услышат
наверняка. Теннисон вскочил на ноги, размотал винтовочный ремень и вытащил
из кармана сложенный вчетверо листок. Присев на корточки у трупа, он разжал
безжизненный, окровавленный рот и запихнул листочек бумаги как можно глубже
в глотку.
Намотав винтовочный ремень на руку мертвеца, он подтащил труп к окну,
достал платок, начисто вытер винтовку, надорвал перчатку так, чтобы стала
видна татуированная роза, и приладил окоченевшие пальцы Тинаму-второго к
спусковому крючку.
Пора.
Теннисон достал рацию и выглянул в окно.
- Я засек его! Он будет действовать, как в Мадриде! Точно! Как в
Мадриде!
- Мадрид? Теннисон, где...
- Сектор тринадцатый, сэр. Восточное крыло.
- Тринадцатый? Точнее! Мадрид?..
Теннисон оттолкнулся от подоконника и отпрянул в глубь комнаты.
Остаются считанные секунды - ровно столько, сколько понадобится агентам,
чтобы доложить Пэйтон-Джонсу координаты Теннисона.
Иоганн фон Тибольт положил рацию на пол и опустился на колени рядом с
трупом. Затем приподнял мертвеца и высунул в открытое окно безжизненную
руку, сжимающую ружье. Эфир заполонили возбужденные голоса:
- Тринадцатый сектор, восточное крыло. Налево, за аркой.
- Всем агентам сосредоточиться в тринадцатом секторе. Восточное крыло.
Общий сбор.
- Есть сбор, сэр! Сектор...
- Мадрид?.. Правительственное здание! Он в правительственном здании?
Пора.
Теннисон четырежды нажал на мертвый палец, без разбора паля по толпе.
Раздались крики, визг, кто-то упал...
- Прочь из тринадцатого сектора! Всем лимузинам срочно уезжать!
Готовность номер один! Уезжайте!
Зарычали мощные двигатели, кортеж рванулся вперед. Сент-Джеймский парк
наполнился воем сирен.
Теннисон отпустил мертвеца, и труп кулем повалился на пол. Отбежав к
порогу, Иоганн разрядил в мертвеца весь магазин. Пули одна за другой
вонзались в мертвую плоть, труп жутко дергался при каждом выстреле.
По рации уже ничего невозможно было разобрать. В коридоре послышался
топот бегущих агентов.
Иоганн фон Тибольт сполз по стене на пол. Лицо его было совершенно
изможденным. Представление закончилось. Тинаму попался.
Его поймал Тинаму.
Глава 33
Последняя встреча Теннисона и Пэйтон-Джонса состоялась через двадцать
семь с половиной часов после смерти неизвестного мужчины, которого
предположительно идентифицировали как Тинаму.
Вскоре после гибели Тинаму весть об инциденте, оперативно освещенном
газетой "Гардиан" и официально подтвержденном правительством Великобритании,
взбудоражила весь мир. Британская разведка, которая отказалась
комментировать событие, ограничившись благодарностью неназванным помощникам,
восстановила былой авторитет лучшей секретной службы мира, изрядно
пошатнувшийся в результате неудачных операций и провалов, преследовавших ее
на протяжении последних лет.
Пэйтон-Джонс достал из кармана два конверта и вручил их Теннисону:
- Конечно, это никак не может компенсировать услугу, оказанную вами
Великобритании. Британское правительство перед вами в неоплатном долгу.
- Я не искал награды, - ответил Теннисон, принимая конверты. - Я
полагаю, что это - письмо от МИ-5, а во втором конверте - имена членов
"Нахрихтендинст"?
- Так точно.
- И мое имя будет изъято из списка участников операции?
- Ваше имя и не упоминалось. Вы проходили у нас под кличкой Умелый.
Письмо, которое я вам вручил, уведомляет о том, что ваше досье безупречно.
Копия хранится в деле.
- А как же быть с теми, кто слышал мое имя по рации?
- В случае, если они об этом проговорятся, им будет предъявлено
обвинение в разглашении секретных сведений. Впрочем, это не столь важно. Они
слышали только фамилию Теннисон. В британской разведке может оказаться
десяток Теннисонов, каждый из которых в случае надобности будет предъявлен,
как говорится, в натуральную величину.
- Что же, в таком случае наше дело завершено?
- Полагаю, так оно и есть, - кивнул Пэйтон-Джонс. - Что вы намерены
теперь делать?
- Я? Свою работу, естественно. Я ведь журналист. Правда" быть может,
возьму небольшой отпуск. Надо приглядеть за имуществом моей покойной сестры,
привести в порядок ее дела. И потом, мне нужно отдохнуть пару дней. Съезжу,
наверное, в Швейцарию. Обожаю горные лыжи.
- Самый сезон.
- Да. - Теннисон помолчал. - Надеюсь, в слежке за мной уже не будет
необходимости.
- Конечно нет. Только если вы сами попросите.
- Я попрошу?
- В целях безопасности. - Пэйтон-Джонс протянул Теннисону фотокопию
какой-то записки. - Тинаму оставался профессионалом до конца: желая
избавиться от этой бумажки, он пытался проглотить ее. Вы оказались правы. Он
из "Нахрихтендинст".
Теннисон взглянул на записку. Слова, хоть и расплылись, читались вполне
ясно: "НАХРИХТ. 1360,78 к. Аи 23°. 22°.".
- Что это значит? - спросил он.
- На самом деле все предельно ясно, - ответил Пэйтон-Джонс. - НАХРИХТ,
естественно, сокращение от "Нахрихтендинст". Следующая цифра - 1360,78
килограммов. "Аи" - химический символ золота. 23°.22°. - скорее всего,
географические координаты Йоханнесбурга. Тинаму должны были заплатить за
операцию почти полутора тоннами золота. Это равнозначно сумме в три миллиона
шестьсот тысяч фунтов стерлингов, или семи миллионам американских долларов.
- Становится страшно, когда подумаешь, что "Нахрихтендинст" обладает
такими суммами.
- Гораздо страшнее думать, на какие цели могли пойти эти деньги.
- Вы не собираетесь предать все это гласности? Опубликовать, например,
записку?
- Нет, не собираемся. Однако мы понимаем, что не имеем права запрещать
вам - именно вам - публиковать эту информацию. В своей статье, напечатанной
в "Гардиан", вы намекали на то, что ответственной за покушение является
некая группа неизвестных лиц.
- Я всего лишь высказал предположение, - поправил Теннисон. - Хотя
непосредственным исполнителем был конечно же Тинаму. Но он всего лишь
наемный убийца, а не мститель. Удалось вам опознать труп?
- Пока нет. Единственным документом, который был при нем, оказалось, к
сожалению, блестяще подделанное удостоверение сотрудника МИ-5. Отпечатки
пальцев в картотеке отсутствуют. Не только в нашей, во всех: от Вашингтона
до Москвы. Одежда его пришла в полную негодность. Мы сомневаемся, что она
сшита в Англии. Метки из прачечной на нижнем белье отсутствуют, а за плащ,
который, как нам удалось выяснить, он покупал в магазине на Олд-Бонд-стрит,
Тинаму расплатился наличными.
- Но он же постоянно разъезжал по всему миру. У него должны быть
какие-то документы.
- Мы не знаем, где их искать. Нам неизвестна даже его национальность.
Наши лаборатории работали целые сутки, чтобы хоть что-то выяснить: проверяли
зубы, кожу, метки на теле, пытаясь найти хоть какую-то зацепку для
компьютерной проверки. Пока безрезультатно.
- Тогда, может быть, он не Тинаму? Единственная примета - татуировка,
да еще калибр винтовки совпадает. Разве этого достаточно?
- Теперь уже - да. Можете упомянуть об этом в завтрашней статье. Две из
обнаруженных в засадах винтовок и ружье, которыми он воспользовался,
идентичны трем винтовкам, применявшимся в предыдущих покушениях.
Теннисон кивнул:
- Это утешает, не правда ли?
- Конечно. - Пэйтон-Джонс ткнул пальцем в фотокопию записки. - Каков
ваш ответ?
- Насчет чего? Вы имеете в виду записку?
- Насчет "Нахрихтендинст". Вы нас вывели на этот след, и след оказался
верным. Может получиться великолепная статья. Раскопали материал именно вы,
так что у вас есть все права рассказать об этой истории в газете.
- Но вы этого не хотите.
- Мы не .можем препятствовать вам.
- С другой стороны, - ответил Теннисон, - у вас есть все права включить
мое имя в список участников операции, а этого не хочу уже я.
Пэйтон-Джонс, замявшись, прочистил горло.
- Ну, видите ли... Я дал вам слово, мистер Теннисон. Хотелось бы
думать, что этого достаточно.
- Я вам верю. Но я также уверен в том, что ваши слова могут в случае
необходимости приобрести несколько иное звучание. Не вы, так кто-нибудь
другой предаст мое имя гласности.
- Это невозможно. Вы работали только со мной. Мы ведь сами об этом
договорились.
- Значит, Умелый превращается в анонима, лишенного индивидуальных черт.
- Именно. В той сфере, в которой приходится мне вращаться, это вполне
приемлемо. Я всю жизнь в секретной службе. И если я даю слово, то можете
быть в нем уверены.
- Понятно. - Теннисон встал. - Почему вы не хотите вытаскивать
"Нахрихтендинст" на свет Божий?
- Мне нужно время. Месяц-другой. Чтобы подобраться к ним поближе. А
газетная публикация может спугнуть зверя.
- А вы уверены, что сможете до них добраться? - Теннисон показал на
один из конвертов, лежащих на столе. - Эти имена могут помочь?
- Я не уверен. Мы только начинаем операцию. В списке всего восемь
человек. Мы даже не знаем, живы ли они. Не было времени, чтобы проверить.
- Кто-то из них точно живой. Кто-то очень богатый и могущественный.
- Ясное дело.
- То есть стремление поймать Тинаму сменилось одержимостью разгромить
"Нахрихтендинст"?
- По-моему, переход вполне логичный, - кивнул Пэйтон-Джонс. - Кроме
того, помимо чисто профессиональных стимулов, мною движет причина еще и
личного характера. Я уверен, что именно "Нахрихтендинст" убила моего
ученика.
- Кого?
- Моего помощника. Более исполнительного сотрудника я в секретной
службе не встречал. Его труп мы обнаружили в маленькой французской деревушке
Монтро в шестидесяти милях к югу от Парижа. Я отправил его во Францию
следить за Холкрофтом, но он обнаружил, что этот след - тупиковый.
- У вас есть какие-либо предположения? Что там, по-вашему, произошло?
- Я знаю, что произошло. Не забывайте, что он следил за Тинаму. Когда
Холкрофт доказал, что он тот человек, за которого себя выдает, - то есть
простой американец, разыскивающий Теннисона по поводу небольшого
наследства...
- Очень небольшого, - уточнил Теннисон.
- ...уяснив это, мой юный помощник ушел в подполье. Он был
профессионалом высшего класса. Ему удалось продвинуться в своих поисках.
Более того, он установил некую связь. Он обязан был это сделать. Тинаму,
"Нахрихтендинст"... Париж. Все совпадало.
- Что совпадало?
- Вы найдете это имя в конверте. Этот человек живет под Парижем, но мы
не знаем, где именно. В свое время он входил в генералитет фашистской
Германии:
Клаус Фалькенгейм. Однако мы полагаем, что он гораздо более важная
шишка, чем просто генерал. По нашему мнению, он - один из основателей
"Нахрихтендинст". Его кличка - Полковник.
Теннисон вытянулся в струнку возле своего кресла.
- Даю вам слово, - сказал он. - Я ничего не буду публиковать.
Холкрофт сидел на диване, склонившись над газетой. Заголовок,
тянувшийся через всю полосу, говорил сам за себя: "УБИЙЦА СХВАЧЕН И УБИТ В
ЛОНДОНЕ".
Практически каждый материал на странице так или иначе был связан с
драматическими событиями в Лондоне. Одни из статей относили читателей на
пятнадцать лет назад, связывая имя Тинаму с убийствами обоих Кеннеди и
Мартина Лютера Кинга - предполагали, что Тинаму был сообщником Освальда и
Руби; другие заметки пестрели гипотезами касательно недавних убийств в
Мадриде, Бейруте, Париже, Лиссабоне, Праге и даже Москве.
Незнакомец с татуированной розой превратился в легенду. Татуировочные
ателье по всему миру осаждались толпами страждущих.
- Боже мой, он-таки убил его, - сказал Ноэль.
- Но его имя нигде не упоминается, - откликнулась Хелден. - Чтобы
Иоганн упустил такой исключительный шанс повысить свою репутацию... На него
это не похоже.
- Ты сама говорила, что он изменился, что Женева произвела на него
огромное впечатление... Думаю, ты права. Когда я говорил с твоим братом, мне
показалось, что он не в ладах с самим собой. Я сказал ему, что банку в
Женеве совершенно ни к чему осложнения, и совет директоров наверняка будет
наводить справки о нас, чтобы застраховаться от возможных компрометирующих
обстоятельств. А человек, подобный твоему брату, - что он только ни натворил
и с кем он только ни общался, гоняясь за Тинаму, - мог напугать банкиров до
смерти.
- Но вы с братом говорили мне, - напомнила Хелден, - что есть некая
сила, гораздо более могущественная, чем "Возмездие", "Одесса" и даже
"Вольфшанце", которая попытается остановить вас. Как, по-твоему, женевские
банкиры отреагируют на это?
