ийский было  так же сложно понять, как и  русский. Но тон меня
поразил. Как будто он  оправдывался  передо мной за некий  поступок, который
собирался совершить против собственной воли.
     Но, когда принцесса снова заговорила с ним, я понял в чем дело. Генерал
велел  Игнатию  доставить  принцессу  домой,  и огромный  русский  собирался
исполнить приказ, даже если бы ему пришлось тащить принцессу силой. Вот он и
пытался объяснить это мне, чтобы я не вмешивался.
     - Заберите ее, - сказал я, отступая в сторону.
     Девушка сердито зыркнула на меня глазами, потом засмеялась.
     - Хорошо, Игнатий, - сказала она по-английски. - Я пойду домой.
     С  этими  словами  она  повернулась и зашагала  назад по аллее.  Гигант
последовал за ней.
     Довольный, что  остался один, я быстро  добрался до  пляжа.  Под ногами
захрустела  галька.  Я  сделал  несколько  шагов  в  сторону, чтобы  уйти  с
предательской  гальки,  и со всей скоростью, на которую  был способен, пошел
прямо  на  звук  пулемета.  Тот выпустил  подряд несколько  очередей.  Потом
захлопали ружья.  Три легких взрыва - ручные  гранаты, подсказали мне  уши и
память.
     Грозовое небо над  крышей  дома  передо  мной  и слева  вдруг озарилось
розовым  светом,  и  грохот  мощного  взрыва  долбанул  меня  по  барабанным
перепонкам.  Вокруг посыпались невидимые  осколки. Должно быть, рванул  сейф
ювелира, подумал я.
     Я  осторожно пробирался  вперед.  Пулемет  замолчал. Ружья  и пистолеты
стреляли  безостановочно. Взорвалась  еще  одна  граната.  Послышался  дикий
мужской крик.
     Рискуя  быть  услышанным, я снова приблизился к воде.  До сих  пор я не
разглядел в заливе ни одного судна. А ведь днем здесь были и яхты и лодки. Я
довольно долго  прошлепал по  мелководью, но так  и  не  обнаружил ни  одной
лодки. Конечно, их  могло  разметать штормом, но  я почему-то так  не думал.
Громадина утеса  защищала  берег  с запада,  так  что ветер  здесь  почти не
ощущался.
     Продолжая идти  вдоль берега, я  вдруг наткнулся  на лодку.  Впереди на
волнах покачивалась темная  тень. Ни огонька, ни  движения.  Но других лодок
вокруг не было. И это уже было серьезно.
     Я осторожно приближался.
     Вдруг между мной и ближайшим домом шевельнулась тень. Я замер на месте.
Футах в двадцати от меня остановилась и тень.
     Значит,  меня тоже  заметили.  Мой  палец застыл  на  спусковом  крючке
пистолета.
     - Подойдите сюда, - велел я. - Ближе. Сейчас посмотрим, кто вы такой.
     После некоторого колебания  тень  приблизилась. Я не мог позволить себе
риск  включить фонарик, однако  сумел разглядеть довольно красивое юношеское
лицо с окровавленной щекой.
     -  О, здравствуйте, - прозвучал мелодичный баритон.  - Я  узнал вас, вы
были на свадьбе.
     - Да.
     - Вы не видели принцессу Жуковскую? Вы с нею знакомы?
     - Она отправилась домой с Игнатием минут десять назад.
     - Отлично!
     Он утер щеку окровавленным платком и указал в сторону лодки.
     -  Это яхта Хендриксона. Они  захватили  ее, а остальные  отвязали и их
унесло в море.
     - Значит, они собираются удрать на ней.
     - Да, - согласился юноша, - если только... Может, попытаемся напасть на
них?
     - Вы хотите отбить у них яхту?
     - А  почему бы и нет? Вряд ли их там много - ведь на берегу у них целая
армия. Вы вооружены. У меня тоже есть пистолет.
     -  Хорошо, - произнес я, - но  нужно  сперва разведать, какие силы  нам
противостоят.
     - Очень разумно, - сказал он и отступил к ближайшему дому.
     Прижимаясь ближе  к  стенам  домов,  мы начали осторожно  пробираться к
яхте.
     Теперь  ее было уже лучше видно. Суденышко длиной  футов  в сорок пять,
повернутое кормой к  берегу,  покачивалось у небольшого причала. Над  кормой
что-то  торчало  и время от  времени  слышались шаги  по  деревянной палубе.
Внезапно над непонятным предметом на корме возникли чья-то голова и плечи.
     Глаза русского лучше видели в темноте, чем мои.
     - Он  в маске, -  прошептал юноша мне на ухо. - На  голове что-то вроде
чулка.
     Человек в маске не двигался. Мы тоже боялись шелохнуться.
     - Попадете в него отсюда? - спросил юноша.
     -  Возможно,  хотя  темнота  и  дождь  не слишком  способствуют  меткой
стрельбе.  Лучше  подобраться  как можно  ближе и  открыть огонь,  когда  он
заметит нас.
     - Очень разумно, - вновь подтвердил юноша.
     Нас заметили  в ту же  секунду. Человек  на корме что-то крикнул. Юноша
прыгнул вперед.  Я  успел  сбить  его  подножкой,  поскольку  вдруг  опознал
незнакомый предмет. Русский рухнул на гальку. Я кубарем покатился за ним.
     Крупнокалиберный  пулемет на корме яхты начал  изрыгать  свинец, и пули
засвистели у нас над головами.
     - Атака отменяется! - шепнул я. - Поползли отсюда!
     Я сам подал пример и начал  перекатываться под укрытие дома, которое мы
только что покинули.
     Пулеметчик  продолжал  прочесывать пляж длинными очередями, но  стрелял
наудачу  -  яркие  вспышки  явно   мешали  ему  рассмотреть,  где  находится
противник.
     Завернув за угол дома, мы присели.
     - Вы спасли мне жизнь, - спокойно заметил русский паренек.
     - Да. Интересно, это пулемет, который был на улице, или...
     Ответ  я  получил  в  тот  же  миг. С  улицы  послышалось уже  знакомое
стрекотание. Два пулемета стреляли одновременно.
     - Понятно, их два, - заключил я. - Какова расстановка сил?
     -  По-моему,  их  человек десять - двенадцать, -  сказал он,  -  хотя в
темноте сосчитать  трудно. Все, кого я видел, были в  масках, как и  тот, на
борту  яхты. Сперва  они, похоже, перерезали  телефонный  кабель и отключили
свет, а  потом взорвали мост. Мы напали на них возле банка, но они водрузили
перед ним пулемет и мы не смогли приблизиться.
     - Где все жители?
     - Разбежались кто куда и попрятались, если генералу Плешкову не удалось
снова собрать их.
     Я нахмурился и напряг мозги. Что могут противопоставить мирные жители и
ушедшие на  покой капиталисты  пулеметам  и  гранатам? Нет,  кто  бы ими  не
командовал, толку от такого ополчения не будет.
     - Оставайтесь  здесь и следите за яхтой,  -  сказал  я.  - Я постараюсь
разведать,  что  происходит  и,  если  наскребу  несколько  крепких  парней,
попробую захватить  яхту с другой стороны. Налетчики наверняка воспользуются
яхтой для отступления. Это как пить дать. Попытаемся помешать им.
     - Отлично! - сказал юноша. - Я думаю, вы найдете многих местных жителей
возле церкви. Идите сейчас прямо  в гору, пока не увидите железную ограду, а
там возьмите вправо.
     - Хорошо.
     Я двинулся в указанном направлении.
     Достигнув  главной улицы, я  остановился и осмотрелся  по сторонам. Все
было спокойно. Единственный человек в поле моего зрения лежал лицом вниз  на
тротуаре недалеко от меня.
     Я  подобрался к нему на четвереньках.  Он был мертв. Я не стал  тратить
время, вскочил и перебежал на другую сторону улицы.
     Никто  не  попытался  остановить  меня.   В   ближайшей   подворотне  я
задержался,  чтобы перевести  дух. Ветер прекратился.  Ливень  тоже  поутих.
Главная улица Куффиньяла была совсем безлюдна.
     Уж не началось ли отступление к яхте, подумал я и зашагал по тротуару в
направлении банка. И вновь ответ не заставил себя долго ждать.
     Высоко над моей  головой, должно  быть, почти на  самой  вершине  утеса
вновь зазвенели пулеметные очереди.
     Одновременно послышались выстрелы из более легкого оружия и разорвалось
несколько гранат.
     На ближайшем перекрестке я свернул на боковую улочку и побежал в  гору.
Несколько человек  пробежали в противоположную сторону, не обращая  внимания
на мой вопрос: "Что там творится?"
     Один из бегущих - запыхавшийся толстяк с лицом белым, как рыбье брюхо -
остановился, потому что я сгреб его в охапку.
     - Автомобиль с пулеметом  заехал  на гору, - запинаясь, пробормотал он,
когда я вновь проорал свой вопрос прямо ему в ухо.
     - Почему вы без оружия?
     - Я... я потерял его.
     - Где генерал Плешков?
     - Где-то  наверху.  Пытается захватить машину,  но  это невозможно. Это
самоубийство! Почему не присылают подмогу?
     Мимо нас по направлению  к  главной улице промчался еще один мужчина. Я
отпустил толстяка и задержал группу сразу из четырех человек, которые бежали
не так быстро.
     - Что там теперь творится? - спросил я.
     - Они  начали  потрошить  особняки,  -  ответил  остролицый  мужчина  с
усиками, вооруженный винтовкой.
     - А на материк еще ничего не сообщили?
     - Невозможно, - ответил другой мужчина. - Первым делом бандиты взорвали
мост.
     - Разве никто не умеет плавать?
     -  При таком ветре-то? Катлан  попытался было  сунуться в  воду и  едва
спасся, отделавшись парой сломанных ребер.
     - Но ветер стих, - заметил я.
     Остролицый отдал винтовку товарищу и снял пиджак.
     - Пожалуй, я попробую.
     - Отлично! Разбудите  этих  лежебок и свяжитесь с  морской полицией и с
береговой охраной. Если скажете, что у налетчиков пулеметы, они нам помогут.
И еще передайте, что в  распоряжении бандитов имеется  яхта,  на которой они
собираются удрать. Яхта Хендриксона.
     Доброволец-пловец поспешил к пляжу.
     - Яхта? - в один голос спросили сразу двое.
     -  Да.  На  ней  тоже  установлен  пулемет.  И  если  мы  хотим  что-то
предпринять, надо это делать сейчас, пока мы отрезаем им путь к отступлению.
Соберите  здесь всех  мужчин  с  оружием, которых можете найти. Стреляйте  с
крыш, если получится. Сверху машина будет более уязвима.
     Троица двинулась вниз, а я припустил наверх, ориентируясь на пулеметный
огонь. Пулемет строчил короткими очередями. Ответный огонь был  разрозненным
и слабым.
     Навстречу  мне  попалось  еще  несколько  человек,  подтвердивших,  что
генерал во  главе дюжины бойцов по-прежнему пытаются справиться с пулеметом.
Я повторил инструкции и продолжил восхождение.
     Ярдов через сто  навстречу мне  высыпали остатки генеральского  отряда.
Они беспорядочно отступали, преследуемые градом пуль.
     Я  решил,  что дорога  - не место для смертных.  Перешагнув через  пару
трупов,  я пролез  через  живую изгородь и продолжил  путь к цели по влажной
земле за кустами.
     Вверху  пулемет  замолчал.  Его  собрат на яхте по-прежнему  палил,  не
переставая.
     Вдруг я услышал рев мотора автомобиля. Сверху катила машина.
     Я кинулся в кусты и распластался на земле, всматриваясь в темноту между
ветвей. В обойме моего еще не стрелявшего пистолета оставалось шесть пуль. И
это в ночь, когда на острове извели уже, должно быть, тонну пороха.
     Разглядев,  наконец,  машину,  я  разрядил  пистолет,  целясь  низко, в
колеса.
     Машина проехала мимо.
     Я выскочил из своего укрытия.
     Машина внезапно исчезла.
     Послышался скрежещущий  звук.  Потом  страшный  треск.  Звон  разбитого
стекла.
     Я бросился на эти звуки.
     Из  черной груды покореженного металла,  откуда  еще слышалось  чихание
мотора, выбралась  темная  тень и  метнулась  к лужайке. Я  бросился следом,
уповая, что больше никто в машине не уцелел.
     Я  отставал от  беглеца  футов на  пятнадцать, когда  он споткнулся,  и
расстояние между нами сократилось до десяти футов.
     Я нажал на спусковой крючок и услышал сухой щелчок. Я совсем забыл, что
выпустил все шесть пуль  по  колесам.  Запасная обойма, завернутая в бумагу,
лежала у меня в  кармане пиджака под макинтошем,  но перезаряжать времени не
было.
     Меня обуревал  соблазн запустить  пистолетом в  голову  бегущего,  но я
сдержался.
     Впереди из мрака  выросла  громада дома. Беглец кинулся  вправо,  чтобы
скрыться за углом.
     Слева гулко ухнул выстрел.
     Преследуемый повернул за угол.
     - Черт  побери! - голос генерала Плешкова казался изумленным. - Чтобы я
промахнулся из дробовика на таком расстоянии!
     - Бегите с той стороны! - крикнул я ему, устремляясь за неизвестным.
     Впереди  слышалось  топанье,  но  я  никого  не   видел.  Обогнув  дом,
приближался пыхтящий генерал.
     - Вы схватили его? - выдавил он.
     - Нет.
     Перед  нами  вздымалась  каменистая  круча,  по  которой убегала  вверх
тропинка. По обеим сторонам росли кусты.
     -  Но,  друг  мой,  - удивился генерал. - Как  же  он мог... Вверху  на
тропинке и чуть сбоку я различил едва заметный треугольник - возможно, часть
светлой рубашки в вырезе куртки.
     -  Оставайтесь  здесь и продолжайте  говорить!  - шепнул я  генералу  и
пополз вверх.
     -  Должно  быть,  он  удрал в противоположном направлении,  - продолжал
генерал, повинуясь моим наставлениям, -  потому что  в противном случае я бы
его заметил, а если бы он попытался пролезть через кусты, то...
     Он  говорил  без умолку, пока я  осторожно крался по  тропе,  нащупывая
ногами опору.
     Я увидел  затаившегося беглеца в нескольких шагах от себя. Привалившись
к кусту, он наблюдал за генералом. В следующую секунду он заметил меня.
     Он вскочил и его правая рука дернулась вверх.
     Я прыгнул на него, вытянув обе руки вперед.
     Наступив  на  камень,  я подвернул лодыжку  и упал, как  нельзя кстати,
потому  что  посланная  с  близкого расстояния пуля  просвистела у  меня над
головой.
