те  не  торопиться спрашивать. Я
подожду.
     Я подошел  и  встал  над  Уэйлсом. Я  взял его пальцами за  подбородок,
поднял ему голову и наклонился нос к носу.
     -  Вот в  чем  твоя промашка,  Джо: ты  послал телеграмму  сразу  после
убийства.
     - Он умер? -  Слова эти  вырвались так быстро, что даже глаза у него не
успели расшириться и округлиться.
     Вопрос сбил меня с  толку. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы
не поднять брови, а когда я заговорил, собственная  интонация показалась мне
неестественно спокойной:
     - Кто умер?
     - Кто? Почем я знаю? Вы про кого говорите?
     - Про кого я, по-твоему, говорю?
     - Почем я знаю? Да ладно! Про старика Хамблтона, ее папашу.
     - Верно, - сказал я и отпустил его подбородок.
     - Его убили, вы говорите?
     Хотя я убрал руку, лицо Уэйлса не сдвинулось ни на миллиметр. Как?
     - Мышьяковой бумагой от мух.
     - Мышьяковой бумагой  от  мух.  Лицо у него  стало задумчивым. Странный
способ.
     - Да, очень странный. Ты бы куда пошел, если бы захотел ее купить?
     - Купить? Не знаю. С детства  ее не  видел. Да никто ей не пользуется у
нас в Сан- Франциско. Тут и мух-то мало.
     - Вот же купил кто-то, сказал я. Для Сю.
     - Сю? - Он вздрогнул так, что под ним скрипнул диван.
     - Ну да. Отравили вчера утром мухомором.
     - Обоих? - спросил он, словно не веря своим ушам.
     - Кого и кого?
     - А? Ее и отца.
     - Ну да.
     Он опустил подбородок на грудь и потер одну руку другой.
     - Тогда мне крышка, медленно произнес он.
     - Она, - весело согласился я. - Хочешь вылезти из-под нее? Говори.
     - Дайте подумать.
     Я ждал, и, пока  Уэйлс раздумывал, я прислушивался к тиканью часов.  От
раздумья на его  сером  лице выступили капли пота.  Наконец он выпрямился  и
вытер лицо ворсистым пестрым платком.
     - Ладно, скажу. Делать нечего. Сю собиралась свалить от Бейба. Мы с ней
собирались уехать. Она... Вот, я вам покажу.
     Он  сунул руку в карман и вытащил  сложенный листок  плотной бумаги.  Я
взял его и прочел:

     Милый Джо,
     я этого долго не вынесу в общем, нам надо поскорее
     бежать. Сегодня вечером Бейб меня опять избил.
     Если ты любишь меня, пожалуйста, давай поскорее.
     Сю

