почувствовал себя почти человеком. - Слушай, а что это за странная компания, на которую ты здесь работаешь? - спросил я, отметив про себя, что этот шофер - умный парень, соображает быстро. Он ничего не ответил. Но, думаю, если бы я работал в этом доме, то тоже не стал бы обсуждать своих хозяев с первым попавшимся убийцей. Я сделал вторую попытку. - Дочь генерала - мисс Мери - хорошенькая шлюшка, не правда ли? Это достало его. Он вскочил с кровати, в глазах его засветилось бешенство. Руки сжались в кулаки, и он был на полпути ко мне, прежде чем вспомнил, что пистолет направлен ему в грудь. - Хотел бы я, чтобы ты, Толбот, повторил все это, но без пистолета в руке. - Вот так-то лучше, - одобрительно произнес я. - Наконец-то появились первые признаки жизни. Вырабатывая определенное мнение, вспоминай старую добрую поговорку, что не по словам судят, а по делам. Если бы я просто поинтересовался у тебя, что представляет собой Мери Рутвен, ты не стал бы отвечать или послал бы меня к черту. Я, как и ты, не считаю ее шлюшкой и знаю, что она не такая. Я считаю ее хорошей крошкой и очень красивой. - Не сомневаюсь в этом, - в голосе его слышалась злоба, но в глазах появилось некоторое замешательство. - Именно поэтому ты в тот день напугал ее до смерти. - Сожалею об этом, искренне сожалею. Но я был вынужден сделать это, Кеннеди, хотя и не по тем соображениям, о которых думаешь ты и эта компания убийц в доме. - Я допил виски и, пристально посмотрев на него, бросил ему пистолет. - Может, поговорим? Я застал его врасплох, но он быстро, очень быстро пришел в себя. Ловко поймал пистолет, посмотрел на него, потом на меня, помедлил, пожал плечами и слабо улыбнулся: - Думаю, лишние масляные пятна простыням не повредят, - он засунул пистолет под подушку, подошел к столу, налил виски себе и мне и с ожиданием посмотрел на меня. - Я действую не наобум, как ты мог подумать. - Я слышал, как Вайленд пытался убедить генерала и Мери избавиться от тебя, и понял, что ты представляешь потенциальную опасность для Вайленда, генерала и других, кого я могу не знать. И еще я понял, что ты не имеешь никакого отношения к тому, что происходит. А ты должен знать: здесь происходит что-то странное. Он кивнул: - Но я только шофер. А что они ответили Вайленду? По тому, как он это спросил, я заключил, что он питает к Вайленду отнюдь не нежные чувства. - Они встали на дыбы и наотрез отказались. Мои слова доставили ему удовольствие, хоть он и пытался не показать этого. - Ты, кажется, не так давно оказал семье Рутвен великую услугу, - продолжил я. - Пристрелил парочку головорезов, пытавшихся похитить Мери Рутвен. - Мне повезло. И я подумал, что там, где требовались быстрота и жестокость, ему всегда везло. - Я прежде всего телохранитель, а не шофер. Мисс Мери - лакомый кусочек для любого громилы в этой стране, который стремится по-быстрому заработать миллион. Но я больше не телохранитель, - неожиданно закончил он. - Я встречался с твоим преемником, - кивнул я. - Валентино. Он не способен охранять и пустую детскую. - Валентино? - ухмыльнулся он. - Эл Гантер. Но Валентино подходит ему лучше. Ты, я слышал, повредил ему руку? - Он повредил мне ногу. Она вся сплошной синяк. - Я посмотрел на него с интересом. - Забыл, что разговариваешь с убийцей, Кеннеди? - Ты не убийца, - заявил он решительно. Последовала долгая пауза, потом он отвел взгляд и уставился в пол. - Патрульный Доннелли, да? - спросил я. Он молча кивнул. - Доннелли жив и здоров. - Может, ему и потребовалось какое-то время, чтобы смыть пороховую гарь с брюк, но это все его страдания. - Все подтасовано, да? - спросил он тихо. - Ты читал обо мне в газетах, - я махнул рукой на журнальный столик. Я все еще красовался на первой полосе, и фотография была еще хуже, чем предыдущая. - Остальное ты слышал от Мери. Кое-что из того, что ты прочитал или слышал, - правда, кое-что - ложь. Меня действительно зовут Джон Толбот, и я действительно, как они сказали в суде, специалист по спасательным работам. Я работал во всех тех местах, что они назвали, кроме Бомбея. Но я никогда не занимался никакой преступной деятельностью. Однако по Вайленду, или генералу, или скорее по им обоим действительно тюрьма плачет. Они послали телеграммы своим посредникам в Голландии, Великобритании и Венесуэле - у генерала, конечно, есть нефтяные интересы во всех трех странах, - с приказом проверить меня. Они останутся довольны. Мы долго готовились. - Откуда ты знаешь, что они послали телеграммы? - Все телеграммы, посланные из Марбл-Спрингз за границу за последние два месяца, просматривались. Генерал, - а все телеграммы отправлены от его имени, - конечно, пользуется шифрами, что вполне законно. В квартале от почтового отделения живет один старичок из Вашингтона, он - гений по шифрам. Так вот, он говорит, что шифр у генерала детский. С его точки зрения, конечно. Я встал и начал прохаживаться по комнате. Действие виски прекратилось. Я казался себе холодной мокрой камбалой. - Я должен был влезть в это дело. До сих пор мы действовали впотьмах, но по причинам, которые сейчас долго объяснять, мы знали, что генерал ухватится за возможность заполучить специалиста по спасательным работам. И он ухватился. - Мы? - Кеннеди все еще сомневался. - Мои друзья и я. Не волнуйся, Кеннеди, за моей спиной - закон. Я в этом деле участвую не по своей инициативе. Чтобы заставить генерала заглотнуть наживку, мы должны были использовать его дочь. Она абсолютно не в курсе того, что происходит. Судья Моллисон находится в дружеских отношениях с семьей генерала, и 'я попросил его пригласить ее пообедать, а до обеда - посидеть в зале суда, пока он рассмотрит последние дела. - Судья Моллисон участвует в этом. - Да. У тебя здесь есть телефон и справочник, можешь позвонить ему. Он покачал головой. - Моллисон в курсе, - продолжал я. - И с десяток полицейских, но все они поклялись молчать: стоит проговориться - и им придется искать другую работу. Единственный человек, который не служит закону и находится в курсе этого дела, - хирург, который якобы оперировал Доннелли и подписал свидетельство о его смерти. Он очень совестливый человек, но мне удалось уговорить его. - Все обман, - пробормотал Кеннеди, - а я клюнул на него. - Все клюнули. На это мы и рассчитывали. Ложные сообщения Интерпола и с Кубы при полной поддержке полиции, два холостых патрона в барабане кольта Доннелли, ложные заслоны на дорогах, обманные погони полиции, обманные... - Но пулевая пробоина в лобовом стекле? - Я приказал Мери пригнуться и сам сделал ее. Машина и пустой гараж - подставлены, Яблонски - тоже. - Мери говорила мне о Яблонски, - медленно сказал он. "Мери", отметил я, а не "мисс Мери", но, может, это ничего и не значило, может, он просто называл ее так за глаза. - "Падший полицейский", - сказала она. Еще одна подстава? - Да, еще одна подстава. Мы разрабатывали все это два года. Сначала нам потребовался человек, который досконально знает Карибский бассейн. Мы нашли Яблонски, который родился и вырос на Кубе. Два года назад он работал в нью-йоркском отделе по расследованию убийств. Именно Яблонски пришла в голову идея о привлечении его к суду. Умно придумано - не только объясняло внезапное исчезновение одного из лучших в стране полицейских, но и открыло перед ним двери в преступный мир, когда в этом возникла необходимость. Он работал со мной в странах Карибского бассейна последние полтора года. - Рискуя, да? Я хочу сказать, что Куба - второй дом для всех преступников в Штатах, и шансы... - Он изменил внешность, - терпеливо пояснил я. - Отрастил усы, бороду, перекрасил волосы, надел очки - родная мать не узнала бы. Наступила долгая тишина, затем Кеннеди поставил свой стакан и посмотрел мне в глаза: - Что происходит, Толбот? - Извини. Ты должен верить мне. Чем меньше ты будешь знать, тем лучше для тебя. Моллисон ничего не знает, полицейские ничего не знают - они лишь исполняют приказы. - Это крупное дело? - медленно спросил он. - Достаточно крупное. Послушай, Кеннеди, не задавай вопросов. Я прошу тебя помочь мне. Если ты еще не боишься за жизнь Мери, то сейчас самое время начать бояться. Я не думаю, что ей известно о делах Вайленда и генерала больше, чем тебе, но уверен: ей грозит опасность. Большая опасность. Смертельная. Я работаю против крутых ребят, играющих по-крупному. В этой игре они уже убили восьмерых - это я знаю точно. Если ты влезешь в это дело, то, вполне вероятно, получишь пулю в спину. Но я прошу тебя влезть в это дело. Не имею на это права и все же прошу. Что ты на это ответишь? Его смугловатое лицо несколько побледнело. Ему не понравилось то, что он услышал, но если руки у него и задрожали, я не заметил этого. - Ты умный человек, Толбот, - медленно произнес он. - Может быть, слишком умный, я не знаю. Но ты достаточно умен и не рассказал бы мне всего этого, если бы не был уверен, что я пойду за тобой. "Играют по-крупному", - сказал ты. Ну что же, и я поучаствую в игре. Я не стал тратить время на благодарности - если человек сует голову в затягивающуюся петлю, его не стоит поздравлять, и вместо этого сказал: - Я хочу, чтобы ты ходил с Мери. Везде. Почти уверен, что завтра утром, то есть уже сегодня утром, мы отправимся на нефтяную платформу. Мери почти наверняка отправится с нами. У нее не будет выбора. Ты поедешь с ней. Он попытался было прервать меня, но я жестом остановил его: - Я знаю, что тебя сняли с этой работы. Придумай какой-нибудь повод, чтобы сегодня рано утром попасть в дом. Постарайся увидеться с Мери и скажи ей, что с Валентино утром произойдет небольшой несчастный случай, и она... - О чем ты? Какой несчастный случай? - Не волнуйся, - зловеще ответил я. - Несчастный случай в лучшем виде. Он некоторое время будет неспособен присматривать даже за самим собой, чего уж говорить о присмотре за другими. Скажи ей, чтобы она настояла на твоем возвращении в телохранители. Если она упрется, генерал не станет возражать, и я больше чем уверен, что Вайленд - тоже: все займет всего один день, а завтра его не очень-то будет волновать вопрос, кто ее охраняет. Не спрашивай, откуда я это знаю, - я этого не знаю, - но могу побиться об заклад, что это так. - И, помолчав немного, продолжил: - В любом случае Вайленд просто подумает, что она настаивает на этом потому, что, как он считает, ты... как бы это сказать... - ее слабость. Его лицо оставалось бесстрастным, как у индейца, поэтому я продолжил: - Не знаю, так ли это, да это и не моя забота. Просто рассказываю тебе, что, по-моему, думает Вайленд и почему это заставит его уступить ей. Это и еще то, что он не доверяет тебе и предпочтет иметь тебя перед глазами. - Хорошо, - ответил он так, будто я пригласил его на увеселительную прогулку. Он действительно был очень хладнокровным человеком. - Я поговорю с ней и сделаю так, как ты хочешь. - Он задумался на секунду: - Ты говоришь, что я подставляю голову. Возможно. Но делаю это по собственной воле. И все же мне кажется, мое согласие заняться этим делом позволяет мне надеяться на большую откровенность с твоей стороны. - А я не откровенен? - я не был раздражен, просто почувствовал смертельную усталость. - Только в том, чего ты не сказал. Ты хочешь, чтобы я присматривал за генеральской дочкой. Судя по тому, за чем ты охотишься, Толбот, безопасность Мери тебе до лампочки. Если бы тебя это заботило, ты бы спрятал ее, когда она позавчера была в твоих руках. Но ты этого не сделал - привез ее обратно. Говоришь, что ей грозит большая опасность, но именно ты, Толбот, привез ее туда, где она этой опасности подвергается. Ладно, ты хочешь, чтобы я присматривал за ней, но тебе еще что-то от меня надо. Я кивнул: - Да. Я лезу в эту кашу со связанными руками. Не преувеличиваю: лезу в эту кашу, как пленник. Мне нужен человек, которому я могу доверять. Тебе я доверяю. - Ты можешь доверять Яблонски, - тихо произнес он. - Яблонски мертв. Он молча уставился на меня, затем потянулся за бутылкой и плеснул нам обоим виски. Его губы превратились в тонкую белую полоску на смугловатом лице. - Видишь это? - показал я на свои промокшие и грязные ботинки. - Это земля с могилы Яблонски. Я закопал его перед тем, как прийти сюда, не