     Падая,  я  ухватил  левой  рукой  за  щиколотки неведомого  противника,
который  свалился прямо на меня. Я изо всех сил лягнул его ногой, перехватил
правое запястье и хотел уже впиться в него зубами, когда генерал, пыхтя, как
паровоз, подоспел на выручку и молодецким ударом отбросил врага.
     Поднялся я  с трудом. Вывихнутая лодыжка упорно  не хотела поддерживать
свою  долю  в  моих  ста  восьмидесяти  с лишним  фунтов веса. Сместив центр
тяжести на другую ногу, я посветил фонариком в лицо пленника.
     - О, привет, Флиппо! - воскликнул я.
     - Привет! - без особой радости отозвался он.
     Коротышке-итальянцу,   на  сколько   я  помнил,   было  года   двадцать
три-двадцать четыре. В  свое  время я  помог  упрятать его в  Сан-Квентин за
участие в  вооруженном  ограблении. Несколько  месяцев назад его  выпустили,
взяв на поруки.
     - Начальнику тюрьмы это не понравится, - заявил я.
     - Вы ошибаетесь,  -  заныл Флиппо.  -  Я тут  ни  при чем. Я  собирался
навестить  друзей, а когда началась эта  заваруха,  решил спрятаться, потому
что у меня несколько судимостей  и меня наверняка упекли бы за решетку, даже
не став разбираться. А вы теперь будете думать, что я тут замешан!
     - Ты просто провидец, - сказал я и обратился к генералу:
     - Где мы можем запереть эту пташку, чтобы она не упорхнула?
     - В моем доме, в чулане. Окон в нем нет, а дверь укреплена.
     - Очень хорошо. Шагом марш, Флиппо!
     Генерал Плешков повел упирающегося итальянца вперед, а я ковылял сзади.
Осмотрев пистолет Флиппо, я убедился, что в обойме недостает одного патрона,
а заодно перезарядил собственный пистолет.
     Мы  схватили Флиппо возле самого дома  генерала,  поэтому идти пришлось
недолго.
     Генерал постучал в дверь и что-то  сказал по-русски. Заскрипели засовы.
Открыл  нам дверь слуга с  пышными  усами. За его  спиной стояли принцесса и
статная пожилая женщина.
     Мы завели Флиппо в чулан.  Пока генерал рассказывал домочадцам про наше
приключение, я обыскал пленника и отобрал  перочинный нож и спички -  больше
ничего, что могло бы ему пригодиться, в карманах не оказалось. Потом генерал
запер дверь и задвинул тяжелый засов.
     - О, вы ранены! - воскликнула принцесса, заметив, что я хромаю.
     - Просто лодыжку подвернул, - ответил я. - Но  нога немного побаливает.
У вас есть пластырь?
     - Да.
     Она что-то  сказала усатому слуге, который кивнул,  вышел  из комнаты и
вскоре вернулся  с  бинтами, пластырем и тазом с водой, над которой клубился
пар.
     - Сядьте, пожалуйста, - сказала принцесса.
     Я помотал головой и потянулся за пластырем.
     - Мне нужна холодная вода,  так как я собираюсь снова  выйти под дождь.
Покажите мне, пожалуйста, где ванная, и я быстренько все сделаю сам.
     Мы  немного поспорили на  сей  счет, но  в  конце  концов я пробился  в
ванную, где, обильно окропив  лодыжку холодной водой, я  туго  перемотал  ее
пластырем.  Потом  я  изрядно  помучился,  пытаясь  засунуть  ногу в  мокрый
ботинок, зато в итоге я  вновь  твердо  стоял  на  ногах, хотя  одна  из них
порядком ныла.
     Вернувшись  в  комнату, я заметил,  что снаружи  стало  тихо:  стрельба
прекратилась, да и  дождь  перестал, а из-под опущенных жалюзей  пробивается
серый утренний свет.
     Я уже застегивал макинтош, когда во входную дверь постучали.  Я услышал
русскую речь, потом в комнату вошел молодой русский, которого я уже встречал
на пляже.
     - Александр, ты... - статная  пожилая  дама взвизгнула, увидев кровь на
щеке юноши, и лишилась чувств.
     Молодой человек даже глазом не моргнул,  как будто привык, что  при его
появлении дамы падают в обморок.
     - Они отплыли на яхте,  -  сказал он  мне,  пока принцесса и двое  слуг
поднимали пожилую даму и укладывали ее на оттоманку.
     - Сколько их? - спросил я.
     - Я насчитал десять, но мог пропустить одного или двух.
     - А люди, которых я послал, не пытались их остановить?
     Он пожал плечами.
     - А что тут можно сделать? На пулемет не  всякий полезет.  Ваших  людей
выбили еще прежде, чем они успели занять позиций на крышах домов.
     Тем  временем  пожилую  даму привели  в  чувство и  она  стала засыпать
паренька градом вопросов на русском языке.  Принцесса  натянула  свой  синий
плащ.  Дама  оставила  юношу с окровавленной  щекой в  покое и  обратилась к
принцессе.
     -  Все  уже  кончено,  - сказала  та.  -  Я  хочу  посмотреть, что  они
натворили.
     Это  предложение пришлось  по  душе  всем.  Пять минут  спустя  все мы,
включая слуг, уже шагали вниз по склону. Вокруг  и  сзади, догоняя и обгоняя
нас, вниз спешили и другие люди. Лица  их  под еле моросящим дождем казались
усталыми и возбужденными.
     Внезапно  откуда-то  сбоку   выбежала  женщина,  подскочила  ко  мне  и
принялась  что-то сбивчиво  рассказывать.  Я узнал в  ней  одну из  служанок
Хендриксона.
     Понял я далеко не все.
     - Подарки исчезли... Мистера Броуфи убили... Оливер...
     -  Я  подойду  позже,  -  сказал  я  остальными  устремился  следом  за
служанкой.
     Она бежала со всех ног. Я, естественно, бежать не мог; не мог даже идти
быстрым шагом. Когда я достиг дома Хенриксона, сам Хенриксон, служанка и еще
несколько слуг ждали меня у порога.
     - Они убили Оливера и Броуфи, - выпалил старик.
     - Каким образом?
     - Мы были в  комнате  на втором  этаже.  Стояли у  окна  и смотрели  на
вспышки выстрелов внизу. Оливер находился здесь, за входной дверью, а Броуфи
охранял  подарки. Мы  услышали  выстрел  и  почти  сразу же в  нашу  комнату
ворвался  мужчина, вооруженный  двумя пистолетами. Он  продержал  нас  минут
десять.  Потом вышел и запер нас снаружи. Когда мы, наконец, взломали дверь,
то... Броуфи и Оливер уже были убиты.
     - Пойдемте посмотрим на них.
     Шофер  лежал на спине  прямо  у входной двери.  Его  смуглое горло было
перерезано,  так  что  виднелись  шейные  позвонки.  Винтовка  была рядом. Я
нагнулся и взял ее. Из нее не стреляли.
     Наверху дворецкий Броуфи распростерся возле стола, на котором  с вечера
были разложены  подарки. Пистолет  исчез. Я перевернул тело. Броуфи  убили в
упор выстрелом в грудь. Ткань пиджака вокруг раны была обожжена.
     Большинство из  подарков было на месте, но самых ценных и след простыл.
Остальные валялись в беспорядке, упаковки были вскрыты.
     - Как выглядел налетчик? - спросил я.
     -  Я  его плохо разглядел, - сказал  Хендриксон.  - Света  в комнате не
было. Так, темный  силуэт  на фоне  свечи, которая  горела в холле. Довольно
крупный, в черном плаще, в черной  же маске, прикрывавшей голову  и лицо,  с
прорезями для глаз.
     - Шляпа?
     - Нет, только маска.
     Пока мы спускались, я коротко рассказал Хендриксону обо всем, что видел
и что делал с тех  пор, как мы расстались. Собственно рассказывать подробнее
было не о чем.
     -  Как  считаете,  вам  удастся что-то  разузнать  у того,  которого вы
поймали? - спросил старик, когда я уже собирался уходить.
     - Вряд ли. Но они от меня не уйдут.
     Главная улица Куффиньяла была запружена народом. Я увидел отряд морских
пехотинцев с  острова Мер, а также полицейских  из Сан-Франциско. Полуодетые
горожане окружили их плотной  толпой.  Все  наперебой  рассказывали о ночных
событиях, удачах и потерях,  о личном героизме  и обо всем  виденном.  Слова
"пулемет", "бомба",  "бандит",  "машина",  "выстрел", "динамит"  и  "убитый"
повторялись сотни раз на самый разный манер.
     Мощный заряд, разнесший  бронированное  хранилище,  не оставил от банка
камня  на камне. От  ювелирного  магазина тоже мало что  уцелело. Бакалейную
лавку напротив  наспех переоборудовали  под полевой госпиталь.  Двое  врачей
творили чудеса над раненными жителями острова.
     Завидев  знакомое  лицо  -  сержанта Роша из  городской  полиции,  -  я
протолкался к нему сквозь толпу.
     -  Прибыли  только  что?  -  полюбопытствовал  он  после того,  как  мы
обменялись рукопожатием. - Или были здесь?
     - Был здесь.
     - Что вам известно?
     - Все.
     - Еще не родился частный сыщик, который ответил бы иначе, - хмыкнул он,
пробираясь следом за мной.
     - Вы не наскочили по дороге на брошенную  яхту? - спросил  я, когда  мы
остались одни.
     - Весь залив кишел этой ночью брошенными яхтами.
     Это не пришло мне в голову.
     - А где ваш катер? - спросил я.
     - Прочесывает  территориальные воды в поисках бандитов. Я остался здесь
с парой своих людей, чтобы разобраться в том, что случилось.
     - Что ж, вам повезло, - усмехнулся я. - Попробуйте незаметно посмотреть
на ту сторону улицы. Видите толстяка с черными усами перед аптекой?
     Возле аптеки  стояли  в  одной кучке генерал Плешков,  дама, упавшая  в
обморок,  юный  русский,  окровавленная  щека  которого  послужила  причиной
обморока, и  бледнолицый тучный  мужчина лет сорока с лишним, который  также
был с ними на свадьбе. Чуть в стороне возвышался Игнатий, а рядом с ним двое
слуг и еще кто-то  из челяди.  Все возбужденно переговаривались и следили за
жестикуляцией  раскрасневшегося  владельца  аптеки,   который   взволнованно
объяснял  лейтенанту  морских пехотинцев, что именно  его личный  автомобиль
угнали налетчики, установили на нем пулемет,  и что, по его  мнению, нужно с
этими налетчиками сделать.
     - Да, - ответил Рош. - Вижу толстяка с усами.
     - Вот ваша добыча. И женщина с двумя парнями - тоже.
     И вон те четверо русских. Кое-кого  тут, правда, недостает, но я сам об
этом позабочусь. Шепните на ушко лейтенанту - и возьмете их тепленькими. Они
ни о чем не подозревают.
     - Вы уверены? - спросил сержант.
     - Не говорите глупости? - прорычал я, как будто за всю жизнь ни разу не
ошибался.
     Все это время я опирался только на одну конечность. Закончив разговор и
отвернувшись  от сержанта, я перенес тяжесть тела на другую, и боль пронзила
меня до самого бедра. Я стиснул зубы и заковылял по улице.
     Куда делась  принцесса? Я  считал, что после генерала она  была главным
действующим лицом  налета. Если  она  оставалась  дома и  еще  ни  о чем  не
подозревала, то, возможно, мне удалось бы без лишнего шума справиться с ней.
     Каждый  шаг  причинял  мучительную  боль.  Я почувствовал,  что  у меня
подскочила температура. Пот катился градом.
     - Мистер, они здесь так и не проходили.
     Рядом со мной возник одноногий разносчик газет. Я обрадовался ему,  как
чеку на выплату жалованья.
     - Пойдем со мной, - сказал  я, беря его за руку. - Ты хорошо потрудился
и я хочу поручить тебе еще одно задание.
     Отойдя  на  полквартала от главной  улицы,  я  дохромал до приземистого
желтого  коттеджа.  Входная дверь  была нараспашку  -  должно  быть, хозяева
слишком спешили встретить полицию и морскую  пехоту. Внутри,  возле вешалки,
стоял  плетеный стул. Я совершил противозаконное вторжение в  частный  дом и
выволок стул на террасу.
     - Присядь, сынок, - попросил я юношу.
     Он повиновался. Веснушчатое лицо было озадачено.
     Я ухватился за костыль и решительно вырвал его из рук калеки.
     - Вот тебе пять зеленых за аренду, -  сказал я. - А если я его потеряю,
то на эти деньги можешь заказать себе новый из слоновой кости и золота.
     И я оперся на костыль и заковылял в гору.
     До сих пор  мне  ни  разу не приходилось  ходить  на костылях.  Так что
никаких рекордов я  не  побил.  Но все-таки это было несравненно  лучше, чем
хромать на больной ноге.
     Восхождение  затянулось, но, наконец,  я  вышел на знакомую  посыпанную
гравием дорожку, которая вела к особняку русских.
     Я был еще ярдах в четырех от крыльца, когда принцесса Жуковская открыла
дверь.
     - Ой! - вскрикнула она, а потом, когда удивление прошло, добавила:
     - Я вижу - вам стало хуже!
     Она  сбежала  вниз  по ступенькам и помогла мне  преодолеть  крыльцо. Я
заметил, что правый карман ее серого фланелевого  жакета  оттопыривается под
тяжестью какого-то предмета.
     Одной рукой поддерживая меня под  локоть,  а второй  обхватив за спину,
принцесса провела  меня  в  дом.  Я понял, что она еще  не  осознала, что  я
раскусил их игру. В  противном случае она бы  постаралась держаться от  меня
подальше. Интересно, подумал я, а почему она вернулась домой после того, как
вышла с остальными?
     Принцесса усадила меня в большое мягкое кресло, обтянутое кожей.
     -  Вы,  должно  быть,  голодны, как волк  после  такой тяжелой ночи,  -
сказала она. - Я посмотрю, что...
     -  Нет, сядьте. - Я кивнул на стоящий рядом стул. - Я хочу поговорить с
вами.
     Она  села, сцепив изящные белые  руки  на коленях. Ни в лице, ни в позе
принцессы  не было  даже тени нервозности, или хотя бы любопытства. Тут она,
пожалуй, переиграла.
     - Куда вы спрятали добычу? - спросил я.
     Белизна ее  лица ни о  чем не говорила. Оно было белым, как  мрамор еще
тогда,  когда я  впервые увидел  принцессу.  Выражение  темных глаз тоже  не
изменилось.  И ни  один  мускул  не  дрогнул на  лице. Голос  был совершенно
ровный.
