нула поглубже в кармашек сумки. Уходя, она протянула
руку: "Я сожалею о смерти  вашей тетушки, мистер  Браун,  - сказала  она.  -
Симус просил  меня передать вам его соболезнования. Неважно,  что между ними
было,  но  когда-то они  любили друг  друга. Это время  останется  у него  в
памяти."
     "Другими  словами,  -  холодно сказал Дуглас, - это официальная причина
вашего прихода на тот случай, если полиция будет интересоваться."
     "Совершенно верно, - ответила Рут. - Настоящая причина та, что  в твоих
же интересах ни я, ни Симус ни словом не обмолвимся полиции о том, что Этель
собиралась лишить тебя наследства."

        x x x

     Рут вернулась домой и с остервенением принялась за уборку квартиры. Она
тщательно вымыла стены, сдернула  шторы  и бросила их замачиваться в ванную,
прошлась по  потертому  ковру  двадцатилетней давности стареньким завывающим
пылесосом.
     Пока она возилась,  в  голове ее  крутилась одна  и та же  мысль:  куда
девать нож?
     Она мысленно отвергала вариант за вариантом.  Мусорный бак  у  дома? Не
исключено, что полиция покопается в нем. Выбросить  где-то на улице? Опасно.
Вдруг за ней установят слежку и застукают как раз в этот момент.
     В  десять  часов она позвонила Симусу и дала инструкции на  тот случай,
если ему будут задавать вопросы.
     Больше  медлить было  нельзя,  надо решить, что  делать  с  ножом.  Она
вытащила его из сумочки, вымыла  горячей водой, прошлась по нему специальным
средством для начистки  меди, но  даже после  этого ей все чудилось, что  он
липкий. Липкий от крови Этель.
     Рут совершенно не терзалась сожалениями об Этель. Единственное, что для
нее имело значение - это спокойное будущее дочерей.
     Она  с  отвращением  уставилась  на  нож.  Сейчас  он  выглядел  совсем
новеньким. Просто индийская безделица  с  острым лезвием,  резной рукояткой,
украшенной затейливым красным с золотом рисунком. Наверное, не дешевый.
     <i>Новый.</i>
     Конечно! Это  же  так просто,  элементарно. Теперь  она  знала, где его
спрятать.
     В двенадцать  часов Рут отправилась в "Прам и  Синх", индийский магазин
на 6  Авеню. Она переходила от витрины к витрине, задерживаясь у прилавков и
сосредоточенно изучая содержимое корзин со всякими безделушками. Наконец она
нашла  то, что искала - большую корзину с ножиками для разрезания конвертов.
Это были дешевые копии ножа Этель. Неторопливо она взяла один. Насколько она
помнила, этот ножик походил на тот, от которого предстояло избавиться.
     Рут вытащила из сумочки ножик Этель, бросила его в корзину и перемешала
все так, чтобы быть уверенной, что орудие убийства оказалось на самом дне.
     " Я могу быть чем-нибудь полезен?" - к ней подошел продавец.
     Вздрогнув, Рут оглянулась. "О... я просто... я ищу подносы."
     "Они в третьем отделе. Я покажу вам."
     В час  Рут вернулась домой, приготовила  себе  чай и подождала, пока ее
сердце перестанет так сильно биться. "Никто не найдет его там, - уверяла она
сама себя. - Никто, никогда..."

     После того, как Нив ушла в магазин, Майлс  налил  себе еще одну чашечку
кофе, размышляя над предложением Джека Кемпбелла  поехать в Роклэнд  вместе.
Ему очень понравился Джек, и он подумал, что зря  все эти годы он внушал Нив
не очень доверять сказкам о любви с первого взгляда. "Господи, - подумал он,
- неужели молния все-таки иногда попадает в одно и то же место?"
     В  девять пятнадцать он уселся в  глубокое  кожаное  кресло  посмотреть
трансляцию  пышных похорон Никки Сепетти. Машины цветов, три из которых были
буквально  завалены дорогими букетами, медленно двигались впереди катафалка.
Длинная вереница  взятых  напрокат лимузинов везли скорбящих и тех, кто  изо
всех  сил  старались выглядеть  таковыми. Майлс знал,  что  ФБР  и  люди  из
прокуратуры, также,  как и из департамента полиции расставлены повсюду, беря
на  заметку   номера  частных   автомобилей  и  фотографируя   лица   людей,
заполонивших церковь.
     Вдову  Никки  поддерживали под  руки коренастый  мужчина  лет  сорока и
женщина помоложе, закутанная в черный плащ, капюшон которого почти полностью
скрывал ее лицо.  Все трое были  в  темных очках. "Дочь и сын не  хотят быть
узнанными, " - решил Майлс. Он знал, что оба  не имеют  никакого отношения к
организации Сепетти. Смышленные ребята.
     Дальнейшее действие разворачивалось в церкви. Майлс приглушил телевизор
и, поглядывая одним глазом на экран, подошел к телефону. Херб был у себя.
     "Ты читал новости в "Пост"? - спросил Херб. - Они на все лады трубят об
убийстве Этель Ламбстон."
     "Да, я видел."
     "Мы пока остановились на ее бывшем. Посмотрим, может, что-то найдется у
нее дома. То, что соседка слышала в прошлый четверг, вполне могло окончиться
таким образом. С другой стороны, он мог ее  напугать, она решила убраться из
города,  а он ее преследовал.  Я помню, как  ты меня учил, Майлс, о том, что
каждый убийца оставляет свою визитную карточку. Мы ее найдем."
     Они решили, что Нив  встретиться  с детективами из двадцатого участка в
квартире Этель в воскресенье после  обеда. "Позвони мне,  если  будет что-то
интересное  в  Роклэнде,   -   попросил  Херб.  -  В  раскрытии  этого  дела
заинтересован сам мэр."
     "Чего  еще   желает  мэр?  -  сухо  поинтересовался  Майлс.   -  Ладно,
созвонимся."
     Майлс  снова увеличил  звук  и  наблюдал,  как  останки  Никки  Сепетти
подвергаются  священному благословению.  Под  пение  хора  "Не убоись"  гроб
начали выкатывать из церкви. Майлс вслушивался в слова: "Не убоись, я всегда
с  тобой." "Ты был со мной день и ночь все эти семнадцать лет, сукин ты сын,
-  думал Майлс в то время,  как люди накинули покрывало на тяжелый, красного
дерева гроб и подняли его себе  на плечи. - Может, когда я  уже буду уверен,
что ты гниешь в земле, я наконец избавлюсь от тебя."
     Вдова Никки сошла по ступеням церкви вместе с сыном и дочерью, но вдруг
неожиданно повернула и подошла к ближайшему  телекомментатору. Как только ее
уставшее  и  смиренное  лицо показалось в  камере,  она заговорила:  "Я хочу
сделать заявление. Многие  люди относились с неодобрением  к делам, которыми
занимался мой муж, пусть земля ему будет пухом. За  это он понес  наказание,
отбыв  свой  срок  в  тюрьме. Но  он также  отсидел и  срок за преступление,
которого не совершал. На  смертном  одре он поклялся, что  не имеет никакого
отношения  к убийству жены комиссара полиции  Керни. Вы можете думать о  нем
все, что вам угодно, но за эту смерть он перед вами не в ответе."
     Шквал вопросов, оставшихся без ответа, обрушился на вдову, пока она шла
обратно к  своим детям. Майлс выключил  телевизор. "Даже перед лицом  смерти
соврал," - подумал он.  Но доставая и завязывая быстрыми  ловкими движениями
галстук,  он  впервые почувствовал,  что  зерна  сомнений  уже запали в  его
сознание.

     Когда  Гордон  Стюбер  узнал  о  том,  что  было обнаружено  тело Этель
Ламбстон, он  впал в лихорадочную активность.  Он  приказал освободить  свой
новый  нелегальный  склад  в   Лонг-Айленде  и   припугнуть   работников   о
последствиях в том случае, если они вступят в разговоры с полицией. Потом он
позвонил в Корею, чтобы отменить поставку с одной из тамошних фабрик. Узнав,
что груз уже доставлен  в аэропорт, он в бессильной ярости  запустил в стену
телефонным   аппаратом.  Заставив  себя  рассуждать  логично,  он  попытался
определить,  каков  возможен быть размер  ущерба. Хорошо  бы  знать,  какими
доказанными фактами  располагала Ламбстон,  а в  каких  случаях  она  просто
блефовала. И насколько она подставила его в этой статье?
     Несмотря на субботу, Мэй  Эванс, секретарша, которая служила у него уже
много лет,  пришла в офис,  чтобы привести  в порядок  документы. У Мэй  был
муж-пьяница и сын, который постоянно попадал в какие-то передряги. Несколько
раз Гордон  вытаскивал его из полицейских участков. Он  мог  рассчитывать на
свою секретаршу. Стюбер вызвал ее к себе в кабинет.
     Успокоившись, он изучал  Мэй:  тонкая кожа, уже кое-где  с  морщинками,
постоянная тревога  в заискивающих  глазах, нервные движения.  "Мэй, - начал
Стюбер. - Ты, возможно, слышала о трагической смерти Этель Ламбстон?"
     Мэй кивнула.
     "Мэй, Этель приходила сюда вечером дней десять назад?"
     Мэй взглянула  на  него, пытаясь разгадать, к чему  он клонит. "Я тогда
задержалась. Кроме вас, уже  никого не  было. Я, кажется, видела, как  Этель
зашла, и как вы выставили ее. Или я ошибаюсь?"
     Гордон улыбнулся. "Этель здесь не была, Мэй."
     Она  кивнула. "Я поняла,  -  сказала она. - Но  вы говорили  с  ней  по
телефону на той  неделе? Я имею в виду,  когда  я  вас соединила,  а вы были
очень сердиты и бросили трубку."
     "Я  никогда не  говорил  с  ней по  телефону. -  Гордон взял  тонкую, с
голубыми дорожками вен, руку Мэй и легонько ее сжал. - Помнится, я отказался
говорить с ней,  видеть ее и понятия не имею, что она могла обо мне написать
в той статье, которая должна появиться."
     Мэй  отняла  руку и отодвинулась от стола. Ее тусклые каштановые волосы
вились у лица. "Я поняла, сэр," - тихо сказала она.
     "Ну и хорошо. Прикрой дверь, когда будешь выходить."

     Энтони делла Сальва тоже смотрел похороны  Сепетти. Сал жил в пентхаузе
роскошного  дома, который  стоял в Трамп-парк  -  южной  части  Центрального
парка. В  этом реставрированном Дональдом Трампом  особняке снимали квартиры
очень  состоятельные  люди.   Квартира   Сала,   обставленная  самым  модным
дизайнером все в том  же духе Тихоокеанских рифов, имела необычайно красивый
вид  из  окон.  Со  времени развода  с последней женой  Сал  решил  осесть в
Манхэттене. Хватит с него  скучных домов в Вестчестере и  в  Коннектикуте, в
Айленде и на Палисад.  Ему нравилось, что в любое время дня и ночи он  может
выйти на улицу и зайти в хороший ресторан. Ему нравилось ходить на премьеры,
бывать на роскошных  вечеринках, он  обожал быть узнаваемым людьми, имеющими
для него значение. "Деревня для деревенщины" - стало его поговоркой.
     Сал был одет в одну из  своих последних  моделей : свободные коричневые
замшевые  брюки   и  такую  же  короткую   куртку  с  карманами  на   груди.
Темно-зеленая  отделка на  манжетах  и воротнике подчеркивала  спортивность.
Критики не слишком восхищались его последними двумя крупными коллекциями, но
не  переставая, нахваливали  мужскую одежду Сала. Да,  разумеется, настоящую
победу  в этой игре приносят  сенсации именно в женской одежде.  Но  в конце
концов не так уж важно,  что они говорят или не говорят по поводу его работ,
все равно они отзываются о нем,  как о большом художнике, как о законодателе
моды двадцатого века - создателе "Рифов Тихого океана".

     Сал  вспомнил тот день два месяца  назад,  когда Этель пришла  к нему в
офис,  вспомнил  ее  нервный  болтливый  рот,  привычку   произносить  слова
скороговоркой,  вслушиваться   в   которую   было  сущим  наказанием.   "Это
гениально," - изрекла она, указав на настенную роспись на тему "Рифов".
     "Даже таким пронырам-журналистам, как ты,  понятна истинная красота," -
отбрил он ее, и они оба засмеялись.
     "Давай отставим в  сторону  церемонии, принятые  в  римских  дворцах, -
начала  она.  - Вы, ребята, никак не  хотите  понять,  что  все эти  липовые
заявления о благородном происхождении уже не в моде. Это мир "Бургер Кинга".
Человек  из низов  -  вот  что  сейчас становится популярным.  Я делаю  тебе
одолжение, что рассказываю людям о том, что ты выходец из Бронкса."
     "Сейчас на 7 Авеню людей из Бронкса больше, чем мусора под ковром.  Мне
нечего стесняться."
     Сал смотрел,  как гроб с телом Никки Сепетти сносят по ступеням собора.
"Достаточно," -  подумал  он, потянувшись к  выключателю, но  как раз  в это
время вдова Никки схватила микрофон и заявила,  что Никки не  имеет никакого
отношения к убийству Ренаты.
     Какое-то время Сал сидел,  не  двигаясь. Он был уверен,  что Майлс тоже
смотрит передачу  и, предполагая,  как  тот должен себя  сейчас чувствовать,
решил  позвонить  ему.  У Сала отлегло  от  сердца,  когда  он услышал голос
Майлса, который звучал совершенно  обыденно:  да,  он  видел  этот  номер  в
программе похорон.
     "Он,  как ребенок, надеялся, что ему поверят, -  предположил Сал. - Эта
еще та парочка, просто  им не хочется, чтобы внуки были в курсе, что портрет
дедули красуется в папках уголовной полиции."
     "Да,  очевидно, так, - сказал  Майлс.  -  Хотя сказать по  правде,  мне
кажется, что  признание  на смертном  одре для того, чтобы  облегчить  душу,
больше в  стиле Никки." Какое-то  время он помолчал. "Мне  надо  собираться.
Скоро придет Нив, ей предстоит неприятная  процедура: надо  осмотреть одежду
Этель, чтобы определить, из ее ли она магазина."
     "Я надеюсь, нет, - ответил Сал. - Нив ни  к чему  такая реклама.  Скажи
ей, чтобы она была осторожной, а то станут болтать, что в этой  одежде людей
находят мертвыми. Вся эта ерунда может плохо повлиять на репутацию бизнеса."

