Джек Хиггинс. Штормовое предупреждение ----------------------------------------------------------------- Copyright (c), Jack Higgins, 1976 Copyright (c), перевод, Гужов Е., 1995 e-mail: gu@samuni.silk.org ----------------------------------------------------------------- -------------------------- Легенда : В конце все дороги ведут в ад. 1944 год. Германия перед лицом окончательного поражения. Через 5000 миль бурной Атлантики, в которой господствуют флоты союзников, двадцать два матроса и пять монахинь на борту трехмачтовой парусной баркентины "Дойчланд" пробиваются домой в немецкий порт Киль... Немецкий ас-подводник, попавший в плен во время отчаянного рейда на английскую военно-морскую базу Фальмут; врач-американка посреди кошмара летающих бомб Фау-1 и Фау-2; командир английской канонерки, воевавший от Соломоновых островов до пролива Ла-Манш; контр-адмирал американских ВМС, которому не терпится вернуться в битву... Враги и союзники, мужчины и женщины, охотники и добыча - попавшие в безжалостный глаз тайфуна... Джек Хиггинс ============ Штормовое предупреждение ------------------------ Джону Ноулеру - с дубовыми листьями Из дневника контр-адмирала ВМФ США Кэри Рива: "...тогда я понял величайшее из всех таинство - инстинкт человека пожертвовать собой, чтобы другие остались жить. Поэтому храбрость никогда не выходит из моды, и никогда в жизни я не видел ее выраженной лучше, чем в случае с "Дойчланд". В разгар величайшей войны в истории люди с противоположных сторон оказались способны действовать вместе, разделить риск, стать самими собой в попытке спасти горстку человеческих существ от древнего и неумолимого врага человека - Океана. Я никогда не видел лучше выраженной трагическую ничтожность войны и не чувствовал большей гордости за моих товарищей - людей, чем в это время..." ---------------------------------------------------- Баркентина "Дойчланд", 26 августа 1944 г. Одиннадцатый день из Рио-де-Жанейро. На якорной стоянке в Белеме. Начинается жара. Умеренная торговля. Погружен остаток угля. С балластом песка до Рио. Люки задраены, готовы поднять паруса к отплытию. К вечеру дождь. 1 Когда Прагер повернул за угол, гром прогрохотал далеко над морем и молния прочертила небо, на мгновение ярко осветив гавань. Обычная стайка небольших судов и три-четыре прибрежных парохода пришвартованы к главному молу. "Дойчланд" стояла на якоре на главном фарватере, подчеркивая, что она - единственное парусное судно в гавани. Дождь начался внезапно, теплый и сильный, пропахший гниющими растениями из приречных джунглей. Прагер поднял воротник куртки и, держа под мышкой старый кожаный портфель, заторопился под стеной воды к бару "Огни Лиссабона" в конце рыбного пирса. Слышались звуки музыки, слабые, но достаточно ясные: медленная грустная самба, вызывающая ощущение ночи. Он поднялся по ступенькам на веранду, снял очки, вытер капли дождя платком, аккуратно водрузил их на место и заглянул внутрь. Место было пустынно, если не считать бармена и Хельмута Рихтера, боцмана с "Дойчланд", сидевшем в конце бара с бутылкой и бокалом перед ним. Это был крупный тяжеловесный мужчина в штормовке и джинсовом кепи с длинными светлыми волосами и бородой, делавшей взгляд старше его двадцати восьми лет. Прагер вошел. Бармен, протирающий рюмку, поднял глаза. Прагер проигнорировал и прошел к бару, стряхивая дождь с панамы. Он поставил портфель на пол к ногам. "Доброй ночи, Хельмут." Рихтер степенно кивнул и поднял бутылку: "Глоточек, господин Прагер?" "Наверное, нет." "Мудрый выбор". Рихтер наполнил свой бокал: "Кашаса. Говорят, она портит мозги и печень. Плохая замена доброму шнапсу, но его не видят здесь с тридцать девятого." "Капитан Бергер здесь?" "Ждет вас на борту." Прагер снова поднял портфель: "Тогда нам надо идти. Времени немного. Кто-нибудь спрашивал обо мне?" Прежде чем Рихтер ответил, голос произнес на португальском: "Сеньор Прагер, приятный сюрприз." Прагер быстро обернулся, занавеска на маленькой кабинке позади него отодвинулась. Человек, сидевший там с бутылкой вина, был полноват, мятая форма цвета хаки в пятнах пота и разошлась по швам. Прагер изобразил улыбку: "Капитан Мендоса, вы когда-нибудь спите?" "Не слишком часто. Что на этот раз, дела или удовольствия?" "Всего понемногу. Вы знаете, положение лиц немецкой национальности в наши дни довольно трудное. Ваше правительство более обычного настаивает на регулярных отчетах." "Поэтому необходимо, чтобы вы увидели Бергера и его людей лично?" "В первый день последней недели каждого месяца. Ваши люди в Рио очень строги в этих вопросах." "А добрая сеньора Прагер? Я понял, что вы прилетели вместе." "У меня несколько дней отпуска, а она не видела эту часть страны. Идеальный повод." Рихтер выскользнул, не говоря ни слова. Мендоса проводил его взглядом: "Славный парень", сказал он. "Кем он был? Главным рулевым на подлодке. Оберштойерманн, я правильно произношу?" "Да." "Выпьете со мной?" Прагер поколебался: "Только быстро, если вы не против. У меня встреча." "С Бергером?" Мендоса кивнул бармену, тот безмолвно налил бренди в два бокала. "Когда он отчаливает в Рио? Утром?" "Думаю, да." Прагер потягивал бренди, понимая, что находится теперь на опасной почве. Ему было пятьдесят пять, помощник консула германского посольства в Рио до августа 1942 года, когда бразильцы, разъяренные торпедированием немецкими подлодками нескольких торговых судов, объявили войну Германии. Не более, чем жест, но это вызвало проблему, что делать с лицами немецкой национальности - в частности , со все возрастающим числом моряков Кригсмарине, оказавшихся на берегах Бразилии. Прагер, пробывший в стране двадцать лет и принятый в высоких сферах, был оставлен справляться со всем этим. Так как, кроме всего прочего, между Бразилией и Германией лежало пять тысяч миль океана, то не было нужды устраивать дорогие лагеря для интернированных. Бразильское правительство довольствовалось ежемесячными отчетами, которые он представлял о своих гражданах. Пока они где-нибудь работали и ни во что не вмешивались, все были счастливы. Мендоса сказал: "Я начальник этой гавани уже два года и большую часть этого времени "Дойчланд" приходила регулярно. Скажем, раз в два месяца." "Да?" "На судне такого размера обычно есть капитан, помощник, боцман, примерно шесть матросов и кок." "Верно." Мендоса задумчиво глотнул немного вина: "У меня информация, что команда Бергера в этом рейсе что-то около двадцати человек." Он дружелюбно улыбнулся, но глаза на толстом лице глядели остро. Прагер осторожно сказал: "В Рио много немецких моряков." "И каждый день становится все больше. Война, мой друг, для вас идет неважно." "Бергер, наверное, хочет многим дать работу." Мендоса счастливо улыбнулся: "Ну конечно. Это объяснение мне не приходило в голову. Но не буду вас задерживать. Может, найдется время еще глотнуть завтра?" "Надеюсь, да." Прагер быстро вышел. Рихтер ждал, стоя на веранде. Дождь неослабно молотил по земле. "Все в порядке?", спросил он. "Не совсем", ответил Прагер. "Он понял, что что-то происходит. Но может ли он вообразить себе правду? Никто в здравом уме не поверит." Он хлопнул Рихтера по плечу: "Пошли." Боцман произнес: "Я не мог сказать вам в баре, но вас спрашивали." Позади послышались шаги, Прагер обернулся, и монахиня в тропически-белом облачении выступила на свет. Это была невысокая женщина, чуть более пяти футов, с ясными, безмятежными глазами и спокойным, чистым лицом. "Сестра Анджела", сказала Рихтер. "...из сестер милосердия миссии на Рио-Негро. Не надо представления, Хельмут. Сестра Анджела и я - старые знакомые." Он снял панаму и протянул руку, которую она кротко пожала с неожиданной силой. "Рад снова увидеть вас, сестра." "И я рада, господин Прагер. Думаю, вы знаете, почему я здесь." "О, да, сестра." Отто Прагер тепло улыбнулся. "Кажется, знаю." x x x Якорная лампа висела на носу "Дойчланд", как требовали морские правила, и ее они увидели первой, когда Рихтер повел шлюпку через гавань. Потом внезапно баркентина оказалась очень близко, мачты и перекладины чернели на фоне неба. Прагер глядел вверх с явным удовольствием, взбираясь по веревочной лестнице. Это была трехмачтовая баркентина, построенная Хемитом Кемпбеллом в Клайде в 1881 году, и построенная с любовью, пониманием и грацией, с элегантными обводами клиппера и длинными кливерами. Она провела жизнь в торговле; из Ньюкасла-на-Тайне с пароходным углем в Вальпараисо; с чилийскими шпротами на американское западное побережье; строевой лес в Австралию; шерсть в Британию... бесконечное кольцо, пока паруса не вымерли в обреченной попытке побороть пар; один пользователь за другим и три смены имени, пока, наконец, она не была куплена бразильской фирмой "Братья Майер", семейством немецкого происхождения, перекрестившим ее в "Дойчланд" и пославшим на прибрежную торговлю. От Рио до Белема и устья Амазонки - судно как раз для таких глубин, при полной загрузке ей хватало восьми футов. Прагер добрался до палубы и протянул руку сестре Анджеле. Рихтер страховал ее на лестнице. Три матроса у главной мачты смотрели в изумлении, как маленькая монахиня подымалась на борт, один из них поспешил вперед и тоже протянул ей руку. Она поблагодарила его и Прагер сказал: "Думаю, будет лучше, если я вначале поговорю с капитаном Бергером один." "Как считаете лучшим, господин Прагер", сказала она спокойно. Он повернулся к Рихтеру: "Отведите добрую сестру в салон и подождите меня возле каюты капитана." Рихтер и сестра Анджела спустились по трапу, а Прагер прошел на корму к квартердеку. Каюта Бергера была внизу. Он поколебался, потом, собравшись, постучал в дверь и вошел. Каюта была маленькой, спартанской по обстановке - узкая койка, три шкафа и ничего кроме стола, за которым сидел Бергер, меря линейкой карту, расстеленную перед ним. Он поднял глаза с видимым облегчение: "Я начал беспокоиться." Ему было сорок восемь лет, среднего роста, с хорошими плечами, в жестких темных волосах и бороде просвечивала седина, лицо высушено морем и солнцем. "Я извиняюсь", сказал Прагер. "В полете из Рио мы попали в тяжелую грозу. Пилот настоял на посадке в Каролине, пока погода не прояснится. Мы были там четыре часа." Бергер открыл ящик сандалового дерева и предложил черуту. "Каковы последние военные новости?" "Все плохо." Прагер сел в кресло напротив и принял огонек. С пятнадцатого числа этого месяца американские и французские силы высадились на средиземноморском берегу. Два дня назад французские танки вошли в Париж." Бергер тихо присвистнул: "Следующая остановка на Рейне." "Могу представить." "А потом Германия." Он встал, подошел к одному из шкафов, открыл его и достал бутылку рома и два бокала. "Что у русских?" "Красная Армия на границах Восточной Пруссии." Бергер налил ром в бокалы и подвинул один. "Вы знаете, Отто, мы - немцы не защищали землю фатерланда с Наполеона. Это должно оказаться интересным испытанием." "Бразилия, вероятно, лучшее место, где надо быть следующие год-два", сказал Прагер. "Адские времена, чтобы возвращаться домой." "Или единственно возможное время", сказал Бергер. "Это зависит от точки зрения. Вы достали бумаги?" Прагер положил портфель на стол: "Все что надо, и я снова проверил баркентину, которую вы упоминали, когда впервые говорили об этом безумном деле, "Гудрид Андерсен". Она все еще в гавани Готенбурга. Не была в море с первого года войны." "Превосходно", сказал Бергер. "Тогда поплывем прямо отсюда." "Вы полностью готовы?" Бергер открыл шкаф, достал спасательный жилет и бросил на стол. На спине стояла трафаретная надпись: "Гудрид Андерсен - Готенбург". "И это, конечно." Он показал шведский флаг. "Я думаю, вы согласитесь, что это важнейшая вещь." Он улыбнулся: "Все готово, поверьте. Название на борту мы сменим сразу, как выйдем за пределы каботажной зоны." "А журнал?" "Я уже приготовил фальшивый на имя "Гудрид Андерсен", чтобы предъявить друзьям с противоположной стороны, если мы будем иметь несчастье натолкнуться на них. Настоящий журнал "Дойчланд" я буду вести тайно. Поступать иначе будет неразумно." Он положил флаг и жилет обратно в шкаф. "Что же я могу сказать вам, старый друг? Без вашей тяжелой работы в прошедшие несколько месяцев, без информации, которую мы получали, без поддельных документов мы не могли бы даже подумать о таком предприятии." Прагер сказал осторожно: "Еще одна вещь, Эрих." "Что?" Прагер поколебался, потом сказал: "Семь пассажиров." Бергер резко засмеялся: "Ты наверное шутишь." "Нет, я абсолютно серьезен. Ты брал их прежде, не так ли?" "Черт, ты знаешь, что да." В голосе Бергера было нечто похожее на гнев. "Я могу разместить восемь пассажиров. Две каюты по обе стороны салона, по две койки в каждой. Но я должен заметить, что полная команда на судне состоит из десяти человек, включая меня. А сейчас нас двадцать два, как тебе хорошо известно. Семь пассажиров означает, что дополнительная команда должна спать где придется. Невозможная ситуация." "Но у вас только балласт", сказал Прагер. "Груза нет, и, конечно, настоящие пассажиры только усилят вашу легенду." "Кто эти пассажиры?" "Немцы, которые хотят домой, как и твои люди." Прагер глубоко вздохнул и продолжал. "Ну ладно, надо начать с худшего. Это монахини. Сестры милосердия с миссии на Негро. Я навещал их регулярно в последние два года, как всех других немцев в моем списке. Каждые три месяца необходимо продлять специальное разрешение властей - а туда так трудно попасть." Бергер смотрел на него в изумление: "Ради бога, Отто, я вышел из ума или ты?" Прагер молча встал и открыл дверь каюты. Рихтер стоял снаружи, куря сигарету. Прагер кивнул и боцман умчался. "Что теперь?", требовательно спросил Бергер. "Я взял одну из них с собой. Другие ждут на берегу. По крайней мере выслушай, что она скажет. " "Ты, наверное, потерял голову. Это единственно мыслимое объяснение." Раздался стук в дверь. Прагер открыл и вошла сестра Анджела. Он сказал: "Сестра, я рад познакомить вас с фрегаттен-капитаном Эрихом Бергером. Эрих, это сестра Анджела из ордена Малых Сестер Милосердия." "Добрый вечер, капитан", сказала она. Бергер мгновение смотрел вниз на крошечную монахиню, потом схватил Прагера за руку и, вытащив его под дождь, закрыл дверь каюты. "Что, черт побери, я должен делать? Что мне сказать?" "Ты капитан", сказал ему Прагер. "Ты принимаешь решения и никто другой, по крайней мере я всегда так думал. Я подожду вас здесь." Он подошел к вантам левого борта. Бергер тихо выругался, поколебался и затем вошел. Она стояла у стола, склонившись над хронометром в ящике под стеклянной крышкой. Она подняла глаза: "Красиво, капитан. Очень красиво. Что это?" "Морской инструмент для небесных измерений, сестра, вместе с секстантом. Если я могу засечь позицию солнца, луны и звезд, то смогу узнать свою точную позицию на земной поверхности - конечно с доброй помощью таблиц." Она повернулась к столу: "Карта британского адмиралтейства. Почему?" "Потому что они лучшие", сказал Бергер, почему-то чувствуя себя невероятно беспомощным. "Понимаю." Она продолжала тем же спокойным голосом: "Вы возьмете нас с собой?" "Послушайте, сестра," сказал он. "Присядьте и позвольте мне объяснить." Он положил сверху другую карту. "Мы должны пройти рядом с Внешними Гебридами в Шотландии, кладбищем для парусников, особенно в плохую погоду, которая обычно держится там шесть дней из семи. И если мы останемся живы, то будет еще Оркнейский пролив, путь в Норвегию, а потом через Каттегат в Киль", добавил он с тяжелой иронией. "Пять тысяч миль, это все." "И как долго мы будем плыть?" Он обнаружил, что отвечает: "Невозможно сказать. Сорок, может быть, пятьдесят, дней. Слишком многое зависит от погоды." "Это кажется умеренным, особенно при наших обстоятельствах." Бергер сказал: "Скажите, когда вы впервые ехали сюда, как проходило ваше плавание?" "На пассажирском лайнере "Бремен". Это было как раз перед войной." "Прекрасное судно. Комфортабельные каюты, горячая и холодная вода. Еда, как в отеле первого класса. Стюарды, чтобы помочь и поднести." "Что именно вы хотите сказать, капитан?" "Что на этом судне жизнь будет совершенно иной. Плохая еда, тесные помещения. Ведро уборной, опустошаемое ежедневно. Только соленая вода для умывания. И буря - а настоящая буря под парусами может быть страшным испытанием. В плохую погоду не будет сухого местечка от киля до клотика. Вы когда-нибудь укладывались на койку с влажным одеялом, когда сильный шторм пытается оторвать доски палубы над вашей головой?" Он сложил карту и твердо сказал: "Я извиняюсь. Не вижу смысла продолжать эту дискуссию." Она кивнула задумчиво: "Расскажите мне еще кое-что. Как случилось, что германский морской офицер командует бразильским торговым судном?" "Я был капитаном вспомогательного судна подводного флота "Эссен", замаскированного под американское топливное судно "Джордж Грант". В нашем третьем плавание в Южной Атлантике нас торпедировала британская подлодка, которая не обманулась камуфляжем. Ирония в том, что я попытаюсь провести "Дойчланд" сходным образом, как шведское судно." "А как вам удалось достичь Бразилии?" "Был подобран португальским торговым судном и передан бразильским властям, когда мы прибыли в Рио. Бразильцы выпускают под честное слово тех из нас, кто может найти работу. Братья Майер, владельцы "Дойчланд" и прибрежные торговцы, - бразильские граждане немецкого происхождения. Они помогли многим из нас. Мы плавали из Рио в Белем и обратно раз в месяц с обычным грузом." "И вы отплатите им, украв их судно?" "Это ваша точка зрения. Я лишь надеюсь, что они простят меня, когда узнают факты. У нас действительно нет другого шанса." "Почему?" "Бразильцы начинают играть все более активную роль в войне. В прошлом месяце они послали войска в Италию. Думаю, для нас дела здесь могут пойти намного труднее." "А другая причина?" "Вы думаете, у меня есть другая?" Она ждала, сложив руки и не говоря ни слова. Бергер пожал плечами, открыл ящик стола и достал бумажник. Он вынул фотографию и передал ей. Она была сильно измята и полита соленой водой, но улыбки на лицах трех маленьких девочек были еще видны. "Ваши дети?" "Снято в сорок первом. Хайди слева, теперь ей уже десять. Еве восемь и Эльзе будет шесть в октябре." "А их мать?" "Погибла при бомбардировке Гамбурга три месяца назад." Она машинально перекрестилась: "Что случилось с детьми?" "Господин Прагер узнал через наше посольство в Аргентине. Моя мать увезла их в Баварию." "Благодарите Господа за его безмерную милость." "Надо ли?" Лицо Бергера побледнело. "Германия гибнет, сестра, это дело лишь нескольких месяцев. Можете представить, как будет плохо? А моя мать - старая женщина. Если что-нибудь случится с ней..." Дрожь пробежала по его лицу и он тяжело облокотился на стол. "Я хочу быть с ними, потому что именно там я нужен, а не здесь, на краю мира, так далеко, что сомневаешься, идет ли война." "И на что вы пойдете ради этого?" "На все, включая тысячи миль океана под полным господством британского и американского флота на залатанном паруснике, который не терял из вида землю более двадцати лет. Старая лохань, не бывшая в ремонте дольше, чем я могу вспомнить. Невозможное путешествие." "Которое господин Рихтер, ваш боцман, очевидно хочет совершить." "Хельмут - это особый случай. Прекраснейший моряк из тех, кого я знаю. У него бесценный опыт под парусами. Служил юнгой на финском паруснике, перевозившем чилийские нитраты. Для вас это ничего не значит, но для любого моряка..." "Но господин Прагер говорил, что еще двадцать человек вашей команды хотят совершить это, так называемое невозможное путешествие." "У большинства из них причины похожи на мои. Я могу припомнить по меньшей мере семьдесят человек в Рио, которые были бы рады залезть в наши башмаки. Они тянули жребий на последние десять мест в немецком баре в гавани Рио две недели назад." Он покачал головой: "Они хотят домой, сестра, понимаете? И для этого, говоря вашими словами, они готовы на все." "А я и мои спутницы не таковы? У нас тоже есть семьи, капитан, и они тоже дороги для нас. Более того, в том, что предстоит, дома мы нужнее всего". Бергер встал, глядя на нее, потом покачал головой: "Нет. В любом случае уже поздно. Вам нужны шведские паспорта, это существенная часть плана. Прагер устроил их для всех нас." Она встала, открыла дверь каюты и позвала: "Господин Прагер!" Он вынырнул из дождя: "Что?" "Мой паспорт пожалуйста. Могу я получить его сейчас?" Прагер открыл портфель. Он поискал внутри, потом достал паспорт и положил на стол перед Бергером. Бергер нахмурился: "Шведский." Он открыл его и с фотографии на него смотрела сестра Анджела. Он поднял глаза: "Не будете ли вы так любезны подождать снаружи, сестра. Я немного поговорю со своим добрым другом." Она помедлила, коротко взглянула на Прагера и вышла. Прагер сказал: "Послушай, Эрих, позволь мне объяснить." Бергер держал паспорт: "Не та штука, которую можно состряпать за двадцать четыре часа, так что ты должен знать об этом достаточно давно. Почему, черт побери, ты мне не сказал?" "Потому что знал, что твоя реакция будет именно такой." "Так ты думал придержать, пока мне будет слишком поздно сказать нет? Но ты совершил ошибку. Я так не играю. И что с той миссией, где они работали? Она так вдруг стала ненужной?" "Бразильский департамент внутренних дел изменил свою политику относительно индейцев в этом районе: их хотят переселить и привезти белых фермеров. Из-за этого, миссию в любом случае закроют." "Их орден призван к больничному служению, не так ли? Конечно найдутся другие отдушины для проявления их талантов." "Но они тоже немки, Эрих. Представляешь как пойдут дела, когда первые бразильские раненые начнут поступать из Италии?" Повисла долгая пауза. Бергер взял шведский паспорт, открыл и снова рассмотрел фото: "Похоже, она сулит мне беду. Она добивалась своего всегда." "Чепуха", сказал Прагер. "Я очень давно знаю ее семью. Добрый прусский род. Отец был пехотным генералом. В восемнадцатом она работала сестрой милосердия на Западном фронте." Бергер не смог скрыть удивления: "Суровая биография для Малой Сестры Милосердия. Что же не сложилось? Какой-нибудь скандал?" "Совсем нет. Был молодой человек, кажется, летчик." "... одним прекрасным утром не вернувшийся домой, так что она нашла утешение в совершение добрых дел." Бергер покачал головой: "Звучит, как очень скверная пьеса." "Ты все понял неверно, Эрих. Я слышал версию, он заставил ее думать, что погиб. У нее была депрессия почти стоившая ей жизни и едва она оправилась, как встретила его гуляющего по Унтер-ден-Линден с другой девушкой под руку." Бергер поднял руки: "Ни слова больше. Я понимаю когда побит. Приведи ее." Прагер быстро подошел к дверь и открыл ее. Она стояла снаружи разговаривая с боцманом. Бергер сказал: "Вы победили, сестра. Скажите Рихтеру, чтобы он отвез вас на берег, забрать ваших подруг. Будьте здесь к двум ночи, в это время мы отплываем, и если вас не будет, мы уйдем без вас." "Благослови вас Бог, капитан." "Думаю, сейчас он достаточно занят и без меня." Когда она двинулась к двери он добавил: "Еще одно. Попытайтесь не ставить в известность команду до того, как появитесь." "Они будут волноваться из-за нашего присутствия?" "Весьма вероятно. Моряки по природе суеверны. Среди всего прочего, отплытие в пятницу предрекает беду. То же самое - иметь пассажиром любого священника. Мы, разумеется, привлечем все несчастья мира с семью монахинями среди нас." "Пятью, капитан. Только пятью", сказала она и вышла. Бергер нахмурился и повернулся к Прагеру: "Ты сказал, семь пассажиров." "Именно так". Прагер порылся в портфеле, выудил еще два шведских паспорта и положил на стол... "Один для Гертруды и один для меня. Она тоже ждет на берегу с нашим багажом, в который, я хочу добавить, входит беспроволочный передатчик, что ты просил достать." Бергер смотрел на него в остолбенении: "Ты с женой?", хрипло сказал он. "Великий боже, Отто, тебе шестьдесят пять на днях. А что ты скажешь своим хозяевам в Берлине?" "Из