ия, так же как и холод, убивает. Я наклонился и захватил его руки так, что его спина оказалась на моей груди, в этом положении мы подплыли к ступенькам: с большим трудом мне удалось протащить его по ним и вынести на травянистый берег. -- Моя нога, -- простонал он. -- О боже, Гарри, сколько вы весите? -- пытаясь отвлечь его, спросил я. -- Не ваше, черт побери, дело, -- проворчал он. От облегчения я чуть не рассмеялся. Если несмотря на все страдания он смог так ответить, значит, к его сознанию не прикоснулась рука смерти. Это придало мне уверенности, хотя, смело можно сказать, на поверхности ему, как и мне, вряд ли было теплее. Его нога, судя по всему, перестала кровоточить, а если и кровоточила, то незначительно. Значит, артерия не задета, иначе к этому времени он бы уже умер от потери крови. Тем не менее рана, видимо, серьезная, и чем быстрее мне удастся доставить его к врачу, тем лучше. Насколько я запомнил, эллинг расположен на отшибе и поблизости нет жилых домов; бежать же в носках по этим дорогам за помощью просто нелепо. С другой стороны, в нескольких шагах от нас я приметил киль перевернутой обшитой внакрой ветхой лодчонки. Слишком мала, подумал я. От силы шесть футов. Рассчитана на одного, вряд ли потянет двоих. К тому же, не исключено, что она вся дырявая... На секунду оставив Гарри одного, я подошел к этой пироге и завалил ее на борт. Конечно, ее не мешало бы покрасить и подремонтировать хозяйской рукой, однако во всем остальном она показалась мне вполне пригодной для плавания; смущало то, что не было ни уключин ни весел. Обойдемся. Сойдет и шест. Вон сколько кольев навалено кругом. Я подобрал один подходящей длины и положил в лодку. К носу пироги была привязана короткая веревка: фалинь. -- Гарри, вы сможете прыгнуть? -- спросил я. -- Не знаю. -- Пойдемте. Попробуете. Нам нужно поместить вас в лодку., -- В лодку? -- Да. Кто-то угнал вашу машину. Он выглядел ошеломленным, однако все события сегодняшнего дня были для него настолько невероятными и неправдоподобными, что Гарри промолчал -- путешествие на лодке вполне вписывалось в их общий фон. Гарри сделал несколько мучительных усилий, помогая мне поставить его на левую ногу. После нескольких судорожных прыжков и исключительно благодаря моей помощи он наконец очутился в лодке. Я усадил его на центральную банку и устроил ноги поудобнее. Каждое движение давалось ему с трудом, он стонал и морщился от боли. -- Крепко ухватитесь за борта, -- велел я. -- Крепко. -- Да. Он даже не пошевелился, поэтому мне пришлось взять его за руки и самому сжать его кисти на бортах лодки. -- Держись крепче, -- жестко приказал я. -- Прекрасно, -- слабым голосом ответил он, однако я заметил, что руки его напряглись. Я раскачивал наш ковчег до тех пор, пока он сам не заскользил вниз, затем, крепко ухватившись за фалинь и упираясь ногами в песок, удерживал лодку от слишком быстрого вхождения в реку; когда корма погрузилась в воду, я, отбросив в сторону все разумные сомнения на тот счет, что мы немедленно пойдем ко дну, запрыгнул в лодку. Ко дну мы не пошли. Речной поток немедленно подхватил наше суденышко и понес вниз по реке; я устроился на корме за спиной Гарри и начал манипулировать своим шестом. -- Что это? -- спросил он слабым голосом, пытаясь вникнуть в смысл происходящего. -- Руль. -- Ох. Пропустив шест через согнутый локоть левой руки, я опустил его в реку -- правой рукой я удерживал короткий конец; находящийся в воде длинный конец давал нам направление. Наш рулевой механизм был, несомненно, далек от совершенства, но, тем не менее, мы все же шли вниз по реке и шли носом вперед. "Следуйте всегда вниз по течению реки... -- прокрутились в голове знакомые слова. -- Обычно там люди оборудуют себе жилища... " Весьма к месту. Большинство ваших ловушек очень подлые". Действительно, некоторые капканы, о которых я писал в своих путеводителях, предполагали падение добычи в замаскированную яму, специально утыканную острыми кольями или шипами. Каждый из них читал мои книги. -- Джон, -- послышался голос Гарри. -- Куда мы плывем? -- Возможно, в Мэйденхед, Я сам толком не знаю. -- Я чертовски замерз. Лодка начинала давать течь -- под ногами захлюпало. Дерьмо, вновь всплыло это неприятное слово. Естественно, мы находились еще далеко от цивилизации, но ведь из глуши эллинга Сэма мы явно должны были выбраться. Я огляделся. Русло реки резко сужалось. Слева я увидел огромные буквы "Опасно, путь закрыт" и стрелку вправо с надписью "ШЛЮЗ". Я резко крутанул свой шест и повернул вправо. Знак "Опасно"-- это запруда или плотина. А шлюз нам вполне подходит. Шлюзы имеют своих служителей. В этот момент мне пришла в голову мысль, поскольку других лодок я не заметил, что шлюз в зимнее время Года вполне может быть закрыт на ремонт и служитель может отсутствовать-- что ему стоит, например, уйти за покупками... Плевать. Справа уже виднелись жилые дома. Впрочем, это вполне могли быть закрытые на зиму летние коттеджи. Мы плыли, и время как бы прекратило властвовать над нами. Воды в лодке прибывало, однако нам удалось выбраться в поток более медленный, чем основное течение. Шлюз казался вымершим, шумели только видневшиеся слева высокие мрачные деревья; наконец с правой стороны я, к своему счастью, заметил швартовы и бочки для судов, ожидающих очереди прохода через шлюз. Ни одного судна, естественно, не было. Неоткуда ждать помощи. Но нельзя отчаиваться. Все образуется. Я подогнал лодку к самым затворам шлюза, привязал ее к швартовочной цепи и начал выбираться из этого утлого ковчега. -- Сейчас вернусь, -- бросил я, перегибаясь через борт. Гарри лишь кивнул. На сегодня он натерпелся слишком много. Я поднялся по ступенькам к дому смотрителя и постучал в дверь. К великому счастью, он оказался дома. Худощавый мужчина с добрыми глазами. -- Искупались в реке, не так ли? -- дружелюбно спросил он, разглядывая мою мокрую одежду. -- Хотите позвонить по телефону? ГЛАВА 13 Вместе с Гарри на машине "скорой помощи" я отправился в Мэйденхедский госпиталь, обоих нас закутали в теплые одеяла, причем Гарри упаковали еще в специальный, подбитый фольгой халат, используемый при гипотермии. Далее последовал успокаивающий телефонный звонок Фионе и ожидание результатов обследования ранения Гарри. У него обнаружили сквозной прокол икроножной мышцы, входное и выходное отверстия оказались чистыми и не представляли опасности для внутреннего заражения. Пока Фиона добиралась до госпиталя, врачи накачали Гарри антибиотиками и другими снадобьями, наложили "швы, и к тому времени, когда она приехала и со слезами упала мне на грудь, Гарри уже блаженствовал в неизвестно каком реанимационном отделении. -- Но зачем? -- в ее голосе звучали злость и недоумение. -- Зачем его понесло в этот эллинг Сэма? Вылитая мамаша, бранящая свое пропавшее, но4 затем нашедшееся чадо: как и в случае с Перкином и Мэкки. -- Он сам расскажет вам об - этом, -- ответил я. -- Врачи говорят, что с ним все в порядке. -- На вас влажная одежда, -- она отпрянула назад. -- Вы тоже провалились в эту дыру? -- В некотором роде. Центральное отопление госпиталя хорошо поработало над моей одеждой, и еейчас я ощущал себя старомодной складной рамой для сушки белья, с которого в сухом теплом воздухе струится легкий парок. На мне по-прежнему не было ни туфель, ни ботинок. Фиона с недоумением посмотрела на мои ноги. -- Я собиралась попросить вас отогнать машину Гарри домой, -- сказала она, -- но, полагаю, вы не сможете. Мне пришлось объяснить ей, что машина Гарри уже давно уехала. -- Где же она в таком случае? -- удивленно спросила Фиона. -- Кто ее взял? -- Может быть, Дун найдет. -- Этот полицейский! -- ее передернуло. -- Я ненавижу его. Прежде чем я успел высказать на этот счет свое мнение, в дверях появилась медицинская сестра и увела ее на свидание с Гарри. В сильном волнении она удалилась, бросив через плечо, чтобы я ее подождал; когда через полчаса она вернулась, на ней не было лица. -- Гарри какой-то сонный, -- сообщила она. -- Проснувшись, начал бормотать какую-то нелепицу... Как можно добраться до госпиталя на лодке? -- Я расскажу вам по дороге домой. Хотите, чтобы я вел машину? -- Но... -- Босыми ногами это очень просто. Носки я сниму. Фиона сама открыла дверцы автомобиля и без каких-либо комментариев протянула мне ключи зажигания. Мы удобно устроились на сиденьях, и по дороге в Шеллертон, когда уже день склонялся к закату, я спокойным голосом, опуская жуткие подробности, поведал ей суть наших злоключений на плавучей резиденции Сэма.. Нахмурившись, она с беспокойством слушала мой рассказ. -- Здесь поверните направо, -- машинально сказала она, и через некоторое время сама же себя поправила. -- Извините, здесь следовало повернуть налево, придется ехать назад. Наконец она попросила: -- Езжайте напрямик в Шеллертонхаус. Оттуда я доберусь сама. Со мной уже все в порядке. Все это так выводит из душевного равновесия. Я с дрожью смотрела на Гарри, напичканного наркотиками. -- Понимаю. Я остановил автомобиль у дома Тремьена, и, пока я надевал носки, Фиона заявила, что пойдет вместе со мной. -- Чтобы унять дрожь, -- пояснила она. Тремьен, Мэкки и Перкин, как обычно, сидели в семейной комнате за вечерней выпивкой. Увидев Фиону, Тремьен засуетился больше обычного, видимо предчувствуя что-то неладное. Он начал рассказывать ей о том, что Мэкки только что вернулась из Эскота, со скачек учеников, куда он отправлял одного из скакунов, который потерпел полнейшее фиаско. -- Пустая трата времени, -- заключил он. Записка "Уехал с Гарри. Вернусь к ужину" по-прежнему была приколота к пробковой доске. Мое возвращение вместе с Фионой он воспринял без комментариев. -- Я думаю, кто-то пытался убить Гарри, -- напрямик заявила Фиона, резко обрывая болтовню Тремьена о скачках в Эскоте. -- Что? Мгновенно установилась тишина, лица присутствующих, в том числе и самой Фионы, выражали потрясение. -- Он поехал на эллинг Сэма, и там под ним проломились доски, он едва не утонул... -- пересказала она им мои слова. -- Если бы рядом не оказалось Джона... -- Дорогая моя девочка, должно быть, это чудовищный несчастный случай, -- сурово сказал Тремьен. -- Кому могло понадобиться убивать Гарри? -- Никому, -- эхом отозвался Перкин. -- Я имею в виду, за что? -- Гарри -- прекрасный парень, -- кивнула Мэкки. -- Кто бы мог подумать? Ты почитай последние газеты, -- лоб Фионы прорезали морщины. -- Люди могут быть невероятно злобными. Даже жители нашего городка. Сегодня утром я зашла в магазин, так все сразу же замолкли и уставились на меня. Люди, которых я знаю много лет. Я рассказала об этом Гарри, он закипел от гнева, но что мы можем сделать? А теперь это... -- Гарри сам сказал, что его пытались убить? -- спросил Перкин. Фиона покачала головой. -- Его накачали в госпитале транквилизаторами. -- А что думает Джон? Фиона посмотрела на меня: -- На самом-то деле Джон не говорил этого. Это мое личное мнение. И это мнение нагоняет на меня страх. Я боюсь думать об этом. -- Вот и не думай, дорогуша, -- Мэкки обняла ее и поцеловала в щеку. -- Немудрено испугаться того, что случилось, но сейчас Гарри в порядке. -- Но кто-то украл его машину, -- глаза Фионы глубоко ввалились. -- А может быть, он оставил в машине ключи от зажигания, -- предположил Тремьен, -- и какой-нибудь проходимец воспользовался случаем. Фиона нехотя согласилась: -- Да, он мог оставить ключи. Гарри доверяет людям. Я же не устаю повторять, что этого нельзя делать в настоящий момент. Они дружно принялись успокаивать Фиону и продолжали это до тех пор, пока не разуверили ее в худших из сомнений. В мягком свете гостиной я наблюдал за движениями ее серебристой головки и не делал никаких попыток высказать собственное мнение -- ни к чему хорошему это бы не привело. С Дуном дело обстояло иначе. Утром следующего дня он выслушал по телефону мое сухое изложение происшедших событий. Я был первый, кто сообщил ему о случившемся. Вскоре он уже входил в столовую, где я работал. Дун прошел к столу и уселся напротив меня. -- Говорят, что