иход во времена войны в Корее. Другие уничижительные прозвища: slants, slopes, dinks, zipperheads. Из книги Нельсона Демилля "Слово чести" (ид?т допрос свидетеля во время заседания военно-полевого суда): Капитан Морелли, офицер из генерал-адъютантской службы, задал вопрос: -- Господин Фарли, давайте разбер?мся. Вот это слово -- "гуки". Что оно означает? Противника? Гражданское население? Или и то, и другое? Фарли явно обрадовался -- хоть один человек задал ему вопрос попроще. -- Гуки могли быть и то, и другое. Сланты и слопы -- гражданские. Динки -- и то, и другое. Там больше зависело от того, где ты был и что ты делал. Вот Чарли -- тот всегда противник. -- То есть все Чарли -- гуки, но не все гуки -- Чарли? Фарли улыбнулся, впервые за весь допрос. -- А с гуком никогда не знаешь -- Чарли он или нет. -- Понятно. Спасибо. [48] Military payment certificates -- иронично они назывались "funny money" ("фантики") или "monopoly money" (т.е. опять же не настоящие деньги, а наподобие тех, что используются в игре "Монополия"). Иметь на руках американские доллары и пользоваться ими при расч?тах военнослужащим запрещалось. Запрещалось также расплачиваться с вьетнамцами сертификатами -- необходимо было обменивать их в военных кассах и банках на местные пиастры. Сертификаты же использовались при оплате покупок и услуг на военных базах -- в военных магазинах, клубах и допущенных туда вьетнамских торговых заведениях (парикмахерских, прачечных и т.п.). Выпускались в деноминациях 5, 10, 25 и 10 центов, и 1, 5, 10 и 20 долларов. [49] USO -- United Service Organizations, Объедин?нная служба организации досуга войск. Основана в 1941 г., ее деятельность официально признана полезной Министерством обороны, устав одобрен Конгрессом США. Во время второй мировой войны в концертах, организованных по ее инициативе, принимали участие многие звезды эстрады. [50] Здесь Гасфорд обыгрывает традиционное прозвище работниц Американского Красного креста. Угощение военнослужащих пончиками -- старая традиция, существовавшая и в годы 1-й и 2-й войны, и во время войны в Корее. Есть мнение, что именно во время последней солдаты окрестили этих девушек "Donut Dollies" ("Девчонки с пончиками"). Другое дело, что сами девушки, работавшие по линии Красного креста во Вьетнаме, единодушно утверждают, что как раз изготовлением и раздачей пончиков они там не занимались, и вообще видели их в очень редких случаях. Основной их обязанностью являлось "поддержание боевого духа" посредством организации концертов, игр, вообще "предоставления солдатам возможности почувствовать себя как дома" (в хорошем смысле). [51] Dogpatch -- название деревушки, располагавшейся к северу от Дананга у подножия высоты 327. Деревушка изобиловала девицами л?гкого поведения, американскому персоналу посещать е? было запрещено, однако запрет этот нарушался регулярно. Название деревушки происходит от названия жалкого, захолустного, никч?много городка, в котором разворачивается действие комикса Li'l Abner (публиковался в газетах с 1934 по 1977 гг.). Русский аналог Догпэтча -- примерно Урюпинск или Мухосранск. [52] "B-3" unit -- банка с сухим и сладким печеньем, входившая в состав сухого пайка. Сухой па?к под названием "С Ration" (Ration, Combat, Individual) был разработан перед 2-й мировой войной. В 1958 году его сменил па?к, отличавшийся большим разнообразием входивших в него блюд и носивший название MCI (Meal, Combat, Individual). Тем не менее, прежнее название осталось в обиходе, в том числе его сокращ?нное название -- "С rat", "rat" -- сокращение от "ration", а вообще-то -- "крыса" (к тому же существуют свидетельства очевидцев, что в начале войны во Вьетнаме были в ходу и пайки врем?н 2-й мировой. Кроме того, на коробке с набором пайков была буква "С"). Пайки поставлялись в коробках, в каждой из которых находилось двенадцать упаковок (по 4 упаковки тр?х разновидностей -- "B-1", "B-2" и "B-3"), каждая из которых содержала набор продуктов, отличавшийся от других. Каждая из упаковок, рассчитанная на один при?м пищи при тр?хразовом питании (т.е. одна коробка была рассчитана на 4 суток), включала в себя: банку консервов (мясо или рыба или птица); банку с консервированными фруктами, хлебными изделиями или десертом (сыр, джем); банку "B-1", "B-2", "B-3" (сухое печенье, сладкое печенье/какао-порошок); дополнительный пакет (сигареты (в пачках по 4 штуки, марки сигарет: Winston, Marlboro, Salem, Pall Mall, Camel, Chesterfield, Kent, Lucky Strike, Kool), спички, жевательная резинка, туалетная бумага, растворимый кофе, сухие сливки, сахар, соль); ложку. В каждой коробке находилось также четыре консервных ножа P-38, по-морпеховски "John Wayne" -- легенда гласит, что акт?р лично демонстрировал порядок использования такого ножа в учебной фильме врем?н 2-й мировой войны. Консервный нож часто носили на шее вместе с личными жетонами. Распределение упаковок нередко производилось командиром подразделения вслепую, при этом перед раздачей они часто перемешивались, чтобы человек, отвечавший на вопрос "Кому?" не мог догадаться по местонахождению упаковки в коробке (как правило, стандартном) о е? содержимом. Наибольшей нелюбовью бойцов пользовались консервы "Ham and Lima Beans" (ветчина с лимской фасолью), о ч?м свидетельствует их народное название "Ham and Motherfuckers" ("Ветчина с мудаками"). [53] John Wayne cookies -- народное название печенья из сухого пайка. [54] В действительности здание американского посольства в Сайгоне, атакованное вскоре после полуночи 31 января 1968 г. группой из семнадцати (по другим источникам -- девятнадцати) вьетконговцев, захвачено не было (посольство было обстреляно, погибло несколько охранников, несколько вьетконговцев подошли к зданию, где и были уничтожены). Информация о захвате посольства была распространена агентством "Ассошиэйтед пресс", которое, на основе "независимых" (со слов военного полицейского, находившегося с внешней стороны ограды посольского комплекса и знавшего о происходящем едва ли больше репорт?ров), разрозненных и недостоверных данных, сообщило о том, что посольство захвачено партизанами, что в здании и на крыше завес снайперы. В то же утро американские газеты донесли до широкой публики шокирующую весть о том, что противник захватил этот символ престижа США. [55] Осада базы морской пехоты США Кхесань (на которой находился аэродром) на северо-западе Вьетнама была начата ещ? до Тэта, 21 января 1968 г. Узнав об этом, американские СМИ незамедлительно начали проводить параллели с осадой Дьенбьенфу, где в 1954 году были окружены и разбиты французские войска. На самом деле вс? было далеко не так, и сходство было лишь внешним. Осада Кхесани была официально снята 8 апреля, база была официально закрыта 5 июля 1968 г. [56] MPs, Military Police -- военная полиция. Во Вьетнаме находились 1 и 3-й батальоны военной полиции морской пехоты США. [57] Number one -- отлично, первый класс! Number ten (номер десять) -- плохо, никуда не годится. Number ten thousand (номер десять тысяч) -- хуже некуда. [58] DMZ, Demilitarized Zone -- в соответствии с Женевскими соглашениями 1954 года об Индокитае демаркационная линия между Демократической Республикой Вьетнам и Республикой Вьетнам должна была проходить по 17 параллели. На самом деле она проходила по реке Бенхай (простираясь примерно на милю в обе стороны), от границы с Лаосом до Южно-Китайского моря. [59] Task Force X-Ray -- в полном виде должна была включать в себя 1-й и 5-й полки морской пехоты (оба -- 1-я дивизия морской пехоты), однако по состоянию на 31 января 1968 г. в Фубае в составе оперативной группы находились лишь штабы этих двух полков и три неукомплектованных батальона. Всего на базе Фубай находилось менее 4 тысяч морпехов. [60] Beaners -- довольно оскорбительное прозвище испаноязычных американцев. [61] Snuffy -- военнослужащий рядового и сержантского состава низкого звания. [62] Philip Francis Queeg -- лейтенант-коммандер ВМС США, главный герой фильма "The Caine Mutiny" (1954 г.). Отличался весьма придурочным поведением. [63] Humphrey DeForest Bogart -- известнейший американский акт?р (исполнитель роли капитана Куига). [64] Разрывной артиллерийский снаряд, при разрыве которого выбрасывается большое количество маленьких поражающих элементов в виде стрелок с оперением. [65] Phantom Blooper. Любителям буквальности -- он есть "Призрачный Блупер" или "Блупер-Призрак", или даже "Блупер-Фантом". А "Блупер" остался в переводе "Блупером" по той причине, что, в первую очередь, здесь обыгрывается народное название 40-мм гранатом?та М79. Есть и определ?нный оттенок, связанный со значением "оговорка", "публичная ошибка", "ляп" или даже "косяк". Потому он и в русском переводе "Блупер". [66] James T. Davis -- специалист 4-го класса, сухопутные войска США, специальность -- радиопеленгация. Официально признан американским правительством первым американским солдатом, убитым на войне во Вьетнаме. Погиб 22 декабря 1961 г., попав в засаду (вместе с ним погибли ещ? девять человек). [67] We have met the enemy and he is us -- изначально историческая фраза Оливера Пери, героя англо-американской войны 1812-1814 гг., "Мы встретились с врагом, и он у нас в руках" (" We have met the enemy and they are ours"). Не менее известна использованная здесь фраза героя комикса Пого "Мы встретились с врагом, и он -- мы сами" (We have met the enemy and he is us) с постера 1970 г. Автор комикса -- Уолт Келли (Walt Kelly). Можно заподозрить автора в том, что Джокер никак не мог опередить время, но -- теоретически! -- мог. Дело в том, что в предисловии к сборнику комиксов о Пого, изданному в начале 50-х годов, эта фраза была, хотя и в несколько ином виде: "... мы встретимся с врагом, и может случиться, что он окажется не только у нас в руках, но нами самими" (...we shall meet the enemy, and not only may he be ours, he may be us). [68] Portsmouth Naval Prison -- здание тюрьмы входит в состав комплекса Портсмутской военно-морской судоверфи (Portsmouth Naval Shipyard). Строительство тюрьмы было начато в 1905 году, первые заключенные, военнослужащие ВМС США, поступили в тюрьму в 1908 году. Позднее в эту же тюрьму стали отправлять и морских пехотинцев. Тюрьма была закрыта в 1974 году, за 66 лет е? функционирования в ней побывало около 86 тысяч заключ?нных. Тюрьма известна также под прозвищами "Замок" (The Castle) и "Восточный Алкатрас" (Alcatraz of the East) -- случаев успешных побегов из этой тюрьмы не зафиксировано. [69] Walter Cronkite -- телерепортер, был признан одним из самых популярных людей в США. В 1961-1981 гг. -- бессменный ведущий вечерней программы новостей "Си-би-эс ньюс". О его популярности и авторитете свидетельствует фраза, приписываемая президенту Линдону Джонсону: "Потеряв Кронкайта, я потерял американский средний класс". В историю вошло восклицание Уолтера Кронкайта, которое вырвалось у него после получения первых сообщений о Тэт-наступлении: "Что за чертовщина? А я-то думал, мы в этой войне побеждаем". Несколько позднее Кронкайт заявил, что победить в этой войне США уже не смогут. [70]Top (жарг.) -- мастер-сержант (Master Sergeant), звание между комендор-сержантом [Gunnery Sergeant] и сержант-майором [Sergeant Major]. Высшее допустимое сержантское звание в роте морской пехоты. [71] Hastings -- операция, провед?нная совместно морской пехотой США, АРВ и вьетнамской морской пехотой в период с 7 июля по 3 августа 1966 г. в провинции Куангчи, в районе демилитаризованной зоны. По официальным данным противник пон?с потери в количестве 882 человек. [72] K-bar. Именно такой вариант названия этого боевого ножа встречается в ряде книг о морской пехоте США во Вьетнаме. Ножи, поступавшие на вооружение морской пехоты в то время, производились фирмой "Camillus". [73] Crispy critters -- народное название останков людей, сожженных напалмом. [74] Jolly Green Giant -- вертол?т HH-3E. Вертол?т HH-53 назывался Super Jolly Green Giant. Подобно многим другим неофициальным названиям военной техники, название "веселый зел?