того что я знаю, следует, что русские, похоже, будут там раньше меня, так что это не имеет особого значения." Прагер вежливо улыбнулся: "Видишь ли, Эрих, мы тоже хотим домой." x x x Когда незадолго до двух ночи Бергер вышел на квартердек, дождь лил сильнее, чем прежде. Вся команда собралась ниже на палубе; бледные лица и клеенчатые плащи поблескивали в тусклом свете палубных огней. Он ухватился за поручень, наклонился вперед и заговорил тихим голосом: "Я не хочу много говорить. Вы все знаете наши шансы. Это дьявольски трудное плавание, я не хочу притворяться, но если вы будете выполнять, что я говорю, мы сделаем это вместе - вы, я и старая "Дойчланд"." Среди них возникло шевеление, не более того, и он продолжал, со слабой иронией в голосе: "Еще одна вещь. Как многие из вас заметили, у нас есть пассажиры. Господин Прагер, ранее помощник консула в нашем посольстве в Рио, его жена, и пять монахинь из миссии на Рио-Негро." Он помолчал. Они ждали под шелест дождя. "Монахини", сказал он, "но все-таки женщины, а это долгое путешествие, так позвольте мне сказать прямо. Я лично застрелю любого, кто зайдет за черту, и потом внесу запись в журнал". Он выпрямился: "Теперь все по местам." Когда он повернулся от поручня, из темноты выступил его помощник. Лейтенант-цур-зее Йоханн Штурм, высокий белокурый молодой человек из Миндела в Вестфалии, отпраздновал свой двадцатый день рождения лишь три дня назад. Подобно Рихтеру он был подводником и служил на подлодке вторым вахтенным офицером. "Все под контролем, господин Штурм?", спросил Бергер тихим голосом. "Думаю, да, капитан." Голос Штурма был на удивление спокойным. "Радиоприемник, привезенный господином Прагером из Рио, я спрятал в своей каюте, как вы приказали. Боюсь, что он не очень хорош, капитан. В лучшем случае, ограниченный радиус действия." "Лучше чем ничего", сказал Бергер. "А пассажиры? Они тоже надежно спрятаны?" "О да, капитан." В голосе юноши был оттенок смеха. "Думаю, так можно сказать." Белая фигура появилась из темноты и превратилась в сестру Анджелу. Бергер тяжело вздохнул и сказал тихим , опасным голосом: "А что теперь, Штурм?" Сестра Анджела весело сказала: "Мы отплываем, капитан? Ничего, если я посмотрю?" Бергер беспомощно посмотрел на нее, дождь капал с козырька фуражки, потом повернулся к Штурму и сказал: "Поднимите только спанкер и внешний кливер, Штурм, и отцепите якорную цепь." Штурм повторил приказ и возник внезапный шквал активности. Один матрос закрыл люк. Четверо других живо взобрались на больярд и медленно подняли спанкер. Через мгновение раздался дробный звук якорной цепи, скользящей по палубе, потом тяжелый всплеск. Рихтер был у штурвала, однако некоторое время ничего заметного не происходило. Тогда сестра Анджела, взглянув вверх, увидела сквозь просвет в занавесе дождя как кливер перемещается среди звезд. "Мы движемся, капитан! Мы движемся!", закричала она взбудоражено, как ребенок. "Вижу", ответил Бергер. "А теперь, будьте добры сойти вниз." Она неохотно пошла, а он вздохнул и повернулся к боцману: "Следите за ходом, Рихтер. Баркентина в вашем распоряжение." Рихтер повел судно к выходу из гавани. Несомая водой, как едва движущийся бледный призрак, она оставляла слабый фосфоресцирующей след. x x x Пятнадцать минут спустя, когда капитан Мендоса играл в вист в своей кабинке в "Огнях Лиссабона" с молодой дамой из заведения напротив, к нему ввалился человек, посланный следить за рыбным пирсом. "В чем дело?", мягко поинтересовался Мендоса. ""Дойчланд", сеньор капитан", прошептал стражник. "Она ушла." "В самом деле." Мендоса положил карты на стол лицом вниз и встал. "Последи за ней, Хосе", позвал он бармена. Он взял фуражку, плащ и вышел. Когда он дошел до конца рыбного пирса, дождь полил пуще прежнего темной непроницаемой стеной. Он прикурил сигарету в ладонях и уставился в ночь. "Вы сообщите властям, сеньор?", поинтересовался стражник. Мендоса пожал плечами. "Что тут сообщать? Несомненно, капитан Бергер захотел выйти пораньше для возвращения в Рио, где он будет через восемь дней, хотя бывает, что он опаздывает на неделю - погода в это время года не сильно предсказуема. Времени достаточно для любого официального расследования, если оно потребуется." Стражник недоверчиво посмотрел на него, потом закивал головой: "Как скажете, сеньор капитан." Он ушел, а Мендоса смотрел через реку на устье Амазонки и море. Сколько до Германии? Почти пять тысяч миль через океан, безнадежно взятый в тиски американскими и британскими кораблями. И на чем? На трехмачтовой баркентине, далеко оставившей свой возраст расцвета. "Дураки", сказал он мягко. "Бедные, глупые, великолепные дураки." И он повернулся и пошел под дождем по рыбному пирсу. ---------------------------------------------------- Баркентина "Дойчланд". 9 сентября 1944 года. Широта 25ь.01N, долгота 30ь.46W. Четырнадцать дней из Белема. Ветер NW 6-8 баллов. Протянули лаг и нашли, что делаем двенадцать узлов. В последние двадцать четыре часа мы прошли двести двадцать восемь миль. Фрау Прагер все еще на койке из-за морской болезни, грызущей ее с Белема. Ее возрастающая слабость заставляет нас тревожиться о последствиях. Сильный дождь к вечеру. 2 Утренний прогноз погоды для морской зоны Гебрид был далек от прекрасных обещаний: ветры 5-6 баллов с дождевыми шквалами. У северо-западного побережья острова Скай было то же самое, гнусно-тяжелые темные тучи, набухшие дождем и сливающиеся с горизонтом. За исключением одинокой морской птицы, единственным живым существом в этом запустение была моторная канонерка, идущая на юго-запад к Барра, звезды и полосы ее флага были единственным всплеском цвета в это серое утро. Восход начинался в шесть-пятнадцать, но в девять-тридцать видимость была еще настолько плоха, что королевские ВВС оставались на земле. Никого на борту канонерки нельзя было обвинить за то, что был поздно замечен одинокий Юнкерс-88С, зашедший на малой высоте над морем со стороны кормы. Первые взрывы пушечных снарядов подняли высоко в небо фонтаны воды в десяти-пятнадцати ярдах от левого борта. Когда самолет накренился на второй заход, 8-мм пулемет, бьющий с хвоста самолета, выпустил длинную очередь, разрезавшую палубу на корме рядом с рулевой рубкой. Харри Джего, пытавшийся на своей койке внизу урвать часочек сна, пробудился в одно мгновение и бросился к трапу. Когда он выскочил на палубу, орудийная команда уже бежала к 20-мм спаренной зенитной пушке. Джего влетел в железной сидение, сжав руками спусковые рукоятки. Когда Юнкерс вынырнул из дождя во второй раз, над палубой внезапно взвился тяжелый черный дым. Джего открыл огонь, вражеский пулемет пробивал дыры в палубе перед ним. Юнкерс делал свои виражи на скорости около четырехсот миль в час. Джего поворачивал за ним пушку, зная, что Джонсон с мостика под ним работает пулеметом Браунинга. Но все было без толку, Юнкерс свернул влево сквозь вспухающие шары черного дыма и скрылся в сторону рассвета. Джего немного посидел на месте, сжимая рукоятки. Потом слез с сидения и повернулся к старшему матросу Харви Гулду, ответственному за зенитное орудие. "Вы на пять секунд опоздали, вы и ваши парни." Орудийная команда смущенно зашевелилась. "Больше не случиться, лейтенант", сказал Гулд. "Присмотрите за этим." Джего вытащил из кармана рубашки мятую пачку сигарет и сунул одну в рот. "Пережить Соломоновы острова, день-Д и паршивые флотилии катеров в Английском канале - будет глупостью умереть на Гебридах." x x x Пилот Юнкерса, капитан Хорст Неккер, записал в журнал точное время атаки: 09:35. Небольшая операция типа "ударь-и-беги" была проведена только для того, чтобы оживить во всех других отношениях скучный рутинный патруль, особенно для пилота, который весной этого года, во время возобновления ночных налетов на Лондон, был задействован в элитной разведывательной эскадрильи "Кампфгруппа 1/KG66" с таким успехом, который принес ему Рыцарский Крест всего два месяца назад. Определенным понижением был перевод в базирующуюся в Тронхейме подразделение "KG40", специализирующееся в обнаружении судов и разведке погоды, хотя Ю-88С, который ему дали, был, без сомнения, прекрасный самолет, способный на максимальную скорость в четыреста миль в час. В то утро у его миссии была другая цель: обнаружить следы конвоя, должного на этой неделе уйти из Ливерпуля в Россию, хотя точный день отплытия был неизвестен. Он пересек Шотландию на тридцати тысячах футов, чтобы потратить даром пару часов к западу от Внешних Гебрид. Обнаружение канонерки было чистой случайностью, следствием импульсивного желания снизиться, чтобы увидеть, где нижняя граница облаков. А раз цель обнаружена, искушение слишком велико, чтобы ее упустить. Когда после второй атаки он свечой поднимался в небо, штурман Руди Хюбнер возбужденно засмеялся: "Кажется, мы достали ее, господин капитан. Масса дыма." "Как думаешь, Кранц?", позвал Неккер хвостового стрелка. "Да они чуть не подстрелили меня, господин капитан", ответил Кранц. "Внизу знают свое дело, и это вовсе не томми. Когда мы зашли вторично, я видел звезды и полосы. Наверное, мой братец Эрнст", добавил он мрачно. "Он в американских ВМС. Я вам уже говорил?" Радист Шмидт засмеялся: "В первый раз над Лондоном, когда загорелся левый мотор, а потом ты говорил это по меньшей мере еще в пятидесяти семи случаях. Думаю, по крайней мере у одного члена вашей семьи есть мозги." Хюбнер не обратил на это внимания: "Похоже, господин капитан?", спросил он. Неккер хотел сказать нет, потом увидел надежду в глазах юноши и изменил намерение: "Да, похоже. Теперь убираемся отсюда." x x x Когда Джего поднялся на мостик, Янсена не было и следа. Он наклонился над Браунингом и посмотрел вниз. Дым почти рассеялся и Гулд ногами выбрасывал выгоревшие дымовушки за перила в море. Возле поручней правого борта за зениткой палуба превратилась в кошмар, однако остальное выглядело не слишком плохо. Янсен позади поднялся по трапу. Он был высоким, тяжеловесным мужчиной и, несмотря на косматую черную бороду, вязаную шапочку и выцветшую штормовку без знаков различия, был главным старшиной. Перед войной преподаватель моральной философии в Гарварде, по выходным фанатичный яхтсмен, он решительно отбивал каждую попытку поднять его до офицерского звания. "Одинокий волк, лейтенант." "Вы правы", сказал Джего. "Ю-88 на Гебридах." "Судя по скорости, одна из последних моделей райхсмаршала." "Какого черта он здесь делает?" "Понимаю, лейтенант", сказал успокаивающе Янсен. "Похоже, в наши дни ни на кого нельзя положиться. Кстати, я уже проверил внизу. Поверхностные повреждения. Пострадавших нет." "Спасибо", сказал Джего. "А с дымовушками было быстро придумано." Он обнаружил, что его правая рука слегка дрожит, и вытянул ее: "Посмотрите-ка. Разве я не жаловался вчера, что единственное, с чем мы здесь воюем, это погода?" "Ну, знаете, лейтенант, что по этому поводу говорил Хайдеггер?" "Нет, Янсен, не знаю, надеюсь, вы расскажите." "Он доказывал, что для подлинной жизни необходимо непрестанное противостояние смерти." Джего терпеливо сказал: "Именно этим я занимаюсь уже два года, и вы тоже, обычно в ярде позади меня. При таких обстоятельствах я скажу, что вам надо сделать с Хайдеггером, Янсен. Положите его туда, где у бабушки болит. И попробуйте наскрести немного кофе, пока я проверю курс." "Как соблаговолит лейтенант." Джего вошел в рубку м свалился в кресло перед картой. За штурвалом стоял Петерсен, моряк с десятилетним довоенным опытом торгового плавания, включая два похода в Антарктику на китобоях. "Вы в порядке?", обратился Джего. "Прекрасно, лейтенант." Джего достал карту британского адмиралтейства 1796 года. Южный Юист, Барра и россыпь островов пониже, их цель - Фада на южном конце цепи. Дверь пинком открылась, вошел Янсен с кружкой кофе и поставил ее на стол. "Какое гнусное место", сказал Джего, хлопнув карту. "Магнитные аномалии обозначены по всей области." "Ну, это полезно", сказал Янсен. "Нужная штука, когда вы работаете над курсом в дрянную погоду." "Острова