онимаю  вашу озабоченность. Но  прошу  поверить  мне.  НУМА  --
Национальное   агентство  подводных  и   морских  исследований  --  способно
справиться с этим заданием, не допустив при этом утечки информации.
     Джордан поднялся  с  диванчика, профессионально раздраженный  тем,  что
президент знал нечто ему неизвестное. Он мысленно дал себе зарок выяснить, в
чем тут дело, при первой возможности.
     -- Если Дейл предупредит адмирала, я немедленно направляюсь к нему.
     Президент протянул ему руку.
     -- Спасибо, Рэй.  Вы  и  ваши люди сделали превосходную работу за такое
короткое время.
     Николс  сопровождал  Джордана,  когда  тот  покинул  Овальный  кабинет,
направляясь к  зданию НУМА.  Как  только они оказались  в холле, Николс тихо
спросил Джордана:
     --  Строго  между  нами,  кто,  по  вашему  мнению,  стоит за  попыткой
нелегально провезти бомбу в нашу страну?
     Джордан немного подумал и затем ответил пугающе ровным тоном:
     -- Мы будем знать  ответ  на этот  вопрос в  течение следующих двадцати
четырех часов. Самый  важный вопрос, тот, что чертовски беспокоит  меня, это
почему и для чего.

        Глава 7
     Воздух  внутри   подводного  аппарата  стал  душным  и  влажным.  Капли
конденсата  стекали  по  стенкам  сферы,  и  концентрация  углекислого  газа
приближалась к  смертельной. Никто  не шевелился, и  они редко разговаривали
друг с другом, чтобы экономить воздух. После  одиннадцати  с половиной часов
после разрушения сферы с кислородными приборами их аварийный запас кислорода
был  почти  полностью  израсходован,  а  те  скудные  резервы  электрической
мощности, которые еще сохранились  в аварийных  аккумуляторах, уже  не могли
обеспечивать работу прибора, поглощающего углекислый газ.
     Страх и ужас понемногу уступили место покорности судьбе. За исключением
того,  что  каждые пятнадцать  минут  Планкетт ненадолго включал  освещение,
чтобы  прочесть показания приборов системы жизнеобеспечения, они тихо сидели
в темноте, каждый погруженный в собственные мысли.
     Планкетт сосредоточился на  слежении за  приборами  и возился со  своим
оборудованием,   отказываясь   поверить,  что  его   любимый  аппарат  может
отказаться подчиняться его командам.  Салазар  сидел как  статуя, поникнув в
своем кресле. Он казался замкнувшимся в себе и  едва  сознавал происходящее.
Хотя лишь минуты отделяли его от впадения в окончательный ступор, он  не мог
представить себе того, что неизбежно должно последовать дальше. Ему хотелось
умереть и покончить со всем этим.
     Стаси вызывала в своем воображении фантазии  детства,  притворяясь, что
она находится в другом месте и  в другое  время. Ее прошлое  проходило перед
ней потоком  образов. Как она играет на улице в бейсбол со  своими братьями,
катается на своем новеньком велосипеде, подаренном ей на Рождество,  идет на
свой  первый школьный бал  с  парнем, который ей не нравился, но который был
единственным, кто ее  пригласил. Она почти слышала мелодии,  раздававшиеся в
бальном зале  отеля. Она забыла  название группы музыкантов, но помнила сами
песни.  Одна из них, "Мы можем никогда вновь не пройти этой дорогой" Силса и
Крофтса, была  ее любимой песней.  Она закрыла глаза и представила себе, что
она танцует с Робертом Редфордом.
     Она покачивала головой  в такт воображаемой  музыке. Что-то тут было не
так.  Песня,  звучавшая  в ее  мозгу,  была не из  середины семидесятых. Она
скорее походила на старую джазовую мелодию, чем на рок-музыку ее молодости.
     Она очнулась, открыла глаза и увидела только черный мрак.
     -- Они играют не ту музыку, -- пробормотала она.
     Планкетт включил свет.
     -- Что это было?
     Даже Салазар непонимающе поднял глаза и прошептал:
     -- У нее галлюцинации.
     --  Они должны были  играть  "Мы можем никогда  вновь  не  пройти  этой
дорогой", но это какая-то другая мелодия.
     Планкетт  посмотрел  на  Стаси.  Его  лицо  смягчилось   от   печали  и
сочувствия.
     -- Да, я тоже это слышу.
     -- Нет, нет, -- запротестовала она. -- Это не та музыка. Песня другая.
     --  Как  скажешь,   --  ответил  ей  Салазар,  задыхаясь.   Его  легкие
разрывались от боли в  попытках уловить из спертого воздуха как можно больше
кислорода.  Он  ухватил Планкетта за руку.  --  Ради Бога,  парень.  Отключи
системы  и покончи с этим. Разве ты не видишь,  что  она  мучается;  мы  все
мучаемся.
     Грудь Планкетта тоже  болела. Он  прекрасно знал, что  не  было  смысла
продлевать  их страдания,  но  он не  мог  отбросить  в сторону  первобытное
стремление цепляться за жизнь до последнего вздоха.
     -- Мы переживем это, -- сказал  он уверенным тоном. -- Возможно, другой
глубоководный аппарат был доставлен самолетом на "Неукротимый".
     Салазар глядел на него потускневшим взором, его сознание едва держалось
за тонкую ниточку реальности.
     --  Ты  сходишь с ума.  На  семь  тысяч  километров вокруг нет  другого
глубоководного аппарата. И даже  если  его доставили и "Неукротимый" все еще
на  плаву,  им понадобится еще восемь часов,  чтобы осуществить погружение и
встречу с нами.
     -- Я не могу  спорить с тобой.  Никто из  нас не хочет остаться навек в
затерянной могиле на дне океана. Но я не могу отказаться от надежды.
     --  Сумасшествие,  --  повторил Салазар. Он наклонился вперед  в  своем
кресле и  качал головой  из стороны  в сторону, словно стараясь  стряхнуть с
себя все усиливающуюся боль. Он выглядел так, как будто с  каждой проходящей
минутой старел на год.
     -- Разве ты не слышишь? -- пробормотала Стаси  низким, хриплым голосом.
-- Они приближаются.
     -- Она тоже сошла с ума, -- прохрипел Салазар.
     Планкетт поднял руку.
     -- Тихо! Я тоже это слышу. Где-то снаружи действительно что-то есть.
     Салазар не  ответил ничего. Он уже слишком далеко  ушел  от  всего, что
творилось   вокруг,  чтобы  думать  или   говорить   последовательно.  Обруч
нестерпимой боля все туже сжимался вокруг его груди. Жажда воздуха заглушила
все  его  мысли,  кроме одной: он  сидел здесь  и хотел, чтобы смерть пришла
скорее.
     Стаси  и  Планкетт вдвоем вперились глазами во мрак, окружающий  сферу.
Уродливое животное с крысиным  хвостом проплыло в облачке рассеянного света,
источаемого  изнутри "Олд Герт".  У него  не  было глаз, но оно описало круг
около  сферы,  держась от  нее на  расстоянии двух сантиметров,  прежде  чем
отправиться по своим делам, которые у него были здесь, в глубинах.
     Внезапно  вода  замерцала.  Что-то  двигалось  к  ним   издали,  что-то
огромное.   Затем  странное  голубоватое   сияние  проступило  из   темноты,
сопровождаемое  голосами, поющими слова, слишком искаженные водой, чтобы  их
можно было разобрать.
     Стаси глядела на это, как загипнотизированная, а Планкетт почувствовал,
что   у  него  по   телу   бегут   мурашки.   Это   должен   быть   какой-то
сверхъестественный  ужас,  подумал  он.  Чудовище,  порожденное  его мозгом,
погибающим  от  кислородного  голодания. То, что приближалось  к ним, никоим
образом не могло быть реальным. Образ пришельца из другого мира снова возник
в его сознании. Напряженный и испуганный, он  ожидал,  пока  это не окажется
поближе, рассчитывая использовать остатки заряда аварийного аккумулятора для
включения прожекторов наружного освещения. Было ли это чудище из бездны  или
что-то другое, он понимал, что это будет  последнее, что ему суждено увидеть
на земле.
     Стаси нагибалась  к боковой стороне кабины,  пока не прижалась носом  к
внутренней поверхности сферы. Хор голосов отдавался эхом в ее ушах.
     -- Я тебе говорила, -- напряженно прошептала она. -- Я  тебе  говорила,
что слышала пение. Послушай.
     Планкетт  теперь  уже мог  с  трудом разобрать  слова,  очень  слабые и
далекие. Он подумал, что, должно быть, сошел с ума, и попытался убедить себя
в том, что нехватка пригодного для дыхания воздуха вытворяет всякие фокусы с
его глазами и  ушами.  Но  голубой свет становился  все ярче, и он узнал эту
песню.
     <i>О, что за времечко я проводил
     С русалочкой Минни на дне морском.
     Как ее полюбил, все печали забыл.
     Чертовски мила была Минни со мной.</i>

     Он повернул  рычажок наружного освещения.  Планкетт неподвижно застыл в
своем кресле. Он  был вымотан до предела, как  последняя  собака,  хуже, чем
собака. Его сознание отказывалось принять то, что вдруг материализовалось из
черного мрака, и он начисто вырубился.
     Стаси  настолько  оцепенела  от  шока, что  не  могла  отвести  глаз от
призрака,  ползущего  к  их   сфере.  Огромная   машина,  перемещающаяся  на
гусеницах, напоминающих тракторные, на которой была закреплена продолговатая
конструкция  вроде  фюзеляжа самолета,  а под ней --  два  причудливой формы
манипулятора, подкатилась  к  ним  и  остановилась, слегка  покачиваясь, под
светом прожекторов "Олд Герт".
     Неясная фигура, похожая на человека, сидела в прозрачной  носовой части
странного транспортного средства, находившегося всего  в  двух  метрах от их
сферы. Стаси  крепко зажмурилась и снова открыла глаза. После этого смутная,
расплывчатая неясная человеческая  фигура приобрела четкие очертания. Теперь
Стаси  могла хорошенько рассмотреть его.  Он  был  одет  в бирюзового  цвета
спортивный комбинезон,  расстегнутый спереди,  спутанные черные космы на его
груди  были  того  же  оттенка,  что  и  густые  черные  волосы  на  голове.
Мужественное, обветренное  лицо  незнакомца  казалось высеченным  из грубого
камня, а  веселые морщинки,  разбегающиеся  от  прищуренных, неправдоподобно
зеленых глаз, дополнялись игравшей на губах легкой улыбкой.
     Он глядел  на  нее с изумлением и интересом. Затем он протянул руку  за
спину, достал блокнот, положил его на колени и начал  что-то  писать.  Через
несколько секунд он оторвал листок бумаги и поднял его перед  собой, держа у
окна кабины своего аппарата так, чтобы она могла прочитать написанное.
     Стаси  напряглась, чтобы сфокусировать взгляд на листочке.  Ей с трудом
удалось разобрать слова: "Добро  пожаловать на "Мокрые делянки".  Держитесь,
пока мы не присоединим кислородный шланг".
     "Разве такое испытывают люди, когда они умирают?" -- недоумевала Стаси.
Она читала, что умирающие проходят сквозь какие-то туннели, прежде чем выйти
в залитое  светом  пространство, где  их встречают родные и близкие, умершие
раньше них.  Но этого  человека она  никогда прежде не встречала.  Откуда он
взялся?
     Прежде чем  она смогла собрать  вместе кусочки этой  головоломки, дверь
закрылась, и она поплыла в забытье.

        Глава 8
     Дирк  Питт  стоял  в  одиночестве в  центре  просторной  куполообразной
камеры, засунув  руки  в карманы своего  форменного  комбинезона  сотрудника
НУМА, и внимательно рассматривал "Олд  Герт". Его  дымчатые  глаза отрешенно
скользили  по аппарату, который,  как сломанная  игрушка, лежал  на  гладком
черном  каменном полу,  вытесанном  в  монолите  застывшей  лавы.  Затем  он
медленно  пролез через люк и, приземлившись в откидывающемся  кресле пилота,
стал изучать приборы, смонтированные на пульте управления.
     Питт был высоким, мускулистым, широкоплечим  мужчиной с прямой осанкой,
и тем не менее  он  двигался  с кошачьей  ловкостью, в которой чувствовалась
решимость.
     Во всем  его облике даже  посторонний сразу  ощущал непреклонную волю и
упрямство, и все же он никогда не испытывал недостатка в друзьях и союзниках
--  и среди высших государственных служащих, и среди людей, с правительством
не связанных,  которые  уважали и  любили его за ум и преданность.  Бодрость
духа  сочеталась в  нем  со сдержанным  юмором  и добродушным  характером --
черты,  которые множество женщин  находили  особенно привлекательными, --  и
хотя он любил их общество, самой его пылкой страстью было море.
     В качестве руководителя специальных проектов НУМА он проводил под водой
почти  столько  же  времени, как  и  на  суше. Его излюбленным  спортом было
подводное  плавание; он  редко  переступал порог  гимнастического зала.  Уже
много  лет прошло с  тех пор, как он бросил  курить, тщательно контролировал
свою диету и пил весьма немного.  Он был постоянно занят, ни минуты не сидел
на месте  и, выполняя свою работу, проходил  до пяти  миль в день. На втором
месте после работы  самое большое удовольствие он получал от плавания внутри
призрачных остовов затонувших кораблей.
     Снаружи от аппарата раздались шаги, пересекавшие высеченный  в скальном
массиве гладкий  пол под изогнутыми стенами сводчатого  потолка камеры. Питт
повернулся  вместе с  креслом назад и взглянул на  своего  давнего  друга  и
компаньона по работе в НУМА Эла Джиордино.
     Волосы Джиордино были столь же черны, как  у Питта, но не волнистые,  а
курчавые.  Его  гладкое  лицо  выглядело румяным  под  светом  горевшей  под
потолком яркой  газоразрядной лампы, работающей на парах натрия, а его  губы
были сложены  в привычную для них лукавую улыбку.  Джиордино был мал ростом,
его макушка как раз доставала Питту до  плеча. Но его руки украшали  могучие
бицепсы,  а грудь выдавалась вперед, как стальной шар,  которым сносят дома;
вместе с его решительной походкой -- все это создавало впечатление, что если
он сам не остановится, то он просто пройдет насквозь через забор  или стену,
оказавшиеся на его пути.
