адеюсь, что с беднягой ничего серьезного не  случилось,  -  сказал
Бонд, сделав достаточно озабоченный вид. Он взял меню и  сделал  заказ.  -
Дайте мне знать, если услышите, что там произошло.
   - Если дело серьезное, об этом,  безусловно,  сообщат.  Благодарю  вас,
сэр. - И он удалился.
   Именно этот ужасный крик заставил Бонда подумать  о  том,  что,  помимо
всего прочего, он должен находиться в хорошей спортивной форме. Бонд вдруг
понял, что, кроме умственной работы, связанной  с  принятием  головоломных
решений,  помимо  естественной  необходимости  в  аналитическом  мышлении,
наступит момент, когда в расчет будет приниматься только физическая  сила.
Не очень охотно в течение 15 минут  он  делал  зарядку:  наклоны,  отжимы,
упражнения  для  грудной  клетки  -  в  общем,  все  то,  что   необходимо
горнолыжнику.  Он  подумал,  что  настанет  момент,  когда  ему   придется
убираться отсюда подобру-поздорову. Придется просто уносить ноги!
   Он принял душ и побрился. Завтрак ему принес Питер.
   - Есть какие-нибудь новости об этом несчастном инструкторе?
   - Я больше ничего не слышал, сэр. Этим занимаются те, кто  работает  на
улице. Я же нахожусь все время в помещении клуба.
   Бонд решил спустить все на тормозах.
   - Скорее всего он поскользнулся и сломал ногу. Бедняга! Благодарю  вас,
Питер.
   - Благодарю вас, сэр. - Не промелькнула ли в гранитных глазах ухмылка?
   Джеймс Бонд поставил поднос на письменный стол и с трудом открыл  окно.
Он убрал небольшой  валик,  который  лежал  между  рамами,  -  специальное
средство от сквозняков, сдул накопившуюся там пыль и дохлых мух. Холодный,
безвкусный воздух, характерный для больших высот, хлынул в  комнату.  Бонд
подошел  к  термостату  и  поставил  его  на  отметку  90,  чтобы  создать
противоток. Он нагнулся к столу,  голова  его  при  этом  находилась  ниже
уровня подоконника, и сел завтракать; это был обычный завтрак,  подаваемый
в европейских  гостиницах.  Пока  ел,  прислушивался  к  голосам  девушек,
которые собирались около террасы.  Говорили  они  громко,  перебивая  друг
друга. Бонд мог слышать каждое слово.
   - Лично я считаю, что Сара не должна была доносить на него.
   - Но он пришел, когда стемнело, и начал к ней приставать.
   - Ты хочешь сказать, что он действительно пытался изнасиловать ее?
   - Так она, по крайней мере, заявляет. На ее месте я бы поступила  точно
так же. Какая же он скотина!
   - Ты хочешь сказать, какая же он был скотина. Кстати, кто из них?
   - Один из югославов. Бертил.
   -  А,  знаю.  Он  действительно  был  жуткий   тип.   И   зубы   просто
отвратительные.
   - О мертвых так не говорят.
   - Откуда ты знаешь, что он мертв? В конце концов, что с ним произошло?
   - Он работал  еще  с  одним  в  начале  трассы  бобслея.  Они  заливали
стартовую площадку. Ты же знаешь,  ходят  там  каждое  утро  со  шлангами.
Следят за тем, чтобы желоб  соответствовал  всем  стандартам,  чтобы  сани
скользили как следует.
   - Фриц сказал мне, что  он  поскользнулся,  потерял  равновесие  -  или
что-то в этом роде. И все. Он просто полетел вниз, как сани.
   - Элизабет! Как ты можешь так спокойно говорить об этом!
   - А что? Так все и было. Ты же сама спросила.
   - Но неужели он не мог спастись?
   - Не будь идиоткой. Это же сплошной лед, целая миля льда. А сани  летят
со скоростью до 60 миль в час. У него не было никаких шансов.
   - А разве он не мог вылететь из желоба на одном из поворотов?
   -  Фриц  говорил,  что  он  промчался  до  самого  конца.  Врезался   в
хронометражную будку. Но Фриц утверждает,  что  он  был  уже  мертв  после
первых ста ярдов.
   - А, вот и Франц. Франц, мне, пожалуйста, яичницу и кофе. И  скажи  им,
чтобы только не пережарили ее, терпеть не могу, когда перебарщивают!
   - Хорошо, мисс. А для вас, мисс?  -  Официант  принял  заказы,  и  Бонд
услышал, как под его башмаками заскрипели деревянные доски.
   Та девушка, что произносила  нравоучительные  фразы,  опять  заговорила
нравоучительно:
   - Мне абсолютно ясно, что он был наказан за то, что приставал  к  Саре.
За дурные поступки надо платить.
   - Не смеши, пожалуйста. Господь никогда не накажет так сурово. - Беседа
потекла по новому руслу, девушки утонули в наивных рассуждениях о морали и
Священном писании.
   Бонд закурил сигарету, откинулся на стуле и задумчиво посмотрел в небо.
Нет, девушки правы.
   Господь не стал бы прибегать к такому наказанию.  А  Блофелд  стал  бы.
Состоялось ли одно из  собраний,  устраиваемых  Блофелдом,  на  котором  в
присутствии всей команды сообщается о преступлении  и  приговоре?  Был  ли
Бертил насильно сброшен вниз по желобу? Или, может быть, на его  напарника
пал жребий, ему  приказали  поставить  согрешившему  подножку  или  слегка
подтолкнуть его, что еще нужно? Скорее всего  так  и  было.  По  характеру
крика можно судить, что все сочилось внезапно, человек осознал  весь  ужас
ситуации, в которой оказался, лишь в момент падения,  он  вцепился  в  лед
ногтями, сучил ногами, а потом, набирая скорость, полетел вниз по  голубой
отполированной до  блеска  поверхности  желоба  и  понял,  что  неминуемое
случилось, от судьбы не уйдешь. Что за смерть! Бонд  однажды  спускался  с
самой вершины "Кресты", просто чтобы доказать себе, что способен на такое.
В шлеме, с маской на  лице,  защищающей  от  ледяного  потока  воздуха,  в
одежде, подбитой кожей, в дутой куртке, он тем не менее испытал 60  секунд
животного страха. Даже теперь он помнил, как дрожал всем  телом,  когда  с
трудом выбирался из хлипких саней в конце трассы для бобслея.  И  всего-то
преодолел какие-то 3/4 мили. Тот же человек, или то, что осталось от него,
кровавое месиво, пролетел больше мили. Летел  ли  он  головой  вперед  или
ногами? Начал ли он кувыркаться? Пытался ли он, пока сознание не  покинуло
его, затормозить у края одного из  поворотов,  специально  -  по  науке  -
огороженного насыпью, пытался ли сделать это при помощи носка ботинка  без
шипов или? Да нет. Уже пролетев несколько ярдов, он должен был двигаться с
такой скоростью, что утратил способность рационально  мыслить.  Боже  мой,
что за смерть! Типичная, в духе Блофелда,  смерть,  типичный  для  СПЕКТРа
способ  мести  за  самое  тяжкое   преступление   -   неповиновение.   Это
единственный способ поддерживать в своих рядах строгую  дисциплину.  Итак,
сделал вывод Бонд, убрав поднос и садясь за книги. СПЕКТР опять на  марше!
Куда же он направляется теперь?


   Без  десяти  одиннадцать  Ирма  Бунт  зашла  за  ним.  Они   обменялись
приветствиями, Бонд набрал кучу книг и бумаг  и  последовал  за  ней.  Они
обогнули здание клуба и пошли по узкой,  хорошо  утоптанной  дорожке  мимо
указателя,  на  котором  было  написано:  "Частная   собственность.   Вход
воспрещен".
   Все  здание,  силуэт  которого  Бонд  видел  накануне  поздно  вечером,
предстало перед ним. Ничем не примечательное, но  на  совесть  сработанное
строение, одноэтажное, сложенное из блоков  местного  гранита,  с  плоской
бетонной крышей, на дальнем конце которой  возвышалась  небольшая,  вполне
профессионально выглядевшая радиомачта. Как теперь понял Бонд,  через  эту
радиомачту вчера вечером пилот вертолета получал  информацию  по  условиям
посадки, и это же оборудование  было  ушами  и  голосом  Блофелда.  Здание
располагалось на самом краю плато, ниже последней вершины пика Глория,  но
вне досягаемости снежных лавин. Еще дальше склон горы  резко  обрывался  и
исчезал за отвесной скалой.  Там,  внизу,  виднелась  граница  еще  одного
лесного массива и долины Бернина, ведущей в сторону Понтресины; можно было
различить  блеск  железнодорожных  рельсов,  по  которым,  как   крошечная
гусеница, полз длинный товарняк, шедший из Ратишбана через перевал горного
массива Бернина скорее всего в Италию.
   Пневматические двери здания открылись с привычным шипением; центральный
коридор был почти точной копией коридора в здании клуба,  но  двери  здесь
располагались по обе стороны, и не было  никаких  картин.  Стояла  мертвая
тишина, и невозможно было догадаться,  что  скрывается  за  дверями.  Бонд
спросил об этом.
   - Лаборатории, - ответила Ирма Бунт несколько неопределенно. - Все  это
лаборатории. И конечно, учебные классы.  Кроме  того,  личные  апартаменты
графа. Он живет там, где работает, сэр Хилари.
   - И правильно делает.
   Они подошли до конца коридора. Ирма постучала в дверь.
   - Войдите!
   Джеймс Бонд весь трепетал, переступая порог, слыша, как закрывается  за
ним дверь. Он знал,  что  его  встретит  не  прежний  Блофелд,  не  модель
прошлого сезона - добрых 20 стоунов веса, это чуть ли не полтора центнера,
высокого роста, с бледным лицом, с коротко стриженными  темными  волосами,
темными глазами и резко выделяющимися на их фоне белками, ну точно  как  у
Муссолини, отвратительные тонкие губы, длинные руки с вытянутыми пальцами,
длинные ноги, - но теперь он поразился, до какой  степени  сумел  изменить
свою внешность этот человек. Однако мсье граф де Блевиль, который поднялся
с шезлонга, стоявшего на маленькой -  на  одного  человека  -  веранде,  и
ступил из-под солнечных лучей  в  полумрак  кабинета,  протягивая  руки  в
гостеприимном  приветствии,  даже  отдаленно  не  был  похож  хотя  бы  на
родственника человека, фотографию которого Бонд видел в картотеке.
   Сердце у Бонда упало. Ну хорошо, человек этот роста тоже не маленького,
и руки и голые ноги его достаточно длинны. Так-то  оно  так.  Но  на  этом
сходство и кончалось.  У  графа  были  длинные,  хорошо  ухоженные,  почти
щеголеватого вида волосы  с  благородной  серебристой  сединой.  Его  уши,
которые должны были быть прижаты к голове, слегка оттопыривались,  а  там,
где должны были находиться толстые мочки, не было ничего. Тело, в  котором
было далеко за сто килограммов, сейчас почти обнаженное, если  не  считать
черных шерстяных плавок, весило  не  более  80  килограммов,  и  ни  одной
складки обвисшей кожи, которая обычно бывает у  резко  похудевших  пожилых
людей. Полные губы были растянуты в дружеской,  довольно  приятной,  может
быть, несколько жестковатой улыбке. Лоб выше носа был испещрен  морщинами,
а сам нос, который согласно картотеке должен был быть коротким и  толстым,
выглядел почти орлиным, не считая изъеденной его части за правой  ноздрей,
по всей видимости,  результат  перенесенного  третичного  сифилиса  -  вот
бедолага. Глаза? Ну, они могли  бы  кое-что  прояснить,  но  сейчас  в  их
темно-зеленой глубине нельзя было прочесть ничего,  кроме  какой-то  явной
угрозы. У графа были окрашенные в  темно-зеленый  цвет  контактные  линзы,
которые он носил, скорее  всего,  из-за  действительно  опасного  на  этой
высоте солнца.
   Бонд свалил все свои книги на кстати  свободный  стол  и  пожал  теплую
сухую руку.
   - Дорогой сэр Хилари, очень рад вас видеть. -  Говорили,  что  голос  у
Блофелда был густым и ровным. Этот звучал легковесно и даже сладкозвучно.
   "Господи, - со злостью сказал Бонд про себя, - ну кто же еще это  может
быть, как не Блофелд!" Вслух он произнес:
   - Извините, что я не смог прибыть 21-го. Очень много работы.
   - О да. Мне сказала  об  этом  фрейлейн  Бунт.  Эти  новые  африканские
государства. Они действительно должны доставить немало хлопот. Ну  что  ж,
может быть, присядем вот здесь, - рукой он указал на свой письменный стол,
- или выйдем на воздух? Видите ли, - он показал на свое загорелое тело,  -
я  существо  солнцелюбивое,  я  поклоняюсь  солнцу.  Я   настолько   этому
привержен, что вынужден был заказать специально  изготовленные  контактные
линзы. Сами понимаете, ультрафиолетовые лучи на этой  высоте...  -  Он  не
докончил предложение.
   - Я никогда не видел раньше таких линз. В  конце  концов,  книги  можно
оставить здесь и обращаться к ним по мере надобности.  Я  помню  все,  что
касается этого дела.  И,  -  Бонд  мягко  улыбнулся,  -  неплохо  было  бы
вернуться в наш туманный мир хоть с каким-нибудь солнечным загаром.
   Еще в Лиллиуайте Бонд запасся одеждой,  которая,  как  он  предполагал,
пригодится,  будет  к  месту.  Он  не   стал   брать   модный   эластичный
комбинезон-писк горнолыжной  моды,  зато  выбрал  более  удобные,  хоть  и
старомодные,  лыжные  брюки  из  мягкой  ткани.   Поверх   обычной   белой
хлопчатобумажной рубашки он мог надеть видавшую виды  черную  ветровку,  в
которой обычно играл в гольф. И кроме того, предусмотрительно прихватил  с
собою длинные уродливые  полушерстяные  кальсоны  и  нижние  рубашки.  Его
лыжные ботинки выглядели совершенно новехонькими, что бросалось  в  глаза,
крепления он подобрал на славу, перегрузить их не боялся.
   - В таком случае, - сказал Бонд, - и я  лучше  сниму  свитер.  -  После
этого он последовал за графом на веранду.
   Граф  снова  лег  на  алюминиевый,  обтянутый  материей  шезлонг.  Бонд
пододвинул себе  маленький  стульчик,  обтянутый  тем  же  материалом.  Он
поставил его так, чтобы сидеть лицом к  солнцу  и  в  то  же  время  иметь
возможность видеть графа.