более пятнадцати минут назад. Они прострелили ему голову из малокалиберного автоматического пистолета. Прямо в переносицу. Он улыбался, Кеннеди. Человек не улыбается, видя", как к нему приближается смерть. Он не видел ее приближения. Они убили его во сне. Я кратко рассказал ему о том, что произошло после моего ухода, начиная с моей поездки на Х-13 и кончая моим возвращением сюда. - Ройал? - спросил он, когда я замолчал. - Ройал. - Ты никогда не сможешь доказать этого. - А мне и не придется, - ответил я почти автоматически. - Ройал не предстанет перед судом, Яблонски был моим другом. Он понял меня: - Я бы охотно согласился, чтобы тебе не пришлось рассчитываться за меня, Толбот. Я выпил. Теперь виски на меня не действовало. Я чувствовал себя усталым, опустошенным и чуть живым стариком. - Что ты собираешься делать теперь? - поинтересовался Кеннеди. - Что? Собираюсь попросить у тебя на время сухие ботинки, носки и нижнее белье. Затем вернусь в дом, проберусь в свою комнату, просушу одежду, прикую себя наручниками к кровати и выброшу ключи. Утром они придут за мной. - Ты с ума сошел, - прошептал Кеннеди. - Почему они убили Яблонски? - Не знаю, - устало ответил я. - Ты должен знать, - настойчиво сказал Кеннеди. - С чего бы им убивать Яблонски, если они не знали, кто он на самом деле и чем занимается? Они убили его потому, что почувствовали обман. А если они узнали, что он их обманывает, то они могли узнать это и про тебя. Они будут ждать тебя в твоей комнате, Толбот. Они уверены, что ты вернешься, потому что им неизвестно, что ты нашел тело Яблонски. Ты подучишь пулю в голову, как только переступишь порог. Ты что, не понимаешь этого? Да пойми же ты это, ради бога, наконец! - Я понял это очень давно. Может быть, они знают обо мне все, а может, - не все. Я сам многого не знаю, Кеннеди. Но, возможно, они не убьют меня, по крайней мере сейчас. - Я поднялся. - Я возвращаюсь. На мгновение мне показалось, что он попытается силой остановить меня, но, видимо, на моем лице было написано нечто такое, что заставило его изменить решение. Он взял меня за руку: - Сколько тебе за это платят. Толбот? - Гроши. - Награда? - Никакой. - Так что же может заставить человека пойти на такое безумие? - его приятное лицо исказили тревога и недоумение - он не мог понять меня. Я и сам не мог понять себя: - Не знаю... Нет, знаю. И скажу тебе в один прекрасный день. - Ты не доживешь до этого дня, - мрачно произнес он. Я взял сухие ботинки и одежду, пожелал ему спокойной ночи и ушел. ГЛАВА СЕДЬМАЯ Я открыл дверь из коридора дубликатом ключа, который дал мне Яблонски, бесшумно вошел в комнату. Никто не размазал мои мозги по стене. В комнате никого не было. Тяжелые шторы были задернуты, но я не стал включать свет. А вдруг они не знают, что я покидал комнату этой ночью? Но если кто-нибудь заметит, что в комнате прикованного к кровати человека зажегся свет, то сразу явятся с проверкой. Только Яблонски мог бы зажечь свет, а он - мертв. Я осмотрел каждый квадратный фут пола и стен, подсвечивая себе фонариком. Ничего не пропало, ничего не изменилось. Если кто-то и побывал в комнате, то не оставил никаких следов. Но, с другой стороны, я и не ожидал, что они, побывав в комнате, оставят следы. В стену, рядом с дверью в комнату Яблонски, был встроен большой электрический камин. Я включил его на полную мощность, разделся, вытерся насухо и повесил брюки и пальто на спинку стула сушиться. Натянул на себя белье и носки, которые позаимствовал у Кеннеди, засунул свои промокшие носки и белье в промокшие ботинки и, открыв окно, забросил их подальше в кусты - туда же, куда, воспользовавшись пожарной лестницей, уже запрятал раньше штормовку и дождевик. Прислушался, но не услышал звука падения ботинок и был уверен, что никто ничего не услышал бы - вой ветра и шум ливня заглушали любой звук. Я достал из кармана уже парившего пиджака ключи и подошел к двери в комнату Яблонски. Может быть, они ждали меня там, но меня это не очень волновало. Комната оказалась пуста. Я подошел к двери в коридор и потрогал дверную ручку. Заперто. Было очевидно, что на кровати, как я и ожидал, спали: простыни и одеяло свисали на пол. Следов борьбы не было. Не было заметно даже следов насилия. Я нашел их, только перевернув подушку. Подушка была испачкана в крови, но не так, как бывает, если смерть не мгновенная. Пуля, должно быть, прошла сквозь череп навылет, чего нельзя ожидать от пистолета 22-го калибра, но, с другой стороны, Ройал использовал не простые патроны. Я нашел пулю внутри подушки. Медно-никелевая. Какая неосторожность. Непохоже на Ройала. Я буду лелеять этот кусочек металла, хранить и беречь его, как алмаз "Куллинан". Я нашел в ящике кусочек липкой ленты, снял носок и прилепил пулю под вторым и третьим пальцами - там она не будет мешать при ходьбе. Там она - в надежном месте. Там ее не найдут даже при самом тщательном обыске. Встав на четвереньки, я осветил ковер и увидел две параллельные полоски, оставленные ногами Яблонски, когда его волокли. Затем еще раз осмотрел кровать, взял подушечку, лежавшую на кресле, и осмотрел ее. Я ничего не увидел, но когда понюхал ее, то все понял - едкий запах сгоревшего пороха надолго впитывается в ткань. Подойдя к маленькому столику в углу, я налил в стакан виски на три пальца и сел, чтобы обдумать ситуацию. Я все еще не видел во всем этом смысла. Ничего не стыковалось. Во-первых, как могли Ройал и тот, кто был с ним, - никто в одиночку не смог бы вытащить тело Яблонски из комнаты, - попасть внутрь? Яблонски чувствовал себя в этом доме в такой же безопасности, как заблудившаяся овечка в стае оголодавших волков, и я знал, что он запер бы дверь. Конечно, мог быть еще один ключ, но все дело в том, что Яблонски всегда оставлял ключ в замке, причем так, чтобы его нельзя было вытолкнуть из замочной скважины или повернуть снаружи, не наделав столько шума, чтобы раз десять не разбудить Яблонски. Яблонски застрелили во сне. Он, я знал, спал в пижаме, но когда я нашел его в огороде, он был полностью одет. Зачем было одевать его? Я не видел в этом никакого смысла, особенно если речь идет о том, чтобы одеть мертвого человека весом в 240 фунтов. И почему не воспользовались глушителем? А это было очевидно: глушитель поглощает часть энергии, и даже такие специальные пули не пройдут сквозь череп навылет, да еще к тому же убийца использовал подушечку, чтобы приглушить звук выстрела. Это как раз понятно: комнаты расположены в удаленном крыле дома, и при реве надвигающегося шторма можно с помощью подушечки сделать так, что выстрел никто не услышит. Но я-то в соседней комнате должен был бы услышать выстрел, если не оглох или не помер, а Ройал знал - по крайней мере так я считал, - что я сплю в соседней комнате. Или Ройал знал, что меня там нет? Может, он пришел проверить, увидел, что меня нет, и, зная, что отпустить меня мог только Яблонски, тут же убил его? Я сопоставил факты, но они не вязались с улыбкой на лице мертвого Яблонски. Я сходил в свою комнату, перевесил одежду на спинке стула у камина и вернулся в комнату Яблонски. Снова взяв свой стакан, посмотрел на бутылку - виски в ней было на две трети. Отпитая треть совершенно не подействовала бы на настороженного Яблонски. Однажды я видел, как он за вечер выпил целую бутылку рома - виски он не любил - и только чаще, чем обычно, улыбался. Но больше Яблонски никогда не улыбнется. Сидя почти в полной темноте, я поднял стакан в прощальном тосте. Набрал виски в рот и задержал его, чтобы насладиться букетом отличного старого скотча, и тут же вскочил, быстро пересек комнату, выплюнул виски в раковину и очень тщательно прополоскал рот. Вот оно. Виски дал Вайленд. После того, как Яблонски сводил меня к генералу прошлым вечером, Вайленд дал Яблонски запечатанную бутылку и стаканы. Когда мы вернулись в наши комнаты, Яблонски налил пару стаканчиков, и я уже хотел было выпить свой, да подумал, что пить перед работой в кислородном аппарате на большой глубине не стоит. Яблонски тогда выпил оба стаканчика, а может, и еще парочку после моего ухода. У Ройала и его друзей не было необходимости взламывать дверь в комнату Яблонски, поскольку у них был ключ, но даже если бы им пришлось взламывать дверь, Яблонски все равно ничего не услышал бы. Наркотика в бутылке хватило бы, чтобы свалить слона. У Яблонски, должно быть, еще хватило сил добраться до кровати. Я знал, что это глупо, но все же горько казнил себя за то, что не попробовал виски. Хотя это была смесь двух сортов - "Микки Финна" и скотча, я бы сразу почувствовал добавку. Но Яблонски почти не пил виски и, наверное, посчитал, что скотч таким и должен быть. Ройал, конечно, нашел два стакана с остатками виски и решил, что я тоже лежу без сознания, но в их планы не входило убивать меня. Теперь я нашел ответы на все вопросы, кроме одного, самого важного - почему они убили Яблонски? У меня не было на этот счет никаких соображений. И Потом, не заглянули ли они в мою комнату? Я считал, что не заглянули, но не поставил бы на это и пары старых шнурков. Не было никакого толка сидеть и размышлять об этом, но я просидел еще пару часов. К тому времени одежда моя почти высохла. Брюки измялись так, что были похожи на кожу ног слона, но нельзя ожидать безукоризненной одежды от человека, приговоренного спать в костюме. Я оделся, открыл окно и уже собрался забросить подальше дубликаты ключей от комнат и ключи от наручников, когда услыхал легкий стук в дверь комнаты Яблонски. Вздрогнув от неожиданности, я замер. Полагаю, я должен был лихорадочно просчитывать в уме варианты действий, но после всего, что произошло этой ночью, и после двухчасовых бесплодных размышлений мой мозг был вообще не в состоянии работать. Я просто застыл. Застыл неподвижнее жены Лота. За эти долгие десять секунд мне в голову не пришло ни одной умной мысли, кроме стремления бежать. Но бежать было некуда. Это был Ройал, тихий хладнокровный убийца с маленьким пистолетом. Он ждал за дверью с пистолетом наготове. Он знал, что я выходил. Он это проверил. Он знал, что я вернусь, потому что я в сговоре с Яблонски. И он знал, что я пошел на все это не ради того, чтобы, попав в этот дом, смыться при первом удобном случае. И он догадывался, что я уже вернулся. А может быть, видел, как я вернулся, но тогда почему он так долго выжидал? Впрочем, мне было ясно - почему. Вернувшись, я должен был найти Яблонски в комнате и, не застав его, - посчитать, что тот отправился по своему делу. А поскольку я запер дверь и оставил ключ в замке, Яблонски не сможет воспользоваться своим ключом и поэтому постучит. Прождав партнера несколько часов, я буду настолько встревожен его отсутствием, что при стуке брошусь открывать дверь, и тут Ройал всадит мне медно-никелевую пулю между глаз. Ведь если они точно знали, что мы с Яблонски работаем на пару, то они также должны были знать, что я никогда не сделаю того, чего они от меня хотят, поэтому я им больше не нужен, а отсюда и пуля между глаз, как Яблонски. И тут я вспомнил о Яблонски. Вспомнил, как он лежит, втиснутый в ящик, - и страх мой улетучился. Я видел, что у меня мало шансов, но больше не боялся. Я прокрался в комнату Яблонски, взял бутылку за горлышко, тихо вернулся в свою комнату и вставил ключ в замок двери в коридор. Замок открылся бесшумно, и тут в дверь постучали посильнее и подольше. Под этот звук я приоткрыл свою дверь, поднял бутылку и осторожно выглянул в коридор. Коридор освещался лишь тусклым ночничком в дальнем конце, но этого оказалось достаточно, чтобы увидеть: в руке человека в коридоре нет пистолета и это не Ройал, а Мери Рутвен. Я опустил бутылку и тихо отступил в свою комнату. Через пять секунд я уже стоял перед дверью в комнате Яблонски. Имитируя глубокий и хриплый голос Яблонски, я спросил: - Кто там? - Мери Рутвен. Впустите меня. Быстро. Пожалуйста. Я впустил ее быстро - тоже не хотел, чтобы ее увидели в коридоре. Спрятался за дверью, а затем быстро закрыл ее, пока она не узнала меня в тусклом свете, падавшем из коридора. - Мистер Яблонски, - она говорила быстрым, задыхающимся и испуганным шепотом. - Я пришла поговорить с вами. Мне это просто необходимо. Я думала, что не