     Почерк  был женский, нервный, угловатые буквы  теснились и вытягивались
вверх.
     -  Поэтому  я и хотел плешь  потереть Хамблтону, - сказал он. - У  меня
третий  месяц  сквозняк в кармане,  а вчера  получаю  это письмо надо где-то
деньги брать, чтобы увезти ее. Она бы из  отца тянуть  не захотела я и решил
все сделать по-тихому.
     - Когда ты видел ее в последний раз?
     - Позавчера, в тот день, когда она это письмо написала. Только я  ее не
видел она была здесь, а писала она ночью.
     - Бейб догадывался, что вы затеваете?
     - Мы думали, что нет. Он всю, дорогу ревновал ее, по делу и не по делу.
     - Так были у него основания?
     Уэйлс посмотрел мне в глаза и сказал:
     - Сю была хорошая девочка.
     - Н-да, и ее убили.
     Он молчал. На  улице смеркалось. Я отошел к двери и нажал  выключатель.
При этом я не спускал глаз со Святого Джо.
     Только я отнял палец от выключателя, как  что-то звякнуло  в окне. Звук
был громкий, - резкий.
     Я посмотрел на  окно. За окном,  согнувшись на пожарной лестнице, стоял
человек  и заглядывал в  комнату  сквозь стекло и тюлевую занавеску. Смуглый
человек с грубыми чертами лица  и размеры  его  говорили о том, что это Бейб
Макклур.  В  стекло   перед  ним   упиралось  дуло  черного  автоматического
пистолета. Он постучал им по стеклу, чтобы привлечь наше внимание.
     Делать  мне в данную минуту было нечего. Я стоял  на месте и смотрел на
него. Я не мог разобрать,  на  меня  он смотрит или  на Уэйлса. Видел я  его
вполне  четко, но  тюлевая занавеска мешала разглядеть  такие подробности. Я
решил, что он держит в поле  зрения нас обоих, а тюлевая занавеска не  очень
ему мешает. Он был ближе к занавеске, чем мы, а кроме того,  я зажег  свет в
комнате.
     Уэйлс замер на  диване  и  смотрел на Макклура. На  лице Уэйлса застыло
странное, угрюмое выражение. Глаза были угрюмы. Он не дышал.
     Макклур  ткнул  дулом пистолета в окно,  из  него вывалился треугольный
кусок стекла и со звоном разбился на полу. Я с  сожалением подумал, что звук
недостаточно громок и не  насторожит  Макмана  на  кухне. Нас  разделяли две
двери.
     Уэйлс увидел, как  разбилось стекло,  и  закрыл  глаза. Он  закрывал их
медленно,  постепенно,  так,  словно  засыпал.  Его  застывшее  угрюмое лицо
по-прежнему было обращено к окну.
     Макклур выстрелил в него три раза.
     Пули  отбросили Уэйлса назад, к стене. Глаза  у него широко раскрылись,
выкатились.  Губы  сползли с зубов, так  что обнажились  десны.  Язык выпал.
Потом он уронил голову и больше не шевелился.
     Когда  Макклур отскочил от  окна, я  подскочил к окну. Пока я отодвигал
занавеску,  отпирал и поднимал  окно,  его  ноги  уже  затопали по бетонному
двору.
     Макман распахнул, дверь и ворвался в комнату, по пятам за ним девушка.
     -  Займись  этим, - приказал я  ему,  вылезая  наружу.  - Его застрелил
Макклур.
     Квартира  Уэйлса была  на втором этаже. Пожарная лестница заканчивалась
здесь   железным   трапом  с   противовесом   под   тяжестью  человека  трап
опрокидывался и почти доставал до земли.
     Я последовал за Макклуром тем  же путем стал спускаться  по качающемуся
трапу и, не добравшись до конца, спрыгнул на бетонный двор.
     Со двора на улицу был только один выход. Я бросился туда.
     На тротуаре рядом с выходом стоял тщедушный человек  и удивленно глазел
на меня. Я схвати его за руку, тряхнул:
     - Пробежал высокий мужчина. - Возможно, я кричал. - Куда?
     Он попытался ответить, не смог, показал  рукой на другую сторону улицы,
где за досками для афиш начинался пустырь.
     Впопыхах я забыл сказать ему спасибо.
     Слева и справа от досок были  проходы,  но я не  побежал туда, а пролез
под досками. Пустырь,  заросший бурьяном, был достаточно велик, чтобы укрыть
беглеца  даже  такого крупного, как  Бейб Макклур, если  он захочет устроить
преследователю засаду.
     Пока я  размышлял над этим,  в дальнем углу пустыря залаяла собака. Она
могла лаять на кого-то пробежавшего мимо. Я побежал в  тот угол. Собака была
за сплошным забором во дворе перед узким проходом, который вел  с пустыря на
улицу.
     Я подтянулся на заборе, увидел, что, кроме жесткошерстного терьера,  во
дворе  никого  нет,  и  побежал  по проходу,  провожаемый  собакой,  которая
бросалась на забор с той стороны.
     Перед самой улицей я спрятал револьвер в карман.
     Метрах  в пяти  от  прохода,  перед  табачной  лавкой, стоял  маленький
открытый автомобиль. В дверях лавки полицейский разговаривал с худым смуглым
человеком.
     - Минуту назад оттуда  вышел  большой  мужчина,  -  сказал я. - Куда он
направился?
     Полицейский  глядел  тупо.  Худой  показал головой:  "В  ту  сторону" и
продолжал беседу.
     Я сказал спасибо и пошел к углу. Там стоял  телефон для  вызова такси и
два свободных таксомотора. От следующего перекрестка отъезжал трамвай.
     - Сейчас тут прошел  высокий мужчина он взял такси или сел в трамвай? -
спросил я двух таксистов, которые стояли возле одной из машин.
     Тот, что пообтрепанное, сказал:
     - Такси он не брал.
     - Я возьму. Догоняем вон тот трамвай.
     Пока мы  тронулись, трамвай  успел  отъехать на  три квартала. На улице
были люди и машины, и я не мог разглядеть, кто выходит из вагона. Мы нагнали
его, когда он остановился на Маркет-стрит.
     - Езжайте за мной, - велел  я  шоферу  и выскочил.  С  задней  площадки
трамвая я  заглянул  через стекло в  салон.  Пассажиров было человек  восемь
десять.
     -  На Гайд-стрит к вам сел  высокий,  здоровенный  мужчина,  - сказал я
кондуктору. - Где он вышел?
     Посмотрев на серебряный доллар, который  я  вертел в пальцах, кондуктор
вспомнил, что высокий мужчина вышел на Тейлор-стрит, и заработал  серебряный
доллар.
     Когда трамвай свернул на  Маркет-стрит, я спрыгнул.  Такси;  ехавшее за
вагоном, притормозило, дверь его распахнулась.
     - Угол Шестой и Мишн, - сказал я, вскочив в машину.
     С  Тейлор-стрит  Макклур  мог  двинуться  в  эту  сторону.  Приходилось
действовать  наугад.  Скорей всего  он попробует скрыться по другую  сторону
Маркет-стрит.
     Уже  совсем стемнело.  Нам  пришлось  доехать  до  Пятой  улицы,  чтобы
свернуть с Маркет-стрит; по Пятой на Мишн и в обратном направлении к Шестой.
По дороге к Шестой улице мы не увидели Макклура. И на Шестой я его не увидел
ни слева, ни справа от перекрестка.
     -  Дальше,  на Девятую, -  распорядился  я и, пока мы  ехали,  объяснил
шоферу, как выглядит нужный нам человек.
     Мы доехали до  Девятой улицы.  Нет Макклура. Я выругался  и стал ломать
голову.
     Бейб  медвежатник.  Весь  Сан-Франциско  поднят  по  тревоге.  Инстинкт
подскажет медвежатнику: оторваться на товарняке. Товарные дворы в этой части
города.  Пожалуй, у  него хватит хитрости не удирать сразу,  а  затаиться. В
таком случае он вообще может не перейти через Маркет-стрит.  Если он  залег,
его еще можно будет найти завтра. Если взял ноги в руки, то либо сейчас  его
поймаем, либо никогда.
     - На Харрисон, - сказал я шоферу.
     Мы доехали до  Харрисон-стрит,  по Харрисон до  Третьей, потом вверх по
Брайент до Восьмой, вниз по Брэннан обратно до Третьей, дальше до Таунсенд и
не увидели Бейба Макклура.
     -  Паршиво, - посочувствовал мне шофер, когда мы  остановились напротив
вокзала Южной Тихоокеанской железной дороги.
     - Пойду посмотрю на станции, - сказал я. - Ты тут тоже поглядывай.
     Когда я сказал полицейскому на станции о своем  деле, он  подвел меня к
двоим в штатском, уже ждавшим здесь  Макклура. Их  послали  сюда после того,
как было найдено тело Сю Хамблтон. Об убийстве Святого Джо Уэйлса они еще не
знали.
     Выйдя со станции, я обнаружил мое такси перед дверью; сигнал его  гудел
без передышки, но астматически, я не слышал его внутри.
     Обтрепанный мой шофер был взволнован.
     - Громила  вроде  твоего  только что вышел с  Кинг-стрит  и  вскочил  в
шестнадцатый номер, - сказал он.
     - В какую сторону?
     - Туда, указывая на юго-восток.
     - Догоняй. - Я прыгнул в машину.
     Трамвай скрылся за поворотом на Третьей улице, за два квартала  от нас.
Когда  мы  доехали  до поворота, он  тормозил  за четвертым перекрестком. Он
только начинал  тормозить,  когда с подножки свесился человек  и спрыгнул на
мостовую.  Высокий  человек но  он  не казался  высоким из-за  ширины  плеч.
Продолжая бежать по инерции, он пересек тротуар и скрылся из виду.
     Мы  остановились там, где  человек выпрыгнул  из  вагона. Я дал  шоферу
много лишних денег и сказал:
     - Возвращайся на Таунсенд-стрит  и скажи полицейскому на станции, что я
погнался за Бейбом Макклуром на товарный двор Ю. Т.
     Я думал,  что пробираюсь бесшумно между  двумя составами,  но не  успел
сделать и десяти шагов, как в лицо мне ударил свет и  раздалась команда: "Не
двигаться!"
     Я  стал.  Между вагонами  появились люди. Один назвал  меня по  имени и
осведомился:
     -  Ты что  тут делаешь? Заблудился?  - Это был Гарри Пеббл, полицейский
сыщик.
     Я перевел дух и ответил:
     - Здравствуй, Гарри. Ищешь Бейба?
     - Проверяли составы.
     - Он здесь. Я только  что прибежал за ним сюда с улицы. Пеббл выругался
и выключил фонарь.
     -  Осторожно, Гарри,  - предупредил  я. - Не шути с ним. У него большой
пистолет, и сегодня вечером он уже застрелил одного.
     -  Я с ним пошучу, - пообещал Пеббл и велел одному из сотрудников пойти
предупредить  людей в другом конце двора, что Макклур здесь, а потом вызвать
подкрепление.
     - Расположимся по  периметру и подержим его,  пока они  не  приедут,  -
сказал он.
     Такой способ действий казался  разумным. Мы  рассыпались и стали ждать.
Один   раз  мы   с  Пебблом   отогнали   долговязого   бродягу,  пытавшегося
проскользнуть между нами  во двор; потом кто-то из группы  поймал  дрожащего
парнишку, который, наоборот, пытался выскользнуть в город. Больше ничего  не
произошло, и вскоре прибыл лейтенант Дафф с двумя машинами полицейских.
     Большинство  народу  осталось  в оцеплении.  Остальные,  и  я  с  ними,
маленькими группами пошли по  двору, проверяя вагон за вагоном. Мы подобрали
несколько  оборванцев, не замеченных  Пебблом и  его  людьми, но Макклура не
нашли.
     И  никаких  следов не могли  найти, покуда  не наткнулись  на  бродягу,
валявшегося возле полувагона. Понадобилось минуты две,  чтобы привести его в
чувство, но и тогда  он не смог говорить.  У него была  сломана  челюсть. На
вопрос, не Макклур ли  его ударил, он ответил чуть заметным кивком, а  когда
мы  спросили, в  какую сторону направился  Макклур, показал слабой рукой  на
восток.
     Мы двинулись дальше и прочесали товарный двор дороги на Санта-Фе.
     И не нашли Макклура.
     Во  Дворец  юстиции  я  приехал  с  Даффом.  Макман  сидел  в  кабинете
начальника уголовного розыска с тремя или четырьмя агентами.
     - Уэйлс умер? - спросил я.
     - Да.
     - Успел что-нибудь сказать?
     - Он умер до того, как ты вылез в окно.
     - Девушку ты задержал?
     - Она здесь.
     - Говорит что-нибудь?
     - Мы решили не допрашивать до твоего приезда,
     объяснил сержант О'Гар, не знаем, какая ее роль в этом деле.
     -  Давайте  сейчас займемся. Я еще не обедал. Что показало  вскрытие Сю
Хамблтон?
     - Хроническое отравление мышьяком.
     - Хроническое? Значит, ей давали понемногу, а не все сразу?
     - Получается. По тому, что найдено у нее в почках, в кишечнике, печени,
желудке и в крови, Джордан заключил, что она приняла меньше одного грана. От
этого она не  могла умереть. Но  Джордан  говорит,  что  обнаружил  мышьяк в
концах ее волос, а значит,  при таком распространении, ей начали  давать  по
крайней мере месяц тому назад.
     - А какие-нибудь признаки того, что она умерла не от мышьяка?
     - Никаких если Джордан не самозванец.
     Женщина  в полицейской форме ввела Пегги Кэррол. Вид  у  блондинки  был
усталый.  Веки,  углы  рта,  тело  все  было поникшее,  вялое,  и,  когда  я
пододвинул ей стул, она опустилась мешком.
     О'Гар кивнул мне седоватой круглой головой.
     - Ну, Пегги,  - начал я, - расскажите нам, какую роль вы играете в этой
истории.
     - Я не играю. - Она смотрела  в пол. Голос у нее был  усталый.  -  Меня
втянул Джо. Он вам говорил.
     - Вы его девушка?
     - Можете называть так.
     - Ревновали его?
     Она подняла голову и озадаченно посмотрела на меня:
     - Какое отношение это имеет к делу?
     - Сю Хамблтон собиралась бежать с ним, и тут ее убили.
     Девушка выпрямилась на стуле и с расстановкой сказала:
     - Клянусь Богом, я не знала, что ее убили.
     - Но что  она умерла, вы знаете,  -  сказал я  тоном, не предполагающим
сомнений.
     - Нет, - ответила она так же решительно.
     Я толкнул О'Гара локтем. Он выставил длинную челюсть и пролаял:
     - Что ты нам вкручиваешь? Ты знаешь, что она умерла. Как это сама убила
и не знаешь?
     Пока она  смотрела на  него,  я  поманил остальных. Окружив  Пегги, они
подхватили  сержантскую песню.  После  этого некоторое время  на  нее дружно
лаяли, орали и рычали. Как только она перестала огрызаться, я вступил снова.
     - Постойте, - сказал я с серьезным видом. - Может быть, не она убила.
     - Как же, не она, -  бушевал  О'Гар, держа  площадку,  чтобы  остальные
могли  ретироваться и уход  их  не выглядел искусственно. -  Ты  будешь  мне
рассказывать, что эта малютка...
     - Тебе не сказали, что не она, - запротестовал я. - Тебе сказали: может
быть, не она.
     - А кто же?
     Я переадресовал вопрос девушке.
     - Кто убил?
     - Бейб, ответила она не задумываясь.
     О'Гар зафыркал, изображая крайнее недоверие. А я  как  бы  с  искренним
недоумением спросил:
     - Откуда вы можете знать, если вы не знали, что она умерла?
     - Это  же всякому ясно, - сказала  она. - Чего тут  непонятного? Узнал,
что она хочет удрать с Джо, и убил ее, а потом пришел к Джо и его убил. Бейб
только так и мог сделать, если узнал.
     - Да? А вы-то давно узнали, что они задумали бежать?
     - Когда задумали, тогда и узнала. Джо сам мне сказал месяца два назад.
     - И вы не возражали?
     - Вы все не так поняли, сказала она. Конечно,  не возражала.  У нас был
уговор. Вы знаете, отец помешан на ней. На этом Джо и хотел сыграть. Она для
него была пустое место, просто ход к папашиному  карману.  А мне  полагалась
доля.  Только не думайте, что  я  голову  могла  потерять из-за Джо или  еще
кого-нибудь. А Бейб пронюхал и разделался с обоими. Это факт.
     - Да? И как, по-вашему, убил бы ее Бейб?
     - Этот-то? Вы что же думаете, он...
     - Я спрашиваю, каким способом он стал бы ее убивать?
     - А! - Она пожала плечами. - Ну как руками, наверно.
     - Так если Бейб решил ее убить, он сделает это быстро и грубо?
     Да, Бейб такой, согласилась она.
     - А вы не представляете себе, чтобы он медленно травил ее растянул дело
на месяц?
     В  ее  голубых  глазах мелькнула тревога.  Она прикусила нижнюю губу, а
потом медленно сказала:
     - Нет, не представляю, чтобы он так сделал. Это не Бейб.
     - А кого вы представляете себе за таким делом?
     Она широко раскрыла глаза:
     Вы на Джо намекаете?
     Я не ответил.
     -  Джо  мог бы, сказала  она убежденно. Черт его  знает,  зачем ему это
могло понадобиться, зачем у себя изо рта кусок вынимать. Но с ним другой раз
и не  поймешь;  куда  он метит. Сколько раз  в галошу  садился. Хитрый-то он
хитрый был, да глупый. Но если задумал ее убить, то примерно так как-нибудь.
     - С Бейбом они были приятели?
     - Нет.
     - Он часто бывал у Бейба на квартире?
     -  Да  вовсе, по-моему, не бывал. Боялся  не дай Бог, Бейб накрыл бы их
там. Я для того и переехала наверх, чтобы Сю могла его навещать.
     - Тогда каким  же образом Джо прятал у нее на  квартире бумагу  от мух,
которой он ее травил?
     - Бумагой от мух? - Ее растерянность казалась неподдельной.
     - Покажи, - попросил я О'Гара.
     Он вынул из  стола лист и  поднес  к лицу  девушки. Она  уставилась  на
бумагу, потом вскочила и обеими руками вцепилась в мою руку.
     - Я не знала, что это такое, - возбужденно сказала она. - Джо  притащил
ее месяца два назад.  Я вошла, а он ее рассматривает.  Я спросила,  для чего
это,  а он  с чванливой своей улыбочкой говорит:  "Сама попробуй догадайся",
завернул ее и сунул  в карман.  Я и внимания особенного  не обратила;  вечно
какие-то фокусы изобретал, все хотел разбогатеть, только не получалось.
     - А потом вы видели эту бумагу?
     - Нет.
     - Вы близко знали Сю?