     -- Ну, и как тебе эта штуковина? -- спросил он Питта.
     --  Англичане  соорудили  весьма  симпатичную  игрушку,  --  восхищенно
ответил Питт, вылезая из люка.
     Джиордино посмотрел на раздавленные сферы и покачал головой.
     -- Им повезло. Еще пять минут, и мы нашли бы трупы.
     -- Как они там?
     --  Быстро приходят  в  себя, --  ответил  Джиордино. --  Они в камбузе
пожирают  наши  съестные  припасы  и  требуют, чтобы их  вернули  на корабль
наверху.
     -- Кто-нибудь уже ввел их в курс дела? -- спросил Питт.
     --  Как  ты  приказал,  их  не  выпускали  из  кают  экипажа, и  всякий
приближающийся  к ним  на расстояние плевка ведет себя,  как глухонемой.  От
этого представления  наши  гости на стенки лезут. Они  бы отдали свои  левые
почки, чтобы  узнать,  кто  мы,  откуда  взялись и  как умудрились построить
обитаемую станцию в океане на такой глубине.
     Питт снова  посмотрел на "Олд Герт" и затем  широким жестом обвел рукой
вокруг себя.
     --  Мы  годами  хранили  наш  проект в  тайне, и  вот  вся  секретность
насмарку, -- пробормотал он, внезапно рассердившись.
     -- Ну, ты тут ни при чем.
     -- Лучше было мне  оставить их подыхать там, чем ставить под угрозу наш
проект.
     -- Кого ты хочешь провести? -- рассмеялся Джиордино. -- Я видел, как ты
подбирал на  улице раненых собак  и вез их  к ветеринару.  Ты даже платил по
счетам за их лечение, хотя это не ты их сбил. Ты большой добряк, приятель. К
черту секретный проект.  Ты спас бы этих людей, даже если бы они были больны
бешенством, проказой и черной оспой.
     -- Неужели меня так просто раскусить?
     Поддразнивающий взгляд Джиордино смягчился.
     -- Я был тем парнем,  который поставил тебе синяк под глазом в  детском
саду, ты же помнишь, а ты в отместку расквасил мне  нос бейсбольной битой. Я
знаю  тебя лучше, чем  твоя  собственная  мать.  Внешне ты  можешь  казаться
мерзким ублюдком, но внутри ты ужасно чувствительный.
     Питт посмотрел вниз на Джиордино.
     -- Ты, конечно,  понимаешь,  что эта игра в добрых самаритян грозит нам
кучей неприятностей от адмирала Сэндекера и Министерства обороны.
     --  Это  уж как  пить  дать. Кстати, адмирал легок на помине.  Связисты
только  что  получили  шифровку. Адмирал  сейчас  на  пути  в Вашингтон. Его
самолет   приземлится  через  два  часа.   Вряд   ли   это   можно   назвать
заблаговременным  предупреждением.  Мне  приказано   подготовить  аппарат  к
всплытию на поверхность и встретить адмирала.
     -- Он, должно быть, спятил, -- задумчиво прознес Питт.
     --  Готов поспорить,  что  его  неожиданный  визит как-то связан с этим
диким возмущением.
     Питт утвердительно кивнул и улыбнулся.
     -- Тогда нам уже нечего терять, и мы можем открыть занавес перед нашими
гостями.
     -- Абсолютно  нечего,  -- согласился Джиордино.  -- Как  только адмирал
узнает  про  историю  с британским  аппаратом,  он прикажет держать  их  под
стражей до тех пор, пока мы так или иначе не свернем весь проект.
     Питт повернулся  и  пошел  к круглой  двери-люку.  Рядом  с  ним  шагал
Джиордино. Лет  шестьдесят  тому назад куполообразная  камера могла  бы быть
архитектурной фантазией об ангаре для будущего летательного аппарата, но эта
конструкция не  укрывала  никакого  воздушного  судна  от дождя,  снега  или
летнего  солнца.  Пластиковые  стены  камеры,  армированные   углеродными  и
керамическими  волокнами, укрывали глубоководный  вездеход  на глубине  5400
метров  от  поверхности моря. Кроме  "Олд Герт",  на выровненном полу камеры
находился огромный,  похожий  на  трактор аппарат,  верхняя  часть  которого
представляла собой сигарообразный герметичный  корпус. Рядом с ним бок о бок
стояли  два  аппарата  меньшего  размера,  напоминавшие  тупорылые   ядерные
подлодки, у которых  вырезали центральные  части корпуса и  соединили  нос с
кормой.  Несколько мужчин и одна женщина  суетились  вокруг  этих аппаратов,
проверяя и налаживая бортовые системы.
     Питт   шел   по   узкому   цилиндрическому  туннелю,   выглядящему  как
обыкновенная  дренажная  труба,  и  миновал  два отсека с  куполообразными и
сводчатыми потолками. Нигде не было видно ни прямых углов, ни острых кромок.
Все внутренние поверхности  были  закруглены,  чтобы  сама  их  форма  могла
надежно противостоять огромному внешнему давлению водных масс.
     Они вошли в небольшую,  спартански  обставленную столовую. Единственный
длинный стол и стоявшие рядом с  ним стулья были отштампованы из алюминия, а
камбуз  был не больше, чем кухня вагона-ресторана. Два члена экипажа станции
стояли по обе стороны двери, не спуская глаз с нежеланных гостей.
     Планкетт, Салазар  и Стаси собрались в кучку у  противоположного  конца
стола и  вполголоса  переговаривались  между собой, когда Питт  и  Джиордино
вошли  в   столовую.  Их  голоса  сразу  оборвались  на  полуслове,  и   они
подозрительно взглянули на двух незнакомцев.
     Чтобы  разговаривать с ними на равных, Питт солидно уселся на ближайший
к ним стул и быстро оглядел всех  трех,  как  инспектор полиции  осматривает
выстроившихся полицейских. Затем он вежливо поздоровался.
     -- Будем знакомы. Меня зовут Дирк Питт. Я возглавляю проект, на который
вы случайно наткнулись.
     -- Слава Богу! -- воскликнул  Планкетт. -- Наконец нам  попался кто-то,
умеющий разговаривать.
     -- И к тому же по-английски, -- добавил Салазар.
     Питт жестом указал на Джиордино.
     -- Мистер Альберт  Джиордино,  наш  главный строитель  и  хозяйственный
руководитель. Он с удовольствием покажет вам  нашу станцию, разместит вас по
каютам  и поможет вам решить ваши бытовые проблемы -- одежда, зубные щетки и
так далее, все, что вам потребуется.
     Все обменялись рукопожатиями через стол и назвали свои имена. Джиордино
заказал  всем  по  чашке  кофе,  и  три  гостя с "Олд  Герт"  наконец начали
чувствовать себя уютно.
     -- Я  скажу от имени всех нас, -- серьезным тоном произнес Планкетт, --
благодарю вас за то, что вы спасли наши жизни.
     -- Эл и я чрезвычайно рады, что мы успели вовремя до вас добраться.
     -- Судя по вашему произношению, вы американец, -- сказала Стаси.
     Питт поймал ее взгляд и грозно посмотрел ей прямо в глаза.
     -- Да, мы все здесь из Соединенных Штатов.
     Стаси, казалось,  побаивалась Питта, как  лань боится горного льва,  но
при этом он странно притягивал ее к себе.
     -- Вы тот человек,  которого я видела в этом странном  аппарате, прежде
чем потеряла сознание.
     -- В глубинном донном  экскаваторе,  так он называется  официально,  --
поправил ее Питт. -- Здесь все зовут его "Большой Джон". Он предназначен для
взятия проб грунта с морского дна.
     --  Это  американское предприятие по добыче ископаемых?  -- недоверчиво
спросил Планкетт.
     Питт кивнул.
     -- Глубоко засекреченный проект пробного освоения и геологоразведки дна
океана, финансируемый правительством Соединенных  Штатов. Прошло  восемь лет
от  первоначальной   разработки   проекта,   за   это   время   осуществлено
строительство станции и начата ее эксплуатация.
     -- Как вы ее называете?
     -- Существует забавное кодовое  название,  но  мы любовно  называем это
место "Мокрые делянки".
     -- Как удается держать в тайне такой проект? -- спросил Салазар. -- Вам
необходимо  держать на поверхности  группу кораблей снабжения и обеспечения,
которую легко обнаружить с проходящих судов и спутников.
     --  Наша небольшая  обитаемая станция полностью автономна.  У  нас есть
основанная на  последних технических  достижениях  система жизнеобеспечения,
вырабатывающая кислород  из морской  воды  и  позволяющая  нам работать  при
атмосферном  давлении,  опреснительная  установка,  снабжающая  нас   чистой
пресной  водой  для  питья,  теплоснабжение из  гидротермальных  источников,
имеющихся  на  морском  дне,  немного  пищи  мы  добываем  из  двустворчатых
моллюсков, улиток, креветок и крабов, водящихся вокруг  этих горячих ключей,
и мы  пользуемся  антисептическими салфетками и ультрафиолетовым облучением,
чтобы предотвратить рост  бактерий.  Все расходуемые  материалы  и  запасные
части,  которые  мы  не  можем  производить самостоятельно,  сбрасываются  с
воздуха  в  море  в  специальных  контейнерах  и  подбираются  на  дне. Если
возникает   необходимость  замены   персонала   станции,   один   из   наших
глубоководных  аппаратов  поднимается  на  поверхность,  где  его  встречает
реактивный самолет-амфибия.
     Планкетт просто кивнул. Он чувствовал себя как во сне, только этот  сон
был реальностью.
     -- У вас должен  быть какой-то неслыханный метод поддерживать  связь  с
внешним миром, -- сказал Салазар.
     -- Плавучий  буй-передатчик, связанный кабелем со станцией. Передача  и
прием радиограмм  ведется  через  спутник  связи.  Ничего экзотического,  но
весьма эффективно.
     -- Как давно вы находитесь здесь, внизу?
     -- Мы не видели солнца чуть больше четырех месяцев.
     Планкетт с удивлением слушал этот разговор, уставясь в свою чашку кофе.
Наконец он тоже решил принять в нем участие.
     --Я и не подозревал, что ваша  технология развилась  настолько, что  вы
можете содержать исследовательскую станцию на таких глубинах.
     -- Нас можно считать исследователями-первопроходцами, --  гордо  сказал
Питт. --  Мы  одновременно осуществляем несколько  проектов. Кроме испытания
оборудования,  наши  инженеры  и  ученые изучают  биологию  моря, геологию и
минералогию морского  дна  и  составляют компьютеризованную  базу  данных  о
результатах своих исследований. Сама разработка ископаемых с помощью  драг и
проходки скважин запланированы на пока не реализованных этапах проекта.
     -- Как много людей на станции?
     Питт отпил глоток кофе, прежде чем ответить.
     -- Немного. Двенадцать мужчин и две женщины.
     -- Я вижу,  у  ваших женщин традиционные обязанности, -- кисло отметила
Стаси,   кивнув  на  хорошенькую  рыжеволосую  женщину  лет   под  тридцать,
шинковавшую овощи в камбузе.
     -- Сара делает это добровольно. Она также  ведет наши компьютерные базы
данных, выполняя одновременно две работы, как и большинство из нас.
     --  Я предполагаю, что другая женщина  совмещает обязанности уборщицы и
механика по обслуживанию оборудования.
     -- Вы почти угадали, -- ответил ей Питт с язвительной улыбкой. -- Джилл
действительно выручает нас в качестве инженера по морскому оборудованию. Она
также наш постоянный специалист-биолог. И на вашем месте я бы не стал читать
ей  лекции  по  правам  женщин на морском дне. Она заняла  первое  место  на
чемпионате по культуризму  среди женщин, завоевав титул  "Мисс  Колорадо", и
может выжать двести фунтов.
     Салазар отодвинул свой стул от стола и вытянул ноги.
     -- Бьюсь об заклад, что ваши военные связаны с этим проектом.
     -- Здесь вы  не найдете ни одного человека, носящего форму  и  имеющего
воинское звание, -- уклончиво ответил  Питт. -- Мы все здесь сугубо штатские
люди, научные бюрократы.
     -- Одну вещь мне  хотелось бы от вас  услышать,  -- сказал Планкетт, --
объяснение того,  как  вы узнали, что  мы терпим  бедствие и  где  нас нужно
искать.
     -- Эл и  я ехали по нашим следам, оставшимся от более ранней экспедиции
по сбору проб грунта, чтобы найти  датчик  золота, который  каким-то образом
упал с "Большого Джона", и оказались  в радиусе слышимости вашего подводного
телефона.
     -- Мы  услышали ваши тревожные вызовы, очень слабые, и направились в ту
сторону, откуда они исходили, -- закончил ответ Джиордино.
     -- Когда  мы нашли ваш аппарат,  --  продолжил Питт, -- Эл и я не могли
перенести вас из вашего аппарата в наш экскаватор, вас просто раздавило бы в
лепешку  давление  воды.  Наша  единственная  надежда состояла  в том, чтобы
воспользоваться   манипуляторами    "Большого   Джона",   чтобы   подключить
кислородный  шланг  к вашему  наружному аварийному патрубку.  К счастью, ваш
адаптер и наш точно подошли друг к другу.
     -- Затем мы  использовали  оба манипулятора, чтобы  зацепиться  за ваши
подъемные крюки, -- вступил  в разговор Джиордино,  изобразив обеими руками,
как это было сделано, -- и потащили  ваш аппарат в нашу камеру-гараж, въехав
туда вместе с ним через шлюзовую камеру.
     --  Вы  спасли  "Олд  Герт"? -- с удивлением  спросил  Планкетт,  сразу
повеселев.
     -- Ваш аппарат находится в нашем гараже, -- ответил Джиордино.
     -- Как  скоро  мы  сможем вернуться  на  наше  базовое судно?  --скорее
потребовал, нежели спросил Салазар.
     -- Боюсь, что некоторое время это будет невозможно, -- ответил Питт.
     -- Но мы должны сообщить команде нашего базового судна, что мы живы, --
запротестовала Стаси. -- Вы же наверняка можете с ними связаться?