   - Итак, - произнес граф де Блевиль, - что же привейте вас ко  мне,  что
заставило искать личной встречи? - Он озарил Бонда своей дежурной улыбкой.
Темно-зеленые стекляшки глаз были непроницаемы. - Поймите меня  правильно,
я вовсе не хочу сказать, что визит ваш совсем некстати, но все-таки в  чем
дело, сэр Хилари?
   Бонд заранее подготовил ответ на  этот  очевидный  вопрос,  собственно,
даже два ответа. Первый вариант предусматривал тот случай, когда уши графа
оказались бы нормальными, то есть с  мочками.  Запасной  вариант  -  когда
мочек нет. Теперь Бонд, сообразно ситуации, со знанием  дела  приступил  к
реализации запасного варианта.
   - Уважаемый граф, - форма  обращения  была,  по-видимому,  продиктована
сединами графа и его обходительными манерами, -  в  работе  Геральдической
палаты    встречаются    эпизоды,    когда    нельзя    обойтись    только
научно-исследовательской документальной деятельностью. В вашем  случае  мы
столкнулись, о чем сообщали, с одним деликатным моментом. Я имею, конечно,
в виду пробел между исчезновением рода де Блевилей во времена  Французской
революции и  появлением  семейства  или  семей  Блофелдов  в  окрестностях
Аугсбурга. В связи с вышеизложенным, - Бонд сделал выразительную паузу,  -
я хотел бы несколько позже сделать вам предложение,  которое,  уверен,  не
останется без внимания. И вот к чему я  клоню.  Вы  уже  вложили  довольно
значительные средства в нашу работу, но было бы неверно предполагать,  что
исследования будут продолжаться даже без всякой надежды на успех. Все дело
в том, что  надежда  такая  имеется,  однако  обстоятельства  эти  особого
свойства, именно они потребовали личной встречи с вами.
   - Ах так? Могу ли я узнать, что это за обстоятельства?
   Джеймс Бонд повторил все то, что рассказывал ему  в  свое  время  Сейбл
Базилиск, - он поведал о губах Габсбургов, о королевских хвостах и  прочих
курьезах. Затем он подался вперед, чтобы подчеркнуть  важность  того,  что
собираются сказать.
   - И такая же отличительная физическая черта имеется у рода де Блевилей.
Вам ничего не известно об этом?
   - Никогда не слышал. Нет-нет. И что же это такое?
   - У меня хорошие новости для вас, граф. - Бонд широко улыбнулся.  -  На
всех скульптурных  изображениях  и  портретах  де  Блевилей,  которые  нам
удалось обнаружить, представители рода имеют одну и  ту  же  отличительную
черту, передаваемую  по  наследству.  Оказывается,  ни  у  кого  из  этого
семейства не было мочек ушей.
   Граф тут же ощупал свои уши. Это что, игра?
   - Понимаю, - произнес он медленно. - Теперь понимаю. Он задумался. -  И
вам необходимо было в этом убедиться? Моего слова или фотографии  было  бы
недостаточно?
   Бонд изобразил, что чувствует себя неловко.
   - Прошу прощения,  граф.  Но  таково  указание  герольдмейстера  ордена
Подвязки. Я всего лишь младший научный сотрудник, работающий по договору и
помогающий одному из "сопровождающих". Он, в  свою  очередь,  в  подобного
рода делах получает указания от вышестоящих особ. Согласитесь,  Палата  не
может позволить себе произвольные действия, мы  строго  следуем  правилам,
особенно когда речь идет о древнейших благородных семействах,  а  это  как
раз такой случай.
   Темные омуты глаз были нацелены прямо  на  Бонда  как  два  пистолетных
дула.
   - В таком случае, теперь, когда вы сами увидели то,  за  чем  приехали,
никто не станет ставить под сомнение мой титул?
   Настал самый ответственный момент.
   - То, что я увидел, граф, без  сомнения,  позволяет  мне  рекомендовать
продолжать работу. И я бы сказал, что  наши  шансы  на  успех  значительно
выросли. Я привез с собой материалы для первого, чернового варианта вашего
генеалогического древа и через несколько дней смогу представить  вам  свои
наброски. Но, увы, как я уже сказал, все еще есть много  пробелов,  и  мне
весьма важно сообщить Сейблу Базилиску  обо  всех  этапах  миграции  вашей
семьи из Аугсбурга в Гдыню.  Вы  оказали  бы  мне  огромную  услугу,  если
позволили  задать  непосредственно  вам   несколько   вопросов   о   ваших
родственниках по мужской линии. Даже незначительные  детали  из  биографии
вашего отца и деда очень бы помогли. И потом, конечно, чрезвычайно  важно,
чтобы вы нашли время и посетили вместе со мной Аугсбург, вдруг те или иные
письменные документы, написанные рукой членов семьи Блофелдов и хранящиеся
в архивах,  их  имена  и  любые  другие  детали  вызовут  в  вашей  памяти
какие-либо ассоциации. Все остальное тогда возьмет на себя  Геральдическая
палата. Я могу уделить этой работе не более недели. Но, если  нужно,  я  в
вашем распоряжении.
   Граф встал. Бонд последовал его примеру. Он как  ни  в  чем  не  бывало
подошел к перилам и полюбовался открывавшимся с веранды видом. Заглотит ли
Блофелд эту грубую приманку? Бонд страшно хотел этого. Во время беседы  он
пришел к одному совершенно правильному  выводу.  Ни  в  поведении,  ни  во
внешности графа не было ничего такого, чего нельзя было достичь  актерской
игрой или очень хорошей хирургической операцией, произведенной на  лице  и
теле настоящего Блофелда. Только с глазами ничего поделать было нельзя.  А
глаза оказались закрыты линзами.
   -  Вы  полагаете,  что  в  результате  кропотливой  работы,  даже  если
останутся некоторые вопросы, связанные с белыми пятнами в  родословной,  я
смогу  получить  выписку  из   акта,   удостоверяющего   мое   благородное
происхождение, что вполне удовлетворит министерство юстиции в Париже?
   -  Не  сомневаюсь,  -  солгал  Бонд.  -  Конечно,  при  соответствующей
поддержке Геральдической палаты.
   Дежурная улыбка на этот раз стала несколько приветливей.
   - Это доставило бы  мне  огромное  удовольствие,  сэр  Хилари.  Ведь  я
действительно граф де Блевиль. Я чувствую это сердцем, я слышу зов  крови.
- Голос его звучал неподдельно взволнованно. - И я намерен добиться  того,
чтобы мой титул был официально  признан.  Я  очень  рад,  что  вы  сможете
немного  погостить  у  нас,  я  в   полном   вашем   распоряжении,   готов
содействовать всем вашим научным изысканиям.
   - Очень хорошо, граф, - сказал Бонд вежливо, но  с  оттенком  некоторой
усталости и покорности судьбе. - Я приступаю к работе немедленно.



        12. ДВЕ ПОЧТИ РОКОВЫЕ ОШИБКИ

   Бонд покинул здание в сопровождении человека в белом халате и  марлевой
повязке на лице, такие обычно носят работники лабораторий. Бонд  не  делал
попыток заговорить. Он теперь основательно внедрился во вражеский стан, но
нужно соблюдать все меры предосторожности, ступать буквально на цыпочках.
   Он вернулся к себе в комнату и достал один из огромных листов бумаги  в
клетку, которыми его снабдили. Он сел за стол и уверенно  написал  наверху
листа  посередине  строки  -  "Гильом  де  Блевиль,   1207-1243".   Теперь
предстояло выписать из тех книг и  записей,  что  были  у  него,  всех  де
Блевилей с их женами и детьми аж за полтысячи лет. Это займет внушительное
количество страниц. И все записи должны быть сделаны безукоризненно точно.
Конечно,  он  может  растянуть  эту  кропотливую  работу  на  три  дня   и
разнообразить  ее  более  интеллектуальной  деятельностью  -  болтовней  с
Блофелдом о современной истории рода. К  счастью,  существовало  несколько
английских Блофелдов, которых он мог  припасти  на  закуску.  И  были  еще
какие-то Блюфилды и Блюмфилды. Можно сделать лирические  отступления  и  в
этом направлении. А в промежутке  между  такими  идиотскими  занятиями  он
будет упорно пытаться разгадать тайну - чем же,  черт  побери,  занимается
новый Блофелд и обновленный СПЕКТР!
   Было ясно, что они уже шарили в его  вещах.  Перед  тем  как  пойти  на
встречу с Блофелдом, Бонд зашел в ванную комнату, укрывшись от бдительного
всевидящего ока, сверкавшего в потолке, и выдернул с полдюжины волосков из
головы. И пока выбирал книги, которые решил взять с  собой,  разбросал  их
незаметно среди других бумаг, не забыл положить волосок и в свой  паспорт.
Все волоски исчезли. Кто-то  просматривал  его  бумаги.  Бонд  поднялся  и
подошел к комоду - якобы за носовым платком. Ну конечно же, тот порядок, в
котором разложил вещи, был полностью нарушен.  Не  подав  и  вида,  словно
ничего не случилось, он вернулся к работе, слава  богу,  что  прибыл  сюда
совершенно "чистым". Но страховаться придется со всех сторон. Ему вовсе не
улыбалась мысль о путешествии "по-бобслейски" - по желобу, и только в один
конец.
   Бонд дошел уже до 1350 года, когда шум, доносившийся с веранды, привлек
его внимание. В конце концов, он славно потрудился, дойдя почти  до  конца
огромной страницы. Пожалуй, можно выйти прогуляться,  осмотреться  вокруг.
Он хотел сориентироваться на местности, показать, что он еще тут и  никуда
не делся,  словом,  вести  себя  совершенно  естественно,  как  все  вновь
прибывшие. Он оставил приоткрытой дверь из  комнаты  в  коридор.  Вышел  и
направился в вестибюль, где служитель в темно-вишневом пиджаке старательно
заносил в журнал  регистрации  тех,  кто  прибыл  в  гостиницу  утром.  На
приветствие Бонда он ответил весьма благожелательно. Слева от выхода  была
комната для лыж и мастерская. Бонд забрел туда. Один из тех типов с Балкан
стоял за верстаком, прикручивая к лыже новое  крепление.  Он  взглянул  на
Бонда  и  продолжал  работать,  пока  гость  с  нескрываемым  любопытством
разглядывал ряды лыж, выстроившихся вдаль стены. Да, кое-что изменилось  с
тех пор, как он занимался горными лыжами. Крепления стали совсем  другими,
они, казалось, были сделаны с целью намертво прикрепить  пятку  ботинка  к
лыже. Появились новые приспособления  для  безопасного  отстегивания  лыж.
Многие лыжи были обиты  металлом,  а  лыжные  палки  выглядели  прямо-таки
острогами из стекловолокна, что показалось  Бонду  чрезвычайно  опасным  в
случае неудачного падения. Бонд обошел вокруг верстака, изображая  интерес
к тому, что делал мужчина. На самом деле он увидел то, мимо чего никак  не
мог пройти, сваленные в кучу кусочки тонких пластмассовых  полос,  которые
прикреплялись к ботинку, дабы тот плотно прилегал к креплению  и  снег  не
мог скапливаться под подошвой на блестящей поверхности лыж. Бонд склонился
над верстаком, опершись на правый локоть, и похвально отозвался о  четких,
рассчитанных движениях работающего.  Мужчина  хмыкнул  и,  чтобы  избежать
дальнейших разговоров, сделал вид, что поглощен работой. Левую  руку  Бонд
подсунул под  локоть,  на  который  оперся,  ухватил  одну  из  полосок  и
незаметно спрятал ее в рукав.  Он  сделал  еще  одно  ничего  не  значащее
замечание, на которое не последовало ответа, и вышел из мастерской.
   Когда входная дверь с шипением закрылась за ним, человек, работавший  в
мастерской, подошел к кучке пластмассовых полос и, боясь ошибиться, дважды
пересчитал их. Потом он направился к мужчине в  темно-вишневом  костюме  и
сказал ему что-то по-немецки. Тот кивнул, снял трубку и набрал 0.  Рабочий
из мастерской не спеша вернулся к себе.
   Пока Бонд шел  по  дорожке,  ведущей  к  станции  канатной  дороги,  он
переложил пластмассовую полосу из рукава в карман  брюк  -  собой  он  был
вполне  доволен.  Теперь  у  него  в  руках  был  хоть  какой-то  полезный
инструмент - обычное приспособление,  каким  пользуются  взломщики,  чтобы
открывать автоматические дверные замки.
   Он шел от здания клуба, к которому тек тоненький ручеек нарядно  одетых
горнолыжников. Бонд же присоединился к большой группе, только что вышедшей
из фуникулера, - это была типичная толпа,  которая  обычно  собирается  на
вершине, - лыжники, не сразу  решающиеся  ехать  вниз,  те,  кто  выбирает
склоны полегче - для новичков, небольшие компании со своими наставниками и
инструкторами, которые подняли их сюда из  долины.  На  террасе  открытого
ресторана уже толпились непривилегированные лыжники, те, у кого не было ни
денег, ни связей, чтобы стать членами клуба. Бонд прошел под  террасой  по
хорошо утоптанному снегу и остановился  среди  лыжников  на  краю  первого
спуска трассы "Глория". На большой доске объявлений, украшенной буквой "G"
и короной, наверху было написано по-немецки:  "Трасса  "Глория".  И  затем
ниже - "Красный работает. Желтый работает. Черный закрыт",  что  означало:
два спуска функционируют, третий использовать запрещается, вероятно  из-за
лавинной  опасности.  Ниже  висела  раскрашенная  металлическая  карта   -
наглядное пособие по всем трем маршрутам. Бонд внимательно  изучил  карту,
отметив, что разумнее всего запомнить "красный" спуск, который,  вероятно,
был самым легким и оживленным. На карте были изображены красные, желтые  и
черные  флажки-метки,  и  Бонд  мог  видеть   сверху   настоящие   флажки,
расставленные по трассе, они как бы окаймляли крошечные фигурки  лыжников,
летящих вниз, и исчезали, завернув влево, вокруг склона горы, под канатную
дорогу. "Красный" маршрут шел вроде бы зигзагом -  под  канаткой  и  между
несколькими высокими опорами, пока не упирался  в  верхнюю  границу  леса.
Потом - все время между деревьями, до последнего легкого спуска и бугра  у
самого основания канатной дороги, за  которыми  проходила  основная  ветка
железной дороги, и еще дальше - дорога Понтресина-Самаден.  Бонд  старался
все это запечатлеть в памяти. Затем он понаблюдал за несколькими стартами.