     - Совсем  ее  не знала.  В глаза  не видела. Старалась не путаться  под
ногами, чтобы не испортить ему игру.
     - Но Бейба-то знали?
     -  Да,  раза два  встречалась  с  ним  на  вечеринках. Вот  и  все наше
знакомство.
     - Кто убил Сю?
     - Джо. Сами же говорите, что ее отравили бумагой, а бумага была у него.
     - Почему он ее убил?
     - Не знаю. Он порой совсем несуразные номера выкидывал.
     - Вы ее не убивали?
     - Нет, нет, нет!
     Я дернул углом рта, подавая знак 0'Гару.
     -  Врешь! рявкнул он и затряс ядовитой бумагой у нее перед носом. Ты ее
убила.
     Остальные  сгрудились  вокруг  нее   и   стали  наперебой   выкрикивать
обвинения.  Так продолжалось  до  тех  пор,  покуда  она  не  ошалела,  даже
надзирательница встревожилась. Тогда я сердито сказал:
     - Ладно.  В камеру ее, и пусть подумает.  -  А ей: - Вы же помните, как
кричали   сегодня  Уэйлсу:   нашел  время  вола  вертеть.  Ночью   подумайте
хорошенько.
     - Ей-богу, я ее не убивала!
     Я повернулся к ней спиной. Надзирательница увела ее.
     - А-хум, зевнул О'Гар. Хорошо ее попарили, хоть и не долго.
     - Неплохо, согласился я. Если по поведению можно что-нибудь угадать,  я
решил  бы, что  не  она  убила  Сю. Но если она говорит правду, значит,  это
работа Святого Джо. А зачем ему травить  курицу,  которая  собиралась снести
хорошенькие желтые яички? Зачем  и каким  образом  он  припрятал яд в  чужой
квартире?  У Бейба были  мотивы,  но он,  по-моему,  не похож на методичного
отравителя. Хотя черт их знает, может, он и Святой Джо работали в паре.
     - Может быть, - сказал Дафф. - Но  чтобы такое допустить, нужно большое
воображение. Как ни крути,  пока что Пегги самый вероятный номер. Насядем на
нее еще раз утром?
     - Давай. И надо нам найти Бейба.
     Остальные  уже пообедали. Мы с Макманом тоже пошли  обедать. Через час,
когда мы вернулись, оперативников в отделе почти никого не было.
     - Все поехали на сорок  второй пирс был сигнал, что Макклур там, сказал
нам Стив Уорд.
     - Давно?
     - Десять минут назад.
     Мы с  Макманом взяли такси и поехали на пирс 42. Мы не доехали до пирса
42.  На  Первой улице,  за  полквартала  до  Эмбаркадеро,  такси  взвизгнуло
тормозами и пошло юзом.
     -  В чем...  начал  я  и  осекся,  увидев  стоявшего  перед  радиатором
человека. Большого человека с большим пистолетом.
     - Бейб. Я схватил Макмана за локоть, чтобы он не вытащил револьвер.
     - Отвези меня... сказал Макклур испуганному шоферу и в это время увидел
нас. Он зашел с моей стороны и, открыв дверь, наставил на нас пистолет.
     Он был без  шляпы. Мокрые волосы облепили  его голову.  С  волос  текла
вода. Костюм на  нем  был весь мокрый.  Он с удивлением посмотрел  на нас  и
приказал:
     - Вылазьте.
     Мы стали вылезать, а он заворчал на шофера:
     - Какого черта с флажком ездишь, если у тебя пассажиры?
     Но шофера уже не было за баранкой. Он выскочил в свою дверь и удирал по
улице. Макклур выругался ему вслед и ткнул в меня пистолетом:
     - А ну, отваливай.
     Наверно, он меня не узнал. Фонари светили слабо, а к тому  же сейчас на
мне была шляпа. Он меня видел всего несколько секунд в комнате Уэйлса.
     Я отступил в сторону. Макман отодвинулся в другую сторону.
     Макман бросился на вооруженную руку Макклура.
     Я ударил Макклура в подбородок. На него это подействовало так же слабо,
как если бы я ударил кого-то постороннего.
     Он отшвырнул меня с дороги и заехал Макману  в зубы. Макман отлетел  на
такси, выплюнул зуб и пошел за новой порцией.
     Я пытался вскарабкаться по левому боку Макклура.
     Макман  зашел справа,  не  сумел  увернуться от пистолета,  получил  по
макушке и рухнул. И не вставал.
     Я пнул Макклура  в одышку, но не смог  подбить ему  ногу. Я  ударил его
правым кулаком в  крестец,  а  левой вцепился  в  мокрые волосы  и повис. Он
тряхнул головой, оторвал меня от земли.
     Он двинул меня в бок, и я почувствовал, что ребра и кишки у меня начали
складываться, как будто страницы в книжке.
     Я ударил его кулаком по затылку. Это его обеспокоило. С утробным звуком
он стиснул левой рукой мне плечо и огрел пистолетом, который был в правой.
     Я пнул его куда-то и снова ударил по затылку.
     Ниже, перед Эмбаркадеро, заливался полицейский свисток. По улице к  нам
бежали люди.
     Всхрапнув, как паровоз, Макклур отбросил меня. Я не хотел улетать. Я за
него цеплялся. Он отбросил меня и побежал по улице.
     Я вскочил на ноги и кинулся следом, вытаскивая револьвер.
     На первом  углу  он  остановился,  чтобы  спрыснуть  меня  свинцом  три
выстрела.
     Я  ответил ему одним.  Все четыре мимо.  Он скрылся за углом. Я обогнул
угол  по  широкой  дуге, чтобы  не  угодить  под  пулю,  если он ждет  меня,
прижавшись к  стене.  Он  не  ждал.  Он  был  уже метрах в  тридцати  пяти и
устремился в проход между двумя складами.
     Я побежал за ним  туда, выбежал  за ним с другого конца, перемещая свои
восемьдесят пять килограммов чуть быстрее, чем он свои сто пятнадцать.
     Он пересек улицу, направляясь  прочь от берега. На углу стоял фонарь. Я
вбежал в его свет, и в ту же секунду Макклур круто повернулся и  прицелился.
Я не услышал щелчка, а только догадался, что  пистолет щелкнул когда Макклур
швырнул им в  меня. Пистолет пролетел в полуметре и наделал шуму, ударившись
в дверь за моей спиной. Макклур повернулся и  побежал по улице. Я побежал по
улице  за ним. Я  выстрелил  в  воздух, чтобы остальные услышали, где мы. На
следующем  углу он хотел было повернуть налево, передумал, бросился  дальше.
Наддав, я сократил расстояние между нами метров до пятнадцати и крикнул:
     - Стой, стрелять буду!
     Он метнулся в сторону, в узкий проулок.
     Я проскочил проулок, увидел, что Макклур  меня не подстерегает, побежал
туда. С улицы проникало достаточно света мы видели  и друг друга, и все, что
вокруг. Проулок оказался каменным мешком: с  обеих сторон и в торце высились
бетонные здания со стальными ставнями на дверях и окнах.
     Макклур  стоял  в  каких-нибудь  семи  метрах   от  меня.  Он   выпятил
подбородок.  Чуть  согнутые   руки  не  прикасались  к   бокам.  Плечи  были
развернуты.
     - Подними их, сказал я, прицелясь.
     - Уйди с дороги,  маленький, пророкотал он  в ответ и твердо  шагнул ко
мне. Я тебя схаваю.
     - Попробуй.
     Он сделал еще шаг, слегка пригнувшись. Я и с пулями до тебя дойду.
     -  Я  их  так положу, что не сможешь.  Приходилось  быть  многословным,
тянуть время, пока не  подоспеют остальные. Я не хотел, чтобы дело  дошло до
убийства. Мы могли застрелить его из такси. Я  не  Анни Оукли (1), но если с
такого  расстояния не расшибу тебе двумя  выстрелами коленные чашечки, добро
пожаловать.  И  если  думаешь, что  дырявые  коленки  большое  удовольствие,
отведай.
     - А черт с тобой, - сказал он и попер.
     Я прострелил ему левое колено.
     Он ковылял дальше.
     Я прострелил ему правое колено. Он обрушился.
     - Ты сам виноват, - посетовал я.
     Макклур перевернулся и, опершись на руки, сел ко мне лицом.
     -  Не  думал,  что  у тебя  хватит  соображения,  прокряхтел он  сквозь
стиснутые зубы.
     Я говорил  с  Макклуром в  больнице.  Он лежал  на  спине,  голову  его
подпирали две  подушки. Кожа вокруг  глаз и рта побледнела и  натянулась, но
никаких других признаков боли я не увидел.
     - Ну ты изуродовал меня, - сказал он, когда я вошел.
     - Извини. Но...
     - Я не скулю, сам напросился.
     - За  что  ты убил Святого Джо?  - спросил  я без подготовки, придвигая
стул к кровати.
     - Хе... ты попал не по адресу.
     Я рассмеялся  и сказал ему,  что я  тот самый,  кто был у Джо во  время
стрельбы. Макклур ухмыльнулся:
     - То-то мне почудилось, что я тебя  видел  раньше.  Вот, значит, где. К
морде твоей не присматривался главное, чтоб ты руками не шевелил.
     - За что ты убил его?
     Он поджал губы, скосился на меня, обдумал что-то и сказал:
     - Он убил одну бабу знакомую.
     - Он убил Сю Хамблтон?
     Перед тем как ответить, он довольно долго вглядывался в мое лицо.
     - Ага.
     - Как ты об этом догадался?
     - А чего там догадываться? Сю сказала. Дай курнуть.
     Я дал ему сигарету, поднес зажигалку и возразил:
     - Это не совсем  сходится  с другими сведениями. Так что же случилось и
что она сказала? Можешь начать с того вечера, когда ты ей навесил.
     Он задумался, медленно выпуская дым из ноздрей, потом сказал:
     - Зря я  дал  ей  в глаз, это  верно. Но понимаешь  ты,  она  весь день
шлялась,  а  где была, не говорит  ну и поссорились. Сегодня что?.. Четверг?
Значит, это был понедельник. Поссорились, я ушел  и  заночевал на хавире  на
Арми-стрит.  Домой пришел  часов в семь утра. Сю еле живая, но врача вызвать
не велит. Совсем непонятно сама испугана, как не знаю кто.
     Макклур задумчиво почесал макушку  и вдруг набрал  полную  грудь  дыма,
одной затяжкой спалив сигарету  почти до конца. Потом долго  выпускал дым из
ноздрей и  рта и хмуро глядел  на  меня сквозь  это облако.  Наконец  грубым
голосом сказал:
     -  Короче,  загнулась она. Но  до этого сказала, что ее  отравил Святой
Джо.
     - Сказала, как он дал ей яд?
     Макклур помотал головой.
     - Я все время спрашивал, в чем дело, но ни черта от нее не добился. Тут
опять начинает ныть, что ее отравили. "Я отравилась,  Бейб. Мышьяком. Святой
Джо, будь он проклят". И  больше ничего  не сказала.  А  потом не  так чтобы
очень много времени прошло и кранты.
     - Да? А ты что тогда?
     -  Со  Святым Джо  разбираться.  Я его  знал,  только  не знал, где  он
кантуется, до вчерашнего дня. Ты там был, когда я пришел. Сам все видел. А я
машину  угнал,  оставил на  Терк-стрит,  для отвала.  Прибегаю  туда, а  там
фуражка стоит. Подумал, что она уже в розыске, а он заметил ее и дожидается,
кто за ней  придет. Плюнул  на нее, вскочил в трамвай и на товарную станцию.
Там нарвался  на  целую  свору,  пришлось  нырять  в  пролив  под  китайской
деревней, доплыл до пирса,  там сторож, поплыл к другому,  ушел от облавы  и
надо  же,  вот так нарвался.  Я бы не остановил такси, но на  нем флажок был
поднят: свободно.
     - Ты знал, что Сю собиралась сбежать от тебя с Джо?
     - От тебя  слышу. Да знал я, конечно, что она крутит, только не знал, с
кем.
     - Что бы ты сделал, если бы узнал?
     - Кто, я? С волчьей улыбкой: А то, что сделал.
     - Убил их обоих, - сказал я.
     Он погладил большим пальцем нижнюю губу и спокойно спросил:
     - Думаешь, я убил Сю?
     - Ты.
     -  Так мне и надо,  сказал он. Совсем, видать, сдурел на  старости лет.
Лясы   точить  вздумал  с  легавым.  Чего  от  вас   ждать  человеку,  кроме
неприятностей? Ладно, милый, катись отсюда колбасой. Поговорили.
     И он замолчал. Я не смог вытянуть из него больше ни слова.
     Старик слушал, постукивая по столу концом длинного желтого карандаша, и
сквозь очки без оправы смотрел добрыми голубыми  глазами мимо меня. Когда  я
рассказал ему самые последние новости, он вежливо спросил:
     - Как себя чувствует Макман?
     - Он лишился двух зубов, но череп не поврежден. Дня через два выйдет.
     Старик кивнул и спросил:
     - Что еще остается сделать?
     - Ничего. Мы  можем еще раз допросить  Пегги Кэррол, но вряд  ли узнаем
много нового. А в остальном счета более или менее закрыты.
     - И каков же ваш вывод?
     Я поерзал в кресле и сказал:
     - Самоубийство.
     Старик улыбнулся мне, вежливо, но с сомнением.
     - Да мне самому не нравится, - проворчал я. - И я еще не готов написать
отчет.  Но ничего другого из  этого не  складывается. Ядовитая  бумага  была
спрятана за кухонной плитой. Ни один дурак не станет прятать вещь от женщины
за ее же плитой. Но сама женщина могла там спрятать.
     По словам  Пегги, бумага  Святого  Джо.  Если спрятали Сю, значит,  она
получила  бумагу  от него.  Зачем?  Они собирались сбежать  вместе и  только
ждали, когда  Джо голова в  этом деле добудет деньги. Возможно,  они боялись
Бейла и держали яд,  чтобы  скормить  ему,  если  он догадается об их плане.
Возможно, они в любом случае хотели отравить его перед отъездом.
     Когда я стал говорить со Святым  Джо об убийстве, он подумал,  что умер
Бейб. Может быть, он удивился, но удивился  примерно так,  как  если бы  это
произошло  просто раньше  времени.  Услышав, что  и  Сю умерла, он  удивился
сильнее  хотя  не так сильно, как при  виде живого Макклура, появившегося  в
окне.
     Она  умерла, проклиная  Святого Джо.  Она  знала, что отравлена, но  не
позволила Макклуру  вызвать  врача.  Не  означает  ли это, что она  восстала
против Джо,  не захотела  травить  Бейба  и  сама отравилась? Яд  прятали от
Бейба. Но если он и нашел яд, я все равно не представляю себе Бейба Макклура
в роли отравителя. Он слишком примитивен.
     Разве что застал ее за приготовлениями и вынудил саму проглотить яд. Но
этим не объяснишь месячной давности следы мышьяка в ее волосах.
     - А ваша гипотеза самоубийства объясняет их? - спросил Старик.
     - Допускает. Не расшатывайте мою версию. Она и так еле стоит.  Но  если
Сю покончила с собой  в этот раз, почему  нельзя  предположить, что один раз
она уже покушалась на самоубийство например, месяц назад, после ссоры с Джо?
Вот  вам и  мышьяк  в  волосах.  Ничем не  доказано,  что она принимала яд в
промежутке между тем разом и позавчерашним днем.
     - Ничем  не доказано,  - мягко  возразил  Старик,  - кроме  результатов
аутопсии: хроническое отравление.
     Догадки  экспертов  не   та  вещь,  которая   способна  помешать   моим
рассуждениям. Я сказал:
     -  Они  основываются  на  том,  что  в  останках  обнаружено  маленькое
количество мышьяка меньше смертельной дозы. Но количество  яда, обнаруженное
в желудке, зависит от того, насколько сильно человека рвало перед смертью.
     Старик благосклонно улыбнулся мне и спросил:
     - Однако  вы сказали, что еще не готовы включить вашу версию в отчет? А
пока что каковы ваши дальнейшие намерения?
     - Если у  нас ничего не горит, я иду  домой, прокопчу "Фатимой" мозги и
еще  раз  попробую  разложить  все по  полочкам.  Достану,  пожалуй,  "Графа
Монте-Кристо"  и  просмотрю. Я  не  читал его  с детства. Скорее всего книгу
завернули  вместе  с  ядовитой  бумагой,  чтобы получился  толстый  сверток,
который можно заткнуть  между  плитой  и  стенкой. Но может,  в самой  книге
что-то есть. Словом, я посмотрю.
     - Я этим занимался вчера ночью, тихим голосом сказал Старик.
     Я спросил:
     И?..
     Он вынул книгу из стола, раскрыл ее на закладке и протянул мне, розовым
пальцем показывая абзац.
     "Предположите... что вы в первый день примете миллиграмм этого  яда, на
второй день  два миллиграмма; через  двадцать дней, прибавляя в  день еще по
миллиграмму, вы дойдете до трех  сантиграммов,  то есть будете поглощать без
всяких  дурных  для себя последствий довольно большую дозу,  которая была бы
чрезвычайно   опасна   для   всякого   человека,   не   принявшего  тех   же
предосторожностей; наконец, через месяц, выпив стакан воды из графина, вы бы
убили человека, который  пил бы одновременно с  вами,  а сами вы  только  по
легкому  недомоганию  чувствовали бы,  что к  этой  воде примешано  ядовитое
вещество".
     - Тогда все,  - сказал  я. Тогда все.  Они  боялись  сбежать при  живом
Бейбе,  понимали,  что  он их  настигнет.  Сю  пыталась  выработать  в  себе
невосприимчивость к мышьяку, приучить к нему организм, постепенно увеличивая
дозу,  чтобы в  один  прекрасный день  отравить еду Бейбу  и самой  есть без
опаски. Она  захворала бы, но не умерла,  и  полиция  ее не  заподозрила бы,
потому что она тоже съела отравленную пищу.
     Все сходится. После  ссоры, в  понедельник вечером, когда она  написала
Уэйлсу записку,  убеждая  его бежать  поскорее, она  попыталась  форсировать
подготовку, стала слишком быстро  увеличивать  дозы  и перебрала. Вот почему
перед смертью она проклинала Джо: план-то был его.
     - Возможно,  что она умерла от передозировки, пытаясь ускорить процесс,
согласился  Старик, но не обязательно. Есть люди, которые могут выработать в
себе невосприимчивость  к большим дозам  мышьяка, но у них это, по-видимому,
природный  дар, особое свойство организма. А обычно полная попытка кончается
так же, как у Сю Хамблтон, человек медленно травит себя, покуда кумулятивный
эффект не приведет к смерти.
     Бейба Маккулра повесили через полгода за убийство Святого Джо Уэйлса.

