Питер на самом деле
по-своему любил ее. А поскольку она причиняла  мне боль, я  решила причинить
ему  боль  через  нее. Вот  в этом  и  заключается  вся патология, ведь  это
совершенно ясно. Вы, наверное, постоянно сталкиваетесь с подобным?
     Трое Тупиц молчали.
     - Ну что  ж, в  любом случае это только  контекст. Но он поможет понять
вам, почему я оказалась уязвимой для Ари Готтлейба.
     Меган снова склонилась над своей  конструкцией. Она  уже пожалела,  что
вырвала  из нее  компьютерную  плату,  ей  захотелось  вернуть  ее. Но Меган
понимала,  что  выставит  себя  полной идиоткой  в  глазах  этих  людей. Она
посмотрела на часы.
     Как летит время, уже около пяти. Мы все стареем и будем стареть до того
дня, когда эта любовница Питера разинет рот, чтобы сожрать весь мир.
     Меган засмеялась, но это вышло у нее более нервно, чем она ожидала,  на
самом деле ей захотелось заплакать.
     -  Как бы  там ни было,  Питер стал  сенсацией  месяца  в вашингтонских
кругах,  потому  что  его  концепция угрозы  русским ядерной  бомбой  вполне
соответствовала тому, что хотел  слышать Рейган и  его окружение.  Они сразу
ухватились  за  эту  концепцию, повысили  Питеру жалованье,  он  сразу  стал
"мистером Бомба", получил работу в этом ужасном комитете и отдал ей все свое
время и всю свою любовь.
     Признаю, что я  ничего  не  смогла  с этим поделать. И кому, как не Ари
Готтлейбу, было  суждено появиться  в  этот  момент.  Если  бы  я  создавала
идеального еврейского  мужчину,  то  создала  бы  Ари.  Идеальный  еврейский
мужчина. Я  имею в виду,  он был, как Алан Бейтс в "Незамужней женщине" - то
есть  слишком хорош, чтобы быть настоящим.  Невероятно симпатичный, но не из
тех красавцев,  которые сводят  с ума. Никогда  не  повышал  голос, а  когда
смеялся - ох, послушайте, я говорю так, словно играю роль в мюзикле, - когда
он смеялся, то заставлял тебя  чувствовать, что только ты  и он смеетесь над
этой самой прекрасной  шуткой. Мне нравились его морщины  у глаз в виде двух
маленьких треугольников,  похожих на кремневые  наконечники  стрел.  Он  был
очень вежливым, очень  уверенным в себе, не испытывал страха.  Питер страдал
от  страха и чувства вины, а Ари ничего не боялся. Когда он смотрел на тебя.
Боже, как он весь светился! У него был просто дар концентрировать взгляд. Он
заставлял тебя чувствовать, что ты один в этом мире,  что больше никого нет.
Я встретилась с ним на вернисаже два года назад.
     - Уточните дату, пожалуйста.
     - Да кто же запоминает даты?
     - Могло это быть в январе?
     - Нет.  Погода была теплой, очень теплой, я это  помню, потому что мы с
Ари пили кока-колу  в палатке на  улице рядом  с галереей Коркоран и... нет,
нет, точно,  это был  январь. Удивительно  теплый январский день. Питер  был
очень  занят,  в  его  группе все  с  ума посходили. Конгресс как раз принял
решение о размещении МХ в старых шахтах...
     - Одиннадцатое января?
     - Возможно.
     Она ненавидела этих агентов.
     - Но в любом случае это была моя идея, а не Ари. Это была моя идея. Ари
был  гражданином Израиля,  он служил в  их  воздушно-десантных  войсках  или
что-то в этом роде и, насколько я слышала, там это довольно  почетно. Он был
знаком с работниками посольства. Я просто хотела... навредить Питеру.
     - Он заинтересовался?
     - Нет. Сначала нет. Считал это глупостью. Он говорил, что у Израиля нет
крупных ракет, что Израиль  крупные ракеты не интересуют. Но я  сказала, что
информация  очень  ценная,  Израиль  смог  бы  ее  как-нибудь  использовать.
Придумали бы, евреи всегда были умными.
     - И он согласился?
     -  В конечном итоге да. Понимаете, для меня  это  был шанс сделать хоть
что-то. Я не собиралась передавать документы коммунистам, я хотела отдать их
людям, которые на нашей стороне. Просто другим евреям.
     - Понимаю.
     -  И Ари пошел  к ним, они согласились посмотреть на документы, а потом
Ари  сообщил, что этот человек хочет  встретиться  со  мной. Но он не хотел,
чтобы меня видели около посольства,  поэтому попросил приехать  в Нью-Йорк и
встретиться с ним в консульстве. В консульстве Израиля.
     - Ясно.
     - Да, я так и  сделала. Я встретилась с израильским офицером разведки в
консульстве  Израиля,  и все прошло очень хорошо. Это был умный, решительный
человек,  очень внимательный и обаятельный. Он сказал, что не хочет, чтобы у
меня были  неприятности,  спросил,  уверена ли я в  том,  что делаю. Еще  он
напомнил, что Джонатан Поллард  был арестован  и наше  правительство подняло
вокруг этого  ужасный  шум, добиваясь для  него максимального наказания, так
что если меня арестуют, то они, пожалуй, не смогут мне помочь.
     - И...
     - Меня  это  не  волновало, я была уверена в том, что делаю. И я начала
осуществлять свой план.  Это было легко. -  Сказав это,  Меган почувствовала
глубокое удовлетворение.  Ее очень заинтересовал этот момент. Сможет ли  она
воплотить свое признание  в  то, что Питер  обычно называл  "поделками"? Да,
сможет.
     Она почувствовала на себе взгляд Трех Тупиц.
     - В  конце  концов, это  были  всего  лишь  израильтяне. Ведь  они наши
друзья, я совсем недавно читала об этом в "Вашингтон Пост".
     - Миссис Тиокол... вы не против, что я вас так называю?
     - Нет, все в порядке.
     - Миссис Тиокол, не могли бы вы подробнее рассказать об Ари Готтлейбе?
     Насколько я понимаю, его фотографий у вас нет?
     -  У меня есть три его портрета, но они выполнены в  стиле абстрактного
импрессионизма. Он не очень любил,  забавно,  что  вы  об этом  упомянули...
фотографии. Нет, к сожалению, его фотографий у меня нет.
     - Можете вы рассказать о нем?
     - Он был всем тем, чего я желала. За исключением одного недостатка.
     - Какого недостатка?
     - Но это была не его вина, с этим он ничего не мог поделать.
     - О чем вы?
     -  Он  не  был  Питером  Тиоколом. Но в любом случае, Ари  был  слишком
идеальным: красивый, любящий, всегда в хорошем настроении и очень сексуален.
     - Он бросил вас?
     - Недавно,  после того странного уик-энда в гостинице в Виргинии. Очень
странного.
     - В каком смысле странного?
     - Даже не могу сказать. Я  все время  спала, потому что  выпила слишком
много  шампанского.  Ари очень обиделся  и уехал на следующий день. Ему надо
было возвращаться в Израиль. К жене.
     - Когда это было?
     - Примерно две недели назад, точно не помню. Кто же помнит даты? - И вы
остались одна.
     - Я была одна, даже будучи замужем.
     - Расскажите об этом офицере израильской разведки.
     - Ох, вы знаете, очень умный человек, очень сердечный. Очаровательный.
     Загадочный. Прямо-таки живая легенда, даже для сотрудников консульства,
они все буквально в рот ему  смотрели. Очень необычный человек. Я помню, как
после  нашей  встречи  мы  вышли на Семьдесят третью  улицу и он  помог  мне
поймать такси. С ним чувствуешь себя в безопасности, и он.
     - Простите,  миссис Тиокол, - это вмешался самый молодой из Трех Тупиц.
Он был несколько вежливее своих коллег и понял, как неприятно ей то,  что ее
оборвали.
     - Да?
     - Вы сказали. Семьдесят третья улица.
     - Да.
     - Мне приходилось  бывать в нашем бюро в Нью-Йорке. Вы, наверное, имели
в виду Восемьдесят четвертую улицу?
     Меган смутилась, почувствовав твердую уверенность в его голосе.
     - Ну, не  исключено,  что  я перепутала адрес Кто  запоминает адреса? И
какая разница...  нет, простите, это  точно  была Семьдесят третья улица! Вы
меня не собьете.  Между Мэдисон и Парком. Красивый особняк, звезда Давида на
флаге, фотографии Бен-Гуриона, Голды Меир,  Бегина и Шимона Переса. Там было
много людей, рабочих, все...
     Меган чувствовала на себе внимательный взгляд агента.
     - Извините, я очень хорошо знаю здание консульства. Да, это особняк, но
на Восемьдесят четвертой улице, между Мэдисон и Пятой авеню, рядом с музеем.
Я там работал, и мне приходилось часто бывать в этом здании. Мы сотрудничали
с Моссадом по вопросам обеспечения безопасности.
     - Я... я имею в виду...
     Меган даже не знала, что и сказать.
     - Вы уверены, что это была Семьдесят третья улица?
     Она только тупо кивнула.
     - Понимаете, все это можно было очень просто устроить. Снять особняк, в
одно  прекрасное  утро вывесить  флаг,  развесить  фотографии, какие-то люди
крутятся внутри,  изображая деловую  обстановку. А  через  час  после вашего
ухода все исчезает.
     Меган почувствовала, что под ней  разверзлась дыра, громадная и темная.
Она падала туда, но никто ее не ловил.
     Питер! - подумала Меган. - Боже, Питер!
     - Они обманули меня. Просто обманули.
     - Да, мадам, боюсь, что так, - согласился один из Трех Тупиц.
     И Меган тихонько заплакала.
     - Ох, Питер, Боже мой, что я натворила?


        17.00

     Акли в одиночестве сидел перед полицейской машиной. Он  замерз.  Кто-то
принес ему одеяло, и он закутался в него. Он сидел в сиянии огней, казалось,
сюда съехались полицейские машины со всего мира, свет от их красных и  синих
мигалок метался по  домам и деревьям. У Акли болела  голова, ныло все внутри
от ударов пуль по бронежилету, и в конце концов его вырвало.
     Все  держались в сторонке от него, по крайней мере, в этот момент, и он
был  благодарен им за этот небольшой  знак  сострадания.  Глядя перед собой,
Акли ничего не видел. Он умотался, был в прострации, которая его устраивала,
потому что  если бы он думал о  случившемся, то захотел бы  умереть, лишь бы
все кончилось.
     Дети находились с полицейскими, но никто  не знал,  что делать с ними и
где их  пропавший отец. Акли слышал, как кто-то предлагал отправить детей  к
бабушке в Хагерстаун.  Он не  мог смотреть на них,  на  этих  двух маленьких
девочек, сущих ангелочков, не испорченных еще  злом. Акли лишь  бросил в  их
сторону быстрый  взгляд: девочки  напоминали маленькие  лепестки, красивые и
светлые.
     Почему она поднялась наверх?
     Почему я выстрелил?
     Она поднялась наверх, потому что она мать.
     Я выстрелил, потому что я полицейский.
     Можно назвать  это как угодно:  хубрис,  судьба, кисмет, карма.  Но это
было предначертано, неизбежно, такова была высшая воля.
     Когда он вернулся к Бет, уже ничего нельзя было сделать. Девочка сидела
рядом с ней, держа мать за руку. Потом из комнаты вышла вторая девочка, села
от матери с другой стороны и начала плакать. Акли  лишь взглянул  на них, на
мертвую женщину,  вышел на улицу и пошел  к  машине, предоставив  заниматься
всем врачам, полицейским и пожарным.
     - Да, тяжелый случай.
     Удивленный Акли поднял голову. Рядом на костылях стоял Дельта-3.
     - Вы в порядке, сержант? - безучастно спросил он.
     - Думаю, выживу. Послушайте, если у вас будут какие-то неприятности, то
я  расскажу,  как все случилось. Черт побери, мистер Акли,  вы один пошли на
настоящего бандита, державшего заложниками двух детей, и вы спасли детей.
     Отличная работа.
     - Да, и все же я с ней не справился.
     - Мы ворвались в дом, где находились трое заложников. Двоих освободили,
в любом  случае  чертовски удачная операция. А эта женщина, она была хорошей
матерью, она предпочла спасти детей, а не спастись самой.  Вот как вы должны
это объяснять.
     - Но задача была захватить пленных.
     - Прошу прощения, сэр, но пошли эти пленные к чертовой матери. Мы и так
потеряли троих людей. Но эти слова не успокоили Акли.
     - Сэр,  нужно доложить  обо  всем. Понимаете, они сейчас  в напряжении,
очень ждут нашего сообщения.
     - Да, - покорно согласился Акли.
     Чувствуя себя  опустошенным, он вытащил микрофон  - от  этого усилия  у
него заныли ребра - и нажал тангенту.
     -  База,  говорит специальный  агент  Акли,  можете  соединить  меня  с
командованием Дельты?
     - Понял вас, Бюро-1, соединяю, можете говорить.
     -   Дельта-6,   слышите  меня?  Я  Бюро-1,   прием.  Послышался   треск
электрических разрядов, шум помех, но затем он услышал голос:
     - Бюро-1, я Дельта-6, слышу вас. Докладывайте.
     -  Штурм закончился. Два заложника освобождены. У нас один убит  и двое
ранены, но не тяжело.  Ситуацию сейчас контролируем. В доме  находилось трое
вооруженных людей.
     -  Пленные  есть?  - донесся  издалека голос Пуллера -  Нет,  Дельта-6.
Пленных  нет.  Была  сильная перестрелка,  пленных  взять не  удалось. Рация
замолчала. Акли поспешил высказать все до конца.
     -   Дельта-6,  я   случайно  застрелил  гражданского   человека.  Прошу
отстранить меня, вам надо найти себе другого...
     - Отставить, Бюро-1.
     - Ради Бога, я застрелил женщину. Я просто не могу...
     -  Бюро-1, я Дельта-6. Гибель  гражданских лиц  неизбежна при  подобных
боевых операциях. Возьмите себя в руки.
     - Полковник Пуллер, я застрелил мать, в сердце...
     - Бюро-1, прекратите каяться и слушайте указания.
     - Сэр, я...
     - Послушай, Бюро-1, это боевая операция, и ты должен выполнять приказы,
иначе я  тебя арестую, черт  побери. Сынок, у меня нет времени разбираться с
твоей нежной душой. Ты понял?
     -  Понял, - ответил  Акли. В горле у него стоял комок,  глаза заволокла
пелена.
