Эд Макбейн. Способ убийства

(ИЗ СЕРИИ "87-Й ПОЛИЦЕЙСКИЙ УЧАСТОК)

   Перевод с английского Бетси Шидфар, Рамина Шидфара.


   Город, изображенный в этой книге, - плод авторского
воображения. Названия районов и улиц, действующие лица
вымышлены. Только описание будничной работы полицейских
детективов, методики расследования преступлений
соответствует реальной жизни.
                                                 Автор


   Обычный осенний день.
   Зарешеченные окна дежурной комнаты 87-го полицейского
участка выходили на Гровер-парк, сверкавший всеми цветами
осенней листвы. Бабье лето, словно дочь индейского вождя,
украшенная пестрыми перьями, щеголяло ярко-красным,
оранжевым и желтым. Воздух был теплым и ласкающим, солнце
сияло на безупречно голубом небе, и его лучи проникали
сквозь решетку окна полосами золотого света, в котором без
устали плясали пылинки. Уличный шум просачивался сквозь
открытые окна, смешиваясь с обычными звуками дежурной
комнаты, создавая своеобразную и даже приятную музыку.
   Как во всякой классической симфонии, в этой музыке
прослеживался лейтмотив, присущий лишь полицейскому участку.
Это была синкопированная мелодия телефонных звонков,
составляющая полную гармонию со стуком клавиш пишущих
машинок и ругательствами. Вариации на тему были
разнообразны: от глухих ударов кулака полицейского по
животу воришки до оглушительных воплей другого полицейского,
желающего узнать, куда, к черту, подевалась его шариковая
ручка, въедливого монолога следователя, допрашивающего
задержанного, телефонного разговора дежурного детектива с
начинающей актрисой, дебютанткой шоу на Холл-авеню. Иногда
в эту симфонию врывались насвистывание практиканта,
доставившего послание из полицейского управления,
душераздирающие стоны женщины, жалующейся на то, что ее
избил муж, бормотание воды в трубах или гомерический хохот
после неприличного анекдота.
   Такой хохот, сопровождаемый уличным шумом октябрьского
дня, приветствовал удачную шутку Мейера, которую он приберег
к пятнице.
   - Да, он мастер на это, - сказал Берт Клинг, - а у меня
вот не получается. Не умею я рассказывать анекдоты.
   - Ты многого не умеешь, - ответил Мейер, подмигивая, - но
мы простим тебе небольшую неточность. Искусство
рассказчика, Берт, приходит с возрастом. Такому сопляку,
как ты, никогда не рассказать хороший анекдот, чтобы
научиться этому, нужны долгие годы.
   - Иди к черту, старый пердун, - ответил Клинг.
   - Он опять становится агрессивным, ты замечаешь, Коттон?
Особенно когда речь заходит о его возрасте.
   Коттон Хейвз отпил кофе и улыбнулся. Он был высокого
роста, более шести футов, и весил сто девяносто фунтов.
Голубые глаза и квадратная челюсть, на подбородке - глубокая
ямочка. Огненно-рыжие волосы казались еще ярче в лучах
ленивого октябрьского солнца. На левом виске выделялась
седая прядь - след давней ножевой раны, когда ему сбрили
волосы, чтобы сделать шов, и шрам зарос уже седыми, а не
рыжими волосами. Хейвз этот феномен объяснял так: Уж очень
я тогда испугался".
   Улыбаясь Мейеру, Хейвз заметил:
   - Молодежь всегда агрессивна, разве ты не знал?
   - И ты против меня? - спросил Клинг. - Это заговор!
   - Не заговор, - поправил Мейер, - а запрограммированная в
нас ненависть. В этом причина всех бед в мире - слишком
много ненависти. Между прочим, кто-нибудь из вас знает, под
каким лозунгом будет проходить неделя борьбы с ненавистью?
   - Нет, - ответил Хейвз, делая вид, что серьезно
воспринимает вопрос, - а под каким?
   - Смерть ненавистникам! - сказал Мейер, и в это время
зазвонил телефон. Хейвз и Клинг, сидевшие молча, с
опозданием засмеялись. Мейер сделал им знак не шуметь.
   - Восемьдесят седьмой участок, вас слушает детектив
Мейер. Что, мадам? Да, я детектив. Что? Нет, не могу
сказать, что я здесь самый старший. - Пожав плечами, Мейер
посмотрел на Клинга и поднял брови. - Лейтенант сейчас
занят. В чем дело, мадам? Да, мадам, что? Сука, вы
говорите? Да, мадам, понятно. Нет, мадам, вряд ли мы
сможем удержать его дома. Это не входит в компетенцию
полиции. Я понимаю. Сука... Да, мадам. Нет, мы вряд ли
сможем выделить сейчас кого-нибудь. Сегодня как раз у нас
не хватает людей. Что?.. Мне очень жаль, что вы так
думаете, но вы понимаете...
   Он замолчал и посмотрел на телефон:
   - Она повесила трубку.
   - В чем дело? - спросил Клинг.
   - Ее дог бегает за соседской сукой, коккер-спаниелем.
Мадам хочет, чтобы мы или заставили ее дога сидеть дома, или
сделали что-нибудь с этой сукой. - Мейер пожал плечами. -
Любовь, любовь, все беды от любви. Вы знаете, что такое
любовь?
   - Нет, а что такое любовь? - спросил Хейвз тоном
пай-мальчика.
   - На этот раз я не шучу, - заметил Мейер, - я
философствую; любовь - это подавленная ненависть.
   - О господи, какой циник! - вздохнул Хейвз.
   - Я не циник, я философ. Никогда не принимай всерьез
человека, высказывающего вслух свои мысли. Как можно
испытать блестящие идеи, если не делиться ими с ближними?
   Вдруг Хейвз обернулся.
   За деревянным барьером, отделяющим дежурную комнату от
коридора, стояла женщина, которая вошла так тихо, что никто
из полицейских не услышал ее шагов. Она откашлялась, и этот
звук показался таким громким, что полицейские повернулись к
ней почти одновременно.
   У нее были матово-черные волосы, собранные в пучок на
затылке, карие глаза лихорадочно блестели, она не подвела их
и даже не накрасила губы, лицо ее было белым как мел.
Казалось, она смертельно больна и только что встала с
постели. На ней были черный плащ и черные туфли на босу
ногу. Кожа на ногах, таких тонких, что казалось чудом, как
они держат ее, была такой же мертвенно-белой. Она цепко
держалась костлявыми пальцами за кожаные ручки большой
черной сумки.
   - Слушаю вас, - сказал Хейвз.
   - Детектив Карелла здесь? - спросила женщина глухо.
   - Нет, - ответил Хейвз, - я детектив Хейвз. Могу я
узнать?..
   - Когда он вернется? - прервала его женщина.
   - Трудно сказать. У него были какие-то личные дела,
потом он будет выполнять специальное поручение. Может быть,
кто-нибудь из нас?..
   - Я подожду.
   - Возможно, вам придется ждать долго.
   - У меня много времени, - ответила посетительница.
   Хейвз пожал плечами:
   - Хорошо, пожалуйста. Там, снаружи, есть скамья. Если
вы...
   - Я буду ждать здесь. - Хейвз не успел остановить ее, и
женщина, толкнув дверцу, вошла в дежурную комнату,
направляясь к незанятым столам в центре помещения; Хейвз
пошел за ней.
   - Простите, мисс, - сказал он, - но посетителям не
разрешается...
   - Миссис, - поправила она, - миссис Фрэнк Додж.
   - Простите, миссис Додж, мы пускаем сюда посетителей
только по делу. Я уверен, что вы поймете...
   - Я пришла по делу. - Женщина сжала тонкие бледные губы.
   - Хорошо, не можете ли вы сказать мне?..
   - Я жду детектива Кареллу, детектива Стива Кареллу, -
повторила она. В ее голосе неожиданно прозвучала горечь.
   - Если вы хотите подождать его, - терпеливо объяснял
Хейвз, - то вам придется посидеть на скамье снаружи. Мне
очень жаль, но это...
   - Я буду ждать здесь, - упрямо сказала женщина, - и вы
будете ждать.
   Хейвз посмотрел на Мейера и Клинга.
   - Мадам, - начал Мейер, - нам не хотелось бы проявлять
грубость...
   - Заткнись!
   Слова женщины прозвучали как приказ, а рука ее скользнула
в правый карман плаща.
   - Это 38-й калибр, - сказала женщина.

        Глава 1

   Женщина неподвижно сидела на деревянном стуле с прямой
спинкой, держа в руке револьвер 38-го калибра. Уличный шум,
казалось, подчеркивал тишину, установившуюся в дежурной
комнате после ее слов. Трое детективов посмотрели сначала
друг на друга, потом на женщину и неподвижный ствол
револьвера.
   - Положите на стол оружие, - сказала женщина.
   Мужчины никак не отреагировали на ее требование.
   - Положите на стол оружие, - повторила она.
   - Послушайте, мадам, - сказал Мейер, - уберите эту штуку.
Мы здесь все друзья. Вы только наделаете себе
неприятностей.
   - А мне наплевать. Положите оружие на стол передо мной.
Не пытайтесь вынуть револьверы из кобуры, или я буду
стрелять прямо в живот рыжему. Быстро!
   Детективы не пошевельнулись.
   - Ладно, рыжий, молись!
   Полицейские понимали, что, лишившись оружия, они окажутся
совершенно беспомощными перед вооруженной женщиной. Среди
них не было ни одного, кто хоть раз не стоял под дулом
револьвера при исполнении своих обязанностей. Мужчины в
этой комнате были полицейскими, но также людьми, которых не
особенно привлекала мысль о ранней могиле. Мужчины в этой
комнате были людьми, но также полицейскими, знавшими
разрушительную силу 38-го калибра и понимавшими, что женщины
так же способны нажать курок, как и представители сильного
пола, и одна женщина с револьвером может быстро покончить с
тремя полицейскими. И все же они колебались.
   - Я не шучу, черт вас побери! - крикнула женщина.
   Увидев, как крепко сжимает она револьвер - так, что
побелели костяшки, - и как напряжен ее палец на курке, Клинг
сдался первым. Не отрывая от нее глаз, он отстегнул
портупею и положил ее на стол вместе с кобурой, в которой
находился "Смит и Вессон". Мейер достал из кармана кобуру и
положил ее рядом, Хейвз тоже отстегнул кобуру и положил ее
на стол.
   - Который из этих ящиков закрывается? - спросила
женщина.
   - Верхний, - ответил Хейвз.
   - Где ключ?
   - В ящике.
   Она открыла ящик, нашла ключ и положила оружие в ящик.
Потом закрыла ящик, вынула ключ и положила его в карман
плаща. Все это время большая черная сумка стояла у нее на
коленях.
   - Ну вот, вы отобрали у нас оружие. Что дальше? Чего вы
хотите, мадам? - спросил Мейер.
   - Я хочу убить Стива Кареллу.
   - Почему?
   - Не важно почему. Кто еще, кроме вас, находится сейчас
в этом здании?
   Мейер ответил не сразу. Женщина сидела так, что могла
видеть и кабинет лейтенанта, и коридор за дежурной комнатой.
   - Ну, отвечай! - приказала она.
   - Только лейтенант Бирнс, - ответил Мейер. Но он сказал
неправду: в техническом отделе, по ту сторону барьера,
прилежно трудился над бумагами Мисколо. Следует отвлечь ее,
чтобы она повернулась к коридору спиной. И тогда, если
Мисколо решит зайти в дежурную комнату, как он это делает
постоянно, может быть, она поймет ситуацию и...
   - Позови сюда лейтенанта, - сказала она.
   Мейер привстал.
   - Когда пойдешь к нему, помни, что я тебе сейчас скажу.
Ты под прицелом. Одно подозрительное движение - и я
стреляю. А теперь иди. Постучи в дверь и попроси
лейтенанта выйти.
   Мейер пересек дежурную комнату, где царило напряженное
молчание. Дверь в кабинет лейтенанта была закрыта. Он
постучал по матовому стеклу двери.
   - Войдите, - отозвался Бирнс из кабинета.
   - Пит, это я, Мейер.
   - Дверь не заперта, - сказал Бирнс.
   - Пит, лучше выйди сюда.
   - Какого черта?
   - Лучше выйди. Пит.
   За дверью послышались шаги. Дверь приоткрылась.
Лейтенант Питер Бирнс, крепкий, как металлический болт,
просунул в щель короткую мускулистую шею и плечи.
   - В чем дело, Мейер? Я занят.
   - Вас хочет видеть одна женщина.
   - Женщина? Где... - Он посмотрел мимо Мейера, туда, где
сидела женщина, и узнал ее с первого взгляда. - Привет,
Вирджиния, - сказал лейтенант, а потом увидел револьвер.
Бирнс нахмурился, брови его нависли над проницательными
голубыми глазами, резко очерченное лицо потемнело.
Сгорбившись, как человек, несущий на плечах тяжелую ношу, он
пересек дежурную комнату, направляясь прямо туда, где сидела
Вирджиния. Казалось, он вот-вот схватит ее и вышвырнет в
коридор.
   - На что это похоже, Вирджиния? - спросил Бирнс тоном
рассерженного отца, обращающегося к своей пятнадцатилетней
дочери, вернувшейся слишком поздно с танцев.
   - А на что это похоже, лейтенант?
   - Похоже на то, что ты спятила, вот на что. На кой черт
тебе пушка? Что ты делаешь с этим...
   - Я убью Кареллу.
   - Ради бога! - безнадежным тоном сказал Бирнс. - Ты
думаешь, что этим ты поможешь своему мужу?
   - Фрэнку больше ничего не поможет.
   - Что это значит?
   - Франк вчера умер. В тюремной больнице, в Кестлвью.
   - Но ты не можешь обвинять в этом Кареллу.
   - Карелла отправил его в тюрьму.
   - Твой муж был преступником.
   - Карелла отправил его в тюрьму.
   - Карелла только арестовал его. Ты не можешь...
   - И убедил судейских в том, что он виновен, и давал
показания на суде, и сделал все, что в его силах, чтобы
засадить Фрэнка за решетку.
   - Вирджиния, он...
   - Фрэнк был болен! Карелла знал это! Он знал это и все
же упрятал его!
   - Вирджиния, ради бога, наша работа заключается в том...
   - Карелла убил его! Это так же точно, как если бы он его
застрелил! А теперь я убью Кареллу. Как только он войдет
сюда, я убью его.
   - А потом? Как ты думаешь выйти отсюда, Вирджиния? Тебе
это не удастся.
   Вирджиния слабо улыбнулась:
   - Я выйду, не беспокойтесь.
   - Ты уверена? Один выстрел в этой комнате, и все
полицейские за десять миль кругом бросятся сюда.
   - Меня это не волнует, лейтенант.
   - Не волнует, да? Не говори глупостей, Вирджиния.
Хочешь сесть на электрический стул? Этого ты хочешь?
   - Мне все равно. Я не хочу жить без Фрэнка.
   Бирнс долго молчал и, наконец, сказал:
   - Я тебе не верю, Вирджиния.
   - Чему вы не верите? Что я убью Кареллу? Что я убью
каждого, кто попытается помешать мне?
   - Я не верю, что ты так глупа, чтобы стрелять в меня,
Вирджиния. Я ухожу, Вирджиния, я возвращаюсь к себе.
   - Нет, вы не уйдете!
   - Уйду. Я возвращаюсь в свой кабинет, и вот почему. В
этой комнате вместе со мной четверо мужчин. Ты можешь
застрелить меня или кого-нибудь еще... но тебе пришлось бы
действовать очень быстро и метко целиться, чтобы убить нас
всех.
   - Никто из вас от меня не уйдет, лейтенант. - Слабая
улыбка снова появилась на губах Вирджинии.
   - Хорошо, давай поспорим. Хватайте ее, парни, как только
она выстрелит, - сказал Бирнс и, помолчав, продолжил: - Я
иду к себе в кабинет, Вирджиния, и буду сидеть там пять
минут. Когда я выйду, лучше, чтобы тебя здесь уже не было,
и мы забудем об этом случае. Если ты не уйдешь, я найду
способ отобрать у тебя эту штуку, изобью как следует и
отправлю в камеру предварительного заключения. Теперь
понятно?
   - Понятно.
   - Пять минут, - отрубил Бирнс, повернулся на каблуках,
направился к своему кабинету, но вдруг услышал спокойный
уверенный голос Вирджинии:
   - Мне не понадобится стрелять в вас, лейтенант.
   Бирнс не остановился.
   - Мне вообще не понадобится стрелять.
   Бирнс сделал еще шаг.
   - У меня в сумке бутыль с нитроглицерином.
   Ее слова прозвучали, как разрыв гранаты. Бирнс медленно
повернулся к женщине и опустил глаза на черную сумку
Вирджинии. Она наклонила ствол револьвера так, что он
оказался внутри раскрытой сумки.
   - Я тебе не верю, Вирджиния!- сказал Бирнс, снова
повернулся и взялся за ручку двери.
   - Не открывайте дверь, лейтенант, - крикнула Вирджиния, -
или я выстрелю в эту бутыль, и мы все взлетим на воздух!
   "Она врет, - подумал Бирнс, - откуда ей взять
нитроглицерин? Господи, с ума сойти! У Мейера жена и трое
детей".
   Он медленно опустил руку и устало повернулся к Вирджинии
Додж.
   - Так-то лучше, - заметила она, - а теперь будем ждать
Кареллу.