- Мы скажем им только то, что посчитаем нужным, - сказал Холкрофт. - А
может, и ничего не скажем, если нам удастся установить нашего противника.
- Вы это сможете сделать?
- Может быть. Иоганн полагает, что нам это под силу, и, видит Бог, он в
этих делах разбирается гораздо лучше меня. Мы действовали методом
исключения. Сначала полагали, что с нами соперничает одна группа, потом нам
казалось - врагов надо искать в другом месте... В конце концов, мы выяснили,
что ни те, ни другие ни при чем.
- Ты имеешь в виду "Возмездие" и "Одессу"?
- Да. Они исключаются. Теперь мы ищем кого-то еще. Все, что нам нужно,
- это раздобыть название.
- И что вы станете делать, раздобыв его?
- Не знаю, - признался Холкрофт. - Надеюсь на твоего брата.
Единственное, в чем я уверен, - это то, что действовать придется очень
быстро. Майлз доберется до меня через несколько дней. Он собирается публично
связать мое имя с убийствами в аэропорту Кеннеди и отеле "Плаза". Майлз
потребует моей выдачи, и меня ему выдадут. И тогда Женеве конец. Да и мне
тоже.
- Если только они отыщут тебя, - уточнила Хелден. - Мы можем...
Ноэль удивленно взглянул на нее.
- Нет, - отрезал он. - Я не хочу менять одежду трижды в день, ходить в
бесшумных резиновых башмаках и носить при себе пистолет с глушителем. Я хочу
жить своей жизнью, а не вашей.
- У тебя может не оказаться выбора. Вдруг раздался телефонный звонок,
напугавший их обоих. Холкрофт снял трубку.
- Добрый день, мистер Фреска. - Это был Теннисон.
- Вы можете говорить? - спросил Ноэль.
- Да. С моим телефоном все в порядке, и не думаю, что на коммутаторе
"Георга V" проявят особый интерес к обычному звонку из Лондона. Тем не
менее, будем осторожны.
- Понял вас. Поздравляю. Вы сделали то, что обещали.
- Мне потребовалась большая помощь.
- Вы работали с британцами?
- Да. Вы оказались правы. Давно надо было это сделать. Прекрасные люди.
- Рад это слышать. Приятно осознавать, что мы теперь друзья.
- Уже больше чем друзья. Мне удалось установить нашего противника.
- Что?!
- Имена у нас в кармане. Мы можем выступать в поход. Мы должны это
сделать. Пора положить конец убийствам.
- Каким образом?
- Объясню при встрече. Ваш приятель Кесслер был недалек от истины.
- Заноза в теле "Одессы"?
- Поосторожнее, - прервал его Теннисон. - Лучше скажем так: группа
усталых стариков, у которых слишком много денег и которые одержимы
вендеттой, начало коей было положено в конце войны.
- Что мы будем делать?
- От нас потребуется самая малость. Об остальном позаботятся англичане.
- Им известно о Женеве?
- Нет. Они просто возвращают долги.
- Не слишком ли дорого мы оцениваем наши услуги?
- Не дороже, чем они того заслуживают, - ответил Теннисон. - Если можно
так выразиться.
- Можно. Эти... старики... Они ответственны за все? И за Нью-Йорк?
-Да.
- Значит, я чист.
- Скоро будете.
- Слава Богу! - Ноэль взглянул на Хелден и улыбнулся. - Какие будут
указания?
- Сегодня среда. В пятницу вечером будьте в Женеве. Там и встретимся. Я
вылечу из Хитроу и прибуду в Женеву около полуночи. Свяжитесь с Кесслером и
попросите его присоединиться к нам.
- А почему бы нам не встретиться сегодня? Или завтра?
- Мне надо успеть кое-что сделать. Это будет весьма полезно для нас.
Пусть это будет пятница. У вас есть отель в Женеве?
- Да. Отель "Д'Аккор". Мама попросила меня остановиться именно в этой
гостинице. Она тоже прилетает в Женеву.
На другом конце провода повисла пауза.
- Что вы сказали? - спросил, наконец, Теннисон шепотом.
- Моя мать собирается в Женеву.
- Поговорим об этом позже, - произнес брат Хелден еле слышно. - Мне
пора идти.
Теннисон положил трубку. Он сидел в своей квартире в Кенсингтоне и с
отвращением смотрел на телефон, сообщивший ему столь неожиданную весть.
Новость, надо сказать, была поопаснее вторжения "Нахрихтендинст".
Что за безумие подвигло Альтину Клаузен на поездку в Женеву? Это никоим
образом не входило в план действий - во всяком случае, так это понимала
Альтина Клаузен. Или старушка думает, что ее поездка в Швейцарию не вызовет
подозрений? Особенно сейчас. Или, быть может, с годами Альтина перестала
быть осторожной? В таком случае ей не останется времени на то, чтобы
раскаяться в своем неблагоразумном поступке, - уж об этом Теннисон
позаботится. Возможно опять-таки, что она на старости лет изменила своим
взглядам. В таком случае придется напомнить старухе перед смертью о тех
преимуществах, которыми она пользовалась всю жизнь, понося своих соратников.
Будь что будет. У Теннисона тоже есть свои приоритеты; пускай старушка
входит в долю. Завет "Вольфшанце" близок к воплощению. Теперь главное -
рассчитать все по времени.
Сначала - списки. Их два, и они - ключи к "Вольфшанце". В первом -
одиннадцать страниц: имена примерно тысячи шестисот влиятельных мужчин и
женщин в разных странах. Это элитная часть "детей Солнца"; лидеры, которые
ждут сигнала из Женевы, ждут миллионов, чтобы покупать на них выборы,
формировать политику своих стран, становиться влиятельнейшими людьми. Этот
список был главным, и в нем угадывались очертания четвертого рейха.
Но рейх должен развиваться не только вширь, но и вглубь. Лидеры
нуждаются в последователях. Они-то и составляли второй список,
представлявший собой сотни микропленок. Основной список. Все без исключения
сподвижники "Вольфшанце", рассеянные по миру. Тысячи тысяч людей, потомки
детей Третьего рейха, которых вывозили из Германии на кораблях, самолетах и
подводных лодках.
Операция называлась "Дети Солнца".
Списки, имена. В единственном экземпляре, без права копирования,
охраняемые подобно чаше Святого Грааля. Годами они хранились у Мориса
Граффа, а потом были подарены Иоганну фон Тибольту на двадцать пятый день
рождения. Церемония передачи списков знаменовала собой передачу власти.
Новый лидер превзошел все ожидания.
Джон Теннисон перевез списки в Англию и, понимая, сколь важно
понадежнее укрыть списки от посторонних глаз, поместил их не в банковские
сейфы Лондона, которые не застрахованы от ревизий, а в укромное местечко в
небольшом горняцком городке на юге Уэльса. Хранителем списка стал один из
"детей Солнца", готовый пожертвовать жизнью ради драгоценных документов.
Звали его Ян Льюэллен. Он был братом Моргана, помощника Бомонта на
корабле "Арго".
И вот наступило время, когда валлиец должен прибыть вместе со списками
к Теннисону. Доставив ценный груз, славный "сын Солнца" сможет совершить то
жертвоприношение, о котором столь страстно мечтал неделю назад по дороге из
Хитроу. Убийство Льюэллена не подлежит обсуждению - никто не должен знать об
этих списках и именах. Когда валлиец принесет себя в жертву, на земле
останутся лишь два человека, имеющие ключи к "Вольфшанце": тихий профессор
истории из Берлина и еще один человек, перед которым благоговеет британская
разведка. Оба - вне всяких подозрении.
Следующее по значимости дело - "Нахрихтендинст".
Теннисон взглянул на лист бумаги рядом с телефоном. Он лежал здесь уже
несколько часов. Еще один список, подаренный Теннисону Пэйтон-Джонсом.
"Нахрихтендинст".
Восемь имен, восемь человек. То, что британцам не удалось узнать за два
дня, он раздобыл менее чем за два часа. Пятеро из этого списка уже мертвы.
Из троих оставшихся в живых стариков один умирал в приюте неподалеку от
Штутгарта. Полны жизненных сил лишь двое: предатель Клаус Фалькенгейм по
кличке Полковник и восьмидесятитрехлетний отставной дипломат Вернер Герхард,
мирно доживающий свой век в швейцарской деревушке близ озера Невшатель.
Но летали трансатлантическими рейсами, мимоходом подмешивая стрихнин в
виски, конечно же не старики. И не они избили до полусмерти Холкрофта из-за
фотографии; не они пристрелили человека во французской деревне; не старики
нападали на Холкрофта в темном берлинском переулке.
Значит, "Нахрихтендинст" располагает юными, хорошо обученными
фанатиками идеи. Преданными делу до мозга костей... как воспитанники
"Вольфшанце".
"Нахрихтендинст"! Фалькенгейм, Герхард. Как давно они знают о
"Вольфшанце"?
Завтра он выяснит все. Утром вылетит в Париж и позвонит Фалькенгейму -
проклятому Полковнику. Совершенному актеру и совершенному дерьму. Предателю
рейха.
Завтра он позвонит Фалькенгейму и сломает старика. А потом прикончит
его.
На улице просигналил автомобиль. Теннисон подошел к окну, взглянув на
ходу на часы. Ровно восемь. Под окном стояла машина Льюэллена, а в той
машине - стальной кейс со списками.
Теннисон достал из ящика стола револьвер и сунул его в кобуру под
мышкой.
Как ему хотелось, чтобы предстоящие сегодня вечером события были уже
позади! Теннисону не терпелось вступить в схватку с Клаусом Фалькенгеймом.
Холкрофт молча сидел на кушетке в полутьме освещенной лунным светом
комнаты. Было четыре часа утра. Ноэль курил. Проснувшись пятнадцать минут
назад, он так и не смог уснуть, переполненный думами о девушке, которая
спала рядом.
Хелден. С этой женщиной Холкрофт хотел провести остаток своей жизни, а
она даже не удосужилась сказать, где и с кем живет. Все, хватит ветрености -
ему теперь не до игр.
- Ноэль? - раздался из темноты голос Хелден.
- Что?
- Что с тобой, дорогой?
- Ничего. Так, думаю.
- Я тоже.
- А мне казалось, ты спишь.
- Я почувствовала, как ты встал с постели. О чем ты думаешь?
- Много о чем, - ответил Холкрофт. - О Женеве в основном. Скоро все
закончится. И нам с тобой можно будет прекратить вечный бег.
- Я тоже об этом думала. - Хелден улыбнулась. - Хочу открыть тебе
маленькую тайну.
- Тайну?
- Не такая уж это важная тайна, но я хотела бы видеть твое лицо, когда
ты услышишь то, что я скажу. Иди сюда. - Она протянула к нему руки, и
Холкрофт, сплетя свои пальцы с пальцами Хелден, сел, обнаженный, рядом.
- Что за тайна? - спросил он.
- Я хочу открыть тебе имя твоего соперника. Имя человека, с которым я
живу. Ты готов?
- Готов.
- Это Полковник. Я люблю его.
- Старик?! - К Холкрофту вернулось дыхание.
- Да. Ты взбешен?
- Не то слово. Я вызову его на дуэль, - сказал Ноэль, заключая Хелден в
свои объятия. Она рассмеялась и поцеловала его:
- Мне нужно увидеться со стариком сегодня.
- Я поеду с тобой. Твой брат благословил меня. Быть может, и Полковник
даст мне свое благословение?
- Нет-нет, я должна ехать одна. Это займет всего час с небольшим.
- Два часа. Не больше.
- Два часа. Я встану перед его инвалидной коляской и скажу: "Полковник,
я ухожу от вас к другому". Как ты думаешь, он будет раздавлен?
- Я убью его, - шепотом произнес Ноэль и нежно уложил ее на постель.
Глава 34
Теннисон прошел на автостоянку аэропорта Орли и там увидел серый
"рено". Машиной управлял второй по значению человек в Сюрте. Он родился в
Дюссельдорфе, но стал французом, поскольку был вывезен из Германии на
самолете, поднявшемся в воздух с отдаленного аэродрома к северу от Эссена.
Тогда, 10 марта 1945 года, ему исполнилось шесть лет, и его память ничего не
сохранила об отчизне. Но он дал клятву остаться "сыном Солнца".
Теннисон подошел к машине, открыл дверь и залез внутрь.
- Bonjour, monsieur, - поприветствовал он.
- Bonjour, - ответил француз. - Вы выглядите усталым.
- Была тяжелая ночь. Вы привезли все, что я просил? У меня очень мало
времени.
- Все. - Сотрудник Сюрте протянул руку к бумагам под приборной доской и
передал их белокурому мужчине. - Полагаю, вы найдете здесь все, что нужно.
- Изложите кратко содержание. Я прочитаю бумаги позже. Но знать, чем мы
располагаем, хочу сейчас.
- Отлично. - Француз положил папку на колени. - Сначала самое главное.
Человек по имени Вернер Герхард из Невшателя, по-видимому, не является
действующим членом "Нахрихтендинст".
- Почему нет? Фон Папен имел врагов в дипкорпусе. Почему бы этому
Герхарду не быть одним из них?
- Возможно, так и было. Но я исхожу из настоящего: он больше не враг.
Он не только дряхлый старик, но и слабоумный. И уже многие годы. Он -
предмет насмешек в деревне, где сейчас проживает. Человек, который
разговаривает сам с собой, поет песни и кормит голубей на площади.
- Дряхлость можно симулировать, - ответил Теннисон. - Старость не
патология.