к югу от Юиста - это кладбище", продолжал Джего. "Где ни посмотри - на проклятой карте написано "Тяжелые Рифы" или "Опасные Воды". Одно рисковое место за другим." Янсен развязал желтый клеенчатый кисет, вытащил трубку и начал набивать ее, опершись на дверь. "Я поговорил с рыбаками в Маллейге перед тем, как мы вышли. Они рассказали, что иногда погода здесь так плоха, что Фада отрезана неделями." "Самая плохая погода в мире - там, где начинают движение атлантические штормы", сказал Джего. "Только бог знает, на что это похоже зимой." "Тогда какого дьявола адмирал Рив ищет в таком месте?" "Спроси, что полегче. Я вообще не знал, что он здесь, пока в Маллейге не приказали захватить для него сообщение и вручить лично. Последний раз я слышал о нем в день-Д. Он был заместителем начальника военно-морской разведки и вышел в плавание на норвежском эсминце "Свеннер", который был потоплен тремя торпедными катерами типа "Меве". Потерял правый глаз, говорят, что его левая рука годится только для виду." "Дьявольский человек", сказал Янсен. "Он покинул Коррехидор уже после того, как ушел Макартур. Шел под парусом на люгере около шестисот миль до Качаяна и улетел на одном из последних самолетов. Как я помню, он тонул на эсминце под Мидуэем, был поднят на борт "Йорктауна" и снова оказался в воде." "Пунктуально, Янсен. Ваш энтузиазм налицо, а я думал, это невозможно, когда дело касается медных касок." "Но мы говорим не об обычном адмирале, лейтенант. Он редактировал превосходную историю флотского оружия и, наверное, лучшую из напечатанных биографий Джона Пола Джонса. Великий боже, сэр, этот человек действительно умеет читать и писать." Янсен приложил спичку к чашечке трубки и добавил уголком рта: "Совершенно невероятные знания для морского офицере, как лейтенант, наверное, согласится первым?" "Янсен", сказал Джего. "Вали к дьяволу отсюда." Янсен удалился, а Джего повернулся и обнаружил широкую улыбку Петерсена. "Ты тоже шагай! Я возьму управление!" "Конечно, лейтенант!" Петерсен вышел и Джего потянулся за другой сигаретой. Пальцы перестали дрожать. Когда корабль поднимался но очередной волне, дождь брызгал в окно, и с удивлением он осознал, что наслаждается, несмотря на ноющую спину и постоянную усталость, которая, должно быть, длиться уже годы. Харри Джего было двадцать пять, но выглядел он на десять лет старше, даже в хороший день, чему бы вряд ли удивился тот, кто заглянул в его военный послужной список. Он бросил Йейл в марте 1941 года, чтобы вступить во флот, и был направлен на торпедный катер, входивший во вторую эскадру во время компании на Соломоновых островах. Битва за Гуадалканал длилась шесть месяцев. Джего вошел в нее хрустящим, чистеньким девятнадцатилетним энсином, а вышел младшим лейтенантом с Военно-морским крестом, потеряв два судна. Потом вторую эскадру переформировали и направили в Англию по настоятельному требованию Штаба Стратегических Сил для высадки американских агентов на французское побережье и вывоза их оттуда. Джего снова выжил, на этот раз в Английском Канале, в непрестанной битве лоб в лоб с немецкими катерами возле Шербура. Он выжил даже в день-Д в аду Омаха-Бич. Наконец, его везение кончилось 28 июня, когда катера атаковали конвой американских десантных сил, ждавший в заливе Лайм приказа пересечь Английский Канал. Джего пришел из Портсмута с сообщениями и оказался лицом к лицу с шестью лучшими кораблями, которых смогло найти Кригсмарине. В незабываемой десятиминутной стычке он потопил одно, повредил другое вражеское судно, потерял пять человек команды и закончил бой в воде с шрапнелью в левом бедре и правой щекой, разъятой до кости. Когда в августе он, наконец, вышел из госпиталя, ему дали всех, кто остался от старой команды - девять человек, и новую работу: отдых, в котором он сильно нуждался, исполняя роль почтальона на Гебридах между различными американскими и британскими станциями погоды и другими такими же организациями на островах, плавая на довоенном корабле, гордости королевских ВМС, который начинал рассыпаться на куски, когда пытался превысить скорость в двенадцать узлов. Кто-то из прежних владельцев под перилами мостика написал название: "Мертвая Точка", что можно было понимать по-разному. "Всего на месяц-другой", сказал Джего командир эскадры. "Смотрите, как на отпуск. Я имею в виду, что там ничего не может случиться, Харри." Джего вопреки себе улыбнулся и, когда шквал дождя ударил в окно, прибавил скорость. Штурвал дергался в руках. Море теперь было его жизнью, едой и питьем, важнее любой женщины. Все это подарили ему перипетии войны, но война не будет длиться вечно. Он тихо произнес: "Что, к черту, я стану делать, когда все кончится?" x x x Были дни, когда контр-адмирал Кэри Рив определенно думал, что жизнь кончена. Дни, когда вакуум существования казался невыносимым, а остров, который он любил с глубокой и неколебимой страстью, - тюрьмой. В такие моменты он обычно шел в любимое место, на холм, называющийся по-гэльски "Дан Бунде", "Желтый Форт", стоящий над Телеграфной бухтой на юго-западной оконечности Фады, названной так в свою очередь после бесплодной попытки установить в начале века станцию Маркони. Бухта лежала на дне кольца скал в четыреста футов высотой; полоска белого песка уходила в серую воду; почти в трех тысячах миль к западу был Лабрадор и ничего посередине. Тропинка вниз была не для слабонервных, проходя зигзагами по гранитным скалам, заляпанным птичьим пометом; морские птицы орали, кружась громадными облаками: бритвоклювы, шаги, чайки, водорезы повсюду. Некоторое время он угрюмо смотрел на все своим единственным глазом, потом повернулся взглянуть на остров. Земля ступенями снижалась к юго-западу. По ту сторону Телеграфной бухты лежала Южная бухточка и стояла спасательная станция, лодочный сарай, причал, дом Мердока Маклеода и больше ничего. Слева от него - весь остальной остров. Россыпь фермочек, в большинстве заброшенных, торфяное болото, овцы, пасущиеся на редком дерне, все пересечено двойной линией узкоколейки, идущей на северо-запад к Мэри-тауну. Рив вынул из кармана старую медную подзорную трубу и навел на спасательную станцию. Никакого признака жизни. Мердок, наверное, трудится над своей проклятой лодкой, и чайник, должно быть, тихо парит на каминной конфорке над горящим торфом, а кружка горячего чая щедро сдобрена нелегальным виски собственной Мердока выгонки и в такое утро не будет надолго забыта. Адмирал засунул трубу в карман и пошел вниз по склону. Дождь висел над островом, словно серый занавес. x x x Когда он вошел в лодочный ангар через маленькую заднюю дверь, Мердока не было и следа. Моторная спасательная лодка "Мораг Синклер" типа Уотсон в сорок один фут длиной стояла в своей тележке в начале слипа. Раскрашенная в бело-голубой цвет, она была аккуратна и красива, каждым квадратным дюймом доказывая заботу, которую расточал на нее Мердок. Рив с явным удовольствием провел рукой по борту. Позади со шквалом дождя открылась дверь и голос с мягким шотландским выговором произнес: "Я был в амбаре, собирал торф." Рив повернулся, увидев в дверях Мердока, и в то же мгновение огромная ирландская овчарка протиснулась за ним и понеслась к адмиралу. Его руки сомкнулись на имбирной морде зверя. "Рори, старый дьявол. Следовало догадаться." Он поднял глаза на Мердока. "Миссис Синклер искала его утром. Потерялся вчера ночью." "Я хотел позже сам привести его", сказал Мердок. "Вы здоровы, адмирал?" Ему было семьдесят: необъятного размера, в высоких ботинках и гернсейском свитере, глаза - вода на сером камне, лицо изборождено морщинами и сформировано жизнью на море. "Мердок", сказал адмирал Рив. "Вам никогда не приходило на ум, что жизнь - это история, рассказанная идиотом, полная шума и ярости и совсем ничего не значащая." "Утро такое?" Мердок стряхнул с рук торф и достал кисет с табаком. "Хотите чаю, адмирал?", справился он с тяжеловесной горской вежливостью. "И чуть-чуть добавки?", с надеждой предположил Рив. "Уисгебеата?", спросил Мердок по-гэльски. "Вода жизни? Почему бы и нет, в самом деле, если, как мне кажется, жизнь сегодня утром требует этого." Он степенно улыбнулся. "Я освобожусь через десять минут. Вам хватит времени прогуляться по берегу с собакой, чтобы сдуло паутину." x x x Вход в бухточку был мальстремом белой пены, волны бились о входные рифы с громовым ревом, вздымая брызги на сотню футов в воздух. Рив с трудом шагал по следам овчарки по краю воды, раздумывая о Мердоке Маклеоде. Тридцать два года боцманом на спасателе с Фады, легенда своего времени, за что старым королем Георгом он был удостоен Ордена Британской Империи и получил пять серебряных и две золотые медали от Союза Спасателей за храбрость в морских спасательных операциях. Он ушел в отставку в 1938 году, когда его сын Дональд занял его место боцмана, и вернулся через год, когда Дональда призвали на срочную службу в Королевский Военно-Морской Резерв. Замечательный человек по любым стандартам. Овчарка яростно залаяла. Рив посмотрел вдоль большой песчаной отмели, называемой "Траиг Моире" - "Отмель Мэри". В двадцати ярдах лицом вниз в желтом спасательном жилете на берегу лежал человек, волны одна за другой перекатывались через него. Адмирал подбежал, припал на колено и перевернул человека с трудом, потому что его левая рука была теперь совершенно бесполезна. Он был совсем мертвым - мальчик лет восемнадцати-девятнадцати в грубом комбинезоне, глаза закрыты как во сне, светлые волосы слиплись, никаких знаков различия. Рив начал обыскивать тело. Кожаный бумажник в левом нагрудном кармане. Когда он открыл его, подбежал Мердок и припал рядом на колено. "Посмотрим, что вы нашли." Он тронул бледное лицо тыльной частью ладони. "Сколько?", спросил Рив. "Десять-двенадцать часов, не больше. Кто он?" "Судя по комбинезону, с немецкой подлодки." Рив открыл бумажник и исследовал содержимое. Там было фото молодой девушки, пара писем и паспорт, столь размокший в морской воде, что начал распадаться на части, когда он очень осторожно открыл его. "Маленький мальчик, вот и все", сказал Мердок. "У них нет никого, кроме школьников?" "Наверное, в людях теперь нехватка, как и у нас", ответил Рив. "Его зовут Ханс Бляйхродт и он отпраздновал свой восемнадцатый день рождения в отпуске в Брунсвике три недели назад. Он был функгефрайтером, то есть телеграфистом, на U-743." Он положил документы в бумажник. "Если она затонула ночью, до конца недели мы можем получить еще несколько таких посланий." "Наверное, вы правы." Мердок нагнулся и со спокойной силой, не перестававшей изумлять Рива, поднял тело на плечо. "Теперь лучше отнести его в Мэри-таун, адмирал." Рив кивнул: "Да, мой дом подойдет. Миссис Синклер сможет осмотреть его и выписать свидетельство о смерти. Мы похороним его завтра." "Мне кажется, кирха лучше." "Не уверен, что это хорошая идея", сказал Рив. "В этой войне от врага в море погибло одиннадцать человек с острова. Мне кажется, их родственники не станут радоваться, увидев мертвого немца, лежащего в месте их богослужений." Глаза старика сверкнули: "И вы с ними согласны?" "Нет", торопливо сказал Рив. "Не втягивайте меня. Положите мальчика, где хотите. Вряд ли его это станет беспокоить." "Это беспокоит бога", твердо сказал Мердок. В голосе не было порицания, несмотря на то, что, как проповедник-мирянин, утвержденный шотландской церковью, он был ближе всех на острове к обязанностям священника. С этой оконечности Фады дороги не было, в ней не было необходимости, но в течении двух бесплодных лет, когда существовала станция Маркони, телеграфная компания проложила линию узкоколейки. Члены команда спасательного судна, в основном рыбаки из Мэри-тауна, ездили по ней в чрезвычайных ситуациях на дрезине, качая ее руками или прилаживая парус, когда ветер был попутным. Сегодня он и был таким и Мердок с адмиралом двигались по берегу на добрых пяти узлах, треугольный кусок брезента вздувался пузырем с одной стороны. Мертвый мальчик лежал в центре дрезины, рядом