   Стив Карелла нервничал.
   Сидя рядом со своей женой Тедди, он чувствовал, что от
волнения у него пульсируют вены на руках и сжимаются пальцы.
Он был чисто выбрит, выступающие скулы и раскосые глаза
придавали ему сходство с азиатом. Он сидел, крепко сжав
губы. Доктор мягко улыбнулся.
   - Ну что же, мистер Карелла, - сказал доктор Рендольф, -
ваша жена ожидает ребенка.
   Волнение мгновенно улеглось. Словно прорвалась плотина,
и бурные воды схлынули, оставив лишь мутный осадок
неуверенности. Но неуверенность была еще хуже. Он
надеялся, что его чувства остались незамеченными. Он не
хотел показывать свое беспокойство Тедди.
   - Мистер Карелла, - сказал доктор, - я вижу, вас, в
отличие от вашей супруги, охватили предродовые страхи.
Успокойтесь. Волноваться не о чем.
   Карелла кивнул, но без особой уверенности. Он живо
ощущал присутствие Тедди, его Тедди, его Теодоры, девушки,
которую он любил, женщины, на которой он женился. На
мгновение он обернулся, чтобы взглянуть ей в лицо,
обрамленное волосами, черными, как полночь, увидеть карие
глаза, сияющие гордостью, слегка раскрытые молчаливые алые
губы.
   "Я не должен расстраивать ее", - подумал Карелла.
   И все же он не мог освободиться от сомнений.
   - Хочу успокоить вас относительно некоторых вещей, мистер
Карелла, - сказал доктор Рендольф.
   - Вообще-то я...
   - Может быть, вы беспокоитесь относительно ребенка.
Возможно, вы полагаете, что если ваша жена глухонемая от
рождения, то и ребенку угрожает та же опасность. Могу
понять ваши опасения.
   - Я...
   - Но они совершенно необоснованны, - улыбнулся Рендольф.
- Медицине очень многое неизвестно, но мы точно знаем, что
глухота, часто врожденная, не передается по наследству. У
глухих родителей обычно рождаются совершенно нормальные
дети. Самый известный из таких случаев, как мне кажется, -
Лон Чаней, знаменитый актер двадцатых годов. При постоянном
наблюдении и хорошем уходе беременность у вашей жены пройдет
совершенно нормально, и она родит нормального ребенка. У
нее здоровое тело и, если вы позволите мне такую дерзость,
очень красивое.
   Тедди Карелла, глядя на губы доктора, покраснела. Она
уже давно привыкла к тому, что ее считают красивой, как
садовод находит естественным красоту редкой розы. Но для
нее все еще было неожиданным, если кто-нибудь говорил о ее
внешности слишком пылко. Она прожила достаточно с этим
лицом и телом, и ей было совершенно безразлично, нравится ли
она чужим. Ей хотелось нравиться только одному человеку -
Стиву Карелле. И теперь, восторженно предвкушая материнство
и видя, что Стив принял это известие как должное, она была
счастлива.
   - Спасибо, доктор, - сказал Карелла.
   - Не за что, - ответил тот, - счастья вам обоим. Миссис
Карелла, я бы хотел встретиться с вами через несколько
недель. А вы позаботьтесь о ней.
   - Обязательно, - ответил Карелла, и они вышли из
кабинета.
   В коридоре Тедди бросилась ему на шею и крепко
поцеловала.
   - Эй, - сказал Стив, - разве так должны вести себя
беременные женщины?
   Тедди кивнула, ее глаза лукаво блеснули. Резким
движением темноволосой головки она показала на лифт.
   - Хочешь домой, да?
   Она кивнула.
   - А потом?
   Тедди только улыбнулась.
   - Придется подождать, - сказал Карелла, - на мне висит
небольшое самоубийство, которое, как считается, я в
настоящий момент расследую.
   Он нажал кнопку лифта.
   - Я вел себя как последний дурак, верно?
   Тедди покачала головой.
   - Не спорь. Я волновался. За тебя и за ребенка... - Он
помолчал. - У меня идея. Прежде всего, чтобы показать, как
я ценю самую чудесную и плодовитую жену в городе...
   Тедди улыбнулась.
   - ...я предлагаю выпить. Мы выпьем за тебя, дорогая
Тедди, и за ребенка. - Он крепко обнял жену. - За тебя,
потому что я люблю тебя больше всего на свете. А за
младенца, потому что он разделит нашу любовь. - Он
поцеловал ее в кончик носа. - А потом я опять возьмусь за
свое самоубийство. И это все? Нет, ни в коем случае,
сегодня памятный день. Это день, когда самая красивая
женщина в Соединенных Штатах, нет, в мире, нет, к чертям, во
всей Вселенной, узнала, что у нее будет ребенок! Значит,
так... - Он посмотрел на часы. - Я вернусь в отделение
самое позднее около семи. Давай встретимся там? Я должен
составить рапорт, а потом мы отправимся обедать в тихое
местечко, где я смогу держать тебя за руку и целовать, когда
захочу. Идет? К семи?
   Тедди кивнула, счастливо улыбаясь.
   - А потом домой. А потом... прилично ложиться в постель
с беременной женщиной?
   Тедди выразительно кивнула, показывая, что это не только
прилично, но приемлемо и абсолютно необходимо.
   - Я тебя люблю, - хрипловато сказал Стив. - Тебе это
известно?
   Ей это было известно. Она посмотрела на него, ее глаза
были влажными. И тогда он сказал: "Я люблю тебя больше
жизни".