     - Собери их оружие, отправь серийные номера  в  ФБР и посмотри,  что из
этого выйдет. Потом  я хочу, чтобы ты осмотрел тела, там у тебя должен  быть
под  рукой  какой-нибудь  медицинский  эксперт.  Осмотрите  тела. И  одежду.
Проверь одежду.  Как  понял,  Бюро-1? Акли посмотрел  на  микрофон,  на  эту
мертвую  штуку, зажатую в его руке.  Он чувствовал себя невероятно  старым и
невероятно усталым. Уже почти совсем стемнело, зажглись уличные фонари.
     - Понял, -  ответил Акли и поднялся, чтобы делать то, что он должен был
делать.
     - Вот и конец этой истории, - сказал Натан Уоллс. - Конец этой гребаной
истории.
     Да, так оно и было. Лучи  их фонариков уперлись в  отвесную  стену,  на
которой   поблескивали  следы   шахтерских  инструментов,   оставленные  лет
пятьдесят назад.
     Тоннеля по имени Элизабет просто не существовало, он уперся в гору.
     - Сукин сын, - выругался Уидерспун. - Значит, все?
     -  Только  не вздумай  начинать  копать,  парень.  Представляешь, чтобы
попасть туда, куда тебе надо, придется прокопать около полумили.
     - Проклятье.  - Уидерспун искренне расстроился.  Проделать такой  путь,
согнувшись и ползком, и все впустую.
     Уоллс сел на землю.
     - Черт бы побрал эту сучку. Никогда нельзя доверять белым  женщинам. Ты
смотришь на них,  а они сжимают ноги. Ох,  я конечно, не  имею  в виду  твою
леди.  Уоллс сунул руку в карман, вытащил  сигарету и прикурил  от зажигалки
"Бик".
     - Ты куришь тут? - удивился Уидерспун.
     - Эй,  а почему бы  и нет? Здесь никого нет, только мы, шпионы. - Уоллс
рассмеялся. -  Парень, а я-то уже думал, что стану гребаным героем, а теперь
нам  просто придется вернуться назад,  вот и  все.  Понимаешь,  Спун, я ведь
правда надеялся стать героем, думал, нас  встретят  фейерверком,  а потом  я
отправлюсь  в турне по  стране. Неплохо,  да?  Ведь только так старина Уоллс
смог бы спасти свою задницу.
     - Да,  действительно  здорово, - согласился Уидерспун, - ты уже  сейчас
говоришь, как настоящий герой. Твоя мама будет гордиться тобой.
     - Моя мама умерла, - ответил Уоллс и снова рассмеялся.
     Уидерспун отложил в  сторону  винтовку, скинул  куртку, стащил с головы
прибор ночного видения и  установил  фонарик таким  образом,  чтобы его  луч
падал  на  стену,  преградившую  им путь. Он  подошел  к  стене  и  принялся
ощупывать ее, медленно передвигаясь. Вслед за ним в свете фонарика двигалась
и его гигантская тень.
     Ничего. Прочная скала.  Но Уидерспун  не унимался. Его длинные и темные
пальцы продолжали делать свое дело.
     -  Парень,  ты напрасно теряешь  время.  Успокойся, покури.  А потом мы
вернемся назад.
     И  Уидерспун  сдался.   Не  было  смысла  торчать   здесь,  их  попытка
закончилась неудачей.
     Он нащупал рацию, закрепленную ремнями на бронежилете, надел наушники и
передвинул к губам микрофон.
     - Крыса-6, я Бейкер, как слышите? Он  внимательно слушал,  но ответа не
было.
     - Черт, - буркнул Уидерспун, - похоже, мы забрались слишком далеко. Они
нас не слышат.
     - А может быть, спят, - предположил Уоллс.  - У них  легкая  работенка,
сидят  на  задницах, пока два ниггера делают всю грязную работу. Если у тебя
работа для белого человека, то лучше спать. Потормоши их еще.
     - Крыса-6, Крыса-6, я Бейкер, как слышите? Как слышите? Тишина.
     - Ответьте мне, повторяю, ответьте.
     -  Видимо,  эта чертова  бомба  все-таки взорвалась,  и все  белые люди
умерли, - предположил Уоллс.
     - Тогда умерли бы и черные, - возразил Уидерспун.
     - Парень,  негритянские ученые  должны придумать  такую бомбу,  которая
убивает  только  белых. Я бы даже  заплатил  за это. - И  Уоллс  рассмеялся,
отбросив щелчком сигарету.
     - Крыса-6, я Бейкер, как слышите?
     Бар  "Джейке",  где  сидел  Григорий,  заполнился  рабочими.  Это  были
водители грузовиков, водители грузовых подъемников, рабочие складов, маляры,
почтовые служащие, все здоровые,  все усталые, большинство из них  грязные и
крикливые.
     Они курили, воздух  в баре был  синим  от  дыма. Григорий ненавидел их.
Головная  боль у  него  так и не проходила, несмотря  на то,  что  время  от
времени он заглушал ее водкой.
     Он смотрел на медленно ползущие стрелки часов, ожидая, когда снова надо
будет звонить Молли, и тут  услышал, как кто-то говорил о солдатах и учениях
в центральной части штата Мэриленд. Григорий поднял взгляд на телевизор. Как
раз передавали новости, репортер вел передачу с полицейского кордона,  возле
которого собралась такая куча машин, словно наступив конец света  или что-то
в этом роде. Григорий резко подался вперед.
     - Эй, мистер, кому вы отдаете предпочтение в Восточном дивизионе?
     - Редскинс, - ответил Григорий. - Тс-с, я слушаю новости.
     - Да Редскинс даже не попадает в серию "плэйофф"!
     Репортер говорил о проводимых в  горах военных учениях, передавал слухи
о разбившихся  самолетах  и  вертолетах, о  том,  что  движение перекрыто  и
гражданские власти  не в состоянии ответить, когда оно восстановится, но это
и есть одна из издержек демократии.
     Репортер,  совсем мальчишка,  энергично  кивал  головой и  выразительно
щурил глаза. Позади него вдалеке Григорий разглядел большую, покрытую снегом
гору, белую и блестящую. Она смотрелась очень эффектно.
     Репортер уже  сообщал о новых войсках, направляющихся к  району учений.
Он  протянул  свой микрофон  одному из  солдат,  сидевших в грузовиках.  Тот
ответил, что  ничего не знает, их просто утром подняли по  тревоге в  округе
Колумбия, а около  одиннадцати приказали  садиться  по  машинам.  И  вот они
здесь.
     - Но  мы рискуем  своей задницей, рассказывая  вам об этом,  - на  ходу
крикнул  молодой  солдат  молодому  репортеру,   потому  что  грузовики  уже
двинулись.
     - У них там  какие-то военные  учения,  - подал голос человек  у стойки
бара.
     - Говорят,  перекрыто  все движение аж  до Балтимора. Никогда не слышал
ничего подобного.
     - Где перекрыто движение? -  поинтересовался  Григорий.  -  Не  хочется
попадать в пробку.
     - На запасной Сороковой дороге, от Миддлтаунадо  Бунсборо.  Езжай лучше
по Семидесятой. Сороковая проходит как раз возле этой горы Саут Маунтин. Бот
ее они и перекрыли, а заодно  все  въезды в  местные городишки. Чудеса, да и
только.
     - Почему?
     -  Но  ведь там  нет правительственных  войск. Их полно в  Абердине,  в
Форт-Миде, в Пэкс Ривер, в Форт-Ричи,  а  в  Саут  Маунтин правительственных
войск нет.
     Что-то тут нечисто, могу поспорить.
     - Гм-м, - Григорий кивнул, соглашаясь.
     Может, мне  поехать туда? - подумал он. - Может,  смогу узнать что-то о
солдатах или выведаю какую другую информацию?
     Да,  с твоим акцентом  и  советскими документами это  может закончиться
тем, что  ты угодишь лет на двадцать в  Данбери, а потом еще дома схлопочешь
двадцать лет Гулага. Нет, надо ждать ответа от Молли.
     Теперь Григорий понимал, что произошло  что-то  чрезвычайное, Молли это
выяснит  для  него. Он первым  сообщит новости, над которыми будет трудиться
весь аппарат. А добыл эту  информацию он, великий Григорий Арбатов! Он встал
и  едва  протиснулся сквозь толпу в мужской туалет. Там он бросил монетку  в
телефон-автомат и снова позвонил Молли.
     Никто не ответил.
     Ох, Молли, взмолился Григорий. Ох, пожалуйста,  прошу, не  бросай меня,
когда я так нуждаюсь в тебе!
     Новости для группы Дельта оставались неутешительными даже после неудачи
в  доме Хаммелов. Самолеты  с рейнджерами  попали в полосу плохой погоды над
Индианой и вынуждены были отвернуть к  югу и  дозаправляться в Теннесси, так
что их прибытия  ожидали не  ранее 19.00. Но Пуллер  не хотел  рисковать, не
хотел,  чтобы они прыгали с  парашютами  в темноте,  поэтому доберутся они к
Саут Маунтин и будут готовы к штурму только к 21.00.
     Третий  пехотный  батальон застрял где-то  на  дорогах из-за кордонов и
теперь терял чертовски много времени, пробираясь сквозь пробки.
     Аналитики  в Пентагоне не смогли  выяснить ничего  нового из  странного
послания "Временной армии Соединенных Штатов".
     Питер   Тиокол   углубился  в   себя,  пытаясь   выяснить,  кто  же  им
противостоит, и забросил работу по определению кода двери лифта.
     Не было сведений и от агентов  ФБР,  допрашивавших его  жену Меган. Обе
девочки,  спасенные  в доме Хаммела,  были  слишком малы и слишком испуганы,
чтобы сообщить какую-то информацию о людях, державших их  в заложниках почти
целый день.
     Пентагон постоянно  требовал отчета о  ходе операции,  но  Дику Пуллеру
нечего было сообщать. Были подсчитаны окончательные потери роты Национальной
гвардии: пятьдесят шесть человек убито, сорок четыре ранено, так что в строю
осталось   менее   пятидесяти   человек.   Полевой  госпиталь,   развернутый
медперсоналом  группы Дельта,  был забит до  предела,  и уже начали  умирать
люди, которые бы выжили во Вьетнаме, где гораздо лучше было  поставлено дело
с эвакуацией раненых воздушным транспортом.
     Было уже шесть часов. И шесть еще оставалось.
     Пуллер  отправился  на  поиски  Тиокола, намереваясь заодно просмотреть
последнюю информацию ФБР. Но отойти далеко он не успел.
     - Полковник Пуллер! Полковник Пуллер! Его звал один из связистов.
     - Что такое?
     - Мы  должны были каждые пятнадцать минут входить в связь с Крысой-6 на
той стороне горы. Но они пропустили уже два сеанса.
     - Вы продолжаете вызывать их?
     - Да, сэр, но никакого ответа. Пуллер взял микрофон.
     -  Крыса-6, я  Дельта-6, как слышите? Никакого ответа,  радио  молчало.
Пуллер еще несколько раз попытался вызвать Кры-су-6.
     - Кто там находится? - спросил полковник одного из сержантов.
     - Сэр, никого, кроме команды Крыса-6. Правда,  гора  оцеплена полицией,
так что подальше должны быть полицейские.
     Дик  сверился  с картой,  снова взял  микрофон и  вызвал  штаб-квартиру
полиции штата, которая расположилась в нескольких милях отсюда на кордоне на
Сороковой дороге.
     - Виктор-90, я Дельта-6, как слышите?
     - Слышим вас хорошо, Дельта-6.
     - Виктор-90, есть кто-нибудь из ваших людей вблизи Мозер-роуд?
     - Да, сэр, у нас там выставлен пост.
     - Можете соединить меня с ним?
     - Да, сэр, оставайтесь на связи. Прошло несколько секунд.
     - Дельта-6,  я Виктор-22, блокирую Мозер-роуд примерно  в трех  милях к
западу от Саут Маунтин. Мне приказали связаться в вами.
     - Я понял, Виктор-22. Послушай, сынок, ты что-нибудь слышал в последнее
время?
     - Могу только предположить, сэр.
     - И что это было?
     -  Понимаете,  сэр,  по-моему, в  вертолете  в конце  концов взорвались
боеприпасы.
     - Повтори, Виктор-22.
     - Сэр, это произошло  минут двадцать  назад, как раз  в  том месте, где
упал и взорвался  вертолет.  Рвались боеприпасы, стрельба  стояла десять или
двадцать секунд. Вот и все.
     Дик опустил микрофон.
     - Дельта-6? Полковник молчал.
     -  Дельта-6,  я  Виктор-22.  Нужна еще  моя  помощь?  Но  Дик продолжал
молчать.
     Черт бы его побрал!
     Пуллер  повернулся и посмотрел на гору, которая была примерно в миле от
него.
     Проклятье,  он  нашел  Крысу-6 и уничтожил ее.  И тогда  послал людей в
тоннель вслед за командами крыс.
     - Сэр, вы не хотите послать туда группу и выяснить, как дела у Крысы-6?
     Пуллер покачал  головой. Какой  в этом  смысл? Агрессор-1 снова  обошел
его.
     Крысы  уже  мертвы. И Пуллеру  теперь  не оставалось  ничего иного, как
готовить мешки для трупов. И молиться за Питера Тиокола.
     - Тиокол?
     Питер оторвал взгляд от телеграммы Агрессора-1, от своего блокнота и от
сообщений ФБР. Это Скейзи окликнул его.
     - Послушайте, нам нужно поговорить.
     - О чем? У меня много...
     - Выйдите из сарая.
     -  Для  чего?  -  Питер  заметил,  что  лицо у  офицера  напряженное  и
виноватое. Что происходит?
     - Выйдите,  пожалуйста,  доктор Тиокол.  Питер  подождал немного, потом
вышел  из  сарая  и  завернул  за угол,  где его поджидали Скейзи и еще  два
офицера из  группы Дельта.  Офицеры были копиями  Скейзи, только  поменьше и
постройнее.
     Серьезные парни в маскхалатах, обвешанные ремнями, ножами и гранатами.
     - Итак? Что...
     - Мы хотим, чтобы вы кое за кем последили для нас.
     - Это не  мое  дело, -  возразил Питер.  - Я здесь  не  для того, чтобы
следить за кем-то.
     - Надо следить за Диком Пуллером, - сообщил Скейзи.
     На лице Питера появилось удивленное выражение.