     В  три часа  Джек Кэмпбелл  стоял у дверей квартиры 16-Б  в  Шваб-Хаус.
Вернувшись из магазина, Нив сняла свой синий костюм от Адель Симпсон и одела
короткий красный  с черным  вязаный в резинку свитер и  брюки. Серьги в виде
масок трагедии и комедии, сделанные из оникса и граната, подчеркивали эффект
наряда в стиле "Арлекин".
     "Ее  Величество шахматная доска," - сухо заметил  Майлс, пожимая  Джеку
руку.
     Нив пожала  плечами. "Майлс, знаешь  что? Меня совсем не радует то, что
нам предстоит сделать, но я уверена, что Этель понравилось бы, что  я пришла
в  новом костюме  поговорить об одежде, в  которой  она  умерла. Ты даже  не
можешь себе представить, какое удовольствие ей доставляли тряпки."
     Гостиная была освещена последними  лучами солнца. На этот раз сеноптики
попали в точку -  над Гудзоном собирались тучи. Джек осмотрелся, замечая то,
что  не  увидел  вчера.  Слева  от  камина   висела  прекрасная  картина   с
изображением холмов  Тосканы. Рядом  - взятая  в  рамку  фотография красивой
темноволосой  молодой  женщины с двухлетней  малышкой на руках. Он  подумал,
насколько,  должно  быть,  тяжело  потерять   любимую  женщину.   Невозможно
представить.
     Он  обратил  внимание  на выражение лиц у  Нив и ее отца; сходство было
настолько поразительным, что ему захотелось улыбнуться.  Он  понял,  что все
эти споры о моде являлись продолжением споров, начатых ранее, и разговор еще
не закончен.  Он отошел  к окну, где на подоконнике  лежала книга, очевидно,
чтобы быстрее высохнуть на солнце.
     Майлс  сварил  свежий кофе и разлил его  в  изящные фарфоровые чашечки.
"Нив, послушай, что я тебе хочу сказать, - сказал он.  - Твоя подруга Этель,
которая  тратила на свои экстравагантные туалеты огромные  деньги,  в данный
момент лежит в морге в чем мать родила с одной лишь биркой на ноге."
     "Также, как мама?" - спросила Нив, голос у нее стал низким и дрожал  от
негодования.  Но она тут  же бросилась к отцу  на грудь:  "О,  Майлс, прости
меня, я говорю совершенно недопустимые вещи."
     Майлс  застыл с чашкой  кофе  в  руках. "Да, - сказал он  после  долгой
паузы.  -  Точно  так,  как  лежала твоя  мама.  Мы  оба  говорим совершенно
недопустимые вещи."
     Он повернулся к Джеку. "Простите нам эти  семейные перебранки. Моя дочь
к  сожалению  и к  счастью  унаследовала  смесь  итальянского темперамента и
ирландской ранимости. Я  лично никогда не мог понять, как могут  женщины так
серъезно относиться к  вопросу одежды. Моя мама,  царство ей  небесное, все,
что ей  было необходимо, покупала в "Александерс" на Фордхэм-роуд. Она целые
дни ходила в  домашних  платьях, только на воскресную службу в церковь и  на
вечера в полицейском "Гли-Клаб" она одевала  цветные платья, купленные опять
же в "Александерс".  А  мы  с Нив,  также как  в свое  время  с  ее матерью,
постоянно обсуждаем эту тему."
     "Я заметил это." Джек взял  чашечку с подноса, протянутого ему Майлсом.
"Приятно, что кто-то еще пьет также много кофе," - заметил он.
     "Сейчас более кстати было бы виски или стаканчик вина, - сказал  Майлс.
- Но мы это сделаем позже.  У  меня есть бутылочка прекрасного бургундского,
которую я  несмотря на запреты врача  приберегаю  для  подходящего часа." Он
подошел  к  книжному  стеллажу, в  нижней  части  которого  было специальное
отделение для винных бутылок, и достал одну.
     "Раньше я  не  находил  особого различия между  винами, -  сказал Майлс
Джеку. -  Но у моего тестя был настоящий винный  погреб,  и Рената выросла в
доме, где понимали в этом толк. Она  и меня научила ценить хорошее вино. Она
вообще  открыла для  меня  многие  вещи." Он  указал  на книгу,  лежащую  на
подоконнике:  "Это ее. Мы  случайно залили  ее  кофе. Как вы думаете,  можно
как-то ее реставрировать?"

     Джек взял книгу в руки. "Какая жалость. Эти рисунки, должно быть, очень
хороши. У вас есть увеличительное стекло?"
     "Где-то есть."
     Нив отыскала лупу на столе у  Майлса.  Они стояли и смотрели, как  Джек
изучал   свернувшиеся,  покрытые  пятнами  странички.  "Рисунки  не  слишком
повреждены, - сказал он. - Вот что: я порасспрашиваю своих людей, может, они
мне порекомендуют толкового реставратора." Он передал увеличительное  стекло
Майлсу. "Кстати, не очень хорошо держать книгу на солнце."
     Майлс положил лупу и книгу на стол. "Я буду вам очень признателен, если
что-то удастся сделать. А сейчас нам пора двигаться."

     Все  трое  разместились  на передних  сиденьях шестиместного  лимузина,
машину вел Майлс. Джек Кэмпбелл непринужденно положил руку на спинку кресла,
где сидела Нив. Она изо всех сил старалась этого не замечать и  не коснуться
его руки,  когда машина круто  сворачивала с Генри Гудзон  - парквэй на мост
Джорджа Вашингтона.
     Джек  дотронулся  до  плеча Нив: "Не нервничай, - сказал  он.  -  Я  не
кусаюсь."

     Контору  окружной  прокуратуры в Рокленде  ничто не  отличало  от  всех
остальных подобных  контор по всей стране: теснота, старая неудобная мебель,
столы и шкафы завалены папками, в комнатах  чересчур жарко, а там, где  окна
были открыты, гуляли резкие сквозняки.
     Два следователя из отдела убийств уже ждали их. От Нив не укрылось, что
что-то произошло с Майлсом, как  только  они вошли  в помещение. Его челюсти
сжались,  он  даже стал  как  будто  выше ростом, а в  глазах  зажегся синий
огонек. "Он попал в свою стихию, - шепнула Нив Джеку. - Даже не знаю, как он
выдержал без работы весь этот год."
     "Окружной  прокурор хотел  бы увидеться  с вами,  сэр." Детективы и  не
скрывали своего преклонения перед столь заслуженным и уважаемым Нью-Йоркским
комиссаром.
     Окружным прокурором оказалась привлекательная женщина не более тридцати
шести  -  тридцати  семи  лет  по  имени  Мира  Брэдли. Нив с  удовольствием
наблюдала,  как  вытягивается от  изумления  лицо Майлса.  "Ну какой  же  ты
все-таки женоненавистник! - подумала она. - Вспомни, как ты вычеркнул ее имя
на выборах в прошлом году."
     Прокурору  представили Джека  и  Нив, она  махнула им рукой,  приглашая
сесть и  сразу перешла к делу. "Нами установлено,  - сказала она, - что тело
было  перенесено. Откуда - мы  не знаем. Но не исключено, что она могла быть
убита и  там же, в парке, в пяти  футах от  того места, где была найдена.  В
этом случае формальность требует, чтобы мы взяли дело на себя."
     Брэдли указала  на  папку  на  столе. "Согласно медицинской  экспертизе
смерть наступила в результате сильного удара, нанесенного острым  предметом,
который  перерезал  яремную  вену  на  шее  и  повредил  дыхательное  горло.
Возможно, она  сопротивлялась,  так  как  ее  челюсть  была  сине-черная  от
кровоподтеков, а на  подбородке  имеется порез. Я могу добавить от себя, что
это просто чудо, что до нее не  добрались звери. Видимо, потому что она была
основательно завалена камнями. Не предполагалось, что  ее найдут; видно, что
место тайника тщательно продумано."
     "То есть, вы ищете того, кто знаком с этой местностью," - сказал Майлс.
     "Именно так. Мы не можем точно установить время смерти, но по словам ее
племянника она должна была встретиться с ним в  прошлую пятницу, восемь дней
назад. Тело отлично сохранилось. Мы сверились с прогнозами, холода наступили
девять дней назад, то  есть в прошлый  четверг.  Итак, если  Этель  Ламбстон
умерла  в четверг  или пятницу  и  была  спрятана сразу после убийства,  это
объясняет то, что тело едва начало разлагаться."
     Нив сидела справа от стола прокурора, а кресло Джека стояло  рядом. Нив
вздрогнула, когда его рука легла на спинку ее  кресла. "Если  бы я помнила о
Дне   рождения  Этель."   Она   пыталась  отогнать  от  себя  эту  мысль   и
сосредоточиться на том, что говорила Брэдли.
     "... Этель Ламбстон  могла быть не  обнаружена еще много месяцев, тогда
идентификация была бы крайне  затруднена. Все было запланировано так, что ее
могли  не  найти.  И  не  могли  идентифицировать.  На ней не  было  никаких
украшений, при ней  не  обнаружено  никакой сумочки  или  кошелька."  Брэдли
повернулась к  Нив:  "Та одежда,  которую вы продаете, всегда имеет  нашитые
ярлыки?"
     "Конечно."
     "Все ярлычки  на  вещах  миссис  Ламстон срезаны."  Прокурор поднялась.
"Если вы не возражаете, мисс Керни, просмотрите сейчас одежду."
     Они прошли в соседнюю комнату. Один из  следователей принес пластиковые
пакеты  с  измятой  и  запачканной  одеждой.  Нив  наблюдала,  как из мешков
вынимают содержимое; в  одном  из  них  был гарнитур -  кружевные трусики  и
заляпанный кровью бюстгальтер, а также колготки  с  большой дыркой на правой
ноге. Кожаные синие  туфли-лодочки на  невысоком каблуке были связаны вместе
шнурком.  Нив  вспомнила,  как  Этель  гордилась,  демонстрируя  специальные
подставки для обуви в виде веток дерева в своем знаменитом шкафу.
     Во  втором  пакете лежал  костюм-тройка: белый шерстяной жакет с синими
манжетами и воротником,  белая юбка и белая блузка с синей отделкой. Все три
вещи тоже были запачканы кровью и грязью. Нив почувствовала, как на ее плечо
легла рука Майлса. Она внимательно изучала одежду, но не могла понять, в чем
дело. Что-то было не так, что-то,  что делало произошедшее и с этой женщиной
и с этой одеждой еще более чудовищным. Нив услышала обращенный к ней вопрос:
"Это та одежда, которая исчезла из гардероба Этель Ламбстон?"
     "Да."
     "Эта одежда куплена в вашем магазине?"
     "Да, как раз на праздники." Нив взглянула на Майлса: "Помнишь, она была
в этом костюме у нас в гостях?"
     "Нет."
     Нив  говорила  медленно. Ей  казалось,  что  время остановилось.  Перед
глазами встала  картина: она у  себя дома,  они  устраивают  свой  ежегодный
Рождественский коктейль.  Этель  прекрасно выглядит  в  сине-белом  костюме,
который так идет к ее темно-синим глазам и светлым волосам. Многие делают ей
комплименты. Это уже потом Этель  обрушилась  на Майлса, тараторя без умолку
ему в самое ухо так,  что бедолаге пришлось  весь оставшийся вечер прятаться
от нее...
     Что-то еще она не может вспомнить. Что? "Она купила этот костюм в самом
начале  декабря. Это  "Ренардо" -  одна  из дочерних компаний "Гордон Стюбер
Текстайлс". Что-то все время ускользает от ее сознания. "Она была в пальто?"
     "Нет." Прокурор кивнула  следователям,  и те начали  складывать  одежду
снова  в  пакеты. "Комиссар Шварц говорил,  что вы начали волноваться именно
тогда, когда обнаружили все  ее зимние вещи, висящими  в шкафу. Но разве она
не могла купить себе пальто где-нибудь в другом месте?"
     Нив поднялась. В комнате чувствовался сильный запах антисептика. Она не
будет сейчас доказывать, что Этель не могла больше нигде купить себе пальто,
это глупо. "Мне бы хотелось еще раз осмотреть гардероб Этель, - сказала она.
- У  меня есть все чеки  ее покупок и я смогу совершенно определенно сказать
вам, что именно пропало."
     "Было бы  очень  хорошо получить  возможно более подробный список.  Она
обычно носила драгоценности?"
     "Да.  Золотую  брошь  с бриллиантами,  такие же серьги. Широкий золотой
браслет. Еще она всегда надевала несколько колец с бриллиантами."
     "На ней  не  было украшений. Возможно в данном  случае мы  имеем дело с
простым ограблением."
     Выходя из комнаты, Джек взял Нив за руку. "Ты в порядке?"
     Нив покачала головой: "Что-то я упустила."
     Один из следователей услышал ее слова. Он  протянул  Нив  свою визитную
карточку: "Звоните мне в любое время."
     Они подошли к выходу. Майлс шел впереди,  разговаривая  с Мирой Брэдли.
Его  седая  шевелюра на целую голову  возвышалась  над  ее  головкой с прямо
остриженными  каштановыми  волосами.  В   прошлом  году  кашемировое  пальто
буквально висело на нем, после операции он сильно сдал и даже как будто стал
меньше. Сейчас  же пальто снова ловко сидело на его широких  плечах.  К нему
вернулась  его уверенная походка,  и  вообще чувствовалось,  что  он в своей
стихии. Работа в полиции была как раз тем, что  наполняло его жизнь смыслом.
Нив готова была молиться, чтобы ничто не помешало Майлсу приступить к работе
в Вашингтоне.
     "Пока он работает, он проживет до ста  лет,"  - подумала она. Ей пришла
на ум забавная поговорка:  "Хочешь  счастливо прожить один год  -  выиграй в
лотерею, хочешь прожить счастливо всю  жизнь - занимайся делом, которое тебе
по душе."
     Любовь к своей работе и поддержала Майлса после смерти мамы.
     А сейчас погибла Этель Ламбстон.
     Следователи остались укладывать  в пакеты одежду, которая стала саваном
для Этель. Нив предстоит еще раз  увидеть эту одежду  на  суде,  в последний
раз...
     Майлс прав: глупо  было с ее стороны одеваться как шахматная доска, еще
эти  идиотские серьги, которые весело позвякивали,  совсем неуместно в таком
мрачном  месте. Слава  Богу,  Нив не  снимала  черный  плащ,  скрывающий  ее
экстравагантный  костюм. Погибла женщина.  Не  очень легкий человек,  нельзя
сказать,  чтобы она  пользовалась всеобщей любовью. Но  очень умная женщина,
которая,  как  это  ей казалось,  любой ценой  отстаивала  правду,  женщина,
которой  хотелось хорошо выглядеть, но  у  которой не хватало ни времени, ни
вкуса следить за модой.
     Мода. Вот в  чем дело. Что-то не  так  в том  наряде,  который  выбрала
Этель...
     Дрожь прошла по ее телу. Даже  Джек это почувствовал. Он взял  Нив  под
руку. "Ты была привязана к ней?" - спросил он.
     "Больше, чем мне казалось."
     Их шаги по мраморному полу  эхом отдавались в  длинном коридоре. Мрамор
был старый, местами побитый, трещины тянулись по нему, как вены под кожей.
     Яремная вена на горле Этель. У нее  такая  тонкая  шея. Но без  морщин.
Все-таки  почти  шестьдесят,  большинство  женщин начинают  находить  у себя
приметы  возраста.  "Шея стареет первая."  Нив  вспомнила  эти слова Ренаты,
когда поставщики пытались ее уговорить купить у них глубоко декольтированные
платья, по размеру подходящие не слишком молодым женщинам.
     Они  были у входа в здание суда. Прокурор и Майлс пришли к  заключению,
что Манхэттен  и Роклэнд должны  тесно сотрудничать  в  этом  расследовании.
Майлс  сказал:  "Я не имею права слишком  залезать в это дело. Тяжело каждый
раз сознавать, что от меня уже больше ничего не зависит на Площади полиции."
     Нив хотела  о  чем-то  попросить  и  подыскивала слова,  чтобы  это  не
прозвучало смешно. "Я думаю..." Окружной  прокурор, Майлс и Джек  ждали. Она
начала снова:  "Я  подумала,  что,  если бы  вы  мне  позволили поговорить с
женщиной,  которая нашла Этель. Я не знаю зачем, но я чувствую, что мне надо
с ней поговорить." Нив проглотила комок, стоявший у нее в горле.
     Все уставились  на  нее. "Миссис  Конвей составила подробнейший  отчет.
Если хотите, вы можете на него взглянуть."
     "Мне бы хотелось поговорить."  "Зачем они спрашивают,  - упрямо  думала
Нив. - Я просто должна."
     "Моя дочь помогла в опознании Этель Ламбстон,  - сказал Майлс. - Почему
бы ей не разрешить поговорить со свидетельницей?"
     Он уже  раскрыл  дверь и Мира  Брэдли поежилась от  резкого апрельского
ветра. "Это больше похоже на март, - заметила она.  - В  принципе у меня нет
возражений.  Мы можем позвонить  миссис Конвей и  узнать, дома  ли она.  Нам
кажется,  что  она  рассказала все, что  увидела,  но, кто знает, может  еще
что-нибудь всплывет. Подождите минутку."
     Очень  скоро она  вернулась. "Миссис  Конвей  дома. Она  совершенно  не
против  поговорить с вами. Вот ее адрес  и описание, как к ней доехать." Она
улыбнулась  Майлсу -  улыбка двух  профессиональных копов. "Если  она  вдруг
вспомнит  что-нибудь,  что может  пролить  свет на убийцу, сразу  позвоните,
хорошо?"