        Глава 2

   87-й участок обслуживал девяносто тысяч человек.
   Улицы здесь простирались к югу от реки Харб до парка,
расположенного напротив участка. Параллельно течению реки
шло шоссе, и от него начиналась первая улица, находящаяся в
ведении участка, аристократическая Сильвермайн Роуд, где еще
сохранились лифтеры и швейцары у дверей самых высоких
зданий. Дальше к югу "аристократизм" сменялся эклектической
безвкусицей торговых заведений на улице Стем, затем шли
Энсли Авеню и Кальвер, с ветхими многоквартирными домами,
безлюдными церквами и переполненными барами. Мезон Авеню,
которую пуэрториканцы фамильярно называли "Ла Виа де Путас",
а полицейские - "Шлюхин рай", находилась к югу от Кальвера,
за ней следовали Гровер Авеню и парк. С юга на север этой
беспокойной части города поле деятельности 87-го участка -
ненадежного убежища в мутных волнах жизни - было довольно
узким. В действительности оно охватывало также и парк, но
только из профессиональной любезности: территория парка
официально находилась в ведении двух соседних полицейских
участков - 88-го и 89- го. С востока на запад поле
деятельности было шире, распространяясь на 35 плотно
заселенных боковых улиц. На первый взгляд территория 87-го
участка казалась небольшой, особенно если не знать, как
много людей здесь проживают.
   Процесс иммиграции в Америку и, как следствие, процесс
интеграции как нельзя яснее проявлялись на улицах 87-го
участка. Население почти целиком состояло из ирландцев,
итальянцев, евреев третьего поколения и недавно прибывших
пуэрториканцев.
   Группы старых иммигрантов не составляли городское дно,
однако, сама атмосфера иммигрантского гетто с ее терпимостью
к нищете привлекала все новых бедняков- переселенцев. Плата
за жилье вопреки всеобщему убеждению была вовсе не такой уж
низкой. Она была так же высока, как и в других частях
города, и, принимая во внимание, что за свои деньги жильцы
получали минимум услуг, им приходилось платить ни с чем не
сообразную цену. Но, как бы там ни было, даже городские
трущобы могут стать домом. Осев в своих норах, жители
района наклеивали картинки на облупившуюся штукатурку и
устилали рваными ковриками исчерченные щелями полы. Они
быстро приобретали навыки, необходимые каждому американцу,
проживающему в многоквартирном доме: стучали по радиаторам,
когда те не нагревались, охотились на тараканов, спасающихся
бегством по полу кухни всякий раз, как включишь свет,
ставили ловушки на мышей и крыс, свободно маршировавших по
всей квартире, тщательно прибивали негнущиеся стальные
задвижки "от воров" к дверям квартиры.
   Задачей полицейских 87-го участка было также не дать
жителям района приобрести другие широко распространенные
навыки обитателей городского дна - занятия различными видами
преступной деятельности.
   Вирджиния Додж хотела знать, сколько человек выполняют
эту задачу.
   - У нас шестнадцать детективов, - сказал ей Бирнс.
   - Где они сейчас?
   - Трое здесь.
   - А остальные?
   - Одни отдыхают, другие вышли проверять жалобы, несколько
человек занимаются расследованием.
   - Кто именно?
   - Господи, тебе что, нужен весь список?
   - Да.
   - Послушай, Вирджиния... - Револьвер в ее руке ушел
глубже в сумку. - Ладно, Коттон, дай сюда список.
   Хейвз посмотрел на женщину.
   - Можно встать? - спросил он.
   - Давай. Не открывай никаких ящиков. А где ваше оружие,
лейтенант?
   - У меня нет оружия.
   - Врете. Где ваш револьвер? В кабинете?
   Бирнс смолчал.
   - К чертовой матери! - крикнула Вирджиния. - Будем
говорить прямо. Я не шучу, каждый, кто мне соврет или не
сделает того, что я скажу...
   - Ладно, ладно, успокойся. Он у меня в ящике. - Бирнс
повернулся и направился в кабинет.
   - Подожди-ка, - остановила его Вирджиния. - Мы все
пойдем с вами. - Она быстро подняла с колен сумку и
направила дуло револьвера на полицейских. - Вперед, -
приказала она, - идите за лейтенантом.
   Мужчины вошли вслед за Бирнсом в его маленький кабинет,
за ними протиснулась Вирджиния. Бирнс подошел к столу.
   - Вынь револьвер из ящика и положи на стол, - велела она,
- держи его за ствол. Если твой палец окажется возле курка,
нитро...
   - Ладно, ладно, - нетерпеливо пробормотал Бирнс.
   Он поднял револьвер за ствол и положил на стол.
Вирджиния быстро схватила револьвер и сунула в левый карман
плаща.
   - А теперь обратно! - приказала она.
   Все гуськом прошли в дежурную комнату. Вирджиния уселась
за стол, который выбрала как командный пункт, положила сумку
перед собой и направила на нее 38-й калибр. - Давай список.
   - Дай ей, Коттон, - сказал Бирнс.
   Хейвз пошел за списком детективов, где были обозначены
задания каждого на сегодняшний день. Он висел на стене у
одного из окон, простой черный прямоугольник, к которому
были прикреплены белые пластиковые буквы. Каждый детектив
должен был вставлять в прорези свою фамилию вместо того,
кого он заменял. У детективов был иной распорядок дня, чем
у патрульных, которые работали пять дней по восемь часов, а
потом трое суток отдыхали. Поскольку в участке было
шестнадцать детективов, они автоматически разбивались на три
команды по пять человек. В этот ясный октябрьский день на
прямоугольнике были обозначены имена шести детективов. Трое
- Хейвз, Клинг и Мейер - находились в дежурной комнате.
   - Где остальные? - спросила Вирджиния.
   - Карелла повез свою жену к врачу, - ответил Бирнс.
   - Как мило, - с горечью сказала Вирджиния.
   - А потом он должен расследовать случай самоубийства.
   - Когда он вернется?
   - Не знаю.
   - А примерно?
   - Не имею представления. Он вернется, когда сделает все,
что нужно.
   - А двое других?
   - Браун на подсадке. В кладовой магазина готового белья.
   - Где?
   - На подсадке. Если тебе больше нравится, в засаде. Он
сидит там и ждет, когда ограбят магазин.
   - Не морочьте мне голову, лейтенант.
   - Какого черта, я не шучу. Четыре магазина готового
платья в нашем районе были ограблены в дневное время. Мы
полагаем, что на очереди тот магазин, куда мы отправили
Брауна. Он ждет грабителя.
   - Когда он вернется?
   - Я думаю, после того как стемнеет, если грабитель не
сунется в магазин раньше. Сколько сейчас? - Бирнс
посмотрел на стенные часы. - 16.38. Он вернется примерно в
шесть.
   - А шестой? Виллис?
   Бирнс пожал плечами.
   - Он был здесь полчаса назад. Кто знает, где он.
   - Я знаю, - ответил Мейер.
   - Куда пошел Виллис?
   - Он пошел по звонку, Пит. Ножевое ранение в Мезоне.
   - Значит, он там и есть, - сказал Бирнс Вирджинии.
   - А он когда вернется?
   - Не знаю.
   - Скоро?
   - Думаю, скоро.
   - Кто еще находится в здании?
   - Дежурный сержант и дежурный лейтенант внизу. Ты
проходила мимо них, когда шла к нам.
   - Еще?
   - Капитан Фрик, он считается начальником всего участка.
   - Как это понимать?
   - В действительности руковожу я, но официально...
   - Где его кабинет?
   - Внизу.
   - Еще кто?
   - К этому участку прикреплено 186 патрульных. Треть из
них сейчас патрулируют улицы. Несколько человек сидят в
участке, остальные на отдыхе.
   - Что они делают в участке?
   - В основном они "двадцать четвертые". - Бирнс помолчал,
затем объяснил: - Они сидят на телефоне.
   - Когда заступает новая смена?
   - Ночью, без четверти двенадцать.
   - После этого никто уже не вернется сюда? А патрульные?
   - Большинство освобождаются к двенадцати, но они обычно
приходят в участок, чтобы переодеться, а отсюда идут домой.
   - Могут прийти сюда какие-нибудь детективы, кроме тех,
кто обозначен в списке на сегодня?
   - Возможно...
   - Нас сменят не раньше восьми утра. Пит, - вмешался
Мейер.
   - Но Карелла вернется намного раньше, верно?
   - Может быть.
   - Да или нет?
   - Не могу сказать точно. Я не обманываю тебя, Вирджиния.
Не исключено, что Карелла найдет что-нибудь интересное и
задержится. Я не знаю.
   - Он позвонит сюда?
   - Возможно.
   - Если он позвонит, прикажите ему немедленно явиться в
участок. Понимаете?
   - Да, понимаю.
   Раздался телефонный звонок, прервавший их разговор. Звук
казался особенно пронзительным в наступившем молчании.
   - Возьмите трубку, - приказала Вирджиния, - и никаких
фокусов.
   Мейер снял трубку.
   - 87-й участок, вас слушает детектив Мейер. Да, Дейв,
говори, я слушаю.
   Внезапно он осознал, что Вирджиния Додж может услышать
лишь половину его разговора с дежурным сержантом. Он
терпеливо слушал, как будто ничего не случилось.
   - Мейер, полчаса назад нам позвонил один парень, который
услышал выстрел и крики в соседней квартире. Я отправил
туда патрульную машину, и они только что мне доложили.
Мадам ранена в руку, а ее приятель утверждает, что выстрел
произошел случайно, когда он чистил свой револьвер. Пошлешь
туда кого-нибудь из ваших?
   - Конечно, по какому адресу?
   - Кальвер, 33/79. Рядом с баром. Знаешь, где это?
   - Знаю. Спасибо, Дейв. - Мейер положил трубку. -
Звонила какая-то женщина. Дейв думает, что нам следует
заняться этим звонком.
   - Кто такой Дейв? - спросила Вирджиния.
   - Марчисон. Дежурный сержант, - ответил Бирнс. - А в
чем дело, Мейер?
   - Эта женщина говорила, что кто-то пытается ворваться к
ней в квартиру. Она хочет, чтобы мы тотчас же выслали
детектива.
   Бирнс и Мейер понимающе посмотрели друг на друга. На
такой звонок должен был отреагировать сам дежурный сержант,
не беспокоя детективов, и отправить машину на место
происшествия.
   - Он просит, чтобы мы или отправили детектива, или
связались с капитаном и узнали, что он может сделать, -
объяснил Мейер.
   - Хорошо, я это сделаю, - сказал Бирнс. - Ты ничего не
имеешь против, Вирджиния?
   - Никто не выйдет из этой комнаты, - ответила она.
   - Я знаю. Поэтому я свяжусь с капитаном Фриком.
Согласна?
   - Давайте, только без фокусов.
   - Адрес: Кальвер, 33/79, - сказал Мейер.
   - Спасибо. - Бирнс набрал три цифры и стал ждать ответа.
   Капитан Фрик взял трубку со второго звонка.
   - Да.
   - Джон, это Пит.
   - А, привет, Пит. Как дела?
   - Так себе, Джон. Я хочу, чтобы ты сделал мне
любезность.
   - А именно?
   - Звонила женщина, проживающая по адресу: Кальвер,
33/79. Она говорила, что кто- то пытается ворваться к ней в
квартиру. Сейчас у меня не хватает людей. Ты можешь
послать туда патрульного?
   - Что?
   - Я знаю, это необычная просьба. Обычно мы справляемся с
этим сами, но сейчас мы вроде как заняты.
   - Что? - переспросил Фрик.
   - Ты сможешь сделать это для меня, Джон? - Не выпуская
из руки трубку, Бирнс смотрел прямо в глаза Вирджинии Додж,
подозрительно косившейся на него. "Давай, - думал он, -
проснись, ради бога, пошевели мозгами".
   - Обычно вы справляетесь с этим сами, да? Ну и смехота!
Я бы давно уже был на том свете, если бы выполнял за вас
вашу работу. Что ты пристаешь ко мне с такой ерундой, Пит?
Позвони дежурному сержанту и попроси его разобраться. -
Фрик замолчал. - А вообще, как к тебе попала эта жалоба?
Кто дежурит на телефоне?
   - Ты займешься этим, Джон?
   - Ты что, разыгрываешь меня, Пит? А, понял. - Фрик
расхохотался. - Это твоя сегодняшняя шутка? Ладно, я
попался на удочку. Как у вас там наверху?
   Бирнс немного помолчал, выбирая слова, потом, глядя на
Вирджинию, ответил:
   - Не блестяще.
   - А в чем дело? Неприятности?
   - Полный набор. Почему бы тебе не подняться и не
посмотреть самому?
   - Подняться? Куда?
   "Давай! - думал Бирнс. - Думай! Пошевели мозгами хотя
бы на одну паршивую минуту в своей жизни!"
   - Разве это не входит в твои обязанности? - произнес он
вслух.
   - Какие обязанности? Что с тобой, Пит? Ты что-то не в
себе.
   - Мне кажется, ты должен выяснить.
   - Что выяснить? Ей-богу, ты спятил.
   - Значит, я надеюсь, ты сделаешь это. - Бирнс увидел,
что Вирджиния нахмурилась.
   - Что сделаю?
   - Поднимешься и выяснишь. Большое спасибо, Джон.
   - Знаешь, я ни хрена...
   Бирнс повесил трубку.
   - Все в порядке? - спросила Вирджиния.
   - Да.
   Она задумчиво посмотрела на него.
   - Ко всем этим аппаратам есть параллельные? - спросила
она.