     - Было время, - начал Скейзи, - когда Дик Пуллер  был лучшим солдатом в
армии.  Должен  сказать, что служить под его  началом было почетно.  Это был
великий офицер. Профессионал из профессионалов. Но все в прошлом.
     - О чем вы говорите? - Питеру не нравился этот разговор.
     - Иногда люди, которым пришлось слишком много воевать, устают от этого.
     Они  уже не могут больше посылать людей  на  смерть,  у них  не хватает
смелости для решительных действий, они не уверены в себе, боятся сближения с
противником  и рукопашной схватки, не хотят нести потери, не хотят, чтобы их
люди умирали при  захвате объекта.  И получается то,  что мы и имеем сейчас:
впечатление такое, словно что-то делается, но здесь, в самом центре событий,
мы-то как раз ничего и не делаем, а только следим за временем.
     - Послушайте, он пытается, но ничего не может сделать пока...
     Скейзи придвинулся ближе.
     - В иранской пустыне наступил момент,  к которому  Пуллер  готовил себя
всю жизнь. Этот момент не был неожиданностью,  предоставлялся отличный шанс,
надо было только воспользоваться им.  Вы знаете, как говорят у нас, военных?
Кто  рискует, тот побеждает.  Это первая заповедь специальных  операций.  Но
тогда,  в пустыне, Дик Пуллер потерял свой  талант рисковать. А у того парня
на горе он имеется.
     - Так что вы хотите?
     - Если он снова трусит, то я уберу его. Возьму все  на себя и отвечу за
все  последствия.  Именно так мне и надо было поступить в пустыне.  Вам надо
просто  следить  за ним,  и если  уловите  признаки того,  что он  сломался,
сообщите мне.
     Поняли?
     Питеру  показалось, что он стал  участником  этакой запутанной семейной
драмы.  Этакого совсем не смешного пародийного  варианта комедии  положений,
вроде  "Мои  три  сына" Эдварда  Олби, где  старший  сын,  в  данном  случае
Сумасшедший  Скейзи,  собирается  убить  своего отца  Фреда  Макмарри  (Дика
Пуллера), в  то время как двое младших сыновей - он сам и бедный, молчаливый
Акли - сидят и не знают, что делать.
     - Вам лучше пересмотреть...
     - Тиокол,  если  он  опустит руки, то вы  дадите нам знать. Это и будет
ваша настоящая работа. А теперь вам лучше вернуться к этой чертовой двери.
     Чем  дальше  продвигался  Тигарден,  тем  лучше чувствовал  себя,  хотя
понимал,  что все  должно  быть  наоборот.  Не важно, каким образом,  но ему
удалось смыться оттуда. Он рвался на волю, не чувствуя при этом стыда.
     Еще больше он успокоился, когда тоннель под названием Элис расширился и
Тигарден  смог  подняться  с  четверенек.  Это  было  так  здорово,  тоннель
показался ему огромным и просторным. Черт побери, он уже испытывал  подобное
ощущение  во  Вьетнаме,  году  в  семьдесят  первом,  когда  был  еще совсем
мальчишкой   и  только-только  пришел  на  службу  в   войска   специального
назначения. Противник надолго запер их в маленьком местечке, каждую ночь они
отражали атаки, пока наконец  не пришло подкрепление и не освободило их. Вот
тогда он и испытал чувство, подобное  нынешнему.  Тигарден еще не чувствовал
полной свободы, не мог пока увидеть звезды - если только сейчас на небе были
звезды, ведь  он  не  имел понятия,  сколько  сейчас  времени, но он уже  не
погружался все глубже и глубже в эту проклятую темноту.
     Он даже  решил  засвистеть, но  внезапно услышал впереди какой-то  шум,
что-то вроде  шороха  по камням.  А что,  если Крыса-6  послал следом других
парней?
     Тигарден замер,  его не рад овала перспектива столкнуться с  офицером и
объяснять  ему,  какого  черта  он  делает  здесь,  за  сотни футов от своей
напарницы,  уже   почти  в  горизонтальной  штольне.  Он  начал  лихорадочно
придумывать объяснение, чтобы хоть как-то оправдать свой позор.
     Рация!
     Рация не работает, они не могли продвигаться дальше, и он возвращается,
чтобы восстановить связь перед тем, как...
     Луч фонаря резанул по глазам, пригвоздив его на месте.
     -  Эй! Черт побери,  ребята, да вы меня  напугали. Какого черта  вы нас
проверяете, Крыса-6? Радиосвязь оборвалась, и я вернулся, чтобы наладить ее.
     Знаете, там просто сплошная преисподняя.
     В  лицо  Тигардену  ударил  еще  один  луч фонаря,  ослепляя,  наполняя
сознание какими-то взрывными искрами. Он услышал глухие ругательства и тихое
бряцание оружия.
     - В  чем  дело,  ребята?  Похоже все это...  Перед глазами  с быстротой
молнии  мелькнул кулак  и опустился  на подбородок  Тигардена.  Резкий  удар
отбросил  его  назад, он  отлетел и  стукнулся  спиной о стену. Чья-то  рука
задрала  ему подбородок, обнажая горло,  и  почти  в эту  же секунду  - хотя
Тигарден и  не  увидел этого - вторая рука  резанула  ему  по  горлу  острым
лезвием ножа, с убийственной точностью пройдя кожу, хрящи и сонную артерию.
     Мои сыновья! - подумал Тигарден. - Боже, мои сыновья!
     Но уже  оцепеневший, умирая,  в последнюю  секунду он нажал пальцем  на
спусковой крючок своей винтовки  МР-5, и  грохнула очередь  из четырех пуль.
Пули  бесцельно взрыхлили землю, и моментально несколько человек набросились
на Тигардена, избивая его прикладами.
     Работа была довольно сложной.
     Правда, с оружием все ясно: винтовка  "фабрик насьональ ФАЛ" НАТОвского
калибра  7,62   мм,  серийный  номер   1488803-213;  "узи"  калибра  9   мм,
изготовленный тоже  фирмой "Фабрик насьональ"  по лицензии Израиля, серийный
номер  1094587338771,  профессионально  изготовленный,  но  невозможно  было
определить  где;  глушитель,   удлинявший  ствол  на  добрые  семь   дюймов;
британский пистолет-пулемет  "стерлинг  B2АЗ"  калибра тоже 9  мм,  серийный
номер 129848-555 и чешский пистолет Ч3-75 со стертым серийным номером.
     Эти сведения передали в Вашингтон, но было и так ясно, что это оружие с
огромных  складов,  разбросанных по всему миру и принадлежащих  не  какой-то
стране,  а  компании международных  торговцев оружием.  Все оно  могло  быть
куплено путем заказа через "Шотган Ньюс".
     С  одеждой и  личными вещами тоже все  было  ясно,  хотя Акли испытывал
некоторое отвращение, осматривая их. Что касается личных вещей, то их вообще
не  было.  Каждый  из  троих убитых отправился на  этот  бой без  фотографий
любимых, без Библий, даже без бумажников, без  каких-либо заветных амулетов.
Такое  впечатление, что у этих люд ей вообще не было  никакой  личной жизни.
Одежда была чисто  выстиранной, но по  ней  ничего нельзя  было  определить:
тяжелые черные  ботинки  неизвестного  производства,  наверняка  купленные в
каком-нибудь  магазине,  где  торговали  излишками военного  обмундирования.
Черные камуфляжные  брюки  с большими карманами на бедрах, голубые  рубашки,
скорее всего,  морские, черные свитеры  и кепки. Были  у  них  и перчатки, и
меховые куртки. Возможно, со временем и удалось бы что-то выудить из одежды,
подвергнув материал сложному  микроскопическому анализу в лабораториях ФБР в
Вашингтоне, но это заняло бы недели, а конец  света  мог наступить уже через
несколько часов. Так что в данный момент одежда была бесполезной.
     Оставалось самое сложное - осмотр тел.
     Три  обнаженных  трупа лежали  на  брезенте посередине  пожарной  части
Беркиттсвилла. Конечно, рано или поздно приедет доктор, который выполнит эту
работу более профессионально, чем бедняга Акли - убийца женщины - с синяками
на животе от ударов пуль в бронежилет.  Но доктора пока не было, а  никто не
желал заниматься этой работой, поэтому Акли и  оказался один на один с тремя
трупами.
     Смотри на них, заставил он себя.
     Хуже  всех  выглядел  тот  большой парень,  что погиб наверху. Он сунул
пистолет  в  рот  и застрелился.  Пуля  разворотила затылок,  сделав  голову
похожей на дыню, разрубленную пополам топором. Но еще удивительнее выглядело
его правое плечо - словно его разворотило  электропилой. Такую страшную рану
нанесла одна из пуль, выпущенных Дельтой-3. Боже, как же он двигался с такой
болью?  Ведь Акли видел, что  он карабкался по ступенькам, отстреливаясь.  С
такой-то болью?
     Прямо-таки супермен какой-то.  Даже сейчас труп улыбался Акли белозубой
улыбкой.
     Что в ней? Его превосходство?
     Ладно, хорошо, подумал Акли, будем считать, что ты был лучше меня.
     У двух других  ран было больше, но выглядели они лучше.  Просто мертвые
люди  с засохшими  красными  пятнами крови,  разбросанными по всему  телу. У
одного  три  таких  пятна на  груди, у другого - одиннадцать в  самых разных
частях тела.
     Прекрасные пулевые отверстия, подумал Акли. Ему вспомнилась картинка из
учебника истории, где гордые горожане окружили какого-то бандита, усы у него
обвисли, а с десяток пулевых отверстий сверкали на солнце, словно пуговицы.
     Думай, Акли, приказал он себе.
     Ладно, все  трое стройные и  сильные  мужчины, плоские животы, жилистые
мускулы  хорошо   подготовленных   профессиональных   военных   из   элитных
подразделений. Волосы у всех  коротко  подстрижены,  один  порезался, бреясь
сегодня. Похоже, им  около тридцати. У  всех троих шрамы на предплечьях, а у
одного  еще  на запястьях  и  груди.  Татуировки?  Да, татуировки, удаленные
хирургическим путем!
     И, черт побери, все они были загорелыми. Смуглые  лица, руки,  глубокий
загар, как у рыбаков, как у людей, проводящих всю жизнь на солнце.
     Акли вернулся к  первому трупу  и  осмотрел его  более внимательно.  На
груди пересекались два шрама со следами стежков.
     Ага, что такое раны,  ты уже знаешь, подумал Акли.  У тебя  была  очень
опасная  жизнь, мой друг. Могу поспорить, ты  рассказал бы мне кое-что, если
бы остался жив.
     Он  осмотрел и другие  трупы на предмет  старых ран. У одного все  было
чисто, но у  другого  Акли обнаружил шрам возле правой ключицы. Тоже пулевое
ранение.
     Да, безусловно серьезные ребята. Очередная Дельта.
     Акли хотелось бы знать, что делать дальше. Он  снова вернулся к первому
трупу. Да  что я, судебный  патологоанатом, что ли? Я ведь  просто смотрю на
этих мертвых парней. Акли вспомнил, как этот  человек  стоял над  ним, а под
ним билась маленькая девочка. Ради Бога, отпустите  ребенка, взмолился тогда
Акли, а парень просто посмотрел на него.
     Ты ведь мог убить меня.
     Но вместо этого ты ушел и вышиб себе мозги.
     Акли  опустился  на  колени.  Было   в  яркой  улыбке  мертвого  что-то
загадочное.
     Головорез  с  зубами кинозвезды вышибает  себе  мозги в задней  комнате
старого дома в Беркиттсвилле, штат Мэриленд.
     Акли непроизвольно вытянул палец. Что-то неестественное чудилось ему  в
улыбке мертвого, уж больно белыми были  его  зубы. Акли сунул палец в  сухой
рот мертвеца, ощутил холодные губы, омертвевший  язык, сунул  палец  дальше,
ощупывая полость рта, и...
     Да, зубы были вставные.
     Акли держал в руке фарфоровый протез.
     Он  быстро проверил  остальных.  У  всех троих  почти новые,  полностью
вставные зубы.
     Уидерспун внезапно забормотал:
     - Эй, ты слышал? Похоже на стрельбу. Тебе не кажется...
     Но тут рука  Уоллса зажала ему  рот и придавила к земле с такой  силой,
которую нельзя было ожидать от этого щуплого немолодого человека.
     Он прошептал:
     - Спокойно, парень, спокойно. Ты понял  меня, да?  Уидерспун кивнул,  и
сжимавшая рот рука опустилась вниз.
     - Черт...
     -  Тс-с, это старина Чарли. Да, он здесь. Чарли вышел на  охоту, теперь
его не удержишь. Он вышел поохотиться.
     Уидерспун посмотрел на Уоллса, чувствуя, что глаза вылезают из орбит  и
сердце колотится, как паровой молот.
     - Эй...
     - Что эй?
     - Слушайся старину Уоллса. Уоллс знает Чарли, он давно знаком с ними.
     Уоллс,  казалось,  растворялся  прямо  на  глазах,  трансформируясь   в
какое-то иное существо:  он  подался назад,  и темная  его  кожа  слилась  с
темнотой тоннеля.
     Одновременно с этим  Уоллс снял с  плеча обрез  12-го калибра и  содрал
обматывавшую  ствол  черную  ленту. С негромким клацаньем  старая тоннельная
крыса дослала патрон в патронник.
     -  Вот  что,  слушай, - прошептал Уоллс, - пора  собираться. Надевай на
себя  все  дерьмо и  бери  свое  барахло.  Сейчас здесь  будет жарко.  Чарли
охотятся на нас, значит, мы должны охотиться на них. Это единственный способ
выжить.
     Уидерспун натянул куртку, поднял  оружие,  зарядил  его и  поставил  на
предохранитель. Он надел прибор ночного видения, снял колпачки с  окуляров и
включил батарею, висевшую  на  поясе. Пока он настраивал прибор,  тоннель  в
окулярах   засветился  голубоватым   светом,   в  который  преобразовывались
инфракрасные лучи,  падавшие от  лампы, укрепленной над очками.  У него было
такое  ощущение,  словно он  находится  под  водой.  Все  вокруг  зеленое  и
расплывчатое.
     Уидерспун повернулся к Уоллсу, лицо  последнего  показалось ему объятым
пламенем, оно полыхало  красными и желтыми всполохами,  как  при специальных
эффектах во время съемок кинофильмов.  Уидерспун чуть было не рассмеялся  от
абсурдности  и комедийности всего  происходящего, но дело-то было в том, что
чуткий  прибор улавливал  повышение  температуры тела  Уоллса, вызванное его
возбуждением, и превращал его в подобие какого-то монстра.
