протекают у разных людей. Наш коллега был полон сил, это был энергичный человек, и, когда такие люди, как он, понимают, что они уже не в состоянии жить и работать полноценно, в привычном им ритме, они впадают в депрессию. - Да что произошло? - Самоубийство, мистер Холкрофт. Герр Манфреди больше не мог терпеть свой недуг... - Самоубийство? - Мне нет смысла вас обманывать. Эрнст выбросился из окна отеля. К счастью, смерть наступила мгновенно. Сегодня в десять часов все отделения "Ла Гран банк де Женев" на одну минуту приостановят работу в знак траура, чтобы почтить память... - О Боже... - Тем не менее, - продолжал голос из Цюриха, - все дела, которым герр Манфреди лично уделял особое внимание, будут переданы в ведение столь же компетентных лиц. Мы хотим надеяться... Ноэль бросил трубку, не дослушав. "Дела... будут переданы в ведение столь же компетентных лиц..." Ну ясно: бизнес есть бизнес. Убили человека, но в работе швейцарского банка не должно быть никаких сбоев. А его точно убили. Конечно, Эрнст Манфреди вовсе не выбросился из окна цюрихского отеля. Его выбросили. Его убили люди "Вольфшанце". Но, Господи, почему? И тогда Холкрофт вспомнил. Манфреди махнул рукой на людей "Вольфшанце". Он сказал, что все их ужасные угрозы уже утратили всякий смысл и что это всего лишь душевные терзания больных стариков, ищущих искупления своих грехов. В этом и заключалась ошибка Манфреди. Конечно же, он рассказал своим коллегам, другим членам совета директоров банка об этом странном письме, которое содержалось в конверте, запечатанном восковыми печатями Может быть, даже позволил себе в их присутствии посмеяться над людьми "Вольфшанце". Спичка! Вспышка огня! В окне дома напротив стояла женщина - она кивнула ему. Опять! Словно читала его мысли и подтверждала его правоту. Покойница сообщала ему, что он прав. - Вернись! Вернись! - заорал Холкрофт, прижав ладони к холодному стеклу. - Кто ты? Зазвонил телефон. Ноэль взглянул на него, словно видел этот ужасный предмет впервые. Да отчасти так оно и было. Трепеща, он поднял трубку. - Мистер Холкрофт, это Джек. Кажется, я узнал, что случилось с вашей квартирой. То есть я как-то сразу об этом не подумал, но вот что мне пришло в голову. - Что же? - Позавчера сюда заходили эти ребята. Слесари. Мистер Силверстайн, ваш сосед по этажу, менял у себя дверной замок. Луи меня заранее предупредил, так что я их впустил. А потом стал думать и вот что я подумал. Чего это они пришли поздно вечером? То есть чего это они пришли, когда их рабочий день кончился, чего это они не пришли утром? В общем, позвонил я Луи. А он говорит: они приходили вчера. Вчера, а не позавчера. Так кто же были те двое? - Ты не помнишь, как они выглядели? - Конечно помню! Одного я в особенности запомнил. Я бы его в толпе сразу узнал. У него... В трубке раздался грохот. Пистолетный выстрел! Послышался звук падающего тела. Кто-то уронил телефон в вестибюле. Ноэль бросил трубку, побежал к двери и распахнул ее с такой силой, что дверь стукнулась о висящую на стене коридора гравюру, и стекло разбилось. Ждать лифтера времени не было. Он помчался вниз по ступенькам. В мозгу у него все смешалось, он боялся о чем-либо думать и старался лишь сохранить равновесие. Добежав до первого этажа, Ноэль рванул дверь вестибюля. И в ужасе воззрился на открывшуюся перед ним сцену. Случилось худшее. Швейцар Джек сидел откинувшись на спинку стула, из шеи хлестала кровь. Ему прострелили горло. Джек встал на их пути. Он собирался опознать одного из людей "Вольфшанце" и за это был убит. Болдуин, Манфреди... Ни в чем не повинный швейцар. Все мертвы. "...Все, кто встанет на твоем пути, будут сметены с лица земли... Всякий, кто встанет у тебя на пути, кто попытается отвратить тебя с этого пути, кто попытается ввести тебя в заблуждение... будет уничтожен. ...Как и ты сам, если ты хоть на минуту усомнишься. Или потерпишь неудачу". Манфреди спрашивал, есть ли у Холкрофта выбор. Теперь выбора не было. Со всех сторон его окружала смерть. Глава 5 Альтина Холкрофт сидела за письменным столом в своем кабинете и с недоумением разглядывала письмо. Ее точеное лицо - высокие скулы, орлиный нос, широко поставленные глаза и брови дугой - казалось столь же величественно-невозмутимым, как и ее осанка: даже сидя в кресле, она держалась прямо. Ее тонкие аристократические губы были плотно сжаты, она дышала ровно, хотя каждый вдох и выдох был преувеличенно глубоким. Она читала письмо Генриха Клаузена так, как читают статистический отчет, опровергающий информацию, которая ранее считалась неопровержимой. На другом конце комнаты у окна стоял Ноэль и смотрел на убегающие к горизонту холмистые лужайки и сады, которые раскинулись вокруг особняка в Бедфорд-Хиллс. Верхушки кустов уже закрыты мешковиной, воздух свеж, и утренние заморозки испещрили еще зеленую траву редкими светло-серебристыми пятнами. Холкрофт оторвал взгляд от пейзажа за окном и посмотрел на мать, пытаясь подавить чувство страха и мелкую дрожь, охватившую его при воспоминании о происшествиях прошлой ночи. Мать ни в коем случае не должна заметить, в каком он ужасе. Интересно, о чем она сейчас думает, какие воспоминания зароились у нее в голове при виде этих закорючек, написанных рукой человека, которого она некогда любила, а потом возненавидела. О чем бы она ни думала, для него ее мысли останутся тайной, если только она сама не решит их высказать вслух. Альтина всегда говорила лишь то, что считала нужным сообщить. Она, похоже, почувствовала на себе взгляд сына и подняла глаза. Но лишь на мгновение - и снова погрузилась в чтение письма, отвлекшись еще раз только для того, чтобы поправить упавшую на лоб прядь аккуратно убранных волос. Ноэль подошел к столу и стал разглядывать книжные полки и фотографии на стене. Эта комната отражает склад натуры ее владелицы, подумал он. Здесь уютно, здесь изысканная обстановка, но вместе с тем во всем чувствуется, что хозяйка ведет активный образ жизни. На фотографиях изображены мужчины и женщины верхом на лошадях, во время охоты, на яхтах в штормовом море, на лыжах в горах. Да, эта комната несомненно принадлежит женщине, но все же здесь витает мужской дух. Это был рабочий кабинет матери, ее святилище, где она уединялась для отдохновения и сосредоточенных раздумий. Но эта комната могла бы стать и прибежищем мужчины. Он сел в кожаное кресло перед письменным столом и прикурил сигарету от золотой зажигалки "колибри" - прощального подарка юной леди, месяц назад съехавшей с его квартиры. Его рука дрогнула, и он непослушными пальцами сжал зажигалку. - Ужасная привычка, - заметила Альтина, не отрывая взгляда от письма. - Мне казалось, ты бросил. - Я уже бросал. Много раз. - Это сказал Марк Твен. Мог бы придумать что-нибудь пооригинальнее. Холкрофт нервно заерзал и переменил позу. - Ты уже в который раз его перечитываешь. Ну, что ты думаешь? - Не знаю, что и думать, - сказала Альтина, откладывая письмо в сторону. - Письмо написано им. Это его почерк, его слог. Самодовольство даже в раскаянии. - Так, значит, ты считаешь, что он все же раскаивается? - Похоже на то. Во всяком случае, создается такое впечатление. Я бы хотела узнать больше. У меня возник ряд вопросов, касающихся этого фантастического финансового предприятия. Это просто невероятно. - Вопросы лишь порождают новые вопросы, мама. Люди в Женеве не хотят, чтобы им задавали какие-либо вопросы. - Мало ли чего они не хотят. Насколько я тебя понимаю - хотя ты был весьма краток, - они просят, чтобы ты приостановил свою деятельность по крайней мере на полгода, возможно и на больший срок. Ноэль опять почувствовал смущение. Он решил не показывать ей договор, составленный в "Ла Гран банк де Женев". Если она будет настаивать, он, конечно, покажет ей эти бумаги. Если нет - тем лучше. Чем меньше ей известно, тем лучше. Пусть мать держится подальше от людей "Вольфшанце". Он ни на секунду не сомневался, что Альтина может вмешаться. - Я изложил тебе суть дела, - сказал Ноэль. - Этого я не отрицаю. Я говорю, что ты был излишне краток. Ты говоришь о каком-то человеке из Женевы, но не называешь его имени, ты говоришь о каких-то условиях, о которых очень бегло упоминаешь, говоришь, что речь идет о старших детях людей, чьи имена также остаются в тайне. Ты многое недоговариваешь. - Только ради твоего блага. - Это звучит снисходительно, а учитывая содержание письма, даже оскорбительно. - Я не хотел, чтобы у тебя создавалось такое впечатление. - Холкрофт подался вперед. - Они не хотят, чтобы этот банковский счет имел к тебе хоть какое-то отношение. Ты же читала письмо, ты понимаешь, о чем идет речь и кого это касается. Тысячи и тысячи людей, сотни миллионов долларов. Я себе даже представить не могу, кому придет в голову взвалить такую ответственность на тебя. Ты была женой этого человека, ты сказала ему правду, ты бросила его, потому что он отказался тебе поверить. Когда же он, наконец, осознал, что все сказанное тобой - правда, он сделал то, что сделал. Возможно, до сих пор живы люди, которые способны убить тебя за это. Я не хочу подвергать тебя такой опасности. - Понятно. - Альтина произнесла какую-то фразу, потом поднялась с кресла и, подойдя к большому окну, выходящему на залив, повторила произнесенные ею слова. - Ты уверен, что именно это обстоятельство беспокоит людей в Женеве? - Да, он... они... это подразумевали. - Я подозреваю, что их беспокоит не только это. - Не только. - У меня есть еще одно соображение. Сказать? ? Ноэль напрягся. Не то чтобы он недооценивал проницательность матери - раньше такого почти не случалось, - но, как обычно, его раздражало, когда она умудрялась формулировать свои догадки прежде, чем он - свои. - По-моему, это очевидно, - сказал он. - Ты так считаешь? - Альтина отвернулась от окна и взглянула на него. - Это же сказано в письме. Если источники этих вкладов станут известны, возникнут проблемы с законом. Кто-то может потребовать вернуть эти вклады, начнутся тяжбы в международном суде. - Верно. - Мать отвела от него взгляд. - Это, конечно, очевидно. Я поражаюсь, что тебе вообще позволили что-то мне рассказать. Ноэль выпрямился, подозрительно глядя на мать: эти слова встревожили его. - Почему? Разве ты что-то можешь сделать? - Это большое искушение, - сказала она, все еще глядя в сторону. - Знаешь, редко кому удается подавить желание нанести ответный удар, отомстить тому, кто принес тебе много горя, страданий. Даже если эти страдания изменили твою жизнь к лучшему. Бог свидетель, моя... наша жизнь изменилась. Мы выбрались из ада и обрели счастье, о котором я тогда не смела и мечтать. - Благодаря Холкрофту. Альтина снова посмотрела на него: - Да. Ты даже представить себе не можешь, чем он рисковал, чтобы уберечь нас, защитить. Я ведь была баловнем судьбы, и он принял меня такой, какая я есть, - меня и мое дитя. Он дал нам больше, чем любовь. Он вернул нам жизнь. И он не требовал взамен ничего, кроме любви. - Ты дала ему любовь. - Я буду любить его до последней минуты. Ричард Холкрофт - человек, каким, как мне казалось, был Клаузен. Но я ошиблась, страшно ошиблась... И то, что Генрих давным-давно умер, ничего не меняет. Ненависть нельзя искоренить. Я отомщу ему. Ноэль постарался говорить спокойно. Ему было необходимо разубедить мать, иначе люди "Вольфшанце" убьют ее. - Ты будешь мстить человеку, которого не можешь забыть, а не тому, кто писал это письмо. Возможно, то, что тебя в нем привлекло сначала, действительно было в нем, потом куда-то исчезло, а к концу жизни проявилось вновь. - Эта мысль утешает, не правда ли? - Мне кажется, это истинная правда. Человек, написавший это письмо, не лгал. Он страдал. - Он заслужил страдание, ибо сам причинил много страданий другим. Это был очень безжалостный человек. А на первый взгляд совсем другой: такой целеустремленный... И, о Боже, вот какая у него, оказывается, была цель! - Он изменился, мама! - прервал ее Холкрофт. - И причиной этой перемены была ты. На исходе жизни он только и мечтал перечеркнуть все, что совершил. Он же говорит: "Следует искупить вину". Подумай только, что сделал он... что сделали они втроем, чтобы