- Есть доказательства. Он пациент местной клиники, в которой имеется
подробная медицинская карта. У него психика ребенка, он почти не в состоянии
позаботиться о себе.
Теннисон кивнул, улыбнувшись:
- Слишком хорошо для Вернера Герхарда. Коль скоро мы заговорили о
больных" каково положение предателя в Штутгарте?
- Рак мозга, последняя стадия. Он не продержится и неделю.
- Таким образом, в "Нахрихтендинст" остался один действующий лидер, -
сказал Теннисон. - Клаус Фалькенгейм.
- Похоже на то. Между прочим, он может передать власть более молодому.
В его распоряжении есть солдаты.
- Только в распоряжении? Из числа людей, которых он защищает? Из "детей
проклятых"?
- Вряд ли. У них имеется несколько идеалистов, но необходимой
сплоченности в рядах нет. Фалькенгейм симпатизирует им, но свои интересы не
смешивает с "Нахрихтендинст".
- Где же "Нахрихтендинст" вербует себе солдат?
- Это евреи.
- Евреи! Француз кивнул.
- Насколько нам стало известно, их вербуют периодически - в случае
нужды. Ни организации, ни структурных групп не существует. Помимо того что
они евреи, у них есть еще одно общее: место жительства.
- Где?
- Киббуц Хар-Шхаалаф. В пустыне Негев.
- Хар-Шхаалаф?.. Боже мой, до чего же замечательно, - протянул
Теннисон, испытывая профессиональную зависть. - Хар-Шхаалаф. Киббуц в
Израиле - резиденция, попасть в которую могут лишь дети, чьи родители были
уничтожены в лагерях.
- Верно, - сказал француз. - В киббуце более двухсот мужчин, годных для
призыва.
Теннисон выглянул в окно. "Убей меня - на мое место встанет другой.
Убьешь того - его заменит третий".
- Задействована невидимая армия, способная на коллективное
самоубийство. Ее цели понятны. И все же это не армия, а несколько случайных
патрулей. - Теннисон повернулся к собеседнику: - Вы уверены в своей
информации?
- Да. Это стало ясно после убийства двух неизвестных мужчин в Монтро.
Наши лаборатории провели тщательное исследование одежды, остатков пыли в
обуви и порах кожи, сплавов, используемых стоматологами, и особенно следов
хирургических операций. Оба были ранены. У одного в плече обнаружили осколки
снаряда. Война Йом Киппур. Собрав улики, мы сосредоточили внимание на
юго-западе пустыни Негев и обнаружили киббуц. Остальное было просто.
- Вы послали человека в Хар-Шхаалаф? Француз кивнул:
- Одного из наших. Его доклад здесь. В Хар-Шхаалаф не говорят в
открытую, но что там происходит, ясно. От кого-то приходит приказ, после
чего формируется группа из нескольких человек. Она получает задание.
- Группа потенциальных убийц, поклявшаяся уничтожать все, что связано
со свастикой.
- Точно. Мы установили также, что Фалькенгейм побывал в Израиле три
месяца назад, и это лишь подтверждает собранную нами информацию. Его имя
было занесено в компьютеры, где мы его и раздобыли.
- Три месяца назад... Именно тогда Манфреди впервые вышел на Холкрофта,
чтобы договориться о встрече в Женеве. Следовательно, Фалькенгейм не только
знал о "Вольфшанце", а уже имел план. За три месяца до этого он мобилизовал
и подготовил свою армию. Наступило время для нашей с ним встречи, встречи
двух сынов рейха. Одного - подлинного, другого подставного.
- На чей счет я должен отнести его смерть?
- Разумеется, на счет "Одессы". И подготовьте удар по Хар-Шхаалаф. Я
хочу уничтожить всех лидеров. Сделайте это осторожно. Вину возложите на
террористов "Возмездия". Поехали.
Спустя некоторое время белокурый человек спускался по извилистой
проселочной дороге. Но это был уже не Джон Теннисон. Он шел под своим
настоящим именем - Иоганн фон Тибольт, сын Вильгельма, руководитель нового
рейха.
Показался коттедж. Смерть предателя приближалась. Фон Тибольт обернулся
назад. Человек из Сюрте, стоявший на холме, махнул рукой. Он останется там,
блокируй дорогу до тех пор, пока не будет сделана работа. Фон Тибольт
подошел поближе: до дорожки, выложенной камнем и ведущей к небольшому
домику, осталось десять ярдов.
Он остановился под деревом, вытащил из кобуры пистолет и положил его в
карман плаща. Пригнувшись, направился по переросшей траве к двери, миновал
ее и выпрямился; его лицо находилось на уровне фронтального окна.
Хотя уже рассвело и светило солнце, в темной комнате горела настольная
лампа. За ней спиной к окну в кресле-коляске сидел Клаус Фалькенгейм.
Фон Тибольт молча вернулся к двери, подумал, не сломать ли ее, как это
несомненно сделал бы убийца из "Одессы". Решил не шуметь. Полковник хоть
старый и дряхлый, но не глупый. На себе или в коляске он прятал оружие. И
оно будет задействовано, как только раздастся треск взламываемой двери.
Иоганн улыбнулся. В этой маленькой игре не должно быть изъянов. Один
прекрасный актер на сцене против другого. Кто сорвет самые горячие
аплодисменты? Ответ очевиден: они достанутся ему, специально приехавшему для
того, чтобы выйти из-за занавеса на зов публики. Достанутся ему, а не Клаусу
Фалькенгейму.
Он тихо постучал в дверь.
- Майн герр, извините меня. Это Иоганн фон Тибольт. Боюсь, что мне не
выехать, машина застряла на холме.
Никакого ответа. Если молчание будет продолжаться более пяти секунд,
подумал фон Тибольт, придется пойти на суровые меры; нельзя допустить
неожиданных телефонных звонков. И тут он услышал старческий голос:
- Фон Тибольт?
- Да. Брат Хелден. Я пришел поговорить с ней. Ее не было на работе, и я
подумал, что она здесь.
- Ее нет. - Старик снова замолчал.
- Мне не хочется вас беспокоить, майн герр, но, если можно, позвольте
воспользоваться телефоном и вызвать такси.
- Телефоном?
Блондин усмехнулся. Он чувствовал замешательство Фалькенгейма.
- Всего на пару секунд. Я действительно должен найти Хелден до полудня.
В два часа выезжаю в Швейцарию.
Снова молчание, но недолгое. Послышался звук отодвигаемого засова,
дверь открылась. Полковник в коляске откатывался назад от двери, одеяло
прикрывало его колени. Еще недавно одеяла не было.
- Благодарю вас, майн герр, - сказал фон Тибольт, протягивая руку. -
Приятно вас видеть снова.
Смутившись, старик поднял свою руку в приветствии. Иоганн молниеносно
схватил пальцами эту костлявую руку, начал выкручивать ее в левую сторону.
Свободной рукой он сбросил одеяло с колен Фалькенгейма. И увидел то, что и
ожидал: "люгер" поперек тощих ног. Взял его и только потом закрыл дверь.
- Хайль Гитлер, генерал Фалькенгейм! - воскликнул он. - Wo ist der
Nachrichtendienst?31
Старик оставался безмолвным. Без страха в глазах он пристально смотрел
на своего захватчика.
- Интересно, когда вы это выяснили. Не думаю, что давно. Хвалю вас, сын
Вильгельма фон Тибольта.
- Да, сын Вильгельма и кое-кто еще.
- Да, конечно. Новый фюрер. Это ваша цель, но она недостижима. Мы
остановим вас. Если вы пришли убить меня, сделайте это. Я готов.
- Почему я должен убивать вас? Такого ценного заложника.
- Сомнительно, что вы получите за меня большой выкуп.
Фон Тибольт подтолкнул кресло-коляску к центру комнаты.
- Полагаю, что это правда, - ответил он, неожиданно останавливая
коляску. - Я допускаю наличие определенных фондов, доступных вам. Фондов,
которых домогаются странствующие по свету дети, о коих вы так печетесь. И
все же пфенниги и франки не имеют для меня значения.
- В этом я уверен. Ну, стреляйте.
- И, - продолжал фон Тибольт, - весьма сомнительно, что умирающий от
рака в Штутгарте человек может предложить много. Вы не хотите подтвердить
это?
Фалькенгейм контролировал себя.
- Это был храбрый человек, - сказал он.
- Я уверен. Вы все храбрые. Удачливые предатели должны обладать хотя бы
показным мужеством. Как Вернер Герхард, например.
- Герхард?.. - На этот раз старому человеку не удалось сдержаться. -
Где вы слышали это имя?
- Вас интересует, как я мог узнать? И возможно, как я все разузнал о
вас?
- Дело не во мне. Риск, на который я шел, очевиден. Я устроил так,
чтобы фон Тибольт находился вблизи меня. Я считал такой риск необходимым.
- Да, красивую Хелден. Но я слышал, что мы все красивые. А это имеет
свои преимущества.
- Она вам чужая, так было всегда.
- Зато не чужая вашему странствующему дерьму, "детям проклятых".
Обычная проститутка. Сейчас блудит с американцем.
- Ваши суждения не интересуют меня. Как вы узнали о Герхарде?
- Почему я должен говорить вам об этом?
- Я собираюсь умереть. Так что, не все ли вам равно?
- Я хочу поторговаться. Как вы узнали о "Вольфшанце"?
- Согласен. Но сначала Герхард.
- Почему бы и нет. Он не представляет ценности. Дряхлый бормочущий
старик.
- Не оскорбляйте его, - неожиданно воскликнул Фалькенгейм. - Ему
пришлось немало вынести... столько боли.
- Ваша забота меня трогает.
- Они сломали его. Четыре месяца пыток. Он тронулся рассудком. Оставьте
его в покое.
- Кто сломал его? Союзники? Англичане?
- "Одесса".
- Хоть один раз они сделали доброе дело.
- Где вы слышали его имя? Как вы его нашли? Фон Тибольт усмехнулся:
- Получили от англичан. У них есть досье на "Нахрихтендинст". Вы
понимаете, что сейчас они очень заинтересованы в "Нахрихтендинст". Их цель
найти вас и уничтожить.
- Уничтожить? Нет причин...
- Представьте, есть. Они знают, что вы наняли Тинаму.
- Тинаму? Это абсурд!
- Не совсем. Это ваша последняя месть, реванш старого усталого
человека. Поверьте мне: доказательства неопровержимы. Они получили их от
меня.
Старик взглянул на Иоганна, выражение его лица внезапно изменилось.
- У вас нет совести.
- Рассказывайте о "Вольфшанце"! - Фон Тибольт повысил голос. - Где?
Как? Я узнаю, если вы лжете. Фалькенгейм откинулся в кресле.
- Сейчас это не имеет значения. Ни для вас, ни для меня. Я умру, но вас
остановят.
- А теперь меня не интересуют ваши суждения. "Вольфшанце"!
Фалькенгейм равнодушно взглянул на него.
- Альтина Клаузен, - сказал он спокойно. - Почти неуязвимая стратегия
Генриха Клаузена. Лицо фон Тибольта застыло в изумлении.
- Жена Клаузена?.. - Он искал подходящие слова. - Вы узнали о ней?
Старик повернулся спиной к Иоганну.
- Это было нетрудно. У нас везде были осведомители. В Нью-Йорке, в
Берлине. Мы знали, кем была миссис Холкрофт, и именно поэтому защищали ее.
Какая ирония - защищать ее. В разгар войны, когда ее американский муж
находился в море, она частным самолетом вылетела в Мексику. Из Мексики тайно
переправилась в Буэнос-Айрес под защиту посольства Германии, а оттуда под
дипломатическим прикрытием - в Лиссабон. В Лиссабон. Почему?
- Ответ вы получили из Берлина? - спросил фон Тибольт.
- Да. От наших людей в министерстве финансов. Мы узнали, что огромная
сумма денег переведена из Германии. Мы не хотели вмешиваться.
Санкционировали все, что помогало сломать нацистскую машину. Мир и разум
могли скоро восторжествовать. Но через пять дней после того как миссис
Холкрофт покинула Нью-Йорк и выехала в Лиссабон через Мексику и
Буэнос-Айрес, Генрих Клаузен, этот финансовый гений, инкогнито вылетел из
Берлина. Сначала он остановился в Женеве, где встретился с банкиром
Манфреди, затем также отбыл в Лиссабон. Мы знали, что он не предатель;
сильнее других он верил в германо-арийское превосходство. Настолько сильно,
что не смог вынести раскола в рядах гитлеровских гангстеров. - Полковник
сделал паузу. - Мы сделали простой подсчет. Клаузен и его бывшая,
по-видимому изменившая ему жена вместе находятся в Лиссабоне. Миллионы
перекачиваются в швейцарские банки... разгром Германии не за горами. Мы
начали поиски более значимых объяснений и нашли их в Женеве.
- Вы читали документы?
- Мы читали все в "Ла Гран банк де Женев". Это нам обошлось в пятьсот
тысяч швейцарских франков.
- Манфреди?
- Естественно. Он знал, кто мы. Он считал, что мы верим в цели,
изложенные в этих бумагах. Мы не мешали ему так думать. "Вольфшанце"! Чья
"Вольфшанце"? Следует искупить вину. - Фалькенгейм с сарказмом произнес эти
слова. - Ничего близкого к истине. Деньги предназначались для возрождения
рейха.
- И что вы сделали потом?
Старый солдат прямо взглянул на фон Тибольта.
