ебе. И тут его снова начало рвать. Уоллс даже не наклонялся, чтобы не испачкаться, ему уже и рвать было нечем. Казалось, легкие и грудная клетка разорвутся от рвотных позывов. Трясясь всем телом, Уоллс поднялся, думая только о том, сможет ли двигаться вперед. И все-таки смог, шагнул вперед, ощутив, как ботинок провалился во что-то. Он-таки во что-то вляпался. Вытащив ботинок, Уоллс продолжил движение вперед. Повсюду лежали блестящие, кишащие червями трупы - жуткая картина разложения. Спотыкаясь, он прошел дальше, очутился в более просторной пещере и увидел всю картину свершившейся здесь драмы. Луч его фонарика осветил обвалившийся тоннель, рухнувший уголь не оставил никакой надежды выбраться отсюда. Эти люди - сколько их? около пятидесяти? - попали в ловушку, ставшую для них могилой. Они понимали, что им не выбраться назад через завал, и начали пробивать горизонтальный лаз из своего тоннеля - как его, Кэти, что ли? Что-то на букву К - в его тоннель Элизабет. Но Элизабет, эта сучка, эта белая сучка, предала их точно так же, как предала его самого. Ведь до нее оставалось всего несколько дюймов, но кончился кислород и углекислый газ задушил их, всех до единого, и они умерли, хотя изо всех сил пытались спастись. Уоллсу стало жаль их. Белые мальчики, в тоннеле они отчаянно боролись за жизнь. Люди, связавшие свою жизнь с тоннелями, как и он сам. Эх, ребята, не стоит умирать под землей. Уоллс знал это, в свое время он повидал много подобных смертей. Но почему трупы начали гнить совсем недавно? Уоллс напряженно шевелил мозгами и наконец сообразил. Конечно. Они пролежали в этой герметичной могиле почти полвека, а без воздуха трупы не разлагались. Они просто превратились в мумии, заморозились в холоде. Но потом Уоллс попытался припомнить все, что слышал об этих местах, - шахта много лет оставалась открытой, а прошлым летом, когда строилась ракетная установка, шло очень много дождей; дождевые воды проникали в гору, пробивали уголь и в конце концов достигли этой гробницы. Герметичность нарушилась, и появились могильные черви, миллионы маленьких тварей, превративших человеческую плоть в эту ужасную картину. Шевелись, малыш! Уоллс вошел в основной тоннель, где находились трупы остальных шахтеров. Фонарик осветил их. Потолок в тоннеле был низким. Уоллс пытался не думать о погибших шахтерах, но не мог совладать с собой, представляя, как они оказались в кромешной темноте, с каким трудом дышали, ожидая спасателей, которые не смогли прийти к ним на помощь. Он прошел вперед, стукнулся головой о свод, пригнулся и прошел еще немного. Уоллс почувствовал приток холодного воздуха и вдруг представил, что это мелкие черви проникают к нему в легкие, вгрызаются в плоть. Он едва не запаниковал, и это он, Уоллс, лучшая тоннельная крыса всех времен, да и на улице не последний парень, благодарю вас, мадам. Пожалуй, это был худший момент в его жизни: он стоял среди трупов, идти было некуда, оставалось, похоже, только присоединиться к ним. Он представил себя: искромсанный, рыхлый кусок гнилого мяса, украшающий несколько старых африканских костей. Через несколько лет сюда придут белые люди, кто-нибудь поднимет его кость и с отвращением скажет: "Боже мой, Ральф, костям этого парня в свое время доставалось больше, чем другим, должно быть, он был цветным!" Но тут Уоллс" сказал себе: "слушаюсь, сэр" и еще несколько раз повторил: "гордый негр, гордый негр!". И страх выпорхнул из его груди, найдя себе место в чьей-нибудь другой груди. Он снова был прежним Уоллсом. Ничто не может сломить этого ниггера, нет, сэр! А этот парень выживет, как ты считаешь? Уоллс медленно двинулся вперед, фонарик теперь ему был не нужен. Он выключил фонарик. Ему ничего не было нужно. Уоллс любил темноту, он был человеком темноты, темнота была его домом, неотъемлемой его частью. Он победил этот тоннель, этот негодяй был его, и его задница тоже принадлежала ему. Уоллс шел, вытянув руки, он был один на один со смертью, но больше уже не боялся. И вдруг он увидел свет. Бледно-молочный, мерцающий, далекий, но все же это был свет. Вот так-то, ублюдок, подумал Уоллс. Он ощущал легкий ветерок, удивляясь его сильному и приятному запаху. Уоллс полез через трупы, чувствуя, как они рассыпаются под ним. Но они не могли сделать ничего плохого, ведь это были просто мертвецы. Наконец он добрался. Воздух проникал из дыры в потолке. Уоллс поднял голову. Высоко над ним был свет, до него надо было долго карабкаться вверх, как по дымовой трубе. Но это был свет. Свет в конце... чего-то. Отлично, Джек, подумал Уоллс. А вот и Уоллс. Он крепко привязал к телу своего друга и напарника - обрез 12-го калибра и двинулся навстречу свету. В самом центре металла уже образовалась глубокая щель. - Мистер Хаммел? - Да, сэр? - Долго еще? - Когда я измерял последний раз, то прошел сто двадцать пять сантиметров. Значит, осталось сантиметров десять или пятнадцать. - Сколько это займет времени? - Ну, скажем, три или четыре часа. К полуночи. Мы закончим к полуночи. - Отлично. А после этого все разойдемся по домам. Хаммел резал металл уже в течение многих часов, руки болели неимоверно - приходилось держать горелку глубоко внутри металла. Тем не менее Джек гордился своей работой. Не многие могли бы сделать то, что делал он. Прекрасная работа, чистая, элегантная, точная. Еще немного - и все будет закончено. Но все же ему по-прежнему было страшно. - А военные, они ведь наверху и пытаются ворваться сюда, так ведь? - Да, так, мистер Хаммел. - А что будет со мной, когда эти парни выломают двери и начнут стрелять? - Они не смогут попасть сюда. - Придумают что-нибудь, они ведь умные ребята. - Никто не может быть умным настолько. - А вы кто? Скажите мне, наконец. - Патриоты. - Я знаю, что все солдаты считают себя патриотами. - Нет, большинство солдат циники. А мы настоящие солдаты. - Но если вы запустите эту штуку, то все умрут. Потому что русские в ответ выпустят все свои ракеты, и тогда умрут все! Джек испугался, что его слова вызовут гнев этого человека, но они вырвались непроизвольно. Генерал лучезарно улыбнулся, - Мистер Хаммел, я никогда не допущу полномасштабной ядерной войны. Вы правы, это будет смерть для всей планеты. И вы думаете, я убедил всех моих людей пойти на этот отчаянный шаг только ради конца света? Джек просто молча смотрел на генерала. - Понимаете, мистер Хаммел, война не имеет смысла, если в результате этого все погибнут, не так ли? Но если мы можем победить? Что тогда? Разве это не моральный долг профессионального солдата воспользоваться преимуществами ситуации? Разве не в этом его высшее предназначение? Разве это не спасет мир, вместо того чтобы уничтожить его? Погибнут миллионы, но это все же лучше, чем впоследствии погибнут миллиарды! Лучше мертвая страна, чем мертвая планета. Особенно если миллионы, которым предстоит погибнуть, живут во вражеской стране. Так ведь? Глаза генерала светились верой и убеждением, они излучали страсть и безумие. Испуганный Джек сглотнул слюну. - Надеюсь, вы знаете, что делаете. - Уверяю вас, что знаю, мистер Хаммел. А теперь, пожалуйста, продолжайте работу. Джек сунул горелку в щель, испытывая при этом ужасное чувство вины. - Мы закончили, - объявил сержант-сапер. - Наконец-то! - воскликнул Алекс. - Вы здорово потрудились, ребята. Снимайте брезент. Солдаты из Красного взвода с усилием стащили и сбросили тяжелые полотна брезента, закрывавшие их работу. Алексу было плохо видно в темноте, но он итак знал, что там. - Через это они никогда не прорвутся, - сказал он. - Мы-то знаем, да? Не раз проверено? - Да, сэр, - согласился сержант-сапер. Воздух был свежий и морозный, над головой светили звезды. Вокруг было тихо, слышался только шум ветра среди деревьев, да иногда кто-нибудь тихонько говорил или шевелился в темноте. - И как раз вовремя, - похвалил Алекс. - Скоро они начнут уже крупными силами. - Еще нет признаков штурма? - Нет, внизу все тихо. Несколько минут назад подъехали какие-то грузовики. - Пополнение, - заметил кто-то. - Мы их здорово потрепали, так что им не обойтись без пополнения. - Сэр! Кричали одновременно из десятка мест по всему периметру. Алекс повернулся на шум, подняв к глазам бинокль. Сначала он ничего не увидел, но потом кто-то крикнул: - На дороге! На дороге! Алекс снова поднес к глазам бинокль и даже на таком расстоянии рассмотрел все очень хорошо. Самолет шел на посадку, и хотя у него горели только посадочные огни, мигалки на концах крыльев и свет в кабине, было ясно, что это транспортный самолет. Колеса шасси коснулись прямого полотна шоссе, самолет подпрыгнул раз, другой, дернулся слегка, когда раскрылся тормозной парашют, и замедлил ход. - С-130, - сказал Алекс. Самолет остановился, из него выгрузились люди, а потом машина просто свернула с дороги в поле, освобождая место для другого самолета, который приземлился через несколько секунд, осуществив туже рискованную посадку. За ними приземлился третий самолет и последний, четвертый. - Тонкая работа, - одобрил Алекс. - Здорово, отличные летчики, храбрые ребята, приземлились прямо на шоссе. - К нам еще посетители? - поинтересовался кто-то из солдат. - Элитные войска, полагаю, рейнджеры. Что ж, следующие несколько часов обещают быть интересными. Алекс посмотрел на часы. Полночь приближалась. Но скоро ли она наступит? 19.00 На самом деле, думать тут особо было нечего. Больше всего Дик Пуллер верил в простоту и огневую мощь, а не во всякие там хитроумные штучки. То, что происходило сейчас, казалось ему эпизодом второй мировой войны, чем-то вроде высадки в Нормандии, ставшей легендой для рейнджеров. Здесь, как и там, рейнджерам предстоял штурм основного плацдарма, осуществить который они должны были с тех же позиций, с которых уже раньше пыталась атаковать рота Национальной гвардии. Рейнджеров было больше, и обладали они несравненно лучшей подготовкой. Их командир, старый сослуживец Пуллера, прямо из самолетов уже отправил своих люд ей на гору. Рейнджеры уже поднимались по склону. С правого фланга их будет поддерживать 3-й пехотный батальон, прикрывая рейнджеров огнем своих дальнобойных винтовок М-14, а когда те достигнут периметра, вслед за ними двинется пехота. Позывной рейнджеров для радиосвязи будет Хавбек, а 3-го пехотного батальона - Бинсталк. - Лейтенант Дилл? - Да, сэр? - Вам повезло, Дилл. Вы со своими людьми на этот раз будете в резерве. Расположитесь слева, в стороне от атакующих, как можно выше к гребню. Ваши обязанности: в случае больших потерь нам могут понадобиться люди для переноски раненых, могут понадобиться посыльные, если эти ребята разобьют или заглушат наши рации, но может понадобиться и дополнительная огневая поддержка на тот случай, если они попытаются прорваться с горы вниз в вашем направлении. На карте место вашей дислокации помечено Лима-92, нашли? Сможете отыскать это место в темноте? - Понял, - ответил Дилл, стараясь не выдать голосом своей радости. Пуллер продолжал объяснять задачу. Штурмовой отряд группы Дельта, которому надлежит спуститься в шахту, ворваться в коридор, пробиться в центр запуска и предотвратить пуск ракеты, будет выброшен с вертолетов после захвата наземного здания пункта управления пуском. С ними пойдет и Питер Тиокол, готовый сразиться (Пуллер надеялся на это) со своей противницей - дверью шахты. - Есть какие-нибудь успехи относительно двери, доктор Тиокол? Питер выдавил из себя жалкую улыбку. Его твидовый пиджак был помят, на cветло-голубой рубашке проступил пот, воротник ее был расстегнут и оттуда выглядывала белая футболка. - Я работаю над этим, - заявил он. - Вероятность высока. Пуллер кивнул. - Штурм, - сказал он, - начнется в 22.00, до этого времени все подразделения должны занять свои позиции. Мистер Тиокол сообщил нам о затруднениях противника с хранилищем для ключей, те люди в шахте смогут проникнуть в него не ранее полуночи. - Вы уверены в этом? - Питер слышал этот вопрос уже в сотый раз. Да, уверен. Пожалуй, это было единственным, в чем он был уверен. Питер кивнул. Пуллер повернулся к другим присутствующим. - Есть вопросы? - Какой сигнал для начала