искупить свою вину! - Я не могу отрицать истинности его слов. Я почти слышу, как он говорит их, но это речь очень молодого человека. Молодого человека, одержимого своей целью. А рядом с ним стоит очень молодая и обладающая поистине неукротимым воображением девушка. - Альтина помолчала. - Зачем ты показал мне это письмо? Зачем ты разбередил мне душу? - Потому что я решил действовать. Я закрываю офис, мне придется много времени проводить в разъездах и в течение нескольких месяцев трудиться не покладая рук в Швейцарии и за ее пределами. Как сказал мне тот человек в Женеве, ты не согласишься до тех пор, пока не получишь ответы на все вопросы. Он боялся, что тебе станет известно нечто, представляющее опасность, и ты совершишь какой-нибудь необдуманный поступок. - В ущерб тебе? - спросила Альтина. - Пожалуй. Он считал это возможным. Он сказал, что в твоей душе еще сильны воспоминания, которые "отпечатались в памяти". Так он сказал. - Отпечатались - верно, - согласилась Альтина. - Он доказывал мне, что законным путем тут ничего нельзя сделать и что лучше использовать деньги так, как и предполагалось. Чтобы искупить вину. - Что ж, вероятно, он прав. Если это возможно. Но Бог свидетель, слишком поздно. Что бы ни делал Генрих, это всегда обладало незначительной ценностью. И было ложью. - Альтина сделала паузу. - Ты - единственное исключение. А это дело - может быть, второе исключение. Ноэль встал, подошел к матери, обнял ее за плечи и привлек к себе. - Тот человек в Женеве сказал, что ты - потрясающая женщина. Ты и в самом деле потрясающая женщина. ? Альтина отшатнулась: - Он так сказал? Потрясающая? -Да. - Это Эрнст Манфреди, - прошептала она. - Ты знаешь его? - изумился Ноэль. - С незапамятных времен. Так, значит, он жив? ? Ноэль промолчал. - Как ты догадалась, что это он? - Я познакомилась с ним в Берлине. Он помог нам бежать из страны. Тебе и мне. Он посадил нас в самолет, дал денег. Боже! Боже! - Альтина высвободилась из объятий сына и подошла к письменному столу. - Тогда, в тот день, он назвал меня "потрясающей женщиной". Он предупредил, что за мной начнут охотиться, что меня все равно найдут. Нас найдут. Он пообещал сделать все, что в его силах. Он научил меня, как отвечать на вопросы, как вести себя. В тот день этот маленький швейцарский банкир казался титаном. Боже, и после стольких лет... Ноэль смотрел на мать в полном недоумении: - Но почему же он ничего не сказал мне об этом? Альтина повернулась к сыну, но смотрела мимо него. Она смотрела в пустоту, вглядываясь в то, чего он не мог увидеть. - Наверное, он хотел, чтобы я сама догадалась. Как сейчас. Он не тот человек, который будет требовать возмещения долгов. - Альтина вздохнула. - Но я не стану тебе говорить, будто что-то теперь разрешилось. Я ничего тебе не обещаю. Если я решусь, то предприму кое-какие шаги. Но предупрежу тебя заранее. Однако в ближайшее время я не стану вмешиваться в твои дела. - То есть вопрос остается открытым, так? - Это все, на что ты можешь рассчитывать. Эти воспоминания и впрямь крепко отпечатались у меня в душе. - Но пока ты ничего не будешь предпринимать? - Я же дала тебе слово. Я никогда зря не даю обещаний. Но если даю, то не нарушаю их. - Но что может изменить твое решение? ? Ну, скажем, если ты вдруг исчезнешь. - Я буду держать тебя в курсе. Альтина Холкрофт проводила сына взглядом. Ее лицо, столь напряженное и суровое всего несколько мгновений назад, теперь разгладилось. Тонкие губы тронула легкая улыбка, в задумчивом взгляде появилось выражение уверенности и силы. Она потянулась к телефону, стоящему на столе, нажала кнопку "О" и сказала: - Пожалуйста, международную. Я хочу заказать разговор с Женевой, в Швейцарии. Ему надо было придумать какое-нибудь веское с профессиональной точки зрения обоснование своему решению закрыть компанию "Холкрофт, Инкорпорейтед". Ни у кого при этом не должно возникнуть никаких вопросов. Люди "Вольфшанце" были хладнокровными убийцами, и любое возникшее недоразумение они могли бы счесть за знак того, что кто-то раскрыл их тайну. Его внезапное исчезновение должно иметь вполне убедительное объяснение. Он знал одного человека, который исчез. И нашел для этого объяснения, которые выглядели вполне обоснованными. Итак, речь идет, по видимости, об объяснимом исчезновении. Сэм Буоновентура. Не то чтобы поступок Сэма был необъяснимым. Напротив. Он был одним из лучших инженеров-конструкторов в архитектурном бизнесе. Это был пятидесятилетний профессионал, избравший себе карьеру военного перекати-поля. Выпускник Сити-колледжа, проведший детство и юность на Тремонт-авеню в Бронксе, которому была по душе жизнь, полная кратких удовольствий в более теплых широтах. Командировка в составе армейского инженерного корпуса убедила Буоновентуру, что за пределами Соединенных Штатов, южнее Флориды, лежит куда более приятный мир. Все, что там требовалось, - быть прилежным в работе, что само по себе обещало неуклонный успех и получение другой, более выгодной работы и очень больших денег. В пятидесятых и шестидесятых годах в Латинской Америке и в странах Карибского бассейна наступил архитектурный бум, да такой, словно его придумали специально для Сэма Буоновентуры. В правительственных кругах и среди крупных предпринимателей он приобрел стойкую репутацию титана, которому любая задача по плечу. Изучив чертежи, ознакомившись с фондом рабочей силы и бюджетом предстоящего строительства, Сэм говорил своим работодателям, что отель, или аэропорт, или плотина будут сданы "под ключ" в течение такого-то времени - он редко ошибался в своих расчетах с погрешностью более четырех процентов. О таком инженере мог мечтать любой архитектор: иными словами, он и сам не считал себя архитектором. Ноэль работал вместе с Буоновентурой над двумя проектами за границей - они познакомились в Коста-Рике, где Сэм спас ему жизнь. Инженер настоял, чтобы рафинированный благовоспитанный архитектор, чьи детство и юность прошли в манхэттенском высшем свете, научился владеть оружием - револьвером, а не только охотничьим ружьем от "Аберкромби и Фитча". Они возводили здание почтового управления в глухой провинции - в сотнях и сотнях миль от фешенебельных коктейль-холлов "Плазы" и "Уолдорфа" или от Сан-Хосе. Архитектор про себя считал эти регулярные упражнения в стрельбе смехотворными, но соглашался, подчиняясь природной вежливости и громовому голосу Буоновентуры. К концу второй недели архитектору представился случай искренне поблагодарить своего учителя. На территорию стройки с гор спустилась банда воров, которые попытались украсть взрывчатку. Ночью двое бандитов проникли в лагерь строителей и ворвались в палатку Ноэля, когда он спал. Не обнаружив там взрывчатки, один из них выскочил на улицу и отдал приказ своим дружкам: - Matemos el gringo!6 Но "гринго" понял эти слова. Он достал свой револьвер - тот, что дал ему Сэм Буоновентура, и застрелил своего несостоявшегося убийцу. Сэм тогда только и сказал ему: - Черт побери, в этой стране мне пришлось бы до конца жизни присматривать за тобой. Ноэль узнал о местонахождении Буоновентуры через транспортную компанию в Майами. Сэм был на голландских Антильских островах - в Виллемстад, на острове Кюрасао. - Эй, Ноули, как ты там, черт тебя дери! - заорал Сэм в трубку. - Сколько же это лет прошло - четыре, пять? Как твои успехи в стрельбе? - Я не держал пистолета с тех пор, как на нас напали, и надеюсь, больше держать его не придется. Как твои дела? - О, тут полным-полно богатеньких мамаш, которые спят и видят, как бы им устроить костер из своих банкнотов. Я подношу им спички. Тебе нужна работа? - Нет, одолжение. - Говори, что надо. - Я собираюсь уехать за границу на несколько месяцев по личным делам. Мне нужно как-то обосновать свой отъезд из Нью-Йорка, чтобы меня никто не искал. Придумать такой повод, чтобы ни у кого не возникло никаких вопросов, куда это я делся. Есть у меня одна идея, и я подумал, Сэм, что, может, ты мне поможешь ее осуществить. - Ну, если ты думаешь о том же, о чем и я, то, конечно, смогу. Они и впрямь думали об одном и том же. Очень часто для строительства в отдаленных районах нанимали архитектора-консультанта - человека, чье имя не фигурировало в авторских проектах, но чей опыт использовался при их создании. Это широко практиковалось в тех странах, где найм местных специалистов был предметом национальной гордости. И где вечной проблемой было то, что местные таланты не обладали достаточной квалификацией и опытом. Инвесторы, впрочем, ничем не рисковали, нанимая высококлассных специалистов, которые вносили необходимые коррективы в проекты, созданные местными архитекторами, доводя их до кондиции. - Ты можешь что-нибудь предложить? - спросил Ноэль. - Конечно! Полем твоей деятельности могут стать несколько слаборазвитых стран в Африке, Южной Америке, даже здесь - на Антильских островах, на Гренадинах. Специалисты международного класса сползаются сюда, как пауки, но местные власти все равно предпочитают строить своими силами. Консультанты - это предмет особого разговора, о чем предпочитают умалчивать. Чтобы получить контракт, тут приходится давать на лапу такие... - Мне не нужна работа, Сэм. Мне нужно прикрытие. Какое-нибудь место, которое я могу официально назвать и кто-нибудь, кто сможет подтвердить, что я там. - Я могу! Я же исчезну в этих джунглях на год, не меньше. Может, и больше. У меня есть две хазы и яхт-клуб, куда я могу податься, если решу съехать из отеля? Положись на меня, Ноули! - Я надеялся на тебя. - Так я и думал. Позже я введу тебя в курс дела, а ты скажи, где мне тебя найти, если кто-нибудь из твоих великосветских друзей захочет закатить для тебя пирушку! Холкрофт определил обоих чертежников и секретаршу на новое место со среды. Как он и предполагал, сделать это оказалось проще простого: они были добросовестными работниками. Холкрофт сделал четырнадцать телефонных звонков, обзвонив все строительно-проектные фирмы, где рассматривались его проекты, и с удивлением узнал, что в восьми фирмах эти проекты ждали одобрения. В восьми! Если все сложится удачно, то общая сумма гонораров должна превысить все его доходы за последние пять лет! И все же это не два миллиона - о них он ни на секунду не забывал. А если и забывал, то мысли о людях "Вольфшанце" преследовали его неотступно. Агентству секретарей-телефонисток он поручил давать такую информацию: "Холкрофт, инкорпорейтед" в настоящее время не принимает заказов на проектирование; компания участвует в крупномасштабном проекте за границей; просьба оставить свой номер телефона и фамилию... Тех же, кто будет особенно настойчиво пытаться связаться с Холкрофтом, просили направлять всю корреспонденцию на абонентский ящик компании "Сэм Буоновентура, лимитед" в Кюрасао, Антильские острова. Наконец, для исключительных случаев был дан телефон Сэма. Ноэль договорился с Буоновентурой, что будет звонить ему раз в неделю. И раз в неделю он должен был связываться с телефонисткой из агентства. В пятницу он уже немного раскаивался в том, что сделал. Он бросал свой возделанный сад и отправлялся бродить по незнакомому лесу. Теперь для тебя все будет по-другому. Ничто уже не будет таким, как прежде. А что, если ему не удастся найти детей фон Тибольта? Что, если они умерли и их прах покоится где-нибудь на кладбище в Бразилии? Их следы потерялись пять лет назад в Рио-де-Жанейро, и с чего это он вообразил, что сможет их воскресить? А если не сможет, вдруг люди "Вольфшанце" нанесут свой коварный удар? Он испугался. Но разве в страхе дело, подумал Холкрофт, идя на угол Семьдесят третьей улицы и Третьей авеню. Страх можно превозмочь. Можно отнести полученные им в Женеве бумаги в государственный департамент, можно рассказать им все, что ему известно о Питере Болдуине, об Эрнсте Манфреди, о швейцаре Джеке. Он мог разоблачить грандиозную кражу, совершенную тридцать лет назад, и тысячи благодарных граждан по всему миру позаботятся о его надлежащей защите. Это было самое разумное, что он мог сделать в данной ситуации, но почему-то разумные вещи и чувство безопасности не представляли теперь для него