- Вернулись в Берлин и казнили вашего отца, Кессле-ра и Генриха
Клаузена. Они никогда бы не покончили с собой. Они искали убежища в Южной
Америке, чтобы следить оттуда за осуществлением своего плана. Мы обменяли
договор на их смерть, о которой Клаузен так трогательно написал своему сыну.
Фон Тибольт сжал "люгер" в руке.
- Значит, вы знали секрет Альтины Клаузен?
- Вы говорите о проститутках. Она вселенская проститутка.
- Удивительно, что вы разрешили ей жить.
- У нас не было выбора. После смерти Клаузена мы пришли к выводу, что
она была ключом к "Вольфшанце". Вашей "Вольфшанце". Мы знали, что она и
Клаузен просчитали каждый шаг на годы вперед. Мы не рассчитывали на ее
искренность. Поэтому установили за ней слежку. Нас интересовало, когда
деньги востребуют из Женевы, на какие цели они будут использованы и кем.
- "Дети Солнца", - сказал фон Тибольт. Глаза старика были пусты.
- Что вы сказали?
- Не важно. Значит, вам надо было дождаться Альтину Клаузен, заставить
ее действовать и проследить за ее активностью.
-Да, но нам ничего не удалось выведать у нее. Никогда. И с годами мы
все более убеждались, что она впитала в себя гениальность мужа. За тридцать
лет она ни разу не изменила делу - ни словом, ни действием. Восхищала ее
абсолютная дисциплина. Первый сигнал мы получили, когда Манфреди установил
контакт с ее сыном. - Фалькенгейм поморщился. - Презрения заслуживает то,
что она согласилась использовать своего собственного сына. Холкрофт ничего
не знает об этом.
Блондин рассмеялся.
- Вы так далеки от реальности. Обновленная "Нахрихтендинст" - это
сборище глупцов.
- Вы так думаете?
- Я знаю. Вы следили за другой лошадью и в другой конюшне!
- Что?
- Тридцать лет ее взгляд прикован к человеку, который абсолютно ничего
не знал. Вселенская проститутка, как вы ее назвали, убеждена в том, что она
и ее сын лояльные участники великого дела. Иначе она никогда и не думала! -
Смех фон Тибольта эхом прокатился по комнате. - А эта поездка в Лиссабон, -
продолжал он, - самый восхитительный трюк Генриха Клаузена. Кающийся грешник
оборотился в борца за святое дело. Это шоу всей его жизни. Было
предусмотрено все. От нее не требовалось даже одобрения. Сын сам должен был
убедиться в справедливости дела своего многострадального отца, а убедившись,
посвятить ему всего себя. - Фон Тибольт прислонился к столу, его рука
по-прежнему сжимала "люгер". - Разве вы не понимаете? Ни один из нас не мог
этого сделать. В этом смысле женевский документ абсолютно правилен.
Богатство, выкраденное Третьим рейхом, сказочно. Нет абсолютно никакой связи
между счетом в Женеве и настоящим сыном Германии.
Фалькенгейм уставился на Иоганна.
- Она никогда не знала?
- Никогда! Она была идеальной куклой. Даже психологически. Тот факт,
что Генрих Клаузен выглядел безгрешным, подтверждал ее веру в собственные
решения. Она вышла замуж за этого человека, а не за нациста.
- Невероятно, - прошептал Полковник.
- Разумеется, - согласился фон Тибольт. - Она скрупулезно выполняла
инструкции. Были предусмотрены все случайности, включая свидетельство о
смерти родившегося в лондонской больнице мальчика. Все следы, ведущие к
Клаузену, были уничтожены. - Белокурый человек снова рассмеялся,
расслабляясь. - Теперь вы понимаете, что вы не соперник "Вольфшанце"?
- Вашей "Вольфшанце", не моей. - Фалькенгейм отвел взгляд в сторону. -
Вы получите благодарность.
Неожиданно фон Тибольт перестал смеяться. Он что-то почувствовал. Это
что-то было в глазах старика, то вспыхивающих, то угасающих на иссохшем
лице.
- Смотри на меня! - крикнул он. - Смотри на меня! ? Фалькенгейм
повернулся:
- В чем дело?
- Я кое-что сказал, только... Кое-что, о чем вы знали. Вы знали.
- О чем вы говорите?
Фон Тибольт схватил старика за горло.
- Я говорил о случайностях, про свидетельство о смерти! В лондонской
больнице! Вы слышали об этом раньше!
- Я не понимаю, что вы имеете в виду. - Дрожащими пальцами Фалькенгейм
обхватил запястье блондина. Иоганн сжал пальцы, и старик захрипел.
- Вы понимаете. Все, что я говорил, шокировало вас. Или вы
прикидывались, и на самом деле это был не шок. Больница. Свидетельство о
смерти. Вы на это никак не реагировали! Значит, слышали об этом раньше!
- Я ничего не слышал, - задыхаясь, произнес Фалькенгейм.
- Не лгите! - Фон Тибольт ударил Полковника в лицо "люгером", разодрав
кожу на щеке. - Ты уже не так хорош, как прежде. Ты слишком стар. Ты
допустил ошибки! Твои мозги атрофировались. Ты замолчал не там, где надо,
господин генерал'.
- Вы маньяк...
- А вы лжец! Несчастный лжец. Предатель. - Он снова ударил Полковника
стволом. Из открытых ран потекла кровь. - Вы лгали о ней!.. Боже мой, вы
знали!
- Ничего... ничего.
- Да! Вы знали все. Именно поэтому она летит в Женеву. Я задавался
вопросом - почему? - Фон Тибольт в гневе снова ударил старика, разорвав ему
губу. - Вы! В своей отчаянной попытке остановить нас вы нашли ее! Вы
угрожали ей, а, угрожая, рассказали то, чего она никогда не знала!
- Вы не правы. Не правы.
- Нет, я прав, - сказал фон Тибольт, внезапно понижая голос. - Других
причин для полета в Женеву у нее нет... Именно так вы намерены остановить
нас. Мать встречается с сыном и упрашивает его вернуться назад. Ее согласие
- ложь.
Фалькенгейм покачал окровавленной головой:
- Нет... Все, что вы говорите, неправда.
- Это все правда, и в ней содержится ответ на последний вопрос. Если вы
так страстно хотите уничтожить Женеву, вам придется пустить по миру слух. О
нацистских сокровищах. Начнется волна протестов от Черного моря до Северной
Эльбы, от Москвы до Парижа. Но вы не сделаете этого. И снова встает вопрос -
почему? - Фон Тибольт склонился над стариком, их разделяло несколько дюймов.
- Вы рассчитываете взять контроль над Женевой, использовать миллионы по
своему усмотрению. "Следует искупить вину". Холкрофт узнает правду и станет
вашим солдатом, яростным и преданным.
- Он все узнает, - прошептал Фалькенгейм. - Он лучше вас. Мы оба в этом
убедились, не так ли? Вы должны чувствовать удовлетворение. В конце концов,
в своем роде он тоже "дитя Солнца".
- "Солнца"... - Фон Тибольт вновь ткнул стволом пистолета в лицо
Полковника. - Вы пропитаны ложью. Я произнес имя, вы не отреагировали.
- К чему же лгать сейчас? Операция "Дети Солнца", - сказал Фалькенгейм.
- Корабли, самолеты, подводные лодки. Везде дети. У нас никогда не было
списка, но он был не нужен. Они будут остановлены, когда мы остановим вас.
Когда будет остановлена Женева.
- Чтобы это свершилось, Альтина Клаузен должна встретиться со своим
сыном. Она не выдаст Женеву, пока не попытается сделать что-нибудь еще. В
противном случае мир узнает о ее сыне, и это будет его концом. Она сделает
все, чтобы не допустить этого. Она попытается найти его без шума. И мы ее
остановим.
- Остановят вас, - сказал Фалькенгейм, захлебываясь кровью, льющейся по
губам. - Вам не удастся заполучить огромные средства для своих "детей
Солнца". У нас тоже есть армия, и вы никогда о ней не узнаете. Любой солдат
охотно отдаст свою жизнь, чтобы остановить и разоблачить вас.
- Конечно, господин генерал. - Блондин кивнул. - Евреи Хар-Шхаалаф.
Слова были произнесены тихо, но они словно хлестнули старика по ранам.
- Нет!..
- Да, - сказал фон Тибольт. - "Убей меня - на мое место встанет другой.
Убьешь того - его заменит третий". Евреи Хар-Шхаалаф. Впитавшие идеи
"Нахрихтендинст" так глубоко, что стали ее частью. Уцелевшие осколки
Аушвица.
- Вы зверь... - Тело Фалькенгейма сотрясалось в судорогах.
- Я член "Вольфшанце", настоящей "Вольфшанце", - сказал блондин,
поднимая "люгер". - Вы не знали, что евреи пытались убить американца и
потому умрут сами. В течение недели Хар-Шхаалаф исчезнет, а с ней и
"Нахрихтендинст". "Вольфшанце" одержит победу.
Пистолет замер на уровне головы старика. Фон Тибольт выстрелил.
Глава 35
Слезы текли по щекам Хелден. Она качала на руках тело Клауса
Фалькенгейма, не смея взглянуть на его голову. Наконец опустила его на пол и
отползла в сторону, испытывая ужас и... вину. Свернувшись калачиком, Хелден
лежала на полу, пытаясь сдержать рыдания. Превозмогая боль, она добралась до
стены и, прижавшись к ней, дала волю слезам. Постепенно Хелден начала
сознавать, что ее никто не услышит. Она очутилась посреди ужасной сцены со
следами ненавистной "Одессы" везде: свастика была нацарапана на деревянных
поверхностях, изображена мылом на стекле, нарисована кровью Фалькенгейма на
полу. И по всей комнате - следы разрушений. Разорванные книги, сломанные
полки, исполосованная мебель. Маньяки оставили после себя руины.
И все-таки что-то осталось... не в доме. Снаружи. В лесу. Хелден,
держась за стену, поднялась, отчаянно силясь вспомнить слова Полковника,
произнесенные им всего лишь пять дней назад: "Если что-нибудь случится со
мной, не надо паниковать. Иди одна в лес, туда, куда ты водила меня на
прогулку. Ты помнишь? Когда я стоял у дерева и попросил тебя нарвать букет
лесных цветов. Я тогда еще показал тебе дерево, сучья которого образовали
идеальную букву V. Иди к нему. В ветвях ты найдешь небольшой контейнер. В
нем записка, которую ты должна прочитать без свидетелей..."
Хелден нашла небольшой цилиндрический контейнер, сорвала с него
резинку. Внутри лежал свернутый листок бумаги. К нему было пришпилено
несколько ассигнаций, каждая в десять тысяч франков. Она отстегнула деньги и
прочитала послание:
"Моя дражайшая Хелден!
Время и нависшая над тобой опасность не позволяют сообщить тебе то, что
ты должна знать. Три месяца назад я устроил твой приезд сюда, потому что
считал, что ты - орудие врага, с которым я жду схватки уже тридцать лет. Мне
посчастливилось узнать и полюбить тебя и с огромным облегчением
удостовериться, что ты не являешься частичкой того ужаса, который вновь
может охватить весь мир.
Я буду убит, если меня обнаружат. И это означает приближение
катастрофы. Приказ должен дойти до тех мужественных людей, которые будут
сражаться на последних баррикадах.
Ты одна, повторяю, одна должна поехать в Швейцарию к Невшательскому
озеру. Не позволяй никому следить за тобой. Я знаю, ты сможешь. Ты обучена.
В деревне Пре-дю-Лак найдешь человека по имени Вернер Герхард. Передай ему
слова: "У монеты "Вольфшанце" две стороны". Он знает, что делать.
Ты должна выехать немедленно. Времени очень мало. Еще раз предупреждаю:
никому ни слова. Не поднимай шума. Своим сослуживцам и друзьям скажи, что у
тебя дела в Англии, чему есть логическое объяснение, поскольку ты жила там
более пяти лет.
А сейчас поспеши, моя дражайшая Хелден. К Невшательскому озеру, в
Пре-дю-Лак. К Вернеру Герхарду. Запомни имя, записку сожги.
С Богом,
Полковник".
Хелден прислонилась к дереву, взглянула в небо. Клочья легких облаков
легко уносились к востоку, дул сильный ветер. Ей захотелось улететь на этих
облаках, чтобы не метаться от одного пункта к другому, поскольку любой шаг
связан с риском, и в каждом человеке она видела потенциального врага.
Ноэль как-то сказал, что все это скоро кончится и ей не придется больше
бежать.
Он ошибался.
Холкрофт по телефону умолял ее не ехать, по крайней мере в ближайшие
дни, но Хелден не сдавалась. Из издательства сообщили, что личные вещи
сестры ждут ее: надо опознать их.
- Я позвоню тебе в Женеву, дорогой. Ты остановишься в "Д'Аккор"?
-Да.
Что случилось? Она была так счастлива, в таком приподнятом настроении
каких-то два часа назад. Сейчас - вся в напряжении; слова неотчетливы, голос
неестествен.
- Я позвоню тебе послезавтра или на днях. Под именем Фреска.
- Может, мне поехать с тобой? Я необязательно должен быть в Женеве до
завтрашней ночи. Кесслер прибудет туда после десяти вечера, твой брат еще
позже.
- Нет, дорогой. Это печальная поездка. Мне лучше быть одной. Иоганн
сейчас в Лондоне... Я попытаюсь с ним связаться.
- Здесь твоя одежда.
