Алистер Маклин. К югу от мыса Ява


     <i>М., Наташа, Литература, Алгоритм, 1996</i>

        I
     Густой  и удушливый черный дым плотной пеленой  окутал умирающий город,
каждый его  дом и каждый квартал - жилой и деловой, уцелевший  и разрушенный
бомбежкой. Дымовая  завеса, увенчанная  темным,  чуть завихряющимся коконом,
скрыла улицы, переулки, акваторию порта.  Теплый воздух тропической ночи был
буквально отравлен едкими, зловонными клубами.
     Поначалу дым исходил только из  полыхавших зданий, в его плотной завесе
зияли  широкие бесформенные  бреши  - сквозь них наверху,  в пустынном небе,
проглядывали мерцающие звезды. Однако вскоре ветер  залатал прорехи, принеся
колышущееся  облако  маслянистой,  разъедающей  глаза  копоти,  валившей  из
расположенных за пределами  города  прорванных  топливных  резервуаров,  и к
полуночи  уже не видно было  ни зги.  Наступила кромешная тьма.  Теперь даже
догоравшие  дома  почти  не  отбрасывали  света:  на  практически  полностью
уничтоженных огнем,  обуглившихся  руинах лишь изредка  вспыхивали крохотные
языки пламени, медленно угасавшие, как сама жизнь Сингапура.
     Город будто погружался в безмолвие смерти, время от времени  нарушаемое
жутким свистом шального  снаряда, что,  пролетев над головой,  либо  падал в
море, издавая при этом безобидный всплеск, либо ударял в стену какого-нибудь
дома, разрываясь  с  коротким,  оглушительным  грохотом  и  мгновенной яркой
вспышкой.  Однако и грохот,  и  вспышки казались естественной и неотъемлемой
частью этой фантастической ночи с ее глубокой, давящей тишиной.
     Иногда  со  стороны Форт-Кеннинга и Перлс-Хилла  или  с северо-западной
окраины города  доносился треск винтовочных выстрелов и пулеметных очередей,
которые  также казались нереальными, - точно  в кошмарном  сне. И даже люди,
бредущие  по  вымощенным   булыжником  пустынным  улицам  Сингапура,  больше
походили на призраков,  - безразличные  ко всему, они ощупью,  спотыкаясь, с
вытянутыми вперед руками, пробирались сквозь клубы дыма, словно сбившиеся  с
дороги слепцы.
     Медленной, неуверенной поступью  солдаты  - отряд  числом не более двух
дюжин  -  продвигались по  темным улицам к  порту,  низко  склонив головы  и
ссутулившись подобно старикам, - хотя самому старшему из них едва перевалило
за тридцать. Солдаты просто смертельно устали -  и  им  было  легче волочить
ноги, чем стоять на месте. Измотанные, больные и покалеченные, они двигались
чисто механически, ибо у каждого мозг  истощился до  предела.  Однако крайне
умственное и физическое истощение подобно наркотическому опьянению, и, какие
бы физические страдания они ни испытывали, ощущение боли мгновенно стиралось
из их памяти.
     Только один солдат был,  похоже, не безучастен к  происходящему вокруг.
Он  медленно  брел во главе выстроенной по  двое колонны и время  от времени
включал фонарь, выбирая путь через заваленные обломками домов  улицы. Он был
невысок  и  худощав,  и  на   нем  одном  была  юбка  шотландского  полка  и
национальная шотландская шапочка. Откуда взялся килт, знал только сам капрал
Фрейзер: во время отхода на юг Малайского полуострова его на нем определенно
никто не видел.
     Капрал Фрейзер  устал,  как и  все.  Глаза  его были воспалены и налиты
кровью,  изможденное   осунувшееся  лицо  -  с  явно  сероватым  оттенком  -
свидетельствовало  о  перенесенной малярии  или  дизентерии,  а  то и  обеих
болезней сразу. Сильно  приподнятое левое плечо  капрала доставало  почти до
уха, однако бросающееся  в глаза уродство объяснялось  тем, что раненное еще
днем  плечо   под   рубашкой  было  второпях  неуклюже  перевязано  дежурным
санитаром. В  правой руке Фрейзер с трудом удерживал пулемет системы  Брэна,
весивший чуть ли  не все двадцать три фунта. Пулемет сильно оттягивал правую
руку вниз, поэтому левое плечо и казалось неестественно вздернутым.
     Два часа назад офицер, командовавший их смешанной ротой, собравшейся на
северных подступах к городу,  приказал  Фрейзеру  вывести  за  линию огня  и
доставить в безопасное место всех раненых. Бесполезность приказа не вызывала
у Фрейзера ни малейшего сомнения, как и у офицера, его  отдавшего. Последние
защитные  укрепления  были  давно сокрушены,  и  это  предопределило  участь
Сингапура. Так что еще  до наступления  нового дня защитники  острова  будут
либо мертвы, либо ранены, либо попадут в  плен.  Но приказ есть  приказ  - и
капрал Фрейзер вел вверенных ему солдат к бухте Келанг.
     В темном, задымленном переулке плакал ребенок - очень маленький мальчик
лет, наверное, двух с половиной. У него были голубые глаза, светлые волосы и
белая  кожа,  покрытая размытой  слезами грязью. Вся  его одежда состояла из
тоненькой рубашечки и  шортиков цвета  хаки  на  лямках. Ноги мальчика  были
босы. Он сидел и беспрерывно трясся: тропические ночи тоже бывают холодными.
А еще ему было страшно: он  не  знал теперь, где его дом и что сталось с его
мамой.  Этой  ночью,  9 января,  они,  вместе  с  мамой  и старушкой  Анной,
няней-малайкой, должны были сесть на "Уэйкфилд", последний  большой пароход,
уходивший из Сингапура.
     Его  старая  няня долго  таскала  малыша на руках по темным  улицам, но
потом опустила его на землю, схватилась руками за сердце и опустилась возле,
сказав, что ей надо отдохнуть.  Прошло уже полчаса, а  старушка  все сидела.
Мальчик раз или два наклонялся расшевелить няню. Теперь же  отсел  подальше,
боясь даже поглядеть в ее сторону, смутно  понимая, что няне уже  никогда не
подняться.
     Малышу было страшно  уходить и страшно оставаться. Он еще раз украдкой,
сквозь сложенные решеткой пальцы, взглянул на  старушку - и  боязнь остаться
рядом с нею пересилила другие страхи. Малыш встал и побрел вниз по переулку,
не глядя, куда идет, спотыкаясь и падая на кирпичи и камни.
     Подобно маленькому  мальчику,  по разрушенным улицам пробиралась группа
девушек-санитарок. Поравнявшись с единственным, до сих пор горящим зданием в
деловой  части  города,  они с  опаской  пригнули  головы.  В  их  грузовик,
закрепленный за Красным  Крестом, угодил  снаряд,  отбросив машину  в канаву
перед  поворотом на  Букит-Тимор. Они все  еще  не могли  прийти  в себя  от
пережитого потрясения.
     Две   из   них  были  китаянками,  две  другие  -  малайками.  Красивые
темно-карие  глаза той,  что помоложе, были широко раскрыты от страха, и она
то и дело с тревогой и беспокойством озиралась по сторонам. На лице  старшей
читалось полное безразличие.
     Пятая санитарка, шедшая во главе, была высокой и стройной. Она потеряла
свою шапочку  во время взрыва,  когда  ударной волной  ее перебросило  через
откидной  борт  грузовика,   и  теперь   ее   густые  иссиня-черные   волосы
беспрестанно  падали  на  глаза,  время  от  времени  она  резким  движением
откидывала их назад. Судя по всему, она не была ни малайкой, ни китаянкой, у
которых  просто  не  бывает  таких голубых  глаз. Не  принадлежала она  и  к
европейской  расе -  скорее всего  была полукровкой. В  мерцающем желтоватом
свете нельзя было разглядеть цвета ее лица, к тому же покрытого слоем пыли и
грязи.
     Прошло  полчаса, час, а девушки все не могли  выбраться из бесконечного
лабиринта разрушенных  улиц. Как несправедливо  было со  стороны  военврача,
майора Блэкли, отправлять их  на поиски раненых  солдат, которых, в отчаянии
подумала  старшая медсестра,  им,  похоже,  не суждено  найти  никогда.  Но,
стараясь не  поддаться  отчаянию, девушка стиснула зубы,  и,  прибавив шагу,
повела подруг на другую, такую же темную и пустынную улицу.
     Страх,  смятение,  боль  и  отчаяние двигали заблудившимися  солдатами,
малышом, санитарками и десятками тысяч других людей  в ту  ночь,  12 февраля
1942  года,  когда  воодушевленные  успехами  японцы собирались с силами  на
подходах к последним защитным рубежам города, чтобы с рассветом  предпринять
новый кровавый штурм и окончательно закрепить победу. И только один  человек
в этой трагической обстановке, казалось, сохранял присутствие духа.
     Он сидел в  освещенной свечами приемной канцелярии штаба, находившегося
к югу от Форт-Кэннинга и  был  целиком  погружен  в  свои мысли. Испещренный
морщинами,  коричневого цвета  лоб  венчала  копна густых, совершенно  седых
волос.  Из-под таких же седых колючих  усов торчал кончик бирманской сигары,
крупный  орлиный нос  лоснился. Он  сидел,  вальяжно откинувшись в  плетеном
кресле.  Но  в  этом  не было  ничего  удивительного:  отличительной  чертой
бригадного   генерала  в  отставке  Фостера  Фарнхольма  была  поразительная
способность сохранять спокойствие  при любых обстоятельствах, хотя  бы чисто
внешне.
     Дверь  за  спиной  генерала  открылась,  и  в  комнату  вошел  молодой,
выглядевший очень уставшим, сержант.
     - Я доставил  ваше донесение, сэр. -  Голос сержанта  был под стать его
виду. - Капитан Брайсленд говорит, что скоро выходит.
     - Брайсленд?  - густые брови генерала сошлись в  горизонтальную  линию,
тяжело  нависнув над глубоко  посаженными  глазами.  -  Какой еще, к  черту,
капитан  Брайсленд?  Послушай,  сынок,  я ведь  просил  о  встрече  с  вашим
полковником, причем немедленно. Тотчас же. Понял?
     - Может,  все-таки  я  смогу  чем-нибудь помочь? - В  дверях  за спиной
сержанта появился еще кто-то, и даже в мерцающих отблесках свечей можно было
разглядеть, что глаза вошедшего сильно воспалены, а щеки  покрыты нездоровым
румянцем. Однако  голос  с  мягким  уэльским акцентом  прозвучал  достаточно
учтиво.
     - Брайсленд?
     Молодой офицер кивнул.
     - Уж  вы-то  определенно  сможете  помочь,  - согласился  Фарнхольм.  -
Пригласите сюда вашего полковника, и быстро. Времени у меня в обрез.
     -  Это  невозможно, -  ответил Брайсленд,  покачав головой. - Он прилег
вздремнуть, первый раз за трое суток...
     - Знаю. И все же  он мне нужен. - Фарнхольм замолчал, пережидая шальной
грохот тяжелого пулемета. Потом  тихим, но серьезным  голосом  продолжил:  -
Капитан Брайсленд,  вы  даже  не  представляете,  как мне нужен полковник. И
судьба  Сингапура  ничто  по  сравнению с  делом,  которое я  должен  с  ним
обсудить.   -   Сунув  руку  под  гимнастерку,   он  вынул   тяжелый  черный
автоматический "кольт-455".
     - Если мне  придется  пойти за ним  самому,  захвачу вот эту  штуку - и
найду его... Впрочем, не думаю,  что  она понадобится. Скажите  полковнику -
его ждет бригадный генерал Фарнхольм. Он придет.
     Брайсленд  пристально взглянул на генерала, и  малость помедлив,  молча
развернулся и вышел. Минуты  через три капитан вернулся с офицером, которого
пропустил  вперед.  Полковника шатало,  точно  пьяного. Ему  стоило  немалых
усилий держать глаза открытыми, но, натужно улыбнувшись, он медленно подошел
к генералу и почтительно протянул руку:
     - Добрый вечер, сэр. Каким ветром вас сюда занесло?
     - Здравствуйте, полковник, - сказал Фарнхольм, поднимаясь, и, пропустив
вопрос мимо ушей, прибавил:
     - Стало быть, вы меня знаете?
     - Выходит, так. Впервые я услышал о вас позапрошлой ночью, сэр.
     -  Вот  и прекрасно. - Фарнхольм удовлетворенно кивнул. -  Это  избавит
меня от ненужных объяснений. Давайте сразу перейдем к делу.
     Не успел он повернуться, как комнату сотрясло от  взрыва разорвавшегося
неподалеку снаряда, а ударной волной чуть не  задуло свечи. Но генерал почти
не обратил на это внимания:
     - Полковник,  мне  нужен  самолет,  вылетающий  из  Сингапура  в  самое
ближайшее время.  Вы отправите меня, даже  если  вам  придется снять с борта
кого-то из пассажиров. Мне также  наплевать, куда он летит - в Бирму, Индию,
на Цейлон или даже в Австралию. Главное - самолет, и как можно скорее.
     - Значит, вам нужен самолет, -  равнодушно повторил  полковник  голосом
таким  же безжизненным, как и выражение лица. Затем вымученно улыбнулся. - А
разве всем нам не нужен самолет, генерал?
     -  Вы  не  поняли. -  Медленно,  словно  намекая на  свое  беспримерное
терпение, генерал  затушил  сигару о  пепельницу.  - Я знаю, что здесь сотни
больных, раненых, женщин и детей...
     -  Последний самолет уже  улетел, - бесстрастно перебил его  полковник,
потирая воспаленные глаза. - День или два назад - точно не помню.
     - Последний самолет. - Голос Фарнхольма прозвучал холодно. - Последний.
Но... насколько я  знаю, были и другие  самолеты.  Истребители - "Брюстеры",
"Уайлдбисты"...
     -  Их  уже  нет.  Все  уничтожены.  -  Теперь   полковник  рассматривал
Фарнхольма с любопытством. - Но даже если бы они уцелели, что толку?  Японцы
захватили все аэродромы - Селетар, Семвабант, Тенга. Может, и Келанг тоже.
     - Полковник, мы можем поговорить с вами с глазу на глаз?
     - Конечно.  - Полковник подождал,  пока за Брайслендом и  сержантом  не
закрылась дверь, и чуть заметно улыбнулся:  - Боюсь, сэр, последний  самолет
все равно уже улетел.
     - А  я в  этом  нисколько не сомневался.  -  Фарнхольм расстегнул ворот
гимнастерки и взглянул на полковника.
     - Надеюсь,  полковник,  вам известно,  кто я такой? Я имею  в  виду  не
только имя.
     -  Я узнал об этом  еще позавчера.  Полная секретность, и  все такое...