смогу выбраться, но Гантер уснул, однако он может в любой момент проснуться и обнаружить, что я... - Спокойнее, - тоже шепотом произнес я, поскольку так было легче имитировать голос Яблонски, но мне все равно это плохо удавалось. - Почему вы хотите поговорить со мной? - Мне не к кому больше обратиться. Вы не убийца, не проходимец, что бы они там ни говорили о вас, вы - хороший человек. - Она была сообразительной девушкой, женская интуиция позволила ей увидеть больше Вайленда и генерала. - Вы должны помочь мне... нам... вы просто обязаны. Мы попали в большую неприятность. - Мы? - Мы с папой. Правда, про отца я не знаю. Может, у него и нет неприятностей. Может, он работает с этими... этими плохими людьми потому, что хочет этого. Но это так на него непохоже. Может, он вынужден работать с ними, не знаю, я ничего не знаю. Возможно, у них есть власть над ним, чем-то они его держат, возможно... Он всегда был таким хорошим, честным, прямым, но сейчас... - Спокойнее, - снова прервал ее я. Я уже не имитировал голос Яблонски, и, не будь она столь встревоженной и испуганной, она сразу все поняла бы. - Факты, мисс, пожалуйста. В моей комнате был включен электрический камин, дверь в комнату была открыта, и я был уверен: скоро она разглядит меня и поймет, что перед ней не Яблонски - копна рыжих волос выдавала меня. Я повернулся к камину спиной. - С чего бы мне начать? Похоже, мы потеряли свободу или, скорее, папа потерял. Не свободу передвижений, нет, он не пленник, но мы не можем самостоятельно принимать решения: папа принимает решения за меня, а свои решения, мне кажется, тоже принимает не он. Нам не разрешают разлучаться. Папа запретил мне отсылать письма, пока не ознакомится с ними. Мне нельзя звонить по телефону или уходить куда-нибудь без этого ужасного Гантера. Даже когда я еду к друзьям, например, к судье Моллисону, это животное сопровождает меня. Папа говорит, что недавно угрожали меня похитить. Не верю этому, но даже если бы это было правдой, то Саймон Кеннеди, шофер, лучше Гантера. Я никогда не остаюсь одна. Когда нахожусь на Х-13, я не пленница - просто не могу уехать. Но здесь окна моей комнаты забиты, а Гантер проводит ночь в передней, следя... Последние три слова замерли в наступившей тишине. В своем возбуждении, в своем желании поделиться с кем-нибудь тем, что тревожило ее несколько недель, она вплотную подошла ко мне. Ее глаза уже привыкли к темноте. Она вся задрожала, ее правая рука начала медленно подниматься ко рту, глаза широко раскрылись, она судорожно вздохнула - это была прелюдия к крику. Но прелюдией все и закончилось. В нашем деле не приходится медлить: я закрыл ей рог ладонью, а другой рукой обхватил ее до того, как она собралась закричать. Несколько секунд она с удивительной силой яростно боролась со мной, затем обмякла в моих руках, как подстреленный кролик. Это застало меня врасплох - я думал, что времена, когда молодые леди падали в обморок в стрессовой ситуации, давно прошли. Но, возможно, я недооценил ужасную репутацию, которую создал себе, недооценил тот шок, который она испытала после долгой нервной ночи, когда решила прибегнуть к последнему, оказавшемуся напрасным, шагу после недель бесконечного напряжения. Что бы там ни было, она не прикидывалась - это действительно был обморок. Я положил ее на кровать, но потом перенес в свою комнату - мне не хотелось, чтобы она лежала на кровати, на которой не так давно убили Яблонски. Я обладал большим опытом оказания первой помощи, но не знал, как выводить из обморока молодых леди. У меня было смутное подозрение, что любые мои действия могут оказаться опасными, и подозрение это очень гармонировало с моим невежеством в данном вопросе, поэтому я пришел к выводу, что лучше всего - дать ей возможность очнуться самой. Я не хотел, чтобы она очнулась в мое отсутствие и подняла на ноги весь дом, поэтому присел на краешек кровати и стал освещать фонариком ее лицо ниже глаз, чтобы не ослепить ее. На ней поверх голубой шелковой пижамы был надет голубой стеганый шелковый халат. Туфли на высоких каблуках тоже были голубыми, даже ленточка в волосах была того же цвета. Ее лицо было сейчас бледным, как старая слоновая кость. Ничто не могло сделать ее лицо прекрасным, но мое сердце впервые за последние долгие три с половиной года одиночества внезапно бешено забилось. Нас разделяли лишь 285 миллионов долларов и тот факт, что я был единственным мужчиной в мире, один взгляд на которого заставлял ее от страха терять сознание. Она пошевелилась и открыла глаза. Я почувствовал, что трюк с Кеннеди - пистолет за фонариком - будет в данном случае иметь негативные последствия, так что просто взял ее за руку, наклонился к ней и сказал мягко с укоризной: - Молоденькая глупенькая дурочка, зачем ты пришла и выкинула такую плохую шутку? Удача или инстинкт подсказали мне правильный ход. К страху, который еще метался в ее широко раскрытых глазах, добавилось замешательство. Убийцы определенного сорта не берут вас за руку и не говорят с вами успокаивающе. Отравители, убийцы ножом в спину, возможно, делают так, но убийцы с моей репутацией - убийцы из любви к насилию - так не поступают. - Вы не собираетесь больше кричать? - осведомился я. - Нет, - хрипло ответила она. - Извините, это так глупо. - Все в порядке, - с воодушевлением произнес я. - Если вы чувствуете себя хорошо, давайте поговорим. Нам надо поговорить, и у нас мало времени. - Не могли бы вы зажечь свет? - попросила она. - Никакого света. Просвечивает сквозь шторы. Сейчас нам не нужны посетители... - Там есть ставни, - перебила она. - Деревянные ставни. На каждом окне в доме. Толбот - "Соколиный Глаз". Я весь день смотрел в окно, а ставней не заметил. Я встал, закрыл ставни и дверь в комнату Яблонски и зажег свет. Она сидела на краю кровати, спрятав руки под мышки, будто замерзла. - Я обижен, - заявил я. - Вы только взглянули на Яблонски и сразу поняли, что он - не проходимец. Но чем больше вы смотрите на меня, тем больше у вас уверенности, что я-убийца. - Она хотела сказать что-то, но я жестом руки остановил ее. - Конечно, у вас есть на это причины. Веские причины. Но они обманывают вас. - Я задрал штанину и показал ей ногу в элегантном темно-бордовом носке и черном ботинке. - Видели их раньше? - Это Саймона, - прошептала она. - Вашего шофера. Он дал их мне пару часов назад. Естественно, по собственной воле. Мне потребовалось пять минут, чтобы убедить его, что я не убийца и далеко не тот, за кого меня принимают. Вы дадите мне столько же времени? Она медленно молча кивнула. Мне потребовалось даже меньше трех минут, но я опустил эпизод с обнаружением тела Яблонски - она пока не была готова к таким ударам. Когда я закончил свой рассказ, она недоверчиво спросила: - Так вы все это время знали о нас? О папе, обо мне и о наших неприятностях и... - Мы узнали о вас несколько месяцев назад. Не конкретно о ваших неприятностях, какими бы они ни были, нет, мы узнали лишь, что генерал Блэр Рутвен впутался во что-то, во что не имел права впутываться. И не спрашивайте меня, кто это "мы" или кто я такой, потому что я не люблю отказываться отвечать на вопросы, да и для вас так будет лучше. Чего боится ваш отец. Мери? - Я не знаю. Знаю, что он боится Ройала, но... - Он боится Ройала. Я боюсь Ройала. Мы все боимся Ройала. Держу пари, что Вайленд рассказывает генералу массу историй про Ройала, чтобы генерал был паинькой и боялся. Но не в этом дело. Не столько в этом. Он боится за вас, но мне кажется, что его страхи только выросли, когда он понял, с какой компанией связался. То есть когда он понял, что они из себя представляют на самом деле. Думаю, он влез во все это с открытыми глазами, преследуя свои собственные цели, даже если он и не знал, во что ввязался. Как долго Вайленд и ваш отец являются, скажем так, компаньонами? Подумав немного, она ответила: - Могу сказать вам точно. Все началось, когда мы отдыхали на нашей яхте "Темптрисс" у Вест-Индских островов в конце апреля прошлого года. Мы стояли в Кингстоне, на Ямайке, когда мамины адвокаты сообщили папе, что она хочет официального развода. Вы, должно быть, слышали об этом, - продолжила она печально. - Похоже, все газеты Северной Америки писали об этом, а некоторые дали просто отвратительные статьи. - Вы имеете в виду, что генерала слишком долгое время выдавали за образцового гражданина этой страны, а его брак с вашей матерью - за идеальный? - Да, вроде того. Они сделались излюбленной мишенью "желтой" прессы, - горько произнесла она. - Я не знаю, что нашло на маму - нам всем было так хорошо друг с другом, - но это лишь говорит о том, что дети никогда точно не знают, что происходит между родителями. - Дети? - Я образно говорю. - В ее голосе слышались усталость и подавленность, она и выглядела усталой и разбитой да и была такой, иначе никогда не стала бы рассказывать об этом постороннему человеку. - Дело в том, что у меня есть сестра, Джин, которая на десять лет младше. Папа женился поздно. Джин живет с мамой. Похоже, она и останется с мамой. Адвокаты все еще улаживают дела. Развода не будет, конечно. Вы не знаете Рутвенов из Новой Англии, мистер Толбот, но если бы вы знали их, то знали бы и то, что некоторые слова отсутствуют в их языке. "Развод" - одно из этих слов. - А ваш отец не делал попыток примириться? - Он дважды ездил к ней, но без толку. Она даже не хочет повидать меня: уехала куда-то, и никто, кроме отца, точно не знает, куда. Когда есть деньги, это нетрудно организовать. - Упоминание о деньгах, наверное, направило ее мысли в новое русло, ибо в ее голосе снова зазвучали эти 285 миллионов долларов. - Но я не совсем понимаю, какое отношение к нашему частному семейному делу имеете вы, мистер Толбот. - Я тоже не понимаю, - согласился я, чуть ли не извиняясь. - Может, я тоже читал "желтую" прессу. Меня в этом деле интересует только связь с Вайлендом. Именно тогда он и появился на сцене? - Примерно тогда. Неделю или две спустя. Папа был в то время в очень подавленном состоянии и, полагаю, готов был выслушать любое предложение, которое отвлекло бы его от проблем, и... - И его рассудительность бизнесмена, конечно, подводила его в то время. Хотя дружище Вайленд кого угодно проведет. От усов до носового платка в кармане пиджака Вайленд выглядит как промышленник высокого полета. Он прочитал все книги об Уолл-стрите, за долгие годы ни разу не пропустил субботнего выхода в кино, у него все отточено до мастерства. Полагаю, Ройал появился позднее. Мери молча кивнула - казалось, она вот-вот расплачется. Слезы действуют на меня, но не тогда, когда у меня времени в обрез. А сейчас мне страшно не хватало времени. Потушив свет, я подошел к окну, открыл одну ставню и посмотрел в темноту. Ветер еще больше усилился, дождь бил в окно и ручьями стекал по стеклу. Но важнее всего было то, что небо на востоке посерело - приближался рассвет. Я закрыл ставню, зажег свет и посмотрел на уставшую девушку: - Как вы считаете, смогут ли они сегодня полететь на Х-13? - "Вертушки" могут летать практически в любую погоду. - Внезапно она встрепенулась: - А кто сказал, что сегодня кто-то собирается лететь? - Я говорю, - развивать свою мысль дальше я не стал. - Ну, а сейчас вы, может, скажете правду, почему вы пришли поговорить с Яблонски? - "Скажете правду"?... - Вы сказали, что у него доброе лицо. Может, и так, но это - чушь, а не причина. - Понимаю. Я ничего не скрываю, правда. Это потому, что я очень тревожусь. Я слышала о нем кое-что, что позволило мне считать... - Переходите к делу, - грубо перебил ее я. - Вы знаете, что в библиотеке установлены подслушивающие устройства в... - Я знаю о них, - терпеливо произнес я. - Схема установки мне не нужна. На ее бледных щеках появился румянец: - Извините. Я находилась в соседней комнате, где есть наушники, и, не знаю почему, надела их. Я ухмыльнулся: попался, который кусался. - В библиотеке Вайленд и Ройал говорили о Яблонски. Мне стало не до ухмылок. - Они следили за ним в то утро, когда он поехал в Марбл-Спрингз. Похоже, он пошел в магазин скобяных изделий, но они не знают - зачем. Я мог бы рассказать - зачем: ему надо было купить веревку, изготовить дубликаты ключей и