     - Ладно, -  спокойно произнес Уоллс, -  теперь слушай, что надо делать.
Мы  должны  двигаться вперед  и  первыми как можно  быстрее  обнаружить  их.
Нападаем,  отходим  назад.  Снова  нападаем и  снова  отходим.  В тоннеле  с
единственным  выходом у нас  есть только один шанс, парень. Надо  все  время
нападать, обязательно следует перебить их всех до того, как они выберутся из
тоннеля,  иначе мы окажемся в  западне.  Парень,  я бывал  в тоннелях, но  в
отличие от  этого  у  них было по  два выхода,  а у этого гребаного  тоннеля
только один. Эти белые суки, от них всегда одни неприятности.
     - Хорошо, согласен.
     В психоделической  картине, которую видел перед собой Уидерспун, что-то
блеcнуло. Это были зубы Уоллса.
     Уоллс улыбался.
     - Не унывай, парень, - ободрил Уидерспуна Уоллс.
     Фуонг, находившаяся в тоннеле Элис, тоже услышала выстрелы.
     "Мама, -  прозвучал в голове  голос дочери, - мама, американцы идут  за
нами".
     "Знаю, - ответила Фуонг. - Ну и пусть".
     Но вела она  себя совсем по-другому, потому  что в  отличие от  команды
"Бейкер" она еще  не  добралась до  конца своего  тоннеля.  У нее оставалась
надежда, что впереди  ее еще что-то ждет.  Поэтому она продолжала  двигаться
вперед.
     Фуонг нащупала на ремне осколочную  гранату М-26,  гладкую, как яйцо, и
мягким  движением  сняла ее.  Затем  опустилась на  колени,  сняла теннисные
тапочки,  вытащила из  них  шнурки, а  сами  тапочки отбросила за спину.  Из
шнурков Фуонг быстро соорудила  петлю, затянула ею спусковой  рычаг гранаты.
Осторожно вытащила чеку.  Теперь от  взрыва гранату удерживал только шнурок.
Фуонг вытащила нож  и  принялась  аккуратно разрезать шнурок, пока  целой не
осталась  единственная  тоненькая ниточка.  Со всеми  предосторожностями она
положила  гранату на  пол  тоннеля. Она  знала, что если по  тоннелю друг за
другом пойдут  люди без фонарей,  то один из них  наверняка заденет гранату,
ниточка лопнет и...
     Пройдя двести  ярдов, она повторила  операцию,  воспользовавшись вторым
шнурком.
     Пусть  американцы  приходят, подумала она. Пусть приходят  за маленькой
Фуонг, как это уже было раньше. И  так же, как раньше, Фуонг  будет готова к
этому. Я спасу свое дитя от огня.
     Повернувшись, она продолжила свой путь в тоннель, который был сейчас ее
домом.
     Питер писал.
     Наша   Временная   армия   ???код//   12   цифр//   вымышленное   целое
число//слоговое  соответствие???? повтор гласных??? 12=12=12=12// Эквивалент
простого целого числа?? 12=12=12= двенадцать????
     Он начал с простой схемы: а=1, в=2, с=3, чтобы посмотреть, что из этого
выйдет. Вышла из этого.... полная бессмыслица.
     Тогда он решил попробовать все комбинации 4х3, 2х6, 3х4, 12х1... 12.
     Двенадцать, думал он, двенадцать.
     Внезапно  раздались  звонки  телетайпов.  Что  за черт? Он увидел,  как
связисты забегали по комнате, забыв обо всем.
     - Что это значит, черт побери? - поинтересовался Питер.
     -  Сообщение  чрезвычайной важности,  -  ответил  один из  связистов. -
Значит, у них что-то есть для нас.
     -  Ну так действуйте быстрее. Когда Питер подошел к  телетайпу, там уже
стоял Скейзи.
     -  О'кей,  -  нетерпеливо  сказал  Скейзи,  глядя,  как  машина  выдает
информацию, - о'кей, вот она.
     Он быстро пробежал глазами документ и подытожил:
     - Они изучили  телеграмму Агрессора-1 и думают,  что их психологи могут
экстраполировать его  мотивации, его психодинамику, его личность, намерения,
возможности и наши ответные действия.
     - Ну и? - спросил Пуллер.
     Глаза Скейзи быстро бегали по тексту телеграммы, через каждые  двадцать
строчек он отрывал от принтера лист бумаги и пускал его по комнате.  Принтер
стучал несколько минут.
     -  Конечно, - произнес  наконец  майор  Скейзи, -  вот  почему  мне это
показалось  знакомым, В течение  некоторого  времени Пуллер хранил молчание,
давая молодым офицерам возможность оценить информацию.
     - Ладно, - произнес Пуллер, - так что там?
     - Мне  показалось это знакомым,  потому что  я это знаю, - заявил майор
Скейзи. - Это Джон Браун. В комнате повисла тишина.
     -  Ведь  это  то  же самое,  неужели вы не  видите? - продолжил Скейзи,
размахивая листком бумаги.  - Это  налет  Джона Брауна накануне  Гражданской
войны.
     Он захватил главный арсенал в центре крупного комплекса по производству
оружия.
     Верно?
     -  Это было  в 1859  году, - подал голос Питер,  -  в Харперс-Ферри, на
самом  деле  не далее чем в  семи  милях  отсюда.  В  его отряде  было около
двадцати человек, они захватили  арсенал и оружейный завод.  Сейчас  с более
крупными  силами  он захватил ракетную  шахту. А это  уже не просто ружья, а
стратегическое оружие.
     - А цель осталась прежней, - вставил Скейзи, - развязать большую войну,
разбить  силы  добра и  выпустить наружу силы зла.  Но на этот  раз в  нашем
распоряжении имеются  элитные  войска,  они  для  того и  существуют,  чтобы
остановить его.
     - С чего они это взяли? - спросил чрезвычайно удивленный Питер.
     - Это вытекает из отправленной им телеграммы, - ответил Скейзи.
     - Она  представляет собой не  что иное, как вы-держ-ку из допроса Джона
Брауна  федеральными  властями  в  тюрьме  города Чарльзтаун,  штат Западная
Виргиния, 17 октября 1859 года перед казнью.
     Скейзи зачитал справку психиатра-эксперта ЦРУ:
     "Подчеркнутое стремление  предстать  исторической фигурой  предполагает
параноидальную  шизофрению  в  наиболее  ярко  выраженной  стадии.   Мужчины
подобного  склада  представляют  собой чрезвычайную опасность,  поскольку  в
своем  фанатизме проявляют  необычайно сильную волю  и умение подчинять себе
других. Хорошо  известные примеры  включают  Адольфа  Гитлера,  самого Джона
Брауна, Иосифа Сталина, Чингисхана, некоторых римских императоров, Петра  I.
Обычный  набор  симптомов:   крайне  развитая  агрессивность,   тенденция  к
самооправданию  своих действий.  Как правило, это  дети  из  неблагополучных
семей, где отца или вообще  не  было, или он бросил семью, и где воспитывать
ребенка приходилось матери.
     Обычно  подобные  люди  обладают  неестественно  высоким  коэффициентом
умственного развития и  на  редкость хорошо развитым воображением. Они часто
становятся блестящими тактиками и с легкостью решают  узкие технические  или
стратегические  проблемы.  Но  действуют  исходя  исключительно   из   своих
интересов. Им не  хватает дара видения перспективы,  они воспринимают только
небольшой фрагмент всей картины. У них отсутствует ассоциативное мышление, а
значит,  и  тенденция к  самоограничению.  Это  на  редкость  самовлюбленные
личности,  привыкшие выговаривать каждое слово по буквам,  упиваясь при этом
своим красноречием.
     Исторически они  кончают  тем,  что  замахиваются  на  непосильное:  им
кажется, что они в состоянии изменить  весь мир, но почти всегда они заходят
слишком  далеко и терпят поражение из-за неспособности пойти на  компромисс,
расплачиваясь за это своей жизнью и жизнью близких".
     - Теперь  мы  знаем  о  нем  все, кроме того,  как  его  уничтожить,  -
посетовал Дик Пуллер. Скейзи между тем продолжал:
     -  Исходя  из вышесказанного, они  предполагают, что  мы  имеем  дело с
американским военным. Он профессионал в  узкой  области,  вынашивает  тайные
политические  замыслы. Предположительно,  его  люди тоже американцы,  скорее
всего, бывшие зеленые береты, попавшие под его влияние. Похоже, они считают,
что его  финансирует консервативная партия. Ну и ну. - Тут он присвистнул. -
Да  у них тут готов  целый  сценарий. Похоже, это именно то, что  вам нужно.
Чокнутый генерал, одураченные солдаты,  может быть,  какие-нибудь придурки в
полувоенной форме, из тех, что, начитавшись "Солдат Удачи" и натянув на себя
маскхалаты, лениво шатаются у торговых центров. Бездельники, тупицы и прочая
шваль.
     Дик слушал его, уставившись в пустоту.
     Потом он сказал:
     - Так что же они предлагают?
     -  Лобовую атаку.  Они считают, что как только  он начнет нести тяжелые
потери, его сброд долго не Продержится. Они советуют одну атаку за другой.
     - Лучше бы прислали побольше мешков для трупов, - только и сказал Дик.
     Помолчав немного, он спросил:
     - А что вы думаете, майор? Лобовая атака?
     - Да, сэр.  Я  думаю,  нам  следует  нанести  им  еще один удар.  И чем
быстрее, тем лучше.  Я  соберу Дельту, и  мы  начнем. Национальные гвардейцы
будут прикрывать. Оставьте  небольшой резерв на тот случай, если их утренний
радиосигнал  был  адресован  какому-нибудь  неизвестному нам отряду, который
может  напасть  с тыла. Когда  прибудет  3-й  пехотный  полк и рейнджеры, вы
можете послать в бой и их, если мы к тому времени не добьемся успеха.
     Пуллер прошелся  по комнате. Все сходились на одном -  надо  атаковать.
Бить и бить его, и он не выдержит. Ждать было нечего, особенно сейчас, когда
Крыса-6 погибла и не было надежды на то, что в горе что-то происходит.
     Даже  туповатый   лейтенант  Дилл,  бывший   преподаватель  гимнастики,
возглавлявший теперь то, что осталось от роты Национальной гвардии, вынужден
был согласиться.
     - Надо атаковать, - решительно заявил он. - Атаковать до тех  пор, пока
не  разобьем. Наконец Пуллер подошел к  Питеру.  -  Поскольку у  нас  теперь
демократия и  мы все  решаем голосованием, доктор  Тиокол,  я хочу  услышать
также ваше мнение.
     Скажите, нам и в самом деле надо атаковать до победы?
     Питер  задумался.  Он  чувствовал  на  себе  тяжелый,  сверлящий взгляд
Скейзи,  но  это  его  не пугало.  В  свое  время  он  выдерживал  взгляды и
разгневанных генералов.
     - А что, если  вы  не  сумеете его разбить? Если его люди действительно
крепкие  парни  и  потери их  не  испугают?  А  если  у них  там  достаточно
боеприпасов, чтобы противостоять дивизии? К тому же  он знает, что вы можете
атаковать только узким фронтом по склону горы?
     - К тому же если  суть его плана  заключается в том, чтобы убедить вас:
он  чокнутый,  он  Джон Браун,  и,  оказавшись  в безвыходном положении,  он
сломается, продолжил Питер. - Что тогда? А  если в этих  атаках вы потеряете
всех  своих  людей  и  их тела  усеют  весь склон,  как  сломанные  деревья?
Подтянутся рейнджеры,  пехота, а он  уложит и их. А у оставшихся в живых уже
не будет сил. Что тогда?
     - Тогда он победит.
     - Именно так. И в шахту мы не попадем. А если в Вашингтоне ошибаются?
     - Там сидят опытные парни, ученые, - возразил Скейзи.
     -  Майор Скейзи, я  не  очень-то разбираюсь  в психиатрии. Но  могу вам
сказать,  что в мире не найдется и трех психиатров,  которые  признают,  что
дважды два четыре.
     Скейзи промолчал.
     -  Я не  думаю, что он  сумасшедший,  - сказал Питер.  -  По-моему,  он
исключительно  умный человек,  и все это он затеял, всю эту историю с Джоном
Брауном, потому что он прекрасно знает наши предрассудки, равно  как  и наше
стремление всегда идти на поводу  у них. Он и подталкивает нас поверить им -
но заплатим мы за это собственным уничтожением.
     Питер решил оставить при себе свои худшие опасения, возникшие  у него в
последние   секунды   и   вызванные   нелепостью   и   сверхъестественностью
происходящего.
     Все это связывалось в его сознании не с историей, а с чем-то куда более
личным.
     С памятью. Его. С его собственной памятью. Он вспомнил. Да, Джон Браун,
но кто первым вспомнил о Джоне Брауне и использовал его действия в  качестве
аналогии  для  захвата  ракетной  шахты  в  книге  "Ядерные  игры,  дорога к
Армагеддону"?
     Питер Тиокол.
     Этот сукин сын читал мою книгу, подумал Питер.
     Тем временем Пуллер продолжал:
     - Я только что получил сообщение от Акли, который исследовал тела троих
убитых захватчиков в Беркеттсвилле. У них у всех вставные зубы.
     Полковник помолчал, давая присутствующим время осмыслить сказанное.
     - Судебному медэксперту  проще всего определить национальность человека
по  работе дантиста. Поэтому этим парням и удалили  все зубы - до единого, а
вместо них  в какой-то  третьей  стране  поставили  вставные, чтобы в случае
смерти или плена нельзя было установить, откуда они. Эти  парни не психи, не
лунатики, не  правые  экстремисты и  не банда  с большой дороги.  Это группа
отборных профессионалов-иностранцев, выполняющих чье-то задание. Они прибыли
сюда с одной-единственной, известной только  им целью. И мы должны  ждать до
тех  пор, пока не выясним, кто они такие. Только тогда мы  будем знать,  что
делать.
     Распылять  наши ограниченные  ресурсы  прямо  сейчас -  обречь себя  на
поражение.
     Нам еще слишком мало известно, чтобы начинать штурм.
     - А когда же? - с горечью спросил Скейзи.
     - Когда я скажу. Когда мы будем знать, кто они. И не раньше.