сидел Рори. Две мили, три, колея начала спускаться, ветер пробил дыру в завесе дождя, открыв Мэри-таун в паре миль на северо-западной оконечности острова: россыпь гранитных домов, несколько улиц, спускающихся к гавани. Полдюжины рыбачьих суденышек болтались на якорях с подветренной стороны волнолома. Мердок стоял, держа руку на мачте и осматривая море: "Хотите взглянуть, адмирал? Какое-то судно заходит в гавань и хотя не могу поклясться, но на нем звезды и полосы. Наверное, старею." Рив из карманы достал трубу и мигом навел. "Вы чертовски правы", сказал он, когда в окуляр впрыгнула "Мертвая Точка" с Харри Джего на мостике. Когда он совал трубу в карман, его руки дрожали от возбуждения: "Знаете, Мердок, Возможно сегодня для меня все перевернется." x x x Когда корабль встал у причальной стенки, на верхушке мола под зонтиком сидела за мольбертом женщина. Ей было слегка за сорок, спокойные голубые глаза на крепком, приятном лице. Она была в вязаной шапочке, старой морской офицерской шинели с нашивками капитана первого ранга и в брюках. Она встала, подошла к краю мола, держа зонтик, и улыбнулась: "Привет, Америка. Какие-то перемены." Джего быстро направился по трапу на мол: "Харри Джего, мэм." "Джин Синклер." Она протянула руку: "Я здесь бейлиф, лейтенант, и если я что-нибудь могу сделать..." "Бейлиф?", спросил озадаченно Джего. "Вы называете его магистратом." Джего улыбнулся: "Понимаю. Значит, вы представляете здесь закон." "Я также коронер и начальник порта. Это маленький остров. Мы делаем все, что можем." "У меня сообщение для контр-адмирала Рива, мэм. Не знаете, где его можно найти?" Она улыбнулась: "У нас на островах говорят: позови дьявола и он выпрыгнет у тебя за спиной." Джего быстро обернулся и получил небольшой шок. Когда он получал из рук Нимитца в Перле Военно-морской крест, адмирал Рив стоял рядом на платформе в блестящей полной форме с тремя рядами нашивок и медалей. Даже намека на это не осталось в спешащем к нему невысоком смуглом человеке с черной повязкой на глазу, в старой штормовке и морских башмаках. Только когда он заговорил, Джего окончательно узнал его. "Вы ищите меня, лейтенант?" "Адмирал Рив?" Джего щелкнул каблуками и отсалютовал. "Сэр, я доставил Вам сообщение. Вручено мне офицером королевских ВМС в штабе в Маллейге. Если хотите, можете взойти на борт." "Проведите меня, лейтенант", нетерпеливо сказал адмирал, потом запнулся и повернулся к Джин Синклер. "Я нашел Рори. Он был с Мердоком на спасательной станции." Ее глаза ожили и слабая улыбка появилась на губах: "Что же, Кэри, я подумала, что вы совсем игнорируете меня." Он мрачно сказал: "Я нашел кое-что на Траиг Моире. Тело на берегу. Немецкий парень с подлодки." Ее улыбка растаяла: "Где он теперь?" "Я оставил его в церкви с Мердоком." "Мне лучше пойти туда. По дороге прихвачу пару женщин. Парня похоронят прилично." "Я присоединюсь позже." Она быстро направилась прочь, зонтик трещал под сильным дождем. "Настоящая леди," заметил Джего. Адмирал кивнул: "Именно так. Кстати, ей принадлежит весь этот чертов остров. Достался от отца. Он был здесь чем-то вроде феодала." "Откуда эта морская шинель, сэр?", спросил Джего, когда они спускались по трапу. "От мужа. Потонул с "Принцем Уэльским" в сорок первом. Он тоже был Синклер, как и она. Второй кузен, кажется." Он засмеялся. "Старый обычай на острове - сохранять фамилию семьи." Команда собралась на палубе и когда адмирал перешагнул поручни, Янсен дудкой приветствовал его на борту. Рив изумленно оглядел его и спросил Джего: "Откуда он взялся? С банановоза?" "Главный старшина Янсен, сэр", слабо сказал Джего. Рив изучил Янсена, оглядев штормовку, косматую бороду и вязаную шапочку. Он повернулся с содроганием: "С меня достаточно. Не хотите ли просто отдать мне сообщение?" "Следуйте за мной, адмирал." Джего шел впереди по трапу в свою каюту. Он вытащил портфель из-под матраца, открыл его и достал пухлый коричневый пакет, запечатанный сургучными печатями. Рив взял его и тут раздался стук в дверь и вошел Янсен с подносом. "Кофе, джентльмены?" Рив подавил импульс вскрыть пакет и сказал Джего, принимая чашечку: "Как идет война?" "Могильщики работают лихо, адмирал", ответил Янсен. Рив зачарованно смотрел на него: "Главный старшина, говорите?" "Лучший, сэр", смело сказал Джего. "Можно спросить, где вы его нашли?" "Гарвард, сэр", вежливо сказал Янсен и удалился. Рив сказал с изумлением: "Он не шутит?" "Боюсь, что нет, адмирал." "Не удивительно, что войну не кончат к рождеству." Рив присел на край койки, разорвал пакет и вынул два конверта. Вначале он открыл меньший. Внутри было фото и письмо, которое он быстро прочитал с улыбкой на лице. Он передал фото Джего. "Джанет, моя племянница. Она врач в госпитале Гая в Лондоне. С сорокового. Работает под бомбами." У нее был серьезный, ровный взгляд, высокие скулы, чуть широковатый рот. Что-то в ее выражении проняло Джего. Он неохотно вернул фотографию: "Очень мила, сэр." "Ну, это явное преуменьшение." Рив открыл второй конверт и нетерпеливо начал читать содержащееся в нем письмо. Постепенно улыбка сошла с его лица, глаза потемнели, рот застыл. "Плохие новости, сэр?" "Это, сынок, полностью зависит от точки зрения. Командиры склонны думать, что война может идти без меня. То есть, говоря любимую фразу наших британских союзников, я сделал свой кусок." Джего открыл шкаф позади него, достал бутылку скотча и бокал, который вручил адмиралу: "Большинство моих знакомых могли бы сильно поспорить на этот счет, сэр." Он налил в бокал щедрую порцию виски. Рив сказал: "Что-нибудь другое было бы серьезным нарушением правил, лейтенант." Он нахмурился: "Кстати, как вас зовут," "Джего, сэр. Харри Джего." Рив отхлебнул виски: "Что у вас за служба здесь? Это старое корыто выглядит, словно осталось с Крымской войны." "Весьма возможно, сэр. Гордость Королевских ВМС. Мы играем в почтальонов, как видите. Кажется, они думают, что эта работа большего не стоит." "Чем вы занимались прежде?" "Торпедные катера, сэр. Вторая эскадра, работали в Канале." "Джего?", сказал Рив и его лицо оживилось: "Вы потеряли судно в заливе Лайм." "Думаю, так можно сказать, сэр." Рив улыбнулся и протянул руку: "Приятно видеть вас, сынок. А эти ребята наверху? Они из той вашей команды?" "Кто остался." "Ну, раз я здесь, можете показать мне этот хлев." И Джего провел его от киля, до клотика. Они закончили в рубке, где нашли Янсена над столом с картами. "И куда вы отсюда?", спросил Рив. "Следующая остановка - станция погоды на юго-западной оконечности Харриса, адмирал. Я как раз прокладываю курс." "Покажите." Янсен провел пальцем от Саунда в Атлантику и Рив сказал: "Осторожнее здесь, особенно если видимость ухудшается. Здесь, в трех милях к северо-западу." Он показал на карте: "Вашингтон-риф! Звучание не напоминает родину?" "А, вероятно, не должно?", спросил Джего. "Смертельная западня. Точка наибольшего риска судоходству на всем западном побережье Шотландии. На этих скалах четыреста лет назад ушли в ад два галеона Испанской Армады. Они до сих пор дробят суда на куски. Одна из главных причин, что здесь на Фаде есть спасатель." "Может, нам лучше идти на север через Литтл-Минч, сэр?" Рив улыбнулся: "Я знаю - разгар войны, лейтенант, но это все что у нас есть." Янсен торжественно сказал: "Пока на войну смотрят, как на нечто безнравственное, в ней всегда будет очарование. Все, что кажется вульгарным, теряет в популярности. Оскар Уайлд сказал это, сэр", произнес он. "Великий боже, верни мне рассудок." Рив покачал головой и повернулся к Джего: "Позвольте мне покинуть эту развалину, пока я совсем не сошел с катушек." "Еще одно, сэр. Вы знаете мистера Мердока Маклеода?" "Он боцман на спасателе и мой добрый друг. Почему вы спрашиваете?" Джего расстегнул карман рубашки и вынул оранжевый конверт. "Командир королевских ВМС в Маллейге попросил меня доставить ему эту телеграмму; сейчас на острове нет ни телефона, ни телеграфа, как я понимаю." "Это верно," сказал Рив. "Кабель разорвало в шторм в прошлом месяце и его еще не починили. В самом деле, сейчас единственная связь острова с внешним миром - это мое личное радио." Он потянул руку за конвертом, который был открыт. "Из Адмиралтейства, сэр." "Плохие новости?" "У него сын, сэр, лейтенант Дональд Маклеод." "Верно. Командир вооруженного траулера в эскорте конвоев в Северном море на восточном побережье. Ньюкасл - Лондон." "Торпедирован вчера у Хамбери со всей командой." Рив заговорил шепотом: "Никто ни спасся? Вы уверены?" "Боюсь, что нет, адмирал." Рив, казалось, старел на его глазах: "Они, очевидно, не сказали вам еще одно, лейтенант; хотя Дональд Маклеод был командиром траулера, в команде было еще четыре человека с острова." Он вернул конверт Джего: "Чем быстрее мы кончим с этим, тем лучше." x x x Церковь Святого Мунго была крошечным, исхлестанным погодой зданием с квадратной башенкой, построенным из блоков тяжелого гранита на склоне холма над городом. Рив, Джего и Фрэнк Янсен вошли через ворота, прошли по тропинке через церковный дворик, усеянный надгробиями, к западному приделу. Рив открыл массивную дубовую дверь и вошел. В крошечной часовенке сбоку от алтаря на козлах лежал в гробу мертвый мальчик. Две пожилые женщины убирали тело, Мердок и Джин Синклер стояли рядом, говоря приглушенными голосами. Они повернулись и посмотрели на открывшуюся дверь. Держа фуражки в руках, трое мужчин подошли ближе. Они помолчали, потом Рив протянул Джин Синклер оранжевый конверт. "Я думаю, вам следует это прочесть." Она взяла конверт, достала телеграмму. Ее лицо побледнело, она молчала. Интуитивно Рив понял, что она заново переживает собственную трагедию. Она повернулась к Мердоку, но адмирал быстро шагнул вперед, оттеснив ее. Мердок сказал тихо: "Кажется, у вас для меня плохие новости, Кэри Рив." "Судно Дональда торпедировано вчера у Хамбери", сказал Рив. "Затонуло со всей командой." Дрожь прошла по всему телу старика. Он зашатался, потом глубоко вздохнул и выпрямился: "Божья воля." Две женщины, прибирающие тело, подошли ближе к ним; их лица застыли в ужасе. Как знал Рив, они сейчас потеряли мужа и брата. Мердок вернулся назад и стоял, смотря на немецкого мальчика, смертельно бледное лицо которого было мирным. Он наклонился и тронул его ледяную руку: "Бедный парень", сказал он. "Бедный мальчик!" Его плечи поникли и он тихо заплакал. ---------------------------------------------------- Баркентина "Дойчланд", 12 сентября 1944 года. Широта 26ь.11N, долгота 30ь.26W. Ветер NW 2-3 балла. Облачно. Видимость плохая. Сильный шквал прошлой ночью во время средней вахты, разорван кливер. 3 Где-то в пятистах милях к югу от Азоров Эрих Бергер сидел за столом в каюте, заполняя личный дневник: "...