     Питт и Джиордино обменялись быстрыми взглядами. Затем Питт сказал:
     --  Когда  мы   ехали  выручать  вас,   нам  попалось  по  пути  сильно
поврежденное судно, недавно опустившееся на дно.
     --   Нет,  это  не  мог  быть  "Неукротимый",  --  пробормотала  Стаси,
отказываясь верить такой скверной новости.
     -- Оно было сильно  разрушено, как будто  его смяло сильным взрывом, --
заметил Джиордино. -- Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь спасся.
     -- Два других судна были поблизости,  когда мы начинали  погружение, --
привел свои доводы Планкетт. -- Это, наверно, было одно из них.
     -- Трудно  сказать,  -- допустил Питт. -- Что-то случилось там наверху.
Какая-то огромная  турбулентность.  У нас  не было  времени  изучать  это, и
сейчас у нас нет никаких надежных ответов.
     -- Наверняка вы ощутили ту  же  ударную волну,  которая  повредила  наш
аппарат.
     -- Эта  станция  расположена  в защищенной долине  вне зоны  разлома, в
тридцати километрах  от того места, где мы нашли вас и затонувшее судно. То,
что осталось от ударной волны, прошло над нами. Все, что мы испытали, -- это
несильный  порыв  течения и метель из частичек ила, когда донные осадки были
взбаламучены.
     Стаси тем не менее сердито посмотрела на Питта.
     -- Вы собираетесь держать нас в качестве пленников?
     -- Это не совсем то слово, которое я собирался употребить. Но поскольку
это  действительно глубоко засекреченный проект, я  обязан попросить вас еще
какое-то время воспользоваться нашим гостеприимством.
     --  И  долго  будет  продолжаться  это "какое-то  время"? --  осторожно
поинтересовался Салазар.
     Питт сардонически взглянул на маленького мексиканца.
     -- Мы не предполагали возвращаться на поверхность еще шестьдесят дней.
     Воцарилось молчание.  Планкетт посмотрел  сначала на Салазара, потом на
Стаси и, наконец, на Питта.
     -- Черт подери! -- воскликнул он с горечью. -- Вы не можете держать нас
здесь два месяца.
     -- Моя жена, -- простонал Салазар. -- Она подумает, что я мертв.
     -- У меня дочь, -- сказала Стаси, быстро смиряясь.
     -- Положитесь  на меня, -- тихо  сказал Питт. --  Я понимаю, что кажусь
бессердечным тираном, но ваше  присутствие поставило меня в  затруднительное
положение.  Когда мы  лучше  сможем  понять,  что  случилось  наверху,  и  я
переговорю со своим руководством, мы сможем найти какой-то выход.
     Питт замолчал,  когда он заметил, что Кейт  Харрис,  сейсмолог проекта,
стоит в дверях, кивая Питту, чтобы он вышел поговорить с ним снаружи.
     Питт извинился и подошел  к Харрису. Он сразу заметил выражение тревоги
в глазах сейсмолога.
     -- У нас проблема? -- спросил он кратко.
     Харрис ответил сквозь свою пышную седую бороду, в масть волосам:
     -- Это возмущение вызвало все  растущий  шлейф  толчков в морском  дне.
Пока что большинство из них слабые и неглубокие. Фактически мы  еще не можем
их ощущать. Но их частота и сила нарастают.
     -- И что это означает?
     -- Мы находимся на  разломе, который чертовски неустойчив, -- продолжал
Харрис.  -- К  тому  же это вулканически  активная  зона. Энергия напряжений
земной коры высвобождается с такой скоростью, которой мне  никогда прежде не
приходилось   наблюдать.   Я   опасаюсь,  что   может   произойти  серьезное
землетрясение с магнитудой шесть с половиной баллов.
     --  Этого  нам  ни  за  что  не  пережить,  --  сказал  Питт с каменным
выражением лица. -- Одна  трещина в одном из наших  куполов, и давление воды
раздавит всю станцию, как горошины под паровым молотом.
     -- Мне это видится точно так же, -- сказал Харрис мрачно.
     -- Сколько у нас времени?
     -- Невозможно предсказать  такие вещи сколь-нибудь надежно. Я  понимаю,
что это  не слишком успокаивает, я могу только гадать,  но, судя по скорости
нарастания силы толчков, я бы сказал, что, наверно, часов двенадцать.
     -- Этого достаточно для эвакуации.
     -- Но я  могу ошибиться. -- Харрис, заколебавшись, попытался взять свои
слова  назад. -- Если это действительно  начальные ударные волны, то сильный
толчок  может произойти с минуты  на  минуту.  С  другой  стороны, столь  же
возможно, что толчки могут затихнуть и совсем прекратиться.
     Он еще  не успел договорить эти  слова,  как они оба почувствовали, что
пол  под их  ногами слегка дрожит и кофейные чашки на обеденном столе начали
позвякивать на блюдечках.
     Питт  посмотрел  на  Харриса,  и его  губы раздвинулись  в  напряженной
улыбке.
     -- Похоже, что время не на нашей стороне.

        Глава 9
     Сотрясения нарастали с ужасающей быстротой. Отдаленный рокот, казалось,
придвинулся  ближе.  Затем  раздались  резкие звуки  ударов, когда небольшие
камешки покатились по  склонам каньона и застучали  по стенкам станции. Все,
как зачарованные,  смотрели  на  огромную  выгнутую крышу камеры, в  которой
размещалось  оборудование,  замирая  от  страха, что  обвал может  повредить
купол.  Достаточно  маленького  отверстия,   и  вода  устремится  внутрь   с
разрушительной силой тысячи пушек.
     Все было тихо, никакой  паники.  Кроме  одежды, которая была на них, не
брали ничего, кроме  дискет с компьютерными  файлами данных проекта. Хватило
восьми  минут,  чтобы  экипаж станции  собрался и  подготовил  глубоководные
аппараты к всплытию.
     Питт  мгновенно  понял,  что нескольким из  них  придется умереть.  Два
обитаемых  аппарата были рассчитаны самое  большее  на шесть человек каждый.
Можно втиснуть  на борт семерых -- итого четырнадцать -- как раз численность
команды участников проекта, --  но ни  одним человеком больше.  А теперь они
были обременены незапланированным присутствием экипажа "Олд Герт".
     Толчки  уже  становились  и сильнее,  и  чаще. Питт  не  видел  никакой
возможности, чтобы  аппарат достиг поверхности, разгрузил спасенных  и успел
опять  спуститься  достаточно быстро,  чтобы спасти оставшихся. Путь  в  оба
конца занял  бы не  меньше  четырех  часов. Конструкции  станции  постепенно
ослаблялись усиливающимися толчками, и оставались считанные  минуты,  прежде
чем они поддадутся и будут раздавлены натиском океана.
     Джиордино прочел зловещие признаки в застывшем выражении лица Питта.
     -- Нам придется сделать два рейса. Мне лучше подождать следующего...
     --  Сожалею,  старина,  -- оборвал  его  Питт. --  Ты  поведешь  первый
аппарат.  Я  последую за тобой на втором. На поверхности высадишь пассажиров
на надувные плотики и ныряй, как черт, за теми, кому придется остаться.
     -- Я никак не смогу успеть вовремя, -- нервно ответил Джиордино.
     -- Ты  можешь предложить что-нибудь получше? Джиордино покачал головой,
признавая свое поражение.
     -- Кто вытащит короткий конец спички?
     -- Британский исследовательский экипаж.
     Джиордино застыл.
     -- Никаких добровольцев? Не похоже на тебя оставлять женщину.
     --  Я  обязан первым делом спасти  наших собственных  людей, -- холодно
ответил Питт.
     Джиордино пожал плечами, его лицо выражало неодобрение.
     -- Мы спасли их, а теперь подписываем им смертный приговор.
     Продолжительное,   сильное  сотрясение   прошлось   по   морскому  дну,
сопровождаемое глубокой, зловещей вибрацией. Десять секунд. Питт внимательно
смотрел вниз, на свои  ручные часы.  Толчок продолжался десять секунд. Затем
все затихло опять, мертвая, глухая тишина.
     Джиордино  секунду внимательно смотрел в глаза своему другу. Он не смог
прочесть  в  них ни малейших признаков страха. Питт  казался неправдоподобно
безучастным.  У  Джиордино  не было  никаких  сомнений,  что Питт  лгал.  Он
никогда, ни секунды не предполагал пилотировать второй аппарат. Питт  твердо
решил, что он должен последним покинуть станцию.
     Теперь было уже  слишком поздно  пытаться  заставить  его изменить свое
решение. Ни для споров, ни для прощаний не оставалось ни секунды. Питт сгреб
Джиордино  рукой  и   наполовину  швырнул,  наполовину  протолкнул  крепкого
маленького итальянца через отверстие люка первого аппарата.
     -- Ты  окажешься на  поверхности как раз вовремя,  чтобы приветствовать
адмирала. Передай ему мои наилучшие пожелания, -- сказал он.
     Джиордино не смог его услышать. Голос Питта был заглушен падением куска
скальной  породы, разбившегося о купол с таким грохотом,  что все вокруг них
затряслось. Затем Питт захлопнул крышку люка и исчез из вида.
     Шестеро крупных  мужчин  внутри  аппарата,  казалось, заполняли  своими
телами  каждый  квадратный  сантиметр  пола  кабины.  Они  молчали,  избегая
смотреть  друг другу в глаза. Затем, как  в последние секунды  игры  взгляды
болельщиков следят за полетом футбольного мяча, они с нетерпением наблюдали,
как Джиордино,  извиваясь угрем, протискивается  между  их  плотно прижатыми
друг к другу телами к сиденью пилота.
     Он  быстро  включил  электромоторы, покатившие  аппарат  по  рельсам  в
шлюзовую камеру. Он в дикой спешке провернул всю процедуру проверки жизненно
важных  систем  и  едва успел  запрограммировать  компьютер,  как  массивная
внутренняя  дверь   шлюза  закрылась  и  вода  начала  затоплять  его  через
специальные ограничительные дроссели, с шумом просачиваясь из холодного, как
лед, океана.  В ту же секунду, как шлюз  был заполнен и  внутреннее давление
уравновесило  огромное  наружное  давление,  компьютер автоматически  открыл
наружную дверь шлюза. Тогда Джиордино перешел на ручное  управление, включил
тяговые двигатели на максимальную мощность и повел аппарат навстречу волнам,
плещущим далеко наверху.
     Пока Джиордино и  его  пассажиры  находились  в шлюзовой  камере,  Питт
быстро переключился  на посадку  пассажиров во второй аппарат.  Он  приказал
женщинам из  команды НУМА войти первыми. Затем он молча  кивнул Стаси, чтобы
она последовала за ними.
     Она  нерешительно  замешкалась  у   отверстия  люка,  бросив  на  Питта
напряженный, вопрошающий  взгляд. Она  стояла совершенно неподвижно,  словно
оцепенев от того, что происходило вокруг нее.
     -- Вы собираетесь умереть из-за того, что я заняла ваше место? -- мягко
спросила она.
     На лице Питта вспыхнула улыбка сорвиголовы.
     -- До  встречи на террасе отеля  "Халекалани"  в Гонолулу.  Ждите меня,
выпьем на закате солнца коктейль с ромом.
     Она попыталась  что-то сказать в  ответ,  но, прежде чем  нашла  слова,
стоящий в очереди за ней мужчина не слишком вежливо втолкнул ее в люк.
     Питт подошел к  Дейву Лоудену,  главному инженеру  подводных аппаратов.
Примерно  столь  же  взволнованный,  сколь  спокойный,  Лоуден  одной  рукой
застегивал  молнию  своей  кожаной  куртки пилота бомбардировщика,  а другой
одновременно поправлял на носу очки без оправы.
     -- Вы  хотели бы, чтобы  я выполнял обязанности второго пилота? -- тихо
спросил Лоуден.
     -- Нет, вы доведете аппарат наверх самостоятельно, -- сказал Питт. -- Я
буду дожидаться возвращения Джиордино.
     Лоуден не смог скрыть огорчения, проступившего на его лице.
     -- Лучше тогда остаться мне, чем вам.
     -- У вас  чудесная жена и трое маленьких детей. Я  холостяк. Суйте свою
задницу в этот  аппарат, и побыстрее. -- Питт повернулся спиной к  Лоудену и
подошел к месту, где стояли Планкетт и Салазар.
     Планкетт тоже не  проявлял  никаких признаков страха.  Огромный морской
инженер  выглядел  столь   же  умиротворенным,  как  пастух  овец,  привычно
поглядывающий на свое стадо во время весеннего дождичка.
     -- У вас есть семья, док? -- спросил Питт.
     Планкетт слегка покачал головой.
     -- У меня? Нет, черт возьми. Я убежденный старый холостяк.
     -- Я так и думал.
     Салазар нервно потирал ладони друг о друга, в его глазах был испуганный
блеск. Он до боли ясно осознавал свою  беспомощность  и неизбежность  скорой
гибели.
     --  Вы, кажется,  говорили,  что  у  вас есть жена?  --  спросил  Питт,
обращаясь к Салазару.
     -- И сын, -- пробормотал он. -- Они сейчас в Веракрусе.
     -- Там есть место еще для одного. Быстро прыгайте внутрь.
     -- Я  буду восьмым, -- тупо сказал  Салазар. -- Я  думал, ваши аппараты
вмещают только семерых.
     -- Я поместил самых  крупных  мужчин в первый аппарат и затолкнул самых
маленьких  и трех женщин  во второй.  Там осталось достаточно  места,  чтобы
такой тощий парень, как ты, мог туда протиснуться.
     Не  сказав  "спасибо", Салазар влез в аппарат, и Питт  захлопнул крышку
люка прямо за его пятками. Затем Лоуден плотно задраил люк изнутри.
     Когда аппарат вкатился в шлюз  и дверь последнего закрылась с бередящей
душу  окончательностью,  Планкетт хлопнул  Питта  по  спине  своей  огромной
медвежьей лапой.
     -- А вы  храбрый парень, мистер Питт. Никто не смог бы сыграть  Господа
Бога лучше вас.
     -- Сожалею, что мне не удалось найти еще одного места для вас.
     -- Это неважно. Сочту за честь умереть в хорошей компании,
     Питт уставился на Планкетта, в его глазах было легкое удивление.
