Ян Флеминг. Мунрейкер

     <hr>
     Перевод Э.Меленевской
     Файл     с    книжной     полки    Несененко     Алексея    <a
href="http://www.geocities.com/SoHo/Exhibit/4256/">
http://www.geocities.com/SoHo/Exhibit/4256/</a> <hr>

     Часть Первая: Понедельник

        РАЗБОР СЕКРЕТНЫХ БУМАГ

        I

     Два "тридцать восьмых" грянули одновременно.
     3вук  рикошетил  от  стены к  стене, пока не  установилась  тишина.  Из
противоположных концов  подвала к центру, где было вентиляционное отверстие,
тянулись две  струйки дыма. Ощущение того, как молниеносным  махом слева  он
навел  пистолет  и выстрелил,  еще  пекло  правую  руку. Джеймс  Бонд  вынул
патронник и, опустив ствол кольта "Детектив  Спешл",  ждал, когда  через всю
длину полутемного тира подойдет к нему инспектор. Тот уже издалека улыбался.
     -  Невероятно, - сказал он на ходу. - На этот раз я вас поймал. В одной
руке он держал мишень  - силуэт  человеческого торса. В другой - поляроидный
снимок размером с открытку.
     - Я  в  госпитале, а  вы  мертвы, сэр. - Он  подал снимок Бонду, и  они
повернулись  к столу, на  котором  под  лампой  с зеленым  козырьком  лежала
большая лупа.
     Бонд  с  лупой  склонился над  фотографией.  На ней был он, собственной
персоной,  в  момент выстрела.  Вокруг  вытянутой правой руки - расплывшееся
пятно белого пламени. Он сфокусировал  линзу  на  левой  стороне  пиджака. В
самом центре сердца виднелась крошечная точка света.
     Инспектор молча  положил на  стол большую белую мишень. На месте сердца
было  черное  "яблоко"  диаметром примерно в  три  дюйма.  Чуть  пониже и на
полдюйма вправо зияла дыра от пули Бонда.
     - Пробила  левую стенку желудка  и  вышла со спины, - с удовлетворением
сказал инспектор. Он  вынул  карандаш и сделал  подсчет на  боку  мишени.  -
Двадцать выстрелов, и я так  понимаю, что вы должны мне семь шиллингов шесть
пенсов, сэр.
     Бонд рассмеялся и отсчитал серебро.
     - В следующий понедельник - удвойте ставки.
     -  Я-то готов, - ответил инспектор. - Но, сэр, вы не  можете переиграть
машину. И если хотите попасть в команду на приз Дьюара, нам нужно дать отдых
"тридцать восьмым"  и заняться "ремингтоном".  Эти  новые  патроны  двадцать
восьмого калибра, которые только что поступили, такие, что нужно выбить 7900
из 8000, чтобы победить. Значит,  большинство ваших пуль  должно  попасть  в
контрольный кружок внутри десятки, а  он вблизи-то  не больше шиллинга,  а с
сотни ярдов и вовсе не виден.
     - К черту  приз Дьюара,  - сказал  Бонд. - Ваши  денежки -  вот что мне
нужно. - Он вытряхнул  пули  из патронника и положил их рядом с "кольтом" на
стол. - До понедельника. Время то же?
     - Да,  десять часов, сэр,  - сказал инструктор, рывком спуская рукоятки
железной  двери.  Он  улыбался вслед Бонду, пока  тот поднимался  по  крутой
бетонной лестнице,  ведущей на  первый этаж. Он  был очень доволен,  но и не
подумал бы  сказать  Бонду, что  тот  лучший стрелок Службы. Знать  это  мог
только  М.,  да  еще его  начальник  штаба, которому  будет  ведено  занести
результаты сегодняшней стрельбы в личное дело Бонда.
     Бонд закрыл  за собой обитую  сукном  дверь  подвала  и пошел к  лифту,
который доставит  его на восьмой  этаж высокого серого здания поблизости  от
Риджент-парк, где располагалась Штаб-квартира Секретной службы. Он  тоже был
доволен,  но  не  более того.  Указательный  палец  правой  руки  в  кармане
непроизвольно  сжимался, когда он  думал  о том,  как опередить  машину, эту
хитрую  коробку с  фокусами, которая выпускает мишень лишь  на  три секунды,
стреляет  в  него  холостыми  из  "тридцать  восьмерки"  и,  точно  направив
тоненький  луч  света,  фотографирует,  как  он стоит и  стреляет  из круга,
очерченного мелом.
     Двери  лифта  вздохнули,  открываясь,  и  Бонд   вошел  внутрь.  Лифтер
почувствовал запах кордита. Они всегда им пахнут, когда выходят из тира. Ему
нравился запах.  Напоминал армию. Он нажал  кнопку восьмого  этажа и положил
культю левой руки на контрольную ручку.
     Если  бы только освещение  было  получше, думал Бонд.  Но М. настаивал,
чтобы все  стрельбы проводились  в  усредненно плохих  условиях.  Полутьма и
стреляющая  мишень  в какой-то  мере отвечали  его представлениям о реальной
обстановке.  "Способность  попасть  в кусок картона ничего не доказывает", -
гласило  его  введение  в "Руководство по обороне  с применением стрелкового
оружия".
     Лифт остановился,  и Бонд вышел в мрачный, по рекомендации Министерства
труда выкрашенный  зеленой краской  коридор, в Суматошный  мир,  где  девицы
бегают с папками, хлопают двери, и сквозь  них слышатся  телефонные  звонки.
Здесь Бонд выбросил из головы тир и стрельбу и настроился на обычный рабочий
день.
     Он дошел до последней двери направо.  Она была так же  анонимна,  как и
все остальные.  Даже  без  номера. Если у вас  дело на восьмом этаже, а  ваш
кабинет  расположен не здесь, то кто-нибудь проводит вас, куда надо, а когда
вы кончите, то и обратно, к лифту.
     Бонд  постучал и подождал. Понедельник - день тяжелый. За  два выходных
накапливается  гора дел, которые надо перелопатить. А уик-энды, как правило,
горячие  дни за границей. Взламываются пустые квартиры. Люди фотографируются
в   компрометирующих   обстоятельствах.   Автомобильные   аварии    выглядят
натуральнее и расследуются небрежнее на переполненных в выходные дорогах. По
понедельникам прибывают еженедельные мешки из Вашингтона, Стамбула, Токио. В
них может быть что-то и для него.
     Дверь открылась, и  он привычно порадовался, что у него такая  красивая
секретарша.
     - Доброе утро, Лил, - сказал он.
     Тщательно рассчитанная теплота ее  приветливой  улыбки  упала на десять
градусов.
     - Давай пиджак, - сказала она. - От него несет кордитом. И не зови меня
Лил. Ты же знаешь, я этого терпеть не могу. Бонд снял пиджак и отдал ей.
     -  Каждый,   кого  крестили   Лоэлией  Понсонби,  должен  привыкнуть  к
уменьшительным именам.
     Стоя рядом с ее столом в маленькой приемной, непонятно как ее  усилиями
превращенной во что-то более  человеческое, чем  офис, Бонд смотрел, как она
вешает его пиджак на металлическую раму открытого окна.
     Высокая,  темноволосая, она отличалась сдержанной, цельной красотой,  к
которой война и  пять лет работы в Службе добавили нотку суровости. Если она
вскоре не  выйдет замуж или не  заведет любовника, в сотый раз подумал Бонд,
холодно- компетентное  выражение ее лица легко сделается стародевским, и она
вольется в армию женщин, обрученных с карьерой.
     Все это и Бонд, и два других сотрудника Секции 00 ей не раз говорили, и
не раз каждый из них  целенаправленно покушался на  ее  невинность.  Но  она
неизменно  управлялась с ними с каким-то материнским  спокойствием  (которое
они,  чтобы спасти  самолюбие,  между  собой  называли  фригидностью)  и  на
следующий день баловала их маленькими знаками  внимания, чтобы показать, что
это ее вина и что она их прощает.
     Они не  знали,  что она до смерти тревожится, когда они  на  задании, и
любит  их одинаково, но не хочет вступать в эмоциональную связь с человеком,
которого   завтра   могут   убить.  А  кроме  того,  работа  в  Службе  была
действительно  чем-то  вроде  кабалы.  Она мало что  оставляла  женщине  для
взаимоотношений  иного рода.  Мужчинам было  легче, им  прощались  случайные
связи. Женитьба, дети и дом исключались совершенно, если  мужчина хотел быть
полезным  "профессии".  Женщин  же  связь  за  стенами Службы  автоматически
включала в  "группу  риска",  и в  конечном счете приходилось выбирать между
увольнением и нормальной жизнью - и внебрачным сожительством с государством.
     Лоэлия Понсонби знала, что почти  достигла  точки,  за которой  следует
выбор, и все ее инстинкты приказывали ей увольняться. Но ежедневно драматизм
и романтичность этого мира все прочнее приковывали  ее к Службе, и  с каждым
днем  все труднее было  прошением об  увольнении  предать  родительский дом,
которым она ей стала.
     Между тем  Лоэлия принадлежала  к тем, кому завидовали, -  к  замкнутой
компании  Старших секретарш, имеющих доступ к глубинным секретам Службы.  Из
зависти  другие  девушки  подсмеивались  за глаза  над  их  предположительно
провинциальным  происхождением.  Что  же  до  служебной  карьеры,  то  через
двадцать  лет  ее  ждет заветная золотая  черта  в  самом конце  Новогоднего
поощрительного списка, где среди сотрудников Совета по рыболовству, Почтовой
службы  и  Женского института,  получающих  Орден Британской  империи (ОБИ),
будет  значиться:  "Мисс  Лоэлия Понсонби,  Старший  секретарь  Министерства
обороны".
     Она повернулась от  окна. Блузка в  бело-розовую полоску, простая синяя
юбка. Бонд улыбнулся ее серым глазам.
     -  Я  буду звать тебя "Лил"  по понедельникам. Всю остальную  неделю  -
"мисс  Понсонби".  Но никогда я не назову  тебя  Лоэлией.  Это похоже на имя
героя неприличного лимерика. Сообщения есть?
     - Нет, - коротко сказала она, но быстро смягчилась. -  На твоем столе -
целая  груда. Ничего срочного, но очень  много. Да, в "дамской" говорят, что
008 выбрался. Он в Берлине, отдыхает. Здорово, правда?
     Бонд живо посмотрел на нее.
     - Когда это ты узнала?
     - С полчаса назад.
     Бонд вошел  в  просторную комнату, где стояли  три стола,  и закрыл  за
собой дверь. Постоял у окна, глядя на позднюю весеннюю зелень Риджент-парка.
Значит,  Билл это  все-таки  сделал. Пинемюнде  и обратно.  Отдых  в Берлине
означал,  что  он,  скорее  всего,  в  плохой форме.  Что  ж, придется ждать
новостей из единственной  прорехи  в системе безопасности здания  -  комнаты
отдыха для девушек, известной, к бессильной ярости охраны, как "дамская".
     Бонд  вздохнул  и уселся  за стол, подвинув к себе  поднос  со  стопкой
коричневых скоросшивателей, на каждом из которых была  красная звезда - знак
"Совершенно секретно". А  что с  0011? Прошло  два  месяца, как он  исчез  в
"Грязной полумиле" Сингапура. С тех пор - ни слова. А он, агент 007, старший
из трех, заслуживших двойной ноль, сидит в удобном кресле, разбирает бумажки
и флиртует с секретаршей.
     Он пожал плечами и решительно раскрыл верхнюю папку. Там была подробная
карта  южной   Польши  и  северо-восточной  Германии.  Соль   заключалась  в
зигзагообразной красной линии,  соединяющей Варшаву  и  Берлин. Тут же лежал
длинный   машинописный   меморандум,   озаглавленный   "Магистраль:   хорошо
проверенный маршрут с Востока на Запад".
     Бонд  выложил на  стол  вороненый  стальной  портсигар  и  ронсоновскую
зажигалку,  закурил  сигарету  с  тремя  золотыми  ободками на  мундштуке  и
специальным сортом табака из Македонии, какие делали для него у Морландов на
Гроувнер-сквер, прочно уселся в вертящееся кресло и начал читать.
     Так  всегда  начинался  рабочий  день  Бонда.  Задания,  требующие  его
специфических навыков, поступали не чаще  двух-трех раз в год. Все остальное
время он вел жизнь не слишком перегруженного  делами гражданского служащего.
Гибкий  рабочий график  с  десяти до шести;  ленч, как  правило,  в  местной
столовой;  вечера за  карточной  игрой с немногими близкими  друзьями или  у
Крокфорда; иногда - хладнокровные любовные игры с одной из трех замужних дам
одинакового социального положения; на уик-энды -  гольф по высоким ставкам в
одном из клубов неподалеку от Лондона.
     Он не брал отпусков, но по выполнении задания ему полагались две недели
отдыха - в дополнение к лечению, если  оно требовалось. Жалованье составляло
полторы  тысячи  фунтов  в  год,  примерно столько же,  сколько  зарабатывал
старший  служащий на  гражданке, и  еще  у  него были  свои средства, тысяча
чистыми годовых. Во  время  заданий он мог тратить, сколько вздумается,  так
что и в остальное время ему вполне хватало.
     Еще  у  него  были:  маленькая,  но  удобная  квартирка  неподалеку  от
Кингз-роуд;  пожилая экономка-шотландка,  сокровище  по имени  Мэй: "Бентли"
выпуска 1930 года с откидывающимся верхом и двигателем с наддувом, тщательно
отрегулированным так, чтобы делать сотню миль в час, если нужно.
     На все  это  он  и  тратил, что мог, и  считал  своим  долгом  иметь на
банковском счету как можно меньше на тот случай, если его убьют, что, как он
думал, когда бывал  не в  духе, непременно случится раньше, чем он достигнет
установленного пенсионного возраста - сорока пяти лет.
     Еще восемь лет до того, как его автоматически  вычеркнут из списка 00 и
переведут на постоянную  работу  в Штаб-квартиру.  По  меньшей мере,  восемь
сложных  заданий.  Может  быть,  шестнадцать. Может быть,  двадцать  четыре.
Многовато.
     К тому времени, когда  Бонд кончил запоминать подробности "Магистрали",
в большой стеклянной пепельнице было уже пять окурков. Он закрыл папку, взял
красный карандаш и пробежал взглядом сопроводиловку на обложке - список тех,
кто обязан был ознакомиться с документом. Сначала  шел  М.,  потом начальник
штаба - "НШ", потом еще с дюжину букв и цифр и в конце -  "ОО". Против нулей
он поставил  аккуратную  галочку  и  семерку  и  переложил  папку  в  поднос
"Исходящее".
     Было  уже двенадцать. Бонд открыл следующий скоросшиватель. Этот был из
Отдела радиоразведки НАТО, с  грифом "Только для информации",  подзаголовком
"Радиопочерки".
     Бонд отложил его,  подвинул к себе всю  стопку  дел и просмотрел первые
страницы каждого. Заглавия были самые разнородные:
     "Инспектоскоп - прибор для обнаружения контрабанды"
     "Филопон - японский наркотик-убийца"
     "Рекомендуемые способы маскировки в поездах. ? 11. Германия"
     "Методы работы СМЕРШ. ? 6. Похищение"
     "Маршрут в Пекин номер пять"
     "Владивосток. Фото-рекогносцировка авиаразведки США"
     Бонда  не  удивляла   информационная   смесь,  которую  он  обязан  был
переварить. Секция 00  Секретной  службы не занималась  текущими  операциями
других  подразделений. Ее интересовали разнообразные сведения, которые могли
быть  полезны трем единственным  ее  сотрудникам, в чьи  обязанности входила
ликвидация, - то есть тем, кто мог получить приказ убить. В этих папках, как
правило, не было  ничего срочного. От Бонда и двух его коллег не требовалось
никаких  действий, за  исключением  того, что,  ознакомившись  с  содержимым
папок,  каждый  записывал номер  документов, которые,  по  его  мнению, двое
других  должны прочитать, когда снова появятся в Штаб-квартире. Когда Секция
00 покончит с этой порцией бумаг, они отправятся в Архив.
     Бонд вернулся к натовской информации.
     "Практически  неизменная манера, -  читал  он,  -  в которой спонтанные
поведенческие    реакции    отражают    индивидуальность,    демонстрируется
неизгладимыми характеристиками "почерка"  каждого радиста. "Почерк", то есть
манера  выстукивания  радиосообщений, может распознаваться  теми,  кто имеет
навык их получения. Особенности  "почерка" возможно измерить чувствительными
приборами. Так, в 1943 г. Бюро радиоразведки США воспользовалось этим фактом
при  выслеживании  неприятельской радиосвязи  в  Чили,  на  которой  работал
молодой   немец  по  кличке  "Педро".   Когда  чилийская  полиция   окружила
передатчик, "Педро" бежал. Годом позже  опытные "слухачи"  выследили  другой
незаконный  передатчик  и   смогли  идентифицировать  "Педро"  как  радиста,
несмотря на то, что он работал левой рукой, чтобы изменить почерк. Уловка не
удалась, и он был арестован.
     В  последнее  время  Исследовательская  служба  радио  НАТО   проводила
эксперименты с родом "шифратора", который прикрепляется к кисти руки радиста
с целью вмешательства в реакцию нервных центров,  контролирующих мускулатуру
руки. Однако..."
     На столе Бонда было три телефона. Черный - городской, зеленый - местный
и красный, напрямую подключенный к М. и его начальнику штаба.
     Знакомое рычание красного телефона нарушило тишину.
     Это был начштаба.
     - Ты можешь подняться?
     - М.? - спросил Бонд.
     - Да.
     - Повод?
     - Просто сказал, что, если ты близко, он хотел бы тебя видеть.
     - Иду, - сказал Бонд и положил трубку.
     Он взял пиджак, сказал секретарше, что будет у  М. и ждать его не надо,
покинул офис и по коридору направился к лифту.
     Поджидая, он думал о других случаях, когда в середине столь же  пустого
дня  внезапный звонок красного телефона резко менял  течение  его  жизни. Он
пожал плечами - понедельник! Следовало ожидать неприятностей.
     Подошел лифт.
     - Девятый, - сказал Бонд и вошел в кабину.