вы настоящий герой, -- сухо обронил он. -- Неужели? И кто же это говорит? -- Мистер Гудхэвен. Я попытался придать своему лицу то же кроткое выражение, что было на лице Дуна. В утреннем бюллетене о состоянии здоровья Гарри говорилось, что ему значительно лучше, причин для беспокойства нет -- прогноз отличный, память быстро восстанавливается. -- Несчастный случай или покушение на убийство? -- спросил Дун, явно рассчитывая на мотивированный ответ. -- Думаю, что второе, -- я не стал вдаваться в подробности. -- Вы нашли его машину? -- Еще нет, -- он нахмурился и бросил на меня долгий взгляд, в котором не читалось абсолютно ничего. -- А где бы вы стали ее искать? Выдержав паузу, я ответил: -- На вершине скалы. -- Взморье? Тот мыс под Дувром? -- предположил он. -- До моря путь неблизкий. -- Возможно, я упомянул скалу в метафорическом плане, -- пояснил я свою мысль. -- Тогда продолжайте. -- Является ли для полицейских нормой, -- начал я свой вопрос, -- интересоваться гипотезами обычных людей? -- Я уже говорил вам, что мне нравится их выслушивать, я не всегда соглашаюсь, но иногда их предположения совпадают с моим собственным мнением. -- Вполне справедливо. В таком случае, к какому бы вы пришли выводу в следующей ситуации: со вчерашнего дня Гарри исчезает навсегда, а его машина впоследствии обнаруживается у какой-нибудь скалы, будь та скала реальной или гипотетической? -- Самоубийство, -- быстро ответил Дун. < -- Признание вины. -- Конец расследованию? Дело закрывается? Дун угрюмо посмотрел на меня: -- Возможно. Но до тех пор, пока мы не обнаружили бы тела, вероятность обычного бегства не списывалась бы со счетов. Мы предупредили бы коллег даже в Австралии... искали бы его по всему миру. В таких случаях дела так быстро не закрываются. -- Но вы прекратили бы подозревать кого-либо другого, поскольку определенно и безоговорочно считали бы виновным его. -- Все улики, имеющиеся в распоряжении следствия, указывают на него. Его бегство либо исчезновение только подтвердили бы это. -- Но что-то в этих уликах вас явно беспокоит? Я уже начал угадывать по выражению его лица реакцию на мои вопросы: он либо сосредоточенно думал, либо * оставался совершенно бесстрастным. Этот мой вопрос, без сомнения, заставил его задуматься, хотя ни один мускул на его лице не дрогнул. Видимо, я затронул тему, которая, по его мнению, не должна была выплыть наружу. -- Почему вы так считаете? -- неопределенно спросил он. -- Потому что вы еще никого не арестовали. -- Это сделать просто. -- Полагаю, что просто, но будучи абсолютно уверенным. -- Не надо всяких "полагаю". -- Тогда скажу более уверенно: солнцезащитные очки, авторучку и ремень, принадлежавшие Гарри, Анжела Брикел взяла без спроса, то есть утащила. -- Продолжайте, -- сухо попросил Дун. Моя гипотеза явно уже прокручивалась в его голове. -- Вы же сами сказали, что ее сумочка была расстегнута и все содержимое исчезло, за исключением этой карточки во внутреннем кармане? -- Да, я говорил это. -- А рядом вы нашли шоколадную обертку? -- Да. -- И собачьи следы? -- Да. -- А любая собака, учуяв запах шоколада, наверняка разорвала бы сумочку, чтобы до него добраться? -- Вполне возможно, -- Дун явно решился сделать кардинальное признание. -- На сумочке были следы зубов. -- Тогда предположим, -- сказал я, -- что она действительно имела какие-то шашни с Гарри. Он добрый привлекательный мужчина. Предположим также, что именно его фотографию она носила в сумке. Оставим в стороне лошадь, владелицей которой в конечном счете является Фиона. Предположим, ей удалось стащить личные вещи Гарри -- очки, ручку, даже ремень -- и носить их с собой: молодежь не лишена этого фетишизма. Все эти доводы подтверждают, что с Гарри она потерпела фиаско, и только, а никак не то, что он является убийцей. -- Да, все это я принял во внимание. -- Тогда новое предположение: некая личность не может понять, почему вы до сих пор не арестовали Гарри, особенно учитывая всю эту шумиху в газетах. И вот этот некто решает избавить вас от всяких сомнений. Правдоподобно? Некоторое время Дун молчал, видимо борясь с самим собой: какой же версии отдать предпочтение. Не так уж много их было. -- Тот, кто угнал машину Гарри, -- начал я новую мысль, -- украл, естественно, мою куртку и ботинки. Все это я снял до того, как прыгнуть в этот злосчастный пролом и очутиться в воде. -- Почему вы не сказали об этом раньше? -- оживился он. -- Говорю это сейчас, -- сказал я и после некоторой паузы добавил: -- Тот, кто забрал мои вещи, в данный момент должен быть явно обеспокоен тем обстоятельством, почему вместе с Гарри оказался я и тот выжил. Я хочу сказать, вряд ли кто-нибудь предположил бы, что Тарри отправился на эллинг Сэма. Никому бы даже не пришло в голову искать его там. Я уверен, что это была попытка подтвердить вину Гарри, которая неожиданно сорвалась, оставив вас с целой кучей новых сомнений и необходимостью продолжать следствие. -- Завтра утром я хотел бы видеть вас на этом эллинге, -- официальным тоном сказал Дун. -- Что вы думаете об этом месте? -- спросил я. -- Я выслушал показания мистера и миссис Гудхэвен, -- выдавил из себя Дун. -- Мне еще не довелось побывать на эллинге. Впрочем, это место уже оцеплено. Мистер Ягер будет ждать меня там завтра в девять утра. Я бы хотел побывать там уже сегодня, но, как я понял, мистер Ягер сейчас участвует в трех заездах на скачках в Уинкэнтоне. Я кивнул. Тремьен тоже уехал туда. Вместе с Нола-ном. Снова борьба гигантов. -- Знаете ли, -- медленно проговорил Дун, -- я всерьез начал допрашивать всех остальных участников этой трагедии. Я кивнул: -- В том числе и Сэма Ягера. Он уже сообщил нам. Всем теперь известно, что вы расширили круг поисков. -- Покойная девушка не была слишком разборчивой, -- с сожалением произнес он. Для поездки на место происшествия Тремьен разрешил мне воспользоваться его "вольво", предварительно напомнив, что вечером должно состояться чествование лауреата Национальной премии, и именно он завоевал это звание. Я видел приглашения на столе Ди-Ди в конторе: мне показалось, что весь конноспортивный мир должен собраться на этом торжественном обеде. Что касается Тремьена, то он отпустил на свой счет пару шуток, лишний раз доказывающих, в чем заключается суть его жизни, -- еще один существенный эпизод в его биографии. Когда я подъехал к эллингу, Сэм и Дун уже были на месте. Оба явно не светились радостью; цветастая куртка Сэма на фоне серых тонов нашей одежды лишний раз подчеркивала его индивидуальность. В ожидании меня разговор у них, по всей видимости, не клеился. -- До вашего приезда, сэр, -- сказал Дун, как только я вылез из машины, -- мы ничего не предпринимали. Ничего не трогали. Покажите нам, пожалуйста, что происходило здесь днем в среду. -- Нашли на свою ж... приключения, приехав сюда, -- раздраженно буркнул Сэм. -- Как оказалось, -- бесстрастно согласился Дун. -- Итак, я слушаю вас, мистер Кендал. -- Гарри сказал, что ему назначили на эллинге встречу, поэтому мы здесь и очутились. Я пошел нашим прежним путем, Дун и Сэм следовали за мной. -- Мы прошли через эту главную дверь, -- пояснял я. -- Она не была закрыта. -- Никогда не закрываю, -- подтвердил Сэм. < Я толкнул дверь и указал на пролом в полу. -- Вот так мы вошли, -- продолжал я. -- О чем-то болтали. -- О чем именно? -- насторожился Дун. -- О грандиозной вечеринке, которую тут когда-то закатил Сэм. Гарри рассказывал, что в тот день здесь, в этом помещении, оборудовали бар, а внизу -- иллюминированный грот. По ходу его повествования у него возникли какие-то ассоциации с балконом, и он направился в сторону застекленных дверей, увидел на полу конверт и нагнулся, чтобы поднять его, -- в этот момент раздался жуткий треск, и пол под ним провалился. На лице Сэма появилось бессмысленное выражение. -- Это действительно могло произойти? -- спросил его Дун. -- Давно ли здесь происходило последнее празднество? Ведь людей, я полагаю, тогда собралось много, но ни одна доска даже не треснула. -- В июле прошлого года, -- сухо ответил Сэм. -- За такой короткий период пол не мог настолько прогнить, -- заключил Дун своим певучим голосом. Сэм не ответил, что само по себе было примечательным. -- Так вот, -- продолжил я, -- когда Гарри исчез в этом проеме, я скинул ботинки и снял куртку, оставил это все здесь и прыгнул в воду, поскольку, как я уже рассказывал, Гарри так и не вынырнул. -- Да, -- согласился Дун. -- Лучше взглянуть через нижнюю дверь, -- предло-i жил я. -- Она ведет прямо в док. Сэм с отвращением посмотрел на разломанную дверную раму. -- Это ваших гребаных рук- дело? -- требовательно обратился он ко мне. -- Ведь она была открыта. -- Дверь была заперта, -- ответил я. -- И ключа нигде не было. -- Ключ всегда торчит в замочной скважине с внутренней стороны дока. -- Его там не было, -- отрезал я. Сэм открыл дверь, и нашему взору представился вид уже до боли мне знакомый: пространство, заполненное грязной водой, дыра в потолке и металлическая решетка, закрывающая прямой выход наружу, -- док вполне мог вместить средних размеров морское судно либо три или четыре баркаса. От воды несло вонючей сыростью грязно-то замерзшего ила -- вчера я даже не воспринял всех этих миазмов. -- У стены по правую руку нечто вроде прохода с " возвышением, -- сообщил я Дуну, -- сейчас его не видно из-за паводка. Сэм кивнул. -- Швартовая тумба? -- Если вы ничего не имеете против, -- с каменным, как у истукана, лицом предложил я, -- то я мог бы показать вам кое-какие интересные детали в этом проломе. Они с отвращением посмотрели на воду, и по их лицам разлилось выражение брезгливости. Тогда Сэм предло-? К жил более "вкусное" решение проблемы: -- Возьмем лодку и посмотрим. -- А как же решетка? -- Естественно, я ее подниму. -- Подождите, -- сказал Дун. -- Лодка тоже подождет. Мистер Кендал, вы спустились в это. т проем, обнаружили мистера Гудхэвена и вытащили его на поверхность. Перед этим вы усадили его на тумбу, а сами поднырнули, пролезли через эту сетку и выбрались наружу. Не так ли? -- Да, за тем исключением, что, пока я тащил Гарри в этот угол и усаживал его, кто-то открыл главную дверь у нас над головами, впрочем, я говорил вам об этом; затем этот некто, не произнеся ни слова, исчез; до меня лишь донеслись звуки мотора отъезжающего автомобиля -- не исключено, что это была машина Гарри. -- А вы слышали шум подъезжающего автомобиля? -- не удержался от очередного вопроса Дун. -- Нет. -- Почему вы не звали на помощь? -- Гарри сюда завлекли явно обманом... Здесь чувствовалась ловушка, поверьте мне; а те, кто подстраивает ловушки, всегда приходят посмотреть на свою добычу. Во взгляде Дуна я прочел очередное подтверждение хода моих мыслей. -- Под этим железным занавесом вы не смогли бы проплыть, -- нахмурившись, заметил Сэм. -- Он упирается непосредственно в дно реки. -- Ухитрился проскользнуть по мягкому мокрому илу. -- Вы подвергали себя долбаному риску. -- Вы тоже это делаете, -- примирительно заметил я, -- и чуть ли не каждый день -- ваша профессия наездника не из самых безопасных. Что касается меня, то у нас с Гарри был один выбор: не найди я выхода, мы бы оба погибли от холода, а то и утонули. Сейчас в этом нет сомнений. Ситуация очень похожа на ту, в которой^ мы все оказались в среду вечером, угодив на джипе в канаву. Задумавшись, Дун некоторое время молчал. -- Вы выбрались на берег. Что дальше? -- наконец спросил он. -- Я увидел, что автомобиль Гарри исчез. Поэтому вернулся сюда наверх за своими ботинками и курткой, но они тоже пропали. Крикнув Гарри, чтобы тот не волновался, я бросился по тропе к сараю в надежде найти телефон, но его там не оказалось. -- Там нет телефона, -- подтвердил Сэм. -- Когда я бываю здесь, то звоню по радиотелефону из машины. -- Подходящих инструментов я тоже не обнаружил. Сэм улыбнулся: -- Я их прячу.  -- Поэтому мне пришлось воспользоваться фомкой и молотком. Извините, что покорежил вашу дверь. Сэм пожал плечами. -- Что было дальше? -- спросил Дун. -- Я вытащил Гарри на берег, взгромоздил его на лодку, и мы... э-э... вниз по реке приплыли к шлюзу. -- Это же моя долбаная пирога! -- воскликнул Сэм, оглядываясь по сторонам. -- Она исчезла! -- Уверен, что с ней ничего не случилось, она пришвартована у шлюза, -- успокоил я его. -- Служитель знает, кому она принадлежит. Он обещал приглядеть за ней. -- Пойдет ко дну, -- нахмурился Сэм. -- Лодка течет. -- Ее вытащили на берег. -- Вы не можете быть писателем, -- заключил Сэм. -- Это почему же? -- Слишком много гребаного здравого смысла. Он заметил мое удивление и ухмыльнулся. -- Что происходит со всем тем хламом, который лежит в доке, после того как вы поднимаете решетку? -- спросил я. -- Манал я этот хлам. -- Это вы о чем? -- Устланное илом дно. этого дока непосредственно спускается до уровня дна реки, -- пояснил я. -- Если поднять заслонку, то все, что лежит на дне дока, под большим давлением, естественно, устремится в реку и будет подхвачено течением. Трупы обычно всплывают, но вы, инспектор, лучше других знаете, насколько трудно обнаружить утонувших в Темзе, поскольку подводные потоки выносят их за черту Лондона прямо в открытое "поре. Глядя в окно своей мансарды в Чизвике, я частенько задумывался о всех тех трагедиях, которые происходят вне поля моего зрения, и ужасах, скрытых от человеческого глаза. Сколько тайных помыслов, порочных побуждений и вредных амбиций! -- Каждый живущий в районе долины Темзы знает, что утонувшие исчезают, -- кивнул Дун. -- Ежегодно пропадает несколъко-отдыхающих. Это очень прискорбно. -- Гарри напоролся ногой на что-то острое, -- кротко заметил я. -- Он был как бы приколот ко дну. Еще несколько минут, и он был бы покойником. А в следующий приезд Сэма, когда тот поднял бы решетку, труп Гарри преспокойно унесло бы в реку, и я полагаю, никто никогда бы не узнал, что Гарри приеэисал сюда. Всплыви его тело где-нибудь в низовьях Темзы и будь-оно обнаружено, что вероятнее всего самоубийство, а нет -- значит, скрывается от правосудия. Я сделал небольшую паузу, затем задал Сэму прямой вопрос, -- Когда бы вы подняли заслонку? -- Сразу же, как только обнаружил бы пролом, -- моментально ответил Сэм. -- Надо осмотреть эту дыру снизу, что, впрочем, мы и собираемся сделать. Но я редко приезжаю сюда. Только летом. Он застенчиво посмотрел на Дуна и добавил: -- Летом я захватываю с собой матрас. -- И Анжелу Брикел? -- спросил Дун. Сэм так и застыл с открытым ртом. Прямое попадание, подумал я, имея в виду вопрос инспектора. -- А что там в доке под водой? -- поинтересовался я у Сэма. -- Извините, не расслышал. -- На что мог напороться Гарри? Он стряхнул с себя воспоминания об Анжеле Брикел и рассеянно ответил: -- Не имею ни малейшего понятия. -- Если вы поднимете заслонку, -- заметил я, -- то мы так никогда и не узнаем. -- Вот как, -- Дун рассудительно посмотрел на Сэма. Мы по-прежнему толклись у открытой двери. -- Тогда дело за крючьями и кошками, -- продолжал Дун. -- Там можно зажечь свет? -- Основной щиток в мастерской, -- автоматически ответил Сэм, его мысли были явно заняты чем-то другим. -- В доке ничего нет, кроме, разве что, нескольких пустых жестянок из-под пива и портативного радиоприемника, который уронила в воду одна неуклюжая бабенка, раскачиваясь в лодке на высоких каблуках. -- Гарри напоролся не на приемник, -- сказал я. Сэм резко повернулся и зашагал по тропинке к сараю.; Дун уже было собрался последовать за ним, затем в нерешительности остановился и вернулся назад. -- Это мог быть несчастный случай, сэр, -- выдавил он из себя. Я кивнул. -- Хорошая ловушка никогда не выглядит как ловушка. -- - Вы что, кого-то цитируете? -- Да. Самого себя. В свое время я написал много о ловушках, силках и капканах. И о том, как их готовить. Как охотиться за добычей. Книги с моими рекомендациями разбросаны по всей усадьбе Тремьена в Шеллертоне. Все семейство ими живо заинтересовалось. Там советов вполне достаточно, чтобы умертвить и человека. -- Вы шутите, или как вас понимать, сэр? -- Нет, не шучу, -- с сожалением признался я. -- Я должен посмотреть эти книги. -- Смотрите. В этот момент вернулся Сэм. Его брови были хмуро сдвинуты. Он пробрался внутрь, даже не замочив ног, и нажал на три кнопки, с которыми я безрезультатно бился два дня назад. Под потолком мгновенно загорелся свет, и. нашему взору предстали старинные кирпичные стены и обветшалые, изъеденные сыростью балки и брусья, вдоль и поперек поддерживающие потолочные доски; в месте пролома опора отсутствовала. Дун сразу заприметил это и буркнул что-то насчет того, что ему потребуются эксперты. Сэм мрачно и с вызовом посмотрел на меня. -- Ну и что? -- Куда же делась часть балки? Или ее кто-то съел? Он неохотно кивнул. -- Похоже на то, откуда я могу знать. Дун явно что-то задумал. -- Каждому известно местоположение вашего эллинга, -- многозначительно заметил Дун, -- и вы сами, сэр, * Прекрасно знаете, куда и где в своей мастерской вы прячете инструменты. -- Знаю, но это ни о чем не говорит, -- в голосе Сэма слышался вызов, но ни на йоту страха. -- Моя резиденция известна всем моим друзьям. Каждый из них мог подпилить эту балку -- детская работа. -- А на кого бы вы подумали? -- бросил Дун. -- Естественно, кроме вас самого. -- Ну... Любой бы мог. Перкин! Этот мог бы. Нолан... Уж пила не ахти какой инструмент. Любой ребенок с ней справится, или вы со мной не согласны? Выражение лица Дуна смягчилось. -- Пройдусь-ка я лучше на верх эллинга, если вы не возражаете, сэр, -- ушел от ответа Дун. Мы втроем стали с опаской подниматься по лестнице, стираясь не споткнуться в неверном освещении. Доски хотя и потемнели от времени и сырости, но были явно не гнилыми. Сэм пояснил: -- Доски прибиты кое-как, местами; в сырую погоду, набухая, они лежат более или менее плотно, но летом, когда они рассохнутся, между ними появляются щели, и отодрать их весьма просто. Проверяйте, насколько прогнили балки. -- А почему они в таком состоянии? -- спросил Дун. -- Спросите об этом поставщиков и строителей, -- пожал плечами Сэм. -- Я купил этот ковчег в первозданном виде. Прошлым летом во время вечеринки я вынул часть досок, чтобы подвесить к потолку дока разноцветные лампочки, так как внизу, в гроте, решил устроить цветомузыкальную феерию с катанием на лодках. -- Кто-нибудь знал, что эти доски отдирались от пола? -- спросил Дун. -- Откуда мне знать? -- с вызовом сказал Сэм. -- Всякий спускавшийся посмотреть на иллюминацию мог бы догадаться сам, да и я не скрывал этого. Я наклонился над дырой в полу, опустившись на колени. -- Постойте! -- воскликнул Дун. -- Я хотел только взглянуть. Судя по расположению половых досок, я понял, что основную нагрузку нес брус, который когда-то уже поправляли. Некоторые из досок просто висели в воздухе, и естественно, когда Гарри наступил на них, они подались под его весом и обрушились вниз вместе с ним. Я протянул руку, надавил на обломки досок и тут же с опаской отполз назад. -- Что вы скажете? -- спросил Дун. -- К этой дыре лучше не приближаться. -- Я так и думал. Он повернулся к Сэму. -- Хотелось бы мне знать, сэр, когда ваш эллинг последний раз ремонтировался. Сэм бросил на него отсутствующий взгляд. -- Когда? С какого момента прикажете считать? С Рождества Христова? -- спросил он. -- Меня интересуют последние десять дней, -- ехидно ответил Дун. -- Неделю назад я привез сюда штабель тикового дерева по дороге на скачки в Виндзоре, -- без излишних раздумий ответил Сэм. -- В четверг я участвовал в скачках в Тустере. В пятницу я полдня провел здесь. В субботу мне не повезло, я выбил палец в Чепстоу и до вторника в соревнованиях не участвовал. В воскресенье, когда я пестовал свой палец, заявились вы, а в понедельник я пролодырничал здесь. Во вторник я уже был в седле на скачках в Уорвике. Среду я провел в Эскоте, вчерашний день -- в Уинкэнтоне, а сегодняшний -- в Ньюбери... Сэм замолчал и, задумавшись, добавил: -- Вечером и ночью меня здесь не было. -- В каких скачках вы участвовали днем в среду? -- спросил Дун. -- В Эскоте. -- В каких скачках? -- Да. -- Две мили с препятствиями. А также в забегах для учеников. По выражению лица Дуна я понял, что это не тот ответ, которого он ожидал, тем не менее Дун достал блокнот и скрупулезно записал слова Сэма. -- Меня здесь не было, и я не угонял этот гребаный; автомобиль Гарри. Вы это имеете в виду? -- до Сэма наконец дошел истинный смысл вопроса инспектора. -- На день среды мне требуется знать местонахождение очень многих людей, -- витиевато ответил Дун. -- За s"hm, джентльмены, не смею вас больше задерживать, однако следствие продолжается, и мне вновь могут потребоваться ваши услуги. -- Роспуск на каникулы? -- съехидничал Сэм. Дун никак не отреагировал на эту реплику, просто заметил, что еще не прощается с нами. Сэм проводил меня к тому месту, где я оставил машину Тремьена. Уверенности в его походке не убавилось, однако в мыслях, как мне показалось, была явная неразбериха. -- Я люблю Гарри, -- сказал он, когда мы подошли к "вольво". -- И я тоже. -- Вы думаете, что это я все подстроил? -- Вполне могли. -- Мог. Без особых затруднений. Но это не я. Он поднял на меня взгляд -- за маской присущей ему самоуверенности читалась некая взволнованность. -- Если вы не убивали Анжелу Брикел, -- сказал я, -- то, следовательно, и не вы пытались убить Гарри. В этом не было бы никакого смысла. -- Этой глупенькой шлюшонке я не сделал ничего плохого, -- Сэм тряхнул головой, как бы избавляясь от неприятных воспоминаний. -- Она чересчур запала на меня, если хотите анать. Я люблю хохотушек и терпеть не могу слез и угрызений совести. Покойная Энжи все воспринимала всерьез, все считала смертельным грехом и, честно говоря, осточертела мне до бесконечности. Она хотела, чтобы я женился на ней. Нелепость и чудовищность самой этой идеи даже. как-то проявилась в тембре его голоса. -- Я сказал ей, что в мои планы входит женитьба на благородной и богатой наследнице, -- продолжал Сэм, -- так она чуть не выцарапала мне глаза. Чертова кошка! На нее иногда еще как находило. А уж как была слаба на передок! Бывало, ты еще и не сказал ничего, а она уже раздевается. Я с удивлением слушал эти душевные излияния, и воображаемая мисс Брикел превращалась в моем сознании в реальную женщину. Моему мысленному взору предстала не мрачная груда костей, а человеческая личность, обуреваемая страстями и исполненная чувством вины и ответственности. Женщина с таким противоречивым характером, да вдобавок еще и беременная, несомненно нуждалась в чьей-либо поддержке. Когда же она попыталась обрести ее, этот кто-то избрал жуткий путь, чтобы избавиться от нее. И этот кто-то, озарило меня, наверняка прекрасно знал, как быстро умерла Олимпия от рук, сомкнувшихся вокруг ее шеи. Анжела Брикел сама спровоцировала свою смерть. Дун, как мне показалось, изначально придерживался того же мнения. -- Как она выглядела? -- спросил я. -- Энжи? -- Да. -- Недурно. Каштановые волосы. Стройная фигурка, маленькие грудки, круглая попка. Она все мечтала увеличить размер груди. Я же говорил, чтобы она забыла думать об этих силиконовых добавках, -- это же вредно для будущих детей. Убеждать ее в чем-либо было бесполезно, уверяю вас. К тому же она могла сутками реветь. Энжи была далеко не подарок, однако чертовски хороша в кровати. Вот так эпитафия, подумал я. Хоть на мраморе высекай. Сэм смотрел на разлившуюся реку и глубоко вдыхал сырой утренний воздух, будто оценивал букет вина; глядя на него, я подумал, что он в большей мере, чем я, подвержен чувствам, более непосредствен в вопросах секса и ^совершенно равнодушен к опасности. -- Вы собираетесь идти на это чествование Тремьена? -- дружелюбно спросил он, как бы стряхнув с себя все эти неприятные мысли об убийстве. -- Да. А вы? -- Это шутка? -- усмехнулся он. -- Да меня пристрелят, если я там не появлюсь и не засвидетельствую свое почтение. Сэм пожал плечами и добавил: -- В любом случае старый хрыч заслуженно получит свою награду. Он, знаете ли, совсем не плох. -- Тогда там и увидимся, -- ответил я, соглашаясь