Говорили, вы можете нагрянуть в  любой день. - Полковник впервые взглянул на
своего собеседника  с  нескрываемым  интересом. - Вот уже лет семнадцать  вы
возглавляете службу  контрразведки в Юго-Восточной Азии, владеете чуть ли не
всеми азиатскими языками, как никто...
     - Пощадите мою скромность. - Расстегнув гимнастерку до конца, Фарнхольм
принялся снимать широкий, плоский прорезиненный пояс. - А вы, как я понимаю,
не знаете ни одного восточного языка.
     -  Да  нет, один  знаю.  Японский.  Поэтому  я  и  здесь.  -  Полковник
безрадостно улыбнулся. - Что ж, в концлагере он, надеюсь, мне пригодится...
     - Значит, японский? Тем лучше.
     Сняв пояс, Фарнхольм расстегнул в нем два кармана, выложил на стол все,
что там находилось, и сказал:
     - Взгляните сюда, полковник.
     Полковник пристально посмотрел на  генерала, потом - на разложенные  на
столе  фотографии и  катушки  с  фотопленкой,  понимающе кивнул  и  вышел из
комнаты. Вернулся он с  очками, увеличительным стеклом  и фонариком.  Минуты
три  сидел, безмолвно склонив голову над столом. Снаружи  взорвался еще один
шальной  снаряд, а  вслед за  тем раздался треск  пулемета, сопровождавшийся
зловещим свистом  пуль. Но  полковник  сидел  неподвижно, зато в  глазах его
сверкал яркий, живой огонь. Фарнхольм закурил новую  сигару и с  безучастным
видом вытянулся в плетеном кресле.
     Наконец полковник взглянул через стол на Фарнхольма.
     - Тут и без японского все ясно. Господи, сэр, где вы это достали?
     - На Борнео. И заплатил  слишком высокую  цену  -  потеряв  двух  наших
лучших людей и  еще  двух  голландцев. Но  сейчас это уже не  имеет никакого
отношения к делу. - Фарнхольм затянулся сигарой. - Важно, что все это теперь
у меня, и японцы ничего не знают.
     - Просто невероятно, - проговорил полковник. -  Даже не верится.  Таких
копий, наверное, от силы одна-две. План вторжения в Северную Австралию!
     -  Причем полный  и  подробный, - подтвердил Фарнхольм. - Здесь указано
все: и  предполагаемые районы высадки морского десанта, и подлежащие захвату
аэродромы, и время начала операций - с точностью до минуты, и количество сил
- с точностью до батальона.
     - Да, но здесь есть еще что-то...
     - Знаю,  знаю,  -  резко  оборвал  его  Фарнхольм.  - Даты,  главные  и
второстепенные  объекты  атаки закодированы.  Ясное дело, японцы  просто  не
могли не зашифровать такую информацию. Потом, они используют такие коды, что
голову  сломаешь, - разгадать практически невозможно. Однако живет в Лондоне
один старичок - он и имя-то  свое написать грамотно не может... -  Фарнхольм
прервался и выпустил струю сизого дыма.  - И все-таки это уже что-то, не так
ли, полковник?
     - Но... но как это к вам попало? Неужели случайно?
     - Уверяю вас, случайность здесь ни при чем. Я пять лет  потратил, чтобы
получить эти материалы: ведь далеко  не все японцы неподкупны. Я сделал все,
чтобы получить  документы своевременно,  а  вот  с  местом  вышла  промашка.
Поэтому я здесь.
     - Эти  документы...  Им же  цены нет, сэр. -  Как бы взвешивая  в  руке
фотографии, полковник уставился на Фарнхольма  невидящими  глазами. - Это...
это...  во  имя  всего  святого  подумайте об  Австралии.  Наши  люди должны
получить эти документы... Нет, просто обязаны!
     - Совершенно верно, - согласился Фарнхольм. - В том-то все и дело! - Он
потянулся за пленками и фотографиями и начал аккуратно укладывать их обратно
в водонепроницаемые карманы  пояса. -  Так что теперь вы, надеюсь, понимаете
мое  беспокойство по поводу...  м-м... самолета?  - И,  застегнув молнии  на
карманах, прибавил: - Уверяю вас, это тревожит меня как ничто другое.
     Полковник, ничего не сказав в ответ, только кивнул.
     -  Значит,  говорите,  не осталось  ни  одного  самолета?  - настойчиво
спросил Фарнхольм.  - Даже самой захудалой развалины?.. -  Заметив отчаянное
выражение  на лице  полковника,  он было осекся, однако затем продолжил: - А
как насчет подводной лодки?
     -  Ничего  не  осталось. -  Полковник  занервничал.  -  Даже ни  одного
торгового   судна.   Последние   -   "Грассхоппер",  "Тьен-Кванг",  "Куала",
"Кэтидид", "Дрэгонфлай" и  несколько  небольших  каботажных  судов  покинули
Сингапур еще прошлой ночью.  И  уже не вернутся. Но им не пройти и ста миль:
над морем  постоянно кружат  японские самолеты.  На этих судах полно женщин,
детей и раненых. И большинству из них, боюсь, суждено утонуть.
     -  Что  ж, неплохая перспектива  по сравнению с  японским  концлагерем.
Поверьте, полковник, уж я-то  знаю. -  Фарнхольм  закрепил  пояс на животе и
вздохнул.
     -  Боже  мой, зачем вас  вообще  сюда  занесло?  -  с  горечью  спросил
полковник. - Почему вы выбрали именно Сингапур? Неужели не знали,  что здесь
творится? Кстати, как, черт побери, вам удалось сюда попасть?
     -  Приплыл из Банджармасина,  - коротко ответил  Фарнхольм. - На "Кэрри
Дэнсер",  самой  убогой  из  посудин,   которым  когда-либо   отказывали   в
свидетельстве  на годность  к плаванию. Капитаном на  ней один  прощелыга по
имени Сайрэн - довольно опасный тип. Точно не скажу, но мог  бы поклясться -
он из тех англичан, которые работают на япошек. Сначала объявил, что поведет
судно в Кота-Бару, Бог знает зачем.  А потом вдруг передумал и взял курс  на
Сингапур.
     - Передумал?
     - Я ему хорошо  заплатил. Благо,  деньги не мои. Я думал,  в  Сингапуре
безопасно. Я был на севере Борнео, когда услышал по радио, что пали Гонконг,
Гуам и Уэйк - так что пришлось сматывать удочки. Прошел не один день, прежде
чем  я  мог  послушать свежие  новости,  -  уже  на  борту  "Кэрри  Дэнсер".
Единственным приличным местом на этой посудине  была радиорубка. Радист тоже
оказался неплохим  парнем. Мы  торчали на  судне уже вторые сутки. Как раз в
тот день, 29 января, я зашел в радиорубку к  этому парню, Луну, и мы поймали
сообщение  Би-би-си о бомбежке Ипоха. Казалось, японцы  наступают черепашьим
шагом,  и мы вполне успеем добраться до Сингапура, где я бы мог пересесть на
самолет.
     Полковник понимающе кивнул:
     -  Я  тоже слышал  это  радиосообщение.  Интересно,  какой  болван  его
придумал?  На самом деле, сэр,  японцы  захватили Ипох  месяцем раньше. А 29
января они уже  были в нескольких милях  к  северу от дамбы.  -  Он  покачал
головой. - Кошмар, да и только!
     - Это еще мягко сказано, - проговорил  Фарнхольм. - Сколько еще времени
у нас в запасе?
     - Завтра придется сдаваться. - Полковник уставился на свои руки.
     - Завтра?!
     - Мы  проиграли, сэр. И тут ничего  не поделаешь. К тому же не осталось
воды. Взорвав  дамбу,  мы  уничтожили единственный трубопровод, протянутый с
материка.
     - Да уж, нечего  сказать, толковые ребята понастроили здесь укрепления,
-  неприступная крепость, похлеще Гибралтара и все такое.  Боже, ну прямо  с
души воротит! - Генерал презрительно фыркнул и поднялся с кресла. - Придется
поспешить назад, на старушку "Кэрри Дэнсер". Да поможет Господь Австралии!
     -  "Кэрри Дэнсер"?! - Полковник изумленно  воззрился на  генерала. - Да
ведь  через  час  после  наступления  рассвета,  сэр,  от  нее  ни  черта не
останется. Говорю вам - японские самолеты кишмя кишат над проливом.
     - А вы можете предложить другой выход? - устало спросил Фарнхольм.
     - Прекрасно вас понимаю,  но, даже если  вам повезет, где гарантия, что
капитан доставит вас туда, куда нужно?
     -  Гарантии никакой, - признался Фарнхольм. - Но у него служит довольно
смышленый голландец  по фамилии Ван Эффен. Вдвоем нам, может быть, и удастся
наставить уважаемого капитана на путь истинный.
     - Возможно,  -  согласился  полковник,  но тут же спохватился: - Но где
гарантия, что он вообще будет ждать, когда вы соизволите вернуться на борт?
     -  Вот  она, - Фарнхольм  пнул лежавший  у его  ног потертый саквояж. -
Сайрэн думает - здесь полно  бриллиантов. И то  верно: я отдал ему несколько
камешков  в  виде  платы за проезд.  Так  что  пока  он  считает, что в один
прекрасный день  сможет  меня ограбить, он будет относиться ко  мне,  как  к
родному  брату.  Он  думает  -  я старый  спившийся распутник, проматывающий
состояние. И мне пришлось стараться вовсю, чтобы... э-э... не разуверить его
в этом.
     - Понимаю, сэр. - Полковник наконец  решился и нажал  на кнопку звонка.
Появился сержант, и он сказал:
     - Попросите капитана Брайсленда.
     Фарнхольм вопросительно поднял бровь.
     - Это все, чем могу вам помочь, сэр, - объяснил полковник. - У меня нет
самолета, равно как и гарантии, что завтра утром  вы не пойдете ко дну. Зато
в  одном  я  уверен  точно:  капитан  "Кэрри  Дэнсер"  будет  слушаться  вас
беспрекословно.  Младший  офицер  и  солдаты  из  шотландского  полка  будут
сопровождать  вас  на  корабль  и  получат  на   этот  счет  соответствующие
инструкции. - Он улыбнулся. - А с ними шутки плохи.
     - Я тоже так думаю. Глубоко признателен вам за помощь,  полковник. - Он
взял одной рукой саквояж,  а другую протянул  полковнику. - Спасибо за  все.
Пусть это звучит  нелепо, поскольку впереди у  вас, скорее  всего,  японский
концлагерь, но желаю вам, однако, всего наилучшего.
     - Благодарю, сэр. Я также желаю вам  удачи -  видит  Бог,  она вам  еще
пригодится.  -  Бросив  взгляд на  обтянутый  рубашкой  пояс  с  пленками  и
фотографиями, полковник безрадостно  прибавил: -  По крайней  мере, теперь у
нас есть хоть надежда.
     Близился рассвет. Пушки теперь грохотали реже, но пальба  из винтовок и
пулеметов участилась: японцы, очевидно, решили не разрушать до  конца город,
который  через день все равно будет в  их руках. Фарнхольм  и сопровождающий
отряд  быстрым шагом двинулись по  безлюдной улице к гавани, куда  добрались
через несколько  минут. Дыма на  берегу не было -  его разогнал легкий бриз,
зато начал накрапывать дождь.
     И тут вдруг Фарнхольм  застыл как вкопанный  -  небольшая  спасательная
шлюпка  с   "Кэрри  Дэнсер",  на  которой  он  добрался  до  берега,  словно
растворилась вместе  с  дымом. От скверного предчувствия у генерала засосало
под  ложечкой,  он  резко  вскинул  голову  и  принялся  обшаривать  глазами
бескрайний  морской  горизонт.  "Кэрри Дэнсер" тоже исчезла, как не  бывало.
Остались лишь дождь, мягкий бриз, обдувавший  лицо генерала, и  доносившийся
откуда-то слева, из редеющей мглы, душераздирающий плач ребенка.

        II
     Лейтенант Паркер,  принявший  на  себя  командование  отрядом,  схватил
Фарнхольма за руку и кивнул в сторону моря:
     - Сэр, но где же корабль?
     Фарнхольм едва сдержался, но голос  его  звучал спокойно и бесстрастно,
как всегда.
     -  Скоро появится, лейтенант. Как поется  в одной  старой  песне,  "они
оставили нас ждать на берегу". Чертовски неловкое положение, мягко говоря.
     - Так точно, сэр. -  Лейтенанту Паркеру  показалось, что Фарнхольма это
нисколько не огорчало. - Что же делать, сэр?
     - Хороший вопрос, дружище. - Какое-то время Фарнхольм  стоял совершенно
неподвижно и в  недоумении потирал подбородок. -  Вы слышали  плач ребенка -
тут неподалеку, на берегу? - внезапно спросил он.
     - Да, сэр.
     -  Пусть  кто-нибудь из ваших  людей сходит и  приведет  ребенка  сюда.
Пошлите, - прибавил генерал, - самого  доброго, чтобы не  испугать малыша до
смерти.
     - Я пошлю человека сию же минуту, сэр.
     - Благодарю вас. А потом отправьте еще двоих или четверых вдоль берега,
в обоих направлениях. Пусть обшарят все на расстоянии, ну, скажем, полумили.
И, если найдут еще кого-нибудь, пусть ведут прямо сюда - может, узнаем, куда
подевался этот чертов корабль. А потом мне хотелось бы переговорить с вами с
глазу на глаз.
     Фарнхольм не  спеша отступил в темноту. Через  минуту  к  нему  подошел
лейтенант Паркер, и Фарнхольм задумчиво посмотрел на молодого офицера.
     - Молодой человек, вам известно, кто я такой? - внезапно спросил он.
     - Никак нет, сэр.
     - Бригадный  генерал Фарнхольм. - Он усмехнулся, заметив, как лейтенант
расправил  плечи.  - А теперь забудьте, что я сказал. Вы никогда обо мне  не
слышали. Понятно?
     - Нет, сэр, - вежливо ответил Паркер. - Но приказ мне ясен вполне.
     - Большего от вас  и  не  требуется.  И прошу больше не  называть  меня
сэром. А известно ли вам, зачем я здесь?
     - Нет, сэр, я...
     -  Я же  сказал -  никакого сэра, - перебил его Фарнхольм. - И зарубите
это себе на носу  прямо сейчас.  -  Генерал  глубоко  затянулся и  задумчиво
посмотрел на тлеющий ярко-красный  огонек сигары.  - Скажите, лейтенант, вам
никогда не приходилось слышать о бичкомберах?
     -  Бичах? -  догадавшись, о чем идет речь, Паркер едва не подскочил  на
месте. - Ну конечно, приходилось.
     -  Отлично.  С  этой минуты  считайте, что я  один из  них.  Вы  должны
обращаться  со  мной, как с бичом  - старым, презренным пропойцей,  думающем
только о спасении своей шкуры. Вы повстречали меня  на улице - я искал любой
транспорт, чтобы поскорее убраться из Сингапура.  Вам  стало  известно,  что
прибыл я сюда на маленьком каботажном пароходе - и вы решили воспользоваться
им в своих целях.