   - Да, - ответил Бирнс.
   - Хорошо. Я буду слушать все ваши разговоры.

        Глава 4

   "Хуже всего, что мы не можем договориться друг с другом,
- думал Бирнс. - Конечно, эта проблема существовала для
человечества, начиная с его возникновения, но она особенно
остро ощущается именно сейчас и именно здесь. Я в своей
собственной дежурке вместе с тремя опытными детективами не
могу обсудить, каким образом отобрать этот револьвер и
бутыль - если она действительно существует - у этой сучки.
Четверо умных людей, попав в сложную ситуацию, не могут даже
подумать вместе о том, как выйти из этого положения. Не
могут, пока она сидит здесь с 38-м калибром в руке.
   Потеряв возможность общаться с подчиненными, я потерял и
власть над ними. На самом деле сейчас Вирджиния Додж
командует детективами 87-го участка.
   Так будет продолжаться до тех пор, пока не произойдет
одно из двух:
   а) или мы ее обезоруживаем;
   б) или входит Стив Карелла, и она убивает его.
   Есть, конечно, третья возможность. Что-нибудь испугает
ее, и она всадит пулю в бутыль, и тогда мы все взлетим на
воздух. Это произойдет очень быстро и громко. Взрыв будет
слышен далеко, даже в 88-м участке. От него может выпасть
из кровати даже комиссар полиции. Конечно, если
предположить, что у нее в сумке действительно бутыль с
нитроглицерином. Но мы, к сожалению, не можем вести себя
так, как будто у нее ничего нет. Значит, мы должны поверить
Вирджинии на слово и считать, что бутыль так же реальна, как
и 38-й калибр. Тогда можно прийти к одному выводу. Мы не
можем рисковать и играть в сыщиков и разбойников, потому что
нитроглицерин - очень сильная штука и взрывается от
малейшего толчка. Откуда она взяла бутыль с
нитроглицерином? Из копилки своего мужа-медвежатника?
   Но даже специалисты по сейфам, кроме скандинавов, больше
не используют нитроглицерин для того, чтобы вскрывать сейфы.
Он слишком непредсказуем. Я, правда, знал медвежатников,
которые применяли нитроглицерин, но они держали его в
термосе из предосторожности.
   Итак, она сидит здесь с бутылью нитроглицерина в сумке.
- Бирнс мрачно улыбнулся. - Ладно, представим себе, что
нитроглицерин существует в действительности. Так и будем
вести игру. Это все, что мы можем сделать, и это означает:
никаких неосторожных движений, никаких попыток выхватить
сумку. Что же делать? Ждать Кареллу? А когда он вернется?
И сколько сейчас? - Бирнс посмотрел на настенные часы. -
Пять часов семь минут. На улице еще совсем светло, может
быть, чуть-чуть темнее, чем раньше, но через окно все еще
проникает золотистый дневной свет. Интересно, знает
кто-нибудь там, снаружи, что мы пляшем вокруг бутылки с этим
супчиком?
   Никто не знает. Даже этот тупоголовый капитан Фрик.
Чтобы до него что-нибудь дошло, ему надо подпалить зад или
обрушить на голову кирпичную стену. Черт возьми, как же нам
из всего этого выбраться? Интересно, она курит или нет?
Если курит... Постой-ка... Обдумаем все основательно.
Скажем, она курит. Ладно, предположим. Так... если нам
удастся заставить ее снять сумку с колен и поставить на
стол. Это не так уж трудно... Где сейчас сумка?.. Все еще
у нее на коленях... Любимая собачка Вирджинии Додж - бутыль
с нитроглицерином... Ладно, скажем, я смогу добиться, что
она поставит сумку на стол, убрать ее с дороги... Потом
предложу ей закурить и зажгу для нее спичку.
   Если я уроню ей на колени горящую спичку, она подскочит.
   А когда она подскочит, я собью ее с ног.
   Меня не так волнует 38-й калибр, волнует, конечно, - кому
интересно получить пулю, - но это будет не так опасно, если
мы уберем супчик. Не нужно никакого шума рядом с
взрывчаткой. Мне приходилось бывать под пулями, но
нитроглицерин - это другое дело. Я не хочу, чтобы меня
потом отскребали от стены.
   Интересно, курит она или нет".
   - Как тебе жилось, Вирджиния? - спросил Бирнс.
   - Можете прекратить сразу же, лейтенант.
   - Что прекратить?
   - Приятную беседу. Я пришла сюда не для того, чтобы
слушать всякую чепуху. Я наслушалась всего в прошлый раз,
когда была здесь.
   - Это было очень давно, Вирджиния.
   - Пять лет, три месяца и семнадцать дней, вот сколько.
   - Не мы издаем законы, - мягко сказал Бирнс, - мы только
следим за их соблюдением. Если кто-нибудь нарушает...
   - Не надо мне лекций. Мой муж умер. Стив Карелла
засадил его. Этого мне достаточно.
   - Стив только задержал его. Твоего мужа судили
присяжные, а приговор вынес судья.
   - Но Карелла...
   - Вирджиния, ты кое-что забыла.
   - Что я забыла?
   - Твой муж ослепил человека.
   - Это был несчастный случай.
   - Твой муж выстрелил в человека во время налета и лишил
его зрения. Это не был несчастный случай.
   - Он выстрелил потому, что этот человек стал звать
полицию. А что бы вы сделали на его месте?
   - Прежде всего на его месте я не совершил бы налет на
заправочную станцию.
   - Да? Кристально-честный лейтенант Бирнс. Мне все
известно о вашем сыночке- наркомане. Великий детектив и
сын-наркоман!
   - Это было очень давно, Вирджиния. Теперь у него все в
порядке.
   Бирнс не мог спокойно думать о том времени. Конечно,
боль стала значительно слабее, чем тогда, когда он
обнаружил, что его единственный сын - настоящий наркоман,
увязший по уши. Наркоман, возможно, замешанный в убийстве.
Это были черные дни для Питера Бирнса, время, когда он
утаивал сведения от своих собственных детективов, пока,
наконец, не рассказал все Стиву Карелле. Карелла едва не
погиб, расследуя это щекотливое дело. И когда Карелла был
ранен, наверное, никто и никогда не молился так за
выздоровление ближнего, как Бирнс. Это было давно, и
сейчас, думая о том времени, Бирнс чувствовал тупую боль в
сердце. Сын больше не тянулся к наркотикам, дома было все в
порядке. И вот сейчас Стиву Карелле, человеку, которого
Бирнс считал своим вторым сыном, предстояло свидание с
женщиной в черном. А женщина в черном означала для него
смерть.
   - Я счастлива, что с вашим сыном сейчас все в порядке, -
насмешливо сказала Вирджиния, - а вот с моим мужем не все в
порядке. Он умер. И, как я считаю, его убил Карелла. А
теперь оставим эту чепуху, хорошо?
   - Мне хотелось бы немного поговорить.
   - Тогда говорите сами с собой, а меня оставьте в покое.
   Бирнс сел на угол стола. Вирджиния подвинула ближе
сумку, стоящую у нее на коленях, направив дуло револьвера
внутрь сумки.
   - Не подходите ближе, лейтенант, я вас предупреждаю.
   - Скажи мне точно, чего ты хочешь, Вирджиния.
   - Я уже вам сказала. Когда Карелла придет сюда, я его
убью. А потом уйду. Если кто-нибудь попытается остановить
меня, я брошу на пол сумку со всем ее содержимым.
   - Предположим, я попытаюсь сейчас отобрать у тебя
револьвер.
   - На вашем месте я бы не делала этого.
   - Ну, а если я попытаюсь?
   - Я кое-что принимаю в расчет, лейтенант.
   - Например?
   - Например, то, что героев не существует. Чья жизнь для
вас дороже - Кареллы или ваша собственная? Попытайтесь
отнять револьвер, и не исключено, что нитроглицерин
взорвется прямо перед вами. Перед вами, а не перед ним. Вы
спасете Кареллу, но погубите себя.
   - Карелла мне очень дорог, Вирджиния. Я мог бы и
умереть, чтобы спасти ему жизнь.
   - Да? А насколько он дорог другим в этой комнате? Они
тоже согласны умереть за него? Или за гроши, которые они
получают? Проголосуйте, лейтенант, и увидите, кто из них
готов пожертвовать жизнью. Ну давайте, проголосуйте.
   Бирнс не хотел голосовать. Он не очень-то верил в
беззаветную отвагу и героизм: Он знал, что многие в этой
комнате не раз действовали отважно и героически. Но
храбрость зависит от обстоятельств. Захотят ли детективы
вступить в игру, когда им грозит верная смерть? Бирнс не
был уверен в этом. Он почти не сомневался, что, если бы им
предложили выбирать, кому остаться в живых - им или Карелле,
они, вероятнее всего, выбрали бы себя. Эгоистично? Может
быть. Негуманно? Возможно. Жизнь не купишь в грошовой
лавочке. Это такая штука, за которую цепляются изо всех
сил. И даже Бирнс, который знал Кареллу, как никто другой,
и даже любил его (а это слово трудно давалось такому
человеку, как он), не решался задать себе вопрос: "твоя
жизнь или жизнь Кареллы" - он боялся ответа.
   - Сколько тебе лет, Вирджиния?
   - Какая вам разница?
   - Мне хочется знать.
   - Тридцать два.
   Бирнс кивнул.
   - Я выгляжу старше, верно?
   - Немного.
   - Очень намного. За это тоже скажите спасибо Карелле.
Вы видели когда-нибудь тюрьму Кестлвью, лейтенант? Вы
видели место, куда Карелла отправил моего Фрэнка? Там не
выживут и животные, не то что люди. И я жила одна, в
постоянном ожидании, зная, через какие мучения должен был
пройти Фрэнк. Могу я молодо выглядеть, как вы думаете?
Могла я следить за собой, если все время волновалась, если у
меня всегда болело за него сердце, если грызла тоска?
   - Кестлвью не лучшая тюрьма в мире, но...
   - Это камера пыток! - крикнула Вирджиния. - Вы
когда-нибудь были в камере? Там отвратительно грязно,
жарко, не продохнуть, все прогнившее и ржавое. Там воняет,
лейтенант. Запах этой тюрьмы чувствуется за несколько
кварталов. И они загоняют людей в эту мерзкую, душную вонь.
Говорят, что Фрэнк причинял беспокойство тюремным властям.
Конечно! Он был человеком, а не животным. Тогда они
привесили к нему ярлык "возмутитель спокойствия".
   - Да, но ты не можешь...
   - А вам известно, что в Кестлвью запрещено разговаривать
во время работы? Известно, что в камерах до сих пор стоят
параши, параши вместо унитазов? Вы знаете, какая вонь в
этих камерах? А мой Фрэнк был болен! Карелла знал это,
когда арестовывал его и стал героем!
   - Он не думал о том, чтобы стать героем. Он выполнял
свою работу. Как ты не понимаешь этого, Вирджиния? Карелла
- полицейский. Он только выполнял свой долг.
   - А я выполняю свой, - глухо произнесла Вирджиния.
   - Как? Ты знаешь, что таскаешь в своей паршивой сумке?
Ты понимаешь, что, если выстрелишь, все полетит к чертям?
Нитроглицерин не зубная паста!
   - Мне все равно.
   - Тебе тридцать два года, и ты готова убить человека и
даже сама погибнуть ради этого!
   - Мне безразлично.
   - Не говори глупостей, Вирджиния!
   - Я не обязана говорить ни с вами, ни с кем-нибудь еще.
Я вообще не хочу говорить. - Вирджиния подалась вперед, и
сумка едва не сползла с ее колен. - Я оказываю любезность,
говоря с вами.
   - Хорошо, не волнуйся, - сказал Бирнс, покосившись на
сумку. - Успокойся. Почему бы тебе не поставить эту сумку
на стол?
   - Для чего?
   - Ты скачешь, как мяч. Если ты не боишься, что эта штука
взорвется, то я боюсь.
   Вирджиния улыбнулась, осторожно сняла сумку с колен и не
менее осторожно поставила ее на стол перед собой,
одновременно подняв револьвер, как будто 38-й калибр и
нитроглицерин были новобрачные, которые не смогли бы вынести
разлуку даже на мгновение.
   - Так-то лучше, - заметил Бирнс и облегченно вздохнул. -
Успокойся, не нервничай. - Он помолчал. - Не хочешь
закурить?
   - Не хочу, - ответила Вирджиния.
   Бирнс вынул из кармана пачку сигарет и небрежно
подвинулся, не упуская из вида 38-й калибр, прислоненный к
боку сумки. Он мысленно измерял расстояние между собой и
Вирджинией, рассчитывая, насколько ему нужно будет
наклониться к ней, когда он подаст ей зажженную спичку,
какой рукой ударить так, чтобы она не упала прямо на сумку.
Может быть, она отреагирует, нажав сразу курок? Вряд ли.
Скорее отпрянет. И тогда он ее ударит.
   Бирнс вытряхнул из пачки одну сигарету.
   - Вот, - сказал он, - возьми.
   - Нет.
   - Разве ты не куришь?
   - Курю. Но сейчас не хочется.
   - Закури. Сигарета - лучшее успокоительное. Бери. Он
протянул ей пачку.
   - А, ладно! - Вирджиния переложила револьвер в левую
руку. Его дуло почти касалось сумки. Правой рукой она
вынула сигарету из пачки, которую держал Бирнс.
   Он полез за спичками. Руки у него дрожали. Вирджиния
зажала сигарету губами, продолжая в левой руке твердо
сжимать револьвер, почти касающийся ткани сумки.
   Бирнс чиркнул спичкой.
   В это время раздался телефонный звонок.