Старты были разными: были  подобные  стреле  стремительные  спуски  -  так
обычно стартуют горнолыжные звезды, они стремительно  летят  по  склону  в
низкой стойке, беспечно держа лыжные палки под мышками; были и середняки -
любители, которые притормаживали на трассе раза три-четыре,  и  конечно  -
"чайники", насмерть перепуганные новички, которые, оттопырив  зад,  словно
плугом  прокладывали  себе  дорогу  вниз,  мешая  другим;   лыжи   у   них
разъезжались, путались, время от времени они решались скатиться  прямо  по
диагонали гладкого склона - разгонялись  и,  как  правило,  тут  же  мягко
падали, как только оказывались не на накатанной поверхности, а в  пушистом
снегу, который лежал по краям широкого скоростного спуска.
   Все выглядело точно так, как Бонд видел уже раньше - сотни раз, - когда
еще подростком учился кататься на горных  лыжах  в  старой  школе  Ханнеса
Шнейдера в местечке  Сент-Антон,  пригороде  Арлберга.  Он  был  способным
учеником и вскоре завоевал первый приз, но стиль катания в те времена  был
очень простым, даже примитивным, если сравнить с тем,  что  Бонд  наблюдал
сейчас, когда тот или иной  первоклассный  лыжник  с  ходу  резко  набирал
скорость и стремглав летел вниз прямо с вершины. Нынешние обитые  металлом
лыжи скользили лучше, были устойчивее, чем прежние деревянные со  стальной
окантовкой. Нагрузка на плечи была  меньше,  и  стиль  Веделна  -  плавное
покачивание бедрами - стал настоящим открытием. Но так ли уж он эффективен
на глубоком, только что выпавшем снегу, это ведь не  хорошо  утрамбованная
трасса скоростного спуска. На этот счет у  Бонда  были  сомнения,  но  все
равно он завидовал  асам.  Их  стиль  выглядел  более  грациозным,  низкая
стойка, которой учили в Арлберге, казалась неуклюжей. Бонд представил, как
бы чувствовал себя на этой прекрасной трассе. Он, конечно, не осмелился бы
сразу спускаться по первому маршруту. И по крайней мере дважды притормозил
бы - вон там и там. И колени задрожали бы у него после пяти минут езды.  И
колени, и лодыжки, и запястья рук долго не  выдержали  бы.  Надо,  надо  и
дальше делать физические упражнения! Слегка разволновавшийся Бонд  покинул
вершину   и,   следуя   указателю,    направился    к    трассе    бобслея
"Глория-экспресс". Желоб находился по другую сторону от  станции  канатной
дороги. Там стоял небольшой  деревянный  барак,  оттуда  стартовали  сани;
телефонные провода тянулись от него к станции, а ниже остановки фуникулера
находился маленький "гараж", где стояли  сани  для  группового  бобслея  и
сани-одиночки. Цепь, на  которой  висела  дощечка  "Ежедневно  с  9:00  до
11:00", была растянута поперек широкого отверстия желоба - начала  трассы,
похоже оно было на глубокое ущелье из  голубого  льда;  желоб  поворачивал
влево и потом исчезал совсем - его продолжения  не  было  видно.  И  здесь
находилась металлическая карта, на которой был  изображен  зигзагообразный
путь, по которому мчались сани; конец трассы - внизу, в долине. В  отличие
от традиций этого  вида  спорта,  которым  следуют  в  Англии,  здесь  все
рискованные повороты и другие отрезки трассы, характеризующиеся повышенной
опасностью, имели свои названия, например "Прыжок мертвеца",  "Перед  вами
чудо-юдо", "Сумасшедший зигзаг", "Ад  кромешный",  "Вытряси  всю  душу"  и
финишная прямая "Райская аллея". Бонд вспомнил сегодняшнее  утро  и  вновь
услышал тот душераздирающий крик. Да, эта смерть -  ни  дать  ни  взять  -
почерк прежнего Блофелда!
   - Сэр Хилари! Сэр Хилари!
   Неожиданно выведенный из задумчивости, Бонд  обернулся.  Фрейлейн  Ирма
Бунт, руки в боки, стояла на дорожке, ведущей к клубу.
   - Время обедать! Обед!
   - Иду, - отозвался Бонд и стал  подниматься  по  склону  ей  навстречу.
Преодолев эту сотню ярдов он заметил, что дыхание его стало прерывистым, а
в ногах появилась тяжесть. Проклятая  высота!  Ему  действительно  следует
начать тренироваться!
   Он подошел к фрейлейн Бунт. Выражение лица  у  нее  было  сердитое.  Он
извинился, сказав, что не заметил, как пролетело время. Она  не  ответила.
Желтые глаза рассматривали его с явной неприязнью, она повернулась и пошла
по дорожке впереди него.
   Бонд быстро проиграл, ситуацию в уме. Что случилось? Не совершил ли  он
ошибки? Пожалуй, так и есть. Лучше перестраховаться!  Когда  они  вошли  в
гостиницу и оказались в вестибюле. Бонд как бы мимоходом заметил:
   - Да, фрейлейн Бунт, между прочим, я побывал в мастерской.
   Она остановилась. Бонд заметил, что портье еще ниже склонил голову  над
книгой регистрации посетителей.
   - В самом деле?
   Бонд вытащил пластмассовую полосу из кармана.
   - Там я нашел, что искал. -  Он  растянул  губы  в  улыбке,  выражающей
невинное удовлетворение. - Я, как идиот, забыл привезти с собой линейку. А
на верстаке лежали  вот  эти  штуки.  Как  раз  то,  что  нужно.  Ну  я  и
позаимствовал одну. Надеюсь, в этом нет ничего страшного. Конечно, я верну
ее перед отъездом. Вы  же  понимаете,  когда  составляешь  генеалогическое
древо, - Бонд изобразил в воздухе несколько прямых  линий,  идущих  сверху
вниз, - каждая ветвь должна быть на определенном  уровне.  Вы  не  станете
ругать меня? - Он обворожительно улыбнулся. - Я собирался  сознаться,  как
только увижу вас.
   Ирма Бунт прикрыла глаза.
   - Ничего страшного. Но в будущем, если вам  что-нибудь  потребуется,  -
позвоните, хорошо? Граф сказал, чтобы вас обеспечили всем  необходимым.  А
теперь, - жестом она  пригласила  его  следовать  дальше,  -  пройдите  на
террасу. Вас проводят к столу. Я присоединюсь к вам через минуту.
   Бонд вошел в ресторан. Все столики, стоявшие в тени, были заняты  теми,
кому солнце уже стало не в радость. Бонд пересек  зал  и  через  балконную
дверь вышел на открытый воздух. Проскользнув между столиками с гостями,  к
нему быстро подошел человек  по  имени  Фриц,  который  играл  здесь  роль
метрдотеля. Его холодные глаза смотрели на  Бонда  так  же  враждебно.  Он
протянул меню.
   - Сюда, пожалуйста.
   Бонд пошел следом за ним к столику около перил. Руби  и  Виолетта  были
уже на месте. Бонд вновь почувствовал себя легко, как будто сбросил с плеч
огромную  тяжесть,  -  кажется,  проскочил.  Ей-богу,  следует   проявлять
максимум осторожности. Повезло - и пластмассовая полоса осталась  у  него!
Достаточно ли невинно он выглядел, достаточно ли глуповато? Он сел за стол
и заказал двойную порцию водки с мартини, со льдом, с  лимонной  корочкой,
он слегка коснулся ногой ноги Руби.
   Она не  вздрогнула,  не  отодвинулась.  Она  улыбнулась.  Улыбнулась  и
Виолетта.  Они  обе  заговорили  одновременно.  День  вдруг   вновь   стал
прекрасным.
   Появилась фрейлейн Бунт и заняла свое место. Она опять вела себя  очень
мило.
   - Рада была услышать, сэр Хилари, что вы  пробудете  у  нас  еще  целую
неделю. Как прошла ваша беседа с графом? Он очень интересный  человек,  не
правда ли?
   - Весьма интересный. К сожалению,  говорили  мы  недолго  и  только  по
интересующим меня вопросам. А о его научно-исследовательской  деятельности
я так и не спросил, хотя хотел. Надеюсь, он не в обиде на меня за это?
   Выражение лица Ирмы Бунт заметно изменилось.
   - Уверена, что нет. Граф редко говорит о своей  работе.  В  этих  очень
специальных областях науки, как вы понимаете, зависть  людская  играет  не
последнюю роль, к тому же, как это ни  печально,  так  и  норовят  украсть
чье-то открытие или идею. - Губки бантиком. - Я, конечно, не имею  в  виду
вас, уважаемый сэр Хилари, я говорю об ученых менее щепетильных, чем граф,
у химических компаний везде свои шпионы. Потому-то мы и живем так замкнуто
в своем орлином гнезде высоко в  горах.  Здесь  нас  никто  не  беспокоит.
Помогает нам и полиция, там, в  долине,  старается  оградить  от  незваных
гостей. Они очень уважительно относятся к работе графа.
   - К изучению аллергических заболеваний?
   - Именно так. - Возле нее возник метрдотель. Прищелкнув  каблуками,  он
вручил всем меню. Бонду подали его коктейль. Он сделал  большой  глоток  и
заказал яйца а-ля Глория и салат  из  овощей.  Для  Руби  опять  цыпленок;
холодного мяса и "много-много  картошки"  попросила  Виолетта.  Ирма  Бунт
заказала свой обычный творог и салат.
   - Разве вы не едите ничего больше, кроме цыплят с картошкой?  Вероятно,
девочки, это как-то связано с вашим аллергическим заболеванием?
   - Пожалуй, да, в какой-то степени, - стала объяснять Руби. -  Я  просто
полюбила...
   - А ну-ка, Руби, - резко оборвала Ирма Бунт,  -  никаких  разговоров  о
методе лечения, ты что, забылась? Никаких разговоров даже с нашим  дорогим
другом сэром Хилари. - Она обвела рукой переполненный  зал.  -  Интересное
общество, как вы считаете, сэр Хилари? Каждый здесь личность,  мы  успешно
конкурируем с Гштадом и Санкт-Морицем, здесь  собираются  знаменитости  со
всего мира. Вот там сидит ваш герцог Мальборо с  такой  веселой  компанией
юных созданий. А рядом господин Уитни и леди Дафни Стрейт. Шикарная  дама,
не правда ли? Они прекрасно катаются. А вот та красивая женщина с длинными
волосами,  та,  что  сидит  за  большим  столом,  -  это  Урсула   Андерс,
кинозвезда. Какой у нее великолепный загар! А вон  сэр  Джордж  Дунбар,  у
него всегда такие очаровательные спутницы. - Опять  губки  бантиком.  -  В
самом деле, не хватает лишь Ага-хана и, может  быть,  еще  вашего  герцога
Кентского, тогда был бы полный набор, ну просто все сливки общества.
   Совсем неплохо для первого сезона?
   Бонд согласился.  Подали  обед.  Бонду  принесли  аккуратно  нарезанные
сваренные вкрутую яйца со сливками и  сырным  соусом,  а  также  горчичной
приправой (эта приправа  была  основным  компонентом  в  фирменных  блюдах
ресторана "Глория") и  луковый  суп  с  тертым  сыром,  который  подали  в
горшочке. Бонд отметил, что готовят здесь великолепно.
   - Спасибо, что оценили нашу кухню, - сказала Ирма  Бунт.  -  Мы  наняли
трех французов, специалистов своего  дела.  Мужчины  вообще  очень  хорошо
готовят, не так ли?
   Бонд скорее почувствовал, чем увидел, что  к  их  столику  приближается
мужчина. Он направился прямо  к  Бонду.  Выправка  у  него  была  военная,
возраст - приблизительно такой, как у Бонда, лицо его  выражало  некоторое
смущение. Он вежливо поклонился дамам.
   - Простите великодушно, - но я увидел ваше имя в книге  гостей.  Хилари
Брей, правильно?
   У Бонда внутри все оборвалось. В  подобном  переплете  можно  оказаться
всегда, и он готов был, хотя и  неуклюже,  парировать  вопрос.  Но  сейчас
ситуация усугублялась - эта чертова тетка сидела рядом, все слышала и  все
видела.
   - Да, это я, - ответил Бонд, сделав над собой усилие.
   - Сэр Хилари Брей? - приятное  лицо  незнакомца  выразило  еще  большее
замешательство. Бонд встал и повернулся спиной к столу, к Ирме Бунт.
   - Да, все правильно. - Он вытащил платок и высморкался, чтобы  избежать
следующего вопроса, который мог оказаться роковым.
   - Во время войны вы не служили в полку ловат-скаутов?
   - Ах, - сказал Бонд озабоченно и понизил голос,  -  вы  имеете  в  виду
моего кузена. Того, что  жил  в  местечке  Бен  Трилличен.  Бедняга  -  он
скончался полгода назад. Я унаследовал титул.
   - О, господи! - Теперь  лицо  мужчины  выражало  не  замешательство,  а
неподдельное горе. - Страшная новость. Мой лучший друг  со  времен  войны.
Странно, в "Таймс" некролога не  было.  Я  постоянно  просматриваю  раздел
"Рождения, бракосочетания, смерти". Что же с ним случилось?
   Бонд почувствовал, что весь взмок.
   - Свалился с одной из этих проклятых гор, по которым лазал, сломал шею.
   - Боже мой! Какое горе. Он всегда обожал лазать по горам в одиночку.  Я
должен немедленно сообщить об этом Дженни. - Он протянул руку. - Извините,
что так бесцеремонно прервал  вашу  беседу.  Хотя  было  бы  действительно
странно встретить здесь старину Хилари. Всего доброго и извините еще  раз,
ради бога. - Он пошел,  лавируя  между  столиками.  Боковым  зрением  Бонд
видел,  как  он  присоединился  к   группе   мужчин,   выглядевших   очень
по-английски, и их жен, что тоже  не  вызывало  сомнения,  и  стал  что-то
оживленно им рассказывать.
   Бонд сел, потянулся за своим стаканом, осушил его и  принялся  за  яйца
вкрутую Бунт не сводила с него глаз. Он почувствовал, как пот течет по его
лицу. Вытащил носовой платок и вытер капельки.
   - Ну и жарища здесь, на солнце долго не посидишь. Это какой-то приятель
моего кузена. Его звали так же, как и меня.  Родственник,  боковая  ветвь.
Недавно скончался, бедняга. - Он печально вздохнул. -  Адам  мне  об  этом
приятеле никогда не говорил. Приятный человек. - Бонд смело взглянул через
стол. - Вы знаете кого-нибудь из этой компании, фрейлейн Бунт?
   - Нет, - ответила фрейлейн Бунт, не глядя в сторону англичан.  -  Я  не
могу знать всех, кто сюда приезжает. - Желтые глаза все еще с  подозрением
смотрели на него. - Любопытное совпадение. Вы что же, так похожи на своего
кузена?