большой важности. Тридцать лет назад страдал некий человек. И этот человек определял теперь все его помыслы. Он остановил такси, и ему внезапно в голову пришла странная мысль - мысль, которая, он знал, уже давно засела в глубине его сознания. Он понял, что заставило его войти в незнакомый лес. Он принял на себя чужую вину. Он принял на себя прегрешения Генриха Клаузена. "Следует искупить вину". - Дом номер 630 по Пятой авеню, пожалуйста, - сказал он, садясь в такси. Это был адрес бразильского консульства. Охота началась. Глава 6 - Что-то я вас не совсем понимаю, мистер Холкрофт, - сказал пожилой атташе, откидываясь на спинку кресла. - Вы утверждаете, что хотите найти семью, но фамилию не называете. Вы говорите, что эта семья эмигрировала в Бразилию в сороковых годах и, судя по недавней информации, исчезла несколько лет назад. Я вас правильно понял? Атташе был явно озадачен, и Ноэль подумал, что, возможно, свалял дурака. Но что ему еще оставалось делать? Он не может произнести вслух имя фон Тибольта, пока не окажется в Бразилии, и не собирается усложнять свой поиск который и без того был слишком затруднительным с самого начала. Холкрофт изобразил на лице улыбку: - Я не совсем так выразился. Я спросил, можно ли найти эту семью, учитывая все обстоятельства ее приезда страну и исчезновения. Я не сказал, что это я их ищу. - То есть это чисто гипотетический вопрос? Вы журналист? Холкрофт обдумал вопрос, заданный ему дипломатом. Журналист? Как просто ответить "да" и какой это удобный предлог для вопросов, которые он сам будет задавать... С другой стороны, через несколько дней ему предстояло вылететь в Рио-де-Жанейро. Ему придется заполнять иммиграционные анкеты, возможно, придется получать визу; он ничего пока толком не знал. Так что лживый ответ мог породить множество неприятностей. - Нет, я архитектор. Взгляд атташе выдал его удивление. - О, тогда вам следует побывать в Бразилиа. Этот город - шедевр архитектуры. - Я мечтаю там побывать. - Вы говорите по-португальски? - Немного по-испански. Я работал в Мексике. И в Коста-Рике. - Но мы отвлеклись, - сказал атташе, склонившись над столом. - Я спросил, не журналист ли вы, и вы заколебались, прежде чем ответить. Вы собирались сказать, что вы - журналист, потому что такой ответ многое облегчает. Если честно, то эта ваша нерешительность дает мне основания предположить, что именно вы и разыскиваете исчезнувшую семью. Отчего бы вам не рассказать мне все начистоту? "Если я собираюсь прибегать ко лжи во время путешествия по незнакомому лесу, - подумал Ноэль, - то сначала лучше проанализировать возможные ответы на несущественные вопросы". Отсюда вывод: надо тщательно готовиться. - Да тут и рассказывать особо нечего, - смущенно начал он. - Я собираюсь посетить вашу страну и пообещал одному приятелю поискать его старых знакомых. - Это было не далеко от истины. Не так уж плохо, подумал Холкрофт. Возможно, именно поэтому его слова прозвучали Убедительно. Второй вывод: пусть твоя ложь основывается хотя бы на толике правды. - Однако ваш приятель обнаружить их не сумел... - Он пытался сделать это, находясь в тысяче миль от страны. Это же совсем другое дело. - Пожалуй, да. Итак, вследствие того, что ваш приятель опасается возможного возникновения непредвиденных осложнений, вы не хотите назвать мне фамилию этих людей? -Да. - Любому юристу ничего не стоит просто связаться с адресным бюро - через адвокатскую контору в Рио-де-Жанейро. Это делается постоянно. Но семья, которую хочет разыскать ваш приятель, исчезла из поля зрения официальных лиц - вот почему он и попросил вас выяснить их местонахождение. - Атташе улыбнулся и передернул плечами, словно преподал посетителю урок элементарной арифметики. Ноэль смотрел на бразильца с нарастающим раздражением. Вывод третий: не позволяй заманивать себя в ловушку как бы невзначай сделанными самоочевидными выводами. - Хотите, я вам кое-что скажу? - спросил Холкрофт. - Вы малоприятный человек. - Мне очень жаль, если у вас создалось такое впечатление, - с искренним сожалением произнес атташе. - Я хотел вам помочь. Это моя обязанность. У меня есть основания так разговаривать с вами. Вы не первый и, Бог свидетель, не последний; кто разыскивает людей, прибывших в нашу страну в сороковых годах. Уверен, мне не надо объяснять, что я имею в виду. Почти все они были немцы, многие из них приезжали в Бразилию с огромными деньгами, которые переводились из нейтральных стран. И я просто хочу вас предупредить: будьте осторожны. Люди, подобные тем, о которых вы говорите, не исчезают беспричинно. - Что вы хотите этим сказать? - Они вынуждены исчезать. Вынуждены! И не только из-за приговоров Нюрнбергского трибунала и израильских охотников за нацистами. Многие из эмигрантов присвоили большие деньги - в иных случаях баснословные суммы, - которые были отняты у порабощенных народов, изъяты из государственной казны. Эти средства могут быть востребованы. Ноэль весь напрягся. Тут была какая-то связь - неявная, даже обманчивая, если принять во внимание данный случай, но все же была. Фон Тибольты были причастны к похищению сумм столь значительных, что они не могли проходить по обычным гроссбухам. Но это же и не могло быть причиной их исчезновения. Вывод четвертый: будь готов к неожиданным совпадениям и, сколь бы поразительными они ни оказались, будь готов скрывать свое замешательство. - Я не думаю, что эта семья могла быть причастна к чему-то подобному, - сказал Холкрофт. - Но вы же не можете быть в этом уверены, коль скоро вам так мало о них известно. - Допустим, я уверен. И меня интересует только, как я могу найти их - или хотя бы узнать, что с ними случилось. - Я уже сказал: обратитесь к адвокатам. - Никаких адвокатов! Я же архитектор. Юристы - наши естественные враги: они отнимают так много времени. - Холкрофт улыбнулся. - Что бы там ни смог сделать адвокат, я сумею сделать то же самое куда быстрее. Я говорю по-испански. Я пойму и португальский. - Ясно. - Атташе взял серебряную зажигалку, прикурил и сделал глубокую затяжку: кончик сигары вспыхнул. Он бросил быстрый взгляд на Ноэля. - Значит, я не смогу убедить вас назвать мне их имя. - О Господи! - Холкрофт встал. С него довольно. Он найдет другие источники информации. - Прошу вас! - взмолился бразилец. - Сядьте, пожалуйста. Я отниму у вас еще минуту-две. Уверяю вас, вы со мной не зря теряете время! Холкрофт заметил во взгляде атташе тревогу. Он сел. - Ну что? - La comunidad alemana, говоря по-испански. Ведь вы говорите по-испански. - Германская община? В Рио-де-Жанейро есть германская община - вы это имеете в виду? - Да, но это не только географическое понятие. В Бразилии есть отдаленный район - германское баррио, так сказать, - но это не то, о чем я говорю. Я говорю, как мы выражаемся, про la otra cara los alemanes. Вы понимаете? - "Другое лицо"... То, что под покровом, под немецкой личиной? - Именно. Можно сказать, "оборотная сторона". То, что и делает их теми, кто они есть. Что заставляет их делать то, что они делают. Очень важно, чтобы вы это поняли. - Пожалуй, я понимаю. По-моему, вы объяснили. Многие из них в прошлом нацисты, вырвавшиеся из сетей Нюрнберга, присвоившие чужие деньги, скрывающие свои подлинные имена. Естественно, такие люди будут держаться вместе. - Естественно, - сказал бразилец. - Но вы можете подумать, что после стольких лет они ассимилировались. - Отчего же? Вы же знаете нашу страну, работаете в Нью-Йорке. Сходите в Нижний Манхэттен на Восточную сторону, на Малберри-стрит, в Бронкс. Колонии итальянцев, поляков, евреев. Они живут там десятилетиями. А вы говорите о двадцати пяти-тридцати годах. Это не много. - Конечно, можно сравнивать, но это не то же самое, поверьте мне. Люди в Нью-Йорке общаются открыто, они демонстрируют свою принадлежность к тем или иным корням. В Бразилии все по-другому. Немцы делают вид, что они ассимилировались, но это не так. В коммерции - да, но в остальном - не очень. Им в высшей степени свойственно чувство страха и гнева. За многими из них долго охотились. Тысячи людей скрывают свои подлинные имена от окружающих. Внутри общины своя тайная иерархия власти. Три или четыре семьи подчинили себе всю общину. Их имения разбросаны по всей стране. Конечно, себя они называют швейцарцами или баварцами. - Атташе замолчал. - Вам ясно, что я имею в виду? Генеральный консул такое не мог бы себе позволить - наше правительство не разрешает говорить подобные вещи. Но я нахожусь на более низкой ступеньке служебной лестницы. И мне это позволено. Вы меня понимаете? Ноэль оторопел. - Если честно, не очень. То, что вы мне сказали, меня не удивляет. В Нюрнберге это называлось "преступления против человечества". Подобные вещи порождают обостренное чувство вины, а вина рождает страх. Естественно, что люди в чужой стране будут держаться вместе. - Вина действительно порождает страх. А страх, в свою очередь, порождает подозрительность. Наконец, подозрительность ведет к насилию. Вот что вы должны понять. Иностранец, приезжающий в Рио-де-Жанейро в поисках исчезнувших немцев, подвергает себя большой опасности. Не забудьте о la otra сага de los alemanes. Они защищают друг - друга. - Атташе сунул сигару в рот. - Назовите мне их имя мистер Холкрофт. Позвольте нам заняться поисками этих людей. Холкрофт наблюдал, как бразилец затягивается великолепной гаванской сигарой. "Не позволяй заманивать себя ловушку как бы невзначай сделанными самоочевидными выводами". - Я не могу. Мне кажется, вы все преувеличиваете. И насколько я могу судить, помочь вы мне не в силах. - Он встал. - Отлично, - ответил бразилец. - Тогда я скажу, что вам следует сделать. Сразу же, как приедете в Рио-де-Жанейро, пойдите в министерство иммиграции. Если вам известны их имена и приблизительное время въезда в страну, возможно, они вам помогут. - Благодарю вас, - сказал Ноэль и направился к двери. Бразилец поспешно вышел из кабинета в большую приемную. Сидевший в кресле молодой человек при виде своего начальника быстро вскочил на ноги. - Можешь вернуться к себе, Жуан. - Спасибо, ваше превосходительство. Пожилой дипломат пересек зал, прошел мимо дежурного к двойным толстым дверям. На левой панели двери был укреплен герб Федеративной Республики Бразилии, а на правой панели висела табличка. На ней золотыми буквами было начертано: "OFICIO DO CONSUL GENERAL". Генеральный консул вошел в небольшую приемную - кабинет секретарши. Он прошел к дверям своего кабинета, бросив на ходу: - Соедините меня с посольством. С послом, пожалуйста. Если его нет на месте, узнайте, где он. Скажите, что это конфиденциальное дело. Он сам решит, может говорить или нет. Высший дипломатический чиновник Бразилии в Нью-Йорке закрыл за собой дверь, приблизился к письменному столу и сел в кресло. Он взял со стола несколько сколотых вместе листков бумаги. Первые несколько страниц были ксерокопиями газетных статей об убийстве на борту "боинга", выполнявшего рейс авиакомпании "Бритиш эруэйз", номер 591 по маршруту Лондон - Нью-Йорк, и об обнаружении трупов обоих убийц. Последние две странички - копиями списка пассажиров. Генеральный консул отметил строчку: "Холкрофт, Ноэль. Отпр. Женева. "Брит. эр." 577 до Лонд. "Брит. эр." 591 до Нью-Йорка". Он воззрился на этот листок с таким видом, словно испытал облегчение оттого, что тот не исчез. Зазвонил телефон. Консул поднял трубку. - С вами будет говорить посол. - Спасибо. - Генеральный консул услышал гудение, означавшее, что его соединили. - Господин посол? - Да, Херальдо. Что это за срочное конфиденциальное дело? - Несколько минут назад ко мне приходил человек и спрашивал, как найти в Рио семью, которую он не смог обнаружить обычным порядком. Его зовут Холкрофт, Ноэль Холкрофт, архитектор из Нью-Йорка. - Мне это ни о чем не говорит, - сказал посол. - А что? - Вам не попадался на глаза список пассажиров рейс "Бритиш эруэйз" из Лондона в прошлую субботу? - Рейс 591? - резко переспросил посол. - Да. Он в тот день вылетел из Женевы на самолете "Бритиш эруэйз", сделал пересадку в Хитроу на рейс 591. - И теперь ищет людей в Рио. Кто они? - Он отказался назвать их. Я