с ним. -- Если я не сломаю себе шею, -- сказано это было довольно легкомысленно, но я уловил в этих словах стра|ховку от судьбы, нечто вроде скрещенных пальцев. -- Следует показать этому гребаному полицейскому, где располагается основной электрощиток. Он замаскирован, и никто, кроме, меня его не найдет -- не хочу, чтобы сюда шлялись по ночам и зажигали свет. От этих молодых варваров всего можно ожидать. С этими словами он направился в сторону Дуна, который что-то писал в блокноте, затем они двинулись по тропе в сторону мастерской. Сделав по пути необходимые закупки, я ухитрился приехать в Шеллертон без опоздания, как раз к тому времени, когда Тремьен должен был отбывать на своем "вольво" на скачки в Ньюбери. Трех скакунов он уже отправил туда в фургоне. Мэкки он забирал с собой, мне же не осталось ничего другого, как отправиться в столовую к своей недописанной первой главе. Когда они уехали, ко мне, как это часто теперь случалось, зашла Ди-Ди, чтобы выпить кофе. -- Надеюсь, Тремьен не будет возражать, если я заберу все эти вырезки, когда поеду домой? -- спросил я. -- Домой... -- Ди-Ди улыбнулась. -- Он не хочет, чтобы вы уезжали, разве вы этого не знаете? Он желает, чтобы вы написали всю книгу здесь. Возможно, в ближайшее время он обратится к вам с предложением, от которого вы не сможете отказаться. -- Я приехал на месяц. Он сам так сказал. -- Тогда он вас еще не знал, -- Ди-Ди отхлебнула кофе. -- Ему нравится, как вы занимаетесь с Гаретом. Это рассуждение не лишено здравого смысла, подумал я, и, окажись она права, я не был уверен, какое решение принять: уехать или остаться. Когда Ди-Ди ушла к себе в контору, я попытался взяться за перо, но никак не мог сосредоточиться. В голове вертелись мысли о ловушке на эллинге Сэма и об убийстве Анжелы Брикел: я представлял себе темно-зеленую грязную воду, заполняющую измученные легкие и несущую забвение, а также земную девушку, которую вновь позвала к себе земля, тело которой обглодали земные твари и которая превратилась в земную пыль. В обыденном течении жизни Шеллертонхауса завелась акула, страшная, неуловимая, готовая в любой момент раскрыть свою пасть. Мне хотелось верить, что она в конечном итоге попадет в сети Дуна, но и обольщаться на этот счет не хотелось. В полдень позвонила Фиона и сообщила, что забрала Гарри домой и он хочет меня видеть. Со вздохом сожаления, но внутренне Испытывая определенное облегчение, я отложил в сторону чистый лист бумаги, оделся и отправился в деревню. Фиона приветствовала меня,. как родного брата после долгой разлуки. Она поспешила уведомить меня, что Гарри еще не совсем в своем уме, поскольку уверяет, что помнит, как тонул. Каким образом кто-то может помнить, как он тонул? -- Полагаю, что такие вещи трудно забываются, -- заметил я. -- Был близок к этому. Она провела меня в розово-зеленую, обитую ситцем гостиную. Гарри, бледный, с голубыми тенями вокруг глаз, сидел в кресле, забинтованная раненая нога покоилась на мягкой скамеечке. -- Привет, -- на его лице появилось подобие улыбки. -- Вам известно средство от ночных кошмаров? -- Все мои кошмары происходят наяву. -- Боже милостивый, -- вздохнул он. -- Где правда, а где вымысел? -- Все, что вы помните, -- истинная правда. -- Как я утонул? -- Да. -- Значит, я не сумасшедший? -- Нет. К счастью. -- Я же говорил тебе, -- обратился он к Фионе. -- Я пытался не дышать, но под конец все же хлебнул воды. Не хотел, однако ничего не мог поделать. -- Никто бы не смог, -- заверил я. -- Присаживайтесь, -- предложила мне Фиона, целуя его в голову. -- Какое счастье, что у Гарри хватило здравого смысла пригласить вас с собой на этот эллинг. Важно также то, что все в округе извинились перед нами: | выразили свои соболезнования, за исключением одного мерзкого журналиста, который считает, что все это специаьно подстроено, чтобы ввести следствие в заблуждение и избавить Гарри от справедливого возмездия. Я хочу, чтобы Гарри подал на него в суд за клевету. Ужасная история. -- Меня нельзя тревожить, -- в своей обычной мягкой манере возразил Гарри. -- И Дун был очень любезен со мной! Этого вполне достаточно. -- Как нога? -- спросил я. -- Паршиво. Такое ощущение, что она весит несколько тонн. Но заражения крови пока вроде бы нет. Это была явная шутка, однако Фиона ее не поняла и вновь встревожилась. -- Дорогая, -- умиротворяющим голосом начал Гарри, -- меня напичкали антибиотиками, сделали противостолбнячные уколы, ввели вакцину против холеры, желтой лихорадки, лихорадки Скалистых гор и плоскостопия. Все это я получил в изрядных количествах и, скорее всего, выживу. Как насчет крепкого виски? -- Нет. Алкоголь снимает действие лекарств. -- Тогда выпейте один. Я отрицательно покачал головой. -- Возьмите Золушку на бал, -- сказал Гарри. -- Что? -- Фиону на чествование Тремьена. Вы едете туда, не так ли? Я кивнул. -- Я не оставлю тебя, -- возразила Фиона. -- Ты должна поехать, любовь моя. Тремьен расстроится, если тебя не будет. Он ведь любит тебя до безумия. Джон будет тебя сопровождать, -- его глаза вновь засветились былой лукавой энергией. -- А свое приглашение я знаю кому отдать. -- Кому же? -- поинтересовалась Фиона. -- Эрике. Моей незабвенной тетушке. ГЛАВА 14 Премия, которую должен был получить Тремьен, была учреждена новыми владельцами целой сети недавно отре-отаврированных гостиниц, решившими покорить конноспортивную общественность размахом своего спонсорства. Они назначили награду для победителя в стипль-чезе и приняли активное участие в организации престижных скачек с препятствиями, уже назначенных на субботу. Цены за заявки на участие в скачках с препятствиями были такими, что у всех причастных к конноспортивному миру глаза полезли на лоб; взволнованные же владельцы лебезили перед тренерами, поскольку конкурс, по словам Ди-Ди, ожидался феноменальный, а на ипподром предполагалось в целях безопасности допускать только участников состязаний. Дабы как-то предварить это грандиозное мероприятие, в устраивался этот банкет с раздачей премий, причем приглашений было выписано так много, что практически каждый - желающий мог попасть на него. Обед должен был проходить на трибунах ипподрома с его практически неограниченной вместимостью. Как заметила Мэкки, все это не более чем" показуха и реклама, однако почему бы не воспользоваться случаем и не повеселиться. Перед тем как тронуться в путь, все мы собрались в гостиной. Тремьен, хоть и претендовал на некое безразличие к одежде, выглядел, однако, к моему удивлению, очень солидно в своем смокинге: седые вьющиеся волосы, сосредоточенные сильные черты лица, излишняя грузность фигуры исчезла в результате мастерской работы портного. Смокинг Перкина, наоборот, показался мне узковатым для его фигуры, и то, что он сидел на нем в обтяжку, скрадывало различие в габаритах отца и сына. Появление Гарета удивило всех, и в особенности Тре-мьена: скрывая за маской самоуверенности свою юношескую застенчивость, он продефилировал к нам в смокинге, о существовании которого никто не ведал; выглядел он весьма изящно и представительно, значительно старше своих пятнадцати лет. -- Где ты это взял? -- с недоумением спросил отец. -- Нашел в малиннике, -- широко улыбнулся Гарет. -- Дело вот в чем: Сэм сказал, что сейчас мы уже одного роста, а смокингов у него два. Вот он и одолжил мне один на время. Здорово? -- Просто великолепно, -- с теплотой в голосе согласилась Мэкки. Сама она была одета в блестящее черное платье, отделанное бархатом. -- Я смотрю, смокинг Джона выжил после падения в канаву. Казалось, после того случая прошло много лет, а ведь на самом деле еще две недели и три дня тому назад мы боролись со стихией и выстояли, вернулись к жизни. Шел-лертон стал моим обиталищем, моей реальностью. В моем сознании Шеллертон ассоциировался с залитой светом сценой, а. Чизвик -- с полутемной галеркой. -- Не наклюкайтесь сегодня вечером, Джон, -- обратился ко мне Тремьен. -- Утром у меня есть для вас работа. -- А вы знаете, как навечно избавиться от похмелья? -- в свою очередь, спросил меня Гарет. -- Как? -- Быть постоянно пьяным. -- Благодарю за совет, -- рассмеялся я. -- Сейчас зы уже чувствуете себя достаточно уверенно для проездки Дрифтера, не так ли? -- жизнерадостно спросил Тремьен. -- Более или менее. -- Завтра скачите на Бахромчатом. Я его совладелец, имею половинную долю. Пятилетка, в угловом деннике. Потренируйте его брать препятствия. Должно быть, изумление очень хорошо отразилось на моем лице; я взглянул на Мэкки, увидел, что она улыбается, и все понял: они уже обсуждали этот вопрос с Тремье-ном. -- Во вторую смену. А на Дрифтере, как обычно, в первую. -- Если вы во мне уверены, то я не возражаю, -- слабым голосом согласился я. -- Если вы пробудете здесь подольше, -- заключил Тремьен, -- и удовлетворительно выступите в скачках учеников, то я не вижу препятствий к тому, чтобы вы пересели в любительское седло. Подумайте над этим. -- Стремно, -- возбужденно сказал Гарет. -- Мне кажется, ему это не нужно, -- вклинился со своим замечанием Перкин, поскольку я медлил с ответом. -- Ты не сможешь его заманить. Вот оно, это предложение, от которого, по словам Ди-Ди, я не смогу отказаться. Я же предполагал, что речь будет идти о деньгах. А он тащил меня, как морковку, в захватывающий дух мир с совершенно иными измерениями. -- Скажите, что вы согласны, -- начал умолять меня Гарет. Опять начинают проявляться признаки импульсивного поведения, подумал я. К черту этот воздушный шар с гелием, обождет немного. -- Я согласен. Благодарю вас. -- На следующей неделе начну ходатайствовать о вашем допуске, -- кивнул удовлетворенный и сияющий Тремьен. Наконец мы все погрузились в "вольво" и отправились в Мэнорхаус навестить Гарри. Гарри приветствовал нас гостеприимной улыбкой на измученном лице и отнесся к искреннему поцелую Мэкки с добродушным юмором. -- Я так рада, что ты остался жив, -- срывающимся от подступающих слез голосом сказала Мэкки. Гладя ее руку, Гарри заметил, что в целом и он рад этому обстоятельству. -- Что ты чувствовал? -- с любопытством спросил Перкин, разглядывая перевязанную ногу. -- Все произошло слишком быстро, чтобы я что-либо мог почувствовать, -- сказал Гарри, улыбаясь уголком рта. -- Хочу заметить, если бы со мной рядом не оказалось Джона, то я отошел бы в мир иной, даже не ведая об этом. -- Не говори так, -- воскликнула Фиона. -- Мне даже страшно думать об этом. Тремьен, вам пора ехать, иначе вы опоздаете. Мы с Джоном дождемся Эрику и отправимся вслед за вами. Она поторопилась выпроводить их, проводила до дверей, явно опасаясь, что этот визит может утомить Гарри. В неожиданно опустевшей комнате мы остались с Гарри вдвоем, наши взгляды встретились, в глазах обоих читалась какая-то общая осведомленность. -- Вы знаете, кто это сделал? -- В слабом голосе вновь зазвучали нотки отчаяния. Его напряжение бросалось в глаза. Я покачал головой. -- Не может быть, что это подстроил кто-то из моих знакомых. Я подумал, что в душе Гарри подразумевал несколько иную мысль: "Я не хочу, чтобы покушавшийся оказался моим знакомым". -- Меня хотели убить, черт возьми. -- Печальное заключение. -- Я не хочу гадать и подозревать. Гоню от себя эти мысли; ужасно сознавать, что кто-то ненавидит меня до такой степени. -- Он сглотнул. -- Раненая нога доставляет меньше страданий, чем эти мысли. -- Да, -- согласился я, а затем с некоторым сомнением добавил: -- Может быть, здесь дело не в ненависти. Просто ход в чьей-то игре. Как в шахматах. И этот ход оказался неудачным, не забывайте об этом. Весьма серьезные подозрения относительно вашей вины сменились уверенным предположением о вашей невиновности. Тот, кто подстроил ловушку, добился диаметрально противоположного результата. И это неплохо. -- Попытаюсь утешиться этим. -- Радуйтесь также, что вы остались живы, -- кивнул я. -- Попробую, -- вымученно улыбнулся Гарри. -- Я попросил соседа посидеть со мной, пока вы будете на этом банкете. Что-то я стал трусоват немного. -- Вздор. Впрочем, телохранители никогда не