позвонить по телефону, но промолчал. - Кажется, он провел в магазине полчаса, и тогда "хвост" пошел в магазин. Яблонски вышел, а "хвост" - нет. Он исчез. - Она слабо улыбнулась. - Похоже, Яблонски обслужил его. Не улыбнувшись, я тихо спросил: - Откуда они знают об этом? "Хвост" же не объявился? - За ним послали три "хвоста". Двоих он не заметил. Я устало кивнул: - И что дальше? - Яблонски пошел на почту. Я сама видела, как он входил туда. Мы в это время ехали с папой в полицию рассказать историю, на которой он настаивал: вы выбросили меня из машины, и я на попутных добралась до дома. Кажется, он взял книжку бланков телеграмм, зашел в будку, а потом отправил телеграмму. Один из людей Вайленда дождался его ухода, взял книжку, оторвал верхний бланк и доставил его Вайленду. Насколько я поняла, Вайленд работал с ним каким-то порошком и лампами. Даже Яблонски поскользнулся. Но будь я на его месте, я бы тоже поскользнулся - тоже подумал бы, что от "хвоста" избавился. Вайленд - умный человек, может быть, даже слишком умный для меня. - Еще что-нибудь слышали? - Очень мало. Насколько я поняла, они проявили большую часть текста, но не поняли его. Думаю, он был зашифрован, - она замолчала и, облизнув губы, продолжила: - Но адрес был написан нормальным языком, конечно. - Конечно, - я подошел к ней поближе и посмотрел на нее. Я знал ответ на свой следующий вопрос, но должен был задать его: - И какой адрес? - Некоему мистеру Дж. К. Кертину, Федеральное бюро расследований. Вот почему я пришла. Я должна была предупредить мистера Яблонски. Больше я ничего не слышала - кто-то шел по коридору, и я выскользнула через боковую дверь, но мне кажется, что мистер Яблонски в опасности. В большой опасности, мистер Толбот. - Вы опоздали, - сказал я хрипло и холодно, хотя не хотел этого. - Яблонски мертв. Убит. Они пришли за мной в восемь утра. Ройал и Валентино. На мне было надето все, кроме пальто, и я был прикован к спинке кровати наручниками - ключи от них я выбросил вместе с тремя дубликатами Яблонски, когда запер все двери. Они не имели оснований обыскивать меня, и я очень надеялся, что они не станут делать этого. После того как Мери ушла - вся в слезах, несчастная, с неохотой пообещавшая не говорить ни слова о том, что произошло, никому, даже своему отцу, я сел на кровать и стал думать. Мои мысли шли по кругу, но когда и они иссякли, мрак внезапно прорезала первая за все время пребывания в этом доме вспышка - ослепительная вспышка интуиции или здравого смысла. Я поразмышлял еще с полчаса, затем взял лист тонкой бумаги, написал длинное послание, сложил листок так, что он стал не более двух дюймов в ширину, заклеил его и написал сверху домашний адрес судьи Моллисона. Затем сложил его вдвое в длину и засунул между воротничком рубашки и галстуком. Когда они пришли за мной, я провел в постели не более часа и совсем не поспал. Но прикинулся спящим без задних ног. Кто-то грубо потряс меня за плечо. Я не "проснулся". Он снова потряс меня. Я пошевелился. Он счел предыдущие свои действия бесполезными и довольно сильно ударил меня по лицу тыльной стороной ладони. Вот сейчас точно настала пора "просыпаться". Я заворчал, поморгал и приподнялся, потирая рукой лоб. - Давай, поживее вставай, Толбот. - Если не считать левой стороны его лица, напоминавшей своим цветом закат в миниатюре, то Ройал выглядел, как всегда, спокойным, приятным и отлично выспавшимся - еще один убитый человек на его совести не очень-то помешал ему спать. Я рад был увидеть, что рука Валентино все еще болтается на перевязи - это облегчало мою задачу превратить его в бывшего телохранителя. - Поживее вставай, - повторил Ройал. - А почему только одни наручники? - А? - я поводил головой по сторонам, вовсю делая вид, что еще не совсем пришел в себя. - Черт возьми, что я съел вчера на ужин? - Ужин? - Ройал слабо улыбнулся. - Ты и твой тюремщик разожрали бутылочку, вот и весь твой ужин. Я медленно кивнул. Он будет говорить уверенно до тех пор, пока уверен, что если я принял наркотик, то у меня будут лишь весьма смутные воспоминания о том, что происходило до того, как я отключился. Я мрачно посмотрел на него и кивнул на наручники: - Сними эту хреновину, а? - Почему только одни наручники? - спокойно повторил Ройал. - Какая разница - одни наручники или двадцать? - раздраженно ответил я. - Не помню. Кажется, Яблонски засунул меня сюда в большой спешке и нашел только одни. Думаю, ему тоже было нехорошо. - Я сильно потер ладонями лицо, словно пытаясь привести себя в чувство, и сквозь пальцы увидел, как Ройал медленно понимающе кивнул. Я понял, что попал в точку: именно так и поступил бы Яблонски - он почувствовал, что с ним что-то не в порядке, и поспешил приковать меня, пока не отключился. Проходя через комнату Яблонски, я, как бы между прочим, посмотрел на стол. Бутылка из-под виски все еще стояла на столе. Пустая. Ройал или Вайленд ничего не упускали. Мы вышли в коридор. Первым шел Ройал, за ним - я, за мной - Валентино. Внезапно я замедлил шаг, и Валентино ткнул мне пистолетом в поясницу. Валентино ничего не делал нежно, но сейчас он ткнул меня сравнительно легко, однако я заорал так, как будто он сделал это в десять раз сильнее. Я остановился, Валентино наткнулся на меня, а Ройал развернулся. Он повторил свой фокус - его маленькая игрушка уже уютно покоилась в руке. - В чем дело? - спросил он холодно. Никакого изменения интонации, никакого повышения голоса. Я очень хотел надеяться, что доживу до того времени, когда увижу Ройала встревоженным. - В нем, - ответил я. - Держи свою дрессированную обезьяну подальше от меня, Ройал, иначе я разорву его на части, ему и пистолет не поможет. - Отстань от него, Гантер, - тихо приказал Ройал. - Боже, босс, я его почти не трогал. Если отбросить надбровные дуги антропоида, перебитый нос, оспины и шрамы, то на лице Валентино оставалось мало места для игры чувств, но, как бы то ни было, сейчас оно выражало изумление и острое недоумение несправедливо обиженного: - Я лишь слегка... - Конечно, - Ройал уже отвернулся и пошел вперед. - Просто отстань от него. Ройал подошел к лестнице и уже спустился ступеней на десять. И снова я внезапно замедлил шаг, и снова Валентино наткнулся на меня. Я развернулся и ударил его ребром ладони по запястью, выбив пистолет. Валентино наклонился, потянувшись за пистолетом левой рукой, и закричал от боли, когда я изо всех сил врезал ему каблуком но пальцам. Я не слышал, затрещали ли кости, но этого и не требовалось - теперь обе его руки повреждены, и Мери Рутвен понадобится новый телохранитель. Я не стал подбирать пистолет. Даже не двинулся с места. Слышал, как Ройал медленно поднимается по лестнице. - Подальше от пистолета, - приказал он. - Оба. Мы отошли. Ройал подобрал пистолет, отошел в сторону и жестом приказал мне спускаться по лестнице впереди него. Я не могу сказать, о чем он думал: с таким же выражением лица он наблюдал бы и за падением листа с ветки. Он больше ничего не сказал, даже не взглянул на руку Валентино. Генерал, Вайленд и наркоман Ларри ждали нас в библиотеке. Как и раньше, усы и борода скрывали выражение лица генерала, но глаза его слегка покраснели, а лицо казалось более серым, чем тридцать шесть часов назад. Но, может быть, мне это только показалось - в то утро мне все виделось в плохом свете. Вайленд был, как всегда, вежлив, элегантен, улыбчив, чисто выбрит и одет в прекрасно сшитый серый костюм, белую рубашку с красным галстуком. Ларри был просто Ларри - белое лицо, невидящий взгляд наркомана. Он тоже улыбался, и я пришел к выводу, что он плотно позавтракал, главным образом, героином. - Доброе утро, Толбот, - сказал Вайленд: крупным проходимцам сегодня так же легко удается быть вежливыми с вами, как и бить по голове. - Что там был за шум, Ройал? - Гантер, - Ройал равнодушно кивнул на Валентино, который только что вошел, сильно прижав левую руку больной правой и постанывая от боли. - Он слишком терроризировал Толбота, и тому это не понравилось. - Убирайся и скули где-нибудь в другом месте, - холодно приказал Вайленд. Манеры доброго самаритянина! - Чувствуешь себя крутым и обиженным сегодня, да, Толбот? - Он больше не делал попыток показать, что босс здесь - якобы генерал. Тот стоял на втором плане гордой и в некотором смысле трагической фигурой. Но я мог ошибаться в отношении генерала. Очень ошибаться. Фатально. - Где Яблонски? - поинтересовался я. - Яблонски? - Вайленд лениво приподнял брови. - Кто тебе Яблонски, Толбот? - Мой тюремщик, где он? - Тебе, похоже, очень хочется знать это, Толбот? - он окинул меня долгим оценивающим взглядом, и мне это не понравилось. - Я видел тебя раньше. И генерал тоже. Никак не могу припомнить, кого ты мне напоминаешь? - Утенка Дональда. Где Яблонски? - Я повел очень опасную игру. - Он уехал. Смылся со своими семьюдесятью тысячами. Сказав "смылся", он совершил ошибку, но я не стал заострять на ней внимание. - Где он? - Ты начинаешь повторяться и утомлять, - он щелкнул пальцами. - Ларри, телеграммы. Ларри взял какие-то бумаги со стола, передал их Вайленду и плотоядно улыбнулся мне. - Генерал и я - очень осторожные люди, Толбот, - продолжил Вайленд. - Можно сказать - очень недоверчивые, что одно и то же. Мы проверили тебя. Мы провели проверку в Великобритании, Голландии и Венесуэле, - он помахал бумажками. - Это мы получили сегодня утром. Здесь говорится, что ты - действительно тот, за кого себя выдаешь - один из лучших в Европе специалистов по спасательным работам. Поэтому мы можем использовать тебя, поэтому Яблонски нам стал больше не нужен, и мы отпустили его сегодня утром. Вместе с чеком. Он сказал, что предвкушает поездку в Европу. Вайленд говорил тихо, убедительно, очень искренне и смог бы уговорить даже апостола Петра пропустить его в рай. Я напустил на себя такой вид, какой был бы у апостола Петра, затем произнес много такого, чего никогда не сказал бы апостол Петр, и закончил свою речь словами: "Грязный, лживый обманщик!". - Яблонски? - Да, Яблонски. Подумать только: я слушал этого лживого двуличного человека! Я верил ему! Он обещал мне... - Что он обещал тебе? - мягко поинтересовался Вайленд. - Он считал, что я кончу на виселице и что обвинения, по которым его выгнали из нью-йоркской полиции, подстроены. Он думал, что сможет доказать это, если ему представится шанс расследовать деятельность некоторых полицейских и покопаться в некоторых полицейских досье. - Я снова выругался. - Подумать только: я верил... - Ты говоришь бессвязно, Толбот, - резко перебил меня Вайленд. Он очень пристально наблюдал за мной. - Давай к делу. - Он думал, что сможет купить свой шанс, при этом я помогу ему, а он - мне. Часа два он вспоминал старый федеральный закон, а затем написал телеграмму в какое-то агентство, предложив им какую-то очень интересную информацию о генерале Рутвене в обмен на предоставление ему возможности ознакомиться с определенными досье. И я, дурак, поверил, что все это всерьез! - Ты, случайно, не помнишь фамилии человека, которому была адресована телеграмма? - Нет, забыл. - Лучше припомни, Толбот. Ты можешь купить этим кое-что очень важное для тебя. Жизнь! Я посмотрел на него без всякого выражения и уставился в пол. Наконец сказал, не поднимая головы: - Кейтин... Картин... Кертин... Да, Кертин, Дж. К. Кертин. - И он предлагал только информацию, если его условия будут приняты? Так? - Так. - Толбот, ты только что купил себе жизнь. Конечно, я купил себе жизнь. Но Вайленд не конкретизировал, на сколько я ее купил. На сутки, а то и меньше. Все зависело от того, как пойдет работа. Но меня это не волновало. Удовольствие, которое я получил, наступив Валентино на руку, было ничем по сравнению с тем счастьем, которое я испытывал сейчас. Они заглотнули мою историю. При таких обстоятельствах, если разыграть карты правильно, они неизбежно должны были ее заглотнуть. А я разыграл свои карты правильно. Если судить с их точки зрения - Толбот ничего не знает, - то придумать такую историю просто невозможно. Они не знали и не могли знать, что мне известно о гибели Яблонски, что они проследили за ним вчера и прочитали адрес на телеграмме, потому что они не знали, что я побывал