        Глава 5

   Вирджиния вынула изо рта сигарету, бросила ее в
пепельницу, стоящую на столе, переложила револьвер в правую
руку и повернулась к Берту Клингу, поднявшемуся, чтобы снять
трубку.
   - Погоди, сынок, - приказала она, - какая это линия?
   - Параллельный, линия 31, - ответил Клинг.
   - Отойдите от стола, лейтенант. - Вирджиния навела на
него револьвер, и Бирнс отодвинулся.
   Свободной рукой она притянула к себе аппарат, внимательно
осмотрела его и нажала кнопку внизу.
   - Хорошо, теперь снимай трубку, - велела она и подняла
трубку одновременно с Клингом.
   - Восемьдесят седьмой участок. Детектив Клинг.
   Клинг очень живо ощущал присутствие Вирджинии Додж,
сидящей за соседним столом с трубкой в левой руке и 38-м
калибром, почти касающимся середины сумки, в правой.
   - Детектив Клинг? Это Мерси Снайдер.
   - Кто?
   - Мерси. - Голос на секунду умолк, потом нежно
прошептал: - Снайдер. Мерси Снайдер. Вы меня не помните,
детектив Клинг?
   - Ах, да. Как дела, мисс Снайдер?
   - Спасибо, хорошо. А как поживает высокий светловолосый
полицейский?
   - Не... плохо, спасибо.
   Он посмотрел на Вирджинию. Ее бледные губы растянулись в
невеселой улыбке. Она казалась бестелесной и бесполой,
бледная тень смерти. Мерси Снайдер изливала живительные
соки полной чашей. Голос ее трепетал и вибрировал, шепот
возбуждал, и Клинг будто видел перед собой крупную женщину с
огненно-рыжими волосами, которая полулежала в шезлонге,
закутавшись в прозрачное неглиже и кокетливо сжимая в руке
телефонную трубку слоновой кости.
   - Как приятно снова слышать ваш голос. Вы так спешили,
когда были у меня в прошлый раз.
   - У меня было назначено свидание с невестой, - холодно
ответил Клинг.
   - Да, знаю. Вы говорили мне. Несколько раз. - Она
замолчала, потом тихо добавила: - Мне показалось, что вы
тогда нервничали. Что вас расстроило, детектив Клинг?
   - Пошли ее к чертовой матери, - прошептала Вирджиния
Додж.
   - Что вы сказали? - спросила Мерси.
   - Ничего не сказал.
   - Я точно слышала...
   - Нет, я ничего не сказал. Я занят сейчас, мисс Снайдер.
Чем могу служить?
   Мерси Снайдер расхохоталась так нагло и вызывающе, что
Клингу, который ни разу в жизни не слышал такого смеха,
показалось на минуту, что он, шестнадцатилетний юнец, входит
в двери публичного дома на улице "Шлюхин рай".
   - Прошу вас, - сказал он хрипло. - В чем дело?
   - Ни в чем. Мы нашли драгоценности.
   - Да? Как?
   - Оказалось, не было никакого ограбления. Моя сестра
взяла драгоценности с собой, когда поехала в Лас-Вегас.
   - Значит, вы аннулируете жалобу, мисс Снайдер?
   - Конечно, а как же? Если не было ограбления, на что мне
жаловаться?
   - Совершенно верно. Я очень рад, что драгоценности
нашлись. Если вы направите нам заявление, свидетельствуя,
что ваша сестра...
   - Почему бы вам не заглянуть ко мне и не взять самому это
заявление, детектив Клинг?
   - Я это сделаю, мисс Снайдер. Но в этом городе ужасающее
количество преступлений, и мне вряд ли удастся скоро
вырваться. Спасибо за то, что позвонили. Будем ждать
вашего заявления.
   Он, не прощаясь, повесил трубку и отвернулся от телефона.
   - Ты идеальный любовник, верно? - насмешливо сказала
Вирджиния Додж, кладя трубку на место.
   - Конечно, идеальный любовник, - ответил Клинг.
   По правде говоря, ему было неприятно, что Вирджиния
слышала его разговор с Мерси Снайдер. В свои двадцать пять
лет Берт Клинг был не очень-то искушен в словесных дуэлях,
приемами которых мастерски владела Мерси Снайдер. Он был
высок и белокур, с широкими плечами, узкими бедрами и щеками
чистого оттенка клубники со сливками. Его можно было
назвать красивым, но его красота была омрачена тем, что он
ее совершенно не сознавал. Клинг был помолвлен с девушкой
по имени Клер Таунсенд, с которой встречался вот уже год.
Его совершенно не интересовали ни Мерси Снайдер, ни ее
сестра, ни бесчисленные Мерси Снайдер, сестры и компании,
которые кишели в этом городе. И он был смущен тем, что
Вирджиния Додж могла подумать, будто он дал какой-то повод
Мерси для звонка.
   Клинг понимал, что его совершенно не должны интересовать
мысли такой женщины, как Вирджиния Додж, но его гордость
почему-то страдала: эта дрянь будет считать, что он
занимается всякими шашнями вместо того, чтобы расследовать
ограбление.
   Он вернулся к своему столу. Черная сумка действовала ему
на нервы. А если кто- нибудь упадет на нее? Господи, надо
быть ненормальной, чтобы таскать с собой сумку с
нитроглицерином.
   - Эта девушка...
   - Да?
   - Не подумайте чего-нибудь.
   - А что я должна подумать? - спросила Вирджиния Додж.
   - Я хочу сказать... я расследую ограбление, вот и все.
   - А что ты еще можешь расследовать, сахарный барашек?
   - Ничего. Оставим это. Вообще, к чему я объясняю вам?..
   - А чем я хуже других?
   - Ну, прежде всего я не назвал бы вас уравновешенным
человеком. Не обижайтесь, миссис Додж, но законопослушные
граждане не ходят по городу, размахивая револьвером и
бутылью с нитроглицерином.
   - Разве?
   Теперь Вирджиния улыбалась, видно, получая огромное
удовольствие.
   - Ваш поступок не вполне нормален. Мне кажется, вы сами
должны это признать. Ну хорошо, вы достали револьвер. Вы
хотите убить Стива Кареллу, это ваше дело. Но нитроглицерин
отдает дешевой мелодрамой, вам не кажется? Как вы смогли
принести его сюда и не взорвать по дороге полгорода?
   - Вот так и смогла, - ответила Вирджиния, - я шла
тихонько и не виляла задом.
   - Да, это точно, лучше всего ходить именно так. Особенно
если у вас в сумке опасное взрывчатое вещество, верно?
   Клинг обезоруживающе улыбнулся. Стенные часы показывали
5 часов 33 минуты. На улице начало темнеть. Сумерки
наступали на голубое небо, смывая синеву за ярко- красной
листвой деревьев в парке. Были слышны крики ребятишек,
игравших в мяч, голоса женщин, которые, свесившись из окна,
звали домой своих детей. Громко здоровались друг с другом
мужчины у дверей баров, где они собирались, чтобы выпить
пива перед ужином. Все эти звуки проникали сквозь
зарешеченные окна, врываясь в тяжелую тишину, царившую в
дежурной комнате полицейского участка.
   - Мне нравится это время суток, - сказал Клинг.
   - Правда?
   - Да, всегда нравилось. Даже когда я был маленький.
Приятное время. Спокойное. - Он помолчал. - Вы
действительно убьете Стива?
   - Да, - ответила Вирджиния.
   - Я бы не стал делать этого.
   - Почему?
   - Ну...
   - Вирджиния, ты не против, если мы включим свет? -
спросил Бирнс.
   - Нет. Давайте.
   - Коттон, включи верхний свет. А мои люди могут снова
заняться своей работой?
   - Какой работой?
   - Отвечать на жалобы, печатать донесения, говорить по
телефону.
   - Никто не будет звонить отсюда. И никто не снимет
трубку, пока я не возьму параллельную.
   - Хорошо. Они могут печатать? Или это тебе помешает?
   - Пусть печатают, только за разными столами.
   - Ладно, ребята, так и сделаем. Слушайтесь ее во всем, и
без всяких героических поступков. Я иду тебе навстречу,
Вирджиния, потому что надеюсь, что ты возьмешься за ум, пока
еще не поздно.
   - Не волнуйтесь, лейтенант.
   - Вы знаете, он прав, - по-мальчишески наивно заметил
Клинг.
   - Правда?
   - Конечно. Вы ничего не выиграете, миссис Додж.
   - Да ну?
   - Да. Ваш муж умер. Вы не поможете ему, если перебьете
кучу невинных людей. И вы тоже умрете, если эта штука
взорвется.
   - Я любила своего мужа, - с трудом произнесла Вирджиния.
   - Естественно. То есть я полагаю, что любили. Но какая
вам будет польза от вашего поступка? Чего вы добиваетесь?
   - Я покончу с человеком, который убил моего мужа.
   - Стив? Бросьте, миссис Додж, вы же знаете, что он не
убивал его.
   - Неужели?
   - Ладно, предположим, что он его убил. Я знаю, что это
не так, и вы тоже знаете, но предположим, если вам будет от
этого легче. Чего вы добьетесь, отомстив ему? - Клинг
передернул плечами. - Я хочу кое-что сказать вам, миссис
Додж.
   - Ну?
   - У меня есть девушка. Ее зовут. Клер. Я всегда мечтал
о такой девушке, как она. И я скоро женюсь на ней. Сейчас
она веселая и жизнерадостная, но она не всегда была такой.
Когда я первый раз встретил ее, она была как мертвая, и
знаете почему?
   - Почему?
   - Она любила парня, который был убит в Корее. Она ушла в
свою раковину и не желала выйти оттуда. Молодая девушка!
Черт возьми, вы не намного старше ее и не желаете выйти из
раковины, в которую спрятались. - Клинг покачал головой. -
Она была не права, миссис Додж, как она была не права!
Понимаете, она никак не могла понять, что ее парень
действительно умер, не могла представить себе, что в тот
момент, когда в него попала пуля, он уже перестал быть
человеком, которого она любила, а стал еще одним трупом. Он
умер. С этим уже ничего не поделаешь. Но она продолжала
любить разложившееся мясо, покрытое червями. - Клинг
замолчал и потер рукой подбородок. - Не обижайтесь, но вы
поступаете так же.
   - Нет, не так, - возразила Вирджиния.
   - Точно так же. Вы принесли сюда запах разложения. Вы
даже сами стали похожи на смерть. Вы красивая женщина, но
смерть у вас в глазах и вокруг губ. Вы глупая женщина,
миссис Додж, правда! Если бы вы были умная, то положили бы
этот револьвер на стол и...
   - Я не хочу тебя слушать, - отрезала Вирджиния.
   - Вы думаете, Фрэнк хотел бы, чтобы вы так поступили?
Чтобы вы ввязались в такую историю после его смерти?
   - Да! Фрэнк хотел, чтобы Карелла умер. Он так говорил.
Он ненавидел Кареллу.
   А вы? Вы тоже ненавидите Кареллу? Вы хотя бы знаете
его?
   Мне наплевать на него. Я любила своего мужа, вот и все.
   - Но ваш муж нарушил закон, когда его арестовали. Он
застрелил человека. Вы хотите, чтобы Стив наградил его за
это медалью? Бросьте, миссис Додж, будьте благоразумны.
   - Я любила своего мужа, - бесцветным голосом повторила
Вирджиния.
   - Миссис Додж, я хочу вам сказать кое-что еще. Вам надо
хорошенько подумать и решить, кто вы. Или вы женщина,
знающая, что такое любовь, или хладнокровная дрянь, готовая
взорвать к черту эту конуру. Нельзя быть и тем, и другим.
Так кто же вы?
   - Я женщина. Потому-то и нахожусь здесь.
   - Тогда ведите себя как женщина. Положите на стол
револьвер и убирайтесь отсюда, пока не заимели таких
неприятностей, каких не видали за всю свою жизнь.
   - Нет. Нет.
   - Давайте, миссис Додж...
   Вирджиния выпрямилась.
   - Ладно, сынок, - сказала она, - а теперь можешь бросить
эту игру.
   - Что... - начал Клинг.
   - Игру во взрослого голубоглазого младенца. Можешь
прекратить. Не сработало.
   - Я и не пытался...
   - Хватит, к черту, хватит! Иди, сосунок, учи кого-нибудь
другого.
   - Миссис Додж, я...
   - Ты кончил?
   Наступила тишина. За оконными решетками было уже совсем
темно. В окна, полуоткрытые, чтобы дать доступ мягкому
октябрьскому воздуху, долетали вечерние звуки пока не очень
оживленного уличного движения. Застучала машинка. Клинг
посмотрел на стол у окна, где Мейер печатал на голубых
бланках три копии очередного донесения. Он сгорбился над
машинкой, ударяя по клавишам. Круглая лампа, висящая прямо
над ним, озаряла мягким сиянием его лысину. Коттон Хейвз
подошел к картотеке и выдвинул один из ящиков. Послышался
скрип роликов. Хейвз открыл папку и стал ее перелистывать.
Потом он отошел и уселся за стол у другого окна. В
наступившем молчании особенно громко загудел холодильник.
   - Я напрасно приставал к вам, - сказал Клинг Вирджинии.
- Мне бы следовало знать, что живой человек не может
разговаривать с мертвецом.
   Снаружи в коридоре раздался шум. Вирджиния выпрямилась и
подалась ближе к столу, за которым сидела. У Клинга
мелькнула мысль, что она может бессознательно нажать на
курок 38-го калибра.
   - Ладно, входи, входи, - сказал мужской голос. "Это Хел
Виллис", - подумал Клинг. Он поднял голову, глядя мимо
Вирджинии, и увидел, что в дежурку входят Виллис и
задержанный.
   Задержанный, вернее задержанная скорее не вошла, а
ворвалась в комнату, как южный ураган. Это была высокая
пуэрториканка с крашеными светлыми волосами в малиновом
жакете поверх низко вырезанной красной блузы, позволяющей
видеть ее угрожающе вздымающуюся грудь. У нее была тонкая
талия, прямая черная юбка тесно обтягивала полные
мускулистые бедра, на ногах - красные лодочки на высоком
каблуке с черным ремешком вокруг лодыжек. Золотая коронка
оттеняла ослепительную белизну ее зубов. Она нарядилась
по-праздничному, но не накрасилась, что подчеркивало ее
красоту еще больше. У нее было овальное лицо, карие, почти
черные глаза, полные губы и аристократический нос с
небольшой горбинкой. Наверное, она была самой красивой и
оригинальной задержанной, которую когда-либо тащили в
дежурную комнату 87-го полицейского участка.
   А ее действительно тащили. Ухватившись правой рукой за
браслет наручников, которые были на нее надеты. Виллис
тянул девицу к барьеру, отделяющему дежурную комнату от
коридора, а она старалась вырвать руку и упиралась, осыпая
его ругательствами, английскими и испанскими.
   - Давай, кара миа, - приговаривал Виллис, - вперед,
цацкела, куко лика, ради бога, не думай, что кто-нибудь тебя
обидит. Вперед, либхен, прямо через эту дверцу. Привет,
Берт, видал когда-нибудь такое? Привет, Пит, как тебе
нравится моя задержанная? Она только что перерезала парню
глотку брит...
   Неожиданно Виллис замолчал.
   В дежурной комнате стояла необычная тишина.
   Он посмотрел сначала на лейтенанта, потом на Клинга,
перевел глаза на два задних стола, где Хейвз и Мейер молча
работали. Потом увидел Вирджинию Додж и 38-й калибр у нее в
руке, направленный на черную сумку.
   Его первым побуждением было бросить браслет наручников,
за который он уцепился, и вытащить из кармана револьвер. Но
импульс не сработал, потому что Вирджиния сказала:
   - Заходи сюда. Не пытайся достать оружие.
   Виллис и его задержанная вошли в дежурную комнату.
   - Грубиян! Бруталь! - кричала девица. - Пендега!
Негодяй, сын грязной шлюхи!
   - Заткнись, - устало посоветовал Виллис.
   - Сволочь! Пинга! Грязный полицейский ублюдок.
   - Заткнись, заткнись, заткнись, - почти просил Виллис.
   Пуэрториканка была выше Виллиса, который едва набрал
пятифутовый минимум роста, необходимый для каждого
полицейского. Наверное, он был самым миниатюрным детективом
на свете, тонкокостный, с внимательными глазами спаниеля на
узком лице. Но Виллис знал дзюдо не хуже, чем уголовный
кодекс, и мог повалить преступника на спину быстрее, чем
шестерка дюжих полицейских с большими кулаками. Увидев
револьвер в руке Вирджинии Додж, он сразу представил, как ее
можно обезоружить.
   - Что у вас тут? - спросил он, обращаясь сразу ко всем.
   - У мадам с револьвером бутыль нитроглицерина в сумке, -
сказал Бирнс, - и она не прочь использовать его по
назначению.
   - Неплохо. С вами не соскучишься, верно?
   Виллис молча посмотрел на Вирджинию.
   - Можно снять пальто и шляпу, мадам?
   - Сначала положи на стол револьвер.
   - Мадам, вы меня пугаете до мурашек. У вас действительно
в этой сумке бутыль с супчиком?
   - Да, действительно.
   - Я из Миссури, а у нас там все бравые парни. - Виллис
сделал шаг к столу, Клинг увидел, как Вирджиния Додж вдруг
сунула свободную руку в сумку, и сжался, ожидая неизбежного,
как ему казалось, взрыва. Но Вирджиния вынула руку из
сумки, и в ее руке оказалась бутыль с бесцветной жидкостью.
Она осторожно поставила бутыль на стол, а Виллис оглядел
бутыль со всех сторон.
   - Это может быть просто водичка, мадам.
   - Хочешь проверить? - спросила Вирджиния.
   - Я? Что вы, мадам! Разве я похож на героя?
   Он подошел к столу еще на шаг. Вирджиния поставила сумку
на пол. Бутыль, вмещавшая примерно пинту, блестела в ярком
свете ламп, свисавших с потолка.
   - Ладно, тогда положим пушку. - Виллис отстегнул кобуру
с револьвером от ремня и медленно положил ее на стол. Его
глаза не отрывались от бутыли.
   - Похоже на представление в театре, верно? - сказал он.
- Да еще с угощением. Если бы я знал, что вы устроите здесь
такой торжественный прием, я бы переоделся.
   Он сделал попытку засмеяться, но осекся, увидев мрачное
лицо Вирджинии.
   - Простите, я не знал, что здесь всеамериканский съезд
гробовщиков. Что мне делать с задержанной, Пит?
   - Спроси у Вирджинии.
   - А, Вирджиния? - Виллис расхохотался. - Ну и ну,
сегодня у нас чудная компания! Знаете, как зовут мою?
Анджелика! Вирджиния и Анджелика! Вирджиния - дева и
небесный ангел. Ну как, Вирджиния, что мне делать с моим
ангелочком?
   - Проведи ее сюда. Вели ей сесть.
   - Входи, Анджелика, - сказал Виллис. - Вот тебе стул. О
господи, это меня просто убивает. Она только что перерезала
парню глотку от уха до уха. Настоящий ангелочек. Садись,
ангел. Вот в этой бутылочке на столе нитроглицерин.
   - Что? - спросила Анджелика.
   - В бутылке. Нитроглицерин.
   - Нитро? Вроде бомба?
   - Именно, куколка.
   - Бомба! - повторила Анджелика. - Мадре де лос сантос!
   - Вот так, - заметил Виллис, и в его голосе послышалось
что-то вроде священного ужаса.