     - Но парохода-то и след простыл, - возразил Паркер.
     -  Вот-вот, зрите в самый корень,  - согласился Фарнхольм.  - Но мы еще
можем  его  найти.  Его  или  какое-нибудь  другое  судно,  хотя   я  сильно
сомневаюсь. И еще: мы плывем в Австралию.
     -  Куда-куда?! -  не  сообразил  сразу Паркер. - Боже мой,  сэр, но  до
Австралии добрая тысяча миль.
     - Да  уж,  дальше  некуда, -  согласился Фарнхольм.  -  И  все же  наша
конечная  цель -  Австралия.  Даже если  вам придется грести  на  шлюпке.  -
Генерал умолк и огляделся. - Кажется, вернулся кто-то из ваших, лейтенант.
     Действительно,  из  темноты  возник  сержант -  на  обоих  рукавах  его
отчетливо  виднелись  три  белых  шеврона.  На руках сержант  - здоровенный,
широкоплечий малый шести  футов  роста -  держал маленького мальчика, совсем
кроху.  Малыш,   уткнувшись  личиком  в  загорелую  шею  сержанта,  тихонько
всхлипывал.
     - Нашел-таки, сэр. - Дюжий сержант бережно похлопал  ладонью  по спинке
малютки. - Видать, натерпелся страху, бедолага, но, думаю, скоро  это у него
пройдет.
     - Надеюсь, сержант. - Фарнхольм прикоснулся к плечу малыша. - Как зовут
тебя, дружок?
     Мальчик,  окинув генерала беглым  робким взглядом, еще крепче ухватился
за шею сержанта и заплакал навзрыд.
     - Его звать Питером, - как ни в чем ни бывало сказал сержант. - Питером
Тэллоном. Два  годика  с  небольшим,  живет на Мейсор-роуд  - это в северном
Сингапуре, ходит в англиканскую церковь.
     - Это он сам вам рассказал? - усомнился Фарнхольм.
     -  Из него  слова не  вытянешь,  а  вот  нашейный медальон...  там  все
сказано.
     -  Прекрасно,  -  буркнул   Фарнхольм,  сделав,  пожалуй,  единственное
достойное замечание.  И,  выждав, пока сержант  не  отошел  к  остальным,  в
раздумье взглянул на Паркера.
     - Простите,  - горячо выпалил лейтенант. -  Но откуда, черт возьми, вам
было знать?..
     - Видите ли, я прожил на Востоке двадцать три года, и не знать подобные
вещи с моей стороны  просто смешно. Дело в том, что в Сингапуре беспризорных
детей тринадцать на дюжину;  малайских, китайских - каких угодно. Но все они
стали беспризорными по  собственной  воле  и успели  закалиться  в борьбе за
существование. И просто так  слезу из них не вышибить. Потом, местные, в том
числе и дети, привыкли сами о себе  заботиться... - Помолчав секунду-другую,
генерал посмотрел на Паркера и спросил:
     - Как вы думаете, лейтенант, что  бы ожидало этого малыша, окажись он в
руках у япошек?
     - Могу себе представить, - мрачно протянул Паркер.
     -  Ну так вот, поверьте,  ничего хорошего.  И это  еще  мягко  сказано.
Японцы  -  сущие  изверги...  -  Фарнхольм  вдруг  осекся.  Потом сказал:  -
Давайте-ка лучше присоединимся к остальным. А пока будем идти, поносите меня
на чем свет стоит. По-моему, это должно произвести неплохое впечатление.
     Вскоре с  северо-востока,  со стороны бухты Келанг,  послышались шаги -
размеренная  поступь  идущих  в  ногу  солдат  и   более  быстрое,  неровное
поцокивание женских  туфелек. Бросив взгляд на появившихся из темноты людей,
Паркер обратился к солдату, шедшему впереди:
     - Что такое? Кто эти женщины?
     - Медсестры, сэр.  Заплутали у самой  линии фронта, - как бы извиняясь,
ответил солдат. - Ей-Богу, сэр, заблудились.
     - Заблудились? -  Паркер посмотрел на  высокую девушку, стоявшую к нему
ближе других. Послушайте, леди, какого дьявола вы шатаетесь по  городу среди
ночи?
     - Мы разыскиваем раненых солдат, сэр.
     - Ваше имя? - спросил лейтенант тоном, не допускающим возражений.
     - Драхман, сэр. - У девушки был  приятный голос, но выглядела она,  как
успел  заметить  Паркер,  изможденной и  очень  уставшей.  Она  дрожала  под
холодным дождем.
     - Ладно, мисс  Драхман.  Скажите,  вы  случайно  не  видели  где-нибудь
поблизости пароход, катер или шлюпку?
     -  Нет, сэр,  - устало  и  удивленно ответила старшая  медсестра.  -  В
Сингапуре, насколько нам известно, не осталось ни одного корабля.
     -  Дай Бог, чтобы  вы  ошибались, - почти  шепотом проговорил Паркер  и
спросил: - Вам когда-нибудь приходилось ухаживать за детьми, мисс Драхман?
     - Что? - испуганно воскликнула девушка.
     - Сержант тут  неподалеку подобрал маленького мальчика. - Паркер кивнул
на  малыша, по-прежнему сидевшего на руках  сержанта, прячась  от дождя  под
плащ-накидкой. - Это Питер. Он потерялся и совсем  выбился  из  сил.  Может,
пока приглядите за ним?
     - Ну да, разумеется.
     Не  успела медсестра протянуть руки,  чтобы принять  у сержанта малыша,
как  откуда-то  слева вновь послышались шаги  - правда,  на  этот раз  более
тяжелые. Из дождя и мрака показался отряд солдат,  растянувшийся  в  длинную
неровную колонну. Солдаты, с трудом  волочившие  ноги, спотыкались на каждом
шагу, тщетно пытаясь  сохранить  строй. Маленький шотландец  в юбке во главе
колонны,  морщась  от  боли,  опустил тяжелый  "брэн"  на  землю,  с  трудом
выпрямился и поднес правую, здоровую, руку к виску.
     - Докладывает капрал Фрейзер, сэр.
     Судя по выговору, Фрейзер был уроженцем северо-восточной Шотландии.
     -  Вольно, капрал. - Паркер не сводил с него глаз. - Может... вам легче
нести пулемет в левой  руке? - спросил он, хотя прекрасно понимал, что совет
совершенно неуместен.
     - Слушаюсь,  сэр. Вы простите,  сэр,  но  левое плечо у меня,  кажется,
сломано.
     - Вы из какого полка, капрал?
     - Из Аргайл-Сазерлендского, сэр.
     - Ну конечно же, - кивнул Паркер. - По-моему, я вас узнал.
     - Так точно, сэр. А вы, сэр, похоже, тот самый лейтенант Паркер, да?
     - Верно, верно, - подтвердил  Паркер  и указал  на понуро  стоявших под
дождем вновь прибывших солдат:
     - Вы ими командуете?
     - Так точно, сэр.
     - Но почему именно вы?
     -   Почему?..  -   в  замешательстве  переспросил  шотландец,  нахмурив
воспаленное от лихорадки лицо. - Не знаю, сэр. Наверное, я самый здоровый из
них, более или менее.
     - Самый  здо... - Паркер запнулся на полуслове, лишившись дара речи  от
столь смелого заявления. - Но зачем вы пришли сюда, к морю?
     - Хотели найти лодку или корабль -  все  что угодно. - Коротышка капрал
по-прежнему говорил  так, будто извинялся.  -  У  меня был  приказ  отыскать
безопасное место. И я подумал, что смогу... или хотя бы попытаюсь...
     -  Попытаюсь...  -  повторил следом  за  капралом  Паркер,  ощущая  всю
нереальность происходящего, и прибавил: - Капрал, неужели вам невдомек:  как
ни крути, безопасных мест теперь раз-два и обчелся - разве что Австралия или
Индия?
     - Ясное дело, сэр, - невозмутимо согласился маленький шотландец.
     - А вы,  как я погляжу, не робкого десятка, капрал?  - Фарнхольм смерил
шотландца пристальным взглядом.  - В японском лагере для военнопленных у вас
было бы в сто  раз больше шансов  выжить, чем у  любого другого. Благодарите
судьбу, что в Сингапуре не осталось ни одного корабля.
     - Насчет лагеря не уверен,  - буркнул себе под нос капрал. - А то,  что
здесь неподалеку  стоит  на  рейде корабль,  - это точно. - Фрейзер  перевел
взгляд на Паркера.  -  Я как раз думал,  как  бы переправиться туда с  моими
людьми, - и тут мы наткнулись на вас, сэр.
     - Что! - Фарнхольм подскочил к  шотландцу  и схватил  его  за  здоровое
плечо. - Здесь, неподалеку, корабль? Вы точно знаете, дружище?
     -  Ну да,  где  же ему  еще быть? -  Фрейзер  медленно, с  достоинством
высвободил плечо. - Минут десять как бросил якорь - я сам слыхал.
     - Вы  уверены?!  - воскликнул  Фарнхольм.  - А что,  если он, наоборот,
поднял якорь? Тогда...
     -  Послушай,  приятель,  -  оборвал его  Фрейзер. - Может, я  и  впрямь
кретин, но отличить, когда поднимают якорь, а когда бросают, я уж как-нибудь
сумею...
     -  Ладно, капрал, довольно! - резко оборвал его Паркер. -  Где этот ваш
корабль?
     - Там, за доками, сэр. С милю отсюда. Точнее не скажу.
     - Значит, за доками? В Кеппель-Харборе?
     - Нет,  сэр, гораздо ближе. Говорю же вам - отсюда будет миля или около
того... Сразу за Малайской косой.
     Несмотря  на царивший  мрак,  переход занял не  так уж  много времени -
каких-нибудь  четверть  часа,  не больше.  Солдаты  Паркера несли  носилки с
тяжелоранеными,  остальные  поддерживали  тех,   кто  был  ранен  легко,  но
передвигался с трудом. Вскоре капрал Фрейзер подал знак остановиться.
     - Пришли, сэр. Кажется, вон там он и бросил якорь.
     -  Где-где? -  Фарнхольм  устремил взгляд туда,  куда  капрал  указывал
стволом  пулемета,  однако ничего  не смог  разглядеть: над  морем стелилась
плотная дымовая  завеса... Сзади к  нему  подошел Паркер и что-то шепнул  на
ухо.
     - Что-что?.. Огонь? Какой сигнал?.. - Фарнхольм с трудом  разобрал чуть
слышный шепот лейтенанта, резко кивнул и повернулся к сержанту.
     - Включите  фонарь, сержант.  Направьте  его  вон туда и не выключайте,
пока не  заметите ответный сигнал или какое-нибудь движение. А вы двое, нет,
трое, пошарьте в доках - может, найдете лодку.
     Прошло пять минут. Потом еще пять. И еще столько же. Сержант то включал
фонарь,  то выключал  -  ответного сигнала  со стороны  моря не было.  Через
четверть часа вернулась поисковая группа. Ни с чем. Вскоре дождь превратился
в настоящий ливень.
     Капрал Фрейзер, прокашлявшись, выпалил скороговоркой:
     - Слышите, похоже, что-то сюда движется?
     - Что? Где? - оживился Фарнхольм.
     - Кажется, шлюпка. Вон там - скрипят весла. По-моему, идет к нам.
     - Вы  уверены?  - Фарнхольм вслушивался в монотонный шум  ливня и рокот
пенящегося моря. - Вам не почудилось, дружище? Проклятие, лично я  ни  хрена
не слышу.
     - Точно  говорю. Я слышал  скрип весел так же отчетливо, как сейчас ваш
голос.
     - Капрал прав! -  взволнованно воскликнул сержант. - Клянусь богом, ему
не почудилось. Теперь и я слышу.
     Вскоре уже  все они  слышали заунывно-неторопливый  скрип, - обычно так
стонут  уключины,  когда  гребцы  размеренно  налегают на  весла.  Тягостное
ожидание,  вызванное   первыми  словами   Фрейзера,   сменилось  невыразимым
облегчением, - все тут же заговорили в один голос. Воспользовавшись гомоном,
лейтенант Паркер спросил у Фарнхольма:
     - Что будем делать с ранеными и медсестрами?
     - Захотят - возьмем с  собой,  Паркер. Впрочем,  положение далеко не  в
нашу пользу. Растолкуйте им это в двух словах и предоставьте выбирать самим.
И пусть все отойдут подальше от  берега, в темноту, и прикусят языки. Чья бы
ни была эта шлюпка - хотя, скорее всего, она с "Кэрри Дэнсер", - спугнуть ее
не в наших интересах.  Как только услышите, что она уткнулась носом в берег,
действуйте по обстановке - вам все карты в руки.
     Паркер кивнул. Его сильный низкий голос прервал все разговоры:
     - Значит, так. Берите носилки и  отходите  в сторону. И чтобы ни звука.
Полная тишина. Капрал Фрейзер?
     - Сэр?
     -  Хотите отправиться с нами  - вы и ваши  люди? Но имейте в виду: даже
если мы и окажемся на корабле, не исключено, что через двенадцать часов  все
пойдем ко дну. Это должен уяснить себе каждый. Итак, вы с нами?
     - Да, сэр.
     - А остальные - вы их спросили?
     - Никак нет, сэр, - ответил капрал, с нескрываемой обидой. - Но уверен,
что они тоже поплывут, сэр.
     - Вот и отлично. За своих людей отвечаете вы. Мисс?
     - Я с вами, сэр, -  тихо  проговорила девушка и как-то странно прикрыла
лицо рукой. - Конечно, я поплыву.
     - А ваши подруги?
     -  Мы  все   решили.  -   Мисс   Драхман  кивнула   на  стоявшую  рядом
медсестру-малайку.  - Лина тоже с нами.  А троим остальным,  сэр, все равно,
как распорядится судьба.  Они никак не придут в себя  после потрясения, сэр:
сегодня разбомбило наш грузовик. По-моему, лучше взять их с собой.
     Паркер  хотел  что-то  сказать,  но  Фарнхольм  жестом  остановил  его,
выхватил из рук сержанта фонарь и кинулся  в дальний конец дока. Луч фонаря,
направленный в сторону моря, выхватил из темноты неясные очертания шлюпки на
расстоянии менее ста  ярдов от  берега. Фарнхольм пристально  вглядывался  в
пелену дождя, пока шлюпка  с командой гребцов и стоявшим  на корме  рулевым,
рассекая носом волны в молочно-белой пене, не врезалась в полосу прибоя.
     - Эй, на шлюпке! - крикнул Фарнхольм. - Вы откуда, с "Кэрри Дэнсер"?
     - Да! - перекрыл шум ливня мощный низкий голос. - Кто здесь?
     - Фарнхольм, кто же  еще. - Генерал услышал,  как  рулевой отдал приказ
гребцам, и те вновь тяжело налегли на весла. - А кто говорит - Ван Эффен?