операции? - спросил кто-то. - Начинаем по сигналу "Рушатся небеса", это строчка из старого стихотворения. Запомнили? Рушатся небеса. Один из офицеров поинтересовался проблемой эвакуации раненых. Ему ответили, что штурмовые вертолеты группы Дельта будут выполнять роль санитарных вертолетов, но только после высадки группы. - А как насчет поддержки с воздуха? - Два вертолета группы Дельта оснащены мелкокалиберными пушками "Эмерсон" калибра 7,62 мм, установленными на подвесках. Они похожи на внешний двигатель "Джонсон" 1934 года и свисают над полозковыми шасси. В самом начале штурма эти вертолеты с позывными Сиксган-1 и Сиксган-2 смогут вести подавляющий огонь по укрепленным пунктам противника, но так как вертолетов не хватает, они будут держаться на высоте тысячи футов над целью и атаковать не больше двадцати пяти секунд, чтобы их не сбили зенитными ракетами "Стингер", как это уже было. - Мы уже потеряли более двух вертолетов и возникли сложности с доставкой к месту группы Дельта в назначенное время, - объяснил Пуллер. - Как во время операции по спасению наших людей в Иране, когда для выполнения задачи требовалось как можно больше вертолетов, и ни один не был лишним. Простите, это я так, к слову. Но будьте готовы к тому, что вы потеряете людей, потому что нет санитарных вертолетов для эвакуации раненых, и еще предстоят потери из-за слабого прикрытия с воздуха. Конечно, можно было бы подождать, пока прибудут дополнительные вертолеты, но это не выход. Будем воевать с тем, что у нас есть. - Всех пустим в дело? - поинтересовался кто-то. - Да. Я даже попросил полицию усилить ряды атакующих. Можно еще пригласить бойскаутов, у кого-нибудь есть знакомые? Раздался натянутый смех. - А какие ограничения в применении оружия? - спросил один из офицеров, командовавший рейнджерами. - Можно пользоваться гранатами вблизи этого компьютера? - Доктор Тиокол? Питер прочистил горло. - Очень жаль, но пользоваться можно только стрелковым оружием. Титановая оболочка способна выдержать любое количество пуль стрелкового оружия калибром вплоть до 7,62 мм с металлическими оболочками, но только не взрывчатые вещества. Если вы справитесь без взрывчатки и обойдетесь только стрелковым оружием, у нас будет шанс открыть дверь. Но если повредить компьютер... - А если они заминировали компьютер и взорвут его? - Не взорвут, - ответил Питер. В этом он был абсолютно уверен. - Нет, только не Агрессор-1. Он считает себя умнее всех и думает, что нам не удастся открыть дверь с трех попыток. Таков ход его мыслей. "И еще он не взорвет его потому, что это я изобрел всю систему. Он хочет побить меня моим же оружием". Питер задумался об этом человеке. "За что я заслужил такого врага? Как я превратился в его Моби Дика? Что я ему сделал?" - А как насчет шахты? Там можно пользоваться взрывчаткой? - Тоже нет, - пояснил Питер. - Я знаю, вам придется воспользоваться гранатами, чтобы пробиться к командному центру, но как только вы приблизитесь к нему, извините, только стрелковое оружие. Мы просто не знаем точно, что произойдет, если вы повредите провода. Возможно, тогда я не смогу заблокировать пуск, если уже начнется отсчет, что в любом случае довольно сложно. Или взрывы вообще вызовут пуск. Так что в этом месте применяйте только стрелковое оружие. - Есть какие-нибудь последние сведения относительно того, что находится под брезентом? - Этот вопрос одного из офицеров интересовал всех. - Наши аналитики из Пентагона считают, что там может быть установлено тяжелое артиллерийское орудие, - ответил Пуллер. - Во Вьетнаме для борьбы с пехотой мы использовали 105-мм орудия, стрелявшие кассетными боеприпасами с поражающими стреловидными элементами. Не исключено, они доставили туда орудие в разобранном виде. А может, там скорострельная 23-мм пушка. Скоро вы это выясните. Когда Питер не говорил сам, он с вежливым видом слушал других, понимая, что этим парням не следует знать его истинные мысли. На самом деле ситуация была даже в чем-то анекдотичной: "Все оделись и собрались, а идти некуда". Так и получится, если он не сумеет открыть дверь. - А потом доктор Тиокол открывает дверь, группа Дельта проникает внутрь и завершает операцию, - словно подслушал его мысли Пуллер. - Правильно, доктор Тиокол? Все верно, подумал Питер, вежливым кивком подтверждая слова полковника, за исключением того, что я понятия не имею, какой новый код. Мне известна лишь ужасная правда: Агрессору-1 удалось сделать это. Добро пожаловать на Армагеддон. Затрещали звонки, и люди вокруг засуетились. Питер поднял взгляд, отвлекаясь от собственных мыслей. Он услышал, как кто-то кричит, все в возбуждении шумели, от царившей на совещании дисциплины не осталось и следа. - Что происходит? - спросил Питер у стоявшего рядом офицера. - А вы не слышали? Они получили данные на этих ребят. Предполагают, они русские. И тут Питер услышал, как Скейзи говорит о каком-то особом подразделении, специализирующемся на захвате ракетных шахт, и как остальные кричат: "Нет, нет, зачем им стирать с лица земли собственную страну, какой в этом, черт возьми, смысл?" И вдруг наступила тишина. Питер увидел, что все смотрят на него. - Доктор Тиокол, не могли бы вы пояснить, в чем тут дело? Скейзи протянул Питеру желтый лист телетайпной ленты с надписью вверху: "Срочно - молния". Питер быстро пробежал глазами содержание телеграммы. "Штаб-квартира ФБР считает, что силами противника в Саут Маунтин руководит Аркадий Пашин, генерал-полковник ГРУ, первый заместитель начальника ГРУ, начальник 5-го Управления оперативной разведки. По данным ЦРУ, объект Пашин в течение последних десяти лет отвечает в ГРУ главным образом за сбор данных о стратегических военных объектах США. Закончил разведывательный факультет академии Генерального Штаба; курсы по подготовке разведчиков-нелегалов; Военно-дипломатическую академию; Военный институт иностранных языков, блестяще владеет английским; специальный факультет связи; Киевское высшее общевойсковое командное училище; специальный факультет Харьковского авиационно-инженерного училища; академию Генерального Штаба. Десять лет провел в Соединенных Штатах при миссии СССР в ООН. По нашим данным, он единственный из советских военных высшего ранга, кто формально отказался от отечества. В ноябре 1982 года Аркадий Семенович Пашин официально уведомил свое командование, что с этого момента будет именоваться просто Аркадий Пашин. Мы не располагаем информацией о причинах столь беспрецедентного решения. Ни один из наших источников не может объяснить смысл данного поступка. И последнее: объект Пашин два раза упоминался как возможный покровитель известного общества "Память", состоящего из крайне правых элементов и порожденного явным стремлением Горбачева сблизиться с Западом и его политикой гласности. Деятельностью "Памяти" обеспокоены наши ведущие аналитики, но информации об этом обществе крайне мало. Продолжение следует". Питер опустил донесение. - Может быть, это что-то вроде шантажа? - предположил Пуллер. - Может быть, сейчас советские военные или полоумные из этого общества "Память" захватывают власть в стране, и им нужно какое-то время подержать руку на ядерной кнопке, не важно где? - Нет, - возразил Питер. Он моментально понял, в чем дело. Ведь Питер был знаком с этой идеей, знал ее соблазн, ее манящую притягательность. Понимал, как способна она заставить человека нажать на ядерную кнопку с мыслями о высокой моральности этого поступка. - Нет, здесь не шантаж. Это просто логика, скорее даже, стратегическая логика и желание следовать ей до конца. На лице Питера появилась кривая усмешка. Он понимал Пашина, понимал, как работает его мозг, потому что работал он точно так же, как и его собственный. - Знаете, - продолжил Питер, - все очень просто. Этот Пашин... он сделал то, что не сделал до него никто. Он придумал, как выиграть третью мировую войну. Питер глубоко вздохнул. - Пашин считает ракеты МХ оружием первого удара, и когда наша ракетная система будет полностью готова, мы получим преимущество, мы нажмем ядерную кнопку и уничтожим их. Более того, по нашей собственной логике мы так и должны будем поступить. К этому нас и подталкивают ракеты. Так как ракеты МХ превосходят их ракеты в плане точности и способности разрушать прочные ракетные шахты и так как наша собственная командная система, система связи и контроля, довольно ненадежна и не может противостоять советскому первому удару, то мы просто должны применить их первыми. Вопрос заключается в том, потерять ли их или применить, и он считает, что мы их обязательно применим. Таково его твердое убеждение, и я не могу, да и никто не может утверждать, что подобная возможность исключена. Мы не хотим делать этого, но боимся и будем бояться упустить момент и не применить наши ракеты. Все молчали. - Так что, с его точки зрения, выбор заключается не между войной и миром, а между поражением или победой в неизбежной войне. Вот и все. Если мы согласимся с этим, то все встанет на свои места, особенно если он из консерваторов, о чем свидетельствует его членство в обществе "Память". Пашин считает ядерную войну неизбежной. Она начнется, как только будет завершена наша ракетная система, для чего требуется еще полгода или год. И начнется она в результате нашего первого удара с использованием более совершенного оружия, а завершится полной победой США: все советские города превратятся в руины, все их ракеты будут уничтожены прямо в шахтах, все командные бункеры разлетятся на куски. Но если эта война начнется сейчас, сегодня вечером, через несколько часов, то... - Питер помолчал, позволяя присутствующим осознать сказанное, Советы выиграют эту войну. В комнате стояла полная тишина. - Как все будет происходить? Пашин выпустит ракету МХ на Советский Союз. Какие у нее цели? Все десять боеголовок ракеты нацелены на объекты, которые мы называем целями третьей или четвертой степени прочности в ядерном отношении, а не на уязвимые цели, такие, как города, население и тому подобное. Наши боеголовки W87 чрезвычайно точны, от них, как от смерти и налогов, невозможно спрятаться. И в силу своей точности они довольно маленькие. Так вот, все десять боеголовок нацелены на уничтожение трех основных РЛС дальнего обнаружения, командного пункта ПВО страны, подземного правительственного бункера в тридцати милях от Москвы и пяти сибирских ракетных шахт, которые к моменту запуска нашей ракеты МХ будут пусты. Вы можете спросить, в чем же тогда смысл? Как только советские радары засекут летящие десять боеголовок, они сойдут с ума и выпустят в нашу сторону все, что у них есть. Общая мощность наших боеголовок тридцать пять мегатонн, в СССР они уничтожат объекты, которые я перечислил выше, и, наверное, максимум тридцать тысяч человек. А через семь-девять минут Советы обрушат на нас четыре тысячи мегатонн, и все их ракеты нацелены на наши города и ракетные шахты. Электромагнитное излучение выведет из строя наши радары и компьютеры, погибнет примерно триста миллионов американцев. Вот и все. Гейм, сет, игра закончена, победил Советский Союз. Цель Пашина - вынудить свою страну нанести по США массированный удар, потому что цена первого удара очень высока. Но ни Политбюро, ни даже какие-нибудь сумасшедшие военные сами никогда не нажмут ядерную кнопку. Пашин нажмет ее, возможно, с помощью или по настоянию этого общества "Память" и с помощью небольшого спецподразделения. Понимаете? Легко, даже гениально. А когда все закончится, он выберется из горы, за ним прилетит вертолет, и он станет царем всей России. - Но наши подводные лодки, они могут... - Нет, - возразил Питер, - извините, но все наши подводные лодки у них под прицелом. Некоторые русские смогут уничтожить в первые же минуты, они собьют и самолеты "Такамо", которые держат связь с подводными лодками и должны передать им приказ на пуск ракет. С помощью электромагнитного излучения и электронных помех русские могут заблокировать всю связь, подводные лодки останутся без связи и станут непременно ждать, пока за пару недель их не потопят. Они постараются заблокировать действия подводных лодок, Пашин