     В библиотеке Китти  Конвей  горел камин, синие на концах язычки пламени
облизывали пирамидку из  раскаленных  поленьев. "Если станет  слишком жарко,
скажите, - сказала она извиняющимся тоном. - С тех пор, как я коснулась руки
этой  несчастной женщины, меня все  время знобит, никак не могу  согреться."
Она  замолчала,  смутившись, но в глазах  трех человек,  смотревших на  нее,
читалось понимание.
     Эти люди  нравились Китти. Нив  Керни. Более,  чем красива. Интересное,
умное  лицо, темно-карие глаза  резко выделяются  на молочно-белой коже.  Но
выглядит возбужденной, зрачки глаз просто огромные. Совершенно очевидно, что
этот молодой человек,  Джек Кэмпбелл,  к ней неравнодушен. Когда  он помогал
снять ей плащ, Китти услышала, как он сказал: "Ты до сих пор дрожишь."
     Китти  почувствовала внезапный прилив  грусти.  Ее  сын чем-то похож на
Джека Кэмпбелла: такого  же роста, тоже широкоплечий и подтянутый,  сильный,
умное лицо. Она вдруг резко ощутила, что между ней и сыном лежит полмира.
     Майлс Керни. Когда ей позвонила окружной прокурор, Китти сразу поняла о
ком идет речь.  Несколько лет подряд его имя не сходило  со  страниц прессы.
Пару раз она  видела  его,  когда  они  с  Майклом  обедали в "Ниарис Паб" в
восточной части 57-ой улицы. Она читала о его инфаркте и о том, что он вышел
в  отставку.  Но  сейчас  он  выглядел очень  неплохо -  весьма  симпатичный
ирландец.
     Китти  подумала,  что,  слава  Богу, сообразила снять  джинсы  и старый
просторный  свитер  и  одеть   шелковую  блузку  и  свободные  брюки.  Гости
отказались  что-нибудь выпить,  и Китти предложила  им чаю.  "Вам необходимо
согреться," - сказала  она  Нив.  Отказавшись  от помощи, хозяйка скрылась в
коридоре, ведущем в кухню.
     Майлс  сидел  в  кресле  с  высокой  спинкой,  обитом  красно-оранжевой
полосатой тканью. Нив  и Джек  расположились рядом с камином на  полукруглом
велюровом  диване.  Майлс одобрительно разглядывал комнату. Уютно  и удобно.
Немногие   люди  покупают   диваны  и  кресла,  в  котором  комфортно  может
растянуться высокий человек.  Он  поднялся рассмотреть  семейные фотографии,
развешанные на стенах. Обычная история жизни. Молодая  чета. Она с  мужем  и
маленьким сыном. Несколько фотографий сына  в разные годы.  А вот фотография
Китти  с  сыном,  его  женой-японкой  и  их  маленькой  дочкой. Мира  Брэдли
говорила, что женщина, обнаружившая тело, вдова. Про себя Майлс отметил, что
с возрастом Китти Конвей не потеряла своей привлекательности.
     Майлс  услышал  шаги  Китти  по коридору и быстро повернулся к книжному
стеллажу.  Одна  полка   привлекла   его   внимание,  там  стояли  книги  по
антропологии, довольно зачитанные. Он заинтересовался и начал их листать.
     Китти поставила  серебряный поднос  на круглый столик  рядом с диваном,
налила  чай  и  подвинула  печенье.  "Я напекла  целую  гору  сегодня утром;
наверное, на нервной почве,"- сказала она и подошла к Майлсу.
     "Кто занимается антропологией?" - спросил он.
     Она  улыбнулась.  "Это  просто хобби.  Я  увлеклась еще в колледже. Наш
профессор  часто повторял,  что для  того, чтобы узнать  будущее, необходимо
изучать прошлое."
     "Я это часто имею в  виду, занимаясь следовательской работой," - сказал
Майлс.
     "Он пустил в ход свое обаяние, - прошептала Нив Джеку. -  не часто вижу
его таким."
     Пока они пили чай, Китти рассказала про то, как лошадь несла ее вниз по
склону, про кусочек целлофана и о том, как ей померещилась рука в синем. Она
рассказала  также,   как  увидев  рукав  собственного  спортивного  костюма,
выглядывающий из корзины, решила вернуться в парк и проверить себя.
     Все  это  время  Нив внимательно  слушала, склонив  набок  голову, ловя
каждое слово Китти. Ее  все еще не  покидало  ощущение, что что-то  упущено;
что-то,  что  совершенно очевидно,  просто  надо  подождать,  пока  оно само
придет... Внезапно она поняла, в чем дело.
     "Миссис Конвей, не могли  бы  вы в точности описать,  что  вы  увидели,
когда нашли тело?"
     "Нив?" - Майлс покачал головой. Он тщательно выстраивал  свои вопросы и
не хотел, чтобы его перебивали.
     "Прости, Майлс, но это ужасно важно. Расскажите  мне  о руке Этель. Что
именно вы увидели?"
     Китти прикрыла глаза. "Это было похоже на руку манекена, такая же белая
с кроваво-красными ногтями. Манжета рукава на пиджаке синяя, она обхватывала
запястье. К ней приклеился маленький кусочек черного целлофана.  Блуза синяя
с  белым, но ее почти не  было видно. Вся одежда сильно помялась. Это звучит
ненормально, но я чуть не наклонилась, чтобы ее разгладить."
     Нив глубоко вздохнула. Она вытянулась и провела руками по лбу. "Вот это
то, что я не могла понять. Эта блуза."
     "При чем здесь блуза?" - спросил Майлс.
     "Она..." Нив закусила  губу. Он  опять будет считать ее круглой  дурой.
Блуза Этель была  частью  костюма-тройки. Но когда Этель купила этот костюм,
Нив  сказала, что блуза не очень  идет к нему  и посоветовала Этель надевать
другую, белую, без  синих  полос. Этот костюм  Этель одевала дважды и каждый
раз с белой блузкой.
     Почему же на этот раз она одела весь костюм целиком?
     "Что, Нив?" - настаивал Майлс.
     "Скорее всего, ничего. Я  просто  очень удивлена, что  она надела блузу
вместе с этим костюмом. Они плохо сочетаются."
     "Нив, ты сказала в полиции, что ты опознала одежду и кто дизайнер?"
     "Да, Гордон Стюбер. Этот ансамбль из его мастерской."
     "Прошу  прощения, я не понимаю," - Майлс пытался скрыть раздражение. "Я
думаю,  что мне  ясно." Китти наполнила  чашку Нив дымящимся чаем. "Выпей, -
приказала она. - Ты едва не теряешь сознание". Китти посмотрела прямо Майлсу
в глаза: "Если я поняла правильно, Нив говорит,  что Этель Ламбстон не могла
сама одеться так, как ее нашли."
     "Я  уверена, что  она бы не оделась  таким образом, -  сказала Нив. Она
перехватила  недоверчивый взгляд  Майлса. -  Установлено, что  ее  тело было
перенесено.  А возможно установить, была ли она кем-нибудь  одета  уже после
смерти?"

     Дуглас Браун был в курсе, что в отделе  по убийствам ждут разрешения на
обыск в квартире Этель. Но все  равно, он был потрясен, когда они пришли. Он
наблюдал, как они рассыпали на поверхностях какой-то порошок; как пылесосили
ковры, полы и мебель,  аккуратно  собирали  пыль  и ворсинки  в  пластиковые
пакетики,  каждый  запечатывали  и  подписывали;  как  тщательнейшим образом
осмотрели и обнюхали небольшой восточный ковер у письменного стола Этель.

     Когда  Дуг  увидел Этель  на  столе в морге, его  желудок сжался,  и он
почувствовал приступ тошноты. Некстати вспомнилось, что как-то он взял лодку
покататься  и  его скрутило от приступа морской болезни. Этель была  укутана
простыней,  как  монашка  покрывалом,  оставлявшей  открытым только лицо. По
крайней мере, он не видел ее горла. Чтобы не думать об этом, он сосредоточил
свое внимание  на  красно-желтом  кровоподтеке на ее щеке.  Потом  он кивнул
головой и скрылся в туалете.
     Всю  бессонную  ночь  он провел в кровати Этель с мыслями о том, что же
ему  делать  дальше.  Он  мог  бы рассказать полиции  о Симусе, о  том,  что
доведенный до крайности, тот отказался платить алименты.  Но  его жена, Рут,
тогда разболтает о  нем  самом. Холодный  пот  проступил  у  него на лбу при
воспоминании о том, как  глупо  он поступил, когда просил в банке выдать ему
деньги стодолларовыми купюрами. Если полиция раскопает это...
     Еще перед тем, как они  пришли, он лихорадочно  соображал, оставлять ли
спрятанные деньги на месте.  С другой стороны, если денег  нет, значит Этель
их уже потратила.
     Один человек знает  о деньгах. Та  странная  девица, которая  приходила
убирать квартиру, могла заметить, что кое-какие деньги вернулись на место.
     В конце концов Дуглас решил  ничего вообще не предпринимать. Пусть копы
находят деньги.  Если Симус и его жена укажут на него,  он просто заявит,что
они лгут. Слегка успокоившись, Дуг переключил  свои мысли на будущее. Теперь
это его квартира. Деньги  Этель  - это тоже теперь его деньги. Он  освободит
шкаф  от  всей этой идиотской  одежды и безделушек,  а  также от  записок "А
одевать с А, Б одевать с Б". Собрать бы все это и вышвырнуть в мусорник. Эта
мысль  вызвала  у  него усмешку. Но нельзя  ничего выбрасывать  просто  так.
Деньги,  которые  потратила Этель,  не  должны пропасть.  Он найдет  хороший
магазин поношеной одежды и продаст им.
     Одеваясь в субботу утром, он без колебаний выбрал  темно-синие  брюки и
коричневую спортивную рубашку с длинным  рукавом.  Ему  хотелось производить
впечатление  убитого  горем  родственника. После бессонной  ночи под глазами
залегли круги. Сегодня это как раз кстати.
     Следователи просматривали  бумаги на  письменном  столе Этель.  Вот они
открыли папку  с  надписью  "Важные  бумаги".  Завещание. Дуг никак  не  мог
решить, признаваться копам, что он знает  о нем или нет. Следователь дочитал
до конца. "Ты видел это?" - спросил он довольно бесцеремонно.
     Дуглас выпалил без подготовки: "Нет. Это бумаги моей тетушки."
     "И она никогда не обсуждала с тобой свое завещание?"
     Дуглас изобразил полную скорби улыбку: "Она надо мной часто подшучивала
- она говорила,  что если оставит мне  свои алименты, то я буду обеспечен до
конца жизни."
     "Итак, ты не в курсе, что она оставила тебе огромные деньги?"
     Дуглас взмахнул  руками, указывая на  комнату. "Я не думаю, что  у тети
Этель были огромные деньги. Она купила эту квартиру, как кооперативную, что,
полагаю,  обошлось   совсем   недешево.   Тетя  неплохо   зарабатывала   как
писательница, но нельзя сказать, чтобы она гребла деньги лопатой."
     "Тогда  она , должно  быть, была очень  экономной."  Рукой  в  перчатке
следователь взял завещание, держа его за самый  краешек. Перепугавшись не на
шутку, Дуглас  смотрел,  как он  подозвал специалиста по отпечаткам пальцев:
"Проверь-ка это."
     Через пять минут, нервно постукивая по коленям, Дуг подтвердил, а затем
принялся  отрицать,  что  знает  о  существовании  спрятанных  стодолларовых
банкнот.  Чтобы увести разговор от  опасной темы, он принялся объяснять, что
до вчерашнего дня не отвечал на телефонные звонки.
     "Почему?"  -  резко  прозвучал  вопрос.   Теперь   к  делу  подключился
следователь О'Брайен.
     "У  Этель  были  своеобразные причуды.  Как-то  я поднял  трубку  в  ее
присутствии, но она оттолкнула меня и заявила, что не мое дело знать, кто ей
звонит.  Но вчера я вдруг подумал, что, быть может, это именно она  пытается
связаться со мной. Поэтому я стал брать трубку."
     "А она не могла найти тебя на работе?"
     "Я не подумал об этом."
     "И с  первого  же  звонка вы нарвались на  угрозы  в  ее  адрес.  Какое
совпадение  - позвонили  практически в то  же время, как было найдено тело."
Внезапно О'Брайен  оборвал  допрос. "Мистер  Браун,  вы  останетесь  в  этой
квартире?"
     "Да."
     "Мы придем  завтра с  мисс Нив  Керни.  Она  еще  раз  осмотрит шкаф  и
установит, какие  вещи  пропали. Возможно, что  мы  захотим еще  раз  с вами
побеседовать. Никуда  не  уходите." Это  прозвучало  не  как просьба,  а как
приказ.
     У  Дуга были все основания  полагать,  что допрос  еще не  окончен. Его
охватил страх, он вспомнил, как О' Брайен сказал: "Когда вы нам понадобитесь
в отделении, мы дадим вам знать."
     Уходя, они  прихватили  с  собой  пластиковые  мешочки  с  результатами
анализов пыли, завещание  Этель, ее ежедневник и восточный  ковер. Дверь еще
не закрылась за ними, и Дуг мог расслышать, как один сказал другому: "Как бы
они не пытались, а всю кровь с ковра все равно не смыть."