- Платье, пара брюк, туфли. Мне удобнее заглянуть к... Полковнику... и
взять кое-что, более подходящее для Портсмута.
- Что значит удобнее?
- Это по пути в аэропорт. Мне все равно надо туда заглянуть. Паспорт,
деньги...
- У меня есть деньги, - перебил ее Ноэль. - Я думал, что ты сейчас у
него.
- Пожалуйста, дорогой, не будь занудой. - Голос Хелден стал резким. - Я
говорила тебе, что остановилась в офисе.
- Нет, ты не говорила этого. Ты сказала только, что у тебя есть
новости. - Холкрофта охватило беспокойство; она поступала неразумно.
Уединенный коттедж Полковника находился не по пути в аэропорт Орли. -
Хелден, что происходит?
- Я люблю тебя, Ноэль. Завтра вечером позвоню. Отель "Д'Аккор", Женева.
- И положила трубку.
Холкрофт отодвинул телефон. Голос Хелден еще отдавался в его ушах.
Вполне возможно, что она летит в Лондон, но он сомневался в этом. Куда она
собралась? Почему не сказала правду? Черт возьми! С ней что-то неладно! Что
произошло? Оставаться в Париже не имело смысла. И поскольку ему придется
добираться до Женевы самостоятельно, пора в путь. Холкрофт не хотел
испытывать судьбу в самолете или поезде. Невидимые, люди могут вести слежку,
и ему придется от них избавляться. Помощник менеджера отеля "Георг V" даст
напрокат машину на имя Фреска, покажет Холкрофту кратчайший путь по карте. К
утру он будет в Женеве.
Альтина Холкрофт взглянула в иллюминатор и увидела внизу, под крылом
самолета, огни Лиссабона: через несколько минут самолет приземлится. У нее
куча дел, которые следует завершить в предстоящие двенадцать часов, и она
молила Бога, чтобы он дал ей сил. Мужчина следил за ней в Мексике, она
засекла его. Но в аэропорту он исчез. Видимо, ее передали под присмотр
другого.
В Мексике Альтине не повезло. Она не сумела отделаться от
преследователей. В Лиссабоне же Альтина должна исчезнуть, ей нельзя больше
терпеть неудачу.
Лиссабон.
О Боже, Лиссабон!
Здесь, в Лиссабоне, все начиналось. Осуществление дьявольски
просчитанной лжи. Какой же глупой она была, и что за представление устроил
тогда Генрих!
Сначала она отказалась встречаться с ним в Лиссабоне - слишком сильным
было ее отвращение к нему. Однако пришлось согласиться, так как последовала
недвусмысленная угроза: ее сын Ноэль Холкрофт никогда не обретет покоя, ибо
Ноэль Клаузен - единственный сын известного нациста - будет преследовать его
всю жизнь.
С каким облегчением она вздохнула! Как была счастлива, узнав, что
угроза раскрыть подлинное имя сына - всего лишь средство заставить ее
приехать в Лиссабон.
Изумление и благоговейный страх охватили Альтину, когда Генрих спокойно
рассказал ей о чрезвычайном плане, на осуществление которого потребуются
годы. Но когда это свершится, мир станет другим, намного лучше. Она слушала,
проникалась верой, делала все, что он просил. Ибо "следует искупить вину".
Она вновь полюбила его за эти несколько коротких дней в Лиссабоне и в
порыве эмоций предложила ему себя.
Со слезами на глазах Генрих отказался, признав, что не стоит Альтины.
Это была непревзойденная ложь!
Ибо сейчас, в данный момент, ее привела в Лиссабон та же самая угроза,
что и тридцать лет назад: страх, что Ноэль Холкрофт будет уничтожен и станет
Ноэлем Клаузеном, сыном Генриха, частичкой нового рейха.
Среди ночи в Бедфорд-Хиллс к ней приехал мужчина. Он умолял впустить
его, взывая к имени Манфреди. Она разрешила ему войти, полагая, что тот от
Ноэля. Мужчина оказался евреем из Хар-Шхаалаф. И он приехал убить ее и ее
сына, потому что с ними исчезнет призрак "Вольфшанце" - ложной "Вольфшанце",
содержанки Цюриха и Женевы.
Альтина пришла в бешенство. Знает ли этот человек, с кем разговаривает?
Что она сделала? Что защищает?
Человек знал только о Женеве и Цюрихе... и еще о Лиссабоне
тридцатилетней давности. Позиция Альтины враждебна ему и ему .подобным - это
все, что он должен был знать.
Альтина видела пылающие гневом и болью черные глаза, державшие ее в
страхе, как под прицелом оружия. В отчаянии она потребовала от незнакомца
рассказать все, что тот знает.
Он поведал, что огромные средства будут разосланы во все страны.
Мужчинам и женщинам, ожидающим сигнала вот уже тридцать лет.
Сигнал откроет путь убийствам, разрушениям, пожарам; правительства
будут парализованы. Во всем мире начнутся призывы к стабильности и порядку.
И тогда сильные мужчины и женщины, располагающие огромными средствами,
заявят о себе. За несколько месяцев они возьмут контроль над ситуацией в
свои руки.
Они повсюду, во всех странах. Ждут сигнала из Женевы.
Кто они?
"Дети Солнца". Дети фанатиков, вывезенные из Германии на судах,
самолетах и подводных лодках более тридцати лет назад. Вывезенные людьми,
чье дело погибло, но верившими, что оно возродится.
Они повсюду. Их невозможно победить обычными средствами. "Дети Солнца"
контролируют практически все. Но евреи из Хар-Шхаалаф - необыкновенные люди,
имеющие в своем распоряжении необычные средства, которые и используют в
борьбе. Они знают, что для уничтожения ложной "Вольфшанце" Им придется вести
тайную войну. "Дети Солнца" не должны знать, где сейчас сосредоточены евреи,
где они нанесут следующий удар. Сейчас их первоочередная задача - не
допустить массового оттока средств и создания фондов.
Разоблачить их, и немедленно!
Кто? Где? Каковы их отличительные знаки ? Как собрать доказательства?
Кто может поручиться, что этот генерал или тот адмирал, этот начальник
полиции или тот президент корпорации, этот судья или тот сенатор,
конгрессмен или губернатор не "дети Солнца"?
Люди, добивающиеся выборных должностей, выступают с избитыми фразами из
обтекаемых слов, апеллируют к ненависти и находятся вне подозрений. Толпы
приветствуют их, размахивая флагами и прикалывая на одежду значки с их
портретами.
Они повсюду. Нацисты среди нас, но мы их не видим. Они прячутся под
маской респектабельности, носят хорошие костюмы.
Еврей из Хар-Шхаалаф говорил страстно.
- Даже вы, пожилая женщина, вы и ваш сын - орудие нового рейха. Хотя не
знаете, кто они на самом деле.
- Я ничего не знаю. Клянусь всей моей жизнью, совсем ничего не знаю. Я
не та, за кого вы меня принимаете. Убейте меня. Ради Бога, убейте меня.
Сейчас! Осуществите свою месть. Вы заслужили это. Но я умоляю вас найти
моего сына. Объясните ему все. Остановите его! Не убивайте, не позорьте его.
Он не такой, каким вы его представляете. Дайте ему жить. Убейте меня, а его
оставьте в живых!
Еврей из Хар-Шхаалаф заговорил:
- Ричард Холкрофт был убит. Это не несчастный случай.
Она чуть не упала в обморок, что было бы непозволительно. Ей нельзя
забываться, а ведь именно этого от нее и ждали.
О, Боже мой...
- Он убит людьми "Вольфшанце". Ложной "Вольфшанце". Сделано это было
надежно, как в газовых камерах Аушвица.
- Что такое "Вольфшанце"? Почему вы называете ее ложной?
- Выясните сами. А мы еще поговорим с вами. Если вы солгали, мы убьем
вас. Ваш сын будет жить, если мир позволит ему, но со свастикой на лице.
- Найдите его, расскажите ему.
Человек из Хар-Шхаалаф ушел. Альтина села в кресло и выглянула в окно
на покрывшуюся за ночь снегом землю. Любимый Ричард, муж, вновь подарил ей и
ее сыну жизнь... Что она наделала?
Что делать сейчас, она знала.
Самолет коснулся земли, легкий толчок вывел Альтину из задумчивости,
вернув ее к действительности. В Лиссабон.
Она стояла у поручней парома. Вода разбивалась о корпус старого судна,
прокладывавшего себе путь через залив. Кружевной носовой платочек в левой
руке Альтины развевался на ветру.
Ей показалось, что она уже видела этого человека, но, повинуясь
инструкции, не сделала шаг навстречу, пока он не подошел сам. Конечно, она
никогда с ним не встречалась, но это было не важно. Старый человек, в
измятой одежде, с густыми седыми баками на щеках, переходившими в коротко
стриженную седую бородку. Его глаза постоянно рыскали среди пассажиров,
словно он боялся, что кто-то из них позовет полицию. Мужчина остановился
позади нее.
- Вода, кажется, сегодня холодновата, - сказал он. Кружевной платочек
вырвался из руки и полетел по ветру.
- О, я потеряла его. - Альтина смотрела, как платок погружается в воду.
- Вы нашли его, - сказал мужчина.
- Благодарю вас.
- Пожалуйста, не смотрите на меня. Смотрите на горизонт через лагуну.
- Хорошо.
- Вы слишком сорите деньгами, сеньора, - сказал мужчина.
- Я очень спешу.
- Вы интересуетесь людьми из столь далекого прошлого, что у них может
не оказаться следов. Многие годы ими никто не интересовался.
- Неужели времена изменились так сильно?
- Да, они изменились, сеньора. Люди продолжают путешествовать тайно, но
уже не с такими простейшими документами, как поддельный паспорт. Сейчас
время компьютеров. Фальшивые документы уже не те, что были раньше. Мы
возвращаемся к войне. На путь освобождения.
- Я должна попасть в Женеву как можно скорее. И никто не должен знать,
что я нахожусь там.
- Вы доберетесь до Женевы, сеньора, и об этом узнают только те, кого вы
проинформируете. Но это будет не так быстро, как вам хочется, это не обычный
полет на самолете.
- Сколько времени это займет?
- Два-три дня. Иначе нет никаких гарантий. Вы попадете либо в руки
властей, либо тех, с кем избегаете встречи.
- Как я доберусь?
- Через границу, которая не контролируется или на которой можно
подкупить охрану. Северным путем. Сьерра-де-Гата, через Сарагосу на
Восточные Пиренеи. Оттуда в Монпелье и Авиньон. Затем на маленьком самолете
до Гренобля. Вторым самолетом из Гренобля в Шамбери и далее в Женеву. Но это
будет стоить...
- Я заплачу. Когда стартуем?
- Сегодня вечером.
Глава 36
В отеле "Д'Аккор" блондин заполнил регистрационную карточку и протянул
ее служащему.
- Спасибо, мистер Теннисон. Вы пробудете здесь четырнадцать дней?
- Возможно, дольше, но наверняка не меньше. Спасибо, что забронировали
мне номер. Портье усмехнулся:
- Нам позвонил ваш друг, первый заместитель главы Женевского кантона.
Мы заверили его, что ваше пребывание здесь будет приятным.
- Передам ему, что я полностью удовлетворен.
- Вы очень добры.
- Между прочим, в ближайшие несколько дней здесь должна появиться моя
старая приятельница. Миссис Холкрофт. Вы не скажете, когда она ожидается?
Портье взял книгу, просмотрел страницы.
- Вы сказали Холкрофт?
- Да. Альтина Холкрофт. Американка. Возможно, зарезервировано место и
для ее сына, мистера Н. Холкрофта.
- Нет, сэр. Такой фамилии здесь не значится. И насколько мне известно,
никто по фамилии Холкрофт не проживает у нас в настоящее время.
Любезное выражение исчезло с лица Теннисона.
- Наверняка тут вкралась ошибка. У меня точная информация. Она должна
быть в этом отеле. Возможно, не сегодня вечером, но наверняка завтра или
послезавтра. Пожалуйста, проверьте еще раз. А может, есть конфиденциальный
список?
- Нет, сэр.
- Если есть, то я уверен, что мой друг, первый заместитель, попросит
вас разрешить мне взглянуть на него.
- В этом нет необходимости - если бы такой список существовал, мы
непременно показали бы его вам, мистер Теннисон, мы понимаем, что должны во
всем идти вам навстречу.
- Возможно, она путешествует инкогнито. Она всегда была со
странностями. Портье протянул книгу:
- Пожалуйста, взгляните сами, сэр. Может, вы узнаете имя.
Теннисон не стал смотреть. Он начал раздражаться.
- Это полный список? - спросил он снова.
- Да, сэр. У нас небольшой, но, позволю заметить, весьма дорогой отель.
Большинство наших гостей уже бывали здесь. Мне знакомы почти все имена.
- Какая из фамилий вам незнакома? - настаивал блондин.
Портье указал на два имени.
- Вот только эти фамилии мне неизвестны, - сказал он. - Джентльмен из
Германии, два брата Кесслер и сэр
Уильям Эллис из Лондона. Последняя запись сделана несколько часов
назад.
Теннисон внимательно посмотрел на портье.
- Я иду в свой номер, но вынужден просить вас оказать мне содействие,
на которое намекал первый заместитель. Очень важно выяснить, где в Женеве
остановится миссис Холкрофт. Я буду благодарен, если вы позвоните в другие
гостиницы, но при этом прошу вас не упоминать моего имени. - Он протянул
стофранковую ассигнацию. - Найдите ее, - велел Теннисон.