наверняка об этом позаботился. Тогда все. Русские не хотят воевать, но Пашин не оставит им выбора. Одним ударом он надеется разгрести весь хлам и мусор в руководстве страны, выполнить роль этакой уборщицы. - Но почему же он не захватил русские ракетные шахты и не нанес первый удар подобным способом? - спросил кто-то. - Потому что Саут Маунтин - единственная в мире ракетная шахта с независимой системой запуска. Единственное место, где он сам может нажать на кнопку. Пашин выбрал сложный, но и самый логичный путь. Согласно его моральным понятиям, такой выбор можно даже назвать безупречным. Он не сумасшедший, на самом деле он просто действует в рамках правил игры, той самой игры, которую изобрели его и наша страны. - А что за люди с ним? - Вашингтон уверен, что это люди из спецназа, - ответил Скейзи. Советские войска специального назначения. Они находятся в подчинении ГРУ, а не Министерства обороны, ведь Пашин - большая величина именно в ГРУ. Эти люди прошли специальную подготовку по захвату ракетных шахт, они воевали в Афганистане. Отсюда их загар и вставные зубы, не позволяющие определить, из какой они страны. Их человек шестьдесят? Значит, четыре группы по пятнадцать человек, такие группы и являются боевой единицей спецназа. Теперь понятно, откуда взялись эти проклятые "стингеры", мы поставляли их моджахедам, чтобы сбивать советские штурмовые вертолеты М1-26. Должно быть, спецназовцы перехватили караван и использовали это оружие против нас. Очень, очень крепкие парни. Пуллер не слушал Скейзи, он думал, пытаясь отыскать уязвимое место в рассуждениях Питера. - Доктор Тиокол, - внезапно спросил он, - не думаете ли вы, что ваша теория развалится с учетом нашего ответного удара? Как только наши радары засекут русские ракеты, мы нанесем ответный удар. И уничтожим их. А весь мир погибнет от радиации... - Вы не совсем поняли, полковник Пуллер. Должно произойти что-то еще. Что-то такое, что воспрепятствует нашему ответному удару, что полностью расстроит наши действия в те семь-девять минут с момента запуска нашей ракеты и до массированного удара русских. Снова наступила полная тишина. - Запуск МХ - это только часть операции. Существует, просто должна быть и другая часть. Я с самого начала говорил вам об этом, но не имел представления, что это может быть такое. Теперь я знаю. Вот вам и объяснение того странного радиосигнала, отправленного утром сразу после захвата шахты. Пашин подал сообщение своим сообщникам, что операция задерживается на восемнадцать часов из-за хранилища для ключей. - Так в чем же все-таки дело? - спросил Скейзи. - Это называется обезглавливание, - пояснил Питер, - или убийство главы государства. Означает отсечение правящей верхушки, а вся наша правящая верхушка находится в Вашингтоне. Лучше соедините меня побыстрее с ФБР. Пашин собирается запустить МХ здесь, в Саут Маунтин, и одновременно устроить ядерный взрыв в Вашингтоне. Это было, пожалуй, самое трудное задание. Акли предпочел бы ему любое другое, но события развивались стремительно, и из Вашингтона объяснили, что он обязан выполнить это задание. - Я... я не уверен, что смогу, - попытался возразить Акли. - Не могли бы вы прислать кого-нибудь еще? После небольшой паузы голос на другом конце ответил: - Уже нет времени, поздно. Фотографии и документы мы можем переслать по факсу в полицейский участок на дороге No 40 рядом с Фредериком, вам их доставят через двадцать минут. Вы старший сотрудник ФБР в том районе, так что действуйте. Акли сглотнул слюну. Разве у него был выбор? Через двадцать минут подлетела полицейская машина с включенными сиреной и мигалкой, а еще через несколько секунд Акли уже держал документы. - Мы получили это по компьютерной сети из Вашингтона, - сказал полицейский. - Эй, с тобой все в порядке? Приятель, ты выглядишь так, словно у тебя сегодня самый худший день в жизни. - Да уж точно не лучший. - Слышал, тут была большая стрельба. - Да. Я в ней участвовал. - Ох, Господи, извини, парень. Эй, и они не дали тебе времени отдохнуть... - Сегодня нет времени для отдыха. Спасибо. С конвертом в руках Акли направился по дорожке к дому. Весь он светился огнями, уже пришли священник, семейный доктор, а несколько минут назад прибыла пожилая пара, должно быть, дедушка и бабушка. Ой остановился у двери. Как ему хотелось очутиться сейчас за сотни миль отсюда, чтобы все закончилось, чтобы это был не он. Но это был он, и Акли постучал в дверь. Ему показалось, что прошло несколько минут, прежде чем дверь открыл мужчина лет шестидесяти, грузный, с ничего не выражающими глазами. - Что вы хотите? - спросил он. - Гм, моя фамилия Акли. Я специальный агент ФБР. Сожалею, что вынужден делать это, но мне необходимо поговорить с девочками. Мужчина долго и пристально смотрел на Акли. - Девочки очень устали, - сказал он неохотно, - у них был такой ужасный день. Мы только что уложили их, я даже собирался дать им снотворное, чтобы они лучше спали. Здесь их дедушка и бабушка. Нельзя ли отложить разговор на другое время? - Был бы рад, доктор, но я обязан поговорить с ними. Ситуация чрезвычайная, а времени очень мало. - Молодой человек, сегодня на глазах девочек застрелили их мать. Неужели у вас... - Послушайте, мне глубоко ненавистна моя роль, но вы должны понять, насколько ужасна, просто ужасна ситуация. Доктор, в этом районе объявлена угроза ядерного нападения, и формально у меня есть все права делать то, что нужно. Пожалуйста, не заставляйте меня превращаться еще и в безжалостного тупицу. - Акли сглотнул слюну, дыхание у него было тяжелым, колени вспотели. Доктор бросил на него свирепый взгляд, потом отступил в сторону, пропуская Акли в дом. В доме стояла жуткая тишина. Двое пожилых людей сидели на софе. Женщина плакала, мужчина выглядел оцепеневшим. Гостиная была тускло освещена, соседка Кэти Рид суетилась возле .обеденного стола, что-то расставляя на нем, но к еде никто не притрагивался, она лежала на тарелках, поблескивая в скудном свете. В комнате до сих пор валялись осколки стекла, дерева, пластика - результат стрельбы, но, правда, полицейские забили фанерой окна, где были выбиты стекла. Вид комнаты и связанные с ней ужасные воспоминания вызвали у Акли тошноту. - Кэти, как ты думаешь, можно разбудить и поднять девочек? - спросил доктор. - Этот офицер утверждает, что ему надо срочно поговорить с ними. - Неужели нельзя оставить их в покое... - начала миссис Рид повышенным тоном. - Мне очень жаль, - извинился Акли, - но это необходимо. Может быть, мне понадобится только старшая. Кажется, Пу? - Бин, - бросила Кэти, поднимаясь по лестнице, но вдруг внезапно повернулась. - Вы были сегодня днем таким решительным, таким уверенным. И посмотрите, что случилось. Посмотрите, что вы сделали с этой семьей. Акли не знал, что ответить ей. Он снова сглотнул слюну. - У них была такая счастливая семья. Настоящая семья. Почему вы сделали с ними такое? Акли опустил голову, уставившись на кончики ботинок. К нему подошел доктор. - Вы тот самый человек, что был наверху? - Да, - ответил Акли, в который раз сглатывая слюну. - Поверьте, я не хотел, чтобы так все получилось. - Но доктор смотрел на него, не веря ни единому слову. Через несколько минут Кэти Рид спустилась по лестнице вместе с Бин. Лицо девочки припухло от сна, на ней была розовая ночная рубашка и тапочки, отороченные кроличьим мехом. Бин потирала кулачками глаза, но, увидев Акли, замерла неподвижно, ее фигурка буквально излучала страх. Кэти Рид подвела ее по ступенькам к Акли. - Привет, - сказал Акли, придавая своему голосу бодрый тон. - Эй, мне очень жаль, что я разбудил тебя. - Да оставьте вы свой тон, - буркнула миссис Рид. Акли не умел обращаться с детьми, как-то не доводилось ему делать этого. Но сейчас, глядя на девочку, на ее серьезное личико, бледную пуговку носа, большие, темные, вопрошающие глаза, на ее маленькие ручки, прижатые к груди, ему ужасно захотелось встать перед ней на колени, прижать к себе и молить о прощении. Кожа на ее шейке была такой мягкой. - Меня зовут Джим, - вымолвил он. - Малышка, я хочу попросить тебя посмотреть фотографии. - Ты собираешься застрелить меня? - спросила девочка. Внезапная боль расколола Акли на тысячу кусков, и каждый из кусков ужасно болел. - Нет, дорогая. Это был ужасный, жуткий несчастный случай. Я все бы отдал, чтобы его не произошло. - А моя мамочка в раю? Нана сказала, что ты отправил ее в рай, потому что Иисусу захотелось иметь рядом своего лучшего друга. - Наверное, это так. Иисус, гм... - Акли не знал, что говорить... - Иисус иногда поступает загадочно, ты же знаешь. Но думаю, он знает как лучше. Бин медленно кивнула, размышляя. - Иисус очень любит нас, но мамочку он любил больше всех. Моя мама будет очень счастлива с ним. - Уверен, что так оно и будет. А теперь, сладкая моя, пожалуйста, окажи мне одну маленькую услугу, и я навсегда уйду отсюда. У меня есть фотографии, мне их прислали из Вашингтона. Я хочу, чтобы ты посмотрела на них и сказала, нет ли там людей, которые увели твоего папу. Акли подвел девочку к столу, и она принялась внимательно, одну за одной, рассматривать фотографии. Потом выбрала одну и протянула Акли. - Вот этот. Он был здесь сегодня утром. Он новый начальник моего папы, он забрал папу на новую работу. Это друг Германа. Акли посмотрел на фотографию. На ней было изображено примечательное волевое лицо явно профессионального военного: сломанный нос, короткая стрижка, жесткие, суровые глаза. Одет он был в камуфлированную куртку, на плече Акли разглядел ремень автомата, наверняка АК-47. Задний фон фотографии был размазан, словно снимали с расстояния нескольких сот футов с помощью очень мощных объективов. Акли пробежал глазами сопроводительный документ. "Совершенно секретно. Центральное разведывательное управление. Научно-исследовательский отдел: советские военнослужащие/войска специального назначения. Ясотый Александр, майор. Последнее установленное место службы: 22-я бригада спецназа, ГРУ, прикомандирован к 15-й гвардейской мотострелковой дивизии, Кабул, Афганистан. Объект Ясотый закончил разведывательный факультет академии им. Фрунзе; Череповецкое Высшее военно-инженерное училище связи; факультет спецназа Рязанского высшего воздушно-десантного училища; Серпуховское высшее командно-инженерное училище. Служил в воздушно-десантных войсках, снайпер, владеет техникой затяжных прыжков с парашютом. Принимал участие в военных действиях в Анголе, Центральной Америке, на советско-китайской границе. Объект Ясотый впервые опознан представителями израильского Моссада в 1972 году, когда работал инструктором в лагере иракских партизан. Впоследствии был замечен в тренировочном центре КГБ в Карловых Варах, служил советником 15-го отряда кубинских коммандос, действовавших в Анголе. 