говорил с ним как атташе, сами понимаете. - Понимаю. Расскажите мне все подробности. Я потом свяжусь с Лондоном. Вы думаете, что он, возможно... ? Посол сделал паузу. - Да, - ответил генконсул мягко. - Я полагаю, что он, возможно, разыскивает фон Тибольтов. - Вы должны рассказать мне все, - повторил находящийся в Вашингтоне посол. - Англичане считают, что эти убийства - дело рук Тинаму. Ноэль оглядел салон для отдыха первого класса, и него возникло ощущение, что он все это уже видел. Только цвет обивки кресел ярче и покрой форменной одеж-| ды стюардесс элегантнее. Во всем прочем самолет был точной копией "боинга" компании "Бритиш эруэйз", выполнявшего рейс 591 из Лондона. Другой была общая атмосфера. Это был спецрейс "Пробежка в Рио" - беспечный праздник, который начинался в небе, а продолжался на песчаных пляжах Золотого побережья. Но это будет не праздник, думал Холкрофт, совсем не праздник. Единственная радость, ожидавшая его впереди - радость долгожданной находки. Он либо найдет семейство фон Тибольт, либо узнает, что их нет в Бразилии. Самолет летел уже шестой час. Холкрофт съел дрянной обед, проспал дрянной фильм и, наконец, решил подняться наверх. Он долго откладывал это малоприятное путешествие в салон. Воспоминания о событиях семидневной давности все еще тревожили его. Прямо у него на глазах произошло невероятное: убили человека. Холкрофт мог встать и дотронуться до корчившегося на полу тела. Смерть прошла мимо него в нескольких дюймах, неестественная смерть, химическая смерть - убийство! Стрихнин. Бесцветный кристаллический порошок, который вызвал пароксизм невыносимой боли. Но почему же это случилось? Кто совершил это убийство и по какой причине? Об этом можно было только догадываться. Вблизи жертвы в салоне "боинга" находились двое. Любой из них мог подсыпать яд в стакан несчастного, и следствие пришло к выводу, что так оно и было. Но почему, почему? По версии авиатранспортной полиции, не было никаких признаков того, что те двое были знакомы с Торнтоном. А сами эти двое - подозреваемые в убийстве - тоже нашли свою смерть, сраженные пулями на летном поле. Они исчезли с борта самолета, таинственным образом проникли через тщательно охраняемый сектор таможенного контроля, миновали карантин и были убиты. Кем? Почему? Ответов не было. Одни вопросы. Но потом и вопросы отпали сами собой. Сенсация исчезла со страниц газет и из выпусков новостей так же внезапно, как появилась, словно кем-то был наложен запрет на разглашение информации. И снова приходится спрашивать: почему? Кто отдал это распоряжение? - Вы заказывали виски со льдом, не так ли, мистер Холкрофт? Впечатление, что все это уже происходило с ним, было теперь полным. Те же самые слова - их произнесла теперь другая стюардесса. Склонившись над ним, она поставила стакан на круглый металлический столик. Симпатичная девушка - та стюардесса из "боинга" тоже была симпатичной. И взгляд этой был такой же прямой, как и у девушки с "Бритиш эруэйз". И слова, даже его имя были произнесены с той же самой интонацией - только с другим акцентом. Все это слишком похоже. Или просто его память - глаза и слух - еще находятся под слишком сильным впечатлением от событий семидневной давности? Он поблагодарил стюардессу, боясь даже поднять на нее глаза: а вдруг в эту самую секунду он услышит дикий вопль и увидит, как пассажир вскакивает со своего кресла и падает в конвульсиях на журнальный столик. Но потом Ноэль осознал нечто иное, что еще более усугубило в нем чувство тревоги. Он сидел на том же самом месте, что и в злополучном "боинге", выполнявшем рейс 591. Салон здесь был точь-в-точь как в том самолете. В общем-то в этом не было ничего необычного: ему нравилось это место, и он всегда занимал его. Но теперь все это наполнило его ужасом. Перед ним была та же самая картина, даже освещение то же, как тогда. "Вы заказывали виски со льдом, не так ли, мистер Холкрофт?" Протянутая рука, симпатичное личико, стакан. Образы, звуки. Звуки. Громкий пьяный гогот. Изрядно подвыпивший мужчина, потеряв равновесие, падает на пол. Его приятель покатывается от смеху. Третий - тот, что через несколько секунд будет мертв, - вовсю старается не отставать от них. Он подыгрывает им, пытаясь держаться с ними наравне. Симпатичная стюардесса наливает виски, улыбается, вытирает салфеткой прилавок, куда выплеснулось виски из стакана, потом спешит к упавшему пассажиру. А третий, чуть смутившись, но все еще желая потрафить тем двоим, тянет руку к стакану и... Стакан! Стакан. Единственный стакан, который стоял нетронутым. Третий схватил тот самый стакан. Там было виски со льдом. Стакан предназначался для пассажира, сидевшего за круглым металлическим столиком через проход. "О Боже!" - подумал Холкрофт и стал лихорадочно восстанавливать цепочку событий. Ведь тот стакан - стакан, который схватил некто по фамилии Торнтон, - предназначался ему, Ноэлю! Это для него приготовили стрихнин! И конвульсии агонизирующего тела, и острая пронзающая боль - все это должно было произойти с ним. Ужасная смерть ожидала его! Он посмотрел на стоящий перед ним на столике стакан. Холкрофт не заметил, как обхватил его пальцами. "Вы заказывали виски со льдом..." Он оттолкнул стакан и вдруг понял, что не может больше оставаться за этим столиком, находиться в этом салоне. Надо уносить ноги. Надо отогнать страшные воспоминания. Они так отчетливы, так реальны, так ужасны... Холкрофт встал и нетвердым шагом направился к лестнице. Пьяный смех то и дело перемежался нескончаемым страдальческим воплем, который был зловещим гласом внезапной смерти. Никто из пассажиров не мог слышать эти звуки, гремевшие у него в ушах. Он спустился вниз. Свет в салоне был притушен, несколько пассажиров зажгли у себя над головой крошечные лампы и читали. Остальные спали. Ноэль не понимал, что с ним происходит. Грохот в ушах не умолкал. Страшные картины не исчезали. Его затошнило, и ему захотелось извергнуть этот страх, который застрял где-то глубоко в желудке. Где тут туалет? В кухонном отсеке? За кухонным отсеком? За занавеской, вот где. Или нет? Он отдернул занавеску. Внезапно его взгляд оказался прикованным к креслу первого ряда во втором салоне. Человек шевельнулся во сне. Мужчина мощного сложения, чье лицо было ему знакомо. Он его уже где-то видел. Он не мог вспомнить где, но был уверен: видел! Лицо, искаженное гримасой ужаса, - человек пробегал мимо, очень близко от него... что же это за лицо? Что-то мимолетное отпечаталось в его сознании. Но что? Ах да - брови! Густые, полумесяцем, кустистые, черные с проседью. Где же он их видел, эти черные с проседью брови? Почему эти густые брови вызывают у него воспоминание о каком-то акте насилия? Где же это было? Он никак не мог вспомнить, и от этого почувствовал, как кровь застучала в висках. Пульсация усиливалась. Виски сковала тупая боль. И вдруг человек с густыми бровями проснулся, словно ощутил на себе чей-то взгляд. Их глаза встретились. И они тотчас узнали друг друга. И в это мгновение родилось воспоминание о кровопролитии. Где? Когда? Холкрофт неловко кивнул, уже не сознавая, что делает. Боль пронзила желудок, словно лезвие ножа. В голове быстро-быстро застучали тяжелые молотки. На мгновение он забыл, где находится. Потом вспомнил, и в мозгу вновь всплыли знакомые картины убийства, жертвой которого, не будь той счастливой случайности, стал бы он. Ему захотелось вернуться на свое место. Надо успокоиться, взять себя в руки, перетерпеть боль, переждать, пока закончится этот дикий колотун. Он повернулся и быстро прошел за занавеску, через кухню, обратно в салон первого класса. Он сел в свое кресло. Кругом была полутьма, и, слава Богу, место рядом с ним пустовало. Он откинул голову на мягкий подголовник и прикрыл глаза, изо всех сил пытаясь отогнать видение страшного лица человека, который доживал последние секунды. И не смог. То лицо стало его собственным лицом. Потом черты расплылись, словно плоть расплавилась - но всего лишь на мгновение, чтобы затем затвердеть и обрести новую форму. Это новое лицо принадлежало незнакомому человеку. Странное остроскулое лицо, чем-то ему знакомое, но в общем - неузнаваемое. У Холкрофта перебило дыхание. Он никогда не видел этого лица, но вдруг он узнал его. Инстинктивно. Это было лицо Генриха Клаузена. Человека, который страдал тридцать лет назад. Незнакомого отца, заключившего пакт со смертью. Холкрофт открыл глаза, стекающий со лба пот застил взгляд, в глазах защипало. Он понял еще одну истину, но пока не был уверен, хочет ли он ее признать. Те двое, что пытались убить его, сами нашли свою смерть. Ибо они захотели встать у него на пути. На борту того самолета находились люди "Вольфшанце". Глава 7 Портье отеля "Порто алегре" вытащил из ящичка карточку брони Холкрофта. К карточке был прикреплен длинный желтый конверт. Портье отколол конверт и передал его Ноэлю: - Это пришло сегодня вечером - в начале восьмого, сеньор. У Холкрофта не было знакомых в Рио-де-Жанейро, и он никому не сообщал, куда направляется. Он разорвал конверт и вытащил записку. Гостиничная телефонистка сообщала ему, что звонил Сэм Буоновентура. Он просил срочно позвонить, в любое время. Холкрофт посмотрел на часы - полночь. Он заполнил регистрационный бланк и обратился к портье: - Мне надо позвонить на Кюрасао. Это не очень затруднительно в столь поздний час? ? Портье, похоже, слегка оскорбился: - Только не для наших телефонисток, сеньор. Что касается Кюрасао, то я, право, не знаю. Трудно сказать, у кого из телефонисток возникли затруднения, но лишь в четверть второго он услышал в трубке заспанный голос Буоновентуры: - Кажется, у тебя возникла проблема, Ноули? - Боюсь, не одна. Что случилось? - Секретарь-телефонистка дала мой номер этому копу из Нью-Йорка, лейтенанту Майлзу. Он следователь. Ну и развонялся же он! Сказал, что ты должен был поставить в известность полицию о своих перемещениях по стране, не говоря уже об отъезде за границу. Боже, он совсем забыл! И только теперь ему стало ясно, как важно было это требование. Ведь стрихнин предназначался для него. Неужели и полиция пришла к такому же выводу? - Что ты ему сказал, Сэм? - Да я сам взвился. Только так и можно осаживать этих зарвавшихся фараонов. Я сказал ему, что ты срочно выехал на геодезические съемки в район возможного строительства, в котором заинтересован Вашингтон. На острова чуть севернее Панамского канала. Это все равно, что ничего не сказать. - И он это съел? - А что ему оставалось? Он решил, что мы тут все дураки набитые, и я с ним не стал спорить. Он дал мне два номера, чтобы ты ему позвонил. Есть карандаш? - Пишу. Холкрофт записал два номера - телефон авиатранспортной полиции в Нью-Йорке и домашний телефон Майлза, поблагодарил Буоновентуру и пообещал связаться с ним на следующей неделе. Дожидаясь разговора с Кюрасао, Холкрофт распаковал вещи. Он сидел в плетеном кресле перед окном и смотрел на белеющий во тьме ночи пляж и черный океан, в котором отражался полумесяц. Внизу, на коротком отрезке улицы, бегущей вдоль набережной, виднелись белые зигзагообразные линии: знаменитая Копакабана - "золотой пляж" Гуанабары. Однако в представшей взору Холкрофта картине ощущалась какая-то пустота, и вовсе не оттого, что в этот час пляж обезлюдел. Открывшийся из окна вид был слишком красивым, слишком ласкающим глаз. Сам Ноэль никогда бы не стал застраивать так это место. В здешнем пейзаже отсутствовало своеобразие. Он перевел взгляд на оконные стекла. Делать было нечего - только думать, отдыхать да мечтать о том, как бы поскорее лечь спать. В последнюю неделю ему плохо спалось. Наверное, теперь заснуть будет еще труднее. Ибо сейчас он знал то, о чем раньше не догадывался: кто-то пытался его убить. Это знание породило в нем странное чувство. Он просто не мог поверить, что кому-то понадобилось его убивать, что кому-то нужна его смерть. И тем не менее некто принял это решение и отдал соответствующий приказ. Почему? Что он такого сделал? Это связано с Женевой? С его заветом? "Речь идет о миллионах". Это были не просто слова ныне покойного Манфреди. Это было предупреждение. Это