     В  реанимационном   отделении  госпиталя   Св.  Винсента  Тони   Витале
по-прежнему  находился в критическом состоянии. Но главный хирург успокаивал
родителей: "Крепкий молодой парень, мы верим, что он выкарабкается."
     Весь перемотанный  бинтами - огнестрельные раны были нанесены в голову,
плечо, грудь и обе ноги, с трубочками  для внутривенных  вливаний, опутанный
проводами  от  приборов,  которые  фиксировали  малейшие   изменения  в  его
состоянии,  с  пластиковыми  тонкими  шлангами  в  носу,  Тони  находился  в
состоянии глубокой  комы,  перемежающейся с нечастыми проблесками  сознания.
<i>Глаза  Никки  Сепетти.  Они  буквально  буравят  его.  Он  знал,  что  Никки
подозревает  Тони  в  том,  что  он подослан.  Ему  сразу  надо было ехать в
отделение, а не задерживаться, чтобы позвонить. Он должен был почувствовать,
что провалился.</i>
     Снова темнота.
     Когда к  Тони вернулось сознание,  он  уловил слова  доктора: "С каждым
днем становится чуть-чуть лучше."
     <i>С  каждым  днем!</i> Как же долго он здесь? Тони пытался заговорить,  но не
смог издать ни звука...
     Никки кричал, бил кулаком по столу и требовал отменить заказ.
     Джо сказал ему, что это уже невозможно.
     Тогда Никки начал допытываться, кто заказал убийство.
     "... Кое-кто сильно нажимал, - сказал Джо. - Разрушил его планы. Сейчас
у него на хвосте ФБР..." А потом он назвал имя.
     Снова скатываясь в бессознание, в памяти Тони вдруг всплыло это имя:
     <i>Гордон Стюбер.</i>

     Симус ждал,  сидя в Двадцатом отделении  в западной части  82-ой улицы.
Его  круглое  бледное   лицо  покрылось  испариной.  Он  пытался   вспомнить
наставления, которые  давала ему Рут, относительно того, что говорить, а что
нет.
     Все происходило, как в тумане.
     Он  был  в  почти  пустой комнате,  только  длинный  стол, прожженный в
нескольких местах сигаретами, да деревянные стулья. Спинка стула, на котором
он сидел, впилась ему в поясницу. Грязное  окно с видом  на  улицу. Движение
сумасшедшее: такси,  автобусы,  машины сигналят друг  другу.  Вокруг  здания
полно полицейских машин.
     Как долго они намереваются продержать его здесь?
     Оба  следователя появились только через  полчаса.  За ними шла судебная
стенографистка,  она уселась  на стул позади  Симуса и пристроила у себя  на
коленях пишущую машинку.
     Старшего следователя звали О' Брайен. Еще в баре он представился Симусу
сам и познакомил со своим помощником Стивом Гомесом.
     Симус знал, что они  обязаны рассказать о его  правах. Но все равно его
начало трусить, когда следователи произносили все эти формальности. Потом О'
Брайен  протянул ему копию и попросил прочитать. Все ли  ему понятно? -  Да.
Нужен  ли ему адвокат?  - Нет.  Понимает ли  он,  что может  не отвечать  на
вопросы?  -  Да.  Понимает  ли  он,  что  все,  что  он скажет,  может  быть
использовано против него?
     "Да," - прошептал Симус.
     С  О'  Брайеном   произошла  перемена,  его  манеры   стали  мягче,  он
переключился на более снисходительный тон. "Мистер Ламбстон, моя обязанность
предупредить вас, что мы подозреваем  вас в убийстве вашей бывшей жены Этель
Ламбстон."
     Этель умерла. Конец алиментам. Нет больше этой мертвой петли на нем, на
Рут, на девочках. Или петля только начинает затягиваться? Он увидел ее руки,
которые  цеплялись  за него, видел ее  взгляд,  когда она  падала  навзничь,
видел,  как  она  боролась,  как  потянулась  за   ножиком   для  писем.  Он
почувствовал липкость крови на своих руках.
     Что  там  так  доверительно  и  дружелюбно говорит следователь? "Мистер
Ламбстон, вы повздорили со своей  бывшей женой. Она довела вас. Эти алименты
разоряли вашу семью. Бывает, что внутри  нас  иногда столько  накапливается,
что мы приоткрываем крышку. Все так и случилось?" Симус упал головой на стол
и заплакал. Тело его сотрясалось от рыданий. "Мне нужен адвокат."
     Спустя два часа появился Роберт Лэйн - адвокат лет пятидесяти, которого
в спешке где-то откопала  Рут. "Вы  готовы предъявить  официальное обвинение
моему клиенту?" - спросил он.
     О' Брайен посмотрел на него с кислой миной. "Нет. Не сейчас."
     "В таком случае мистер Ламбстон может быть свободен?"
     О' Брайен вздохнул: "Да, он может идти."
     Симус  был уверен, что его арестуют.  Не смея поверить услышанному,  он
уперся ладонями  в стол  и с трудом вынул  свое  тело из кресла. Роберт Лэйн
взял его под руку и выпроводил из комнаты. Симус услышал, как Лэйн сказал: "
Я хочу иметь копию показаний моего клиента."
     "Я подготовлю ее  для вас." Следователь Гомес  подождал, пока закроется
дверь и повернулся к О' Брайену: "Я бы его с удовольствием упек."
     Усмешка  старшего  следователя  была  невеселой.   "Терпение,  подождем
результатов  экспертизы.  Мы  должны  проследить  все, что делал Ламбстон  с
четверга по пятницу. Но если хочешь, спорю наверняка, что обвинение большого
жюри  будет  у  нас  в  кармане еще  до  того,  как  Симус  Ламбстон  сможет
насладиться освобождением от алиментов."

     Когда Нив, Майлс и Джек вернулись  в Шваб-Хаус, на автоответчике  ждало
сообщение  от секретарши  Херба  с  просьбой позвонить  комиссару Шварцу  на
работу.
     Херб Шварц жил в  Форест-Хиллс, "где традиционно устраиваются девяносто
процентов комиссаров полиции", как объяснил Майлс Джеку,  берясь за телефон.
"Если в субботний вечер Херб не возится вокруг дома, значит произошло что-то
из ряда вон."
     Разговор  был  недолгим. Повесив  трубку, Майлс  сказал:  "Похоже,  все
становится на свои места. Они  учинили допрос бывшему мужу, тот расплакался,
как ребенок и  потребовал адвоката.  Предъявить ему обвинение  -  это просто
вопрос времени, скоро они будут располагать всем необходимым."
     "Значит,  сам он не  признается, - отозвалась Нив.- Может, это не так?"
Она зажгла лампы  на  столе  и комнату залило  мягким теплым светом.  Свет и
тепло. Именно этого  она  желала  после того, как  столкнулась  со  страшной
реальностью  смерти.  Нив не могла избавиться от тревоги,  охватившей  ее. С
того момента, как она увидела одежду Этель, лежащую на столе, слово <i>саван</i> то
и дело возникало  в голове.  Она сейчас  ясно представила, во что оделась бы
сама   Этель,  знай  она,   что   умрет.   Интуиция?   Ирландское  суеверие?
Предчувствие, что кто-то пройдет по тому месту, где она лежала?
     Джек  Кэмпбелл  наблюдал  за ней. "Он  понимает,  -  думала  Нив.  - Он
чувствует,  что  это больше,  чем просто  одежда.  Майлс же сказал, что если
блуза, которую  Этель  обычно одевает,  была в стирке, то автоматически  она
могла взять ту, что наиболее подходит к костюму."
     У  Майлса на  все  имеется разумный ответ. Майлс. Он встал  перед  ней,
положил руки ей на плечи. "Нив, ты ни слова не произнесла. Я ответил на твой
вопрос. Что с тобой?"
     "Я  не  знаю."  Нив  попыталась  улыбнуться.  "У  нас был ужасный день.
По-моему, нам надо выпить."
     Майлс  пристально  на  нее посмотрел. "Я  бы даже сказал,  основательно
выпить. А потом мы с Джеком приглашаем тебя пообедать, - он бросил взгляд  в
сторону Джека. - Если, конечно, у вас нет других планов."
     "Планов нет, разве что вы позволите мне приготовить напитки."
     Также,  как и чай у Китти Конвей, виски  принес  временное  облегчение,
отвлек  от мрачных  мыслей. Майлс  повторил  то,  что  сказал ему  комиссар:
следователи  чувствуют,  что  Симус  Ламбстон   находится  сейчас  на  грани
признания.
     "Они  еще  хотят, чтобы я  просмотрела завтра гардероб Этель?" Если  бы
позволяли обстоятельства, Нив с удовольствием избежала бы этого.
     "Да. Я не думаю, что будет иметь большое значение, планировала ли Этель
поездку и  собирала вещи сама, или же  он  убил ее и попытался создать  вид,
будто она уехала, так или иначе мы должны составить общую картину."
     "Но непонятно, почему бы ему не продолжать посылать алименты, чтобы все
выглядело правдоподобно. Я помню, что Этель как-то мне говорила, что если он
задержит чек, она  тут  же позвонит своему бухгалтеру, чтобы возбудить дело.
Если бы тело  Этель  не было найдено, то  ему полагалось  бы  еще семь лет -
только тогда она официально считалась бы умершей - выплачивать деньги."
     Майлс пожал плечами. "Нив, ты себе даже не представляешь, какой большой
процент  составляют убийства  на бытовой почве. И не думай, что люди  всегда
все  трезво  взвешивают.  Они  действуют импульсивно.  Доходят до предельной
точки, а потом пытаются замести следы. Ты же слышала, что я всегда повторяю:
"Каждый убийца оставляет свою визитную карточку."
     "Если  это так,  Комиссар, мне  хотелось  бы знать,  какую  же карточку
оставил после себя убийца Этель."
     "Я скажу тебе, какую - это синяк от удара на подбородке у  Этель. Ты не
видела отчет о результатах  вскрытия, а я  видел.  Удар  чуть не  свернул ей
челюсть.  Так вот, в детстве  этот  чертов  Симус  Ламбстон был  обладателем
Золотой Перчатки. Независимо от того, признается он  или нет, я начал искать
человека, у которого есть навыки в боксе."
     "О, Легенда заговорила. Но ты очень ошибаешься."
     Джек Кэмпбелл сидел на кожаном диване, потягивая "Чивас Регал",  второй
раз за этот день решив помалкивать и держать свое мнение при себе, когда Нив
с  отцом  спорят.  Слушая  их,  Джек  подумал,  что  они  напоминают  хорошо
сыгравшихся партнеров по теннису. Он было рассмеялся,  но,  взглянув на Нив,
снова почувствовал тревогу за нее. Она все еще была бледной,  черные  волосы
подчеркивали молочную белизну ее лица. Огромные карие глаза,  которые он еще
недавно видел сияющими от удовольствия, сейчас были  полны грусти; все из-за
смерти  Этель  Ламбстон. Джек  подумал,  что  Нив  не  успокоится,  пока  не
закончится вся эта история.
     Он нетерпеливо покачал головой. В нем проснулись его шотландские предки
с их способностями к ясновидению. Он напросился сопровождать Нив и ее отца к
прокурору в Роклэнд только для того, чтобы  иметь возможность провести целый
день рядом с Нив. Когда  они расстались сегодня утром,  он вернулся к  себе,
принял душ,  переоделся  и отправился  в  библиотеку в  Манхэттене.  Там  он
разыскал микрофильм с газетами  семнадцатилетней  давности. Пробегая глазами
статьи  с кричащими  заголовками типа "Убийство  жены  Комиссара  полиции  в
Центральном  парке",  Джек  впитывал  в  себя  все подробности,  внимательно
вглядывался в фотографии с похоронной процессией  возле  Собора Св. Патрика.
Вот десятилетняя Нив в темном пальто и  в капоре  с  глазами, блестящими  от
слез, ее маленькая ручка совсем спряталась в руке отца. Вот Майлс, его  лицо
как будто  высечено  из  гранита.  Полицеские, ряд  за  рядом. Вытянувшись в
цепочку,  они,  наверное,  заняли бы  всю Пятую авеню.  Он изучал передовицы
газет, которые прямо указывали на связь осужденного  мафиози Никки Сепетти с
убийством жены Комиссара.
     Никки Сепетти сегодня похоронили. У Нив и ее отца это должно было снова
пробудить воспоминания  о смерти  Ренаты.  Газеты были полны домыслов о том,
что Никки Сепетти, уже будучи за решеткой, заказал также и убийство Нив. Как
раз сегодня утром  Нив говорила Джеку,  что ее отец, думая  о том, что Никки
все-таки  когда-нибудь  выйдет на свободу, находился в постоянном страхе  за
нее,  и что  смерть  Никки  Сепетти  освободила Майлса  от этой непроходящей
тревоги.
     "Почему же я так волнуюсь за тебя, Нив?" - размышлял Джек.
     Ответ  так естественно возник  сам по  себе,  как будто Джек задал свой
вопрос  вслух - "Потому что я люблю ее. Потому что я  искал ее с того самого
первого дня, когда она так стремительно выскочила из самолета."
     Только сейчас Джек заметил,  что все  стаканы  были пусты.  Он встал  и
наполнил стакан Нив. "С сегодняшнего дня я перестал думать, что можно летать
и с одним крылом."