Около полуночи Ноэль добрался в Шатильон-сюр-Сен, откуда позвонил
Эллису в Лондон.
- Что ты сказал? - переспросил Эллис, не скрывая изумления.
- Ты слышал, Вилли. Я заплачу тебе пятьсот долларов и покрою твои
расходы в Женеве за один, возможно, два дня. Я хочу, чтобы ты вернул мою
мать в Лондон.
- Нянька из меня получится скверная. А судя по тому, что ты мне говорил
о своей матери, Альтина не из тех, кто нуждается в компаньоне во время
путешествия.
- Сейчас он ей нужен. Ее кто-то преследует. Я расскажу тебе об этом,
когда мы встретимся в Женеве. Ну как, Вилли? Ты сделаешь это?
- Разумеется. Но побереги свои пять сотен. Я уверен, что у нас с ней
найдется больше общего, чем с тобой. Если хочешь, можешь оплатить мои счета.
Ты ведь знаешь, я люблю путешествовать с размахом.
- К слову сказать, веди себя, пожалуйста, поскромнее. Договорились?
Позвони в отель "Д'Аккор" и закажи там номер с сегодняшнего утра. Первый
самолет прилетает в девять тридцать.
- Я постараюсь соответствовать чемодану от "Луи Вуиттон". Может быть,
скромный титул...
- Вилли!
- Я знаю швейцарцев лучше тебя. Они обожают титулы; от них за версту
несет деньгами, а деньги - это их любовь.
- Я позвоню тебе около десяти - десяти тридцати. Хочу воспользоваться
твоим номером, пока не выясню, что происходит.
- Прекрасно, - ответил Вилли Эллис. - Увидимся в Женеве.
Холкрофт решил позвонить Вилли потому, что тот был не из тех, кто
задает вопросы. Эллис не был наивным дурачком, каким хотел казаться. Альтина
может досадить больше своему соглядатаю на пути из Швейцарии.
Но она должна уехать. Враги завета убили ее мужа, могут убить и
Альтину. Женева весьма подходит для этого. Через два-три дня состоится
встреча, и после подписания документов деньги будут переправлены в Цюрих.
Противники договора предпримут все, чтобы сорвать его. Мать не должна
оставаться в Женеве. В Женеве произойдет кровопролитие, он чувствовал это.
Далеко за полночь Ноэль подъехал к Дижону. Небольшой городок спал, и,
проезжая по темным улицам, Ноэль почувствовал, что тоже нуждается в отдыхе.
Завтра он должен быть начеку. Как никогда в своей жизни. Но Холкрофт
продолжал ехать, пока не оказался за городом. Остановился на обочине дороги.
Закурил сигарету, затем выбросил окурок, вытянул ноги на сиденье, под голову
положил плащ.
Через несколько часов с первым утренним потоком машин он пересечет
границу Швейцарии. Мысли его спутались. Глаза начал застилать туман, дыхание
стал реже и глубже. А потом из марева выплыло лицо - суровое, сухое,
незнакомое, но все же узнаваемое.
Это был Генрих Клаузен. Он просил поспешить. Агония скоро кончится,
вина будет искуплена.
Ноэль спал.
Эрих Кесслер наблюдал, как его младший брат Ганс демонстрировал офицеру
безопасности авиалиний свой медицинский сундучок. Со времени Олимпийских игр
в 1972 году, когда, как полагают, палестинцы прилетели в Мюнхен с оружием в
разобранном виде, меры безопасности в аэропортах ужесточились.
Напрасные усилия, размышлял Эрих. Палестинское оружие доставили в
Мюнхен люди "Вольфшанце", их "Вольфшанце".
Ганс смеялся вместе со служащими аэропорта, обменивался с ними шутками.
В Женеве, подумал Эрих, не будет ни шуток, ни контролеров, ни таможенников.
Будет лишь первый заместитель префекта Женевского кантона. Ганс, один из
самых уважаемых докторов в Мюнхене, специалист по внутренним болезням,
прибывает в Женеву в качестве его гостя.
Ганс весь как на ладони, думал Эрих, глядя на приближающегося брата.
Этакий бычок, он обладал необычайным шармом. Прекрасный футболист,
возглавлял местную команду, а после матча обычно оказывал помощь
травмированным соперникам.
"Странно, - подумал Эрих, - но Ганс больше подходит на роль старшего
сына, чем я". Ганс работал с Иоганном фон Тибольтом, а Эрих - тихий ученый -
был на побегушках. Однажды в момент сомнений он поделился на этот счет с
Иоганном.
Фон Тибольт не хотел ничего слышать. Ему нужен настоящий интеллектуал.
Человек, проживший праведную жизнь, никогда не поддававшийся эмоциям, не
выходивший из себя. И разве не таким был этот скромный ученый, смело
встретивший Тинаму и отстоявший свои взгляды? Взгляды, которые изменили всю
стратегию.
Да, это правда, но не вся. Правда, которую Иоганн не хотел признавать.
Ганс почти ровня фон Тибольту. И если они столкнутся, Иоганн может умереть.
Так считал тихий праведный интеллектуал. - Все идет, как надо, - сказал
Ганс, когда они подходили к самолету. - Американец, считай, уже мертв. Ни
одна лаборатория не обнаружит следов убийства.
Хелден сошла с поезда в Невшателе. Она стояла на платформе, приучая
глаза к солнечным лучам, отражающимся от станционной крыши. Она знала, что
ей надо быстрее смешаться с толпой, покидающей поезд, но не могла сдвинуться
с места. Ей хотелось подышать свежим воздухом. Последние три часа она
провела в темноте товарного вагона, спрятавшись за ящиками с каким-то
оборудованием. В Бесанко дверь автоматически открылась ровно на шестьдесят
секунд, и она проникла в вагон. Без пяти девять дверь открылась снова: до
Невшателя она добралась незамеченной. Ноги ныли, голова раскалывалась, но
все позади. И это стоило кучу денег.
Воздух заполнял легкие. Подхватив чемодан, Хелден направилась к
вокзалу. Деревня Пре-дю-Лак находилась на западной стороне озера, милях в
двадцати к югу. Она нашла таксиста, который согласился совершить это
небольшое путешествие.
Дорога оказалась неровной, со множеством поворотов, но Хелден чудилось,
что она плывет в воздухе. Она смотрела в окно на холмистую местность и
голубую гладь озера. Богатство красок создавало впечатление ирреальности. Ей
захотелось сосредоточиться и разобраться в происшедшем. Что имел в виду
Полковник, когда написал, что устроил ее приезд к нему, поскольку считал,
что она была "орудием врага"? Его враг "тридцать лет ждал схватки". Кто этот
враг? И почему он избрал ее?
Что она сделала? Или не сделала? Опять ужасная дилемма? Проклята за то,
чем была, и за то, кем не была? Боже, когда все это кончится?
Полковник знал, что скоро умрет. Он подготовил ее к своей смерти,
позаботился о деньгах для оплаты тайного перехода в Швейцарию, к человеку по
имени Вернер Герхард в Невшателе. Кто он? Кем он приходится Клаусу
Фалькенгейму, и почему только после его смерти стало возможным войти в
контакт с Вернером Герхардом?
Монета "Вольфшанце" имеет две стороны.
Таксист прервал ее раздумья.
- Гостиница внизу, возле берега, - сказал он. - Она не так чтобы уж
очень...
- Ничего, меня устроит.
Окна номера смотрели в воды озера Невшатель. Кругом царило такое
спокойствие, что Хелден не устояла перед соблазном и уселась у окна. Ей
ничего не хотелось делать, лишь думать о Ноэле, потому что когда она думала
о нем, то чувствовала себя... спокойно.
Но надо найти Вернера Герхарда. В телефонном справочнике Пре-дю-Лак его
не оказалось; Бог знает, когда справочник обновлялся в последний раз. Но
Невшатель - деревушка небольшая, и наверняка здесь все знают друг друга.
Возможно, швейцару что-либо известно о Герхарде.
Он действительно знал Герхарда, но это не прибавило Хелден уверенности.
- Сумасшедший Герхард? - спросил с удивлением тучный мужчина, сидевший
на плетеном стуле. - Вы хотите передать ему приветы от друзей? Вам следовало
бы привезти лекарство для прочистки его мозгов. Он не поймет ни одного
вашего слова.
- Я не знала, - ответила Хелден, охваченная отчаянием.
- Послушайте. Время уже послеобеденное, погода холодная, солнца нет.
Вне всякого сомнения, он на площади распевает свои песенки и кормит голубей.
Птицы пачкают его одежду, а он этого не замечает.
Она увидела Герхарда сидящим на каменном выступе круглого фонтана в
центре деревенской площади. Старик никого не интересовал. Проходившие мимо
люди изредка бросали на него мимолетные взгляды, скорее равнодушные, чем
жалостливые. Изношенная одежда, рваный плащ со следами голубиного помета,
как и говорил швейцар. Он был таким же старым и больным, как Полковник, но
меньшего роста, с более одутловатым лицом и отекшим телом. Бледную
сморщенную кожу прорезали тонкие вены, а его толстые очки в стальной оправе
болтались в одном ритме с трясущейся головой. Руки дрожали, когда он
доставал из бумажного пакета хлебные крошки и разбрасывал их по асфальту,
привлекая стаи голубей, которые ворковали вблизи, как бы вторя бессвязным
звукам, срывавшимся с губ старика.
Хелден почувствовала себя плохо. Она увидела человека за чертой
дряхлости.
Монета "Вольфшанце" имеет две стороны. Катастрофа приближается...
Бессмысленно повторять эти слова. Она еще переживала смерть великого
человека, убитого за то, что его предупреждение сбывалось.
Хелден подошла к старику и уселась рядом с ним, заметив, как несколько
человек на площади посмотрели на нее как на помешанную. Заговорила спокойно
на немецком языке:
- Господин Герхард? Я приехала издалека, чтобы увидеть вас.
- Такая красивая леди... красивая, очень красивая леди.
- Меня прислал герр Фалькенгейм. Вы помните его?
- Домик сокола? Соколы не любят моих голубей. Они их обижают. Я и мои
друзья не любим их, не так ли, милые перышки? - Герхард наклонился и,
вытянув губы, начал целовать воздух над сидевшими на земле прожорливыми
птицами.
- Вам нравился этот человек, если вы его помните, - продолжала Хелден.
- Как может нравиться то, что мне неизвестно? Вы не хотите немного
хлеба? Ешьте, если хотите, но мои друзья могут обидеться. - Старик с трудом
уселся и бросил хлебные крошки к ногам Хелден.
- Монета "Вольфшанце" имеет две стороны, - прошептала она.
И тут Хелден услышала. Слова были произнесены в том же ритме, спокойно
и монотонно, но сейчас в них был смысл:
- Он мертв, не так ли?.. Не отвечайте мне, а лишь кивните или покачайте
головой. Вы разговариваете со старым человеком, который почти лишился
рассудка. Помните это.
Хелден застыла от изумления. И своим молчанием она как бы разрешила
старику самому ответить на свой вопрос:
- Клаус мертв. Все-таки она нашли и убили его.
- Это "Одесса", - сказала она. - "Одесса" убила его. Повсюду была
намалевана свастика.
- Люди "Вольфшанце" хотят заставить нас поверить в это. - Герхард
подбросил вверх хлебные крошки, голуби тут же начали из-за них драться. -
Сюда, милые перышки! Время попить чайку! - Он повернулся к Хелден, посмотрел
отчужденными глазами. - "Одесса" всего лишь козел отпущения. Это так
очевидно.
- Вы упомянули "Вольфшанце", - прошептала Хелден. - Человек с фамилией
Холкрофт получил письмо с угрозами. Оно написано тридцать лет назад,
подписано людьми "Вольфшанце", которым удалось выжить.
На мгновение Герхард перестал дрожать.
- Из членов "Вольфшанце" выжил только один! Клаус Фалькенгейм. Были там
и другие, они жили, но это были не орлы, это была мразь. А сейчас они
думают, что пришло их время.
- Я не понимаю.
- Я вам объясню, но не здесь. Как стемнеет, приходите в мой дом на
озере. К югу отсюда, в трех километрах за развилкой есть тропинка...
Он объяснил ей дорогу. А потом с трудом поднялся, бросив последние
крошки птицам.
- Не думаю, что за вами будут следить, - сказал он со старческой
усмешкой, - но убедитесь в этом. У нас есть работа, и ее надо сделать
быстро... Сюда, мои милые перышки! Это ваш последний обед.
Глава 37
Небольшой одномоторный самолет кружил в небе над плоским пастбищем в
Шамбери. Пилот ждал, когда зажжется двойная линия огней - сигнал для
посадки. На земле стоял другой самолет - гидроплан с колесами в поплавках,
готовый к взлету. Он поднимется через несколько минут после того, как первый
самолет добежит до конца примитивной полосы. Гидроплан понесет свой ценный
груз вдоль восточного рукава Роны, пересечет швейцарскую границу и
приводнится на Женевском озере, в двенадцати милях к северу от города. Груз
был без названия, но пилотов это не волновало. За него заплачено так же
хорошо, как за переброску курьеров наркобизнеса.
Только однажды женщина - она-то и была ценным грузом - проявила
беспокойство, когда небольшой самолет неожиданно попал в сильную грозу.
- Погода слишком плоха для такого легкого самолета, - сказал пилот. -
Было бы разумнее вернуться.