было единственно возможное объяснение. Произошла утечка информации, но неизвестно, сколь далеко она распространилась, кого эта информация касалась или кого могла разгневать. Как неизвестна и личность человека - или людей, которые противились размораживанию счета в женевском банке, чтобы сделать его предметом долгой тяжбы в международном суде. Манфреди был прав: единственно правильное решение состояло в том, чтобы выполнить все предписания так, как того и требовали три человека, которых грозил уничтожить монстр, ими же и порожденный. "Следует искупить вину". Таков был символ веры Генриха Клаузена, и это было благородное кредо, ибо оно было праведным. Введенные в заблуждение люди "Вольфшанце" поняли это. Ноэль налил себе виски, подошел к кровати и, присев на край, стал смотреть на телефон. Рядом с аппаратом лежал листок бумаги, где были написаны два номера, продиктованные ему Сэмом Буоновентурой. Эти номера должны были связать Холкрофта с лейтенантом Майлзом из нью-йоркской авиатранспортной полиции. Но Холкрофт не решался позвонить. Он уже начал свою охоту, он уже предпринял первый шаг в поисках семьи Вильгельма фон Тибольта. Шаг? Да он сделал гигантский прыжок, перемахнув через четыре с лишним тысячи миль, теперь возвращаться было поздно. Предстоит так много сделать! Ноэль размышлял, хватит ли у него сил и энергии все это выполнить, сумеет ли он не заблудиться в незнакомом лесу. У него отяжелели веки. Подступал сон, и Холкрофт был благодарен судьбе за это. Он поставил стакан на столик, скинул ботинки и лег не раздеваясь. Лежа на кровати, он некоторое время смотрел в белый потолок. Ему вдруг стало одиноко. Но он был не одинок. Рядом с ним находился человек, который страдал тридцать лет назад, который взывал к нему. Холкрофт думал об этом человеке, пока его не сморил сон. Ноэль двинулся за переводчиком в тускло освещенную каморку без окон. Разговор вышел коротким. Холкрофту нужна информация о семействе фон Тибольт. Немцы. Мать и двое детей - сын и дочь - прибыли в Бразилию приблизительно 15 июня 1945 года; третий ребенок - тоже дочь, которая родилась спустя несколько месяцев после приезда - возможно, в Рио-де-Жанейро. В документах должна быть хоть какая-то информация о них. Даже если они пользовались вымышленными именами, в списках прибывших в страну в то время - плюс-минус две-три недели - можно обнаружить приехавшую в Бразилию беременную женщину с двумя детьми. Проблема возникнет, если таких женщин окажется несколько. Но по крайней мере, он узнает хотя бы имена. Нет, это не официальный розыск. У них нет уголовного прошлого, и никто не собирается мстить им за преступления, совершенные тридцать лет назад. Напротив, это "благотворительный поиск". Ноэль понимал, что ему придется давать объяснения, и один из уроков, которые он усвоил в бразильском консульстве в Нью-Йорке, гласил: пусть твоя ложь основывается хотя бы на толике правды. У фон Тибольтов есть родственники в Соединенных Штатах, солгал он. Это люди, приехавшие в Америку в двадцатых и тридцатых годах. Многие уже умерли, и после них осталось значительное состояние. Конечно, чиновники в министерстве иммиграции захотят помочь ему найти наследников. Вполне вероятно, что фон Тибольты будут безмерно благодарны им... а он, со своей стороны, поставит их в известность о любезной помощи чиновников. Достали тяжелые ящики с картотекой, были тщательно изучены сотни анкет, составленных в далеком прошлом. Выцветшие, замусоленные копии документов, многие из которых, несомненно, были фальшивыми, купленными на черном рынке в Берне, Цюрихе и Лиссабоне. Паспорта. Но он не обнаружил ни единой бумажки, где бы говорилось о фон Тибольтах, не было никаких упоминаний о беременной женщине с двумя детьми, которая приехала в Рио-де-Жанейро в июне или июле 1945 года. По крайней мере, не было той, которая хотя бы отдаленно напоминала жену Вильгельма фон Тибольта. Было множество беременных женщин, даже женщин с детьми, но не было лишь жены и детей фон Тибольта. Как говорил Манфреди, старшей Гретхен тогда было лет двенадцать-тринадцать, сыну Иоганну - десять. Всех женщин, которые пересекали в то время границу Бразилии, сопровождали мужья или фиктивные мужья, и если с ними были дети, то все были не старше семи лет. Это обстоятельство поразило Холкрофта: это было не только странно, но и с математической точки зрения просто невозможно. Он вглядывался в столбцы выцветших имен и цифр, в почти неразличимые записи, сделанные торопливой рукой чиновников иммиграционных служб более тридцати лет назад. Что-то тут не так. Наметанный глаз архитектора улавливал некое несоответствие: у него возникло ощущение, что он рассматривает чертежи незавершенных проектов, в которые внесены едва заметные изменения, поправки - тонюсенькие чернильные линии вытравлены и переправлены - но очень аккуратно, чтобы не нарушить общей картины. Вытравлены и переправлены. Химически вытравлены, аккуратно исправлены. Вот что поразило его! Даты рождения! На каждой странице, испещренной рядами чисел, чуть ли не каждая цифра была незаметно исправлена. Так, тройка превратилась в восьмерку, единица в десятку, двойка в ноль, там дорисован кружок, здесь линия продолжена вниз, а тут добавлена лишняя закорючка. И так на каждой странице во всей картотеке, составленной в промежутке между июнем и июлем 1945 года. Даты рождения всех детей, въехавших в Бразилию, были исправлены таким образом, что все они оказывались рожденными до 1938 года! Это было дьявольски хитроумное мошенничество, которое потребовало долгой и кропотливой проработки. Прервать охоту уже на первом этапе! Но сделать это так чтобы комар носа не подточил. Крошечные цифры, доверчиво - и торопливо - записанные неведомыми чиновниками иммиграционной службы более тридцати лет назад. Списанные с давным-давно уничтоженных документов, многие из которых были, несомненно, фальшивыми. И теперь уже бесполезно пытаться восстановить, подтвердить или опровергнуть верность этих записей. Время и тайные заговоры сделали это попросту невозможным. Чего же тут удивляться, что в документах не оказалось никого, кто хотя бы отдаленно напоминал фон Тибольтов! Боже, Боже, ну и обман! Ноэль достал зажигалку, чтобы осветить страницу, на которой его острый глаз заметил множество маленьких исправлений. - Сеньор! Это запрещено! - громовым голосом произнес переводчик у него за спиной. - Эти старые листы легко воспламеняются. Мы не можем рисковать. И тут Холкрофту все стало ясно. Так вот почему в этой каморке такой тусклый свет, вот почему тут нет окон! - О, разумеется, - сказал он, убирая зажигалку. - Наверное, и эти ящики нельзя выносить из этой комнаты? - Нельзя, сеньор. - И разумеется, здесь нет дополнительных ламп, а у вас нет фонарика. Не так ли? - Сеньор, - прервал его переводчик вежливо, даже обиженно. - Мы провели с вами почти три часа. Мы старались оказать вам посильную помощь, но, видите ли, у нас есть иные дела. Так что если вы закончили... - Полагаю, вы могли предвидеть итог моих поисков заранее, - бросил Холкрофт. - Да, я закончил. Здесь. Он вышел на залитую солнцем улицу, пытаясь осмыслить происходящее. Мягкий океанский бриз погасил в нем гнев и отчаяние. Он двинулся по белой набережной, за которой расстилались золотые пески Гуанабары. Время от времени Холкрофт останавливался и, перегнувшись через перила, смотрел на игры взрослых и детей на пляже. Красивые люди, купающиеся в солнечных лучах, и сами ослепительные, как солнце. Изящество искусно сочеталось в них с самодовольством. Здесь повсюду витал аромат денег, о чем свидетельствовали золотистые, умащенные маслом загорелые тела, многие из которых были слишком совершенных форм, слишком красивы, лишены физических изъянов. И все же-в чем своеобразие этого места? Если и было в Копакабане нечто особенное, оно ускользало от Холкрофта. Он миновал отрезок пляжа перед отелем и скользнул взглядом по стене гостиницы, пытаясь найти свое окно. В какой-то момент ему показалось, что он его нашел, но потом понял, что ошибся. В окне за занавеской маячили две фигуры. Он вернулся к перилам набережной и закурил. Пламя зажигалки заставило его вновь вспомнить о ящиках с документами тридцатилетней давности, которые так тщательно "прооперировали". Неужели все эти изменения были внесены только из-за него? Или и раньше кто-то уже искал фон Тибольтов? Какой бы ни был ответ на этот вопрос, Холкрофту надо искать другой источник информации. Или источники. La comunidad alemana. Холкрофт вспомнил, что говорил ему бразильский атташе в Нью-Йорке. Атташе сказал, что в Бразилии есть три-четыре семьи, которые выступают в роли верховных арбитров во всех делах немецкой общины. Ясно, что они-то должны знать все тщательно оберегаемые секреты. Люди скрывают свои подлинные имена... Иностранец, приезжающий в Рио-де-Жанейро в поисках исчезнувших немцев, подвергает себя большой опасности... "La otra сага de los alemanes". Они защищают друг друга. Но ведь опасности можно избежать, подумал Ноэль. Хотя бы дав такое объяснение, какое он дал переводчику в министерстве иммиграции. Он много путешествует, так что нет ничего невероятного в том, что кто-то, зная, что Холкрофт отправляется в Бразилию, попросил его разыскать семейство фон Тибольт. Кто же это может быть? Человек, который ведет конфиденциальные дела, адвокат или банкир. Кто-то, чья собственная репутация не подвергнется никакому сомнению. Еще не успев все обдумать, Холкрофт понял, что, на ком бы он ни остановил свой выбор, такой вариант прикрытия будет вполне подходящим. Вдруг ему в голову пришла догадка, как найти подходящего кандидата. Хоть это и рискованно, но в этом есть даже некая ирония. Ричард Холкрофт, его отчим! Биржевой брокер, банкир, морской офицер... отец. Человек, который некогда подарил вторую жизнь женщине с ребенком. Бесстрашный человек, не опасавшийся запятнать себя... Ноэль взглянул на часы. Десять минут шестого - начало четвертого в Нью-Йорке. Конец рабочего дня в понедельник. Он не верил в счастливые приметы, но вот ему дано такое знамение! Каждый понедельник Ричард Холкрофт бывает в Нью-йоркском атлетическом клубе, где играет с друзьями в карты, сидя за дубовым столом в баре, и вспоминает старые денечки. Ноэль может позвать его к телефону, поговорить с ним и попросить о помощи. Разговор должен остаться в секрете, ибо конфиденциальность не только обеспечивала ему "крышу", но и гарантировала безопасность. Итак, кто-то попросил Ричарда Холкрофта - человека с солидной репутацией - установить местонахождение семейства фон Тибольт в Бразилии. Зная, что его сын едет в Рио, этот некто вполне естественно обратился к Ричарду с просьбой заняться расследованием. Дело строго конфиденциальное, в детали вникать не надо. Никому бы не удалось отвадить любопытных лучше, чем это мог сделать Дик Холкрофт! Но только Альтина не должна об этом знать. Сделать это будет трудно. Дик ее обожает, и у них нет тайн друг от друга. Но его отец - то есть, тьфу, отчим! - не откажет ему, если на то будет особая необходимость. Пока, во всяком случае, он никогда ему не отказывал. Ноэль двинулся по мраморным квадратам пола гостиничного вестибюля к лифтам, не обращая внимания на окружающих и думая о том, что скажет отчиму. Он вздрогнул от неожиданности, когда какой-то толстяк - явно американский турист - хлопнул его по плечу. - Эй, тебя зовут, приятель! - Он указал на стойку портье. Тот смотрел на Ноэля, держа в руках уже знакомый желтый конверт. Портье отдал конверт мальчику-лифтеру, и тот со всех ног бросился к Ноэлю. В конверте лежал клочок бумаги с незнакомым именем: "Карарра". Ниже был записан номер телефона. И все. Холкрофт изумился. Странно, что ему ничего не просили передать. Так в Латинской Америке дела не делаются. Сеньору Карарре придется подождать. А ему надо дозваниваться в Нью-Йорк: придумывать себе новую "крышу". Войдя в номер, Холкрофт снова взглянул на записку Карарры. Он сгорал от любопытства. Кто же такой этот Карарра, который рассчитывал, что Холкрофт перезвонит ему, хотя имя этого человека ничего ему не говорило? С точки зрения латиноамериканских нравов, подобный