        18.00

     Уидерспун  должен был заметить их  первым, но  заметил их Уоллс. Скорее
даже почувствовал,  учуял по  запаху, ощутил. Его  острый локоть  ткнулся  в
ребра Уидерспуна, и этого  сигнала было достаточно. Сквозь окуляры  приборов
ночного видения они выглядели  какими-то  фантомами, колышущимися призраками
фантастической  расцветки, раскачивающимися из  стороны в сторону на зеленом
фоне стен  тоннеля.  Чудища  из  кошмарного сна, ужасные и отвратительные, с
постоянно   меняющимися  очертаниями,   перетекающие  одно   в  другое,  они
покачивались прямо перед ним - белые люди с оружием во мраке.
     Ну и подыхайте, ублюдки, подумал Уидерспун.
     Он выстрелил первым, винтовка МР-5 дернулась, выплевывая в спешке пули.
     Какое это прекрасное  чувство! Страх тут же покинул его. Сквозь окуляры
он не видел следов трассеров, не видел, попали ли пули, но зато увидел нечто
иное горячие  красные пятна,  которые  улавливал  и увеличивал  инфракрасный
прибор.
     Впечатление было  такое,  словно  сумасшедший  художник  беспорядочными
мазками  швырял  на  холст  красную  краску.  Пятна  дрожали,  расплывались,
мелькали  перед  ним.  В нос ударил острый запах пороха, подобный  элексиру.
Магазин винтовки опустел.
     Разразившись сумасшедшим  хохотом, Уидерспун попятился  назад. Господи,
скольких  же  он  убил!  Он слышал  стоны  и  крики.  Мы  покончили с  этими
ублюдками!
     -  Ложись!  -  закричал  Уоллс,  услышавший  в  этом  грохоте  какой-то
посторонний  звук, отразившийся от  стен. Желая подстраховаться,  он  ударом
кулака сбил Уидерспуна на землю, и в этот момент взорвалась граната.
     Она взорвалась совсем рядом, грохот был ужасный, но  это было  не самым
страшным. Уидерспуна контузило, сквозь окуляры вспышка взрыва показалась ему
невероятно сильной, такой жаркой  и яркой, что ее  не с чем было сравнить. И
только после этого пришла ударная волна, мощная, как пинок от Господа Бога.
     Словно тряпичную куклу его швырнуло на стенку тоннеля, он почувствовал,
что течет кровь, хотя боли никакой не было.
     Уидерспуну   удалось  сесть,   хотя   он   потерял  всякую  способность
ориентироваться. На  какое-то  мгновение он совершенно забыл,  кто  он и где
находится,  новорожденный  птенец, он моргал, открывал  и  закрывал рот.  Из
темноты  на него  надвигались  какие-то  светлячки,  воздух был полон пыли и
дыма, ужасно болела голова.
     -  Давай, малыш,  стреляй!  -  послышался  голос  неподалеку  от  него.
Уидерспун  повернулся  и  увидел  необычное зрелище.  Поскольку  один окуляр
оторвало взрывом,  в цветном  абстрактном изображении он видел теперь только
половину   Уоллса   разъяренное,   сверкающее   красное   божество,   полное
благородного гнева и грации.
     Но другая половина Уоллса была половиной человека: до смерти испуганный
солдат, полный  решимости и  ответственности, противостоящий урагану огня  в
полной темноте и  палящий  из  своего обреза.  Краткие вспышки  выстрелов на
мгновения   освещали  стены  тоннеля   розово-оранжевым  светом,   превращая
неистового ниггера в белого.
     Уоллс расстрелял всю  обойму, но к тому времени, когда Уидерспун слегка
очухался,  он вставил  новую и  продолжал  поливать  свинцом  тоннель. После
некоторой  паузы  раздались ответные выстрелы, яростные и частые.  Казалось,
пули поражают все на своем пути, в кожу вливались горячие осколки угля.
     Он опустился на колени, нащупывая запасную обойму.
     - А теперь гранату, - сказал запасливый  Уоллс, всегда думавший на  ход
вперед,  и  Уидерспун  увидел  его  в  классической   позе  метателя  копья.
Последовал  бросок,  после  чего  Уоллс  упал  на  землю.  Уидерспун услышал
панические крики  совсем  рядом  с собой и, к  несчастью, не успел  опустить
глаза,  которые поразила  вспышка  взрыва. В глазах потемнело,  он  упал  на
спину.
     - Я ничего не вижу, я ослеп! - закричал он. Уоллс подполз к нему.
     Стрельба, похоже,  стихла. Уоллс  взял  Уидерспуна под  мышки и потащил
назад. Он  чувствовал  себя глупеньким черномазым  из старой кинокартины.  И
все-таки продолжал тащить напарника все дальше и дальше.
     Постепенно к Уидерспуну  возвращалось  зрение. Он  увидел  перед  собой
потное лицо Уоллса.
     - Я уже вижу.
     - Парень, не стоит пялиться на эти игрушки, когда они взрываются.
     - Скольких мы положили?
     - Не знаю. Трудно сказать. В темноте все время кажется, что больше, чем
на самом деле.
     Некоторое время оба молчали. Уидерспун энергично  дышал, набираясь сил.
У него было  такое  чувство, что он мог бы  проспать  сейчас целых сто  лет.
Рядом  с  собой  он ощущал  запах  Уоллса, напарник  не обнаруживал  никаких
признаков волнения.
     - Тебе что, нравится  все это? -  с удивлением спросил Уидерспун. Уоллс
фыркнул.
     - Де-ерьмо, - вымолвил он наконец, - возможность прихлопнуть белого? Да
это просто праздник.
     - Думаешь, с них хватит?
     -  Нет.  С этих не хватит. Большинству  белых  хватило бы, но только не
этим.
     Этим белым мальчикам на такое наплевать.
     По шагам Фуонг  поняла,  что  их  не меньше пяти. Она слышала, как  они
торопливо  пробирались вперед,  тяжело дыша от тяжести снаряжения  и спешки.
Затем  раздался  первый  взрыв,  его вспышка  отразилась  от  стен, осветила
повороты и дошла до Фуонг, и только через полсекунды до  нее долетела  волна
горячего, сухого воздуха. Послышались  крики  и стоны.  Но  затем  она вновь
услышала звук шагов, удивительно четких и направляющихся прямо к ней, потому
что больше направляться им было некуда.
     "Мама, они продолжают идти".
     "Я слышу".
     Их  действия  удивили Фуонг.  Во  время войны  американцы  почти всегда
поворачивали назад, если несли потери. Во время боев на поверхности, начиная
терять  людей,  американцы  отходили  и  вызывали  самолеты.  Но  в  тоннели
самолетов не вызовешь, поэтому они просто отступали. Сейчас же Фуонг слышала
шаги, были они даже более решительными, чем раньше.
     Не ожидавшая подобного, Фуонг повернулась, теперь ей уже стало страшно,
она забиралась в тоннель все дальше и дальше.
     "Быстрее,  мама.  Наверное,  они нашли вторую гранату и обезвредили ее.
Они движутся быстрее".
     Фуонг спешила  изо всех сил,  тоннель  сужался,  установленные когда-то
шахтерами стойки кончились, теперь он напоминал классический тоннель в Ку Чи
тесный  и  вонючий. Фуонг  уже ползла вперед, нащупывая дорогу  руками,  она
понимала, что заползла очень далеко и глубоко.
     Через некоторое  время она  остановилась,  повернулась  и прислушалась.
Шагов уже не было, Фуонг подумала, что она уже в безопасности.
     "Я в безопасности?"
     "Мама, будь осторожна. Надо подождать".
     Фуонг затаилась. Время текло медленно.
     "Мама, будь терпеливой. Нетерпение грозит смертью".
     Что это?  Запах? Сотрясение воздуха?  Долетевшая  откуда-то  непонятная
вспышка ментальной энергии?  Или  это просто к ней вернулись прежние  темные
инстинкты? Как бы там ни было, Фуонг знала, что она не одна.
     Рука Фуонг потянулась к ремню. Она отстегнула нож и затаилась, вжавшись
в стену. Молча и  неподвижно лежала  она в темноте вместе  со своей дочерью.
Фуонг  хотелось  забраться под землю и заглушить  биение  своего сердца.  Ей
показалось,  что  она  услышала  что-то  опять,  потом  еще. Время  тянулось
медленно, Фуонг понятия не имела, сколько его уже прошло.
     Она снова услышала это. Шаги  мужчин с тяжелым  снаряжением,  но теперь
они уже осторожно и с неохотой пробирались по сужающемуся тоннелю.
     Фуонг могла представить их состояние,  когда большой тоннель перешел  в
маленький и они вообразили себе, какой трудный и опасный путь им предстоит.
     Западные  люди не  любят  одиночества  в  темноте, где нельзя  свободно
двигаться, говорить или дотрагиваться друг до  друга. Если их что-то и может
остановить, так это страх перед тесным пространством и темнотой.
     Послышались  громкие голоса, они спорили между собой. Один голос звучал
громче остальных, но  Фуонг не могла разобрать искаженных  звуков. Спор стал
громче,  а  затем  стих.  Она услышала,  как  они  уходят,  звуки  их  шагов
постепенно исчезли.
     Фуонг уже собралась поползти вперед. Но не поползла.
     "Подожди, мама. Если ты двинешься, то умрешь. Подожди. Подожди".
     Темнота  нависла над ней,  как  крышка гроба, ныло  прижатое  к  острым
камням бедро, начали болеть затекшие мускулы, в  ушах  стоял  звон,  онемело
предплечье.
     Все тело требовало движения.
     Фуонг пыталась думать о своей деревне, когда еще не было войны. Деревня
находилась в лесу Тхан Дьен рядом с местечком Бен Сак. У Фуонг была сестра и
девять  братьев.  Ее отец со старым ружьем сражался против французов во Вьет
Мине, а  когда  ружье  совсем развалилось,  в  ход пошли  бамбуковые  копья.
Когда-то их местечко  было процветающим, там было много фруктовых деревьев и
скота. Жизнь  нельзя  было назвать  легкой, но  они много  трудились и  жили
вполне прилично.
     Фуонг  было  пятнадцать, она помогала по  хозяйству,  когда  на  ее дом
обрушились бомбы.
     Фуонг вызывала в памяти то время, которое было для нее золотым, то есть
время за несколько лет до бомбежки. Иногда она вспоминала о нем в тоннелях и
собиралась рассказать обо всем своей дочери. "Наступит день, и мы будем жить
под  ярким солнцем,  у всех будут  фрукты  ирис.  Ты увидишь  этот день, моя
малышка". И тогда  она  любовно  прижмет  к  себе  свое  дитя,  чувствуя  ее
маленькое сердечко рядом с собственным, и споет ей колыбельную:

     <i>"Спокойной ночи, моя сладенькая,
     Утром наступит спокойствие.
     Спокойной ночи, доченька,
     Война скоро кончится.
     Спокойной ночи, моя сладенькая,
     Утром наступит..."</i>

     "Он там, мама,  - донесся из сердца голос дочери. - Ты  чувствуешь его?
Это совсем другой".
     Это был  опытный  боец, без  обуви,  как  и Фуонг,  без  снаряжения. Он
двигался, как змея, медленно, осторожно,  не форсируя  событий.  Он пролез в
тоннель под шум и громкий  крик остановившихся сообщников и  теперь бесшумно
полз, охотясь на нее. Фуонг понимала, что он был чрезвычайно храбрым и самым
подготовленным из всех. Такого человека она могла  бы полюбить, как полюбила
своего мужа, который тоже сражался в катакомбах. Сейчас Фуонг видела  просто
расплывчатое пятно,  другой оттенок темноты, он приближался и становился все
больше, она уже чувствовала его тепло. И  затем его мягкое дыхание, ужасную,
пугающую близость.
     "Я не должна брать тебя с собой, доченька, -  подумала Фуонг. - Тебе не
надо видеть то, что я собираюсь сделать. Я люблю тебя. Скоро мы увидимся".
     Дочь молчала... она ушла. Фуонг осталась в тоннеле один на один с  этим
человеком.
     В темноте  они были так близки друг к другу,  как любовники, его гибкое
тело  оказалось  настолько  рядом,   что  Фуонг  ощутила  страстное  желание
погладить его.
     Ей, у  которой уже  десять лет  не было мужчины, вдруг захотелось этого
тела.
     Но вместо этого она  ударила его ножом. Когда он проползал мимо. Лезвие
с   невероятной  силой  прорезало  темноту.  Фуонг  почувствовала,  как  нож
погрузился в живую плоть, как сопротивлялась ему эта плоть по мере того, как
лезвие  погружалось  все глубже  и  глубже.  Их  тела  сплелись,  прижавшись
бедрами. В этой дыре  секс и смерть были пугающе одинаковы. Его  руки обняли
ее,  дыхание стало тяжелым  и учащенным,  как во  время полового акта, кровь
была теплой и мягкой, как сперма. Его член  прижался к ее лобку, он терся об
него, дергаясь из стороны  в сторону, и это было ей приятно. Но ему внезапно
удалось ударить ее ножом в плечо, рана  была ужасной,  Фуонг  почувствовала,
что нож достал почти до кости.
     Она глухо закричала, уткнувшись ему в грудь.
     Фуонг выдернула свой нож и снова ударила. Потом еще раз... и еще.
     И только тогда он затих, перестав дышать.
     Подождав немного, она сползла с него и зажала рану на плече. Фуонг  вся
была  перепачкана кровью,  его  и  своей.  Руки у нее дрожали, но она все же
смогла оторвать полоску от разорванной рубашки и скрутить ее жгутом. Вставив
лезвие  ножа  в жгут, она закрутила  его.  Кровь  остановилась, однако плечо
онемело.
     Несмотря на рану, Фуонг  попыталась  ползти  вперед, но усталость  была
слишком  велика.  Она поддалась  ей, легла  на спину,  открыла рот и закрыла
глаза.
     Вот так  она и лежала в полной тишине и темноте тоннеля, в самом центре
горы.
     Фуонг чувствовала, что  потолок тоннеля всего в  дюйме от ее лица, и ей
захотелось закричать.
     Вдруг  впереди послышался звук: кал,  кал. Вытянув  руку,  она нащупала
лужу, подползла ближе и  начала жадно  пить,  и только напившись, догадалась
сунуть руку в висевший на ремне подсумок и вытащить спички.
     Яркое пламя спички резануло по глазам. Фуонг зажмурилась, потом открыла
глаза. Прямо над ней в потолке тоннеля была дыра, Фуонг увидела, что это был
еще один очень узкий тоннель. Но вел он наверх...
     Он получил две раны, и это казалось ему несправедливым. Уидерспун лежал
на  спине,  пытаясь привести в  порядок  мысли.  Сколько их  может быть там?