     ------------------------------------------------------------

     1) - Знаменитая в Америке женщина-снайпер.

        Дэшил Хэммет. Смерть и К°

----------------------------------------------------------------------------
     Перевод А.Яковлева
----------------------------------------------------------------------------


     Старик  пригласил  меня  в свою контору,  представил человеку по  имени
Чеппл и предложил сесть. Я сел.
     Чепплу было лет  сорок пять, он был  темнокож и плотно сложен. Выглядел
несчастным, словно чем-то обеспокоен или обуян страхом. Веки покраснели, под
глазами  набухли  мешки,  уголки  рта  отвисли.  Рукопожатие  было  вялым  и
безвольным.
     Старик  взял  со стола  листок  бумаги  и подал  мне. Это  было письмо,
написанное корявыми печатными буквами.

     Мартин Чеппл!
     Если вы  хотите увидеть  свою жену в живых,  то выполните то, что здесь
сказано. Ровно  в полночь  подойдите  к  углу Турк-стрит  и  Ларкин-стрит  и
положите 5000 долларов 100-долларовыми купюрами под кучу кирпичей у входа на
стройку.  Если вы  этого не сделаете  или  если обратитесь  в  полицию,  или
попытаетесь пометить  купюры, то  завтра утром получите письмо с сообщением,
где найти труп вашей жены.
     Это не пустая угроза.
     Смерть и К°