ный великан" пришло из мира поп-культуры и рекламы. Jolly Green Giant -- символ компании по переработке продуктов Green Giant Co., от названия сорта гороха. [75] LZ, она же Lima Zulu -- Landing Zone. Район высадки. LZ также может быть участком высадки, площадкой десантирования, вертол?тной площадкой и т.д. "Холодный РВ" -- когда высадка производится без противодействия со стороны противника, "горячий" -- когда противник вед?т огонь по высаживающемуся десанту. [76] Duster -- народное название 40-мм самоходной спаренной зенитной установки М42А1 (на базе л?гкого танка М41 "Уолкер Бульдог"), принятой на вооружение армии США в 1956 г. Ко времени войны во Вьетнаме они считались устаревшими, однако когда их пособирали по частям резерва и национальной гвардии и начали использовать в боевых действиях, они оказались чрезвычайно популярным и эффективным средством огневой поддержки наземных войск. [77] Mighty Mite -- автомобиль M422-A-1. Небольшой джип, производившийся специально для корпуса морской пехоты во времена войны во Вьетнаме. [78] Skipper -- командир (военно-морской, он же морпеховский сленг). [79] Hue -- Хюэ (ранее -- Гюэ). Ударение (если кто ещ? не знает) на последнюю гласную. Из книги "Страны и народы. Наую-попул. геогр.-- этногр. изд. в 20-ти т. Зарубежная Азия. Юго-Восточная Азия / Редкол. П. И. Пучков (отв. ред.) и др. -- М.: Мысль, 1979: "Севернее Дананга находится город Хюэ (250 тыс. жителей), стоящий на красивой реке с поэтическим названием Ароматная (Хыонг), недалеко от ее устья. Сам город тоже очень красив. В Хюэ удачно сочетаются европейские кварталы с вьетнамскими памятниками архитектуры. Когда-то город был столицей вьетнамских королей. Здесь сохранились старинные творения искусных архитекторов, например "Храм литературы" (Вантхань), "Храм военного дела" (Вотхань), пагоды (Тхиенму, т. е. "Пагода Небесной женщины", Зьеуде и др.), дворцы, в том числе "Дворец совершенной гармонии", и большая группа императорских усыпальниц необыкновенной красоты. В городе есть предприятия пищевой, текстильной и обрабатывающей промышленности. Хюэ -- крупный культурный центр. Здесь находится несколько высших учебных заведений, в том числе университет, педагогический, юридический, филологический институты". Сражение за Хюэ явилось на тот момент самым продолжительным в истории войны во Вьетнаме. За 26 дней боев АРВ потеряла 384 человека убитыми и более 1800 ранеными, сухопутные войска США -- соответственно 74 и 507, морская пехота -- 142 и 857. Потери противника по официальным сообщениям -- более 5000 человек, 89 пленных. Погибли 5800 человек гражданского населения, большая часть города подверглась разрушениям. [80] B-40 -- гранатом?т РПГ-2 вьетнамского производства (он же "Тип 56", если произвед?н в Китае). "B" от "Badoka" ("Bazooka", "базука"). РПГ-7 ("Тип 67" если китайский) назывался B-41. [81] Six-by -- от "six-by-six", полноприводный шестиколесный грузовик. [82] Citadel -- Цитадель, построена в начале XIX века с помощью французов, по образцу пекинского Запретного города. [83] Также MACV -- Командование по оказанию военной помощи [Южному] Вьетнаму. [84] Robert E. Cushman, Jr. -- генерал-майор Кушман прибыл во Вьетнам в апреле 1967 г. Служил на должности заместителя, затем -- с июня 1967 г. -- командующего 3-м амфибийным корпусом морской пехоты. Тогда же получил звание генерал-лейтенанта. [85] Nguyen Cao Ky, южновьетнамский военный и политический лидер, командующий ВВС Южного Вьетнама, один из участников военного переворота 1965 года, с 1967 года вице-президент, в 1971 году был изгнан из политики обратно в ВВС. В 1975 году уехал в США. [86] Традиционная женская вьетнамская одежда, яркая цветная шелковая кофточка и шелковые брюки свободного покроя. [87] Purple Heart -- воинская медаль, вручается за одно боевое ранение. [88] Earl Gerheim -- вьетнамский друг Гасфорда, имя и фамилию которого он использовал в этой книге. [89] Moustang -- военнослужащий, начавший службу в рядовом и сержантском составе и дослужившийся до офицера. [90] C-4 -- пластичная взрывчатка, пластит. Она же "plastique". Будучи весьма безопасной в обращении, очень широко применялась солдатами -- для уничтожения блиндажей противника, расчистки посадочных площадок для вертол?тов, но чаще всего -- для согревания пищи. Если С-4 под рукой не оказывалось, она добывалась из мин "Клеймор" (говорят, бывали случаи, когда солдаты при этом заходили слишком далеко, и мины просто-напросто в нужный момент не взрывались). С-4 и образующийся при е? сгорании дым вредны для здоровья при попадании в организм, доходило до отравлений (например, когда она оставалась на лезвии ножа, которым затем резали пищевые продукты, или когда сжигание происходило в замкнутом пространстве -- тесном помещении или внутри бронетранспортера М113). Ввиду наличия у не? этих свойств С-4 применялась также для борьбы с крысами -- е? добавляли в арахисовое масло (их сухого пайка) и оставляли в легкодоступных местах. Через некоторое время крысы понимали, что к чему, и масло есть переставали, однако достигалось это знание ценой значительных потерь личного состава крысиного войска. [91] В мае 1964 г. начальник штаба ВВС США генерал Кертис Эмерсон Лимей (Curtis Emerson LeMay) заявил: "Скажите вьетнамцам -- пусть умерят свой пыл, а то мы забомбим их обратно в Каменный век" ("Tell the Vietnamese they've got to draw in their horns or we're going to bomb them back into the Stone Age"). [92] Long rations -- сублимированный сухой па?к, которым снабжались в первую очередь армейские группы глубинной разведки LRRP (Long-Range Reconnaissance Patrol). Назывался он "Ration, Long Range Patrol". Ценились в первую очередь из-за малого веса -- трехдневный запас весил всего 8 фунтов (3,63 кг), С-рационы на тот же срок весили 18 фунтов (8,165 кг). [93] Mattel -- американская компания Mattel, Inc., выпускающая игрушки (в том числе, куклу "Барби"). Когда автоматическая винтовка M16 начала поступать на вооружение американских войск во Вьетнаме, распространились ложные слухи о том, что она выпускается на предприятиях именно этой фирмы. Тогда же появилась (никем и никогда документально не подтвержд?нная) легенда, что на пластмассовых рукоятках винтовок М16 первых серий присутствовал логотип компании. "If it's Mattel, it's swell" -- рекламный лозунг компании. [94] Red Rider -- духовое ружь? производства фирмы Daisy, создано в 1938 году по просьбе создателей комиксов "Red Rider", и по сей день пользуется огромной популярностью, в большой степени из-за сходства с классическим ковбойским карабином "Винчестер". Кстати, присутствует в фильме "Цельнометаллическая оболочка", лежит на земле рядом с Бешеным Эрлом в сцене с "дн?м рождения" убитого вьетконговца. [95] Hope, Bob -- Хоуп, Боб (1903-2003). Настоящее имя -- Лесли Таунс Хоуп [Hope, Leslie Townes]. Комедийный актер кино и телевидения. В кино начиная с 1938, снялся в десятках фильмов, в том числе "Факты жизни" ["Facts of Life"], "Мой любимый шпион" ["My Favorite Spy"], "Псевдоним -- Джесси Джеймс" ["Alias Jesse James"] и др. Во время второй мировой войны выступал перед американскими солдатами на многих фронтах. В 1948 дебютировал на ТВ в "Эд Салливан шоу" [Ed Sullivan Show] и вскоре стал крупнейшей телезвездой, выступая в роли ведущего и гостя многих передач 50-х, 60-х и 70-х годов. Мастер коротких юморесок и шуток, становившихся крылатыми. Большой популярностью пользовались его рождественские шоу [Bob Hope Christmas Show], из них особенно известна программа 1966 для американских солдат во Вьетнаме. В 1963 получил почетную медаль Конгресса [Congressional Medal of Honor], имел две награды "Эмми" [Emmy Award] и награду Национальной академии телевизионных искусств [National Academy of Television Arts and Sciences]. Владел компанией "Хоуп энтерпрайзиз" [Hope Enterprises, Inc.] [96] Crosby, Bing (Harry Lillis) -- Кросби, Бинг (Гарри Лиллис) (1904-1977). Певец и актер, снялся во многих фильмах, ставших классикой Голливуда, в том числе "Белое рождество" ["White Christmas"] (1954), "Деревенская девушка" ["Country Girl"], "Высший свет" ["High Society"] и "Иду своим путем" ["Going My Way"], за который в 1944 получил "Оскара". С 1931 выступал на радио, в 1940-е и 50-е годы много снимался на ТВ. [97] White Phosphorous (сокращ?нно WP, отсюда "Willie Peter") -- белый фосфор широко применяется в военном деле в качестве дымообразующего и зажигательного вещества. Белый фосфор ядовит, легко самовоспламеняется, при горении развивает температуру 800-1300 градусов Цельсия. Используется (самостоятельно или в смеси с другими компонентами) для снаряжения дымовых и зажигательных боеприпасов или воспламенительных устройств к ним. [98] Newman, Paul -- Ньюмен, Пол Актер и режиссер. За более чем 30-летнюю карьеру в кино много снимался в психологических драмах, комедиях и вестернах. Среди фильмов с его участием: "Кто-то наверху любит меня" ["Somebody Up There Likes Me"] (1956), " Долгое жаркое лето" ["The Long Hot Summer"] (1958), "Кошка на раскаленной крыше" ["Cat on a Hot Tin Roof"] (1958), "Мошенник" ["The Hustler"] (1961), "Хад" ["Hud"] (1963), "Люк Холодная Рука" [" Cool Hand Luke"] (1967), " Бутч Кэссиди и Санденс Кид" ["Butch Cassidy and Sundance Kid"] (1969), "Афера" ["The Sting"] (1973), " Вердикт" ["The Verdict"] (1982), "Цвет денег" ["The Color of Money"] (1986) -- премия "Оскар" [Oscar ]. Снял фильмы с участием Дж. Вудворд [Woodward, Joanne]: "Рейчел, Рейчел" ["Rachel-Rachel"] (1968), "Влияние гамма-лучей на бледно-желтые ноготки" ["The Effect of the Gamma Rays on Man-in-the Moon Marigolds"] (1972). [99] George 'Gabby' Hayes -- американский актер, игравший во множестве вестернов, в том числе с участием Джона Уэйна. [100] Ann-Margret Olsson, американская певица и актриса шведского происхождения, один из главных секс-символов 60-х годов. Неоднократно выступала во Вьетнаме перед американскими военнослужащими. Е? фотография в обтягивающих брючках, сделанная с нижнего ракурса во время одного из е? выступлений, пользовалась во Вьетнаме невообразимой популярностью (см. фильм "Full Metal Jacket", где офицер да?т Стропиле ЦУ по поводу того, как следует фотографировать Энн-Маргрет). [101] Jarhead -- не стал переводить. Так морпехов называют, давным-давно. Говорят -- из-за характерной морпеховской стрижки, делающей головы похожими на банки. [102] Из книги "Пешки", Воениздат, 1974: "К концу 50-х годов появилась новая тема: "Морская пехота формирует мужчину!" Чтобы избавиться от широко распростран?нного мнения, что для морских пехотинцев характерна только грубая физическая сила, текст рекламы зазвучал так: "Морская пехота формирует мужчину -- его тело, разум и дух"". [103] Leatherneck -- ещ? одно прозвище морпехов. [104] Black Panthers -- вообще-то, рейнджеры АРВ всегда назывались "Черными тиграми" -- "Black Tigers". Говорят, что это были одни из наиболее над?жных бойцов АРВ. Справедливости ради надо заметить, что "Ч?рные пантеры" во Вьетнаме были, но были они из Таиланда (Royal Thai Army Expeditionary Division), и появились во Вьетнаме не ранее июля 1968 г., т.е. уже после описываемых событий. [105] В английском языке ж?лтый цвет ассоциируется с трусостью. [106] От "B.f. Goodrich Company", названия фирмы, производившей широкий ассортимент продукции, включая автомобильные шины, из которых изготовлялись самодельные сандалии (они же -- "сандалии Хо Ши Мина" (говорят, что именно в таких он действительно ходил и даже совершал зарубежные поездки), dep vo xe). [107] Things Go Better with Coke -- строка из радиорекламы "Кока-Колы", крутившейся по радио во второй половине 60-х годов (три варианта записаны с участием музыкантов из британской группы Moodie Blues). [108] "Tanks for the memories..." -- в оригинале обыгрываются слова песни из "фирменной песни" Боба Хоупа "Thanks for the Memory" ("Благодарю за память") из фильма "The Big Broadcast of 1938". [109] Jim Nabors -- исполнитель роли Гомера Пайла. [110] Rolling Thunder, "Раскаты грома" -- обыгрывается название операции "Rolling Thunder", приказ о начале которой был отдан президентом США Линдоном Джонсоном в феврале 1965 г. Эта операция отличалась от провед?