жест считался не только невежливым, но даже оскорбительным. Впрочем, отчим может подождать несколько минут, пока. Ноэль не выяснит, в чем дело. И он набрал номер. Карарра оказался не мужчиной, а женщиной, и, судя по ее тихому дрожащему голосу, она была очень испугана. По-английски она говорила сносно - но не более того. Впрочем, какая разница? Выражалась она ясно. - Я не могу сейчас говорить, сеньор. Больше не звоните по этому номеру. В этом нет необходимости. - Но вы же оставили этот номер телефонистке отеля. Вы что же, думали, что я не позвоню? - Это была... erro. - Ошибка? - Да, ошибка. Я вам позвоню. Мы вам позвоним. - Зачем? Кто вы? - Mas tarde, - хрипло прошептала она, и в трубке послышались короткие гудки. Mas tarde... Позже. Женщина ему перезвонит. Холкрофт внезапно ощутил, как все внутри у него сжалось - столь же внезапно, как исчез голос женщины. Он даже не мог вспомнить, когда в последний раз слышал такой перепуганный женский голос. Первое, что пришло ему в голову, была мысль о том, что она, быть может, каким-то образом связана с исчезнувшими фон Тибольтами. Но как? И откуда она узнала о нем? Холкрофта снова охватил ужас... Перед глазами опять встало видение искаженного гримасой страдания лица умирающего на высоте тридцати тысяч футов. За Ноэлем ведут наблюдение. Незнакомые люди следят за каждым его шагом. Его мысли прервало жалобное жужжание в телефонной трубке. А, он забыл положить трубку на рычаг. Холкрофт нажал на рычаг, отпустил его и стал звонить в Нью-Йорк. Ему срочно нужна "крыша", теперь он это твердо знает! Холкрофт стоял у окна, смотрел на пляж и дожидался звонка с международной станции. Внизу на улице что-то сверкнуло. А, это в хромированной крыше автофургона отразились лучи солнца. Автофургон проехал как раз в том месте, где Холкрофт стоял несколько минут назад. Стоял и рассматривал здание гостиницы, пытаясь найти свое окно. Окна гостиницы... Угол зрения. Угол отражения солнечного луча. Ноэль подошел совсем близко к окну, взглянул туда, где он недавно стоял на набережной, и мысленно прочертил оттуда линию к своему окну. Глаз архитектора никогда не ошибается. К тому же Холкрофт заметил, что соседние окна расположены на значительном расстоянии друг от друга соответственно с расположением номеров в гостинице, возвышающейся над Копакабаной. Он смотрел тогда на это окно, думая, что это не его номер, потому что заметил там чьи-то фигуры. Но это был его номер! И здесь находились какие-то люди! Ноэль подошел к стенному шкафу и начал перебирать вещи. Он доверял своей памяти настолько же, насколько доверял своему глазомеру. Холкрофт представил себе, как выглядел этот шкаф сегодня утром, когда он переодевался. Он спал в костюме, в котором прилетел из Нью-Йорка. Его светло-коричневые брюки висели на правой вешалке, почти у стенки. Это была старая привычка: вешать брюки справа, пиджаки слева. Штаны по-прежнему висели справа, но не у самой стены. Точно: они были на несколько дюймов сдвинуты к центру шкафа. Его синий блейзер висел прямо в центре, а не слева. Кто-то обыскивал его одежду! Он бросился к кровати, на которой лежал раскрытый атташе-кейс. Во время поездок этот атташе-кейс был его рабочим кабинетом: он знал здесь каждый миллиметр, знал, где лежит каждый предмет. Ему не пришлось долго изучать содержимое кейса. В нем тоже рылись. Зазвонил телефон - кто-то снова вторгся в его жизнь. Ноэль снял трубку и, услышав знакомый голос телефонистки Нью-йоркского атлетического клуба, понял, что не может теперь посвящать в свои дела Ричарда Холкрофта - нельзя допустить, чтобы тот был замешан в этом деле. Все неожиданно усложнилось. - Алло! Это Нью-йоркский атлетический клуб. Алло! Алло, Рио! Ничего не слышно! Рио, алло! Говорит атлетический клуб... Ноэль положил трубку. Он чуть было не совершил идиотскую ошибку. Ведь в его комнате произвели обыск. Нуждаясь в прикрытии здесь, в Рио, Холкрофт чуть было не навел неизвестных на человека, имеющего прямое отношение к его матери, бывшей жене Генриха Клаузена. О чем он только думает? Но потом он понял, что и это пошло ему на пользу. Он усвоил еще один урок. "Развивай ложь логично, потом снова обдумай ее и используй наиболее достоверную версию". Уж коли он смог придумать повод для того, чтобы Ричард Холкрофт мог скрывать личность человека, обратившегося к нему за помощью в поисках фон Тибольтов, значит, сможет придумать и самого этого человека... Ноэлю стало трудно дышать. Он едва не совершил чудовищную ошибку, но теперь он начал соображать, как следует вести себя в незнакомом лесу. На дорожках расставлены невидимые ловушки. Ему надо постоянно быть начеку и двигаться с превеликой осторожностью. У него нет права на ошибку, подобную той, что он чуть было не совершил. Он слишком близко подошел к той черте, за которой мог подвергнуть риску жизнь своего нынешнего отца - ради того отца, которого он никогда не знал. "Что бы ни делал Генрих, это всегда обладало незначительной ценностью. И было ложью". Слова, сказанные матерью, как и слова Манфреди, были предупреждением. Но мать, в отличие от Манфреди, была не права. Генрих Клаузен оказался в такой же мере жертвой, в какой был негодяем. Исполненное боли письмо, написанное им в пылающем Берлине, было столь же неопровержимым тому доказательством, как и его поступки. И Холкрофту, его сыну, предстоит это доказательство подтвердить. La comunidad alemana. Три-четыре семьи в немецкой общине, которые вершат все дела. Одна из них должна стать его новым источником информации. И Ноэль знал точно, где ее следует искать. Грузный седой старик с тяжелым двойным подбородком, коротко стриженный под германского юнкера, сидел за огромным обеденным столом из темного дуба. Он поднял взгляд на вошедшего. Обедал он один - ни членов семьи, ни для гостей приборов не было. Это могло показаться странным, так как, когда дверь открылась, послышались голоса: в большом доме находились и другие члены семьи и гости, но за стол их не допускали. - Мы получили дополнительную информацию о сыне Клаузена, герр Графф, - сказал вошедший, приближаясь к столу. - Вам уже известно о телефонном звонке на Кюрасао. Он еще дважды звонил сегодня днем. Один звонок - женщине по фамилии Карарра. Второй - в мужской клуб в Нью-Йорке. - Карарра должны хорошо поработать, - сказал Графф, и его вилка застыла в воздухе: пухлые его щеки подернулись морщинками. - А что с клубом в Нью-Йорке? - Нью-йоркский атлетический клуб. Это... - Я знаю, что это такое. Закрытый клуб для состоятельных людей. Кому он звонил? - Разговор был заказан с клубом, а не с конкретным человеком. Наши люди в Нью-Йорке пытаются все узнать. Старик положил вилку на стол. Он заговорил мягко, но издевательским тоном: - Наши люди в Нью-Йорке очень нерасторопны. И вы тоже. - Прошу прощения. - Вне всякого сомнения, среди членов клуба будет обнаружен некто по фамилии Холкрофт. Если так, то сын Клаузена нарушил данное им обещание. Он рассказал о женевских делах Холкрофту. А это опасно. Ричард Холкрофт пожилой человек, но он не слабак. Мы всегда знали, что, проживи он дольше, он мог бы стать препятствием для нас. - Графф повернул свою большую голову к вошедшему. - Конверт пришел в Сесимбру. Так что путей к отступлению нет. События позавчерашней ночи должны бы заставить сына Клаузена уяснить себе это. Отправьте телеграмму Тинаму. Я не доверяю его здешним Друзьям. Используйте орлиный код и сообщите ему мою точку зрения. Наши люди в Нью-Йорке получат другое задание. Им надо ликвидировать старика, который сует нос в чужие дела. Ричарда Холкрофта следует убрать. Этого потребует Тинаму. Глава 8 Ноэль знал, что нужно искать: книжный магазин, который был не просто местом, где люди покупали книги. В любом курортном городе есть крупный магазин, который удовлетворяет читательские запросы определенной нации. В данном случае магазин назывался "Ливрариа алемао" - "Немецкий книжный магазин". Как сказал ему портье, в этом магазине всегда можно приобрести свежие журналы из Германии и ежедневные газеты, доставлявшиеся самолетами "Люфтганзы". Это то, что нужно! В таком магазине, конечно, есть постоянные клиенты. Там наверняка работают люди, которые знают все немецкие семьи в Рио. Если бы ему удалось узнать хотя бы пару фамилий... Начинать поиск надо именно с этого книжного магазина. Магазин располагался в десяти минутах ходьбы от отеля. - Я американский архитектор, - отрекомендовался Холкрофт продавцу, который, взобравшись на стремянку, переставлял книги на верхней полке. - Изучаю здесь баварское влияние на архитектуру больших жилых домов. У вас есть что-нибудь на эту тему? - Я и не знал о таком влиянии, - ответил продавец на беглом английском. - Тут много примеров альпийского влияния, элементы стиля шале, но вряд ли это можно назвать баварским влиянием. Вывод шестой - или седьмой? Даже если ложь основана на толике правды, убедись, что человек, которому ты вешаешь лапшу на уши, разбирается в предмете хуже тебя. - Да, альпийский, швейцарский, баварский стили - они очень похожи. - Неужели? А я думал, они сильно отличаются друг от друга. Вывод восьмой или девятый: не вступай в спор; помни о своей главной цели. - Послушайте, вот что я вам скажу. Один человек в Нью-Йорке готов хорошо заплатить, если я привезу ему отсюда кое-какие эскизы. Он был в Рио прошлым летом и заприметил тут несколько замечательных строений. И по его описанию выходит, что они выстроены в баварском стиле. - Это, скорее, где-то на северо-западе, в сельской местности. Там есть несколько потрясающих домов. Резиденция Айзенштата, например. Но они, я думаю, евреи. Представляете там даже есть что-то от мавританского стиля. Ну и, разумеется, имение Граффа. Оно, пожалуй, излишне монументально, но производит впечатление - это уж точно. Впрочем, оно и понятно: Графф - мультимиллионер. - Как-как его имя? Графф? - Морис Графф. Он импортер. Да они все занимаются импортом. - Кто? - Э, да перестаньте, а то вы сами не знаете! Не сойти мне с этого места, если он не носил генеральские погоны или не был крупной шишкой в верховном главнокомандовании! - Вы англичанин? - Я англичанин. - Но работаете в немецком книжном магазине. - Ich spreche gut Deutsch7. - Они что, не могут найти немца? - Думаю, когда нанимаешь кого-то вроде меня, это имеет свои выгоды, - сказал англичанин загадочно. Ноэль изобразил удивление: - В самом деле? - Да, - ответил продавец, взбираясь на одну ступеньку выше. - Никто меня ни о чем не спрашивает. Продавец посмотрел вслед удаляющемуся американцу, быстро слез со стремянки и сдвинул ее в сторону. Этим жестом он словно подводил финальную черту под успешно выполненным заданием - своим крохотным триумфом. Быстрым шагом он прошел между стеллажами и свернул в другой проход столь стремительно, что едва не сбил с ног покупателя, изучавшего томик Гете. - Verzeihung8, - сказал продавец вполголоса и без всякого смущения. - Schwesterchen9, - ответил мужчина, у которого были густые, черные с проседью брови. В ответ на этот упрек в недостатке мужественности продавец обернулся: - Вы?! - Друзья Тинаму всегда рядом, - ответил мужчина. - Вы следили за ним? - спросил продавец. - Он так и не догадался. А вы звоните, куда нужно. Англичанин двинулся к двери своего кабинета в дальнем конце магазина. Он вошел в кабинет, снял телефонную трубку и набрал номер. На другом конце провода трубку снял помощник самого могущественного человека в Рио. - Резиденция сеньора Граффа. Доброе утро. - Наш человек в отеле заслуживает хорошего вознаграждения, - сказал продавец. - Он оказался прав. Мне необходимо поговорить с герром Граффом. - Я передам твое сообщение, бабочка, - сказал помощник. - Нет-нет! У меня есть еще кое-какая информация, которую я должен сообщить ему лично. - В чем суть? Мне не надо тебе напоминать, что он очень занятой человек. - Ну, скажем так: речь идет о моем соплеменнике. Я ясно выражаюсь? - Мы знаем, что он в Рио. Он уже с нами связался. Так что ты малость опоздал. - Он все еще здесь. В магазине. Он, наверное, хочет поговорить со мной. Помощник заговорил мимо трубки, но его слова можно было разобрать: - Это