     Я положил письмо обратно на стол.
     -  Миссис Чеппл  отправилась вчера в  театр и  не вернулась,  -  сказал
старик. - Это письмо поступило к мистеру Чепплу с утренней почтой.
     - Скажите, она отправилась в театр одна? - обратился я к Чепплу.
     - Не знаю, -  усталым  голосом  ответил  он. - Когда я собирался  после
обеда в свою контору, она сказала, что пойдет в театр. Но не сказала,  с кем
и на какой спектакль.
     - А с кем она обычно ходила?
     Он недоуменно пожал плечами
     - Я мог бы назвать вам ее  ближайших подруг,  хотя это вряд ли поможет.
Когда она не вернулась, я обзвонил всех, но безуспешно.
     - Есть у вас какие-нибудь предположения?
     Он опять недоуменно пожал плечами.
     - Есть у вас враги? Может быть, вы или  она кого-то обидели? Припомните
хорошенько, даже если это было давно или вы считаете обиду  пустяковой.  Это
обычно служит причиной похищения.
     - Нет, насколько  мне известно, -  устало ответил он. -  Я уже думал об
этом.
     - В какой области вы работаете? Чем занимаетесь? - Спросил я.
     Он был ошеломлен этим вопросом. Но все же ответил:
     - У меня рекламное бюро.
     - Как насчет людей, которых вы уволили?
     - Единственный, кого я уволил, это Джон Хеккер, но он нашел куда лучшее
место у моего конкурента. И мы всегда ладили с ним.
     Я бросил взгляд  на  старика.  Он внимательно следил  за нашей беседой,
хотя  и  делал  вид, что его, руководителя конторы,  все  это не касается. Я
откашлялся и снова обратился к Чепплу:
     -  Прошу  прощения, однако  мне  придется  задать  вам  несколько... ну
скажем, нескромных вопросов. Вы позволите?
     Он вздрогнул, как бы зная, о чем пойдет речь, затем кивнул.
     - Олл райт.
     - Скажите, бывало ли, что ваша жена проводила ночь вне дома?
     - Нет; во всяком случае, я  всегда знал, где она была. -  Он  беззвучно
пошевелил  губами.  -  Я  догадываюсь,  о чем  вы хотите спросить.  Лучше не
задавайте вопросов, я постараюсь рассказать сам.
     - Да, так будет  лучше, - подтвердил  я. - Вы,  конечно, понимаете, что
эти вопросы не доставили бы мне удовольствия.
     -  Да,  понимаю, - согласился  Чеппл. Он глубоко вздохнул  и  заговорил
быстрее. - Я никогда не имел  повода думать,  что она ходит куда-либо тайком
от  меня. Или  что у  нее есть поклонники, о которых мне не известно. Именно
это вы хотели бы знать, не так ли? - спросил он жалобным тоном.
     - Да,  благодарю вас. - Затем я обратился к старику, который, очевидно,
предпочитал молчать, если ему не задавали вопросов. -  А  что вы думаете обо
всем этом?
     Мой шеф  вежливо  улыбнулся,  словно бы  все  это  его  не  касалось, и
проговорил:
     -  Вы  сами знаете  теперь все обстоятельства этой истории.  Что  бы вы
посоветовали мистеру Чепплу?
     - Разумеется, он должен прежде всего уплатить выкуп, - ответил я. - Это
неприятно,  но таков  единственно возможный способ обращения с похитителями,
если хотите спасти жертву. Господа из фирмы "Смерть и К°" не слишком разумно
выбрали пустующий участок. Их можно запросто схватить там. - Затем я изменил
тон и обратился к Чепплу:
     - Вы сможете достать деньги?
     - Да.
     - А как насчет полиции? - спросил я шефа.
     - Нет, нет, никакой полиции, - вмешался Чеппл. - Не хотите же вы смерти
моей жены...
     Я перебил его:
     -  Мы  обязаны  поставить  полицию  в  известность,   чтобы  она  могла
вмешаться,  как только ваша жена вернется. В лучшем  случае мы можем просить
полицию подождать до поры до времени. Вы не согласны? - снова обратился я  к
старику.
     Он кивнул и потянулся к телефону.
     -  Это  возможно.  Сейчас я приглашу  сюда инспектора уголовной полиции
Филдинга и кого-нибудь из прокуратуры.
     Вскоре  появились  Филдинг и сотрудник прокуратуры  Мак Фи. Вначале они
хотели  было  сосредоточить к  полуночи половину  полицейских  Сан-Франциско
вокруг кучи кирпичей на углу  Турк-стрит и  Ларкин-стрит.  Но постепенно нам
удалось образумить  чиновников: мы  доказали с помощью статистики похищений,
что  если уплатить  выкуп,  а  затем  попытаться схватить  преступников,  то
оказывается куда больше шансов спасти жертву.
     ...В половине двенадцатого Чеппл вышел из своего  дома с пятью тысячами
долларов,  обернутыми в серую бумагу. В двадцать  минут первого он вернулся.
Его тело била дрожь, рубашка насквозь пропотела, в лице не было ни кровинки.
     - Деньги положил, - сообщил он.  - Но  никого  не  видел. - Я налил ему
бокал виски из его собственных запасов.
     Почти всю ночь он ходил из  угла в угол.  Я прикорнул  на  диване и раз
десять слышал сквозь дрему, как  он подходил к  входной двери, открывал ее и
выглядывал  на улицу.  Сотрудники уголовной полиции Мур  и Каллаген улеглись
тут  же спать. Все мы расположились на ночь  в доме Чеппла, чтобы как  можно
быстрее получить от миссис Чеппл сведения о ее похитителях.
     Однако она так и не появилась.
     В  девять  утра  заверещал  телефон.  Звонили  Каллагену.  Он выслушал,
положил трубку и состроил кислую мину:
     - За деньгами до сих пор не приходили.
     Чеппл вытаращил глаза:
     - Значит, за этим местом следили?
     - Разумеется,  - ответил Каллаген,  -  но очень осторожно. Мы поставили
наблюдателей  с полевыми биноклями в  зданиях  по соседству.  Их  невозможно
обнаружить.
     Чеппл обернулся ко мне. Его лицо было  охвачено  ужасом.  В этот момент
позвонили в дверь.  Чеппл бросился  в  прихожую и  тотчас вернулся, разрывая
нетерпеливыми руками конверт.
     Нашим  взорам предстал еще один листок,  испещренный корявыми печатными
буквами:

     Мартин Чеппл!
     Мы получили деньги, но нынче в ночь должны получить от вас еще  столько
же, в то  же время  и там же,  где  вчера.  На  этот  раз мы твердо  обещаем
отпустить  вашу жену живой. Если вы сообщите хоть  одно  слово  полиции,  то
знаете, чем это грозит.
     Смерть и К°

     - Черт подери! - прорычал Каллаген.
     - Эти наблюдатели совсем ослепли! - заметил Мур.
     Я взглянул на почтовый штемпель. Письмо было отправлено рано утром.
     - Что вы собираетесь делать? - спросил я Чеппла.
     - Я готов  отдать все до последнего цента, лишь бы жена вернулась целой
и невредимой.
     ...За  полчаса до полуночи Чеппл опять понес пять тысяч. Вернувшись, он
сообщил:
     - Вчерашние деньги исчезли.
     Эта  ночь  прошла  так  же,  как предыдущая.  С  единственной разницей:
надежда  Чеппла  на  возвращение  жены стала куда  слабее. И хотя  никто  не
говорил  об этом, все были уверены, что наутро придет  письмо с  требованием
очередных пяти тысяч.
     И письмо действительно пришло:

     Мартин Чеппл!
     Мы предупреждали:  полицию  не впутывать.  Вы  не  послушались.  Теперь
направьте  полицию  в 303-й номер отеля  на Пост-стрит, 895.  Там вы найдете
обещанный нами труп.
     Смерть и К°

     Каллаген бросился  к телефону. Я  положил руку на  плечо Чеппла, ибо он
шатался и, казалось, вот-вот упадет. Однако он взял себя в руки и со злостью
повернулся ко мне:
     - Вы убили ее!
     - Заткнитесь! - оборвал его Мур. - Нужно идти.
     Мур, Чеппл и я сели в машину  Чеппла, которая обе эти ночи стояла возле
дома. В последний момент к нам присоединился и Каллаген.
     Путь до Пост-стрит занял  не более десяти минут. Еще две минуты ушли на
поиски хозяйки и получение ключей. Затем мы поднялись в 303-й номер.
     На полу в гостиной  лежала  на спине стройная женщина с рыжими кудрями.
Она была мертва уже давно,  это было  видно даже по  цвету лица.  Коричневый
купальный халат явно мужского типа был задран, из-под него виднелось розовое
белье. На ней были  чулки: одна  из ночных туфель держалась на  ноге, другая
валялась рядом.
     На лице, на шее  и  на других  видимых частях тела были большие синяки.
Глаза  были  навыкате,  язык  выпал изо  рта. Над  ней  надругались и  затем
удушили.
     Вскоре  появились  чины уголовной полиции  и  полицейские  в  форме. Мы
приступили к обычному расследованию.
     Хозяйка показала,  что этот  номер снимал  мужчина по имени Гаррисон М.
Рокфилд.  Она  описала  его:  лет  тридцати  пяти,  ростом метр восемьдесят,
худощав,  по виду килограммов на  семьдесят,  блондин с  голубыми или серыми
глазами.  Весьма  любезен,  хорошо   одевался.   Месяца   три  жил  здесь  в
одиночестве. Утверждала, что не знает его друзей; ни разу не видела и миссис
Чеппл. Последние три дня не видела также мистера Рокфилда, но в этом не было
ничего необычного: порой она не видела некоторых своих постояльцев неделями.
     В комнатах мы нашли много одежды, и хозяйка заверила нас,  что  вся она
принадлежала  Рокфилду.  Эксперты обнаружили  немало  отпечатков пальцев; мы
надеялись, что их оставил Рокфилд.
     В  соседних  номерах не нашлось  никого, кто слышал  что-либо.  В конце
концов  мы пришли  к убеждению, что  миссис Чеппл  была убита в ту же  ночь,
когда впервые не вернулась домой.
     -  Но  почему  же?  -  спрашивал  Чеппл,  совершенно  подавленный  всем
происшедшим.
     - Из соображений безопасности, -  отвечали криминалисты. - Чтобы ее  не
обнаружили,  пока не  оберут вас  до  нитки. Она  ведь не слабая  и  хрупкая
женщина;  было  бы  затруднительно  насильно  удерживать  ее  в  этом номере
взаперти.
     Один  из  детективов обнаружил пачку стодолларовых купюр, которые Чеппл
минувшей  ночью запрятал  между  кирпичами.  Затем  я  направился  вместе  с
Каллагеном в полицейское управление, чтобы  порасспросить людей, наблюдавших
той  ночью в бинокли. Они клялись и божились, что  там  никто  не появлялся,
кого бы они не заметили, что ни одна собака даже не подходила близко.
     - Вы уверены в этом? - подозрительно  переспросил Каллаген. - Но тем не
менее кто-то там побывал. Унес же кто-то деньги!
     Меня позвали к телефону. Это был Чеппл.
     - Они звонили, - прохрипел он в трубку. - Когда я входил в дом, телефон
уже надрывался.
     - Кто "они"?
     -  "Смерть  и  компания", - ответил  он. -  И они  сказали,  что теперь
доберутся до меня. Они  сказали: "Это говорит  "Смерть и компания", и теперь
твоя очередь".
     - Сейчас приеду, - ответил я. - Сидите и ждите меня.
     Я передал содержание разговора Каллагену. Тот поморщился:
     -  Мы  опять  имеем дело с  одним  из  проклятых сумасшедших  убийц,  -
проворчал он.
     Когда  я пришел, Чеппл был  в  жалком состоянии. Он  дрожал,  словно бы
замерзая. От страха у него перехватило дыхание.
     - Дело  в том... дело не в  том, что я боюсь, - пытался он объяснить. -
Дело  в том... Я не такой уж  трус, но... Но это, с Луизой... И еще шок... и
я...
     - Понимаю, -  успокоил  я его.  -  И вы,  конечно,  не могли  уснуть  в
последние дни. Кто ваш врач? Я позвоню ему.
     Он нехотя возражал, но все же назвал своего врача. Когда я направился к
телефону, раздался звонок. Это был Каллаген.
     - Мы установили отпечатки  пальцев,  - торжественно  объявил он. -  Они
принадлежат Дику Молли. Знаете такого?
     - Еще бы! - ответил я. Не хуже вас.
     Молли был  игроком,  отъявленным  бузотером  и  был  замешан  в  разных
скандальных  историях. К закону он относился  с  презрением. Но улик  против
него обычно не было.
     - Итак, если мы его возьмем, предстоит борьба, -  продолжал по телефону
Каллаген.  - Вы  ведь знаете, какой это крепкий  орешек. А если опять выйдет
сухим, то еще посмеется над нами.
     - Это мне  понятно, - согласился я.  И пересказал  наш разговор Чепплу.
Его  лицо  потемнело  от  ярости,  голос  задрожал,  словно  он услышал  имя
человека, совершившего убийство его жены.
     - Вы когда-нибудь слышали о Молли?
     Он  отрицательно  покачал  головой и  продолжал глухим хриплым  голосом
изрыгать проклятья.
     - Хватит! -  прикрикнул я. - Ругань не поможет. Я знаю, где можно найти
Молли. Он вытаращил глаза:
     - Где?
     - Хотите пойти со мной?
     - Еще бы не хотеть! - заорал он. Вялости и слабости как не бывало.
     -  Возьмите шляпу,  -  посоветовал я. - Пойдемте. Он помчался наверх за
шляпой.  Потом  по пути к машине задавал  множество вопросов,  на  которые я
отвечал  одно и то же: "Потерпите".  Однако едва мы оказались  в  машине, он
поник.
     - Что случилось? - спросил я.
     - Не могу, - прошептал он. - Помогите мне вернуться домой... Врача...
     - Олл райт.  - Мне пришлось  почти втащить  его  в дом. Я уложил его на
диван и попросил служанку принести воды.  Затем позвонил врачу,  но  того не
оказалось на месте. Спросил Чеппла, не вызвать ли другого врача. Он возразил
слабым голосом:
     - Не нужно. Обойдется... Поторопитесь... Этот дьявол...
     Я вышел на улицу,  взял такси  и поехал.  Завернул за ближайший  угол и
остановился.
     ...Двадцать минут спустя некто в сером поднялся по лестнице дома Чеппла
и позвонил. Это был Дик Молли - он же Гаррисон М.  Рокфилд, который нагрянул
совершенно неожиданно. Я предполагал  увидеть, как Чеппл куда-то отправится,
но не  думал, что  придут к  нему домой. Прежде чем я успел подняться, Молли
захлопнул за собой дверь. Я стал трезвонить, как сумасшедший.
     В ответ за дверью прогремел выстрел, потом еще один. Я разбил рукояткой
пистолета дверное стекло, протянул левую руку и стал нащупывать замок.
     Раздался еще один выстрел; пуля ударилась в остатки дверного стекла,  и
осколки  полетели в разные  стороны. Но замок  я уже  открыл.  Затем толкнул
дверь  и сделал несколько выстрелов наудачу.  В  темноте  произошло какое-то
движение. Что-то грузно упало. Я снова выстрелил, ориентируясь по звуку.
     - Довольно! - раздался голос из глубины дома. - Перестаньте стрелять. Я
потерял свой пистолет.
     Я удивился:  этот голос не принадлежал  Чепплу.  Под лестницей  я нашел
выключатель. Загорелся свет.
     Дик Молли сидел в конце зала на полу и зажимал рукой рану на ноге.
     - Паршивая служанка  испугалась и заперла дверь, - проворчал он, как бы
оправдываясь. - Не то я удрал бы через черный ход.
     Я подошел к нему, держа пистолет наготове.
     - Я ранил вас в ногу или еще куда-нибудь?
     - К  счастью, больше никуда, - ответил он. - Но я бы все же справился с
вами, если бы не потерял в темноте пистолет.
     - Если бы да кабы, - съязвил я. - Ну ладно. Рана на ноге это пустяк. Об
остальном можете не беспокоиться, если, конечно, вы не убили Чеппла.
     Он засмеялся:
     - Боюсь, что убил. Вряд ли  он остался жив с двумя пулями сорок  пятого
калибра в голове.
     - Довольно глупая выходка с вашей стороны, - заметил я.
     - Это лучшая работа, которую я когда-либо выполнял, - похвастался он.
     -  Вы так думаете? - возразил я. - А если я расскажу, что только и ждал
очередного хода Чеппла, чтобы арестовать его за убийство собственной жены?
     Он вытаращил глаза.
     - ...и  вы  своим  появлением  здесь  все испортили,  - продолжал  я. -
Надеюсь, вас  за это  вздернут.  Я  наклонился  над ним  и перочинным  ножом
разрезал  штанину.  -   Что  вы,  собственно,  сделали?  Вы  смылись,  когда
обнаружили в своем номере труп Луизы Чеппл, ибо  думали, что с вашим прошлым
не вывернуться  из  этой истории. А  когда услышали  по  радио,  в  чем  вас
обвиняют, то совсем потеряли рассудок и наломали дров.
     - Пожалуй, -  согласился он.  Потом продолжал: - Но я все же не уверен,
что  чересчур ошибся.  У меня такое чувство, как если бы  я... воздал ему по
заслугам.
     -  Вы, - и  ваши  чувства! - воскликнул  я.  -  Он так  и  так  был  бы
арестован. Он  поступил бессмысленно, если не сказать  неразумно.  В  первую
ночь никто  не забрал  денег,  но к  следующей  они  все же исчезли. Так  по
крайней  мере он утверждал. У нас ведь  было только его утверждение, что  он
положил деньги, и не обнаружил их в  следующую ночь. Когда же  он узнал, что
за участком велось  наблюдение, то на вторую  ночь  положил деньги и написал
письмо,  согласно  которому "Смерть и  компания" узнала, что он  обращался в
полицию. А  ведь  мы и  это хранили в тайне.  А потом  - способ, которым  он
попытался  свалить вину на вас,  когда  запахло  жареным. Нет, вы  поступили
глупо, Молли. Мы ведь тоже не столь наивны; оставь вы его в покое, он был бы
арестован. Мы передали в газеты и на радио сообщение,  а потом ждали, что вы
объявитесь и  дадите  показания, освобождающие  вас от каких бы  то  ни было
подозрений.  Кроме, конечно,  соблазнения  его  жены - но  ведь  за  это  не
наказывают. А его мы бы  повесили.  Я  наложил  на его рану повязку из моего
кашне. - Но вы  просто не смогли оказаться столь разумным. Кстати,  долго ли
вы были ее возлюбленным?
     - Всего пару  месяцев, - ответил он. - Но  она была для меня не  просто
очередной женщиной. Я относился к ней серьезно.
     - Как же случилось, что он застал ее в номере одну?
     Он покачал головой:
     -  Очевидно,  следил за ней в тот день, когда она сказала,  что  идет в
театр.  А может,  следил, когда я выйду  из отеля. Мне нужно было в город по
делам, отсутствовал я не больше часа. А когда вернулся, она уже остыла. - Он
почесал голову.  - Но  я  не думаю, что она открыла на звонок. Вероятно,  он
сумел подделать ключ.
     Появились полицейские, вызванные перепуганной служанкой.
     - Вы полагаете, он с самого начала действовал по этому плану? - спросил
Молли.
     - Вряд ли. Я  думаю, что он убил  жену в порыве ревности,  а  уж  потом
придумал всю эту историю со "Смертью и компанией".