Почему у него все так смешалось в голове?
     - Ты отлично поработал,  сынок, - послышался рядом  голос Уоллса. - Без
дураков, мы задали хорошую трепку этим белым мальчикам, да?
     Боль была очень  сильной, отвечать не было сил. Какой-то фантастический
бой.  Полная тишина, а  затем внезапные  вспышки  выстрелов  и  свист  пуль,
впивающихся в  стены тоннеля. Они  моментально  открыли  ответный  огонь, но
потом он  упал, как  раз перед  тем, как начали рваться гранаты. Сколько  же
тогда разорвалось гранат? Три, четыре? А сколько у нас осталось гранат?
     И самый неприятный вопрос: сколько еще ползти по этому тоннелю?
     Ответ был безрадостный: впереди тупик.
     - У-У-У; - тихонько простонал Уоллс, - мы добрались до конца, парень.
     За ними тоннель заканчивался.
     -  Похоже,  никто  не  собирается  уходить домой с  этой  вечеринки,  -
беспечно заметил  Уоллс,  словно  они  находились не  в  конце,  а в  начале
тоннеля. - Но мы хорошо всыпали этим белым мальчикам, да?
     Уидерспун  молчал.  Он  потерял  свою  винтовку  МР-5  и  теперь сжимал
дрожащей рукой автоматический пистолет. Послышался легкий металлический звук
- это Уоллс перезаряжал свой обрез.
     - Будет обидно, если я не смогу вернуть эту штуку ее владельцу. - Уоллс
передернул затвор. - Отличная штука, знаешь? И ухаживает он за ней хорошо.
     Оружие не подводит, не то что женщины.
     - Моя жена никогда не подводила меня, - вставил Уидерспун.
     - Конечно,  парень.  Только  лежи тихо.  Повсюду  в тоннеле стоял запах
пороха.
     Во рту  у  Уидерспуна пересохло, хотелось  выпить воды  или чего-нибудь
еще. Левую ногу  он не чувствовал, вряд ли вообще сможет двигаться, так что,
может, и к лучшему, что дальше идти некуда. Он лежал и думал о жене.
     - Эй, Уоллс! Уоллс?
     - Да.
     - Моя жена. Передай ей, что я любил ее, ладно?
     - Парень, ты  думаешь,  я буду  заниматься  подобной болтовней? - Уоллс
хмыкнул, словно поражаясь абсурдности такого предположения. - В любом случае
готов поспорить, что она знает об этом.
     - Уоллс, ты ведь хороший парень, да?
     -  Нет, малыш. Я очень  плохой парень. На самом деле я подонок.  Просто
так  получилось,  что  я  умею хорошо воевать  в  тоннелях. А  теперь  лучше
помолчи.
     Похоже, нам предстоят тяжелые времена.
     Да, так оно и было. Они слышали шум в темноте, но никого не видели.
     Ужасное состояние,  ты  не  можешь стрелять,  пока противник первым  не
откроет  огонь. Остается только  спокойно  лежать  и  ожидать  конца  света.
Уидерспун поднял "браунинг" калибра 9 мм. В магазине тринадцать патронов - и
все. И идти некуда.
     Они  слышали,  как противник приближается все ближе. Черт побери,  тоже
храбрые ребята. Уидерспуну не хотелось воевать с такими  хорошими солдатами,
была  в  этом  какая-то  несправедливость.  Ведь  несмотря  на  потери,  они
продолжали наступать. Это были самые лучшие солдаты.
     Первый батальон 3-го пехотного  полка опоздал на  три часа, продвижение
колонны к зоне боевых действий задержали пробки на дорогах.
     "Какие-то странные  эти солдаты",  - подумал Пуллер,  наблюдая,  как  в
наступающих сумерках они высаживались из больших грузовиков  прямо возле его
штаба.  И тут  до  него  дошло: все  они  были  белыми, симпатичными, волосы
коротко подстрижены вокруг  ушей - ему  уже  много лет не приходилось видеть
такой прически, и вообще они до смешного напоминали прусских кадетов. Тут же
ему бросилось  в глаза  их оружие.  Вместо обычных винтовок  М-16  с черными
пластиковыми прикладами он увидел у них старые винтовки  М-14  с деревянными
прикладами калибра 7,62 мм. И еще - о Боже! - накрахмаленная форма!
     - Черт побери, да кто они такие? - поинтересовался он у Скейзи.
     - Церемониальные войска. Стоят в  карауле у могилы Неизвестного солдата
и  прочая  чепуха.  Маршируют  на  парадах,  присутствуют  на  похоронах  на
Арлингтонском кладбище, несут караул в Белом доме. Опереточные солдаты.
     - Господи, - только и вымолвил Пуллер.
     Он отыскал командира в чине полковника,  что было большой редкостью для
батальона, даже для отдельного, и представился.
     -  Я  Пуллер.  Полковник,  высаживайте  людей  из  машин  и  раздавайте
боеприпасы.
     Если  успеете,  можете даже  покормить  их.  Но  пусть  не  отходят  от
грузовиков.
     Штурм уже скоро, я надеюсь, все зависит от информации из Пентагона и от
молодого гения, который пытается решить проблему, как открыть дверь лифта.
     Полковник посмотрел на Пуллера.
     - Сэр, не могли бы вы сообщить мне, что здесь происходит?
     - А вам никто не объяснил, полковник?
     - Нет, сэр. Я так понял, что здесь какое-то ЧП с ядерными боеприпасами,
и нам предстоит стоять в оцеплении.
     - Вам предстоит ночной штурм, полковник, атака объекта по периметру.
     Поддерживать  вас будут остатки роты Национальной  гвардии, которая уже
потеряла половину личного  состава, полиция штата, подразделения  подготовки
офицеров резерва, которые только смогу собрать, и, если позволит эта чертова
погода,  еще  батальон  рейнджеров,  который  сейчас  где-то на  полпути  из
Теннесси на  двух самолетах  С-130.  Ваша задача -  очистить путь для группы
Дельта,  чтобы она  смогла  подойти  как  можно ближе и начать штурм  шахты.
Отделения тяжелых пулеметов  вам лучше преобразовать  в резервный пулеметный
взвод.
     - Понял, сэр.
     - Отлично. Соберите сейчас  же своих  офицеров  и  сержантов. Последнее
совещание  в  20.00.  Карты  можете получить в штабе группы  Дельта. Я хочу,
чтобы ваши офицеры ознакомились с местностью как впереди, так и сзади.
     - Слушаюсь, сэр.
     - Вы были во Вьетнаме, полковник?
     - Да, сэр. Был капитаном в 101-м полку, командовал ротой.
     - Что ж,  считайте,  что  вы снова  вернулись  во  Вьетнам,  полковник,
правда, здесь чуток похолоднее, да и задача наша неизмеримо важнее.
     Уоллс  выстрелил. Еще  раз.  И  еще. Рядом с  ним Уидерспун стрелял  из
пистолета, звуки  его выстрелов напоминали  Уоллсу  собачий лай. В  них тоже
стреляли из автоматического оружия, пули свистели над головами и отскакивали
от стенки, которой заканчивался тоннель. Совсем как на горячей сковородке, а
вокруг  пляшут пузырьки кипящего жира. Уоллс представил себе такую  картину,
хотя,  естественно,  все было  иначе.  Ведь  это  был  просто тоннель. Чарли
отступили.
     - Отлично, - буркнул Уоллс. - Проклятье, хоть  на этот  раз  я, похоже,
свалил  одного. Парень,  их должно  бы уже  мало  остаться.  У  нас кончился
тоннель,  но  у  этих  ребят  скоро  кончатся  люди, слышишь,  да?  -  И  он
рассмеялся, довольный собственной шуткой.
     - Да  я успею  перебить целый взвод, прежде  чем они  прикончат меня! -
Уоллс  снова  засмеялся,  но  смеялся   он  один.  Уидерспун  молчал.  Уоллс
дотронулся до него и понял, что молодой солдат умер во время  боя. Он просто
тихо истек кровью.
     Огорченный Уоллс покачал головой. С кем он  теперь будет разговаривать?
Да, это хуже, чем карцер.
     Впереди снова  послышались голоса и клацанье оружия, проверяемого перед
боем. Понятно, белые мальчики предпринимают еще одну попытку. Уоллс старался
думать о них как о  куклуксклановцах, как о  здоровых громилах в машинах,  с
топорами и пылающими  крестами.  Или как о здоровых ирландцах-полицейских из
Балтимора, краснорожих, восседающих на лошадях и готовых раздавить тебя даже
взглядом.  Или  как о белых пижонах, глядящих на тебя  так,  словно ты кусок
собачьего дерьма, валяющийся на улице.
     Он снова засмеялся  и передернул затвор "моссберга",  почувствовав, как
патрон вошел в патронник.
     - Эй, ну давайте, ублюдки! - крикнул Уоллс со смехом. - Давайте,  белые
ублюдки, я приготовил для вас дерьма!
     И  тут его осенило, что  он может сыграть с ними  куда  более серьезную
шутку.
     Он может взорвать их! Разве  у Увдерспуна, у этого маленького отважного
солдата, не было  с собой взрывчатки  С-4?  Уоллсу  приходилось во  Вьетнаме
рвать тоннели этой штукой, так что он знал, как с ней обращаться. Он подполз
к телу Уидерспуна. "Извини,  парень,  но мне надо у тебя кое-что  поискать".
Уоллс торопился,  опасаясь,  что  белые мальчики убьют  его  раньше,  чем он
подготовит  для  них  большой  сюрприз.  Наконец,  в  нижних  карманах  брюк
Уидерспуна он обнаружил кирпичик величиной примерно с книгу. Вытащив его, он
начал сильно разминать его, пытаясь передать пластику тепло и гибкость.
     Сейчас я сделаю бомбу и взорву этих ублюдков к чертовой матери, подумал
Уоллс.
     Комок у него вышел в виде приплюснутого мячика весом примерно в фунт. У
него  еще  оставалась  граната. Уоллс  снял  ее с ремня, осторожно  вывинтил
взрыватель, а корпус отбросил  в  сторону. Наклонившись  над Уидерспуном, он
снова обшарил его карманы в поисках пентритового детонирующего  шнура. Найдя
шнур,  Уоллс  осторожно  намотал его  кончик  на  капсюль  взрывателя, сунул
взрыватель  в   вязкую  массу   взрывчатки  и   быстро  обмазал   взрыватель
взрывчаткой, не трогая при этом предохранитель, чтобы он был свободным и мог
сработать, когда будет вырвана чека. Он работал энергично, зная, что времени
у  него  очень  и  очень  мало. Для начала  нападающие  выпустили  несколько
трассеров  в заднюю  стенку:  теперь  они знали,  что тоннель  заканчивается
тупиком.
     - Эй, белые ублюдки,  не  хотите ли потрахаться? Ха, у  старины  Уоллса
есть для вас  несколько симпатичных  сучек. Есть сексапильная  мулатка, пара
беленьких цыпочек, есть рыжая, отличные телки. Идите сюда, белые мальчики, и
вы их получите.
     Три автомата ударили одновременно, вокруг  засвистели  пули, ударяясь в
стенки, вздымая облака угольной пыли с  пола. Уоллс выдернул чеку и каким-то
неуклюжим  движением швырнул бомбу. Он  чувствовал, как  она вылетает из его
руки, летит медленно и падает не очень далеко. И тут до Уоллса дошло, что он
тоже  погибнет  от взрыва. И он начал карабкаться назад, подальше, подальше,
хотя на самом деле двигаться дальше уже было некуда...
     В таком тесном пространстве взрыв был просто ужасным. Уоллса приподняло
и швырнуло сквозь спертый воздух,  сквозь  грязь  и камни.  Казалось, рухнул
весь  мир,  старая  гора   дрогнула,  и  потолок  тоннеля  обсыпался.  Уоллс
почувствовал,  как  его  засыпает  землей.  Он  не  мог  двигаться.  Тоннель
обвалился. Уоллс оказался похороненным в полнейшей темноте.
     Питер подумал,  что пора бы ему уже что-нибудь поесть. Его потрясывало,
появилась головная боль Прошло  уже много часов с того момента, когда он  ел
последний раз, и было это в той, другой жизни.
     Но его держала дверь.
     Проклятая дверь.
     На  самом деле,  идея была довольно  бесхитростна,  требовалось  просто
написать   программу,  вот  и  все.  В  этой  простоте   и  заключалась  вся
гениальность.
     Если  группе Дельта  предстояло пробиться  к дверям  лифта,  то  Питеру
следовало вычислить код, чтобы  открыть эти двери. Многотонные, суперпрочные
двери. Но чтобы открыть их, следовало знать код из двенадцати цифр. Агрессор
же  наверняка  поменял  код с помощью  терминала компьютера,  который был  в
центре запуска, делалось это довольно просто.
     Так какой же он установил код?
     В этом и была вся загвоздка. Новый код мог состоять из  двенадцати букв
или  цифр  или  их комбинаций.  Питер  предполагал,  что здесь  должна  быть
сознательно   выбранная   последовательность,  потому   что...   потому  что
по-другому  и  быть не  могло. Код  был частью игры, которую вел Агрессор-1.
Именно так и работал его мозг. Питер начинал понимать ход его мыслей.
     Вся  трудность сводилась  именно к программе компьютера. Эта  программа
была придумана и  написана  Питером Тиоколом,  руководителем группы  моделей
базирования ракет МХ, и  предназначена  была именно для предотвращения того,
чем  он сейчас вынужден был  заниматься.  Да, ему требовалось  проникнуть  в
систему всего с трех попыток. Если не набрать правильный код с трех попыток,
компьютер  воспримет  это  как действия  посторонних  людей, код  немедленно
сменится  на  цифры  произвольной   последовательности,   и   тогда  другому
компьютеру  понадобится как минимум 135 часов постоянной  работы с  огромной
скоростью, чтобы перебрать миллионы и миллионы возможных комбинаций.
     Всего три попытки, подумал Питер.
     Но сделать их было  необходимо,  потому что шахта  Саут  Маунтин  могла
самостоятельно   произвести  пуск  ракеты.  Может  быть,   объект   захвачен
специально  подготовленным  подразделением  по  захвату ракетных  шахт?  ЦРУ
сообщало, что русские  создают подобные подразделения. А может, это  Каддафи
прислал команду смертников? А может быть, - нет, это уж слишком! - правые из
числа американских военных захватили  шахту, чтобы  нанести упреждающий удар
по "красным"? И во всех этих сценариях, как и  предсказывалось в его книге о
сценарии Джона  Брауна,  главным  были дверь  и  хранилище  для ключей, а не
служба охраны и система радаров.