актер, мой господин. Он хочет поговорить с вами. Все шло по плану. Но кажется, возникли осложнения. Его соплеменник находится в магазине. Телефонная трубка перекочевала в другие руки. - Ну что? - спросил Морис Графф. - Я хочу доложить вам, что все произошло в точности, как мы с вами и предполагали... - Да-да, я это уже понял, - прервал его Графф. - Ты хорошо поработал. Что там этот англичанин? Он у тебя? - Он следил за американцем. Он не отставал от него ни на шаг. Он все еще в магазине. И по-моему, хочет, чтобы я ему все рассказал. Мне рассказать? - Нет, - ответил Графф. - Мы вполне можем обойтись без его вмешательства. Скажи ему, что мы беспокоимся о том, как бы его не опознали, и предлагаем ему оставаться пока в тени. Скажи, что я не одобряю его методы. Можешь добавить, что это я тебе лично передал. - Благодарю вас, герр Графф! С превеликим удовольствием. - Не сомневаюсь. Графф отдал трубку своему помощнику. - Тинаму не может допустить, чтобы это опять повторилось, - сказал он. - А все начинается сначала. - Что, мой господин? - Опять все сначала, - повторил старик. - Вмешательство, негласная слежка, слежка друг за другом. Когда власть перестает быть единоличной, все становятся подозрительными. - Я что-то не понимаю. - Разумеется, не понимаешь. Тебя же там не было. - Графф откинулся на спинку кресла. - Пошли еще одну телеграмму Тинаму. Сообщи ему наше требование: пусть он немедленно отзовет своего волка обратно на Средиземноморье. Он слишком рискует. Мы возражаем и не можем нести ответственность в таких обстоятельствах. Ноэлю пришлось сделать множество телефонных звонков и прождать сутки, прежде чем ему сообщили, что Графф готов с ним встретиться, - это произошло в начале третьего на следующий день. Холкрофт взял в отеле автомобиль напрокат и отправился за город. Он часто останавливался и изучал туристическую карту, которую ему дали в прокатном агентстве. Наконец нашел нужный ему адрес и въехал через железные ворота на аллею, которая вела к дому на вершине холма. Аллея завершилась большой бетонированной автостоянкой, окаймленной зеленым кустарником, заросли которого прорезала тропинка из ракушечника, вьющаяся между фруктовыми деревьями. Продавец книжного магазина был прав: имение Граффа производило грандиозное впечатление. Отсюда открывался величественный вид: на равнины вблизи и горы вдали, а еще дальше на востоке виднелась подернутая дымкой голубая гладь Атлантики. Дом был трехэтажный. С обеих сторон от центрального входа высились массивные балконы. Сам же вход представлял собой тяжелую двустворчатую дверь полированного красного дерева с железными треугольными краями в каждом углу. Внешне дом и в самом деле был выдержан в альпийском стиле: казалось, что архитектор использовал фрагменты нескольких швейцарских шале и соединил их в этом здании, помещенном среди гор в тропиках. Ноэль припарковал машину справа от мраморных ступеней. На стоянке было еще два автомобиля - белый "мерседес" и обтекаемой формы красный "мазерати". Семейство Графф владело отличными транспортными средствами. Холкрофт подхватил свой атташе-кейс и фотоаппарат и стал подниматься по мраморным ступенькам. - Мне лестно узнать, что наши скромные архитектурные ухищрения вызывают чей-то интерес, - сказал Графф. - Вполне естественно, что переселенцы стараются воссоздать на чужбине некое подобие родины. Мои предки родом из Шварцвальда... Воспоминания не умирают. - Я очень благодарен вам, сэр, что вы приняли меня, - сказал Холкрофт и положил пять сделанных им только что набросков в атташе-кейс. - Я говорю, разумеется, от имени своего клиента. - Вы удовлетворили свое любопытство? - Я отснял целую пленку и сделал пять набросков, на большее я и надеяться не мог. Между прочим, джентльмен, который показывал мне ваше имение, может засвидетельствовать, что я фотографировал лишь детали внешней отделки. - Что-то я вас не совсем понимаю. - Мне бы не хотелось дать вам повод думать, что я нарушил неприкосновенность вашего жилища. Морис Графф коротко рассмеялся. - Моя резиденция надежно охраняется, мистер Холкрофт. К тому же мне и в голову не приходило, что вы здесь находитесь для того, чтобы что-то украсть. Садитесь, пожалуйста. - Благодарю вас. - Ноэль сел напротив старика. - В наши дни люди становятся подозрительными. - Ну, не буду от вас скрывать, что я звонил в отель "Порто алегре" и проверял, зарегистрированы ли вы там. Зарегистрированы. Вас зовут Холкрофт, вы из Нью-Йорка, вам забронировало номер турагентство, имеющее солидную репутацию. Там вас, несомненно, хорошо знают, и вы пользуетесь непросроченными кредитными карточками. Вы въехали в Бразилию с подлинным паспортом. Больше мне ничего и не требовалось знать. В наше время очень трудно выдавать себя не за того, кем вы на самом деле являетесь, не так ли? - Верно, - согласился Ноэль и подумал, что пора изложить подлинную причину своего визита. Он уже собрался раскрыть рот, но Графф продолжил, словно торопился заполнить возникшую паузу: - Вы надолго в Рио? - Пробуду еще несколько дней. Я записал имя вашего архитектора и непременно проконсультируюсь с ним, если у него найдется для меня свободное время. - Я попрошу своего секретаря ему позвонить, и он примет вас незамедлительно. Я понятия не имею, как в подобных случаях решается финансовая сторона дела - да и надо ли это вообще, - но уверен, что он даст вам копии чертежей, если они могут пригодиться. Ноэль улыбнулся: в его душе проснулся профессионал. - Это дело чести, мистер Графф. Мой визит к нему будет наилучшим знаком внимания. Я смогу поинтересоваться у него, где можно приобрести те или иные материалы, как он решал проблемы усадки и тому подобное! Я не стану спрашивать у него о чертежах, так как понимаю, что он весьма неохотно согласился бы мне их отдать. - Никаких "неохотно"! - отрезал Графф, в чьем решительном тоне послышался отзвук его военного прошлого. "Провалиться мне на этом месте, если он не носил генеральские погоны или не был какой-нибудь важной шишкой в верховном главнокомандовании..." - Не стоит беспокоиться, сэр. Я и так получил все, что хотел. - Ясно. - Графф обмяк в кресле. Он выглядел утомленным старцем, с нетерпением ожидающим завершения долгого дня. Впрочем, его глаза не были усталыми, в них таилась непонятная тревога. - Вам хватит часа на переговоры с ним? - Конечно! - Я договорюсь. - Вы очень любезны. - И тогда вы можете возвращаться в Нью-Йорк. - Да. - Ну, теперь пора упомянуть имя фон Тибольтов. - Впрочем, у меня есть еще одно дело в Рио. Это не очень важно, но я пообещал попытаться. Не знаю пока, с чего начать. Может быть, с полиции. - Звучит зловеще. Речь идет о преступлении? - Совсем напротив. Я имел в виду управление полиции, которое могло бы помочь определить местонахождение одной семьи. Они не зарегистрированы в телефонной книге. Я даже сверял по списку незарегистрированных номеров, но у них нет и такого номера. - А вы уверены, что они в Рио? - Они жили в Рио перед тем, как след их затерялся. И насколько я могу судить, другие города в Бразилии тоже проверялись - по телефонным справочникам. - Вы меня заинтриговали, мистер Холкрофт. Вам очень надо найти этих людей? Что они натворили? Впрочем, вы сказали, что они не совершали никакого преступления. - Никакого. Но я о них мало что знаю. Мой приятель в Нью-Йорке, адвокат, знал о моей поездке сюда и попросил найти эту семью. Очевидно, им оставлено небольшое наследство родственниками на Среднем Западе. - Наследство? -Да. - В таком случае, вероятно, следует обратиться к адвокатам здесь, в Бразилии. - Мой приятель посылал, как он выразился, "запрос о поиске" в несколько адвокатских контор, - сказал Ноэль, вспомнив, что ему говорил атташе в Нью-Йорке. - Но так и не получил удовлетворительного ответа. - И как же он это объясняет? - Никак. Он был так расстроен! Мне кажется, он недостаточно заплатил трем адвокатам, занимавшимся этими поисками. - Трем адвокатам? - Да, - ответил Ноэль и сам удивился своей лжи. Он просто произносил первое, что приходило на ум. - У него есть знакомый адвокат в Чикаго... или в Сент-Луисе, другой адвокат работает в компании, принадлежащей моему приятелю, в Нью-Йорке, и еще здесь, в Рио. Что-то я себе с трудом могу представить, как нечто конфиденциальное может оставаться конфиденциальным, если в деле участвуют трое адвокатов. Возможно, его ошибка заключалась в том, что он поделил гонорар между тремя разными людьми. - Но ваш друг поразительно благородный человек. - Графф поднял брови, выражая свое восхищение. И еще что-то, подумал Холкрофт. - Мне бы хотелось так думать. - Возможно, я смогу помочь. У меня обширные связи. Холкрофт покачал головой: - Я не смею вас утруждать. Вы и так слишком много сделали для меня. И к тому же, как я сказал, дело не столь уж важное. - Ну, разумеется. - Графф пожал плечами. - Я не собираюсь вторгаться в конфиденциальные дела. - Немец скосил глаза на окно. Солнце уже заваливалось за горные хребты на западе, и копья оранжевого света проникали сквозь оконное стекло, воспламеняя поверхность темной мебели. - Их фамилия фон Тибольт, - произнес Ноэль, внимательно глядя на лицо старика. Однако если он и рассчитывал увидеть какую-нибудь реакцию, то увиденное превзошло все его ожидания. Глаза старика Граффа широко раскрылись и гневно засверкали - он пронзил Холкрофта взглядом, исполненным ненависти. - Ах ты, свинья! - сказал немец так тихо, что Холкрофт едва расслышал его слова. - Так это был всего лишь трюк, хитроумный предлог, чтобы проникнуть в мой дом! Прийти ко мне! - Вы ошибаетесь, мистер Графф. Вы можете связаться с моим клиентом в Нью-Йорке... - Свинья! - орал старик. - Фон Тибольты! Verrater! Мразь! Трусы поганые! Schweinhunde! Да как ты смеешь! Ноэль обомлел, беспомощно глядя на старика. Лицо Граффа побелело от ярости. Жилы на шее набухли, глаза налились кровью, руки задрожали, и он судорожно вцепился в подлокотники кресла. - Я не понимаю... - начал Холкрофт, вставая. - Ты все отлично понимаешь! Ты - подонок! Ты ищешь фон Тибольтов! Ты хочешь вернуть их к жизни! - Они что - умерли? - Я молю Всевышнего, чтобы это было так! - Графф, послушайте меня, если вам что-либо известно... - Вон из моего дома! - Старик с трудом поднялся на ноги и заорал в направлении закрытой двери, кабинета: - Вернер! В дверь ворвался помощник Граффа: - Мой господин! Was ist... - Выброси этого мошенника отсюда! Выгони его из моего дома. Помощник взглянул на Холкрофта: - Прошу вас выйти. Немедленно. Ноэль схватил свой атташе-кейс и быстро пошел к двери. На пороге он остановился и обернулся на разъяренного Граффа. Старый немец был похож на уродливый манекен. Он дрожал от ярости: - Вон! Убирайся вон! Ты мне омерзителен. Последнее оскорбление вывело Ноэля из себя. Омерзительным был не он, а этот исполненный высокомерия старик, этот напыщенный самодур и грубиян. Этот монстр, который предал, а затем уничтожил человека, страдавшего тридцать лет назад... и тысячи таких, как он. Чертов нацист! - Вы не смеете оскорблять меня. - Это мы еще посмотрим, кто смеет, а кто нет. Вон! - Я уйду, генерал, или как вас там. Но я не собираюсь слишком спешить, потому что теперь я все понял. Я для вас такой же ничтожный человек, как и те тысячи трупов, которые вы сожгли. Но вот я называю только одно имя - и вы сразу теряете самообладание. Вы не можете сдержать своего гнева, потому что вы знаете - и я знаю, - что стало известно фон Тибольту тридцать лет назад, когда вы нагромоздили горы трупов. Он увидел, кто вы такой на самом деле. - Мы и не скрывали этого. Все знали. Мы никого не обманывали. Холкрофт замолчал и невольно сглотнул слюну. Вне себя от ярости, он должен был теперь восстановить справедливость по отношению к человеку, который воззвал к нему сквозь десятилетия, он должен был нанести ответный удар по этому воплощению некогда внушавшей ужас власти, из-за которой он лишился отца. Холкрофт совсем потерял контроль над собой. - Зарубите себе на носу! - крикнул Ноэль. - Я найду фон Тибольтов, и вам меня не остановить. И не воображайте себе, будто это вам удастся. И не думайте, будто вы меня напугали. Нисколько. Это