        Дэшил Хэммет. Большой налет

----------------------------------------------------------------------------
     Перевод В.Голышева
----------------------------------------------------------------------------

     Пэдди Мексиканца я нашел в шалмане Лароя. Пэдди, симпатичный аферист, с
виду - король Испании, оскалил в улыбке все свои крупные белые зубы, толкнул
ко мне ногой стул и сказал сидевшей напротив девушке:
     - Нелли, познакомься  с  самым благородным сычом  в Сан-Франциско. Этот
дядя  сделает  для  тебя  все  на  свете -  лишь бы закатать  тебя  потом на
пожизненное. - И, повернувшись ко мне, показал  на девушку  сигарой: - Нелли
Уэйд,  и ей ты  ничего  не воткнешь. Ей  работать ни к чему,  у нее  отец  -
бутлеггер.
     Нелли:  тоненькая  девушка в голубом; кожа белая, глаза  продолговатые,
зеленые;  короткие  каштановые волосы.  Ее  хмурое лицо  ожило и похорошело,
когда она протянула мне через стул руку, и мы оба посмеялись над Пэдди.
     - Пять лет? - спросила она.
     - Шесть, - поправил я.
     -  Черт, - сказал Пэдди,  ухмыляясь  и подзывая официанта. - Когда же я
обману хоть одного легавого?
     До сих пор он  обманывал всех - он ни  разу  не ночевал в тюрьме. Прейс
Кардиган раздела до нитки пятерых  молодых людей  в Филадельфии. Мы  с Даном
Мори  поймали  ее,  но  потерпевшие  не  захотели  давать  показания,  и  ее
выпустили.  Девчонке  шел  тогда  двадцатый  год,  но  она  была уже  ловкой
мошенницей.
     Посреди зала одна из артисток Лароя запела: "Скажи, чего ты хочешь, и я
скажу,  чего  я  дам."  Пэдди  долил  джину  в  стаканы  с  имбирным  ситро,
принесенные официантом. Мы выпили,  и  я дал  Пэдди клочок бумаги, где  были
карандашом написаны фамилия и адрес.
     -  Горячка-Мейкер просил передать,  - объяснил я. - Вчера  его видел на
Фолсомской даче. А  это будто бы его мать, просил тебя заглянуть к ней -  не
нужно ли ей чего. Как я понимаю, это  значит, что  ты должен отдать  ей  его
долю с последнего вашего дела.
     -  Ты меня  обижаешь, - сказал  Пэдди, пряча  бумажку  и снова извлекая
из-под стола бутылку джина.
     Я опрокинул второй стакан и подобрал уже ноги, налаживаясь домой. В это
время с  улицы вошли  четверо  новых  посетителей.  Узнав одного, я  остался
сидеть. Он был высок, строен и наряжен во все,  что полагается иметь на себе
хорошо одетому человеку.  Остроглазый,  остролицый,  с  тонкими, как лезвия,
губами и остроконечными  усиками - Бритва Вэнс. Я удивился: что  он делает в
пяти  тысячах  километров  от  своих  нью-йоркских охотничьих угодий? Пока я
дивился,  я повернулся  к нему затылком,  сделав вид,  будто  слушаю певицу,
которая пела теперь посетителям: "Стать бы мне бродягой". За ней,  в углу, я
заметил другую  знакомую личность из  другого города  - Фарта  Джима Хакера,
круглого и румяного  детройтского  бандита, дважды приговоренного к смерти и
дважды помилованного.
     Когда я снова принял нормальную позу, Бритва Вэнс и трое его  товарищей
уже расположились за два стола от нас. Он сидел ко мне спиной. Я оглядел его
соседей.
     Напротив Вэнса  сидел молодой великан,  рыжий, голубоглазый, румяный, с
красивым  - на  свирепый  и  грубый манер - лицом. Слева помещалась  смуглая
девушка  с бегающими глазами,  в  понурой шляпке. Она  беседовала с  Вэнсом.
Внимание  рыжего гиганта  было  приковано  к  четвертой  персоне.  Она  того
заслуживала.
     Она  не  была ни  высокой,  ни низкой, ни худой, ни пухлой. На ней была
черная косоворотка с зеленой вышивкой  и серебряными  штучками. На спинке ее
стула висело черное манто. Лет  около двадцати. Глаза у нее были синие,  рот
алый, зубы белые, локоны, видневшиеся из-под черно-зелено-серебряной шляпки,
-  темно-каштановые; и  был у нее носик. Словом,  если не воспаляться  из-за
деталей,  она  была миленькая. Так я и сказал. Пэдди Мексиканец  согласился:
"Ничего";  а Анжела  Грейс предложила мне подойти и сказать 0'Лири, что  она
мне нравится.
     - 0'Лири -  это большой?  -  спросил  я,  сползая на стуле  так,  чтобы
протянуть ногу между Пэдди и Анжелой. А кто его красивая подруга?
     - Нэнси Риган, а та - Сильвия Янт.
     - А принц, спиной к нам?
     Под столом ботинок Пэдди вместо ее ноги ударил по моей.
     -  Не  пинай меня, Пэдди,  - взмолился  я.  -  Больше не буду. Впрочем,
хватит мне сидеть здесь, зарабатывать синяки. Домой пора.
     Я попрощался и  пошел к двери, держась к Бритве Вэнсу спиной. В  дверях
мне пришлось уступить  дорогу  двум новым  гостям. Оба  меня знали,  но  оба
прошли индифферентно  - Еврей Холмс (другой, не тот ветеран, который устроил
налет  в Мус-Джоу  в  веселые  старые дни)  и Дэнни Берк, Король Лягушачьего
острова в Балтиморе. Славная парочка - обоим в голову не придет отнять чужую
жизнь без гарантированной выручки и политического прикрытия.
     Я  направился к Керни-стрит, думая на ходу о том,  что сегодня  вечером
притон   Лароя  полон  воров  и  почему  так  много   среди  них  выдающихся
гастролеров. Тень в подъезде нарушила мою умственную работу. Тень сказала:
     - Тсс!
     Я  остановился и  стал разглядывать тень,  пока не признал в  ней Бино,
кокаиниста- газетчика, который, случалось,  подкармливал  меня  сведениями -
когда верными, когда нет.
     - Спать хочу, - проворчал я, - а байку про  заику-мормона я слышал, так
что, если ты насчет этого, скажу сразу, и я пошел.
     - Не знаю я ни про каких мормонов, - возразил он. - Но кое-что знаю.
     - Ну?
     - "Ну" - это легче всего сказать, а я хочу знать, что я с этого имею.
     - Найди подъезд почище и вздремни, - посоветовал я.  -  Ты поправишься,
когда проспишься.
     - Нет! Послушайте, я правда знаю.  Честно!  Слушайте! - Он придвинулся,
зашептал: - Готовится дело в национальном банке Симена. Какое дело, не знаю,
но это точно. Это не брехня. Честно! Назвать никого не могу. Вы же знаете, я
сказал бы,  если знал.  Честно.  Дайте  десятку.  Ведь за такое  не  дорого.
Сведения верные - честно.
     - Верные - из понюшки.
     - Не, не, не! Честно, я...
     - Так какое же будет дело?
     - Я не знаю. Я слышал только, что Симена возьмут. Не...
     - Где слышал?
     Бино затряс головой. Я сунул ему в руку серебряный доллар.
     -  Понюхай  еще и  придумай  остальное, -  сказал  я ему.  -  Получится
интересно - добавлю до десятки.
     Я шел к углу,  ломая голову над рассказом Бино. Сам по себе он смахивал
на то, чем, возможно, и был -  басней, придуманной,  чтобы выманить доллар у
доверчивого легаша. Но  он  существовал  не  сам по себе. Притон Лароя - а в
городе  он  был не  один такой  - ломился от  публики,  опасной для жизни  и
имущества.  Тут  стоило  пораскинуть  мозгами  -  тем  более  что  компания,
застраховавшая национальный  банк  Симена, была клиентом  сыскного агентства
"Континентал".
     За углом, пройдя десяток шагов по Керни-стрит, я остановился.
     На  улице,  где  я  только  что  был,  грохнуло  два  раза  -  выстрелы
крупнокалиберного  пистолета.  Я повернул  обратно.  За  углом  я  увидел на
тротуаре   кучку  людей.  Молодой  армянин,   пижонского  вида,   малый  лет
девятнадцати-двадцати,   прошел   навстречу  -  лениво,   руки  в  карманах,
насвистывая: "У Сью разбито сердце".
     Я присоединился к  кучке  - превратившейся  уже  в толпу - вокруг Бино.
Бино был мертв - кровь из двух дыр в груди пачкала смявшиеся под ним газеты.
     Я вернулся к Ларою и заглянул туда. Рыжего 0'Лири, Бритвы Вэнса,  Нэнси
Риган, Сильвии  Янт,  Пэдди Мексиканца,  Анжелы Грейс, Деэнни  Берка,  Еврея
Холмса, Фарта Джима Хакера - никого из них не было.
     Возвратившись к Бино,  я постоял там, прислонясь к стене, и  посмотрел,
как приехала полиция, поспрашивала зевак, ничего не выяснила,  свидетелей не
нашла и отбыла, захватив с собой то, что осталось от газетчика.
     Я пошел домой спать.
     Утром  я  просидел час в  архиве агентства, копаясь в  папках и в нашей
картинной галерее.  На Рыжего 0'Лири, Дэнни Берка, Нэнси Риган и Сильвию Янт
у нас ничего не  было  насчет  Пэдди Мексиканца - только  догадки.  Не  было
заведено и дел  на Анжелу  Грейс, Бритву Вэнса, Еврея Холмса и Джима Хакера,
но их фотографии имелись.  В десять - час  открытия  банка - я  отправился в
национальный банк Симена, имея при себе эти снимки и рассказ Бино.
     Сан-францисское отделение сыскного агентства "Континентал" помещается в
конторском здании  на Маркет-стрит. Национальный банк Симена занимает нижний
этаж высокого серого дома на Монтгомери-стрит, в финансовом центре города. В
другое  время  -  поскольку  даже  семь  кварталов  пройти без  нужды считаю
излишним - я сел бы в трамвай. Но на Монтгомери-стрит была какая-то  пробка,
и я отправился пешком, по Гранд-авеню.
     Через несколько  кварталов  я ощутил,  что в том районе, куда я иду, не
все  ладно. Во-первых, звуки: шум, треск и  как будто взрывы. У Саттер-стрит
мне  встретился человек, который держался обеими руками  за лицо, со  стоном
пытаясь вправить вывихнутую челюсть. Щека у него была ободрана в кровь.
     Я  свернул на Саттер-стрит.  Затор  - до самой Монтгомери. Всюду бежали
взволнованные  люди  без  шляп.  Взрывы  слышались  ближе.  Машина,  набитая
полицейскими,  обогнала  меня на  предельной  скорости,  какая  была  сейчас
доступна.  Проехала "скорая помощь",  звеня колоколом, забирая  по  тротуару
там, где движение было гуще.  Керни-стрит я пересек рысью. По другой стороне
бежали двое патрульных. У одного в руке пистолет. Выстрелы впереди слились в
барабанную дробь.
     Свернув на Монтгомери,  я увидел впереди несколько зевак. Мостовая была
запружена грузовиками,  такси, открытыми машинами  -  брошенными.  Следующий
квартал, от Буш- до Пайн-стрит, был - пекло в праздник.
     Праздничное настроение было выше всего в середине  квартала, где стояли
через улицу национальный банк Симена и трест-компания "Золотые ворота".
     В следующие шесть часов у меня было больше дел, чем у блохи на пуделе.
     К  концу  дня я  прервал  охоту и  пошел  в  агентство  потолковать  со
Стариком.  Он уютно  сидел в кресле, смотрел в  окно  и постукивал  по столу
своим неизменным желтым карандашом.
     Этот  высокий  дородный  человек на восьмом  десятке, с  белыми  усами,
младенчески- розовым лицом, кроткими глазами, в очках без оправы - начальник
мой,  и  душевности  в  нем - как в веревке  палача. Пятьдесят лет  сыска  в
"Континентале" высосали  из него все, кроме мозгов и этой улыбчатой вежливой
кожуры, всегда  одинаковой -  плохо ли  идут дела,  хорошо ли -  и одинаково
ничего  не  значащей  в  обоих  случаях.  Мы,   подчиненные,  гордились  его
хладнокровием.  Мы хвастались, что он  может плеваться сосульками в июле,  и
между собой звали  его Понтием Пилатом  - за  вежливую улыбку, с которой  он
посылал нас на убийственные задания.
     Когда я вошел, он отвернулся от окна, кивнул  мне на кресло и разгладил
карандашом  усы. Вечерние газеты на его  столе на все голоса  заливались  об
ограблении национального банка и компании "Золотые ворота".
     - Какова обстановка? - спросил он, как спрашивают о погоде.
     - Обстановка-люкс, - сказал я. - Полтораста воров вышли  на операцию  -
если таковая была. Сотню я видел сам - если это не сон, и многих не видел  -
рассаженных там, откуда можно  выскочить и укусить, когда понадобятся свежие
зубы. И они кусали. Они устроили полицейским засаду и дали им прикурить - не
один  раз.  На  банки   напали  ровно  в  десять,  захватили  весь  квартал,
благоразумных выгнали, остальных уложили. Сама  выемка  - пара  пустяков для
банды такого размера. По двадцать - тридцать человек на банк, пока остальные
держали улицу. Всех дел - завернуть добычу да отвезти домой.
     Сейчас  там идет собрание разъяренных бизнесменов: акционеры  встали на
дыбы и  требуют  голову  начальника  полиции. Полиция чудес не творила,  это
факт, но ни одна полиция  не справится с работой  таких масштабов -  как  бы
хорошо она о себе ни думала. Все длилось меньше двадцати  минут. Полтораста,
скажем,  бандитов,  вооруженных  до  зубов,  и  каждый  их шаг  расписан  до
сантиметра.  Где вы возьмете столько  полицейских,  как оцените  обстановку,
спланируете бой и развернете его в такое короткое время?  Легко сказать, что
полиция  должна заглядывать вперед, быть готовой к любой  неожиданности - но
те   же  умники,  которые  кричат  сейчас  "Подлость!",   первыми  заверещат
"Грабеж!",  если   к  их  налогам  накинут  цент-другой  на  покупку  лишних
полисменов и снаряжения.
     Тем не менее полиция  осрамилась, это ясно, - не один мясистый загривок
ляжет под топор. Броневики ничего не дали, игра гранатами закончилась один -
один, поскольку бандиты тоже умели  в  нее играть.  Но  главным позором были
полицейские пулеметы.  Банкиры  и  маклеры говорят, что было  вредительство.
Нарочно их испортили или хранили небрежно - Бог их знает, но работала только
одна из этих спринцовок, и то неважно.
     Отвал  был  по  Монтгомери  и  Колумбус-стрит.  На  Колумбус  процессия
растаяла -  по нескольку машин в переулок. Между Вашингтон - и Джексон-стрит
полицейские  попали  в  засаду,  и пока  они пробивались, машины с бандитами
успели рассеяться по всему городу, многие из них уже найдены - пустыми.
     Полного  отчета еще нет, пока что  картина складывается такая.  Сорвано
Бог  знает  сколько  миллионов  -  без   сомнения,  самая   большая  добыча,
захваченная гражданским  оружием.  Шестнадцать  полицейских  убито  и  втрое
больше  ранено,  двенадцать посторонних зрителей,  банковских служащих и так
далее погибли,  и примерно  стольким же сильно досталось.  Тяжело ранены два
бандита и пять неизвестных - возможно,  воры, возможно,  зрители, подошедшие
слишком  близко.  Налетчики потеряли  семь человек убитыми  и тридцать  один
задержан - большей частью подранки.
     Среди  убитых - Пузырь Кларк. Помните его? Это он три  или  четыре года
назад сбежал, отстреливаясь, из зала суда в  Де-Мойне.  Так вот, в кармане у
него  мы  нашли  листок:  карту  Монттомери-стрит  от  Пайн до  Буш -  место
ограбления. На обороте карты напечатаны точные предписания, что ему делать и
когда, крестиком на карте показано место, где он должен поставить машину, на
которой  приедет со  своими  семью  людьми; кружком -  где он должен  с ними
стоять,  следя за  ходом  событий  в  общем и за окнами и  крышами на другой
стороне - в  частности.  Цифрами 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7 и 8 на карте обозначены
подъезды, лестницы,  ниши, которые  должны  служить  укрытием, если придется
вести  перестрелку  с  этими  окнами  и  крышами.  Кларк  не должен обращать
внимания  на  Буш-стрит,  но если  полиция нападет со стороны Пайн-стрит, он
бросает своих людей туда и расставляет их в точках a, b,  c, d, e, f, g (его
тело найдено в точке a). В течение  налета, каждые  пять  минут, он посылает
человека  к  машине, которая стоит  на  месте,  отмеченном  звездочкой, - за
новыми распоряжениями, если  таковые будут. Он должен сказать  своим  людям,
что, если его подстрелят, один из них докладывает  об этом штабной машине, и
к ним направляют  нового начальника. Когда  дадут сигнал  уходить, он должен
послать одного  человека за машиной, на  которой  они  прибыли. Если  машина
исправна, она едет к ним, не обгоняя  впереди идущей. Если она не заводится,
человек идет к штабной за  указаниями,  где достать новую.  Тут они, видимо,
рассчитывали на чужие  машины, оставленные  на  улице. Дожидаясь транспорта,
Кларк со своими людьми поливает свинцом каждую цель в его секторе, и ни один
из них не лезет в машину, пока она с ними не  поравняется. Затем они едут по
Монтгомери, по Колумбус и - испаряются.
     - Понятно? -  спросил я. - Полтораста  налетчиков разбиты на отряды - с
командирами, картами, схемами,  где  показано, что делать каждому: за  каким
пожарным краном  присесть, на какой кирпич  поставить  ногу, куда плюнуть  -
все,  кроме  фамилии и адреса полицейского,  которого надо свалить. Невелика
беда, что Бино не рассказал мне подробностей - я все равно счел бы их бредом
наркомана.
     - Очень интересно, - произнес Старик с вежливой улыбкой.
     -  Других расписаний,  кроме Кларкова, мы не нашли.  Я  видел несколько
друзей  среди убитых и пойманных, и полиция еще пытается опознать остальных.
Часть  из них -  местные  дарования,  но больше, кажется, привозного товара.
Детройт,   Чи,   Нью-Йорк,  Сент-Луис,   Денвер,   Портленд,   Лос-Анджелес,
Филадельфия, Балтимор - все  прислали делегатов. Как только полиция покончит