14 января 1984 года агентом "Гортензия" установлено его пребывание в Кабуле, Афганистан. В 1986 году московский агент "Цветочная ваза" упоминал его как возможного члена общества "Память" - правой организации националистической ориентации. Силы этой организации невыяснены, возможно, с ней связаны высокопоставленные правительственные чиновники. "Память" остается объектом повышенного интереса западных разведслужб". - Он хороший человек? - поинтересовалась Бин. - Да, малышка, он очень хороший человек. - А он приведет папу назад ко мне? - Да, сладкая моя, обещаю тебе, он приведет. - Акли посмотрел в ясные, чистые глаза девочки. - Обещаю тебе, он приведет твоего папу к тебе. 21.00 В трубке слышались только гудки. - Алло? - Наконец-то! Сердце Григория чуть не выскочило из груди. Ее голос звучал для него прекрасной музыкой, так сильно он хотел услышать его. Сначала Григорий просто ошалел, не в силах вымолвить ни слова, но затем взял себя в руки и закричал: - Молли, о Молли, это ты, слава Господу, это ты! То, что он услышал в ответ, было просто замечательным. - Ох, Боже, Григорий, дорогой, я уже начала бояться, что потеряла тебя и ты больше никогда не позвонишь! Григорий, я все узнала! Ты не поверишь, что творится, Григорий. Это просто невероятно, я все тебе расскажу. - Молли, что это? Пожалуйста, скажи мне сейчас. Я должен знать. - Григорий, ты о таком и мечтать не мог. Ты не только спасешь свою карьеру, но и шагнешь еще выше. Это невероятно. Я все для тебя узнала. Ты где? Григорий находился в очередном баре на Четырнадцатой улице, в этом районе осталось всего несколько подобных заведений, которые он еще не обошел. - Гм, я в Джорджтауне, - солгал он. - Как быстро ты сможешь доехать? У меня документы, фотографии, отчеты. Боже, ты не поверишь. Это происходит прямо сейчас, в штате Мэриленд. Это касается... послушай, дорогой, приезжай как можно быстрее. - Считай, что я уже у тебя. Ох, Молли, Молли, я люблю тебя, ты знаешь? Я люблю тебя, я так тебе благодарен. Светясь от радости, Григорий выскочил из бара. Вечерний воздух был чистым и свежим, он пах триумфом. Ему срочно требовалось выпить, чтобы отметить это дело. Григорий огляделся и увидел невдалеке открытый винный магазин, но когда он подбежал к нему и влетел в сверкающее помещение, то обнаружил, что у него осталось всего три доллара. - Мне надо водки. Сколько стоит бутылка? - Самая лучшая русская, "Столичная", - ответил продавец, - четыре доллара двадцать пять центов. "Абсолют" - пять с половиной долларов. Есть еще... В конечном итоге Григорий, как и утром, купил американскую "Водка-сити", которая, как он обнаружил тут же на улице, была не крепче пощечины слабой женщины и отнюдь не укрепляла его огромную радость. Ладно, не имеет значения. Любая водка лучше, чем отсутствие водки. Пока Григорий бежал к машине, он еще несколько раз приложился к бутылке. К стеклу машины была прилеплена штрафная квитанция за не правильную парковку, но Григорий просто скомкал ее и швырнул на землю. Забравшись в машину, он направился в сторону Александрии. Через двадцать минут, в течение которых Григорий еще несколько раз хлебнул из бутылки, он был на стоянке возле дома Молли. Сегодня утром он покинул эту стоянку в темноте, в темноте и вернулся. Круг замкнулся. От отчаяния к триумфу вот каким был этот круг, вот к чему привели его ум и ловкость. Он сунул водку в карман пальто, вбежал в подъезд, поднялся на лифте и буквально подлетел к двери. Он постучал. Молли рывком распахнула дверь. - Григорий! Боже, что за прекрасная женщина! На Молли было ее обычное домашнее платье в гавайском стиле, но благодаря массивным плечам она походила на профессионального футболиста. Щедрые синие тени на глазах, волосы начесаны и аккуратно уложены, на коренастых ногах открытые домашние туфли на высоком каблуке и с золочеными ремешками, ногти на ногах покрыты розовым лаком. - Я хотела получше выглядеть сегодня вечером, - сказала она. - Тебе это удалось, моя дорогая. Да, удалось, сейчас ты просто великолепна. Молли за руку потащила Григория в комнату. Его охватило страстное желание, сердце колотилось, как метроном, член торчал, словно ракета 55-24, и готов был взорваться. В гостиной горели свечи, царствовал полумрак, стол был накрыт для ужина, на столе Григорий заметил бутылку вина. - Думаю, нам есть что отметить, - заметила Молли. - Конечно. Отметим. Ведь я теперь никуда не уеду! - Садись, дорогой. Налить тебе шампанского? - Шампанского! Да! Боже, как чудесно! - Он-то знал, что водка и шампанское вместе имеют потрясающий эффект. Григорий уселся в большое, легкое кресло. Молли подошла к нему с бутылкой шампанского. - Пожалуйста, дорогая, я тебя внимательно слушаю, - поторопил ее Григорий. Он весь светился в ожидании желанного момента. Молли устроилась напротив него. - Послушай, Григорий, есть одна маленькая деталь, которую я сообщу тебе, прежде чем начну свой рассказ. Одна ма-асенькая деталь, - по-детски протянула Молли, изобразив на своем пухлом личике что-то глуповатое и ребяческое. Только, пожалуйста, не сердись на меня. - Я все тебе прощаю. Отпускаю все твои грехи. Ты не можешь сделать ничего плохого. Ты ангел, дорогая, ты просто святая. - Григорий взял ее на удивление тонкую руку и посмотрел ей прямо в глаза. Странно, он как-то раньше не замечал, что у нее совсем нет скул, лицо Молли было похоже на белую подушку с глазами. - Но ко всему этому я еще специальный агент отдела контрразведки ФБР. Она улыбнулась. Григорий посчитал ее слова забавной шуткой. - Ох, ну ты даешь, Молли. - Он рассмеялся, но тут только до него дошло, что в комнате полумрак лишь по той причине, что здесь еще полно людей. Люди в костюмах быстро обступили Григория, что повергло его в шок. В комнате зажегся свет, из спальни вышел еще один агент и задул свечи. Несколько агентов появились из стенных шкафов и из ванной. Трагическая сцена, как в театре, когда пьеса закончена, зажегся свет, и ты понимаешь, что сидишь всего-навсего в старом здании театра. Молли встала. - Отлично, Ник, - бросила она, - он полностью в твоем распоряжении. Молли повернулась к Григорию. - Извини, дорогой, жизнь иногда бывает очень суровой. Ты очень хороший парень, но, Боже мой, ты же грязный шпион. Молли скрылась в спальне, а перед Григорием уселся мужчина средних лет. - Итак, - начал незнакомец, - вот мы наконец и встретились, Григорий Иванович Арбатов. Меня зовут Махони. Ник Махони. Я уже два года не спускаю с тебя глаз. Согласись, разве Молли не прелесть? Она одна из лучших. На самом деле хороша, да? - Я... я... - Послушай, старина Грег. У нас возникла проблема. Ошеломленный Григорий тупо глядел на Махони - Могу я выпить? - Извини, Грег, но ты нужен нам трезвым. Ох, Господи, ты действительно нужен нам трезвым. Григорий продолжал молча смотреть на собеседника - Грег, у нас серьезные неприятности, очень серьезные. Махони посмотрел на часы. - Ты когда-нибудь слышал о человеке по имени Аркадий Пашин? - Я... - Конечно, слышал. В данный момент Аркадий Пашин является самым могущественным человеком в мире. Он сидит в американской ракетной шахте в пятидесяти милях от Вашингтона и собирается начать третью мировую войну. Он хочет запустить птичку, что будет началом последнего танца. Вместе с ним находятся спецназовцы, ты слышал о спецназе? Григорий сглотнул слюну. - Штурмовики. Головорезы. Герои. Говорят, они самые лучшие убийцы. Но почему? - Совершенно очевидно, - дальше развивал свою мысль Ник, - что он пытается вынудить твою страну нанести первый ядерный удар, пока еще между нашими странами сохраняется ядерный паритет. Он собирается запустить нашу ракету с десятью ядерными боеголовками, нацеленными на ваши командные пункты и сеть управления, и он прекрасно понимает, что в ответ Советы тут же ударят по Америке. Вот тебе и третья мировая война. Пашин осознает, что никогда не смог бы добиться этого от Политбюро, поэтому делает все сам, понимаешь? Представляешь себе? Я имею в виду смекалку этого парня. Григорий молчал. Да, это было похоже на Пашина. - А ты слышал об обществе под названием "Память"? - "Память" - повторил Григорий. - Фанатики. Они ненавидят Горбачева, гласность и вообще все новое, мечтают вернуть сталинские времена. Да, они всех нас держат в страхе. - Да, так вот, похоже, этот Пашин один из его ведущих членов. Сейчас там, в Саут Маунтин, примерно восемьсот наших самых лучших парней, они пытаются помешать Пашину, но времени очень мало... - Но если вы нанесете ответный удар, то это будет конец света, - ужаснулся Григорий. - Вот именно, - натужно усмехнулся Ник Махони. - Однако наши стратеги считают, что здесь кроется что-то еще. Для товарища Пашина недостаточно вынудить твою страну к ядерному удару по Америке, он должен сделать что-то еще, чтобы обеспечить преимущество на семь-девять минут - с момента пуска ваших ракет и до взрыва. Так что, когда вылетят наши ракеты, их полет не будет скоординированным, будет потеряно всякое управление. Черт побери, приятель, наши ракеты могут вообще не взлететь. Ты когда-нибудь слышал о доктрине, называемой "обезглавливание"? Григорий молчал, глядя на Махони. - Это означает отсечение головы. А голова нашей страны находится как раз в том городе, в котором мы и сидим сейчас с тобой. - Ник улыбнулся. - Да, Грег. Мы предполагаем, что Пашин намерен вечером взорвать ядерную бомбу. Может быть, уже через час. Прямо здесь, в Вашингтоне. Прощай, Белый дом, Объединенный комитет начальников штабов, командный пункт Пентагона, ЦРУ, Агентство национальной безопасности и даже Бюро государственных стандартов. Прощай, вся система управления. Прощайте, несколько миллионов граждан, спокойно спящих и видящих сны. Махони улыбнулся Григорию. - Послушай, а где он мог взять бомбу? Я имею в виду, если в его распоряжении не имеется русской ракетной шахты или ракетной подводной лодки, то где же он все-таки взял бомбу? Не купил же он ее в магазине? У Григория совсем пересохло в горле. Если тут скоро произойдет ядерный взрыв, то не разумнее ли смыться отсюда, пока еще есть время? Неужели они не начнут эвакуацию? - Грег, ты что-нибудь знаешь об этой бомбе? - Я не понимаю, о чем ты говоришь, - ответил Григорий. - А я слышал совсем другое. Сказать честно, мы плотно следили за тобой и твоей квартирой, и все слухи нам известны так же хорошо, как и тебе. Мы считаем, что в советском посольстве находится ядерный заряд мощностью одна килотонна. Он под строгим контролем ГРУ, там только ждут приказа, чтобы взорвать его, следовательно, время от нажатия кнопки до взрыва будет урезано до секунд, так что для выполнения этого задания потребуется очень храбрый парень. У Григория перехватило дыхание. Да, об этом всегда ходили темные слухи, что-то вроде этакой мрачной шутки. Ужасные, невероятные слухи. И они не уходили с течением лет. - Понимаешь, в старые времена бомба весила пару тонн, - пояснил Махони, - и никто бы не рискнул тайком протащить ее в посольство. Но сейчас в так называемых специальных ядерных фугасах всего сто шестьдесят фунтов, его может перенести в рюкзаке здоровый солдат, даже в наставлении об этом сказано. Вот мы и считаем, что подобная штучка запрятана где-то на Шестнадцатой улице, в четырех кварталах от Белого дома. Что ты думаешь об этом, старина Грег? Есть в посольстве такой идиот, который смог бы взорвать фугас? Внезапно до Григория дошло. Все стало на свои места, многое приобрело смысл. - Да, я знаю такого человека. Его фамилия Климов. Он заместитель резидента ГРУ, протеже и племянник Пашина. Махони кивнул. - Возможно, тоже член "Памяти". - Плохо дело, - продолжил Григорий. - Бомба должна находиться внизу, в шифровальной комнате, которую мы называем "Винный погреб". Это самое секретное место в посольстве. Прошлой ночью там в качестве шифровальщика дежурила мой друг Магда Гошгарьян. Если Климов захотел бы взорвать бомбу, то одна бедная Магда не смогла бы остановить его. - Да, они собирались произвести пуск сегодня рано утром, но столкнулись с задержкой, которая стоила им восемнадцати часов. Пашин по радиостанции из шахты послал какой-то непонятный сигнал, наверняка тому, кто должен был взорвать бомбу, а означал этот сигнал приказание повременить со взрывом до дальнейших сообщений. Драма разразится где-то около полуночи. Если мы не сумеем помешать, то Пашин пошлет другой сигнал своему человеку - прикажет нажать кнопку. Взрывы бомбы в Вашингтоне и ракеты в Москве должны произойти почти одновременно. - Да, - согласился Григорий. - Теперь я понимаю, что произошло со мной сегодня. Спланировано было все заранее, поэтому днем Климов и пытался убить меня с помощью спецназовского десантного ножа. Ведь если бы это удалось, то вечером обязанности шифровальщика должен был бы исполнять тот, кто дежурил прошлой ночью. Значит, Магда. Она снова дежурила бы в "Винном погребе", а с нею у Климова не будет никаких проблем. Ох, Магда, бедная Магда, во что я тебя втянул? - Она сейчас там? - Да, я позвонил и попросил ее сегодня подежурить вместо меня. Боже, да ведь Климову только это и надо. Она умрет, даже не вскрикнув. Этот маленький негодяй убьет ее, довольный тем, как все удачно получилось, и радуясь своей значимости. Оба они замолчали. Потом Григорий сказал: - Нужно этому помешать. Вы обязаны остановить его. Может быть, ворветесь в посольство? Проникните туда вместе с полицией? - Но вы же знаете, что посольство - это советская территория. - Да бросьте, сейчас не до