наше общее продвижение, конечно, гораздо лучше, чем я мог надеяться, и все же пассажиры находят путешествие исключительно скучным. Большую часть времени плохая погода держит их внизу; световые люки текут и в кают-компании постоянно сыро. Потеря цыплят и двух молочных коз, все смыты за борт сильным шквалом через три дня после выхода из Белема, имела неблагоприятный эффект на нашу диету, хотя снова это наиболее заметно по монахиням. Фрау Прагер остается моей главной заботой и ее состояние, как я могу судить, продолжает ухудшаться. На случай встречи с вражеским судном мы подготовились насколько возможно. "Дойчланд" теперь стала "Гудрид Андерсен" до последней детали, включая библиотеку шведских книг в моей каюте. План компании при высадке в любое время, прост. Лишние сверх нормального в команде люди спрячутся под полом трюма. Затея проста, но их легко найти, немного порыскав, однако, у нас нет другого выбора. "Дойчланд" ведет себя так хорошо, насколько это возможно в Атлантике, хотя не проходит и дня, чтобы шквалы не разрывали паруса, а сегодня утром мистер Штурм доложил о двадцати дюймах воды под полом трюма. Однако, это еще не причина для паники. Мы все становимся старше, а "Дойчланд" старше большинства из нас..." Все судно пьяно накренилось и Бергера выбросило из кресла, когда каюта покачнулась. Он вкарабкался на ноги, открыл дверь и выбежал на палубу. "Дойчланд" ныряла в бурном море, вся палуба в шипящей пене. Лейтенант Штурм и старший матрос Кнут с обоих сторон вцепились в штурвал и боролись изо всех сил, чтобы удержать его. Высоко над палубой главный гафель свободно бился на ветру. Шум был ужасен и раздавался даже в реве ветра, верхушка мачты дергалась туда-сюда, как прутик. Как будто парус лопнул только что. Но Рихтер был уже на снастях, море перекатывалось через него, когда он дергал за линь, чтобы погасить парус. Бергер бегом присоединился к нему, поскользнулся и закатился к люку, когда очередная большая волна прошла по палубе, но сразу оказался на ногах и добавил свой вес к линю вместе с Рихтером. Парус упал и "Дойчланд" заметно выпрямилась, барабанные звуки стихли. Рихтер прокричал: "Мне лучше подняться туда и привязать новый линь." Бергер перекричал ветер: "В такую погоду вам не продержаться на гафеле и пяти минут. Надо подождать, пока ветер не стихнет." "Но парус разорвет на куски." "Гаскет его немного поддержит. Я за ним присмотрю." Бергер прыгнул в снасти и начал карабкаться, ощущая, как ветер трется о него, как живое существо. Поднявшись на пятнадцать футов он остановился и посмотрел вниз, Рихтер был прямо под ним. x x x В кают-компании было на фут воды, море разбило световые люки и вливалось в них. Сестра Анджела ходила из каюты в каюту, делая все что можно и успокаивая растревоженных спутниц. Когда она зашла к Прагерам, то нашла старика на коленях перед койкой жены. Фрау Прагер была смертельно бледной, глаза закрыты, жизнь чуть теплилась в ней. "Что такое?", тревожно спросил Отто Прагер. Она не ответила и пощупала пульс жены. Он еще бился, но нерегулярно. Прагер дернул ее за рукав: "Что происходит?" "Я посмотрю", спокойно ответила она. "Оставайтесь с женой." Она вышла на палубу. "Дойчланд" шла на север, все косые паруса тянули хорошо, реи скрипели, когда судно ныряло в волны. Штурм и Кнут все еще были за штурвалом. Молодой лейтенант что-то крикнул ей, но слова унес ветер. Она подошла к вантам левого борта, ветер рвал ее черное одеяние, и подняла глаза на раздутые паруса. Небо было однородно серым, мир оживлялся лишь звуками судна, тысячью скрипов и стонов. Вдруг в сотне футов наверху она увидела Бергера и Рихтера, качавшихся взад и вперед на конце реи и закрепляющих парус. Кажется, это было самое невероятное зрелище в ее жизни, и ее охватило чувство огромного возбуждения. Море плеснулось через поручни тяжелым зеленым занавесом, окатив ее всю и заставив скользить по палубе на локтях и коленях. Она уцепилась за бульверк и попыталась подняться. Бергер спрыгнул перед ней с вантов и схватил ее за руки. "Чертова дура!", заорал он. "Почему вы не остались внизу?" Он бегом повлек ее через палубу в свою каюту, прежде чем она смогла ответить. Сестра Анджела без сил упала в кресло за столом, а Бергер захлопнул дверь и оперся об нее. "Что, черт побери, прикажете мне делать с вами?" "Простите", сказала она. "Внизу началась паника. Я просто хотела узнать, что происходит." Он взял с койки полотенце и перебросил ей: "Разошелся линь и разорвался парус. Он мог переломить топ-мачту, словно спичку, но Рихтер оказался проворнее." Он открыл шкаф и достал бутылку. "Глоточек, сестра? Конечно, в чисто медицинских целях. Боюсь, что могу предложить только ром." "Спасибо, нет." Бергер налил себе хорошую дозу, а она вытерла лицо и с любопытством смотрела на него. "Невероятно, как вы работали там, наверху. Вы и господин Рихтер, так высоко в такую погоду." "Ничего особенного," спокойно ответил он, "для того, кто зарифлял главный парус на клиппере, идущем в шторм под всеми парусами у мыса Горн." Она медленно кивнула: "Скажите, вы еще думаете, что нам не везет? Нам гарантирован встречный ветер, вы так говорили в первую встречу. И все же мы далеко продвинулись, вы не согласны?" "Да, мы хорошо использовали время",, согласился Бергер. "Хотя каждый день понемногу баркентина разваливается под нами на кусочки." "Вы говорите о "Дойчланд", словно она - живое существо. словно у ней свое собственное бытие." "Не стану спорить. Хотя предполагаю, что ваша церковь поспорила бы. У судна не один голос, а множество. Можно слышать, как они перекликаются друг с другом, особенно по ночам." "Ветер в оснастке?" Что-то в ее голосе было похоже на усмешку. "Есть и другие объяснения. Старожилы говорят, что духи разбившихся до смерти матросов остаются на судне." "И вы верите?" "В Кригсмарине такая вера обязательна!" Он иронически улыбнулся. "Представьте, сколько теней, населяют эту старую леди. Когда в следующий раз что-то проскользнет мимо вас в темноте на трапе, будете знать, что это. Тогда вас будут охранять Отец наш и две святые Марии." Ее щеки залила краска, но прежде чем она ответила, распахнулась дверь и появилась сестра Эльза. "Сестра, быстрее, пожалуйста. Кажется, фрау Прагер хуже." Сестра Анджела вскочила на ноги и помчалась. Бергер закрыл за ней дверь, подобрал отброшенное полотенце и вытер лицо. Странно, как ей удавалось выявить в нем самое худшее. Постоянный источник раздражения, но вероятно, просто потому, что они слишком долго находятся вместе в замкнутом пространстве. И все же... x x x Большую часть дня корабль Его величества "Гардиан", подводная лодка класса Т британского Флота Метрополии на пути в Тринидад со спецзаданием, шла в погруженном состоянии, но в 16-00 поднялась на поверхность. Вибрация дизелей разбудила ее капитана, лейтенант-коммандера Джорджа Харви. Мгновение он лежал на койке, уставившись на стальную переборку, ощущая привкус во рту, запахи подлодки, потом зеленая занавеска отодвинулась и старшина Сваллоу вошел с чаем в обколотой эмалированной кружке. "Только что всплыли, сэр." Чай плохой, но по крайней мере в нем был настоящий сахар, а это уже кое-что "Что снаружи?" "Облачно. Ветер северо-западный. Два-три балла. Видимость плохая, сэр. Легкий туман, мелкий дождь." "Как всегда, лаконично, боцман", сказал Харви. "Прошу прощения, сэр?" "Ничего. Просто передайте мистеру Иджу, что я присоединюсь к нему на мостике через пять минут." "Да, сэр." Сваллоу удалился, Харви, зевая, опустил ноги на пол. Потом подошел к столику, привинченному к переборке, открыл боевой журнал "Гардиан" и холодным, точным морским языком начал записывать события очередного дня. x x x На мостике стояли трое: вахтенный офицер суб-лейтенант Идж, сигнальщик и впередсмотрящий. Море было на удивление тихим, нет обычного швыряния и качки, которые подлодка часто испытывала, плывя на поверхности в плохую погоду. Идж основательно наслаждался. Дождь освежал лицо, соленый воздух вызывал в легких ощущение чистоты и сладости, после многих часов, проведенных внизу. Сваллоу поднялся по трапу с кружкой чая в руке. "Вам, однако, нравится сырая погода, сэр. Капитан присоединится к вам на мостике через пять минут." "Прекрасный вид", радостно сказал Идж. "Плохо, что не о чем докладывать." Сваллоу открыл рот отвечать, но вдруг его глаза расширились и на лице появилось выражение недоверчивого изумления. "Боже всемогущий", сказал он, "я в это не верю." В тот же миг впередсмотрящий закричал, указывая, и Идж, обернувшись, увидел трехмачтовую баркентину под всеми парусами, появившуюся из полосы тумана в четверти мили по левому борту. x x x На борту "Дойчланд" паники не возникло, ибо план действий в таких обстоятельствах был опробован много раз и каждый в точности знал, что делать. Бергер был на квартердеке, Штурм и Рихтер рядом у поручней. Боцман держал сигнальную лампу. Капитан заговорил, не опуская бинокля: "Британская подлодка класса Т." "Вот оно?", спросил Штурм. "Все кончилось?" "Похоже." Расчет пушки на "Гардиан" облепил боевую рубку и занял места. Несколько мгновений продолжалась значительная активность, потом замигала сигнальная лампа. "Остановитесь или открою огонь", сказал Рихтер. "Весьма четко. Ответ: как нейтральное судно подчиняюсь, но протестую." В руках боцмана затарахтела шторка сигнальной лампы. Мгновение спустя пришел ответ: "Намереваюсь взойти на борт. Остановитесь." Бергер опустил бинокль: "Прекрасно, джентльмены. Действуйте, если хотите. Спустить все паруса, Штурм. Рихтер, проверьте команду в трюмах, а я займусь пассажирами." Возник шквал активности, когда Штурм пролаял приказ палубной вахте. Рихтер быстро спустился по трапу на квартердек. Бергер последовал за ним, направляясь в кают-компанию. Когда он вошел, четверо монахинь сидели вокруг стола слушая, как сестра Лотта читает библию. "Где сестра Анджела?", спросил Бергер. Сестра Лотта прервалась: "С фрау Прагер." Дверь каюты консула открылась и появился Прагер. Он выглядел изможденным, обессилевшим, и так похудел с первой ночи в Белеме, что тропический льняной костюм казался на размер больше. "Как дела", спросил Бергер. "Плохо", сказал Прагер. "Она слабеет с часу на час." "Прошу прощения", сказал Бергер, обращаясь ко всем. "Британская подлодка находится на поверхности в четверти мили по левому борту и приближается. Они хотят высадиться на борт." Сестра Кэт быстро перекрестилась, сестра Анджела вышла из каюты Прагеров, сжимая эмалированное ведро, белый передник был влажным. Бергер обратился к ней: "Вы слышали?" "Да." "У нас плохая ночь, сестра, чертовски плохая. Вы понимаете?" "Прекрасно, капитан." ее лицо побледнело, но глаза сверкали. "Мы не хотим, чтобы вы утонули." Бергер взял швабру, оперся о переборку, выпрямился и несколько раз ткнул в световой люк. Осколки дождем посыпались на стол, монахини с криком отпрянули. Он бросил швабру в угол. "Проследите за этим", сказал он и вышел из кают-компании. Наступила мертвая тишина, монахини выжидательно уставились на сестру Анджелу. Внезапным движением она подняла ведро и выплеснула его содержимое на пол. Сразу поднялась всепроникающая вонь рвоты, сестра Бригитта отвернулась, прижав руки ко рту. "Прекрасно", сказала сестра Анджела. "Теперь ты, Лотта, ступай в уборную и принеси ведро помоев. Я хочу, чтобы здесь было так, чтобы томми убрались из кают-компании через две минуты." Она совершенно изменилась, голос стал четким, резким, почти командирским. "Остальные, устройте ужасный беспорядок в каютах. Намочите постели морской водой." Прагер дернул ее за рукав: "Что со мной, сестра? Что я должен делать?" "Господин Прагер", ответила она, "преклоните колени у постели жены - и молитесь." x x x Пока "Гардиан" подплывала, Харви пристально наблюдал в бинокль активность на палубе "Дойчланд". Позади по трапу поднялся Идж. "Я проверил регистр Ллойда, сэр. Кажется, с ней все в порядке. "Гудрид Андерсен", трехмачтовая баркентина, зарегистрирована в Готенбурге." "Но какого черта она делает здесь?" Харви нахмурился, пытаясь найти наилучший способ справиться с ситуацией. Его первый офицер Грегсон лежал на койке с поломанной левой лодыжкой. При таких обстоятельствах покидать "Гардиан" самому, даже временно, было немыслимым. Что заставляло послать в патрульный досмотр, в его первый досмотр, Иджа, девятнадцатилетнего мальчика, - далеко не идеальный выбор. С другой стороны, имелся Сваллоу. Его глаза коротко встретились с глазами старшины. Не было сказано ни слова, но он знал, что боцман прекрасно прочел его мысли. "Скажите, боцман, кто-нибудь на борту говорит по-шведски?" "Не могу знать, сэр." "Надо надеяться, что они достаточно владеют английским, чтобы понять нас. Группу досмотра возглавит лейтенант Идж. Подберите ему пару хороших матросов - только с ручным оружием. Мне кажется, вы тоже можете участвовать в операции." "Да, сэр." Сваллоу повернулся и прокричал команду, открылся передний люк и вывалилась резиновая лодка. Идж спустился с мостика и через несколько мгновений появился на корпусе лодки, застегивая пояс, с которого свисал револьвер Веблей в кобуре. Он был возбужден и не скрывал этого. "Думаете, он справится?", спросил Харви. "Верю, сэр." "Хорошо. Внимательно просмотрите судовые бумаги и личные документы каждого на борту." "На что специально обратить