нных ранее операций "Pierce Arrow", "Flaming Dart I" и "Flaming Dart II", в ходе которых бомбардировки представляли собой "удары возмездия" после нападений на американские военные объекты (начиная с инцидента в Тонкинском заливе). Операция "Rolling Thunder" должна была продемонстрировать американскую военную мощь руководству ДРВ и склонить его к прекращению оказания поддержки Национального фронта освобождения Южного Вьетнама. Изначально планировалось осуществлять бомбовые удары в течение восьми недель, по целям, расположенным южнее 19-й параллели, после чего в случае продолжения поддержки Фронта Северным Вьетнамом бомбардировки предполагалось усилить, перенеся их дальше на север. Так и вышло. Первый удар по Северному Вьетнаму в рамках данной программы был нанес?н 2 марта 1965 года, при этом американцы потеряли шесть самол?тов, что явилось для них весьма неприятным сюрпризом. К середине 1965 года перечень целей был расширен (теперь кроме военных объектов он включал в себя мосты, электростанции и прочие элементы инфраструктуры; к концу 1965 г. число целей возросло с 94 до 236) и граница действий бомбардировщиков была передвинута до 20?33" (при этом запрещалось наносить удары в зоне радиусом 30 морских миль вокруг Ханоя, и 10 миль вокруг порта Хайфонг, а также ближе 30 миль до границы с Китаем). Тем не менее, затраты на осуществление операции намного превышали ущерб, наносимый Северному Вьетнаму, политические цели е? достигнуты не были, и Джонсон приказал прекратить нал?ты с 24 декабря 1965 г., а 31 января 1966 г. -- возобновить их. 31 марта 1968 г. Джонсон объявил о прекращении бомбардировок к северу от 19-й параллели. [111] Arc Light -- воздушный нал?т группы бомбардировщиков B-52 (обычно в группу входило 6 самол?тов). [112] Происходит от названия песни, исполнявшейся американской группой "Питер, Пол и Мэри" "Puff the Magic Dragon". Участники группы неоднократно отрицали наличие в ней наркотических аллюзий. Песня входила также в репертуар Марлен Дитрих (на немецком языке). [113] Spooky -- жуткий, страшный, сверхъестественный. [114] Вот эта песня в переводе М. Немцова (не могу отказать себе в удовольствии привести е? здесь, настоятельно рекомендую всем найти и послушать. Можно ещ? найти и посмотреть одноим?нный фильм -- экранизацию этой песни, в которой Арло Гатри сыграл самого себя): Арло Гатри "Ресторан Алисы" Эта песня называется Ресторан Алисы, и она -- про Алису и про ресторан, но Ресторан Алисы -- это не название ресторана, так просто песня называется, вот именно поэтому я назвал эту песню Ресторан Алисы. Заходи -- будешь сыт и пьян -- к Алисе в ресторан Заходи -- будешь сыт и пьян -- к Алисе в ресторан Вовсе не сложно найти этот дом Полмили от свалки, а там -- за углом Заходи -- будешь сыт и пьян -- к Алисе в ресторан Ладно, все началось два Дня Благодарения назад, как раз на... два года назад на Благодарение, когда мы с моим корешем отправились навестить Алису к ней в ресторан, только Алиса в ресторане не живет, она живет в церкви возле ресторана, прямо в колокольне, вместе со своим мужем Рэем и Фашей -- это собака такая. А жить в колокольне -- это так: внизу полно места, там, где скамьи стояли раньше. А когда столько места внизу, да еще когда все скамейки уже вынесли, они и смекнули, что мусор можно долго не выносить. Подъезжаем мы туда, глядим -- внутри весь этот мусор, ну, думаем, дружеский жест такой получится, если мы возьмем весь этот мусор и на городскую свалку вывезем. Поэтому мы сгребаем полтонны мусора, грузим его в салон микроавтобуса "фольксваген" красного цвета, берем лопаты, грабли и прочие причиндалы уничтожения, и направляемся к городской свалке. Ну вот, доезжаем мы дотуда, а там здоровая вывеска такая, да еще цепь поперек всей свалки, написано: "Закрыто на День Благодарения". А мы никогда раньше не слыхали, чтобы свалки на День Благодарения закрывали, поэтому со слезами на глазах мы отчаливаем в сторону заката в поисках какого-нибудь другого места, куда можно было бы сложить мусор. Такого места мы не нашли. Пока не съехали на боковую дорогу, а сбоку этой боковой дороги -- такой утес в пятнадцать футов, а у подножия утеса -- еще одна куча мусора. И мы решили, что одна большая куча мусора лучше двух маленьких куч мусора, и чем поднимать ту наверх, лучше эту сбросить вниз. Так мы и сделали, и поехали обратно в церковь, и съели в честь Дня Благодарения обед, с которым ничто уже не сравнится, и легли спать, и не просыпались до следующего утра, когда у нас раздался телефонный звонок офицера полиции Оби. Он сказал: "Пацан, мы нашли твою фамилию на конверте под полутонной кучей мусора и просто хотели бы узнать, не располагаешь ли ты какой-либо информацией по этому поводу". И я ответил: "Да, сэр, офицер Оби, солгать я вам не могу -- это я подсунул конверт под весь этот мусор". Поговорив с Оби примерно сорок пять минут по телефону, мы, в конце концов, раскопали зерно истины, и нам сообщили, что придется съездить и забрать наш мусор, а также съездить и поговорить с ним лично прямо у него в полицейском участке. Поэтому мы все грузимся в микроавтобус "фольксваген" красного цвета с лопатами, граблями и прочими причиндалами уничтожения и направляемся к полицейскому участку. Итак, друзья, есть одна или две вещи, которые офицер Оби мог бы сделать у себя в полицейском участке, а именно: первое -- он мог бы вручить нам медаль за нашу храбрость и честность по телефону, что представлялось маловероятным, и мы на это все равно не рассчитывали, а второе -- он мог бы на нас наорать и выпереть вон, сказав, чтобы мы никогда ему на глаза больше не попадались и не возили по окрестностям с собою мусор, чего мы, собственно, и ожидали, но, доехав до полицейского участка, возникла третья возможность, которую мы даже не брали в расчет, а именно -- нас обоих немедленно арестовали. И в наручники. И я сказал: "Оби, мне кажется, я не смогу собирать мусор вот в этих браслетах". А он мне: "Заткнись, пацан. Ну-ка живо в патрульную машину". Так мы и поступили, сели на заднее сиденье патрульной машины и поехали на кавычки Место Преступления кавычки закрываются. Теперь я хочу немного рассказать вам о городе Стокбридже, штат Массачусеттс, где все это и произошло: у них тут три знака "Проезд Закрыт", два офицера полиции и одна патрульная машина, но когда мы добрались до Места Преступления, там уже находилось пять офицеров полиции и три патрульные машины, поскольку это явилось самым крупным преступлением за последние пятьдесят лет, и всем вокруг хотелось попасть в газетные репортажи о нем. К тому же, они пользовались всевозможным ментовским оборудованием, развешанным по всему полицейскому участку: они делали гипсовые отливки следов шин, отпечатков ног, образцов запаха для собаки-ищейки, двадцать семь цветных глянцевых фотографий восемь на десять дюймов каждая с кружочками, стрелочками и абзацем на обороте, где объясняется, что на ней изображено, дабы использовать каждую как улику против нас. Были сфотографированы подъездные пути, пути отхода, северо-западного угла и юго-восточного угла, не говоря уже об аэрофотосъемке. После этого испытания мы отправились обратно в тюрьму. Оби сказал, что поместит нас обоих в камеру. Говорит: "Пацан, я сейчас помещу тебя в камеру, мне нужен твой бумажник и твой ремень". А я говорю: "Оби, я могу понять, зачем вам мой бумажник, -- чтобы я деньги в камере зря не тратил, но зачем вам понадобился мой ремень?" А он отвечает: "Пацан, нам только не хватает, чтобы кто-нибудь тут повесился". Я говорю: "Оби, неужели вы думаете, что я стану вешаться из-за того, что намусорил?" Оби сказал, что просто хочет быть во мне уверен, и поступил Оби как настоящий друг, потому что унес крышку от параши, чтобы я не смог ее снять, ударить ею себя по голове и утопиться, и туалетную бумагу тоже унес, чтобы я не смог разогнуть прутья решетки, размотать... размотать этот рулон туалетной бумаги наружу и совершить побег. Оби хотел быть во мне уверен, и только четыре или пять часов спустя Алиса (помните Алису? Это ведь песня про Алису) -- приехала Алиса и, сказав на гарнир офицеру Оби несколько очень обидных слов, заплатила за нас выкуп, и мы отправились обратно в церковь, съели еще один обед в честь Дня Благодарения, который нельзя было превзойти, и не вставали до следующего утра, когда нам всем нужно было идти в суд. Мы вошли, сели, заходит Оби с двадцатью семью цветными глянцевыми фотографиями восемь на десять дюймов каждая, с кружочками, стрелочками и абзацем на обороте, тоже садится. Зашел мужик, говорит: "Всем встать." Мы все встали, и Оби тоже встал вместе с двадцатью семью цветными глянцевыми фотографиями восемь на десять дюймов каждая, тут заходит судья, садится вместе со своим собакой-поводырем, которая тоже садится, мы садимся. Оби посмотрел на собаку-поводыря, потом посмотрел на двадцать семь цветных глянцевых фотографий восемь на десять дюймов каждая, с кружочками, стрелочками и абзацем на обороте, потом снова посмотрел на собаку-поводыря. А потом опять на двадцать семь цветных глянцевых фотографий восемь на десять дюймов каждая, с кружочками, стрелочками и абзацем на обороте и заплакал, потому что тут до Оби наконец-то дошло, что сейчас совершится типичный акт американского слепого правосудия, и с ним он ничего уже поделать не сможет, и судья вовсе не собирается смотреть на двадцать семь цветных глянцевых фотографий восемь на десять дюймов каждая, с кружочками, стрелочками и абзацем на обороте, где объясняется, что тут изображено, дабы использовать каждую как улику против нас. И нас оштрафовали на 50 долларов и заставили убирать этот мусор из-под снега, но я пришел сюда не об этом вам рассказывать. Я пришел рассказать вам о призыве. Есть в Нью-Йорке здание, Улица Уайтхолл называется, туда как заходишь, так тебя там сразу инъецируют, инспектируют, детектируют, инфицируют, презирают и загребают. Однажды и я туда зашел пройти медкомиссию -- захожу, сажусь, а накануне вечером выпил хорошенько, поэтому когда утром зашел, то выглядел и чувствовал себя лучше некуда. Поскольку выглядеть я хотел как простой типичный американский пацан из Нью-Йорка, чуваки, как же хотел я, хотел чувствовать себя типичным, я хотел быть типичным американским пацаном из Нью-Йорка, и вот захожу, сажусь, и тут меня вздергивают, поддергивают, натягивают и творят всякие прочие уродства, безобразия и гадости. Захожу, сажусь, а мне дают бумаженцию и говорят: "Парень, тебе к психиатру, кабинет 604". Поднимаюсь туда, говорю: "Псих, я хочу убивать. В смысле, хочу -- хочу убивать. Убивать. Хочу, хочу видеть, хочу видеть кровь, и гной, и кишки, и жилы в зубах. Жрать обожженные трупы. В смысле. Убивать, Убивать, УБИВАТЬ, УБИВАТЬ". И тут я начал прыгать вверх и вниз и орать: "УБИВАТЬ, УБИВАТЬ", а он запрыгал со мною вместе вверх и вниз, и так мы оба прыгали вверх и вниз и орали: "УБИВАТЬ, УБИВАТЬ". Тут сержант подходит, хлоп медаль мне на грудь, по коридору дальше отправил и говорит: "Молодец. Наш парень". Тут мне совсем поплохело. Пошел я по коридору получать еще инъекций, инспекций, детекций, презрения и всего остального, чего со мной тут все утро творили, и просидел там два часа, три часа, четыре часа, долго я там просидел, на собственной шкуре испытав все эти уродства, безобразия и гадости, в общем, круто мне приходилось, пока они инспектировали, инъецировали каждую часть моего тела, причем не оставляли ни одной без внимания. И вот прошел я все процедуры и, когда в самом конце дошел до самого последнего человека, то зашел к нему, захожу, сажусь после всей этой катавасии, захожу, значит, и говорю: "Вам чего надо?" Он говорит: "Пацан, у нас к тебе только один вопрос. Тебя когда-нибудь арестовывали?" И тут я начинаю рассказывать ему всю историю про Резню за Ресторан Алисы, с полной оркестровкой, и гармонией на пять голосов, и прочими делами, всеми феноме... -- а он останавливает меня тут и говорит: "Пацан, а ты когда-нибудь был под судом?" И тут я начинаю рассказывать ему всю историю про двадцать семь цветных глянцевых фотографий восемь на десять дюймов каждая, с кружочками, стрелочками и абзацем на обороте, а он меня тут останавливает и говорит: "Пацан, я хочу, чтобы ты пошел сейчас вон туда и сел вон на ту скамейку, где написано