        КОЛУМБИТОВЫЙ КОРОЛЬ

        II

     Девятый  этаж был последним.  Большую  часть его занимали Коммуникации,
команда  отборных ребят,  весь смысл жизни которых заключался в микроволнах,
активности  Солнца  и  слое  Хэвисайда.  Над ними,  на  плоской  крыше, были
установлены три  приземистые, скрытые  от посторонних  глаз мачты  одного из
самых  мощных  в  Англии  передатчиков, в  оправдание которому на  бронзовой
табличке в  холле  первого этажа среди  учреждений,  занимающих здание, было
четко  выгравировано: "Рейдио Тест Лимитед". Еще  там  значились  "Юниверсал
Экспорт  К°",  "Делани   Бразерз  (1940)  Лимитед",  "Омниум  Корпорейшн"  и
"Справочное бюро (мисс Е.Туининг, ОБИ)".
     Мисс Туининг была настоящая. Сорока  годами раньше Лоэлия Понсонби, она
сидела в маленькой  комнатке  на первом  этаже  и проводила  дни,  уничтожая
ненужные циркуляры, оплачивая местные  сборы и государственные  налоги своих
призрачных  соседей по зданию и вежливо отшивая  тех, кто  хотел  что-нибудь
продать, купить или починить радиоприемник.
     На  девятом  было всегда  спокойно. Неслышно ступая  по толстому ковру,
Бонд различал лишь тонкий, высокий, почти неуловимый свист. Он толкнул дверь
и без стука вошел в предпоследнюю комнату по коридору.
     Мисс  Манипенни,  личная  секретарша М., подняла  глаза  от  машинки  и
улыбнулась  Бонду.  Они симпатизировали друг  другу. Она  была  в  такой  же
блузке, как и Лоэлия, но в голубую полоску.
     - Новая униформа, Пенни?
     Она засмеялась.
     - У нас одна портниха. Мы бросили жребий, и мне досталась эта.
     Из открытой двери соседней комнаты послышался  кашель. Начальник штаба,
ровесник Бонда, вышел  с  сардонической  улыбкой  на бледном, переутомленном
лице.
     - Прервитесь, - сказал он. - М. ждет. Пообедаем после?
     -  Идет, - сказал Бонд. Он  направился  к двери,  у которой сидела мисс
Манипенни,  и закрыл  ее за  собой.  Над дверью зажглась  зеленая  лампочка.
Секретарша, подняв брови, взглянула на штабиста. Тот покачал головой.
     - Не думаю, что по делу, Пенни. Хандрит, вот и позвал. - Он ушел к себе
и принялся за работу.
     М. сидел  за своим  широким столом, раскуривая  трубку.  Следуя слабому
движению зажженной спички, Бонд уселся в кресло напротив. М. остро глянул на
него сквозь дым и швырнул коробок на просторную столешницу красной кожи.
     - Как отдохнули?
     - Благодарю вас, сэр.
     -  Загар еще  держится, - неодобрительно сказал М. Он не пенял Бонду на
отпуск, который  отчасти  был  и  лечением.  Брюзгливость  -  продукт  смеси
пуританства и иезуитства, свойственных всякому руководителю из породы людей.
     - Да, сэр, - неопределенно ответил Бонд. - На экваторе жарко.
     - Именно, -  согласился  М. - Хорошо заслуженный отдых. - Он прищурился
безо всякой  иронии.  - Надеюсь,  загар скоро  сойдет.  В  Англии  он всегда
подозрителен.   Или   человеку   нечего   делать,  или   он   валяется   под
ультрафиолетовой лампой. - Коротким жестом трубки он подвел теме черту.
     Потом снова взял трубку в рот, пососал рассеянно и обнаружил,  что  она
потухла. Потянулся к спичкам и еще некоторое время пыхтел, раскуривая.
     - Похоже,  мы  все-таки  получим то золото, -  сказал он  наконец. -  В
Гаагском суде были разговоры, но Эшенхейм - опытный юрист. (1)
     - Хорошо, - отозвался Бонд.
     Еще  минута тишины. М.  смотрел  на  трубку. В открытые окна доносились
слабые звуки улицы. Голубь сел на подоконник и со шлепаньем крыльев  тут  же
снялся.
     Бонд старался прочитать что-нибудь  на видавшем  виды, хорошо  знакомом
лице человека, которому был  предан. Но серые глаза М. не выдавали волнения,
а жилка на правом виске, бившаяся в минуты тревоги, была незаметна.
     Он  вдруг подумал, что  М.  смущен и не знает, как  начать.  Бонд хотел
помочь.  Он пошевелился  в  кресле, отвел  взгляд  и стал рассматривать свои
руки.
     М. поднял глаза от трубки и откашлялся.
     - Чем-нибудь заняты сейчас, Джеймс? - спросил он нейтральным голосом.
     "Джеймс". Редко бывало, чтобы в этом кабинете М. называл по имени.
     - Только бумаги и обычные занятия, - сказал Бонд. - Я вам нужен, сэр?
     - По  правде говоря, да, - сказал  М., нахмурившись.  - Но это не имеет
отношения к Службе. Почти личное дело. Я подумал, может, вы мне поможете.
     -  Конечно, сэр. - Бонд был рад,  что лед сломлен. Вероятно, кто-нибудь
из родственников старика попал  в  переделку,  и М.  не  хочет  обращаться в
Скотланд-  Ярд. Возможно,  шантаж.  Или  наркотики.  Было  приятно,  что  М.
обратился к нему. Конечно, он возьмется за это. М. так отчаянно щепетилен  в
вопросах государственной  собственности,  что использование  Бонда в частных
целях для него равносильно краже.
     - Я  знал,  что  вы согласитесь, - ворчливо сказал М. - Это  не  займет
много  времени. Должно хватить вечера. - Он помолчал.  - Ну,  что ж. Знакомо
вам имя Хьюго Дрэкс?
     - Конечно, сэр, - ответил  Бонд удивленно. - Невозможно открыть газету,
чтобы на него не наткнуться. В "Санди  экспресс" очерк о нем.  Поразительная
история.
     - Знаю, - коротко сказал М. - Изложите мне факты так, как вы их видите.
Хочу сравнить наши версии.
     Глядя в окно, Бонд собрался с мыслями.  М. не любил беспорядочной речи.
Он  требовал, чтобы она текла  гладко,  со  всеми  подробностями,  без пауз,
меканья и дополнений.
     - Так, сэр,  - начал Бонд. - Во-первых, это национальный герой. Публика
его  полюбила. Его считают своим, таким же, как все, но в лучшем исполнении.
Чем-то вроде супермена. Он  не  очень привлекателен внешне, весь а шрамах от
военных ранений, пожалуй, слегка криклив  и, может быть, слишком работает на
публику. Но ей  это  нравится. Ей нравится, что  друзья зовут его  "Скрытник
Дрэкс".  Это  прибавляет ему шарма  и, видимо, волнует женщин. А кроме того,
когда думаешь, сколько он сделал для страны на средства из своего кармана, и
гораздо  больше,  чем можно было бы ожидать от  любого правительства, просто
поражаешься, что люди еще не требуют, чтобы его сделали премьер-министром.
     Бонд заметил, что холодный взгляд М. сделался ледяным, но решительно не
хотел, чтобы его восхищение Дрэксом было подморожено стариком.
     - В конце концов, сэр, -  продолжав он,  аргументируй, - похоже, что он
обезопасил страну  на  годы  вперед. А ведь ему  едва за  сорок.  Я разделяю
чувства  множества  людей.  И  есть  еще  эта   таинственность  вокруг   его
происхождения.   Неудивительно,   что   люди   жалеют   его,   хотя   он   и
мультимиллионер.  Он  производит   впечатление   очень  одинокого  человека,
несмотря на всю его бурную жизнь.
     -  Это  звучит, как  анонс статьи в "Экспрессе", -  сухо улыбнулся М. -
Безусловно, он человек необыкновенный. Но где  ваша версия фактов? Не думаю,
что знаю больше вашего. Вероятно, меньше. Не так внимательно читаю газеты, и
на него  нет  данных,  кроме тех,  что в Военном  министерстве,  да и они не
слишком красноречивы. Все- таки, в чем суть очерка в "Экспрессе"?
     - Простите, сэр, - сказал  Бонд. -  Но фактов довольно мало. - Он снова
посмотрел в окно  и сконцентрировался. - Так.  Во  время немецкого прорыва в
Арденнах зимой 1944 года  немцы активно использовали партизан и диверсантов.
Дали им противное  имя  "вервольфы".  Они вредили  порядочно. Всякие трюки с
камуфляжем, засадами,  и некоторые из них продолжали действовать долго после
того, как Арденны  пали  и мы перешли Рейн.  Предполагалось,  что  они будут
работать, даже если мы возьмем страну, но они упаковались сразу, как поняли,
что дело проиграно.
     Среди  успешных  их операций был взрыв в одном  из тыловых расположении
союзных англо-американских  войск. Это  было  смешанное  подразделение, куда
входили  представители   разных  родов  войск  -  американские  сигнальщики,
английские водители санитарных  машин,  в  общем,  тутти-фрутти. "Вервольфы"
ухитрились сделать подкоп под столовую, и взрыв охватил еще и часть полевого
госпиталя.  Убило  и  ранило  больше  сотни  человек.  Разбирать  тела  было
дьявольски  трудно.  Среди  англичан оказался и Дрэкс. Ему снесло  пол-лица.
Полная потеря памяти  длилась год, и в конце этого  срока никто, включая его
самого, не знал, кто он. Там было еще  около двадцати пяти погибших, которых
не  опознали ни мы, ни  американцы. То  ли не хватало частей  тела, то ли не
было документов. Такое уж это  было  подразделение. Люди прибывали и убывали
транзитом. Всего два  командира. Бумаги оформлялись кое- как. Поэтому  после
года, проведенного в разных госпиталях, Дрэкса повезли в картотеку без вести
пропавших Военного министерства. Когда  речь зашла о некоем Хьюго Дрэксе, не
имеющем  родственников  сироте,  который до  войны работал  в  ливерпульских
доках,  он  оживился,  а  фотография  и  физические  характеристики   Дрэкса
более-менее соответствовали тому, как наш приятель мог выглядеть перед  тем,
как взлетел на  воздух.  С  тех пор  он стал  поправляться.  Начал понемногу
говорить  о простых вещах,  что-то вспоминать, и доктора им очень гордились.
Военное министерство  отыскало человека,  который  служил в  той же саперной
роте, и тот уверенно заявил, что это  и есть  Дрэкс. Так все и решилось.  На
объявление на имя Дрэкса никто больше не  явился, и  его наконец  выписали в
конце  1945  года,  с  жалованьем  за   весь   срок  болезни  и  пенсией  по
нетрудоспособности.
     -  Но он все-таки говорит, что не  знает  точно, кто он, - перебил М. -
Дрэкс - член клуба "Блэйдз",  я там часто играл с ним в карты и беседовал за
обедом. Он говорит, что ощущает порой сильное чувство, будто уже бывал здесь
раньше. Часто ездит  в Ливерпуль, охотится за прошлым. В самом деле, что еще
остается?
     Бонд смотрел как бы внутрь себя, вспоминая.
     -  После войны  он, кажется, исчез года  на три.  А потом в Сити  стали
поступать сведения о нем,  со всего света.  Сначала  он  прогремел  на рынке
металла.  Он  монополизировал  продажу  очень  ценной  танталовой  руды  под
названием  колумбит.  На  нее  огромный спрос,  из-за  необыкновенно высокой
температуры плавления  она  необходима  при производстве  авиамоторов. И  ее
очень  мало  в  мире.  Лишь несколько  тысяч тонн  производится  ежегодно, в
основном как  побочный продукт разработок  олова  в Нигерии.  Дрэкс, похоже,
аналитически  взглянул на Эру  воздухоплавания  и обнаружил ее слабое место.
Ему  пришлось достать  где-то  десять  тысяч фунтов  стерлингов, потому  что
"Экспресс" утверждает, что в 1946 году он купил три тонны колумбита примерно
по три  тысячи  за тонну. Он  получил пять  тысяч прибыли, продав руду остро
нуждавшейся в  ней  американской самолетостроительной фирме.  Затем он  стал
скупать  руду  заблаговременно,  по   срочным  контрактам,  нашесть,  девять
месяцев, на год  вперед.  За  три года  он стал монополистом. Теперь каждый,
кому нужен колумбит,  должен обращаться в "Дрэкс Метэл". Мало  того, все это
время он  заключает контракты на другие  товары  -  шеллак,  сайзель, черный
перец - все, на чем можно вырасти во  влиятельную фигуру. Конечно,  он играл
на росте потребительского спроса, но у  него хватало характера  держать ногу
на  педали  даже  тогда, когда  она раскалялась. И  откуда  бы он ни получал
прибыль,  снова  пускал деньги в  дело.  Например, он одним из  первых  стал
скупать  отвалы  брошенных рудников  в  Южной  Америке.  Сейчас в  них снова
начинают разрабатывать уран. Еще одно состояние.
     Спокойные глаза М. не отрывались от Бонда. Он слушал и пыхтел трубкой.
     - Разумеется, - продолжал Бонд, полностью погрузившись в рассказ, - все
это чертовски заинтересовало Сити. Брокеры потребительских товаров все время
натыкались на  Дрэкса. Что им ни понадобится, оно есть у Дрэкса и за большую
цену, чем они готовы платить. Он действовал из Танжера - свободный порт, без
налогов, без  валютных ограничений. К 1950 году Дрэкс был мультимиллионером.
Потом он вернулся  в Англию и начал тратить  деньги. Даже транжирить. Лучшие
дома, лучшие машины,  лучшие женщины. Ложи  в  опере и  у Гудвуда.  Призовые
джерсийские  гурты.  Призовые  гвоздики.  Призовые  двухлетки...  Две  яхты.
Финансирование национальной сборной на кубок по спортивной ходьбе, сто тысяч
в Фонд  борьбы с  наводнениями,  бал  в  честь выпуска  сестер милосердия  в
Альберт-холле  - не было  недели, чтобы газетные заголовки  не  оповестили о
каком-нибудь его  эксцессе. А тем временем он все богател и богател, и  люди
были от  этого в восторге. Просто "Тысяча и одна ночь". Он украшал им жизнь.
Если  раненый солдат из Ливерпуля за пять  лет смог так подняться, почему не
смогут они или их сыновья? Словно это так же просто, как выиграть в лотерею.
     И тут появилось  его поразительное письмо  королеве:  "Ваше величество,
могу ли  я с безрассудной смелостью..." - и огромный заголовок в "Экспрессе"
на  следующий  день:  "Безрассудный  Дрэкс",  и  сообщение  о  том,  что  он
предлагает Британии все свое колумбитовое состояние на создание супер-ракеты
на атомном топливе  с  таким радиусом  действия, чтобы  достичь  почти любую
столицу Европы в  ответ  на  угрозу  атомной бомбардировки Лондона. Он готов
выложить  десять миллионов  фунтов  из  собственного  кармана,  у  него есть
проект, и он знает, где достать материалы.
     Потом были месяцы отсрочек,  и все потеряли терпение. Запросы  в Палате
представителей. Оппозиция почти  добилась  голосования  о  вотуме  недоверия
правительству.  И, наконец,  премьер-министр  объявил,  что  проект  одобрен
экспертами Министерства  военных ресурсов, а королева  милостиво согласилась
принять дар от имени народа Британии и дает дворянский титул дарителю.
     Бонд замолчал, завороженный этой почти сказочной историей.
     - Да,  - промолвил  М. - Я помню  заголовок: "Мир сейчас и немедленно".
Это было год назад. А сейчас ракета почти готова. Ее назвали "Мунрейкер" (2)
- "Стремящаяся  к луне". Из того, что я слышал, следует, что ее  возможности
соответствуют  обещанному. Чрезвычайно странно. -  Он умолк,  глядя в  окно.
Потом повернулся к Бонду.
     - Что ж, - сказал он медленно. - Пожалуй, это все. Больше информации  у
меня нет. Чудесная  история.  Замечательный человек. - Пауза.  - Есть только
одно обстоятельство... - Он постучал черенком трубки о зубы.
     - Какое, сэр? - спросил Бонд.
     М., казалось, решился. Он мягко посмотрел на Бонда.
     - Сэр Хьюго Дрэкс мошенничает при игре в карты.