     За  второй  порцией коктейля они  смотрели  вечерние новости.  Показали
отдельные кадры с похорон Никки Сепетти, включая заявление вдовы,  сделанное
так неожиданно и в  таком страстном ключе. "Что ты думаешь по этому поводу?"
- тихо спросила отца Нив.
     Майлс резко щелкнул выключателем. "То, что я думаю, слишком непечатно."
     Они  пообедали  в "Неарис Паб" в  восточной  части  57-ой улицы. Джимми
Неари, ясноглазый ирландец с улыбкой сказочного гнома поспешил им навстречу.
"Комиссар, как замечательно снова видеть  вас." Джимми повел их к  одному из
столиков  в  углу,  которые придерживали  для особых гостей.  Представившись
Джеку,  Джимми  показал  рукой  на  картины,  развешанные  по  стенам: "Вот,
собственной  персоной". Портрет бывшего губернатора Кэри был помещен в такое
место, где его невозможно было не заметить. "Только самые сливки Нью-Йорка,"
-  сказал Джимми. "А вот Комиссар." Прямо напротив губернатора висел портрет
Майлса.
     Это был очень приятный вечер. "Неарис" всегда собирал у себя политиков,
а   также   духовенство.   Постоянно  кто-нибудь  подходил   к  их   столику
поздороваться с Майлсом : "Здорово видеть тебя снова. Ты классно выглядишь."
     "Ему это нравится, - прошептала Нив Джеку. - Он терпеть не может болеть
и  последний год просто исчез из виду.  Но сейчас, похоже, он возвращается к
нормальной жизни."
     Подошел  сенатор  Мойнихэн. "Майлс,  молю Бога, чтобы  ты взял на  себя
Отдел  по борьбе с наркотиками," - сказал он. -  "Ты нам  просто  необходим.
Пора кончать с этой дрянью. Мы рассчитываем именно на тебя."
     Когда сенатор  отошел, Нив подняла глаза. "Ты говорил о том, что только
прощупываешь почву. Оказывается,  это  давно решенный вопрос."  Майлс изучал
меню. Подошла Маргарет,  официантка, обслуживающая его уже  много  лет. "Как
сегодня креветки по-креольски?"
     "Потрясающие."
     Майлс вздохнул. "Я так и знал. Из  уважения к  моей диете принеси  мне,
будь любезна, жареную на огне камбалу."
     Потягивая вино в ожидании заказа, Майлс сказал: "Мне придется все время
проводить в Вашингтоне. Следовательно, я должен снять там квартиру. Я  бы ни
за что  не оставил тебя,  Нив, зная,  что  где-то  бродит Никки  Сепетти. Но
сейчас я, действительно, могу быть  спокоен. Вся шайка  ненавидела Никки  за
то,  что  по его заказу была убита твоя мать. Мы  не  давали им покоя до тех
пор, пока большая часть не отправилась вместе с ним в тюрьму."
     "Так вы не верите его предсмертной исповеди?" - спросил Джек.
     "Для таких, как я, трудно видеть человека, покидающего мир с  ложью  на
устах. Нас воспитали в вере,  что предсмертная исповедь позволяет попасть на
небеса. Но в случае  с Никки я полагаюсь на свою первую реакцию. Его слова -
последнее прости  семье, а те, по всей видимости,  на это попались.  Давайте
поговорим о чем-нибудь  интересном.  Джек,  вы достаточно долго в Нью-Йорке,
чтобы предположить, победит мэр на следующих выборах или нет?"
     Когда  они заканчивали пить  кофе, позади  их  столика появился  Джимми
Неарис. "Комиссар, вы знаете, что тело мисс Ламбстон  обнаружила моя  давняя
клиентка  Китти  Конвей?  Она  часто  захаживала  сюда со  своим  мужем. Это
потрясающая женщина."
     "Мы с ней сегодня встречались," - сказал Майлс.
     "Если  вы снова ее увидите, передайте ей привет и скажите, чтобы она не
забывала меня."
     "Может, я даже поступлю лучше, - небрежно сказал Майлс. - Может, я  сам
приглашу ее сюда."
     Такси сначала остановилось возле  дома Джека.  Пожелав  спокойной ночи,
Джек  попросил:  "Мне не  хочется показаться  назойливым,  но вы не стали бы
возражать, если бы я тоже пошел с вами в квартиру Этель?"
     Майлс  удивленно  поднял  брови.  "Нет,  в том  случае  только, если вы
пообещаете быть тише воды, ниже травы."
     "Майлс!"
     Джек улыбнулся. "Твой отец прав, Нив. Я принимаю ваши условия."


     Когда  такси остановилось у Шваб-Хаус, швейцар распахнул дверь для Нив.
Она вышла  ожидая, пока Майлс получит сдачу. Швейцар вернулся в холл. К ночи
погода улучшилась,  стало яснее. Нив  потихоньку  пошла  от  машины,  подняв
голову и любуясь звездным небом.
     Через  дорогу,  привалившись  спиной к стене  дома,  сидел Денни Адлер.
Голова  его свесилась на  грудь, рядом стояла бутылка вина. Сквозь смеженные
веки Денни наблюдал за Нив. Она очень  хорошо была ему видна и отсюда он мог
убраться, никем не замеченный. Он полез в карман своего изношенного свитера.
     Сейчас.
     Его пальцы  нащупали спусковой крючок. Он  уже  почти вытащил пистолет,
когда справа от  него распахнулась дверь.  Из дома  вышла  старуха, стараясь
поспеть  за  карликовым  пудельком, который  тянул  ее за  поводок.  Собачка
рванулась к Денни.
     "Не бойтесь Пчелку, - сказала старуха. - Она любит знакомиться."
     Волна ненависти захлестнула Денни, когда он смотрел, как Майлс вышел из
машины  и вслед за  Нив  направился к дому. Его  пальцы  потянулись  к горлу
пуделя, но он вовремя справился с собой и опустил руку.
     "Пчелка любит,  когда ее гладят,  - сказала старуха.  - Даже незнакомые
люди." Она бросила Денни двадцатипятицентовик. "Возьми, пригодится."


        10


     В воскресенье утром  позвонил детектив О'Брайен  и попросил к  телефону
Нив.
     "Зачем она вам понадобилась?" - резко спросил Майлс.
     "Мы  бы  хотели  побеседовать  с  девушкой, которая на  прошлой  неделе
приходила убирать картиру Ламбстон, сэр. У вашей дочери есть ее телефон?"
     "А,  вот что.  - Майлс сам не  знал, почему  он сразу  успокоился.  - Я
сейчас спрошу Нив."
     Минут через пять позвонила Це-Це. "Нив,  меня считают свидетелем." В ее
голосе  слышалось волнение.  "Можно  я  встречусь с  ними у вас  в  половине
второго? Я  никогда раньше  не давала показаний  полицейским. Я  бы  хотела,
чтобы  ты и  твой отец  были рядом."  Она  понизила голос.  "Нив, они же  не
думают, будто это я ее убила, правда?"
     Нив  улыбнулась.  "Ну что ты, Це-Це,  конечно,  нет. Приходи.  Половина
второго будет в самый раз. К двенадцати мы идем в церковь Св. Павла. "
     "Должна ли я им рассказать про этого противного  племянничка,  про  то,
что  он  таскал  деньги и  потом  положил  их обратно,  и про то, что  Этель
угрожала ему лишить наследства?"
     Этель  была поражена. "Це-Це,  ты рассказывала,  что  Этель злилась  на
него, но  ты ничего не говорила,  что она угрожала  ему лишением наследства.
Конечно, ты должна все рассказать."
     Майлс ждал, пока Нив положит трубку. Он удивленно приподнял брови: "Что
все это значит?"
     Когда Нив передала ему разговор, Майлс только тихонько присвистнул.

     Пришла Це-Це. На этот  раз она  была одета в старомодное платье и туфли
без  каблуков;  волосы туго  стянуты  в  аккуратный пучок; лицо,  не  считая
наклеенных ресниц, почти без косметики. "Этот наряд я  одевала, когда играла
экономку, которую судили за то, что она отравила своего хозяина," - пояснила
девушка.
     Через  несколько  минут  появились детективы  О'Брайен  и Гомес.  Майлс
поздоровался  с ними. "Ни за что  не подумаешь, что он уже не та шишка с Уан
Полис - плаза." Детективы откровенно заискивали перед ним.
     Увидав Це-Це, О'Брайен был  явно сбит с  толку. "Дуглас  Браун говорил,
что к ним приходила убирать шведка."
     Он все больше выпучивал глаза, слушая, как Це-Це со всеми подробностями
рассказывала ему, как  она  перевоплощалась  в  зависимости от того, к каким
ролям ей  приходилось готовиться в данное время. "Тогда я играла горничную -
шведку, - заключила она. - Я послала персональное приглашение Джозефу Паппу.
В тот вечер эту пьесу ставили последний раз. Мой астролог сказал, что Сатурн
был на  линии  пересечения с  Козерогом,  поэтому  я  находилась  в  хорошей
профессиональной форме." Це-Це печально  покачала головой. "Но он не пришел.
Точнее сказать, никто не пришел."
     Гомес  закашлялся. О'Брайен  подавил улыбку.  "Мне очень жаль,  что так
получилось.  А  сейчас, Це-Це,  - вы позволите мне  называть вас так?"  И он
принялся задавать вопросы.
     Сначала расспрашивали  о том, как и почему Нив пошла вместе  с Це-Це  в
квартиру Этель, что побудило ее вернуться туда снова, чтобы проверить пальто
в шкафу и просмотреть календарь Этель. Це-Це  рассказала  и о том, как месяц
назад рассерженная  Этель звонила своему  племяннику,  и об  исчезновении  и
внезапном появлении денег на прошлой неделе.
     Наконец в половине третьего О'Брайен  захлопнул  свой  блокнот. "Вы обе
очень  помогли  нам.  Це-Це,  не согласились  ли  бы  вы  сходить в квартиру
Ламбстон  вместе  с  мисс Керни? Вы хорошо  знаете  эту квартиру, может,  вы
увидите  или  у  вас возникнет  ощущение,  что что-нибудь  пропало. Если  вы
согласны, то подъезжайте где-то через час, а мне до тех  пор хотелось бы еще
раз немного побеседовать с Дугласом Брауном."
     Все это время  Майлс, нахмурившись, сидел в кресле. "Итак, - сказал он,
- теперь в общую картину еще вмешался ненасытный племянник."
     Нив усмехнулась краешком рта. "Комиссар,  как по-твоему  должна была бы
выглядеть его визитная карточка?"