     - Извините, - сказала она. - Я не поняла ваш вопрос.
     - Дело вот в  чем, - пояснил я.  - Я  обвиняю вас в соучастии налета на
Куффиньял и сопутствующих убийств. И спрашиваю: где награбленное добро?
     Она  медленно встала, горделиво задрала голову и произнесла так, словно
я был по меньшей мере в миле внизу:
     - Как  вы  смеете?  Кто  вам позволил  так  разговаривать  с принцессой
Жуковской!
     - Да  хоть с  Марией-Антуанеттой! - небрежно бросил я.  - Насколько мне
известно, вы простая воровка и убийца.
     Она подобралась, как пантера для прыжка. Бледное  лицо  перекосилось от
ярости. Рука - когтистая лапа - метнулась в карман.
     В следующий миг - я и глазом не успел моргнуть - она  преобразилась. На
смену  разъяренной  пантере вернулась  принцесса. Вот как  это  случается  в
сказках, подумал я.
     Она снова  села, закинула  ногу  на ногу, облокотилась на  ручку стула,
оперлась подбородком на кулачок и с любопытством уставилась на меня.
     - А что вас вообще навело на столь поразительные и бредовые мысли?
     - Вовсе  не  поразительные и не бредовые, - ответил  я. -  Может, чтобы
сэкономить время, я вам раскрою  кое-какие улики против  вас.  Тогда вы сами
сообразите, что не имеет смысла строить из себя невинную.
     - Что ж, буду благодарна, - улыбнулась она. - Даже очень.
     Я  отставил костыль  в сторону,  уперев его о подлокотник кресла, чтобы
освободить руки.
     - Первое, - я загнул один палец, - тот,  кто спланировал эту  операцию,
знал  остров,  и  не  просто  хорошо, но  буквально  каждый его дюйм. Здесь,
по-моему, споры излишни. Второе  - машина,  на  которую  установили пулемет,
была украдена здесь  же, у  владельца аптеки. Яхта, на которой якобы исчезли
налетчики,  тоже  была похищена  здесь. Бандитам  с материка понадобилась бы
собственная   машина   или  лодка,  чтобы  привезти  оружие,   взрывчатку  и
боеприпасы, и они, конечно, использовали бы свою  машину  или лодку, не став
похищать другие.  Третье - во время всего налета не было и намека  на почерк
настоящих гангстеров. Если хотите  знать мое мнение - это была чисто военная
операция от начала  до  конца.  Худший медвежатник  в  мире мог  бы  вскрыть
банковское хранилище и сейф ювелира, не разрушая здания. Четвертое - бандиты
с материка не стали бы уничтожать мост. Они бы сохранили его на  тот случай,
если  бы  им  пришлось  срочно  сматываться  в  этом  направлении.  Пятое  -
гангстеры, рассчитывавшие  удрать с острова на яхте,  не стали бы затягивать
налет на  целую  ночь.  Шума было  столько,  что  можно  было разбудить  всю
Калифорнию от  Сакраменто  до Лос-Анджелеса.  Вы же отправили на  яхте  лишь
одного человека, который усиленно палил из пулемета, а потом спрыгнул в воду
и  добрался до острова вплавь. Громиле Игнатию не составило бы ни  малейшего
труда совершить такой подвиг.
     Пальцы на правой руке были уже загнуты. Я переключился на левую.
     -  Шестое   -  я  встретил  на  пляже  вашего  паренька,  который  явно
возвращался с яхты. Он предложил мне напасть на нее  и попытаться захватить.
В  нас стреляли, но пулеметчик  играл с  нами в кошки-мышки.  Ему ничего  не
стоило отправить нас на тот свет, а  он  старательно  стрелял  поверх  наших
голов.  Седьмое -  этот же парнишка, насколько мне  известно,  единственный,
кому удалось  лицезреть отступающих налетчиков. Восьмое  - все ваши люди,  с
которыми я  сталкивался, были  подчеркнуто  вежливы и приветливы  со мной, а
генерал целый  час разговаривал со  мной  во время  торжества. Очень наивно.
Девятое - после того, как машина с пулеметом съехала  в кювет, я погнался за
тем,  кто в ней сидел.  Возле вашего  дома я потерял его из виду. Итальянец,
которого  я схватил, это  не он.  Тот,  должно быть, укрылся в доме.  Не без
помощи  генерала.  Это  точно, потому что  генерал сотворил  подлинное чудо,
ухитрившись  не  попасть  в   него  из  дробовика  футов  с  шести.  Это  из
дробовика-то! Десятое -  вы пришли в дом Хендриксона с  единственной целью -
вытащить меня оттуда.
     Теперь и на левой руке пальцы иссякли. Я снова вернулся к правой.
     - Одиннадцатое  - обоих слуг Хендриксона убил кто-то, кого  они знали и
кому  доверяли. Обоих  убили с близкого расстояния  и  ни  один  из  них  не
стрелял. Думаю, что Оливер впустил вас в дом и вы отвлекли его разговором, а
в это  время ваш сообщник подкрался сзади  и  перерезал ему глотку. Потом вы
поднялись на второй  этаж  и  пристрелили ничего не  подозревающего  Броуфи.
Естественно, что увидев вас, он утратил бдительность. Двенадцатое - впрочем,
должно быть, уже достаточно - у меня даже горло заболело от напряжения.
     Принцесса оторвала  подбородок от кулачка, вытащила из изящного черного
портсигара  пухлую  белую  сигарету  и  поднесла  к губам; я  учтиво чиркнул
спичкой. Принцесса затянулась, так что сгорела едва ли не треть  сигареты, и
медленно выдохнула дым.
     - Что ж,  - сказала  она, - этого и впрямь хватило бы с лихвой, если бы
вы сами постоянно не видели нас. Мы же то и дело сталкивались с вами.
     - Это проще пареной репы! - ухмыльнулся я. - Имея пару  пулеметов, кучу
гранат, зная  остров, как свои пять пальцев, да  к  тому же в кромешной тьме
против сбитых  с толку горожан -  это  детская забава. Насколько я знаю, вас
девять человек, включая двух женщин. На всю эту заваруху хватило бы пятерых,
в то время как остальные мелькали  бы то тут, то там, обеспечивая алиби. Так
вы и поступили. Повсюду я сталкивался с кем-то из  ваших.  А генерал! Бравый
бородач,  возглавивший народное ополчение! Представляю, куда он их  заводил!
Счастье, если хоть кто-то из них уцелел!
     Она  докурила сигарету, бросила  окурок  на ковер,  растерла его ногой,
устало вздохнула и спросила:
     - И что теперь?
     - Я хочу знать, куда вы дели добычу.
     Ее ответ поразил меня:
     - Под гаражом, в яме, которую мы выкопали несколько месяцев назад.
     Я, конечно, не поверил, но оказалось, что принцесса сказала правду.
     Говорить  мне  больше  было  нечего.   Я  нащупал  одолженный  костыль,
намереваясь встать и уйти, но принцесса подняла руку и тихо сказала:
     - Подождите чуть-чуть, пожалуйста. Я хочу вам кое-что предложить.
     Немного  приподнявшись,  я  протянул вперед  руку, пока  не коснулся ее
кармана.
     - Я хочу забрать у вас пистолет, - сказал я.
     Она  кивнула и спокойно позволила мне извлечь  пистолет из ее кармана и
переложить в свой собственный. Потом заговорила:
     - Некоторое время назад вы  сказали, что вам все равно, кто я такая. Но
я  все- таки хочу, чтобы вы знали.  Сейчас так  много русских, которые  были
кем-то, а превратились в ничто, что я не стану утомлять вас этой старой, как
мир историей. Хотя для нас эта  история - реальность. Мы  бежали из  России,
прихватив  лишь самое необходимое, чего к счастью, хватило, чтобы обеспечить
наше существование на несколько лет.
     В  Лондоне мы открыли русский ресторанчик, но  Лондон внезапно оказался
переполнен  русскими ресторанами, и  наш прогорел.  Мы пробовали преподавать
музыку,  языки  и  тому  подобное,  но всюду сталкивались с  такой  жестокой
конкуренцией, что могли едва сводить  концы с концами. А что мы еще  умели -
что могли делать?
     Приближался  день,  когда мы должны были  остаться  без гроша,  познать
голод  и  нищету.   Мир  был   закрыт  для  нас.  Изгои   легко   становятся
преступниками. А почему бы и нет? Разве  весь мир не взирал с равнодушием на
то, как у нас отнимают все - богатство, жилье и родину?
     Мы  замыслили это раньше, еще даже не  слыхав про Куффиньял.  Мы хотели
найти  тихий  уголок,  прибежище  богатых  людей,  поселиться  там, а  потом
разграбить.  Куффиньял, когда  мы  его  увидели, подошел  идеально. Мы сняли
особняк  на шесть месяцев, так что  у нас  едва хватило средств на то, чтобы
прожить это время. Четыре месяца  мы привыкали к местному сообществу, а  она
привыкало  к нам.  Мы собирали  оружие и  взрывчатку, разрабатывали  план  и
поджидали  подходящей ночи. Прошлая ночь, как нам  показалось, была  как раз
тем  самым  удобным случаем  и мы, как  мы думали,  застраховались  от любых
неожиданностей. Кроме одной:  вашего присутствия  и  вашей гениальности. Это
оказалось  очередным  непредвиденным  несчастьем,  к  которым мы,  наверное,
навечно приговорены.
     Тут она приумолкла и подняла на меня трагические темные глаза.
     - Моя гениальность тут не при чем, - воспротивился я. - Беда в том, что
ваши люди запороли эту операцию с самого начала. Ваш генерал вволю посмеялся
над никогда не  нюхавшим пороха штатским,  который  захотел  бы  командовать
армией.  А  тут  вы, люди  без  преступного прошлого,  пытаетесь  провернуть
операцию, которая по зубам только сливкам преступного мира! Вы же дилетанты!
А что до остального... я вам сочувствую, но ничего поделать не могу.
     - Почему? - еле слышно спросила она. - Почему вы не можете?
     - А с какой стати? - рубанул я напрямик.
     - Никто  больше не  знает того, что знаете  вы.  Принцесса пригнулась и
положила руку на мое колено.
     -  Под  гаражом  зарыты несметные сокровища. Можете  попросить все, что
хотите.
     Я потряс головой.
     - Но вы же не глупец! - возмутилась она. - Вы же...
     -  Позвольте, я вам все объясню, - прервал  я. - Отбросим прочь  всякую
честность, преданность  работодателю и  так  далее. Я  частный  сыщик только
потому, что я люблю свою профессию. Платят мне не плохо, хотя я мог бы найти
множество занятий,  которые приносили мне больше.  Даже лишняя сотня в месяц
это  двенадцать  сотен  в год.  Двадцать  пять -  тридцать тысяч долларов от
настоящего дня до моего шестидесятилетия.
     Так вот, я отказываюсь  от этих тысяч  только потому,  что мне нравится
быть сыщиком. Ничего  другого я не  знаю и  ни  от  чего другого  не получаю
удовольствия. И главное: я и не хочу знать ничего  другого, и не хочу ни  от
чего другого получать  удовольствие. Это  не измеришь в  деньгах. Деньги это
тоже  приятно. Я ничего против  не имею. Но за последние восемнадцать  лет я
наслаждался только погоней  за  преступниками, разгадыванием преступлений, и
наивысшим  счастьем,  смыслом  существования   для,  меня   был  миг  поимки
преступника, или разоблачения аферы. Это единственное будущее, которое я для
себя мыслю. И я никому не позволю нарушить мои планы!
     Принцесса медленно  встряхнула головой,  потом  опустила  ее. Ее темные
глаза взглянули на меня исподлобья.
     - Вы  говорите только о деньгах,  - сказала она. - Я же сказала, что вы
можете попросить все, что захотите.
     Чушь какая! Откуда вообще женщины вбивают в головы такие мысли?
     - Вы еще что-то не  понимаете,  - резко сказал я, вставая и опираясь на
костыль. - Вы думаете,  что я мужчина, а вы  женщина.  Это неправильно.  Я -
охотник, а вы нечто, что стоит передо мной на дороге. Ничего человеческого в
этом нет. Вы же не станете ожидать от гончей, что она начнет вдруг  лизаться
с  только что загнанной лисой. Хватит болтать зря. Мы только теряем время. Я
сидел и думал,  что  полиция или морские пехотинцы заявятся  сюда и арестуют
вас. Вы сидели  и ждали, что кто-то из ваших  подоспеет на выручку и пришьет
меня.  Так  вот, мне надо было вам сказать: их как  раз  арестовали, когда я
направился сюда.
     Это ее потрясло. Она вскочила было, но при этих словах отступила на шаг
и пошатнулась. С ее  губ слетело непонятное мне восклицание. Русское, должно
быть, подумал я,  но в  следующую  секунду  понял,  что  ошибся.  Слова были
итальянскими.
     - Руки вверх! - скомандовал хрипловатый голос Флиппо.
     Флиппо с пистолетом в руке стоял в проеме двери.
     Я задрал руки так высоко, как только мог, чтобы не выронить костыль, на
который опирался. Я мысленно клял себя за неосторожность.
     Вот, значит,  зачем она вернулась в дом. Видно, рассудила, что если она
освободит  итальянца,  то  мы окончательно  поверим в то,  что  он замешан в
ограблении и станем искать налетчиков среди его знакомых. В противном случае
он мог бы доказать свою непричастность к преступлению. Пистолет ему она дала
либо для того, чтобы он пробился на волю, либо, чтобы он погиб в перестрелке
- это ее тоже вполне устроило бы.
     Пока я  ворочал мозгами, Флиппо подошел ко мне сзади, ощупал  и  забрал
мой пистолет, свой, а также пистолет, который я достал из кармана принцессы.
     - Предлагаю тебе сделку, Флиппо, -  сказал я, пока он отступал в  угол,
откуда  мог одновременно следить  за мной  и за принцессой.  - Ты выпущен на
поруки, не отсидев еще несколько лет. Когда я тебя поймал,  ты был вооружен.
Одного этого хватит,  чтобы снова упечь тебя в  каталажку. Но я знаю,  что в
этом дельце  ты не  замешан.  У  тебя,  конечно,  были тут  какие-то  темные
делишки, но на это  мне наплевать.  Если сейчас уйдешь  отсюда, ни во что не
встревая, то я тебя не видел.
     Смуглый лоб итальянца прорезали морщинки. Флиппо напряженно размышлял.
     Принцесса шагнула к нему.
     - Ты слышал,  что я  ему предлагала?  - сказала  она. -  Так вот, то же
самое  я  предлагаю  тебе, если ты убьешь его. Морщинки на лбу Флиппо  стали
глубже.