     -- А разве здесь кто-нибудь говорил хоть слово о том, чтобы умереть?
     -- Послушай, парень.  Я знаю,  что такое  море.  Не нужно быть  великим
сейсмологом, чтобы прекрасно понимать, что весь ваш проект вот-вот рухнет на
наши головы.
     -- Док,  --  спокойно сказал  Питт,  стараясь,  чтобы  его  можно  было
услышать сквозь грохот толчков, -- верьте мне.
     Планкетт очень скептически посмотрел на Питта.
     -- Вы знаете что-то, чего не знаю я?
     --  Давайте  просто  скажем,  что  мы  садимся  на  последний  корабль,
покидающий "Мокрые делянки".
     Двенадцать  минут спустя ударные волны пошли непрерывной чередой. Тонны
скальных  пород  обрушились со стен  каньона,  ударив по  куполам  станции с
сокрушительной силой.
     Наконец  поврежденные стены  подводного  жилища  схлопнулись  внутрь, и
миллионы  литров ледяной  воды ворвались,  кипя,  и  смели дочиста  все, что
построили люди, словно здесь ничего и не было.

        Глава 10
     Первый аппарат вынырнул во впадине между волнами, по инерции  выпрыгнул
в воздух,  как кит, и шлепнулся на брюхо в бирюзовую воду. Волнение  заметно
уменьшилось,  небо было  кристально  чистым,  и  валы  зыби  едва  достигали
метровой высоты.
     Джиордино  быстро  дотянулся  до  крышки  люка,  ухватился  за  маховик
запорного устройства и повернул его. После двух оборотов тот начал вращаться
легче, дошел до упора, и Джиордино смог откинуть крышку. Тонкая струйка воды
брызнула  внутрь  аппарата,  и тесно прижатые друг к другу пассажиры  смогли
благодарно  вдохнуть  свежий чистый воздух. Для некоторых  из них  это  было
первое всплытие на поверхность за долгие месяцы.
     Джиордино пролез в люк и высунулся из низкой овальной трубы, защищавшей
от  волн отверстие люка. Он рассчитывал увидеть пустынный океан, но,  обводя
глазами горизонт, вдруг открыл рот от удивления и ужаса.
     Менее чем  в  пятидесяти метрах  от него какая-то джонка,  традиционное
китайское мореходное  судно,  шла прямо  на болтающийся на волнах аппарат. С
широкой нависающей  над  носом  квадратной палубой и яйцевидной  кормой, она
несла  три  мачты с плетенными  из  полос коры бамбука  прямыми  парусами  и
современный кливер. Глаза, намалеванные на носу  джонки,  казалось, пялились
прямо на Джиордино.
     В течение краткого мига Джиордино не мог поверить этой неправдоподобной
встрече. На огромных просторах Тихого океана его угораздило всплыть  как раз
в том месте,  через  которое  минуту  спустя должно  было  пройти  судно. Он
наклонился к люку и крикнул внутрь:
     -- Всем наружу! Быстро!
     Два  матроса из  команды  джонки заметили  бирюзовый аппарат, когда его
подняло  на  гребень  волны,  и начали  кричать рулевому,  чтобы  тот  круто
повернул налево.  Но  расстояние между  джонкой и аппаратом  почти  исчезло.
Влекомый свежим бризом  блестящий корпус из  тикового дерева мчался прямо на
людей, выскакивающих из аппарата и прыгающих в воду.
     Судно приблизилось, струи брызг летели из-под форштевня, массивный руль
с трудом поворачивался, становясь против течения. Команда джонки собралась у
бортового  ограждения;  они  стояли  как  вкопанные, с  изумлением глядя  на
неожиданное препятствие, возникшее  у  них  на пути, боясь, что  удар  может
проломить нос джонки и отправить ее на дно.
     Все   сошлось   вместе,    чтобы   сделать   столкновение   неизбежным:
неожиданность; время реагирования  впередсмотрящих, от того  момента,  когда
они  заметили препятствие, до того  момента, когда начали кричать  рулевому;
промедление рулевого,  пока он  понял,  что ему  кричат,  и сообразил,  куда
крутить  современный  штурвал, заменивший более привычный  ему  традиционный
румпель.  Слишком  поздно  неуклюжее  судно  вошло  в  мучительно  медленный
разворот.
     Тень от огромного нависающего  носа упала на Джиордино в тот миг, когда
он схватил протянутую руку последнего оставшегося внутри аппарата  человека.
Он уже вытаскивал его наружу, когда нос джонки поднялся на волне и навалился
на  корму аппарата. Не  было обычного громкого скрежета столкновения, вообще
не было почти никакого звука, кроме мягкого всплеска, за которым последовало
журчание  и бульканье, когда аппарат лег на  левый борт и вода устремилась в
открытый люк.
     Затем  раздались крики  на  палубах  джонки, когда  ее  команда  начала
убирать паруса, стягивая  их вниз, как шторы.  Судовой двигатель  закашлял и
запустился, отрабатывая полный назад, и в воду с борта полетели спасательные
круги.
     Джиордино отбросило от  корпуса  джонки, когда  она прошла мимо него на
расстоянии вытянутой руки; в это время он вытащил пассажира  из люка, содрав
себе  кожу на  коленях, и упал  на  спину, вытолкнутый под  воду  весом тела
спасенного им мужчины. Он  предусмотрительно  держал рот закрытым, но набрал
соленой воды  через нос. Резко выдохнув, он прочистил  нос  и осмотрелся  по
сторонам.  С облегчением  насчитал шесть голов,  подпрыгивающих  на  волнах;
некоторые умело держались на воде, другие подбирались к спасательным кругам.
     Но аппарат быстро заполнился водой и  потерял  плавучесть.  Джиордино с
яростью и отчаянием наблюдал, как глубоководный обитаемый  аппарат скользнул
под волну кормой вперед и ушел на дно.
     Он  взглянул на проходящую мимо джонку  и прочитал ее название на пышно
размалеванной корме. Судно называлось "Шанхайская раковина". Он изверг целый
поток ругательств по поводу  столь  невероятного невезения. Как  могло такое
случиться, оказаться  протараненным единственным судном на сотни  километров
вокруг?  Джиордино чувствовал себя виноватым и  опустошенным из-за того, что
так  подвел своего  друга  Питта,  и  твердо  знал  только  одно:  он должен
управлять вторым аппаратом, нырнуть на дно  и попытаться спасти Питта, какой
бы тщетной ни казалась  эта попытка. Они были ближе друг другу,  чем братья,
он  был  слишком  многим  обязан этому эксцентричному искателю  приключений,
чтобы позволить ему  сгинуть без борьбы. Он не мог забыть, сколько раз Питту
удавалось  выручить  его,  когда  ему  самому  казалось,  что всякая надежда
потеряна безвозвратно. Но сначала нужно заняться неотложными делами.
     Он огляделся кругом.
     -- Если кто ранен, поднимите руку.
     Только одна рука поднялась вверх. Это был молодой геолог.
     -- Мне кажется, у меня растянут голеностоп.
     --  Если  это  твое  единственное  ранение,  то считай,  что  ты  легко
отделался, -- прорычал Джиордино.
     Джонка подошла к ним поближе  и замедлила ход, остановившись  в  десяти
метрах вниз по ветру от  спасшихся пассажиров  аппарата. Пожилой  человек  с
белыми  как снег волосами,  развевающимися по ветру,  и длинными  изогнутыми
седыми усами перегнулся  через  борт. Он  сложил  ладони  рупором  у  рта  и
крикнул:
     -- Кто-нибудь ранен? Нам спустить шлюпку?
     -- Спустите штормтрап, --  дал указание Джиордино.  -- Мы взберемся  на
борт. --  Затем  он добавил: -- Внимательно смотрите на воду. Сейчас  должен
всплыть еще один аппарат.
     -- Я вас слышал.
     Через пять минут после этого разговора все члены экипажа НУМА стояли на
палубе джонки,  все,  кроме геолога  с  поврежденным  голеностопом, которого
пришлось втаскивать  на  борт с  помощью  рыболовной сети. Человек,  который
протаранил их, подошел  и  развел руки  в стороны, выразив  этим жестом свои
извинения.
     -- Боже мой,  мне очень жаль,  что вы потеряли ваше судно. Мы  заметили
вас только тогда, когда было уже слишком поздно.
     -- Это не ваша вина,  -- сказал Джиордино, выходя  на шаг вперед. -- Мы
вынырнули почти под вашим килем.  Ваши впередсмотрящие были более бдительны,
чем мы вправе были ожидать.
     -- Вы кого-нибудь потеряли?
     -- Нет, мы все здесь в полном составе.
     -- И то  хоть хорошо.  Весь день сегодня безумный. Мы подобрали из воды
еще  одного человека меньше чем в двадцати километрах к западу  отсюда. Он в
плохом состоянии. Говорит, его зовут Джимми Нокс. Это один из ваших людей?
     -- Нет, -- ответил Джиордино. -- Остальные мои  люди следуют  за нами в
другом аппарате.
     -- Я приказал своим матросам смотреть в оба.
     -- Вы  очень  любезны,  -- механически поблагодарил  Джиордино.  Он мог
сейчас думать лишь на шаг вперед.
     Незнакомец, который, видимо, командовал здесь,  обвел взглядом открытое
море, и на его лице появилось выражение недоумения.
     -- Откуда вы все появились?
     -- Объяснения потом. Могу я воспользоваться вашей рацией?
     -- Конечно. Кстати, меня зовут Оуэн Мерфи.
     -- Эл Джиордино.
     --  Прямо в эту дверь, мистер Джиордино,  -- сказал Мерфи, благоразумно
сдержав  свое  любопытство.  Он  двинулся  к  входу  в   большую  кабину  на
кватердеке. -- Пока вы заняты, я прослежу, чтобы ваши люди могли переодеться
в какую-нибудь сухую одежду.
     -- Очень признателен, -- бросил Джиордино через плечо, спеша к корме.
     Не  однажды  после  того, как  они  еле  успели  выбраться  из тонущего
аппарата, в его  сознании  вставала  одна и  та же картина: Питт  и Планкетт
беспомощно  стоят,  а  на  них  обрушиваются  миллионы  тонн  воды.  Трезвым
рассудком он  понимал, что, вероятно, он  уже опоздал,  шансы на то, что они
еще живы, где-то между нулем и  полным отсутствием таковых. Но мысль  о том,
чтобы бросить их, списать со счетов, даже не приходила ему в  голову. Он еще
решительнее,  если такое  вообще  возможно,  чем  когда-либо,  был  настроен
вернуться на дно, независимо от того, какой кошмар он может там обнаружить.
     Аппарат  НУМА, пилотируемый  Дейвом Лоуденом, всплыл на  поверхность на
траверзе джонки в полукилометре от нее. Благодаря умелым действиям рулевого,
"Шанхайская раковина"  остановилась  менее  чем в двух метрах от  ограждения
люка аппарата. На этот раз все члены экипажа аппарата, кроме Лоудена, сухими
поднялись на борт джонки.
     Джиордино  бегом вернулся на  палубу,  как только ему  удалось доложить
адмиралу  о  ситуации и  посоветовать пилоту  самолета-амфибии  приводниться
рядом  с джонкой. Он посмотрел прямо  вниз на Лоудена, стоявшего в аппарате,
наполовину высунувшись из люка.
     --  Приготовься, -- крикнул  ему Джиордино. -- Я хочу  повести  аппарат
обратно вниз.
     Лоуден отрицательно помахал рукой.
     -- Нет,  это  совершенно  невозможно. У нас  появилась течь  в  корпусе
аккумулятора.  Четыре  батареи  закорочены.  Оставшегося  заряда  совершенно
недостаточно для еще одного погружения.
     Когда  Лоуден  кончил  говорить, наступила ледяная тишина.  Неспособный
произнести ни слова от полного поражения, Джиордино ударил кулаком по борту.
Ученые и  инженеры НУМА, Стаси и  Салазар, даже матросы  джонки -- все молча
смотрели  на  лицо  Джиордино,  на  котором  застыло  выражение  предельного
отчаяния.
     -- Это несправедливо, -- пробормотал он, внезапно охваченный гневом. --
Несправедливо.
     Он долго стоял там,  глядя  вниз  на  враждебное  море, словно  пытаясь
проникнуть  взором  в  его  глубины. Он  все  еще  стоял там, когда  самолет
адмирала Сэндекера появился из покрывшегося облаками неба  и облетел  вокруг
дрейфующей джонки.
     Стаси и  Салазару  показали,  как  найти  каюту,  в которой  почти  без
сознания   лежал  Джимми  Нокс.  Мужчина  с  редеющими   седыми  волосами  и
доброжелательным огоньком в глазах поднялся со стула у койки и кивнул им.
     -- Здравствуйте, я Гарри Дирфилд.
     -- Ничего, что мы зашли? -- спросила Стаси.
     -- Вы знакомы с мистером Ноксом?
     --  Мы его друзья с британского  океанографического корабля, -- ответил
Салазар. -- Как он?
     --  Устроен  удобно, -- сказал  Дирфилд, но выражение его лица  обещало
все, что угодно, кроме быстрого выздоровления.
     -- Вы врач?
     -- На самом деле я педиатр. Я взял  шестинедельный отпуск, чтобы помочь
Оуэну  Мерфи  перегнать  его  судно  от  изготовителя  в  Сан-Диего.  --  Он
повернулся к Ноксу. -- Вы не против принять посетителей, Джимми?
     Нокс,  бледный  и неподвижный, утвердительно  поднял вверх пальцы одной
руки. Его лицо  было отекшим и  обожженным, но глаза смотрели твердо,  и они
заметно оживились, когда он узнал Стаси и Салазара.
     -- Слава Богу,  вы  сумели это сделать, -- прохрипел  он. --  Я  уже не
надеялся когда-либо вновь увидеть вас двоих. Где этот безумец Планкетт?
     -- Он скоро  подойдет, -- сказала  Стаси, взглядом приказывая  Салазару
хранить молчание. -- Что случилось, Джимми? Что случилось с "Неукротимым"?
     Нокс слабо покачал головой.