Группа Дабль-Ю... Кругом МАРШ, пацан!!" И я, я подхожу к этой, к этой скамейке вон там, и там, где Группа Дабль-Ю написано, тебя туда определяют, если ты недостаточно высокоморален, чтобы в армию пойти после того, как совершил свое особое преступление, и на этой скамейке там сидят разнообразные безобразные и гадкие уроды. Матеренасильники. Отцеубийцы. Отценасильники! Отценасильники сидят рядом со мной на одной скамейке! К тому же гадкие, гнусные, уродливые и ужасные на вид -- вылитые преступники -- сидят со мной рядом на одной скамейке. И уродливейший, безобразнейший и гадостнейший из всех, мерзейший из отценасильников подходит ко мне, а был он гадкий, уродливый, и мерзкий, и ужасный, и все такое прочее, садится рядом и говорит: "Пацан, что получил?" Я говорю: "Ничего не получил, заставили заплатить 50 долларов и убрать мусор." Он говорит: "Нет, за что тебя арестовали, пацан?" А я говорю: "Намусорил". И они все, на этой скамейке, раздвинулись от меня подальше, коситься стали и прочие гадости делать, пока я не сказал: "И нарушал общественное спокойствие". И тут все они обратно сдвинулись, пожали мне руку, и мы на этой скамейке прекрасно провели время, беседуя о преступности, о том, как матерей резать, отцов насиловать, обо всяких прочих оттяжных делах, о которых можно на скамейке разговаривать. И все было прекрасно, мы покуривали сигареты и всякое такое, пока не подошел Сержант с какой-то бумаженцией в руке, не поднял ее повыше и не сказал: "Пацаны, на-этом-листке-бумаги-47-слов-37-предложений-58-слов-мы-хотим-знать-подробности-преступления-время-совершения-преступления-любые-другие-детали-которые-вы-можете-нам-сообщить-относящиеся-и-имеющие-отношение-к-совершенному-вами-преступлению-я-также-должен-выяснить-фамилию-офицера-полиции-совершившего-задержание-и-арест-и-любые-другие-подробности-которые-вы-имеете-сообщить", -- и говорил он так сорок пять минут, и никто не понял ни единого его слова, но мы изрядно повеселились, заполняя бланки и забавляясь с карандашами на этой скамейке, и я заполнил про резню с гармонией на четыре голоса, и все там записал, как все и было, и все было прекрасно, а потом отложил карандаш, перевернул листок бумаги, и там, там, на другой стороне, прямо посередке, отдельно от всего остального на этой обратной стороне, в скобках, заглавными буквами, в кавычках, стояли следующие слова: ("ПАЦАН, ТЫ РЕАБИЛИТИРОВАЛ СЕБЯ?") Я подошел к сержанту, говорю: "Сержант, какой же чертовской наглостью вы должны обладать, чтобы спрашивать меня, реабилитировал ли я себя, в смысле, то есть, в том смысле, что я сижу тут у вас на скамейке, в смысле, сижу тут у вас на скамейке Группы Дабль-Ю, потому что вы хотите знать, достаточно ли я высокоморален, чтобы вступить в армию, жечь женщин, детей, дома и деревни после того, как намусорил." Он на меня посмотрел и говорит: "Пацан, нам такие, как ты, не нравятся, и мы отправим твои отпечатки пальцев в Вашингтон". И вот, друзья, где-то в Вашингтоне, обожествляемое в какой-то маленькой папке, лежит черным по белому исследование моих отпечатков пальцев. И единственное, почему я вам сейчас пою эту песню, -- это потому, что, может быть, вы знаете кого-нибудь в похожем положении, или сами можете быть в похожем положении, и если вы окажетесь в таком положении, сделать вы можете только одно: зайти в кабинет к психиатру, где бы вы ни были, просто зайти и сказать: "Псих, заходи -- будешь сыт и пьян -- к Алисе в ресторан". И выйти. Знаете, если один человек, всего лишь один человек так сделает, они могут подумать, что он очень болен, и его не загребут. А если два человека, два человека так сделают, в гармонии друг с другом, то они могут подумать, что эти двое -- педики, и не загребут ни одного. А три человека это сделают, три, можете себе вообразить, три человека заходят, поют строчку "Ресторана Алисы" и выходят. Они могут подумать, что это организация. И представьте, вы представьте только себе: пятьдесят человек в день, я сказал -- пятьдесят человек в день заходят, поют строчку из "Ресторана Алисы" и выходят. Тут, друзья, они могут подумать, что это массовое движение. Так оно и есть, это Массовое Движение Против Резни За Ресторан Алисы, и вступить вам в него можно, всего лишь спев ее при первом же удобном случае, когда ее заиграют на гитаре. С чувством. Поэтому мы подождем первого же удобного случая. Когда ее заиграют на гитаре, вот тут, и подпоем, когда ее заиграют. Вот она: Заходи -- будешь сыт и пьян -- к Алисе в ресторан Заходи -- будешь сыт и пьян -- к Алисе в ресторан Вовсе не сложно найти этот дом Полмили от свалки, а там -- за углом Заходи -- будешь сыт и пьян -- к Алисе в ресторан Это было ужасно. Если вы хотите покончить с войной и всем прочим, петь надо громко. Я вам эту песню пою уже двадцать пять минут. И могу еще двадцать пять минут петь. Я не гордый... и не устал. Поэтому подождем, пока ее не заиграют на гитаре в следующий раз, и теперь уже с гармонией на четыре голоса и чувством. Вот ждем, просто ждем, пока ее не заиграют еще раз. Поехали. Заходи -- будешь сыт и пьян -- к Алисе в ресторан Только Алису не лапай Заходи -- будешь сыт и пьян -- к Алисе в ресторан Вовсе не сложно найти этот дом Полмили от свалки, а там -- за углом Заходи -- будешь сыт и пьян -- к Алисе в ресторан Да да да да да да да дам К Алисе в ресторан [115] Jungle bunny -- оскорбительное прозвище афроамериканца. [116] "...шестидесятифунтовые полевые рюкзаки и двенадцатифунтовые дюролоновые бронежилеты, за трехфунтовые каски, обтянутые камуфляжной тканью, и за винтовки из стекловолокна и стали весом шесть с половиной фунтов..." А вот что говорит по этому поводу книга "Vietnam Marines 1965 -- 73" издательства "Osprey Publishing": Каска -- 3, 5 фунта (1,6 кг) Обмундирование -- 2,26 фунта (1 кг) Ботинки -- 2,1 фунта (0,95 кг) Наплечные ремни -- 0,65 фунта (0,3 кг) Поясной ремень -- 0,84 фунта (0,38 кг) Фляга в сумке, полная -- 3,6 фунта (1,6 кг) Подсумок -- 0,86 (0,4 кг) Штык/нож -- 1 фунт (0,45 кг) Аптечка -- 0,1 фунта (0,05 кг) Компас -- 0,43 фунта (0,2 кг) Фонарик -- 0,82 фунта (0,37 кг) Камуфляжный карандаш -- 0,08 фунта (0,04 кг) Принадлежность к винтовке М16 -- 1 фунт (0,45 кг) Противогаз в сумке -- 2,5 фунта (1,13 кг) Бронежилет -- 6,7 фунта (3,04 кг) Рюкзак -- 3 фунта (1,36 кг) Сухой па?к, 9 наборов -- 18,75 фунта (8,50 кг) Пончо с подкладкой -- 1,7 фунта (0,77 кг) Надувной матрас -- 3 фунта (1,36 кг) Полевая куртка -- 4 фунта (1,81 кг) Лопатка -- 4,8 фунта (2,18 кг) Винтовка М16 -- 7,25 фунта (3,29 кг) 7 заряженных магазинов (по 20 патронов) -- 7 фунтов (3,18 кг) Пистолет, калибр .45 -- 2,5 фунта (1,13 кг) Заряженные обоймы (по 7 патронов) -- 1,5 фунта (0,68 кг) Пулем?т М60 -- 23,35 фунта (10,59 кг) Станок к пулем?ту М60 -- 11,75 фунта (5,33 кг) Мешок с запасными стволами к пулем?ту М60 -- 20,83 фунта (9,45 кг) Патроны к пулем?ту М60, 100 штук -- 6,5 фунта (2,95 кг) Гранатом?т М79 -- 5,9 фунта (2,68 кг) Гранаты к гранатом?ту, калибр 40 мм, 20 штук -- 10 фунтов (4,54 кг) Противопехотная мина "Клеймор" -- 5 фунтов (2,28 кг) Противотанковый гранатом?т М72 LAW -- 5,5 фунта (2,5 кг) Ручная граната М26 -- 1,5 фунта (0,68 кг) Дымовая граната М18 -- 1,25 фунта (0,57 кг) Радиостанция PRC25 -- 26 фунтов (11,79 кг) [117] 3,2-процентное пиво -- крепость пива упоминается здесь не просто так. На американских военных объектах во Вьетнаме военнослужащим рядового и сержантского состава морской пехоты из алкогольных напитков можно было приобретать только пиво, прич?м было оно именно такой крепости. [118] Bouncing Betty -- выпрыгивающая осколочная мина. [119] Cерповидноклеточная анемия -- наследственная болезнь, встречается преимущественно среди представителей негроидной расы. [120] Джокер пародирует вьетнамскую девицу из бара. "Cайгонский чай" -- название прохладительного напитка. [121] Dear John letter -- разговорное название письма, в котором девушка, оставшаяся дома, сообщает солдату о том, что больше его не любит. * * *  * БЛЕДНЫЙ БЛУПЕР *  * * * Посвящение Эта книга посвящается тр?м миллионам ветеранов Вьетнамской войны, тр?м миллионам мужчин и женщин, верных стране, которая их предала. * * * На прошлой неделе морские пехотинцы из состава разведывательного дозора сообщили о перестрелке с подразделением противника у города Фубай. Среди убитых вьетконговцев был обнаружен явный предводитель отряда партизан -- стройный юноша-европеоид, длинноволосый шатен. Этот белый юноша был в поношенном зел?ном обмундировании, с красным шарфом, завязанным попер?к груди. В руках его был АК-47 -- автомат, разработанный в Советском Союзе и используемый в регулярной армии Северного Вьетнама. Морские пехотинцы уверены, что предводителем партизан был американец, рядовой морской пехоты, числившийся пропавшим без вести с 1965 года. Они сообщают также, что за последние несколько месяцев получили несколько сообщений об американцах, действующих в составе вьетконговских подразделений в окрестностях города Фубай. Журнал "Ньюсуик" 12 августа 1968 г. * * * ЗИМНИЕ СОЛДАТЫ* * * * Потеря рассудка [на войне] мне кажется почетной, как гибель часового на своем посту. Леонид Андреев "Красный смех" * * * Полагаю, что этот час может войти в историю Америки как один из лучших е? часов. Ричард Милхаус Никсон Президент Соединенных Штатов Америки 30 июля 1969 г. Сайгон, Южный Вьетнам * * * Где-то там, за ч?рной стеной муссонного дождя, за проволокой, сме?тся Бледный Блупер. Я тоже смеюсь. Я подымаюсь со своего ложа из мокрой глины на дне щели -- совершенно голый, если не считать перламутрового "стетсона" с черно-белым пацификом. По-крабьи суча конечностями, выбираюсь на крышу блиндажа, обложенного мешками с песком. Я весь облеплен мокрой грязью, подрагивая, опускаюсь на корточки. Прислушиваюсь. Затаив дыхание, я прислушиваюсь и выжидаю, опасаясь даже дышать. Прочищаю горло. Встаю, прямой как штык. Уткнув подбородок в кадык, танцующей походкой подхожу к краю блиндажной крыши, уткнув кулаки в бока, как инструктор в Пэррис-Айленде. Говорю: "СЛУШАЙ СЮДА, ГНИДА!" Выполняю "кругом!". Марширую обратно, ещ? раз выполняю "кругом!". Я подтянут, стою в полный рост, ладный и нахальный. "ХОЧЕШЬ ЖИТЬ ВЕЧНО?" Ни дать, ни взять -- комик, выкрикивающий приколы в сторону нейтральной полосы. Полуночный вечер юмора в последние дни обороны Кхесани. А я развлекаю призрачных созданий, что по-змеиному ползают, извиваясь, во тьме за проволокой. В любой момент сорок тысяч вооруженных до зубов, обезумевших от опиума коммунистических субчиков могут с воплями нахлынуть из клубящегося тумана. Я кричу: "Плевать на мины! Полный впер?д! Я ещ? и не начинал драться! Дайте мне свободу или дайте мне смерть! Не наступи на меня! Давай ещ? конговцев! Давай ещ? конговцев!" Жду ответа. Прислушиваюсь. Но ничего не происходит. Подбираю с земли сломанную палку от швабры. На конце палки гвоздем приколочены рваные красные шелковые трусики -- "мэггины трусишки"*. Я поднимаю палку и размахиваю красными шелковыми трусиками взад-вперед как боевым стягом. Из-за проволоки доносятся лишь скрипучий ор лягушек и барабанный бой муссонного дождя. Швыряю на землю мэггины трусишки. Потом с обеих рук одариваю Бледного Блупера средними пальцами. Полночь. Ястреб выпущен в небо. Привидения вышли погулять. Зимний муссон дует с такой силой, что дождь идет горизонтально. Время идет, и тишина за низким гулом дождя вс? нарастает и нарастает. Я усаживаюсь в старое алюминиевое садовое кресло на крыше оставленного блиндажа на переднем крае обороны Кхесани. Холодные пули муссонного дождя смывают с тела грязь. Прикрыв лицо потр?панным перламутровым "стетсоном", располагаюсь поудобнее, откинувшись на спинку кресла. Правая рука касается мокрого металла полевой рации, лежащей под креслом. Промеж моих босых ног -- пулемет M60, опирающийся на сошки. Поднимаю длинный, черный инструмент, предназначенный для убивания. Когда я держу его в руках, то чувствую, что не совсем уж гол. * * * Плавная подача патронов может уберечь меня от гибели, и потому я аккуратно укладываю тяж?лую ленту с опрятными золотистыми пулями. Каждый пятый патрон -- трассер с красным кончиком. Убедившись на все сто, что лента ни в одном месте не перекручена, я с силой захлопываю крышку приемника и загоняю патрон в патронник. Счастье -- это пулем?