ночью на огороде, что Мери подслушала их разговоры в библиотеке и побывала у меня. Если бы они считали меня соучастником Яблонски, они застрелили бы меня сразу. А так они некоторое время не станут меня убивать. Некоторое время, но, может, мне его и хватит. Я заметил, что Вайленд и Ройал обменялись быстрыми взглядами и Вайленд слегка пожал плечами. Они были крутыми ребятами, эти двое, - крутыми, хладнокровными, безжалостными, расчетливыми и очень опасными. Последние двенадцать часов они знали, что агенты ФБР в любую минуту могут взять их за горло, но не было заметно, что они напряжены. Мне стало интересно, что бы они думали и как бы действовали, если бы знали, что агенты ФБР следят за ними вот уже три месяца. Но время сообщать им об этом еще не пришло. - Джентльмены, есть ли необходимость в дальнейших задержках? - в первый раз заговорил генерал, и, несмотря на все внешнее спокойствие, в голосе его звучало напряжение. - Давайте приступим к делу. Погода быстро ухудшается, передали предупреждение об урагане. Мы должны вылететь как можно быстрее. Про погоду он сказал правильно, но не в том времени - она уже ухудшилась. Ветер больше не стонал - он выл в кронах раскачивавшихся дубов. Небо затянуло облаками. В холле я посмотрел на барометр: он упал до отметки 27, что предвещало неприятности. Я не знал, попадем ли мы в центр шторма или он пройдет мимо, но прийти шторм должен был часов через двенадцать, а может, и раньше. - Мы уже вылетаем, генерал. Все подготовлено. Петерсен ждет нас в заливе. - Петерсен - видимо, пилот вертолета. - Где-нибудь через час все мы будем на месте, и тогда Толбот сможет приступить к работе. - Все? - переспросил генерал. - Кто это "все"? - Вы, я, Ройал, Толбот, Ларри и, конечно, ваша дочь. - Мери? А это необходимо? Вайленд ничего не ответил, он просто посмотрел на генерала. Секунд через пять руки генерала расцепились, а плечи дрогнули. Этой картине не требовалась подпись. По коридору быстро простучали каблучки, и вошла Мери. На ней был костюм и зеленая блузка с открытым воротом. Под глазами у нее лежали тени, она была бледна и выглядела усталой, и я подумал, что она - прекрасна. За ней шел Кеннеди, но он воспитанно остался в коридоре. Он как бы ничего не видел и не слышал - типичный хорошо выдрессированный семейный шофер. Без всякой цели я двинулся к двери в ожидании, когда Мери сделает то, о чем я ее попросил менее двух часов назад перед тем, как она ушла к себе. - Папа, я с Кеннеди отправляюсь в Марбл-Спрингз, - начала Мери без всяких предисловий. Это прозвучало как констатация факта, но на самом деле она испрашивала разрешения. - Но... Но мы отправляемся на Х-13, моя дорогая, - безрадостно сообщил ей отец. - Вчера вечером ты сказала... - Да, я еду, - с легким нетерпением в голосе сказала она. - Но мы не можем полететь все сразу. Я отправлюсь вторым рейсом. Мы ненадолго, минут на двадцать. Вы не против, мистер Вайленд? - мило осведомилась она. - Боюсь, это трудно сделать, мисс Рутвен, - вежливо ответил Вайленд. - Видите ли, Гантер поранился... - Очень хорошо! Брови его от удивления приподнялись: - Не так уж и хорошо для вас, мисс Рутвен. Вы знаете, что ваш отец хочет, чтобы вас охраняли, когда... - Лучшей защиты, которую обеспечивает Кеннеди, мне и не надо, - холодно отпарировала она. - Более того, я не поеду на платформу с вами, Ройалом и этим... этим животным, - она не оставила никаких сомнений в том, что имеет в виду Ларри, - если Кеннеди не поедет со мной. Это мое последнее слово. И я должна поехать в Марбл-Спрингз, и немедленно. - Зачем вам туда нужно, мисс Рутвен? - Есть вопросы, которых джентльмен не задает, - ледяным тоном отрезала она. Это сразило его. Он не знал, что она имеет в виду, и это поставило его в затруднительное положение. Все смотрели на них, кроме меня и Кеннеди - мы смотрели друг на друга. Я уже стоял у двери спиной ко всем. Мне легко удалось достать записку из-под воротничка, и теперь я держал ее перед грудью так, чтобы Кеннеди мог видеть написанную на ней фамилию судьи Моллисона. Выражение его лица не изменилось, а его кивок измерялся долями миллиметра. Он был со мной. Все шло прекрасно, но оставался шанс, что Ройал выстрелит в меня навскидку прежде, чем я выскочу в дверь. Именно Ройал разрядил обстановку в комнате и помог Вайленду выйти из трудного положения: - Я бы с удовольствием подышал свежим воздухом, мистер Вайленд. Я могу прокатиться вместе с ними. Я рванул в дверь, как торпеда из торпедного аппарата. Кеннеди расставил руки, и я врезался в него. Мы рухнули на пол и в обнимку покатились по коридору. В первые же секунды я засунул записку глубоко под его одежду, и мы продолжали небольно колотить друг друга по плечам и спине, когда услышали сухой щелчок предохранителя: - Эй вы, прекратите! Мы прекратили, и я поднялся на ноги под дулом пистолета Ройала. Ларри прыгал за его спиной, размахивая пистолетом. Будь я Вайлендом, я не дал бы ему в руки и рогатку. - Отлично сделано, Кеннеди, - тепло произнес Вайленд. - Я не забуду этого. - Спасибо, сэр, - без всякого выражения в голосе поблагодарил Кеннеди. - Я не люблю убийц. - Я тоже, мой мальчик, я тоже, - одобрительно сказал Вайленд. Он ведь нанимал убийц только для того, чтобы исправить их. - Хорошо, мисс Рутвен. Мистер Ройал поедет с вами. Но возвращайтесь как можно скорее. Она прошла мимо, не ответив ему и не посмотрев на меня. Прошла с высоко поднятой головой. Я все еще считал, что она - прекрасна. ГЛАВА ВОСЬМАЯ Полет на нефтяную платформу на вертолете мне не понравился. К самолету я привык - сам пилотировал их и когда-то даже владел частью небольшой чартерной компании, но вертолеты - не для меня. Даже в отличную погоду. А погоду в то утро даже описать невозможно. Нас бросало из стороны в сторону вверх-вниз, и большую часть пути мы просто не видели, куда летим, поскольку "дворники" не справлялись с потоками воды, обрушивавшимися на лобовое стекло. Однако Петерсен оказался отличным пилотом, и долетели мы благополучно - в десять с минутами утра были на Х-13. Шесть человек с трудом удерживали машину, пока генерал, Вайленд, Ларри и я спускались по трапу. Петерсен дал полный газ и взлетел, как только последний из нас коснулся посадочной площадки, и уже через десять секунд пропал из виду за нелепой дождя. Увижу ли его еще когда-нибудь, подумал я. На открытой палубе ветер был намного сильнее и порывистее, чем на суше, и мы изо всех сил пытались удержаться на ногах на скользкой металлической поверхности. Но у меня-то было не так много шансов упасть, особенно на спину, - Ларри все время поддерживал меня, уперев свою пушку мне в поясницу. На нем было пальто с высоким воротником, большими отворотами, погончиками и поясом, и пистолет он держал в одном из глубоких карманов. Я нервничал. Ларри не любил меня и мог посчитать дырочку в споем прекрасном пальто не очень большой платой за привилегию нажать на спуск. Я досаждал Ларри, как досаждает лошади попавшая под седло колючка, и не собирался завязывать с этим. Я редко говорил с ним, а если приходилось, не упускал случая назвать его "наркотой" и выразить надежду, что он вовремя получает "снежок". По пути к вертолету сегодня утром я заботливо поинтересовался, не забыл ли он захватить свой "штуцер", и, когда он с подозрением осведомился, что имеется в виду под этим непечатным словом, пояснил: волнуюсь, мол, не забыл ли он шприц. Потребовались совместные усилия генерала и Вайленда, чтобы оторвать его от меня. Нет ничего более опасного и непредсказуемого, а равно и вызывающего жалость, чем наркоман. Но тогда в моем сердце не было жалости, поскольку Ларри был самым слабым звеном в этой цепи, а я намеревался пилить эту цепь до тех пор, пока она не порвется. С трудом мы дошли против ветра до укрытия, из которого широкий трап вел на нижнюю палубу. Там нас ждала группка людей, и я поднял воротник пальто, поглубже надвинул шляпу и постоянно вытирал лицо носовым платком. Но я мог не волноваться - Джо Куррана, с которым я общался десять часов назад, среди этих людей не оказалось. Я попытался представить, что было бы, окажись он здесь или поинтересуйся у генерала, нашел ли К. С. Фарнборо, его личный секретарь, пропавший портфель, но быстро сдался: это требовало слишком большой работы воображения. Мне, наверное, просто пришлось бы взять у Ларри взаймы пистолет и застрелиться. Два человека вышли нам навстречу, и генерал Рутвен представил их: - Мартин Джерролд, буровой мастер, и Тон Харрисон, инженер-нефтяник. Джентльмены, познакомьтесь с Джоном Смитом, инженером по специальной технике, который прилетел из Великобритании, чтобы помочь мистеру Вайленду в его исследованиях. Джоном Смитом, насколько я понял, был я. Они небрежно поздоровались со мной. А Ларри ткнул меня в спину, поэтому я тоже сказал, что рад познакомиться с ними, хотя они явно не представляли для меня никакого интереса. Выглядели они оба встревоженными и изо всех сил старались скрыть это. Но генерал заметил их встревоженность: - Что-то беспокоит вас, Харрисон? - Здесь, на платформе, Вайленд явно предпочитал держаться на вторых ролях. - Да, сэр. - Харрисон, стриженный под "ежика" юноша в очках в массивной роговой оправе, казался мне студентом колледжа, но он, должно быть, хорошо знал свое дело, раз занимал столь ответственный пост. Он достал небольшую карту, развернул ее и ткнул в нее плотницким карандашом. - Эта карта хороша, генерал Рутвен, лучше быть не может, а Прайд и Ханейуэлл - лучшие геологи-нефтяники. Но мы уже пробурили на тысячу двести футов глубже и должны были встретить нефть по меньшей мере на пятьсот футов ближе к поверхности. Но даже газом еще не пахнет. Я не знаю, чем объяснить это, сэр. Я мог бы объяснить, но вряд ли для этого пришло время. - Такое случается, мой мальчик, - спокойно ответил генерал. Старик был достоин восхищения - я начал понимать, какое нечеловеческое напряжение он испытывал, и его выдержка и самообладание вызывали восхищение. - Нам повезет, если мы наткнемся на нефть в двух скважинах из пяти. Ни один геолог не может дать стопроцентной гарантии. Пробурите еще тысячу футов, под мою ответственность. - Спасибо, сэр. - Харрисон почувствовал облегчение, но все же что-то еще беспокоило его, и генерал это быстро заметил. - У вас еще что-нибудь, Харрисон? - Нет, сэр, конечно, нет, - слишком быстро и слишком воодушевленно ответил Харрисон. Но он был никудышным актером, в отличие от старика. - Совершенно ничего. - Гм... - Генерал внимательно посмотрел на него, затем взглянул на Джерролда: - А вы что скажете? - Погода, сэр. - Конечно, - понимающе кивнул генерал. - В последних сводках говорится, что тайфун "Диана" обрушится прямо на Марбл-Спрингз, а значит, и на Х-13. Вам не надо спрашивать меня, вы и сами знаете это, Джерролд. Вы - капитан на этом судне, а я только пассажир. Мне не хочется терять по десять тысяч долларов в день, но вы должны остановить бурение, когда сочтете необходимым. - Не в этом дело, сэр, - грустно произнес Джерролд. Он показал пальцем куда-то за спину. - Не следует ли, сэр, опустить для большей устойчивости ту экспериментальную опору, над которой вы работаете? Получалось, что буровая бригада знала: что-то делается внутри той опоры, которую я обследовал ночью. Когда я поразмышлял над этим, то пришел к выводу, что знать им про это было необязательно, но желательно. Намного проще правдоподобно рассказать людям о ведущихся работах, чем выставлять охрану и вызвать подозрения и нежелательные, а возможно, и опасные разговоры. Мне стало интересно, каких небылиц наговорили им. И узнал я это сразу. - Вайленд? - генерал повернулся и вопросительно посмотрел на него. - Я беру всю ответственность на себя, генерал Рутвен. Вайленд говорил лаконичным и уверенным языком высококлассного инженера, хотя я очень удивился бы, если бы он смог отличить гайку от болта. Но ему все же надо было дать объяснение, и он сказал: - Шторм придет с запада, и максимальная нагрузка придется на обращенную к берегу сторону платформы, а эту сторону просто приподнимет. Не кажется ли вам весьма бессмысленным опускать дополнительную опору, когда остальным опорам на этой стороне придется выдержать нагрузку меньше нормальной? Кроме