        Глава 6

   Мейер Мейер, сидевший у окна и печатавший свое донесение,
находился почти напротив входа, и ему было видно, как Виллис
провел пуэрториканкскую девицу в дежурную комнату и усадил
ее на стул с высокой спинкой. Он наблюдал, как тот снял с
нее наручники и засунул их себе за пояс.
   Лейтенант подошел к Виллису, обменялся с ним несколькими
словами и, подбоченившись, повернулся к Анджелике. Кажется,
Вирджиния Додж позволит им допросить арестованную. Как
любезно с ее стороны!
   Мейер Мейер снова терпеливо склонился над своим
донесением. Он был уверен, что Вирджиния Додж не подойдет к
его столу, чтобы проверить шедевр, над которым он мучительно
корпел, и с полным основанием предполагал, что ему удастся
выполнить то, что он задумал, особенно сейчас, когда в
комнате взорвалась эта пуэрториканкская бомба. Вирджиния
Додж, казалось, была полностью поглощена девицей - ее
порывистыми движениями и потоком колоритных эпитетов,
срывающихся с ее уст. Мейер не сомневался в том, что он
осуществит первую часть своего плана так, что этого никто не
заметит.
   Сомневался он лишь в том, сможет ли составить достаточно
красноречивое сочинение.
   У него никогда не было хороших отметок по английскому
языку и литературе, и он не умел писать сочинения. Даже в
юридическом колледже его работы никто не назвал бы
блестящими. Каким-то чудом он все же набрал достаточное
количество баллов, выдержал экзамены и в награду получил
поздравление от дяди Сэма в виде любезного приглашения
отслужить свой срок в Армии Соединенных Штатов. Пройдя
через дерьмо и болота своей четырехлетней службы, он был
демобилизован как "отслуживший с честью".
   Ко времени демобилизации он решил, что не стоит тратить
драгоценные годы жизни на то, чтобы завоевывать клиентов.
Офисы размером с собачью конуру и гонки на машине "скорой
помощи" были не для Мейера Мейера. Он поступил в полицию и
женился на Саре Липкин, с которой встречался еще во время
учебы в колледже. Он еще помнил дразнилку: "Не прилипали
друг к другу пары так, как Мейер прилип к Липкин Саре".
Дразнилка никогда ему не мешала. Он слушал, как его
дразнили, и терпеливо улыбался. Все было правильно, он
действительно прилип к ней, как она прилипла к его губам
(Сара очень любила целоваться, и, может быть, потому он и
женился на ней, вернувшись из армии).
   Решение оставить профессию юриста поразило прежде всего
самого Мейера, но он все же наплевал на юриспруденцию и
поступил на работу в полицию. По его мнению, эти профессии
были связаны между собой. Как полицейский, он тоже стоял на
страже закона, делая свое дело терпеливо и добросовестно.
Он стал детективом третьей степени только на восьмой год
работы в полиции. Для этого тоже надо было терпение.
   Теперь, терпеливо ударяя по клавишам пишущей машинки, он
составлял свое послание.
   - Как тебя зовут? - спросил Бирнс девицу.
   - Чего?
   - Как тебя зовут? Куаль эс су номбре?
   - Она знает английский, - заметил Виллис.
   - Не знаю я инглес! - возразила пуэрториканка.
   - Она врет. По-испански она умеет только ругаться.
Брось, Анджелика. Будешь нам подыгрывать, и мы тебе
подыграем.
   - Я не знаю, что значит "подыгрывать".
   - Ах, какая невинность! - сказал Виллис. - Слушай,
потаскушка, брось ты эти глупости. Не делай вид, что ты
только что сошла с парохода. - Он повернулся к Бирнсу. -
Она живет в этом городе почти год, Пит, и занимается главным
образом проституцией.
   - Я не проститутка, - возразила пуэрториканка.
   - Конечно, она не проститутка. Простите, забыл. Она
работала целый месяц в швейной мастерской.
   - Я мастерица, вот я кто. Не проститутка.
   - Ладно, ты не проститутка, пусть будет так. Ты спишь с
мужчинами за деньги. Это большая разница, согласна? Пусть
будет так. Ну, а почему ты перерезала глотку тому парню?
   - Какому парню?
   - А их было несколько? - спросил Бирнс.
   - Я никому не резала глотка.
   - Да? Кто же? - спросил Виллис. - Санта Клаус? А куда
ты дела бритву? - Он снова повернулся к Бирнсу. - На нее
натолкнулся патрульный. Но он не смог найти орудия
убийства. Наверное, она бросила бритву в сток. Куда ты
дела бритву?
   - У меня нет бритва. Я никому не резала глотка.
   - У тебя все руки в крови! Кому ты хочешь втереть очки?
   - Кровь от эти наручники.
   - О господи, это дохлый номер! - вздохнул Виллис.
   "Вся беда в том, - думал Мейер Мейер, - что трудно найти
подходящие слова. Тон должен быть спокойным, без дешевой
мелодрамы и без нажима, иначе могут подумать, что это
розыгрыш или творение шизофреника. Это должна быть
искренняя просьба о помощи с ноткой отчаяния. Без этого
никто мне не поверит и от всего этого не будет никакой
пользы. Но если послание будет слишком отчаянным, тоже
никто не поверит. Значит, надо быть очень осторожным".
   Мейер посмотрел на внимательно слушавшую Вирджинию. "Мне
надо спешить, - подумал он, - ей может прийти в голову
подойти и проверить, что я делаю".
   - Ты знаешь, кому перерезала глотку? - спросил Виллис.
   - Ничего не знаю.
   - Тогда я открою тебе маленький секрет. Ты когда-нибудь
слышала об уличной банде под названием "Арабские рыцари"?
   - Нет.
   - Это самая большая банда в нашем районе. Главным
образом подростки. Кроме вожака банды, которому двадцать
пять. Он женат, у него одна дочь. Его зовут Касым. Ты
когда-нибудь слышала о человеке по имени Касым?
   - Нет.
   - В сказке это брат Али-Бабы, в жизни - вожак банды под
названием "Арабские рыцари". Его настоящее имя - Хосе
Дорена. Знаешь такого?
   - Нет.
   - Он очень важный человек среди блатных, этот Касым.
Вообще-то он дешевка, слабак, но среди уличных банд имеет
вес. Есть еще одна банда под названием "Латинская колонна",
и члены этой банды вот уже несколько лет сильно не в ладах с
"Арабскими рыцарями". Знаешь, какое условие перемирия
поставили эти латинос?
   - Нет, а какое?
   - Отдать им как трофей одежду одного из "Арабских
рыцарей" и покончить с Касымом.
   - Кому это интересно?
   - Должно быть интересно тебе, детка. Парень, которому ты
перерезала горло, - это и есть Касым, Хосе Дорена.
Анджелика моргнула.
   - Это точно? - спросил Бирнс.
   - Точно, Пит. Так вот, Анджелика, если Касым умрет,
"Латинская колонна" поставит тебе в парке памятник. Но
"Арабские рыцари" вряд ли одобрят твой поступок. Это куча
злобных подонков, милочка, и им совсем не понравится, что ты
порезала их вожака, приведет ли это к его преждевременной
кончине или нет.
   - Чего?
   - Отдаст он концы или нет, все равно ты у них в черном
списке, детка.
   - Я не знала, кто он.
   - Значит, это ты его порезала?
   - Да. Но я не знала, кто он.
   - Зачем же ты это сделала?
   - Он приставал ко мне!
   - Как?
   - Он начал лапать меня.
   - Ах, оставьте! - простонал Виллис.
   - Лапал!
   - Да здравствуют непорочные девственницы! - воскликнул
Виллис. - Почему ты порезала его, детка? И на этот раз не
рассказывай нам трогательные истории в рамке из сердечек и
цветочков.
   - Он хватал меня за грудь на лестнице. У входа в дом, и
люди смотрели. Вот я и порезала его.
   Виллис вздохнул.
   Вирджиния Додж, казалось, устала от допроса. Она
нервничала, но продолжала неподвижно сидеть за своим столом,
держа в руке 38-й калибр. Бутыль с нитроглицерином стояла
на столе перед ней.

   Надо спешить, подумал Мейер, надо закончить, наконец, и
действовать, не допуская ошибок. Если эта дама подойдет ко
мне и увидит, чем я занимаюсь, она спустит курок и отстрелит
мне полголовы. Сара должна будет сидеть положенные дни
траура целую неделю. Во всем доме завесят зеркала и
повернут к стене фотографии. Господи, это будет ужасно.
Действуй, Мейер. Не стоит умирать в такой теплый день.
   - Значит, он хватал тебя за грудь? - спросил Виллис. -
За какую, правую или левую?
   - Это не смешно, - ответила Анджелика, - если мужчина
лапает на людях, не смешно.
   - И ты полоснула его?
   - Si.
   - Потому что он схватил тебя за грудь, верно?
   - Si.
   - Твое мнение. Пит?
   - Чувство собственного достоинства не зависит от
профессии, - ответил Бирнс, - я ей верю.
   - А, по-моему, она нагло врет, - возразил Виллис, - и
когда мы все проверим, то наверняка обнаружим, что она
крутила целый год с этим Касымом, а когда заметила, что он
положил глаз на другую девчонку, резанула его бритвой. Это
больше похоже на правду, а, детка?
   - Нет, я не знаю этот Касым. Он просто прошел мимо меня
и снахальничал. Мой тело есть мой тело. Я продаю его,
когда хочу, но не для такие свиньи с грязные руки.
   - Ура! Тебе действительно поставят памятник в парке. -
Виллис повернулся к Бирнсу: - Как мы определим этот случай?
Злонамеренное нападение?
   - В каком состоянии находится Касым?
   - Его отвезли в больницу. Кто знает? Весь тротуар был
залит кровью. И знаешь, что меня убило. Пит? Вокруг него
собралась куча детишек. Видно было, что они никак не могут
решить, что делать - плакать, смеяться или кричать. Они
как-то странно прыгали на месте, понимаешь, о чем я говорю?
О господи, расти на этих улицах, видеть такое каждый день!
Можешь себе представить?
   - Держи связь с больницей, Хел, - сказал Бирнс, - оформим
ее потом. Сейчас мы не можем сделать больше... - Он
повернул голову туда, где сидела Вирджиния Додж.
   - Хорошо. Ладно, Анджелика. Скрести ноги вместо пальцев
и молись. Кто знает, может, Касым не умрет, может быть, у
него есть какой-нибудь талисман.
   - Надеюсь, сукин сын сгниет в могила, - ответила
Анджелика.
   - Добрая девочка, - сказал Виллис, потрепав ее по плечу.

   Мейер вынул из пишущей машинки свое сочинение. Оно имело
такой вид:

        РАПОРТ

   --------------------------------------------------
                  МЕСТО ПРОИСШЕСТВИЯ

   Детективы 87-го полицейского участка
   --------------------------------------------------
                         улица
   --------------------------------------------------
   ФАМИЛИЯ ЗАЯВИТЕЛЯ, УВЕДОМИВШЕГО О ПРОИСШЕСТВИИ

   захвачены женщиной, вооруженной револьвером и имеющей при
   себе бутыль с нитроглицерином.

   ---------------------------------------------------
                   инициалы заявителя

   --------------------------------------------------
   АДРЕС ЗАЯВИТЕЛЯ

   Если вы найдете эту бумагу, немедленно сообщите в
   полицейское управление! Номер - Центр 6-0800

   --------------------------------------------------
                        улица

   --------------------------------------------------
   ДЛЯ РАССЛЕДОВАНИЯ НАЗНАЧЕН ДЕТЕКТИВ

   Срочно!
                             ДЕТЕКТИВ 2 СТЕПЕНИ МЕЙЕР
   --------------------------------------------------
   фамилия        инициалы       номер удостоверения

   --------------------------------------------------
   ЗАДЕРЖАНЫ

   Мейер вынул копировальную бумагу и сложил голубые бланки
вместе, потом прочитал первый экземпляр. Он читал его
внимательно, потому что был терпеливым человеком и хотел,
чтобы все было правильно с первого раза. Второго могло уже
не быть.
   Окно возле стола было открыто. Наружная решетка,
предохранявшая стекло от обломков кирпича, который любили
швырять в окна обитатели окрестных улиц, не представляла
каких-либо трудностей. Наблюдая одним глазом за Вирджинией
Додж, Мейер скатал первый лист в узкий длинный цилиндр. Он
лихорадочно просунул цилиндр сквозь отверстие решетки и
протолкнул его наружу. Потом поднял глаза.
   Вирджиния Додж не смотрела на него.
   Мейер свернул второй лист и тоже протолкнул его сквозь
решетку.
   Он просовывал сквозь отверстие третий и последний лист,
когда услышал крик Вирджинии:
   - Стой, буду стрелять!

        Глава 7

   Мейер отпрянул от полуоткрытого окна.
   Он сжался, ожидая, что сейчас раздастся выстрел и он
упадет, а потом понял, что Вирджиния Додж смотрит совсем в
другую сторону. Опустив плечи и вытянув вперед руку с
револьвером, она вышла из-за стола, оставив бутыль с
нитроглицерином, и подошла к барьеру.
   По другую сторону барьера застыл Алф Мисколо.
   Он стоял, слегка открыв рот, ко лбу прилипли курчавые
черные волосы, голубые подтяжки натянулись на тяжелых
плечах, рукава рубашки были закатаны, открывая мускулистые
руки. Лицо его не выражало ничего, кроме безграничного
удивления. Он вышел из своей комнаты, где весь день
обливался потом над бумагами, подошел к барьеру, крикнул:
"Эй, кто из вас уже освободился?" И вдруг увидел, что
навстречу ему идет женщина с 38-м калибром в руке.
   Он повернулся и хотел бежать, но она завопила: "Стой!
Буду стрелять!" Алф остановился и повернулся к ней, но сразу
же стал сомневаться, правильно ли он поступил.
   Мисколо не был трусом. Это был опытный полицейский,
временно исполнявший канцелярскую работу. Он научился метко
стрелять еще в полицейской академии и теперь горячо желал,
чтобы его револьвер был у него в руке, а не в одном из
ящиков картотеки в техническом отделе.
   Женщина, стоявшая у барьера, явно была ненормальной
стервой. Мисколо приходилось и раньше видеть такие лица,
поэтому он подумал, что благоразумнее остановиться. К тому
же в комнате были и другие. Господи, неужто она хочет всех
перестрелять?
   Мисколо постоял в нерешительности еще минуту.
   У него была жена и взрослый сын, который служил в
авиации. Мисколо не хотел, чтобы его жена стала вдовой
полицейского, погибшего при исполнении служебных
обязанностей, и обивала порог полицейского управления,
хлопоча о помощи. Господи, у этой бабы вид сумасшедшей.
Что если она внезапно придет в бешенство и начнет стрелять?
   Он повернулся и побежал по коридору.
   Вирджиния Додж тщательно прицелилась и нажала на курок.
   Она выстрелила один раз.
   Пуля попала Мисколо в спину, немного левее позвоночника.
Удар повернул его на триста шестьдесят градусов и бросил на
дверь мужского туалета. Минуту он стоял, цепляясь за дверь,
потом медленно сполз на пол.
   Бутыль с нитроглицерином на столе не взорвалась.