помешают. -- Вам нужна постоянная работа? В этот момент вернулась Фиона в белой меховой пелерине поверх красного шелкового платья. Она сказала, что ехать на этот обед совершенно не хочет, но вынуждена поддаться на уговоры мужа. Гарри уверил ее, что с ним все будет в порядке, -- с минуты на минуту должен прийти его приятель, на прощание пожелал хорошо провести время и сделать приятное Тремьену в столь торжественный для него день. 246 ; Фиона села за руль автомобиля, близнеца машины Гарри, все еще находящейся в розыске. Рядом с ней села Эрика Антон, которая ожидала нас у западного подъезда. Когда я закрывал за ней дверцу, маститая писательница одарила меня неподражаемой улыбкой, мерцающей в ее бездонных глазах, и сообщила нам, что днем долго беседовала по телефону с Гарри. -- Он просил меня оставить вас в покое, поскольку вы спасли ему жизнь, -- с ходу объявила она. -- Испортил мне все удовольствие. -- Не думаю, что вы прислушаетесь к его просьбе, -- весело ответил я. С переднего сиденья до меня донеслось довольное хихиканье. Оперативная карта предстоящего сражения, по всей видимости, была уже начерчена. Начало боевых действий, вероятно, было отложено до приезда на ипподром, прихорашивания и первых тостов. Половина конноспортивного мира собралась на этом празднестве, по случаю которого после последнего дневного забега трибуны были в срочном порядке задрапированы блестящей серебристой и черной материей -- не ипподром, а какое-то эфемерное великолепие1 -- Слишком театрально, -- неодобрительно оценила Эрика весь этот декор. С ней трудно было не согласиться, однако я не находил в этом ничего плохого. Такая обстановка создавала уют, поднимала настроение, способствовала разговорам -- словом, всему тому, для чего люди ходят на праздничные " w обеды. Вместо криков букмекеров "сейчас на ипподроме звучала мягкая музыка. Фиона взглянула на схему размещения гостей и предложила встретиться у столика номер шесть. Фиону и Эрику сразу же окружила толпа гостей, я же отчалил от них и стал прогуливаться. Некоторых людей я знал в лицо, большинство же были мне незнакомы. Нечто подобное ощущается, когда ты оказываешься на похоронах среди мало известных тебе родственников умершего. Что-то слишком часто я стал задумываться о смерти. Ко мне подошел Боб Уотсон вместе с Ингрид. Одет он был в темно-серый костюм, неброскую красоту Ингрид оттеняло светло голубое платье. -- Вы, как всегда, при хозяине, -- дружелюбно заметил Боб. -- Нам он тоже прислал приглашения. -- А здесь вполне недурно, -- откликнулся я. -- Завтра вы проезжаете Бахромчатого, -- с какой-то полувопросительной-полуутвердительной интонацией сказал Боб. -- Будете тренировать его брать препятствия. Хозяин только что сообщил мне об этом. -- Да. -- С этой лошадкой вам придется попотеть, -- съехидничал Боб, оглядываясь по сторонам. -- Не ипподром, а какой-то египетский бордель, не так ли? -- Никогда там не был, поэтому мне трудно судить. -- Очень смешно. Ингрид хихикнула, но смех ее под взглядом мужа тут же оборвался; чуть позже я заметил, что весь вечер она не отходила от него ни на шаг. Это можно было бы расценить как ее неуверенность в себе, однако со слов Мэкки я прекрасно помнил, что эта маленькая тихоня Ингрид держит своего мужа в узде, уж она никогда не допустила бы никаких его шашней со штучками, подобными Анжеле Брикел, и да поможет ему Бог, если он все-таки что-то с ней имел. Сэм Ягер, никогда не упускающий случая покрасоваться перед другими, заявился в белом смокинге, отдав Гаре-ту на время свой черный. Из-под отворотов смокинга выглядывали кружева рубашки. За его внешне самоуверенными манерами я заметил некоторую напряженность. Дун все-таки достал его своими подозрениями. -- Этот полицейский говорит, что у меня есть инструменты, что лучше меня никто не знает расположение моего обиталища, к тому же он считает, что у меня были все возможности подстроить эту ловушку; он проверил расписание тех забегов в Эскоте, в которых я участвовал, и пришел к выводу, что между первыми двумя и последним у меня вполне могло хватить времени, чтобы смотаться в Мэйденхед и угнать машину Гарри. Я сказал, что это нелогично: за каким лешим мне понадобилось бы это делать, -- ведь если ловушка была подстроена мной, то в моих интересах было бы, чтобы машина Гарри оставалась там после скачек; он же записал мой ответ с таким видом, будто я во всем признался. -- Он методичен и настойчив. -- Он прислушивается к вашему мнению, -- заметил Сэм. -- Мы все обратили на это внимание. Не могли бы вы убедить его в том, что у меня и в мыслях этого не было? -- Я могу попробовать. -- После того как вы ушли, он созвал всех своих ищеек, -- продолжал жаловаться Сэм, -- и они примчались ко мне со своим снаряжением для подводных работ, крючьями и мощным магнитом. Они извлекли со дна дока кучу мусора и хлама: какую-то велосипедную раму, ржавые железки, полуразвалившиеся створки ворот... Я и не догадывался, что все это у меня валяется. Они и еще что-то нашли, но только мне не показали. Дун уверен, что все это в воду побросал я, рассчитывая, что Гарри обязательно на что-то напорется. И его действительно угораздило. Так вот я и хочу вас спросить, как вышло, что вы сами не поранились, прыгнув за ним в воду? -- Я еще в юности научился прыгать в мутную воду, когда не видно дна. Поэтому я принял меры предосторожности: очутившись в воде, я, прежде чем встать на ноги, тщательно ощупал ими дно. -- Как, черт побери, вам это удалось? -- уставился он на меня. -- Прыгнуть в мутную воду? Когда ноги входят в зоду, необходимо поджать колени и свернуться в клубочек. Тело превращается в своего рода поплавок. Можете когда-нибудь попробовать это сами. Кроме того, не забывайте, что под моей одеждой был воздух, который тоже помог мне " удержаться на плаву. -- Дун спросил у меня, не оставлял ли я вашей куртки и ботинок в автомобиле Гарри. Коварный подонок. Теперь я понимаю, что испытывал Гарри, находясь под подозрением. Ощущение такое, будто твое тело виток за витком обвивает удав, а затем начинает стискивать свои гребаные кольца. Что бы ты ни сказал, он все переиначивает на свой лад. А выглядит таким безобидным. Он довел меня до того, что я проиграл сегодняшний дневной заезд. Оставим наш разговор между нами. Не знаю даже, какого черта все мы вам обо всем рассказываем. Вы ведь даже не наш сосед. -- Может, именно поэтому. -- Да, вполне возможно. Выпустив пар и излив свое негодование, он повернулся к даме средних лет, которая коснулась его плеча, видимо, тронутая всеми переживаниями, выпавшими сейчас на его долю. Тремьен как-то сказал мне, что владельцы либо обожают манеры Сэма, либо ненавидят их. Женщины его любят, мужчин примиряет с ним только его мастерство. Нолан, стоявший в нескольких футах от нас и мрачно наблюдавший за Сэмом, решил излить на меня свою желчь. -- Я не желаю, чтобы вы постоянно наступали мне на пятки, -- с нажимом заявил он. -- Почему бы вам не убраться из Шеллертона? -- Я не заставлю вас долго ждать. -- Я сказал Тремьену, что будут большие неприятности, если часть моих забегов он отдаст вам. -- Ах! -- У Тремьена хватило наглости заявить, что это была моя гребаная инициатива, хотя он прекрасно знает, что это была просто долбаная трепотня. -- Он уставился на меня. -- Не пойму, что нашла в вас Фиона. Я говорил ей, что вы со своим смазливым личиком не что иное, как мешок с дерьмом. Вам давно уже пора дать пинка под зад. Держитесь подальше от ее лошадей, поняли? Я догадался, что его, как и всех остальных, мутило от той удушливой атмосферы, которая сгустилась в связи с убийством Анжелы Врикел; Нолана к тому же несомненно тяготили воспоминания о недавнем судебном процессе и вынесенном обвинении -- одно накладывалось на другое. У меня не было ни малейшего шанса когда-нибудь достичь тех высот в верховой езде, которые он уже давно покорил, и Нолан прекрасно знал это. Образно выражаясь, Фиона никогда не сбросила бы его с седла. Когда Нолан удалился, на его месте моментально нарисовался Льюис, одаривший меня злобным подобием улыбки: -- Нолану вы как кость в горле, милейший. -- И не говорите. Льюис еще не успел набраться. Так же как и его брат, он пришел на банкет один, хотя Гарри как-то упомянул разговоре, что Льюис женат, однако его затворница-жена предпочитает оставаться дома, чтобы, не видеть пьяных выходок мужа. -- Нолан привык быть в центре всеобщего внимания, а вы узурпировали его трон, -- продолжал Льюис. -- Вздор. -- Фиона и Мэкки теперь уже не с него, а с вас не сводят восторженных глаз. А Тремьен, а Гарет... -- Он хитро и как-то искоса взглянул на меня. -- Держите свою шею подальше от рук моего братца. -- Льюис! -- Абсолютное отсутствие каких-либо братских чувств поразило меня больше, чем его предостережение. -- Смотрите, как бы он вам не свернул шею. -- Иногда я его ненавижу, -- откровенно признался Льюис и, круто повернувшись, зашагал прочь, считая, что сказал вполне достаточно. Гости с бокалами в руках то сходились, то расходились, менялись местами, громко приветствовали друг друга, будто не виделись годами, хотя наверняка большинство из них уже встречались на ипподроме во время дневных заездов. С лица Тремьена не сходила широкая улыбка, он с большим достоинством принимал теплые, искренние поздравления. Неожиданно ко мне угрем проскользнул Гарет: -- Он это заслужил, не так ли? -- Несомненно. -- И это заставляет задуматься. -- О чем? -- Я имею в виду, что он только отец. -- Он напрягся, пытаясь выразить свою мысль более определенно. -- Люди живут парами, ему же, кроме детей и друзей, не с кем разделить свою радость. -- Очень глубокое суждение, -- заметил я. -- Я исчезаю. -- Ему стало неловко от моего комплимента. -- Во всяком случае, я за него очень рад. Он снова куда-то юркнул, а через минуту вереница приглашенных уже направлялась в импровизированный банкетный зал, гости усаживались на не совсем удобные стулья по десять человек за один стол, в неярком свете горящих свечей листали меню и знакомились со своими случайными соседями. За столом номер шесть мне было выделено место между Мэкки и Эрикой Аптон. Они пришли раньше и уже сидели. Казалось, Эрика -- это сама неизбежность. Впрочем, я подозревал, что до моего прихода Фиона переложила несколько карточек: ее нетрудно было уговорить. -- Это я попросила предоставить мне место рядом с вами, -- пояснила Эрика, будто читая мои мысли, -- и сделала это, как только узнала, что вы будете сидеть за этим столом. -- Э-э... А почему, позвольте спросить? -- Неужели вы так не уверены в себе? -- Все зависит от того, кто со мной рядом. -- А сами по себе? Когда вы один? -- В пустыне уверенности хоть отбавляй, а вот наедине с карандашом и бумагой -- наоборот. -- Разумно. -- А вы? -- спросил я. -- На подобного рода вопросы я не отвечаю. По ее чопорному голосу и церемонной посадке головы я понял, что уступок не будет и мне предстоят суровые испытания, нечто вроде налета тяжелых бомбардировщиков. -- Я бы мог взять вас с собой в пустыню. Она оценивающе посмотрела на меня долгим пронизывающим взглядом. -- Надеюсь, это не акколада*? -- Предложение. -- Со времени нашей прежней встречи вы поднабрались храбрости. Эрика умела, сказав свою последнюю реплику, оставить собеседника с открытым ртом и не дать ему возможности ответить. Удовлетворенная, она повернулась к Нола-ну, сидящему рядом с ней с другой стороны. Я заметил, что Мэкки радостно улыбается. -- Нашла коса на камень, -- поздравила она меня. Я разочарованно покачал головой. -- Если бы я умел писать, как она... или скакать, как Сэм, как Нолан... если бы я хоть что-нибудь мог делать так мастерски, то был бы счастлив. -- Попробуйте себя в кулинарии, -- мягко и ласково улыбнулась Мэкки. -- К черту кулинарию! Она рассмеялась: -- А я слышала, что ваш банановый пломбир обладал такой убойной силой, что Гарет даже проспал занятия. Перкин, сидящий рядом с ней по другую руку, что-то проворчал, пытаясь привлечь внимание жены. Некоторое время я наблюдал за Тремьеном, главой нашего стола, который пользовался