- Забирайте выше.
- Не позволяет мощность двигателя. Кроме того, мы не знаем, насколько
обширен грозовой фронт.
- Тогда летите прямо. Я плачу за время и транспортировку. К вечеру я
должна быть в Женеве.
- Если прижмет к реке, нас могут обнаружить патрули. Наш полет не
зарегистрирован.
- Если нас посадят на реке, я подкуплю патруль. Мы купили их на границе
в Порт-Боу, купим и здесь. Продолжайте полет.
- А если потерпим аварию, мадам?
- Нет.
Под ними в темноте зажглись огни Шамбери. Пилот произвел небольшой
маневр, и через несколько секунд самолет коснулся земли.
- Вы отлично справились, - сказала ценная пассажирка, протягивая руку к
пряжке пристяжного ремня. - Следующий пилот так же хорош, как и вы?
- Да, мадам, и даже лучше. Он знает радарные пункты в окружности десяти
воздушных миль. Это ас, и вам придется раскошелиться.
- Охотно, - ответила Альтина.
Гидросамолет поднялся в ночное небо точно в 10.57. Полет через границу
пройдет на малой высоте и займет не более двадцати - тридцати минут. Этот
отрезок пути был по силам только профессионалу, и именно такой ас сидел в
кабине самолета: коренастый мужчина с рыжей бородкой и тонкими рыжими
волосами. Он жевал наполовину выкуренную сигару и говорил по-английски с
резким акцентом. За первые несколько минут полета он не проронил ни слова,
но, когда пилот заговорил, Альтина пришла в ужас.
- Я не знаю, что вы везете с собой, мадам, но по всей Европе объявлен
ваш розыск.
- Что? Кто объявил тревогу и как вы об этом узнали? Мое имя не
упоминалось, мне гарантировали это!
- Бюллетень, распространенный Интерполом по всей Европе. Очень
подробный. Редко международная полиция занимается поисками женщины - скажем
так - вашего возраста и внешности. Я полагаю, ваша фамилия Холкрофт.
- Ничего не предполагайте. - Альтина сжала пристяжной ремень, пытаясь
не дать волю чувствам. Она знала, почему это так напугало ее. Ведь человек
из Хар-Шхаалаф заверил ее, что "они повсюду". Альтину выводил из себя тот
факт, что люди "Вольфшанце" давят на Интерпол, используют его аппарат в
своих целях. Ей следует избегать не только нацистов "Вольфшанце", но и
постараться не угодить в сети законных агентов. Это была хитрая ловушка. Ее
преступление неопровержимо: сначала путешествие с фальшивым паспортом, а
затем и вовсе без документов. И ничем эти нарушения закона не объяснить.
Любое объяснение укажет на связь ее сына - сына Генриха Клаузена - с
заговором, а это уничтожит его. Нельзя допустить, чтобы ее сын стал жертвой.
Ирония в весьма реальной возможности проникновения людей "Вольфшанце" в
правительственные структуры... Они повсюду. Если Альтина попадется, люди
"Вольфшанце" убьют ее до того, как она все расскажет.
Смерть приемлема, молчание - нет. Она обернулась к бородатому пилоту:
- Как вы узнали о бюллетене? Мужчина пожал плечами.
- Как я узнаю о радарных установках? Вы платите мне, я плачу другим. В
наши дни не существует чистой прибыли.
- В этом бюллетене говорится, почему... почему разыскивается старая
женщина?
- Все довольно странно, мадам. В бюллетене ясно сказано, что женщина
путешествует с фальшивым паспортом, но ее нельзя задерживать. А ее
местонахождении следует сообщить Интерполу в Париж, а далее - в Нью-Йорк.
- Нью-Йорк?
- Оттуда пришел запрос. От детектива, лейтенанта нью-йоркской полиции
Майлза.
- Майлза? - нахмурилась Альтина. - Я никогда о нем не слышала.
- Возможно, о нем слышала та женщина, - сказал пилот, перекатывая во
рту сигару. Альтина зажмурилась.
- Ты хотел бы иметь чистую прибыль?
- Я не коммунист, деньги меня не оскорбляют.
- Спрячь меня в Женеве. Помоги мне найти одного человека.
Пилот проверил приборы. Затем заложил вираж.
- За это придется заплатить.
- Я заплачу, - сказала он.
Иоганн фон Тибольт, напоминая грациозного разъяренного зверя, мерил
шагами гостиничный номер. Его слушателями были двое Кесслеров; первый
заместитель префекта Женевского кантона покинул номер несколько минут назад.
Они остались втроем, напряженность витала в воздухе.
- Она где-то в Женеве, она должна быть здесь.
- И очевидно, под другим именем, - добавил Ганс Кесслер. Его
медицинский саквояж лежал около ног. - Мы найдем ее. Надо просто
распределить людей, дав им ее описание. Наш заместитель заверил, что все
обойдется без проблем.
Фон Тибольт замер.
- Без проблем?! Я полагаюсь на вас, а он утверждает, что все "без
проблем". Согласно информации нашего заместителя, женевская полиция сообщила
о ней Интерполу. Все просто. Настолько просто, что она пропутешествовала
минимум четыре тысячи миль, не будучи обнаруженной. Четыре тысячи миль через
компьютеры, на самолете через границы и по крайней мере через две
иммиграционные зоны. И ничего. Не валяйте дурака, Ганс. Она искуснее, чем мы
думали.
- Завтра пятница, - сказал Эрих. - Холкрофт должен быть здесь завтра,
он свяжется с нами. Когда он будет у нас, мы получим и Альтину.
- Холкрофт говорил, что останется в "Д'Аккор", но изменил свое
намерение. Никто не бронировал номер на это имя, и при этом мистер Фреска
выписался из отеля "Георг V". - Фон Тибольт стоял у окна. - Мне это не
нравится. Тут что-то не так.
Ганс потянулся за выпивкой.
- Я думаю, вы не заметили главного.
- Чего?
- Холкрофт что-то заподозрил. Он думает, что за ним следят. Это
настораживает его, и он проявляет осмотрительность. Я буду очень удивлен,
если узнаю, что он снял номер в гостинице на свое имя.
- Допускаю, что он мог использовать имя Фреска или какое-то производное
от него, но я бы его обнаружил, - сказал фон Тибольт, отметая замечания
младшего Кессле-ра. - Ничего похожего нет ни в одной гостинице Женевы.
- А есть ли Теннисон, - тихо спросил Эрих, - или нечто подобное?
- Хелден? - обернулся Иоганн.
- Хелден, - кивнул старший Кесслер. - Она была с ним в Париже.
Возможно, помогает ему и теперь; вы это тоже предполагали.
Фон Тибольт стоял в безмолвии.
- Хелден и ее омерзительные негодяи сейчас слишком заняты. Они рыскают
в поисках "Одессы", считая ее виновной в убийстве Полковника.
- Фалькенгейм? - воскликнул Ганс. - Фалькенгейм мертв?
- Фалькенгейм являлся руководителем "Нахрихтендинст", а если быть
точным, ее последним действующим членом. С его смертью у "Вольфшанце" не
стало противников. Его еврейская армия обезглавлена; то немногое, что было
им известно, похоронено с их лидером.
- Евреи? С "Нахрихтендинст"? - Эрих выглядел раздраженным. - Ради Бога,
о чем вы говорите?
- Объявлен удар по киббуцу Хар-Шхаалаф; вина ляжет на террористов
"Возмездия". Уверен, что название Хар-Шхаалаф вам кое о чем говорит. В конце
концов "Нахрихтендинст" повернулась лицом к евреям Хар-Шхаалаф. Отбросы к
отбросам.
- Я хотел бы выслушать более обстоятельное объяснение, - сказал Эрих.
- Позже. Мы должны сконцентрироваться на Холкрофтах. Мы должны... - Фон
Тибольт замолчал, какая-то мысль мелькнула в его голове. - Приоритеты.
Всегда имейте в виду приоритеты, - добавил он, как будто говоря сам с собой.
- А первоочередная задача - это документ в "Ла Гран банк де Женев", по
которому сын Генриха имеет преимущество. Найти и изолировать его, держать в
абсолютной изоляции. Для достижения цели нам необходимо тридцать часов
дополнительного времени.
- Я не понимаю вас, - вмешался Ганс. - Что произойдет через тридцать
часов?
- Мы втроем встретимся с директорами банка, - сказал Эрих. - Все будет
подписано и исполнено в присутствии банковского адвоката, все законы
Швейцарии будут соблюдены. Деньги переведут в Цюрих, и мы получим контроль
над ними в понедельник утром.
- Но если отсчитывать тридцать часов от утра пятницы, это будет...
- Полдень субботы, - завершил фон Тибольт. - Мы встречаемся с
директорами в субботу утром, в девять часов. Никто, кроме Холкрофта, не
сомневался в нас. Манфреди позаботился об этом несколько месяцев назад. Мы
не только приемлемы, мы, черт возьми, почти святые люди. Мое письмо МИ-5 -
венец всему. К полудню в субботу все будет завершено.
- Им так не терпится лишиться семисот восьмидесяти миллионов долларов,
что они откроют банк в субботу? Блондин рассмеялся.
- От имени Холкрофта я попросил о конфиденциальности и ускорении
процедуры. Директора не возражали, не будет против и Холкрофт, когда мы ему
об этом скажем. У него имеются свои причины, чтобы покончить со всем этим
поскорее. Он не может выйти за пределы своих возможностей. - Фон Тибольт
взглянул на Эриха, широко улыбнувшись. - Он теперь считает нас двоих
друзьями, опорой, в которой очень нуждается. Программа обещает больший
успех, чем мы ожидали. - Кесслер кивнул. - К полудню в субботу он подпишет
окончательные условия.
- Что еще за условия? - спросил Ганс обеспокоенно. - Что все это
значит? Что он подпишет?
- Каждый из нас их подпишет, - ответил фон Тибольт, сделав паузу, чтобы
подчеркнуть сказанное. - Это требование швейцарского закона при переводе
больших сумм. Мы встретились и нашли полное взаимопонимание; нам пришлось
узнать друг друга и поверить друг другу. Следовательно, на тот случай, если
один из нас умрет раньше других, каждый подписывает обязательство передать
все права и привилегии своему партнеру. Разумеется, кроме двух миллионов,
предназначенных прямым наследникам. Эти два миллиона - предписанные законом
и запрещенные для передачи другим исполнителям - исключают любое
надувательство.
Молодой Кесслер тихонько присвистнул.
- Блестяще. Значит, окончательное условие - эта заключительная статья,
в которой каждый из вас определил для других меру ответственности, - никогда
не должна была стать частью документа... потому что таков закон. Если бы это
случилось, Холкрофт с самого начала мог заподозрить что-то неладное. -
Доктор в знак восхищения кивнул, его глаза заблестели. - Но этого не
случилось, потому что это - закон.
- Абсолютно точно. А любой закон надо соблюдать:
Пройдет месяц или недель шесть, и все уже станет не важно. Но пока мы
не добьемся существенного прогресса, не должно быть никакой тревоги.
- Понимаю, - сказал Ганс. - Но фактически в субботу к полудню Холкрофт
должен исчезнуть, не так ли? Эрих поднял руку.
- Лучше всего подвергнуть его на какое-то время воздействию твоих
лекарств. Превратить его в функционального психического инвалида... пока
будет распределяться значительная часть фондов. А после этого уже все станет
не важным. Мир будет занят происшедшим в Цюрихе. Сейчас мы должны поступать
так, как считает Иоганн. Мы обязаны найти Холкрофта, пока его мать не
опередила нас.
- И под каким угодно предлогом, - добавил фон Тибольт, - держать его в
полной изоляции, пока не состоится наша послезавтрашняя встреча. Вне всякого
сомнения, Альтина попытается найти его, и тогда она попадет в поле нашего
зрения. У нас есть в Женеве люди, которые позаботятся обо всем остальном. -
На мгновение он заколебался. - Как всегда, Ганс, твой брат выбирает
оптимальное решение. Но ответ на твой вопрос - да. К полудню в субботу
Холкрофт должен исчезнуть. Когда я размышляю обо всем этом, то начинаю
сомневаться, что нам потребуется дополнительное время.
- Вы снова меня раздражаете, - сказал ученый. - Я во многом полагаюсь
на ваше экзотическое мышление, но отклонение от стратегии в сложившейся
ситуации вряд ли желательно. Холкрофт должен быть в пределах досягаемости.
Вы ведь сказали: пока не произойдет существенного прогресса, тревоги не
должно быть.
- Я не думаю, что это случится вообще, - ответил фон Тибольт. -
Осуществляемые мною изменения одобрили бы наши отцы. Я скорректировал
расписание.
- Вы сделали что?
- Когда я употребляю слово "тревога", то имею в виду законные власти, а
не Холкрофта. Законность вечна, жизнь коротка.
- Какое расписание? Почему?
- Сначала второй вопрос, но вы можете на него ответить и сами. - Иоганн
стоял перед креслом, в котором сидел старший Кесслер. - Итак, что это было
за оружие - простое, но самое эффективное, - которое использовало в войне
наше отечество? Какая стратегия могла поставить Англию на колени, если бы не
было сомневающихся? Что за разящие молнии потрясали мир?
- Блицкриг, - ответил доктор, вместо своего брата.
- Да. Быстрое, решительное нападение ниоткуда. Люди, оружие, техника
стремительно переходят через границы, оставляя за собой беспорядок и
разрушения. Целые народы разъединены, они не способны сомкнуть ряды, принять
какое-либо решение. Блицкриг, Эрих. Мы должны взять его на вооружение без
колебаний.