        x x x

     В  половине  четвертого  Майлс, Нив,  Джек  Кэмпбелл и  Це-Це  вошли  в
квартиру Этель. Дуглас Браун сидел на диване, сложив на коленях руки. На его
лице не  было ни  тени любезности,  когда он  взглянул на вошедших. Красивое
замкнутое  лицо было  покрыто  испариной.  Напротив с раскрытыми  блокнотами
расположились  детективы  Гомес  и  О  Брайен.   В  глаза  бросался  ужасный
беспорядок и грязь на столах.
     "Когда я уходила отсюда, здесь все сверкало," - шепнула Це-Це Нив.
     Нив прошептала, что это  не грязь, а специальная пыль, которой посыпали
для того, чтобы взять отпечатки пальцев, а потом спокойно сказала, обращаясь
к Дугласу Брауну: "Я очень сожалею о смерти вашей тетушки. Я ее любила."
     "В таком случае вы были одной из немногих," - резко отреагировал Браун.
Он поднялся.  "Все, кто знали  Этель,  могут подтвердить,  какой раздражающе
настырной она могла  быть.  Да,  она часто  приглашала меня  на обеды. Часто
вечерами я отказывал своим друзьям,  потому что ей требовалась компания. Да,
она иногда совала мне по сто  долларов, которые держала здесь повсюду. Потом
она забывала, где спрятала  остальные и обвиняла меня в том,  что я их взял.
Находя их, она извинялась. Вот и все." Он уставился на Це-Це. "Какого  черта
вы затеяли всю эту комедию? Вам хочется услужить? Так почему бы вам не взять
пылесос и не привести в порядок квартиру?"
     "Меня нанимала мисс Ламбстон, - с достоинством сказала Це-Це. - Но мисс
Ламбстон  умерла."  Она перевела  взгляд  на детектива О Брайена:  "Что  мне
делать?"
     "Я хочу, чтобы мисс Керни составила подробный список тех вещей, которые
пропали  из гардероба, а  вас  я попрошу  осмотреться  и подумать, все ли на
месте. Может, вам бросилось в глаза, что чего-то не хватает."
     Обращаясь  к  Джеку,  Майлс негромко заметил: "Почему  бы  вам не пойти
вместе с Нив? Может, вы поможете ей записывать."  Сам он уселся в  кресло  с
прямой спинкой, стоящее у письменного стола. Отсюда хорошо была видна стена,
где  Этель устроила свою фотогалерею. С минуту он изучал снимки, потом встал
и подошел ближе, чтобы получше рассмотреть их. Он был удивлен, увидев на них
Этель рядом с членами семьи президента на последнем собрании республиканцев;
Этель,  обнимающуюся  с мэром в  Грэйс  Мэншон; Этель, которой  Американское
Общество  Журналистов   и  Писателей  вручает  ежегодную  премию  за  лучшую
журнальную статью. "Я явно недооценивал ее, - подумал Майлс. - Я-то полагал,
что она просто болтунья."
     Книга, которую Этель собиралась написать. Куча  грязных денег,  которые
отмывались  в индустрии моды  - не это ли подтолкнуло Этель? Майлс  мысленно
отметил, что надо спросить Херба Шварца, не ведется  ли какое-нибудь скрытое
расследование, связанное с модельерами.
     Спальня  казалась такой же грязной, как и вся квартира, несмотря на то,
что кровать была аккуратно прибрана и все  лежало на своих местах. Даже шкаф
выглядел  иначе.  Очевидно,  каждую  вещь  вынимали,  подвергали  осмотру  и
возвращали  в  шкаф,  не заботясь о порядке. "Ужасно, - сказала Нив Джеку. -
Это все осложняет."
     Джек был  в белом свитере грубой ирландской  вязки и  синих вельветовых
брюках. Майлс, открыв  дверь и увидев его, удивленно поднял брови и  сказал:
"Вы смотритесь,  как  Флосси и Фредди Бобси." Он  отступил, впуская Джека, и
тот  увидел Нив, которая была  одета в такой  же  ирландский свитер и  синие
вельветовые  брюки. Они рассмеялись, и  Нив  поспешила переодеться в синий с
белым жакет.
     Это  забавное совпадение  немного сняло страх,  который испытывала  Нив
перед тем, что ей предстояло. Сейчас страх  сменился растерянностью при виде
драгоценного гардероба в таком растерзанном виде.
     "Усложняет, но не делает невозможным, - спокойно сказал  Джек. - Скажи,
с чего лучше начать."
     Нив протянула ему папку с копиями счетов Этель. "Мы  начнем с последних
покупок."
     Она  вытащила  совершенно  новые,  еще  ни разу  не надеванные  вещи  и
положила их на кровать,  потом снова  повернулась к шкафу, быстро перечисляя
платья  и костюмы, которые остались висеть.  Вскоре  стало ясно, что пропали
только  зимние  вещи.  "Итак,  идея,  что  она  собиралась  на  Каррибы  или
куда-нибудь еще, где не понадобится зимнее пальто, отпадает," - пробормотала
Нив, обращаясь больше к себе самой, чем к Джеку. "Но  Майлс может быть прав.
Белой блузки, что больше  идет  к  костюму, в котором  ее нашли,  я здесь не
вижу. Может, она в чистке. Обожди минутку!"
     Внезапно  она  оборвала  себя и, повернувшись  снова к шкафу,  вытащила
оттуда  вешалку, зажатую между двумя другими  вешалками со свитерами. На ней
висела белая шелковая блузка  с  жабо и шнуровкой на рукавах. "Вот то, что я
искала, - сказала Нив с видом победительницы. "Почему Этель ее не надела? И,
уж если она решила  надеть  весь костюм полностью, то  почему она по крайней
мере не взяла эту блузку с собой?"
     Они  присели  на  диванчик,  пока  Нив,  просматривая  записки   Джека,
составляла точный список  пропавшей одежды  Этель.  Молча ожидая,  пока  она
закончит, Джек  оглядел  комнату. Довольно  грязная,  но это из-за того, что
здесь  поработали   полицейские.  Добротная  мебель.  Дорогое   покрывало  и
декоративные подушки.  Но  в  ней не чувствовалось индивидуальности хозяина.
Никаких  особенных,   присущих  только  одному  человеку  черточек,  никаких
любительских снимков,  никаких  безделушек.  Те  несколько  маловпечатляющих
картин  на  стенах, казалось, были повешены  только для  того, чтобы  как-то
заполнить пустое пространство. Эта комната  наводила тоску,  как если бы она
была  совсем  пустая. Джек подумал, что он начинает ощущать в себе жалость к
Этель. У него сложилось совсем другое впечатление  о ней.  Глядя на нее, ему
на ум всегда приходило сравнение с теннисным мячиком, который  скачет сам по
себе  из одного  конца корта в  другой,  без устали,  в  каком-то  неистовом
азарте.  Женщина  же, которая  жила  в этой  комнате  вызывала  грусть своим
беззащитным одиночеством.
     Они вернулись в гостиную как раз в  то время, когда Це-Це просматривала
стопки почты на письменном столе. "Его здесь нет," - сказала она.
     "Чего нет?" - резко спросил О' Брайен.
     "У  Этель  был  ножик  для  разрезания  конвертов, старинный,  с резной
красной с золотом рукоятью. Индийская вещица."
     Нив  подметила,  что  детектив О' Брайен сразу стал  похож на охотничью
собаку, нанюхавшую дичь.
     "Це-Це,  вы  можете  вспомнить,  когда в последний  раз  вы видели этот
ножик?"
     "Да. И  во вторник и  в четверг, когда  я приходила убирать, он  был на
месте."
     О'  Брайен  метнул взгляд  в сторону  Дугласа Брауна. "Когда  мы  вчера
покрывали здесь все пылью, ножика не было. У  вас есть какие-то соображения,
где он может быть?"
     Дуглас  сглотнул  слюну.  Он  попытался  придать   себе  вид  человека,
погруженного  в  размышления.  В пятницу  утром  ножик был здесь.  Никто  не
заходил сюда за исключением Рут Ламбстон.
     Рут Ламбстон. Она пригрозила рассказать полиции, что Этель поговаривала
о лишении  его наследства.  Но он  уже рассказал полиции,  что Этель  всегда
обвиняла его в краже, когда искала свои деньги. Это был очень удачный ответ.
А что  сказать теперь? Рассказать им  о Рут  или сказать,  что  он ничего не
знает?
     О' Брайен повторил вопрос, на этот раз очень настойчивым  тоном. Дуглас
решил, что  сейчас  самое время отвлечь внимание  копов от своей персоны. "В
пятницу  днем сюда заходила Рут  Ламбстон. Она забрала письмо, которое Симус
послал  Этель. И она  угрожала,  что  расскажет вам,  как  Этель  была  мною
недовольна, в том случае, если я хотя бы заикнусь про Симуса." Дуглас сделал
паузу и на одном дыхании выпалил: "Этот ножик был здесь, когда она заходила.
Когда я  вышел в спальню, Рут стояла  у стола. С тех пор я его не  видел. Вы
лучше ее спросите, зачем ей понадобилось красть нож."

     После истеричного звонка Симуса в субботу днем  Рут удалось дозвониться
домой  начальнице отдела  кадров  своей  компании.  Это она послала адвоката
Роберта Лэйна в полицейский участок.
     Когда Лэйн привез Симуса домой, Рут была  уверена, что  ее муж на грани
инфаркта  и  была уже  готова везти его в скорую помощь  в  госпиталь. Симус
яростно сопротивлялся, но согласился лечь в постель. Он прошаркал в спальню;
воспаленные  глаза  вот-вот  готовы  были  разразиться слезами -  сломленный
раздавленный человечек.
     Лэйн ожидал  Рут в гостиной, чтобы поговорить. "Я не специализируюсь на
подобных преступлениях,  -  начал он  без обиняков. -  А  вашему мужу  нужен
хороший адвокат."
     Рут кивнула.
     "Из того, что он рассказал  мне в такси, у него есть шанс рассчитывать,
что  его  признают  невиновным  или  совершившим  преступление  в  состоянии
временного психического расстройства."
     Рут похолодела. "Он признался, что убил ее?"
     "Нет. Он сказал мне, что толкнул ее и когда она потянулась за ножом для
разрезания  конвертов, он  попытался  его  отнять.  Во время этой драки  она
порезала себе правую щеку.  Он еще  рассказал,  что нанял  какого-то типа из
тех, что постоянно околачиваются в его баре, звонить ей и угрожать."
     Губы Рут помертвели. "Я это узнала только вчера ночью."
     Лэйн пожал плечами.  "Ваш муж не  выдержит  серъезного допроса. Мой вам
совет - пусть он лучше признается в малом и расскажет то, что рассказал мне.
Ведь вы полагаете, что это он убил, не так ли?"
     "Да."
     Лэйн  поднялся.  "Я   уже  говорил,  что  это   не  моя  сфера,  но   я
порасспрашиваю и найду вам кого-нибудь. Прошу прощения."
     В полном отчаянии  Рут несколько часов просидела, не шевелясь. В десять
она посмотрела новости и услышала, что  бывший муж  Этель Ламбстон подвергся
допросу в связи с ее смертью. Рут поспешла выключить телевизор.
     События последней недели снова и снова проносились у нее  в голове, как
видеопленка, работающая в режиме "повтор". Десять дней назад душераздирающий
звонок от Дженни: "Мама, какое унижение!  На счету нет денег и чек вернулся.
Меня вызывали  в бухгалтерию. " С этого все и  началось.  Рут вспомнила, как
она кричала на Симуса, стараясь оскорбить его побольнее. "Это я  подтолкнула
его к тому, что он потерял рассудок," - подумала она.
     Частичное  признание.  Что  это  означает?  Непредумышленное  убийство?
Сколько за это могут дать? Пятнадцать  лет? Двадцать? Но он спрятал ее тело.
В  какую же историю  он влип, скрыв  преступление! И как  он  мог оставаться
таким спокойным?
     Спокойным?  Симус?  Тот  нож в  его руке,  которым он перерезал женщине
горло... Невероятно.
     На память Рут пришел эпизод, породивший потом в их  семье ходовую шутку
в те дни, когда они еще могли смеяться. Симус зашел в родзал, когда родилась
Марси и - потерял сознание.  Он не вынес вида крови. "Они больше волновались
за твоего отца, чем  за нас с тобой," - говорила  потом Рут дочери. "Это был
первый и последний раз, когда я позволила пустить папу в родзал. Лучше пусть
сидит в баре, чем путаться под ногами у врача."
     Симус,  который смотрит,  как  кровь  хлещет  из  горла  Этель, который
запихивает ее  тело  в пластиковый  мешок, вытаскивая его  из квартиры.  Рут
вспомнила, как в новостях рассказывали, что с одежды Этель были  срезаны все
бирки. И у  Симуса  хватило хладнокровия проделать все  это,  а потом увезти
тело и  спрятать  его в парке? "Нет,  этого  просто быть не может," - решила
Рут.
     Но если  он не  убивал Этель,  если он оставил ее так, как он  уверяет,
тогда  моя и начищая нож, она уничтожила следы, которые могли бы навести  на
кого-то другого...
     Все это подействовало  на Рут  так ошеломляюще,  что она уже  не была в
состоянии продолжать свои размышления.  Она устало поднялась и направилась в
спальню. Дыхание Симуса было ровным, но вот  он зашевелился. "Рут, побудь со
мной."  Когда она легла рядом,  он обнял ее и снова уснул, положив голову ей
на плечо.
     Уже  было  три часа  ночи,  а  Рут  все еще  размышляла,  пытаясь найти
какой-то выход. И словно бы в ответ на невысказанные мольбы, ей вдруг пришло
на память, что последнее время она очень часто сталкивается в супермаркете с
бывшим комиссаром полиции Керни. Он всегда так открыто  улыбается и говорит:
"Доброе  утро." А  однажды, когда у  нее разорвался  пакет  с  покупками, он
остановился и принялся ей помогать.  Комиссар  нравился ей, несмотря на  то,
что глядя на него, она всегда думала о  тех деньгах, которые вырвав у Симуса
и его детей, Этель тратила на тряпки в магазине его дочери.
     Керни жили в Шваб-Хаус на 74-ой улице. Завтра она и Симус пойдут туда и
добьются встречи с Комиссаром. Он должен знать, как  им поступить. Она может
ему открыться. В конце концов Рут заснула с мыслью, что ей просто необходимо
кому-то довериться.

     Впервые  за  последние годы она  проспала  все  утро в воскресение. Она
оперлась на руку и посмотрела на будильник,  было уже четверть двенадцатого.
Яркий солнечный свет проникал в  комнату сквозь неплотно прилегающие  шторы.
Рут посмотрела на  Симуса. Во  сне с его  лица  исчезло  выражение тревоги и
страха,  которое так действовало ей на нервы, сейчас проступили  черты  того
привлекательного мужчины, которым он когда-то был. Девочки похожи на отца, у
них его  чувство юмора. Ведь он  был когда-то и остроумным,  и  уверенным  в
себе. А потом  все  покатилось. Непомерно подскочила стоимость ренты за бар,
начали жаловаться соседи, постоянные  клиенты уходили один  за другим. И еще
эти алименты - каждый месяц!
     Рут осторожно вылезла  из кровати и  подошла к  бюро.  При безжалостном
свете стало заметнее, какое  оно пошарпанное.  Она старалась  как можно тише
открыть крышку, но она скрипела, не поддаваясь. Симус заворочался.
     "Рут." Он еще не проснулся окончательно.
     "Лежи,  -  сказала  она мягко. -  Я  позову  тебя, когда  завтрак будет
готов."
     Как раз, когда  она снимала  с огня  бекон, раздался телефонный звонок,
это были девочки. Они слышали об Этель. Марси,  старшая, сказала: "Мам, нам,
конечно, жаль  ее, но  ведь  это означает, что мы  больше  ничего не должны,
правда?"
     Рут  постаралась придать своему голосу веселость.  "Да, похоже, так. Мы
как-то еще не привыкли к этой мысли." Она позвала Симуса к телефону.
     Рут представляла,  каких  усилий мужу  стоило  сказать:  "Конечно,  это
ужасно радоваться чьей-то смерти, но мы радуемся лишь освобождению от нашего
бремени.  А  сейчас  расскажи  мне,  как  поживают  наши  куколки-сестрички?
Мальчики не пристают, я надеюсь?"
     Рут  приготовила  бекон,  жареные  яйца,  тосты,  кофе, выдавила свежий
апельсиновый сок. Она подождала, пока Симус поест, и  подлила  ему еще кофе.
Потом  уселась напротив него  за  старый  дубовый стол,  который им когда-то
пришлось принять в подарок от его тетушки, старой девы, и сказала: "Нам надо
поговорить."
     Положив локти на стол  и опершись подбородком  на руки, она смотрела на
свое  отражение в покрытом пятнами зеркале  буфета,  мимолетно  отмечая  про
себя, что она выглядит маловпечатляюще. Полинявший халат, некогда прекрасные
светло-русые волосы поредели и стали серыми,  круглые очки на маленьком лице
придают  ему измученный вид. Она отогнала от  себя эти не относящиеся к делу
мысли и продолжила: "Когда  ты рассказывал мне, как оттолкнул Этель, как она
порезалась  ножом,  как  ты  заплатил кому-то, чтобы  ей  угрожали, я решила
тогда, что ты сделал и следующий шаг. Я решила, что это ты убил ее."
     Симус не  отрываясь смотрел в  чашку с кофе. "Будто  там ответы на  все
вопросы," - подумала Рут. Потом  он выпрямился  и  посмотрел  прямо  в глаза
жене. Долгий сон, хороший завтрак и  разговор  с девочками как будто придали
ему силы. "Я не убивал Этель, - сказал он. - Я просто пугал ее. Черт побери,
я и  сам  был  испуган. Я никогда не предполагал, что толкну ее, но это было
бессознательно. Она  порезалась, потому что схватила нож, а я  вырвал  его и
снова  бросил  на  стол. Она сильно испугалась, именно  в эту  минуту она  и
сказала: "Ладно, ладно. Ты можешь оставить алименты."
     "И это было в четверг днем," - сказала Рут.
     "В четверг около двух часов, там очень тихо в это время. Ты же  знаешь,
в  каком положении мы очутились из-за этого  возвращенного чека. Я  ушел  из
бара в половине второго, Дэн остался за меня. Он подтвердит."
     "Ты вернулся в бар?"
     Симус  допил  кофе  и  опустил  чашку  на  блюдце. "Да,  я  должен  был
вернуться. А потом я пошел домой и напился. И пил все выходные."
     "Кто-нибудь тебя видел? Ты выходил за газетами?"
     Симус улыбнулся - грустная,  вымученная улыбка.  "Я  был не в состоянии
читать." Он подождал ее реакции, потом на его лице промелькнула надежда. "Ты
мне веришь," - сказал он неуверенно и удивленно.
     "В  пятницу и еще  вчера  я тебе не верила, - ответила Рут. - А  теперь
верю.  Я точно  знаю,  что  у тебя  ни  за что не  хватит  духу так запросто
схватить нож и перерезать кому-то горло."
     "Что и  говорить,  ты  отхватила  подарок  в моем лице," - тихо  сказал
Симус.
     Рут  оживилась.  "Могло быть  и хуже. Теперь  перейдем к  делу.  Мне не
понравился  этот адвокат, да  он  и сам признался, что тебе нужен кто-нибудь
другой. Я хочу попытаться  кое-что предпринять.  В последний раз  поклянись,
что ты не убивал Этель."
     "Клянусь жизнью. - Симус растерялся. - Девочками клянусь."
     "Нам нужна  помощь. Настоящая квалифицированная помощь. Я вчера вечером
смотрела  новости, там  говорили  о тебе. О том,  что ты  подвергся допросу.
Сейчас  им  нужны  доказательства. Нам  необходимо  рассказать  кому-то  всю
правду,  чтобы  нам  дали  грамотный  совет  или  порекомендовали   опытного
адвоката."