того, генерал, мы уже настолько близки к завершению разработки этого метода, который преобразит подводное бурение, что будет просто преступлением отбросить работы на несколько месяцев назад, опустив опору и, возможно, уничтожив все наше оборудование. Вот, оказывается, как они все обставили! Должен признать, все было сделано отлично: в его голосе звучал неподдельный энтузиазм. - Тогда я спокоен, - с облегчением сказал Джерролд и повернулся к генералу: - Пойдете к себе, сэр? - Позднее, чтобы перекусить. Но вы поешьте без нас. Распорядитесь, чтобы ленч доставили в мою каюту. Мистер Смит желает приступить к работе немедленно. Черта с два я этого желал! Мы спустились по широкому проходу. Внутри платформы воя ветра и грохота разбивающихся об опоры волн совершенно не было слышно. Может, и донеслись бы до нас какие-нибудь слабые звуки, не будь этот ярко освещенный коридор наполнен шумом работающих мощных генераторов - по-видимому, мы проходили мимо машинного отделения. В дальнем конце коридора мы повернули налево, дошли почти до тупика и остановились перед дверью справа. На двери висела написанная крупными белыми буквами табличка "Исследовательский проект по бурению", а ниже почти такими же буквами было написано: "Частные владения. Секретно. Посторонним вход воспрещен". Вайленд постучал в дверь условным стуком - я запомнил последовательность: четыре с маленьким интервалом, два с большим и снова четыре с маленьким, - подождал, пока изнутри ответят тремя ударами с большими интервалами, и снова быстро постучал четыре раза. Через десять секунд мы все вошли, и дверь закрыли за нами на два замка и засов. Да, надпись "Посторонним вход воспрещен" была совершенно излишней. Стальной пол, стальные переборки, стальной потолок... помещение казалось черной мрачной коробкой. По крайней мере три стены делали его коробкой - переборка, через которую мы прошли, переборка слева и переборка справа с высокой решетчатой дверью в центре. Четвертая стена почти правильным полукругом вдавалась в помещение, в ее центре располагался люк с винтами-барашками - лаз внутрь колонны, опущенной на морское дно. По обе стороны от люка висели большие барабаны с резиновыми шлангами, армированными сталью. Под каждым барабаном стоял привинченный к полу большой мотор: справа - компрессор, ночью я слышал, как он работал, а слева - наверное, водяной насос. Что же касается обстановки, то даже спартанцы нашли бы ее скудной: стол из сосновых досок, две лавки и полка на стене. В помещении находились двое мужчин - один из них открыл нам дверь, а второй сидел с потухшей сигарой в зубах за столом с разбросанными замусоленными картами. Казалось, их обоих вылили в одной форме. И дело было не в том, что они оба были одеты в рубашки с засученными рукавами и у каждого на левом боку под мышкой висела кожаная кобура, и даже не в их одинаковых росте и телосложении. Похожими делали их лица - суровые, ничего не выражающие, с холодным, неподвижным и внимательным взглядом. Раньше я встречал людей, вылитых в одной форме, - первоклассных профессионалов преступного мира. Чтобы стать похожим на них, Ларри отдал бы жизнь, но он не мог и мечтать стать таким. Именно таких парней, я предполагал, и найдет Вайленд, и присутствие здесь Ларри стало для меня совершенной загадкой. Вайленд буркнул приветствие и не стал больше терять времени зря. Он подошел к полке, достал длинный рулон наклеенной на холст бумаги, развернул его на столе и прижал концы. Это был сложный и большой чертеж шестьдесят на тридцать дюймов. Вайленд отошел от стола и посмотрел на меня: - Когда-нибудь видел это, Толбот? Я склонился над столом. На чертеже был представлен странный предмет - нечто среднее между цилиндром и сигарой, длина которого в четыре раза превышала толщину. Плоский сверху, центр нижней части тоже плоский, а нижняя часть закруглялась. Не меньше восьмидесяти процентов было отведено под какие-то баки-хранилища. Я видел топливопроводы, которые шли от похожей на мостик конструкции, приделанной сверху. На том же мостике начиналась вертикальная цилиндрическая камера, проходившая сквозь корпус машины, дно, резко уходившая влево и соединявшаяся с овальной камерой, подвешенной под корпусом сигары. По обеим сторонам этой овальной камеры располагались прикрепленные к нижней поверхности сигары прямоугольные контейнеры. Слева, у более узкого и наиболее скошенного края, было закреплено что-то похожее на прожекторы и длинные тонкие дистанционно управляемые захваты. Я внимательно рассмотрел все это, выпрямился и покачал головой: - Извините, в жизни не видел подобного. Но мог бы и не выпрямляться, потому что уже в следующий миг я лежал на полу. Секунд через пять я сумел встать на четвереньки и помотать головой, чтобы прийти в себя. Я взглянул вверх, застонал от боли за ухом и попробовал сфокусировать взгляд. Мне удалось убрать пелену только с одного глаза, и я увидел Вайленда, стоявшего надо мной и державшего пистолет за ствол. - Я знал, что ты ответишь именно так, - произнес он приятным голосом, как будто мы сидели у викария за чаем и он просил передать ему булочку. - Тебя подводит память, Толбот. Может, попробуешь припомнить, а? - Это было необходимо делать? - Генерал, казалось, был потрясен случившимся. - Вайленд, мы же... - Заткнитесь, - рявкнул Вайленд. Чаепитие у викария закончилось. Он повернулся ко мне: - Ну что? - Какая польза бить меня по голове? - гневно спросил я, с трудом поднявшись. - Как это может помочь мне вспомнить то, чего я никогда... На этот раз я принял удар на ладонь, мгновенно опустил руку, пошатнулся и отлетел к переборке. Для большего эффекта я обмяк и сполз по переборке на пол. Никто ничего не сказал. Вайленд и двое его громил смотрели на меня с некоторым интересом, генерал сильно побледнел и закусил нижнюю губу, Ларри откровенно злорадствовал. - Ну а сейчас припомнил? Я обозвал его непечатно и поднялся на дрожащие ноги. - Прекрасно, - пожал Вайленд плечами. - Думаю, что Ларри хочет убедить тебя. - Можно, да? Правда? - Написанное на лице Ларри рвение вызывало отвращение и пугало. - Вы хотите, чтобы я заставил его заговорить? Вайленд улыбнулся и кивнул: - Только помни, что ему еще надо будет поработать. - Постараюсь. Для Ларри настал звездный час. Оказаться в центре внимания, лично отомстить за все мои насмешки и колкости, а главное - потрафить своим садистским наклонностям - все это должно было стать одним из главных событий в его жизни. Он приближался ко мне, слегка помахивая пистолетом, поминутно облизывая губы и хихикая высоким и ужасным фальцетом: - Во внутреннюю часть правого бедра, повыше. Он завизжит, как... как свинья под ножом. Потом в левое бедро. И он все равно будет в состоянии работать. Глаза его расширились, в них светилось безумие. Впервые в жизни я столкнулся с полным идиотом. Вайленд был хорошим психологом: он знал, что меня в десять раз сильнее напугает злоба Ларри, его психическая неуравновешенность, нежели расчетливая жестокость его самого и его подручных. И я действительно испугался. Кроме того, я уже оказал достаточное сопротивление, именно столько, сколько от меня могли ожидать, и переигрывать было нельзя. - Это модификация одного из первых французских батискафов, - быстро заговорил я. - Совместная англо-французская разработка. Предназначена для работы на глубинах, раз в пять меньших, чем его предшественники. Глубина погружения до двух с половиной тысяч футов, но он быстрее, маневреннее и, в отличие от своих предшественников, оснащен для проведения спасательных работ. Никто никогда ненавидел меня так, как Ларри в этот момент. Он был маленьким ребенком, я пообещал ему самую красивую игрушку, и ее отняли у него, как только он ее получил. Казалось, он сейчас расплачется от ярости, разочарования и крушения надежд. Он все еще гарцевал передо мной, размахивая пистолетом. - Он лжет! - завопил он. - Он пытается... - Он не лжет, - холодно оборвал его Вайленд. В его голосе не слышалось торжества и удовлетворения - цель достигнута, и все в прошлом. - Убери пистолет. - Но я говорю тебе... Закончить ему не удалось. Он закричал от боли, потому что один из молчаливых парней схватил его за запястье и заставил опустить пистолет: - Убери пушку, сопляк, или я отниму ее! Вайленд мельком глянул на них и отвернулся. - Ты не только знаешь, что это такое, - обратился он ко мне, - ты даже работал с таким батискафом. У генерала есть надежный источник информации во Франции, и сегодня утром он сообщил нам об этом. Работал ты с ним и позднее. Совсем недавно. Наши источники информации на Кубе даже лучше европейских. - Я не работал с ним недавно. - Я поднял руку, увидев, что Вайленд сжал губы. - Когда этот батискаф доставили на грузовом судне, чтобы провести предварительные погружения без людей на борту окало Нассау, англичане и французы решили, что дешевле и разумнее нанять местное судно, пригодное для подобных работ, чем вызывать из Европы. В то время я работал в спасательной фирме в Гаване, и у фирмы имелось судно с мощным краном и стрелой справа по корме. Оно идеально подходило для работы. Я был на этом судне, но не работал с самим батискафом. Какой смысл отрицать то, чего не было, - я слегка усмехнулся. Кроме того, я провел на судне около недели. Они узнали об этом, а я знал, что они идут по пятам, и был вынужден побыстрее смотаться. - Кто "они"? - Какая разница сейчас? - неожиданно даже для меня самого в моем голосе прозвучала усталость. - Конечно, конечно, - улыбнулся Вайленд. - Насколько можно судить по твоей биографии, тебя могла преследовать полиция нескольких стран. Кстати, генерал, вот почему мы могли видеть лицо Толбота раньше. Рутвен промолчал. Если бы я нуждался в доказательстве того, что генерал - орудие в руках Вайленда, то сейчас я получил его. Генерал был жалок, несчастен и явно хотел бы не принимать во всем этом участия. Делая вид, что на меня только что сошло озарение, я спросил: - Так это вы виноваты в пропаже батискафа?! Боже мой, это точно вы! Как же... - Уж не думаешь ли ты, что тебя доставили сюда только для того, чтобы обсудить чертеж батискафа? - Вайленд позволил себе рассмеяться. - Конечно, это были мы, это было легко сделать. Эти дурни подвесили его на стальном тросе на глубине шестьдесят футов. Мы отцепили его, заменили трос на перетертый, чтобы они подумали, будто батискаф оторвался, и течение утащило его, а потом взяли его на буксир. Большую часть работы мы проделали в темноте, и поэтому нас мало кто видел. Никто не ожидал, что частная яхта будет буксировать батискаф. - Частная яхта? Вы говорите о... - и почувствовал, что волосы у меня на голове зашевелились - я чуть было не сделал грубой ошибки, которая положила бы конец всему. С моего языка чуть не сорвалось название яхты - "Темптрисс", а ведь никто не знал, что мне известно ее название - от Мери. - Вы говорите о частной яхте генерала? - договорил я, прервав наконец неприятную паузу. - А разве у него есть яхта? - У Ларри и у меня точно нет яхты, - ухмыльнулся Вайленд. - Так что это, конечно, яхта генерала. Я кивнул: - И, конечно же, батискаф где-то неподалеку. Скажите, зачем он вам нужен? - Ты все равно узнал бы. Мы охотимся за сокровищем, Толбот. - Уж не думаете ли вы, что я поверю в эти сказки о пиратских кладах? - усмехнулся я. - К тебе вернулась твоя смелость, Толбот? Нет, этот клад появился не так давно и лежит неподалеку отсюда. - Как вы узнали о нем? - Как мы узнали о нем? - Вайленд, казалось, забыл о том, что спешил. Как любой уголовник, он любил лицедействовать и не упускал возможности искупаться в лучах собственной славы. - Мы лишь примерно знали, где он находится. Пытались тралить, но безуспешно. Это было до нашей встречи с генералом. Ты этого не знаешь, но генерал дает свою яхту геологам, когда они забрасывают дно своими маленькими бомбочками и с помощью сейсмографов ищут нефтеносные слои. А пока они занимались этим, мы обследовали дно с помощью очень чувствительного эхолота. И нашли клад. - Неподалеку отсюда? - Да. - Тогда почему вы не подняли его? - я делал вид, что как специалист настолько поглощен данной проблемой, что забыл о своем положении. - Как бы ты поднял его? - Спустился под воду, конечно. В