этого. - Грег, старина. Да у вас там люди КГБ с автоматами АК, и им отдан приказ как смертникам стрелять в любого, кто попытается проникнуть на территорию посольства. И как только начнется стрельба, твой друг Климов побежит вниз и успеет сделать свое черное дело Послушай хорошенько своего приятеля Ника, ты же отличный парень. Здесь существует один-единственный путь. Нам нужен парень, хороший, храбрый парень, хладнокровный, настоящий мужик с яйцами размером с покрышки "кадиллака", крутой, сообразительный, этакий Джеймс Бонд, но только он должен быть русским, чтобы попасть в подвал посольства и остановить Климова. На самом деле для этого нужен всего один хороший выстрел. На штурм горы мы бросили восемьсот отборных коммандос, но здесь, в Вашингтоне, нам может помочь один-единственный человек. Ты понял7 - Но где же вы возьмете такого парня? - спросил Григорий, все еще не понимая, какую помощь может оказать лично он. Он предположил, что американцам, вероятно, понадобится чертеж расположения "Винного погреба", особенности входа туда, может быть, даже документы, по которым американский агент пройдет мимо охранников из КГБ, и... И тут Григорий заметил, что Махони пристально смотрит на него. Боже милосердный, они все смотрели на него! И Молли смотрела на него, ее большие, глупые коровьи глаза блестели от слез. - Ох, дорогой, - сказала Молли, - конечно, было бы гораздо лучше, если бы в нашем распоряжении имелся зеленый берет, полицейский или агент ФБР. Но у нас их нет, дорогой. Григорий вдруг понял. - У нас есть только ты, Грег, - добавил Махони. - Настало время совершить геройский поступок. Пора тебе стать зеленым беретом, старина Грег. 22.00 Теперь информация посыпалась, как из рога изобилия: ФБР обнаружило арендованную шесть месяцев назад неким "Исааком Смитом" ферму вблизи Саут Маунтин, откуда и действовали спецназовцы. Агенты ФБР нашли в сарае ящики из-под боеприпасов, различные машины, грузовики и даже автобусы - на них спецназовцы все эти шесть месяцев мелкими группами добирались сюда по проселочным дорогам из Канады или Мексики. Были там планы, графики, склад продуктов питания, карты и некое подобие казармы с нарами. А еще нашли агенты несколько полотен какого-то материала, похожего на белый брезент, но пропитанного химическими веществами. Таких полотен было четыре. Поломав голову, агенты предположили, что эти полотна вручную обработали по специальной технологии, позволяющей свести на нет действие доплеровских РЛС обнаружения наземных движущихся целей, установленных на Саут Маунтин. Четыре неиспользованных полотна предназначались тем четырем десантникам, которые утром проникли в дом Хаммела. Пентагон, ЦРУ и разведывательное управление Министерства обороны США прислали дополнительную информацию о спецназе: самые лучшие, но и самые беспощадные солдаты. Преданные, очень опытные, очень жестокие, особенно беспощадно действовали они в Афганистане, где на их совести были несколько стертых с лица земли кишлаков. Недавнее прошлое свидетельствовало: там, где Советам нужно было нанести быстрые, смертельные удары, использовали спецназ: например, пражский аэропорт, захваченный десантниками весной 1968 года, когда русские подавили революцию в Чехословакии, возглавляемую Дубчеком. На самом деле там действовал штурмовой отряд спецназа. Именно спецназовцы захватывали в Кабуле дворец президента Амина в декабре 1979 года. Из спецназовцев формировались подразделения, действовавшие в странах третьего мира, в самых разных местах: в горах Перу, в горах Ирака, на полуострове Малакка, на азиатском материке, среди рисовых полей Вьетнама, в нагорьях Сальвадора. - Крепкие ребята, - заметил Скейзи, - но мы с ними справимся. - Самая трудная часть операции придется на спуск в шахту, - сказал Пуллер. - Веревки, темнота... Вы же понимаете, что они будут стрелять в вас. Конечно, сначала вы швырнете в шахту гранаты и, возможно, хорошую порцию взрывчатки С-4, но затем наступит момент, когда первому человеку из вашей группы придется спускаться в темноту по веревкам. И вы, естественно, прекрасно понимаете, что обороняющие коридор спецназовцы откроют огонь по движущимся мишеням. Это будет очень сложный момент, Фрэнк. Вы уже решили, кто спускается первым? Скейзи засмеялся, демонстрируя крепкие белые зубы. В 1968 году он поступил в Вест-Пойнт и любил на выходные ездить автобусом в Принстон, где находился один из старейших университетов. Он шатался по городку, коротко стриженный, в нелепой для этих мест форме курсанта-первогодка и задирался с местной шпаной. Скейзи любил драться, все время только и думал о драке. В каких только передрягах он не побывал. - Вы и сами не стали бы прятаться за спины своих людей, - ответил Скейзи. - Первым пойду я. Ответ не удивил Пуллера, это он и предполагал услышать, задавая свой вопрос. - Мне хотелось бы, чтобы вы пересмотрели свое решение, Фрэнк. Командир может поставить под угрозу всю операцию, если в самом ее начале он без всякой необходимости выйдет из строя. - Я никогда не приказал бы человеку сделать то, чего не могу сделать сам, - твердо ответил Скейзи. - Фрэнк, послушайте, я не собираюсь указывать вам, как проводить операцию, но не спускайтесь первым из-за какого-то идиотского желания укорить меня. Я знаю, вы злы на меня из-за Ирана, знаю, вы думаете, будто я разрушил вашу карьеру. Я ведь говорил с Брюсом Палмером и пытался убедить его присвоить вам звание полковника. Я объяснил ему, что вина за операцию "Пустыня-1" лежит только на мне, что вашей вины там совсем нет. Вы поняли? Скейзи не смотрел на Пуллера. - Я просто стараюсь выполнить задачу, полковник. Вот и все. Мне нужен шанс. Тот, которого я не получил в Иране. Пуллер, никогда не объяснявший Скейзи своих тогдашних действий, почувствовал желание сделать это сейчас. Ему хотелось сказать: "Мы не могли отправиться на пяти вертолетах без специального разрешения Объединенного комитета начальников штабов, который негласно руководил операцией. У меня не было выбора. Я офицер, мне платят за то, что я выполняю приказы, платят за то, что я несу всю ответственность и тогда, когда все открещиваются от меня, чтобы не испортить свою карьеру. Я мог бы устроить скандал, но не сделал этого. Такой уж я есть". Но ничего этого он не сказал. - Что ж, тогда желаю удачи, Фрэнк. Теперь дело за Дельтой. - Просто на этот раз разрешите нам действовать, Дик. Что бы там ни было, разрешите нам действовать. Как много всяких поворотов, извилин, ступенек! Уоллсу казалось, что он пробирается по чьим-то внутренностям, двигаясь в направлении мерцающего света. Там, где тоннель выпрямлялся и шел прямо вверх, ему приходилось карабкаться, как в печной трубе, упираясь в стенки коленями и спиной. Тогда он особенно чувствовал какую-то гранитную тяжесть патронов в карманах, да и самого обреза, примотанного к руке. Да выбрось ты его, сказал себе Уоллс. Но не послушался. Он любил эту штуку, она никогда его не подводила. Иногда по Тоннелю можно было просто идти, не карабкаться - это когда встречался небольшой уклон, уводя его все выше. Так и пробирался он вверх в темноте, видя перед собой лишь слабый отблеск света в конце этого лабиринта. Воздух в тоннеле был уже другой, более холодный и чистый, а там, вдалеке, был свет. Сейчас Уоллс знал только это. А может быть, ты мертв, парень, а это просто ад, подумал он. Может быть, тебе суждено вечно карабкаться через эти дыры. Таков конец тоннельной крысы: вечно из тоннеля в тоннель. Уоллс увидел их перед собой: тоннели в ад, тоннели в космос, тоннели в вечность. Он остановился, пот залил глаза. Похоже, начинаешь слегка сходить с ума, вот так-то, парень. Отдышавшись, Уоллс почувствовал вдруг ужасный голод. С удовольствием умял бы сейчас цыпленка. Он представил себе, как он хрустит, как нежное белое мясо, легко отделяясь от костей, падает в руку, пачкая ее жиром. Уоллс улыбнулся, вспомнив своего брата Джеймса. " них была такая шутка - когда белые умирают, они превращаются в цыплят, так что неграм нужно есть их побольше, это будет им только на пользу. Как много лет он не думал о такой чепухе. Эй, парень, будь умнее, выбирайся из этой заварухи, вылезай из дыры, возвращайся повидаться с Джеймсом и поесть маминых цыплят. Мама была баптисткой, много лет она работала у евреев в Пайксвилле, и они хорошо к ней относились. Пожалуй, больше никто не относился к ней хорошо, ни ее муж Тайрон, который исчез, ни Уиллис, занявший его место и частенько колотивший маму. Мама была крупной печальной женщиной, всю жизнь она много работала и умерла тогда, когда ее старший сын Натан воевал в тоннелях во Вьетнаме. Так что о смерти матери он узнал только от своего брата Джеймса. А потом Джеймса убили. Говорят, во время игры в баскетбол Джеймс оскорбил одного из игроков, а у того был пистолет, и он застрелил Джеймса. Так что Натан не нашел дома ни мамы, ни брата Джеймса. Да и все, с кем он воевал в катакомбах, тоже умерли. Смерть была повсюду, словно крысы на задворках Пенсильвания-авеню. Уоллс не мог найти работу, а когда все-таки нашел, у него начались головные боли - результат взрыва в тоннеле - и его уволили. "Сегодня первый день оставшейся тебе жизни" - такое объявление встретило его на станции Дерос, когда он вернулся из Вьетнама, но это была очередная ложь для белых: это был первый день несуществующей жизни. Этот плакат следовало бы заменить другим, с надписью: "Трахай ниггеров". Уоллс помотал головой и с такой силой сжал обрез, что чуть не сломал его. Никто не знает, как жестоко может изменить человека Пенсильвания-авеню. "Парень, сделай что-нибудь, чтобы вырваться с Пенсильвания-авеню, похорони маму и брата в более приличном месте этой страны". Он скучал по маме, скучал по брату. Уоллс так и не вырвался с Пенсильвания-авеню, но стал одним из ее хлыщей, ее пастором, он знал все и мог предложить что угодно: шлюху, всякие таблетки для поднятия настроения и мужской потенции. Он был султаном Пенсильвания-авеню, пока... Капля воды упала на щеку, вернула его от воспоминаний к действительности. Перед ним был только этот гребаный тоннель, по которому, похоже, предстояло двигаться бесконечно и... И тогда он увидел это. Черт, так долго карабкаться, чтобы увидеть это дерьмо, но все же это было именно то, за чем он пришел сюда. Впереди в тоннель врезалась труба из рифленого металла, но, черт побери, ржавая. Свет, который его вел, шел из дыры в этой трубе. Уоллс полез вверх, но не вертикально, а под углом в направлении трубы. Может быть, это канализация? Да нет, дерьмом вроде не пахнет. Он добрался до трубы и вполз в нее. Через эту трубу текла вода, уходя затем в гору. Это был главный тоннель в его жизни. Уоллс ощупал дыру. Да, слава Богу, человек может пролезть через такую дыру. Он начал втискиваться в трубу, словно влезал назад в материнскую утробу. Тело его дергалось, извивалось, скручивалось, узкие бедра вихляли из стороны в сторону. Ах, черт, зацепился обрез! Ну давай, черт побери, еще разок, еще. Он втиснулся и в эту трубу. Но куда же она ведет? Уоллс потихоньку пополз вперед, плечи едва пролезали, потолок трубы был всего в дюйме от его носа. Он продолжал протискиваться вперед, ощущая запах металла, не имея возможности повернуться. Обрез под ним причинял чертовскую боль, но изменить он ничего не мог, продвигаясь вперед по дюймам. Его снова охватила паника. Ох, черт, не хватало еще подохнуть здесь, застряв, как дерьмо в канализации. Уоллс закричал, и этот крик хлестнул его по лицу, отскочив от металлической поверхности трубы почти у его носа. В такой тесноте приходилось толкать себя вперед дюйм за дюймом. Да, здесь можно застрять и подохнуть от голода, а потом появятся крысы и обглодают труп до костей. Уоллс старался не думать о крысах, и, слава Господи, их здесь не было. Только труба, со всех сторон одна труба, свет где-то впереди, очень холодный сухой воздух и какой-то гул. Уоллс протискивал себя вперед, секунды растянулись в часы, ему казалось, что в этой трубе он уже целую вечность, что труба просто стала его жизнью Худшего момента и не припомнишь, разве что то утро, когда его предупредили, что