   - Как две капли воды, - сказал Бонд и поспешно добавил: - Я его  точная
копия. Нас часто путали. - Он вновь взглянул на англичан. Слава богу,  они
собирались  уходить.  Должно  быть,  остановились  в  Понтресине   или   в
Санкт-Морице, где были  гостиницы  для  военных.  Выглядели  они  довольно
скромно, было видно, что не богачи. Обычная компания любителей горных  лыж
из Англии. С таким же успехом могли бы совершать лыжные вылазки где-нибудь
у себя дома, ходили бы гуськом по лыжне. Подали  кофе,  Бонд  сменил  тему
разговора и стал весело болтать с Руби, чья нога  опять  касалась  его,  о
том, каких успехов в горнолыжном спорте достигла она этим утром.
   "Да ладно, - подумал он, - не может быть, чтобы Бунт слышала все, здесь
стоит такой шум - болтают все без умолку и стучат ложками. Но  он  был  на
волосок от разоблачения, именно на волосок. Два прокола подряд.
   Пожалуй, хватит ходить на цыпочках в расположении противника.
   Так дело не пойдет! Куда же это годится!"



        13. ПРИНЦЕССА РУБИ?

   "Уважаемый  Сейбл  Базилиск,  на  место  прибыл  благополучно,   -   на
вертолете, если уж говорить все как есть. Я здесь -  на  пике  Глория,  на
высоте  10.000  футов  над  уровнем  моря,  где-то  в   Энгадине.   Весьма
комфортабельное  местечко.  Отличный  обслуживающий  персонал,   состоящий
целиком  из  лиц  мужского  пола  разных  национальностей   и   высочайшей
квалификации  секретарши  графа  по  имени  фрейлейн  Ирма  Бунт,  которая
сообщила, что она родом из Мюнхена.
   Сегодня утром имел плодотворную беседу с графом, в результате  чего  он
выразил пожелание, чтобы я  задержался  здесь  на  неделю  для  завершения
первого проекта его генеалогического древа. Надеюсь, что в  течение  этого
времени вы сможете без меня обойтись. Я предупредил графа о том, что у нас
много работы со странами Британской Содружества. Несмотря на  то,  что  он
сильно занят какими-то исследованиями - похоже, на общественных началах  -
аллергических заболеваний  и  причин,  их  вызывающих  (у  него  здесь  10
пациентов  -  все  англичанки),  граф  согласился  встречаться   со   мной
ежедневно, надеюсь, что вместе нам удастся проследить пути  миграции  рода
де Блевилей из Франции и  последующего  переезда  семейства  Блофелдов  из
Аугсбурга в  Гдыню.  Я  предложил  завершить  наши  исследования  коротким
визитом в Аугсбург, дабы выполнить ту работу, о которой мы говорили, но он
еще не сообщил мне о своем решении.
   Пожалуйста, передай моей кузине Дженни Брей, что к ней  может  приехать
один из друзей ее покойного мужа, который, очевидно, служил, с ним в полку
ловат-скаутов. Он нашел меня сегодня во время  обеда,  приняв  за  другого
Хилари. Ничего себе совпадение!
   Условия для работы превосходные. Здесь мы в полном  уединении,  надежно
изолированы от этого сумасшедшего мира горнолыжников. Очень  разумно,  что
после десяти вечера девушки расходятся по своим  комнатам,  такое  строгое
расписание избавляет их от соблазна бесцельно слоняться и сплетничать. Как
мне кажется, они все очень милые создания, хотя и не  блещут  умом;  такое
впечатление, что их собирали по всему Соединенному Королевству.
   А теперь  самое  интересное.  Уши  графа  _не  имеют_  мочек!  Неплохая
новость, не правда  ли?!  Выглядит  он  очень  представительно  -  статная
осанка, благородный профиль, седина и очаровательная улыбка. Его  стройная
фигура также  указывает  на  знатное  происхождение.  К  сожалению,  из-за
слабого зрения и сильного  солнца  на  этой  высоте,  он  вынужден  носить
темно-зеленые контактные линзы. Орлиный нос немного портит деформированная
ноздря) что, как мне  кажется,  можно  было  бы  легко  исправить,  сделав
косметическую операцию. Он говорит на  безукоризненном  английском,  голос
звонкий, веселый.
   Уверен, что работу мы закончим успешно.  А  теперь  к  делу.  Очень  бы
хотелось, чтобы ты связался с издателями Готского альманаха,  может  быть,
они помогут нам ликвидировать  некоторые  проблемы  в  родословной.  Вдруг
отыщут какие-нибудь  следы.  Будут  новости  -  телеграфируй.  Имея  такие
бесспорные доказательства - мочки ушей, - нисколько не сомневаюсь  в  том,
что мы на верном пути.
   Пока все.
   Искренне... Хилари Брей.
   P.S. Пожалуйста, не говори ничего моей матери, а то будет  беспокоиться
за мою безопасность среди этих вечных снегов! Этим  утром,  однако,  здесь
произошел ужасный случай. Кто-то из  обслуги,  кажется  какой-то  югослав,
поскользнулся рядом с желобом для бобслея и пролетел  по  нему  до  самого
низа! Жуткое дело. Вероятно, завтра его будут хоронить  в  Понтресине.  Не
послать ли нам что-нибудь вроде венка?
   Х.Б."

   Бонд перечитал письмо несколько раз. Да, оно может дать  массу  зацепок
руководству операции "Корона". В частности, намек на то,  что  им  следует
узнать  имя  погибшего  в  бюро  записи  актов  гражданского  состояния  в
Понтресине. Край конверта Бонд незаметно пометил - впрочем, он был уверен,
что письмо вскроют, снимут с него копию и лишь потом отправят  по  адресу.
Конечно,  его  могут  и  просто  уничтожить.  Хотя  маленькая  хитрость  -
упоминание о  Готском  альманахе  -  может  удаться.  Этот  геральдический
источник  до  сих  пор  не  упоминался.  Он  несомненно  возбудит  интерес
Блофелда.
   Бонд позвонил в колокольчик и отдал письмо для отправки. Затем вернулся
к своей работе, которая поначалу состояла в том, что он должен был пойти в
ванную комнату,  захватив  с  собой  пластмассовую  полосу  и  ножницы,  и
отрезать от полосы два дюймовых кусочка. Этого хватит для него и,  как  он
надеялся, для Руби -  они  найдут  этой  пластмассе  применение.  Затем  с
помощью фаланги  большого  пальца  в  качестве  приблизительной  мерки  он
разметил оставшиеся восемнадцать дюймов на отрезки по дюйму каждый,  чтобы
было видно - он пользовался полосой как линейкой. Только закончив все это.
Бонд вернулся к письменному столу и стал вырисовывать  следующие  сто  лет
рода де Блевилей.
   К пяти часам  так  сильно  стемнело,  что  Бонд  встал  из-за  стола  и
потянулся, собираясь пойти включить свет. Прежде чем закрыть окно, он  еще
раз выглянул на улицу. На веранде никого не было, поролоновые  подушки  со
складных стульев были уже убраны. Со стороны канатки  все  еще  раздавался
скрип шестеренок и роликов подъемника, скрип  этот  был  частью  звукового
фона всего рабочего дня. Вчера подъемник остановили около пяти  вечера,  и
сейчас кресла должны были вот-вот замереть там, где  их  застала  темнота,
теперь они могли немного отдохнуть  от  дневного  нескончаемого  кругового
движения. Бонд закрыл двойную раму, пересек комнату, подошел к  термостату
и установил его на делении  70<sup>o</sup>.  Он  только  собрался  протянуть  руку  к
выключателю, как услышал очень тихий стук в дверь.
   Бонд понизил голос:
   - Войдите!
   Дверь открылась - это была Руби. Дверь она  быстро  закрыла  за  собой.
Руби приложила пальчик к губам и жестом показала на ванную комнату.  Бонд,
весьма заинтригованный, последовал за ней и прикрыл дверь.  Затем  включил
свет. Лицо Руби пылало.
   - Пожалуйста, простите меня, сэр Хилари, - умоляющим голосом прошептала
она. - Но мне очень нужно было с вами поговорить, хотя бы минуточку.
   - Пожалуйста, Руби. Но почему в ванной?
   - А разве вы не знаете? Ах  да,  наверное,  не  знаете.  Вообще-то  это
секрет, но вам я, конечно, скажу. Вы же меня не выдадите?
   - Конечно нет.
   - Видите ли, во всех комнатах установлены микрофоны. Я, правда, не знаю
- где. Мы иногда собираемся вместе, ну чтобы немного поболтать. Так вот  -
мисс Бунт всегда все известно. Мы думаем даже, что у них есть что-то вроде
телевидения. - Она хихикнула. - Мы раздеваемся всегда  в  ванной  комнате.
Иначе возникает какое-то неприятное ощущение. Как будто за нами все  время
наблюдают. Вероятно, это как-то связано с курсом лечения.
   - Наверное, вы правы.
   - Дело в том, сэр Хилари, что я чрезвычайно заинтересовалась тем, о чем
вы говорили сегодня  во  время  обеда,  ну  что  мисс  Бунт,  может  быть,
герцогиня. Неужели такое действительно возможно?
   - Конечно, - произнес Бонд беззаботным голосом.
   - Я так расстроилась, что не могла сказать вам свою фамилию. Видите ли,
видите ли, - зрачки ее расширились от возбуждения. - Моя фамилия Виндзор!
   - Вот это да, - сказал Бонд. - Как интересно!
   - Я знала, что  вы  так  скажете.  Знаете,  в  моей  семье  всегда  шли
разговоры о том, что мы отдаленно связаны с королевской семьей!
   - Вполне понятно, - задумчиво  произнес  Бонд,  выглядел  он  при  этом
человеком весьма рассудительным. - Мне бы хотелось поработать  с  вами.  А
как звали родителей? С них, пожалуй, и начнем!
   - Джордж Альберт Виндзор и Мэри Потто. А это вам о чем-нибудь говорит?
   - Ну конечно, чрезвычайно важно имя Альберт, - Бонд  почувствовал  себя
беспородной собачонкой. - Видите ли, у королевы  Виктории  был  супруг.  И
звали его Альберт.
   - Не может быть! - Руби прикрыла ладошкой рот.
   - Но, конечно, над этим придется еще поработать. Откуда вы  родом?  Где
родились в Англии?
   - Я из Ланкашира. Мокамбе-бей, там ловят креветок. Но и домашней  птицы
полным полно.
   - Так это потому вы так сильно любите цыплят?
   - О, нет, - ее несколько озадачило высказанное Бондом предположение.  -
В том-то как раз и дело, у меня была аллергия на кур. Я просто на  дух  их
не переносила. Все эти перья, постоянно что-то  клюют,  возятся  в  грязи,
дурно пахнут. Я ненавидела их. От курятины  у  меня  мгновенно  появлялась
сыпь. Просто ужас. И конечно, мои родители выходили из себя,  ведь  они  у
меня занимаются разведением домашней птицы в больших количествах. А я, как
считалось, должна была помогать им чистить кормушки. Ну вы знаете все  эти
места, где занимаются массовым производством птицы. И вот однажды в газете
я увидела объявление - это такая  специальная  газета  для  птицеводов.  В
объявлении говорилось о том, что лица, страдающие  аллергией  на  домашнюю
птицу, - там было какое-то длинное латинское название, - могут пройти курс
ре... ре... ну, в  общем,  лечения  в  одном  из  швейцарских  институтов,
занимающихся исследованиями в этой области. Притом - на всем готовом, и  в
придачу десять фунтов в неделю на карманные расходы. Похоже,  конечно,  на
одно из тех мест, где людей используют  в  качестве  подопытных  кроликов,
пытаясь, скажем, найти способ, как избавиться от насморка.
   - Понимаю, понимаю, - ободряюще сказал Бонд.
   - Словом, я обратилась по указанному адресу, и мне оплатили  проезд  до
Лондона, где я встретила мисс Бунт, которая устроила нечто вроде экзамена.
- Она хихикнула. - Одному богу известно, как я проскочила его. До этого  я
дважды не могла получить аттестат зрелости. Но она сказала, что  Институту
как раз такие и нужны. И вот уже два месяца, как я здесь. Тут  не  так  уж
плохо. Только много всяких строгостей. Зато граф полностью  вылечил  меня.
Теперь цыплят я просто обожаю. - В ее глазах вдруг появилось  умиление.  -
Наверное, это самые прекрасные, самые восхитительные птицы в мире.
   -  Да,  это  божественно  прекрасные  создания,  -  сказал   совершенно
заинтригованный Бонд. - А теперь о вашей фамилии.  Я  приступлю  к  работе
немедленно. Но где же нам поговорить? По-моему, за  вами  здесь  постоянно
следят. Как же нам остаться наедине? Единственное место - это моя или ваша
комнаты.
   - Вы имеете в виду _ночью_? -  Большие  голубые  глаза  расширились  от
испуга, возбуждения и девичьего восхищения.
   - Да. Это единственный выход. - Бонд  храбро  шагнул  к  ней  и  крепко
поцеловал  в  губы.  Затем  неуклюже  обнял.  -  Знаете,  вы  мне  страшно
нравитесь.
   - О, сэр Хилари!
   Но она не оттолкнула его. Просто стояла, как  большая  красивая  кукла,
пассивная, что-то там соображающая и желающая во что бы то ни стало  стать
принцессой.
   - Но как вы отсюда выберетесь? Здесь все строго.  И  охрана  без  конца
ходит по коридору.  Правда,  -  по  глазам  было  видно,  как  она  что-то
прикидывала в уме, - моя дверь рядом с вашей. Я  живу  в  третьем  номере.
Если бы мы нашли способ, как выбраться отсюда.
   Бонд достал из кармана одну  из  пластмассовых  полосочек,  которые  он
нарезал, и показал ей.
   - Я знал, что вы находитесь где-то рядом. Инстинктивно чувствовал. (Вот
скотина!) В армии я кое-чему научился. Такие двери вполне  можно  открыть,
стоит только вставить эту полоску в дверной проем перед замком  и  нажать.
Защелка отойдет. Вот, возьмите, у меня есть еще. Но только спрячьте ее.  И
обещайте никому об этом не говорить.
   - О, вы малый не промах! Конечно, обещаю. А как  вы  все-таки  думаете,
есть ли хоть какая-нибудь надежда, я имею в виду Виндзоров? -  Теперь  она
обвила его шею руками, ведь она обнимала  волшебника,  и  большие  голубые
глаза призывно уставились на него.