     --  Я  не   знаю.  Думаю,  произошел  какой-то  взрыв.  Только   что  я
разговаривал с вами по подводному  телефону, а в следующую минуту все  судно
было разорвано на  части и горело. Я помню, как пытался связаться с вами, но
ответа не было. А затем я  карабкался по обломкам и мертвым  телам, а  судно
тонуло подо мной.
     --  Погибли?  -- бормотал Салазар, отказываясь  верить услышанному.  --
Судно потонуло, и весь наш экипаж погиб?
     Нокс едва заметно кивнул.
     -- Я  видел, как оно ушло на дно. Я кричал  и  постоянно  искал глазами
других,  кто мог спастись. Но море было пустынно. Я не знаю, сколько времени
я держался на воде и как далеко уплыл, прежде чем мистер Мерфи и его команда
заметили меня и подобрали. Они обыскали море вокруг этого  места, но  ничего
не нашли. Они сказали, что я, должно быть, единственный, кто выжил.
     --  Но что  известно насчет двух  других кораблей,  которые  находились
поблизости, когда мы начали погружение? -- спросила Стаси.
     -- Я не видел никаких признаков их присутствия. Они тоже исчезли.
     Голос Нокса ослаб до  шепота, и  было очевидно, что он, как ни старался
держаться,  вот-вот потеряет  сознание.  Сила воли  была при  нем,  но  тело
исчерпало свои силы. Его глаза закрылись, и голова слегка откинулась набок.
     Доктор Дирфилд взмахом руки попросил Стаси и Салазара удалиться.
     -- Вы сможете снова побеседовать с ним, когда он отдохнет.
     -- Он поправится? -- мягко спросила Стаси.
     -- Я  не  могу этого  сказать,  -- увильнул  от  прямого ответа  доктор
Дирфилд в лучших медицинских традициях.
     -- Что именно у него не в порядке?
     --  Два  или больше  сломанных  ребра,  насколько я  могу  сказать  без
рентгена.  Опухший голеностопный сустав  --  растяжение  или перелом. Ушибы,
ожоги первой степени. Это те травмы, с которыми я могу справиться. Остальные
его  симптомы --  совсем  не те, которые  я  ожидал  бы  найти  у  человека,
пережившего кораблекрушение.
     -- Что вы имеете в виду?
     -- Высокая температура, артериальная гипотензия,  -- это такое название
пониженного кровяного давления, сильная эритема, желудочные спазмы, странное
кровотечение.
     -- А какова причина всех этих симптомов?
     -- Это не совсем моя область, -- серьезно  ответил  Дирфилд.  -- Я лишь
читал  пару статей в  медицинских журналах.  Но думаю, что не  ошибусь, если
скажу, что крайне тяжелое состояние Джимми было вызвано полученной им  дозой
радиации, превышающей летальную.
     Стаси секунду молчала, затем уточнила:
     -- Ионизирующая радиация?
     Дирфилд кивнул.
     --  Хотелось бы мне ошибиться,  но факты  вынуждают меня придти к этому
выводу.
     -- Наверно, вы можете что-нибудь сделать, чтобы спасти его?
     Дирфилд жестом руки обвел каюту.
     -- Посмотрите вокруг, -- грустно сказал он. -- Это похоже на госпиталь?
В это плаванье я отправился матросом. Моя аптечка состоит лишь из таблеток и
перевязочных материалов для оказания  первой помощи. Его нельзя эвакуировать
вертолетом, пока  мы  не подойдем ближе  к суше. И даже тогда  я сомневаюсь,
чтобы  его  можно  было спасти  существующими  в  настоящее  время  методами
лечения.
     --  Повесить  их! --  неожиданно  для всех  вскрикнул  Нокс. Его  глаза
моргнули и широко открылись, он смотрел сквозь присутствующих  в каюте людей
на некий не видимый им образ за переборкой.
     -- Повесить этих кровожадных ублюдков!
     Они в  изумлении глядели на него.  Салазар стоял  потрясенный.  Стаси и
Дирфилд  бросились к  койке, чтобы успокоить  Нокса, который немощно пытался
встать на ноги.
     --  Повесить этих  ублюдков! -- снова повторил Нокс  гневно. У него был
такой вид,  словно  он налагал проклятье  на невидимых  врагов. -- Они будут
убивать опять. Повесить их!
     Но  прежде  чем  Дирфилд  успел  сделать ему успокаивающий  укол,  Нокс
застыл,  его глаза на мгновенье  вспыхнули, и затем туманная пленка застлала
их, он упал навзничь, издал долгий протяжный вздох и обмяк.
     Дирфилд  быстро  приступил к  кардиопульмонарной реанимации, боясь, что
Нокс был слишком обессилен острой лучевой болезнью, чтобы вернуться к жизни.
Он продолжал свои попытки, пока от  усталости ему не начало  сводить руки  и
пот не полил с него ручьями.  Наконец он с  грустью признал, что сделал все,
что  было  в  его  силах. Никто, никакое чудо  не могло вернуть Джимми Нокса
обратно.
     -- Мне очень жаль, -- бормотал он, переводя дух.
     Словно  загипнотизированные,  Стаси и Салазар  медленно вышли из каюты.
Салазар молчал, а Стаси начала слабо  всхлипывать. Через некоторое время она
утерла слезы рукой и выпрямилась.
     -- Он что-то увидел, -- прошептала она.
     Салазар взглянул на нее.
     -- Увидел что?
     -- Он знал, каким-то невероятным образом он знал. -- Она  повернулась и
посмотрела сквозь открытый дверной проем на безмолвную фигуру, распростертую
на койке. --  Как раз  перед концом Джимми смог увидеть,  кто повинен в этой
ужасной массовой гибели и разрушении.

        Глава 11
     С  одного  взгляда  на  его  фигуру,  худую  чуть  ли  не до  состояния
истощения, становилось ясно, что он был фанатиком диеты и поддержания формы.
Он был  низкорослым,  грудная клетка  и подбородок выдавались  вперед, как у
тощего  петуха,  и щегольски  одет  в  светло-голубую  рубашку  для гольфа и
соответствующие брюки.  Соломенная панама была  туго  надвинута  на  коротко
остриженные рыжие  волосы, чтобы ее не  сорвало  ветром. Он  носил тщательно
подстриженную вандайковскую бородку с таким  острым кончиком, что можно было
поклясться,  что он  мог бы заколоть  ею кого-нибудь,  если бы  вдруг сделал
выпад.
     Он  стремительно вбежал наверх  по  штормтрапу  джонки,  держа  во  рту
огромную  сигару,  разбрасывающую  по  ветру  искры. Если  бы  драматические
появления  на сцене  награждались призами  за  стиль  исполнения, то адмирал
Джеймс  Сэндекер,  директор  Национального  агентства  подводных  и  морских
исследований, несомненно завоевал бы первый приз.
     Его лицо  выглядело напряженным  из-за печальных  известий,  которые он
получил на борту самолета. Как  только  у него под  ногами  оказалась палуба
"Шанхайской раковины", он поднял вверх руку и помахал пилоту летающей лодки,
который  помахал ему в ответ.  Самолет  развернулся  против ветра и  понесся
вперед, подпрыгивая  на  гребнях волн,  затем  поднялся в  воздух  и, описав
красивый вираж, взял курс на юго-восток в сторону Гавайских островов.
     Джиордино  и  Мерфи  сделали  шаг вперед.  Сэндекер  устремил взгляд на
хозяина джонки.
     -- Привет, Оуэн. Вот уж никак не ожидал встретить тебя здесь.
     Мерфи улыбнулся и пожал ему руку.
     --  Я тоже,  Джим.  Добро пожаловать  на борт.  Рад видеть  тебя. -- Он
немного  помолчал  и показал  жестом на  суровые  лица членов  команды НУМА,
тесным  кольцом  окруживших их  на открытой палубе.  --  Теперь, может быть,
кто-нибудь расскажет мне, что это за грандиозное  шоу с пламенем и  грохотом
было позавчера  на  горизонте  и  почему  все эти  люди выпрыгивают из  волн
посреди океана.
     Сэндекер не  дал прямого ответа. Он  обвел  взглядом палубу  и взглянул
вверх на спущенные паруса.
     -- А сам-то ты что здесь делаешь?
     -- По моему заказу ее построили  для меня в Шанхае. Мой экипаж и я идем
на  ней  в  Гонолулу,  а  затем  в  Сан-Диего,  где я собираюсь  держать  ее
постоянно.
     -- Вы знакомы друг с другом? -- наконец спросил Джиордино.
     Сэндекер утвердительно кивнул.
     -- Мы с этим старым пиратом вместе  учились в Военно-морской академии в
Аннаполисе. Только  Оуэн  оказался сообразительней. Он  вышел  в  отставку и
учредил  компанию  по производству электроники. Теперь у него больше  денег,
чем в Казначействе Соединенных Штатов.
     Мерфи улыбнулся.
     -- К чему и стремился.
     Сэндекер вдруг стал серьезным.
     -- Что нового  о базе, с тех пор как ты  информировал меня по радио? --
обратился он к Джиордино.
     --  Мы  опасаемся,  что  она разрушена,  -- тихо ответил Джиордино.  --
Вызовы  по подводному телефону из нашего оставшегося  аппарата  остались без
ответа. Кейт Харрис полагает, что основная ударная  волна должна была прийти
вскоре  после нашей эвакуации. Как я уже докладывал, в наших двух  аппаратах
не  было  места,  чтобы  эвакуировать  всех.  Питт  и  британский  океанолог
добровольно вызвались остаться внизу.
     -- Что  было предпринято, чтобы  спасти  их?  -- требовательно  спросил
Сэндекер.
     Джиордино  выглядел  явно  подавленным,  как будто  все его способности
чувствовать истощились.
     -- Мы исчерпали наши возможности.
     Взгляд Сэндекера стал холоден.
     -- Вы не справились с работой, мистер. Вы  заставили меня поверить, что
собираетесь вернуться за оставшимися на втором аппарате.
     -- Это было до того,  как Лоуден  всплыл с закороченными батареями!  --
обиженно  ответил Джиордино. -- Один аппарат  затонул, другой  неисправен --
что мы могли сделать?
     Выражение лица адмирала смягчилось, холод в глазах сменился печалью. Он
понял, что  Джиордино  загнало  в  угол  невезенье. Даже  предположить,  что
маленький  итальянец  не  сделал  всего, что мог, было  ошибкой,  и  адмирал
сожалел об этом. Но он тоже был потрясен очевидной потерей Питта.
     Для него Питт  был  как сын,  которого  у него никогда не  было.  Он бы
послал на его  спасение  целую армию специально обученных людей и  секретное
оборудование,  о  существовании  которого  американская публика  не имела ни
малейшего представления,  если бы  судьба  подарила  ему еще тридцать  шесть
часов. У адмирала Сэндекера такая власть была. Он прибыл сюда не потому, что
откликнулся на объявление с просьбой о помощи в газете "Вашингтон Пост".
     Он сказал:
     -- Есть ли какая-нибудь возможность починить батареи?
     Джиордино  кивнул, показав на аппарат, качающийся на волнах  в двадцати
метрах от них, привязанный буксирным тросом к корме "Шанхайской раковины".
     --  Лоуден  работает,  как  сумасшедший, пытаясь  исправить  их, но  он
настроен не слишком оптимистично.
     -- Если  кто-то  виноват  в том, что случилось,  то, наверно, это я, --
серьезно сказал Мерфи.
     -- Питт все еще может быть жив, --  сказал Джиордино, игнорируя реплику
Мерфи. -- Он не из тех людей, которые легко смиряются с перспективой смерти.
     -- Да.  -- Сэндекер замолчал, затем продолжил почти бесстрастно:  --  В
прошлом он не однажды доказывал это.
     Джиордино в упор смотрел на адмирала, и в его глазах начала разгораться
искорка.
     -- Если бы мы могли спустить отсюда другой глубоководный аппарат...
     --  "Дип Квест" может  погружаться на  десять тысяч  метров,  -- сказал
Сэндекер,  снова  становясь на ровный киль. -- Он находится в  нашем доке  в
Лос-Анджелесе. Я могу сделать так, чтобы его погрузили на борт транспортного
самолета ВВС "Си-5", и он будет на пути сюда еще до заката.
     -- Я не знал, что "Си-5" могут садиться на воду, -- перебил его Мерфи.
     --  Они не  могут, -- твердо сказал  Сэндекер. -- "Дип Квест",  все его
двенадцать метрических тонн, будет сброшен в воду  из  грузового люка. -- Он
посмотрел на часы. -- Полагаю, это произойдет примерно через восемь часов.
     --  Вы  собираетесь сбросить  с  самолета на  парашюте двенадцатитонный
глубоководный аппарат?
     -- Почему бы и  нет, черт возьми? Чтобы  доставить его сюда на корабле,
потребуется неделя.
     Джиордино задумчиво глядел на палубу.
     -- Мы  могли бы избавиться от  множества трудностей, если бы работали с
борта базового судна,  способного спускать и поднимать из воды глубоководные
аппараты.
     -- Ближайшее океанографическое судно в нашем районе, подходящее под это
описание, -- это "Саундер". Оно занимается картографической сонарной съемкой
морского дна к югу от Алеутских островов. Я  прикажу его  капитану  прервать
выполнение этого задания и идти прямо к нам так быстро, как он сможет.
     -- Могу  ли я чем-нибудь помочь? -- спросил Мерфи. -- После того, как я
потопил ваш  аппарат,  самое меньшее, что я могу сделать, --  это предложить
услуги своего судна и команды.
     Джиордино улыбнулся  про  себя,  когда  Сэндекер поднял руки и обхватил
Мерфи за  плечи. Наложение  рук, так  обычно называл это Питт.  Сэндекер  не
просто просил ни о чем не подозревающего постороннего оказать ему услугу, он
заставлял свои жертвы чувствовать  себя  так, будто  он  совершает над  ними
обряд крещения.
     -- Оуэн, -- произнес адмирал своим самым  благоговейным  тоном, -- НУМА
будет в долгу перед вами, если мы сможем использовать вашу джонку в качестве
командного судна флота.
     Оуэн Мерфи не был растяпой, когда  речь шла о том, чтобы почувствовать,
что его водят за нос.
     -- Какого флота? -- спросил он с невинным видом.