        "ЖИВОТИКИ" И ПРОЧЕЕ

        III

     - Мошенничает при карточной игре?!
     - Я же сказал, - нахмурился М.  - Разве  вам не  кажется  странным, что
мультимиллионер мошенничает?
     - Ну, не так уж, сэр, - примирительно улыбнулся Бонд.  - Я знавал очень
богатых  людей, которые шельмовали, раскладывая пасьянс. Но  это  как-то  не
соответствует моему представлению о Дрэксе. Некоторым образом снижает стиль.
     -  Вот  именно,  -  сказал М. - Зачем он это  делает? Почему? Ведь надо
помнить, что  мошенничество в игре все еще  может погубить репутацию.  В так
называемом  "свете"  это   практически  единственный   проступок,  способный
прикончить человека,  кто бы он ни был. Дрэкс мухлюет так ловко, что его еще
никто  не  поймал.  Вообще  говоря, я  сомневаюсь, что кто-нибудь начал  его
подозревать, кроме Бэзилдона. Это председатель клуба  "Блэйдз". Он полагает,
что я как-то связан с  разведкой,  и несколько раз просил помощи в небольших
деликатных  проблемах.  Сейчас  он  снова  ко мне  обратился.  Сказал,  что,
конечно, желал бы избежать шума в клубе, но более того хочет уберечь  Дрэкса
от оплошности. Он не меньше нас им восхищается и в  ужасе от того, что может
произойти.  Если  скандал  начнется,  его  не  остановить.  В клубе  состоит
множество членов Парламента, и об этом моментально заговорят в кулуарах. Тут
подключатся писаки-сплетники, Дрэксу придется уйти из клуба, и  какой-нибудь
из его друзей непременно предъявит  клубу иск за диффамацию. Словом, шуму не
оберешься. В таком направлении мыслит Бэзилдон, и я  думаю, что он прав. Как
бы то ни был - заключил М., - я согласился помочь, и  здесь в игру вступаете
вы.  Вы ведь  лучший игрок  Службы или же, -  он  иронически скривил губы, -
должен  им  быть после  всех своих дел с казино. Помнится, мы истратили кучу
денег на  ваше обучение шулерским уловкам,  чтобы послать за теми румынами в
Монте-Карло, перед войной.
     Бонд мрачно улыбнулся.
     - Стеффи  Эспозито,  - тихо сказал он.  -  Так звали того парня. Он был
американец. Он заставил меня неделю работать по десять часов в день, чтобы я
выучил трюк под названием "винтовки в козлах" и как сдавать вторые, нижние и
средние  карты. Я тогда писал об  этом  подробный отчет.  Лежит где-нибудь в
Архиве. Он знал все мыслимые уловки. Как вощить тузы так, чтоб колода на них
дробилась;  обработка   бритвой   края  и  спинки  крупных   карт;  обрезка;
механические приспособления,  подающие  карты из рукава; "животики" -  когда
вся колода обрезается  на  миллиметр  от края,  а  на  определенных  картах,
например  тузах,  оставляется  маленькая  выпуклость  -  животик.  Есть  еще
"зеркала", встроенные  в  кольца  или  донца курительных  трубок. По  правде
говоря, -  признался Бонд. - Это Стеффи  навел меня на мысль в  этом деле  в
Монте-Карло. Там крупье пользовался невидимыми чернилами,  которые "команда"
считывала  сквозь  специальные очки. Да, Стеффи  Эспозито  был замечательный
парень. Его нашел для нас Скотланд-Ярд. Он мог раз перетасовать колоду и тут
же вытянуть из нее четыре туза. Чистая магия.
     -   Для  Дрэкса   это   все,  пожалуй,   слишком   профессионально,   -
прокомментировал М. - Такого рода деятельность требует ежедневной тренировки
или помощника, а я не думаю, что в клубе такой найдется. Нет, в его игре нет
ничего  сенсационного,  и  насколько  я  понимаю,   это  может  быть  просто
феноменальное везение. Странно.  Он не особо хороший игрок - и играет только
в бридж, между прочим, -  но поразительно  часто делает неожиданные  заявки,
контры и прорези в совершенно неблагоприятных условиях или против правил. Но
ему  все сходит с  рук. Он всегда  выигрывает,  а  ставки там  высокие.  При
еженедельном расчете он еще ни разу не оказывался в проигрыше с тех пор, как
год назад  вступил  в клуб. Между тем среди  членов клуба есть действительно
прекрасные игроки, лучшие  в мире, но никто из них не имел такого результата
двенадцать месяцев  кряду. Шуточки  на эту тему уже начались, и я думаю, что
Бэзилдон  прав:  надо  что-то   делать.  Как  вы  думаете,   какой   системы
придерживается Дрэкс?
     Бонд  проголодался.  Начальник  штаба,  наверное,   уже   отчаялся  его
дождаться. Он мог  бы  часами рассказывать  М. о  шулерских  приемах, и  М.,
который  никогда  не интересовался ни  едой,  ни  сном,  все бы  выслушал  и
запомнил. Но Бонд хотел есть.
     -  Если принять  на  веру, сэр,  что он не профессионал и не пользуется
краплеными  картами,  то есть только два ответа:  или он подсматривает,  или
обменивается сигналами  с партнером. Часто  ли  он играет с  одним  и тем же
человеком?
     - Если это не соревнование и  не игра на  пари,  то мы меняем партнеров
каждый роббер.  И в  дни, когда можно приглашать  гостей, по понедельникам и
четвергам, вы играете в паре со  своим гостем. Дрэкс, как правило,  приводит
Мейера,  своего биржевого посредника  по  металлу.  Славный  парень.  Еврей.
Хороший игрок.
     - Я бы, пожалуй, понял, если бы посмотрел, - сказал Бонд.
     -  Это я и хотел предложить. Как насчет сегодня? В любом случае хороший
ужин обеспечен.  Давайте встретимся там в шесть. Я немного выиграю  у  вас в
пикет, а потом мы  понаблюдаем за бриджем. После обеда сыграем роббер-другой
с  Дрэксом и его прмятелем. Они всегда приходят по понедельникам. Идет? Я не
отрываю вас от работы?
     -  Нет,  сэр,  -  усмехнулся Бонд.  - Я  буду  рад помочь.  Если  Дрэкс
шельмует, я дам ему понять, что заметил, и этого будет достаточно, чтобы его
предостеречь. Не хотелось бы, чтоб он сел в лужу. Это все, сэр?
     - Да, Джеймс,  - сказал М.  - Спасибо за помощь. Дрэкс, наверно, полный
болван.  Явно не все дома. Но не о нем  я волнуюсь, а об этой его ракете, не
повредить  бы ей. Да и сам Дрэкс в некотором  роде - "мунрейкер".  Ладно, до
встречи в шесть. Не  беспокойтесь  о костюме.  Одни  переодеваются  к обеду,
другие нет, мы  с  вами  сегодня -  не  будем. Лучше идите и срежьте кожу на
пальцах, или что вы там, мошенники, делаете.
     Бонд  улыбнулся  в  ответ  и  поднялся  с  кресла.  Похоже,   предстоял
многообещающий  вечер. Выходя, он подумал, что это, на сегодня, единственный
его разговор с М., не отбрасывающий мрачной тени.
     Секретарша М. все еще сидела за столом. Рядом с машинкой стояли тарелка
с бутербродами  и  стакан  молока. Она  остро  глянула в непроницаемое  лицо
Бонда.
     - Я так понимаю, он сдался, - сказал Бонд.
     - Почти час назад,  -  укоризненно  произнесла мисс Манипенни. - Сейчас
полтретьего. Он вот-вот вернется.
     -  Я пошел в столовую, пока она не закрылась, - сказал Бонд. - Пообещай
ему, что в следующий раз я угощаю. - Он улыбнулся ей и вышел.
     В столовой было уже совсем мало народу. Бонд сел  за отдельный столик и
съел,  под  полграфина  белого  бордо, жареную рыбу,  большую порцию салата,
немного сыра с гренками. Закончив двумя чашками черного кофе, к трем  он был
у  себя.  Не переставая думать  о том, что  сказал  М., он дочитал натовскую
папку,  попрощался  с  секретаршей,  предварительно  сказав  ей,  где  будет
вечером, и в четыре тридцать вывел свой "Бентли" из гаража для сотрудников.
     -  Наддув  слегка  посвистывает,  сэр,  -  сообщил  механик,  отставник
Британских военно-воздушных сил, который  заботился  о машине Бонда,  как  о
своей собственной. - Разберу завтра, если она не нужна вам в обед.
     - Спасибо, -  сказал Бонд, - договорились. -  И не торопясь поехал мимо
парка, через Бейкер-стрит, попыхивая двухдюймовой выхлопной трубой.
     Через пятнадцать минут, оставив машину под платанами маленького сквера,
он был дома и уже искал в гостиной,  уставленной по стенам книжными шкафами,
книжку  Скэрна "Карты". Найдя,  положил  на резной ампирный письменный стол,
стоящий подле  широкого  окна, и пошел  в тесноватую спальню.  Стены спальни
были белые с золотом, шторы - темно-красные, а покрывало на двойной кровати,
на которое  он  более  или  менее аккуратно  складывал снимаемую  одежду,  -
темно-синее.  Он  быстро принял душ и,  внимательно  оглядев себя в зеркале,
решил, что  не станет жертвой  предрассудка о необходимости бриться дважды в
день.
     Из  зеркала  смотрели  на него  серо-голубые глаза, становившиеся ярче,
когда его занимала  какая-нибудь  задача.  В сухом, суровом лице было что-то
голодное,  опасное,  какая-то  звериная грация в том, как бегло он  пробежал
пальцами по скулам  и подбородку,  как  нетерпеливо  поправил щеткой запятую
темных волос, упавшую на  правую бровь. Он подумал, что, когда загар сойдет,
шрам  на  правой  щеке, кажущийся  таким  белым,  будет  меньше  заметен,  а
автоматически взглянув вниз,  решил, что границы  почти непристойной белизны
там,  где  были  плавки,  уже  не  так  отчетливы.  Он  улыбнулся  какому-то
воспоминанию и вернулся в спальню.
     Через десять  минут он  был одет: белая  сорочка  тяжелого шелка, синие
брюки из офицерского сержа, синие же  носки, начищенные до блеска мокассины.
Теперь, взяв  колоду карт, он уселся перед бесценным руководством Скэрна для
карточных шулеров и раскрыл его.
     В  течение получаса он бегло просматривал главу "Методы", практикуясь в
таких основных приемах, как "захват механика" (три  пальца охватывают колоду
по длинным  сторонам, в то время как указательный находится на верхнем крае,
не прикасаясь  к нему), "сокрытие  в  ладони",  "передергивание  при  снятии
колоды". Руки  работали  автоматически,  в  то  время как  глаза  следили за
текстом,  и  он  был рад  убедиться, что  пальцы  гибки,  а карты послушны и
ложатся бесшумно даже при самых трудных манипуляциях.
     В пять тридцать он бросил колоду на стол и захлопнул книгу.
     Зайдя в спальню,  Бонд наполнил сигаретами свой черный портсигар, сунул
его  в  карман  брюк,  завязал  черный  шелковый  галстук,  надел  пиджак  и
удостоверился, что чековая книжка находится в портмоне.
     Он  постоял  немного,  соображая, потом  выбрал  два  шелковых  носовых
платка, тщательно их измял и разложил по карманам пиджака.
     Закурив,  он вернулся в  гостиную и  снова сел за  письменный стол, дав
себе десять минут отдыха. Глядя в  пустынный сквер,  он  думал  о  том,  как
начнется  вечер,  и о  "Блэйдз-клубе",  самом,  пожалуй,  известном  частном
карточном клубе в мире.
     Точная   дата   основания   клуба   неизвестна.   Во  второй   половине
восемнадцатого  века  открылось множество кофейных  с  комнатами  для  игры,
местоположение  и  владельцы  которых  менялись  в  зависимости  от  моды  и
расположения фортуны.  В 1755 году был основан "Уайт", в 1764  -  "Элмак", в
1774  - "Брукс",  и именно в этом году "Скавуар-вивр", который был колыбелью
"Блэйдза", открыл  свои двери на Парк- стрит, в спокойном  кильватере собора
Сент-Джеймс.
     "Скавуар-вивр" был слишком труднодоступен, чтобы выжить, и к концу года
угас.  Позже,  в  1776  году  писатель  Хорас  Уолпол  писал:  "Недалеко  от
Сент-Джеймс-стрит  открылся  новый  клуб,  который  претендует  на  то,  что
превзойдет всех  предшественников", а в 1778 году название  "Блэйдз" вкупе с
его  основателем,  немцем по имени Лонгшамп, в то время - управляющим  Клуба
жокеев в Нью-маркете, впервые упоминается в письме историка Гиббона.
     С самого начала "Блэйдз-клуб" пользовался успехом, и в 1782 году герцог
Вюртембергский  писал своему младшему брату:  "Это поистине "туз клубов"!  В
комнате одновременно играют за четырьмя-пятью столами в вист и пикет, и есть
еще  столы  для азарта.  Двух сундучков по  четыре тысячи гиней,  завернутых
столбиками в бумагу, едва хватило на ночь".
     Упоминание  об  азарте,  возможно,  дает   ключ  к  процветанию  клуба.
Позволение играть в эту  опасную,  но  популярную  игру,  видимо, было  дано
вопреки  правилам,  в  которых указывалось, что  "в общественных  заведениях
позволительно играть только в шахматы, вист, пикет, крибедж, кадриль, ломбер
и тредвиль".
     Как  бы  то  ни было, клуб процветал  и  по  сей день  оставался  самым
светским игорным домом в  мире. Он  не был  теперь  так  аристократичен, как
прежде,  благодаря  перераспределению  богатства,  но попасть  в  него  было
труднее,  чем  в любой  другой  клуб  Лондона. Число  членов  ограничивалось
двумястами, и  каждый кандидат должен был отвечать  двум  требованиям: вести
себя как джентльмен и  быть способным  предъявить сто  тысяч наличными или в
надежных ценных бумагах.
     Помимо игры, у  "Блэйдз-клуба" были столь привлекательные свойства, что
Комитету  пришлось  ввести  правило,  по которому  каждый член  обязывался в
течение  года  выиграть  или проиграть  в стенах клуба  сумму в  500 или  же
уплатить  штраф  в 250 фунтов.  Кухня и вино -  лучшие  в Лондоне, и счет по
окончании обеда не подается: стоимость всех блюд в конце недели оплачивается
выигравшими пропорционально их прибыли.  Учитывая,  что  за неделю  из рук в
руки переходит около  пяти тысяч фунтов, дань не слишком обременительна. Те,
кому не везет в картах, могут  утешиться хоть какой-то компенсацией, а жизнь
подтвердила справедливость взимания сбора с тех, кто редко играет.
     Прислуга -  главное условие успеха всякого клуба, и прислуге  "Блзйдза"
нет  равных.  Полдюжины  официанток  подбираются  исходя  из  таких  высоких
требований к  их внешности,  что известны  случаи, когда те члены клуба, что
помоложе,  контрабандой привозили их на балы дебютанток, и если ночью та или
иная девица соглашается  скользнуть в  одну из двенадцати  спален  в глубине
здания, это трактуется как частное дело посетителя.
     Было еще  несколько нюансов,  делавших "Блэйдз"  заведением подчеркнуто
роскошным. Так, только абсолютно новые купюры выплачиваются в игорных залах,
а если член клуба остается на ночь, то его бумажник  забирает слуга, который
приносит  утренний  чай  и  "Таймс",  и  возвращает  с  новыми  банкнотами и
сверкающей мелочью. Ни одна газета не  попадает в  библиотеку прежде, чем ее
прогладят  горячим  утюгом.  Фирма  "Флори"  поставляет  мыло  и  лосьоны  в
туалетные комнаты и спальни; клуб имеет  лучшие  места на главных скачках  и
соревнованиях в  Лордсе, Хенли  и  Уимблдоне,  а  те,  кто  путешествуют  за
рубежом,  автоматически пользуются  самыми  престижными клубами  иностранных
столиц.
     Короче   говоря,   членство  в  "Блэйдзе",  в  обмен   на  100   фунтов
вступительного   и   50   годового   взносов,   обеспечивает   удобства   по
викторианскому стандарту плюс возможность выиграть  или проиграть, с большим
комфортом, вплоть до двадцати тысяч в год.
     Обдумав все  это, Бонд пришел к выводу, что его ожидает приятный вечер.
Он играл в этом клубе не более десяти раз и при  последнем посещении здорово
обжегся  в покер, но сегодня  перспектива бриджа  по  крупной и  потери  или
приобретения нескольких сот фунтов, суммы для него небезразличной,  щекотала
нервы.
     А кроме  того, надо еще разобраться  с этим дельцем сэра  Хьюго Дрэкса,
что может придать вечеру дополнительный драматический эффект.
     Занятого своими  мыслями и довольно оживленным движением, его нисколько
не  обеспокоило  странное  пророчество,  загоревшееся  в  небе  по дороге  с
Кимгз-роуд на Слоэн-сквер.
     Было начало шестого. Небо  грозилось дождем и внезапно потемнело. Через
площадь  напротив  высоко замигала четкая  надпись. Это недостаток  дневного
света заставил катодную трубку запустить механизм,  который все темное время
суток  будет включать и  выключать неоновые  буквы, пока, около  шести утра,
рассвет не прервет его работу.
     Пораженный  значением  огромных   красных   букв,  Бонд  притормозил  у
тротуара,  выбрался  из  машины  и  перешел улицу,  чтобы лучше  рассмотреть
надпись.
     Ах, вот что! Часть букв была скрыта  соседним  зданием.  Это была всего
лишь реклама универмага: "Вулворт рад вам!"
     Бонд улыбнулся, вернулся к машине и поехал дальше.
     Когда  он впервые увидел надпись, полускрытую зданием, огромные красные
буквы на фоне вечернего неба имели другое значение.
     Они кричали: "АД ВАМ!.. АД ВАМ!.. АД ВАМ! "