   - Определенно сказать ничего не могу, - сказал  Бонд  твердо,  стараясь
вернуть себе хотя бы часть былой репутации. -  Но  сейчас  же  посмотрю  в
книгах. До вечернего  коктейля  не  так  много  времени.  Но  обещаю,  что
посмотрю. - Он запечатлел еще один долгий поцелуй и, как отметил про себя,
чрезвычайно сладостный поцелуй, на который она чувственно  прореагировала,
чем слегка успокоила его совесть. - Пока это все,  крошка,  -  его  правая
рука соскользнула вниз по ее спине, он бодренько хлопнул ее по попочке.  -
Сначала надо тебя вывести отсюда.
   В его спальне было темно. Они  постояли  у  двери,  прислушиваясь,  как
дети, играющие в прятки. В  здании  стояла  полная  тишина.  Он  приоткрыл
дверь, еще раз шлепнул ее по попке, и она была такова.
   Бонд немного подождал. Затем включил свет. Его келья ожила. Он  подошел
к столу и взял в руки  "Словарь  английских  фамилий".  Виндзор,  Виндзор,
Виндзор. Ага! Вот они! В то время как он вчитывался в  колонки,  набранные
мелким шрифтом, его мозг, разведчика-профессионала,  вдруг  посетила  одна
важная мысль. Прекрасно.  Итак,  сексуальные  извращения,  просто  секс  в
чистом виде представляют для агентов чуть ли не основную опасность.  Равно
как и стремление к обогащению. Ну а как же быть с положением в обществе? А
как рассматривать самый худший из пороков - снобизм?
   Пробило шесть.  У  Бонда  появилась  ноющая  головная  боль,  результат
изнурительного чтения справочников, напечатанных мелким шрифтом, не говоря
уже  о  кислородном  голодании,  естественном  на  такой   высоте.   Нужно
пропустить стаканчик, а лучше три. Он быстро принял  душ,  привел  себя  в
порядок, позвонил охраннику и отправился в  бар.  Собрались  еще  не  все,
Виолетта сидела в одиночестве за стойкой, и Бонд присоединился к ней.  Ему
показалось, что она обрадовалась, увидев  его.  Виолетта  пила  "Дайкири".
Бонд заказал ей еще одну порцию, а себе  взял  двойной  бурбон  со  льдом.
Отпил большой глоток и поставил тяжелый широкий стакан на стойку.
   - Вот это то, что нужно. В самый  раз.  Пока  вы  там  вальсировали  на
склонах, грелись на солнышке, я трудился как раб день-деньской.
   - Кто же это вальсировал! - Ирландский акцент только усилил ее законное
возмущение. - Пришлось отсидеть целых две лекции, все утро пропало - такая
скучища. А после обеда я должна была  ликвидировать  хвосты  по  домашнему
чтению. И так прилично отстала.
   - А что входит в домашнее чтение?
   -  Да  всякая  ерунда   по   сельскохозяйственной   тематике.   -   Она
подозрительно взглянула на него своими темными глазами. - Мы, знаете,  ли,
не должны никому рассказывать о том, как нас лечат.
   - Ну хорошо, - беспечно сказал Бонд, - давайте поговорим  о  чем-нибудь
еще. Откуда вы родом?
   - Ирландия. Юг. Недалеко от Шеннона.
   Бонд выстрелил наугад. - А - картофельные края.
   - Правильно. Как я там всех  ненавидела.  Ничего,  кроме  картошки,  не
едят. Ни о чем, кроме как о видах на урожай картошки, не говорят. А сейчас
мне очень бы хотелось вернуться обратно. Смешно, не правда ли?
   - Дома, наверное, обрадуются.
   - Еще  бы!  А  приятель  мой  как  будет  рад!  Он  занимается  оптовой
торговлей! Я сказала, что никогда не  выйду  замуж  за  человека,  который
имеет что-нибудь общее с этой черной, грязной, жуткой работой с картошкой.
Посмотрел бы он на меня теперь.
   - А что такое?
   - Здесь я стала настоящим  специалистом  по  картофелю.  Изучала  самые
последние научные методы, знаю, как добиться  рекордного  урожая,  ну  там
химикалии  и  прочее.  -  Она  испуганно  прикрыла  рот  рукой  и   быстро
огляделась. Бросила взгляд на бармена. Испугалась, что кто-то услышит  эту
совершенно  невинную  болтовню.  Она  улыбнулась  с  видом   гостеприимной
хозяйки. - А теперь расскажите мне,  над  чем  вы  сейчас  работаете,  сэр
Хилари.
   - Да так, кое-что по геральдике, по просьбе графа. Ну вроде того, о чем
мы говорили за обедом, наверное, вам это показалось ужасно скучным.
   - Ну нет. Я бы так не сказала. Мне было страшно интересно все, о чем вы
говорили с мисс Бунт,  Видите  ли,  -  она  понизила  голос  и  произнесла
следующую фразу в поднятый стакан, - моя фамилия О'Нил. А они  были  почти
королями Ирландии. Как вы думаете... -  Она  кого-то  заметила  за  спиной
Бонда и тут же произнесла как ни в чем  не  бывало:  -  Я  никак  не  могу
правильно развернуть плечи. Когда пытаюсь  это  сделать,  просто  не  могу
устоять на ногах.
   - Боюсь, что в горных лыжах я ничего не смыслю, - громко сказал Бонд.
   В зеркале, висящем над баром, появилось отражение Ирмы Бунт.
   - А, сэр Хилари. - Она пристально посмотрела на него. - Но вот и вы уже
немного загорели. Идемте! Посидим немного. Бедняжка Руби вон совсем одна.
   Они  смиренно  проследовали  за  ней.  Бонда  забавляло  то,  с   каким
удовольствием девушки потихонечку нарушали  правила  распорядка.  Типичный
образец сопротивления правилам строгой дисциплины и властному  руководству
этой отвратительной матроны. Но ему следует проявлять  осторожность,  хотя
подобные беседы весьма полезны.  Неплохо  бы  привлечь  девчонок  на  свою
сторону. Он должен разузнать все их имена и адреса, хотя  бы  потому,  что
граф этого никак не хочет и всячески препятствует. Он должен все вынюхать,
именно вынюхать. И Руби к этому подключить, пусть поработает на него. Бонд
сел рядом с ней, как бы невзначай коснулся ее плеча.
   Прошли еще один круг коктейлей. Бонд расслабился -  бурбон  делал  свое
дело. Головная боль, обручем охватывавшая  всю  голову,  локализовалась  в
области правого виска.
   - А не сыграть ли нам снова в эту игру? - задорно произнес он.
   Послышался  хор  одобрительных  голосов.  Из  бара  принесли  стакан  и
бумажные салфетки. Подошли другие девушки. Бонд пустил по кругу  сигареты.
Девушки глубоко затягивались, время от  времени  давясь  дымом.  Атмосфера
всеобщего ликования, веселья, казалось, подействовала даже на  Ирму  Бунт.
Восторг рос по мере того, как ажурный узор на  салфетке  все  разрастался.
"Осторожно!" - "Тише, Элизабет!" -  "Ай-ай!  Получилось!"  -  "Вон  в  том
уголке есть еще место".
   Бонд сидел рядом с Бунт. Он откинулся в  кресле  и  предложил  девушкам
продолжать игру самостоятельно. Затем повернулся к фрейлейн.
   - Между прочим, мне тут пришло в голову, что неплохо бы  спуститься  по
канатке в долину, когда будет свободное время. Как я понял из  разговоров,
Санкт-Мориц расположен на другом краю долины, никогда там не бывал,  очень
бы хотелось туда съездить.
   - Увы, уважаемый сэр Хилари, это против правил нашего учреждения.  Наши
гости, как и обслуживающий персонал, не имеют доступа к  канатной  дороге.
Она предназначена только для туристов. А мы здесь  варимся  в  собственном
соку. Мы - как бы это сказать - мы как бы отрешились от мира. Живем  почти
в монастыре. Да так и лучше, правда? Так нам никто  не  мешает  заниматься
своими исследованиями.
   - О, как я вас понимаю, - выразительно произнес Бонд. - Но ведь я  вряд
ли могу считать себя здесь пациентом. Нельзя  ли  в  моем  случае  сделать
исключение?
   - Я думаю, что это было бы ошибкой, сэр Хилари. И я  уверена,  что  вам
понадобится все ваше время для того, чтобы  выполнить  свои  обязательства
перед графом. Нет, - это уже прозвучало как приказ,  -  тысячу  извинений,
но, боюсь, то, о чем вы  просите,  даже  обсуждению  не  подлежит.  -  Она
взглянула на часы и хлопнула в ладоши. - А теперь, девушки,  время  ужина.
Пошли! Пошли!
   Первая попытка преследовала цель прощупать  противника,  посмотреть  на
его реакцию. Следуя за Ирмой Бунт в столовую. Бонд еле  сдерживал  себя  -
его так и подмывало врезать ей с  правой  ноги,  влепить  как  следует  по
плотной выпирающей заднице.



        14. СЛАДКИЕ СНЫ - СЛАДКИЕ КОШМАРЫ!

   Было одиннадцать часов,  в  доме  стояла  могильная  тишина.  Бонд,  не
забывая о глазке, через который за ним следили  с  потолка,  проделал  все
необходимые манипуляции с походом в ванную комнату, потом лег в кровать  и
погасил свет. Переждав минут десять, он тихо выбрался из постели и натянул
брюки и рубашку. Работая на  ощупь.  Бонд  просунул  кончик  пластмассовой
полосы в щель дверного проема, нащупал замок и мягко  нажал  ручку.  Конец
полоски захватил закругление замка  и  втянул  его  внутрь.  Теперь  Бонду
оставалось  лишь  осторожно  толкнуть  дверь  -  и   путь   свободен.   Он
прислушался, словно зверь, замерев на мгновение. Затем выглянул в коридор,
там никого не было. Бонд выскользнул из двери, мягко  прикрыл  ее,  сделал
несколько шагов по направлению к  третьему  номеру  и  осторожно  повернул
ручку. В комнате было темно, но в кровати кто-то ворочался.  Теперь  нужно
сделать так, чтобы, закрывая дверь, он не  щелкнул  замком!  Бонд  вытащил
кусочек пластмассы и прижал им язычок замка, чтобы удержать его в прорези.
Затем, дюйм за дюймом,  стал  прикрывать  дверь,  одновременно  вытаскивая
полоску. Замок беззвучно вернулся на свое место.
   - Это вы? - раздался голос из кровати.
   - Да, дорогая. - Бонд выскользнул из своих одеяний и, предполагая,  что
география этой комнаты схожа с его, осторожно прошел к кровати  и  сел  на
край.
   Из темноты протянулась рука и дотронулась до него.
   - О, да вы совсем раздеты!
   Бонд поймал руку и погладил ее.
   - Так же, как и вы, - прошептал он. - Так и должно быть.
   Он осторожно забрался в постель и положил голову  на  подушку  рядом  с
ней. С чувством удовлетворения он отметил, что она подвинулась, освобождая
для него место. Он поцеловал ее, сначала нежно, потом  страстно.  Ее  тело
затрепетало в его руках. Губы были покорны его губам, и,  когда  он  начал
ласкать ее, она обняла его, крепко прижавшись.
   - Я простужусь.
   Бонд подыграл этой милой лжи, он вытащил из-под себя простыню и  накрыл
их обоих.  Теплота  и  нежность  этого  прекрасного  тела  теперь  целиком
принадлежали  ему,  Бонд  прижался  к  ней  еще  теснее.  Его  левая  рука
скользнула вниз по гладкому животу. Бархатная кожа трепетно  откликнулась.
Она тихо застонала и задержала его руку.
   - Вы меня хоть немножечко любите?
   Ох уж этот ужасный вопрос!
   - По-моему, прекраснее тебя нет в целом свете, - прошептал Бонд. -  Как
жаль, что мы встретились только теперь!
   Этих избитых, неискренних слов оказалось достаточно. Она  отвела  руку,
сопротивление было сломлено.
   Ее волосы пахли свежескошенной летней травой, рот -  зубной  пастой,  а
тело - детской присыпкой фирмы "Лееннен". За окном шумел ночной  ветер,  и
звуки,  которые  он  издавал,  обтекая  здание,  еще  больше  подчеркивали
нежность, теплоту и даже  определенное  дружеское  расположение  партнеров
друг к  другу,  хотя  на  самом  деле  это  был  всего  лишь  естественный
физический акт. Они доставляли друг  другу  подлинное  удовольствие,  и  в
конце, когда все, что должно было произойти, произошло и они тихо  лежали,
не разжимая объятий, Бонд отдавал себе отчет в том, что и он и  она  точно
знают, что не сделали ничего плохого, никак не обидели друг друга.
   - Руби! - прошептал Бонд спустя некоторое время, гладя ее волосы.
   - Ум-м-м.
   - Я о твоей фамилии. О Виндзорах. Боюсь, что надежды почти нет.
   - Да я никогда и не надеялась. Уж эти мне семейные легенды!
   - Правда, справочников у меня здесь недостаточно. Когда вернусь  домой,
попробую что-нибудь раскопать. Обещаю это тебе. Начать надо с вашей  семьи
и пойти дальше, поискать  в  церковных  и  муниципальных  записях  и  тому
подобное.  Я  все  изучу  самым  тщательным  образом  и  напишу   тебе   о
результатах. Это большая работа - горы пергаментов со шрифтом,  о  который
можно сломать глаза. Каждая страничка начинается с цветных букв,  и  очень
темные прописи. И хотя труд может оказаться напрасным, все  равно  приятно
повозиться с ними.
   - Пергаменты - это как старые документы в музеях?
   - Правильно.
   - Да, интересно.
   В комнате наступила тишина. Дыхание ее стало ровным. Бонд подумал: "Как
все странно! Здесь,  на  вершине  горы,  которую  от  ближайшей  деревушки
отделяет головоломный спуск, в этой комнатенке царят мир,  тишина,  тепло,
счастье - многие составляющие любви. Как будто они занимаются  любовью  на
воздушном шаре. А интересно, кто был тот прохиндей,  который  в  XIX  веке
заключил пари в одном из лондонских клубов,  что  действительно  проделает
это с женщиной на воздушном шаре?"
   Бонд начал засыпать. Не сопротивляясь, он стал проваливаться в  сладкое
небытие. Здесь было так хорошо. Ему не составит большого труда вернуться в
свою комнату на рассвете.  Он  осторожно  высвободил  руку  из-под  головы
спящей девушки и лениво посмотрел на левое  запястье.  Большие  светящиеся
цифры показывали полночь.
   Едва Бонд успел повернуться и прижаться к  мягкому  боку  девушки,  как
откуда-то из-под  подушки,  из-под  пола,  из  глубины  здания  послышался
низкий, настойчиво и  мелодично  звучащий  электрический  звонок.  Девушка
пошевелилась.