   Загадочное убийство в запертой изнутри комнате - такого в
реальной жизни не бывает.
   Стив Карелла, во-первых, чувствовал это инстинктом
постоянного читателя детективных романов с загадочными
убийствами и, во-вторых, знал это, как полицейский по
призванию.
   И вот сейчас он расследует самоубийство, которое
произошло в комнате без окон, и - что еще хуже - самоубийца,
по всей видимости, повесился, заперев вначале дверь изнутри.
Для того, чтобы взломать дверь и войти в комнату,
понадобились усилия трех сильных мужчин. По крайней мере
так ему сказали вчера, когда он знакомился с
обстоятельствами дела.
   Возможно, это действительно самоубийство, говорил себе
Карелла. Полиция должна расследовать все случаи
самоубийства так же, как и убийства, но это лишь
формальность. Возможно, это действительно самоубийство,
какого черта, почему я всегда думаю о людях только плохое?
   Беда в том, что эти парни выглядят так, будто способны
напасть на слепую старушку и вырезать ей сердце. К тому же
старик оставил немалое состояние, которое будет разделено
между сыновьями. Не исключена возможность, что один из
сыновей или все вместе и с общего согласия решили покончить
со стариком и получить свои денежки, не дожидаясь
естественного хода событий. Адвокат, который вел дела
покойного, сказал вчера во время разговора с Кареллой, что
старик завещал разделить "между возлюбленными сыновьями"
после его смерти 750 000 наличными. Немалый соблазн. Не
говоря уже о Скотт Индастриз Инкорпорейтед и других
предприятиях, разбросанных по всей стране. Убийства, без
сомнения, совершались и по меньшему поводу.
   Но, конечно, это было самоубийство.
   Почему бы не свернуть расследование и не покончить с
этим? Он должен встретиться с Тедди в участке в семь - да,
ребята, у меня будет ребенок, что вы на это скажете, - и он,
конечно, не успеет прийти туда вовремя, если будет шастать
по этому мрачному старому особняку и превращать в убийство
явный случай самоубийства. Сегодня он будет угощать Тедди
самыми изысканными блюдами и дорогим вином! Сегодня она.
Будет королевой, и он достанет для нее все, что она
пожелает. Господи, как я люблю ее, сказал себе Карелла.
Надо кончать поскорее с этим делом, чтобы встретиться с
Тедди вовремя. Между прочим, сколько сейчас? Он посмотрел
на часы - 5.45. У него есть еще немного времени, чтобы
поработать как следует. Хотя тут и не пахнет
самоубийством,.. пахнет, не пахнет, вряд ли запах помогал
когда-нибудь расследовать дело. И все-таки здесь и не
пахнет самоубийством.
   Замшелый, старый особняк был аномалией этого района.
Построенный в 90-х годах XIX века, плотно прилипший к
речному берегу, с окнами, занавешенными темными жалюзи, с
покатой крышей, с треугольными фронтонами, придававшими дому
странный угловатый вид, особняк находился на расстоянии
неполных трех миль от моста Хамильтон Бридж, но у Стива было
такое ощущение, будто их отделяло три столетия. Время,
казалось, обтекало этот мрачный дом, раскорячившийся на
берегу Гарба и отделенный от людей заржавевшей чугунной
оградой. Владение Скотта. Он помнит начало вчерашнего
вызова:
   "Это Роджер... Из владения Скотта. Мистер Скотт
повесился".
   Роджер был лакеем в доме Скоттов, и Карелла сразу же
отвел его кандидатуру как подозреваемого. Лакеи никогда не
убивают своих господ, ни в реальной жизни, ни в детективах.
Кроме всего прочего, он был потрясен смертью хозяина больше,
чем все другие обитатели дома. Да, надо признать, старик
был не особенно приятным зрелищем, смерть от удушья не
украсила его. Кареллу провели в общую кладовую,
переоборудованную в маленький кабинет, хотя в доме был
просторный кабинет на первом этаже. Три сына покойного -
Алан, Марк и Дэвид - отошли от двери кабинета, когда Карелла
приблизился к ней, словно им внушало ужас страшное зрелище
мертвого отца и все, что находилось в этой комнате. Дверная
рама была разбита. Щепки разного размера и разнообразной
формы лежали в коридоре за дверью. Лом, которым взламывали
дверь, был прислонен к стене с наружной стороны.
   Дверь в коридор открывалась наружу. Она легко поддалась,
когда Карелла потянул ее на себя. Он сразу заметил, что
внутренний запор, обыкновенная стальная задвижка, был сорван
при взламывании двери, она висела на одном шурупе.
   - Тело лежало как раз напротив двери, свернувшись в ком,
- объяснял Алан. - На шее у старика еще была веревочная
петля, хотя мы обрезали веревку, на которой он висел, сразу
же, как вошли в комнату.
   Мы должны были снять его, чтобы войти. Замок мы отбили
ломом, но и после этого не могли открыть дверь. Понимаете,
отец привязал один конец веревки к дверной ручке перед тем,
как... перед тем, как повесился. Потом перебросил веревку
через потолочную балку... ну и получилось так, что, когда
мы сломали замок, его тело своим весом держало дверь, и она
не открывалась. Мы приоткрыли ее ломом и перед тем, как
войти, обрезали веревку.
   - Кто обрезал веревку? - спросил Карелла.
   - Я, - ответил Алан.
   - Откуда вы узнали, что к двери привязана веревка?
   - Когда мы просунули лом, то увидели в щель... увидели
старика, который висел в петле. Я с трудом протиснулся в
отверстие и обрезал веревку складным ножом.
   Стоя посреди комнаты, где повесился человек, Карелла
старался представить себе и понять, как все случилось.
Конечно, тело увезли еще вчера, но все прочее осталось без
изменений.
   В комнате не было окон.
   В ней не было никаких потайных ходов или раздвижных
панелей. Вчера он произвел самый тщательный осмотр. Стены,
пол и потолок были крепки, как плотина Боулдер Дем,
построенная во времена, когда все сооружалось на века.
   Значит, сказал себе Карелла, проникнуть в эту комнату
можно только через дверь.
   А дверь была заперта.
   Изнутри.
   Значит, это - самоубийство.
   Старик действительно привязал один конец веревки к
дверной ручке, перекинул веревку через потолочную балку,
взобрался на стул, накинул на шею петлю и спрыгнул со стола.
Шея у него не была сломана. Он умер сравнительно медленно,
от удушья.
   И, конечно, тяжесть тела не давала двери открыться,
несмотря на старания его сыновей. Но одна только тяжесть
тела не смогла бы противостоять усилиям трех сильных мужчин.
Карелла проверил это вчера в лаборатории. Сэм Гроссман,
ведавший лабораторией, все точно просчитал, используя и
математические методы, и различные приспособления. Если бы
дверь не была заперта изнутри, братья вполне смогли бы
открыть ее.
   Нет, дверь была заперта.
   Имелись также вещественные доказательства того, что дверь
была заперта изнутри. Если бы задвижка не была закреплена в
металлической скобе, замок остался бы цел, когда дверь
открывали ломом.
   - Мы не могли обойтись без лома, - сказал Алан. - Мы изо
всех сил тянули дверь к себе, пока Марк не догадался, что
дверь заперта изнутри, и тогда он пошел в гараж за ломом.
Мы просунули его в дверь и сорвали замок.
   - А потом?
   - Потом Марк подошел вплотную к двери и снова попытался
открыть ее. Он не мог понять, почему она не открывается.
Мы сорвали засов. Потом нам пришлось еще раз взять лом,
чтобы открыть дверь. И тогда... и тогда мы увидели отца.
Остальное вы знаете.
   Итак, дверь была закрыта.
   Это - самоубийство.
   А может быть, и нет.
   Что делать? Кажется, подобный случай описан в одном из
романов Джона Диксона Карра. Послать ему запрос, что ли?
   Карелла устало спустился по лестнице на первый этаж мимо
кучи щепок, валявшихся в проходе за дверью.
   Кристин Скотт ждала его в маленькой гостиной, выходящей
на берег Гарба. Какие невероятные имена у этих людей,
подумал Карелла, они словно вынырнули из какой- нибудь
паршивой английской мелодрамы, все стараются внушить
доверие, и этот старик действительно покончил с собой.
Какого черта я напрасно трачу время, допрашивая всех подряд
и обнюхивая со всех сторон заплесневелую конуру без окон?
   - Детектив Карелла? - спросила Кристин.
   Она казалась бесцветной на фоне ярко-красных и оранжевых
листьев деревьев, которые росли на берегу реки. У нее были
красивые пепельные волосы, отливающие серебром, но
придававшие ей вид альбиноса. Глаза имели такой
пастельно-голубой оттенок, что, казалось, вообще не имели
цвета. Она не накрасила губы. На ней было белое платье, на
шее - недорогие бусы из светлого камня.
   - Миссис Скотт, - сказал Карелла, - как вы себя
чувствуете сегодня?
   - Мне лучше, спасибо. Это мое любимое место. Здесь я
впервые увидела старика, когда Дэвид привел меня в этот дом.
   Она замолчала. Взгляд светло-голубых глаз остановился на
Карелле.
   - Как вы думаете, почему он покончил с собой, детектив
Карелла?
   - Не знаю, миссис Скотт, - ответил Карелла. - Где ваш
супруг?
   - Дэвид? В своей комнате. Он никак не может прийти в
себя.
   - А его братья?
   - Где-то в доме. Знаете, это очень большой дом. Старик
построил его перед своей свадьбой, в 1896 году. Он стоил
семьдесят пять тысяч долларов. Вы видели его брачные покои
на втором этаже?
   - Нет.
   - Они великолепны. Высокие ореховые панели, мраморные
столики, ванная, отделанная золотом. Чудесные окна и балкон
с видом на реку. В нашем городе осталось немного таких
домов.
   Миссис Скотт закинула ногу на ногу, и Карелла, посмотрев
на нее, подумал: "У нее красивые ноги. Настоящие
американские ноги. Безупречно стройные. Упругие полные
икры и тонкие лодыжки, и туфли за 57 долларов. Может, ее
муженек прикончил своего старика?"
   - Выпьете что-нибудь, детектив Карелла? Это разрешается?
   Карелла улыбнулся:
   - Но не одобряется.
   - А все же не запрещено?
   - Иногда можно.
   - Я позвоню Роджеру.
   - Пожалуйста, не беспокойтесь, миссис Скотт. Мне
хотелось бы задать вам несколько вопросов.
   - О? - Кристин казалась удивленной. Она высоко подняла
брови, и Карелла заметил, что они у нее черные. Как же быть
с пепельными волосами? Крашеные? Наверное. Пепельные
волосы и черные брови - невозможная комбинация! Да и вся
она какая-то неестественная. Миссис Кристин Скотт, которая
только что вышла из английской комедии нравов.
   - Каких вопросов?
   - Относительно того, что случилось вчера.
   - Да?
   - Расскажите мне.
   - Меня не было дома, я гуляла. Я люблю гулять по берегу
реки. И погода была такая великолепная, такой теплый
воздух, столько света...
   - А потом?
   - Я увидела, как Марк выбежал из дома и бросился к
гаражу. По его лицу поняла: что-то случилось. Я подбежала
к гаражу как раз в тот момент, когда он выходил с ломом в
руке, и спросила: "В чем дело?"
   - И что он ответил?
   - Он сказал: "Отец заперся в кладовой и не отвечает. Мы
хотим взломать дверь". Вот и все.
   - А потом?
   - Потом он побежал обратно к дому, и я за ним. Дэвид и
Алан были наверху, за дверью маленького кабинета. Он был
там, хотя, понимаете, у него есть очень большой и красивый
кабинет внизу.
   - Он часто находился в кладовой?
   - Да. Мне кажется, это было его убежищем. Он держал там
свои любимые книги и музыкальные записи. Убежище.
   - Он имел привычку запирать дверь?
   - Да.
   - Он всегда задвигал засов, когда заходил туда?
   - Да, насколько я знаю. Я часто приходила к нему в эту
комнату, чтобы позвать к обеду или что-нибудь сообщить, и
дверь каждый раз была заперта.
   - Что произошло, когда вы с Марком поднялись наверх?
   - Ну... Алан сказал, что дверь, очевидно, заперта, они
пытаются открыть ее и взломают замок.
   - Он волновался?
   - Конечно. Они стучали в дверь и страшно шумели, но отец
не отвечал. А вы бы не беспокоились?
   - Что? Ах, да, конечно, я стал бы беспокоиться. Ну, а
потом?
   - Они засунули лом между дверью и рамой и сорвали замок.
Марк попытался открыть дверь, но она не открывалась. Тогда
они потянули изо всех сил и увидели... увидели...
   - Что отец повесился, верно?
   - Да, - почти прошептала Кристин. - Да, верно.
   - Кто первый заметил его?
   - Я заметила. Я стояла немного поодаль, когда они
приоткрыли дверь. Мне была видна в щель комната, и я
увидела... это... это тело, которое висело там на веревке,
и я... я поняла, что это отец, и закричала. Алан вынул из
кармана складной нож, просунул руку внутрь и перерезал
веревку.
   - И тогда дверь открылась легко, не так ли?
   - Да.
   - Что было потом?
   - Они позвали Роджера и велели позвонить в полицию.
   - Что-нибудь трогали в комнате?
   - Нет. Даже к отцу не прикоснулись.
   - Никто не подошел к вашему тестю?
   - Они подошли, но не касались его. Было ясно, что он
умер. Дэвид сказал, что его, наверное, не нужно трогать.
   - Почему же?
   - Ну, потому что он уже умер. Он... я полагаю, он
думал, что придет полиция...
   - Но он сразу понял, что его отец покончил с собой,
верно?
   - Да... да, я думаю.
   - Но почему он предупредил остальных, чтобы они не
прикасались к телу?
   - Не могу вам сказать, - коротко ответила Кристин.
Карелла откашлялся.
   - Вы представляете, сколько стоил ваш тесть, миссис
Скотт?
   - Стоил? Что вы имеете в виду?
   - Какой у него был капитал? Сколько денег?
   - Нет. Не имею представления.
   - Но вы должны кое-что знать. Вам, конечно, известно,
что он был очень богатым человеком.
   - Да, конечно, это мне известно.
   - Но неизвестно, насколько богатым, верно?
   - Да.
   - Знаете ли вы, что он завещал разделить поровну между
тремя сыновьями 750 тысяч? Не говоря уже о Скотт Индастриз
Инкорпорейтед и многих других предприятиях. Это вы знали?
   - Нет, я не... - Кристин остановилась. - На что вы
намекаете, детектив Карелла?
   - Намекаю? Ни на что. Я констатирую факт наследования,
вот и все. Вы считаете, что в этом заключается какой-то
намек?
   - В этом - нет.
   - Вы уверены?
   - Да, черт вас побери, из того, что вы говорите, можно
сделать вывод, что кто-то намеренно... Вы это имеете в
виду?
   - Это вы делаете выводы, миссис Скотт, а не я.
   - Идите вы к черту, мистер Карелла, - сказала Кристин
Скотт.
   - Ммм, - ответил Карелла.
   - Вы забываете об одной мелочи, Карелла.
   - Например?
   - Мой тесть был найден мертвым в комнате без окон, и
дверь была заперта изнутри. Может быть, вы сможете мне
объяснить, как ваши слова об убийстве...
   - Это ваши слова, миссис Скотт.
   - ...об убийстве согласуются с очевидными фактами?
Неужели все детективы бессознательно стараются всех измазать
в грязи? В этом заключается ваша работа, мистер Карелла?
Копаться в грязи?
   - Моя работа - это защита закона и раскрытие
преступлений.
   - Здесь не было совершено никакого преступления. И не
нарушен никакой закон.
   - По законам нашего штата, - ответил Карелла, -
самоубийство тоже считается преступлением.
   - Значит, вы подтверждаете, что это самоубийство?
   - Внешне это выглядит именно так. Однако очень часто
"типичное самоубийство" оказывается убийством. Вы ведь не
будете возражать, если я расследую все как полагается?
   - Я возражаю только против вашей крайней невоспитанности.
К тому же помните, что я вам сказала.
   - Что именно?
   - Что он был найден в комнате без окон, запертой изнутри.
Не забывайте об этом, мистер Карелла.
   - Если бы я мог это забыть, миссис Скотт! - горячо
ответил Карелла.