     Весь день  Рут уговаривала,  доказывала,  приводила  аргументы, склоняя
Симуса согласиться. В половине четвертого  они оделись в свои "семисезонные"
пальто, Рут - прочное и аккуратное, Симус - застегнутое лишь на одну среднюю
пуговицу, и отправились в Шваб-Хаус через три квартала от их дома. По дороге
они почти не  разговаривали. День был  не  по  сезону  ярким,  и  люди  явно
наслаждались солнечным теплом. Глядя на детишек, спешащих за своими радостно
возбужденными родителями с  шариками  в руках,  Симус улыбался. "Помнишь, мы
как-то в  воскресенье повели  девочек  в зоопарк? Как хорошо, что  его снова
открыли."
     Швейцар в Шваб-Хаус  сообщил, что ни комиссара Керни, ни мисс Керни нет
дома. Растерянная,  Рут попросила  позволить им  подождать.  С  полчаса  они
сидели рядышком  на диване  в  холле, и  Рут начала уже сомневаться, надо ли
было вообще сюда приходить.  Она только открыла рот, чтобы предложить Симусу
уйти, как дверь  отворилась и  в холл  вошло четыре человека - отец  и  дочь
Керни и с ними еще двое людей.
     Пока  решительность  не  покинула  ее окончательно,  Рут  поспешила  им
навстречу.

     "Майлс, я хотела, чтобы ты все-таки дал им возможность все рассказать."
Они были на кухне.  Джек резал салат, Нив размораживала  макароны с  соусом,
оставшиеся с обеда в четверг.
     Майлс готовил сухое мартини для себя  и Джека. "Нив, ни в коем случае я
не позволю,  чтобы мне морочили голову.  Ты проходишь  свидетелем  по  этому
делу. Как это я дам  ему возможность рассказать, как он случайно в потасовке
убил Этель, и не заявлю об этом?! Да я считаю это своим долгом."
     "Я совершенно уверена, что он хотел рассказать тебе что-то другое."
     "Все  будет  так,  как  положено тому быть.  Я тебе  обещаю,  что Симус
Ламбстон  и  его  жена  будут  подвергнуты  самому тщательному  допросу.  Не
забывай, что если этот скользкий племянничек говорил правду, то Рут Ламбстон
стащила нож,  как я понимаю, не в качестве сувенира на память. Я сделал все,
что мог. Я позвонил Питу Кеннеди. Он чертовски хороший криминальный адвокат,
и они встретятся завтра утром."
     "И чем они будут платить твоему чертовски хорошему адвокату?"
     "Если Симус Ламбстон чист, он укажет нашим  парням,  что они лают не на
то дерево. Если виновен - Пит сможет сделать так, чтобы ему было предъявлено
обвинение  не  в  убийстве второй  степени, а в непредумышленном  убийстве с
отягчающими обстоятельствами.
     За обедом Нив  показалось,  что  Джек уводит беседу в сторону  нарочно,
чтобы  разговор не  перескочил на Этель.  Он пропросил  Майлса  рассказать о
некоторых  нашумевших в  свое  время процессах,  а  на эту  тему  Майлс  мог
говорить бесконечно. Когда только они убирали  со стола, Нив сообразила, что
Джек  знал  об  этих  процессах  очень  много,  а  ведь материалы о  них  не
публиковались  на  Среднем Западе. "Ты специально искал материалы о Майлсе в
старых газетах," - обвинила она.
     Он  совершенно  не  смутился. "Да,  я искал. Эй, оставь эту кастрюлю  в
раковине, я вымою. Ты сломаешь себе ногти."
     "Это  невероятно,  -  думала  Нив.  -  Столько  всего  за одну неделю!"
Казалось, что Джек всегда был рядом. Что произошло?
     Она знала, что произошло. А потом знобящий холод пронизал  все ее тело.
Моисей  только мельком взглянул  на  Землю Обетованную, зная, что никогда не
войдет туда.  Почему она вспомнила это? Почему она чувствовала себя так, как
будто что-то главное ускользает от нее? Почему, глядя на траурную фотографию
Этель, она видела там еще что-то, глубоко скрытое, как будто Этель говорила:
"Погоди, ты увидишь, что это."
     Что ЭТО? Нив задумалась.
     Смерть.
     Вечерний  выпуск  новостей  был  полон  рассказами  об  Этель.  Сделали
видеомонтаж ее яркого  прошлого.  Журналистам явно не хватало захватывающих,
броских новостей, и Этель помогла заполнить этот пробел.
     Только  закончилась программа,  как зазвонил телефон.  Это  была  Китти
Конвей. Ее чистый мелодичный голос звучал торопливо. "Нив, прошу прощения за
беспокойство, но  я  только  что  пришла  домой. Когда  я  вешала пальто,  я
увидела, что ваш  отец забыл свою шляпу в шкафу. Завтра в конце дня я буду в
городе, так что я могу завезти вам ее."
     Нив удивилась.  "Подождите минуточку, я его  позову." Поднеся телефон к
Майлсу, она  прошептала:  "Ты  ведь  никогда  ничего  не забываешь,  что  же
случилось?"
     "О, очаровательная Китти Конвей! - радостно приветствовал ее Майлс. - Я
вообще  удивлен, что  вы нашли  эту  чертову шляпу."  Положив  трубку, Майлс
взглянул  на  Нив. Вид у него был  глуповатый. "Она подъедет завтра  к шести
часам. А потом я пригласил ее на обед. Хочешь пойти тоже?"
     "Естественно, нет. Если только  тебе не нужна дуэнья. В  любом случае я
должна подойти на 7 Авеню."
     Стоя в дверях, Джек спросил: "Скажи мне, если я становлюсь надоедливым,
но если нет, давай пообедаем завтра вместе."
     "Ты и сам хорошо знаешь,  что ты не надоел. И идея  вместе  пообедать -
замечательная,  но тебе придется подождать моего звонка. Я  не могу сказать,
когда это точно  будет.  Я позвоню тебе от дяди Сала, обычно я захожу к нему
напоследок."
     "Мне все равно. Только хочу тебе сказать одну вещь - будь осторожна. Ты
важный свидетель  в деле Этель  и,  глядя  сегодня на  этих  людей  - Симуса
Ламбстона и  его  жену, мне стало  неспокойно. Эти люди  доведены до крайней
точки.  Виновны   или   нет,   они   заинтересованы,   чтобы   расследование
прекратилось.  Их  желание  раскрыть  свои  карты  твоему  отцу  могло  быть
спонтанным, а могло быть и тщательно продуманным. Я хочу сказать, что убийцы
не останавливаются перед новым преступлением, если кто-то мешает им."

        11

     В понедельник  у Денни был выходной, так что его отсутствие в кафе ни у
кого не могло вызвать подозрений. Но ему требовалось еще алиби на этот день.
Необходимо,  чтобы  кто-то подтвердил,  что вся время  он  провел в постели.
"Боюсь,  я  подхватил грипп,"  - пожаловался он,  встретив в холле уборщика,
хотя  того  это  совершенно  не интересовало. Вчера Большой Чарли звонил ему
сюда:  "Или  кончай  с  ней, или мы  подыщем  кого-нибудь,  кто  сможет  это
сделать."
     Денни прекрасно  знал, что это  может  означать. Его не  оставят просто
так, он уже достаточно знает, чтобы быть нежелательным. Кроме всего прочего,
ему хотелось получить вторую половину денег.
     План  был  продуман  им  тщательно.  Он сходил  на  угол  в  аптеку  и,
сопровождая  каждое свое  слово кашлем, попросил фармацевта посоветовать ему
на  этот  случай  лекарство,  которое  он  может  приобрести   без  рецепта.
Вернувшись домой, он  завел об этом разговор с глупой старой шлюхой, которая
жила через две двери  от него и  постоянно набивалась в  подруги. Через пять
минут он вышел от нее с чашкой вонючего чая в треснутой кружке.
     "Это вылечит все, что угодно, - говорила она Денни. - Я загляну к  тебе
попозже."
     "Попозже сделай мне, пожалуйста, еще чаю." - жалобно попросил он.
     Денни сходил в душ, которым пользовались  жильцы  со второго и третьего
этажа,  по  дороге  пожаловавшись  на  судороги  старому  пьянчужке, который
терпеливо ждал, пока освободится  кабинка. Пропустить Денни  без очереди тот
отказался.
     В   своей  комнате  Денни   тщательно  упаковал  всю  одежду,   которой
пользовался,  выслеживая  Нив.  Кто знает,  вдруг  какой-нибудь из швейцаров
окажется  очень  наблюдательным  и  сможет описать, что за  тип околачивался
вокруг  Шваб-Хаус. Или хотя бы та  назойливая старуха со своей собачонкой, у
нее  было  время его рассмотреть. Когда будет убита дочь бывшего  Комиссара,
копы пустят в ход все возможное и невозможное, на этот счет  у Денни не было
никаких сомнений.
     С одеждой все просто - он бросит ее в ближайший мусорник. Сложнее всего
не упустить из виду  Нив, когда она будет  выходить из своего магазина  на 7
Авеню. Но он решит, что делать по ходу действия. У Денни был
     серый спортивный  костюм, совершенно  новый.  Никто еще  не видел его в
этом костюме. В парике с прической панка и больших очках  он  будет похож на
рассыльного, которых множество гоняет по всему городу на велосипедах, сбивая
с ног прохожих. Он возьмет в  руки большой  конверт и будет  поджидать, пока
Нив  выйдет. Скорее всего, она возьмет такси. Тогда он тоже  сядет в  другое
такси и наплетет водителю историю о том,  что у него украли велосипед, а ему
срочно надо доставить бумаги этой даме.
     Денни слышал  собственными  ушами, как Нив Керни говорила  одной из тех
богатых старых дур,  которые  могут  выбрасывать  такие  огромные  бабки  на
одежду, что у нее встреча в половине второго.
     Но всегда надо иметь время в  запасе - он встанет напротив  ее магазина
раньше.
     Поскольку  он будет выглядеть как  панк, то даже  неважно,  если  после
смерти Керни водитель такси сообразит что к чему.
     Составив план, Денни затолкал узел со старыми тряпками под продавленную
кровать.  "Ну и дыра," -  думал  он,  окидывая  взглядом убогую  комнатенку.
Тараканы, вонь. А этот письменный стол - просто старая, выкрашенная в желтый
цвет, развалюха.  Но когда  он сделает свою  работу  и получит вторые десять
тысяч, останется только дождаться  окончания  условного срока. И уж тогда он
быстро свалит отсюда. Господи, неужели он когда-нибудь отсюда уедет!
     Все утро Денни бегал в туалет и жаловался на боли всем,  кто только его
слушал. В полдень эта карга -  соседка  постучалась в дверь и протянула  ему
еще  одну  чашку  чаю  и полузасохший  рогалик. Денни  сделал еще  несколько
вылазок в уборную. Стараясь  не вдыхать резкую  вонь,  он  стоял за запертой
дверью кабинки, до тех пор, пока в очереди люди не начинали возмущаться.
     В четверть первого он подошел, еле волоча ноги, к пьянчужке: "По-моему,
мне  легче. Пойду немного посплю." Его комната находилась на втором этаже, и
из окна,  выходящего в переулок между  домами, можно было достать до выступа
крутой крыши, которая  выдавалась над нижним этажом. За  несколько  минут он
надел  спортивный  костюм,  нахлобучил  парик,  очки,  выбросил  сверток   с
лохмотьями в переулок и спустился вниз.
     Сверток он оставил в глубоком кишащем крысами мусорнике  позади дома на
углу  100-  и  8-ой  улиц  и вошел в электричку,  следующую  до  пересечения
Лексингтон и 86-ой  улицы. По дороге он  не забыл купить конверт и карандаш,
написал  большими буквами  на конверте  "Срочно" и занял свой наблюдательный
пост напротив "Нив Плейс".

     В  понедельник   в  десять  часов  утра   корейский  грузовой  самолет,
вылетевший  рейсом  771 получил  разрешение  на посадку в аэропорту Кеннеди.
Грузовики  из "Гордон  Стюбер  Текстайлс"  ожидали,  чтобы  забрать  ящики с
костюмами и спортивной одеждой и перевезти на  склады  в  Лонг Айленд Сити -
склады, которые никогда не фигурировали в документах компании.
     Еще кое-кто  ожидал этот  груз:  полиция и ФБР  были  готовы произвести
самый большой за последние десять лет арест в связи с перевозкой наркотиков.
"Потрясающая  идея,"  -  заметил  один  из   сотрудников   полиции  другому.
Переодетые в униформу летных механиков,  они стояли перед ангаром в ожидании
самолета. "Я  видал,  как наркотики прятали в  мебель,  в кукол,  в  собачьи
ошейники, даже в детские подгузники, но чтобы в туалеты от дизайнеров..."
     Самолет сделал  круг,  приземлился и остановился перед ангаром.  В одно
мгновение посадочная полоса была наводнена людьми из ФБР.
     Через десять  минут  вскрыли  первый ящик.  Разрезали  швы  великолепно
сшитого  льняного  пиджака.   Чистый,  без  примесей,  героин  посыпался   в
пластиковый  пакет,  подставленный  шефом оперативников. "Боже милостивый! -
воскликнул тот  в  ужасе, - Только в этом ящике запрятано  не меньше, чем на
пару миллионов. Скажите, чтобы везли сюда Стюбера."
     В  девять сорок утра сотрудники ФБР ворвались  в офис Гордона  Стюбера.
Его секретарша попыталась загородить им дорогу, но ее решительно отстранили.
Без всякого  выражения на лице Стюбер  выслушал предупреждение о даче ложных
показаний.  Так  же  бесстрастно он  позволил надеть на  себя наручники.  Но
внутренне  он весь кипел, в  нем  клокотала смертельная ярость, и направлена
она была на Нив.
     Когда его  выводили, он задержался и сказал плачущей секретарше:  "Мэй,
ты должна отменить все мои встречи. Смотри, не забудь."
     По ее глазам  он понял, что секретарша догадалась,  что он имел в виду.
Она не будет упоминать о  том, что в среду вечером Этель Ламбстон  атаковала
Гордона в его же офисе и сообщила, что она в курсе всех его делишек.