явной благосклонностью супруги одного из спонсоров -- непрерывно болтающей и безвкусно одетой дамочки. Он, несомненно, предпочел бы ей общество фионы, сидящей рядом с другой стороны, но положение обязывало -- за награду следовало платить вежливостью. Он взглянул через стол, увидел мою улыбающуюся физиономию, прикинул, о чем я в данный момент думаю, и, подмигнув, иронически улыбнулся. Тремьен по-хозяйски расправлялся с суфле из осетрины и бифштексом "Веллингтон". Сидящий по другую сторону от дамочки Льюис тем временем достал из кармана фляжку водки, налил полный высокий стакан, опрокинул в рот и вновь спрятал бутылку. Фиона хмуро смотрела на него: пьянство Льюиса, даже на мой взгляд, было в высшей степени бессовестным. Казалось, что, убедив суд в своей невменяемости, он вновь и вновь пытается доказать это. С угрюмым видом, ерзая на стуле между Льюисом и Перкином, что-то быстро уплетал Гарет; выглядел он уставшим. Перкин с братской покровительственностыо велел ему прекратить стучать ^югой по ножке стола, и Гарет еще больше надулся. Мэкки что-то миролюбиво проворковала, но Перкин лишь огрызнулся в ответ. Мэкки повернулась в мою сторону и, нахмурившись, спросила: -- Что происходит со всеми? -- Напряжение. -- Из-за Гарри? -- Она кивнула, как бы соглашаясь сама с собой: -- Все мы притворяемся, но избавиться от чувства недоумения невозможно... А на этот раз все значительно хуже. Тогда мы, по крайней мере, знали, как умерла Олимпия. Смерть Анжелы Брикел вывела всех из равновесия. Жизнь стала какой-то беспокойной. -- Вы в безопасности, -- сказал я. -- Вы и Перкин. Думайте о своем ребенке. После моих слов ее лицо как-то <: амо собой просветлело. Мысль о ребенке как бы сняла мрачный налет дурных предчувствий. До меня донесся голос Перкина. Тоном кающегося грешника тот шептал: -- Извини, дорогая. Извини. И Мэкки, всепрощающая Мэкки, лидер среди них двоих, вновь повернулась к нему. Интересно, мимолетно промелькнула мысль, будет ли Перкин заботливым отцом? Банкет продолжался: начались речи. Лощеные джентльмены, которых Мэкки, комментируя для меня происходящее, назвала гималайскими вершинами жокей-клуба, осыпали с соседнего стола комплиментами Тремьена и отвешивали поклоны спонсору. Спонсор, муж той безвкусно одетой болтушки, произнес панегирик в адрес Тремьена, который выслушал его с вниманием и лишь слегка поморщился, когда оратор нечетко произнес кличку его любимца -- вместо Заводного Волчка получился какой-то Попрыгунчик. Затем лакей в фирменной ливрее гостиницы "Каслхаусез" вынес поднос, на котором был установлен собственно приз -- серебряный кубок, оправленный по окружности фигурками скачущих лошадей. Поистине достойная награда для такого случая. Тремьен сиял от удовольствия. Он принял кубок. Все зааплодировали. Замигали вспышки фотоаппаратов. Тремьен произнес краткую речь, в которой выразил благодарность спонсорам, своим друзьям, работникам, жокеям, всему конноспортивному братству. Закончив говорить, Тремьен с облегчением сел. Все снова бросились его поздравлять, долго не смолкали громкие аплодисменты. Я начал сомневаться, многие ли из этих людей захотят купить книгу с его жизнеописанием и захочет ли сам Тремьен после сегодняшнего вечера, чтобы эта книга была написана. -- Разве не великолепно? -- воскликнула сияющая Мэкки. -- Да, конечно. Зазвучали танцевальные мелодии. Гости начали вставать из-за столов, многие подходили к Тремьену и дружески хлопали его по плечу. Перкин пригласил Мэкки, и они направились в сторону танцплощадки, примыкающей к нашему столу. Нолан пригласил Фиону, Льюис продолжал бороться с горячительными напитками, Гарет куда-то исчез, спонсор увел жену к своему столу. Мы с Эрикой остались вдвоем. -- Вы танцуете? -- спросил я. -- Нет. -- Она изучала обстановку затухающего праздника. -- Герцогиня на балу в Ричмонде, -- добавила она. -- Завтра вы ожидаете Ватерлоо? -- Иногда приходят подобные мысли. Кто же Наполеон? -- Противник? -- Конечно. -- Не знаю, -- ответил я. -- Пошевелите мозгами. Как насчет проницательности через воображение? -- Мне показалось, что вы не верите в эту идею. -- К данной ситуации она подходит. Кто-то пытался убить Гарри. Это вызывает чрезвычайное беспокойство. Откуда это беспокойство? Мне показалось, что она ждет ответа, поэтому я начал излагать свои соображения: -- Все было подстроено заранее. Анжела Брикел могла погибнуть, а могла и нет; что касается Гарри, то ловушка для вашего племянника готовилась очень тщательно. Она чуть-чуть расслабилась. -- Боже милостивый! -- ошеломленно воскликнул я. -- Что? О чем вы сейчас подумали? -- вновь насторожилась она. -- Мне необходимо поговорить с Дуном. -- Вы знаете, кто это сделал? -- настойчиво спросила она. -- Нет, но теперь я знаю то, что было известно ему. -- Я нахмурил брови. -- Всем это известно. -- Что именно? Объясните, пожалуйста. В задумчивости я бросил на нее рассеянный взгляд. -- Не думаю, что это так уж важно, -- наконец изрек я. -- Так что же это? -- не унималась Эрика. -- Дерево легче воды. На ее лице отразилось недоумение: -- Да, разумеется. -- Деревянные доски, которые провалились в воду вместе с Гарри, не всплыли, а остались на дне. -- Почему же? -- Необходимо выяснить. Дун сможет докопаться до причин. -- Что это означает? -- Примерно вот что: никто не мог быть абсолютно уверен, что Гарри напорется на какую-то железяку и моментально захлебнется. Теперь предположим, что он жив и. плавает на поверхности. Ему доводилось бывать в том месте во время вечеринок Сэма, и он знает, что в доке вдоль стены тянется швартовочный причал с возвышением; он также знает, что существует дверь, и сквозь металлическую решетку видит реку. Как бы он выбрался? Она покачала головой. -- Расскажите. -- Дверь открывается наружу. Если вы внутри и стоите на возвышении -- глубина всего шесть дюймов, а не шесть футов, как в самом доке, -- а вокруг плавают три или четыре доски, то одной из них, как тараном, вполне можете вышибить замок или разломать саму дверь. Вы такая же мощная и сильная, как Гарри, плюс к тому промокли до нитки, озябли и вас душит гнев и отчаянная злость. Как долго вы будете бороться с этой дверью? -- Думаю, что не очень долго. -- Когда Наполеон поднялся на эллинг, то он не услышал шума борьбы Гарри за свою жизнь. Мы сидели молча. -- Я вновь нахмурился. -- Что же касается того, как долго враг нас поджидал, то это никому пока не известно. Он мог где-нибудь спрятаться, кргда услышал звук подъезжающего автомобиля Гарри. -- Когда вашу книгу опубликуют, вышлите мне экземпляр, -- неожиданно попросила Эрика. (У меня даже рот открылся от удивления. ) -- Тогда я объясню вам разницу между проницательностью и изобретательностью. -- Вы знаете, как уколоть, -- поморщился я. Она начала было говорить что-то еще, но мысль закончить так и не успела. Что-то случилось на танцплощадке, и наши головы одновременно повернулись в сторону танцующих -- похоже было, что там уже началась драка: на фоне непрекращающейся приятной музыки что-то с ужасным треском ломалось, падало, ревело. Мы разглядели две сцепившиеся фигуры. Сэм... и Нолан. Белый смокинг Сэма и кружевные манжеты были испачканы кровью. Рубашка на Нолане была разорвана -- вся волосатая грудь нараспашку. Обмениваясь мощными ударами, они кружились и маневрировали менее чем в десяти футах от стола номер шесть, и как-то так получилось, что я автоматически поднялся -- желания вмешиваться у меня не было; видимо, сработал инстинкт самосохранения. Перкин попытался их растащить, но тут же рухнул от удара Нолана, который работал кулаками так же быстро и хорошо, как и управлял лошадьми. Хорошенько не подумав, я вышел на площадку, решив на этот раз испробовать словесный метод убеждения. -- Вы два безмозглых дурака, -- сказал я и подумал, что это далеко не самая подходящая фраза в данной ситуации. Нолан на долю секунды отвлекся от Сэма, мастерски съездил мне по физиономии и очень вовремя вновь переключился на своего основного противника, парировал его размахнувшуюся в броске руку и ударил Сэма в пах. Тот согнулся. Нолан занес руку, чтобы нанести удар по его незащищенной шее. В этот момент, больше инстинктивно, чем сознательно, я всем корпусом бросился на Нолана и оттолкнул его. Он повернул в мою сторону искаженное от бешенства лицо и быстро переключил свой гнев на меня. Я смутно ощущал, что танцующие уже рассеялись, как утренний туман, освободив площадку; с большей степенью уверенности я ощущал, что Нолан на голову выше меня в открытой кулачной схватке. Странные люди эта конноспортивная братия, мелькнула у меня мысль. Вместо того чтобы задержать и утихомирить Нолана, они окружили нас, оставив пространство наподобие ринга. Когда же смолкли последние аккорды музыки и оркестр позволил себе незапланированный антракт, раздался пьяный, с аристократическими интонациями голос Льюиса: -- Пять к четырем. На новичка. Все рассмеялись. Все, кроме Нолана. Сомневаюсь, слышал ли он вообще что-нибудь. Его уже захлестнула волна ненависти, поднявшаяся из мрачных глубин его дикой натуры; в этом неудержимом потоке смешалось все: возбуждение, гнев, обвинение в убийстве, содержание под стражей... он себя уже не контролировал. Я повернулся к нему спиной и отошел на пару шагов. Все мои знания в области борьбы сводились исключительно к уловкам и хитростям. По лицам "зрителей" я определил, что он пошел за мной, и, когда непосредственно позади себя почувствовал движение воздуха и услышал шуршание его одежды, я резко присел на одно колено, затем, мгновенно развернувшись и распрямившись, снизу вверх изо всех сил саданул по наклонившейся ко мне груди -- прямо под ребро, после чего перенес на него весь вес моего тела так, чтобы оторвать от земли и лишить опоры; прежде чем он сообразил, в чем дело, его запястье уже было перехвачено и рука зафиксирована в надежном болевом захвате; я стоял за его спиной -- мой рот на уровне его уха. -- Безмозглый кусок дерьма, -- с нажимом сказал я. -- Ты что, не видишь, здесь собрался весь жокей-клуб. Разве допуск к участию в скачках для тебя ничего не значит? Вместо ответа он ухитрился лягнуть меня по голени. -- Раз так, то я буду скакать на всех твоих лошадях, -- опрометчиво сказал я. Ослабив захват, я с силой толкнул его прямо туда, где стояли Сэм, Перкин и открывший рот Гарет. К счастью, на этот раз он попал в объятия дюжины рук, которые удержали его от дальнейших безумств; однако Нолан все равно не желал успокаиваться, он выкручивался и вырывался, наконец повернул ко мне свое разъяренное лицо и в бешенстве крикнул: -- Я убью тебя. Не сдвинувшись с места, я выслушал эти слова и подумал о Гарри. ГЛАВА 15 Я принес свои извинения Тремьену. -- Нолан всему виной, он все это начал, -- сказала Мэкки. Она с беспокойством рассматривала кровоподтек на подбородке Перкина. Точно такой же красовался и на моей щеке. Перкин, злой и мрачный, уселся на свое место за столом номер шесть; толпа, видя, что представление окончено, начала расходиться, вновь заиграл оркестр. Нолан исчез из поля зрения. Сэм снял свой заляпанный кровью смокинг; запрокинув голову, вытер нос, облизал ссадины на костяшках пальцев и начал хохмить, давая выход скопившемуся напряжению. -- Все, что я сделал, так это нечаянно толкнул его, -- театрально размахивая руками, объявил он. -- Ну а затем ляпнул, чтобы он отлип от Фионы и нашел себе шлюшку в. его вкусе. Далее последовали действия с его стороны: он вцепился мне в ухо и съездил по носу так, что моей кровью смело можно было поливать огород. Естественно, мне пришлось дать сдачи. Трепотня Сэма привлекла внимание присутствующих, разумеется, за исключением Тремьена. Вся эта кутерьма, которой закончился такой прекрасный вечер, крайне расстроила и огорчила его; он проводил Фиону к столику и усадил ее на стул, причем в его манере я уловил ту раздражительную настойчивость, с которой уже был знаком по его поведению в конторе Ронни Керзона. -- Но послушайте, Тремьен, со стороны Сэма это была просто шутка. -- Прежде чем шутить, не мешает подумать, -- резко