     - Да, это я.
     - Молодчина! - искренне и с жаром прокричал в  ответ Фарнхольм. - Что у
вас стряслось?
     - В общем,  ничего страшного, - сказал голландец на  почти  безупречном
английском с едва уловимым акцентом. - Шлюпка находилась  уже в каких-нибудь
двадцати футах от берега, и можно было  говорить, не  повышая  голоса. - Наш
уважаемый капитан  решил вас не дожидаться  и велел  поднять якорь. Но потом
живо одумался - не без нашей помощи, разумеется.
     - А... вы уверены, что "Кэрри Дэнсер" не снимется с якоря без вас? Боже
правый,  Ван  Эффен,  неужели вы  не  могли отправить  на берег  кого-нибудь
другого? Ведь этому мерзавцу нельзя доверять ни на йоту.
     - Знаю. - Твердо удерживая румпель, Ван  Эффен правил точно на каменное
строение дока. - А если они и правда вздумают отчалить - то без капитана. Он
здесь, на дне шлюпки, - сидит со связанными руками, к тому же я держу его на
мушке.
     Фарнхольм  всмотрелся  туда,  куда  бил  луч  фонаря.  О  том,  в каком
настроении пребывал капитан Сайрэн, судить было трудно, однако, что в шлюпке
был именно он, это не вызывало сомнений.
     - Пришлось связать и  двух механиков, - продолжал Ван Эффен, - так, для
подстраховки.  Мы  оставили их  в  каюте мисс Плендерлейт. К тому  же  дверь
заперта, и  я дал мисс Плендерлейт  пистолет: она приглядит за ними.  Она ни
разу в жизни не стреляла, но говорит, что не прочь попробовать. Эта старушка
просто прелесть, Фарнхольм.
     -  Значит, вы все предусмотрели, - радостно отозвался Фарнхольм.  -  Но
что, если...
     -  Ладно, хватит!  Отойдите-ка  лучше  в  сторону, Фарнхольм. -  Паркер
подошел к генералу  и направил яркий луч  фонаря вниз, осветив лица людей  в
шлюпке. -  Не будьте дураком! -  крикнул  он Ван Эффену, когда  тот направил
пистолет в его сторону. -  Спрячьте-ка вашу пушку. Какой от нее  прок, когда
на вас нацелена дюжина винтовок и пулеметов?
     Ван Эффен медленно опустил оружие и обдал генерала ледяным взглядом.
     - Что ж, неплохая работа, Фарнхольм, - неторопливо выговорил он. - Лихо
же вы  нас облапошили. Куда уж капитану Сайрэну тягаться с вами! Выходит, вы
нас предали.
     - Нет, я  никого  не предавал!  - возразил Фарнхольм.  -  Здесь со мной
солдаты - англичане, наши друзья. -  Потом, у  меня не было выбора. Сейчас я
все объясню...
     -  Заткнитесь!   -  бесцеремонно  прервал  его  Паркер.  -  Приберегите
объяснения до лучших времен. - Он взглянул вниз - на Ван Эффена. - Мы уходим
с вами, хотите вы  того или нет. У вас же моторная шлюпка. Почему вы шли  на
веслах?
     -  Чтобы  не  поднимать  шума.  Это  же ясно как  божий день. Мы  народ
предусмотрительный, - мрачно прибавил он.
     - Запускайте мотор, - велел Паркер.
     - Будь я проклят, если хоть пальцем шевельну.
     - Да  неужели? В таком случае  считайте  -  вы труп, -  холодно  бросил
Паркер и, немного  помолчав,  прибавил: - Вы же не дурак, Ван Эффен. Чего вы
добиваетесь своим упрямством?
     Ван Эффен долго сверлил его взглядом, потом наконец кивнул. Когда через
минуту  мотор завелся и ровно  заурчал, в шлюпку  опустили первого раненого.
Еще через полчаса на борт "Кэрри Дэнсер" ступил последний из остававшихся на
берегу солдат.
     "Кэрри Дэнсер" снялась с якоря около половины третьего утра, 15 февраля
1942 года, прежде чем в город вошли японцы. Ветер и дождь поутихли, а пожары
и беспорядочная пальба прекратились  вовсе  - наступившее безмолвие казалось
полным, неестественным и жутким, как сама смерть.
     Фарнхольм  находился на полуюте - в холодной и  сырой  кормовой  рубке,
помогая двум  медсестрам  и  мисс  Плендерлейт перевязывать  раненых.  Вдруг
раздался  стук  в  единственную  дверь рубки,  ведущую  в  глубокий  кокпит.
Фарнхольм притушил  свет,  вышел  наружу, осторожно прикрыл за  собой дверь,
силясь разглядеть стоящего в темноте человека.
     - Лейтенант Паркер?
     - Так точно. - Паркер странно взмахнул рукой. - Думаю,  лучше подняться
на корму - там нас никто не услышит.
     Они взобрались по  железному  трапу  и направились к кормовым поручням.
Перегнувшись   через    леерное   ограждение,   Фарнхольм    посмотрел    на
фосфоресцирующую кильватерную  струю, тянувшуюся  следом за  "Кэрри Дэнсер".
Ему хотелось курить. Первым молчание нарушил Паркер:
     -  Должен вам сообщить кое-что интересное, сэр...  Впрочем, простите за
такое обращение. Капрал разве ничего вам не говорил?
     - Нет, ничего. А в чем дело?
     - Оказывается, этой ночью на  рейде  Сингапура стояла не  только "Кэрри
Дэнсер". Пока мы переправляли на  борт  первую партию наших  людей, в гавань
зашла еще какая-то моторная шлюпка - она причалила  примерно в четверти мили
от нас. В ней были англичане.
     -  Черт  побери,  вот  те  на!  -  тихонько  присвистнул  Фарнхольм.  -
Интересно, кто они? И какого дьявола здесь забыли? Кто-нибудь их видел?
     - Капрал Фрейзер и кто-то  из  моих людей. В шлюпке сидели двое - оба с
винтовками.  Один  из  них  что-то  говорил  другому.  По  словам  Фрейзера,
говоривший - шотландец, из Уэстерн-Айлса [<i>Уэстерн Айлс -  Внешние Гебридские
острова, территория Шотландии.</i>]. Кому-кому, а Фрейзеру можно верить. Капралу
показалось -  когда  он,  забрав последних  солдат,  возвращался  на  "Кэрри
Дэнсер", один из тех двоих следил за ними. Правда, точно он не уверен.
     -  Значит,  Фрейзер  понятия  не имеет, откуда  они взялись  - с какого
корабля и куда направлялись?
     -  Ни  малейшего, - уверенно  ответил  Паркер.  -  Они  словно  с  Луны
свалились.
     Генерал и лейтенант обсудили все возможные  предположения,  после  чего
Фарнхольм наконец сказал:
     - Какой смысл гадать, Паркер. Давайте лучше про это забудем. Тем более,
что нам  повезло - мы отчалили  без лишних проволочек. - Генерал сознательно
перевел разговор на другую тему. - На борту все в порядке?
     - Вроде да. Сайрэн  будет делать  все, что ему велят, - это точно. Ведь
его жизнь тоже поставлена на карту. Я приставил к нему одного из моих людей.
Другой не  спускает  глаз  с  рулевого,  а третий - с  вахтенного  механика.
Остальные спят на полубаке  - видит Бог,  сон  им  нужен сейчас  как воздух.
Четверо самых надежных улеглись в верхней надстройке.
     -  Прекрасно, -  одобрительно кивнул  Фарнхольм.  - А где расположились
медсестры?
     - В соседней каюте, их там трое, они смертельно устали  и все еще никак
не придут в себя.
     - А как с провизией?
     - Еда дрянь, зато сколько угодно - дней на восемь, а то и все десять.
     - Думаю, лишнего не останется, - мрачно проговорил Фарнхольм. - Да, вот
еще что:  не  могли бы  оказать  мне  одну  услугу?  Знаете,  где  находится
радиорубка?
     - Сразу же за рулевой, да?
     - Радист  спит  там.  Кажется,  его  зовут Уилли... Да, Уилли  Лун.  Он
славный  парень, но один Бог знает, каким ветром его  занесло на эту  старую
калошу.  Так  вот, мне  бы не  хотелось обращаться  к нему лично. Выясните у
него,  каков  радиус  действия корабельной  рации и тут  же скажите мне. Это
нужно сделать до рассвета.
     - Есть,  сэр. - Паркер  заколебался,  желая, как  видно,  еще  о чем-то
спросить генерала, но передумал. - Не люблю откладывать  - пойду узнаю прямо
сейчас. Спокойной ночи.
     - Спокойной ночи, лейтенант.
     Фарнхольм  еще  какое-то  время  постоял  на  корме,  потом,  вздохнув,
выпрямился и пошел вниз. В одном из вещмешков, что он оставил на юте, лежало
несколько бутылок виски -  с их помощью генерал надеялся утвердиться в новой
роли.
     Любому  человеку  вряд  ли  бы понравилось,  если бы  его  разбудили  в
половине четвертого утра,  да  еще  принялись совать нос в его дела, задавая
кучу  чисто профессиональных вопросов. Любому - только не Уилли Луну. Радист
просто сел на койке, улыбнулся. Глядя  на приветливое, круглое лицо радиста,
лейтенант Паркер ни  на секунду не  усомнился в  правоте  Фарнхольма:  Уилли
Луну, действительно, было не место на этом корабле.
     Поблагодарив,  Паркер уже  собрался  уйти. Но вдруг  заметил  на  столе
радиста то, что никак нельзя было увидеть на судне, подобном "Кэрри Дэнсер":
круглый глазурованный торт, приготовленный явно не рукой  умелого кондитера,
зато  сплошь утыканный крошечными свечками.  Поморгав  в  недоумении, Паркер
перевел взгляд на Уилли Луна.
     - А что это такое?
     - Праздничный торт - ко дню рождения,  - не без гордости заявил Лун,  и
лицо его  вновь расплылось в  улыбке. -  Жена испекла -  ее фотография стоит
рядом. Только было это пару месяцев назад. Но все равно здорово, правда?
     -  Просто  прелесть,  -  осторожно  подтвердил  Паркер  и посмотрел  на
фотографию. - Как и сама кондитер. - А вы, похоже, счастливчик.
     -  Верно,  -  кивнул  Лун  и  радостно  заулыбался.  -  Я действительно
счастлив, сэр.
     - А день рождения-то когда?
     - Сегодня. Вот и торт на столе. Мне уже двадцать четыре.
     - Сегодня?! - Паркер покачал головой. - Что ни говори - не самый лучший
день  для праздника. Что ж, желаю вам удачи и много счастливых дней рождения
на будущее.
     С этими словами лейтенант перешагнул через штормовой комингс радиорубки
и осторожно прикрыл за собой дверь.

        III
     Уилли  Лун погиб,  когда  ему исполнилось  ровно двадцать  четыре года.
Сквозь  задраенный верхний  световой люк радиорубки  били  испепеляющие лучи
стоявшего  в  зените  экваториального солнца,  словно  насмехаясь над зыбким
пламенем одинокой свечки,  оставшейся догорать на праздничном  торте рядом с
фотографией застенчиво улыбающейся девушки из Батавии Анны Мэй, испекшей его
собственными руками.
     Однако  перед  смертью Уилли Лун уже  не видел ни свечки, ни фотографии
своей юной  жены - он ослеп. И никак не мог понять отчего, потому что хорошо
помнил:  когда  секунд  десять назад его  будто шарахнуло  по  голове чем-то
тяжелым, удар пришелся не на лоб, а в затылок. Не видел Лун и света. Чего уж
там  говорить  о  ключе передатчика.  Но  это было неважно: мистер  Джонсон,
преподаватель  в  радиошколе,  неустанно повторял, что никто из  учеников не
станет классным радистом, если не научится управляться с рацией  в кромешной
тьме так же  ловко, как  при свете  дня. И  еще мистер Джонсон говорил,  что
настоящий радист  обязан покидать свой пост лишь в самую последнюю минуту, а
корабль - вместе с  капитаном. Поэтому рука умирающего Уилли Луна продолжала
ходить вверх и  вниз, вверх и вниз,  быстро и настойчиво  отстукивая  ключом
один и тот же сигнал: SOS, воздушная атака противника,  0  градусов 45 минут
северной широты,  104 градуса  24  минуты восточной долготы, пожар на борту;
SOS, воздушная атака противника... SOS...
     Мало-помалу серия четких сигналов  превратилась  в одну сплошную линию,
являвшую собой бессмысленно-беспорядочное сочетание точек и тире.
     Но Уилли Лун этого не  чувствовал. Он уже вообще ничего  не чувствовал.
Тело радиста  тяжело  завалилось на  стол, голова упала на скрещенные  руки.
Неяркое пламя догоравшей свечи, торчавшей из торта, высветило на спине Уилли
три красных пятна, чуть расплывшихся на рубашке. Потом огненный язычок слабо
затрепетал, вспыхнул в последний раз и погас - совсем.
     Фрэнсис  Файндхорн,  коммодор  [<i>Коммодор  - старший  капитан пароходной
компании.</i>]  Британо-арабской танкерной судоходной компании,  кавалер  ордена
Британской империи  4-й степени,  капитан теплохода "Вирома", водоизмещением
12 тысяч тонн, последний раз дважды щелкнул ногтем по барометру и, бросив на
него равнодушный  взгляд,  не  спеша подошел  к  своему  креслу в левом углу
рулевой рубки. Машинально протянул руку к подвесным вентиляционным жалюзи и,
сморщившись от ударившего в лицо потока влажного  горячего  воздуха, опустил
их быстро, но без суеты.
     За  спиной послышались глухие шаги  - капитан  повернулся  в  кресле  и
увидел старшего помощника:  тот остановился возле барометра и какое-то время
в раздумье смотрел на прибор. Капитан едва заметно улыбнулся.
     - Ну, мистер Николсон, что скажете?
     Николсон пожал плечами и посмотрел на капитана ясными  голубыми глазами
с ледяным отблеском:
     -  Никаких сомнений быть  не может, не  так ли, сэр?  - Голос Николсона
звучал негромко  и ровно. - Давление стремительно падает  - в такое-то время
года! Раньше мне никогда не  приходилось  слышать о тропических  ураганах  в
этих широтах, но, боюсь, скоро нас может малость потрепать.
     -  Вы,  похоже,  недооцениваете  положение,  мистер  Николсон,  -  сухо
возразил Файндхорн.  - Не стоит относиться к тайфуну столь неуважительно,  а
то, не дай Бог, он услышит нас. И все же надеюсь, он услышит. Вот так удача!
     -  Как  говорится, все  по полной программе, - пробурчал Николсон. -  И
дождь, наверное, будет жуткий...
     - Да  уж, как из ведра,  - удовлетворенно заметил  Файндхорн. - Ливень,
открытое море,  ветер  десять-одиннадцать баллов... - по такой-то погоде, да
еще  ночью, нас  не засечет ни  один японский корабль, ни  один самолет... -
Глаза  Файндхорна  излучали  спокойствие  и  безмятежность.  - Думаете,  нас
кто-нибудь станет искать, мистер Николсон?