     -- Ну, половина  ВМФ США будет задействована  для выполнения  операции,
которой мне  поручено  руководить,  -- сказал Сэндекер, как  будто секретный
доклад Реймонда Джордана был общеизвестной новостью. -- Меня не удивит, если
одна из наших атомных подводных лодок проходит у нас под килем в эту минуту.
     Это, подумал Мерфи, самая дикая  история, какую ему приходилось слышать
за  всю его  жизнь.  Но никто на  борту  "Шанхайской раковины", кроме самого
адмирала,  и  понятия не имел, насколько пророческими окажутся его слова. Не
подозревали они и о том, что попытка спасения двух потерянных исследователей
была лишь прологом к главным событиям.
     В двадцати километрах от них  ударная  подводная лодка "Туксон"  шла на
глубине четырехсот метров, подходя к месту нахождения джонки.  Она прибыла в
заданный район  даже  быстрее, чем  планировалось. Ее  шкипер, коммандер Бью
Мортон, вел  ее  на  максимальной  скорости после  того,  как он  получил  в
Пирл-Харборе приказ  как можно быстрее идти к месту взрыва. Прибыв на место,
он  должен  был  провести  анализы  подводного   загрязнения  радиоактивными
выбросами  продуктов  взрыва и собрать все плавающие обломки,  которые можно
будет безопасно взять на борт лодки.
     Мортон небрежно облокотился на  переборку, одной рукой поигрывая пустой
кофейной  чашкой, и наблюдал  за лейтенантом-коммандером  Сэмом  Хаузером из
Военно-морской лаборатории радиационной защиты. Ученый  не обращал  внимания
на присутствие Мортона. Он был поглощен слежением за своими радиохимическими
приборами и вычислением интенсивности бета-и гамма излучения, регистрируемой
датчиками, буксируемыми лодкой.
     -- Все еще блуждаем в потемках? -- саркастически спросил Мортон.
     -- Радиоактивность  распределена очень неравномерно, -- ответил Хаузер.
-- Но значительно ниже предельно допустимого уровня. Наибольшие концентрации
наблюдаются наверху.
     -- Поверхностный взрыв?
     --  Да,  это корабль, а не подводная лодка.  Большая часть  загрязнений
выпала с атмосферными осадками.
     -- Есть какая-нибудь  опасность  для этой китайской джонки к  северу от
нас?
     Хаузер покачал головой.
     -- Они должны были  быть слишком далеко вверх по ветру, так что  они не
могли получить сколько-нибудь значительной дозы.
     --  А  теперь,  когда  они дрейфуют  через место взрыва?  --  настаивал
Мортон.
     -- Из-за сильных воздушных потоков и турбулентных течений воды во время
и  сразу  после взрыва,  --  терпеливо  объяснял  Хаузер,  -- большая  часть
радиоактивности была  выброшена  в  атмосферу  и  отнесена ветром  далеко на
восток. Там, где они находятся, они должны быть в безопасности.
     Телефон в отсеке издал мелодичное треньканье. Хаузер взял трубку.
     -- Да?
     -- Капитан здесь, сэр?
     -- Даю его. -- Он передал трубку Мортону.
     -- Говорит капитан.
     -- Сэр, это  оператор сонара  Кайзер. У  меня контакт. Мне кажется, вам
следует послушать это.
     -- Сейчас буду.  -- Мортон положил трубку, недоумевая, почему Кайзер не
связался с ним по селектору, как обычно.
     Капитан застал оператора  сонара первого класса Ричарда Кайзера  на его
рабочем месте, склонившегося над пультом прибора и слушающим через  наушники
сигнал сонара; лоб  оператора  был наморщен от удивления.  Старший  помощник
Мортона, капитан-лейтенант Кен Фейзио, прижимал  к своим ушам запасную  пару
наушников. У него был совершенно обалдевший вид.
     -- У вас контакт? -- спросил Мортон.
     Кайзер  не  ответил сразу,  а  продолжал слушать еще несколько  секунд.
Наконец он сдвинул вверх левый наушник и пробормотал:
     -- Это дико.
     -- Дико?
     -- Я поймал сигнал, которого просто не может быть.
     Фейзио покачал головой, подтверждая сказанное.
     -- Это неслыханно.
     --  Не  будете  ли вы столь  любезны  посвятить меня  в вашу  тайну? --
раздраженно потребовал Мортон.
     -- Я включу сигнал на динамик, -- ответил Кайзер.
     Мортон и несколько  офицеров и  матросов, к  которым новость о странном
сигнале  просочилась  непонятно  как,  окружили  кабинку   сонара,  ожидающе
посматривая  на динамик.  Звуки  не были  чистыми,  но все же их  можно было
разобрать. Это  были не  высокие пронзительные свисты дельфинов, не  стрекот
кавитации гребных винтов; это были человеческие голоса, поющие песню.
     <i>Нам с Минни звезды морские светили.
     Обняв ее крепко,{/i} целуя в <i>ушко,
     О, что за ночи я проводил там
     В ее бунгало на дне морском.</i>

     Мортон смерил Кайзера ледяным взглядом.
     -- Что это еще за фокусы такие?
     -- Никаких фокусов, сэр.
     -- Наверняка этот сигнал идет от той китайской джонки.
     -- Нет, сэр, не от джонки и не от какого-либо другого надводного судна.
     --  От  другой подводной лодки? -- скептически  допытывался  Мортон. --
Может быть, от русской?
     --  Нет, если только они не строят лодки в десять раз прочнее наших, --
сказал Фейзио.
     -- Какая дистанция и азимут? -- требовательно спросил Мортон.
     Кайзер  не  знал, что и сказать. Он смотрел  на капитана, как маленький
ребенок, наделавший в штаны и боявшийся признаться.
     -- Никакого горизонтального азимута, сэр. Пение  раздается со дна моря,
из глубины пять тысяч метров, прямо под нами.

        Глава 12
     Желтоватую муть, образованную микроскопическими панцирями одноклеточных
морских  водорослей   диатомей,  постепенно   относило   прочь   извилистыми
облачками, затерянными в непроницаемом мраке абиссальных глубин.
     Дно  котловины, на котором  недавно  стояла  исследовательская  станция
НУМА, было завалено пластами  ила и обрушенной породы. Теперь  оно выглядело
как неровная, изрытая  ямами и  усеянная полузасыпанными глыбами и обломками
стен площадка. После того как затихли последние отзвуки землетрясения, здесь
должна была воцариться  мертвая  тишина,  но  вместо этого  искаженный напев
"Русалочки  Минни"  просачивался  из-под  глыб камня и  толщи ила  и  уходил
наверх, в бескрайнее водное пространство.
     Если  бы  кто-нибудь  мог  пройтись по  этим  кучам  мусора,  отыскивая
источник  звука, он не  нашел бы ничего, кроме единственного  штыря антенны,
торчавшего из  жидкой грязи.  Штырь был погнут и искорежен. Серовато-розовая
рыба-крыса  быстро  обследовала антенну, но, найдя  ее  несъедобной, махнула
своим заостренным хвостом и лениво уплыла в темноту.
     Почти сразу же после исчезновения рыбы-крысы  ил в нескольких метрах от
антенны  зашевелился, закручиваясь во все  расширяющуюся воронку,  диковинно
подсвеченную  снизу. Вдруг пучок  яркого света брызнул сквозь взбаламученную
воду,  за  ним  появилась  механическая  рука,  сложенная  в  виде  ковша  и
разделенная у  запястья  на  суставчатые пальцы.  Стальной  призрак замер  и
вытянулся, как степной пес, сделавший стойку на задних лапах и вынюхивающий,
не донесется ли откуда-нибудь запах койота.
     Затем  ковш изогнулся вниз и  вгрызся в морское дно, выкапывая глубокую
траншею,  которая начала у дальнего  конца становиться более мелкой, образуя
что-то вроде наклонного пандуса. Когда механическая рука наткнулась на глыбу
камня, слишком большую, чтобы поместиться  в ней,  рядом, как по волшебству,
появилась огромная металлическая клешня. Своими  похожими на когти захватами
она обхватила глыбу, вырвала ее из ила и опустила на дно  рядом  с траншеей;
облако  взбаламученной  грязи поднялось со дна от удара  глыбы. Затем клешня
убралась прочь, и рука-ковш продолжила свою работу.
     --  Недурно  сделано, мистер Питт,  --  сказал Планкетт, с  облегчением
улыбнувшись. -- К вечернему чаю вы нас откопаете, и мы  сможем проехаться по
равнине.
     Питт отклонился назад в своем кресле с откидывающейся спинкой, глядя на
экран  телемонитора с  тем  же  пристальным  вниманием,  которое  он  обычно
приберегал для трансляции футбольного матча.
     -- Мы пока еще не на дороге.
     --  Забраться в  один из ваших  подводных вездеходов  и  загнать его  в
воздушный шлюз перед  главным  толчком землетрясения -- это  была гениальная
идея.
     -- Ну, это уж слишком громко сказано, -- пробормотал Питт, программируя
компьютер вездехода, чтобы  слегка изменить угол  наклона  ковша.  --  Лучше
считайте, что я просто позаимствовал логику рассуждений доктора Спока.
     --  Стены  шлюза  выдержали, --  настаивал  Планкетт,  --  если  бы  не
прихотливая игра случая, нас бы раздавило, как клопов.
     --  Шлюзовая камера была рассчитана на вчетверо  большее  давление, чем
остальные   конструкции  станции,  --  заявил  Питт  тихим   голосом,  но  с
интонацией, не  допускающей  возражений. --  Прихотливая игра случая, как вы
это называете,  дала нам время на то,  чтобы  уравнять  давление  в шлюзовой
камере с наружным,  открыть внешнюю  дверь и  выехать вперед  на достаточное
расстояние, чтобы можно было работать  клешней и ковшом, прежде  чем начался
обвал. В  противном случае  мы  оказались  бы запертыми  в ловушке на  более
длительный срок, чем мне хотелось бы думать.
     --  О,  черт  побери, -- рассмеялся Планкетт. Его  мало чем можно  было
обескуражить. --  Какая  разница,  если  уж  нам удалось выбраться  из  этой
могилы.
     -- Я прошу не произносить при мне слова "могила".
     --  Извините.  -- Планкетт  сидел  в кресле рядом  и немножко сзади  от
Питта.  Он внимательно осматривал  кабину  вездехода. --  Чертовски неплохая
машина. Какая у нее двигательная установка?
     -- Небольшой атомный реактор.
     --  Атомный?  Правда?  Вы, янки, никогда не  перестанете изумлять меня.
Готов биться об заклад, что мы сможем проехать на этом чудовище прямо по дну
до пляжа Ваикики.
     -- Вы  бы  выиграли ваше пари, --  ответил  Питт  с кривой улыбкой.  --
Реактор  и  системы жизнеобеспечения  "Большого Джона"  могут  доставить нас
туда. Вся загвоздка  в прискорбно малой скорости пять километров в  час.  Мы
подохнем с голоду за добрую неделю до того, как прибудем на место.
     -- Вы не захватили с собой завтрак? -- шутливо спросил Планкетт.
     -- Даже ни одного яблока не взял.
     Планкетт сухо посмотрел на Питта.
     -- Я бы даже согласился сдохнуть, лишь если бы мне не приходилось снова
слушать эту треклятую песенку.
     -- Вам не нравится "Минни"? -- спросил Питт с притворным удивлением.
     -- После того, как я услышал этот припев двадцать раз подряд, нет.
     -- Поскольку  корпус  телефонного переговорного  устройства  раздавило,
наше  единственное  средство  связи  с  поверхностью  --   это  акустический
радиопередатчик.   Для   переговоров   его   радиус   действия    совершенно
недостаточен,  но это  все, что  у  нас  есть.  Я мог  бы предложить  вальсы
Штрауса, или  джазовые оркестры сороковых  годов, но для наших целей они  не
годятся.
     --Я не  в восторге  от вашей фонотеки, -- прорычал  Планкетт.  -- А чем
плох Штраус? -- спросил он, взглянув на Питта.
     --  Это  инструментальная   музыка,  --  ответил  Питт.  --  Искаженные
передачей через воду, звуки скрипки похожи на писки дельфинов или нескольких
других морских млекопитающих. Минни -- это вокальная музыка. Если кто-нибудь
на  поверхности  слушает, что происходит  вокруг,  то  они будут знать,  что
кто-то там внизу до сих пор жив. Как бы она ни была  искажена, старую добрую
человеческую речь ни с чем нельзя спутать.
     -- Со  всеми вытекающими из этого преимуществами для нас -- если только
их  вообще удастся извлечь, -- сказал Планкетт.  -- Если будет  организована
спасательная операция,  то  нет никакого способа  переместить  нас из  этого
вездехода в глубоководный обитаемый аппарат иначе как через шлюзовую камеру.
Никакого  намека  на  такое  устройство  нет в вашем замечательном  во  всех
остальных   отношениях   тракторе.   Если  вы   позволите   мне   рассуждать
реалистически, то я не могу  усмотреть в  ближайшем  будущем  ничего,  кроме
нашей неизбежной кончины.
     -- Я прошу не произносить при мне слова "кончина".
     Планкетт  запустил  руку в карман  своего объемистого свитера и вытащил
фляжку.
     -- Здесь  осталось лишь около четырех больших глотков, но это должно на
какое-то время поддержать в нас бодрость духа.
     Питт взял предложенную ему фляжку, и в этот момент приглушенный скрежет
потряс  огромный  гусеничный  вездеход.  Ковш  вгрызся в  каменную  массу  и
попытался  оторвать  ее  от  грунта. Вес  этого  обломка намного превосходил
предельно  допустимую  безопасную  нагрузку,  машина  скрежетала  и стонала,
пытаясь  поднять  обломок.  Подобно олимпийскому чемпиону, из последних  сил
выжимающему штангу в попытке завоевать золотую медаль, ковш раскачивался под
своей тяжелой ношей, поднятой над уровнем дна,  и наконец сбросил  ее во все
растущий вал вынутой породы, тянущийся рядом с траншеей.
     Наружные  прожекторы  не  могли пронизать грязевые облака, и на экранах
телемониторов внутри  кабины управления можно было увидеть только непрерывно
перемешивающиеся   желтые   и   серые   пятна.  Но   на   экране  компьютера
вырисовывалось  трехмерное  изображение,  построенное посредством  сонара  и
показывающее, насколько продвинулась работа по откапыванию прохода в завале.