        "ЗЕРКАЛО"

        IV

     Оставив "Бентли" у Брукса, Бонд повернул на Парк-стрит.
     В сумерках  классический  фасад  "Блэйдза"  работы  Адама  казался  еще
элегантнее.  Темно-красные  шторы арочных окон первого этажа были подхвачены
наискось, и  слуга  в  униформе как раз  задвигал их на  втором.  Бонд успел
увидеть   головы   и  плечи  двух   человек,  склонившихся,  вероятно,   над
трик-траком, и  сияние  одной из трех огромных  люстр, освещавших знаменитую
игровую.
     Бонд  прошел сквозь  вертящуюся дверь  и  направился к  стойке  портье,
откуда правил  Бревитт,  ангел-хранитель "Блэйдза",  друг и советчик  доброй
половины членов клуба.
     - Добрый вечер, Бревитт. Адмирал здесь?
     -  Добрый вечер, сэр,  - ответил  портье,  знавший Бонда как  одного из
гостей  клуба. -  Адмирал ждет вас в игровой. Паж, проводи капитана Бонда  к
адмиралу, живо!
     Следуя за  мальчиком-пажем по выношенным черно-белым  мраморным плиткам
холла,  а  затем  по  широкой  лестнице  с  перилами красного  дерева,  Бонд
вспомнил,  как однажды во время выборов в клуб в ящике для  голосования было
найдено  девять  черных шаров при том, что присутствовали лишь восемь членов
комитета. Говорили, что Бревитт, который обносил их ящиком,  признался потом
председателю, что так  боялся, что кандидата выберут, что опустил черный шар
тоже.  И  никто не был  в  претензии.  Комитет  легче расстался бы  со своим
председателем, чем с портье, чья семья служила на посту уже больше столетия.
     Паж отворил створку высоких дверей и придержал  ее,  пропуская Бонда. В
длинной  комнате  было  негусто  народу, и Бонд  сразу  заметил  М., одиноко
раскладывающего пасьянс в алькове, образованном левым  из трех арочных окон.
Он отпустил пажа и пошел  по толстому ковру,  отмечая по  пути запах дорогих
сигар,  спокойные голоса,  доносившиеся  от трех столов для бриджа, и четкий
перестук костей по невидимой доске для трик-трака.
     -  Вот и вы,  - сказал М. и указал на стул напротив.  - Позвольте,  я с
этим закончу. Давно у меня "кэндилд" не сходился. Пить будете?
     - Нет,  благодарю.  - Устроившись,  Бонд  закурил и  стал  наблюдать  с
любопытством, как погрузился в пасьянс М.
     "Адмирал сэр М- М-: ну, кто-то в Министерстве обороны", гак значился М.
в общественном мнении  клуба, был похож  на любого другого посетителя любого
другого  клуба  на   Сент-Джеймс-стрит.  Темно-серый   костюм,   крахмальный
воротничок, любимый синий галстук  в крапинку, повязанный довольно свободно,
черный  шнур  монокля, которым М.  по преимуществу пользовался, читая  меню,
сухое моряцкое лицо с ясными, проницательными моряцкими глазами. Трудно было
представить,  что час  назад он тысячью живых шахматных  фигур играл  против
врагов Англии,  что, может быть, на этих руках еще свежи  кровь, или  взлом,
или шантаж.
     А что случайный наблюдатель  >лог бы  сказать о  нем, "капитане Джеймсе
Бонде, тоже  кто-то  в  Министерстве обороны", довольно мрачной личности  за
тридцать,  сидящей  напротив адмирала? Что-то  есть холодное и опасное в его
лице. Довольно спортивен. Возможно, служил в Малайе. Или в Найроби.  Крепкий
орешек. Не похож на обычных посетителей "Блзйдза".
     Бонд  и сам знал, что  в нем есть  что-то неанглийское.  Знал, что  ему
трудно остаться  незамеченным. Особенно в Англии. Он пожал плечами. Его дело
- заграница. Он никогда не будет работать в Англии, на территорию которой не
распространяется юрисдикция Службы. И, в любом случае, сегодня ему прикрытие
не нужно. Он отдыхает.
     М.  крякнул и бросил карты. Бонд машинально  собрал колоду,  машинально
перетасовал ее "по Скэрну", выровнял края и отпихнул.
     М. подозвал слугу.
     - Карты для пикета, пожалуйста, Танжер.
     Незамедлительно слуга  принес две тонкие колоды, сорвал с них  обертку,
положил, с двумя маркерами, на стол и выпрямился, ожидая приказаний.
     - Принесите мне виски с содовой, - попросил М. - Вы уверены, что ничего
не будете?
     Бонд взглянул на часы. Было полшестого.
     - Сухой мартини, пожалуйста, с водкой и большим ломтиком лимона.
     - Луженый  желудок, - отозвался М.  - А вот  теперь  я вас обыграю! Наш
приятель еще не показался.
     С  полчаса  они играли  в игру,  в которой опыт почти всегда побеждает,
даже если карты не идут. Наконец Бонд засмеялся и отсчитал три фунта.
     -  Когда-нибудь я по-настоящему этим займусь.  Я  еще ни разу  у вас не
выигрывал.
     - Все  память  и  знание  правил,  - сказал  М. удовлетворенно и  допил
стакан. -  Теперь пойдем посмотрим, как там  дела с  бриджем. "Он" играет за
столом  у Бэзилдона,  пришел минут десять назад.  Если заметите  что-нибудь,
кивните мне, мы спустимся вниз и обговорим это.
     Он поднялся, и Бонд за ним.
     Народ  прибывал,  и  бридж шел уже за  шестью столами.  Под центральной
люстрой, за круглым столом для покера трое игроков раскладывали фишки в пять
столбиков, ожидая  еще  двух желающих. Стол для баккара в форме фасолины под
покрывалом, вероятно, только после обеда будет использован для железки.
     Следуя за  М., Бонд  с удовольствием отмечал детали мизансцены:  оазисы
зелени, звон бокалов на подносах, разносимых слугами, розный говор,  изредка
прерываемый восклицанием  или теплым смехом, голубые дымки сигарет, заметные
на  фоне темно- красных абажуров,  висящих над каждым столом. От всего этого
пульс его участился, а ноздри слегка задрожали.
     М.   в   сопровождении   Бонда   передвигался   по  залу,   обмениваясь
приветствиями,  пока  они не достигли последнего стола,  стоящего у широкого
камина под сенью прекрасного пейзажа Лоуренса.
     - "Контра" (3)  , черт возьми, - громко и весело сказал игрок,  сидящий
спиной  к Бонду  так,  что видны были  лишь густые  рыжеватые  волосы.  Бонд
перевел  взгляд на довольно картинный профиль лорда Бэзилдона.  Председатель
"Блэйдз-клуба",  откинувшись  в  кресле, оценивающе смотрел на  свои  карты,
которые, словно какую-то редкость, держал далеко от глаз.
     - Мои карты так прекрасны, дорогой Дрэкс, что я просто вынужден заявить
"реконтра"  (4)  ,  -  сказал он и  взглянул на  партнера. - Томми, если  не
выгорит, запиши на мой счет.
     - Вздор, - ответил партнер. - Мейер? Лучше выведите Дрэкса.
     -  Перепугали,  -  сказал средних лет  человек, который играл на пару с
Дрэксом. - Пасую. - Он взял сигару из  медной пепельницы и старательно сунул
ее точно в середину рта.
     - Пас, - сказал партнер Бэзилдона.
     - И я, - голос Дрэкса.
     -  Пять  треф "реконтра", -  заявил Бэзилдон.  -  Ваш ход, Мейер.  Бонд
посмотрел  через плечо Дрэкса.  У  него были пиковый и  червонный  тузы,  он
проворно взял  на них по  взятке  и  пошел с червей. Эту Бэзилдон снял своим
королем.
     - Так, - сказал он, -  против меня  четыре козыря, включая даму. Спорю,
она у Дрэкса, - он сделал "прорезь", но взятку забрал дамой Мейер.
     - Черт побери, -  огорчился Бэзилдон. - Откуда  дама у Мейера? Ну, я не
знаю!  Все  равно,  остальные  -  мои,  - он открыл  карты и,  оправдываясь,
посмотрел  на  партнера.  - Ну что ты скажешь,  Томми!  Дрэкс  "контрует", а
королева-то у Мейера... -  В его голосе было нечто большее, чем естественное
изумление.
     Дрэкс прищелкнул языком.
     - Неужели вы думали, что у моего партнера на руках "ярборо" (5), - живо
сказал он. - Что  ж, это  уже четыре  сотни  над  чертой. Вам  сдавать, - он
передал карты Бэзилдону, и игра продолжилась.
     Значит,  в прошлый раз  сдавал Дрэкс. Это  может быть важно. Бонд зажег
сигарету и уставился в затылок Дрэксу.
     В его мысли ворвался голос М.
     - Вы знакомы,  Бэзил, с  моим  другом  капитаном Бондом? Я  подумал, не
поиграть ли нам после обеда.
     Бэзилдон улыбнулся Бонду.
     -  Добрый вечер,  - сказал  он  и махнул рукой слева направо,  - Мейер,
Дэнджерфилд, Дрэкс, - названные коротко взглянули вверх, а Бонд сделал общий
кивок. - С адмиралом вы все знакомы, - добавил председатель и начал сдавать.
     Дрэкс полуобернулся в кресле.
     - А, адмирал, - громко сказал он, - рад вас видеть на борту. Выпьете?
     - Спасибо. Уже, - ответил М. со слабой улыбкой.
     Дрэкс повернулся к  Бонду, показав  рыжеватые  усы  и  льдистый голубой
глаз.
     - А вы? - явно лишь из приличия спросил он.
     - Нет, спасибо.
     Дрэкс повернулся к столу и  взял свои карты. Бонд обратил внимание, как
он их сортирует,  не по мастям, что делают большинство игроков, а на красные
и черные, независимо от  достоинства, - и держит так, что и из-за спины было
мало  что  видно, не говоря уж о соседях, если б  им вздумалось подсмотреть.
Бонд знал, что так держат действительно опытные картежники.
     Он обошел  стол, чтобы  посмотреть  на  игру с другой  точки. Подойдя к
камину, вынул  сигарету и зажег  ее  от пламени маленькой  газовой  трубки в
серебряной  оправе, выступающей из стены, -  памяти тех дней, когда  еще  не
пользовались спичками.
     С  этого  места  были  видны руки Мейера  и, если сделать  шаг  вправо,
Бэзилдона.  Сэр Хьюго  Дрэкс был  весь  как  на  ладони,  и Бонд внимательно
рассмотрел его, притворяясь, что заинтересован игрой.
     Дрэкс производил  впечатление человека, который крупнее, чем нужно.  Он
был  высок - фунтов около шести, решил  Бонд,  и  очень  широкоплеч.  Густые
рыжеватые волосы на большой квадратной голове были разделены прямым пробором
и разложены к вискам так, чтобы скрыть как можно больше  блестящей бугристой