внимание, сэр?" "Ни на что", ответил Харви. "Последний раз немцы использовали парусное судно как надводный рейдер в 1917, если я правильно помню морскую историю, но времена изменились. Нет, мы имеем право лишь проверить ее документы, но я с любопытством погляжу на род ее занятий. Отправляйтесь." x x x Штурм ждал у поручней пока пристанет лодка. Идж первым взобрался по веревочному трапу, за ним матрос и Сваллоу с автоматом Томпсона. Другой матрос остался в лодке. Бергера не было видно. Штурм, прекрасно говоривший по-английски, указал на флаг, развевающийся на верхушке мачты: "Я протестую, сэр. Как видите, это шведское судно." "Как хорошо, что вы говорите по-английски", с явным облегчением сказал Идж. "Лейтенант Филипп Идж с подводной лодки "Гардиан" Его величества короля Британии. Вы - капитан судна?" "Нет, я - Ларсен, первый помощник. Капитан Нильсен в своей каюте готовит для вас судовые бумаги. Боюсь, дела несколько неприятны. У нас была тяжелая ночь. Чуть не перевернулись, когда в среднюю вахту ударил шквал. Мы получили определенные повреждения." Идж обратился к Сваллоу: "Управляйтесь здесь, боцман, а я поговорю с капитаном." "Не надо ли взглянуть вниз?", предложил Сваллоу. Идж повернулся посмотреть на расчет орудия "Гардиан", на пулемет Браунинга в рубке позади Харви. "Почему бы и нет?", сказал он и пошел за Штурмом к квартердеку. Молодой немец открыл дверь в каюту капитана и вежливо отступил в сторону. Идж помедлил на пороге, осмысливая открывшийся перед ним кавардак. Иллюминатор разбит, ковер на полу намок, все усыпано книгами и личными вещами. Бергер встал из-за стола с суровым лицом, судовой журнал и другие документы лежали перед ним. "Боюсь, капитан Нильсен не говорит по-английски, поэтому я буду переводчиком." Это заявление было весьма далеко от истины в том, что касалось английского, хотя, если поскромничать, было похоже на правду. "Капитану", добавил Штурм, "не нравится насильственная высадка на нейтральное судно для проверки ее законного бизнеса." "Извините", сказал Идж, заметно смущенный суровым выражением лица Бергера, "боюсь, мне придется настаивать на проверке судовых документов и журнала, а также заявления о грузе." Бергер отвернулся, словно в ярости. Штурм сказал: "Но у нас нет груза, лейтенант, только пассажиры." Он взял со стола судовой журнал, намокший в морской воде, со слипшимися страницами. "Наверное, вам надо посмотреть журнал? Здесь вы найдете и все относящиеся к делу документы." Идж принял журнал, сел в кресло Бергера и попытался разделить первые две пропитанные водой страницы, которые моментально разорвались в его руках. В это самое мгновение Рихтер и одиннадцать других членов команды, спрятавшиеся вместе с ним в подтрюмном пространстве, лежали на полу, покрытом несколькими дюймами вонючей воды, прислушиваясь к тяжелым шагам Сваллоу над их головами. x x x Идж вышел из каюты через пятнадцать минут, проверив по возможности тщательно подборку документов и держа в руках шведские паспорта, необходимые для инспекции. Сваллоу появился из кают-компании, выглядя нехорошо. Идж спросил: "Все пассажиры внизу, боцман?" "Да, сэр." Сваллоу начал быстро и глубоко дышать соленым воздухом: "Пять монахинь, сэр, и старый джентльмен с женой - она выглядит не слишком здоровой." Идж направился ко входу в кают-компанию и Сваллоу торопливо сказал: "Не хочу надоедать, сэр. Но если это обязательно надо. Очевидно, прошлой ночью в шторм у них было гадкое время. Они все еще убираются." Идж помедлил, повернулся бросить взгляд на Штурма, сзади которого сердито смотрел Бергер, потом направился вниз. Запах был ужасным, зловоние человеческих экскрементов и рвоты выворачивало желудок. Первое, что он увидел в кавардаке салона, были четыре монахини на коленях в грязи с ведрами и швабрами, скребущие пол. Идж поднес платок ко рту, когда сестра Анджела появилась из дверей каюты Прагеров. "Чем могу помочь?", спросила она на хорошем английском. "Извините, что потревожил, мэм. Я обязан это сделать - понимаете?" Он протянул паспорта: "Международные правила во время войны. У меня полномочия проверить список пассажиров." Он взглянул за нее на Прагера, коленопреклоненного перед женой. Ее лицо было смертельно бледным, блестело от пота, она дышала с невероятным трудом. "Кто эта леди и джентльмен?" Он начал перебирать паспорта. "Господин Тернстрем с женой. Как вы видите, она очень больна." Прагер повернулся взглянуть на него, страдание на его лице было абсолютно неподдельным, и Идж непроизвольно сделал шаг назад. Лотта выбрала именно этот момент для приступа тошноты, корчась на полу, как животное. Этого оказалось достаточно. Идж торопливо отвернулся, оттолкнул Штурма и через кают-компанию выбежал на палубу. Наклонившись над перилами правого борта, он глубоко дышал. Сзади подошел Сваллоу. "Вы в порядке, сэр?" "Боже, какая чумная дыра. Эти женщины - они пройдут сквозь ад." Он взял себя в руки: "Вы хорошо проверили трюмы, боцман?" "Пусто, как в свистке, сэр. Только балласт песка." Идж повернулся к Штурму, стоявшему выжидая, с Бергером в двух шагах позади. "Я не понимаю." "Мы много месяцев работали на каботажной торговле в Бразилии", объяснил Штурм. "Теперь решили вернуться домой. Как можете представить, никто не согласился на риск доверить нам груз." "А пассажиры?" "Добрые сестры более года были на мели в Бразилии. Мы оказались первым шведским судном, покидающем страну. Они благодарны любой представившейся возможности." "А пожилая леди?", спросил Идж. "Госпожа Тернстрем. Она плохо выглядит." "И хочет повидаться с семьей, пока еще есть время." Штурм горько улыбнулся: "Война для нас, нейтралов, многое сделала трудным, особенно когда надо перебраться с одного места на другое." Идж принял решение и вернул паспорта: "Вам они еще потребуются. Мои извинения капитану. Я должен согласовать решение с моим капитанам, но не вижу причин, по которым вам не будет позволено продолжить плавание." Он прошел к выкидному трапу и остановился: "Эти леди, там, внизу..." "Все будет прекрасно, лейтенант. Мы скоро все приведем в форму." "Мы можем сделать для вас что-нибудь еще?" Штурм улыбнулся: "Принесите новость о конце войны. Как идут дела?" "Несомненно в нашу пользу", ответил Идж. "Хотя, кажется, в Европе слегка медлят. Не думаю, что, после всего, мы увидим Берлин до рождества. Немцы в Нидерландах сражаются, как черти." Он быстро спустился по трапу, за ним последовали Сваллоу и матрос, и они отчалили. "Ну как, боцман?", спросил он, когда отошли подальше. "Я понял одно, сэр. Никогда я не стану жаловаться на условия службы в подводном флоте." x x x Бергер на квартердеке курил сигару и ждал. Штурм стоял рядом. "Как думаете, господин капитан?", спросил Штурм. "Сработало?" В этот момент замигала сигнальная лампа на мостика "Гардиан". "Можете следовать", прочел Бергер. "Счастливого плавания и удачи." Он повернулся к Штурму, лицо прояснилось: "Моя бабушка с материнской стороны была англичанка, я говорил вам когда-нибудь?" "Нет." Бергер швырнул сигару за борт: "Судно в вашем распоряжении, господин Штурм. Начинайте двигаться, как можно скорее." "Слушаюсь." Штурм повернулся, громко отдавая команды матросам внизу, а Бергер сошел на палубу. Он встал у входа в кают-компанию, чувствуя вонь, снизу на него глядело бледное лицо сестры Анджелы. "Сработало?", тихо спросила она. "Когда у вас будет время, напомните мне, чтобы я сказал, какая вы замечательная женщина, сестра." "В подходящий момент обязательно, капитан. Можете быть уверенным", безмятежно ответила она. Бергер отошел. "Гардиан" уже направлялась на юго-запад. Он следил за ее ходом, когда позади из переднего люка неожиданно появился Хельмут Рихтер и прошел на корму. Он был покрыт грязью, но улыбался. "Можно парням выйти на палубу и обмыться из помпы? После трюма они весьма сильно попахивают." "Заметно", сморщил нос Бергер. "Подождите еще минут двадцать, Хельмут, пока британские друзья не уйдут по-настоящему, потом выпускайте." Он пошел в свою каюту, а Рихтер, сняв рубашку, качал помпу одной рукой, повернув шланг на себя. В это время сестра Лотта вышла на палубу, сжимая в обоих руках полные ведра дряни. Она уже подошла к поручням правого борта, чтобы их выплеснуть, когда подошел Рихтер. "Никогда против ветра", сказал он. "Иначе можете получить содержимое в лицо." Он посмотрел в ведро с отвращением. "А без этого вы вполне можете обойтись." Он донес ведра до левого борта, выплеснул их и обмыл под помпой. Она спокойно смотрела на него. Она была маленькой, изящно сложенной, дочь адвоката из Мюнхена, выглядевшая моложе своих двадцати трех лет. В отличие от других монахинь, она была еще послушницей и перебралась в Бразилию из Португалии в прошлом году только потому, что была обученной сиделкой, а там был недостаток в людях ее квалификации. Она взяла его рубашку: "Я постираю." "Нет нужды." "И шов на плече разошелся, я заштопаю." Она подняла глаза и он увидел поразительную васильковую голубизну. "Наверное, внизу было ужасно." "Только для вас." Он отдал ведра, она взяла и одно мгновение они держали их вдвоем. Сестра Анджела тихо произнесла: "Лотта, вы мне нужны." Она стояла у входа в кают-компанию, ее лицо было спокойным как всегда, но в глазах при взгляде на Рихтера появилась новая настороженность. Девушка кротко улыбнулась, подошла к ней и обе сошли вниз. Рихтер начал энергично поливать голову водой из помпы. x x x Бергер сидел за столом, осматривая повреждения в каюте - это было неважно. Все можно быстро исправить. Открывая личный дневник, он испытывал огромное чувство приподнятости. Взяв ручку, задумался на мгновение, потом записал: "Теперь более чем когда-либо я убежден, что мы достигнем Киля..." ---------------------------------------------------- Баркентина "Дойчланд", 14 сентября 1944 года. Широта 28ь.16N, долгота 30ь.50W. Фрау Прагер скончалась на трех склянках средней вахты. Вскоре после рассвета мы предали ее морю, службу держала сестра Анджела. Находящиеся на судне сильно тронуты этим печальным событием. Во время послеобеденной вахты поднялся легкий бриз, доходя до свежего в порывах. Я оцениваю сегодняшнее местоположение, как 1170 миль от Коба в Ирландии. 4 Ночь быстро спускалась, когда Джего и старшина Янсен взбирались на холм Святого Мунго. Похоронную команду они обнаружили на кладбище позади церкви. Собралось около двадцати островитян, мужчин и женщин. Джин Синклер и Рив стояли рядом, адмирал - в полной форме. Мердок Маклеод в своем лучшем костюме из голубой саржи стоял в головах открытой могилы с молитвенником в руках. Два американца остановились неподалеку и сняли фуражки. Было очень тихо, раздавалось только непрестанное пение птиц. Джего посмотрел, как за Мери-тауном в подкове гавани стоял его корабль, пришвартованный к молу. Солнце бросало на небо отцвет меди с алыми отблесками на тонких перистых облаках. За Барра Хед островитяне шли к северу на Барра, Мингулей, Паббей, Сендрей, скользя по совершенно спокойному морю, черные на фоне пламени. Рив глянул через плечо, что-то пробормотал Джин Синклер, потом двинулся к ним, огибая могильные плиты: "Спасибо, что быстро пришли, лейтенант." "Не за что, сэр. Мы были на пути в Маллейг из Сторновея, когда вам передали сообщение." Джего кивнул на могилу, куда полдюжины рыбаков опускали гроб: "Еще один с U-743?" Рив кивнул: "Восьмой за три дня." Он поколебался: "В прошлый раз вы говорили, что на этой неделе поедете на побывку в Лондон." "Верно, адмирал. Если я смогу дойти вовремя до Маллейга, то намерен поймать ночной поезд на Глазго. Я что-нибудь могу сделать для вас, сэр?" "Конечно." Рив достал из кармана пару конвертов: "Первый для моей племянницы. Она живет в Вестминстере, недалеко от парламента." "А другое, сэр?" Рив положил его сверху: "Как видите, оно адресовано лично шефу штаб-квартиры. Это сэкономит время." Джего увидел адрес на конверте и поперхнулся: "Бог мой!" Рив улыбнулся: "Проследите, чтобы письмо вручили одному из его помощников лично. Никому другому." "Да, сэр." "Теперь вам лучше