     Полных пять часов прошло с тех пор, как Питт начал откапывать вездеход.
Наконец  он смог  увидеть увеличенное  изображение, показывающее  узкий,  но
достаточно ровный коридор, полого поднимающийся к поверхности морского дна.
     -- Мы обдерем  немного краски с крыльев, но  я полагаю,  что мы  сможем
здесь протиснуться, -- уверенно заявил Питт.
     Надежда озарила лицо Планкетта.
     --  Пихните эту  крошку  под  зад, мистер Питт. Мне до чертиков надоело
глазеть на эту липкую грязь.
     Питт слегка склонил голову набок и подмигнул попутчику.
     -- Как прикажете,  мистер Планкетт. -- Он перешел  с автоматического на
ручное управление  и  потер кисти рук,  как пианист  перед началом  игры. --
Скрестите  пальцы и помолитесь, чтобы  траки  гусениц нашли прочную  опору в
этой каше, не то нам придется поселиться здесь надолго.
     Он  осторожно  повел  вперед  рычажок акселератора. Широкие гусеницы по
бокам  "Большого  Джона"  пришли  в  движение,  прокручиваясь  сквозь мягкие
осадочные  породы  и все набирая скорость по мере того, как Питт  увеличивал
мощность.  Постепенно  вездеход начал  дюйм  за дюймом продвигаться  вперед.
Затем  вдруг один из  траков добрался до слоя маленьких камешков и зацепился
за  него,  и  огромную  самоходную горную машину  бросило в  противоположную
сторону траншеи. Питт попытался удержать машину на курсе,  но стена  траншеи
подалась, и поток жидкой грязи залил вездеход с одного бока.
     Он перевел рычажок  акселератора назад  до  упора, затем  снова вперед,
переключившись  на задний  ход,  затем  снова  на  полную  мощность  вперед,
раскачивая  "Большой  Джон"  взад-вперед.  Компактный ядерный  реактор давал
достаточную мощность, но  гусеницы  не  могли  зацепиться за твердый  грунт.
Камни и ил летели из-под них, когда гусеницы врезались в вязкую кашу.
     Но подводный экскаватор по-прежнему оставался застрявшим в своей тесной
темнице.
     -- Может, нам лучше сделать перерыв и отчерпать грязь ковшом? -- сказал
Планкетт абсолютно серьезным тоном. --  Или -- еще  -- лучше остановиться  и
обдумать ситуацию .
     Питт  потратил  несколько   секунд  на  то,  чтобы   обдать  массивного
англичанина  твердым,  ледяным взглядом. Планкетт мог  поклясться, что глаза
Питта выжгли немалую порцию его нервных клеток.
     -- Множество  моих людей  долго и тяжело работали вместе со мной, чтобы
построить первую глубоководную обитаемую станцию, -- произнес он тоном, едва
ли  не  сатанинским.  -- И  кто-то,  где-то  ответственен  за  то,  что  она
разрушена. Они также повинны в потере вашего глубоководного аппарата, вашего
базового  корабля и его команды.  Вот  в  чем  состоит ситуация.  Ну, а если
говорить  обо  мне, то я  намерен выбраться из  этого дерьма, даже если  мне
придется кишки  вырвать  из этой машины,  подняться на  поверхность  целым и
невредимым, найти этих подонков, которые стоят за всеми этими несчастьями, и
запихнуть им в глотки их собственные зубы.
     Затем он повернулся  и  пустил гусеницы продираться через нагромождения
ила  и камней. Странно вихляя, огромная машина вгрызлась  траками  в грунт и
продвинулась вперед на метр, затем еще на метр.
     Планкетт  сидел, как  пень,  не на шутку напуганный,  но  тем  не менее
вполне убежденный этим  гневным обещанием.  Клянусь Богом,  подумал  он, мне
думается, этот парень может чертовски неплохо проделать это!

        Глава 13
     А  в это время на другом конце Земли, на расстоянии более восьми  тысяч
километров,  в глубокой шахте, вырубленной  в вулканической породе,  бригада
проходчиков отошла  в сторону,  освободив  проход, и  два  человека  шагнули
вперед, заглянув  в  проломленную брешь в бетонной стене. Удушливым  смрадом
потянуло  из отверстия, и сердца  двадцати шахтеров сжались  от страха перед
неизвестным.
     Прожекторы, освещавшие узкий штрек, отбрасывали  причудливо  искаженные
тени  на  стены  открывшейся  полости. Она  выглядела как  широкий  туннель,
проходивший  за  бетонной   стеной  метровой  толщины.  Внутри   можно  было
разглядеть  старый проржавевший  грузовик, окруженный со всех сторон толстым
слоем  валявшихся на полу  туннеля  серо-коричневых щепок -- так, во  всяком
случае, это выглядело.
     Несмотря  на прохладный  влажный воздух,  здесь,  глубоко под  изрытыми
снарядами склонами острова Коррегидор у входа в манильскую гавань, эти двое,
заглянувшие в отверстие,  обливались  потом. После  многих лет  исследований
они, наконец, стояли  на пороге обнаружения части огромного собрания военных
трофеев второй  мировой войны,  известного  как "золото Ямасита".  Клад  был
назван   по   имени   генерала   Ямасита  Томоюки,   командующего  японскими
вооруженными силами на Филиппинах начиная с октября 1944 года.
     Огромные сокровища были захвачены японцами в ходе  войны. Они свозились
из Китая,  стран  Юго-Восточной Азии,  голландской Вест-Индии  и  Филиппин и
состояли  из  тысяч тонн редких  камней и драгоценностей, слитков  золота  и
серебра, статуй  Будды и католических  алтарей, инкрустированных  бесценными
камнями и окованных массивным золотом.
     Манила  была  местом  сбора  сокровищ перед  предстоящей  отправкой  на
кораблях в  Японию, но из-за больших потерь  судов на поздних стадиях войны,
когда  американские  подлодки  господствовали  в  этой акватории, менее  чем
двадцать процентов сокровищ действительно удалось доставить в Токио. Не имея
возможности  отступить, ожидая неминуемого  вторжения  американцев,  готовых
отомстить  за  все  свои потери, японские хранители сокровищ оказались перед
трудной  проблемой. Им  вовсе  не  хотелось  возвращать  ценности странам  и
народам,  которые  они ограбили. Единственное, что  им  оставалось,  --  это
спрятать  огромное  богатство  в  сотне  разных  мест  на  острове  Лусон  и
поблизости от него, надеясь вернуться после войны и тайно вывезти его к себе
домой.
     Скромные оценки похищенных  сокровищ в текущих ценах  финансовых рынков
колебались между 450 и 500 миллиардами долларов.
     Раскопки  на этом конкретном  месте  острова Коррегидор,  на  несколько
сотен  метров  к  западу и  на  добрый  километр  глубже бокового туннеля, в
котором располагался штаб  генерала Макартура до  его эвакуации в Австралию,
продолжались уже  четыре  месяца.  Используя копии старых японских секретных
карт,   недавно  обнаруженные  в  архивах  ЦРУ   в  Лэнгли,  американские  и
филиппинские агенты секретных служб работали совместно, руководя раскопками.
Работа была крайне утомительной и продвигалась черепашьими темпами.
     Инструкции,  содержащиеся  в  картах,  были  переведены,  или,  скорее,
расшифрованы с древнеяпонского диалекта, не употреблявшегося уже тысячу лет.
К штольне с  сокровищами нужно было подбираться  сбоку под углом, потому что
туннель, по которому японцы их завозили, был заминирован несколькими одно- и
двухтысячефутовыми бомбами и спроектирован так, чтобы при попытке проникнуть
в него непосредственно с торца он обвалился. Продвижение по двадцатимильному
лабиринту,  выкопанному  японцами  во время  оккупации  Лусона,  нужно  было
тщательно просчитывать; любая неточность  грозила  тем, что шахтеры потратят
впустую  месяцы труда, ведя проходку на неправильной глубине, и разминутся с
содержащей клад штольней на несколько сантиметров.
     Более высокий из  этой пары агентов, Фрэнк Манкузо, показал жестом, что
ему нужен большой фонарь. Фонарь передали, и Фрэнк просунул его в пробоину в
стене. В  желтом  рассеянном свете его лицо  заметно побледнело.  Онемев  от
ужаса, он понял, чем на самом деле были эти щепки.
     Рико  Акоста,  горный  инженер,  связанный  с   филиппинскими  службами
безопасности, придвинулся поближе к Манкузо.
     -- Что ты там видишь, Фрэнк?
     -- Кости,  -- ответил Манкузо  почти  что шепотом. -- Скелеты. Боже, их
тут, наверно, сотни. -- Он отступил в сторону и кивнул Акосте.
     Агент-коротышка  махнул  рукой  проходчикам,  подозвав их  к  пролому в
стене.
     -- Расширьте проход, -- приказал он.
     Бригаде шахтеров-филиппинцев потребовалось меньше часа, чтобы кувалдами
расширить  отверстие настолько, что туда мог пролезать человек. Бетон стенок
туннеля  был скверного  качества,  хрупкий  и  легко крошащийся под  ударами
кувалд. Это было воспринято  как приятная неожиданность, поскольку никому не
хотелось идти на риск и применять здесь взрывчатку.
     Манкузо  сидел поблизости от пролома,  покуривая  свою  короткую кривую
трубку.  В сорок два года он все  еще сохранял долговязую,  худощавую фигуру
баскетболиста.  Длинные   каштановые  волосы  ниспадали   ему  на   загривок
засаленными прядями, которые давно следовало бы помыть; его мягкое, округлое
лицо,  явно  немецкого  происхождения,  больше  подошло  бы бухгалтеру,  чем
инженеру,  которому вечно  приходится  возиться  в  грязи. В голубых  глазах
Фрэнка сквозила рассеянная мечтательность: казалось, они никогда не могли ни
на чем сосредоточиться, но он  подмечал все, что было доступно взору, и даже
многое сверх того.
     Выпускник  Колорадского горного  института,  он провел свою  молодость,
шатаясь по всему свету и занимаясь  геологоразведочными  работами,  руководя
пробными  разработками   и  всюду  разыскивая  драгоценные  камни.  Опалы  в
Австралии, изумруды  в Колумбии, рубины в Танзании --  он охотился за ними с
переменным успехом. Он потратил три года, пытаясь найти на северном японском
острове  Хоккайдо редчайший камень  из всех  -- красный  пейнит; эта попытка
кончилась безрезультатно.
     Незадолго   до  того,  как  ему  стукнуло   тридцать,  его  отыскало  и
завербовало какое-то загадочное  разведывательное  агентство  в  Вашингтоне,
предложив ему  работу специального  агента по контракту. Его первым заданием
был  поиск  золота  Ямаситы в  составе  группы  агентов филиппинской  службы
безопасности.
     Раскопки  велись  в  обстановке  строжайшей секретности. Никакая  часть
золота  и  драгоценных  камней  не  предназначалась для  возвращения прежним
владельцам. Все найденные сокровища должны  были быть переданы филиппинскому
правительству, чтобы уменьшить бремя государственного долга  и поддержать на
плаву  тонущую  экономику  страны,  разоренной  неслыханным  и  неисчислимым
казнокрадством режима свергнутого диктатора Маркоса.
     Напарник  Манкузо,  Акоста,  тоже  был  горным  инженером,  прежде  чем
присоединиться  к  службе безопасности. Он был высоковат  для  филиппинца, и
разрез его глаз выдавал значительную примесь китайской крови.
     -- Значит, все эти слухи оказались правдой, -- сказал Акоста.
     Манкузо поднял голову и взглянул на него.
     -- Какие слухи?
     -- Что япошки заставляли военнопленных рыть эти туннели, а затем заживо
замуровывали  их  там,  чтобы  они   никогда  не  могли  открыть,   где  они
расположены.
     -- Похоже, что так. Мы узнаем точнее, когда войдем внутрь.
     Акоста приподнял свою каску и утер пот со лба рукавом.
     --  Мой  дедушка  входил  в  Пятьдесят  седьмую   бригаду  филиппинских
разведчиков.  Его захватили в плен и бросили в испанскую  подземную тюрьму в
форт-Сантьяго.  Оттуда   он  никогда   уже   не  вышел.   Более  двух  тысяч
военнопленных умерли там  от  голода или удушья. Точное число погибших так и
не удалось установить.
     Манкузо мрачно кивнул в ответ.
     --  Будущие  поколения   не  смогут   себе  представить  все  безбожное
варварство, которым  сопровождалась война  на Тихом  океане. -- Он затянулся
трубкой  и  выдохнул  облачко  голубоватого дыма, прежде чем  продолжать. --
Ужасная  статистика  такова:   в  японских  лагерях   военнопленных  погибло
пятьдесят  семь процентов содержащихся там солдат союзников, тогда как среди
военнопленных, находившихся  в  немецких  лагерях, погибло лишь около одного
процента.
     --  Странно,  что  японцы не  вернулись обратно и не  сделали все,  что
только можно было, чтобы похитить эти сокровища, -- сказал Акоста.
     -- Группы,  выдававшие  себя  за строительные  компании,  в  самом деле
пытались  получить  контракты  на послевоенное  восстановление, чтобы тайком
откопать  это золото,  но  как только  Фердинанд  Маркос  узнал о кладах, он
захлопнул перед ними дверь и начал искать его для себя.
     --  И кое-что нашел,  -- добавил  Акоста. --  Стоимостью около тридцати
миллиардов американских долларов, и  ему удалось тайно вывезти эти сокровища
из страны перед тем, как его вышвырнули с его поста.
     -- Это вдобавок к тому золоту, которое он украл  у  своего собственного
народа.
     Акоста с видом крайнего  отвращения плюнул  на пол штольни. -- Он и его
жена были  психопаты, одержимые жадностью. Нам  потребуется сто  лет,  чтобы
оправиться от последствий их правления.
     Бригадир проходчиков поманил их рукой.
     -- Теперь вы уже сможете пролезть внутрь, -- сказал он.
     -- Полезайте первым, -- кивнул Акоста Манкузо. -- Я за вами.