   - Вот черт! - сонно произнесла она.
   - Что это?
   - Это входит в курс лечения. Наверное, уже полночь?
   - Да.
   - Не обращай внимания. Это касается только меня. Спи.
   Бонд поцеловал ее между лопаток и ничего не сказал.
   Звонок отключился. Вместо него послышалось  жужжащее  завывание,  очень
похожее на шум быстро вращающегося вентилятора -  на  этом  фоне  раздался
равномерный,  напоминающий  стук  метронома  звук:   "тик-так,   тик-так".
Комбинация из этих двух звуков успокаивала самым прекрасным  образом.  Она
привлекала ваше внимание, но лишь на какое-то  мгновение.  А  потом  стало
казаться, что слышишь ночные звуки  детства:  медленное  тиканье  часов  с
кукушкой, шум моря и ветра на улице. Затем послышался голос. Голос  графа,
который,  как  предположил  Бонд,   передавался   при   помощи   какого-то
механического устройства - то ли радио, то ли  магнитофона.  Голос  звучал
низко, распевно, это был ласковый  шепот,  ласковый,  но  в  то  же  время
властный. Можно было разобрать каждое слово.
   - Вы засыпаете. - Ударение делалось на слове "засыпаете". -  Вы  устали
все тело словно налилось свинцом. - И опять ударение на последнем слове. -
Руки тяжелые, как свинец. Дыхание абсолютно ровное Вы  дышите  ровно,  как
ребенок. Глаза закрыты. Веки отяжелели. Вы устали,  вы  так  устали.  Тело
тяжелое,  оно  налито  свинцом.  Вам  тепло  и  удобно.  Вы  погружаетесь,
погружаетесь, погружаетесь в сон. Кровать мягкая и удобная, как гнездышко.
Вам хорошо, вы хотите заснуть, как  цыпленочек  в  гнездышке.  Цыпленочек,
цыпленочек, маленький пушистый комочек. - Затем  послышался  нежный  писк,
шорох крыльев и сонное кудахтанье наседки, согревающей свой  выводок.  Это
продолжалось, вероятно, в течение минуты. Потом снова послышался голос:  -
Крошечные создания укладываются спать Так уютно в гнездышке Им хорошо, как
и вам. И они так же хотят спать. Какие они хорошенькие.  Вы  их  любите  -
сильно, сильно, сильно. Вы любите  всех  цыплят.  Вам  бы  очень  хотелось
повозиться с ними Вам бы хотелось, чтобы они выросли красивыми и сильными.
Вы бы не хотели причинить им никакого вреда. Скоро вы  вернетесь  к  вашим
любимым цыпляткам. Скоро вы снова сможете  ухаживать  за  ними.  Скоро  вы
будете в состоянии помочь всем цыплятам в Англии. Вы  будете  в  состоянии
улучшить  породу  кур  во  всей  Англии.  Это  сделает  вас  очень,  очень
счастливой. Вы принесете столько добра, что это сделает вас  очень,  очень
счастливой. Но об этом никому нельзя говорить. Вы никому не  расскажете  о
том, как это сделать. Это будет ваш маленький секрет, только  ваша  тайна.
Они попытаются вызнать ваши секреты. Но вы ничего не скажете,  потому  что
они хотят выведать все ваши секреты! Если это произойдет,  вы  не  сможете
сделать  этих  прекрасных  цыплят  счастливыми,  здоровыми   и   сильными.
Благодаря вам тысячи,  миллионы  цыплят  могут  стать  более  счастливыми.
Поэтому вы никому ничего не скажете, вы  сохраните  тайну.  Вы  ничего  не
скажете, ничего. Запомните, что я сказал.  Обязательно  запомните,  что  я
сказал. - Бормотание стало затихать, все тише, тише. Нежное попискивание и
кудахтанье сменило растворившийся в пространстве голос. Затем все  стихло.
И остались только шуршащие звуки вентилятора и стук метронома.
   Руби спала глубоким сном. Бонд нашел ее запястье и  нащупал  пульс.  Он
точно совпадая, с ритмом метронома. Затем его  стук  и  шепот  вентилятора
стали ослабевать, и вот  уже  наступила  мертвая  тишина,  нарушаемая  еле
слышимыми порывами ночного ветра на улице.
   Бонд глубоко  вздохнул.  Теперь  он  знал  все!  Ему  вдруг  захотелось
вернуться в свою комнату и все обдумать. Он выскользнул  из-под  простыни,
добрался до своих вещей и оделся. Проблем с  дверным  замком  не  было.  В
коридоре стояла тишина и не было ни души. Он проскользнул во второй  номер
и легко закрыл дверь. Затем прошел в ванную комнату, запер дверь,  включил
свет и присел на унитаз, оперев голову на руки.
   Глубокий гипноз! Несомненно,  что  в  этом  все  дело.  Тайное  оружие!
Повторяющаяся нараспев волевая установка, вводимая в мозг, когда  сознание
почти отключается. И теперь в подсознании Руби эта мысль  по  ночам  будет
работать сама по себе и  после  многих  недель  повторения  и  закрепления
превратится  во  встроенный  механизм   подчинения   тайному   голосу.   И
необходимость подчиняться голосу будет сродни чувству голода, от  которого
никуда не деться.
   Но, черт  побери,  что  же  это  все  означает?  В  голову  деревенской
простушки   вбивали   вполне   невинную,   на   первый   взгляд,    вполне
добропорядочную мысль, мозг ее при этом не обременяли лишней  информацией.
Ее вылечили от аллергии.  Она  вернется  домой  и  сможет  помогать  семье
разводить домашнюю птицу. И более того, она будет делать это с энтузиазмом
и радением. Неужели горбатого исправили? Неужели  старый  каторжник  таким
банальным путем превратился в  благодетеля?  Бонд  просто  не  мог  в  это
поверить. Для чего же тогда все  эти  так  тщательно  спланированные  меры
безопасности? Для чего весь этот многонациональный обслуживающий персонал,
от которого определенно  смердило  СПЕКТРОМ?  С  чем  связано  убийство  в
ледяном желобе? Несчастный случай?  Сразу  же  после  того,  как  тот  тип
попытался изнасиловать девочку  Сару?  Вряд  ли  это  простое  совпадение!
Где-то за благополучным фасадом этого до  безумия  невинного  медицинского
исследовательского учреждения должно скрываться злое начало. Но  где?  Как
он сможет это выяснить?
   В изнеможении Бонд поднялся, выключил свет в ванной и тихо пробрался  в
постель. В течение получаса мысли его безрезультатно бродили в  утомленном
работой мозге, затем, наконец, к великому своему облегчению, он заснул.


   Когда в девять утра он проснулся и распахнул окно, небо  было  затянуто
тяжелой серой непроницаемой пеленой,  что  означало  приближение  сильного
снегопада. Во всех  населенных  пунктах  -  в  Берхаусе,  в  Шнифинкене  и
Шнифотеле - местные  пташки,  вьюрки  и  красноклювые  альпийские  вороны,
которые жили в этих горах и питались  чем  бог  пошлет,  собирая  объедки,
которые оставались после пикников, жались поближе к жилью; все  предвещало
снежную бурю.  Поднялся  сильный  ветер,  который  дул  угрожающе  резкими
порывами. Со стороны подвесной  дороги  не  было  слышно  никаких  звуков.
Легким алюминиевым гондолам тоже несладко в  такую  погоду,  особенно  вон
там, на крутом склоне, который  тянулся  на  протяжении  четверти  мили  и
спускался к плато по совершенно открытому пространству.
   Бонд закрыл окно и позвонил, чтобы ему принесли завтрак. Когда  завтрак
прибыл, на подносе он увидел записку от фрейлейн Бунт:
   "Граф хотел бы встретиться с вами в 11 часов. И.Б."
   Бонд  позавтракал  и  вернулся  к  третьей  странице  истории  рода  де
Блевилей. Ему пришлось перелопатить массу материала, чтобы показать  товар
лицом, но все это пустяки.  Перспектива  того,  что  ему  удастся  успешно
продолжить мистификацию с поисками следов  семейства  Блофелда,  не  очень
волновала его воображение. Он храбро начнет  с  самой  Гдыни  и  пойдет  в
обратную сторону, пытаясь заставить эту старую каналью разговориться о его
молодости, родителях. Старую каналью? Конечно, черт побери. Независимо  от
того, кем он стал после операции "Гром", в мире не могло быть двух Эрнстов
Ставро Блофелдов!
   Они встретились в кабинете графа.
   - Доброе  утро,  сэр  Хилари.  Надеюсь,  вы  хорошо  выспались?  У  нас
начинаются снегопады. - Граф сделал жест в  сторону  окна.  -  Для  работы
лучше не придумаешь. Ничто не отвлекает.
   Бонд понимающе улыбнулся, как ученый ученому.
   - Я действительно считаю, что девушки могут отвлечь от работы.  Но  они
так очаровательны. А что с ними? Вид у них вполне здоровый.
   Граф был начеку.
   - Они страдают аллергией, сэр  Хилари.  Аллергией,  которая  лишает  их
трудоспособности. Они не могут найти себе применения в сельском хозяйстве.
Все они из сельской местности, и болезнь лишает их возможности  трудиться,
а я могу излечить от подобных заболеваний, и я рад, что результаты  весьма
обнадеживающие. Мы вместе достигли значительного прогресса. - Рядом с  ним
зазвонил телефон. - Простите, - граф поднял трубку и выслушал  кого-то.  -
Да, соедините, - сказал он по-немецки и  сделал  паузу.  Бонд  с  вежливым
видом изучал принесенные с собой бумаги. - Говорит де Блевиль,  -  перешел
Блофелд на русский. - Да... Да... Хорошо! - Он положил трубку. -  Еще  раз
прошу прощения. Звонил  один  из  моих  научных  сотрудников.  Он  закупал
кое-какие  материалы  для  лаборатории,  подвесная  дорога   закрыта,   но
специально для него ее включат. Рисковый парень. Я ему не завидую. Бедняга
может сильно заболеть. - Зеленые контактные линзы, однако, скрывали  любое
выражение даже так явно проявленного сочувствия, а застывшая улыбка  вовсе
ничего не говорила. - А теперь, уважаемый сэр Хилари, давайте  вернемся  к
нашей работе.
   Бонд разложил огромные листы, которые он принес, на столе и начал гордо
водить пальцем по записям. В замечаниях и  вопросах  графа  проскальзывало
восхищение и удовлетворение.
   - Но это же великолепно, нет, это просто грандиозно, мой дорогой  друг.
Вы говорите, что есть упоминание о наличии  в  гербе  сломанного  копья  и
меча? А когда они были включены в герб?
   Бонд отбарабанил массу чепухи о завоеваниях норманнов. А сломанный меч,
вероятно, стал частью герба сразу после какой-нибудь битвы. Для  выяснения
этого потребуется дополнительная работа в Лондоне.  Наконец  Бонд  свернул
листы и обратился к заметкам в своей записной книжке.
   - А теперь мы должны начать  работу  с  другого  конца,  граф.  -  Бонд
произнес это голосом, не терпящим возражений. - Вы родились в Гдыне 28 мая
1908 года. Правильно?
   - Правильно.
   - Как звали ваших родителей?
   - Эрнст Джордж Блофелд и Мария Ставро Микелопулос.
   - Они тоже родились в Гдыне?
   - Да.
   - Теперь - их родители.
   - Эрнст Стефан Блофелд и Елизавета Любомирская.
   - Гм-м. Эрнст, стало быть, имя, передающееся из поколения в поколение.
   - Похоже, что так. Моего прадеда тоже звали Эрнст.
   - Это очень важно. Видите ли, граф, у Блофелдов из Аугсбурга по крайней
мере двое звались Эрнстами.
   Руки графа расслабленно лежали  на  зеленом  пресс-папье,  стоявшем  на
столе. При словах Бонда они импульсивно  сошлись  вместе,  пальцы  сжались
так, что побелели суставы.
   "Вот-вот, а это тебе отнюдь небезынтересно", - подумал Бонд.
   - А это важно?
   - Очень. У христиан  имена  переходят  из  поколения  в  поколение.  Мы
рассматриваем это как наиболее значительный факт, дающий ключ к  разгадке.
А можете ли вы вспомнить что-нибудь из более  отдаленного  прошлого?  Пока
все идет прекрасно. Мы с вами  уже  прошли  три  поколения.  Даты  уточним
позже, а пока, как мне кажется, уже добрались где-то до середины  прошлого
века. Проскочить бы еще лет пятьдесят, и мы попадем в Аугсбург.
   -  Нет,  -  в  голосе   послышался   почти   крик   отчаяния.   -   Мой
пра-пра-прадед...  я  ничего  о  нем  не  знаю.  -  Руки  на   пресс-папье
напряглись. - Может быть, э-э, если все упирается только в  деньги,  можно
было бы найти кой-кого, ну, свидетелей.  -  Он  всплеснул  руками.  -  Мой
дорогой сэр Хилари. Мы же с вами светские люди. И прекрасно понимаем  друг
друга.  Неужели  все  эти  выписки  из  архивов,  церковных  книг  так  уж
обязательно должны быть подлинными?
   Понял тебя, старая лиса! Однако Бонд учтиво, сделав вид заинтригованной
невинности, произнес:
   - Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, граф.
   Теперь руки графа перестали бегать  по  столу,  настал  момент  истины.
Блофелд признал в Бонде одного из себе подобных.
   - Вы трудолюбивый человек, сэр Хилари.  Живете  скромно,  в  отдаленном
уголке Шотландии. Вероятно, можно было бы облегчить вашу жизнь.  Вероятно,
существуют какие-нибудь материальные блага, которые вам хотелось бы иметь.
Например, автомобиль, яхта, пенсия. Скажите только слово. Назовите  цифру.
-  Темно-зеленые  линзы  буравили  скромно  опущенные  долу  глаза  Бонда,
стараясь заглянуть в них. - Считайте, что мы успешно сотрудничаем. Поездки
туда-сюда: в Польшу, Германию, Францию. Конечно, все  расходы  я  беру  на
себя. Скажем, пятьсот фунтов в неделю. Технические  вопросы,  документы  и
тому подобное. Это я  могу  устроить.  Необходимо  только  ваше  согласие,
скажите "да". Слово  Геральдической  палаты  для  министерства  юстиции  в
Париже является словом божьим. Не так ли?
   Все шло слишком хорошо, чтобы казаться правдой! Но как это обыграть?