     -  Что ж, решай сам, Флиппо,  - бросил я. - Я могу предложить тебе лишь
одно - гарантию, что ты не вернешься в Сан-Квентин. От принцессы ты получишь
здоровый куш, и еще более здоровый шанс угодить на виселицу.
     Девушка,  вспомнив  о  своем преимуществе,  обрушила  на  Флиппо  поток
итальянских слов. Я знаю по-итальянски только четыре слова: два грубых и два
нецензурных. Я произнес все четыре.
     Флиппо явно поддавался. Будь он лет на десять старше,  он бы принял мое
предложение и был  счастлив.  Но он был  юн, а  принцесса - я,  наконец, это
увидел  - была  и впрямь  чертовски завлекательна.  Решение  итальянца  было
несложно предугадать.
     - Но только не убивать, - заключил он по-английски, явно для моих ушей.
- Я запру его в том чулане, где сам сидел.
     Принцессе  его  решение  не  пришлось по  вкусу. Она  вновь разразилась
несколькими итальянскими фразами. К сожалению для нее, в ее предложении была
одна слабинка:  принцесса  не могла  убедить Флиппо,  что ему и впрямь  была
обеспечена доля в добыче. Ей оставалось только одно - пустить в ход все свое
обаяние.
     Она стояла в нескольких шагах от меня.
     Она  приблизилась к  Флиппо. Она напевала, мурлыкала, как сладкоголосая
сирена, очаровывала круглолицего итальянца.
     И она добилась своего.
     Флиппо пожал плечами. Все его лицо говорило "да". Он повернулся...
     Я нанес ему страшный удар костылем по голове.
     Костыль  раскололся пополам. Ноги Флиппо подкосились и он  осел на пол,
как  куль с  мукой. И  распростерся неподвижный;  лишь тонкая струйка  крови
обагрила ковер.
     Я подполз на четвереньках к выпавшему из руки Флиппо пистолету.
     Принцесса была уже на полпути к двери, когда я выкрикнул:
     - Стойте!
     - Нет, - сказала она, но тем не менее остановилась. - Я ухожу.
     - Вы идете со мной.
     Она рассмеялась, довольно мило и уверенно.
     - А как вы рассчитываете задержать меня?
     -  Надеюсь, что до этого не дойдет, - сказал я. - У вас хватит здравого
смысла, чтобы не пытаться сбежать, когда я держу вас на мушке.
     Принцесса вновь рассмеялась, немного изумленно.
     -  У меня хватит  здравого  смысла,  чтобы  не  задерживаться здесь,  -
поправила она. - Ваш костыль сломан,  а без него передвигаться  вам  трудно.
Догнать вы меня не сможете. В  то, что вы способны в меня выстрелить,  я  не
поверю. То есть вы бы выстрелили, если  бы  я напала  на  вас, но я этого не
сделаю. Я просто повернусь и спокойно выйду.
     Глядя на меня вполоборота, она шагнула к двери.
     - Остановитесь! - прорычал я.
     Она заливисто рассмеялась и сделала еще шаг.
     - Остановитесь же, черт возьми!
     Принцесса неторопливо  приближалась к двери;  короткая серая фланелевая
юбка плотно облегала ее стройные ноги, затянутые в грубые шерстяные чулки.
     Моя ладонь, сжимавшая рукоятку пистолета, внезапно вспотела.
     Ступив правой ногой на порог, принцесса насмешливо фыркнула.
     - Адье! - бросила она на прощанье.
     Я всадил пулю в ее правую ногу.
     - Ух! - принцесса села  на пол. Лицо ее перекосилось от изумления. Боль
она ощутит чуть позже.
     Мне  никогда  прежде  не  приходилось  стрелять  в  женщину.  Чертовски
странное ощущение.
     - Я же  говорил,  что я  сделаю это! -  Мой  голос показался мне самому
хриплым, диким и незнакомым. - Разве я не отнял костыль у калеки?

        Дэшил Хэммет. Смерть Мэйна

----------------------------------------------------------------------------
     Перевод Г.Рикмана
----------------------------------------------------------------------------


     Капитан сказал, что этим делом занимаются Хэкен и Бегг. Я перехватил их
на  выходе из  кабинета.  Веснушчатый  Бегг сложен,  как боксер-тяжеловес, и
добродушен, как  щенок сенбернара,  но менее  смышлен.  Смекалкой отличается
Хэкен, высокий, худой сержант-детектив с узким, всегда хмурым лицом.
     - Спешите? спросил я.
     Мы  всегда спешим,  когда кончается  рабочий  день, ответил Бегг, и его
веснушки сложились в улыбку.
     - Что тебе нужно? спросил Хэкен.
     - Все, что есть о Мэйне.
     - Будешь этим заниматься?
     - Да, ответил я. По поручению Ганжена, шефа Мэйна.
     -  Так, может,  ты знаешь,  почему  при нем  были  эти двадцать  кусков
наличными?
     -  Расскажу  утром,  пообещал  я.  Сегодня  вечером  у  меня  встреча с
Ганженом.
     Разговаривая, мы прошли в кабинет и расположились за столом Хэкена.
     - Мэйн, - начал рассказывать Хэкен, - вернулся домой из Лос-Анджелеса в
воскресенье,  в восемь  вечера. С двадцатью тысячами. Ездил кое-что  продать
Ганжен послал и  сказал жене, что  возвращался  со знакомым. Имя  не назвал.
Примерно в пол-одиннадцатого жена ушла спать, а Мэйн  засиделся в  гостиной,
читал.  Деньги  двести  стодолларовых банкнот  были  при нем,  в  коричневом
бумажнике.
     Итак, Мэйн читает  в гостиной. Жена спит  в спальне. Больше  в квартире
никого. Вдруг шум. Она вскакивает, бежит в гостиную и видит, что муж борется
с двумя типами.  Один высокий, крепкого  сложения; другой маленький, фигура,
как у девушки. У обоих на лицах черные платки, кепки надвинуты на глаза.
     Когда  миссис Мэйн появляется  в гостиной,  маленький  приставляет к ее
голове  пистолет  и  советует  хорошо  себя  вести.  Другой   в  это   время
выворачивает Мэйну запястье, и тот выпускает револьвер. Направив пистолет на
Мэйна,  бандит  наклоняется  за  его оружием. И тут Мэйн  бросается на него,
выбивает  пистолет, но бандит успевает  схватить  револьвер Мэйна. Несколько
секунд  они стоят лицом к  лицу. Миссис Мэйн не видит, что происходит. Вдруг
паф! Мэйн падает. По жилету расползается красное пятно... Миссис Мэйн теряет
сознание.
     Когда  она приходит в себя,  в  комнате, кроме  нее и  мертвого  Мэйна,
никого  нет. Револьвер и бумажник исчезли. Женщина была  без сознания  около
получаса. Это мы знаем, соседи слышали выстрел, хотя не знали, где стреляют.
Они и сообщили время.
     Квартира Мэйнов находится на седьмом  этаже.  Дом девятиэтажный. Рядом,
на  углу  Восемнадцатой  аллеи,  стоит  трехэтажный дом с  продовольственным
магазином. За домом проходит узенькая улочка.
     Кинни, патрулирующий этот район, шел как раз по Восемнадцатой аллее. Он
четко услышал  выстрел, но  пока добрался до места происшествия, птички  уже
упорхнули. Кинни все же нашел следы брошенный револьвер.
     Из окна четвертого этажа дома  Мэйнов можно легко перебраться на  крышу
дома  с  магазином. Мы с  Беггом запросто это проделали.  Те  двое,  видимо,
поступили так же.  На  крыше мы нашли  бумажник  Мэйна пустой, разумеется, и
носовой  платок. Бумажник с  металлической монограммой.  Платок зацепился за
нее и полетел вместе с бумажником.
     - Это платок Мэйна?
     - Женский, с монограммой "Э" в углу.
     - Миссис Мэйн?
     -  Ее  имя  Эгнис,  сказал Хэкен. Мы показали ей бумажник,  револьвер и
платок. Две первых вещи она опознала,  а вот платок нет. Однако сказала, что
он пахнет духами "Дезир дю Кёр" (1). Из  этого она делает вывод, что один из
бандитов женщина.  Она  и  до  этого уверяла, что его  фигура  смахивала  на
девичью.
     - Есть отпечатки пальцев или другие следы?
     -  Фелс осмотрел квартиру, окно, крышу, бумажник  и  револьвер. Никаких
следов.
     - Миссис Мэйн могла бы их опознать?
     - Говорит, что узнала бы маленького. Возможно...
     - А у вас есть какие-нибудь соображения?
     - Пока нет, ответил Хэкен.
     Мы вышли. Распрощавшись с ними, я направился к дому Бруно Ганжена возле
Уэствуд- парка.
     Ганжен,  торговец  антиквариатом, был маленьким забавным человеком  лет
пятидесяти.  Он  носил тесный смокинг с накладными  плечами.  Волосы,  усы и
козлиная  бородка выкрашены в черный цвет и  так набриолинены, что  блестели
почти так же, как и розовые наманикюренные ногти, а румянец явно образовался
с помощью косметики.
     Он  представил мне свою жену.  Та кивнула, не вставая  из-за  стола. Ей
было  лет девятнадцать,  а  на вид не больше шестнадцати. Маленькая, круглые
карие  глаза, оливковая  кожа, ямочки  на щеках  и пухлые  накрашенные губки
делали ее похожей на дорогую куклу.
     Бруно  Ганжен  детально  объяснил  жене,  что  я   из  Континентального
детективного агентства и что он меня нанял, чтобы помочь полиции найти убийц
Джеффри Мэйна и украденные двадцать тысяч...
     - Вот как... - сказала она  тоном, не выражавшим ни малейшего интереса,
и встала. - Я оставлю вас, чтобы вы могли...
     - Нет, нет, моя  дорогая! запротестовал муж. У меня нет от тебя никаких
тайн.
     Я притворился, что согласен с ним.
     - Я знаю, - моя дорогая, обратился он  к жене, которая послушно села, -
что это касается и тебя. Ведь мы оба очень любили нашего Джеффри, правда?
     - О, да, сказала она тем же безразличным тоном.
     - Итак... поощряюще обратился ко мне ее муж.
     - Я разговаривал с полицией, сказал я. Не могли  бы вы, мистер  Ганжен,
добавить что-нибудь? То, о чем вы с ними еще не говорили?
     Ганжен взглянул на жену.
     - Есть ли у нас что-нибудь такое, Энид, моя дорогая?
     - Я ничего не знаю, ответила она.
     Он засмеялся и умиленно посмотрел на меня.
     - Именно так и есть, сказал он. Мы больше ничего не знаем.
     - Мэйн вернулся в  Сан-Франциско в восемь вечера. При нем было двадцать
тысяч в стодолларовых банкнотах. Откуда у него эти деньги?
     -  С  нами расплатился  один  клиент,  объяснил  Бруно  Ганжен.  Мистер
Натаниел Оджилви из Лос-Анджелеса.
     - Но почему наличными?
     - О, это такой трюк, - маленький крашеный  человечек скривился в хитрой
усмешке. - Профессиональный прием,  как  говорится.  Вот, послушайте. В  мои
руки   попадает  золотая  диадема  древнегреческой   работы,  точнее,  якобы
древнегреческой. Найдена в Южной России, возле Одессы...  тоже якобы. Правда
это или нет, но диадема прекрасна...
     Он засмеялся.
     -  И вот  Джеффри везет эту диадему в Лос-Анджелес,  чтобы показать  ее
мистеру Оджилви страстному коллекционеру. Он не  говорит, каким  образом нам
досталась   вещь,   упоминает  только  о   каких-то   запутанных   интригах,
контрабанде,  о  трениях  с  законом,  о необходимости  хранить  тайну.  Для
настоящего собирателя это лучшая приманка. Трудности так привлекают! Джеффри
заинтриговывает  мистера  Оджилви,  а потом отказывается  и очень решительно
принять чек. Никаких чеков! Никаких следов! Только наличные!
     Такой  вот  трюк, как видите. Мистер Оджилви купил диадему.  Вот откуда
двадцать тысяч долларов у бедного Джеффри.
     Он  взмахнул  своей  розовой  ручкой,  покивал  накрашенной  головой  и
закончил:
     - Вуаля! (2) Это все.
     - Мэйн вам звонил по возвращении? - спросил я.
     Мистер  Ганжен  засмеялся,  как  будто  мой  вопрос  пощекотал  его,  и
повернулся к жене.
     - Как это было, дорогая? - перебросил он ей мой вопрос.
     Энид Ганжен надула губки и равнодушно пожала плечами.
     - Мы узнали, что он вернулся только  в понедельник,  - перевел мне  эти
жесты Ганжен. - Правда, моя голубка?
     - Да, буркнула голубка. - И добавила, вставая: - Прошу  извинить  меня,
господа, но мне нужно написать письмо.
     Разумеется, моя дорогая, - ответил Ганжен, и мы оба встали.
     Когда  она проходила  мимо  Ганжена, он сморщил свой маленький носик  и
закатил глаза в карикатурном экстазе:
     - Какой чудесный  аромат, моя дорогая! Просто  божественный запах! Есть
ли у него название, дорогая?
     - Да, - ответила она и, не поворачиваясь, приостановилась в дверях.
     - Какое?
     - "Дезир дю Кёр", - бросила она через плечо и вышла.
     Бруно Ганжен взглянул на меня и хохотнул.
     Я сел и спросил, что он знает о Джеффри Мэйне.
     - Все как есть, - заверил Ганжен. - Двенадцать  лет, с тех пор, как ему
исполнилось восемнадцать, он был моим правым глазом, моей правой рукой.
     - Что это был за человек?
     - А что вообще можно сказать о человеке?
     Я не знал, в чем дело, и поэтому промолчал.
     -  Скажу вам,  - продолжал  он  после  минутой  паузы, -  что, конечно,
Джеффри обладал и хорошим глазом, и хорошим вкусом. Ни у кого не было такого
чутья, как у него... кроме меня, разумеется. Плюс исключительная честность я
доверял  ему ключи. И все же  есть "но".  Гуляка! Выпивал, играл в  азартные
игры, любил  женщин и транжирил деньги безо всякой меры. И свое состояние, и
приданое жены пятнадцать  тысяч!  промотал полностью. Если бы не  страховка,
осталась бы жена без единого цента!..
     Бруно Ганжен проводил меня до  двери. Я пожелал  ему спокойной  ночи  и
направился  к  автомобилю. Тихая,  темная,  безлунная  ночь.  Высокая  живая
изгородь образовывала черные стены по обе  стороны владений Танжена. С левой
стороны я увидел в этой черноте едва заметное пятно темно-серое, овальное.