кожи,  покрывавшей почти  полностью  правую  половину лица. О несовершенстве
пластической    хирургии   свидетельствовали    правое   ухо,   не    вполне
соответствующее левому, и правый  глаз.  Он был  значительно больше  левого,
из-за  уплотнения  пересаженной  для  восстановления век  кожи,  и  выглядел
воспаленным.  Бонд  усомнился,  что он  способен  полностью  закрываться,  и
предположил, что на ночь Дрэкс надевает повязку.
     Чтобы замаскировать как  можно больше шрамов, Дрэкс  отрастил кустистые
усы и длинные бачки; неровная растительность виднелась и на скулах.
     Густые усы служили  еще одной  задаче. Они  помогали скрыть  выдающуюся
верхнюю челюсть и редкие зубы. Бонд подумал,  что в детстве, наверное, Дрэкс
долго сосал палец, результатом чего и явились уродливые щели между передними
зубами,  диастема, как назвал это однажды дантист Бонда. Благодаря усам  это
было  видно,  только  когда Дрэкс  разражался своим  отрывистым,  неприятным
смехом - то есть довольно часто.
     Общее  впечатление от  лица  -  буйство красно-коричневых волос, мощный
нос, красная кожа - было кричащим и наводило на мысль об инспекторе манежа в
цирке. Левый глаз, холодный и острый, лишь подтверждал впечатление.
     Крикливый  простолюдин. Таким был бы  приговор  Бонда,  если б не знать
истории Дрэкса. Поэтому он  подумал,  что, возможно,  так  Дрэкс, безвредный
калека и немного сноб, представляет себе денди конца Регентства.
     В поисках иных "отмычек" Бонд заметил, что Дрэкс сильно потеет. Хотя за
окном  изредка слышался гром,  это был прохладный вечер, но  Дрэкс постоянно
промахивал лицо и шею  огромным цветным платком. Кроме  того,  он непрерывно
курил виргинские  сигареты  с  пробковым  фильтром,  гася  после  нескольких
затяжек  и тут же доставая  из пачки, лежащей  в  кармане  пиджака.  Большие
грубоватые  руки,  поросшие рыжим  волосом,  постоянно  двигались, перебирая
карты, трогая зажигалку,  стоявшую  перед  ним  рядом  с  плоским серебряным
портсигаром, поправляя волосы, вытирая  пот.  Иногда он жадно совал  палец в
рот  и грыз  ноготь. Даже на расстоянии  Бонд  заметил,  что  все  его ногти
съедены до мяса.
     Сами  руки  были  сильные  и ухватистые,  но  большие  пальцы выглядели
странно, и Бонду потребовалось время, чтобы понять,  в чем дело. Наконец, он
решил,   что  они  неестественно  длинны   и   достигают   верхней   фаланги
указательного пальца.
     Завершая  обследование, Бонд отметил,  что  одет Дрэкс  был дорого  и в
прекрасном  стиле -  синий  костюм в полоску из  легкой фланели,  двубортный
пиджак  с  обшлагами,  белая  шелковая  сорочка  с крахмальным  воротничком,
неброский  галстук в серо-белую  клетку, скромные  запонки,  похоже, что  от
Картье, и простые золотые часы "Патек Филипп" на черном кожаном ремешке.
     Предоставив  подсознанию  переваривать  детали  внешности  и  поведения
Дрэкса, Бонд закурил еще сигарету и сосредоточился на игре.
     Через полчаса карты сделали круг.
     - Моя сдача, - важно сказал Дрэкс. - Счет поровну, но у нас перевес над
линией.  Знаешь,  Макс, попробуй  взять парочку тузов,  я  устал работать за
двоих.  - Размеренное  падение  карт  сопровождалось  неумолчными,  довольно
тяжеловесными  шутками.  - Длинный роббер, - сказал  Дрэкс М., который курил
трубку, сидя между ним и Бэзилдоном. - Сожалею, что заставили вас ждать. Как
насчет  партии   после   обеда?  Мы  с   Максом  вызываем  вас  с  капитаном
как-его-там... Как, вы сказали, его зовут? Хороший игрок?
     - Бонд, - сказал  М. - Джеймс Бонд. Я думаю, что мы очень охотно примем
ваше предложение. Как, Джеймс?
     В этот  момент Бонд впился глазами в медленно движущиеся руки сдающего.
Вот оно!  "Зеркало"!  Элементарный прием,  который  в игре профессионалов не
продержался бы и пяти минут. Встретив  взгляд Бонда, М. заметил блеснувшую в
нем уверенность.
     - Прекрасно, - отозвался Бонд. - Ничего не может быть лучше. - И слегка
двинул  головой.  - Помнится, вы  обещали  мне показать "Книгу  пари"  перед
обедом?
     М. кивнул.
     -  Да, пойдем. Это  в кабинете  секретаря. А  потом  Бэзилдон спустится
угостить нас коктейлем и расскажет, чем кончилась эта баталия. - Он встал.
     Бэзилдон зорко глянул на М.
     - Закажите сами, что хочется. Я приду сразу, как только мы их умоем.
     -  Значит, до девяти, - сказал  Дрэкс,  переводя глаза с М. на Бонда. -
Покажите ему про девицу в  воздушном шаре. - Он  взял свои карты  и, коротко
осмотрев  их,  заявил: -  Похоже, что  я оберу Казино. Три  без козыря! - Он
триумфально  посмотрел  на  Бэзилдона. - Что?  Суньте это  себе  в трубку  и
прикурите!
     Выходя из комнаты, Бонд пропустил ответ Бэзилдона. Они молча спустились
на первый этаж и вошли в кабинет секретаря. В комнате было темно. М. включил
свет,  уселся в вертящееся кресло за письменным столом и повернулся к Бонду,
который, стоя у пустого камина, зажигал очередную сигарету.
     - Ну?
     - Да, - сказал Бонд. - Он и вправду шельмует.
     - Ага, - бесстрастно произнес М. - И как же он это делает?
     - Во время сдачи. Вы  заметили, перед ним лежит  серебряный портсигар с
зажигалкой?  Он  ни  разу  не достал оттуда  ни  одной  сигареты.  Не  хочет
оставлять   следы  на  поверхности.  Портсигар  чистого   серебра  и  хорошо
отполирован.   Когда  Дрэкс  сдает,  он  руками  и  картами  его  закрывает,
раскладывая карты близко к себе. Каждая отражается в поверхности портсигара,
как  в зеркале, хотя все  и  выглядит так невинно.  И  разумеется, поскольку
Дрэкс бизнесмен,  у него первоклассная память. Вы помните, я рассказывал про
"зеркало"? Вот, это одна из версий. Ничего удивительного,  что он  регулярно
делает  такие  потрясающие "подрезы".  Та "контра", которую мы  наблюдали  в
начале, легко объяснима. Он  знал, что у партнера - защищенная дама, и с его
двумя тузами "контра" была обеспечена. Когда сдают другие, он играет средне.
Но помнить все карты каждую четвертую игру - огромное напряжение. Вот почему
он всегда в плюсе.
     - Но ведь никто никогда не замечал этого! - возразил М.
     - При сдаче  все всегда смотрят на руки, это же естественно. А он еще и
устраивает шумовую завесу - говорит гораздо больше, чем когда сдают  другие.
Видимо, у  него прекрасное  периферийное зрение,  свойство, за  которое  нас
очень хвалят, когда мы  проходим  медосмотр  в  Службе. Очень  широкий  угол
зрения.
     Хлопнув дверью, вошел Бэзилдон.
     - Черт бы побрал этого Дрэкса с его крикливостью! -  взорвался он. - Мы
могли бы сделать четыре черви, если б хотя бы успели открыть рот. У них были
туз червей, шесть трефовых взяток и туз, король бубен и голый пиковый валет.
Девять взяток без продыху! Как он имел нахальство сказать "три без  козыря",
я не понимаю. - Он чуть отдышался. - Ну, Майлз, что обнаружил ваш приятель?
     М.  сделал жест в сторону Бонда, который и повторил  все, что рассказал
уже М.
     По мере рассказа лорд Бэзилдон дошел до точки кипения.
     -  Черт  его возьми!  - зашумел  он. - Зачем он  это  делает? Миллионер
чертов,  ведь купается в деньгах!  Ну  и попали  мы  в  переделку!  Я просто
вынужден  буду рассказать все комитету. Ничего подобного  у  нас  не было со
времен  первой  мировой войны. - Бэзилдон мерил шагами кабинет. - И говорят,
Ракета уже готова. Приходит сюда, видите ли, расслабиться. Нет, это ужасно.
     Гнев председателя стал затихать, когда он понял,  какая ответственность
на него ложится. Он повернулся к М. за помощью.
     - Ну  же, Майлз, что мне делать? Он выиграл здесь тысячи фунтов, а ведь
другие их проиграли! Возьмите, например, сегодня. Мои потери, разумеется, не
в  счет, но Дэнджерфилд! Я узнал случайно,  что его  дела на  фондовой бирже
идут неважно. Не знаю, как я смогу скрыть  это от  комитета. Кто бы Дрэкс ни
был.  И  вы  можете  себе представить,  что тут начнется. В комитете  десять
человек. Новость обязательно просочится наружу. Вот вам и скандал. А Ракета,
говорят,  без Дрэкса  просто  не  выйдет, и от  нее, пишут  газеты,  зависит
будущее страны. Нет, все это  чертовски серьезно. - Он замолчал и с надеждой
посмотрел сначала на М., потом на Бонда. - Неужели нет выхода?
     Бонд потушил сигарету.
     -  Есть. В  том случае, - добавил он  с тонкой улыбкой,  - если  вы  не
побрезгуете отплатить ему той же монетой.
     - Все, что угодно! - закричал Бэзилдон. - А что вы предлагаете?
     - Ну,  я могу дать ему понять, что раскусил его, в то время как при его
же игре оставлю с носом. Разумеется, при  этом пострадает Мейер. Это вас  не
пугает?
     - Поделом  ему!  Он и так  хорошо  заработал. Выиграл кучу денег. Вы не
думаете...
     - Нет, - сказал  Бонд. - Я  уверен, что  он  не знает.  Хотя  некоторые
заявления  Дрэкса, несомненно,  должны  были  его шокировать.  Что  ж. -  Он
повернулся к М. - А вы согласны, сэр?
     М. подумал. Посмотрел на Бэзилдона, в чьей точке  зрения не сомневался,
и обратился к Бонду.
     - Ладно.  Будь что будет. Я не в  восторге от идеи, но  слишком  хорошо
понимаю  Бэзилдона.  Если вы  все  берете на себя,  -  он улыбнулся, - и  не
требуете, чтобы я передергивал и прочее. Нету меня такого дара.
     - Нет, не  требую,  - ответил  Бонд. Он сунул руки в карманы и потрогал
лежащие  там  шелковые платки. -  Я думаю, должно  сработать. Все,  что  мне
нужно,  это  две  колоды  игральных  карт,  обоих  цветов,  и  десять  минут
одиночества в этой комнате.