с опознанием, я составлю список.
     Из тех, кого не поймали, самая важная птица, по-моему, - Вэнс. Он был в
машине, которая командовала  налетом.  Кто еще  там  сидел  -  не  знаю.  На
празднествах присутствовал Дрожащий Мальчик и, кажется, Азбука  Маккой, хотя
его я толком не  разглядел. Сержант Бендер сказал мне, что видел Цыпу Сальду
и Котелка Маклоклина, а Морген заметил Такого-Сякого. Это хороший поперечный
разрез компании - арапы, стопщики, мокрушники со всей страны.
     Дворец юстиции сегодня больше похож на  бойню. Никого из гостей полиция
не  убила, насколько я знаю, но кожа на них будет отваливаться. Журналистам,
которые любят порыдать о том, что у  них называется третьей степенью, стоило
бы  туда заглянуть. После хорошей  бани кое-кто  из гостей  заговорил. Но  в
том-то и  чертовщина,  что всего  они  не знают. Они знают некоторые  имена:
Дэнни Берк,  Фрей Тоби,  Старик  Пит  Бест,  Пузырь Кларк и Пэдди Мексиканец
названы - но все лошадиные силы полиции не выбьют из них больше ничего.
     Дело, по-видимому, было организовано так: Дэнни Берк, к примеру, широко
известен  как  военный  артист в  Балтиморе.  Теперь  этот Дэнни беседует  с
восемью или десятью подходящими ребятами - по  очереди. "Как  ты смотришь на
то, чтобы подзаработать  на Западном побережье?" - спрашивает  он. "А делать
что?" -  интересуется кандидат.  "Делать что  тебе  скажут,  -  отвечает ему
Король Лягушачьего острова. - Ты  меня  знаешь. Я тебе  говорю: дело жирное,
дело верное, раз  -  и ваших нет. Все,  кто пойдет,  вернутся  богатыми  - и
вернутся все,  если не будут  мух считать.  Больше я ничего не говорю, а  не
подходит - разговора у нас не было".
     Все  эти субчики  знают Дэнни, и, если он  сказал, что  дело верное, им
этого  довольно. И они соглашаются. Он им  ничего не объясняет.  Он велит им
взять пистолеты, каждому выдает двадцать долларов и билет до Сан-Франциско и
договаривается о  месте встречи. Вчера вечером он  их  собрал и  сказал, что
налет будет утром. Они  уже поболтались по  городу  и  знают, что тут  полно
гастролеров,  среди прочих - такие  молодцы, как Цыпа Сальда, Бритва  Вэнс и
Дрожащий  Мальчик.  И  утром   во   главе   с  Королем  Лягушачьего  острова
отправляются на дело.
     Остальные расколовшиеся изобразили примерно такую же  картину. Несмотря
на тесноту в тюрьме, полиция наша нашла свободные места и запустила наседок.
Бандиты  в большинстве друг  с  другом не  знакомы,  работать  наседкам было
легко, но  единственное,  что  они  сообщили нового,  - арестованные сегодня
ночью ожидают оптового освобождения. По-видимому, думают,  что банда нападет
на  тюрьму  и выпустит их.  Скорее всего,  это сказки,  но,  так  или иначе,
полиция теперь приготовилась.
     Таково положение на этот час. Полиция прочесывает улицы и забирает всех
небритых  и  всех, у кого нет справки от  приходского священника о посещении
церкви, -  с особым вниманием к отбывающим поездам, пароходам и автомобилям.
Я  послал  Джека  Конихана и Дика  Фоули на Северный берег  - поболтаться по
кабакам, послушать, о чем там говорят.
     - Как вы полагаете,  задумал  операцию  и  руководил ею Бритва Вэнс?  -
спросил Старик.
     - Надеюсь... мы его знаем.
     Старик  повернулся  в  кресле, посмотрел  кроткими  глазами  в  окно  и
задумчиво постучал по столу карандашом.
     - Боюсь, что нет,  -  возразил  он, как бы извиняясь. - Вэнс  - хитрый,
находчивый и решительный преступник,  но у него  есть  слабость,  общая  для
людей этого типа. Его стихия - непосредственное действие... не планирование.
Он провел несколько  крупных  налетов, но мне  всегда мерещился за  ними еще
чей-то ум.
     Я не  мог с ним препираться. Если Старик говорил, что дело обстоит так,
то так  оно  скорее всего и  обстояло; он был из тех осмотрительных, которые
увидят  ливень  за  окном  и  скажут:  "Кажется,  дождик  пошел",  чтобы  не
ошибиться: а вдруг кто-то льет воду с крыши.
     - И кто же этот архиум? - спросил я.
     -  Вероятно,  вы  это  узнаете раньше  меня, -  сказал  он с милостивой
улыбкой.
     Я вернулся в суд и помогал варить арестованных в  масле часов до восьми
- когда голод напомнил мне, что я не ел с утра. Я исправил эту оплошность, а
потом отправился к Ларою - не спеша, чтобы ходьба не  мешала пищеварению.  У
Лароя я провел  три четверти  часа и никого особенно интересного не  увидел.
Кое-кто из посетителей был мне знаком, но они не выразили желания общаться -
в преступном  мире  точить лясы с сыщиком сразу  после  дела  не полезно для
здоровья.
     Ничего  тут  не добившись, я перешел  к Итальянцу  Хили  -  в  соседний
притон. Приняли меня так же -  дали столик и оставили одного. Оркестр у Хили
играл "Не обманывай" и те, кому хотелось размяться, упражнялись на площадке.
Среди танцоров я увидел Джека Конихана, руки его были заняты крупной смуглой
девицей с приятным, грубо вылепленным лицом.
     Джек, высокий стройный  парень двадцати трех или двадцати  четырех лет,
прибился к нашему агентству месяц назад. Эта служба была у него первой, да и
ее бы не  было, но  отец Джека решил,  что если  сынок хочет  погреть руки в
семейной  кассе,  то  должен  расстаться с мыслью, будто  продравшись  через
университет,  он   натрудился  уже   на  всю   жизнь.  И  Джек   поступил  в
"Континентал". Он решил, что сыск - забавное дело. Правда, он скорее схватил
бы не того человека, чем  надел бы не тот  галстук,  но, в  общем, обнаружил
неплохие задатки ищейки. Симпатичный  малый, вполне мускулистый, несмотря на
худобу, с приглаженными волосами, лицом джентльмена и повадками джентльмена,
смелый, скорый  на  руку и с быстрым умом, бесшабашно веселый - впрочем, это
по причине молодости.  Конечно, в голове у него гулял ветер, и его надо было
окорачивать, но в работе я предпочел бы его многим нашим ветеранам.
     Прошло полчаса, ничего интересного.
     Потом с улицы вошел парень - невысокий, развязный, в очень  отутюженных
брюках,  очень   начищенных  ботинках,  с   наглым  землисто-смуглым   лицом
характерного склада. Это он попался мне навстречу на Бродвее после того, как
пришили Бино.
     Откинувшись на стуле, чтобы широкополая дамская шляпа заслонила от него
мое лицо, я  увидел, как  молодой армянин прошел  между столиков  в  дальний
угол, где сидели трое мужчин. Он что-то небрежно сказал им - с десяток слов,
наверное,  - и перешел к другому столику, где сидел  в  одиночестве курносый
брюнет.  Он уселся напротив курносого, бросил ему несколько слов, с ухмылкой
ответил на его вопросы и заказал выпивку. Опорожнив стакан, пошел через весь
зал  -  сообщить что-то худому человеку с ястребиным лицом  - и  удалился из
ресторана. Я вышел следом, миновав столик, где сидел со своей девушкой Джек,
и переглянулся с ним. Молодой армянин отошел уже на полквартала. Джек нагнал
меня, обогнал. С сигаретой в зубах я его окликнул: "Огоньку не найдется?"
     Я взял у него коробок и, прикуривая, шепнул между ладоней:
     - Вон пижон идет - на  хвост ему. Я за тобой. Я его не знаю, но если он
вчера убил Бино за разговор со мной, он меня узнает. Ходу!
     Джек сунул спички в карман  и пошел за парнем. Я выждал и отправился за
ним. А потом случилась интересная вещь.
     На улице было много  народу,  в большинстве мужчины -  кто  гулял,  кто
околачивался перед кафе с  прохладительными напитками. Когда молодой армянин
подошел  к углу освещенного  переулка, оттуда появились двое  и заговорили с
ним, встав так, что он оказался между ними. Он, видимо, не  хотел их слушать
и пошел бы дальше, но один  преградил ему  путь  рукой.  А  другой вынул  из
кармана  правую руку  и  махнул  перед  лицом  армянина  -  на  ней  блеснул
никелированный   кастет.   Парень   нырнул   под  вооруженную  руку   и  под
руку-шлагбаум и пересек переулок, даже не оглянувшись на двоих, хотя они его
нагоняли.
     Перед  тем,  как они его  нагнали,  их  самих нагнал еще  один человек,
которого я раньше не видел, - с широкой спиной и длинными руками, похожий на
гориллу. Одной рукой он схватил за шею одного, другой - другого. Он отдернул
их от  парня, встряхнул так, что с них попадали шляпы,  и стукнул головами -
раздался треск,  как  будто сломалась палка  от метлы, и он уволок  обмякшие
тела в переулок, с глаз долой. Армянин  тем временем бодро шагал дальше и ни
разу не оглянулся.
     Когда  головолом вышел  из переулка,  я увидел под  фонарем  его лицо -
смуглое,  с  глубокими  складками, широкое  и плоское;  желваки  на челюстях
торчали так, как будто у него под ушами нарывало. Он плюнул, поддернул штаны
и двинулся по улице за парнем.
     Тот зашел к Ларою. Головолом за ним следом. Парень вышел - за ним шагах
в семи следовал головолом. Джек проводил их в кабак, а я ждал на улице.
     - Все еще передает донесения? - спросил я.
     - Да. Говорил там с пятью людьми. А ничего у него охрана.
     - Ага, - согласился я. - И ты уж постарайся не попасть между ними. Если
разделятся, я - за гориллой, ты - за пижоном.
     Мы  разошлись и  продолжали двигаться за клиентами.  Они провели нас по
всем заведениям Сан-Франциско  - по кабаре, закусочным,  бильярдным, пивным,
ночлежкам, игорным домам и  Бог знает чему  еще. И всюду парень находил кому
бросить  десяток   слов,  а  между   визитами   ухитрялся  сделать   это  на
перекрестках.
     Я бы с удовольствием проследил кое за кем из его абонентов, но не хотел
оставлять Джека одного с парнем и телохранителем: тут пахло чем-то важным. И
Джека не мог пустить  за кем-либо другим  - мне не стоило наступать молодому
армянину на пятки. И мы доигрывали игру  так,  как начали, - следуя за нашей
парочкой от притона к притону. А ночь между тем перевалила через середину.
     Было  начало  первого,  когда  они  вышли  из  маленькой  гостиницы  на
Керни-стрит и впервые на наших глазах пошли вместе, бок о бок, к Грин-стрит,
а там свернули на восток, по  склону Телеграф-Хилл. Еще полквартала -  и они
поднялись по ступенькам ветхих меблирашек,  скрылись за дверью.  Я подошел к
Джеку Конихану, стоявшему на углу.
     -  Поздравления  разнесены,  -  решил  я,  -  иначе он  не подозвал  бы
телохранителя. Если полчаса там не будет никакого движения, я сматываюсь.  А
тебе предстоит потоптаться тут до утра.
     Через двадцать минут человек-горилла вышел из дома и двинулся по улице.
     - Это мой, - сказал я. - Ты жди своего.
     Человек-горилла сделал шагов двадцать и  остановился.  Он  оглянулся на
дом,  поднял  лицо  к  верхним  этажам. Тогда мы с  Джеком услышали, что его
остановило.  В  доме  наверху  кричал  человек.  Так  тихо, что  и криком не
назовешь. Даже теперь,  когда голос стал  громче, мы его едва слыхали. Но  в
нем  - в этом вое - будто слился страх  всех, кто боится  смерти. Я услышал,
как лязгнул  зубами  Джек. То, что осталось у  меня  от души,  давно покрыто
мозолями,  но и я почувствовал, что на лбу у меня  дернулась кожа. Уж больно
тих был этот крик для того, что в нем выражалось.
     Гориллообразный тронулся с места. В пять скользящих скачков он вернулся
к крыльцу. Шесть или семь первых ступенек он одолел, даже не прикоснувшись к
ним ногой.
     Он  взлетел  с тротуара  в  вестибюль одним прыжком  -  быстрее, легче,
бесшумнее любой обезьяны. Минута, две минуты, три минуты - и крик смолк. Еще
три минуты - и человек-горилла опять вышел из дома. Остановился на тротуаре,
чтобы сплюнуть и поддернуть штаны. И зашагал по улице.
     -  Джек,  это  твоя дичь, - сказал я. - А я загляну к парню.  Теперь он
меня не узнает.
     Парадная  дверь была не только не заперта,  но и  распахнута. Я вошел в
вестибюль, где при свете с верхнего этажа виднелся марш лестницы. Я поднялся
туда и повернул  к фасадной стороне. Кричали с фасада - либо  на этом этаже,
либо на третьем.  По всей вероятности,  гориллообразный  не  запер комнату -
если и парадную-то дверь закрыть поленился.
     На втором этаже я ничего не  нашел, зато на третьем  уже третья дверная
ручка подалась  под моей осторожной  рукой, и  я приоткрыл  дверь. Я постоял
перед  щелью, но не услышал ничего, кроме заливистого храпа где-то дальше по
коридору.  Я  тронул  дверь и  приотворил  еще на четверть метра. Ни  звука.
Комната была беспросветна, как будущее честного политика. Я провел  ладонями
по косяку,  по обоям, нащупал  выключатель,  нажал.  Две лампочки посередине
пролили слабый желтый свет на обшарпанную  комнату и на молодого  армянина -
мертвого на кровати.
     Я шагнул в  комнату, закрыл  дверь и подошел к кровати.  Глаза у  парня
были открыты и выпучены. На одном виске кровоподтек. Горло  вырезано чуть ли
не от уха до уха. Около разреза, там, где тонкая  шея не была залита кровью,
я  заметил синяки. Телохранитель свалил его ударом в висок и душил, пока  не
счел, что дело сделано.  Но парень очухался - настолько, чтобы закричать, но
не настолько, чтобы удержаться  от крика. Телохранитель вернулся и прикончил
его ножом. Там, где он вытирал нож о простыню, остались три красные полосы.
     Карманы у парня были вывернуты. Это убийца их вывернул. Я обыскал труп,
но,  как и  ожидал, безуспешно; человек-горилла забрал все.  Осмотр  комнаты
тоже оказался напрасным  -  кое-что  из  одежды, но  ни одного предмета,  за
который можно было бы уцепиться.
     Я  закончил обыск  и  стоял  посреди  комнаты, почесывая  подбородок  и
размышляя.  В коридоре скрипнула половица. Три бесшумных  шага на каучуковых
подошвах - и я очутился  в затхлом чулане, прикрыл  за собой дверь,  оставив
щель в палец.
     В  дверь  постучали,  я  вынул  из  заднего  кармана  револьвер.  Снова
постучали,  и  женский  голос сказал: "Малыш, а малыш?" И стучали и говорили
тихо. Ручка  повернулась, щелкнул замок.  В двери стояла девушка с бегающими
глазами, которую Анжела Грейс назвала Сильвией Янт.
     Глаза ее остановились на парне и от удивления перестали бегать.
     - Что за черт, - прошептала она и скрылась.
     Я  уже  шагнул из  чулана  в  комнату, как  вдруг  услышал,  что она на
цыпочках возвращается.  Снова отступив, я стал  следить за ней через  щелку.
Она  быстро  вошла,  беззвучно  закрыла  дверь и  наклонилась  над  мертвым.
Обшарила его, проверила все карманы, которые я успел поправить.
     -  Тьфу  ты!  -  громко  сказала она,  закончив  бездоходный  обыск,  и
удалилась.
     Я  выждал, пока она  спустится на улицу. Когда я вышел из подъезда, она
направлялась  к  Керни-стрит. Я последовал  за ней  по Керни  до Бродвея, по
Бродвею до  ресторана  Лароя. Там было  оживленно,  в особенности  у дверей:
посетители входили и  выходили.  Я стоял от  нее  в трех  шагах,  когда  она
остановила  официанта и  спросила  шепотом, но  взволнованно,  так  что  мне
удалось расслышать: "Рыжий здесь?"
     Официант помотал головой.
     - Сегодня не заходил.
     Девушка вышла  на  улицу и,  стуча каблучками,  быстро привела  меня  к
гостинице на Стоктон-стрит.
     Сквозь  стекло  я увидел, как  она  подошла к  столу  портье и о чем-то
спросила. Портье покачал головой.  Девушка  сказала  еще  что-то, он  дал ей
бумагу и конверт, и она наспех  написала  записку возле  кассового аппарата.
Перед тем как занять менее заметную позицию в ожидании ее выхода, я заметил,
в какое гнездо положили записку.
     Из гостиницы она поехала  на трамвае по  Маркет- и Пауэлл-стрит,  потом
дошла до  0'Фаррел-стрит, где толстолицый молодой  человек в  сером пальто и
серой шляпе,  стоявший на краю тротуара, взял ее под руку и повел к  стоянке
такси. Я запомнил номер такси - толстолицый больше смахивал на  клиента, чем
на приятеля.
     Было  уже  почти  два  часа  ночи,  когда я вернулся в нашу  контору на
Маркет-стрит. Фиск, ночной дежурный, сказал, что от Джека Конихана донесений
не поступало; новостей  никаких. Я  попросил  разбудить мне  кого-нибудь  из
агентов,  и минут через  десять  ему  удалось вытащить из постели к телефону
Мики Линехана.
     - Слушай, Мики, - сказал я. - Я нашел тебе прекрасный уголок - постоять
до утра, так что надевай свою распашонку и туда, ладно?
     Дождавшись перерыва в его  воркотне и ругани, я дал ему адрес гостиницы
на  Стоктон-стрит, описал Рыжего 0'Лири и  сказал,  в  какое гнездо положили
записку.
     -  Может  быть, 0'Лири и  не там  остановился,  но  проверить стоит,  -
объяснил  я. - Если он появится, постарайся его  не потерять, пока не пришлю
тебе смену.  -  Я  повесил трубку  посреди непристойной тирады,  которой  он
ответил на это оскорбление.
     Дворец  юстиции,  когда  я прибыл туда,  кишел  народом,  хотя взломать