   - То, что вы предлагаете, граф, не лишено, гм-м, некоторого интереса. -
Голос Бонда звучал неуверенно. - Конечно, если документы  выглядят  вполне
убедительно, надежно, так сказать, очень надежно, тогда, вполне резонно, у
меня нет  оснований  сомневаться  в  их  подлинности.  -  В  глазах  Бонда
появилось угодливое выражение. Это был взгляд собаки, которой хотелось бы,
чтобы ее приласкали, чтобы сказали, что  все  будет  хорошо,  что  бояться
нечего. - Бы понимаете, что я имею в виду?
   Граф начал говорить уверенно и искренне:
   - Вам абсолютно нечего...
   В этот момент в коридоре послышался, какой-то шум и гвалт. Дверь  резко
распахнулась. В комнату бросили какого-то  человека,  которого  тащили  за
ноги. Корчась от боли, он упал на пол.
   Двое охранников замерли рядом. Они посмотрели сначала на графа, а затем
в сторону, на Бонда, очень удивившись, увидев его здесь.
   - Что происходит? - резко спросил граф на немецком.
   Бонд знал ответ и моментально понял, что он погиб. Под снегом и кровью,
которыми было покрыто лицо человека,  лежавшего  на  полу,  Бонд  различил
знакомые черты.
   Русые  волосы  нос,  сломанный  во  время  соревнований  по  боксу   на
первенстве королевских военно-морских сил, это лицо одного из  его  коллег
по Секретной службе. Сомнений не оставалось. Это был номер 2 с поста "Зет"
в Цюрихе!



        15. СТАНОВИТСЯ ЖАРКО

   Да, так и есть - это был Шон Кэмпбелл! Боже всемогущий, что  же  с  ним
сделали! На пост "Зет" специально  ничего  не  сообщили  о  миссии  Бонда.
Должно быть, Кэмпбелл сам вышел на след, наверное, через русского, который
"покупал припасы". Произошла та  самая  неразбериха,  которая  происходит,
когда пытаются сильно что-то засекретить.
   Старший охранник говорил на  быстром  ломаном  немецком  со  славянским
акцентом.
   - Его обнаружили  в  открытом  лыжном  отделении  гондолы.  Был  сильно
обморожен, но оказал отчаянное сопротивление. Пришлось с  ним  повозиться.
Нет  никакого  сомнения,  что  он  следил  за  капитаном  Борисом.  -   Он
спохватился.  -  Я  имею  в  виду  вашего  гостя  из  долины,  герр  граф.
Утверждает, что он английский турист из Цюриха. Говорит, что не  было  при
себе денег, не мог оплатить проезд  на  фуникулере.  А  ему  так  хотелось
побывать здесь.  Мы  его  обыскали,  нашли  пятьсот  швейцарских  франков.
Документов никаких. - Охранник пожал плечами. - Говорит, что  фамилия  его
Кэмпбелл.
   Услышав свое имя, человек на полу зашевелился. Он  приподнял  голову  и
обвел  комнату  диким  взглядом.  Лицо  его  и  голова  были  основательно
разделаны, били, вероятно, рукояткой пистолета или  дубинкой.  Способность
контролировать себя он потерял. Когда его взгляд остановился  на  знакомом
лице  Бонда,  он  застыл  в  изумлении,  а  потом,  словно  вцепившись   в
спасательный круг, хрипло произнес:
   - Слава богу, Джеймс. Скажи им, кто  я!  Скажи  им,  что  я  работаю  в
"Юниверсал экспорт". В Цюрихе. Ты же знаешь! Ради бога, Джеймс! Скажи  им,
что со мной все в порядке. - И его голова упала на ковер.
   Граф медленно повернулся к Бонду. Непроницаемые зеленые глаза  отразили
слабый свет, идущий из  окна,  и  вспыхнули  белыми  искрами.  Напряженная
улыбка на вытянутом лице выглядела нелепо и ужасно.
   - Вы знаете этого человека, сэр Хилари?
   Бонд с сожалением покачал головой. Он знал, что этим жестом подписывает
смертный приговор Кэмпбеллу.
   - Никогда в жизни его не видел. Бедняга. Мне  кажется,  что  он  слегка
рехнулся. Наверное, сотрясение мозга. Надо, вероятно, отправить его  вниз,
в больницу? Он очень плохо выглядит.
   - А "Юниверсал экспорт"? - Голос звучал очень вкрадчиво. - Мне кажется,
что я и раньше где-то слышал это название.
   - Ну а я нет, - сказал Бонд безразличным голосом. - Никогда не  слышал.
- Он достал из кармана пачку сигарет и закурил. Руки у него не дрожали.
   Граф обернулся к охранникам.
   - На проверку - в спецкабинет, - мягко произнес он. Затем кивком головы
отпустил их.
   Охранники нагнулись и подхватили Кэмпбелла под руки. Упавшая  на  грудь
голова приподнялась, и Бонд увидел последний  ужасный,  молящий  о  помощи
взгляд Кемпбелла. Затем человека, который был коллегой Бонда, выволокли из
комнаты, за его беспомощно болтавшимися ногами мягко закрылась дверь.
   Его потащили на допрос - в пыточную! Это означает только одно - когда к
нему применят современные методы дознания,  он  сразу  расколется.  Вопрос
лишь во времени - немного он все-таки может продержаться. Сколько же часов
остается в распоряжении Бонда?
   - Я попросил, чтобы его отвели в палату для больных. За ним присмотрят.
- Граф посмотрел на Бонда. - Боюсь, что это неприятное вторжение  нарушило
ход моих мыслей, сэр Хилари. Может быть, на сегодня хватит?
   - Конечно, конечно. А что касается вашего предложения о  том,  что  нам
следует сотрудничать более тесно, работать рука об руку, то меня оно очень
заинтересовало.  Позвольте  заверить  вас,  граф,  -   Бонд   заговорщицки
улыбнулся,  -  что  мы  могли  бы   решить   все   вопросы   к   обоюдному
удовлетворению.
   - Даже так? Ну что  ж,  прекрасно,  -  граф  сцепил  руки  на  затылке,
какое-то  время  разглядывал  потолок,  а  затем  вновь   в   задумчивости
повернулся к Бонду. - Я надеюсь, - как бы невзначай сказал он,  -  что  вы
никоим образом не связаны с английской Секретной службой, сэр Хилари?
   Бонд громко рассмеялся. Смех был  рефлекторный,  своего  рода  защитная
реакция, попытка разрядить обстановку.
   - Спаси и помилуй! А разве  у  нас  в  Англии  таковая  имеется?  Разве
подобные заведения не прекратили свое существование в конце войны? -  Бонд
хмыкнул, получалось как-то смешно и глупо.  -  Не  могу  себя  представить
сыщиком с наклеенными усами. Нет, это дело не по мне. А усов  и  вовсе  не
выношу.
   По тому, что застывшая  улыбка  не  сошла  с  лица  графа,  можно  было
предположить, что он не разделяет оптимизма Бонда.
   - В таком случае, - произнес Блофелд холодно, - забудьте, что я сказал,
извините за  бестактный  вопрос,  сэр  Хилари.  Появление  этого  человека
сделало меня  слишком  подозрительным.  Я  ценю  свое  уединение  на  этой
вершине, сэр Хилари. Научными исследованиями можно заниматься  только  при
условии полного покоя.
   - Не могу с вами не согласиться, - поспешно произнес Бонд. Он  поднялся
и собрал бумаги со стола. - И мне пора заняться своими исследованиями. Как
раз подошел к XIV веку. Думаю, что завтра  я  смогу  показать  вам,  граф,
кое-что интересное.
   Граф вежливо приподнялся, и Бонд, покинув его кабинет, вышел в коридор.
   Он остановился, прислушиваясь к каждому звуку. Было тихо,  но  одна  из
дверей посередине коридора казалась чуть приоткрытой. Бонд увидел  полоску
кроваво-красного света. "Кажется, влип, - подумал он. - Ну да двум смертям
не бывать, назвался груздем..." Он толкнул дверь и заглянул внутрь.  Перед
ним открылось узкое лабораторное помещение с низким потолком; во всю длину
стены  вдоль  закрытых,  наглухо  окон  стояли  покрытые  пленкой   столы.
Темно-красный, как в фотолаборатории, свет испускали неоновые светильники,
расположенные над карнизом. Столы были уставлены ретортами и пробирками. У
стены  на  полках  рядами  стояли  многочисленные  пробирки  и   пузырьки,
наполненные мутной жидкостью. Три человека в  белых  халатах  с  марлевыми
повязками на нижней части лица в хирургических  шапочках  на  голове  были
поглощены какой-то работой. Эта сцена  показалась  Бонду  картиной  ада  в
театральной постановке. Он прикрыл дверь и, пройдя по  коридору,  выскочил
на улицу в круговерть метели. Он натянул  воротник  свитера  на  голову  и
пошел по тропинке к благословенному теплу клуба. Там он  быстро  прошел  в
свою комнату, запер дверь, вошел в ванную и сел на свой привычный трон для
размышлений, он стал судорожно соображать, что же делать дальше.
   Мог ли  он  спасти  Кэмпбелла?  Конечно,  попытаться  он  мог,  сделать
отчаянный шаг. "О, да. Я знаю этого парня. Вполне  приличный  человек.  Мы
когда-то с ним  работали  на  одной  экспортной  фирме  -  "Юниверсал".  В
Лондоне. Старина, ты ужасно выглядишь. Что, черт  возьми,  произошло?"  Но
правильно, что  он  так  не  сказал.  Как  "крыша",  и  "крыша"  надежная,
"Юниверсал" не подходила. Там уже пахло жареным, слишком долго  эта  фирма
была на  слуху.  Пожалуй,  к  настоящему  моменту  в  нее  внедрились  все
секретные службы мира. Слышал об  этом  и  Блофелд.  Любая  попытка  Бонда
спасти Кэмпбелла просто показала бы, что они связаны между собой.  Другого
выхода, как отдать его на растерзание волкам, не было. Если бы к Кэмпбеллу
хоть на миг вернулось самообладание! До того, как его начнут обрабатывать.
Он бы понял, что Бонд оказался здесь не случайно,  что  он  до  последнего
должен отрицать свое знакомство с ним и принадлежность к Секретной службе.
На сколько хватит у него сил, сколько он продержится и не выдаст Бонда?  В
лучшем случае - несколько часов. Но сколько часов? Это был жизненно важный
вопрос. Это и то, как долго продлится буран. Пока он  продолжается,  Бонду
отсюда не удрать. Если бы метель прекратилась, какой-то шанс мог появиться
- ничтожный, но все-таки шанс, лучше, чем все другое, - когда бы  Кэмпбелл
ни заговорил, если он только заговорит, результат мог быть только  один  -
смерть, и, вероятно, смерть мучительная.
   Бонд провел смотр имеющегося в его распоряжении оружия. Оно состояло из
его рук и ног, бритвы "Жиллетт" и его наручных часов. Очень тяжелых  часов
фирмы  "Ролекс  ойстер  перпечуэл",  с  расстегивающимся  браслетом.  Если
правильно ими распорядиться, можно превратить их в подобие  кастета.  Бонд
поднялся, вынул лезвие из стакана и опустил бритву в карман брюк. Он зажал
ножку бритвенного станка между первым и вторым пальцами  левой  руки  так,
чтобы держатель лезвия лег как раз вдоль суставов. Так, с этим  ясно.  Что
он еще может прихватить с собой, какие-нибудь вещественные доказательства?
Да, он должен постараться узнать имена других девушек и по возможности  их
адреса. Хорошо бы успеть опросить всех. Он отдавал себе отчет в  том,  что
сделать это было крайне важно! Для этой  цели  ему  придется  использовать
Руби. С головой, полной планов получения  этой  информации  от  нее,  Бонд
покинул ванную, сел за  письменный  стол  и  приступил  к  новой  странице
жизнеописания рода де Блевилей.  Он  должен  был  продемонстрировать  свое
желание продолжать работу хотя бы контролирующему  его  глазку  объектива,
смотревшему с потолка.
   Было около половины первого, когда Бонд услышал, как  ручка  его  двери
мягко повернулась. Внутрь проскользнула Руби. Приложила палец  к  губам  и
скрылась в ванной. Бонд небрежно бросил перо, встал, потянулся, походил по
комнате, потом тоже зашел в ванную.
   Руби смотрела на него голубыми, широко открытыми, испуганными глазами.
   - Что вы _еще_ натворили? - скороговоркой прошептала она.
   - Ничего, - невинно произнес Бонд. - А в чем дело?
   - Нам всем запретили разговаривать с вами в отсутствие мисс Бунт. -  Ее
кулачок отчаянно взметнулся вверх, она закусила руку. -  Может  быть,  они
узнали про _нас_?
   - Это невозможно, - сказал Бонд, излучая уверенность. - Догадываюсь,  в
чем тут дело. - Он напустил уже столько  тумана,  что  еще  одна  ложь  во
спасение теперь не имела значения. - Сегодня утром граф сказал мне, что  я
смущаю девушек, что я "отвлекаю их внимание",  мешаю  вашему  лечению.  Он
попросил меня как можно больше времени проводить наедине с собой,  честное
слово (как часто эти слова помогают солгать!), я уверен, все дело в  этом,
и очень жаль. Я действительно очень хорошо отношусь ко всем девушкам - ты,
конечно, особый случай, с тобой все по-другому, -  но  я  очень  хотел  бы
помочь вам всем.
   - Что вы имеете в виду? Что значит помочь вам?
   - Я говорю о ваших фамилиях. Я разговаривал с Виолеттой вчера  вечером.
Ей, например, это вовсе не безразлично. И другие  были  бы  рады  получить
такую ценную информацию, это бы  всех  изрядно  позабавило.  Каждый  хочет
знать о своих корнях. Ведь это своего  рода  хиромантия.  -  Хотел  бы  он
знать, как отнеслись к подобному сравнению  в  Геральдической  палате!  Он
пожал  плечами.  -   Во   всяком   случае,   я   решил   убраться   отсюда
подобру-поздорову. Теперь не могу, когда меня пасут и командуют  мною.  За
кого, черт побери, они меня принимают? Так вот, если бы ты смогла  назвать
фамилии девушек, всех, кого знаешь, я бы  каждой  составил  родословную  и
прислал вам по почте, когда вернетесь в Англию. Между прочим,  сколько  вы
еще пробудете здесь?
   - Нам точно не говорят, но ходят слухи, что еще около недели.  К  этому
времени должна прибыть еще одна группа девушек,  другой  заезд.  Когда  мы
ленимся или отстаем по домашнему чтению, мисс Бунт говорит, что  надеется,
что в следующей группе таких глупышек не будет.  Старая  ведьма!  Но,  сэр
Хилари, - в ее голубых глазах появилась озабоченность, - каким образом  вы
собираетесь отсюда выбраться? Вы же знаете, что мы  здесь  практически  на
положении заключенных.