     Запах был  тяжелым  и  тошнотворным.  Манкузо повязал  ситцевым платком
нижнюю  часть  лица и проскользнул сквозь узкий пролом в  стене туннеля.  Он
услышал мягкий всплеск воды, затем громкий треск, когда его ботинки  угодили
в  лужу. Стоя  во  весь рост и  не  касаясь  стен,  он ждал некоторое время,
слушая, как вода капает из трещин в своде  туннеля.  Затем он  включил  свой
фонарь и направил луч света себе под ноги.
     Оказалось,  что  он наступил  на  вытянутую  руку  скелета,  одетого  в
лохмотья  военной формы  и покрытого слизью.  Пара  проржавевших  медальонов
валялась сбоку от черепа, прикрепленные к тонкой цепочке, все еще обвивавшей
шею скелета.
     Манкузо опустился на  колени  и поднес к  фонарю один из медальонов. Он
счистил грязь и ржавчину с него большим и указательным  пальцами  и  наконец
смог разобрать имя: Уильям А. Миллер.
     Там  еще  был  армейский  регистрационный  номер,  но Манкузо  выпустил
медальон из рук. Как только он сообщит о своей находке своему начальнику, на
Коррегидор  будет  послана  команда учета  захоронений, и Уильям  А.  Миллер
вместе  с его давно  умершими  товарищами  будут  возвращены на  родину  для
почетного погребения пятьдесят лет спустя после их гибели.
     Манкузо повернулся на месте, обведя лучом  света  полный круг. Повсюду,
куда   достигал   луч,  туннель   был  устлан  скелетами;  некоторые  лежали
поодиночке,  другие  были  свалены  в  кучи.  Он   осмотрел   еще  несколько
медальонов, прежде чем  Акоста вошел в туннель, неся небольшой прожектор, за
которым из пролома тащился кабель.
     --  Святая  матерь  Божья, -- выдохнул он, увидев печальные останки. --
Целая армия мертвых.
     -- Союзная армия,  --  сказал Манкузо. --  Американцы, филиппинцы, даже
несколько  британцев и австралиец.  Похоже, что японцы привозили пленников в
Манилу из других районов боевых действий.
     -- Один лишь Бог  знает,  какие адские  муки  им пришлось  испытать, --
пробормотал Акоста, и его лицо покраснело от гнева. Он почувствовал, что его
вот-вот стошнит. Он нащупал крест, висевший у него на шее. -- Как их убили?
     -- Никаких признаков пулевых ран. Должно  быть,  они погибли от удушья,
после того как туннель замуровали.
     -- Те, кто  отдавал  приказы  об этом массовом убийстве, должны за  это
заплатить.
     --  Они, скорее всего, мертвы, убиты в резне вокруг Манилы, когда город
захватила армия Макартура. А если они еще дышат, то их  след давно  простыл.
Союзники в  войне на  Тихом океане были  готовы простить слишком  многое. Не
было  начато  длительной  охоты  за  теми,  кто   несет  ответственность  за
жестокости, вроде той, которую евреи устроили за нацистами.  Если их  до сих
пор не нашли и не повесили, то это никогда не будет сделано.
     -- И все же они должны за это заплатить, --  повторил Акоста; его  гнев
перешел в безнадежную ненависть.
     -- Не будем зря  терять время  на мечты  о мести, -- сказал Манкузо. --
Наша задача -- найти золото.
     Он пошел к первому грузовику в длинной колонне, стоявшей среди останков
пленных. Шины  были  спущены, и  брезентовые  тенты над кузовами истлели  от
постоянно просачивающейся  сверху воды. Он откинул вниз ржавый задний борт и
посветил  фонарем  внутрь.  Не  считая обломков дерева от сломанных  ящиков,
грузовик был пуст.
     Нехорошее  предчувствие  начало  охватывать  Манкузо.  Он  поспешил   к
следующему грузовику, тщательно обходя мертвецов или переступая через них, и
из-под его подошв разлетались  брызги  слизи и воды. Вспотев  от сырости, он
начинал  испытывать  озноб.  Ему  потребовалось  сделать над  собой  немалое
усилие, чтобы продолжать  поиски,  теперь, когда в нем  начал крепнуть страх
перед неудачей.
     Второй  грузовик  был пуст,  как  и следующие  шесть. Пройдя по туннелю
двести  метров,  он наткнулся  на  завал, который,  как сразу стало ясно его
натренированному   взгляду   горного  инженера,   был   вызван   применением
взрывчатки,  и увидел боковой пролом в стене туннеля. Но подлинным ударом по
всем  его   надеждам   оказался  небольшой   автомобильный   прицеп-трейлер,
конструкция  которого  была  современной  и  никак  не вписывалась  в  рамки
сороковых годов;  он был изготовлен из  алюминия. На боках трейлера не  было
никаких надписей, но Манкузо узнал торговые знаки  фирмы-изготовителя на его
шинах.
     Он поднялся по металлической лестнице и остановился на пороге, направив
луч фонаря внутрь. Он был обставлен, как конторское помещение, вроде бытовки
прораба, которые Манкузо видел на стройках.
     Подошел  Акоста,  а  за  ним   четверо  рабочих,  разматывавших  кабель
прожектора. Он остановился и осветил весь трейлер ярким пучком света.
     -- Откуда, черт возьми, это здесь взялось? -- удивленно спросил Акоста.
     -- Давай свой прожектор сюда внутрь, --  сказал Манкузо,  чувствуя, что
его худшие опасения стали реальностью.
     Теперь, когда  освещение стало  ярче, они увидели,  что трейлер чист  и
прибран.  Столы  были пусты, корзины для бумаг опорожнены, и  нигде не  было
видно  никаких  пепельниц. Единственным  признаком, что  здесь кто-то прежде
бывал, оказалась строительная каска, висевшая на крюке,  и большая  классная
доска, прикрепленная  к  одной из стен. Манкузо  рассматривал  разграфленные
колонки цифр. Цифры были арабские,  но заголовки граф были написаны японским
слоговым письмом катаканой.
     -- Расписание работ? -- спросил Акоста.
     -- Опись сокровищ.
     Акоста бессильно опустился в кресло за одним из письменных столов.
     -- Украдено, все украдено и вынесено.
     -- Около двадцати пяти лет тому назад, судя по дате на доске.
     -- Маркос? -- спросил Акоста. -- Наверно, он первым добрался сюда.
     -- Нет, не Маркос, -- ответил Манкузо с такой  убежденностью, словно он
всегда знал правду. --  Японцы. Они вернулись, забрали золото и оставили нам
только кости.

        Глава 14
     Кертис Микер  запарковал "Меркури Когуар" своей жены и  привычным шагом
прошел  три квартала к Театру Форда между улицами Е и F на Десятой авеню. Он
застегнул воротник своего пальто, защищаясь от холодного осеннего воздуха, и
присоединился  к  группе пожилых горожан,  в  этот поздний  субботний  вечер
совершающих пешую экскурсию по столице.
     Экскурсовод остановил группу перед зданием театра, в котором Джон Уилкс
Бут застрелил  Авраама  Линкольна, и  коротко  рассказал об  обстоятельствах
этого исторического события, прежде чем перевести экскурсантов через улицу к
дому  Петерсена,  в  котором  скончался  президент.  Микер  беспрепятственно
ускользнул от них, показал швейцару у  входа свой значок федерального агента
и   прошел  в   вестибюль   театра.  Он  обменялся   несколькими  фразами  с
администратором и затем присел на  диванчик, где,  казалось, спокойно  читал
программу спектакля.
     Любому  из  запоздавших  завсегдатаев  театра, быстро  проходивших мимо
Микера, спеша  занять свои  места, он показался бы безразличным посетителем,
которому наскучила  новая постановка пьесы конца девятнадцатого века на тему
американо-испанской  войны,  и  он  предпочел переждать  спектакль,  сидя  в
вестибюле.
     Микер определенно  не  был  ни  туристом,  ни театралом. Занимаемая  им
должность называлась заместитель  директора  высокотехнологичных операций, и
он редко выходил из дома вечерами, разве что к себе в служебный кабинет, где
он занимался изучением фотографий, полученных с разведывательных спутников.
     Он  был  в  сущности  застенчивый  и  скромный человек,  который  редко
произносил   подряд   больше  одной-двух   фраз,  но   его  глубоко  уважали
специалисты-разведчики   как  лучшего  аналитика-расшифровщика   спутниковых
снимков. Он  был  из  тех  людей, которых женщины  называют  симпатичными, с
черными,  тронутыми  сединой волосами, с  добрым лицом, приятной  улыбкой  и
глазами, в которых светилось дружелюбие.
     Пока  его  внимание,  казалось,  было  приковано  к  программке,   рука
незаметно скользнула в карман и нажала кнопку передатчика.
     В зале театра Реймонд Джордан мучительно боролся с дремотой. Под косыми
взглядами жены он прикрывался  зевотой, чтобы избежать  не вступать в  сотый
раз в один и  тот же диалог. К облегчению  зрителей, сидевших  в старомодных
жестких креслах,  пьесы  и действия в  Театре  Форда  были краткими. Джордан
пошевелился, приняв  более  удобную  позу  в  жестком деревянном  кресле,  и
позволил себе помечтать о рыбалке, которую он запланировал на завтра.
     Внезапно  его  грезы  были  прерваны тремя  короткими писками,  которые
издали часы с цифровым индикатором  у  него на руке. Это были так называемые
дельта-часы  -- наименование, связанное с шифром, которым они были снабжены,
-- но внешне они выглядели как  обычные часы фирмы "Рэйтех", так  они и были
помечены, чтобы не бросались  в глаза. Он прикрыл рукой жидкокристаллический
индикатор,  на котором  высветились некие  цифры.  С помощью дельташифра они
сообщили  ему о серьезности ситуации и о том, что кто-то желает  вызвать его
или встретиться с ним.
     Он прошептал на ухо жене, что просит простить его, но  ему нужно выйти,
и, пройдя  по проходу, вышел в вестибюль. Когда  Джордан заметил Микера, его
лицо омрачилось. Хотя он нисколько не жалел, что его вызвали из зала, ему не
понравилось, что причиной послужил какой-то кризис.
     -- Как развивается ситуация? -- спросил он, сразу переходя к делу.
     -- Мы узнали,  на каком  корабле  находилась бомба,  --  ответил Микер,
вставая.
     -- Мы не можем разговаривать здесь.
     -- Я договорился с администратором о  президентском кабинете  театра. Я
могу наедине проинформировать вас там.
     Джордану  было  знакомо это помещение.  Он пошел впереди, ведя за собой
Микера,  и вошел  в заднюю комнату, обставленную в  стиле шестидесятых годов
прошлого века. Он закрыл дверь и посмотрел на Микера.
     -- Вы вполне уверены в ваших выводах? Ошибка исключена?
     Микер серьезно покачал головой.
     -- Снимки с  метеорологического спутника, пролетевшего над  этим местом
до взрыва,  показали три судна  в этом районе.  Мы задействовали  наш старый
разведывательный  спутник "Скай  Кинг", когда  он пролетал над районом после
взрыва, и исключили два судна из трех.
     -- Каким образом?
     --  С  помощью компьютерного усиления  изображений от  радарно-сонарной
системы,  что  позволило видеть  сквозь  воду,  словно она  была  совершенно
прозрачной.
     -- Вы проинформировали об инциденте ваших людей?
     -- Да.
     Джордан смотрел Микеру прямо в лицо.
     -- Вы удовлетворены вашими выводами?
     -- У меня нет никаких сомнений, -- просто ответил Микер.
     -- Доказательства надежны?
     -- Да.
     -- Знайте  же,  что вы разделите  ответственность, если  факты окажутся
неточными.
     -- Как только  я закончу  свой  доклад, я собираюсь отправиться домой и
спать как младенец. Ну, почти так.
     Джордан  почувствовал  некоторое  облегчение  и устроился  в кресле  за
столом. Он ожидающе посмотрел на Микера.
     -- Ну, так что же вы выяснили?
     Микер вытащил из глубокого внутреннего кармана пальто небольшую кожаную
папочку и положил ее на стол.
     Джордан улыбнулся.
     -- Я вижу, вы не доверяете чемоданчикам.
     --  Я  предпочитаю держать  руки свободными,  --  ответил Микер,  пожав
плечами. Он открыл папочку  и выложил пять фотографий. На  первых  трех были
видны суда на поверхности моря, изображенные с удивительной четкостью, можно
было   разглядеть    малейшие   подробности.   --   Вот    это    норвежский
грузопассажирский   лайнер,    кружащий    вокруг    дрейфующего   японского
автомобилевоза.   В  двенадцати   километрах   от  этого  места   британское
океанографическое  судно  опускает  на   воду   подводный  исследовательский
аппарат.
     -- Это снимок до взрыва, -- сказал Джордан.
     Микер кивнул.
     -- Следующие два сделаны спутником "Скай Кинг" после взрыва,  и на  них
видны  два  искореженных  корпуса  на  дне.  Третье  судно   исчезло.  Кроме
нескольких разбросанных обломков судовых  двигателей на дне,  от него ничего
не осталось.
     -- Что это  было за судно? Какое из  трех? -- медленно спросил Джордан,
как бы предчувствуя, каким будет ответ.
     -- Нам удалось вполне определенно отождествить те два, которые затонули
целиком.  -- Микер сделал паузу, чтобы оторваться от фотографий и посмотреть
Джордану   в   глаза,   как   бы   подчеркивая   свой   ответ.   --   Судно,
транспортировавшее бомбу, -- японский автомобилевоз.
     Джордан вздохнул и откинулся в кресле.
     -- Я не  слишком удивлен  тем,  что у Японии  есть  бомба.  Необходимая
технология имеется у них уже много лет.
     --  Прорыв  наступил,  когда они  построили реактор-бридер  на  быстрых
нейтронах  с металлическим теплоносителем.  Когда  реакция  расщепления ядер
осуществляется быстрыми нейтронами, бридер накапливает  больше плутония, чем
он сжигает. Это первый шаг к созданию ядерного оружия.
     -- Вы выучили свой урок, -- сказал Джордан.
     -- Я должен знать, что мне следует искать.
     --  Вроде неуловимой,  еще  не  обнаруженной  фабрики  по  производству
ядерного оружия, -- ядовито сказал Джордан.
     Микер посмотрел на него невозмутимо, затем улыбнулся.
     -- Но ваша  назем