        УЖИН В "БЛЭЙДЗЕ"

        V

     В восемь часов ровно Бонд  проследовал за М. через  лестничную площадку
от игровой,  и сквозь высокие двери они вошли  в нарядную,  белую  с золотом
столовую "Блзйдза", отделанную в стиле Регентства.
     М.  предпочел  не  услышать  оклика Бэзилдона,  за  центральным  столом
которого оставалось еще  два  незанятых места. Он твердым шагом прошел через
весь зал к дальнему ряду из шести столиков, усадил Бонда лицом к залу, а сам
сел налево от него.
     Старший официант уже  стоял  за  спинкой кресла  Бонда и  сразу положил
перед ними  широкие карты  меню  с  золотой шапкой "Блэйдз" и густым текстом
ниже.
     - Не трудитесь  все это читать, - сказал М., - если,  разумеется, у вас
есть  какие-то  желания.  Одним  из  первых  -  и  лучших  -  правил   клуба
объявлялось, что можно заказать решительно что угодно,  дорогое или дешевое,
но нужно за это заплатить. Это справедливо и  сегодня,  за исключением того,
что платить не нужно. Просто скажи, что хочешь. - М. посмотрел на официанта.
- Еще осталась эта белужья икра, Портерфилд?
     - Да, сэр. Новую партию доставили на прошлой неделе.
     - Так,  -  сказал М. -  Мне  икру.  Почки с  пряностями,  порцию вашего
чудесного бекона, горошек и молодой картофель. Клубнику в вишневой  водке. А
что решили вы, Джеймс?
     -  У меня страсть  к копченой семге, - сообщил Бонд и повел  пальцем по
строчкам меню. - Бараньи котлетки.  Те  же  овощи, раз у нас  май  на дворе.
Спаржа в  беарнском  соусе,  прекрасно,  и,  пожалуй,  ломтик ананаса. -  Он
откинулся в кресле, закрывая меню.
     - Да  будут благословенны  сделавшие  свой  выбор, -  проговорил  М.  и
посмотрел на официанта. - Вы все запомнили, Портерфилд?
     - Да, сэр,  - тот улыбнулся.  - А не соблазнитесь ли вы после  клубники
мозговой костью,  сэр?  Сегодня поступило полдюжины и я специально придержал
одну на случай, если вы придете.
     - Ну конечно, вы же знаете, что  от этого я отказаться не в силах. Один
Бог знает, что я  праздную сегодня.  Но оно редко бывает.  А теперь позовите
Гримли, пожалуйста.
     - Он здесь, сэр. - Из-за  спины Портерфилда появился официант  с винной
картой.
     - А, Гримли! Пожалуйста, нам водки. - М. повернулся к Бонду.
     -   И  не  той,  что  у  вас  в  коктейле.  Это  настоящая,  довоенная,
"Вольфшмидт" из Риги. Хотите к семге?
     - Очень.
     -  Что  потом?  Шампанское?  Я  бы  попросил полбутылки  кларета "Мутон
Ротшильд" 1934 года. Но вы, Джеймс, не обращайте на меня внимания. Я старик.
Мне  шампанское вредно.  У нас  ведь  есть  хорошие  сорта, правда,  Гримли?
Правда,  не  те, о которых вы мне вечно рассказываете. Боюсь, в Англии их не
бывает. "Теттинже", да?
     - Да, но это просто моя прихоть, - Бонд улыбнулся памяти М.
     - И по некоторым  причинам я  думаю, что шампанское мне сегодня  просто
необходимо. Выбор я оставляю за Гримли.
     Официант был польщен.
     -  Смею  предложить,  сэр, "Дом Периньон" 1946 года. Насколько я  знаю,
Франция продает  его только  за доллары, и в  Лондоне оно  редкость.  Это мы
получили  в подарок от  Редженси-клаб в Нью-Йорке. Несколько бутылок как раз
лежат  сейчас во льду.  Это любимое  шампанское председателя, я всегда держу
его наготове.
     Бонд улыбкой подтвердил свое согласие.
     - Пусть  так и будет, Гримли,  -  сказал М. - "Дом Периньон". Принесите
его сейчас же, ладно?
     Появилась  официантка,  поставила  на стол  корзинку  свежих  тостов  и
серебряное блюдо  с  джерсийским  маслом. Склонившись  над столом, она юбкой
задела плечо Бонда. Он  заглянул в  ее блестящие под челкой  глаза. Она чуть
задержала  взор,  а  потом  упорхнула. Взглядом  охотника  Бонд следил,  как
удалялся белый бант на талии, крахмальный  воротничок,  манжеты. Он вспомнил
заведение в довоенном Париже,  где девицы были  одеты  с такой же  волнующей
скромностью  -  пока  не  поворачивались  спиной. Он улыбнулся воспоминанию.
Закон  Марты  Ришар  прекратил  все  это.  М.  закончил  изучать  соседей  и
повернулся к столу.
     - Почему вы так многозначительно настаивали на шампанском?
     -  Ну, если  вы  не  возражаете,  сер, - объяснил Бонд,  - мне придется
поактерствовать сегодня. В момент кульминации мне нужно выглядеть пьяным,  и
делать  это надо убедительно. Я надеюсь, вы не слишком обеспокоитесь, если я
слегка отвинчу гайки?
     М. пожал плечами.
     - У вас крепкая голова.  Пейте, сколько хотите, если это поможет. А вот
и водка!
     Когда из  запотевшего  графина М.  налил в стакан  Бонда на  три пальца
водки, тот неожиданно бросил туда щепотку перца. Перец медленно опустился на
дно, оставив на поверхности  несколько крошек,  которые Бонд вынул  кончиком
пальца. Затем  он  плеснул  ледяную жидкость  в  рот и  поставил  стакан,  с
крупинками перца на дне, на стол.
     Наклонив  голову набок, М. смотрел на  него с иронически-вопросительным
выражением.
     -  Это   способ,  которому   меня   научили  русские,   когда   я   был
прикомандирован к посольству в Москве, - извиняющимся голосом сказал Бонд. -
Как правило, на поверхности  водки плавают сивушные масла, во всяком случае,
когда она плохо очищена. Это яд. В России,  где  самогон в изобилии, вошло в
правило  перчить  питье.  Перец тянет за  собой масло на дно. Мне понравился
привкус,  и  теперь  это привычка.  Но,  конечно,  не  следовало  оскорблять
"Вольфшмидт"...
     - Я надеюсь, вы не  станете перчить  любимое  шампанское  Бэзилдона,  -
хмыкнул М.
     Грубый  смех раздался  из дальнего угла  зала.  М. глянул через  плечо,
вернулся к своей икре и осведомился:
     - Ну, что вы скажете о Дрэксе?
     Бонд  взял  с   серебряного  блюда  еще  ломтик   семги.  У  нее   была
восхитительно  масляная  текстура,  какая  получается  только  в  коптильнях
Северной Шотландии. Он скатал тончайший бутерброд в трубку и насладился им в
полной мере.
     - Трудно одобрить его манеры.  Поначалу  я  даже удивился,  что  вы его
здесь терпите. - Он посмотрел на М., который пожал плечами. -  Но это не мое
дело, да и клуб без привкуса эксцентрики был  бы скучен. А  ведь Дрэкс еще и
герой,  миллионер  и  вполне умеет играть, хоть  и не всегда  придерживается
правил.  Но  он  похож на то,  как  я  себе его  представлял.  Полнокровный,
жестокий,  проницательный. С  характером. Неудивительно,  что он  так высоко
забрался. Чего я никак не пойму, так это почему он  решил рискнуть всем, что
имеет? Что  он  хочет  доказать? Что  он может  все и везде?  Он отдает игре
столько страсти - словно это  не  игра, а какое- то испытание. Посмотрите на
его  ногти! Они изгрызаны  до  мяса.  И он  слишком  потеет. Его явно что-то
гложет.  Это  выдают его  убогие  шутки.  Они  жестоки, в  них нет легкости.
Кажется, что ему хочется  прихлопнуть Бэзилдона, как  муху. Он и с партнером
обращается, как с грязью...  Не могу  сказать, что  он меня так уж допек, но
преподать ему  урок мне бы  хотелось,  -  он  улыбнулся.  -  Если,  конечно,
получится.
     - Я вас понимаю, - сказал М. - Но,  может быть, вы слишком суровы? Ведь
место,  где  мы  сейчас  находимся, так  далеко от  ливерпульских доков, или
откуда он там. К  тому же, видно, таким уж он неотесанным уродился. Никакого
снобизма. Не думаю, чтобы его крикливость нравилась в Ливерпуле  больше, чем
нам здесь.  А что касается причин  его  мошенничества... знаете, есть  в нем
что-то порочное. Думаю,  он не  раз  срезал себе путь наверх. Кто-то сказал,
что  отнюдь не достоинства людей делают их очень богатыми,  но благоприятные
обстоятельства  и  ровная  удача. Я  с  этим согласен.  И  вначале, когда он
собирал  свои первые  тысячи, ему  следовало,  так  сказать, направлять  ход
вещей,  а  уж  потом,  при  введении всех этих правил и ограничений во время
потребительского бума после войны, он наверняка не раз опускал тысячу фунтов
в нужный карман. Ох уж эти чиновники! Они понимают  лишь сложение, вычитание
и молчание. Нужные люди!
     М.  помолчал, пока  расставляли следующую перемену, с  которой  прибыли
серебряное ведерко с шампанским и оплетенный графин с кларетом для М.
     Стюард  подождал,  когда они одобрят вина, и  удалился. Тут  же к столу
подошел паж.
     - Капитан Бонд?
     Бонд принял конверт и распечатал его, вынув тоненький бумажный пакетик.
Кончиком  фруктового  ножа  захватив   половину  его   содержимого,  которое
оказалось белым порошком, он бросил его в свой бокал с шампанским.
     - А это еще что? - с ноткой нетерпения спросил М.
     На лице  Бонда не было  и намека  на  извинение.  Не М. сегодня  должен
работать, а он. И  он знает, что делает.  Он всегда перед заданием принимает
тысячу предосторожностей, как можно меньше оставляя  на  случай. Тогда, если
что-то не так, значит, оно было непредсказуемо, и не в чем себя винить.
     - Бензедрин, -  объяснил  он.  - Перед ужином я позвонил  секретарше  и
попросил достать порошок в медчасти. Это чтобы не потерять головы. От  него,
правда, делаешься  немного  слишком самонадеянным,  но  и это неплохо. -  Он
помешал шампанское тостом, чтобы  порошок смешался с пузырьками, и выпил. -У
него нет вкуса, а шампанское - превосходно.
     - Ну, как знаете, - простил его М. - Продолжим наш ужин. Как котлеты?
     - Чудо, можно резать вилкой. Хорошая английская кухня - лучшая в  мире,
особенно в  это  время года. Между прочим, велики  ли ставки  в  сегодняшней
игре? Не то чтобы я волновался, мы-то должны победить, но много ли проиграет
Дрэкс?
     - Он  любит  играть,  как он  говорит,  "один  и один",  -  сказал  М.,
накладывая себе клубнику, только что поставленную на стол. - Звучит скромно,
если не знать,  что это  десять фунтов  за сотню очков  и  сотня  фунтов  за
роббер.
     - Так, - сказал Бонд с уважением.
     - Но он готов играть "две и  две", "три  и три". Где-то  так. В среднем
роббер  в  "Блэйдзе"  при  "один  и  один"  стоит  200  фунтов.  Бридж здесь
приспособлен  для  длинных робберов. Ограничений  нет, так что  порой больше
похоже на покер, можно блефовать. Состав  игроков довольно  смешанный.  Есть
прекрасные,  есть  совсем  дикие,  которым  все равно,  лишь бы играть.  Вот
генерал Бейли, сразу за нами, - М. показал головой, - не отличает красных от
черных. Почти всегда за неделю теряет несколько сотен. Ему все равно: сердце
плохое,   наследников  нет,  большие  деньги  заработал  на  джуте.  Но  Даф
Сазерленд,  видите,  такой лохматый,  рядом  с  председателем,  -  настоящий
убийца.  Ежегодно  имеет  десять тысяч  с  игры.  Славный  малый,  и  манеры
прекрасные. Раньше играл в шахматной сборной за Англию.
     В чистейшей кружевной салфетке  на серебряном  блюде  принесли мозговую
кость со специальной серебряной ложечкой.
     После спаржи Бонду не хотелось ананаса. Он  выпил оставшееся шампанское
и  с чувством глубокого комфорта осмотрелся. В  зале было человек пятьдесят,
большей  частью  в  смокингах,  все  накоротке  друг  с  другом,  оживленные
прекрасным  ужином  и общим  интересом  к тому, что за ним последует - игре,
волнующей  возможностью  острых  ситуаций,  большого  шлема,  каре,  высоких
ставок.  Среди  присутствующих наверняка были  скупцы,  трусы, лгуны,  может
быть, даже  мошенники,  но  элегантность  обстановки  придавала  всем  черты
избранности.
     В  дальнем  конце  комнаты,  над  столом с холодными  закусками,  висел
незаконченный портрет миссис  Фитцерберт в полный рост, кисти Ромни,  и  она
кокетливо смотрела в  сторону "Игры  в карты" Фрагонара, большого  жанрового
полотна,  закрывавшего полстены над камином. Вдоль длинных стен  зала висели
редчайшие гравюры, персонажи которых, члены Клуба грешников, изображались  в
какой-либо  из порнографических или мистических поз.  Выше, соединяя стены с
потолком,   располагался  гипсовый  рельеф  из   урн   и  гирлянд,  ритмично
прерываемый капителями  каннелюрованных  пилястр,  фланкирующих  и  окна,  и
высокие двери, покрытые резными тюдоровскими розами, перевитыми лентой.
     Центральная люстра, хрустальный каскад вокруг  широкой корзины из нитей
кварца,  освещала  белые скатертм дамасского полотна и серебро эпохи  Георга
IV. Ниже, в центре  каждого стола, горели  свечи в трехрожковых  канделябрах
под  красными  шелковыми абажурами, бросая  на лица теплый, доброжелательный
свет.
     Пока   Бонд  наслаждался   этой   картиной,  начался  дрейф  к  выходу,
сопровождаемый приглашениями на  игру, призывами поторопиться - и приняться,
наконец,  за  настоящее дело. Сэр  Хьюго  Дрэкс, в  сопровождении Мейера,  с
сияющим лицом направился к их столу.
     -  Ну что, джентльмены, - благодушно заговорил  он еще  на  подходе,  -
готовы  ли овцы для  заклания и гуси  для  ощипывания?  - Он  ухмыльнулся  и
картинно  перерезал  горло пальцем. - Мы пойдем  вперед  приготовить топор и
корзину. Вы решились?
     - Сейчас  придем,  -  ровно сказал М. - У вас  есть  время  подтасовать
карты.
     Дрэкс засмеялся.
     -  В этом  мы  не  нуждаемся.  Поторопитесь. - Он повернулся и пошел  к
выходу. Мейер неуверенно улыбнулся и поплелся за ним.
     М. хмыкнул.
     - Кофе и  бренди будем пить в  игровой,  -  сказал  он.  - Здесь курить
нельзя. Какие планы?
     -  Я  должен  подкормить его  на убой,  поэтому  не  беспокойтесь, если
заберусь  высоковато. До  поры до  времени  будем  играть, как обычно. В его
очередь сдавать нужно быть настороже. Конечно, нет причины, почему бы ему не
дать  нам сильную  карту,  но он обязательно сделает  несколько  неожиданных
ходов. Вы не возражаете, если я сяду слева от него?
     - Нет. Что еще?
     Бонд немного подумал.
     - Только одно, сэр. Когда настанет  момент,  я выну белый  платок.  Это
значит, что вы должны работать  "ярборо". Будьте добры заявку  в  этой  игре
предоставить мне.