т с ленточным питанием. Бледный Блупер сме?тся, и смех его ч?рен и холоден. А может, вообще не обращать внимания на Бледных Блуперов, тогда и этот уйд?т? Вот начн?шь обсуждать с Бледным Блупером философские вопросы, он тебя переспорит, а сам просто подойд?т и убь?т тебя, засранца этакого. Бледный Блупер ещ? ни разу со мной не заговаривал, и это весьма меня огорчает. Не помешало бы развлечься содержательной беседой. В Кхесани живешь с ощущением непреходящей усталости и постоянного напряга. Теперь, когда осада уже снята, нам нужно хоть чем-то занимать головы, потому что от скуки мы начинаем слишком много думать. А Бледный Блупер тем временем приходит каждую ночь, и это настороженное ожидание меня просто убивает. На оперативной базе Кхесань в провинции Куангчи Республики Вьетнам морская пехота Соединенных Штатов Америки вела себя порой под прессом не так чтобы очень красиво, но все же мы выстояли до конца. Мы как черви зарылись в эту м?ртвую высоту. Мы вцепились в обугленный край реального мира, и больше его не отпускали. В том-то вс? и дело: важная игра идет. Чемпионат. Суперкубок. Здесь ты играешь в главную в жизни игру, и играешь на интерес. Играешь ч?рным шаром. Не вовремя д?рнешься -- и это будет последний твой ход. Не вовремя промедлишь -- и это будет последний твой ход. А не будешь ходить вообще -- последствия могут оказаться губительными. Хряки в Кхесани ненавидят Бледного Блупера, но он очень нам нужен. Во Вьетнаме обязательно нужно что-нибудь ненавидеть, а то с ума сойдешь. * * * Про Бледного Блупера много чего рассказывают. Южней Фубая Бледный Блупер явился как чернокожий лейтенант морской пехоты с проверкой оборонительных позиций на объектах охраны моста. В следующую ночь их атаковали. * * * Северней города Хюэ Бледный Блупер -- это смешанная группа чернокожих и белых хряков-"собак", которые заводят морпеховские дозоры в L-образные засады, устраиваемые вьетконговцами. * * * Группа, проводившая разведку боем, требует засчитать ей неподтвержд?нного убитого за то, что в долине Ашау они подстрелили Бледного Блупера. Говорят, что был он круглоглаз, ростом высок, белой расы, одет в ч?рную пижаму, с красной лентой на голове, и с автоматом АК-47 со складным прикладом. Разведчики клянутся, что было вс? именно так, и что это не херня, что круглоглазый Виктор Чарли был у них за главного и командовал гуковской дозорной группой. Бледный Блупер начал заявляться в Кхесань с первой же ночи после того, как осада была снята в результате операции "Пегас". Но лишь одному-единственному морпеху в Кхесани довелось увидеть его лицо. Та ночь была безлунной, но один из наших снайперов-разведчиков зас?к Бледного Блупера через ночной прицел. Пока снайпер-разведчик прицеливался, он начал описывать лицо Бледного Блупера своему напарнику-наблюдателю. На середине фразы снайпер спятил на хер. И до самого утра, пока снайпера-разведчика не вывезли на медэваке, он не вымолвил больше ни слова. У Бледного Блупера много разных имен. Белый конг. Супер Чарли. Ви-Си-американец. Подлунный ветеран. Круглоглазый Виктор Чарли. Белый Чарли. Америконг. Янки-Мститель. Но, как его ни называй, в глубине души все мы знаем, что такое Бледный Блупер на самом деле. Он есть черное воплощение нечистой совести, каждого из нас и всех вместе взятых, ставшее реальным и опасным. Когда-то он был морпехом -- одним из нас. Ему известно, о чем мы думаем. Ему известно, как мы действуем. Ему известно, как морпехи дерутся, и чего морпехи боятся. Бледный Блупер -- это морпех, перешедший на сторону врага, и специальность его -- откат. Такого слова как "халява", Бледный Блупер не призна?т. Бледный Блупер -- крутейший воин ночи, как и его товарищи вьетконговцы. Когда день чернеет, и солнце заходит, вьетконговцы в очередной раз овладевают всем, что за проволокой. Каждый раз, когда заходит солнце, мы в очередной раз терпим поражение в этой войне. Каждую ночь Бледный Блупер объявляется на палубе, вооруж?нный "блупером", гранатометом M79. Бледный Блупер нападает из темноты без предупреждения, он один без страха и упрека несет нам невыносимо горькую и единственно возможную правду. -- А ну, по домам! -- говорит Бледный Блупер каждую ночь. И мы хотим уехать по домам, реально хотим, но не знаем как. -- А ну, по домам! -- говорит Бледный Блупер, безжалостно, опять и опять, снова и снова, и взрывами ставит точки после своих слов. * * * Результативный выстрел из М79 -- это сигнал, посредством которого Бледный Блупер сообщает нам, что халява наша на исходе. За прошлую неделю Бледный Блупер похерил лейтенанта Кента Андерсона, сранни-ганни Боба Байера и тощего салагу по имени Лэрри Уиллис. А еще он убил Эда Миллера, Билла Истлейка и всеобщего любимца -- санитара Джима Ричардсона. Потом он убил моего друга Берни Бернстона. Он, может, и самого Скотомудилу убил, а злее и круче морпеха я в жизни не встречал. Каждую ночь Бледный Блупер заходит в полосу наших заграждений и заговаривает с кем-нибудь из хряков. Философам в окопах не место. Любой тупорылый хряк, который начинает слишком много рассуждать, становится опасен, и для себя самого, и для своего подразделения. В ожидании нападения Бледного Блупера я гляжу только за рубежи обороны, чтобы не видеть всего того урона, что мы нанесли сами себе. Месяцы и месяцы подряд по нам били снарядами, били каждый день, били по разделениям, иной раз до полторы тысячи в день прилетало. Ржавеющие осколки валяются повсюду на перетянутом проволокой плато как камушки на пляже. Ринки-динки долбят по нам своим крутовражеским металлом, а мы показываем средние пальцы их здоровым пушкам в Лаосе и говорим: "Они могут нас убивать, но сожрать не смогут". То, чего не удалось достичь пулям, летящим из темноты, и ста тысячам снарядов тяжелой артиллерии, которые выпустили по нам китайские коммунисты, мы сотворили с собою сами. Мы сейчас взрываем свои блиндажи. Мы срываем свои заграждения. На прошлой неделе колонна "лихих наездников" тайно вышлаел из Кхесани и повезла гарнизон из пяти тысяч человек на одиннадцать тысяч миль на восток, на площадку десантирования "Стад", оставив на месте лишь несколько сотен стрелков морской пехоты из рот "Дельта", "Чарли" и "Индия" для охраны 11-го инженерного батальона и их тяжелой землеройной техники. Через два дня летающие краны унесут последнюю единицу дорогостоящей американской техники, и последние из хряков-морпехов взмоют на ганшипах в небо, покидая Кхесань. А потом, когда опустится ночь, из темноты объявятся джунгли, двинутся как черный ледник-глетчер через красную глину нейтральной полосы и, не издавая ни звука, поглотят нашу замусоренную крепость. А там, в Мире, никто никогда и не узнает об этом Дьенбьенфу, что мы сами себе устроили. * * * Я жду, весь промокший и продрогший, с пулеметом M60 на коленях. В ноль-три ноль-ноль (лучшее время для наземного нападения противника и час, когда мы больше всего их убиваем) Бруклинский Пацан, наш радист, переcкакивает через мешки с песком на бруствере траншеи, что тянется по периметру, и соскальзывает вниз в полосу заграждений, а плотный муссонный дождь вс? ль?т наискось, хлеща по нему просвечивающими полосами. В зоне поражения Бруклинский Пацан шлепает через прущие из земли металлические сады, засаженные смертоносными противопехотными минами. Осторожно переступая через "клейморы", растяжки сигнальных ракет и проволоку-путанку, Бруклинский Пацан бесшумно и сноровисто обирает мертвецов, отбирая у них почтовые марки. Хряки-коммунисты вечно болтаются на наших заграждениях, маленькие желтые мумии, расплатившиеся за вс?, военнослужащие противника, которые запутались в проволоке и были поражены огнем, в плесневеющих кителях и шортах горчичного цвета, заляпанных коричневым, с запекшейся кровью в ноздрях, с насекомыми, ползающими у них промеж зубов. Вражеские сап?ры заползают в полосу наших заграждений каждую ночь. Базовая модель гука, состоящая на вооружении противника, проползает шесть ярдов за шесть часов. Сап?ры прорезают в наших заграждениях проходы для наступления, заново скрепляют проволоку лентами и замазывают ленты грязью. Наши "клейморы" они разворачивают в противоположном направлении. Иной раз какой-нибудь бравый сап?р подбирается так близко, что может забросить ранцевый заряд в четырнадцать фунтов в блиндаж на периметре. Те из них, что не подрываются на противопехотных минах, запутываются в проволоке или приводят в действие сигнальную ракету. И тогда мы демонстрируем присущее "кожаным загривкам" гостеприимство, забрасывая их гранатами и убивая из огнестрельного оружия. Возвращаясь с выходов, ребята иногда притаскивают с собой записанные на счет трупы и забрасывают их в полосу как военную добычу. Северовьетнамская армия любит пощупать нас наземными атаками. Они утаскивают раненых в госпитали в подземных туннелях. Они погребают своих мертвецов в неглубоких могилках в мангровых болотах. Менее удачливые похеренные гуки остаются висеть на трехжильных проволочных спиралях, пока опарыши не выедят их изнутри, и они не распадутся на куски. Иногда гниющие трупы начинают пахнуть совсем уж плохо. Реально надо бы их закопать, но мы этого не делаем. Желающих прибирать мертвых гуков не находится. Хватаешь этих записанных на сч?т за щиколотки или запястья, а их руки и ноги отрываются и остаются у тебя в руках как палки. А пытаешься поднять остатки туловища -- иногда пальцы проскальзывают в выходное пулевое отверстие, и стоишь потом с полными руками опарышей. Кроме того, нам просто очень нравится забрасывать мертвых гуков на заграждения. Мертвый гук, висящий на проволоке в состоянии, далеком от идеального -- удобное аудиовизуальное средство для поддержания порядочности в поведении противника. Мы хотим, чтобы все, с кем мы имеем дело, знали, кто мы такие, на ч?м стоим и к чему относимся по-серь?зному. * * * А сейчас, под дождем и в темноте, Бруклинский Пацан шарит по заплесневевшим карманам в поисках цветастых бумажек с нанесенным на них слоем клея. Все это началось с того времени, когда Бруклинский Пацан тащился в отпуску в Японии. Там он сел на "поезд-пулю" до Киото, нагреб там боку сакэ и японского добра, и вдоволь насиделся в горячих ваннах с косоглазыми голыми срок-давалками. -- Я просолившийся младший капрал, и я старый, старый, старый, -- заявил Бруклинский Пацан, вернувшись из Японии. -- Такой старый, так ссохся и такой маленький стал, что посади меня на десятицентовик -- свалюсь. Такой стал крошечный, что гуки меня, наверно, и не замечают уже. В Токио Пацан засувенирил себе черный альбомчик для марок. А сейчас он снова в стране, чтобы дотянуть свой срок по уши в дерьме. Но теперь он уж не тот. Он изменился. Бруклинский Пацан стал ярым филателистом. На почтовых марках противника -- восхитительные эпизоды войны и политической жизни. Северовьетнамские бойцы обмениваются рукопожатиями с улыбающимися вьетконговцами под коммунистической красной звездой с венком. Колонны оборванных и жалких военнопленных-американцев под конвоем отправляются в ханойские лагеря. Объятый пламенем ганшип с огромными буквами U.S. на боку валится на землю под восторги группы сельского народного ополчения из одних девчушек, что сидят за зенитной пушкой, обороняющей деревню. И старый папасан, бредущий вдоль дамбы рисового чека, с мотыгой в одной руке и винтовкой в другой. Я наблюдаю за Бруклинским Пацаном, нагнувшимся над висящими на проволоке останками. Он с наслаждением предается своему вонючему хобби. Я знаю, что обязан спуститься туда и утащить этого засранца, по которому плачет восьмая статья, обратно за проволоку, где он должен пребывать. Я знаю, что должен это сделать, рики-тик как только можно, но ничего не делаю. Он мне как приманка нужен. -- Черт! -- говорит Бруклинский Пацан, осторожно тряся ногой, вытягивая ее из случайно попавшейся проволоки-путанки, зацепившей его за щиколотку. Он склоняется над очередной развороченной темной массой и шарит по карманам в поисках дневников, кошельков, пиастров, любовных писем и разлагающихся черно-белых фотографий гуковских подруг. Все, где он надеется найти почтовые марки, запихивается в один из грузовых карманов, нашитых спереди на его мешковатых зел?