я вас напугал. Тем, что разоблачил вас. Вы носите Железный крест на слишком видном месте! Графф взял себя в руки. - Ну что ж, найди фон Тибольтов. Мы подоспеем вовремя. - Я найду их. И тогда, если с ними что-то случится, я буду знать, чьих это рук дело. Я вас выведу на чистую воду! Вы сидите в своем замке и отдаете команды. Вы до сих пор делаете вид, будто ничего не изменилось. Но ваша песенка спета уже давно - еще до окончания войны, - и такие люди, как фон Тибольт, знали это. Они это поняли, а вы - нет. И никогда не поймете. - Убирайся вон! В кабинет вбежал охранник. Он обхватил Ноэля сзади, рука скользнула ему под правое плечо и зажала грудь. Его сшибли с ног и выволокли из кабинета. Холкрофт, размахнувшись, ударил не глядя атташе-кейсом и почувствовал, что удар пришелся по массивному пухлому туловищу человека, который волок его по коридору. Он сильно ударил невидимого врага локтем в живот, а потом яростно лягнул его пяткой под колено. Результат последовал незамедлительно: охранник взвыл от боли и ослабил свои объятия. Холкрофту только этого и надо было. Он выставил левую руку, схватил врага за рукав и изо всех сил рванул вниз. Сам же сделал нырок влево и правым плечом ткнул в грудь нависшего над ним охранника. Тот стал падать. Ноэль в последний раз нанес удар ему в грудь, от которого нападавший отлетел в старинное кресло у стены. Его массивное тело обрушилось на хрупкое дерево, и кресло развалилось под его тяжестью. Охранник оторопело глядел на Холкрофта, беспомощно моргая, на мгновение потеряв ориентацию в пространстве. Холкрофт оглядел его. Охранник оказался здоровенным малым, но самым устрашающим в нем было его туловище. И он чем-то смахивал на старого Граффа: такая же гора мяса и жира под едва не расползающимся на нем пиджаком. Сквозь раскрытую дверь Холкрофт увидел, как Графф снимает телефонную трубку. Помощник, которого он назвал Вернером, неуверенно шагнул к Ноэлю. - Не надо, - твердо сказал Холкрофт. Он пошел по широкому коридору к центральному входу. В дальнем конце вестибюля под аркой стояли несколько мужчин и женщин. Никто не шевельнулся, никто даже слова ему не сказал. Немецкий образ мышления в действии, подумал Холкрофт не без злорадного удовлетворения. Эти холуи ждут указаний. - Сделай, как я тебе сказал, - говорил Графф в телефонную трубку. Он совершенно успокоился, в его голосе не было даже намека на недавнюю вспышку гнева. Теперь он был начальником, отдающим приказ исполнительному подчиненному. - Подожди, пока он доедет до середины аллеи, только потом начни закрывать ворота. Очень важно, чтобы этот американец решил, будто ему удалось спастись. - Старый немец положил трубку и повернулся к помощнику. - Охранник ранен? - Нет, просто в легком шоке, мой господин. Он уже оправился от побоев. - А Холкрофт зол, - задумчиво произнес Графф. - Он самоуверен, воодушевлен, целеустремлен. Это хорошо. Сейчас он слегка испуган, его испугало непредвиденное - жестокая потасовка. Скажи охраннику, чтобы переждал минут пять и возобновил преследование. Все должно пройти гладко. Скажи, что ему нужно хорошо поработать. - Он получил соответствующие инструкции. Он отличный снайпер. - Хорошо. - Бывший генерал вермахта медленно подошел к окну и, прищурившись, стал смотреть на догорающий закат. - Вежливый, мягкий... и вдруг истерические гневные упреки... Объятие - и нож. Нужно, чтобы все события развивались очень быстро, чтобы ситуация все время менялась, чтобы Холкрофт перестал что-либо понимать. Чтобы он перестал различать, где друг, а где враг, понимая лишь, что ему надо идти напролом. Когда он, наконец, сломается, мы его возьмем. Он будет наш. Глава 9 Ноэль захлопнул за собой массивную дверь и стал спускаться по мраморной лестнице. Он сел в машину, развернулся и поехал по аллее к воротам имения Граффа. Пока машина медленно ехала под уклон, он сделал несколько наблюдений. Во-первых, солнце уже скрылось за горными хребтами, а по земле поползли большие тени. Быстро смеркалось: надо зажечь фары. Во-вторых, он подумал, что реакция Граффа на упоминание имени фон Тибольта могла означать две вещи: фон Тибольты живы, и они представляют опасность. Для кого? И где они? В-третьих... Впрочем, это уже не столько мысль, сколько ощущение. Ощущение после драки, в которую он только что ввязался. Всю жизнь он воспринимал свои физические данные как нечто само собой разумеющееся. Он высок, силен, у него отличная координация движений, оттого, должно быть, он никогда не испытывал нужды демонстрировать свои физические возможности - даже на спор, даже в соревнованиях, будь то партия в теннис или лыжная пробежка. Именно поэтому он избегал драк: они казались ему необязательным занятием. И именно поэтому он только посмеялся над предложением отчима походить вместе с ним в спортклуб и пройти курс занятий самозащиты. Город превращался в джунгли, и сын Холкрофта должен был обучиться искусству защищаться. Впрочем, он все-таки прошел курс обучения, но, как только перестал ходить в клуб, быстро забыл все, чему научился. И если он и впрямь что-то усвоил, то чисто подсознательно. "Нет, я и в самом деле кое-что усвоил", - думал Холкрофт, довольный собой. Он вспомнил оторопелый взгляд охранника. Последняя мысль была совсем смутной и пришла ему в голову, когда он повернул и увидел прямо перед собой ворота имения. Что-то произошло с передними сиденьями. Он еще не пришел в себя после нескольких минут недавней схватки, и его внимание притупилось, но что-то все же привлекло его взгляд, упавший на клетчатую обивку сидений. И вдруг его оглушили ужасные звуки: лай собак. Внезапно в окнах автомобиля справа и слева показались устрашающие морды огромных длинношерстных овчарок. Их черные глаза пылали голодной яростью, пасти оскалены, на губах пена, когти царапали по стеклу, а из глоток вырывался остервенелый рык хищников, добравшихся до добычи, в которую им никак не удается вонзить свои клыки. Их была целая свора - пять, шесть, семь... Одна из собак вскочила на капот и прижала морду с раскрытой пастью к лобовому стеклу. А внизу у подножия холма Холкрофт при свете фар увидел, как двинулись массивные ворота. Ему показалось, что ворота закрываются очень быстро. Стальная арка через несколько секунд должна была намертво сомкнуться с каменными столбами. Он нажал на акселератор, до боли в ладонях вцепился в рулевое колесо и на полной скорости помчался вниз по аллее. Машина пронеслась меж каменных колонн в нескольких дюймах от надвигающейся решетки ворот. Пес свалился с капота вправо, перевернувшись в воздухе и взвыв от боли и ужаса. Свора собак помчалась вверх по холму и скрылась в сумерках. Их исчезновение можно было объяснить лишь тем, что они бросились на неуловимый для человеческого уха свист. Пот градом катил по лицу Холкрофта. Он почти до упора вжал педаль газа. Машина летела по шоссе. Вдали показалась развилка - куда же надо повернуть: направо или налево? Холкрофт не мог вспомнить. Он машинально сунул руку под сиденье, где лежала карта. Так вот что привлекло его взгляд. Карты там не было Ноэль свернул налево и посмотрел под сиденье: может быть, карта упала на пол? Нет, и на полу ее не было. Ее вытащили! Он подъехал к перекрестку. Перекресток был незнакомый - или он просто не мог узнать его в наступившей тьме. Холкрофт свернул направо, чисто интуитивно понимая, что останавливаться нельзя. Он ехал на большой скорости, пристально вглядываясь в дорожные знаки и надеясь найти дорогу на Рио. Но вокруг все погрузилось во тьму. Он проезжал мимо незнакомых мест. Дорога стала резко уходить вправо, и вдруг он увидел прямо перед собой крутой холм. Ноэль не помнил ни этого виража, ни холма. Он заблудился. Вершина холма была совсем плоская. Слева от дороги он заметил смотровую площадку и автостоянку, окруженную стеной в половину человеческого роста. За стеной виднелся обрыв. Вдоль ограды были расставлены туристические телескопы - обычно их окуляры автоматически открываются, если бросить монетку в щель. Холкрофт въехал на стоянку и заглушил мотор. Вокруг не было ни единого автомобиля, но, может быть, скоро кто-то и подъедет. Возможно, если осмотреться вокруг, ему удастся что-нибудь выяснить относительно своего местонахождения. Он вышел из машины и подошел к стенке. Где-то далеко Ноэль увидел городские огоньки. Но между этим холмом и городом расстилалась непроглядная тьма... Впрочем, не совсем уж непроглядная. Внизу он заметил змеящуюся полоску огоньков. Шоссе? Ноэль оказался рядом с телескопом. Он сунул монетку в щель и прильнул к окуляру, направив телескоп на вереницу огней, которую он принял за шоссе. Так и есть. Огни находились на значительном расстоянии друг от друга. Это были фонари. Они манили, но путь к ним преграждал непроходимый бразильский лес. Эх, если бы он только мог добраться до этой дороги... Он попытался перевести телескоп правее, но труба больше не поддавалась. Черт возьми! Где же начинается эта дорога? Она же должна где-то... Позади себя он услышал урчание взбирающегося по склону холма автомобиля. Слава Тебе, Господи! Ему надо во что бы то ни стало остановить эту машину! Он побежал через бетонную площадку к асфальтовой дороге. Он добежал до дороги и - похолодел. Из-за пригорка показался белый "мерседес". Тот самый, который стоял, сверкая в лучах заходящего солнца, на другом холме. Лимузин Граффа. "Мерседес" резко затормозил, взвизгнули шины. Дверь открылась, и из машины показался человек. Его легко было узнать при свете фар: охранник Граффа. Охранник полез за пояс. Холкрофт замер. Охранник достал пистолет и стал целиться в него. Просто непостижимо! Этого не может быть! Прогремел первый выстрел: он прорезал тишину, точно грохот внезапного землетрясения. За первым выстрелом прозвучал второй. В нескольких шагах от Ноэля взметнулся фонтанчик гравия. Он все еще не верил своим глазам и ушам, но инстинкт вывел его из оцепенения и приказал ему бежать, спасаться. Сейчас он погибнет! Его собирались убить на безлюдной туристической смотровой площадке над Рио-де-Жанейро. Да это же просто безумие! Ноги не слушались его. Он с трудом заставил себя бежать к машине. Ноги болели - очень странное ощущение. Ночь потрясли еще два выстрела, перед Ноэлем снова взметнулись фонтанчики каменного праха. Холкрофт добежал до машины, упал на землю около раскрытой двери и потянулся к дверной ручке. Еще выстрел - на этот раз просто оглушительный. И тотчас вслед за звуком выстрела раздался странный хлопок, за которым последовал громкий звон разбитого стекла. Выстрелом выбило лобовое стекло у его машины. Делать нечего. Холкрофт распахнул дверь и забрался в автомобиль. В совершеннейшей панике повернул ключ зажигания. Взревел мотор, он ударил ногой по акселератору. И дернул переключатель скоростей. Машина рванулась с места в темноту. Он крутанул баранку, автомобиль резко повернул, едва не врезавшись в бетонную стенку. Инстинкт приказал Ноэлю включить фары. При свете фар он увидел идущую под уклон дорогу и помчался по ней. Дорога петляла. Его резко бросало на виражах из стороны в сторону, он с трудом удерживал руль, автомобиль шел юзом, шины визжали, сжимающие руль руки онемели от боли. Потом ладони вспотели, и руль стал выскальзывать из рук. В любую секунду он мог вылететь в кювет и перевернуться, в любую секунду он мог погибнуть в бензиновом пламени. Он не помнил, как долго длился этот головокружительный спуск, как ему удалось найти шоссе, освещенное огнями, но он все же нашел его. Он вдруг увидел широкое полотно шоссе, которое бежало на запад и, главное, - на восток. Шоссе вело к городу! Он ехал мимо дремучих лесов. По обе стороны асфальтовой ленты шоссе стеной вздымались высоченные деревья, похожие на стены глубокого каньона. Навстречу ему промчались две машины. При виде их Ноэль едва не закричал от радости. Он уже ехал по городским предместьям. Расстояние между отдельными фонарными столбами теперь уменьшилось, и вдруг он увидел множество автомобилей, мчащихся в обоих направлениях. Он и не предполагал, что можно быть таким счастливым в потоке городского транспорта. Он подъехал к светофору. Горел красный. Холкрофт оп