     -   Никто,   кроме   разве  что   двух  сотен  самолетов   и  кораблей,
дислоцированных  в  Южно-Китайском  море.  -  Николсон  слегка улыбнулся.  -
Сомневаюсь, что  хоть кто-нибудь из наших желтых  "друзей" в радиусе пятисот
миль  не знал, что прошлой ночью мы вырвались из  Сингапура. С  тех  пор как
пошел  ко дну "Принц  Уэльский", мы для  них  самая что  ни на  есть лакомая
добыча, и они сил не пожалеют на наши  поиски -  прочешут  каждую  бухту: на
Макасаре, Сингапуре, Дарьене и Риау. И, пока не найдут, не успокоятся.
     - Но ведь  им и в голову не придет искать нас в проливе Тжомбал и около
Темьянга?
     -  Полагаю,  они   считают,  -  рассуждал  Николсон,   -  что  ни  один
здравомыслящий  человек не  решится  вести большой  танкер, да еще  с  такой
осадкой, как у нас, кромешной ночью и без единого светового ориентира.
     Капитан Файндхорн чуть склонил голову.
     -  У  вас есть одна замечательная  черта, мистер  Николсон, - отпускать
комплименты в свой собственный адрес.
     Николсон  оставил  замечание  капитана  без  ответа  и  направился мимо
рулевого и четвертого  помощника  капитана Вэньера на  другой конец мостика.
Потом развернулся и пошел обратно. Вэньер и рулевой устало наблюдали за ним.
     Висевший над ящиком для сигнальных флагов телефон зазвонил пронзительно
и  настойчиво,  вспоров  свинцовую тишину.  Вэньер,  худощавый  темноволосый
парень,  служивший  на  флоте  без  году неделя, вздрогнул от неожиданности,
резко развернулся и, сбив  рукой  лежавший на крышке ящика бинокль,  схватил
трубку. Даже  под  бронзовым загаром было видно,  как  покраснели его лицо и
шея.
     - Капитанский  мостик слушает.  В  чем  дело? - Выслушав  сообщение, он
обратился к стоявшему рядом Николсону.
     - Еще  один сигнал бедствия, - выпалил он. - Холодные  глаза  Николсона
всегда приводили его в трепет. - Откуда-то с севера.
     - Откуда-то с  севера,  - почти  бесстрастно  повторил Николсон. Но при
этом  что-то заставило Вэньера поежиться. - Еще раз простите, сэр. Я знаю. Я
просто, наверное, здорово устал, да и нервы что-то сдают.
     - Все мы устали, - невозмутимо заметил Файндхорн. - Ну  что там, мистер
Николсон?
     -  Бомбовый удар по какому-то  судну. - Николсон повесил  трубку. - Оно
горит и, возможно,  тонет.  Координаты: 0 градусов 45 минут северной широты,
104 градуса  24 минуты восточной  долготы. Это где-то на подходе  к островам
Риау. Название судна не установлено. Уолтерс говорит -  поначалу  сигнал был
частым и  довольно четким, потом превратился в пустой  набор знаков и  начал
постепенно пропадать. Он считает, что радиста, должно быть, серьезно ранило.
Уолтерсу удалось лишь приблизительно разобрать название судна - что-то вроде
"Кэнни Дэнке".
     - Никогда о таком не слышал. А вам это название что-нибудь говорит?
     - Ровным счетом ничего, сэр, - ответил Николсон и обратился к  Вэньеру:
- Посмотрите, пожалуйста, в судовом регистре на букву "К". Не исключено, что
у этого корабля  совсем другое название. Поищите-ка  "Кэрри Дэнсер". Похоже,
это именно оно.
     Вэньер принялся листать регистр.
     - Вы правы, - сказал наконец четвертый помощник. - Здесь значится такое
судно  - "Кэрри Дэнсер".  Водоизмещение 540  тонн;  построено в 1922 году  в
Клайде; принадлежит торговой компании "Сулеймия"...
     -  Знаю,  -  прервал  его  Файндхорн.  - Компания  арабская,  а  деньги
китайские.  Контора - в  Макасаре. У них  сейчас  семь или  восемь небольших
пароходов.  А  лет  двадцать назад  была лишь  пара  доу  [<i>Доу  -  небольшое
одномачтовое  судно.</i>].  Как  раз  в  те  времена  они покончили  с  законной
торговлей, посчитав это дело  невыгодным, и занялись оборотом "экзотических"
товаров - опиума, жемчуга, алмазов,  оружия... А еще - пиратством.  И тут уж
развернулись во всю...
     - Капитан!
     Файндхорн  остановился,  и,  обернувшись,  с любопытством  взглянул  на
Эванса, вахтенного  рулевого, руки которого спокойно  лежали  на штурвале, а
глаза глядели прямо - вперед.
     - Вы, кажется, хотели что-то сказать, Эванс?
     - Так точно, сэр. Еще прошлой ночью "Кэрри  Дэнсер" стояла на рейде.  -
Бросив взгляд на  Файндхорна, рулевой тут  же снова  уставился вперед.  - На
корме  у  нее был синий  флаг.  [<i>Синий кормовой  флаг  означает,  что  судно
зафрахтовано  британским  ВМФ или  находится  под  командой офицеров  запаса
британского ВМФ.</i>]
     - Что?! - Невозмутимость  и равнодушие Файндхорна как  рукой  сняло.  -
Правительственное судно? И вы его видели?
     - Нет, сэр. Боцман видел. Во всяком случае, он так сказал.
     - Позвать сюда боцмана, и немедленно! - приказал Файндхорн. Потом сел и
взял себя в руки.
     В  Сингапуре он узнал,  что  последние военные  корабли давно  покинули
город  -  и  забрать  топливо,  которое  он доставил, было  некому.  Поэтому
"Вирома" с десятью тысячами четырьмястами тоннами топлива на борту оказалась
в сингапурской гавани, словно в западне...
     - Маккиннон по вашему приказанию прибыл, сэр. -  За двадцать лет службы
на флоте  боцман избороздил все моря и побывал во всех крупных портах  мира,
превратившись  со временем из  застенчивого, зеленого юнца с острова Льюис в
живую легенду - за несгибаемую силу духа, прозорливость и смекалку в морском
деле. Единственное, на чем никак не отразились долгие годы  службы на флоте,
так это на его мягком шотландском выговоре.  - Значит, сэр, вы насчет "Кэрри
Дэнсер"?
     Файндхорн молча кивнул, не сводя  глаз со стоявшего перед ним смуглого,
коренастого моряка.
     -  Вчера вечером,  сэр,  я  видел ее спасательную  шлюпку,  -  спокойно
продолжал Маккиннон.  - Она  прошла прямо у нас  перед носом, битком набитая
людьми.  - Задумчиво взглянув  на капитана, боцман прибавил: - Это  плавучий
госпиталь, капитан Файндхорн.
     Файндхорн медленно поднялся с кресла и встал перед Маккинноном. Никто в
рубке не шелохнулся, будто из опасения нарушить воцарившуюся мертвую тишину.
"Вирома"  отклонилась  от  курса  на  один... два... три градуса, но Эванс и
пальцем не шевельнул, чтобы выровнять штурвал.
     - Плавучий госпиталь, - упавшим голосом повторил Файндхорн. - Вы именно
так сказали, боцман? Да, но ведь  еще  совсем недавно это была всего-навсего
жалкая каботажная посудина водоизмещением чуть больше пятисот тонн.
     - Верно. Но  потом, сэр, ее приписали к ВМФ.  Пока мы с Фэррисом  ждали
вас на берегу, мне удалось переговорить кое с кем  из раненных солдат -  они
собирались грузиться на "Кэрри Дэнсер". Ее капитану предложили выбирать: или
у  него отберут  корабль, или он  ведет его в Дарвин. Капитана арестовали на
борту и приставили к нему чуть ли ни целую роту солдат.
     - Продолжайте.
     - Да это, собственно,  и  все, сэр.  Перед  тем, как  мы вернулись, они
посадили в  шлюпку оставшихся людей -  в основном, раненых. Еще с  ними были
пять или шесть медсестер из местных и какой-то малыш.
     - Женщины, дети, раненые... - и они отправили их на этот плавучий гроб,
когда над морем, точно осы, кружат японские самолеты? - Файндхорн смачно, но
тихо выругался, и, обращаясь как бы к самому себе, стал рассуждать вслух:
     - Если мы возьмем курс норд,  к  островам  Риау, то уже вряд ли  сумеем
вернуться назад.  "Кэрри  Дэнсер" снялась с якоря раньше нас и  должна  была
пройти Риау шесть часов назад. Значит, сейчас она тонет или уже должна пойти
ко дну. Но даже если и держится на плаву, то скоро сгорит - и людям придется
покинуть судно. Значит, все они  окажутся в воде, а среди них полно раненых.
Стало быть,  через  шесть-семь часов, пока мы доберемся до  точки, указанной
радистом, в живых останется от силы несколько человек.
     Файндхорн  замолчал  и, закурив сигарету - вопреки  правилам компании и
своим  собственным,  - продолжал так  же  громко рассуждать  с присущим  ему
железным спокойствием:
     - Правда,  люди  могут сесть в шлюпки, если они уцелели после бомбового
удара, пулеметного обстрела и пожара. Но  как мы отыщем их в кромешной тьме,
да еще и в шторм?  - Капитан резко швырнул окурок на пол и раздавил каблуком
белой парусиновой  туфли. Затем пристально  оглядел четверых подчиненных  и,
определившись наконец в своем решении, сказал: - Я не вижу серьезных причин,
чтобы  подвергать  опасности  наше судно, груз  и  жизни ради бессмысленного
предприятия.
     Никто из присутствовавших  на мостике  не  шелохнулся  и не проронил ни
звука.  В рубке снова повисла гнетущая тишина. Все,  не моргая, смотрели  на
капитана.  "Вирома" уже отклонилась от курса на десять-двенадцать градусов и
продолжала разворачиваться.
     Наконец Файндхорн остановил взгляд на Николсоне.
     - Итак, мистер Николсон?.. - спросил он.
     - Полностью с вами согласен, сэр,  - сказал старпом и посмотрел в окно.
- Тысяча шансов против одного, что люди с  "Кэрри Дэнсер"  уже утонули. - Он
строго взглянул  на рулевого, потом на компас и снова на Файндхорна. - Как я
понимаю,  мы  уже сбились с курса  на целых десять  градусов  и  значительно
отклонились  вправо. Так  что  если  оставить  все как есть  и  лишь немного
скорректировать курс, можно двигаться на помощь потерпевшим. В таком случае,
сэр, новый курс будет примерно 32 градуса.
     -  Благодарю вас,  мистер Николсон.  -  Файндхорн вздохнул,  подошел  к
Николсону и, открыв портсигар, сказал:
     - К  черту  правила - но только в виде исключения. Мистер Вэньер, у вас
есть  координаты  "Кэрри  Дэнсер".  Будьте добры,  рассчитайте  новый курс и
скомандуйте рулевому.
     Медленно  и чинно огромный  танкер развернулся и  двинулся  обратно  на
северо-восток, к Сингапуру. В самое сердце надвигающегося шторма.
     Тысяча к одному - такова была  ставка,  предложенная  Николсоном  и  не
вызывавшая  ни малейшего сомнения  у  Файндхорна. Но  капитан  со  старпомом
ошиблись. "Кэрри  Дэнсер" не  затонула  и  по-прежнему  держалась на  плаву.
Ненадолго ли ее хватит?
     К  двум часам пополудни "Кэрри Дэнсер" уже глубоко зарывалась  носом  в
море  и  так  сильно  кренилась  на  правый  борт,  что  леерное  ограждение
колодезной  палубы  целиком  ушло  под  воду, и  лишь  иногда появлялось  на
поверхности - когда корпус судна поднимался на плавно набегающей волне.
     Фок-мачты как таковой не было - она  переломилась на высоте шести футов
над палубой.  На  месте трубы  зияла дымящаяся дыра, капитанский мостик  был
разрушен  до основания, но самые серьезные повреждения были на баке - именно
туда   прямым  попаданием   угодила   одна  из  бомб,  сброшенных  японскими
самолетами. Жилые каюты на главной  и  верхней палубах выгорели почти дотла,
равно как и  все палубные  надстройки -  от  них  остались лишь искореженные
каркасы, на которые равнодушно взирало бронзово-голубое небо.
     Казалось, ни один человек не  мог  выжить  на судне,  охваченном  столь
сильным  пожаром,   превратившим  "Кэрри  Дэнсер"  в  обугленную  развалину,
медленно  дрейфующую  на юго-запад  -  в  сторону пролива  Банка  и  далекой
Суматры.  Между  тем на  корме  обреченной  "Кэрри  Дэнсер" сбились  в  кучу
оставшиеся в живых люди - двадцать три несчастных человека.
     Наступили  короткие тропические сумерки,  и круглые гребни зеленоватого
оттенка, испещренные  вдоль  и поперек полосами белой пены,  обрушивались на
"Вирому" от носа до  кормы, заливая просторные  нижние палубы танкера. Вдали
же,  в  сгущающемся  прямо на  глазах мраке,  не  было  видно  ничего, кроме
наводящей суеверной ужас белизны, окрасившей гребни  волн, с  которых  ветер
срывал пену и брызги.
     Зарываясь  носом  в  волну,  заваливаясь то на  один борт, то на другой
"Вирома", с запущенным на полные  обороты одним  большим гребным винтом, шла
сквозь  шторм  на  север.  Наверху,  на  правом крыле  капитанского мостика,
прячась за  брезентовым  обвесом  от ветра  и  колючих  капель  дождя, стоял
Файндхорн;  согнувшись  чуть  ли  не  в  три  погибели  и  прищурившись,  он
всматривался в сгущающиеся сумерки. Капитана, как всегда спокойного, терзали
тревоги и опасения. Но беспокоился он не за судно и тем более  не за себя: в
его  личной жизни уже не  существовало сколько-нибудь значимых  вещей, из-за
которых  душа разрывалась бы на части. Оба его сына-близнеца в самом  начале
войны пошли служить в королевские  военно-воздушные силы  - и вскоре сгорели
вместе со своими  "харрикэнами" прямо в воздухе: один над  водами  Ла-Манша,
другой -  над землей Фландрии. Жена Эллен пережила гибель второго  сына лишь
на несколько недель - сердечная недостаточность, как объяснил тогда врач.
     Но  собственное будущее, казавшееся  пустым и  никчемным, не лишало его
чувства ответственности за судьбу вверенных ему людей, у которых, в  отличие
от  него, есть дети, родители, жены или возлюбленные.  Вот почему сейчас  он
задавал себе один и  тот  же вопрос: есть  ли  у него  моральное  оправдание
принятому решению  направить судно прямо в руки неприятеля и  поставить  под
угрозу жизнь своих людей - гражданских моряков? И еще: имеет ли он моральное
право  рисковать  бесценным грузом,  так необходимым сейчас  его  стране.  И
наконец капитан думал о своем старшем помощнике - Джоне Николсоне, последние
три года всегда бывшем рядом.