     Я  проехал  до  первого  перекрестка,  свернул,  припарковал  машину  и
вернулся пешком к дому Ганжена. Овальное пятно меня заинтриговало.
     Когда  я  дошел до  угла,  то заметил идущую  по  другой  стороне улицы
женщину. Я осторожно отступил.
     Женщина пересекла улицу.  Я не мог ее детально рассмотреть. Может быть,
она вышла из дома Ганжена, а может, и нет.  Может, ее лицо я  видел  на фоне
изгороди, а  может, и нет. Игра в орлянку. Я  поставил  на орла пошел за ней
вслед.
     Она вошла в магазин. Там  был телефон, по  которому она говорила  минут
десять.  Я не  пытался  подслушать  оставался  на  другой  стороне  улицы  и
наблюдал.
     Девушка  лет  двадцати  пяти,  среднего  роста,  неуклюжая  брюнетка со
светло-серыми припухшими глазами, толстым носом и выступающей нижней  губой.
Окутана длинной голубой пелериной.
     Я следил за ней до  самого дома  Ганжена, куда она вошла  через  черный
ход. Теперь я не сомневался, что она служит в этом доме.
     Я вернулся к автомобилю и поехал в агентство.
     - Свяжись с Диком Фоли, -  обратился я к  дежурному, - и скажи, что для
него есть работенка: нужно проследить кое за кем завтра в Уэствуд-парке.
     Оставив для Дика адрес  и описание девушки, я зашел в свой кабинет, где
составил и зашифровал телеграмму в наше отделение в Лос-Анджелесе с запросом
относительно последнего пребывания Мэйна в этом городе.
     На следующее утро ко мне ворвались  Хэкен и Бегг. Я передал им  рассказ
Ганжена о том, как у Мэйна оказались двадцать тысяч наличными. Они,  в  свою
очередь,  рассказали, что  некий Банки  Даль,  известный в  городе налетчик,
приблизительно со дня смерти Мэйна сорит деньгами; об этом  донес один из их
информаторов.
     - Мы его еще не нашли, - заявил Хэкен, - но вышли на след его подружки.
Впрочем, не исключено, что он поживился в другом месте.
     Вечером пришла  телеграмма  из  Лос-Анджелеса; сообщалось,  что Джеффри
Мэйн закончил  свои дела  с Оджилви в субботу  после полудня; сразу же после
этого он выписался из отеля и выехал ночным поездом; значит, в Сан-Франциско
должен был приехать рано  утром в  воскресенье. Оджилви  заплатил за диадему
новыми   стодолларовыми   банкнотами;  указывались  номера  наши   парни   в
Лос-Анджелесе узнали их в банке, где Оджилви получил деньги.
     Перед уходом домой  я позвонил Хэкену и сообщил содержание телеграммы и
номера банкнот.
     - Мы еще не взяли Даля,  поделился Хэкен. - На следующее утро я получил
рапорт Дика Фоли. Девушка покинула дом Ганжена  в девять пятнадцать вечера и
пошла на угол Мирамар-авеню и Зюйдвуд-Драйв. Там ее ждал мужчина в "бьюике".
Дик  дал  его описание:  около тридцати лет,  рост  сто  семьдесят семь, вес
примерно   шестьдесят;   худой,   кожа  обычная,   темные  волосы  и  глаза,
продолговатое лицо с  острым подбородком; коричневая шляпа, костюм и  туфли;
серый плащ.
     Девушка села в машину;  они поехали к пляжу вдоль  Грейт-Хайвей,  потом
обратно; девушка вышла на  том же  углу  Мирамар-авеню  и, похоже, вернулась
домой. Дик  оставил ее  и  поехал за мужчиной.  Тот остановил  машину  перед
зданием  "Футурити Эпартментс" на Мейсон-стрит,  вошел  туда и через полчаса
вышел с двумя  женщинами и каким-то субъектом. Этот  субъект примерно такого
же  возраста,  как и  хозяин "бьюика",  рост около  ста семидесяти двух, вес
килограммов  семьдесят пять; темные глаза и  волосы,  темная  кожа,  плоское
широкое  лицо  с  выступающими скулами.  На  нем  были голубой костюм, серая
шляпа, коричневый плащ, черные  ботинки; на галстуке  Дик  заметил жемчужную
запонку грушевидной формы.
     Одной из женщин маленькой, худенькой блондинке около двадцати двух лет,
другая года на три-четыре старше, рыжая, среднего роста, нос вздернутый.
     Все  они  забрались  в  автомобиль  и  поехали   в  кафе  "Алжир",  где
развлекались  до часу ночи. Потом вернулись  в "Футурити Эпартментс".  В три
тридцать мужчины  вышли, проехали на "бьюике" до гаража на Пост-стрит, затем
пешком пошли в отель "Марс".
     Прочитав все это, я вызвал Микки Лайнхэна, вручил ему рапорт и сказал:
     - Проверь, кто эти люди.
     Когда Микки вышел, позвонил Бруно Ганжен.
     - Добрый день. Есть новости для меня?
     - Возможно, ответил я. Вы в городе?
     - Да, у себя в магазине. Буду до четырех.
     - Хорошо. Зайду после полудня.
     В полдень вернулся Микки Лайнхэн и доложил:
     - Парня, которого Дик  видел с девушкой, зовут Бенджамин  Уилл.  У него
есть "бьюик", а живет он в "Марсе", номер 410. Торговец, но чем  торгует, не
знаю. Второй его  приятель, живет  в его  номере  уже два дня. Кто такой, не
могу   сказать.   Он  не  записывался.  Женщины   из  "Футурити  Эпартментс"
проститутки, обитают там в номере 303.
     - Минутку, - сказал я и пошел в  архив. Там порылся  под литерой  "у" и
вскоре нашел, что искал:
     Уилл Бенджамин, он  же Бен-Кашлюн. Три года  сидел. В  прошлом году его
снова задержали и обвинили в попытке шантажировать известную киноактрису, но
доказать  не  удалось.  По описанию  похож на  хозяина  "бьюика". На снимке,
сделанном  полицией,  я  увидел  молодого мужчину с резкими чертами  лица  и
треугольным подбородком.
     Я показал фотографию Микки:
     - Это Уилл. Поброди за ним немного.
     Потом я  позвонил в  полицейское управление.  Ни  Хэкена,  ни  Бегга не
застал. Льюис торчал в отделе информации.
     - Как выглядит Банки Даль? - спросил я его.
     -  Минутку...  -  сказал  Льюис.  -  Тридцать  два,  шестьдесят  семь с
половиной, сто семьдесят четыре, плоское лицо с выдающимися скулами, золотой
мост   в  нижней   челюсти  слева,  коричневая   родинка  под  правым  ухом,
деформированный мизинец на правой стопе.
     - Снимки имеются?
     - А как же!
     - Благодарю. Пришлю кого-нибудь за фотографией.
     Я послал  за  снимком  Томми  Хауда,  а  сам  пошел  перекусить.  Затем
отправился в  магазин Ганжена на Пост-стрит. Мистер Ганжен в  этот день  был
одет еще крикливее:  и смокинг теснее, и ваты в плечах побольше. Серые брюки
в полоску, ярко-красный жилет и фантастический галстук, вышитый золотом.
     - Итак,  что вы  мне  скажете?  спросил  Ганжен,  когда  мы вошли в его
контору и сели.
     - Есть пара  вопросов. Во-первых,  кто такая девушка  с  толстым носом,
оттопыренной нижней губой и припухшими серыми глазами, которая живет в вашем
доме?
     - Ее  зовут  Роз Рубери. - Его улыбка  демонстрировала,  насколько  ему
приятно удовлетворять мое любопытство. - Это горничная моей женушки.
     - Эта девушка водится с известным уголовником.
     - В  самом  деле? - Он с  явным удовольствием погладил розовой ладошкой
свою крашеную бородку. - Но я знаю лишь то, что она горничная.
     -  Мэйн не  приехал из  Лос-Анджелеса  на  машине с  приятелем,  как он
говорил  своей  жене.  Он  выехал  в  субботу  ночным  поездом  и  прибыл  в
Сан-Франциско на двенадцать часов раньше, чем появился дома.
     Бруно Ганжен наклонил голову и захохотал:
     - А ведь это прогресс! Прогресс! Правда?
     -  Возможно.  Не  помните ли вы, была эта Роз Рубери дома в воскресенье
вечером... скажем, с одиннадцати до двенадцати?
     - Помню. Была. Точно. В тот вечер моя женушка неважно себя чувствовала.
В  воскресенье  она  уходила  рано утром, сказала,  что  поедет  за  город с
друзьями, с кем не знаю. Вернулась в восемь вечера и пожаловалась на ужасную
головную  боль. Ее  вид  меня  встревожил,  и  я  часто  наведывался  к  ней
справлялся, как она себя чувствует.
     Поэтому-то и знаю,  что горничная была  дома, во всяком случае  до часу
ночи.
     -  Полиция  показывала  вам  носовой  платок,  который нашли  вместе  с
бумажником Мэйна?
     - Да. - Он поерзал на стуле; у  него был вид ребенка, который таращится
на рождественскую елку. - Платок моей жены.
     Смех мешал ему говорить; он кивал головой, а его  бородка, как метелка,
подметала галстук.
     - Может, она оставила платок, когда навещала супругу Мэйна?
     - Это невозможно. Моя женушка не знакома с миссис Мэйн.
     - Ну, а с Мэйном ваша жена знакома?
     Он вновь захохотал, подметая бородкой галстук.
     - И как близко? - продолжил я свой вопрос.
     Он поднял подбитые ватой плечи почти до ушей.
     - Не знаю, - сказал он радостно. - Но ведь я нанял детектива...
     - Неужели?  -  Я посмотрел  на него сердито. -  Вы  наняли меня,  чтобы
разобраться в убийстве  и ограблении Мэйна вот и  все. А если думаете, что я
буду копаться в ваших семейных тайнах, то вы глупы, как сухой закон.
     - Но почему  же? Почему? взорвался  он. Разве я не имею права знать? Не
беспокойтесь  ни скандала, ни развода не будет. Джеффри мертв значит,  все в
прошлом. Пока  он  был  жив, я ничего не  видел, и  лишь теперь стал кое-что
замечать. Для  собственного удовлетворения,  поверьте, только для  этого,  я
хотел бы знать наверняка...
     - Об этом не может быть и речи, - отрезал я. -  Мне известно только то,
что вы сказали. И не пытайтесь уговорить меня рыться в этих делах. А раз  вы
ничего предпринимать не собираетесь, не лучше ли вообще забыть все это?
     - Нет,  нет, дорогой мой!  - В глазах  Ганжена вновь появился радостный
блеск.  -  Я еще  не  стар,  но  мне  уже  пятьдесят  два  года.  Моей  жене
восемнадцать, и она настоящая  красавица. Он  захохотал. То,  что случилось,
может случиться снова.  Разве не благоразумно сделать  так, чтобы она была у
меня на крючке? Ведь если муж располагает такой информацией, неужели жена не
станет более послушной?
     - Это ваше дело. - Я встал. - А я не хочу в это ввязываться.
     - Ну, ну, не будем ссориться! - Он  вскочил с места  и  схватил меня за
руку.  - Нет так нет! Но ведь остается криминальный  аспект дела, то, чем вы
занимались до сих пор. Вы ведь не бросите, правда?
     - Ну, а  если  окажется, что ваша жена причастна к  убийству Мэйна? Что
тогда?
     - Тогда, -  он пожал плечами  и развел руками, -  этим будет заниматься
суд.
     - Ясно. Что ж, наш договор остается в силе, но лишь при условии, что вы
не  станете  допытываться о  том,  что  не  связано  с  вашим  "криминальным
аспектом".
     - Чудесно.  И  я понимаю, что в случае чего вы  не можете исключить  из
дела мою жену.
     Я кивнул.  Он  снова  схватил  меня за  руку  и  похлопал  по плечу.  Я
высвободился и вернулся в агентство.
     Там меня ждала записка: просили позвонить Хэкену. Позвонил.
     - Банки  Даль никак не связан с делом  Мэйна, - сообщил Хэкен. -  Они с
Беном- Кашлюном в тот  вечер устроили попойку  в заведении  на Восемнадцатой
улице. Были  там с десяти, а в два ночи учинили дебош, и  их вышвырнули. Это
установлено точно.
     Я поблагодарил Хэкена, позвонил  в  резиденцию Ганжена и спросил миссис
Ганжен, сможет ли она меня принять, так как мне необходимо поговорить с ней.
     - Вот как, - сказала она. - Пожалуй, это было ее излюбленное выражение.
     Я поймал такси и отправился к ней  с фотографиями Даля и Уилла, по пути
продумывая, что  буду врать жене своего  клиента, чтобы получить необходимую
информацию.
     Метрах в ста пятидесяти от дома Ганжена стоял автомобиль Дика Фоли.
     Худая  горничная  с  землистым  лицом  отворила  мне дверь  и провела в
гостиную на втором этаже. Когда я вошел, миссис Ганжен отложила "Солнце тоже
восходит" и  сигаретой, которую держала в руке,  указала на  стул.  Одетая в
оранжевое персидское платье, она сидела  в  обтянутом парчой кресле, заложив
ногу на ногу, и как никогда была похожа на дорогую куклу.
     Я  рассматривал ее, закуривая сигарету и вспоминая предыдущие разговоры
с ней и ее мужем. В конце концов я отказался от  вранья, которое придумал по
дороге.
     - У вас служит горничная по имени Роз Рубери, - начал я.  - Не хотелось
бы, чтобы она слышала, о чем мы говорим.
     - Хорошо. - В ее  голосе  не было ни намека на удивление. - Извините, я
на минуту.
     Она вышла из комнаты и вскоре вернулась. Села в кресло, поджав ноги.
     - Ее здесь не будет, по меньшей мере, полчаса.
     - Этого достаточно. Ваша Роз дружит с уголовником по фамилии Уилл.
     Кукла наморщила  лоб и сжала пухлые накрашенные губки. Я  ждал, что она
скажет, но она не произнесла ни слова. Я показал фотографии Даля и Уилла:
     - Этот, с худым лицом, приятель Роз. Другой его кореш, тоже мошенник.
     Тонкой,  но не  менее сильной,  чем  моя,  рукой,  она  взяла снимки  и
внимательно рассмотрела. Ее губы сжались еще крепче, темные глаза еще больше
потемнели. Потом  лицо  медленно прояснилось.  Она  сказала:  "Вот  как",  и
вернула мне фотографии.
     - Когда я сказал про Уилла вашему мужу, - веско произнес я, он ответил:
- "Это горничная моей жены", и засмеялся.
     Энид Ганжен молчала.
     - Что он этим хотел сказать? - спросил я.
     - Откуда я могу знать? - прошептала она.