- Это абстракция, Иоганн. Конкретнее!
- Хорошо. Первое: Джон Теннисон написал статью, которую завтра
подхватят телеграфные агентства и распространят по всему миру. Тинаму вел
записи, и поговаривают, что их обнаружили. Имена всесильных людей, которые
нанимали его, даты, источники финансирования. В центрах мировой власти это
произведет эффект массового электрошока. Второе: в субботу будет приведен в
действие женевский документ, фонды окажутся в Цюрихе. В воскресенье мы туда
переезжаем, в наши штаб-квартиры: они готовы, все коммуникации
функционируют. Если Холкрофт будет с нами, Ганс усыпит, его, если не с нами
- Холкрофт умрет. Третье: в понедельник активы попадают под наш контроль. И
мы начинаем передачу фондов нашим людям, сконцентрировав внимание на главных
пунктах. Сначала Женева, затем Берлин, Париж, Мадрид, Лиссабон, Вашингтон,
Нью-Йорк, Чикаго, Хьюстон, Лос-Анджелес и Сан-Франциско. К пяти по
цюрихскому времени мы передвигаемся в Тихий океан. Гонолулу, Маршальские
острова и острова Гильберта. К восьми Новая Зеландия: Окленд и Веллингтон. В
десять - Австралия: Брисбен, Сидней, Аделаида и Перт. Затем через Сингапур
на Дальний Восток. Первый этап заканчивается в Нью-Дели; к этому времени на
бумаге мы финансируем уже три четверти земного шара. Четвертое: в конце
вторых суток, во вторник, мы получаем подтверждение, что все средства
получены, переведены в наличные и готовы к использованию. Пятое: я делаю
двадцать три телефонных звонка из Цюриха. Я позвоню в разные столицы мира
людям, которые пользовались услугами Тинаму. Я скажу им, что в ближайшие
несколько недель к ним будут предъявлены определенные требования; думаю, они
пойдут на уступки. Шестое: в среду все начнется. Первое убийство будет
символическим. Канцлер в Берлине, лидер бундестага. Мы стремительно
перенесем блицкриг на запад. - Фон Тибольт замолчал на секунду. - В среду
будет активирован код "Вольфшанце".
Зазвонил телефон. Казалось, никто звонка не услышал. Через мгновение
фон Тибольт снял трубку:
-Да?
Он смотрел на стену, слушая в полном молчании. Наконец, Иоганн
заговорил:
- Используйте слова, которые я вам сообщил, - сказал он мягко. - Убейте
их. - И повесил трубку.
- Что случилось? - спросил доктор. Все еще держа руку на телефоне, фон
Тибольт мрачно произнес:
- Это было только предположение, вероятность, но я послал своего
человека в Невшатель. Присмотреть кое за кем. Этот кто-то встретился с одним
человеком. Впрочем, не важно. Скоро они умрут. Моя прелестная сестра и
предатель по имени Вернер Герхард.
"Это совершенно бессмысленно", - думал Холкрофт, слушая Вилли Эллиса по
телефону. Он дозвонился до него в отель "Д'Аккор" из телефонной будки
переполненного женевского дворца Нюве, полностью уверенный в том, что к
этому моменту Эллис уже связался с Альтиной. Он ошибся, ее там не было. Но
ведь мать говорила ему про гостиницу "Д'Аккор", говорила, что она встретит
его в гостинице "Д'Аккор".
- Ты описал ее? Американка, около семидесяти, высокая?
- Естественно. Все, о чем ты просил полчаса назад. Здесь нет никого по
фамилии Холкрофт, ни одна женщина не подходит под твое описание. И вообще
здесь нет американцев.
- Какое-то безумие. - Ноэль попытался привести свои мысли в порядок.
Теннисон и Кесслеры прибудут лишь к вечеру, ему некуда обратиться. Возможно,
мать находится в таком же положении. Откуда-нибудь звонит, пытается найти
его в гостинице, полагая, что он там. - Вилли, позвони в регистратуру и
скажи, что я только что объявился. Используй мое имя. Скажи им, что я
интересовался, нет ли для меня какой-нибудь информации.
- Мне кажется, ты не знаком с правилами Женевы, - сказал Вилли. - К
информации между двумя людьми не допускается третий, и "Д'Аккор" не
исключение. Откровенно говоря, на меня странно посмотрели, когда я
интересовался твоей матушкой.
- В любом случае попытайся еще.
- Есть способ получше. Думаю, что если я... - Вилли не закончил фразу.
Холкрофт услышал, как откуда-то издалека доносится стук. - Подожди минутку,
кто-то стучится в дверь. Я только спрошу, что им нужно, и мы договорим.
Ноэль услышал звук открывающейся двери. Послышались неясные голоса,
последовал быстрый обмен словами и вновь шаги. Холкрофт ждал, когда Вилли
возьмет трубку.
Раздался кашель, нет, не кашель. Что это? Попытка закричать?
- Вилли?
Молчание. И вновь шаги.
- Вилли? - Неожиданно Ноэль похолодел. В животе вновь возникла боль,
как только он вспомнил слова. Те самые слова!
...Кто-то случит в дверь. Подождите минутку. Я спрошу, что им нужно, и
мы договорим...
Еще один англичанин. За четыре тысячи миль от Нью-Йорка. И ярко
вспыхнувшая спичка в окне через двор.
Питер Болдуин.
- Вилли! Вилли, где ты? Вилли! Послышался щелчок. Аппарат отключился. О
Боже! Что он наделал? Вилли! На лбу выступили капли пота, руки задрожали. Он
должен ехать в "Д'Аккор". Надо добраться туда как можно скорее, найти Вилли,
помочь ему. О Боже! Как ему хотелось, чтобы пульсирующая боль в глазах
прекратилась! Холкрофт выскочил из будки и рванулся вниз по улице, к машине.
Включил мотор, потеряв на мгновение представление о том, где он находится и
куда собирается ехать. "Д'Аккор". Отель "Д'Аккор"! На улице де Гранж
недалеко от Пюи-Сен-Пьерр. Улица, застроенная очень старыми домами -
особняками. "Д'Аккор" - самый внушительный. На холме... каком холме? Он не
имел представления, как туда добраться!
Холкрофт поехал вниз по улице, затормозил на углу, где на светофоре
стояли машины. Высунулся в окно и прокричал изумленной женщине, сидевшей за
рулем машины:
- Пожалуйста! Улица де Гранж, как туда проехать? Женщина не отозвалась
на его крик. Она отвела взгляд и уставилась прямо перед собой.
- Пожалуйста, человеку плохо. Я думаю, очень плохо. Пожалуйста, леди! Я
почти не говорю по-французски. Я не знаю немецкого... Пожалуйста!
Женщина повернулась и какое-то мгновение изучала его лицо. Затем
опустила оконное стекло.
- Улица де Гранж?
- Да, пожалуйста!
Она быстро проинструктировала его. Через пять кварталов повернуть
направо к подножию холма, затем налево...
Машины двинулись. Обливаясь потом, Ноэль старался запомнить каждое
слово, номер, поворот. Поблагодарив, он резко нажал на акселератор.
Одному Богу известно, как он сумел добраться до этой улицы, но вдруг
Ноэль увидел яркие золотые буквы: "Отель "Д'Аккор".
Руки его дрожали. Холкрофт припарковался и вышел из машины. Надо
закрыть ее. Дважды Ноэль попытался всунуть ключ в замочную скважину и не
смог. Тогда он задержал дыхание и упер пальцы в металл. Стоял так, пока
пальцы не перестали дрожать. Надо взять себя в руки, надо сосредоточиться.
Следует быть очень осторожным. Он уже встречался с этим врагом раньше и
боролся С ним.
Взглянув на богато украшенный вход в отель, Холкрофт заметил за
стеклянными дверьми, как швейцар с кем-то разговаривает. Он не может пройти
через эту дверь в холл. Если Вилли Эллис попал в ловушку, враг дожидается
его, Холкрофта, в холле.
Ноэль заметил узкий переулок, ведущий вниз, к другой стороне здания. На
вывеске разглядел надпись: "Livraisons"32.
Где-то в этой аллейке должен быть вход для разносчиков. Приподняв
воротник плаща, он пересек асфальтированную дорогу. Правая рука, засунутая в
карман, ощущала сталь пистолета, левая - отверстие цилиндрического
глушителя. На мгновение он вспомнил, кто подарил ему оружие. О, Хелден. Где
ты? Что случилось?
Ничего, как и у тебя...
Абсолютно ничего.
Он подошел к двери, когда из нее как раз выходил человек в белом
халате. Подняв руку в знак приветствия, Холкрофт улыбнулся незнакомцу:
- Извините меня, вы говорите по-английски?
- Конечно, мсье. Это Женева.
Незнакомец воспринял вопрос как шутку, и ничего больше, но глупый
американец был готов заплатить пятьдесят франков за дешевый халат - почти
вдвое больше того, что стоит новый халат. Сделка состоялась быстро - это
Женева. Холкрофт снял свой плащ, перекинул его через левую руку, надел халат
и вошел внутрь.
Номер Вилли находился на третьем этаже. Последняя дверь в коридоре.
Ноэль пересек прихожую, ведущую к темной лестнице. На площадке возле стены
стояла тележка с тремя закрытыми коробками с мылом. На них была водружена
открытая и полупустая четвертая картонка. Он сдвинул ее в сторону, подхватил
оставшиеся три коробки и начал подниматься по мраморным ступенькам, надеясь,
что его признают за своего.
- Jacques? Cest vous?33 - послышался снизу приятный голос.
Холкрофт повернулся, пожав плечами.
- Pardon. Je croyais que c'etait Jacques qui travaille chez la
fleuriste.34
- Non, - сказал Ноэль, продолжая взбираться вверх.
Добравшись до третьего этажа, Ноэль поставил коробки на пол и снял
халат. Надев свой плащ и нащупав пистолет, медленно открыл дверь; в коридоре
никого не было.
Подошел к последней двери справа, прислушиваясь к звукам. Все тихо. Он
вспомнил, как пару дней назад вот так же прислушивался около другой двери, в
другом коридоре, не похожем на этот - расписанном под слоновую кость. Это
было в Монтро. Перестрелка. И смерть.
Боже, неужели что-то случилось с Вилли? Вилли, который не отказал ему,
который остался другом даже тогда, когда другие попрятались. Холкрофт
вытащил оружие, дотянулся до ручки двери, отступил назад, насколько было
возможно, одним движением повернул ручку и всем телом навалился на дверь,
тараня ее плечом. Дверь широко распахнулась, ударившись в стенку. Она не
была заперта.
Ноэль прижался к стене, держа перед собой пистолет. В номере никого не
оказалось, но окно было открыто, и холодный зимний воздух трепал занавески.
В замешательстве Ноэль вошел в комнату, задаваясь вопросом, почему открыто
окно в такую погоду.
И тут он увидел эти пятна на подоконнике. Кто-то истекал кровью. За
окном пожарный выход. Он разглядел красные следы на ступеньках. Тот, кто
спускался по ним, был сильно ранен.
Вилли?
- Вилли? Вилли, ты здесь? Молчание.
Холкрофт вбежал в спальню.
Никого.
- Вилли?
Он уже собирался повернуть назад, но увидел странные знаки на филенках
закрытой двери. Они были раскрашены в золотисто-лиловые, розовые, белые и
светло-голубые тона. Но то, что он увидел, не походило на роспись в стиле
рококо.
Филенки были измазаны кровью.
Он подбежал к двери и ударил ее с такой силой, что та треснула.
Ничего ужаснее в своей жизни он не видел. Окровавленное тело Вилли
Эллиса было переброшено через край пустой ванны. На груди и животе виднелись
глубокие раны, внутренности вывалились поверх пропитанной кровью рубашки,
горло разрезано так глубоко, что голова еле держалась на шее, широко
раскрытые глаза застыли в агонии.
Силы покинули Ноэля, он пытался вдохнуть больше воздуха, который никак
не шел в его легкие.
И тут чуть выше изуродованного тела, на кафеле, он увидел начертанное
кровью слово: "НАХРИХТЕНДИНСТ".
Глава 38
Хелден нашла тропинку, прошагав три километра от развилки дороги из
Пре-дю-Лак. Она попросила у швейцара электрический фонарик и сейчас освещала
себе дорожку через лес, направляясь к дому Вернера Герхарда.
Не очень-то похоже на дом, подумала Хелден, увидев перед собой странное
сооружение, более смахивающее на миниатюрную каменную крепость. Дом был
невелик - меньше, чем коттедж Полковника, - и оттуда, где она стояла, стены
выглядели очень толстыми. Луч света выхватил выпуклые камни, схваченные
цементом вдоль обеих сторон дома, которые находились в поле ее зрения. Крыша
тоже смотрелась солидно. Несколько очень узких окон располагались высоко над
землей. Ей не доводилось раньше видеть подобные дома. Казалось, особняк
материализовался из прекрасной детской сказки.
В какой-то степени это был ответ на вопрос, спровоцированный
замечаниями швейцара несколько часов назад, когда она вернулась с
деревенской площади.
- Ну что, нашли сумасшедшего Герхарда? Говорят, он был известным
дипломатом, пока его не ударили по голове. Поговаривают, что старые друзья
все еще не забывают его, хотя никто из них уже давно не приезжает к нему. Но
когда-то они хорошо о нем позаботились. Построил