     Джон  Николсон  никогда не допускал  просчетов  и  был наделен поистине
нечеловеческой энергией. Он был тактичен и учтив - иногда  даже до смешного.
Но  стоило  измениться  его  настроению  -  как  он   становился   холодным,
отчужденным и безжалостным, причем не только к другим, но и к самому себе.
     Капитан  и  старший  помощник  так никогда  и  не  сблизились.  Но одно
Файндхорн  знал  совершенно точно:  из  всех  его знакомых Николсон  был ему
близок,  как никто другой. Быть может, причиной этому  было то, что они  оба
познали сполна горечь  вдовства: их жены умерли с разницей в неделю - только
миссис  Файндхорн  скончалась  дома,   а   Кэролайн   Николсон   погибла   в
автомобильной катастрофе...
     Капитан выпрямился, затянул покрепче  шарф  вокруг шеи и  посмотрел  на
стоявшего  на  противоположном  крыле мостика  Николсона.  Старший  помощник
держался совершенно прямо, его руки свободно лежали на поручнях  ограждения,
а цепкие голубые глаза изучали погружающийся в сумерки горизонт.
     Ветер крепчал  с каждой минутой, налетая  все  более  мощными шквалами,
однако "Вирома" упорно пробивалась на север.
     Файндхорн подошел к Николсону сзади, хлопнул  его  по плечу и, кивнув в
сторону  рулевой  рубки,  двинулся  к  двери.  Николсон  последовал за  ним.
Пропустив  старпома вперед,  Файндхорн  сам  зашел в рубку,  дождался,  пока
судно, одолев очередной вал, более или менее выровнялось, и задраил за собой
дверь.  По сравнению  с тем,  что  творилось  снаружи, в рубке стояла  почти
мертвая тишина. Вытерев голову полотенцем насухо, капитан взглянул в лобовое
стекло, по которому  туда-сюда ходил стеклоочиститель,  фыркнул с  досадой и
обратился к старпому:
     - Ну, мистер Николсон, что вы об этом думаете?
     - То же, что и вы, сэр. Впереди ни черта не видно.
     - Я имел в виду совсем другое.
     -  Понимаю... -  улыбнувшись, начал  Николсон,  но  судно  вдруг  резко
нырнуло с гребня волны, содрогнувшись с такой силой, что  из окон рубки чуть
не вылетели стекла. Удержавшись-таки на ногах, Николсон прибавил:
     -  Похоже,  впервые  за последнюю  неделю мы можем  чувствовать себя  в
полной безопасности.
     Файндхорн кивнул:
     -  Наверное,  вы  правы.  Даже безумцу не придет в  голову искать нас в
такую  ночь.  Однако вероятность того, что  где-то там, на севере,  нас ждут
бултыхающиеся в море люди с "Кэрри Дэнсер", прямо скажем, невелика.
     - Если им удалось сесть  в  шлюпки до того,  как начался шторм, они уже
успели бы добраться до ближайшего острова, - ровным голосом сказал Николсон.
-  А островов в архипелаге Риау  не  счесть. Если  же люди спустили  шлюпки,
когда налетел ураган,  считайте, им пришел конец: на дюжину таких корыт, как
"Кэрри Дэнсер",  дай  Бог, приходится  одна  целая шлюпка.  Значит, если  мы
надеемся  все  же кого-то спасти, то  уцелевших надо  искать на борту "Кэрри
Дэнсер".
     Капитан откашлялся и было заметил:
     - Знаю, мистер Николсон, но...
     - "Кэрри Дэнсер" должна дрейфовать в южном  направлении, - перебил  его
Николсон, оторвав  взгляд  от разложенной на штурманском  столе карты. -  Со
скоростью  два,  от силы три  узла. Таким образом, ее непременно  отнесет  к
Мерадонгскому проливу, а там такие маленькие глубины, что она вмиг  сядет на
мель. Так что нам ничего не стоит взять чуть лево руля и прочесать Мерадонг,
постоянно держась в виду острова Метсана.
     - Это только ваши предположения, - задумчиво проговорил Файндхорн.
     - Разумеется. Но, уже если по большому счету, я готов предположить, что
"Кэрри Дэнсер" все еще держится на плаву. И через какие-нибудь  полтора часа
мы будем в нужном месте. Максимум через два - с поправкой на шторм.
     - Хорошо, черт вас раздери!  - отрезал Файндхорн. - Но только через два
часа, ни минутой больше. Если ничего не  найдем, тут же  ложимся на обратный
курс. -  Капитан вскинул руку и посмотрел на часы со светящимся циферблатом.
- Сейчас шесть двадцать пять. Предельное время - восемь тридцать.
     Обменявшись парой слов с рулевым, Файндхорн направился к двери, которую
придерживал  Николсон, борясь с сумасшедшей качкой.  Когда капитан и старпом
оказались снаружи, очередным шквалом ветра их отбросило к заднему ограждению
мостика, а в  лица ударил хлеставший почти горизонтально ливень. Такелаж уже
не стонал,  а пронзительно выл, и  от  этого  дикого  воя, казалось, вот-вот
лопнут барабанные перепонки.
     "Вирома" приближалась к самому центру тайфуна.

        IV
     Они обнаружили "Кэрри Дэнсер" в восемь  часов двадцать семь минут -  за
три минуты до  истечения  срока,  назначенного  капитаном Файндхорном,  и  в
направлении,  указанном  старшим  помощником.  На  мгновение-другое  длинный
зубчатый зигзаг молнии осветил то, что осталось от терпящего бедствие судна,
- обгорелый, искореженный  корпус,  скорее напоминающий огромный  чудовищный
скелет. Впрочем, "Вироме" ни за что  не удалось бы подойти к "Кэрри Дэнсер",
не ослабни ураганный ветер и не перестань низвергаться ливень, словно кто-то
на небесах вдруг перекрыл гигантский водяной кран.
     Однако  в  том,  что грохот и рев бури  мгновенно  сменились  странным,
неестественным затишьем, не было ничего удивительного,  -  в центре тайфуна,
как правило, всегда тихо и спокойно.
     Так что, если на "Кэрри Дэнсер" еще остались живые люди, более удачного
стечения обстоятельств  для их  спасения  трудно  представить.  Если  только
остались...  Что  казалось невероятным  и  более того - невозможным. В свете
сигнального прожектора по левому борту танкера "Кэрри Дэнсер" являла  жалкое
зрелище: нос ушел глубоко под воду  - так,  что  носовой  колодезной  палубы
практически не было  видно; надстройка полубака, подобно  одинокой скале, то
появлялась на  поверхности,  то исчезала в гигантских волнах,  высота и сила
которых, несмотря на внезапное затишье, ничуть не поубавились.
     Капитан Файндхорн мрачно взирал на изувеченный бомбами и пожаром корпус
"Кэрри Дэнсер", выхваченный из тьмы прожектором "Виромы". "Вот он, настоящий
мертвый корабль, -  подумал  про себя  Файндхорн, -  если только про корабль
можно  сказать такое".  "Кэрри Дэнсер"  и впрямь больше походила  на жуткий,
зловещий призрак, глядевший куда-то  вдаль  рваными пробоинами  на одной  из
палубных надстроек, зиявшими черной  пустотой... Капитан скорее угадал,  чем
почувствовал, как сзади к нему подошел старший помощник.
     - Ну что ж,  Джонни, вот и приплыли, - проговорил  Файндхорн. - Вот вам
настоящий мертвый корабль - плавучий  призрак. Придется ложиться на обратный
курс.
     -  Да-да, конечно... -  Николсон,  казалось,  его  не  слышал.  -  Сэр,
разрешите воспользоваться шлюпкой и осмотреть "Кэрри Дэнсер".
     - Нет. - Отказ прозвучал категорически. - Мы увидели все, что хотели.
     -  Да, но стоило ли проделывать столь долгий и  опасный путь, чтобы тут
же  повернуть обратно, так  ничего  и не выяснив.  -  Голос Николсона звучал
настойчиво.  -  Я мог  бы  осмотреть  судно  вместе  с Вэньером,  боцманом и
Фэррисом.
     -  Может,  и так, - как будто согласился  капитан и, шатаясь от сильной
качки, подошел к краю  мостика.  Крепко ухватившись за поручень, он устремил
взор вниз, где ревело и клокотало море. - А может, и нет. Я не собираюсь зря
подвергать смертельной опасности жизнь членов команды.
     Николсон промолчал. Через какое-то время Файндхорн  снова приблизился к
старпому и с едва уловимым раздражением заговорил:
     - Да будет вам, оставьте вашу затею. Ну, в чем дело? На вас лица нет. -
Он  резко  вскинул руку  и указал  на "Кэрри Дэнсер".  - Черт бы вас побрал,
старина, неужто вы  не видите?  - Там нет ни одной живой души. Судно сгорело
чуть ли не  дотла, а бомбы  так его  изрешетили, что оно больше смахивает на
дуршлаг, каким-то чудом еще  держащийся на плаву.  Неужели вы надеетесь, что
после  такой жаркой передряги на этом  корыте остался хоть один человек? Ну,
хорошо. Если бы там  кто-то и остался, он наверняка  бы  заметил  прожектор.
Почему же никто не пляшет от радости на верхней палубе? Почему  не машет над
головой рубахой или какой-нибудь тряпкой? Ну же, как вы это объясните?
     - Понятия не имею, сэр, но легко могу себе представить, что там остался
кто-то из тяжелораненых. Ведь Маккиннон говорил, что на борту "Кэрри Дэнсер"
были  контуженные. Они не  в  силах  даже встать и снять с  себя рубашку, не
говоря уже о  том, чтобы размахивать ею на верхней палубе, на которую к тому
же  еще  надо подняться, - холодно заметил Николсон. - Сэр, прошу вас  всего
лишь  об  одном:  давайте  помигаем  прожекторами,  дадим  два-три  залпа из
двенадцатифунтовых  орудий и запустим  пять или шесть сигнальных ракет. Если
там остались живые, они непременно нас заметят.
     Малость поразмыслив, Файндхорн кивнул:
     - Это все, что я могу сделать. Не думаю, чтобы поблизости околачивались
японцы. Во всяком  случае,  в радиусе пятидесяти миль  их точно  нет. Черт с
вами, действуйте, мистер Николсон.
     Однако  ни  вспышки  прожекторов,  ни  глухие  выстрелы  орудий,  гулко
разносившиеся  над  морем,  не  дали  никаких  результатов.  "Кэрри  Дэнсер"
казалась еще  более безжизненной, чем  прежде; теперь  над  водой  выступала
только ее баковая  надстройка.  Следом за тем в небо взмыли  семь или восемь
сигнальных ракет; описав в воздухе ослепительно белые дуги, они упали где-то
в западной стороне. Но одна из них медленно и  плавно опустилась  на  полуют
"Кэрри Дэнсер",  яркой вспышкой осветив  палубу на несколько секунд. Но даже
после этого обреченное судно не подало ни малейших признаков жизни.
     -  Ну  что  ж,  этого  и  следовало  ожидать,  -  измученно  проговорил
Файндхорн. - Надеюсь, теперь вы удовлетворены, мистер Николсон?
     - Капитан! Сэр! - не дав ответить Николсону, возбужденно и пронзительно
воскликнул Вэньер. - Смотрите, сэр, вон там!..
     Файндхорн оперся на поручень и поднес к глазам ночной бинокль. С минуту
он  стоял совершенно  неподвижно,  потом  тихо  выругался, опустил бинокль и
обратился было к Николсону. Но старпом заговорил первым:
     -  Вижу... буруны,  сэр.  Расстояние  -  меньше  мили к  югу  от "Кэрри
Дэнсер".  Через двадцать минут, самое большее -  полчаса, судно  наскочит на
риф. Похоже, мы возле Метсаны. А рифов здесь тьма...
     - Да, так и есть, - буркнул Файндхорн. - Господи всемогущий, никогда бы
не подумал, что  мы смогли подойти так близко!.. Теперь все  ясно. Выключите
прожекторы, и полный вперед. Потом право на борт  и  держитесь курса 090. Мы
можем  в любую  минуту  выйти  из центра  тайфуна, и  только один Бог знает,
откуда на нас обрушится ветер... Эй, какого черта!
     Пальцы Николсона буквально впились в руку капитана. Левой рукой старпом
указывал в направлении тонущего судна.
     -  Я  только что  видел  свет  -  сразу  после  того, как  погасли наши
прожекторы. -  Голос  Николсона прозвучал глухо, но ровно.  - Очень  слабый.
Похоже на свечу, а то и спичку. Вон в том иллюминаторе, прямо под колодезной
палубой.
     Файндхорн посмотрел на Николсона, бросил взгляд на едва проступающий из
мрака корпус парохода и покачал головой.
     - Боюсь, мистер Николсон, вам просто померещилось.
     - Быть того не может, - стоял на своем Николсон. На несколько секунд на
мостике воцарилась тишина.
     -  Кто-нибудь  еще  видел  свет?  -  В  бесстрастном   голосе  капитана
улавливались раздражительные нотки.
     После паузы - на этот  раз уже более  продолжительной - Файндхорн резко
развернулся на каблуках.
     - Рулевой, полный  вперед!.. - скомандовал он и, обращаясь  к старпому,
воскликнул: - Эй, мистер Николсон, что вы задумали?
     Николсон поспешно опустил телефонную трубку на место.
     -  Просто попросил еще раз  посветить на "Кэрри  Дэнсер", - пробормотал
старпом и встал к капитану спиной, всматриваясь в темноту.
     Сжав губы,  Файндхорн  шагнул вперед, но остановился,  - вспыхнул левый
прожектор "Виромы". Его луч какое-то время  рыскал по  бурлящей  поверхности
моря и наконец осветил корму "Кэрри Дэнсер".
     "Кэрри  Дэнсер"  находилась  уже в каких-нибудь  трех  сотнях ярдов  от
"Виромы", и  собравшиеся на мостике моряки отчетливо видели, что  на  палубе
тонущего судна открылся  какой-то  люк, откуда вылезла  длинная,  как палка,
голая  рука  и  принялась  неистово  размахивать   белой  тряпкой  -  то  ли
полотенцем, то ли простыней. Потом рука внезапно исчезла в люке, а некоторое
время  спустя высунулась снова: на этот раз с горящим пучком - то ли бумаги,
то ли ветоши и махала им, пока пламя не начало лизать запястье. Вслед за тем
полусгоревший, дымящийся пучок с шипением упал в море.
     С  тяжелым  протяжным  вздохом капитан  Файндхорн  оторвал  от  поручня
занемевшие  пальцы. Плечи его ссутулились,  как  у  старика. Лицо под темным
загаром практически обескровилось.