     - Вам известно, что ваш платок был обнаружен с пустым бумажником Мэйна?
- бросил  я  мимоходом, делая вид,  что занят  сигаретой,  пепел  которой  я
стряхивал в яшмовую пепельницу в форме гроба без крышки.
     - Вот как... - пробормотала она без интереса. - Мне об этом говорили.
     - Как это могло случиться?
     - Понятия не имею.
     - А я имею,  - сказал я, - но хотел  бы знать наверняка. Миссис Ганжен,
мы бы не тратили столько времени, если бы поговорили откровенно.
     - Почему  бы нет,  - согласилась она  равнодушно. - Муж вам  доверяет и
позволил меня допросить. Это  унизительно, но я всего  лишь его жена. И вряд
ли возможно большее унижение, чем то, что я уже испытала.
     В ответ на это театральное заявление я откашлялся и продолжил:
     - Извините, но меня интересует лишь одно: кто обокрал и убил Мэйна. Все
остальное касается меня лишь в связи с этим. Вы понимаете, о чем идет речь?
     - Разумеется, - ответила она. - Я понимаю, что вас нанял мой муж.
     Это было нелепо. Я попробовал снова:
     - Как вы думаете, какое у меня сложилось впечатление, когда я был здесь
в первый раз и разговаривал с вами и вашим мужем?
     - Понятия не имею.
     - А вы попробуйте.
     -  Несомненно,  -  она  чуть  заметно  улыбнулась,  - у  вас  сложилось
впечатление, что муж считает, будто я была любовницей Джеффри.
     - Ну и?..
     - Вы спрашиваете, была ли я действительно его любовницей? - На ее щеках
появились ямочки. Казалось, происходящее забавляло ее.
     - Нет, хотя, конечно, хотел бы знать.
     - Вполне понятно, что хотели бы. - Она усмехнулась.
     - А какое впечатление сложилось у вас в тот вечер?
     -  У  меня?  она  наморщила  лоб. Ну... что  мой  муж нанял  вас, чтобы
доказать, что я была любовницей Джеффри.
     Она произнесла слово "любовница", явно смакуя его.
     - Вы ошибаетесь.
     - Зная мужа, мне трудно в это поверить.
     -  А  зная себя,  я  уверен  в этом абсолютно. И  насчет этого  никаких
неясностей между мной и  вашим мужем нет. Моя задача найти того, кто ограбил
и убил. И ничего больше.
     - Неужели? - Она  попыталась  вежливо  прекратить спор, который ее явно
утомил.
     - Вы связываете мне руки, - посетовал  я, вставая и  делая  вид, что не
смотрю  на нее. - Мне ничего не остается, как прижать Роз  и тех двух типов.
Вы говорили, что она вернется через полчаса?
     Она смотрела на меня своими круглыми карими глазами:
     - Роз должна явиться через несколько минут. Хотите ее допросить?
     - Не здесь. Отвезу  ее в полицейское управление. Тех двоих  тоже. Можно
от вас позвонить?
     - Конечно.  Телефон  в той  комнате. - Она  встала, чтобы  открыть  мне
дверь.
     Я набрал Девенпорт 20 и попросил соединить с кабинетом детективов.
     И тут миссис Ганжен заговорила так тихо, что я едва услышал.
     - Подождите, пожалуйста.
     Все  еще держа  трубку, я повернулся. Она нервно  щипала  свои  красные
губы. Только когда она отняла руку ото рта и протянула ее ко  мне, я положил
трубку.
     - Не буду притворяться, что доверяю вам.  - Голос ее звучал так, словно
она  обращалась сама к  себе. - Вы работаете на моего мужа, а  для него даже
деньги не так важны,  как мои дела. Но надо выбирать  меньшее из двух зол: с
одной стороны уверенность, с другой вероятность...
     Она  замолчала и начала  потирать  руку  об  руку.  Было видно, что она
колеблется.
     -  Мы говорим  с глазу на  глаз, - заверил я  ее. -  Потом вы можете от
всего  отказаться.  И убедите  в этом  кого угодно.  Но если вы  не  скажете
сами... что ж, я знаю, кто скажет. И когда я вытяну правду из тех троих, ваш
муж обо всем прочтет в газетах. Так что для вас, миссис Ганжен, единственный
выход довериться мне. Решайте, все зависит от вас.
     Полминуты тишины.
     - А если бы я заплатила вам за... - прошептала она.
     - За  что? Если  я и вправду намерен рассказать вашему мужу,  то возьму
ваши деньги, а потом все равно расскажу, верно?
     Она расслабилась, перестала сжимать губы, ее глаза заблестели, на щеках
снова появились ямочки.
     - Вы рассеяли мои  сомнения, -  произнесла она. - Я все скажу.  Джеффри
вернулся  из  Лос-Анджелеса  пораньше, чтобы  мы смогли  провести этот  день
вместе.  Для  этого мы сняли квартиру. И вдруг в середине дня туда врываются
двое  с  пистолетами!  Представьте, у  них  был  ключ! Они забрали деньги  у
Джеффри.  Похоже, они заранее знали и про двадцать тысяч,  и вообще про нас:
обращались по имени и угрожали, что все расскажут, если мы заявим в полицию.
     Ситуация  сложилась совершенно безвыходная. Возместить похищенную сумму
нам было  нечем. Заявить, что деньги потеряны или украдены,  Джеффри не мог.
Его  тайное раннее  возвращение  в Сан-Франциско выглядело бы подозрительно.
Джеффри потерял голову. То он просил меня бежать с ним, то говорил, что надо
пойти к  моему  мужу  и  рассказать правду.  Для  меня  и то  и другое  было
абсолютно немыслимо.
     Мы вышли из квартиры по одному после семи. По правде говоря, расстались
мы нехорошо... Когда все так осложнилось, Джеффри уже не был таким... Нет, я
не должна так говорить...
     Она оборвала фразу.
     Я спросил:
     - Те двое... Это их фотографии я вам показывал?
     - Да.
     - Ваша горничная знала о вас с Мэйном? Об этой квартире? О его поездке?
О том, когда и как он собирался вернуться? О деньгах?
     - Не берусь утверждать, но наверняка знала многое. Она ведь шпионила за
мной, рылась в моих вещах и могла найти  письмо  Джеффри, где  он сообщал об
отъезде из Лос-Анджелеса и договаривался о встрече  в  воскресенье.  Я бываю
так невнимательна...
     - Что  ж,  я пойду, сказал я. А вы  сидите тихо,  ничего  без  меня  не
предпринимайте. И, пожалуйста, не спугните Роз.
     -  Не  забудьте, что  я  ничего  вам не  говорила, -  напомнила  она, -
провожая меня до дверей.
     От  дома Ганжена я проехал прямо к отелю "Марс". Микки Лайнхэн сидел  в
холле и просматривал газету.
     - Они в номере? - спросил я.
     - Ага.
     - Пойдем наверх.
     Микки постучал в дверь. Раздался металлический голос:
     - Кто там?
     - Посылка, - ответил Микки, - притворяясь коридорным.
     Худой мужчина с острым подбородком отворил дверь. Я сунул  ему визитную
карточку. Он не пригласил нас в комнату, но и не помешал войти.
     - Ты Уилл?  - спросил  я его, когда Микки закрыл дверь, и, не дожидаясь
ответа, обратился к сидевшему на кровати широколицему мужчине: - А ты Даль?
     - Ищейки,  - металлическим голосом произнес Уилл, повернувшись  к Далю.
Тот посмотрел на нас и ощерил зубы.
     Не теряя времени, я перешел в наступление:
     - А ну, гоните бабки, что вы накатали у Мэйна!
     Оба, как по команде, презрительно  рассмеялись такая реакция, казалось,
была отрепетирована заранее. Я вытащил револьвер.
     -  Бери шляпу,  Банки,  - с  хриплым смехом  произнес  Уилл. - Они  нас
арестовывают.
     - Ошибаешься, - прервал  я его. -  Это  не  арест. Это нападение.  Руки
вверх!
     Руки Даля молниеносно устремились к потолку. Уилл колебался, пока Микки
не ткнул ствол пистолета ему в ребра.
     - Обыщи их, - приказал я Микки.
     Он обыскал Уилла, вынул пистолет, немного мелочи, какие-то  документы и
специальный пояс для денег. То же самое проделал и с Далем.
     - Сосчитай деньги.
     Микки вынул деньги из пояса, поплевал на палец и принялся за работу.
     - Девятнадцать тысяч сто двадцать шесть долларов шестьдесят  два цента,
- отрапортовал он через минуту.
     Свободной рукой я достал из кармана клочок бумаги  с номерами  банкнот,
полученных Мэйном от Оджилви, и подал его Микки:
     - Проверь, сходятся?
     Он взял листок и сличил номера.
     - Сходятся.
     - Ладно.  Спрячь все  у себя и пошарь по комнате может, еще  что-нибудь
найдешь.
     Бен-Кашлюн обрел, наконец, дар речи.
     - Эй, парень! взбунтовался он. Что за дела? Это тебе так не пройдет!
     - И все же я попробую, - осадил я его. - Может, ты завопишь: "Полиция!"
А? Небось,  думал: так прижал ту дамочку, что не пикнет, и все шито-крыто. А
теперь  я  с вами играю в ту же игру,  что вы с  ней и Мэйном.  Только играю
получше вас. Рыпнетесь и сами себя заложите. Так что заткнись!
     - Бабок больше нет, - доложил Микки. - Только четыре почтовые марки.
     - Возьми, - сказал я. - Как-никак восемь центов. Идем!
     - Эй! Оставьте нам хоть пару долларов! - взмолился Уилл.
     - Кому сказано заткнись! процедил я, направляясь к двери.
     Коридор был пуст. Микки приостановился, держа Уилла  и Даля на мушке, а
я  взял ключ, сунул его в дверь снаружи, повернул в замке, вынул и положил в
карман.
     Мы спустились вниз.
     Машина  Микки стояла  за углом. Сев в нее, мы переложили добычу  из его
карманов в мои.  Доехали до агентства; Микки вылез, а я свернул и направился
к дому Мэйна.
     Миссис  Мэйн было лет двадцать пять. Это была высокая молодая женщина с
темными  вьющимися волосами,  серо-голубыми,  окруженными густыми  ресницами
глазами и круглым лицом. Полноватая фигура от шеи до ног облачена в черное
     Она  изучила  мою  визитную  карточку,  кивком  головы рассчиталась  за
объяснение, что Ганжен нанял меня найти убийц ее мужа и провела в серо-белую
гостиную.
     - Это та комната? - спросил я.
     - Да. - У нее был приятный хрипловатый голос.
     Я подошел к окну, бросил взгляд на крышу магазина, на узкую улочку...
     -  Миссис Мэйн,  - тут  я понизил голос, стараясь этим сгладить остроту
того, что собирался  сказать,  -  когда вы увидели,  что ваш  муж  мертв, вы
выбросили револьвер  в окно.  Потом вы прицепили платок к  бумажнику и  тоже
выбросили. Бумажник  был легче  револьвера, поэтому  не соскользнул с крыши.
Зачем вы прицепили платок к бумажнику?
     Она потеряла сознание.
     Я  подхватил  ее, не  дав упасть,  отнес на  диван, отыскал  одеколон и
нюхательную соль.
     - Вы знаете, чей это платок? - спросил я, когда она пришла в себя.
     Миссис Мэйн покачала головой.
     - Тогда зачем все это?
     - Платок был у него в кармане.  Полиция стала бы  о нем спрашивать. А я
не хотела никаких вопросов.
     - Для чего вы рассказывали сказки о нападении?
     Она не ответила.
     - Страховка? - подсказал я.
     Она тряхнула головой и крикнула:
     - Да!  Он  промотал все  деньги  свои  и мои!  А  потом... Потом  такое
натворил! Он...
     Я прервал этот поток обвинений:
     -  Надеюсь, он  оставил какое-то  письмо, какое-то  доказательство... Я
имел в виду доказательство того, что это не она его убила.
     - Да. - Ее пальцы скребли черную ткань платья на груди.
     - Что ж, - сказал я, вставая, - завтра утром вам следует отнести письмо
вашему адвокату и рассказать ему все.
     Она не ответила.
     Я пробормотал что-то успокаивающее и вышел.
     ...Уже  наступала ночь, когда  я позвонил в дверь дома Ганжена. Бледная
горничная сообщила, что мистер Ганжен дома, и повела меня наверх.
     Роз  Рубери  как  раз  спускалась вниз.  Она задержалась  на лестничной
площадке, чтобы пропустить нас.  Я остановился перед ней,  а  моя провожатая
пошла в библиотеку.
     -  Игра  кончена, Роз, - сказал я. - Даю десять  минут на то,  чтобы ты
смылась. А не хочешь, так придется познакомиться с тюрьмой изнутри.
     - Неужели?
     - Операция не удалась.  -  Я вынул из  кармана  пачку денег,  добытых в
отеле "Марс", - Вот, только что навестил Бена-Кашлюна и Банки.
     Это  ее  убедило. Она  повернулась  и помчалась  наверх.  Бруно  Ганжен
подошел к открытой двери библиотеки и застыл, бросая удивленные  взгляды  то
на  меня, то на Роз, которая уже взлетала на четвертый этаж. Вопрос вертелся
у него на языке, но я опередил его.
     - Дело сделано, - объявил я.
     - Браво! -  воскликнул он,  заводя  меня в  библиотеку. - Слышишь,  моя
любимая? Дело сделано!
     Его любимая,  сидевшая,  как и  в  тот вечер, за  столом,  улыбнулась и
пробормотала: "Вот как", Голос и улыбка были одинаково равнодушными.
     Я подошел к столу и опорожнил карманы.
     -  Девятнадцать тысяч  сто двадцать шесть  долларов  семьдесят  центов,
включая  марки, - доложил я  Ганжену. - Не хватает восьмисот семидесяти трех
долларов тридцати центов.
     - Ах! - Бруно Ганжен дрожащей розовой рукой гладил свою черную бородку,
впиваясь в  меня  взглядом. -  Где  вы нашли? Умоляю,  садитесь и расскажите
все-все! Мы умираем от любопытства, правда, моя дорогая?
     Его дорогая зевнула:
     - Вот как...
     - Ну,  мне нечего вам  рассказать, - заявил я. - Чтобы отыскать деньги,
мне  пришлось пойти на компромисс  и дать слово  молчать.  Мэйна ограбили  в
воскресенье после полудня. Так уж вышло, что преступников  задержать нельзя.
Один человек может опознать их, но он отказывается дать показания.
     - Но кто убил Джеффри? - Ганжен ухватил меня за лацкан. - Кто его убил?
     - Это было самоубийство. Он покончил с собой в отчаянии, потому что его
ограбили, а объясниться по поводу этого он не мог.