ных брюках. В муссонном дожде Пацан движется как черный силуэт. Очертания его пончо мерцают как серебряные точки на экране радара. Он представляет собой отличную мишень. Гуковские снайперы могут расслышать в темноте, как дождь барабанит, отлетая от пончо, что на Пацане. Бледный Блупер может разглядеть черную накладку на прикладе его M16, которая болтается стволом вниз, чтобы дождь не попадал в канал ствола. * * * Надо бы предпринять меры по спасению филейной части Бруклинского Пацана, но не хочу. Не могу. Морская пехота больше не та элитная амфибийная ударная сила, что раньше. Нас разжаловали, сделав из нас бросовые морепродукты. Во Вьетнаме мы всего лишь дешевая приманка для ловли на живца, мы нацеплены на азиатские крючки, где дергаемся до тех пор пока не попад?м под огонь и не погибнем. Мы тут чтобы погибать, наши инструктора в Перрис-Айленде вс? повторяли: "От крови трава лучше растет". Я поднимаю трубку полевой рации Бруклинского Пацана. Трубка об?рнута прозрачным полиэтиленовым пакетом, обмотанным липкой лентой. Тихонько свищу. Прочищаю горло. Говорю: "Я Зел?ный Миллионер, Зел?ный Миллионер, командир первого взвода. Дайте ракет, девчонки. Давай ракеты -- и давай их немедленно на хер срочно". Первый взвод спит в полном изнемождении: восемнадцать часов подряд они загружали трехосники. Бесконечная колонна грузовиков вывозила гаубичные снаряды, деревянные поддоны с высокими стопами коробок с сухпаем, горами фанерных щитов и строительных брусов, тонны стальных перфорированных листов, снятых с аэродрома. Первый взвод честно заслужил право немного подавить на массу. Пора будить. Пора будить всю базу. Трубка шипит разрядами помех, и кто-то отвечает: "Понял. Щас дам. Отбой связи". * * * С усилием поднимаю M60 в положение "на грудь", как его держат в кино, и все сильнее и сильнее щурюсь в распрост?ртую тьму. Но теперь я вижу в темноте хуже, чем раньше. Ничего там не движется. Дульных вспышек не видать. И один лишь дождь шумит. * * * Вот скажу одно лишь слово -- и Бледный Блупер окажется на дне бассейна, заполненного красной грязью, высирая изделия питтсбургских сталелитейных заводов. Стоит лягушке пукнуть, и я похороню эту лягушку под черной железной горой американских бомб. И даже если большие птицы не смогут взлететь из-за мутной этой непогоды с е? нулевой видимостью, я всегда могу вызвать артиллерию. Произнесу в трубку заклинание из двух слов и шести цифр координат -- и пушкари напрягутся, и через сорок секунд в мо?м распоряжении окажется больше огневой мощи, чем у бронетанковой дивизии. Где-то позади ухает миномет. Мой палец медленно вытягивает спусковой крючок до конца свободного хода. Делаю глубокий вдох. Вс?, джунгли под прицелом. Так хочется наконец-то пустить в ход 60-й и искромсать черноту ночи красными строчками пуль. В пятистах ярдах вглубь сектора обстрела, на высоте луны, возникает тусклое пятнышко. Свет -- обширный, резкий, белый -- разливается по ч?рному небу, тает и плавно опускается на землю, несомый дождем. Осветительная ракета покачивается под белым парашютиком, поскрипывая и роняя искры, которые шипят и потрескивают. Я затаиваю дыхание и замираю. А вот сейчас не стоит делать неверных ходов. Бледный Блупер только и ждет, чтоб я сотворил какую-нибудь глупость, как салага какой-то. Внизу, в полосе заграждений, Бруклинский Пацан останавливается и глядит на свет. Рядом с Бедным Чарли, нашей игрушкой-черепом, Пацан опускается на корточки, а по нему молотят холодные порывы ветра и муссонного дождя. Из глубины нейтральной полосы доносится зловещий хохот. Пацан разворачивается туда лицом и медленно снимает с плеча винтовку. За стеклами очков, мутных из-за дождя, глаза на его лице кажутся огромными. Слышен звук -- будто открыли металлическую флягу с вином, затем абсолютная тишина на какой-то миг, а потом осколочная граната из M79 попадает в Бруклинского Пацана, и Бруклинский Пацан весьма бездарно изображает Джона Кеннеди во время предвыборной кампании в Далласе, и, как в немом замедленном воспроизведении, голова Бруклинского Пацана растворяется в облаке розовой дымки, а потом -- бац! -- и Бруклинский Пацан усыпает собою все вокруг: разорван гранатой, убит, похерен, застрелен, забит как скотина. Обезглавленное тело Бруклинского Пацана -- изувеченный восковый катыш в призрачном свете осветительной ракеты. Одной руки больше нет. Другая рука превращена в месиво. Ноги вывернуты запредельно и куда попало. Нереально белые ребра загибаются дугами вверх, торча из отблескивающей черной ямы, из которой идет пар, как будто она тлеет. И вдруг освещение затухает. Ночь обрушивается на мою позицию. Через мой сектор обстрела проходит тень. Я впиваюсь пальцами в холодный металл пулемета, во рту сухо, зубы стиснуты, болит палец, руки побелели, кровоточат прикушенные костяшки пальцев, пот щиплет глаза, желудок то сжимается, то разжимается, и весь я дрожу. Бледный Блупер знает, где я сейчас. Он знает, где я обитаю. Там, за проволокой, в черных-черных джунглях Бледный Блупер может расслышать удары бубна, которым бьется мое сердце. Пробую снять руки с пулем?та, но не могу. Опустившись на корточки, я задерживаю дыхание, и мне страшно открывать огонь. * * * Боб?р Кливер*, который любит рассказывать всяким детишкам неразумным, что он наш взводный сержант, тащится, отвалив себе здоровенный кусище халявы в своем роскошном блиндаже. Этот блиндаж был выстроен по тщательно разработанному Бобром проекту морпч?лами в обмен на шесть "Вилли-Питеров"*, набитых марихуаной. Можно не сомневаться -- Бобер сидит сейчас на своей койке, попивая холодное пиво, и смотрит повторный показ "Оставь это дело Бобру" на своем японском телевизоре с надписями на таиландском, который работает от аккумуляторов. Выжидаю, пока не стемнеет, натягиваю на себя гнилую тропическую форму и хошиминские сандалии, и выползаю из крысиного гнезда, которое соорудил для себя в "конексе" * из скомканных похоронных мешков и парашютного шелка. Палубное время -- ноль-темь-тридцать. Пора обходить посты. Я уже сотни раз обходил посты в Кхесани. Нынешней ночью все какое-то новое и незнакомое. Я чувствую себя как слепой в комнате, в которой некий садюга переставил всю мебель. При лунном освещении я постоянно спотыкаюсь и падаю, как какой-нибудь салага херов. Бульдозеры из 11-го инженерного не на шутку похерили мой участок. Даже блиндажи теперь не там, где надо. Я чувствую себя так, будто заблудился. Мой родной город утащили, упаковали, сожгли или эвакуировали. Таинственны пути морской пехоты. Через каждые двадцать метров я наклоняюсь и подергиваю колючку щипцами для минных проводов, проверяя, не перерезана ли она. Эти подергивания спугивают блиндажных крыс -- таких здоровенных, что у них вполне хватит наглости трахнуть в жопу трехосный грузовик. Я осматриваю проволоку-путанку -- достаточно ли она туга, чтобы выдержать вес мертвецов, что будут на нее валиться. Проверяю, как стоит каждая мина "Клеймор". Мы окрашиваем "клейморы" с тыльной стороны в белый цвет, чтобы в темноте можно было их пересчитать и убедиться, что они все так же направлены в поле. Краем глаза поглядываю во тьму за проволокой. Огневые группы высокомотивированных москитов стремятся загрести меня на ночную хавку, а я все жду, что тени за проволокой вот-вот обернутся людьми. По ночам мы погружаемся в мир, где все люди -- призраки. Там, в темноте, что-то есть, что-то шевелится. Может, порванный и гниющий мешок для песка, таскаемый ветром. Или заблудившийся буйвол. Или ночи клочок, брошенный на землю облаком, проплывающим на фоне луны. А может, те черные точки, что мерцают вдали, за пять сотен ярдов отсюда -- холодные и голодные вьетконговские бойцы, которые бесшумно сливаются и сосредотачиваются, готовясь к наземной атаке. А может -- Блупер. Там может быть и Бледный Блупер, берущий меня на мушку. Завтра мы подорвем заграждения. Урчащие зеленые бульдозеры сравняют с землей последние из оставшихся блиндажей, и боевой базы Кхесань в этом месте больше не будет. Морской пехоты в этом месте больше не будет. А до той поры на высотах полно гуков, и Кхесань у них -- любимое развлечение. Разведгруппы противника пялятся на нас с гребней холмов, прощупывают на наличие хоть каких-нибудь признаков халявного отношения. Они все еще хотят прибрать к рукам это проклятое место, где вечные туманы. * * * Жизнь в зоне "Кольцо V"*: В единственном сторожевом блиндаже, оставшемся на нашем участке, наш Салага делом занят -- ящера душит. По-пацански озабоченные салажьи мозги уже не в Кхесани, они унеслись обратно в Мир и закутались в розовые трусишки Сюзи Гнилописьки. Он постанывает, используя государственное имущество не по назначению, полируя свой штык, ничего особенного -- потренировать с утреца свой орган, чтоб согреться чуток, морская пехота высадилась, и вс? у нас в руках. Что слышно, когда хлопают одной рукой? Я спрыгиваю в блиндаж. Жужжит полевая рация. Я поднимаю трубку, а салага лихорадочно возится с пуговицами на ширинке. Какая-то гребаная крыса-служака на радиовахте на командном посту в Мешочном городе требует доложить обстановку, после чего громогласно зевает. Вместо того, чтобы ответить механическим монотонным голосом "все спокойно", я произношу с нарочитым гуковским акцентом: "Я генерал Во Нгуен Зиап. Обстановка нормальная, жопа полная". Гребаная крыса-служака у радиостанции ржет и говорит: "Обожди чуток". Потом говорит кому-то на заднем плане: "Это Джокер. Говорит, что он япошка". Обе крысы ржут, обсуждают, какой я псих, потом голос из рации произносит: "Принято, Джокер. Вас понял", и я кладу трубку. Салага ждет моих дальнейших действий, стоя почти по стойке "смирно". С тех пор как Бледный Блупер начал херить белых хряков, у которых больше всего Ти-Ай -- вьетнамского стажа -- у меня остались одни салаги. Система комплектования выдергивает целочек из школ и доставляет их в Кхесань. Половина моих людей -- просоленные чернокожие хряки, но Черный Джон Уэйн приказал своим сородичам выйти из состояния боевой готовности и войти в состояние готовности к мятежу. "Могила", майор Трэвис, предпочитает притворяться, будто никакого мятежа не наблюдается. А тем временем салаги нуждаются в постоянном надзоре. Где-то около полуночи, когда Бледный Блупер бродит кругом и мелет языком, салаги писают в штанишки. Кому хочетсяч помирать в одиночку, да еще и в темноте? * * * Я пытаюсь держать салаг в состоянии напуганности до усрачки. Будешь бояться неправильно -- можешь погибнуть, но правильная боязнь может уберечь от гибели. Салаги неспособны глядеть на мир суровыми хряковскими глазами. Не все хряки видят мрачные истины, что несокрушимы как алмазы -- только те, кто быстро реагирует. Мертвецы -- это те детишки, что не могут напрячься и врубиться в программу, за то и расплачиваются. Тут ведь как? -- взрослеть надо сразу, быстро, за один день, а то повзрослеть не успеешь. Именно так. Чушь сраная, которой привыкли питаться на гражданке, здесь отрава. Пули -- они ведь из настоящего металла. Пулям насрать на то, что ты тупым родился. Лишь во Вьетнаме лицемерие чревато гибельными последствиями. Дай салагам лишь половинку шанса -- и жить тебе станет смертельно скучно. Они будут рассказывать тебе последние слухи. Они будут жаловаться. Будут сыпать банальностями с карточек из упаковок жвачки, всякой херн?