Арийцы, поклявшиеся добраться до его задницы, поджидают его в душе. В голову пришла мысль помолиться, но он не мог решить, какому Богу. Нет, баптистский мамин Бог здесь не подойдет, многие ребята верили в него, но погибли, и последний из них, бедняга Уидерспун, остался в тоннеле всего несколько часов назад. Аллах тоже не подойдет, потому что верившие в него ребята погибли точно так же, как и баптисты. Там, в тюрьме, рьяному приверженцу ислама Ларри Арийцы разрезали рот, и Аллах не спас его задницу. Так и не придумав, кому помолиться, Уоллс просто запел псалом "Абрахам, Мартин и Джон", посчитав это лучшими строчками, обращенными к Богу, какие ему довелось слышать. И снова начал протискиваться вперед. Казалось, прошла целая вечность, залитый потом и охваченный страхом, он наконец дополз до конца трубы. Уоллс высунулся из нее. И увидел Бога Высокий, черный и чистый, Бог равнодушно смотрел на него, стоя в помещении, где гудели кондиционеры. Бог был большим. Бог был громадным. В нем не было ни милосердия, ни понимания, у него не было человеческого лица. Бог был гладким и холодным на ощупь. Бог был ракетой. Впервые за все это время застучал телетайп, но генерал даже не шевельнулся, чтобы подойти и прочитать сообщение. Он остался стоять позади Хаммела, заглядывая ему через плечо, словно завороженный видом пламени, проникающего в глубь титанового блока. Можно было подумать, что он пытается заставить пламя быстрее резать металл. - Сэр, тут сообщение. Генерал с трудом оторвал взгляд от пламени горелки, подошел к телетайпу и оторвал ленту с сообщением После этого подошел к телефону. Джек услышал, как он сказал: - Майор Ясотый, больше нет необходимости говорить только по-английски. Похоже, американцы выяснили, кто мы. Он положил трубку и повернулся к охранникам. Быстро заговорил с ними на каком-то другом языке. Охранники ответили ему и, оживленно переговариваясь, вышли из помещения. И тут Джек понял, какой это был язык. Он тут же прекратил работу. - Да вы же русские! - крикнул Джек генералу. - Я слышал, это русский язык. Проклятые русские! - В повисшей тишине Джек слышал, как колотится его сердце. Генерал посмотрел на него, и Джек заметил, как на секунду на его гладком симпатичном лице промелькнуло удивление. - А если даже и так, мистер Хаммел? Какая в этом разница для вашей семьи? - Я ни за что не буду помогать русским, - решительно ответил Джек Теперь он чувствовал, что у него есть твердая причина стоять на своем, хотя сердце стучало, как паровой молот, а колени начали дрожать. Генерал что-то сказал по-русски, в комнату тут же ворвались два молодых десантника и направили оружие на Джека. - Кончайте ломать комедию, мистер Хаммел, и, пожалуйста, без глупостей. Одно мое слово, и вас пристрелят. А потом я отдам приказ людям, находящимся у вас дома, и они убьют вашу жену и детей. Осталось-то всего дюйм или два металла, теперь мы уже сможем справиться и без вас. Так что вы напрасно пожертвуете собой и своей семьей. - Вы так думаете? Может быть, вы и разбираетесь в ракетах, но в сварке вы ничего не понимаете. А я вот рвану эти шланги, - Джек схватился за шланги, которые шли от горелки к газовому баллону, - вырву клапаны и вы останетесь без газа. И ничего не сможете сделать, пока не найдете новый баллон. Может, и раздобудете его, но к полудню завтрашнего дня. Подобная бравада далась Джеку тяжело, колени у него дрожали, горелка в руке так и прыгала. Но тут все было на его стороне. Все это сумасшествие зависело от клапанов между шлангами и баллоном. Дернуть посильней - и все кончено. Генерал моментально оценил ситуацию. - Не делайте глупостей, мистер Хаммел. Я с вами совершенно откровенен. Заверяю, что жена ваша и дети в безопасности. Послушайте, вы так напряженно работали. Отдохните. Мы оставим вас одного. Подумайте хорошенько, а потом дадите мне ответ. Идет? Улыбнувшись, генерал что-то сказал десантникам, и они вышли из комнаты. Все втроем. Джека охватила радость. Приятно было видеть, как сник и отступил самоуверенный генерал. Полный триумф, только что теперь делать? Вырвать шланг? Но тогда они убьют его и всю семью. Мир будет спасен, а все Хаммелы погибнут. Проклятье. Но пока в руке у меня этот чертов шланг, сила на моей стороне, и это будет их сдерживать. Джек огляделся и увидел большую металлическую дверь. Вот если бы удалось закрыть ее, тогда возможно... И тут он заметил на столе желтый лист телетайпной ленты и взял его. "Первому заместителю Главного разведывательного управления Аркадию Пашину. Предлагаю вам прекратить все ваши действия в ракетном комплексе Саут Маунтин на следующих условиях: 1. Вы и все ваши люди из 22-й бригады спецназа будете под охраной, гарантирующей вашу безопасность, возвращены в Советский Союз. Советские власти еще не уведомлены о том, кто вы такие, о ваших действиях и о ваших связях с общеcтвом "Память". 2. Всем раненым будет оказана медицинская помощь, в Советский Союз они будут возвращены при первой же возможности. 3. Никто не будет подвергнут допросам со стороны представителей разведслужб. 4. Если условия пункта 1 для вас неприемлемы, то Соединенные Штаты гарантируют вашу отправку (и тех, кто пожелает сопровождать вас) в любую нейтральную страну по вашему выбору. 5. Вам и последующим за вами людям предлагается надежное убежище, новые документы и комфортные условия в выбранной стране проживания. Генерал Аркадий Пашин, задуманная вами акция не может иметь успеха. Умоляю вас от имени всего человечества, взываю к вашей чести профессионального военного, остановите свою акцию, прежде чем проявятся ее гибельные последствия". Обращение было подписано президентом Соединенных Штатов. Президентом! Значит, президент обо всем знает Это произвело большое впечатление на Джека, он словно воспарил. Если президент знает, то все это скоро закончится! Наши военные появятся здесь в любой момент! Если бы только я смог закрыть дверь, тогда... Джек поднял голову и в этот момент весь мир в его глазах пошел красными вспышками, луч лазерного прицела, ослепляя, резанул его по лицу. "Рви!" - мелькнуло у него в голове, и Джек потянул шланг, но вдруг что-то взорвалось в ноге, и он со стоном упал на пол Боль была ужасной, но даже сквозь эту боль Джек почувствовал, как горелка выскользнула из пальцев. Он повернулся и, собрав все силы, попытался дотянуться до нее, чтобы разрезать этого сукина сына. Но выстреливший в него десантник уже ворвался в комнату и навалился на Джека. Все было кончено в считанные секунды. - Займитесь его раной, - приказал генерал. - Ты псих! - закричал Джек Хаммел. - Проклятый психопат, ты будешь... Теперь на него уже со всех сторон навалились люди, Джек лежал под ними, вытянувшись на спине. Кто-то сделал ему укол в ногу, боль сразу утихла, нога словно наполнилась взбитыми сливками. На рану наложили повязку. - Он очень аккуратно подстрелил вас, мистер Хаммел. Точно в бедро, но кость не задета. До ста лет проживете. - Ты сумасшедший, - снова закричал Джек, - ты хочешь взорвать весь мир. Проклятый психопат. - Нет, мистер Хаммел, я вполне нормален. Возможно, я даже самый нормальный человек в этом мире. А теперь, мистер Хаммел, вам пора возвращаться к своей горелке и продолжать работу. Но все время помните, что этот человек будет держать пистолет у вашего затылка. Одно неосторожное движение - и вы мертвы, после чего мертва и ваша семья. Их не похоронят, они сгорят на погребальном костре мира. Генерал наклонился над Джеком, и - будь он проклят! - Джек даже сейчас почувствовал обаяние этого человека. - Послушайте, молодой человек. Когда вы обеспечите нам доступ к ключу и мы сделаем то, что должны сделать, я позволю вам позвонить домой. Время у нас будет. А потом прикажу своим людям привезти их сюда. Понимаете, мистер Хаммел, сюда, в гору, потому что это единственное безопасное место. Подумайте о будущем, которое ждет вас, мистер Хаммел. Оно ваше, в обмен на оставшиеся небольшие усилия. И тут Джек Хаммел с ужасом осознал, что этот человек вовсе не сумасшедший. Он вполне нормальный и четко представляет себе то, что собирается сделать. - Подумайте о своих детях, мистер Хаммел. - Но для чего вам это нужно? - невольно вырвалось у Джека. - Господи, для чего? Вы же убьете миллиард людей. Генерал горько усмехнулся. У Джека появилось такое чувство, что на самом деле он видит этого человека впервые. - Если быть точным, то я убью только несколько сотен миллионов. Но зато спасу миллиарды. Я тот человек, который спасет мир. Я великий человек, мистер Хаммел. Вам выпало счастье помогать мне. Генерал снова улыбнулся. - А теперь продолжайте работу, мистер Хаммел Продолжайте. И Джек понял, что снова сдается. А что мог он предпринять против такого профессионала, более сильного, чем он сам, более умного, заранее предусмотревшего все? Пламя горелки снова вгрызлось в металл. Двигаясь стремительно, словно ящерица в ночи, Алекс перебирался от позиции к позиции и по сохранившейся традиции подбадривал солдат добрым словом, напоминая о долге и патриотизме. Он не был хорошим оратором, а уж тем более краснобаем, но его доверительная манера держаться с людьми, а самое главное твердая убежденность, и производили тот эффект, на который он рассчитывал. - Ну, как у вас дела, ребята? - спросил Алекс, радуясь тому, что снова говорит по-русски. - Отлично. Мы готовы, как и положено. - Наши приборы ночного видения засекли их грузовики, движущиеся в направлении горы, а инфракрасные приборы уловили работу двигателей вертолет тов. Американцы скоро будут здесь, ребята. И в этот раз их будет гораздо больше. - Мы готовы. Пусть приходят. - Отлично, парни. Но это не Афганистан, где гибло много людей, а вы задумывались, почему должны умирать ваши друзья. Это именно тот бой, к которому мы все готовили себя. Алекс верил в это. Генерал ему все объяснил, а он доверял генералу. Генерал был великим человеком, понимавшим все мировые проблемы и знавшим, как лучше всего поступить. Генералу можно было верить. Алекс вернулся из Афганистана с громадным желанием верить во что-то, он повидал слишком много бессмысленных смертей в горах и ущельях Афганистана, слишком много человеческих внутренностей, разбросанных взрывами по скалам, слишком много стервятников, ожиревших от русской крови. Но по возвращении его, как и многих ветеранов других войн, невзлюбили, оставили не у дел, получалось, что вернулся он во враждебный мир. А ему нужна была вера, нужен был спаситель, духовный наставник, мессия. Всем этим стал для него генерал. - Посмотрите, как все меняется, - сказал тогда ему генерал. - Этот Горбачев со своей чертовой гласностью превращает страну, за которую вы, ребята, сражались и умирали, в маленькую Америку. Мы становимся мягкотелыми от этого буржуазного духа, воюем сами с собой, а в это время наши настоящие враги готовятся уничтожить нас. Ведь именно сейчас в Америке поступают на вооружение ракеты нового поколения, это же просто безумие! А болван Горбачев лишил нас ядерного оружия среднего радиуса действия и уже поговаривает о дальнейшем разоружении. Евреи вернулись из лагерей, и теперь их антигосударственная деятельность возводится в ранг геройства! По радио звучит американская музыка, наша молодежь не вступает больше в партию, она слишком занята танцами. И это в то время, когда такие, как ты, проливали свою кровь и погибали в Афганистане. Все дело в памяти, Алекс, из нашей памяти вытекает и вера в родную землю, и желание как-то изменить ужасное настоящее. Не у многих хватает смелости признать это, еще меньше людей, кто бы осмелился как-то бороться с этим злом. Но где же лидеры, где порыв, где вдохновение? - Только один человек может справиться с этим - вы! - ответил Алекс. У генерала была особая ненависть к Америке. Он назвал ее "Большой духовный и интеллектуальный концлагерь". Только храбрые люди могли противостоять Америке и ее планам уничтожения России. - Алекс, ты знаешь, что у Чингисхана был специальный отборный отряд, что-то вроде спецназа, и командовал им храбрый молодой воин, отказавшийся от всех других постов? Знаешь, что он сказал? Советую тебе хорошенько подумать над