   Вопрос не застал Бонда врасплох.
   - Придумаю что-нибудь. Нельзя же держать меня здесь _против_ моей воли.
Ну  так  как  насчет  фамилий,  Руби?  Разве  девушкам  это  не   доставит
удовольствия?
   - О, они будут просто счастливы. Конечно, я  их  всех  знаю.  Мы  нашли
массу способов, как посвящать друг друга в свои маленькие тайны. Но как же
вы все это запомните? У вас есть, на чем записать?
   Бонд оторвал полоску туалетной бумаги и достал карандаш.
   - Валяй!
   Она засмеялась.
   - Ну, меня вы знаете и Виолетту тоже. Еще  Элизабет  Макиннон.  Она  из
Абердина. Верил Морган из графства Херефордшир. Перл Тэмпион, Девоншир,  -
между прочим, все они просто ненавидели  любой  домашний  скот.  А  теперь
живут на бифштексах! Ну можно ли в это поверить?  Должна  сказать  -  граф
удивительный человек.
   - Да, в этом сомневаться не приходится.
   - Потом еще Энн Чартер из Кентербери и Кэрис Вентнор.  Она  работала  в
местечке Большая Конюшня, уж где это, и не знаю  -  не  понимаю,  как  там
оказалась,  ведь  стоило  ей  пройти  мимо  любой  лошади,  как  она   вся
покрывалась сыпью! А теперь только и мечтает, чтобы попасть  в  клуб,  где
разводят пони, она все про них знает, берет на заметку  каждое  сообщение,
не пройдет мимо ни одного лошадиного эксперта...
   Список продолжался до тех пор, пока Бонд не переписал всех десятерых.
   - А кто такая Полли, которая уехала в ноябре?
   - Полли Таскер. Она родом из восточной части Англии. Не помню,  откуда,
но могу найти ее адрес, когда вернусь домой. Сэр Хилари, - она обвила  его
шею руками, - ведь мы еще встретимся, правда?
   Бонд крепко обнял ее и поцеловал.
   - Конечно, Руби. Ты всегда можешь найти меня в  Геральдической  палате,
которая находится на улице Королевы Виктории. Просто пошли  мне  открытку,
когда вернешься. Но, ради бога, перестань величать  меня  "сэром".  Мы  же
хорошие друзья. Запомнила?
   - О, да, сэр-р Хилари, - пылко сказала она. - Но  будьте  осторожны.  Я
имею в виду, когда станете выбираться  отсюда.  А  может  быть,  не  стоит
рисковать, может быть, я могу что-нибудь для вас сделать?
   - Ничего не надо, дорогая. Просто никому не говори об этом.  Пусть  это
будет нашей маленькой тайной, хорошо?
   - Конечно, дорогой. - Она посмотрела на  часы.  -  О,  боже!  Я  должна
бежать. До обеда только  десять  минут.  Продемонстрируй-ка  свой  трюк  с
дверью. В коридоре никого быть не должно. У охраны обед  с  двенадцати  до
часа.
   Бонд проделал трюк с дверью, стараясь не попасть в поле  зрения  глазка
на потолке, и она выскользнула, прошептав слова прощания.
   Бонд осторожно прикрыл  дверь.  У  него  вырвался  глубокий  вздох.  Он
подошел к окну и  выглянул  на  улицу  сквозь  занесенные  снегом  стекла.
Картина снаружи напоминала подземное  царство;  мелкая  снежная  пыль  под
порывами ветра, налетавшего на здание, передвигалась по веранде маленькими
смерчами. Нужно бога  молить,  чтобы  к  ночи  все  это  кончилось.  Какое
снаряжение может еще ему понадобиться? Очки  и  перчатки  надо  непременно
раздобыть во время обеда. Бонд снова зашел в ванную и втер в глаза немного
мыла. Чертовски щипало, но после  этой  операции  его  серо-голубые  глаза
сильно покраснели, выглядело это  вполне  правдоподобно.  Довольный,  Бонд
позвонил в охрану и с задумчивым видом отправился в ресторан.
   Когда он прошел сквозь вращающиеся двери, наступила тишина, за  которой
последовала   вежливая,   осторожная   болтовня.   Он   пересек   комнату,
сопровождаемый внимательными взглядами и  приглушенными  ответами  на  его
приветствия. Бонд занял свое обычное место между Руби и фрейлейн Бунт.  Не
обратив внимания на ее холодное приветствие,  щелкнул  пальцами,  подзывая
официанта, и заказал свою обычную двойную порцию водки с сухим мартини. Он
повернулся к фрейлейн Бунт и улыбнулся в ее желтые настороженные глаза.
   - Могу я попросить вас об одолжении?
   - Конечно, сэр Хилари, в чем дело?
   Бонд показал на свои все еще слезящиеся глаза.
   - У меня  неприятности,  совсем  в  духе  графа.  Думаю,  что-то  вроде
конъюнктивита. Здесь слишком все ослепительно. Сегодня, конечно,  получше,
но снег все-таки сильный отражатель. Да еще масса работы с этими бумагами.
Не смогли бы вы достать мне защитные очки? Только на пару дней. Пока глаза
не привыкнут к свету. Обычно у меня не: бывает таких неприятностей.
   - Да, это можно организовать. Я прослежу, чтобы  их  доставили  в  вашу
комнату. - Она подозвала старшего официанта и отдала команду  на  немецком
языке.
   - Будет исполнено, уважаемая фрейлейн, - глядя на Бонда с  нескрываемой
неприязнью, ответил тот также по-немецки и щелкнул при этом каблуками.
   - И еще одно, если позволите, - вежливо сказал Бонд. - Небольшую фляжку
со шнапсом. - Он повернулся к фрейлейн Бунт: - Я обнаружил, что плохо сплю
на этой высоте. Может быть, поможет рюмочка на ночь. Я  всегда  так  делаю
дома, правда, обычно пью виски. Но здесь я бы предпочел шнапс. Находясь  в
"Глории", поступай, как глорийцы, следуй их уставу. Ха, ха!
   Фрейлейн Бунт посмотрела на него ледяным взглядом.
   - Примите заказ, - резко сказала она официанту. Последний принял  заказ
Бонда - домашний паштет, а также яйца "Глория"  да  плюс  целый  поднос  с
сыром (Бонд решил закусить на славу - про запас!), - щелкнул  каблуками  и
ушел.
   Не он ли один из  тех,  кто  работал  сегодня  в  пыточной?  Бонд  тихо
скрипнул зубами. Ей-богу, если нынче ночью придется  стукнуть  кого-нибудь
из этих охранников, он себя сдерживать не станет, черт побери. Бить  будет
изо всех сил. Бонд почувствовал на  себе  инквизиторский  взгляд  фрейлейн
Бунт. Он расслабился и завел любезный разговор о снежном буране. Как долго
он будет продолжаться? А как ведет себя барометр?
   Осторожно,  но  очень  вовремя  Виолетта  сказала,   что,   по   мнению
инструкторов,  во  второй  половине  дня  должно   проясниться.   Барометр
поднимается. Она испуганно посмотрела на фрейлейн Бунт,  чтобы  убедиться,
не слишком ли любезно разговаривает она  с  этим  отверженным.  Ничего  не
поняв, низко нагнулась к своим огромным жареным картофелинам, запеченным с
яйцами.
   Бонду принесли его стакан. Он выпил принесенное двумя большими глотками
и заказал еще. Почувствовал, что сейчас сделает такое, что кое-кого удивит
и разозлит.
   - А как себя  чувствует  тот  бедолага,  -  задиристо  обратился  он  к
фрейлейн Бунт, - который сегодня утром поднялся сюда по подвесной  дороге?
У  него  был  ужасный  вид.  Надеюсь,  что  он  уже   поднялся   и   может
передвигаться.
   - Ему становится лучше.
   - Ой, а кто это? - с любопытством спросила Руби.
   - Нарушитель. - Глаза фрейлейн  Бунт  расширились  и  в  них  появилось
предостережение. Это не предмет для разговора.
   - А почему нет? - невинно спросил Бонд. - В конце концов, здесь не  так
много  развлечений.  И  все  из  ряда  вон  выходящее  позволяет   немного
расслабиться.
   Она ничего не ответила. Бонд вежливо приподнял брови и принял  подобное
унижение с хорошей миной. Он поинтересовался, не пришли  ли  газеты.  Или,
быть может, кто-нибудь слышал по радио последние новости. Кстати, передают
ли их здесь, ну, скажем, как  на  корабле?  И  вообще,  поддерживается  ли
какая-нибудь связь с внешним миром?
   - Нет.
   Бонд прекратил борьбу и принялся за обед. Руби потерлась ногой  о  ногу
Бонда, проявляя симпатию ко всеми забытому горемыке. Бонд  предостерегающе
дотронулся до ее ноги и отодвинулся. Девушки, сидящие за другими  столами,
начали расходиться. Бонд съел немного сыра, пригубил кофе, подождал,  пока
поднимется фрейлейн Бунт и скажет свое  обычное:  "Девочки,  пошли".  Бонд
привстал  и  снова  сел.  Теперь  он  был  один  в  ресторане,  не  считая
официантов, убирающих со столов. Именно это ему и было нужно. Он  встал  и
Прошествовал к двери. В вестибюле на  вешалке  он  увидел  верхнюю  одежду
девушек, висевшую ровными рядами, здесь же - лыжные перчатки.  В  коридоре
было пусто. Бонд смахнул самую большую пару кожаных рукавиц,  висевших  на
шнурках, и затолкал их  под  свитер.  Затем  прогулочным  шагом  прошел  в
вестибюль. Там никого не было. Дверь комнаты, в  которой  хранились  лыжи,
была открыта. Над верстаком склонился тот самый угрюмый  тип.  Бонд  вошел
внутрь и  повел  одностороннюю  -  ему  и  не  думали  отвечать  -  беседу
относительно погоды. Затем под прикрытием этой несвязной тарабарщины - что
за погода и все такое прочее, а ведь нынешние модели лыж, обитые металлом,
гораздо опаснее прежних, деревянных, - он внимательно осмотрел,  руки  при
этом все время  невинно  держал  в  карманах,  пронумерованные  ячейки,  в
которых вдоль стены стояли лыжи. В основном это были женские лыжи.  Ничего
хорошего! Для его ботинок крепления будут малы. Но рядом,  в  ячейках  без
номеров, стояли лыжи инструкторов. Глаза  Бонда  сузились,  он  прикидывал
кое-что в уме, оценивал снаряжение.  Да,  вот  эта  пара  -  металлическая
окантовка, на закругленных черных носках -  красная  буква  "V",  пожалуй,
подойдут.  Жесткие  крепления,  лыжи  класса  "Мастер",   специально   для
скоростного спуска. Бонд вспомнил, что он где-то читал о том, что серийные
модели имеют тенденцию "плавать" на больших скоростях. Лыжи, на которых он
остановил свой выбор,  имели  специальные  крепления  "Аттенхофер  флекс",
которые застегивались спереди и сбоку. Два перекрещенных кожаных ремешка с
пряжкой на пятке охватывали лодыжку, что в случае падения, а он был уверен
- падать придется, служило гарантией того, что лыжу он не потеряет.
   Бонд быстро прикинул, долго ли придется  подгонять  крепления  под  его
ботинки, и, выйдя в коридор, направился в свою комнату.



        16. ТОЛЬКО ПОД ГОРУ

   Теперь оставалось только ждать. Когда же  они  закончат  с  Кэмпбеллом?
Старые, грубые методы редко оказываются эффективными, когда  речь  идет  о
профессионале; профессионала не сравнишь с  человеком,  который  поминутно
теряет сознание и становится мягким как воск - лепи из  него  что  хочешь.
Профессионал, если он силен духом, может  тянуть  "игру"  часами,  кое-что
признавая, придумывая длинные путаные истории, упорно настаивая на  своем,
держась одного сценария. Все эти истории необходимо проверить. У Блофелда,
конечно, найдется свой человек в Цюрихе,  он  может  связаться  с  ним  по
радио, попросить уточнить ту или иную информацию, адреса, но  на  все  это
нужно время. Затем, если будет доказано, что Кэмпбелл  лгал,  им  придется
все начинать сначала. Что касается Бонда и установления его личности,  все
зависит от того, как Кэмпбелл истолкует появление Бонда в клубе  "Глория".
Он должен догадаться, что раз Бонд категорически отказался  признать  его,
значит, так надо, значит, идет важная секретная операция. Хватит ли у него
ума не выдать Бонда,  хватит  ли  выдержки,  когда  они  начнут  применять
электрические  и  механические  приспособления,  без  них  они  точно   не
обойдутся. Он мог бы сказать, например, что, когда его привели и он увидел
Бонда, принял его, находясь в  полубессознательном  состоянии,  за  своего
брата Джеймса Кэмпбелла. Ну что-нибудь в этом роде.  Если  только  у  него
хватит ума! Если только хватит выдержки! Была  ли  у  Кэмпбелла  ампула  с
ядом, может, в одной из пуговиц на лыжной куртке или брюках? Впрочем, Бонд
сразу же отбросил эту мысль. Он чуть  было  не  пожелал  Кэмпбеллу  быстро
свести счеты с жизнью - яд бы пригодился.
   Словом, Бонд прекрасно понимал, что в его распоряжении  лишь  несколько
часов, потом они придут за ним. Но только после того,  как  все  улягутся.
Если  сделать  это  до  того,  среди  девушек  возникнет   слишком   много
разговоров. Нет, они придут за ним ночью, а на следующий день будет  пущен
слух, что он с первым же фуникулером  отправился  в  долину.  Его  к  тому
времени надежно замуруют в снегу или, что более вероятно, спрячут высоко в
расселине расположенного неподалеку ледника пика Лангвард, с тем чтобы  он
оказался у его основания лет эдак через пятьдесят, когда явится  вдруг  из
вечной мерзлоты  абсолютно  как  новенький  -  со  следами  многочисленных
ранений, но  без  каких-либо  опознавательных  знаков,  безымянная  жертва
"вечных снегов"!
   Да, он должен предвидеть и это. Бонд поднялся из-за письменного  стола,
за которым сидел,  продолжая  автоматически  кропать  древо  де  Блевилей,
живших в XV веке, и открыл окно. Снег прекратился, и  кое-где  в  разрывах
облаков появилось ясное небо. На склоне сейчас лежит  прекрасный  пушистый
снег, наверное, в фут глубиной - по всей трассе. Теперь  -  полная  боевая
готовность.
   Существуют сотни рецептов чернил, применяемых для тайнописи, но  сейчас
Бонду был доступен лишь один-единственный и самый  древний  -  собственная
моча. Он пошел в ванную комн