отрубил Тремьен. Сидящий рядом с Перкином Гарет смотрел на отца с опасением, предчувствуя надвигающуюся грозу. -- На долю Нолана выпало много испытаний. -- Нолан очень горячий и вспыльчивый мужчина, -- заявил Тремьен с нарастающим раздражением. -- Если не хочешь, чтобы змея тебя укусила, не стоит дразнить ее палкой. -- Тремьен! -- воскликнула Фиона, шокированная таким резким замечанием. Тремьен сразу же смягчился: -- Моя дорогая девочка, я знаю, что он твой кузен. Я знаю, " что на его долю выпало много испытаний, я знаю, что ты его - обожаешь, но ему и Сэму противопоказано находиться вместе в одном помещении. Он перевел взгляд с Фионы на меня. -- С вами все в порядке? -- Да. -- Джон был великолепен! -- воскликнула Мэкки. Перкин нахмурился. Эрика посмотрела на меня и как-то по-ведьмински ухмыльнулась: -- ^У вас чрезмерная физическая подготовка для литератора. -- Поехали домой, -- оборвал все разговоры Тремьен. Он встал, поцеловал Фиону, взял со стола коробку с серебряным кубком и направился к выходу, явно не сомневаясь в повиновении его сыновей, невестки и будущего биографа. Мы поднялись и послушно последовали за ним. Уходил он нарочито медленно, как бы извиняясь за происшедшее и не скрывая недовольства и досады на своем лице, -- прекрасный повод для недругов посмеяться и потешиться у него за спиной. Ничего подобного. Никто не хихикнул. Тремьен пользовался неподдельным уважением -- на лицах большинства присутствующих я видел выражение искренней симпатии, а не зависти или ехидства. Своим успехом Тремьен, несомненно, в какой-то мере был обязан вражде между его лучшими жокеями, и сам он, может быть, того и не ведая, подливал масла в огонь этой вражды; поставив меня посередине, он вряд ли выбрал лучшее средство для пожаротушения. -- Может быть, мне завтра утром лучше не выезжать на тренировку? -- спросил я, когда мы подошли к воротам автомобильной стоянки. -- Вы испугались? -- Тремьен остановился как вкопанный. Я застыл рядом с ним. Остальная троица ушла вперед. -- Нолану и Сэму это не нравится, вот и все, -- ответил я. -- Вы чертовски хорошо скачете. Я выбью для вас допуск. Нолана я укрощу угрозами. Понятно? Я кивнул. Он внимательно посмотрел на меня: -- Так из-за этого Нолан сказал, что убьет вас? Помимо того что вы публично выставили его дураком? -- Думаю, что так. -- Вы хотите попробовать себя в одном или двух забегах? Если нет, то так и скажите. -- Хочу. -- Стало быть, завтра проезжаете Бахромчатого. А сейчас вам лучше поехать с Фионой. Доставьте ее домой в целости и сохранности. Гарри не любит, когда ее пестует Нолан, и он имеет на это право. -- Хорошо. Он решительно кивнул головой и устремился к своему "вольво", я же повернул назад. Фиону я встретил в вестибюле, она о чем-то спорила с Ноланом. Увидев меня-, они с Эрикой явно вздохнули с облегчением, у Нолана же готов был начаться новый приступ ярости. -- Я боялась, что вы уехали, -- сказала Фиона. -- Спасибо Тремьену. -- Почему этот бачок с помоями постоянно сшивается около нас? -- гневно спросил Нолан. Впрочем, я не заметил, чтобы он вновь собирался наброситься на меня. -- Гарри попросил его проводить меня до дому, -- спокойно объяснила Фиона. -- Езжай домой, Нолан, и немного отдохни, иначе завтра утром ты будешь не в форме, а тебе выступать в Ныобери. В озабоченности кузины нельзя было не услышать скрытую угрозу, и это дало ему, по крайней мере, повод не потеряв лица ретироваться. Фиона с сожалением и озабоченностью смотрела ему вслед, этих ее чувств ни я, ни Эрика не разделяли. На утренней проездке я свалился с Дрифтера и очутился в опилках прямо посреди тренировочной дорожки. Тремьен выказал некоторую обеспокоенность при абсолютном отсутствии сочувствия, причем его обеспокоенность касалась в основном лошади. Он послал конюха, чтобы тот попытался поймать Дрифтера, и с отвращением наблюдал, как я ковыляю к нему, потирая ушибленное, бедро. -- Сосредоточьтесь, -- сказал он. -- О чем, черт возьми, вы думаете? -- Его все время заносит в сторону. -- Вы сами не смогли удержать его на прямой. Не нужно оправданий, вы были рассеянны. Конюх изловил Дрифтера и подвел его к нам. -- Садитесь, -- раздраженно буркнул Тремьен. Я вновь вскочил в седло. Тремьен прав относительно моей рассеянности, внутренне я был с ним согласен: причиной моей несобранности был короткий и плохой сон. Прошлой ночью, когда я вернулся после общения с Гарри, все уже давно спали. Ночь была прекрасна, и я не торопился домой. Я шел из деревни, а надо мной простиралось великолепное звездное небо, предутренний морозный воздух наполнял мои легкие; однако даже вся эта прелесть не могла выгнать из моей головы мысли о совершенных преступлениях. Я долго не мог заснуть, а когда заснул, то видел какие-то беспокойные сны. Проснулся я совершенно разбитым. Я вернулся на Дрифтере вместе с другими наездниками, участвовавшими в утренней проездке, и отправился завтракать, наполовину уверенный в том, что Тремьен не разрешит мне днем выехать на Бахромчатом. Тремьен сам, несомненно, находился в состоянии крайней подавленности, причиной которой явился финал вчерашнего вечера, и я сочувствовал ему, поскольку человек его плана заслуживал только приятных воспоминаний. Когда я вошел, он читал газету и тяжело вздыхал. -- Как они, черт возьми, успели узнать про это так быстро? -- О чем? -- Вот об этом. В раздражении он перебросил мне через стол газету, в которой я прочитал, что престижный банкет, посвященный вручению Национальной премии, закончился кровавой потасовкой двух жокеев-скандалистов. Экс-чемпиона, Ягера друзьям пришлось разнимать с чемпионом среди любителей Ноланом Эверардом (который недавно находился под следствием за убийство). Относительно этого случая Тремьен Викерс сказал: "Без комментариев". Спонсор был вне себя от гнева. Жокей-клуб занимается этим делом. На этом статья заканчивалась. -- Полнейший вздор, -- фыркнул Тремьен. -- Никаких "без комментариев" я и не думал говорить. Никто и не спрашивал меня о каких-либо комментариях. Спонсор ушел еще до того, как все это началось, с чего бы ему было гневаться? То же можно сказать и о членах жокей-клуба -- они ушли сразу после речей. Перед тем как они ушли, я даже разговаривал с некоторыми из них. Они поздравляли меня. Как можно было печатать такую ложь! -- Скоро вся эта шумиха уляжется, -- попытался я его успокоить. -- Выставили меня полным дураком. -- На берите в голову, -- предложил я, -- считайте это шуткой. -- Я не намерен шутить. -- А никто и не шутит. -- Вся эта свистопляска началась из-за Гарри, не так ли? Все из-за этого случая чувствуют себя не в своей тарелке. Черт бы побрал эту Анжелу Брикел! Я поджарил себе тост. -- Вы чувствуете себя достаточно в форме, чтобы проездить Бахромчатого? -- спросил Тремьен. -- Если вы позволите. Некоторое время он смотрел на меня изучающим взглядом. -- Тогда соберитесь и не будьте таким рассеянным. -- По его лицу я понял, что дурное настроение стало постепенно спадать. -- Постараюсь. -- Поймите, -- произнес он в некотором смущении, -- я вовсе не хочу срывать на вас свое плохое настроение. Если бы не вы, мы все оказались бы в гораздо худшем положении. Получилось так, что, пригласив вас сюда, я сделал самый верный шаг в своей жизни. От неожиданности я никак не мог подыскать слова благодарности, но, к счастью, возникшую паузу заполнил телефонный звонок. Тремьен поднял трубку и прохрипел: -- Алло? Оказывается, не весь пар из него вышел. Волшебным образом его мрачное лицо расплылось в улыбке. -- Привет, Ронни! Хочешь узнать, как идут дела с моей биографией? Твой парень работает в поте лица. Что? Да, он со мной, здесь рядом. Подожди. Он передал мне трубку, неизвестно зачем сказав: -- Звонит Ронни Керзон. -- Привет, Ронни, -- поздоровался я. -- Как дела? -- Я теперь скачу, как заядлый наездник. -- Лучше бы ты так скакал пером по бумаге. У меня есть для тебя новости. -- Хорошие или плохие? -- Мой коллега в Америке звонил мне вчера вечером относительно твоей последней книги. -- Ну и... -- молвил я, полный самых дурных предчувствий. -- Что он сказал? -- Он сказал, что ему очень понравилась твоя "Долгая дорога домой". Он с радостью займется ею и найдет тебе хорошего издателя. -- Ронни! -- я сглотнул, пытаясь восстановить дыхание. -- Ты уверен? -- Разумеется, уверен. Я всегда говорил тебе, что твой опус неплох. Наша мадам, которая заведует издательством, полна энтузиазма. Она уверила моего американского коллегу, что книга великолепна, и тот согласился с нею. Что тебе еще нужно? -- Ох... -- Не обольщайся и спустись с небес на землю. Издать в Америке книгу никому не известного даже в Англии писателя -- это большой аванс. -- Он упомянул ту сумму, которая будет выплачиваться мне до тех пор, пока я не закончу эту свою чертовщину с беглецом на воздушном шаре. -- Если книга хорошо пойдет в Америке, а они рассчитывают на это, то ты получишь еще и премиальные. Последовала короткая пауза. -- Куда ты делся? -- спросил Ронни. -- Предался мечтаниям. -- И это только начало. Я всегда верил в тебя, -- усмехнулся он. Это может показаться смешным, но я был так тронут, что слезы были готовы брызнуть у меня из глаз, но, мигнув пару раз, я сказал ему срывающимся голосом, что дважды виделся с Эрикой Антон и даже сидел с ней рядом на банкете. -- Она уничтожит тебя! -- в ужасе воскликнул Ронни. -- Я так не думаю. Она попросила меня выслать ей экземпляр книги, после того как та будет опубликована. -- Она разорвет ее в клочья. Эрика любит делать рагу из молодых писателей. -- В его голосе звучало отчаяние. -- Она предпочитает разносить их вдрызг, вместо того чтобы писать отзывы и обозрения. -- Придется рискнуть.
  • Дай мне Тремьена.
-- Даю, Ронни. И спасибо за все. -- Да, да... Я передал трубку Тремьену, которому Ронни тотчас же начал что-то энергично выговаривать. -- Остановись, -- сказал Тремьен. -- Он ей понравился. С другого конца провода я четко услышал вопрос Ронни: -- Что? -- Она также очень любит своего племянника Гарри, а в среду Джон спас ему жизнь. Гарантирую тебе, что она, даже если и напишет критическую статью, никак не унизит его. Они поговорили еще о чем-то, и Тремьен вновь передал лине трубку. -- Ну хорошо, -- более спокойным голосом проговорил Ронни. -- Лови шанс, чтобы спасти и ее жизнь. Я рассмеялся и со вздохом положил трубку. -- Что там произошло? -- спросил Тремьен. -- Что он говорил? -- Мою книгу собираются издать в Америке. Ну... вероятнее всего. -- Поздравляю. -- Он подмигнул, радуясь за меня. -- Но это не изменит положение вещей, не так ли? Я имею в виду отношения между нами и ваше пребывание здесь. Вы же продолжите писать мою книгу, или я ошибаюсь? Признаки обеспокоенности вновь омрачили его чело, и я постарался развеять эти сомнения. -- Я напишу ее. Я сделаю все, что в моих силах, в надежде на вашу положительную оценку моего труда. А вы простите меня, если я начну бегать, скакать и кувыркаться? Я готов взорваться... Ронни сказал, что это только начало. Все это свалилось на мою голову так неожиданно. -- Я взглянул на него. -- Вы, наверное, испытывали те же чувства, когда Заводной Волчок выиграл Гранд нэшнл? -- Я был наверху блаженства несколько дней. Не переставал улыбаться. Попрыгунчик -- как вам это нравится?! Впрочем, ближе к делу. Вы поедете вместе со мной на "лендровере". Конюх Бахромчатого сам прискачет на нем. к месту нашего расположения и передаст его в ваше распоряжение. -- Хорошо. Приятная новость, прозвучавшая из уст Ронни, изрядно приободрила меня, и, хотя это могло показаться нелогичным, на Бахромчатом я чувствовал себя значительно уверенней, чем на Дрифтере. Это только начало... Сосредоточиться. Бахромчатый был моложе, резвее и норовистее, нежели Дрифтер; классическая музыка сменилась залихватским роком. Пока Бахромчатый гарцевал на месте, осваиваясь со своим новым, более тяжелым седоком, я подобрал поводья и на пару дырочек удлинил стремена. -- Там внизу вам нужно будет взять три препятствия, -- напутствовал меня Тремьен. -- Преодолевайте их на оптимальной