     ---------------------------------------------------------

     1) - "Дезир дю Кёр" "Желание сердца" (франц.),
     2) - Вот как (франц.).

        Дэшил Хэммет. Липучка для мух

----------------------------------------------------------------------------
     Перевод В.Голышева
----------------------------------------------------------------------------

     Обычная история с непутевой дочерью.
     Хамблтоны были состоятельной и довольно известной нью-йоркской фамилией
уже в нескольких поколениях. В родословной ничто не предвещало появления Сю,
самой младшей представительницы.  Из детского возраста она вышла с  заскоком
невзлюбила чистенькую жизнь и полюбила грубую. В 1926-м, когда ей исполнился
21  год, она  определенно  предпочла  Десятую  авеню  Пятой  и Хайми-Клепача
достопочтенному Сесилю Виндоуну, который сделал ей предложение.
     Хамблтоны   пытались   образумить   дочь,    но    поздно.   Она   была
совершеннолетней. Наконец она послала  их к черту, ушла из дому,  и ничего с
ней  поделать они не  могли.  Её отец,  майор Хамблтон, оставил все  надежды
спасти дочь,  но желал по  возможности уберечь  ее  от несчастий. Поэтому он
пришел  в  нью-йоркское  отделение  сыскного   агентства  "Континенталь"   и
попросил, чтобы за ней присматривали.
     Хайми-Клепач, филадельфийский  рэкетир,  после размолвки  с  партнерами
подался на Север, в большой город, имея при себе автомат Томпсона, обернутый
клеенкой в синюю клеточку. Для работы с автоматом Нью-Йорк оказался не таким
удобным полем, как Филадельфия.  "Томпсон" пылился  целый год, между тем как
Хайми добывал пропитание автоматическим  пистолетом, взимая  дань с  игорных
притонов в Гарлеме.
     Через три или четыре  месяца после того,  как  Сю зажила  с ним,  Хайми
завязал  как  будто  бы  многообещающее  знакомство  с  авангардным  отрядом
чикагцев, прибывших  в  Нью-Йорк  для  того,  чтобы  организовать  город  на
западный  манер. Но чикагцам Хайми был  не нужен,  им  был нужен  "томпсон".
Когда  он  предъявил  им  автомат  как  доказательство  своей  ценности  для
коллектива, они настреляли дырок у него в голове и ушли с "Томпсоном".
     Сю  Хамблтон похоронила  Хайми  и  недели  две  прожила в  одиночестве,
заложив  кольцо,  чтобы  есть, а  потом  устроилась  старшей  официанткой  в
нелегальную пивную грека Вассоса.
     Одним  из посетителей пивной  был Бейб Макклур, сто  десять килограммов
крепких   ирландо-шотландо-индейских   мускулов,   черноволосый,    смуглый,
голубоглазый гигант, отдыхавший после пятнадцатилетнего срока  в Левенворте,
который он отбывал за то, что разорил почти все мелкие почтовые отделения от
Нью-Орлеана до  Омахи. На  отдыхе, чтобы  не  остаться  без  спиртного, Бейб
собирал деньги с прохожих на темных улицах.
     Бейбу нравилась Сю. Вассосу нравилась Сю. Сю нравился Бейб. Вассосу это
не нравилось.  Ревность притупила в  греке  здравомыслие.  Однажды  вечером,
когда Бейб хотел войти в  пивную, Вассос  ему не отпер. Бейб  вошел, внеся с
собой куски двери.  Вассос вынул револьвер, но напрасно пытался стряхнуть со
своей руки Сю. Он прекратил попытки, когда Бейб ударил его тем куском двери,
на котором была медная ручка. Бейб и Сю ушли от Вассоса вместе.
     До  сих пор нью-йоркское  отделение агентства  не теряло  из  виду  Сю.
Постоянного наблюдения за  ней не было. Этого не хотел ее отец. Раз в неделю
посылали человека убедиться, что она еще жива, выведать о  ней сколько можно
у  знакомых и  соседей, но так, конечно, чтобы не узнала она.  Все это  было
довольно просто, но, когда Бейб разгромил кабак, они исчезли из поля зрения.
     Перевернув сперва вверх дном весь город, нью-йоркская контора разослала
по всем отделениям "Континентала" бюллетень со сведениями, изложенными выше,
а также фотографиями и словесными портретами Сю и ее нового милого. Это было
в конце 1927 года.
     У  нас  на  руках было достаточно  фотографий, и  в течение  нескольких
месяцев все, у  кого выдавалось свободное время,  бродили по Сан-Франциско и
Окленду  в поисках пропавшей  парочки.  Мы  их  не  нашли. Агентам в  других
городах повезло не больше.
     Потом, примерно через год, из  нью-йоркской контры пришла телеграмма. В
расшифрованном виде она гласила:
     "Сегодня  майор  Хамблтон  получил телеграмму  дочери  из Сан-Франциско
цитируем Пожалуйста вышли мне телеграфом тысячу  долларов адресу Эддис-стрит
601 квартира 206 тчк Если позволишь вернусь домой тчк Пожалуйста сообщи могу
ли вернуться  но пожалуйста вышли  деньги любом случае конец цитаты Хамблтон
уполномочивает немедленно  выплатить ей деньги тчк Отрядите опытного  агента
вручить деньги и организовать ее возвращение домой  тчк Возможности  пошлите
агентов мужчину и женщину сопровождать ее сюда тчк Хамблтон телеграфирует ей
тчк Немедленно доложите телеграфом".
     Старик вручил мне телеграмму и чек со словами:
     - Вы знакомы с ситуацией. Вы знаете, как распорядиться.
     Я сделал вид, что согласен с ним, пошел в банк,  обменял чек  на  пачку
купюр  разного  достоинства,  сел в  трамвай и  вышел  у  Эддис-стрит,  601,
довольно большого дома на углу.
     В вестибюле на почтовом ящике квартиры 206 значилось:
     Дж. М. Уэйлс.
     Я нажал кнопку 206-й. Замок на двери зажжужал и отперся,  я вошел в дом
и,  миновав лифт,  поднялся  по  лестнице на второй  этаж. Квартира 206 была
рядом с лестницей.
     Мне  открыл  высокий,  стройный человек  лет  тридцати  с  небольшим, в
опрятном  темном костюме. У него были  узкие темные глаза и длинное  бледное
лицо. В темных, гладко зачесанных волосах блестела седина.
     - К мисс Хамблтон, - сказал я.
     - Э... у вас что к  ней? - Голос звучал  ровно,  но не настолько ровно,
чтобы быть неприятным.
     - Хотел бы ее видеть.
     Веки  у  него  чуть-чуть  опустились, а  брови  чуть-чуть  сошлись.  Он
спросил:
     - Это?.. - и смолк, внимательно глядя на меня.
     Я не поддержал разговор. Наконец он закончил вопрос:
     - По поводу телеграммы?
     - Да.
     Длинное лицо сразу просветлело. Он спросил:
     - Вы от ее отца?
     - Да.
     Он отступил, широко распахнул дверь.
     - Заходите. Телеграмму от мистера Хамблтона ей принесли несколько минут
назад. Там сказано, что кто-то зайдет.
     Мы прошли по коридорчику в солнечную  комнату;  обставленную дешево, но
чистую и опрятную.
     - Присаживайтесь, - сказал мужчина, показав на коричневую качалку.
     Я  сел. Он опустился  на обитый  джутом диван, лицом ко  мне. Я  окинул
взглядом  комнату.  Никаких  признаков  того,  что здесь живет  женщина,  не
обнаружил.
     Он потер длинную переносицу длинным пальцем и медленно спросил:
     - Вы принесли деньги?
     Я  ответил, что мне больше  хочется поговорить с  ней.  Он посмотрел на
палец, которым тер нос, потом на меня и без нажима произнес:
     - Но я ее друг.
     - Да, - сказал я на это.
     - Да, - повторил он. Потом нахмурился и слегка растянул тонкогубый рот.
- Я только спросил, принесли ли вы деньги.
     Я ничего не ответил.
     - Дело вот в чем,  начал он рассудительно, если вы принесли деньги, она
рассчитывает, что вы их передадите ей лично. Если вы не принесли  деньги, то
она  не хочет  с  вами  встречаться.  Не думаю, что в  этом ее  можно  будет
переубедить. Вот почему я спросил, принесли ли вы.
     - Принес.
     Он посмотрел на меня с сомнением. Я показал ему деньги, взятые в банке.
Он живо вскочил с дивана.
     - Приведу  ее через две  минуты, -  бросил  он, когда длинные ноги  уже
несли его к двери. У двери он остановился и спросил: - Вы с ней знакомы? Или
надо чем-нибудь удостоверить ее личность?
     - Так будет лучше, - ответил я.
     Он вышел, не закрыв за собой дверь в коридор.
     Через  пять минут он вернулся со стройной двадцатитрехлетней блондинкой
в  светло-  зеленом  платье.  Дряблость  маленького  рта  и  припухлости под
голубыми глазами были еще не настолько выражены, чтобы сильно  повредить  ее
красоте.
     Я встал.
     - Это мисс Хамблтон, - сказал он.
     Она  бросила  на  меня  взгляд  и  снова  потупилась, продолжая  нервно
теребить ремень сумочки.
     - Вы можете удостоверить свою личность? - спросил я.
     - Конечно, - сказал мужчина. - Покажи их, Сю.
     Она открыла сумочку, вынула какие-то бумаги и предметы и протянула мне.
     Я взял их, а мужчина сказал:
     - Садитесь, садитесь.
     Они сели на диван. Я опять опустился в качалку и стал рассматривать то,
что  она  мне дала.  Там  были два  письма, адресованные Сю Хамблтон  на эту
квартиру, телеграмма  отца с приглашением вернуться домой, две  квитанции из
универмага, водительские права и банковская книжка с остатком  меньше десяти
долларов.
     Пока  я  рассматривал  эти вещи,  девушка справилась со  смущением. Она
смотрела на меня спокойно, так же как ее сосед. Я  пошарил  в кармане, нашел
фотографию, присланную нам из Нью-Йорка в начале розыска, и перевел взгляд с
нее на лицо девушки.
     -  Ротик  у вас мог и  съежиться, - сказал  я,  - но вот нос почему так
вырос?
     - Если вам не нравится мой нос, - ответила она, - так не пойти ли вам к
черту?
     Лицо у нее покраснело.
     -  Не в  том  дело.  Нос красивый, но это  не нос Сю.  -  Я протянул ей
фотографию. - Сами посмотрите.
     Она со злобой посмотрела на фотографию потом на соседа.
     - О, ты и ловкач, - сказала она ему.
     Он глядел на меня  прищурясь, в темных  щелочках глаз затаился дрожащий
блеск. Не отводя от меня взгляда и скривив в ее сторону рот, он процедил:
     - Затихни.
     Она затихла. Он сидел и глядел на  меня. Я сидел и глядел на него. Часы
у меня  отстукивали  секунды. Взгляд его поменял направление: с одного моего
глаза переместился на другой. Девушка вздохнула. Тихим голосом он произнес:
     - Ну?
     Я сказал:
     - Вы вляпались. - И что вы из этого соорудите? - небрежно спросил он.
     - Сговор с целью обмана.
     Девушка  вскочила,  стукнула  его  по  плечу  тыльной  стороной  руки и
закричала:
     - Ну, ты ловкач, ничего себе кашу заварил! "Пара  пустяков" ага! "Проще
пареной репы" ага! И в чем ты сидишь теперь? Ты даже этого боишься послать к
черту. - Она круто повернулась, придвинула ко мне красное лицо я по-прежнему
сидел в  качалке  и зарычала: - Ну,  а вы чего ждете?  Когда вас поцелуют  и
скажут  "до свиданья"?  Мы  вам  что-нибудь  должны? Мы ваши паршивые деньги
взяли? Ну и вытряхивайся. Проваливай. Дыши воздухом.
     - Легче, сестренка, - буркнул я. - Что-нибудь сломаешь.
     Мужчина сказал:
     - Кончай разоряться, Пегги, дай другим сказать.
     Он обратился ко мне:
     - Ну так что вам надо?
     - Как вы в это ввязались? - спросил я.
     Он заговорил охотно, торопливо:
     - Один малый, Кении,  дал  мне эти бумажки, рассказал  про Сю Хамблтон,
про ее  богатого папашу. Я решил потрогать их за карман. Подумал, что папаша
либо с ходу пошлет деньги телеграфом,  либо вообще  не  пошлет. Этот номер с
посыльным мне не  пришел в  голову. Когда он дал телеграмму,  что посылает к
ней человека, надо было когти рвать.
     Но  обидно!  Человек несет мне  косую. Такая удача  и даже  попытки  не
сделать?  Я  подумал,  что  все-таки  можно  попробовать,   и  позвал  Пегги
подставить вместо Сю. Если человек придет сегодня, значит, он точно здешний,
а  не с  Востока и в лицо Сю не знает, а  только по описанию. Как  Кении  ее
описывал, Пегги вроде бы могла за нее сойти. Я чего не понимаю как вы добыли
фотографию?  Ведь  я  только  вчера  отбил папаше телеграмму. Ну, и вчера же
отправил Сю пару  писем  на этот адрес,  чтобы вместе с другими бумажками по
ним удостоверить ее личность, когда будем брать деньги на телеграфе.
     - Адрес папаши вам Кении дал?
     - Ну а кто же.
     - И адрес Сю?
     - Нет.
     - Как Кении раздобыл ее документы?
     - Он не говорил.
     - Где сейчас Кении?
     -  Не  знаю. Он собирался  на Восток, там затевалось какое-то дело, ему
некогда было возиться с этим. Поэтому и передал мне.
     - Не мелочится Кенни, сказал я. А вы Сю Хамблтон знаете?
     - Нет, убежденно. Я и услышал-то о ней только от Кенни.
     - Не нравится  мне этот  Кенни,  - сказал я, -  хотя  без него в  вашей
истории есть неплохие места. Можете рассказать еще раз, только без него?
     Он медленно помотал головой и сказал:
     - Получится не так, как было на самом деле.
     - Жаль. Сговор с целью  обмана меня не так волнует, как местонахождение
Сю. Мы могли бы с вами сторговаться.
     Он опять помотал головой, но в глазах у него появилась задумчивость,  и
нижняя губа чуть налезла на верхнюю.
     Девушка отступила, чтобы  видеть нас обоих во время разговора, и,  пока
мы обменивались репликами, поворачивалась то  ко мне,  то к нему, причем  на
лице  ее было написано,  что мы  оба  ей не нравимся.  Потом она  остановила
взгляд на Уэйлсе, и глаза ее снова стали сердитыми.
