. Когда я связался с Лорой, я не знал, что она жена копа. Мал одернул свой пиджак, поправил галстук. При виде Микса ему всегда хотелось, чтобы костюм на нем сидел опрятно. - Возьми те папки в конце. Ты знаешь, что надо Эллису. Микс пожал плечами и без слов принялся за дело - надо так надо. Мал углубился в первую папку, стал читать данные проверок из службы иммиграции и натурализации, почувствовал стоящих за ними добропорядочных граждан с подоплекой путаных обстоятельств большой европейской политики и закрыл папку. Вторая и третья папки были практически того же характера. Он то и дело поглядывал на Микса, который корпел над бумагами, и думал, чего хочет от него этот человек. Четвертая, пятая, шестая, седьмая, восьмая - все беженцы от Гитлера, и шараханье их влево казалось вполне оправданным. Микс поймал его взгляд и подмигнул, то ли радостно, то ли насмешливо. Девятая, десятая - быстро просмотрены, и стук в дверь: - Стук, стук, кого там несет? Красные, берегись! Дадли Смит идет! Мал встал, Дадли подошел и выдал ему каскад хлопков по плечам и спине. - На шесть лет младше меня и уже капитан. Во дает! Сынок, прими мои самые горячие поздравления! Мал поймал себя на том, что с удовольствием сейчас осадит ирландца, заставит выслушивать указания и оказывать при этом должное почтение. - Поздравления приняты, лейтенант. - И плюс к званию - изощренный ум. Верно, Тернер? Микс качается на своем стуле и говорит: - Знаешь, Дадли, со мной этот парень не очень разговорчив. Дадли рассмеялся: - Мне кажется, между вами старая вражда. Откуда она проистекает - не знаю, но "шерше ля фам" очень даже может быть. Малкольм, пока я тут, позвольте один вопрос относительно нашего друга Апшо. Не кажется вам, что он сует нос в наше расследование помимо своей агентурной работы? Остальные ребята, работающие голубых, им недовольны и говорят, что он лезет, куда его не просят. - "Пока я тут". - Так, так, думал Мал. - Значит, "шерше ля фам", - прозвучало уже с угрозой. (Мал прекрасно знал, что Дэнни полностью осведомлен о причине их с Миксом вражды.) - Вы, лейтенант, тактичны, как носорог. А что там у вас с Апшо? Дадли хохотнул. Ответил Микс: - Майк Брюнинг тоже говорит, что парень ведет себя странно. Звонит мне вчера, читает список. Четыре объекта, за которыми Апшо велит установить слежку. Спрашивает, что это, из дела о педерастах или большого жюри. Я говорю, что не знаю, что никогда парня не видел, знаю о нем из третьих рук. Мал, задетый этим разговором, кашлянул. - Что значит из третьих рук, Микс? Толстяк улыбнулся. - Я занимался Рейнольдсом Лофтисом, а на него было направление из полиции нравов Само. Лофтис задерживался в баре для голубых в 44-м вместе с адвокатом Чарлзом Хартшорном; тот важная птица в городе. Стал его допрашивать, он подумал, что я из убойного отдела, потому что знаком с одним из убитых из дела Апшо. Я знал, что он не убийца. Я прижал его как следует, потом, чтобы он не особенно бухтел, сказал ему, что округ его беспокоить не будет. Мал вспомнил докладную Микса Эллису Лоу: первое подтверждение того, что Лофтис был гомосек-суалом. - А ты уверен, что Хартшорн не имеет прямого отношения к расследованию Апшо? - Босс, его Преступление только в том, что он - пед с деньгами и семьей. Дадли рассмеялся: - Это лучше, чем пед без денег и без семьи. Вы, Малкольм, человек семейный. Скажите сами. У Мала лопнуло терпение: - Какого черта вам надо, Дадли? Я занимаюсь этим делом, и Апшо работает на меня, поэтому говорите прямо, почему он вас так занимает? Дадли Смит разыграл целое представление: как получивший нагоняй школьник, шаркал ногами, стоял пристыженный, сгорбился, надул губы. - Сынок, вы меня обижаете. Я пришел поздравить вас и сказать, что Апшо вызывает недовольство коллег, которые не привыкли, чтобы ими командовал двадцатисемилетний дилетант. - Имеется в виду недовольство вашего протеже и сборщика денег Драгны, у которого зуб на управление шерифа? - Есть и такая версия. - "Сынок", Апшо - мой протеже. Я капитан, а вы - лейтенант. Не забывайте, что сие значит. А теперь вы свободны. У нас еще много работы. Дадли четко отдал честь, повернулся кругом и вышел, а Мал почувствовал, что рука у него тверда и голос ему не изменяет. Микс захлопал в ладоши, Мал заулыбался и тут же спохватился: кому улыбается! Спросил строго: - Микс, а чего ты хочешь? Тот раскачивался на своем стуле. - Стейк в "Тихом океане", может быть, еще отпуск в Арроухед. - И что еще? - А еще я не в восторге от этой работы, мне не нравится, что вы до конца будете глядеть на меня волком, зато понравилось, как вы осадили Дадли. Мал чуть-чуть улыбнулся: - Ну, давай-давай. - Вы побаивались его, а теперь вот разделали. Мне это по душе. - Теперь я старше его по званию. Неделю назад я этого не мог себе позволить. Микс зевнул, будто это все ему надоело. - Приятель, если человек опасается Дадли, - это значит две вещи - он умен и находится в здравом уме. Потому что Смит ничего не забывает. Я тоже был старше его по званию, но с ним не связывался. Так что хвала вам, капитан Консидайн. А я все-таки хочу стейк. Мал вспомнил про капитанские лычки. - Микс, ты не из тех, кто заглаживает свою вину. Базз поднялся. - Как я сказал, я не в восторге от этой работы, но мне нужны деньги. Скажем еще так, что мне не чужды прелести жизни. - Я тоже не в восторге от этой работы, но она мне нужна. - Я сожалею, что так вышло с Лорой, - сказал Микс. Мал попытался вспомнить ее голой и не смог. - Это не я в тебя стрелял. Я слышал, это были люди Драгны. Микс бросил Малу бархатную коробочку: - Возьми, пока я добрый. А то я сегодня уже купил своей подружке свитеров на две сотни. Мал положил коробочку в карман и протянул руку. Микс стиснул ее как клещами. - Обед, капитан. - Хорошо, сержант. Они спустились лифтом и вышли на улицу. Возле полицейской машины стояли двое патрульных и потягивали кофе. Из их разговора до Мала долетели слова: "Микки Коэн... бомба... плохо дело". Микс сунул им под нос жетон: - Отдел прокурора. Что ты только что сказал про Коэна? Молодой коп, безусый парнишка, сказал: - Сэр, передали по рации. Только что взорвали дом Микки Коэна. Говорят, там серьезно...