        ИГРА С НЕЗНАКОМЦЕМ

        VI

     Дрэкс и Мейер их ждали.  Они курили сигары. На маленьких столиках подле
кресел стояли чашки кофе и пузатые коньячные рюмки. Когда они подошли, Дрэкс
срывал  обертку  с  колоды.  Другая уже лежала "голенькая" на зеленом  сукне
стола.
     - А, вот и вы,  -  Дрэкс потянулся  и  вытянул карту. Все сделали тоже.
Карта  Дрэкса  была  старшей,  и  он  выбрал место, на котором уже  сидел, и
красную колоду. Бонд сел налево от Дрэкса. М. подозвал официанта.
     - Кофе и бренди. - Он вынул тонкую  манильскую сигару и предложил такую
же Бонду, закурил и стал тасовать карты с красной "рубашкой".
     - Ставки?  - спросил Дрэкс, глядя на М. - "Один и  один"? Или больше? Я
был бы рад сподвигнуть вас на "пять и пять".
     - "Один и один" - вполне достаточно для меня, - сказал М. - Джеймс?
     - Я надеюсь, ваш гость знает, о чем идет речь? - резко вмешался Дрэкс.
     - Да,  - ответил Бонд за М. - И я сегодня в  щедром расположении  духа.
Сколько бы вам хотелось у меня выиграть?
     - Все до последнего пенни, -  быстро сказал Дрэкс. -  Сколько вы можете
себе позволить?
     - Я оповещу  вас, когда ничего не останется, - сказал Бонд. Он внезапно
решил показать  зубы. - Мне говорили, что "пять и пять" - ваш лимит. Давайте
попробуем.
     Он  пожалел  об  этих словах почти раньше, чем  они  вырвались.  Четыре
неудачных роббера  будут  стоить ему двух  годовых доходов!  Хорош он будет,
если что-то пойдет вкось. Придется занимать у М., а тот не так уж богат. Его
прошиб пот. Все бензедрин! Как он мог поддаться на провокацию Дрэкса? Ничего
себе вечер отдыха! Даже М. ввязался в  это дело случайно.  И вдруг он. Бонд,
ставит  на кон все, чем владеет, только  потому, что у Дрэкса дурные манеры!
Шампанское и бензедрин - больше никогда в жизни.
     Дрэкс,  одарив  Бонда саркастически-недоверчивым взглядом, повернулся к
М., который безмятежно тасовал карты.
     - Я полагаю, ваш гость отвечает за свои слова, - хамски сказал он.
     Кровь  залила  лицо  и  шею  М.,  он прекратил тасовать, поднял  глаза,
медленным жестом вынул сигару изо рта и совершенно спокойно произнес:
     - Если вы хотите спросить, отвечаю ли я  за слова моего  гостя, то  да,
отвечаю. -  И левой рукой протянул  колоду Дрэксу, правой  стряхнув  пепел в
пепельницу на углу стола. Бонд услышал, как зашипела вода.
     Дрэкс, покосившись на М., взял карты.
     - Конечно, конечно, - сказал он поспешно,  -  я не имел в виду... -  И,
недоговорив, повернулся к Бонду. - Ладно, - сказал он с любопытством. - Будь
по- вашему. Мейер? Что ты поставишь? "Шесть и шесть" еще свободно.
     - "Один и  один", Скрытник. Если только ты не хочешь, чтобы  я поставил
больше...
     - Конечно, нет,  -  сказал Дрэкс. - Мне нравится крупная  игра.  Как-то
никогда не могу насытиться. Ну, - он начал сдавать, - поехали.
     И  внезапно  беспокойство  оставило  Бонда.  Он  страстно  захотел  так
проучить эту  волосатую  обезьяну, чтобы Дрэкс  навсегда запомнил  последнюю
ночь своего шулерства в "Блэйдзе". Бонд напрочь  забыл  о  "Мунрейкере". Это
было частное дело двух мужчин.
     Наблюдая, как  небрежно  Дрэкс смотрит вниз, на поверхность портсигара,
холодной памятью отщелкивая масть и значение карт, отражавшихся в нем,  Бонд
отринул все  сожаления, очистился от стыда за то, что должно было произойти,
и настроился на игру. Он сел поудобнее, вынул изо рта тонкую сигару, положил
ее на край медной пепельницы и потянулся к  кофе, оказавшемся очень крепким.
Потом  он  пригубил бренди, сделал глоток побольше  и  посмотрел  на  М. Тот
коротко улыбнулся.
     -  Надеюсь, вам понравится, - сказал он. - Это из  подвалов Ротшильда в
Коньяке. Сто лет назад один из них завещал нам по баррелю в год до скончания
века. Даже  во время войны они укрывали для нас бочки  и в 1945 прислали все
скопом.  С  тех  пор мы  и пьем  двойные  порции. А теперь, - он собрал свои
карты, - пора заняться игрой.
     Бонд взял свои. Они были так себе. Чистые две с половиной взятки, масти
распределены равномерно. Он потянулся за сигарой, сделал последнюю затяжку и
потушил.
     - Три трефовых, - сказал Дрэкс.
     Бонд пасовал.
     Четыре трефы от Мейера.
     М. пасовал.
     Хм,  подумал  Бонд. У  него нет карт  для  игры. Знает, что у  партнера
чистые взятки. М. мог бы сделать неплохую заявку, например, на черви,  но не
сделает. Следовательно, они получат свои трефы.
     И получили,  выбив один  козырь у Бонда. У М.,  как оказалось, были  не
слабые  черви,  а  длинная  масть  бубен,  за  исключением  короля,  который
объявился у Мейера и был бы изъят. Того, что было у  Дрэкса, едва хватило на
три трефы. Мейер взял остальные.
     Ладно, подумал Бонд, нам повезло, что игры не было.
     Им  и дальше везло. Сделав, в свою очередь, сдачу, Бонд заявил игру без
козыря, и с помощью М. они взяли  больше, чем  объявили. На сдаче  Мейера им
досталось пять бубен без одной, а в очередь  М. тот заявил четыре пики, и  с
тремя мелкими козырями Бонда и марьяжем другой масти они выполнили контракт.
     Первый  роббер  был в их пользу. Дрэкс казался расстроенным. Он потерял
900 фунтов, и карта не шла.
     - Стоит  ли  менять места? -  спросил он.  -  Какой  смысл начинать все
заново?
     М.  улыбнулся  Бонду.  Им  пришла  в  голову  одна мысль.  Дрэкс  хочет
сохранить свою очередь сдавать. Бонд пожал плечами.
     - Мы не возражаем, - сказал М. - Эти места нас вполне устраивают.
     - Тогда поехали, - оживился Дрэкс.
     И не без оснований. В следующей игре они с Мейером сделали малый шлем в
пиках, что  потребовало  двух  поразительных "прорезей",  гладко проделанных
Дрэксом с множеством ужимок и шумных комментариев на тему удачи.
     -  Скрытник, это  потрясающе,  - искренне удивился  Мейер. - Как ты это
делаешь?
     Бонд решил, что пора сделать выпад.
     - Память, - сказал он.
     Дрэкс резко повернулся к нему.
     - Что вы хотите сказать? Какое отношение имеет память к "прорезыванию"?
     - Я хотел добавить: и чувство карты, - гладко продолжил Бонд. - Это два
свойства истинно великих игроков.
     - А, - медленно отозвался Дрэкс, - понятно. - Он снял карты  для Бонда,
и, сдавая, тот чувствовал, что за ним наблюдают.
     Игра шла  ровно. М. сделал  "контру"  против  неосторожного  объявления
Мейера на четыре  пики,  и тот остался  без двух, но в  следующую игру Дрэкс
успешно осуществил "три без козыря", и вновь выигрыш Бонда испарился.
     - Кто-нибудь хочет выпить? - спросил М.  - Джеймс,  шампанского? Вторая
бутылка всегда вкуснее.
     - Охотно.
     Остальные заказали виски с содовой.
     Дрэкс повернулся к Бонду.
     - Надо оживить  игру. Давайте пари на сотню, что  мы сейчас выиграем. -
Он только что сдал, и карты аккуратными кучками лежали на столе.
     Бонд взглянул  на него. Поврежденный глаз горел, здоровый был  ледяным.
Капли пота выступили на крыльях большого носа. Он подумал, что это проверка,
и решил  оставить Дрэкса в сомнениях. Пусть  этот проигрыш будет поводом для
предстоящего повышения ставок.
     - В  вашу сдачу? - спросил  он с  улыбкой. - Ну, -  он  будто взвешивал
шансы, - давайте. И на следующую игру - тоже.
     -  Пожалуйста, -  нетерпеливо  сказал  Дрэкс, -  если  вам охота сорить
деньгами.
     - Похоже,  что вы очень уверены в  исходе этой игры, - небрежно отметил
Бонд, беря карты, действительно,  неважные, так что ему нечем было ответить,
когда Дрэкс заявил "без козыря", кроме как "контра". Но блеф не имел успеха,
Мейер заявил "две без козыря", и  Бонд почувствовал облегчение, когда М., не
имея  длинной  масти,  пасовал. Дрэкс оставил  "две  без козыря" и  выполнил
контракт.
     - Благодарю, - сказал он с явным удовольствием и тщательно записал свой
счет. - Теперь посмотрим, вернете ли вы свои деньги.
     К сожалению  Бонда, денег  он  не  вернул. Карты  шли  противникам,  и,
объявив "три черви", те выиграли игру.
     Дрэкс был очень  доволен. Глотнув виски  с содовой, он вытер лицо своим
огромным платком.
     - Господь на стороне крупных армий, - весело сказал он. - Чтобы играть,
нужно иметь карты. Хотите еще или достаточно?
     Принесли шампанское для Бонда. Выпив бокал, он налил снова.
     - Хорошо, - голос сел, - сто фунтов на две следующие игры.
     И  благополучно  проиграл  их обе,  и  роббер тоже.  В  минусе  у  него
значились уже полторы тысячи фунтов, но, выпив еще бокал, он заявил:
     -  Чтобы  не  мелочиться, давайте удвоим  ставки  на следующий  роббер.
Согласны?
     Дрэкс, который только что сдал и  уже видел свои карты, облизнул губы и
посмотрел на Бонда, плохо справлявшегося с зажигалкой.
     - Принято, - ответил  он быстро. - Сто  фунтов за сто очков и тысяча за
роббер. - Тут  он  позволил себе  нотку спортивного благородства - Бонд ведь
все равно не мог уже аннулировать пари. - Но  должен сказать, что у меня тут
очень приличные карты. Вы настаиваете?
     - Настаиваю, - хрипло  сказал Бонд, беря свои. - Я ведь предложил пари,
не так ли?
     - Чудесно, - удовлетворенно произнес Дрэкс. - Три без козыря.
     Он взял четыре.
     Тут,  к  облегчению Бонда, карты повернулись к нему лицом. Он объявил и
выполнил малый шлем, и на следующей сдаче М. сделал "три без козыря".
     Бонд ухмыльнулся в потное лицо Дрэкса. Тот сердито грыз ноготь.
     - Крупные армии! - подбавил Бонд.  Дрэкс пробормотал что-то и углубился
в подсчеты.
     Бонд посмотрел на  М.  Тот подносил спичку  к своей  второй  сигаре  за
вечер, что было неслыханной вольностью.
     -  Боюсь,  это последний  мой  роббер,  - сказал  Бонд.  - Завтра  рано
вставать. Надеюсь, вы меня извините.
     М. взглянул на часы.
     - Уже за полночь, - сказал он. - Как вы, Мейер?
     Бедный  Мейер,  который  молчал  весь  вечер  и  производил впечатление
человека,  попавшего в клетку к двум тиграм, обрадовался  шансу вернуться  в
свою спокойную квартирку в Олбэни, к милой сердцу коллекции табакерок.
     -  С меня довольно,  адмирал, -  быстро ответил  он. -  А ты, Скрытник?
Готов в постельку?
     Дрэкс не ответил. Подняв глаза от счета, он посмотрел на Бонда, отметив
влажный  лоб, запятую волос,  неряшливо упавшую на правую бровь, алкогольный
туман в серо- голубых глазах.
     -  Мне  не нравится счет. Он скучный. Я  понимаю, вы выиграли сотню или
две  и  хотите  выйти  из   игры.  Пожалуйста.  Но  как  насчет  прощального
фейерверка?  Утроим  ставки  на последний роббер? "Пятнадцать и пятнадцать"?
Исторический матч. Играем?
     Бонд  помедлил  с  ответом.  Он хотел,  чтобы  Дрэксу  запомнились  все
подробности этого роббера, все слова, все жесты.
     - Ну, - поторопил Дрэкс. - Играем?
     Бонд посмотрел прямо в холодный левый глаз на горящем лице и  отчетливо
проговорил:
     - Сто пятьдесят фунтов за сто очков и тысяча пятьсот за роббер. Играем.