отправляться. Я жду, что услышу вас, как только вы вернетесь. Я уже говорил, что у меня в коттедже есть радиопередатчик: небольшое одолжение со стороны флота. Вы свяжитесь с Маллейгом, а я буду целыми днями сидеть у проклятой штуки, надеясь, что кто-нибудь обратит внимание." Джего отдал честь, кивнул Янсену, и они удалились. Адмирал вернулся к похоронам и Мердок Маклеод начал твердым ясным голосом громко читать: "Рожденному женщиной недолго жить. Он приходит и уходит, как цветок..." Когда они миновали входные ворота, вдруг стало очень темно, осталась лишь истлевающая полоска огня на горизонте. Янсен спросил: "Кому письмо, лейтенант?" "Генералу Эйзенхауэру", просто ответил Джего. x x x В Бресте перестрелка шла через реку и стрекотание автоматов разносилось над водой, когда Пауль Герике повернул за угол. Где-то далеко на горизонте ракеты по дуге неслись через ночь и, несмотря на сильный дождь, значительная часть города, похоже, была в огне. Большинство складов, когда-то обрамлявших улицу, были разбомблены, тротуар усыпан щебнем и битым стеклом, но небольшой отель на углу, который служил морским штабом, вроде бы уцелел. Герике быстро вбежал по ступенькам, показал часовому у дверей документы и вошел. Он был невысок, не более пяти футов пяти-шести дюймов, светловолосый, с бледным лицом, не тронутым ветром и погодой. Глаза очень темные, совсем без искры, в странном контрасте с доброй, почти ленивой улыбкой, которая, похоже, постоянно была у него на губах. Белая морская фуражка видела лучшие времена и он едва ли представлял импозантную фигуру в поношенной кожаной куртке, кожаных брюках и морских ботинках. Но юный лейтенант, сидящий в фойе за столом, увидел только Рыцарский крест с дубовыми листьями и мгновенно встал. "Меня просили немедленно доложить о своем прибытии коммодору подводного флота", сказал Герике. "Корветтен-капитан Герике, U-235." "Он ждет вас", сказал лейтенант. "Следуйте за мной." Они поднялись по витой лестнице. Младший офицер с пистолетом у пояса стоял на охране у одной из комнат отеля. Рукописная надпись на двери гласила: "Капитан-цур-зее Отто Фримель, командир Западного подводного флота." Лейтенант постучал и вошел: "Лейтенант-коммандер Герике прибыл." Комната была в полутьме, горела только настольная лампа на столе Фримеля. Он сидел в нарукавниках, разбирая кучу корреспонденции, на кончике носа висели очки в стальной оправе, в левом уголке рта торчал мундштук слоновой кости. Он, улыбаясь, встал из-за стола, протягивая руку: "Мой дорогой Пауль. Рад тебя видеть. Как Вест-Индия?" "Долгая тянучка", ответил Герике. "Особенно, когда время возвращаться." Фримель вынул бутылку шнапса и два бокала: "Шампанского нет. Не то, что в былые дни." "Что, нет букетов в доке?", сказал Герике. "Только не говори мне, что мы проигрываем войну." "Мой дорогой Пауль, в Бресте у нас вообще больше нет доков. Если бы ты прибыл днем, то заметил бы весьма неважное состояние наших неприступных причалов для подлодок. Пять метров напряженного бетона превращены в пыль маленькой штучкой, которую РАФ называет бомбой типа "землетрясение"." Он поднял бокал: "За тебя, Пауль. Я слышал, поход удачный?" "Неплохой." "Не преуменьшай. Канадский корвет, танкер и три торговых судна? Тридцать одна тысяча тонн, а ты говоришь "неплохо"? Я бы определил это как весьма большое чудо. В наши дни две из трех ушедших подлодок не возвращаются." Он покачал головой: "Сейчас не сороковой. Исчезло счастливое время. Теперь они присылают полуобученных детей. Ты - один из немногих оставшихся старожилов." Герике взял сигарету из пачки на столе. Французские из самых дешевых, и когда он закурил и затянулся, дым так защипал горло, что он зашелся в пароксизме кашля. "Боже мой! Теперь понятно, что дела плохи." "Ты не представляешь, насколько плохи", сказал Фримель. "Брест осажден американским восьмым армейским корпусом с девятого августа. Единственная причина, по которой мы все еще здесь, это совершенно невероятная оборона, которую держит генерал Рамке и вторая воздушно-десантная дивизия. Его парашютисты, без сомнения, самые превосходные воины, которых я когда-либо видел в действии, включая ваффен-СС." Он снова потянулся к бутылке шнапса: "Еще бы, их переместили сюда с Украины. Похоже, они все еще в эйфории от такой удачи. Кроме всего, американский лагерь военнопленных бесконечно предпочтительнее такого же русского." "А как с подлодками?" "Их больше нет. Девятой флотилии больше не существует. U-256 ушла последней. Это было одиннадцать дней назад. Штаб перегруппировался в Берген." "А как со мной?", спросил Герике. "Я мог бы пройти в Норвегию по пути из Ирландского моря и Северного пролива." "Приказ тебе, Пауль, совершенно однозначен. Ты должен уйти в Берген через Английский пролив, как и остаток флотилии, но в твоем случае кто-то в верховном командовании предусмотрел то, что можно назвать небольшим крюком." Герике, которого давно ничем нельзя было удивить, улыбнулся: "Куда именно?" "На самом деле все очень просто." Фримель повернулся к столу, покопался в куче карт, нашел нужную и разложил на столе. Герике наклонился: "Фальмут?" "Верно. Пятнадцатая флотилия королевских ВМС, действующая с Фальмута, недавно вызвала хаос на всем побережье. Говоря честно, они сделали невозможной любую морскую активность." "И что, они думают, я смогу с этим поделать?" "В соответствии с приказом - войти в Фальмут и выставить мины." "Ты, конечно, шутишь." Фримель протянул напечатанный приказ: "Сам Дениц." Герике громко рассмеялся. "Действительно чудно, Отто. Совершенно великолепно в своем идиотизме даже для этих кабинетных ублюдков из Киля. Что, черт побери, я должен сделать: выиграть войну одним смелым ударом?" Он покачал головой: "Они, похоже, верят в сказки. Кто-то должен сказать им, что когда портной хвастает, что одним ударом убьет семерых, он имеет в виду мух на куске хлеба с джемом." "Не знаю", ответил Фримель. "Могло быть хуже. Там защитная полоса мин плюс затопленное судно между Пенденнис Пойнт и Черной Скалой и временный сетевой бум от Черной Скалы до Сент-Энтони Хед. Кстати, все это совершенно секретно, но, похоже, у абвера все еще есть агент, действующий в районе Фальмута." "Ему, наверное, очень одиноко." "Суда все время заходит и выходят. Заходи с ними, когда откроют сеть. Сбрось свои яички здесь, на Каррик Роудс, и во внутренней гавани, и сразу назад." Герике покачал головой: "Боюсь, что нет." "Почему?" "Мы сможем войти, но, конечно, не сможем выйти." Фримель вздохнул: "Жаль, потому что я иду с тобой. Совсем не из жажды приключений, уверяю тебя. У меня приказ прибыть в Киль, и так как сухопутные пути в Германию отрезаны, кажется у меня единственная возможность - дойти с тобой до Бергена." Герике пожал плечами: "Ну, к конце концов, все дороги ведут в ад." Фримель взял французскую сигарету и вставил в мундштук: "В каком ты состоянии?" "Нас ударил "либерейтор" в Бискайе. Только поверхностные повреждения, но двигатели нуждаются в полной переборке. Для начала, новые подшипники." "Невозможно. Я могу дать тебе четыре-пять суток. Мы должны выйти девятнадцатого. Рамке сказал мне, что он сможет продержаться самое долгое еще неделю. Не больше." Дверь открылась и вошел молодой лейтенант: "Сообщение из Киля. Весьма срочно." Фримель принял клочок папиросной бумаги и водрузил очки. Легкая ироническая улыбка появилась на его губах: "Ты не поверишь, Пауль, но это подтверждение моего производства в ранг контр-адмирала, командующего всеми военно-морскими силами в районе Бреста. Наверное, оно задержалось на линиях связи." Лейтенант протянул еще один клочок. Фримель прочел, лицо посуровело, он передал клочок Герике. Содержание гласило: "Поздравляю с производством, убежден, что вы и ваши солдаты скорее умрете, чем отдадите врагу пядь земли. Адольф Гитлер." Герике вернул телеграмму: "Поздравляю, господин адмирал", официально сказал он. Без малейшего выражения эмоций Фримель сказал лейтенанту: "Пошлите в Берлин следующее сообщение: "Будем драться до последнего. Да здравствует фюрер!" Это все. Свободны!" Молодой лейтенант удалился. Фримель спросил: "Вы одобряете?" "Это последнее сообщение Лютьенса, перед тем как затонул "Бисмарк"." "Именно." Контр-адмирал Фримель сказал: "Еще рюмочку, мой друг?" Он потянулся к бутылке и вздохнул: "Какая жалость. Кажется, мы прикончили последнюю бутылку шнапса." x x x На следующий вечер в восемь-тридцать в Лондоне продолжался сильный дождь, когда передовые Ю-88 из кампфгруппы "1/КГ-66", действующие из Шартра и Ренна во Франции, нанесли свой первый удар. В девять-пятнадцать отделение скорой помощи госпиталя Гая уже работало в полную силу. Джанет Манро, задернув занавеску в последней клетушке по коридору, осторожно накладывала двадцать семь швов на правое бедро молодого пожарного-добровольца. Он казался ошеломленным и лежал, уставившись пустым взглядом в потолок, незажженная сигарета свисала из уголка рта. Джанет ассистировал медбрат по имени Каллаген, седой мужчина под шестьдесят, служивший на Западном фронте сержантом медицинского корпуса в первую мировую войну. Он сильно поддерживал молодую американскую докторшу всеми возможными способами и считал своим основным делом присматривать за ее благополучием, когда она казалась совершенно не способной сделать что-нибудь для себя. В частности, сейчас он был озабочен тем, что она находилась на службе двенадцать часов подряд и это начало сказываться. "Вы уйдете после этого пациента, мисс?" "Как я могу, Джой?", ответила она. "Они будут поступать всю ночь." Некоторое время бомбы падали на другой стороне Темзы, теперь же взрыв раздался близко. Все здание содрогнулось, донесся звон бьющегося стекла. Лампы на мгновение пригасли, где-то зашелся плачем ребенок. "Боже мой, Джерри выбрал как раз это время", заметил Каллаген. "Что вы имеете в виду?", спросила она, сосредоточенная на своей работе. Он, казалось, удивился: "Не знаете, кто здесь сегодня, мисс? Сам Эйзенхауэр. Появился внезапно примерно за час до бомбежки." Она прервалась и озадаченно посмотрела на него: "Генерал Эйзенхауэр? Здесь?" "Посетил парашютистов-янки из семьдесят третьей палаты. Этих парней на прошлой неделе выбросили над Парижем. Я слышал, он наградил некоторых." Она не восприняла, вдруг почувствовав сильную усталость. Повернувшись к пациенту, она наложила последнюю пару швов. "Я забинтую", сказал Каллаген. "Приготовьте себе чашечку чая." Когда она снимала резиновые перчатки, молодой пожарный повернул голову и посмотрел на нее: "Так вы янки, доктор?" "Верно." "Нет ли жвачки, дорогуша?" Она улыбнулась и достала из кармана зажигалку: "Нет, но могу дать огоньку." Она вынула сигарету у него изо рта, прикурила и вернула ему: "Теперь все будет в порядке." Он улыбнулся: "Вы готовите так же хорошо, док?" "Когда есть время." Внезапно усилие держать улыбку оказалось слишком непосильным, она повернулась и быстро вышла в коридор. Каллаген прав. Ей необходима чашечка чая, очень сильно необходима. И часов пятнадцать сна потом - но это, конечно, совершенно невозможно. Она смотрела вдоль коридора, когда занавеска одной клетушки отодвинулась и появилась молодая сиделка. Она, очевидно, была в панике, руки в крови. Дико озираясь, она заметила Джанет и позвала ее беззвучно, потому что в этот момент достаточно близко упала еще одна тяжелая бомба, сотрясая стены и осыпая штукатурку с потолка. Джанет схватила ее за плечи: "Что случилось?" Девушка попыталась заговорить, судорожно указывая на клетушку, но упала еще бомба, и Джанет, отодвинув ее в сторону, вошла. Женщина, лежавшая на мягком операционном столе, накрытая простыней, очевидно, находилась в разгаре родов. Склонившийся к ней молодой человек был в порванной и пыльной форме капрала коммандос. "Кто вы?" Усталость исчезла, словно ее и не бывало. "Ее муж, мисс. Она рожает." Она дернула Джанет за рукав: "Ради бога, сделайте что-нибудь." Джанет откинула простыню: "Когда она начала?" "С полчаса, может, немного больше. Мы были на Хай-стрит, когда включились сирены,