     - Прости, мой мальчик, - прошептал он, не отрывая  глаз от представшего
перед ним зрелища и качая головой. - Слава Богу, что мы вовремя их заметили.
     Однако  капитана никто  не  слышал  -  он остался  стоять на  мостике в
одиночестве. Николсон уже скользил вниз, держась за гладкие поручни  трапа и
почти  не касаясь ступенек. И еще до того, как Файндхорн  закончил говорить,
старпом  успел  снять найтовые  крепления с первой  попавшейся шлюпки левого
борта и уже  кричал боцману,  чтобы тот спешно собрал спасательную команду в
удвоенном составе.
     С тяжелым пожарным топором в одной руке и большим электрическим фонарем
с  прорезиненной   обшивкой  в   другой,  Николсон   быстро  продвигался  по
заваленному  обломками  палубных надстроек коридору, тянувшемуся от  носа до
кормы "Кэрри Дэнсер".  Стальные листы  палубы после  пожара покоробились и в
некоторых  местах  вздыбились,  повсюду  валялись обугленные дымящиеся куски
деревянных брусьев. Несколько раз, когда судно под натиском волн сотрясалось
всем  корпусом, кренясь то на один борт,  то на другой, Николсона швыряло на
коридорные  переборки, и  старпом, упираясь в них  руками, сильно обжигался,
даже несмотря на плотные брезентовые рукавицы.
     Преодолев две трети коридора, Николсон заметил справа плотно задраенную
дверь. Он отступил  от  нее назад  и  ударил  ногой по замку, однако  дверь,
поддавшись  лишь  на  полдюйма  в  момент  удара,  осталась на месте.  Тогда
Николсон  что есть  сил  хватил  топором по  замку,  пнул  дверь ногой,  она
раскрылась -  и, включив  фонарь, шагнул через комингс. Прямо  перед ним  на
полу  лежали две бесформенные,  обгоревшие массы  - вероятно, тела сгоревших
людей;  нестерпимый смрад  от них  ударил старпому в нос, едва  он  шагнул в
распахнувшуюся настежь  дверь. Через три секунды Николсон уже  снова  был за
нею.  Рядом,  с  красным  огнетушителем  в  руках,  стоял  Вэньер -  похоже,
четвертый помощник тоже успел заглянуть в помещение:  широко раскрытые глаза
его сверкали болезненным блеском, лицо сделалось матовым.
     Николсон  развернулся  и побежал дальше по коридору. Вэньер кинулся  за
старпомом,  а  следом  за  ними  - подоспевшие боцман с  кувалдой и Фэррис с
ломом.  Походя  Николсон  распахнул  ударом ноги  еще две  двери и  посветил
фонарем... Пусто. Добравшись до уступа кормовой колодезной палубы, - как раз
сюда попадал луч прожектора "Виромы", старпом живо огляделся в поисках трапа
и вскоре увидел лишь несколько обугленных досок, валявшихся на покоробленной
железной палубе восемью футами ниже  - трап полностью сгорел. Тогда Николсон
крикнул плотнику:
     -  Фэррис,  -  бегом  к  шлюпке  и передайте  Эймсу и  Докерти -  пусть
подгребают ближе к корме. Мне все равно, как они  это сделают, даже если это
рискованно. И выбросьте наконец свой лом.
     Вслед за тем Николсон нагнулся и  осторожно  спрыгнул на нижнюю палубу.
Пересек ее  в девять шагов и с грохотом  хватил  обухом  топора  по железной
двери, ведущей в кормовую надстройку.
     - Здесь есть кто-нибудь? - крикнул он.
     Секунды две-три  стояла гробовая тишина,  затем за  дверью  послышались
взволнованные  голоса,   мало-помалу  слившиеся  в  один  возбужденный  гул.
Николсон обернулся к  Маккиннону и  увидел,  что  лицо боцмана  расплылось в
широкой улыбке.
     Семифутовая  кувалда  в  руках  Маккиннона  выглядела, как  игрушечная.
Боцман ударил ею по  двери раз семь. Наконец  дверь с  лязгом  отворилась, и
старпом с  боцманом  оказались  внутри  кормового отсека.  Николсон  включил
фонарь и, сжав губы, начал медленно водить  лучом вокруг.  В кормовом отсеке
было темно и холодно, как в сырой, промозглой камере; пол тоже был железный,
а  пространства  над головой  едва  хватало, чтобы  стоять  в  полный  рост.
Трехъярусные  железные  койки  без  матрацев  и  одеял  -  вдоль  переборок,
посредине - длинный узкий стол.
     В  отсеке было человек двадцать: одни  сидели  на нижних койках, другие
стояли, держась за  вертикальные  стойки коек,  но большинство лежали -  это
были солдаты, и многим из них,  казалось, уже никогда  не суждено подняться.
Несколько человек умерли - Николсон заключил это по восковым лицам и пустым,
лишенным всякого выражения глазам.  Тут были и  женщины - медсестры в  юбках
цвета   хаки  и  гимнастерках,  подпоясанных  ремнями,   и  двое  или   трое
гражданских.
     - Кто здесь старший? - гулко прозвучал  голос Николсона, отразившись от
обитых железом переборок отсека.
     - Полагаю, вот он. Вернее, он так считает, - произнесла стоявшая  рядом
с  Николсоном  пожилая женщина, маленькая и худощавая, с  затянутыми в тугой
пучок  седыми  волосами,  выглядывавшими  из-под  лихо  сидевшей  на  голове
соломенной шляпки; выцветшие голубые глаза старушки сверкали решимостью. Она
указала пальцем на человека, склонившегося над полупустой бутылкой  виски. -
Только сейчас он здорово набрался.
     -  Кто это  набрался, мадам?  Я, что ли? - Сидевший за столом человек -
пожалуй, единственный из всех - выглядел здоровым и крепким, а его лицо, шея
и даже уши были цвета жженого кирпича,  резко контрастируя с седыми волосами
и белесыми  щетинистыми  бровями. -  И у  вас  еще  хватает  дерзости  ут...
утверждать... - Здоровяк тяжело поднялся из-за стола, одернул помятый пиджак
и уже более твердо проговорил: - Клянусь небом, мадам, будь вы мужчиной...
     - Лучше попридержите язык  и сядьте  на место. -  Не дал ему договорить
Николсон и  снова повернулся  к пожилой женщине. - Будьте  любезны, скажите,
как вас зовут.
     - Мисс Плендерлейт. Констанция Плендерлейт.
     - Ваш корабль тонет, мисс Плендерлейт, - без обиняков заявил  Николсон.
- С  каждой  минутой он все глубже погружается носом  в воду. От силы  через
полчаса  "Кэрри Дэнсер" наскочит  на рифы. К тому  же в любую  секунду вновь
может  обрушиться  тайфун.  - Вспыхнули  еще  два или три фонаря, и Николсон
оглядел лица обступивших его людей, не проронивших  ни звука. - Так что надо
поторопиться.  По  левому  борту,  фугах  в  тридцати  отсюда,  нас  ожидает
спасательная  шлюпка.  Мисс  Плендерлейт,  сколько  человек  не  в состоянии
передвигаться без посторонней помощи?
     -  Спросите  лучше  мисс  Драхман.  Она  у  нас  старшая  медсестра,  -
решительно ответила старушка.
     - Мисс Драхман? - выжидающе спросил Николсон.
     Из дальнего угла вышла девушка - ее лицо скрывала тень.
     - Боюсь,  только двое,  сэр, - напряженным голосом сказала медсестра. -
Все, кто лежит,  умерли сегодня вечером.  Их пятеро,  сэр.  Они  были совсем
плохи... Потом этот ужасный шторм. - Голос девушки задрожал.
     - Значит, пятеро, - задумчиво повторил Николсон и покачал головой.
     -  Да, сэр, - подтвердила мисс Драхман, прижав  к  себе стоявшего рядом
ребенка  и  плотнее закутав его в одеяло. - С нами  еще вот этот малютка. Он
очень  устал  и  хочет есть... -  Медсестра мягко, но  настойчиво попыталась
вытащить изо рта мальчугана грязный палец, который  тот  сосал, как леденец,
но малыш увернулся, отрешенно глядя на Николсона.
     - Сегодня его  накормят до отвала, а потом уложат в теплую постельку, -
пообещал Николсон. - Ладно, а теперь пусть все, кто может, идут к шлюпке. Но
сначала - самые  крепкие: когда  будем  грузить раненых, надо, чтобы  кто-то
придерживал шлюпку.
     Помедлив  секунду, старпом  подошел к любителю  виски и похлопал его по
плечу:
     - Вы пойдете первым.
     -  Но почему  я?!  - начал  возмущаться здоровяк.  - Здесь я командир и
фактически капитан. А капитан всегда последним...
     -  Ступайте  первым, -  терпеливо,  но  настойчиво  прервал  его тираду
Николсон.
     Пьяный  здоровяк уже  стоял на ногах,  придерживая одной рукой  кожаный
саквояж; в другой руке у него была наполовину опорожненная бутылка виски.
     -  Сэр, меня зовут Фарнхольм. Бригадный  генерал Фостер Фарнхольм. - Он
отвесил комичный поклон и прибавил: - Полностью к вашим услугам, сэр.
     - Приятно слышать, - холодно улыбнулся Николсон. - А теперь ступайте. У
нас на борту  вас встретят приветственным  залпом из семнадцати карабинов, -
Николсон грубо ткнул пальцем в  грудь Фарнхольму, и тот, пошатнувшись, но не
выпустив  саквояжа  из рук, завалился в объятия  стоявшего у него  за спиной
боцмана,  у которого ушло  чуть меньше  четырех  секунд на то, чтобы вывести
генерала наружу.
     Поводив  фонарем  вокруг  себя,  Николсон  остановил луч на  человеке в
странной накидке, съежившемся на койке.
     - Ну, а вы как? - спросил Николсон. - Вам что, плохо?
     - Аллах милостив к тем, кто  его почитает, -  сказал человек  в накидке
низким  голосом,  прозвучавшим   гулко,  точно  из  могилы.  С  достоинством
поднявшись в полный рост, он натянул на голову черную скуфейку, взглянул  на
Николсона темными глазами и прибавил: - Я здоров.
     - Прекрасно. Значит, вы - следующий.
     Николсон осветил капрала и двух солдат.
     - А у вас как дела, ребята? - спросил он.
     - Гм, лучше не бывает, - ответил капрал за троих с улыбкой посмотрел на
Николсона. Лицо  капрала было  желтым, изможденным лихорадкой, глаза  налиты
кровью.  -  Как  еще, по-вашему,  могут  чувствовать  себя  доблестные  сыны
Британии? Мы в отличной форме.
     - Что-то не верится, - осторожно и тактично возразил Николсон. - Но все
равно, благодарю вас.  Идите  к  выходу.  А вы, мистер Вэньер, проводите их,
пожалуйста,  к  шлюпке.  Дайте каждому  по  страховочному концу  и закрепите
двойным булинем. Боцман вам поможет.
     Проводив взглядом человека в накидке, старпом  с любопытством спросил у
стоявшей рядом маленькой старушки:
     - Что это за странный господин, мисс Плендерлейт?
     -  Это мулла с  Борнео.  -  Она  строго поджала губы. -  Я четыре  года
прожила на Борнео. Там полно пиратов, и все как один - мусульмане.
     - У этого муллы, должно быть, немалый приход, - предположил Николсон. -
Нуда Бог с ним, мисс Плендерлейт, теперь ваша очередь,  потом - медсестер. А
вас, мисс Драхман,  я  попрошу помочь подготовить тяжелораненых к переноске.
Надеюсь, вы не станете возражать?
     Не дожидаясь  ответа, старпом последовал за  женщинами.  Выбравшись  на
палубу, он  остановился, ослепленный прожекторами  "Виромы", раскачивающейся
на волнах  не  более  чем в  пятидесяти ярдах  от  "Кэрри  Дэнсер".  Капитан
Файндхорн, подведя  танкер так близко к  тонущему кораблю, здорово рисковал,
тем более, при таком-то волнении.
     Прошло всего лишь  десять  минут, как моряки с "Виромы" ступили на борт
"Кэрри Дэнсер", теперь еще глубже  ушедшей под  воду. Волны уже перекатывали
через правый  борт, захлестывая  и  кормовую  колодезную  палубу. А слева по
борту  - то  взлетая  на  пенные  гребни, то падая  в  провалы между  ними -
металась спасательная шлюпка с "Виромы".
     Николсон увидел, как капрал спрыгнул с фальшборта  точно на дно шлюпки,
где  его тут  же  подхватили  Эймс и Докерти, и  та канула в  черную бездну.
Следом за тем Маккиннон поднял на  руки  одну из медсестер  и держал  до тех
пор, пока шлюпка снова не взмыла на гребень, почти до уровня фальшборта.
     Николсон  включил фонарь  и перегнулся через  фальшборт.  Шлюпка теперь
была  где-то внизу и со  скрежетом билась о борт "Кэрри Дэнсер", несмотря на
усилия  сидевших в ней людей,  что, отчаянно  борясь  с волнами, пытались ее
выровнять.
     Возникший за спиной  старпома Вэньер указал рукой куда-то в  темноту, и
взволнованно воскликнул:
     - Сэр, рифы! Они уже близко.
     Николсон  выпрямился и пристально посмотрел туда, куда указывал Вэньер.
У самого  горизонта длинная ветвистая молния  время  от времени  раскраивала
небо, и тогда можно было отчетливо разглядеть неровную линию пенных бурунов,
разбивавшихся об острые рифы совсем неподалеку. "Кэрри  Дэнсер" находилась в
двухстах, самое большее - двухстах пятидесяти ярдах от рифовой гряды - судно
относило на  юг  со скоростью, вдвое превышавшей ту, которую с самого начала
рассчитал  старпом. Несколько мгновений старпом лихорадочно взвешивал  в уме
шансы на спасение, как вдруг его резко отбросило в сторону, хотя на ногах он
все  же  устоял: с  оглушительным  металлическим  скрежетом  "Кэрри  Дэнсер"
налетела  на подводную скалу и осела с сильным  креном на  левый борт. Краем
глаза Николсон увидел боцмана:  широко расставив  ноги  и ухватившись  одной
рукой за поручень фальшборта, он удерживал  другой рукой находившуюся уже за
бортом  медсестру.  Опустив  ее  в  шлюпку,  боцман  развернулся  в  сторону
прожектора и, зажмурившись, оскалился, так и не сумев выговорить, что хотел.
Однако Николсон понял, что собирался сказать боцман.
     - Вэньер! - громко крикнул он. - Достаньте из шлюпки "Олдис" [<i>Имеется в
виду  ручной  сигнальный  фонарь  Олдиса.</i>]  и  просигнальте  капитану, чтобы
держался от  нас  подальше.  И передайте -  нас  вынесло на  мелководье и мы
напоролись на  рифы, а их тут видимо-невидимо. Фэррис, подмените боцмана - и
как хотите,  но чтобы все до единого человека были в шлюпке. В носовой части
пробоина - если  "Кэрри Дэнсер"  развернет  носом к волне, всем  нам крышка.