тюрьму на  верхнем  этаже пока никто не пытался. То и  дело  поступали новые
партии подозрительных. Полицейские в форме  и  в  штатском  сновали повсюду.
Бюро уголовного розыска превратилось в улей.
     Я   обменялся  новостями  с  полицейскими  сыщиками,  рассказал  им  об
армянине.  Собрали компанию, чтобы  осмотреть его  останки, но  в это  время
распахнулась дверь капитана, и перед собранием появился лейтенант Дафф.
     - Алле!  Оп! - произнес он, показывая толстым пальцем на 0'Гара, Талли,
Ричера, Ханта и меня. - Есть что посмотреть на Филмор-стрит.
     Мы пошли за ним к машине.
     Привезли нас к  серому каркасному дому на Филмор-стрит. Перед ним стоял
полицейский фургон, снаружи и внутри толпились полицейские.
     Рыжий капрал отдал Даффу честь и повел нас в дом, объясняя на ходу:
     -  Тревогу  подняли соседи: позвонили нам, что тут какая-то драка,  но,
когда мы приехали, драться уже было некому.
     В доме осталось только четырнадцать трупов.
     Одиннадцать   человек  отравлено:  в  виски  подмешали   большие   дозы
снотворного, сказал врач. Троих застрелили в разных местах коридора. Судя по
положению тел, они  подняли бокалы  с ядом, а  тех,  кто не  выпил  -  то ли
непьющих,  то  ли просто  осторожных, - перестреляли,  когда  они попытались
бежать.
     Характер  публики давал  представление о характере их тоста.  Все  были
воры и обмывали -- отравой - удачный налет.
     Мы  знали не  всех покойников,  но некоторые  были известны нам всем, а
позже  в  архиве  мы  определили  и  остальных.  Общий  список  читался  как
путеводитель по  уголовному миру. Тут были:  Такой-Сякой,  всего  два месяца
назад сбежавший из  тюрьмы в Левенворте; Еврей Холмс; Шайти из  Снохомиша  -
считалось,  что  он  пал  смертью  храбрых  во Франции в  1919  году;  Щепка
Лос-Анджелес из Денвера, как всегда без носков и без нижнего белья - в плечи
его  пиджака  было  вбито по  тысячедолларовой  бумажке;  Паук  Джируччи,  у
которого  под  рубашкой  была надета кольчуга  и  от макушки  до  подбородка
тянулся  шрам - заметка от братниного  ножа; Старик Пит  Бест, некогда  член
конгресса;  Нигер  Воджен,  однажды в  Чикаго выигравший в кости  175  тысяч
долларов, - в трех местах на  нем было вытатуировано:  "АБРАКАДАБРА"; Азбука
Маккой; свояк Азбуки Том Брукс, придумавший ричмондскую аферу и на доходы от
нее купивший три гостиницы; Рыжий из  Кьюдехи,  в 1924 году ограбивший поезд
на  "Юнион пасифик";  Дэнни  Берк;  Бык  Макгоникл, все  еще  бледный  после
пятнадцатилетней  отсидки; Фрей Тоби, дружок  Быка,  хваставшийся  тем,  что
обчистил  карманы  президента Вильсона  в  вашингтонском  варьете;  и  Пэдди
Мексиканец.
     Дафф посмотрел на них и свистнул.
     - Еще несколько таких номеров, - сказал он,  - и нас уволят. Не от кого
будет охранять налогоплательщиков.
     - Рад, что тебе здесь понравилось, - сказал я. - Но я лично ни за какие
деньги не хотел бы стать на эти дни полицейским в Сан-Франциско.
     - Почему, интересно?
     - Ты посмотри,  каков размах надувательства. Городишко  наш полон лихих
людей,   которые  надеются   получить  от  этих  вот   жмуриков  свою   долю
награбленного. Представляешь, что тут  начнется, когда станет известно,  что
доли им не видать как своих ушей? Больше сотни бандитов  окажутся  на мели и
станут добывать деньги на отъезд. Будет по три скока на квартал, по стопу на
каждом  перекрестке,  пока  они  не наберут  деньгу  на  билеты.  Храни тебя
Господь, сынок, тебе придется попотеть за свое жалованье.
     Дафф  пожал  толстыми  плечами  и,  шагая  через  трупы,  направился  к
телефону. Когда он закончил говорить, я позвонил в агентство.
     - Тебе только что звонил Джек Конихан, - сказал Фиск и назвал мне номер
дома  на Арми-стрит.  -  Говорит,  что  проводил своего  человека туда  -  с
компанией.
     Я вызвал по телефону такси, а потом сказал Даффу:
     - Я  пока сматываюсь. Если  возникнет  что-то новенькое,  позвоню  тебе
сюда; если не возникнет - тоже. Подождешь?
     - Только недолго.
     Я отпустил такси чуть раньше, два квартала по  Арми-стрит прошел пешком
и нашел Джека Конихана, наблюдавшего за домом из темного угла.
     -  Мне не  повезло,  -  приветствовал  он меня.  -  Пока  я  звонил  из
закусочной по соседству, кое-кто из моих людей смылся.
     - Да? А что нового?
     -  Из  дома  на  Грин-стрит  горилла  отправился на  трамвае в  дом  на
Филмор-стрит и...
     - Какой номер?
     Джек назвал номер дома с мертвецами, откуда я приехал.
     -  Потом  за  десять или пятнадцать  минут  в этот  дом пришло примерно
столько же людей. Большинство пешком, по одному или  парами. Потом подъехали
сразу две машины с  девятью  людьми - я  пересчитал. Вошли, машины  оставили
перед  домом. Мимо ехало  такси,  я остановил  его  - на  случай,  если  мой
отправится отсюда на машине.
     После того как приехали эти девять, с полчаса было тихо. А потом в доме
все стали  вести себя экспансивно  - кричали, стреляли.  И продолжалось  это
довольно долго - успели разбудить всю округу. Когда стихло, из дома выбежали
десять человек - я считал, - сели в две машины и уехали. Мой был среди них.
     Мы  с моим  верным таксистом закричали "Ату!", и они привезли нас вон к
тому дому, где  еще  стоит  одна их машина. Через полчаса  или около того  я
решил, что  надо  доложиться, оставил такси за углом  - оно там  до  сих пор
щелкает  счетчиком - и пошел  звонить Фиску. А когда  вернулся, одной машины
уже не было, и - горе мне! - я не знаю, кто в ней уехал. Я подлец?
     - Конечно! Когда пошел звонить, надо было захватить с собой их  машины.
Последи за оставшейся, пока я вызываю группу.
     Я пошел в закусочную и позвонил Даффу, сказав где я и:
     - Если  привезешь сюда наряд, может,  что-нибудь добудем. Две  машины с
людьми, которые побывали на Филмор-стрит, но не остались там, приехали сюда,
и, если не канителиться, мы кое-кого еще можем застать.
     Дафф привез четырех своих сыщиков  и с  десяток полицейских в форме. Мы
двинулись на дом с фасада и с тыла.
     На звонки времени не тратили. Мы просто высадили  двери и вошли. Внутри
была тьма, разогнали ее только наши фонари. Мы не встретили сопротивления. В
обычных обстоятельствах  шесть человек, которых мы  там застали, устроили бы
нам хорошую баню,  несмотря на наше численное превосходство. Но - если  были
бы поживее. Мы переглянулись, чуть ли не разинув рты.
     -  Это  становится монотонным,  -  пожаловался Дафф, откусив  табак  от
плитки. - Всякий труд, конечно, однообразен,  но мне  надоело вламываться  в
комнаты с убитыми ворами.
     Здесь список  постояльцев  был  короче,  но имена  крупнее.  Здесь  был
Дрожащий Мальчик - никто уже не  получит  премий, назначенных за его поимку;
Котелок Маклоклин - на носу перекосились роговые очки, на пальцах и галстуке
-  бриллиантов  на  десять  тысяч  долларов;  Фарт Джим  Хакер;  Осел  Марр,
последний  из кривоногих Марров, все были убийцами,  отец  и пятеро сыновей;
Цыпа Сальда,  самый сильный человек в уголовном мире - однажды в  Саванне он
сбежал  вместе  с  двумя  полицейскими,  к которым был прикован наручниками;
Бухарь Смит, в шестнадцатом году убивший  в Чикаго Красного Рида, - на левом
запястье у него были намотаны четки.
     Здесь - никаких тонкостей с ядами: молодцов уложили из карабина  7,26 с
громоздким, но эффективным самодельным глушителем. Карабин лежал на кухонном
столе. Из  кухни  в гостиную  вела  дверь. Прямо против этой двери -  широко
распахнутая дверь  в  комнату,  где лежали мертвые  воры.  Лежали они  возле
фасадной стены, как будто их выстроили там перед расстрелом.
     Серые обои были забрызганы кровью и  в нескольких местах пробиты - там,
где пули  прошли  навылет. Молодые  глаза Джека Конихана приметили  на обоях
пятно,  которое  не  было  случайным.  Над  самым  полом,  рядом с  Дрожащим
Мальчиком, и  правая его рука была испачкана кровью. Он писал на стене перед
смертью, макая пальцы в свою и Цьшы Сальды кровь. В  буквах были просветы  и
разрывы  -  там,  где на пальце кончилась кровь,  а  сами буквы  кривились и
прыгали, потому что писал он, наверное, в темноте.
     Заполнив просветы, распутав петли  и угадывая  там,  где  прочесть было
вообще нельзя, мы составили два слова: Большая Флора.
     -  Мне это  ничего  не говорит, - высказался Дафф,  -  но  это - имя, а
большинство известных нам имен принадлежит уже покойникам, так что добавим и
его в список.
     - Как это понять? - глядя на тела, спросил О'Гар, круглоголовый сержант
из отдела тяжких преступлений.  - Приятели выстроили их  у стены  под дулами
пистолетов, а потом стрелок перещелкал их с кухни - пах-пах-пах-пах-пах-пах?
     - Похоже на то, - согласились мы хором.
     - Десятеро прибыли сюда с Филмор-стрит, - сказал я. - Шестеро  остались
здесь. Четверо отправились в другой  дом...  И сейчас кто-то  из них кого-то
убивает.  Нам нужно  только  следовать  за  ними от дома  к дому, покуда  не
останется  только один...  а уж он сам доиграет игру, прикончив себя  своими
руками, и добычу оставит нам в тех же пачках, в каких ее взяли. Надеюсь, вам
не  придется  разъезжать всю  ночь в  поисках последнего  трупа. Джек, пошли
домой спать.
     Было ровно пять часов утра, когда я  отвернул пододеяльник и забрался в
постель.  Я  уснул  раньше,  чем  выпустил  дым  последней затяжки.  Телефон
разбудил меня в четверть шестого. Говорил Фиск:
     - Только  что  звонил Мики Линехан  - полчаса назад  твой  Рыжий 0'Лири
вернулся на насест.
     -  Пускай его  арестуют, - сказал я и  снова уснул в 5.17. В девять под
звон  будильника  я выполз  из  постели,  позавтракал  и отправился  в  бюро
уголовного  розыска, чтобы  узнать,  что  у них с Рыжим.  Оказалось,  ничего
хорошего.
     -  Вывернулся, - сказал мне капитан. - Что касается налета и ночных дел
- у него алиби.  Не  можем обвинить даже в бродяжничестве. Имеет  заработок.
Торгует Универсальным  энциклопедическим  словарем  полезных и  повседневных
сведений Хампердикеля - так, кажется.  Начал таскаться  с книжонками за день
до  налета - и во время налета звонил в двери и уговаривал людей купить свой
дурацкий словарь. По крайней  мере,  у  него  есть  свидетели,  которые  это
подтвердили. Ночью был в гостинице с одиннадцати до четырех  тридцати, играл
в карты, имеет свидетелей. Ни черта не нашли ни на нем, ни в его номере.
     Тут же, из кабинета, я позвонил Джеку Конихану.
     - Ты бы смог опознать кого-нибудь из тех, кого видел ночью в машинах? -
спросил я, когда он вылез наконец из постели.
     - Нет. Было темно и шли они быстро. Свою-то гориллу едва разглядел.
     - Не узнает, да? -  сказал капитан. - Ну что ж,  я  могу продержать его
двадцать четыре часа, не предъявляя  обвинения, и  сделаю  это,  но  если ты
ничего не отроешь, придется отпустить.
     -  А  что,  если отпустить сейчас? - предложил  я,  покурив  с минуту и
подумав. - У него кругом алиби, и прятаться от нас незачем. Оставим  его  на
день в покое - пусть убедится, что  за ним не следят,  - а вечером сядем ему
на хвост и не слезем. Есть что-нибудь по Большой Флоре?
     -  Нет. Парень, убитый на Грин-стрит, - Берни Бернхаймер,  он  же Маца,
вероятно, карманный вор, крутился среди фирмачей, но не очень...
     Его прервал телефонный звонок. Он сказал в трубку:
     - Алло. Да. Одну минуту, - и придвинул аппарат ко мне.
     Женский голос:
     - Это Грейс Кардиган. Я звонила вам в агентство, и мне сказали, где вас
найти. Мне надо с вами увидеться. Можно прямо сейчас?
     - Где?
     - Телефонная станция на Пауэлл-стрит.
     - Буду через пятнадцать минут, - сказал я.
     Позвонив  в агентство, я  вызвал к  телефону Дика  Фоули и попросил его
сейчас же встретиться со  мной  на углу Эллис- и Маркет-стрит. Затем я отдал
капитану его телефон, сказал: "До скорого" - и отправился на свидание.
     Дик Фоули уже ждал меня на углу. Этот маленький смуглый канадец, ростом
под полтора метра - на высоких  каблуках,  - весил минус  сорок килограммов,
разговаривал как телеграмма  скопца, и мог проследить за каплей соленой воды
от Сан-Франциско до Гонконга, ни разу не выпустив ее из виду.
     - Анжелу Грейс Кардиган знаешь? - спросил я его.
     Он сэкономил слово, помотав головой.
     - Я встречусь с  ней на переговорном  пункте. Когда мы расстанемся, иди
за  ней. Не думай,  что тебя ждет легкая прогулка:  девушка шустрая и знает,
что за ней идет хвост, но ты постарайся.
     Дик  опустил углы рта,  и  у  него сделался  один  из  редких припадков
разговорчивости:
     - Чем они шустрее на вид, тем с ними проще.
     Я  направился к переговорному, он - за мной следом. Анжела Грейс стояла
в  дверях.  С  таким мрачным  лицом никогда  ее  не  видел,  и  поэтому  она
показалась мне менее хорошенькой, чем обычно; в зеленых глазах, правда, было
слишком  много огня,  чтобы  говорить о  мрачности.  Она  держала  свернутую
трубкой газету. Она не поздоровалась со мной, не улыбнулась, не кивнула.
     - Пойдем к  Чарли, там можно поговорить,  - сказал  я,  проводя ее мимо
Дика Фоули.
     Она  не  проронила ни  звука, пока мы не  уселись друг  против  друга в
кабинете  ресторана  и официант не  принял заказ. Тогда она дрожащими руками
развернула газету.
     - Это правда? - спросила она.
     Я  взглянул на  то место, по которому постукивал  ее дрожащий палец,  -
репортаж о находках на Филмор- и Арми-стрит, но осторожный. Я сразу заметил,
что имена не названы, полиция подстригла заметку. Сделав вид, будто читаю, я
прикинул,  выгодно ли будет сказать  ей, что газета все выдумала. Но никакой
отчетливой пользы в этом не увидел и решил не отягощать душу лишней ложью.
     - В целом все верно, - ответил я.
     - Вы туда ездили? - она скинула газету на пол и подалась ко мне.
     - С полицией.
     - Был там..  - слова  застряли у  нее в  горле.  Белые  пальцы скомкали
скатерть посередине между нами. - Кто  был?.. -  удалось ей выдавить на этот
раз.
     Молчание. Я ждал.  Она  опустила глаза, но раньше я успел заметить, что
вода в них притушила  огонь. Пока мы молчали, явился официант, поставил еду,
ушел.
     -  Вы знаете, что я хочу спросить, - наконец  сказала она тихим, севшим
голосом. - Он был? Он был? Скажите ради Бога!
     Я  взвесил их - правду против лжи,  ложь  против правды. И снова правда
восторжествовала.
     - Пэдди Мексиканца убили - застрелили - в доме на Филмор-стрит.
     Зрачки  у  нее  стали  как  булавочные  головки...  снова  расширились,
превратив глаза  из зеленых в черные. Она  не  проронила ни  звука. Лицо  ее
ничего  не выражало. Она взяла вилку, поднесла  ко рту салат... и еще раз. Я
протянул руку через стол и отобрал у нее вилку.
     -  Все ведь на платье падает, - проворчал я. - Рта не откроешь - ничего
не съешь.
     Она потянулась через  стол к моей руке,  схватила ее дрожащими руками -
пальцы подергивались так, что она меня оцарапала.
     - Вы мне не врете? - не то всхлипнула, не  то выпалила она. - Вы всегда
честно себя вели. В Филадельфии вы были человеком. Пэдди всегда говорил, что
из легавых вы один порядочный. Вы не обманываете?
     - Все честно, - подтвердил я. - Пэдди для тебя много значил?
     Она тупо кивнула, стараясь справиться с собой, и опять застыла.
     - Есть возможность рассчитаться за него, - предложил я.
     - Это как?..
     - Говорить.
     Она  долго  смотрела  на  меня  непонимающим  взглядом,  будто  пытаясь
ухватить смысл моих слов. Ответ я прочел в глазах раньше, чем услышал.
     - Господи, да я сама хочу. Но я дочь  Коробки Кардигана. Мне - стучать?
Вы против нас. К вам идти? Пошла  бы. Но я же Кардиган. Молиться буду, чтобы
вы их повязали. Крепко повязали, но..
     - Твои чувства благородны,  по крайней мере  - слова. - Я усмехнулся. -
Ты кого изображаешь - Жанну д'Арк? А сидел бы сейчас твой брат  Фрэнк,  если
бы его не заложил в Грейт-Фолс его дружок Джон Водопроводчик? Проснись,  моя
милая. Ты  воровка  среди воров, и кто других не  надул, тот сам с  бородой.
Твоего  Пэдди кто убил? Дружки! Но ты не можешь им ответить  - тебе закон не
велит. Боже мой!
     После этой речи лицо ее стало еще угрюмее.
     - Я им отвечу, - сказала она. - Но с вами не могу. Вам сказать не могу.
Если  бы вы были наш, сказала  бы... а подмогу, если найду, так не у вас.  И
кончим, ладно? Я знаю,  что вы сердитесь, но.. вы мне  скажете, кого  еще...
кроме... нашли в этих домах?
     - Сейчас, - огрызнулся я. - Все выложу.  Расскажу  как на духу.  Только
ты,  не  дай Бог, не  оброни лишнего словечка, пока слушаешь, а  то на