й идиотской о происхождении вселенной и смысле жизни. Будут рассказывать о том, в каком лагере проходили подготовку, о спортивных призах, завоеванных в школе, и будут показывать фотографии девчонок-малолеток, уверяя, что это их подружки. Они будут рассказывать о том, что успели понять о себе, о боге и своей стране, будут делиться своими мнениями о Вьетнаме. Именно поэтому салаги так опасны. Они постоянно размышляют о том, как свет преломляется в воде, образуя радугу, о том, почему прорастают зерна, о том, как мацали, бывало, Сюзи Гнилопиську, а в результате не замечают растяжек. И, когда их убивают, в головах у них столько всего, что они забывают о том, что им следует оставаться в живых. * * * -- Как зовут, говнюк? -- Рядовой Оуэнс, сэр. -- Он делает шаг вперед. Я отпихиваю его обратно. -- Давно в стране, свинтус? -- Целую неделю, сэр. Я отворачиваюсь. Я не смеюсь. Считаю про себя, чтобы совладать с собой, и выполняю строевое "кругом". -- Отвечать на этот вопрос следует "целый, на хер, день". И заткни куда подальше всю эту пэррисайлендскую херню про сэров, жиртрест. Захлопни свою вонючую варежку, жирюга, и слушай сюда. Сейчас я обрисую тебе ситуацию, потому что ты величайший засранец на планете. Не вздумай играть в карманный бильярд, когда тащишь службу в сторожевом блиндаже на моем участке. Приказываю собраться и привести себя в кондицию, рики-тик как только можно, не то твоя медицинская карта превратится в порнографию. Во Вьетнаме добренькие до конца никогда не дотягивают, здесь выживают чудовища. Тут не потопаешь -- не полопаешь. Пару недель назад, в своей зачуханной школе, ты был король! У тебя была крутая тачка, и ты там перед девками все слонялся, запинаясь об елду, но хочу довести до твоего сведения, что во Вьетнаме тебе предстоит получить такое образование, какого ни одна школа не даст. Ты еще не родился, родной. И задача твоя -- болтаться тут и останавливать собою пули, которые могут попасть в людей поважнее тебя. Не успеет солнце взойти, солдат, а ты уж сможешь пополнить кучу оприходованных мешков с останками, не подлежащими осмотру. Если повезет -- сразу помр?шь. Салага глядит на меня так, будто я ему только что пощечину отвесил, но ничего не говорит в ответ. -- Мы ведь юные Квазимоды, звонари адской колокольни, и довольны здесь как свиньи в говне, ибо работа наша -- убивать, а дела идут как надо. Командующий корпуса морской пехоты своим приказом направил тебя в Кхесань, чтобы ты здесь боевого стажу набрал и баек набрался. Но ты здесь вовсе не затем, чтобы получить О-Т-У, Орден Тупорылого Урода. Идиоты одним хороши -- живут недолго. Бог дал -- M79 и взял. Именно так. Добро пожаловать в бесхалявный мир. Салага смахивает нудящего комара, пялится на свои ботинки и говорит блаженным голосом "Ай-ай, сэр", а сам меня смертельно ненавидит. Я ничего не говорю. Я жду. И дожидаюсь, что салага поднимает глаза и глядит на меня. Он замирает по стойке "смирно", будто ему в задницу кол забили, с подбородком, прижатым к груди. "Так точно, сэр!" Я прохожу по грязному помосту из ящиков из-под боеприпасов, с канатными петлями для переноски. Беру с огневого бруствера толстенький цилиндр из черного картона. Обрываю черную клейкую ленту, охватывающую картонный цилиндр, он раскрывается. Оливково-коричневое яйцо вываливается мне в руку -- твердое, тяжелое, холодное. Скоба прихвачена лентой, ее я тоже обрываю. -- Фильмов про войну с Джоном Уэйном ты насмотрелся, это понятно. Ты, наверное, думаешь, что в Голивуд попал, и сейчас у тебя кинопроба. И в финальном эпизоде данного фильма я должен превратиться в сентиментального размазню с золотым сердцем. Но ты всего-то навсего салага гребаная, каких тут много, и из-за тупорылости своей ни хрена не умеешь -- кроме как под пули подставляться. Мне на тебя насрать. Ты для меня -- безымянная штатная единица в виде пучеглазого одушевленного урода. Я много пацанов повидал -- как пришли, так и ушли. Я обязан сохранить твою сладкую попку в работоспособном состоянии. В механизме зеленой машины, что тут на соплях собрали, я самый кондиционный рядовой, и обязанности свои я выполнял, выполняю и буду выполнять. Я прижимаю гранатную скобу большим пальцем, просовывая палец другой руки в кольцо. Выдергиваю чеку. Кладу кольцо в карман. Салага не отрывает глаз от гранаты. Он сейчас думает, что я, наверное, слегка дьенкайдау -- ч?кнутый. Он пытается отодвинуться от меня, но я тычу ему в грудь гранатой и говорю: "Бери, Салага, или доведешь меня до крайности. Резче!" Салага неловко, скованно, обсираясь от страха, прикасается к гранате кончиками пальцев, как будто боится обжечься. Дрожащие пальцы зажимают скобу. Терплю его смрадное дыхание, прямо мне в лицо, пока не убеждаюсь, что он крепко прижал скобу, затем разжимаю пальцы. Салага держит гранату в вытянутой руке, будто это поможет, если она сработает. Он не в силах оторвать от нее глаз. Рассказываю ему: -- Ну так вот, если чего будет нужно, к интендантам не ходи. Они вс? хорошее на ч?рном рынке сбывают. Интенданты ничего тебе не выдадут, хотя продать, может, кой-чего и продадут. А делать надо так: жди, пока не услышишь, что медэвак летит, или пока кто-нибудь не скажет, что какого-то хряка тупорылого снарядом шлепнуло. И беглым шагом двигай к Чарли-Меду. Рядом с Чарли-Медом найдешь кучу всякого добра, что санитары сняли с помирающего хряка. И, пока доктора будут этого парня кромсать, тырь его барахло. -- Далее: прежде всего тебе следует помнить, что, прежде чем вставить свежий магазин, им надо по каске постучать -- а то бывает, он так долго болтается в подсумке, что металл пружины устает, и его заклинивает. Второе, о чем следует помнить: не вздумай ссать в моем блиндаже. Захочешь по-малому -- в узел завяжи, и все. И последняя важная вещь, которую я должен до тебя довести, салага: никогда и ни за что не накладывай пластырь на проникающее ранение в грудь. Салага кивает, пытается что-то сказать, пытается одновременно и заглотнуть немного воздуха, и выхаркнуть пару-другую слов. "Чека... -- он сглатывает слюну. -- Вы хотите, чтоб я погиб?" Разворачиваюсь, собираясь уходить. Пожимаю плечами. "Кому-то ведь и погибать надо. Почему бы не тебе? Я ведь учу тебя не затем, чтоб от смерти спасти. Я тебя учу затем, чтоб самому из-за тебя не помереть". Опускаю глаза на часы, болтающиеся в пуговичной проушине на грудном кармане повседневной куртки. Говорю Салаге: "Через два часа я этот пост снова проверю, козявка ссаная. Не вздумай спатьКогда скажу -- верн?шь мне мою личную ручную гранату в работоспособном состоянии. Не вздумай допустить, чтобы моя личная ручная граната взорвалась и себя поранила. Не вздумай перепачкать мой любимый блиндаж своими мерзкими, гнусными, жирными останками". Салага сглатывает слюну, кивает. "Ай-ай, сэр". Вот сейчас он точно напуган до усрачки. Он боится меня, боится гранаты, боится всего, всех и вся на планете. Говорю ему: "Как появится Бледный Блупер, 60-й не применяй. Гранату кидай. Или вызывай артиллерию. Хоть все здесь гранатами засыпь, много-много гранат кидай. Когда стоишь на посту, сначала кидай гранату, а про уставные оклики забудь. Всегда будь охереть как начеку, никогда не расслабляйся. Но 60-й не применяй. Трассеры 60-го выдадут твою позицию". Но Салага меня не слушает. Его ум другим занят. Внизу, в полосе заграждений отделение морпехов выходит в ночной дозор. Кто-то запускает многозарядную осветительную ракету, и пять пылающих зеленых шаров прекрасным салютом взмывают вверх и искрами опадают вниз. Смертельно уставший командир отделения отдает боевой приказ: "Трали-вали, резко стали". Я говорю Салаге: "Да что ж ты такой недоделанный, урод тупорылый? Долго мне еще твое имя поминать?" Без предупреждения крепко хватаю Салагу за кадык и с силой впечатываю его в стену блиндажа, вышибая из него почти весь воздух. Тот, что остался, я затыкаю, чтобы не вышел. Я ору Салаге прямо в лицо. -- Не слышу, амеба бесхребетная. Может, поплачешь? Давай, похнычь чуток. Громко отвечай, как мужику положено, милый, а то я лично откручу тебе башку и насру промежду плеч! Лицо рядового Оуэнса побагровело, он пытается что-то сказать. Глаза его лезут из орбит, он плачет. Он не может дышать. Он уставился на меня, и глаза его -- как у крысы в крысоловке. Я наготове, чтобы в случае чего сделать ноги рики-тик как только можно. По Cалаге видно, что он вот-вот упадет в обморок и выронит гранату. -- АЙ-АЙ, СЭР! -- в сумасшедшем отчаянии вопит салага. Он отпихивает меня. Сжимает свободную руку в кулак и бьет меня в лицо. Глаза его теперь черны, в моем лице, как в зеркале, он узрел себя. Он ударяет меня еще раз, уже сильнее. Вот мы и установили личный контакт, вот мы и общаемся. Зверство: вот настоящий язык, понятный в любой стране. Салага обжигает меня взглядом, в его припухших красных глазах горит чистейшая, безграничная ненависть. Салага снова меня отпихивает, теперь он уже скалится на меня, бросает вызов -- "а ну, рискни, помешай мне, стань-ка у меня на пути!", он действительно этого хочет, он уже не боится, ему уже все равно, что сделаю я, он уже немного не в себе, ему нечего терять, ничто не может помешать ему сделать всего один, маленький шаг за Грань. Кроме меня. -- Я убью тебя, -- говорит он, и поднимает руку, угрожая мне гранатой. -- Я убью тебя, -- говорит он, и я ему верю, потому что салага превратился наконец в очень опасную личность. Не могу сдержать улыбки, но пытаюсь превратить ее в презрительную ухмылку. "Продолжай в том же духе, рядовой Оуэнс", -- говорю я ему и отпускаю. Выполняю резкое "кругом!" и шлепаю по мостику. Останавливаюсь. Выуживаю кольцо от гранаты из кармана. Щелчком посылаю кольцо через весь блиндаж рядовому Оуэнсу, которому удается его поймать. -- И не балуйся больше, рядовой Оуэнс. Рядовой Оуэнс кивает, с мрачным и совершенно растерянным видом. Он подносит гранату к кончику носа и ковыряет спусковой механизм ногтем, затем начинает со всех сторон тыкаться чекой на кольце, пытаясь вставить ее обратно в гранату. -- Продолжай в том же духе, -- целюсь пальцем ему промежду глаз. -- Но после того, как я уйду. Рядовой Оуэнс кивает, стоит недвижно и чего-то ждет, этакий живой морпех-памятник, памятник тупорылости, непробиваемой как броня. Когда ты еще салага и слышишь первый разрыв снаряда, ты остаешься человеком, хотя уже и растерялся. Когда разрывается второй снаряд, ты все еще человек, хотя, бывает, и трусы уже испачкал. К тому времени, когда прилетает третий снаряд, страх, как большая черная крыса, успевает вгрызться в тебя, продираясь прямиком через нервы. Когда прилетает третий снаряд, ты, салага, уже похож на неразумного, обезумевшего от ужаса грызуна, и копаешь себе норку, чтобы туда забиться. Салаг нужно постоянно взбадривать, покуда они не поймут, что в этой войне нам не победить -- обычно на это уходит около недели. Отойдя от сторожевого блиндажа метров на двадцать, я слышу тяжелый удар взрыва позади себя. Проскакивает мысль: "Такая вот жопа, салага толстозадый". Но это не рядовой Оуэнс, не взрыв его личной гранаты. Еще один снаряд тяжело ухает неподалеку. Потом еще один. Обстрел. -- Обстрел! Обстрел! -- мальчишечьи голоса эхом разносят эту весть повсюду. * * * "Обстрел" -- это зазубренная сталь, с визгом рассекающая воздух, она шкворчит от жара и ее нельзя разглядеть, когда, шипя и дымясь, она высматривает твое лицо. Громко блеет приколоченный к дереву старый клаксон от двух-с-полтиной*, но слишком поздно. Кто-то сигнал пропустил. В большинстве случаев нас предупреждают секунд за десять-двенадцать, и за это время мы должны успеть прикрыть жопу. Морпехи с поста передового наблюдения на высоте 881-Юг засекают дульные вспышки на хребте Корок по ту сторону лаосской границы и радируют нам: "Арти, арти, Корок". БУМ. Двигаю беглым шагом по грязи, бормоча себе под нос матерщинную хряковскую блиндажную молитву. И, как раз тогда, когда уже практически созрел для того, чтобы перегнуться в три загиба и поцеловать себя в жопу на прощанье, натыкаюсь на флагшток, на котором истрепанный американский флаг и грубо начерканное объявление: "АЛАМО-ХИЛТОН". Ныряю туда головой вперед. Кто-то говорит: "Э, херов ты урод, убрал-ка гребаные локти с моих гребаных яиц". Воздух в блиндаже горяч и плотен. Блиндаж провонял потом, мочой, дерьмом, гниющими ногами, мокрым брезентом, блевотиной, пивом, пердежом после сухпая, репеллентом от комаров и заплесневелым бельем. С другой стороны, с тех пор как я перешел на ночной режим, я и сам воняю как кладбищенский вор, и жаловаться я не вправе. В блиндаже черным-черно, руку к глазам поднесешь -- и ту не видно. Голос героини эротических снов, сладчайшей блондиночки по эту сторону рая, воркует по "Радио вооруж?