     Всю  ночь  в  воскресенье  Дуглас  Браун метался  на  тонких перкалевых
простынях  Этель. Она  снилась ему. То ему виделось, как Этель машет бокалом
"Дом Периньон" в Сан Доменико со словами: "За тряпку Симуса." То как Этель с
презрением  говорит  ему:  "Ну,  сколько  ты прихватил на этот  раз?"  Потом
приснилось, что полиция пришла, чтобы забрать его.
     В десять часов утра в понедельник позвонили из судмедэкспертизы. Как бы
в  продолжение  ночного  кошмара  от  Дугласа  требовали  уточнить,  как  он
планирует поступить с останками Этель. Дугу пришлось приложить усилие, чтобы
его голос не звучал равнодушно. "Тетушка выражала желание быть кремированной
после  смерти.  Не  могли  бы вы  подсказать,  что  я должен в  таком случае
делать?"
     Этель на самом деле как-то  говорила, что хочет  лежать рядом со своими
родителями в Огайо,  но послать урну, решил он, будет  намного  дешевле, чем
транспортировать гроб.
     Ему  дали номер  телефона крематория. В голосе женщины,  с  которой  он
говорил, чувствовалась  забота и  желание  ободрить.  Она  справилась  о его
финансовых  возможностях.  Дуг  пообещал,  что  перезвонит  и  набрал  номер
бухгалтера Этель. Но тот  уезжал  на  выходные и только сейчас узнал ужасную
новость.
     "У меня имеется копия завещания мисс Ламбстон, я  заверял его, - сказал
он. - Она была к вам очень привязана."
     "Я  тоже  любил   ее  всей  душой."  Дуг  повесил  трубку.  Ему  теперь
потребуется время,  чтобы привыкнуть к тому, что он богат. Во всяком случае,
в его представлении.
     Если только все пройдет гладко.
     Ему казалось, что он готов к приходу копов, но быстрый негромкий стук в
дверь и  затем  предложение  проехать с  ними  для  допроса  вывели  его  из
состояния  равновесия. Он насмерть  перепугался, когда в полицейском участке
ему зачитали  предупреждение  о даче  ложных  показаний.  "Вы, должно  быть,
шутите."
     "Мы  действуем в  ваших  интересах, -  мягко заметил  детектив Гомес. -
Помните,  Дуг,  что вы  имеете право  не  отвечать  на  вопросы,  вы  можете
позвонить адвокату, и в любое время вы можете остановить допрос."
     Дуг  подумал о квартире Этель;  о  ее деньгах; о той  цыпочке с работы,
которая удивленно на  него таращилась; о том, что он  может бросить работу и
высказать  наконец  все  тому  подонку,  который  был  его  непосредственным
начальником.  Он  выбрал  позу  человека,  изо всех сил  стремящегося помочь
следствию: "Я готов ответить на любые вопросы."
     Но первый  же, заданный детективом О' Брайеном, поставил Дуга в  тупик:
"В  прошлый четверг вы  пошли  в  банк и  сняли со  своего  счета  четыреста
долларов, которые получили стодолларовыми банкнотами. Не стоит это отрицать,
мы все проверили. Это  те самые деньги,  которые мы нашли в квартире, не так
ли, Дуг? Так  зачем же вам  надо  было класть туда деньги, если вы говорили,
что тетушка зря вас обвиняла?"

     Майлс уснул  в  полночь, а  проснулся в половине шестого, зная, что раз
проснулся, то уснуть снова не удастся. Нет ничего более отвратительного, чем
лежать в постели безо  всякой надежды снова раствориться в  объятиях Морфея.
Он встал, накинул халат и вышел в кухню.
     Сварив себе чашку свежего кофе без кофеина,  он шаг за шагом  обдумывал
события этой недели. Возникшее поначалу успокоение, вызванное  смертью Никки
Сепетти, потускнело. Почему?
     Он окинул взглядом кухню. Прошлым вечером он  отметил про себя  то, что
Джек помогал Нив убирать после ужина. Джек привычно чувствует себя на кухне.
Майлс слегка улыбнулся,  вспомнив собственного  отца. Замечательный человек.
<i>Сам</i>, называла его  мать, когда  говорила  о  нем.  Но,  Бог  свидетель, папа
никогда  тарелку не  отнес в раковину, не сидел с  ребенком,  пылесос даже в
руки не брал. Теперешние молодые мужья не такие. Лучше.
     А каким  мужем  для  Ренаты был  он сам? Неплохим, по мнению людей.  "Я
любил ее, - Майлс  произнес это вслух почти  шепотом.  - Я гордился  ею. Нам
было  хорошо вместе.  Но вряд ли я до конца ее понимал. В какой же степени я
был сыном своего  отца?  Воспринимал ли я  всеръез все,  что она  делала, не
считая роли матери и жены?"
     Вчера или позавчера  вечером он рассказывал Джеку Кэмпбэлу,  что Рената
научила его разбираться в винах. "Я  тогда  старался изо всех сил наверстать
пробелы в своем  образовании, - думал  Майлс, вспоминая, как он до встречи с
Ренатой  составлял сам себе культурную программу. - Билеты  в Карнеги  Холл.
Билеты в оперу. Обязательные, как работа, посещения Музея изящных икусств."
     Рената превратила  эти  утомительные посещения в восхитительные походы,
полные открытий. А  вернувшись с  оперы  домой,  Рената  напевала услышанные
мелодии   своим   сильным  чистым   сопрано.  "<i>Мило,  caro</i>,  ты,   наверное,
единственный  ирландец, которому  медведь наступил на ухо,"  - поддразнивала
она его.
     "После  прекрасных  одиннадцати  лет,  проведенных  вместе,  мы  только
начинали познавать друг друга."
     Майлс поднялся и налил себе  вторую чашку кофе. Но почему так тревожно?
Что-то  он силится понять и это что-то ускользает от него. Что же  это? Что?
"О, Рената, - умолял он. - Я не  знаю, почему так  беспокоюсь за Нив. За эти
семнадцать лет я сделал все, что было в моих силах.  Но она и твоя дочь. Что
ей угрожает?"
     Вторая  чашка кофе подняла его настроение  и он  подумал,  что все  его
страхи  - нелепость. Когда, позевывая, в  кухне появилась  Нив, он  довольно
бодро сказал: "А этот твой издатель здорово управляется с кастрюлями."
     Нив  усмехнулась, наклонилась  чмокнуть  Майлса в  макушку и  ответила:
"Итак,  "очаровательная  Китти   Конвей".  Я  одобряю,  Комиссар.  Уже  пора
взглянуть  на  женщин.  В  конце  концов,  ты  не молодеешь."  И  она  ловко
увернулась от шлепка, зная, что он непременно последует.

     Собираясь на работу, Нив одела бледно-розовый с серым костюм от Шанель,
украшенный золотыми пуговицами, серые кожаные  туфли и в тон к ним  сумку на
длинном ремне. Волосы она гладко зачесала в пучок.
     Майлс одобрительно  кивнул.  "Мне  нравится этот наряд.  Лучше, чем  та
шахматная доска, которую  ты натянула в субботу.  Должен сказать, что у тебя
мамин вкус к одежде."
     "Похвала от сэра  Хьюберта -  высшая похвала."  Уже стоя в дверях,  Нив
оглянулась:  "Комиссар,  не  можешь  ли   ты  потакнуть   мне  и   запросить
медэкспертизу проверить, не была ли Этель одета уже после смерти?"
     "Я не думал об этом."
     "Пожалуйста, подумай. И даже если  ты не согласен, сделай это для меня.
И еще: как ты думаешь, Симус Ламбстон и его жена пытались просто обвести нас
вокруг пальца?"
     "Не исключено."
     "У них это неплохо получилось. Но, Майлс, послушай меня и не перебивай.
Последним, кто видел Этель живой был ее бывший муж Симус. Мы  знаем, что это
было в четверг  во второй половине дня. Пусть  кто-нибудь спросит его, в чем
она была одета? Могу поспорить, что это был легкий шерстяной цветной  халат,
который она практически  не снимает,  когда сидит  дома. Этого халата нет  в
шкафу. В поездки Этель никогда его не берет. Майлс, не смотри на меня так. Я
знаю, что я говорю. Получается, что Симус -  или кто-то другой - убил Этель,
когда она была в халате, а потом переодел ее."
     Нив  открыла дверь.  Майлс подумал, что она  ждет  от него какой-нибудь
реакции или,  как обычно,  ироничного тона.  Он только  спросил безразличным
голосом: "Смысл?"
     "Смысл в  том, что если Этель была после смерти переодета, то ее бывший
муж не  имеет к  этому никакого отношения. Ты же видел, как одета его жена и
он сам. Они имеют такое же представление о моде, как я о полетах в космос. А
вот тот скользкий тип по  имени Гордон Стюбер мог бы подсознательно  выбрать
что-нибудь  из  своей  одежды  и  одеть  Этель в костюм  в том  виде, как он
продавался."
     Уже закрывая за собой  дверь,  Нив  добавила: "Убийца  всегда оставляет
свою визитную карточку, ты сам всегда говорил, Комиссар."

     Адвоката  Питера  Кеннеди часто спрашивали, не  имеет ли он отношения к
<i>тем  Кеннеди</i>.  Он  и  в самом деле  обладал несомненным  сходством с  бывшим
Президентом.  Этому мужчине с квадратным  волевым  лицом, сильным телом было
едва  за пятьдесят, в  рыжеватых волосах мелькало  совсем немного седины. Он
начинал  свою карьеру  в качестве помощника генерального  прокурора и с  тех
самых  пор  прочно сдружился  с Майлсом Керни.  После такого срочного звонка
Майлса,  Пит  отменил  деловую  встречу  в  одиннадцать  часов и  согласился
увидеться  с Симусом  и Рут Ламбстон в своем  офисе, расположенном в  центре
города.
     Сейчас  он слушал,  скептически разглядывая  измученные лица  супругов.
Время  от  времени  адвокат  прерывал  их  рассказ  вопросами.  "Значит,  вы
утверждаете, мистер Ламбстон, что  толкнули вашу бывшую жену так сильно, что
она  упала  навзничь, потом вскочила, схватила нож, который использовала для
разрезания конвертов, и вы в драке, пытаясь  забрать у нее нож,  порезали ей
щеку."
     Симус кивнул. "Этель видела, я был готов убить ее."
     "И убили?"
     "Нет. - Ответил он смущенно. - Я имел в виду, что если бы в тот момент,
когда я толкнул ее, она умерла, я был бы доволен. Она превратила мою жизнь в
ад, и  это длилось двадцать лет. Когда она поднялась,  я  вдруг осознал, что
могло случиться. Но Этель здорово испугалась. Она сказала, что я могу забыть
про алименты."
     "А потом..."
     "Я ушел. Пошел в бар, потом домой и  напился. Я хорошо знал Этель, было
бы  в ее духе  привлечь меня за физическое насилие. Она уже  как-то пыталась
подать  на  меня  в  суд за то, что я опаздывал с  алиментами. - Он невесело
рассмеялся. - Один раз это случилось, когда родилась Дженни."
     Пит продолжал  задавать  вопросы  и вырисовывалась  следующая  картина:
Симус боялся,  чтобы  Этель  не подала жалобу,  потому что  спустя  какое-то
время, поразмыслив, она, естественно,  начала бы требовать алименты; то, что
Этель согласилась отказаться от денег, он выложил Рут, что само по себе было
глупо  с его стороны. А Рут начала давить на Симуса, чтобы Этель подтвердила
сказанное письменно, что привело этого недотепу в неописуемый ужас.
     "И затем вы опустили в ящик и чек, и письмо и вернулись потом в надежде
забрать их?"
     Симус сцепил руки  на коленях.  Он  и сам понимал, что  все  это звучит
неубедительно и глупо. Но он и сам дурак. И у  него  никак не  поворачивался
язык рассказать про угрозы.
     "После  того  четверга тридцатого марта  вы  больше  не  виделись и  не
разговаривали со своей бывшей женой Этель Ламбстон?"
     "Нет."
     "Он  чего-то  не договаривает, -  думал Пит. -  Но  для начала и  этого
достаточно." Он наблюдал, как  Симус  Ламбстон, расслабившись,  откинулся  в
вишневом кожаном кресле. Ничего, скоро он его раскрутит так, что тот сам все
выложит, сейчас лучше  не переборщить.  Пит  повернулся к  Рут Ламбстон. Она
сидела рядом с мужем в напряженной позе с  испуганными глазами.  Пит  видел,
что Рут уже начинает бояться откровений Симуса.
     "Моего мужа  могут привлечь к  ответственности за  то,  что  он толкнул
Этель?" - спросила она.
     "Этель  Ламбстон  нет в  живых,  так что подать  в  суд уже некому,"  -
ответил  Пит,  хотя,  конечно,  с  формальной точки зрения полиция могла  бы
возбудить дело. "Миссис  Лабстон,  я считаю себя неплохим знатоком людей. Вы
уговорили своего мужа поговорить с комиссаром Керни. С  бывшим комиссаром, -
поправил себя Пит. - Вы были  правы - вам нужна сейчас помощь. Но я могу вам
помочь только  в  том  случае, если вы  будете  говорить правду.  Существует
что-то, что вы старательно обходите молчанием, и я обязан знать, что это."
     Оба - Симус  и этот эффектный адвокат -  уставились на Рут. Наконец она
решилась: "По-моему, я выбросила орудие убийства."

     Спустя  час,  собравшись  уходить,  Симус  согласился  пройти  тест  на
детекторе лжи  - Пит