     Смехотворность ситуации состояла в том, что Питер  боролся  против себя
же.
     Его неверная жена снабдила  Джона Брауна, Агрессора-1 или как там  его,
всем - идеями, секретами, теоретическими расчетами.  Он знает абсолютно все,
что знаю я, подумал Питер. Ужасно,  но  он - это  я. Меня подменили.  У меня
появился близнец, поглотивший мою личность.
     Питер  вернулся  к  документам,  подобранным  экспертами-психиатрами на
"Джона  Брауна".  Читая  психологические  выкладки,  Питер  видел,  что  они
применимы к  нему  самому.  Ужасно. Это означает, что  все началось  с  него
самого, или  с его книги, или, возможно, с его знаменитого эссе. А потом уже
Джон Брауна разработал свой план, не вкладывая столько труда в Саут Маунтин,
сколько его вложил Питер Тиокол.
     По телу  Питера  пробежал озноб,  становилось холодно. Он посмотрел  на
часы, цифры торопливо перескакивали на циферблате:

     6:34.32
     6:34.33
     6:34.35

     Оставалось менее шести часов.
     "Джон Браун. Джон Браун, ты и твоя дверь. Всего три попытки".
     Он начал машинально писать в блокноте:
     Питер Тиокол - Джон Браун - 12 - 9 - 12 -9?
     Проклятье, был бы  какой-то  смысл,  если бы в  имени  Джон  Браун было
двенадцать  букв...  как,  например,  в  имени  Питер Тиокол  (В  английском
написании 12 букв.) Большее время генерал говорил по телефону с находившимся
наверху Алексом,  спокойно выслушивая  его доклады. Или стоял  позади  Джека
Хаммела,  наблюдая,  как тот  резал  титановый блок, отделявший генерала  от
второго ключа, необходимого для запуска ракеты.
     Джек к этому времени уже значительно продвинулся в своей работе, но чем
глубже он проникал в титановый блок, тем сложнее это  давалось. Болели руки,
по лицу струился пот и. Господи, ему хотелось есть.
     - Мистер Хаммел, как, на ваш взгляд, продвигается работа?
     - Можете сами посмотреть. Я уже врезался довольно глубоко.
     Джек   почувствовал,   как   генерал  заглядывает   через  его   плечо,
рассматривая похожую на рану щель в металле.
     - Вы режете по прямой?
     - Совершенно верно. Режу прямо в центре, и если эта камера, или как там
вы ее называете, находится в центре, то я как раз попаду в нее.
     - Долго еще?
     -  Не  могу  знать.  Вы  говорите,  что  диаметр  у блока двести  сорок
сантиметров, а я углубился примерно на  треть. Так что уже  близко.  Еще два
или три часа. Посмотрим.
     Джек  следил за  пламенем,  с завидным аппетитом пожиравшим титан. Даже
сквозь плотные затемненные очки он чувствовал его необычайную мощь. Ничто на
земле не  могло  противостоять ему, все  плавилось,  испарялось и  отступало
перед напором его температуры.
     Он попытался представить себе  это маленькое пламя, выросшее в  миллион
раз, гигантcкое, пожирающее все пламя,  движущееся по земле. Словно огромная
горелка, оно  терзало земной шар, города и деревни, превращая мужчин, женщин
и детей в пепел.  Он попытался  представить всех мертвыми, мертвую  планету.
Мир превратится в пустыню, если не остановить это пламя.
     В  его  голове  возникали  картины, словно из  кинофильмов: грибовидное
облако, разрушенные города, горы трупов,  выжившие  мутанты,  кучки голодных
людей-крыс,  рыскающих в руинах...  а теперь наша реклама: "Жидкая  слоновая
кость для истинно гладких рук".
     Я не  могу видеть, как все это будет, подумал Джек. Просто не  могу. Он
постарался  отогнать  от себя мысль о  том, что увиденная  картина  является
прямым следствием его собственных действий.
     Это не моя вина, сказал себе Джек. Что мне оставалось делать, позволить
им  убить моих детей? Конечно, можно сказать, что судьба детей менее  важна,
чем судьба всего мира, но это легко говорить любому, кроме отца этих детей.
     Возможно, это и было бы по плечу какому-нибудь необычному человеку.
     Но я самый обычный  человек. Бомба, не бомба, война, не война - это мои
дети!
     Он снова посмотрел  на  пламя,  которое  жадно лизало металл,  стремясь
навстречу полуночи.
     -  Но  я же  говорила вам,  - пыталась  втолковать Меган Трем  Тупицам.
Сколько раз надо повторять? Они сказали, что они израильтяне. Клянусь вам, я
думала,  они израильтяне.  Евреи, просто евреи.  Может,  кто-нибудь  из  вас
еврей?
     Трое Тупиц покачали головами.
     - В ФБР нет евреев? - недоверчиво спросила Меган. - Даже в наше время в
ФБР нет евреев?
     - Вы отвлеклись, миссис Тиокол, - оборвал ее самый грубый из агентов. -
У нас очень мало времени. Давайте вернемся к нашему разговору. Вы рассказали
о том, как  вас завербовали, рассказали о своем душевном состоянии, пояснили
характер переданной информации, описали Ари  Готтлейба и загадочного офицера
разведки из израильского консульства.
     -  Это все, что я знаю. Я рассказала вам все.  Пожалуйста, спрашивайте,
но я все рассказала.
     На  улице  уже  было  темно,  Меган  видела сквозь окна огни в соседних
домах.
     - Кто-нибудь хочет кофе? - предложила она. Ответа не последовало.
     - Ну а для себя я могу сварить кофе?
     - Разумеется.
     Она подошла к шкафчику, где хранилась кофеварка,  вытащила ее, вставила
фильтры, насыпала кофе, налила  воды и включила. Когда готовый напиток начал
капать в чашку, загорелась лампочка.
     Один из агентов вышел поговорить по телефону, затем вернулся.
     - Миссис  Тиокол, я  дал указание  отделу контрразведки доставить  сюда
фотографии. Есть у нас и  несколько фотографий из Пентагона,  на которые вам
надо будет посмотреть. Мы хотим, чтобы вы попытались опознать завербовавшего
вас человека и того, с кем разговаривали в консульстве. Хорошо?
     - У меня ужасно плохая память на лица.
     - Желательно, чтобы вы  очень  постарались. Как  я уже  говорил,  у нас
очень мало времени.
     - А что происходит?
     - Сейчас мне трудно вам это объяснить, миссис Тиокол.
     - Но что-то случилось, да?  И это случилось из-за того,  что я сообщила
этим людям, верно? Наверняка это связано с Саут Маунтин, не так ли?
     Наступила пауза.  Трое  Тупиц  смотрели друг  на друга, потом, наконец,
старший произнес:
     - Да, это так.
     - Кого-нибудь убили?
     - Боюсь, что так.
     Меган уставилась  на кофеварку. Ты должна  испытывать какие-то чувства,
сказала она  себе. На твоих руках кровь, значит, ты  должна чувствовать это,
ведь так? Но она чувствовала только усталость. Только усталость.
     - А Питер, он ведь там, да? Он ведь нужен вам там, правда?
     - Гм, да, я думаю, доктор Тиокол находится там, на позициях.
     - На позициях? Вы сказали, на позициях? То есть он там, где стреляют?
     Знаете, он ведь ужасный трус.  От  него не будет никакой пользы в такой
обстановке. Лучше всего Питер может  проявить себя в  кабинете, заставленном
книгами. Вот  это  он  любит,  читать и  размышлять в  одиночестве. Он такой
нервный.
     Но ведь его не пустят туда, где стреляют, да?
     - Послушайте, миссис  Тиокол, мы не  знаем, как на  самом деле  обстоят
дела.
     Операцией руководят другие люди. Не знаем,  где он, там,  где стреляют,
или в  безопасном месте. Но если понадобится, ему  придется  находиться там,
где  идет  бой.  Уверен,  что,  понимая всю важность  происходящего,  он  не
струсит.
     - Наверное, этого я и хотела. Может быть, я на самом деле хотела, чтобы
его убили.
     -  Об  этом  вы  поговорите со своим психиатром, миссис  Тиокол.  Фред,
позвони  еще раз  контрразведчикам,  эти чертовы альбомы  должны  быть здесь
немедленно.
     - Да я только что звонил им, Лео.
     - Еще раз позвони, делай что-нибудь, не сиди здесь.
     - Хорошо.
     - Кофе готов, - объявила Меган. - Может быть, кто-нибудь все-таки хочет
кофе?
     - Я бы выпил, если можно, - попросил один из Тупиц.
     Она налила ему кофе.
     -  Миссис Тиокол,  давайте поговорим вот  о чем. Как  вы связывались  с
вашими друзьями и как передавали им документы? Через Ари?
     - Через  него только  один раз, несколько  недель  назад. А так главным
образом в  Нью-Йорке... вам  действительно  надо это  знать?  Я имею в  виду
всякие детали, понимаете, мне это казалось таким странным и глупым.
     - Расскажите; пожалуйста. Меган отхлебнула кофе.
     -  Ну,  все  было  глупо  и  сложно. Мне  все  тщательно  объяснили.  Я
просматривала "Санди Пост", находила  рекламное  объявление  универмага, где
имелся бы книжный отдел. Потом  помещала в "Пост" объявление, платя при этом
наличными.  Они  велели  мне всегда  платить наличными. В объявлении я кодом
сообщала название универмага. Потом брала  напрокат  машину, ох,  вспомнила,
всегда надо было  иметь при себе что-то  клетчатое. Потом в назначенный день
шла в универмаг - обычно где-нибудь  в  районе Белтвей, - писала на листочке
бумаги цифры и клала его на страницу 300 "Унесенных  ветром". Я очень любила
эту книгу в юности, а в продаже она всегда имеется. А потом...
     - А кто забирал ваше сообщение? Вы знаете?
     -  Ну-у, однажды  я решила проверить,  из любопытства. Толстый  нервный
мужчина средних лет. На вид довольно недалекий. Он...
     Открылась  дверь  и  в  комнату вошли  несколько  агентов,  нагруженные
папками.
     Это прибыли фотоальбомы.
     Арбатов без всякой цели ехал по шоссе No1 к Белтвей и уже почти доехал,
но в  последний момент развернулся и очень  обрадовался, что поступил именно
так, потому что заметил впереди громадную дорожную пробку; все машины стояли
на месте, освещая фарами шоссе.
     Ох уж эти американцы, пьяно хихикнул Григорий. Они наделали больше всех
в мире  машин, а теперь загоняют их в жуткие дорожные  пробки. Но еще  более
чокнутые, чем американцы, русские, у них нет дорожных пробок, потому что нет
машин.
     Он подумал,  что надо бы еще  раз  позвонить Молли. Проехав  вперед, он
остановился в небольшом  местечке в Колледж Парк. Там Григорий зашел в точно
такой же бар, из которого  недавно ушел.  Да, здесь  было  ничуть  не лучше,
такой же  забитый  людьми  убогий бар,  полно  дыма  и одиноких  пьяниц. Но,
правда, в этом баре  Григорий увидел  танцовщицу, толстую женщину вроде тех,
по  которым он и специализировался.  Она  была  похожа  на  женщину-водителя
грузовика. Стоя на  маленькой сцене,  танцовщица трясла телесами под  жуткую
рок-музыку с тупым выражением на бычьем лице. Но самое ужасное заключалось в
том, что она была немного похожа на Молли Шройер.
     Григорий  разыскал  телефон-автомат и набрал  номер.  Послышался гудок,
второй, третий, четвертый... проклятье! Да где же она? Ведь  не может же она
до сих пор торчать на работе! Что происходит?
     Он почувствовал, что удача ускользает от  него. А если  Молли вообще не
смогла  ничего выяснить? Эта  мысль ввергла Григория в  панику, рушились все
его радужные планы.
     И  все же он  надеялся,  что Молли  отыщет для него  отличную секретную
информацию, и  завтра он пойдет  к этой маленькой обезьяне  Климову, швырнет
ему на стол документы  и скажет: "Вот тебе, поросенок, посмотри, что откопал
Григорий Арбатов. Великий Григорий  Арбатов  проник в  самое  сердце военной
машины  капитализма,  он  добыл  очень  важные документы  о  происшествии  в
Мэриленде. А ты думаешь, что он просто  плаксивый болван.  Что ж, щенок, это
тебе  скоро придется плакать,  тебе и  твоему  всесильному  дядюшке  Аркадию
Пашину, который  ничем  не  сможет помочь тебе.  И именно  тебя отправят  на
Родину, а не великого Григория Арбатова".
     Картина была настолько  привлекательной, что ужасно  не хотелось, чтобы
она исчезала  из  сознания,  но  в  этот  момент  Григория толкнул  какой-то
подвыпивший  американец, которому  тоже надо было  позвонить.  И до Григория
дошло, что он стоит в прокуренном баре в Колледж Парке,  американская  шлюха
трясет грудями, похожими на коровье вымя, а он стоит и вдыхает табачный дым,
вцепившись в трубку телефона, но ему никто не отвечает.
     Уоллс был мертв и начал уже разлагаться. Запах гнили и грязи достиг его
мертвых ноздрей, и, даже будучи в могиле,  Уоллс непроизвольно дернул рукой,
чтобы зажать  нос  и не чувствовать этого запаха. К его великому  изумлению,
рука  двигалась,  хотя  и  была  завалена  грязью.  Зловоние  было настолько
сильным, что просто  могло свести человека с  ума. Уоллс натужно закашлялся,
по телу пробежала  дрожь, его  затрясло, что позволило стряхнуть тонкий слой
покрывавшей его угольной пыли.
     Живой!
     Уоллс заморгал.
     Боже, но что за ужасный запах!
     Он  с  трудом поднялся. Голова болела,  одна рука  онемела,  ушибленные
колени дрожали, ужасно хотелось пить. В воздухе было полно пыли, язык, губы,
зубы все  было покрыто ею. Уоллс попытался шагнуть вперед, но что-то держало
его,  не  пускало.  Он обернулся  и обнаружил, что это чертов  обрез, ремень
которого был намотан на  руку. Хмыкнув,  Уоллс вытащил из кучи земли обрез и
одновременно пошарил на ремне в поисках фонарика. Фонарик оказался на месте.