Так, а вы, Маккиннон, пойдете со мной.
     Меньше  чем  через  минуту  старпом  с боцманом  снова были  в кормовом
отсеке. Николсон  осветил  фонарем  оставшихся  там людей: их  было  восемь,
семеро раненых, двое из которых в тяжелом состоянии, и мисс Драхман.
     - Так, вы, пятеро. - Николсон кивнул в сторону солдат. - Выбирайтесь-ка
наверх, да поживее. Что, черт побери, вы делаете? - Резким движением старпом
вырвал из рук одного из солдат вещмешок, который тот тщетно пытался нацепить
на плечи,  и швырнул в дальний  угол. - Считайте,  вам  крупно повезло, если
выберетесь отсюда живым. Торопитесь же! Бегом наверх!
     Четверо  солдат,  подгоняемые  Маккинноном, спешно заковыляли к  двери.
Пятый -  двадцатилетний  паренек  с бледным,  как  полотно, лицом - даже  не
шелохнулся. Глаза  его были широко  раскрыты, а губы беспрерывно шевелились.
Он сидел на табурете, крепко сцепив руки на коленях, не в силах сдвинуться с
места. Николсон, склонившись над ним, мягко спросил:
     - Ты разве не слышал, что я сказал?
     - Мой  друг...  Он  здесь, - с  трудом  выговорил паренек  и кивнул  на
висевшую рядом койку. - Мой лучший друг... Я останусь с ним.
     - Бог ты мой! - не выдержал  Николсон. - Сейчас не время геройствовать.
- Кивнув на дверь, он повысил голос: - Иди!
     Юноша вдруг взорвался потоком ругательств, но тут же осекся  -  гулкий,
рокочущий звук  разнесся по всему судну, и,  судорожно  вздрогнув,  оно  еще
больше завалилось на левый борт.
     -  Сэр,  похоже,  пробило  кормовую  водонепроницаемую  переборку  -  в
машинном отделении, - как ни в чем не бывало сказал Маккиннон.
     Теперь нельзя  было терять ни  минуты. Наклонившись к солдату, Николсон
схватил его за  руку,  сильным  рывком заставил встать  и  тут же  застыл от
удивления: к нему бросилась медсестра и вцепилась в него обеими руками.
     -  Погодите! Сила тут не поможет - есть  и другие  способы,  -  сказала
девушка  тихим, ровным  голосом, никак не соответствовавшим ее  действиям. -
Просто у него не все в порядке с головой. - Она потрепала юношу по  плечу. -
Ну же,  Алекс.  Ты ведь  прекрасно понимаешь -  надо идти.  Не  волнуйся,  я
пригляжу за твоим другом. Прошу тебя, Алекс.
     Парень как  будто очнулся от оцепенения  и последний раз  посмотрел  на
лежавшего  на койке  солдата.  Девушка взяла  Алекса  за  руку, улыбнулась и
осторожно  помогла  ему  встать. Пробубнив  что-то невнятное,  паренек  чуть
помедлил и, тяжело ступая, побрел мимо Николсона к двери.
     -  Поздравляю,  -  только  и выговорил  Николсон, кивнув ему  вслед, но
обращаясь к медсестре. - Теперь вы, мисс Драхман.
     - Нет, - покачала головой девушка. - Вы же слышали - я  ему  обещала. К
тому же вы сами просили, чтобы я осталась.
     - Это было тогда, а  не сейчас, - теряя терпение, отрезал Николсон. - У
нас нет времени на препирательства.
     Поколебавшись, мисс Драхман молча кивнула и, подойдя к койке, принялась
шарить руками в темноте. Николсон резко нарушил тишину:
     - Поторопитесь же! И забудьте о ваших драгоценных тряпках!
     - Это  не тряпки, -  невозмутимо  проговорила девушка  и повернулась  к
Николсону  с   закутанным  в  одеяло   малышом.   -   Но  это  действительно
драгоценность - чья-то, не моя. Я так думаю.
     Николсон совсем забыл про малыша и, ничего не сказав, виновато двинулся
по покатому  полу к двери.  Мисс Драхман, цепляясь свободной рукой за койки,
последовала за ним. У самой двери девушка поскользнулась и непременно  упала
бы,  не  протяни  ей  Николсон  вовремя  руку.  Она  схватилась  за нее,  не
колеблясь, и  улыбнулась - инцидент был исчерпан. Вскоре они вместе вышли на
верхнюю палубу.
     Через какое-то время  там же оказались и оба тяжелораненых - их вынесли
Николсон и Маккиннон. Теперь "Кэрри Дэнсер" глубоко осела на корму. Хотя нос
судна прочно сидел на рифе, острый конец которого вошел в него, точно таран,
корабль  медленно и неумолимо разворачивался  правым  бортом  к  волне. "Еще
минута, - подумал Николсон, -  и  шлюпка, выйдя из-под укрытия левого борта,
попадет в буруны. Ее вынесет на рифы, и она разлетится в щепки".
     Подавшись  чуть  назад, к скату  палубы, Николсон  принял  у Маккиннона
первого раненого  и, развернувшись,  склонился над фальшбортом.  В следующее
мгновение из мрака бездны на гребне волны показалась шлюпка. Стоявшие в  ней
Докерти  и  Эймс, почти  поравнявшись  с  Николсоном,  едва  успели  принять
раненого и тут же провалились  вместе с  ним в черную пропасть, скрывшись за
лавиной пены и брызг.  Спустя некоторое время  в  шлюпку переправили второго
раненого.
     На терзаемой бурунами "Кэрри  Дэнсер" оставался еще один  солдат. Но он
куда-то пропал.  А вместе с  ним -  старшая медсестра. Тщетно  вглядываясь в
темноту,  Николсон  вдруг  услыхал   пронзительный   вопль  ужаса,  футах  в
пятнадцати, -  это,  бесспорно,  кричал  Алекс.  Вслед  за  криком  раздался
твердый, настойчивый женский голос, не могущий  принадлежать никому другому,
кроме мисс Драхман.
     - Что там, черт возьми, происходит? - гневно воскликнул Николсон.
     В ответ прозвучал смешанный ропот, затем девушка крикнула:
     - Одну минуту, пожалуйста.
     Не мешкая,  Николсон развернулся  кругом,  крикнул  Вэньеру и  Фэррису,
чтобы они немедленно прыгали в шлюпку, приказал  Маккиннону покинуть тонущее
судно следом за ними, а сам, спотыкаясь и падая на покатой скользкой палубе,
кинулся к кормовому отсеку, откуда доносились голоса медсестры и солдата.
     Старпом без  лишних церемоний схватил  медсестру в охапку и, подтащив к
фальшборту,  передал  Маккиннону,  закрепившемуся  по  ту  сторону  леерного
ограждения. Боцман  принял девушку и глянул вниз, в  надежде увидеть шлюпку,
бившуюся между волнами в  пене и брызгах. Он быстро оглянулся на Николсона и
спросил:
     - Сэр, я вам еще нужен?
     -  Нет.  - Николсон решительно  покачал  головой. -  Главное  сейчас  -
шлюпка. Держите страховой конец.
     -  Есть, сэр!  -  Маккиннон  кивнул  и,  улучив  момент,  перескочил на
мачтовую банку  взмывшей  вверх шлюпки, увлекая за собой девушку. Мгновением
позже с "Кэрри Дэнсер", извиваясь, полетел страховочный конец.
     Перегнувшись через фальшборт, Николсон крикнул:
     - Все в порядке, боцман?
     -  Так точно, сэр. Сейчас  я  попробую зайти  под корму с  подветренной
стороны.
     Николсон взобрался по трапу на полуют  и огляделся. Ему показалось, что
море вдруг сделалось совершенно черным и волнение  значительно  уменьшилось.
Старпом тотчас понял, в чем дело: морская поверхность между обоими кораблями
была  затянута широкой,  толстой пленкой  нефти. "Вирома"  откачала  за борт
несколько сотен галлонов мазута - и волны поутихли.
     В  два прыжка  Николсон пересек полуют и остановился у самой кормы, где
стоял Алекс в странной, неестественной позе, прислонясь спиной к гакаборту и
вцепившись руками в пиллерсы. Глаза его были широко раскрыты и неподвижны, а
сам  он  трясся  мелкой  дрожью.  "Прыгать  в  воду  с  Алексом  равносильно
самоубийству, - хладнокровно рассуждал Николсон.  - От страха он  вцепится в
меня  мертвой  хваткой,  и  тогда  мы  оба камнем  пойдем  на дно".  Старпом
вздохнул, наклонился к гакаборту и  включил  фонарь. Маккиннон, принявший на
себя  командование  шлюпкой, находился  футах в пятнадцати  от  кормы "Кэрри
Дэнсер", приближаясь с подветренной стороны.
     Николсон  резко  повернулся  к Алексу и нанес ему сокрушительный удар в
челюсть. Прежде чем  ошарашенный парень  упал,  старпом обхватил его  обеими
руками  за  талию,  перевалился через  гакаборт  и  рухнул вместе  с  ним  в
маслянистую воду. Они упали почти без  всплеска,  в  пяти  футах  от шлюпки.
Чьи-то сильные руки втащили их  в шлюпку. Николсон  кашлял,  отплевывался  и
чертыхался, пытаясь очистить нос, глаза и  уши от липкого, как клей, мазута.
Алекс повалился на  дно шлюпки и затих, безропотно  отдав  себя на попечение
мисс   Драхман  и  Вэньера,   принявшихся  вытирать  ему   голову  какими-то
тряпками...
     Обратное  плавание на "Вирому" было коротким и  безопасным  - уже через
каких-нибудь  четверть  часа шлюпку благополучно  подняли на  борт  танкера.
Николсон оглянулся  на "Кэрри Дэнсер", однако та уже канула в черную бездну:
целиком залитый водой,  несчастный корабль сошел с  рифа  и тотчас  пошел ко
дну.  Николсон еще какое-то  время всматривался в ночь, потом  развернулся и
неторопливо двинулся к капитанскому мостику.

        V
     Полчаса  спустя  "Вирома", равномерно  покачиваясь,  двигалась  на всех
парах на юго-запад. Длинная  узкая полоса Метсаны таяла по правому кормовому
борту,  постепенно растворяясь  во мраке.  Странно,  но  тайфун  по-прежнему
держался стороной и ураганный ветер не возвращался. Скорее всего, они шли  в
направлении  шторма,  сквозь  который им  рано  или  поздно  было  уготовано
прорываться.
     Приняв душ и с громадным трудом соскребя с себя остатки нефти, Николсон
стоял на мостике  у окна, беседуя со  вторым помощником, когда к ним подошел
капитан Файндхорн. Он слегка похлопал Николсона по плечу.
     -  Пойдемте  на  пару  слов  в  мою  каюту,  мистер  Николсон, если  не
возражаете. Вы ведь справитесь один, мистер Баррет?
     - Да, сэр, конечно. Я дам вам знать, если что-нибудь случится?
     - Обязательно.
     Файндхорн  прошел сквозь  штурманскую рубку в каюту  рядом с  мостиком,
закрыл дверь, проверил, задвинуты ли светонепроницаемые люки, включил свет и
рукой  указал Николсону  на  небольшой  диван. Затем  открыл стенной  шкаф и
достал  два  стакана и  непочатую  бутылку  "Стэндфаста".  Сорвав  с бутылки
пломбу, он на три пальца наполнил каждый стакан и протянул один Николсону.
     - Хлебните-ка, мистер Николсон. Видит Бог, вы заслужили это и несколько
часов сна сразу, как выйдете отсюда.
     - С  удовольствием, -  пробормотал  Николсон. -  Но  не раньше, чем  вы
проснетесь. Вы же всю ночь не покидали мостика. Не забыли?
     - Хорошо, хорошо. - Файндхорн поднял руку, словно обороняясь. - Спорить
мы будем потом. - Он посмотрел на Николсона  поверх стакана. - Итак, мистер,
как она вам показалась?
     - "Кэрри Дэнсер"? Файндхорн кивнул.
     -  Невольничье судно, - спокойно сказал  Николсон. -  Помните  арабский
пароход, остановленный ВМС на выходе из Рас-эль-Хадда в прошлом году?
     - Да, помню.
     - Этот такой же, почти никакой разницы. Стальные двери по  всему судну,
включая главную и  верхнюю  палубы.  Большинство открывается  только с одной
стороны.   Базировалась  "Кэрри  Дэнсер",   полагаю,   где-то  на  островах.
Недостатка в торговле вокруг Амоя и Макао не было.
     -  Двадцатый  век,  а?  -  тихо  проговорил Файндхорн. -  Купля-продажа
человеческих жизней.
     - Да, - сухо сказал Николсон. - Но они, по крайней мере, не  дают людям
умирать. Подождите, скоро они  догонят цивилизованный Запад и  развернутся в
полном  масштабе  -  ядовитый  газ,  концентрационные лагеря,  бомбардировка
открытых  городов, - все, что мы уже имеем.  Дайте им только время. Пока они
всего лишь любители.
     - Цинизм, молодой человек,  цинизм,  -  покачал  головой  Файндхорн.  -
Ладно, а что вы скажете по поводу генерала Фарнхольма?
     - Значит, вы уже разговаривали с его светлостью, - усмехнулся Николсон.
- Он не одобрил моих действий и не мешкая дал мне это понять.
     - Он,  видимо, изменил к вам свое отношение. - Файндхорн снова наполнил
стаканы. - "Способный молодой  человек, н-да, очень  способный, но... м-м...
несдержанный". Что-то вроде этого. Настоящий сноб.
     Николсон кивнул.
     - Но он любопытный тип. В шлюпке отлично управлялся с  веревкой. Как вы
считаете, сильно он переигрывает?
     - Да нет. - Файндхорн  немного подумал. - Перегибает палку, конечно, но
ненамного. Он,  скорее всего,  отставной  армейский офицер. Вероятно, слегка
повысивший себя в звании после увольнения.
     -  И какого черта  его занесло на  "Кэрри Дэнсер"? - озадаченно спросил
Николсон.
     - Сегодня  многие  находят  себе  компаньонов из  числа весьма странных
типов, - отозвался Файндхорн.  - Фарнхольм не из Сингапура. У него  какой-то
бизнес на Борнео - какой именно, он не стал уточнять, - и  он сел  на "Кэрри
Дэнсер" в Банджармасине вместе с несколькими другими европейцами,  нашедшими
манеры японцев  немного грубоватыми. Но на что он  точно не рассчитывал, так
это на реквизицию "Кэрри Дэнсер" армией.
     - Да, армией, -  пробормотал  Николсон. - Интересно, что же случилось с
солдатами? -  Маккиннон говорит,  их было дюжины две,  поднявшихся на  борт,
дабы "Кэрри Дэнсер" без всяких фоку