        ЛОВКОСТЬ РУК

        VII

     За столом установилось молчание. Его взволнованно прервал Мейер:
     - Послушай, Скрытник, я в этом не участвую. - Он видел, что это частное
пари с Бондом, но хотел дать понять Дрэксу,  что  нервничает. Он боялся, что
сделает ошибку, которая будет дорого стоить его партнеру.
     - Не будь смешным, Макс, - хрипло ответил Дрэкс. - Играй себе. Это тебя
не касается. Просто  мы с  нашим  отчаянным другом заключили маленькое пари.
Успокойся. Мой сдача, адмирал.
     М. снял карты, и игра началась.
     Бонд рукой, неожиданно вполне твердой, зажег  сигарету. Он был спокоен.
Он точно знал, что надо делать, и был рад, что решающий момент наступил.
     На мгновенье ему показалось, что позади толпятся призраки, заглядывая в
карты через  плечо. Показалось, что они дружелюбны,  что  одобряют расправу,
которую ему предстояло осуществить. Он улыбнулся,  поймав себя  на том,  что
мысленно  говорит этой компании  ушедших из  жизни  игроков; все будет,  как
надо.
     Шумовой  фон знаменитой  игровой  комнаты  ворвался  в  его  мысли.  Он
огляделся.  В  середине  зала, под  центральной  люстрой, несколько зрителей
наблюдали за игрой в покер. "Ставлю сотню", "И сотню", "И  еще сто", "Сейчас
посмотрю"  -  и крик  триумфа, сопровождаемый  гулом комментариев.  Издалека
слышался стук лопатки крупье, сгребающей жетоны для игры в железку. Поближе,
в  этом  конце  зала,  были  еще  три   стола  для  бриджа,  от   которых  к
цилиндрическому своду потолка сочились сигарные и сигаретные дымки.
     Почти каждую ночь в продолжение уже полутора сотен лет здесь все то же,
подумал он. Те же возгласы победы и неудачи,  те  же  азартные лица,  тот же
запах  табака. Для  Бонда,  который любил  игру,  это  был  самый  волнующий
спектакль в мире. Он еще раз осмотрелся, чтобы все запомнить, и повернулся к
столу.
     Он  взял карты,  и глаза  его  сверкнули. Впервые  на сдаче  Дрэкса  он
получил  по-  настоящему  сильную  карту:  семь  пик  с  четырьмя  старшими,
червонного туза и  бубновых туза и короля. Он посмотрел на Дрэкса. Достались
ли ему с  Мейером трефы?  Даже если так, заявка Бонда будет выше. Рискнет ли
Дрэкс "контрой"? Бонд ждал.
     - Пас, - сказал  Дрэкс,  с трудом  скрывая  горечь своего  знания  карт
Бонда.
     - Четыре пики, - заявил Бонд.
     Три паса, и с помощью М. они взяли пять.
     Сто пятьдесят очков под чертой, сто - над.
     -  Фу, - вздохнул кто-то за  плечом  Бонда.  Это Бэзилдон,  кончив свою
игру, пришел поинтересоваться, как дела на чужих полях сражений.
     Он взял таблицу счета Бонда.
     - Однако... Похоже, что первенство у вас. Какие ставки?
     Бонд предоставил отвечать Дрэксу. Он был рад приходу Бэзилдона. Как раз
вовремя. Дрэкс снял голубую колоду. Бонд соединил половинки и положил колоду
перед собой на край стола.
     - Пятнадцать и пятнадцать, от меня налево, - сказал Дрэкс.
     Бэзилдон  задержал дыхание. -  Парень хотел наиграться, и я  пошел  ему
навстречу, а теперь, пожалуйста, ему идут все карты...
     Через стол М.  заметил белый платок  в руках Бонда. Его глаза сузились.
Бонд вытер лицо, кинул взгляд  в сторону Дрэкса и Мейера, и вот платок уже в
его кармане, а в руках - голубая колода. Бонд начал сдавать.
     - Чертовски высокая ставка, - сказал Бэзилдон. - Однажды у нас уже была
ставка в тысячу  в бридже, но это было во время игрового бума,  перед первой
мировой войной. Надеюсь, никто не будет  обижен. - Он действительно имел это
в виду:  слишком высокие  ставки  в  частной  игре, как правило, приводили к
неприятностям. Он обошел стол и остановился между М. и Дрэксом.
     Завершив сдачу, Бонд  с некоторым беспокойством взял свои карты. У него
были всего лишь пять треф, со  старшим  тузом,  дамой и десяткой,  и  восемь
маленьких бубен во главе с дамой.
     Все верно. Ловушка расставлена.
     Он почти ощутил, как напрягся Дрэкс,  снова и снова просматривая карты.
Бонд знал, что  на этот раз у  того замечательно сильная рука. Верных десять
взяток: бубновые туз и король, четыре  высших пики,  четыре  высших черви  и
трефовые король, валет и девятка.
     Бонд сам их так разложил - в кабинете секретаря перед обедом.
     Он ждал реакции Дрэкса.
     Дрэкс превзошел его ожидания.
     Он  небрежно бросил  карты на стол, как  ни в чем не  бывало, достал из
кармана плоскую  картонную  коробку, выбрал  сигарету, зажег  ее  и даже  не
посмотрел на Бонда.
     -  Да, - продолжил он  разговор с Бэзилдоном о высоких  ставках. -  Это
хорошая игра, но не самая дорогая из тех,  какие у меня случались. Однажды в
Каире, у Мохаммеда-Али, мы играли по две тысячи роббер.  Да,  вот где играют
со страстью.  Часто  спорят  по отдельности  на взятку, на игру,  на все,  в
общем. Итак, - он хитро посмотрел  на Бонда, - у меня тут набрались неплохие
картишки. Могу  признаться  в этом. Но ведь  и у вас, наверно, тоже  кое-что
есть? Не хотите ли получить еще что-нибудь с этой игры?
     Бонд разыграл внимательное, с пьяным усердием, изучение карт.
     - Пожалуй, -  хрипло сказал он, - что-то может получиться. Если партнер
не подкачает и  карты лягут в масть, я и сам возьму  взяток порядком. Что вы
предлагаете?
     - Наверно, мы взяли поровну,  - солгал Дрэкс. - Что вы окажете на сотню
за взятку? Судя по всему, для вас это не слишком рискованно.
     Бонд задумался и еще раз перепроверил карты, одну за другой.
     - Что ж, принято. Честно говоря,  вы просто провоцируете меня на  спор.
Раз у вас такая большая рука, я должен рискнуть и умыть вас.
     Бонд туманно поглядел туда, где сидел М.
     - Поправьте свои дела на этом, партнер. Поехали. Так... Семь треф.
     В последовавшем мертвом молчании Бэзилдон,  который видел, какая рука у
Дрэкса, уронил свой стакан с виски и завороженно посмотрел на осколки.
     -  Что?  - встревожился Дрэкс  и  еще  раз  проглядел свои карты. -  Вы
сказали, большой шлем в трефах? Ну, тем хуже для вас. Что скажешь, Макс?
     -  Я пас,  - сказал Мейер,  чувствуя в  воздухе  электрические  разряды
кризиса, которого  так хотел избежать. Какого дьявола он не ушел домой перед
этим роббером? Он тяжело вздохнул.
     -  Контра, - сквозь зубы проговорил  Дрэкс и  с презрением посмотрел на
этого пьяного осла, который непостижимым образом сам шел ему в руки.
     - Значит, вы удваиваете стоимость роббера?
     - Значит, удваиваю, - жадно сказал Дрэкс.
     -  Хорошо.  -  Бонд  смотрел  на Дрэкса, а  не в  карты. -  Реконтра. И
контракт, и роббер. 400 фунтов за взятку.
     В  этот  момент  первая  искра страшного  сомнения вспыхнула в сознании
Дрэкса. Но он снова взглянул в свои карты и снова успокоился. Не может быть,
чтобы при самом плохом обороте он не взял хотя бы две взятки.
     Мейер пробормотал:  "Пас", то же как-то  сдавленно  произнес  М.  Дрэкс
нетерпеливо мотнул головой.
     Бэзилдон стоял  очень  бледный, не отрывая  взгляда  от Бонда. Потом он
медленно обошел стол, изучая распределение карт, и вот что увидел:

     Бонд

     Бубны Д.8.7.6.5.4.3.2
     Трефы А.Д.10.8.4

     Дрэкс

     Пики А.К.Д.В
     Черви А.К.Д
     Бубны А.К
     Трефы К.В.9

     Мейер

     Пики 6.5.4.3.2
     Черви 10.9.8.7.2
     Бубны В.10.9

        М.

     Пики 10,9,8,7
     Черви 6.5.4.3
     Трефы 7.6.5.3.2

     Внезапно он все понял. Это был беспощадный, чистой  воды  большой  шлем
Бонда. Чем бы  ни пошел Мейер,  Бонд  возьмет это из  своих козырей  или  со
стола.  Затем, очистив Дрэкса от  козырей, он сделает два  раунда  бубнами и
возьмет козырями  "болвана" короля  и туза Дрэкса.  После пяти  раундов Бонд
останется с  козырями и шестью  берущими бубнами. Тузы и короли Дрэкса будут
совершенно бессильны.
     Засунув  вспотевшие руки в карманы, Бэзилдон с  окаменевшим лицом встал
между М. и Мейером  так, чтобы  видеть Бонда и Дрэкса. С чувством, близким к
ужасу, он ждал наказания, предстоявшего Дрэксу,  - тринадцати  плетей, шрамы
от которых не сможет залечить ни один игрок.
     -  Ну же, - нетерпеливо  сказал Дрэкс. - Ходи  чем-нибудь, Макс. Мы  не
можем ждать всю ночь.
     Бедняга, подумал Бэзилдон. Через десять  минут ты  пожалеешь, что Мейер
не умер в кресле, прежде чем выложить карту.
     И  действительно, Мейер выглядел так, точно  его  в любой момент  может
хватить  удар.  Он был  мертвенно  бледен,  и пот катился  по  подбородку на
крахмальную  грудь  рубашки. Он словно предчувствовал, что его ход обернется
провалом.
     Наконец рассудив, что Бонду может недоставать тех мастей,  которые были
у него самого, он пошел валетом бубен.
     Чем  он шел, в общем, не имело значения, но  когда М., положив карты на
стол, показал, что бубен у него нет, Дрэкс рявкнул:
     - Больше ничем  не  мог  пойти  ты, дурак? Хочешь  подать ему  игру  на
тарелочке? Ты на чьей стороне?
     Мейер сжался.
     -  Делаю, что могу,  Скрытник, - сказал он несчастным голосом,  вытирая
лоб.
     Но к этому времени у Дрэкса были уже другие заботы.
     Бонд козырем со стола побил его бубнового короля и быстро пошел с треф.
Дрэкс выложил девятку.  Бонд взял ее своей  десяткой и пошел бубнами, забрав
взятку козырем  "болвана". Туз Дрэкса пал. Еще  одна трефа со  стола поймала
валет Дрэкса.
     Затем в бой пошел трефовый туз.
     Лишь  отдавая своего короля, Дрэкс впервые понял,  что ему грозит. Он с
беспокойством  следил за  Бондом,  ожидая следующего  хода.  Есть  ли у него
бубны? Много ли  их у Мейера? В  конце  концов, он  же с  них начинал. Дрэкс
ждал. Его карты мокли от пота.
     У великого шахматиста Морфи была  ужасная  привычка. Он не отрывал глаз
от доски,  пока  не убеждался,  что победа  обеспечена.  Тогда  он  медленно
поднимал свою  великую голову и  с  любопытством смотрел на противника.  Тот
чувствовал  взгляд  и, робко  поднимая глаза  навстречу Морфи,  понимал, что
продолжать бессмысленно, остается лишь сдаться.
     Сейчас, подобно  Морфи,  Бонд поднял голову  и посмотрел Дрэксу прямо в
глаза.  Затем медленно  выложил бубновую даму, и, не ожидая Мейера, в ряд  -
восьмерку, семерку, шестерку, пятерку, четверку и две козырные трефы,
     - Это все, Дрэкс, - сказал он спокойно и откинулся в кресле.
     Первой реакцией Дрэкса было вырвать карты из рук Мейера. Он лихорадочно
осмотрел их  в поисках более  крупных карт и, не  найдя, швырнул через  весь
стол.
     Он был смертельно бледен. Глаза метали молнии. Внезапно он поднял кулак
и грохнул им о стол по кучке своих бесславных тузов, королей и дам.
     Очень тихо он зашипел:
     - Ах ты мошен...
     -  Довольно, Дрэкс! -  Голос Бэзилдона прозвучал как  удар хлыста. - Не
заводите подобных разговоров. Я наблюдал всю  игру. Успокойтесь. Если у  вас
есть жалобы, в письменной форме представьте их на рассмотрение комитета.
     Дрэкс  медленно  поднялся на  ноги.  Сделав шаг от  стола, он  пятерней
провел  по мокрым рыжим  волосам. Цвет медленно  возвращался в его  лицо,  и
вместе с ним -  выражение хитрости и коварства.  Он сверху вниз посмотрел на
противника, и  в здоровом глазу  отчетливо засветился презрительный  триумф,
всерьез встревоживший Бонда.
     Потом он повернулся ко всей компании.
     -  Спокойной  ночи,  джентльмены, -  сказал он, глядя  на  них с тем же
пренебрежительным выражением. - Я должен около пятнадцати тысяч.  Я принимаю
на  себя и долю Мейера. Он  наклонился к столу и взял портсигар и зажигалку.
Затем снова посмотрел на Бонда и очень спокойно произнес, показав под рыжими
усами щелистые зубы:
     - Вам следует тратить быстро, капитан Бонд.
     Повернулся и быстро вышел из комнаты.

     Часть вторая: Вторник и среда

        КРАСНЫЙ ТЕЛЕФОН

        VIII

     Ровно  в  десять  утра Бонд  был  уже на  работе.  Чувствовал  он  себя
отвратительно. Помимо изжоги от выпитого шампанского,  ощущался и  некоторый
упадок  духа,  что было  следствием  отчасти бензедрина, отчасти  -  событий
вчерашней ночи.
     Когда Мейер  с облегчением покинул поле боя,  Бонд  вытащил из  каждого
кармана пиджака по колоде карт и положил  их перед М. и Бэзилдоном. Одна  их
них была та голубая,  которую снимал Дрэкс и которую  Бонд подменил, прикрыв
платком, подтасованной заранее колодой из правого кармана. Красная, лежавшая
в левом, не понадобилась.
     Бонд веером раскинул ее на  столе, показав, что и она была подготовлена
для того же большого шлема, который поразил Дрэкса.
     -  Это знаменитый  расклад  Кьюлберстона,  -  объяснил  он,  -  который
придумал его, чтобы мистифицировать публику своей  конвенцией блиц-игры. Мне
пришлось подготовить колоды обоих цветов, было ведь неизвестно, каким цветом
пойдет игра.
     - Как бы то ни было, все прошло блестяще, - благодарно сказал Бэзилдон.
- Я полагаю, он сумеет сопоставить факты и впредь или откажется от игры, или
будет играть честно. Этот вечер дорого ему обошелся. И давайте  не спорить о
вашем выигрыше, -  быстро  добавил  он. - Сегодня вы  сослужили  всем -  и в
первую очередь Дрэксу  - хорошую  службу.  Вы  рисковали.  Все  могло пройти
совсем не так гладко, и именно на вас легла бы тогда вся ответственность. Вы
получите чек в субботу.
     Они поже