        Глава 8

   Алф Мисколо скорчился у двери мужской уборной.
   Всего полминуты назад в него попала пуля 38-го калибра.
Люди в дежурной комнате застыли, словно выстрел парализовал
их и лишил дара речи. В воздухе, мутном от серо-голубого
дыма, тяжело висел запах карбида. Вирджиния Додж, чей
силуэт четко вырисовывался на фоне этого дыма, внезапно
предстала как вполне реальная и определенная опасность.
Когда Коттон Хейвз выбежал из-за своего углового стола, она
резко отвернулась от барьера и приказала:
   - Назад!
   - Там раненый! - возразил Хейвз, толкая дверцу барьера.
   - Вернись, или ты будешь следующим! - крикнула
Вирджиния.
   - Иди к чертям! - ответил Хейвз и побежал к двери
туалета, где лежал Мисколо.
   Пуля прошла сквозь спину Мисколо аккуратно, как иголка
сквозь ткань. Взорвавшись у выходного отверстия, она
вырвала под ключицей кусок размером с бейсбольный мяч.
Мисколо был без сознания и дышал с трудом.
   - Внеси его сюда, - сказала Вирджиния.
   - Его нельзя трогать, - ответил Хейвз, - ради бога, он...
   - Ладно, герой, - выдавила из себя Вирджиния, - сейчас
взлетишь на воздух.
   Она вернулась к столу, размахивая револьвером.
   - Внеси его сюда, Коттон, - сказал Бирнс.
   - Пит, если мы тронем его, он может...
   - Это приказ! Делай, как я говорю!
   Хейвз, прищурившись, повернулся к лейтенанту.
   - Слушаю, сэр. - Он даже не пытался скрыть свою злость.
   Поднять Мисколо, плотного и тяжелого, особенно теперь,
когда он был без сознания, оказалось нелегким делом. Хейвз
пронес раненого в комнату.
   - Положи его на пол так, чтобы его нельзя было увидеть из
коридора, - сказала Вирджиния и повернулась к Бирнсу: -
Если кто-нибудь войдет, скажите, что револьвер выстрелил
случайно. Никто не пострадал.
   - Мы должны вызвать к нему врача, - возразил Хейвз.
   - Мы никого к нему не вызовем, - отрезала Вирджиния.
   - Он же...
   - Положи его на пол, рыжий. За картотекой. И быстро.
Хейвз понес Мисколо за картотеку и осторожно опустил его на
пол. Вирджиния молча села за стол, положив сумку перед
бутылью с нитроглицерином и держа револьвер так, что его не
было видно из-за сумки.
   - Не забудьте, лейтенант, - прошептала она, когда Дейв
Марчисон, дежурный сержант, отдуваясь, остановился перед
барьером. Дейву было за пятьдесят, это был плотный мужчина,
который не любил подниматься по ступенькам, поэтому посещал
детективов на втором этаже только в случае крайней
необходимости.
   - Эй, лейтенант, что это была за чертовщина? Похоже на
выстрел.
   - Да, - не очень уверенно ответил Бирнс, - это и был
выстрел.
   - Что-нибудь...
   - Просто разрядился револьвер. Случайно, беспокоиться не
о чем. Никто не... никто не пострадал.
   - О господи, я напугался до смерти. Вы уверены, что все
в порядке?
   - Да. Да. Все в порядке.
   Марчисон с любопытством посмотрел на лейтенанта, потом
обвел глазами дежурную комнату. Он долго рассматривал
Вирджинию Додж и Анджелику Гомес, которая сидела, скрестив
стройные ноги.
   - Полно народу, начальник, а?
   - Да, сегодня у нас тесновато, Дейв.
   Марчисон продолжал с любопытством глядеть на лейтенанта.
   - Ну ладно, - наконец сказал он, пожав плечами, - раз все
в порядке, пока, Пит.
   Когда сержант отвернулся, Бирнс тихо произнес:
   - Срочно!
   - А?
   Бирнс слегка улыбнулся и ничего не ответил.
   - Ладно, пока, - повторил Марчисон и нерешительно пошел
по коридору.
   В дежурной комнате стояла тишина. Были слышны тяжелые
шаги Марчисона, спускавшегося на первый этаж по
металлическим ступеням.
   - У нас есть индивидуальные пакеты? - спросил Хейвз,
склонившись над Мисколо.
   - Должен быть один, - ответил Виллис, - в нашем мусорном
столе.
   Он быстро подошел к столу, стоявшему в углу комнаты, в
ящики которого детективы совали всякую всячину. Стол был
завален объявлениями о розыске, циркулярами из полицейского
управления и донесениями. В ящиках находились две пустые
кобуры, коробки со скрепками, пустой термос, краска для
снятия отпечатков пальцев, различные карточки, фишки и
прочие вещи, которые трудно внести в какой-нибудь реестр.
Виллис порылся в одном из ящиков, нашел пакет и передал его
Хейвзу, который тем временем разорвал воротник рубашки
Мисколо.
   - О господи, - сказал Виллис, - крови, как из заколотой
свиньи.
   - Это сука! - ответил Хейвз, надеясь, что Вирджиния Додж
услышит его. Со всей осторожностью, на которую был
способен, он сделал повязку.
   - У тебя есть что-нибудь подложить ему под голову?
   - Возьми мой пиджак, - сказал Виллис. Сняв пиджак, он
свернул его так, что получилось нечто вроде подушки, и почти
нежно подложил под голову Мисколо.
   Бирнс подошел к ним:
   - Ну как?
   - Ничего, нужен врач.
   - Как его вызвать?
   - Поговори с ней.
   - Это все без толку.
   - Какого черта, ты здесь старший!
   - Разве?
   - А что, не так?
   - Вирджиния Додж вбила клин в мое старшинство и расколола
его пополам. Пока она сидит здесь с этой проклятой бутылью,
я ничего не могу поделать. Ты хочешь, чтобы все мы погибли?
Этого ты хочешь?
   - Я хочу, чтобы к раненому позвали врача, - ответил
Хейвз.
   - Никаких врачей! - крикнула Вирджиния с другого конца
комнаты. - И не думайте об этом! Никаких врачей!
   - Понятно? - спросил Бирнс.
   - Понятно, - ответил Хейвз.
   - Не будь героем, Коттон. Здесь речь идет не только о
твоей жизни.
   - Я не настаиваю. Пит, но какая у нас гарантия, что она
не взорвет свою игрушку, как только появится Стив? И какое
мы имеем право приносить Стива в жертву нашему
эгоистическому желанию остаться в живых любой ценой?
   - А, по-твоему, лучше принести в жертву всех, кто сейчас
в этой комнате, ради того, чтобы спасти Стива?
   - Прекратите разговоры, - приказала Вирджиния, - пройдите
на другой конец комнаты, лейтенант! Ты, коротышка, туда! А
рыжий - в угол.
   Все разошлись. Анджелика Гомес наблюдала за ними с
улыбкой, явно забавляясь. Она поднялась - ее узкая юбка
натянулась, подчеркивая линию бедер, - и подошла, немного
раскачиваясь, к Вирджинии Додж, которая неподвижно сидела за
столом со своим револьвером и бутылью... Хейвз наблюдал за
ними. Он смотрел на них отчасти потому, что страшно
разозлился на шефа, и лихорадочно искал какое-нибудь
средство убрать Вирджинию Додж. Но он не мог отвести глаз
от Анджелики Гомес еще и потому, что пуэрториканкская девица
была самым красивым существом женского пола, которое ему
довелось видеть с незапамятных времен.
   Он не мог сказать с полной уверенностью, что интересует
его больше - круглые ягодицы Анджелики или бутыль на столе.
Он фантазировал не только относительно нитроглицерина, но и
относительно того, насколько взрывчатой может оказаться эта
крашеная блондинка, и с каждой минутой Анджелика Гомес
казалась ему все более привлекательной. Ее движения были
экономны и гармоничны. Тонкие лодыжки плавно переходили в
стройные икры и полные бедра, тонкий овал лица и чистая
линия шеи гармонировали с аристократическим носом. Она в
совершенстве владела своим телом и словно не сознавала свою
редкую красоту. Смотреть на нее было одно удовольствие.
"Эта женщина перерезала горло человеку, - напомнил себе
Хейвз, - хорошая девочка".
   - Эй, это бомба, правда? - спросила Анджелика Вирджинию.
   - Садись и не приставай ко мне, - ответила та.
   - Не надо быть такая нервная. Я только спросила вопрос.
   - Да, в этой бутылке нитроглицерин.
   - Вы ее будете взорвать?
   - Да, если надо будет.
   - Зачем?
   - Заткнись. Не задавай глупых вопросов.
   - У вас есть револьвер тоже, да?
   - У меня два револьвера, - ответила Вирджиния. - Один в
руке, другой в кармане плаща. И еще несколько в этом ящике.
- Она указала на ящик стола, куда положила Оружие
детективов, прибавив к ним револьвер Виллиса.
   - Я думаю, вы серьезная, да?
   - Да, я совершенно серьезна.
   - Эй, послушайте, отпустите меня, а?
   - О чем ты говоришь?
   - Отпустите меня, и я уйду отсюда. Сейчас вы здесь
главнее всех, правда? Вы слушали, что говорит этот парень
раньше, правда? Он говорит, вы вставили клин, правда?
Хорошо. Я уйду. Хорошо?
   - Ты останешься здесь, милашка, - твердо произнесла
Вирджиния.
   - Пор ке? Зачем?
   - Потому что если ты выйдешь отсюда, то станешь болтать.
А если разболтаешь кому не следует, все мои планы летят к
чертям.
   - Кому разболтаю? Не буду говорить никто. Сразу уеду из
чертов город. Может, вернусь Пуэрто-Рико. На самолет. Я
перерезала глотку этот парень, слышишь? Теперь эти сопляки
будут мне отомстить. И одно утро я просыпаюсь мертвая,
правда? Давай, как тебя, Кармен, отпусти.
   - Ты останешься, - сказала Вирджиния.
   - Кармен, не...
   - Останешься, - повторила Вирджиния.
   - Ну, а если я выйти? Если я просто выйти?
   - Получишь то же, что и тот легавый.
   - Ох, ну и стерва! - сказала Анджелика, вернулась к
своему стулу и уселась, скрестив ноги. Поймала взгляд
Хейвза, улыбнулась ему и сразу же натянула юбку пониже.
   Вообще-то Хейвз не изучал ее ноги. Ему пришла в голову
мысль. Он придумал план, состоящий из двух частей, и первая
часть плана - если его удастся выполнить - должна быть
выполнена именно там, где сидела пуэрториканкская девица.
Суть идеи заключалась в том, что в ход пускались два
металлических предмета. Хейвз был почти уверен, что один из
них подействует немедленно, а для второго понадобится
некоторое время, если это вообще сработает. Идея показалась
Хейвзу блестящей, и, завороженный ею, он уставился в
пространство. Случайно его взгляд сфокусировался на ногах
Анджелики.
   И теперь, используя тот факт, что Анджелика находится
поблизости от одного из предметов, и понимая, что Вирджинию
Додж следует отвлечь перед исполнением первой части плана,
он пробрался к Анджелике и достал из кармана пачку сигарет.
   - Закуришь?
   Анджелика взяла предложенную сигарету. "Мучас грасиас.
Большое спасибо", - сказала она, поднесла сигарету к губам и
посмотрела в лицо Хейвзу.
   - Нравятся ноги, парень?
   - Да, красивые ноги, - согласился Хейвз.
   - Чертовски красивые ноги, еще бы! Не так часто увидишь
такая ноги. Муй буэно, очень хорошо моя ноги. - Муй.
Очень, - снова согласился Хейвз.
   - Хочешь увидеть все остальное?
   "Если телефон зазвонит, - размышлял Хейвз, - Вирджиния
поднимет трубку. Она теперь слушает "все разговоры и ни за
что не пропустит ни одного, тем более что это может быть
Карелла. И если ее внимание будет отвлечено, у меня хватит
времени выполнить то, что я задумал, - пустить машину в ход,
чтобы все подготовить. Предположим, она будет действовать
импульсивно, как все люди, когда они... ладно, я слишком
много предполагаю. Но все же есть надежда. Ну давай,
телефон, звони!"
   - Я спросила вопрос, - перебила его мысли Анджелика.
   - Какой вопрос?
   - Хочешь увидеть остальной?
   - Это было бы очень мило.
   Хейвз, не отрываясь, смотрел на телефон. Он припомнил,
что обычно телефон звонил со злобной настойчивостью каждые
тридцать секунд. Всегда кто-нибудь докладывал о нападениях
и избиениях, о драках, ножевых ранениях, о кражах и
ограблениях и о тысяче других правонарушений и преступлений,
которые ежедневно совершались в районе. Почему же теперь
телефон молчит? Кто отменил на сегодня все происшествия?
Не нужно нам таких каникул, когда Стив вот-вот угодит в
ловушку, когда у Мисколо хлещет кровь из дыры размером в мою
голову, когда эта сука сидит здесь со своим бутылем и
аккуратным маленьким 38-м калибром.
   - Это будет чертовски мило, - сказала Анджелика, - и все
настоящий. Ты видишь моя грудь?
   - Вижу.
   Ну, телефон, звони!
   - Это мой настоящий грудь, - говорила Анджелика, - нет
бюстгалтер, я не ношу бюстгалтер. Веришь?
   - Верю.
   - Я тебе покажу.
   - Не надо. Я и так верю.
   - Как насчет это?
   - Насчет чего?
   - Ты говоришь другим и отпускаешь меня. Позже приходишь
гости, а?
   Хейвз покачал головой:
   - Никак нельзя.
   - Почему нельзя? Анджелика - это что-то!
   - Анджелика - это что-то, - согласился Хейвз.
   - Ну?
   - Первое. Ты видишь эту женщину, которая там сидит?
   - Si.
   - Она никого не выпустит отсюда. Понятно?
   - Si. Когда она уйдет?
   - Если она когда-нибудь уйдет. И, кроме того, я все
равно не смогу отпустить тебя, потому что тот человек,
который стоит у стены, это лейтенант, начальник над всеми
детективами. Если я отпущу тебя, он может меня уволить или
отправить в тюрьму.
   Анджелика кивнула.
   - Не пожалеешь, Анджелика - стоящий товар, можешь меня
поверить.
   - Я тебе верю.
   Хейвз не хотел возвращаться на свое место, потому что
должен был находиться рядом с Анджеликой, когда зазвонит
телефон, если он вообще зазвонит. В то же время он
почувствовал, что их разговор зашел в тупик и больше не о
чем говорить. Тогда он задал вечный вопрос:
   - Когда ты стала проституткой?
   - Я не проститутка, правда.
   - Брось, Анджелика, - сказал он ворчливо.
   - Ну хорошо, иногда. Но только чтобы покупать красивый
платья. Я красиво одеваюсь, правда?
   - Да, конечно.
   - Послушай, - приходи ко мне гости, а? Займемся этим
самым.
   - Милая моя, там, куда ты попадешь, занимаются только
изготовлением номерных знаков.
   - Чего? - спросила она, и в это время раздался
телефонный звонок.
   Этот звук застал Хейвза врасплох. Он автоматически
повернулся и чуть не протянул руку к стене, но потом
вспомнил, что должен ждать, пока Вирджиния возьмет трубку, и
увидел, как Бирнс пересек комнату, направляясь к ближайшему
столу, на котором стоял телефонный аппарат.
   Телефон пронзительно звенел в дежурной комнате.
   Вирджиния переложила револьвер в левую руку. Правой
подняла трубку и кивнула Бирнсу.
   - Восемьдесят седьмой участок. Лейтенант Бирнс.
   - Вот это здорово, теперь уже начальство сидит у
телефона? - сказал голос в трубке.
   Хейвз сделал шаг назад и прислонился к стене. Вирджиния
Додж сидела вполо