нных сил": "Здравствуй, милый. Я Крис Ноэль. Приглашаю всех на свидание с Крис. А вот вам и песенка для первого взвода смертоносной "Дельты", которая сейчас в Кхесани: "County Joe and the Fish" с песней "I Feel Like I'm Fixin' to Die Rag"". Мужики в блиндаже молча слушают песню с начала до припева, когда все сразу вдруг начинают орать на пределе возможностей: Раз-два-три-четыре-пять -- и за что нам воевать? Я не знаю нихрена Только ждет меня война Шесть-семь-восемь -- в рай попросим. Почему-зачем? -- насрать Будем, братцы, помирать. Когда песня кончается, кто-то приглушает радио и говорит: "Нам своя песня нужна, для кувшиноголовых. У "Зел?ных шляпок" своя собственная есть, а они -- дерьмо полное. Нам морпеховская песня нужна. Песня для хряков". БУМ. -- Насрать на все обстрелы! -- произносит кто-то и смеется. -- Ага, ага. Вот и название! Хором раздается "Охереть!", все смеются. Снаружи хлещет дождь из вражеских снарядов, каждый по 147 фунтов -- весит больше, чем людишки, что их выпускают. Сначала слышен протяжный-протяжный свист, затем грохот -- как от товарняка, валящегося под откос, потом -- "бум!". Палуба содрогается, и горячие осколки злобно запевают свою гнусную припевку. Большинство снарядов только грохочут, не попадая в цель. Они гоняют всякий мусор с места на место, пугают всех вокруг, а потом становятся бумажными, и их вшивают в книжки по истории. Прислушиваться -- только время зря терять, потому что своего снаряда не услышишь, он просто попадет, и нет тебя. Как бы там ни было, мы все уверены в правоте широко известного факта, что снаряды всегда убивают других. При обстрелах всегда убивает других. Нас эти снаряды еще ни разу не убивали, никогда такого не было. И это доказанный научный факт. Не херня. И потому мы не обращаем внимания на обстрел, но никогда не забываем о том, что наши блиндажи если еще и выдержат попадание гуковской мины, то прямое попадание одной из высокоскоростных 152-мм болванок напрочь сотрет этот блиндаж с лица земли. Даже те, что не разрываются, уходят в землю на четыре фута. * * * Остатки черных хулиганов-сородичей из первого взвода расселись на корточках в полной темноте, покуривают марихуану сорта "Черный слон", хихикают как школьницы и травят байки. Выкуриваю свою долю дури, потом ещ? одну. -- Слушай сюда, -- произношу своим знаменитым голосом Джона Уэйна. -- Это не херня, пилигрим. Это правдивый рассказ о войне за независимость Юга. В общем, все эти янки-автостроители в Мотор-Сити*, все они были торчки, так? А все плантации с классной марихуаной были далеко на Юге. Мои невидимые слушатели -- чернокожие морпехи -- стонут от восторга и аплодируют. -- В Детройте трава шла по пять долларов за порцию. В Атланте -- за бесплатно. Для северных торчков это было что-то невообразимое. Кто-то говорит: "Давай, давай, с травы не сходи", и сородичи ржут. Снаряд в визгом приближается, визжит как поросенок недорезанный, этакая жирная железная коммунистическая чушка московской породы, у которой на американцев встает за тридцать секунд. Но вместо разрыва слышен лишь идиотский шлепок, когда снаряд разрывается в грязной луже. Взрывная волна сотрясает блиндаж. Песок сыпется с потолка из перфорированных стальных плит, бревен и мешков с песком. Кто-то кашляет, давится. Я вытряхиваю песок из волос и соскребаю влажный песок с загривка. Кто-то шлепает подавившегося по спине. Тот выхаркивает комок слизи и выплевывает его мне на тыльную сторону ладони. Чертыхаясь, я вытираю ее о чью-то штанину. Джон Уэйн продолжает рассказ: "Ну и вот, чувак по имени Линкольн появляется однажды на вечернем телешоу -- "Вечернее шоу", понял? Он был герой баскетбола, знаменитый дровосек, который стал -- нет, вы только послушайте -- который выбрался в президенты, а выбрали его президентом за то, что его лицо -- нет, честно, это не херня -- потому что его лицо -- да-да, лицо -- случайно отпечатали на каждом сраном пенсе!" Сородичи ржут, воют, колотят кулаками и прикладами по мешкам. Сообщают мне, какой я козел и предупреждают, что сейчас уссутся. У-у-мп! Осколки вгрызаются в бочки из-под машинного масла, мешки с песком, в бревна. Джон Уэйн говорит: "Джефферсона Дэвиса выбрали президентом Конфедеративных штатов Америки из-за его платформы: каждой кастрюле -- курочку, а каждой курочке -- травки". -- Ну, и долбаные эти янки вооружились до зубов бумагой для самокруток и пистолетами -- да-да, именно так -- пустолеты у них были ну очень большие -- и забили ну очень большие конопляные запалы в свои пушки, и отправились все на пароходах в Новый Орлеан, что в Луизиане. -- Во Французском квартале они набрали где-то с тонну "Акапулько Голд" у черных джазистов, которых повстречали в стрип-клубе на Бурбон-стрит. Мы затягиваемся, молча, но с энтузиазмом. Наконец кто-то спрашивает: -- Ну ладно, а дальше? Джон Уэйн отвечает: -- Что дальше? Сейчас, вспомню... Герои гражданской войны все напрочь обдолбались, война сразу кончилась и все пошли трахаться. Само собой, долбаные эти янки про все наврали, рассказали Уолтеру Кронкайту о своей победе, и все это теперь показывают по телеку. Черные хряки ржут, ржут, никак не могут остановиться. Кто-то просит: "Э, Джокер, покажи Чарли Чаплина! Во-во! Чарли Чаплина покажи-ка в темноте! Кто-то говорит: "Чарли взял трубу с гранатой!" Черный Джон Уэйн говорит: "Джокер, братан, ты и впрямь юморист. Ну давай, про остальное расскажи. Чего там дальше было? -- Да откуда я, на хер, знаю? -- говорю уже своим собственным голосом. -- Я ж всю эту хрень на ходу выдумываю. Черный Джон Уэйн смеется, и годзилья лапища шлепает меня по спине в темноте. Черный Джон Уэйн говорит кому-то: "Кинь-ка мне трубу, сородич". Затем, очень тихо, говорит в трубку, сообщая свое "Новембер-Лима" -- ночное расположение, которое представляет собой дозорный пост за проволокой, и свое "Папа-Лима" -- текущее расположение, которое находится ярдах в трехстах к востоку от высоты 881-Север. Передает координаты и доклад об обстановке: "Все спокойно", прочищает горло и кладет трубку. * * * Я говорю: "Ну что, опять жим-жим задание, Джей-У?" Взрыв смеха, пауза. "Ага. Тяжко тут, в зеленой мандятине. Топаем щас -- явно номер десять. Связь обрывается". Опять смешки. "Вот меня бы в президенты, а Никсона -- в хряки". -- Ты бы отставил эту хрень со своим "Черным конфедератством", Джей- У. Пауза. -- Сержант Джокер, тебе неймется, что ли? Слушай, братан, я знаю, что за зло таится в глубинах душ человеческих. Если проблема какая, кореш, ты мне расскажи. Я помогу -- и все будет хорошо, потому что Черный Джон Уэйн умеет решать проблемы. -- ПП, Джей-У. Мне ПП нужны. -- Слышь, ты при Черном Джоне Уэйне лучше и не вспоминай про все эти микимаусовские посты и прочую бравую херню в духе Оди Мэрфи, которую беложопые напридумывали. Я решил отойти от умонастроений морально заблудших кровожадных болванов. Черный Джон Уэйн уже столько золотокожих ниггеров нашлепал от Контьена до Рокпайла и в Аризонском секторе -- дальше некуда. Но я боле не горю желанием иметь что-либо общее с этим миром, где царят тирания и продажность. Черные морпехи аплодируют и вопят, а Черный Джон Уэйн продолжает голосом пламенного проповедника из богом забытой деревушки: "Черная конфедерация выходит из вашей прогулки за смертью во Вьетнам". Все в блиндаже произносят в унисон: "Аминь". Черный Джон Уэйн говорит: "Богатые детишки, которых совесть гложет, в своих маршах за мир только обувку зря протирают. Тупорылые хряки -- вот кто остановит эту порочную войну -- а-минь! -- а в Мире всей правды никогда не узнают, той правды, что сила -- у хряков, реальная сила, ибо гребаные крысы-служаки и продажные политики как не признавали фактов, так никогда и не признают". Черный Джон Уйэн выжидает, когда стихнут выкрики "Молодец!", и продолжает. "Это усиленное стрелковое отделение, все из одного района, вооруженное до зубов и мотивированное до предела, еще вернется в свой квартал. И будем мы участковыми с оловянными звездами на груди, и станем на страже революционного закона и порядка. Там, в Мире, со своим отделением я пол-Бруклина смогу подмять. Мир посредством превосходящей огневой мощи! Огневую власть народу! История еще не закончилась! История взымает долги!" Отделение устраивает ему такую громкую овацию, и аплодирует так сильно, что на пару секунд заглушает даже разрывы снарядов наверху. Прочищаю горло. Говорю: "Нам ПП нужны. Сил у нас мало. Они могут напасть, пройдя прямо через проволоку. Гуки знают, что тут что-то творится, и, пока мы отсюда не улетим, по нам свободно можно врезать. Нет у меня времени на твою политическую болтовню, Джей-У, не интересуюсь я политикой". Черный Джон Уэйн говорит: "Джокер, кореш, ты-то можешь не интересоваться политикой, но вот у политики к тебе интерес есть. Ты сам-то на экскурсию сюда приехал? Политику понять нетрудно. Политика -- это когда утяжеленной дубинкой по макушке. Слышь, а ты вообще врубаешься в мой продвинутый базар? Ты что, не знаешь, почему тут Бледный Блупер ходит? Бледный Блупер явился, чтобы тебя, беложопого, кой-чему поучить. Верная смерть, этот старина Блупер, он повсюду, кореш. Он, может, прям сейчас в этом блиндаже среди нас сидит". Я говорю: -- Джей-У, достал ты уже со своими кинами про расовые войны. Черный Джон Уэйн говорит: -- Эх, глупая ты белосрань алабамская, все не так ты понимаешь. Враг -- это не белый человек. Настанет день, и ты еще увидишь, как поднимется белый Дядя Том*. Такова горькая правда, кореш, но так оно и есть. -- Зеленый человек, человек с деньгами -- вот настоящий дьявол. Они говорят нам, что мы -- мелочь. Но мы не мелочь, мы могучи, мы будем еще короли, а президент -- совсем не бог в черном лимузине. Для них ты тоже ниггер, Джокер. Ты просто не врубишься никак. Я говорю: "Прям как кино про грандиозное ограбление забегаловки, Джей-У. Все деньги -- у богачей. Ты приш?л, вс? отнял. И вот уж сам при деньгах". -- Мы не за деньги будем драться, -- говорит Черный Джон Уйэн. -- Мы будем драться, чтобы заявить о том, что Дядя Сэм -- вовсе не мой дядюшка, мать его так. Дядя Сэм говорит всем этим вьетнамам: "Живите пока, но не как подобает мужикам. Вы для нас тут пойте, танцуйте и оставайтесь маленькими желтенькими ниггерами, господа Ви-Си, а мы, может, проявим великодушие и разрешим вам жить дальше". Дядя Сэм говорит: "Руки в гору, дух бойцовский или жизнь!" Голос Черного Джона Уэйна грохочет по всему блиндажу: "Белые американцы не могут осознать, почему эти вьетнамы отбиваются. Зеленому человеку давно уже на все наплевать, он заплыл жиром, он забыл, что значит драться. Свой дух бойцовский он променял на дом в несколько этажей, на ниггершу-прислужницу, на пожизненный запас полуфабрикатов в холодильнике -- давным-давно уже. Достоинство! -- вот чего хотят вьетнамы, кореш, и вот чего хотят мои земляки. Я черный с мозгами в голове, с черными мозгами, и я весьма опасный тип. Мы -- люди! Мы хотим чувствовать себя достойными! Попробуют нас наколоть -- подохнут. Никто и никогда не назовет меня ниггером, пока у меня будет гранатомет в руках". -- МОЛОДЕЦ! -- произносит кто-то, и блиндаж сотрясается от выкриков: "МОЛОДЕЦ! МОЛОДЕЦ! МОЛОДЕЦ!", пока голоса не сипнут. Я говорю: "Мне ПП нужны. Найди мне кого-нибудь поживее, кто не будет болтаться как неприкаянный, Джей-У. У меня на постах салаги одни. Цену назови. Шесть коробок пива, в следующий подвоз". Снаряд бьет совсем рядом с блиндажом. У-у-мп! Блиндаж сотрясается. Кто-то говорит: " Да что ж такое, они совсем охренели, эти косоглазые? Шуток не понимают?" Черный Джон Уэйн смеется. "Мистер Чарльз и не подумает херить такого славного земелю, как я". Сновая смеется, довольный донельзя. "Джокер, ты реально упертый болван из болванов. Я тебе о том не говорил еще?". Я говорю: "Джей-У, я же не дева Мария, а ты не Иисус во младенчестве. Мне надо выставить три ПП, рики-тик как только можно. Немедленно на хер срочно. Срочно, Джей-У, а то проснешься с какой-нибудь огромной дурой, прибитой к башке твоей гвоздями". Не успевает Черный Джон Уэйн ответить, как у входа в блиндаж раздается неутомимый голос Бобра Кливера. Бобер Кливер болтает непрестанно, хобби такое у Бобра Кливера -- всех на планете убалтывать. * * * Всем становится легче на душе. Уж если Бобер Кливер покинул свой персональный блиндаж, значит, получил сигнал отбоя с высоты 881-Юг, и обстрел кончился. На какое-то