его словами: "Дайте мне сорок отборных человек, и я переверну весь мир" Алекс кивнул. - Я переверну мир, Алекс. Вместе с тобой и сорока отборными солдатами. Или с шестьюдесятью. Да, это была отличная команда: отец-генерал, который все видел и знал, и сын-майор, который помогал отцу осуществлять его планы с целеустремленностью, близкой к самопожертвованию. - А теперь, ребята, - говорил Алекс своим детям, крепким, молодым героям из 22-й бригады спецназа, занимавшим оборону на Саут Маунтан, - вспомните своих отцов, пробирающихся через руины Сталинграда в жуткий мороз, чтобы броситься на головорезов из СС, вспомните эти долгие и кровавые годы. Ваши деды совершили революцию и в кровавых боях с Западом спасли мир для вас. И радуйтесь, что ваши испытания не стоят и половины испытаний, выпавших на их долю. Вам предстоит сражаться всего одну ночь на вершине горы в Америке. - Пусть идут, - сказал кто-то из солдат. - Я поговорю с ними на языке пуль. - Вот это мне приятно слышать. И помните: вы спецназ. На всей земле нет других таких солдат, вы самые подготовленные. Вы держите сейчас судьбу нашей страны, но вы сильные, у вас широкие плечи, ясный разум, большая сила воли. Алекс замолчал и вдруг почувствовал, как у него дернулось лицо. И тут он понял, что улыбается. Боже, он был счастлив! Предстоял бой, о котором мечтал каждый профессиональный солдат еще со времен римских легионеров: оборона малыми силами, от которой зависит судьба мира. Но только одному солдату из миллионов выпал шанс участвовать в таком бою, и этим солдатом был он, майор Александр Павлович Ясотый из 22-й бригады спецназа. Такой же шанс был еще у одного солдата - у неведомого американца, командовавшего штурмом, с которым Алекс скоро встретится. Скейзи посмотрел на часы: 21.45, по плану погрузка в вертолеты должна начаться в 21.50. Пуллер вернулся на командный пункт - успокоить нервы. Тиокол тоже ушел - к своим анаграммам и кодовым последовательностям, которые позволили бы открыть дверь. Он остался с группой Дельта. Один. Был, правда, среди них посторонний, Скейзи знал об этом, но ничего не сказал. Молодой агент ФБР Акли, так оплошавший в доме Хаммела, появился несколько минут назад в камуфлированном комбинезоне группы Дельта, который наверняка позаимствовал у кого-то из тех, с кем был в доме. Раздобыл он и винтовку МР-5, и пистолет 45-го калибра. Акли прибыл сюда, чтобы принять участие в штурме. Ладно, мальчик, подумал Скейзи, это и твой бой тоже. - Все в порядке, ребята, - обратился к группе Скейзи, - а теперь прошу минутку внимания. Все повернулись к нему. Лица солдат были уже вымазаны специальной затемняющей краской, снаряжение проверено в тысячный раз, оружие заряжено и поставлено на предохранитель, ботинки зашнурованы, все сосредоточены, готовы к действиям. Да, самые лучшие парни. - Ребята, здесь только свои. Некоторые из вас воевали во Вьетнаме, служили в воздушно-десантных войсках, в частях рейнджеров, сражались в штурмовых группах в джунглях, и вы помните, каким был печальный конец, несмотря на кровь, пролитую вами и вашими товарищами. Некоторые вместе со мной участвовали в той неудавшейся иранской операции, вы помните, как она позорно закончилась, как мы оставили тела наших товарищей гореть в пустыне. А некоторые из вас высаживались со мной в Гренаде, они помнят, как нас зажали со всех сторон и мы всю ночь просидели в яме. Что ж, сказать по правде, Дельта действовала тогда неудачно. Сейчас там, на горе, засел очень похожий на нас парень, крепкий, профессионал, за плечами у которого много операций. Командир спецназа. Сейчас он говорит своим людям, что они самые лучшие, что им предстоит сразиться с группой Дельта и что они зададут ей хорошую трепку в очередной раз. Понимаете? Меня это совсем не радует, думаю, вас тоже. И я решил объяснить вам всю серьезность положения перед тем, как мы сядем в вертолеты. Я прекрасно понимаю, что могу погибнуть сегодня ночью, но меня это нисколько не пугает: если погибну я, другой солдат из группы Дельта пойдет моим путем и завершит начатую работу, верно? Так что давайте попрощаемся, приведем в порядок мысли и сосредоточимся на выполнении своих профессиональных обязанностей. Другими словами, ребята, мы сделаем это. Сегодня Дельта выполнит задачу и покажет, на что она способна. Правильно я говорю? В ответ раздался шум одобрительных возгласов. Скейзи улыбнулся. Боже, он был счастлив. Питер разглядывал лицо на фотографии. Умное, настороженное лицо, без всяких признаков национальной принадлежности, симпатичное, излучающее уверенность. Явственно чувствовалась его внутренняя притягательная сила. Горящие глаза, твердый взгляд. Аркадий Пашин, подумал Питер, я никогда даже не слышал о тебе. Но ты наверняка обо мне слышал. Питер пробежал глазами биографические данные. Профессиональный военный и инженер, еще один самый умный мальчик в классе. Он постарался глубже вникнуть в смысл предоставленной ЦРУ информации, вроде бы ничего особенного. Обычные данные, как о любом профессиональном военном, как о сотне других генералов, которых знал Питер, но, правда, в русском варианте - обязательно суровый, жесткий, военный до мозга костей, непременная тяга к правым, в данном случае к "Памяти". И все же была здесь одна особенность: "В ноябре 1982 года Аркадий Семенович Пашин официально уведомил свое командование, что с этого момента будет именоваться просто Аркадий Пашин. Мы не располагаем информацией о причинах столь беспрецедентного решения. Ни один из наших источников не может объяснить смысл данного поступка". Зачем, черт побери, он сделал это? У Питера напряглись и без того натянутые нервы, появилось какое-то странное ощущение, что изменение имени тоже связано с ним. Да, связано с ним, с Питером. Его охватила дрожь. Питер попытался представить себе, что думал о нем Пашин, и понял, как важен он был для генерала. Пашин подослал человека, чтобы соблазнить его жену, потом сам приехал сюда и подчинил ее своей воле. Он встречался с ней в фальшивом израильском консульстве, смотрел на его любимую женщину. Может быть, даже видел тайком заснятые на пленку ее занятия любовью с Ари Готтлейбом. Питера снова охватила дрожь, он почувствовал себя оскорбленным до глубины души. Они нащупали его самое уязвимое место - Меган, увели ее, завербовали и использовали против него, использовали как оружие. Питер представил, как Пашин разглядывает его фотографии, сделанные специальным объективом с большого расстояния, просматривает сведения о его личной жизни, стараясь при этом буквально влезть в его шкуру, каким-то непристойным, извращенным способом превратиться в него, Питера Тиокола. Сунув руку в задний карман, Питер вытащил бумажник и достал оттуда фотографию жены. Она все еще нравилась ему. Он положил фотографию рядом с фотографией Пашина и стал смотреть на обоих. Меган стояла прямо, она не позировала специально, и все же снимок ухватил ее грацию, работу мысли и, пожалуй, несколько нервное состояние. Глядя на нее, Питер внезапно почувствовал приступ ужасной меланхолии. Боже мой, детка, ведь я подтолкнул тебя к этому, разве не так? Я максимально облегчил им их задачу. Питер посмотрел на Пашина, на человека, сидящего сейчас в горе. Все дело в том, что ты считаешь себя умнее меня. Ты и кучка твоих дружков из этого полоумного общества, как там его - "Память". Питеру стало даже немного неловко, сам-то он - и он знал об этом - не обременял себя воспоминаниями, не чувствовал никакого единения с историческим прошлым. Это ничего не значит для меня. Только одно имеет для меня настоящее значение. Меган. А ты забрал ее у меня. Питер снова посмотрел на фотографию. Нет, товарищ Пашин. Я умнее тебя. Я самый умный мальчик в классе. Тебе еще не приходилось встречать таких умных людей. Питер начал писать в блокноте имена: Аркадий Пашин и Питер Тио... И внезапно замер. Жуткое возбуждение и жуткая боль охватили его, стало трудно дышать, но вместе с тем тело его словно налилось энергией. Похоже, я вычислил тебя, подумал Питер. Мне нужно только заглянуть туда, куда, по твоему разумению, я не осмелюсь заглянуть. Но я реалист. Поэтому победа будет за мной. Я смогу заглянуть куда угодно. Даже если это убьет меня. Он выскочил из-за стола, пересек штабную комнату, не обращая внимания на Дика Пуллера и других присутствующих, и прошел в комнату, где расположились cвязиcты. Питер снял трубку телефона. - Это линия свободна? - Да, сэр, - ответил молодой связист. Он быстро набрал номер и услышал длинные гудки. Ему ответил мужчина, назвавший свое имя. - Говорит доктор Тиокол, я звоню из зоны боевых действий в Саут Маунтин. Я хочу поговорить со своей женой. Осталось только ждать. Дик Пуллер понимал, что ему следовало бы придумать что-то более надежное, более разумное, более хитрое, чем он решил, но вместо этого он просто сидел, попыхивая сигаретой "Мальборо", и размышлял о том, почему вообще решил стать военным. Он чувствовал, как внутри у него копошатся холодные маленькие паучки. Ты стал солдатом потому, что это у тебя хорошо получалось. Потому, что всегда мечтал вести отчаянных людей в отчаянные атаки. Потому, что это казалось тебе важным. Потому, что это было заложено в твоих генах. Потому, что боялся взяться за что-нибудь иное, чего не мог бы делать так же хорошо. Дик глубоко затянулся. Да, он уже старик, недавно ему исполнилось пятьдесят восемь. У него две прекрасных дочери и жена, за которую он отдаст жизнь. Идеальная жена солдата, которая делала для него так много и так мало спрашивала. Твоя жизнь была сплошным потаканием собственным желаниям, думал Дик, ненавидя себя за это. Ему захотелось позвонить жене или дочерям, но он не мог этого сделать. Дженни была замужем за майором-десантником и жила в Германии, Триш училась в юридическом колледже в Иеле. А Филлис... Филлис просто растеряется, если он позвонит. Ведь он раньше никогда не звонил ей, а только отправлял короткие сухие письма из разных горячих точек, в которых бодро лгал насчет пищи (которая всегда была плохой), насчет опасности (которая всегда была серьезной) и насчет женщин (которых у него всегда было много). Так что если он сейчас позвонит ей, то напугает до смерти, а что в этом хорошего? - Сэр, Сиксган-1 и 2 взлетели, - доложил связист. Это были его воздушные силы. Два боевых вертолета, которым предстоит перевозить войска и действовать в опасной зоне, где их ждет верная смерть от "стингеров". - Понял, - ответил Пуллер. Теперь уже не он будет дирижировать боем, события станут разворачиваться независимо от него. Задачи поставлены, даны последние наставления, вес теперь зависит от солдат и их оружия. - Сэр, Хавбек и Бинсталк вышли на исходные позиции. Это рейнджеры, поддерживаемые пехотой. - Понял. - Сэр, Кобра-1 докладывает, что погрузка в вертолеты завершена. Им что-нибудь передать? - Нет, ничего. От Браво что-нибудь слышно? - Пока ничего, сэр. - Вызывайте их, - приказал Пуллер, представив себе, как медленно и неуклюже продвигаются в темноте малочисленные остатки Национальных гвардейцев к своей запасной позиции - левее направления атаки, проваливаясь в глубокий снег, пробираясь между деревьями, испуганные, уставшие и очень, очень замерзшие. Да, от Браво нельзя ожидать быстрых действий. - Сэр, уже почти время. Вы сами сядете к радиостанции? - Да, подождите минутку, - ответил Дик, прикуривая новую сигарету. Он чувствовал, как внутри у него все сжимается, сильнее и сильнее, даже трудно дышать. Болели легкие, ныли суставы. Можно совершить массу ошибок, их и так уже сделано достаточно. В любой операции надо рассчитывать на шестьдесят процентов ошибок. Победа в войне не имеет ничего общего с гениальностью, надо просто демонстрировать свою мощь и совершать ошибок меньше, чем твой противник. Тоже мне, Наполеон нашелся! Но теперь уже ничего не поделаешь, остается просто ждать еще несколько минут. В этот самый момент на Гавайских островах Раймонд Спронс отправился спать, считая, что сделал все что мог. Ю.