скорости и с наиболее выгодной позиции. Помните, что это не реальные скачки, а тренировка. Простой галоп вполсилы. Боб Уотсон составит вам компанию. Бахромчатый достаточно хорошо выполняет прыжки, но любит, чтобы им управляли. Если вы вовремя не дадите ему сигнал к прыжку, он будет колебаться. Не забывайте также, что это вы тренируете лошадь, а не наоборот. Все готовы? Я кивнул. -- Тогда вперед. По поведению Тремьена я не заметил какой-либо озабоченности тем обстоятельством, что его половинная доля оказалась в моих неопытных руках, и всячески пытался убедить себя в заурядности стоящей передо мной задачи: дескать, три быстрых прыжка через элементарные препятствия, к тому же и не в новинку мне проходить испытания на мои жокейские способности. На моем счету было уже достаточное количество прыжков, но до сих пор мне ни разу не доводилось исполнять этот прием в седле настоящей скаковой лошади и ни разу я не был так озабочен тем, что из этого выйдет. Сам того не ведая, я прошел путь от неуверенности первых дней моего пребывания здесь до сильного, осознанного желания очутиться у стартового ограждения -- в любом месте, на любом ипподроме. Признаться, я завидовал Сэму и Нолану. Боб дожидался меня у старта на своем гарцующем скакуне. Обе наши лошади, предчувствуя, что им предстоит прыгать, были возбуждены и сгорали от нетерпения. -- Хозяин сказал, чтобы вы скакали по ближней к нему стороне дорожке, -- коротко заметил Боб. -- Он хочет лучше вас видеть. Я кивнул, во рту слегка пересохло. Боб умело заставил своего жеребца занять позицию, молча, глазами, спросил о готовности и пустил свою лошадь ускоренным галопом. Бахромчатый спокойно и уверенно занял положение рядом -- скакун честно и с удовольствием отрабатывал свой хлеб. Первое препятствие. Рассчитай дистанцию... дай команду Бахромчатому замедлить шаг... Команду я дал чересчур поспешно, тот немедленно среагировал, и нам пришлось брать препятствие почти с места. Боб был уже далеко впереди нас. Проклятье, подумал я. Проклятье. Второе препятствие. Его я осилил более успешно. За три маховых шага до прыжка я подал команду и почувствовал, что лошадь вовремя оторвалась от земли. Доверие ко мне со стороны Бахромчатого было в некоторой степени восстановлено. Третье препятствие. Я чрезмерно положился на инстинкт лошади, поскольку никак не мог рассчитать правильно дистанцию. Никак не мог решить, где следует убыстрять шаг, а где уменьшать. В итоге я вообще не подал никакой команды, и мы еле-еле перелетели через барьер, причем Бахромчатый изломал копытами все деревянные рамки, я же сполз куда-то ближе к холке... все шиворот-навывсфот. Я доскакал до конца тренировочной дорожки, и мы с Бобом потрусили к тому месту, где нас ждал Тремьен с биноклем в руке. Я не смотрел на Боба: не хотел видеть его неодобрительного взгляда, потому что был уверен, что сделал все паршиво. Тремьен поджал губы и не высказал своего конкретного мнения. Вместо этого он сказал: -- Вторая попытка, Боб. Вперед. Мы вновь поскакали вниз к тренировочной дорожке и начали все сначала. На сей раз мне удалось сжать себя в кулак, и Бахромчатый до самого конца дорожки держался вровень с жеребцом Сэма. Теперь я уже не чувствовал себя таким потерянным, я освободился от внутреннего напряжения и как бы вновь родился. Тем не менее я отдавал себе отчет в том, что эта моя повторная успешная тренировка не идет ни в какое сравнение с проездкой с участием Сэма, которого я лично лицезрел в седле. Тремьен не проронил ни слова до тех пор, пока "ленд-ровер" не вкатил на конюшенный двор, и только тогда он позволил себе осведомиться, доволен ли я тем, что сегодня сделал. С одной стороны, несомненно, доволен, с другой -- не совсем. Единственный вывод, который я для себя определенно сделал, -- это то, что утвердился в своем желании участвовать в скачках. -- Я буду стараться и научусь, -- уверенно ответил я. Тремьен промолчал. Когда мы зашли в дом, он прямиком отправился в контору, откуда до меня доносилось его ворчание, что, дескать, когда у Ди-Ди выходной, найти там ничего невозможно; вскоре он появился в столовой, разложил передо мной на столе лист бумаги и распорядился, чтобы я поставил на нем свою подпись. Я увидел, что это не что иное, как заявление, содержащее просьбу на выдачу допуска к участию в скачках любителей. Ни слова не говоря, видимо подавившись своей радостью, я с дурацкой улыбкой на лице подписал этот документ. Тремьен хмыкнул и утащил бумагу назад в контору. ло тотчас же вернулся и сказал, чтобы я прекращал свою работу и готовился к поездке на скачки в Ньюбери, естественно, если я ничего не имею против. Он сообщил, что с нами поедет Мэкки, а по пути мы захватим Фиону. -- Скажу откровенно, -- добавил он, разъясняя мне суть дела, -- ни та ни другая не желают ехать без вас. Гарри тоже хочет, чтобы вы поехали, и... ну... мне бы тоже этого хотелось. -- Тогда не может быть никаких разговоров. -- Вот и хорошо. Он вновь исчез, а я после секундного размышления зашел в контору и набрал номер телефона Дуна в полицейском участке. Мне ответили, что он выходной и что я могу сообщить свою фамилию и передать для него информацию. Я сообщил свою фамилию. -- Спросите его, -- сказал я, -- почему доски, упавшие в воду, же всплыли. -- Э-э... повторите, пожалуйста, ваш вопрос, сэр. Я повторил и получил весьма скептическим тоном высказанное подтверждение, что. мой вопрос принят. -- Все правильно, -- сказал я. -- Не забудьте передать. В Ньюбери Нолан на Фионином жеребце по кличке Принципиальный проиграл целый корпус своему сопернику и-пришел к финишу вторым. Сэм выступил в двух заездах на лошадях Тремьена и в обоих проиграл, правда, потом пришел к финишу первым, но уже на лошади другого тренера. -- Когда-нибудь наступит и для нас счастливый день, -- философски изрек Тремьен. По дороге на скачки Фиона рассказала нам, что Гарри звонили из полиции и сообщили, что его машина была найдена на автомобильной стоянке в Ридинге. -- Они сказали, что машина в порядке, но им надо хорошенько обыскать ее в поисках ключей к разгадке. Я до сих пор не встречала никого, кто бы сказал "искать ключи", но эти сказали именно так. -- Они говорят точно так же, как пишут в своих блокнотах, -- кивнул Тремьен. С автомобильной стоянки в Ридинге можно отправиться в кругосветное путешествие. Вот уж действительно скала в метафорическом плане, подумал я. Сценарием явно предусматривалось исчезновение подозреваемого, а не инсценировка самоубийства. Естественно, не воскресни Гарри из мертвых, то и машина бы не появилась. На устах шшодромных завсегдатаев была одна тема для разговоров -- скандал на вчерашнем банкете, устроен-ном в честь Тремьена; в основном это были домыслы и пересуды падких на сенсации сплетников, которые черпали информацию из искаженных и приукрашенных газетных сообщений. Тремьен мужественно и философски реагировал на шутки, довольный отсутствием какого-либо расследования и вообще замечаний со стороны жокей-клуба; даже пресловутой фразы о том, что "подобные действия подрывают авторитет скачек", которая, как я понял, являлась универсальным средством наказания провинившегося в приватной беседе и в домашней обстановке, и то сказано не было. Поскольку слухами, как говорится, земля полнится и из-за утечки информации, Сэм и Нолан уже знали детали моей тренировочной проездки Бахромчатого. -- В следующий раз займитесь и моей долбаной работенкой, -- съехидничал Сэм, явно не придавая значения сказанному. Нолан же сверкал глазами и изрыгал проклятия, однако, натолкнувшись на предупреждающий взгляд Тремье-на, угомонился, затаив в душе исходящую желчью злобу. -- Как они ухитрились так быстро узнать? -- спросил я в недоумении. -- Сэм позвонил Бобу, чтобы выяснить, -- кратко ответил Тремьен. -- Боб ответил, что вы справились неплохо. Сэм, естественно, тут же сообщил Нолану. Я слышал их разговор. Чертова пара идиотов. Весь день Фиона не отпускала меня от своей юбки ни на лтг, стоило мне отстать, она сразу же начинала вертеть головой, озираясь по сторонам. Фиона тщетно пыталась скрыть то, что она называла "абсурдным страхом", и я сразу понял: этот страх ни на ком конкретно не сфокусирован и абсолютно алогичен, однако настораживал сам факт постепенного подчинения ее психологического настроя и душевного состояния этому страху. Тремьен, также чувствуя это, старался быть с ней вместе как можно чаще, и сама Фиона делала видимые попытки вести себя естественно и, как она выразилась, быть разумной. В те редкие моменты, когда Мэкки активно не помогала Тремьену, она тоже мчалась к Фионе, и как я ни пытался, все равно не смог избавить женщин от чувства беспокойства, глубоко засевшего у них в глазах. Склонив, как обычно, друг к дружке свои головки -- серебристую и рыженькую, -- они разговаривали с Нола-ном, кузеном одной и бывшим женихом другой. В их разговоре прослушивалась странная смесь страха, обеспокоенности, раздражения и сострадания. Нолан выглядел расстроенным и смущенным из-за своего проигрыша на Принципиальном, хотя я не заметил, что он где-нибудь ошибся. Тремьен не высказал ему никаких претензий, о Фионе и говорить не приходится, однако эта неудача, несомненно, подогрела его злую волю по отношению ко мне. Я и сам был расстроен тем, что, сам того не желая, обрел такого вспыльчивого врага, и сейчас мне не виделось иного решения этой проблемы, как мое полное отступление; вся загвоздка заключалась в том, что моя сегодняшняя утренняя проездка поставила крест на моем намерении ретироваться. Чтобы как-то успокоить себя, я постоянно с огромным удовольствием возвращался мысленно к сегодняшнему утру: " к звонку Ронни, к удачным прыжкам через препятствия. Везде передо мной открывались двери. И это только начало... К вечеру мы отвезли Фиону домой, а сами поехали в Шеллертон. В урочный час явился за выпивкой Перкин, Тремьен ушел осматривать лошадей, Гарет вернулся с футбольного матча. Обычный вечер в этом доме, но для меня он был переломным в моей жизни. На следующий день, в воскресенье, Гарет напомнил о моем обещании взять его и Кокоса в очередной поход с элементами выживания. Погода была значительно лучше: солнечная, несмотря на мороз и слабый ветер. Хороший денек для прогулок. Я предложил семь миль туда и семь миль обратно. Гарет, ужаснувшись, предложил две. Сошлись на том, что мы возьмем "лендровер", доедем до леса и на месте выберем исходную позицию, а затем пешком пройдем расстояние, на которое хватит духа. -- Куда вы направляетесь? -- спросил Тремьен. -- По дороге через холмы в направлении Ридинга, -- ответил я. -- Там огромный лесной массив, не огражденный заборами и лишенный предупреждающих и заградительных надписей. Тремьен кивнул. -- Я знаю, что вы имеете в виду. Эти леса -- часть Квиллерсэджских угодий. Перед Рождеством допуск туда. закрыт -- - иначе там начинают рубить и воровать елки. -- Костер там лучше нам не разжигать, -- сказал я. -- Поэтому захватим с собой еду и воду. -- Следовательно, обойдемся без жареных червей? -- вздохнул Гарет с облегчением. -- Нет, еду для выживания мы тем не менее будем искать -- ту, которую можно сорвать, поднять или поймать. -- Идет, -- сказал Гарет, убедившись в молчаливом одобрении отца. -- А как насчет шоколада вместо листьев одуванчика? Пришлось согласиться и на шоколад. День обещал быть вполне приличным. Мы стартовали в десять, по дороге захватили Кокоса и поехали к лесу. Остановить машину на дороге можно было в любом месте. Это были не официальные парковки, а крохотные площадки примятой земли от несметного количества останавливающихся то там то здесь автомобилей. Я заехал на одну из таких импровизированных площадок, поставил машину на ручной тормоз и, когда'мальчики вышли, закрыл дверцу на ключ. На Гарете была его излюбленная пуховая куртка. Кокос сменил свой непромокаемый костюм, в котором он был прошлый раз, на темного цвета анорак, а я, в связи с прискорбным отсутствием лыжной куртки, был экипирован в потертые джинсы и просторное тускло-коричневое полупальто, позаимствованное у Тремьена.