     Я поднялся:
     - Воля ваша. Стойте на своем, но тогда я заберу вас обоих.
     Он улыбнулся, поджав губы, и тоже поднялся. Девушка встала  между нами,
лицом к нему.
     -  Нашел  время вола вертеть,  - зашипела она. - Признавайся, недотепа,
или я расскажу. Спятил, что ли, думаешь, я с тобой хочу загреметь?
     - Заткнись, - буркнул он.
     - Заткни меня! - завизжала она.
     Он попытался обеими руками. Из-за ее спины  я поймал одно его запястье,
а другую руку отбил вверх.
     Девушка выскользнула в сторону, спряталась за меня и закричала:
     -  Джо  ее знает.  Она  сама дала  ему  бумаги. Она в "Сент-Мартине" на
0'Фаррел-стрит с Бейбом Макклуром.
     Пока я это  слушал, мне пришлось  убрать голову от его правого  кулака,
потом  завернуть  ему левую руку  за спину,  подставить  бедро  под удар его
колена и наконец обхватить снизу ладонью его  подбородок. Я приготовился уже
дернуть подбородок вбок, но тут он перестал бороться и прохрипел:
     - Дайте сказать.
     - Ну, начали, - согласился я и, отпустив его, сделал шаг назад.
     Он потер запястье  и  злобно посмотрел на девушку. Он обозвал ее четыре
раза, причем самым мягким было: "тупица", и сказал ей:
     - Он на понт брал. Никуда он нас не заберет или думаешь папаша Хамблтон
так хочет попасть в газеты?
     Догадка была неплохая.
     Он снова сел на  диван, потирая  запястье. Девушка продолжала  стоять в
другом конце комнаты и смеялась над ним, стиснув зубы. Я сказал:
     - Ну ладно, рассказывайте, любой из вас.
     - Да  вы уже все знаете, -  проворчал он.  -  Бумаги я увел  на прошлой
неделе, когда зашел к Бейбу, я слышал ее историю,  деньги  сами идут в руки,
противно упускать.
     - А что теперь Бейб поделывает? - спросил я. - Все по медведям ударяет?
     - Не знаю.
     - Ну да, не знаете.
     - Правда,  - настаивал он. -  Если вы знакомы  с Бейбом,  то не мне вам
говорить: про его дела из него ничего не вытянешь.
     - Сю и он давно тут?
     - Шесть месяцев это сколько мне известно.
     - С кем он работает?
     - Не знаю. Если он с кем работает,  так на улице  его находит, на улице
оставляет.
     - Деньги у него водятся?
     - Не знаю. Еда и выпивка в доме всегда есть.
     После получаса таких расспросов я убедился, что  ничего существенного о
моей парочке больше не выясню.
     Я пошел к телефону в коридоре и позвонил в агентство. Телефонист сказал
мне, что Макман в комнате оперативников. Я попросил прислать его сюда. Когда
я вернулся, Джо и Пегги отодвинулись друг от друга.
     Не прошло и десяти  минут, как явился  Макман. Я провел его в комнату и
сказал:
     -  Этот  человек  утверждает,  что  его  зовут  Джо  Уэйлс,  а  девушка
по-видимому,  Пегги  Кэррол,  живет над  ним  в квартире  четыреста двадцать
первой. Они попались на сговоре с целью обмана, но я заключил с ними сделку.
Сейчас мне надо пойти и проверить ее. Оставайся с ними в этой комнате. Никто
не входит и не выходит, никто, кроме тебя, не подходит  к телефону. За окном
пожарная лестница. Окно сейчас заперто. Я бы его не отпирал. Если выяснится,
что он меня не обманывает, мы их отпустим; а если станут тут фокусничать без
меня, имеешь все основания бить их сколько влезет.
     Макман кивнул крепкой круглой головой и поставил себе стул между ними и
дверью. Я взял шляпу. Джо Уэйлс окликнул меня:
     - Эй, вы меня Бейбу не выдавайте, ладно? Это входит в сделку?
     - Не выдам, если не будет необходимости.
     - А то уж лучше срок, сказал он. В тюрьме безопасней.
     - Я позабочусь  о вас,  насколько это от меня зависит. Но  вам придется
принять то, что выпадет.
     По дороге  к "Сен-Мартину" до  дома было  всего пять-шесть кварталов  я
решил  представиться  Макклуру и девушке так: я агент "Континентала", а Бейб
заподозрен  в том,  что  на  прошлой неделе участвовал  в ограблении банка в
Аламейде.  Он  не  участвовал если  банковские служащие хотя  бы  наполовину
правильно  описали  налетчиков,  так  что  мои подозрения не  должны  сильно
напугать его. Оправдываясь, он,  возможно,  сообщит мне что-нибудь полезное.
Но  главное, конечно, я хотел взглянуть на девушку и доложить отцу, что я ее
видел.  Скорее всего она и Бейб не знают, что отец старается  не упускать ее
из виду. Бейб уголовник. Нет ничего противоестественного в том, чтобы к нему
наведался сыщик и попробовал припутать его к какому-нибудь делу.
     "Сен-Мартин",  маленький  трехэтажный  кирпичный дом, стоял между двумя
гостиницами повыше. В  вестибюле я прочел: 313, Р. К. Макклур, как и сказали
мне Уэйлс с Пегги.
     Я нажал кнопку звонка. Никакого результата. Еще четыре раза никакого. Я
нажал кнопку с надписью: Смотритель.
     Замок щелкнул. Я вошел. В двери квартиры рядом с входом стояла мясистая
женщина в мятом ситцевом платье в розовую полоску.
     - Макклуры здесь живут? - спросил я.
     - В триста тринадцатой.
     - Давно здесь поселились?
     Она поджала  толстые губы, пристально посмотрела  на меня, помялась, но
все-таки ответила:
     - В июне.
     - Что вы о них знаете?
     Она не захотела отвечать только подняла брови и подбородок.
     Я  протянул  ей  визитную карточку.  Это  было безопасно,  поскольку не
противоречило тому, что я собирался говорить наверху.
     Когда  она  подняла   глаза   от   карточки,  лицо   ее  просто  горело
любопытством.
     - Заходите сюда, сказала она хриплым шепотом, пятясь в дверь.
     Я вошел за ней в квартиру. Мы сели на диван, и она прошептала:
     - А что у них?
     - Может быть,  ничего. -  Подыгрывая ей, я  тоже заговорил  театральным
шепотом. - Он взломщик сейфов  и сидел в тюрьме. Я навожу о нем справки есть
подозрение, что он замешан в одном недавнем деле.  Но определенно ничего  не
знаю.  Вполне допускаю,  что он исправился. Я вынул из кармана  фотокарточку
анфас и в профиль, снятую в Левенворте. Это он?
     Она схватила ее с жадностью, кивнула и сказала:
     - Да, он самый. - Потом перевернула карточку, прочла приметы на обороте
и повторила: - Да, он самый.
     - Он здесь с женой?
     Она энергично закивала.
     - Жену я не знаю. Как она выглядит?
     Она описала женщину это вполне могла быть Сю  Хамблтон. Фотографию Сю я
не мог показать; если бы Макклур узнал об этом, моя легенда лопнула бы.
     Я спросил  смотрительницу,  что она знает о  Макклурах.  Знала  она  не
слишком много:  за квартиру платят  вовремя, уходят и приходят когда попало,
случаются пьянки, часто ссорятся.
     - Как думаете, они дома? Я звонил, но без толку.
     - Не знаю,  - прошептала она. - Не видела их с позапрошлого вечера, они
тогда дрались.
     - Сильно дрались?
     - Да ненамного сильней обыкновенного.
     - Можете узнать, дома ли они?
     Она посмотрела на меня искоса.
     -  Никаких неприятностей из-за меня не будет,  успокоил я. Но если  они
удрали, мне не мешает об этом знать, да и вам, наверное, тоже.
     - Ладно,  посмотрю.  -  Она  встала и похлопала  себя по  карману;  там
звякнули ключи. - Подождите здесь.
     -  Я  поднимусь с  вами  до третьего  этажа, где-нибудь  там  за  углом
подожду.
     - Ладно, - с неохотой согласилась она.
     На третьем этаже  я остался  стоять  у лифта.  Она  скрылась  за  углом
темноватого коридора, и вскоре я услышал приглушенный  звонок. Потом второй,
третий. Я  услышал, как звякнули ее ключи и один из  них скрежетнул в замке.
Замок щелкнул. Я услышал, как она повернула дверную ручку.
     Тишину, последовавшую за этим, разорвал крик, которому, казалось, тесно
в коридоре.
     Я бросился  к  углу, увидел  за поворотом открытую  дверь, вошел туда и
захлопнул дверь за собой.
     Крик смолк.
     Я стоял в маленькой  темной передней с тремя дверями, не считая той,  в
которую  вошел. Одна  дверь  была  закрыта.  Другая, в ванную,  отворена.  Я
распахнул третью.
     Прямо за  порогом  стояла  толстая смотрительница,  заслоняя  все своей
круглой спиной.  Я протиснулся мимо нее и  увидел то, на что  она  смотрела.
Поперек  кровати лежала  Сю  Хамблтон в  бледно-желтой  пижаме,  отороченной
черным кружевом. Она лежала навзничь. Руки были вытянуты над  головой.  Одна
нога подвернута,  другая, вытянутая, доставала  голой  ступней  до полу. Эта
голая нога была  белее, чем следовало быть  живой ноге.  Лицо  было таким же
белым, как нога, если не считать багровой припухлости  между правой бровью и
правой скулой да темных кровоподтеков на горле.
     - Звоните  в  полицию,  - сказал я женщине и принялся  шарить в  углах,
шкафах и ящиках.
     В агентство я вернулся к концу дня. Я попросил  посмотреть в картотеке,
есть ли у нас что-нибудь на Джо Уэйлса и Пегги Кэррол, а сам пошел в кабинет
К Старику.
     Я  застал  его за чтением  отчетов;  он  кивком  предложил  мне сесть и
спросил:
     - Вы видели ее?
     - Да. Она умерла.
     Старик сказал: "Подумайте-ка", словно ему сообщили, что на улице дождь,
и с вежливой внимательной улыбкой  выслушал всю мою повесть от того момента,
когда  я  позвонил в  дверь  Уэйлса  и  до  того,  когда  вслед  за  толстой
смотрительницей увидел мертвую девушку.
     - Ее били на  лице и горле кровоподтеки, закончил я. - Но умерла она не
от этого.
     - Вы думаете, ее убили? - спросил он все с той же кроткой улыбкой.
     - Не  знаю. Доктор Джордан  полагает, что  причиной  мог  быть  мышьяк.
Сейчас  он занимается анализами. Странную вещь мы нашли в квартире. Какие-то
листы  толстой серой  бумаги, заложены в книгу "Граф Монте-Кристо", а  книга
завернута в месячной давности газету и заткнута за плиту.
     -  А,  мышьяковая   бумага  от  мух,  -  пробормотал  Старик.  -  Фокус
Мейбрика-Седдонса. Если размочить в воде, в  раствор переходит  четыре-шесть
гран мышьяка достаточно, чтобы отравить двоих.
     Я кивнул.
     -  Да, мне довелось столкнуться с этим в шестнадцатом году в Луисвилле.
Мулатка- уборщица видела, как Макклур вышел вчера в половине  десятого утра.
Возможно, девушка  умерла до  этого. С тех пор его никто не видел. Утром же,
но раньше, в соседней квартире слышали их голоса, ее стоны. Но  там  дрались
так часто,  что соседи не придали этому значения. Управляющая  говорит,  что
они дрались накануне вечером. Полиция разыскивает его.
     - Вы сказали полицейским, кто она такая?
     - Нет. И как нам с этим быть?  Мы не можем рассказать  им об Уэйлсе, не
рассказав обо всем остальном.
     -  Боюсь, что нам не избежать огласки, - задумчиво сказал  Старик.  - Я
дам телеграмму в Нью-Йорк.
     Я вышел из кабинета. В архиве служащий дал мне две газетные вырезки. Из
первой явствовало, что  пятнадцать месяцев назад Джозеф Уэйлс,  он же Святой
Джо,  был  арестован  по  жалобе  фермера  Туми,  у которого  Уэйлс с  тремя
сообщниками выманил две  с половиной тысячи долларов якобы "на предприятие".
Во второй вырезке  говорилось, что дело было закрыто из-за неявки Туми в суд
его,  как водится,  умиротворили, вернув деньги частично  или целиком. Вот и
все, что было в картотеке на Уэйлса, а на Пегги Кэррол ничего не было.
     Я вернулся к Уэйлсу на квартиру, и мне открыл Макман.
     - Какие дела? - спросил я.
     - Никаких только скулят все время.
     Подошел Уэйлс и нетерпеливо спросил:
     - Ну, убедились?
     Девушка стояла у окна и смотрела на меня настороженно.
     Я ничего не ответил.
     - Нашли ее? - нахмурясь спросил Уэйлс. - Там, где я сказал?
     - Ну да.
     - Тогда  все?  - Морщины  у  него  на лбу разгладились. -  Нас  с Пегги
отпускают или?.. - Он осекся, облизнул  нижнюю  губу, взялся за подбородок и
резко спросил: - Вы меня не продали?
     Я помотал головой.
     Он отнял руку от подбородка и раздраженно спросил:
     - Так в чем же дело? Чего это у вас такое лицо?
     Девушка с досадой бросила ему в спину:
     -  Я  так  и знала, что ни черта хорошего  не выйдет.  Я знала, что нам
теперь не выпутаться. Ну и ловкач же ты!
     - Уведи Пегги на кухню и закрой обе двери,  сказал я Макману. Сейчас мы
все с Святым Джо поговорим по душам.
     Девушка  ушла  охотно,  но когда Макман  закрывал  дверь, она  высунула
голову и сказала Уэйлсу:
     - Желаю, чтобы он тебе нос разбил, если начнешь крутить.
     Макман затворил дверь.
     - Кажется, ваша приятельница считает, что вам кое о чем известно.
     Уэйлс угрюмо оглянулся на дверь и проворчал:
     - От  нее помощи, как от сломанной ноги. - Он повернулся ко мне, придав
лицу искреннее и дружелюбное выражение. - Чего вы хотите? Я вам все объяснил
начистоту. В чем же теперь дело?
     - А вы как думаете?
     Он втянул губы.
     - Зачем вы  мне загадки задаете? - спросил он. - Ведь я  хочу с вами по
честному.  Но что мне делать, если вы не говорите, чего вам надо? Не могу же
я знать, какие у вас мысли.
     - Узнали бы очень обрадовались.
     Он устало покачал головой,  отошел  к дивану и сел, нагнувшись вперед и
зажав ладони между коленями.
     -  Ну ладно,  -  вздохнул  он.  -  Може