С. Грант напился. Джордж Паттон читал лекцию о патриотизме. Айк Эйзенхауэр молился. А Дик Пуллер вернулся к своей работе. Размышляя о том, что остается всего несколько минут, а он мог что-то упустить, Дик принялся заново перелистывать фотографии и документы о спецназе, поступившие за последний час. Их было слишком много, чтобы тщательно просмотреть все, и Пуллер просто пробегал их глазами, ища сообщения о подобных операциях... так, вслепую, наудачу. Досье содержало несколько сообщений об известных операциях спецназа, рассказы перебежчиков (естественно, из других подразделений, потому что в спецназе никогда не было перебежчиков), фотографии, сделанные со спутников, газетные вырезки, короче, все, что ЦРУ удалось собрать за тридцать лет. Медленно, скорее чтобы отвлечься от тревожных мыслей, чем по какой-то определенной причине, Дик листал документы, бегло просматривал их. А что, если рейнджеры застрянут, а эти красивые мальчики из церемониального батальона окажутся на самом деле годными только для парадов? А что, если у русских больше людей и боеприпасов, чем мы предполагаем? Что, если между Пашиным и ключом уже менее тонкая стенка титана, чем мы думаем? Что, если Тиокол не сможет открыть дверь в шахту? Что, если штурмовой отряд группы Дельта не пробьется в центр запуска? Что, если... И тут глаза Пуллера наткнулись на что-то. - Отбой атаки! - закричал он. - Приказ всем остановиться! - Сэр, я... - Всем остановиться! Сначала на том конце провода молчали, потом послышались приглушенные голоса - это агенты ФБР совещались между собой, что им делать. Питер подумал, что сейчас по другой линии они пытаются выяснить, действительно ли это звонит доктор Тиокол, поэтому он стоял и ждал. У него было такое ощущение, словно грудь наполнилась гравием, и дыхание со свистом пробивается через камешки. Довольно забавно, подумал Питер. Сегодня вечером может наступить конец света, и меня это совсем не беспокоит. А вот в ожидании предстоящего разговора с женой я дрожу, как лист. Хватит ли у него сил выдержать еще несколько минут? Господи, наконец-то ее голос. - Питер? В голосе Меган звучали печаль и сожаление. Она не извинялась, нет, но как мягко Меган произнесла его имя. Эта мягкость таила намек на то, что она осознает всю ответственность за возможные последствия своего поступка. Ее голос сделал то, чего он так не хотел. Питер простил Меган все сразу и полностью. Капитуляция была моментальной. Он понял, что пропал, морального превосходства и решительности как не бывало. - Привет, - тоже мягко и нерешительно поздоровался Питер. - Как ты? - Боже, Питер, все это так отвратительно. Это ужасные люди, они уже много часов торчат здесь. - Да, приятного мало, - ответил он и тут же разозлился на себя за то, как сразу согласился с ней. - Послушай, ты должна им все рассказать. Впоследствии тебе зачтется активное сотрудничество с властями. Я тебе это обещаю. - Надеюсь, но все равно это так отвратительно. Они отправят меня в тюрьму, да? - Хороший адвокат вытащит тебя. Твой отец знает самых лучших адвокатов, он поможет тебе выпутаться. Обещаю, Меган. - Питер глубоко вздохнул. - Послушай, не знаю, что они сказали тебе... - Не слишком много. Происходит что-то ужасное, да? - Просто кошмар. - И все по моей вине? - Нет. Это только моя вина. Теперь я это понял. Понял, что был игрушкой в их руках и облегчил осуществление их планов. А теперь мне нужна твоя помощь. Совершенно искренняя, максимальная помощь. - Хорошо. Говори, что я должна делать. Питер задумался. - Этот советский офицер, которого ты опознала. Ну тот, пожилой, Пашин. Наступило молчание. Питер подождал, сколько смог вытерпеть, а потом снова заговорил сам: - Каким-то образом все это связано лично с ним, все это очень интимно и лично, касается только его и меня. Вот почему ты была так важна для него. Меган, я должен пойти туда, куда идти боюсь, увидеть то, чего не хочу видеть. И отвести туда должна меня ты. Будь сильной, дай мне увидеть правду. Это будет самый важный поступок в твоей жизни, понимаешь? Голос Питера дрожал от волнения, он старался подбирать верные, нужные слова. Но они предательски разбегались, ускользали от него, он слышал в собственном голосе высокие, странные тревожные нотки. Уж не плачет ли он? Но нет, слез вроде бы не было. Меган так же молчала, потом наконец сказала: - Питер, вокруг меня так много людей, не заставляй говорить в их присутствии. Нельзя ли сделать это позже, когда мы будем одни? Я расскажу тебе все, но только наедине. - Нет времени, Меган. У меня к тебе один вопрос. Только один. Питер ждал, но Меган не пыталась помочь ему. В затянувшейся тишине Питер подумал о ее любовнике Ари. Хорошим он был любовником? На самом деле лучше меня? Прекрати, мысленно оборвал он себя. Он же сам шел к этому и теперь, когда подступил вплотную, испугался. Ты же можешь смотреть на что угодно. Ты реалист Ты сильный. Только так ты победишь его. - Поправишь меня, если я не прав. Я догадался, как он думает. Теперь я могу читать его мысли, понимаю его. - Ари? - Ари! Ари пустое место, Меган. Ари просто инструмент, вроде щипцов для волос. Нет, речь идет о другом человеке. О том, кто держит в руках все ниточки и дергает за них. Меган, вспомни, была ли такая ночь, когда ты отключалась? Может быть, слишком много выпила или очень устала, что-нибудь в этом роде? Какая-нибудь ночь, когда ты просто отключалась на четыре-пять часов? Конечно, ты можешь и не помнить этого, твое подсознание не готово еще к этому. Но была ли такая ночь, когда... когда ты действительно не помнила, что произошло? Меган молчала, что еще более усилило подозрение Питера. Потом он услышал ее голос: - Он сказал, что это от шампанского. Что я его слишком много выпила и отключилась. Мы тогда ходили в ресторанчик в Миддлбурге в Виргинии, у нас был "романтический уик-энд". А в субботнюю ночь я отключилась. Когда проснулась, могу сказать, что... это было очень романтично. Питер кивнул. - А когда это было? - Две недели назад. - После...? - Да, после того, как я была с тобой. От тебя я направилась прямо к Ари. Извини. - И тогда ты видела его в последний раз? - Да, я сфотографировала некоторые твои документы и отдала ему пленку вместе с фотоаппаратом. В тот раз мы не стали пользоваться обычной процедурой передачи пленок и пошли в этот ресторанчик. А на следующее утро он оставил меня. Сказал, что возвращается в Израиль к жене. Просто ушел. Я плакала, умоляла его. Он ударил меня. Питер, он ударил меня, а затем ушел и оставил, словно я вообще не имела для него никакого значения. А ты и не имела, подумал Питер. - Понятно, - промолвил он. - Ты мне здорово помогла. - Питер, это все? Ты позвонил... - Меган, с тобой все будет в порядке. Адвокат тебя вытащит. А эти парни из ФБР... тебе надо их слегка очаровать. Они растают. В конце концов, они же мужчины. А когда все закончится... - Боже мой, Питер, там опасно? Но ты же в безопасности, да? Ты ведь далеко от того места, где стреляют, правда? Ты же не совершить ничего глупого... Теперь он был совершенно разбит, чувствовал, как силы покидают его. Питер представил себе Меган в темной комнате, одурманенную наркотиками, беспомощную, безвольную. Интересно, чем они ее опоили и насколько она была беспомощна? Да, она наверняка совершенно беспомощна, они могли делать с ней все что угодно. От этой мысли слезы хлынули у него из глаз, он почувствовал, что всхлипывает, как ребенок. - Детка, когда все закончится, - услышал Питер свой голос, - мы сможем уехать в Нью-Йорк. Начнем другую жизнь, клянусь тебе. Мы переедем в Нью-Йорк, и ты сможешь общаться с людьми, которые тебе нравятся, а я, возможно, займусь преподавательской деятельностью или... Он слышал, что она тоже плачет. - Я так скучаю без тебя, - вымолвила сквозь слезы Меган. - Питер, мне очень жаль, что все так получилось. Прости меня и будь осторожен, пожалуйста, держись подальше от... - Доктор Тиокол! Резкий крик Дика Пуллера вернул Питера к действительности. - Меган, я должен идти. - Тиокол! Вы мне срочно нужны! - Я должен идти, - снова повторил Питер. - Спасибо, думаю, что теперь я справлюсь с этим человеком. - И он положил трубку. Наверное, пиджак был слишком тесен Питеру, потому что он внезапно сорвал его и швырнул в угол. Вот теперь он чувствовал себя гораздо лучше. Он обернулся, стараясь избегать взглядов изумленных связистов, и увидел Пуллера, который спешил к нему, размахивая фотографией. - Питер, посмотрите. Скажите, это действительно то, о чем я думаю? Питер заморгал глазами, сгоняя слезы. Он чувствовал себя дураком, идиотом, но отметил про себя, что Пуллер слишком возбужден, чтобы заметить его состояние. Значит, фотография. Он увидел то, что и предполагал увидеть сделанный с очень большой высоты снимок Саут Маунтин. Питер различил крышу пункта управления запуском, крышу казармы, ограждение из колючей проволоки по периметру, дорогу, ведущую в гору. И все-таки было что-то не то на снимке, какие-то маленькие неточности в расположении зданий относительно друг друга: не тот угол, что ли? Питер сосредоточился, но понять не мог... - Это только что поступило из ЦРУ. Фотографию эту сделали со спутника три месяца назад над Новомосковском, расположенном вблизи Днепропетровска. Там большой тренировочный лагерь спецназа. Проклятье, если бы они тогда обратили на это внимание, если бы в этом чертовом ЦРУ сидели люди поумнее... Питер продолжал внимательно разглядывать фотографию. - Вот здесь они и готовились к операции. Это их тренировочная площадка. Что-то здесь было не так. Питер заметил на земле нечто вроде диагональных борозд в виде сержантских Нашивок или каких-то гигантских следов от покрышек, пересекавших вершину горы. - Что это такое? Что означают эти линии? Пуллер посмотрел на фотографию. - В этом все и дело, поняли? Это траншеи. Вот что они прятали под этим чертовым брезентом. Питер не понимал. - Перед вами, доктор Тиокол, схема обороны Ясотого. Видите, эти траншеи имеют конфигурацию буквы "V", упирающейся основанием в здание центра запуска. - Да. - Противник будет отходить назад, оставляя окоп за окопом, к последнему укреплению. Атакуя, мы всегда будем оказываться в зоне перекрестного огня с двух сторон траншей, выкопанных в виде буквы "V". Обойти с фланга их нельзя, траншеи раскинуты очень широко, готов поспорить, что они связаны между собой тоннелями, которые они будут взрывать по мере отступления. Такую тактику использовали моджахеды в Афганистане. При штурме горы, укрепленной подобным образом, можно потерять тысячу человек. Да, этот Ясотый имеет представление о боевых действиях в горах. Каждый окоп обойдется нам в час времени и сотни убитых. Даже продвигаясь вперед, мы снова и снова будем под перекрестным огнем, в этих траншеях наша атака просто захлебнется. Но Питер не мог оторвать глаз от фотографии и слушал полковника без особого внимания. Ведь было же в ней что-то. Что-то такое, что он знал, но пока еще не понял. Мозг Питера пылал, пытаясь собрать воедино отдельные догадки. - Посмотрите! - внезапно закричал Питер. - Посмотрите! Сюда! - Он понял, что в фотографии не давало ему покоя. Ведь ему столько раз приходилось бывать на вершине Саут Маунтин во время строительства комплекса. Он знал гору так же хорошо, как тело Меган. Никто не знал ее лучше него. - Смотрите, вот Они не потрудились воткнуть деревья справа и слева от зоны штурма, просто оставили там голое место, но рельеф местности постарались скопировать с максимальной точностью. Дело в том, что свои спутниковые фотографии они сделали давно и не потрудились сверить их с последними снимками. Смотрите, на самом деле мы передвинули казарму примерно на пятнадцать футов левее, а это дополнительное крыло к зданию центра запуска так и не построили, хотя на планах, которые они получили от Меган, оно было. Но самое главное, что у них тут нет ручья. Его нет, потому что его не было. Пуллер смотрел на него, ничего не понимая. - Черт побери, о чем это вы? - Вы сказали, что придется атаковать только узким фронтом и единственное направление атаки идет вот по этому лугу. Правильно? И люди все время будут под перекрестным огнем, верно? Дик молча смотрел на него. - Но есть вариант. Вот здесь, слева, русло ручья. - Палец Питера ткнул в отвесную скалу. -