этих водах это не так сложно. Прежде всего здесь континентальный шельф, и лишь отойдя от западного побережья Флориды на сотню миль, можно найти глубины свыше пятисот футов. Берег здесь недалеко, значит, глубина здесь - сто-сто пятьдесят футов. - На какой глубине стоит Х-13, генерал? - Сто тридцать при отливе, - механически ответил генерал. - Ну вот и все, - пожал я плечами. - Не все, - покачал головой Вайленд. - На какой глубине, по-твоему, могут работать водолазы? - Футов триста, - немного подумав, ответил я. - Глубже всех, насколько мне известно, спускались американские водолазы в Гонолулу, когда поднимали американскую подводную лодку Ф-4, - двести семьдесят пять футов. - Ты действительно специалист в своем деле, Толбот. - Любой толковый водолаз и специалист по спасательным работам знает подобные вещи. - Двести семьдесят пять футов? К сожалению, то, за чем мы охотимся, лежит на дне впадины. Геологи генерала очень заинтересовались ею, когда мы на нее наткнулись. Они сказали, что она похожа... На что она похожа, генерал? - На впадину Херда. - Точно. На впадину Херда в проливе Ла-Манш. Глубокая котловина, в которой англичане топят свою старую взрывчатку. Наша впадина имеет глубину четыреста восемьдесят футов. - Это меняет дело, - медленно произнес я. - И как бы ты забрался на такую глубину? - Это зависит от того, насколько трудно подобраться к кладу. Наверное, подошел бы новейший жесткий скафандр Нойфельдта и Кунке, бронированный листами литой стали. Но я сомневаюсь, что какой-нибудь водолаз смог бы работать на такой глубине. Там давление двести фунтов на квадратный дюйм, и он сможет делать лишь самые простые движения. Лучше всего использовать обсервационную батисферу - лучшие производят "Галеацци" и старая добрая фирма "Сибе-Горман". Батисфера может погружаться на полторы тысячи футов. Можно сесть в батисферу и по телефону руководить применением взрывчатки, землечерпалкой, дреком или захватами. Так подняли золото на сумму свыше десяти миллионов долларов с "Ниагары" у Новой Зеландии - примерно с такой же глубины и на сумму около четырех миллионов долларов с "Египта", лежавшего на глубине четырехсот футов у Ашанта. Это - два классических примера, именно так я и сделал бы. - И при этом, конечно, потребуется парочка судов и куча специального оборудования? Ты что, думаешь, мы можем купить обсервационные батисферы, если они и продаются в этой стране, и землечерпалки и сидеть на якоре на одном месте, не вызвав подозрений? - Вы правы, - согласился я. - Поэтому остается батискаф, - улыбнулся Вайленд. - Впадина находится на расстоянии не более шестисот ярдов отсюда. К батискафу прикреплены захваты, которые мы закрепим на грузе. Потом вернемся на Х-13, разматывая но пути трос, а затем, уже с Х-13, смотаем его. - Вот так просто, да? - Да, так просто. Умно придумано, как ты считаешь? - Очень. Я отнюдь не считал, что все это умно придумано. Вайленд еще не осознавал, какие трудности ожидали нас; сколько бесконечных неудачных попыток придется сделать, каковы масштабы подготовительных работ и сколько требуется мастерства и опыта. Я попытался вспомнить, сколько времени заняло извлечение золота и серебра на два с половиной миллиона долларов с "Лорентика", затонувшего на глубине всего сто с небольшим футов. Около шести лет, если мне не изменяла память. А Вайленд говорил так, будто собирался сделать это за несколько часов. - А где именно находится батискаф? - поинтересовался я. Вайленд показал на полукруглую стенку: - Это одна из опор платформы, но она поднята на двадцать футов от дна. Батискаф под ней. - Под ней?! - вытаращился я на него. - Что вы хотите сказать? Что он под этой опорой? Как вы засунули его туда? Как вы попадете в батискаф? Как, черт вас возьми... - Очень просто, - оборвал он меня. - Как ты уже понял, я не инженер, но у меня есть... э-э... друг - инженер. Он изобрел способ крепления усиленного и абсолютно водонепроницаемого стального пола в нижней части этой опоры; вниз от пола идет стальной цилиндр около шести футов длиной и чуть менее трех в диаметре. Этот цилиндр открыт сверху и снизу, но сверху он может закрываться люком. В углублении, примерно в двух футах от верха цилиндра, имеется армированная резиновая трубка. Я думаю, ты начинаешь понимать, что к чему, Толбот? - Да, я понял. Каким-то образом, и явно ночью, вам удалось уговорить работающих здесь инженеров помочь опустить эту опору, - наверное, вы рассказали им эту чепуху о совершенно секретных исследованиях, настолько секретных, что никому не разрешили посмотреть, что тут делают. Батискаф плавал на поверхности, вы медленно опускали опору, пока этот цилиндр не соединился с входным люком батискафа, закачали сжатый воздух в это резиновое кольцо, чтобы получить прекрасное уплотнение, затем опустили опору, заставив батискаф погрузиться. В это время кто-то, возможно, ваш друг-инженер, отрегулировал гидростатический клапан одной из балластных цистерн так, чтобы батискаф легко погрузился, но не потерял небольшой положительной плавучести, необходимой для того, чтобы входная камера плотно входила в цилиндр в нижней части опоры. Теперь, чтобы воспользоваться батискафом, достаточно залезть внутрь, задраить люк в цилиндре и входной люк, выпустить воздух из резинового уплотнения, обхватывающего входную камеру батискафа, заполнить балластные цистерны для получения отрицательной плавучести, чтобы оторваться от опоры, - и вперед. Возвращение в обратном порядке, но нужен только насос, чтобы откачать воду из цилиндра. Правильно? - Абсолютно верно, - Вайленд снова изволил улыбнуться, что делал нечасто. - Блестяще, не так ли? - Не так. Единственное, что вы сделали блестяще - это украли батискаф. Все остальное может придумать мало-мальски компетентный специалист по подводным работам. Возьмите двухкамерный колокол для спасения экипажей подводных лодок - он таким же образом подсоединяется к люку рубки практически любой подводной лодки. И точно такой же способ используется при кессонных работах. Но все же это довольно толково. Ваш друг-инженер был неглупым человеком. Жаль его, не правда ли? - Жаль? - Вайленд больше не улыбался. - Да. Ведь он же умер? В помещении стало очень тихо. Секунд через десять Вайленд очень тихо спросил: - Что ты сказал? - Я сказал, что он умер. Когда кто-либо, работающий на вас, внезапно умирает, Вайленд, то я сказал бы, что он больше не был нужен. Но сокровища вы еще не достали, а поэтому он еще был нужен вам. Так что произошел несчастный случай. Снова наступила тишина. - С чего ты взял, что произошел несчастный случай? - Он же был уже в возрасте, Вайленд? - С чего ты взял, что произошел несчастный случай? - В каждом его слове сквозила угроза. Ларри снова начал облизываться. - Водонепроницаемый пол, который вы установили в опоре, оказался не таким уж водонепроницаемым, как вам думалось. Он пропускал. Точно, Вайленд? Возможно, маленькая дырочка там, где пол соединялся с корпусом опоры. Плохая сварка. Но вам повезло. В опоре должно быть еще одно поперечное уплотнение - для прочности, в этом я не сомневаюсь. Вы воспользовались одним из стоящих здесь генераторов, чтобы под давлением накачать туда воздух после того, как послали кого-то внутрь опоры, и загерметизировали дверь. Когда вы закачали туда воздух, вода ушла, и этот человек, или несколько человек, смог заварить дырку. Правильно, Вайленд? - Правильно. - Он снова взял себя в руки. Почему бы и не подтвердить что-либо человеку, который умрет раньше, чем сможет кому-нибудь передать разговор. - Откуда тебе все это известно, Толбот? - Вспомните лакея генерала. Я видел много подобных случаев. У него то, что называют кессонной болезнью, и он никогда не оправится от нее. Кессонка, Вайленд. Когда человек работает под высоким давлением воздуха или воды и это давление слишком быстро снимают, в его крови появляются пузырьки азота. Эти люди работали внутри опоры под давлением примерно в четыре атмосферы - около шестидесяти футов на квадратный дюйм. Если они работали более получаса, то и декомпрессия должна была занять по меньшей мере полчаса. Но какой-то безмозглый идиот слишком резко снял давление. Кессонными или аналогичными работами должны заниматься молодые здоровые парни. Ваш друг-инженер уже не был молодым и здоровым. А у вас, конечно, не оказалось декомпрессионной камеры, поэтому он умер. Лакей может прожить долго, но он больше никогда не узнает, что такое жизнь без боли. Но, думаю, вас это не волнует, Вайленд. - Мы попусту теряем время, - с облегчением сказал Вайленд - он начал подозревать, что мне, а возможно, и другим слишком много известно о делах на Х-13. Теперь он был удовлетворен и чувствовал огромное облегчение. Но меня интересовал не он, а генерал Рутвен. Генерал смотрел на меня весьма странно: он явно был озадачен - какая-то мысль не давала ему покоя, видно, он начал кое-что понимать. Мне это очень не понравилось. Я быстренько припомнил все, что говорил и что оставил недосказанным, но не смог припомнить ни единого слова, которое могло бы вызвать такое выражение на его лице. А раз он заметил что-то... Но Вайленд, похоже, ничего не подозревал, ведь вовсе не обязательно, что какое-нибудь слово или обстоятельство, замеченное генералом, будет замечено и Вайлендом. Генерал все же был очень умным человеком - дураки не зарабатывают почти триста миллионов, начав на голом месте. Но я не собирался давать Вайленду возможность увидеть выражение лица генерала и спросил: - Итак, ваш инженер помер, и вам нужен, скажем, водитель для батискафа? - Ошибаешься. Мы и сами умеем управлять батискафом. Уж не считаешь ли ты, что мы такие безнадежные идиоты, чтобы спереть батискаф, не зная, что с ним делать? В Нассау мы достали все инструкции по ремонту и эксплуатации на французском и английском языках. Не волнуйся, мы умеем управлять им. - В самом деле? Очень интересно. Не спрашивая разрешения, я уселся на скамью и закурил - они должны были ожидать от меня чего-нибудь подобного: - Тогда зачем я вам нужен? Впервые за наше недолгое знакомство Вайленд пришел в замешательство. Затем нахмурился и бросил: - Мы не можем запустить эти проклятые двигатели. Я глубоко затянулся и попробовал выпустить дым колечком, но из этого ничего не получилось - я никогда не умел этого делать. - Так, так, так, - пробормотал я. - Очень неудачно. Для вас, конечно, а для меня это очень удобно. Вам нужно лишь запустить два маленьких моторчика и - гопля! - сокровища у вас в руках. Ведь не за грошами же вы охотитесь. А запустить эти моторчики без моей помощи не можете, что очень удобно для меня. - Ты знаешь, как запустить моторы? - холодно спросил Вайленд. - Возможно. Это несложно, это всего лишь электрические моторы, работающие от аккумуляторов, - улыбнулся я. - Но электрические цепи, переключатели и предохранители - весьма сложные. В инструкциях они, конечно, указаны? - Указаны, - ответил Вайленд. Внешний лоск начал понемногу слезать с него, и он почти рычал. - Они закодированы ключом, которого у нас нет. - Прекрасно, просто прекрасно, - я лениво поднялся на ноги и встал перед Вайлендом. - Без меня вы проиграли, не так ли? Он не ответил. - В таком случае я требую награды, Вайленд. Гарантию моей жизни. В действительности это не волновало меня, но я знал, что должен потребовать этого, иначе он станет чертовски подозрительным. - Какую гарантию вы можете предложить, Вайленд? - Боже мой, Толбот, вам не нужны никакие гарантии, - с негодованием и изумлением сказал генерал. - Зачем кому-нибудь убивать вас? - Послушайте, генерал, - терпеливо разъяснил я. - В джунглях Уолл-стрита вы, возможно, и крупный хищник, но когда речь идет о преступном мире, то здесь вас нельзя отнести даже к котятам. Любого человека, который не работает на вашего друга Вайленда и знает слишком много, всегда ждет один конец, когда он, конечно, ему больше не нужен. Вайленд знает цену деньгам, даже когда они ему ничего не стоят. - Вы подразумеваете, что меня тоже ждет такой же конец? - поинтересовался генерал. - Вас - нет, генерал. Вы в безопасности. Я не знаю да и не хочу знать, что связывает вас с Вайлендом. Возможно, он держит вас на крючке, возможно, вы по уши завязли и работаете с ним, но в любом случае это не имеет значения. Вы в безопасности. Исчезновение самого богатого в стране человека приведет к самой крупной за последние десять лет полицейской охоте. Извините за цинизм, генерал, но так обстоит дело. Огромные деньги вызывают огромную активность полиции. Полиция будет оказывать сильный нажим на всех, генерал, а кокаинисты, подобные нашему ошалелому другу, - показал я на Ларри, - имеют обыкновение легко раскалываться под нажимом. Вайленд знает об этом. Так что вы в безопасности, и если не являетесь надежным партнером Вайленда, он найдет способ заставить вас держать язык за зубами, когда все это кончится. Вы ничего не сможете доказать - вы один, а их - много, и, думаю, даже ваша дочь не в курсе того, что происходит. К тому же есть Ройал, а знать, что вокруг рыщет Ройал, ожидая, когда кто-нибудь сделает хоть малейшую ошибку, - достаточная гарантия, что человек не станет поднимать шума. - Я отвернулся от генерала и улыбнулся Вайленду. - Но меня-то можно пустить в расход. - Я щелкнул пальцами. - Гарантии, Вайленд, гарантии. - Я гарантирую вам жизнь, Толбот, - спокойно сказал генерал Рутвен. - Я знаю, кто вы, вы - убийца. Но я не позволю просто так убить даже убийцу. Если с вами что-нибудь случится, я заговорю, невзирая на последствия. Вайленд прежде всего - человек дела. Ваше убийство не компенсирует тех миллионов, которые он потеряет, так что вам нечего бояться. Миллионы. Впервые они назвали сумму, за которой охотились. Миллионы. И добыть их для них должен был я. - Спасибо, генерал, вы очень добры, - ответил я, потушил сигарету, и с улыбкой повернулся к Вайленду: - Принесите инструменты, дружок, и пойдем посмотрим на вашу новую игрушку. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Склепы, как правило, не делают в виде металлических цилиндров высотой двести футов, но если бы их делали, эта опора Х-13 стала бы сенсацией. Как склеп, конечно. Здесь было холодно, сыро и темно; мрак не рассеивался, а лишь подчеркивался тремя слабыми светильниками вверху, посередине и внизу; все выглядело жутковато и зловеще и вселяло ужас; многократное эхо голосов наполняло темную, похожую на пещеру, конструкцию - все это напоминало апокалипсическую картину, когда ангел выкликает твое имя в день Страшного Суда. По такому месту, должно быть, проходят после смерти, мрачно подумал я, а не при жизни. В качестве склепа это место прекрасно, а когда через него предстоит пройти, - ужасно. Единственно, что связывало верх с низом, - несколько железных лестниц, приваренных к клепаным стенам опоры. Лестниц было двенадцать - в каждой по пятнадцать ступеней, и никаких площадок для отдыха. На плече у меня висел тяжелый мегометр, а ступени были мокрыми и скользкими, и, чтобы не сорваться с лестницы, мне приходилось цепляться за ступени изо всех сил, отчего мышцы рук и плеч страшно болели. Второй раз подряд я этот путь не прошел бы. Обычно в незнакомом месте хозяин показывает дорогу, но Вайленд пренебрег своими обязанностями. Пожалуй, он боялся, что, если пойдет первым, я исхитрюсь врезать ему по голове ногой и он упадет и разобьется. Как бы то ни было, я полез первым, а Вайленд и двое его парней с холодными глазами, ждавшие нас в помещении наверху, полезли вслед за мной. Ларри и генерал остались наверху, но ни у кого не сложилось впечатления, что Ларри способен укараулить кого-нибудь. Генерал был волен делать что угодно, но Вайленд, похоже, не боялся, что генерал воспользуется свободой, чтобы подложить ему свинью. Это казалось необъяснимым, но сейчас я знал ответ на эту загадку. Или мне казалось, что знал, и если я ошибался, то погибнут невинные люди. Я выбросил эту мысль из головы. - Отлично. Открой люк, Сибэтти, - распорядился Вайленд. Более мощный из двух парней наклонился, отдраил и поднял крышку люка. Я уставился на узкий стальной цилиндр, который вел к стальной кабине под батискафом, и сказал Вайленду: - Полагаю, вы знаете о необходимости заполнить эту входную камеру водой, когда отправитесь искать сокровища Черной Бороды? - Это что еще за новости? - Он пристально, с подозрением посмотрел на меня. - Зачем это? - Вы что, собирались оставить ее незаполненной водой? - недоверчиво спросил я. - Но входная камера обычно заполняется водой, как только начинаешь погружение. И это на поверхности, а не на глубине в сто тридцать футов, на которой мы сейчас находимся. Конечно, она выглядит прочной, возможно, даже выдержит давление и на вдвое большей глубине, я этого не знаю. Но знаю, что для плавучести она окружена баками с бензином, в которых около восьми тысяч галлонов бензина, и внизу эти баки выходят в море. Давление в этих баках точно соответствует давлению воды, поэтому они изготовлены из тонкого металла. Но если внутри входной камеры будет воздух, на ее стенки извне будет оказываться давление по меньшей мере в двести фунтов на квадратный дюйм. Такого давления камера не выдержит. Ее стенки продавятся, бензин вытечет, положительная плавучесть исчезнет, и вы останетесь на глубине четырехсот восьмидесяти футов. Навсегда. Из-за царившего мрака трудно сказать что-либо определенно, но я мог поклясться, что Вайленд сильно побледнел. - Брайсон не сказал мне об этом, - дрожащим голосом прошептал он. - Брайсон? Это ваш друг-инженер? - Вайленд не ответил, и я продолжил: - Думаю, он и не сказал бы. Ведь он не был вашим другом, Вайленд, не так ли? Он работал под дулом пистолета и знал, что кто-нибудь нажмет на курок, когда в нем перестанут нуждаться. Так на черта ему было говорить вам об этом? - Я отвернулся и поправил висевший на плече мегометр. - Я пойду вниз один. Чье-либо присутствие будет только нервировать меня. - Ты надеешься, что я отпущу тебя одного? - холодно спросил Вайленд. - Чтобы ты надул меня? - Не глупите, - устало отмахнулся я. - Я могу встать перед электрическим распределительным щитком или предохранительной коробкой и сделать так, что этот батискаф больше никогда не двинется с места, и никто из ваших друзей ничего не заметит. В моих же собственных интересах заставить этот аппарат работать, и как можно быстрее. Чем быстрее, тем лучше для меня, - я посмотрел на часы. - Без двадцати одиннадцать. Чтобы найти неисправность, мне потребуется по меньшей мере три часа. В два я сделаю перерыв. Постучу в люк, и вы выпустите меня. - В этом нет необходимости, - Вайленда явно не радовало мое предложение, но он не мог сказать, что я обманываю его, и не мог отказаться от моих услуг. - Внутри кабины установлен микрофон, а приемная аппаратура в помещении наверху. В кабине есть кнопка вызова. Дай знать, когда закончишь. Я кивнул и начал спускаться по ступенькам, приваренным к стенке цилиндра. Отдраил верхний люк входной камеры батискафа и протиснулся через него - нижняя часть цилиндра, охватывавшая верх входной камеры, была шире лишь на несколько дюймов и не позволяла открыть люк полностью, - нащупал ступеньки, захлопнул и задраил люк и начал пробираться к находившейся под камерой кабине. Последние несколько футов пришлось пробираться под острым углом. Я открыл тяжелую стальную дверь кабины, протиснулся через узкий проход и задраил за собой дверь. В кабине ничего не изменилось. Она была просторней, чем на более ранних батискафах этой серии, и слегка овальной, а не круглой, но потеря в конструктивной прочности с лихвой компенсировалась большей свободой действий в кабине. Кроме того, батискаф предназначался для спасательных работ на глубинах до 2500 футов, и относительная потеря прочности не имела значения. В кабине было три иллюминатора конической формы, сужавшихся вовнутрь, так что давление воды только вдавливало их поплотнее. Один иллюминатор был в полу. Иллюминаторы казались хрупкими, но я знал, что самый большой из них - внешний диаметр его составлял не более фута - выполнен из специально разработанного плексигласа и мог выдержать давление в 250 тонн, что намного превышает давление воды на тех глубинах, на которых должен работать батискаф. Сама кабина была шедевром. Одна стена - если примерно шестую часть сферы можно назвать стеной - была полностью занята приборами, круговыми шкалами, предохранительными коробками, переключателями и различной научной аппаратурой, которая нам не понадобится. На одной стороне этой стены находились устройства запуска двигателей, управления режимами их работы, управления прожекторами, захватами, свободно свисавшим гайдропом, который устойчиво удерживал батискаф около дна за счет того, что часть его свободно лежала на дне, чуть облегчив батискаф и позволяя ему удерживаться в равновесии. И наконец, здесь были ручки точной настройки устройства поглощения выдыхаемого углекислого газа и регенерации воздуха. С одним рычагом управления я раньше не сталкивался, и это несколько озадачило меня. Он представлял собой реостат с маркировкой по обеим сторонам от центральной ручки, и под ним крепилась табличка с надписью "Буксирный трос". Я понятия не имел, что бы это могло означать, но через несколько минут догадался. Вайленд или, скорее, Брайсон по приказу Вайленда установил на батискафе барабан с электрическим мотором и прикрепил конец троса к нижней части опоры, когда она была еще поднята. Идея заключалась не в том, что они могли бы теперь подтащить батискаф, если бы что-то сломалось - это потребовало бы намного большей мощности, чем могли развивать двигатели батискафа. Нет, это решало очень сложную навигационную задачу - найти дорогу обратно к опоре. Я включил прожектор, отрегулировал луч и посмотрел в иллюминатор под ногами: на дне виднелся глубокий кольцеобразный след от когда-то стоявшей здесь опоры. Если пользоваться им для ориентирования, совмещение верхней части входной камеры с цилиндром внутри опоры станет не очень сложным делом. Теперь мне хотя бы стало ясно, почему Вайленд не очень сильно возражал против моего пребывания в батискафе в одиночку. Если бы я сумел, заполнив водой входную камеру и раскачав батискаф, запустить двигатели, то смог бы оторваться от резинового уплотнения и уплыть в батискафе на свободу, но с тяжелым тросом, крепившим батискаф к опоре Х-13, я далеко бы не ушел. Вайленд мог быть пустозвоном в одежде, манерах и речах, но в делах он был весьма неглуп. Кроме приборов в кабине имелось три обтянутых брезентом стула и полка с различной фотоаппаратурой и лампами заливающего света. Первый осмотр кабины не занял много времени. Прежде всего мое внимание привлек микрофон около одного из стульев. Вайленду явно хотелось знать, работаю ли я на самом деле. Ему ничего не стоило перебросить концы так, чтобы при выключенном микрофоне он работал. Но я переоценил Вайленда: с проводкой все было в порядке. В следующие пять минут я проверил все оборудование, кроме рычагов управления двигателями - сумей я запустить их, любой человек, ждущий внутри опоры, сразу же почувствует это по вибрации. После этого я открыл корпус самой большой распределительной коробки, выдернул около двадцати разноцветных проводов из гнезд и оставил их висеть в страшном беспорядке. К одному проводу я подсоединил вывод мегометра, затем снял крышки с двух других распределительных и предохранительных коробок и высыпал почти все инструменты на маленькую рабочую скамейку. Получилась весьма убедительная картина напряженного труда. Я не мог вытянуться во весь рост на узком дощатом настиле, но это было неважно. Я не спал всю ночь, через многое прошел за последние двенадцать часов и очень устал, так что в любом случае должен был заснуть. И заснул. Последнее, о чем я подумал, прежде чем вырубился: море и ветер не на шутку разгулялись. На глубине свыше ста футов волнения моря почти или совсем не чувствуется, но батискаф явно покачивался, хотя и слабо. Это покачивание и усыпило меня. Когда я проснулся, часы показывали половину третьего. На меня это не было похоже - обычно мой внутренний будильник поднимал меня точно в назначенное время. На этот раз он подвел меня - и неудивительно: голова страшно болела, а в кабине нечем было дышать. Я допустил ошибку, проявив небрежность, и поспешил исправить ее, включив на максимальную мощность поглотитель углекислого газа. Минут через пять, когда в голове начало проясняться, я включил микроф