     У-ух, а идти-то некуда, ни туда,  ни сюда.  Тоннель обвалился, чуть  не
похоронив его под камнями, и теперь оказался закупоренным с двух сторон.
     Блуждавший по обломкам луч фонаря  нащупывал лишь новую блестящую стену
угля и грязи. Уоллс понял, что погребен.
     Мертвый, подумал он, мертвый, мертвый, я мертвый.
     Он  обернулся,  осматривая свой маленький  саркофаг, но в свете  фонаря
глаза  натыкались  только на  Стены. Вот такую стену  они и обнаружили перед
тем,  как  начался  бой. Она  напомнила  Уоллсу  дверь  его  камеры. "Трахай
ниггеров".
     Он засмеялся.
     -  Ты  умрешь  медленно,  а не быстро,  -  сказал себе Уоллс.  -  Будем
считать, что белые мальчики все-таки добрались до твоей черной задницы.
     Но откуда этот жуткий запах? Он вздрогнул, моментально узнав этот запах
гниения,  ему  так часто приходилось сталкиваться  с  ним во Вьетнаме, когда
вьетконговцы  не могли вытащить своих мертвых из катакомб и  оставляли  их в
стенных нишах. От взрывов трупы или куски трупов вываливались потом из стен,
и был у них такой же ужасный запах.
     Что же может так жутко пахнуть? Только ли твоя смерть, старина?
     Уоллс задумался, ему даже стало любопытно. Ведь он  же идет  откуда-то,
этот запах. Он не мог взяться ниоткуда,  а до взрыва его не было Он принялся
обнюхивать  свой  закуток,  стараясь определить,  где  пахло сильнее  всего.
Следуя за носом, пальцы ощупывали стену. Это не заняло у него много времени.
     Черт, вот она. Да, сэр, вот она. Уоллс нашел ее. Что-то вроде расщелины
в стене,  из этой расщелины,  находившейся  возле  пола, дул легкий ветерок,
принося с собой сырость, промозглость и этот ужасный запах.
     Рука Уоллса зашарила  на ремне. Да,  черт  побери,  у него  сохранилась
проклятая  саперная  лопатка. Он  вспомнил  теперь,  как эта  чертова  штука
шлепала его по ногам во время боя. Отцепив с ремня, Уоллс с силой обрушил ее
на  стену, скалывая уголь.  Пыли  в воздухе стало еще  больше,  она забивала
глаза,  но  он  продолжал  свою  работу,  удивляясь  тому,  как  быстро  она
продвигается. И вдруг стена перед  ним  осела.  Уоллс отступил назад. В луче
фонарика  вихрем  кружилась пыль,  и все-таки  он  увидел.  Да, да,  это был
тоннель.
     Выход.
     А может, и не выход. Но все же он куда-то вел.
     Лица. Весь мир превратился в сплошные лица.
     - А  здесь американские военные, миссис  Тиокол.  Это досье мы собирали
наспех,   но  здесь  имеются   фотографии  людей,   обладающих   необходимой
квалификацией, чтобы  спланировать  и  осуществить  такого рода операцию,  с
какой мы имеем дело в Саут Маунтин.
     Меган даже удивило,  как были неприятны ей  эти  солдафоны. Как раз тот
тип людей, который никогда не привлекал  ее, нагонял на нее скуку  и хандру.
Если  бы  она увидела подобные невыразительные,  хмурые лица на какой-нибудь
вечеринке,  то  наверняка  сбежала бы оттуда.  Они  выглядели как  страховые
агенты  со своими  аккуратными короткими стрижками, с такими ясными глазами,
квадратными головами на сильных  квадратных плечах, с аккуратно отглаженными
лацканами формы, с мозаикой  знаков отличия на квадратных же, мощных грудных
клетках.   Они  выглядели   такими   скучными.  Их  профессия   предполагала
возможность погибнуть, а  они  были похожи на оптовых торговцев компьютерами
фирмы "IВМ". Суровые, нацеленные на выполнение приказа, ужасно самонадеянные
и тупые.
     Правда,  иногда  попадались  и более  интересные  экземпляры,  у  одних
чувствовалось что-то вроде боли в глазах,  у других был отсутствующий взгляд
или типичный  взгляд  охотника. А  в  некоторых глазах читалось даже  что-то
дьявольское, если их  владелец наслаждался могуществом  смерти, которая была
его профессией.
     - А вот этот.
     - Этот? Вы знаете его?
     - Нет, нет, просто любопытно. Похоже, у него была интересная жизнь.
     Один из агентов тяжело вздохнул.
     - Он был полковником войск специального назначения. Семь лет  воевал во
Вьетнаме и долгое время провел в Индокитае.
     Меган не могла себе представить, что это означает.
     - Да, у него была  интересная  жизнь. Сейчас он в Таиланде, в Бангкоке,
где  командует отлично  подготовленной частной  армией,  охраняющей торговца
героином.
     Не могли бы вы продолжить, миссис Тиокол?
     - Мало от меня толку, да?
     -  Не  беспокойтесь  об  этом,  миссис  Тиокол.  Важно  все-таки  найти
человека, который стоит за всем этим. Это  главное. Фред, не нальешь мне еще
кофе?
     Меган продолжала рассматривать фотографии, но никто на них не был похож
на того обаятельного, волевого мужчину из израильского консульства.
     - Простите, но они все начинают у меня сливаться. Я уже несколько часов
смотрю  на них.  Не думаю, что  он здесь. Что-то подсказывает  мне, что  его
здесь нет.
     - Вы смотрите  на  них  всего полчаса.  И,  как мне  кажется,  не очень
внимательно.
     Это замечание агента разозлило Меган.
     - Я смотрю внимательно, у меня хорошая зрительная память, и лицо  этого
человека  запечатлено  в ней.  Я  знаю это лицо, помню  его. Хотите, чтобы я
просмотрела все еще раз?
     - Нет.
     - Возможно, если бы у вас был специалист по составлению фотороботов,  я
смогла бы описать этого человека, а потом компьютер помог бы вам найти его.
     -  Это  долгая  история. Да и статистика свидетельствует, что это редко
срабатывает.
     - Может быть, я смогу нарисовать его. Я имею в виду...
     Агенты  смотрели  друг  на  друга, как  самые  настоящие  Тупицы,  в их
раскрытые рты мог залететь самолет. А Меган ее предложение показалось просто
элементарным.
     -  Она  же  художница, черт  побери!  - воскликнул  один  из  Тупиц.  -
Проклятье!
     Какого черта мы не подумали об этом раньше?
     - Это моя вина, я должна была...
     - Не беспокойтесь об этом. Фред, дай ей бумагу и... ручку, да?
     - Ручка подойдет.
     Меган взяла шариковую ручку и положила перед собой чистый лист бумаги.
     - Отлично, - сказала она, глубоко вздохнув. Меган не рисовала уже много
лет, она  почувствовала, как  налилась тяжестью  ручка в ее руке.  Она робко
провела линию, потом другую, еще одну... и вдруг работа захватила ее. Рисуя,
Меган  ощущала,  как  из  памяти  всплывают   детали,  она   припомнила  его
доброжелательность, уверенность в себе. Создавалось впечатление, что у этого
человека  все  получается.  Она  ведь  даже  подумала,  что он еврей,  герой
Израиля.
     Как же она могла так  ошибиться?  Меган  поймала себя на том, что так и
рисует еврея, героя Израиля. Потому что было в  нем что-то такое, что делало
его в ее  глазах  правдивым, даже  несмотря на  все  коварство  и хитроумный
обман. И  Меган  решила,  что  он  на самом  деле  герой, наверное, такой же
храбрый, как любой герой  Израиля,  и эту  его  храбрость она  тоже пыталась
нарисовать. Попыталась  она  передать  и  его своеобразие,  необычайный  дар
подчинять  своей воле людей. В глазах какой-то блеск и внутренняя сила духа,
выступающий  подбородок,  резко  очерченный  рот,  решительная  поза,  ясный
взгляд. Она запомнила его манеру поворачивать к собеседнику  лицо целиком, а
не вполоборота или в три четверти жест человека, который любит думать о себе
как об обаятельном. Все это Меган попыталась нарисовать. У нее даже заболели
пальцы,  так  сильно она  сжимала  ручку. Ее глаза и рука не солгали.  Меган
посмотрела на рисунок. Да, это был он.
     Именно так, это он.  Возможно,  она не смогла с достоверностью передать
его  возраст, а блеск  в глазах скрыл внутреннее напряжение,  но это был он.
Может быть, не удались и волосы, обычно она  не обращает на них внимания. Но
это был он.
     Агенты столпились вокруг, наблюдая за работой.
     - Ну вот, - наконец вымолвила Меган. - Похож на кого-нибудь?
     Агенты молчали, затем стали высказываться один за другим.
     -  Нет. Но портрет хорош. У вас он прямо как живой.  Но нет, нет, я его
никогда не видел, - сказал первый Тупица.
     -   Минутку,   -   произнес   второй,   -   напоминает  полковника   из
стратегического  командования ВВС,  которого мы допрашивали  семь лет назад,
когда  он проходил по делу о махинациях с недвижимостью. С утра его  считали
одним  из  самых вероятных кандидатов,  пока не  отыскали его в Батте,  штат
Монтана, где он преподает в средней школе.
     Тянулись  секунды, не  слышали еще третьего  Тупицу,  самого  молодого,
который звонил по телефону и подавал кофе.
     - Фред?
     - Думаю, надо посмотреть в досье ЦРУ.
     Он  подошел  к  столу,  где  лежали  еще  четыре  или   пять  громадных
фотоальбомов, прочитал заглавия на обложках, выбрал один и подошел  к Меган.
Она почувствовала, как его дыхание  сделалось хриплым.  Меган не видела, что
это был за альбом, Фред быстро раскрыл его и нашел нужную страницу, С нее на
Меган  смотрели шесть  человек,  все в  форме. Но  это была  не американская
форма, как в альбоме с теми военными, который она уже просмотрела.
     Мундиры  со   стоячими  воротниками   и  вшитыми  плечами,   украшенные
множеством наград. Лица были суровыми, напряженными, официальными.
     Меган вытянула палец и дотронулась до одной из фотографий.
     На фотографии он был полнее на несколько фунтов и не улыбался. Никакого
обаяния, только сила. Но это был тот же седовласый мужчина с умными глазами,
уверенный и  целеустремленный. Все это было на фотографии, правда, в скрытой
форме.
     - Это он, - вымолвила Меган.
     - Вы уверены, миссис Тиокол?
     - Лео, посмотри сам. Это то лицо, которое она нарисовала! Это он!
     Но Лео было трудно убедить.
     - Вы абсолютно уверены, миссис Тиокол?
     - Лео, посмотри на рисунок!
     - К черту рисунок. Миссис Тиокол? Меган, посмотрите на меня. Посмотрите
на меня. Это самое важное дело  в вашей жизни. Посмотрите на меня и скажите,
этого ли человека вы принимали за консула Израиля в Нью-Йорке.
     -  Но  она же  нарисовала портрет по памяти, - вмешался  Фред. - Она не
могла его больше нигде видеть.
     - Да, это он, - заявила Меган.
     -  Лео,  - не  унимался Фред, - я же знаю, я  девять  лет  проработал в
контрразведке. В свое время он  доставил нам массу неприятностей. Мы следили
за  ним  по  всему Нью-Йорку,  когда  он еще  занимался оперативной работой.
Должен сказать, что он профессионал чертовски высокого класса.
     - Ты лучше позвони в Белый дом и людям на Саут Маунтин, - ответил Лео.
     - Кто он? - спросила Меган, но все опустили глаза. Лео,  самый  старший
из Трех Тупиц, повернулся к ней и сказал:
     -  Вы   только  что  опознали  генерал-лейтенанта,  начальника  Первого
управления ГРУ СССР, миссис Тиокол. Начальника русской военной разведки.
     Меган не поверила ему.
     -  Я... - начала было  она, но замолчала. Подождав некоторое время, она
все же спросила:
     - Как его зовут? Скажите мне его имя, мне просто хочется знать его.
     - Его зовут Аркадий Пашин.
     В  луче фонарика Уоллса, освещавшего дыру, висела угольная пыль.  В нос
бил  плотный,  холодный воздух, насквозь  пропитанный запахом гниения. Уоллс
повалился на пол, его вырвало, тело еще долго сотрясали рвотные позывы, хотя
желудок уже был абсолютно пуст. В конце концов он поднялся.
     Парень, подумал он, я не хочу идти туда, нет, сэр.
     Пойдешь,  мальчик. Тебе больше некуда  идти.  Может  быть, найдешь  там
что-нибудь. А теперь вперед, малыш.
     Проклятье.
     Прекрати ругаться. Иди вперед, иначе  умрешь. Черт  побери,  это  то же
самое,  что улицы, обычный тоннель.  Вставай, парень, будь  настоящим гордым
негром, иди вперед. Никто там тебя не тронет.
     Гордый негр, подумал Уоллс. Гордый негр!
     Он  пригнулся  и  заставил себя двинуться вперед.  Когда луч его фонаря
осветил это, Уоллс задрожал, его потрясло увиденное.
     Гордый негр, сказал он себе, пытаясь держаться, да, сэр, гордый негр!
     Это было лицо смерти. Конечно, ему приходилось видеть его множество раз
на карикатурных пиратских флагах, на карнавальных масках, в фильмах ужасов и
даже на коробках с  воздушной кукурузой. Но то  было шутливое,  карикатурное
изображение,  а  тут  никаких  шуток:  злобного  вида череп,  отвратительная
гримаса.
     Уоллса  трясло  еще  оттого,  что  на  белых  костях черепа сохранилось
сгнившее мясо.
     Глаз  не было,  или  они  так  неестественно  распухли,  что больше  не
напоминали глаза?  Жесткие пряди волос, свисая  на лицо, торчали  на голове,
которую  покрывала металлическая шахтерская  каска. Тонкие, длинные, хрупкие
кости рук держали  кирку, лежавшую на груди скелета. В гниющей плоти грудной
клетки зашевелились какие-то твари, встревоженные светом фонарика.
     Уоллс быстро посветил фонарем по сторонам, и  везде его  луч выхватывал
из  темноты одну  и  ту  же картину: мертвые люди с  инструментами. Он вдруг
почувствовал, что не один здесь,  потревоженные светом твари, разжиревшие от
обилия пищи, двигались на него, тряся чешуйчатыми хвостами.
     Уоллс упал,  в его  сознании вспыхнула картина гибели мира,  совсем как
эта отвратительная пещера с горами гниющих трупов.
     Гордый негр! - сказал он с